Мартовский снег (СИ) [Болотный маг] (fb2) читать онлайн

В семье Веласовых сегодня праздник! Андрей Николаевич Веласов — молодой мужчина, с волосами цвета соломы и легкой щетиной на грубом подбородке, принес домой пакет счастья!

Андрей зашел в квартиру, устало фыркая и стряхивая с шапки запоздалый мартовский снег. Родная смесь разогретого фастфуда, детского питания и пластика пыхнула в лицо, вместе с жаром. Андрей скинул шапку, сбросил промокшие туфли с налипшей грязью. Носки промокли и оставили на паркете черноватые следы.

— Маш, ты дома?

— Я на кухне! — крикнула жена.

— На кухне. Может, встретишь мужа, нет?

— Да… да блин, у меня тут горит!

— Еще бы у тебя не горело, — буркнул под нос Андрей, скидывая пальто. Взмокшая рубашка прилипла к спине, подмышками чувствовался вязкий жир, натертый зад горел адским пламенем — здравствуй Приморский март, будь ты проклят. Андрей зашел в кухню и бросил хмурый взгляд на женщину в сером фартуке. Короткие светлые волосы, тонкая фигура, ставшая немного рыхлой после беременности, отвратная обвисшая задница — он это любил. Или думал, что любит.

— Привет, — сказала она, нависая над плитой.

— Ага. Я тут кое-что прикупил. Может уже отвлечешься от плиты, а? — раздражался Андрей.

— Ок, что там…

Маша обернулась и бросила взгляд на стоящий на столе пакет с коробкой. Удивленно округлила взгляд и, вытерев руки о кухонное полотенце, заглянула.

— Ты купил ее?! — взвизгнула Маша. — Купил?

— Да, и еще тортик взял, раз уж такое дело.

— А ты ее уже проверял?

— Конечно проверял! Давай, открывай уже.

— Погоди…

Плита зашипела.

— Блин, давай ты откроешь? Я минут через пять все.

Андрей пожал плечами и достал из пакета коробочку дорогого вида. Запах свежей покупки перебил душные пары квартиры. Немного повозившись, Андрей аккуратно вскрыл упаковку и, хрустя защитной пленкой, вытащил на свет новенькую, профессиональную камеру с широким объективом. Маша выключила печку и, отложив лопатку в сторону, повернулась.

— Ух ты! А она хорошо снимает?

— Она ахуенно снимает. Топ контент будем пилить.

Маша весело взвизгнула и парой быстрых движений сняла фартук и прижалась к мужу, обнимая за шею.

— Ты мой добытчик…

Взгляд Андрея впился в висящий на стене кондиционер. На циферблате запредельная температура, пробуждающая ярость в душе.

— Нахуя ты такую температуру выставила?

— Я не выставляла.

— А кто выставил? Бабайка? Маш, ты заебала со своим кондиционером! — вспылил Андрей и быстро выдернул аппарат из сети. — И так жарко, я мокрый как сука, а ты еще жару мне тут устраиваешь. Двадцать шесть градусов, ты ебанутая?

— Иди ты нахуй это не я! И вообще, я тут тебе готовила, стояла у плиты весь день, а ты…

«Сейчас будет концерт, — подумал Андрей»

— Кондици… ци… - слезы потекли по ее щекам.

Истерика. Опять. И ведь ничего другого не умеет, кроме как рыдать как первокласница. Ох, как Андрей ненавидел эти слезы. Эти завывания, эти всхлипы, этот детский писк, фальшивый как накладные волосы на ее голове, в день их знакомства. Он хотел ударить ее, пока не начался вой. Зарядить пощечину, звонкую как в фильмах.

“На, сука! И она падает, держась за щеку. — Хватит твоих фальшивых слез!»

— Ты меня не любииишь. Я… я для тебя…

«Прогнула»

Андрей болезненно вздыхает и нежно обнимает ее за плечи, вдыхая запах волос.

— Ну прости, — шепчет он. — Прости. Я не хотел. Просто очень устал таскаться по городу. Еще с соседом, пидорасом, сцепился за место. Прости.

— Ничего, — отвечает Маша, вытирая слезы. — Я не ставила двадцать шесть. Я не вру.

— Конечно не врешь. Прости.

— Ладно, — улыбаясь, ответила Маша и поцеловала его в губы. — Разве тебя можно не простить?

Андрей отвечает на поцелуй и отстраняется, убирая коробку со стола.

— Сейчас переоденусь и будем обедать. Павлик?!

На кухню весело и бойко вбежал мальчик семи лет. Рыжие волосы, веснушки на лице, вечно любопытный взгляд. Шумный, взбалмошный денежный мешочек. Андрей улыбнулся и, взяв камеру, присел перед ребенком на корточки.

— Смотри, сынок, какая у папы камера!

— Кхамеха! — весело крикнул Павлик и засмеялся.

— Да, камера. Сейчас пообедаем и будем играть в паровозики и машинки, а папа будет играть с камерой.

— Играть! Хочу игрушку!

— Я же тебе недавно машинку купил? Наигрался что ли?

— Хочу еще игрушку.

— Ладно, но сначала съешь все, что мама приготовила.

Ребенок бойко запрыгнул на стул и забарабанил ручками по столу.

— Не балуйся! — рявкнула Маша. Ребенок обижено затих.

«Замечательно, — думал Андрей, скидывая на пол мокрую рубашку. — Игрушку он, блядь, захотел»

Андрей заглянул в зеркало и недовольно почесал вскочивший на подбородке прыщ.

«Совсем избаловали. У меня в его возрасте из игрушек только фантик от конфеты был. А если начинал выпрашивать, то батя за ремень и пиздить как сидорову козу. Тоже что ли отпиздить, чтобы меньше выебывался? Хм, обидится же. А мне еще два видоса снимать, стрим в пятницу — это вообще пиздец. Надо придумать, чем его занять на два часа. Придется купить какого-нибудь робота тыщ за пять — десять. Донатами отобью, да еще и в плюс уйдем, если рекламка подвернется»

— Андрюш, ты там скоро? Все стынет!

— Уже иду! — крикнул он, натягивая на потное тело свежую рубашку. Мерзко и противно, но время не ждет. Надо успеть заснять к четырем, чтобы к девяти уже кинуть на канал.

***

После обеда Павлик играет вяло — это бесит Андрея, но он не показывает виду. Веселая музычка, яркий свет, яркие краски — все как для умственно отсталых. Андрею пришлось повозиться с настройками камеры, но теперь он сидел на полу, улыбаясь до ушей.

— Качество огонь, — сказал он. — На порядок выше.

— Папа? — спросил Павлик, отрываясь от игры.

— А?

— Папа?

— Да говори уже, пока не включил!

— Я хочу писеть.

— Еб твою… ладно, иди. Только быстрее, ладно? Иди иди давай!

«Хочу писать, хочу игрушку хочу хочу хочу… серьезно, если бы не писать видос, уебал бы ремнем»

Павлик выбежал из туалета и сел возле игрушек. Детский взгляд уныло скользнул по блестящему паровозику, по разбросанным солдатикам кислотного цвета, по высокому, ярко-красному камазу на радиоуправлении, анбокс коего принес полтора миллиона просмотров.

— В чем дело, Павлик?

— Я не хочу играть.

— Не хочешь играть?

— Не-а. Я погулять хочу.

— На улице грязь да говно, какие прогулки?

— Я хочу гулять! — требовательно буркнул Паша. — Не хочу играть в игрушки!

«Ах ты ж!»

Андрей на миг вспыхнул, сжимая кулаки. Хотелось врезать по этой избалованной морде, разбить в кровавые сопли.

Вспышка гнева проходила медленно, точно алая волна полнящаяся багровыми грозами, уходящая от каменистого берега. Андрей, отключив камеру, подошел к надувшемуся сыну.

— Я тебе обещал новую игрушку? Обещал?

— Ага.

— Если ты не хочешь играть, то зачем тебе игрушка? Придется ничего не покупать.

— Нет! Ты обещал мне игрушку! — чуть не плача крикнул Павлик.

— Но ты же не хочешь играть? Значит она тебе не нужна.

— Я хочу.

— Я не расслышал, — Андрей стукнул себя по уху.

— Я хочу играть, — буркнул Павлик, вытирая слезы кулачком.

— Ну это же здорово, да? Сейчас мы вытрем слезки, и будем играть в машинки. А папа потом подарит тебе гамак. Как ты хотел.

— Гамак!!!

— Да. Хочешь гамак?

Павлик кивнул. На светлом личике засверкала наивная, счастливая улыбка. Он так хотел гамак!

— Тогда, давай-ка поиграем в машинки.

Андрей подошел к камере и включил запись. Павлик играл радостно и с улыбкой до ушей. Музыка играла бойко, пестрели яркие краски на игрушках.

«Потом добавлю эффекты и вставки. Ролик будет что надо, — довольно подумал Андрей»

***

«Кофточка что надо!»

Маша обожала покупать тряпки. С приходом свободных денег ее траты приобрели впечатляющий размах. Андрея это страшно бесило, но женщина привыкла игнорировать его «детские психи». Она покрутилась перед зеркалом, изогнулась в сексуальной позе и, поправив черные очки-капли, улыбнулась.

«О да, милая. Ты просто космос»

Взгляд скользнул по ценнику, но тот тут же выбыл из списка чего-то значимого. В самом деле, ну стоит свитерок сорок три тысячи рублей, ну и что? Маша давно для себя сочинила простой закон: не тратишь на себя — себя не любишь. Не любишь себя — не любят тебя. Не любят тебя — Андрей начинает поглядывать на блядей.

Она скривила губки и, добавив кофточку к охапке одежды, пошла на кассу, изящно повиливая бедрами. В магазине кипела торговля, ворчащие, уродливо-обрюзгшие бабы с выцветшими губами и глазами цвета кошачьего дерьма пытались выпросить у мужей покупку. Маша улыбнулась, чувствуя на себе взгляд усталых, забитых жизнью мужей, вынужденных отдавать последнюю копейку по прихоти жены. Не могут зарабатывать, не могут обеспечить свою женщину, скряжничают как последняя собесная бабка, и еще смеют называть себя мужчинами! И пялиться на коротенькие шортики, некомфортно врезающиеся в зад. Красота требует жертв и маленькие натертости стоят того, чтобы на каждом повороте чувствовать похотливые взгляды неудачников.

Подруга у кассы заметила ее и помахала. Маша улыбнулась и ускорила шаг, чувствуя себя богиней дня. Лиза как раз укладывала в пакет скромную покупку — какие-то уродливые, дешманские брюки в стиле «белые отбросы», с порванными коленями, как у заправской дорожной шлюхи.

«Почему у нее стерты колени на джинсах? Да потому что ее трахает вся улица. Вышла из дома — чпок и оприходовали. У нее же тормозов нет. Любому Ашоту за кебаб отсосет. Шалава, — усмехнулся Андрей, поправляя галстук перед зеркалом.

— Она не шалава, — запротестовала Маша. — И вообще, она моя подруга. Мне не нравится, что ты так о ней говоришь, — она бросила взгляд на светлое личико сына, сосредоточенно раскрашивающего комикс. — Тем более при нем»

— Она блядь, причем пробитая, — презрительно фыркнул Андрей. — И мне не нравится, что ты с ней общаешься. Позоришь всю семью.

— Что ты такое говоришь? — ахнула Маша, готовясь при необходимости зарыдать. — Она хорошая, ты ее совсем не знаешь! И она мать одиночка!

Андрей засмеялся и, подойдя к жене, поцеловал ее в лоб.

— Курочка, а почему она мать-одиночка ты не догадываешься?

— Ее бывший был козлом, — буркнула Маша.

Андрей не ответил и, лишь презрительно хмыкнув, вышел из квартиры. Маша осталась стоять, не зная, как реагировать на это. Взгляд устремился в зеркало, на лицо, тронутое первыми вестниками старения. Двадцать пять лет — это конец юности. Но она любима, она хорошая жена и отличная мать. А Лиза… ей просто не повезло с мужем…

— Уааааа! — закричал Паша. — Маааама!

— Что такое, зайка?

— Я пальчик поранил!

Маша обернулась и, округлив взгляд уставилась на ребенка, сжимающего порезанный мизинчик. Кровь заливала комикс, алыми пятнами размазываясь по ковру. Ох и устроит Андрей ей выволочку за этот ковер!

— Зачем ты испачкал ковер?! — вспылила Маша, хватая Павлика. — Ты знаешь, как тяжело его очистить?!

— Мааамааа, бобо.

— Негодник, совсем не ценишь мамин труд! Ладно, пойдем полечим твой пальчик»

Маша с трудом прогнала неприятные воспоминания. Андрей тогда здорово отчитал ее за испорченный ковер. Пришлось много плакать и ублажать. Лиза улыбнулась, глядя на пакеты подруги. Маша с легкой жалостью подметила дешевизну ее косметики, скрывающей следы старения. Морщины у глаз, усыхающие губы, потухающий блеск волос, с каждым днем, каждым часом становившийся все отчётливее и отчётливее.

— Ничего себе ты накупила! –хохотнула Лиза.

— Ерунда, — весело ответила Маша, вываливая тряпки на кассу. — Это в три раза меньше, чем взяла в прошлом месяце. Андрюша просил не тратиться, — грустно вздохнула Маша.

Лиза покачала головой и поправила съехавший поясок своего старого, серого пальто.

Сосредоточенная кассирша, краем глаза рассматривая топик Марии на предмет скрытых под ним краденных товаров, пробивала купленное шмотье.

— Сто двадцать три тысячи девяносто один рубль, — отчеканила кассирша, притворно улыбаясь. Веласова уловила явную зависть в ее тускло-зеленых глазенках и ее сдержала порыв съязвить.

Маша ядовито улыбнулась в ответ и сунула в липкие, бледные пальцы нищебродки кредитку мужа.

«Снимай, сучка, — ядовито подумала она. — Тебе таких денег в жизни не видать»

***

Маленькая тойота ползла через городские пробки, сквозь смог угарного газа, под оглушающий гул сигналок и отборного мата. Лиза смотрела на номер впереди стоящей машины и старалась не впадать в ярость. Оля уже пол часа как должна была вернуться из школы, а мама все еще в дороге. И, такое чувство, что к приезду половине продуктов можно будет добавить приставку «рокфор». Особенно к молоку.

«Не надо было брать молоко! — укоризненно подумала Лиза, прикусывая губу. — Слишком дорого в супермаркете, да и испортится… дура ты, Лизка!»

На соседнем сиденье сидела вразвалочку Машка и без умолку трындела по телефону.

— …не а, Паша не любит биониклы. А я по чем знаю? Андрюша хотел с ними запилить подкаст, но…

Лиза поджала губы, вспоминая эти ролики. Ютуб канал «Лучик Велас» озолотил их семью, но женщина чувствовала в этом нечто неправильное. Аморальное даже. Каждое видео собирает по пол миллиона просмотров минимум! Но, разве честно добиваться славы и денег за счет беззащитного ребенка?

— … да, я уже купила ему это. Будем делать второго в пятницу. Хочу девочку, подруга! Представляешь, как будет здорово? Мальчик и девочка играют в куколки — милота и мимими! Андрей говорит — можно будет даже букмекеров рекламировать, если пойдет, представляешь?

Из соседней машины раскрылось окно и показалась красная, перекошенная от злобы свиная рожа. Прекрасный след великой битвы между дешевой водкой и тяжелой, изматывающей работой за титул того, кто изуродовал «мужчину» сильнее.

— Да газуй ты, пидорас! — заорала рожа, брызгая слюной.

— Пошел нахуй! — донеслось из соседней машины. — Я щас выду все ебало тебе разломаю. Будешь зубы пол жизни вставлять, уебище!

«О боже, — судорожно вздохнула Лиза. — Еще драки на дороге не хватало. Тогда пробка до вечера затянется!»

И, будто в ответ на ее мысли, соседние машины загудели. Из некоторых донеслись предостерегающие угрозы, с обещанием покалечить обоих, если хоть один выйдет из машины.

-… ага-ага, щас. Морда не треснет? — захихикала Маша.

— Маш, — начала Лиза, глубоко вдохнув.

— А? Подожди подруга, — буркнула та в динамик. — Чего?

— Я… да ничего.

— Да нет, ты говори. Не стесняйся, подруга. Что случилось?

— Да я просто… не знаю. Тебе не кажется, что зарабатывать на ребенке как-то… ну не знаю, не правильно что ли.

— Ой, ты прям как хейтеры говоришь, — хихикнула Маша. — А что тут неправильного? Паша просто играет. Ну, коробочки открывает всякие. Что в этом такого? Он что так бы играл, что так. Андрюша говорит, что все это для его же блага.

— Ну не знаю, Маш, — хмуро пожала плечами Лиза. — Столько внимания в таком возрасте.

— А что, по-твоему мой Павлик не заслуживает внимания? — вдруг резко спросила Маша.

— Я… что ты, конечно заслуживает.

— А в чем тогда проблема?

— Да ни в чем просто… ну, как-то это неправильно, — ответила Лиза и тут же осеклась, встретившись взглядом с подругой. Впервые она увидела в ее глазах давно забытый оттенок презрительного снисхождения, вспыхнувший лишь на мгновение. — Я просто боюсь, что бы что не случилось, подруга. Я переживаю за тебя.

— И я за тебя тоже, Лиз, — с демоническим сахаром в голосе ответила Мария. — Все у нас хорошо, не волнуйся. Хочешь, можешь и свою девочку к нам привести. Вместе с Пашей поиграют.

— Н…нет, нет спасибо. У нее кружок после обеда, — еле нашла отговорку Лиза. — Да и контрольные на носу. Надо готовиться.

— Ну ладно. Как хочешь. Но если передумаешь — приводи. У нас много всяких игрушек.

— Обязательно, подруга, — улыбаясь, солгала Лиза. — Обязательно.

***

Вечер, бар. Пахнет пойлом, потом, духами и блядьми. Играет тихая попса, звенят стаканы, плещется разбавленный всякой дрянью спирт. Андрей сидит за стойкой, усталый и злой, попивая пиво в компании старого друга. Валера как всегда мрачен и долго, пристально смотрит на дно давно опустевшей пивной кружки.

«Надо же, — снова подумал Андрей, чувствуя онемение на языке. — Валерон, етить тебя в корень. Спортсмен, красавец, первый парень на районе, а сейчас похож на молодого старика»

Залысины, морщины на лице, потухший взгляд. Но Андрей не винил его за это. Сложно не постареть, когда к тридцати трем годам теряешь все, что когда-то имел в жизни. Машина, квартира, семья, даже работа — все. Как он умудрился не вздернуться Андрей не мог понять.

— Че такой кислый, братишка? — вдруг спросил Валера, отрывая взгляд от кружки.

Долгожданный вопрос.

— Да Машка заебала, — зло буркнул Андрей. — Прикинь, эта сука спустила сегодня сто пятьдесят тысяч! Совсем берега потеряла! Я как чек увидел — охуел. Спрашиваю: «ты что, дура, пизданулась совсем»? А она в слезы и старую шарманку.

— Нихера себе, — кашлянул Валера, округляя взгляд.

— Во-во. И как думаешь, с кем она бегала по магазинам?

— С моей бывшей?

— Угадал.

— Не сложно было, — хмыкнул Валера. — Типичная херня. А ты что сделал?

— А что я могу сделать? — развел руками Андрей. — Говорю: «не трать так деньги, дура», она соглашается и делает все наоборот. Вроде поорал, вину признала, а потом все по новой. Я хер знает, что с ней делать, брат. Не пиздить же ее в самом деле.

Песня сменилась на «Выпьем за любовь». Андрей хмыкнул, удивляясь тому, что эту дерьмовую песенку все еще крутят в забегаловках, считая романтичной. Тот же бред, что и с привычкой врубать «Бутырку» в кабаках. Зеркало заведения — его музыка. Сядешь за стойку, нальешь пивка или виски (если жжет карман) и слушаешь плейлист. Если просто врубают МТВ — бар дерьмо, и сервис дерьмо. В по-настоящему хороших заведениях музыку подбирают вручную. Так, чтобы каждый трек подходил под любое настроение.

— А почему нет? — спросил Валера.

— В смысле?

— Пиздить.

— Пф, и сесть? — усмехнулся Андрей.

— Хуй ты сядешь, братишка, — улыбнулся Валера. — Декриминализовали давно.

— Хуй знает, — хмыкнул Андрей, чувствуя легкий дискомфорт от поднимаемой темы.

Насилие всегда притягивало его, пленяло, иной раз завладевая умом. Андрей получил прекрасное воспитание от жестких родителей и уяснил, что бить женщин и детей — неправильно. Однако все чаще мысли об ошибочности этих наставлений закрадывались в голову. Маша выносила мозг и не было гуманных способов заткнуть эту вечно рыдающую, обведённую помадой пасть. Источающую тупую лакшери хрень, годную лишь для того, чтобы сосать.

Иногда Андрей сталкивался со странными мыслями. Он шел по городу и чувствовал, будто маленький черный дьяволенок на плече вбивает в голову картины жестокости. Он смотрел на идущую рядом девушку лет шестнадцати и представлял, как выхватывает из кармана раскладной нож и выкалывает ей глаза. Как она верещит, как отбивается, а он, навалившись на нее, чувствует тепло бьющегося в агонии тела. На руках теплая кровь, вытекший глаз скатывается по напудренной щечке в траву. Представлял, как кидает шарик с кислотой в коляску молодой матери и любуется исказившимся от ужаса лицом и чавкающими воплями умирающей личинки. От этих мыслей у него вставал и кровь бурлила.

«За что? А просто так. Потому что хочу. Просто из желания причинить боль без всякой причины. Наверное, это странно»

— Послушай-ка меня, братишка, — начал Валера. — Я свою шлюху пальцем не тронул. И теперь жалею. За тысячу лет истории мужчины не придумали более действенного способа поставить на место охреневшую бабу. Даже церковь одобряла.

— Ну не знаю.

— А что тут знать? Ты думаешь, женщины — это такие же люди как ты и я? Хер ты угадал, братишка. Женщины — это животные, это скотина. Милая, ебабельная, красивая, но все равно скотина. Ну или их можно сравнить с собаками. Ты любишь ее, но если твоя собака начинает кусаться и драть мебель, ты же не будешь уговаривать ее этого не делать? Нет, ты возьмешь дрын или тапок и выбьешь из суки все дерьмо. Послушай меня: твоя Машка трахает тебе мозги. Все эти обезоруживающие слезы — чушь. Бабам поплакать как поссать сходить. Она просто хочет доить тебя, как корову. Выкачивать деньги.

— Полегче, братан.

— Пф, как скажешь, — ухмыльнулся Валера. — Не забывай: женщина не способна в принципе чувствовать такую эмоцию как «благодарность». Все, что ты для них делаешь, они воспринимают как должное (так их воспитало наше конченое общество). Ты для нее все, а она смотрит голодным-паскудным взглядом и требует еще, ведь ты же мужчина. Ты «должен».

Валера резко помрачнел и опустил взгляд в пивную кружку.

— Если бы я ее пиздил как суку, если бы все запрещал и держал как в Иране на цепи — у моей дочери был бы отец и она не встречала бы меня словами: «а мама говорит, что ты мразь, папа. Мама говорит, что ты хотел меня изнасиловать. Мама говорит, что ты не даешь нам денег, потому что не любишь меня». А я каждый месяц плачу по двадцатке алиментов, Андрюха. Вот же паскуда.

— Бля, сочувствую, братан, — болезненно ответил Андрей.

— Да ничего, — отмахнулся Валера. — Может, твоя Машка не такая, и ты ее просто избаловал. Но, бля, не спускай ей это. Она будет охуевать и дальше, пока не развалит семью. Все они животные. Такими их создала природа. Их надо держать на цепи, в «Ежовых руковицах», чтобы их паскудная сущность не взяла верх.

Андрей опустил взгляд на часы. Стрелки остановились на без десяти десять — пора ехать домой.

— Ладно, Валерон, мне надо домой ехать уже. Тебя подкинуть?

— Нет, езжай. А я еще посижу.

— Точно?

— Да езжай, заебал, — хохотнул Валера. — Не маленький, такси вызову.

— Ладно, бывай братан.

***

Андрей пожал руку и, оставив на столе полторы тысячи вышел из бара.

«Оплатил все — красавчик, — подумал Валера, доставая сигареты. — Жалко, что кончит плохо»

Терпкий дым проникает в легкие, яд никотина растекается по венам сливаясь с дешевым этиловым спиртом в гремучую смесь из не замоленных грехов. Дым перед глазами такой плотный, причудливые узоры пробуждают старые картины прошлого.

Счастливый отец отпросился с работы и возвращается домой, сжимая маленькую, но пеструю куколку в руках. Лифт не работает, приходится подниматься по лестнице, невольно созерцая произведения дворового искусства. На осыпающихся стенах бело-синего цвета: имена, угрозы, примитивные рисунки членов и бесконечный поток мата, местами настолько нетривиального, что последний прораб на стройке почтительно снимет каску.

Муж поднимается до квартиры и тихо, желая сделать сюрприз, открывает дверь. Запах бьёт в ноздри. Терпкая вонь чужой спермы и пота. Муж замирает и, опустив взгляд, видит чужие кроссовки, на глаз сорок второго размера марки «Абибас». По венам пробегает ледяной разряд, волосы встают дыбом, язык немеет. Муж на миг выходит из квартиры и смотреть на ее номер. Та самая. Его.

Полубред, но он умудряется включить телефон на запись и идет в спальню. Медленно, стараясь не дышать, мечтая увидеть пустоту. О, как он желает увидеть пустоту. Раскрыть плохо закрытую дверь и обнаружить пустую, заправленную кровать и записку: «Милый, ушла за хлебом». И вора, нервно рыскающего в поисках заначки. Воображение уже рисует картину схватки. Летит табуретка, сверкает нож! Крики, шум, гам, гул схватки. Лезвие распарывает пиджак, и вор вырывается и убегает, бросая все что успел натырить. Или он падает без сознания от прямого в челюсть. Мечты, заставляющие сердце бешено колотиться, а пальцы оставлять на телефоне жирные, маслянистые следы.

Он открывает дверь и входит в спальню.

Удивление? Шок? Округлившиеся глаза Лизы, бесстыдно стоящей на коленях перед каким-то бугаем. Его пальцы в ее волосах, его член у нее во рту. Она резко отстраняется, и тугая струя спермы бьёт ей по глазам, налипает на губы, липнет в волосах. Тяжелые белые капли падают на торчащие соски. Она смотрит в ужасе, обтирая губы, а в соседней комнате слышен тихий стук. Это Оля играет в куколки.

Валера впился пальцами в ручку пивной кружки и залпом выпил оставшееся темное пиво. Он вспомнил, как Лиза в зале суда обвинила его в домогательствах до дочери. Как она рыдала, рассказывая несуществующие истории побоев, зверств, измен, а он слушал и не мог понять. Не мог понять, когда человек, самый родной и близкий — женщина, с кем он делил горести и радости, мечты и надежды, кого целовал по утрам и с кем мечтал воспитать дочь, вдруг стала омерзительной падалью.

Она забрала квартиру, ребенка и повесила выплату долга по ипотеке на него. Из-за обвинений в педофилии его уволили с работы, а некоторые «друзья» отвернулись.

«Она всегда такой была. Они все такие»

Акт II

— Эй Павлик! Посмотри, что я тебе купил!

— Гамак!

Павлик подбежал к отцу и почти бросился в его объятия. Ребенок сиял, смеялся и был готов обнять весь мир, ведь он получил такой долгожданный подарок. Маша как всегда готовила на кухне нечто бесподобное, предназначенное усмирить ярость мужа. А усмирив — откроет дорожку для новых покупок. Она еще не подобрала туфли, а чертовы месячные не дадут пустить в ход все чары. А он еще и кредитку забрал. Из –за этого Маша вела себя очень тихо и не отсвечивала.

— Можно мне поиграть с ним?! Можно? Можно? Можно? Можно?

— Подожди, пока я его установлю, сына, — хохотнул Андрей, кладя сверток с сеткой и арматурами на пол.

— Андрюша, обед почти готов! — крикнула Маша.

— Попозже будем обедать. Сначала видос — потом все остальное.

— Остынет…

— Сначала видос, еб твою мать, потом все остальное, — рявкнул Андрей. — Надо быстрее латать дыру в бюджете. Тобой оставленную, между прочим.

Андрей зло ухмыльнулся, не услышав ответа и перевел взгляд на сияющего Павлика.

— Ну, что, Паша? Поможешь папке развернуть гамак?

— Да! Да! Да! — воскликнул малыш, захлопав в ладоши.

— Замечательно. Я схожу за камерой.

***

День прошел в привычных хлопотах. Видео монтировалось и к вечеру вышло на канале, тут же собрав по всей стране толпы нестриженых овец с детишками.

«О, Аня, смотри как мальчик разбирает новую игрушку! А какая музыка! Какие куколки и цветочки! Мимими»

«Уря!»

«Ах, какой милый мальчик! Как он счастлив! Родители — золото! Всем бы таких!»

Тупое говно тупого говна, но Андрей сдерживал отвращение. В те редкие минуты, когда он вынужден был лично светиться в кадре, его лицо и взгляд выражали полнейшую любовь, милоту и благорастворение. Деньги не пахнут и видео уже к одиннадцати часам собрало полмиллиона просмотров. Андрей чувствовал странную смесь благодарности и презрения к людям, что смотрят его канал. Вернее, канал его сына.

В стране разруха, кругом грязь и мразь, с крыш свисают здоровенные сосули-убийцы, а смотрит это стадо «Лучика Веласа». Великолепно. Хотя, он прощал им это, считая, что подобный контент отвлекает шумных деток от дел родителей и дает несчастным, проклянувшим семейный быт парам хоть немного побыть наедине с угасшими чувствами.

— Ты установил ему гамачок? — спросила Маша, укладываясь в кровать.

— Да, — устало ответил Андрей, залезая под одеяло. — Выглядит убого, конечно, но ему нравится.

— Это главное.

— Главное, чтобы он не пизданулся с него, — фыркнул Андрей. — Слушай, Маш, завтра мне надо будет уехать по делам. Запишешь стрим без меня? Просто включишь камеру и пусть играется гамаком минут тридцать сорок? Мини трансляция — для галочки.

— Нет проблем.

Маша залезла под одеяло и прильнула к его груди. Свет погас и тонкие пальчики скользнули по телу.

— Ты все еще дуешься?

— Нет, но больше так не делай, — улыбаясь, ответил Андрей, чувствуя, как ручка скользит ниже по животу. — Я серьезно. Мы не настолько богаты, чтобы так транжирить деньги и… ох… люблю тебя.

— И я тебя, милый, — прошептала Маша, целуя его в губы. — И я тебя.

***

Лиза тревожилась. Гамак, что Андрей поставил для Павлика выглядел совсем уж не надежным. Красивый, с цветочками и машинками, но эта арматура… эти торчащие штыри заставляли материнское сердце сжиматься в предчувствии беды. Они даже не оббили железо поролоном!

Она долго сомневалась, но все же вышла из квартиры. Терзаемая противоречивыми чувствами, она убедила себя, что должна поговорить обо всем с Андреем. Ребенку столь нежного возраста нужна забота и умеренность, а не вся эта уродливая шумиха с интернет блогингом. Павлик — такой талантливый малыш!

У самой двери она остановилась, чувствуя волнение. Разговор с Андреем предстоял сложный. Он — буйный мужчина, а ссорясь с ним можно поругаться и с Машей. Наверное, единственной по настоящему близкой подругой.

Мысли Лизы прервал скрип открывающейся двери. В лицо пыхнул аромат яичницы с колбасой и горячего кофе, будто вынося на крыльях Андрея. Тот улыбался, поправляя сумку. И тут их взгляды соединились, и улыбка слетела с лица Андрея, точно иссохший лист с мертвого ноябрьского сухостоя.

— Андрей, надо поговорить, — набравшись смелости начала Лиза. — Про Павлика…

— Слушай сюда, — прорычал Андрей, наступая. Лиза попятилась, чувствуя, как волосы встают дыбом. — Держись от моей семьи подальше, шлюха поганая. Или я тебе башку нахуй проломлю — не посмотрю, что баба. Поняла?

Она не отвечала, глядя на сжатые до побеления кулаки. От него исходила дикая угроза, искренняя, неподдельная опасность, лишившая Лизу дара речи.

— Кто там, зай?! — крикнула Маша.

— Никто, — резко ответил Андрей, едва сдерживая ярость. Он повернулся к Лизе и почувствовал волну горячего наслаждения, растекающегося по венам при виде страха на ее лице. Обида за друга и злоба на то что она посмела даже заговорить с ним подмывали на расправу. Сдерживаться было так тяжело, что дрожали поджилки. — Если я тебя еще хоть раз у нашей двери увижу — тебе пиздец. Ты поняла меня? Поняла?!

Лиза медленно кивнула.

— Съебалась.

Лиза вернулась в квартиру и, тяжело рухнув в кресло, зарыдала. По-настоящему, сдавленно и горько. Руки и колени все еще дрожали, остатки страха трепали сердце. Тоненькая ручка дочери дернула за подол платья.

— Мамочка, что с тобой? Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?

— Н-нет, Оля, — сдавленно ответила Лиза, глядя на чистое, светлое личико дочери. — Все хорошо. Иди поиграй в куклы.

— Мама, я не играю в куклы с семи лет, — надула губки Оля.

— Д-да, да, я знаю, доча, — ответила Лиза, улыбаясь. — Все равно, мама хочет побыть немножко одна. Иди, поиграй.

— Лааадно, — протянула девочка. — Все равно хотела.

Оля скрылась, и слезы вновь хлынули из глаз, оставляя блестящие ручейки на щеках. Почему мир так жесток? Почему люди так зацикливаются на обидах и готовы проклинать друг друга ради нелепой гордости? Да, она поступила ужасно, но ведь не она разрушила семью? Она всего лишь один раз ошиблась, поддалась слабости и изменила.

А он? Разве он не изменил ей, изменившись? Ленивое тело на кровати, бесконечная щетина и едкий перегар. Постоянное желание секса, короткого и вялого как давно потерявший силу член. Он перестал говорить ей слова любви, перестал видеть в ней женщину, перестал быть мужчиной, которого она когда-то любила. За которого была готова умереть. Обезображенная ленью и пьянством пародия на Валеру — дурной пример для дочери, источник страдания для жены. И каждый день — серый и душный, словно в железной клетке. Она прощала ему все, а он? И из-за одной ошибки он разрушил семью, да еще и выложил видео с ней и… с ним в интернет. Она умоляла его простить, клялась, что больше не предаст. Полазала в ногах, но он все равно ушел. Не дал и одного шанса все исправить — значит никогда не любил. Ни ее, ни дочь.

***

Благородный рыцарь сразил зверя и теперь торжествовал победу над всем плохим на земле. Павлик играл сосредоточенно, полностью уходя в мечты и фантазии, оживляя игрушки. Среди дорогих кукол, машинок, самолетиков, цветных раскрасок он творил свой собственный мир. Мир, где жучит ручеек и птички порхают, пролетая сквозь перистые облака. Нежась в сиянии золотистых лучей улыбающегося солнца. И он был там героем, спасающим мир наравне с его любыми супергероями.

— Бах! — крикнул мальчик, стреляя из игрушечного пистолетика в камеру. Папа не дал пульки, но воображение нарисовало грохот выстрела и разлетающиеся осколки пластика. — Мама! Мама, я ковбой! Иди, посмотри! Мама!

— Я занята, зайка! — крикнула Маша из соседней комнаты. — Чуть позже подойду. Поиграй пока без меня, хорошо?

Павлик грустно вздохнул и бросил искрящийся взгляд на гамак. Весь день он качался на нем, падал, смеялся, снова залезал, представляя себя воином, штурмующим город врага. Отважно взбирающимся по лестницам под градом стрел и копий. Воображение захватило Павлика. Он схватил лежащий на полу пластмассовый мечик и полез на сетку. Хотелось встать во весь рост и, точно игрушечный солдатик из его коллекции, поднять меч вверх, призывая силу Солнца!

Павлик полез, путаясь носочками в сетке. Воображение полностью покорило, пальчики цеплялись за арматуру, помогая ногам подниматься все выше и выше по сетке. И вот, великий герой покорил стену и, едва удерживался на сетке. Носочки скользили, он едва не падал и алый глаз камеры сосредоточенно следил за его триумфом.

— Я — герой! Я…

На детский планшет пришло обновление. Маленькое сообщение, принесшее с собой звонкий и озорной смех и бой барабана. Паша отвлекся, вздрогнул и левый носок скользнул по капрону. Паша раскрыл рот, понимая, что резко летит куда-то влево, путаясь в сетке. Край глаза уловил приближающееся серебристое сияние стальной арматуры — железного кольца, фиксирующего сети гамака.

«Я — герой!»

Громкий звон и прекрасный мир рек, птиц и солнышка, мир героев и отваги погас.

— Павлик, ну что там… О Господи Паша! Господи!

Акт III

Андрей стоял посреди комнаты будто пьяный, все еще сжимая телефонную трубку. Не хотелось сидеть, не хотелось раздеваться. Вместо мыслей — белый шум, лишенный смысла. Стоило хоть на миг перестать смотреть в стену, как в память вставали холодные, полные осуждения глаза врача.

Больница. Вонь лекарств, тухлой каши и доживающих последние годы стариков. Обшарпанные стены, люминесцентные лампы на потолке, горящие через одну и плакаты «Здоровье», больше похожие на горькую насмешку. Кругом скрюченные, сгорбленные, безобразные, чахлые — обреченные. Но он видит только папку в руках у высокой, худощавой женщины в белоснежном халате, с зеленовато маской на лице.

«Черепно-мозговая травма, — сказала Валентина Андреевна. Городской хирург.

— С ним все будет хорошо? — дрожащим голосом спрашивал Андрей, стоя у операционной. Колени дрожали, во рту пересохло.

— Сложно сказать. При таких травмах последствия могут быть самыми различными, — ответила доктор. — Мы вправили кусочек кости и сделали все, лишь бы минимизировать ущерб, но… остальное в руках Господа.

— В руках Господа? — чуть не подавился слюной Андрей. — Я думал у вас тут больница, а не центр помощи Святым духом?!

— Не надо повышать здесь голос, Андрей Николаевич, — властно осадила его хирург. — Доктор Ремезов — настоящий виртуоз своего дела. Он оперировал вашего сына четыре часа, без перерыва. Уверяю, нет во всем регионе специалиста лучше.

— Я понимаю, — сокрушенно ответил Андрей. — Простите.

— Прошу меня извинить — ждет работа, — холодно отчеканила врач и скрылась из виду.

Точно пьяный, Андрей побрел в приемный покой. Он шел к выходу и мир казался пепельно-серым, лишенным красок. Весь путь домой — звенящая тишина в голове, дрожь и тихая, сверлящая боль в сердце.

«Паша… Господи, за что».

Он зашел в квартиру, не разуваясь забрел в комнату сына и тяжело опустился на пол, сжав голову руками. Он молился, чтобы все оказалось просто страшным сном. Ночным кошмаром, пришедшим вместе с поздним мартовским снегом, превратившим деревья в ледяных демонов. Но пробуждения не было, лишь тихий, монотонный стук механизма часов.

Резко зазвонил телефон. Андрей медленно поднялся и снял трубку.

— Да.

— Здравствуйте, это квартира Веласовых? — раздался напряженный женский голос.

— Да.

— Вас беспокоит служба опеки и попечительства. Вам предписано прийти в отдел по адресу улица Ленина-25 с 13.00 по 16.30 для дачи объяснения.

— Объяснения?

— По поводу заведенного дела №467 от 8.02.18 года.

— Какого дела? Я не слышал… — Андрей чувствовал, что кружится голова.

— Нет? Странно. Вы уже давно должны были получить уведомление о лишении вас и вашей супруги родительских прав.

— Что?

— Пока что это лишь предписание на суд. Он состоится пятнадцатого числа, то есть в следующий вторник.

— Этого…

Бросили трубку. Андрея пробивала крупная дрожь. Борясь с подступающим ужасом, он машинально включил телевизор. Любой канал, любые новости — что угодно, лишь бы не сойти с ума.

«Преступный хайп. Репортаж о том, как страсть к лайкам и репостам привела к трагедии. Только на канале УринТВ!»

— О боже, — прошептал он.

Дверь за спиной тихо открылась и в комнату вошла бледная, заплаканная Маша. Андрей медленно обернулся, глядя на нее так, будто видел в первый раз в жизни.

— А-андрей, — всхлипывая прошептала она. — Что же нам делать.

— Как ты могла, — прошептал он. — Ты оставила его без присмотра! — заревел Андрей. — Ты, тупая сука!

— Я?! — взорвалась Маша, захлебываясь слезами. — Это ты поставил тот гамак! Если бы не ты, ничего бы не случилось! Это все ты! Ты!

Это случилось, само собой. Первый удар вместил в себя всю ярость, всю ненависть, всю боль и гнев. Хлопок казался комично громким, и Андрея даже на мгновение рассмешило то, как он похож по звуку удара из дешевых Голливудских боевиков. Маша рухнула, прижимая ладонь к разбитой в кровь скуле и подняла безумный взгляд на него.

— Ты…ты… ты меня ударил?

— Ну давай! Поплачь еще, тварь! — заревел Андрей и бросился на нее. Удары казались лёгкими, все было так просто. Стук, стук, стук, вопли и хруст. Тело выгибается, кровь запекается на костяшках пальцев, а в душе бурлит пламя. Он бил ее, задыхаясь от чувства внутреннего демона, вырвавшегося на свободу.

— Нет! Прошу, хватит! Андрей! Не надо!

Удар ногой — сломанная челюсть, зубы летят по паркету, густая кровь хлещет из разбитой пасти. Такой ненавистной, испорченной, избалованной. Он бьёт, пока тело не перестает дрожать и всхлипывать, пока голова не теряет правильную форму, а волосы не слипаются в красной корке. А затем алая пелена спала, и Андрей вдруг застыл и посмотрел под ноги.

— Боже! — завопил он, хватаясь за голову. — Что я наделал?! Боже мой, Маша… нет… Нет!

Андрей выскочил из квартиры на улицу, вдыхая полной грудью зловоние мусорных баков. Взгляд ни на что не фокусировался, сердце вышибало ребра, в голове гудело ничто.

— Эй, сосед! — крикнул кто-то. — Ты что, весь в крови? Осторожно, наверху!

Андрей поднял полубезумный взгляд и увидел сверкающий массив света, Господней карой стремящийся к нему. Белесое сияние, шип возмездия, стремящийся наказать чудовище за преступления. Свет играл в кристаллах запоздавшей зимы даже после того, как голова Андрея лопнула, как перезрела тыква.

***

Жаркое лето. Косые лучи улыбчивого солнца раскаляют асфальт, сверкают в изумрудных кронах городского парка. В небе перистые облака рассекают стайки бойких птичек, наполняя воздух мелодией жизни. На скамейке трое. Молодая женщина с уложенными в пучок черными волосами, девочка, не поднимающая глаз с экрана смартфона и маленький мальчик.

— М-м-можно м-мне игрушку?

—Если будешь хорошо учиться –я свожу тебя вместе с Олей в зоопарк.

— З-з-зоопарк!

— Да. Как раз в конце недели они открываются, — нежно ответила Лиза Павлику. Мальчик почти поправился и теперь лишь косоглазие и легкое заикание напоминало о страшной травме. — Мы купим мороженное и будем смотреть на тигров, слонов и мартышек. И даже на бегемота посмотрим!

Лиза поднесла ладони к ушам и, смеясь, изобразила это дивное животное. Павлик засмеялся и захлопал в ладоши.

— У-ура!

— Но нужно сперва хорошо учится. Не расстроишь тетю Лизу?

— Не-а!

— Вот и хорошо.

Лиза улыбнулась и, закрыв глаза, позволила себе насладиться запахом лета. Впервые за долгое время жизнь налаживалась. Все действительно было хорошо. В сети Павлику насобирали почти два миллиона рублей — их с лихвой хватило и на лечение, и на улучшение жилищных условий. А когда он подрастет, то вступит в право наследование имущества родителей.

— Маам, — тревожно затараторила Оля.

— Что такое, доча? — вздрогнула Лиза.

— Папа!

Лиза резко открыла глаза и замерла. Перед ней — опухшее лицо молодого старика, красные, воспаленные глаза, заблеванная рубаха и черное дело пистолета «Макарова».

Выстрел всполошил всех птиц в парке и их черные стаи на мгновение затмили небо. Но закончилось все лишь после второго выстрела. Лишь тогда в этой истории была поставлена последняя точка. Но мир продолжил жить, сохраняя в памяти уроки, преподнесённые судьбой. Они — бесценное сокровище. Лучшее, что есть в этом мире. Если, конечно, мы сумеем извлечь из них правильные выводы.