========== Одержимость ==========
Комментарий к Одержимость
Предупреждение: в работе присутствуют некоторые химические термины, но они являются сюжетной составляющей. Реально прошу прощения, если вы не любите химию. Я сама гуманитарий, но у меня хэдканон на Иккинга из химико-биологического класса, так что… Ещё раз простите.
***
Иккинг с самого начала думал, что он пожалеет о том, что зашёл сюда один. Друзья подбили его пойти в зал, где занимаются каратистки, но в итоге и кинули бедного парня на произвол судьбы.
Ему нужна была одна девушка. Иккинг ищет её глазами, выискивает в толпе.
Она не похожа на остальных каратисток, нет. Она другая, особенная. Иккинг хоть и не видел её ни разу в кимоно, но подозревал, как девушка может выглядеть в нём.
Вроде находит её, но сомневается. Хочет подойти, но опять-таки сомневается, боится, что обознается/застесняется/затупит и так далее по списку. Держит дистанцию, наблюдает издалека, как и всегда.
Иккинг уже привык к этому: удалённому наблюдению, неконтролируемому потоку бормотания себе под нос фраз по типу «как-же-она-чёрт-возьми-хороша-и-как-же-на-ней-шикарно-смотрится-этот-костюм».
Друзья кличут его сталкером. Все в округе считают его странным парнем, что только и умеет смешивать вещества в колбах.
Такова жизнь Иккинга Хэддока. И он собирается изменить её.
А в этом ему поможет она. Он знает это, наверняка. Чувствует сердцем, думает об этом до головной боли.
Надо только сделать первый шаг, и всё придёт в действие. «Надо действовать», — твердит себе Иккинг, всё не решаясь подойти к ней, мессии его жизни. Он вздыхает, отходит дальше, всё устремляя взгляд в её сторону, дабы не потерять.
Группы поддержки сели на так называемые VIP-трибуны; Иккинг прибился к ним, сел поближе к площадке. До парня донеслись пару фраз о том, что среди каратистов будет проходить что-то вроде спортивного соревнования. Это был его шанс увидеть её во всей красе.
Всё постепенно стало организовываться: каратистки отошли в одну сторону, каратисты в другую. Обоим группам что-то говорил, видимо, их рэнси, то бишь тренер (Иккинг достаточно хорошо осведомлён в особенностях каратэ). К трибунам подошёл какой-то мужчина, что начал громко ругаться с одной из женщин. Оказалось, что людей слишком много, и большинство попросили уйти. Иккингу повезло, что его навык скрытности помог ему остаться на месте и при этом не быть выпровоженным на улицу.
Всё вновь запузырилось, на площадку начали потихоньку выходить парни и девушки в белых кимоно. В толпе Иккинг видит её, замирает и словно перестаёт дышать.
Она выглядит даже лучше, чем Хэддок мог себе представить. Он и так знает, что словами и глазами описать её красоту практически невозможно.
— Так, начинают сначала кохаи низшего ранга, далее по нарастающей, — говорит один из рэнси, — на один бой отводится максимум пять минут, так что имейте в виду и не тяните время. Завтра дополнительного дня сдачи норматива не будет, так что укладывайтесь как хотите, сегодня все должны сдать, понятно? — все кивают в ответ тренеру, — Отлично. Тогда начинаем.
Иккинг несколько напрягается, когда его глаза встречаются с глазами каратистов-парней. В паре лиц он видит знакомых из своей школы.
Она не видит Иккинга. Или видела, но не придала его присутствию здесь значения.
Всё время, пока шли бои с другими кохаями, он смотрит на неё. Как она сидит на скамейке, слабо хмурит брови и серьёзно смотрит на площадку, где уже вовсю идёт бой. Возможно, она изучает технику своих компаньонов, оценивает шансы каждого на победу. Либо просто ей нечего делать, и она таким образом хочет сосредоточиться перед своим боем.
Пока рядом с ней сидят девушки, что болтают о чём-то отвлечённом, она нема как рыба.
У неё мало друзей. В клубе она предпочитает общаться лишь с рэнси и парой своих постоянных партнёров по спаррингу. И как правило это такие же молчаливые, крепкие ребята, понимающие всё с полуслова.
Иккинг слышит её имя, ещё пуще напрягается. Кажется, что именно ему сказали идти на площадку, а не ей. Она спокойно встаёт, непоколебимо идёт до площадки. Потуже затягивает пояс на талии, не спешит вставать в стойку, ждёт соперника.
Соперником оказывается её когда-то бывший партнёр по спаррингу. Иккинг не раз слышал, что тот всегда выигрывал у неё за счёт грязных приёмов, и в итоге они разругались и с тех пор не общаются.
Парень хмыкает, вальяжной походкой идёт навстречу ей, высоко поднимает голову. Она немного наклоняет голову, встаёт в стойку. Соперник делает то же самое.
Рэнси делает какой-то жест. Бой начинается.
Иккинг задерживает дыхание, пристально наблюдает за ней, подаётся вперёд. Он видит, как она тактично отходит, держит дистанцию, пока этот, откровенно говоря, гамадрил, скачет вокруг неё, машет руками и ногами.
Она знает эти движения, и Иккинг их тоже знает. Ментально, на уровне подсознания. Из него вышел бы хороший каратист, не будь он ходячей рыбьей костью.
— Ну же, милая, покажи мне свои приёмы… — словно рычит соперник. Она не отвечает ему; хмурится всё больше, быстро выдыхает.
Её не надо было просить, она лишь ждала момента, когда парень наскачется и ему можно будет нанести пару чётких и контрольных ударов; начинает атаку.
Удар в грудь, по ногам, короткая защита, подсечка, удар коленом. Она делает это чертовски грациозно и метко; знает, куда бить. Противник теряется, начинает задыхаться.
Иккинг чувствует, что времени у них мало, мысленно пытается дать сигнал, чтобы она наконец добила оппонента и получила зачёт. Но девушка и так за собой знает, что времени на добивание у неё хватит, причём с лихвой.
Делает последнюю подсечку, каратист падает почти без сил, машет рукой, что сдаётся.
Хэддок смотрит на неё чуть более пристально, разглядывает её несколько томным взглядом.
Золотистые волосы, собранные в хвост. Красивое белое кимоно с коричневым поясом, подчёркивающим шикарную талию. Глаза небесного цвета, пылающие от ярости. У её ног лежит поверженный соперник.
Иккинг завороженно изучает девушку, на его лице появляется глупая улыбка. Он так и видит себя на месте того парня, что еле дыша валяется у её прекрасных ножек.
Иккинг вздыхает ещё раз, тихо, лишь губами, с трепетом шепчет её имя: Астрид.
Она садится на скамью, где её поздравляют другие каратисты; лишь кивает им со слабой улыбкой, что практически сразу исчезает с её прекрасного лица. Иккинг редко видел, как она улыбалась. А если и видел, сам начинал улыбаться так, что лицо готово было треснуть. Но потом тоже переставал лыбиться, понимая, что сия улыбка была не для него.
На долю секунды ему кажется, что она смотрит на него. Сердце бьётся чуть сильнее, а руки холодеют.
Они редко пересекаются в школе: учатся в параллельных классах, да и оба предпочитают быть либо в своих компаниях, либо по одиночке. Иногда бывает, что им ставят общий урок у одного учителя, и они сидят практически рядом; перебрасываются парой фраз по типу «привет, как дела?» или «что мы вообще тут делаем?»
В такие моменты Иккинг начинает краснеть и говорить чуть громче обычного, чем вызывает смешанные чувства у округи. Она обычно ухмыляется, немного щурится, разглядывая его. После этого вечером (даже глубокой ночью) Икк анализирует их разговор, крушится, почему именно так он сказал, а не по другому.
И вот сейчас они пересеклись взглядами. Хэддок не отвёл взгляд, нет. Всё продолжал смотреть, как вкопанный. Астрид сразу же начала смотреть в другую точку. Очнувшись, Иккинг пару раз моргает, начинает краснеть.
Он хочет провалиться под землю, уйти отсюда и больше не приходить; встаёт с места, быстро спускается и идёт вдоль стены на выход. Всё равно он же увидел Астрид, ему хватит.
Одеваясь в раздевалке, он почувствует, как кто-то касается его плеча.
Обернувшись, он не ожидает увидеть перед собой её.
— ААА, привет, Астрид! — громко восклицает Иккинг, натягивая нервно улыбку.
— Привет. Что ты тут делаешь? — интересуется она, скрещивая руки. На лице её ни улыбки, ни злости.
— Да так, пришёл понаблюдать… Парни сказали, что у вас важное мероприятие… Ну я и решил сходить посмотреть… А они не пришли, представляешь? Гады такие! — говорит с заминками Хэддок. Астрид коротко хмыкает, немного закатывает глаза.
— С каких это пор тебе интересно каратэ?
— Вообще-то я очень давно им интересуюсь! — уверяет Иккинг девушку, снимая надетую наполовину куртку, — Кстати, классно ты этого парня добила! Как там это по-вашему… Гэдан дзуки?
На лице Астрид появляется изумление, затем улыбка.
— Да… Даже ударение правильно поставил! Неплохо… Может, запишешься к нам?
— Что? Я? Пф, брось, Астрид, я не создан для этого. Мой удел творить свою магию в лаборатории. — отмахивается Иккинг, несколько успокаиваясь.
— Ну, как хочешь. — пожимает плечами она. — Предложение всё ещё в силе. Кстати, хотела кое о чём тебя попросить… Можно?
— Да, конечно!
— Ты не мог бы узнать у Джостара, какая будет тема нашей практической работы? У меня выходит спорная оценка, а мне так надо пятёрку в этой четверти…
— Я могу прямо сейчас тебе её сказать, мы это обсуждали уже.
— Правда? И что он сказал?
— Бензол. Он такой: «Вот, гуманитарии меня заколебали, оценок ноль, дам им практическую по бензолу». Я такой: «Эм, а не слишком ли это сложно для них». Говорит: «Ничего, пусть помучаются».
— Блин… Я так и не поняла эту тему, такая сложная, пипец. — делится Астрид, мотая головой.
— Можешь не переживать, по-моему у нас опять совместный урок. Может подсоблю как-нибудь. — улыбается Иккинг чуть шире обычного; щёки начинают пылать.
— Ох, буду очень рада, если ты поможешь мне и моей группе. В конце концов, ты у нас гений в этом. — тоже улыбается она, — Ладно, пойду я, а то рэнси ругаться будет… До встречи, Иккинг!
— До встречи!
Она шустро уходит прочь. Иккинг шумно выдыхает, с минуту стоит в ступоре. После чего говорит громкое: «ДА, ЧЁРТ ВОЗЬМИ!», начинает быстро одеваться; выбегает на улицу и направляется в сторону остановки.
Переполненный гордостью за себя, остаток вечера он ходит и танцует по дому победный танец под энергичную музыку. Ближе к часу ночи он получает сообщение:
«Привет ещё раз. Что именно Джостар может спросить про бензол?»
Иккинг останавливается на половине своего шикарного танца интроверта. Вдыхает и выдыхает. Она написала ему! Первая! Хэддок собирается с мыслями, отвечает ей:
«Много чего, честно сказать. Физические свойства, химические свойства, реакции, применение и получение. Может спросить гибридизацию, дать задачу… Он же такой, сама знаешь.»
Ожидая ответ, парень включает дальше музыку и продолжает свои глупые танцы.
«Спасибо и на этом. Чем занимаешься?»
«Да так, музыку слушаю.»
«Круто. Ладно, пойду. Доброй ночи, Иккинг :)»
«Спокойной :)»
Иккинг перечитывает своё имя уже десятый раз, представляет себе, с какой интонацией она могла произнести это вслух; на душе стало ещё лучше, чем было.
Он сегодня герой. А завтра будет ещё лучше, Иккинг уверен в этом!
***
Следующий день начался с того, что Иккинг проспал. Чертыхаясь через каждое слово, он спешит сообщить хоть кому-то, чтобы его не отмечали как отсутствующего. Первым уроком была химия, и на нём будет Астрид.
— Да блин, почему именно на химию я опаздываю! — ругается Икк, спешно надевая на себя рубашку. — Причём там Астрид! Чёрт, чёрт, ЧЁРТ!
Со звонком Иккинг влетает в кабинет, где уже было полно народу: своего и чужого.
— О, я уж думал, что не придёшь. — говорит Джостар, учитель и классный руководитель класса Иккинга. — Садись куда-нибудь. Вон, на Камчатку, у них как раз человека не хватает.
Икк смотрит на последние парты. Там его уже ждала она, в окружении пятерых рослых парней. Иккинг нервно сглатывает слюну, быстро шагает в сторону своей названной команды.
— Привет, ребята. Позволите присоединиться к вам на этот урок? — тараторит Хэддок, протискиваясь между членами группы.
— Привет, Иккинг… Я так боялась, что ты не придёшь.
Иккинг поднимает глаза и вновь видит её, но ближе: чёлка, прикрывающая левый глаз, большая красивая коса; слабо накрашенные ресницы, маленькие стрелочки в уголках глаз. «Прекрасна как никогда», — отмечает Иккинг про себя, чуть сильнее улыбаясь при этой мысли.
— Я просто проспал. Как обычно, — смеётся нервно Иккинг, — Так, что он сказал вам делать?
— Мы пока ждём, пока он тетради раздаст, — говорит полноватый парень, сидящий по правую сторону от Хэддока.
— Иккинг, я опять не могу найти твою тетрадь… — говорит подошедший к ребятам Джостар, — А в прочем, оценок у тебя много… Сиди. — отмахивается мужчина, уходя.
— Спасибо… Наверное… — бормочет Иккинг, глупо ухмыляясь. — Вечно он теряет мою тетрадку в своей лаборантской…
— Значит, будешь нашим советчиком, — заявляет юноша, что сидел справа от Астрид.
— Скорее диктор. Под диктовку мою писать будете. — говорит Иккинг.
Джостар объясняет ход работы, группы пишут под диктовку учителя оборудование, реактивы, цель и задачи работы.
— К концу урока я спрошу от каждой группы по одному человеку. Вы должны будете написать у доски возможные реакции для получения бензола.
— Как всегда, в своём репертуаре… — комментирует Иккинг. — А вы хоть скажите кому готовиться? — спрашивает громко Хэддок.
— Да, но точно не тебе, — улыбается Джостар, — от вашей группы мне нужна только Хофферсон. У неё там спорная оценка…
Астрид страдальчески ноет, стучит тетрадкой по своему лицу. Парни рядом с ней коротко смеются.
— И что мне, блин, делать? Я ни черта не помню!
— Давайте мы сейчас быстро сделаем практическую, — шепчет Иккинг, — потом я помогу тебе с этой фигнёй. Там нет ничего такого, я попытаюсь объяснить на пальцах.
Астрид кивает, слабо улыбается ему.
— Ты мой спаситель.
Иккинг коротко хмыкает, начиная при этом люто краснеть.
— Короче, чертите таблицу на пять столбцов. Два последних чертите большими.
— Как обычно что ли? — спрашивает какой-то парень с краю парты.
— Я не знаю, как у вас звучит «обычно», — мотает головой Иккинг.
— Ты из физмата? — интересуется парень, сидящий слева от Хэддока.
— Я из химбио.
— Оу, сочувствую.
— Ха-ха, спасибо… — иронично заявляет Иккинг. — Так, не отвлекайтесь, иначе всё пойдёт по наклонной. Пишите, первое: «номер по порядку»…
Работа идёт полным ходом. Иккинг говорит, а члены группы пишут под его диктовку, попутно слушают забавные комментарии парнишки и объяснения на ходу.
— Бензол токсичен и канцерогенен.
— А последнее слово из твоих уст что значит? — интересуется член группы, усмехаясь при этом.
— То, что если ты надышишься парами бензола, то ты со стопроцентной вероятностью сляжешь с раком крови или анемией.
— Ни хера себе. Эм, а каково чёрта мы возимся с этой фигнёй?
— Потому что вы заколебали Джостара, с его слов говорю, не в обиду вам.
— Оно и понятно, потому что мы тупые, — говорит Астрид, пожимая плечами. Все дружно смеются.
Закончив работу, Иккинг принимается помогать Астрид.
— Думаешь я запомню эти реакции? — спрашивает она, глядя на то, как старательно и понятным почерком пишет строчки на листке Иккинг.
— Я уверен, что ты запомнишь. Я всё поясню.
— Джей, можно я сяду на твоё место? — спрашивает девушка у одноклассника.
— Да, конечно, не вопрос.
Иккинг замирает на пару мгновений. Астрид садится к нему справа, чуть ли не прижимается. Внутри себя парень подрывается как тротил, активированный детонатором.
— Реакций много, тебе хватит трёх на пятёрку. — Иккинг собирается с мыслями, делает серьёзное лицо. Химия всегда требует настрой и холодный ум, и он это прекрасно знает.
— Выглядит страшно. — признаётся она.
— Тебя пугают шестиугольники? — вскидывает бровью Иккинг; Астрид коротко гогочет.
— Скорее то, что в этих шестиугольниках.
— Это углеводородные связи… Ладно, первая реакция называется «ароматизация нефти». Это когда гексан под действием катализаторов превращается в бензол с выделением водорода. То есть, вот эти «ашки», — Иккинг слабо обводит карандашом последнюю часть первой записи, — перейдут сюда и получится чистый бензол с кучей «це-аш-два».
— А катализаторы какие?
— Высокая температура, давление, «хром-два-о-три»… — по памяти вспоминает Хэддок, немного хмуря брови. Астрид своим плавным почерком подписывает слова Икка сверху строки. — Тебе не обязательно это знать.
— Пусть будет, не помешает знать. Что дальше?
— Вторая реакция — дегидрирование циклогексана. Это когда водород отщепляется от молекулы органического соединения, то есть, вот эти три «ашки» под действием никеля и высокой температуры перейдут сюда и получится бензол с тремя двойными связями. Кстати, эта реакция обратимая. Вам говорили о реакции Зелинского?
— Вроде да.
— Ага, значит знаете. Вообще это по-нашему называется тримеризация ацетилена. Да, звучит сложно, понимаю, — усмехается Иккинг, глядя на несколько испуганное лицо Астрид. — Тебе хватит реакции Зелинского. Короче говоря, ацетилен пропускают над активированным углём при очень высокой температуре. Шестьсот градусов, по-моему, если не ошибаюсь.
— А почему тут в начале стоит тройка?
— Это коэффициент. Ну, надо же уравнивать две части. Тут шесть и шесть, а у тебя в начале две «це-аш» без коэффициента. Два умножаешь на три, получаешь шесть. Вот ты и уравняла всё уравнение.
— Так вот для чего эти все цифры! — восклицает Хофферсон, хватаясь за голову.
— Чел, да ты открыл нам чёртову Америку! — подхватывает полноватый парень из группы.
— Не я её открыл, её открыли до меня, — немного закатывает глаза Иккинг, улыбаясь.
— М-да, теперь осталось всё это запомнить… — Астрид подносит листок ближе к себе, зрительно пытается запомнить эти жалкие, такие непонятные три строчки.
Звенит звонок. Группы сдают тетрадки с практической работой.
— Так, у меня остаются… Ким, Ньюкасл, Куффен, Митчелл, Тайнхолм и Хофферсон.
— Ну, удачи тебе, Ас. Будем ждать тебя в столовке. — одноклассники из группы девушки спешно выходят из кабинета.
— Ты же не уйдёшь? — она обращается к Иккингу. Он читает в её глазах мольбу.
— Не уйду. Я не могу просто так взять и уйти, оставив тебя без поддержки, — Иккинг немного понижает голос, когда говорит эти слова. Сердце его бьётся чуть быстрее.
Она улыбается ему милой улыбкой, облегчённо вздыхает; поправляет пальцами чёлку, заправляет её за левое ушко.
— Спасибо, Иккинг. Мне правда приятно это слышать. — чуть ли не шепчет Астрид. Хэддок лишь кивает, тоже улыбается ей, возможно криво и глупо, но всё же…
— Так, молодые люди, прекращаем устраивать личную жизнь. — услышав это, двое тут же раскраснелись, немного отсели друг от друга. — Астрид, садись сюда на первую парту. Иккинг, будь добр, отнеси все реактивы в лаборантскую, — буквально приказывает Джостар, указывая пальцем на дверь в другое помещение. Хэддок вздыхает, встаёт и идёт собирать с парт лотки со склянками. Астрид покорно встаёт, держа листочек в руках, садится на первую парту к какой-то девушке из класса Иккинга.
Зайдя в лаборантскую, Иккинг ставит всё на свои места; прислушивается, не спрашивает ли учитель Астрид. Не услышав её голос, несколько успокаивается. Но руки всё-таки предательски похолодели от волнения, а температура явно поднялась. От него фактически зависела вся успеваемость Астрид.
Она — круглая отличница. У её класса был другой учитель химии, но, к несчастью, он ушёл. И пришёл новый, с которым буквально мучаются. А ещё он постоянно уезжает куда-то, и в итоге половину уроков четверти заменяет у гуманитариев мистер Джостар — крайне требовательный мужчина, который плевать хотел, в каком ты классе, главное, чтобы шарил в химии как рыба в воде, — ещё более непонятный учитель. Профильный учитель Иккинга, по совместительству его классный руководитель.
— Ким, расскажи мне химические свойства бензола.
— Ну… Горение, нитрирование…
— Нитрование. — поправляет химик. — Так, напиши реакцию замещения для бензола.
— Я не знаю. — признаётся девушка, смиренно опуская голову.
Джостар отрицательно мотает головой, снимает очки с глаз.
— Тогда будешь отчитываться. Завтра, после четвёртого урока приходишь ко мне в лаборантскую и отвечаешь по всей главе. Естественно оценка в четверти у тебя будет не очень хорошей…
— Это ещё почему?! У меня четыре выходит!
— Ошибаешься. Три целых и пятьдесят сотых процента. — натянуто улыбается мужчина, глядя на девушку, — На четвёрку тебе надо шестьдесят девять сотых процента. Это как минимум три четвёрки или две пятёрки. С пятёркой ты уже в пролёте, а столько четвёрок ты вряд ли наберёшь… Хотя, это смотря как ты сделала практическую. Ты поняла меня? Жду тебя завтра.
Иккинг сочувствует своей однокласснице. Джостар редко идёт кому-то на уступки, даже отличникам. За это его почти никто не любит среди учеников. Но Хэддоку повезло, что он у мужчины фактически в фаворитах: всегда всё знает, всё сдаёт, не конфликтует, прислушивается к советам и выговорам. Это одна из причин, почему Икка зовут «подлизой»; хотя он таковым не является.
«Пролетают мимо» ещё пятеро человек. Остаётся одна Астрид.
Иккинг медленно и аккуратно выглядывает из лаборантской; смотрит, как она спокойно смотрит в листок, по привычке немного хмурит брови.
— Ну что, Астрид. Вот и твоя очередь. Готова ответить? — несколько ёрничая спрашивает Джостар.
— Конечно. — утвердительно отвечает Астрид, вставая с места и подходя к доске.
— Смелое заявление. Так, начнём. Опиши мне физические свойства бензола.
— Бесцветная жидкость с характерным запахом… Не растворим в воде… Горит. Токсичен и канцерогенен.
— Хорошо. Теперь химические свойства.
— Горение, реакция замещения, нитрование, гидрирование, хлорирование, — быстро перечисляет Астрид. Иккинг решается и выходит из лаборантской, приближается к вытяжному шкафу, дабы Джостар его не видел.
— Запиши тогда реакцию гидрирования.
Астрид кивает, берёт в руки мелок. Начинает быстро писать уравнение; немного помедлив, ставит коэффициенты и немного отходит в сторону, чтобы учитель увидел написанное. Джостар одобрительно кивает.
— Правильно. Ну и напоследок, напиши одну из формул получения бензола.
Хофферсон вздыхает, немного поворачивает голову в сторону, ища поддержку в лице Иккинга. А он стоял недалеко, бросал на неё мельком взгляд; немного опёрся боком о шкаф. Иккинг ментально подсказывает ей выбрать более простую реакцию: ту последнюю, третью.
И она пишет её. Медленно, неуверенно, но всё же пишет. Расставляет цифры, прикрывает глаза, пытаясь вспомнить зрительно уравнение.
— Прекрасно. — неверяще мотает головой Джостар. — Хоть кто-то сегодня ответил всё, что я просил… Бог, наверное, услышал мои молитвы. Так и быть, поставлю я тебе пятёрку в четверти…
Иккинг тут же чувствует прилив радости, начинает улыбаться. Астрид сама начинает широко улыбаться, резко поворачивается лицом к Джостару и Иккингу.
— Спасибо большое! — благодарит девушка, отходя от доски.
Иккинг и Астрид переглядываются между собой. Волнение в душе Хэддока на долю секунды пропало. Он чувствует лишь всепоглощающее счастье и радость за неё, мессию его жизни. А она благодарна ему, спасителю её успеваемости. Наконец спустившись с небес на землю, Икк идёт за своим рюкзаком. Астрид уже стоит в коридоре, видимо, ждёт его.
— Постой, Иккинг. — обращается к парню Джостар.
— Что такое?
Мужчина выглядывает в коридор. Увидев Астрид, прикрывает дверь в кабинет.
— Небольшой разговор тет-а-тет. Знаю, это может быть глубоко лично, но всё же… — шепчет учитель, — Она тебе нравится, да?
Иккинг тут же вспыхивает как огонь.
— О-о чём вы вообще говорите? С чего это вы так решили? — бормочет Иккинг, запинаясь.
— Я же вижу, как ты на неё смотришь. Небось поднатаскал её по бензолу… Думаешь я слепой что ли? — хмыкает мужчина, немного щурясь.
— Нет… Это прямо слишком палевно, да? Ну, мои эти замашки? — пытается подобрать слова Икк, сгорая со стыда.
— Я бы не сказал. Но эти ваши гляделки… Да и ты постоянно краснеешь как рак рядом с ней. Сильно втрескался, да?
— Как бы сказать… — Иккинг коротко и нервно посмеивается. — Чёрт, как неловко…
— Понимаю. Прости. Просто меня напрягает, что из-за этой твоей влюблённости ты можешь стать хуже учиться. Или начать прогуливать консультации, дабы пойти с ней погулять или сводить в кафе…
— Да ну вас, я никогда до такого не опущусь!
Джостар смеётся, но не так, как обычно, а искренне.
— Не зарекайся, Иккинг. Поверь, ради расположения одной девушки я два месяца не появлялся в институте!
— По вас и не скажешь… — отмечает Иккинг, начиная потихоньку остывать.
— Бывает. Ладно, беги к своей миледи.
— Вы же теперь меня в покое не оставите, да? — цокает Хэддок, вешая рюкзак на плечи.
— Конечно. За что боролся, на то и напоролся. — гогочет учитель.
— До свидания.
Иккинг выходит из кабинета, оглядывается по сторонам. Её нигде нет. Видимо, не дождалась его. Вздыхает, идёт в сторону лестницы, на следующие уроки.
Дома его будут ждать часы очередных странных интроверстких танцев в темноте. Такова жизнь Иккинга Хэддока. И сегодня она не изменилась…
***
Астрид с самого начала думала, что она пожалеет о том, что пошла на конференцию. Подруги подбили её пойти в соседнюю школу, но в итоге и кинули и оставили одну на произвол судьбы.
Ей нужен был один парень. Он не похож на остальных выступающих парней, нет. Он другой, особенный. Астрид хоть и не видела его ни разу в официальном костюме, но подозревала, как парень может выглядеть в нём.
Вроде видит его. Хочет крикнуть ему, но сомневается. Боится, что будут косо глядеть на неё, да и не хочет, чтобы он видел, что она здесь, ради него…
На сцену выходит солидный мужчина, приветствует сидящих. Конференция начинается.
— Сегодня юные, и не очень, выступающие представят свои проекты по химии и микробиологии. Начнём мы, пожалуй, с младших групп…
Астрид мало что смыслит в химии. Что-то зазубрила, что-то слышала от знакомых из его класса, что-то вообще узнала непонятно откуда (она сама в шоке с этого). Но ей были интересны многие реакции, что описывали и создавали некоторые выступающие. Например, как змеиный яд влияет на кровь, или как под микроскопом выглядит головка горящей спички…
Называют его имя. Девушка невольно дёргается; сердце забилось чуточку быстрее, а ладошки вспотели от волнения; устремляет взгляд на сцену.
И вот, выходит он. У него сверкают глаза, когда он осматривает перед собой аудиторию слушающих; улыбается так, что у Астрид поднимается настроение и просыпается ещё больший интерес к его персоне.
Чёрный пиджак и белая рубашка, что прекрасно подходили ему. Чёрные джинсы и чёрные туфли. Уложенная волнистой линией чёлка, что теперь не закрывала его лоб.
Это был словно другой человек. Астрид невольно вспомнила шутку подруг про «да, ваша дочь будет дома ровно в семь» и «она тоже зовёт меня папочкой». И ей показалось, что он подходит под эту шутку-описание. Ибо сам на себя не похож; в хорошем смысле.
— Добрый день, дамы и господа. Сегодня я хотел бы представить на ваш суд мою исследовательскую работу по теме «Уникальная ферромагнитная жидкость»…
В отличие от некоторых он говорил без микрофона, громко и внятно, не запинаясь при произношении сложных слов. Астрид поглядывает на членов жюри и видит их улыбки, как они кивают на него, с интересом наблюдают за ним. До этого с остальными участниками конференции они так себя не вели.
Когда на пару мгновений он замолкал, можно было услышать и понять, что зал стоял в абсолютной тишине. Никто, кроме него, не говорил, даже те, кому было фиолетово на сие мероприятие; незаинтересованные люди не утыкались лицом в экраны телефонов, нет.
Все смотрят на него одного. А он всё говорит и говорит, заводит всех своими речами о свойствах непонятной субстанции, стоящей в стеклянной банке на импровизированном столе перед ним.
Астрид немножко кусает губы, глядя на него; про себя размышляет и говорит фразы по типу «ты-чёртов-милаш-как-ты-можешь-быть-таким-шикарным-блин-твоя-вскинутая-бровка-ааа». У него подвижная мимика и активная жестикуляция, что придаёт ему дополнительной харизмы. И Астрид это, чёрт возьми, заводит.
И вот казалось бы вечный, сладкий и красивый на слух монолог завершается. Он говорит выразительное «Спасибо за внимание» и зал тут же взрывается аплодисментами. Его взгляд устремляется в сторону Астрид. Хофферсон чуть ли не восклицает от неожиданности, пересекаясь с ним взглядом. Он знает, что она здесь, ради него…!
Уходит за кулисы, забирая с собой небольшой столик с реактивами. Он и другие участники конференции стали дожидаться оглашения итогов членами жюри. Проходит минут пять совещания; на сцену выходит самый главный человек в составе судей. Все участники конференции словно по команде тоже выходят на сцену, становятся в линию.
Он стоит в самой середине, немного опустив голову; не был расстроен, наоборот, улыбался. Он хочет уйти отсюда. Ему несколько горько осознавать, что всё провально.
Потому что первого места ему не видать. Как и второго, и третьего. Всё куплено и оплачено как надо. И он знал это, но всё равно пошёл. Потому что ему было интересно и, как бы там не было, он, чёрт возьми, постарался и потрудился; ему не важно, победитель он или проигравший. Да, на одном энтузиазме, как говорится, не выкатишь. Его уже успели за кулисами обозвать и придурком, и дураком, и лузером. Потому что все знали, что он фактически идёт в пустоту ради пустоты.
Только дураки идут на такое.
И вот, говорят третье место, второе… Когда очередь дошла до первого, Астрид улыбалась, держала кулачки.
Но его имени не озвучили. Хофферсон в шоке смотрит на того, кто оказался достойным почётного первого места… Люто негодует, хочет орать и убить кого-нибудь. Благо аудитория слушающих её поддержала, начала улюлюкать. Вручающий несколько испугался, как и победитель.
Начался мини-бунт. Большая часть толпы демонстративно встала с мест.
— Мистер Говарт, ваша конференция проплачена? Как вам не стыдно! — восклицает кто-то из взрослых.
— Этот мальчишка и двух слов связать не мог, презентация никак не соответствует требованиям, указанным в условиях участия! — поддерживает первого оратора кто-то из учителей.
Толпа упрекает и жюри, и тех, кто заняли призовые места.
— Вон, тот парень в чёрном костюме! У него всё по стандарту! Дайте ему первое место!
— Он прекрасно всё рассказал!
Все указывают пальцами на него; тот несколько испугался, даже покраснел.
Мужчина выхватывает из рук якобы победителя небольшую статуэтку, идёт в его сторону и протягивает награду.
— Заслужил. — словно плюёт учредитель, немного потряхивая наградой.
Все снова смотрят на него, ожидают его реакции. Астрид задерживает дыхание на этом моменте. Он говорит то, что повергает почти всех в шок.
— Я не заслужил это. Нисколько. Оставьте её себе или отдайте кому-то… Она не мне нужна.
— Ну и дурак. — говорит кто-то из толпы. Почти вся аудитория несколько истерично смеётся, даже участники конференции.
— Может и так… — пожимает плечами он, следом глупо улыбаясь; ему хочется провалиться сквозь землю.
Астрид хочет заставить всех замолчать. Но не в силах этого сделать. Толпа просто расходится. Жалкая статуэтка снова отдаётся в руки лже-победителю.
Он спокойно идёт прочь со сцены; около лестницы его встречает обеспокоенный Джостар.
— Ты как?
— Вы сами всё видели. И вы ещё спрашиваете, как я?
— Просто… Эх, знал бы я, что так всё выйдет…
— Я знал всё заранее, мистер Джостар. Мне сказали.
— В смысле… Что?!
— Да. Так и есть… Я… Пошёл просто так.
Мужчина округляет глаза, несколько боязно смотрит на парня; кладёт ему руки на плечи.
— Не говори так. Ты не просто так пошёл.
— Вы сами-то слышите, о чём говорите? — переходит на шёпот он.
— Да. Я потребую, чтобы они хоть что-то дали тебе в качестве награды за твой титанический труд… Половина года! Ты, чёрт возьми, готовился полгода, чтобы выступить здесь и в итоге ни черта не получить?!
Астрид слышит этот разговор. Сердце словно сжимается в тиски, а в горле стоит комок. Она видит, как его глаза становятся будто стеклянными.
— Мне всё равно… Я просто выступил, чтобы доказать, что я хоть чего-то стою… Видимо, я так и остался тем же аутсайдером, что и был…
— Послушай меня-
— Вы не переубедите меня. Вам не хватит духа заставить меня думать иначе, — твёрдо говорит он, убирая со своих плеч руки преподавателя. — До свидания.
И он уходит. Астрид смотрит ему вслед, прижимает ладошки к груди; на глазах её наворачиваются слёзы. Она тихо-тихо, лишь губами, шепчет его имя: Иккинг.
— А ты что тут делаешь, Астрид? — Хофферсон оборачивается и видит Джостара, вновь угрюмого и серьёзного.
— Я просто пришла поддержать его… Но я не знала, что так всё выйдет. — признаётся она.
— Знаешь… ему сейчас нужна поддержка. Я вижу, что ему тяжело принять это всё, как бы он не пытался это скрыть. Прошу, поговори с ним, не знаю, просто скажи ему, что он молодец… Я очень переживаю за него.
Она кивает, спешит догнать его; в коридоре много народу, как и в раздевалке.
Иккинга всегда трудно найти. Он словно сливается с окружающей обстановкой, становится невидимкой. Но Астрид всегда удаётся найти его, увидеть и поймать.
И эта ситуация не была исключением. Она видит его: Иккинг стоит около подоконника, звонит кому-то; наверное, отцу, находящемуся сейчас в далёкой командировке.
— Всё чудесно, пап… Нет, всё правда хорошо. Я справлюсь. Мы же Хэддоки, а справляться с трудностями — работёнка нелёгкая… — губы его предательски трясутся; кусает нижнюю губу, сильно жмурится. — И я тебя люблю, пап. Возвращайся скорее.
Астрид твёрдой поступью идёт в его сторону.
— Привет… — тихо говорит она, подходя к Икку; парень не ожидал её увидеть, посему пугается.
— Астрид?! Блин, ты напугала меня!.. — хватается за сердце он, шумно выдыхая и наклоняясь вперёд; следом хмыкает, — Как тебе завершение конференции? Мне тоже понравилось, просто бомба. Твёрдая точка в моей карьере выступающего.
— Не говори так.
— Ты говорила с Джостаром, да?
— Ну, он беспокоится о тебе… Да и я тоже, честно сказать. — признаётся Астрид.
Иккинг меняется в лице: изумляется, неверяще мотает головой. Чёлка падает ему на лицо. Теперь это тот же человек, что и был раньше.
— Ты. Беспокоишься. Обо мне? — говорит с расстановкой Хэддок, смотря на девушку выразительным взглядом.
— Да. И это не просто слова. Я же вижу, что тебе плохо и тяжело… Как бы ты сам себе не говорил, ты не дурак и не аутсайдер. Это далеко не так. Эти люди — дураки. Они просто не понимают тебя. Не понимают, что ты достойно принял своё положение и отказался от этой жалкой победы… Я бы поступила так же.
Он кивает на её слова, начинает наконец улыбаться.
— Спасибо тебе, Астрид… Правда…
Астрид тут же обнимает его: крепко-крепко, насколько может. Кладёт свою голову ему на плечо. Шепчет то, что ему даже и не снилось во снах:
— Ты — лучший из всех. Умнейший из всех. И ты не один.
Иккинг отвечает на объятье. По щекам его полились слезы. Он слегка двигает губами, безмолвно выговаривает четыре слова, что боится произносить вслух:
— Я люблю тебя, Астрид.
***
Иккинг прекрасно знает, что не только он один влюблён в Астрид. Она чертовски популярна, как бы ей не хотелось этого признавать.
За ней ходят по пятам крутейшие парни старших классов, да и младших тоже… Покупают булочки в столовой, пытаются с ней заговорить. Но Хофферсон непоколебима как скала: она выше них, посему молчит, не обращает внимания.
Булки в мусор, очередной отказ, иногда даже сопровождаемый ударами. Она разбивала столько сердец, сколько и вывихивала чьи-то конечности, ломала чьи-то кости…
Из-за такого статуса, Иккинг боится подходить к ней или сболтнуть чего лишнего. Одно неверное движение или выражение, и ты уже еле ходячий, но труп. В один из дней Иккинг смог увидеть собственными глазами, как она стояла против пятерых парней и говорила каждому, что не собирается быть их подружкой или чем-то большим. Они разозлились, готовы были наброситься на неё; но Астрид не так проста, тут же хватает одного из парней, делает какое-то движение, жертва тут же прогибается, падает на пол (да, она чертовски сильна, несмотря на худобу).
— Отвалите от меня, кому сказала! — восклицает она. Остальные воздыхатели скрываются за углом. Отпускает попавшего под руку чувака, пару раз шумно вздыхает. Иккинг тоже вздыхает, только от восторга и несколько томно.
Иккинг думает, даже знает, что ему никак не светит быть с ней рядом.
Она — истинная популярность, он — истинное аутсайдерство. Она — сила, он — слабость.
Она — всё, он — ничего.
Глядя на неё, ему легче на душе; но когда она исчезает из виду, мир тут же мрачнеет, словно давит и хочет уничтожить.
Такова жизнь Иккинга Хэддока. И сегодня ничего ни черта не поменялось.
***
Астрид устала от этих вечно приставучих парней. Постоянно применяет силу, ибо слова стали бесполезны. Ей кажется, что, пока она не перебьёт каждому пристающему минимум по десятку костей, они не угомонятся.
До средней школы ей из мальчиков никто не нравился вообще. Пока влюблённые сверстницы гонялись непонятно зачем, она оттачивала мастерство в каратэ, училась и не думала об этом.
Но однажды всё изменилось. День Икс был, кажется, самым привычным вторником в её жизни. После столовой она заходит в кабинет химии, где ещё занимался профильный класс — химбио. У доски стоит какой-то худощавый парень, что быстро чиркал мелом по доске. Она запомнила его внешний вид: чёрные узкие джинсы, похожие издалека на классические, чёрные туфли, обычная белая рубашка.
— Это реакция характерна для алканов. Мне продолжать?
— Да-да, продолжай. — говорит его учитель, мистер Джостар.
— Хорошо. Далее для алканов характерны…
Астрид с любопытством наблюдает за парнишкой, как тот ловко пишет и при этом объясняет какой-то непонятный материал. Весь класс глядит на доску и списывает всё с неё, попутно слушает одноклассника.
— В итоге получаем один и два бромпропан в соотношении девяносто пять и пять. — он чуть отходит от доски, чтобы не мешать сидящим писать в тетрадки формулы; немножко потирает нос рукавом рубашки, держа при этом в руках мел.
— Отлично. Впрочем, как и всегда… Запишешь реакцию Коновалова напоследок?
Незнакомец быстро кивает, стирает тряпкой старые записи и начинает по новой писать ещё более непонятное для Астрид уравнение. «А он умён…» — думает девушка про себя.
— Ой, «А» класс уже пришёл. — опомнился учитель, глядя на толпу учащихся возле двери, — Иккинг, сворачивайся. Ребята, допишите реакцию дома. Задание будет в электронном журнале.
Парнишка кладёт мел на место, быстренько идёт до своего места (второй ряд четвёртая парта), пихает всё в рюкзак и уходит со своим классом прочь.
Он проходит мимо, мельком бросая на неё взгляд. Она это заметила, застыла на месте. В сердце и голове будто что-то щёлкнуло, когда она встретилась с ним взглядом.
Мимолётный, нежный взглядперламутрово-зелёных глаз, немного прикрытых… Слабая улыбка, шрам на подбородке, веснушки по всему лицу…
Она впервые осознала, что влюбилась. Вот так просто, ни с того, ни с сего. Она не знает его совсем, но уже видит, как они говорят о разном, гуляют по городу, проводят время вместе где-нибудь в кафе, смотрят на ночное небо и…
— Хофферсон, не стой столбом. Урок начался. — химик возвращает Астрид с небес на землю. Она так задумалась, что прослушала звонок на урок.
Она помнит это чувство и постоянно его испытывает. Ибо каждый раз, глядя на него, она всё больше влюбляется и погружается в сладкие мечтания о будущем. В нём есть что-то такое притягательное, чего нет у других.
У него нет горы мышц. В нём нет агрессии и злобы. Несмотря на своё телосложение, кажется, что в нём есть внутренний стержень, что невозможно сломать.
Она знает это. Ментально, на уровне подсознания. И это не даёт ей покоя.
«И что я вообще в нём нашла?» — этот вопрос Астрид задаёт себе каждый день, сопротивляясь этой поразившей её до мозга костей любви.
Но сама не подозревая, уже знала ответ на него. И это было лишь одно слово: такое, казалось бы, ёмкое и поверхностное, но имевшее глубокий смысл:
«Всё».
***
— Как давно ты её любишь?
— Лет с десяти, наверное.
Это был словно допрос. Иккинг остался один на один со своим учителем, единственным на данный момент человеком, что понимает его и хранит его секреты.
— И… с чего всё началось?
— Не помню. Помню лишь то, что я давно за ней наблюдаю… С тех пор и люблю.
— Сталкеришь значит…
— Я не сталкер. Я просто…
— Слежу.
— Нет! Просто наблюдаю издалека, держу дистанцию.
— Боишься подойти к ней? Я слышал, что она всех парней бьёт, когда они к ней пристают…
— Да, есть такое… Последнее время мы с ней мало пересекаемся. Может это и к лучшему.
— Знаешь, что я в тебе заметил, Иккинг? Когда ты с ней не пересекаешься, у тебя даже нет желания говорить с кем-либо. Ты везде один, ходишь поникший, убитый… Я, конечно, не могу заставить тебя подойти к ней и объясниться, но на твоём бы месте я бы уже сделал первый шаг. Потому что ты попросту теряешь время. Эта любовь может убить тебя, понимаешь?
Иккинг лишь отрицательно мотает головой.
— Я молчу столько лет… Ещё помолчу, — заявляет Икк.
— Ну-ну. — хмыкает Джостар. — Скоро зимний бал, и я уверен, что ты рано или поздно всё же решишься сказать ей… Ты устал молчать об этом, Иккинг. Я слишком хорошо тебя знаю и вижу почти насквозь. И перед тем, как наш разговор закончится, я расскажу тебе кое-что об Астрид.
— И что вы можете мне рассказать? — скрещивает руки Хэддок, вскидывая левой бровью (от которой Астрид просто без ума).
— У меня на памяти остался один день, когда я запалил её за тем, что она пялилась в экран телефона… И там был ты.
— Врёте.
— Ничуть. Честное слово, я видел твоё лицо, Иккинг. И она так смотрела на фотографию… Влюблённо что ли? Не знаю, как и описать!
— Потому что вы лжёте, мистер Джостар, не было такого. Вряд ли она будет так пялится на меня. Это что-то за гранью фантастики. — отрицает Иккинг, по привычке закатывает глаза и собирается уходить.
— Попомни мои слова, Иккинг. Когда у вас будет объяснение, спроси её об этом, она скажет, что я был прав.
— Если будет, ага. До свидания.
Как только Иккинг выходит из кабинета, он замечает Астрид. С ней пытался заигрывать очередной бедолага, которому вот-вот прилетит кулак в лицо или и того похуже — в пах. Хмыкает про себя, закатывает глаза и идёт в другую сторону. На балу он может стать одним из этих бедолаг.
Да, Джостар прав, но отчасти. Иккинг устал молчать о своей любви. Но ему может не хватить смелости и он опять всё, как говорится, просрёт. До зимнего бала оставалось пять дней…
***
За четыре дня до зимнего бала всю параллель средних классов собрали в одном месте. Каждому классу раздали коробки с мишурой, дождём и гирляндами, указали места, где нужно что украсить…
— Украшайте на ваше усмотрение. Только чтобы кардинальных отличий украшений не было. — просит завуч, уходя прочь.
Астрид украшала холл, на пути в столовую. С ней в команде трудились её друзья-парни.
— Ас, ты придёшь на бал-то?
— Конечно, Джей, куда я денусь. Всё-таки спектакль в этом году будет годным, почему бы не придти и не посмотреть?
— А мне думается, что не за этим ты пойдёшь, милая моя. — размышляет вслух другой парень, ухмыляясь при этом.
— Ну, говори, раз думаешь о другом, Уэлш.
Парень несколько заговорщически лыбится, незаметно так тыкает пальцем в сторону. Астрид смотрит в сторону указательного пальца друга.
И видит Иккинга, что возился с мишурой недалеко от её команды. Он весь был обмотан гирляндой и дождиком. Хофферсон угрожающе трясёт кулаком в сторону шутника.
— Ты сейчас у меня получишь, идиота кусок… — рычит она, хмурясь.
— Да ладно тебе, остынь. Это же очевидно!
— Ещё одно слово об этом, и можешь попрощаться с возможностью касаться своего члена минимум на неделю, — выговаривает чётко девушка, при этом вздёргивая бровью так же, как это делает Иккинг.
— О-хо-хо, ты прямо как он это сейчас сделала! — гогочет Уэлш, — Джей, ты видел это?!
— Ага! Блин, реально как он!
Иккинг старательно вешает мишуру, когда слышит, как кто-то истошно кричит по левую сторону от него. Переводит взгляд и видит Астрид, что не жалея сил била своего одноклассника по животу; дёргается и отводит глаза, словно ничего не видя; шумно выдыхает ртом, поднимает взгляд на большую надпись: «27 декабря в 17:00 — Зимний Бал»
Это его шанс хотя бы пригласить Астрид потанцевать вместе. Пора наконец уже выбраться из этих оков, что мешают ему жить.
— Иккинг, ты закончил? — это был Джостар, что подошёл к парню сбоку.
— Почти. Отвлёкся немного.
— Не знаешь, почему Астрид гоняется за своим одноклассником как угорелая? — сдерживает смешок мужчина.
— Понятия не имею.
— Зато я знаю. Но тебе не скажу. Это сломает тебя напрочь. — не сдерживается учитель и начинает смеяться, уходя прочь от ученика. Хэддок лишь недоумённо вскидывает бровями, не понимая, что вообще происходит.
Астрид более-менее успокоилась, поправила себе причёску. Глядит в сторону и замечает, что Иккинг ушёл куда-то. Возможно, уже закончил со своим участком.
— Ну что? Пойдёте браться за другой участок? — ёрничая спрашивает она, оглядываясь на своих одноклассников.
Парни лишь держатся за животы, ибо они получили от подружки люлей за свои выражения и громкий вызывающий смех.
— Да-да, Ваше Высочество… — бормочет Уэлш, плетясь с другом подальше от одноклассницы в сторону столовой.
Иккинга перебазировали в столовую, где уже вовсю трудился его и другие классы. Получив огромную коробку с мишурой на руки, он кое-как плетётся к сцене, части актового зала. Сзади себя слышит отчасти понятный бубнёж. Прислушиваясь и замерев на месте на мгновение, понимает, что говорят о нём. «Как бы пополам не сломался, хиляк…»
— Иккинг, поставь уже коробку на место. Иначе твой позвоночник пополам сломается. — говорит кто-то из его одноклассников.
— Спасибо за замечание, Кларк, я же сам не додумаюсь поставить её на землю, — отвечает он, по привычке закатывая глаза.
— Что ты там вякнул, я не понял? Может вынешь уже член изо рта и скажешь всё внятно?
Хэддок ничего не отвечает, немного прикрывает глаза. Шумно бросает коробку и спешит удалиться куда-нибудь, где его не достанут. Все лишь смеются над этим, указывают на него пальцем.
— Кларк, ещё один выпад в сторону Иккинга, и я заставлю тебя писать объяснительную. — ругается Джостар.
— Да ладно вам, я всего лишь сказал правду!
— Удалился отсюда. Живо. — чеканит учитель. Парень успокаивается, пожимает плечами и уходит.
Заходя в столовую, Астрид видит на себе много взглядов. В основном на неё глядели одноклассники Иккинга. Слышит тихие комментарии о себе: «Бой-девка пришла… Держитесь от неё подальше!»
— Астрид, добрый день. У меня к тебе небольшая просьба, — обращается Джостар к девушке, — пожалуйста, найди Иккинга. Я знаю, что тебе всегда удаётся его найти, потому и обращаюсь к тебе…
— Хорошо, — кивает Хофферсон, — попросить его прийти сюда?
— Если можно. Если нет, то хотя бы к моему кабинету… Поговорить надо. Он, вполне возможно, сам всё тебе расскажет.
Хофферсон делает небольшой анализ у себя в голове, прикидывает, куда он мог пойти. Вспоминает, что обычно он сидит на скамейке около холла. Эту скамейку уже успели обозвать «скамейкой запасного». Ибо только он на ней сидит, и никто на неё, кроме него, не садится. Астрид идёт туда, немного нервничает.
Да, он сидел на своём месте, в привычной позе: ноги широко расставлены, локти опираются на колени, предплечья висят в воздухе, образуя крест; голова предельно низко опущена, волосы прикрывают его лицо. Девушка бесшумно вздыхает, подходя ближе к нему.
— Иккинг… — тихо начинает она.
Он резко поднимает голову, неверяще хлопает глазами.
— Астрид? Разве ты не занимаешься украшениями? — бормочет он, немного вскидывая бровями.
— Ну, меня попросили вернуть тебя в столовую…
— А, Джостар?.. Как всегда, впрочем, — делает вывод парень, вновь опуская голову, но не так сильно.
Оба недолго молчат. Астрид присаживается к Иккингу на скамью, не смеет смотреть на него; оглядывается по сторонам.
Вид, открывшийся для Астрид с этого ракурса, несколько взбудоражил её. Холл казался каким-то бесконечным тоннелем, коридоры по левую и правые стороны ещё большими. Она никогда не садилась на эту скамейку, ибо не было нужды для этого, но теперь, оглядевшись, она словно осознала тайну бытия.
— Ты первая, кто садится сюда. После меня, конечно же. — говорит с расстановкой Хэддок, слабо хмыкая, — Иронично, не правда ли?
— Почему именно сюда ты пришёл? — спрашивает она, всё осматриваясь.
Иккинг чуть двигает головой, не хочет смотреть на неё. Думает, что так будет лучше, если она не увидит его лица в этот момент.
— Не знаю. Здесь я чувствую себя в безопасности.
— Тебя обидели?
— Скорее оскорбили.
— Кто?
— Кларк.
— Ублюдок. — ругается Астрид, опять вздыхая. — И почему именно на тебя он выпадает? Чем ты ему не угодил?
Иккинг пожимает плечами. Искоса пытается поглядеть на Астрид, но потом отводит взгляд вновь.
— Потому что я словно белая ворона. Изгой. Зови как хочешь. Думаешь, какого чёрта я либо один, либо нахожусь рядом с Джостаром? Всё от этого же.
— Ты пытался, ну, поговорить со своими одноклассниками?
— Неоднократно. Меня не воспринимают всерьёз. И вряд ли будут. Я и не огорчён, знаешь… Просто я хочу, чтобы меня не задевали.
— Понимаю… Я иногда чувствую, что тоже обособлена от своих… Словно чужая.
— Ты? Чужая? — Иккинг наконец-то решается посмотреть на Астрид; она была всё так же прекрасна. — Я бы поспорил насчёт этого, да не смею, боюсь остаться без конечностей.
Астрид немного вскидывает бровью на это заявление.
— Ты боишься меня что ли? — спрашивает она.
— Кто же тебя не боится… Прости… — бормочет он, опять глупо улыбаясь, — Но это правда, разве нет? Ты же Железная Леди.
— Я не собираюсь тебя бить, Иккинг… По крайне мере, не сейчас. — хмыкает она.
— Ох, спасибо, прям камень с души упал, — коротко усмехается он, почёсывая правой ладонью затылок. — А если говорить о том, почему я ушёл… В общем, я слишком тихо и невнятно ответил Кларку, и в итоге он попросил меня «вынуть член изо рта»… М-да, из его уст это звучит по-другому… — комментирует тут же Икк.
— И ты ушёл?
— Да. Ну, потому что меня прилюдно опять унизили. Да и начали смеяться, а у меня тут же случается паническая атака… Поэтому я здесь. Пытаюсь совладать с самим собой и наконец утихомирить свою нервную систему, чёрт возьми, у меня опять дёргается глаз! — под конец тараторит Иккинг, восклицая чуть громче обычного. Астрид коротко смеётся на это, — Надо бы сходить к медсестре…
— Её в школе нет.
— Вот коза… — ругается Икк, вздыхая, тут же оправдываясь: — Нет, не ты. Медсестра.
— Не нервничай. Всё нормально.
Астрид решается положить свою ладонь ему на плечо, дабы подбодрить и утихомирить. Он немного дёргается, оглядывает своё плечо выразительным взглядом, там, где лежит её тёплая, красивая ладошка.
— Я бы не нервничал, если бы мы не сидели здесь, если честно… — признаётся Иккинг, смотря Астрид прямо в глаза.
— Боишься, что тебя увидят?
— Нет. Боюсь, что увидят тебя. Что ты здесь сидишь и разговариваешь со мной…
— Я понимаю. Но мне всё равно на то, что скажут другие, — она убирает свою ладонь, но ближе пододвигается к парню.
— Люди нынче злее обычного, Астрид… Моё имя уже имеет приставку «изгой», а я не хочу, чтобы это сделали и с тобой. Да, может тебе и плевать, но поверь, я тоже был таков. До поры до времени, пока не пришлось столкнуться с этой чертовщиной лично.
Иккинг немного замолкает, обдумывает свои слова и смотрит в другую точку. Астрид не хочет перебивать его, посему молчит.
— Рано или поздно наступает момент, когда камень рассыпается словно солома. Вечно сильным быть невозможно. Все эти годы я пытаюсь быть камнем, но каждый раз, в определённые моменты, я рассыпаюсь. И так всегда. Собираю себя по частям и опять рассыпаюсь. Бесконечный цикл. Из-за этого заработал гелотофобию. Боюсь быть посмешищем…
— Так… Вот почему ты так отреагировал тогда, на конференции?
— Угу. Тогда у меня была паническая атака… Благо это в прошлом. Сейчас мне просто неприятно.
— Но ты всё равно нервничаешь.
— Да. Этого у меня не отнять. Вечно волнуюсь, вечно в стрессе. Такова моя жизнь.
— А ты не попробовал её изменить?
— Как? — хмыкает Иккинг, вновь глядя на неё. — Бросить всё это и свалить к родственникам в Исландию? Было бы неплохо, да всё не получается.
— Не так кардинально… — слегка усмехается Астрид, — например, завести новые знакомства? Записаться куда-нибудь? Я же предлагала тебе записаться на каратэ.
— Астрид, это не то, честно сказать… Я… Аутсайдер. Понимаешь? Я люто боюсь всего этого. Я неоднократно видел состав твоей секции, и поверь, они не лучше Кларка. Я сторонюсь этого как огня.
— Но со мной же ты познакомился. Решился и подошёл, спросил моё имя, несмотря на то, что вокруг меня стояли задиры… — парирует она.
Хэддок вспыхивает словно огонь, отворачивает голову в сторону, чтобы Астрид не видела его лица.
— Это тоже другое… Совсем иное. — тихо говорит он, вздыхая чуть сильнее. — Да и к тому же я запинался так, что я думал, что ты меня вообще не поняла. После этого я хандрил почти неделю.
— Ты так переживал из-за этого?
— Я же впечатлительный, сама знаешь. Плюс тогда был рассвет моей фобии и я думал, что слягу в психушку на фиг.
— Не надо принимать всё так близко к сердцу, Иккинг. Иначе вообще без нервов останешься.
— Ха, их уже нет, — Иккинг наконец-то остывает, поворачивается лицом к Хофферсон, — Все потратил.
— Не драматизируй, — немного хмурится девушка.
— Прости… Просто мне кажется, что я будто в тумане. Не верю, что я тут сижу, говорю с тобой, что вот-вот будет зимний бал и я наконец-то смогу просидеть все зимние каникулы дома… Потому так и реагирую.
— Кстати, ты же пойдёшь на зимний бал?
— Да. Возможно. Ну, вообще хочу. Когда-то же надо приобщаться к мероприятиям. Да и программа, говорят, интересная будет.
— Да, я тоже пойду чисто из-за программы. Я первый раз вообще пойду.
Про себя же они думают о иных причинах похода на бал, известных лишь им самим.
Навстречу двоим идёт Джостар.
— Заговорились, голубчики? — интересуется мужчина, — Вижу, что Иккинг более-менее оклемался.
— Даже если и так, я не вернусь в столовую. Без меня справятся, — отмахивается Иккинг.
— Как хочешь… Я слышал, вы оба идёте всё же на бал, да? — сидящие кивают, мельком переглядываются между собой, — О как… Ну хорошо. Я слышал, что завтра будет репетиция, можете поглядеть со стороны на спектакль.
— Посмотрим, мистер Джостар. — говорит Иккинг, глядя на учителя и немного щурясь.
— А, ну да, ты же после четвёртого в больницу идёшь, точно… Тогда Астрид одна посмотрит. — улыбается мужчина, скрещивая при этом руки.
Спустя минут двадцать Иккинг и Джостар вновь остаются в кабинете, чтобы поговорить.
— Ну что, поздравляю тебя. Ты как-то умудрился посадить её на свою скамейку, — ёрничает химик, доставая из коробки бумажные фигурки, что надо приклеить на окно.
— Она сама села на неё, — словно оправдывается Иккинг.
— Меня больше радует, что вы двое всё же пойдёте на бал.
— Вам пора прекращать заниматься шипперством. — цокает Хэддок, опять вскидывая левой бровью.
— Ой, да ну тебя! Ты ж мне как сын родной, переживаю я за тебя! — Джостар достаёт из коробки двое ангелочков: мальчика и девочку; у фигурок в ручках рожки, в которые они якобы дуют, — И ваши эти переглядки, разговоры тет-а-тет… Ах, прям как смотрю спектакль в театре. — томно помаргивает мужчина, следом коротко смеясь.
— Мы говорили о моей натуре аутсайдера. И моей жизни.
Мужчина тут же приглушает свой хороший и несколько игривый настрой, лицо его мрачнеет.
— Она пытается понять тебя? Это уже что-то, знаешь… — делает вывод руководитель, — Позволь скажу своё мнение: если бы ты был ей безразличен, она бы просто привела тебя ко мне, а не стала бы расспрашивать тебя, тем более присаживаться на эту скамейку…
— Она из тех, что докапывается до всего. И вряд ли я ей интересен в том плане, котором хочу я.
— Опять ты за своё, Хэддок?! — резко восклицает Джостар, бросая ангелочков на пол, — Твоё самобичевание доведёт меня до ручки! Прекращай это дерьмо, и соберись наконец! Я тебе заявляю, что у неё есть к тебе интерес, и даже не смей оспаривать это, слышишь меня, упрямый ты баран?!
Иккинг молчит, лишь опускает голову; смотрит на упавшие фигурки.
Пол в кабинете вечно грязный, и белые ангелочки тут же стали тёмными от пыли. Мальчик и девочка были обращены лицом друг к другу, лежали почти на одном уровне.
— Вы оба равны, — успокаивается Джостар, тоже смотря на брошенные им фигурки, — оба сильны духом. И вы летите навстречу друг другу. — он поднимает глаза на ученика, серьёзно смотрит на него. — Не смей улетать от неё, Иккинг… Сейчас нельзя идти назад или давать слабину. Либо всё, либо ничего…
Джостар демонстративно уходит из кабинета, оставляя Иккинга один на один со своими мыслями. Парень поднимает с пола ангелочков, отряхивает их от пыли. Глаза его предательски слезятся, тело словно немеет.
Находит скотч и ножницы, клеит мальчика и девочку с краю одного из окон, куда обычно никто не смотрит и ничего не вешают. С минуту стоит столбом, после тянется к маркеру, что лежал на столе… Что-то пишет, громко шмыгает носом; он берёт рюкзак и уходит прочь.
На краю платьица девочки было нарисовано маленькое сердечко. Внутри написано: «А+И»
Его ждут пустой дом, темнота и мелодичная музыка, размышления в кровати перед сном, очередное обращение к ней, мессии его жизни.
Такова жизнь Иккинга Хэддока. И вновь ничего не поменялось.
***
В день перед зимним балом Иккинг не пришёл в школу. Астрид словно предчувствовала это, даже спросила Джостара о его ученике. Ответил утвердительно: «Врач Иккинга перенёс сеанс на сегодня».
— Вы у меня седьмым уроком стоите, — невзначай добавляет мужчина.
— Я помню, спасибо. — кивает девушка, уходя прочь.
Кое-как пережив шесть уроков, половина класса гуманитариев приходит на урок химии. Астрид принципиально не прогуливает уроки, ибо если она уходит, уходит весь класс. Но это не мешает половине всё же уйти до последнего урока домой.
— Ой, какие кислые мины у вас, ребятки! — ёрничает Джостар по привычке, — Ладно, так и быть, не будет урока… Но! Вы поможете мне украсить кабинет. Делимся на три группы, украшаем каждое окно. Та группа, что закончит быстрее и сделает работу качественней, даже получит хорошую оценку.
Астрид сразу подошла к дальнему окну, ибо оно было ближе к её месту. К ней в группу самовольно записались все парни, коих в «А» классе было пятеро.
— Опять будете мне всё портить своими руками из одного места? — цокает она, закатывая при этом глаза. Парни лишь смеются на это, предпочитают не отвечать.
Это же очевидно, что она им нравится; причём настолько, что они готовы пойти за ней в огонь и в воду. И этот момент не был исключением — ради неё они даже не пропускают уроки, хотя могли уйти как другие; отбивают у двух остальных групп самые красивые фигурки, несут ей, слушаются её.
— Заклинательница змей… — тихо комментирует вслух Джостар, отмечая в журнале отсутствующих. Внимательней приглядывается к крайнему окну и видит в углу те самые фигурки ангелочков. Мужчина опускает глаза, слабо хмыкает, думая про себя: «Похоже услышал…»
Астрид не сразу замечает ангелочков на краю окна. Но заметив, лишний раз напрягается.
— Кто сюда ангелов приклеил? — спрашивает она, хмуря брови. — И какого чёрта тут нарисовано сердце?
— О-о-о, так тут в сердечке буквы! Как ми-и-ило! — тянет Джей.
— Итан, это ты написал, дебила кусок? — обращается девушка к одному из парней, что возился со снежинками.
— Я сам впервые вижу их, Ас. Это не я. — отвечает тот, тут же краснея.
— Врун, это точно ты! — вклинивается в разговор Уэлш, — Ты же по нашей подружке давно сохнешь!
— Начнём с того, что мы сами все по Астрид сохнем… — закатывает глаза Итан, кладя снежинки на парту.
У парней начинается словесная перепалка. Хофферсон лишь злится, собирается отклеить от окна этих несчастных ангелов и выкинуть в мусорный бак, разорвав их при этом на мелкие кусочки.
— Это кто-то из моих приклеил. — громко говорит Джостар, прерывая тем самым спешное решение Астрид об уничтожении невинных фигурок. — Артур и Изабелла, наверное, опять фигнёй маются на уроках…
Девушка на мгновение опешила. Парни приутихли в этот момент.
— Извините, не знали… — говорит она, следом давая по очереди подзатыльники Итану и Уэлшу.
— Всё нормально. И оставьте ангелочков на месте, пожалуйста.
— Угу. — кивает Астрид, думая про себя, что Джостар что-то скрывает.
Закончив работу, все группы получают по, как говорится, халявной пятёрке.
— А тебя, Астрид, я попрошу остаться, — говорит девушке Джостар, — не переживай, всего на пару минут задержу.
Астрид несколько страдальчески вздыхает. Учитель коротко ухмыляется на это, но тут же следом становится серьёзным.
— Тебе нравится кто-нибудь на данный момент? — не готовая к такому вопросу, она начинает краснеть. — Я не требую имя, нет! Просто я вижу, как ты всех парней округи отшила по тридцать три раза, поэтому мне любопытно, прошу прощения за это.
— Ну… — Астрид теряется, пальцами поправляет чёлку, — Как бы сказать… Ну… Да.
— Всё, понял. Можешь быть свободна. Прости за такой вопрос ещё раз, — Джостару стало неловко за его прямолинейность, но он тут же приободряет себя, мол, «ради Иккинга всё делаю»!
— До свидания… — Хофферсон выбегает из кабинета пулей, ещё больше при этом краснея.
«Какого чёрта он спрашивает подобные вопросы и зачем ему это вообще знать?» В голове девушки ничего не укладывается.
Перед сном она думает об этих ангелочках на окне. Ей на пару мгновений кажется что-то, но тут же отбрасывает эту мысль.
«Нет, это не он. Быть такого не может». Если бы она знала, как ошибается…
***
В «День Х» было всего четыре урока… И первым уроком у Иккинга была химия.
Парень не хочет ни с кем разговаривать. Он прокручивает в голове слова своего психолога, с которым встречался вчера.
— А вдруг всё пойдёт не так?
— Не думай об этом, Иккинг. Всё будет в полном порядке. — Уверяет пациента психолог, чем-то отдалённо напоминавший Джостара. — Ты наденешь свой лучший костюм. Ты красиво уложишь свои волосы. Ты улыбнёшься и пригласишь её потанцевать с тобой.
— А вдруг откажет?
— Если так, то скажешь: «Хорошо. Предложение всё ещё в силе».
— Или уйду домой на фиг. — добавляет Иккинг, коротко хмыкая.
— Можешь и так. Но тогда на кой чёрт ты так готовился к этому дню? Нельзя бросать незавершённое дело.
— Это же я, мистер Цеппели, — пожимает плечами Хэддок, — если всё идёт по наклонной, я смиряюсь и иду плакать в подушку.
— Это плохо, что ты так себя настраиваешь…
— Иккинг, ты чего там раскис? — интересуется Джостар, стоя у доски, — А ну марш к доске, распиши мне гомологический ряд алканов.
Хэддок нехотя встаёт, плетётся к доске, берёт мелок из рук Джостара и принимается чиркать им. В мыслях парень был далеко-далеко от внешнего мира, но при этом он умудрился написать всё верно, ничего не забыв. Учитель лишь кивает, вроде как говорит присаживаться на место. Иккинг апатично кивает, садится на своё место и прикрывает глаза.
Он думает о ней. Обращается к ней словно к божеству, просит о чём-то, известном лишь ему одному; открывает глаза и выдыхает. «Всё в порядке», — говорит он про себя, дабы успокоиться, — «Соберись, всё будет в порядке».
В прошлом году на зимнем балу его с головы до ног облили пуншем. У него случился приступ панической атаки, когда все начали смеяться над ним; убежал домой в одном костюме, забыв при этом надеть куртку и шапку; после вещи Иккингу домой принесли знакомые Астрид, а сам парень на следующий день сляг с простудой.
Иккинг боится повторения подобного в этом году, ибо его окружение крайне токсично и может напакостить как угодно и когда угодно. Но несмотря на это у него в душе теплится надежда, всё будет хорошо, и она будет танцевать с ним рядом. Или стоять. Или сидеть. Неважно.
Урок заканчивается. Иккинг встаёт, собирает вещи и хочет выйти. Джостар молча останавливает его около выхода ладонью.
— Настрой у тебя неважный, как я посмотрю… Точно всё хорошо?
— Более чем, — отвечает Икк, слабо улыбаясь, — Мне просто нужно собраться с мыслями и дождаться начала бала.
— Ну, раз так… Может быть успею подъехать к дискотеке, не знаю… Через час еду проверять олимпиады по химии в другую школу, вдруг задержусь… Но мне же надо удостовериться, что ты в норме.
— Всё будет в порядке, — отвечает Иккинг более увереннее, чем он говорит это себе в мыслях. — Можете ехать домой.
— Точно? — хмыкает мужчина на заявление ученика, — Сам справишься?
Иккинг кивает. Джостар тоже кивает в ответ, улыбаясь чуть шире.
— Хорошо, как скажешь, Иккинг. Удачи тебе, — учитель хлопает Икка по плечу, и Хэддок уходит прочь.
***
На уроке истории Астрид жутко нервничала. Нет, не потому, что ей надо отвечать домашнюю работу.
Она попросила свою хорошую знакомую передать ей вечерний комбинезон на зимний бал. И эта девушка не отвечает на сообщения Хофферсон вот уже как полчаса. Но вот, аллилуйя, она отвечает! Говорит, что комбинезон у неё, Астрид может забрать его на следующем уроке.
Комбинезон был нежно-голубого цвета, с интересным вырезом в форме сердца, немного драпированным в области талии. Как только Астрид увидела его на знакомой, тут же влюбилась. Да и по размеру подходил, она мерила.
На перемене Астрид забирает комбинезон из рук знакомой.
— Спасибо огромное, а то я уже начала переживать, что пойду на бал ни в чём, — говорит с облегчением она, улыбаясь.
— Не переживай так, всё будет отлично… И да, хотела сказать… Вообще, я хочу его тебе подарить, — признаётся девушка, глядя на Астрид, — Комбинезон больше тебе подходит, чем мне, да и размер уже не мой… Так скажем, подарок на Новый Год.
Астрид кидается на знакомую с радостным визгом, тут же краснеет и расплывается в широкой улыбке. Она была рада как никогда.
Остаток учебного дня она проходила с пакетом в руках, не переставая при этом улыбаться. У неё был хороший настрой на бал.
В отличие от Астрид, Иккинг не стал заморачиваться со своим внешним видом. Надел чёрную рубашку, чёрные джинсы, чёрные туфли. «Прямо как на похороны собрался», — думает про себя Хэддок, глядя на себя в зеркало, добавляя: «А, я же иду на похороны своих нервов, которых нет, чего я переживаю»…
До бала остаётся где-то четыре часа. Хэддок надел наушники, включил погромче музыку и начал теперь уже свои дневные интроверстские танцы, похожие больше на странные дёрганья (будто у него эпилептический припадок случился). Ему не впервой так развлекаться перед важным мероприятием, он всегда так делает. И его никто за это не осуждает.
Астрид в это время бесится, рисуя стрелки. Ей не нравилось, что одна из них выше другой или слишком жирно прорисована.
Всё должно быть идеально. Всё до единого.
Когда до бала оставался час, Иккинг наконец выключает свою музыку, принимается молча расхаживать по дому в ожидании чего-то. Он всё думал: пойти ему пораньше, или всё же придти под самое начало; всё же решил придти к началу, ибо сама программа вечера ему не была интересна.
Но несмотря на такое решение, вышел на улицу рано. До школы ему идти всего-то минут пятнадцать, но он решил сходить в парк, купить себе кофе (или чего покрепче, для храбрости), сесть где-нибудь недалеко и затаиться. В животе несколько неприятно закрутило, остатки нервов всё же давали о себе знать. Иккингу хочется лечь спать, ведь это единственное, что ему помогает бороться со стрессовыми ситуациями; но, к сожалению, ему придётся потерпеть. Причём очень долго, ведь дискотека может продлиться максимум до девяти вечера. А он обычно ложится в половину девятого (опять же, если он не в себе).
На долю секунды ему кажется, что недалеко от него проходит она. Или просто похожая на неё девушка. Из-под голубоватой шерстяной шапки выглядывают золотистые волосы, которые есть только у неё… Или нет? Иккинг теряется в догадках, но думает, что это она. Просидев ещё с полминуты, Хэддок встаёт со скамейки, выкидывает пустую банку энергетика и идёт в сторону школы.
***
Все уже давно были в актовом зале. Около сцены стояло огромное количество стульев, перетащили сиденья поближе; некоторые парни сели на столы и принялись наблюдать за бегающими туда сюда на сцене актёрами и актрисами. Судя по их оживлённому бегу, они либо что-то потеряли, либо кого-то потеряли.
Иккинг идёт вдоль стены, выглядывает свободные места; не увидев оных, пожимает плечами, бредёт искать себе стул. Пока он искал стулья под столом, он слышит рядом с собой прекрасный голос:
— Эй, Иккинг.
Не было сомнений, это она. Хэддок боится поднять голову, но противиться себе не может, ибо хочет увидеть её как можно быстрее. И вот, поднимает глаза на неё…
Мысли его тут же спутались. Он уже и забыл, что он на балу, что ему нужен чёртов стул, и что он очень хочет спать…
— Хэй… — словно утробно говорит Иккинг, резко следом откашливается, — Астрид! Не узнал тебя! Ты прямо сияешь!
— О, спасибо, — тянет она, тут же поправляя свою чёлку. Иккинг пытается убрать с лица глупую улыбку, но выходит это криво. Он так и застыл в позе раком, ища стул.
— Тебе стул достать? Места все заняли, а стульев почти не осталось… — наконец-то оклимался он, вспоминая, зачем он наклонился.
— Конечно, буду рада… — продолжает она говорить милым тоном, от которого у Иккинга аж дрожь по телу прошла. Икк достаёт стулья, любезно несёт их в сторону сцены.
— Присядем у окна? Хотя, лучше не надо, а то замёрзнешь, — бормочет Иккинг, отвечая самому себе на вопрос; ищет глазами, куда бы разместить стулья.
— Можно сюда. Тут вроде нормально смотреться будет, — указывает Астрид на отдалённое от толпы местечко. И правда недалеко от сцены, да и толпа народу не мешает обзору или своими шумными разговорами.
— Окей, — Икк быстренько доходит в указанную точку, ставит стулья и оба присаживаются. Ракурс у них чуть левый, но зато всё хорошо видно. Свет не слепит, колонки на средней дистанции, плюс они вдвоём на их небольшой территории…
Иккинг вспоминает «скамейку запасного», как он сидел с ней и говорил о себе… Они были одни, словно на необитаемом острове. И сейчас повторяется то же самое. Но не совсем, конечно же. Вокруг всё равно было много людей и все они несколько смущали Иккинга. Астрид же не смущалась, ей всегда было плевать на количество толпы и где она сидит относительно её: в середине или отдельно.
— Как думаешь, насколько затянется спектакль? — спрашивает Астрид, скрещивая руки. Иккинг только сейчас заметил на её правом запястье красивый серебряный браслет с камешками.
— Ну, максимум я бы дал минут сорок. Ещё плюс минус минут десять. — предполагает Иккинг, по привычке немного качая головой из стороны в сторону, — В прошлом году было вообще полчаса.
— Да? Интересно… И что же там было? — хмыкает Астрид, начиная поглядывать на Иккинга. Хэддок мельком глядит ей в глаза, потом отводит их, чешет затылок.
— Что-то про мальчика, что не верил в Рождество, но потом поверил. Там больше танцев было, нежели самого сюжета… И плясали в основном младшие классы.
— Прикольно… И как танцевали?
— Ужасно, — мотает головой Иккинг, тут же расплываясь в улыбке, — Даже я бы лучше станцевал, если честно.
— Да? Покажешь потом свои навыки в действии? — дёргает бровью Астрид в точности так же, как это делает Иккинг. Хэддок аж растерялся.
— Если будут подходящие треки, знаешь… И если я не буду стесняться двигаться вокруг толпы народа… Как получится, короче.
— Ну-ну, — говорит она, немного щурясь; свет резко выключили и она сразу начала глядеть на сцену, — Началось…
Иккинг тоже глядит на сцену, немного потирая ладони; они жутко вспотели, да и в горле сильно запершило. Он лишь поглядывает искоса на неё, думает, как ему пережить этот спектакль. Икк не любил подобное, и вряд ли когда-нибудь полюбит. После этого у него либо болят глаза, либо болит шея, либо болит всё сразу — другого не дано.
Проходит минут десять, спектакль превращается в водевиль. Пока все смеялись над какими-то глупыми шутками, Астрид и Иккинг лишь хмыкали, фыркали, либо вообще никак не реагировали. На моментах, когда актёры и актрисы начинали танцевать, оба сначала завороженно наблюдали на движениями, но потом их энтузиазм пропадал, когда они замечали, что кто-то в танце фальшивит или вообще всё портит.
— Похоже им не хватило пятнадцати репетиций для того, чтобы нормально станцевать. — комментирует Иккинг, скрещивая руки и кладя одну ногу на другую. Астрид коротко гогочет на это заявление.
— С их навыками им и двадцати мало будет. Минимум сто.
— Точно. Может сразу до тысячи, не? — Хэддок наклоняет голову в сторону Хофферсон, ёрничает при этом. — И вообще, начнём с того, что у них не чувства ритма и они всё зазубрили словно стишок в детском садике. И теперь лажают на каждом такте.
— Да, ты прав, — соглашается она, тоже чуть наклоняясь к Икку, — Если нет чувства ритма, это провал. Ну, можно всё отработать до лютого автоматизма, но это будет выглядеть нелепо, потому что в этом нет искренности.
— Танцы всё портят, но играют они, на удивление, отлично. Живо, с эмоциями. Да и сценарий неплох. — продолжает анализ Иккинг, Астрид ему кивает, внимательно слушает его.
Они уже и забыли, что смотрят спектакль, что на них смотрят парни, которых Астрид отшила, что злятся до чёртиков и кусают локти…
Она такая красивая, словно ангел, сошедший с небес… А рядом с ней этот чудик в чёрном, словно на похороны пришёл. «Какого чёрта она с ним сидит. Почему именно он, а не мы?» — шепчутся между собой парни-одноклассники Астрид, негодуя; но они не унывают, на дискотеке они обязательно потанцуют с ней хотя бы медленный танец. Поправка: если она их подпустит и не отвесит хлёстких тумаков. А такое вполне может произойти.
Прошла от силы половина спектакля. Иккинг и Астрид всё не смолкают, продолжают шутить и ёрничать по поводу актёров, их костюмов, танцев. Они даже подсели друг к другу чуть ближе; волнение у обоих пропало.
— А знаешь как Кларе достался лисий хвост? — Иккинг игриво щурит глаза, широко ухмыляется.
— Как? — спрашивает Астрид, тоже щурясь.
— Давай на ушко скажу, — он что-то быстро шепчет ей на ухо, Астрид тут же прикрывает ладошками рот, потому что она готова взорваться от смеха. Сам Хэддок тоже глушит в себе хохот.
— Иккинг, я тебя прибью, блин, — задыхается Астрид от смеха, пытаясь вдохнуть побольше воздуха, но это слабо получается. Её звонкий смех заглушает лишь громкая музыка от очередного танца. Иккинг улыбается. Наконец-то смех звенит именно ему.
— Кстати, Кларе его отдал твой одноклассник. Уэлш по-моему, — добавляет он, — Не знаю даже, где-то он его достал. Надеюсь, он не совал его себе в задницу, — девушку опять накрывает, на этот раз сильнее; сам парень тоже начинает хрипеть, его прёт, — Потому что это будет фиаско.
Никто не глядит на них, ну, кроме тех, кто наблюдал за Астрид. Парни злятся пуще прежнего. Что он ей наговорил такого, что она так смеётся?
— Ну ты даёшь, Иккинг… — наконец-то успокаивается Астрид, немного потирая пальцами глаза.
— Меня прёт просто. Обычно я редко так шуткую, — усмехается Иккинг, вытирая ладонью потный лоб, переводит на неё несколько томный взгляд, — но сейчас мне весело. И я намерен оторваться по полной.
— Мне нравится твой настрой! Скоро мы будем взрывать танцпол! — поддакивает Хофферсон, широко улыбаясь.
— Мы все умрё-ё-ё-ё-ём! — протяжно тянет Иккинг странным голосом. Астрид опять начинает смеяться, аж подаётся вперёд. Это было что-то вроде локальной шутки, понятной только им двоим.
Через пятнадцать минут спектакль наконец-то заканчивается. Все аплодируют выступающим, стулья и столы убирают подальше. Иккинг и Астрид оказались справа от центра танцпола, молча стоят рядом и поглядывают по сторонам. Волнение вновь накатило на них с головой.
Но как только выключили осветительные лампы и включили дискошар, все оживились, в том числе и они.
— Пообещай мне, что мы останемся живы, — просит Иккинг, усмехаясь.
— Обещаю. — смеётся Астрид, поправляя свою чёлку.
В начале включили странную композицию, под которую все начали тупо прыгать и орать «Я БУДУ БЫТЬ-БЫТЬ-БЫТЬ». Астрид и Иккинг стоят столбом.
— Что это за трек такой дебильный? Дауном быть… — непонимающе мотает головой она.
— Это Локимин. — поясняет Иккинг, скрещивая руки. — Сейчас все его слушают.
— Странные у них вкусы…
— Я, вообще-то, тоже его слушаю. Но мне нравятся другие его треки. — признаётся Хэддок, почёсывая затылок.
— Поскорее бы другую песню включили, — ноет Астрид; она чуть ближе пододвигается к Иккингу. Тот немного напрягся, но не подал вида; растерялся, ибо его уверенность опять куда-то улетучилась.
Включили какую-то клубную музыку средней подвижности.
— Ти Долла Сайн? — удивляется Астрид, услышав знакомого рэпера.
— О, ты тоже это заметила? Интересные у диджея треки, однако, — комментирует Иккинг, начиная немного покачиваться из стороны в сторону. — Прикольная вроде.
— Никогда такие не любила. Долбилки пустые.
— Хэй, есть и норм клубняк, ты просто не слышала. — Иккинг плавно двигается телом в её сторону в такт биту, по-глупому лыбится, — Если не нравится танцевать под такое, можешь поугарать с моих глупых танцев.
Астрид хмыкает, немного щурится.
— Ты говорил, что ты двигаешься лучше тех, что плясали на спектакле, — вскидывает бровью девушка, не прекращая наблюдать за тем, как всё-таки он круто виляет своим телом. Хоть это и выглядело несколько нелепо.
— Ну, просто мне нужен подходящий саунд, знаешь. Если будет что-то мозговыносящее, я прям тут слягу после массового слэма.
Далее включили песню, что начиналась со слов: «Блядь, мальчики, как же заебал этот ваш хардбасс…» Толпа танцующих оживилась.
— Это что за фигня? —спрашивает опять Астрид, глядя на Хэддока, что широко распахнул глаза и в широкой улыбке разинул рот.
— Ты что, это же хардбасс! Тут сейчас тотальный слэм будет! Тебе понравится, пошли! — Иккинг хватает Астрид за руку, тащит в середину танцопола. Парня люто накрыло от накативших эмоций. Девушка не противится, идёт следом.
В середине танцопола было больше парней. Они встали в круг, начали потихоньку разогреваться перед массовым оттопованием хардбасса. Начинает нарастать быстрый бит… И наступает первая фаза хардбасса.
Астрид не понимает, что происходит вокруг неё, лишь широко распахивает глаза, глядя на то, как Иккинг начинает высоко прыгать с толпой, орать с другими чуваками что-то. Да, его накрыло по полной. Ей начинает нравится это всё.
Начинается «лютая» фаза. Пол под ногами начал прогибаться, потому что одновременно около ста человек начали топать и прыгать, при этом в зале стоял гул от бешеного бита. Астрид сама поддалась этому стадному чувству, начала прыгать рядом с Иккингом, что, кажется, забыл, что такое волнение и стеснение. Это был совсем другой человек, более раскрепощённый, более… Горячий.
Когда всё пошло на спад, Астрид почувствовала прилив жара. Было очень душно, но это ощущалось так приятно. Иккинг тоже поубавил пыл, начал шумно дышать. К его потному лбу прилипла чёлка, что вся почти намокла. Это только третья композиция, а он уже весь вспотевший, словно плясал часа два без продуху. Но это всё было лишь началом тотального дэнс-апокалипсиса.
Последующие композиции были более-менее спокойными, но всё же энергичными.
Иккинг трясёт рубашку, пытаясь остыть. Астрид молча наблюдает за этим, коротко смеётся, глядя на то, как он пытается сдуть мокрый кончик чёлки.
— Блин, так жарко! А ещё только начало! — восклицает Иккинг, натягивая правый уголок рта в несколько кривой ухмылке. Включают какой-то трек, и он ещё шире улыбается, — Похоже сегодня я действительно умру здесь! Экстази, меня увези… — напевает подстать низковатому голосу Хэддок, принимаясь странно двигать руками.
Астрид не нравились подобные песни, но эта композиция была какая-то… Игривая что ли? Иккинг начинает опять двигаться словно змея, при этом наизусть говоря слова точно под бит; он обожает эту песню, каждый день под неё танцует. Хэддоку уже всё равно, что он буквально цитирует песню ей в лицо, несмотря на пошлый подтекст (и прямой текст тоже):
— Я синий ультрамарин, ты сладкая Хуба-Буба. Вокруг меня люди, мы выходим из клуба, ты притворяешься глупой. Пялишься на мои губы, на мои татухи. Твой язык ласкает уши, твой бойфренд не знает где ты. А мне всё равно, я — синий ультрамарин. У нас внутри две половины из двух половин. Мы нарезаем круги, залезаем на стол. Мне не надо других, я сегодня весь твой!
Астрид люто раскраснелась. Нет, не от того, что ей стыдно. А от того, что Иккинг, мать его, Хэддок, сейчас буквально перед ней танцует странный, но при этом такой горячий танец и с очень игривым выражением лица повторяет пошлые слова за немного хрипловатым мужским голосом.
Он, чёртов аутсайдер, боящийся быть посмешищем и просто избегающий общества, танцует перед ней (буквально для неё!) в полном зале людей; он поборол свои страхи на время ради того, чтобы ей, блин, понравится, обратить на себя больше внимания; да и просто доказать, что он умеет забить на многое ради того, чтобы просто увидеть на её лице улыбку или румянец на щеках. И ему уже удалось проявить на девушку особое впечатление.
После такого трека включили очередную клубную музыку для рэйвов. Все знали и обожали этот трек, он качал неплохо, поэтому Астрид всё же решилась на своих хоть и небольших каблучках вновь потанцевать вместе с Иккингом за компанию, поорать слова песни.
— Твоя маманя считает меня нариком, светит фонариком мне прямо в зрачки! Ты понимаешь, что это неправильно, но мы продолжаем танцевать как дурачки! — он и она орут эти слова друг другу в лицо, при этом несколько безумно вытаращив глаза и широко улыбнувшись. В конце они даже берутся за руки, начинают двигать ими вперёд-назад, словно рычагами.
Как только трек заканчивается, они не спешат разомкнуть ладони. Они словно срослись воедино, будто так и должно быть. Следом был ещё один всем известный трек (любимый трек Астрид) и уже девушка пошла в большой разнос, Иккинг поддерживает её энтузиазм.
— Ты и я, мы — пластик, пластик! Ты и я, мы — пластик, пластик! — повторяет Астрид в лицо Иккингу, а он повторяет за ней, всё улыбаясь и краснея.
В голове у него столько мыслей, но музыка и её голос всё заглушает; он не верит, что сейчас держит её за руки, находится так близко к ней, что она, чёрт возьми, ему поёт эту красивую песню. Хочет забыться на это время, наслаждаться настоящим. Он находится на шумном танцполе вместе с ангелом, буквально сошедшим с небес на эту грешную землю, на этот дэнс-апокалипсис.
Ещё через пару композиций включают медленную композицию. Иккинг тут же растерялся. «Медленный танец? Чёрт. Её же сейчас могут пригласить… Блин, надо действовать!» — думает Иккинг, машинально протягивая руку ещё близко стоящей Астрид. Через пару секунд он понял, что включили одну из тех песен, что он знал наизусть и частенько пел в одиночестве, при этом жутко расстраиваясь.
— Можно пригласить… Тебя… На танец? — с расстановкой спрашивает Иккинг, опять глупо улыбаясь. Следит за её реакцией.
Астрид мило хмыкает и улыбается, поправляет чёлку, заправляет её за ушко, отвечает тихо-тихо, нежно-нежно заветное: «да».
Иккинг знает, что в песне есть то, что он боится ей сказать вслух на протяжении как минимум пяти лет. Он несколько боязно кладёт свои ладони ей на талию, а она кладёт свои ладошки ему на плечи. Они медленно двигаются по кругу, не смотрят друг на друга…
С каждым словом Иккинг всё больше хочет плакать. Потому что, когда он поёт её дома вслух, он каждый раз плачет как девчонка. Слишком тяжело на сердце стало. Решается и приобнимает её на последних строках, сильно жмурится, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами; тихонько подпевает:
«Ты же знаешь, мой храм — это твоё сердце, твоё сердце. Бу, бу, бу… Я люблю тебя…»
Астрид замирает на этих словах, потому что слышит не голос исполнителя…
А его голос. Как он говорит эти три заветных слова, совсем тихо, еле слышимо, но всё же…
Мир словно останавливается для них двоих на долю секунды. Звучат последние аккорды… Все пары уже разошлись, а они всё стоят, обнимают друг друга, не в силах расцепиться.
Первым оклимался Иккинг, отпрянул от Астрид и сразу принялся вытирать сопливый нос рукавом рубашки. Про себя он рад, что в темноте слабо видны его покрасневшие глаза.
— Диджей реально хочет сделать так, чтобы я хватанул инфаркт, наверное, — бормочет Хэддок.
— Ты что, плачешь? — опешив, спрашивает Астрид, протягивая свою правую ладонь к его лицу. Касается пальцами правой щеки, чувствует влагу на нежной бледной коже, покрытой веснушками.
— Я же сентиментальный. Да и песня эта меня в хандру ввела, — оправдывается Иккинг, говоря отчасти правду; поджимает губы, что тихонько начали дёргаться.
— Давай выйдем и поговорим, — предлагает Астрид, беря Икка за руку; ведёт его в сторону выхода.
Его ждёт откровенный разговор за пределами танцпола, бесконечный поток слёз из-за нервного припадка и потеря остальных нервов. Такова жизнь Иккинга Хэддока. И сейчас она может разделить на до и после.
***
«Скамейка запасного» стояла в полуосвещённом холле, ожидала своего истинного хозяина. Маленький мирок, полный тайн, обид и грёз…
Астрид и Иккинг идут к ней, дабы поговорить по душам, как и пару дней назад. Завидев своё место, Хэддок немного успокаивается. У этого местечка есть какое-то странное свойство — вселять, хоть и ненадолго, покой в его душу. Казалось бы, обычная скамейка. Да, стоит она в странном месте, около неё мало кто ходит, никто не кладёт на неё сумки… «Скамейка-изгой». Лишняя часть интерьера, которую не убирают лишь из жалости…
Астрид первая присаживается на скамейку, следом и Иккинг; скамейка немного скрипнула. Гул со стороны танцпола всё не утихал, до холла доносились низкие басы, что буквально заставляли полы вибрировать. Иккинг громко шмыгает носом, наматывает сопли на кулак, не в силах пока успокоиться.
— Прости за эти нюни ещё раз. Наверное, тебе сейчас неприятно… Я нисколько не обижусь, если ты уйдёшь прямо сейчас…
— Я не собираюсь уходить, Иккинг… — тихо говорит Астрид, оглядываясь. Лёгкая темень придаёт холлу странную атмосферу, и она чувствует её, — В конце концов, тебе же надо успокоиться.
— Это будет нескоро, — признаётся Икк, опять шмыгает, но тише, — мне обычно часа даже не хватает. Реву как в последний раз.
— Ты слишком чувствителен. Очень. Тебе надо укреплять нервную систему, — говорит Хофферсон, не переставая держать Икка за правую ладонь, за которую она вела его сюда.
— Да, надо бы, да что-то не выходит у меня, — коротко усмехается Икк, разглядывая свою ладонь, которую накрыли её тёплые ладошки, такие нежные, заботливые, — Но мне скоро станет лучше. По крайней мере, так говорит мой психолог.
— Ты ходишь к психологу?
— Угу. Хожу к нему как в магазин за продуктами. Четыре раза на неделе. Вчера буквально был, обсуждали сегодняшний день…
— И что именно вы обсуждали?
— Ну, как всё пройдёт: удачно или нет. В прошлый раз жесть такая была… Меня же облили пуншем, а у меня припадок, бегу сломя голову на мороз, спешу домой. Вещи забыл в раздевалке… Ну, ты, наверное, слышала.
— Нет, — отрицательно мотает головой Астрид. Хэддок удивлённо смотрит на неё.
— Короче, когда я стоял около стола с пуншем, Кларк опрокинул весь чан на меня. И все засмеялись, которые рядом стояли. Выбежал как сумасшедший на улицу, а на улице мороз под двадцать градусов, на мне рубашка, туфли и джинсы. Снег по колено, бегу непонятно куда и зачем, чудесным образом вбежал домой, благо дверь забыл закрыть… Твои друзья принесли мне вещи, спасибо им… А потом заболел недели на три.
— Это… Ужасно, Иккинг. Но, как видишь, сегодня более-менее всё удачно.
— Да, это правда. Но эта песня выбила меня из равновесия. Мне было так хорошо, а тут всё обрубилось на корню. Весь настрой, весь запал, всё улетучилось…
— Почему ты так на неё среагировал? Что-то гложет тебя?
Иккинг чувствует очередной прилив «пассивной истерики», как он успел её обозвать; щёки опять пылают, глаза немного слезятся, а руки холодеют.
— Меня многое гложет. С этой песней у меня много воспоминаний, ассоциаций… Потому и так реагирую. Говорю же, впечатлительный до ужаса. У меня один путь — в психушку.
— Ты недоговариваешь, Иккинг, — девушка слегка щурит глаза, чуть ближе присаживается к нему; скамейка опять тихонько скрипнула, словно что-то сказала, — Расскажи мне всё. Даже то, что боишься произнести. Тебе будет легче, поверь…
Иккинг знал, что этот момент настанет рано или поздно. Он же, чёрт возьми, готовился к этому. Днями, ночами, сутками, годами… Но всё исчезло. В голове ни мысли.
«Что ей сказать? Как?» — задаёт себе вопрос Хэддок, начиная спешно хоть что-то придумывать. Осознав, что думать вообще не получается, понимает, что говорить придётся спонтанно. Делает глубокий вдох, немного жмурит глаза, дабы влага с глаз хоть чуть-чуть исчезла…
— Восемь лет назад я увидел одну девочку. Она была так прекрасна, что я не могу до сих пор её забыть. Она всегда предстаёт перед моими глазами. Вижу её каждый день: во снах, на фотографиях, в своей голове… Наверное, я сумасшедший. Да, так и есть. Нормальный человек ещё тогда бы предложил ей встречаться, дарил бы подарки, цветы, гулял бы с ней где-нибудь в парке, любовался бы с ней закатом или луной… А я молчал. И молчу. Все говорят мне, что эта любовь рано или поздно убьёт меня. Съест с потрохами. Забудь, говорят, успокойся, учись и готовься ко взрослой жизни, ещё успеешь налюбиться! А я не могу, понимаешь? Я не могу просто так взять и оторвать от себя часть своей души. Хоть она и не принадлежит мне. Мне с ней хорошо, я чувствую себя уверенным, спокойным… Живым, в конце концов… — Иккинг опять чувствует, как глаза его слезятся, а губы дрожат, но он продолжает говорить, смотреть ей пристально в глаза, обращаться к ней, — А я боюсь ей всё сказать. Боюсь, что потеряю её навсегда, что она оттолкнёт меня, и я просто рассыплюсь… Каждый мой день словно последний, Астрид. Может я и драматизирую, но таков я есть. Меня здесь держит только моя любовь… Отец уже третий год просит меня переехать к нему в Норвегию, а я не могу… Потому что без тебя я уже не вижу смысла жить.
Иккинг отдёргивает свою ладонь, что всё это время была у неё в ладошках, быстро вытирает ладонями новый поток слёз. Астрид широко распахивает глаза, прижимает свои руки к груди, немного сутулится… Она молчит, продолжает слушать его, потому что чувствует, что не всё ещё сказано.
— Знаешь, каждый раз, когда я представлял себе объяснение в чувствах перед тобой, — голос Иккинга тихонько задрожал, стал чуть выше, — я всегда видел в конце твои глаза, полные брезгливости или злости. Не знаю почему. Может потому, что мне всегда казалось, что ты холодная, что ты никого не любишь, кроме себя, а меня и в помине никогда не полюбишь. Я же трус, нервный придурок, что только и может мешать вещества в колбах! Даже несмотря на то, что я наговорил, что мой смысл жизни лишь в тебе одной, я пойму, если ты не испытываешь ответного чувства. Это нормально: не любить в ответ. Да, может, моя реабилитация займёт чуть больше времени, но мне всё равно станет лучше! Я же Хэддок, моя жизнь никогда не была лёгкой! — в конце Иккинг улыбается; чувствует, что сейчас взорвётся, — Ну, знаешь, как в той песне: «Переживё-ё-ё-ё-м, всё переживё-ё-ё-ём»…
Он смотрит на то, как Астрид прикрыла ладонями свои глаза. Её тело немного дрогнуло. Иккинг тут же пугается, застывает с полуоткрытым ртом, собираясь что-то сказать.
Но не успевает что-то вымолвить, она кидается на него с крепкими объятьями, прижимается к нему сильно-сильно.
— Ты такой дурак, Иккинг… — шепчет она, тоже шмыгая носом, — Как ты мог подумать о том, что я откажу тебе?
Иккинг молчит, лишь обнимает её в ответ. Ему и правда легче от того, что всё рассказал. Да и плевать, что у него теперь из-за слёз лица нет.
— Я пессимист, — тихо отвечает он, кладя свои ладони ей на спину.
Астрид наконец отпрянула от него, глядит на него красными глазами; тушь потекла по её щекам; поджимает губы на долю секунды. Она хочет что-то сказать, но почему-то не решается.
Её левая ладонь ложится на его левую щёку, правая слегка приобнимает шею; глаза её прикрываются… Он уже понял, ментально, на уровне подсознания, что она хочет сделать. Посему тоже тянется к ней, закрывает глаза… Играет спокойная грустная композиция, звучит знакомый мужской голос: «Знаешь, я взволнован…»
Тихонько касаются друг друга губами, следом чуть отстраняются; нервничают, сердца их забились чуть быстрее; ещё одно прикосновение, более нежное и чуть более напористое, но такое же короткое. Иккинг приоткрывает глаза, тихонько шепчет ей в губы: «Чёрт…», Астрид отвечает, словно договаривает за него: «Я знаю…»
Они одни в их небольшом мирке, в полумраке, плавно растворяются друг в друге, пытаются совладать с волнением, что накрыло их вновь с головой… Астрид не чувствует своих ног, они словно стали ватными; сердце билось так сильно, что его, казалось, можно было услышать просто так; хочет прильнуть к его губам ещё раз, и ещё… Иккинг чувствует, что словно плавится, сливается с ней воедино; не хочет отпускать никуда, хочет целовать и целовать, пока вовсе не сойдёт с ума от этого жара, от этих странных чувств, до сих неиспытанных…
Он весь опухший, раскрасневшийся, горячий из-за жара, но несмотря на это ей хочется целовать его. Целует подбородок, где у него небольшой шрам, целует веснушки, уголки губ, кончик носа — она хочет доказать ему, что она любит его также трепетно и сильно, как и он её.
Астрид на пару секунд замирает, чтобы посмотреть на него. Она видит в глазах Иккинга нежность и истому; его правая ладонь тянется к её правой щеке. Тихо шепчет ей, будто поёт: «Ночь и день буду ждать, твоё имя шептать, ночь-день в сердце молить, чтоб с тобою быть…»
Она улыбается ему своей лучезарной улыбкой, когда слышит эти слова. Она знает эту песню, слушает её сутками напролёт. Да, она старая до ужаса, но такая мелодичная, такая… Живая. Астрид опять целует его — коротко, но трепетно, слегка причмокивая — шепчет ему то, что Иккинг мечтал услышать наяву столько времени:
— Я люблю тебя, Иккинг.
***
Наступило тридцать первое декабря. Иккинг с нетерпением ожидал этот день, как и Астрид.
Сегодня они идут на вечернюю прогулку (читать: свидание) — их первое совместное времяпрепровождение. После зимнего бала они не видели друг друга: Хофферсон уехала за город к бабушке, а Хэддок всё это время был дома, потому что приболел.
С того момента на балу они не обсуждали свои отношения. Всё уже не будет как прежде, и оба это знают.
И вот, на часах семь вечера. Темнота накрывает город, слабый свет фонарей освещает снежные тропинки. Иккинг ждёт звонка (да, наконец-то у него есть её номер), бродит по дому в наушниках, слушает весёлые композиции (да, наконец-то в плейлисте что-то весёлое).
Звонок от Астрид. Хэддок быстро отвечает:
— Да?
— Иккинг, мы с родителями в пробку попали. Боюсь к восьми не успею.
— У меня дел нет, мы можем встретиться и позже. Хоть в три часа ночи, если тебе, конечно, родители разрешат…
— Да, давай тогда позже встретимся. Как буду в городе, я тебе позвоню. Ну, всё, давай, до встречи.
— Угу, до встречи…
Иккинг вздыхает, слабо улыбается следом. Ещё пару часов он подождёт. Ради неё он готов и сутки не спать, лишь бы встретиться с ней вновь. Но уже теперь не как друзья, а как возлюбленные.
На часах половина двенадцатого ночи. Иккинг уже устал слушать музыку, потому лежит в темноте на диване, смотрит в потолок. Глаза предательски слипаются, но спать нельзя. Громко звенит рингтон, Иккинг рывком кладёт телефон к уху, отвечает на звонок:
— Да?
— Я вышла из дома, прости, что так поздно… Ты ещё не спишь?
— Не спится. На какой улице встретимся?
— Давай на Оушэн-стрит.
— О, отлично. Минут через семь буду.
— Угу, я тоже сейчас подойду. До встречи.
Астрид отключается первая. Иккинг на долю секунды прижимает телефон к груди, шумно вздыхает; следом встаёт с дивана, спешит в прихожую. До Нового года остаётся двадцать пять минут.
На улице никого и ничего нет. Все горожане празднуют Новый год дома, либо за городом. Иккинг обожает это время, когда он может спокойно бродить по улицам, даже танцевать или петь, ведь никто не видит, что он делает.
Снег приятно хрустит под ногами, многоэтажки на Оушэн-стрит сияют всеми цветами радуги. На небольшом перекрёстке, недалеко от начала улицы, Иккинг останавливается, глядит на время. Без сорока двенадцать. Уже совсем скоро наступит Новый год.
«Иккинг!» — то была Астрид, что стояла на другой стороне перекрёстка; она махает ему ладошками, немного прыгает на месте. Хэддок улыбается чуть шире, убирает телефон и спешит подойти к Хофферсон.
Она бежит ему навстречу, кидается в его распростёртые руки; крепко обнимает.
— Я скучала, — первое, что говорит она, прежде чем взглянуть в его зелёные глаза, теперь такие родные.
— Я тоже, — признаётся Иккинг, мило улыбаясь; всё ещё держит свои ладони на её талии, — Как съездила к родным?
Астрид закатывает глаза, фыркает.
— Как обычно. Поели, поболтали, подарили подарки, укатили. Так каждый Новый год.
— Через минут пятнадцать уже Новый год, а ты не дома… — Астрид отмахивается на это, усмехается.
— Ну, мне хочется встретить его с тобой. Мама и папа уже спать легли, наверное… Они пьяны в стельку.
— Мой отец, наверное, тоже спит. Хотя, он должен быть на дежурстве…
— Дежурство? На Новый год? Серьёзно? — вскидывает бровью Астрид; Икк смеётся на это.
— С каких это пор вы, миледи, повторяете мою мимику? — Хэддок активно кривит лицом, когда говорит это; она тут же гогочет.
— Я не виновата, что эта твоя бровь так поднимается, а у меня появилась привычка делать также, — они смеются, постепенно направляются вглубь улицы; болтают о разном.
Проходит где-то минут десять, Иккинг и Астрид чувствуют, что уже вот-вот настанет новый день, а с ним и Новый год. Хэддок достаёт телефон, глядит на экран.
— Без двух минут, — говорит он вслух, глядя следом на Астрид.
— Уже? Блин, всё так быстро прошло…
— Да, это правда… Знаешь, что я загадал в начале этого года?
— Что?
— Встретить Новый год с тобой, — признаётся Иккинг, улыбаясь; глаза его начинают краснеть и слезиться то ли от чувств, то ли от ветра. Астрид тихонько вздыхает, выразительно смотрит на Икка. Они недолго молчат.
— Моё желание сходно с твоим, Иккинг. Я хотела стать к тебе ближе. И у нас двоих они сбылись, заметил?
— Угу. Ещё бы я не заметил, — хмыкает он, немного качая головой. Он сует свой нос в воротник, стоит так пару секунд. Вдали слышатся первые хлопки фейерверков.
— Уже?! — восклицает Астрид, мотая головой по сторонам, — Сколько времени?!
— Секунд тридцать осталось, наверное, — бормочет Икк, включая на телефоне более точные часы, — Нет, уже пятнадцать…
— Чёрт! Ай, ладно, иди сюда! — отмахивается Хофферсон, от чего-то негодуя; переключается на Хэддока, что убирает телефон в карман.
Астрид тянет на себя Иккинга, целует его в полуоткрытый рот. Тот несколько мгновений стоит в ступоре, но далее приобнимает её за талию, чуть подаётся вперёд. От неё пахнет корицей и мандаринами, нежностью и любовью…
Далеко-далеко послышались фейерверки, что пускали люди, находящиеся за городом. В небе засверкали маленькие огонёчки разных цветов.
Они чуть отстраняются друг от друга, смотрят на чёрное полотно, усеянное искорками: быстро угасающими, но тут же появляющимися вновь.
— С Новым годом, — шепчет Иккинг в губы Астрид, чуть прикрывая глаза.
— И тебя с Новым годом, — быстро отвечает она, вновь подаваясь вперёд.
Иккинга ждёт бесконечная любовь и нежность, трепетная забота со стороны Астрид, его мессии, его музы и теперь уже возлюбленной.
Такова жизнь Иккинга Хэддока. И с этого момента она началась заново.
