распятие, еще до того как стать эмблемой христианской религии, стало уделом шести тысяч человек, боровшихся за свободу.
Оценка этого самого крупного восстания рабов в древности многозначна. Восстание Спартака имело огромное значение и непосредственно в тот период времени, и в более далеком будущем, и в рамках античной истории, и в истории человечества вообще. В любом случае рассуждения о том, мог ли Спартак завладеть Римом или нет, не представляют серьезной ценности. Все действия Спартака свидетельствуют о том, что он прекрасно сознавал, что Рим не может быть сокрушен. Спартак не ставил своей целью и создание государства бывших рабов, опирающееся на новые формы угнетения, не желал и для себя титула царя, как бывало во время других восстаний рабов. Его главной заботой было вернуть свободу рабам, находившимся под его руководством.
Свобода — вот ключевой момент для понимания природы этого восстания. Именно люди, охваченные стремлением к свободе, могли потрясти самое могучее государство и сознание его граждан в один из наиболее цветущих периодов его развития. Это не были в состоянии сделать ни внешние враги, ни внутренние властолюбцы, обладавшие несравненно большими возможностями в военном отношении. И еще. Стремление к свободе — самая сокровенная мечта, постоянная основа и двигатель истории человечества. Свобода — высочайшая и вечная человеческая ценность. Поэтому имя и дело Спартака были и будут одним из самых ярких ее символов в борьбе против рабства и тирании.
Стойчо Грынчаров
Спартак — фракиец из племени медов
1.
Светало. Редкая летняя дымка курчавилась над зелеными берегами Стримона, над густым ивняком, поднимавшимся как будто прямо из воды. В имении Метока, находившемся недалеко от реки, — и в доме, и в помещениях для слуг, и в просторном дворе с постройками для скота работа шла уже полным ходом.
Конюхи, которые вывели лошадей из конюшен, гребнями расчесывали свалявшиеся на конских животах космы, щетками счищали пыль со спин, пока они не начинали лосниться на солнце.
Овчар с рыжеватыми встрепанными волосами, стоя возле узкого выхода из кошары, пропускал овец — по одной. Дояр, сидя на трехногой деревянной табуретке, подтаскивал каждую овцу к себе и ставил над ведром с надоенным молоком. Загребая ладонью немного молока, он быстро смачивал овечьи соски, чтобы откупорить отверстия в них, и выдаивал полное вымя. После этого легонько подталкивал овцу и протягивал руку к следующей. Овцы постепенно собирались на огороженной плетнем круглой площадке, где овчары оставляли их, дожидаясь, пока не высохнет роса на ближнем выгоне.
Козопасам предстоял более долгий путь к пологим холмам, поросшим высоким кустарником. Там козы, стоя на задних ногах, передними, словно руками, легко наклоняли ветки и губами срывали с них сочную листву, оставляя голые прутья. Когда они спускались на землю, на их шеях позвякивали звоночки.
Скотники деревянными вилами собирали и выбрасывали из хлевов солому, служившую подстилкой для скота. Вечером она была чистой и сухой, а к утру становилась влажной и красноваторжавой, ее относили и складывали в дымящиеся кучи.
Козье стадо давно скрылось за лесистыми холмами.
Под крышей дома было несколько гнезд ласточек. Временами оттуда доносилось радостное щебетанье птенцов, как раз в тот момент, когда взрослые ласточки возвращались с полными клювами.
Спартак, сын Метока, проснувшись, слушал птичий щебет, как бывало в детстве. Потом, стряхнув остатки сна, вспомнил, что только вчера он вернулся домой из тех мест, где несколько лет учился. В честь его приезда в городском доме отца было устроено веселое пиршество. А под вечер, оседлав одного из отцовских коней, Спартак поскакал в имение. Дед Спарадок допоздна не отпускал внука.
Открыв глаза и глянув на освещенный солнцем верхний угол противоположной стены, юноша понял, что уже довольно поздно. Он сбросил покрывало и проворно спрыгнул с постели, как привык это делать в годы детства и ученичества. Вышел на террасу, оперся о деревянные перила. Утренний ветерок легко играл огненно-золотистыми прядями его волос, спадавших почти до плеч. Пробивавшийся на верхней губе и щеках нежный пушок делал розовую кожу более темной, сообщая красивому, одухотворенному лицу затаенную мужественность.
Все здесь было ему знакомо. И сейчас он радовался, что перед ним снова родные просторы. Взгляд его синих глаз становился то задумчивым, когда он вспоминал прошедшие годы, то радостным, когда он смотрел на то, что его сейчас окружало. Фруктовые деревья в неглубоких лощинках согнули почти до земли отяжелевшие ветви, на которых плодов было больше, чем листьев. Выше, на открытых склонах, лоза прятала в пышно разросшейся листве еще незрелые виноградные грозди.
Все способное рождать, радовало изобилием.
На холмах, в долинах — всюду совершалось
