========== Глава 1. Битва за побережье ==========
Я помню тот день так, будто это произошло вчера. На Вайтран опускается сумрак, и крупные хлопья снега бьют по стеклам Йорваскра, почти пробивая их насквозь. В большом зале жарко, дым костра режет легкие, запах пойла и пота – такой привычный, щекочет ноздри. Я сижу за одним из дюжины столов, слушая заунывные песни скальда. Не помню точно, что он горланил. Что-то о войне с Доминионом и жестоких эльфах. Помню лишь, что нога под бинтами зверски болела, не давая как следует расслабиться.
- Шоровы кости! Этой буре нет конца! – зло ворчал Вилкас.
- Это ярость Талоса, брат! – усмехался Фаркас, откусывая здоровенный кусок жаренного кабана. – Завтра он сметет эльфов с нашей земли!
Я молчал, глядя на дно стакана. Все мои мысли поглощало грядущее сражение. Братья по оружию что-то говорили, а я что-то им отвечал. Помню, мы поднимали тяжелые кружки за славу Соратников и победу в грядущем сражении. Помню, что не разделял их энтузиазма.
Альдмерский Доминион – страшный противник, и нас ожидала чудовищная резня, подобной которой Нирн не видел со времен Великой Войны. Мы пели песни, пили и любили женщин как в последний раз. Ведь каждый воин знал: в грядущей схватке решится судьба Скайрима и немногие увидят рассвет нового дня.
Помню, как Брелина провожала меня в последний поход. По серым щекам стекали слезы, тонкие пальчики дрожали.
- Ты там погибнешь, - горько говорила она. – Талморцы всех убьют.
- Не говори глупостей, - нежно отвечал я, глядя в широкие, алые глаза.
Я был самоуверенным и глупым бретонцем, не раз побеждал в неравных боях и презирал страх. Гордыня? Возможно и так. Но как можно не возгордиться человеку, прошедшему через загробный мир и сразившему самого Пожирателя мира. Я был героем нордов, Драконом Севера, Клинком Скайрима. Но для нее - всего лишь человеком. Мужчиной из плоти и крови. А самое главное – смертным.
Я не винил ее в таком взгляде. Все-таки сотни грубых шрамов, покрывавших мое тело, каждую ночь напоминали ей: даже Довакин может быть ранен, а значит и побежден. А вот мне, к несчастью, только предстояло усвоить этот урок.
***
Данстар и Винтерхолд пали. Мы узнали об этом три дня назад от королевской разведки. Проклятущим эльфам все-таки удалось застать нас врасплох, ударив не с южной границы Скайрима, как ожидал король Ульфрик, а с северного побережья.
Морской десант Доминиона – послушать, так бред, но они сумели сделать почти невозможное. Провели около восьмидесяти судов через Море Призраков и, ранним утром, когда город спал, высадились на побережье. Часовые заметили – но и что с того? В Данстаре не было сильного гарнизона, его не защищали стены, а местный ярл был тяжело болен. Потому первый же удар талморцев обратил город в пепел. Никто не успел даже понять в чем дело. То же произошло и с куда более слабым Винтерхолдом. Брелина рыдала, узнав, с какой звериной жестокостью алинорские маги расправились с ее друзьями и наставниками из Коллегии.
Захватив плацдарм, армия Доминиона выстроила укрепления и приготовилась двинуться вглубь страны. На запад. Опустошая беззащитные территории. Наши разведчики насчитали восемь знамен – это примерно восемь сотен пехотинцев, вооруженных мечами и копьями, не считая наемников из Эльсвейра и Валенвуда, а также алинорских магов под командованием самого генерала Недриана. Огромная армия – ничего не скажешь. И только чудовищная буря спасла Скайрим от неминуемой катастрофы. Эльфы не смогли развить успех, и король Ульфрик созвал армию. Армию, которой предстояло остановить зверя.
Нас было мало. Не все войска удалось подтянуть к Вайтрану. Число наших воинов едва переваливало за шесть сотен, включая полторы сотни конников. А еще у нас почти не было магов. Буря слабела, в свою очередь это значило: скоро эльфы пойдут в наступление. Они захватят Морфал и Солитьюд. А это значит конец Скайрима. Потому Ульфик мобилизовал всех, кто есть, и двинул наперерез армии Талмора.
Их было больше, но наши воины опытнее, наши мечи острее, наши доспехи крепче, да и климат серьезно вредил эльфам, мешая реализовать тактику быстрых маневров и магического обстрела. Уповая на это, мы двинулись в путь.
***
И, хотя мне еще предстояло множество битв, тогда я слабо представлял, как переживу схватку с Доминионом. Помню, как армия свободного Скайрима выстроилась в боевой порядок напротив знамен Талмора. Золотистые доспехи эльфов горели в тусклых лучах солнца. Воздух гудел от магии, а с неба медленно падал снег.
Видя строй Талморцев меня пробил страх. До этого я никогда не сражался в таких битвах, когда огромные армии врезаются друг в друга с безумным остервенением, когда хлещет кровь, а ноги спотыкаются о мертвых. Тогда, стоя перед строем вверенных мне воинов, я с трудом сдерживал дрожь. Глядя на их бледные лица я понял – они боятся. Все. Но это ничего не значит. Страх столь же естественен как голод. Только преодолев его, мы становимся мужчинами. Я выхватил «Мстителя» из ножен и приготовился убивать…
***
Армии столкнулись, и началась резня. Грохот клинков, вопли боли и яростные проклятия проносились над полем боя. Треск молний, гул пламени и свист валенвудских стрел – все это походило на кровавое безумие. Казалось: эльфы не могут проиграть, но они сильно недооценили нордов. Привыкнув биться с имперским легионом, они оказались не готовы к исключительно нордской тактике, под названием «стена щитов». Тактика, много веков назад принесшая победу над Сиродилом. Пехота эльфов оказалась связана боем с монолитной, почти непробиваемой стеной из щитов и лезвий.
- Фус-Ро-Да! – крикнул я, уличив момент.
Из стены вырвалась синеватая волна и строй эльфов разлетелся. Маги и лучники не сумели поразить меня, так как я сразу скрылся за щитом. Мы двигались медленно, оставляя за собой мертвые тела, обильно смачивающие снег кровью. Удар щитом, укол, рубящий сверху, и я вновь скрылся за щитом, чувствуя бессилие врага. Стена Щитов – ужасное место. Теснота, вонь, жар и ужас умирающих властвует там. Я колол, чувствуя, как сжимающая клинок рука промокла от теплой крови. Где-то справа упал огненный шар, и несколько нордов завопили, пытаясь сбить огонь. Их кожа вспузырилась, глаза лопнули, а кожа брони оплавилась. Но остальные, перешагнув через умирающих, восстановили строй и продолжили смертельный путь. Эльфийская и нордская кровь насыщала свежий снег, окрашивая поле битвы в тысячи оттенков багряного. Я едва не рухнул, когда умирающий эльф схватил меня за ногу. Не глядя я вонзил меч ему в горло, повернул клинок и с хрустом вырвал из тела.
- Это наша земля! – заорал я. – Убивайте их! Убейте их всех!
Строй эльфов дрогнул, послышалось яростное ржание. Похоже, удар нордской кавалерии надломил хребет Талмора. Наши лошади не так быстры, но живучи и выносливы. Они могут выдерживать чудовищные раны и пробивать строй врага могучими ударами копыт. Я закричал от радости, упиваясь восторгом битвы.
- О-Да-Винг! Пар-Тур-Накс! – крикнул я, и в небе, с оглушительным ревом, появились чудовища, изрыгающие пламя. Норды заорали, торжествуя неминуемую победу. Я видел в глазах эльфов ужас и отчаянье. Строй врага дрогнул, и эльфы побежали к кораблям. И тут в наш строй ударил луч смерти.
Магия всегда манила меня своей притягательной мощью, но в тот день я познал ее ужас. Первые ряды обратились в пепел. Меня отшвырнуло на добрый десяток метров, опалив зачарованную броню. От силы заклятья защитный амулет рассыпался, меч раскалился и погнулся.
Едва поднявшись, я увидел его. Генерал Недриан – командир Талмора и посох Магнуса в его руках. Черно-золотая мантия развевалась на ветру, синий кристалл чудовищной реликвии гудел, исторгая молнии. Альдмер поднял посох, и луч ударил в парящего Одавинга. Я вздрогнул, глядя, как красного дракона разрезает надвое. Горячая кровь дождем хлынула на поле, останки рухнули, придавив нордов и эльфов. А затем он медленно опустил посох на меня. В переполненном энергией камне я увидел смерть.
- Эларьо филраэль па, Довакин, - крикнул Эльф.
Я едва успел увернуться. Заклятье вонзилось в снег, поднимая столб кровавого пара. Сердце мое выскакивало из груди, разум отчаянно искал способ выжить. Отовсюду доносились панические вопли. Эльфы и норды вопили. Талморцы от драконов, норды от абсолютного оружия врага. Даже смерть Одавинга не вернула мужества. Почти не целясь я бросил щит во врага за миг до того, как луч рассек бы меня пополам. Дерево и кристалл столкнулись, и Недриан выронил посох.
Время будто остановилось. В центре кровавой бури, я поднял с земли первый попавшийся меч и кинулся на врага. Недриан выругался и выхватил из ножен сверкающий длинный клинок.
Наши мечи встретились, и на моем осталась зазубрина от чудовищной силы удара. Альтмер был на три головы выше, имел более длинные руки, но я был быстрее и носил лучшие доспехи, что давало мне некоторое преимущество.
- Червяк! – проревел эльф. – Бретонское отродье!
Я отразил серию ударов, ловко увернулся от колющего выпада в лицо и нацелил острие меча в шею альтмера. Но тот отпрянул, парировал и вывернулся для атаки, целясь мне в живот. С трудом я направил меч левее, и тот скользнул по кольчуге. Ни о каком крике не было и речи. Несмотря на габариты, враг был настолько быстр, что малейшая заминка стоила бы мне жизни. Враг тоже это понимал, а потому даже не пытался бить заклятиями.
- И это все, на что ты способен, остроухий?! – презрительно крикнул я.
- Ничтожество! Скоро весь твой Скайрим падет к нашим ногам! А твой труп я вывешу на стенах Виндхельма!
Генерал бросился в атаку, обрушивая на меня серию колющих ударов. Я едва отбил выпад в горло, и он ушел выше, сбив мне шлем. Враг злобно усмехнулся, за что сразу же заплатил кровью. Мне удалось воспользоваться краткой заминкой и, отклонив клинок, с силой садануть кулаком эльфу в нос. Кровь хлынула по губам и шее, тот отпрянул, пытаясь справиться с болью и непроизвольными слезами.
Сердце йокнуло, в безумии битвы я уловил свой шанс. Клинок мой метнулся к врагу, целясь в сочленения брони. Недриан вскрикнул и резко ударил меня мечом, попав в мою ловушку. Как я и сказал: «у меня лучшие доспехи». Двойная кольчуга, подбитая мехом, скрытая за пластинчатой кирасой – последнее слово в изготовлении брони, подарок от Йорлунда. Эльфийская зачарованная сталь прорезала кольчугу, распорола кожу, полоснула по кости и застряла в пластинах кирасы. Залитое кровью лицо альтмера побелело, глаза округлились, и через миг мой меч с хрустом пробил его кирасу. Лезвие вошло под нижние пластины, миновало ребра и рассекло сердце. Я вырвал меч, глядя, как взгляд Недриана мутнеет.
Альтмер осел, недоуменно косясь на кровосток моего меча.
- Увидимся в Совнгарде, - прошептал я, и эльф тихо упал на бок, глядя в никуда.
- Победа! – заорал я, вырывая меч павшего генерала из брони. – За Скайрим!
Воины радостно завопили, глядя как остатки Талморского войска бегут к кораблям, гонимые ужасной конницей нордов. И тут что-то горячее ударило в спину. Я инстинктивно обернулся и замер. Помню, как раскрыл рот, удивленно глядя на плавящийся снег, на трещины в кристалле посоха. Я едва прикрыл глаза, а затем прогремел взрыв. Тысячи раскаленных игл пронзили меня, напитав чистой магией. Я закричал, и крик потонул в гуле водоворота. Запах озона растерзал легкие, в голове что-то взорвалось, и мир погас. Довакин, Клинок Скайрима, Дракон Севера – просто исчез.
========== Глава 2. “Ужас” другого мира ==========
Мне не впервой просыпаться с головной болью, но то пробуждение било все рекорды. Даже после празднования дня рождения Эйлы, когда Белетор привез в три раза больше меда чем было заказано, мне не было так тяжко.
Борясь со сверлящей болью во лбу, я открыл глаза, надеясь встретиться взглядом со жрецом-целителем. Но вместо этого меня встретили громадные, черные глаза коровы.
Коровы.
Не обросшее донельзя шерстью скайримское чудище, а вполне себе гладкошёрстная буренка, каких много в моем родном Хай-Роке. Создание смотрело на меня с любопытством и толикой презрения, всем видом намекая, что мне не место в ее личном сарае.
В сарае.
В носу все еще свербел озон, но сквозь него уже пробивались знакомые ароматы навоза, живности и соломы. Место, где я себя обнаружил, напомнило о тех далеких временах, когда я еще был рыцарем и, объезжая подвластные мне территории, навещал владельцев ферм. Я попытался вспомнить, могут ли в окрестностях Данстара быть такие уютные сарайчики, но на ум ничто не приходило.
Не приходило, и я никак не мог понять, почему.
«А какого даэдра? — промелькнула мысль»
Когда мы шли на битву, стояла середина зимы, и Скайрим походил на белоснежную пустыню. Но я не чувствовал холода, пол сарая был земляным, а из зазоров в дощатом потолке пробивались довольно яркие лучи солнца.
Вопросов хоть отбавляй. Самый насущный, конечно — где я. Чуть менее — почему я лежу в сарае, в исподнем. А из одежды на мне были лишь засаленные штаны и пара окованных сапог. Ну, если не считать за одежду довольно неумелую тряпочную перевязку на боку. Я дернулся, ощутив рвущую боль в ране.
Видимо, сказалась легкая контузия, помешавшая сразу сложить два и два. Конечно же, несложно было поднять взгляд на небольшое окно под потолком и разглядеть лазурное небо и стайки рассекающих его птиц. Прислушаться к тихому шуму древесных крон, услышать пенье соловья и трудолюбивую трель дятла. Но я не смотрел, а возможно мне было просто плевать. Все-таки, я же Драконорожденный, с посланной не иначе как самим Молагом головной болью. Я поморщился, собираясь с мыслью.
— Мууууу! — разразилась корова, недовольно косясь на меня.
— Заткнись, животное, — простонал я, прижимая пальцы к вискам. Боль понемногу спадала, и я позволил себе подняться на ноги.
Клянусь, сказать, что я тогда был растерян– ничего не сказать. Я был ранен, а значит битва прошла совсем недавно. В сарае не было костра, но я не трясся от холода, а значит на улице точно не зима. На мне нет доспехов — значит кто-то меня обобрал.
И тут я ощутил укол страха.
«Неужели мы проиграли битву и талморцы захватили меня в плен и теперь держат… в сарае?!»
Я с легкостью отбросил эту мысль как невозможную. Эльфы не взяли бы меня живым. Слишком боятся драконьей крови. Когда Ульфрик отсылал Эленвен из Скайрима, она четко дала понять, что мне, Довакину, не место в царстве эльнофей. Я до сих пор не понимаю, что эта баба имела в виду, но одно усвоил: убийцы из талморцев так себе. Самое вероятное, решил я тогда, что какой-то даэдра перенес меня из Скайрима в задницу Тамриэля, ради развлечения. Возможно, Шеогорат. Тем более он приглашал меня посетить свой план в Обливионе.
— Ну ладно! — крикнул я. — Что это за шутки? Где я? Покажись, чертов даэдра.
— Муууу, — корова посмотрела на меня любопытным взглядом. — Муууу.
— Черт знает что, — хмыкнул я. — Ты же не воплощение даэдра, да?
И тут я услышал вопль, от которого по спине пробежали мурашки. У меня! Клянусь Шором, это был самый ужасный крик, что я когда-либо слышал. Омерзительная помесь женского визга, волчьего воя и чего-то еще, отдаленно напомнившего скрежет металла о метал. Это был крик живого существа. Разумного и неестественного. Рука машинально опустилась на пояс, пытаясь нащупать рукоять меча. Тщетно. Но, по крайней мере я мог рассчитывать на ту’ум.
— Милисердо Криатор ми ас! — завопил гулкий бас.
У входа в сарай послышались тревожные шаги, звякнула цепь, заскрежетала задвижка. Я крепко сжал кулаки и глубоко вдохнул, готовя голос к бою. Может, я и не был самым прилежным учеником Ангейра, но мой крик все равно мог осадить любого незадачливого бандита. А то и десяток бандитов, если без ложной скромности.
Подготовка к ту’уму — неописуемое чувство. Ты стоишь, будто врастая ногами в землю, каждой костью ощущая связь с Кин. В горле нарастает вибрация, легкие наполняет горячее пламя. Даже мысли становятся другими, необузданными и дикими. Сила дова — мой врожденный дар. Я так его и не понял, хоть он и даровал множество побед.
Дверь открылась и в сарай медленно вошел бледный оборванец, едва ли достойный встречи с пламенем дракона. Я судорожно проглотил крик, чувствуя, как жар покидает горло растекаясь по всему телу. Легкое разочарование вороном клюнуло сердце. Я хотел закричать, это глубинное желание проистекало из моей природы. И я не доверял ему. А Брелина, моя чудесная чародейка, его боялась. Дракона внутри меня.
Незнакомец поднял на меня взгляд, в котором отразились все несчастья мира. Его худое, морщинистое лицо покрывала испарина, грязные волосы налипали на лоб, под глазами чернели круги. Я обратил внимание на ширину его плеч, на грубость рук, на порепаную кожу лица и узнал в нем крестьянина. Но не скайримского, нет. Бретонского.
Несмотря на бледность и явное переутомление, зашедший в сарай незнакомец мало чем отличался от тех крестьян, что когда-то трудились и на моей земле. Он что-то сказал, но я не понял ни слова. Крестьянин тяжело вздохнул и покачал головой. Дрожащая рука стянула с головы помятую шляпу, обнажив практически лысую голову.
Вопль повторился, и я уловил в нем оттенки речи. Будто какую-то женщину или девушку подвергали столь чудовищным истязаниям, что голос ее исказился до воя даэдра. От этой мысли стало не по себе. Крестьянин что-то протараторил, указывая на дверь.
— Ле темплиарэ, ле темплиарэ деффито, — на глазах его навернулись слезы. — О, ми Анаста.
— Что это за крики? — холодно спросил я, жалея, что погасил ту’ум. — Что это за крики?
Но крестьянин, похоже, не понял меня. Он лишь округлил взгляд, пристально заглянул мне в глаза и вновь тяжело вздохнул. В его осанке чувствовалось отчаянье. И тут я заметил капли крови на рукавах его рубахи. Я не знал, что случилось, не знал, что за крики, но человеческая их природа, а также кровь на руках незнакомого крестьянина дали все необходимые наводки. Я резко двинулся к выходу, сжимая кулаки.
— Нихт! Нихт! — крикнул крестьянин, выпрыгивая предо мной, и я легко отшвырнул его в сторону, как пушинку. И только очередной вопль спас его от увесистого удара по роже.
Я выскочил из сарая и оказался в центре типичной Хай-Рокской крестьянской общины. Несколько одноэтажных домов с соломенными крышами, загон скота, высокий, хоть и без вычурности дом старосты и несколько пристроек напротив обширного поля колосящейся пшеницы. Это место едва ли можно назвать деревней, тут даже нет кузницы! Потому я заключил, что община принадлежит какому-то небогатому рыцарю. А значит, где-то за подпирающим дома лесным массивом наверняка прячется скромный дом сэра.
На миг я растерялся. Голова все еще трещала по швам, но теперь я не мог не заметить свежей травы, бьющего в лицо теплого ветра и палящего солнца в небе. Перед носом пролетела капустница, сверкнув тусклым узором крыльев, а под ухом прожужжала мошка, пытаясь примоститься к шее и как следует укусить. В одном из домов я уловил движение. Пригляделся и рассмотрел прижимавшихся друг к другу женщин и молодых парней. Все бледные как смерть. Уловив мой взгляд, они тут же отошли от окна.
— Что за чертовщина происходит? — пораженно прошептал я. — Где я вообще?
Вопль вновь пронесся над фермой, хлестнув по ушам. Не было сомнений — кричали из дома старосты. Я глубоко вдохнул, вырвал из небольшого заборчика доску и медленно двинулся к двери, с каждым шагом преодолевая страх.
Говорят: “Довакин не знает страха”. Скальды иногда посвящали мне песни, в которых я предстаю великим героем, не знающим страха и сомнений. Почти как Исграмор. Вот только они не знают, что такое первобытный страх человека. Я многое видел, многое пережил, но это не спасало от природы. Может, внутри меня и жил дракон, но я все еще был человеком. Вопли прогрызали путь к сердцу, заставляя глубинную природу съеживаться перед неестественным и неправильным. Тем, что разум отказывается принимать. А вопль, все чаще доносившийся из дома, был чертовски неправильным, с какой стороны ни посмотреть.
Я сплюнул, крепче сжал деревяшку и решительно двинулся вперед, сосредотачиваясь на биении сердца. Что бы не кричало там, ему нужна помощь или, что вероятнее - последняя милость.
— Нихт! — послышался отчаянный вопль крестьянина. Он подбежал ко мне, рухнул ниц и попытался схватить за штанину. — Мессир, нихт! Демони! Демониии!
— Пшол прочь! — рявкнул я, едва сдерживая желание проломить ему череп.
— Папа! — донеслось из дома. — Пааааапааааа!
На глазах крестьянина навернулись слезы. Руки его задрожали, и он медленно попятился, нашептывая непонятную тарабарщину. И только теперь, когда вопль сменился вполне себе человеческим голосом я заметил у дома трех лошадей с солярными знаками на седлах. Лошадей.
Я сразу смекнул, что к чему. Крестьянин не может позволить себе лошадь. Это, черт подери, сокровище! Скорее всего, решил я, на ферму заехали сынки местного лорда и теперь жестоко издеваются над беззащитными крестьянами. Подобные случаи не редкость в раздробленных королевствах, где закон писан для всех, кроме богача. Я бы ушел, ведь вмешиваться в конфликт с еще одним бретонским королем — последнее, что мне нужно. Но тот вопль просто исполосовал мне сердце. И стало плевать, кто истязает. Я уже перестал быть человеком. Я был драконом, несущим возмездие.
И, будто парящий дракон, я двинулся к дому и одним ударом ноги вышиб хлипкую дверь, готовясь вышибать зубы, ломать спины и пробивать черепа. Но просчитался. Все это за меня сделало… оно.
Меня сложно удивить, но, будь я проклят, твари это удалось. Возможно, на руку ей сыграл антураж, а возможно, необычная форма тела. Меня передернуло от вида разбросанных по всему дому внутренностей, намотанных на инструмент кишок, разбрызганных мозгов трех несчастных латников, чьи обезображенные останки лежали у ног девушки. Самой обычной, если не считать белой кожи с черными венами, оранжевых вертикальных зрачков, сверлящих меня взглядом. Сверлящих при том, что тело ее было повернуто совсем в другую сторону.
— Едрить даэдрить, — прошептал я. — Что ты такое?
— Едрить даэдрить. Что ты такое? — передразнила меня тварь на чистом бретонском. Казалось, я слышу сразу два голоса. Тонкий девичий и другой, будто эхом отдающийся на границе слуха. — Какая неожиданность — язык богов. Звучный, в этой поганой яме, — оно сплюнуло гниловатой жижей, источавшей невыносимое зловонье.
Тело создания резко крутанулось, открыв мне обнаженные груди и исполосованный, залитый кровью живот. Я едва сдержал желание сплюнуть, опознав кусочки плоти и желчи, налипшие на некогда белое платье. На вид «девушке» было лет пятнадцать. Я медленно опустился, не отводя взгляда от окровавленных рук существа и поднял меч одного из трупов. Клинок приятным весом приласкал руку. Я ощутил непривычную тяжесть на конце клинка. Этим прекрасным длинным мечом не кололи — им рубили. Тех, кто не носит доспехи.
— Что ты такое? — вновь спросил я, крепче сжимая рукоять меча.
— А какая теперь разница? Я здесь, тиран Мышь мне не указ - я смотрю на мир ее глазами. Впереди у меня дооолгий путь.
— Даэдра…
— Ох, вовсе нет. Я бы все тебе объяснила, предложила сделку, но даже поганому тирану не под силу взять твою душу. Вырвать из тела, однако, попробовать можно. Но я не буду, — тварь сказала это резко, будто взвесив свои шансы. А затем оно посмотрело мне в глаза, и в лоб точно вонзилась раскаленная спица. Я отпрянул, изготавливаясь для атаки.
— Умоляю, господин! Не говорите с ней! — послышался крик крестьянина. — Не говорите с ней! Она демон! Отродье зла! Демон!
— Я его понимаю! — поражённо прошептал я.
— Считай это даром, брат, — нежно прошептала тварь. — Я хочу, чтобы ты мог разделить со мной музыку их ужаса. Я освобожусь и убью их всех, — демон говорил причмокивая, с наслаждением смакуя каждое слово, будто говорил в первый раз в жизни. — Всех, до единого.
— Я тебе не позволю, — хмыкнул я, прикидывая возможности противника. Я мог бы закричать, но никак не получалось выбрать подходящий крик. Огонь мог погубить половину деревеньки, лед тоже, да и знаком он мне только одни словом. Элементальная ярость и контроль времени мало помогут и, пока я размышлял, небольшая струйка крови вытекала из размозженной головы несчастного, пересекая начертанные на полу руны. Алый змей, дающий свободу дьяволу.
— Хочешь забрать их себе? — лицо демона исказилось в гримасе ненависти. — Конечно, выходцы Аурбиса всегда мнят себя богами. Ты такой же, как и он! Поганый окупант! Тиран!
— Фус-Ро…
Оно взвыло, и я полетел. Крик застрял в горле, а ребра захрустели от удара чудовищной силы. Это, без сомнений, была магия. Что бы не удерживало тварь от резни, оно больше не имело силы. Я пролетел добрых десяток метров, пока стена соседнего дома не помогла мне остановиться, едва не переломав половину костей и выбив воздух из легких.
Перед глазами поплыли круги, но я, слава Талосу, не чувствовал переломов. Пересилив желание судорожно задышать, я вскочил на ноги, направляя клинок перед собой — наугад. И не ошибся. Тварь летела на меня с чудовищной скоростью. Яростный визг хлестанул по ушам, когти блеснули в свете солнца, точно багряные крюки китобоев. Оранжевые зрачки впились в меня, пытаясь лишить мужества. Но я не дрогнул.
Испугавшись стали, демон слегка отклонился, позволив мне подняться и рубануть наотмашь. Серебристое лезвие описало дугу, сверкая солнцем коснулось плоти создания. К сожалению — лишь мельком. Демон мгновенно отскочил, испепеляя ненавидящим взглядом и остановился в шести шагах от меня. Когти сверкнули, по тоненьким ручкам пробежали искры молний, не предвещавшие ничего хорошего.
Существо сомневалось. В его обезображенном лице читался потаенный страх, сомнение. Оно изредка поглядывало на лес, видимо чувствуя порыв к бегству.
И это чертовски плохой знак. Если тварь боится — значит будет осторожничать, держать дистанцию, ждать ошибки и бить. Бить и еще раз бить. Огнем, молниями, льдом и кислотой, пока силы не покинут меня, и оно не получит шанс освежевать противника точно дохлую рыбину.
«Ненавижу драться с магами, — подумал я. — Как же я ненавижу драться с магами!»
Я крепче сжал рукоять, наслаждаясь весом прекрасного меча. Он — рубящее оружие, и я принял боевую стойку, подняв клинок над головой, держа навершие чуть выше лба, для создание нужного рычага. Но не меч был главным оружием. Легкие быстро восстанавливались, дракон готовился к атаке.
«Еще немного, и я спалю ее дотла»
Но оно не стало дожидаться. Тварь решила сыграть на неожиданности и, вместо дальнего боя кинулась в ослепительно-быстрой рукопашной атаке, высекая когтями опасно яркие искры.
Я хорошо усвоил уроки Фаркаса. Научился держать себя в руках, не бояться, действовать быстро и плавно. Левая нога чуть назад, правая рука поднимается выше к гарде, левая спускается под прямым углом до самого навершия. Резкий диагональный удар — в голову, плавный вертикальный подъем — в живот, колющий выпад в горло, а затем, сверкающая сталь описывает круг, возвращаясь к исходному положению. Приемы отточены, цель ясна — дело за исполнением. Тварь била быстро, но когти слишком коротки, а меч того бедолаги двигался под непонятными ей траекториями.
Сердце бешено колотилось, но я держал себя в руках, стараясь не подпускать существо к себе. Я не носил доспехов, и любая ошибка могла стоить мне жизни. Клинок описал дугу и едва не отсек демону обе ноги, заставив того взвыть от злобы. Отпрыгнув, оно завопило, от чего молнии на руках окрасились в багровый. Энергия росла, искры били по земле, разряды летели в разные стороны, слепя меня вспышками. Я ухмыльнулся и крикнул:
— Вульд!
А других слов «Стремительного Рывка» я не знал. Впрочем, мне и первого было вполне достаточно. Во мне проснулся дракон. Я взвыл от ярости и упоения, когда сила ту’ума швырнула меня на врага с немыслимой, оглушительной скоростью. Демон не успел понять, что произошло, а я уже с силой приложил лбом по губам, вышибая заостренные зубы, заставляя его ими поперхнуться. Оно отшатнулось, дав мне столь необходимую дистанцию в клинок, и я опустил меч на левое колено врага. Кровь обагрила землю, чудище повалилось на колени, ударило молнией, но заклятье пролетело мимо, скрывшись в голубых небесах. И тут я увидел страх в ее глазах. Ужас, порожденный кратким мигом осознания. Демон уловил плавный взмах меча и, вскрикнув, попыталась распороть когтями мне грудь.
Тщетно. Он бы не успел сделать это, будь даже сам Акатош на его стороне. Клинок опустился, и рука отлетела, забрызгав меня фонтаном горячей крови. Описав краткую дугу, сталь срубила когти с фаланг правой и, вернувшись на «орбиту» впилась в горло демона. Раздался оглушительный хруст и на утоптанную дорожку хлынул веер густой, черноватой крови.
***
Итак, существо пало к моим ногам, подарив перед смертью знание языка обитателей этой, как я считал, провинции Хай-Рока. Эх, если нам и дана способность отсеивать полученные знания я, без сомнения, воспользовался ей тогда. В те дни мне предстояло усвоить всю полноту смысла фразы: «умножающий знания — умножает скорбь». Но, прежде чем столкнуться со страшной правдой, я пытался защитить осколки своего восприятия, подгоняя под себя все противоречивые сведения. Лето, странный язык, мертвые воины в прекрасных латах с невиданным гербом в виде огненного меча и странный титул местного барона — все это я списывал на причуды местного королька. Но защита моя дала трещину и осыпалась как осенний лес Рифтена,в штормовой ураган.
Меня не сочли героем. Не было фанфар, бурного пира и восторженного визга молодых женщин. Только крестьянин мрачно кивнул, перед тем как опуститься на колени перед почти обезглавленным телом чудовища. Вильям — так звали бедолагу, был ей отцом и местным старостой в придачу. Он сказал: «в нее вселился демон», но я ничего не мог на это ответить. Старик коснулся ее волос, медленно прикрыл ладонью веки и поднялся, смотря куда-то вдаль.
— Спасибо вам, господин, — сказал он после недолгого молчания.
Убедившись, что существо погибло, из домов начали медленно выползать перепуганные хлебопашцы. Почти все женщины и дети. Что не могло не удивить. Робко озираясь, испуганно поглядывая на крючковатые когти. Женщины грубо разворачивали детей, чтобы те не выбегали поглазеть, немногие мужчины, в основном старики и совсем уж юнцы тихо бранились, бурно молясь какому-то создателю.
Вильям распорядился принести мои доспехи и, пока я ждал его сыновей, рассказал, как я очутился в сарае. Оказалось, деревенские девки нашли меня на поляне, недалеко от деревни, когда собирали цветы и лечебные коренья. Я был без сознания, весь в крови и без оружия. Видимо, они прияли меня за рыцаря, попавшего в бандитскую засаду. А после мужики притащили меня в деревню, где сняли доспех и передали на попечение местной жрице — матери Тенаи, она и обработала мои раны.
И к вечеру, когда над крестьянской общиной навис медный диск заходящего солнца, я сумел, наконец все как следует обдумать. Благо, обстановка располагала. Я представился странствующим рыцарем и Вильям, услышав это, отвел меня к дому местного землевладельца. Как я и ожидал, скрывшегося за рядами сочно-зеленых деревьев.
Рыцарь жил небогато. Всего два этажа, небольшой палисад, пустое стойло для лошади — все, как и в моем погибшем владении. Когда-то точно к такому же дому подъезжал и я. Моя Фелиция выходила на крыльцо и ее улыбка, развевающиеся на ветру рыжие локоны заставляли сердце трепетать от счастья. Я вспомнил, как спускался с коня, бряцая кольчугой, а Григор прыгал вокруг меня, уговаривая дать подержать меч. Все это исчезло в горниле войны, но тогда я на миг вернулся в счастливое прошлое. Ностальгия резанула сердце, и я позволили себе отвлечься от размышлений, наслаждаясь видами изумрудной растительности, полной грудью вдыхая аромат цветов, слушая трель птиц, мерный шелест крон и жужжание труженицы пчелы, сорвавшейся с сочного одуванчика.
Как выяснилось — жена рыцаря и его сын Фабий уехали вместе с мужем, оставив дом на попечении трех слуг и матери Тенаи — молодой женщины с узким лицом и густыми волосами цвета тусклого золота.
— Спасибо вам, от имени Церкви, сэр рыцарь, — сказала Тенаи, ставя на стол похлебку. Она не чуралась помогать слугам в хозяйстве, чем удивила. Жрецы обычно воротят нос от «грязной» работы. Заметив мое удивление, мать лишь снисходительно улыбнулась. — Вы одолели страшное чудовище.
— Видел страшнее, — абсолютно искренне ответил я. Мне нравилась простая, и меж тем такая родная внешность Тенаи. Она выглядела как типичная бретонка. Не напомаженная магесса — подружка Брелины, не жена Белетора, жирная Фрида, обернутая в драгоценности как каджит в мех, а простая женщина из родных краев. Ее немного смутила моя улыбка, но она не опустила взгляд.
— «Блаженны хранители мира — защитники справедливости». Воистину, Создатель послал вас в час нужды, — сказал она, ответив мне улыбкой. — Это хорошие люди и им страшно.
— Больше не страшно, — ответил я, уплетая за обе щеки.
— Тейрин Кусланд созвал фирд, — мрачно, и будто себе самой сказала мать. — Создатель послал в мир войну, дабы испытать нашу веру.
— Так и есть, — не стал спорить я.
В Хай-Роке всегда идет война. Как там сказал тот писателишка? «Займи любой клочок земли и нареки себя королем»? Что-ж, так и есть. Королей у бретонцев столько, что среди них идет вечная резня за власть и преумножение. Земли разбиваются и собираются, рыцари сходятся и крошат друг друга, а затем братаются и идут резать соседей. Правда, это все длится до тех пор, пока Талмор не начинает наглеть, и король Даггерфола не собирает всех дерущихся кретинов в кулак, ломающий кости эльфам. Словом — ничего необычного. Но фирд… это меня удивило.
Фирд — толпа крестьян, ремесленников и хлебопашцев, следующих за рыцарями под стяг короля. Плохо вооруженные, без доспехов и щитов, они умножают число, помогают раненым и режут дрогнувших. Их созыв, да еще в пахотный сезон — признак жестокой и крупной войны. Войны на территории полуострова.
«Неужели Талмор ведет войну на два фронта? На северном побережье Скайрима и у границ Хай-Рока?! — думал я»
Солнце садилось, обед переваривался, а жрица кормила и кормила меня такой дикой религиозной чушью, что уши вяли. Я ничего не понимал, чем вызывал в ней легкую оторопь, побуждая с жаром рассказывать о Создателе, Андрасте и прочих непонятных, безумных сказках. В конце концов она так меня доконала, что я попросил у нее карту земель, лишь бы читая — прекратить поток сектантского бреда.
И сделав это, я рассек мою жизнь на «до» и «после». Ведь на карте, что вложила мне в руки мать Тенаи, было только одно государство. Ферелден. Стоит ли говорить, что сперва мне показалось — жрица дурачит меня. Пришлось убедить ее дать еще карт, а потом и вовсе распорядиться слугам притащить те, что были у погибших воинов. И везде только Ферлден и пограничье. И хуже всего: это давало ответ на все. Сидя на кресле я обливался потом, полубезумным взглядом рассматривая незнакомые названия городов, деревень и паутину дорог. В Тамриеле стояла середина зимы и Хай-Рок должен быть белым от снега. Я не знал язык, ведь он не был даже частично бретонским. Я не был на родине. Я вообще не знал, где я.
— Даэдра меня разорви, — прошептал я, сворачивая карту. — Где я, черт подери?
Комментарий к Глава 2. “Ужас” другого мира
Так! Довакин попал на земли Кусландов. Впереди знакомство с тейрном, Дунканом и пр. Буду рад каждому комментарию, пожеланию и совету.
========== Глава 3. Лицо “Врага” ==========
Стояло лето 9:30 Века Дракона, Ферелден готовился к войне с порождениями тьмы. Это все, что я понял из испуганных разглагольствований крестьян. Положение гостя из другого мира едва ли можно назвать завидным, но обстоятельства открывали серьезные перспективы и простор для действий. Где война – там хаос, где хаос – там возможности. Приоритетной целью, конечно же, было возвращение домой. Но для этого мне необходимо было пересечь половину страны, добраться до башни круга магов на озере Каленхад и все это по кишащей бандитами, дезертирами, диким зверьем земле. А у меня даже оружия не было!
Прекрасный меч пришлось вернуть церкви, а от доспехов избавиться. Нет, кольчугу я, конечно же оставил. А вот замечательные пластинчатые латы, выкованные на заказ самим Йорлундом, оплавились и едва ли их можно было носить. Мое положение не могло не вызвать едкой ухмылки. Восемь лет назад я прибыл в Скайрим оборванцем, покинув родные разоренные земли. Я поднялся, разбогател, оброс жирком и славой и вот теперь, будто по злому умыслу богов, я вновь остался ни с чем. В чужой стране. Ни оружия, ни денег, ни даже имени. Только воинское мастерство, да сила голоса, от которой в реалиях Тедаса куда больше проблем, чем пользы. Впрочем, раньше у меня не было и этого. А теперь предстояло снова, шаг за шагом карабкаться вверх, выползая из ямы. В этом, кстати, мне очень помог сын тейрна - Фергюс Кусланд. И сначала он мне очень не понравился.
Он появился ближе к полудню, когда крестьяне во всю гнули спины в полях, а мать Тенаи подгоняла обленившихся слуг звучным, бодрым голоском. Она не терпела бездельников и даже меня умудрилась припрячь, отправив рубить дрова для очага. Как ни странно, я не испытывал неприязни к командующей женщине. Возможно, благодаря ее обаянию и трудолюбию. Тинае работала куда усерднее всех служанок и командовала без брани, даже с любовью. Мне нравилась эта женщина.
Я обедал, когда на улице послышалось ржание и стук множества копыт.
- Кто это? – спросил я обслуживающую меня молоденькую рыжую служанку.
- Не знаю, - ответила она, опуская на стол кувшин с водой. – Рыцари.
- Понятно.
Я встал из-за стола, потянулся и вышел во двор, глубоко вдыхая ароматы лета. Тенаи уже стояла на крыльце, поправляя пояс на желто-алой мантии. Гости явно встревожили ее, хоть она старалась и скрыть волнение. Служанка не ошиблась. У дома топталось, ржало и фыркало дюжина прекрасных коней, а на них – закованные в латы воины с мечами, щитами и копьями. Доспехи сверкали на солнце, практически ослепляя, а на выкрашенных синей краской красовался незамысловатый герб в виде сплетенных травинок.
«Это не обычные рыцари, - смекнул я. – Это телохранители»
- Славный денек, преподобная мать! – обратился главарь рыцарей к Тенаи, когда та вышла из дома. Латная перчатка скинула забрало и мне открылось лицо молодого юноши, не старше девятнадцати лет. Слишком смазливого, чтобы быть закаленным в боях воином, но достаточно мужественное, чтобы принадлежать сыну местного ярла. Или эрла, как их называли Ферелденцы. Но я ошибся.
- Воистину, Создатель благословил нас отличной погодой в это суровое время, - почтительно ответила жрица. – Как поживает ваша супруга?
- Замечательно.
Юноша хмуро покосился на меня. Должно быть, я походил на бандита. Небритый, в кольчуге, грязных штанах и нечищеных сапогах. То еще зрелище. Не став дожидаться вопроса, я по-рыцарски поклонился и назвал ему свое имя. Как и ожидалось – оно его не впечатлило. Смерив меня взглядом и выслушав объяснение жрицы, он заявил:
- Мы здесь, чтобы убить чудовище, мать, - мрачно сказал тот.
- Вы опоздали, - хмыкнул я. – Порублено и закопано.
Юноша нахмурился, явно не обрадованный моим ответом. А вот некоторые телохранители вздохнули с облегчением. По понятным причинам. Я не думаю, что демон был им по зубам, но юнец видимо, считал иначе. Еще больше тот удивился, когда Тенаи сказала, что именно я прикончил тварь. В одиночку.
Смерив меня взглядом, от которого и корова бы не попятилась, он надменно хмыкнул и сказал:
- Что ж, сэр Томас, благодарю вас от имени моего отца и всего Хайевера.
- Я всё-таки странствующий рыцарь, - хмыкнул я, глядя юнцу в глаза. – Я этим зарабатываю.
Он явно понял намек, но в глазах юноши блеснуло странное пламя. То ли он не доверял мне, что скорее всего, то ли задумал что-то нехорошее. Повисло напряженное молчание. Напряженное и многозначительное. Можете смеяться, но я прекрасно понимал чувства юноши, как понимал и облегчение его телохранителей. Он ехал в латах, по жаре черт знает сколько верст, желая стяжать себе славу убийцы чудовищ и защитника родных краев, а какой-то оборванец в кольчуге отнял у него трофеи победителя. Ну а телохранители – перед кем им чиниться? Едва ли они снискают много чести, помогая избалованному сыну господина бить чудовище. А умереть ради чужой славы и вовсе сомнительная радость.
Я не сдержал улыбки. Клянусь, со стороны нас можно было принять за волков из разных стай, окруживших растерзанного оленя. Мы скалили зубы, изображали благочестие, но каждый (в этом я не сомневался) обдумывает план возможной стычки. Я прикинул, как можно выйти победителем из возможного боя, но на ум ничего не приходило. Крик-криком, но я был безоружен, а выхватить клинок у испытанных телохранителей влиятельного лорда – задачка нетривиальная.
- Господин Фергюс, - нарушила тишину Тенаи. – Разве странствующие рыцари не угодны Создателю? Разве не завещала святая Андрастедавать кров, еду и питье справедливости защитникам? Одаривать их златом и благами мирскими? «И сказала Андрасте, стоя у храма: Благоволите им, держитесь их, ибо свет Создателя ведет их мечи»
Я прям лопнул от гордости. В Хай-Роке странствующих рыцарей считали, в лучшем случае, опасными проходимцами, имеющими привычку вызывать на бой каждого, кто на них косо посмотрит. Они пили как хаммерфелский верблюд, жрали как сиродильская свинья и убивали, как не снилось ни Братству, ни Тонгам. Я лично велел повесить одного такого «гостя», когда он убил моего трактирщика, за то, что тот отказался наливать в долг пятую кружку и пытался изнасиловать его осиротевшую десятилетнюю дочь.
Фергюс вновь покосился на меня. В глазах юноши горело пламя недоверия и разочарования. И, меж тем, слова жрицы тронули его сердце. Вера – могучий манипулятор. Поэтому Талмор так старается извести Талоса. Чтобы лишить нас чувства единства.
- Мудры слова пророчицы, - смиренно отозвался Фергюс. – Что ж, сэр Томас. У вас есть конь?
- Нет, но…
- Он может взять коня одного из покойных рыцарей-храмовников, - резко перебила меня жрица. – Это дело благое.
- В таком случае, я буду «счастлив» представить вас отцу, - ответил Фергюс.
Тинае иронично покосилась на меня, и я едва слышно хохотнул, поправляя пояс. Не знаю, какой силой обладает эта «Песнь Света», но преподобная мать прекрасно умела ее вовремя применить.
***
Я всегда любил лошадей. Умные, преданные животные – лучшие друзья рыцаря. Но тот конь, что я «одолжил» у покойного храмовника почти переменил мое отношение к своей породе. Животное было плохо объезжено, скакало нехотя и нет-нет, но пыталось периодически скинуть меня с седла. Я вжимался в него, крепче хватаясь за гриву и со стороны рыцарей-телохранителей доносился издевательский смех. Но не Фергюса. С тех пор, как мы покинули Рейнвиль он не проронил ни слова и явно пребывал в серьезной задумчивости. Нас припекала жара, а потому он снял шлем, распустив черные волосы, вызвав в телохранителях едва уловимую зависть.
Только отъехав на добрую милю я в полной мере осознал, как всё-таки сильно Ферелден отличается от Хай-Рока. Пыльная дорога вела нас мимо бескрайних долин, уходящих в небо. Мимо густого частокола хвой и осин, над бурными ручейками и речушками. А в небе, стоило поднять взгляд, резвились бойкие стайки птиц, незнакомой мне породы. Пахло хвоей, сочной листвой, лошадьми и ватрушкой, что Тинае вытащила из сумки прямо на ходу. Для похода она надела грубую мантию, а золотистые волосы стянула в хвост, оставив несколько локонов, ниспадающих на красивое лицо. Ей было не больше двадцати пяти – солидный для женщины возраст. Года, когда засыпающую страсть начинает сменять мудрость. Я ухмыльнулся, вспоминая пепельную чародейку Брелину, что всегда выглядела на девятнадцать, благодаря особенной физиологии данмеров и сердце сжалось. Бедная, она, наверное, рыдает теперь, оплакивая «павшего» мужа. Я представил, как Ралоф стучит в дверь, как она открывает, с нетерпением ожидая новостей о битве. И как улыбка медленно сползает с пепельного лица, а по щекам спускаются первые слезы, капая на свежевыпавший снег. Я видел такие картины не раз. Тяжелое зрелище, но такова жизнь воина.
- Угощайтесь, - я не заметил, как Тинае поравнялась со мной, пожевывая ватрушку. – Вы почти ничего не ели.
- Я не голоден, - солгал я. – Я смотрю, Фергюс угрюм как хоркер. Верно злится, что я отнял у него славу.
Тинае подняла бровь и усмехнулась, продолжая протягивать мне съеденную наполовину ватрушку. Пришлось взять и угоститься.
- Нет, глупости все это, - отмахнулась она. – Фергюс хороший человек и совсем не гордец. На нем лежит бремя ответственности за тейринг.
- Все воины - гордецы.
- Не все, - хохотнула она. – Но в целом да. Думаю, он скорее расстроился, что потерял время. Ему ведь скоро отправляться в поход, - она заметила мой удивленный взгляд и добавила. – Он поведет рыцарей и фирд в Остагар.
- В таком случае, разве он не должен быть со своими людьми? Готовиться к походу? Проводить учения?
- Вот поэтому, - вздохнула Тинае. – Он и переживает. Разве не Фергюс увел всех сильных мужчин из семей? Разве не он несет ответственность за безопасность их родимого очага? Как лорд? Он прискакал сам, желая доказать верным ему людям, что способен защитить их родные края. Что они могут рассчитывать на него, как на своего господина. Это мудрое решение, хоть я и не одобряю его. Демонов должны бить храмовники. Это их святой долг. Не злитесь на Фергюса. Он добрый андрастианин.
- К слову о «бабочках», - усмехнулся я. – В вашем священном писании славят странствующих рыцарей? Серьезно?
- О, славят – не то слово! Строф 16.1 «И да не впустите в дом обесчещенных псов. Да прогоните их палками, ибо утратили честь они и не будут знать ни покоя, ни пощады, ни жалости…», - Тинае расплылась в улыбке и достала из сумки другую ватрушку.
- Но ему вы процитировали иное, - хмыкнул я.
- «Блаженны хранители мира – защитники справедливости», - возвышенно ответила жрица. – Я сохранила мир, и обеспечила справедливость этой маленькой, безвинной фантазией.
Я усмехнулся, принимая половинку ватрушки. Мне нравилась эта женщина.
- Тем более, что вы никакой не странствующий рыцарь.
- С чего вы это взяли, преподобная мать?
- По вам видно, - пожала плечами жрица. – Вы рыцарь, но нездешний. Может быть беглый шевалье, может быть наемник из Марки, пришедший поживиться на горящую в войне землю. Вам не знакома «Песнь», а потому вы можете быть и язычником с севера из народа авваров. Кем бы вы и были, сэр Томас Аарон, но вы точно не ферелденский «бродяга в доспехах».
- И вы не высказали это Фергюсу. Почему? – я нахмурился, чувствуя себя идиотом. До этого момента я был полностью убежден, что дурачу их всех, выдавая себя за члена знакомого мне сословия. Но я недооценил наметанный глаз жрицы. Она уловила ход моих мыслей и улыбнулась с легким оттенком снисходительности.
- Вы убили демона, - серьезно ответила она. – Убили, хоть могли убежать, украв лошадь. Значит вы не трус и не подлец. А большего мне и не надо. Вы ведь хотите продать свой клинок тейрну Кусланду? Защищать его земли, пока отец и сын на воине? Не отвечайте, - Тинае улыбнулась, не дав мне ответить. – Я знаю, это так. Видит Создатель, юной Анне нужны в гарнизоне умелые воины.
Я улыбнулся и кивнул. Мне очень нравилась эта женщина.
- А кто такая, эта Анна? Жена тейрна?
- Дочь. Младшая дочь. Буйная девочка. Меч в руках, ветер в голове. Избалованная, но милая. Она вам не понравится.
- Почему? Недостаточно мила? – хохотнул я.
- Недостаточно женственна, - ответила Тинае, поглаживая гриву коня. – Она слишком увлекается фехтованием и слишком сильно пренебрегает уроками и богословием. Хорошо, что женщина может постоять за себя. Но она уж очень увлекается всем этим воинским…
Кони резко остановились.
- Стой! – крикнул Фергюс, поднимая руку. По рядам телохранителей пробежал взволнованный шепот. Зазвенели клинки, вырываясь из ножен, гулко застучало дерево щитов. Тинае резко помрачнела, явно что-то заметив.
- Что случилось? – спросил я, жалея, что отдал меч покойного храмовника.
- О Создатель, - прошептала она. На побелевшем лице проступил страх. Ладонь коснулась рта, в жесте отвращения, страха и жалости, – Какой кошмар.
Фергюс надел шлем и спешился, а вместе с ним и трое наиболее хладнокровных телохранителей. Я спрыгнул с коня и двинулся к ним, и вскоре причина беспокойства открылась предо мой во всем своем кошмарном великолепии.
- Назад! Они могут поджидать в засаде! – крикнул Фергюс. – Брендон, Куотернайт – осмотрите место. Гинс, Джер – прикрывайте их. Остальные – охраняйте преподобную мать.
Несмотря на протесты, Тинае спрыгнула с лошади и подошла ко мне.
- Создатель милосердный, - прошептала она, прикрывая лицо. От невыносимого зловония мутило даже меня, чего уж говорить о женщине, незнакомой с «запахами» воины. И даже прохладный ветерок не спасал от зловония. Запах крови, гнили, мочи и дерьма терзал горло, толкал ватрушки наружу. Я отмахнулся от роя чрезмерно навязчивых мух, что громадными стаями роились на растерзанных трупах. – Создатель… кх… милосердный.
И я не думаю, что он действительно таков. Потому что увиденное прямо заявляло: ни о каком милосердии и речи быть не может. На небольшим участке, между дорогой и лесной чащей «цвела» багряная трава, обильно удобренная выпущенными наружу внутренностями, кусочками костей и мозгов. Два десятка мужчин встретили тут свой рок, став пищей для паразитов. Но не только люди лежали на поле битвы.
Я опознал жуткого вида тварей, в уродливых костяных доспехах. Они источали странный, сладковато гнилостный запах и лежали вперемешку с людьми. Одни твари были высокими и широкоплечими, иные совсем коротышками. Я видел, как одно из отродий подохло, лежа лицом в огромной дыре на месте живота крестьянина. Подыхая, оно выгрызло ему кишки.
- Что это за твари? – спросил я, но не получил ответа.
- Создатель милосердный, - шептала Тинае. – Создатель…
Я положил руку ей на плечо. Жрица медленно повернулась, заглянув мне в глаза. В зрачках цвета древесной коры я увидел ужас. Она не стала отталкивать руку, хоть мой жест и слегка смутил перепуганную жрицу.
Вдруг, в центре бойни кто-то судорожно кашлянул. Послышался полный агонии стон, вперемешку с плачем. Тинае округлила глаза и крикнула:
- Живой! Кто-то живой!
Она почти оттолкнула меня и бросилась в центр поля.
- Стоять! – взревел Фергюс, но жрица не слушала его. Бедная женщина. Должно быть, увиденное не было для нее в порядке вещей. Признаюсь, даже меня эта картина немного тронула. Я видел подобную бойню лишь раз, когда наемники Серебряной Крови познали гнев Йорваскра. Ту бойню учинил я, опьяненный безумием зверя. Но я был закаленным в боях воином – а она всего лишь жрицей странного бога. Тинае подбежала к раненому и опустилась на колени, пытаясь снять с него шлем. – Отойди от него!
- Ему нужна помощь! – со слезами на глазах крикнула жрица. – Ему нужна…
Я рванулся к ней, предчувствуя опасность. Как оказалось – не напрасно. Только жрица сняла шлем, как из груди ее вырвался полный ужаса вопль. Человек, что, по ее мнению, нуждался в помощи, больше походил на драугра. Гнилостно-черная кожа, покрытая волдырями, кроваво-красные глаза с белеющими зрачками. Он открыл рот и завизжал так, что хлестануло барабанные перепонки. Тинаен завизжала, отпрыгивая прочь, поскользнулась на кишках и рухнула на располовиненое тело крестьянина, измазавшись в его крови и желчи. От ужаса и отвращения она почти обезумела. Несчастный подскочил с чудовищной прытью и, было, бросился на нее, но я подоспел вовремя. Удар сапогом в спину лишил «драугра» равновесия, но ненадолго. Он отскочил, поскользнулся, рухнул и поднялся вновь, не отводя от меня мертвого взгляда. И тут висок его пробило рыцарское копье. Голова раскололась как тыква, обломки костей повисли на лоскутах кожи, источая густую, черную кровь. Он покачнулся и с булькающими звуками рухнул на землю, продолжая биться в конвульсиях.
Тинае вскочила и кинулась ко мне во объятия. Я обнял ее за плечи, не обращая внимания на налипшие в волосах слизь и кровь. Ее трясло, самообладание изменило жрице, и она зарыдала, шепча молитвы Создателю.
- Поганые твари! – злобно крикнул Фергюс. – Откуда они взялись?! В центре Хайевера!
- Один из рыцарей-телохранителей остановился над разрубленным от шеи до паха трупом и снял с него шлем. На стальном, морщинистом лице старого рыцаря не дрогнул ни один мускул, но в глазах я заметил знакомую скорбь.
- Я знал его. Это сын старосты Кримека из Шемфела, - мрачно сказа он. – Это был фирд сэра Гаррета.
- Это и есть порождения тьмы? – мрачно спросил я, глядя на все еще дрожащее тело «драугра».
- Да, - холодно ответил старый рыцарь. – Разведка боем. Эти мужчины убили большую часть врагов, но битву проиграли.
«Их застали врасплох, - подумал я, осматривая поле боя. – Значит, твари не лишены интеллекта»
- Сколько их осталось? – тревожно спросил Фергюс.
- Не знаю. Но, если сравнить с другими такими же отрядами – не больше дюжины.
- Уходим, - мрачно приказал Фергюс. - Мы не можем преследовать их по лесам. Не с нашим снаряжением.
Мы двинулись дальше, соблюдая гробовое молчание. Тинае ехала без служанок, а потому пришлось самой смывать с себя останки крестьянина. Как только мы добрались до первой же речушки, она умылась и переодела мантию на запасную. Может, внешне она выглядела как прежде, но бледное лицо, дрожащие пальцы и мокрые глаза говорили о том, что она все еще боится. Я как мог утешал ее и преуспел в этом, хоть в ее восстановлении больше заслуга характера жрицы, чем моих нелепых подбадриваниях.
Так я в первый раз встретил своего врага. Его гнилостное лицо, безумный агонизирующий вопль и кровожадную ярость. Уже тогда, пересекая последний лесной массив я принял решение, хоть осознал его и много позже. Тинае была права. Я намеревался предложить свой клинок Кусланду. Заработать золото, выслеживая и истребляя этих тварей – едва ли можно было найти более благородный заработок. Но боги причудливо сплетают нити судеб, и едва ли я мог предвидеть, что первая встреча с вурдалаком станет первой битвой в войне, что я веду до сих пор.
Уже двадцать восемь лет.
Комментарий к Глава 3. Лицо “Врага”
Так! Вот и закончились пилотные главы фанфика “Северянин”. В целом, не смотря на хейт и негатив - я доволен результатом. Хоть концепция и не понравилась большинству читателей, я намерен продолжать работу до победного конца по двум причинам: 1 - у меня нет идей для рассказов; 2 - я всегда хотел написать такой фанфик; 3 - мне нужно отрабатывать POV.
По этому, прошу всех у кого есть жалобы и предложения высказать их в комментариях под этой главой. Все, что советовали в первой главе я учту. Лор свитков открывает интересные перспективы для создания индивидуального сюжета Довакина и его личного антагониста. В общем - будем работать со всей доступной информацией.
========== Глава 4. Хасиндская “Сова” ==========
Замок Кусландов не произвел на меня особого впечатления. А должен был, судя по многозначительным взглядам Тинае. Как сказал один из телохранителей Фергюса: замок возвели черт знает сколько столетий назад, как неприступную твердыню, прибрежную скалу, чей удел остановить волну Тевинтера. Собственно, он мог бы поразить, не повидай я до этого громадных стен Виндхельма, вырастающих из ледяных вод, или каменных арок Солитьюда, нависающих над пропастью. Замок Кусландов впечатлял, но не шел ни в какое сравнение с монументальной кладкой нордов или готическим великолепием бретонских цитаделей.
И все же, там было на что посмотреть. В наступающих сумерках портовый город казался скопищем огней, опоясанных стенами. Мы въехали во врата первой стены и сразу же очутились на оживленных городских улицах. Пахло морем, рыбой и пылью. Соленый ветер трепал волосы, нежной прохладой ласкал уже полностью затянувшиеся раны.
Я любил города. Буйство жизни, океан возможностей для славы и бесславия. На маленьком клочке земли рождались и умирали тысячи людей, возносились великие и гибли недостойные, люди жили полной жизнью, в безумной веренице забот.
Шумела спешащая по делам разношерстная толпа. Несмотря на поздний вечер, кругом звенела какофония города. Ругань, песни, звон молотов и свист пилы, звонкий девичий смех и крики детишек, играющих в догонялки между домами. Вот, пухлый мальчик падает и заливается слезами, под дружный хохот друзей. Вот, молодая женщина с большой черной косой, кряхтя и тихо бранясь затаскивает на крыльцо корзину с рыбой, злобно косясь на толпу безразличных мужиков, что-то бурно обсуждающих в переулке. Вот стражник, сплюнув на землю поднес факел к шесту, зажигая очередной факел-фонарь.
Горожане почтительно расступались, выкрикивая приветствия Фергюсу и его телохранителям. Пара помятых мужиков в явном подпитии прекратила драку, туповатым взглядом уставившись на процессию. И, едва мы проехали, возобновили вышибать друг-другу зубы.
- Люблю города, - сказала Тинае.
- Что? – переспросил я. Рядом гудел трактир – двухэтажное здание, окруженное самым отъявленным сбродом и пьянью. Я смотрел на их покрасневшие лица, вспоминая суровые попойки в «Гарцующей кобыле».
- Люблю города, - повторила она. С момента встречи с чудовищем она почти успокоилась, хоть легкая дрожь в руках и не исчезла, от чего она крепко сжимала поводья лошади. – Они – символ превосходства Создателя, - она улыбнулась, заметив мой скептичный взгляд. – Все познается в сравнении. Там, откуда я родом, люди живут в грязи и землянках. А здесь, - она с упоением окинула взглядом город, - здесь совсем другая жизнь.
Я не стал ничего говорить. Мне хотелось рассказать ей о величии Даггерфола, о громадных дворцах, подпирающих небо. О вымощенных камнем дорогах и мостовых, в тени величественных статуй. Рассказать о башне Диренни, столь высокой, что не верится глазам и древней, как кости земли. Город Хайевер был грязен и беден, но Тинае, все же, была права. Все познается в сравнении.
- Ты точно орлесианец, - хмыкнула она улыбаясь.
- С чего ты это взяла?
- Твой взгляд. Я уже такой видела, когда принимала в храме канцлера из Вал-Руайо. Ты смотришь на них как на дикарей. Ферелден - молодое государство. Здесь нет таких роскошных городов как Вал-Руайо или Фъера. Но среди нищеты, под оком Создателя живут суровые, небогатые люди. Их дух крепче стали. Ты полюбишь их, когда узнаешь получше.
- Не сомневаюсь, - ответил я. – И я не считаю их дикарями.
Крепость располагалась в северной части города, неподалеку от порта. Крепкие каменные стены и массивные ворота отделяли ее от городских кварталов. В замке горели десятки окон, а меж зубчатых укреплений считали шаги закованные в доспехи часовые. Я задумался, сумею ли вышибить ворота «безжалостной силой», глядя на громадные цепи. Ответ не утешал.
Часовые заорали, и через несколько секунд массивная решетка поднялась, ударив по ушам омерзительным скрипом. Мы въехали в роскошный двор, где уже выстроились в две шеренги закованные в парадные латы рыцари, во главе которых стояла высокая девушка в кожаной броне и при оружии. Пояс ее слегка оттягивала пара мечей. Фергюс остановился, ловко спрыгнул с лошади, звякнув доспехом и подошёл к ней.
- А ты быстро, - хмыкнула она. – Убил?
- И я рад видеть тебя, сестренка, - он махнул рукой, и телохранители быстро спешились. На лицах я заметил нескрываемое облегчение. Все мы ужасно устали от долгой езды по жаре. Я спрыгнул с лошади, а затем помог слезть Тинае. – Ты во мне сомневалась?
- Только в твоих телохранителях. Куорин пропустил две тренировки, - фыркнула девушка, строго глядя на одного из рыцарей. – Хорошо, что ты вернулся так быстро. У нас тут дел невпроворот. Мама отцу всю плешь проела. А это кто такой?
Я подошел ближе и смог как следует разглядеть ее. Лет семнадцать – не больше, с огненно рыжими волосами, холодным взглядом и родинкой на левой щеке. Я смерил ее оценивающим взглядом, уделяя внимание «очевидным признакам воительницы». Многие женщины в Скайриме и Хай-Роке умеют постоять за себя, но ремесло воина, настоящего воина, оставляет на теле неизгладимые следы, по которым всегда можно отличить фиалочку с ножом от смертоносной фурии, распарывающей мужчин как рыбак лосося. Маленькая грудь, мощные ноги, узкие бедра, широкая спина и сухие, рельефные руки. Все это было, хоть и в много меньшей форме, нежели у нордских солдаток, вот только ее прекрасное лицо не знало рассечений, а пухлые губки не целовали умбон щита. А значит девочка не видела настоящего боя. Не убивала, не стояла на краю гибели.
«Комнатная дуэлянтка»
- Сэр Томас Аарон, - представился я. – Странствующий рыцарь.
- Нам сейчас не нужны наемники, - холодно ответила девушка. – Зачем ты притащил его сюда, Фергюс?
- Он убил демона, - пожал плечами Фергюс. – Не хами гостям, Анна.
Скажем так: теплого приема не получилось. Девица в коже, как позже объяснила Тинае – и есть Анна Кусланд. Дочь тейрна Брайса Кусланда и моя возможная начальница. Впрочем, тогда перспективы работы на это семейство казались мне крайне туманными. Я хотел бороться с бандитами, выслеживать тварей, убивших солдат, а не нянчится с избалованными дочками богатых лордов.
Но тейрн заставил меня переменить мнение. До сих пор помню холодный взгляд его серых глаз, золотистые волосы и тонкие, вечно сжатые губы. Он принял меня в главном зале, чем-то напоминающем тронные залы ярлов. Сперва речь держал его сын, во всех деталях пересказав отцу детали нападения. Он говорил, и тейрн становился все мрачнее и мрачнее.
Мы стояли у самых дверей, ожидая разрешения предстать перед богатым господином, и я чувствовал себя почти что дома. Восемь лет назад я так же стоял у дверей тронного зала Дворца Исграмора, а «Ульфрик Буревестник» сосредоточенно и хмуро выслушивал доклады суровых бородачей, закованных в сталь. На их фоне я казался ребенком. Маленький бретонец, чужестранец – я едва ли был достоин их внимания. Прошли годы, прежде чем моя слава заставила нордов склониться предо мной. Теперь же я вновь стоял перед лордом, будучи прахом в его глазах.
Пламя факелов отбрасывало на лицо тейрна густые тени, еще сильнее старя этого и без того немолодого воина. Он слушал доклад сына и кивал, а стоящая рядом женщина встревоженно задавала уточняющие вопросы.
- Это его жена, - шепнула мне Тинае. – Леди Элеонора.
А вот она действительно была воительницей. Я увидел это в каждом жесте, в каждой реплике, во взглядах, лишенных стандартной впечатлительности фиалок. Если она и переживала, слушая историю, то только за здоровье сына.
- Яблоко от яблони, - хмыкнул я.
Разговоры стихли, и я почувствовал пристальный взгляд тейрна. Поняв, что время пришло, я встал перед лордом и, по-рыцарски поклонившись, назвал свое имя и титул. Как и ожидалось, ему не понравилось то, что он услышал. Видимо, умудренного опытом старого вояку не обмануть религиозными сказками о «благородных» странствующих рыцарях. Он бы, без сомнения, вышвырнул меня из замка, отвесив сыну подзатыльник, если бы не моя победа над демоном и ходатайство Тинае.
- Странствующий рыцарь, - хмыкнул он. – И откуда же вы родом?
- Мой дом – дорога, господин.
- И не имения нет, ни состояния?
- Карты, - с тяжелым вздохом ответил я. – Игра демонов.
Брайс усмехнулся, продолжая сверлить меня взглядом. Не став дожидаться жалоб и предложений, я опустился на одно колено и, склонив голову, предложил тейрну Кусланду свой клинок. Этот символичный жест казался особенно комичным, потому как клинка-то у меня не было. Да и вообще, я больше походил на грабителя, обобравшего пьяного рыцаря где-нибудь в придорожном трактире. И клянусь, они бы приняли меня за такого человека, если бы не помощь жрицы.
Женщина вышла в центр зала и начала долгий, красочный рассказ о том, как ужас обрушился на несчастных жителей общины. Как приезжие храмовники, все как один бравые вояки, пали ужасной смертью и только я, взявшийся из-неоткуда муж, схлестнулся с одержимым чудовищем в честном кумите, когда все жители дрожали без памяти в колдовском ужасе, и одержал победу.
Ветер свистел в коридорах замка, языки пламени дрожали, отбрасывая на стены причудливые, танцующие тени. Выточенные из дерева морды псов оживали, готовясь взвыть, приветствуя наступившую тьму. Повеяло холодом, и я на мгновение очутился в Скайриме, среди бескрайних полей долины Вайтран, где у костра сидел Карджо, рассказывая удивительные сказки о своей родине.
Все слушали, раскрыв рот. И особенно я. Черт подери, в последний раз такие эпические рассказы я слушал разве что в исполнении странствующего барда Тальсгара Странника. Когда жрица окончила рассказ, в глазах лорда и его жены появилось одобрение. Их впечатлил рассказ Тинае. Да и разве могло быть по-другому? Воины любят истории о тяжелых битвах.
- Значит, ты убил демона? Впечатляет. Мне сейчас нужны умелые воины, для защиты тейрнира от порождений тьмы, - он немного помедлил, косясь на жену. Элеонора едва заметно кивнула и пожала плечами. – Хорошо. Я тебя нанимаю, сэр Томас Аарон. С этого дня переходишь в подчинение сэра Гилмора. Он найдет применение твоим навыкам.
- Благодарю, вас, - ответил я, возвращаясь к дверям.
***
Слуги поселили меня в обычных казармах, выдав чистое белье, щит, шлем и прекрасный меч из личной оружейной Кусландов. Похоже, лорда действительно впечатлил рассказ жрицы, раз он решил сделать безымянному воину такой подарок. А возможно, просто хотел проявить демонстративное великодушие «герою», подтолкнув к подобным же подвигам своих рыцарей. В любом случае, теперь я был при оружии, имел какое-никакое жилье и мне не грозила смерть от голода и жажды. А значит дело осталось за малым.
Оставив вещи и как следует перекусив, я решил избавить себя от возможных проблем с незнанием местной культуры и попросил слугу отвести меня в библиотеку, немало того удивив. Там, среди громадных стеллажей, заставленных пыльными томами я вновь увидел жрицу. Она беседовала с каким-то седобородым старцем в дорогой мантии. Увидев меня, она удивленно поняла брови, а старик что-то недовольно пробубнил.
- Сэр Томас, вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, - сказал она.
- Почему? Чтение у рыцарей тейрна не в чести? – съязвил я.
- Вы умеете читать? – удивился старик. – Чудо чудное, диво дивное. Образованный рыцарь. Завтра град из лягушек поразит земли Ферелдена, от такой неожиданности.
Тинае спровадила старика, и мы остались одни, среди гор фолиантов. Пыль блестела в свете факелов, и в тусклом оранжевом огне усталое лицо Тинае постарело. Невидимые ранее крохотные морщинки потемнели, накинув ей десяток лет. Я, наверное, выглядел и вовсе древним стариком. В моем-то возрасте. Тридцать один год – уже прилично. Еще десяток, и можно будет ходить в раскорячку, проклиная молодежь и щедро награждать ударами палочки встречных зевак.
- Очень немногие умеют читать, - грустно вздохнула жрица. – В Ферелдене нет школ, кроме церковных, а местные мужчины предпочитают выпивку и драки изучению грамоты. Это грустно.
- Они воины, - ответил я, пожимая плечами. – Они должны драться и пить, а не сидеть за книгами.
Тинае взяла со стеллажа книгу в алом переплете и с любовью провела пальцами по корешку.
- Это «Тирдарага», - сказала она, указывая на книгу. – Поэма о Тирде «Яркая Секира», великой воительнице авваров. Первая книга, что я прочла сама. Я помню, как мать Альдетта нависала надо мной в монастыре. Над лохматой, дикой девчонкой, сжимая в руках ивовый прут. «Читай, дикарка! Читай, невежда!» - кричала она, замахиваясь. Ее все боялись, а меня ее крики заставляли хохотать, - Тинае улыбнулась, аккуратно положив книгу на стол. – Я видела в ней бешеную лесную свинью. Она лупила меня, а я заливалась хохотом, как сумасшедшая. Я не хотела учиться. Не понимала, зачем мне это, пока из любопытства не прочла эту поэму. Она открыла мне мириады миров. Привела к создателю и Андрасте, к «Песне Света». Мне жаль несчастных, всю жизнь проживших, не познав магии чтения. А какую книгу ты прочел первой, Томас?
- «Тактика сводных отрядов» - ответил я, вспоминая молодость. Как часами корпел над той книжонкой, пытаясь прочесть хоть одно предложение. Все бретонские рыцари должны быть грамотны и обучение было пыткой.
Тинае хохотнула.
- У тебя необычное имя, - сказал я, опускаясь в жесткое кресло.
- Хасиндское, - пояснила она, садясь напротив. – Оно означает «сова». В моем племени не знали книг. Мы жили как дикари. Да мы ими и остались, если по совести. Как жаль, что нельзя весь мир научить читать, - сокрушенно вздохнула она. – Мы смогли бы написать тысячи копий «Песни» и разослать всем сбившимся с пути язычниками и дикарям, чтобы и они могли примкнуть к народам, живущим под любящим взглядом Создателя.
- Сова, - хмыкнул я улыбнувшись. – Не похожа ты на сову.
- А на кого похожа? - кокетливо спросила жрица.
- На соловья. Твоя история в зале – мое почтение. В Коллегии бардов ты бы сделала головокружительную карьеру.
Она засмеялась.
- Красноречие – хлеб проповедника. Тем более, я должна была тебе помочь.
- Почему?
- Потому что…, - Тинае резко помрачнела и отвела взгляд. – Потому что должна. С того момента, как я увидела тебя в доме старосты. Раненного, без сознания - я увидела свое предназначение. Я обязана тебе помочь, чтобы ты помог всем нам.
- Ты прорицательница? – поразился я. Тинае вздрогнула и покачала головой.
- Нет. Не знаю. Да и не все ли равно, - устало ответила она. – И я все еще жду благодарности.
- А, мои манеры! – театрально воскликнул я. – Благодарю за доброту и помощь, прекрасная леди!
- Ох, не стоит благодарности, благородный сэр, - хохотнула она, изобразив реверанс. Наши взгляды пересеклись и на щеках Тинае выступил румянец. Я вдруг заметил знакомый блеск в ее глазах, – И всегда пожалуйста.
Она ушла, оставив меня в глубокой задумчивости. Мне нравилась эта женщина. Ее взгляд, ее голос, ее странные манеры и религиозные проповеди, умело вплетаемые в речь. Я поймал себя на желании обладать ею, на порыве обнять, вдохнуть запах волос, поцеловать. Я мрачно опустил взгляд на пол, чувствуя укол стыда. Ведь я только три месяца назад женился на Брелине и, хоть она не могла от меня родить, искренне любил ее. Но теперь, сердце, похоже, выбрало новую цель, не обращая внимание на холодное осуждение совести.
Таков удел воина. Путь чести и крови, в безумно яркой, но короткой вспышке под названием «жизнь». Пить, убивать, любить женщин и так до ворот Совнгарда, умножая воинское умение и славу. Создавая себе имя, что заставит Тсуна сойти с костяного моста. Как воин, как рыцарь и мужчина я имел полное право брать от жизни все. Но, что бы я себе не говорил тогда, мне все равно было не по себе.
Комментарий к Глава 4. Хасиндская “Сова”
Так! Знаю, глава маленькая и неинформативная, но я решил сделать ее именно такой, так как следующая глава будет включать в себя большое количество событий, в том числе приезд Дункана и, если она сольется с этой главой, выйдет просто монструозный объем. Что плохо и неудобно.
А еще у меня сломался ПК, так что придется привыкать печатать на ноутбуке, что немного отразится на скорости письма. Спасибо всем, кто читает и поддерживает. Ваше внимание - золото!
========== Глава 5. Наемник ==========
Говорят: «Деньги не пахнут». Вот только это наглая ложь, скажу я вам. Спросите у любого мужчины, чем пахнет золото, и он даст ответ, или в рыло, если будет недостаточно пьян. Деньги пахнут ремеслом. Запах крови и пота, запах ржавчины и горящего горна, запах пыльной бумаги и пахучих чернил, запах озона и тяжелых ожогов.
Мои деньги пахли кровью, потом и бормотухой. Вопреки моим опасениям, тейрн Кусланд слово сдержал, назначив меня на самые опасные и тяжелые работы. Вместе с бойцами тейрнира, я отлавливал бандитов, обеспечивал работу фуражиров, вешал дезертиров и, конечно же, охотился на порождения тьмы.
Когда мы возвращались, я проводил долгие часы в библиотеке, усиленно штудируя историческую литературу, пытаясь набраться знаний о Тедасе. Вы, возможно, хотите спросить меня: «Какого черта ты не поехал на озеро «Каленхад». У тебя ведь было оружие, конь и деньги?» Ответ прост, как веник, и кроется в безумной маго-храмовничьей иерархии. Ни один рыцарь-командор не допустил бы до магов неизвестного хмыря, да и чужеземца в придачу. Деньги и снаряжение – хорошо, но без влияния, без рекомендаций тейрна, без «имени», мне никогда не удалось бы добраться до знаний о переходе между мирами. Если такие знания вообще существовали, в чем я тогда ой как сомневался.
И, к тому же, меня удерживала Тинае. Хоть наши отношения, по понятным причинам пока не переходили черту, мы стали очень близки. Я часто заглядывал в часовню Андрасте, где она вместе с другой матерью, чье имя я давно забыл, пела прихожанам строфы «Песнь Света».
Когда я сказал, что в «Песне» нет ни одной рифмы, она разразилась звучным хохотом. Ее тоже когда-то заботил этот факт, но она так и не получила ответа.
Я садился в кресло, едва не засыпая от усталости, а она рассказывала мне легенды и предания народа Хасинд. Народа «дикарей, демоно-поклонников и каннибалов» - так она отозвалась о своем племени. Она рассказала, почему магов ненавидят и боятся, откуда возникли Порождения тьмы, и я ничего не понимал. Но мне нравилось слушать ее нежный, мелодичный голос. В ней я нашел отдушину и, к своему стыду, начал забывать о Бренлине. Ведь в глубине моей души все еще жила надежда вновь создать семью, жениться на любимой женщине и построить дом на земле богатого лорда, а то и быть им самому. Вновь слышать озорной детский смех, огорчаться неудачам сына, вновь свалившегося с лошади, бить морду ухажерам дочери. Брелина не могла мне этого дать. Но и Тинае тоже, хоть и по совсем иным причинам. Тем, что разум не способен принять.
Вскоре я впервые увидел их – местных босмеров. Хотя, назвать их так – оскорбить валенвудских стрелков. Местные эльфы от мала до велика, все как один походили на худосочных подростков, были слабенькими, хиленькими и, можно сказать, хрупкими. Ни чета широкоплечим бородатым босмерам, от слова совсем. Помню, как один мой знакомый босмер зарядил орку-бандиту по морде и одним ударом сломал ему челюсть, выбив разом все зубы. Натянуть его лук даже у Фаркаса получалось с большим трудом.
С момента найма прошла неделя, почти каждый день которой начинался с выезда за пределы города, и заканчивался триумфальным возвращением. Мне было легко, не буду врать. Умелый воин всегда желанный друг в компании солдат. А я был чертовски хорош.
Сэр Гилмор – невысокий парень лет двадцати с лишком сперва отнесся ко мне с недоверием. Но после первой же охоты на бандитов мы сдружились. В Скайриме есть поговорка, прекрасно отражающая суть взаимоотношений воителей: «Узнать человека можно лишь в бою». И знаете, сложно найти хоть один аргумент против нее.
Гилмор был отличным парнем и яростным бойцом. Хоть называться рыцарем он и не имел права, так как не был землевладельцем и всегда жил при замке. Каждый вечер, если мы могли стоять на ногах после тяжелого дня, мы устраивали тренировочные дуэли, где Гилмор одолевал всех, кроме меня. Он был чертовски хорош, и вскоре наши навыки подверглись жестокой проверке.
Наш отряд насчитывал двадцать два всадника. При мечах, кольчугах и широких деревянных щитах, окованных железом. День и ночь мы скакали вдоль разбитых дорог тейрнира Хайевера, выискивая следы летучих отрядов врага. Хоть учёные мужи и называли тварей «порождениями тьмы», воины давали им более лаконичные названия. «Гнилые», «Гниды», «Нечисть дранная» - и это только приличные названия. И видит Талос – все эти ярлыки были заслуженны, потому как первый же бой отрядом порождений тьмы заставил нас попотеть.
Мы искали их почти неделю. Прочесывая дороги, расспрашивая охотников и путешественников и даже нашли диковатого мага-отступника, пообещав не выдавать его храмовникам взамен информации. Сведений было много, но мы все равно не могли нагнать врага. Как оказалось, порождения тьмы постоянно перемещались, совершая быстрые, чудовищно жестокие вылазки и уходя в лесную чащу, оставляя за собой горы трупов и бродячих, безумных вурдалаков.
По вечерам мы раскладывали карты и пытались соединить линии обнаружения врага. И, в конце концов, нашли странную зону, в густой чаще недалеко от фермы Генда и, на следующий день двинулись в лес. Злые, уставшие, полные решимости закончить проклятущую охоту.
Стояла летняя жара. Палило так, что на латах вполне можно было яичницу поджарить. Не спасала даже густая тень древесных крон, мерно колыхавшихся под порывами обжигающего, влажного ветра. Было тяжело дышать, поддоспешник казался мокрым, а в глаза то и дело попадали капельки пота, заставляя усиленно моргать. Но мы не снимали шлемов.
Мы медленно пробирались через лесную чащу, держа оружие наизготовку. Шли двумя колоннами, стараясь не создавать слишком длинной поисковой цепи.
- Черт, ну и духота! – выругался Кейтайнер, старый ветеран тридцати пяти лет. Длинные седеющие волосы торчали из-под шлема, налипая на ворот кольчуги. В его руке сверкал массивный меч, с чрезмерно длинным клинком. – Надеюсь, эти сукины дети тоже потеют.
- Мечтай, - хмыкнул я, крепче сжимая рукоять «Северного сияния». Я дал мечу имя, отдавая долг нордской традиции.
- Куда мы идем, Гилмор? – раздраженно сказал молодой боец, по имени Кэрби. Еще совсем юнец, семнадцати лет, с жидковатой бороденкой и густыми рыжими волосами. – Может, их тут вообще нет? Это же «Выродки». Их за милю должно быть слышно, а тут…
- Не болтай и услышишь, - рявкнул я, вспомнив вырезанный фирд.
«Их застали врасплох. Нас не застанут, - думал я наивно»
- Они здесь, - холодно ответил Гилмор. – Слышите птиц?
- Нет, - отмахнулся Кэрби.
- Вот именно, - сказал Кейтайнер. – Их нет.
Продвигаясь в глубь леса, я все чаще стал замечать неестественное увядание природы. Некоторые кустарники помертвели, кора иных деревьев осыпалась, а кроны приобрели гнилостно-оранжевый цвет. И этот запах, сладковатое зловонье порождения тьмы. Все это погрузило цепь в глубокое, сосредоточенное молчание. Гилмор посмотрел на меня и мрачно улыбнулся. Он тоже почувствовал приближение врага.
Я крепче сжал рукоять меча, стараясь ступать как можно более аккуратно. Во мне разгорался азарт охотника и, хоть я давно излечился от ликантропии, давно позабытые инстинкты зверя пробуждались в душе. Я желал прикончить тварей, испытать их, узнать на своей шкуре правдивость баек и легенд. Сердце заколотилось в ожидании врага.
И враг не заставил себя дожидаться, застав нас врасплох.
Как сказал бы Белетор: «Нас поимели». Откуда нам было знать, что эти ублюдки так хорошо маскируются? Сперва закричал сэр Вильям, затем что-то завыло и земля под нами вспучилась. Я едва успел отскочить от колющего выпада в пах. Лезвие вырвалось из земли и, не найдя цель описало дугу. В следующее мгновение начался ад. Из-под земли, с оглушительным визгом выскочила дюжина сгорбленных, худощавых тварей с лезвиями на предплечьях.
Та тварь, что едва меня не пырнула, вырвалась из земли, подняв столб грязи и листьев. Клинки вспыхнули в лучах солнца, с чудовищной скоростью устремляясь к сочленениям нагрудника. Оно бы убило меня на месте, но опыт битвы с фалмерами спас ситуацию. Драться с быстрым, сутулым врагом я умел и вскоре эффект неожиданности потерял силу, уступив навыку. Я поднырнул под лезвия и уколол в вытянутую морду. «Северное сияние» с хрустом вошел в глаз, и тварь отчаянно завизжала, хлестанув по перепонкам. Не желая тратить время, я обрушил на визжащего выродка удар умбоном щита и резко развернулся, готовясь принять следующего врага.
Лес превратился в ад. Рыцари отчаянно боролись за жизнь. Гилмор прикрывался щитом и лезвия высекали искры из металлической оковки. Трое рыцарей лежали на траве, хрипя и пытаясь зажать кровавые каньоны на шеях. Кэрби бился в агонии и вопил, прижимая руки к лицу, которого не было. Тварь сорвала мясо с костей одним точным ударом и ошметки его все еще свисали с костяных наручей.
Я рванулся на помощь Гилмору, «Северное сияние» двинулся на врага, со свистом рассекая наполненный грохотом, лязгами и визгом воздух. Серебристая полоса впилась в ноги зверя и тот рухнул, заливая траву черной кровь.. Клинок Гилмора с хрустом вонзился в живот поверженного врага, но тот продолжал рубить по его поножам, оставляя царапины на металле.
- Построится! – заорал я. – Поднять щиты!
- Сомкнуть ряды! – вторил Гилмор. Первый шок миновал и к рыцарям вернулось самообладание, а вместе с ним и навыки боя в тяжелых доспехах. Я отсек твари голову, сплюнул на труп и бросился на следующую, опрокидывая наземь ударом окованного сапога. За спиной что-то хрюкнуло. Развернулся, обрушил удар щитом на подбегающего врага. Промазал. Лезвия обошли мой щит, высекая искры из шлема, но добрый метал выдержал. Морда твари была у моего лица, я видел изогнутые желтые зубы, черные глаза и мелкий, гнилостного цвета язык. Тварь повторила выпад, но я уже приготовился. Взвыл в боевой ярости, обрушивая щит на лапы врага. Длинные запястья хрустнули, в лицо ударил смрад, по ушам хлестанул отчаянный визг. Я вогнал «Северное сияние» под нижнюю челюсть твари и резким рывком расколол череп.
- Убьём их! – крикнул я, заметв мельтешение у деревьев. – За тейрна! За Ферелден!
Тогда мне хотелось лишь убивать. Как же я люблю это чувство! Ярость битвы, бурлящая кровь, безумный азарт и удивительно спокойный, хладнокровный ум. Мускулы каменеют, жар бьет в лицо, время точно замедляется, поддаваясь твоей ярости. Ты ревёшь как демон, повергая одного за другим, высекая кровавые веера из изувеченных тел, а меч твой поет песнь резни, сверкая багровыми отблесками на проклятом богами солнце.
Рыцари закричали от ярости, когда последняя тварь рухнула к ногамКейтайнера. Из-за деревьев приближались другие. Больше похожие на людей, одетые в крепкую кость, с изогнутыми, уродливыми мечами и щитами. Мы выстроились, сверкая залитой кровью броней.
Заметив строй, твари лишь сильнее завыли и бросились в звериную атаку. И мы убили их всех. Враг не сражался, а бил нас острыми железками, в слепой ярости. Ни тактики, ни умения, ни разума. Они бились как животные и так же подохли. Все, до единого. В тот день «Северное сияние» пел песню воины и смерти, рассекая глотки, прокалывая животы, раскраивая черепа тварей, недостойных жить под солнцем. Каким бы оно ни было.
Мы убили сорок девять порождений тьмы, потеряв половину отряда. Одни погибли от клинков, другие скончались от яда, а третьи получили раны разной степени тяжести. Бедный Кэрби вопил и бился в агонии, пытаясь нащупать глаза, пока мы не оказали ему последнюю милость. Мои доспехи были рассечены, кольчуга порепана, а на шлеме красовались сколы и вмятины. Стоя над полем битвы, я впервые за долгое время осознал, насколько уязвим без ту’ума. Какое преимущество дает крик, в таких тяжелых битвах. И это обеспокоило.
- Похоже, эта тварь их вела, - сказал Гилмор, тяжело дыша. Окровавленное острие меча указало на тварь, выскочившую у меня из-под ног. – У нее лучшие доспехи.
- В них и подохла, - ответил я, презрительно харкнув на труп. – И это были «разведчики»? Не многовато ли?
- Создатель, - прошептал Кейтйнер. – Неужели и впрямь Мор?
Никто не проронил ни слова. Я тяжело вздохнул, косясь на старого рыцаря. Я запомнил его таким: старым, сосредоточенным, с холодным, мужественным взглядом и слипшимися от крови прядями.
Он умер на обратном пути. От заражения скверной.
***
Битва повергла Брайса Кусланда в мрачную задумчивость, а жителей города в тревожное возбуждение. И их можно понять. Не каждый день элитные латники тейрна входят в город настолько потрепанными, с телами павших товарищей на телеге. Тинае побелела, когда увидела в каком я приехал виде. Моя броня была рассечена и разбита, щит изрублен, шлем помят, а на кольцах кольчуги запеклась ядовитая, черная кровь. Я хотел, как можно скорее сбросить доспех и рассказать ей о минувшей схватке. Счел, что рассказ о победе над почти вдвое превосходящими силами врага произведут на нее неизгладимое впечатление.
Ну что с меня взять? Я люблю бахвалиться подвигами. Особенно перед красивыми женщинами. Благо, всегда хватало одной-двух, чтобы уложить красотку в постель, а потому я ни разу в жизни не испытывал дефицита в историях.
Но в этот раз историям пришлось подождать, потому как Брайс хотел видеть нас немедленно.
В атмосфере строжайшей секретности, он принял меня и Гилмора в зале для обсуждений и долго расспрашивал о минувшей резне. Когда Гилмор закончил рассказ, тейрн, впервые за все мое с ним знакомство, громко выругался.
- Откуда, черт подери они взялись? – прорычал он и принялся расхаживать из стороны в сторону. – Кайлан сказал, что орда у стен Остагара, а не на северном побережье! Как мне, черт подери, защищать тейрнир, если по лесам разгуливают боевые отряды порождений тьмы?
- Это была крупная группа, - сказал я, морщась от вони налипших на бронь потрохов. – Пока следов других таких отрядов не было.
- Подробней.
Я пожал плечами и продолжил:
- Мы обошли придорожные таверны по всему тейрниру, общались с охотниками и головорезами. Все указывает на то, что уничтоженный отряд был единственным в своем роде.
- А те мелкие группы, что мы прикончили на прошлой вылазке – разведчики в составе этого отряда, - дополнил мои слова Гилмор. – Похоже, мы разбили организованный отряд диверсантов.
- Порождения тьмы – животные, - злобно хохотнул Брайс. – Они воюют как дикие звери, без какой-либо тактики. У них нет и не может быть никакой организации, если только не…, - он замолк. На лицо тейрна легла черная тень. Повисла удушающая тишина, изредка нарушаемая отдаленным лязгом мечей. Вонь доспехов становилась резче, свечи на столе дрожали, отбрасывая блики на иссеченный металл. Мы знали, что скажет тейрн.
- Если только не начался Мор? – спросил я.
Брайс Кусланд не ответил. Да ему и не нужно было. В умах жителей Тедаса Мор был концом света, настоящим кошмаром наяву. А для меня – не более, чем еще одной трудностью, что нужно с кровью и потом преодолеть. Те крохи знаний, что я извлек из книг о былых Морах говорили, что врага ведет большой бог-дракон. А убивать богов-драконов я умею.
Тогда я был чертовски самоуверен и верил, что боги снова наделят меня силой, для битвы с врагом. Когда годы назад я ворвался в Совнгард, Девятеро использовали мою кровь для передачи силы. Они сделали меня полубогом и я сразил Пожирателя мира, на границе мироздания. И, хоть боги все забрали назад, я считал, что Архидемон едва ли будет стоить сотой доли Алдуина. За эту надменную самоуверенность мне пришлось заплатить, и я стал куда осторожнее в выводах, но тогда я был Довакином. Великим воином, мастером меча и языком. Я стремительно делал себе имя в Хайевере, я уверенно добивался Тинае, а тейрн подумывал дать мне земли, если я и дальше буду отважно служить его дому. Я шел к успеху, но, как это всегда и бывало – пришел на поле брани.
***
Хоть мы и вернулись в ужасном виде, все помятые и в крови, тейрн строго-настрого запретил рассказывать кому-бы то ни было о сражении. Я не сразу понял, что он задумал, но позже дошло: Он не хотел паники среди солдат и жителей тейрнира. Как я позже узнал, Элеонора Кусланд велела Тинае, как самой «языкастой» жрице, прочесть в городе крупную проповедь, где с жаром и в красках рассказать о подвиге рыцарей в битве с бандитами. И, должен признать – она справилась на ура. Таких восторженных воплей я не слышал с момента взятия Солитьюда. Нас чествовали как героев, а владелица местного борделя дала нам громадную скидку. Парни пользовались ей во всю, но не я. Мои мысли сосредоточились вокруг моей «Совы».
Меня немного задело, что слава командира досталась Гилмору, но ко мне все-равно относились как к страннику-герою. После схватки с отрядом врагов мы провели еще шесть вылазок, но не обнаружили ни одного порождения тьмы, немного успокоив тейрна и его жену, переживавшую за безопасность дорог.
После победы жизнь стала немного спокойнее. Мы реже выезжали, больше тренировались и у меня появился уникальный шанс ближе познакомиться с Фергюсом. Тинае оказалась права – он славный мужик, чем-то напомнивший мне Вилкаса, хоть не такой опытный и башковитый. Он попросил научить его владеть боевым топором, чтобы он мог пробивать доспехи порождений тьмы. И я не жалел парня.
На тренировках вышибал из него все дерьмо. Сбивал с ног снова и снова, и лишь единожды ему удалось полоснуть мне по кольчуге и то потому, что я вконец расслабился и обнаглел. Но, не смотря на жесткость тренировок, Фергюс показал железную волю к обучению и схватывал на лету.
- Черт! Ты бьёшься как дьявол, Том! – запыхаясь сказал он, когда после очередной тренировочной дуэли я позволил ему передохнуть в тени.
- У меня были хорошие учителя, - уклончиво ответил я, попивая из фляги прохладный эль. – Но настоящим наставником была практика. Ты хороший боец, но хорошим дуэлянтом тебя может сделать только «путь меча».
- А что это? Какая-то тевинтерская школа фехтования? – Фергюс усмехнулся, массируя ноющие бицепсы. Он и где-то треть двора тейрна считали меня беглецом из Тевинтера. Только так они сумели объяснить мою победу над демоном ужаса. Хоть прибывшие храмовники не нашел во мне следов магии, что странно, ведь я бретон, слухи все равно ходили.
- «Путь меча» - это философия войны, лорд, - терпеливо ответил я. Мне пришлось долго привыкать к тому, что в Тедасе не знают ни одного простого воинского термина Тамриеля. – Когда воин берет меч, надевает доспехи и идет убивать врагов. Как правило в одиночку или с парой верных товарищей. «Путь меча» - это постоянная практика в битвах с самыми разными врагами, большинство из которых опаснее…, - я замешкался, пытаясь вспомнить опасное существо Тедаса. – Порождений тьмы.
На самом деле я говорил ему спорные вещи. «Путем меча» я следовал лишь в Пределе, сражаясь с «изгоями». До сих пор содрогаюсь, вспоминаю эти жестокие дни, когда предо мной десятки озверевших, опьяненных кровью дикарей, ведомых демоническими ворожеями. За спиной Йордис и Маркурио и наши мечи и магия поют песни кровавого безумия. Я едва выжил, приобрел множество шрамов и ожогов, но стал настоящим мастером воины, отточив до совершенства выученные в Йорваскре приемы и техники. Мы бы и дальше истребили Изгоев, но Йордис забеременела от Маркурио и тот взял ее в жены. Бедолага, но хоть счастливый. А я остался без команды и вскоре вернулся к рутине быта соратника.
- Понятно, - хмыкнул Фергюс. – Вообще я не дуэлянт. А вот моя сестра – другое дело. Она сейчас тренируется вместе с телохранителями отца, побивает их как детей малых.
- Да неужели?
- Иди посмотри. Передашь стражникам, что я велел тебя пропустить только…, - он на минуту замялся.
- Только что?
- Не бей ее сильно, - хмыкнул Фергюс.
- Если дело дойдет до тренировочного боя, я буду бить твою сестру так сильно, как велико ее самомнение.
- Значит ей не поздоровится, - хохотнул он, вставая со скамьи. – Ну что, еще спарринг или пойдешь смотреть?
- Пойду, - ответил я, потягиваясь. – А ты еще час бей манекен. Отрабатывай секущий удар. И не поднимай голову из-под щита и…
- Я понял, ты говорил уже.
- Повторение – мать учения, лорд, - сказал я и быстро зашагал в строну казарм телохранителей. Мне не терпелось посмотреть на Анну в бою. За всю жизнь я встречал только двух действительно опасных дуэлянток. Джанесса – быстрая и смертоносная, мастерски владеющая колющим клинком и дагой, и Лидия – закованная в сталь умелица связки клинок-шит. Одна – упругая как пружина с грацией кошки. Другая - крепкая, сухая и хладнокровная. Одна танцевала в бою, двигаясь и атакуя с пугающей скоростью. Другая двигалась медленно и пассивно, надвигаясь как живая крепость, обманывая врагов красивым лицом, заставляя их принимать осторожность за трусость и атаковать. Но их клинки ушли на покой, оставив лишь воспоминания. Джанеса вышла замуж за Атиса, а Лидия погибла при осаде Солитьюда, от случайной стрелы. Когда она умерла, то унесла в Совнгард часть моего сердца.
***
С Фергюсом я сдружился, а вот с Анной отношения откровенно не задались. Как оказалось, ей действительно было всего семнадцать, что на два года больше возраста замужества. То, что богатый тейрн до сих пор не выдал дочку замуж меня серьезно удивляло. Как-то раз во время попойки я заговорил об этом с капитаном телохранителей и тот высказал на счет девочки крайне нелицеприятное мнение, назвав самоуверенной драчливой дурой. Время показало – он ошибался, но в те дни я всецело разделял его мнение. И все благодаря той тренировочной дуэли и урока, что я преподал девочке.
Телохранители тренировались в специально огороженном дворике. Антураж произвел на меня самое благостное впечатление, напомнив о Йорваскре. Стойки с оружием, боевой круг для дуэлей, небольшой плац для отработки командных действий и знамена. Много знамен. Я облокотился на балку, пристально рассматривая бойцов. Рыцари-телохранители тренировались в полной броне, и я почти чувствовал их утомление.
- Эй! Герберт! Будь быстрее! – крикнула Анна Кусланд, танцуя вокруг неуклюжего противника. В центре круга поднималась пыль, налипая на блестящую кожу дуэлянтки. Рыцарь бил из-под щита, и она легко парировала каждый выпад. Вдруг она извернулась и затупленное острие меча миновало щит и с громким звоном зарядило по шлему. Рыцарь подался назад и тряхнул головой. – Будь быстрее! Как ты будешь защищать брата на войне, если ты ползешь как черепаха!
Я мрачно ухмыльнулся, глядя на явно разозлившегося рыцаря. Едва ли он мог победить в тренировочном бою более легкого и быстрого врага, тем более, что для победы пробивать броню не нужно.
- Иди тренируйся, черепаха, - надменно крикнула Анна, отправляя рыцаря прочь. – Эй ты! Ты чего ухмыляешься?
Я повернулся, думая, что она не мне.
- Да-да, ты. Ты, который думает, что не ты. Тебе весело, тевинтерец?
Рыцари хмуро покосились на меня. В отличие от парней Гилмора, личная стража тейрна не питала ко мне ничего, кроме неприязни. Все они были испытанными воинами, многие несли на плечах груз десятков победа в ожесточенных боях. Для них я был выскочкой, слишком быстро делающей себе имя. И все как один считали меня тевинтерцем, что усугубляло и без того напряженные отношения.
- Вообще-то да, - хмыкнул я, не обращая внимания на враждебные взгляды. – Ваши противники играют в поддавки, миледи. Они бояться волосок с вас сбить ненароком, и потому проигрывают. Глупо боевому жеребцу с кобылой молодой драться. Тем более, если эта кобыла – дочь тейрна.
- Кобыла? – краснея, но не от стыда спросила Анна. – Думаешь, ты лучше меня в бою, оборванец? Знаешь кто-ты? Ты тевинтерский кусок дерьма. Ничтожество. Наемник. Я слышала про таких вот странствующих рыцарей. Все вы разбойники, воры и убийцы. Так что знай свое место!
Я пожал плечами, всем видом показывая пренебрежение к ее словам.
- Да, - сказал я безразлично. – Я лучше вас в бою, миледи. Как и половина стоящих здесь мужчин. Как тот бедолага, которого ты унизила, - на лице Герберта мелькнула злая усмешка, что тут же скрылась за маской возмущения.
- Вставай в круг, оборванец, - прошипела Анна. – Если ты проиграешь – уберешься из этих земель. Сегодня же покинешь Хайевер и никогда больше не вернешься. Когда отец и брат уедут, я хочу опираться на верных рыцарей, а не на поганых оборванцев, вроде тебя. Что бы мой брат не думал.
- Ну ладно, - сказал я без выражения.
- И ничего не потребуешь за победу? – она подняла бровь.
- Если-б мог проиграть – потребовал бы, - усмехнулся я, входя в круг.
Анна злобно хмыкнула и велела принести мне тренировочный меч. Рукоять легла в ладонь, приятно похолодив кожу. Прекрасное оружие с идеальным балансом. Широкий клинок, широкая гарда и простая, без вычурности, рукоять. Я внимательно осмотрел клинок и остался доволен сталью. Вполне себе приемлемая работа. Примерно такие мечи кует Адриана Авеничи для стражников. Я опустил меч кончиком к земле и, заглянув в глаза дуэлянтке, сказал:
- Миледи, позвольте небольшую речь.
- Речь? – удивилась она. – Никаких речей. Защищайся, оборванец!
Она вскрикнула, клинок вспыхнул на солнце пламенем звезды и молнией устремился на меня. Я легко отвел удар в сторону, лезвие моего меча описало дугу и вернулась на «горизонт», встречая выпад Анны. Я все еще хотел толкнуть речь, а потому стоял в глухой обороне. Она рубила, колола, пыталась обмануть выпадом в пах, но я вел себя пассивно, отклоняя ее меч снова и снова и снова, от чего на прекрасном лице появилось недоумение и злость. Голову Анны закрывал шлем, но в прорезях для глаз горели зеленые огни злобы.
- Есть большая разница…, - я отвел клинок, крутанулся вокруг оси и уколом вынудил ее отпрянуть. – Между боем на тренировке и настоящим сражением. Сейчас, я покажу вам разницу, миледи.
- Заткнись и сражайся, оборванец! – крикнула она.
И я исполнил это требование с энтузиазмом. Понимаете, мужчине не престало бить женщин. Но женщина, идущая путем воина, теряет моральное право на привилегию слабого пола. Она берет на себя роль мужчины, роль воина и защитника, а значит ее можно и нужно бить, и убивать. Без жалости, без задней мысли, без зазрения совести. Я усвоил это, когда женщина-изгой чуть не обезглавила меня в оплоте «Красный Орел». Анна никогда не дралась с мужчиной, не боящимся подпортить милое личико или сломать пару костей под красивыми грудками. А потому она думала – все враги будут танцевать с ней, финтить и пытаться «трахнуть ее в бою». Я не хотел ее трахнуть. А потому сделал шаг назад, встал в боевую стойку и пошел в атаку. Первую в ее жизни.
Я взревел точно дьявол и рванулся на нее, обрушивая восьмерки ударов. От такой резкой перемены она на миг замялась, но быстро пришла в себя и попыталась парировать. Первая же попытка чуть ее не обезоружила.
Я вкладывал в каждый удар громадную силу и метил ей в лицо, от чего девушка инстинктивно пыталась спастись и упускала окно за окном. Я дважды попытался рубануть ее по животу, но она чудом ушла от атаки и, отскочив направила на меня клинок. И это была ее последняя, фатальная ошибка.
Стоит ли говорить, что у меня руки длиннее и я ненамного, но выше ростом? Это давало мне серьезное преимущество на дистанции, но победу принесло знание анатомии. Понимаете, женщина воин сильно отличается от мужчины смещенным центром тяжести. У них тяжелее бедра, и я использовал это против Анны. Сперва ударил по горизонту, отводя ее меч чуть в сторону, затем развернулся, поднимая сапогами клубы пыли. Ее меч сверкнул на солнце, стремясь пробить мне живот, и я пропустил его, позволив инерции оружия чуть утянуть ее за собой и двинулся на нее. Мы оказались почти лицом к лицу. Я видел крупные капли пота на ее коже, округлившиеся от удивления глаза, почувствовал ее запах, а затем она поняла, что значит драться с оборванцем. Левой рукой я схватил ее за предплечье и дернул. Она машинально рванулась назад, освобождая руку и потеряла контроль за ногами. Я отпустил ее, подсек колено и, когда Анна почти восстановила равновесие, подался чуть назад и с силой зарядил бронированной перчаткой ей в шлем. Прямо между красивых глазок.
Удар оказался сокрушительным. Полный рычаг девяносто килограммового воина, усиленный сталью перчатки и рукоятью меча. Не будь на ней шлема, лицо моментально превратилось бы в месиво, а череп треснул по швам. Но шлем она надела, а потому лишь вскрикнула, попятилась, выронила меч и рухнула на краю круга.
- Полагаю, - сказал я, глядя как она пытается встать. – Сэр Томас Аарон останется в тейринге Хайевер.
Я даже не вспотел. Анна сбросила шлем, и я с удовольствием разглядел на идеальном личике зарождающийся синяк. Попал в цель – нос не сломан, но завтра волчонок Брайса будет синее данмера. На миг меня уколол страх. Мне показалось, что я слишком сильно ее ударил и травмировал ее. Но девочка оказалась крепче, чем кажется.
- Миледи! – вскрикнул один и рыцарей. – Вы в порядке?!
Я поймал на себе полные ненависти взгляды телохранителей и ехидно улыбнулся. Девочка неплохо владела мечом и почти разожгла во мне пожар битвы. Я хотел еще противников, хотел подраться с лучшими войнами Брайса и втоптать их в грязь. Они, похоже, уловили мое настроение и повытаскивали клинки, но от избиения меня спасла еще одна, куда более опытная и сильная воительница.
Элеонора, следившая за поединком из тени, вышла к нам и велела успокоиться. Затем, не обращая внимание на почтительные приветствия воинов подошла к дочери и нежно осмотрела ее, недовольно покачивая головой.
- Анна, девочка моя, - сказала она. – Ну зачем ты взяла дистанцию? Ты дала ему преимущество. Испугалась?
- Вовсе… нет, ох, - протянула Анна. На щеках ее блестели слезы, ни то унижения, ни то боли.
- Бедненькая. Иди к сестре Агенессе, она наложит припарку на скулу, душа моя, - нежно сказала она. А затем Элеонора посмотрела на меня пронзительным, испытывающим взглядом. Я выдержал его, просто пожав плечами. Действительно, что я мог сказать? Была дуэль, ее дочке стукнули по фисташке – ничего необычного. Может, я бы побоялся, будь Элеонора Кусланд чопорной дворянкой. Но она ей не была. Она все понимала. Ну или мне так казалось.
- Сэр Томас, - сказала она наконец. – Я хочу поглядеть на стену. Не составите мне компанию?
- С удовольствием, миледи.
***
Фирд и рыцари пребывали и пребывали, и у стен Френтхейра вырос еще один город, состоящий из сплошной паутины шатров, костров, наскоро-сколоченных конюшен и импровизированных складов. Элеонора привела меня на вершину замковой башни и молча указала на роящихся вдалеке солдат. Гилмор как-то сказал, что Кусланды – вторая по богатству и влиянию семья Ферелдена и тогда, на крыше башни, я верил каждому слову.
Это было чертовски большое войско.
Примерно восемь сотен рыцарей из шести баннорнов, семь сотен пехотинцев в коже, со щитами, топорами и копьями, и больше девяти сотен крестьян фирдов, а также женщины и дети, увязавшиеся за мужьями. Они жили отдельно, в небольшой огороженной области.
- Вы очень сильно побили мою дочь, - сказала она, глядя на лагерь. – Вы любите бить женщин, сэр Томас?
- Она не женщина, - усмехнулся я. – Она воин. Хочет быть женщиной – пусть пряжу прядет, а не с железками играется. Я хотел преподать ей урок.
- Понимаю. Но я прошу вас впредь держаться от нее подальше, сэр Томас. Считайте это приказом, - холодно ответила она. – Она считает себя воительницей. Но это не так. Мы с мужем уже подобрали ей жениха и вскоре все ее “игры с железками” навсегда станут детскими воспоминаниями. И я не хочу, чтобы вы сломали ей нос или что похуже.
- Как прикажете, миледи. А она знает, что выходит замуж?
- Нет, конечно, - отмахнулся Элеонора. – Но мне все равно. Не сочтите меня за бессердечную – я люблю ее больше жизни. Она – мое маленькое сокровище. Мой рыжий волчонок, и я вырву глотку любому, кто обидит ее, - последняя фраза заставила меня слегка вздрогнуть. Я не испугался – нет, просто я уже слышал такой тон. Напряженный, холодный и сдержанный. Так говорила Лидия. И я не сомневался – миледи не врет. Вырвет и не поморщится. – Я люблю ее, но ей нужно перестать играть в воина. Натаниель Хоу – хороший мальчик. И не такой надменный кретин как его старший брат.
- А разве…
- Хоу уже наши вассалы, сэр Томас, - перебила она меня. – Но у Тейрна Логейна нет сыновей, а сын Эамона совсем еще малыш. Анна уже взрослая и я хочу, чтобы она рожала детей не в двадцать пять, а пораньше. Была счастлива с хорошим человеком. Вы же понимаете, сэр Томас? Или у вас в Тевинтере все иначе и поздние браки в порядке вещей?
- Я не тевинтерец, - честно ответил я. – Понятия не имею, как там с браками. Но на моей земле девочек выдают замуж в пятнадцать. Незамужняя семнадцатилетняя – повод для стыда.
- Как и у нас, - сказал она. – Как и у нас.
Какое-то время мы молчали, рассматривая разрастающийся лагерь. В порт пребывлаи новые корабли, и лес мачт застилал горизонт. Соленый морской воздух трепал волосы, крики чаек, гул толпы и звон кузнечных молотов заставляли мир звенеть от бьющейся энергии города. Элеонора Кусланд устало вздохнула и указал рукой на дюжину всадников, переваливших холм.
- Сколько лет прошло с того дня, как я видела такое войско, - устало вздохнула Эллеонора.
- Впечатляет, - согласился я. – И это не все воины? Сколько солдат может выставить ваш муж?
- Две тысячи, - ответила она. – А если Хоу приведет людей, то все три.
- Под Остагаром соберется дьявольски много людей, - сказал я задумчиво. – Просто дьявольски много.
- Это так, - ответила она, отгоняя слепня от багряно-зеленого платья. – А что вы, сэр Томас? Как скоро вы нас покинете? Вы уже заработали прилично денег, разве нет?
И тут я застыл. Казалось бы, простой и очевидный вопрос, но сейчас я не мог сформулировать мысль. Я, кажется, полюбил Тинае, Брайс намекал на земли, я делал имя в городе и был на короткой ноге со многими рыцарями. Но я должен был вернуться в Скайрим. Хоть с каждым днем все труднее было находить тому причину.
- В чем дело? Вам некуда идти, сэр Томас? – спросила Элеонора, заглянув в мои глаза. – Или некуда возвращаться?
- Я… я пока ничего не решил, - ответил я.
- Тогда оставайтесь здесь, сэр Томас, - сказал она, пожимая плечами. – Принесите мужу клятву верности, обзаведитесь жильем, женитесь на местной красавице и служите мечом нашему роду. Вы не плохой человек – вижу по глазам.
- Я… должен вернуться домой, - сказал я машинально. – Должен.
«Но зачем? – мелькнула подлая мысль. – Зачем? Ради Брелины? Ради Ульфрика? Ради Соратников? А стоит ли?»
- Подумайте, сэр Томас, - сказала она уходя.
Элеонора ушла, оставив меня в мрачной задумчивости. Я был растерян, сбит с толку. Все сложнее и сложнее было убедить себя, что мой дом – Скайрим. Я любил Брелину, но любовь к ней быстро таяла. Что Скайрим мог предложить мне из того, что не предлагал Брайс? Тейрн дал мне шанс вернуть то, что я потерял в Хай-Роке. И тогда, стоя на башне, рассматривая лагерь, слушая крики птиц и грохот города, я терзался сомнениями.
Но жизнь – жестокая сука. И на следующий день в крепость приехали те, кто навсегда изменил мою жизнь. Как свет и тьма, они ворвались в мечты и грезы, растоптав, обратив в пепел мою новую жизнь. Их имена до сих пор стальным клеймом высечены на сердце. Одно имя сияет добротой и скорбью, другое – ненавистью, злобой и уважением к достойному врагу. Два имени:
Дункан Хайран и Адриан Горгона. Серый страж и тевинтерский малефикар.
Комментарий к Глава 5. Наемник
Да, Дункан опять не доехал XD. Но в следующей главе он приедет, как и Хоу. Напоминаю, что писать POV не умею, и очень хочу услышать критику текста. Стилистика, подача, да все, что связанно с техникой письма от первого лица. Мне это очень поможет улучшить качество творчества. Всем спасибо!
========== Глава 6. Падение дома Кусланд ==========
Дункан прибыл рано, когда город еще спал, а небо на горизонте только-только начало светлеть. Никто не обратил на него внимания, приняв за моряка. Он приплыл на небольшом торговце, едва нашедшем место в порту. Сонные портовые работники нехотя тянули канаты, ругаясь без энтузиазма и ожидая смены.
Я как раз выходил из трактира, когда он спустился с трапа и, окинув завороженным взглядом занявшие причалы корабли, двинулся в мою сторону. Я слегка напрягся, всматриваясь в его порепаное морской солью лицо. Тогда он и впрямь казался заправским моряком. Причудливая вычурная броня, пара мечей за спиной, стянутые в косу волосы и серьга в ухе. Он был смугл, почти черен, одним словом — типичный редгард из Строс М’кая.
— Ты кто будешь, приятель? — спросил я, остановив его.
— Зависит от того, кто спрашивает, приятель, — ухмыльнулся он.
— Томас Аарон, — я продемонстрировал символ двух оливковых ветвей на ножнах меча. Должно быть я выглядел неубедительно, из-за налипшего на нагрудник пятна от эля. Я заметил его слишком поздно и не успел стереть.
— Значит, ты человек Кусландов? Из его рыцарей?
— Ты не ответил на вопрос, — мрачно сказал я. Стоит ли говорить, что моряки из Строс М’кая пираты, головорезы и бандиты? Я видел вооруженного, лихо выглядящего мужика чуть старше меня. Он спустился с торговца, но не походил на купца. Он был воином, и, судя по броне, без хозяина. А я не хотел, чтобы очередной заезжий бандит создал проблем страже.
— Дункан Хайран, — представился он. — Командор Серых Стражей Ферелдена.
Он сказал это так буднично, с такой безразличной миной, что я ему сперва не поверил. И только после того, как он достал бумаги, убедился: предо мной действительно глава ордена охотников на порождений тьмы. Я медленно поднял взгляд с бумаг на лицо, минуту поразмышлял, а затем вернул свиток хозяину.
— Разве ваши не должны быть под Остагаром, Дункан? Или тебя в увольнительное отпустили?
— Должны и не отпускали, — с издевательским задором ответил он. — У меня обязанности несколько шире, чем у простого мордоворота. Сопроводи меня к тейрну, «приятель», — последнее слово он сказал с особым нажимом. Видимо, меня он тоже счел проходимцем с мечом. И вот мы, два «странствующих рыцаря», два сукина сына, которым нельзя доверять, двинулись к крепости.
Появление Дункана всех поставило на уши. Замок мгновенно проснулся и забурлил жизнью. Юркие слуги распалили камин, разожгли кухонные печи и двор замка быстро наполнился ароматом жареного мяса и свежей выпечки. Где-то залаял Пунш, собака Анны, послышался полный сварливой злобы крик местной кухарки.
Замковый караул мигом приободрился, рыцари нахохлились, будто пытаясь произвести своей статью впечатление на Дункана. Он же выглядел безразличным ко всему и спокойно смотрел за разгорающимися в камине поленьями. Я стоял рядом, не зная, стоит ли его представлять тейрну Кусланду. А если стоит, то как именно. Но долго выбирать не пришлось.
Тейрн вошел в зал быстрой походкой и буквально врезался в Дункана, крепко пожав ему руку.
— Рад видеть тебя, Дункан! — весело поприветствовал его Брайс. — Не ожидал, что ты приедешь.
— И я рад видеть вас, тейрн, — добродушно поприветствовал его страж. — Увы, долг иногда играет с нами шутки. Король попросил меня вас поторопить, а заодно я хотел бы набрать парочку добровольцев в орден.
— Поторопить? — смутился Брайс. — Нет нужды. Мой сын уже сегодня вечером отправится в Остагар со всей армией.
— В таком случае, я бы хотел перейти к вербовке.
— Конечно, но… — Брайс напрягся, будто собираясь с духом. В зал ворвался прохладный морской ветер, принеся запахи просыпающегося города. У моих ног пробежал пятнистый котенок и скрылся под лавками, видимо, охотился на жука. — Скажи честно, это Мор?
— Я не знаю.
— Проклятье.
— В любом случае враг крайне многочисленен и должен быть истреблён. Мор это или нет, достаточно крупная орда порождений тьмы может принести бесчисленные разрушения на севере страны. А значит нужны стражи.
Брайс посмотрел на меня с многозначительным видом.
— Сэр Томас отличный воин. И он уже убивал порождений тьмы, — сказал он.
— Пожалуй, я откажусь, — сказал я. У меня не было ни одного желания ввязываться в ордена. И без них все было более чем неплохо.
Дункан заглянул мне в глаза и, спустя несколько минут напряжённого созерцания разочарованно вздохнул. Похоже, как и Кодлак, он умел читать человека по глазам. Меня всегда интересовало, как можно разглядеть что-то в глазах вне боя.
— Предложите серу Гилмору, — сказал я. — Он парень молодой. Точно не откажется.
Вскоре Брайс оставил нас наедине, и я рассказал Дункану о минувшей схватке с порождениями тьмы. Я не привирал и не приукрашивал и, похоже, история произвела на него впечатление. Он еще раз предложил мне вступить в орден и вновь получил отказ. Но, похоже, он был готов удовлетвориться и сэром Гилмором.
Я задал стражу несколько наводящих вопросов про Мор, про армию короля Кайлана, про ход боевых действий, но ответы его были туманны, и я почти ничего не узнал. А вот он от меня узнал многое. О числе воинов, о подготовке рыцарей, о состоянии округи, даже о дочери тейрна. Я говорил спокойно, зная, что передо мной друг тейрна. Но от вопросов о личности увернулся.
Дверь в зал открылась, и в помещение ворвался запыхавшийся Гилмор.
— Том! Нужен эскорт для, — он осекся, глядя на серьгу стража.
— Для чего? — спросил я.
— Для эрла Хоу и его свиты, — медленно ответил он. Они уже здесь.
— Мы побеседуем позже, «приятель», — хохотнул Дункан, уважительно кивнув Гилмору.
Я поспешил выйти во двор и, когда двери в зал захлопнулись, многозначительно покосился на Гилмора. Тот выглядел немного перевозбужденным.
— Это был командор Серых? — спросил он шепотом.
— Он самый.
— Зачем он приехал, он не говорил? — нервно спросил рыцарь.
— За тобой, — хохотнул я, направляясь к казармам.
— То есть как за мной? Он хочет взять меня в стражи?!
— Да. Я рассказал ему про твои подвиги в лесу, так что место тебе обеспеченно. Можешь уже рассыпаться в благодарностях.
— Дьявол! Спасибо, дружище!
— Спасибо не булькает, — хмыкнул я. — С тебя эль. И кстати, с чего Хоу такая честь? У него что, своих рыцарей нет?
Гилмор пожал плечами.
Спустя два часа мы — рыцари в сверкающих латах, выехали из крепости, чтобы встретить чуть менее, но все равно роскошную свиту эрла Хоу. Помню, было прохладно, по небу бежали густые облака, неся с моря тяжелые, прибрежные дожди. Низко летали чайки, шумели кроны деревьев, предвещая непогоду, когда я увидел их. Семеро всадников. Пятеро были рыцарями в дорогих, золоченных латах, годных скорее на парад, чем в бой. Вооруженные длинными мечами, каплевидными щитами и тяжелыми копьями с алыми лентами, они казались големами из снов скряги. Впереди рыцарей скакал эрл. Он не носил доспехов и был одет в роскошный, сине-зеленый камзол, подшитый золотой нитью. Тускло-золотистые волосы казались выцветшими, широкое вытянутое лицо сосредоточенно смотрело мимо нас, на укрепления замка. Мне не понравился его тяжелый взгляд. Было в нем что-то гнилостное, темное. Возможно, Кодлак или Эйла сумели бы лучше разглядеть эрла, сумели бы понять, что за гнилая тайна скрывается в его мутно-серых глазах. Но я не смог.
Рядом с ним, на сером жеребце сидел странный мужчина в черном камзоле, с широким алым поясом. Седеющие черные волосы поблескивали в тусклом свете солнца. Холодное, простое лицо выражало едва уловимый интерес. И он, в отличие от Хоу, не отрывал от нас взгляда.
— Почтенный эрл! — начал Гилмор, когда конь подвез его почти вплотную к животному эрла. — Нам велено сопроводить вас в замок как почетных гостей.
— Замечательно, — буркнул Хоу.
***
Это был самый безумный день, за те две недели, что я провел в Тедасе. Приезд Дункана поставил Хоу в неудачное положение, о чем без перерыва трындела сестра Агнесса, перемежая недовольство с чтением «Песни». Слуги работали в поте лица, на их замученных, крохотных лицах я видел злобу и усталость. Еще бы, сразу три повода закатить пир. И я был рад этому, хоть мысли все сильнее сковывала Тинае.
Еще меня радовало, что Гилмора приняли в стражи. Дункан проверил его боевое мастерство остался доволен парнем, что меня нисколько не удивило. Что удивило, так это предложение Дункана взять в Стражи Анну. Я с ней почти не виделся после дуэли, а когда случай сталкивал нас, она всегда злобно пыжилась и презрительно фыркала, всем видом давая понять, что не хочет меня видеть. На что я всегда улыбался и неизменно спрашивал о ее синяках, еще сильнее ее раздражая. Припарки помогли плохо и, чтобы скрыть громадный синяк ей пришлось купить в порту дорогущую орлесианскую пудру, да и та не полностью скрыла посинение. Она отказала, и все остались довольны приобретениями. Ну, а я? Я был доволен тем, что имел.
Когда начало смеркаться, я, наконец, сумел встретиться с Тинае. Она, как и всегда, ждала в библиотеке, в окружении так горячо любимых ею книг. В тот вечер, одержимый общим подъемом и энергией я намеревался продвинуть наши отношения дальше, за пределы тесной дружбы. Я уже не удовлетворялся платоническими проявлениями любви. Я хотел обладать ей, любить ее как свою женщину, но для этого нужно было уговорить Тинае покинуть церковь. Задачка сложная и я, обдумывая варианты фраз вошел в библиотеку. И растерялся.
Тинае стояла в центре и сверлила холодным, враждебным взглядом человека в черном камзоле. Я никогда не видел ее такой злой. Казалось, воздух звенит от напряжения.
— Это ересь, — холодно сказал она. — И вы это знаете, Горгона. Вам нельзя проводить службы.
— Некоторые из моих людей нуждаются в духовном напутствии, «преподобная мать», — человек в черном камзоле с широким, алым поясом почти сплюнул эти слова. Его голос был тихим, мелодичным и мужественным, но в оттенках тембра я уловил следы командирского баса.
— Так ищите его в другом месте.
— Боюсь…
— И правильно делаете, — перебила его Тинае, указывая на дверь. — Вон.
— Что здесь происходит? — спросил я.
Человек в черном медленно повернулся, и я увидел игривое выражение на его аристократическом лице.
— Религиозные склоки — палка в колесе взаимопонимания. Адриан Горгона, — представился он. — А вы…
— Томас Аарон.
— Ах да, демоноубийца! — весело воскликнул он. — Какая честь. Ни каждый может одолеть демона ужаса в честном кумите. Мне как тевинтерскому магу хорошо известно, как тяжело вам пришлось. Примите мое восхищение.
— Спасибо, — хмуро ответил я, косясь на Тинае. Мне очень не понравился ее вид.
Адриан покосился на нее, затем заглянул мне в глаза и многозначительно кивнул.
— Что-ж, значит, обойдёмся без служб, — сказал он с фальшивой досадой в голосе. — Мы еще вернемся к этому вопросу, «преподобная мать».
— Нам не о чем больше говорить, — холодно ответила она.
Горгона захлопнул за собой дверь, и Тинае судорожно вздохнула, опускаясь в кресло. Я ощутил укол тревоги и поспешил к ней.
— Что случилось?
— Ничего, — ответила она устало. — Тевинтерец хотел провести обряд Черной церкви в нашей часовне. Думаю, он просто дразнил меня.
— Хочешь, я с ним поговорю. По-мужски, — я хрустнул костяшками, намекая на драку.
— Нет-нет, что-ты! — мило запротестовала она. — Я бы хотела, чтобы ты вырвал ему язык и запихал ему же в задний проход, но мы должны держать в руках нашу злобу. Так учит Андрасте.
Она заметила улыбку на моем лице и резко опустила взгляд. Я опустился в кресло напротив и вдруг понял: дар речи покинул меня. Я собирался попросить ее не просто стать моей, а изменить жизнь. Понял, что чертовски мало знаю о традициях церкви, хоть Тинае и рассказала мне многое. Понял, что боюсь ошибиться в выборе слов и мое счастье, моя любовь так и останется в плену желто-оранжевых одеяний и церковных свечей.
— Том, я… — начала она, вставая с кресла. — Я знаю, у тебя ко мне чувства.
— Ти… — я встал вслед за ней.
— Подожди, не перебивай. Это тяжело, — я заметил, как тяжело она дышит. — Я тоже испытываю чувства к тебе. Ты хороший человек, но…
— Тинае, — решительно сказал я. — Никаких «но». Я знаю, ты связанна обетами с церковью, но их можно разорвать. Я слышал, сотни серебряных достаточно для этого…
— Том…
— Посмотри на меня, — я нежно взял ее за руку и заглянул в глаза. В них я увидел блеск, смущение и страх. Мне оставалось лишь гадать, сколь сильна буря сомнений, терзающая ее. — Брайс обещал мне землю, возле Крейтхела. Поместье на берегу реки, крестьяне, все что нужно. У меня есть все, о чем может желать мужчина. Но нет женщины, с которой я смогу это разделить, — сердце мое колотилось. Казалось, воздух дрожит от напряжения и страха. Мы оба боялись, то и дело опуская взгляд. Свечи горели ярко, отбрасывая на стены игривую тень.
— Том…
— Тинае, послушай меня. Будь моей женой, — сказал я и удивился легкости, с которой слова сорвались с губ. Она судорожно вздохнула, и я поцеловал ее. Это случилось само собой, без умысла. Жар поцелуя распалил пламя в груди. Ее губы, нежные и горячие, я был готов целовать вечность. Рука коснулась ее плеча и двинулась к талии. Она подалась ко мне и, казалось, мир исчез для нас. Замок, Дункан, тейрн — все было лишь прахом, мутной тенью. Она положила ладони мне на грудь и легонько отодвинула меня.
Разрывающимся сердцем я смотрел на ее прекрасное лицо. По щекам ее текли слезы. Она обняла меня и прошептала:
— От дикарей нас отделяют клятвы, Том, — она поцеловала меня в щеку и медленно отошла, а я не нашел в себе сил ее остановить. Я любил ее, но не смел напирать. Я знал — она права. Все мои планы по соблазнению были лишь эфемерным сном. Она любила меня, я видел это в ее глазах, но сердце хасиндской «Совы» принадлежало Создателю. Связанная клятвами любовь. Медленно, она сняла с шеи цепочку со волчьим когтем. Маленький кулон сверкнул в свете свечей. — Их нужно чтить. Так говорила Андрасте, — она вложила кулон мне в руку. — Может, когда-нибудь… — поняв, что начинает сомневаться, она резко развернулась и вышла из библиотеки.
На входе она замерла, обернулась и сказала мне:
— Я буду молиться за тебя, Сэр Томас Аарон. Какой бы не была твоя судьба.
***
Я часто задавал вопросы пустому стакану. После победы над Алдуином начал много пить, стараясь заглушить зияющую пустоту в сердце. Как и всегда, вокруг гуляла толпа, бойко бряцал лютнист, вышибая из струн весь дух. Я сидел за столиком, опустив взгляд на дно пятого стакана, пытаясь найти ответ хоть на один вопрос. И тщетно.
Где мой дом? В Хай Роке? В Скайриме? Здесь? Я не знал ответа. Везде я был желанным гостем, героем и спасителем. Меня окружало уважение братьев по оружию и любовь женщин, но везде я чувствовал себя не на своем месте. Я был и оставался беглым, разорившимся бретонским рыцарем. Бродягой без имени, без цели и будущего.
Конечно, я мог попытаться соблазнить Тинае. И я бы добился своего, в этом не было сомнений. Но стоила ли того такая победа? В глазах «Совы» я видел искреннюю веру, любовь к своему призванию. Она была на своем месте, была счастлива. Разве мог я отнять у нее все это, ради эгоистичной мечты. Мечты женатого мужчины о новой любовнице.
«Но даже без нее стоит ли мне возвращаться в Скайрим? — спрашивал я себя и не находил ответа»
Я перебрал, но все еще мог стоять на ногах. Они-то и понесли меня в замок Кусланд, мимо усталых часовых, в обход весело гудящей толпы аристократов. Я шел ровно, хоть это и давалось с определенным трудом.
Не могу вспомнить, почему пошел туда и кого хотелувидеть. Смутно помню, как болтал, навалившись на колонну с тем тевинтерцем, Адрианом Горгоной. Он мне понравился, даже очень. Когда ностальгия наваливается на плечи, я вспоминаю Горгону как самого опасного человека, что когда-либо ходил по земле Тедаса. Прошло много лет, но я не встретил никого, хоть на десятую долю похожего на этого сдержанного, собранного ветерана воины с кунари. Он был героем, как и я. И так же, как и я не мог найти своего дома, прожигая жизнь в вечных странствиях. Он говорил, что торгует рабами и что бизнес загибается, а мне было плевать, хотя трезвый я не одобрил бы такой бизнес. Над нами нависала луна, гости уже спали, а замковые сквозняки гоняли по коридорам порывы холодного, ночного ветра, рвущего догорающие факелы. Я предлагал угостить Адриана выпивкой, но тот вежливо отказался и ушел к своим людям.
***
Меня разбудил девичий визг. Он, казалось, длился целую вечность. Без пауз, без перерывов. Я медленно поднялся со скамейки, чувствуя неприятный позыв в животе.
— Кто-там верещит? — пробубнил я и тут же оказался лицом к лицу с человеком Хоу. Он был одет в кожаную кирасу и шлем. За ним я заметил еще четверых. Мой взгляд проскользнул по обнаженному мечу, зацепился за холодный, вызывающий взгляд. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что к чему.
— Фус-Ро-Да! — крикнул я за миг до того, как клинок рассек бы мне горло. Грохот ту’ума хлестанул по ушам и люди Хоу полетели, крича и чертыхаясь. «Северное сияние» вырвался из ножен и устремился к врагам, настигая их, не давая подняться. Я рассек шею первого, ушел от удара копья и, поднырнув под меч отсек ногу в колене. Враг завопил и рухнул, сжимая культю. Я бросился на шатающегося врага, парировал колющий выпад и с хрустом вогнал меч ему под подбородок. Удар оказался настолько силен, что сбил шлем с его головы. Я быстро расправился с тремя другими, благо «безжалостная сила» контузила их, не дав даже оружие поднять.
И вот, пять воинов эрла Хоу лежат у моих ног, скуля и истекая кровью, а смотрю на них как дурачок, не понимая, что происходит. Я все еще был пьян, меня мутило, но руки уверенно сжимали меч, а дракон в груди готовился изрыгать слова силы.
Я заметил у дверей мертвых часовых, услышал звон мечей и крики боли, треск энергии и грохот раскалываемого камня и закричал, вдохнув в голос всю свою силу. Это не был ту’ум, но дракон наделил обычное слово силой Кинарет.
— Тревога! — от крика треснули стекла, а едва уловимая ударная волна подняла пыль с пола.
И началась резня. Люди Хоу напали ночью, когда Фергюс уже увел армию из Хайевера. Присыпающие воины выбегали из казарм, растрепанными, неодоспешенными и сразу же вступали в бой с прекрасно подготовленными солдатами Хоу.
«Тинае».
Я выскочил на улицу и, было, бросился к церкви, но услышал яростный крик позади, перемежающийся с языками пламени, вырвавшимися из нескольких окон. На втором этаже женщины и дети. Семья Фергюса, его жена и сын, его мать и сестра и всего двое рыцарей караульных.
«Я остановил пятерых, а сколько поднялось с другой стороны?»
Я стиснул зубы и развернулся. Тинае подождет. Хоть выбор и хлестанул по сердцу, я должен был сдержать клятву и защитить Кусландов.
Звуки битвы нарастали. Гарнизон бился отважно, и вскоре пламя запылало на улицах. Визжали женщины, матом орали воины, пытающиеся остановить врага, громыхали падающие балки и перекрытия. Я поднялся по лестнице на второй этаж и понял: мои опасения подтвердились. Рыцари умерли раньше, чем поняли, что произошло, и этаж полностью пал под натиском убийц.
В коридоре довольно ухмылялось четверо бойцов Хоу. Их доспехи заливала кровь. Кровь на мечах и щитах. Они заметили меня и, было, построились для атаки, но дракон опередил их:
— Йол! — первого слова хватило, чтобы превратить их в ходячие факелы. Они скидывали шлема и визжали как свиньи, пытаясь погасить драконий огонь. Лица плавились, доспехи пригорали коже, но я не стал их добивать. Меня охватила ненависть. Плевать на конспирацию, плевать на храмовников. Я должен был защитить Кусландов, а потому врагу предстояло встретится не с Томасом Аароном, но с Довакином.
«Пусть помучаются».
Я вышиб дверь плечом и ворвался в главный зал, разделяющий комнаты, навстречу пятерым встревоженным головорезам. Взгляд скользнул по легкой броне, залитой кровью. Рядом с ними лежал, поскуливая, изрубленный Пунш — любимый питомец Анны. Они заорали и бросились на меня, ощетинившись мечами и копьями. И в этот миг, отражая первый выпад, я благодарил богов за привычку всегда носить кольчугу.
Их было много. Слишком много, но мной овладело безумие битвы. Я двигался быстро, уходил от атаки, парировал, рассекал глотки и прокалывал животы, не чувствуя боли, не ведая страха. Копья и мечи били в кольчугу, но работа Йорлунда выдерживала. Будь у врага хоть один клевец — и мне бы не поздоровилось, но я напал так внезапно и с такой нечеловеческой яростью, что враг не сумел сориентироваться. Я пригнулся и клинок описал дугу по ногам, разбивая колени, отсекая лодыжки. Враг верещал в агонии, падая, поскальзываясь на собственной крови. Я не щадил никого.
Когда последний головорез Хоу рухнул к моим ногам, я уже трясся от ярости битвы. Умирающее месиво, когда-то бывшее мабари, поскуливая, пыталось ползти в комнату хозяйки. Я бросился туда и с ноги вышиб дверь.
— Что, не терпится? Жди своей очереди черт тебя… — крикнул солдат Хоу, не останавливаясь, но, заметив меня, застыл.
В комнате было трое головорезов. Два держали Анну за руки, а третий, тот что смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами, насиловал ее. Рот ублюдка раскрылся и «Северное сияние» вошло туда, вышибая зубы, разрезая спинной мозг. Я рванул клинок и фонтан крови забрызгал Анну и бандитов.
Двое других растерялись, и Анна вырвалась, выхватила у одного кинжал и всадила ему в глотку. Затем, закричав, вырвала нож и ударила второго между ног, прямо в развязанную ширинку. Головорез Хоу завизжал, сгибаясь пополам и Анна впилась ему в глаза, моментально выдавив их. Я не мешал ей, когда она добивала бившегося в агонии ублюдка. Она била его ножом снова и снова, точно обезумев.
— Анна! Леди Кусланд! — кричал я, но она меня не слышала. Я резко обхватил ее за талию и одернул от кровавого месива — бывшего насильника.
— Пусти! Пусти меня! — кричала она. — Пусти меня! Я их всех убью!
Пришлось развернуть ее и со всей силы влепить пощечину. Ее это отрезвило, но не сильно. Крепко стиснув ее плечи, я заглянул ей в глаза и сказал так спокойно, как только мог:
— Нужно уходить. Сейчас же.
Анну пробивала крупная дрожь, из одежды был лишь покосившийся кружевной лифчик, да и тот алел от крови. Волосы ее спутались и налипли на лицо, в глазах бушевала ненависть, пополам с болью, но она поняла меня.
Пришлось помочь ей одеться. Благо, она всегда держала кожаную броню при себе, в комнатном шкафу. Она подняла меч одного из головорезов Хоу и выбежала в коридор. Я стиснул зубы, когда услышал ее болезненный вскрик.
— Пунш!
— Анна, — сказал я, выходя из комнаты. — Нам нужно убираться отсюда. Гарнизон скоро падет.
— Ублюдки, -шептала она, стоя на коленях рядом с мертвым псом. — Я их всех убью. Всех убью.
Одна из дверей на этаж раскрылась. Я встал в боевую стойку, готовясь биться и кричать. Но, вместо отрядов Хоу в коридор ворвалась Элеонора Кусланд. Вид у нее был ужасающий. Вся в крови, кусочках кишок и костей, пара топоров в руках и холодный взгляд воина. Она посмотрела на нас, потом на трупы, а затем холодное спокойствие сменилось болью и тревогой.
— Душа моя! — крикнула она, заключая дрожащую дочь в объятиях.
— Где ваш муж? — спросил я, глядя как та испуганно осматривает Анну.
— Не знаю. Мне не спалось, я решила прогуляться до арсенала и тут громоподобный крик. Будто сам Создатель кричал «Тревога». Люди Хоу напали… я, милая, с тобой все хорошо?
Я не дал ей ответить.
— Все будет хорошо, когда мы выберемся отсюда. За мной!
Гарнизон почти пал и нам пришлось с боем пробиваться через захваченные переулки. Замок пылал, всюду вопили умирающие солдаты, звон мечей почти оглушал. Элеонору удивила моя способность кричать, но, как говориться: «дареному коню в зубы не смотрят» и она ничего не сказала. А может, она была не в себе после того, что нам открылось в комнате Орианы. Бедный Фергюс, он не должен узнать, как именно встретили свою смерть его жена и сын.
Увиденное распалило боевое безумие во мне и Элеоноре. Мы бросались в бой, оставляя позади обезображенные трупы и вскоре вырвались из окружения, оказавшись на широких замковых улицах, где паникующие люди тейрна все еще боролись за жизнь. Анна сражалась как одержимая, и пришлось постоянно одергивать ее, чтобы не увлекалась. Враг был многочисленен и победить мы не могли. Даже со всей моей силой — я не человек-армия.
— Там! — крикнула, запыхаясь Элеонора. — Пройдем на кухню через главный зал. Там все еще бьются!
— Хорошо! — крикнул я и одним ударом обезглавил подбежавшего головореза.
Анна и Элеонора ворвались внутрь, и я, было, последовал за ними, но тут увидел медленно бредущую по улицам девушку. Вид изрезанных желто-алых одеяний церкви заставил меня содрогнуться. Черные волосы слиплись от крови, на лице кровили громадные порезы.
Я подбежал к ней и она, застонав, рухнула мне в руки. Я узнал в ней жрицу Агнессу, одну из монахинь при местной часовне.
— Создатель, — прошептала она. –Почему ты бросил нас?
— Где Тинае? — спросил я, дрожа от волнения. — Где она?
— Тинае? — жрицу пробила дрожь, по кровавым щекам потекли слезы. — О, Тинае. Он убил ее.
— Что?
— Тевинтерец в черном. Он вошел в церковь с убийцами. Тинае пыталась помешать, и он… он просто разорвал ее на куски, поганой… магией крови. Она так кричала… так кричала.
— Нет, — сердце мое упало.
— Я выбросилась в окно… стекла. Я не хочу умирать, — прошептала жрица, пытаясь зажать перерезанную артерию на сгибе локтя. — Я не хочу умира… ть.
Она обмякла, глаз утратили блеск, устремив взгляд на скрытую за дымом пожарищ луну. Я медленно поднялся, чувствуя, как просыпается дракон. Тинае погибла, как и все мои мечты. Вновь я оказался в центре пепелища, над могилой того, что любил. На миг я вернулся в Хай Рок, на сожжённое поместье, где среди пепла и крови лежали моя жена и дети, их обугленные трупы скорчились до крохотных размеров. Я чувствовал, как слезы текут по щекам, и я закричал, сжимая меч.
Наверное, те ублюдки Хоу, что пережили резню до конца жизни видели меня в кошмарах. «Элементальная ярость» — чудовищный крик, помноженный на боевое безумие и жажду мести — все это обрушилось на людей Хоу и тевинтерских наемников. Я не пошел за Элеонорой и Анной, а двинулся по улицам с обнаженным мечом, убивая всех на своем пути.
«Северное сияние» двигался так быстро, что не давал и шанса себя остановить. Ураган кровавого ветра вился над клинком, когда он высекал алые веера из все новых и новых врагов, застилая улицы мертвыми и умирающими. Десять, двадцать, сорок — уже не помню, скольких я убил прежде чем он появился. Помню лишь, что проревел «Фус-Ро-Да», и усиленный яростью крик сдул дюжину врагов и разметал по кирпичику замковую стену.
Когда трупы уже мешали ходить, а стрелы превратили меня в дикобраза, втыкаясь в броню, он бросился на меня с обнаженным мечом. Убийца Тинае. Тевинтерский ублюдок в черном. Наши мечи столкнулись и завязалась безумная, полная одержимой ненависти схватка. Я бил снова и снова, и снова, но не мог пробить его защиту. Горгона виртуозно отклонял атаки, мастерски уходил от выпадов. Он бился как бог воины, когда его люди истекали кровью у моих ног. Я приготовился сжечь его криком.
— Довольно! — взревел он и, отскочив, полоснул мечом себе о руке, и через мгновение алые ленты схватили меня за горло. Тысячи, сотни тысяч багровых игл пробили кольчугу.
Я воззвал к крови, моля защитить от магии, и дар рода бретонов не подвел. Горгона, пораженный тем что я не погиб, заорал, выпуская себе еще больше крови. Его глаза вспыхнули алым пламенем, и, через миг нечеловеческая сила ударила меня в грудь. И я полетел.
В ушах звенело, когда алый шар нес меня мимо замковых построек, а ударная волна разбивала их в щепки. С силой впечатавшись в стену, я сполз на землю и лишился чувств.
***
Я очнулся от того, что кто-то тащит меня по замковым коридорам. Это был Дункан. Закованный в ту же броню, что и при нашей первой встрече. Только на залитом кровью доспехе появились рубцы. Стоило невероятных усилий заставить себя подняться. Боль во всем теле была невыносимой, ребра точно пронзали раскаленные прутья, позвоночник трещал по швам, но я был жив.
— Проклятье! Это магия крови! — крикнул Дункан. — Как ты выжил?
— Я… — кашель не дал договорить. Я пошатнулся, но не упал.
— Нужно уходить. Сам идти можешь?
Я кивнул, хоть и не был в этом уверен.
По пути мы не разговаривали. Я едва не падал от боли и усталости, а ведь приходилось еще и убивать. Сам удивляюсь, как не выронил меч. Вскоре звуки битвы стихли, и страж вывел нас в небольшую комнатушку, где звучали полные боли женские голоса.
В тесном погребе на коленях стояли Анна и Элеонора, а перед ними — истекающий кровью Брайс Кусланд. Женщины вскочили, направляя на нас клинки, но тут же опустили, опознав Дункана. Видимо, я выглядел чудовищно. Весь измятый, в крови и кишках, с разбитой кольчугой и хромой.
— Миледи, у нас нет времени, — сказал Дункан. — Люди Хоу взяли крепость. Томас ослабил их малефикара, но скоро и он восстановится и тогда нам не уйти. Нужно бежать немедленно.
— Боюсь, я не смогу больше встать, — хрипло ответил Брайс. — Меч… зацепил позвоночник.
— Я не брошу отца! — запротестовала Анна. Сильная девочка, она не утратила присутствие духа.
— Нет, он прав, — тяжело вздохнула Элеонора. — Ты должна уйти.
— Но…
— Никаких, но. Я останусь с мужем.
— Все хорошо, волчонок, — прошептал Брайс, крепче сжимая огромную дыру в животе.
— Я не брошу вас! — зарыдала Анна. — Нет!
Я покачнулся, но удержал сознание. Брайс Кусланд посмотрел на меня пронзительным взглядом и сказал:
— Сэр Томас.
— Да, лорд?
— Позаботься о моей дочери.
У меня была мысль получше.
— О ней позаботится Дункан, — хрипло ответил я. — Серые стражи дадут ей защиту от Хоу. Так ведь?
— Нет! — запротестовала Анна.
— Это так, — ответил Дункан, понимая, что я имею в виду. — Если ваша дочь станет серым стражем, она получит защиту ордена.
Было непросто, но Дункан уговорил Анну вступить в стражи и оставить родителей. Уходя по тоннелю, я слышал, как Элеонора молится Создателю, готовясь принять последний бой. И, клянусь, какая-то часть меня сочувствовала тому ублюдку, кто первым войдет в погреб.
Тоннель вывел нас из замка, за черту города. Там я позволил себе обернуться, и вид пылающей крепости сжал сердце раскаленными тисками.
Моя судьба была предрешена.
Я не мог вернуться в Скайрим. Я не хотел возвращаться трусом, бежавшим с пепелища, а души Брайса, Элеоноры и Тинае нуждались в отмщении. А потому я сжал рукоять «Северного сияния» и двинулся вслед за Дунканом и содрогающейся от рыданий Анной, навстречу своей судьбе.
Комментарий к Глава 6. Падение дома Кусланд
Ох, вот и закончился первый акт моего фанфика. Кусланды пали. Дункан, Довакин и Анна вынуждены бежать под покровом ночи, скрываясь от преследователей. Впереди Остагар, посвящение и война. Герои не сомневаются: король Кайлан жестоко накажет убийц. Но у судьбы, как говорится, свои планы.
Глава далась с большим трудом. Многих могла смутить чрезмерная жестокость, особенно в случае с Анной, но так было нужно. Так-же могут смутить ошибки. Я сделаю все, чтобы их было меньше, но увы, синдром утраченной грамотности и нелюбовь к работе с бетами делают свое дело((.
Что-ж, надеюсь услышать ваше мнение. Кстати, ту поправку о бане и каноне я отменяю. Буду более тонким способом пресекать срачи, если они возникнут. Всем спасибо за чтение и поддержку!
========== Глава 7. Посвящение ==========
Я часто думаю, был ли хоть один шанс победить Хоу в замке Кусланд? Как сложилась бы моя судьба, одолей я тогда Горгону и его прихвостней? Ответы туманны, как и любая фантазия старика о том, что было и что могло бы быть на одной из тысячи жизненных развилок. Но одно я знаю наверняка: победа избавила бы меня от чудовищного путешествия на юг.
В Остагар.
Должен признать, то, что произошло под сводами древней тевинтерской цитадели едва ли было хуже дороги к ней.
Нас было трое. Израненные, побитые и уставшие, мы бежали из разоренной эрлом Хоу крепости. Под покровом ночи обошли дозорные башни и, минуя тракт, двинулись в путь. Дункан решил, и я с ним полностью согласился, что идти по дороге — глупая затея, как и пытаться срезать озерным путем через Каленхад. Хоу наверняка знал, что мы живы и выставил на тракте и путевых узлах отряды головорезов. Биться с прекрасно вооруженными бандитами мы не могли. Я был ранен, лишился брони и немного охрип, Дункан едва мог держать меч из-за сильного ушиба запястья, а Анна заболела. Потому мы решили двинуться через Банны, стараясь придерживаться охотничьих троп и не задерживаясь слишком долго на открытых пространствах.
Шли долго, пока ноги не начало сводить судорогой, а глаза наливаться раскаленным воском. Шли бы дальше, но боги, похоже, решили силком заставить нас отдохнуть, послав мелкий, но чрезвычайно мерзкий дождь, грозящийся с минуты на минуту перерасти в ливень. Гранитное небо нависало низко, будто пытаясь прижать нас к сырой траве. Продолжать путь мы не решились, беспокоясь за здоровье леди Кусланд. Бедная девушка всем видом демонстрировала явные признаки лихорадки, усиленной нервным перенапряжением. То и дело оступаясь, теряя равновесие на скользких лесных тропах.
«Еще пара часов и придется ее нести, — думал я, глядя на ее бледное, серое лицо». Дункан, похоже, разделял мое беспокойство, но не дал добро на привал. Вскоре я понял, почему.
Прошло немного времени, и мы вышли из лесополосы. Признаюсь, даже уныло-серый вид дождливого Ферелдена завораживал. Таких чудесных видов не найти в Тамриэле и я на миг позабыл о пережитых невзгодах, позволив тому немногому, что осталось во мне от романтика насладиться сочными, дивными видами долины Баннов. Огромное, серо-зеленое пространство, уходящее в горизонт, точно подпирая небо. И всюду, на каждом километре пути из земли вырастали древние, поросшие мхами руины древних цивилизаций. Каменная кладка, достойная древних нордов и по прошествии тысячелетий все еще внушала благоговейный трепет. В одной из древних руин мы и устроили, первый с момента побега, привал.
Глядя на полуразрушенные шпили, заросшие кустарником залы храмов, я крепко сжимал рукоять «Северного сияния», готовясь отразить нападение дракона, или драугра. Но ничего из этого не встретилось. Лишь тихий скреб паучьих лапок, да могучий олений вой эхом звенел в развалинах.
Мы поручили Анне найти место для шалаша, а сами запланировали небольшой костерок. Недостаточно сильный, чтобы привлечь внимание столбом дыма, но достаточный для готовки чего-нибудь быстробегающего.
Управились. Дункан прикончил и разделал пару кроликов, Анна нашла достаточно сухое место в тени руин, а я, я легко разжег пламя, прошептав первое слово «Огненного дыхания», оставив Дункана с отвисшей челюстью.
Но на этом проблемы не закончились. С болью в сердце я снял и выбросил замечательную двойную кольчугу Йорлунда Серая Грива, столько раз спасавшую мне жизнь. Заклинание Горгоны деформировало прекрасный металл и разорвало звенья. И почти сразу, как искореженная броня звякнула о поросший старинным мхом камень, на мир обрушились потоки воды. Громадные капли бились о каменные своды, смывая с тысячелетних барельефов пыль и грязь. Глядя на резвые ручейки меж каменных плит, я боролся с соблазном крикнуть «чистое небо». Но дождь надежно скрывал нас от патрулей, а разогнанные тучи могли привлечь внимание Адриана Горгоны. А потому я терпел сырость, проклиная Хоу.
Мы пододвинулись к костру, пытаясь согреться и высушить промокшую одежду. И тут начались проблемы. Анна отказалась снимать броню. Сперва казалось — она не против избавиться от косо-застегнутого доспеха, но как только я помог отстегнуть первые ремни ее пробила сильная дрожь. Губы задрожали, дыхание стало тяжелым и надрывистым.
Пришлось с полчаса ее успокаивать. Бедная девочка, я вообще сомневаюсь, что она в ближайшие месяцы хоть раз решится уснуть без брони и оружия, после того как ее застали врасплох люди Хоу и надругались над ней.
Когда щитки кожаного доспеха гулко стукнули о каменную кладку, обнажилась и причина лихорадки. На бедре и предплечье гноились два внушительных пореза. В тот момент я жалел, что не изучал магию восстановления. Такие раны — смертельны в пути. Я много раз видел, как солдаты буквально сгнивали заживо, умирали в муках от заражения крови и Анна, похоже, уловила намеки в моем мрачном лице.
Решили вопрос просто, хоть Анне явно пришелся не по душе наш метод исцеления. Старый трюк военных хирургов, известный каждому ветерану. Как бы Анна не протестовала, мы все равно промыли раны кипяченой мочой, наложили в них опарышей и закрыли все это непотребство тремя слоями эльфийского корня, как следует все перемотав. Анна выглядела самой несчастной на свете, но жаловаться не стала. Вскоре жар костра и истощение сделали свое дело — она уснула, оставив нас, двух старых ветеранов молча вглядываться в шипящие и пузырящиеся бревнышки.
— Ну и кто ты такой? На самом деле, — спросил Дункан, когда я подкинул в огонь еще одну большую ветку.
— Я уже говорил, — хмуро ответил я. Откровенничать не хотелось. Да, Дункан вытащил меня на себе с кровавых улиц крепости, помог бежать от врагов, но я все еще не знал его. Не знал, как он отреагирует на безумную, шизофазическую правду, в которую даже самый безумный сумасшедший едва ли поверит. А врать? Врать мне не хотелось. — Странствующий рыцарь. Из другой земли.
— Ты - маг, — хмуро сказал Дункан. — И я никогда не видел такой магии. Ты пережил удар малефикара, от которого камень крепости в труху осыпался, раны на тебе как на собаке заживают, а дерешься ты как заправский шевалье. Но ты не тевинтерец, не орлесианец, не ферелденец, даже не марчанин. Я по миру поездил прилично и знаю породу. Так кто же ты такой?
— Я не отсюда. Мой дом дальше, чем может показаться, страж, — осторожно ответил я.
— Хм, — Дункан мрачно хмыкнул, подбросив полено в огонь. — Хорошо. Храни свои тайны, «приятель». Я лишь хочу знать, с кем я имею дело.
— На данный момент - с союзником. Остальное значения не имеет.
Повисло напряженное молчание. Я мрачно покосился на свернувшуюся клубочком Анну Кусланд. Девушка стонала и всхлипывала во сне, видимо, вновь переживая минувшие ужасы. Я понимал ее, и сердце наполнялось сочувствием. Сам до сих пор помню те сны, что каждую ночь преследовали меня после бегства из Хай Рока. Будто страданий на земле не хватало, и боги пытали меня в царстве снов. Кошмары потерь, порождения истощенного, измученного скорбью разума. Ее видения наверняка ужасали, и я аккуратно положил руку на дрожащее плечико. Девушка вздрогнула и задышала чуть ровнее.
— Ты нужен Стражам, — вдруг сказал Дункан. — То, что случилось в замке Хайевер — ужасная трагедия. Но она не идет ни в какое сравнение с тем, что идет на эти земли с юга. Только Серые Стражи могут дать отпор порождениям тьмы и защитить Мир. А Серым Стражам кровь из носа не хватает умелых воинов. По-настоящему умелых воинов. Ветеранов войны. И я…
— Я согласен, — ответил я, убирая руку.
Дункан медленно кивнул. Он не нуждался в разъяснениях и все прекрасно понимал. Ни о какой великой миссии, ни о каком спасении мира я не помышлял и Страж знал это. Все, что мне было нужно — ресурсы и шанс свершить месть. Он не стал рассказывать мне об идеалах, о узах сродни семейным, что связывают каждого стража — все это чушь на постном масле. Любой орден — это в первую очередь возможности, и я решил двинутся тем же путем, каким шел в Скайриме. Путем воинского мастерства.
Летучие отряды Хоу прочесывали все транспортные узлы Баннов. Когда обстоятельства вынуждали нас пересекать древнюю тевинтерскую дорогу, приходилось прятаться от дюжины прекрасно вооруженных всадников. Дождь хлестал нас плетьми воды, земля под ногами казалась осклизлой и холодной, но мы все равно прижимались к ней, прячась под кустарниками. Вслушивались в топот копыт, злобное причитание убийц, едва дыша от напряжения. Когда угроза миновала мы, пролежав еще минут десять продолжали путь. Приходилось продираться через леса, питаясь всем, что могли найти и мастеря заплатки из шкур убитых зверей. Анна не умела шить, а потому приходилось крепить их как придется, на животный клей или трухлявую нить с нашей же одежды. Вскоре мы потеряли презентабельный вид и стали похожи на лесных головорезов, на дикарей «Изгоев» и я в шутку стал называть Анну нашей ворожеей, а Дункана вересковым сердцем. Они не поняли шутки, но я смеялся, глядя на то, во что превратилась наша одежда.
Раны леди Кусланд перестали гнить после недельных компрессов, но она все еще прихрамывала, а опухшее предплечье не давало как следует держать оружие. Зато мы с Дунканом полностью поправились и даже сумели украсть трех лошадей у наших преследователей, решивших укрыться от непогоды в придорожном трактире. Самих бандитов мы прикончили, несмотря на истеричные протесты трактирщика. Зрелище то еще. Столы крушились, стаканы с элем падали, и разлитое пойло смешивалось с кровью. И все это под озорную трактирную музыку перепуганного барда. Мы били безжалостно и быстро, не оставляя захмелевшим бандитам шанса, но те все равно отчаянно боролись за жизнь.
И вот Банны остались позади, и мы, наконец, смогли вздохнуть с облегчением. Кони бодро везли нас по имперскому тракту в сторону древней крепости, где громадная, больше, чем можно представить, армия короля Кайлана противостоит потоку порождений тьмы и их лидеру-дракону. И я сгорал от нетерпения. Убивать драконов — мое призвание и я готов был показать жителям Тедаса настоящего Довакина.
***
Крепость Остагар поразила меня. Даже Анна на миг отвлеклась от тягостных дум, раскрыв рот разглядывая громадные своды древней тевинтерской твердыни. Монументальная, сравнимая разве что с башней Дирени, она возвышалась на сотни метров ввысь, пронзая небосвод острыми шипами башен, чья громадная тень закрывала все видимое пространство.
Дождь давно закончился и палящее солнце высушило наши оборванные одежды. Должно быть, часовые приняли нас за хасиндов, потому как едва завидев затрубили в рог и, не прошло и пяти минут, как мы попали в окружение угрюмых всадников.
— Похоже, нам тут не рады, — хохотнул я, глядя в глаза одному из рыцарей.
— Все в порядке! — крикнул Дункан. — Опустите оружие.
— Кто такие?! — злобно крикнул глава всадников, старый воин в золоченных латах.
— Серые стражи. Доложите королю, что командор Стражей Ферелдена Дункан Хайран вернулся.
Я мрачно хмыкнул, видя удивление в глаза рыцарей. На кого-на кого, но на доблестных Стражей мы походили меньше всего. Капитан рыцарей пригляделся, и тут же поперхнулся слюной, узнав в грязном, помятом мужике с серьгой Дункана.
— Матерь божья, — прошептал он. — Где вас так потрепало Дункан.
— В дороге, — хохотнул он.
— Мне нужно встретится с королем, — резко ответила Анна.
— Молчи, женщина. Не встревай в разговор, — хмуро рявкнул рыцарь.
— Эта женщина - Анна Кусланд, — сказала Анна, сквозь зубы.
— Ага, а я король Каленхад.
— Господа, спокойно, — примирительно сказал Дункан. — Бертан, нам действительно нужно встретится с королем.
Рыцарь кивнул и, отослав людей велел следовать за ним в крепость, на встречу с королем. Двигаясь по оживленным «улочкам» временного города, я гадал, как же выглядит этот король Кайлан? Похож ли он на короля Гудриана V, великого мага и мудрого правителя Даггерфола, или он хитер и коварен, как Ульфрик «Буревестник», не чурающийся самых грязных и жестоких дел, если они приносят пользу стране. Или он мрачный фаталист, как Тит Мид II, не нашедший в себе сил сопротивляться убийцам, и принявшем смерть от рук ассасинов закрыв глаза и повернувшись спиной. Ферелден — суровая страна, с суровыми нравами, и я ожидал столь же сурового монарха.
Я никогда так не ошибался в ожиданиях.
Рыцарь-капитан довел нас до королевского шатра и велел часовым запустить нас в теплое царство роскоши, золота и шелка. Красивая эльфийка играла на лютне, какой-то разодетый слуга разливал вино по кубкам, а на вычурном троне с изображением песьих глав восседал король Торуг. Нет, разумеется не он, а тот, кто был настолько на него похож, что становилось страшно. Сам я не застал короля-тряпку живым, но часто видел его портреты в Солитьюде. Такие же длинные светлые волосы, смазливое лицо и добрые, голубые глаза.
— Дункан?! — пораженно воскликнул Кайлан.
— Да, ваше величество, — почтительно ответил страж, слегка поклонившись.
— Создатель, что с тобой случилось? Ты что, по дороге пол орды прикончил? Это бы объяснило их пассивность, — хохотнул король.
— К сожалению — нет.
— В любом случае — хорошо, что ты пришел и… что за вонь? — Кайлан покосился на Анну, несколько минут смотрел на нее. Сперва с отвращением, потом с удивлением, а затем на юном, действительно юном лице появилось недоумение. — Я знаю тебя! Ты Анна, дочь Брайса Кусланда!
— Да, — холодно ответила она. Я чувствовал, как она напрягается.
— Почему от тебя так несет? И почему ты одета в рванье? Ладно, спишу это на тяготы пути. Как скоро твой отец пришлет остатки армии? Каждый солдат сейчас…
— Он никого не пришлет. Мой отец — мертв, — от тона, каким она это сказала, даже у меня мурашки пробежали по спине.
— М-мертв?!
— Эрл Хоу напал на нашу крепость, убил моего отца и мою мать, убил всех слуг и всех учителей, убил всех рыцарей-телохранителей, всех священников и монахинь, — голос Анны дрожал от концентрированной ненависти. — А вонь, что ты чувствуешь — припарка из мочи и червей, на гниющих ранах от мечей людей Хоу.
Король пораженно раскрыл рот.
— Это правда, ваше величество, — мрачно сказал Дункан. — Мы с трудом смогли спастись. Пришлось бежать через Банны, скрываться по лесам и руинам.
Король на миг застыл, а затем лицо исказилось в гримасе ярости.
— Сукин сын! — вскрикнул Кайлан. — О чем он думал?! Какой в этом смысл?! Он что, думает, я не узнаю? Думает, я не замечу убийство тейрна?! Леди Кусланд, клянусь жизнью, клянусь честью династии Тейрин, как только порождения тьмы будут разбиты, я повешу Хоу, а весь их род будет изгнан из Ферелдена!
Я с трудом сдержал разочарованную ухмылку. Король не произвел на меня впечатления ни внешностью, ни манерой держаться. Его вспышка ярости навела на мрачные мысли. Все же, любой король в такой ситуации подыграл бы Хоу. Затребовал бы его войска, пообещав простить убийство тейрна, а после битвы учинил бы резню. Все равно победа над порождениями тьмы дала бы ему карт-бланш на бойню. Никто не осудил бы подлость короля-героя. Так поступил бы Ульфрик, так поступал Тит Мид II. А Гудриан V и вовсе тихо бы отравил Хоу и всю его семью. Так, чтобы все знали, что произошло на самом деле, но боялись раскрыть рот. Но Кайлан так не поступил. Потому что, как и Торуг, он был мальчишкой на троне. И, как оказалось позже — инфантильным мальчишкой.
Но Анна, похоже, удовлетворилась яростью Короля. Ее пробивала дрожь, я почти чувствовал, как она сдерживает рвущие наружу слезы.
— Я хочу встретится с братом, — сказала она.
— Это невозможно, — хмуро ответил король. — Фергюс сейчас далеко. Я отправил его контролировать северо-восточный перевал, чтобы порождения тьмы не расползались в сторону Гварена. — Но даю слово, как только битва будет выиграна — я отзову его.
Анна ничего не ответила.
— Что-ж, — продолжил Кайлан. — В любом случае я рад, что ты уцелел, Дункан. Полагаю, этот хмурый воин один из новобранцев?
Я кивнул.
— Хорошо. Через три дня мы выиграем войну. И наступит время возмездия! — торжественно воскликнул Кайлан.
— Истинно так, ваше величество, — с фальшивым оптимизмом подтвердил Дункан. — Истинно так.
***
Дункан отослал Анну. Велел найти стража по имени Алистер и других новобранцев у шатров магов. Бледная как привидение, она повиновалась, оставив вопрос о ее самочувствии без ответа. Мне же он велел подождать и, когда девушка скрылась из виду, жестом позвал за собой в сторону громадных баллист, агрессивно взирающих на земли Кокари через полуразрушенные каменные арки.
Мы остановились возле орудия, и он заговорил мрачным, холодным тоном:
— Мы не выиграем войну через три дня. Не через три, не через четыре, ни через двадцать!
— И почему я не удивлен? — хмыкнул я, глядя на простирающийся под сводами крепости лес. Листва пожелтела, на стволах пузырилась гнилостная смола, и даже прохладный летний ветерок не мог разогнать сладковато-гнилостную вонь, источающую поражённой землей.
— Ну, наверное, потому, что Кайлан был неубедителен. Смотри на долину, на лес. Он гниет. Когда я уезжал в Хайевер, здесь ни листочка желтого не было. Ни одного листочка. А это значит — скверна наступает. Я чувствую, как гнилая, ублюдочная волна поднимается из-под земли и движется на нас. Я не был уверен, но сейчас знаю.
— Что знаешь?
— Начался Мор, — холодно ответил Дункан. — Скоро земля провалится и на Остагар хлынут полчища тварей.
— Сколько?
— Сто? Двести тысяч? Может даже миллион! Никто не знает сколько их там, в недрах Глубинных троп ждет своего часа.
Я поежился, чувствуя легкий укол страха. Как вообще можно сражаться с такими полчищами, пусть даже в самых лучших условиях, в самой неприступной крепости? Я с трудом представлял даже самые ничтожные перспективы на победу понимая, что враг просто засыплет нас трупами.
— Анна, Джори и Давет пройдут посвящение послезавтра, со всей помпой и ритуалами. Для таких как они ритуалы важны. Но испытанные воины вроде нас с тобой могут обойтись и без церемоний.
— К чему ты клонишь, Дункан?
— Ты пройдешь Посвящение сейчас. Я хочу поручить тебе командование отрядом стражей. У меня не хватает ветеранов, а там много новичков, нуждающихся в командах опытного воина. Ты должен успеть познакомиться с ними, хоть немного пообтереться, прежде чем идти в, возможно последний бой.
— Звучит разумно. Чего мы ждём? Давай, посвящай меня, командор, — хохотнул я. Дункан хмуро улыбнулся.
— И правда. Пойдем.
И вот он я. Довакин, Дракон Севера, беглый бретонский рыцарь, трижды потерявший дом и господина, стою у алтаря, сжимая в руках серебряную чашу с кровью порождения тьмы. В палатке Серых тишина, лишь изредка доносится треск горящих в костре поленьев. Дункан стоит напротив меня, сосредоточенно и мрачно следя за мной. Только он и больше никого. Я смотрю в черную жижу, чувствую исходящее от нее зловоние и пытаюсь понять, что оно может сделать со мной.
— Пути назад нет, — мрачно говорит Дункан. — Прими скверну, Томас Аарон.
— Ладно, — хмуро отвечаю я, крепче сжимая чашу. — Твое здоровье.
Помню, один знакомый пропойца говорил: «если пойло сильно воняет — пей залпом, занюхивай грязным носком, шоб прорвало!». Носка не было, потому я последовал совету лишь частично. Я пил густую, зловонную жижу, давясь рвотными позывами. Казалось, все мое естество пытается отторгнуть этот поганый яд. Допив последнюю каплю, я выронил кубок и стиснул зубы до судороги в жвалах.
Мир зазвенел, лицо Дункана расплылось и посерело, и я услышал его.
— До-Ва-Кин!
— Томас?
— До-Ва-Кин!
И я увидел бесчисленное войско, парящие в небесах черные крылья. Мир горел, живые горы шли по опаленной земле, а стройные эльфы в золоченных доспехах бросали в них сияющие копья-молнии.
— Дракон в небе. Титан в земле. Эванурис над твердью, — говорил я тысячами голосов.
— Томас! Очнись!
— Они здесь. Они уже здесь. Они идут… Проклятый разрушитель оставил нас. Должны бежать. Должны править йорре.
Вдруг мир закружился, объятый пламенем, а затем, тысячи картин сменились встревоженным, бледным лицом Дункана. Я обнаружил себя стоящим на четвереньках у алтаря, над небольшой лужицей черно-бурой крови. Капли все еще стекали по подбородку и падая, пускали едва заметные круги. В нос ударил запах паленой крови. Я с трудом поднялся и, покачнувшись, прошептал:
— Что это было, Дункан?
— Я не знаю. Ты будто… у тебя кожа почернела, глаза стали вертикальными и красными, как у Архидемона. Ты говорил на непонятном языке, а потом… все кончилось и тебя вырвало кровью и огнем.
— Я видел… что-то. Что я говорил?
— Говорю же, язык мне неизвестен, — нервно ответил Дункан. — Нес ты какую-то околесицу неразборчивую. Но кое-что повторял из раза в раз: «Даник ал бовул».
— «Проклятый разрушитель бежит? Спасается бегством?» Что это значит вообще?
— Ты меня спрашиваешь? Я понятия не имею, что это было! Никогда при посвящении не случалось такого. Не говоря уже о том, что ни один из новобранцев не блевал огнем. Я не знаю, кто-ты, но страху ты на меня нагнал сейчас — будь здоров.
— И что теперь?
— Теперь ты — серый страж… наверное. Посвящение пройдено — добро пожаловать, — он подал мне руку.
Позже я узнал: обряд мог убить меня. Дункан намеренно упустил эту деталь, как многие другие. Впрочем, многое он мог и не знать. То, что произошло со мной, когда я выпил проклятой крови порождения тьмы не поддавалось объяснению. Я будто заглянул в несчастные обрывки разума Дова и коснулся дремлющего в них зла. Это отдаленно напоминало поглощение драконьей души, хоть и в тысячи, десятки тысяч раз слабее.
Но Дункан был прав. Посвящение пройдено, и я стал Серым Стражем. А значит пора брать на себя командование бойцами и убивать порождений тьмы. Хоть теперь я и отчетливо понимал: толку от всего этого нет.
Ибо, без всяких сомнений, начался Мор.
Комментарий к Глава 7. Посвящение
А вот и Остагар! Довакин прошел Посвящение, но так ли это на самом деле? Что значат его видения? Вопросы без ответа. Теперь ему предстоит принять командование отрядом Серых Стражей и встретить надвигающуюся волну зла. На поле брани.
Как всегда буду безмерно благодарен критике технической части работы. Срач за ЛОР не разводить! Напоминаю: в шапке AU и ООС.
========== Глава 8. Предложение малефикара ==========
«Из огня да в полымя» – клянусь, в те деньки я хотел набить эту надпись как татуировку. На плечо или грудь – не важно. А то слишком уж часто я оказывался в такой ситуации. Прыгая из одной задницы в другую, с обнаженным мечом, кровищей на броне и лихорадочным жаром в сердце. И куда бы я не пошел, в какое бы предприятие не ввязался – всюду так или иначе приходилось драться до онемения в мускулах. Привык я к такой жизни, а потому не растерялся и в Остагаре.
Бравые охламоны, вставшие под мою команду, были самым настоящим сбродом. Только половина из них провела годы в рядах ордена, остальные же были новобранцами, наскоро набранными отовсюду. Осужденные уголовники, беглые рабы, хасинды изгнанники, обнищавшие фермеры и даже женщины. Много женщин. Как весьма симпатичных, так и страшных, как моя жизнь. И вот этого я не понимал, от слова совсем. Стоя перед неровными рядами моих «охламонов», я недовольно косился на красоток раздора. Не сочтите меня женоненавистником. Женщины подчас куда более свирепые воины, чем мужчины. Их эмоциональность, помноженная на воинское мастерство и отсутствие чувства вины, превращала их в настоящих берсерков в юбках. Плюсы громадные, но, как говорится: «Всегда есть «но»». Даже самые достойные и сдержанные женщины и мужчины, оказавшись в стрессовых ситуациях, да еще в тесном контакте испытывают сильное желание и начинают трахаться как кролики. Мужчины начинают состязаться, выкобениваясь перед дамами, дерутся за них часто и насмерть, и не слушаются командиров. Плавали, намучились, знаем.
Но выбирать не пришлось, а потому я напялил на себя лучшие из возможных доспехов – кольчуга с подбивкой, кожаный поддоспешник и прекрасные латы с грифоном, и синими лентами. Ими меня вознаградил Кайлан, за спасение Анны Кусланд. Как я позже узнал – Дункан отправил ее с тремя молодыми стражами в дикие земли Кокари, искать старые копии Серых договоров. Видимо, надежда на победу не особо крепко держалась в его сердце, раз он решил заранее приготовить почву для действий в случае поражения и бегства.
И вот он я, стою перед строем. Чисто выбритый, с завязанными в хвост волосами - точно какой-то принц, разодетый на парад. Но это произвело на бойцовсамое благостное впечатление. Люди всегда охотнее подчиняются благородным и богатым, а я и впрямь был принцем среди оборванцев.
- Кто из вас хоть раз стоял в стене щитов? – крикнул я. – Эй, задница! Еще раз шевельнёшься в строю я тебе ноги вырву! Здесь тебе не мамочкина ферма!
Я хмуро осмотрел нестройный ряд бойцов, выстроившийся у тренировочной площадки. За нами следили несколько старых стражей, но не вмешивались. Думаю, они оценивали мои командирские качества, но тогда мне было плевать на чье-то мнение. Скоро я пойду в бой, а потому люди мои должны быть готовы.
Под командование мне передали пятьдесят человек, одетых кто во что горазд. Брони ордена едва хватило на треть, а потому почти все Стражи моего подразделения носили разные доспехи. От простых кожаных, до кольчуг и фамильных лат. Одно радовало – у всех были нужные, круглые щиты из крепкого дерева, окованные тонким слоем железа.
- Смирно! – крикнул я. – Смирно, значит вытянуться по струнке и стоять как столб на тевинтерском тракте, дерьма ты кусок! Повторяю вопрос: Кто стоял в стене щитов?
Тишина.
- Твою мать, - прошептал я, глядя на растерянное выражение лица молодой черноволосой женщины. – Эй ты! Ты знаешь, что такое стена щитов?
- Ну я…
- Отвечать как солдат, черт тебя дери! Ты воин короля! Серый страж, а не портовая шлюха перед койкой скряги! Отвечай на вопрос!
- Никак нет, сэр!
- Никак нет, хм. Вы еще никчемнее, чем я думал, - зло крикнул я. – Не знаешь, что такое стена. А какого дьявола тебя понесло в армию, если ты не знаешь воинских построений? Или ты думаешь, солдат, что нарезать порождение тьмы – что картошку почистить мужу на суп?
Я злобно покосился на ухмыльнувшегося стража, с огромным шрамом поперек лица. Порепаная кожа, подленький взгляд черных глаз и сломанный нос. Либо матерый боец – либо уголовник. С такими много проблем.
- Я сказал что-то смешное, солдат?
- Ну да, - ответил он нагло. – Мы здесь все прошли Посвящение, и все видели тварей. Я резал мудаков вроде тебя ровно пачками еще в Вольной Марке. Так что свой дешевый гонор оставь дома, расфуфыренный коротышка.
Я внешне разозлился, но внутренне возликовал возможности продемонстрировать навыки ближнего боя. Я вывел его из строя, дал ему лучший щит и меч.
- А теперь, солдаты! – крикнул я. – Маленькое представление и урок.
- Пф, - ухмыльнулся наглец.
Он то ухмыльнулся, а я хохотал. Но уже после того, как хитрым финтом обезоружил его, разбил нос умбоном щита и поверг на землю, жрать пыль и грязь, умываясь кровью. Бой продлился секунд десять – не больше, но за это время бедолага почувствовал солоноватый привкус «крученого с отводом» - любимого приема Вилкаса. Прием театральный, требующий большого мастерства, но я усвоил его в свое время. На моей сверкающей броне появились мелкие капельки его крови, но в основном я все так же сверкал.
- Кто-то еще считает мой гонор дешёвым? – крикнул я, не убирая сапога с груди поверженного стража. Никто не издал ни звука. Недовольно хмыкнув, я за шкирку поднял наглеца и отправил его в строй. – Щиты поднять! Стена!
Неровный стук дерева о дерево ударил по ушам.
- И что это, черт подери такое! Правый край щита должен идти внахлест, Терана! Внахлест, значит поверх правого, задницы! Вот, так уже лучше! Дрейк, дерьма ты кусок! Не поднимай кочерыжку, голова должна быть прикрыта! Да, вот так! Вы должны создать монолит, живую стену из стали и дерева, о которую разобьётся строй врага! А вашу стену и чайка сломает, случайно насрав на нее. Разойдись! Щиты поднять! Стена! Разойдись!
И так весь день, под палящим солнцем и ехидными взглядами бойцов других подразделений. Когда им казалось, что стена прочна, я разбегался и всем весом бился о их «монолит», легко пробиваясь через строй.
- Дерьмо! Если вы меня одного остановить не можете, как вы остановите Мор?! Разойдись! Стена!
На закате они возненавидели меня всеми фибрами души, но результат, все же, хоть немного, но радовал. Для прорыва теперь приходилось прилагать усилия. Я знал, что не смогу обучить их приемлемому строевому бою за пару дней, но нужно было добиться хоть каких-то результатов. Я чувствовал – король Кайлан не даст Серым Стражам отсиживаться в тылу.
***
Они тренировались от рассвета до заката уже три дня. Я узнал, что Анна притащила договора из Диких Земель и теперь во всю готовилась к Посвящению. Дункан намекнул, что хочет направить ее под мою команду. Бедняжка, ей это не понравится. В отличие от других отрядов Стражей, мои бойцы отрабатывали исключительно строевой бой. Когда иные били манекены и устраивали спаринги один на один, стражи “Долбанного коротышки” учились воевать по-взрослому. Иные под вечер пили и гуляли, но мои бойцы брели в палатки, не имея сил даже проклинать меня. Вот так и тренируют настоящих воинов. Нагрузки на грани возможного. Через боль, через бессилие, не взирая на щиплющий глаза пот и судороги в ногах. Так меня тренировали в Хай Роке, так тренировали в Йорваскре и так я тренировал моих людей, хоть и понимая, что мне ужасно не хватает времени.
Распустив бойцов, я медленно опустился на скамейку, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Прохладный ветер трепал волосы, проникал под пластины брони и я, закрыв глаза, вслушивался в звуки лагеря. В бой киянок, крики офицеров, лязг кузнечных молотов, высекающих искры из кустарных, раскаленных добела клинков. Где-то неподалеку ревностно кричала проповедница, надрывно лаяли боевые мабари Воинов пепла. Пахло жаренным мясом, гарью, потом и выпивкой.
- Зря стараешься.
Я открыл глаза и удивленно покосился на «говоруна». В тени умирающего солнца, почти в двух шагах от меня стоял седобородый страж в тяжелых латах. На испещрённом морщинами лице виднелся груз прожитых лет. Казалось, он не младше пятидесяти, но под сталью все еще бугрились богатырские мускулы, а серые глаза все еще поблескивали умом.
- Зря стараешься, - повторил он, опускаясь на соседнюю скамейку. – Нельзя подготовить строевого бойца за пару дней.
- Я знаю.
- Лучше бы тренировал их для открытого боя.
- Я надеюсь, не будет открытого боя, - хмуро ответил я, глядя как из палатки вышла, прихрамывая, Сади и шатаясь от усталости побрела в сторону отхожего места. – Мы ведем оборонительную войну, старик.
- Мы не ведем войну, сынок, - грустно ответил старик. – Мы спасаем свои шкуры. Помяни мое слово, когда начнется бой – все мы будем биться за собственные жизни, а не за Короля. И все погибнем здесь, под сводами этой твердыни.
Я удивленно поднял бровь и вгляделся в лицо старика. Только теперь стали заметными маленькие черные язвочки у глаз и мелкая сетка черных вен на щеках. Он грустно усмехнулся и положил руку на истертую рукоять меча.
- Не волнуйся, сынок. Старик Гарольд еще не выжил из ума. Пока еще нет.
- Вы заражены, - прошептал я, чувствуя, как натягиваются мои нервы. Старик едко хохотнул и покачал головой. – Но Стражи неуязвимы к Скверне! Дункан сказал…
- Дункан – командор. Он скажет все, сделает все и обманет всех, чтобы остановить Мор, - хмуро ответил Гарольд. – Так гласит закон Ордена. «Победа в войне. Бдительность в мире. Жертвенность в смерти». Победа любой ценой. Мы заключили союз с Императрицей Орлея. Пообещали ей западные регионы Ферелдена, взамен помощи. Если б не Логейн, уже сегодня под Остагаром встали бы лагерем четыре легиона шевалье. Союзников сегодня – интервентов завтра. Мы даже пообещали тайно убить тейрна Логейна, подстроив смерть в бою.
Я слушал, раскрыв рот. То, что нес этот заражённый скверной старик никак не вязалось с образом Дункана. Но что-то в глубине души говорило: в словах Гарольда что-то есть. На лидере всегда лежит бремя трудных решений. Иногда приходится жертвовать всем, даже собственной честью для высшего блага. Мог ли Дункан предать Кайлана, ради победы над Мором? Мог ли подстроить убийство Логейна? Кто знает.
- Но… это измена. Я думал, Дункан предан королю Кайлану.
- Дункан предан Серым Стражам. Наступил Мор и политика, личная преданность и честь больше ничего не стоят. Он знает – мы должны победить любой ценой. Если Орлей вновь завоюет Ферелден – это будет трагедия, но люди будут жить. Если победят порождения тьмы – жить будет некому. Поверь, я знаю.
Я опустил взгляд на руки, сосредоточенно разглядывая запылившиеся сопряжения бронированных перчаток. Звуки лагеря стихали, уступая место гробовой тишине.
- Но мы можем победить, - сказал я, будто сам себе.
- Конечно, - голос старика ниспустился до шепота. – Если Ур-Тем-Иэль явится на поле боя. Если ты убьёшь его своей магией крика. Если. Если. Если.
Холодный импульс страха пробежал по хребту. Я медленно поднял взгляд и заглянул в пустые, мёртвые глаза старика.
- Откуда ты…
- Если, - перебил он меня. – Но мы ведь оба знаем, что он не явится, верно?
Я вскочил, обнажая клинок. «Северное сияние» со скрежетом вырвался из ножен, и я с ужасом заметил многолетнюю ржавчину и громадные сколы на лезвии. Чуть сжал рукоять, и она рассыпалась. Старик все так же сидел на скамье, глядя мне прямо в глаза. В гробовой тишине, он сверлил меня мертвым взглядом. По седой бороде побежали струйки черной крови.
- Кто ты?! – крикнул я, роняя искорёженный меч. Лагерь вокруг исказился, объятый зеленоватым сиянием. Частоколы, точно змеи, свернулись в клубки. Камень расплылся и воспарил. Я пораженно раскрыл рот, чувствуя, как волосы встают дыбом. Мир стал безумной кашей из лиц, построек и камней.
Вдруг лицо старика исказилось и засияло, принимая знакомые, ненавистные черты. Я сжал кулаки, готовый хоть голыми руками рвать на куски малефикара по имени Адриан Горгона. Он хохотнул и поднялся, стряхивая зеленоватые хлопья с черно-алого плаща, скрепленного обсидиановой брошью.
- Сукин сын, - прорычал я.
- Но-но, давай без оскорблений, - хмыкнул Адриан. – Собственно, я пришел говорить, а не драться.
- Йол-Тор-Шуль!
И ничего. Ни искры, ни огонька не вырвалось из моей глотки. Я пораженно попятился, пытаясь понять, почему ту’ум не сработал и уперся спиной в парящую статую Андрасте. На красивом мраморном лице пророчицы красовалась ироничная усмешка.
- Ах! А почему не работает?! Ай-ай-ай! Как же так? – издевательски засмеялся Горгона. – Это Тень, Аарон. Здесь не действует магия материального мира. Ни магия крови, ни твой чудо-крик. Идеальное место для беседы по душам.
- Нам не о чем говорить, - сказал я. – Ты убил Тинае. Ты умрешь за это.
- Сову? И ты хочешь убить меня из-за какой-то малознакомой бабы, еще и андрастианской жрицы? Хм, я разочарован. Я думал, ты хочешь взять реванш за поражение в замке.
- Я тебя впечатлять не собираюсь.
- А мне и не надо, - Горгона хмыкнул и расправил плащ, под которым скрывалась простая, без каких-либо украшений рукоять длинного меча. – Я здесь с посланием от здравого смысла. Архидемон не появится, потому что никогда он не появлялся в начале Мора. Ни-ког-да. Вас сметут бесконечные волны порождений тьмы. Вы все умрете под Остагаром. И ты тоже. Но! Я предлагаю тебе мир и дружбу. Покинь орден и найди меня в Бресилиане. У меня большие планы и я очень хочу иметь такого выдающегося воина и мага на своей стороне. Я веду игру, масштабы которой и не снились местным недоношенным князькам, и…
Я резко рванулся на него и с силой двинул в челюсть. Кулак отпружинил от аккуратной бороды Адриана, не причинив тому вреда. Вскрикнул и нанес цепь ударов, со столь же прискорбным результатом. Горгона с интересом следил за моими попытками, а затем, отшвырнув взмахом руки, засмеялся:
- Нельзя ударить то, чего нет, Аарон. Это просто сон. Это не реальность.
Я поднялся, содрогаясь от клокочущей ненависти. В тот миг все, о чем я мечтал – это стереть ухмылку с его поганой рожи.
- Клянусь, я найду тебя, Адриан Горгона. Даже если Мор поглотит Ферелден, даже если Море затопит сушу и огонь опалит землю – я найду тебя. И убью.
Горгона помрачнел. Ухмылка исчезла и теперь мне в глаза смотрел не хитровыделанный малефикар, а стареющий, испытанный воин и маг. В холодных глазах мерцало пламя понимания.
- Как мало ты понимаешь, странствующий рыцарь. Что-ж, да будет так. Мужчина должен держать слово, верно? – хмыкнул он. – Останься в Остагаре и умри, как собака. А если выживешь – найди меня, и я закончу начатое при Хайевере. И кстати, я не солгал, говоря о Дункане и Архидемоне. Шевалье не придут, Архидемон не явится. Вы. Все. Умрете.
***
Я вздрогнул от ряда слабых толчков в плечо.
- Сэр? Сээээр? Сэээ… о боже мой! – взвизгнула крохотная эльфийка, когда я вскочил со скамейки и чуть не рухнул на землю. Голова гудела, ноги затекли и онемели, с трудом удерживая меня от падения. Я лихорадочно обернулся – все тот же лагерь, палатки, огни и медленно бродящий в темноте караул. Было холодно и сыро, а на небе сияли мириады звезд. Я облегчено вздохнул и покосился на девчушку. Это была одна из моих подчиненных, драчливая малявка Кэрри Табрис. Дункан привез ее из Денеримского эльфинажа, где она натворила дел. Из-за веса и габаритов я держал ее в задних рядах “стены”. Глядя на ее крохотную, одоспешеную кожаной броней фигурку, я вновь удивился тому, как эта черноволосая красавица сумела вляпаться в такую передрягу.
- В чем… в чем дело, Кэрри?
- Ну, во-первых, спать на улице не надо. Простудитесь, - хмыкнула она. – Во-вторых, вам стоит принять ванну. Разит-с.
- Поумничай мне еще, - усмехнулся я, потягиваясь.
- В-третьих – один урод-шем из королевской гвардии всучил мне этот свиток. Сказал передать вам, лично в руки.
- Спасибо, - я принял свиток и как следует осмотрел печать. Геральдика мне показалась незнакомой, что едва ли удивительно. Тогда я даже королевский герб едва помнил. Кэрри явно уловила ход моих мыслей и крякнула:
- Это печать Логейна.
- Я знаю, - сказал я, разворачивая свиток.
- Агась. А что там написано?
Я поднес бумагу к факелу, медленно прочел и, спустя мгновение разразился самыми последними проклятиями. Затем, яростно свернув свиток, широким шагом двинулся в королевский лагерь. Чувствуя спиной недоуменный взгляд Кэрри, так и не дождавшейся ответа.
Я застал Дункана у большого костра возле храмовой арки. Лагерь спал и только мерный звон лат часовых, да ритмичный треск дров нарушал ночную тишину. Даже маги угомонились, прекратив буйствовать в Тени и травить местный воздух запахами химикатов.
- А, Том! Рад тебя видеть, - дружелюбно поприветствовал меня командор. – Тоже не спится?
- Ты читал это? – еле сдерживая злобу спросил я, показывая свиток.
- Если это приказы короля Кайлана, а не любовный роман Варика Тетраса то да, читал.
- Король приказывает приготовить из Стражей авангард. Хочет устроить провокацию. Вылазку! Чтобы мы завтра вечером вышли за укрепления и встретили порождений тьмы в долине под крепостью! На открытом поле!
- Таков план.
- Но это идиотский план! Чей уродский кретинизм его выдумал?! – крикнул я. – Это сведет на нет позиционное преимущество, а половина стражей никогда не стояла в стене щитов! Мы не выстоим на открытом поле. Это безумие!
- Я знаю, - раздраженно вздохнул Дункан, уставившись в огонь. – Но план разработал Кайлан. Он хочет возглавить атаку, создать клещи и окружить врага. Для этого порождений тьмы нужно раздразнить и выманить.
- Для этого нужны рыцари или регулярные пехотинцы, на отлично знающие строевую. Стражи не подходят.
- Логейн тоже так считает. Но Кайлан непреклонен, - развел руками Дункан. – Тейрн редактирует план атаки, но принцип останется без изменений. Тут уж я ничего не могу сделать. Приготовь своих людей, Томас.
Злой как Молаг Бал, я вернулся в палатку. Мои бойцы уже крепко спали, пуская слюни на утоптанный земляной пол. Скинув латы, я лег на жесткую кровать, пытаясь заснуть. Но сон не приходил. В конце концов психанул и пошел гулять по лагерю, пытаясь прочистить голову от пережитого. Возле солдатских палаток горел костер, у которого сидела красивая молодая женщина в лёгких кожаных доспехах. Коротко-стриженные черные волосы поблескивали в свете пламени. Ее звали Мариан. Она угостила меня бормотухой и мы, долго болтали о доме, пока хмель не привел нас к краткой любви ради мига наслаждения, без чувств и без обязательств.
Никогда прежде и никогда после я не чувствовал такой обреченности. Многие в лагере верили, что победа близка. Но я знал: завтрашний вечер станет самым страшным, за всю мою долгую жизнь. Я боялся этой битвы, но, как и всегда, заставил страх покориться мне. Как и всегда, я готов был драться насмерть.
Совнгард ждал меня. И видят боги, заждался.
Комментарий к Глава 8. Предложение малефикара
И вот, приказы получены! Грядет битва и Томасу Аарону предстоит вести людей в первых рядах! Впереди бессчетный враг, требующий меча и ту’ума. Сбудется ли пророчество малефикара или все сомнения окажутся напрасными и враг будет истреблен? Кто знает?
Вдохновение напало! А потому хреначил проду как сапсан весь вчерашний вечер и сегодняшний день! Как всегда рад буду техническим замечаниям.))
========== Глава 9. Держать строй! ==========
Когда армия Ферелдена вовсю готовилась к самоубийственной атаке, судьба свела меня с одной необычной личностью, до недавнего времени скрывающейся в тени. Мой позор, что не заметил ее раньше. Слишком был занят тренировками и проглядел творящийся прямо под носом «нудвах». Смотри я повнимательнее, наверняка бы заметил странные косые взгляды интенданта, боязливые перешептывания магов, прячущих что-то под складками мантий, холодный, напряженный взгляд местного рыцаря-капитана храмовников. Углядел бы мельтешение в ночи, блеск заточенных кинжалов в холодном лунном свете. И уж тем более, следовало лучше следить за гномкой из моего отряда. Но я был слеп и не очень умен. А потому понял, какую сеть сплела моя подчиненная у меня за спиной, только после того, как она выложила все как на духу.
Ее звали, да и сейчас, наверное, зовут Кара Броска. Неприкасаемая из подземного города Орзаммар и самая деятельная гадина на свете. Она подозвала меня после тренировок и, заплетающимся от усталости язычком, непринужденно раскрыла карты. Я смотрел на эту бледную, ехидно улыбающуюся малявку, на изогнутую татуировку на лице, длинные, угольно-черные волосы и слушал, выпадая в осадок, не веря ни единому слову. Как оказалось, Броска после Посвящения не теряла времени и тут же наладила связи с наземной мелкотравчатой бандой контрабандистов. Словом — понеслось. Торговля наркотическими цветами из Диких Земель, поставки контрабандного лириума и магам и храмовникам, с молчаливого согласия рыцаря капитана Бриге и старшего мага Ульдреда. Поставки ядов и горючего лириумного порошка на бомбы, поставки краденных рун и снаряжения. Воры со всего южного Ферелдена толкали свой товар солдатам Остагара, через посредничество Кары, сдавшей местного барыгу как дезертира и подбросившей лириум одному из несговорчивых капитанов. И все это за неделю! И, как доказательство всего, она вытащила из складок прекрасной кожаной брони золотую монету и перекатила между костяшками пальцев.
— Ну, че глаза округлил, сальрока? Это пока первая прибыль. Постоим тут еще месяц — станем графьями.
Я смотрел на нее, не зная, что и сказать. Последний раз меня так огорошил Аль’Хас, каджит, взявший бразды правления в Гильдии воров, укравший из Высокого Хротгара Древний Свиток и подбросивший его мне под дверь с запиской: «Храни лучше, мудень драконожопый!». Я так и не понял, как он его выкрал.
— Даэдра меня разорви. Ты откуда такая взялась?
— А донха собра дра, сальрока, — протянула она, явно удовлетворившись моим недоумением.
— Не говори со мной на незнакомом языке, солдат, — раздраженно хмыкнул я.
— «Я пришла из темноты, братишка», — закатив глаза перевела Кара. — Ну или как-то так. Ну что, пойдем в кабак, красавец мужчина? Опрокинем кружечку другую пива? Поговорим о делах?
Поговорим о делах. Не подумайте, я не имею ничего против организованной преступности. В свое время мне пришлось побыть и вором, и убийцей, и пиратом, пока дорога не привела меня в Скайрим. Помню, как сбежав из Хай Рока скрывался в Хаммерфеле, где вышибал долги и резал глотки, каждый вечер заливаясь ядреными порциями дешёвой бормотухи, проводя полные кошмаров ночи в забытьи, среди шлюх. Это была жизнь, похожая на алкогольный сон. Я шел, точно бездушный пьяный мертвец, убивая и напиваясь вдрызг. Из Танета на Строс М’кай, из портов абессинских пиратов до гавани Анвила, где «любовь» к дочери графа и случайно заделанный ей ублюдок побудили меня быстро, но с достоинством драпать в Рифтен. Но до него я не доехал, спасибо Тулию. Действительно спасибо. Кто знает, как долго вилась бы моя веревочка?
А потому Кара не вызвала у меня злобы и предубеждения. Было, правда, обидно, что я, при всем своем опыте проглядел ее, надо признать, впечатляющую деятельность. Что тут можно сказать? Стар стал — говном стал.
«Кабак» — громадная палатка со всем необходимым для веселого времяпрепровождения ломилась от народу. В преддверии битвы солдаты надирались до синих чертиков и тратили последние монеты, ни в чем себе не отказывая. Как и везде, ее наполнял гулкий стук кружек, веселый хохот посетителей и яростный гул мордобоя. Кара заняла столик в центре и без лишних слов запрыгнула на стул, щелчком пальца подозвав измученную беготней эльфийку.
— Принеси нам по пиву и пожрать, сальрока, — сказала она, бросая на стол мешочек серебра. Глаза эльфийки загорелись. Она схватила мешочек и подобострастно поклонилась:
— Все будет в лучшем виде, миледи.
— Слышал? Я у нее миледи, — хохотнула Кара, глядя на убегающую официантку.
Один из посетителей откинулся на стуле и, уличив момент, звонко шлепнул остроухую по попке. Она взвизгнула и кабак наполнился веселым хохотом. Я улыбнулся, вспоминая попойки в «Гарцующей Кобыле». Те славные деньки, когда наш «отряд самоубийц» собирался на пьянку, перед охотой на дракона. Джанесса, Лидия, Маркурио, лучник-босмер Гидри и мастер-чародей школы разрушения Джзарго — мы были неостановимы, и драконы в ужасе бежали, едва услышав на дороге лязг наших сапог. Все это осталось в далеком прошлом еще до того, как битва на побережье Данстара отправила меня в Тедас.
— А теперь песня! — закричал бард и ударил по струнам. Народ весело закричал, встречая бойкую мелодию и звонкое пение молодой барышни, поющей про сорванную из-за похотливого жениха свадьбу. Похабная песенка. От таких у девушек проступает румянец, а старые воины хохочут во все горло. Как раз для таких заведений.
— Чего замечтался? — хмыкнула Кара.
— Так, воспоминания.
Две миловидные официантки притащили подносы с жаренным мясом и пивом. В животе заурчало, и я с удовольствием проглотил здоровенный кусок оленьего бедра, запив все крупным глотком прохладного хмельного напитка.
— Люди, ну сукины же вы дети! — засмеялась Кара, опуская стакан. — Пиво вкусное, магами охлажденное. Мясо можно жрать без диареи и запора, а одежда чистая и не воняет!
— А в Остагаре… тьфу ты блин, в Орзаммаре не так?
— Конечно нет! Подземный город. Вонище, говнище, лава и наги — везде. Даже в Алмазном Квартале. Когда живешь там с рождения — не замечаешь, а выйдешь на поверхность — аж течешь от разрыва шаблона. Как только переблюёшься от «крутянки». Правильно папаша не вернулся. Я бы тоже не вернулась.
— Значит, ты из преступников?
— Я из неприкасаемых, милый. Когда тебе на рожу бьют клеймо, — она коснулась черного зигзага на щеке. — Когда бьют клеймо, у тебя две дороги. В могилу или в банду. Это если член имеется. Если нет, то дорог побольше, конечно. Можно стать шлюхой, можно попытать счастье приживалкой, можно продавать волосы!
— А чем занималась ты?
— Я? Я решала проблемы, милый, — хохотнула Кара. — Вот такая я уродилась непутевая. Вижу проблему — спать не могу, пока не решу. Аж зудит! До недавних пор решала проблемы мрачного бородатого хмыря Берата. Ну знаешь, отравить кого, ограбить, запугать, защитить — ну знаешь, бытовуха.
— Хм, он, наверное, пылинки с тебя сдувал. С твоей то работоспособностью.
— Ага, сдувал, — Кара скривилась. Ее лицо казалось красивым, но необычно резким и каким-то неестественно бледным. Сложно сказать, сколько ей лет. Может шестнадцать, а может и все двадцать пять. Ведь тяжелая жизнь в банде старит кого угодно. — Для Берата я была полезным инструментом. Да, я решала его проблемы. Да, мы с Леске не раз выручали его задницу. Но главной он все равно сделал Джарвию. Потому что она сосала его член.
Я поднял бровь, и она расхохоталась.
— О да, вы мужики не цените баб, если мы не ублажаем вас в койке. Кара незаменимая «решательница», ее сестра трахается с принцем и вообще семейка –золото, но у Джарвии большие сиськи и жопа, и она может заглотить целиком, а значит быть ей помощницей. Ваш тунга, — Броска вспомнила, что я не знаю ее язык и перевела: — Шлюхина дочь.
— Видимо Берат жалеет, что ты ушла? Плачет, небось, горючими слезами.
— О да, — иронично хмыкнула Кара. — Он плакал, но не специально. Когда вгоняешь в глаз девятидюймовое лезвие, слезы так и текут. А все почему? Потому что самоуверенный был сверх меры, как все воины. У нас в Орзамаре касты, если не знал.
— Вот те раз, — хмыкнул я, осушая стакан. — Значит, поэтому ты бежала?
— Нет. Я всего-то осквернила священные Испытания и унизила лучших бойцов касты воинов. Ну и еще послала в пешее эротическое судью и откусила ухо конвойному. Ерунда.
Певица закончила песню и, под одобрительные вопли толпы, бард забренчал соло. Официантки бойко разносили эль и пьяные воины и воительницы, шатаясь и икая, пустились отплясывать. Последняя ночь перед битвой всегда наполнена выпивкой, любовью и танцами. «Завтра все умрем, так гори оно огнем!» — орала душа, стирая рамки морали и нравственности.
— Да уж, — хмыкнул я. — Ладно, детка. Давай к делу. А то мне кажется, ты хочешь начать, да не знаешь с какого бока подступиться. Я тебе помогу: зачем ты рассказала мне о «делах» в лагере?
— Что значит «зачем»? — хохотнула Кара, откидываясь на стуле. — Может, ты мне понравился, сальрока? Может, я хочу взять тебя в долю?
— Понравился?
— Ага. Ты вон, невысокий, накаченный. Морда лица у тебя мужественная. Ну знаешь, нос с горбинкой-член дубинкой, все дела.
— Да, конечно. Так чего тебе от меня нужно… акромя дубинки?
Преступники везде остаются преступниками, и я ожидал стандартного «делового предложения» в стиле: «Не смотри сюда и карман будет тяжелеть».
— Ну ладно, красавчик. К делу так к делу, — Кара мгновенно помрачнела. — Вопрос у меня к тебе. Риторический. Ты шихвыр приготовил?
— Чего?
— Тьфу, как это на вашем языке то, — растерялась Кара. — О! Нет. О! Не, тоже не то, — она закатила глаза и принялась сосредоточенно щелкать пальцами. — О! Вспомнила. Путь к бегству. Чтобы если проиграл — деру дать. Приготовил?
— Вообще-то я проигрывать не собираюсь, — искренне ответил я. — И тебе советую о поражении не думать, Кара.
— Хочешь сказку расскажу? — холодно сказала она. — В касте воинов было два гнома. Один — Агнейр, великий воин, но гордый и взбалмошный. Второй — Олфрид, трус и жалкая свинья. И вот, пошли они в поход и попали в засаду порождений тьмы. Первый решил, что бегство его обесчестит и остался биться насмерть. Второй, поняв, что бой проигран и все умрут — дал деру аж пятки сверкали. А через десять лет молодым воинам рассказывали историю, о великом воине Олфриде, отважно сражавшимся с порождениями тьмы и единственном выжившим благодаря мастерству и отваге. Сечешь? Дохлых менестрели не воспевают. И на жертвы дохляков насрать.
— Раз так, почему ты все еще здесь? — хмуро спросил я. — Ты легко можешь уйти из лагеря и заниматься контрабандой где угодно.
Кара подалась вперед и холодно посмотрела мне в глаза.
— А если вы победите, а я сбегу? Представляешь, как будет обидно? Шевели мозгами. Я не предлагаю бежать и дезертировать, сальрока. Если победим — я буду в золоте купаться, да и ты тоже. Но если проиграем, должно мочь свинтить. И свинтить как старина Олфрид. Сверкая пяточками.
— Если вопрос риторический, значит у тебя есть идеи?
— О да.
И Кара рассказала мне о тайном ходе лириумных контрабандистов. Оказалось, есть небольшой подземный тоннель — древняя тевинтерская тайная тропа, проходящая под полуразрушенной башней, в аккурат мимо королевского лагеря и ведущая на поле боя. А именно на левый фланг. Кара придумала хитрый план, где мне уготована главная роль. Я должен был убедить Дункана отправить меня на левый фланг, что б в случае жаренного отряд мог разрыть лаз и бежать с поля боя в лагерь, где бандиты Кары уже заготовили лошадей и припасы в дорогу. Хороший план, но я все равно заставил ее привести меня к тоннелю. Хотел убедиться, что по нему сможет пройти человек моего роста.
Броска не обманула. Древний пыльный коридор действительно выводил за стены. Вход был заваленн досками, в аккурат у отвесных стен Остагара. Когда осмотр закончился, она меня остановила и, заглянув в глаза, сказала:
— Если выживем, сальрока, ты платишь за пиво, а я… — она велела мне наклониться, а затем прошептала на ухо слова, от которых засвербело в паху. — Не облажайся.
***
День прошел в приготовлениях. Воины восприняли приказ об атаке без особого энтузиазма, но все, так или иначе, были готовы исполнить свой долг. Поднявшийся ветер трепал знамена, нагонял серые, гнилостные тучи с земель Кокари. Поднимая взгляд на небеса, я видел в облаках вкрапления багряно-желтого, будто небесная твердь гнила. Не было больше свежего воздуха, лишь душное зловонье порождений тьмы, собирающихся в долине огромным числом.
Из всех патрулей вернулся лишь один разведчик, да и тот сошел с ума и умер в лазарете от скверны. Перед гибелью он успел рассказать от том, что видел на болотах. И от слов несчастного кровь стыла в жилах.
Стоя на командирском совете Ордена, я, и тринадцать других командиров слушал полу-бессвязный бред, наполненный пугающе-красочными картинами расползающейся скверны. Он говорил о гнилой земле, источающей заразу, о мутировавших животных, пожирающих сородичей и о громадном провале в глубине болот.
Пламя в жаровнях дрожало, отбрасывая на наши лица тяжелые тени. Провал, мутанты, гнилая земля — все это признаки Мора. Недалеко от крепости открылся путь в Глубинные тропы, а значит вся чудовищная сила орды двинется на нас проклятым кулаком. А с ней, ужасающей поступью и наш истинный враг. Истинная цель — дракон Архидемон.
Все говорило: грядет просто чудовищный бой. Такие столетиями воспевают барды, а боги спускаются с небес, дабы вблизи лицезреть великую резню, и воздать почести храбрейшим. Командир Эдукан — тоже новобранец с опытом командования воскликнул что-то о славной битве и чести, и мы крикнули «ура». Но на лицах не было энтузиазма. Все знали: долг Стражей — остановить Мор, но никто не был к нему готов. Последний Мор прошел столетия назад и был не более, чем историей о старине.
— Цель одна, — хмуро сказал Дункан. — Продержаться до прибытия дракона. А затем убить его. И орда распадется.
Командир Утред что-то возразил, и Дункан ему что-то ответил. Я же молчал, не слушая их. Выбив право вести людей по левому флангу, я погрузился в глубокое молчание. А все дело в крови. Выпитая скверна дала о себе знать. С самого пробуждения меня одолевал шёпот, на грани слышимости. Я чувствовал, как голос скребется в глубине черепа и не мог его заглушить. Он казался таким знакомым, и в то же время чуждым и отвратительным.
— Хорошо, — сказал Дункан. — Все свободны. Аарон, ты останься.
Один за другим командиры вышли из палатки и, когда последний скрылся за тяжелой, тканевой дверью, Дункан заговорил:
— Ты слышишь его, да? Я вижу это по твоим глазам.
— Голос? Я думал это нервное, — хмуро ответил я.
— Нет. Не нервное. Но и не в пределах нормы. Голос начинают слышать лишь спустя двадцать лет после заражения, — Дункан подошел к жаровне и опустил взгляд на пылающий огонь. — Музыка скверны. Она прекрасна. В ней есть небывалая сила, да? Я самый старший страж здесь и единственный перешедший черту. Музыка — жалею, что ее не слышат другие.
— Я не слышу никакой музыки, — возразил я. — Только голос. И он не прекрасен, скорее отвратителен. Вроде, даже слова…
— Кто ты такой?! — воскликнул Дункан, резко обернувшись. Не успел я среагировать, как командор подскочил ко мне и схватив за грудки впечатал в столб. Я, было, хотело освободиться, но пристально заглянув в глаза стража вздрогнул. Белки покраснели, а на щеках виднелись едва заметные черные венки. — Почему ты слышишь Зов?! Почему?! Кто ты такой?! Кто?! Ты?! Такой?!
Я резко перехватил его запястья и рванул влево, позволяя ладоням соскользнуть с брони. Неожиданно потеряв хватку, тот выругался и тут же получил удар в грудь, отбросивший его к жаровне. Командор рухнул на землю и застонал, но явно не от удара. Сердце мое колотилось, в лицо ударил жар. Рука сама легла на рукоять «Северного сияния» и клинок с тихим скрипом двинулся в ножнах.
— Стой, — прошептал командор, поднимаясь на ноги. — Я пока не совсем спятил.
— Что с тобой? — спросил я, не выпуская рукояти меча.
— Время вышло. Присутствие Архидемона ускоряет трансформацию, — болезненно сказал он. — Но тебя не должно это беспокоить, Аарон. Мой путь подошел к концу, а вот твой только начинается. Приступ прошел, можешь убрать оружие.
Я нехотя вернул меч в ножны. Все это сильно меня встревожило, но Дункан отказался отвечать на вопросы. Вместо этого он подошел, положил руку мне на плечо и, заглянув в глаза, сказал:
— Запомни. Мор нужно остановить. Любой ценой.
— Даже ценой измены? — вырвалось у меня. — Это правда, что вы обещали отдать Орелю Ферелден? Убить Логейна?
— А это важно?
— Думаю да, «командор».
— А я думаю — нет. И хватит об этом. Иди за мной. Анна, Джори и Давет проходят Посвящение, и я хочу, чтобы ты присутствовал.
— Зачем?
— Анна попросила. И твой пример их подбодрит.
И он просто вышел из палатки, не обращая внимания на мои протесты. Стоит ли говорить, что мое и без того паршивое настроение рухнуло в пучины Черного Предела? Если командор заражен скверной, я слышу голос врага, а в лесу чертов пролом не иначе как в Обливион, какие у нас шансы на успех? Убить дракона — это всегда пожалуйста, но, если верить Горгоне — он не появится. И что тогда?
— Ты идешь? — крикнул он.
— Куда я денусь?
***
Прошло пять часов с Военного Совета, где Кайлан и Логейн окончательно утвердили план битвы. Я пытался протестовать, но что значит слово какого-то офицера Стражей, против тейрна и монарха? Помню, как стоял у карты, думая о страшной смерти Джори и Давета, а Логейн — этот стареющий, черноволосый тактик обрисовывал план. И от его слов я побелел не хуже Анны.
План до безумия простой и столь же безумный. Все Серые Стражи выходят на передовую и выманивают врага. Затем в бой вступает Кайлан во главе рыцарей. Задача — убить столько, сколько сможем и в идеале выманить Архидемона. Как только он явится, должно дать сигнал Анне и блондинистому юноше, чтобы они зажгли маяк на Башне Ишала. Пламя станет сигналом к наступлению для армии тейрна Логейна. Он должен ударить в тыл порождениям тьмы, отсечь им путь к отступлению и принять бой с неизбежными подкреплениями, фактически на два фронта, пока Стражи убивают дракона.
А если дракон не придет? А если Порождений тьмы будет сильно больше десяти тысяч? Если у них есть маги? Если есть артиллерия и лучники? Ответ прост. Даже победа в таких условиях лишит нас половины армии и что-то говорило мне, что Архидемон об этом догадывается. Наши ресурсы, особенно людские — ограниченны. А вот его… хм, кто знает?
***
Я помню эту битву в мельчайших деталях. Прошли годы, но иногда, во сне, я вновь оказываюсь под Остагаром. Холодный и зловонный ветер заползает под латы, гнилостные облака закрывают звезды, укутывая мир кромешной тьмой, и лишь огонь факелов озаряет поле битвы. Оранжевые отблески сверкают на моем шлеме, танцуют вдоль кровостока клинка. Где-то вдали шумит оскверненный лес, но звуки природы едва слышны в барабанном бое, лязге стали и завываниях рога воины. Я стою на левом фланге армии, превозмогая безумный страх предстоящего сражения. Сердце колотится, дыхание кажется тяжелым и прерывистым, руки дрожат, крепче сжимая меч и окованный щит.
Под укреплениями выстроились отряды стражей. Всего полторы тысячи воинов со щитами, топорами и мечами. Авангард, готовый по приказу бросится на врага. И все бы ничего, да только в авангарде принято ставить самых умелых и отважных, но, вместо этого Дункан отвел всех ветеранов ордена в тыл. Дожидаться дракона.
Командиры толкали речь и перевозбужденные Стражи кричали, дабы воплем ярости заглушить рвущий души страх. Я оглядел бойцов.
На бледных лицах отчетливо виднелся страх. Животный ужас перед скрывающимся в ночи врагом. В первом ряду тяжело дышали самые крепкие мужчины. Даже сквозь зловоние оскверненной земли чувствовался перегар. Пьяным легче переносить страх боя в авангарде, и я позволил им напиться. За ними женщины из рода людей, готовые прикрыть мужчин щитами и, если придется, встать на их место. В самом конце — эльфы и гномы, вооруженные парными мечами, копьями и кинжалами. Они вступят в бой если враг дрогнет или наш строй развалится. Воины дрожали, тихо молились и бросали перепуганные взгляды на черноту впереди, где мрак опутал высеченные из эбонита стволы деревьев.
«Слишком темная ночь, — подумал я, крепче сжимая рукоять «Северного сияния».
Момент истины настал, и я молился, истово молился о том, чтобы Горгона ошибся и тоннель Кары нам не понадобился. Я попытался найти взглядом гномку, но ряды бойцов надежно скрывали ее от меня.
— Серые Стражи! Братья! — крикнул я. — Наш враг — безмозглые животные на службе у ящерицы-переростка! Грязные твари, без мозгов, без чести! Как крысы, они выползли из-под земли, источая свою поганую скверну на земли Ферелдена! И как крысы они и подохнут! Говорят, они не знают страха, но сейчас, смотря на вас я готов поклясться. Готов поклясться: они уже трепещут перед вами! Впереди бой, а после — слава, золото, женщины и почет! Барды воспоют нас в балладах, и через поколения наши потомки помянут своих отцов и матерей как тех героев, что сокрушили сегодня Пятый Мор! Мы — Серые Стражи! Мы — защитники мира! И сегодня Архидемон падет! За честь Серых Стражей!
Я направил клинок в сторону черного леса, под перевозбужденный вопль солдат. Поднялся порыв ветра, похолодив горящее огнем лицо. Голос в голове звучал отчетливее, чем когда бы то ни было. И тут маги ударили по черному лесу огнем. Громадные сферы чистого пламени рассекли тьму, и оранжевые лучи осветили переплетенные кроны древ. Я вздрогнул, а воины за спиной перестали кричать, ибо там, в чаще, ждал враг. И числа ему не было.
«Талос, если ты слышишь меня в этом мире — дай мне сил, — прошептал я».
— Бояться не стыдно! — крикнул я, подавляя ужас. — Стыдно поддаться ему! Все боги мира смотрят на нас! Создатель с небес взирает на нас! Боги эльфов смотрят сквозь Тень! Даже предки гномов затаили дыхание, предчувствуя подвиги их детей! Мы — избранники богов! Мы…
Вопль растерзал мир. Огненные сферы ударили в строй врага, и стена пламени, багряным солнцем озарила мир. Порождения тьмы верещали от боли и злобы и, через миг огонь погас, а орда двинулась. Сперва легкими толчками — затем точно землетрясение, приближался враг. Топот тысяч бронированных сапог заставлял землю вибрировать под ногами. В пронзительном завывании ветра все отчетливее и отчетливее слышались вопли, визги и яростный вой.
— Лучники! — закричали в дали. Град огненных стрел взвился над нами, обрушиваясь на сплошной поток порождений тьмы.
Я встал в первый ряд строя, оказавшись плечом к плечу с тем наглецом Сайрусом, с косым шрамом на лице. Наши взгляды пересеклись, и в его вечно надменных самоуверенных чертах я уловил отголоски ужаса.
— Момент истины, задница.
— Да, расфуфыренный коротышка, — нервно хохотнул он. — Момент.
— Стена! — заорал я.
Щиты с мерным стуком выстроились в монолит.
«Какая к дьяволу стена! Надо драпать! Так, заткнись, трус! Заткнись, дерьмо собачье! Заткнись и сражайся! За Скайрим! За Хельгу! За Тинае! За себя!»
— За Ферелден! — заорали в дали, и начался ад.
Зловонная, вопящая толпа ударилась о нас, точно штормовая волна. Кайлан хотел, чтобы мы бежали им навстречу, но едва огненные стрелы осветили число врагов, мужество Стражей иссякло. Я едва не отлетел от удара о щит. Рослая зловонная тварь рубанула по нему громадным двуручным топором, но я выдержал, а женщина крепко уперлась щитом мне в спину, выталкивая на врага, дав шанс вогнать лезвие «Северного сияния» в чернеющий провал рта. Явырвал клинок, позволил трупу рухнуть к ногам и уколол следующую тварь в горло. Одна замахнулась на Сайруса, но я ударил ее щитом и тот отсек гниющую голову.
— Двигаемся вперед! — орал я. — Переступайте через них!
Едва ли они слышали меня в безумной стачке. От громоподобного лязга, воя и криков агонии закладывало уши. Я переступил через павшего врага, и женщина за спиной добила его точным ударом клинка. Враг бился о стену как помешанный. Не думая о защите и тактике. Казалось, порождения тьмы и не знают значения этих слов. Но глупость легко перекрывали число и бесстрашие. Я отбил двуручный меч и вонзил лезвие в живот твари, чувствуя, как вываливаются ее кишки.
«Только бы не поскользнуться!»
— Рвааааааа!
Я едва сдержал порыв зажать уши. Огненные снаряды вновь ударили в толпу тварей, высветив стоящего на возвышении гарлока. Его уродливую голову венчал рогатый шлем. С силой оттолкнув врага я прицелился и пробудил дракона. Легкие вспыхнули, сердце заколотилось, гоняя по венам чистый огонь.
— Йол-Тор-Шуль!
Первый ряд порождений тьмы превратился в сонм живых факелов. Огненная полусфера прошла сквозь орду, как раскаленный нож сквозь масло, и ударила по вожаку, обращая того в пепел. Враг дрогнул, и я возликовал, но через миг сердце упало. Озаривший поле брани огонь открыл чудовищную картину. Никто не вел строевой бой. Центр и правый фланг превратился в кашу рубящих друг друга солдат и порождений тьмы.
— Уроды! — заорал Сайрус. В его глазах горел безумный огонь. — Ублюдки! Ну давайте! Подходите по одному! Подходите толпой! Я вас всех порешаю!
Меня трясло от ярости битвы. Горло будто кислотой разъедало, но я мог кричать и крикнул, ударив «безжалостной силой» по строю порождений тьмы. Вид безумной магии, громящей врага ободрил воинов, и мы заорали, одержимые боем. Время будто замедлилось. Я чувствовал дикую дрожь, но меж тем и странное, пьяное спокойствие. Мой разум был холоден и чист. Я колол, рубил, отбрасывал щитом и вновь колол. Будто война стала ремеслом, а я был усталым и старым мастером. Враг оправился и вновь ударил о наш строй, пытаясь пробить стену. В этот раз половина бойцов пала, уступив место дрожащим, но мужественным женщинам.
— За короля!
Рыцари вовремя подоспели на помощь. Там, где строй Стражей был сломлен, выросла сверкающая стена лат, мечей и копий. Рыцари дрались без коней, ведь тех пугают порождения тьмы. Но даже спешившись, они, верно, внушали врагу ужас, ведь твари вновь дрогнули и побежали.
— Не преследовать! — крикнул я. — Держать строй!
Краем глаза увидел, как из первой шеренги выпала женщина. Это была Терана. Мужественная, но глуповатая девушка, не знающая армейских понятий. Она упала на колени, прижимая руки к животу. Изо рта хлынула кровь, и она тихо легла на окровавленную землю, свернувшись клубком.
Я едва успел поднять щит, как в строй ударил дождь стрел. Настоящий вихрь стали и дерева. Задние ряды подняли щиты, но я слышал, как завизжали женщины и заорали мужчины. Стрелы пробивали их легкие доспехи, калеча, пронзая и убивая их. Я вздрогнул и сплюнул кровавую слюну. Что может быть хуже смерти от стрелы, пущенной во мраке?
«Выжила ли Кара?»
Наконечники втыкались в броню и щиты, застревая, утяжеляя их, но не пробивая. И вот, вой повторился, и порождения тьмы вновь пошли в атаку, не взирая на бьющие в спины стрелы.
— Стена!
Но в этот раз мы не выдержали. Глупо было требовать большего. Мои бойцы и так сделали больше, чем могли бы. Враг ударил яростно и разбил нашу стену. С этого момента и наш фланг превратился в свалку.
— Держитесь друг друга! — крикнул я, вгоняя меч в живот громадному гарлоку с двуручным молотом. Он будто не заметил, и тогда я, развернувшись, отсек ему ногу, а подбежавшая эльфийка вогнала чудищу кортик в шею. — Молодец, Табрис!
— Спасибо сэ…
Она отшатнулась и упала, чтобы больше не подняться. Я стиснул зубы, заметив алый блеск оперения, торчащего глаза. Стрела вошла в зрачок и пробила череп насквозь. Дешевый шлем не спас. Да и мог ли?
«До-Ва-Кин?»
Я вздрогнул от сильного укола в лоб. Он звал меня, в этом не было сомнений. И тут рыцари дрогнули, потому что враг вывел самую грозную силу: огров. Двадцать девять великанов бежали на нас со стороны пылающего леса. Огромные, на три головы выше великанов Скайрима и в пять раз шире, эти ужасающие машины смерти наступали, чтобы убивать.
— Йол-Тор-Шуль!
Все еще двадцать девять. Тот, что стал жертвой ту‘ума все еще бежал, даже когда плоть слетала с костей.
Я бросился на тварь и рубанул ей по сухожилиям, давая чудовищному весу зверя увлечь его вперед. И не прогадал. Тварь лишилась равновесия и рухнула, встретив копья и кинжалы. Ни о какой стене и речи быть не может, в бою с таким врагом. Я заметил, как один из огров вдруг остановился, замахал лапищами и воздел морду к гниющему небу. И лишь вспышка пламени раскрыла, как гномка, держащаяся за его рога, вогнала ему кинжалы в оба глаза, а затем, вырвав один ловко спрыгнула, распоров ему глотку от уха до уха.
— Кара! — закричал я. — Молодец!
Вид двух поверженных исполинов ободрил воинов, и рыцари яростно бросились на тварей, а те расшвыривали их, как тряпичных кукол. Но копья вонзались, мечи рубили и вот уже дюжина огров истекает кровью, вопя что-то нечленораздельное.
— Да!
«До-Ва-Кин?»
«Где Логейн?! Почему огонь на башне не горит?!»
Я не успевал убивать. Колол, рубил, резал, перебрасывал через щит, вспарывал глотки, но все новые и новые враги бросались на меня с воем. Мои люди все еще держались, создавая некое подобие строя, но биться с таким числом мы не моги. Мы не могли, но пытались.
Я отсек голову подбежавшему гарлоку и обернулся. Рыцари едва держались и вот уже фирд вступил в бой, обгаживая портки и дрожа от ужаса. Я пригляделся и увидел Кайлана с Дунканом. Они бились вместе с рыцарями, столь же безжалостно, как и я.
— Стражи! Ко мне! Держаться вместе!
«Он зовет меня, — подумал я. — А что если…»
И тут я вспомнил слова Горгоны. Имя, что он назвал. Уртемиель. Что, если он, как и любой дракон, откликнется на вызов дова? Терять было нечего, и я закричал:
— Ур-Тем-Иель!
Грохот крика заглушил звуки битвы. Пламя на башне вспыхнуло, но мысли мои занял ответный ту‘ум. В глубине лесов закричал дракон. Дракон Мифической Эры. Разумный, жадный и могучий. Он кричал на языке дова, но я скажу словами кин:
— Мирак? Это ты? Ты пришел присоединиться к моему величию?
И над заревом раскрылись черные крылья.
— Архидемон! — заорали рыцари. — Архидемон! Спаси Создатель!
— Громадный дракон взмыл в небо, изрыгая фиолетовый огонь душ. Я не видел его расцветки, но чувствовал высокий ранг этого дракона. Его тело изуродовано скверной, но разум столь же полон злобной жажды власти и жертв. Теперь я понял, почему Тевинтерцы поклонялись драконам. Ведь их нельзя убить простому смертному.
— Да! — заорал Дункан! — Стражи, это наш шанс! Это наш шанс!
— Ты чертовски прав, — зло пробубнил я и крикнул: — Джор-За-Фруль!
— Вааа! Что это за крик?! — вскрикнул дракон, окруженный синим огнем. — Ты не Мирак! Отродье! Прокляни тебя Акатош!
Чудовище с громоподобным грохотом рухнуло на землю, разбивая укрепления, поднимая фонтаны грязи и камней. Поток пламени вырвался из глотки, превращая мир в пылающий ад. Дункан пытался подобраться к дракону, но не заметил одинокого генлока и получил копьем в живот.
— Он не ослабел, — вырвалось у меня. — Он не ослабел!
Драконобой лишает дова сил, но этот, хоть и лишился возможности летать, продолжал изрыгать пламя и бить могучими лапами. Вскоре громадный поток порождений тьмы высыпал из леса, взяв чешуйчатого повелителя в живое кольцо. Я вдруг засмеялся, понимая, что сейчас Логейн ударит в тыл и мы убьём его. Мы убьём Архидемона. Это казалось таким очевидным, таким простым. Я улыбался, пробивая путь к дракону и кричал, давясь от хохота:
— Я Довакин! Я убил Алдуина! Я сразил десятки твои сородичей в Нирне! Услышь мой ту’ум и задрожи, ящерица! Ха-ха-ха! Твоя смерть пришла!
— Аарон! — донесся женский крик. — Твою мать, нажий кусок дерьма, акстись!
Я остановился, пораженно уставившись на окровавленную гномку.
— В чем дело? Мы побеждаем!
И тут она схватила, меня за пояс, резко развернула и указала на башню Ишала. Маяк сиял, точно путеводная звезда.
— Она горит уже давно! — крикнула Кара. — Сечешь придурок?! Логейн нас кинул!
— Нет, — прошептал я, но понял всю чудовищную истину ее слов. Дракон был сбит, но далеко не повержен. В опьяняющей атаке рыцари и фирд лишились последних позиционных преимуществ, а подкрепление, что уже давно должно было крушить врага не пришло. Я понял: только прибитый к земле Архидемон не дает порождениям тьмы полностью истребить нас.
— Бежим, нахрен!
— Отступаем! — закричал я. — Отступаем!
И мы побежали. Сперва никто не понял, почему весь левый фланг вдруг дрогнул, но через миг все стало ясно. Сила крика спала, и дракон вновь взмыл в небо, скрываясь в лесах. Повелитель был в безопасности, а значит ничто не останавливало резню. Каким-то чудом я успел схватить хромающего Дункана и потащить к тайному ходу. Не знаю, как, но все мои бойцы погибли при отступлении. Лишь Кара сумела уцелеть, на спасительном пути. Я видел, как громадный огр разорвал Кайлана на части, как гарлок-маг сжег дюжину паникующих крестьян кислотой. И как апофеоз — еще один дракон. Могучий и молчаливый, он врезался в верхушку башни, царапая когтями тысячелетний камень.
Я буквально швырнул Дункана в провал, затем пропустил Кару и только потом прыгнул сам.
— Нет! Нет! — кричал Дункан, когда я тащил его по коридору. — У нас был шанс! Проклятье! Будь ты проклят, Логейн! Будь ты проклят, ублюдок!
— Да уж, — сказал я. — У нас действительно был шанс. Но теперь нужно бежать как Олфрид.
Кара мрачно улыбнулась. Мы проиграли бой, потеряли армию и упустили шанс на миллион. Но мы были живы, а значит менестрелю будет дана возможность спеть правильную песнь. По крайней мере я искренне на это рассчитывал.
Комментарий к Глава 9. Держать строй!
Битва проиграна, шанс упущен, и Довакин, Кара и смертельно раненый Дункан вынужденны бежать из погибающей крепости. Кругом хаос, смерть и обреченность. Казалось бы, они спаслись, но Дикие Земли не спешат выпускать драконорожденного. Без личной встречи с самой Флемет.
Уууух, что такое вдохновение? Это сесть писать в час дня, а закончить в восемь вечера. С перерывами на покушать. Спасибо всем, кто поддерживал. Выходные стремительно заканчиваются, как и возможность писать проду быстро. Но будет еще наше время! Как всегда буду рад критике технической части. Срач за канон не разводить. В шапке AU и OOС.
========== Глава 10. Вечный изгнанник ==========
- Проклятье! – кричу я, едва увернувшись от рухнувшего куска стены. Крепость Остагар пала в объятия Дагона. Дункан стискивает зубы, рычит от невыносимой боли, но не позволяет себе упасть. Казалось, его воля крепче стали. Но надолго ли?
Расталкиваю паникующих, стараясь не потерять из виду Кару, а Дункан все сильнее нависает на мое плечо. Нет больше гордой армии короля. Лишь толпа перепуганных людей, эльфов и гномов. Точно скот, они безвольно верещат, пронзаемые лезвиями и крюками порождений тьмы.
Самые проворные успели дать деру, но таких, сами понимаете, далеко не большинство. Мы вскакиваем на заготовленных коней и пытаемся ускакать, но толпа истеричных тыловиков бросается на нас, пытаясь отнять лошадей. Рослый мужик в кожаной броне хватает меня за ногу, и сапог разбивает его нос. «Северное сияние» выскакивает из ножен, вспыхнув в пламени затухающих жаровен. Женщина вцепилась в поводья лошади Кары и рвет на себя.
- Отвали, сука! – кричит гномка, выхватывая меч.
- У меня ребенок! Мне нужно спасти моего ма…
Кара вонзает лезвие в ей шею. Глаза женщины округляются, кровь хлещет на измазанное грязью платье. Она падает, все еще не отводя взгляда от холодных, пугающих глаз Броски. Клинок описывает дугу и бьёт по рукам мужика, попытавшегося сорвать гномку с седла. Он взвыл, когда отсеченные пальцы полетели на землю.
- Но! – кричит гномка, и кобыла бросается вперед, сбивая паникующую толпу, одним весом пробивая дорогу.
Мы бежим, стараясь не налететь на бегущую толпу мужчин, женщин и детей. Те, кто увязался за мужьями в поход становились легкой добычей для безжалостного врага. Люди кричат, умоляя о помощи, умоляя взять их в седло, а мы все скачем и скачем, стараясь не слушать полные агонии вопли и хруст пронзаемой плоти.
- Налево! – Кричит Кара. – Налево! Претша васа! Кирша пар! Не останавливайтесь! Мы выберемся отсюда!
- Но! – заорал я, и конь перепрыгивает через полыхающую телегу. Путь нам перерезал отряд беснующихся порождений тьмы, но одуревшие от страха лошади не остановились, безумно опрокидывая врагов.
***
- Эй! Не спать!
Вздрогнул, почувствовав легкий удар о шлем. Конь медленно и осторожно двигался через кустарники, пытаясь нащупать тропинку. Голова раскалывалась, желудок выворачивало, как после чудовищного похмелья. Я попытался что-то сказать, но острая боль кинжалом резанула горло.
«Перекричал, - подумал я, сплевывая кровавую слюну. – Как после Совнгарда»
Обернулся и встретил издевательский взгляд Кары. Выглядела она ужасно. Вся черная от крови, со слипшимися волосами, в изрубленном нагруднике. Я опустил взгляд на себя и мрачно хмыкнул. От прекрасных грифоньих лат осталась лишь покорёженный, черно-красный металлолом.
- Во-во, - хмыкнула Кара, подгоняя лошадь, чтобы та поравнялась с моей. – Теперь понимаю, почему мужики так любят тяжелые доспехи. На тебе места живого нет.
Третьим в нашей скромной колонне ехал посеревший Дункан. Он дрожал, цепляясь за поводья и смотрел куда-то вдаль, глуповатым, бессмысленным взглядом.
- Чем ты в меня бросила? – хрипло спросил я. Снимая иссеченный, мятый шлем.
- От седла отломила. Думала, ты того, кончился, - она кивнула на Дункана. – Этот похоже сейчас «пойдет в заплыв».
- Куда? – спросил я, пытаясь собраться с мыслями. Кони пробирались через туманный, сырой лес. Шли почти вслепую, боязливо ставя копыта на холодную, мокрую землю. Но пахло листвой, а меж скрюченных деревьев витал свежий ветерок. А значит мы движемся прочь от моровой орды. Вопрос: куда?
- «Пойдет в заплыв». У нас так пыльных тряпок хоронят. Берут жмура и в лаву башкой, что б не копать. Бульк.
- Не «заплывет он». Скоро доберемся до тракта, а там… погоди, - я окинул взглядом тонущую в тумане округу. – Где мы?
- В лесу.
- Спасибо, капитан Ясенхрен.
- Слушай, сальрока, я прекрасный следопыт… Под землей. На поверхности у меня топографический кретинизм. Я не знаю где мы. Вот вообще.
- Даэдра! – сплюнул и выругался.
- Воздух чистый, - подал голос Дункан. – Значит мы далеко от Орды. Но где именно – не знаю.
Я остановил лошадь и медленно сполз с седла, едва не потеряв равновесие. Ехали всю ночь, и ноги сильно затекли. Кара хмыкнула и попыталась спрыгнуть с кобылы, но коротенькие ноги подвели, и она с потоком отборной ругани грохнулась в кустарник. Вид этой маленькой женщины заставил меня неловко усмехнуться. Она была мне по пояс, но, в отличие от карликов имела удивительно гармоничное, даже красивое тело молодой женщины, пусть и укороченной ровно в два с половиной раза. На миг я представил, как верещал бы Фаренгар, окажись он здесь. Его бы довела до истерического припадка необычная физиология Кары. Крепкая талия, широкие бедра и красивая крупная грудь, объем которой замечался даже несмотря на доспехи. Ну и что, что маленькая? А как чувствовала себя та высокая эльфийка из Виндхельма, когда я уложил ее в койку? Я же был на три с половиной головы ее ниже! Наверное, для нее я был гномом.
- Помочь?
- Обойдусь! Предки, как вы ездите на этих тварях?! – зло крикнула она, потирая ушибленный бок.
- Стойте. Я должен… - подал голос Дункан. Старик был совсем плох, и дело далеко не только в колотой ране. Медленно, сжав зубы до побеления в жвалах, он сполз с седла, но ноги не удержали, и он повис на стремени. Я подхватил командора, от чего Кара скорчила крайне недовольную мину.
Упустить шанс – всегда обидно, а шанс на миллион – тем более. Когда кажется, что победил и дело всей жизни, наконец, закончено. Что вот она, судьба, на расстоянии вытянутой руки, и хватит одной лишь воли, чтобы схватить ее. А она выскользнет, как песок сквозь пальцы, а ты кричишь от злобы и обиды, проклиная злобно смеющихся богов.
Так, наверное, чувствовал себя Дункан, когда мы бежали из Остагара. Мы с Карой понимали его боль, его ярость, но на сочувствие не осталось сил.
- Давай-ка прирежем его по-быстрому. Чтобы не мучился.
- С ума сошла? – резко ответил я. – Не нарезалась за ночь?
- Только давай без сантиментов, сальрока, - хмыкнула Кара. – Он и так не жилец.
- Возможно, она права, - болезненно ответил Дункан.
Хотел возразить, но заметил как сильно кровит рана на животе. Копье генлока пробило экзотический доспех командора. Уложив того на траву, я быстро снял пластинчатую кирасу, оголив почерневшую от крови кольчугу.
- Что ты с ним возишься? – раздраженно рявкнула Кара, подходя к нам. – Покойник он, чего непонятного? Я, конечно, верю, что ты у нас и молодец и певец и на дуде игрец, но зелья на такую рану из говна и корешков не сваришь. Это я тебе как знаток говорю.
- Не спеши с выводами, -хмыкнул я.
- Она права, - болезненно протянул Дункан.
- Откуда ты знаешь? – я срезал пояс и приподнял кольчугу. От увиденного волосы на руках встали дыбом, по спине пробежал морозный импульс. Кара вскрикнула и отшатнулась. Клинок вырвался из ножен с омерзительным, неестественно громким свистом. Я бросил взгляд на ее бледное, перекошенное от страха и недоумения лицо.
- Это скверна! Это, мать ее, скверна! Нарша таг?!
Дункан с трудом сглотнул и кивнул. Я медленно поднялся, опустив взгляд на рану командора. Кровавый ромб сочился черной гнилью, а торс покрывала сеть черных вен и гнилостно-желтоватых волдырей.
- Это скверна, - хрипло повторил Дункан, опуская кольчугу. – Мне конец, Аарон. Даже если рана меня не убьет, я сойду с ума раньше, чем поправлюсь.
- Но… Но ты сказал, стражи нри враша к скверне?! – крикнула перепуганная Кара. – Как? Говори!
- Успокойся! – крикнул я. – Наверняка это яд.
- Это не яд, - мрачно сказал Дункан, поднимаясь на ноги. Я вновь изумился невероятной воле этого человека. Подняться с такой дырой в животе и каждый сумеет. – Есть вещи, о которых новобранцам говорить не принято.
- Что? – прошептала Кара.
- Неуязвимость к скверне – наше преимущество и наша смерть. Через двадцать лет после Посвящения организм перестает с ней бороться и…
- Погоди-погоди. Погоди! Погоди, говна нажьего кусок! Погоди. То есть, через двадцать лет я превращусь в упыря? В обоссаного-обосранного упыря?
- Дункан, - добавил я, сдерживая пробуждающегося дракона. – Отвечай.
- Да.
- Да, - хмыкнула Кара. – Просто «да». Ах ты радхуг!
Я едва перехватил ее. Еще бы секунда, и Кара бы увеличила количество дыр в теле Дункана в два раза. Удержать боевую гномку оказалось нелегко – сам чувствовал клокочущую в сердце ярость. Но от расправы толку чуть.
- Пусти меня! Я ему всю кровь выпущу!
- Успокойся!
“Не сказать о неизбежной смерти через двадцать лет, о чем он, черт подери, думал?”
- Я спокойна! – прошипела Кара, убирая меч. – Сраный ублюдок, я думала, что могу тебе доверять. Ты кинул меня! Поимел, как шлюху на день Предка!
- Так было нужно, - спокойно ответил Дункан. – Нам нужны были воины для битвы с Архидемоном. Победа – любой ценой. Тебя бы все равно казнили в Орзаммаре. В лучшем случае через изгнание на Глубинные тропы, в худшем – бросили бы в лаву.
- Я бы выкрутилась! А ты… ты же мог просто… я тебе печень вырежу!
- Кара! – крикнул я, еле сдерживая ярость, – Не сейчас.
- А когда! – вспылила она. – Когда?! Гномы-наземники, в среднем, до шести десятков доживают! Из-за воздуха! А я в сорок два уже сгнию! Или раньше! Он меня ходячим трупом сделал! Тебя тоже, и ты его защищаешь?
- Я не нуждаюсь в защитниках, - холодно ответил Дункан. – Хочешь убить меня – пожалуйста. Ты просто ускоришь неизбежное.
- А мне приятно…
- Но ты, - перебил ее Дункан, обращаясь ко мне. – Раз уж дело дошло до откровений, может скажешь, кто ты такой?
- Хорошо, - ответил я. – Я пришел из другого мира.
- Из Тени?
- Нет. Из Нирна. Он…
- Так, хватит с меня! – рявкнула Кара. – Пошли вы все к дьяволам! Сумасшедшие ублюдки! Я ухожу!
Кара удивительно ловко вскочила в седло и пришпорила лошадь. Напрасно я пытался ее остановить, и через несколько минут молодая кобыла с фырканьем и ржанием скрылась в густом тумане. Кара исчезла из моей жизни, чтобы однажды вернутся во всем пугающем великолепии криминальной баронессы. Но тогда мне была неведома ее судьба и я молча смотрел ей в след, чувствуя, как противный сырой туман заползает под складки изрубленного доспеха. Повисла давящая тишина, и, казалось, слышу, как бьётся мое сердце.
- Мое время пришло, - тяжело дыша сказал Дункан, поднимаясь. – Скажи, только честно: ты сможешь убить Архидемона?
Я медленно обернулся и кивнул. В душе клокотала ярость, но я не мог найти причины убить Стража-командора. Да, он не сказал нам о роке, как не говорил и о возможной смерти во время Посвящения. Я чувствовал себя обманутым, даже преданным, но бретонское нутро говорило: он прав. Разве хитрость, жестокость и смелость в страшных решениях не приветствуется у настоящего лидера? Разве не за эти качества я возвел на трон Скайрима Ульфрика «Буревестника»? Этого коварного подонка, этого харизматичного негодяя, скрывающего под маской бандитского простодушия политический гений. Разве не такому же человеку я служил в Хай Роке? Дункан заглянул мне в глаза и медленно кивнул. Меч командора плавно выскользнул из ножен, сверкнув тусклым серебром. Если эти качества я всегда превозносил, то смею ли винить его?
- Если можешь – убей его, - болезненно сказал он. – Нет больше в Ферелдене Ордена. И Мор сожжет эти земли, если не дать бой.
- Я сделаю это, но после – покину Орден.
- Да будет так, - сказал Дункан и медленно двинулся в туман, крепко сжимая рукоять меча. – Иди в другую сторону, Северянин. За честь Серых Стражей.
***
Дункан ошибся. Причем сильно. Серые Стражи не погибли, потому как по крайней мере двое из них все еще дышали, пусть и израненные. Но до этого откровения мне предстоял полный отчаяния путь через туман и болото. Лошадь погибла через несколько часов, от скверны. Не знаю, когда она ее подхватила, но факт остаётся фактом. Я брел по Диким Землям Кокари, с «Северным сиянием» наголо, отчаянно пытаясь отыскать тропу. Не раз и не два я кричал «чистое небо», но разогнанный, было, туман сгущался вновь, будто сам Алдуин насылал на мир колдовские путы. Я шел вперед, день сменялся ночью и лишь туман, туман был постоянен.
И вот, обессиленный и отчаявшийся, я опустился на землю, прижавшись спиной к раскидистому дубу, чьи листья медленно падали на сырой травяной ковер. Ноги жгло адской болью, я окончательно охрип, лишившись возможности кричать, а некоторые раны, похоже, загноились. Голод и жажда лишали сил и казалось, тело налилось сталью, врастало в холодную землю болота.
Я закрыл глаза и вдруг стало так смешно, что не сдержал улыбки. Подумать только, Дракон Севера, великий герой нордов, бретонец, ставший настоящим северянином и переживший бессчётное число испытаний, умрет от голода, жажды и инфекции в лесу. Ничто не выглядело съедобным, скверна разогнала дичь, а от зловонных черно-зеленых лужиц меня долго и с кровью рвало. Дункан, наверное, уже убился о какое-нибудь порождение тьмы, как велит их кодекс, а я… мне досталась бесславная смерть. Впрочем, а как еще умирают герои? Верно говорила Брелина: «Чем славнее муж, тем глупее его смерть».
Брелина Марион. Казалось, прошли тысячи лет с тех пор как я видел ее лицо, вдыхал пряный запах ее волос, чувствовал тепло ее губ. Блеск алых глаз казался туманным мифом, забытой иллюзией, почти сном. Ее образ принес чувство вины. Я винил себя за готовность бросить ее ради Тинае. Отвергнуть, ради золота и земель. Променять любимую женщину на… на что? Думал, боги наказали меня, отняв неизбежную победу, вновь сделав изгоем, одиночкой, на краю погибели. А может, такова судьба? Быть вечным странником? Северянином без имени и прошлого, пришедшим в момент нужды, чтобы, исполнив долг, уйти со страниц истории.
Что-то твёрдое ткнуло в плечо. Несколько коротких ударов, будто кто-то проверял, жив я или нет. Я притаился и через мгновение вдохнул запах волос, а под кольчугу заползли юркие пальчики, нащупывая веревочку нашейного кошелька.
Раскрыл глаза и впился взглядом в оранжевые зрачки. Крупные, расширившиеся от удивления. Жизнь вновь вернулась ко мне, точно последний рывок утопающего вскрикнул и прижал мародера к земле. «Северное сияние» коснулся горла. Мародером оказалась причудливо одетая девушка, со связанными в пучок черными волосами, оранжевыми зрачками и пухлыми губками, скривившимися в ехидной ухмылке.
- Кто ты такая!? – крикнул я.
Мародерка улыбнулась и вспыхнула темно-зеленым сиянием. Я вскрикнул, провалившись в рой мошкары. Летучие твари забивались в уши и нос, налипали на глаза, а затем всем скопом отпрянули и слиплись в силуэт стройной женщины.
Не успел опомниться, как громовой разряд выбил воздух из легких. «Северное сияние» отлетел, я рухнул на холодную землю, отчаянно пытаясь вдохнуть и удержать сознание.
- Еще один, - тяжело вздохнула она.
И я провалился во мрак.
***
Тьма. Голова гудит, будто Соратники устроили пьянку внутри черепа, спалив, разбив и загадив медовухой многострадальные извилины. Пахнет гарью, едким плющом, сырой древесиной и вареными грибами.
- Невероятно.
- Что невероятно, мама? Серый страж обычный, вонючий и потрепанный. Двое у нас таких лежат…
- Раскрой глаза, девочка. И слюни перестань пускать на телеса…
- Не пускаю…
- Перед тобой древний бог, девочка. Самый настоящий, во плоти. О, как давно я не видела такой яркой души.
- Древний бог? Мама, а ты точно те грибы в котелок кинула?
- Хе-хе-хе, уж не думаешь ли ты, дурочка, что мамаша спятила? Что старая Флемет лишилась рассудка?
- Н-нет, не думаю я. Но все же… Это обычный человек. Мужчина.
- О, да. Определенно мужчина. Хе-хе-хе.
На груди потеплело от тяжелого дыхания, сморщенные губы коснулись косого шрама над правым соском.
- Ты что делаешь, мама? Странно выглядит это.
- Не важно, хе-хе.
Я не открывал глаза. Вообще старался не шевелиться, пока хоть какие-то детали моего положения мне не откроются. Я лежал на чем-то мягком и шерстяном, раны немели, в горле пересохло, а желудок то и дело скручивался, пытаясь избавиться от несуществующей пищи.
Теплое дыхание мокрило ухо и невероятно резкий шепот хлестанул по перепонкам:
- Проснись, бог!
Я раскрыл глаза и тут же скривился в отвращении. Надомной нависала жутковатая бабулька, с растрепанными белыми волосами, сероватой кожей и крупными, оранжевыми глазами. И выражение у нее было самое препохабное. Она хмыкнула и выпрямилась.
- Глаза обычные. Не сияют, - хмыкнула она. – Значит полубог.
Ерунда. Старуха вышла из сарая, оставив меня наедине с молодой мародеркой. Попытался дернуться, но в руки-ноги впилась веревка, больно резанув по коже. Я мрачно хмыкнул, вспоминая ощущения. Когда в Пределе Аматрана готовилась ритуально обезглавить меня, связывала специальными крапивными лианами.
Мое положение – вот что казалось самым странным. Бабы держали меня в деревянном сарае, на одеяле из шкур. Руки и ноги плотно стягивали зеленоватые веревки, оставляя на коже борозды, а на бледное, иссеченное старыми шрамами тело падали капли дождя, пробиваясь сквозь громадные зазоры в потолочных досках. Из одежды на мне только грязные, черные от запекшейся крови штаны.
- Я, конечно, не против быть связанным такой красоткой, но по своей воле, – сказал я как можно спокойнее. Голос безбожно хрипел, отдаваясь острой болью в голосовых связках. А ведь Арнгейр предупреждал меня. Говорил: «Аарон, используй свой ту’ум мудро и не надорви голос!».
- Не сомневаюсь я, - ехидно хмыкнула девушка. – Мама всякого тут наговорила. И знать хочу я что из этого правда, а что бред старушечий.
- Развяжи меня – расскажу.
- И не подумаю. Не нужны нам дебилы злобные, кидающиеся на девушек с мечом.
- Ты пыталась меня ограбить.
- Мертвым ты казался, и запах крайне был похож. Зловонный мертвый труп – в золоте не нуждается.
- А тебе оно зачем? – я оценивающе посмотрел на ее наряд. Не платье – алая ткань свисает с плеч до пупа. Причудливое черное белье, цветастые большие бусы – признак дикарки. Чем-то ее одежда напомнила дорогие, шитые наряды важных девиц из Изгоев. Перья сокола, торчащие из единственного наплечника, переходящего в длинную черную перчатку, странные рисунки на выточенном из кости талисмане. Один в один будущая ворожея. К легкому разочарованию, от изгоев ее отличала привычка прикрывать зад довольно закрытыми облегающими штанами и широким подбитым черным мехом поясом, опущенным ниже изгиба талии. Я мрачно хмыкнул. Интересно, сколько мужиков нашло свою смерть, побежав на болото, преследуя эти аппетитные виды? – Купишь новые лоскутки на платье?
В ее глазах вспыхнул злой огонек.
- Думаю, я оставлю тебя так. Пару часов полежишь, а я схожу на рынок. За лоскутками.
- Всего доброго, - крикнул я в след уходящей девице.
Как только она вышла я разразился потоком тихих проклятий. Веревка оказалась сплетена на совесть. Приложи усилия на разрыв, и она перетрет запястные вены. С ногами попроще, но дать такое усилие на стопу едва ли вообще возможно. Я поежился, пытаясь разогнать кровь с немеющих ног.
«Так, нужно выбираться. Огненное дыхание? Нет, слишком близко, будут сильные ожоги. Ледяное? Тоже нет. Бесплотность? О да!»
- Фейм! – прохрипел я и стиснул зубы от боли. Тело едва сверкнуло синеватым огнем. – Нет, это не сработает.
- Ну хорошо! Ладно, мама! Довольно ругани твоей! Отпущу его!
Девушка буквально влетела в сарай и смерила меня ненавидящим взглядом.
- Уже купила? – спросил я.
- Сейчас я развяжу тебя, но лишь кинуться посмеешь ты – сожгу заживо.
- Идет. Развязывай.
Она прищурилась и взмахнула ручкой. Фиолетовые искры коснулись лиан, и растения пришли в движение, обжигая запястья. Я даже не поморщился, хоть было и довольно болезненно.
- Кто ты такая? – спросил я, потирая алые запястья.
- К матери моей иди, да пошевеливайся. Не желаю беседы беседовать с ведром помойным, - она жестом указала на дверь. – И кинуться только попробуй. Пожалеешь.
- Хм.
Странная девица. Хотя, если сравнивать с мамашей, то Морриган, а именно так звали красотку, просто предел нормальности. Я огляделся и обнаружил себя на крыльце на первый взгляд ветхой хибарки в два этажа. Рядом цвели странные черно-фиолетовые плоды, источая едко-лимонных запах. Пахло сыростью, стоялыми водами и мокрой, поросшей мхом древесиной. Над крышей хибары поднимался столб белесого дыма, уходящий в небо причудливыми завитками. Едва замер, как здоровенный комар примостился на груди и, пробившись через волосы присосался.
Старая женщина ждала у кромки небольшого водоема, пристально разглядывая здоровенную жабу, чудом не утягивающую под воду лист кувшинки. Она не обратила внимания на звонкий хлопок и тихое ругательство. Я подошел ближе.
- Кто вы?
- Вопросы? – удивленно спросила женщина, все еще разглядывая жабу. – Ты задаешь вопросы старой Флемет? Действительно, причудливо плетется нить судьбы. Разве не я должна спрашивать, как полубог Аурбиса оказался в нашем уютном закутке? Разве не должна смотреть в глазки, жадно впитывая каждое брошенное слово? М-м, помоему нет. Хотя можно сказать и да, если смотреть под нужным углом, да при правильном свете, хе-хе.
- Ты знаешь, откуда я?
- О да, да знаю, как знаю, что яблоко падает с дерева. А может, оно упало с корзины, выпало из неуклюжих рук ребенка? И упало ли?
«Она спятила, - подумал я. – Спятила, как сова в полдень. Но она может знать путь домой»
- Как мне вернуться? Обратно в Нирн? Ты знаешь?
- Конечно! – хохотнула старуха. Я ощутил легкое облегчение, но быстро насторожился. – Конечно я не знаю. Никто не знает. Тебя, милый полубог, вообще не должно быть в этом мире. Одним своим присутствием ты нарушаешь и без того хрупкое равновесие, - она обернулась, и оранжевые зрачки вспыхнули коварным огнем. – Дай-ка я посмотрю на тебя еще раз.
Она приблизилась, и я почувствовал исходящую от нее волну силы. Бретоны от рождения хорошо чувствуют магию. Мы поглощаем ее, впитываем как губка, даже без защитных заклинаний. Я избегаю магии, но не могу уйти от природы. Сила Флемет, точно тончайшие иглы, проникала под кожу, касаясь души. Поморщился, но не отступил.
- О, вижу, - тяжело прошептала она. – Слабый ты очень. Совсем слабый. Боги Аурбиса все у тебя забрали. Хм, похоже, даже эти существа умеют учиться на ошибках, - лицо старухи вдруг помрачнело и выражение истиной жалости, глубокого сочувствия резануло по сердцу. – Ты не вернёшься. Тебя выгнали.
- Что? О чем ты лопочешь, старуха? – я отпрянул, морщась от боли во лбу.
- Изгнали, выбросили за ненадобностью, как пару истоптанных сапог. Ты поймешь, а пока, будь моим гостем, полубог. Подумать только, впервые за пять тысяч лет, изгой из Аурбиса. Морриган! Морриган!
- Что, мама? – девушка вышла из сарая и покосилась на меня уничтожающим взглядом. – Что, он уже уходит? Выдать вещи ему в дорогу?
- Приюти гостя из другого мира, девочка. И будь с ним повежливее.
- Конечно, я уже собрала его… ох, - красотка сокрушенно вздохнула. – Еще один. Я на тебя не готовила.
- А жаль. Ты слышала мать, женщина? Приготовь-ка чего вкусненького, полубогу из другого мира.
- На болоте мы стоим, и яды…
- Морриган, - мрачно протянула Флемет.
- Хорошо, - хмыкнула девушка и скрылась в доме.
Чувствовал я себя ужасно. Флирт и подколки помогали, но лишь на краткий миг, но даже десяток таких как Морриган не сумеют унять черное пламя, медленно пожирающее душу. Слова старухи не укладывались в голове, а все попытки уточнить или продолжить расспросы разбивались о старушечий бред и запутанные метафоры. Она не знала дороги в Нирн, она вообще мало что знала даже о моих способностях. Флемет называла меня полубогом, и я был им когда-то. В Совнгарде, сражаясь с Алдуином я чувствовал силу богов, текущую по венам. Я был всесилен и непобедим, а мой ту‘ум мог разбить в пыль фортовые стены. Но боги лишили меня силы, после гибели Пожирателя мира. Теперь я обычный человек, язык, с грузом пережитых ужасов на плечах. Рыцарь без земли, без семьи и без смысла в жизни. Я трижды лишился всех надежд на нормальную жизнь, упустил шанс стать героем Тедаса, потерял своих людей и чуть не подох на болотах. Хорош полубог. Божественный неудачник.
Но я был жив, а значит мог продолжать путь. Как всегда, вперед, в поисках возможностей. И если, думал я, кроме меня никто не выжил, если я единственный Страж во всем Ферелдене – то так тому и быть. Я найду верных людей и пойду по этой проклятой земле как подобает Предвестнику Соратников. Пойду «путем меча» и содрогнется враг! Может, я человек, а боги оставили меня, но в моих жилах течет кровь дракона. Я рыцарь, я Соратник и, даэдра меня разорви, герой! И не сдамся без боя. Победа или Совнгард!
За спиной что-то гулко рухнуло на землю. Резко обернулся и увидел округлившиеся глаза молодого блондинистого юноши, в потрёпанной пластинчатой броне. Он смотрел на меня раскрыв рот.
- Ты… ты ведь из командиров! – крикнул он. – Тоже Страж!
Я кивнул и хмуро улыбнулся. Что-ж, вот и первый брат по оружию. А что будет дальше – пусть решит судьба.
Комментарий к Глава 10. Вечный изгнанник
Итак! Довакин выжил и вскоре объединится с Анной, Алистером и Морриган. “Путь меча” ведет в Лотеринг. Вот только Адриан Горгона не терял времени даром. Героев ждет первая встреча с Культом Пламенного Обета, и его одержимыми проповедниками, захватившими умы и сердца отчаявшихся беженцев. Религиозные фанатики - ужасны. Но фанатики-демоны? Кто знает.
========== Глава 11. Культ Единения ==========
Мое появление поставило их на уши, особенно леди Кусланд. От прежней неприязни не осталось и следа, и она с дружеской улыбкой поприветствовала меня за обедом. Обмотанная бинтами, с побитым лицом и затянутыми в хвост рыжими волосами, она куда больше напоминала воительницу. Девочка держалась молодцом и почти не причитала о смерти Стражей. Знал, пережитый в замке позор все еще тяготит ее душу, но она прекрасно скрывала это. Не ныла, не жаловалась, и даже вопросы задавала больше по делу. Подумать только, семнадцатилетняя дочь аристократа, а выживаемость такая, что позавидует драконий жрец.
А вот Алистер мне сразу не понравился. Он не вел себя как мужчина и воин. Его жалобы нервировали, тупые вопросы вгоняли в ступор. Но больше всего удивлял его взгляд на Морриган и Анну. Когда воин смотрит на красивую женщину, в его глазах легко прочитать то, чем он может ее порадовать ночью. Алистер же будто смущался. Не делал Анне намеки на близость, старался не глазеть на вырез Морриган. Возможно, поэтому она его невзлюбила.
Он доконал меня вопросами о ходе битвы, о том, как я выжил и, особенно о Дункане. Пришлось придумать красивую сказку о его гибели. Вышло так себе, но я не решился рассказать правду. Казалось, юнец очень привязан к покойному командору и вполне мог драпануть в Дикие Земли, в поисках его пораженного скверной трупа.
— Поверить не могу, — сокрушался Алистер, мрачно разглядывая дно тарелки. — Не может быть, чтобы он погиб вот так. Это несправедливо! Проклятый Логейн поплатится…
— Алистер, — сказал я. — Они мертвы. Все. Это война и на ней убивают людей. Я здесь всего день, а меня уже достали твои сантименты.
Морриган хохотнула и злобно покосилась на молодого Стража.
— Сэр Томас, не перегибай, — встряла Анна. — Не все такие прожжённые вояки как ты.
— Дункан был мне как отец, — зло сказал Алистер, глядя мне в глаза. Зря он это, потому как встречного взгляда не выдержал и вновь уставился в тарелку.
— Мужчина скорбит молча, — хмыкнул я.
Наступило долгое, нездоровое молчание. Я доел, нужно признать, довольно вкусный грибной суп и сладостно потянулся. Раны полностью затянулись, голова не болела, и я вновь готовился к походу против всего плохого во имя всего хорошего. Разумеется, за золото. Да, Дункан просил остановить Мор, но тогда я не понимал, как вообще это можно сделать без помощи громадной армии. Да, договоры имели силу, но что-то подсказывало мне, что кучке оборванцев недостанет дипломатической силы даже для банального приема у короля Орзаммара, а эрл Эамон едва ли пойдет против Логейна и его громадной армии.
Тишину развеяла Морриган, вернувшись к любимой теме о моем родном мире. Если Анна и Алистер не верили в мою инородность, то ведьма, похоже, отнеслась к маминым словам серьезно. А, быть может, ее просто забавляли байки.
— Один вопрос. Ты сказал, что из другого мира, так?
— Да.
— И как в вашем мире относятся к магии? Гонения и ненависть обращены на нее, или же иначе? Любопытно мне.
— Везде по-разному. На моей родине магократия, вроде вашего Тевинтера. Маги правят в Альдмерском Доминионе, а в остальном мире маги состоят в гильдиях и университетах.
— И никаких кругов? — удивленно спросил Алистер?
— Нет, Круг Магов распустили четыре столетия назад. Но там не было храмовников. Разница в том, что в моем мире каждый может стать магом, если будет грызть гранит науки. Все магически одарены. Без исключения.
— И ты тоже маг? — ухмыльнулась Морриган.
— Нет, — резко ответил я, чувствуя неприятный холодок под сердцем. — Я могу колдовать, но не буду.
— А твой чудо-крик? Разве это не волшебство?
— Не совсем. Я сам не понимаю, что это такое.
В разговорах о Нирне прошел еще один день, а на следующее утро мы отправились в путь. Пафос и громкие слова — все, что было у Флемет для Анны и Алистера. Но и их, судя по воодушевлению молодых воинов, хватило с лихвой. Оба намеревались использовать Древние договоры Серых и созвать армию мира. Ну, а я? Я пошел с ними. Они были еще очень молоды и едва ли могли справиться с такойважной задачей. Да и командир из Алистера откровенно паршивый. А доверять лидерство женщине — так и вовсе глупая затея. Если я что-то и усвоил из многолетних странствий в компании бравых баб, так это то, что ведут они себя порой очень странно. Женщина-воин — прекрасный товарищ и храбрый солдат, но что-то в них не дает трезво взвешивать все риски и обстоятельства. К тому же, я боялся — пережитый Анной кошмар не даст ей сохранить голову, когда судьба столкнет ее с Хоу.
А потому я взял командование, Морриган и меч и двинул в сторону Лотеринга, первого на нашем пути поселения. Нужно было пополнить припасы и выбрать путь назначения. Но то, что обнаружилось по прибытии, не ожидал никто. Мы нашли собаку и фанатиков.
***
Вы когда-нибудь видели публичную казнь? Настоящую? Она подобна театральному представлению, где герольд — дирижёр, а палач, точно заморский музыкант, играет партию кровавой расправы, под визг и улюлюканье беснующейся толпы? Незабываемое зрелище. Стоя в толпе, невольно впитываешь страх, переходящий в злобу. Их лица перекошены ненавистью, из раскрытых ртов летит слюна, а на побелевшем лице осужденного застывает гримаса безотчетного ужаса.
В Скайриме не любят такой театральщины. Норды - народ добросердечный, хоть часто буйный, и воинственный — не видит радости в садистских расправах. Никто не вопит от пьяного восторга при тупом стуке секиры о шею, не кидается с кинжалом на еще трепыхающегося висельника, лишь бы быстрее растерзать его тело на редкие алхимические компоненты. А вот в Хай Роке такое сплошь и рядом. Я почти позабыл об этом, но Лотеринг ненадолго вернул меня в Даггерфол. Я стоял в толпе сектантов, окруживших эшафот, а на нем — четверо. Палач, проповедники и жертва. И все они выглядели безумно ненастоящими.
По обе стороны эшафота стояли они. Шивера и Григор — проповедники Пламенного Обета. И лик их был ужасен. Женщина в черно-красной, облегающей мантии, с вьющимися рогами, чёрной кожей и алыми, вертикальными зрачками. И жуткого вида урод, мутант, чей торс больше напоминал мышечную массу оранжевого цвета. Нижнюю часть его тела стягивал ярко-желтый пояс, переходящий в широкие серые штаны, заправленные в пару прекрасных кожаных сапог. Его искаженное лицо поразило удивительно чистыми, печальными глазами. Он рассматривал толпу, скрестив массивные обезьяньи руки.
Я аккуратно подвинул рослого орущего мужика и сумел как следует рассмотреть осужденную. Возле женщины в длинной бело-красной мантии, стояла стянутая бечёвкой рыжая девушка в монашеской рясе. Коротко-стриженные волосы растрепались, на красивом лице следы кровоподтеков и ссадин. Голубые глаза обращены в небо, а разбитые губы безостановочно что-то шепчут.
— Братья и сестры! — закричала женщина в бело-красной мантии. На бледном, морщинистом лице засияла блаженная улыбка фанатика. — Создатель, своей несправедливой жестокости отверг его детей. Он отрекся от братьев и сестер! Разделил и оставил нас! Но одержимый гордыней своей, не узрел он мудрости единения! В едином порыве мы, смертные и духи, брошенные дети одного отца, следуем за мудростью Адриана, ведомые светом сияющего сердца святой Пифии! Но есть среди смертных слепые и убогие, что сеют вражду и раздор среди детей Создателя! Эта женщина отказалась принять святую истину единения! — жрица указала на монашку, и ту пробила дрожь.
— Смерть жрице! — заорал кто-то в толпе и народ кровожадно завопил: — Смерть ей! Будь она проклята! Поругательница Пифии! Лгунья!
Григор развел руками и по толпе пробежала сине-зеленое свечение. Оно коснулось разума, успокаивая.
— Братья мои, — сказал Григор чистым, нежным басом. — Умерьте гнев.
Толпа почтительно замолчала.
Я покосился на Морриган, а она на меня. В оранжевых глазах ведьмы застыло недоумение, хоть настроение все еще было приподнятым. Она кивнула в сторону проповедника Григора и многозначительно подмигнула мне.
— Странный одержимый. Интересно, какой демон в нем сидит?
— А я смотрю тебе представление по душе? — хмыкнул я, пропуская мимо ушей речи жрицы.
Морриган хохотнула.
— Смотреть, как демоны сжигают монашку Андрастианской церкви? Такое и во сне не приснится. Ты посмотри на эту старуху злобную, — ведьма указала на жрицу. — Она искренне верит в бред, что льется из рта ее беззубого, — Морриган резко помрачнела и тихо выругалась. Белые стихи, постоянно проникающие в речь, раздражали молодую ведьму. — А знаешь, что более всего веселит меня?
— Даже не догадываюсь.
— То, что ни один из местных вонючих горожан не околдован. Оно, конечно, одержимые на эшафоте стоят, но чар кровавых нет и в помине.
Толпа вновь яростно завопила и Морриган не сдержалась:
— Смерть жрице!
Я хмыкнул и запустил руку под плащ, касаясь рукояти «Северного сияния». Прекрасный меч — подарок покойного Брайса Кусланда за избавление его земли от демона ужаса жаждал испить крови одержимых. Я смотрел на Шиверу и Григора, пытаясь понять, как это вообще возможно. Как демон может поработить человека, изуродовать тело, надев его на свою призрачную суть как тряпичную куклу на руку.
— Чужестранец.
Я вздрогнул, ощутив болезненный укол во лбу. Морриган вопила вместе с толпой, Алистер и Анна все еще сидели в таверне, не желая смотреть на казнь, а я пораженно глядел под ноги, чувствуя медь на языке.
— Чужестранец, — голос в голове стал отчетливее. Я поднял взгляд и встретился взглядом с Григором. Он, казалось, дружелюбно улыбнулся и многозначительно кивнул в сторону монашки.
— Что? — спросил я, но ответа не последовало.
Жрица замерла и, едва не брызгая слюной, начала вещать заключительную часть речи. Вот же неугомонная, думал я.
— И она, за свои грехи, за порожденный ей раздор должна заплатить! Должна воссоединится с пламенем! Если не желает принять истинное учение! Достопочтенные мученики, святые проповедники мудрости Адриана и сияющего сердца святой Пифии! Леди Шивера и милорд Григор! Видите ли, вы грех этой девушки?
— Вижу, — крикнула рогатая женщина и горделиво вскинула голову.
— Вижу, — устало вздохнул мутант.
Ни у нее, ни у него не было двойственности в голосе. Не было едва уловимого шепота, не было предшествующего эха. Я покосился на Морриган, но та благоговейно уставилась на эшафот, предчувствуя скорую казнь.
— Братья! — начал Григор. Судя по удивленном лицам Шиверы и жрицы — его речь в план не входила. Мутант раскинул руки, но не колдуя, а для ораторского эффекта и продолжил. — В жизни каждый может сойти с пути. Лживые наветы Верховных жриц и Черного Жреца Тевинтера отвратили с пути истинного сыновей и дочерей Тедаса. Эта девушка уверяла, что Создатель любит и заботится о нас.
— Она лжет! — заорал какой-то мужик в шкурах. — Порождения тьмы убили мою жену и сына! Создатель привел их в мир!
— Да! Лживая дрянь! — крикнула Морриган, явно получая удовольствие от шоу.
— Сжечь ее!
— Братья! — громоподобно крикнул Григор, заставив всех умолкнуть. Клянусь, из него мог бы выйти неплохой язык, не будь он одержимым мутантом. — Пифия завещала, что грешную и падшую душу может вывести из пламени ангел единения! Тот, кто в самоотверженном порыве примет вызов священного суда и уведет грешную душу от рока. И нарекут его Спасителем. И будет велико его мужество! И войдет он в огонь, порожденный Пламенным Обетом! — он указал ручищей на дрожащую монашку. — Эта девушка согрешила. Но братья и сестры, даже она заслуживает шанса прозреть.
По толпе пробежал недовольный шепот. Григор поднял руку, заставляя толпу умолкнуть.
— Найдется ли среди вас тот, кто постоит за нее? Кто испытает на себе пламя Обета?
Я хмыкнул. Вот ведь ублюдок, этот Григор. Талморцы тоже любили устраивать такие «шансы на спасение». Я был убежден: выдержать пламя Обета невозможно. Хотя… я-то мог. Достало бы одного крика «бесплотность», делающего меня неуязвимым. Но, все же промолчал. Мы не закупились припасами и было глупо настраивать против себя весь город.
— Никто, — грустно констатировал проповедник. — Что ж, паства сказала свое слово. Начинайте, мать.
Жрица вскинула руки к небу и закричала:
— Создатель! Именем твоим мы, дети двух миров низвергаем несущую ересь в Пламя! Rex partum in coelis, peccata nunc dimittis…
Шивера и Григор встали по обе стороны от монашки и воздели руки к небу. Эшафот под девушкой задымился, и я отчетливо услышал молитву несчастной. Ее кожа покраснела от нарастающего жара.
— Rex partum, ignis imperia!
Монашка пронзительно закричала. Я много раз смотрел на публичные казни. И всегда это была расправа над преступниками. Безжалостными выходками, убийцами и предателями. Но сейчас, стоя в толпе улюлюкающих горожан, наблюдая расправу за веру — видел замученных Талмором соотечественников. Я не молчал, не стоял в стороне, когда юстициары казнили нордов за веру в Талоса. Я боролся, потому что это правильно, потому что мужчина не должен терпеть несправедливость.
— Довольно! — крикнул я, глядя на растущие языки пламени. Еще мгновение и девушка превратилась бы в живой факел. Шивера злобно оскалилась, а Григор улыбнулся. — Я буду защитником!
— Как ты смеешь прерывать казнь! — злобно крикнула жрица, но Григор осадил ее миролюбивым жестом.
— Этот муж желает испытать Пламя Обета. Принять на себя грех Леллианы и побороть его, — сказал он. — Шивера, сестра моя, испытай его веру.
— Что ты, черт подери творишь?! — злобно зашипела Морриган. — Ты спятил, кретин?!
— Что ж, — холодно усмехнулась рогатая дева. — Да будет так. Поднимись на эшафот.
Толпа расступилась, пронзая меня недоуменными взглядами. Я шел навстречу одержимым, подавляя растущий страх. Сердце колотилось, запах горелого дерева проникал в ноздри, резал легкие. Миновав казавшиеся бесконечно длинными ступени эшафота, оказался лицом к лицу с Григором. В его глазах блестел ум и понимание. Странные черты для демона.
Шивера подошла ко мне и заглянула в глаза. Алые, вертикальные зрачки вспыхнули злым, непонимающим огнем.
— Ты ведь понимаешь, что я сейчас тебя убью, идиот, — прошептала она.
— Попытайся, демон, — хмыкнул я.
— Я не демон. Я — больше, — усмехнулась она. — Невежественная перхоть. Пифии следовало…
— Довольно, сестра, — вмешался Григор. — Не ставь под сомнение мудрость Пифии. Разве ты не возвысилась?
— Да, но…
— Сомнения неизбежны, но нельзя являть их пастве! Неужели ты забыла заветы Адриана?
— Я не забыла, но все это представление…
— Это не представление! Это обряд!
Монашка удивленно рассматривала меня, а я пораженно глядел на проповедников. Они шептались о вере. До меня постепенно доходил весь безумный абсурд ситуации. Я вышел на эшафот, чтобы силой ту’ума бороться со злобными демонами, но приходил к мысли, что эти два одержимых действительно верят в то, что говорят. Они не лгут и не дурачат народ.
«Верующие демоны… это вообще возможно?»
— Братья! — крикнул Григор. — Да начнется искупление!
Народ подался ближе, явно заинтригованный представлением. Из окон домов высунулись те, кто из милосердия не желал видеть гибель монахини. На крыльце таверны показались знакомые лица. Анна и Алистер взволнованно перешептывались, пристально глядя на меня. Даже Морриган немного успокоилась и теперь с любопытством следила за ходом казни.
— Ты! Защитник! — театрально спросила Шивера. — Готов ли ты бороться с грехом Леллианы?
— Да.
Я не успел крикнуть. Холодная серая ладонь коснулась лба, пуская по телу выворачивающий разряд. От резкой боли я подавился вздохом и рухнул на колени. Боль была невыносимой. Будто кровь закипала, и сердце с бешенным темпом гоняло по венам чистое пламя. Я не мог вдохнуть, не мог вскрикнуть, не мог пошевелиться.
Вдруг, нечто странное пробудилось в глубине разума. Дракон зашевелился и пламя стало кровью. «Шкура дракона» — так называется природный дар бретонов. Поглощение магии. Но не он один помогал выдержать пламя Шиверы. Что-то во мне, защищало. Я отчетливо видел расширившиеся от удивления алые зрачки, слышал пораженный шепот толпы.
Мир охватило синеватое сияние. Я медленно поднялся, чувствуя, как пробуждается чуждая, неведомая мощь. Казалось, сами кости земли питают меня силой. Я протянул руку и коснулся лба Шиверы.
Я — молодая эльфийка. Рабыня магистра Тирлериона. Я лежу в грязи. Тело иссечено, лицо изуродовано. Мелкий промозглый дождь капает на дрожащее в предсмертной агонии тело. Кругом трупы. Груды обезображенных, истощенных тел. Не вижу, но чувствую кожей их полусгнившие пальцы.
Я умираю. Эльгарнан, я умираю.
Что-то касается щеки. Тьма так жестока. Выколотые глаза не видят, но я чувствую его руки на щеках.
Вдруг, тьма отступает, забирая с собой боль. Я вижу его прекрасное лицо. Его черный плащ, его широкий алый пояс. Он улыбается.
— Я умираю.
— Нет. Все будет хорошо, дитя, — шепчет он.
О, Адриан. Великий Адриан. Просветленный, благословенный, избранный! Как я люблю его! Он вселяет в меня ее и дает нам стать единым целым. Я уродина, слепая калека, но он любит меня. Любовь сливается со мной, и я кричу от выжигающего душу пламени. Обет исполнен, я стала единой с родной сестрой, как и обещал Адриан. Но что-то происходит. Его лицо мрачнеет, а боль становится невыносимой. Я хватаюсь за голову и рога прокалывают ладони. Ступни отваливаются, уступая место копытцам, а позвоночник разрывает плоть, выпуская хвост.
— Нет! — злобно кричит любимый Адриан. — Проклятье! Почему вы все меняетесь?! Почему?!
— Прости, — плачем мы. Она становится мной, а я ей. Но любимый разочарован. Он тяжело опускается на стул и бессильно опускает голову на ладони. Григор входит в комнату. На его уродливом лице я вижу боль и сочувствие. — Прости.
— Я не понимаю, — шепчет Адриан. — Я не понимаю. Ничего не понимаю.
— Господин, мы найдем ответы, — говорит Григор, ложа руку ему на плечо. — Мы найдем.
Видение исчезло, сменившись скручивающей болью в животе. Шивера отшатнулась, испуганно глядя мне в глаза. Повисло давящее молчание. Я раскрыл рот, пытаясь вдохнуть и тут же меня вырвало дымящейся кровью. Я был жив, хоть боль и стучала в виски, а ноги казались ватными. Взглянул на руки и заметил исчезающие черные вены.
— Кто ты такой?! — закричала проповедница. Григор резко положил руку ей на плечо и заглянул в алые глаза. По серым щекам текли слезы.
— Не здесь. Не сейчас, сестра.
— Кто он такой? Он видел. Я знаю, он видел…
— Успокойся, — проповедник окинул взглядом толпу и сказал, с трудом выдерживая театральный стиль. — Этот человек выдержал Пламя Обета! Грехи Леллианы отпущены!
***
Кружка с грохотом опустилась на стол и по горлу пробежал блаженный огонь. Я глубоко вдохнул спертый воздух таверны и покосился на холодный, полный злобного недоумения взгляд Морриган.
Наша веселая компания собралась за столом и бурно обсуждала минувшую казнь. Леллиана — так звали спасенную монашку, сидела рядом с Анной и благодарно улыбалась, рассказывавшая о творящемся в Лотеринге безумии.
— Они пришли неделю назад. Эти два одержимых, женщина в белом и дюжина солдат, — Леллиана хмыкнула, потирая ушибленную скулу. Я улыбнулся, отметив про себя ее красоту. Теперь в нашем отряде две рыжие красавицы и жгучая, во всех смыслах, ведьма. Уж не знаю, что думал Алистер, но я был чертовски рад такому раскладу. Монашка поймала мой взгляд и покраснела. — Начали проповедовать. Сперва храмовники им мешали, но потом сами обратились в секту.
— Сильная же вера их, сказать нечего, — ухмыльнулась Морриган. — А ты, милая, решила с пророчицы пример взять недобрый и подгореть, как курица на вертеле?
— Я пыталась их вразумить! Они говорят об одержимости и творят черную магию. Создателю такое не угодно!
— А ты громче об этом кричи. Не откажи в удовольствии повторно лицезреть сие представление.
— Не понял, — вмешался Алистер. — Они говорят о Создателе. Они что, какая-то Андрастианская секта?
— Нет! Они говорят, что Создатель — злодей. Что он предал и бросил своих детей, смертных и духов Тени, — возразила Леллиана. — Они вольно трактуют Песнь и…
— А разве это не так? — удивленно хмыкнула Анна. — Я плохо знаю текст, но, вроде, Создатель изгнал духов из Золотого города, а от людей отрекся. Вроде так там написано?
— Нет! Ну, то есть так, но есть же разные переводы Песни. Я считаю, Создатель любит своих детей такими как есть и заботится о нас.
— Помоему сестра, ты выдаешь желаемое за действительное, — мрачно хмыкнул Алистер. — Я был храмовником и Песнь знаю. Нет там ничего о «любви такими, как есть».
— Жрица — песнь не знающая. Демоны-фанатики и полный город опустившихся религиозных ослов — сон дивный снится мне, похоже.
— Я предпочитаю верить в нечто большее, чем догматы, — расстроилась Леллиана. — А ты, Томас. Ты тоже думаешь — Создатель нас не любит? Ведь это он послал тебя спасти меня от палачей.
— Я не думаю, милая. Мне плевать и на вашего Создателя, и на его отношение к «детям». Боги — те еще ублюдки. Для них человек — грязь, букашка, которую можно использовать как угодно, а потом вышвырнуть.
Я выпил больше, чем хотел и старые раны души раскрылись, точно кровавые цветы. А еще меня не отпускала боль Шиверы. Когда я коснулся ее на эшафоте, то будто заглянул в самую глубину ее души. Соединился с ней и принял на себя ее боль. Та изуродованная эльфийка — это была она, а Адриан сделал из нее демоническую женщину. Зачем?
Все замолчали, когда к столику подошел храмовник. Бело-красный доспех сверкал, и огонь свечей отбрасывал на него темные блики. Вместо пламенного меча и солярного символа, на нагруднике вырезаны столб пламени и сцепленные в замок руки. Одна алая, другая зеленая. Символ единения детей.
— Чужестранец, — сказал он. — Святой Григор хочет видеть тебя в церкви. Желает говорить с тобой, прежде чем ты покинешь Лотеринг.
— Я приду.
Храмовник кивнул, покосился на Леллиану полным презрения взглядом, а затем ушел, не проронив ни слова.
Комментарий к Глава 11. Культ Единения
Так! В следующей главе расскажу больше про культ и его философию, а затем - Рэдклиф.
========== Глава 11. Конец первого Акта. ==========
Представление раззадорило, оживило беженцев. Удивительно, но похоже мое вмешательство не только не вызвало всеобщей ненависти, но и укрепило паству в вере. Двигаясь к церкви, я не мог не удивиться числу переметнувшихся храмовников. Тинае описывала их как опасных фанатиков, наркоманов, с детства выращенных в церкви. Вся их жизнь – служение, защита и охота. Служение церкви, защита магов и от магов и охота на тех, кто из эгоцентричных фантазий о свободе подвергает опасности жизни людей. И эти фанатичные мужики, свято верящие в Создателя и Андрасте, теперь служили демонам-проповедникам. Почему? Я собирался выяснить это.
Как позже выяснилось, убранство церкви осталось неизменным. Культисты заменили лишь знамена, не осквернив и не разрушив статуи Андрасте. Не спалив, как это часто делают секты, священные трактаты. Охраняющие церковь храмовники Единения почтительно поклонились, и позволили войти в зал, где жрица в бело-красной мантии вовсю проповедовала. Я не хотел попадаться ей на глаза, а потому быстро проскользнул мимо двух здоровенных крестьян и вышел в коридорчик. Приближаясь комнате Григора я отчетливо ощущал, как дрожит воздух от переполняющей его магии. Запах озона, едких химикатов и выпивки нарастал, а у дубовой двери с символом церкви так и вовсе резал ноздри. Я постучал и дверь открылась.
- Выходи, есть разговор, - Григор щелчком массивных пальцев раскрыл дверь и я вышел из церкви, оказавшись в комнате заправского вояки. На стенах красовались различные виды оружия, несколько раскрытых шкафов ломились от бутылок с пойлом, а позади пустого стола сияло золотым огнем небольшое закрытое окно. Григор выглядел иначе. На массивном торсе блестела шелковая рубаха, перешитая под уродство. Широкий пояс висел на вешалке, и теперь лишь тонкая белая полоска ремня придерживала штаны. Обуви он не носил.
Проповедник жестом велел мне сесть в кресло и достал из шкафа бутылку.
- Пить будешь? Пойло так себе, но Оглаф гонит неплохой самогон на серой бруснике и меду. Не чета Тевинтерскому, конечно, но пить можно, - уловив мое согласие, проповедник достал два стакана и, сев напротив меня, наполнил их ароматным самогоном. – Адриан тебя опасается. Он хочет, чтобы мы тебя убили .
«Хорошо, что не пригубил, - мрачно подумал я, опуская стакан на стол»
- Не беспокойся, северянин. Если б хотел – убил бы еще на эшафоте. Ты знаешь, а я ведь собирался спасти тебя от Шиверы. Но ты, каким-то чудом, сам справился. Ты пей-пей, - он указал на стакан, затем взял свой и залпом проглотил ароматное пойло. – Акхх, замечательная вещь. Одна из немногих оставшихся мне радостей в жизни.
- Если Адриан приказал меня убить – почему не убиваешь? Он же твой «духовный лидер»?
- Не, я, в отличие от Шиверы, знаю Адриана еще с завоевания Сегерона. Я был капитаном при его армии. Тогда он носил имя Адмирал-магистр Адриан Верлантис. Да-а, старые кошмары. Война! Я вижу ее и в твоих глазах, Томас Аарон. Я уважаю адмирала, но служу лишь Пифии. А Пифия велела не убивать тебя. Ни при каких обстоятельствах.
Я залпом выпил самогон и скривился от жжения в горле. Приятный жар растекся по телу, ударив в голову парами алкоголя. Пойло было что-надо. Почти как Черновересковый мед, только чуть грубее и с неприятным ягодным привкусом. Когда спазм прошел, пришло время вопросов:
- Давай-ка с самого начала. Кто вы, даэдра разорви, такие?
Григор хохотнул, повторно наполняя стаканы.
- Мы – последняя надежда Тедаса на спасение. Ты знаком с Песнью света?
- В общих чертах.
- Значит незнаком. Понятно. Конечно, я не такой великий оратор как Пифия, но попробую объяснить. Суть такая: Создатель отрекся от духов за их несовершенство и невозможность развиваться и творить. А потом он отрекся от смертных, за то, что, обретя способность развиваться и творить мы предпочли ему материальное выражение силы в лице драконов. Одни вечно славили его – он обиделся. Другие его послали куда подальше – он тоже обиделся. Вот и вышло так, что и Тедас и Тень – два мира, населенные брошенными детьми. Духи и даже демоны – наши кровные братья и сестры, ведь их, как и нас, сотворил Создатель.
- А этот ваш Создатель прям дева в брачном возрасте, - хохотнул я.
- Ха! Точно. Помоему, даже у дев брачного возраста голова лучше работает. Наш Создатель прям бог менструального безумия.
- Не очень-то ты уважаешь своего бога, - подметил я, делая крупный глоток. За окном кто-то засмеялся. Голос показался мне знакомым.
- А с чего мне его уважать? Этот кусок дерьма не ответил ни на одну мою молитву! Он вообще никому не отвечает. На кой черт нужен бог, которому без толку поклоняться?
- Но вы поклоняетесь ему? Слушай, Григор. Я никак не пойму ваших взаимоотношений с богами. Там, откуда я пришел…, - я осекся. Опьянение слишком уж развязывало язык, а я не хотел раскрывать потенциальному врагу всех карт.
Григор коварно улыбнулся.
- Не договаривай. Пифия велела не трогать твое прошлое. Она сказала – ты из какого-то Нирна. «Земли богов». Но отвечая на вопросы о себе, скажу так: я – совершенно новое существо. Не человек и не дух. Я – единое целое. То, что ты видишь – сама цель нашей веры. Но мы пока не можем преодолеть мутации. Пока что лишь Адриан смог слиться с духом и не превратится в ассиметричный кусок дерьма. Если хочешь простого ответа, то я - Григор Дрейн, тевинтерец, солдат, проповедник, сопоратти. Приятно познакомиться.
- Откуда Пифия знает такие вещи? – насторожился я. – Кто она, какая-то тевинетерская магистресса?
- О нет. Она оракул. Медиум. Вместилище, и наше самое могучее оружие. К слову об оружии, ее невозможно ранить ни мечом, ни магией. Никак. Вообще.
- Она из богов?
- Нет.
- Тогда не верю, - хмыкнул я. – Всех можно ранить и убить. Если знать, как.
- Видел наших храмовников?
Я кивнул, пригубив самогона.
- Половина их пришла из Гварена – нашей твердыни в Ферелдене. Когда верховная жрица Денерима отправила против нас три сотни храмовников, лишь Пифия встретилась с ними в бою у ворот города. Она победила их всех. Я сам видел, как закаленные лириумом клинки ломались о ее хрупкий стан. Видел, как рыцарь-командор Тариш обрушил на ее голову удар двуручного молота и оружие согнулось, даже не примяв ее волосы. Победив, она всех оставила в живых и после долгих убеждений и проповедей обратила в нашу веру. Они поняли: их ввели в заблуждение. Что Церкви Вал Руайо и Минратоса неверно истолковали Песнь Света. Собственно, они же и помогли нам заткнуть местных храмовников. Кто-то из здешних принял Обет, а кого-то вывесили вдоль дороги. Ты видел их горелые тела, когда въезжал, верно?
***
Григор позволил нам покинуть Лотеринг невредимыми, хоть награда за наши головы и заставила пустить слюну пару десятков ушлых беженцев. Шиверу я не увидел, да и не особо стремился. Что-то подсказывало – ее роль еще будет сыграна в моей судьбе. Вдобавок к припасам, мутант подарил нам своего пленника. Громадного мужика с фиолетовыми зрачками, белыми волосами и пепельной кожей. Он был не в себе, как мне тогда казалось.
И вот наша веселая компания двинулась в путь. Все естество требовало держать путь именно в Гварен. Встретить Пифию, получить ответы на вопросы, найти путь домой. Но я заставил себя следовать первоначальному плану. Я – Серый Страж и есть обязательства, оковы чести, вынуждающие действовать так, а не иначе. Адриан Горгона подождет. Пифия подождет.
Ведь пока что, «Путь меча» ведет на запад. В Рэдклиф.
Комментарий к Глава 11. Конец первого Акта.
Так! Перед вами глава - закругляшка. Вот что будет дальше: Произведение будет дробиться на акты, каждый в своей локации. Примерно так: 1 акт - пролог и посвящение. 2 акт - Рэдклиф. 3 - Башня магов. 4 - Орзамар. 5 - Гварен. 6 - Денерим и финал. Некоторые акты ради эксперимента и охвата большего количества событий будут писаться от третьего лица. К примеру Рэдклиф и Башня магов. Не во всех актах Довакин будет главным героем, но основное острие событий сосредоточится на нем.
Появится ли в фике еще один Довакин из другой вселенной? Возможно. Это будет либо Архимаг Коллегии Дарий “Призрак”, либо Верховная королева - тиран Хела Дрейксдоттир.
А первый акт подошел к концу. Пожелания, критика, срачь за ЛОР - все разрешаю, все приму к сведению. Только прошу без хамства, оскорблений и провокаций.
========== Акт II. Кровавая пророчица ==========
На него было тяжело смотреть. Некая сила острой иглой впивалась в лоб, создавая сверлящую агонию всякий раз, как глаза сталкивались с его взглядом. В комнате Инквизитора дрожали свечи, терзаемые невидимым глазу магическим потоком. Не хотелось дышать — его присутствие давило на грудь, рождало легкий звон в ушах.
— Тебе нездоровится, остроухая? — усмехнулся он. Как будто мог сохранить чувство юмора, став тем, кем он стал. Лавеллан судорожно сглотнула ком и решительно подняла взгляд на «Черного Дракона».
Он не казался ей старым, хоть некогда русые волосы обрели стойкий оттенок серебра. Глубокие морщины испещряли суровое, но не лишенное аристократического изящества лицо. Не носил доспехов, но его длинный камзол черно-бурого цвета с воротником из медвежьей шерсти казался внушительнее многих лат. Но больше поражал меч, свисающий с пояса. Простая, потертая рукоять, гарда со множеством скол. «Черный Дракон» улыбался, от чего горящие багровым пламенем вертикальные зрачки, казалось, сияли ярче обычного.
— Не буду врать, ваше присутствие… сложно выдерживать, Довакин. У меня нет опыта общения с богами.
— Я не бог, — усмехнулся Томас Аарон и, устало вздохнув, опустился в кресло напротив.
«Значит, хотя бы ноги у тебя устают, — с легким облегчением подумала Сальма»
— На самом деле есть лишь один бог: Создатель. А я — всего лишь человек, обладающий… — Довакин замялся, пытаясь подобрать нужное слово. — Способностями.
— Мне бы такие способности — горя бы не знала, — хохотнула Лавеллан.
— Бойся своих желаний, остроухая, — хмуро ответил тот.
— Ага. Довакин, вы, должно быть знаете: мы столкнулись с… существом. Адриан Горгона…
— И? Вы хотите, чтобы я выследил и убил его? Не получится. Я пытался и не раз. Не думаю, что в известных мирах отыщется оружие, способное уничтожить создание… его уровня. Уничтожить то, чем он стал не под силу обитателям материальных миров.
— Довакин…
— Зови меня Томас, милая.
— Томас… Мир в опасности. Адриан присягнул Корифею и…
Довакин загоготал, обескуражив Инквизитора. Смех не был поддельным. Раскаты богатырского хохота казались оглушающими в пожирающей покои тишине. На уголках глаз бога войны выступили слезы, он покраснел, с трудом подавляя хохот. Лавеллан прикусила язык, сдерживая раздражение. Все слишком сложно во всем, что касается этого посланца иных миров и его визави. В каждом донесении, в каждой легенде о великих героях «Пятого Мора» есть слова об Адриане «Кровавом Ангеле» и «Черном Драконе» Ферелдена, но эти кабацкие легенды полнились ложью. Мифы, и лишь этот пугающе могущественный, но все же человек, знал истину.
— Присягнул… Создатель и Даэдра, большей чуши я в жизни не слышал. Если Адриан и «присягал» порождению тьмы, то лишь для достижения собственных целей.
— Каких?
— Каких? Что значит «каких»? — искренне удивился Довакин. — Разве вы ничего не знаете?
Лавеллан покачала головой. Ей не нравилось куда все идет, но желая докопаться до правды любой ценой, она прикусила язык.
— Адриан желает того же, чего и всегда. Кажется, события в Гварене должны были четко обозначить направление его мысли. У вас должно быть полное досье о тех событиях.
— У нас его нет, — отрезала Инквизитор. — Архив Искателей был уничтожен, свидетели допроса причастных мертвы.
— То есть, никто в Инквизиции не знает, что случилось в Гварене?! — изумился Довакин. — Неужели?
— Нет.
— Обвисшие сиськи Боэтии, да что вы вообще обо мне знаете? Что вы знаете о нем? О тех событиях?
— Только описания подвигов королевы Анны «Великой» авторства Фердинанда Дженитиви. И в них, разумеется, ни слова о «Гваренской ереси» и «Святой Пифии». И… и еще у нас есть ваши мемуары.
Лавеллан достала из стола увесистую книгу в кожаной обертке, с причудливым рисунком дракона. Довакин поднял бровь и, приняв книгу из ее рук принялся листать старые, пожелтевшие страницы. Взгляд его вспыхивал и тускнел, на холодном, точно высеченном в граните лице проступали отголоски тяжелых переживаний.
— Мариан… я просил тебя ее сжечь, — прошептал он себе под нос. — Дура.
— Это только первый том, — добавила Лавеллан. — Другие мы не нашли.
— Потому что их не было, — хмыкнул Довакин и резко захлопнул книгу. — Я не перенес на бумагу последующие события. И хорошо, что вам ничего не известно. Истина о том, что произошло в Гварене — не для посторонних ушей, Инквизитор. Это дело касается лишь меня, Адриана и «Пифии».
— Вот тут вы сильно ошибаетесь, Довакин, — резко ответила Инквизитор, вставая из-за стола. Черно-серебряная мантия с изображением глаза отбрасывала причудливые тени в свете свечей. Густой мрак оттенял прекрасное лицо эльфийки, делая его старым и измученным. То, что скрывала фарфоровая маска эльфийской внешности — обнаружила тьма. Лавеллан обернулась и впилась взглядом в бога войны. — Адриан — наш враг. Какими бы ни были его мотивы, чем бы он ни был — он угроза. Я должна знать о нем все. Я должна знать все о «Культе пламенного обета» и «Пифии». Я должна знать, что случилось в Гварене, Довакин! Я должна. И вы мне все расскажете.
Бог войны мрачно хмыкнул и уставился перед собой, будто пронзая взглядом одну, видимую лишь ему точку. Казалось, воспоминания терзают его, прорываясь из глубин памяти.
— Вам не понравится то, что вы услышите, Инквизитор. Но я уважу вашу просьбу. Но, перед тем, как я все вам расскажу, вынужден задать вам вопрос.
— Вся в внимании.
— Вы «действительно» хотите знать всю правду? Вы эльф и некоторые вещи в этой истории вас оскорбят.
— Меня трудно оскорбить, — усмехнулась Сальма. — И я хочу услышать все.
Довакин глубоко вдохнул и, откинувшись в кресле сложил пальцы домиком.
— В таком случае вам стоит присесть и распорядиться принести нам горячий чай и чего-нибудь сладкого. История будет очень долгой. Гварен, там все началось. Девять лет назад мы вышли из Лотеринга и разделили отряд. Анна, Лилиана и Алистер двинулись в Радклиф. Я, Морриган и Стен — в Гварен.
— Разве не разумнее было держаться вместе? — удивленно спросила Инквизитор, опускаясь в кресло. Щелчком пальцев она подала сигнал слугам, и уже через пару мгновений суетные эльфы хлопотали о приготовлении чая и «Орлесианских пряников».
— Время поджимало. На нас наседали войска Логейна, мы не знали с чего начать и застряв в одном месте, могли похоронить надежды мира на спасение. Нам пришлось разделиться. Это было верным решением. Я двинулся в Гварен, чтобы просить Пифию помочь одолеть Мор. Готовясь найти по прибытию обращенную в ересь армию храмовников. Обезумевших от демонической магии одержимых и затравленных жителей. Безумных фанатиков, сновавших по городским улицам с факелами и вилами. Но то, что мы там обнаружили, с чем столкнулись… даже я не мог предвидеть подобное. Многие считают, что судьбу мира мы решили в Денериме, когда я, Анна и рыцари короля сразили УрТемИеля. Но это заблуждение. По-настоящему судьба Ферелдена, и всего мира решилась там. Под кровавыми знаменами «Пифии».
Комментарий к Акт II. Кровавая пророчица
Так! Я боялся, я боялся, но, наконец, при поддержке товарища Дара таки решился! Я начинаю новый акт так, как изначально его и задумывал. Прошло очень много времени и я детально проработал сюжет. Дальнейшие события являются скорее спин-оффом каноничной истории Серого Стража. В этом акте Томасу Аарону предстоит столкнуться с чудовищной “Пифией”, госпожой тысячи демонов. Выяснить, что на самом деле случилось с армией церковных карателей. Сразиться с генералом порождений тьмы, таинственным Мудрецом. Раскрыть тайну происхождения Адриана Горгоны и прикоснуться к величайшей загадке Тедаса: исчезновению Арлатана.
Демоны, магия крови, обезумевшие фанатики, порождения тьмы и пыльные эльфийские тайны. Пусть Анна Кусланд борется с нечистью Радклифа и одержимыми в башне Магов. Довакину предстоит куда более сложный бой.
========== Глава 1. Умирающие земли ==========
Я всегда ненавидел позднюю осень. Она везде одинаково уныла. Безликий, мрачный драугр, одетый в темное золото, сжимающий высокий и потрёпанный штандарт. А на нем: издевательски яркий герб — погибель природы. Помню, один поэт в Солитьюде посветил осени целую поэму. И что он плел? Про багрянец и золото, про пылающие леса, про косяки птиц, рассекающих облака. Возвышенная чушь устами того, кто смотрел на осень из-за мутноватого стекла Коллегии и предавался мечтам о мире за стенами. Но те, кто этот мир знал, видели осень иной. Настоящей.
Я устало поднял взгляд на небо. Гранит серых облаков нависал над плоскогорьем, точно одеяло богов, сотканное из всех печалей мира. Саван над умирающей землей. Я поежился, предчувствуя скорый ливень. Порыв холодного ветра шумел в кронах древ, завывал и приносил запах, перебивающий хвою.
— Дело в чем? — донесся хмурый голос Морриган. — На тебе лица нет.
— Моровое поветрие, — ответил я, указывая на небо. — ветер гонит тучи с Земель Кокари. Нам нужно скорее найти укрытие.
Дождь… дождь разносит заразу. На десятки миль севернее Лотеринга уже прошли холодные дожди, и на пожухлой траве показались красные жилки. Мы шли через разоренный край, истоптанный беженцами, опаленный пламенем отступающей армии. То тут то там вырастали печальные остовы поместий и деревень. Пустые глазницы хибар в сером свете осени — они смотрели на нас с надеждой опознать хозяев. Но напрасно. Едва ли старые владельцы вернутся на эту землю в ближайшие десятилетия.
— Страж, — подал голос Стен и указал на маленькую сопку, покрытую редким, лишенным листвы леском. Я пригляделся и заметил несколько уныло пасущихся лошадей. Оседланных, но не привязанных.
Ладонь коснулась рукояти «Северного сияния», и клинок с тихим скрежетом выскользнул из ножен. В тусклом свете лезвие не горело, а уродливые следы ржавчины на эфесе били в глаза. Клинок в ножнах ржавел, но у меня не было жира его смазать.
Стен мрачно кивнул и снял со спины массивный двуручный топор. Сказать по правде, это оружие делало великана еще внушительнее. Белые волосы, серая кожа, пурпурные зрачки и лицо, требующее булыжника. Даэдра, такому только секирами махать!
— В чем дело? — встревожилась Морриган, хватаясь за посох.
— Эти лошади лишились седоков, — пояснил я, указывая на животных.
Приблизились медленно, всматриваясь в каждый куст, вслушиваясь в каждый шорох. Не буду врать, даже я испытывал легкий страх, предчувствуя возможное появление крикунов. Позволь им застать тебя врасплох — умрешь раньше, чем успеешь обнажить меч. Лошади не несли на себе следов скверны и паслись спокойно, но мы не могли позволить себе потерять бдительность. Ударные силы Логейна покинули плоскогорье, скрывшись за высокими стенами укреплений и фортов. Эта земля осталась без защитников и пала в алчные объятия Мора. Враг везде — стоить усвоить это, чтобы выжить.
Но страхи оказались напрасны. Порождения тьмы не поджидали в засаде и лошади, удивленно уставившись на нас большими, добрыми глазами, не стали сопротивляться новым хозяевам. Их седла блестели новизной, резко воняла недавно выделанная кожа, сверкали серебряные бляшки. Животные богатых землевладельцев. Тех, чью ферму мы вскоре и обнаружили.
Большой дом в тени леса — и полностью заброшенный. Ни следов скота, ни крика кур, не бойких и хлопотных голосов крестьян. Мертвое поместье, покинутое хозяевами, ждало гостей.
— Давайте продолжим путь, — мрачно сказала Морриган. — Мне место это не по нраву. Пахнет здесь скверной, смертью и дерьмом.
— Согласен, — как всегда кратко и грубо поддержал ее Стен. — Дурное место.
— Ведьма и двухметровый громила боятся нечисти и вурдалаков? — хохотнул я, глядя на спутников с легким вызовом. А затем поднял взгляд на небо и обратил их внимание на тучи. Еще час и мир погрузится в непроглядную черноту. Не гранит — уголь навис над нами, готовясь щедро окатить крупными каплями ядовитого дождя. Намек поняли. Стен хмыкнул, Морриган раздраженно вздохнула и кивнула в сторону поместья, приглашая нас, воинов, стать его первыми гостями. — Мы справимся со всем, что может поджидать в этом доме.
— А если поджидает… сам дом? — ехидно хмыкнула Морриган. — Я знаю такие проклятия.
Я ухмыльнулся, но мысленно вознес молитву Аркею об избавлении от гостей из могилы. Не знаю, действуют ли в этом мире такие заклинания, но это и не важно. Их действенность и в Нирне стояла под вопросом. Просто человеку комфортнее окунаться в Обливион с надеждой на помощь высших сил.
— Значит разберем на дрова. Но, — я пустил коня в сторону усадьбы, крепко сжимая рукоять «Северного сияния».
Чем ближе подбирались, тем отчетливее чувствовался трупный запах и тем сильнее нервничала лошадь. У самых дверей я соскочил с коня, морщась от сильной изжоги. Будто выпитая кровь порождения тьмы пыталась прожечь дыру в кишках. Клинок приятно утяжелял руку, в груди нехотя пробуждался спящий дракон.
— Я иду вперед. Стен — за мной, дистанция пять шагов. Морриган… Морриган?
— А? — встрепенулась ведьма. — Слышу я тебя. Просто показалось, будто слышала чьи-то стоны.
— Тебе не показалось, — хмуро буркнул Стен, крепче сжимая древко секиры.
Я глубоко вдохнул и, поборов страх, вошел в поместье. В лицо сразу же ударило спертое зловоние, запах многодневного разложения — слишком резкий после ароматов природы, едва не согнул пополам. Я стиснул зубы и двинулся по темным коридорам, вдоль потрёпанных стен с массивными, почерневшими пятнами крови.
Кровь повсюду, будто еще вчера здесь работала городская скотобойня. На перилах деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, виднелись сколы от оружия. Щепки присохли к крови, став насмешливой пародией на рассыпанные семечки. Прихожая осталась позади, мы вышли в большой зал, где прежний хозяин наверняка часто принимал гостей. Я остановился в центре и позволил себе осмотреться. Разбитая мебель, потухший костер в центре, поваленные столы и гнилая пища, разбросанная на полу. И кровь. Много крови.
— Ни одного тела, — хмуро подметил Стен.
— Тьмы порождениятела всегда уносят. Кроме тех, что видом мерзким должны в сердца врагов кошмар вселить.
Изжога усиливалась, я чувствовал, как тихо ревет дракон в груди. И вдруг я понял, в чем тут дело. Страх сменился рычащим драконом, изжога растеклась пламенем по крови.
— Они под нами. Из-Слен!
Дракон вырвался и воздух зазвенел от обжигающего холода. Поток чистого холода ударил в дощатый пол и, через миг мы уже стояли на корке прочного льда. Полы затрещали, по ушам хлестанул яростный вопль, сменившийся стуком лязгом о лед. Я опустил взгляд и увидел, как доски под ногами пробивают черные наконечники уродливых копий. Еще бы пара мгновений, и они насадили бы нас как лягушек на бамбук.
— Отходим! — закричал я. Но не тут-то было. Пятак льда уберег нас, но крик оказался слишком слаб, чтобы закрыть все полы гостевого зала. Доски с оглушительным треском вырвались и, в фонтане опилок и щепок показались первые глаза, налившиеся кровью. Сверкнули когти, блеснула в свете умирающего солнца бледно-синяя кожа.
«Вурдалаки, — подумал я, вставая в боевую стойку. — И, скорее всего гарлоки»
Тварь рванулась на меня с диким визгом. Клинок описал дугу и, с гулом рассекая воздух впился туда, откуда шел вопль. В меня ударило зловоние скверны, фонтан крови хлестанул по лицу. За спиной вспыхнула молния, наполняя зал белым огнем, высвечивая десятки безумных, прожорливых глаз.
— В очередь, твари! — хохотнул я, и через миг вся орава моровых ублюдков бросилась на нас. «Северное сияние» танцевал, рассекая темные силуэты, изредка озаряемы вспышками грозы. Во тьме лезвие било в тщедушные тела, выгрызая веера черной крови, обезглавливая, отсекая конечности под музыку ужаса. Сердце бешено колотилось, я еле ушел от сверкнувших перед лицом когтей и ударил наотмашь, разрубая вурдалака напополам.
Стен молчал, раздавая могучие удары как умирающий богач милостыню. Он не улыбался, сохраняя абсолютное спокойствие льва, осознающего свою победу. Вудралаки бросались на нас волнами, с визгами и яростью бешеных псов, но, когда я отсек голову очередной твари и молния Морриган вновь озарила зал, мне показалось, порождения тьмы чуть побаиваются секиры Стена. Они куда решительнее кидались на меня, от чего гора трупов рядом росла как гриб после дождя.
— Получай! — крикнула Морриган, и по глазам ударила синеватая вспышка. Генлок с копьем напрасно надеялся, что низкий рост спасет ему жизнь. Стрела магии впилась в него, превратив в летящий факел. Визжащее чудище врезалось в окно и вышибло стекло, впустив порывы ветра.
Все кончилось так же внезапно, как и началось. Ярость боя захватила меня, я упивался истреблением порождений тьмы, бросаясь на них с одуряющей яростью. Клинок высекал веера черной крови, и я чувствовал ее приятные касания на коже. И, лишь проломив сапогом грудину последнего вурдалака смог обуздать ярость.
— Отлично, — довольно буркнул Стен, добивая последнего врага.
— Это все? — судорожно дыша спросила Морриган. Я обернулся на нее и не смог сдержать улыбки. На лице и животе кровь врагов, волосы слиплись, в дрожащей руке полупустая склянка с зельем маны. — Что ты так смотришь на меня?
— Ты напомнила мне Дж’зарго, — хохотнул я.
— Не знаю, благодарить или оскорбиться, — хмыкнула она. — Полагаю, его ты тоже заводил в засаду?
— Постоянно.
Я сосредоточился на чувствах. Изжога полностью исчезла, уступив место приятному умиротворению. Воняло страшно, но это запах поверженного врага. Живых порождений тьмы не осталось.
— Уходить надо, сейчас же. Немедля. Пока сородичи их не пронюхали о резне и отомстить не пожелали, Том.
— Нет. Надо ждать здесь. Развести огонь. Окопаться. Забаррикадировать окна и ждать врага.
Пришлось согласиться со Стеном. Я бросил хмурый взгляд в разбитое окно, где в наступающей тьме уже падали первые крупные капли морового дождя. Клинок с тихим скрежетом вернулся в ножны, покрываться ржавчиной.
После мы осмотрели мертвых и поняли, что ошиблись. Среди них не было ни генлоков, ни гарлоков. Все павшие были людьми, пораженными скверной. Среди них — самый обезображенный — носил доспехи королевской армии. Молодой солдат бежал из-под Остагара домой, к семье, жене и деткам. И принес с собой моровую чуму, превратившую всех в монстров. При виде почерневших, скрюченных тел даже Стену, казалось, стало не по себе.
***
— Не понимаю я, как к магам в вашем мире относится народ? Говоришь ты противоречиво. Не понятно.
— Потому что так и относятся, Морри. Противоречиво и непонятно.
Да уж, иногда я поражаюсь тому, как легко человек привыкает к тяжелым условиям жизни. Ни холод, ни голод, ни зловоние не способны сломить тело, если воля сильна. Спустя пару часов мы перестали чувствовать вонь. Ярко горел костер, и черный дым от пылающих досок поднимался вверх, выходил в окна, щипал нам глаза. Пламя было единственным источником света и, даже не будь за окном беспросветной черноты, окна мы все равно заколотили намертво.
Стен спал первый, облокотившись спиной о стену и сжимая в руках секиру, точно младенца. Мы с Морриган сидели у огня и пытались прогнать сон пространными разговорами ни о чем.
— Ты говоришь, что в твоем мире все маги, — Морриган чуть пододвинулась. — Значит и ты — маг?
— Да, — честно признался я. — Нельзя быть рыцарем-бретонцем и не быть магом. Только… все маги разные. Кто-то сильнее, с лучшим образованием и артефактами, а кто-то только и способен, что кружку на пару дюймов силой мысли подвинуть. Но любой, в теории, может стать боевым чародеем и метать молниями.
— Знаешь, а мне бы твой мир понравился, — улыбнулась Морриган, медленно моргая. — Мать моя — могущественная ведьма, но даже она была вынуждена изучать искусство таясь и прячась по кустам, лесам и болотам. В окружении книг и брата ученого, могущество безмерное я… тьфу, — Морриган раздраженно закатила глаза. — Ненавижу этот белый слог. Ты понял, что я имела ввиду?
— Ты же вроде говорила, что любишь болота? — удивленно спросил я.
— Когда я такого говорила? Я люблю оборачиваться зверьми, дабы постичь природы таинства. Болота я люблю, как любит обездоленный нищий оборванец лачугу свою. Как дом единственно возможный — да, но дай дворец и на перинах мягких сладостно усну и сожаления не будет. Никакого.
— Расстрою тебя, ведьмочка. В моем мире ты бы не поднялась выше служанки или уборщицы в академии какого-нибудь далекого приграничного города-королевства. И то, если бы повезло.
Морриган нахмурилась.
— Почему же?
— Когда магией владеют все, она не является привилегией сама по себе. Чтобы стать по-настоящему могущественным чародеем, нужно родиться принцем одного из королевств. А лучше носить родовое имя Диренни. Ты слишком стара, чтобы стать женой могущественного лорда. Не бесись, там возраст невест не старше пятнадцати. И слишком бедна, чтобы заплатить даже за один сезон обучения в Академии Даггерфола. Так что, участь твоя была бы куда хуже, чем здесь.
— Меня бы не преследовали храмовники, за то кто я есть.
— Я знал несколько храмовников. Вполне приличные люди.
— Толпы дегенератов, одуревших от лириума, похоти и страха. Выстроившие тюрьмы и с пеленок приучают к рабскому служению и ненависти к себе одаренных в магии. Девки в платьях орут лживую, переписанную тысячу раз песенку и благословляют на расправу над тем, кто в свободе мысли своей посмел коснутся нового. Мерзость. И они, и раболепствующие им маги.
— Тебя преследовали?
— Конечно, — удивилась вопросу Морриган. — Иногда мама превращала это в игру. Девочка бегала в тумане, о помощи моля. И тем в трясину заводила убийц и палачей. А после любовалась, глядя как болото пожирает их.
«Ворожея, — вдруг подумал я, вспоминая чудовищ Предела. — Есть пропасть между наукой и изуверством. Интересно, приняла бы ты облик тех ведьм, пообещай тебе даэдра их могущество?»
Я поднял дощечку и кинул в костер, любуясь танцем белесого дыма. Голодное пламя с треском принялось уплетать дрова и гостевой зал стал светлее. Все еще выл ветер и дождь барабанил по крыше.
— И ты их не жалела? — спросил я после небольшой паузы.
— Некоторых — да. За что по шее получала от матери моей, — Морриган помрачнела. — Да, Том. Некоторых я, девочкой, жалела. Но вот они нас не жалели никогда.
Вновь воцарилось молчание, полное шума дождя и треска деревяшек в костре. Морриган устало зевнула и подняла на меня прищуренный взгляд.
— Ну, а ты?
— Что я?
— Почему ты, маг, не творишь магию? Заклинания бы нам очень помогли.
— У меня есть туум.
— Это не ответ.
— Мне, Морри, не посчастливилось родиться под звездой Атронаха.
— И что это значит?
— Рожденные под звездой Атронаха способны творить могущественные заклинания, но и запас магической энергии не восполним.
— Но это не единственная причина, так ведь? — спросила Морриган. — Когда о практиках запретных я сказала, ты с пониманием в глазах кивал. И к оборотничеству не видела в глазах презрения.
Я улыбнулся, хоть и почувствовал сильный дискомфорт от поднимаемой темы. Кошмары моего прошлого, причины, отвернувшие меня от магии, касаются только меня. Так легко было просто закончить разговор. Прикинуться «таинственный черным рыцарем». Вот только меня тоже интересовала информация о матери Морриган. Старая Флемет знает куда больше, чем говорит. Она почти наверняка знает, как мне вернуться в Нирн. Но скрывает. В неведении ли ее дочь? Я хотел это проверить. Но, если укрыться черным плащом, она ведь тоже может поступить так же. Выдержав паузу, я ответил:
— Нет, не единственная.
— Расскажешь?
— Позже. Когда будем провожать сумерки в таверне, а не в гнилой норе порождений тьмы.
— Ловлю на слове тебя, — хихикнула Морриган.
«Ластится. Строит глазки, — подумал я, улыбнувшись»
Женщины обожают таинственных и опасных парней. Тех, кто сильно выделяется из общего фона. Я был для нее диковинкой, странным чужаком, наделенным огромной силой. Ну, а я смотрел на ее еле прикрытые обвязками прелести и старался думать о кишках порождения тьмы. Потому как хотелось выйти по нужде, а встав, сразу станет заметен мой интерес. Что тут скажешь? В походе остро не хватает женского тепла, а страх смерти возбуждает безумную страсть. Наверное, поэтому многие норды тащили на войну жен.
Морриган вздрогнула и похлопала себя по щекам. Сон сильно давил на нее, и никакая магия не способна взбодрить разум, истощенный чтением боевых заклятий после шестичасового перехода.
— Морриган.
— М-м?
— Ложись спать. Я покараулю один.
— Как хочешь, — с готовностью согласилась она.
Нам предстоит долгий путь. Я смотрел, как она посапывает в шкурах, как медленно вздымается могучая грудь Стена, слушал завывания ветра и бой капель о мутные стекла. Гварен — цитадель малефикаров Адриана. Наймиты чудовища, убившего Тину. Победившего меня, пусть и в неравной схватке. И я шел договариваться с ними.
Комментарий к Глава 1. Умирающие земли
Так! Глава не очень большая, но для разгона сюжета надо было обозначить героев и некоторые детали. Следующая будет больше.
========== Глава 2. Распятый храмовник ==========
Знакомый вор говорил мне, когда мы пили в Пчеле и жале:
— Том, если дело доходит до сбора информации, всегда спрашивай троих.
— Почему троих? — спросил я, рыгнув.
Дверь отворилась, и вместе с порывом свежего воздуха в трактир влетел данмер в желтом. Горящие глаза, широкие ноздри, нервная жестикуляция. Жрец.
«Сукин сын»
— Послушайте же, пропоицы, учение Мары! Я…
— Головка от фонаря, — буркнул вор. — Чего им, проповедникам в храме не сидится.
Я хмыкнул, внутренне наслаждаясь нарастающим гомоном недовольства. Кирава что-то закричала, размахивая руками, но вышибалы и не шелохнулись. Еще бы, кто поднимет руку на служителя Мары? К тому же, вышибалы лучше меня знали: жрец становится весьма пылок в проповедях, когда Кирава отказывается давать тому скидки на эль и шлюх.
— На чем я…? На чем я остановился?
— Ты говорил про троих, — напомнил я, щелчком пальца подзывая кабацкую девку.
— Троих, да. Двуногим свойственно привирать и приукрашивать. Не специально, так уж мы устроены. Вот, к примеру наша таверна. Пьяница опишет ее как дворец, а священник как уродливый, покосившийся вертеп. И первый и второй одинаково соврут. НО, и первый и второй при этом будут правы.
— А третий не соврет?
— Соврет, но по его вранью можно осудить слова первых двух и составить общую картину. От реальной далекую, но уже не настолько.
— Ясно, — буркнул я, глядя на филей шлюхи.
— Нихрена тебе не ясно, — хохотнул вор. — По этому мы тебя и не звали в гильдию. Ты прекрасный боец, громила, но для тонкой работы не годишься. А громил у нас и так предостаточно.
— Вы не взяли меня в гильдию, потому что мне не по душе шастать по ночам и лезть в чужие дома. О чем я сразу и сказал.
— А мне разве по душе? — засмеялся вор. — Я мошенник, мое дело продать пузырек мочи как зелье или клячу как боевого коня. Не всем домушничать, знаешь ли.
Я тогда посмеялся, но после осознал истинность его слов. Все мои знания о Гварене и окрестных землях исходили из рассказов купца Богдана. Он описывал цветущие луга, теплый ветер и изумрудные кроны. Длинную каменую дорогу, полузаросшую травой и множество вырастающих из земли остовов — печальные следы погибшей цивилизации. Все это давно кануло в лету, сметенное безжалостной осенью и моровым дождем.
Мы ехали через темный и пожелтевший край, под низкими тучами, мимо печальных руин, в Гварен. Но прежде чем достигли его, наткнулись на Соломона.
— А вы не очень то разговорчивы, — хмыкнула Морриган. — Кажется, скучать я начинаю по обществу трепачей и нытиков.
Стен неодобрительно фыркнул.
— Воины вообще не особо разговорчивы, Морриган, — ответил я.
— И всю дорогу вы молчание храните? Не треплетесь о всяком, не обсуждаете жен, не хвалитесь победами? Не верю я.
Я не нашел что ответить. Она, конечно, была права. Разговор помогает в пути, особенно если впереди тяжелый бой. Мы говорим о старых друзьях, прошлых победах, о женах и детях, о шлюхах, что брали до марша. Обо всем, кроме того что ждет впереди. Посторонним это кажется странным, но таковы воины. Сейчас же я хранил мрачное молчание, во многом из-за Стена.
Я не понимал его. Не понимал его простой, но странной философии. Его взгляда на войну и мир, на труд и развлечения. В войне он не был человеком или мером — буйным и отчаянным, играющим с судьбой. Он не напивался перед схваткой, не возносил молитвы богам, не ревел в бою, изрыгая проклятья. Он словно двемерский центурион, исполнял заложенные хозяином функции. Свою роль машины убийства. О чем мне с ним говорить? Какие истории мы могли бы рассказывать друг другу? Какие песни могли бы петь?
— Ты слишком жестока к Алистеру, — сказал я, стараясь нарушить и впрямь тягостное молчание.
— Неужели? Разве достойно для мужчины так стенать и руки заламывать? Не лучше ли почтить память врага убивая жестоко?
— Не лучше. Есть время для мщения, есть время для скорби. Чрезмерная ярость может сыграть в бою злую шутку. Не стоит пренебрегать скорбью по…
— Это не имеет смысла, — вдруг сказал
Стен.
Мы с Морриган удивленно покосились на него, ожидая что он продолжит, но, вместо этого тот лишь хмыкнул.
— Что не имеет смысла?
— Скорбь, — ответил он. — Стенания по мертвым. Почести трупам. Молитвы и песнопения. Все бессмысленно.
— О, неверояный прорыв словесный! — воскликнула Морриган.
— Объясни почему, — заинтересовался я.
— Умирая, кунари умирает. Его больше нет и мертвое тело, лишенное разума, не может ни слышать, ни мыслить, ни чувствовать. Это просто кусок гниющего мяса. Оно не нуждается ни в похоронах, ни в почестях.
— А загробный мир? — спросил я.
— Нет никаких загробных миров, Страж. Есть только один мир, а за ним — ничто.
— Едва ли это так. По крайней мере один загробный мир я видел собственными глазами. Совнгард. Но это посмертие Нирна. У нас там все иначе.
— Опиши! — встряла Морриган.
— Я помню немногое. Был там не в себе. Помню лишь немыслимые небеса, бесконечно громадный пиршественный зал и хоровое пение. Души павших вечно пируют и дерутся, пока Шор не позовет их на последнюю битву.
«Против Пожирателя мира»
— Впечталяет, — хохотнула Морриган. — И что надо сделать, чтобы туда попасть?
— Достойно умереть в бою. И не важно, вор ты или маг. «Встретишь отважно достойную смерть и Тсун пропустит тебя по Мосту Китовой кости»
— Хороший загробный мир, — хмыкнул Стен.
— Эльфы считают иначе…
Я осекся, заметив на холме черный столб. Над ним осторожно кружили стервятники, будто бы не решаясь опуститься ниже.
— Там человек, — сказала Морриган. — На столбе.
Не ответил, лишь ускорив ход. И вскоре слова колдуньи подтвердились. Я остановился, удивленно рассматривая место изощренной казни. Высокий черный крест, вбитый в землю, связанный веревками человек, окровавленный и жалкий, несмотря на могучее телосложение. И гриф на земле, с перекушеным горлом.
Стен и Морриган поровнялись со мной и подняли взгляды на казненного.
— Распятие, — буркнул Стен. — Смерть предателей. Тевинтерская казнь. На Сегероне так казнят дезертиров.
— Этот гриф, — я кивнул на птицу. — Он перекусил ему глотку когда тот пытался выклевать глаза. Этот парень не хотел умирать.
Вдруг казненый застонал и медленно поднял на нас взгляд.
Покрасневшие, налитые кровью глаза впились в меня, будто прожигая насквозь. Но я не дрогнул.
— Тевинтерская мразь, — прохрипел он. — Пришел полюбоваться?
— Кто ты? — спросил я.
— Тот кто драл твою мать в задницу, ублюдок.
— Не додрал, она жаловалась, — хохотнул я. Проклятия и оскорбления умирающего казненного не способны прогневать. Разве что совсем уж тщеславных ублюдков. А этот парень был на волосок от смерти.
— Это храмовник, — фыркнула Морриган. — Видишь у него на плече татуировку?
Я кивнул, заметив едва различимый за свернувшимися пятнами крови пылающий меч ордена. А под ним надпись на древне ферелденском:
«Магия должна служить человеку, а не человек магии»
Перевод был несколько глубже, но Тина, смеясь, советовала воспринимать именно так. Я вдруг вспомнил ее лицо, свет в ее глазах и воспоминания о горящем замке ворвались в голову. Крики умирающих, алая пляска магии крови и мой враг, Адриан, не уступающий в скорости. Я не задумывался, как человек может быть настолько быстрым.
«Он не человек, болван. Давно пора бы это понять!»
— Пусть себе висит, — усмехнулась Морриган. — Поделом.
Но мне нужны были сведения. Через полчаса я должен прибыть в Гварен и мне очень не хотелось действовать в слепую. Потому я, игнорируя надувшуюся Морриган, приказал Стену разрубить веревки и освободить храмовника. Но прежде чем он смог говорить прошло несколько часов.
Мы сидели у костра, доедая остатки солонины. Сырые дрова источали едкий красноватый дым, пахло гнилью и свернувшейся кровью, а холодный ветер с каждым новым порывом противно заползал под одежду. Морриган молчала, бросая на меня враждебные взгляды. Стен хмуро точил топор, а освобожденный храмовник сидел у кромки пламени и не отрывая глаз следил за пляской огня. Он казался немного младше меня, хоть пережитые муки и оставили метки на его лице. Волосы поседели почти до белизны, моршины иссекли суровый профиль, тускло-зеленые глаза поблескивали в свете огня. Его звали Соломон Денеримский. Рыцарь-капитан.
— Прости, что оскорбил твою мать, — хрипло сказал он. — Я принял тебя за одного из этих ублюдков. Венатори.
— И как храмовник позволил схватить себя? — ядовито спросила Морриган. — Привычка красть детей и избивать безоружных подвела?
— Закрой рот, ведьма, — холодно прохрипел он. — И благодари Создателя что сама не встретилась с ними.
— Так значит это правда? — спросил я. — Пифия и ее воины победили армию храмовников?
Неожиданно Сломон захохотал. Сдавленно, болезненно, со слезами на глазах. Даже Стен удивленно обернулся, услышав этот безумный смех.
— Это… это они так сказали, да? Предатели?
— Так сказали Лотерингские храмовники, — ответила Морриган.
— Лживые ублюдки скажут что угодно, для спасения своей шкуры. Все это ложь, — простонал Соломон, падая на бок. — Все ложь. Не было никакой битвы с Пифией. Почти никто из нас ее не видел. Ни саму, ни ее демонов. Только шайку предателей допустили к ней. Будь они прокляты!
— Если все ложь, то в чем же правда, храмовник? Ведь факты говорят о том, что четыре сотни храмовников атаковали Гварен и были разбиты.
— Это ложь, — буркнул он. — Правда в том, что из Денерима вышло пять с половиной сотен всадников Церкви. Правда в том, что до стен Гварена дошло тридцать два израненных, обессиленных и окровавленных воина. Всего… тридцать… два.
Соломон замолк, повисло давящее молчание. Ветер усиливался и горизонт окрасился в кроваво-красные тона. Я не хотел пережидать ночь в поле, опасаясь попасть под моровой дождь. Но раз Соломон сумел выжить, то и нам опасаться нечего. По крайней мере я расчитывал на это.
— Что случилось с армией?
— Они зовут его Мудрецом, — прошептал Соломон. — Он рыщет, ищет что-то в этих лесах. Мы не знали. Мы поверили Логейну. И все погибли. Мои братья, сестры, мой сын… все. А кто не погиб либо стал предателем, либо умер на кресте.
— Расскажи мне все, — мрачно потребовал я.
Морриган подалась вперед, Стен прекратил точить секиру и тоже навострил заостренные уши. Краткий миг тишины сменился болезненным кашлем, а затем он заговорил.
***
Мы много не знали, Страж. Но того, что сказала преподобная мать, хватило, чтобы распалить нашу ярость. Я стоял в строю у великого Денеримского храма, и задыхался от злобы, слушая возвышенные речи жрицы.
Сектанты, поругатели Создателя, захватили Гварен. Священный город, каменную крепость, выстроенную людьми и гномами в незапамятные времена. Место, где тейрн Логейн получил свой титул. Откуда в бой шли армии повстанцев. Второй город Ферелдена. Речь была что надо. Нам нетерпелось в бой. Нетерпелось так, что рыцарь-командор Тариш решил не идти по тракту.
Ты ведь знаешь, есть только один путь в Гварен. Это дорога от Лотеринга, с переправой через реку Брес, прозванную «Брессилианским проходом». Но путь по реке был слишком долог, у нас не было нужного числа кораблей. А Тариш не хотел терять драгоценные дни. Никто из нас не хотел ждать. И тогда мы пошли через лес Брессилиан. Проклятый, изувеченный магией.
Мы — храмовники! Мы способны выжигать магию одним своим присутствием. Духи и демоны в ужасе бегут при виде нас. Лес боялся наших мечей и первые сутки марша прошли без единой заминки. Мы скакали сквозь изумрудную, древнюю стену, сквозь руины, поросшие мхом. И не слышали ни шороха, ни пения птиц. Всю дорогу лес хранил мрачное молчание. Будто знал, что нас ждет. И готовился.
На следующий день безмолвие стало абсолютным. Лошади нервничали, не хотели ехать, приходилось спешиваться и тащить их под узцы. Ритуалы с лириумом не помогали. Что-то следило за нами, я это чувствовал. Все это чувствовали. А затем мы услышали голос. Оглушающий, громоподобный. Казалось, он шел отовсюду.
Он принес туман. О Создатель, он опустился на лес мгновенно. Мгновенно, понимаешь? Его вела чья-то злая воля. Мы оказались в плену белесого кошмара, не видя дальше протянутой руки. И ни одно заклятие, так хорошо отгонявшее духов, не работало.
И пришли порождения тьмы. Представь, каково нам было, Страж. В плену непроглядной мглы слышать звон стали и вопли ужаса. Слышать скрежет доспехов, свист бьющей из артерий крови. Понимать, что рядом с тобой кто-то умирает в агонии и ты можешь лишь гадать, какую именно смерть он встретил. И от чего.
Мы запаниковали и утратили мужество. Мы бросились бежать, под свист клинков и вопли умирающих. Я бежал, не разбирая дороги, задыхаясь от ужаса, крича во все горло.
Не помню, сколько я бежал. Помню лишь что выбрался из тумана и тут же рухнул в траву, задыхаясь и кашляя. Мой доспех был иссечен и казался темно багровым от крови моих братьев и сестер. Помню как обернулся и увидел его.
Высокий блондин в длинном одеянии, с алыми глазами и лицом, иссеченным черными венами. Он стоял среди деревьев и улыбался, глядя на нас. На жалкую горстку окровавленных и сломленых храмовников. А рядом с ним бесновались чудовищные твари. Много позже нам сказали, что это был Мудрец. Так они называют вожака порождений тьмы. Но клянусь, он выглядел как человек.
Нас осталось тридцать два. Трицать два мужчины. Ни одна сестра не вышла из леса, хоть их и было примерно половина армии. Мы не сразу поняли, что оказались на окраине Гварена. Слишком сильно были напуганны и сломлены. И проморгали момент, когда из ворот выехали Венатори. Их было всего два десятка, во главе с одержимой женщиной. Мы не были готовы драться. Они схватили нас и бросили в темницу.
Я не видел Пифию, хоть провел в клетке почти неделю. А затем, без всякого суда, меня и трех братьев, распяли. Я готовился умереть, но пришел ты, Страж. И спас мне жизнь. Я никогда этого не забуду.
***
Я спас ему жизнь. Тогда это казалось справедливым. Соломон многое пережил, много страдал и дать ему шанс выжить — значит проявить элементарное человеколюбие. Но Боги, мне следовало убить его на месте. Следовало снести ему голову одним ударом меча и бросить его жалкий труп гнить в земле. Но никому не дано знать будущего. И тогда я спас Соломона Денеримского, считая что тот все равно скоро умрет от мора или истощения. Но он выжил. И через пару лет заставил меня горько пожалеть о проявленном милосердии.
— Страж, — сказал он, когда мы собирались в дорогу. — Если эта ведьма дорога тебе, переодень ее. И забери посох.
Морриган нахмурилась, готовая взорваться от негодования.
— Почему?
— В Гварене жили маги. Ученые из круга. Во всех без исключения вселили демонов.
Я кивнул и повел людей на восток, охваченный мрачными предчувствиями. Рассказ Соломона разбередил старые раны. Он не знал, но мне хорошо известно каково это, сражаться в непроглядном тумане. Живом, голодном до душ. И перспектива повторить эту схватку не радовала.
========== Глава 3. Буйный дракон ==========
Ночь мы провели на небольшом постоялом дворе. Я не запомнил ни названия, ни имени трактирщика. Помню лишь паршивый вкус разбодяженого эля, острые жвала клопов и постель, воняющую потом. Там же я купил желтое платье из грубого сукна, с заплатами. Соломон был прав, нет нужды рисковать понапрасну. Но Морриган все равно дулась. И не подействовал аргумент о том, что закрытая одежда заводит мужчин куда сильнее любых веревочек. Женщины, что с них взять.
Мы пересекали сопку, и я с наслаждением вдохнул чистый морской воздух. Холодный ветер трепал волосы, забивался под складки одежды, больно кусая кожу. Но я был рад ему, хоть никогда и не любил море.
А затем увидел его. Гварен. Город камня и стали, город магии и демонов, выросший на костях погибшей Империи гномов. И вид его очаровывал. Массивные каменные стены, достойные двемеров, вырастали из земли, высокие зубчатые башни грозно нависали над пенящимся, буйным морем. Резные статуи гномьих воителей сторожили ворота, что не пробьет ни таран, ни голос Седобородых. И над всем этим каменным великолепием реяли три знамени. Алый меч «Пламенного Обета», дракон «Венатори» и странное, бирюзово-белое знамя с изображением меча в сверкающем круге. Акавирского меча. Или слишком, просто до неприличия похожего на него.
У стен вырос целый малый городок из хибар и лавок. Грязных, слепленных из дерева дрянного сруба и соломы. Даже с высоты слышался идущий оттуда гвалт. Я пригляделся и увидел шайку бегающих детишек, мужиков, катящих к воротам бочку. Из домика выбежала угрюмая девушка с корзинкой и побежала в сторону моря. И над всем этим хаосом кружились стаи чаек, неустанно гаркая, высматривая объедки.
Стен хмыкнул, разглядывая укрепления.
— Что скажешь? — спросил я. — Серьезная крепость.
— Гел’варан, — ответил он. — Меня тренировал Стен, потерявший глаз на этих стенах.
— Еще один Стен? — хмыкнула Морриган.
— Кунари ведь завоевали Гварен? Во время вторжения, — спросил я.
— Завоевать и удержать — разные задачи, Страж. Эта победа далась Кунадару дорогой ценой. Неверное решение. Я бы не брал этот город.
— Почему? Разве кунари не мечтают мир весь поработить и в веру обернуть?
— Кунари не допускали возможности поражения. Или затяжной войны. Кунадар захватывал все и сразу, не задумываясь о стратегических последствиях. О пользе и вреде для дальнейших боевых действий.
Я удивленно уставился на Стена, заметив невиданный ранее блеск в его глазах. Лицо оставалось каменным, но чувствовался подлинный интерес к поднятой теме.
— Слишком далеко от морских путей Бересаада. Нет пахотных угодий — вся еда привозная. Маленький порт и узкий вход в бухту, изрезанный скалами легко взять в блокаду малыми судами — и невозможно дредноутами. Слишком сложно оборонять малыми силами из-за растянутости укреплений. Слишком своенравное и буйное население. Лесные партизаны, сковывающие коммуникации. Не твердыня — гниющая рана в боку наступающей армии. Ошибка.
— Но такую крепость можно долго оборонять, разве нет? — спросила Морриган и тут же нарвалась на презрительную ухмылку Стена.
— Можно. Но мы атаковали. И нуждались в каждом солдате. Скованном в Гел’варане.
— Ладно, — прервал я разговор. — Давайте-ка посмотрим, настолько ли он хорош за стенами.
Но въехать вышло не сразу. Мы представились наемниками из Вольной Марки, ищущими корабль домой. Я надеялся, что стража без особых досмотров пропустит нас в порт, а там уже можно будет свести знакомства с нужными людьми. Бандиты и контрабандисты люди не сложные, везде и всюду живущие по одним правилам и законам. Будь то неприкасаемые гномы, или абесинские пираты, или виндхельмские портовые бандиты — все живут ради золота и власти. Вот только стража нас не пустила, заставив ждать полудня. В это время ворота открываются, и в город пустят тех, кто не похож на обгаженого, умирающего с голоду нищего.
— Интересно, чего они боятся? — спросила Морриган, пока мы, спешившись, сидели у небольшой палатки. Кругом гудели беженцы, крики и ругань сливались с тихими, скорбными всхлипываниями в сплошной поток шума. Какой-то пузатый, грозный мужик зарядил сапогом под зад зазевавшемуся слуге эльфу, и в какофонию добавился хохот. Эльфов было много. Одни — в основном беглые долийцы, кучковались у своих причудливых Аравелей, утративших лоск. Другие нервно и спешно бегали мимо палаток, таская всякое непонятное дерьмо по воле тех, кому, по совести, стоило самому поднять задницу. Здесь были бедные и богатые, долийцы и плоскоухие, я даже видел несколько гномов, недвусмысленно барабанящих толстыми пальцами по карманам.
«Только каджитов не хватает, — подумал я с легкой тоской. — Вот где Ма’даран смог бы неплохо заработать»
Я вспомнил, как болтал с этим котом у бурлящего водопада в Пределе. Пахло можжевельником, мой доспех алел от крови изгоев, а клятый наконечник стрелы не вытаскивался из нагрудника и раздражающе скрипел. Йордис — высокая, белокурая воительница нервно озиралась, не веря что убили всех, а хитровыделаный маг Маркурио уже снимал сапоги, планируя искупаться.
Ма’даран сидел в шатре и казался безмятежным, будто еще пару минут назад отряд Изгоев не планировал его прирезать. И сделать из него и спутников набедренные повязки.
— Ты чертовски смелый кот, Ма’даран, — хохотнул я, обтирая лезвие эбонитового меча. — Торговать с Изгоями.
— Плохие клиенты — тоже клиенты. Хороший торговец всегда рад предложить товар покупателю, если у него есть отягчающий ремень кошелек.
— У этих был отягчающий ремень меч, котяра, - усмехнулся я, кивая на обезглавленный труп “вересково сердца”.
— Бывает. Но удача всегда улыбается рисковым торговцам. Кстати, каджит и вам кое-что может предложить! Зелья? Яды? Продукты? Оружие и одежда? Даже драгоценности для прекрасной дамы! Все по хорошей цене.
Я хмыкнул, глядя на его товары и заметил сверкающее зеленоватым кольцо.
— О! — встрепенулся Ма’даран. — Вижу, глаз твой не промах! Купи у каджита это зачарованное кольцо. Наденешь на палец, и кроме красоты станешь дальше бегать и веселее махать мечом!
— Чары выносливости, — согласился я. — Скидку сделаешь?
— Конечно — конечно. С тебя полторы тысячи септимов.
— Возьму за тысячу. Потому что спас тебе шкуру, и потому что чары слабые.
— Эх, ты разоришь каджита, бретонец! — страдальчески протянул каджит. - Меньше чем за тысячу четыреста септимов не продам. Не выгодно.
Я любил торговаться, так что цену свою взял. Эх, воспоминания. Со временем плохое забывается и то, что когда-то было тягостным монотонным трудом, сменяет туман приятной ностальгии. Я не забываю, никогда не забываю об ужасах войны и битвы, о страхе и безумии, о лицах убитых, преследующих в кошмарах, о вечном запахе дерьма и гноя. Но с годами кошмары все сильнее оттесняет память о друзьях и боевых братьях, сделавших меня тем, кто я есть. Может, для богов я — Довакин, всего лишь инструмент, машина для выполнения одной задачи, но для них я Томас Аарон. Я рыцарь, я Брат Бури, я Соратник, я муж и друг. И это куда более значимые титулы, чем все могущество крови дракона.
— Эй!
Крик вырвал меня из мира грез. Я резко обернулся и не поверил глазам. Она стояла возле промасленной бочки и смотрела на меня. Те же голубые глаза, та же хитрая ухмылка, только волосы чуть длиннее и доспех подистрепался. Но это все еще была Мариан. Та самая жизнерадостная воительница, делившая со мной постель в Остагаре.
— Мариан? — удивленно спросил я.
— Святые яйца Создателя, я глазам своим не верю! — хохотнула она и подошла ко мне, бросив краткий оценивающий взгляд на Морриган. — Том? Капитан Серых?
— Он самый, — ответил я, улыбаясь. Повинуясь порыву, грубо обнял ее за талию и поцеловал, схватив за зад. Она не была против. — Я думал, тебя убили.
— Меня почти убили, кэп, — ответила она, чуть отстраняясь.
— Эй, Мариан! — закричал кто-то. — Трахаря встретила что ли?!
— Пошел к черту Барт! — рявкнула Хоук и сказала мне: — Идем, познакомлю тебя с другими дезертирами.
Вдруг взгляд Мариан коснулся хмурящейся Морриган. С мгновение они смотрели друг на друга как выдры у последнего ореха.
— Мариан, это Морриган, — представил я ее. — Она мне жизнь спасла.
— Интересно как? — усмехнулась Хоук.
— Тем, что тебе недоступно, милочка, — ядовито милым голосом ответила ведьма. — Рада знать, Том, что все твои солдаты и впрямь воняют так же как и ты. Традиция? Одним дерьмом измазываетесь?
— Ты тоже не пахнешь розой ха…
— Мариан, ты кажется хотела познакомить меня с парнями?
— Точно. Пойдем, они… ого…
Мариан застыла. Широко раскрытые глаза впились в нечто позади Морриган. Я обернулся и не смог сдержать улыбки. Стен как раз закончил умываться и стоял позади ведьмы, голый по пояс. Настоящая гора мышц, иссеченная шрамами. Он смерил взглядом Мариан, покосился на меня и раздраженно хмыкнул.
— Мать моя женщина, — прошептала Мариан. — Нихрена себе ты высокий! Как… эээ, как… конь?
— Мариан, ты хотела познакомить меня с солдатами, — сказал я, сдерживая хохот.
— Да… да, пойдем. Они там, у костра, — промямлила она.
***
Я велел Морриган присмотреть за Стеном, а сам пошел за Мариан к дезертирам. Любой солдат, ушедший из-под знамени короля — мой потенциальный союзник. Не подумай, я не поощряю трусов, но дезертир точно не присягал тейрну Логейну.
— Кто этот здоровяк? — спросила Мариан, когда Стен скрылся из вида.
— Мой человек. Из кунари.
— Такой мужчина… нет, ты определенно капитан от Создателя. А эта девка…
— Не девка, а моя хорошая знакомая, — строго одернул я ее. — Она спасла мне жизнь. Я ценю ее.
— Ладно, ладно, не злись, кэп, — улыбаясь, ответила Хоук. — Мне просто кажется, она ведьма. А ведьмам нельзя доверять.
— С чего ты взяла, что она ведьма?
Мариан остановилась и, задумчиво нахмурившись, ответила:
— Слишком чистая кожа, специфичная манера выражаться и… о, у нее желтые глаза.
— Это не признаки ведьмы.
— Ага, а сиськи не признак девки. Ладно, не мое это дело, кэп. Рада, что ты выжил. Там была страшная бойня.
На лицо Мариан легла черная тень. Глаза будто потускнели. Я понял, что в этот миг она переживает эхо тех кошмарных событий. Того побоища у Остагара. Тень исчезла так же быстро, как появилась. Мариан страдальчески улыбнулась.
— Да, страшная была бойня.
— Ты была в Лотеринге? Видела родных?
Она тяжело вздохнула и покачала головой. Мимо пробежал грязный мальчик с горшком, шлепая по грязи босыми ногами. Ветер вновь принес порыв холодного морского воздуха, на миг изгнавшего зловоние лагеря.
— Нет. Мы с братьями разделились. Были в разных отрядах. Гарет и Карвер добрались домой раньше и всех увели. Вроде, бежали за море.
— Ты могла бы их догнать.
— Зачем? Ферелден мой дом и я не хочу бежать как крыса в чужие земли, — сказала и тут же опустила взгляд.
— Эй, твоя родня в безопасности. Это главное, — сказал я, опуская руку ей на плечо. Другая скользнула ниже по талии. — Ты теперь можешь сражаться, не боясь за тыл. Я его прикрою.
— Да ну тебя, похотливый засранец! — хихикнула она, оттолкнув. — Спасибо, кэп.
— Ну, отблагодаришь меня элем, Мариан. Кстати, слышала про Мудреца?
Улыбка слетела с лица Хоук. Что-то внутри меня дрогнуло, когда в ее глазах мелькнул, всего на мгновение, подлинный ужас.
Она кивнула.
— Мы все о нем наслышаны, — зашептала она. — Видишь эльфов в лагере? Это все, что осталось от Брессилианских долийцев. У них вожак был — Зириян или Занриян, не помню точно. Сильный был клан. А потом они встретились с Мудрецом. Все кто не умер — здесь.
Марин наклонилась ближе и испуганно зашептала:
— Говорят, он повелевает туманом и может убить одним единственным словом. Эльфы сказали: он что-то ищет в лесу, но я боюсь, этот демон придет сюда.
— Дьяволы, Хоук, ты сражалась с Архидемоном! И боишься какого-то окосевшего мистификатора?
— Да, сражалась! — рявкнула Мариан. — И он надрал нам задницы. Его я тоже боюсь, но этот Мудрец… как драться в тумане? Это ведь он убил храмовников!
— Эй, — я строго и уверенно посмотрел ей в глаза. — Я этот туман развею. И если эта падаль встретится на пути — вырву его чертову печень. Голыми руками, Мариан.
— Вот за это тебя и любят, кэп! — нервно хохотнула Мариан. — Всегда умеешь приободрить даму. Ладно, «о демонах болтать — зло накликать». В лесу демоны, весь город населен демонами, а нам еще идти туда в полдень… брр. Пойдем к парням. Там как раз бочку эля вскрыли… хм, не так давно.
Мариан развеяла, хоть и не надолго, сгустившиеся в моем сердце черные тучи. Я много не мог ей рассказать, но она и не спрашивала. Она, как и парни и бежавшие с ней — простые, честные бойцы. Из тех, кто смело встречает бой и испытания судьбы, и не ломается, даже если те окажутся слишком сложны. Я был рад видеть их лица, рад услышать знакомый смех, стук кружек с пойлом и похабные песни. Я был рад им, а вот они мне нет.
Дезертиры поневоле — особая группа беженцев. Рано или поздно они либо прибиваются к регулярной армии и встают в строй, либо становятся бандитами. Самыми опасными из бандитов. Они вгрызаются в землю, точно грязекраб, и рвут на части любого, кто откажется платить. Золотом, товаром или собой, если эта «кто-то» достаточно молода и не безобразна. Простой сброд легко разогнать трем обученным бойцам. Но отряд дезертиров, ставших бандой, выкорчевать непросто. Пара широких шрамов на моей груди тому красноречивое подтверждение. И парни Мариан как раз находились в шаге от превращения в банду. По крайней мере, у них уже был атаман.
И рабы.
Дезертиры сидели вразвалочку у большого костра, где запекалась и благоухала почти готовая галла. Это стало первым звонком — эльфы считают галл священными. Некоторые меня заметили, но большая часть праздно трепалась, уничтожая уже не первый, и даже не второй бочонок эля.
—Парни! Смотрите, кого привела! — весело крикнула Мариан.
Я встал так, чтобы каждый боец мог меня как следует разглядеть. Не было смысла таиться, да и репутация Серого Стража играла на руку. Так я думал, пока не увидел в их взглядах нездоровый блеск, а в криках не услышал приветствия.
— Молодец, детка! — крикнул один из дезертиров. — Здорово, «Страж»!
Солдаты подхватили приветствие, но у меня от него мурашки побежали по спине.
— Здорово, бойцы, — ответил я, поднимая взгляд на импровизированный трон, где надменно и молча восседал петух. Нет, конечно же не птица. Просто так мы, Соратники, называем бандитских атаманов. Все они разодетые, нахохленные, важные, что чуть не лопаются. И этот не был исключением. Подлые глазенки, широченная морда, под стать таким же широким плечам и желтовато гнилостная улыбочка убийцы. Но не это заставило меня просчитывать шаги до его убийства.
Нет, какой бы скотиной не был «петух», я хотел оставить ему жизнь и взять под свое начало, пока не увидел рабов. Конечно же, сильный берет то, что может взять. А слабый лишь уповает на его милосердие. Но падаль не испытывает милосердия. Я придержал клокочущего в груди дракона, заметив у трона грязных, дрожащих девушек. Двое. Эльфика в традиционном травяном наряде и молодая блондинка лет на вид пятнадцать, похожая лицом на Анну. Одежды разорваны, лица разбиты. Души сломлены. Неподалеку от костра на цепи сидели грязные, избитые эльфы мужчины. Будто дети. Послышался сдавленный плачь и пьяный хохот солдатни.
«Двумя не ограничились, да? — думал я, глядя ему в глаза. — Ублюдки»
— Страж, — сказал он, смачно сплюнув под ноги.
— Он самый! — весело крикнула Мариан Хоук и отошла от меня к солдатам. — Еще и капитан. Важная шишка, Гюнтер. Трахается как бизон.
Солдаты загоготали, я улыбнулся, не отводя глаз от «петуха» и думал. Сосредоточенно, быстро.
— Я смотрю, вы даром время не теряли, — хохотнул я, кивая на рабынь. Сердце забилось быстрее, между лопатками выступил пот.
«Пять шагов. Отразить выпад. Финт слева, выше кольчуги. Под кадык. Две секунды»
— А мы никогда не теряем время, да, парни? — атаман схватил эльфийку за волосы и дернул на себя, заставив жалобно заскулить. — Мы тебе рады, «Страж». Солдаты короля уважают Орден.
— Да-да, уважаем, — ехидно гоготнули солдаты.
Взгляд скользнул по дезертирам. Сердце билось медленно, пуская по венам жар. Время замедлило ход, зубы свело, дыхание стало ровным. Скоро битва — горит волчья кровь. Верно смеялся дух Кодлака: изгнали волка, но не изгнали инстинкты»
«Шесть слева. Семь справа. Мечи и топоры. Рыжий, слева рослый — убью вторым. Выпад на лысого, — казалось, вижу брызги слюны из беззубого рта лысого здоровяка. Финт. Будет быстро»
«Или… где Мариан?»
Атаман чуть кивнул и смех стих. За моей спиной что-то тихо скрипнуло, капли эля упали на песок, брызги слюны застыли, отражая блики огня. Тишина, нарушаемая громоподобным боем сердца дракона. Всего миг…
Я мгновенно полуобернулся, выхватывая «Северное сияние». Сверкнуло лезвие кортика, расширились от удивления красивые глаза. Схватил ее за запястье. Женщин бить нельзя. Только слабый мужчина бьет женщин. Но взяв меч и нацепив доспехи, женщина становится воином. А воина бить можно, и даже нужно. Многие красавицы отправились в Совнгард, забывая об этой простой философии. Сними доспехи, надень платье и беги рожать, если не готова получить по зубам. Стала воином — готовься страдать как воин. Никакой жалости.
Удар лбом в курносый носик, и Мариан летит, хватаясь за лицо. «Сияние» сверкнул бликами пламени. Дракон требует, дракон умоляет. Я не могу сопротивляться.
«Почему?!»
— Вульд!
Пролетаю сквозь костер, точно огненный атронах, и клинок входит в цветастую броню с хрустом, точно в дыню. Атаман в ужасе округляет глаза, все еще сжимая рукоять прекрасной клейморы. Вдыхаю вонь эля и гнилых зубов, чувствую капли слюны на лице. Слышу тихий, хрипящий стон ужаса.
— Ч…
Вырываю меч так быстро, что алая полоса следует за лезвием. Мускулы напряженны, дракон ревет! Ноги, точно пружины, бросают на рослого. Пара ударов и чувствую на лице и руках его кровь. Сладкая. Теплая. Больше.
Время ускоряется, теперь слышны крики и ругань, и звон мечей. Сталь бликает, полосы огненного серебра летят на меня. Так медленно, так жалко. «Северное сияние» очертил в воздухе алый крест, и кто-то отчаянно завопил, хватаясь за культю. Удар, еще удар, вопли агонии, зловоние изо рта, выбитые зубы из отсеченной челюсти летят в костер. Укол в живот — чувствую, как прорезаю кольчугу, слышу, как он обделывается от боли. Ничтожества.
— Создатель, это демон! — завопил кто-то.
«Демон? Демон?! ДА! ДА, СУКИНЫ ДЕТИ! Я ДЕМОН!»
Я взвыл, поднырнул под размашистый удар длинного меча и одним ударом располовинил вопящего от ужаса солдата. Вид вывалившихся кишок и обрубленного позвоночника развеселил. Сердце горит, кровь бурлит в жилах. Хоть бы боги всегда посылали мне тех, кто машет мечами, вместо того чтобы колоть.
«В чем дело?! Где враг?!»
Солдаты не подходили. Кто-то убежал, кто-то все еще сжимал оружие, кто-то обмочился и прятался за спины храбрецов. Но никто не нападал.
— Что?! Кто еще хочет кусочек Серого Стража?! Кто хочет встретиться с демоном?! — орал я. — Кто?! Ты!
Я направил клинок на широкоплечего дезертира и тот тут же уронил оружие на землю, глядя на меня широкими от ужаса глазами.
— Ты хочешь?! Отвечай, пес!
— Все кончено, Страж, — вдруг услышал я. — Они побеждены.
Я обернулся и заметил подошедшего на подмогу Стена. Громила поигрывал секирой, нагоняя на дезертиров еще больший ужас. А с ним Морриган — ехидно смотрит на меня, волчица с желтыми глазами. Ярость кипела, по венам тек расплавленный металл. Я глубоко вдохнул и ощутил, как нехотя отступает дракон.
— Я — Серый Страж! Во время Мора в моих полномочиях призывать всю падаль на борьбу с Тьмой. Вы все призваны! С этого дня вы принадлежите мне! — орал я, размахивая окровавленным мечом. — А кто сбежит, кто нарушит Право — знай, я выслежу тебя даже в аду, и тогда твоя смерть заставит Молага Бала плясать от восторга! Все даэдра Обливиона ужаснутся от того, что я сделаю с теми, кто бежит!
«Что я несу, черт подери?!»
— Все поняли?! Не слышу!
— Ты до смерти их напугал, Страж, — впервые засмеялся Стен. — Но они тебя поняли. Дай им время постирать подштанники.
— С последним согласна я.
— Г-г-говорящий в-волк, — дрожащим голосом ужаснулся один из обгадившихся дезертиров.
Я усмехнулся и вложил меч в ножны. Битва окончилась, дезертиры снова стали солдатами, а беженцы спасены. Все отчасти, но правда. И все же, я не чувствовал радости. Такая кровожадность мне не свойственна. К тому же, я потерял контроль над внутренним драконом. Такого со мной никогда не случалось и это пугало. Будто скверна сделала его свирепее, злее, безумнее. Раздался колокольный звон, заскрипели огромные цепи ворот, послышался возбужденный гомон беженцев. «Пламенный обет» раскрывал объятия беглецам.
— Сукин сын! Ты мне нос сломал! — жалобно заворчала Мариан, поднимаясь. Похоже, ее не смущал факт предательства и попытки заколоть меня в спину. А вот дикая боль и кровь, стекающая по лицу на нагрудник — да.
— Сломал? Я его вправил. Шнобель был кривой влево, — издевательски хохотнул я. — Скажи спасибо.
— Пошел ты… агх…
— Умойся и сходи к лекарю. С этого момента твой филей в моих руках. Чтобы через час была готова к смотру.
Я поднял взгляд на городские ворота и заметил алые знамена. Я долго шел, но теперь пришло время встретиться с Пифией. И призвать ее на войну с Мором. По крайней мере, я надеялся, что мне хватит красноречия. И твердости руки.
========== Глава 4. Враг моего вага ==========
Помню, как юношей приехал в Даггерфол. Огромный город из камня и дерева, поражающие воображение дворцы, остроконечный башни, фрески и статуи, столь искусно выточенные, что кажутся живыми. Оглушающий гул городской толпы, вонь сточных канав и благоухание цветов. Безумие звуков, безумие запахов. Воспоминания о тех временах до сих пор приятной патокой лежат на сердце. Помню, как смотрел на колонны Диренни, раскрыв рот, не веря, что такое чудо способны сотворить человеческие руки. И хоть c тех пор я часто бывал в Даггерфоле, тех эмоций, что испытал ребенком, не забуду никогда.
Сейчас же я стал старше, сердце огрубело, душа усохла и даже самым дивным чудесам мира не заставить меня ощутить тот детский восторг. Не смог и Гварен, хоть и пытался. В город пустили прилично одетых воинов и торговцев — всего три десятка человек, а так же делегацию долийских эльфов в традиционных нарядах. Остроухие пытались держаться с достоинством, скрывая жалкое и отчаянное положение. Их вела хмурая молодая эльфийка — волшебница с перевязанной рукой. Видимо, Первая в клане. Рядом со мной шел торговец в ярко-желтом камзоле и смешной высокой шляпе с кисточками. Его сундуки тащили двое слуг, что примечательно — не эльфов. Позади — двое старост от беженцев и дезертир Морган Мону — назначенный мной квартирмейстер. Я поручил парню договориться с местными торгашами о поставках продуктов и питьевой воды. Вопросы работы и размещения я взял на себя. Были идеи.
Гварен открылся предо мной, буйный, бедный, погруженный в религиозный экстаз. Морриган раскрыла рот, Стен поднял бровь, а я ухмыльнулся, глядя на громадные алые полотна, дрожащие на ветру. Каменные дома с крышами из алой, потертой черепицы, каменные улицы и мостовые, забитые толпами суетливыхых горожан. Архитектура грубая, монументальная, с множеством острых углов и треугольных крыш. Идеальная геометрия, способная довести до оргазма математиков Хай Рока, и хмурые исполины — статуи, провожающие гостей взглядом, преисполненным величия. И над всем этим — звон колоколов и завывания городских пророков Единения. Жрецы и жрицы в бело-красных рясах вещали с пьедесталов, собирая вокруг себя толпу очарованных зевак и ловких карманников. Я хмыкнул, глядя, как грязнолицый юноша подрезал кошель у разодетого толстяка. Парень не успел улизнуть, и жирные пальцы впились в предплечье.
«Бедолага, — подумал я, глядя на его побелевшее лицо и багровое рыло ограбленного. — Останется без руки»
Гномы строили на века. И спустя тысячи лет Гварен все так же монументально велик, хоть величие это и покрылось паутиной, и наполнилось нищими и фанатиками. Я шел веред, вспоминая рассказы старого историка Кусландов. Имя несчастного стерлось из памяти, как и черты лица, но голос звучал в голове так, будто только вчера я навещал его в библиотеке. В седую древность Гварен был велик. Твердыня, аванпост Империи гномов и центральный узел торговли с Тевинтерской Империей. День и ночь сюда и отсюда шли караваны. Товары, рабы, шелка и золото, оружие и экзотические животные. Звенели мечи на древней арене Испытаний, трубили рога и горели огнем позолоченные шпили губернаторского дворца. На улицах вышагивали вальяжные гномы в алых, шелковых одеждах, с золотыми кольцами, заплетенными в бороды. И чопорные имперцы, ведущие на поводках подавленных и изрезанных остроухих рабов. Когда-то тысячи бронированных воинов охраняли могучие стены, а у ворот несли свой вечный дозор големы — каменные машины воины. Но время — жестокий хозяин. Пришел Мор, и Глубинные тропы под Гвареном завалили. Гномы ушли, а вместе с ними и богатство.
Я услышал знакомую ругань и посмотрел влево. Над треугольными крышами возвышалось семь мачт — маяков порта. Там кипела иная жизнь, полная крови, пойла, шлюх и жадных торговцев. Я почти видел каменные доки, потных и изнуренных моряков, счищающих ракушки с днищ судов. Чувствовал вонь множества бочек, ящиков, клеток со зверьем.
«Или с людьми»
Город не имел ни торгового, ни стратегического значения и был беден, зарабатывая в основном за счет скромных поставок рыбы в западные и северные регионы, да серьезным производством кожи под доспехи. Рыба и кожа, несложно догадаться, какой душок стоял на улицах. Город пах потом, тухлой рыбой, дерьмом и кожами, да так что слезились глаза.
— Мама, смотри! — крикнул ребенок, указывая пальцем на Стена. Невысокая женщина в зеленоватом платье охнула, схватила ребенка и поспешила увести, испугавшись хмурого взгляда великана. — Но мам, я хочу посмотреть!
— Никаких «но»! Бегом домой!
Я улыбнулся, понимая, что все взгляды сосредоточенны на Стене, а значит я и Морриган избегнем лишнего внимания. Как фокусник, выставляющий на сцену грудастую девку, отвлекающую мужланов от ловких пассов. Ведьма приятно удивила умением менять цвет глаз, по необходимости. Это здорово облегчило конспирацию, хоть и не обошлось без маленькой ссоры. Она хотела ярко голубые, или ярко-зеленые глаза, но я настоял, не без перехода на повышенные тона, на карих. Карие глаза — этот как серый цвет одежды. Ничего особенного, а значит и взгляд не цепляется.
Сам я сбрил бороду, укоротил волосы, умылся и взял из запасов «петуха» неплохую кольчугу и сверкающий нагрудник с наручами, снятыми ублюдком с мертвого серого стража. Не аристократ, но и не варвар с топором.
Нашу пеструю толпу окружили стражи в алых плащах с символами культа и, распихивая зевак, повели в сторону дворцовой площади, раскинувшейся у ворот губернаторского дворца. Грубого и величественного, украшенного громадными алыми полотнами. Остановившись на каменной площади, пострадавшей от тысячи сапог, мы стали ждать представителя Пифии.
Народ разогнали, остались только гости, но, обернувшись, я увидел в окнах домов множество любопытных лиц.
«Интересно, знают ли они, что наступил Мор? — подумал я, засмотревшись на хорошенькое личико молодой красавицы. — Едва ли»
Затрубил рог, зазвенели колокола, и массивные ворота раскрылись. Внутренние стены дворца горят золотыми завитками, роскошные фрески и мозаики отбрасывают разноцветные блики, а знамена, точно змеи, танцуют на ветру. Я глубоко вдохнул, тихо прокашлялся и устремил взгляд на выходящую процессию.
Стражи опустились на колени, опустив головы. Я же почувствовал легкий холодок и сдержал порыв потянуться к мечу, потому как из ворот дворца вышли чудовища. Двоих — тех, что возглавляли процессию, я уже знал. Это Григор — уродливый тевинтерский герой, чей торс выше талии и лицо раздулись, и походили на громадную опухоль. Теперь он носил роскошное, красно-белое одеяние, сверкающее на солнце, а руки украшали широкие золотые браслеты. Глаза — все такие же живые и пронзающие впились в меня, и показалось, будто он улыбнулся. Рядом изящно цокала Шивера — рогатая эльфийка, чья кожа черна как ночь, а глаза сверкают пламенем Обливиона. Все тот же, что и в Лотеринге, облегающий черно-красный наряд украшали золотистые ленты, а на груди сверкал, ослепляя, золотой амулет.
Иные одержимые носили белые одежды с черными поясами. Все уродливы как дерьмо Молага Бала. Двенадцать перекошенных лиц. Кривые руки, лишние глаза, торчащие из спин и животов отростки и конечности. Горбатые и неприлично высокие, тощие как скелеты и жирные до неприличия, с клыкастым ртом на все лицо. Если у наших миров общие боги, то, верно, Шеогорат и Хермеус Морра создали их, прилично надравшись бормотухой.
— Святой Создатель! — застонал кто-то позади меня. Первая в круге побелела, торговцы и воины испуганно зашептались. Я стиснул зубы и тихо выругался. — Демоны, спаси Создатель!
— К такому… не готова была я, — сказала Морриган. — Безобразная мерзость.
Стен нахмурился, сжимая кулаки.
«А вот и ученые маги. Горгона… ну и больной же ты ублюдок»
Процессию уродцев охраняли два десятка рыцарей в прекрасных латах и длинных плащах из алого шелка — храмовники-предатели. И две дюжины воинов в причудливых серебристо белых одеяниях, украшенных черным драконом Венатори. Их широкие двуручные мечи заставили меня чуть поежиться. От таких не спасет ни один доспех. Возглавлял телохранителей громила ростом со Стена, в тевинтерских латах. В могучих руках сверкал боевой молот, размером с Морриган. Одним ударом такого, этот сукин сын меня в броне, с копьем, мечем и лошадью, в землю вобьет, аки гвоздь. Был ли он человеком, я не мог определить. Громила носил закрытый шлем.
Григор вышел вперед и, широко разведя руки сказал:
— Добрые гости Гварена! Паломники и беженцы, я — голос великой Пифии, приветствую вас в этом святом месте. Ваш путь пролег через невзгоды, ваши души больны печалью и страхом. Но не тревожьтесь, дети Единения. В этих стенах, и под охраной отважных воинов, вы в безопасности. С этого момента, все в прошлом. Примите же радость и покой Единения вместе с нами.
И уродцы запели приветственный гимн. Надо признать, пели они очень красиво. Так, что я почти поддался мелодичному ритму, проникающему в глубины разума. Торговцы и воины перестали шептаться и очарованно застыли, вслушиваясь в прекрасные голоса чудовищ.
— О, как прекрасно поют они, — прошептала Морриган, раскрыв рот. — Я…
— Это чары, — буркнул Стен. — Не могу… сопротивляться.
Сопротивляться незачем. Чары изгоняли из сердец страх и отвращение к этим созданиям. Только и всего. С каждым мигом я чувствовал, как проникаюсь симпатией к этим существам. Они уже не безобразные чудовища, а тонкие души, мученики ради благой идеи. Светлые и невинные. Хотелось улыбнуться, и я поддался порыву. Стен рядом тоже улыбался, как и все в свите. Как и лица в окнах.
Пение стихло и, выдержав паузу, Григор сказал:
— Гости и паломники, добро пожаловать под крыло Пифии.
А затем из нашей пестрой толпы выделили лидеров, и повели во дворец. У самых ворот Григор остановил меня и крепко пожал руку.
— Рад, что все еще жив! — сказал он, отводя меня в сторону от остальных.
— Неужели? Разве я у твоего хозяина не в смертельных врагах, Григор?
— Смотря какого хозяина, — загадочно ответил одержимый.
Лидеры вошли в ворота, под караулом храмовников-предателей, сразу после того как уродцы, оберегаемые Венатори, скрылись в недрах дворца. Григор заметил, что я перекинулся недовольным взглядом с Морриган и Стеном, вынужденными идти внутрь без меня. Стражи открыли площадь, и ту почти мгновенно наводнили толпы суетного народа. Гвалт ударил по ушам.
— Не беспокойся, всех сейчас приведут в пиршественный зал. Напоем элем и обсудим с вами со всеми дела, — успокоил Григор. — Просто хотел поговорить с тобой, с глазу на глаз, Страж. Иди за мной.
Григор завел меня за ворота и, дождавшись пока те захлопнутся, повел в сторону небольшого сада. Каменные истуканы держали горшки с давно завядшими цветами, массивные клумбы потемнели. Среди голых, искривленных древ стояли роскошные скамьи, но одержимый не собирался вести разговор сидя. Вместо этого он подошел к каменному истукану и, облокотившись локтем на горшок, посмотрел на меня.
— Я наслышан о драке в лагере. Ты убил несколько дезертиров. Я не доволен, — хмуро сказал он. — Эти бандиты поддерживали среди беженцев порядок.
— Они продолжат это делать, если ты им заплатишь, — сказал я, глядя на каменное, потертое веками лицо статуи. — Они теперь мои люди.
Григор криво улыбнулся и, заглянув в глаза, спросил:
— Скажи честно, не хитри. Ты намерен воевать с порождениями тьмы, или ищешь мести господину Адриану?
— И то и другое, — холодно ответил я. — Если твой господин здесь и у меня будет шанс его убить — лучше не стой на пути.
— А если нет?
— А если нет, то я убью его после победы над Мором. В любом случае он мой враг.
— А Пифия тебе враг?
— Нет, если она не докажет обратное, — ответил я и лицо Григора тут же просияло. Порыв солоноватого морского ветра принес запахи порта. Несколько служанок выбежало из двери и, промелькнув мимо, почтительно поклонились Григору. Тот кивнул в ответ и грустно улыбнулся.
— Это хорошо. Это многое меняет, Серый Страж. Я буду искренен с тобой, господин Адриан приказал мне убить тебя на месте, как только покажешься.
Я инстинктивно потянулся к мечу, но Григор лишь усмехнулся и продолжил:
— Но Пифия приказала оставить тебя в живых. И ее слово сейчас весомее, исходя из насущных проблем.
Новый порыв ветра сорвал с яблони последний листок и тот, спланировав, опустился на уродливую голову одержимого.
— Я хочу поговорить с Пифией. И как можно быстрее.
— Это невозможно, Страж. Пока ты не докажешь, что она не зря остановила мой меч и мою магию. Понимаешь, нам нужна помощь в решении проблемы. Помоги Единению, и Пифия примет тебя. Она хорошо тебя знает, ты будешь безмерно рад этой встрече. Скорее всего.
— Откуда она меня знает?
— Не имею понятия. Но она просила передать: «Гость из Нирна. Исполни мою волю, и я исполню твою. Ибо такова воля Создателя».
Я почувствовал неприятное покалывание между лопатками. Одержимому определенно удалось меня огорошить это фразой. Пифия знает откуда я. И нет никаких шансов, что мы могли пересечься хоть раз за все время моего пребывания в Тедасе.
«Что если она — еще один попавший в Тедас маг? Что если она — высокий эльф, затянутый сюда теми же чарами? — думал я, глядя на хитрую ухмылку Григора.- Это многое объясняет. Альдмер, обладающий внушительными способностями в магии Школы Иллюзий способен творить удивительные вещи с разумом жителей целых городов»
Я вспомнил, как однажды дрался с некромантом, бывшим юстициаром Талмора Олериадом «Садстом», промышлявшим в Рифте. Ублюдок похищал и насиловал девушек со всей округи, а потом убивал и заполнял ими черные камни душ. Мертвые и изувеченные тела бродили по его пещере, стеная и умоляя о пощаде, лишая солдат мужества и сводя с ума. Иллюзии превратили его логово в настоящий план Обливиона. С сотнями комнат, чудовищами, смертельными ловушками и соблазнами для дурака. Он играл со мной, и едва не прикончил, если бы не ту’ум, пошатнувший иллюзии и давший мне шанс на один удар. Он обезоружил меня, но я убил ублюдка голыми руками. Повалил на землю и бил, пока от головы не осталось хлюпающая жижа из мозгов и костей. Переломал себе кулаки к даэдра. А когда иллюзия пала, я увидел то, что и до сих пор иной раз приходит в кошмарах. Боги, а меня еще спрашивают, почему я не люблю магию.
Но если Пифия и вправду альдмерская волшебница, то ее помощью не стоит пренебрегать. Она может стать сильным союзником в бою с порождениями тьмы. Я надеялся на это.
— Воспоминания?
Я вздрогнул, поняв, что вновь улетел на крыльях памяти в прошлое.
— Они самые.
— Да, со мной такое тоже часто случается, — грустно ответил Григор, отходя от статуи. — Я часто вспоминаю дом, те далекие времена, когда моя душа была человеческой, а тело не было обезображено. Когда мы только шли покорять Сегерон, под знаменем прославленного военачальника. И не было ни Культа, ни Единения, ни демонов. Золотое время. Ты ведь марчанин, Страж? Нирн, это какая — то северо-восточная провинция Вольной Марки?
Я кивнул.
— Северянин, как я и думал. Мы с тобой во многом похожи. Ты силен, я тоже силен, но мы оба заплатили за силу цену. И мы оба солдаты, вынужденные повиноваться чужой воле. Воле генералов, королей, судьбы и случая — не важно. Поэтому я с радостью принял приказ Пифии запереть тебя в Гварене.
Мне показалось, что ослышался.
— Запереть?!
— Страж, давай-ка поднимемся на парапет. Я хочу показать тебе виды на лес. И кое-что объяснить, — сказал он и жестом предложил следовать за собой. Будь я проклят, если действительно собирался позволить ему запереть меня в городе против воли, но интерес и личные планы требовали подыгрывать.
Мы поднялись на небольшую обзорную площадку, откуда открывался вид на темный массив леса Брессилиан. Пожухлая листва все еще не опала и, если верить умникам, не опадает до середины зимы. Я смотрел на этот темный, гнилостный частокол, ощущая легкое жжение в животе. Григор встал рядом, могучая рука гориллы указала на лес.
— Там рыщет Мудрец. Ты слышал о нем, Серый Страж?
— Да, — ответил я, сдерживая разбуженного дракона в груди. Скверна ощущалась так явственно, будто сам лес был ей. — Я слышал, он подарил вам легкую победу над храмовниками. И изгнал эльфов.
— А ты слышал, что господин Адриан пытался выбить Мудреца до своего отъезда? Что он пытался осадить его лагерь в эльфийских руинах и бежал, потеряв треть армии. Не убив и дюжины порождений тьмы? Что был на голову разбит, и не помогла ни магия крови, ни Единые? Об этом ты слышал?
— Вот как?
— А ты слышал, что по всей округе пропадают женщины? — голос Григора стал холодным и резким. — Что из леса не вышла ни одна храмовница? Что по ночам в лагере беженцев снуют твари, похищающие молодых женщин и девушек и утаскивающие в лес? Как ты думаешь, зачем Мудрецу столько баб?
— Собирает гарем?
— Или армию, — холодно ответил одержимый. — Недавно в Гварен прибыли гномы. Хартия. Я позволил им торговать на рынке и закрыл глаза на кое-что. И за это получил информацию. Один гном был слугой в Легионе Мертвых, но струсил и сбежал с бандитами. Он рассказал мне, для чего порождениям тьмы нужны женщины.
— Я слушаю.
— Он сказал, они делают из них маток. И те извергают на свет легионы тварей. Легионы.
От этих слов стало не по себе. Я машинально поднял руку к груди, пытаясь нащупать «молот Талоса», но его не было. Григор мрачно хмыкнул и кивнул в сторону леса.
— Он собирает армию в лесах и прочесывает руины. Эльфы говорят: порождения тьмы копают, вгрызаются в пласт эльфийской истории по воле господина. Они что-то ищут, а когда найдут, вся эта орда двинется сюда. Несметные полчища, под командой могучего мага, повелевающего туманом, который непонятно как развеять. И еще говорят, что он и есть Архидемон. Слишком нетипично он выглядит, этот Мудрец.
— Как человек?
— Как человек. Могучего телосложения, с багровыми драконьими глазами. Страж, Пифия сильна, Единые и Венатори сильны, но нам нужен тот, кто может победить Мор. Ты — враг господину Адриану. А значит мой тоже, но сейчас наш главный враг — Мудрец.
— А враг моего врага…
— Именно.
— Какими силами располагает Пифия? Численность армии? Лошади, лучники и арбалетчики? Сколько магов?
— Достаточно, — нервно фыркнул Григор.
— Это мне решать, — рявкнул я. — Сколько?
Одержимый замялся, явно решая, говорить мне правду или нет. Но выбора особого у него не было, и я это знал. И, что еще важнее: он это знал. Едва ли Григор верил, что сумел одурачить меня пафосными речами. Несложно было догадаться, для чего на самом деле Пифия велела меня задержать. Ей нужен мой ту’ум. Мой крик, способный развеять туман и переломить ход сражения в нашу пользу. И поняв это, я сильнее уверился в том, что Пифия — маг из Нирна. Талморцы знали: я не раз использовал «чистое небо» для облегчения перехода армии Братьев Бури. Отсюда и знание о способности развеять туман. Не думал, что буду рад высокому эльфу, но все же, я чувствовал приятное тепло на сердце. Еще один чужестранец в этом враждебном краю. Григор тяжело вздохнул и дал ответ:
— Четыре сотни солдат.
— Сколько воинов? Настоящих воинов?
— Сто пятьдесят два, — хмуро ответил тот.
Сердце упало, по спине пробежали мурашки. Я тихо выругался. Подумать только, и такими силами эти оптимисты на грани идиотизма хотят оборонять Гварен? Крепость, рассчитанную на гарнизон в полторы тысячи? Понятно, почему им нужен я. Ту’ум действительно их единственный шанс победить. И то сомнительный.
— Я польщен, — ухмыльнулся я. — Но не пойму, чего именно вы от меня хотите? Сделать военачальником? Тренировать ваши армии? Напасть на Мудреца в его логове и убить?
— Первое, немного второго и ни на йоту третье.
— Я это сделаю, — ответил я. — Но, когда Мудрец будет убит, а я прикончу его раньше, Пифия поведет вас против Мора. Более того, она лично будет сражаться с порождениями тьмы. Считайте это моим первым и самым важным условием.
— Я передам твои слова Пифии. Надеюсь…
— Это не все. В моей группе есть чародейка, Морриган. Она неприкасаема, ясно? Если кто-то причинит ей вред или попробует «Объединить», я устрою тут погром и уеду. А вы будете разбираться с Мудрецом сами. И хрен у вас что получится. Ясно?
— Разумеется, — засмеялся Григор. — Рад, что ты не считаешь нас дебилами. Что не думаешь, будто мы не раскрыли ее с одного взгляда. Шивера не тронет ее, как и наши слуги. Как и я. Твоего кунари тоже не тронут, если он не устроит здесь бойню.
— Не устроит.
— Тогда по рукам, Страж.
Защищать, тренировать, ждать — неужели Григор вдруг потерял разум? Если рассказ гнома правдив хотя бы на треть, то каждый миг промедления делает Мудреца сильнее. Любую крепость можно взять двумя способами: числом и измором. А осады ведутся не просто так. Умелый командир не желает терять на стенах слишком многих солдат, оттого хитрит. Берет измором, но Мудрец… у него нет причин жалеть бойцов. Его армия — озверевший скот без страха и сомнений. Он бросит на стены тысячи, десятки тысяч, и они задавят нас числом. А если он и впрямь мудр, то числом небольшим. Пусть многие сдохнут, но для Мора это капля в море. А значит, я должен сделать то, что умею: взять парней и девчонок с мечами и постучаться в дверь к врагу. Но я не знал ни леса, ни армии, ни тактических возможностей. А значит, как минимум неделя форы у Мудреца есть.
— Мы не будем защищаться. Мы будем атаковать.
Григор вздрогнул.
— Но Пифия…
— Не горячись. Я придумаю план, от которого у твоей Пифии соски рясу проткнут. Дай только время.
— Кхем, говори о Пифии уважительно! Она — святая, — строго рыкнул Григор.
— Не поверю, пока не увижу.
— Это вряд ли. Ладно, идем в зал. Ни одно соглашение не ратифицируют без моей воли и мы и так заставили гостей дожидаться. Надеюсь, пирушка уже в самом разгаре. Идем, марчанин. Попробуешь наш тевинтерский темный эль. В сравнении с ним местное пойло — козлиная моча, чесслово.
— Один вопрос, — остановил я его. Тот неприятно поморщился, намекая на поджимающее время.
— Почему на знамени Пифии меч? Он…
— Не «меч», а «Тенгу». Это реликвия. Священная. И больше я ничего тебе не скажу. Поспешим, Страж.
Меня снова наняли. Верно говорят мудрецы из храмов: «история движется по спирали, балбес». Несколько месяцев назад я сражался за дом Кусланд и грезил мечтами о возвращении домой. Теперь же я принимаю знамя тех, кто повинен в смерти моего бывшего лорда. И все для победы над Мором. Месть — не достойна рыцаря. Я не собирался мстить ни Логейну, ни Адриану. Я желал обрушить на их гнилые головы возмездие. Справедливое, неотвратимое, безжалостное. Но сделать это я смогу лишь избавившись от угрозы существованию Тедаса. Но еще я надеялся, став их наемником, вызнать все, что смогу про самого Адриана. Однажды я уже проиграл ему бой, хоть был ранен и пьян, и поклялся себе, что следующая встреча станет для него последней.
Подмять под себя армию Пифии и ее саму, разузнать о слабостях малефикара, зарубить Мудреца — непростая работенка. И для этого мне нужны время, воины и гномы. Но прежде я собирался хорошенько напиться, принять ванну и вспахать пару сочных девок. Мор Мором, но перед тяжелой работой нужно как следует отдохнуть.
Но судьба себе не изменила. И подкинула еще проблем, поставивших все мои замыслы под угрозу. И все из-за бабы, будь она неладна.
Остроухой бабы.
========== Глава 5. Нет причин мстить ==========
Тьма сгущалась над лесом Брессилиан. С каждым днем подготовки, он все сильнее попадал под влияние скверны. Прошло два дня с тех пор, как я принял на себя роль наемного командира армии Пифии. Смешной титул: «Священный Клинок Пифии» раздражал запредельным количеством пафоса на слово. Когда-то я любил пышные титулы и горделиво надувался от слов «господин» или «сэр рыцарь». Когда-то я был надменным засранцем, не знающим поражения. Наглость и самоуверенность — благо для мужчины, но у этих качеств есть страшный изъян: слишком часто за порожденные ими ошибки платят невинные. Отважный гордец сияет, точно звезда, увлекая очарованных людей за собой. К победе, либо на убой. И второе, как понимаешь, происходит куда чаще.
Григор выдал мне прекрасные тевинтерские латы из прочного сильверита. Алый плащ горел пламенем в лучах солнца, узорчатые наручи отбрасывали блики. Хоть и ненадолго, но бродяга Том исчез, уступая место лорду войны, во всем его великолепии. Мне даже предложили новые ножны и рукоять для «Северного Сияния», но я отказался. Этот меч останется неизменным, пока не напьется крови тех, кто убил его бывших хозяев. Не знал откуда, но казалось: у этого оружия появилась воля, интуитивно осознаваемое желание. Это не передать словами.
Сам Культ при тесном знакомстве показался мне безобидным. Шивера забыла про неприятный инцидент в Лотеринге и говорила со мной исключительно доброжелательно, с улыбкой на черном лице. Именно она устроила мне экскурсию по святым местам Культа, показывая, как живут верующие в Единение. Несколько раз меня провели посмотреть на служения, состоящие в основном из мирных песнопений и ритуальных танцев. Иногда читали строфы из «Песни Света», как орлесианского, так и тевинтерского перевода, устраивали массовые моления Создателю. Все красиво, цветасто, в золоте и алом шелке, но я не мог отделаться от ощущения натянутости обрядов. Будто все увиденное — скорее театральная постановка для меня, нежели реальность. Но сделав усилие, отмахнулся от предчувствий. В самом деле, я ожидал едва ли не залитый кровью город чудищ, а получил тихую гавань мирных верующих, нуждающихся в защитнике. Приятно чувствовать себя нужным, незаменимым и единственным в свое роде. Это греет тщеславие. И не только мне культисты доставили такую радость.
Стен возглавил дезертиров и алых плащей Гварена, и под присмотром местных проповедников гонял их так, что становилось жаль бедных парней и девчонок. Кунари оказался грубым, бескомпромиссным и жестоким командиром. Его неспособность найти общий язык с чужим ему населением сгладила помощь Шиверы и ее поющих монахинь. Измученные издевательски жестокими тренировками бойцы возвращались в казармы, проклиная Стена и меня, за то, что поставил его командовать, и встречали нежные губы, нежные голоса и утешение. Проповедницы внушали им необходимость повиновения, да так ловко, что Стену не пришлось никого показательно вешать.
Нашлось место и Морриган. Сперва она боялась за свою жизнь и даже серьезно подумывала обратиться вороной и смыться из Гварена, но затем Шивера умудрилась расположить ее к себе. Причем так, что одержимая и ведьма стали почти неразлучны. Как-то раз, возвращаясь из города, я застал ее у комнат поющих одержимых, возле массивной гномьей статуи. На ней сверкало пурпурное одеяние с серебряным поясом и воротником из черного меха. В глазах сверкал энтузиазм.
— Эти «святые» невероятны, Страж. Шивера — невероятна! — восторженно сказала мне она. Я удивился такой реакции от обычно холодной и стервозной ведьмы. — Существование их невозможно и все опровергает, что мать моя мне говорила. Не демоны они и не одержимые! У них единые души! Это… обескураживает.
— Единые души? — удивился я. — Это что еще значит?
— Это… будто демонов не вселили, но слили. Как две жидкости из разных стаканов, слили в один. Шивера и Григор — не люди и не демоны. Они и то и другое. Нечто среднее! Оттого уродство, что сущность духа тени изменяет плоть. Побочный эффект! Все уроды, кроме Адриана. Только Горгона соединил душу с демоном без последствий.
— И он хочет повторить успех? В этом смысл Культа?
— Да! Шивера рассказала мне, что Адриан сплелся с демоном случайно. И демон этот непостижимо могущественный. Сила его простирается далеко за границы возможностей обычных духов и демонов. И мне кажется… моя мать такая же. Понимаешь ты меня?
— Не вполне.
— Секрет могущества матери моей Флемет, лежит предо мной точно книга раскрытая. Только дотянись и прочитай! В руках его надежно Пифия хранит.
— Откуда ты знаешь? — ухмыльнулся я. — Ты ее видела?
— Нет, — Морриган недовольно скривилась. — Она никого не подпускает к себе. Но чую я, как дрожат стены дворца от сонмов духов. Даже сейчас, могущество ее горит, точно маяк Тени. Она там, — ведьма указала на стену. — Я должна раскрыть тайну ее. Раскрыть тайну Адриана.
— Только не вздумай вломиться к ней, — чувствуя недоброе, сказал я. — Я тоже подумываю вышибить внутренние двери голосом и встретиться с этой скрытной магичкой, но делать этого не надо. Рано.
— Да знаю я, Страж. Нетерпеливой и взбалмошной когда-то я была, но не теперь. Как кобра, как паук в листве, я в ожидании останусь, покуда не откроет двери светоч знания и тайну не раскроет. Я… много лишнего тебе сказала.
Я мало что знал о Морриган и ее отношениях с Флемет. Понял лишь то, что старуха не самая хорошая мать. Ведьма диких земель делала из дочери невыносимую и одинокую стерву. Будто Флемет специально закладывала в дочь качества, способные дать женщине все, кроме счастья. Обрекая на одиночество, вновь и вновь возвращающее девушку в болота Кокари. Но в целом, Флемет далеко не самая худшая мать на свете. Я рассказал Морриган историю о девушке по имени Иллия. Хрупкой, с добрым сердцем и большими глазами, вынужденной творить чудовищные зверства по воле матери, мечтавшей стать ворожеей. Я хорошо запомнил тот момент, когда она отбила устремившийся в мое сердце кинжал и бросилась на озверевшую мать. Она дрожала, по щекам текли слезы и тут же замерзали, касаясь вихрей морозного плаща. Я стоял, парализованный, и зачарованно наблюдал за пляской льда. Вихри снега заполняли все вокруг, ледяные копья рассекали воздух, гудели порывы смертоносного ветра. Две ледяные ведьмы, объятые льдом и ураганом, сражались за жизнь и за смерть. Эту битву выиграла Иллия, но с тех пор не убила ни одного человека, найдя свое место в храме в качестве целителя. Я слышал, нет жрицы добрее, и народ Вайтрана полюбил ее.
Какова бы ни была воля родителей, мы должны идти своей дорогой. Несмотря ни на что. Историю Морриган не особо то и оценила и больше расспрашивала о ворожеях и как я их убивал. И я рассказывал эпопеи о клинке и магии, понимая, что словами: «долго, больно и очень тяжело» она не удовлетворится.
Но, пока Морриган искала ответы на свои вопросы, а Стен издевался над солдатами, я готовил план атаки.
Время поджимало. Я должен был в кратчайшие сроки подготовить армию для штурма лесных укреплений Мудреца, а потому последовавшие за пиром дни проводил в бесконечной беготне и разговорах. Всех дезертиров поставить на довольствие, одеть, обуть и вооружить — оказалось просто, а вот мобилизовать горожан — нет. Люди боялись леса, боялись Мудреца и не хотели сражаться, хоть под моим знаменем, хоть под знаменем самого Создателя, кем бы ни был этот молчаливый и бесполезный божок. Эльфы же и вовсе не рассматривали возможности повторного боя с Мудрецом и заперлись в бедном городском районе. Долийцы заняли несколько грязных, обгаженых домов недалеко от порта и четыре склада, удачно пустовавших в осенний сезон. Долийцы построили эльфинаж — послушать так бред, но тем явственнее чувствовался их ужас. Ненависть к «городам из камня и мертвого дерева» и жестоким ублюдкам шемленам уступила животному страху перед рыскающими в ночи дьяволами Мудреца.
Эльфы не обустраивались, не раскладывали большую часть имущества, показывая, что не намеренны задерживаться в городе. Но я лучше многих знал, как коварна бывает судьба, в ее умении сделать временное — вечным.
— Мне нужны ваши лучники, — сказал я, пытаясь сесть поудобнее на жестком стуле с расшатанными ножками. Небольшой склад, где Ланайя приняла меня пах крысиным дерьмом, плесенью и гнилыми овощами. Сквозь окна падали тусклые столбы света, примитивные, поеденные молью занавески трепал промозглый ветер.
Первая в Клане сидела предо мной на самодельном кресле и грустно смотрела в глаза. Личико юное — не старше семнадцати. И уже вынуждена командовать отчаявшимися беглецами. Рядом с ней стоял самый грустный эльф, каких я только видел. Тощий, с темными, почти черными синяками под глазами и длинными русыми волосами.
— Клан не будет воевать, шем, — ответила Ланайя. — Мы и так потеряли слишком многих воинов. Слишком многих мужчин и женщин. Мы бы все погибли, не сразись хранитель Затриан с Мудрецом.
— Рано или поздно он придет под стены, — возразил я, злясь на их недальновидность. — Вам все равно придется драться, хотите вы этого или нет.
— Она сказала «нет», шем! — рявкнул грустный эльф. — После того, что сделал ваш проклятый род…
— Сарел… не надо, — оборвала его Первая.
— Отошли его вон. Этот шем нам не друг.
— Возможно, но я не хочу сориться с ним. Пифия позволила нам укрыться за стенами, Сарел. Нужно благодарить ее хотя бы за эту подачку, — Ланайя горько усмехнулась и подняла на меня болезненный взгляд. — Это правда? Ты собираешься напасть на него?
— Да, и мне нужны эльфы! — я чувствовал, что теряю терпение. Там, застенами все еще остались беженцы. Каждую ночь туда наведываются крикуны и хватают всех, кто подвернется. Мои дозоры отогнали их, но затем те вернулись. Эти эльфы под защитой, но скулят так, будто им должны были комнаты дворца выделить! — Мне нужны те, кто знает лес и может сделать несколько смертельно-метких выстрелов по вожакам!
— У нас нет таких стрелков, — подавленным тоном ответила Первая. — Больше нет, шем. Все погибли, прикрывая отход клана. У нас почти нет воинов, ты ведь это знаешь. Ты не можешь не знать. Ведь ты теперь командуешь теми стервятниками, что убили наших галл и надругались над нашими девушками? Ты теперь командуешь убийцами нашего старейшего ремесленника Вараторна? Вот и веди этих подонков в бой, а нас оставь в покое.
— Не дождетесь. Мор — угроза всему миру и куда бы вы не сбежали, он настигнет вас. Я намерен его закончить, но мне нужна ваша помощь! Никто не знает лес лучше вас и…
— Уходи, шем! — крикнул Сарел. — Мы не будем тебе помогать.
— Черта с два, — зарычал я, чувствуя пробуждение дракона. — Я могу потребовать! Или вы забыли про Великие Договоры?
— Договоры? — горько спросила Ланайя. — Наш клан погиб, шем. Послезавтра мы сядем на корабль и уплывем из Ферелдена. Ни один эльф тут не останется. Мы не будем умирать за тебя и твоих хозяев, работорговцев и демонов. Мы ничего не должны тебе, шемлен. Уходи.
Казалось, я понял, почему в Тедасе так презирают эльфов. Я жестоко ошибался, был несправедлив и зол, но это едва ли оправдывает мою ярость. Эльфы этого клана потеряли слишком многих, лишились дома, да еще и стали жертвой бандитов. Но мне было плевать. Через несколько дней я должен дать приемлемый план битвы в лесу, а самые ценные силы утекали сквозь пальцы.
Я вышел из склада и громко и грубо выругался, сплюнув на потертый камень. Два стражника в алых плащах, сопровождающие меня, угрюмо переглянулись и пожали плечами, будто другой реакции и быть не могло. Я ведь разговаривал с эльфами.
— Все эти эльфы — трусы, — буркнул рыжий солдат со шрамом на щеке. — На словах грозные, а как доходит до дела — в кусты. Верно Венатори говорят: остроухие только в рабы и годятся.
— Что-то не припомню, чтобы я у тебя что-нибудь спрашивал, — прорычал я.
— Простите господин Аарон, — проблеял тот, опустив взгляд.
Вдруг что-то осторожно дернуло меня за плащ. Обернулся и уперся взглядом в широкое, бледное лицо эльфийки, робко смотрящей на меня. Ярость растаяла, сменившись пакостно-липким гноем на душе. Мы не придаем значение несправедливости, преуменьшаем ее размах, пока не встретимся глазами с ее жертвами. Я сразу узнал эту остроухую девушку. Именно она сидела на цепи у трона убитого мной атамана. Хрупкая, худощавая — с по детски большими глазами и завязанными в пучок локонами. Таких красавиц хочется прижать к груди и оберегать, сдувая пылинки. Выхаживать, как ботаник Коллегии алый корень Нирна. Вместо этого бандиты схватили ее, избили и надругались.
— Эра серана-ма, ты… ты ведь тот самый демон, да? — робко спросила она. — Ты убил этого ублюдка в лагере? Это ведь был ты?
— Я не демон, — ответил я, чувствуя нарастающий дискомфорт. — Но убил их я, да.
— Спасибо, что вернул мне свободу. Я слышала слова Первой — прости ее.
— Нет нужды извиняться. Я понимаю ее боль, но мне нужны эльфы-следопыты.
— Я знаю. Я буду твоим следопытом.
— Нет, — резко ответил я.
— Но почему?
— Ты пережила многое, девочка. Тебе нужен отдых.
— Отдых? Я… — по щекам покатились слезы. — Я не хочу тут отдыхать. Я не хочу тут больше быть. Они… они все смотрят на меня, будто я… будто я какая-то порченная. Они… замолкают, когда я вхожу и шепчутся… я…
Слезы отчаяния — знакомы любому человеку войны. Изнасилованные женщины становятся изгоями, порченым товаром везде, где царят строгие общинные порядки. Редки случаи, когда ставшая жертвой женщина вырывается из черного клубка кошмара, и получат право на новую жизнь в новом месте. Не став шлюхой или монахиней. Я знал всего один такой случай.
— Если ты поможешь мне, то останешься без клана. Завтра они уплывут из Гварена.
— Они уплывут через два дня, — поправила меня она. — Если так, я все равно вам помогу. Мудрец убил моего отца. И моего деда. И моего брата. Маму… всю мою родню. Из близких у меня оставалась только галла Луна — и ее убили разбойники. Если бы это чудовище не осквернило наш лес, ничего бы не произошло, — вдруг глаза ее вспыхнули свриепым огнем ненависти. — Я должна отомстить. Отомстить ему!
— Мне жаль, — сказал я. — Но если ты не знаешь лес…
— Я знаю лес, — резко отстранилась она и с вызовом впилась взглядом. — Я — долийка! Я с малых лет в нем охочусь! Я все там знаю. Все!
«А есть ли у меня выбор?»
— Как твое имя? — спросил я.
— Я… Харель, господин. Зовите меня Харель.
— Ну ладно, — нехотя согласился я и сунул ей в ладонь десять серебряных монет. — Это на комнату в трактире. Держись подальше от неприятностей и жди моей команды. Я призову тебя на витан.
— Митал’анаст, господин Аарон.
Я развернулся чтобы уйти, но вдруг она встрепенулась и снова дернула за плащ.
— О, эра серана-ма, господин. Я забыла передать вам это, — Харель достала из маленького кармашка грубо сложенный листок и сунула мне в руку. — Дитя камня с рисунком на лице просила вам передать… лично в руки.
Я хохотнул, оконфузив ее. Знала бы она, как я скучал по фразе: «тебе просили кое-что передать. Лично в руки». Скайримские гонцы — легенда, преуспевшая в передаче посланий. Их способность проникать в любое место и находить адресата хоть в заднице даэдра вызывала восхищение и зависть. Сочетание магии и тренировок мазурика делало этих парней настоящими пронырами. И всякий раз, передавая сообщения, они говорили это.
— Спасибо, — сказал я, раскрывая листок.
Сальрока! Никому не доверяй! Тебе дурят голову. В городе все не то чем кажется. Пифия трахает тебе мозги! Проберись вечером в порт и жди меня у кабака «Веселый Морж».
Решательница проблем.
Пустое послание. Вечером я пробрался в порт, ждал у кабака, рискуя получить по зубам от местных головорезов. До поздней ночи дышал вонью сточных канав и пялился на пьяные рожи, слушая кривой бой лютни, завывание бардов и стоны шлюх. Но «Решательница проблем» так и не появилась.
А я стоял у лужи дерьма и, глядя на мерно покачивающиеся мачты, думал, что зря пришел сюда.
***
На следующий день все было готово к планированию операции. Я располагал пятью сотнями бойцов. Крепкий авангард из Венатори, алых плащей и призывников, прекрасно знающих строевой бой и умеющих стоять в стене щитов, плохо обученное ополчение, вооруженное копьями, топорами и мотыгами, шестерых одержимых — могучих магов, способных призывать бури из огня и молний. Григор и Шивера также встали под мое знамя, как офицеры.
План мой был предельно прост и безумно рискован. Но в отличие от короля Кайлана, я не делал ставки на авось и мифическую «доблесть стражей». Все продумал и чувствовал себя на созванном витане уверенно, хоть мне и предстояла сложная беседа.
Витан проводился в большом зале дворца. Пифия снова не явилась, прислав вместо себя Григора и Шиверу. Несколько разодетых аристократов, правивших городом задолго до прихода Культа сидели за столом, бледнея и косясь на хозяев. Их слова мало на что влияли, но для порядка, все же, им необходимо было участвовать. Стен, Морриган и Харель так же присутствовали на совете.
— Итак, — начал Григор, когда все заняли места за круглым столом. — Наши разведчики доложили, что порождения тьмы активизировались. Крикунов видели на границе леса, у западных холмов Гварена и на побережье. Слишком много, это значит только одно, — Григор поднял на меня мрачный взгляд. — Сэр Томас Аарон был прав. Враг готовится ударить. Святая Пифия разрешила военную операцию…
— Я рассчитывал, что она явится на Совет, — грубо перебил его я. Мне надоела эта таинственность, и я уже сомневался в ее существовании. Никто, кроме предателей и одержимых Пифию не видел, все приказы идут через Григора. Мне все это порядком осточертело.
— Святая Пифия не считает нужным являться на витан, — хмуро пояснил Григор. — Она не разбирается в вопросах войны…
— Не имеет значения, в чем она разбирается, а в чем нет. Здесь решается судьба ее земли, черт подери!
Шивера тихо выругалась и, устремив на меня злой, сверлящий взгляд прошипела:
— Она приняла твою идею атаковать? Что тебе еще надо от святой?!
— Ее присутствия! — крикнул я, распаляясь.
Я вел опасную игру, но мне надоело подчиняться приказам призрака. Данные о лазутчиках врага могли означать лишь скорое вторжение, а значит этим уродливым засранцам придется потакать мне. Они не могут просто взять и послать меня куда подальше. А значит, Пифии придется показать себя.
— Я веду в бой ее солдат!
И тут мне точно игла вонзилась в лоб. Воздух в зале прокис, свечи задрожали, по ушам точно хлестанули кнутом, оглушив, наполнив мир абсолютным звоном. Я зажмурился, борясь с болью, но через миг она прошла сама, и рядом с Григором появилась фигура в мантии андрастианской жрицы. За спиной сверкала изогнутая рукоять акавирского меча. Того самого «Тенгу».
— Госпожа, — воскликнул Григор и, отскочив от стола, рухнул на колени. Его примеру последовали все, кроме меня. Я же медленно поднялся, глядя на Пифию не без легкого разочарования. Пророчицей казалась обычная женщина в белой, фарфоровой маске. Орлесианской маске. Ни желтой кожи, ни миндалевидных глаз, никаких намеков на принадлежность к народу меров. Капюшон скрывал ярко-белые волосы, а кожа на шее казалась одного цвета с маской. Будто сама Пифия сделана из фарфора.
— Хм, и стоило наводить тень на плетень? — ухмыльнулся я.
— Я не впечатлила вас, сэр Томас?
— Я ожидал чего-то нечеловеческого, — признался я.
И тут она легким движением руки сняла маску. Я застыл, не веря глазам. Ей все же удалось застать меня врасплох.
— Тинае?!
— Здравствуй, сэр Томас, — сказала «Сова» и тепло улыбнулась. — Рада, то ты жив.
— Как это возможно? — прошептал я, отходя от шока.
Она щелкнула пальцами, и воздух точно задвигался, насыщаясь чистой энергией. Бретонская кровь закипела, подавляя воздействие магии и, через миг зал точно застыл. Я оглянулся, недоуменно глядя на замороженные фигуры. На Григора, удивленно округлившего взгляд, на Харель, не понимающую что происходит.
— Как это возможно? — спросил я. — Ты мертва. Я видел…
— Что ты видел? Изрубленный труп в церковной рясе? И с чего ты решил, что это была я? — улыбнулась Тинае. — Я жива, Томас. И я пережила ту ночь.
— Неужели? — ухмыльнулся я, не веря ни единому ее слову. — Не припомню, чтобы ты была магом. Не морочь мне голову, ведьма. Я знаю — ты маг Нирна. Я чую это.
— Ты чуешь не это, — холодно ответила Тина и развела руками.
И я содрогнулся от гула голосов. Зал совета исчез, став зеленоватым водоворотом тени. Оглушило, яркий свет слепил, но я увидел то, что она хотел показать. Тысячи сущностей кружились вокруг нее, насыщая каждую клеточку ее тела чистой магией. И лишь меч будто опутывала черная аура. Ни один дух не касался «Тенгу».
— Я не маг. Я — Пифия, сэр Томас. Я всегда ей была.
— Как ты выжила?
И она рассказала. Слова вернули меня в ту злополучную ночь, когда эрл Хоу и Адриан Горгона сожгли замок Кусланд и убили почти всех. Я будто вновь ощутил запах горелой плоти, едкий дым, режущий глаза и отчаянные вопли умирающих. Сова рассказала, как пыталась спасти монахинь и получила удар мечом в спину. Как лежала на сырых камнях, задыхаясь в агонии. И в этот миг он нашел ее.
Адриан опустился на колени и прошептал:
— Живи.
А затем он коснулся ее лба, насыщая плоть энергией тени.
— В этот миг я поняла, кто я, — сказала Тинае. — Адриан раскрыл дремлющее в моей душе могущество. Власть над Тенью и ее населением. Он раскрыл предо мной великое благо Единения, Том. И теперь я веду заблудшие души Ферелдена к просвещению.
— Не верю. Тинае никогда бы не отвернулась от Создателя. Я это…
— Ты так решил, потому что я отвергла тебя? — улыбнулась Сова. — Я не отвернулась от Создателя, что бы ни говорили храмовники и денеримские чопорные матери. Я — следую Его истинной воле. Ты осмотрел город, Том. Скажи, видел ли ты страшные обряды магии крови? Или злобных демонов, пожирающих младенцев?
Я покачал головой, чувствуя себя обескураженным.
— Том, Адриан убил Кусландов, но это было необходимо. Сам тейрн Логейн отдал такой приказ эрлу Хоу.
Я догадывался об этом.
— Но зачем?
— Кусланды — предатели. Они спелись с Орлеем. Том, я не прошу тебя простить Адриана Горгону. Но тебе нет нужды мстить ему, или его последователям.
Тинае приблизилась, я чуть поморщился от опутывающей ее магической энергии. Сквозь вихри и сонмы лиц и голосов отчетливо пробивалась истинная душа — лик Совы. Она нежно поцеловала меня в щеку и отстранилась, дав осознать реальность своего существования. Теперь я не сомневался — это действительно она. Хасиндская сова. Живая.
— Я жива, сэр Аарон. И я хочу помочь тебе победить Мор. Этого хочет и господин Адриан. Он лучше многих понимает, как ты важен. Я убедила его отказаться от замыслов убить тебя. И стать тебе верным союзником. Но, ты должен помочь мне, сэр Томас.
— Убить Мудреца? — я бросил взгляд на застывшую Морриган.
— Он — угроза для всего, что мы создали. Для всего мира. Для каждой свободной души, Том. Нечестивое отродие должно умереть. Сделай это для меня. И мы вместе дадим бой Мору, — она улыбнулась и добавила: — И больше никаких обетов, любовь моя.
Она прильнула ко мне, и я ощутил тепло ее пухлых губ, вдохнул запах волос и сердце разорвалось. Я прижал ее к себе и целовал, не желая отпускать. Но все же пришлось, хоть сердце и протестовало. Моя Сова снова со мной, и мечта осесть в Тедасе вспыхнула новой звездой.
— Как скажешь, — сказал я, чувствуя приятный пожар в крови. Все еще ненавидел Адриана, но теперь часть злобы растаяла, сменившись радостью. Тинае жива и в моих объятиях. Под моим знаменем армия, а впереди враг, чей единственный козырь я сведу на нет. Этот мир оказался куда менее темным и жестоким, чем я думал.
— А теперь давай устроим витан, любовь моя, — прошептала Тинае, улыбаясь. — А то мы ставим наших друзей в неловкое положение.
Она жива, а завтра я поведу армии в Брессилиан. Найду Мудреца, развею его туман, возьму крепость и выпущу ему кишки. За честь Серых Стражей, Культ единения и мою любовь.
А пока я думал об этом, боги хохотали.
========== Глава 6. Безмолвный Мудрец ==========
Комментарий к Глава 6. Безмолвный Мудрец
Так! Вторая половина главы полностью переписана. Вместо таносистого Мирака мы забабахали другой, более мистический и подходящий под ЛОР образ. Почему он такой - мы объясним в следующих главах.
Не знаю, что хуже: драться на снежных просторах Скайрима, страдая от вгрызающегося в плоть мороза, или вести армии в чащу недружелюбного леса, против стада чудовищ. Сражение предстояло не из легких, но я был готов как никогда. И как никогда сильно мотивирован.
Склоняясь над картой, я снова и снова прокручивал в голове план грядущего сражения. Четыре сотни вышли за стены, и уже строятся в боевой порядок. Сверкает сильверит доспехов, клинки и копья отбрасывают блики умирающего солнца. И скоро металл обагрит черная кровь порождений тьмы. Я улыбнулся, касаясь рукояти «Северного Сияния» и вновь опустил взгляд на карту.
Мудрец разбил лагерь в больших руинах, всего в километре от границы леса. Ни стен, ни палисада, никаких заграждений. Не крепость — а раскопки, не готовые к нападению. Этот «Мудрец» явно ставил все на волшебный туман и даже не допускал возможность того, что явится Драконорожденный из иного мира и лишит его единственного козыря. Да и как такое вообще можно допустить? Я почти сочувствовал твари.
Застать врасплох, молниеносно ударить, убить Мудреца и столько порождений тьмы, сколько получится, а затем отступить. Мои воины прекрасно тренированны. Венатори оказались жестокими ублюдками, не уступающими в силе и умениях Имперскому легиону Сиродила. Григор сказал: они личная гвардия Адриана, ветераны войны с кунари. И на них я полагался больше всего. Алые плащи и дезертиры тоже хороши, но их я поставил на второй план. Пусть охраняют фланги и осуществляют поддержку.
«Все готово, — подумал я. — Пора разбить ублюдка»
— Все готово, — сказал я сопровождающим меня алым плащам. — Сообщите командирам, что мы готовы выступать.
Стражники кивнули и вышли из комнаты, звякая латами. Я закрыл глаза, вслушиваясь в гробовую тишину. И вскоре она наполнилась тихим звоном магии. План битвы оттеснило лицо Тинае, ее голос, проникающий в самые глубины разума. Каждое слово приятной болью впивалось в лоб.
«Одолей его ради меня, любовь моя. Уничтожь его, и мы будем вместе всегда»
— Как прикажешь, — пробубнил я.
Окно комнаты раскрылось. Я резко обернулся и застыл, глядя на знакомое лицо. Она сидела на подоконнике и смотрела на меня осуждающим, усталым взглядом. Серо-зеленая накидка Хартии, матерчатый капюшон, кинжалы на поясе.
— Кара? Ты… ты что здесь делаешь? — удивился я.
— Что «Я» здесь делаю? Ты тронулся, сальрока? — вспылила она. — Пытаюсь тебя спасти, кретин. Скидывай эту бронь, ноги в руки и за мной! Все железяки за стенами — это наш шанс!
— Что ты, черт подери, несешь, Кара? — спросил я растерянно. — Мне сейчас не до тебя. Я иду на войну.
— На войну? — она спрыгнул с окна и, парой резких рывков влезла на стол, испачкав карту грязными сапогами. — Слушай, сальрока, у меня нет времени! Я и так рискую жопой, пытаясь тебя вытащить из дерьма, в которое ты нырнул с головой! Валим отсюда!
Я отшатнулся.
— Я же сказал: у меня дело. Я должен разбить Мудреца.
Она округлила взгляд, прищурилась, а затем разразилась таким потоком ругательств, что уши едва не завяли. Все это обескураживало. Ее неожиданное появление, лишенные смысла призывы, злоба без причин.
— Они тебе тоже промыли мозги?! Тангха тон вас, бада пара поху нага шит! Они тебя используют, сальрока. Они собираются убить тебя, дурья башка! Как только ты победишь, они тебя, твоего громилу и твою жопастую сучку порешают! Я думала ты знаешь, но не можешь слинять!
— Что ты несешь? — усмехнулся я. — Пифия — моя добрая подруга. И даже больше. Единение — мирная секта, никому не желающая зла. Мне никто не угрожает. Помогаю им по своей воле.
Кара отшатнулась.
— Ты… тупой… идиот. В городе кровь реками течет. Народ ночами режут, а ты тут…
— Довольно, — резко оборвал ее я. Ее слова не на шутку тревожили. Казалось, скверна лишила ее остатков разума и здравого смысла. Почти неделю я провел в Гварене, и увидел только свет, мир и любовь. Ни магии крови, ни даэдрических плясок, ни злобных демонов, терроризирующих население. Я наслаждался бесконечным пением, наполняющим улицы и, даже казалось, над городом светит не по сезону яркое солнце. Не говоря уже про счастливых горожан с улыбками на лицах. Если я что-то понимал в облике добра и зла, то Гварен и его Культ однозначно на стороне добра. Стоило закрыть глаза — появлялось лицо Тинае, ощущалось тепло губ, запах волос, не похожий ни на что. Я счастлив. Я на своем месте. А теперь Кара ввалилась в комнату и за час до судьбоносной битвы несет бред про «промывку мозгов» и злобный культ. Какая чушь!
— Ты… ах ты ж сукины дети, — тяжело вздохнула Кара. — Том! Сальрока, открой глаза! Тебе надели манду на голову! Тего… как по-вашему… морок… иллюзии! Весь город — иллюзии! Ты видишь не реальность! Все не настоящее, дебил! Сучка Пифия всех свела с ума, и тебя тоже! Очнись, разорви тебя бронто!
На миг, всего на миг я засомневался. Было чувство, что есть некое зерно истинны в ее словах. В ушах зазвенело, в глубине глазниц точно ударили молотком. Я сосредоточился и тут же почувствовал нарастающие колики в голове. Это казалось невозможным, безумным бредом, но чутье и инстинкты говорили, нет, кричали:
«Она права! Что-то не так, Довакин! Что-то не так!»
— Сальрока, пойдем со мной. В городе есть сопротивление. Из тех, на кого не действует тего… морок. Они помогут! Ну же, у нас мало времени!
— Я…
«Мы будем вместе, любимый. Мы сокрушим Мор. Прошу, не бросай меня снова. Не оставляй на растерзание порождениям тьмы. Не бросай меня, Том»
Есть факты, а есть интуиция и инстинкты. Тинае нуждается в помощи — факт. Культ станет сильным союзником в борьбе с Мором — факт. Слова Кары — просто слова, не подкрепленные ничем, кроме смутного шепота интуиции. И я привык ей доверять, но не в этот раз. Однажды я оставил Тинае на произвол судьбы. Я подвел ее, подвел тейрна Кусланда и проиграл бой. Больше этого не повторится.
Усилием воли заставил интуицию замолчать.
— Нет, — ответил я, поднимая на Кару холодный взгляд. — Уходи, Кара. Меня ждет битва.
— Тебя ждет… ладно, это бесполезно, — тяжело вздохнула она. — Верно парни говорили: пока жива сучка, морок не развеять. Если вдруг останешься жив и освободишься — найди меня. Прощай, сальрока.
Она резво выскочила в окно и скрылась из виду. Я смотрел в открытое окно, борясь с бурей сомнений, и голос Пифии звенел в голове. Есть цель, есть враг, есть Тинае. Я готов.
***
— Ты выглядишь обеспокоенным, Страж.
— Впереди бой в лесу. Есть повод для беспокойства, Шивера.
— Ты обеспокоен по-иному.
Я не ответил, устремив взгляд на стремительно приближающуюся стену пожелтевших древ. Армия шла медленно, собираясь с духом. Шивера скакала рядом, бросая на меня взгляд, сравнимый разве что с отравленным медом. Тот же черно-красный наряд без брони говорил о том, что рогатая дьяволица не собирается сражаться в ближнем бою. Григор скакал по правую руку, облаченный в смешные доспехи, сделанные под его раздутое тело. За спиной сверкал массивный двуручный меч в ножах из алой кожи.
— Не бери в голову, Шивера, — отмахнулся я. — Лучше сосредоточья на скором сражении.
— Ты точно сможешь разогнать туман? — спросил Григор.
— Не сомневайся.
Армия остановилась на окраине леса. Воины перешептывались, тихо шептали молитвы, косо поглядывали на командиров и меня, не понимая, как сумею даровать победу. Я устремил взгляд в лесную чащу и ощутил жжение в животе. Порыв морозного ветра принес вонь пойла, пота и мочи, сорвал с деревьев ветхие листочки. Я положил руку на рукоять «Северного сияния» и, отбросив сомнения, разбудил дракона.
— Скажешь что-нибудь? — спросила Шивера.
Я кивнул и, спешившись, вышел перед строем. Воины смотрели на меня, облаченного в серебристые латы, на роскошный щит с резными драконами, на шлем с алым Тевинтерским плюмажем и замолкли, ожидая слов.
«Они используют тебя!»
«Приведи мое войско к победе, Том. Я — твоя любовь. Я — твой свет. Смысл твоей жизни. Твоя Пифия»
— Солдаты! — я вдруг замялся, чувствуя странную тишину в голове. Мне нечего было сказать. Мысли путались, в ушах зазвенело. Пришлось сделать титаническое усилие, чтобы выдавить хоть что-то. — Враг впереди угрожает нашим домам! Нашим семьям! Он желает отнять у вас все! Враг силен, не буду лгать, но он и самоуверен сверх меры и вся его сила в тумане. Тумане, что я развею! А когда чары падут… «Убей его ради меня, любовь моя» …режьте их без жалости! Крошите им черепа, выпустите кишки! Они всего лишь животные, дерзнувшие угрожать могуществу Священной Пифии и Адриана! Выпустим им кровь!
И тут одержимые запели. Голоса ласкали глубины разума, заставляя сердце рваться из груди. В бой. Кровь вскипела, дракон зарычал, требуя выпустить и груди его ярость. Я вдруг понял, что обнажил меч и держу острием к лесу.
Солдаты закричали, но как-то вяло, без энтузиазма. И вдруг стал заметен пустой стеклянный блеск в их глазах. Я вздрогнул, чувствуя себя в кошмарном сне. Воины больше походили на болванчиков, и только дезертиры казались живыми и кричали боевые кличи. Перевел взгляд на Григора и Шиверу. Раздутый хмурился, а рогатая ехидно улыбалась.
«Что за чертовщина?!»
«В бой, любовь моя»
— Вперед! — прокричал я. — Выпустим Мудрецу кровь!
И армия двинулась в царство зла.
***
Они появились не сразу. Мудрец дал нам подойти слишком близко, рассчитывая опутать туманом и лишить возможности безболезненно отступить. Его смертоносный расчет готовил моей армии гибель, но он ошибся. Его хитрая засада сработала против порождений тьмы.
По лесу прокатился раскат грома и, точно белый саван, пришел туман. Плотный, сырой и дьявольски холодный, он в мгновение ока скрыл армию, разделил солдат, посеял в душах ужас. Я улыбнулся, чувствуя капли влаги, вползающие под шлем. Мудрец сделал долгожданный ход. Моя очередь.
— ЛОК–ВА–КОР!
Ударная волна прошла по лесу, изгоняя мглу. Белая стена исчезла, и я торжествующе закричал, заметив удивление и страх в глазах тварей. Крикуны и гарлоки бежали на нас. Голые, без доспехов и щитов, полагаясь лишь на скрытность и бесшумность. Они хотели прирезать нас в тишине и тумане, но оказались на открытой местности против бронированных бойцов. Против мечей, топоров и копий.
— Вперед! — заорал я, и армия с криками бросилась в бой.
И мы принесли им смерть. Я взревел, обрушивая клинок на голову крикуна. Лезвие рассекло узкий череп и с хрустом вырвало багряно-черный веер ядовитой крови. Гарлок бросился на меня, сверкнуло лезвие уродливой секиры. Пригнулся, ударил щитом и погрузил острие «Сияния» в черное пузо выродка. Провернул клинок — следующая цель. Кровь кипит, на доспехе кусочки кости и кишок — я не сражаюсь с ними, я их убиваю. Десять, двадцать — сотня — как же их было много! Целая туча неодоспешеных ублюдков, застигнутых врасплох. Я едва успевал убивать, одежды потяжелели от крови и требухи, мускулы горят огнем.
Порождений тьмы рвали в клочья. Многие твари несли длинные крюки и гарпуны, рассчитанными выдергивать солдат из строя в тумане. Но без него они стали легкой добычей для мечей и копий. Я ухмыльнулся, отсекая голову гарлоку и заметил, как Григор рассек крикуна напополам одним вертикальным ударом, а затем взвыл и меч вспыхнул ярким магическим огнем. Веер пламени коснулся визжащих чудовищ, и дюжина порождений тьмы обратилась в пепел. Затрещали раскаты молний и цепные искры ударили во врагов. Дуги синеватой энергии скакали от твари к твари, и те вспыхивали как визжащие факела. Воздух звенел от мощи Шиверы и одержимых, испепеляющих чудовищ сотнями. А мы, воины, бежали вперед через покрывающий пожухлую траву маслянистый пепел и ломкие кости, и рубили, кололи, кромсали врага. Шли сквозь них как раскаленный нож сквозь масло, оставляя позади горы трупов.
— За Пифию! — орал я, пробираясь к крепости. — Убейте их всех!
Из желтовато-гнилостного массива выросли первые каменные остовы руин. Чем ближе мы подбирались, тем отчетливо виднелись следы разрушенных арок и домов, покрытых усохшими лианами. И вот, через несколько мгновений армия ворвалась в крепость, с торжествующими криками.
— Отставить наступление! — заорал я. — Стена! Стена щитов!
Венатори и алые безупречно выполнили приказ, и среди колонн и полуразрушенных зданий выросли непробиваемые заслоны из стали и огня. Битва шла всюду, на каждом клочке земли и везде инициативу держали малые силы Пифии, истребляя врага. Даже бронированные гарлоки и эмиссары не могли склонить чашу весов в пользу Мудреца и спасти обреченное войско. Одержимые рвали магов в клочья ослепительными вспышками молний, не давая и шанса перегруппироваться.
«Он все поставил на туман, — торжествующе подумал я, глядя на гибель армии врага. — Ему конец»
— Григор, бери парней и за мной! — закричал я, указывая обагренным лезвием на высокое, полуразрушенное здание в центре руин. — Убьем Мудреца, пока он не бежал!
Одержимый кивнул и бросился вслед за мной, вместе с отрядом элитных венатори. Мы пробились через заслон бронированных чудищ, растерзали ревущего огра и ворвались в высокие ворота древней эльфийской цитадели. Кровь кипела, дракон ревел, изрыгая лед и пламя, обращая врага в пепел. Элементальная ярость делала клинок быстрее ветра, и я хохотал, оставляя за спиной груды изрубленных, заколотых, раздробленных тел. Рядом, сверкнув, пролетело копье и с хрустом вонзилось в живот венатори. Тот взвыл и рухнул.
Ворвались в ворота и вдруг силы порождений тьмы кончились. Никто не стоял на нашем пути к Мудрецу. Он ждал нас.
Наш отряд пробился через небольшой темный коридор в широкий зал, тонущий в полутьме. Массивные эльфийские статуи не пощадило время, и лишь некоторые все еще стояли, грустно глядя на развернувшееся представление. Стены и потолки, некогда покрытые мозаикой и фресками заросли мхом и лианами. Тусклый свет солнца пробивался через дыры в потолке и падал на разбитую плитку пола, местами рассеченного глубокими провалами.
Я увидел его, в окружении бронированных гарлоков-вожаков. Уродливая смесь человека и порождения тьмы, насмешка над природой. Соломенного цвета волосы топорщились в разные стороны, глаза почти вылезали из орбит, широкий рот раздулся от множества зубов. Настоящее чудовище, издали вполне способное сойти за человека.
«Убей его! Убей его, любовь моя!»
— Вперед!
Мы бросились в атаку, сверкнула серебристыми полосами сталь, вспыхнуло колдовское пламя. Так ярко, что почти ослепило. Я едва увернулся от спирали огня и ощутил удар в спину — это заклятие настигло венатори и взорвалось. Волна хлестанула по ушам, запах горелой плоти опутал все вокруг. Полуслепой, я едва не пропустил взмах огромного молота. Увернулся — оружие удалилось о пол, и плитка треснула, разлетаясь осколками. Удар щитом под подбородок — попал выше, но враг открылся. Чувствую зловоние из его пасти, вижу черную ненависть в глазах. Укол в горло, кровь хлестанула по броне, обжигая кожу.
Вожак падает — осталось еще два. Мудрец визжит, обрушивая заклятие за заклятием, как талморский юстициар под бешенством. Молнии слепят, воздух звенит энергией, но венатори не отступают. Григор взревел и насадил вожака на клинок, будто громила ничего не весил, а затем сбросив с лезвия бросился на следующего.
Рядом прогудела шаровая молния, едва не превратив меня в кусок горелого мяса. Щит спас, став оплавившимся и горящим куском дерева и металла. Тварь завизжала сильней, глядя что я продолжаю наступать.
«Он не боится. Да это же всего лишь безмозглая тварь!»
Я увернулся от выпада секиры, позволил венатори прикрыть меня и оказался один на один с Мудрецом. Всего дюжина шагов. Руки твари загорелись, по уродливому телу пробежали раскаты молний, я бросился на него, устремляя острие меча в сердце. Ослепительная вспышка хлестанула по глазам, от грохота зазвенело в ушах. Я стиснул зубы, чувствуя, как раскаленные иглы магии вгрызаются в плоть, прожигая доспехи. Простого человека такое заклятие убило бы на месте, но не бретонца, рожденного под знаком атронаха. Он сделал ход. Теперь мой черед.
— ВУЛЬДТ!
Сила ту’ума пронесла меня через зал, и клинок с хрустом впился в грудь Мудреца. Тот вскрикнул, округлил взгляд и посмотрел на меня с неподдельным, даже комичным удивлением. Я резко провернул меч, наслаждаясь хрустом ломающегося хребта. Мудрец отпрянул, испуганно хватаясь за грудь.
— Сдохни, тварь! — взревел я, замахиваясь. Чудовище завизжало и подняло руки, пытаясь спастись. И «Северное сияние» рассек их, вместе с шеей. Удар вышел приличный. Голова Мудреца слетела с плеч и, взмыв в воздух, смешно шмякнулась о пол.
— Да! — крикнул Григор, добивая последнюю тварь. — Он сдох!
Звуки битвы затихали. В животе горело все слабее. Я улыбнулся, вложив «Сияние» в ножны и подошел к улыбающемуся Григору. В этот миг слова Кары перестали иметь хоть какой-то смысл.
— Все кончено, Григор, — сказал я. — Победа за нами.
— Ты — отличный воин, дружище, — сказал он.
«Томас»
Я обернулся, чувствуя нежную боль в голове. Немыслимо, странно, но за моей спиной стояла Тинае и, нежно улыбаясь, смотрела в глаза.
— Он мертв, Тина, — прошептал я. — Гварен спасен.
— Я знаю, любовь моя, — прошептала она, прижимаясь к груди. — Поцелуй меня, любовь моя.
Я прильнул к пухлым губам, забыв про все на свете. И тут блаженство сменилось агонией. Лицо Тинае исказилось, волосы побелели, на правой щеке появился уродливый красноватый ожег, глаза окрасились в ярко-зеленый. Нежная улыбка стала ухмылкой демона.
— Спасибо, что помог, Том.
Я вскрикнул от чудовищной боли, широкое лезвие меча Григора вырвалось из груди. Не мог вдохнуть, не мог поверить, в глазах горели алые звезды. Слова крутились на языке, но я лишь безмолвно раскрыл рот.
— Ты бросил меня на смерть, — зло прошипела Тинае. — Теперь мы квиты.
Григор рванул лезвие, и я заорал, едва не потеряв сознание. Боль сводила с ума, меня будто прожигали на сквозь чистым пламенем. Попытался удержаться на ногах, но, вместо этого рухнул на пол, разбив нос об окровавленную плитку.
— Уходим, — скомандовал Григор.
— Может, голову ему отрубить? — предложил кто-то.
— Нет. Он отважно дрался. Не будем осквернять тело. Уходим.
Венатори ушли, бросив меня умирать в залитом черной кровью зале. Перед глазами плыли круги. Едва сдерживая вопль боли, я попытался встать, но вышло лишь перевернуться на спину. Каждый вдох давался все труднее. В легких будто что-то хлюпало. Сердце билось медленно, но так громко, точно пыталось выбить ребра.
«Григор… ублюдок…»
Шлеп… шлеп… шлеп…
Я судорожно задышал и понял, что надо мной стоит странная фигура. И это не бред умирающего, а высокий, худощавый мужчина в старой мантии драконьего жреца, но более роскошной и бронированной, нежели робы сраженных мной мертвецов. Броня чернела эбонитом, мантия тихо трепетала на гуляющем по залу сквозняке. Его лицо — умное, усталое, с противоестественно сжатыми, сросшимися губами. Багрово-черные зрачки казалось, источают тень.
— Ты… Мудрец?
Он молча опустился предо мной на колено, холодная, мертвенно бледная рука коснулась груди. А затем пришла настоящая боль. Врагу ее не пожелаю. Агония, за гранью возможного. Мудрец вырвал из моего тела сверкающие потоки энергии. Я визжал, потеряв рассудок от немыслимой боли, глядя как из меня выходит магия и опутывает его.
Мудрец вспыхнул и боль тут же исчезла, сменившись ледяным опустошением.
— Что ты со мной сделал? — хрипло крикнул я, чувствуя лед в крови.
Чудовище судорожно вздохнуло и впилось пальцами в свой заросший рот. К моему ужасу, кожа порвалась, сочась черновато-алой кровью. Вопль боли и торжествующей ярости вырвался из его груди:
— Кххх ааааааааа! Каааааааааарх! Наконец-то! — Он заговорил на языке дова: — О, о, охохо… как долго… Думат, трусливая мразь…
— Что ты сделал со мной?!
Мудрец криво улыбнулся, кровь текла по его подбородку на мантию. Он отошел в сторону и принялся шебуршать в свисающем с пояса мешочке. Я отчаянно стиснул зубы и чуть повернулся. В руках тот держал странную зеленоватую сферу.
— О, сомнабория… вечность безмолвия… Оруам лта’илэо Диртамен.
Сфера вспыхнула, наполнив зал зеленым огнем. С минуту Мудрец очарованно рассматривал танцующие руны, точно ребенок, получивший, наконец, долгожданную свистульку. А затем полуобернулся на меня.
— Спасибо, брат, — сказал он.
Время для магии! Я поклялся себе, что никогда не прочту ни заклятия, но боль и ужас близкой смерти затуманили рассудок. Я сконцентрировался на исцелении и…
Ничего. Заклинание не сработало. Я попытался воззвать к дракону в душе, но тот молчал. Его будто вовсе не было. Лишь холодное безмолвие, переходящее в бессилие.
— Что ты сделал со мной?! Что ты… кха…кх…
Больше не мог вдохнуть. Чьи-то лапы схватили меня за ноги и потащили в черный провал.
Перед глазами промчалась жизнь. Детские года, деревянный меч в дрожащих руках. Осуждающее, вечно недовольное лицо отца. Первый настоящий бой, страх, кипящая кровь. Первая женщина, первая любовь, первая победа на скачках. Феллиция родила сына. Держу младенца в руках боязливо, боясь уронить, боясь что-нибудь сделать не так. Вижу наш дом, наших слуг, слышу смех. А затем пришли картины битв и радостей пути Довакина. Лица друзей и соратников, улыбка Брелины, запах гари и звон мечей. Лицо Тинае — неестественная фарфоровая маска, звон в ушах. Голос Кары.
Я в последний раз судорожно вдохнул и провалился в маслянистую тьму.
========== Глава 7. Обитель зла ==========
Кап… кап… кап…
— Еще! Еще… еще-еще! Трупы, трупы, трупы!
Тяжело дышать, тяжело раскрыть глаза — веки слиплись. В голове пустота, язык точно присох к небу. Все кажется нереальным, кошмарным сном. Пытаюсь пошевелиться — руки едва движутся, придавленные чем-то склизким и холодным.
Кап… кап… кап…
— Еще тела! Еще трупы! — голос в дали. Мужской и хриплый, с нотой визгливости.
Пытаюсь раскрыть рот, и что-то склизкое и холодное попадает на язык. Чувствую вкус гноя и свернувшейся крови. Пытаюсь выплюнуть — не выходит. Пытаюсь раскрыть глаза — не выходит. Бой сердца нарастает, дыхание сорвалось, я отчаянно дернулся и пальцы нащупали чей-то гниющий нос. Скользнули выше и проткнули суховато-склизкий, холодный глаз.
«Что за?!»
Кап… кап… кап…
Паника нарастает. Пришла боль в груди и позвоночнике. От мысли о параличе едва не закричал. Руки с трудом двинулись по осклизлой массе, нащупывая пальцы, кисти рук, оголенные ребра. Чудовищное усилие, и туши надо мной поддались, я пополз и, дрожа от ужаса в кромешной тьме, вывалился из груды плоти. Падение длилось недолго, но закончилось оглушающим ударом о ледяной камень.
Пытаюсь встать и поскальзываюсь. Снова падаю, больно ушибив колено. Пальцы устремляются к лицу, к глазам и нащупывают слипшуюся корку. Разлепил и, наконец, сумел открыть глаза.
Широкий темный зал, заваленный искореженными телами. Горы трупов кругом, точно на картинах безумного художника, изобразившего преддверие «Трясины». Боль ударила в голову, желудок свело — я рухнул на четвереньки и вырвал желчью. Гул в голове медленно отступал, уступая место тянущей боли во всем теле. Подниматься с колен не хотелось, каждая клетка тела пульсировала болью, и особенно сильно жгло в груди. В памяти промелькнули картины прошлого. Бой с порождениями тьмы, предательство, Мудрец… он что-то сделал со мной, а потом я умер.
«Я умер?»
Вздрогнул и с трудом поднялся на ноги. Осмотрел себя: полностью обнажен, измазан в присохшей крови и слизи, на груди темный рубец. Холодно, тихо, лишь изредка падающие капли нарушают безмолвие.
Кап… кап… кап…
«Я умер?»
Но боль говорила об обратном. Я обернулся и со смесью страха и отвращения уставился на гору трупов, бывшую моей колыбелью. Множество тел и я был одним из них, медленно гнил в горе, пока неведомая сила не вернула меня к жизни.
Коснулся груди. Рана полностью зажила, но болела чудовищно. Ни швов, никаких следов помощи в лечении. Оглянулся, выискивая источники тусклого, красновато-оранжевого света и заметил встроенные в стены сияющие пятиугольники. Будто наполненные лавой.
Кап… кап… кап…
— Еще тела! Их много! Много! Нужно еще!
Я вздрогнул и, справившись с подкатывающим к горлу ужасом, двинулся на голос. Был безоружен, но полагался на силу ту’ума, на лед и пламя.
«Боги, сколько тел. Люди, эльфы… мужчины, женщины, дети и старики, — я скривился в отвращении, заметив в куче полусгнившее личико ребенка. — Со всех сняли одежду и бросили гнить. Для чего?»
— Еще!
Голос приближался. Он доносился из-за небольшой горы. Я медленно приближался, сжимая кулаки, призывая внутреннего дракона. Но он молчал. Не спал, не противился. Его будто не было вовсе. Вернулось забытое чувство внутреннего одиночества, потерянное при убийстве Мирмулнира у дозорной башни.
Кап… кап…
— Еще!
Замедлился, чуть не поскользнулся на луже кровавой слизи, перешагнул через растерзанное тело старухи и увидел сгорбленную, дрожащую спину. Нечто похожее на человека сидело на требухе, обхватив голову руками. У меня не было ни оружия, ни доспеха. Только голос.
— Эй? — мой вопрос пронесся по залу громоподобный эхом.
Создание резко обернулось, раскрылась беззубая пасть, черные глаза блеснули в тусклом сиянии. Оно завизжало и, неестественно изогнувшись, уставилось на меня. Трупные язвы на гнилостном лице, длинные крючковатые когти с кусочками мяса.
Я медленно попятился.
— Ожил?!— визгнуло существо. — Тело! Тело! Тело! Телааааа!
— ЙОЛ! — крикнул я.
И ничего. Только эхо пронесло слово по залу мёртвых, точно насмехаясь надо мной. Мол, смотрите, мертвецы, этот кретин пытается накричать на чудовище! Экий идиот. Визг хлестанул по ушам, тварь прыгнула с грацией оборотня. Сверкнули когти, пасть раскрылась, брызжа гнилью. Я отскочил, поскользнулся на луже, еле удержал равновесие и тут же был сбит с ног массой тела твари. Сердце бешено колотилось, адреналин бил в виски, я задыхался от боли и ужаса. Когти полоснули меня, грудь будто обожгло раскаленным лезвием. Я вскрикнул, хватая зверя за грудки балахона. Когти вновь сверкнули, на этот раз обжигая живот и левое плечо. Я закричал и, изловчившись, зарядил кулаком в подбородок. Чудище отпрянуло, поскользнулось и жалобно завизжало.
Вскочил и бросился на него, обрушивая удар в скулу. Тварь извернулась, когти прошли в дюйме от горла, дав мне возможность поднырнуть и, зайдя за спину, взять зверя в удушающий захват. Еле сумел обхватить узкую талию ногами и что есть силы сдавил и потянул, не обращая внимание на впившиеся в бедро когти. Мускулы напряглись, тварь захрипела. Раздался громкий, противный хруст шейных позвонков. Чудище обмякло, но я решился выпустить его лишь после того, как прошли предсмертные конвульсии.
Отбросив зверя, я поднялся, тяжело дыша. Из свежих ран сочилась кровь, руки дрожали, в голове пульсировала боль. Мой ту’ум не сработал, но я не беспомощен.
— ФУС!
Ничего.
— ЛОК-ВА-КОР!
Ничего.
«Что за чертовщина?!»
— Я не немой, — сказал я себе. — Но…
И тут до меня дошло. Те вихри энергии, что вырвал из меня Мудрец — я вспомнил, на что они похожи. На души драконов, что я поглотил за все эти годы. Не верилось, казалось невозможным, но истинна подлым червем проникла в разум. Я не могу кричать, потому что он забрал у меня все души драконов. Все, до единой.
Я вспомнил учения Арнгейра. Голос осваивают десятилетиями, постоянными упражнениями создавая внутренние резервы. Путь голоса — это долгая дорога физического и ментального самосовершенствования. Я же всю силу брал из поглощенных душ. Без них я не мог кричать. И эти души забрал Мудрец. Забрал внутреннего дракона.
Довакин исчез. С холодом в душе и болью в висках я пытался осознать страшную, обескураживающую реальность. Я больше не драконорожденный повелитель голоса. Теперь я простой смертный. Всего лишь человек. Но как это возможно? Мудрец оказался драконьим жрецом, причем не гнилостной мумией, а вполне живым, хоть и тронутым скверной. Еще один гость из Нирна, родом из Мифической эры? Почему Седобородые не говорили мне о технике, позволяющей вырвать души драконов из тела Довакина? Вопросы без ответа.
Боль чуть отступила, и пришел холод. А вместе с ним и отдаленные, визгливые голоса. Я не мог драться с вооруженными порождениями тьмы врукопашную. Пришлось прятаться. Но сперва я снял одежду с вурдалака. Тряпки тяжелые, зловонные, пропитанные кровью и слизью, но они все же лучше, чем голая кожа. А рваный заляпанный кровью балахон с капюшоном скроет меня в темноте.
Забавно, слишком часто я поднимаюсь и падаю. В один день я герой в сверкающих латах, а на следующий уже израненный, безоружный полутруп, в заднице даэдра и обгаженом балахоне. Без оружия, без криков. Но я жив. А это главное.
«Н-да, Эйла, ты была права. Я неубиваем, — горько усмехнулся я. — Но как, во имя всех даэдра, я выжил?»
— Магия, Томми.
Я вздрогнул и, резко обернулся. Позади стоял человек в эбонитовой броне и ухмылялся. Черные волосы ниспадали на плечи, злобная ухмылка сверкала на гладко выбритом лице. Он казался невероятно похожим на… меня.
— В чем дело, Томми? Язык проглотил? — зловеще хохотнул эбонитовый воин. — Неужто не признал морду лица?
Он был похож на… меня?!
— Кто ты?!
Исчез. Будто и не было. Вместо бледного лица взгляд уперся в пустые глазницы брошенного в кучу трупа. Вдруг страшно захотелось пить, рука интуитивно скользнула к поясу, пытаясь нащупать флягу, но коснулась грубой ткани балахона.
«Что за чертовщина?»
«Ментальные атаки истощают разум жертвы, Том, — услышал я голос Брелины. — Создают временные расстройства психики. Панические атаки, временную паранойю, зрительные и слуховые галлюцинации»
— Точно, — горько усмехнулся я. — Только глюков мне хватало.
— Том!
Я вздрогнул, узнав давно позабытый голос Фелиции. Обернулся и судорожно вздохнул, заметив в черном, тускло освещенном коридоре ее тонкий силуэт. То же зеленое платьице, те же темные волосы. За обе руки держались мои дети и поднимали на нее лица, лишенные глаз.
— Боже, я не выберусь отсюда, с такими видениями, — застонал я.
— Я вижу добро в твоем сердце. Тебе незачем носить эти доспехи.
За спиной Фелиции появился тот самый эбонитовый воин, с моим лицом и ехидно посмотрел на меня через ее плечико.
— Да что она понимает? — ухмыльнулся он. — Боэтия не прощает предательства, Томми.
— Какая чушь, — болезненно фыркнул я. — Он за него поощряет.
Сверкнуло золотистое лезвие, черный клинок вырвался из ножен, и я до боли в скулах стиснул зубы. Хотелось закричать, броситься на помощь, но я знал: все не настоящее. Спутаешь видения с явью — быстро сойдешь с ума. Зажмурился, досчитал до десяти и раскрыл глаза. Видение исчезло, зал вновь погрузился в гнетущую тишину.
Кап… кап… кап…
Чье-то тяжелое дыхание за спиной. Боги, почему видения заставляют меня оборачиваться? Закрыл глаза, вновь ведя спасительный счет. Безумие, отходняк накатывает волнами до тех пор, пока не ослабеет.
Кап… кап…
Тишина. Раскрыл глаза.
— Боги! — вскрикнул я, увидев прямо перед собой изрубленное и обожжено тело Фелиции. Безгубый рот раскрылся в безмолвном крике, из пустых глазниц хлынула черная кровь.
— Да благословят боги ТВОЮ ДУШУ! — завизжала она.
Судорожно вздохнул, видение исчезло. Вновь горы трупов, вновь холод проникает под складки балахона. Сжимаю кулаки до онемения и, глубоко вдохнув, иду вперед. В тоннель, едва освещенный магматическими фонарями. Оставаться на месте — значит сойти с ума. Чем сильнее бьётся сердце, чем больше я двигаюсь, тем проще рассудок переживает последствия магической детоксикации. Подумать только, мой разум сумели захватить слабенькие маги этого мира. И не просто захватить, а сделать послушной марионеткой, почти рабом собственных чувств. Как же громко сейчас смеются боги!
***
Жажда одолевала меня, но в этих лабиринтах из камня и крови не было ни капли воды. Прошло, наверное, не меньше часа, пока я слепо блуждал по длинным, темным лабиринтам подземелья, боязливо обходя патрули бронированных гарлоков. Сумел составить приблизительную картину своего положения: глубокая, беспросветная задница.
Место, куда мне не посчастливилось попасть, походило на крепость в недрах земли, заваленную трупами, провонявшую вековой пылью, грибком и гноем. Я натыкался на полупустые залы, охраняемые безмолвными, осыпающимися статуями древних гномов, на заваленные комнатки, неизвестного назначения. И всюду слышались шаги, скрипы, стоны и завывания порождений тьмы. Но не они стали главной бедой. А изматывающие, жестокие галлюцинации. Видел жену и детей, видел отца и Брелину, но, чаще других, являлся эбонитовый воин. Я сам. И этот мерзавец издевался надо мной.
— Куда ты идешь, Томми?
— Ты нереален, — прошептал я, продолжая осторожно идти по очередному тоннелю.
— Все нереальны. Позволь помочь тебе. Напомнить, кто ты есть. Кем ты был.
— Если хочешь помочь, начерти мне карту этого чертового подземелья. Не можешь? Это потому, что ты отражение моего безумия.
— Карта не укажет тебе, куда ты движешься. Вся твоя жизнь — пустой путь по кругу в нелепой попытке найти новое место, — ехидно усмехался он. — Доказать ей, что она не ошиблась. Но она ошиблась, Томми. Она ошиблась, Томми. Ты все так же жаждешь крови, все так же голоден до убийств. Иначе господин…
— Заткни… пасть, — прорычал я. — Все в прошлом. Я изменился. Я принес клятвы…
— Клятвы, что ты готов был нарушить на пороге смерти? — парировал эбонитовый воин. — И какова их цена? Ты всегда нарушал клятвы. В Хай-Роке без этого никак. Один король, второй король, третий король… Фелиция, Лидия, Бриана, Тинае… Твоя мораль гибка, как тело юной циркачки, Томми. Прекрати ломать комедию. Даэдра дали тебе огромную силу. Как можно от нее…
Я зажмурился, представляя синюю гладь моря. Мерное падение снежинок. Титаническое усилие воли позволяло отогнать этот проклятый образ, снова и снова восстающий из глубин памяти. Я не хотел его видеть, не хотел слышать, не хотел вспоминать прошлое. Те проклятые годы, когда носил эбонитовую броню. Он напоминал: мои руки по локоть в крови, которую невозможно отмыть. Но я пытался. Все эти годы я пытался, клянусь Богами. Фелиция не ошиблась во мне.
Коридор вывел в просторное, прекрасно освещенное помещение. Послышались громкие улюлюканья порождений тьмы, хруст, стук и пронзительный, полный отчаянья женский вопль. Осторожно войдя в зал, я скользнул за кучу трупов и осторожно осмотрелся:
Те же горы мертвецов, но сложенных и местами обглоданных. Пять высоких гарлоков в черной костяной броне, странная, генлокоподобная тварь с большим пузом, и женщины. От их вида кровь стыла в жилах. Всего их было шесть. Две эльфийки — опознал по длинным ушам, и четыре из рода людей. Почти все лежали на земле и тихо постанывали. Их ноги вывернуты под неестественными углами, вместо колен — чернеющее месиво. Но пугало не это, а то, как выглядели их тела. Пятеро походили на громадных, серых свиноматок, отожравшихся так, как не отжирались и самые распущенный аристократы Даггерфола. Полностью обнаженные, с гнилостно серой кожей, покрытой язвами и сеткой черных вен.
Шестую же держало два улюлюкающих гарлока. Одна тварь отошла, открыв лицо жертвы. Кожа начала сереть, а вокруг глаза появились черные язвы — верный признак моровой болезни. Она уже мертва, но все еще цепляется за жизнь. Стиснул кулаки, прикидывая варианты действий. Гарлоки стояли далеко, и были вооружены примитивным, тяжелым оружием. Таким костяной доспех с наскока не пробьёшь. А я слишком слаб для открытого боя с пятью противниками сразу. Был бы у меня голос…
— Нет… умоляю… не надо больше… — стонала она. — Не надо больше… я не вынесу… не надо…
Один из гарлоков схватил ее за волосы и задрал голову. И тут я, впервые в жизни отвернулся, не желая смотреть. Мне хватило того, что чудовище с раздутым животом схватило ее за лицо, нависло над ним и раскрыло рот. Я закрыл глаза, борясь с рвотными позывами от мерзкого бульканья, хриплого стона и кашля.
«Боги»
— Нет никаких богов, Томми. Смотри, они ее кормят, — усмехнулся эбонитовый воин. — Интересно зачем.
— Я не хочу знать, — холодно ответил я. — Не хочу.
— Не ври.
Вдруг кто-то осторожно дернул меня за штанину. Я вздрогнул. Сжал кулаки и опустил взгляд, готовясь дать отпор и едва не вскрикнул, увидев измазанное кровью лицо Хоук. Она зарылась в горе трупов и смотрела на меня испуганными глазами.
— Тссс, тише, — дрожащим голосом прошептала она. — Они тебя заметят.
Я медленно кивнул, решив, что она еще одно видение. Вскоре хрип стих, чудища захрюкали и вальяжно вышли из помещения. Точно собрались в пивную для омерзительных тварей, пропустить по кружечке.
— Они ушли? — тихо спросила Мариан.
— Да.
— О Создатель… О, Создатель… ты настоящий? Скажи, что ты настоящий. Пожалуйста.
— Я настоящий, — недоуменно ответил я. — Значит и ты не видение?
Хоук с трудом сдвинула с себя труп и выползла из кучи. Снятая с мертвых одежда висела мешком, прилипшая рубаха облегала груди, волосы слиплись. Сквозь кровавую грязь, покрывающую ее тело не ощущалась скверна. Мариан не заразилась.
— Я думала тебя убили, — прошептала она. — Венатори тебя убили.
— Почти, — хмуро ответил я, вспоминая боль и вырвавшийся из груди клинок. — Меня сложно убить.
— О Создатель… Том, надо спрятаться. Скоро они снова придут. Они приходят и уходят — лучше прятаться в куче. Тогда не найдут.
— Мариан.
— Если залезть в кучу тел, они не ищут. Но надо залезть достаточно глубоко…
— Мариан.
— Они их… — она вдруг посмотрела на меня взглядом, полным ужаса.
— Что случилось? Как ты здесь оказалась? Что с армией?
— Армия? Какая армия? Надо прятаться! Скорее!
— Мариан, я должен знать!
Она задрожала и опустила взгляд.
— Когда мы взяли крепость, венатори и красные плащи напали на нас! Стен, этот большой парень, вовремя развернул наш отряд и повел прямо в лес, на прорыв. Мимо порождений тьмы. Я поскользнулась и упала, а потом… меня схватили. Ударили по башке и притащили сюда. Вместе с другими пленницами.
Я посмотрел на раздутые тела и содрогнулся.
— Это они?
Мариан кивнула.
— Мне повезло — очнулась раньше, чем они пришли. Залезла в трупы. Кто-то умирает, и их сваливают в кучи. Остальных… кормят, — Хоук перешла на истеричный шепот. — Некоторые пытались убежать, но их поймали и сломали ноги. Я спряталась в эту кучу и никуда не бежала, потому меня не нашли. Но я слышала… понимаешь, сначала кормят насильно. Эта тварь… сблёвывала прямо им в рот. Снова, и снова. Пока они не заражались скверной и не начали распухать. А потом… потом они начали жрать сами! Я слышала, как они вытаскивают из кучи труп и хрустят, хрустят, хрустят, как голодные свиньи! Видел голодных свиней? Как они жрут? О, Создатель…
Плечи задрожали, по щекам прокатились слезы. Я положил руку ей на плече, и та вздрогнула, будто от удара молнии. Одна из раздувшихся проснулась и, вальяжно перекатившись на бок, уставилась черными глазками в стену. Я медленно присел, стараясь не издавать лишнего шума. Хоук сделала то же.
— Они сняли с нас одежду, Мариан. И оружие.
Она кивнула.
— Не знаешь, куда отнесли?
— Одна из сбежавших говорила: все хранят в большом зале. Он как арсенал, — зашептала Хоук. — Там ее поймали. Большой гарлок с молотом. Он раздробил ей колени. Вон, третья справа, — дрожащий палец указал на одну из раздувшихся. — Ее звали Килия. Она храмовница.
— Идем, нужно выбираться отсюда.
— Ты спятил! — задрожала Хоук. — Никто не сбежит! Они поймают, сломают ноги, накормят… я не хочу!
— Мариан, — я вцепился ей в плечи о строго посмотрел в глаза. — Останешься здесь — умрешь. Не выйдет прятаться вечно. Тебя все равно найдут.
— О Создатель, — она вдруг захныкала, как маленькая девочка. — Я не хочу умирать. Я не хочу умирать здесь. Только не так.
— Какая мерзость, — презрительно фыркнул эбонитовый воин. — Убей ее, Томми. Она все равно всего лишь обуза.
— Черта с два.
— Что? — спросила она.
— Черта с два ты умрешь, девочка. Идем. Только тихо. Не отставай, и держись тени.
Она кивнула, и мы медленно двинулись через зал, стараясь держаться подальше от раздутых. У самого входа я услышал за спиной возню, вскоре сменившуюся алчным хрустом. Обернулся и обругал себя за это. Мариан оказалась права. Оно жрало как голодная свинья.
***
Порождения тьмы плохо охраняли пленниц. Причины стали ясны после полу часа блуждания по тоннелям. Нет смысла в цепях и клетках, если жертва оказывается заперта в лабиринте из камня, без еды и воды. К тому же, коридоры постоянно патрулировались группами по три — четыре чудовища с самодельными факелами. Они вглядывались в тени, высматривая чужаков. В их действиях улавливалась чья-то злая воля, сковывающая порождений тьмы. Эти звери походили на трелов некроманта, слишком уж механическими и организованными казались патрули.
Они сильно нас замедляли, вынуждая прятаться в тенях, боязливо ожидая, когда свет факела померкнет и широкие спины скроются из виду. Мариан ничего не говорила и шла за мной будто прицепившийся двемерсткий автоматрон. Страх сковал ее уста и, похоже, разум решил отключить осмысление, доверившись мне. С одной стороны — хорошо, с другой — она едва ли сможет быстро среагировать, если очередной патруль, все же, заметит в темноте наши согбенные фигуры.
— И что ты будешь делать, если нас заметят, Томми? — спросил эбонитовый воин, вальяжно вышагивая рядом. Ублюдок не исчез, это было бы слишком хорошо. Одно радовало — иные образы и видения перестали донимать. Если я и вынужден болтать с порождениями моего воспаленного разума, то уж лучше с гипертрофированно паскудной версией себя, чем с изуродованной женой или детьми. Или с отцом. От его осуждающего молчания хотелось лезть на потолок. — И что же ты будешь делать?
Не ответил, чтобы не испугать Хоук. Она его, слава Богам, не видит.
«Если ты намекаешь на магию, — мысленно обратился. — То я истощен. Мой запас маны истощен»
— Ее можно восполнить, Томми, — усмехнулся эбонитовый воин.
«И как же?»
— Кровью.
Я вздрогнул и остановился. Видение исчезло, сменившись завываниями порождений тьмы. Тоннель заканчивался, впереди освещенная арка, а за ней сонмы танцующих теней. Послышался лязг стали и грохот металла о камень. Чутье подсказывало: впереди тот самый арсенал. Но нам не следовало идти сюда.
— Сколько же их там? — спросил я себя, глядя на танцующие в оранжевом сиянии тени.
— Слишком много, — ответил эбонитовый воин. — Кто ж их всех хоронить будет? Мы их прикончим! Полосни по вене, верни ману, а затем…
— Нет, — ответил я. — Никакой магии. Я все сказал.
— Трус.
— Страж, — зашептала Мариан. — Мне кажется… мне кажется я знаю, куда нужно идти!
Я обернулся и удивленно посмотрел на нее. В глазах Мариан горел нездоровый огонек. Губы задрожали, она судорожно вздохнула и подняла на меня безумный взгляд.
— Мариан, что…
— Иди за мной.
Марин резко развернулась, точно марионетка на ниточках, и бросилась прямо в стену.
— Мариан, что ты делаешь? — испуганно спросил я, но она не слушала. Как кукла, она врезалась в камень и… исчезла. Растаяла в воздухе, будто и не было.
Я застыл, недоуменно глядя на сплошную каменную кладку, борясь с ураганом мыслей. Все казалось таким бредом. Неужели и Мариан нереальна? Неужели мои галлюцинации достигли такой острой стадии? Я протер глаза и попытался досчитать до десяти, рассчитывая вернуть разуму спокойствие и снова увидеть Хоук рядом. Но она не появилась. Сердце забилось, кровь похолодела, меня прошиб холодный пот.
— Мариан?
— Иди сюда! — донесся голос из стены. — Быстрее!
Пошел, борясь с ощущением нереальности происходящего. Кошмарный сон затягивался, и, если окажется что Мариан стала стеной и сейчас со мной начнут болтать сырые камни, рассудок точно не выдержит. Я свихнусь, рухну и буду лежать, считая тараканов в голове, пока патруль не настигнет меня.
Но вдруг безумие сменилось удивлением. То, что я принял за сплошную стену, оказалось оптической иллюзией. Плиты шли внахлест, скрывая небольшой, темный проход, пропахший плесенью. Удивленный, я шагнул в густую тень и заметил дрожащие плечи Мариан.
— Мариан, как ты…
— Идем, — сказала она.
— Тут ничего не видно! — возразил я, чувствуя нарастающий страх.
— Иди за мной.
Я доверился, положил руку ей на плечо и двинулся вслед за ней. Кожа Мариан казалась холодной и мокрой, она дрожала, но не прекращала идти через кромешную тьму. Даже порождениям тьмы нужен свет. Но в этом тоннеле стояла абсолютная, маслянистая тьма. Для чего он использовался и знали ли сами твари о нем? Я старался не думать об этом, следуя за точно обезумевшей женщиной, слушая оглушающе громкое биение сердца. Мариан резко свернула, мы миновали несколько поворотов и вскоре появился свет.
Сперва тусклый, затем ярче — он повторял контуры плиты. Впереди была освещенная комната и нечто заманивало нас туда, точно крыс кусочком сыра. Я стиснул зубы, готовясь принять, возможно последний в своей жизни бой.
— Быстрее, — прошептала она. — Там безопасно. Пока что.
— Откуда ты знаешь?
— Голос в голове, — простонала Мариан. — Он говорит, что там безопасно.
— Подожди пороть горячку. Мариан!
Но она резко рванулась и выскользнула через плиту. Я громко выругался и бросился следом, ожидая услышать рев, вопли ужаса и лязг примитивных, костяных мечей. Но ожидания не оправдались. Вместо стали, крови и ужаса меня встретил густой оранжевый свет, озаряющий небольшую комнату, с роскошным убранством. Широкие столы и шкафы, заставленные увесистыми, пыльными книгами, причудливые гобелены на стенах, изображающих важные для эльфийской культуры события, громадный пьедестал у правой стены, а на нем странная сфера, источающая зеленоватое сияние. Я заметил знамена с гербом культа драконов.
«Это не просто комната. Это его кабинет. Его святилище. Мудреца»
— Наконец-то, — болезненно простонал он, закатывая глаза. — Андаран атиш’ан… страж.
— Кэп… это он! — дрожащим голосом протянула Хоук.
Кровь застыла в жилах, когда взгляд скользнул с пожелтевших знамен на кукловода. Бедолага был привязан к каменному столбу и походил на живого мертвеца. Вместо ног — обрубки, руки посинели. Кожа казалась белее чем у вампира. Рядом с ним, в кандалах — странная длинноволосая женщина, больше похожая на смесь эльфа и спригана. Ее опутывали шипастые цепи. Ни глаз, ни языка не было.
— Боги…
— Страж, ты здесь? — спросил он.
— Том, он… — прошептала Хоук. — Он залез мне в голову! Это он!
— Кто ты? — спросил я, приближаясь. Теперь стали видны лоскуты одежды и следы пыток на бледном торсе. Этого эльфа зверски пытали, причем недавно.
— Затриан, — простонал эльф. — Хранитель… клана.
— Кто сделал это с тобой?
— Мирак, — простонал эльф и судорожно захрипел. — Он оставил мне часть силы, чтобы я мог молить о пощаде и искать помощи. Его это… забавляло. Будь он проклят. Кто-то вернул ему голос. Он хотел знать… заклинания, чтобы открыть сферы. Он заставил меня… все ему рассказать.
— Сферы?
— Орудия богов. Он сказал: они укажут путь к святилищу абсолютного знания. Путь к божественной мощи народа эльвен. Тайное оружие эльфов, отчаянный инструмент, призванный переломить ход древней войны. Он ищет его тысячелетиями. Просыпается и засыпает вновь, и ищет сферы. Каждый новый Мор он пробуждается, роет землю, оскверняет храмы и находит… эта сфера, Фен’Харел орабель… она последняя. Он собрал их все. Теперь он собрал их все, — Затриан болезненно кивнул на каменный пьедестал. — Она — последняя.
Я подошел к пьедесталу и уставился в причудливый, сияющий шар. Сфера источала зудящие потоки магии.
— Ты чувствуешь? — спросил эбонитовый воин. — Она просто переполнена магией! С этой сферой, нам не понадобятся зелья! Безграничная магическая мощь в кармане! Забери ее!
В этот раз я не стал спорить с видением. В одной из витрин хранились кинжалы культа. На миг замер, глядя на странную коллекцию мудреца. Рядом с кинжалами лежала причудливая золотая маска, отдаленно напоминающая маски жрецов, только со золотыми щупальцами на уровне рта. Рядом массивный том. Обложка из черной кожи и эбонитовые застежки поблёскивали в лучах тускло-оранжевого света. Я поморщился, заметив печально известное название:
«Огма Инфиниум»
— Эта книга, — простонал эльф. — Он постоянно читает ее. Пытается найти ответы, но их нет.
— Значит и мне она без надобности.
— Не глупи, — усмехнулся эбонитовый воин. — Ее мощь тебе пригодится.
Что верно — то верно. Я раскрыл книгу, в поисках одного единственного знания. Старые уроки не прошли даром. Я помнил, что книга способна не только давать знания, но и поглощать их, высасывая из тех, кто ее прочел. Я искал знание о технике, способной вернуть мне души, а также о пути из лабиринта подземных тоннелей. Большего брать не стал, опасаясь, что мой и без того пострадавший рассудок не выдержит потока знаний. Хермеус Морра — коварный даэдра, и имеет пакостную привычку вгонять последователей в безумие, на зависть Шеогорату.
Знания потоком хлынули в сознание. Я увидел маршрут, глазами врага. Простой путь, скрытый во мраке. Не зная — найти почти невозможно, но теперь я мог выбраться. А затем поток принес ответ на главный вопрос и сердце мое упало. От чувства обреченности защемило в груди.
— Боги, — прошептал я, осознавая полученную информацию. — И как мне это сделать?
— Страж, — простонал эльф. — Поспеши. Он… скоро вернется.
— И то верно, — рявкнул я, захлопывая книгу. — Затриан, можешь сотворить немного огня?
— Зачем…
— Можешь?
— Да, — простонал он.
Эбонитовый воин встрепенулся.
— Что ты делаешь?!
Эльф судорожно вздохнул и у самого лица сверкнул огонек. Поднес лоскут знамени и тот мгновенно загорелся. Языки пламени разгоняли полутьму, больно лизали руку. А затем я бросил свой маленький факел в витрину.
— НЕТ! — взвыл эбонитовый воин, глядя на фиолетовый огонь. — Что ты наделал, идиот?!
— Покричи, ублюдок, — ответил я, понимая, что улыбаюсь. Книга вспыхнула и почти мгновенно обратилась в фиолетовый пепел. Она вернулась в Обливион, к своему хозяину.
Игнорируя злобные завывания галлюцинации, я разбил пыльное стекло и позаимствовал у Мирака несколько кинжалов. Один — эбонитовый, дал Хоук. Другой — зачарованный с алмазной рукояткой и широким, обоюдоострым лезвием, взял себе. Затем, сорвал одно из знамен и, отрезав нужный кусок обернул в него сферу. Даже сквозь ткань на меня действовала причудливая магия артефакта. Точно иглы впивались в кости, насыщая каждую клетку тела магической мощью.
А затем исполнил последнюю просьбу старого эльфа и бросился бежать. Он был прав. Мудрец уже близко и клянусь, хоть и хотел увидеть его лицо, когда тот обнаружит пропажу, сталкиваться с его гневом ой как не хотелось. Я знал, как вернуть души, но это знание принесло лишь разочарование и душевный упадок.
«Боги, и как мне это сделать?!»
========== Финал. Боги и герои ==========
Это был самый безумный забег в моей жизни. Как вор, стащивший сокровище всей его жизни и случайно замеченный стражей, я бежал сквозь лесную чащу. Мариан не отставала, хоть бег и давался ей несколько тяжелее. Нам повезло — из подземных тоннелей вело несколько разных выходов на поверхность. Темные коридоры и спрятанные лестницы выходили прямиком на лесные опушки, где налетчики Мирака готовились убить очередных нарушителей.
Сейчас же враг отступил в цитадель, и путь наш проходил почти без проблем. Несколько патрульных перекрывали дорогу, но мы легко убили их, подкравшись сзади. Кинжалы из эбонита и кости дракона резали броню порождений тьмы как листы бумаги. И было бы совсем легко, если бы невыносимая жажда, голод и усталость не лишали нас сил. Но мы все равно бежали, подгоняемые предчувствием неминуемой смерти.
Вырвавшись из леса, мы рухнули на пожухлую траву. Каждая рана пульсировала, голова раскалывалась, а в ушах стоял звон уходящих видений. Но мы выбрались, мы живы, а значит история моей жизни еще не окончена. Я тяжело поднялся и посмотрел на завернутый в тряпки шар. Гул магии щекотал мозг.
— Спасибо, Создатель! — воскликнула Мариан, с трудом поднимаясь на ноги. — Мы выбрались! Теперь найдем дорогу и уберемся отсюда! В Денерим, а затем в Марку! Куда угодно, только подальше от этого проклятого места.
— Нет, — ответил я, глядя на утопающие в утренней дымке башни Гварена. Отсюда крепость казалась еще более внушительной и мрачной. — У меня остались незаконченные дела.
Мариан вдруг вскрикнула и побелела. Я вскочил, крепко сжимая рукоять меча и с ненавистью посмотрел на него. Мудрец медленно вышел из-за дерева. Роскошная мантия трепетала на ветру, алые зрачки источали внутренний свет. В его взгляде чувствовалась ярость и уважение.
— Ты, — прорычал я. — Верни то, что украл!
— По-хорошему мне стоит спустить с тебя шкуру, Довакин, — зло усмехнулся Мирак. — Ты сжег мою книгу, украл сферу, убил моего «языка»… давно меня так не унижали. Вопрос: ты действительно думал, что можешь убежать от меня? Что я не замечу пропажи? Даже если бы ты добрался до города, не прошло бы и суток как я вывел бы под стены Гварена пятьдесят тысяч солдат.
— Они бы все там и остались, — холодно ответил я. — Мариан, беги. Я его задержу.
— Пусть бежит, я не собираюсь ее преследовать, — отмахнулся Мирак. — Как и тебя убивать не собираюсь. На самом деле я рад что ты выжил. Что у меня есть возможность сказать тебе «спасибо». За то, что вернул мне силу, вернул речь.
Мариан не стала ждать конца беседы и что есть мочи бросилась бежать. Я стоял, огорошенный, глядя в глаза норда. Мирак смягчился, на лице появилась добродушная, благодарная улыбка.
— Этот мир когда-то был совсем другим. Я правил народом людей и семерыми драконами, что вместе со мной бежали из Нирна, от ярости Алдуина. Я избежал смерти и стал богом-правителем для людей древнего Тедаса. Я получил власть, о которой не мог и мечтать, и вслед за ней пришло опустошение. Мне больше не к чему было стремиться, кроме завоевания. Но покорение титанов ничего бы не дало, а эльфы были слишком сильны, война была слишком рискованна. И я нашел себя в правлении. Когда-то я был надменным, мелочным и злобным, когда-то я поклонялся драконам, в робких надеждах вырвать у них крупицы знания. Здесь же я был выше всех, стал тираном. Но вскоре власть стала обузой, бременем, тяжким, рутинным трудом. Возможно, я был хорошим правителем. Слишком хорошим, для драконов. Думат и остальные желали построить в Тедасе старый мир. Желали кровавых жертв и тирании огня, но я этого уже не хотел. Я полюбил свой новый народ, и не хотел, чтобы мои сыновья и дочери росли под пятой поганых ящериц. Потому драконы обратились против меня. Но я — драконорожденный, и мятеж Думата затянулся на десятилетия. Я не мог победить их, как не мог и позволить им одержать верх. И тогда я тайно заключил союз с титанами. Они обещали помочь заточить драконов, если я помогу им в войне с эльфами. Отдав всю жизненную силу, я дал титанам возможность навеки запереть драконов в толще земли и сам был низвергнут туда, оставив Империю на попечение сыновей. Но вот я вернулся и вижу мир, под властью людей. Свободный от меров, свободный от зверолюдей. Сперва желал вернуться, но вскоре понял, что в этом нет смысла. Брат, я не друг Уртемиэлю. Скверна коснулась меня, но я служу только себе. И эти орды, под моей властью в роковой миг обернутся против ящерицы.
— А зачем ты собираешь сферы?
— Потому что я знаю, на что они способны, — хохотнул он. — Это эльфийское оружие. Я намерен отыскать источник их силы и уничтожить. А что до тебя — я не «крал» у тебя силу. Ты умирал и решил, что тебе она не понадобится. Если хочешь, я отдам тебе половину. И верну тебя в Нирн.
Я отшатнулся, не веря ушам. В голосе Мирака не чувствовалось фальши, только благодарность. И в этот раз никто не проникал мне в голову.
— Ты можешь… вернуть меня?
— Да. Порталы всегда работают в обе стороны. Этот мир живет по своим законам, в нем не место таким как мы. До того, как я и мои драконы пришли в Тедас, здесь царило равновесие. Эльфы и Титаны вечно воевали и ни одна сторона не одолевала другую. Гибель Арлатана, появление скверны — это все результат моего сговора с Титанами. Моя вина и ответственность. Это мы, чужаки, погубили Тедас. Нам здесь не место. Но, ты ведь и сам это чувствуешь.
Он был прав. С самого начала я чувствовал себя чужим в этом мире. Поражение за поражением, лишения, скитания — и все для того, чтобы снова остаться ни с чем. Ради чего я сражаюсь? Ради мира, который никогда не был моим? Ради людей, которых никогда не знал и которые никогда не вспомнят моего имени? Это не мой мир, это мир Анны Кусланд, мир Тейрна Логейна, Кары Броска и других героев. И даже Адриан Горгона — не мой враг. Он лишь глупый, измученный одержимый, поникший у остова своей жизни и славы, с бесконечным вопросом «как?» на устах. Я пришел сюда не по своей воле и не добился ничего.
«Хватит с меня. Сколько я сражался? Всю жизнь? Хватит с меня. Пусть этот мир спасает кто-то другой»
Осознав это, я отдал ему сферу. Мирак бережно принял шар и, благодарно кивнув, сказал:
— Алдуин мертв? — спросил он. — Ты убил его?
— Да.
— Тогда все хорошо, брат. Миры не параллельны. Я верну тебя в ту точку, откуда ты пришел. Ты станешь слабее, но вернешься на свое место. Еще раз спасибо тебе. Я прослежу за тем, чтобы Мор не распространился за пределы Ферелдена.
— Что ты будешь делать после?
— Буду оберегать этот мир. Я так и не нашел сферу Фен’Харела, титаны все еще живы и спят, и не все драконы мертвы. Я люблю этот мир, я правил в нем четыре столетия и не хочу видеть его гибель.
Мирак раскинул руки и вихри энергии вырвались из его тела, проникая под кожу. Я стиснул зубы, ожидая боль, но вместо нее пришло наслаждение. Души драконов, украденная мной сила возвращалась, и я понял, что снова могу кричать. Часть силы вернулась.
— Пусть каждый из нас сражается в своей войне, брат.
— Да, пусть каждый сражается в своей войне. Спасибо, Мирак.
— Тебе спасибо, брат. И прощай.
А затем Тедас исчез в мириадах огней. Вихри магии подхватили меня, унося прочь от чужого мира, пронося сквозь измерения. Я закрыл глаза, наслаждаясь непередаваемым чувством покоя. Все стало призрачным и нереальным.
— Довакин! Талос, он жив! Он жив!
Я вздрогнул и раскрыл глаза. Взгляд уперся в низкое, гранитное небо. Я отчетливо ощутил вес брони, едкий привкус крови на языке, запах дерьма и гари в носу. Медленно, морщась от боли в ребрах, я поднялся на ноги и удивленно огляделся. Кругом лежали тела павших воинов. Людей и эльфов, сраженные ударной волной заклятия. Я поднял взгляд на перепуганного Ралофа. Он подбежал ко мне и, схватив за плечи весело крикнул:
— Живой! Талос, ты нас напугал! Мы думали ты погиб!
— Да. — прошептал я. — Я… что произошло?
— Мы выиграли битву! — весело крикнул он. — Эльфы разгромлены, Одавинг сжег их флот, кошаки и босмеры сдались сразу после взрыва. Брат, этот день войдет в историю!
Вот он я — полководец Ульфрика. Герой Скайрима, защитник северной земли, ставшей мне домом. В небе парит дракон, прирученный мной, а дома ждет любимая женщина, непрестанно молясь и творя заклятия, упрашивая богов принести мне победу. Вот моя жизнь, и моя битва. Иного мне и не надо.
***
— Так, стоп! Не поняла! — вспыхнула инквизитор Лавеллан, недоуменно глядя на гостя. — Если ты вернулся, то… ты же здесь, да?
— На самом деле последнюю часть я выдумал, — хохотнул красноглазый страж. — Просто, я думаю так оно было.
Инквизитор Лавеллан побелела и отшатнулась. Лицо гостя резко изменилось, он вытянулся, стал выше и шире в плечах.
— Ты…
— Я не солгал, — ухмыльнулся Мирак, глядя за спину эльфийки. — Я действительно вернул его обратно. У этого мира уже есть боги, к чему нам конкуренция. Так ведь, Соласан?
— Значит, это все-таки ты, — холодно ответил Солас, выходя из тени. — Не рад тебя видеть.
— Что происходит? — воскликнула эльфийка, недоуменно глядя на богов. — Солас, как ты здесь оказался? Что происходит?
— Я намерен вернуть эльфам былое величие, Мирак, — с холодной сталью в голосе сказал Фен’Харель. — Не стой у меня на пути.
— К сожалению, твое «величие» несет угрозу для людей. А значит тебе придется искать другую тропинку, мой маленький, тощий, остроухий недруг. Посмотрим, кому на самом деле достанется этот мир.
