КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Кровавая одержимость [Тесса Доун] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кровавая одержимость

Перевод: Panther_Lily, Elefant2012

Редактура: Светлана Тертычная, Дашуля Петрова, Наталья Мубарак

Сверка: Sali, Nenaglyada, Largit

Вычитка: Светлана Тертычная 


«Кровавое проклятие‎» ‎
В восьмом веке до нашей эры принц Джейдон и принц Джегер Демир были изгнаны со своей румынской родины после того, как их проклял призрак. Кровавый, перерожденный благодаря крови их многочисленных женщин. Принцы принадлежали к древнему обществу, которое приносило в жертву своих же женщин до полного истребления, потому наказание для них оказалось суровым.

Они были вынуждены бродить по земле в темноте, как существа ночи. Они были обречены питаться кровью невинных и лишены возможности производить потомство женского пола. Согласно проклятию, у них должны были рождаться сыновья-близнецы, которых вынашивал человек, впоследствии умирая при мучительных родах. При этом первый близнец всегда ощущал потребность к самопожертвованию, к искуплению грехов своих предков.

Ошеломленный чудовищностью проклятия, принц Джейдон, чьи руки никогда не проливали крови, умолял своего обвинителя о снисхождении и получил четыре маленьких милости — четыре исключения из проклятия, которые будут касаться только его рода и его потомков.

Ψ Хотя они все еще оставались существами ночи, им было позволено находиться на солнце.

Ψ Хотя они все еще зависели от крови, им не требовалось больше лишать жизни невинных.

Ψ Будучи все еще неспособными произвести потомство женского пола, им была дарована единственная возможность и тридцать дней, чтобы взять в жены человеческую женщину, выбранную богами после знамения, которое являлось на небесах.

Ψ По-прежнему необходимо было приносить в жертву первенца, ведь у женщин рождались близнецы: одно дитя тьмы и одно дитя света. Они жертвовали первым, сохраняя при этом жизнь второму ребенку, чтобы продолжать свой род.

Итак…

Навсегда изгнанные со своей родины в Трансильванских горах Восточной Европы, потомки Джегера и потомки Джейдона стали легендарными вампирами. Они скитались по земле, управляя стихиями, выживая за счет чужой крови. Навеки связанные древним проклятием.

Они были братьями одного вида, разделенные лишь светом и тьмой… 

Пролог

800 лет до н. э.

— Наполеан, беги!

Десятилетний мальчик споткнулся, его глаза были полны ужаса. Приказ отца потряс его до глубины души.

— Беги, сынок, быстрее!

— Нет, отец. Я не оставлю тебя! Отец, пожалуйста…

— Беги сейчас же! — Себастьян Мондрагон прижал руку к животу и упал на землю. Его пальцы судорожно сжались в кулаки, а тело скрутило от жуткого спазма. Трансформация началась. Извиваясь от боли, когда-то бесстрашный воин прошептал предупреждение в третий раз.

— Наполеан… сынок… пожалуйста, беги! Прячься!

Мальчик слышал голос отца словно издалека. Он хотел убежать, но не смог, словно прикованный к месту. Завороженный ужасом, Наполеан с трудом сглотнул и продолжал смотреть, как густой чернильный туман окружил искривленное тело отца. Длинные костлявые пальцы с кривыми когтями и узловатыми суставами сомкнулись на горле, прочертили глубокие раны на груди и пронзили внутренности. Кровь закапала изо рта Себастьяна, и внезапно его зубы начали удлиняться, приобретая форму длинных клыков.

Лишь неослабевающий крик боли заставил, наконец, Наполеана отступить.

Мальчик побежал так, как не бежал еще никогда в своей жизни, его маленькое сердце яростно билось в груди, легкие горели от нехватки воздуха. Наполеан проскользнул через жуткий внутренний двор, огибая извивающиеся тела и прижимая руки к ушам, чтобы не слышать бесконечных криков. Повсюду мужчины падали на землю со стонами и проклятиями. Некоторые мгновенно умирали от шока… или от боли. Другие вытаскивали мечи из ножен и сами лишали себя жизни. Оставшиеся уступили жестокой пытке, беспомощные перед лицом окутавшей их тьмы.

Это было их наказание.

Их изменение.

Превращение в нечто противоестественное призрачными духами их жертв. Это было «Кровавое проклятие».

Наполеан не отрывал взгляда от цели: императорский дворец, крепость. Он и его друзья так много раз скрывались там, играя в прятки, убегая от разгневанных родителей, надеясь хоть раз увидеть кого-либо из королевской семьи. Мальчик знал это место как свои пять пальцев и продвигался вперед, отчаянно надеясь туда добраться.

Наконец он подбежал к знакомым серым воротам дворца.

Пролез в маленькую дыру под внешней стеной и свернулся калачиком, попытавшись стать невидимкой. Хотя Наполеан больше и не видел эту жуткую бойню в деревне, безумные крики боли продолжали доноситься до него, как гром во время грозы.

Мальчик дрожал, вспоминая момент, когда принц Джейдон появился из замка, его темно-зеленые глаза остекленели от страха. Он собрал верных людей возле себя, чтобы сделать заявление об их наказании — о том, что вскоре станет их новой жизнью.

Имея в запасе так мало времени на подготовку своих людей, Джейдон сделал все, что мог. Наполеан не понял ничего, кроме того, что последователи принца должны подтвердить свою преданность ему как можно быстрее, до того как начнется трансформация, или им придется встретить намного худшую судьбу.

Хотя отец Наполеана годами служил в тайной королевской страже, сражаясь с постоянно растущими армиями принца Джегера, сам мальчик был слишком мал, чтобы присоединиться. Следовательно, само собой подразумевалось, что он формально причислял себя к правильному близнецу, — на тех же, кто последовал за Джегером, милосердие не распространялось.

Тогда, как и остальные, Наполеан встал на колени, чтобы поцеловать кольцо принца Джейдона, проговорив клятву верности, — до того, как стало слишком поздно, — и принял то, что должно было наступить…

Мальчик вздрогнул, возвращаясь к настоящему моменту. Он пытался быть храбрым, но слезы страха наполнили глаза.

И затем внезапно Наполеан услышал злобный бездушный смех, который становился все ближе и ближе, достигая ушей.

— Нет. Нет. Нет, — хныкал мальчик, глубже прячась внутри расщелины и дрожа всем телом.

Туман закрутился в маленький вихрь, поднялся над землей и низко опустился, как будто у него были глаза, которые могли видеть… прячущегося Наполеана.

— Ты думаешь, что можешь сбежать, дитя? — прошипело жуткое создание, его смех отразился от стен. Пламя возникло из центра тьмы. — Умри, малыш! И переродись в монстра!

Мальчик закричал так громко, что крик взорвался в его ушах, а туман все приближался. Он окутал тощее тело, проник в рот и забрался в легкие.

И затем пришла боль.

Мучительная, безжалостная, непереносимая боль.

Кислота растеклась по его венам.

Пламя охватило все внутренние органы. Кости перестроились. Клетки взорвались. Весь организм изменился, преобразился… умер.

Наполеан слышал свои крики, но они словно принадлежали кому-то другому, кому-то жалкому и ничтожному. Он вцепился в собственную кожу, пытаясь содрать ее. Кусал руки и бился о землю. Корчился, метался и стремился уползти прочь, но ничто не могло остановить его мучения.

О небесные боги!

Наполеан молил о смерти, но она не приходила.

Сколько длилась агония, он не знал. Минуты? Часы? Может, дни? Могла пройти целая жизнь, прежде чем, наконец, все прекратилось… и пришла жажда.

Всепоглощающая дикая жажда.

Жажда крови.

Она заставила мальчика покинуть убежище. Прижимаясь к земле, как животное, он пробирался во тьме в поисках отца.

Сейчас, когда горькие слезы обожгли глаза, Наполеан растерянно смахнул их и увидел кровавые разводы на руках.

Великая богиня Андромеда[1], во что он превратился?

Достигнув деревенской площади, мальчик остановился возле старого каменного колодца. Когда зрение приспособилось к темноте, он краем глаза заметил тень. Нет, этого не могло быть.

Пожалуйста, боги, нет!

Ужасающая сцена предстала перед ним: Джегер Демир, злой принц, сидел, склонившись над телом отца. Глаза принца были совершенно безумными, когда он склонился к горлу Себастьяна, разорвал плоть и начал пить кровь. Наполеан не мог ни пошевелиться, ни отвернуться, пока эта жуткая сцена разворачивалась перед ним, пока злой принц осушал тело отца, разорванное в клочья.

И затем…

Шокированный, дрожащий и сокрушенный мальчик, словно последний трус, наблюдал за тем, как Джегер вытащил меч и отсек голову Себастьяна.

Когда страх, наконец, отпустил, Наполеан сжал руки в кулаки и прокричал в небо:

— Нееееееееет!

Он кричал до тех пор, пока горло не начало саднить.

— Отец! Отец! Отец! Отец…

* * *
Дзыыынннь.

Наполеан Мондрагон тяжело надавил на кнопку будильника, сел и вытер пот со лба. О боги, только не снова. Он опустил ноги с края большой кровати и положил локти на колени, а лицо спрятал в ладонях.

Уже третий раз за неделю ему снился этот кошмар.

Наполеан был правящим лордом дома Джейдона и единственным мужчиной, живущим со времен «Кровавого проклятия». Воспоминания временами наводняли сны, но так часто — никогда. О Аид, кошмары, вероятно, возникли из-за очертаний мужчины, которого он увидел в тени несколько недель назад: того, кто так сильно, до невозможности, походил на убитого отца.

Отца, который был мертв уже двадцать восемь веков.

Наполеан потер глаза и нахмурился. Боги, он мог бы прямо сейчас воспользоваться расположением принцессы: прикосновение ее нежной руки, обворожительный взгляд, теплота мягких губ.

— О дьявол, Наполеан. Зачем мучить себя?

Он сложил руки и покачал головой. Ванья Демир была ярким светом в его темной, нескончаемой жизни. Ее присутствие в особняке принесло песню, смех и радость в сердце мужчины, которое не знало ничего, кроме долга и одиночества, уже двадцать восемь сотен лет. Их словно магнитом притягивало друг к другу, подобное влечение невозможно было отрицать. Она стала смыслом его жизни. Но это также стало одной из причин, по которой принцесса ушла.

Это, а также приглашение пожить у Маркуса и ее сестры с их новорожденным малышом. Семья была для Ваньи всем, и она не собиралась упустить шанс воспитывать племянника… или находиться рядом с сестрой. К тому же Наполеан начал значить для принцессы слишком много, и она опасалась, что влюбится в мужчину, с которым не может остаться, в мужчину, которому суждено выбрать только одну женщину на всю вечную жизнь.

И эта женщина — не она.

Ванья не была истинной судьбой Наполеана и уже слишком много потеряла в своей жизни, чтобы потерять еще больше.

Вампир пожал плечами, пытаясь направить мысли на что-нибудь другое. Какая разница, почему принцесса ушла?

Ее больше не было. Она не вернется. И это была правда.

Поднявшись с кровати, Наполеан направился в душ и включил воду. Нет, он не будет больше думать о Ванье. У него и без того достаточно вопросов о недавно обнаруженной колонии темных. С недавнего времени по всей Лунной долине начали находить тела мертвых, а точнее, убитых и обескровленных людей.

И, черт возьми, этот проклятый кошмар начал действовать Наполеану на нервы. Почему сейчас, спустя столько лет, эти воспоминания снова начали его мучить? Неужели он так никогда и не сможет освободиться от этой вины? Неужели вампир всегда будет испытывать жгучий стыд за тот день, когда его отца убили?

И кем был мужчина, которого он видел в тени? 

Глава 1

Брук Адамс поправила свою юбку-карандаш, смахнула с глаз своенравный локон цвета черного дерева и вернулась к презентации «ПауэрПоинт». Было утро пятницы, последний день недельной конференции по продажам, и это была ее «минута славы».

Она оглядела аудиторию.

Хорошо. Том Хэллоуэй явно казался впечатленным, и это был именно тот, кто ей требовался — генеральный директор компании «Праймер» («Международный профессиональный имидж и маркетинг»). С другой стороны, было заметно, что Джим Девис запутался, но в этом ничего удивительного. Он и так каким-то образом занял в отделе должность, которой совершенно не соответствовал, и Брук не представляла, как объяснить сложные вещи, — которые она про себя называла блестящей маркетинговой стратегией, — человеку, который сам себе выбрал имя «Джимбо». И Льюис, ну, Льюис… отвлекся. Его глаза-бусинки метались между большим опускающимся экраном и бюстом Брук, подобно йо-йо — вверх-вниз-слюни, вниз-вверх-слюни, слюни-взгляд-слюни…

На самом деле, чертовски раздражает. Но презентация была слишком важна, чтобы ее прервать. Брук приложила слишком много времени и сил для этого момента. Она не смела нарушить ритм, чтобы как следует проучить Льюиса Мартина. Не сегодня. Если, конечно, он не поднимет руку.

Что он только что и сделал. Серьезно?

Поднял руку?

Это что, детский сад, что ли?

— Да, Льюис? — Она улыбнулась своей лучшей профессиональной улыбкой.

Его глаза-бусинки сузились, мужчина облизнул губы. Наверное, чтобы подобрать слюни.

— Не могли бы вы расстегнуть блузку?

Брук ахнула.

— Простите?

Ее глаза метались по комнате, ожидая, когда один из ее коллег придет ей на помощь, схватит Льюиса за шиворот и выведет из комнаты — если только раньше его не уволит Хэллоуэй.

Никто не сдвинулся с места.

В самом деле, никого даже в малейшей мере не оскорбила просьба Льюиса. Да что ж такое? Она проглотила комок в горле. По-видимому, придется разбираться самой. Приподняв подбородок, она выдала ему свою лучшую презрительную усмешку в стиле «я вытру тобой пол» и почти зарычала:

— Прошу прошения, ты — маленький болван, идиот, сукин сы…

И в этот момент зазвенел будильник, милосердно прекращая ночной кошмар. Видит бог, эта презентация ее убьет.

Брук закрутила мягкое, из египетского хлопка, полотенце вокруг головы и проглотила аспирин: у нее всегда болела голова от таких странных снов. Или, возможно, это было от долгого ожидания самой презентации. Она взглянула на ярко-голубые цифры часов. Менее чем через час она будет стоять в конференц-зале отеля, все взгляды будут сосредоточены на ней. Когда ежегодное собрание подойдет к концу, она представит самое крупное маркетинговое предложение, о котором могла только мечтать, всему пиар отделу, включая всех боссов. А генеральный директор компании, Том Хэллоуэй, будет сидеть прямо в первом ряду.

Боже правый, что если Льюис действительно попросит ее расстегнуть блузку? Как она справится с такой неожиданной ситуацией?

«Ага, точно. Соберись, Брук!»

Она потянулась за мобильником и набрала номер самого разумного человека, с которым была знакома, любимой коллеги и единственного существа, которому она полностью доверяла. И которая также являлась ее лучшим другом в течение последних десяти лет — Тиффани Мэттьюс.

Тиффани ответила на втором гудке.

— Привет. Как дела, Брук?

— Я думаю, что уже схожу с ума, Тифф. Мне приснился сон, будто я была на середине презентации, когда Льюис попросил меня расстегнуть блузку.

В телефоне раздался смех Тиффани:

— Похоже на Льюиса!

Брук нахмурилась и выглянула в окно, чтобы проверить погоду: прохладно, но ясно. Прекрасный день для презентации.

— Тифф, это не смешно. Клянусь, мне кажется, что я падаю от давления.

— Ты не падаешь, Брук. И не упадешь.

Голос звучал так, будто ей было смешно.

Брук закусила нижнюю губу — нервная привычка, которая только подтверждала ее точку зрения.

— Откуда ты знаешь?

Тиффани вздохнула:

— Потому, что ты наш лучший презентатор, а не какая-то сумасшедшая. Просто подави свою паранойю, ты никогда ни в чем не проваливалась. Ты же мисс совершенство? Не шути так. Хэллоуэй влюбится в твою идею, а если по какой-то причине скажет «нет», твой сон уже подсказал тебе, что делать.

— Что? — спросила она в замешательстве.

— Расстегни блузку!

Брук не могла не улыбнуться:

— Ага, это было бы здорово. Хэллоуэй меня уволит, а потом пригласит на свидание.

Тиффани хихикнула.

— Точно. Точно. Возможно, не лучшая идея.

Она помолчала.

— Брук?

— Что?

Голос Тиффани сразу стал серьезным.

— Дорогая, скажи мне, что ты уже одета и не в постели. Пожалуйста.

Брук потерла полотенцем свои пышные, длиной до плеч волосы, чтобы ускорить процесс сушки, и взглянула на смятые под ней простыни.

— Брук?

— Что?

— Брук!

— Я не в постели.

— Черт, Брук, ты еще не встала?!

Брук вздохнула.

— Ладно-ладно, возможно, я и забралась обратно в постель, но я уже приняла душ и помыла волосы! И я встаю… Прямо сейчас.

— Брук! Я клянусь…

— Встаю! Встаю!

— Я иду к тебе, — сказала Тиффани.

— Нет, не идешь! — властно ответила Брук.

— Еще раз, какой номер у комнаты? — настойчиво повторила Тиффани.

— Тифф, нет. Мне двадцать девять лет! Думаю, я сама могу одеться.

— Номер комнаты? — тон Тиффани не терпел никаких возражений.

Брук рассеяно посмотрела на пластиковую ключ-карту, что лежала на тумбочке: «Гостиница «Темная луна», комната № 425». Она закатила глаза:

— Ты уже сколько раз была в моем номере, Тифф?

— Не умничайте, барышня, — предупредила Тиффани.

— Прекрасно! — проворчала Брук. — Четыре-два-пять.

— Буду у тебя через десять минут.

Брук улыбнулась.

— Может, потратишь пятнадцать и принесешь мне пончик? Мне нужен сахар! — добавила она с мольбой в голосе.

Тиффани фыркнула от раздражения:

— И где я, по-твоему, должна найти магазин пончиков в Лунной долине? С тех пор, как мы здесь, ты хоть один видела?

— Нет, — призналась Брук, чувствуя, что надежда попробовать вкусное приторно-сладкое тесто быстро ускользает. — Но я уверена, у них где-то есть пекарня. Если нет, может, заглянешь в местную кофейню или продуктовый магазин? Пожалуйста!

— О боже мой! — проворчала Тиффани. — Конференция начнется через сорок пять минут, ты еще не оделась, а думаешь лишь о том, где найти пончик!

Брук подавила смех.

— Подумай об этом в ином ключе, — сказала она, пытаясь не обращать внимания на внезапное беспокойство при упоминании об ускользающем времени. — Может, тебе повезет, и здесь окажется специальный сувенирно-кондитерский магазинчик, прямо рядом с гостиницей, и он будет полностью заполнен большими, красивыми горцами, — она застонала, — большими, обнаженными горцами с огромными… топорами.

Тиффани хихикнула:

— Ага, как же, — она вздохнула с сожалением. — С моим везением, он будет заполнен беззубыми психопатами-мутантами, прямо из ужастика «У холмов есть глаза»[2].

Брук не могла возразить: Тиффани ужасно не везло с мужчинами.

— Тогда просто возьми свежий шоколадный эклер, если найдешь, хорошо? Пожалуйста-пожалуйста, с вишенкой сверху?

— Посмотрим, — подразнила Тиффани, стараясь, чтобы ее голос звучал по-матерински. — А ты в это время просто оденься и сосредоточься на своей презентации. Подумай о том, что ты будешь делать со всеми дополнительными деньгами, когда Хэллоуэй влюбится в твою презентацию и предложит пост директора по маркетингу.

Брук улыбнулась. Это было бы идеальным результатом. Не то чтобы идея о горячих обнаженных горцах с большими топорами, подающих пирожные, не занимала довольно высокое место в списке…

— О, и еще одно, Тифф…

— Да?

— Принеси свои черные туфли на каблуках, на случай, если мои синие не подойдут к юбке.

Тиффани хихикнула на другом конце.

— Что? — спросила Брук, не понимая в чем причина веселья.

— У тебя IQ больше 140, а ты по-прежнему полагаешься на сексуальные ноги, чтобы получить преимущество.

— Эй, мама не растила дурочек, верно? — как только слова слетели с языка Брук, она пожалела, что произнесла их. Не только потому, что они были неправдой — мама не позаботилась вырастить вообще никого, — но просто потому что мать была темой, которую лучше не затрагивать вообще. И мысли о бессердечной женщине не украдут ее радость или уверенность на этот раз. Не сегодня. Она специально сделала свой голос веселым. — Любое возможное преимущество, верно?

Тиффани прочистила горло:

— Говорю тебе, Брук, тебе это не нужно. Во всяком случае, я надеюсь на это. Скоро приду!

— Хорошо, — ответила Брук, — до скорого.

Она повесила трубку, все еще улыбаясь, а затем сделала глубокий, очищающий вдох. Возможно, ей не очень повезло с семьей, и это не было преуменьшением века — кроме ее драгоценной бабушки Лэйни, фактически, не было ни одного кровного родственника, кто бы любил ее, но ей досталась золотая жила, когда она нашла лучшего друга. И кто знает, может быть, Тиффани была права: ее презентация будет сногсшибательной. Хэллоуэй влюбится в ее идеи, точно так же, как и в сексуальные туфли. И конференция в Лунной долине пройдет без сучка без задоринки.

Брук улыбнулась и энергично потерла полотенцем свои все еще влажные волосы, взлохмачивая густые тяжелые пряди. Если все пойдет хорошо, менее чем через десять часов она будет ехать домой, в Сан-Франциско, с предварительным контрактом в руках и еще более светлым будущим на горизонте. Тиффани была абсолютно права. Что могло пойти не так? 

Глава 2

Сальваторе Нистор неторопливо закинул руки за голову, скрестил ноги в лодыжках и утонул в удобном матрасе в своем подземном логове, прокручивая в голове события предыдущей ночи. Он все еще мог ярко видеть в своем сознании женщину, которую использовал… и уничтожил. Все еще мог чувствовать ее страх, и от мысли об этом пах наливался тяжестью даже сейчас.

Она стояла возле своего автомобиля на стоянке продуктового магазина, возясь с ключами, ничего не подозревающая и такая заманчивая. Ее полная грудь поднималась и опадала при каждом вздохе, такая добровольная жертва, просто кричащая: «Возьми меня! Выбери меня!»

И Сальваторе быстро ей угодил.

Одним молниеносным броском он оказался рядом с человеком, схватил за руки, разбросав продукты по земле кучками мусора, и перелетел с ней в уединенное место позади здания.

— Пожалуйста, — прошептала женщина испуганным голосом. Слезы отчаяния катились по ее щекам.

Сальваторе облизнул губы, вспоминая, как он на нее зарычал:

— Пожалуйста — что?

Женщина была так же красива, как и глупа. Но этого следовало ожидать, так как все люди были жалкими по сравнению с вампирами. Сальваторе прижал палец к ее губам и шикнул, заставляя замолчать, глядя на нее глазами, которые, как он знал, светились красным.

— Тихо. Ни слова больше! — скомандовал он. — Не двигайся и не произноси ни слова.

Он позволил своим клыкам медленно — для эффекта — удлиниться перед тем, как поднять ее дрожащее запястье ко рту и оцарапать острыми кончиками кожу вдоль вены. Маленькая красная струйка потекла по сливочно-белой коже предплечья, и он быстро слизнул ее своим языком, застонав от изысканного вкуса свежепролитой крови.

— Ммм… — Вампир простонал даже сейчас, беспокойно ерзая на кровати. Он глубоко выдохнул, вспоминая, как проник в ее сознание, прокладывая путь в воспоминаниях, чтобы извлечь ее имя.

Джейн.

О, да, его восхитительный приз звали Джейн.

Он мог бы поклясться, что колени Джейн буквально подкосились. Она покачнулась, испытывая тошноту от вида собственной крови, почти теряя сознание от страха.

Но не упала в обморок.

Она стояла совершенно неподвижно. В гробовом молчании. Как и полагается послушной женщине.

— Хорошая девочка, — впечатленный, пробормотал он.

Он осмотрел ее тонкие черты лица: мягкие губы и светло-голубые глаза, высоко поставленные скулы, придававшие ей внешность модели, — и нахмурился, думая о том, что будет жаль убить ее до того, как он сможет полностью ею насладиться — скажем, по меньшей мере неделю или даже больше, — если сможет так долго не обрюхатить.

Он вздохнул, испытывая укол сожаления: в конце концов, долг есть долг, и время имеет значение — приказ Оскара был убить, а не брать в плен.

Фактически, Оскар Вадовски, новый глава совета темных, дал предельно ясные инструкции:

— Бросьте достаточно тел на улицах Лунной долины, чтобы ужаснуть местных жителей. Создайте кромешный ад в городах, достаточный для того, чтобы разозлить тайные общества охотников на вампиров. Позвольте людям прийти за нашими глупыми врагами — сынами Джейдона, которые живут на поверхности, — в то время как мы, сыны Джегера, будем надежно скрытыми под землей.

Другими словами, они должны были отомстить Наполеану Мондрагону за ущерб, нанесенный колонии.

Сальваторе зарычал, вспоминая жалкого короля дома Джейдона и все, что он сделал дому Джегера, — совершенно унизительное избиение, которое они получили в день, когда он и горстка его воинов пришли спасти принцессу Киопори из логова Сальваторе. В день, когда Маркус Силивази и его команда вырезали пятьдесят детей темных, даже тех маленьких, которые спали в кроватках.

Глубокий рык прокатился по его горлу, желание отомстить возросло, словно поднявшаяся желчь.

Как будто убийства их детей было недостаточно, Наполеан Мондрагон, уходя из колонии, в одиночку уничтожил восемьдесят семь солдат, которые преследовали его в тоннелях. Надменный король использовал силу солнца — под землей, всем на удивление! — чтобы испепелить своих преследователей в сердце их собственного дома, где они были защищены от ожогов!

Сальваторе провел языком по клыкам и заставил память вернуться к более приятным воспоминаниям.

Назад к предыдущей ночи…

Вернуться к Джейн и к тому, как он зарычал на нее, словно дикое животное, когда она попыталась отойти, всхлипывая от боли в запястье.

— Думаешь, что сможешь от меня убежать, женщина?! — прогремел он. Все же она не была такой хорошей девочкой, как показалось вначале.

— Я извиняюсь, — заскулила она как ребенок, явно не понимая значения слова «тихо».

Сальваторе отвесил ей пощечину, от резкого удара из ее рта вылетели слюни вперемежку с кровью.

— Ни слова! — повторил он, прожигая ее суровым взглядом.

Женщина в ужасе закрыла рот обеими руками, стараясь подавить крик, но внезапно ее ноги подкосились, и она упала на колени, дрожа как идиотка. На мгновение Сальваторе просто смотрел на нее — стоящую на коленях в грязи, корчившуюся, словно червь, — но его терпение длилось недолго. Джейн двигалась, хотя он сказал ей застыть на месте. Она говорила, хотя он предупредил ее не издавать ни звука. Всем этим она окончательно вывела его из себя. Вампир был полон решимости наказать ее за дерзость.

Сальваторе засмеялся, думая об этом.

На самом деле это были незначительные нарушения. Но это не имело значения. Вызов есть вызов, а его враги никогда не оставались безнаказанными.

Его губы дрогнули, и он сел на кровать, размышляя о важности этой истины: Наполеан Мондрагон так же не останется безнаказанным. Он не может уйти от наказания. Темные отомстят, а Сальваторе в процессе получит свои политические выгоды. Он отплатит Маркусу Силивази за то, что тот забрал Киопори из его логова. Он ублажит Оскара Вадовски демонстрацией своего превосходного знания темной магии. И он вернет уважение остальных членов совета — тех двух, что стали свидетелями его унизительного падения, — сделав то, чего никогда не делали раньше. Он убьет Наполеана Мондрагона, древнего, до сих пор непобедимого лидера дома Джейдона.

Его план не может не сработать.

Он был слишком хорошо придуман.

Сальваторе заплатил слишком высокую цену, отдав дань темным лордам преисподней за их поддержку в этом деле — демоны помогут ему осуществить его злобную схему. До сих пор они делали это исправно.

Сальваторе выдохнул.

Он потянулся и повел плечами, сбрасывая напряжение. Всему свое время. Все произойдет в свое время.

Он снова вернулся к воспоминаниям о предыдущей ночи, вызывая в воображении восхитительный силуэт: тело корчившейся женщины, все еще стоявшей на коленях, отчаянно пытавшейся отползти.

Затем игра стала веселее.

Сальваторе махнул рукой, развернулся на каблуках и начал уходить, притворяясь, будто закончил с развлечением. Он намеренно дал Джейн маленькую толику надежды, немного времени, она почти поверила, что успеет убежать.

Ха!

Он громко рассмеялся, вспомнив сцену в мельчайших подробностях, то, как чудесно Джейн ему подыграла. Она вскочила на ноги — довольно изящно, стоит отметить, — и рванула прочь с такой целеустремленностью, что это было… ну, шокирующе. И слава ей за такую попытку. Она даже испустила пронзительный вопль, крик о помощи такой отчаянный, что, возможно, он достиг небес.

Но никто, даже Бог не пришел спасти ее.

Сальваторе поднял палец, поднес зазубренный коготь ко рту и порезал свою нижнюю губу, вновь пробуя кровь и вздыхая.

Воспоминание было, безусловно, возбуждающим.

Женщина успела сделать целых пять, чрезвычайно широких шагов, прежде чем Сальваторе ее поймал. Он схватил горсть ее прекрасных, пшеничного цвета волос и дернул обратно к себе. А затем развернул ее к себе за плечи, вцепился в шею и заставил посмотреть ему в лицо.

— Смотри на меня!

Это была властная, возможно, излишне драматичная команда.

Разумеется, он заранее осмотрел все вокруг. Не то чтобы он беспокоился из-за людей, — он всегда мог стереть их воспоминания, если понадобится, — но он должен был быть осторожен из-за сыновей Джейдона, имеющих преимущество над вампирами. Если бы кто-нибудь из них услышал ее вопль, Сальваторе был бы вынужден сражаться. А она вряд ли этого стоила.

Уверенный, что ее крики остались не услышанными, он усилил хватку на ее шее, надежно удерживая под собой, и наклонился, чтобы выпить из вены.

Она впала в истерику, била его руками по груди и поворачивала туловище во все стороны в бешеной попытке вырваться. Все это время ее сердце стучало словно барабан, угрожая взорваться в груди, слезы падали как капли дождя.

Она умоляла о пощаде, полностью поглощенная ужасом.

А потом мгновенно, хотя и бесшумно, под ней образовалась лужа бледной жидкости. Раздраженный — на самом деле он даже испытал отвращение — Сальваторе вытащил свои клыки из ее шеи и быстро сместился в сторону. На нем была пара новых туфель от «Testoni Norvegese»[3], не говоря уже о черных льняных брюках за шесть сотен долларов, и последнее, что ему было нужно, чтобы какой-то человечишка помочился на его дорогую одежду.

Он должен был признать, что неспособность женщины контролировать функции организма на самом деле обломила весь кайф. Она почти полностью подавила его желание поиграть.

Почти.

Он вздохнул, размышляя. Если бы он мог запугать Наполеана Мондрагона точно так же! Представьте, что он заставил бы высокомерного короля помочиться на себя самого и умолять сохранить жизнь, прежде чем убил бы его. Тогда это стоило бы всех заклинаний «Кровавого канона»!

Руки Сальваторе медленно сжались в кулаки при одном упоминании о древней книге черной магии. Он обладал «Кровавым каноном» почти восемьсот лет, и темное сокровище было его величайшим приобретением. Его самым ценным сокровищем. Он стиснул зубы. Накари Силивази украл книгу в тот же день, когда Наполеан Мондрагон убил восемьдесят семь воинов из дома Джегера.

На самом деле Накари Силивази, вместе с упрямым тираном Маркусом, убили Валентайна, любимого младшего брата Сальваторе, прежде чем…

«Стоп! — сказал Сальваторе сам себе. — Не думай об этом! Не сейчас»

Он сам удивился от отсутствия жалкой подобии дисциплины. Вампир был слишком на взводе, когда должен был сосредоточиться на настоящем, происходящем здесь и сейчас. Остальные заплатят.

Они все заплатят.

По очереди.

Начиная с их невыносимого короля.

«О, черт с ним!» — зарычал Сальваторе.

Он не будет сдерживать свою ярость! Он не станет контролировать свои мысли! Он примется размышлять о своей ненависти. Подкармливать изнуряющую жажду мести, пока она не превратится в живое дышащее существо, живущее собственной жизнью.

Он продолжит погружаться в сердце черной магии, умолять о помощи темных лордов, чтобы посеять смуту в голове Наполеана, посылая один ночной кошмар за другим, один бесконечный день за другим, вызывая в воображении все более живые образы призрачного видения, которое Наполеан считал своим отцом. Бесполезный ум короля будет настолько искажен виной и смятением, что он даже не сможет понять, что реально, а что — иллюзия.

Наполеан Мондрагон в конечном счете подчинится воле Сальваторе Рафаэля Нистора, так же, как бесполезная человеческая женщина подчинилась его воле прошлой ночью!

Его грудь наполнялась необузданной мощью от этого убеждения, и он вспоминал окончание своего свидания с Джейн, прокручивая в голове каждую притягательную деталь, смакуя воспоминания о каждом драгоценном моменте в последний раз. Он наказал ее за мокрые штаны, медленно вырезая жуткую линию на нежной плоти горла, рассматривая, ожидая, пока кровь стекала по шее, плечу и вдоль выпуклости правой груди. О, как он смаковал вкус, посасывая нежную плоть сосков, пока они медленно увлажнялись кровью. Женщина открыла рот, чтобы закричать от ужаса, но не издала ни звука. Сальваторе украл ее голос и будь он проклят, если его не возбуждали ее молчаливые просьбы.

Он бросил ее на землю, осторожно избегая лужу, которую она сделала в момент слабости, затем сорвал с нее грязную одежду. Глядя в светло-голубые глаза, приблизил свои губы к ее рту и жестко поцеловал — небольшой знак милосердия, так как женщинам нравилось такое, — и затем прокусил ее нижнюю губу своими клыками, чтобы можно было пить из рта, пока он ее трахал.

Соитие было идеальным. Шокирующим, болезненным, безудержным.

Джейн умоляла, чтобы он ее убил, — и мужчина почти прослезился.

— Скоро, любовь моя. Очень скоро, — прошептал он ей на ухо.

Сальваторе вытер пот со лба. Воспоминание, словно оно было реальным, воспламенило его и сейчас вампир был настолько возбужден, что это требовало физического освобождения. Он раздумывал, а не нашлась бы у кого-то из его темных собратьев плененная женщина, но потом понял, что его нужда вышла за рамки того, что может предоставить смертная.

Сальваторе жаждал невероятного накала адреналина, насилия и боли — возбуждающих укусов ядовитых змей, осознания того, что его собственный яд перебил бы их действие, сладкого ощущения гибких чешуек, скользящих по его теплой плоти, это приносило бы ему удовлетворение снова и снова. Он поднялся с кровати и направился к «‎Залу со змеями».

По мере того, как он продвигался по подземным коридорам, его мысли вернулись к Наполеану в последний раз. В самом деле, жалкий король на этот раз умрет. С помощью темного лорда Адемордна Сальваторе Нистор наконец исполнит то, что никакой другой темный был не в силах сделать за последние двадцать восемь сотен лет: Он прекратит жизнь Наполеана Мондрагона. Он наконец-то нашел способ осуществить это. Когда Сальваторе вошел в последний коридор, который привел бы его к собственной эротической фантазии, он ускорил шаг и рассмеялся от великолепия своего плана…

Наполеана Мондрагона по-прежнему будут преследовать бесконечные кошмары.

Замешательство, чувство вины и безумие будут неотступно мучить короля, пока не измотают его. Сальваторе не отступит, пока не сломает его. Пока, наконец, древний больше не сможет вынести своего существования. И затем — когда Наполеан будет в полном отчаянии, замешательстве и совершенно уязвимом состоянии — призрак отца предложит ему выход из безумия, возможность искупить самый большой грех его прошлого. Единственное, о чем не знал его народ.

Постыдный секрет, который темный лорд подземного мира открыл только Сальваторе.

В обмен на освобождение вечно терзаемой души призрака отец Наполеана потребует у сына отдать собственную жизнь. И наконец никому не нужно будет побеждать непобедимого Наполеана — потому что всемогущий король послужит орудием для своей собственной гибели.

Наполеан Мондрагон убьет себя сам.

По команде собственного отца. 

Глава 3

Брук сделала большой глоток кофе и швырнула кружку на маленький круглый столик, стоявший в углу кафе.

— Ну, вот тебе и блестящее, многообещающее будущее.

Тиффани смущенно улыбнулась.

— Послушай, Брук. Было не так уж и плохо. На самом деле, я думаю, это была одна из лучших презентаций, которые я когда-либо видела.

Она добавила второй пакетик сливок к своему ванильному «латте».

Брук взглянула на подругу, негодуя на ее жалкую попытку посочувствовать.

— Ага, я описала бы это так: Брук Адамс, восходящая звезда «Праймер» — кстати, одетая в элегантный дымчато-серый костюм, — уверенно выходит в переднюю часть комнаты, привлекает молчаливое внимание всех присутствующих, прочищает горло, поворачивается к экрану с презентацией и… ломает четырехдюймовый каблук, падая прямо на задницу на глазах у всех! — Она бешено махнула рукой. — Но разве она просто восстановила равновесие и привела себя в порядок? Нееет, конечно же, нет. Это было бы слишком просто. Нужно было принять вид полнейшей идиотки: размахивать руками, словно полностью потеряв над собой контроль, затем схватиться за магнитную доску только для того, чтобы прихватить ее с собой и уронить на себя, в довершение ко всему полностью распластавшись на полу с задравшейся до пояса юбкой, чтобы так сказать, поделиться своими… «активами» со всей аудиторией, — Брук схватилась руками за голову. — Ага, я бы сказала, это была та еще презентация.

Тиффани вздохнула, стараясь изо всех сил не рассмеяться. В очередной раз.

— Ой, Брук. Это действительно не было… Я имею в виду… не думаю, что кто-то подумал…

— Подумал о чем? — всхлипнула Брук, ее нижняя губа выпятилась. — Что я была полной идиоткой? Или что из меня получилась бы отличная стриптизерша, если бы все пошло наперекосяк, подобно той презентации?

— Послушай, Брук.

— Красные стринги, черные туфли на каблуках, обнаженная задница в комнате, полной мужчин, — думаю, все вполне очевидно…

Тиффани нахмурилась, ее взгляд смягчился от сострадания.

— Брук, это была случайность. Никто не перестал тебя уважать. На самом деле, все были обеспокоены твоим самочувствием.

Брук взглянула на подругу — на этот раз в ее выражении лица читалась настоящая угроза.

— Стоп. Просто остановись. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что мужчины слегка возбудились, а женщины… — ну, им, вероятно, очень понравилось стать свидетелями моего падения. Извини за невольный каламбур! — Она медленно покачала головой. — О, Боже, просто убей меня прямо здесь и сейчас.

— Брук…

— Ты видела лицо Хэллоуэя! — воскликнула она, повысив голос от волнения. — Его глаза были словно блюдца! Как у пятилетнего ребенка на карнавале! А рот? Тот буквально отвис! Я думаю, Хэллоуэй не знал: смеяться ему, когда он помогал мне встать, или засунуть доллар мне за пояс, — Брук три раза стукнулась головой о столешницу. — Сколько людей вообще вышло из комнаты, только чтобы удержаться от смеха?

Она застонала.

Тиффани покачала головой, изображая неведение.

— Я действительно не заметила никого выходящего из… — Голос у нее затих, прежде чем она смогла завершить ложь.

Сделав глубокий вдох, Брук откинулась на высокую спинку своего деревянного стула и, опустив взгляд, смахнула со стола блестящие крупинки сахара. Потом потерла виски, желая переместиться в другую вселенную.

— Никто не осмелился взглянуть мне в глаза за всю презентацию, Тифф. Я так подавлена! О господи, и зачем я только надела стринги сегодня? Нет, ну, в самом деле? Каковы были шансы случиться чему-то подобному? Когда-либо вообще?

Тиффани мягко взяла Брук за руку. Ее сине-зеленые глаза светились добротой.

— О, милая… да ладно тебе, это был всего лишь… несчастный случай. Очень неудачный момент. Но сказать тебе правду? Презентация была очень, очень хорошей — как только ты встала на ноги, — Она прикусила губу, чтобы снова не рассмеяться.

— Ты имеешь в виду, когда я встала на свои босые ноги? — Брук убрала руку Тиффани и сделала медленный глоток кофе. — Ох, черт, думаю, что сегодня я откинула весь женский прогресс на целый век назад, — Несмотря на изящную попытку пошутить, глаза у нее наполнились слезами. — За всю мою жизнь я никогда не была так унижена. Эта презентация так много для меня значила! — Ее плечи опустились, и она сгорбилась, опустив голову на руки.

Тиффани встала, поспешив к другой стороне стола, села рядом с подругой и смахнула своенравную прядь черных волос с ее лица.

— Послушай меня, Брук… Я серьезно. Послушай!

Брук нахмурилась.

— Что?

— Ты слушаешь?

— Дааа, говори уже.

— Мы с тобой очень хорошо знаем, что презентацию делает важной не то, как она была представлена, а информация, которая в ней содержится. Ты продемонстрировала Хэллоуэю хороший способ заработать много денег и подтвердила это конкретными фактами и цифрами. Ты представила совершенно новый способ мышления, который руководство никогда даже не рассматривало, и, что самое главное, привлекла их внимание.

Тиффани откинулась назад и скрестила руки на груди.

— Ну, случилась с тобой неприятность — и что с того? Деньги решают все, Брук, и презентация это только подтвердила. Насколько я могу судить, ты взяла новаторскую идею, за полчаса ее продала и завернула все в великолепный шелковый бант — а именно, в по-настоящему отличный зад! — Она широко улыбнулась. — Образ «девы в беде» пришелся очень в тему и, честно говоря, в комнате не было ни одного мужчины, который на это бы не купился. А женщины? Ну, к счастью для тебя, Хэллоуэй взял последнее слово. Запомни мои слова: весь этот инцидент в конечном итоге сработает тебе на пользу.

Брук взглянула на подругу из-под рук.

— У тебя самый странный взгляд на вещи, Тифф. Ты действительно думаешь, что у меня все еще есть шанс?

— Да, — решительно ответила Тиффани. — Шутишь, что ли?

Брук немного выпрямилась.

— Подруга, я действительно полагаюсь на это, — Она выдавила вялую улыбку. — По крайней мере, я надеюсь, что Хэллоуэй не использует это против меня.

Тиффани улыбнулась, ее добрые глаза засияли ярче.

— Знаешь, ты умная женщина, но временами действительно тупишь.

Брук нахмурилась.

— Кемявляется Хэллоуэй? — спросила Тиффани.

Брук наморщила лоб.

— Боссом?

— Кем является Хэллоуэй?

— Генеральным директором?

— Нет! До этого. Помимо этого. Кем является Хэллоуэй?

Брук непонимающе покачала головой.

— Он мужчина, Брук.

Брук закатила глаза.

— Может быть, но очень проницательный мужчина, профессионал, который вряд ли принимает решения на основе первобытного, мужского инстинкта.

— Согласна, — заявила Тиффани. — И, если бы твои идеи и презентация оставляли желать лучшего, тогда не думаю, что тебе как-то помогло бы даже проведи всю презентацию с голым задом. Это не тот случай. И с учетом всего вышеизложенного, у тебя действительно отличный зад.

Брук рассмеялась. Против этого она не могла ничего возразить. Найти положительные моменты в любой неприятной ситуации было в духе Тиффани.

— Я вроде, как согласна.

По крайней мере, она не сверкала ничем, чего должна была стыдиться.

Тиффани улыбнулась.

— Видишь, совсем другой разговор!

Брук вздохнула, чувствуя себя немного лучше. Лишь немного.

— Полагаю, мы должны подождать и посмотреть.

— Поверь мне дорогая, — заверила ее Тиффани. — Тебе не придется долго ждать.

Брук пожала плечами. Скомкала салфетку и бросила ее в большую серую корзину, стоящую позади их столика.

— Я думаю, на сегодня мне хватит кофеина, — Она встала, подошла к мусорному ведру и выбросила свой кофе, осторожно стряхнув крошки от кофейного пирожного со своей юбки, прежде чем вновь повернуться к подруге. — Ну, что, пойдем?

Следуя примеру, Тиффани убралась на своей стороне столика и выбросила мусор.

— Ага. Еще два заседания во второй половине дня, и мы свободны.

Брук съежилась, не желая думать о скорой встрече с коллегами.

— Может, сделаем небольшой перерыв, прежде чем вернемся на конференцию?

Тиффани улыбнулась.

— Конечно. Может, немного осмотрим достопримечательности, прежде чем вернем машину и поднимемся в гостиницу. Здесь довольно рано темнеет, так что давай попробуем посетить все исторические места, пока еще светло.

Брук кивнула. Она достала из сумочки свое расписание и бегло пробежалась глазами.

— У меня все занято с двенадцати до трех, а потом короткий перерыв между заседаниями от трех до пяти. Что у тебя?

Тиффани пожала плечами и придержала дверь для подруги.

— Думаю, у меня в двенадцать заседание вместе с тобой, а потом нужно будет провести семинары на темы: концепция брендинга «Праймер», интеграция в новые системы программного обеспечения, и так далее. В любом случае, мы должны собраться, сесть в такси и быть по дороге в аэропорт не позже шести.

Брук вышла на свежий горный воздух и глубоко вздохнула.

— Надеюсь, никто снова не упомянет… об инциденте, — сказала она.

— Они не станут, — ответила Тиффани почти убедительно. Она потянулась за ключами от арендованного автомобиля. — Ты просто высоко держи голову и ожидай, что случится что-нибудь хорошее. Доверься мне в этом, Брук.

Брук кивнула, и попыталась взглянуть на ситуацию позитивно. До отъезда у них оставалось около семи часов. Она переживет это. В своей жизни ей приходилось сталкиваться с намного худшими вещами. И что в сравнении с этим небольшой конфуз перед коллегами? Брук вздрогнула. Ага, несмотря ни на что, это разочаровывало. Но она все преодолеет. Кроме того, как только она позволила себе позабыть об унижении, поняла, что Тиффани была права: презентация сама по себе была блестящей. Хотя Хэллоуэй и был настоящим эгоистом, он не мог не заметить гениальность ее стратегии.

Заставляя себя выглядеть уверенной, Брук намеренно высоко подняла подбородок, отвела назад плечи и забралась на пассажирское сидение арендованной машины Тиффани.

Им предстояло провести еще несколько часов в Лунной долине. А потом они вернутся назад в Сан-Франциско. 

* * *
Наполеан смотрел на высокие, жемчужно-белые потолки в тускло освещенном зале заседаний древнего «Зала правосудия». Фонарь наверху до сих пор использовался для освещения круглого пространства, и приглушенное свечение бросало призрачные тени на окружающие каменные стены, где мужчины собрались, чтобы обсудить действия своих врагов.

Наполеан сделал глубокий вдох и посчитал обратно от десяти до одного, когда почувствовал жизнеутверждающую энергию, наполнившую его легкие. Он одарил Маркуса Силивази суровым взглядом и медленно выдохнул.

— Мальчик просто слишком мал, чтобы присутствовать на собрании воинов, Маркус, — повторил он в третий раз.

— Ерунда, — проворчал Маркус, передвигая улыбающегося младенца на своих коленях и перекладывая в руку обслюнявленную погремушку.

— Ему всего четыре недели, — вновь констатировал Наполеан.

Маркус сверкнул ухмылкой гордого папаши, и Наполеану было приятно наблюдать за редким выражением безусловной радости на лице мужчины, который жил очень трудной жизнью… до недавних пор.

Маркус встретил свою судьбу чуть более месяца назад, она была красивой и сильной спутницей, не говоря уже о том, что являлась небесной представительницей их божественной расы. Возможно поэтому Наполеан позволил дискуссии длиться так долго: мужчина был высоко ценимым древним мастером воином, почти равным Наполеану в доме Джейдона, и супругом небесной принцессы, сестры Ваньи.

— Он самостоятельно сидит, — объяснил Маркус, указывая на прямую — ну, полупрямую — спину мальчика. — И у него хватка гладиатора.

Как будто доказывая свое право остаться, ребенок посмотрел на своего суверена и залепетал.

Наполеан вздохнул. На самом деле маленький Николай Силивази был сильным и резвым — несомненно, ярким и неестественно красивым, даже для вампира, — о чем Маркус непременно напоминал каждому, кто его слушал. Но истина оставалась истиной: он не являлся единственным ребенком, когда-либо рожденным потомками Джейдона, и был гораздо более заинтересован в том, чтобы точить зубки о погремушку, чем в разработке стратегии и организации групп карателей для охоты на темных. А Маркус должен был поскорее спуститься с небес на землю, иначе они бы все потеряли рассудок.

— Не беспокойся. Ты абсолютно в здравом уме! — возразил Маркус, случайно прочитав мысли Наполеана. Тот прорычал едва различимое предупреждение — сознание другого вампира было священным местом, куда нельзя было вторгаться, преднамеренно или нет — на что Маркус просто отмахнулся. Наполеан отступил назад, более чем слегка удивленный фамильярностью, с которой его подданный с ним разговаривал. Весь мир сошел с ума?

— Маркус! Тебе лучше вспомнить свое место, воин, и ты заберешь своего сына домой.

— Милорд… — Мягкий голос прервал обмен репликами, прежде чем ситуация накалилась еще больше. Хотя вряд ли Маркус — или любой другой мужчина в Лунной долине, если на то пошло — посмел бы открыто бросить вызов древнему правителю.

Наполеан вовремя поднял глаза, чтобы увидеть Киопори Демир Силивази, вошедшую в зал и пробиравшуюся по узкому центральному проходу к своему супругу: взгляд целенаправленный, извинение написано на лице.

— Приветствую, — вздохнула она, останавливаясь перед ними. — Как приятно видеть вас сегодня вечером, мой король.

И нежно поцеловала Наполеана в щеку.

Перед его людьми. Перед Маркусом.

Глаза Маркуса вспыхнули красным, и Наполеан мысленно застонал. Действительно, это была инстинктивная мужская реакция, которую Маркус — или любой другой вампир мужского пола, если на то пошло — вряд ли бы смог сдержать. Они были собственниками, мягко говоря… Тем не менее, полная воинов комната оживилась, все наблюдали с интересом или даже с неким весельем, как Наполеан зашипел себе под нос, предупреждая Маркуса, чтобы тот себя контролировал.

Действительно мир слетел с катушек.

— Пожалуйста, простите, — продолжила Киопори, казалось, совсем не обеспокоенная уже неприкрытым проявлением доминирования и агрессии. — Я попросила Маркуса посидеть днем с Николаем, пока занималась покупками. Боюсь, я забыла о времени.

— И отказалась отвечать на мои звонки! — рявкнул Маркус, изображая раздражение.

— Послушай, Маркус, — произнесла Киопори нежным уговаривающим голосом.

— Даже не проси меня! — отрезал он. — Ты также не отвечала на мой мысленный зов, женщина. Это неприемлемо.

Киопори разразилась беззаботным мелодичным смехом и улыбнулась.

— О, прекрати роптать, воин. Ты еще легко отделался. Кроме того, иногда женщине нужно провести немного времени наедине.

С этими словами она потянулась и забрала ребенка, который немедленно начал трясти ручками и ножками, возбужденно приветствуя объятия матери.

Наполеан почувствовал обмен энергией между супругами и понял, что они заканчивали свой разговор мысленно.

Он не имел ни малейшего желания вмешиваться — Киопори была, пожалуй, единственным вампиром в долине, который действительно подходил Маркусу Силивази и его вечно бросающей вызов правилам поведения личности. За словом в карман она не лезла.

После того, как энергия рассеялась, Наполеан кивнул Киопори, выражая свое понимание. После двадцати восьми сотен лет он не обладал бесконечным терпением — и порядок, который он поддерживал в доме Джейдона, не был пустяком — однако, он питал безнадежную слабость к выжившим дочерям короля Сакариаса, и не было никакого смысла отрицать это. На самом деле, после стольких лет веры в то, что женщины их расы перестали существовать, все мужчины в доме Джейдона заботились о принцессах с бесконечным уважением и трепетом. По-прежнему трудно было поверить, что две женщины пережили то страшное время.

Наполеан моргнул, и его мысли вернулись в настоящее время.

— Конечно, я все понимаю, принцесса. Спасибо, что пришли за Николаем.

— Конечно, — Киопори мягко коснулась руки Наполеана и в комнате повисла тишина.

Мало кто мог так запросто дотронуться до Наполеана.

Мало кто из его подданных позволял себе подобные вольности с самым древним и грозным представителем их вида. И стать свидетелями такой простой — но в тоже время мощной — связи с их лидером слегка будоражило. В самом деле, принцесса редко сторонилась короля.

Маркус не выдержал.

Низкое, утробное рычание вырвалось из его груди, и Наполеан инстинктивно обнажил смертоносные клыки. Это была ясная, недвусмысленная угроза — ярко выраженная, однозначная демонстрация господства. Обычно Наполеан находил смешной, даже восхитительной, собственническую опеку своих мужчин, но никто не смел бросать ему вызов, угрожать или поправлять перед собранием воинов. Никто, даже Маркус.

Даже если тот просто не мог совладать с собой.

— Благословенная Андромеда, — вздохнула Киопори, закатив глаза. — Мы с Ваньей должны немедленно разработать заклинание, уменьшающее уровень тестостерона. Где-нибудь в закромах, наверное, завалялось одно такое…

Ее голос затих.

Наполеан улыбнулся.

А Маркус прорычал:

— Иди домой, женщина. Мы тут обсуждаем важные вещи.

Киопори стукнула его по руке, и к ее чести стоит отметить, не стала потирать ушибленные костяшки.

— Не испытывай свою удачу, воин, — напомнила она мягко, все еще улыбаясь. Затем развернулась, наклонилась и звонко поцеловала Маркуса в губы, прежде чем выйти из помещения с Николаем на руках.

Лицо Маркуса осталось строгим, но Наполеан мог поклясться, что увидел, как уголок рта у того приподнялся в улыбке. Это было хорошо — очень хорошо. Все было в порядке с семьей Силивази, впервые за долгие годы.

Возвращаясь к собравшимся, Наполеан скрестил руки и осмотрел воинов. Мужчины быстро посерьезнели.

— Если больше нет никаких помех, — сказал Наполеан, — тогда я бы хотел вернуться к теме собрания. Рамзи, ты подготовил отчет, что я просил?

Рамзи Олару оттолкнулся от большой колонны, на которую опирался, и медленно вытащил соломинку изо рта. Он вышел в центр комнаты и повертел головой из стороны в сторону, разминая шею, чтобы снять напряжение. Его холодные, расчетливые глаза смотрели прямо перед собой.

Страж, ростом шесть футов пять дюймов[4], обладал яростной комбинацией плотно сжатой энергии и едва сдерживаемой агрессии в своем наиболее расслабленном состоянии. Выражение его лица было полной противоположностью тому, как он выглядел. Фактически, у него было лицо модели из мужского журнала «GQ»[5]. Очень большой, опасной, несколько нестандартной модели. Хотя кто-то мог утверждать, что в детстве Рамзи что-то пошло не так — возможно, у него был тяжелый период во время учебы в университете. Массивные плечи стража контрастировали с ниспадающими до подбородка светло-русыми волосами, которые он поддерживал в безупречной конической стрижке. Тело с крепкими мышцами было покрыто гладкой как у ребенка кожей, которая оставалась постоянно загорелой, хотя он не прилагал к этому никаких усилий. И хотя женщины могли падать в обморок при виде его достаточно чувственного рта, каждый воин в Лунной долине знал, что парень, не глядя, мог оторвать голову одними зубами. В Рамзи Олару не было ничего мягкого или нежного — и он вовсе не был хрупкой моделью из журналов.

— Добрый вечер, милорд, — протянул Рамзи, повернувшись лицом к другим воинам.

Наполеан кивнул и отошел в сторону, стараясь не упускать Рамзи из виду. Каждый из трех стражей долины был до смерти лоялен ему, но поворачиваться спиной к дикому тигру просто-напросто шло против инстинктов.

Рамзи поставил одну ногу на сиденье ближайшего стула, положил локоть на колено и взглянул на записи, которые держал в руке.

— Есть кое-какая статистика, — отметил он, его брови приподнялись, а лицо стало совершенно серьезным. — На основе схем, нарисованных Маркусом, Сантосом и Натаниэлем, мы можем сделать вывод, что, по крайней мере, полторы тысячи наших темных братьев проживают под Лунной долиной.

Кто-то присвистнул, и несколько воинов заерзали на своих местах. В результате похищения Сальваторе Нистором принцессы Киопори выяснилось, что существовала подземная колония темных, и это стало шоком для всех. Столетиями сыны Джейдона верили, что их темные братья были разбросаны по свету, вели кочевой образ жизни и проживали свой век в пещерах, что оказалось очень далеко от истины. И теперь, когда темных обнаружили, те мстили, создавая хаос в местных городах и деревеньках.

— С тех пор как мы спасли принцессу, было совершено по меньшей мере семь убийств — и это только в течение последних тридцати дней.

Маркус Силивази сжимал и разжимал кулаки, Наполеан ободряюще ему кивнул.

«У тебя будет возможность отомстить, воин», — Король говорил по конфиденциальной линии ментальной связи. — «Мы все отомстим», — Он ненадолго смотрел в глаза Маркусу, прежде чем снова повернуться к Рамзи.

— И ты считаешь, что у этих убийств есть цель: посеять страх среди людей и направить подозрение на нас, живущих на поверхности, — тех, кто ходит под солнцем?

— Мы так считаем, — кивнул Рамзи.

— Или они творят такое лишь ради забавы, — добавил Натаниэль Силивази из дальней части комнаты.

Наполеан сложил пальцы домиком и приложил палец к губам.

— И насколько ситуация сейчас под контролем?

Саксон Олару, брат-близнец Рамзи и еще один из трех стражей, встал и склонил голову в знак уважения.

— Говори свободно, — призвал Наполеан.

Саксон по очереди встретился взглядом с каждым мужчиной.

— Новые бригады работают очень хорошо, — Он указал на высокого мужчину с по-военному короткой стрижкой, сидящего рядом с Кейгеном Силивази. — Наши команды следопытов и медиков добираются до мест убийства и анализируют улики — время смерти, вид травм, и т. д. — достаточно быстро, обычно до того, как люди находят тела. Но в тех редких случаях, когда мы не успеваем прийти первыми, наши бригады по зачистке контролируют место преступления, стирая воспоминания местных представителей власти и беря под контроль ситуацию менее чем за двенадцать часов… максимум. После того как тела сожжены и ДНК извлечены, наши маги взаимодействуют с их семьями и друзьями: они создают новые сценарии, объясняющие смерти, добавляют воспоминания о похоронах, соответствующие истории, все что необходимо. Так что нам не угрожает эпидемия пропавших людей. Но я должен сказать, что это самая трудная и затратная часть: ростки жизни, подобно ветвям дерева, касаются десятков других, расходятся в сложную корневую систему. Много времени и энергии уходит на то, чтобы избавиться от всех основных взаимосвязей одного человека: лучшие друзья, семья, возлюбленные, учителя… те, кто будут беспокоиться и могут создать проблемы, — Саксон взглянул на Накари Силивази, сидевшего рядом со своим братом Натаниэлем и слушающего с напряженным вниманием. — В настоящий момент для магов — это полный рабочий день, и так не может продолжаться вечно.

Наполеан проследил за взглядом Саксона.

— Накари?

Самый младший из братьев Силивази и единственный мастер маг, присутствующий на собрании, встал.

— Можешь что-нибудь добавить? — спросил Наполеан.

Накари слегка склонил голову в знак признательности и уважения к королю, и глубоко вздохнул.

— Саксон прав, но дело не только в том, что это немного утомительно — я не думаю, что кто-либо из практикующих магов на это пожалуется. Настоящей проблемой становится уязвимость, появляющаяся в результате. Это риск, которому подвергается наше общество в целом.

Наполеан знал, что Накари имел в виду. Энергетические затраты на замену воспоминаний были выше, чем на то, чтобы их просто стереть. Такое искусство требовало от вампира взять кровь у каждого человека, чьи воспоминания нужно было изменить, и чем больше крови брал маг, тем больше случайной энергии поглощал от ее хозяина. Мастер маг должен был постоянно поддерживать свои потоки в идеальном унисоне со вселенной, чтобы творить магию по своему желанию. Если энергия мастера слишком часто подвергалась угрозе, в любой момент он мог бы оказаться не в состоянии выполнить гораздо более важную работу, которая от него могла потребоваться. Другими словами, магия требовала настройки, настройка требовала чистой божественной энергии, а чистая божественная энергия требовала уравновешенного мага. Потребление крови десятков испуганных, запутавшихся и, возможно, скорбящих людей изменяло этот баланс. И тем самым изменяло мага.

Наполеан начал ходить взад и вперед по комнате, размышляя над дилеммой.

— Накари, объясни, что происходит, остальным воинам.

Накари кивнул. Когда он начал говорить, густые темные волосы, что было характерно для всех братьев Силивази, упали ему на лицо.

— Как пожелаете, милорд, — Он повернулся к другим мужчинам. — Всякий раз, когда маг пытается изменить сложные воспоминания…

Как только молодой маг принялся объяснять, его слова и очертания начали расплываться.

Это выглядело, как будто комната стала сценой из 3D фильма, а оператор неожиданно задвинул объектив и уменьшил картинку.

А затем более маленькая картинка начала превращаться в странный, тревожный кадр, содержащий тень фигуры человека: древней сущности, что умерла более двадцати восьми сотен лет назад, — отца Наполеана, Себастьяна Мондрагона.

Наполеан проглотил удивленный возглас, надеясь скрыть свою тревогу, вызванную необъяснимым появлением призрака в комнате. Похожие видения слишком часто посещали его в последнее время, и вампир начал гадать, не страдает ли от какого-то истощения или паранойи, не начали ли прожитые годы деформировать его сознание.

Король все еще мог краем глаза видеть говорящего Накари и всех мужчин, которые сосредоточились на молодом вампире, тщательно подбиравшем слова. Похоже, что никто не замечал темного импозантного мужчину в глубине комнаты.

«Отец?» — Наполеан попытался мысленно заговорить с мужчиной.

Тень быстро повернула голову сердитым волнообразным движением, впиваясь глазами в своего сына.

«Да», — ответила она.

Наполеан сделал шаг назад.

«Сын…» — заговорило снова существо.

Наполеан быстро заморгал, стараясь избавиться от видения, но мужчина по-прежнему стоял там, выглядя молодым и живым, точно таким же, каким он видел своего отца в последний раз. Прямо перед тем, как тот был обезглавлен.

Наполеан проглотил комок в горле.

«Неужели это и вправду ты?»

Существо рассмеялось.

«Почему ты позволил темному принцу меня убить, Наполеан? Разве я не был хорошим отцом? Ты хотя бы пытался спасти меня?»

Наполеан был совершенно ошеломлен этими словами, и ему потребовалось время, чтобы ответить.

«Я… Мне было всего десять лет, отец.

«Ты был Мондрагоном, сын! Будущим лидером нашего народа! Так многому мне нужно было научить тебя — столько жизни оставалось прожить — а ты стоял, как испуганный ребенок… и смотрел, как я умирал!»

Наполеан был поражен.

«Я не смотрел. Я не… знал. Я не понимал».

Высокий мужчина медленно покачал головой и опустил глаза, его лицо выказывало мрачное разочарование.

Наполеан тяжело сглотнул, сердце его сжалось, ощущая пустоту в груди. Он должен был заставить своего отца понять. Он должен был убедить его.

«Я не мог спасти тебя, отец. Я был слишком далеко. Это случилось так быстро».

Себастьян поднял руку, чтобы остановить речь Наполеана.

«Думаешь, ты единственный чувствовал страх в тот момент? Единственный, кто страдал в тот роковой день?»

Наполеан почувствовал, как воздух покинул его грудь.

«Нет — конечно, нет».

— Нет! — Он не понимал, что произнес это уже вслух.

Себастьян поднял голову и улыбнулся, а затем выражение его лица затуманилось.

«О, сын, как я сожалел о твоей слабости в тот роковой момент, оплакивал мужество, которого у тебя не было. Хотел знать, когда я упустил это в тебе».

Наполеан отступил назад.

— Милорд, — Кто-то произнес его титул.

«Разве я не учил тебя жить по традициям нашего народа, не учил быть воином? — продолжал отец. — После стольких лет обучения искусству боя, противостояние врагу должно было быть твоим первым действием, даже в десять лет».

— Нет! — заспорил Наполеан. — Ты… ты хотел, чтобы я убежал… когда все началось… ты сказал мне…

«О, Наполеан…» — Образ отца дрогнул, замерцал. — «Я хотел жить, сын!»

И затем он просто исчез из поля зрения, его голос — и разочарование — прозвучали в зале эхом, словно плач призрака.

— Милорд, — Похоже, голос принадлежал Маркусу Силивази, но Наполеан уже не мог прервать спор с отцом, чтобы переключиться на что-либо другое.

— Подожди! — закричал Наполеан. Он шагнул вперед. — Отец?

— Милорд! — На этот раз Маркус Силивази потянулся и схватил Наполеана за руку; затем так же быстро ее отпустил.

Пораженный, Наполеан повернулся к Маркусу. Лицо было мертвенно-бледным, а брови нахмуренными. Он быстро заморгал, глядя на древнего воина.

— Наполеан?

Рамзи встал рядом с Маркусом и протянул руку в успокаивающем жесте. Потом положил ее на плечо Наполеана.

Наполеан отступил.

— Не надо! — отмахнулся он от них. — Я в порядке, — пробормотал он, стараясь побыстрее вернуть себе самообладание. — Я в порядке.

Его глаза скользнули по комнате. В зале царила мертвая тишина, и осознание того, что он только что делал — разговаривал вслух со своим мертвым отцом — было таким же огорчающим, как и выражение тревоги на лицах его воинов.

Все глаза замерли на нем. За исключением глаз одного вампира…

Накари Силивази пристально смотрел на дальнюю часть комнаты, разглядывая пустое пространство, где только что стоял призрак отца Наполеана, едва различимая настороженность читалась в его взоре.

Маг тоже что-то видел.

Только что — Наполеан почти боялся спросить.

Почти.

Боги, он надеялся, что Накари не слышал слова отца, но он должен был узнать в чем дело. Не было смысла избегать этого.

«Ты что-то слышал, Накари?» — заговорил он по закрытой линии мысленной связи, его ментальный голос звучал сурово и твердо — негласная команда отвечать правдиво, независимо от того, чтобы это ни было.

«Нет», — быстро ответил Накари — пожалуй, слишком быстро. И хотя, казалось, что он отвечал честно, в его голосе слышалась некоторая нерешительность, а насыщенно-зеленые глаза потемнели от напряженности.

Наполеан вздохнул. Он должен был преодолеть это.

— Желаешь высказаться, Накари?

Он сказал достаточно громко, так, чтобы могли услышать остальные. Если что-то обнаружится, это должно произойти здесь и сейчас. Он бы предпочел пойти в наступление, чем ожидать подвоха после. Хотел услышать, стал или нет младший Силивази свидетелем его позора.

Накари молчал, словно целую вечность, а затем медленно покачал головой.

— Нет, милорд.

Но в глазах мага светилось странное любопытство, виднелась более глубокая мудрость.

Читался вопрос, на который у него не было ответа.

Накари мог не видеть Себастьяна, но он что-то почувствовал.

— Что происходит, милорд? — спросил Рамзи голосом, тревожным от беспокойства.

Наполеан покачал головой и поднял руку.

— Все закончилось, — сказал он. И на этом все. Никто больше не спросит об этом.

Рамзи и Маркус обменялись любопытными взглядами, но никто не проронил ни слова.

— Итак, — сказал Наполеан, прочищая горло и резко меняя тему разговора. — Я бы хотел, чтобы были созданы пять команд воинов, которые отправятся в местные города на охоту. Если темные решат полезть на рожон, продолжая убийства, мы будем там, чтобы их встретить, — Он повернулся к Кейгену. — Мастер целитель, есть сведения, что еще один человек был найден: тело принадлежит женщине, ее изнасиловали и высушили за углом продуктового магазина в Сильвертон-Парке. Останки находятся в подвале коттеджа для исследования и сожжения. Я бы хотел встретиться там с тобой сегодня вечером — хочу увидеть своими глазами, что было сделано.

Кейген кивнул.

Наполеан обратился к Накари.

— Мастер маг, ты лично встретишься с семьей этой жертвы. Пока у нас не будет лучшего варианта, замена воспоминаний по-прежнему необходима. Я сообщил о нашей ситуации высшему совету в Румынии, братству магов, и они разделяют твою озабоченность. Если мы не сможем найти адекватное решение проблемы энергетического дисбаланса, они могут, по крайней мере, прислать еще мастеров магов для помощи, пока кризис не закончится.

Накари кивнул и сел на свое место.

— Как пожелаете.

— Очень хорошо, — продолжил Наполеан, глядя на других мужчин в комнате, — если будет возможность поймать одного из темных живым, сделайте это. Однако, с сегодняшнего дня наша цель — их полное уничтожение. Если мы не можем уничтожить подземную колонию без значительного риска для Земли, ее человеческих обитателей или нашего образа жизни, мы, по крайней мере, сможем уничтожать их по одному, — Он повернулся к Маркусу, который по-прежнему стоял перед ним. — Маркус, вы с Рамзи проследите за тренировками охотничьих команд. Разделите командование тактическими подразделениями и скорректируете стратегию, если будет необходимость.

Маркус кивнул и повернулся к Рамзи.

— Ты можешь немного задержаться после собрания? Я бы хотел пройтись по некоторым неоговоренным деталям.

Рамзи согласился и неохотно вернулся на свое место, его холодные, расчетливые глаза напоследок окинули Наполеана опасливым взглядом, прежде чем вампир отвернулся.

Наполеан расправил плечи и поднял подбородок.

— Если это все, собрание закончено.

Словно хорошо отрепетированным движением, каждый воин сделал шаг назад левой ногой и положил правую руку на сердце. Все глаза оставались опущенными в знак уважения, пока Наполеан не покинул комнату. 

* * *
С чувством облегчения от того, что покинул душное помещение и наконец-то закончил собрание, Наполеан немедленно направился к двери, которая вела к его дому.

«Что, черт возьми, только что произошло?»

Он потянулся к украшенной металлической ручке двери, и медленно выдохнул, вспоминая взгляд Накари Силивази. Мужчина ответил ему честно, и продемонстрировал должное уважение, но Наполеан знал, как работает аналитический ум мага. Накари мог не видеть или не слышать Себастьяна ясно, но почувствовал блуждающую энергию, и он не прекратит прокручивать это в своей голове, пока не сложит дважды два вместе.

«Звездные боги, это могло означать только одно», — подумал Наполеан. Изображение, которое он видел, было реальным.

Каким бы невозможным это ни казалось, каким-то образом отец, которого воин не смог спасти в тот ужасный день, когда сыны Джейдона и Джегера были прокляты, вернулся.

И ему было очень стыдно за трусость Наполеана.

Король склонил голову от позора. Почтенные боги, неужели он, в самом деле, был виновен в смерти любимого отца? 

Глава 4

Брук была уже готова ехать в аэропорт, она бросила свой чемодан в багажник такси и плюхнулась на заднее сидение к Тиффани. День выдался лучше, чем ожидалось, и фактически ежегодная конференция прошла успешно.

Она попыталась удобнее устроиться на жестком виниловом сидении для долгой поездки до международного аэропорта Денвера. Их самолет улетал в одиннадцать следующего утра, так что им пришлось бы провести эту ночь в гостинице рядом с аэропортом. Но Брук была не против. Вид из окна в это время года восхищал: множество красно-коричневых, цвета ржавчины, и желтых листьев пятнами украшали пейзаж, а заросли осины и вечнозеленых деревьев выстроились вдоль узкой горной дороги, ведущей вниз с перевала.

Поездка станет в некотором роде подарком, мягким напоминанием о силе и невозмутимой красоте природы, а также ее скромном месте в мировом порядке вещей.

Брук нравилось такое напоминание.

Так было проще примириться с прошлым и всей болью, с которой ей приходилось жить, когда она решила преодолеть свой страх. Когда напоминала себе, что в этой жизни есть чудо и некий замысел, особая цель, которая выходила за рамки обстоятельств рождения.

Брук глядела из окна такси на возвышавшиеся вокруг горы и восторгалась великолепными пиками, покрытыми снегом, а также их обширными подножьями, густо заросшими соснами. Невозможно было сомневаться в силе вселенной, что окружала ее. Она могла это чувствовать, так же как и видеть, и осознание — возможность — такого величия давало ей надежду в собственной жизни.

Вздохнув, Брук похлопала Тиффани по бедру и ободряюще улыбнулась лучшей подруге.

— В конце концов, неделя закончилась хорошо, да?

Тиффани по-дружески хлопнула ее по спине.

— Я тоже так думаю.

Подруга отвернулась к своему окну.

Они были знакомы друг с другом очень давно, поэтому Брук знала, что Тиффани научилась различать ее тихое, созерцательное настроение. Она просто принимала ее внезапные приступы молчания или самоанализа, и находилась рядом, не пытаясь заполнить тишину лишними разговорами. Брук ценила эти качества безмерно.

Как только такси покатилось по длинной, извилистой подъездной дороге, Брук удовлетворенно вздохнула. 

* * *
Наполеан стоял на краю дороги у гостиницы «Темная луна», ожидая, когда проедут несколько арендованных машин и такси. Прозрачное озеро переливалось в лунном свете за спиной, когда Наполеан думал о теле человеческой женщины, которое собирался осмотреть, и обо всем, что это значило для его вида: нескончаемые проблемы из-за темных братьев. Он настолько затерялся в своих мыслях, что едва заметил, как небо над ним потемнело, а луна засияла над линией горизонта.

Он инстинктивно взглянул вверх.

Действительно, луна странно поблескивала и меняла цвет от ярко белого до нежного оттенка пыльно-розового. Желудок Наполеана совершил странное сальто, а пульс участился, когда неосознанная уверенность зародилась в его теле прежде, чем мысль дошла до разума.

Пыльно-розовый цвет становился все насыщенней.

Делался темнее. Намного темнее. Превращался в глубокий бордово-красный.

Было ли это природным явлением, или Наполеан на самом деле наблюдал начало «Кровавой луны», древнего знамения, которое предупреждало мужчин из дома Джейдона о приближении их судьбы — единственной человеческой женщины, избранной богами, чтобы стать супругой вампира?

Наполеан отгородился от окружающего мира. Он закрыл глаза и послал вовне все свои чувства, усиленные и настороженные. Он был правителем дома Джейдона, единственный оставшийся в живых мужчина со времен «Кровавого проклятия». И как король он чувствовал каждую жизнь, каждое биение сердец своих подданных. Он испробовал кровь каждого ребенка, мастера, воина, целителя, судьи и мага, живущего в Лунной долине, и поэтому знал близко каждого. Настолько, что мог различать даже их ДНК.

Наполеан воззвал к каждому из мужчин своего рода. Попытался прочитать энергетический отпечаток луны, но ничего не прояснилось.

«Странно», — подумал он, открывая глаза. Взглянул на небо. Если бы это действительно было знамение, то звезды бы сформировали созвездие, к которому принадлежал избранный.

В ожидании он смотрел, как темный холст начал приобретать форму, и одна за другой блестящие звезды принялись сплетаться в запутанный рисунок, отвечая на волю небесных богов. Двадцать восемь сотен лет это явление не переставало его удивлять. Очаровывать.

И вдруг Наполеан резко вздохнул, не веря своим глазам. Волосы на затылке встали дыбом, а сердце чаще забилось в груди, даже во рту пересохло. Этого не могло быть.

Этого просто не могло быть!

Такого никогда не случалось раньше, и насколько ему было известно, такое никогда не должно было случиться. Наполеан был исключением из «Кровавого проклятия», по крайней мере, он пришел к такому выводу. После стольких лет желания, ожидания, надежды. После того как он нашел принцессу Ванью и понял, что не может действовать на основании своих глубоких чувств к истинной небесной женщине, Наполеан убедил себя, что ему предопределено оставаться лишь лидером дома Джейдона.

Он был обречен на одиночество. Навеки.

Его кровь вскипела, когда звезды окончательно выстроились, и неизбежность увиденного дошла до разума, хотя он до конца не мог в это поверить.

Андромеда.

Собственное созвездие Наполеана Мондрагона сияло так же ярко, как и полуденное солнце среди ясного неба, светясь самыми красивыми оттенками красного, какие он только видел. «Кровавая луна», что появилась в небе над его головой, принадлежала ему.

Наполеан непроизвольно огляделся. Его зрение стало еще острее, пока он осматривал окружающую местность. Кем она была? Они уже встречались раньше?

Где она находилась?

И в этот миг лунный свет, подобно лучу прожектора, пронизывающего темную сцену, превратился в узкий конус и осветил заднее сидение такси, медленно выезжающего из гостиницы «Темная луна». Медленно увозя ее из Лунной долины.

Время остановилось.

Наполеан должен был действовать быстро, но вокруг сновали люди. Его рука рефлекторно потянулась ко рту в попытке прикрыть, сдержать удлинившиеся клыки — первобытный инстинкт, который быстро нарастал в нем.

Его внутренний голос кричал: «Заяви на нее свои права, возьми ее, останови ее! Сейчас же».

Он переместил свой вес на пятки, приготовившись сорваться с места в одно мгновение, одновременно посылая властный мысленный приказ своим стражам: Рамзи и Сантосу Олару.

«Воины, вы должны немедленно прибыть во двор гостиницы! Мне нужна ваша помощь с людьми».

Ему потребуется их помощь не только для поддержания порядка — учитывая то, что должно произойти — но и для того, чтобы стереть воспоминания очевидцев, не теряя контроль над ситуацией.

В конце концов, у него была одна единственная цель, один неотложный приказ — заявить права на свою супругу и доставить ее в безопасное место как можно скорее. Вся его жизнь зависела от этого, так же как и благополучие дома Джейдона. Эта «Кровавая луна» не походила ни на одну другую. Не было места для ошибки, не было времени для любезностей.

Он — король вампиров, и его королева станет самым желанным призом для его врагов.

«Мы видим небо, милорд, — глубокий, хриплый голос Рамзи проник в мысли Наполеана. — В таком случае это правда — ваша судьба наконец-то появилась. Делайте, что должны, мы вас прикроем».

Еще до того как воин договорил, Рамзи материализовался во дворе. Высокий, сильный и гордый. Его брат Сантос тут же появился позади него. Воины молча кивнули Наполеану, и он ответил им тем же.

Глубоко вдохнув, вампир пролетел расстояние до такси, приземлившись в опасной близости от машины в тот самый момент, когда она начала набирать скорость. Водитель резко ударил по тормозам, вывернул руль в сторону, стараясь не сбить взявшегося из ниоткуда человека. Наполеан положил руки на капот автомобиля, заставляя его мгновенно остановиться, и, к сожалению, оставляя вмятины на металле размером с ладони.

Это не имело никакого значения.

Его глаза, подобно лучам лазера, сфокусировались на заднем сидении такси, где он увидел двух женщин: худощавую, хорошо одетую блондинку и высокую брюнетку с завораживающими синими глазами. Взгляд упал на их левые руки, молниеносно сканируя запястья…

Оно было здесь. Андромеда.

Святые небесные создания, этого просто не могло быть!

Каждая замысловатая линия древнего созвездия оставила неизгладимый след на запястье брюнетки, рассматривавшей свою поднятую руку с удивлением и ужасом.

Великие боги, неужели это происходило на самом деле?

Брюнетка посмотрела вверх и встретилась глазами с Наполеаном через лобовое стекло машины, тогда же ее разум начал осознавать, что случилось с такси. Инстинктивно она потянулась и заперла дверь, приказав другой женщине сделать то же самое. Когда Наполеан обогнул машину, ее рот приоткрылся, и она отпрянула от окна, прижавшись к подруге.

«Боги, это ужасно, — подумал он. — Что за способ встретить свою судьбу?»

Люди начали собираться вокруг, таращась на произошедшее, указывая на вмятины на машине и перешептываясь. Высокий, широкоплечий мужчина быстро направился в сторону творившегося хаоса, приказывая Наполеану оставить женщин в покое. Но Сантос его быстро перехватил и отправил в другом направлении, просто хлопнув по плечу и сделав мысленное внушение. Наполеан тряхнул головой, избавляясь от лишних мыслей.

В настоящий момент окружающие люди — не его забота. Только эта женщина. Однако судя по ужасу на ее лице, она не собиралась отвечать на вежливый стук в дверь.

Наполеан сделал глубокий вдох, проскользнул к той стороне такси, где сидела женщина, потянулся к ручке и распахнул дверь, стараясь не сорвать ее с петель.

Ему это не удалось.

Женщина вскрикнула от испуга. А затем дико замахала руками, пятясь от него, словно бежала по невидимой дорожке. Он мог слышать, как ее сердце громыхало в груди сродни звуку бас-барабана, доносившегося из пятьсот ватного усилителя.

— Иди ко мне, — позвал он, протягивая руку.

Он не был уверен, чем был ее ответ: визгом, криком или рычанием, — но вполне уловил суть: «Нет!»

— Пожалуйста, — прошептала она, великолепные синие глаза женщины стали влажными от подступивших слез паники, — заберите наши деньги. Нам не нужны никакие проблемы. Просто возьмите, что хотите и уйдите. Оставьте нас в покое.

Верхняя губа Наполеана дернулась, демонстрируя кончики клыков, и он почувствовал жар в глазах, осознавая, что они светились красным. Вампир едва мог говорить.

— Идем или я заберу тебя силой.

Его голос был низким и властным, лишая женщину возможности сопротивляться. Он был древним. Его силе не было равных даже среди вампиров. И зная это, Наполеан попытался смягчиться. Она не могла унять дрожь, когда начала поспешно придвигаться к двери, тело предало ее волю.

— Брук! Что ты делаешь? Отойди от двери!

Блондинка схватила подругу за руку и дернула назад, потянув обратно в салон.

— Убирайся! — накричала она на Наполеана, сине-зеленые глаза пылали с вызовом. — Оставь нас в покое!

Дверь с другой стороны такси распахнулась, Сантос положил руку на плечо блондинки. Ее голова упала на бок, а глаза закрылись. Вампир аккуратно уложил ее на сидение. Женщина уже крепко спала.

Брюнетка жутко закричала, когда ее подруга внезапно умолкла. Откинувшись назад, она пнула Наполеана, не переставая звать на помощь.

Черт.

Вокруг было слишком много народу.

— Тссс, — прошептал он. — Я не собираюсь причинять тебе вред. Пойдем.

Он снова потянул ее к себе. И женщина вышла из такси, словно запрограммированный робот. Ее глаза стали огромными, словно блюдца, когда она потеряла способность сопротивляться его голосу.

Наполеан замер, когда смог ее рассмотреть.

Она была прекрасна.

Просто сногсшибательна.

Длинные до плеч волосы цвета черного дерева казались шелковыми. Невероятно густые и прямые словно стрелы, они были подстрижены по последней моде: прядки спереди были немного длиннее, чем сзади, — таким образом подчеркивая ее потрясающие черты лица. А глаза умопомрачительного синего цвета блестели, словно сапфиры невероятной глубины. Эта женщина не была ни простой, ни поверхностной. Она многое пережила за свою жизнь, и, несмотря на страх, в ее взгляде читалась мудрость и острый ум.

Наполеан вытянул руку, чтобы прикоснуться к ней. Он ничего не мог с собой поделать.

— Я — Наполеан, — произнес он, пропуская между пальцев прядки ее волос. — Как ваше имя, миледи?

Брук судорожно сглотнула и моргнула, словно выходя из транса.

Когда она отказалась отвечать, Наполеан мягко подтолкнул ее сознание.

— Брук, — прошептала она.

Наполеан закрыл глаза и повторил ее имя словно молитву:

— Брук.

Брук.

Наполеан открыл глаза в тот момент, когда Рамзи остановился позади них в черном внедорожнике «Toyota Land Cruiser» Наполеана. Он заговорил низким, успокаивающим голосом.

— Брук, сейчас ты пойдешь со мной, и в ближайшее время тебе все объяснят.

Он наклонился к ее уху и произнес мягкое, но властное внушение:

— Пожалуйста, знай, что я тебя не обижу.

Потрясающая женщина — Брук — покачнулась. Ее лицо побледнело, и Наполеан был вынужден поддержать ее.

— Расслабьтесь, миледи, — промурлыкал он, крепко беря ее под руку.

А затем быстро повел к своей машине. 

Глава 5

По мере того, как «Land Cruiser» проезжал по все более узким и крутым грунтовым дорогам, Брук отодвигаласькак можно дальше, вжимаясь в холодную жесткую кожу бежевого сидения.

Ночь становилась все темнее и зловещее. А неясные горные вершины с бесконечными тропами и расщелинами, казалось, смыкались вокруг Брук. Ее глаза, как у испуганного оленя, блуждали по салону, запоминая обстановку и изучая похитителей.

Водитель — внушительного вида блондин с волосами до подбородка, которые обрамляли его лицо необычными мягкими волнами — обладал телом и хваткой питбуля, а также несгибаемой волей ротвейлера. Брук не хотела бы иметь с ним никаких дел.

У другого мужчины рядом с водителем, волосы были странного черно-белого цвета с вдовьим пиком на лбу. Несколько светлых локонов сияли белизной. Он имел острый взгляд, а кристально-синие глаза скрывали в своих омутах бездну, наполненную энергией.

С трудом сглотнув, Брук переключила свое внимание на крупного мужчину, который безмолвно, словно сыч, сидел рядом с ней. Будто хищная птица он искоса поглядывал на нее, глядя прямо в глаза, и казалось, проникая в самую душу. Брук на каком-то клеточном уровне знала: эти мужчины не были людьми.

Она часто заморгала, изо всех сил стараясь отделаться от этой мысли.

«Нет. Не думай об этом».

Ее рассудок этого не выдержит.

Ну и что с того, что тот, кого водитель называл милордом (сам же он представился Наполеаном), обладал необыкновенными пронзительными глазами, цвет которых менялся от глубокого галактически черного со странными серебристыми крапинками по центру до потустороннего красного? Это вовсе не означало, что он — не человек. Конечно же, он человек! Чем еще он мог быть?

Ну и что с того, что его красивое скульптурное лицо с резкими чертами украшал сильный, волевой рот, из которого временами показывались кончики… клыков.

Клыков!

«О, черт…»

«Чем являлись эти мужчины?»

Брук зажмурилась и заставила себя сосредоточиться на дыхании. Вдох и выдох.

Глубокий вдох. Медленный выдох.

«Дыши. Спокойно».

Пока была жизнь, оставалась и надежда, а она была все еще жива. Ей нужно было сконцентрироваться на этом. Ведь от этого зависели ее шансы на выживание.

Медленно она открыла глаза и принудила себя посмотреть на Великого.

«Великий? Откуда взялось это слово?»

Ее взгляд скользнул по его великолепному лицу к длинным распущенным волосам, — невероятно красивым и прямым, — которые доходили до пояса и вовсе не казались женоподобными. Каждая прядь будто колебалась в безмолвном движении, волосы слегка покачивались, пропитанные кинетической энергией, словно их трепал легкий невидимый ветерок. Словно они сами были живой частью ветра.

Брук откашлялась и отвела взгляд.

Так, ладно, что-то ее потянуло не в ту сторону.

Первозданные существа с нечеловеческой красотой, иногда пылающими глазами и клыками?

Он протянул руку, чтобы коснуться ее, и Брук едва не вылетела в окно, больно стукнувшись головой о стекло.

— Ой! — вскрикнула она, вытягивая шею, чтобы избежать его прикосновения. — Не трогай меня!

Мужчина наклонился к ней. Его холодный взгляд гипнотизировал ее. Сильные пальцы обхватили ее подбородок, пробежались по изгибам рта и заставили осторожно приподнять голову, сохраняя зрительный контакт. Он подобно заклинателю змей завораживал ее своим взглядом.

— Посмотри на меня, Брук.

Его красивый голос звучал властно, такой глубокий и манящий… И очень, очень опасный.

Она зажмурилась, изо всех сил сопротивляясь этой мощи.

«Нет. Не делай этого, Брук. Не смотри на него».

— Посмотри на меня, — повторил он, на октаву понизив голос.

И хоть все инстинкты протестовали, Брук открыла глаза, встретившись с ним взглядом.

А потом он запустил пальцы ей в волосы. И да помогут ей небеса, но женщина могла поклясться, что сквозь его пальцы струились электрические разряды. Брук внезапно захотелось переползти к нему на колени и погрузиться в умиротворение, которое он предлагал. Наполеан начал мягко гладить ее по голове, нежно массируя там, где она стукнулась о дверь. И боль мгновенно утихла, как будто ее никогда и не было.

Какой силой он обладал? Эта нечеловеческая способность успокоить, исцелить и заставить, не могла быть хорошей. Может быть, это было своего рода вуду или колдовство.

— Не делай этого, — снова прошептала она едва слышно. — Отпусти меня.

Брук просила, а голова прижималась к его руке, выдавая тот факт, что она хотела его прикосновений.

А затем глубокая волна безмятежности затопила все тело. Она устремилась вниз от макушки, разлилась по шее и плечам, обволокла туловище и добралась до ног. Если бы она не знала, в чем причина, то могла бы поклясться, что ей поставили капельницу со Стадолом. И сотворил он это, всего лишь одним прикосновением. Никто не обладал подобной властью. Ни человек. Ни животное. Никакое земное существо не могло обладать таким контролем. Но инстинктивно Брук знала, что Наполеан был исключением.

Может он был кем-то намного большим, чем она видела сейчас?

Было очевидно по его выражению лица — по взгляду и манерам — мужчина обладал своего рода необузданной, несдерживаемой мощью. Он нес ее, как простой человек носил одежду. Это проявлялось в том, как гордо он держал голову, читалось в волевом подбородке, в силе по-королевски широких плеч и в бесконечной мудрости его глаз.

Кем он был? Чем он был?

Брук отодвинулась и мягко оттолкнула его руку, прерывая их контакт и надеясь не вызвать его гнев.

Милостивый Боже на небесах, каким же мог быть в гневе такой мужчина?

— Пожалуйста, не трогай меня, — проскулила Брук, отчаянно желая, чтобы ее собственный голос звучал настойчивей.

— Если ты действительно этого желаешь.

Он отдернул руку, откинулся на сидении и отвернулся к окну, по-видимому, не задетый ее словами.

Брук сомневалась в существовании хоть чего-то, что могло повлиять на него.

«‎Если ты действительно этого желаешь?»

Он на самом деле так легко отступил? Его на самом деле можно было уговорить?

Она закусила нижнюю губу и почти позволила себе надеяться.

— Не могли бы вы вернуть меня обратно в отель, пожалуйста? Наполеан? — она говорила с уважением, для большего эффекта называя его по имени, каким-то образом понимая, что он привык к почтительному обращению.

— Мне жаль, но я не могу.

В его добрых глазах — непоколебимая решимость.

Брук нахмурилась и тряхнула головой, пытаясь отделаться от завораживающих интонаций его голоса.

— Эм… а почему нет?

Он улыбнулся, и будто полная луна засияла в машине.

— Потому что ты моя судьба, и нам нужно многое узнать друг о друге за очень короткое время.

Брук была потрясена.

— Простите? — начала она возражать прежде, чем он снова заговорил. — Эм, я с полной уверенностью могу гарантировать, кем бы эта судьба ни была, я определенно не являюсь ею. Без обид, вы кажетесь на самом деле интересным парнем и все такое, но, — прекрати это, Брук, — я правда просто хочу домой.

В ее глазах застыли слезы. Черт, она не хотела плакать. Она не хотела показывать, насколько напугана. Брук знала, что должна быть осторожной, чтобы не дать хищнику повода атаковать. Даже если он демонстрировал благородство и самоконтроль.

Она задрожала, когда проиграла битву эмоциям и слезы страха покатились по щекам.

— Пожалуйста… — ее голос дрожал. — Пожалуйста… Я просто хочу домой.

И эти слова стали спусковым крючком, вырывая ее из настоящего и забрасывая в далекое, мучительное прошлое.

Я просто хочу домой.

Это были уже не слова двадцатидевятилетней женщины, не требование уверенного, опытного профессионала, а жалобная мольба шестилетнего ребенка, проведшего семь дней в уединенном домике на берегу озера с жестоким отчимом.

Это были слова умной находчивой девчушки, которая льстила, умоляла, приводила свои доводы шесть долгих и кошмарных ночей в отчаянной попытке продержаться дольше, провести, перехитрить больного взрослого извращенца, уговорить вернуть ее домой к матери… в безумном желании выжить.

И это были слова восьмилетней девочки, которая два года спустя сидела на жесткой деревянной скамье в холодном зале суда и давала показания против этого монстра. Чтобы рассказать миру, что произошло в том домике, как она выжила. Чтобы быть уверенной, что этого монстра надолго упекут в тюрьму. Она заново прошла через все тяжкие испытания лишь для того, чтобы увидеть, как собственная мать с отвращением отворачивается от нее. С того времени она не общалась с Брук, будто в случившемся была ее вина. И если бы не ее недавно умершая бабушка Лэйни, которая вырастила девочку как свою дочь, Брук просто некуда было бы пойти.

Ее слезы падали, словно дождевые капли, и женщина отвернулась, снова чувствуя себя той беззащитной и брошенной девочкой.

— Брук, — позвал кто-то издалека, но она слишком углубилась в воспоминания, поэтому не смогла ответить.

— Где ты, Брук? — мужской голос был успокаивающим и властным одновременно.

Брук моргнула, шмыгнув носом, и беспомощно посмотрела на мужчину перед собой.

— Что?

Она почувствовала внезапный толчок, вторжение, как будто ее мозг наполнился ватой, но через мгновение ощущение исчезло также внезапно, а выражение лица мужчины стало жестким. Его черты — смесь гнева и решимости.

— Пожалуйста, — прошептала она, презирая себя за слабость. — Пожалуйста, отпусти меня. Я просто…

Он перебил ее, коснувшись указательным пальцем губ Брук.

— Тише, — Наполеан медленно покачал головой.

Почему-то его прикосновение вернуло ее из прошлого. Женщина заняла место девочки. Прикосновение заменило вчерашнее на настоящее. И как только она пришла в себя, вернулось и ее самообладание.

Она лучше умрет, чем будет унижаться!

Она лучше испытает ярость похитителя, чем когда-либо… когда-нибудь снова… будет умолять другого мужчину о снисхождении.

Брук вздернула подбородок и заставила себя перестать плакать.

— Если ты думаешь, что сможешь причинить мне боль, то тебе придется сперва меня убить. Советую найти себе другую игрушку, или судьбу, потому что я лучше умру, чем стану жертвой. И я буду бороться до последнего вздоха, — выплюнула она, стиснув зубы и глядя прямо в глаза Наполеану.

Выражение лица мужчины невозможно было разобрать. Он задумчиво смотрел на нее, а затем его губы приподнялись, демонстрируя растущие клыки.

Брук вскрикнула от неожиданности. Она заметалась на сидении, но он поймал ее одной рукой и легко усадил обратно рядом с собой. Ошеломленная, Брук тяжело дышала и в этот момент очень хотела иметь с собой пистолет.

Он прикрыл рукой свой рот и закрыл глаза, а затем медленно опустил ладонь, чтобы заговорить вновь.

Острые, цвета слоновой кости клыки исчезли.

— Я не сомневаюсь в этом, мой ангел, но ты должна доверять мне, когда я говорю, что ты не игрушка. И это не игра. У меня нет намерения причинять тебе вред.

Брук открыла рот, чтобы возразить, но промолчала. Иногда молчание — золото.

— Отдыхай, — прошептал он нараспев глубоким голосом. — Мне столько всего нужно тебе объяснить. И я это сделаю. Обещаю. Но ты сейчас не в том состоянии, чтобы все это осмыслить. Расслабься и спи.

Брук почувствовала, как веки потяжелели, и невольно зевнула.

— Но я не…

Она осеклась, когда ее накрыла усталость. Брук показалось, что мужчина потянулся к ней, а затем внезапно почувствовала, как ее нежно притянули к себе, укладывая голову женщины на сильную руку. Когда сознание начало затуманиваться, она смутно осознавала его властное присутствие, силу его прикосновения. Она могла поклясться, что слышала его голос, обволакивающий и проникающий в сознание, задающий странные вопросы об отчиме: имя, род деятельности, дата рождения.

«Зачем ему дата рождения?» — успела удивиться она.

Но странный вопрос исчез, и она тихо устроилась в его манящем тепле, засыпая. 

* * *
Отчима Брук звали Ангус Монахан.

Адамс — девичья фамилия матери. А дата его рождения — 30 октября, 1956 года.

Наполеан позволил информации осесть в своем сознании, просочиться в поры, ведь он обладал властью делать то, что никакой другой вампир не смог бы — убить человека на расстоянии. Он откинулся на сидении и принялся обдумывать, что же он сделал бы с Ангусом.

Как суверенного лидера дома Джейдона и древнего мастера правосудия, его главной обязанностью было поддержание гармонии между вампирами и людьми. Он следил за балансом между обитателями земли. Подобно всем вампирам, Наполеан был хищником, который должен был питаться, чтобы выжить, но он редко убивал, даже когда это было оправдано. Если существовал враг, которого следовало уничтожить, он призывал мастеров воинов и ставил перед ними задачу. До недавнего времени Наполеан даже старался сводить конфликт с темными к минимуму, чтобы избегать волны стихийных бедствий. Ответ Земли на эмоции вампиров был слишком непредсказуемым, а Наполеан был слишком могущественен.

Но это было совсем другое дело. Это была его судьба. Его женщина.

Как ее избранного супруга, честь обязывала Наполеана защищать ее. Как член дома Джейдона, как мужчина, который понимал и поддерживал закон, он знал, что право кровной мести принадлежало ему. Он всегда мог вернуться к этому вопросу позже, но увидев в сознании Брук, что презренный человек был все еще жив, Наполеан разозлился.

Низкий звериный рык вырвался из его горла, и Рамзи взглянул на них в зеркало заднего вида, несомненно, чувствуя хищную энергию Наполеана. Нужно отдать ему должное, мужчина промолчал.

Наполеан закрыл глаза и дал волю своей ментальной силе — беспрецедентную команду силам природы, которую мало кто, даже среди ему подобных, мог понять. Он был квантовой энергией в действии, властелином силы, способной сотворить миры. Как только сердечные сокращения замедлились, и дыхание стало глубже, он начал изучать точную дату рождения Ангуса Монахана — отчетливый космический отпечаток, который оставили звезды, и конкретное положение планет, связанное с днем, когда он родился.

Хотя мало кто из людей понимал глубину их связи с окружающим миром, как потомок небесных созданий, Наполеан знал, что энергия накапливалась строго определенным образом, как только душа соединялась с физическим телом. Что уникальная конфигурация переменных данных в тот определенный момент зависела от особенной даты, которая не являлась случайностью или совпадением.

Дата рождения сама по себе была прямым отражением души.

Подобно психическому отпечатку, который можно было распознать и отследить.

Наполеан вздохнул и вошел в еще более глубокий транс. Мысли тоже были мощными ориентирами. Их индивидуальные вибрации создавали отпечатки на века. Любая мысль, вольная или невольная, существовала вечно, вибрируя в нематериальном мире. Как единое целое, имена существ, их природа, мысли и действия оставляли ясный след в космосе, подобно отпечаткам пальцев на бумаге.

Все, что Наполеан должен был сделать — исследовать Вселенную. Совместить энергетический отпечаток Ангуса Монахана с универсальной базой данных, куда мерзкий человек переносил свои мысли, намерения и действия.

Наполеан отправил свой дух на поиски.

Он исследовал планету на огромной скорости, разделяя обширное пространство на сектора так, чтобы иметь возможность проверить каждый по очереди. Он получил всю необходимую информацию из воспоминаний Брук, анализируя каждую вибрацию страха, беспомощности и отвращения, испытанную в течение той недели, которую она в ужасе провела со своим отчимом, а затем вновь активировал отпечатки, используя свое мощное нечеловеческое зрение. Теперь он искал другого участника этих событий.

Как только вибрация усилилась, в его ушах протяжно зазвенело. Вампир запрокинул голову и направил всю силу своих нефизических чувств в направлении вибрации, пока не наладил с ней идеальную связь, проникая в окружающую объект в темноту. Его желудок взбунтовался, потому что тело постаралось отклонить сильнейшую ненависть и смятение, олицетворявшие сущность Ангуса Монахана.

Наполеан сфокусировался на энергии Монахана и последовал за ней словно гончая. Вперед, вперед, словно он вошел в темный тоннель и вращался в нем на высокой скорости. Когда его эфирная форма вылетела из тоннеля, он быстро осмотрелся, чтобы сориентироваться во времени и пространстве. Невидимый, Наполеан появился в маленькой, грязной однокомнатной квартирке в восточной части Детройта. Место воняло потным телом и гнилым мусором. Где-то на кухне разлагалось старое мясо или испортившиеся продукты. Наполеан скривился от отвращения. А потом увидел его. Мужчину, издевавшегося над женщиной, которую он ждал века, чтобы полюбить.

Ангус Монахан был невысоким, но крепким, видимо с рождения обладал крупным телосложением. Было очевидно, что он стал ленивым с годами, поэтому его некогда крепкое тело теперь стало дородным и вялым. Он сидел на старом, грязном диване, положив босые ноги на рваную тахту. В левой руке держа пиво, а в правой — пульт от телевизора. Внезапно он принялся отхаркивать мокроту из легких, а затем сплюнул в ближайший мусорный бак и переключил канал с профессиональной борьбы на жесткое порно. Мужчина еще глубже погрузился в изодранные подушки и улыбнулся.

Наполеан заметил, что джинсы Монахана расстегнуты. И хотя тот смотрел на голых женщин, его мысли были о голых девочках. Ярость закружилась в голове Наполеана, как частицы в облаке пыли. До сих пор невидимый, он послал тонкий электрический разряд из кончиков пальцев в телевизор, создав короткое замыкание.

И принялся ждать.

Ангус сел на край дивана и выругался. Его живот слоями свисал под грязной майкой. Он взглянул на экран и швырнул пульт на покосившийся деревянный журнальный столик.

— Проклятие, — ругнулся Монахан. — Я заплатил хорошие деньги за этот чертов ящик — надеюсь, он не сломан!

Хотя Наполеан не собирался затягивать, он желал, чтобы Ангус прочувствовал страх на собственной шкуре прежде, чем покинет землю. Используя свою животную природу, Наполеан глухо зарычал, а затем медленно и растянуто зашипел, словно змея, но громче и страшнее.

Ангус развернулся.

— Кто здесь? — Он быстро крутился в разных направлениях, его широко распахнутые глаза в тревоге шарили по углам комнаты. — Что за черт?

Он встал и направился в кухню, куда заглянул из-за угла, осматривая все под столом и стульями. Ничего не обнаружив, посмотрел за грязной мусорной корзиной, открыл несколько шкафов и пошел в ванную. Прежде чем вернуться в гостиную, он задвинул засов на входной двери, накинул цепочку и даже глянул в глазок. Его сердце все еще быстро стучало, когда он вернулся к телевизору и медленно провел пальцем по сгоревшему шнуру электропитания.

— Как, черт возьми… — Он поморщился и сильно дернул, вытаскивая его из розетки.

Склонил голову, как поставленная в тупик собака, когда увидел треснувший экран и учуял ускользающий запах дыма.

— Дерьмо, мне нужно еще выпить.

По комнате прокатился низкий, дразнящий смех.

Он прокрался по стенам, покружился по потолку и рухнул вниз, обволакивая человека там, где он стоял. Ангус отпрыгнул и вскинул кулаки.

— Что это за игра, черт возьми? Кто здесь?! А ну покажись, мудак.

Он бросился обратно в кухню, открыл дверцу шкафа и достал старый револьвер производства «Smith & Wesson»[6]. Быстро вернулся в гостиную и стал им размахивать перед собой.

— У меня есть пистолет, придурок. Все еще хочешь со мной поиграть?

По-прежнему невидимый, Наполеан молча подошел к грязному человеку и размашисто ударил его по лицу открытой ладонью. Нос Ангуса треснул как грецкий орех в орехоколе. Несколько зубов вылетело изо рта, когда он оторвался от ковра и отлетел к стене. Револьвер выскочил из руки, когда мужчина ударился с глухим стуком, в его бедре что-то щелкнуло, треснуло и выскочило. Он закричал от боли.

— Что ты такое?! Где ты?! Я не верю в привидения!

Он пробулькал эти слова, давясь собственной кровью и отчаянно пытаясь вдохнуть.

Наполеан усмехнулся, впрочем, без особого веселья. Разделив свою жизненную силу на два отдельных пространства, он проецировал свой образ в эфирную энергию, которая сейчас находилась в квартире Монахана.

— Я прямо здесь, — прошептал Наполеан, полностью становясь видимым, демонстрируя смертоносные клыки, выступающие когти и горящие глаза.

— Вот дерьмо!

Глаза Ангуса распахнулись, и он стал отползать в сторону, оберегая свое сломанное бедро, рыская взглядом в поисках оружия.

Наполеан сделал шаг вперед и растоптал револьвер, превращая его в прах, словно это было ничтожное насекомое.

— Ты не настоящий, — задыхаясь, выдавил Ангус. Он потер глаза и затем ощупал лицо там, где раньше был нос. Окинул взглядом пустые бутылки из-под пива, стоявшие на полу возле дивана. — Я слишком много выпил.

Наполеан сократил расстояние между ними тремя беззвучными шагами и навис над человеком с яростью в глазах.

— О, я очень даже реален, — передразнил он. Схватил Монахана за ворот рубашки и рывком поставил на ноги. — Поднимись!

Моча потекла по ноге Ангуса, а из глаз полились слезы, он почти не мог дышать.

— Пожалуйста, пожалуйста, мужик… я имею в виду, что за…

— Закрой. Рот.

Наполеан надавил ладонью на трахею Ангуса и оставшиеся зубы человека буквально разлетелись вдребезги.

— Пожалуйста…

Он плакал, как ребенок.

Наполеан нахмурился.

— Брук тоже так плакала? Она говорила пожалуйста?

Глаза Ангуса сузились, а брови приподнялись. Казалось, он пытался осознать сказанное.

— Что? Кто? Брук? — Он отчаянно потряс головой. — Нет… нет… нет, мужик, ты меня с кем-то спутал!

Наполеан застыл. Он закрыл глаза и задержал дыхание. Ублюдок даже не помнил.

— Ты забыл имя своей падчерицы?

Наполеан опустил голову так низко, что его клыки задели горло Ангуса, и прорычал:

— Позабыл, что ты сделал Брук в домике у озера?

Он встретил пустой взгляд Ангуса, а затем пробился в человеческий мозг словно хирург, пробуждая память с такой точностью и силой, словно скальпелем разрезал саму плоть.

Ангус схватился за голову двумя руками и закричал. Когда он встретил взгляд Наполеана, в глазах мужчины виднелся такой страх — и понимание — что его зрачки расширились.

— Откуда ты знаешь Брук? — прошептал он, дрожа.

Наполеан обдумывал вопрос лишь мгновение, желая сформулировать ответ словами, понятными человеку.

— Она моя жена.

Ангус привалился к стене.

— О черт… Дерьмо… Слушай, я извиняюсь. Я никогда не хотел… Я просто… — Его глаза метались по комнате, не в состоянии встретиться с испытующим взглядом Наполеана. — Послушай, мужик, я болен. В самом деле, я не… Я никогда не хотел причинить ей боль. Я имею в виду, это просто… Честно, я рад, что Брук наконец-то нашла кого-то столь… приятного… как ты. Она всегда была такой хорошей девочкой.

Он неистово кивал, так яростно желая выкрутиться из ситуации, что готов был сказать все что угодно, любую глупость.

— Как… как тебя зовут? Я имею в виду, я бы очень хотел, чтобы мы стали друзьями… Ты и я. Это вероятно будет лучше для Брук… Так что мы можем договориться с тобой… Ты знаешь, вместе…

— Тише, — Наполеан положил палец на губы Ангуса. — Боюсь, что у меня нет времени на новых друзей.

Он провел кончиком языка по клыкам и улыбнулся.

Ангус заскулил как раненое животное — жалкий звук, становившийся все выше и отчаянней — по мере того, как Наполеан все ближе наклонялся к его шее, желая выплеснуть свой гнев. Одним кошачьим движением он вырвал зубами гортань человека и выплюнул кусок плоти на пол.

— На протяжении многих лет меня называли по-разному, однако, приятным еще никогда.

Ошеломленный Ангус схватился за горло. Он открыл рот, чтобы закричать, но вышло только бульканье.

Наполеан не стал растягивать окончание.

Он стремительно погрузил ладонь в грудь Ангуса, достал все еще бьющееся сердце и поднял его перед собой.

— Меня зовут Наполеан, — он отшвырнул омерзительный орган в сторону и смотрел, как жизнь Агнуса угасает. — Но мои враги называют меня правосудие.

Когда бездыханное тело упало на пол бесполезной кучей крови и плоти, Наполеан выдернул свой дух из комнаты. Он скользнул в тот же вращающийся вихрь, которым воспользовался, чтобы попасть сюда, и стремительно отправился обратно.

Обратно в свое тело. Обратно во внедорожник.

Обратно к отомщенной судьбе, что ждала его. 

Глава 6

Брук держала в руках дымящуюся чашку чая и пыталась унять дрожь. Последнее, что ей было нужно, — обжечься горячим травяным чаем с ромашкой, мятой и жасмином. Она рискнула взглянуть на внушительную фигуру, сидящую напротив в огромном — размером с двухместный диванчик — синем кресле, но быстро отвернулась.

Он был слишком пугающим. Вся ситуация — слишком ужасающей.

Брук находилась в центре лесного массива Лунной долины, сидела в гостиной особняка сурового незнакомца, боясь говорить, боясь молчать. Она решила отвлечься и принялась изучать комнату…

Потолок в форме замысловатого купола состоял из лепнины, различных текстур и кессонов[7], обрамлявших роспись ручной работы, изображавшую Зевса и Аполлона на серо-голубом полотне. Мебель была изысканной и роскошной, явно сделанной на заказ и, несомненно, стоила больше, чем весь дом женщины. Здесь повсюду, насколько хватало глаз, виднелись со вкусом обустроенные ниши с мягкой подсветкой, в каждой из них стояло настоящее сокровище, свидетельствующее об ушедших временах — несомненно, бесценные артефакты.

Окна, сделанные из матового стекла, украшали фрески с батальными сценами, а также красиво выгравированные изображения греческих или римских богов.

Для сумасшедшего психопата, считающего себя вампиром, этот человек обладал превосходным вкусом. И очевидно имел кучу денег.

Брук откашлялась и собралась с духом.

— Итак…

Слово вышло хриплым, так что она прочистила горло, сжала руки и попыталась снова.

— Итак.

Ее похититель, который называл себя Наполеаном Мондрагоном, подался вперед. Каждое его движение было грациозным и плавным, как у хищного животного.

— Итак, — повторил он.

Брук выдавила улыбку. До сих пор он ее не убил, не приставал и не пытался укусить в шею. Вместо этого мужчина предложил ей одеяло, разжег огонь в огромном очаге и принес дымящуюся чашку ромашкового чая. Лучше попытаться и выкарабкаться из этого затруднительного положения с помощью слов и любезностей, чем конфронтацией и борьбой. Всего одна мысль о физическом противостоянии заставила ее вздрогнуть: мужчина походил на настоящего викинга. Крепкое телосложение, рост шесть футов четыре дюйма[8], твердые и объемные мускулы, но при всем этом его лицо и глаза говорили больше, чем могло сказать тело.

Наполеан Мондрагон выглядел так, словно мог сбить с ног, просто моргнув глазом.

Как будто он мог убить, просто пожелав это.

Его черты лица обладали порочной красотой, а улыбка была едва уловимой и доброй, но прямо под этой оболочкой — и не так глубоко, чтобы это было невозможно заметить — скрывалось нечто большее, всепоглощающее и суровое, неумолимое и беспощадное. Он очень походил на бога, что был нарисован на потолке, и Брук почти ожидала увидеть, как в любой момент из его рук вырвутся молнии.

Определенно, береженного Бог бережет, и это как нельзя кстати подходит к ее ситуации. Ведь у Брук не было шансов в физической борьбе с этим человеком.

— Итак? — повторил Наполеан. Его голос был бесконечно ласковым, словно мужчина обладал душой, которая научилась терпению, прожив десяток жизней, пока не овладела этим в совершенстве, достигнув гармонии разума, тела и духа. Он говорил характерно глубоким, хриплым голосом, мурлыкая и растягивая слова.

Брук судорожно сглотнула и поставила кружку на кофейный столик. Затем быстро схватила ее обратно, переставив на подставку, и поморщилась.

— Извини.

Наполеан улыбнулся обезоруживающей улыбкой и махнул рукой в сторону чайной чашки.

— Тебе не нужно беспокоиться о мебели или о чем-нибудь еще, Брук. Чувствуй себя как дома.

Брук быстро заморгала.

Хорошоооо.

Она кивнула.

— Спасибо… наверное.

Он откинулся на спинку, тем же плавным, хищным движением.

— Пожалуйста.

Она прочистила горло… снова.

— Итак, позволь мне разобраться. Ты считаешь, что происходишь от древней расы людей — небесных богов, верно? И эти люди приносили в жертву всех своих женщин — даже не хочу знать, как именно — пока те не оказались на грани исчезновения, после чего ваша раса была проклята?

— Правильно, — произнес он будничным голосом.

Брук невесело рассмеялась. В какой эпизод «Сумеречной зоны»[9] она угодила?

— Итак, что еще ты можешь… поведать… о древней расе небесных людей?

Он покачал головой и пристально посмотрел ей в глаза.

Это сбивало с толку. Она боролась с желанием просто встать и убежать.

— Или о факте, что ваша раса была наказана и превращена в… вампиров?

Он сидел тихо, невероятно неподвижно, выжидая и наблюдая.

Брук поерзала на диване. Они никуда не продвинулись.

— И сейчас у каждого из вас есть судьба — женщина, которую выбрали вам сами боги? А в течении последних двадцати восьми веков ты ждал… меня?

Наполеан кивнул и снова подался вперед. Глаза его потемнели, лицо напряглось и посерьезнело.

— Брук… — он практически промурлыкал ее имя. И она поймала себя на том, что была загипнотизирована интонацией его слов. — Ты невероятно умна и запомнила все, что я тебе рассказал, но, наверное, мы зашли в тупик, — он протянул руку ладонью вверх, как бы предлагая ей… что? — Пока ты не поверишь в подлинность моих слов, мы никуда не продвинемся.

Брук проглотила свой страх.

Продвинемся?

В этом и была суть. Она не была его долгожданной невестой, и — помоги ей боже, пожалуйста — она никуда с ним не продвинется.

Несмотря на героические попытки оставаться равнодушной, ее глаза начали наполняться слезами… снова. Если он все же собирался убить ее, Брук почти желала, чтобы он покончил с этим по скорее и прекратил ее страдания. Потому что неизвестность, ожидание, все это безумное гостеприимство были просто непереносимы. Боже, где же Тиффани? Где полиция?

Как она вообще будет из всего этого выбираться?

Ее глаза скользнули по комнате, оценивая размер окон, отмечая расположение замков, оценивая расстояние между Наполеаном и входной дверью. Если бы она могла до нее добраться. Если бы она могла просто громко закричать. Но где именно в лесу они находились? Был ли кто-то достаточно близко, чтобы услышать?

Наполеан резко встал, и она чуть не выпрыгнула из своей кожи.

— Стой! — воскликнула Брук, инстинктивно вытянув руку вперед. — Сядь обратно. Давай поговорим. Нам действительно нужно еще многое обсудить.

Наполеан провел рукой по своим длинным волосам и покачал головой, как показалось, от разочарования. Он не сел, а очень медленно, осторожно попятился от дивана, увеличивая расстояние между ними, по-видимому, чтобы ее успокоить.

Брук, как ястреб, следила за каждым движением.

— Пожалуйста, ты можешь просто… вызвать мне такси… пожалуйста.

Он вздохнул.

— Брук, посмотри на камин.

Она моргнула.

— Что?

— Посмотри на камин.

Брук медленно повернула голову к гигантскому очагу, расположенному на другой стороне гостиной. Ревущее пламя вспыхнуло в большой яме под увесистой мраморной каминной полкой. На полке стояла древняя бронзовая статуэтка всадника верхом на лошади, и она, казалось, наблюдала за ними.

Наполеан махнул рукой, и пляшущие языки пламени превратились в осколки льда, рассыпавшиеся на сотню кусочков, прежде чем упасть вниз.

Брук резко вздохнула и вытаращилась на него. Она посмотрела на очаг, где только что горел огонь, и снова на Наполеана.

— Что… что это? Какой-то фокус?

Он опять взмахнул рукой, и синие потоки огня выстрелили из его пальцев. Пламя снова ожило.

Брук ахнула и подскочила на диване.

— Как ты это сделал?

— Твоя чашка, — сказал он.

Несмотря на страх и отвращение, она быстро посмотрела вниз. Ее взгляд задержался на простой глиняной кружке. Брук подпрыгнула, когда та начала подниматься с кофейного столика и медленно двигаться по комнате, легко оказываясь в руках Наполеана.

— Прости меня, — произнес он в итоге, — но ты должна понять, что мои слова — правда.

Брук услышала резкий треск, похожий на звук расколовшегося дерева, а затем переливающаяся пара огромных крыльев появилась из его спины, разворачиваясь позади мужчины. Когда он повернулся посмотреть на нее, его глаза опять светились красным — как и на парковке отеля — а клыки начали удлиняться.

Два острых, цвета слоновой кости клыка выдвинулись из его рта, и Наполеан повернул голову, чтобы смягчить образ. А затем просто исчез, чтобы снова появиться на другом конце комнаты, теперь вновь походя на обычного красивого мужчину в джинсах и черной шелковой рубашке.

Брук увидела более чем достаточно.

Она резко вскочила с дивана и ударилась голенью о столик, который пыталась перепрыгнуть по пути к входной двери. К черту все это! Ее легкие горели от внезапного напряжения, сердце колотилось в груди.

Мгновение и он уже был там. Стоял перед ней. Блокируя дверь.

Ни фига себе. Она даже не заметила, как он двигался.

Брук завопила от ужаса и попятилась назад настолько быстро насколько могла, направляясь в другую сторону комнаты. Но замерла на месте. Он уже был там. Опять стоял перед ней, преграждая путь.

— Нееет! — закричала она, как сумасшедшая, ударив его со всей силы кулаком куда-то между грудью и правым плечом.

Окно. Она должна добраться до окна.

Выхватив по пути к окну богато украшенную стеклянную вазу из декоративной ниши, она бросила ее так сильно, как только могла, прямо в стекло и отвернулась, когда оно рассыпалось наружу, разбрасывая осколки во все стороны. Острый осколок стекла попал ей в бедро, но Брук просто обезумела, и уже не чувствовала боли. Отчаянно дергая куртку, она высвободилась из нее, обернула вокруг кулака и начала выбивать рукой оставшиеся осколки стекла.

Мгновенно Наполеан оказался рядом. Он схватил ее за плечи и оттащил от окна.

— Брук, не надо. Ты порежешься.

Ее охватила паника.

— Отпусти меня!

Она развернулась, яростно размахивая руками, глаза расширились от испуга. Она потянулась к зазубренному осколку стекла и, размахивая им, изо всех сил стала вырываться. Острый конец проткнул его предплечье, и мгновенно пошла кровь.

Теперь это был ее шанс.

Она пнула его в пах, и мужчина инстинктивно отлетел назад, уворачиваясь от удара и выпуская ее.

К черту стекло. Сейчас или никогда.

Брук забралась на подоконник, молясь о том, чтобы оказаться достаточно маленькой для того чтобы пролезть сквозь окно. Она начала протискиваться через проем, морщась от боли, когда острые края резали тело, а затем ее словно схватила пара невидимых рук и силой вытащила из окна. Только вот Наполеан стоял в нескольких футах от нее.

О господи, он что сделал это силой своего разума? Переместил ее простой силой мысли?!

У нее не было шансов против этого… существа.

Брук овладела ярость. Женщина потянулась к стоящему рядом медному подсвечнику и швырнула его Наполеану в голову. Затем в ход пошел набор каменных подставок. Их полет сопровождался пренебрежительными криками.

— Ты не можешь вот так просто схватить человека!

Бряк!

— Ты не можешь удерживать меня, лишь потому что желаешь!

Бум!

— Ты меня слышишь?!

Бабах!

По одному Наполеан блокировал каждый предмет еще в воздухе, отходя в сторону, когда они падали на пол. Он сделал шаг в сторону Брук и в этот раз мужчина не просто выглядел жестоким и опасным хищником. Она знала, что он им и являлся.

— Нет! — завопила Брук, сделав шаг назад и споткнувшись о кучу стекла. Он поймал ее прежде, чем она упала на паркет, Брук стукнула его в грудь. — Отпусти меня!

Он удерживал ее руки без особых усилий.

— Брук, остановись! Ты ранена.

— Нет!

Она героически боролась, вертясь в разные стороны: пинаясь, изворачиваясь, падая на пол, — и отчаянно пытаясь отползти.

— У тебя кровотечение, — прошептал он. Его голос с мягкими теплыми переливами затуманивал ей голову. — Пожалуйста, остановись.

— Нет, — всхлипнула женщина, когда он опустился возле нее на колени и потянулся к рукам. — Нет, — слезы ручьями текли по лицу, а плечи дрожали от разочарования и подавляющего чувства беспомощности. — Я не могу этого сделать. Я не могу этого сделать… опять.

Наполеан развернул ее руки и изучил все раны. Когда она задрожала от боли, разочарования и усталости, он начал вытаскивать тонкие осколки стекла из ладоней и ног, извлекая каждый кусочек с невероятной нежностью и осторожностью.

Она моргнула, смущенная состраданием в его глазах, но вновь отчаянно попыталась заставить его понять.

— Разве ты не понимаешь? Я не могу сражаться с тобой. Не могу! Я не могу бороться, чтобы не подпускать тебя… и проиграть тоже не могу. Я не могу снова стать жертвой и рассказывать в суде всему миру, что произошло. Я лучше умру, — Она зарыдала. — Я не могу этого сделать.

Наполеан потянулся и обхватил ее лицо ладонями.

— Брук, посмотри на меня.

Она покачала головой и попыталась вырваться.

Он сильнее сжал руки и приподнял ей голову.

— Посмотри на меня.

Они встретились взглядами, и она вздрогнула.

— Пожалуйста…

— Я не твой отчим.

Брук побледнела.

— Что? — Ее голос был едва слышимым шепотом, прозвучавшим странно даже для ее собственных ушей.

— Я не твой отчим. И я не собираюсь причинять тебе вред. Никогда.

Во имя всего святого, как он узнал о ее отчиме? Она никогда ничего не говорила. Допустим, она думала об этом во внедорожнике, но…

«Это существо читало мысли?»

«Возможно, он мог слышать ее мысли?»

— Да… и да, — прошептал он.

— Как? Как это вообще возможно? — ошеломленно спросила она.

— Тише, — он погладил ее щеку большим пальцем. — Расслабься.

Прежде чем она опять начала паниковать, его резцы удлинились. Он поднял ее руку и накапал прозрачную жидкость на ладони. Именно тогда Брук поняла, что чтение мыслей не будет проблемой — она просто умрет от сердечного приступа, прежде чем успеет понять, что происходит. Мужчина только что накапал… слюну… на ее руки. Специально!

Охваченная неподдельным ужасом, она зачарованно смотрела, как его клыки уменьшились, и он начал втирать слюну — нет, яд — в ее раны.

Порезы заживали прямо на глазах.

Она всхлипнула и неподвижно застыла, пока он повторял процесс, исцеляя по одной ране за раз. Легко. Без усилий. А затем внезапно до нее дошло. Наполеан был вампиром. А она — человеком, у которого шла кровь прямо у него на глазах.

«Почему он ее не кусал?»

— Я уже тебе говорил. Потому, что я не причиню тебе боль.

Брук взглянула на него — по-настоящему пристально — оценивая искренность в его глазах. Они были мягкими от сострадания, напряженными от беспокойства. Искренними.

— Я не понимаю, — прошептала она.

Он слегка улыбнулся.

— Я знаю, но ты поймешь… со временем.

Она рассеянно покачала головой.

— Но я хочу домой.

Наполеан взял ее руку, медленно поднял и прижал к своей щеке.

— Теперь это твой дом, Брук. Я сожалею, что для тебя это так тяжело. Это то, что выбрали боги для нас обоих.

Она раздраженно вздохнула.

— Хорошо. Но почему ты не можешь… Почему мы не можем просто сделать другой выбор? Я имею в виду, ты мог бы меня отпустить. Я никому не скажу.

Наполеан покачал головой.

— Ты не понимаешь. Я не могу. Если я так поступлю, это будет стоить мне жизни. Впрочем, как и тебе.

— Мне? — Брук отстранилась, словно он ее обжег. — Каким образом тот факт, что ты меня отпустишь, поставит под угрозу мою жизнь?

Казалось, Наполеан тщательно взвешивал свои слова.

— У меня есть могущественные враги, Брук. Теперь, когда я заявил на тебя свои права, ты должна оставаться под моей защитой.

У Брук закружилась голова. Заявил на нее свои права? Что он имел в виду, утверждая это? И какие враги могли быть… у вампира? Ради бога, что вообще могло ему угрожать?

Она обхватила голову руками, словно таким образом могла выкинуть из головы мысли и реальность происходящего.

— Нет, — она вздрогнула. — Нет, нет, нет…

Женщина закрыла глаза и начала раскачиваться взад-вперед, словно маленькая девочка, стараясь успокоиться. Это было за пределами понимания взрослого человека — это просто было нереально. Не могло быть реальным.

Вампиры не существовали. Наполеан не существовал. Ничего из этого не было реальностью.

Наполеан поглаживал ее плечи, руки, щеки. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем она, наконец, открыла глаза и робко произнесла:

— А что если я предпочту умереть, чем быть твоей… заложницей? Ты и этого не позволишь?

Наполеан не отмахнулся от ее слов, не нахмурился и не попытался поспорить. Он на самом деле считался с ее чувствами.

— Под моим началом много воинов. Все они сильные, доблестные мужчины и готовы умереть за свои семьи, за дом Джейдона… за меня. И я бесконечно уважаю такое благородство, но я не живу только ради себя. Моя смерть будет иметь огромные последствия. Так же как сейчас огромное значение имеет твоя жизнь. Так что нет, я этого не позволю.

Брук покачала головой.

— Я до сих пор не понимаю.

— Я не простой вампир, Брук.

Она в смятении покачала головой. Простой вампир?

— Я единственный, кто остался в живых со времен первоначального проклятия. Я истинный глава дома Джейдона. Я их король.

Брук прислонилась к стене и начала истерично хохотать. Через некоторое время она успокоилась и просто приняла информацию. Когда Наполеан встал и протянул руку, она ее взяла и позволила помочь подняться. Он сразу же отступил, оставляя достаточно большое пространство между ними, но если вампир таким образом надеялся казаться безобидным, то это не сработало.

— Ты бы хотела принять душ и переодеться? Возможно тебе сейчас не до еды, но я бы мог сделать еще одну чашку чая.

Брук посмотрела на свою окровавленную иразорванную одежду и подумала о том, как отчаянно ей хотелось побыть одной, хотя бы ненадолго.

— У меня нет никакой одежды с собой.

— Рамзи принес твой чемодан, — предложил Наполеан.

Брук вздохнула и заставила себя отдышаться. Ей нужно было оставаться спокойной.

— Ты позволишь мне пойти… в душ… одной? Потому что я ни за что…

— Конечно, — заверил он ее. — Я буду рядом, но твоя уединенность не будет нарушена.

Брук проглотила комок в горле и медленно кивнула.

Наполеан приподнял бровь.

— Так ты согласна?

Она обхватила себя руками, словно пытаясь согреть тело от внезапного холода.

— Да.

Наполеан жестом указал в сторону коридора.

— Тогда пошли, давай заберем твои вещи.

Брук собралась с духом и заставила свои ноги двигаться, шаг за шагом, концентрируясь на том, чтобы идти по прямой линии.

«Просто иди, Брук».

«Сначала одна нога вперед, затем другая… просто двигайся».

Она мысленно помолилась Богу: «Пожалуйста, позволь мне поступить правильно. Пожалуйста, не позволь этому вампиру причинить мне боль».

Женщина немного замешкалась, прежде чем направиться в коридор, все время стараясь сохранить приличное расстояние между ними. Как только они завернули за угол, она еще раз через плечо взглянула на него. Вампир внимательно на нее смотрел, как сова или ястреб, хищная птица с мудрыми глазами… все время исследуя…

Кого?

Свою добычу?

— Наполеан, — позвала она едва слышным шепотом. Он ждал. — Что ты собираешься со мной сделать?

Брук не могла скрыть своей тревоги. Она должна была знать.

Вампир прикрыл глаза и указал на черно-бордовый чемодан, стоявший в коридоре прямо возле спальни.

— Если боги разрешат, и если ты дашь мне хотя бы маленький шанс, я надеюсь потратить каждую частицу своей огромной власти, чтобы сделать тебя счастливой.

Она прикусила нижнюю губу и резко вздохнула, повернувшись и взглянув на него в изумлении. Когда спустя несколько мгновений он ничего не сказал и не отвернулся, пристально глядя ей в глаза с непоколебимым обещанием во взоре, она медленно выдохнула и потянулась за вещами. 

* * *
Наполеан упирался в дверь ванной, прислонившись головой к твердому дереву. Брук.

Брук Адамс, судя по бирке на ее багаже. Его судьба… наконец-то.

Несмотря на невозможность ситуации, неуверенная улыбка тронула уголки его губ.

Как это случилось? Когда это случилось? Когда боги наконец-то решили благословить его?

Он медленно глубоко выдохнул, будто задерживал дыхание на протяжении веков, и на мгновение прикрыл глаза.

Боги, он так долго был одинок.

Наполеан провел руками по волосам и покачал головой, пытаясь очистить мысли.

За все долгие столетия своей жизни он делил постель с человеческими женщинами менее чем два десятка раз и лишь тогда, когда одиночество — жизнь без какого-либо физического контакта — становилось невыносимым. Отношения всегда были короткими и заканчивались его чувством вины и стиранием воспоминаний у женщины, чтобы защитить их обоих. А секс? Ну, он был бесчувственным в лучшем случае, просто физическим освобождением, эмоциональным воровством. Он всегда должен был сильно сдерживаться, невероятно концентрироваться, чтобы не причинить вред женщине. Забота о том, чтобы избежать случайной беременности, была невероятно сложной. Такая ошибка с любой женщиной, которая не являлась настоящей судьбой вампира мужского пола, была невыразимой трагедией, и заканчивалась ее смертью.

Мысль об этом стала одной из причин, по которой он, в конце концов, отпустил Ванью, оставляя надежду, что у них может быть будущее. Он прожил так долго, видел так много «Кровавых лун», что знал с самого начала — глубоко в душе — она не его настоящая судьба. Но их взаимное влечение было таким притягательным. Таким мощным. Таким интенсивным. Основанное на общей истории, на понимании верности и долга, страстном желании сравняться в величии с другим существом. И конечно, физический голод прикоснуться к частице того, что было в каждом из них: сущность первозданного существа, рожденного звездными богами и их человеческими супругами.

Но случайно ранить Ванью?

Это был слишком большой риск.

Ранить ее тело или разбить ей сердце было непостижимо. Непростительно.

Наполеан настроился на свои чувства и позволил звуку льющейся воды и тихому дыханию Брук наполнить его душу, прикоснуться к пустоте.

Она была реальной, и находилась рядом.

Да простят его боги, потому что в тот момент он ничего не хотел больше, чем распахнуть дверь, направиться прямиком в душ и забрать ее в свою постель. Заняться любовью с женщиной, которую он не мог ранить. Не сдерживаться. Удовлетворять ее полностью. Снова и снова. Он затвердел в паху и переступил с ноги на ногу, пытаясь найти более удобное положение.

Благословенные боги, было бы так легко взять ее, обладать ею.

С такими огромными возможностями лишь его желания было бы достаточно. Одно слово из его уст погрузит женщину в транс. Одно предложение и, возможно, прикосновение руки. И она будет жаждать их союза. Отчаянно желать его.

Он ругнулся себе под нос и покачал головой. Нет.

Абсолютно нет.

Это было не то, чего он хотел.

Во всяком случае, Ванья хорошо ему это показала…

Наполеан хотел женщину, которая пришла бы к нему по собственной воле. Равную. Он хотел супругу, с которой мог бы править. Кого-то, кто бы по-настоящему его понимал и поддерживал во всем. И он хотел дать ей тоже самое.

Он услышал, как Брук отключила воду, и отошел от двери.

Она скоро выйдет и им предстоит пройти через многое.

Склонив голову, он закрыл глаза и сложил руки в молебном жесте.

Король вампиров умолял звездную королеву: «Богиня Андромеда, помоги мне тронуть ее сердце. Покажи мне, как до нее достучаться».

Он знал, что Брук Адамс будет продолжать сопротивляться, попытается сбежать при первой возможности. Эта красивая женщина будет протестовать и бороться, но, в конечном итоге, это ей не поможет.

За свою долгую жизнь Наполеан Мондрагон никогда не проигрывал. И он знал, что так будет и впредь, несмотря ни на что. Его воля была железной на протяжении двадцати восьми сотен лет.

И Наполеан был абсолютно уверен — он лучше умрет, чем когда-либо отпустит Брук Адамс. 

Глава 7

Тиффани Мэттьюс резко села, сжимая смятое на талии одеяло и нервно вглядываясь в темные углы своей спальни. Она отчаянно пыталась сориентироваться во времени и пространстве. В то время как ее глаза дико метались по сторонам, разыскивая бог знает что, ее сознание наконец-то начало разделять сны и реальность.

Тиффани была той, кого ее бабушка называла сновидцами — теми, кто находили ответы во сне. Они могли видеть будущее, разобраться в прошлом и раскрыть бесконечное множество секретов с помощью сновидений.

В действительности, это было не столь загадочно, как звучало.

Она просто обладала даром знания. И это знание приходило через информацию, полученную во снах на универсальном языке символов, когда бессознательный разум погружался в коллективную вселенную, осмысливая и фиксируя образы.

Она глубоко задышала, прислушиваясь к биению сердца.

Вампиры.

Существовали.

И они обладали способностью стирать воспоминания, внедрять новые и контролировать сознание людей.

Брук забрал именно один из них в последний вечер конференции. Выкрал из такси, как какой-то приз, выигранный в лотерее, ожидающий, когда на него предъявят права. И тот, кто забрал ее, был опасным, грозным и обладал мощью, которую человеческий мозг Тиффани не мог осмыслить. Он был красивым, жестоким и полным решимости.

Эта мысль заставила ее желудок скрутиться от ужасных волн страха. Она провела изящной рукой по своим коротким, подстриженным каскадом волосам и покачала головой, окончательно стряхивая сонливость. Она все это увидела во сне. Ее способность сновидящей все ярко осветила. Но сознание все еще с трудом пыталось постичь увиденное…

Когда Тиффани вернулась с конференции, проходившей в Лунной долине, у нее были неточные воспоминания о событиях последнего дня. Она была убеждена, что Брук решила остаться еще на пару недель, чтобы просто расслабиться, насладиться пейзажем. Обдумать, что ей следует предпринять в профессиональном плане относительно компании «Праймер», и решить, где бы она хотела продолжить свою карьеру. В тот момент это решение показалось странным. Более чем странным, на самом деле. Это было не характерно для ее лучшей подруги, но Тиффани приняла все без сомнений, словно ее запрограммировали.

Именно так оно и было.

Она вздрогнула, осознав этот факт. Вспоминая вперившийся в нее дикий темний взгляд, который подсказывал, что думать и помнить, приказывал отправляться домой… без Брук.

— О господи, — прошептала она, чувствуя себя потерянной и ошеломленной. Что же делать? Тот мужчина… вампир… оторвал дверь такси. Он желал добраться до Брук, но почему? Куда он ее забрал? Что он с ней сделал?

Тиффани на рекордной скорости вспомнила каждый фильм про вампиров, который когда-либо видела: «Дракула», «Носферату»[10], «Пропащие ребята»[11]— и впала в самую настоящую панику. Она потянулась за бутылкой с водой, стоявшую на тумбочке рядом с кроватью, и сделала глоток, отчаянно стараясь успокоить дыхание.

Думай, Тиффани. Думай!

Если вампиры существовали на самом деле — а она видела сны слишком долго, чтобы теперь сомневаться в точности информации, пришедшей в ее подсознание, особенно когда она была такой красочной — тогда кто-то еще должен был знать об их существовании. Где-то, как-то, кто-то знал о мифических существах и мог ей помочь.

Она глотнула еще воды и приняла решение.

Брук была ей словно сестра, которой у женщины никогда не было. Она не могла просто оставить ее на милость какого-то монстра-вампира. Тиффани обняла колени, подтянув их к груди, и стала раскачиваться, стараясь не поддаваться страху. Брук никогда бы не оставила ее в такой ситуации. Никогда.

Ей следовало осторожно выбирать к кому обратиться, если вообще был кто-то, кому она могла рассказать. Не только потому, что в ее историю вряд ли можно было поверить, но и потому, что любого сложно было бы убедить такими словами: «Но я все это ясно видела во сне». Если бы ее бабушка была еще жива, она бы ей поверила, она бы знала, что делать. Знала бы?

Тиффани склонила голову, молча помолилась и затем сделала то, что из уважения к своему дару делала редко. Специально попросить свои сны поискать нужную ей информацию. Открыв верхний ящик тумбочки, она вытащила маленький блокнот с карандашом и принялась записывать вопросы: «Есть ли кто-нибудь, кто знает о существовании вампиров? И если это так, то кто они и где находятся? Как мне найти Брук?»

Она подчеркнула каждое слово, медитируя над каждым вопросом по отдельности, прежде чем засунуть блокнот под подушку, как напоминание ее подсознанию, что вопросы здесь. Затем она откинулась на кровати, до самой шеи натягивая одеяло и стараясь устроиться как можно удобнее. Так или иначе, она должна была снова уснуть. Она должна была увидеть сон. Нужные ей ответы были где-то во вселенной, свободно плавали в коллективном подсознании.

Ей нужно было повторно погрузиться в мир сновидений. 

* * *
Накари Силивази стоял на крыльце старого сельского дуплекса[12] в Сильвертон-Парке и повторно перепроверял адрес: «Хорстейл Лейн, дом № 219, квартира А». Да, у него был точный адрес, хотя, с каких пор «А» считалась цифрой? Он стряхнул грязь с тяжелых сапог и глубоко вдохнул. Он ненавидел эту часть своей работы. Ему приходилось иметь дело с членами семей тех, кого темные убили так случайно и бессмысленно. Он уже позаботился о родителях женщины — матери и отце Джейн Андерсон — заменив воспоминания о живой дочери памятью о ее гибели несколько месяцев назад во время катания на лыжах. Вставил воспоминания о поминках и похоронах, зная, что они будут в замешательстве, несмотря на его опыт в магии. Воспоминания будут месячной давности, но горе будет недавним и невыносимым.

И теперь он готов сделать это снова. Готов стереть память о невинном человеке и заменить ее чем-то фальшивым. Только на этот раз он сделает это с сестрой Джейн.

Накари выругался себе под нос. Он знал слишком хорошо, как дороги были чьи-то воспоминания, особенно близких. Он не мог представить потерю хотя бы одного момента из жизни своего близнеца, не говоря уже об изменении любого события, связанного со смертью Шелби, как бы ужасно это ни было. Знание было, в конце концов, силой, и именно оно позволило раскрыть дьявольский план Валентайна забрать судьбу Шелби, Далию — заставить ее забеременеть, и тем самим убить. Накари и его старший брат Маркус в конечном счете отомстили и положили конец существованию дьявольского отродья. Накари покачал головой, встряхнув свои густые, цвета воронова крыла волосы. Он сжал амулет, висевший на шее — тот, что отдал ему Шелби, вернувшись из мира духов — и набрался смелости. Затем три раза постучал в дверь. Три уверенных, длинных стука эхом разнеслись в тишине ночи.

Отозвавшаяся девушка была худенькой и изящной. У нее были средней длины темно-рыжие волосы, остриженные в ассиметричный боб, и большие карие глаза, покрасневшие и опухшие от слез.

— Джоли? — спросил Накари, придавая своему голосу глубокие гипнотические полутона. — Джоли Андерсон?

Она пристально посмотрела на него, словно завороженная. Ее рот открылся, но девушка не произнесла ни слова. Ее глаза скользнули по его лицу, запоминая черты — каждую по очереди — затем опустились вниз и обратно вверх, до его пугающих плеч. Ее губы задрожали от удивления.

Накари ждал.

Тысячи раз до этого он видел, как на его присутствие реагировали человеческие женщины. Его мать — да упокоится она с миром — называла это поразительным.

— Накари, ты должен быть осторожен и не злоупотреблять силой своего влияния на женщин. Ты мой сын, а от этого я немного менее объективна, но поверь мне, когда я говорю, что твоя красота поражает. Она настолько же шокирующая, насколько сюрреалистичная. И это дает тебе чрезмерное влияние на представительниц женского пола. Не злоупотребляй таким даром.

Накари смеялся над мамой и отвечал братьям с притворным высокомерием, когда они дразнили его, называя красавчиком. Но спустя столетия слова матери стали такими же мудрыми, каким была женщина, что их произнесла. С привычной легкостью он отвел взгляд, прерывая гипнотический ступор, в который приводил всех человеческих женщин. Затем осторожно направил короткую волну энергии в область ее сердца, встряхивая ее сердечную Анахата чакру[13] и возвращая в реальность, выталкивая из затуманенного состояния.

— Ммм… д… д… да, — пробормотала она. — Вы… Джоли. То есть, я Андерсон. Джоли.

Накари кивнул и улыбнулся.

— У вас есть сестра по имени Джейн?

Моментально глаза Джоли потемнели от беспокойства, а брови выгнулись в изумлении.

— Да, — прошептала она, явно затаив дыхание. — Вы что-то знаете о Джени?

Ее уже покрасневшие глаза потускнели от набежавших слез.

Она знала.

Каким-то образом глубоко в душе, на уровне их подсознания, люди всегда знали.

— Могу я войти? — спросил Накари.

Джоли выглядела неуверенной. Она прикусила нижнюю губу и глазами окинула крыльцо, пока обдумывала его вопрос.

«Вы хотите меня впустить», — предложил Накари, слегка надавливая на ее сознание. Не было никакой необходимости заходить слишком далеко… пока.

Джоли моргнула три раза.

— Э-э, да… конечно.

Она шагнула назад, освобождая проход.

Накари улыбнулся озорной, дразнящей улыбкой. На следующую просьбу она должна согласиться добровольно, без принуждения.

— Я буду чувствовать себя лучше, если вы пригласите меня внутрь.

Вампиры не могут пересечь порог дома человека без приглашения, по крайней мере, в первый раз.

Джоли остановилась, но только на миллисекунду.

— Конечно. Пожалуйста, входите.

Накари сделал шаг через порог и вошел в небольшую гостиную, быстро осмотрев ее. Она была экономно, но со вкусом обставлена, в основном в кремовых и бежевых тонах. Недорогая мебель свидетельствовала о том, что квартиру занимали два молодых человека, только что начавшие самостоятельную жизнь. Откуда он узнал, что здесь жили только два человека? Потому что все было куплено по паре: два кресла рядом со столами возле дивана, два барных стула возле кухни, два стула, стоявших под маленьким обеденным столиком и две двери, выходящие в коридор, который очевидно заканчивался ванной комнатой.

Накари заметил несколько фотографий, стоявших по краям столов, и на стене красиво украшенное фото Джоли в обнимку с другой девушкой такого же роста, но со светлыми волосами. Это была Джейн — ее сестра и очевидно соседка по квартире. Судя по их улыбкам, смеху и языку тел на фотографиях они были очень близки.

Накари проглотил свою горечь. На кофейном столике рядом с сотовым телефоном лежала адресная книга с именами, записанными в несколько рядов аккуратным почерком, а потом перечеркнутых. Джоли явно обзванивала всех, кого они знали, разыскивая Джейн.

— Вы что-то знаете? — Слабый, неуверенный голос Джоли, прервал его мысли. — О Джени?

Накари глубоко вздохнул, сфокусировался и вернулся к своим обязанностям.

— Да.

— Поэтому вы здесь?

Он кивнул.

— Да.

Она покачала головой, как бы прогоняя от себя его ответ, словно могла отогнать реальность и остановить неизбежное крушение поезда.

— Нет, — пробормотала она, роняя первые капли слез. Она прочистила горло, подняла подбородок и, очевидно, собрала все свое мужество. — Вы полицейский?

— Что-то вроде этого, — ответил Накари, ненавидя, что должен врать.

Он знал, что девушка слишком расстроена, чтобы задавать ему вопросы и проверять данные. Кроме того, его должность не имела значения. Важна была информация.

Он вытянул руку вперед, протягивая ей открытую, манящую ладонь.

— Иди ко мне, Джоли.

Слова были притягивающие и принуждающие, но пронизанные состраданием. Его голос — глубокий, словно океан, и неотразимый, как ночное небо.

Она с трудом сглотнула. Срабатывал первобытный инстинкт, и она начала осознавать, что находится в обществе опасного существа-хищника, но не могла сопротивляться его принуждению. Что являлось нехитрым проявлением большого искусства пятисотлетнего вампира и мастера мага.

Она пошла к нему, не отрывая от мужчины взгляда широко распахнутых глаз. И осторожно взяла его за руку.

— Где Джейн? — прошептала девушка дрожащими губами. — Что с ней случилось?

Накари легко потянул ее за руку, так, что она немного потеряла равновесие. Когда Джоли столкнулась с его огромным телом, он осторожно развернул ее, прислонив спиной к своей широкой груди. Его мощные, мускулистые руки обняли ее, крепко прижимая к телу. Она точно вписалась в него, словно была его слепком. Ее сердце застучало быстрей, а ноги задрожали.

— Тссс, — успокоил Накари.

Его губы оказались чуть выше ее правого уха. Он сильнее прижал ее правой рукой, поглаживая волосы левой, успокаивая своим размеренным голосом. Он ненавидел это принуждение, эту уловку, зная, что в течение одной минуты, одного мгновения жизнь Джоли Андерсон необратимо изменится. Она пройдет от осторожной надежды — от жизни, наполненной любовью и дружбой к своей драгоценной сестре — к глубокому, невыносимому горю. От жизни вдвоем к одиночеству. От совместных переживаний к воспоминаниям о потерянной жизни. Ее мир навечно трагически изменится.

Амулет на груди Накари слабо засветился, и он почувствовал, как его стало обволакивать чувство уверенности. Его собственный брат. Его близнец. Дотянулся до него из долины Духов и света, чтобы напомнить, что смерть не разделяла навеки, а была лишь переходом в другой мир. Чтобы заверить его, что любовь между душами продолжает жить.

Накари вдохнул запах Джоли чуть повыше яремной вены и затем осторожно склонил ее голову набок. Стирание человеческих воспоминаний было таким легким, слишком легким делом. Оно не требовало ничего, кроме сильного умственного зондирования, психического вторжения. Но замена воспоминаний такой сложности — создать то, чего здесь никогда не было, переписать неврологические пути — требовала более глубокой связи. Такой, какая может быть сформирована только через обмен кровью и ядом. Ее жизненная сила в него, его жизненная сила в нее. Первое будет безболезненным и простым. Кормление — лишь форма искусства для взрослого вампира. Оно может быть выполнено за несколько секунд. При желании жертва никогда не узнает, что произошло. Но введение яда всегда болезненно. К счастью, ей потребуется всего лишь несколько капель.

— Расслабься, — прошептал он ей на ухо. — Положи голову на мое плечо, Джоли, и расслабься.

Ее голова откинулась назад, но закрытые глаза двигались, несмотря на то, что ее тело безвольно прижалось к нему. Она весила не больше ста двадцати фунтов[14], и он держал ее одной рукой, не прилагая вообще никаких усилий.

Накари настроился на манящий звук пульса — медленное, устойчивое биение на ее шее. Он приоткрыл рот и позволил своим клыкам удлиниться до двух острых кончиков. Джоли вздрогнула, словно почувствовав его намерение, но он мягко потерся носом о ее шею, и девушка снова ему подчинилась. Накари укусил с отточенной временем точностью, погружая клыки глубоко в яремную вену, одним плавным, безупречным движением. Он заблокировал ее страх и боль прежде, чем ее мозг смог их осознать.

Ее тело резко дернулось и начало биться в конвульсиях, но это была нормальная реакция, и эффект должен был ослабнуть меньше чем через тридцать секунд.

Накари сделал несколько глубоких, пьянящих глотков теплой, сочной субстанции из вены и проанализировал ее, когда она проскользнула в горло. Ее характер, потребности, надежды, страхи, состав ДНК, так же как и вневременные генетические воспоминания — то, что определяло Джоли Андерсон как уникальную личность. В конечном счете, так было нужно сделать, чтобы имплантировать воспоминания, которые стали бы реальными для ее чувств, своеобразного способа существования и знаний, чтобы они смогли прижиться. Когда он выпил достаточно, то осторожно извлек клыки и позволил резцам увеличиться. Две капли яда помогли закрыться ранкам, но невозможно было ввести большую дозу, бережно и безболезненно. Зная, что ее страдания прекратятся, как только он сотрет ей память, Накари решил быстро с этим покончить.

Зажав ее талию руками и удерживая крепко, словно в тисках, он парализовал ее голосовые связки так, что она не могла плакать, и стремительно укусил у основания горла над ключицей. Быстро ввел яд — не было никакого смысла растягивать процедуру — и она начала по-настоящему отбиваться. Ее глаза выдавали панику, а руки молотили, желая избавиться от источника боли.

— Нет… остановись… — Она простонала эти слова, на лице читалась отчаяние.

Накари закрыл глаза и сосредоточился.

Еще немного…

Он почувствовал порог — то магическое место соединения, где его сущность достаточно сильно переплеталась с ее, чтобы начать создавать новую реальность. Создатель наделил человеческих существ не только свободой воли, но и физическими законами, которые позволяли им творить с помощью своего разума, мыслей и слов. Хотя мало кто знал, что они могут такое делать, все, о чем люди думали и произносили, буквально сохранялось бытием на длительный период времени. Однако эта способность была ограничена одним обстоятельством: поскольку человек не мог творить нигде, кроме своей собственной реальности, слияние сущностей или душ необходимо было провести в сознании Джоли.

Когда боль стала невыносимой, а ее сопротивление усилилось, Накари почувствовал внезапный прилив энергии — отпечаток души Джоли, который свободно перетекал через его собственное ДНК. Он быстро извлек клыки, стер боль из ее памяти и захватил ум, все ее сознание, в свой психический контроль. Будучи мастером, он принялся плести новые ответвления вдоль старых нервных соединений, вставляя яркие воспоминания о происшествии, ужасной потере, похоронах и новой жизни без любимой сестры. Он сделал это реальностью, связывая каждое воспоминание со всеми пятью органами чувств, соединяя суть всего этого с ее душой.

Когда он закончил замену воспоминаний Джоли, то стер знание о своем визите и действиях, мягко приказал ей уснуть и отнес на диван, прикрыв брошенным рядом одеялом. Уложив девушку, он безмолвно произнес возле ее виска: «Я сожалею», — и медленно попятился.

Он потратил меньше пяти минут, меняя обстановку в квартире таким образом, чтобы было похоже, будто Джейн не жила здесь в течение нескольких месяцев.

«Рамзи, — мысленно сообщил он стражу, возглавлявшему в доме Джейдона команды зачистки, — я закончил с семьей Джейн.

«Хорошо, — ответил Рамзи. — Боюсь, что мы нашли еще два тела. Твоя работа сегодня ночью еще не закончена, Маг».

Накари вздохнул и потер глаза. Он устал от всех этих смертей и горя. Но это происходило слишком близко к дому. В его сознании мелькнули воспоминания о недавнем собрании воинов с Наполеаном и странном поведении короля. Было что-то невидимое, неописуемое в той комнате, тонкий налет черной магии и… зла. Кто бы это ни сделал, он таким образом попытался прикрыть свои мерзкие следы. Накари почувствовал что-то неправильное. И чем бы это ни было, оно преследовало их суверена. Это использовали против Наполеана.

И довольно успешно.

У Накари было больше вопросов, чем ответов. Определенно не хватало информации, чтобы обратиться к братьям, но в одном он был уверен. Если продолжать разбавлять свою кровь и энергию кровью стольких людей — таким большим количеством печальных, скорбящих и растерянных существ — его сила ослабнет к тому моменту, когда он будет больше всего в ней нуждаться.

«Рамзи, — позвал он, ментальный голос был наполнен решимостью. — Для меня становится слишком тяжело самостоятельно справляться с трудными случаями. Я не могу объяснить прямо сейчас, но энергетически возрастает угроза для дома Джейдона с каждым укушенным мной человеком. Дай знать Наполеану, что я хочу обратиться с призывом к совету магов Румынского университета. Хочу потребовать присутствия еще двух мастеров, моих одноклассников Нико Дурсяка и Янкеля Лузански, для помощи в моей работе, пока не минует кризис».

«Черт, — Тон Рамзи отразил всю серьезность ситуации. — Ты уверен?»

Страж должен был знать, что Накари не попросил бы о помощи, пока это не стало бы крайне необходимо.

«Да… Я уверен».

«Ну, хорошо, — согласился Рамзи. — Я сообщу нашему господину о твоем решении. Ты можешь сегодня позаботиться о других семьях? Пока не прибудут твои коллеги?»

Накари через плечо взглянул на спящую на диване девушку. Он зажмурил глаза, погладил амулет и медленно направился к входной двери, тихо закрывая ее за собой.

«Конечно, я сделаю все, что от меня требуется».

Подняв глаза к красивому ночному небу, он произнес молитву к своему божественному покровителю, Персею[15]: «Дай мне мудрость, Господи, чтобы понять, что происходит с Наполеаном. А до тех пор, пожалуйста, пришли поскорее моих коллег магов!» 

Глава 8

Был ранний вечер воскресенья. Прошло два дня с того момента, как Наполеан забрал Брук из гостиницы «Темная луна». Два дня с того момента, как она обнаружила, что является предопределенной судьбой — супругой — древнего короля вампиров. Наполеан развернул ее, держа за талию, пока плечи женщины не встали под прямым углом к востоку и быстро шагнул назад, желая дать ей достаточно свободного пространства.

Он делал так с тех пор, как она в достаточной степени расслабилась, чтобы принимать душ в особняке: оставлял ей пространство для передвижений и тишину для мыслей. Кроме этого, он предоставил Брук полный доступ к летописям своего народа, хранящимся в «Зале правосудия», осознавая, что она по своей природе аналитик. Брук Адамс лучше будет читать историю дома Джейдона, чем слушать подробную лекцию. Она лучше сможет уловить суть «Кровавого проклятия», анализируя подлинную статистику записей о браках и рождении — о судьбах и жертвоприношениях — чем слушая попытки Наполеана рассказать о странном и древнем народе. Слишком много нужно было понять за короткий промежуток времени, и Наполеан сделал ставку на то, что Брук лучше разберется в истории принцев Джейдона и Джегера, читая все сама.

И ее необходимо было оставить в покое, чтобы она смогла это сделать.

Ей нужно было обработать огромное количество информации, и Наполеан дал ей покой, тишину и пространство для этого.

Казалось, это помогло.

Наполеан увидел, что за два дня Брук усвоила, или, по крайней мере, просмотрела больше материала, чем смог бы любой другой человек. Надев симпатичные дизайнерские очки в черной оправе, она устроилась в его кабинете рядом с тихо горящим огнем и поглотила каждый кусочек литературы, что он ей принес. Чтение о реальности, казалось, удерживало ее на расстоянии вытянутой руки от необходимости сталкиваться с ней. Пока реальность оставалась на страницах книги, все могло оставаться вымыслом.

Но это не было вымыслом.

И временами скатывающиеся из ее прекрасных глаз слезы, выворачивающие душу мольбы отпустить, позволить вернуться домой, позвонить лучшей подруге Тиффани, затрагивали самые глубочайшие струны души Наполеана. Несколько предметов мебели были помяты, а несколько бесценных артефактов целиком уничтожены, когда два раза ее переполнило желание убежать, женщина отчаянно сражалась за свою свободу. Но, в конце концов, Брук справилась с тревожной ситуацией с большим изяществом и вежливостью, чем Наполеан мог бы просить.

— Ты готова? — спросил он, осторожно убирая руки с ее глаз, до сих пор удивленный тем, что она позволила ему отвести себя в каньон с завязанными глазами.

— Настолько, насколько это возможно.

Она несколько раз моргнула, медленно поднимая голову, и когда вдохнула свежий воздух, ее рот приоткрылся.

Наполеан улыбнулся, довольный ее реакцией.

— Красиво, да?

Брук глянула на него через плечо и перевела взгляд на великолепный водопад высотой в двести футов[16], каскадом падающий из глубокой расщелины в красной скале. Вода ниспадала стремительными волнами, набегающими друг за другом в гипнотическом ритме, и разлеталась блестящими брызгами в глубокий пруд у подножья скалы.

— Это… удивительно, — выдохнула она, рассеяно делая шаг вперед, словно привлеченная захватывающим звуком.

Наполеан сохранял дистанцию.

— Этот каньон, — указал он на выступающие скалы вокруг, — своего рода мое убежище, — Вампир прислонился к большому гладкому камню и скрестил руки на груди. — Оно огорожено…

— Огорожено? — перебила Брук, глядя на горные вершины, совершенно не замечая, что начала свободно задавать ему вопросы.

— Да, — ответил Наполеан. — Защитным заклинанием. Очень тонким, но мощным барьером, которое отпугивает других.

Брук обернулась. Ее темно синие глаза затуманились от испуга.

— Ты имеешь в виду… темных?

Наполеан пожал плечами.

— Ну да, но не только их. Я имею в виду также и дом Джейдона. Ограда не пропускает никого. До сих пор это место никто не видел, кроме меня. Это моя личная цитадель.

Брук судорожно сглотнула, и Наполеан смог это услышать, как и устойчивое биение ее пульса на шее. Он перевел дыхание.

— Я хотел, чтобы ты увидела… более мягкую… сторону моего мира.

Брук нахмурилась.

— Более мягкую? Жертвоприношения… темные… проклятия… Хмм.

Она отвернулась и сделала несколько шагов к водопаду, засунув руки в карманы джинсов. Ее мягкие, шелковистые волосы переливались, покачиваясь над грациозным изгибом плеч, когда она двигалась. Она была по-настоящему красивой, и Наполеан любовался ею с растущим удовлетворением. Глядя на воду, она прочистила горло.

— Что ж, теперь будет уместно… когда мы находимся здесь… задать тебе несколько вопросов?

Наполеан не шелохнулся. У него не дрогнул ни один мускул.

Он слишком боялся напугать, разубедить ее. Мужчина пообещал, что отведет ее в спокойное место, где они смогут поговорить. Место, где она сможет задать ему любые вопросы, какие захочет.

Похоже, обстановка сама по себе располагала к этому. Рев водопада, достаточное расстояние между ними, позволяющее ей безопасно стоять к нему спиной, а также естественная безмятежность теплого осеннего вечера в одной из самых красивых долин «Роки-Маунтин». В этом месте не было ничего искусственного или навязанного: на самом деле оно предлагало наблюдателю одновременно мощь и покой.

Если Брук была готова воспользоваться моментом, — то ли потому, что не чувствовала себя загнанной в ловушку и осознавала, что время истекало, то ли потому, что понимала, лучшего момента не представится, — Наполеан горячо приветствовал их первый по-настоящему открытый разговор.

— Да, — прошептал он.

— Хорошо, — согласилась она, вытаскивая руки из карманов и скрещивая их на талии. — Чего я… действительно не понимаю…

Ее слова затихли, и женщина вздрогнула, словно враз лишившись смелости.

— Чего ты не понимаешь, Брук?

Его голос был нежным, ободряющим.

— Я не понимаю, как… как тебе это удалось? Я имею в виду, мои коллеги? Тиффани? Разве они не хватятся меня? Не начнут искать? В ее голосе была нотка надежды, и хотя Наполеан сожалел о ее потере, он знал, что этого не случится. Никто не придет к ней на помощь. Кроме того, он не мог сейчас ее потерять.

Он пнул маленькую шишку под ногами, но остался стоять, привалившись к скале и осматривая неровные ряды вечнозеленых растений и дрожащих осин, разбросанных по ущелью, а также заросли райграса[17] вокруг круглого пруда.

— Рамзи изменил воспоминания Тиффани, потому она непременно предупредит твоих коллег из «Праймера», — коротко и ясно объяснил он. — Насколько им известно, ты осталась еще на несколько недель в гостинице… отойти от стресса… насладиться спа, покататься верхом, зарядиться энергией, прежде чем снова вернуться к ежедневной рутине.

Брук обхватила себя руками, словно ей внезапно стало холодно, хотя вокруг царило благодатное тепло.

— Тиффани знает меня очень хорошо. Она знает, что я бы не осталась здесь одна. На такой долгий срок… Просто на работе сейчас много чего происходит. Она удивится и начнет искать. Я знаю, она…

— Брук…

Наполеан не собирался играть с этой женщиной или вводить в заблуждение. Ее судьба была связана с ним, и он никогда ее не отпустит. А также не будет поддерживать в ней ложную надежду.

— Тиффани поверит во все, что внушил ей Рамзи, потому что это та власть, которой обладают вампиры. Мне… жаль. Она не будет тебя искать. Как и другие знакомые с работы, — Наполеан вздохнул, потому что правда была не тем, что Брук, очевидно, хотела услышать, а он отчаянно желал завоевать ее признательность. — И ты уже должна была понять, что никто из людей не в силах отобрать тебя у меня.

Брук повернулась к нему, ее потрясающие глаза сверкали от гнева.

— И ты заберешь все это у меня, Наполеан? Мою лучшую подругу? Мою работу? Мою карьеру? Все, что было частью моей жизни до этого момента?

Наполеан шагнул вперед, но Брук испуганно отступила. Ее глаза метались по ущелью, словно ища путь к отступлению, безопасное место, куда можно было бы сбежать.

— Нет, — возразил Наполеан, протягивая руку. — Я не собираюсь причинять тебе вред.

Брук прижала пальцы к уголкам глаз в попытке сдержать слезы.

— Черт тебя дери, я не хочу снова плакать.

— И не надо, — умолял он, остановившись в нескольких футах перед ней так, чтобы она перестала пятиться. — Я надеюсь, что ты сохранишь дружеские отношения, особенно с Тиффани. Я видел твои воспоминания и знаю, что она для тебя значит. Как только ты перестанешь искать способ убежать, примешь свою судьбу — нашу судьбу — мы поприветствуем ее в нашей жизни.

И тут Брук неискренне рассмеялась.

— О, дааа, прямо вижу, как это произойдет. Привет, Тифф, познакомься с моим новым парнем… королем вампиров. Потусуемся в пятницу? Может, заглянем в банк крови или типа того.

Как только она это произнесла, лицо женщины изменилось. Она выглядела неуверенной и испуганной, подобно человеку, случайно открывшему клетку с опасным тигром.

Наполеан нахмурился и ждал, чтобы она увидела — он не бешеное животное или скорее не неуравновешенный вампир. Рядом с Брук Наполеан становился просто беспомощным мужчиной, который был не в состоянии заставить ее понять, как много он мог дать, если бы она только позволила. Мужчина нахмурился сильнее.

— Парень? — усмехнулся он. В голосе мелькнул намек на раздражение.

— Это просто слово, — объяснила она разочарованно. Женщина хотела отвести взгляд и ахнула, когда вампир внезапно оказался перед ней так близко, что их руки теперь соприкасались. — Что ты делаешь?

Он наклонился и приподнял ее лицо за подбородок.

— Посмотри на меня, Брук.

Она попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла продержаться больше секунды.

— Что?

— Я кто угодно, — прошептал он, — но только не юный парнишка.

Она покачала головой, словно отмахнувшись от его слов… от небрежного употребления ею этого слова.

Его рука сжалась, но не настолько, чтобы причинить боль.

— Мне сотни лет. Я видел столько всего, что ты даже не можешь себе представить и пережил такое, с чем ты никогда не столкнешься. Я несу бремя за пределами твоего воображения. Жизни сотен мужчин — семей — зависят от меня: их обязанности, страхи, надежды… души. Я защищаю людей в этой долине от силы, которая может их уничтожить, если мои воины лишь пожелают этого. Я ищу равновесия для этой земли — для твоего вида — чтобы моя собственная раса не истребила вашу, — Он нежно погладил ее щеку. — Я еще не заслужил твоего уважения или любви, но я отнюдь не парнишка. И это не игра.

К его большому удивлению, она расправила плечи, вздернула подбородок и, смотря ему прямо в глаза, начала говорить в своей, сугубо деловой манере:

— Ну что же, ладно, милорд. Кажется, так к вам обращаются?

Наполеан поморщился, но не ответил. Боги, женщина оказалась упрямой.

— Тогда давай будем полностью честны друг с другом. Если ты… — Она помолчала. — Если ты весь из себя такой многогранный, то чего же требуешь от меня? Если я не могу представить или постичь… или понять твой мир, то как смогу в него вписаться?

Наполеан покачал головой и ненадолго прикрыл глаза. Когда он вновь их распахнул, то знал, что они светятся не гневно, а властно.

— Боги никогда не ошибаются. Ты мне подходишь, Брук. В этом я не сомневаюсь.

— Нет! — Она в отчаянии махнула рукой. — Я не подхожу! — Женщина уперла руки в бедра. — Ты ежедневно ведешь за собой воинов. А я… я создаю маркетинговые компании, чтобы продавать… мыло, нижнее белье и пиццу! Черт, иногда бумажные изделия! Я ничего не знаю о чести или о том, как руководить вампирами и бороться с тьмой.

Наполеан тихо и протяжно присвистнул.

— Ну и к чему это? — спросила она вызывающе.

Он тщательно подбирал свои слова.

— Ты до сих пор думаешь, что я не видел твои воспоминания? Не попросил моих людей предоставить мне полную информацию о твоей жизни?

Ее глаза округлились, женщина выглядела обиженной.

Он покачал головой.

— Брук, ты должна понять — я не просто обычный мужчина, и ты не просто обычная женщина. То, что мы делаем, всегда должно быть в интересах большинства. У меня нет времени, как у других воинов, чтобы поухаживать за тобой и узнать получше. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое зависит от нашей пары. И это слишком большой соблазн для моих врагов. Я всегда буду защищать тебя, всегда буду защищать дом Джейдона — даже в ущерб этикету.

Брук напряглась и отступила еще на шаг, замерев на сырой траве у края пруда, в нескольких дюймах от бурлящей воды.

— Я…

— Тебе двадцать девять. Ты работаешь в компании меньше двух лет, и уже занимаешь пост старшего бизнес-партнера в «Праймере». Больше пятидесяти процентов доходов компании за последний год получено за счет твоих заказчиков, твоих оригинальных идей и твоих инновационных кампаний, которые компания тут же запатентовала. Ты продвигаешь свой отдел и поддерживаешь отношения, которые удовлетворяют клиентов «Праймер». И я должен добавить, они все после этого продолжают сотрудничество с компанией. Ты приехала на эту конференцию, уже опережая всех своих конкурентов, чтобы представить новую, революционную концепцию в маркетинге — простой, но гениальный подход, который утроит прибыль компании менее чем за пять лет, — Он шагнул назад и попытался говорить спокойнее. — И все это ты делала под постоянным давлением, терпя сексуальные домогательства и невежественное, непростительное пренебрежение к твоему таланту просто потому, что ты женщина, — Он глухо зарычал, пытаясь передать свое отвращение. — И все же ты продолжала работать с исключительным упорством, зная, что это когда-нибудь окупится.

Его взгляд переместился на ее полную нижнюю губу, на удивленное и заинтригованное выражение лица.

— Ты много знаешь о лидерстве, Брук.

Он отвернулся в надежде скрыть от ее взгляда свой гнев.

— И ты очень много знаешь о чести и борьбе с тьмой.

Брук проглотила комок в горле, и он ощутил, как в ней усилилось чувство тревоги, словно женщина точно знала, что за этим последует.

— Сколько тебе было лет, Брук? — спросил он ее напрямую. Тема была слишком важна, чтобы относиться к ней по-другому. — Когда ты сражалась с тем монстром?

— Каким монстром?

— Ты знаешь, с каким.

Она побледнела.

— Не надо Наполеан.

— С твоим отчимом. Сколько лет тебе было?

Брук покачала головой. Она начала отступать, но идти было некуда. Замерев на месте, она посмотрела на него и впервые показалась беспомощной.

— Пожалуйста… не надо.

— Чего не надо? — прошептал он. Голос был серьезным, как и предмет разговора. — Не напоминать тебе, что ты была шестилетней девочкой, — он стиснул зубы, проскрежетав ими, —запертой в доме с сорока двух летним мужчиной, монстром, таким же темным как сама ночь и гораздо более злобным?

Брук попыталась отвернуться, но он протянул руку и, держа ее за подбородок, не позволил отвести взгляда.

— Ты сражалась как воин, Брук, и смогла перехитрить его. Ты его переиграла. Ты ушла живой.

По ее лицу начали течь слезы и узенькие плечи задрожали.

— А честь? — продолжал он. — Ты знала, что твоя мать не была такой сильной, как ты. Ты знала, что она не сможет посмотреть правде в глаза, когда ты дашь показания в суде. Не сможет заглянуть в зеркало, которое отразило бы ее собственную слабость всему миру. Но ты все же знала, что это было правильным поступком. И сделала это. Ты пожертвовала безопасностью семьи и надеждой на примирение, чтобы поступить по-честному. И ты сидела в зале суда, выдерживая косые взгляды взрослых, и демонстрируя невероятное мужество на протяжении шести дней, — он остановился и вздохнул. — Ты была более чем храброй, Брук. Ты была героем.

Брук больше не могла этого выносить. Отчаянно желая уйти, она позабыла, где находилась и шагнула назад, теряя равновесие и падая в пруд. Она даже не успела вскрикнуть, а Наполеан уже держал ее на руках. И они просто парили над поверхностью воды, медленно дрейфуя в сторону берега.

Невольно Брук схватилась за его плечи, жалобно всхлипывая.

— Откуда ты узнал? — Она отвела глаза и покачала головой. — Ты вторгся в мои самые сокровенные воспоминания?

— Нет, — опроверг Наполеан. — В ту ночь, когда мы встретились в такси… твой страх… Ты передавала свое прошлое, Брук. Ты моя судьба. Как я мог не услышать такие страдания?

Она дрожала под тяжестью воспоминаний. В отчаянии женщина вытерла глаза тыльной стороной ладони, продолжая крепко обнимать его за плечи, хотя они уже стояли на твердой земле.

— Мужество и лидерство, — сказал Наполеан, — это не только грубая сила и даже не принадлежность к сверхъестественным видам. Это то, когда ты стоишь, хотя все вокруг сидят. Смотришь в лицо невзгодам, когда другие предпочитают от них убегать. Уверенно ведешь за собой в бой, так что твои последователи верят, что победа возможна.

Слезы тихо катились по ее щекам, а голова покоилась на плече мужчины. Брук прижималась к нему, тихо всхлипывая, словно ища утешения.

— Сколько лет он провел в тюрьме, Брук? — спросил Наполеан. Он не извлек эту информацию из ее памяти, не желая узнать больше, чем она невольно поведала. Но знание того, через что она прошла, резало его словно ножом. — Сколько?

Она покачала головой, потерлась носом о его руку.

— Скажем так, это не стоило обращения в суд. Это было несправедливо.

— Сколько?

Она посмотрела вверх и встретилась с ним взглядом.

— Два с половиной года.

Наполеан замер, позволяя словам проникнуть в сознание, а затем сильнее прижал ее к себе, удерживая свою судьбу в крепких, нерушимых объятиях.

Прошептал ей в ухо, тихо и беспощадно:

— Я — правосудие, Брук. Для тебя здесь всегда будет справедливость.

Она замерла.

— Что ты сказал?

Он покачал головой.

— Ничего. Это не имеет значения.

Она глубоко вздохнула.

— Нет, имеет. Что ты имел в виду? — Она пробормотала эти слова в его грудь. — О чем ты говоришь, Наполеан?

— Я говорю, что тот, кто причинил тебе вред, больше не ходит среди живых.

Она ахнула, но ничего не сказала, и он знал, — теперь женщина, наконец-то, стала по-настоящему слушать.

— Прислушайся ко мне, Брук, — промурлыкал он. Его голос демонстрировал жаркое обещание быть верным их союзу. — Ты должна понимать, кому и чему тебе предначертано стать супругой. Я суверенный король древней расы, потомков богов и людей. Я — правосудие

* * *
Брук Адамс почувствовала отзвук слов Наполеана глубоко в своей душе, и сила его откровения каким-то образом пробудила другое воспоминание.

Видение? Сон?

Воображаемый детский друг возникал в сознании маленькой девочки во времена отчаяния.

— О боже!

Брук вдруг ахнула, отодвигаясь от груди Наполеана так, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Что? — спросил Наполеан, сразу забеспокоившись. — Что такое?

Она в недоверии покачала головой.

— Ты. Так это был ты!

Она заглянула ему в глаза и стала присматриваться, пристально изучая его, словно видела в первый раз. По собственному желанию, а не по принуждению разглядывая в мельчайших подробностях каждую черточку его прекрасного лица. Она невольно протянула руку и прикоснулась к его волосам. Потерла их между пальцами, проверяя структуру, и легко выпустила.

— Ты был там со мной?

Наполеан покачал головой.

— Прости… Я честно не понимаю, что ты имеешь в виду.

Брук посмотрела вдаль, не обращая внимания на пейзаж вокруг. То, что она видела, было не в этом ущелье, а где-то намного, намного дальше — в воспоминаниях из прошлого.

— Когда я была ребенком, — она тяжело сглотнула, — и находилась в домике с моим отчимом, я представляла в своем воображении так много всего… Что угодно, чтобы пройти через это. Выжить.

Наполеан взял ее руку и крепко сжал в своей. Впервые его прикосновение не испугало ее.

Она не отстранилась.

Брук услышала глухой звук, как будто издалека, печальный напев, словно бормотание ребенка и поняла, что он шел из ее собственного горла. Она успокоила себя, зная, что ей нужно через это пройти.

— Иногда поздно ночью он загонял меня в угол. Знаешь, чтобы меня потрогать… — Она изо всех сил пыталась сосредоточиться, и его глаза потускнели, как будто он тоже боролся, отчаянно пытаясь сдержать какие-то глубокие, первобытные эмоции.

— И? — поинтересовался он сквозь стиснутые зубы.

Она сглотнула.

— И я представляла, что была кем-то другим, кем-то действительно сильным, кого он никогда не сможет ранить. Парнем. Нет, не правильно. Мужчиной, — она опустила взгляд, чувствуя знакомую боль от стыда. — Так я была менее уязвима… по крайней мере, в моем сознании.

Наполеан кивнул.

— Конечно.

Доброта в его глазах была непостижима.

Потом она прошептала, зная, что это был единственный способ сказать ему правду.

— Мое имя было… Наполеон, — в ее глазах застыли слезы, но голос стал тверже. — Ну знаешь, как у дважды императора Франции и военачальника. Мы только недавно проходили его в первом классе, и в моем воображении он был грозной личностью, — она быстро моргнула, несколько капель упали с ее щек. — Не могу поверить, что я забыла… за все эти годы. Именно благодаря этому, главным образом, я все и пережила.

Впервые с того момента, как она его встретила, король вампиров, казалось, потерял дар речи. На самом деле он стоял неподвижно словно статуя, его глаза не отрывались от нее, словно глядели прямо в душу. И в этот миг он казался ей греческим богом, воплощением власти и силы — абсолютного достоинства. Как будто он был скульптурой в музее, сохранившейся со времен античности. И его великолепие вызывало тревогу.

Брук взглянула на сильную руку, сжимавшую ее собственную с состраданием и напряженностью. Очнувшись, она внезапно почувствовала, что не может больше выносить его прикосновения. И мягко оттолкнула его, заставляя отступить.

— В моей голове, — она постучала указательным пальцем по виску, — я держала могущественный меч — меч Андромеды — и представляла себе, как протыкаю им сердце своего отчима снова и снова, отрезаю ему руки и…

— Что ты сказала? — голос Наполеана был едва слышным, глаза едва не пылали от напряжения: зрачки стали глубокого багрово-красного цвета, — что, как ни странно, привлекало ее, несмотря на кажущуюся дикость. — Твой воображаемый меч… Как ты его назвала? — повторил он.

Она прочистила горло, пытаясь сосредоточиться.

— Андромеда.

В этот момент его глаза словно зажглись потусторонним светом, и Брук могла поклясться, что температура вокруг них поднялась на пару градусов, словно вселенная включила невидимый нагреватель. Листья на деревьях начали тихонько шелестеть, а птицы покинули свои насесты на качающихся ветвях. Не зная хорошо это или плохо, она смягчила голос.

— Может мне следует остановиться?

— Нет, — возразил он, — пожалуйста… расскажи мне, — голос вампира звучал как нежный музыкальный инструмент для ее ушей. — Ты назвала свой меч Андромедой

Его тон умолял ее продолжать.

Она кивнула.

— Да… Андромеда… И знаешь, что было самое безумное?

Он покачал головой.

— Нет. Что?

Она начала отвечать, но внезапно потеряла ход мыслей. По какой-то необъяснимой причине она не могла прекратить смотреть ему в глаза.

— Что было самым безумным?

Господи, он действительно был великолепен.

— Брук?

Она продолжала смотреть на Наполеана, и ее сердце начало стучать быстрее. Этот мужчина — нет, этот вампир — похитил ее, бросил в мир настолько пугающий и странный, что ее мозг до сих пор не мог постичь его величия. И отказывался отпускать. Инстинкт самосохранения настаивал, чтобы она противостояла ему, просил любым способом избегать мужчину, и она выжидала подходящего момента. Но здесь и сейчас, в этот напряженный момент, он был самым сильным и красивым созданием, которое она когда-либо видела.

— Брук!

Его темные пленительные глаза пронизывали словно два лазера, мягко закругленной миндалевидной формы, обрамленные густыми темными ресницами. Почему она не замечала этого раньше?

— Draga mea[18], ты меня слышишь?

Его прекрасный квадратный подбородок был напряженным, демонстрируя железную решимость мужчины, его смягчала лишь неестественно гладкая кожа. Помогите ей небеса, он был… потрясающим.

— Где ты витаешь?

Наполеан слегка наморщил лоб, но это только усилило поразительную красоту его лица. Она просто не могла им налюбоваться, словно поймала неожиданный ракурс солнца в пурпурном небе.

— Брук

Словно откуда-то издалека она услышала свое имя и заставила себя вернуться в реальность. Разговор? О чем он был? О да… безумным было

— Безумным было то, что он остановился.

Наполеан моргнул, и его бровь вопросительно приподнялась.

— Твой отчим?

Она зажмурилась и кивнула.

— Да. Я представляла, как размахиваю этим могущественным мечом снова и снова в своих мыслях, пока не почувствовала, что вокруг нас словно вспыхнуло пламя, и он отступил — словно испугался — а затем вообще… перестал ко мне прикасаться.

Наполеан с трудом сглотнул, и его челюсти разжались.

— Тогда он фактически никогда…

— Нет, — она решительно покачала головой. — Но я не могу сказать, что он не пытался.

Наполеан дотянулся до нее и нежно обхватил лицо женщины руками. Внезапно Брук ощутила, словно теплый ветер подул на нее, а кожу под подушечками его пальцев стало покалывать. Он ей улыбнулся и обожание — убежденность — в этих гипнотических глазах было безошибочным. В своем сознании он верил, что она уже принадлежала ему. Наполеан убрал руки от ее лица, отчего Брук сразу же ощутила странное чувство потери, а затем взял ее предплечье в свою левую руку и тихо провел указательным пальцем правой по линиям на ее запястье.

— Ты видишь эти знаки? — спросил он.

Она посмотрела на странное тату за неимением более подходящего слова. Причудливое сплетение линий и узоров, которое появилось на ее запястье в ночь, когда Наполеан забрал ее. В ночь, когда луна стала кроваво-красной. Это было четкое изображение женщины с опущенным лицом, ее левая рука была вытянута, а правая полусогнута. Казалось, она плыла по небу.

Брук кивнула.

— Да, я их вижу.

Затем она вспомнила рассказы Наполеана. Это был знак от богов — то же самое изображение, что появилось на небе, когда он ее нашел.

— Оно олицетворяет… правящее созвездие вампиров, — прошептала она, вспоминая многочисленные истории, прочитанные в его библиотеке.

Он улыбнулся.

— Да, Брук. Ты смогла усвоить большой объем информации настолько быстро, что это даже удивительно. Но это, — он указал на уникальное изображение, запечатленное на ее руке, — это значит гораздо больше.

Она покачала головой, ничего не понимая.

Наполеан благоговейно потер пальцем очертания женщины.

— Это богиня Андромеда. Она является моим правящим созвездием и именно под ее защитой и «Кровавой луной» наши души соединились. Она является той, кто выбрал тебя… для меня.

Брук немного склонила голову набок, с трудом пытаясь понять, о чем говорил Наполеан.

— И меч Андромеды не выдумка, — продолжил он. — Это единственная семейная реликвия, которой я обладаю, она передавалась из поколения в поколение. И досталась мне после смерти отца. Ты понимаешь, о чем я говорю, Брук?

Брук пристально на него посмотрела, внимательно изучая каждую черточку лица и малейшее колебание голоса. Она полностью не понимала… пока, но очень хотела.

— Помоги мне понять, — прошептала она.

Его улыбка стала по-настоящему сияющей.

— Это не было случайностью, что отчим уступил силе твоего воображаемого меча — силе Андромеды. С тобой была богиня, Брук. Все прошедшие годы. Защищая тебя для меня. Мы были предназначены друг другу еще до твоего рождения.

И сейчас она потеряла дар речи.

Его лучезарная улыбка смягчилась, излучая теплый свет чистой, безусловной любви.

— Сможешь ли ты обдумать возможность того, что все это, — он указал рукой на себя и на все, что их окружало, — не только реально, но и правильно?

Она вздохнула.

Наполеан.

Его имя было шепотом в ее сознании.

Важной частью ее клеточной памяти.

Наполеан Мондрагон — хранитель меча Андромеды.

Она моргнула, и ее сердце наполнилось удивлением. Это не могло быть правдой. Он не мог быть реальным. Как она могла не знать, что существовали другие миры, — целые виды, проживающие отдельно от человеческой расы — процветающие тайно от большей части населения земли? Она снова взглянула на свое запястье.

Это казалось вполне реальным.

И та роковая ночь — ночь «‎Кровавой луны» — тоже была реальной. Как и звезды на небе.

Как Андромеда.

И ее воображаемый меч.

Она медленно покачала головой, когда полностью все осознала: неделя в том доме с отчимом была реальной, так же как и все те годы, что она прожила в одиночестве, без семьи.

Она почувствовала изучающий взгляд Наполеана, и твердо посмотрела ему в глаза, пытаясь разглядеть там правду.

— Я не знаю чему верить, — прошептала она. — Это все кажется таким невозможным, — Глаза Брук увлажнились, и она снова начала дрожать. — Я так… боюсь, — ну вот, она произнесла это вслух. — Тебя, — добавила, собирая все свое мужество. — Мира, из которого ты пришел. Всего этого, — Ее дыхание перешло в короткие вздохи. — Я чувствую, словно меня забросило в прошлое, словно я снова на озере, насильно заперта в том доме, и я… я… — Она подавила рыдание. — Я пообещала себе, что больше никогда не окажусь в подобной ситуации. Не знаю, что теперь делать.

Наполеан медленно, спокойно выдохнул и протянул ей руку.

— Ingerul meu, ангел мой, подойди ко мне. Брук, послушай свое сердце и позволь мне навсегда забрать твой страх, — он раскрыл руки и не отпускал ее взгляда. — Просто один шаг навстречу.

Брук посмотрела на огромного мужчину, стоящего перед ней с широко раскинутыми руками. Он был древним хищником, более могущественным, чем все, с чем она когда-либо сталкивалась, и в два раза смертоноснее, пускай даже выглядел сейчас таким нежным… уязвимым… доброжелательным.

Но она точно знала — у него были клыки. У него были определенные… намерения.

— Ты рано или поздно меня укусишь, — пробормотала она, сама удивляясь своим словам. Наполеан не дрогнул, но и не стал этого отрицать.

— Просто один шаг, Draga mea.

— Ты причинишь мне боль.

Он покачал головой.

— Жизнь была сурова к тебе, но здесь ты найдешь убежище. Иди ко мне, Брук.

— Ты попросишь меня столкнуться с вещами… творить ужасные и страшные вещи, которые я не готова или не в состоянии сделать.

— Давай решать проблемы по мере поступления. Ты не можешь понять все и сразу, я тебя и не прошу об этом. Но ты можешь избавиться от своих страхов. Я могу забрать их у тебя, если ты мне позволишь.

— Это манипулирование сознанием, — возразила она.

— Сострадание, — не согласился он.

Она вздохнула.

— Ты вампир.

— Ты моя судьба, избранная богами. Мы не можем выбирать свою участь, Брук. Мы можем только бороться с ней или принять ее.

— Я боюсь, — повторила она шепотом свой наиболее весомый аргумент.

— Просто один шаг, — парировал он, повторяя свой.

Брук закрыла глаза. Каково это — отпустить свои страхи хотя бы на мгновение? Верить кому-то еще, помимо самой себя? Она посмотрела на Наполеана и увидела в его глазах тоску. Это был взгляд человека, который точно знал, каково это всегда существовать в этом мире подобно одинокому острову. Быть всегда сильным, всегда себя контролировать, принимать тяжелые решения, основанные на неукротимой решимости не просто выжить, а одержать победу.

Будучи всегда и совершенно одиноким.

Она не понимала, что происходит. Почему Земля вдруг сместилась со своей оси и бросила ее в противоположном направлении вопреки закону гравитации? Но глубоко в душе Брук точно знала, что ее предопределенная судьба стояла сейчас в нескольких дюймах от нее. Что ей была дарована редкая и неописуемая возможность. И ей не придется больше справляться со своими страхами… в одиночестве.

Собрав все свое мужество, Брук Адамс сделала один шаг вперед — в ожидающие крепкие объятия Наполеана Мондрагона. 

Глава 9

Тиффани Мэттьюс провела руками по коротким светлым волосам, поправляя тонкие, элегантные прядки, одернула вниз бежевый кашемировый свитер, прикрывая обтягивающие джинсы, и посмотрела на тяжелую металлическую дверь.

Трудно было поверить, что она стояла позади грязного склада, собираясь встретиться с тайным членом организации охотников на вампиров, но… такова была реальность. Женщина подавила страх, расправила плечи, собрала всю свою наглость и постучала в дверь. Ой, она ушибла костяшки пальцев.

Дверь медленно, со скрипом отворилась, и высокий худощавый мужчина с короткими темно-каштановыми волосами появился из тени дверного проема. Он был с головы до ног одет в камуфляжную военную форму, которая выглядела на нем как-то неуместно.

— Мэттьюс? — проворчал он.

У Тиффани внезапно появилось желание развернуться и убежать, но она осталась на месте и даже протянула руку.

— Да, сэр. Я Тиффани Мэттьюс.

Он просунул голову в щель и быстро огляделся по сторонам.

— Дэвид Рид, — сказал он, тщательно оглядывая ее с головы до ног. Затем одобрительно улыбнулся. — Входите.

Тиффани машинально взглянула через плечо. Что он там проверял? Не было ли там других людей… или вампиров? Она потрясла головой, отгоняя мысль. Конечно нет — сейчас была середина солнечного дня. Она бросила еще один долгий взгляд на Дэвида. Странный человек, уединенный склад, идеальное место для нападения. Стоило ли ей идти за ним? Или лучше было уйти? Ее мозг просчитывал варианты на удивительной скорости, анализируя возможности против вероятностей быстрее, чем она могла их осмыслить. Но, в конце концов, все пришло к одной простой переменной: «я просто не могу оставить Брук с тем монстром».

Выдавив улыбку, она последовала за Дэвидом внутрь темного склада.

Как только ее глаза привыкли к мраку, женщина увидела огромное, пустое пространство — большой прямоугольник с маленькими окнами, слишком грязными, чтобы пропускать свет. Над одиноко стоящим металлическим столиком свисала тусклая лампочка, ненадежно вкрученная в патрон. Стол стоял точно посередине склада, с одной стороны от него расположились два раскладных стула, а с другой — вращающееся кресло с рваной обивкой.

«Подобие офиса?» — подумалось ей.

Дэвид провел ее к столу, сам плюхнулся во вращающееся кресло, а ей махнул рукой в сторону складных стульев.

— Присаживайтесь Мэттьюс.

Тиффани сделала глубокий вдох и села, стараясь не обращать внимания на пыль, которая сейчас близко знакомилась с ее любимыми джинсами.

— Я бы предложил вам чашку кофе или чего-нибудь еще, но у нас здесь ничего нет, — произнес он смертельно серьезным тоном.

Тиффани открыла рот, чтобы ответить, но потом передумала и снова закрыла его. Существовал ли адекватный ответ на непредложенные несуществующие напитки? И она еще раз заставила себя улыбнуться.

Дэвид наклонился вперед и его напряженный взгляд схлестнулся с ее.

— То чем мы занимаемся, очень серьезное дело, Мэттьюс. Информацией, с которой вы столкнулись, обладает очень небольшое количество людей и важно, чтобы так это и оставалось, — Он откинулся на спинку и положил обе ноги на стол, скрестив их в лодыжках. — А теперь расскажите мне, что именно произошло. Что вы видели?

Тиффани сложила руки на коленях и как робот начала рассказывать о событиях ночи, когда забрали Брук, стараясь оставаться бесстрастной. Не хватало ей еще сломаться перед этим мужчиной и искать утешение в объятиях извращенца, косящего под военного. Это все было ради Брук и ничего больше.

Замолчав, она с минуту за ним наблюдала. Он стал невероятно тихим, внимательно слушая, и впервые она увидела в его глазах заинтересованность. Мужчина вполне мог оказаться шарлатаном, но он знал о существовании вампирах, и данная организация была реальной: это читалось в его манере держаться.

Он оперся подбородком на руку и рассеянно потер его большим пальцем.

— Самцам нужны инкубаторы.

Тиффани напрасно ждала, что он как-то прояснит сказанное.

— Что, черт возьми, это должно означать?

— Инкубаторы. Матки. Самцы. Иногда они забирают человеческих женщин и используют их для воспроизведения потомства. Наверняка тоже самое случилось и с вашей подругой.

Тиффани побледнела. Она чувствовала себя совершенно больной.

— Вы имеете в виду, что он забрал Брук для воспроизведения…

— Ну, это зависит от многих причин, — ответил он.

Тиффани была на грани паники. Она подалась вперед и положила руки на стол.

— От чего именно?!

— У какого вида вампиров она оказалась, — мужчина нахмурился, в его глазах мелькнуло сострадание. — Их несколько видов.

Тиффани была почти вне себя от ярости.

— Вид?! Просто объясните мне, о чем, черт возьми, идет речь!

Он торжественно кивнул.

— Некоторые вампиры забирают женщин и держат у себя. Разумеется, они используют их для размножения, но, по крайней мере, они еще живы — пока не становятся таким же кровососами, как и их партнеры, тогда их уже нужно будет уничтожить…

Он осекся.

У Тиффани отвисла челюсть, а сердце бешено заколотилось в груди. Только не Брук. Такого не могло случиться с Брук.

Такого не случалось с Брук!

— Сожалею, — произнес он, и это прозвучало, по меньшей мере, наполовину искренне.

— А другой вид вампиров? — Она прочистила горло и успокоила голос. — Что они… делают… с женщинами?

В этот раз он смотрел в сторону, когда отвечал.

— Другие… Давайте просто скажем, что вам бы не захотелось с ними встречаться. Они насилуют женщин, заставляя их забеременеть, в конце концов носительницы — женщины — умирают через сорок восемь часов после родов.

Тиффани почувствовала легкое головокружение перед тем, как до нее по-настоящему дошел смысл сказанного.

— Сорок восемь часов? Чтобы родить ребенка? Это невозможно!

Потому что это бы означало, что Брук, наверняка, уже… мертва.

Она быстро выбросила эту мысль из головы.

Это существо — тот, кто забрал Брук — он был страшным, как черт, но была ли в нем злоба? У нее закружилась голова.

Дэвид вздохнул. Он потянулся через стол и взял ее за руку — и женщина была настолько расстроена, что позволила ему.

— Расскажите мне все, что знаете о вампирах, — настояла она.

Тиффани должна была знать все подробности. Она должна была понимать, с чем имела дело — с чем приходилось мириться Брук — и определенно не хотела столкнуться по пути ни с какими сюрпризами.

Дэвид сжал руки и, казалось, размышлял, следует ли сделать для нее одолжение. После нескольких секунд неопределенности, он, наконец, капитулировал.

— Мы думаем, что они происходят из Европы, — заявил он.

А затем принялся объяснять тонкости эволюции вампиров и их современных сообществ. Он рассказывал о том, как долго эти существа бродили по земле, об их поведении и почему их уничтожение было необходимо, как и сохранение всего этого в тайне. Он объяснил, что люди запаниковали бы, если бы узнали о своих бессмертных соседях, и как это знание привело бы к повсеместной истерии, беспорядочным убийствам невинных людей — подобно пуританской охоте на ведьм — и в конечном счете к тотальной войне с вампирами, которую в настоящее время люди выиграть не смогли бы.

И вот тогда его организация — и другие ей подобные — вступали в игру.

Их миссия заключалась в том, чтобы искоренить демонов одного за другим, проникнуть в их сообщества и добыть как можно больше сведений, прежде чем две расы столкнутся.

Это все очень походило на проповедь Орсона Уэллса. Про судный день.

Когда он, наконец-то, закончил, Тиффани уже не могла отличить вымыслы от фактов. Так много безумных, непривычных слов было использовано: демон, нежить, кормление и контроль сознания. Все это настолько походило на сюжет из научной фантастики, что у нее голова шла кругом. Но помимо всего этого, в его рассказе что-то определенно было не так.

Что-то не вязалось.

Была некая странность в организации Дэвида, в том, как они различали вампиров, и даже их миссия звучала неубедительно. Но с другой стороны, почему это должно было ее волновать? Главным было время и спасение Брук. Ей прямо сейчас нужны были голые, неопровержимые факты. Способна ли организация Дэвида ей помочь? Какая была у них структура? И кого она должна убедить, чтобы приблизиться к своей целы? Каковы были дальнейшие шаги касательно Брук?

Тиффани упростила и упорядочила вопросы в своей голове: время для эмоций наступит после.

— Расскажите мне об организации и на кого вы работаете. Кто контролирует вашу деятельность?

Дэвид снял ноги со стола и резко поставил их на пол, наклонился вперед, упершись локтями в колени, а затем произнес тихим шепотом:

— То, что я собираюсь вам рассказать, останется между нами. Вы унесете это с собой в могилу, capisce?[19]

— Да, — ответила Тиффани. — Я все понимаю.

Дэвид покачал головой.

— Я не уверен в этом. Если вы проболтаетесь, то заберете это в могилу… capisce?

Тиффани сглотнула, прекрасно осознавая, что он имел в виду.

— Да. Все ясно.

Дэвид кивнул.

— Хорошо.

Он поставил локти на стол и сложил руки вместе.

— На всей территории США располагаются региональные организации охотников на вампиров — на самом деле во всем мире — тайные ячейки, возглавляемые такими же людьми, как и я. Но финансируют и руководят ими секретные агенты, которых мы просто называем охотниками за головами, — Он улыбнулся. — Мило, да? — улыбка быстро исчезла. — Агенты… охотники… по всей видимости являются официальными лицами в каждой стране и подчиняются руководящему совету стран, но точно этого никто не знает. Говоря по правде, в организации это никого не волнует. До тех пор, пока все выполняется должным образом, — Он заговорщицки подмигнул. — Каждый охотник несет ответственность за вербовку и поддержку нескольких региональных организаций — обычно это группы из семи мужчин, иногда женщин — состоящих из бывших солдат, наемников и отставных спецназовцев. Мы не общаемся с нашими охотниками, обычно они сами связываются с нами, когда и если это необходимо, — он откинулся на спинку кресла и сделал глубокий вдох. — Они предоставляют нам всю необходимую информацию и тренируют первое время, пока мы не становимся достаточно опытными, чтобы планировать и выполнять самостоятельные задачи. Пока каждая организация охотников на вампиров не сможет функционировать в качестве самостоятельной единицы. Я не охотник, но это моя ячейка и я здесь главный.

Тиффани потянулась, чтобы потереть виски. Это было за пределами понимания, но, по крайней мере, она знала, с кем сейчас имела дело. Вернее, с чем. И так же она знала, что Дэвид говорил правду. В ту ночь, когда она отчаянно искала ответы и способы, как помочь Брук, она увидела их в своих снах. Не особо было понятно, кем были эти люди и что конкретно они делали. Но она увидела Дэвида Рида ясно как божий день. И где-то на заднем плане своего сновидения — почти скрытый, но не совсем за кадром — виднелся другой мужчина: охотник за головами, как Дэвид любил его называть.

Таинственный мужчина появлялся словно тень: огромный, внушительный человек с длинными волнистыми и светлыми волосами, похожими на львиную гриву. Во сне его рот искривляла жестокая гримаса, а глаза казались зловещими. Он никогда не говорил, но во сне Дэвид называл охотника по имени. Тристан или вроде того? Точно… Тристан Харт.

— Где сейчас ваш охотник? — спросила Тиффани в основном из любопытства.

Дэвид рассмеялся и пожал плечами.

— Не сказал бы вам, даже если бы знал, но я не в курсе. Ничего о нем не слышал уже несколько месяцев.

Тиффани улыбнулась.

— Но это не имеет значения, верно?

Он снова подмигнул, казалось, радуясь тому, что она все поняла. А она и вправду все поняла верно.

Дэвид Рид был единственным знакомым человеком, который хоть как-то мог попробовать спасти Брук. И он был ей нужен. Нацепив свою самую лучшую улыбку, она наклонилась вперед и посмотрела на него умоляющими глазами.

— Дэвид, я не знаю, как сказать по-другому. Но мне действительно очень, очень нужна ваша помощь. 

Глава 10

Наполеан укрыл Брук тяжелым шерстяным одеялом и тихо вышел из гостиной. Она уснула на диване вскоре после того, как они вернулись из ущелья, несомненно, испытывая сильное эмоциональное истощение.

Наполеан тоже был измотан. Он много раз наблюдал, как мужчина из дома Джейдона встречал свою судьбу, проходил через все тридцать дней «‎Кровавой луны» — справляясь со всем тем, что она влекла за собой — и становился более счастливым, удовлетворенным и даже более совершенным. Но ему все еще трудно было представить такой финал, учитывая нынешнее положение дел. Доверие было очень ценным качеством и, похоже, заслужить его будет нелегко.

Наполеан открыл двери на веранду первого этажа и вышел наружу, нуждаясь в глотке свежего воздуха. Брук практически стала частью его самого: хотя мужчина еще не взял ее кровь, но он уже прикасался к женщине, знал ее запах и впитал в себя сущность. Он почувствует, если она проснется или пошевелится. Он уже был настроен на нее.

Засохший лепесток розы сорвался с ветки, что прорастала на узкой решетке над верандой, и приземлился на ногу Наполеана. Мужчина поднял глаза к небу. Он рассеянно произнес молитву благодарности богине Андромеде за то, что она защитила его судьбу много лет назад, но этого было недостаточно. Она никогда не должна была проходить через такой ужасный жизненный опыт, хотя все могло оказаться гораздо хуже.

Намного хуже.

— Милорд? — тихий женский голос прервал его мысли и Наполеан обернулся, замечая выходящую на веранду Ванью Демир.

У него перехватило дыхание. Она походила на прекрасное видение. На женщине была мягкая бархатная рубашка красного цвета и прямая черная юбка из того же материала. Длинные, льняного цвета волосы свободно струились до талии, но часть была заплетена в высокие косы, закрепленные небольшими красными и черными украшениями. Она выглядела по-королевски, впрочем, она и была королевских кровей.

— Ванья, — пробормотал вампир, он не ожидал ее увидеть.

Она улыбнулась печально, но искренне.

— Вы удивлены моим приходом, Наполеан?

Он заглянул ей за спину.

— Скорее я удивлен, что вы пришли одна. Надеюсь, вас сопровождали…

Ванья махнула рукой и рассмеялась.

— Конечно, милорд, — Она всплеснула руками. — Разве найдется в доме Джейдона хоть один воин, который позволит мне или Киопори путешествовать ночью одной? Конечно, нет.

Наполеан сощурился.

— А днем?

Она фыркнула.

— Нет, дорогой король. Мы, к сожалению, постоянно окружены свитой, если вас это успокоит.

Слово дорогой застало его врасплох, и мужчина сглотнул. У них были очень короткие, но напряженные отношения — больше похожие на горячую вспышку страсти — сразу после того, как Киопори была похищена Сальваторе Нистором. Наполеан предложил утешение принцессе, но потом это переросло во что-то большее. Им обоим пришлось проявить невероятную волю и принять рациональное, зрелое и неизбежное решение расстаться, чтобы в дальнейшем избавить друг друга от ненужной боли.

В то время казалось, что Ванья идеально подходила ему. И она по-прежнему оставалась идеальной. Но не для него. В сознании Наполеана не было сомнений, что женщина, которая сейчас спала на диване, была создана из самой сути его собственной души. Это было трудно объяснить, выразить словами, но когда Брук стояла возле него, его сердце замедлялось, чтобы биться в унисон с ее сердцем. Наполеан взглянул на дверь, зная, что Брук все еще спала, но желая удостовериться собственными глазами, что ее не было на веранде.

Он прочистил горло и посмотрел на Ванью. Боги, она была восхитительно красива.

— Принцесса, — начал он тихим и полным сожаления голосом, — я уверен, вы уже слышали…

— Я видела «Кровавую луну» и Андромеду, — прервала она. — Простите, что прерываю, милорд, у меня нет никакого желания услышать, как вы произнесете эти слова вслух.

Наполеан кивнул, и они некоторое время постояли молча.

— Тогда зачем вы пришли? — наконец поинтересовался он.

Ванья перекинула волосы через плечо, подняла подбородок и посмотрела ему в глаза.

— Мне нужно было увидеть это самой.

— Что увидеть? — переспросил он.

— Это… — повторила она, прикасаясь пальцем к виску. — Этот ваш взгляд.

Наполеан продолжал молчать.

Она вздохнула.

— Этот взгляд, который говорит, что вы обожаете и желаете ее. Уже любите.

Наполеан понял, что она имела в виду, и у него не было другого выбора, кроме как произнести это вслух. Сказать правду, проявляя уважение к Ванье и Брук.

— Действительно, — выдохнул он. — Она моя истинная судьба. И я всегда выберу ее.

Несмотря на ее предыдущее признание, Ванья несколько раз быстро моргнула, ее глаза широко распахнулись, и женщина прижала дрожащую руку к сердцу. Она непроизвольно отступила и отвела взгляд.

— О, ну тогда…

— Мне очень жаль, — сказал он. — Боги, мне так трудно подобрать слова.

В этот момент Ванья рассмеялась.

— Вы — красноречивый, древний король дома Джейдона — и не можете найти слов? Не думаю, что это правда. Но я понимаю, что тема трудная.

— Очень трудная, — согласился он внезапно севшим голосом.

Ванья элегантно кивнула.

— Вы правы, — Она скрестила руки на груди и снова посмотрела ему в лицо. — И именно поэтому я пришла, чтобы просить вашего разрешения.

Наполеан приподнял брови.

Ее плечи опустились.

— Ну, это не совсем верно. Разумеется, мне бы хотелось получить ваше разрешение — ваше благословение — но я приняла решение и последую ему, независимо от вашего ответа.

Наполеан ждал, что она скажет. Хотя он являлся суверенным королем дома Джейдона — и, таким образом, его слово было законом — Ванья фактически занимала более высокое положение. Она родилась раньше него в Румынии в семье короля Сакариаса и королевы Джейд, не говоря уже о том, что являлась кровной сестрой Джейдона и Джегера Демир, и по-прежнему принадлежала к изначальной расе: чистокровная, получеловек-полубожество. Киопори Демир, ее сестра, так же обладала небесной кровью и способностями. Однако, она стала супругой Маркуса Силивази, прошла превращение под защитой лорда Драко и теперь являлась вампиром. Киопори стала воплощением всего того, кем они все были до и после «Кровавого проклятия». Ванья, с другой стороны, была чистокровным, живым представителем исчезнувшей расы.

Несмотря на то, что она не станет бессмертной, подобно вампиру, целитель дома Джейдона выяснил, что из-за небесного происхождения, у нее была несколько отличная от человеческих женщин физиология. Ее иммунная система была сильнее, и Кейген Силивази лихорадочно работал над созданием формулы, основанной на небольших инъекциях вампирского яда в кровь Ваньи. Регулярные безопасные интервалы позволили бы поддерживать здоровье и продлевать жизнь без риска ее превращения или нанесения вреда чистой душе.

— Как вы знаете, — тихо заговорила она, прерывая его мрачные мысли, — Мастер маг Накари попросил своих коллег из Румынского университета приехать в Лунную долину и помочь… в это неспокойное время.

Она изящно сцепила руки перед собой.

Наполеан кивнул.

— Да. Нико и Янкель. Я в курсе.

Ванья глубоко вздохнула и задержала дыхание, явно стараясь набраться смелости. Когда она, наконец, выдохнула, на ее лице уже читалось спокойствие и решительность.

— Когда Нико и Янкель вернутся в Румынию, я намерена последовать за ними.

Наполеан громко ахнул и покачал головой.

— Ванья, должно быть более приемлемое решение…

Ванья подняла руку.

— Милорд, пожалуйста, выслушайте меня.

Он нахмурился.

— Ваша сестра и племянник здесь. Ваш народ здесь. О боги, я знаю, это сложная ситуация, но…

— Если бы все было так просто, мой король, — она потерла виски. — Если бы дело было только в вас, но это не так, — она положила обе руки на сердце. — Я ужасно скучаю по своей родине. Вы должны понять, у меня нет истории или привязанностей на этой новой для меня земле. Все, что я знаю, осталось в Румынии.

— Но ваша сестра…

— Есть и более важная причина, Наполеан. Истина заключается в том, что я не могу изменить свою суть. С самого рождения меня обучали руководить, учить, править. Я воспитывалась в традициях нашего народа и небесных божеств. Меня учили быть хранительницей магии. Это ответственность, к которой я относилась очень серьезно. Вы все сделали верно, милорд. В доме Джейдона на протяжении веков многое сохранилось и передалось другим поколениям. Но мужчины не могут передать то, чего не знают. И наша магия — знания нашего народа о земле и разных науках далеко за пределами того, что понимают даже вампиры — и все это не может умереть вместе со мной. Да, Кейген может придумать, как продлить мне жизнь. Возможно, бесконечно долго, если я выберу такой путь. Киопори обладает теми же знаниями, и она бессмертна. Но сейчас ее главная забота — муж и сын. Она должна растить Николая. Не говоря уже о том, что у них могут быть другие дети.

Ванья всплеснула руками и вздохнула.

— Я нечто большее, чем просто няня или сестра, Наполеан. Так же как и вы, я должна делать то, для чего была рождена. И лучше всего это получится в университете.

Наполеан шагнул назад, обдумывая ее слова.

— Вы имеете в виду, что хотите занять пост учителя… официально?

— Да, — решительно ответила она, утвердительно кивнув головой. — Я хочу записать устные предания нашего народа, чтобы они никогда не забывались. Передать магические заклинания и чары, чтобы весь наш народ знал, кто мы и откуда происходим. Возродить древние духовные практики для дальнейшего развития наших мужчин.

Она шагнула вперед и взяла его за руку.

— Правда в том, Наполеан, что я в своей душе бесконечно искала ответ на вопрос, почему Фабиан спас меня вместе с Киопори? Почему боги отправили меня в это чужое место и время, лишив всего — и всех — кого я когда-либо любила, за исключением моей сестры? Ответ предельно ясен. И это намного важнее, чем я… или даже вы, — она улыбнулась. — Поймите, милорд, даже если бы мы были предназначены друг другу, я бы все равно вернулась в Румынию, чтобы исполнить свою обязанность. Это то, для чего я была рождена и также станет гораздо более существенным наследием, чем могла бы оставить простая представительница редкой расы, сестра или тетя.

Она быстро взяла себя в руки.

— Не поймите меня неправильно. Я не жалею об этой стороне своей жизни, но вы не можете оставаться суверенным государем нашего народа и просить меня отказаться от поездки. Или утверждать, что знания, которыми я обладаю, не должны официально передаваться от одного поколения к другому.

Наполеан подпер кулаком подбородок и серьезно на нее посмотрел. Ее глаза редкого бледно-розового цвета сияли светом истины и силой духа. У женщины была мягкая, обаятельная улыбка и доброе сердце, они убеждали Наполеана согласиться с ней.

— Нет, — наконец произнес он. — Я не могу оспаривать ваши доводы, — мужчина помолчал, — но это не значит, что мне нравится данная идея.

Ванья улыбнулась и понимающе кивнула.

— Значит, я получила ваше благословение?

Наполеан закрыл глаза и ругнулся себе под нос. После стольких столетий они наконец-то нашли ее, а теперь она собиралась вернуться на древнюю родину. Он сам хотел многое у нее узнать, хотел использовать ее мудрость и знания в «Зале правосудия». Но это было бы эгоистично, и мужчина это понимал. Ванья заслуживала того, чтобы быть там, где принесет большую пользу. Где она будет счастлива.

— Да. У вас есть мое благословение.

Ванья вздохнула и взволнованно его обняла.

— Простите мне нарушение этикета, милорд, но я чувствую такое облегчение.

Наполеан позволил себе обнять женщину и сделал все возможное, чтобы передать ей свое тепло и добрые пожелания. Она отступила.

— И Наполеан.

— Да?

Она взглянула на двери, ведущие в дом, и кивнула в сторону гостиной.

— Знайте, что и у вас есть мое благословение, — ее улыбка была сияющей. — С вашей судьбой.

Наполеан не мог найти слов.

Не было никакого способа продемонстрировать ей свою глубокую признательность и нежность. Выразить, как много ее слова для него значили. Они были как целительный бальзам для его древней души.

Ванья Демир была истинным воплощением достоинства и красоты.

Как только настоящий смысл сказанного, а также понимание того, кто стоял перед ним, дошли до сознания Наполеана, он решил продемонстрировать ей знак своего глубочайшего уважения. Вампир склонил голову, опуская взгляд и кладя на сердце правую руку, на которой сверкало кольцо с гербом дома Джейдона. Это был жест преклонения. Жест, который он демонстрировал последнийраз в Румынии, будучи ребенком и стоя перед королевской семьей… ровно как сейчас.

Это был жест, который теперь предназначался исключительно ему.

— С богом и счастливого пути, моя принцесса, — прошептал он благоговейно.

По щекам Ваньи текли слезы, когда она нежно убрала руку Наполеана с груди и поцеловала кольцо.

— Благослови тебя Господь, мой король. 

Глава 11

Пока принцесса Ванья не исчезла из виду, Наполеан наблюдал, как она быстрым шагом направилась с веранды к извилистой, выложенной камнем дорожке, где ее ожидал Жюльен Лакуста, чтобы сопроводить домой.

Он удовлетворенно вздохнул.

Впервые за долгое время его душа была спокойна.

«Только живые могут позволить себе спокойствие», — низкий, бестелесный голос нарушил безмятежность, мгновенно пустив холодок по спине Наполеана. Он повернулся, чтобы понять, кто с ним разговаривал, но не увидел ничего, кроме тумана.

— Кто ты? — спросил он в пустоту.

Трагически печальный голос ответил:

«Ты меня не узнаешь, сын?»

Голос Наполеана сорвался на фальцет.

— Отец?

Наполеан поворачивался во все стороны, пытаясь отыскать сначала глазами, а затем с помощью всех своих обострившихся чувств сущность отца.

«Моя душа не может успокоиться, Наполеан».

Сердце Наполеана пропустило удар.

— Покажись.

Мрачный ветер пронесся над террасой. Он без усилий подбросил глиняные цветочные горшки в воздух и выстроил в линию металлическую уличную мебель словно игрушечных солдатиков.

«Спаси меня!»

«Сражайся!»

«Разве ты не король?»

«Разве ты не мужчина?»

«Наполеан?»

«Наполеан!»

Голоса стремились к нему со всех сторон, словно потоки бесконечного вихря: мужские, женские, старые и молодые…

Некоторые были ясные, другие едва различимые, они говорили то в унисон, то по отдельности.

«Наполеан! Останови его».

«Спаси его».

«Измени это!»

А затем самый знакомый голос из всех, словно отзвук из прошлого, пронзил воздух:

«Наполеан, беги!»

Отшатнувшись назад, Наполеан выхватил острый кинжал из набедренных ножен. Он рассеяно потер большим пальцем изысканную резьбу на рукоятке — два воина с горящими красным глазами и клыками, оба готовые к бою — а затем крутанул оружие в руках. Он был готов к встрече с врагами.

В этот момент рядом с ним вдруг раздался громкий треск, похожий на раскат грома, и пол внутреннего дворика провалился под ногами. Его мощные серебристо-черные крылья инстинктивно вырвались из-за спины, вампир принялся яростно размахивать ими, стараясь удержать тело в вертикальном положении. Дом исчез из виду, а окружающие деревья внезапно начали качаться, как ожившие демонические духи.

Их огромные ветви коварно тянулись к нему. Разевая клыкастые рты и шепча отвратительные насмешки. Хрупкая кора превращалась в грубую, как у рептилий, чешуйчатую броню, походя на шкуру мифических драконов.

Перед лицом неизвестного зла Наполеан полагался на свою закаленную в битвах сущность, оставаясь спокойным и настороженным. Он быстро призвал свою силу, создавая вокруг опасное пламя, тщательно собирая огромную энергию и усиливая свой гнев, молча готовясь в любой момент нанести смертельный удар. Ему не терпелось уничтожить врага.

Даже если он не знал его имени.

Он был Наполеаном Мондрагоном, в конце концов.

На этой планете не существовало никого могущественнее. По крайней мере, пока.

— Что тебе от меня нужно? — спросил он. — Кто тебя послал?

Несмотря на тревожащее чувство вины — и участившиеся ночные кошмары — ему все еще трудно было поверить, что когда-то преданный и любящий отец пришел к нему после стольких лет в виде демона.

Невидимая сила ударила первой.

Она внезапно швырнула тело Наполеана назад. Его беспорядочно вращало и яростно подбрасывало в воздухе, мужчину словно толкала огромная зловещая сила. И хотя казалось, что он пролетел огромное расстояние, Наполеан странным образом все еще оставался на веранде, стоя совершенно неподвижно. Противоречивые ощущения пошатнули его равновесие. Вампир потряс головой, стараясь остановить головокружение, а затем часто заморгал, когда его зрение затуманилось, и перед лицом вдруг возникли ворота королевского замка. На каком-то сознательном уровне Наполеан понимал, все увиденное лишь плод его воображения, но оно казалось таким реальным.

Глубокий протест вскипел в горле, но потом Наполеан с ужасом увидел, как испуганный маленький мальчик поймал его взгляд прежде, чем быстро юркнуть в небольшое отверстие под стеной замка и свернуться там калачиком.

— Нет! — предупредил Наполеан. — Не ходи туда!

Мальчик пытался стать невидимым, скрыть саму свою сущность от чего-то ужасного, в то время как симфония резни вокруг него разразилась оглушительным крещендо.

Крики пронзили воздух, как гром бурное небо, и Наполеан закрыл руками уши, стараясь отгородиться от шума, в отчаянной попытке отделить прошлое от настоящего.

Ребенок безудержно дрожал.

Боги, он был в таком ужасе…

Так измучен.

Так одинок!

Наполеан рассеянно схватился за кольцо на своей правой руке и сильно сжал его. Он вспомнил данную много лет назад принцу Джейдону клятву верности. Как он надеялся и молился, глупо верил, что каким-то образом клятва верности благосклонному двойнику уберегло бы от того что приближалось, от «Кровавого проклятия».

Но это ему не помогло. Никому не помогло.

— Боги, выбирайся оттуда! — приказал он ребенку. Его голос стал хриплым, а сердце отчаянно забилось в груди.

Слезы страха жгли глаза мальчика, когда он встретил взгляд Наполеана и отпрянул назад с возрастающей тревогой, отчаянно пытаясь избежать неотвратимого насилия. Когда жестокий, бестелесный смех раздался ближе, разрывая уши мальчика — и Наполеана — прошлое и настоящее внезапно столкнулись.

— Нет. Нет. Нет.

Ребенок начал всхлипывать. Наполеан закричал.

Их вдруг затянуло, и они принялись падать, но не в яму, не в пространственно-временную реальность, а в какую-то огромную, невидимую и кошмарную пустоту — мир, наполненный чистой энергией, и подпитываемый подавляющими, невыносимыми эмоциями.

Ребенок стонал, не переставая, и хотя Наполеану было страшно смотреть, он напряг зрение… и замер. Он хорошо помнил эту сцену.

Слишком хорошо…

Его сердце разрывалось от сопереживания, он чувствовал, как подрагивал мальчик, знал, что у него дрожала каждая косточка в теле. А потом туман приблизился.

Наполеан проглотил горький привкус страха, чуть не подавившись от подкатившей к горлу желчи, а затем начал по-настоящему бороться, стараясь вырваться из пустоты. Он должен был добраться до ребенка. Должен был выбраться из этого кошмара!

— Нет! — яростно запротестовал вампир. Он не переживет этого снова!

Просто не сможет.

Туман закружился, превращаясь в миниатюрный вихрь, приподнялся над землей и вновь опустился вниз, словно у него был глаз, который мог видеть спрятавшегося маленького мальчика.

— Ты думаешь, что можешь сбежать, дитя? — прошипел призрак в унисон с Наполеаном. Он уже не мог отрицать того, что последовало бы дальше. Как и остановить происходящее.

Жуткий смех отразился от стен маленького помещения.

Вихрь окружал и поглощал мальчика, пока Наполеан и ребенок не стали сливаться, став единым целым. Пламя взорвалось в центре темноты, и в последнем отчаянном порыве сопротивления Наполеан создал холодные сосульки вокруг своего тела — тела мальчика — в попытке уменьшить обжигающее пламя.

— Умри, малыш! И переродись в монстра!

Ребенок — Наполеан — кричал, пока не стало казаться, что его уши сейчас лопнут, но туман не исчезал. Наполеан чувствовал, как ломались его кости и преобразовывались внутренние органы, а кожа отслаивалась, словно яблочная кожура. Жилистая, призрачная рука терзала его сердце.

Наполеан открыл рот, чтобы отдать приказ духам — безусловно, боги помогут ему в этот раз — но туман молниеносно проник в рот и заполнил легкие. Он замолчал и попытался вдохнуть воздух.

— Нет! Нет! Нет!

По венам текла кислота! Сама его душа плавилась в огне!

Наполеан смотрел на обжигающие языки пламени, что поглощали его детское тело — несмотря на сосульки, которые он пытался создать — и впервые перестал сопротивляться… полностью.

Приветствуя смерть, он стал ребенком, и они стали погибать вместе. Страдая… молясь… терпя… и преображаясь.

Умирая.

А потом они испытали голод — очень, очень сильный.

Они лакали кровь с собственных рук, словно дикие животные, грызли собственную плоть в безумном стремлении добыть больше… крови.

Им нужно было так много крови.

А потом они вдруг переместились вперед во времени, оказавшись на деревенской площади рядом со знакомым старым каменным колодцем, ошеломленные и сбитые с толку.

«Наполеан!»

Голос отца стучал в голове набатом, отражаясь бесконечным болезненным эхом.

Шатаясь, Наполеан остановился возле колодца и приготовился снова наблюдать за убийством родного отца. Он с ужасом смотрел, как принц Джегер присел на корточки перед его телом и наклонился к горлу. Глаза злого принца были дикими от безумия — знакомое состояние — пока он пил кровь Себастьяна.

Наполеан не мог не задаться вопросом: «Какой сын стал бы бездействовать? Во имя богов, где был его меч? Благословенная Андромеда, почему у него не хватило мужества обнажить оружие и спасти мужчину? Ради всего святого, Себастьян был его отцом!»

Его любимым отцом.

— Отец, — беззвучно произнес Наполеан, так же как и в детстве. Только на этот раз отец его услышал.

Себастьян поднял голову и встретился взглядом с ребенком, отчаянная мольба о милосердии исказила его измученное лицо.

«Спаси меня!»

Наполеан задрожал.

— Я не могу…

«Ты можешь! — В горле отца забулькало, и он подавился своей кровью. А затем выплюнул куски плоти — кусочки своего горла, что застряли во рту, и будучи уже в агонии добавил: — Пожалуйста… сын».

Наполеан больше не мог этого выносить.

Он прожил двадцать восемь сотен лет, вспоминая мучения этого момента — сожалея, пытаясь забыть, мужественно стараясь оправдать себя — и всегда понимал в глубине сердца, что его собственная смерть была бы предпочтительней, чем проявленная тогда трусость.

Хватит.

— Да, отец. Клянусь всеми богами, я спасу тебя или умру, пытаясь. Просто скажи мне каким образом, — пообещал он, и его слова прозвучали торжественной клятвой.

Глаза отца широко распахнулись, и впервые в них промелькнул слабый проблеск надежды.

«Твоя жизнь в обмен на мою. Это единственный способ, сынок».

Наполеан замолчал, на мгновение смутившись, но едва он усомнился в словах отца, принц Джегер вытащил меч, схватил свою жертву за волосы и дернул его голову назад, открывая шею, а затем вскинул блестящий клинок.

Жизнь Наполеана за жизнь его отца?

Он бы с удовольствием совершил такой обмен, но как это осуществить?

Наполеан был бессмертным — вампиром! Единственный способ убить его — отсечь голову и извлечь сердце, но такое самоубийство практически невозможно было совершить.

Однако, мужчина не собирался отступать.

Его голова кружилась от непонимания, но времени обдумывать дальше уже не было. Нужно было обладать невероятной силой, скоростью и непоколебимой концентрацией, чтобы вынуть свое собственное сердце и остаться достаточно сосредоточенным, чтобы затем отсечь себе голову менее чем за одну секунду — прежде чем тело упадет, а сердце перестанет биться.

Но если кто и был способен сделать это, то только Наполеан.

Мышцы на сильной руке принца Джегера напряглись, и он взмахнул мечом, без труда направляя тяжелое железо.

«Помоги мне, сын, — Слова Себастьяна звучали отчаянно и властно, как приказ. — Наполеан… пожалуйста. Сделай это сейчас».

Времени на размышления уже не было. Или сейчас. Или никогда.

Наполеан Мондрагон поместил острие своего кинжала чуть ниже сердца и попытался собраться, концентрируясь для удара. Он должен воткнуть лезвие — сильно, быстро и глубоко — в грудь. Пронзить и вырвать сердце одним — мощным, точным и плавным — движением. Финальным взмахом нужно будет сделать глубокий горизонтальный разрез на горле. Достаточно мощный, чтобы оторвать голову.

Рука принца Джегера напряглась, угрожая совершить последний беспощадный удар. Жалобный детский вопль эхом отозвался в памяти Наполеана: «Неееееет!»

Собираясь с силами, он начал обратный отсчет:

— Три. Два. Один. 

* * *
— Неееееет! — Изо всех сил закричала Брук Адамс.

Она бросилась к острому древнему клинку, прижатому к груди Наполеана, схватила рукоять обеими руками и потянула в противоположном направлении в тот момент, когда Наполеан начал вонзать его в себя. Если бы не элемент неожиданности, у нее не было бы никаких шансов против его огромной силы. Но она его удивила, и мужчина ослабил хватку на долю секунды. Достаточную для того, чтобы лезвие скользнуло в сторону, а не пронзило сердце.

Он посмотрел на свою грудь и снова крепче сжал клинок.

Брук положила обе руки ему на плечи и потрясла со всей силы, все время окликая по имени.

— Наполеан! Наполеан! Что с тобой? Посмотри на меня!

Вампир походил на железную глыбу. Непреклонный и неподвижный.

Он больше не сопротивлялся ей, но все равно не отпускал кинжал. Мужчина вцепился в него мертвой хваткой, словно пребывал в каком-то трансе.

— Наполеан, очнись!

Он взглянул на нее и угрожающе зарычал, глаза у него засветились красным. Смертельно опасные клыки выдвинулись из верхней челюсти, а губы приподнялись в диком шипении.

— Уходи!

Она замерла.

— Сейчас же! — приказал он, сопровождая слова резким, бархатистым рычанием. В его глазах светилось безошибочное предупреждение.

Наполеан не играл, и ему было наплевать, что она являлась его судьбой.

Фактически, казалось, что он ее даже не узнавал, и это несомненно делало мужчину самым опасным существом на планете.

Именно в этот момент Брук поняла, что она и этот вампир действительно были неразрывно связаны между собой. Она могла встать и убежать.

Ей следовало встать и убежать.

Голос разума настаивал, чтобы она так и поступила — использовала прекрасную возможность сбежать, позволить этому жестокому вампиру умереть и наконец-то обрести свободу. Но что-то внутри не позволяло этого сделать. Что-то изначальное, можно даже сказать первобытное, наотрез отказывалось отпускать его.

Брук была в ужасе, но она не могла позволить Наполеану убить себя.

Она ослабила хватку на его плечах, подняла правую руку и со всей силы ударила мужчину по лицу.

Он даже не шелохнулся. Но это привлекло его внимание.

Наполеан моргнул, отпустил клинок и ошеломленно коснулся своей пылающей щеки.

А затем огляделся.

— Отец?

Брук опустилась перед ним на колени, только сейчас замечая состояние внутреннего дворика, разбросанную мебель и пострадавшее убранство. Казалось, что сквозь двор пронесся торнадо.

— Нет, — ответила она, твердым и ровным голосом. — Это я, Брук.

Наполеан обхватил голову руками и потер виски.

— Мой отец здесь, — прошептал он, опуская руки и осматривая веранду, — где-то…

— Нет, — настаивала Брук. — Здесь лишь мы. Наполеан?

Он безучастно глядел перед собой.

— Посмотри на меня, — сказала она.

Он повернул голову в ее сторону, но глаза по-прежнему оставались совершенно пустыми, словно сфокусировались на чем-то, чего здесь не было.

Брук тяжело сглотнула и собрала все свое мужество. Возможно, она будет сожалеть об этом решении до конца своей жизни, но она все равно собиралась сделать это. Помоги ей боже, она просто не могла позволить ему страдать. Женщина встала, выпрямилась во весь свой рост и скрестила руки на груди, приняв решительную и непреклонную позу.

А затем властным, строгим голосом выкрикнула его имя:

— Наполеан!

Вампир дернулся.

— Достаточно!

Он поднял голову и посмотрел на нее, в глазах наконец-то появилось осознание происходящего.

— Вставай! Сейчас же! — настаивала она.

Ее сердце бешено застучало, когда она прошептала:

— Пожалуйста… возвращайтесь ко мне, милорд. Вы нужны мне. 

Глава 12

Сальваторе Нистор поднял тяжелую дорогую хрустальную вазу с центра стола в комнате совета и швырнул ее через всю комнату, зашипев, когда она со звоном разлетелась на тысячу маленьких осколков. А затем ударил кулаком по столу.

— Ты закончил? — поинтересовался Оскар Вадовски, со скукой разглядывая свои ногти.

— Закончил? — зло переспросил Сальваторе. — Закончил? Я едва только начал.

Он взял свой стул и вдребезги разбил его о бетонный пол, а затем схватил металлическую ножку и переломил ее пополам лишь для того, чтобы подчеркнуть сказанное.

— Молодец, а теперь так и стой до конца заседания.

Сальваторе сжал кулаки, запрокинул голову и заревел словно лев, сотрясая светильники не только в комнате, но и по всему коридору.

— Сколько женщин мы принесли в жертву? — Он начал расхаживать по комнате. — Сколько тел мы осушили? Сколько крови мы предложили темному лорду Адемордна в обмен на его дьявольское благословение?

Он резко развернулся, и Дмитрий Зеклос, испугавшись, откинулся назад в своем кресле.

— Я все понимаю, Сальваторе, — пробормотал Оскар.

— Нет, — возразил Нистор, чувствуя, что у него из ушей скоро пойдет пар. — Я не думаю, что ты на самом деле понимаешь. Магические заклинания это не… гамбургеры из «Макдоналдса», — напыщенно произнес он. — Их невозможно заполучить, просто завернув за угол!

— Гамбургеры из «Макдоналдса»? — ошеломленно повторил Милано Марандичи. — Чувак, тебе в самом деле нужно остыть!

Сальваторе окатил Милано ледяным взглядом. Он ценил присутствие своего темного брата на совете — в конце концов, он, Дмитрий и Милано организовали и мастерски исполнили переворот, не так давно свергнув предыдущего главу совета — но сейчас было не время и не место для разборок. Он был не в том настроении.

— Наполеану Мондрагону оставалось вот столько, — он держал большой и указательный палец на расстоянии миллиметра друг от друга, — чтобы убить себя.

Все хранили молчание.

— И эта… сука! О чем, черт побери, она думала? Она получила свободу! Все, что от нее требовалось — просто уйти.

Оскар стукнул молотком по той неровной части стола, которая все еще оставалась целой. Его терпение явно кончилось.

— Мы собираемся обсуждать произошедшее всю ночь или все-таки обдумаем новый план?

— Конечно, — прорычал Сальваторе. — Вам обычный или с сыром? Может мне взять с солеными огурчиками!

Милано покачал головой и потер виски.

— Ты теперь питаешься обычной едой или что? — растерянно спросил он.

Сальваторе сложил руки перед собой.

— Конечно. Сразу после того, как сожру фунт плоти!

Он прыгнул через стол, схватил Милано за шиворот и набросился на его шею. Тому в последний момент удалось отлететь назад и клыки вампира клацнули в воздухе, промахиваясь.

— Какого черта, мужик? — крикнул Милано. — Черт тебя дери, Сальваторе!

Он отлетел еще дальше, попутно набирая высоту. Пока его спина не соприкоснулась с широкой поверхностью стены, вампир завис на безопасном расстоянии прямо под потолком.

— Выбери себе другой столб для битья!

Оскар вздохнул.

— Следующий, кто выкинет подобный номер в этой комнате, будет иметь дело со мной.

Он посмотрел прямо в глаза Сальваторе, и тот быстро отвел взгляд. Все знали, что с Оскаром Вадовски шутки плохи. Он был так разгневан в тот день, когда они организовали переворот — это считалось дерзостью для мужчины из дома Джегера атаковать другого в политических целях, чтобы совершить государственную измену — поэтому он сурово наказал их всех. Милано все еще имел шрам в том месте, где раньше был глаз — Оскар не позволил его восстановить — а Дмитрий, что ж, то, что у него отсутствовало, не позволяло ему комфортно ездить верхом на лошади… или на женщине. А Сальваторе… Он с трудом сглотнул.

Сальваторе был самым дерзким и наглым из их группы, он так гордился совершенным переворотом, что не выказал ни малейшего раскаяния или угрызения совести. Он продолжал дразнить Оскара, выставляя напоказ свою гордыню, пока тот в конце концов не сорвался… А затем обезумевший древний его сломал. Прямо на этом столе. На глазах у всех мужчин. Совершив высший акт насилия и унижения по отношению к Сальваторе.

Сальваторе покачал головой. Это было ужасающе… немыслимо. Действие, настолько шокирующее и мерзкое, что никто никогда об этом не упоминал. Он молился, чтобы все забыли об этом. Такого прежде никогда не случалось в доме Джегера и никогда не повторится снова. Они все были гетеросексуалами.

Они практически сделали своим олимпийским видом спорта жестокое обращение с человеческими женщинами, организовав команды и ведя счет, он мог только надеяться, что все еще относились к нему с глубоким уважением… как к мужчине. В конце концов, вампир все еще был самым заслуженным колдуном в доме Джегера или, по крайней мере, он сам так считал, а его жестокость по отношению к человеческим женщинам была легендарной.

Оскар прищурился и Сальваторе отвел взгляд.

— Итак, — начал он, — как нам исправить ситуацию, Сальваторе?

Тот фыркнул и провел языком по зубам. Темные лорды, он бы пошел на все ради мести.

— Теперь он никогда сам себя не убьет. С тех пор, как нашел эту женщину… свою судьбу… эту суку! — Он закрыл глаза и позволил себе представить. — Вы знаете, я бы все отдал за пять минут с женщиной Наполеана Мондрагона в темном переулке.

Остальные мужчины засмеялись.

Сальваторе вздрогнул.

— Я, наверное, был бы слишком на взводе, чтобы трахнуть ее. Даже не знаю, изобретен ли такой способ убийства, который был бы достаточно живописным для всего того, что я бы сотворил с этой шлюхой.

Милано кивнул.

— Должен быть какой-то способ сломать Наполеана.

Оскар поднял брови.

— Ага… и кто же с этим справиться? Мы уже пробовали подобное, напомнить, скольких он убил?

Он имел в виду день, когда пришли воины, чтобы спасти Киопори из логова Сальваторе. Наполеан столкнулся с ними в коридоре, в итоге убив восемьдесят семь солдат, все из них были сильными и мощными темными. Сальваторе отдавал ему должное: мужчина наводил ужас.

— Тогда потребуется, чтобы сам темный лорд это исполнил, — сказал Милано.

Дмитрий кивнул.

— И даже тогда нам понадобится помощь.

Сальваторе поднял руку.

— Подождите.

Оскар подался вперед.

— Да?

— Что потребуется для…

Он продолжил расхаживать по комнате, размышляя над новой дилеммой, мысленно сверяясь с «Кровавым каноном» — теперь, когда Накари Силивази его украл, он больше не мог открыть темные страницы. Спасибо темным лордам, он помнил все слово в слово. Новая идея начала формироваться в уме. Улыбаясь, он остановился, а затем развернулся к присутствующим.

— Одержимость, — буднично заявил он.

— Что прости? — переспросил Милано.

— Одержимость, — повторил Сальваторе, практически промурлыкав слово. — Мы призовем темного лорда Адемордна, чтобы он вошел в тело человека, скажем, в форме змеи или червя. Затем как-нибудь доставим человека достаточно близко к телу Наполеана, чтобы червь переместился в него. Адемордна захватит Наполеана и убьет его судьбу — более простая задача, чем пытаться самим убить шлюху.

— Потом Адемордна покинет тело Наполеана, и король умрет очень медленной мучительной смертью в результате «Кровавого проклятия», — Оскар улыбнулся. — Мне нравится идея — древний король дома Джейдона будет убит проклятием из-за того, что не сможет принести необходимую жертву. Из всего рода именно он облажается. Как это поэтично.

— Это сработало на Шелби Силивази, — продолжил Сальваторе, вспоминая успешный план своего покойного брата Валентайна по уничтожению младшего Силивази. Тот убил его пару Далию. Но не раньше, чем использовал ее для рождения собственного сына. — Ни у кого нет ни малейшего шанса близко подобраться к судьбе Наполеана, чтобы убить ее. Мы просто позволим влюбленному королю сделать это собственноручно.

Все, за исключением Дмитрия, кивнули.

— Ладно. Все это здорово звучит в теории, но как, черт возьми, мы доставим того человека, которым завладеет червь, поближе к Наполеану Мондрагону? И даже если у нас получится, как мы заставим Наполеана убить человека и проглотить червя? Не должен ли обмен совершиться в момент смерти носителя? Предположим, что мы сможем упросить лорда Адемордна согласиться на это. Но когда в последний раз кто-то из колдунов дома Джегера смог наколдовать достаточно мощное заклинание, чтобы вызвать «Кровавую одержимость»?

Оскар кивнул и наклонился вперед, показывая, что принимает эти аргументы.

— Это правда, Сальваторе. Предположим, что мы сможем достаточно близко подобраться к Наполеану, чтобы пересадить червя. И предположим, что Наполеан упростит нам задачу и убьет человека. Однако, сможешь ли ты заручиться поддержкой лорда Адемордна?

Сальваторе потер подбородок, на котором уже начала проступать легкая щетина. Последнее время он был слишком занят, сосредоточившись на уничтожении Наполеана.

— Я осознаю, — осторожно начал он, — что цена этому будет чрезвычайно высока. Кровь. Жертвоприношение. Намного больше крови, чем мы когда-либо предлагали раньше. Но, следуя недавнему приказу Оскара, мы убивали людей в Лунной долине и оставляли их тела на виду у всех, — Он кивнул главе совета, выражая свое почтение. — Таким образом мы смогли заполнить жертвенной кровью намного больше сосудов, чем раньше. Наши склады полны.

— И, если нам повезет, этого будет достаточно, чтобы привлечь его внимание и получить аудиенцию у темного лорда. Что он потребует за «Кровавую одержимость»? — уточнил Оскар.

Сальваторе глубоко вздохнул и оглядел всех мужчин, стоя на противоположном конце стола.

— Насколько сильно вы хотите уничтожить Наполеана?

Оскар прочистил горло.

— Во что это обойдется, Сальваторе?

Тот нахмурился.

— Первенец из знатной семьи дома Джегера. По одному за каждый день одержимости.

Оскар откатился от стола, встал с кресла и подошел к дальней стене, ненадолго повернувшись спиной к столу. Когда вампир вновь развернулся к ним, его лицо было призрачно бледным.

— Принести в жертву первенца из нашей колонии? По одному ежедневно, всего лишь за… возможность… добраться до Наполеана Мондрагона?

Сальваторе кивнул. Не было никакого способа подсластить пилюлю.

— Да.

Оскар глубоко вздохнул и покачал головой.

— У нас вообще есть власть, чтобы издать подобный указ?

— Нет, — Дмитрий и Милано ответили в унисон.

— Но, — добавил Сальваторе, — у нас есть возможность вынести это на всеобщее голосование, чтобы дом Джегера принял указ демократичным путем. Не стоит недооценивать гнев наших мужчин по отношению к дому Джейдона или жажду мести за наших погибших воинов, не говоря уже о детях. Я верю, что все проголосуют за такие крайние меры и будут готовы тянуть соломинку, чтобы увидеть, чья семья… предложит… сына. И в каком порядке.

— Должны ли смерти быть мучительными? — съежившись, спросил Оскар

— Нет, — успокоил его Сальваторе. — Извлечь сердце, пока оно еще бьется, отсечь голову и сжечь тело. Мы бы могли увековечить их всех как мучеников, установить изображающие их статуи. Их семьи получат… компенсации.

— Какие? — спросил Оскар.

Сальваторе пожал плечами.

— Я не знаю. Мы что-нибудь придумаем.

Оскар вернулся к столу, положил обе руки на его поверхность и уставился на Сальваторе. Его рот растянулся в отвратительной злобной усмешке.

— Ты уверен, что хочешь продолжать, Сальваторе? — Прежде чем он смог ответить, Оскар добавил: — Подумай хорошенько, колдун. Ты сам первенец, помнишь?

На этот раз Милано тихо присвистнул.

— Мог бы ты умереть, чтобы уничтожить Наполеана? — многозначительно спросил Оскар. Сальваторе прикрыл глаза.

Это была правда — он бы предпочел задержаться на этом свете очень, очень долго. Если бы их всех оставили в покое, — а также с должным старанием избегая новых охотничьих отрядов, организованных домом Джейдона, — то они имели бы хорошие шансы на достижение этой цели. Но затем он подумал об умершем в одиночестве Валентайне, который погиб в Лунной долине от рук Маркуса и Накари Силивази, и его кровь вскипела. Не могло быть большего удара по любому мужчине из дома Джейдона, — кроме, возможно, потери их собственной судьбы, — чем смерть их лидера Наполеана. У Наполеана не было сына. Не было никакого наследника. Последствия будут катастрофичными, а ситуация не нормализуется в течении нескольких поколений. Возможно, сыновья Джегера и Джейдона наконец вступят в войну.

— Да, — ответил Сальваторе, — если дело дойдет до этого, — Он пожал плечами, тут же обдумав проблему под другим углом. — Но тогда дом Джегера останется без своего самого одаренного колдуна. Может быть, сделать исключение… для членов совета.

Оскар с отвращением покачал головой.

— Ты никогда не перестаешь меня удивлять, Сальваторе.

Колдун улыбнулся.

— Тогда выносим это на всеобщее голосование?

Оскар хмыкнул.

— Собери все жертвенные сосуды и проконсультируйся с лордом Адемордна. Посмотрим, возможно ли это вообще, прежде чем обратимся к нашей колонии.

Сальваторе кивнул, но он уже знал ответ.

Убедить колонию в необходимости принести в жертву своих детей будет нелегкой задачей, однако, если использовать при этом образ Наполеана Мондрагона, одержимого злым духом темного лорда Адемордна — это будет совсем другое дело. Вероятность того, что он отнимет жизнь у своей собственной суки и оставит дом Джейдона без лидера и в уязвимом состоянии? Слишком соблазнительно, чтобы отказаться.

Мужчины будут рвать и метать. Возможно, прибегнут к насилию прежде, чем капитулировать и проголосовать за его план. 

* * *
Тиффани Мэттьюс сидела за своим столом в «Праймере», рисуя в блокноте и разглядывая законченные работы. Пока ее мысли блуждали, она делала эскизы всего чего угодно, лишь бы не работать. Затененные горные вершины. Покрытые снегом домики, спрятанные в жутком лесу. Опасные люди, что скрывались в тенях больших валунов и призрачных деревьев. Вампиры, вырывающие двери такси. Она вздрогнула при последней мысли.

Было двенадцать часов понедельника, но Тиффани слишком нервничала и беспокоилась, поэтому об обеде не могло быть и речи. Она успела набросать гладкое тело пумы, усевшейся на одном из отдаленных валунов, когда зазвонил ее сотовый.

Женщина проверила номер звонившего: частный, незнакомый. Она поднесла маленькое устройство к уху и нажала кнопку ответа.

— Это Тиффани, — Ее голос звучал профессионально, но несколько сухо.

— Мисс Мэттьюс?

— Да.

— Это Дэвид. Дэвид Рид, — Он помолчал. — Это безопасная линия?

Тиффани закатила глаза и пожала плечами. «Да ладно! Кем он себя возомнил — ЦРУ?»

— Да, мистер Рид, безопасная, — уведомила его она.

— У меня для вас хорошие новости.

Она выпрямилась в своем кресле, сердце забилось в тревожном ритме. Ладони вспотели.

— Вы нашли Брук?

Он вздохнул.

— Нет. Нет. Мне жаль, но мы не обладаем такими ресурсами.

Она вздохнула, не скрывая разочарования.

— О, понимаю. Тогда что за хорошая новость?

Он понизил голос, словно кто-то мог подслушать.

— Мы смогли получить наводку на мужчину, который забрал вашу подругу. Наполеан Мондрагон, лидер… вампиров, — последнее слово он прошептал.

Тиффани ответила не сразу. Она не хотела понадеяться раньше времени. Наконец, наклонившись вперед над своим столом, она потянулась за листком бумаги и выдохнула:

— Да?

— Как и многие другие, он живет в Лунной долине, но у нас нет никакой возможности близко к нему подобраться. Однако, мы могли бы заставить его прийти к нам. На склад.

Тиффани нахмурилась.

— Каким образом?

— В ближайшее воскресенье планируется краткосрочная миссия. Мы собираемся проникнуть в клинику Лунной долины.

Чувства Тиффани обострились. Они собирались вернуться в то… место? Она постаралась не обращать внимания на слово «проникнуть», напоминая себе, что не имеет значения, если ей придется ненадолго присоединиться к группе подражателей Джеймса Бонда и Ван Хельсинга, если это поможет отыскать Брук.

— Слушаю.

— Нам давно хотелось получить доступ к их клинике. Мы считаем, что в ее стенах может храниться важная информация.

Господи, Джеймс.

— К примеру? — поинтересовалась она.

— К примеру, образцы ткани или крови, которые помогут нам определить слабые стороны демонов. Или записи, которые дадут ключ к разгадке их анатомии, возможно запасы яда. Или другие химические вещества, которые мы могли бы превратить в эффективное оружие и использовать против них.

Тиффани с трудом верила услышанному.

— Хорошо. А как это поможет Брук?

— Мы собираемся ворваться в клинику, сделать фотографии. В общем, соберем любой полезный материал, какой сможем раздобыть. Если нам повезет, и в это время там будут пациенты, мы сможем захватить заложника.

Встревоженная Тиффани откинулась на спинку кресла. Вампир — заложник? Нет и еще раз нет, если он — или она — будут похожи на тех существ, которых они с Брук встретили в такси!

— Как вы планируете…

— Не беспокойтесь об этом, красавица. Мы знаем, что делаем.

Тиффани медленно выдохнула.

— Когда будем уходить, мы оставим там записку с требованием выкупа: сообщение с предложением обменять пойманного монстра на вашу подругу.

Тиффани не нравилось, как звучал этот безрассудный план. Она хорошо помнила силу и мощь того мужчины, что забрал Брук. А также легкость с которой второй вампир, стерший ей память, контролировал окружающих людей.

— Что, если их будет… несколько… или слишком много… там в клинике?

Он прочистил горло.

— Тогда мы их нейтрализуем, — он говорил чрезвычайно серьезно и, как ни странно, уверенно. Это только сильнее убедило Тиффани, что мужчина был настоящим психом. Он явно был не в своем уме. Но какие еще у нее были варианты? Брук пропала, и если они ничего не предпримут, она не вернется.

— Я хочу пойти с вами, — начала настаивать она, понимая, что своей безумной идеей не уступала ему. Но может каким-то чудом Брук окажется там? Или она пересечется с кем-то или чем-то, кто обладает информацией о местонахождении того вампира, Наполеана? Она вздрогнула при этой мысли. Женщина знала, что у нее было мало шансов, но она не собиралась стоять в стороне и ждать, когда Ван Хельсинг-Бонд отчитается. — Это будет проблемой?

Он разочарованно вздохнул.

— Это небезопасно, мисс Мэттьюс.

«Да, ну?!»

— Я понимаю, Дэвид, но все равно хочу это сделать, — телефон так надолго замолчал, что она задалась вопросом, не повесил ли Дэвид трубку. — Алло? Алло, Дэвид? Мистер Рид?

— Да, хорошо, но вы сами напросились. Я не смогу отвечать за вашу безопасность.

Тиффани с трудом сглотнула. Неужели она могла пойти на такой отчаянный шаг? Войти прямо в логово льва с самоубийственной миссией?

— Я понимаю.

Он прочистил горло и заговорил глубоким, почти искусственным голосом.

— Тогда ладно. Будьте на складе в воскресенье в восемь утра. И ни минутой позже. Иначе мы уедем без вас.

Она начала отвечать, но он уже отключился. Тиффани медленно положила телефон на стол и взглянула на свои рисунки.

— Господи, помоги нам, — прошептала она. — Пожалуйста, Боже… умоляю. Помоги нам. 

Глава 13

Был полдень среды, когда Накари Силивази распахнул тяжелую входную дверь в свой четырехэтажный кирпичный особняк, расположенный в конце частной дороги, возле заросших лесом скал. Шагал он энергично, а тело казалось помолодевшим. С тех пор, как его брат-близнец Шелби был убит Валентайном Нистором — тот похитил судьбу Шелби, из-за чего благонравный вампир не смог выполнить требования «Кровавого проклятия» — Накари плыл по течению, не зная, куда повернет дальше жизнь.

Он недавно закончил Румынский университет, став мастером магом, и теперь завершал аспирантские проекты, но еще не решил, какой вклад сможет внести в развитие Лунной долины в дополнении к его основной роли практикующего мага. Он был достаточно занят, помогая Наполеану локализовать последствия: уничтожить улики, оставленные темными в результате их террора. Но этого было мало для удовлетворения потребностей его тела и души. Накари Силивази был нужен особый смысл, а также умственное напряжение, чтобы чувствовать себя живым после пяти сотен лет… Особенно сейчас, когда он ступал по земле без своего близнеца.

Он рассеянно сжал амулет, что уже вошло в привычку с того дня, когда он получил его от Шелби, и направился по узкой лестнице в большую, обустроенную в неформальном стиле, гостиную. Его лицо озарилось улыбкой, когда вампир вспомнил о своем недавнем решении устроиться на неполный рабочий день в гостинице и на лыжной базе «Темной луны». В отличие от Шелби, он не намеревался давать частные уроки детям с ограниченными возможностями. И не только потому, что Накари за последние несколько десятилетий стало скучно заниматься лыжным спортом и сноубордингом. Просто у Шелби был особый талант к общению с детьми. Он объединял свои и их инстинкты таким образом, что их совместные движения становились своего рода изящным, интуитивным танцем. Накари не хотел оскорблять память брата, пытаясь подражать его врожденному дару.

Нет, он выбрал несколько иное направление, которое могло взбудоражить его кровь. Курсы, где можно было бросить вызов природе. Программа, нацеленная на расширение возможностей отдельных лиц, семей и групп при помощи скалолазания, дюльфера[20], рафтинга[21] и преодоления сложных препятствий на природе. Курсы были разработаны для того, чтобы построить между участниками доверительные и сплоченные отношения, а также повысить их самооценку.

И это действительно работало.

Накари откинул с лица густую прядь иссиня-черных волос и плюхнулся на мягкий кожаный диван, автоматически закинув ноги на кофейный столик, и не удосужившись снять тяжелые походные ботинки. Потеряв родителей в двадцать один год, он хорошо понимал, какую важную роль в чьей-либо жизни мог сыграть положительный пример. Для него и Шелби такую роль взяли на себя их братья. И самооценка, выросшая под их терпеливой опекой, помогала ему на протяжении всей жизни. Он подался вперед за последним выпуском журнала «Скалолазание» и застыл на месте.

В углу под выключенной лампой замер, подобно статуе, Брайден Братиану. На его лице читался настоящий ужас. За бывшим человеческим ребенком, теперь уже ставшим подростком, Накари поручили заботиться с момента окончания университета.

Но мальчик находился в доме не один.

Перед ним на кожаном пуфике сидела маленькая девочка лет одиннадцати-двенадцати, с мягкими светлыми волосами, заплетенными в две косички. Она сидела, повернувшись спиной к Брайдену, лицом к стене… просто тупо глядя перед собой.

— Что за..? — Накари остановил себя, чтобы не ругнуться, не желая подавать дурной пример Брайдену. — Брайден, ради всего святого, что ты делаешь? И кто эта девочка?

Брайден посмотрел на Накари так, словно сам только что вышел из транса и моргнул, прежде чем слабо улыбнуться.

— Пожалуйста, не злись.

Накари глубоко вздохнул и попытался успокоиться.

Боги, что мальчик натворил на этот раз?

Брайден был довольно хорошо известен своими бесконечными выходками, которые часто приводили к неприятностям. Именно поэтому совет отдал его на временном попечении Накари. Это наставничество стало настоящей проверкой его терпения, а также испытанием интуиции, потому что под всей этой чепухой и хаосом в парне были скрыты неплохие способности к магии и быстро развивающийся духовный дар.

— Я постараюсь, — ответил Накари, жестом призывая парня продолжить.

Брайден прокашлялся и закусил нижнюю губу. Он глубоко вздохнул, — плечи при этом заметно приподнялись и опустились, — а затем нацепил на лицо искусственную улыбку.

— Это Кэти Белл, — указал он на девочку.

Накари взглянул на нее, одетую в узкие джинсы и розовый свитер, и улыбнулся.

— Привет, Кэти.

Он сразу забеспокоился, когда девочка не ответила и даже не посмотрела в его сторону.

Мгновенно переместившись через всю комнату, он опустился перед ней на колени.

— Кэти?

Он помахал ладонью перед ее лицом, и девочка моргнула.

— Привет, — сказала она, протягивая руку.

Накари осторожно ее пожал. Ее рука казалась невероятно маленькой по сравнению с его собственной.

— Приятно с тобой познакомиться, Кэти.

Она кивнула, глядя в одну точку где-то выше его головы.

Накари негромко присвистнул и встретился с потерянным взглядом Брайдена.

— Что происходит?

Тот пожал плечами.

— Ты это, разберись с этим, братан: что-то пошло не так…

Накари поднял руку, прерывая его. У Брайдена фаза городского хип-хопа была на прошлой неделе. С тех пор как он помог уберечь Маркуса от женитьбы на неправильной судьбе — обнаружив дьявольское заклинание черной магии, наложенное Сальваторе Нистором — парень впал в новое состояние, вознамерившись стать величайшим в мире медиумом (после того как перестанет быть воином). Брайден должно быть действительно нервничал, если вернулся к привычкам прошлой недели.

— Никакого сленга и говори со мной на понятном английском, — предупредил Накари.

Брайден сглотнул и кивнул.

— Хорошо… да… без проблем, Накари.

Накари указал на маленькую девочку, которая в основном все еще игнорировала их обоих.

— Кэти Белл. Что с ней случилось?

Брайден потер руки.

— Хорошо, ты же все знаешь о темных, верно?

— О чем конкретно, Брайден?

— Обо всем этом заговоре… уничтожить долину и убить людей. Причина, по которой ты должен был ходить и заметать следы за ними, заменяя воспоминания людей.

Накари кивнул.

— Правильно.

— Ну, — Брайден опустил голову, не отрывая глаз от пола, — кроме того, ты знаешь, что мы с тобой, как… это, — онскрестил пальцы и поднял их вверх, — по-настоящему близки и также у нас одинаковые способности.

Накари потер глаза.

Одинаковые способности? О боги

— Продолжай.

— Ну, я как бы… типа… хотел посмотреть, смогу ли я научиться стирать память и заменять воспоминания. Но это лишь для того, — торопливо прибавил он, — чтобы я мог помогать тебе со всей этой работой в Лунной долине, — он нахмурился и встретился с Накари взглядом. — Я знаю, что ты вызвал своих ребят из университета для помощи, и это круто, но просто… Маркус в последнее время был слишком занят своим ребенком, так что у него не было времени учить меня стрельбе из лука, как он ранее обещал… и я подумал, может, если окажусь полезным, ты по-прежнему захочешь со мной тусоваться.

Накари провел рукой по волосам и опустил голову. Опять самооценка. Почему этот ребенок вечно метался словно йо-йо, когда дело касалось осознания собственных достоинств или понимания своего места в мире? Братья Силивази его очень полюбили с тех пор, как парень сражался словно чемпион и спас судьбу Натаниэля от ликанов, которые чуть не прикончили его из-за этого. Каждый член их дома делал все возможное, уделяя ему как можно больше времени и внимания, потворствуя последним причудам, потому что они понимали, как тяжело было мальчику влиться в их общество, будучи человеком по рождению. Он был первым обращенным вампиром мужского пола — ребенком женщины судьбы от ее предыдущего брака. Он был во всех отношениях отличным парнем, пока не начинал чувствовать себя неуверенно, выдумывая глупые планы.

Вроде этого.

Накари посмотрел на маленькую Кэти, пытаясь сохранить самообладание: «Что, во имя богов, Брайден с ней сделал?»

— Рассказывай! — приказал он.

Брайден взглянул на Кэти, и на его лице появилось раскаяние.

— Ну, она человек, — Накари приподнял бровь, и Брайден наигранно рассмеялся. — О да, думаю, ты это уже заметил.

Накари кивнул.

— И она ходит в среднюю школу «Высоких сосен».

«Ну, хоть что-то для начала», — подумал Накари. «Высокие сосны» находились недалеко от Лунной долины.

— Я и несколько парней вроде как… отправились ненадолго в город… ну, знаешь, просто потусоваться?

— Кто вел машину? — уточнил Накари.

Брайден улыбнулся.

— Блейд Ринич.

Накари знал отца парня. Он был воином и уважаемым вампиром в доме Джейдона.

— И?

— И Кэти, вроде как шла домой со своими друзьями, когда мы проезжали мимо.

— Сколько ей лет? — снова задал вопрос Накари.

Брайден пожал плечами.

Накари нежно взял девочку за подбородок и приподнял ей голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Кэти, сколько тебе лет, милая?

Она улыбнулась, но не ответила.

Он попробовал другой подход. Мягко подтолкнув ее сознание, вампир прошептал:

— Скажи мне свой возраст.

— Двенадцать, — подчинилась она.

Накари сердито взглянул на Брайдена и нахмурился.

— Вы, ребята, остановились, чтобы поболтать с группой двенадцатилетних девочек?

В его голосе ясно слышалось разочарование.

— Нет! — убеждал Брайден. — Она была самой младшей в группе, клянусь. Думаю, это были друзья ее сестры или типа того, потому что они все были пятнадцатилетние, как я… как все мы… ну, за исключением Блейда, потому что ему шестнадцать и у него человеческие водительские права. Но, клянусь, я выбрал ее из-за юного возраста, лишь потому что подумал, что на ней будет проще… попрактиковаться, — он опустил пристыженный взгляд. — Честно, Накари. Я не хотел навредить ей. Ты меня знаешь! Я никому не причиню боль. Только темным!

Накари кивнул.

— Расскажи мне точно, что ты сделал. Во всех подробностях. И как ты привел ее сюда.

Внезапно в окружающей их энергии произошло едва уловимое изменение, и Натаниэль Силивази открыл ментальную связь с Накари: «Привет, братишка. Все в порядке?»

Накари поднял руку, призывая Брайдена ненадолго замолчать, и улыбнулся. «Вау, с моей энергией все так плохо?»

«Не совсем, — ответил Натаниэль. — Я просто закрывал офис в гостинице и вносил последние коррективы в твоих документах: оформляя твои новые курсы персонального роста. Так что я уже был связан с твоей энергией, когда почувствовал твое… беспокойство. Что случилось?»

«Брайден», — ответил Накари. Дальнейшие объяснения были излишни.

«Ааа, — засмеялся Натаниэль. — Что-то серьезное? Помощь нужна?»

Накари покачал головой и разочарованно вздохнул.

«Еще не уверен. Все еще оцениваю ущерб. Свяжусь с тобой позже».

Натаниэль послал брату мысленную волну уверенности.

«Хорошо — вызови меня, если буду нужен».

«Обязательно».

«Всего хорошего, брат».

«Всего хорошего, Натаниэль».

Накари повернулся к Брайдену.

— Так, на чем мы остановились?

— Кто это был?

— Натаниэль.

Брайден нахмурился.

— Ты ему рассказал?

Накари начал быстро терять терпение.

«Успокойся, — уговаривал он себя. — Все уладится».

— Что именно, Брайден? Ты еще не закончил свой рассказ.

Прежде чем продолжить, Брайден бросил взгляд на девочку, словно проверяя, в порядке ли она. Она не была — Кэти просто сидела, словно истукан, неживое существо. Накари мог не успеть восстановить нормальное состояние ее сознания, если его вообще можно было восстановить. Пока сложно было судить об этом. Контроль сознания был обычным умением среди вампиров, но в руках новичка он мог стать чрезвычайно опасным.

— Так что конкретно ты сделал? — снова спросил Накари.

Брайден нахмурился, вспоминая.

— Ну, мы просто тусовались и дурачились какое-то время, а затем другие девочки решили пойти в соседний магазин, купить кока-колу. Блейд и Тайс пошли с ними, но мы с Кэти не хотели пить, так что просто ждали их.

Накари глубже погрузился в сознание маленькой девочки, желая убедиться, что она не была напугана и не испытывала дискомфорта, пока они беседовали. На глубоко подсознательном уровне явно присутствовал страх, но в настоящий момент она была в порядке.

— Так что случилось, когда ты и Кэти остались одни?

Брайден подался вперед в своем кресле и положил локти на колени.

— Во-первых, я хотел посмотреть, смогу ли стереть ее воспоминания. К примеру, последние десять минут. Так что я сделал, как ты описывал: представил ее поток мыслей словно энергию, соединенную с человеком нитями, и последовал за ними в ее сознание, — он приподнялся от волнения. — Попав туда, я просто не мог поверить в случившееся. Это было так круто. Тогда я захотел посмотреть, отреагирует ли она на внушение, и у меня получилось! Потом я заставил ее сделать пару глупостей.

— Каких глупостей? — голос Накари был полон гнева, а удлинившиеся клыки начали колоть губы.

Глаза Брайдена широко распахнулись.

— Ничего плохого. Честное слово! Мяукни, как кошка. Скажи мне, что я милый. Что-то в этом роде.

Накари услышал уже достаточно.

— Ты меня действительно удивляешь, Брайден. Не могу поверить, что ты мог сделать нечто подобное. Думаешь, это игра?

Парень заметно поник, но Накари это не волновало. Это было серьезно и так непохоже на Брайдена. Его глаза затуманились, а нижняя губа едва заметно задрожала, хотя он был уже достаточно взрослым.

— Я знаю, — пробормотал он, голос выдавал раскаяние. Глаза скользнули по маленькой девочке, и его плечи затряслись. — Даже когда я это делал, понимал, что все это неправильно, и что должен остановиться, — он старался сидеть прямо и сдерживать слезы. — Но я все думал о том, что со мной случится, если вы с братьями больше не захотите со мной общаться, пока я не продолжу доказывать свою значимость. И не смог остановиться. Потому что мне нужно набраться опыта. Быстро, — он снова посмотрел на девочку и не смог сдержать рыдания. — Кэти, мне очень жаль. Правда!

Она улыбнулась, как застывшая, одномерная, бумажная кукла. А потом на ее лице снова появилось бессмысленное выражение.

— Так как она сюда попала? — продолжал выпытывать Накари.

Брайден всхлипнул.

— Когда все вернулись из магазина, я пытался исправить то, что наделал. И не смог. Я занервничал, и Тайс сказал, что мне нужно привести ее к тебе. Мы говорили мысленно, так что ее друзья нас не слышали.

— Ты держал ментальную связь с целой группой? — опешил Накари.

— Ага, — согласился Брайден, — а потом я просто представил что-то наподобии школьной доски и стер воспоминания у других девушек. Я сказал им, что Кэти задержалась в школе и придет домой позже. И они просто ушли, как будто ее там не было. Они поверили мне, а не своим собственным глазам, но я тогда действительно сильно испугался.

Накари недоуменно покачал головой.

— Как ты сделал им внушение, мысленно или вслух?

Брайден обдумал вопрос, прежде чем ответить.

— Я произнес вслух что-то наподобии этого: «вы пойдете домой и там подождете Кэти». И они подчинились.

Несмотря на гнев и разочарование, Накари был поражен. Умение Брайдена было просто невероятным. Брайдену Братиану было лишь пятнадцать лет, а вампиром он прожил всего десять из них. Откуда же взялись и продолжали проявляться такие способности?

Он подошел к креслу и положил руку на плечо Брайдена.

— Послушай меня, сынок.

Брайден посмотрел на него самыми доверчивыми глазами, какие Накари только видел в своей жизни. Просто парадоксальный парень.

— Прежде всего, ты никогда не должен ничего доказывать мне или кому-либо из моей семьи. Мы любим тебя.

У Брайдена перехватило дыхание и, явно смущенный, он отвернулся. Пытаясь не подать виду, он откашлялся и пробормотал:

— Круто.

Накари опустился перед ним на колени.

— Ты слышал, что я сказал?

Брайден кивнул.

— И даже когда твои родители вернутся из кругосветного путешествия, мы все равно хотим, чтобы ты оставался в нашей жизни.

Брайден приподнял брови и с надеждой посмотрел ему в глаза.

— Правда?

— Да, правда. Мы уже обсуждали, как уговорить твоих родителей, чтобы ты мог остаться в Лунной долине и продолжил изучение школьных предметов в местной академии вместо того, чтобы пойти в человеческую школу на Гавайях, которую Наполеан весьма не одобряет.

Вампир, обративший Брайдена, Дарио Братиану, работал на Гавайском курорте, принадлежавшем дому Джейдона, когда встретил свою судьбу — Лили, маму Брайдена. После окончания их отпуска, Дарио и Лили надеялись остаться на Гавайях, как минимум, еще на пять лет. Таким образом, пришлось бы отправить Брайдена и его младшего брата Конрада — ребенка, родившегося в результате их «Кровавой луны» — в человеческую школу. Но на свой последний учебный год Брайдену все равно пришлось бы перевестись в академию Лунной долины. Так как человеческого образования было недостаточно, ему пришлось бы очень долго нагонять пропущенный материал дома, не говоря уже о дополнительной программе, которую проходили все в возрасте от восемнадцати до двадцати лет. Поэтому братья Силивази всеми силами пытались найти возможность оставить Брайдена с ними, пока Дарио и Лили не вернулись бы обратно в долину.

Брайден, казалось, расцвел от новости. Его лицо озарилось радостью, подобно новенькой лампочке.

— Я смогу оставаться с тобой на все время?

Накари пожал плечами.

— Я не уверен относительно всего времени, потому что сам не знаю, что может принести грядущее. Но вместе с нами у тебя всегда будет дом. И верь мне, когда я говорю, что Маркус очень взволнован твоим предстоящим обучением стрельбе из лука. Он как раз упоминал об этом буквально на днях, — Он помолчал, улыбаясь. — Только имей в виду: когда Маркус взволнован, он обязательно приводит этим кого-нибудь в бешенство. Так что… это все взаимосвязано.

Брайден засмеялся и немного выпятил грудь. А затем сразу стал серьезным.

— Так что мы будем делать с Кэти?

Накари оглядел ребенка, сидевшего на пуфике, быстро считал ее жизненные показатели: пульс, температуру тела и кровяное давление. Затем закрыл глаза, подумал секунду и уселся рядом с ней. Его крупное, мускулистое тело заняло все пространство и так как вампира это не устраивало, пришлось осторожно поднять девочку и разместить ее прямо перед собой.

— Для начала, — сказал он Брайдену, — мне придется войти в твое сознание, чтобы собственноручно извлечь все недавние воспоминания. Такое не практикуется среди мужчин дома Джейдона без крайней необходимости. Сознание считается священной, запретной территорией, но мне нужно увидеть все твои воспоминания, как будто они принадлежат мне самому, чтобы знать, что нужно сделать для Кэти, — он положил руку на ее предплечье, но девочка даже не моргнула. — Я считаю, что ты настолько сильно старался стереть ее воспоминания, что ненароком зашел слишком далеко. Ты вышел за пределами префронтальной доли, которая влияет на кратковременную память в среднем мозге, и попал в лимбическую систему, которая играет важную роль в сновидениях. По существу, ты нарушил прохождение электрохимических импульсов от ствола головного мозга.

Брови Брайдена поднялись, а рот приоткрылся в замешательстве.

— А?

Накари вздохнул.

— Другими словами, Кэти в каком-то смысле сейчас находится во сне, хотя кажется, что она бодрствует. Возможно, поэтому она не реагирует на внешние раздражители. Даже несмотря на то, что ее глаза открыты, на самом деле, она как бы спит.

Брайден поморщился.

— Черт! Это я такое сделал? — Накари красноречиво посмотрел на него. — Прости.

Вампир кивнул и потянулся к Кэти. Он пробежался пальцами по ее вискам, массируя их медленными, ритмичными движениями.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовал Брайден.

— Проверяю наличие каких-либо физических повреждений мозга, чтобы убедиться, что нет необратимых последствий.

Брайден побледнел.

— Боги…

— Ага, это не игра, — повторил Накари.

Убедившись, что ее мозг в порядке, вампир прервал контакт и повернулся к Брайдену.

— После того, как мы вернем все на свои места, я извлеку из ее сознания адрес, и мы отвезем девочку домой.

— В самом деле? Как? Ты полетишь вместе с ней? Или дематериализуешься, держа ее на руках?

— Нет, поступим гораздо проще, — спокойно парировал Накари. — Думаю, мы можем взять «Мустанг».

— О, — удрученно ответил Брайден.

Накари сдержал смех.

— А как отреагирует ее семья, когда мы появимся на пороге?

— Ее семья ничего не предпримет, когда я подойду к их двери, — строго сказал Накари, его тон не допускал никаких возражений. — Я использую плащ невидимости: они меня не увидят.

Глаза Брайдена расширились, а уголки губ приподнялись в нетерпеливой улыбке.

— Нет, — отрезал Накари. — Даже не думай об этом!

Брайден скрестил руки и откинулся в кресле.

— Брайден, дай мне слово, что ты не попытаешься снова воспользоваться своими… непроверенными… способностями, — по крайней мере, не теми, в которых ты продвинулся больше всего — не проконсультировавшись предварительно со мной.

Брайден нахмурился.

— Ну… ладно.

— Брайден?

— Да… да, я обещаю.

— Хорошо, — Накари слегка сжал руку Кэти, пытаясь дать ей понять, что помощь уже близко. А затем повернулся к своему юному соратнику, принял чуть более официальную позу и пристально посмотрел тому в глаза. Традиции дома Джейдона зиждились на богатой истории единства, справедливости и взаимного уважения — протокол оставался протоколом — даже если приходилось иметь дело с глупым, молодым парнем, который мог этого не понять. — Брайден Братиану, сын Дарио и Лили Братиану, находящийся под защитой созвездия Единорога, отпрыск дома Джейдона?

Брайден сглотнул и сжал руки вместе, выглядя неуверенно.

— Да?

— Я бы хотел попросить разрешения войти в твое сознание с целью исцеления этой девочки, — Брайден в ответ прохрипел что-то нечленораздельное и на сердце у Накари потеплело. — Что скажешь?

Брайден облизал губы и внезапно в глубине его глаз появился проблеск мудрости, осколок знаний, таящийся где-то глубоко в его вампирской генетической памяти. Он встал со своего места, подошел к Накари, преклонил перед ним колено и благоговейно опустил голову.

— С большим смирением исполняю вашу просьбу, мастер маг, и благодарю за эту услугу.

Накари смотрел на ребенка, отмечая почтительную позу, уместный, уступчивый тон его голоса и понял, что сейчас произошло что-то грандиозное. Открылся канал между Брайденом и древними традициями дома Джейдона — экстрасенсорный проход, дающий ребенку полный доступ к коллективной памяти вампиров.

Накари почувствовал внезапный прилив огромной силы и понял, что Наполеан Мондрагон каким-то образом в тот же момент зарегистрировал произошедшее, принял к сведению священный дар, переданный мальчику.

Король не вторгся в их пространство и не стал мысленно говорить.

Он не стал бы выспрашивать об информации, которая не предназначалась ему, но одно было несомненно: волна энергии, которая только что прошла сквозь юного Брайдена Братиану, была слишком мощной, чтобы остаться незамеченной Наполеаном — сердцем и душой их народа. Отныне Наполеан был связан с Брайденом на очень тонком духовном уровне, поэтому он сможет внимательно следить за прогрессом молодого последователя.

Вот это да… Неужели сюрпризы никогда не закончатся?

Накари громко выдохнул.

— Очень хорошо. Ну что же, начнем? 

Глава 14

Гейб Лоренц был привязан к холодному металлическому столу: его руки и ноги оказались стянуты крепкой, жесткой веревкой. Горло саднило, а во рту пересохло. Но он не оставлял попыток высвободиться из пут и изо всех сил старался открыть глаза.

— Где я? — прокаркал мужчина, когда его взгляд сфокусировался.

Последнее, что помнил Гейб: он выходил из круглосуточного тренажерного зала после чрезвычайно энергичной тренировки. Он ехал на стрельбище, чтобы еще раз убедиться в своих навыках и меткости, прежде чем стать телохранителем иностранного высокопоставленного чиновника. В свои двадцать с небольшим он являлся одним из лучших экспертов по рукопашному бою, способным убить человека голыми руками за пять секунд, поэтому решил, что пришло время серьезно подзаработать. Он стремительно приближался к тридцати годам, и нужно было успеть использовать все преимущества уходящей молодости, пока он все еще имел запас жизненных сил.

Гейб с трудом разлепил веки, несколько раз быстро моргнул и постарался усилием воли снова не закрыть глаза, а затем его сердце дико забилось в груди и мгновенно сжалось, словно его схватили железной рукой. Постепенно Гейб смог рассмотреть, что находится в полутемной подземной камере, освещенной лишь крошечными огоньками сотен черных свечей, что были установлены в глубоких рукотворных расщелинах древней каменной стены. Вокруг него парил плотный серый туман, поднимавшийся с самого пола.

Гейб прищурился, стараясь что-нибудь рассмотреть сквозь туман, и у него перехватило дыхание.

Слева от него, склонившись над столом с любопытным и мрачно-злым выражением лица, стоял огромный мужчина с угольно-черными глазами и мускулами настолько рельефными, что они перекатывались при малейшем движении. На нем была плотно обтягивающая майка черного цвета и выцветшие голубые джинсы. Вид мужчина имел крайне воинственный. Он распространял такую мощь вокруг себя. И уверенность. Похоже, этот крутой мужик владел всем миром.

Гейб поморщился. Что за чертовщина творилась с его волосами? Они были чернее ночи, а равномерно распределенные пряди кроваво-красного цвета мерцали так, словно были… живыми… и этот цвет распространялся от самых корней. Не похоже, что волосы были крашенными.

Тип наклонился вперед и улыбнулся… или скорее скорчил гримасу. Проще говоря, он приподнял уголки своих губ, а затем слегка склонил голову в еле заметном жесте приветствия, прежде чем промурлыкать слова:

— Добро пожаловать, человек. Я — Сальваторе Нистор и ты временная… мера… для дома Джегера. Надеюсь, ты наслаждаешься своим пребыванием здесь.

Человек?

И хотя Гейб Лоренц никогда не пасовал перед другими, сейчас его ужас стал практически осязаемым, когда адреналин и отчаяние резко взяли над ним верх.

— Черт… дерьмо… о… что за черт… о дерьмо!

У этого типа выступали клыки изо рта, а глаза светились красновато-оранжевым светом. И это не были контактные линзы.

— Что за…

— Вампир, — злобно перебил клыкастый гигант, для пущего эффекта подчеркивая букву «в» и перекатывая «р» с иностранным акцентом.

Вампир?

Кем бы он ни был, Гейб инстинктивно понял, что мужик — настоящий садист. Он сильнее рванул веревки, хотя знал, что они вряд ли поддадутся. Затем приподнял насколько мог голову и осмотрел остальную часть комнаты, чтобы увидеть были ли здесь какие-либо…

— Пресвятая Матерь Божья!

Он выгнулся и начал брыкаться, словно дикое животное, так сильно стараясь оторваться от стола, что надорвал мышцы. Его запястья и лодыжки стали кровоточить из-за врезавшихся в них веревок. Он так сильно тряс стол, что тот почти перевернулся.

Причина заключалась в том, что справа от него стоял — нет, скорее висел — другой мужчина, похожий на того, кто склонился над ним. Такой же громадный и с такими же черно-красными волосами, но только коротко стриженными. И он висел на короткой цепи: оба его запястья были скованы и распростерты над головой. Цепь в свою очередь крепилась к потолку большим железным крюком. Парень был обнажен по пояс и перепачкан кровью.

Его горло, запястья и внутренняя сторона бедер были разрезаны, а из артерий лилась кровь в большое стальное ведро, расположенное прямо под его босыми ногами. Садист собирал его чертову кровь, а вокруг дна ведра продолжал вращаться, опускаться и шипеть странный, сверхъестественный туман, спиралью окутывающий свою жертву.

Гейб потряс головой, чтобы прояснить зрение. Твою ж мать. Вокруг ведра находились странные предметы, едва различимые из-за дыма. Выгравированные изображения темных ангелов, различные растения и травы, вымоченные в крови. А также огромное количество черных свечей разного размера, с вырезанными на них мистическими символами. В центре ведра с кровью пылал потусторонний огонь красных, фиолетовых и голубых оттенков. Его поддерживали не дрова или угли, а сущность самой крови.

— О черт, нет! — закричал Гейб.

Вампир наклонился и прижал обе руки Гейба, чтобы тот неподвижно лежал на столе.

— Не растрачивай свою энергию, человек, — прорычал он. — Тебе понадобится вся твоя сила, чтобы выполнить порученное задание.

Сила вампира была неизмеримой. На самом деле он больше походил на железный танк, чем на человека, настолько легко он удерживал Гейба на столе.

Гейб втянул в себя воздух и заставил сердце замедлиться — поддерживая устойчивый, послушный ритм — пока у него не случился сердечный приступ. Что там вампир сказал? Ему дадут задание?

Это было хорошо. Очень хорошо.

Если он был им нужен, если его планировали использовать, пусть даже временно, тогда это означало, что они не собирались его убивать… пока что. И если для выполнения задания требовались его особые боевые навыки и умение стрелять, тогда мужчина должен был убедиться, что его руки, ноги и умственные способности остались в целости и сохранности и нормально функционировали. Ему необходимо было выиграть время.

Гейб тяжело сглотнул, прогоняя страх.

— Что за задание?

Его вопрос был встречен оглушительным ударом в челюсть. Удар сотряс все его кости и выбил несколько зубов.

— Ты не смеешь разговаривать со мной, пока я не разрешу, человек! — Вампир в буквальном смысле зарычал словно животное. — Никогда!

Гейб отвернулся, почувствовав во рту медный привкус крови, а затем выплюнул оставшиеся осколки сломанных зубов. Все еще кашляя, он перевел взгляд на нечто, находившееся перед ним, при этом сохраняя гробовое молчание.

Урок выучен. Он не был идиотом.

Вампир махнул рукой в сторону подвешенного мужчины, а затем подошел и встал рядом.

— Это, — произнес он певучим мелодичным голосом, который влиял на тело Гейба также сильно, как и на его уши, — Виктор Дирга, первенец Октавио. Его уважают в нашем роду, но вскоре он будет принесен в жертву нашему темному лорду Адемордна. Не переоценивай свою значимость, человек.

Когда он произнес имя темного лорда, комната мгновенно погрузилась во мрак.

Порыв ледяного ветра пронесся по телу Гейба, и его трахея плотно сжалась, не давая возможности дышать, даже когда мужчина почувствовал, что его сейчас неминуемо вырвет. Его охватило чувство, несравнимое ни с чем, что он испытывал раньше. Его словно затягивало в темный, эмоциональный шлам. Он погружался в злобные зыбучие пески, созданные из самых гнусных эмоций человечества. Смерть, убийство, зависимость и безумие мгновенно поселились в его теле. Вина, страх, стыд и ненависть разлились в его внутренностях подобно живой, дышащей сущности.

Он чувствовал сполна силу каждой эмоции, словно переживал их прямо здесь и сейчас, на этом столе. Страдание и боль за гранью пыток… Его ум, тело и душа находились на последней стадии духовного рака.

Вампир упал на одно колено, склонил голову, и удушливая энергия рассеялась, но не ушла. Она, казалось, парила вдоль потолка и у основания ведра с кровью.

Гейб втянул вернувшийся к нему воздух. Вампир отошел и провел острым ногтем — или скорее когтем — вдоль груди висевшего мужчины.

— Наш лорд будет требовать по одной такой жертве ежедневно для того, чтобы ответить на наш призыв. Так что время имеет существенное значение, понимаешь Гейб?

Гейб не решился ответить. Его желудок выворачивало от накатывающихся волн тошноты. Он чувствовал, что может просто потерять сознание, но изо всех сил пытался сосредоточиться… и слушать дальше.

А затем земля перевернулась и все, что было когда-то правильным в этом мире, перестало существовать. Вампир отвел мощную руку назад и вонзил ее в грудь висевшего мужчины, схватил сердце в железный кулак и извлек его, пока оно еще билось. Глаза умирающего мужчины распахнулись, рот широко открылся в беззвучном крике ужаса.

Гейб так громко закричал, что у него заболели уши. Вампир бросил сердце в ведро, нежно обхватил лицо мужчины, словно собирался его поцеловать, а затем оторвал голову от тела, словно это был одуванчик на стебле.

— Прости меня, Виктор, — пробормотал вампир, бросая голову в ведро. — Твоя жертва не будет напрасной.

Он воздел обе руки к небу, запрокинул голову и начал монотонно что-то напевать на странном древнем языке.

Волосы вампира начали развеваться, словно от сильного порыва ветра, а слова походили на отзвуки оркестра, что эхом отдавались со всех сторон, звуча словно единый жуткий молебный хор. Вампир вскрикнул и застонал так, словно испытывал ужасающую боль, а затем быстро развернулся и направился к столу, где лежал Гейб.

Тот уже молился о смерти.

Ибо то, что к нему сейчас приближалось, не было человеком — даже не было вампиром — оно являлось настоящим воплощением зла. Его кожа светилась темно-красным ореолом, а на руках и пальцах танцевало смертоносное пламя. Лицо же было искажено в настолько божественно злобном экстазе, что оно казалось почти… красивым… гипнотическим.

Он встретился взглядом с Гейбом и, казалось, вытащил из него всю душу, легко подавляя волю.

— Ты пойдешь по указанному адресу. Найдешь темноволосую женщину, которая находится сейчас рядом с Наполеаном Мондрагоном, и попытаешься ее убить.

Он медленно провел рукой по животу Гейба сначала внешней стороной пальцев, затем внутренней. Тело Гейба содрогнулось, и вампир застонал.

— Когда Наполеан Мондрагон убьет тебя за то, что ты угрожал его женщине, а он точно это сделает, ты выпустишь свою душу… в него.

Гейб нахмурился, испытывая в равной степени замешательство и ужас. Выпустить свою душу?

Как он сможет выпустить свою душу?

Когда на лице вампира возникло выражение унизительного для него самого ужаса, хотя при этом он продолжал угрожающе нависать над Гейбом, Лоренц понял, что его песенка была спета. Если этот дьявол чего-то и боялся, то это должно было быть чем-то невероятно отвратительным.

Гейб затаил дыхание, когда вампир попятился от стола, отступая к задней части комнаты и застывая там в ужасе. Его тело вжалось в холодную каменную стену настолько сильно, насколько это было возможно.

Гейб зажмурился. Он больше не мог этого выносить.

Мужчина просто хотел, чтобы вампир поскорее его убил и покончил с этим.

— Приди, мой господин! — закричал вампир, его голос был полон страха и почтения. — Прими это подношение крови… и выйди исполнить мою волю.

Раздался мощный взрыв, похожий на взрыв бомбы, и глаза Гейба распахнулись. Не видеть было хуже, чем видеть…

Или так ему казалось.

— Пречистая Матерь, помоги мне… — прошептал он.

Ведро внезапно охватило жарким пламенем, которое ярко вспыхнуло, прежде чем окончательно слиться с темным туманом, а затем этот сгусток начал принимать форму.

— Святая Дева…

Гейб принялся молиться.

Оно стало походить на… змею?

— Господь с тобою…

Начала проявляться какая-то рептилия — нет, скорее червь.

— Благословенна ты между женами, и благословен плод чрева твоего.

В поле зрения медленно появилось отвратительное создание с рогами, когтями и копытами вместо ног.

Гейб старался вспомнить молитву, лишь бы укрыться от реальности.

— Молись за нас, грешных, ныне и в час смерти нашей.

Лицо менялось, приобретая черты разных людей: женщин, детей, мальчиков и молодых мужчин. Казалось червь пожирал кровь десятков душ и становился каждым из них, по мере того как поглощал их сущности… усиливая свою мощь с каждым подношением.

А затем оно откинуло назад все еще меняющуюся голову и взревело словно разъяренный лев, сотрясая комнату при своем пробуждении.

Гейб услышал несчастный, жалкий крик — повторяющийся вопль, похожий на звук полицейской сирены — снова и снова раздававшийся в комнате. Не похожий ни на что из того, что он когда-либо слышал ранее.

А потом Гейб осознал, что это был его собственный голос. Ужас поглотил мужчину полностью.

Когда червь приблизился — наполовину скользя, наполовину паря по воздуху — и на мгновение завис над телом Гейба, тот почувствовал, что его сердце просто взорвется в груди от шока и наступит долгожданное облегчение. Ужасная сирена продолжала завывать, когда темная сущность уменьшилась, нырнула вниз и вошла в его рот, погружаясь в самое нутро тела.

Гейб кашлял и дергался в конвульсиях, а затем просто застыл, лежа совершенно неподвижно и безучастно глядя в потолок. 

* * *
Адемордна сорвал с рук и ног веревки, словно они были простыми нитками. Затем встал и пошел к своему слуге, который все еще в страхе стоял у стены. Когда мужчина посмотрел на него, с таким почтением… и откровенным поклонением… он ощутил, как волна чистой, настоящей силы нахлынула на него, ублажая его эго. Довольный, он схватил Сальваторе за волосы, дернул его голову назад и наклонился, чтобы запечатлеть яростный поцелуй на его устах, делясь драгоценным даром своей сущности с верным слугой. Такой талантливый колдун.

Изо рта Адемордна полилась черная кровь, и Сальваторе проглотил то, что ему вручили силой. А затем начал задыхаться. Вампир упал и метался по полу перед Адемордна, его тело разрывалось от безумной боли. Адемордна склонил голову набок и облизал губы, глядя, как Сальваторе в безумии царапал свою собственную кожу, стремясь оторвать максимально большой кусок плоти. Он восторженно улыбался, наблюдая, как переданная колдуну сущность помогала регенерировать раны с той же скоростью, с которой он их наносил.

Какая изысканная пытка. Какая красивая мольба.

Дико хохоча, Адемордна отступил, а затем воспарил в воздухе, чтобы нависнуть над вампиром.

— Ты же сможешь взять себя в руки, чтобы обеспечить ежедневное жертвоприношение?

Изо рта Адемордна струйкой стекала зеленая слюна, приземлялась прямо на лице Сальваторе и, словно кислота, прожигая в его коже дыры. Раны каждый раз исцелялись, что заставляло Адемордна мурлыкать. Он выпустил длинный, отвратительный коготь и медленно вырезал левый глаз Сальваторе, наблюдая с огромной гордостью, как отрастает новый.

Сальваторе дрожал от боли.

— Спокойно, — прошипел Адемордна. — Я задал тебе вопрос.

Он наклонился, чтобы лизнуть внутреннюю поверхность запястья Сальваторе, и кожа расплавилась до кости, оставляя ожоги четвертой степени. Он дал клеткам команду исцеляться гораздо медленней, награждая своего верного слугу часами мучительной боли.

— Не правда ли хорошо? — пропел он. — Ты же наслаждаешься?

Сжимая запястье и отворачиваясь в сторону, чтобы выплюнуть черную кровь, Сальваторе заставил себя пробормотать:

— Да, мой господин. Благодарю.

Его слова прозвучали скомкано из-за черной слизи, сочившейся изо рта, но Адемордна, тем не менее, счел их приемлемыми.

— Пришлась ли тебе по вкусу чистота моей сущности? Ты этого ожидал? — с любопытством поинтересовался он.

Сальваторе задыхался, все еще постанывая от боли.

— Простите меня, господин, — произнес он, — но думаю, что у меня сейчас будет оргазм.

Адемордна выпрямился, откинул голову назад и рассмеялся. Злобный звук эхом разнесся по комнате, словно в маленькой бутылке ударил гром. Он смотрел, как Сальваторе корчился от боли, удовольствия и страдания. И это было подобно бальзаму для его темной души. Даже такой верный колдун становился все более безумным от отчаянного желания избежать мучений, в то время как каждая клетка в его теле принимала тьму.

— Да, мой слуга, — прошипел Адемордна. — Сегодня ты действительно меня порадовал, — он одобрительно застонал, — Твое колдовство становится сильнее с каждым часом. И если ты это переживешь, то станешь еще могущественнее.

Новая волна боли прошла по корчившемуся телу вампира, и его вырвало у ног Гейба. Тот взглянул на него, а затем удовлетворенно прикрыл глаза. Адемордна огладил себя от макушки до кончиков пальцев ног, наслаждаясь новыми ощущениями. Он впервые находился в человеческом теле. О, если бы только у него было время, погрузиться в простые плотские удовольствия до того, как завершится призыв. Но он знал, что времени было мало.

Заклинание было мощным, но оно не смогло бы удержать его надолго.

Кровь столь многих женщин, детей и мужчин отозвала его от престола в долине Смерти и теней, а отвратительная жертва первенца темных купила ему только один день на земле. Энергия его близнеца — Андромеды, богини и хранительницы Наполеана Мондрагона, — не будет бездействовать вечно.

Поэтому время имело огромное значение.

Он направится к древнему лидеру дома Джейдона, захватит его тело и убьет женщину, как и просили его слуги. Они заплатили за это кровью.

И он все выполнит.

Он — темный лорд Адемордна, бог — тень Андромеды — удовлетворит мольбы своего народа. Ответит на молитву Сальваторе и вскоре после этого проклятие уничтожит древнего короля.

Как только он освоился со своим телом и дематериализовался из жертвенного зала, из глубины ходячего трупа, в котором он сейчас обитал, раздался слабый голос…

Ах да, это была оставшаяся сущность человеческого мужчины, чье тело он захватил. Вечная душа мужчины по имени Гейб собиралась вернуться к своей первоначальной сущности, перейдя в духовное царство, и обретя свободу в смерти от нечестивого союза с Адемордна.

Адемордна рассмеялся и небрежно освободил душу. Он не видел в ней надобности.

Гейба Лоренца больше не существовало. 

Глава 15

Наполеан запер дверь в конюшню на засов, чтобы статные величественные лошади могли оставаться в безопасности. Сделал несколько уверенных шагов вперед, затем медленно повернулся и протянул руку, ожидая, когда Брук его догонит и, надеясь, что она продолжит дальше идти рядом с ним.

— На долю конюшен Темной луны приходится около десяти процентов нашего годового дохода, — сказал он, наслаждаясь тем, что мог обсуждать с Брук коммерческую деятельность и экономику Лунной долины так же легко, как и с любым другим из его вампирских партнеров. Она удивительно легко вникала в количественные показатели и коммерческие понятия, и король невольно сам стал внимательно прислушиваться к ее мимоходным замечаниям и советам. Она все еще не очень комфортно чувствовала себя рядом с ним, мягко выражаясь. Но после того ужасного события, случившегося три дня назад на веранде, между ними установилось своего рода перемирие. Наполеан знал, что в тот роковой момент что-то глубоко в душе Брук соединилось с ним.

Но, тем не менее, вампир был подавлен от того, что она увидела его в таком состоянии. И более чем зол, тем фактом, что кто-то посмел при помощи магии манипулировать его разумом. Однако, он был благодарен, что Брук вмешалась и спасла его. Более того, он теперь знал, что им действительно суждено быть вместе. Что боги создали ее специально для него, даже если она не понимала полностью всю глубину их связи. Пока что.

То происшествие придало ему уверенности в том, что он должен добиваться ее более настойчиво. Проявить больше усердия в стремлении узнать ее, открыть свое сердце — позволяя себе быть уязвимым — для того, чтобы их отношения могли развиваться. Несмотря на то, что она все еще не была в восторге от своего нового положения, ее сердце смягчилось: она больше не пыталась сбежать и с каждым прошедшим часом понемногу ему открывалась.

— Наверняка дело не только в конных прогулках, — произнесла она, глядя на старые тропинки, ведущие к более крутым горным склонам.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Десять процентов, — пояснила она. — По сравнению с ювелирной фабрикой и казино, катание на лошадях… отдых… не может приносить десять процентов годового дохода.

— Нет, — согласился Наполеан, качая головой. — Конюшни используются для содержания и разведения лошадей, а также частных уроков верховой езды, наряду с конными прогулками, — Он указал в сторону маленьких деревянных домиков, равномерно разбросанных вдоль берега извилистой речки, что бежала в пятистах ярдах от конюшен. — Лошади также прекрасное дополнение к ранчо для гостей. Семьи могут оставаться там до двух недель, пользуясь пакетом услуг, рассчитанных на каникулы или отпуск.

Брук понимающе кивнула.

— И в этот пакет вы включаете рафтинг, скалолазание, альпинизм, — такого типа отдых?

— Да, cel intelept[22], — ответил он.

Она вопросительно подняла бровь, при этом оставаясь все такой же соблазнительной и привлекательной.

— Умница, — улыбаясь, пояснил он.

Она снова взглянула на домики.

— Хочешь посмотреть поближе? — поинтересовался он, сразу же поворачиваясь в том направлении. Наполеан уже знал, что любопытство часто брало над ней верх.

Брук впитывала абсолютно все.

Она хотела знать, как были обставлены домики. Кто был ответственен за техническое обслуживание и содержание участков земли. Рекламировалось ли ранчо для гостей с самой лучшей стороны. И все это время внутренние колесики ее мозга непрерывно вращались, подсчитывая доходы и расходы, выискивая внутренние резервы для наращивания потенциала. Не потому, что она уже вложила свое сердце в Лунную долину, а потому, что ее врожденный талант был на уровне инстинктов. Она ничего не могла с собой поделать.

— Конечно, — ожидаемо ответила она, легко шагая рядом. Они некоторое время молча шли по направлению ручья, а затем женщина прочистила горло и краем глаза глянула на него.

— Конюшнями управляет человеческая семья, верно? Кевин Паркер.

Наполеан улыбнулся.

— У тебя память, как стальной капкан, Брук.

Она пожала плечами.

— Да не сказала бы. Я просто вспомнила, что прочитала о недавно умершей молодой девушке — дочери управляющего конюшнями. Как ее звали?

— Джоэль, — прошептал Наполеан.

— И она была убита Маркусом?

— Валентайном Нистором, — поправил он. — Маркус спас ее от ужасной судьбы.

Брук покачала головой. Очевидно, она все еще испытывала сложности с осмыслением того, с чем была вынуждена столкнуться: вампир, потомки дома Джейдона против потомков дома Джегера. Бесконечные сражения и предательства, происходившие между двумя группами вампиров.

— А жена Натаниэля, Джослин, она на самом деле видела один из тех… ритуалов рождения… своими глазами?

Наполеан подавил рычание. Убийство Далии Монтано и последующая потеря Шелби Силивази все еще были больной темой.

— Да, — подтвердил он, лишенным эмоций голосом.

Брук моргнула и посмотрела куда-то вдаль, закрывая тему, словно наконец-то все поняла.

Наполеан пристально посмотрел на нее, изучая женщину, пока она шла. Он ничего не мог с собой поделать. Она обладала такой легкой грацией… таким любознательным характером. Брук Адамс была выше среднего роста, по крайней мере, пять футов девять дюймов[23] и стройной, не больше сто тридцати фунтов[24]. Каждая ее мышца была в тонусе, каждый изгиб эффектно подчеркнут, каждое движение легкое и расслабленное. Несмотря на трудное детство, она распространяла вокруг себя спокойную уверенность. Ее волосы были цвета черного дерева, доходя до плеч и обрамляя лицо женщины словно пара ласковых рук, обхватывающих подбородок возлюбленной, они привлекали внимание к ее мягкой, прекрасно очерченной нижней губе — той самой, которую Брук периодически кусала, когда нервничала. Ее необычной красоты лицо украшали невероятные синие глаза в обрамлении густых ресниц, выделяясь словно пара блестящих сапфиров. Все в ней кричало — редкая, изысканная… независимая!

Она прикусила нижнюю губу.

— Ты опять пялишься.

В ее заявлении не было никакого осуждения.

Наполеан глубоко вздохнул.

— Так и есть.

Он остановился и взял ее за руку. Непроизвольно отступив на шаг, она принялась быстро и нервно изучать его лицо, словно хотела понять, чего мужчина добивался, прежде чем ответить.

— Я хочу поцеловать тебя, — ответил он на вопрос в ее глазах.

Она моргнула и сглотнула. Потом открыла рот, чтобы ответить — возможно, выразить протест — но снова закрыла его, так ничего и не произнеся. Ее глаза невольно метнулись к его губам прежде, чем она снова посмотрела ему в глаза и покраснела.

Она дрожала, но вовсе не от страха.

Наполеан потянулся и провел мягкой, но крепкой ладонью по ее руке,проводя линию от плеча до запястья, круговыми движениями поглаживая ее ладонь большим пальцем. Когда она медленно выдохнула, он осторожно переплел их пальцы и легонько потянул женщину к себе, притягивая вплотную к своему телу. Ее грудь прижалась к его торсу, и у мужчины перехватило дыхание.

«Осторожнее», — одернул он себя. Она все еще походила на пойманную птицу, которая желала довериться, но вместе с тем боялась быть раненой.

— Клянусь всеми богами, esti frumoasa[25], — хрипло прошептал он ей на ухо, — ты такая… красивая.

Она затаила дыхание, прислушиваясь, все еще настороженная. Наполеан почувствовал, как участился ее пульс. Он слышал, как ее сердце громыхалось в груди, чувствовал мурашки на ее коже — неопровержимое доказательство взаимного притяжения. Боги действительно сделали хороший выбор.

Наполеан медленно склонился к ней, его губы застыли прямо напротив ее рта. Их дыхание смешалось, взгляды скрестились, выражая абсолютную уязвимость и потребность.

— Я не могу позволить тебе сделать это, — прошептала она, но не отвернулась.

Наполеан понял. Его руки сжались вокруг нее.

— Потому что согласие на мой поцелуй будет означать согласие с нашей… судьбой.

Брук начала отвечать, но ее голос внезапно охрип. Она прочистила горло и попробовала снова.

— Да.

Его правая рука переместилась на ее поясницу, и он крепче прижал женщину к себе, закрыв глаза и вдыхая запах ее кожи.

— Но если я поцелую тебя без твоего согласия, тогда это уже не будет твоим выбором. Так будет проще для тебя, моя королева? В конце концов, ты все еще моя…

— Пленница, — договорила она вместо него, при этом их губы почти соприкасались.

— Действительно, — выдохнул он, а затем сократил оставшееся между ними расстояние и мягко завладел ее губами.

Поцелуй был теплым, но неуверенным… вначале.

Он поднял обе руки и обхватил ее лицо, мягко поглаживая щеки большими пальцами. Затем углубил поцелуй, стремясь попробовать ее своим языком, и низко зарычал, услышав ее мягкий, едва слышный стон.

Его руки опустились на ее бедра, и Наполеан почувствовал, как его тело твердеет от прикосновения к податливым, восхитительным изгибам. Он даже не пытался скрыть свою реакцию. Она все равно бы почувствовала это, находясь к нему так близко, мужчину подобное больше не волновало.

Боги, он ждал эту женщину целую вечность.

Внезапно раздавшиеся треск, щелчок и хлопок эхом отозвались в его голове. Время замедлилось и перед его глазами стали проноситься отдельные события. Треск — большой палец прошелся по предохранителю. Щелчок — взведен курок. Хлопок — пуля вылетела из ствола, ускоряясь, приближаясь к Брук.

Наполеан развернул их тела с головокружительной скоростью, резко выдохнув, когда пуля угодила в его спину, прямо между лопатками.

— Ложись! — приказал он, толкая Брук на землю и разворачиваясь лицом к незваному гостю.

Менее чем в пятидесяти ярдах за пышной листвой можжевельника скрывался человеческий мужчина, который снова нацелил оружие на Брук.

Он выстрелил три раза подряд.

Каждый раз Наполеан протягивал левую руку и ловил пулю. Каждый раз палящее тепло обжигало его руку, пронзая кожу, кости и мягкие ткани. Ярость охватило его с головы до ног, разжигая в теле свой собственный огонь. Наполеан почти ничего не видел сквозь красный туман ярости, когда протянул правую руку и направил пальцы в сторону замершего за деревом мужчины.

Ружье вылетело у того из рук, словно его притянули мощным магнитом, вырывая из крепкого захвата. За оружием последовал сам мужчина. Словно привязанная к нитям марионетка, он поднялся с земли и полетел по воздуху прямиком к Наполеану. Король не унизит себя, подходя к врагу. Враг придет к нему сам.

Чтобы принять свою смерть.

Наполеан бросил взгляд через плечо и быстро оценил состояние Брук.

— Ты ранена?

— Нет, — прохрипела она испуганным голосом, предусмотрительно спрятавшись за его спиной. — Что происходит? Это другой вампир? Один из тех темных?

— Нет, — фыркнул Наполеан.

— Почему он пытался убить тебя? — Ее голос поднялся на октаву.

— Он пытался убить тебя.

Брук охнула.

— Меня?! Но почему? Кто он, Наполеан?

Наполеан зло и бесстрастно рассмеялся.

— Он покойник, любовь моя. Ходячий труп. 

* * *
Адемордна — демон-близнец богини Андромеды, покровительницы Наполеана, позволил надменному королю поднять его с земли и протащить по воздуху как какой-то мусор. Как там говорят в одной пословице: дареному коню в зубы не смотрят?! Тело Гейба Лоренца хорошо ему послужило. Было бы неплохо попасть в женщину хотя бы одной пулей до того, как оно умрет, но вполне сойдет и так. Тело, в которое Адемордна скоро перенесется, будет мощнее, чем любая другая плоть, обитающая на земле.

Скоро он будет ходить, дышать и существовать как древнейший Наполеан Мондрагон.

И до конца «Кровавой луны» Андромеды — когда Наполеан потерпит неудачу и не сможет принести необходимую жертву «Кровавому проклятию» — Адемордна намеревался в полной мере использовать мощные физические данные Наполеана, на всю катушку, так сказать. Он улыбнулся в сладком предвкушении. Пусть его слуги в доме Джегера продолжат приносить в жертву первенцев, взрослых сыновей, проливая свою собственную драгоценную, дьявольскую кровь, чтобы сохранять Адемордна живым в течении оставшихся двадцати четырех дней «Кровавой луны». Для них это будет весьма полезно. Научит смирению. В конце концов, Адемордна был темным лордом. Таким же божественным созданием, как и энергия его близнеца, Андромеды. Они должны его почитать. Ему тоже полагалось уважение. Кроме того, невыносимая скорбь тех, что останутся в живых, добавит изысканный вкус этому празднику подношений, редкий деликатес для его требовательного вкуса.

Адемордна посмотрел на древнего короля, и его сердце быстрее забилось в ожидании: мужчина оказался более чем впечатляющим. На самом деле, сила Наполеана была великолепной, непревзойденной. Она освещала вампира, как яркое солнце полуденное небо. Намного более мощная, чем он ожидал.

Очень многое было накоплено за долгие века.

Он мог чувствовать пульсирующую вокруг магию Наполеана, абсолютную власть над элементами. Он практически ощущал древние знания о человечестве и вампирах. Этот мужчина был больше, чем простой сосуд из плоти и крови. Этот король был близок к тому, чтобы стать богом.

Адемордна вздрогнул и покачал головой, приближаясь к суверенному правителю дома Джейдона. Он не ожидал, что испытает такое… возбуждение… от одной мысли поселиться в теле Наполеана, и понял, что ему придется слегка изменить свои планы. Да, он выполнит условия «Кровавой одержимости», оставаясь в теле короля оставшиеся двадцать четыре дня договора. Он проследит, чтобы Наполеана Мондрагона больше не существовало в конце «Кровавой луны», но также извлечет нечто невероятно ценное из данного положения. И таким образом щедро вознаградит всех своих верных слуг из дома Джегера за их кровь и жертвы.

Он будет достойным господином, воистину почитаемым превыше всех остальных.

Адемордна облизнул губы, когда план созрел в его голове. Он использует тело Наполеана, чтобы спариться с человеческой женщиной, как и планировал невежественный король. Он позволит проклятию идти своим чередом, используя семя Наполеана, чтобы зачать обещанных сыновей — близнецов: одно дитя тьмы и одно дитя света. Затем он передаст новорожденных младенцев, но не сущности «Кровавого проклятия», злобной, мстительной аберрации, все еще требующей свой фунт плоти спустя тысячелетия после первородного греха. Он отдаст обоих малышей верным темным из дома Джегера. Священный дар от темных лордов долины Смерти и теней. А что случится или не случится с Брук в тот момент не будет иметь никакого значения.

Он мысленно рассмеялся. Сыновья Джегера могут вырастить, пытать или убить светлого наследника. Сделать все, что сочтут нужным. Так или иначе, Наполеан не сможет принести необходимую жертву, и будет обречен на мучительную гибель, проклятие уничтожит мощного монарха раз и навсегда.

А темное дитя? Оно будет жить!

Порожденный сущностью «Кровавого проклятия», ребенок будет наполовину отвратительной мерзостью и наполовину чистейшей силой, живой сущностью величайшего короля — величайшего существа, когда-либо ступавшего по земле. Сила ребенка будет неоспоримой. Неудержимой. Он станет чистым и ненасытным злом.

У темных появится свой собственный король, которому они будут поклоняться. Мужчина, не имеющий себе равных, избранная, теневая душа, что поведет их к бесчестью. И со смертью Наполеана ребенок однажды начнет последнюю битву между добром и злом. Которая приведет к окончательному уничтожению сыновей Джейдона.

И все это благодаря темному лорду Адемордна.

Демон облизнул губы, практически ощущая грядущую победу.

Да, все это намного превосходило его ожидания. 

Глава 16

Брук прижималась к земле позади Наполеана, все еще ошеломленная внезапной перестрелкой, не говоря уже о том, что Наполеан поймал каждую быстро выпущенную пулю голой рукой и вырвал ружье из рук напавшего одной силой мысли. Она до сих пор ощущала запах жженой кожи в том месте, где пули опалили его плоть, хотя он не выказывал никаких признаков физической боли. Словно был невосприимчив к ней.

Взглянув в его хмурое красивое лицо, она была поражена ярким красным светом, который обрамлял темные зрачки его глаз. Взгляд был таким гневным, что ей стало почти жаль напавшего на них. Почти.

Выжить любой ценой — мощный инстинкт, Брук знала это слишком хорошо. Только на этот раз она была не одна. На этот раз она не была беспомощной. На этот раз мужчина, возвышающийся рядом с ней, разберется быстро и окончательно с их врагом. Ее врагом.

Эта мысль ее напугала. Почему кто-то в Лунной долине вдруг захотел причинить ей вред? Такие вещи обычно происходили только в фильмах!

Брук поползла по земле и остановилась прямо у ног Наполеана, когда летевшее по воздуху мужское тело приблизилось, беспомощная против едва сдерживаемой силы Наполеана, словно перышко на ветру. Мышцы на спине вампира напряглись от едва сдерживаемой ярости, женщина не сомневалась, что была в полной безопасности позади его мощной фигуры.

Глаза напавшего широко распахнулись от ужаса и еще какой-то эмоции, которой Брук не могла дать точное название. Волнение? Предвкушение? Показалось, наверное.

Пока он висел в воздухе, прямо над Наполеаном, мужчина наклонил голову, стараясь получше рассмотреть женщину, стоявшую на коленях позади короля. Его грязные, блондинистые волосы были влажными от пота, они упали ему на лоб, когда человек попытался встретиться с Брук взглядом. Внезапно, пара красных лучей — два яростно горящих огонька — выстрелили из глаз Наполеана в напавшего, обжигая сетчатку его глаз до тех пор, пока те не воспламенились.

— Ты не будешь на нее смотреть! — приказал Наполеан, и его голос эхом разнесся по окружающей долине, словно гром с молниями.

Брук отпрянула назад, удивленная… испуганная… загипнотизированная огромной силой Наполеана.

Мужчина закричал в агонии, а Наполеан схватил его за горло. Вампир усилил хватку, из кончиков его пальцев выступили когти, но напавший остался подозрительно спокойным в руках разгневанного короля.

— Кто ты? — пророкотал Наполеан. — Кто тебя послал?

Принуждение в голосе Наполеана было таким сильным, что Брук почувствовала огромную потребность ответить вместо мужчины. Ее язык ворочался во рту, желая подчиниться приказу короля.

Мужчина улыбнулся.

Улыбнулся? Испытывая такую боль?

— Я… Гейб Лоренц. Я был послан советом темных убить твою судьбу.

Наполеан приблизил к нему свое лицо и глубоко вдохнул, словно хотел узнать правду по запаху.

— В твоей душе не осталось света. Ты уже не человек. Как такое возможно?

Мужчина рассмеялся, громко и вызывающе, нажал руками на обгоревшие глаза и содрогнулся от боли.

— Поверишь ли ты, что я продал свою душу лишь за возможность добраться до ее нежной человеческой плоти?

Наполеан запрокинул голову и взревел. Брук закрыла уши. Под ними задрожала земля. Вампир поднял вторую руку и сжал горло мужчины, яростно наблюдая, как кровь и плоть просачивались сквозь его пальцы, а кости трескались подобно веточкам. А затем резко развел руки в противоположные стороны: левая рука потянулась вниз, а правая крутанулась вверх, — и голова мужчины просто отделилась от плеч. Кровь гейзером хлынула из бившегося в конвульсиях трупа.

Брук открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. Она прикрыла голову руками в попытке защитить лицо от мерзкой субстанции, что лилась на нее сверху.

Наполеан разжал руки, потому что больше нечего было держать, и тело рухнуло на землю. Затем одним быстрым размытым движением, он погрузил свой правый кулак в грудь мужчины и вынул сердце, отбрасывая его в сторону еще до того, как само туловище рухнуло на землю.

Тело упало на колени перед мстительным королем, а затем Брук стала свидетельницей самого ужасного в ее жизни зрелища. Труп начало сильно трясти. Он дергался, как будто его душила огромная, невидимая сила. Густая, кромешная тьма поднялась из открытой раны на шее, словно возникая из самой могилы, обильно покрытая кровью и… злобой.

Зло — чистое и ничем не сдерживаемое — восстало из тела в виде гигантского червя с двумя узкими, горящими глазами. Призрак танцевал на ветру, как кобра под дудку заклинателя змей. Даже не имея рта, из горла сущности доносился пронзительный визг. И звук этот был оглушительным. Выворачивающим душу. Пробирающим до мозга костей.

Червь поднялся, готовый нанести удар по Наполеану, затем с огромной силой и скоростью нырнул в рот короля, его действия казались настолько мерзкими, что их можно было описать только как изнасилование. Существо извивалось своим демоническим телом, надавливая, толкаясь, отчаянно пытаясь попасть внутрь, пока, наконец, не исчезло в горле Наполеана.

Первым побуждением Брук было вскочить и убежать.

Она в отчаянии отскочила на небольшое расстояние от Наполеана… и зарывшегося в него червя, но затем остановилась в нескольких ярдах, чтобы подумать… и посмотреть. Если призрак убил его, что тогда будет с ней? Она не смогла бы убежать от такого огромного зла. Ее сердце практически выскакивало из груди, а отчаяние в душе почти переросло в панику. Милостивый боже, она должна была ему помочь.

Брук не понимала, что происходило, разве что лишь на каком-то инстинктивном уровне — душой, а не разумом — но у нее возникло такое ощущение, словно она наблюдала за лунным затмением. Словно животворящее тепло солнца захватила абсолютная и кромешная тьма.

Произошло какое-то непоправимое изменение. И теперь темнота угрожала им всем.

Наполеан отпрянул назад, словно человек, уклоняющийся от пулемета. Его глаза закатились так сильно, что были видны лишь белки. В горле забулькало, и он сплюнул. Руки мужчины потянулись к горлу, он попытался вырвать попавшуюся туда сущность, разрывая в процессе свою плоть.

Брук закричала. Она не знала, что делать.

— Наполеан, — беспомощно прошептала она. — Наполеан…

Его голова упала на грудь, мужчина опустился перед ней на колени, тихий и неподвижный. По телу несколько раз прокатились судороги, а затем его лицо расслабилось, словно вампир умер.

Брук проглотила зарождающийся в горле крик, она уже не могла контролировать свой страх.

— Наполеан? — снова прошептала она, делая неуверенный шаг вперед.

Вампир поднял голову медленным змеиным движением, уголки его губ тронула томная улыбка. Он глубоко вздохнул, словно новорожденный младенец сделал свой первый вдох, жадно наполняя легкие и не в силах надышаться.

Он протянул руку и встретился с ней взглядом. Только это больше не были глаза Наполеана. Это были два обсидиановых вихря чистого, настоящего зла.

— Иди ко мне, Draga mea.

Его голос был каким-то другим: хриплым, глубоким и как всегда соблазнительным, но с таким оттенком тьмы, что в ушах у нее зазвенело, а по позвоночнику пробежали мурашки, словно от этого звука ее кожу омыли волны жестокости.

Брук сглотнула и сделала шаг назад. Он громко и зло рассмеялся, а потом встал. Ноги Брук приросли к земле.

— Наполеан, пожалуйста… — Она подняла руку, пытаясь остановить его.

— О, — протянул он, — не надо меня упрашивать, я и так намерен доставлять тебе удовольствие… часто, — он облизал полные губы, пробуя на вкус тьму, что пропитала их словно черная слизь. — Но сначала я должен сделать тебя похожим на себя. Вампиром, — последние слова скатились с его языка с сильным румынским акцентом, мгновенно вызывая образы темных, а также старых замков графа Дракулы.

Брук покачала головой и осмотрела землю в поисках оружия: камня, палки, — хоть чего-нибудь. Она не смогла бы от него убежать.

Внезапно вампир очутился прямо перед ней, она даже не смогла уловить его движения, протянул руки и сжал ее талию в резком, болезненном объятии. Когда он открыл рот и склонил голову с явным намерением поцеловать, она увидела два желтых глаза червя, смотревших на нее из глубины горла Наполеана. Он смеялся высоким голосом… издеваясь над ней.

Следующий голос принадлежал не Наполеану, а ее отчиму:

— Может, мне подарить тебе поцелуй человеческой смерти?

Брук кричала до тех пор, пока не сорвала голос. А затем длинные, ужасающие клыки появились изо рта Наполеана — изо рта червя — и он укусил ее прежде, чем она смогла вырваться и убежать.

Боль вернула Брук в чувство. Из горла вырвался очередной крик. Ей нужно было сосредоточиться. Нужна была полная концентрация, если она надеялась выжить. Словно во время схваток, она пыталась сосредоточиться и равномерно дышать, подготавливая себя перед лицом грядущего.

В шее чувствовалось неописуемое жжение, словно в нее проник яд тысяч отвратительных скорпионов. Или ей сделали инъекцию вещества, которое никогда не предназначалось для человеческого тела. Несмотря на все усилия, она рухнула на Наполеана, когда жидкость потекла в ее вены, распространяя повсюду резкие, безжалостные волны агонии. Брук била мужчину снова и снова, но без толку. Он крепче сжал ее талию, стиснул руки и застонал. А затем ее разум просто сломался. Раскололся на тысячи осколков, которые разлетелись в разные стороны, отчаянно стремясь сделать то, что не могло ее тело… сбежать из когтей одержимого вампира.

Глава 17

Накари Силивази повернул коралловый винтажный «Мустанг» 1970 года с главной улицы на проселочную дорогу и направился к дому. Он взглянул на сидящего рядом Брайдена и расслабил свои уставшие мышцы. Они вернули Кэти родителям и все прошло, как планировалось. Старые воспоминания были стерты и заменены новыми, и все в мире встало на свои места — по крайней мере до тех пор, пока Брайден не найдет очередную проблему. Он улыбнулся своему молодому протеже, выстукивающему ритм рэпа, что звучал сейчас на радио. Ритм был не самой сильной стороной Брайдена, но Накари не собирался ему на это указывать.

— Ну так что, даешь мне слово? — спросил Накари.

Брайден искоса на него взглянул, в ритм музыки покачивая головой вверх-вниз, из стороны в сторону — во всяком случае ему так казалось, — и улыбнулся.

— О чем ты?

— Больше никаких попыток использования опасных, неопробованных сил, без дозволения мастера.

Брайден закатил глаза и, удивительное дело, это движение совпало с ритмом песни.

— Ага… ага… я же уже пообещал.

Накари засмеялся.

— Хорошо. Тогда может посмотрим фильм сегодня вечером?

Лицо Брайдена оживилось.

— В настоящем кинотеатре?

— Конечно, — ответил Накари. — Что бы ты хотел посмотреть?

— О да! — воскликнул Брайден. — Тот сумасшедший, чумовой фильм про римских гладиаторов, которые…

Он осекся, и Накари улыбнулся, довольный, что мальчик на этот раз сдержал свой богатый на выражения язык. Накари несколько раз предостерегал Брайдена не использовать молодежные словечки. Хотя немного сленга было в порядке вещей для любого человеческого подростка, но Брайден редко что делал в меру. Когда он действительно был возбужден, то звучал как нечто среднее между рэпером Снуп Доггом[26] и Пойндекстером из мультика «Кот Феликс». Словно у парня был личностный кризис.

— Продолжай, — призвал Накари. — Какой фильм ты бы хотел увидеть?

Брайден закашлялся и вцепился правой рукой в приборную панель, у него внезапно начались судороги. Накари притормозил «Мустанг» и обернулся:

— Ты в порядке?

Это не казалось частью танца, хотя Накари видел более странные вещи в исполнении парня. Левая рука Брайдена потянулась к горлу, и он закашлялся еще сильнее, быстро переходя на неконтролируемый сухой кашель. Накари свернул на обочину.

— Брайден?

Он с растущей тревогой изучал лицо парня. Кожа Брайдена была холодной, веки отяжелели, а на лбу собрались капли пота. Накари закрыл глаза и прислушался, пытаясь определить состояние мальчика с помощью своего сверхчувствительного слуха. Его дыхательные пути были открыты. Сердцебиение казалось стабильным. Но что-то стремительно ухудшало его состояние.

— Что происходит, приятель? — спросил он, мягко положив руку на плечо парня. — Поговори со мной.

Задыхаясь от боли, Брайден согнулся в кресле пополам.

— Меня сейчас стошнит, — пробормотал он. Затем убрал правую руку с приборной панели и положил ее на желудок, стараясь подавить тошноту. — Я не шучу, Накари. Думаю, меня сейчас вырвет прямо здесь.

Со сверхъестественной скоростью вампира Накари вылетел из «Мустанга», оказался на другой стороне машины и распахнул пассажирскую дверь.

— Ты опять ел человеческую еду? — спросил он.

Брайден покачал головой.

— Нет, — прохрипел он. — В смысле, да… немного… шоколадные батончики… но они обычно не действуют на меня так сильно. А это ощущается, как… — он снова не договорил, выпрыгнул из салона машины и изверг огромный поток рвоты на землю, едва не задев сапоги Накари.

Это было только начало. Волна за волной били мальчика с такой жестокой интенсивностью, что его тело сотрясалось от каждого всплеска, и в рвоте появилась кровь.

— Вот дерьмо, — негодовал Накари, убирая волосы с лица Брайдена. — Какого черта?

У вампиров не бывает желудочного гриппа. Они не болеют — точка. Тело Брайдена начало биться в конвульсиях. Он задыхался, беспомощно хватая ртом воздух. А потом рухнул на грунтовую дорогу, и начал корчиться в грязи, между судорогами крича от боли. Накари упал рядом с ним на колени и беспомощно взъерошил свои волосы.

«Кейген!» — позвал он мысленно своего старшего брата, мастера целителя, молясь, чтобы тот знал, как нужно поступить.

«Что происходит, Накари?» — мгновенно ответил Кейген.

«Брайден. Ему очень плохо».

Брайдена начало трясти как в лихорадке. Из уголков его рта продолжала сочиться кровь и — словно это было вообще возможно — его тело стало содрогаться еще сильнее. Казалось, он собирался выплюнуть все свои внутренности, и Накари отчаянно захотелось поменяться с ним местами. Мальчик за свою короткую жизнь уже перенес достаточно боли.

«Сконцентрируйся, Накари, — приказал Кейген ровным голосом. — Ты можешь выслать мне визуальную картинку?»

Накари заставил себя расслабиться и открыть сознание. Он запечатлел все, что видел и слышал, почти как видеокамера, и отправил Кейгену весь сенсорный поток.

Кейген выдал несколько румынских ругательств, прежде чем взял себя в руки.

«Не могу понять, что это за место, — поведал он. — Где вы?»

Накари огляделся.

«Около двух миль на восток от «Высоких сосен», рядом с развилкой реки Снейк Крик, прямо на границе округа. Мы свернули на Ривер-Рок Роуд».

Внезапно Кейген Силивази появился рядом с братом. В левой руке он держал свою медицинскую сумку, губы были плотно сжаты, подчеркивая серьезность ситуации. Он опустился на колени рядом с Брайденом и быстро нащупал его пульс, мгновенно оценивая все другие жизненные показатели своими обостренными чувствами.

— Из-за чего это случилось? — недоверчиво спросил он.

Брайден дернулся.

— Помогите!

Его легкие напряглись при попытке заговорить.

— Я здесь, — заверил его Кейген. — Мы собираемся тебе помочь, но ты должен мне рассказать, что происходит, сынок. Где у тебя…

— Наполеан!

Брайден говорил с усилием. Он был в панике. Накари встретился глазами с Кейгеном, и они почувствовали укол страха. Накари непроизвольно вспомнил о странной энергии, которая встревожила их суверена во время собрания в «Зале правосудия»‎. Неуверенный в том, с чем они столкнулись на этот раз, он решил привлечь Натаниэля и Маркуса. Вампир ментально позвал обоих, стараясь, чтобы его мысленный голос звучал умеренно спокойно.

«Что такое?» — незамедлительно ответил Маркус.

«Я здесь», — отозвался Натаниэль.

«Что-то случилось с Брайденом, — объяснил Накари. — Кейген уже здесь, но мне нужно, чтобы вы оба к нам присоединились».

Оба воина прибыли менее чем за минуту, появляясь в поле их зрения с озабоченными выражениями на лицах.

— Что такое? — спросил Натаниэль, сразу же сканируя окружающую обстановку на предмет опасности.

Маркус шагнул прямо к Накари, уже напряженный от гнева, но прежде чем заговорить, мельком увидел Брайдена и побледнел.

— Что, черт возьми, произошло?

Натаниэль перенесся к ним.

— Насколько это серьезно?

Вздохнув, Накари быстро ввел их в курс дела.

— Мы не знаем точно. Мы просто ехали, обсуждали, какой фильм посмотреть, когда Брайдену внезапно стало плохо. Я остановился, чтобы помочь, но его внезапно стало рвать. Кейген сразу же появился тут, но мы еще ничего не выяснили. Единственное, что Брайден смог нам сказать — это как-то связано с Наполеаном.

— Наполеан? — проворчал Маркус, запутавшись.

Натаниэль повернулся к Кейгену.

— Каким образом все это может касаться нашего короля, брат?

— Я не знаю, — ответил Кейген, внимательно изучая Брайдена. Он пощупал лоб мальчика на предмет температуры, а затем легко нажал на его желудок, осторожно ощупывая каждый внутренний орган в поисках отклонений. Вампир нахмурился. — Я считаю, что это вызвано не его физическим состоянием.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Маркус. — Ребенок корчится на земле в луже собственной блевотины. Что может быть более физическим?

«Как это в духе Маркуса, делать прямые, лишенные сантиментов выводы», — подумал Накари.

— Он будет в порядке? — спросил Натаниэль.

Кейген пожал плечами и его темно карие глаза омрачились беспокойством.

— Я не знаю, — Он обернулся к Маркусу. — И да, воин, симптомы физические, но их происхождение… я не могу определить.

Повисла наполненная беспокойством тишина, прежде чем Натаниэль заговорил.

— Накари, ты неоднократно упоминал о новых способностях медиума у Брайдена. Могли ли его… особые способности сыграть роль в том, что происходит сейчас? Мы все знаем, что он с необыкновенной проницательностью разгадал заклинание, которое Сальваторе использовал против Маркуса и Киопори.

Устрашающее, едва слышное рычание раздалось в воздухе — лучше бы не напоминать Маркусу о вероломстве Сальваторе. Если бы древний мастер воин настоял на своем, то сыновья Джейдона устроили бы полномасштабную войну против всего дома Джегера. Среди бела дня опустошили бы подземную колонию, несмотря на последствия, даже если это оставило бы десяток вдов в доме Джейдона.

— Да, — ответил Накари, игнорируя реакцию Маркуса. — Все возможно, — В его голове возникла мысль. — На самом деле, еще сегодня утром произошло кое-что значительное.

— Что? — спросил Кейген, легко скользя пальцами по психическим меридианам Брайдена, чувствуя… бог знает, что.

Накари зачарованно наблюдал за действиями брата.

— Сегодня утром мне понадобилось войти в его сознание, потому что он устроил бардак в голове у одной девочки по имени Кэти, — Накари махнул рукой, как бы отметая свои слова: подоплека была неважна, и на это не было времени. — Во всяком случае, я официально попросил у него разрешения и Брайден странно ответил. Он ответил, как древний: слово в слово, жест в жест. Это было жутко.

Оглушительная тишина повисла в воздухе.

— И более того, — продолжил Накари, — через комнату прошел всплеск энергии, направляясь прямиком к Брайдену. Трудно объяснить, но приблизительно это было похоже на то, словно открылся шлюз, мост между Брайденом и всем домом Джейдона… нашей генетической памятью… нашими обычаями и традициями. Нашим небесным… происхождением.

— О чем, черт возьми, ты говоришь, Накари? — рявкнул Маркус с возрастающим нетерпением. — Прекрати изъясняться как маг и давай ближе к делу.

Накари вздохнул. Он пытался. Сильнее, чем они думали. Пытался понять, что же происходило с находившимся перед ними невинным парнем. Пытался придумать что-нибудь, что могло бы прекратить страдания Брайдена. В конце концов, он нес ответственность за благополучие мальчика. И если болезнь Брайдена не была вызвана физическими причинами, тогда понимание любой психической взаимосвязи было жизненно важно и могло стать ключом к восстановлению Брайдена. И к благополучию Наполеана. Поэтому он попытался снова.

— Дело в том, что Брайден стал сегодня не просто медиумом, он стал порталом. Связующим звеном со всем домом Джейдона на духовном уровне, — в отчаянии покачал он головой, разделяя раздражение Маркуса. — А я знаю лишь одного мужчину, который также связан со всеми нами, — Наполеан.

Натаниэль тихонько присвистнул.

— Ты верно шутишь?

— Нет, — ответил Накари. — Я серьезно.

— Так ты говоришь, что он без всяких усилий может читать нашу память и слышать наши мысли? Что-то подобное? — спросил Маркус.

— Нет, — опроверг Накари, — не так. Я не думаю, что даже Наполеан делает это. Это больше похоже на… знание. Брайден может уловить энергию вещей, их сущность. Он может чувствовать, что происходит с другими, нашу общую историю и события, а затем каким-то образом направлять информацию с помощью тех импульсов, — Он разочарованно вздохнул. — Это все еще слишком ново для меня… честно говоря, сам еще не до конца все понял.

Натаниэль прокашлялся.

— Отлично. В качестве аргумента, давайте предположим, что его тело испытывает все эти… импульсы… вместе с кем-то. Никто в доме Джейдона не восприимчив к физическим болезням, так что в этом нет никакого смысла.

Маркус хмыкнул и присел рядом с Кейгеном.

— Брайден, — позвал он, голос был наполнен властью, — послушай меня, сынок. Нам нужно, чтобы ты рассказал, что происходит.

Брайден открыл рот, чтобы ответить, но прежде чем смог произнести хоть слово, снова начал бесконтрольно кашлять, корчась от ужасной боли. Накари поморщился.

— Кейген, ты можешь что-нибудь сделать?

Кейген покачал головой и нахмурил брови.

— Я не могу блокировать его боль, брат. Как будто она заперта в каком-то хранилище, — он успокаивающе погладил лоб Брайдена. — Все в порядке, Брайден. Расслабься… не торопись.

Брайден попытался кивнуть. Он с трудом сфокусировался на своем следующем слове.

— Маркус?

— Я здесь, Брайден, — Маркус наклонился ближе. — Я слушаю. Мы все слушаем.

Брайден положил обе руки на свой взбунтовавшийся желудок и сосредоточился. Он стоял на четвереньках, немного раскачиваясь, в мучительной попытке остановить рвоту.

— Моя болезнь, — выдавил он, — это… она не… моя.

Спазмы начались с новой силой. Медленно потирая его спину успокаивающими круговыми движениями, Кейген уговаривал:

— Просто дыши, сынок.

Брайден медленно вдохнул.

— Вот так. Теперь выдохни… спокойно.

Парень медленно выдохнул.

— Хорошо, — подбодрил Кейген. — Можешь снова заговорить?

Брайден вытер пот тыльной стороной ладони и медленно кивнул головой. Когда он наконец заговорил, в его голосе послышалось нарастающее отчаяние, и вовсе не от боли.

— Это не… я, — Он запнулся. — Не в моем теле. Это Наполеан! — Он застонал от чувства тошноты и выплюнул на землю комок желчи. — Домики… возле конюшен… идите… к… Наполеану!

Голос Маркуса был смертельно спокойным.

— Что происходит с Наполеаном, Брайден?

— Это имеет какое-то отношение к его судьбе? — спросил Натаниэль.

— Одержимость, — простонал Брайден.

— Одержимость? — переспросил Кейген.

Повисла мертвая тишина, а потом Маркус взорвался:

— Чем? Кем?!

Внезапно Брайден упал на спину и закричал, когда его ребра начали ломаться одно за другим, узкие кости выпирали сквозь кожу.

— Черт! — зарычал Кейген. Он разорвал рубашку мальчика и бросился к своей медицинской сумке. Остальные в оцепенении наблюдали, как он быстро выложил в ряд шприц с лекарством, пакет с физраствором для внутривенного вливания и какой-то набор с катетером. — Я должен ввести его в наркоз, — заявил Кейген. — Немедленно!

— Подожди! — приказал Маркус. — Мы должны сначала узнать, что захватило Наполеана.

— Сукин сын! — нахмурился Кейген, сердито глядя на Маркуса. Он сделал успокаивающий вдох и его голос внезапно стал спокойным. Слишком спокойным. — Тогда пошевеливайся, — тихо промурлыкал он.

Накари вздрогнул. Он знал этот спокойный тон слишком хорошо. Тот самый, что маскировал едва сдерживаемую ярость, готовую выплеснуться на поверхность. Чересчур сдержанный доктор Джекил, под которым скрывался мистер Хайд[27]. Он затаил дыхание, настороженно глядя на Кейгена. Кто бы ни ранил Наполеана, кто бы ни ранил этого ребенка, им лучше встретиться с Маркусом, Натаниэлем и всеми другими воинами дома Джейдона, чем с этим, казалось бы, владеющим собой, целителем. Брайден продолжал кричать. Накари промолчал. Он просто смотрел, как Кейген прижал руками выступающие ребра Брайдена и осторожно вставил их на место.

— Мне жаль, — искренне сказал Кейген, не отрывая глаз от Брайдена, — но прежде чем я введу тебя в наркоз и смогу остановить эту боль, мы должны узнать, что завладело нашим королем.

Маркус отпихнул ногу Кейгена и взял Брайдена за руку. Он сжал ее, привлекая внимание мальчика, а затем заговорил, с трудом подбирая слова.

— Сосредоточься на моих глазах, сынок.

У Брайдена было измученное выражение лица, когда он проглотил боль, заставил себя прекратить кричать и посмотрел на Маркуса.

— Сынок, ты должен быть храбрым еще чуть-чуть и рассказать нам, что тебе известно. А именно что захватило Наполеана?

Брайдена безудержно трясло, но затем он сжал зубы и взял себя в руки.

— Червь, — выдавил он, часто дыша из-за испытываемой боли. — Темный лорд… Адемордна.

Кейген закрыл глаза, а затем вновь открыл их.

— Спасибо.

С головокружительной скоростью он схватил набор, разорвал стерильную упаковку и умело вставил длинную, тонкую иглу в вену Брайдена. Он только начал прикреплять пакет с внутривенным раствором, когда Брайден потянулся и схватил его за запястье.

— Подожди!

— Что такое? — быстро спросил Кейген.

Накари успокаивающе положил руку на плечо брата.

— Скажи нам, Брайден.

— Темный лорд захватил полный контроль над Наполеаном, — зловеще выдохнул Брайден. — Он собирается… изнасиловать… его женщину. Он собирается убить нашего короля!

Глаза Натаниэля вспыхнули красным. Кейген переступил с пятки на носок. А Маркус был так зол, что он… улыбнулся.

«Вот дерьмо, — подумал Накари. — Весь ад, буквально, собирался вырваться на свободу».

Глава 18

Накари Силивази отключил мобильник и с облегчением вздохнул. Он положил его в карман и стал обдумывать новость. Катя Дургала, медсестра Кейгена, заверила, что с Брайденом все будет в порядке. Как только анестезия подействовала, безжалостная атака на тело Брайдена прекратилась, и мальчик, к счастью, уснул.

Кейген позже использовал мощные инъекции вампирского яда, а также специальные компрессы, чтобы восстановить сломанные ребра подростка. Брайдена лечили от обезвоживания, растяжения мышц и ангины. Кейген так же дал ему обезболивающее длительного действия, и, по словам Кати, сейчас он мирно спал в отдельной палате на втором этаже клиники.

Одной заботой меньше.

Если бы только он мог изменить то, что наверняка произойдет дальше…

Накари взъерошил рукой свои густые, цвета воронова крыла волосы и вернулся к насущным проблемам: захвату Наполеана Адемордной и неминуемой опасности для дома Джейдона. Не говоря уже о будущем Наполеана и Брук.

Он обернулся, чтобы посмотреть на своего старшего брата Маркуса, который, подобно свирепому тигру в тесной клетке, без остановки расхаживал в пятистах ярдах от них. Мужчина патрулировал берег реки Снейк Крик прямо за домиком, в котором в тот момент Наполеан, вернее, его захваченное тело находилось вместе с Брук, своей новой судьбой. На правой руке Маркуса красовался его любимый древний кастет. Острые железные шипы поблескивали в лучах заходящего солнца, когда древний мастер воин в ритме своих нетерпеливых шагов непрестанно сжимал и разжимал кулаки.

Хотя Накари и казался внешне спокойным, по правде говоря, он, как и его старший брат, испытывал ощущение неотвратимости и разочарования.

В таком состоянии они пребывали уже несколько часов.

Они планировали, разрабатывали стратегию, старались все предугадать…

Пытались лихорадочно придумать план, как подчинить Наполеана, при этом не причинив вреда его новообретенной супруге.

И этот процесс шел мучительно медленно.

В конце концов, это было самым важным. Наполеан был не просто рядовым членом дома Джейдона, и они не имели права на ошибку. Для Брук часы наверняка тикали мучительно медленно — один Бог знает, что с ней происходило в домике, но мужчины не могли вломиться туда словно кучка стрелков «Дикого Запада» и вырвать ее из рук Наполеана.

Они должны были взглянуть правде в глаза. Наполеан Мондрагон был самым могущественным существом на планете, и ему не было равных в хитрости, силе и возможностях… не говоря уже о сверхъестественных способностях. Выступить против Наполеана и допустить ошибку означало верную смерть. Хотя Маркус, Натаниэль и Рамзи по праву считались грозными соперниками, никто не забыл, как Наполеан в одиночку уничтожил восемьдесят восемь воинов в доме Джегера во время спасения Киопори.

Благословенный Персей, пусть все боги смилостивятся над ними, Наполеан мог использовать силу солнца! Он мог убить одной своей яростью.

Накари вздрогнул.

Хотя Рамзи и Маркус могли в течение короткого времени противостоять древнему монарху, в конечном итоге им наверняка пришлось бы убить его, чтобы освободить Брук. Однако ни смерть Наполеана, ни смерть Брук не были приемлемым решением. Не говоря уже о том, что мощь Наполеана была лишь половиной проблемы. Также нужно было одолеть Адемордна и его дьявольские, сверхъестественные силы. И этот факт Накари осознавал все отчетливее с каждой прошедшей минутой.

Существовала вероятность, что от вампира могло потребоваться гораздо больше, чем он готов был дать.

Адемордна был теневым божеством — демоном.

Темным лордом, чья душа являлась воплощением зла. Накари содрогнулся, ясно представляя, о чем попросят его дальше…

Он просто решил сесть на землю — слабая попытка успокоить нервы, — когда к нему приблизились два грозных вампира с выражением мрачного предчувствия на лицах.

— Маг, — поприветствовали они в унисон.

— Нико, — тихо произнес Накари, — Янкель… — Он снова встал. — Не могу сказать, что мне нравится выражение ваших лиц. То, что мы ранее обсуждали… Вы проконсультировались с братством магов, и они согласны, что это единственный выход?

Нико Дурсяк тут же отвел в сторону свои серые глаза, прежде чем заставить себя вновь встретиться с ним взглядом.

— Да, проконсультировались. И они согласны.

Янкель нахмурился, четыре горизонтальные линии на лбу прибавили возраста его молодому лицу, а возле рта залегли две глубокие складки.

— Из нас трех, ты несомненно самый сильный маг, Накари, иначе я бы предложил…

Накари вежливо махнул рукой, чтобы успокоить своего друга.

— Не нужно об этом беспокоиться, Янкель, хотя я ценю твое сочувствие. Но ничего уже не изменить… верно?

Янкель кивнул.

— Верно…

Что еще он мог сказать?

Накари ободряюще улыбнулся своим коллегам-магам.

— Очень хорошо. Я сам должен рассказать Маркусу.

Нико выглянул из-за плеча Накари и посмотрел на воина, о котором шла речь. А затем медленно, тревожно выдохнул.

— Согласен.

— Почему бы тебе сразу не позвать всех трех братьев и все им разом объяснить, — предложил Янкель. — Так будет целесообразнее.

В его голосе послышались извиняющиеся нотки, но Накари понял: время дорого.

Его братьям будет трудно смириться с таким решением, но время продолжало тикать. В свою очередь, он тоже не горел желанием начинать этот разговор.

«Братья, — мысленно произнес он, — нам нужно поговорить… с глазу на глаз».

Маркус поднял голову, сразу же уловив тяжесть в нервном голосе Накари. Он повернулся лицом к кругу магов, сделал два десятка широких шагов и внезапно остановился перед Накари, расправив плечи.

— Что такое? — спросил он.

Накари тянул с ответом, дожидаясь, когда Натаниэль и Кейген материализуются рядом с Маркусом. Как только все три брата встали рядом, он сделал глубокий вдох и укрепился в своем решении.

— Спасибо, что так быстро пришли, — сказал он. — Я думаю, мы готовы… У нас, наконец-то, есть план.

Натаниэль едва заметно кивнул.

— Хорошо.

— Мы слушаем, — голос Кейгена звучал озабоченно.

— Я полагаю, вы знаете, как добраться до демона? — спросил Маркус.

Накари кивнул.

— Да, — ответил Янкель.

— Тогда говорите! — рявкнул Маркус. У него явно заканчивалось терпение — добродетель, которой он не был наделен с самого своего рождения.

Накари посмотрел прямо на Маркуса, произнес краткую молитву всем богам и начал тщательно подбирать слова.

— Воины будут следовать плану, который разработали вы с Натаниэлем и Рамзи, — Он присел на корточки, взял палочку и нарисовал грубую схему на земле. — Вы ворветесь в домик с единственной целью — как можно дольше отвлекать Наполеана, чтобы Натаниэль смог использовать транквилизатор Кейгена, — Оннарисовал несколько кругов на диаграмме, указывая позицию каждого мужчины. — Как мы ранее обсуждали, у вас будет всего несколько секунд, чтобы войти и отвлечь Наполеана, так что не предпринимайте никаких попыток схватить его или освободить Брук. Вся стратегия зависит от способности Кейгена создать совершенную формулу, — Он поднялся, скрестил руки на груди и повернулся к единственному кареглазому из братьев. — Кейген, дозировка должна быть точной. Анестетик должен вырубить Наполеана быстро и наверняка с первой попытки. Второго шанса не будет.

Кейген понимающе кивнул.

— Я работал над этим весь день, — Он в свою очередь посмотрел на Натаниэля, затем на Маркуса. — Как только один из вас введет препарат, он сразу вырубится.

— Хорошо, — кивнул Накари, а затем глубоко вдохнул и выдохнул. — Как только Наполеан окажется под воздействием препарата, Кейген должен будет… истощить его жизненную силу, чтобы мы могли быть уверенными, что он действительно умер, и Адемордна будет вынужден покинуть его тело.

— Прошу прошения? — неуверенно начал Натаниэль. — Как…

Накари поднял руку, чтобы прервать Натаниэля, не сбавляя темп повествования. Он должен был изложить весь план, пока не потерял остатки самообладания.

— Брат, заклинание одержимости требует физической смерти для того, чтобы переместить душу. Адемордна захватил Наполеана в момент смерти предыдущего хозяина и потребуется краткая смерть Наполеана, чтобы его выманить. Темный лорд не сможет оставаться в мертвом теле.

Кейген откашлялся, его лицо выражало серьезное беспокойство.

— Ты понимаешь, что мы говорим об убийстве нашего короля для того, чтобы заставить захватчика покинуть его тело. Некоторые могут посчитать это мятежом. Если что-то пойдет не так…

Он не смог закончить фразу.

— В некотором смысле, да, — ответил Накари, — но мы тут же вернем его к жизни, так что не будет существовать никакой реальной опасности, — Он прищурился. — Наполеан древний вампир. Он бессмертен. Потребуется гораздо больше, чем временная потеря крови, чтобы убить его, — Он пристально посмотрел на каждого из братьев, пытаясь таким образом передать им свою убежденность. — Наш король умрет лишь временно и на непродолжительное время, уверяю вас.

Нико Дурсяк шагнул вперед, откашлялся и добавил:

— Адемордна покинет тело, как только Наполеан умрет, — Его голос был твердым и непоколебимым. — Мы бы никогда такого не предложили, если бы испытывали какие-то сомнения.

— Хорошо, — сказал Маркус с некоторым сомнением в голосе, — но как мы удержим Адемордна, чтобы он не вернулся в тело Наполеана, как только мы его воскресим? — Он огляделся вокруг. — И что остановит его от того, чтобы не завладеть кем-нибудь еще?

Накари положил руку на плечо Маркуса.

— Это будет уже не ваша забота, парни. Я справлюсь сам.

— Каким образом? — спросил Натаниэль, расправляя плечи, чтобы снять напряжение. Он нахмурился, в его полуночно-черных глазах отражались множество вопросов, оставшихся без ответов.

Накари перевел взгляд с Нико на Янкеля, последний ободряюще кивнул в ответ.

— Я буду там, чтобы встретить темного лорда, когда его вынудят покинуть тело Наполеана.

Следующие слова Накари прозвучали коротко и отрывисто, наверное, из-за напряжения.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы удержать Адемордна от повторного возвращения в тело нашего суверена. Он также не сможет завладеть новым телом. Заклинание было направлено конкретно на Наполеана. Оно потребовало огромного количества крови — не говоря уже о жертвоприношениях — чтобы купить разрешение божества на акт одержимости. Темные не заплатили за другую душу, и у них нет времени на другое заклинание, — Он выдавил измученную улыбку, стараясь успокоить свою семью. — Как только Адемордна поймет, что Наполеан защищен, он сделает то, что для него естественно, вернется в долину Смерти и теней.

В группе повисла оглушающая тишина.

Через несколько секунд Натаниэль переступил с ноги на ногу, отшвырнул кусок дерна стальным носком своего сапога, медленно поднял голову и пристально посмотрел на Накари.

— Ты что-то нам не договариваешь, братишка! — В его словах не было никакой злости, лишь беспокойство. — Насколько я знаю, ты прекрасный маг, но даже ты не можешь общаться с божествами, а также видеть призраков. По крайней мере, так было, когда я в последний раз проверял. Тогда как ты собираешься защитить Наполеана от темного лорда?

Когда Маркус бросил на него вопросительный взгляд, а Кейген приподнял бровь, Накари понял, что они наконец-то уловили, в чем был подвох. Он проглотил комок в горле и на мгновение прикрыл глаза.

Момент истины настал.

— Ты прав. Я существую в мире живых, Адемордна же принадлежит к миру мертвых. Требуется, чтобы дух противостоял духу, поэтому Кейгену нужно будет высосать мою жизненную силу, прежде чем он осушит силу Наполеана.

Натаниэль нахмурился и — как будто такое вообще было возможно — его темные глаза стали еще темнее. А зрачки сверкнули красным.

— Повтори! — резко сказал он.

Янкель вмешался.

— Накари должен… перейти границу миров до Наполеана. Он должен быть уже там, ожидая на другой стороне, когда Адемордна выйдет из тела Наполеана.

— Он должен выиграть для Наполеана немного времени, — объяснил Нико.

Маркус невесело рассмеялся. Когда он заговорил, его челюсть напряглась, а из горла вырвалось тихое рычание.

— Ты имеешь в виду, что Накари должен умереть намного раньше Наполеана. И если вы намерены вернуть его к жизни — а я полагаю, вы собираетесь потешить нас такой попыткой — воскрешение Накари произойдет значительно позже Наполеана. Если конечно мой младший брат не затеряется где-нибудь в небытие, спутавшись с демоном.

Маркус как всегда, зрил в корень.

Накари проигнорировал сарказм, прекрасно понимая, что под ним скрывалось: Маркус беспокоился… о нем.

— Я непременно намерен вернуться, брат, — заверил его Накари. — Поверь мне, я не имею ни малейшего желания сейчас покидать землю, но выживание нашего короля важнее: ты знаешь, что это правда. Когда Адемордна выйдет из тела Наполеана, кто-то должен быть там, чтобы предотвратить…

— И почему, этим кем-то должен быть ты? — тут же вставил Натаниэль. Его глаза сейчас были кроваво-красными, а кончики клыков касались нижней губы, вампир уже рычал. — Я не могу поверить, что ты собираешься попросить Кейгена — твоего родного брата и моего близнеца — убить тебя, Накари. Как он сможет жить с последствиями содеянного, если ты не вернешься назад? Прости за такой вопрос, но ты что, сошел с ума?

Накари вздохнул.

— Натаниэль… пожалуйста… не делай этого. Не сейчас. Не усложняй и без того трудную ситуацию.

— Почему это должен сделать именно ты? — тоже спросил Маркус. Он сжал левую руку в кулак и вложил ее в правую, на которой все еще был надет древний кастет. Когда шипы впились в кожу, из ладони потекла кровь.

Накари постарался сохранить уважительный и спокойный тон.

— Потому что я мастер маг, Маркус. Я обучен ясновидению и владею знаниями об обоих мирах. Не говоря уже о том, что у меня есть «Кровавый канон» — древняя книга черной магии — и я прочел ее от корки до корки. Я знаю о темных лордах больше, чем любой из вас, — Он потер виски. — Даже если я не понимаю их, по крайней мере, я знаю, как думают колдуны вроде Сальваторе. За их заклинаниями я вижу настоящие намерения. Происки тьмы. А также законы, которые оправдывают для них злоупотребление властью, — Прежде чем Маркус смог ответить, он повернулся к Натаниэлю. — И отвечая на твой вопрос, брат, возможно, это безумие, но это единственный путь. Мы все знаем, что темный лорд не откажется от тела Наполеана добровольно, пока его не заставят. А этого не произойдет до тех пор, пока Наполеан действительно — и окончательно — не умрет. Ты допустишь этого, Натаниэль? А ты, Маркус?

Маркус заскрежетал зубами и рассеянно слизал струйку крови из раненой ладони.

— Но твоя смерть, — прорычал он, — разве это допустимо?

Он пробормотал что-то неразборчивое себе под нос.

Накари покачал головой. Он понимал, что эмоции были накалены до предела.

— Я не умру, Маркус, — Он быстро обернулся, чтобы посмотреть на Кейгена, чье обычно красивое лицо сейчас выглядело изможденным. — Я надеюсь, что этот отличный целитель сможет поддерживать мое тело, пока я мертв.

Кейген выглядел несчастным. Ему, очевидно, не очень понравилась жалкая попытка Накари выглядеть легкомысленным.

— Не относись к этому так несерьезно, Накари, — предупредил он.

Накари мягко положил руку на плечо брата.

— Я серьезен, брат. Поверь мне. Я прошу лишь о том, чтобы ты поддерживал мое тело с помощью приборов жизнеобеспечения, пока моя душа будет путешествовать. Поддерживай сердцебиение и обеспечивай мозг кислородом столько, сколько потребуется, — Он сжал его плечо сильнее. — Ты не сможешь воскресить меня сразу же, как Наполеана, но это только потому, что моя душа будет недоступна для реанимации тела. Однако, ты сможешь поддерживать его, пока моя душа, в конце концов, не вернется.

Все три брата затихли, Накари знал, что они обдумывали факты, оценивали многочисленные возможности, тщательно взвешивали в уме каждый возможный поворот, и он только надеялся, что никто не захочет — или не сможет — рискнуть жизнью Наполеана. Они не могли позволить королю умереть. Никто не сможет оправдать такой трусливый выбор. Наполеан Мондрагон был пульсом — самим сердцебиением — дома Джейдона. И у него не было наследника. Его судьба, наконец, появилась после двадцати восьми сотен лет, и это означало, что истинный наследник мог родиться менее чем через месяц. Наследник, который разделит воспоминания и полномочия Наполеана. Наследник, который будет общаться с богами от имени вампиров.

Они были просто обязаны спасти Наполеана.

Если они его потеряют, последствия будут эпическими.

И он знал, что все его братья это понимали.

В конце концов, первым заговорил Натаниэль и его голос походил на бархатистый шепот на ветру.

— Ты не можешь гарантировать, что просто пересечешь границу смерти и вернешься назад, не так ли, Накари? Правда в том, что мы можем потерять тебя… навсегда.

Накари медленно выдохнул, даже не заметив до этого момента, что какое-то время сдерживал дыхание.

— Да, Натаниэль. Всегда существует риск, что я могу не вернуться назад.

Кейген присел на корточки, словно ноги его больше не держали. А затем по очереди посмотрел на Нико и Янкеля.

— Маги, это действительно необходимо?

Оба вампира кивнули, но ответил Нико.

— Да, Кейген.

Натаниэль присел рядом с Кейгеном, его движения были изящными и хищными. Он замер, когда их глаза оказались на одном уровне.

— Я разделяю твои опасения, брат мой, но мы должны тщательно все обдумать.

Глаза Маркуса сверкнули красным.

— Отлично. Тогда я пойду вместо Накари.

— Со всем уважением, Маркус, — неуверенно произнес Нико, — нам придется вести битву, где друг с другом будут бороться свет и тьма, маги и колдуны, — Он уважительно опустил глаза и с трудом сглотнул, его кадык подпрыгнул вверх-вниз, когда вампир попытался избежать проницательного взгляда древнего мастера воина. — Мы не говорим о сражении между воинами, где главное сила и ловкость. Мы говорим о битве с темным лордом.

Маркус Силивази хмыкнул и сердито махнул своей раненной рукой.

— Неужели нет абсолютно никакого способа одному из нас противостоять этому демону, и в конце не умереть?

— Нужен дух, чтобы противостоять духу, — тихо ответил Нико. Он повернулся, чтобы предложить руку Кейгену, и когда целитель ее принял, помог ему встать. — Помоги нам это сделать, мастер целитель, — взмолился Нико. — Пожалуйста.

Кейген прикрыл глаза тыльной стороной ладони и опустил голову, изо всех сил сдерживая эмоции.

— Простите, но я не могу.

Когда он собрался уйти, Нико и Янкель в недоумении вытаращили глаза, а затем в отчаянии посмотрели на Накари.

— Кейген, — позвал Накари, — целитель… пожалуйста, вернись, — Когда Кейген не повернулся, он продолжил говорить ему в след. — Я не хочу умирать, брат, — сказал он обвиняющим голосом, — но я это сделаю. С тобой или без тебя, — Затем он понизил голос и прошептал: — Просто с тобой мои шансы были бы гораздо выше.

Кейген медленно повернулся, и поражение на его лице заставило желудок Накари скрутиться. Правда была высказана… вслух. Накари рискнет своей жизнью, чтобы спасти Наполеана, и никто не сможет его остановить. Он будет отчаянно сражаться за свою жизнь, но не было никакой гарантии, что он выживет.

Маркус потер переносицу, выглядя утомленным. Он отступил на несколько шагов назад и взглянул на Накари, его глаза отражали свет, словно первозданные камни. Когда вампир, наконец, заговорил, его голос был безучастным и гулким, словно пустой сосуд. Будто он похоронил все эмоции внутри себя.

— Я еще не дал тебе своего благословения, Накари, — В его словах прозвучала скрытая угроза, вампир вполне мог отказать ему, воспользовавшись правом самого старшего в семье. — Натаниэль? Кейген? Что думаете?

Кейген пожал плечами и вскинул руки, словно говоря: «Я сдаюсь».

— Прежде всего, я целитель своего народа. Я помогу подчинить Наполеана. Я даже помогу осушить его кровь, пока он не умрет, временно, разумеется. И да, я сделаю тоже самое для Накари. Я буду наполнять воздухом легкие брата, направляя кислород в его мозг, пока он в качестве духа будет сражаться за нашего короля, — Он внимательно оглядел трех магов, с сожалением покачав головой. — Но не просите меня принять окончательное решение. Этого я сделать не смогу.

Широкая грудь Натаниэля медленно поднялась и опустилась.

— Мы братья, но прежде всего, мы преданные подданные нашего короля. Я задам вопрос только один раз, но настаиваю, чтобы ты ответил честно. Есть ли другой способ?

Накари долго и усиленно думал, прежде чем ответить. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе звучала полная убежденность.

— Нет, другого способа нет.

Натаниэль шагнул вперед и притянул Накари в крепкие объятия. Он легко, почти незаметно поцеловал брата в макушку.

«Мы тебя любим», — прошептал он мысленно.

— Ступай с моим благословением.

— Спасибо, — сказал Накари, почти задыхаясь от нахлынувших эмоций.

Он обернулся к Маркусу и взглянул в глаза воина. Это почти разрушило его решимость. Если бы он мог встать на колени перед старшим братом, поклясться в своей преданности и пообещать прожить долгую, здоровую жизнь, он бы это сделал — только, чтобы стереть горе в глазах Маркуса.

Но он не мог этого допустить.

А поэтому лишь ждал…

Маркус обхватил Накари за плечи и заговорил, тщательно подбирая слова.

— Я также позволяю тебе это сделать, но знай, братишка: если ты умрешь, я никогда тебя не прощу. Запомни это.

Накари отпрянул, задыхаясь.

— О боги, Маркус… не говори так.

— Помни об этом! — прогремел он.

Накари послушно склонил голову, опустил глаза и кивнул. Маркус запрещал ему умирать, демонстрируя все чувства, какие только мог показать. И это не было пустой угрозой. Воистину, Маркус даже не мог рассматривать возможность потерять еще одного брата после Шелби. Разве можно было с этим спорить?

Накари обхватил лицо Маркуса двумя руками. Его большие пальцы сжали подбородок воина, и не выпустили, когда тот попытался освободиться от такого интимного захвата.

— Маркус, — произнес он нежно одно единственное слово, и этим сказал намного больше, чем мог бы передать самой красноречивой речью.

Немного дрожа, Маркус медленно наклонялся вперед, пока их лбы не соприкоснулись. А затем положил свои руки на запястья брата и крепко сжал их.

— Вернись ко мне… брат, — прошептал Маркус. 

Глава 19

Брук почувствовала внезапное облегчение, когда мощный поток энергии хлынул сквозь ее тело, и боль, наконец, поутихла. Боже, боль превращения была невыносимой по сравнению со всем, что ей доводилось испытывать ранее. Она началась в тот момент, когда Наполеан укусил ее в шею на лугу, и продолжалась еще очень долго после того, как они вошли в небольшой домик на берегу реки. Брук не сомневалась, что в эти ужасные часы она умирала.

Умирала.

Орган за органом, клетка за клеткой, система за системой, — все по очереди умирало, только чтобы преобразиться с помощью чужеродного вещества. Яда, который отравлял ее кровь, подобно кислоте сжигая всю человечность и заменяя ее бессмертием.

Она стала вампиром.

Тем не менее, существо которое это сделало — создание, которое относилось к ней с такой черствостью и равнодушием — не было Наполеаном. Это был самый настоящий, живой демон: отвратительный, извивающийся червь, который проник в его тело.

Почему Брук была так в этом уверена?

Потому что правда сверкнула в глазах твари за несколько мгновений до того, как она завладела телом вампира. Зло украшало его змеиную форму, подобно чешуе на хвосте древнего дракона. Холодность, что окутала Наполеана, его кожу, глаза, нежное сердце, после того как червь его захватил, так резко контрастировала с теплотой его поцелуя.

Брук несколько раз моргнула и сильно толкнула тяжелую словно камень грудь, что возвышалась над ней, пытаясь вырваться на свободу.

Демон забулькал и вдохнул воздух, его горло задрожало от зарождающегося смеха. А острые как бритва клыки начали выскальзывать из ее шеи. Брук почти затаила дыхание, с нетерпением ожидая момента, когда избавится от их длительного вторжения.

Она хватала ртом воздух, делая отчаянные и жадные вдохи, словно тонущая женщина, которая только что вынырнула на поверхность. Наполеан — нет, демон! — пристально смотрел на нее янтарно-красными глазами. Он облизал твердые, скульптурные губы Наполеана и простонал.

— Тебе понравилось, хотя бы в половину так же сильно, как мне, моя невеста?

Его голос настолько походил на голос Наполеана. По-прежнему густой и бархатистый, только сильно сдобренный стрихнином.

— Где Наполеан? — спросила она.

Брук села и проверила свое новое тело. Работали ли мышцы? Выдержали ли кости? А дыхательная система? Несмотря на свои страхи и нависшую опасность, она ничего не могла с собой поделать, продолжая подмечать коренные изменения в своем физическом состоянии. Она чувствовала себя… непобедимой. Сильной. Здоровой. Настолько могущественной, что раньше никогда не могла представить себе подобного.

Она слышала даже самые тонкие звуки с очень большого расстояния — потоки ветра, шелест листьев на ветвях осин — и она могла различить запахи всех людей, которые раньше останавливались в этом домике. Они были слабыми, но по-прежнему ощущались.

Брук вздрогнула. «Людей?»

Она только что подумала: «Людей»?

О боже, кем же была она сама?

Что Нап… то есть, червь, с ней сделал?

Мягкая подушечка пальца очертила ее нижнюю губу, возвращая в реальность. Демон склонился над ней, оценивая взглядом, заглядывая прямо в ее душу своими злобными глазами.

— Пожалуйста, любовь моя, зови меня Адемордна.

Брук закрыла рот рукой. Она откинулась назад на кровати, яростно крутясь в попытке вырваться. Неожиданно ее тело заскользило назад: Адемордна схватил ее за лодыжку и потянул обратно к себе. Она напрасно его пинала. Ее только обретенные способности были бесполезны против его запредельной силы.

— Куда-то собралась, милая?

Брук с трудом сглотнула. Это сводило с ума. Когда она на него смотрела, то видела Наполеана, и что-то глубоко в душе — что-то, что медленно пробуждалось с того момента у водопада, когда они стали единым целым — тянулось к нему.

Нуждалось в нем.

Знало его на более примитивном и реальном уровне, чем кого-либо за всю свою человеческую жизнь.

Пока демон не завладел им, она не вполне понимала, почему спасла его в тот день на террасе. Почему выбрала его жизнь, вместо возможности сбежать. Потому что где-то глубоко внутри, среди необъятной вечности, душа помнила и признавала, что ее сердце принадлежало ему. Что ее жизнь была создана специально для того, чтобы соединиться с ним. А сердце начинало биться в унисон с его.

Брук боролась с этим на сознательном и подсознательном уровне. Но сейчас, когда его яд проник в тело, ставя клеймо и заявляя свои права на каждую клетку, она поняла все на более элементарном уровне. Она полностью пробудилась.

Брук выдернула лодыжку из лап демона и посмотрела ему в глаза. Она надеялась разглядеть за взглядом демона темные, мистические глаза Наполеана.

— Наполеан, — неуверенно прошептала она, надеясь на чудо, — ты там?

Глаза мужчины смягчились. Он опустился рядом с ней на колени, протянул руку и нежно провел по щеке от уха до подбородка. Улыбнулся пленительной улыбкой Наполеана.

— Брук, — промурлыкал он ее имя.

А затем с такой силой ударил в челюсть, что она почувствовала, как затрещали кости, а изо рта брызнула кровь.

Ошеломленная, Брук попыталась сосредоточиться. Она должна убраться отсюда. Сползти с кровати. Добраться до двери. Да, дверь, она была… где? Вон там? Она повернула голову, и комната завертелась перед глазами.

Она словно издалека услышала смех Адемордна, он отражался от стен, отдавался эхом волнами безумия, поднимался к потолку и опадал вниз. Он был повсюду. Глубокий, жестокий и злой.

Демон сорвал рубашку со своего тела, обнажая прекрасно вылепленную грудь Наполеана. Гладкая кожа обтягивала выделяющиеся мышцы, обрамляя ребра и сухожилия. Пуговицы рубашки разлетелись во все стороны, с громким стуком падая на пол.

А затем последовал еще один удар по лицу. Еще одна пощечина. На этот раз по другой щеке, затем в подбородок. Черт, это было больно… очень.

Ее губа распухла, а рот онемел.

Когда Адемордна отстранился, чтобы оглядеть ее, изучая дело своих рук, в голову Брук пришла идея: она села и сразу же перевернулась на четвереньки, пытаясь отползти. Он снова схватил ее за лодыжки и потянул к себе, только на этот раз женщина вцепилась в изголовье кровати, чтобы удержаться. Ее пальцы мертвой хваткой впились в один из четырех столбов кровати. Он дернул сильнее, без усилий отрывая ее от столба, перевернул на спину и прижал своим телом — расположив таким образом, чтобы голова и ноги оказались перпендикулярно к изголовью. С вытянутыми над головой руками, она ощущала себя подобно жертве языческого бога, которой скоро перережут горло.

— Наполеан… пожалуйста… — невнятно произнесла она.

Казалось, что слова прозвучали как-то не так. Ее челюсть работала неправильно. Она потянулась, чтобы потрогать и увидела, как Адемордна снова замахнулся.

Она попыталась уклониться… слишком поздно.

Темнота. Снова смех. Прохладный воздух коснулся ее кожи.

Неужели он снимал с нее одежду?

— Вскоре ты станешь матерью дома Джегера, моя дорогая королева, — пропел он.

Брук скорее услышала, чем увидела, как с нее сняли джинсы, где-то в глубине сознания с ужасом отмечая то, что должно было случиться. Тем не менее, она так и не смогла в полной мере осознать происходящее. Возможно, он избил ее до бессознательного состояния. Возможно, ее душа этого не позволяла. А может быть, ее защищал собственный разум.

— Пожалуйста, не надо, — тихо взмолилась она.

Не с телом Наполеана. Не его руками, которым она только научилась доверять. О господи, неужели никто ее не спасет?

Ей удалось на секунду сосредоточиться на светящихся глазах Адемордна и злобный взгляд чистой, необузданной ненависти вырвал крик из ее поврежденного горла.

Он склонил голову набок.

— Тише, дорогая. Не вынуждай меня избить тебя до полусмерти, пока я тобой не овладею.

Несмотря на предупреждение, она кричала снова и снова… и снова… делая перерывы только для вдоха.

— Увы, моя королева. Ты совсем меня не слушаешься.

Он склонился над ней, лизнул щеку, потом выпрямился и показал ей сжатый кулак. Ужасающее выражение извращенного веселья промелькнуло у него на лице, когда он отвел мускулистую руку назад и зарычал.

А затем одним мощным, полным ненависти движением, его кулак обрушился на…

«Брук!»

Властный мужской голос пронзил ледяную тишину. Он проник в ее разум с огромной, магнетической силой, приковывая к себе внимание и выталкивая ее сознание из тела.

«Брук, следуй за моим голосом. Слушай только его. Оставайся со мной!»

Это был Наполеан.

И он был здесь… рядом с ней. Окружая ее, укутывая своим теплом, но не своим телом. Словно это его душа находилась рядом с ней.

«Наполеан?»

Она разговаривала мысленно и каким-то образом знала, что он ее слышал.

«Да, это я, любимая».

«Где ты?»

«Я не знаю, — произнес он. — Я не понимаю. Точно не в своем теле. Моя душа где-то в неизвестном месте. Адемордна разбил ее на тысячу осколков. И теперь они плавают в космосе, ожидая, когда их призовут обратно. Но я сохранил свой разум и сознание, поэтому ты должна оставаться со мной, пока мои воины не смогут до тебя добраться, поняла?»

Брук вроде кивнула головой, но не была уверена в этом. Ее череп раскалывался от боли, а тело казалось ватным. В физической реальности, где темный лорд избивал ее и…

Она снова начала кричать.

«Брук!»

На этот раз Наполеан не просто ее окликнул, он каким-то образом захватил женщину. Король соединил все доступные осколки своей души с ее душой, удерживая сознание в железной хватке. Увлекая очень далеко от ужаса этой комнаты.

«Давай, — поманил он. — Пока мы ждем, останься со мной здесь, в этом месте между мирами. Расскажи мне о своих детских мечтах. Давай строить планы на будущее, вспоминать о прошлом, делиться нашими историями и секретами. Соединись со мной, Брук».

Она так и сделала.

И они поведали о своих жизнях: о прошлом, о надеждах и мечтах касательно будущего. Они обменялись драгоценными воспоминаниями. Как Брук первый раз ездила на велосипеде и сильно содрала кожу на коленях. Как Наполеан впервые успешно овладел мечом. Она рассказала ему о своей учительнице во втором классе, госпоже Кренни, о ее конфетах с вишневым вкусом, и как бесконечная доброта этой женщины дала ей цель в жизни.

А он рассказал, как встретил Жанну Д’Арк. Вампир расспрашивал о ее образовании: какие уроки она посещала, что ей нравилось, а что она терпеть не могла, — а сам поведал о суровой жизни в общежитии Румынского университета.

Он узнал о карьере Брук, ее планах и стремлениях. А она узнала о многих нюансах, связанных с управлением дома Джейдона. Она рассказала про свою лучшую подругу Тиффани, а он описал несколько своих наиболее влиятельных подданных.

Наверное, время и вправду остановилось, потому что казалось, прошла целая вечность, прежде чем они перестали обмениваться историями и делиться секретами. Но подобное было невозможно, верно?

Наконец, собравшись с духом, Брук спросила:

«Наполеан, мое тело переживет то, что с ним сейчас происходит?»

Наполеан замолчал… но только на мгновение.

«Пока ты остаешься живой — ты будешь исцеляться, в этом можешь быть уверена. Мой яд самый мощный в доме Джейдона, — Он сделал паузу, как бы обдумывая свои слова. — Поэтому твое превращение было таким быстрым и эффективным. Хоть и болезненным, — В его тоне скользнули темные нотки, указывая на глубокие муки сожаления. — Брук, то, как ты страдала… у меня нет слов, чтобы выразить… насколько я сожалею. Хочу, чтобы ты знала, я бы никогда не обошелся с тобой так жестоко».

Брук сдержала слезы. Она знала это глубоко в душе, но воспоминания были слишком свежими. Замешательство от того, что с ней происходило прямо сейчас, было слишком острым. Мужчина, жестоко обращавшийся с ее телом, не был Наполеаном. Она это понимала. Она действительно понимала, но тело ведь принадлежало ему. Это были его руки, ладони, мужская плоть. Она не знала, что сказать, поэтому промолчала.

«Брук?»

«Откуда ты знаешь, что он оставит меня в живых?» — наконец спросила она.

Наполеан вздохнул.

«Он вынужден. У него есть план. И этот план требует, чтобы твои основные физические функции смогли его успешно перенести».

«Что за план?» — спросила Брук с нарастающим беспокойством.

«Не думай об этом, Брук. Я бы рассказал, если бы считал, что это тебе как-то поможет, но я не хочу, чтобы ты себе все это представляла. Ты выживешь. Несмотря ни на что. И прямо сейчас это самое главное».

Брук собиралась возразить. Она знала, что Наполеан действовал согласно своей натуре. Для него на первом месте всегда будет стоять ее защита, но нравится ему это или нет, они были оба в этом замешаны. Без согласия Брук, его мир стал ее миром, а его враги — ее врагами. Она намеревалась настоять на более детальной информации, но неожиданно кое-что поняла. Наполеан находился на ужасающей, неизведанной территории и, несмотря на опыт управления вампирами в качестве короля, как мужчина он не мог оправиться от чувства беспомощности, даже когда пытался успокоить Брук. Это была абсолютная правда. Он не хотел, чтобы она представила себе дальнейшие планы Адемордна, потому что ему самому было трудно с этим смириться. Какому мужчине не было бы?

«Они идут», — внезапно сказал Наполеан, прерывая ее мысли.

«Кто идет?» — спросила Брук.

«Мои воины».

Она не смела надеяться.

«Сколько их? Что они собираются делать?»

Наполеан сразу посерьезнел.

«Их немного, но этого будет достаточно. Они ворвутся в домик, попытаются захватить и подчинить меня, прежде чем Адемордна их уничтожит. После того как достигнут желаемого, они заберут меня отсюда и пришлют женщин, которые о тебе позаботятся. Исцелят тело. Этот кошмар для тебя почти закончился, Брук. Пожалуйста, продержись еще немного».

Брук попыталась проглотить свой страх. Что, если уже было слишком поздно? Что, если его воины проиграют и Адемордна их всех убьет? Что, если их план сработает, но Наполеан никогда не вернется в свое тело? Что тогда будет с ней? Отпустят ли ее его люди? Будут ли они винить ее? Накажут ли? И даже если они не станут этого делать, как она сможет вернуться к прежней жизни… будучи уже вампиром? О боже, что же будет дальше? Ничего хорошего из этого не выйдет.

«Брук, — прошептал Наполеан. — Успокойся, Draga mea. Все будет хорошо. Все пройдет хорошо».

Она пыталась. Она действительно пыталась. Брук хотела поверить Наполеану. Черт, ей нужно было ему верить, чтобы сохранить свой рассудок. Но ее охватило странное предчувствие на глубоко интуитивном уровне, которое не позволяло этого сделать. Кроме самого очевидного, что-то еще было ужасно… ужасно неправильно. Что-то тревожило ее гораздо сильнее, чем та жестокость, которой подверглось ее тело. Или того факта, что она уже не была человеком.

«Что-то не так, Наполеан, — настаивала она. — В смысле, кроме самого очевидного. Пожалуйста, Наполеан, что ты мне не договариваешь?»

Вампир вздохнул. Его голос был совершенно серьезным.

«Брук, уверяю тебя, у нас позже будет достаточно времени для того, чтобы разобраться со всем случившимся. Но сначала тебе нужна вся твоя сила, чтобы исцелиться. Твое тело было сильно травмировано. И я хочу, чтобы ты сосредоточилась на своем выздоровлении».

Он сделал паузу, и ее сердце пропустило несколько ударов, со страхом ожидая продолжения. Брук тяжело сглотнула.

Все на самом деле было так плохо? Настолько ужасно, что он не мог даже рассказать? Она быстро проверила состояние своих внутренних органов и поняла, что то, чего она опасалась — и о чем говорило ее предчувствие — выходило за рамки физических травм. В стремлении узнать все поточнее, она позволила своему сознанию дрейфовать… назад… назад… прочь… все дальше и дальше от голоса Наполеана и его обнадеживающего присутствия, вместо этого концентрируясь на своем теле.

Она все почувствовала: тяжесть своей физической формы, боль в горле, медный привкус крови. А затем, неожиданно, боль захлестнула ее тело, подобно обрушившимся на спокойный берег цунами.

«Брук!»

Воля Наполеана захлестнула ее. Она вытянула женщину из комнаты непреодолимой силой, вырывая ее сознание из лап темного лорда, забирая назад до того, как она смогла бы осознать увиденное.

«Останься со мной еще немного, мой ангел!»

«Наполеан! — закричала она. — Что он со мной сотворил?!»

«Брук…»

«Наполеан! Скажи мне!»

«Брук… я… ты…»

«Скажи мне! Сейчас же!»

«Ты уже знаешь».

Брук зарыдала. Она ничего не могла с собой поделать. Конечно, она обо всем знала — знала все это время — но реальность не стала от этого менее суровой. Адемордна воспользовался ее телом… жестоко и многократно.

«Я буду об этом помнить?» — Слова вышли хриплыми.

«Нет, — заверил ее Наполеан. — Никогда. Твой ум и дух не присутствовали там».

Его голос звучал глухо от переполнявших эмоций. Там слышалась такая боль, уязвимость и сожаление, что, казалось, сама его душа была разбита вдребезги.

«Брук, мое сердце разбилось от этого злодеяния, и я никогда не смирюсь с тем, что не смог тебя защитить. Никогда. И это мой крест. Но поскольку твоя жизнь напрямую зависит от этого, ты должна внимательно выслушать все то, что я собираюсь сказать. И ты должна не только слушать, но и слышать, — Он сделал паузу, прежде чем продолжить. — Я прожил долгую жизнь и повидал много всего. Очень много. И именно поэтому, я узнал одну очень важную вещь. Тело представляет собой лишь временную одежду — ту, которую мы носим в разные дни нашей жизни, — но душа, сознание, это средоточие того, кем мы являемся. Каждый раз, когда травма не проходит или оскорбление продолжает терзать разум — это из-за того, что они оставили отпечаток в нашей душе».

Чтобы подчеркнуть сказанное, он снова сделал паузу.

«Когда женщина, ребенок и даже мужчина подвергаются насилию, тело полностью исцеляется. В большинстве случаев не остается и следа. Но любая травма, которая не проходит, исходит от души. Разбитое сердце, разрушенное доверие. Страх, которого раньше не было. Самобичевание, стыд, неуверенность в себе, — именно они являются истинными травмами жертв насилия, верно?»

Брук тяжело сглотнула, все еще слушая.

«Да».

«Пока ты была со мной, твоя душа оставалась нетронутой. Ведь ее просто не было в твоем теле на тот момент. Все это время тебя там не было. И клянусь своей честью, твое сердце и разум остались прежними. Без памяти, осознания или ощущения не может быть долговременной травмы. Твое тело исцелится, и ты тоже будешь невредимой».

Брук поняла, о чем он говорил. На протяжении многих лет она видела немало людей, подвергшихся физическому насилию, и вампир идеально описал все психологические последствия пережитого ими несчастья. Но было что-то еще. С ней сотворили кое-что похуже. Что-то помимо физического насилия. Нечто необратимое, о чем он умалчивал.

«Наполеан?»

«Да», — отозвался он.

«Я услышала тебя, и более-менее с тобой согласна, но есть что-то еще… кое-что, о чем ты умалчиваешь… я чувствую это всем своим нутром».

«Ты беременна, Брук, — прошептал он. — Адемордна использовал мое семя и словесный приказ, чтобы заставить тебя забеременеть».

Наступил краткий момент… опустошения. Небольшая милость. То критическое, сюрреалистическое мгновение, которое наступало после ужасной аварии, когда мозг просто выключался и изолировал жертву от реальности. Они слышали слова, ощущали происходящее вокруг или видели все своими глазами, но это просто не укладывалось у них в голове. Все вокруг замолкало. Время переставало существовать. И жертва впадала в полное оцепенение.

«Близнецами?» — спросила она отсутствующим голосом. Ее аналитический ум продолжал работать в автоматическом режиме.

«Да», — ответил он.

«Они, — она запнулась, почти проваливаясь в омут чудовищной и вполне реальной паники, — они хотя бы твои? Эти дети? Или они само зло… как и это создание?»

У Наполеана был больной голос.

«Это тоже самое, если бы ты и я… «Кровавое проклятие» не изменилось… будет одно дитя света и одно дитя тьмы… необходимое жертвоприношение также остается в силе, — Следующие слова были произнесены с отвращением, которое он не мог скрыть. — Хотя никто из нас не дал своего согласия. И ни моей, ни твоей души там не присутствовало. Тем не менее, соединились наши тела. Ребенок будет наш — твой и мой. Адемордна не сможет этого изменить».

Брук прикусила нижнюю губу или, по крайней мере, ей так показалось.

«Я не понимаю, — растерялась она. — Если этот демон… этот темный лорд… хочет использовать меня, чтобы уничтожить тебя, зачем ему нужна беременность? В смысле, не будет ли легче просто меня убить и лишить тебя возможности принести необходимую жертву, таким образом позволив проклятию прийти за тобой через тридцать дней? Зачем все усложнять… в смысле, да, я понимаю, что он демон — так почему бы не поразвлечься в твоем теле — но дети? Эту часть я не совсем понимаю».

Наполеан долго не отвечал, но благодаря их психической связи Брук знала, что он пытался вернуть себе самообладание. Очевидно, ее слова ранили мужчину словно нож.

«В течении многих столетий наши правила были однозначными. Мужчины дома Джейдона имели двух сыновей — одно дитя тьмы и одно дитя света — и нам было позволено сохранить дитя света, чтобы наша раса не исчезла с лица земли. А у мужчин дома Джегера есть мерзкий обычай — они насилуют невинных женщин, которые умирают ужасной смертью, после того как дадут жизнь двум темным сыновьям. Но, так же как и мы, они должны принести в жертву одного из них — в данном случае первенца. Так что в итоге они, подобно нам, сохраняют только одного ребенка, чтобы продолжить свой извращенный род. Я считаю, что в данном случае Адемордна намерен убить двух зайцев одним выстрелом. Оставаться в моем теле достаточно долго, чтобы помешать принести необходимую жертву, а заодно превратить обоих сыновей в темных».

Брук ахнула.

«Вот почему ты так уверен, что он меня не убьет, не так ли? Я нужна ему, чтобы заполучить детей!»

«Да», — ответил Наполеан.

Брук начала дрожать от ужаса: все это…

Конференция. Поездка в Темную долину. Похищение вампиром. День, когда Адемордна пытался убить Наполеана на террасе. Одержимость. Изнасилование. Беременность. «Кровавое проклятие»! И его значение при новых обстоятельствах. А также то, что Адемордна намеревался… превратить обоих ее сыновей в темных.

О боже, о боже, о боже….

Она могла потерять свою человечность, Наполеана и ребенка, прежде чем все это закончится.

Чудовищность всего этого была просто невыносимой. Охваченная паникой, она выскользнула из психического захвата Наполеана и вернулась в комнату. Ее тело было сломано, представляя собой окровавленное месиво, все еще вытянутое на кровати. Куча поврежденных костей, мышц и кожи… порванной, исполосованной и покрытой синяками.

Оглушенная интенсивностью боли, Брук схватилась руками за живот и закричала. Ее агония достигла небывалых высот. 

* * *
— Начали! — закричал Маркус Силивази.

Рамзи, Сантос и Саксон оторвали переднюю стену домика. Дверь сорвалась с петель, окно вылетело из рамы, а перекрещенные бревна переломились в одно мгновение.

Маркус прыгнул в центр комнаты с поднятыми вверх кулаками в кастетах, напрягая слух и зрение. Он остановился только на долю секунды, ошеломленный развернувшейся перед ним сценой. Судьба Наполеана лежала на кровати как сломанная кукла, окровавленная, покрытая синяками и кричащая словно обезумевшая от страха женщина. Суверенный король дома Джейдона стоял на коленях возле ее тела, он был полностью обнажен, а с его клыков капала кровь. Он недавно кормился из ее… бедра.

— О Матерь Драко, — пробормотал Маркус.

Это был не Наполеан.

Существо на кровати являлось темным лордом из долины Смерти и теней. Демоном. Маркус встретился с пустым взглядом своего короля и вздрогнул. Он мог только молиться, чтобы демон контролировал новое тело гораздо хуже прежнего хозяина.

Темный лорд развернулся и зарычал. От звука вздрогнули уцелевшие стены и пол под ногами. Маркус не стал ждать приглашения. Он бросился на демона и взмахнул левым кулаком со всей силой и скоростью, на которые был способен. Пожалуй, он был единственным в доме Джейдона, у кого был шанс нанести удар.

Как и ожидалось, Наполеан перехватил кулак Маркуса. Покрытые синяками и кровью пальцы короля сжались вокруг его руки в попытке раздавить кости воина. Так как каждое действие было спланировано заранее, воины имели небольшое преимущество. Маркус стиснул зубы, терпя сильнейшую боль, и заехал шипами кастета снизу-вверх прямо в челюсть Наполеану. Все это заняло лишь долю секунды. Наполеан сжал горло Маркуса и его глаза начали светиться, когда вампир приготовился прямо на том же месте сжечь воина.

Натаниэль Силивази действовал быстро. Войдя в домик под плащом невидимости, он материализовался позади темного лорда, воткнул шприц в его руку и одним быстрым движением ввел полную дозу анестетика.

Адемордна гневно взревел. Он развернулся и врезал Натаниэлю с такой невероятной силой и ошеломляющей яростью, что температура в комнате упала, как минимум на десять градусов. Тело Натаниэля проломило противоположную стену, а отколовшиеся щепки разлетелись во все стороны. Темный лорд пошатнулся, на короткое мгновение оглушенный и дезориентированный.

Рамзи, Маркус и Сантос воспользовались моментом, повалив Наполеана на пол. Они крепко удерживали его, отчаянно пытаясь связать вампиру руки и ноги, в то время как Саксон Олару накинул тяжелый, украшенный множеством алмазов, черный бархатный капюшон на голову Наполеана, чтобы прикрыть его глаза. Никто не хотел быть случайно сожженным.

Лежащий на полу Наполеан дернулся. Одним быстрым движением он пнул Рамзи так, что тот долетел до потолка, а затем начал крутить и поворачивать руки, вращая своими длинными когтями словно нунчаками[28], без усилий рассекая державшие его запястья. Зашипев, Наполеан сел и потянулся к капюшону.

Маркус еще раз врезал ему в челюсть. Но одержимый король только рассмеялся.

— Ах ты, сын шакала! — зарычал Маркус, раздраженный и пораженный одновременно. — Давай уже засыпай!

Возможно, пора было переходить к плану Б.

Маркус залез в передний карман своего длинного кожаного плаща и достал пузырек с хлороформом, завернутый в шелковый платок. Он раздавил его, смочил ткань и пихнул в глаза инос Наполеану, пока капюшон не успел полностью слететь с его головы.

Пара болезненно острых клыков вонзилась в руку воина, а еще более острый набор когтей пробил грудную клетку, пытаясь извлечь сердце. Маркус Силивази не отступил. Он мог чувствовать, как болезненные кинжалы пронзали… царапали… и наконец схватили его сердце в железном кулаке. Он напрягся, приготовившись к боли, — готовый умереть, — так как знал, что Наполеан немедленно испепелит его сердце, прежде чем кто-то из воинов попытается его восстановить. В этот застывший миг, Маркус понял слишком ясно, что жертва, которую Накари был готов принести… У него ведь с самого начала не было выбора.

К счастью, комбинация успокоительных и хлороформа избавили Маркуса от такой же участи. Железная хватка вокруг сердца ослабла, и он смог извлечь руку Наполеана, держа ее в стороне от своей раненной, окровавленной груди. Веки короля отяжелели и его тело начало падать на пол.

— Увидимся в аду, — прошептал Наполеан, наконец-то теряя сознание.

Маркус глубоко вздохнул и опустился на колени.

Пара сильных рук подхватила его сзади.

— Не двигайся, брат, — прошептал Натаниэль ему на ухо. — Позволь мне исцелить тебя, чтобы мы смогли впустить сюда женщин, которые позаботятся о Брук. А затем перейти к настоящей битве.

Маркус медленно кивнул.

— Воин, — прошептал он. — Возможно, ты был прав, когда дал Накари свое благословение.

Натаниэль на мгновение удивленно замер, а потом усмехнулся.

— Извини, но ты только что сказал, что я был прав?

— Не пойми меня неправильно… — проворчал Маркус.

— Брат, — подразнил Натаниэль, — думаю, так на тебя влияет хлороформ.

Маркус лишь улыбнулся. А потом потерял сознание. 

* * *
Бесплотный дух Наполеана беспомощно завис над разбитым телом Брук, не в состоянии вынести ее из комнаты, не в состоянии помочь воинам, когда они сражались, чтобы подчинить Адемордна.

Ее полные ужаса и боли крики, шок и отвращение, которые она почувствовала в тот момент, когда ее дух вернулся в поврежденную плоть, пронзили сердце древнего короля. И он направил каждую крупицу своей огромной силы на то, чтобы прикрыть ее хрупкое тело… поглотить ее боль… погрузить ее в глубоко бессознательное состояние.

Теперь, когда он прокручивал в голове все сцены борьбы, Наполеан испытывал огромную гордость за своих воинов. Вот это да! Его воины оказались воистину умными, умелыми и быстрыми.

Маркусу удалось отвлечь его, пока Натаниэль вводил своего рода транквилизатор, а стражи нейтрализовали его силы с помощью усыпанного алмазами капюшона. Мудро, они не позволили Адемордна воспользоваться глазами Наполеана, чтобы тот не испепелил их на месте. И когда анестетик подействовал недостаточно быстро, Маркус использовал мощную дозу хлороформа.

Отличная стратегия и искусное исполнение.

Несмотря на яростное сопротивление Адемордна, его воины выиграли стремительную битву не на жизнь, а на смерть. Меньшего Наполеан и не ожидал от этой группы вампиров. Он мысленно вздохнул. Первая часть была закончена. Теперь оставалось лишь молиться.

Молиться, что женщины окажут Брук быструю и компетентную помощь. Молиться за спокойствие его судьбы. Молиться за их нерожденного ребенка. И молиться, чтобы Накари Силивази — невероятно талантливый, но относительно непроверенный мастер маг — завоевал благосклонность богов. Ибо этот мужчина собирался участвовать в битве духов, от исхода которой зависело будущее всех остальных.

Глава 20

Накари Силивази лежал на жесткой койке и старался расслабиться, пока Кейген подключал приборы к его обнаженному телу. Тот несколько раз поправил трубки, по которым будет стекать кровь из артерий, пока результат его не удовлетворил. В вену левой руки он вставил капельницу и выложил в ряд несколько шприцев рядом с набором промаркированных стеклянных колбочек. Кейген взял еще один контейнер, наполненный мощным ядом Маркуса, просто на всякий случай, и заботливо убрал с шеи густые волнистые волосы Накари, словно не хотел, чтобы они испачкались кровью.

Эта процедура будет не из легких, независимо от того, как далеко зайдет Кейген. А все эти приготовления, неоднократные перепроверки и перестановки начали нервировать Накари еще сильнее. Он посмотрел на небо в надежде, что оно вселит в него уверенность, взмолился о силе духа, чтобы выполнить все необходимое. Было около шести вечера, солнце недавно село, и небо окрасилось в красивый, мистически синий цвет: глубокий, темный и очаровательный. Звезды сверкали, словно драгоценные камни в божественном зале. Как будто сама Земля догадывалась о происходящем. И ждала.

Накари закрыл глаза и сосредоточился на своем дыхании, наслаждаясь тем, как легко поднимается и опускается грудь, а также простым движением воздуха входящим и выходящим из легких. Такой не требующий усилия дар, часто воспринимаемый как должное. Он снова открыл глаза, задумчиво взглянув на Кейгена. Если бы он не знал, что это невозможно, то мог бы поклясться, что целитель покрылся испариной. Нервы брата уже были на пределе, а он еще даже не начал. Он поднял правую руку и схватил предплечье Кейгена, желая привлечь его внимание.

— Все будет в порядке, брат.

Кейген кивнул и вытер лоб тыльной стороной ладони. Может быть, он на самом деле вспотел.

— Думаю, что все готово, — с трудом выговорил он.

Накари выдавил улыбку.

— Я в этом не сомневаюсь, — Он посмотрел на вторую койку, на которой лежало бесчувственное тело Наполеана Мондрагона, и напомнил себе, почему он собирался это сделать. — Давай не будем откладывать, — сказал он, надеясь, что Кейген разделит его нетерпение. Это нужно было сделать, пока он не потерял самообладание.

Кейген потянулся за пузырьком йода, смочил им квадратик хлопковой ткани и приложил к шее Накари чуть выше яремной вены. А затем повторил процесс с запястьями и бедренными артериями.

Накари вздохнул.

— Зачем нужен йод, брат? Вампиры не могут подхватить инфекции.

Кейген пожал плечами.

— Знаю, я просто хотел предотвратить любые непредвиденные обстоятельства… на всякий случай.

— Кейген.

Высокий и мускулистый, но худощавый вампир моргнул своими темно-шоколадными глазами, откинул с лица мягкие каштановые волосы и кивнул.

— Да, хорошо.

Кейген взял острый титановый скальпель со стального подноса, лежавшего рядом с койкой. Встретился глазами с Накари и тысячи невысказанных слов промелькнули между ними. Накари кивнул и задержал дыхание. Его брат наклонился, осторожно приподнял подбородок Накари и прижал металлическое лезвие над артерией. Он сглотнул, на миг останавливая руку.

— Рамзи.

Голос Маркуса пронзил тишину. Его твердая рука перехватила Кейгена до того, как целитель смог сделать разрез. Огромный воин с всклокоченными светлыми волосами, со взглядом сумасшедшего и повадками питбуля подошел сбоку.

— Что случилось, Маркус?

— Это сделаешь ты, — сказал тот.

Рамзи не колебался. Это было не в его духе. Стряхнув грязь с рук и присев на корточки рядом с койкой, он криво улыбнулся Накари.

— Прости за это, друг.

Вампир деловито взял лезвие из рук Кейгена, наклонился и одним резким движением перерезал ему горло. Накари тряхнуло от шока и сильной боли. Инстинктивно он попытался сесть, его свободная рука потянулась к горлу, когда он начал давиться собственной кровью.

Кейген перехватил руку Накари, а Маркус удерживал его голову на месте.

— Постарайся расслабиться, — уговаривал Кейген, — не борись с этим.

Глаза Накари стали дикими от ужаса и страха. Он думал, что был готов к этому, но сильно ошибался. Рамзи быстро перерезал ему запястья, и он чуть не потерял самообладание. Именно в этот момент рядом с ним появился Натаниэль.

— Посмотри на меня, маг.

Накари впился взглядом в Натаниэля. Он цеплялся за жизнь, подобно акробату на трапеции, висящей на высоте сотни ярдов над землей. Натаниэль удерживал окровавленные руки Накари, чтобы успокоить и контролировать его, пока Рамзи делал два быстрых разреза вдоль его левой бедренной артерии. Боль в бедре была ничем по сравнению с горлом. Вампир все еще хотел дышать… Ему отчаянно нужно было дышать.

— Не могу дышать, — выдохнул он, частично вслух, частично мысленно.

Натаниэль неловко переступил с ноги на ногу, но выдержал его взгляд.

— Я здесь, — Он кивнул в сторону Кейгена и Маркуса. — Мы все здесь.

Накари быстро кивнул, немного успокоившись. Рамзи разрезал бедренную артерию на второй ноге, и от новой волны боли закружилась голова. Или это было от потери крови? Его глаза метались от одного брата к другому, он искал утешения, молил о чем-то непонятном.

«Черт возьми… это больно!» — думал он.

Рука Натаниэля сжалась и Накари показалось, что он слышит странные, отдаленные звуки на заднем плане: кто-то булькал, задыхался, заикался. Он не сразу понял, что сам издавал эти звуки. Его горло больше не работало. Оно ему больше не принадлежало. И это уничтожало все шансы… любые шансы. Ведь он больше не мог сглотнуть или вздохнуть. Не мог остановить боль. Ему нужно было сосредоточиться. Дерьмо, он на самом деле был готов потерять это «что-то», чего никогда раньше не терял в битвах. Но с другой стороны, он никогда раньше не сражался с темным лордом… Святые угодники, да он просто сойдет с ума! Великий Персей, он не сможет пройти через все это!

— Остановитесь! — попытался он прокричать.

— Тссс! — Ровный голос Маркуса эхом отозвался у него в голове. — Ты потерял много крови… и слишком быстро, — Тон Маркуса был крайне спокойным, несмотря на неизбежное эмоциональное потрясение. — Это не продлится долго. Ты сможешь это сделать.

Накари почувствовал, как задрожало его тело, и пожалел, что не может это остановить.

Он был не в силах это сделать.

«Это не продлится долго» — так сказал Маркус.

Он сможет продержаться еще немного. Да, просто продержаться… еще… немного…

Его кожа была липкой и влажной. Было очень некомфортно.

Накари рассеянно подумал, что ему хочется принять душ.

Когда поведение Кейгена изменилось, он понял — случилось что-то важное. Но не был уверен, что именно. Вампир ожидал какого-то грандиозного финала: фанфар или яркого белого света. Чего-то, что предвещало бы переход из одной формы существования в другую. Но не было никаких красноречивых свидетельств, разве что его брат вошел в особенный режим: «серьезный врач, имеющий дело с сердечным приступом пациента». Кейген яростно проверял мониторы, быстро меняя пакеты со свежей кровью, которую вливал в него через капельницу, попутно готовя аппарат искусственного дыхания или мешок Амбу, который начал бы дышать за Накари.

Другими словами, он переводил Накари на полное жизнеобеспечение. И это наверняка означало, что все кончено. Накари был уже мертв. И его дух покинул тело. В конце концов, Кейген никогда не рискнул бы реанимировать его тело слишком рано. Не после всего, через что они прошли, чтобы гарантировать его… смерть.

Накари на мгновение растерялся.

— Времени мало, маг. Хватит прохлаждаться.

Смех рассыпался по лугу и Накари посмотрел вверх, чтобы увидеть самые великолепные, безмятежные зеленые глаза, какие он только видел в своей жизни. Знакомое лицо сияло в обрамлении мягких белокурых локонов.

— Шелби, — произнес он с широкой улыбкой, боль и страх мгновенно утихли.

Шелби протянул, казалось бы, вполне твердую материальную руку и Накари поспешил ее взять. Близнец вытащил его из тела и поставил на ноги. Накари внезапно снова оказался одетым и два брата обнялись, словно после их расставания прошли лишь какие-то минуты. Стоя бок о бок, они словно оживали, как мужчины и братья. Два сильных существа, больше не ходящие по земле, но почти живые, наполненные радостью и энергией.

— Хорошо выглядишь, — сказал Накари. Он не смог подобрать других слов.

— Хорошо? — поддел Шелби. — Да я выгляжу лучше тебя!

Он принялся играть мускулами, демонстрируя свое великолепное скульптурное тело. Брат определенно сиял от удовольствия. Накари запрокинул голову и рассмеялся, густая грива его волос качнулась от резкого движения.

— Я думал, что ты знаешь, Шелби…

— О чем?

— Никто не выглядит лучше меня. Разве ты не слышал женские разговоры?

Шелби в ответ разразился искренним и безудержным смехом.

— Маг, ты имеешь в виду, что выглядишь как девчонка?!

Двое мужчин столкнулись в шутливом бою, одновременно пытаясь дотянуться до соперника, чтобы осуществить захват головы, кружа друг вокруг друга в попытке получить физическое преимущество. Они боролись таким образом тысячу раз на протяжении многих лет и не было ничего странного или потустороннего в том, что они сейчас были вместе. Все казалось таким простым. Таким приятным. Словно Накари просто перешел с одного берега ручья на другой, чтобы встретить своего близнеца. Однако, не было никакого грандиозного перехода. Теперь, когда боль и страх исчезли, не осталось никаких сомнений или сожалений.

Они боролись, пока не запыхались и их эфирные тела не покрылись грязью. А затем пара отдаленных, но легко различимых и весьма серьезных голосов прервали их игру.

— Накари!

Настойчивый тон сразу же привлек внимание близнецов.

— О боги, — простонал Накари, ругая себя за то, что отвлекся, пусть даже на мгновение. Он развернулся, разглядывая луг. — Нико? Янкель?

Голос Нико был встревоженным.

— Накари, Наполеан обескровлен! Он уже умер и Адемордна покинул его тело! — Нико использовал свои способности медиума для разговора с умершим магом.

Накари настороженно обернулся.

— Где же демон?

Печальный голос Янкеля звучал безутешно.

— Темный лорд снова завладел королем. Я боюсь, что уже слишком поздно спасать нашего монарха.

— Нет, — вскричал Накари. — Нет!

Дражайшие небесные боги, что он наделал? 

* * *
Накари осмотрел луг, отчаянно стараясь разглядеть койку, на которой лежало тело их суверена. Все походило на размытые тени. Не темные, просто неясные.

Шелби протянул руку.

— Брат, я могу помочь.

Накари взял его руку и смог сразу же увидеть обстановку. Близнецы встали сбоку от короля. Наполеан выглядел таким неподвижным, безжизненным и безобидным.

А затем его глаза распахнулись, и темное злое присутствие проявилось в зрачках короля, сверкнув двумя оранжевыми точками.

— Я выиграл. Вы проиграли, — промурлыкал злобный голос.

Тело Наполеана село на койке, или, по крайней мере, так казалось на этой стороне мира. Его язык облизал губы, словно пробуя деликатес.

— С чего ты взял? — спросил Накари.

Он засмеялся, что вызвало тревожные ощущения. Было как-то неправильно, слышать чистый смех Наполеана в исполнении настолько злой сущности.

— Ты мертв, маг, а я все еще нахожусь в теле твоего короля.

Накари посмотрел на злорадствующего темного лорда. Оглядел тело Наполеана, тщательно оценивая состояние каждой чакры и цвета его ауры, измеряя разрывы и дыры в энергии. Суть темного лорда крепко прижилась в теле Наполеана, вцепилась так прочно, что не было видно никаких прорех. Почти. Но не совсем.

Чуть ниже сердечной чакры обнаружилось слабое место — разрыв. Место, которое богиня, поддерживающая данное тело на протяжении стольких веков, не отдала во власти абсолютной и безвозвратной тьмы. Порядочность и любовь к человеческой женщине, своей судьбе, навсегда отпечатались в сердце Наполеана, поэтому именно там было уязвимое место Адемордна.

Накари обменялся с Шелби быстрым взглядом и незаметно кивнул. В мгновение ока оба брата оскалились, выпустили когти и прыгнули на темного лорда. Накари спереди, Шелби сзади. Они с силой ударили его в грудь. Пронзили тело, погрузили руки под ребра и крепко вцепились в темное сердце демона.

— Сейчас!

Голоса Нико и Янкеля раздались в их ушах, и оба брата потянулись назад, — выкручивая фальшивое сердце с противоположных сторон, — дергая, поворачивая и вырывая его из одержимой плоти.

Кровь стала густой и липкой, а черви начали ползти вдоль рук Накари. Каждая личинка погружала свои острые зубы в кожу мага, словно бешеный паразит. Дьявольский лорд вскричал от ярости, когда его сущность вырвали из тела Наполеана. А на месте пораженного демоном органа начало расти и биться чистое розовое сердце. Когда сердце Наполеана полностью прижилось в своем изначальном теле, одержимости пришел конец. А у них появилась гораздо более серьезная проблема.

Наполеан Мондрагон, суверенный правитель дома Джейдона, снова был свободен и мог вернуться к своему народу, к своей судьбе. Но Накари Силивази все еще оставался в мире духов, столкнувшись лицом к лицу с необузданным, бессмертным демоном Адемордна. Личинки, которые раньше составляли почерневшее сердце темного лорда, спрыгнули с рук близнецов, возвращаясь в более знакомую, бессмертную, темную форму. Затем тень начала расти в высоту, пока не достигла, по меньшей мере, десяти футов[29]. Она становилась все темнее… и темнее… пока не замерцала чернильной, переливающейся темнотой.

Черты лица Адемордна были настолько отвратительными, что глазам Накари становилось больно при одном взгляде на него. Язык темного лорда начал обводить рот, словно змея виноградную лозу, виляя кончиком в каком-то ужасном эротическом танце. Он был одновременно отвратителен и красив. Не человек, но и не вампир.

Накари инстинктивно потянулся к Шелби, используя их семейную ментальную линию связи, но его призыв остался без ответа. Вампир развернулся, подключая все свои чувства.

— Брат!

По-прежнему не было ответа.

— Шелби!

Демон хихикнул громко и зло, отчего луг еще раз тряхнуло. Вместо ветвей на окружающих деревьях начали расти руки и потянулись к магу, царапая его тело острыми кончиками пальцев.

Накари припал к земле, приняв боевую стойку и быстро вращаясь на пальцах ног. При необходимости, он был готов нанести удар или обороняться. Затем маг закрыл глаза, используя внутреннее зрение, чтобы увидеть, что происходило на самом деле.

— Твоего брата больше нет рядом с тобой, — прошипел темный лорд, выдыхая холодный зловонный воздух. — Как думаешь, что должно было произойти, когда ты осуществил задуманное? Что случилось, дорогой маг? — Его слова были пропитаны ядом. — Ты вернул короля в мир живых, а меня, темного лорда Адемордна, на трон бездны.

Он зарычал и из его рта вырвался ровный поток огня, похожий на раскаленное пламя паяльной лампы.

Накари почувствовал, что в словах темного лорда не было лжи. Хотя демоны этим славились — данное существо говорило правду.

— Шелби мертв, несмотря на твое жалкое желание верить в обратное, — удовлетворенно промурлыкал Адемордна. — Его вечная душа вернулась в долину Духов и света, — Демон потер грудь, как будто эти слова доставили огромное удовольствие его злому сердцу. — И так даже лучше для него, честно. Ведь у него была такая добрая душа при жизни.

Он насвистывал нестройную мелодию, и эти звуки корябали уши Накари, словно ногти школьную доску, отдавались холодком по позвоночнику, словно лезвием проходя по всем позвонкам.

Адемордна медленно потянулся и поскреб острым когтем подбородок Накари. Маг старался избежать неприятного прикосновения демона, но был не в силах сдвинуться. Словно застрял в ночном кошмаре, все глубже увязая в зыбучих песках. Где любая попытка двигаться или сопротивляться становилась очень опасной и бессмысленной.

— Ах, — Лорд мотнул головой из стороны в сторону, длинные пряди его жирных волос качнулись от резкого движения, извиваясь по плечам подобно змеям. — Как я хотел короля… — Он втянул воздух сквозь гниющиеся зубы. — Как я хотел его сыновей… — Он застонал. — Но целую вечность питаться светом мастера мага, настолько чистой душой, согласившейся пожертвовать своей жизнью из чувства долга и ради спасения другого… — Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу в густом, влажном воздухе. — Ммм, да. Мне это подойдет.

Накари проглотил комок в горле и настороженно огляделся.

Дерьмо. Нет, все было еще хуже!

Адемордна не лгал.

Накари умер на той койке, несмотря на то, что его тело все еще дышало. И места между двумя мирами, где он встретился со смеющимся Шелби, который помог ему изгнать демона из Наполеана, более не существовало.

Накари чувствовал, как земля под ним медленно исчезала, превращаясь в болото.

Демоническая сила хлынула к нему, а грязь принялась подниматься по телу, постепенно ломая под своим весом пальцы ног, лодыжки и даже кости. Все распадалось, мучительно разлагаясь только для того, чтобы восстановиться и разрушиться снова.

Вечные муки.

Неизлечимые раны.

Бесконечная смерть, вечная агония и наказание…

Накари Силивази оказался во владениях темных лордов в подземном мире. Он стоял в центре долины Смерти и теней. Маг обменял свою душу на душу Наполеана и Адемордна этот обмен принял. В тот момент, когда демон отказался от тела короля, он был выброшен обратно в свой личный ад вместе с Накари.

С другой стороны, Шелби вернулся в долину Духов и света, где его душа останется навечно. Таков был порядок. Шелби был по-настоящему мертв. Его душа уже упокоилась, и он не мог войти в тень бездны, так как уже принадлежал свету.

— Но ты, мой прекрасный, необыкновенный маг… — Адемордна кружил вокруг Накари, напевая ему, словно ребенку. Демон потянулся, схватил горсть его волос и понюхал. Из его ноздрей потекла черная кровь и закапала на пряди вампира. Кровь, словно кислота, обожгла кожу головы Накари. Лорд облизал кровь, что стекала за ухом мужчины, и маг с отвращением мотнул головой. Слюна разъедала его кожу, но он не собирался кричать. — Ты не числишься ни среди живых, ни среди мертвых, Накари Силивази. Твою душу обменяли раньше назначенного срока, — Адемордна замолчал и обхватил двумя руками плечи Накари, сжимая их настолько сильно, что тонкие ключицы сломались пополам.

Накари стиснул зубы, стараясь не упасть в обморок.

Он не доставит демону такого удовольствия.

Его глаза закатились, хоть он и старался оставаться в сознании. Дражайшие небесные боги, неужели ему на самом деле придется провести целую вечность в долине Смерти и теней? Вдали от братьев? Без шансов вновь увидеться с Шелби? Осужденный оставаться пленником Адемордна… навсегда? Неужели его бессмертная душа была ценой свободы Наполеана и Брук? На самом ли деле он принес жертву ради дома Джейдона?

Даже когда спрашивал себя, он уже знал ответ.

Да.

Его сердце уже тосковало по Натаниэлю, Кейгену и Маркусу.

И, о боги, по Брайдену!

Темный лорд перестроил свое тело, уменьшившись до человеческих размеров. И теперь перед Накари уже стоял крупный мужчина, чрезвычайно мощного телосложения. Он вскинул руки в непринужденном жесте.

— На случай, если ты захочешь сбежать, я буду ждать… и наблюдать… с большим удовольствием.

Накари огляделся. Небо было черным, — не темным с красивыми переливами, как на Земле, — а непроглядным и бестелесным. Там не было горизонта, только пар и туман, так что ничего не было видно дальше пары сотен ярдов. Все было скрыто под дымовой завесой. Темной иллюзией и туманом. Данное место не было предназначено для живых тел, это была тюрьма для душ.

Земля и растения были твердыми, но не содержали в себе разумную энергию созидания, как это было на Земле. В них скорее чувствовалось холодное чернильное присутствие зла — жуткого до мурашек на коже, заставляющего кричать от ужаса в ночи. Из-за всего этого желудок скручивало, а волосы на затылке вставали дыбом. Некуда было идти. Это место служило порталом, ведущим в бесконечный круг зла и вечной ночи.

Накари глубоко вздохнул.

— В этом месте возможны иные формы смерти?

Адемордна хрипло рассмеялся. Его, казалось, искренне развеселил вопрос.

— Ах, да, маг. Самоубийство было бы намного более простым решением, не так ли?

Накари не выказал никаких эмоций, хотя ему хотелось вырвать сердце демона во второй раз. Избавить их обоих от страданий… навсегда. Но это было невозможно. Адемордна был уже мертв, как и он.

— Нет, Силивази. Я запланировал для тебя кое-что получше.

Адемордна улыбнулся, что совершенно не вязалось с его искаженным злобой лицом.

Накари закрыл глаза и помолился, надеясь, что где-то каким-то образом небесные боги или богини услышат его просьбу. Он мысленно потянулся к братьям, к Нико и Янкелю, а затем к Наполеану, — просто желая убедиться, что король все еще жив, что его жертва не была напрасной.

Но никто не ответил. Адемордна протянул тонкую руку и элегантным движением прикрыл глаза Накари.

— Взгляни на свое будущее, маг.

Мир стал стремительно вращаться перед глазами, вызывая головокружение, а потом Накари почувствовал, как его тело словно оторвалось от земли. Вампир внезапно переместился в замок, где повсюду бродили всевозможные демонические существа и животные. Он оказался в огромном каменном тронном зале, обнаженный, прикованный наручниками к холодной каменной плите. Маг находился рядом с троном Адемордна, поэтому прекрасно понимал, что выставлен напоказ, как трофей темного лорда. Драгоценная душа, которую он украл из дома Джейдона. Чистая и обладающая магией, как вечная демонстрация силы тьмы, побеждающей свет.

Пики и мечи, кинжалы и копья пронзали его тело в суставах, пробивая кости, словно вечное распятие. И множество колотых ран от шеи до бедер, также окружали тонкую кожу его головы. Все это не оставляло сомнений в том, что теперь он будет постоянно подпитывать бесконечное количество демонических существ, возможно, даже самих темных лордов — злых созданий, жаждущих поглотить весь его свет.

Рядом находилась целая стойка жестоких орудий пыток, некоторые из них были уже заржавевшими, а некоторые все еще острыми. Но каждая предназначалась для того, чтобы принести как можно больше боли. Обитатели долины будут платить за эту привилегию, за удовольствие резать его, отрывать кожу, ломать кости и заставлять кричать.

Несмотря на все свое мужество и необыкновенную решимость Накари Силивази опустился на колени и заплакал. Это было слишком ужасно. А потеря братьев еще хуже. Он будто совершенно лишился надежды, сломался перед лицом врага.

Но он был бойцом. Мужчиной дома Джейдона. Мастером магом и Силивази! И он будет сражаться, как и подобало могущественному существу, коим он являлся. Накари будет использовать магию, к счастью, в этом он был весьма хорош. Он будет плести заклинания, чтобы уменьшить боль. А также, по мере возможности, наносить ответные удары, причиняя серьезный вред своим врагам.

Но это будет вечный танец, у которого не будет конца.

Накари Силивази стал узником ада…

И не существовало на свете магии, которая могла бы изменить этот факт. 

Глава 21

Наполеан Мондрагон распахнул двери своей опочивальни и молча замер на пороге. Прошло два дня с тех пор, как стражи перенесли Брук из домика в имение после того, как залечили ее самые серьезные травмы. Прошло почти сорок восемь часов с тех пор, как его судьба была оплодотворена Адемордной.

Столько времени ушло у Наполеана, чтобы полностью оправиться после одержимости, восстановить все функции тела. Но невозможно было измерить ту вечность, которая прошла с тех пор, как Накари Силивази покинул свое теперь уже безжизненное, неодушевленное тело, до сих пор дышащее, но не занятое душой. Он лежал на жестком настиле на холодном лугу. Немыслимая жертва, принесенная дому Джейдона.

Печальная мысль не покидала Наполеана, даже когда он снова обратил свое внимание на спальню и впервые пристально посмотрел на трех женщин, находившихся перед ним. Брук лежала без сознания посередине кровати. Рядом с ней на краю сидела Джослин Леви, склонившись и поглаживая ее волосы, в то время как Киопори Демир присела на пол и смочила полотенце в чаше с холодной водой.

Джослин обернулась, и он увидел, что ее потрясающие карие глаза подернуты пеленой беспокойства.

— Привет, Наполеан.

Она заставила себя улыбнуться.

Наполеан знал, что она с самого начала не очень уютно чувствовала себя рядом с ним. Но в подобных условиях он не мог ее винить. Вампир слегка склонил голову.

— Спасибо, что ты здесь, Джослин. Как она?

Джослин открыла рот, намереваясь ответить, но, видимо, передумала. Вместо этого она отвела взгляд. Киопори ответила вместо нее.

— Приветствую, милорд, — Ее слова были сдержанными, но вежливыми. — Я рада, что вы успели до родов. Мне действительно приятно видеть вас, — Она перевела взгляд на Брук. — Она быстро идет на поправку.

Наполеан с облегчением сделал небольшой шаг вперед.

— Спасибо, Киопори.

Он впервые заметил, что здесь не было никого из медицинского персонала. Ни один из учеников Кейгена не присутствовал в комнате.

— Здесь только вы вдвоем? — забеспокоившись, уточнил он.

— Да, — кивнула Киопори.

— Где Ванья? — нахмурился он. — Я думал, она… захочет быть здесь.

— Она со Штормом и Николаем, — поведала Джослин.

— Понимаю, — Наполеан настороженно прищурился и пристально посмотрел на Брук. — И вы вдвоем смогли оказать всю необходимую помощь… сами?

Киопори покачала головой и кивнула в сторону двери.

— Медсестра Кейгена сейчас на веранде с Рамзи. Она поддерживает ее в состоянии сна, а Рамзи заботится о ее… комфорте.

Наполеан знал, что Киопори имела в виду обязанность мужчины вампира — обычно супруга — помогать жене во время беременности. Для того, чтобы обеспечить полный комфорт, мужчины забирали себе все ощущения во время чрезвычайно короткой, но напряженной сорока восьми часовой беременности. При обычных обстоятельствах Наполеан сделал бы то же самое, но он пребывал в ловушке между мирами, борясь за то, чтобы вернуться в собственное тело.

Киопори нервным жестом откинула свои густые распущенные волосы.

— Маркус тоже поделился ядом. Мы хотели, чтобы в комнате было темно и тихо. Спокойно для ребенка.

Наполеан проглотил проклятие. Это он должен был быть здесь, помогать Брук… во всем.

— Она все это время была без сознания? — спросил он.

Джослин покачала головой.

— Нет. Она приходила в себя, а затем снова отключалась. Она осознает, что происходит.

Она встретилась взглядом с Наполеаном, и он понял, что женщина придержала язык из большого уважения и, возможно, немного из страха. В любом случае, ее мысли было не трудно прочитать. Хотя именно Адемордна был тем, кто… изнасиловал… Брук, одна мысль о том, что такие страдания причинили руки грозного лидера, была непостижима. Как женщина, она была просто потрясена одержимостью мужчины и насилием над Брук.

Наполеан собрался с духом и подошел с другой стороны кровати. Он внимательно осмотрел Брук и его душа затрепетала. Женщины проделали невероятную работу, залечивая ее травмы. За последние сорок восемь часов ее кости срослись, порезы затянулись, а колотые раны закрылись, но следы борьбы все еще виднелись на коже. Едва заметные остатки ран и бледные синяки напоминали всем окружающим о жестоком пленении.

Наполеан сдержал гнев и постарался, чтобы его голос прозвучал бесстрастно.

— Оставьте нас.

Женщины слегка опешили, и он тут же пожалел о своем резком тоне. По правде говоря, он хотел узнать о психическом здоровье Брук, спросить о ее душевном состоянии. Он от всего сердца хотел поблагодарить обеих женщин за такую нежную заботу о его судьбе, но пока не мог выразить это вслух. Он просто не был уверен, что сможет сдержаться и, как суверенный правитель дома Джейдона, не мог себе позволить потерять контроль перед людьми. Им нужно было, чтобы он был их опорой — внушал постоянную уверенность в этом нестабильном мире — и Брук тоже понадобится его сила, чтобы пройти через предстоящее.

— Да, милорд, — наконец прошептала Киопори.

— Без проблем, — Джослин встала.

Наполеан покачал головой.

— Не уходите далеко. Время приближается. Менее чем… — он заколебался.

Вот черт, сколько осталось времени? Он должен был знать. Он бы знал, если бы присутствовал при зачатии.

Киопори, казалось, почувствовала его замешательство.

— Не больше, чем полчаса, милорд.

Все глаза обратились на выпуклый живот Брук, который отчетливо виднелся под мягким шелковым платьем. Если бы в этот момент в комнате кто-то уронил булавку, то это прозвучало бы как взрыв гранаты.

Казалось, Киопори тщательно подбирала слова, прежде чем продолжить.

— Я бы никогда не посмела поставить под сомнение вашу мудрость, Наполеан. Но думаю, что для нее будет лучше, если во время родов мы с Джослин будем находиться здесь.

Наполеан выдохнул и покрутил шеей, снимая напряжение. Он приподнял подбородок.

— Брук увидела и пережила слишком многое. Я не позволю ей страдать еще и от жертвоприношения. Когда придет время, я призову моих сыновей, пока она будет спать. Маркус заберет темного в «Зал жертвоприношений» и подождет меня. После этого мы вместе встретим нашего истинного сына.

Киопори подняла подбородок и прочистила горло.

— Пожалуйста, пересмотрите ваше решение, Наполеан.

Он изучающе посмотрел на нее. В глазах женщины не было ничего резкого или осуждающего, только сострадание. Джослин выглядела так же.

— Я не хочу ослушаться вашего приказа, но это действительно трудно… жертвоприношение… ужасающий момент для каждого человека, Наполеан. Учтите, у вас были тысячи лет, чтобы понять проклятие, осознать, каким настоящим злом является и насколько опасным может стать темный ребенок. У вас были столетия, чтобы принять тот факт, что не существует абсолютно никакого выбора в этом вопросе, но мы не располагаем достаточным количеством времени для осознания этого. Такой магии не существует в человеческом мире. И я не знаю, сможет ли Брук простить вас, если не увидит все своими глазами. Может быть… по крайней мере… просто посоветуйтесь с ней.

Наполеан сцепил руки, выгнул пальцы и хрустнул костяшками.

— Я не хочу ничего отнимать у Брук, — Он задумался над тем, насколько его внешний вид соответствовал усталому голосу. — Я просто хочу избавить ее от новой боли.

Киопори понимающе кивнула, схватила Джослин за предплечье и подтолкнула к двери.

— Вы примете самое верное решение, милорд, — Она сочувственно улыбнулась. — Мы будем рядом, если понадобимся.

Наполеан вежливо склонил голову.

— Позовите Маркуса, — сказал он. — Так или иначе, мне кто-нибудь понадобится, чтобы сразу забрал темного, пока я не смогу… позаботиться о том, что должно быть сделано.

Киопори кивнула.

— Отлично.

Джослин нервно постучала ногой по полу, а затем тоже вышла. 

* * *
Пока Брук спала, Наполеан провел подушечками пальцев по ее коже. Он запоминал каждый синяк, заново переживал каждую травму, используя свои обостренные чувства, чтобы воссоздать каждый отпечатанный в клетках момент.

Он должен был знать, что перенесло ее тело.

И хотя он сберег ее душу, охраняя разум от малейшего осознания творившейся жестокости, это его тело, кулаки и мужское достоинство осквернили ее… Поэтому он хотел знать все, что произошло. Каждую деталь.

Он должен был почувствовать всю боль, потому что это его тело причинило ее.

Он должен был испытать весь ужас, потому что кому-то следовало это сделать.

Он должен был пережить каждый момент, чтобы восстановить баланс и остаться верным своему глубоко укоренившемуся чувству справедливости.

Осторожно, словно с благоговением, Наполеан вылечил оставшиеся синяки и раны при помощи своего яда, на ходу забирая энергетические вибрации каждого акта насилия в свои мышцы, кожу и ткани. Навеки удаляя все случившееся из памяти Брук, даже на молекулярном уровне. Его глаза несколько раз затуманивались, но он отказывался плакать. Наполеан был слишком могущественным созданием, и такие глубокие эмоции могли иметь серьезные последствия. Земля могла ответить ураганами, каких в долине никто не видывал.

Поэтому он контролировал свое дыхание, — медленно втягивая воздух, а затем осторожно выдыхая, — когда приступил к исцелению всех травм, оставшихся на теле его судьбы. Когда он удостоверился, что тело вернулось к идеальному состоянию, вампир нежно поцеловал ее в лоб и прошептал на ухо команду проснуться.

Веки Брук дрогнули, запорхали подобно крыльям бабочки, а затем в потрясающей синеве ее глаз наконец-то появилось осознание.

— Наполеан? — Она попыталась заговорить, но ее голос был хриплым.

Он улыбнулся, ничего не мог с собой поделать. Ситуация была тяжелой, но звук ее голоса, одно ее присутствие в комнате, было подобно лучам солнца, пробившимся сквозь облака после сильного шторма. Она излучала красоту. Она сулила надежду.

— Да, — прошептал он, поудобнее устраиваясь на кровати, чтобы оказаться к ней лицом к лицу. Он нежно погладил ее по щеке кончиками пальцев, ни на мгновение не отводя взгляда. — Как ты себя чувствуешь?

Она сглотнула и потянулась к горлу.

— Хорошо, физически. Но это… — Она посмотрела на свой живот и глаза выдали ее страх. — Я до смерти боюсь.

Наполеан наклонился вперед. Он протянул руку, собираясь положить ее на выступающий живот, но потом заколебался.

— Можно?

Она помолчала, словно обдумывая.

— Да, — Но прозвучало это как-то неуверенно.

Наполеан осторожно прикоснулся к Брук, послав в ее тело мощную волну спокойствия, который сорвал с губ женщины неосознанный благодарный вздох.

— Я не помню ничего из того, что случилось в домике, — прошептала она, — даже как я попала в эту комнату, — Она огляделась, впервые замечая, что обе женщины ушли. — Куда делись Киопори и Джослин?

— Они находятся за дверью, — уверил ее Наполеан. — Мне хотелось побыть с тобой наедине, если ты конечно не против.

Брук кивнула, а затем едва заметная, озорная улыбка тронула уголки ее губ.

— Когда ты был мальчишкой, твоя голова в самом деле застряла между камнями в стене замка?

Наполеан удивленно отодвинулся, а потом усмехнулся.

— Женщина, я вернулся практически из ада, будучи захваченным демоном, как раз вовремя, чтобы встретить с тобой рождение нашего первого ребенка. И это все, о чем ты меня хочешь спросить?

Она широко улыбнулась, ее лицо засияло.

— Нет, конечно, это просто… — Она потянулась, чтобы к нему прикоснуться, ее пальцы легонько обвели линию его подбородка, — твоя голова не такая уж и большая.

Он хотел было возразить, но внезапно полностью потерял дар речи.

— Нет, — быстро сказала Брук, — в смысле, она достаточно большая… — Она прикусила нижнюю губу и отвернулась.

— Спасибо… наверное, — произнес он.

Он взял ее руки в свои, поднес ко рту и наклонился, чтобы нежно поцеловать пальцы. Когда его губы коснулись кожи, она непроизвольно отдернула ладонь, словно внезапно застеснявшаяся школьница, и грудь Наполеана наполнилась эмоциями. Он мог услышать, как застучало ее сердце, ускорилось дыхание, слегка поднялось кровяное давление. Было очевидно, что он ее привлекал. Очень сильно привлекал. Несмотря на все случившееся, их усиливающаяся естественная связь не была повреждена. Брук по-прежнему реагировала на близость его тела, чувствовала его прикосновения.

Когда она посмотрела на него, в ее глазах читалась абсолютная нежность.

— Как ты это сделал? — спросила она.

— Что именно? — переспросил он. — Как мою голову заклинило между камнями?

Она покачала головой и рассмеялась.

— Нет. Это, — Она указала на него, затем обвела рукой комнату и территорию за окном. — Как ты избавил меня от… последствий случившегося в том домике?

Наполеан переступил с ноги на ногу и вздохнул.

— Я изо всех сил пожелал этого.

Брук пристально смотрела ему в глаза.

— Я не понимаю такую силу. Силу вампиров. Твою силу.

Наполеан держал ее руку в своих, когда она внезапно потянула ладонь прочь, словно желая вырваться. Мужчина сжал пальцы, не причиняя боли, но при этом достаточно сильно, чтобы остановить ее.

— У тебя тоже есть такие силы, Брук. Теперь… ты такая же, как я.

Ее глаза расширились, но она не запаниковала. Не так, как могла бы еще неделю назад.

— К сожалению, эту часть я прекрасно помню.

Наполеан почувствовал, как напряглись его плечи. И хотя от стыда ему хотелось отвернуться, он уже успел слишком многое ей задолжать.

— Превращение, — Он поднес ее руку ко рту и выдохнул, согревая теплом центр ее ладони, прежде чем прижаться к ней щекой. — Сегодня я не собираюсь просить прощения за столько перенесенных страданий, взамен этого я обещаю провести остаток своей жизни в попытке загладить вину и заслужить твое доверие.

Брук моргнула.

— Нет, Наполеан. Я тебя не виню.

Он колебался, обдумывая ее слова, а затем нахмурился.

— Как такое возможно?

Она покачала головой и пожала плечами. А затем погладила большим пальцем его щеку, медленно лаская. Она впервые продемонстрировала такое невинное проявление любви по отношению к нему.

— Я не знаю, — честно ответила она. — Я должна обижаться на тебя. Я должна до смерти бояться тебя. Я должна хотеть убежать от тебя так быстро и так далеко, насколько это возможно, — Она вздохнула. — Во всех смыслах я должна тебя ненавидеть за то, что ты втянул меня в этот безумный мир демонов и магии… и крови… и такого количества насилия. Но когда я на тебя смотрю, я просто… не в силах этого сделать.

Он откинулся назад и склонил голову.

— Назови причину, Брук, если можешь, конечно.

Она очень медленно глубоко вздохнула и прикусила губу.

— Когда тот мужчина на лугу начал в нас стрелять… когда я пряталась за тобой… — Она остановилась, словно тщательно взвешивая слова, а затем прочистила горло и продолжила. — На какую-то долю секунды, впервые в своей жизни, я почувствовала себя полностью защищенной. В безопасности. Словно мир вокруг меня мог взорваться, но у меня было что-то… был кто-то непобедимый, готовый меня защищать. И это было настолько… правильно. В той опасной ситуации это казалось правильным.

Наполеан прикрыл глаза и прислонился головой к ее теплой руке. Он пытался скрыть свое сожаление.

— Но ты не была в безопасности… Брук, — Он открыл глаза, потому что ему нужно было видеть ее лицо. — По-видимому, я не был настолько непобедимым, как нам обоим казалось. Клянусь всеми богами, мне так жаль… Если бы я знал, что тот мужчина был одержим…

Брук отобрала свою руку, прижала указательный палец к его губам, тем самым призывая замолчать.

— Нет, ты небыл непобедимым. Второй раз с тех пор, как я встретила тебя, ты был уязвимым. Настоящим, как я. И в то краткое мгновение, когда существо вырвалось из тела мужчины и захватило тебя, я чувствовала себя так, словно наблюдаю взрыв ядерной бомбы. Словно жизнь, какую я знала раньше, больше не будет прежней, — Она попыталась сесть, и Наполеан быстро подложил ей под спину несколько жестких подушек, помогая устроиться поудобнее в новом положении. Она покачала головой, нахмурилась и убрала пальцем прядь волос. — Я не понимаю этого. Это не имеет никакого смысла, но именно в тот момент я поняла, что проклятие было реальным. Что я являюсь именно той, кем ты меня назвал. Ибо когда я подумала, что ты умер, я почти… ощутила… словно часть меня хотела умереть вместе с тобой.

Он попытался снова взять ее за руку, чтобы успокоить, но на этот раз она ее отдернула. Не от гнева или отвращения, а словно прикосновение было излишним в тот момент. Словно произносимые слова сделали ее слишком уязвимой.

Глядя в сторону, она продолжила.

— Я пережила превращение, потому что ты был поблизости и возможно нуждался во мне, — Она заставила себя вновь взглянуть на него. — Все происходящее ужасало меня и последние семьдесят два часа были настоящим адом, но я поняла, что по-настоящему тебя знаю, Наполеан. Я чувствую тебя, — Она положила руку на сердце, — вот здесь.

Наполеан выдохнул, не заметив, что до сих пор задерживал дыхание. Наклонившись вперед, он расположил свои руки по обеим сторонам от тела Брук и напряг мышцы, удерживая свой вес над ее животом.

— Ingerul meu. Destinul meu. Regina mea, — задыхаясь, прошептал он. — Мой ангел. Моя судьба. Моя королева, — повторил он. — Позволь мне любить тебя, Брук. Я ждал тысячу лет, чтобы полюбить тебя.

С этими словами он опустил голову и позволил своим губам встретиться с ее. Они были мягкими и податливыми, вампир почувствовал внутри себя голод, который никогда прежде не испытывал. Глубокий гортанный рык непроизвольно вырвался из его горла, когда язык мягко скользнул в ее рот и впервые ощутил ее полную готовность. На вкус женщина была словно весенний ветерок после долгой бесплодной зимы, и Наполеан застонал.

— Боги, я хочу тебя, — пробормотал он, обхватив ладонью ее щеку и нежно поглаживая кожу большим пальцем.

Он отстранился и поцеловал ее в подбородок, потом в нос, прошелся дорожкой поцелуев от скулы до уха, где нежно укусил за мочку своим клыком и слизнул кровь языком.

— Прости меня, Draga mea, я должен был тебя попробовать.

Ему стоило невероятных усилий сдержаться, но он отстранился. А затем улыбнулся, когда заметил ее потерянный вид, словно женщина находилась во сне. Наклонившись к ее животу, он нежно поцеловал выступающий холмик.

— Почти пора, Брук, а нам нужно еще о многом поговорить.

Она поднесла руку к своему рту и слегка коснулась губ, словно желая убедиться в произошедшем, а затем медленно кивнула головой.

— Расскажи мне, что произойдет, — Голос выдавал ее страх.

 * * *
Наполеан выпрямился и взял Брук за руки, крепко их сжимая.

— Не бойся, любовь моя. Я не позволю тебе испытать даже малейший дискомфорт. Как ты знаешь, вампиры могут дематериализоваться. Расширить свою молекулярную структуру до точки, где она распадается на миллионы отдельных частиц, затем перенося все и собирая в единое целое где-то в другом месте. Когда наступит время, я смогу позвать наших сыновей из твоего чрева. Они дематериализуются из тебя и материализуются прямо на моих руках.

Брук кивнула, словно солдат, только что получивший боевой приказ. Она до смерти боялась предстоящего, но все же была решительно настроена встретиться с трудностями со всем мужеством и послушанием.

— Хорошо, — Ее голос дрожал.

Наполеан стал очень серьезным.

Он наполнил свой взгляд силой, направляя на женщину слабый импульс тепла и принуждения. Это было необходимо.

— Ты читала о проклятии, когда изучала наши летописи. Ты знаешь, что будет дальше и почему.

Брук сглотнула и нервным движением убрала волосы за ухо.

— Я… я… я не уверена, что смогу справиться с этой частью, Наполеан.

Наполеан кивнул, понимая.

Как она могла?

Как она могла понять размах первоначального преступления, произошедшего так много лет назад? Медленного целенаправленного убийства женщин, одной за другой, пока целая цивилизация не оказалась на грани вымирания? Как она могла вообще себе представить страдания, которые испытывали женщины на жертвенном камне? Стоя на коленях и с крепко привязанными к скале руками, они походили на сломанных рабынь. Их головы прижимали к холодным плитам, а затем перерезали горло, в то время как мужчины просто молча стояли и смотрели. А затем пили их кровь.

Проклятие было суровым, несомненно.

Но наказание было заслуженным.

Если бы принц Джейдон не попросил пощады, не осталось бы ни одной души, которую можно было бы спасти. Но он попросил. И такова была цена — возвращать темных проклятию, как искупление. Правильно или нет, справедливо или преступно, это было неважно. Пролитая кровь требовала новой крови в качестве мести. Если проклятие не могло получить ребенка, то оно переходило на отца и пытало уже его.

Другого пути просто не оставалось.

Тем не менее, на протяжении многих веков несколько мужчин пытались это обойти. Они отдавали свои жизни, чтобы сохранить обоих сыновей, оставляя после себя лишь скорбящих вдов, которые впоследствии умирали от разбитых сердец, оплакивая своих бессмертных супругов. Или хуже. Эти вдовы продолжали жить лишь для того, чтобы вырастить темных сыновей, которых, в конечном счете, приходилось выслеживать и уничтожать, когда те становились старше. С тех пор Наполеан принял закон, запрещающий подобную практику.

Темные близнецы являлись злом по своей сути.

Жестокие чудовища без совести и души, они охотились на слабых и сильных, молодых и старых… на вампиров и людей.

— Ты не можешь испытывать угрызений совести из-за темного близнеца, — объяснил Наполеан. — Он не тот, кем кажется.

В ее глазах было сомнение, но она продолжала молча слушать.

Наполеан подбирал слова, пытаясь объяснить получше.

— В протестантской религии людей существует понятие врага бога — злого существа, которое жаждет разрушения и носит множество личин. Иногда он появляется в виде ангела света, иногда в виде злобного существа, коим он и является. Тем не менее, он всегда обманщик. Так же и темный близнец присоединяется к своему светлому брату. Это часть проклятия. Наказание, жестокая иллюзия, предназначенная для того, чтобы шокировать, причинять боль и ужасать каждого из нас в качестве возмездия за первородный грех. Темный лорд, который захватил мое тело, который взял тебя так жестоко, совершая подобное насилие… Именно такой дух я вынесу из этой комнаты сегодня ночью. Ты понимаешь меня?

Брук вытащила свои руки из его ладоней и сложила их на коленях. Когда она, наконец, заговорила, тон ее голоса выразил все…

Она поняла.

— Я понимаю и поэтому хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Наполеан нежно провел пальцем по линии ее подбородка и улыбнулся.

— Все, что угодно, Брук. Все, что угодно.

Она успокоилась.

— Я хочу, чтобы ты использовал силу своего разума и любым способом защитил меня. Останови время, сотри память, погрузи меня в транс. Все, что угодно. Я не хочу увидеть темного. Я не хочу видеть, как ты его забираешь. Возможно ли, чтобы я… спала? Можешь ли ты… призвать наших сыновей в одиночку, а затем разбудить меня, когда… плохие вещи закончатся?

Наполеан улыбнулся. Воистину, эта женщина была выбрана для него богами, настолько их умы и сердца были едины.

— Считай, что все уже сделано, — произнес он.

С этими словами мужчина положил руки на ее живот и начал произносить заклинания на румынском языке. Эти священные слова призовут их маленьких сыновей из чрева его судьбы. Когда энергия вокруг него начала закручиваться и сгущаться, превращаясь в сверкающий вихрь цвета, света и ветра, он без колебаний скомандовал на ухо Брук:

— Dute la culcare. Спи. 

Глава 22

Брук выключила воду и вышла из сказочного мраморного душа в спальне Наполеана. Она вытерла запотевшее большое овальное зеркало, висевшее над элегантным туалетным столиком из английского каштана. Надела розовую хлопковую пижаму, которую выбрала для поездки в долину, и начала осторожно сушить волосы полотенцем. Протирая свои густые темные локоны, она на цыпочках подкралась к открытой двери и заглянула в комнату. Женщина в полном благоговении таращилась на стоящую у окна маленькую плетеную колыбельку и крохотный сверток, спокойно спящий внутри.

Ею овладело удивление, когда она бесшумно приблизилась к колыбели, в который раз рассматривая своего ребенка. Прекрасный малыш крепко спал, лежа на спине. Его ручки лежали по бокам, чуть согнутые в локтях, а маленькие коленки обхватывали подгузник так, что пятки обеих ног касались друг друга. Она вздохнула и покачала головой. Это было совершенно невероятно. Тот факт, что это красивое живое существо было частью ее самой.

Ее сыном.

Ведь всего неделю назад она была одинокой и, определенно, не беременной.

Реальность, которую практически невозможно было осознать.

Когда ребенок сделал маленький вдох и засопел, не просыпаясь, Брук сама едва не захихикала, словно ребенок. От всего происходящего и переполняющих эмоций голова шла кругом. Она никогда так много не размышляла о браке и семье. Фактически, в ближайшем обозримом будущем ее единственной целью было создание карьеры. Но теперь, каждый раз, когда она смотрела на мягкую гладкую кожу своего сына или позволяла себе любоваться этими совершенными губками в форме сердечка, а также шелковистыми цвета воронова крыла волосами, она чувствовала себя словно только что влюбившийся человек. Ее сердце трепетало, ладони начинали потеть, а все существо наполнялось огромной нежностью.

Возможно Бог, или все небесные божества, запрограммировали ответ у нее в ДНК. Кто знает? Она знала только то, что не могла оторвать взгляд от ребенка, которого они с Наполеаном зачали чуть более сорока восьми часов назад. Брук покачала головой, словно отгоняя эту мысль. Она не хотела вспоминать пережитый в том домике ужас и то, как ее сын был зачат. Но женщина зря старалась оградить себя от болезненных воспоминаний, она уже чувствовала себя полностью свободной от них. Наполеан выдернул ее душу из лап Адемордна и держал вдали, в безопасности и нетронутой, используя всю силу воли для этого. Он каким-то образом поглотил каждый синяк, каждую травму, каждое воспоминание о том событии на клеточном уровне.

Ей просто нечего было вспоминать.

Это словно рассказывать кому-то с амнезией, что он побывал в ужасной автокатастрофе. Пострадавший может видеть явное свидетельство в виде искореженного автомобиля, при этом не имея никаких воспоминаний или физических повреждений, будто самой травмы фактически и не существовало. На уровне инстинктов Брук чувствовала, что она должна быть сломанной изнутри, разбитой и, вероятно, нуждаться в многолетней терапии. Однако, все связанные с тем событием ощущения были полностью удалены из ее сознания. Ее мозг никогда не сможет воспроизвести тот ужас. То событие не будет постоянно ее преследовать. Ее никогда не будут беспокоить ночные кошмары или страх. Она никогда не вспомнит те неимоверные страдания.

Во всех смыслах это ощущалось так, словно тот ужас никогда и не происходил.

И сравнивать ее малыша, который являлся доказательством тех ужасных обстоятельств, с искореженным автомобилем было неправильно. Сейчас глядя на него, Брук чувствовала себя странно благодарной, — не за прошедшие несколько дней, не за отвратительное «Кровавое проклятие» или за то, как ее вырвали из прежней жизни, — а за дар, настолько невероятно ценный и невинный.

Она улыбнулась.

Ей хотелось просто сидеть часами рядом и слушать его дыхание. На самом деле она так сильно жаждала прикоснуться к этим маленьким ручкам и пальчикам, что почти поддалась соблазну его разбудить. Господи, что бы подумала Тиффани? Что бы она сказала? Женщине не терпелось ей все рассказать, но она знала, что нужно подождать еще немного. Брук была согласна с Наполеаном в том, что пока она не будет контролировать свои новые силы и тело, она не сможет сочетать мир, с которым теперь была связана, со своей прежней жизнью. Хотя, по правде сказать, она бы хотела их объединить. Ей нужно было обдумать, как отвечать на вопросы Тиффани, чтобы сразу не обрушить на невинного человека слишком много информации. Сможет ли ее лучшая подруга осознать всю правду, смогут ли вампиры доверить Тиффани такой важный секрет, — по-прежнему было не ясно.

Следуя здравому смыслу, Брук отошла от колыбельки. Ребенок пришел в этот мир всего четыре часа назад: в 6:30 вечера пятницы, шестнадцатого октября. Именно тогда родился ее сын и, безусловно, его чудесное тельце знало лучше, что ему было необходимо. Если он до сих пор спал, значит, ему это было нужно. Кроме того, Брук действительно не имела понятия, что делать с новорожденным малышом, не говоря уже о малыше-вампире. Конечно, Наполеан обещал предоставить ей всю необходимую помощь, а Джослин с Киопори щедро предлагали множество полезных вещей от детской одежды и мебели для детской комнаты до практических советов по уходу за ребенком, которые сами узнали за свое короткое материнство. Брук намеревалась принять их предложения, как только сама обустроится на новом месте.

Она побрела обратно в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Затаив дыхание, она наклонилась вперед и обнажила зубы, ожидая увидеть множество сверкающих клыков. Когда там не отразилось ничего кроме ее обычных белых зубов, она попыталась тихо зарычать.

Ладно, это прозвучало нелепо.

Не говоря уже о том, что это было глупо.

Она провела языком по верхним зубам и попыталась изобразить трансильванский акцент.

— Я хотеть пить ваш кровь.

Занервничав, Брук быстренько огляделась. Хотя женщина знала, что никого здесь не было и, таким образом, никто не мог стать свидетелем ее идиотизма, она все равно должна была в этом убедиться. Она заглянула в спальню и с облегчением выдохнула, мысленно пообещав себе никогда больше не повторять подобного. Что если бы Наполеан поймал ее за этим занятием? Боже, она, наверное, свернулась бы калачиком от стыда и умерла.

Брук на шаг отошла от зеркала и поднесла руку к лицу, — никаких когтей на кончиках пальцев. Слава Богу. Она изучала себя, вспоминая все, что ей рассказала Джослин. Мужчины их вида были намного агрессивнее. В них проявлялись такие первобытные особенности, как горящие глаза, клыки, что выдвигались при гневе или похоти, а также когти и крылья. По неизвестной причине, у женщин судеб не было крыльев. Несмотря на то, что они получали такое же отличное здоровье, огромную силу, потребность в крови и бессмертие, их женские инстинкты были мягче, а голод утолялся при помощи супругов. И даже если бы их по-настоящему разозлили или спровоцировали, они не проявили бы так свойственную мужчинам их вида воинственность. Возможно, после превращения в них все еще оставалось что-то от человеческой природы.

Брук закрыла глаза и подумала о том, как вампиры передвигались без крыльев. И все же откуда появлялись эти великолепные перья? Под одеждой их спины выглядели такими же гладкими, как у любого человека. Ведь когда Наполеан держал ее там на лугу, Брук не почувствовала ничего необычного. Она вздохнула: к ее списку прибавился еще один вопрос.

Она снова посмотрела на руку перед своим лицом и попыталась сосредоточиться на спальне, визуализируя колыбельку и вспоминая объяснения Джослин, как именно осуществляется своего рода перемещение. Когда женщина подумала о комнате и сыне, то начала представлять себя рядом с ним. По мере того, как образ становился все четче, она попыталась расслабиться, отпуская свою связь с физическим миром. Брук постаралась захотеть, чтобы ее сущность оказалась в другом месте. Мгновенно ее рука начала бледнеть, становясь гибкой, мягкой и туманной, пока отдельные участки полностью не исчезли из поля зрения.

Брук взвизгнула и отскочила назад. Она помахала рукой в воздухе и сильно тряхнула кистью, словно могла каким-то образом стряхнуть заклинание.

— Ничего себе! — пробормотала она. А затем схватила кисть и сжала ее, умоляя ту остаться на месте.

Она выругалась про себя.

Запаниковав во время своего эксперимента, она смахнула со столешницы в ванной все, что там стояло, разбрасывая по полу бутылочки со спреем, щипцы для завивки и открытую косметичку. Беспорядок создал шум, не говоря уже о грязи. Брук посмотрела на беспорядочные кучи туалетных принадлежностей и поморщилась.

«Дерьмо. Брук, ты с ума сошла?»

Что если бы ей удалось переместить в другую комнату только одну часть тела или того хуже, несколько случайных частей? Что бы тогда с ней случилось? Она могла очутиться непонятно где, улететь в космос или дематериализоваться на дне океана, и никто никогда бы ее не нашел. От этих мыслей у нее начался озноб.

Что если бы она разложила тело на молекулы, но не смогла бы собрать обратно воедино?

Брук проглотила ком в горле.

В дверь спальни громко постучали и ее сердце оборвалось.

Вот черт.

Рамзи.

Внушительных размеров страж находился прямо за дверью спальни с того момента, как Наполеан отправился в клинику навестить Накари и остальных Силивази.

— Да? — отозвалась Брук, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно и уверенно. Как будто это было так легко.

— Все в порядке, моя госпожа?

Брук нахмурилась.

Моя госпожа? В самом деле?

Она постаралась добавить в голос немного уверенности.

— Ага, конечно. В смысле, да. Все хорошо.

«Ну конечно, мистер пугающий-до-чертиков-воин! Я просто чуть не запустила свою задницу на Марс, но все замечательно».

Она вздрогнула, думая об устрашающем мужчине, что стоял сейчас по другую сторону двери.

Рамзи Олару действительно был одним из самых грозных мужчин, которых она когда-либо видела. Она боялась жуткого парня с первой ночи, когда увидела его за рулем «Land Cruiser» Наполеана. Было что-то… жестокое в его глазах. Что-то, что подсказывало, этот вампир с удовольствием съел бы любого на завтрак и выплюнул обратно, если бы ему не понравился вкус, он без проблем сожрал бы даже дрожащих детей, — и все это до того, как допил бы свой утренний кофе, не уронив в процессе ни крошки пирога.

— Мне зайти? — спросил Рамзи грубым баритоном.

Теперь ей действительно захотелось улететь на Марс.

— Нет! — Брук продолжала стоять на своем. — Правда, со мной все нормально.

Она остановилась и заставила себя улыбнуться. Проведя достаточно много презентаций, она знала, что улыбка всегда добавляет нотку уверенности в голосе.

— Но все равно спасибо… Рамзи.

Вампир на мгновение притих, Брук почти ожидала, что он вот-вот сорвет дверь с петель и яростно влетит в комнату на своих крыльях, но с другой стороны, при желании он мог бы просто материализоваться в ванную, не так ли?

Эта мысль до смерти ее напугала.

Она нуждалась в особенной подготовке для того, чтобы общаться с кем-то подобным. А именно с большим сильным вампиром, который мог внезапно влететь в ванной, паря словно велоцираптор[30], поигрывая мускулами перед ее лицом и нависая над ней со своими большими страшными клыками. Внезапно ей на ум пришел фильм, снятый на основе книги Стивена Кинга, о слюнявом бешеном сенбернаре. «Куджо»[31], кажется. Да, точно, именно так его звали. Тот фильм, где сумасшедшая собака пыталась съесть всех актеров и…

Брук быстро отбросила эту мысль и посмотрела на себя в зеркало, проверяя, сколько пуговиц на пижаме было застегнуто. Удостоверилась, что ни одну не пропустила, будто это имело какое-то значение… с какой стати? Брук покачала головой.

«Успокойся, Брук, этого не произойдет! Он не может просто… тихо возникнуть… из ниоткуда».

Рамзи походил на дьявола в голубых джинсах, словно взбесившийся бык весом в двести сорок фунтов, со смертоносными рогами несущийся сквозь посудную лавку. Нет, он отнюдь не был неуклюжим, просто в нем было слишком много грубой силы. Если бы этот мужчина решил войти в комнату, его появление не было бы вежливым и тихим. Он сделал бы это, применив достаточное количество силы.

Брук прикусила нижнюю губу и стала ждать.

Ничего не произошло.

— Тогда ладно, — наконец-то проворчал Рамзи.

Она с облегчением выдохнула.

— Ага, очень хорошо, — ответила она, попутно удивляясь, почему просто не могла заткнуться. Словно ее язык обладал своим собственным разумом, он продолжил говорить: — Так и есть… очень хорошо… все супер… очень… хорошо.

Она зажала рот рукой.

«Все супер очень хорошо? Что это вообще значит? Перестань болтать, Брук!»

Похоже, Рамзи ничего не заметил. Или, может быть, ему было просто лень разбираться.

— Наполеан просил вам передать, что он уже возвращается домой, — добавил он.

Сердце Брук буквально замерло.

Ее глаза расширились, и женщина обернулась, оглядывая царивший в ванной беспорядок. Затем посмотрела вниз на свою одежду и потрогала еще влажные волосы.

О, черт…

— Откуда вы знаете? Я не слышала телефонный звонок. Он не сказал, как скоро будет?

— Он не звонил, — буркнул Рамзи. — Он, — Жуткий вампир сделал паузу, словно подбирая слова, — говорил со мной напрямую.

Брук ахнула.

— Так он уже здесь?

Рамзи хихикнул, а потом рассмеялся, как будто находил всю сложившуюся ситуацию крайне забавной. Очевидно, он не имел ни малейшего понятия, насколько зловеще звучал его смех.

— Нет, миледи, в моем сознании, — весело ответил он.

— Что?

— Наполеан говорил со мной напрямую, — повторил Рамзи, — в моем сознании. — Когда она не ответила, добавил: — Мысленно.

— О, — протянула Брук со вздохом.

Она рассеяно задалась вопросом, почему Наполеан не предпочел поговорить с ней. В конце концов, она теперь тоже была вампиром, не так ли?

— Ладно, спасибо.

— Вам еще что-нибудь нужно, миледи?

В этот раз его голос был вежливым и уважительным.

Брук прикусила нижнюю губу.

— Брук, — выдала она таким же приятным тоном.

— Простите?

Брук улыбнулась.

— Вы спросили, нужно ли мне еще что-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы звали меня Брук.

Рамзи прочистил горло.

— О… — фыркнул он. — Как пожелаете… миледи.

Вау.

Брук подняла руки и пожала плечами, закатив глаза.

— В один прекрасный день вы станете для кого-то очень заботливым мужем, мистер Олару, — с сарказмом прошептала она себе под нос.

— Что, простите? — прорычал Рамзи.

Брук побледнела.

Он был у нее в голове? Он мог прочитать ее мысли? Дерьмо! Она затаила дыхание, слишком напуганная, чтобы ответить, не в состоянии ни о чем… думать.

«Бла, бла, бла, бла-бла, бла, бла…»

Через некоторое время Рамзи отошел от двери, и его тяжелые шаги понемногу затихли в коридоре.

Брук выдохнула. Понадобится какое-то время, прежде чем она привыкнет.

Она ощутила слабость и легкое головокружение. Иногда она так себя чувствовала, когда находилась под сильным напряжением. Она еще раз заглянула в спальню, посмотрела на колыбельку и тяжело вздохнула. По какой-то счастливой случайности ее сын все еще спал. Затем женщина перевела взгляд на зеркало, отмечая свой неопрятный вид. По непонятной причине ей внезапно захотелось расплакаться.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — поинтересовалась она у собственного отражения. — Ты ведешь себя совершенно по-идиотски… и по-детски.

Абсолютно безумно.

Она посмотрела на свое лицо, испытывая легкую тошноту. А потом поняла, что было не так. Наполеан возвращался домой. К ней. К их сыну. В их спальню и к их новой совместной жизни. Во всех смыслах этот мужчина был теперь ее мужем.

Брук уже прошла превращение. Она более не являлась человеком, и не было пути назад. Требования «Кровавого проклятия» уже были выполнены и во всех отношениях они теперь окончательно и бесповоротно стали супругами. И она поняла, что это означало. Она знала, что будет дальше…

Брук было знакомо состояние, при котором женщины испытывали сильное желание, испуг и неконтролируемое волнение. Она ясно осознавала, что их отношения переходили на другой уровень.

И она знала, что это было неминуемо.

Неизбежно даже.

В этот момент не существовало ничего, что могло бы остановить грядущее, потому что у нее не было больше ни силы воли, ни желания сказать: «Нет».

Наполеан Мондрагон, древний мастер правосудия, доминирующий лидер самой могущественной расы существ, что занимали сейчас господствующее положение и, давайте просто признаем это, самый сексуальный мужчина из всех, кого ей доводилось видеть, ехал домой к ней, чтобы провести со своей женой всю оставшуюся ночь. И, так или иначе, все закончилось бы тем, что они занялись бы любовью. 

* * *
Брук Адамс пыталась игнорировать рой порхающих бабочек в животе, когда принялась приводить в порядок ванную, сушить волосы и накладывать легкий макияж. И все в рекордно короткие сроки. Используя свою недавно приобретенную сверхъестественную скорость, она сняла хлопковую пижаму и переоделась в стильную, облегающую ночную рубашку из кружева и шелка. Она подумала, не будет ли это слишком очевидно, но потом решила оставить все, как есть. Почистила зубы, слегка увлажнила блеском свои полные губы и нанесла несколько капель любимых духов прежде, чем, нервничая, устроиться в кресле рядом с колыбелькой сына.

Она чувствовала себя нелепо. Испытывая возбуждение. И нервничая до обморока.

Сделав глубокий вдох, она сложила руки на коленях и стала размышлять о Наполеане, не о ее мужчине, что ехал сейчас домой, а о короле и том, откуда именно он возвращался. Он не только управлял родами, призвав их сыновей из чрева и держа ее в бессознательном состоянии все время, как она и просила. Но также в одиночку столкнулся с немыслимым, отдав темного в качестве жертвоприношения.

Она рассеянно поднесла руку к животу, удивляясь и волнуясь. Удивляясь, потому что это казалось невозможным чудом. То, как ее тело могло остаться в такой форме: подтянутым и безупречным, — через несколько часов после рождения новой жизни. Волнуясь, потому что это казалось настолько нереальным злом. То, как та же самая магия могла использовать их с Наполеаном для рождения такого отвратительного, такого неправильного создания, как дьявольский близнец. Лишь по той причине, чтобы осуществить изначальное мстительное наказание, которое, в конечном счете, оказалось намного ужаснее первоначального преступления.

Она закрыла глаза и вздрогнула. Наполеан забрал то темное существо и видел его конец. И это было правильно. Это было необходимо. В конце концов, смерть, так или иначе, была неизбежна.

Так проклятие распорядилось много веков назад.

Либо в жертву будет принесен темный младенец, либо Наполеан подвергнется безжалостным пыткам и будет убит вместо темного.

И последнее только ненадолго отсрочит смерть темного ребенка, потому что пускать в мир нечто столь ужасное, едва ли будет стоить смерти отца.

Она читала летописи дома Джейдона, подробные отчеты и знала наверняка, что темный близнец вырастет в убийцу, насильника и разрушителя. Начнет безостановочно охотиться на людей. Так что, в конечном счете, сыны Джейдона будут вынуждены его уничтожить.

Брук содрогнулась от этой мысли. Хотя она и понимала реалии мира вампиров, она также осознавала, что знать и делать были две разные вещи. Подводя итог, Наполеан был вынужден принести жертву в одиночестве, что было особенно ужасно для такого сверхъестественного и сильного существа.

Брук пошевелилась в мягком кожаном кресле и склонила голову, когда у нее созрела новая, но не менее тревожная мысль…

Накари Силивази.

Другое бремя, лежавшее тяжелым грузом на короле.

Молодой мастер маг, спасший жизнь Наполеана. Он умер для того, чтобы освободить душу Наполеана. Для того чтобы вырвать из его тела черное сердце отвратительного создания, темного лорда Адемордна. Жертва Накари позволила вернуться истинной душе короля. После того как Наполеан оказался в безопасности, другие маги, воины и его братья рассчитывали вернуть храброго вампира к жизни, возвратив душу в его собственное ожидающее тело.

Но что-то пошло очень, очень неправильно.

Брук поняла не все из того, что рассказали ей Джослин и Киопори. Однако многое ей стало ясно из тона Джослин. Она также увидела всю глубину боли, что отражалась в глазах Киопори, и это ясно давало понять, насколько колоссальной была потеря для дома Джейдона. Потеря была невосполнимой. Джослин рассказала, что семья Силивази перенесла потерю близнеца Накари всего два месяца назад и горе почти разрушило их.

Пока не покинул особняк, Наполеан пытался скрывать от Брук свои бурные эмоции, ради ее же блага, но даже слепой мог увидеть истину. Король мучился чувством вины и раскаяния из-за случившегося с Накари. Его переполняло чувство беспомощности, но он был решительно настроен сделать все, что было в его силах, чтобы помочь семье и своему народу. Пока он мог лишь сидеть с братьями и их судьбами в клинике Лунной долины, из солидарности ждать и наблюдать, молиться небесным созданиям о возвращении Накари, хотя даже Брук понимала, что с каждой прошедшей минутой шансы на возвращение мага сильно уменьшались.

Несмотря на полное отсутствие опыта в уходе за новорожденным ребенком, а также ее недавнее обращение, Брук настояла, чтобы Наполеан провел с Силивази столько времени, сколько понадобится, и вернулся только когда устанет или ему понадобится перерыв.

— Как наш сын? — Глубокий, хриплый голос Наполеана эхом отразился в комнате, и Брук от страха почти выпрыгнула из кресла.

— Боже правый! Ты меня напугал! — воскликнула она.

Она не видела, как он вошел в комнату… или материализовался в пространстве. Он просто появился из ниоткуда и теперь стоял возле колыбельки. Муж был похож на шелк и пламя, бесшумный и грациозный, абсолютное мужское совершенство, одетый в обтягивающую майку и темные джинсы, он склонился над их спящим сыном.

— Извини, — прошептал муж, его слова обволакивали словно бархат. — Я не подумал…

Неожиданно его глаза расширились. Наполеан за мгновение окинул взглядом ее тело, и его мозг, казалось… застыл… словно пытаясь осознать, что именно он увидел. Мужчина пристально посмотрел на узкие бретельки ее шелковой ночной рубашки, а затем его глаза переместились на оголенные плечи, после проследовали от плавной линии ее ключицы к грудям, задерживаясь на талии и остановившись на открытых бедрах. Доказательством его одобрения стал быстрый выдох, после чего взгляд медленно прошелся обратно вверх по ночной рубашке, задержавшись на шее и, наконец, встретился с ее взволнованным взглядом. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но затем закрыл его обратно, казалось, позабыв все слова.

Наполеан прочистил горло и облизнул свою полную нижнюю губу, непроизвольно увлажняя рот сексуальным жестом. А затем сияющая улыбка тронула уголки его рта.

— О боги, Брук, ты прекрасна. 

Глава 23

Наполеан едва мог дышать.

Он вернулся домой, ожидая увидеть свою судьбу несколько встревоженной и, может быть, даже немного расстроенной из-за его неизбежного длительного отсутствия. Вместо этого он застал красивую душевную сцену: его чудесный сын мирно лежал в старинной колыбельке, прикрыв от удовольствия глазки, а его маленькие ручки и ножки были раскинуты в разные стороны. Его женщина, его судьба, уютно устроилась в большом кресле возле ребенка, мирно сложив руки на коленях, очаровательная словно ангел, наполненная светом и кажущаяся нереальной.

А затем он заметил, во что Брук была одета…

Его тело мгновенно напряглось, и вампир едва смог вдохнуть.

Наполеан потерял дар речи от вида ее нежной шелковой ночнушки. Но выражение ее утонченного лица, раскрасневшегося от ожидания, — не то, что он ожидал увидеть в течение многих недель, — полностью застало его врасплох.

Он назвал ее прекрасной, потому что она на самом деле была такой.

Теперь он подумал, а не поспешил ли с визуальной оценкой.

В конце концов, их отношения по-прежнему были очень хрупкими. Слишком многое случилось за очень короткий промежуток времени. И они все еще узнавали друг друга как друзья.

Брук нервно поерзала в кресле и поднесла руку к груди, частично прикрывая открытые участки кожи, от которых у него перехватило дыхание. Очевидно, что ей было неудобно и, может быть, она была немного напугана, но, тем не менее, она надела самое красивое белье из шелка. Для него? Ее густые темные волосы пахли лавандой и ванилью, мягкие локоны изящно качнулись чуть выше хрупких плеч, когда она повернула голову, чтобы взглянуть на него.

— Спасибо, — прошептала женщина в ответ.

Он нежно улыбнулся, не желая еще больше волновать ее своими словами.

Не в состоянии удержать зрительный контакт, Брук нервно пригладила пальцами прядь волос, потянулась изящной рукой к колыбельке и поправила уголок детского одеяла.

— Он проспал большую часть вечера.

В ее голосе звучала нежная материнская ласка.

Наполеан проследил за ее взглядом, наслаждаясь видом ребенка, которого они вместе создали, не зависимо от того, выбирали они способ его зачатия или нет.

— У меня от него перехватывает дыхание.

Брук улыбнулась, расслабляясь.

— У меня тоже, — Ее глаза заблестели, а голос наполнился детской радостью и удивлением. — Я понятия не имею, что делать с малышом, Наполеан, — Она засмеялась. — Но я уже… — Она сделала паузу и еще раз встретилась с ним взглядом. — Я уже его люблю.

Эти слова поселились у него глубоко в душе.

Все еще держа руку прямо над сердцем, она добавила:

— Он уже здесь.

Наполеан кивнул.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Его глаза наслаждались ее красотой, и мужчина внезапно четко осознал, что больше не мог сдерживать свою страсть. Он постарался бы быть нежным и ласковым, но она уже полностью обратилась, окончательно и бесповоротно стала принадлежать ему, и он хотел ее всеми возможными способами. Отправив ребенку сильное психическое внушение, умоляя его не просыпаться, он протянул руку.

— Иди сюда.

Брук заметно побледнела и откашлялась.

— Прошу прощения?

Наполеан усмехнулся, а затем произнес низким и глубоким голосом, не собираясь усиливать ее испуг, но также не в силах сдержать свое веселье.

— Иди ко мне, Брук.

Она разгладила свою ночную рубашку и нервно оглядела комнату, в отчаянии остановив взгляд на халате, что лежал на краю кровати.

— Хм, позволь мне взять халат, — пробормотала Брук. Она встала и быстро шагнула в сторону, подходя к кровати немного боком, словно он мог сделать что-то, если бы она повернулась к нему спиной.

«Что? — подумал он. — Наброшусь на нее как голодный лев? Или томимый жаждой вампир…»

Он сдержал улыбку.

— Ты все еще меня боишься, Брук?

Она фальшиво рассмеялась.

— Нет, конечно. Нет. Я… — Она быстро накинула халат на обнаженные плечи и свободно завязала пояс вокруг талии. — Я просто замерзла, — Она потерла ладонями руки. — Думаю, я простудилась.

Наполеан проглотил смешок. Он действительно заметил мурашки на руках Брук прямо перед тем, как она надела халат. Ее и в самом деле знобило, но не от холода. Его тело возбудилось от осознания причины.

— Ты меня ждала?

Она вздрогнула, но не ответила.

— Спасибо.

Он сделал небольшой шаг вперед, но Брук отступила. Ее ноги сзади столкнулись с кроватью, отчего колени подогнулись, и она резко села на матрас. Женщина глядела на него огромными синими глазами.

— Я… я знала, что ты захотел бы увидеть нашего сына.

— Ммм… понимаю, — пробормотал он, удерживая ее взгляд.

Она внезапно осознала всю бессмысленность своего объяснения и резко сменила тактику.

— В смысле… Я знала, что нам наверняка пришлось бы… Есть вещи, которые нам следовало бы обсудить… касательно нашего сына.

Сердце Наполеана екнуло. Она была прекрасна в своей нерешительности.

Ее желание сражалось со скромностью, а любопытство боролось с невысказанным страхом, что прибавляло женщине несравнимую красоту.

Прекрасные груди поднимались и опускались под легким шелковым халатом, а ее соски, несмотря на нежелание дать волю страсти, затвердели. Она была возбуждена и разрывалась от противоречивых чувств. Одна ее часть хотела, чтобы он к ней прикоснулся. Нет, Брук было нужно, чтобы он уверил ее, что все происходящее было реальным, что он будет заботиться о ее сердце и теле с этого момента и дальше. А другая часть была потеряна и смущена… а также настолько переполнена силой их уз, что ей, вероятно, хотелось бежать.

— Так, что… — выдохнула она, явно ища, чем бы его отвлечь, — что случилось? В клинике, я имею в виду.

Наполеан покачал головой. Он хотел ей рассказать. Боги знали, ему нужно было ее успокоить.

Вес горя, с которым он столкнулся в той холодной стерильной комнате ожидания, а также ощутимый страх, что излучали Силивази и их судьбы, начиная от маленького Брайдена и заканчивая Кристиной, потрясли его до глубины души. Он снова покачал головой, заставляя свои мысли переключится от случившегося в клинике обратно в спальню.

— Позже, — прошептал он. — Я расскажу тебе все позже. Прямо сейчас… это… слишком тяжело.

Брук посмотрела на него с таким состраданием, что мужчина не мог ничего с собой поделать, он принялся сокращать оставшееся между ними расстояние, передвигаясь скользящими шагами к ее стороне кровати. Затем Наполеан наклонился и взял ее за руку.

— Ты нужна мне, Брук.

Она напряглась и слегка опустила голову, густые пышные волосы создали легкую естественную завесу, скрывая ее взгляд.

— Наполеан, я…

— Ты… что?

Он взял ее за руку, поднес ладонь к губам и медленно поцеловал в середине над линией жизни. Линией, которая теперь отражала бессмертие. Отпуская ее руку, он слегка погладил запястье, мягко прикоснулся к локтю и провел подушечками пальцев вдоль верхней части руки к плечу, затем скользнул обратной стороной пальцев по шее и к уху, нежно прикасаясь к волосам. Другой рукой он приподнял ее за подбородок, вынуждая встретиться с ним взглядом.

— Не отворачивайся от меня, Брук.

Она попыталась улыбнуться, но не вышло.

— Я не пытаюсь отвернуться, это просто…

Он ждал, когда Брук закончит предложение. Его сердце согревало страстное желание.

Когда она не продолжила, Наполеан прошептал:

— Это просто… что?

Она облизнула губы.

— Просто, я не уверена, готова ли… ко всему этому, — Она осторожно вырвала плечо из его хватки и обвела рукой комнату. — К нашей совместной жизни. Нашему сыну, — Она плотнее запахнула халат на груди. — Я не уверена, готова ли для… нас.

Наполеан встал перед Брук на колени, не теряя зрительного контакта, она почти дернулась от желания отодвинуться. Он мог чувствовать ее решимость, усилие, которое женщина прилагала, чтобы остаться на месте, сохранить самообладание и встретиться с ним лицом к лицу. Наполеан в очередной раз был потрясен ее храбростью.

— Я понимаю, как это выглядит, — Она смущенно улыбнулась. — Что на мне одето… и где мы находимся.

Его судьба взглянула на пылающий напротив кровати огонь камина, а затем повернулась, чтобы бросить взгляд на слабо светящиеся лампы, что висели над тумбочками словно декоративные бра. Стены украшали равномерно распределенные электрические свечи, которые напоминали настоящие, их бледно желтые отражения создавали мягкий золотистый ореол над кроватью.

Спал ребенок или нет, Брук могла оставить верхнее освещение, но она этого не сделала.

Женщина вздохнула.

— Я думала, что была готова для всего этого. В смысле, ради всего святого, у нас совместный ребенок… и интимнее этого уже ничего не может быть, но… — Она потерла пальцами лоб. — Но думаю, я просто потрясена.

Наполеан ждал тихо и неподвижно. Он ничего не сказал. Он просто стоял перед ней в ожидании, когда она поднимет голову, встретится с ним взглядом и… медленно начнет расслабляться.

— Брук, — наконец прошептал он.

Она подняла брови.

— Разве ты не знаешь, что я никогда не причиню тебе боль?

Она с трудом сглотнула и кивнула.

— Да.

Он покачал головой.

— Нет, погоди, не отвечай сразу. Ты действительно осознаешь, что я никогда… ни в коем случае… не причиню тебе боль?

Она кивнула.

— Я думаю, ты умрешь ради меня, Наполеан, — Она указала на колыбельку. — И ради нашего сына.

Он убрал ее волосы за уши и погладил мягкую щеку тыльной стороной ладони, заставляя Брук вздрогнуть.

— Тогда чего же ты боишься?

Она пожала плечами.

— Я правда не знаю, — Брук сглотнула, намеренно отпустила халат, в который вцепилась железной хваткой, и опять сложила свои руки на коленях. — Это просто слишком быстро.

Наполеан покачал головой и склонился ближе. Тепло их тел смешались. Он нежно провел кончиками пальцев вдоль ее ключицы и ниже.

— Твое сердце говорит: «Ты готова», — Оно стучало как бас-барабан. Наполеан провел рукой по ее припухшей нижней губе. — Твой рот говорит: «Ты готова», — Ее губы задрожали.

Он посмотрел на ее груди, спокойно любуясь двумя изящными вершинками, которые выдавали, что она была по-настоящему возбуждена, а потом осторожно отвел взгляд, стараясь не нервировать свою любимую, хотя боги знают, он хотел прямо через шелк втянуть ее сосок в рот здесь и сейчас.

— Твое тело готово, — добавил он. Приподнялся с коленей, чтобы обхватить ее тонкую талию руками и притянуть к себе, прошептав на ухо. — Что именно тебе от меня нужно, Брук? — Ощущение ее пышных изгибов напротив своей груди послало электрический разряд в его вены. — Скажи мне, — выдохнул он.

Брук застонала, сливаясь с его телом. Ее сопротивление таяло, словно масло.

— Твоя душа, — задыхаясь, прошептала она. А следом произнесла так тихо, что ее слова были едва слышны: — Ты такой сильный, Наполеан, — Ее руки прошлись по его крепкой груди и задержались там на мгновение. — Могущественный… в самом пугающем смысле этого слова, — Брук отодвинулась назад, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не ставлю под сомнение твое желание, — Ее быстрый взгляд вниз не оставил сомнений в том, какое именно желание она имела в виду, — но, Наполеан, я пережила такмного… насилия… и боли. Мне нужно узнать твое сердце. Познать твою нежность, — Она вздохнула, словно сердясь, и может быть даже немного смущаясь. — Мне нужно четко понимать, что ты полностью уверен во мне. Я не хочу сомневаться в этом ни на минуту, мне это необходимо, как воздух.

Наполеан качнулся на пятках, медленно отодвигаясь. Не так далеко, чтобы потерять ее тепло, но на достаточное расстояние, чтобы встретиться с ее изучающим взглядом. В ее прекрасных, словно сапфиры, глазах отражалось правдивость сказанных слов, а также потребность, которая ничем не уступала их красоте.

Брук нужно было почувствовать преданность Наполеана вне ее пяти органов чувств.

Он не мог продемонстрировать это лишь одним своим прикосновением, ничего из сказанного или подаренного не заменило бы то глубокое знание на уровне инстинктов.

Она должна была почувствовать это в своих костях.

Наполеан молчал, размышляя. Пытаясь понять, как вообще можно выразить такое глубокое, волнующее чувство.

Он вздохнул. Если бы он только мог подарить ей луну или, возможно, прекрасный угасающий пурпурный закат над заснеженными горами. В своей древней памяти он нашел навязчиво прекрасный гул волынок, что играли в дождливый день в Ирландии так много веков назад. Он до сих пор слышал ритмы индейских барабанов, от которых замирало сердце, когда они только прибыли в Новый Свет. Он все еще чувствовал гармоничную музыку оркестра, которую довелось послушать во время бизнес-поездки в Нью-Йорке. Изящное крещендо духовых инструментов, обманчивая мольба струнных, бас виолончели, очарование альта… Скрипка, уносящая на крыльях за пределы зала…

Если бы он только мог перенести Брук в прошлое.

Потому что музыка — то единственное, что может сломать любые мощные барьеры, преодолеть страх и трепет, раскрыть сердце и обнажить… душу.

Наполеан улыбнулся уголками губ, а Брук с любопытством посмотрела на него.

Он начал сочинять в своем сердце нежную мелодию, аллегорию такого мощного желания и любви, что она наверняка всколыхнула бы ее душу, а потом нежно обнял лицо жены руками и начал передавать поток музыки в ее сознание.

Она ахнула, несомненно, пораженная.

— Ты можешь воспроизводить музыку в моей голове?

Он кивнул. Ее глаза расширились, в их глубинах отразилась такая глубокая страсть, что он почти боялся дышать.

— Эта песня, — прошептала она. — Она твоя? Это ты ее сочинил?

— Да, — ответил он, желая знать, понимала ли она, насколько он раскрылся перед ней. Наполеан наклонился вперед, упершись своим лбом в ее и вздохнул. — Я хочу, чтобы ты почувствовала мое желание.

Он поднял голову и мягко коснулся ее рта поцелуем. Когда их теплое дыхание смешалось, глаза Брук закрылись, а тело стало податливым в его руках.

Наполеан уткнулся носом в шею Брук, слегка задевая клыками нежную кожу. А затем начал лениво целовать ее в затылок, передвигаясь к уху, используя свой чувственный голос, чтобы петь и прикасаться, ласкать и соблазнять.

— Я хочу, чтобы ты разделила со мной это желание.

Он все еще проигрывал ту мелодию у нее в голове, посылая сладкие, пронзительные аккорды прямо в ее тело, позволяя им осесть в самой сердцевине ее сущности. Когда она выгнула спину и медленно потерлась о его тело, с губ Наполеана сорвалось низкое рычание, и мужчина впервые почувствовал, как его возбуждение достигло пика, требуя освобождения.

Он слегка прикусил ее шею чуть выше плеча, и женщина застонала.

Наполеан немного сдвинулся, пытаясь освободить место в джинсах, чтобы вместить растущую эрекцию. Его руки обхватили ее груди, а большие пальцы нашли соски и принялись массировать их нежными, возбуждающими круговыми движениями.

Наполеан Мондрагон ждал этого момента всю свою непостижимо долгую жизнь.

Эту женщину. Этот припев, что продолжал нарастать в его душе.

И когда их страсть стала интенсивнее, а вечная песня — богаче и чище, в ней отчетливо зазвучали слова:

«Я буду твоим лунным светом в ночи
и все исправлю;
Я подарю любовь свою,
храня твое сердце, мечты исполняя твои…
Разве ты не видишь, что я был всегда
тем другом, что ты представляла в ночи,
тем рыцарем, что королеву свою
хранил словно драгоценный дар навеки…»
Наполеан напел эти слова прямо в ухо Брук, а потом снова нашел ее губы, на этот раз углубляя поцелуй, наполняя его силой своего желания.

Его губы дразнили ее нежной страстной игрой, а язык танцевал медленный эротический вальс. Временами она следовала за ним, временами вела сама. Но все больше и больше она начала уступать его прикосновениям, инстинктивно двигаясь с все возрастающим желанием напротив его тела.

Его песня нарастала вместе с ее возбуждением…

«Когда времена пройдут чередой,
бесконечно сменяя солнца восход,
любовь моя станет ветром,
что несет крылья твои в небо…
И вместе с тобою паря на небесах,
целую жизнь проживу я, глядя в твои глаза;
Эй судьба,
что пленила древнего короля».
Он уже дрожал, едва сдерживаясь, чтобы закончить песню…
«Разве ты не слышишь сердце свое,
истину, что скрывает душа твоя…
Страсть со мной разделяя,
ты чувствуешь голод, растущий изнутри,
все пространство занимая;
Приди же в объятья мои…
О, в объятья мои приди».
Брук ахнула, задыхаясь. Ее руки нетерпеливо двигались по телу Наполеана. Она гладила его руки, плечи, бедра, пока мужчина невольно не зарычал ей в рот, а затем толкнул на кровать, накрывая своим телом. Стараясь притянуть его поближе, она обняла его плечи руками и обернула ноги вокруг бедер.

С трудом цепляясь за остатки здравомыслия, Наполеан Мондрагон вознес богам безмолвную молитву благодарности.

Глава 24

Мужчина пел как ангел, целовал как демон и всколыхнул в ней такую сильную страсть, какую Брук никогда в своей жизни не испытывала.

Отчаянно желая прикоснуться к коже мужа, она схватила его рубашку и вытащила края из джинсов. Когда Наполеан быстро стянул одежду через голову, открывая безупречную, словно высеченную талантливым скульптором грудь, дыхание со свистом покинуло легкие Брук. Ее рот приоткрылся от восхищения.

Он не был человеком.

Он не был вампиром.

Он являлся настоящим произведением искусства…

Каждый мускул, каждый изгиб, каждая выдающаяся часть его тела была прекрасна, словно вылеплена из глины руками самого Господа. Наполеан Мондрагон был абсолютно великолепен. Его кожа. Его цвет лица. Его несравненная… мужественность.

Лоно Брук напряглось, как сжатый кулак, и огненный жар запульсировал между ее ног. Небеса, помогите ей, она до боли хотела его. Ее тело словно горело в настоящем огне. Когда сильные руки нежно сняли шелковые бретельки с плеч, обнажая грудь в холодном воздухе, она изогнулась на кровати и постаралась не извиваться под ним. Она не хотела умолять как одна из его подданных, выпрашивая возможность почувствовать его несдерживаемую ничем силу, и давая понять, как отчаянно желала почувствовать его внутри себя.

Но она умоляла.

И сила собственного желания сбивала ее с толку.

Его теплый рот накрыл сосок, и она чуть не вскрикнула. Господи, что он вытворял своим языком? А зубами? Она чувствовала, как клыки слегка царапали кожу, и ей хотелось выгнуться ему навстречу, заставить взять ее, умолять просто сделать уже… что-нибудь.

Быть может, она мечтала об укусе?

Первобытная мысль сначала испугала ее, но когда соски вытянулись от того, что Наполеан вбирал их все глубже и глубже в теплоту своего рта, Брук потеряла способность мыслить здраво. Его эрекция под джинсами стала огромной и твердой, сильно прижимаясь к ее животу. Краткий укол страха слегка охладил ее пыл, когда Брук подумала, что занятие любовью с Наполеаном может оказаться слегка… болезненным. В конце концов, мужчина был не просто большим, он был огромным. Интересно, как ему удавалось это скрывать?

Она была решительно настроена удовлетворить свое любопытство, поэтому потащила вниз молнию его «559-х»[32]. Резко вдохнув, Наполеан мягко отодвинул ее руку в сторону и поспешно стянул джинсы с бедер вместе с обтягивающими боксерами и тяжелыми черными ботинками. Вещи с глухим стуком упали на пол, и Брук улыбнулась.

Несмотря на его пугающие размеры или, возможно, именно из-за этого она застонала, почувствовав его обнаженную эрекцию у себя на животе. Она ощущалась словно закаленная сталь. Железо, завернутое в атлас. Инкрустированный драгоценными камнями меч, заключенный в шелк и увенчанный великолепной толстой головкой. Ей внезапно захотелось, чтобы шелковая ночная рубашка исчезла.

Немедленно.

Несмотря на ее явное растущее желание, Наполеан продолжал пытку. Он все также мучил ее груди, демонстрируя при этом весьма богатое воображение. Его руки нежно сжимали, поглаживали и ласкали. Его рот пробовал на вкус, посасывал и проявлял щедрость. Его зубы царапали, пощипывали и дразнили, пока наслаждение не стало невыносимым. Вскрикнув, она схватила его за густые волосы и потянула, притягивая его лицо к своему рту. Брук нуждалась в нем, она никогда ничего не желала так сильно.

— О боги, Наполеан! — Она почти плакала.

Что он с ней творил?

— Пожалуйста, — всхлипнула она.

Его низкий гортанный рык выдал удовлетворение, которое он испытал, когда услышал мольбу Брук.

— Пожалуйста что, Iubita mea[33]? — промурлыкал он.

Брук тяжело дышала в ответ. Они передвинулись дальше на кровати. Наполеан встал на колени, нависая над ней, его огромная эрекция стояла высоко и гордо, дразня ее обещанием удовольствия. А затем невыносимо медленно он выпустил острый коготь из своего указательного пальца и разрезал ее ночную рубашку и трусики. Мужчина мягко сдвинул шелк с ее тела, словно разворачивал дорогой рождественский подарок, а потом просто любовался обнаженным телом.

Закрыл глаза.

Застонал… Гортанная смесь мурлыканья и рычания, сводящая с ума своей красотой, великолепная в своем диком необузданном голоде.

Наполеан был чистым первобытным совершенством.

В нем было все, что она хотела бы видеть в идеальном любовнике, даже больше. И в таком состоянии на него даже больно было смотреть. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к его поразительному лицу, огладить четко очерченный идеальный рот.

Наполеан медленно облизнул губы и втянул ее палец в теплую глубину своего порочного рта, порезав его кончиком клыка — преднамеренно.

Брук ахнула и отдернула руку, ее сердце застучало от возбуждения… и предвкушения.

Вся игривость исчезла из его глаз, теперь там горел лишь сильный, животный голод. А также потребность, столь примитивная, что она просто сочилась из него.

Брук тяжело сглотнула и наблюдала, как изо рта мужа выдвинулись клыки, его член казалось возбудился еще сильнее, а глаза вспыхнули темно-красным светом.

Она застыла, загипнотизированная его мощью, поглощенная восторженным созерцанием его очаровательного… великолепия.

А потом он снова уткнулся лицом между ее грудей, по очереди терзая их, пока, наконец, не начал прокладывать путь вдоль ее ребер к талии… и еще ниже…

Его язык в первый раз попробовал ее плоть. Брук вскрикнула и выгнулась под ним, приподнимаясь над кроватью. Он с примитивным мужским удовлетворением удержал ее на месте, прижимая бедра сильными, как тиски руками, лаская ее своим ртом.

После третьего оргазма Брук начала плакать.

Настоящими… неиссякаемыми… слезами.

Он доводил ее до оргазма снова и снова, вызывая в женщине все большую потребность в освобождении, пока, наконец, не пробудил голод такой силы, что ничто кроме слияния их тел, не могло его утолить.

Наполеан не просто дразнил. Это была истинная пытка.

В конце концов Брук не смогла больше терпеть, она вцепилась в его руки, впиваясь ногтями в кожу.

— Почему ты это делаешь? — всхлипнула она, начиная чувствовать себя глупо.

— Делаю что? — хрипло уточнил мужчина, его глаза смотрели с глубоким, звериным голодом.

— Ты знаешь что, — прошептала она. — Дразнишь меня… а потом отталкиваешь.

Она застонала ему в грудь.

Наполеан зарычал и затем медленно приподнялся над ее телом, нависая сверху.

— Я не пытаюсь тебя мучить, Iubita mea. Я лишь хочу…

Он осекся.

Брук взяла его лицо в свои руки и пристально уставилась в светящиеся глаза.

— Чего ты хочешь, Наполеан? Скажи мне, потому что я не переживу эту пытку.

Он покачал головой, а затем снова встал перед женой на коленях. Поднял ее ноги и аккуратно положил их себе на плечи. Затем, нежно поглаживая бедра, подтянул женщину вперед, пока головка члена не уперлась в ее истекающую влагой плоть.

Сердце Брук перестало биться, когда она почувствовала жар и размер его естества. Оно было твердым словно копье и влажным от первых капель наслаждения. Она затаила дыхание… в ожидании. Когда ничего не произошло, она прошептала:

— Чего?! Чего ты хочешь?!

Его глаза сказали, что Наполеан балансировал на грани полной потери контроля.

— Ты моя, — выдавил он сквозь зубы. — Скажи это.

Брук почувствовала большую твердую головку его члена, что толкалась у входа ее лона, стремясь войти внутрь. Она с трудом смогла собрать свои мысли, не говоря уже о способности говорить. Наполеан выглядел полностью охваченным похотью и страстью.

А также любовью…

Разве это было возможно?

Она открыла для него свое сердце, поэтому знала, что подарит также и тело.

— Я твоя, — прошептала она.

Наполеан толкнулся бедрами вперед, проскальзывая внутрь и растягивая ее на несколько дюймов, прежде чем снова остановиться. Мощные бедра дрожали от напряжения, еле сдерживаясь, чтобы не войти глубже.

— Скажи это громче, Брук, — Он прикусил нижнюю губу. — Говори искренне, — В его голосе послышалось такое сильное отчаяние, и внезапно она поняла…

Этот мужчина прожил в одиночестве дольше, чем она могла себе представить.

Целую вечность.

Он стоически нес на своих плечах все тяготы своего народа и заботился о потребностях каждого, кроме своих собственных, ставя интересы других превыше всего. Он защищал род вампиров от внутренних и внешних угроз, ведя своих подданных через радикальные изменения во времени, месте и идеологии, не имея никого рядом с собой.

Не получая ответной благодарности.

Его власть была настолько велика, что все знакомые боялись его. Наполеан практически не мог свободно выражать свои желания и потребности.

Открыть свою душу.

Впервые за все время у него появилось тихое убежище — гавань блаженства, — и ему нужно было знать, что оно принадлежит ему…

И только ему одному.

— Я твоя, Наполеан.

Ее голос был наполнен уверенностью.

Он несколько раз быстро моргнул, и она поняла, что он пытался сдержать слезы.

— Навсегда, до скончания времен, — добавила она шепотом.

А затем дотянулась до его сознания, вслепую пытаясь извлечь информацию из его памяти, в отчаянной попытке найти способ рассказать ему о своих чувствах на его родном языке: «Regele meu frumos si neinfricat».

Она надеялась, что сказала все правильно: «Мой бесстрашный, прекрасный король».

Наполеан опустил голову и подался вперед, глубоко погружаясь в ее гостеприимное тепло. Низкий стон сорвался с его губ, плечи напряглись, голова запрокинулась, и он начал двигаться в энергичном ритме.

Брук вскрикнула, когда ее охватило божественное ощущение. Она испытывала всепоглощающее удовольствие от его глубоких, сильных толчков. А затем Наполеан уткнулся носом ей в шею, губы отыскали пульс и его рот плотно прижался к коже прямо над сонной артерией.

Брук напряглась. Она знала, что последует за этим.

Единственное, чего она боялась — и ожидала, — больше всего с тех пор, как узнала, кем являлся Наполеан.

С тех пор, как узнала, что означало быть его судьбой.

Но укуса не последовало.

По крайней мере, не такого, какого она ожидала.

К удивлению Брук, он отпустил ее кожу, словно передумав, и начал нежно, благоговейно целовать ее вдоль вены, медленно спускаясь к ключице.

А затем еще ниже.

Пока не остановился, расположившись прямо над левой грудью. Потом он поднял голову и встретил ее страстный взгляд, в его собственном горел жестокий, дикий голод.

Их глаза встретились, наполненные чем-то настолько первобытным, древним и важным, что у нее перехватило дыхание.

И затем он ее укусил. Не в шею. Не в сонную артерию. А прямо сквозь мягкую плоть груди, проникая в ее сердце одним быстрым, почти змеиным движением.

Оргазм, охвативший тело Брук, был умопомрачителен. Она была уверена, что каждый мужчина и женщина в Лунной долине услышали ее крик. И молилась, чтобы Наполеан использовал свою почти божественную, как она подозревала, силу, дабы они не потревожили сон ребенка.

Она очень старалась оставаться тихой, но была просто не в силах подавить свое удовольствие. Ее оргазм не прекращался.

Пока рот Наполеана удерживал ее сердце, тело продолжало разлетаться на миллион осколков. Оно сокращалось и разжималось в мощных волнах экстаза. Вибрируя почти яростно, словно сквозь него одновременно проходили миллион электрических разрядов.

Брук извивалась, выгибалась и кричала. Она разорвала простыни, дернула мужчину за волосы и исцарапала ему спину ногтями, но он продолжал пить, словно одержимый, делая длинные, жадные глотки, пока не насытился.

До тех пор, пока Брук не поняла совершенно ясно, что он на самом деле не был человеком. Наполеан являлся могущественным доминирующим самцом — удивительным, сверхъестественным существом, который сейчас предъявлял свои права на каждую часть той женщины, которую назвал своей. Он бы удовлетворился лишь ее полной капитуляцией.

— Да, да… да, — проскулила она, слезы облегчения полились по ее щекам. — О боги, да…

Наполеан отреагировал на такое проявление удовольствия. Он извлек свои клыки, обхватил ее бедра железной хваткой и начал яростно, почти лихорадочно, вбиваться в ее тело. На его красивых губах остались капли крови, он задыхался и стонал, а затем запрокинул свою прекрасную голову и закричал, кончая, орошая ее нутро своим семенем снова и снова.

Они оба рухнули в изнеможении. Полностью удовлетворенные.

Наполеан перевернулся на спину, крепко прижимая Брук к груди. Тихо шепча всякие нежности ей на ухо, он поднес свободную руку ко рту и прокусил клыками свое запястье, кровь потекла из ранки небольшими струйками.

— Сердце самое сладкое из всех деликатесов, — промурлыкал он, — но боюсь, ты могла потерять слишком много крови, — Он поднес свое запястье к ее рту, другой рукой нежно поглаживая жену за волосы. — Пей, любовь моя. Наполни свое тело самой сильной кровью нашей расы.

Брук знала, что должна быть возмущена.

Та часть ее, которая когда-то была человеком, должна была взбунтоваться при одной мысли о том, чтобы выпить кровь. Но ощущать его, чувствовать его запах, его силу было слишком заманчиво.

Она хотела всего этого. Хотела навсегда.

Словно она делала это уже тысячу раз, Брук ухватила запястье Наполеана, присосалась к нему губами и начала пить. Когда новая волна энергии потекла по телу, она мягко закрыла глаза и провалилась в сон. 

Глава 25

Кейген Силивази взъерошил свои темно-каштановые волосы, а затем проверил дату и время. На металлических часах светилось: «Воскресенье, 12:05». Его младший брат Накари мирно лежал под накрахмаленной белой простыней на регулируемой больничной койке. На самом деле, он выглядел слишком спокойным, слишком безжизненным, поэтому у Кейгена возникло непреодолимое желание проверить его жизненные показатели… снова.

Но он уже знал результат.

Частота сердечных сокращений — стабильная. Артериальное давление — в норме. Дыхание — ровное.

Данные были точно такими же, как и пять минут назад.

И еще пять минут назад…

Он встал со своего прикроватного кресла и начал бесцельно ходить по палате.

— Почему бы тебе ни присесть, Кейген, — проворчал Маркус из дальней части комнаты. Он прислонился к стене и выглядел спокойным и расслабленным, но Кейген знал, что его старший брат был пороховой бочкой, готовой взорваться при малейшей провокации.

— Во мне слишком много энергии, — возразил Кейген. — Я не могу просто так здесь сидеть.

Натаниэль Силивази, который сидел с противоположной стороны кровати Накари, нетерпеливо поерзал в своем кресле. Он согнул и разогнул ноги не меньше трех раз, словно не мог устроиться поудобнее.

— Вам обоим нужно пойти прогуляться, — предложил он.

— И оставить Накари здесь одного? — возмутился Кейген. Его голос звенел от раздражения. Да и сам он едва сдерживался, чтобы не вспыхнуть. — А что если он проснется?

— Я так не думаю, брат.

Ему нужно было чем-то занять руки, поэтому мужчина направился к фарфоровой раковине в углу комнаты. Натаниэль не поддался на провокацию.

— Я просто предложил.

— Мы так и поняли, — сказал Маркус. — Но вот что: когда нам понадобится совет, мы у тебя спросим.

Кейген вымыл и высушил руки, выбросив бумажное полотенце в мусорную корзину. Он прислонился к столешнице и посмотрел на Натаниэля, который положил локти на колени и переплел пальцы, оперевшись на них подбородком. Кейген подумал, что его близнец выглядел уставшим. Его темные, сумрачные и глубокие словно ночь глаза были наполнены беспокойством. И усталостью.

— Значит, вы собираетесь таким образом справиться с этим? — спросил Натаниэль, ни к кому конкретно не обращаясь.

— С чем? — резко переспросил Маркус.

Натаниэль встретил стальной взгляд Маркуса.

— С этой… трагедией.

В комнате воцарилась тишина.

— Вцепившись друг в друга… поскольку мстить некому, — добавил Натаниэль.

Маркус оттолкнулся от стены и прошел к кровати, сделав всего два шага.

— Я не мастер целитель, который кстати сказал, что вернет его обратно. Дайте мне кого-нибудь убить, и я с этим справлюсь. К сожалению, Накари нужен врач.

Клыки Кейгена выдвинулись изо рта со смертельным намерением. Вампир почувствовал, как его обычно темно-карие глаза вспыхнули жаром, засветившись глубоким красным светом.

— В чем, черт побери, твоя проблема, Маркус? — Он вплотную подошел к древнему мастеру воину и его тело напряглось, когда они встали нос к носу. — Зачем ты говоришь мне такие ужасные вещи?!

Натаниэль вскочил с кресла.

— Вау… эй… братья мои…

Маркус поднял руки и сделал шаг назад — редкий знак отступления и уважения в такой накаленный момент.

— Прости, Кейген, — Он схватил себя за волосы и дернул их в отчаянии. — Сам не понимаю, что говорю.

Слова едва слетели с его губ, когда мужчина ударил железным кулаком в стену, отчего куски гипсокартона и метала разлетелись в разные стороны. Клиника представляла собой укрепленное каменное строение. Практически крепость, выкопанная в твердой породе и покрытая гипсокартоном со штукатуркой, чтобы создать видимость нормального, эстетически приятного здания. Сыны Джейдона были напрямую связаны с землей через свои мощные эмоции — сильный всплеск гнева, ярости… или горя… мог вызвать все, что угодно: от землетрясения до наводнения. Поэтому клиника была построена на скальной породе в попытке выдержать сильные колебания энергии.

Когда Маркус отдернул кулак, костяшки оказались сломанными и кровоточили, однако он снова занес руку для очередного удара об стену. Натаниэль двигался быстро, но осторожно. Он положил одну руку на плечо Маркуса, а другую на напряженный бицепс, чтобы удержать мужчину от третьего удара. Затем раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же снова закрыл его. Судя по всему, он решил благоразумно промолчать, чтобы еще больше не вывести Маркуса из себя. Несомненно, вампиру не хотелось оказаться на месте той стены. Но Кейген не мог так просто сменить тему.

— Ты на самом деле винишь в этом меня, Маркус?

Маркус зарычал. Он скинул с себя руки Натаниэля и опять небрежно прислонился к стене, игнорируя капли крови, капающие из его сломанной руки на кафельный пол. Несмотря на небрежную позу, он больше походил динамитную шашку с зажженным фитилем.

— Это так? — не унимался Кейген.

Маркус махнул здоровой рукой.

— Нет.

Кейгена это не убедило.

— Брат, я должен знать, если…

— Нет.

Извиняющийся взгляд Маркуса встретился с глазами Кейгена. В нем светилось разочарование и сожаление.

— Я никогда не должен был этого говорить, — Он переступил с ноги на ногу. — Скорее даже наоборот: я виню самого себя, — Вампир глубоко вздохнул. — Черт, Кейген. Мне просто хочется кого-нибудь убить. Но не тебя. Тебя — никогда.

Натаниэль, казалось, немного расслабился. Он снова сел и посмотрел на спокойное тело, мирно лежащее на кровати.

— Что, черт возьми, пошло не так?

Вопрос был риторический. Кейген вернулся к Накари. Он сел на кровать, потянулся к запястью и начал считать пульс… снова. Ему просто нужно было чем-то заняться.

— Я не знаю, но в этом есть нечто очень неправильное. Он выглядит таким безмятежным, но на самом деле отнюдь не в порядке.

— Ты думаешь, темный лорд каким-то образом… заполучил его? — уточнил Маркус со страхом в голосе.

Натаниэль со свистом выпустил воздух и передернул плечами.

— Я не знаю. Стараюсь не думать об этом. Но ребята, вы видели лицо Наполеана в пятницу вечером?

Они оба кивнули.

— Он что-то почувствовал. Я в этом уверен. И все настолько ужасно, что он даже не захотел обсуждать.

Кейген записал пульс Накари на графике, не вполне осознавая, зачем занимается такими бесполезными вещами. Неужели он полностью потерял способность мыслить здраво?

Маркус потряс кулаком, проверяя сломанные пальцы.

— Кто-то должен за ним пойти.

— Пойти за ним? — не поверил Натаниэль.

— Да, — ответил Маркус, — последовать за ним в мир духов. Может, если ты или я возьмем с собой Нико или Янкеля…

— Накари, может быть, и маг, — прервал Натаниэль, — но он один из сильнейших бойцов, которых я знаю, по праву настоящий воин. Что бы ни произошло, если бы он мог вырваться оттуда, он бы уже это сделал.

— Он мне не ровня, Натаниэль. И тебе тоже, — проворчал Маркус.

Натаниэль покачал головой.

— Ты собираешься тоже умереть, брат?

Маркус пожал плечами.

— Если это потребуется.

Натаниэль улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Он указал в сторону двери.

— Твоя жена прямо за той дверью, Маркус, а твой сын дома с няней. Ты бы оставил Киопори без супруга? Ты бы позволил Николаю вырасти как Накари и Шелби — без отца, способного наставлять его?

Маркус развел руками и вздохнул.

— Тогда что мы будем делать?

Натаниэль нахмурился и отвернулся. Он схватил руку Накари и сжал, наверняка слишком сильно, но Кейген не собирался ничего говорить.

— Где ты, брат? — прошептал Натаниэль. — Пора возвращаться.

Кейген провел рукой по лицу. Ему нужно было выбираться отсюда, он просто разваливался на части. «Пора возвращаться?» Накари должен был вернуться намного раньше!

На протяжении четырех дней Кейген работал сверхурочно, сохраняя подачу кислорода к мозгу Накари, заставляя его легкие расширяться и сжиматься, наполняясь воздухом. Тем не менее он все же понимал, что лишь технологии сохраняли жизнеспособность Накари. Он не был живым. Его душа больше не обитала в теле. И в тот момент, когда семья решит сдаться, они должны будут столкнуться с неизбежным.

— Проклятие! — закричал Кейген, вскакивая и направляясь к двери. — Мне нужно проветриться.

Он постарался не обращать внимания на ошеломленные лица своих братьев, когда потянулся к дверной ручке. Впервые с тех пор, как Накари покинул свое тело, Кейген отошел от него. И данная вспышка определенно выдала более глубокую истину — как брат Накари и как его доктор Кейген уже терял надежду.

— Я пришлю Катю на всякий случай, — пробормотал он, стараясь спасти их веру. — Я отлучусь всего на несколько минут.

Одного взгляда на лица братьев оказалось достаточно, чтобы понять: ему не удалось. Натаниэль побледнел, а в глазах Маркуса застыл ужас. Никто из братьев не ответил. Кейген побрел к двери, делая вид, что ничего не заметил. К черту это!

Он был благодарен за возможность выбраться из душной комнаты. К сожалению, как только мужчина шагнул за порог, новые проблемы ожидали его в приемной. Жены его братьев, Джослин и Киопори, сразу же поднялись на ноги. А молодой протеже Накари, Брайден Братиану, одиноко свернувшийся в угловом кресле, посмотрел на него покрасневшими глазами.

Никто не проронил ни слова, но их страх можно было ощутить физически.

— Ничего не изменилось, — поспешно заговорил Кейген. — Накари все еще в стабильном состоянии. Мне просто нужно подышать.

Джослин покосилась на Киопори, и он понял, что женщины интерпретировали его поведение аналогично. Черт побери. Он не хотел, чтобы женщины теряли надежду. Он не хотел, чтобы Брайден терял надежду.

Вампир собирался пробежать по меньшей мере сто миль, чтобы оставить позади свои страхи и не потерять надежду самому. Но боги, как же он устал. Ситуация была безвыходная, но он не мог сдаться. Накари не мог их оставить. Не сейчас. Не так скоро после Шелби. Вообще никогда! Он будет сохранять его тело в течение ста лет, если понадобится…

Ради Авриги[34], что с ним произошло? Он серьезно облажался.

— Целитель?

Музыкальный голос Киопори окутал его успокаивающей лаской, когда она сделала несколько шагов вперед и осторожно положила руку ему на плечо.

— Я в порядке, — проворчал он, глядя на входную дверь клиники.

Он должен был уйти отсюда. Немедленно.

— Брат, — позвала она тверже, — посмотри на меня, — Ее мягкие золотистые глаза сверкали неземным янтарным светом. — Позволь взглянуть на тебя, Кейген.

Она послала в его тело исцеляющую волну энергии такой силы, что это почти потрясло его. Кейген оказался не в состоянии освободиться от ее чар. Внезапно ее пронзительный взгляд начал проникать в него, после чего они оба стали свидетелями глубокой и невысказанной истины. Женщина увидела силу страха Кейгена, всю глубину его безнадежности, поэтому закрыла глаза и прервала контакт.

«Маркус это осознает?» — спросила она мысленно, несомненно желая оградить Брайдена от их разговора.

Кейген почувствовал странное жжение в глазах и сперва не понял, что это было. Ведь не слезы же? Он замер и заставил себя ровно дышать, делая медленные вдохи и глубокие выдохи, стараясь сдержать свои неустойчивые эмоции.

«Осознает что, сестра? — спросил он, прикусив нижнюю губу настолько сильно, что почувствовал вкус крови. — Нечего осознавать. Накари вернется и на этом все».

«Кейген, — сочувственно прошептала Киопори в его голове, — это нормально, если…»

«Я сказал: на этом все».

Он бросил на нее жесткий немигающий взгляд и повернулся к высокой стройной медсестре, которая спокойно ожидала в углу.

— Я скоро вернусь, Катя, — проговорил он пугающе спокойным голосом и кивнул головой в сторону комнаты. — Оставайся с Накари до моего возвращения.

Осторожно убирая руку Киопори с плеча, Кейген взглянул на нее в последний раз и кивнул.

— Увидимся позже, сестра.

А затем быстро вышел через главную дверь. 

* * *
Джослин Силивази с тяжелым сердцем наблюдала за кратким взаимодействием между Киопори и Кейгеном.

— О боже, — прошептала она, когда Киопори села обратно.

Киопори кивнула.

— Вот именно.

— Они все теряют самообладание? — спросила она, уже зная ответ.

Натаниэль был оплотом их силы, но даже он скоро развалится, если Накари не…

— Что такое? — робким голосом спросил Брайден. — О чем умалчивает Кейген?

Киопори выпрямилась и уверенно приподняла подбородок, как и подобало принцессе.

— Ничего, Брайден. Кейген просто вышел подышать. Накари в порядке.

Мальчик поглубже устроился в огромном кожаном кресле. Он шмыгнул носом и быстро отвернулся, чтобы женщины не увидели его слезы, словно это было возможно. Стараясь подыграть, Джослин беспристрастно оглядела окружающую обстановку и отметила, что обычно теплое и приветливое место внезапно стало холодным. Конечно, мягкие кожаные кресла по-прежнему были идеально и уютно расставлены. Рядом с ними на блестящем полу стояли мягкие кушетки в приглушенных коричневых тонах, но их гостеприимство казалось таким же приглушенным, как и цвет. На стенах клиники все еще висели редкие и со вкусом подобранные картины в дорогих рамах, отображая живописные пейзажи заснеженных гор, лесных троп и падающих водопадов. Но и они утратили свою спокойную привлекательность. Самый обычный телевизор с плоским экраном, манящий стол с напитками и компьютер для гостей по-прежнему располагались в идеальном порядке, но в их жизнях больше не ощущалось никакого порядка. Ее новая семья находилась в свободном падении, поэтому если Накари не восстановится, они уже никогда не будут знать покоя.

Джослин снова взглянула на Брайдена, чувствуя тревогу и беспокойство. Ему наконец-то удалось сдержать слезы. Она вздохнула, понимая, что усилия Брайдена одновременно являлись бременем для Киопори. Ее невестка сдерживала и заслоняла энергию Брайдена в течение нескольких дней. Несмотря на то, что мальчик был еще очень молод и не мог использовать всю свою силу, Брайден обладал невероятным духовным даром и был привязан к Накари на каком-то… стихийном уровне, по-другому не скажешь. Даже внутри укрепленной клиники хаотичные, неконтролируемые эмоции Брайдена могли нанести огромный ущерб окружающим землям. Вот почему Киопори так пристально следила за ним.

И это была причина, по которой они с Киопори предпочли оставить детей дома с их нянями. Эмоции становились слишком сильными, слишком неконтролируемыми, а также появлялось слишком много неизвестных переменных в режиме реального времени. Если молодой Брайден со всей своей силой, или еще хуже кто-то из древних, на самом деле не сможет справиться с эмоциями, женщины не хотели бы думать о защите детей от последствий. Не то чтобы их супруги когда-либо могли их обидеть, но семейство вампиров неразрывно было связано с землей, и Джослин воочию видела, что могли сотворить слишком сильные несдерживаемые эмоции.

Отгоняя от себя эту мысль, она встала и направилась к буфету. Несмотря на то, что она прошла превращение около двух месяцев назад, женщина все еще могла время от времени позволить себе роскошь выпить чашку кофе. Она взглянула на Киопори.

— Ты беспокоишься о Маркусе?

Киопори почти незаметно кивнула.

— Мы слышали шум. Я почувствовала волну энергии от Маркуса. Я уверена, он кого-то или что-то ранил. Скорее всего, самого себя.

Джослин вздохнула.

— Это тяжело… не находиться там сейчас.

— Это так, — согласилась Киопори, — но я боюсь, если они не встанут плечом к плечу в это тяжелое время и не найдут способ черпать силы друг в друге, узы между ними будут серьезно ослаблены.

Джослин покачала головой.

— Я не знаю. Я никогда не встречала семью, в которой любили бы друг друга сильнее.

Киопори смахнула пушинку со своей блузки.

— Речь не о любви. Речь о способности терпеть боль… переносить горе. Это гораздо больше, чем каждый из них сможет вынести в одиночку. Возможно, даже больше, чем они смогут вынести вместе.

Джослин больше не могла этого терпеть. Она должна была связаться с Натаниэлем.

«Детка, — успокаивающе прошептала она, пользуясь личной ментальной связью с мужем, — как ты держишься?»

Натаниэль вздохнул глубоко и медленно, а затем раздраженно выдохнул.

«Ах, тигриные глазки, это… настолько тяжело».

Джослин проглотила комок в горле.

«Я знаю. Кейген просто разваливается на части. Как Маркус?»

«Он сломал руку о стену и даже не подумал ее залечить».

Джослин еще сильнее зажмурилась.

«О боже, ты хочешь, чтобы я вошла?»

Натаниэль рассмеялся каким-то безрадостным смехом.

«Всегда, Iubita mea. Ты мне нужна… всегда. Но дай нам немного времени. Когда Кейген вернется, мы собираемся поговорить… возможно помолиться».

Хотя Натаниэль не мог ее видеть, Джослин невольно кивнула.

«Ангел?» — позвал он.

«Я здесь, — заверила она его. — Сразу за дверью. Я люблю тебя, Натаниэль».

«Ммм, — промурлыкал он, лаская ее слух нежным, бархатным голосом. — И я тебя, ангел».

В этот момент двери клиники распахнулись и внутрь ворвался рыжий вихрь на восьмисантиметровых каблуках.

— Приветик, Джос. Приветик, Ки. Что, черт возьми, происходит с Кейгеном?

Кристина Райли Силивази стояла в дверном проеме в короткой розовой мини-юбке и на сочетающихся по цвету шпильках, ключи от ее «Корветта» все еще болтались в руках.

— Накари в порядке?

Кристина фактически приходилась сестрой братьям Силивази после того, как меньше недели была парой Маркуса. Это можно было описать только как полную катастрофу. Темные использовали черную магию, чтобы получить помощь темного лорда Окарда в изменении «Кровавого проклятия» и таким образом обмануть Маркуса. Для этого они поменяли Кристину и Киопори местами, заставив Маркуса считать рыжеволосую бестию своей судьбой. К счастью, Накари выяснил правду до того, как Маркус и Кристина окончательно соединились. Они смогли вовремя остановиться и женщина не забеременела близнецами. К сожалению, Маркус к тому моменту уже обратил ее под влиянием темного лорда, и она стала полноправным вампиром. Для Кристины было уже невозможно вернуться к своей человеческой жизни, хотя, по правде говоря, та жизнь изначально была не самой лучшей. Зная, что Кристина разделяет их кровь и вампирскую жизнь, братья Силивази приняли ее как свою сестру. А Маркус согласился материально обеспечивать ее до конца жизни. А остальное, как говорится, дело наживное.

— Кейген явно не в себе, — объяснила Кристина, активно жестикулируя руками. — Я к нему подошла и произнесла что-то вроде: «Эй, Кейген», — а он просто продолжал смотреть сквозь меня. Поэтому я сказала типа: «Чувак, ты что, не слышишь, как я с тобой разговариваю?» А он практически заорал: «Накари в порядке!» И я ответила типа: «Окей, мистер Хайд… дерьмо!»

Джослин улыбнулась.

— Он просто переутомился. С Накари все без изменений.

Кристина кивнула. Затем прошла мимо женщин прямо к Брайдену и опустилась перед ним на корточки.

— Привет, Брай, — прошептала она непривычно ласковым голосом. — Как мой любимый младший братишка?

Брайден едва улыбнулся и пожал плечами.

— Нормально, наверное. Но Накари до сих пор не…

Его голос дрогнул, и он не смог закончить фразу. Кристина взяла его за руку.

— Да, я знаю. Но это нормально. Он, наверное, просто занят где-то… ну, ты знаешь… надирает опасным демонам задницы в мире духов. Ты же знаешь Накари. Если он хорошо проводит время, нам остается лишь немного подождать.

После ее слов на лице мальчика появилась искренняя улыбка, осветившая его мягкие глаза цвета жженой охры.

— Ты правда так думаешь, Кристина?

Она утвердительно кивнула.

— Да, правда, — Она нежно погладила руку Брайдена. — Он не умер. Только не Накари. Ни за что.

Джослин посмотрела на Киопори и улыбнулась.

— У некоторых чудес не бывает конца.

— Очень верно подмечено, — сказала Киопори. — Это так странно, что у нее подобные отношения с мальчиком, хотя все логично, если учитывать сколько времени она проводит дома у Накари, — Ее лицо исказилось от горя при упоминании его имени. — Предполагаю, между ними тоже есть своего рода связь.

Джослин кивнула.

— Да, я тоже так думаю.

Кристина с ее прямолинейностью оказала сильное влияние на всех в семье, включая Маркуса. Возможно, время, что они провели вместе, что-то значило. Хотя, что бы ни разделили Маркус и Кристина, это было несравнимо с той любовью, которую он питал к прекрасной женщине, стоявшей перед ней. Джослин вздохнула.

— Она мне вроде как нравится.

Киопори засмеялась.

— Понимаю, мне тоже.

Кристина повернулась и закатила глаза.

— Экстренное сообщение для всех: я больше не человек и отлично все слышу!

Джослин и Киопори рассмеялись. В этот момент дверь в комнату Накари приоткрылась, и Катя высунула голову.

— Извините, но Маркус собирается использовать яд, чтобы исцелить поврежденную руку. Однако прежде чем он запечатает рану, мне бы хотелось извлечь металлические фрагменты, застрявшие в кости. Пусть кто-нибудь принесет пинцет из кладовой в подвале. Здесь нет ничего подходящего, а я не могу оставить Накари без присмотра.

— Просто оставь эту хрень внутри! — услышала Джослин ворчание Маркуса из глубины комнаты.

Она съежилась от испуга. Киопори покачала головой.

— Постарайся быть покладистым, воин, — крикнула она достаточно громко, чтобы мужчина услышал. Вампир ответил низким, гортанным рыком и она улыбнулась. Накрыв ладонью руку Джослин, она подмигнула медсестре. — Мы с Джослин сходим за пинцетом, нам все равно нужно немного размяться.

— Говори за себя, сестра, — донеслось из комнаты остроумное замечание Натаниэля.

Киопори фыркнула.

— Я вовсе не это имела в виду! — Она бросила на Джослин извиняющийся взгляд. — Я не имела в виду, что тебе нужны упражнения…

— Я понимаю, что именно ты имела в виду, — подразнила Джослин. — Где мы можем найти пинцет, Катя?

— Прямо по коридору, последняя дверь справа. Он в стеклянном шкафу на третьей полке снизу.

— Поняла, — ответила Джослин.

Повернувшись к Киопори, она взяла ее за руку и потянула в сторону лестницы.

— Идем, Ки, — позвала она, подражая Кристине, — давай немного прогуляемся.

Повышая голос, она добавила:

— В любом случае, нам обоим не помешает это упражнение.

Дверь в комнату Накари захлопнулась, но она все равно услышала смех Натаниэля. 

Глава 26

Тиффани стояла прямо за Дэвидом Ридом, когда он легко вскрыл замок от двери запасного входа в клинику, либо вампиры не озаботились покупкой высококачественных замков, либо они не очень боялись злоумышленников. У нее было нехорошее предчувствие, что верно последнее утверждение.

Пятеро солдат изотряда охотников на вампиров прибыли около пятнадцати минут назад и вынуждены были ждать, пока мужчина с каштановыми волосами кратко переговорит с рыжеволосой женщиной и отойдет подальше. Тиффани не знала наверняка, как выглядели вампиры, она увидела их впервые во время похищения Брук. Но заприметив высокого красивого мужчину, который двигался подобно льву на охоте с едва сдерживаемой мощью и легкой походкой, — у нее не возникло никаких сомнений по поводу его личности. Охотники приложили большие усилия, чтобы замаскировать свой запах особой смесью трав, пытаясь таким образом обмануть вампиров, после чего отряд Дэвида беззвучно двинулся вперед.

— Тссс! — предупредил Дэвид.

Он приложил палец ко рту, жестом предлагая войти в здание следом за его людьми. Судя по всему, он собирался прикрывать их тыл.

— Если здесь кто-то есть, то мы к этому готовы. Но имейте в виду, у них невероятный слух, — едва слышно прошептал он. — Я бы скорее предпочел застать их врасплох, нежели наоборот. Понятно?

Тиффани судорожно сглотнула и кивнула, заметив бисеринки пота на лбу Дэвида. Они были более чем готовы, имея с собой целый арсенал смертельного оружия. Его команда взяла с собой пистолеты с транквилизатором, которые могли завалить слона за три секунды. А также полуавтоматические девятимиллиметровые пистолеты с полным магазином пуль с алмазными наконечниками, смертельно заточенные колья и длинные изогнутые мачете, используемые для… обезглавливания. Тиффани в недоумении покачала головой. Нужно признать, она была впечатлена их вооружением, женщина даже не могла представить, сколько могли стоить пули с алмазными наконечниками. Точно так же трудно было поверить, что они находились здесь и все это происходило на самом деле. Отчасти она по-прежнему не верила в реальность происходящего. Тем не менее, так оно и было.

С похищения Брук прошло ровно десять дней, и не было никакой ошибки в том, что Тиффани видела в своем сне. Не было никакой ошибки в сходстве между этим хищным мужчиной, который только что вышел из клиники и тем ужасающим… существом, которое забрало Брук в последнюю ночь конференции. Вампиры действительно существовали. И ее лучшая подруга сейчас находилась в лапах одного из них. Она вздрогнула и пробормотала краткую молитву, прикасаясь к одному из своих трех крестов. Конечно, Дэвид ей рассказал, что все эти рассказы о крестах и святой воде были лишь мифом, который мог в итоге погубить ее, если бы она на это понадеялась. Но Тиффани решила, что немного дополнительной защиты не помешает. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

— Держись, Брук, — тихо прошептала она. — Мы собираемся найти хоть какую-то зацепку сегодня. Эти мужчины не успокоятся, пока ты не вернешься домой. И я тоже.

Они только вошли в здание и шли по длинному узкому коридору, когда услышали, как в его дальнем конце открылась дверь. Через пустое пространство разнеслись голоса двух женщин, и было отчетливо слышно, как две пары ног спускались по лестнице. Дэвид поднял вверх два пальца. Он указал направо, приказывая двум своим людям укрыться в соседней комнате. А оставшихся троих отправил налево, прямо через коридор, затем попятился в дверной проем, притянув Тиффани к себе.

Глядя ей в глаза, он строго предупредил:

— Стойте здесь. Независимо от происходящего, не вступайте в схватку с вампирами, — Он вытащил свой пистолет с транквилизатором и прижал его к груди. — Если все пойдет наперекосяк, бегите отсюда… как можно дальше.

Глаза Тиффани расширились.

— Вы сказали, что вокруг не будет никаких вампиров, а даже если и будут, они должны спать днем.

Дэвид пожал плечами.

— Да, полагаю, я ошибался.

Тиффани попыталась успокоить бешено застучавшее сердце. Паника не привела бы ни к чему хорошему. Она прислушалась к приглушенным женским голосам. Они разговаривали спокойно, словно нормальные… друзья.

— А что если это люди? — спросила она, и ее сердце вдруг провалилось вниз. — Вы же не собираетесь сначала стрелять, а потом спрашивать?

Дэвид словно смотрел сквозь нее.

— Если вы хотите попросить одного из этих тварей предъявить удостоверение, прежде чем нанести удар, то это ваше дело. Я же предпочитаю дожить до утра, — Он поднял руку и толкнул ее поглубже в дверной проем. — А теперь заткнитесь или мы оба умрем.

Тиффани нахмурилась. Во что, черт возьми, она впуталась? Голоса стали громче, когда женщины спустились с лестницы и направились по коридору. Дерьмо, видимо они шли в эту сторону, как раз в последнюю комнату.

Дэвид переложил транквилизатор в левую руку и медленно выдернул длинный, заостренный деревянный кол. Он кивнул одному из солдат, стоявшему напротив. Они молча обменялись взглядами, договариваясь о плане действий.

Боже милостивый, неужели он собирался заколоть одну из этих женщин? Это было настоящее безумие. Это были нормальные люди, а не вампиры. В своей отчаянной попытке найти Брук, она чуть не вступила в секту фанатиков.

Тиффани только собиралась повернуться и убежать, убраться подальше отсюда и от этих ретивых придурков, когда волосы у нее на затылке встали дыбом. Она остановилась и затаила дыхание, прислушиваясь к своей интуиции. Она не понимала, что именно, но определенно что-то было не так. Похожее ощущение у нее возникло в ту ночь, когда похитили Брук.

Эти женщины чем-то отличались. Она отступила как можно дальше, пытаясь плотнее прижаться к двери и стать невидимой, продолжая задерживать дыхание. Женщины подошли ближе, увлеченные разговором, они совершенно не догадывались о том, что их ждало впереди.

Когда первая из двух женщин прошла мимо двери, Тиффани на мгновение встретилась с ней взглядом. Словно все внезапно остановилось, а затем начало двигаться как в замедленной съемке. Женщина обладала ошеломляющей красотой, а ее глаза казались почти неестественными. У нее были золотистые зрачки в центре которых плясали янтарные огоньки, словно солнечный свет отражался в алмазах. Ее длинные волосы цвета воронова крыла покачивались при ходьбе, а лицо казалось почти… античным в своей красоте, словно и не принадлежало этому времени.

Глаза женщины расширились и она начала поворачиваться в стремлении убежать, но Дэвид опередил ее и выскочил из двери. Он поднял руку над головой, крепко сжал кол в ладони и вложил всю силу в удар, пронзая прекрасную женщину прямо над левой грудью. А затем схватил кол двумя руками и начал вгонять его глубже.

Женщина ахнула и отшатнулась. Ошеломленная, она медленно осмотрела свою грудь и в недоумении уставилась на торчащий деревянный предмет. Когда она отшатнулась еще на несколько шагов, вторая женщина бросилась вперед и подхватила ее. Потрясенная, она медленно опустила свою подругу на пол.

— Киопори… Киопори…

Вторая женщина продолжала повторять ее имя, а затем в ее голове словно щелкнул выключатель и пришло полное осознание ситуации. Она вошла в какой-то глубокий инстинктивный режим, словно автопилот на самолете, и спокойное сосредоточенное выражение ее лица сказало все. Эта женщина не была новичком в бою, а их маленькая группа оказалась в беде.

Эван Тернер, один из троих солдат, который прятался слева и находился ближе всех ко второй женщине, выскочил из противоположной двери с таким же колом в руке. Но прежде чем он смог добраться до симпатичной шатенки и воткнуть ей кол в спину, она молниеносно развернулась и пнула его в голову.

Тиффани закричала, когда ноги Эвана оторвались от земли и он врезался в стену, наверняка сломав себе череп от удара. Женщина посмотрела прямо на нее и Тиффани сделала два шага назад. О господи! Ее красивые карие глаза окрасились в темно-красный цвет, а из горла раздалось низкое рычание. Двое оставшихся солдат выскочили из дверного проема и попытались удержать женщину на месте, но та быстро нагнулась, выхватила пистолет Эвана из кобуры и осыпала их пулями. А потом она сделала что-то вроде сальто назад, отталкиваясь от потолка и приземлившись дальше по коридору среди остальных мужчин. Она свернула одному из них шею, прежде чем тот ее заметил.

Дэвид выстрелил из транквилизатора, попав женщине прямо в плечо. Она оттолкнула от себя оставшегося солдата и повернулась лицом к Дэвиду, отработанным движением поднимая пистолет вверх и держа его двумя руками. Она точно знала, что делала, но прежде чем смогла нажать на спусковой крючок, двое солдат, что прятались в дверном проеме с правой стороны, открыли огонь и разрядили свои магазины в дергающееся тело.

Последний солдат из группы Эвана упал на пол. Дэвид схватил Тиффани за талию, бросил ее на пол и закрыл своим телом в попытке защитить от случайных пуль. Прошло секунд тридцать или около того, и в комнате воцарилась тишина.

— Она мертва? — спросил взъерошенный солдат из группы Эвана. Он сел на колени и с опаской осмотрел тело второй женщины.

Дэвид поспешно встал на ноги.

— Черта с два, — рявкнул он. — Ни одна из них не умерла, — Он бросил свой пистолет с транквилизатором и указал на бедро солдата, где в ножнах висел мачете. — Отрубите ей голову и вырежьте сердце, пока она регенерировала! — Он выхватил из ножен свой мачете и жестом указал солдату, стоявшему впереди чуть правее. — Иди сюда, Роджер, — Он протянул мужчине мачете.

Невысокий коренастый солдат быстро подошел к нему и взял предложенное оружие.

— Да, сэр?

— У нас не так много времени, чтобы осмотреть место. Вы закончите здесь, а мы с мисс Мэттьюс постараемся найти то, за чем сюда пришли, — Он повернулся к оставшемуся члену отряда. — Дон, ты останешься здесь в коридоре и займешь наблюдательный пост.

Дон перезарядил пистолет и кивнул.

Роджер посмотрел на черноволосую красавицу — ту, которую вторая женщина назвала Киопори, — и медленная, мстительная улыбка тронула уголок его рта.

— Не беспокойтесь, сэр. Считайте, что эта уже мертва. 

* * *
Натаниэль Силивази услышал в подвале клиники женский крик, но он не принадлежал Джослин или Киопори.

— Что за черт…

Прежде чем он смог закончить предложение, раздался громкий взрыв. Затем звук расколовшейся от удара о стену кости, шаги на потолке подвала и оглушительный грохот выстрелов. Его сердце замерло.

— Маркус!

Древний мастер воин уже исчез, дематериализовавшись из комнаты.

Натаниэль, Кейген и Маркус материализовались одновременно, появляясь внизу лестницы подвала. Казалось, что прошла целая вечность, но мужчинам потребовалась лишь доля секунды, чтобы проанализировать ситуацию всеми пятью чувствами, понять и осмыслить все детали… И у них перехватило дыхание от увиденного.

Киопори находилась в дальнем конце коридора. Она лежала на боку, как сломанная кукла в маленькой луже крови, а из ее груди торчал деревянный кол. Предмет пробил грудную клетку насквозь и застрял сзади, как мрачный шест на карусели. Она казалась мертвой, а менее чем в шести дюймах от нее находился человеческий мужчина с блестящим изогнутым мачете, готовясь нанести последний удар.

Второй бандит стоял посередине коридора, широко расставив ноги и держа в правой руке девятимиллиметровый пистолет, словно какой-то выскочка тюремный охранник, патрулирующий коридор. У него были коротко стриженные черные волосы, именно из его оружия недавно стреляли. Со лба мужчины стекал пот, он стоял на одинаковом расстоянии между Киопори и… Джослин. О, дорогая богиня, нет!

Натаниэль почувствовал, как сквозь его тело пронеслась волна холодной ярости, ему пришлось заставить себя сосредоточиться. Джослин тоже лежала в неестественной позе посреди коридора. Ее тело изрешетили пули, а из левого плеча торчал красный дротик от транквилизатора, над ней тоже нависал высокий человеческий мужчина с ирокезом и искаженным ненавистью лицом. За его поясом торчал девятимиллиметровый пистолет. Натаниэль почувствовал на нем запах пороха. Его тело практически дрожало от необходимости пролить человеческую кровь.

Обеих женщин собирались обезглавить. Не желая рисковать, Натаниэль взмахнул рукой и заморозил на месте напавшего на Джослин. Глядя с ненавистью на статую из плоти и костей, он запрокинул голову и взревел от ярости. Его клыки выдвинулись изо рта с такой силой, что из десен пошла кровь, когда он направился по коридору в сторону дышащего трупа, попытавшегося прямо перед ним обезглавить его судьбу.

Маркус тоже не терял времени. Он сделал несколько стремительных и незаметных движений, материализовавшись рядом с Киопори и вонзая железный кулак в солнечное сплетение напавшего. Одним резким движением он вырвал позвоночник мужчины из тела и отбросил подальше от Киопори. Странно, но тело осталось в вертикальном положении, все еще держа в руке мачете, словно еще не осознало свою кончину. Потом оно упало на пол безжизненной кучкой и вампир пинком отбросил его в сторону.

Кейген спокойно подошел к охраннику, стоявшему посреди коридора. Слишком спокойно. Его клыки не удлинились, а глаза оставались обычного темно-карего цвета. Вампир не рычал и не угрожал. Он просто неторопливо шел по коридору, улыбаясь и облизывая губы, пока не встал перед встревоженным человеком с дружелюбным видом.

— Добрый день, — вежливо протянул он, словно приветствуя незваного гостя.

Человек испугался. Он ткнул пистолетом в ребра Кейгена и начал стрелять. Кейген дернулся от неожиданности, а потом рассмеялся.

— Кто бы мог подумать, на ваших пулях алмазная пыль.

Он подождал, пока магазин пистолета не опустел, а затем потянулся и обхватил раскаленное железо, сминая его словно кусок бумаги и отбрасывая в сторону. Вампир провел пальцами по свежим ранам на боку.

— Как грубо, — прорычал он, наклонившись вперед и говоря прямо в ухо мужчины. А затем протянул руку, словно для официального представления. — А ваше имя?

Окаменевший и полностью застигнутый врасплох человек взял его за руку.

— Э-э… Дональд.

Кейген пожал руку Дональда и все еще улыбаясь, раздавил кости в пыль. Лицо человека побледнело и он закричал в агонии. Кейген трижды поцокал языком и покачал головой.

— Тссс, Дональд, нет необходимости во всей этой драме.

Он поднял его за шею, раздавил голосовые связки и держал перед собой одной рукой, заставляя мужчину болтаться высоко в воздухе.

— Видите ли, это моя клиника и мой дом, — Он взглянул на Киопори и Джослин. — А это мои сестры, — Его клыки удлинились, выпуская смертельный яд. — И вам, сэр, здесь не рады, — Он резко взмахнул рукой и впечатал лицо мужчины в стену, расплющивая его голову подобно блину. Кейген отпустил дергающееся тело и пнул с такой силой, что оно взлетело до потолка, где застряло на пару секунд, прежде чем упасть вниз.

Натаниэль недолго поразмышлял об увиденном. Его мозг был слишком погружен в свое собственное марево ярости. Он добрался до мужчины с ирокезом, неосознанно выпуская его из паралича. Мужчина уронил свой мачете, закричал словно девчонка и бросился бежать. Натаниэль встал перед ним, преграждая путь.

Сейчас, когда они продолжали этот своеобразный танец, Натаниэль четко понимал, что придурок заблокировал ему путь к Джослин. Когда он рассеянно посмотрел на свою судьбу, которую любил больше жизни, лежащую раненой и неподвижной на полу рядом с нелепым человеком, его зрение затуманилось и все почернело, а затем медленно пришло в фокус. Он покачал головой, выходя из забытья.

— У меня нет ни времени, ни желания играть с тобой, человек, — Его голос показался холодным даже ему самому. — Я никогда не встречал никого, кто бы настолько сильно жаждал медленной и мучительной смерти. Но у меня нет времени помочь тебе в этом, — Его усмешка наполнилась ненавистью. — Вот что, попроси меня и я убью тебя быстро, — Каждое его слово сопровождалось звериным рычанием.

Человек задрожал, не в силах ответить. Натаниэль заглянул в его сознание и понял, что мужчина был не в состоянии связно мыслить. Он был в шоке и отчаянно желал жить. Еще бы… Натаниэль резко ворвался в сознание человека и мгновенно вызвал этим мигрень, делая мощное принуждение.

— Попроси убить тебя и давай покончим с этим.

Мужчина зажал уши обеими руками и упал на колени.

— П… п… пожалуйста… убейте меня, сэр. Я прошу вас.

Натаниэль наклонился, поднял упавший мачете и вложил в правую руку мужчины, толкнув того лицом в пол. В его голосе появились оттенки убеждения, и он прошептал:

— Сделай это сам.

Человек выглядел озадаченным. Натаниэль указал на мачете.

— Удаляй по одной части тела. Начни с ног и двигайся вверх, но до последнего сохраняй жизненно важные органы, чтобы не умереть слишком рано, — Он плюнул ему на шею. — Не забудь аккуратно сложить все в кучу, тебя ведь здесь не будет, чтобы навести потом порядок, — Он пожал плечами. — Наверное, я передумал убивать тебя… быстро.

Когда он по пути к Джослин перешагнул через испуганного человека, то мельком увидел Маркуса и Киопори. Его брат поднял свою судьбу на руки и собирался осмотреть ее рану, когда они все услышали тихий скрип стула из комнаты в конце коридора.

— Кто-то еще остался? — недоверчиво поинтересовался Кейген.

Натаниэль повернулся и зарычал.

— Ради бога, у нас нет времени на этих идиотов.

Маркуса уже потряхивало от необходимости убивать, но он оставался на месте. Ясно, что вампир не собирался покидать Киопори.

— Кейген, найди их и приведи сюда живыми, — произнес Маркус не терпящим возражений голосом, он глянул на свою супругу и быстро вытащил кол из ее груди. — Мужчина, которого я убил, этого не делал, — Он прижал рану рукой и надавил, чтобы остановить кровотечение. — Тот, кто это сделал — мой.

Кейген кивнул, развернулся и пошел по коридору в сторону кладовки.

— Подожди, — окликнул Натаниэль наполненным болью голосом. — Позволь мне пойти за ними, — Он вытащил дротик с транквилизатором из плеча Джослин и крепко прижал женщину к себе, пытаясь согреть ее своим телом. — Просто сейчас я не могу сам ее исцелить.

Он понял, как нелепо это прозвучало. В конце концов, через сколько сражений они прошли? Сколько опасных ран исцелили? Но все это не имело никакого значения. Это был не закаленный воин из дома Джейдона. Или один из его любимых братьев. Это была его судьба.

— Ты сейчас нужен Джослин, целитель… прямо сейчас, — взмолился Натаниэль.

Кейген резко остановился и помчался в сторону Джослин.

— Боги… так много пулевых ранений, — пробормотал Натаниэль, медленно опуская ее на пол, чтобы Кейген мог взять ситуацию в свои руки. Он посмотрел на своего близнеца и нахмурился. — Она теряет слишком много крови. Ты должен остановить кровотечение, Кейген. Я хочу, чтобы ты немедленно извлек пули.

Кейген решительно положил руку на плечо Натаниэля и кивнул.

— Тогда позволь забрать ее в операционную, брат. Там я смогу работать намного эффективнее.

Он кивнул головой в сторону кладовки.

— Свяжите пленных, обеспечьте безопасность клиники и встретимся наверху.

Натаниэль впервые заметил, что Кейген тоже был ранен. Торс его близнеца прошили пулевые отверстия, раны от пуль с алмазными наконечниками наверняка адски горели и истощали его силы. Кейген тоже потерял и продолжал терять много крови, однако он действовал так, словно ничего не случилось. Как он до сих пор держался на ногах?

— Ты сможешь в таком состоянии работать? — обеспокоился Натаниэль, пристыженный тем, что раньше не подумал о состоянии здоровья своего близнеца.

Кейген кивнул.

— Я не потеряю сознание. По крайней мере, в течение некоторого времени. Боль все еще терпима.

Натаниэль знал, что его близнец лгал. Он знал, что только глубокая, неизменная любовь к своей семье удерживала Кейгена на ногах. И он знал, что брат никогда не примет помощь, пока женщины не будут вне опасности и любая дальнейшая угроза не будет устранена. Хотя Кейген являлся целителем, но закон чести был заложен у него в генах, впрочем как и у всех вампиров из их семьи. Натаниэль встретился взглядом с братом и не отвел глаз. А потом слегка склонил голову в знак глубокого уважения.

— Ты оказываешь мне честь, брат.

Он наклонился и взял Джослин за руку, сжав ее ладонь в яростном защитном жесте.

— Не позволь ей…

— Даже не произноси этого, — оборвал его Кейген спокойным и настойчивым голосом. — Натаниэль Джозеф Силивази, ее сердце не затронуто. Ты в моей клинике, а у меня большие запасы крови и яда, есть даже яды Маркуса и Наполеана. Она будет жить.

Натаниэль кивнул, но не отпустил.

— Я знаю. Это просто…

Голос Кейгена осторожно коснулся сознания воина, переходя на ментальное общение.

«Натаниэль, нет никаких непредвиденных обстоятельств, которые могут унести жизнь твоей судьбы. Клянусь честью дома Джейдона. Она будет жить. Я ее исцелю».

Натаниэль с трудом сглотнул и отодвинулся назад, передавая Джослин на попечение Кейгена.

— Хорошо, — пробормотал он, — избавь ее от страданий, Кейген… заблокируй боль.

— Я позабочусь о ней вместо тебя, — Кейген слегка улыбнулся.

Натаниэль кивнул и посмотрел на Маркуса с Киопори. Маркус низко склонился над грудью Киопори, держа ее в своих огромных руках, как лишенную костей куклу — ее спина изогнулась под неестественным углом, а клыки мужчины полностью выдвинулись изо рта. Он яростно вводил яд прямо в сердце своей супруги.

— Маркус? — негромко позвал Натаниэль.

«Она не потеряла столько крови, сколько Джослин, — мысленно ответил Маркус обоим братьям. — Кол, словно пробка, заблокировал поток. Но серьезно было задето сердце».

Кейген встал, приподнимая Джослин, словно она ничего не весила.

— Оно было проколото или вырвано? — спросил он у Маркуса.

— Что ты имеешь в виду?

— Ее сердце. Оно было вырвано колом из грудной клетки или это просто прокол?

— Просто? — гневно зарычал Маркус.

Натаниэль вздохнул.

— Маркус, пожалуйста, ответь на вопрос. Кейгену нужно знать.

— Сердце все еще на месте, — выдавил Маркус.

— Хорошо, — сказал Кейген. — Несмотря на ужасный вид, она не в критическом состоянии. Продолжай вводить яд, пока отверстие само не закроется и все раны не заживут. Затем отнеси ее наверх в третью палату. Я попрошу Катю позаботиться о ней, но твоя супруга наверняка полностью исцелится самостоятельно.

Маркус согласно прорычал и продолжил выцеживать спасательный яд для своей судьбы.

— Я скоро приду, любовь моя, — прошептал Натаниэль на ухо Джослин.

Он нежно погладил ее щеку, когда Кейген направился со своей ношей в сторону лестницы. 

* * *
Сердце Натаниэля оборвалось и молчаливая ярость охватила его душу, когда он повернулся и проверил, что делает посмевший напасть на его судьбу мужчина с ирокезом. Человек отпиливал свою правую ногу и трясся словно при землетрясении, его тело явно находилось в шоковом состоянии. Левая нога лежала в кровавой куче рядом с ним, ступня была отрублена от лодыжки, голень рассечена чуть ниже колена, а бедро оторвано прямо от таза. По лицу мужчины ручейками струился пот, а его рот отвис в беззвучном крике ужаса и невыразимой боли, пока он продолжал расчленять себя против собственной воли под внушением вампира. Натаниэль удалил его голосовые связки, поэтому ни один звук не сопровождал его агонию.

С чувством удовлетворения Натаниэль направился к кладовке. Он остановился прямо за дверью, закрыл глаза и начал сосредоточенно слушать. Из комнаты доносилось два отдельных сердцебиения. Первое шло из большой, широкой груди. Второе из узкой, меньшей по размеру полости. Мужчина и женщина. Интересно. Его охватило любопытство, когда он передал информацию Маркусу. Трудно было поверить, что женщина могла одолеть Джослин или Киопори. Неважно. Они все равно оба умрут. Натаниэль приблизился к комнате и прижался ухом к двери. Их дыхание было поверхностным и быстрым от страха и отчаяния. Хорошо.

«Живыми, — напомнил Маркус. — Я хочу их живыми».

«Я не могу пообещать, что не причиню им вред, брат. Но я приведу их живыми», — мысленно ответил Натаниэль, чтобы не нарушать тишину.

Он сделал свое тело невидимым и прошел через кладовку, взлетев к потолку и зависнув там подобно пауку, сплетающему свою паутину в ожидании добычи. Он словно сова, четко видел в темноте, поэтому потребовалось меньше секунды, чтобы обнаружить обоих злоумышленников. Темноволосый мужчина прятался в углу рядом с перепуганной блондинкой. Они тесно прижались к стене, а мужчина сжимал заряженное оружие с такой силой, словно от этого зависела его жизнь. Глупый кролик.

Основываясь на языке его тела, Натаниэль предположил, что парень являлся солдатом, своего рода бойцом — ну, если подобное можно сказать о человеке. Суть в том, что он явно намеревался бороться до смерти, в то время как женщина выглядела так, словно в любой момент могла умереть от испуга. Она явно была здесь лишней.

«Люди настолько глупые, — подумал Натаниэль. — Что могло заставить этих дураков поверить, что они могли одолеть представителей такого могущественного вида? Они действительно думали, что могли прийти в Лунную долину, ранить супруг древних воинов и уйти живыми? И почему, черт побери, эта явно напуганная женщина согласилась следовать настолько глупому плану? Впрочем, это было уже неважно».

Они оба допустили фатальную ошибку. И никто не сможет убедить Натаниэля или Маркуса пощадить их. Предвкушение разогрело кровь Натаниэля, когда он начал медленно спускаться с потолка. 

Глава 27

Натаниэль Силивази приземлился на пол перед съежившимися от страха незваными гостями, стараясь сохранить невидимость. Он выхватил пистолет из руки ничего не подозревающего мужчины и швырнул через всю комнату подальше от этого придурка. Женщина вскрикнула от удивления. Она еще глубже забилась в угол и свернулась там в маленький комочек. Но мужчина вскочил и принялся размахивать руками.

Он кинулся на вампира с дикими отчаянными ударами. Один неудачный выпад за другим, каждый из которых легко отклонялся или блокировался. Раздраженный этой идиотской борьбой, Натаниэль отошел подальше и осмотрел всю комнату, обнаружив складной игорный столик в углу. Со сверхъестественной скоростью он подлетел к столу, отломил от него металлическую ножку и переломил ее пополам.

Натаниэль орудовал двумя обломками словно дубинками, рассеянно вертя их в пальцах и медленно подкрадываясь к мужчине сзади. В считанные секунды он завел руки человека за спину и связал их сложным узлом, использовав одну из частей металлической ножки. Мужчина резко развернулся и пнул Натаниэля по ногам, отчаянно попытавшись высвободить руки, но все было бесполезно. Еще больше разозлившись, вампир схватил его за ноги и подвесил вниз головой за лодыжки, закрепляя обе ступни оставшимся куском металла. Связанный по рукам и ногам, он больше не представлял опасности, — если вообще когда-нибудь представлял, — поэтому Натаниэль легко швырнул его через всю комнату на опрокинутый игорный столик. Вампир медленно огляделся по сторонам и перевел взгляд на женщину, обнажая перед ней свои клыки. Его низкое, дикое рычание отчетливо говорило: «Ты следующая».

Женщина выглядела так, словно только что увидела настоящего дьявола. Она начала громко визжать, издавая один короткий вопль за другим. Ее крик все нарастал, пока не стало очевидно, что она вот-вот задохнется.

— Заткнись! — прошипел Натаниэль, отчетливо понимая, что его глаза в тот момент сияли ярко-красным цветом. — Заткнись или я сам позабочусь об этом.

Блондинка судорожно сглотнула и крепко зажала рот рукой, пытаясь подавить непрекращающуюся истерику. Слезы ручьями стекали по ее лицу, когда она убрала руку и проскулила:

— Пожалуйста… прошу вас, не надо…

Взгляд Натаниэля заставил ее замолчать.

Женщина поднесла ко рту вторую руку и крепко зажала рот обеими ладонями, отчаянно пытаясь не произнести ни звука. Она яростно закивала, демонстрируя свою покорность. С отвращением качая головой, но уже уверенный, что женщина останется послушной, Натаниэль повернулся к мужчине.

Темноволосый человек растянулся на полу в крайне неудобной позе: его спина неровно лежала на холодных плитах, а голова была запрокинута вверх и упиралась в игровое поле столика, который теперь лежал на полу. Натаниэль помолился, чтобы этот человек не умер настолько быстро, склонился над его изуродованным телом и присел на корточки, чтобы посмотреть мужчине в глаза. Человек поежился. Отлично. Он попытался убежать, но бежать было некуда. К тому же, это было невозможно, поскольку его ноги были туго связаны.

— Кто ты такой? — прорычал Натаниэль, его голос настолько охрип от ярости, что едва ли можно было разобрать хоть одно слово. Он попробовал снова, на этот раз помедленнее: — Кто ты, черт возьми?

Когда мужчина не ответил сразу, Натаниэль добавил:

— У тебя есть три секунды для ответа или я вырву тебе глотку.

Он знал, что на самом деле не сможет этого сделать. Маркус приказал оставить в живых обоих незваных гостей, но человеку не обязательно было об этом знать.

— Пошел к черту, вампир, — выплюнул мужчина.

Натаниэль выпрямился в полный рост от удивления. Он отступил на шаг и задумчиво уставился на человека. С живым интересом изучая его черты и в полной мере оценивая мужчину: темные, ястребиные глаза смотрели на него одновременно с презрением и страхом. Его взгляд и напряженная спина демонстрировали наглое неповиновение, одновременно выдавая крайнюю глупость своего хозяина. А слегка расширенные зрачки говорили уже об отсутствии равновесия, словно мужчина был не в себе и не до конца осознавал происходящее. Его тонкие поджатые губы выглядели столь же решительно, сколь и упрямо, а это означало, что он был способен практически на все. Однако бледный цвет лица выдавал внутреннюю слабость: человек считал себя лидером и бунтарем, который боролся за правое дело, — но на самом деле он являлся простым последователем, который легко подвергался влиянию и находился под контролем других.

Натаниэль скрестил руки на груди.

— Ну, теперь я должен признать, что в тебе есть некое подобие… мужества. Ты чертовски глуп, но храбр, — Он опустился перед ним на колени, схватил за горло и сжал, едва не раздавив трахею. В конце концов, раздавленная гортань немного затрудняла общение. Натаниэль потянул его за волосы, заставляя запрокинуть голову, наклонился и вонзил клыки так глубоко в горло, что они царапнули позвоночник человека. Он разорвал кожу, ни на миг не ослабляя силу укуса, затем переместил рот и снова погрузил клыки в артерию.

Натаниэль долго пил его кровь, стараясь причинить как можно больше боли. Это не требовало больших усилий: без помощи вампира, а именно контроля сознания, которое притупляло боль и уменьшало первоначальные неприятные ощущения, не было ничего приятного или романтичного в укусе Носферату. По факту, две длинные толстые острия вонзались сбоку в горло.

Боль была невыносимой, и человек начал биться в конвульсиях. Он орал, словно новорожденный младенец, а его глаза метались по комнате в паническом ужасе. Не желая рисковать иссушить его досуха, Натаниэль максимально продлил укус, а затем вытащил клыки и немного подождал.

— О боже… о боже… о боже! — истерично вопил мужчина. — Пожалуйста… не надо больше… пожалуйста…

Он корчился от боли. Судя по выражению глаз и тому, как неистово сжимались его руки за спиной, человек отчаянно хотел дотянуться и схватиться за горло, чтобы унять неослабевающую боль, но не мог позволить себе ни малейшего облегчения.

Натаниэль облизнул губы.

— Так-то лучше.

Вампир скрестил руки на груди и с трудом подавил жажду крови. Он почувствовал, как из уголка его рта потекла струйка крови, но даже не попытался вытереть ее.

— Женщина с каштановыми волосами и карими глазами, — Натаниэль говорил с абсолютным превосходством и презрением. — Это ты стрелял в нее?

Несмотря на данное брату обещание, он дрожал в ожидании ответа мужчины: если бы тот ответил положительно, то уже ничто не смогло бы остановить вампира. Даже Маркус должен был понимать, что сдержанность в таких обстоятельствах — это слишком много. Губы Натаниэля дрогнули от нетерпения.

Человек решительно качал головой.

— Нет… нет! Боже, нет… клянусь тебе.

— А как насчет другой женщины? — Маркус Силивази распахнул дверь кладовой и ворвался внутрь в компании опешившего Брайдена Братиану. — Это ты пронзил ту красивую темноволосую женщину… прямо в сердце… деревянным колом?

Натаниэль посмотрел на рассерженного древнего мастера воина: Маркус находился уже на грани.

— Брат, — поприветствовал его Натаниэль. А потом мгновенно переключился на ментальную связь, не желая доставлять человеку удовольствие узнать, какой вред тот причинил их спутницам.

«Маркус, что происходит? Как Джослин? Где Киопори?»

Он замолчал и перевел хмурый взгляд на молодого вампира, нервно переминающегося рядом с Маркусом. Брайден выглядел одновременно ошеломленным и встревоженным.

«Зачем ты привел с собой мальчика?»

Маркус низко зарычал, отчего Натаниэль инстинктивно сделал шаг назад, а Брайден тут же поспешил переместиться в другом конце комнаты.

«Джослин все еще в операционной, но Кейген говорит, что все будет хорошо. Киопори успокоилась и спит в соседней палате. Жюльен и Рамзи охраняют ее».

Жюльен Лакуста был лучшим следопытом долины и свирепым мастером воином по праву рождения, а Рамзи — сумасшедшим ублюдком, который любого мог подвергнуть самым отвратительным пыткам, при этом насвистывая веселую мелодию. Киопори находилась в надежных руках.

«А Брайден?» — спросил он.

— Брайден теперь сын дома Джейдона, а вампиры — его народ, — Маркус заговорил вслух, явно желая, чтобы человек услышал его слова. — Нападение на наших женщин равносильно нападению на него, — Он посмотрел через всю комнату на подростка, который теперь стоял с выпяченной грудью, без сомнений изо всех сил стараясь казаться храбрее, чем на самом деле себя чувствовал. — Он не настолько молод, чтобы не смог стоять рядом с нами в знак солидарности или убивать вместе с нами ради удовольствия.

Натаниэль кивнул. Брайдену Братиану было всего пятнадцать лет, но ему предстояло многому научиться за очень короткое время, чтобы догнать своих ровесников-вампиров. Как единственный обращенный в их вид человеческий ребенок, который не рождался изначально вампиром, ничто не давалось легко этому неуклюжему мальчику. Он должен был самостоятельно узнавать то, что другие считали само собой разумеющимся. А Маркус проявлял к нему особый интерес с тех пор, как парень помог спасти Джослин от охотников на ликанов.

— Очень хорошо, — прорычал Натаниэль и одобрительно кивнул Брайдену, прежде чем снова повернуться к столу.

Маркус мгновенно оказался там, нависая над перепуганным человеком.

— Я задал тебе вопрос: это ты заколол ту женщину?

Мужчина выглядел в точности тем, кем являлся — слабым человеком, вынужденным смотреть в глаза собственной смерти. Он благоразумно промолчал. И это молчание сказало Маркусу все, что ему нужно было знать. Вампир медленно поднял руку, и тонкий красный луч света вырвался из его указательного пальца.

— Что… что ты делаешь? — спросил мужчина, с ужасом глядя на свет.

Маркус пожал плечами.

— Считываю картинки из твоей головы.

Он сфокусировал узкий луч света на влажном лбу мужчины и начал выжигать глубокую рану на его черепе, словно орудуя скальпелем. Когда палец Маркуса медленно двинулся вправо, голова мужчины открылась и зловонный запах горящей плоти начал заполнять комнату.

— Нет! Остановись! — закричал мужчина, мотая головой в тщетной попытке избежать лазера. Он упал на бок и начал блевать, задыхаясь от содержимого, проходящего через горло.

— Хватит ныть, — рявкнул Маркус, а затем схватил мужчину за рубашку и швырнул на спину, оставив лежать ничком на полу подобно языческому жертвоприношению. Он сел на человека верхом и заставил того встретиться с его пылающим взором. Вампир поднял палец прямо над залитым кровью человеческим глазом и сделал круговое движение в воздухе, словно говоря: «Вот это будет следующим». А потом плюнул ему в лицо и произнес:

— Я спрашиваю в последний раз: это ты заколол ту женщину?

— Да, — с неимоверным сожалением выдохнул мужчина.

Маркус опустил голову и сделал долгий глубокий вдох. С титаническим усилием он поднялся на ноги, качнулся на пятках и быстро отступил. Затем потер рукой переносицу, словно пребывая в глубокой задумчивости. Натаниэль не сомневался, что брат изо всех сил пытался сдержать свои эмоции, поэтому хотел было положить руку на его плечо в попытке успокоить, но сдержался в последний момент, поскольку вовсе не был уверен, что после этого его рука осталась бы на месте. Примерно через минуту Маркус откашлялся и снова посмотрел на ожидавшего его решения человека. Выражение его лица было холодным, словно камень. Глаза казались пустыми и безучастными. А в голосе отчетливо звучало мрачное обещание.

— Я оторву твою голову своими собственными зубами, но сначала ответь на три вопроса. Кто ты? Почему ты здесь? И почему пытался убить мою жену?

Мужчина обмочился.

— Говори, — прорычал Маркус. В его голосе слышалось принуждение.

— Мм… меня… зовут Дэвид… Рид. Я — глава средне-западного отряда по охоте на вампиров.

В потоке жалобной тирады Дэвид объяснил, как они узнали о долине Темной луны через своего регионального главного охотника — правительственного агента по имени Тристан Харт. И как они надеялись найти что-то в клинике, что могло помочь уничтожить вампиров: к примеру, сделанное специально для их расы успокоительное, образцы тканей или крови, которые дали бы информацию об особенностях их анатомии, или же секрет физиологии вампиров, который может быть использован против них в будущем. Он объяснил, как женщины застали их врасплох, а также заверил Маркуса, что они даже не думали нападать на них или на кого-либо еще, если уж на то пошло. Как будто это имело какое-либо значение… Собрав всю необходимую и желанную информацию, Маркус медленно склонился над телом мужчины и улыбнулся.

— Пожалуйста… прошу, я умоляю тебя… ради бога… я…

Маркус приложил палец к губам мужчины, чтобы заставить его замолчать.

— Ты пытался убить мою женщину, — прошептал он и положил руки на плечи мужчины. — О, кстати, твой так называемый охотник за головами, который завербовал тебя, чтобы избавить чистую человеческую расу от монстров, являлся самым настоящим ликаном, — Он рассмеялся глубоким и злым смехом, который эхом разнесся по комнате. — Тристан Харт не больше правительственный агент, чем ты: он оборотень, придурок, или был им до того, как мой брат прикончил его, — Он сделал паузу. — Возможно, вы встретитесь в аду.

Маркус встретился взглядом с человеком, а затем выпустил клыки и медленно склонил голову к его шее. Со спокойствием, которое было более пугающим, чем любая ярость, он впился в горло мужчины одним чистым движением: его челюсть охватила обе стороны яремной вены сразу. Вампир дышал спокойно и ровно, глубоко вдыхая запах человека. Но затем низкое, гортанное рычание поднялось из самой глубины его души, а глаза вспыхнули безумным багрово-красным светом.

Маркус Силивази разорвал гортань человека одним ужасным укусом. Он выплюнул разорванную плоть, облизал губы и снова впился в шею мужчины, на этот раз с дикой и безудержной яростью. Упершись обеими ладонями в пол, он разорвал человеку горло, словно бешеное животное. Вампир действовал с такой безудержной яростью, что даже Натаниэлю пришлось отвернуться. Когда он снова оглянулся, Маркус молчаливо и неподвижно стоял на коленях, часть позвоночника мужчины была зажата между его зубами, словно кость в пасти собаки. А человеческая голова была полностью отрублена от тела.

Маркус сдержал свое обещание. Коренными зубами перекусил позвоночник пополам и сплюнул остатки на тело мужчины, а затем бесшумно развернулся и прыгнул через всю комнату, приземлившись в диком полуприседе перед окаменевшей женщиной, которая все еще сжималась в углу. Он склонил голову набок и улыбнулся.

— И подумать только, они называют тебя представительницей прекрасного пола, — Он протянул руку и погладил женщину по щеке окровавленным пальцем. — Ты ведь не подумала, что мы про тебя забыли? — Маркус вытянул руку перед собой, поднес палец ко рту и медленно слизнул с него кровь. — Пора отвечать за свои поступки, человек, — Он с презрением оглядел женщину с головы до ног и хмыкнул, а затем схватил за рубашку и яростно проревел: — Вставай!

Маркус швырнул ее на стул и толкнул ногой так, что тот заскользил по полу. Вампир рассмеялся, когда Натаниэль подставил свое колено и остановил его скольжение, затем придвинул другой стул и уселся напротив женщины.

— Увы, мы снова встретились, — лукаво протянул Натаниэль, ожидая, что Маркус и Брайден присоединятся к нему в запугивании женщины.

Брайден Братиану подавил вздох и быстро подошел к Натаниэлю.

— Эй… но… но… она же…

Маркус повернулся к Брайдену, его глаза сверкнули в суровом предупреждении.

— Она же что?

Брайден покачал головой и отвел глаза в сторону. Маркуc кивнул и выдохнул.

— Ты прав, сынок, она — женщина. И если нам не угрожают напрямую или не нападают на наших женщин, мы никогда не причиняем им вреда, — Он запрокинул голову и заревел в потолок: — Кристина!

Звук рикошетом отскочил от стен и в течение нескольких секунд сотрясал здание подобно грому, а затем его сменила столь же пугающая тишина. Рыжеволосая женщина, ростом пять футов шесть дюймов[35], мгновенно материализовалась в коридоре. Ее острые каблуки застучали по кафельному полу, когда она быстро прошла в кладовую и открыла дверь. К ее чести, она мгновенно оценила обстановку и ничем не выдала свою реакцию. По крайней мере, не среагировала на женщину и обезглавленное тело.

— Что произошло в холле, черт подери? — недоверчиво спросила она.

Натаниэль нахмурился.

— Что именно? — Они не заметили еще одного нападавшего? Он двинулся к двери, но был остановлен ее резкими жестами и выпученными ярко-голубыми глазами.

— Эта куча ног… и коленей… и рука!

— Ах, это, — выдохнул Натаниэль. — Кстати, он там еще жив?

Кристина в ужасе нахмурила брови и приоткрыла рот.

— Э-э… скорее нет. У него все еще мачете в руке, но… да, я бы сказала, что он… умер.

Маркус пожал плечами.

— Натаниэль всегда подходил к делу…творчески.

— Да, это всегда служит мне напоминанием, что его не стоит злить, — согласилась Кристина, все еще недоверчиво качая головой.

Маркус махнул рукой в сторону сидящей женщины.

— Вот причина, по которой я позвал тебя.

Кристина посмотрела на перепуганную блондинку в кресле и замерла, словно ее мозг пытался переварить все детали. Очнувшись, она пересекла комнату четырьмя длинными размеренными шагами, двигаясь быстро и грациозно, а затем взмахнула рукой и ударила женщину так сильно, что та вылетела из кресла. Когда блондинка врезалась в ближайшую стену и явно сломала себе руку, Кристина закричала:

— Ты сука!

Женщина вскрикнула от боли, а затем прижала руку к груди, попытавшись повернуться лицом к Кристине. Ее слова были едва слышны сквозь душераздирающие рыдания.

— Пожалуйста… я ничего не сделала.

Кристина сократила расстояние между ними.

— Ничего не сделала? Ничего не сделала?! Одна из моих сестер сейчас в операционной, а другой пришлось вытащить кол из сердца! Это значит, ты ничего не сделала?! — Ее клыки показались изо рта и она бросилась на женщину, буквально пролетев по воздуху.

Натаниэль схватил ее за талию, оттащил и медленно усадил на свое место.

— Подожди, Кристина, — прошептал он, присаживаясь на корточки перед женщиной. — Говори. Сейчас же.

Женщина открыла рот, прочистила горло и запнулась. Она снова открыла рот, на этот раз покачнувшись настолько сильно, что Натаниэлю пришлось придержать ее за плечо, чтобы она не упала. В тот момент, когда он прикоснулся к ней, блондинку начало рвать. Она снова и снова вздрагивала, сжимая руку и отчаянно пытаясь заговорить.

— Я клянусь… я ничего… ничего не сделала, — Она вытерла рот тыльной стороной ладони и уставилась в пол, боясь смотреть им в глаза. — Я пришла сюда не для того, чтобы причинить вред твоим сестрам, и клянусь, я ничего не сделала ни одной из них.

Натаниэль откинулся на спинку стула и уставился на нее.

— Она говорит правду, — Вампир снова наклонился вперед. — Тогда зачем ты здесь?

Она подняла голову, встретилась с ним взглядом и начала задыхаться. Натаниэль провел рукой по лицу.

— Дыши, — прошептал он.

Женщина жадно глотала воздух, отчаянно пытаясь прийти в себя, но это только усугубляло ситуацию. Натаниэль вздохнул и положил ладонь на ее легкие, успокаивая дыхание.

— Просто дыши, — повторил он.

Она просидела так почти минуту, послушавшись его совета. Наконец восстановив дыхание, она посмотрела на Кристину умоляющими глазами.

— Я пришла не за твоими сестрами, — Блондинка повернулась к Маркусу и Натаниэлю, — или за вашими женами. Я просто хотела найти Брук! Клянусь, это все. Вампир… забрал мою лучшую подругу. Он похитил ее, а я хотела вернуть, — Она уже безудержно рыдала. — Я нашла отряд охотников на вампиров, и они сказали, что могут помочь мне. Я не знаю… не знаю, о чем думала. Я просто хочу вернуть Брук, — Она посмотрела на Кристину, прежде чем рухнуть на пол. — Она мне тоже как сестра. Единственная, которая у меня есть. Я просто хочу вернуть Брук.

— О боги, — выдохнул Натаниэль, приподнимаясь.

Кристина сделала шаг назад, а Брайден выглядел словно ребенок, которого только что поймали с коробкой печенья в руках.

Маркус побледнел.

— Откуда ты узнала все это про Брук?

Он многозначительно посмотрел на Натаниэля.

«Почему ее память не стерта, брат?»

«Не знаю», — ответил Натаниэль. Его мысленный голос выдавал разочарование. Он мысленно позвал воина, который был с Наполеаном в ночь его «Кровавой луны». Того, кто всегда занимался стиранием воспоминаний всех свидетелей.

«Рамзи!»

Грозный страж тут же отозвался на зов:

«Натаниэль?»

Натаниэль не стал тратить время и сразу перешел к сути:

«В ту ночь, когда Наполеан встретил свою судьбу, разве ты не позаботился о ее подруге и коллеге, которая сидела на заднем сиденье? Ты же стер и заменил ее воспоминания?»

«Конечно, — раздраженно ответил Рамзи. — Почему спрашиваешь?»

«Потому что сейчас она сидит перед нами в подвале. И прекрасно все помнит».

В воздухе повисла тишина. Потом Рамзи Олару зарычал и выругался по-румынски.

«Я сейчас спущусь».

«Нет! — вмешался Маркус. — Оставайся с Киопори. Мы дадим тебе знать, когда появится больше информации. Кстати, как звали ту женщину?»

Рамзи задумался на минуту, а потом произнес:

«Тиффани… Тиффани Мэттьюс».

Натаниэль резко прервал общение и понаблюдал за тем, как Маркус помог ошеломленной Тиффани подняться с пола и повел обратно к стулу. Поставив последнее на место, он помог ей сесть.

— Тиффани, — сказал он тихим, максимально успокаивающим голосом. — Как ты можешь помнить, что случилось с Брук? Ты когда-нибудь испытывала… провалы в памяти?

Тиффани подняла глаза, явно удивленная тем, что услышала свое имя, да еще произнесенное столь нежным тоном. Она подавила слезы и откашлялась.

— Я… да… тот парень… блондин с волосами до подбородка, он стер мою память той ночью. Я знаю, потому что…

— Что? — спросил Натаниэль, не дожидаясь, когда она закончит фразу.

— Потому что я видела все это во сне.

Маркус приподнял брови.

— Ты видела все во сне? Что это значит?

Тиффани сглотнула, в ее глазах затеплилась слабая надежда.

— У меня есть что-то вроде… дара сновидения. Я могу видеть будущее и прошлое в своих снах. Они приходят ко мне, чтобы дать нужную информацию. Я не помнила, что случилось с Брук, пока не заснула в пятницу вечером, а затем словно увидела все это перед собой: первый вампир забрал ее, а второй попытался стереть мою память.

— Как ты узнала, что мы вампиры? — уточнил Маркус.

— Во сне…

— Я же говорил, — вставил Маркус.

Он покачал головой и отошел.

— Чееерт, — присвистнул Брайден.

Натаниэль приподнял брови и оценивающе посмотрел на юношу.

— Верно подмечено.

Маркус скрестил руки на груди.

— Брат, ты когда-нибудь слышал о способности, которая позволяет людям видеть сны с такой экстрасенсорной точностью?

Натаниэль покачал головой.

— Нет, не слышал. Маги вполне способны на подобное. Но люди? — Он вздохнул, а затем мягко положил свою ладонь на руку Тиффани и начал поглощать ее боль, медленно втягивая ее в свое тело, пока страдания женщины не уменьшились. — Так лучше? — поинтересовался он.

Блондинка посмотрела на Натаниэля с опаской и удивлением в глазах. Она была явно сбита с толку всеми этими внезапными переменами в поведении, но была слишком напугана, чтобы усомниться в их значении.

— Да, — робко прошептала она. Казалось, женщина затаила дыхание.

Маркус откашлялся.

— Натаниэль, ты не знаешь, есть ли у Кейгена еще один дежурный медик? Катя все еще с Накари, а Кейген с Джослин. И когда он закончит, ему самому понадобится медицинская помощь.

Натаниэль задумался.

В Румынском университете целительство изучали многие, но особый интерес к предмету возник лишь за последние столетия. Только небольшая горстка мужчин закончили обучение и вернулись в долину Темной луны на стажировку. Он задумался еще сильнее.

— Наварро Дабронски, — наконец произнес Натаниэль. — Он приехал на каникулы, чтобы отпраздновать юбилей своих родителей. Он компетентный медик, поэтому все будет в порядке, по крайней мере до тех пор, пока Кейген будет присутствовать при лечении.

Маркус кивнул, его гнев немного поутих.

— Хорошо. Вызови его.

«Давайте сначала займемся ранами человека, а потом свяжемся с Наполеаном, — добавил он мысленно. — Мы не смеем манипулировать ее разумом и стирать воспоминания, пока не узнаем мнение нашего короля».

«Очень хорошо», — ответил Натаниэль. Он повернулся к Тиффани и медленно присел перед ней.

— Тиффани, — Он приподнял ее подбородок, чтобы привлечь внимание.

У женщины стучали зубы, но она хотя бы дышала.

— Твоя подруга Брук жива и здорова.

Ее глаза загорелись, словно Тиффани на мгновение забыла о своем затруднительном положении.

— О, слава Богу!

Натаниэль улыбнулся, удивленный ее стойкостью.

— Кристина отведет тебя наверх, в одну из медицинских палат, чтобы мы могли обработать твою руку и проверить, нет ли других повреждений, а потом уже свяжемся с Брук.

Выражение удивления на ее лице было совершенно бесценно. Она медленно выдохнула и кивнула. А потом повернулась и посмотрела на Кристину.

— Нет, — сказала она и решительно покачала головой. — Пожалуйста, только не она… — Женщина указала на Маркуса, потом передумала и сменила выбор на Брайдена. — Пусть будет он. Я хочу, чтобы именно он отвел меня наверх, — Она осеклась, словно внезапно вспомнила о своем местонахождении. — Пожалуйста…

— О, вот значит как, — разочарованно произнес Брайден. — Как будто я не могу причинить никакого вреда. Как будто я не могу даже укусить или ударить…

— Брайден! — отчитал его Натаниэль. Бедная женщина наверняка и так была уже необратимо травмирована.

Брайден пожал плечами.

— Просто шучу.

— Заткнись, Брайден, — прорычал Маркус.

Парень фыркнул и закатил глаза.

— Хорошо.

Маркус бросил на юношу суровый, непреклонный взгляд

— Да, сэр, — поправился он, опустив взгляд в пол.

Натаниэль снова повернулся к Тиффани.

— Мальчик отведет вас наверх. С вами ничего не произойдет, даю вам слово.

Потом он повернулся к Маркусу и между ними промелькнула невысказанная мысль.

«Во имя всех богов, что же произойдет, когда суженая Наполеана узнает, что сделали с ее подругой?»

Оба вампира уже имели свою пару, поэтому прекрасно понимали, насколько ненадежным может быть начало отношений со своей судьбой.

«Не говоря уже о Брайдене, — пробормотал Натаниэль по закрытой линии. — Вот черт!»

«Точно», — согласился Маркус. 

Глава 28

Хотя Брук не терпелось увидеть свою лучшую подругу, Наполеан нуждался в ее присутствии, чтобы соблюсти необходимый протокол во время встречи с членами семьи Силивази. Ей предстояло еще многое узнать о его обязанностях, как суверенного лидера дома Джейдона, а также о жизни, где всеобщее благо стояло на первом месте. Сначала они навестили Джослин, Брук справилась с этой деликатной ситуацией с достоинством и изяществом. Ее непринужденные манеры и мягкий характер были особенно ценны в те сложные моменты, когда Джослин рассказывала подробности нападения: что произошло и в каком порядке это случилось.

Состояние Джослин было более критичным, чем у другой потерпевшей, но она прекрасно перенесла операцию и быстро шла на поправку. Не было подходящих слов, чтобы поблагодарить бывшего следователя за сделанное в подвале. По сути, Джослин спасла жизнь им обеим. Брук сумела прекрасно выразить чувства Наполеана. На самом деле она сделала это даже лучше, чем смог бы сам король.

Затем они встретились с Киопори и Кристиной. Благодаря мощному яду Маркуса, а также его упрямой решимости, Киопори уже полностью оправилась от ужасной травмы, которую получила от рук охотников за вампирами. Хотя Наполеан был серьезно потрясен, он прекрасно знал, что в прошлом Киопори пришлось пережить гораздо худшее. И все же одна мысль о том, что нечто столь серьезное и немыслимое могло случиться с одной из небесных женщин прямо в подвале клиники Кейгена, прямо под носом у двух самых сильных воинов была более чем тревожной. Наполеан сразу же решил, что нужно предпринять гораздо более решительные меры для дальнейшей защиты всех суженых, охранников или часовых уже было недостаточно, им изначально не стоило рассчитывать лишь на врожденный инстинкт вампиров защищать своих спутниц.

Наполеан использовал проведенное с обеими женщинами время на своеобразный опрос и собрал необходимую информацию, чтобы начать уничтожать праведных членов так называемого отряда охотников. Он хотел хорошо изучить все нюансы их тактики, чтобы противостоять подобным нападениям в будущем. Удовлетворенные полученными сведениями, они с Брук немного задержались и сказали несколько ободряющих слов Брайдену Братиану, а затем направились в пустую палату, где Маркус и Натаниэль ждали, чтобы поговорить со своим лидером и его новой парой наедине. Кейген обработал свои довольно скверные раны и попросил разрешения не присутствовать на личной встрече, чтобы снова вернуться к Накари. Наполеан не смог отказать в этой просьбе. Ведь даже богам известно, что если бы подобное было возможно, он исцелил бы мастера мага своими собственными руками.

Подавив в себе чувство постоянного беспокойства, он легонько постучал в дверь палаты и сразу же открыл ее, не дожидаясь ответа. Маркус прислонился к дальней стене в глубине комнаты, а Натаниэль оперся на высокую раковину, где стояли дозатор для мыла, банка маленьких ватных шариков, а также несколько нераспечатанных упаковок со шприцами и шовными материалами. Когда Наполеан пропустил Брук вперед, оба мужчины немедленно выпрямились и склонили головы, опустив глаза в пол. Наполеану показалось, что Брук очень нервничала. Может быть, потому что она помнила роль семьи Силивази в спасении Наполеана от темного лорда Адемордна, а ведь они уберегли и ее тоже. Впрочем, чем бы это ни было обусловлено, он потянулся к ней и взял за руку в знак поддержки.

— Приветствую вас, воины, — торжественно произнес Наполеан.

— Милорд, — ответили вампиры в унисон.

Наполеан одобрительно кивнул и положил руку на талию Брук. Она нервно переминалась с ноги на ногу, но не собиралась отступать.

— Я хочу вас официально познакомить с моей судьбой, — Он взял женщину за левую руку и осторожно перевернул запястье, демонстрируя сложный узор, который не оставлял никаких сомнений в ее новом статусе. — Дочь богини Андромеды, мать моего сына и наследника трона, ваша королева Брук Адамс.

К полному удивлению и явному смущению Брук, — об этом свидетельствовало то, как она внезапно покраснела и бросила заинтересованный взгляд на Наполеана, — оба воина опустились на одно колено и склонили головы. Как старший из двух братьев, Маркус первым взял ее за руку, а затем благоговейно поцеловал тыльную сторону безымянного пальца, на котором красовалась плетеное платиновое кольцо с королевским гербом дома Джейдона. Это было торжественное признание ее родства с Наполеаном.

— Это большая честь, миледи, — сказал Маркус.

Брук резко вдохнула. Все еще не поднимая глаз, вампир отпустил ее руку и продолжил держать голову склоненной. Затем его место занял Натаниэль.

— Я тоже польщен, миледи, — Его поцелуй был столь же благоговейным.

Будучи самым молодым мужчиной в палате, он решил взять на себя ответственность.

— Теперь я говорю за себя, как за слугу дома Джейдона, а также за моего близнеца, древнего мастера целителя, за недавно обращенную в нашу расу сестру и за своего старшего брата Маркуса, древнего мастера воина. Мы просим у вас прощения за оскорбление, которое нанесли вашей подруге Тиффани Мэттьюс, — Их глаза встретились, и по его взгляду можно было точно сказать, что вампир полностью осознал свою вину. — Миледи, на наших жен напали. Мы не знали ни причины нападения, ни происхождения нашего врага, ни того, какое отношение эта женщина имела к вам. Тем не менее, это не умаляет причиненный ей вред, поэтому мы приносим самые искренние извинения.

Сверкающие сапфировые глаза Брук расширились, а рот широко раскрылся от удивления. Тишина повисла в воздухе, она повернулась к Наполеану и приподняла брови.

— Что…

«Шшш, — мысленно прошептал Наполеан, невольно удивляя ее этим легким, интимным общением. Теперь они были навечно связаны разумом, телом и духом: даже их мысли невозможно было разделить. — Он совершает великий акт смирения. Лучше всего почтить это молчанием».

Она вопросительно посмотрела на него, явно ничего не понимая.

«Положи свою правую руку на его левое плечо».

Брук нерешительно сделала указанное.

«Теперь просто кивни головой».

Она кивнула и оба вампира встали с изысканной грацией, их тела двигались совершенно синхронно. Брук сглотнула, явно ошеломленная этим небрежным проявлением физического совершенства.

«Воистину, братья Силивази просто неотразимы», — подумал Наполеан.

Когда Брук сделала шаг назад, невольно придвинувшись ближе к Наполеану, словно ища защиты, он тут же обнял ее и улыбнулся… про себя.

«Вот и все, — заверил он, уткнувшись носом в ее мягкие и прекрасные волосы. — Проступок прощен и никогда больше не будет упомянут. Хотя в дальнейшем можно обсудить события, чтобы выяснить мелкие детали, если от этого будет какая-то польза. Однако сам по себе проступок моих подданных, а также их плохое обращение с твоей подругой, был безоговорочно прощен и безвозвратно забыт».

Брук кивнула в знак понимания, и Наполеан поцеловал ее в макушку. Хотя все в нем хотело удержать ее в своих объятиях, вампир мягко отступил.

— Брук, ты не могла бы оставить нас наедине ненадолго? Я уверен, что Тиффани очень хочет тебя видеть.

Брук прикусила нижнюю губу, ее глаза загорелись, а напряженные плечи расслабились от облегчения.

— Конечно, без проблем. Кристина сказала, что будет счастлива проводить меня в комнату Тиффани, когда я буду готова, — Она повернулась к вампирам и улыбнулась. — Было приятно… познакомиться с вами обоими, — Хотя ее быстро бьющееся сердце выдавало скрытое беспокойство по поводу мужчин, Наполеан знал, что оно пройдет со временем.

— Приятно было познакомиться, — ответил Натаниэль своим обычным, спокойным и обаятельным голосом.

Маркус тоже что-то пробормотал и выдавил из себя полуулыбку, что для него было эпохальным событием в общении с другими, а затем кивнул.

Наполеан и не просил большего.

— Ладненько, — выдохнула Брук, удерживая взгляд Наполеана чуть дольше, чем это было необходимо.

«Ты в порядке, любовь моя? — спросил он ее. — Хочешь, я пойду с тобой?»

— Нет, — ответила Брук вслух, сразу же осознав свою ошибку. Она повернулась к братьям и пожала плечами. — Я еще не совсем поняла, что значит общаться друг с другом мысленно, — Женщина поежилась. — Я имею в виду, что могу это сделать… но я просто забываю… — Брук обернулась к Наполеану и побледнела, в ее взгляде появилось сожаление, как будто она ужасно опозорила его.

Он громко рассмеялся и заключил ее в свои объятия прямо на глазах у собственных воинов. Они оба отвернулись, смущенные внешним проявлением его эмоций.

— Ты, любовь моя, само совершенство, — прошептал Наполеан.

Ответная улыбка Брук озарила всю комнату. Когда она вышла за дверь, вампиры обернулись к Наполеану.

— Ух ты, — пробормотал Натаниэль себе под нос. — Кажется, я никогда не видел тебя…

Наполеан бросил на него сердитый взгляд, оборвав на полуслове.

— Не забывай свое место, воин, — предупредил он. — В отличие от тебя, она моя пара.

Натаниэль кивнул и прикусил нижнюю губу, сдерживая улыбку.

— Да, любовь моя… то есть, милорд.

Наполеан усмехнулся.

— Ладно… ладно. Если ты уже повеселился, давайте продолжим, — Он повернулся к Маркусу и выжидающе посмотрел на него, ожидая увидеть, сможет ли древний мастер воин добавить что-нибудь еще. — Маркус?

Крупный вампир нахмурился.

— Что?

Наполеан лишь покачал головой. Конечно, Маркус пропустил всю шутку. Наполеан сразу же стал серьезным и перешел к сути.

— Произошедшее сегодня в подвале этой клиники уже тревожный знак, который мы больше не можем позволить себе игнорировать.

— Согласен, — проворчал Маркус.

— С того момента, как услышал о случившемся, я не мог думать ни о чем другом, — продолжил Наполеан. — И мы все знаем, что единственная причина, по которой женщины до сих пор живы, — Он посмотрел на обоих мужчин с глубокой заботой и сочувствием, — это навыки Джослин, которые она получила во время обучения в полицейском управлении, — Он благодарно кивнул Натаниэлю. — Ее реакция на нападение была исключительной и инстинктивной. Ей удалось нейтрализовать двух врагов, прежде чем ее… — Он хотел сказать «застрелили», но к счастью вовремя исправился. — До того, как ее ранили, — Вампир сложил руки перед собой. — Ее действия позволили женщинам выиграть время, необходимое для прибытия подкрепления. Я даже не хочу думать, что могло бы произойти в ином случае, — Наполеан медленно покачал головой и мрачно посмотрел на каждого из мужчин.

Маркус низко зарычал, а глаза Натаниэля на мгновение вспыхнули красным, прежде чем вернуться к своему обычному темному оттенку, оба вампира быстро восстановили самообладание. Они несомненно лучше осознавали все серьезные последствия случившегося.

— Тем не менее лучшим решением, который любой из наших воинов принял бы инстинктивно, было бы укрыться невидимостью, как только Киопори была ранена. Сделав себя невидимой, Джослин могла бы уничтожить людей одного за другим, или, по крайней мере, сотворить защитную сеть вокруг них двоих и вызвать помощь. Она могла бы немедленно начать вводить целебный яд в Киопори, — вздохнул он. — И сама она никогда бы не была застрелена. — Его тон ожесточился и вампир добавил: — Я считаю, что пришло время предоставить нашим женщинам гораздо больше возможностей для использования своих сил. Основ теперь уже недостаточно, наши враги стали слишком смелыми.

Маркус вздохнул, и Наполеан почувствовал его разочарование: все вампиры мужского пола были запрограммированы становиться защитниками для своих женщин и семей. Это была не столько сексистская, сколько генетическая черта их вида. Точно так же, как львица охотилась, пока самец защищал весь прайд, так и вампир-самец защищал то, что принадлежало ему. Потребность защищать была столь же характерной для них, как и потребность обладать. Это был глубоко укоренившийся инстинкт, который являлся частью самой их ДНК, а не просто оценочное суждение или тупая гендерная дискриминация. Нравится вам это или нет, но вампиры не были людьми, хотя их внешность и даже некоторые традиции подражали человеческим аналогам, их основные черты более точно подходили под описание различных хищников животного царства.

— Наверняка вы правы, милорд, — Маркус тщательно подбирал слова, — но сколько тысяч упражнений необходимо воину, прежде чем такие инстинкты становятся автоматическими? Прежде чем решение о жизни или смерти будет приниматься мгновенно, а наша сила работать на полную мощность? — Он повернулся к Натаниэлю. — Сколько веков прошло, прежде чем ты смог построить идеальную сеть за менее чем пять секунд, без утечек энергии или других слабых мест, которую не смогли бы разрушить наши враги?

Натаниэль нахмурился.

— Я согласен с Маркусом. Возьмем, к примеру, способность останавливать пулю: одно дело видеть разницу между тонким энергетическим сдвигом и чуть более резким возмущением, скажем, между сгибанием пальца на спусковом крючке и вибрацией, возникающей через какую-то долю секунды, когда пуля действительно покидает патронник, а потом еще следует опередить пулю и перехватить ее до попадания в цель, — Он ненадолго замолчал. — Когда я вспоминаю о пережитом и обо всех этих многолетних испытаниях, не говоря уже о мучительных травмах, которые получил в процессе обучения таким вещам… — Его голос затих.

Наполеан пересек комнату, прислушиваясь. Он облокотился о смотровой стол и скрестил руки на груди, согнув левое колено и упершись правой ногой в щиколотку.

— Насколько я понимаю, проблема заключается в том, что нашим женщинам присущи почти все наши способности, однако некоторые остаются неразвитыми: без продолжительной подготовки они вряд ли научатся владеть ими на должном уровне. Мы концентрируемся на мысленной речи, отслеживании, питании, отчасти на увеличении скорости и силы, а также на телепортации — способности перемещаться сквозь предметы, оставаясь видимыми или невидимыми. Мы хотим, чтобы они преуспели в качестве вампиров, мысленно разговаривали с нами и нашими детьми, наслаждались своими обостренными чувствами, материализовывались и дематериализовывались. Однако мы можем позволить лишь это, поскольку понимаем, что не можем заставить их пройти через те же самые трудности, которые испытали сами.

Он взмахнул рукой в воздухе, словно отмахиваясь от очевидного, но невысказанного аргумента.

— И не потому, что они слишком слабы или мы желаем их контролировать. Напротив, я с содроганием представляю себе наших женщин, к примеру Кристину, после четырехсот лет обучения в университете. Господи помилуй…

— Нам всем пришлось бы убраться с ее пути, — с улыбкой заметил Натаниэль.

Маркус кивнул.

— А Киопори стала бы… пугающей.

Наполеан усмехнулся.

— Достаточно сказать, что они равны нам, если даже не превосходят во всех отношениях, но проклятие не изменить. Через тридцать дней после избрания, они становятся матерями… рожают наших сыновей. И это дополнительная ответственность, даже обязанность, если мы будем рассматривать с точки зрения ведения войны, нам же с подобным не приходилось иметь дело во время нашей первоначальной подготовки. Подумайте, насколько меняется мышление наших воинов, когда они находят свою пару, а затем у них появляется ребенок. Я заметил, что даже самый искусный воин дважды обдумывает свой последующий шаг, поскольку не желает делать свою спутницу вдовой, а в некоторых случаях ошибка может стоить ему сына. Это уже не то беззаботное, независимое мышление, которым пользуются наши неженатые мужчины на протяжении всего обучения. Просто после появления семьи ставки повышаются, — Он пожал плечами и поднял руки. — Но мы должны дать им то, что в наших силах, — Его голос стал низким и напоминал гортанное мурлыканье, практически вибрируя по мере приближения к концу своей речи. — Я больше не подвергну ни одну женщину дома Джейдона такой опасности, поскольку не желаю, чтобы в окружении врагов и оказавшись перед лицом жизни и смерти без своего партнера, они могли воспользоваться не всем своим потенциалом.

Натаниэль и Маркус кивнули.

— А четыреста лет — не лучший вариант, — добавил Наполеан. — Но от шести месяцев до года — вполне приемлемо.

Маркус поднял брови.

— В Румынском университете?

— Нет, — ответил Наполеан. — Конечно же, нет. У нас есть все необходимое здесь, в долине Темной луны. Мы можем использовать спортзал и открытые тренировочные поля в местной Академии, — Он повернулся к Натаниэлю. — Натаниэль, Маркус и Рамзи уже руководят охотничьими вылазками, осуществляя очередной шаг в нашем плане поиска и уничтожения темных, чтобы в конечном итоге добиться их полного истребления. Ты будешь заниматься созданием новой программы самообороны для каждой женщины дома Джейдона в долине. После шести месяцев обучения они не смогут избежать прямого попадания пули, но хотя бы смогут уклоняться. Если полная защитная сеть — это слишком тяжелая задача, то временная стена вполне достижима. Они сильнее и быстрее, а их чувства гораздо острее, чем у любого человека на этой планете. Их следует хорошо обучить рукопашному бою, самым эффективным и смертоносным способам убивать, калечить или выводить из строя по желанию, используя свои сверхъестественные способности. Телекинез отныне является обязательным: с его помощью можно заставить человека отбросить пистолет, в то время как полное вторжение в человеческий разум требует огромных энергетических затрат и способностей. И разве сейчас на первом году обучения нашим мужчинам позволяется такое? Но овладеть способностью влиять, подталкивать или даже усыплять человека вполне выполнимо. Трудно стрелять из пистолета, когда ты лежишь без сознания на земле. Вы понимаете, к чему я клоню?

Натаниэль кивнул.

— Вполне, милорд.

Наполеан расслабил плечи, до сих пор не сознавая, что они были напряжены.

— Очень хорошо. Поработайте с Матео Девера над этим. Создайте шестимесячную программу обучения, чтобы усилить каждую способность, которой обладают наши женщины. Приступайте немедленно. — Он сделал паузу и добавил: — Начни тренировки со своей судьбой, Натаниэль. Я знаю, что Джослин была заинтересована вернуться к работе детектива в ближайшее время, но все же думаю, она не откажется от такой возможности. И женщинам будет более комфортно со смешанной тренировочной командой. Она может преподавать с тобой или Матео, в зависимости от вашей занятости.

Низкий неодобрительный рык вырвался из горла Натаниэля, но он тут же взял себя в руки.

— Я не могу позволить себе выделить на это кого-либо из оставшихся часовых, — объяснил Наполеан, отмахиваясь от собственнического поведения Натаниэля. — Ты научишься жить с этим решением, воин. Я не собираюсь слушать никаких возражений или альтернативных вариантов по этому поводу.

— Неплохой план, — кивнул Маркус.

— Надеюсь на это, — согласился Наполеан, затем взглянул на Натаниэля. — Проследи, чтобы все было выполнено.

— Да, милорд, — не стал возражать Натаниэль.

Удовлетворившись достигнутым, Наполеан повернулся, чтобы выйти из комнаты. Он взялся за ручку двери и остановился, оглянувшись на братьев Силивази и произнося тихим, почти благоговейным голосом:

— Мы уже обсуждали произошедшие недавно события. Я про неописуемую жертву, которую Накари принес ради меня, поэтому не буду сейчас разглагольствовать без необходимости. Но хочу, чтобы вы оба знали, не проходит и часа, чтобы я не молил за него богов.

Натаниэль отвернулся и потер подбородок, внезапно осознав, насколько сильно устал. Маркус встретился взглядом с королем, но его глаза были совершенно пусты: мужчина тщательно прятал свою боль.

— Я не хотел подобного для него… или для твоей семьи, — тихо сказал Наполеан. — Натаниэль, мастер воин, посмотри на меня.

Натаниэль поднял глаза.

— Неважно, насколько старым или опытным станет Накари, вы с Маркусом продолжаете видеть в нем своего младшего брата, я это прекрасно понимаю. Но каждый из вас должен признать, что он намного сильнее, чем вы думаете. Накари не выбирал волшебство, это оно избрало его из-за особого дара и силы духа. Его история еще не закончена.

Натаниэль поднял руку, чтобы остановить короля, и Маркус наконец отвел взгляд.

— Я знаю, что вы хотите помочь, — пробормотал Натаниэль, — но мы не дети, чтобы нас опекали. Пожалуйста, просто…

— Попридержи язык, воин! — скомандовал Наполеан, его голос прозвучал с такой силой, что комната содрогнулась от прилива энергии и погас свет. — Ты не в себе, поэтому я забуду о сказанном.

Натаниэль виновато отвел взгляд. Король вздохнул и отошел от двери. Он шагнул к Натаниэлю, быстро сокращая расстояние между ними и мягко кладя руку на плечо воина.

— Натаниэль…

Натаниэль стоял совершенно неподвижно… прислушиваясь.

— История Накари еще не закончена, — повторил Наполеан, тщательно подчеркивая каждое слово. Он подождал, пока Натаниэль полностью осмыслит сказанное, прежде чем продолжить: — Не знаю, что именно там случилось, но ненадолго я ощутил его жизненную силу. Ваш брат все еще жив и Кейген прав, что поддерживает жизнеспособность его тела. Если в доме Джейдона и есть душа, обладающая необузданным талантом, а также наделенная абсолютной властью над законами природы и невидимым миром, способной победить эту тварь, то это ваш младший брат. Вы не должны терять надежду.

Тишина в комнате была осязаемой, обжигающей и… нервной. Слова монарха оказались слишком весомыми.

— Ваше присутствие на церемонии наречения моего сына не требуется, — прошептал Наполеан, уверенно возвращаясь к двери. — Я уже дал Кейгену разрешение остаться в клинике. Я понимаю, что он должен продолжать поддерживать систему жизнеобеспечения, и полностью согласен с этим решением. Тем не менее, я не сочту это за оскорбление, если вся ваша семья решит не присутствовать, включая ваших детей и жен.

Маркус хотел уже что-то сказать, но Наполеан поднял руку.

— Тем не менее, меня бы обрадовало ваше присутствие.

Маркус нахмурился.

— Почему?

— Потому что это означало бы, что вы наконец-то возродили свою веру.

— Какую веру? — уточнил Натаниэль.

— Веру в Кейгена, который сохранит бдительность в ваше отсутствие… Веру в Накари, что он сможет сразиться в этой битве самостоятельно, а именно это ему и предстоит, — Наполеан снова открыл дверь и вздохнул. — В вашей семье царит большая любовь и преданность, я никогда в этом не сомневался. Но иногда любовь требует доверия, а доверие, в свою очередь, предполагает, что вы верите в кого-то. Верите в кого-то так же сильно, как и любите.

Король не обернулся, чтобы оценить их реакцию. Он просто прошептал безмолвную молитву богам, моля о мире и взаимопонимании, а затем тихо закрыл за собой дверь. 

Глава 29

— Привет, — прошептала Брук теплым и нежным голосом.

С улыбкой до ушей она медленно вошла в комнату Тиффани и села на край кровати.

Тиффани осторожно приподнялась, поправила большие пушистые подушки за спиной и стала внимательно изучать лицо Брук. Все ее тело расслабилось от облегчения, а затем ее прекрасные глаза цвета морской волны затуманились слезами.

— Брук… — Она заставила себя улыбнуться, и темные круги вокруг ее глаз посветлели. — Подойди ко мне, — сказала она, медленно поднимая левую руку в стремлении обнять подругу. Ее правая рука оставалась плотно прижатой к телу и была загипсована. — Я не могу поверить, что это правда ты.

Брук обняла свою лучшую подругу, стараясь не беспокоить раненую руку.

— Да, это правда я, — Она чуть не захихикала от радости воссоединения.

Женщины долго держали друг друга в объятиях, ни одна из них не хотела отпускать другую первой, а потом Брук все же отстранилась. Она разгладила тонкое хлопковое одеяло, лежащее на коленях Тиффани, и потянулась к ее руке.

— Тебе удобно, Тифф? Тебе что-нибудь нужно?

Тиффани шмыгнула носом и подняла загипсованную руку, будто выставляя ее на всеобщее обозрение. Она взглянула на свежий гипс и пожала плечами.

— Я не буду лгать, бывало и получше. Но теперь, когда ты здесь, я не жалуюсь.

Брук рассмеялась. Она ничего не могла с собой поделать.

— Ах, Тифф… — вздохнула она. — Что случилось в том подвале? Ты можешь мне рассказать?

Тиффани покачала головой и прищурилась.

— Черт меня побери, если бы я знала, — Она несколько раз моргнула, словно пытаясь вспомнить все детали случившегося. — В двух словах? Какая-то рыжеволосая девчонка избила меня.

Брук закрыла глаза и нахмурилась.

— Кристина… но почему?

Тиффани пожала плечами.

— Да просто потому что она думала, что я была причастна к нападению на этих двух красивых женщин, — Она сделала паузу, чтобы успокоиться, а затем поежилась. — О боже, Брук, это было ужасно! Дэвид проткнул одну из женщин прямо в сердце, а другие парни, они застрелили эту шатенку, как будто она была ничем… словно собаку, — Тиффани зажмурилась, словно это могло оградить ее от ужасных воспоминаний. Когда она снова взглянула на подругу, ее глаза были широкими, словно блюдца, а голос поднялся на тон выше. — Потом начался настоящий хаос! Ты не поверишь всему, что я видела, Брук.

— Шшш, — прошептала Брук, погладив Тиффани по руке, чтобы успокоить ее. — Я понимаю, уже слышала обо всем, — Она медленно покачала головой. — Я просто так удивлена и благодарна, что ты все еще жива.

Тиффани обмякла на подушках.

— Да, я тоже.

Брук улыбнулась и посмотрела на гипс Тиффани.

— Твоя рука заживет очень быстро, поверь мне. Кейген наложил гипс, а перед этим…

— Он намазал какую-то мерзкую слизь на мою кожу?

Брук смущенно улыбнулась.

— Ага, думаю, по-другому и не скажешь.

Выражение лица Тиффани вдруг стало серьезным, и она медленно покачала головой.

— Брук, какого черта? Эти твари — вампиры.

Брук отвела взгляд в сторону.

— Они не твари, Тиффани. Это мужчины и женщины. Они не…

— Мужчина, который похитил тебя, Брук? Он был вампиром! Что он сделал с тобой?

Брук раздумывала над ответом, все время задаваясь вопросом, как много правды сможет вынести ее подруга. Она смерила Тиффани пристальным взглядом, вспоминая свой предыдущий разговор с Наполеаном. Они говорили о важности того, чтобы Тиффани окончательно вошла в их жизнь, и Брук ясно дала понять свою позицию: ни при каких условиях она не откажется от своего прошлого. Некоторые вещи были очень важны для нее… Но они надеялись, что у них будет больше времени, чтобы подготовить Тиффани.

Брук откашлялась.

— Ты многого не знаешь, Тифф. И многое тебе еще предстоит узнать.

Тиффани сжала руку Брук.

— Тогда скажи мне, Брук. Потому что клянусь, я сойду с ума, если ты этого не сделаешь.

Брук медленно кивнула и вздохнула. Она была многим обязана своей подруге, хотя, возможно, ей следовало позволить всему идти своим чередом. В конце концов, судьба уже завела их так далеко. Она высвободила свою руку из хватки Тиффани, обхватила себя обеими руками и сбивчиво начала рассказывать.

— Я даже не знаю, с чего начать.

Тиффани стиснула зубы.

— Начни с самого начала. В ту пятницу… в последний вечер конференции, когда мы ехали на такси: что тогда произошло, черт возьми?

Брук сделала глубокий вдох и подалась вперед.

— Тот мужчина должен был стать моим мужем… второй половинкой. Он нашел меня и заявил свои права.

У Тиффани отвисла челюсть, лоб сморщился от ужаса, а глаза недоверчиво сощурились, но, к ее чести, она не стала перебивать.

Брук с трудом сглотнула. Она еще крепче обхватила себя руками, пытаясь успокоиться и одновременно раздумывая над тем, каким образом рассказать возмутительно фантастическую, бесспорно ужасающую историю, не заставляя ее звучать… ну, возмутительно фантастически и бесспорно ужасающе.

— Его зовут Наполеан Мондрагон, и он был вампиром в течение очень-очень долгого времени. Он не всегда был таким, и почти все, что мы когда-либо слышали о вампирах, а также окружающие их мифы, не соответствует действительности…

Ее речь лилась легко, гулким эхом наполняя комнату. Пока Брук пересказывала историю, слова вибрировали вокруг нее, как будто их произносил кто-то другой. Ее собственный голос казался женщине чужим, когда она рассказывала о небесных существах и древней расе людей. О совершенных преступлениях и вызванном ими проклятии. О высокомерии Джегера и милосердии Джейдона. Она была удивлена тем, что так хорошо запомнила их историю. Ее голос стал слегка певучим, когда она продолжила рассказывать о прошлом Наполеана, попутно объясняя иерархию дома Джейдона и различные роли его многочисленных членов. Описывая жизнь вампиров. Успешные компании, которыми они управляли. Семьи, которые создавали и любили.

Брук понимала, что все это звучит как странная сказка или, возможно, бесконечный кошмар, в зависимости от точки зрения. Она делилась всеми событиями, которые произошли с той ночи, когда Наполеан вытащил ее из такси. Несколько раз Тиффани выглядела ошеломленной, и Брук замолкала, чтобы дать подруге возможность осмыслить невероятные события и сформировать свою точку зрения. Этого было слишком много, но Тиффани была относительно внимательна и спокойна на протяжении всей истории, особенно когда речь зашла о том, как проклятие в конечном итоге отразилось на мужчинах семьи и их судьбах, а также о необходимости обращения.

В конце своего рассказа Брук добавила:

— И вся эта ерунда про чеснок, святую воду и гробы… вообще полная чушь. Хотя солнечный свет может стать проблемой, но только если ты темный, а я таковой не являюсь. Мы не такие. Так что… — Она посмотрела на подругу, нервно перебирая пальцами и застенчиво улыбаясь. — Будут комментарии? Вопросы? Психические срывы или религиозные тирады? — Она неискренне рассмеялась. — Не стесняйся высказать свое мнение в любое время.

Вопреки жалким попыткам пошутить, она практически не дышала и молилась, чтобы не потерять свою самую близкую подругу. Ей казалась немыслимой сама идея попросить Наполеана стереть воспоминания Тиффани, или каким-то образом изменить ее мозг, чтобы изолировать от сновидений и со спокойной душой отправить прочь.

Тиффани уставилась на Брук, как на инопланетянку. Она откашлялась и попыталась заговорить, но ничего не вышло. Женщина попробовала еще раз.

— Значит, ты… ты… ты… — Ее голос затих.

— Вампир, — подсказала Брук, стараясь не моргать. — Как те дамы в подвале.

Тиффани кивнула и уставилась в потолок, затем на стены, на дверную ручку, на что угодно, только не на Брук.

— Тогда ладно. Хорошо. Окей.

Брук положила руку на плечо Тиффани.

— Тифф, я все та же, какой была всегда, — Она улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. — Просто намного быстрее и сильнее, — Она тряхнула головой и в шутку поправила свои волосы, улыбаясь и словно позируя перед камерой. — И намного, намного сексуальнее, тебе не кажется?

Тиффани наигранно рассмеялась, а затем подняла руку, чтобы прикрыть горло.

— Ты собираешься укусить меня, Брук?

Брук громко вздохнула.

— Нет, Тиффани. Никогда. Я клянусь…

— Но тогда, как…

— Все… необходимое… я получаю от Наполеана.

Тиффани побледнела и сморщила носик.

— Без обид, но фу.

Брук рассмеялась и небрежно махнула рукой.

— Поверь мне, Тифф. В тот вечер ты плохо разглядела его. Когда ты увидишь его… ну, скажем так, ты захочешь себе такого же.

Тиффани подняла брови.

— Хм… вот не думаю, — Ее лицо внезапно побледнело, а в глазах появилось выражение глубокой озабоченности. — О боже, теперь, когда я знаю, тебе придется… обратить… и меня тоже?

Брук рассмеялась. Она ничего не могла с собой поделать.

— Я уже сказала, что никогда не укушу тебя. Ко всему прочему, это невозможно. Обратить можно только суженую мужчины вампира или в редких случаях кого-то другого, как например того мальчика, которого ты видела в подвале. Если у женщины уже есть ребенок ее собственной крови, то он также может быть обращен. Но обычные люди? Это невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока обращаемый человек добровольно не откажется от своей души.

Тиффани подняла руку. С нее явно было достаточно.

— Мой мозг больше не может это воспринимать, — пояснила она. — Ограничусь основными персонажами: мы с тобой и Наполеан, — Она нервно провела рукой по своим коротким светлым волосам, взлохмачивая четкие, аккуратные пряди. — Значит, если он король, то ты его… королева, — Она рассмеялась, и смех вскоре перешел в истерику, которая была столь необходима длявыброса нервной энергии. Когда она, наконец, успокоилась, то посмотрела на Брук, склонив голову набок и нахмурившись. — А как насчет «Праймера»? Неужели ты оставишь меня наедине с этими стервятниками?

Брук тихо рассмеялась.

— Ну, я еще не решила окончательно. Я почти уверена, что не вернусь на работу в Сан-Франциско, — Она пожала плечами. — И причина не в том, что теперь мой дом здесь… с Наполеаном… просто это было бы действительно небезопасно.

— Из-за нижних? — спросила Тиффани.

— Темных, — поправила Брук.

— Да, отродья демона, — вздрогнула она.

— Вот именно, — сказала Брук. Она решительно скрестила руки на груди и вернулась к первоначальному вопросу: — Я не собираюсь полностью бросать работу, как и мой недавний проект. Наполеан считает, что я могу работать на себя, а с ними можно будет договориться о справедливых условиях оплаты моих идей и работы. Другими словами, «Праймер» наконец-то справедливо оплатит мои услуги, к черту их регалии и продвижение по службе. У меня будет свой собственный маркетинговый бизнес.

Уголки рта Тиффани изогнулись в хитрой улыбке.

— А если они не пойдут тебе навстречу, ты можешь просто отправить к ним своего муженька, чтобы он слегка вправил им мозги, — Она заговорщически хихикнула, и Брук не могла не присоединиться к ней.

— Мне бы этого не хотелось, — призналась женщина. — Я хочу добиться всего честно и справедливо.

Тиффани закатила глаза.

— С каких это пор Джим Девис и Льюис Мартин играют честно и справедливо?

Брук пожала плечами и подняла руки вверх, кинув на подругу озорной взгляд.

— Я сказала, что хочу попробовать и заработать все честно и справедливо. Я не говорила, что не могу немного повеселиться, если настоящие мужики все же откажутся сотрудничать.

Они обе захихикали, тем самым разрушая оковы оставшегося напряжения.

— И еще, — добавила Брук, — если буду работать на себя, то у меня на примете есть один графический дизайнер, которого я с радостью возьму на работу.

Глаза Тиффани загорелись.

— Ты бы мне прилично платила?

Брук нахмурилась.

— Нет, ни в коем случае, — энергично замотала она головой.

Тиффани раздосадованно надула губы.

— Я бы платила тебе возмутительно неприличное жалованье.

Тиффани рассмеялась, а потом вздохнула.

— Так ты не собираешься бросить меня? Бросить меня ради своего смуглого красивого кровопийцы? — печально улыбнулась она.

Брук закатила глаза.

— Нет, глупышка. Никогда, — Она подняла руку. — Но прежде чем мы сможем приступить к чему-то подобному, нам нужно будет о многом поговорить, — Она встала с кровати и потянулась, радуясь, что худшее уже позади. — Ты не можешь просто так прийти сюда, обладая доскональными сведениями о вампирском сообществе и его членах. Я даже не уверена в решении Наполеана. Все будет зависеть от того, насколько надежной и преданной ты готова стать для вампиров, будут ли они чувствовать, что могут полностью доверять тебе, — Она вздохнула. — А также захочешь ли ты взять на себя риск и опасность, которое приходит с этим знанием. Сможешь ли смириться с уровнем секретности и, давай посмотрим правде в глаза, по сути с фактом прямого вмешательства? Это решение на всю жизнь, поэтому прежде чем соглашаться, нужно все хорошенько обдумать.

Тиффани выглядела ошеломленной, и Брук протянула руку, чтобы пригладить волосы подруги. Этот агрессивный и яркий стиль удивительно шел ей, выглядя эффектно даже на больничной койке.

— Но пока хватит об этом. Я больше не могу заниматься серьезными вещами, — Она прикусила нижнюю губу, пытаясь подавить свой энтузиазм, а потом встала и попятилась к двери. — Есть кое-кто, с кем я хочу тебя познакомить.

— Наполеан? — осторожно уточнила Тиффани.

— Просто подожди, — ответила Брук.

Она открыла дверь, придерживая ее бедром, и подозвала Катю, которая стояла снаружи и держала на руках ее красивого новорожденного ребенка. Брук осторожно взяла сына на руки и крепко обняла его нежное тельце, снова задумавшись, что же ей с ним делать. Любовь, охватившая ее, сделала этот вопрос незначительным. Ей хотелось парить от счастья до самых небес. Женщина медленно повернулась, осторожно шагнула в комнату и закрыла за собой дверь. Она осторожно приблизилась к кровати, все время улыбаясь, как глупая клоунесса.

— Смотри! — гордо воскликнула она.

Глаза Тиффани расширились от удивления.

— О боже, какой красивый ребенок, — Она протянула здоровую руку и дотронулась до младенца указательным пальцем, а затем хихикнула, когда ребенок крепко и уверенно схватил его и улыбнулся ей. — Не думаю, что когда-либо видела такого красивого ребенка. Чей он?

Брук заколебалась, а потом глубоко вздохнула и вымолвила:

— Он мой. Помнишь?

Тиффани перевела взгляд с лица ребенка на Брук и обратно.

— Что ты сказала?

Брук с трудом сглотнула и вздернула подбородок, надеясь продемонстрировать больше уверенности, чем чувствовала на самом деле. Вся ситуация была крайне ошеломляющей, независимо от того, как она преподнесла ее.

— Он мой сын. Вернее, наш с Наполеаном.

— Ах, да… — кивнула Тиффани и почти улыбнулась.

А потом мягко упала на кровать, свесив здоровую руку в сторону и теряя сознание. 

Глава 30

Наполеан молча стоял и наблюдал за поразительным количеством сильных мужчин, их судеб и детей, которые родились в доме Джейдона. Окинув взглядом большой церемониальный зал, он невольно подумал: «Все хорошо». Несмотря на все потрясения и непрекращающиеся битвы на протяжении столетий после первоначального проклятия, светлые вампиры процветали.

Он повернулся, чтобы посмотреть на свою судьбу, которая стояла рядом с ним и держала на руках их ребенка, его стремительно развивающегося новорожденного сына. Наполеан сделал быстрый вдох, его сердце затрепетало в груди. Брук можно было любоваться вечно. Красивая. Величественная. Такая же величественная, как любая рожденная в королевской семье женщина. Такая же настоящая, как ночное небо. Такая же красивая, как закат.

Ее черные волосы блестели словно шелк на фоне безупречной кожи, а ослепительные голубые глаза дополняли элегантное платье с полупрозрачными рукавами с разрезами и изящным расклешенным подолом. Ее улыбка была определенно лучезарной, а единственным признаком нервозности служила чуть прикушенная нижняя губа.

Наполеан подавил улыбку. За то короткое время, что он знал Брук, мужчина полюбил эту причудливую привычку и ее полную нижнюю губу. Нижняя часть его тела оживилась, и он быстро перенаправил свои мысли в другое русло: они пришли сюда не для этого.

Слева стоящий Рамзи откашлялся. Чертова гиперчувствительность вампиров! Справа от него Жюльен и Саксон понимающе улыбнулись. Низкий, почти неслышный предупреждающий рык мгновенно остановил всех троих мужчин, три пары глаз почтительно уставились в пол.

Так-то лучше. Наполеан расправил свои широкие плечи и выпрямился, повернувшись лицом к собравшимся. Когда его глаза остановились на особой группе приближенных, он не смог сдержать улыбки: в первом ряду стояли Маркус и Киопори, которая нежно держала на руках Николая. Рядом с ними, держась за руки, стояли Натаниэль и Джослин, а молодой Брайден Братиану гордо держал Шторма.

Маги, Нико Дурсяк и Янкель Лузански, которые пришли в долину Темной луны, чтобы помочь Накари спасти своего короля, стояли рядом с Брайденом в знак солидарности, представляя собой как Накари, так и его отсутствующего брата, Кейгена.

Наполеан положил руку на поясницу Брук, и они вместе шагнули вперед. В комнате воцарилась полная тишина. Не было слышно даже дыхания. Как только предвкушение достигло своего пика, Рамзи Олару поднял подбородок, обвел рукой аудиторию и начал говорить гордым, повелительным голосом:

— Мои братья, все потомки Джейдона, древние, мастера и новички, наши любимые дети и почитаемые супруги, которые являются душой нашего дома, я приветствую вас на одном из самых важных событий, которое мы когда-либо увидим в своей жизни, — Вампир мягко усмехнулся, ну, настолько мягко, насколько мог такой суровый мужчина. — Спустя огромное количество времени, о чем Наполеан просил не упоминать, я имею особую честь наконец-то руководить церемонией бракосочетания нашего верховного и очень, очень древнего лорда, а также церемонией наречения его новорожденного сына.

Толпа захихикала, и Наполеан любезно улыбнулся, надеясь сохранить хоть какое-то подобие достоинства на священной церемонии. Он знал, что Рамзи Олару никогда не смог бы строго придерживаться сценария, но король был настолько переполнен гордостью и радостью, что ему было просто все равно. Он одобрительно кивнул, и Рамзи продолжил.

Повернувшись лицом к королевской чете, вампир нервно сглотнул.

— С великой радостью и от имени всего дома Джейдона я приветствую вас в этот день, милорд, мой брат, потомок Джейдона, древний мастер правосудия, супруг дочери Андромеды, отец этого новорожденного ребенка, родившегося под знаком Овна, который обосновался на небесных звездах Альфа, Бета и Гамма. Какое имя вы выбрали для этого новорожденного мальчика?

Наполеана распирало от гордости.

— Если это одобрит дом Джейдона и найдет благосклонность у Богов, сына нашего лорда Ариеса[36] назовут Феникс Лэйн Мондрагон.

Прекрасные голубые глаза Брук наполнились слезами при упоминании второго имени их сына, и Наполеан потянулся, чтобы взять ее за руку. Они выбрали его второе имя в честь бабушки Брук, женщины, которая воспитывала ее с такой любовью и заботой: Лэйни Адамс.

«Это достойное имя», — ментально прошептал он своей судьбе.

Брук улыбнулась. И Рамзи кивнул.

— Дом Джейдона одобряет это имя, а поскольку вы непосредственно общаетесь с богами, полагаю, что небесные создания не возражают.

Наполеан усмехнулся и покачал головой.

— Возражений нет.

Официально приняв имя, Рамзи взял Феникса из рук Брук и передал его Наполеану, который крепко держал мальчика перед собой. Клыки Наполеана удлинились, он медленно наклонил голову и впервые выпил из запястья сына. Из толпы послышался тихий вздох. Насколько всем было известно, такое было впервые, чтобы ребенок молчал и даже инстинктивно не вскрикнул в ответ на кратковременную, но сильную боль от укуса Наполеана. Это было неожиданное подтверждение королевской власти, — царственное проявление сдержанности со стороны столь юной крохи, — которое очень понравилось дому Джейдона.

Наполеан осторожно извлек клыки и встретил счастливый взгляд сына с непомерной гордостью. В этот момент он понял, что сейчас между ними возникла связь, которая будет длиться всю жизнь. Связь, выходящая далеко за рамки повелителя и подчиненного: бесценная связь отца и сына. Высоко приподняв своего ребенка, чтобы все могли увидеть извивающийся сверток, Наполеан произнес:

— Добро пожаловать в дом Джейдона, Феникс Лейн Мондрагон. Пусть твоя жизнь будет наполнена миром, триумфом и смыслом. Да будет навеки благословлен твой путь.

С этими словами он передал ребенка Рамзи, который повторил благословение, а затем осторожно передал малыша Саксону, потом Жюльену и Сантосу, чтобы все произнесли восхваляющие пожелания. Как стражи долины и верные защитники короля, братья Олару были удостоены чести возглавить церемонию и первыми поприветствовать молодого принца. Как только трое братьев закончили свои приветственные речи, Сантос удобно устроил ребенка на своих руках, а Рамзи снова повернулся, чтобы поприветствовать уже монаршую пару.

— По законам дома Джейдона, я имею честь признать ваш союз божественной волей богов и тем самым объявить его состоявшимся, — Его мягкие карие глаза, которые никак не сочетались с безжалостным и жестоким нравом, уставились на Брук. — Брук Адамс Мондрагон, пришла ли ты сюда по собственной воле, чтобы стать частью дома Джейдона?

Впервые с начала церемонии Наполеан превратился в комок нервов. Он затаил дыхание, прислушиваясь к этому сильному, но успокаивающему голосу: «О боги, пусть она скажет «да», пожалуйста».

Брук кивнула, на ее лице вспыхнула милая полуулыбка.

— Да.

Наполеан медленно выдохнул, а затем прикрыл глаза: неужели это происходило на самом деле? Неужели эта женщина… и этот ребенок… действительно принадлежали ему? Он был поражен глубиной своих чувств.

— Протяни свое запястье, — подсказал Рамзи.

Брук осторожно последовала указанию. К ее явному облегчению, женскую руку взял именно Наполеан, а не Рамзи. По венам суверенного правителя дома Джейдона текла кровь каждого члена семьи. Приняв в себе частицу из каждой души, он мог не только разыскать своих вампиров в критической ситуации, но и проникнуть в самые глубокие тайники их существа, — это была уникальная, если не божественная, привилегия, дарованная исключительно ему. Это также усиливало его огромную власть и ответственность над всеми вампирами. Теперь Брук была не только его парой, но и членом его вида и народа. Но остальным не нужно было знать, что он уже насытился кровью из ее сердца. Причем проделал это не единожды.

Наполеан бережно и нежно держал Брук за запястье, а когда наклонился, чтобы пронзить ее нежную кожу, его длинные и блестящие серебристо-черные волосы случайно коснулись ее руки, тем самым создавая некое подобие уединения. Как всегда, он укусил быстро и чисто, клыки глубоко погрузились в кожу, а губы плотно прижались вокруг раны. Вампир сделал три одинаковых, но глубоких глотка. Хотя первый укус был неизбежно болезненным, непосредственный контакт кожи с его губами наполнил его судьбу спокойствием. Он почувствовал, как она напряглась, а потом расслабилась. На этом все и закончилось.

Он с легкостью извлек клыки и запечатал рану своим ядом, смена клыков на резцы была настолько незаметной, что их почти не было видно. Когда их взгляды встретились, он испытал такую глубокую любовь, что едва не покачнулся на месте.

— Поздравляю, — сказал Рамзи, низко кланяясь и отступая назад.

Сантос и Саксон последовали его примеру, последний все еще держал Феникса на руках. Наполеан запечатлел нежный поцелуй на запястье Брук, повернулся лицом к толпе и высоко поднял ее руку, чтобы все могли видеть.

— Пусть все присутствующие души признают истинную судьбу вашего короля, а также перед небесными богами, здесь и во веки веков, присягнут на верность своей королеве: Брук Адамс Мондрагон.

Лицо Брук побледнело, когда все глаза членов семьи Джейдона внезапно сфокусировались на ней, как коллективный сверхъестественный лазер.

«О. Мой. Бог, — прошептала она. — Пожалуйста, скажи мне, что ты пошутил».

Очевидно, она настолько испугалась в этот момент, что даже не поняла, как заговорила мысленно. Наполеан улыбнулся.

«Ты забыл упомянуть об этой части церемонии, Наполеан», — отчитала она его.

«Тише, — ответил он, и его глубокий мелодичный смех эхом отозвался в ее голове. — Просто дыши, Брук».

Прежде чем она успела испугаться еще сильнее, Сантос сделал шаг вперед и передал ребенка Наполеану. Тот взял сына обеими руками и медленно поднял его перед собравшимися.

— Пусть все присутствующие души признают моего первенца, избранного и законного наследника трона, а также перед небесными богами, с этого момента и навечно, поклянутся в верности своему принцу: Фениксу Лэйн Мондрагону.

Как будто момент был идеально отрепетирован, один за другим мужчины дома Джейдона опустились на правое колено, каждый вампир склонил голову в непрерывной волне, которая прокатилась от переднего ряда к заднему в совершенной гармонии. Когда последнее колено коснулось земли и последняя голова склонилась, когда каждая правая рука коснулась сердца, а левая опустились сверху в знак преданности своему королю, все как один продемонстрировали одинаковые кольца с гербом дома Джейдона.

Момент был нереальным. Любовь. Почитание. Благодать. И подобно успокоению бурного моря после бесконечного шторма, необычайное спокойствие опустилось на Наполеана. И он наконец-то все понял. Осознал то, что должен был знать всегда. В тот роковой день много веков назад отец приказал ему бежать, потому что любил его. Поскольку ничто не имело для Себастьяна большего значения, чем спасение его сына и наследие, которое будет жить после него. Возможно, Наполеан мог бы противостоять принцу Джегеру в тот ужасный день и умереть вместе со своим отцом, но тогда ничего бы этого не произошло. И смерть его отца была бы напрасной.

Наполеан с трудом сглотнул. Изо всех сил стараясь сохранить самообладание, он попробовал что-то сказать, но его голос словно пропал… Две тысячи восемьсот лет. Он ждал целую вечность, чтобы примириться со смертью отца. Король посмотрел на сына сверху вниз. Он целую вечность ждал этого ребенка, внука Себастьяна.

Он протянул руку Брук и, когда та взяла ее, почувствовал одновременно удивление и почтение: откуда взялось это благословение? Когда все это случилось? Ради такого стоило испытать все эти бесконечные сомнения… угасание и страдание от одержимости… жизнь на протяжении стольких веков в одиночестве, только чтобы наконец-то найти ее. Он целую вечность ждал эту женщину.

— Я люблю тебя, — хрипло прошептал Наполеан, не заботясь о том, что весь дом Джейдона мог услышать его слова.

Брук сжала его руку, и один взгляд ее потрясающих глаз сказал ему все, что нужно было знать: его судьба видела и чувствовала то же самое. Они наконец-то были дома. Наполеан откашлялся. Он медленно обвел рукой толпу, позволяя встать коленопреклоненным зрителям.

— Вставайте, — приказал он.

Мужчины встали, заметно расслабившись и ожидая продолжения от своего короля. Наполеан снова откашлялся и сделал успокаивающий вдох. Он кивнул в знак признательности своим людям и их судьбам.

— В этот день мое сердце полнее, чем когда-либо прежде. В этом зале нет ни души, ради которой бы я не жил. Ни души, ради которой бы я не умер. Служить вам — моя величайшая честь, а жить среди вас — постоянная привилегия. Мы много страдали за эти годы, но мы также многому научились. Мы сильно выросли.

Он повернулся к Брук.

«И мы очень полюбили друг друга, — мысленно добавил он. — Моя королева, не хочешь ли ты сказать что-нибудь своему народу?»

Брук колебалась. Она наклонилась к нему, ища укрытия рядом с мужем, а затем инстинктивно потянулась к их сыну и крепко обняла его. Нежно проведя губами по лбу Феникса, она посмотрела на Наполеана и кивнула. Это была та самая Брук, которую он уже очень хорошо знал. Женщина, которая станет могущественной и милостивой королевой. Сообразительная умница, которая без колебаний конкурировала в индустрии, полной корпоративных акул. Наполеан сиял от гордости. Брук грациозно шагнула вперед и осторожно улыбнулась.

— Я стою в комнате, полной вампиров, — начала она, намеренно повышая свой голос, — замужем за мужчиной, о существовании которого даже не подозревала пару недель назад. Держу на руках ребенка, о появлении которого даже не задумывалась, а теперь не представляю, как о нем заботиться… на данный момент, — Она рассмеялась, и этот звук наполнил воздух вокруг них радостью, когда зрители присоединились к ней. — Черт, у меня даже клыки есть, — На этот раз даже Наполеан рассмеялся. — Но правда заключается в том, что несмотря на все мои карьерные цели, ради достижения которых я работала в прошлом, несмотря на все представления о будущем, всю свою жизнь я желала лишь одного…

Когда она остановилась, чтобы смахнуть слезу, Наполеану пришлось подавить желание заключить ее в объятия, отвести их обоих в дом и заняться с ней любовью, пока слезы не превратились бы лишь в воспоминание. Но вместо этого он слушал дальше.

— Всю свою жизнь я желала и никогда не смела надеяться иметь настоящую семью. Место, которое стало бы мне домом. Где бы меня любили и по-настоящему ценили, — Она вздернула подбородок и выпрямила спину, пытаясь набраться смелости. — Теперь у меня есть все это и многое другое.

Когда она взглянула на Наполеана и улыбнулась, его сердце наполнилось благодарностью и благоговением. Мужчина знал, что она действительно получила желанное: дом Джейдона стал теперь ее новой семьей. Вампиры здесь служили не из какого-то непонятного чувства долга, церемонии или притворства, они не давали пустых обещаний. Их род был связан честью, верностью и семейными узами, поэтому все они добровольно и с радостью поклянутся Брук в своей верности. Эта семья никогда намеренно не причинит ей вреда и не предаст ее. И пусть боги помогут тому, кто посмеет так поступить. Брук быстро заморгала, все еще пытаясь сдержать слезы.

— Знаете, если посмотреть со стороны, люди могут подумать, что мне приснился кошмар: крайне страшный мужчина ворвался в мой мир и вырвал мою жизнь с корнем, — Она взглянула на Наполеана и усмехнулась. — Но они были бы очень неправы. Правда заключается в том, что несмотря на все сложности этого мира, я словно проснулась в сказке. Самый невероятный мужчина в мире вошел в мою жизнь и просто вернул ее мне. — Ее взгляд стал нежным, когда она обернулась к мужу и прошептала: — Ты пробудил во мне счастье, о котором я и не мечтала, Наполеан. Ты помог мне разобраться в прошлом и дал невероятное будущее, которое я с нетерпением жду, — Она улыбнулась и прикусила нижнюю губу, слегка краснея.

Сердце Наполеана воспарило.

— Наполеан, я тоже тебя люблю, — прошептала она. 

Эпилог

Накари Силивази обеими руками сжал железные прутья и закричал от боли, в очередной раз ощутив на своей коже резкий удар хлыста. Он не будет умолять. Он не доставит им такого удовольствия. Его тело сотрясалось на твердом граните, спина выгибалась в неестественных конвульсиях, а кровь стекала под обнаженным животом. Она казалась горячей по сравнению с холодным камнем.

Так продолжалось три долгих месяца. Три долгих месяца прошло с тех пор, как он спустился в долину Смерти и теней, оказавшись в настоящем аду, чтобы спасти короля вампиров дома Джейдона от темного проклятия. Прошло три мучительных месяца с тех пор, как он видел своих братьев. Плеть ударила снова, застав его врасплох и чуть не лишив сознания. Подаренный Шелби амулет впивался в кожу — так всегда бывало, когда его клали лицом вниз на пыточный камень, — но он не осмеливался снять его. Однажды приспешник темного лорда попытался сорвать его с шеи, но тот обжег руку демона, словно раскаленное железо.

Когда плеть ударила ниже, попав куда-то между бедрами и ягодицами, он услышал собственный стон и проклял минутную слабость. Если бы только он мог умереть. Если бы только его братья отказались от своего обещания продолжать обеспечивать жизнеспособность тела до его возвращения. Если бы только он мог освободиться.

Если бы Накари мог, то он посмеялся бы над ироничностью ситуации: желание братьев сохранить ему жизнь и удержать на земле, заключило его в вампирской версии чистилища. Пока земное тело оставалось целым и невредимым, ожидая возвращения его духа в долину Темной луны, он не мог полностью умереть. Если он умрет, его телесная оболочка, которая держала дух на расстоянии, и его эфирная душа, которая проецировала телесную форму, чтобы выдержать бесконечные пытки, окончательно сольются. Накари станет единым существом в одном месте, и темный лорд Адемордна больше не сможет поработить его.

Конечно, в случае гибели он никогда больше не вернется в свою драгоценную долину в «Роки-Маунтин», никогда не увидит свою родину в последний раз, никогда не встретит свою судьбу. Но он, по крайней мере, получит покой, поскольку темный лорд не сможет удержать его единую сущность в долине Смерти и теней. Его вечная душа найдет утешение в долине Духов и света, где ей самое место. Рядом с Шелби.

Когда следующий удар плети пришелся точно в то же самое место, что и предыдущий, Накари невольно прикусил язык: «Великие небесные боги, сколько еще он сможет вынести? Это пытка продолжалась уже целую вечность, день за днем. Его тело будет восстанавливаться снова и снова, только чтобы подготовить хозяина к новым пыткам».

Не в силах выдержать очередные мучения, Накари выбрал единственный доступный ему выход, пусть и временный. На самом деле это был побег, который он совершал уже множество раз. Вампир запрокинул голову и ударился лбом о камень. Его великолепная грива густых, цвета воронова крыла, волос безвольно рассыпалась по окровавленному лицу и плечам. Боль была неописуемо сильной. В прямом и переносном смысле оглушительной. А потом он рухнул на камень, и весь подземный мир погрузился в благословенную тьму. 

* * *
Диана Дюбуа стояла на коленях на полу гостиной, глубоко задумавшись, раскачиваясь вперед-назад и глядя на новый набор рисунков перед собой. Она вздохнула с досадой и даже с некоторым волнением. Женщина называла эти рисунки новыми, поскольку нарисовала их прошлой ночью, а не в позапрошлую ночь… или ночи до этого.

В ее тревожной, постоянно растущей одержимости уже не было ничего нового. Она накрутила на палец густую прядь пепельно-каштановых волос, заметив особенно яркий янтарный оттенок, прежде чем снова вернуться к картинам. Господи, что с ней творилось? Ей нужна была помощь. И отрицать это становилось все труднее и труднее. Женщина потянулась к тонкому, легкому компьютеру рядом с собой, положила его на колени и с помощью мыши увеличила страницу, которую оставила открытой почти две недели назад: «Психиатрические клиники в Новом Орлеане».

«Просто выбери одну, Диана, — сказала она себе. — Тебе нужна помощь!»

Она еще раз взглянула на рисунки перед собой и попыталась увидеть их в новом свете, на этот раз с прицелом на самоанализ. Настало время для серьезного самоанализа. Она отложила ноутбук в сторону и разложила рисунки по порядку, создавая нечто вроде постепенно оживающего комикса, а затем откинулась на спинку стула и принялась их изучать.

Слева стоял самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела в своей жизни, высокий и невероятно хорошо сложенный Адонис с глубокими зелеными глазами, а также с лицом настолько совершенным, что она невольно задавалась вопросом, мог ли Бог действительно создать такое существо, не говоря уже о том, чтобы наделить ее способностью рисовать его. Его волосы были неестественно густыми и шелковистыми, даже на рисунке вокруг мужчины витала странная атмосфера уверенности — не путать с самоуверенностью, — в нем определенно присутствовало чувство собственного достоинства и некая царственная властность. От незнакомца просто захватывало дух. Более того, он привлекал внимание… практически смущал своей привлекательностью.

Последующие рисунки были более безобидными, она рисовала их каждый раз одинаково: сосны, голые скалы, заполненное темными пушистыми облаками небо и бесконечные мили леса. Ничего особенно интересного или тревожного там не было. Они напомнили ей пейзажи Колорадо.

Она повернулась к следующему рисунку, который лежал справа от картины леса, и вздрогнула. В этом кадре земля разверзлась под красавцем, мужчина падал в темную и бесконечную дыру. А скелетоподобные и демонические руки словно тянули его в какую-то злую преисподнюю. И конечно же, именно здесь метафорический комикс становился еще хуже, а ее собственное психическое здоровье оказалось под вопросом. В последующем наборе картинок — самой большой последовательности, которую она рисовала в течении нескольких ночей, — неимоверно красивый мужчина был изображен в ужасных позах и подвергался пыткам.

И под пытками она подразумевала ужасные мучения, которые ни один нормальный человек не смог бы придумать, не говоря уже о том, чтобы нарисовать в таких зверских подробностях, если только некая неуравновешенная художница окончательно не сошла с ума. Она потерла лицо ладонями, словно пытаясь избавиться от тревоги, и с опаской уставилась на самую дальнюю картину справа. Что-то в ее животе перевернулось, когда глаза наткнулись на изображение…

Все выглядело так, словно происходило на самом деле. Словно происходило прямо сейчас. Словно в эту самую секунду человек лежал лицом вниз на холодном камне, связанный четырьмя тяжелыми цепями, в звенья которых были вставлены бриллианты. Господь всемогущий, мужчина корчился от боли, когда часть его плоти буквально вырвали из тела шипастой плетью. И все же ни разу на всех ее рисунках, парень не попросил своих мучителей о пощаде. За неимением лучшего термина, он справлялся со всем как настоящий мужчина. Мужчина, выкованный из железа. Кем бы ни был этот призрачный пленник, у него явно было храброе сердце. Диана протянула руку и смела рисунки в беспорядочную кучу, намеренно нарушая порядок в отчаянной попытке стереть безумие, которое стало ее постоянной одержимостью.

— Кто ты такой? — прошептала она в надежде хоть на мгновение обрести покой. — И почему ты преследуешь меня?

Один из более ранних рисунков чуть сдвинулся вверх, словно пытаясь ответить на ее вопрос, паря над всеми другими изображениями и говоря на каком-то загадочном, метафизическом языке.

— Это просто случайность, Диана, — успокоила она себя. — Ты просто их перемешала… Ты ведь не настолько сумасшедшая! — Она выделила последние пять слов и на мгновение зажмурилась. А потом начала нервно постукивать ногой по полу в неистовом, повторяющемся ритме и содрогнулась. — Что со мной не так? Что со мной не так? Что со мной не так?

Она продолжала смотреть на самый выделяющийся рисунок.

— Отлично, — наконец проговорила женщина, потянулась к картине и подняла ее, чтобы рассмотреть поближе. — Считай, что я купилась. А теперь покажи мне какой-нибудь великий скрытый смысл. — Она покачала головой и прошептала: — Покажи мне, насколько я психованная, чтобы они могли запереть меня… навсегда.

Переворачивая рисунок снова и снова, рассматривая его под разными углами, она заметила странный узор: что-то скрывалось в тени темных облаков… тех, что зловеще нависали над лесистой долиной, откуда человек всегда падал в черную дыру. И скрытый узор не был чем-то, что Диана добавила к картине. Напротив, это было преднамеренное упущение, — белое пространство, которое оставалось пустым и незаполненным карандашными штрихами.

В образовавшейся пустоте проявился контур. Нахмурившись, Диана вскочила с пола и пошла за увеличительным стеклом, чтобы рассмотреть его поближе. Держа рисунок под лупой, она наклонилась и изучила пустое пространство… замирая. Что за чертовщина? Это были буквы. И буквы складывались в очень отчетливые слова. Размышляя, не собирается ли она открыть ящик Пандоры, и не лучше ли оставить все в покое, Диана потянулась за карандашом и перевернула другой рисунок, чтобы одну за другой переписать буквы на обороте…

«Клиника долины Темной луны». Она откинулась на спинку стула и уставилась на слова, а потом взяла увеличительное стекло и проверила все во второй раз, убедившись, что ничего не упустила. Да, именно так и было написано: «Клиника долины Темной луны». Она отложила увеличительное стекло и пожала плечами. По крайней мере, они не написали «Сибил»[37] или «Три лица Евы»[38]. По крайней мере, они не повторяли слово «Redrum»[39] снова и снова.

— Одна работа без забавы — от нее тупеешь, право, — прошептала она, вздрогнув от неуместного упоминания цитаты из «Сияния», ужасающей книги Стивена Кинга семидесятых годов, по которой позже было снято кино. По мотивам которого впоследствии был построен уединенный отель в Колорадо…

Рядом с национальным парком «Роки-Маунтин». Прямо за национальным лесом «Рузвельта». Диана проглотила комок в горле, отложила увеличительное стекло и медленно потянулась за ноутбуком. На этот раз она проигнорировала устрашающий список местных психоаналитиков в пользу другого поиска: «клиники Колорадо». Когда она не нашла нужную, ей словно стало легче дышать.

«Хороший знак. Клиника не настоящая». Пока она думала об этом, в ее животе росло тревожное чувство. Женщина продолжала пробовать различные словосочетания в поисковике, рассеянно пытаясь понять, существовало ли это место вообще, даже если клиника была ненастоящей. И потом появилось оно. Прямо под горными отелями и жилыми помещениями: «Охотничий домик в долине Темной луны».

«Черт возьми!» — подумала она, и ее тревога усилилась. Пришло время исследовать это место всерьез. Несмотря на какой-то безумный внутренний голос, кричащий в глубине ее сознания: «Остановись! Не ходи дальше. Это одна из тех развилок на дороге, один из тех зловещих моментов в жизни, после которых нет пути назад. Не делай этого!»

Но Диана была не в силах остановить себя. Потому что нечто гораздо более глубокое внутри нее, что-то гораздо более фундаментальное и непреодолимое, чем простой человеческий страх, подстегивало ее и необъяснимо притягивало к страдающему существу из рисунков. К затравленным глазам этого мужчины. И ничто в этом мире не могло удержать ее от разгадки этой тайны. Если, конечно, ее можно было разгадать.

Даже когда Диана нажала на ссылку и приготовилась читать дальше, она уже знала, что собиралась направиться в Колорадо: ее путь лежал в долину Темной луны. Туда, где жертва из ее рисунков действительно существовала. И она собиралась найти его, даже если это подвергнет ее жизнь опасности. Если раньше у нее и было хоть малейшее сомнение, то теперь оно полностью исчезло: Диана Дюбуа была абсолютно и несомненно безумна.

Продолжение следует…

Примечания

1

Андромеда — в греческой мифологии дочь эфиопского царя Кефея и Кассиопеи, наделенная от природы необыкновенной красотой.

(обратно)

2

«У холмов есть глаза» (англ. The Hills Have Eyes) — американский фильм ужасов 2006 года режиссера Александра Ажа, являющийся ремейком одноименной картины Уэса Крэйвена.

(обратно)

3

«Testoni Norvegese» — туфли от Тестони считаются чем-то вроде аристократов в мире обуви, которые отлично подходят к деловым костюмам и позволяют показать свою индивидуальность. Обувь Тестони можно носить годами при этом они не теряют своего внешнего вида, лучшие туфли от итальянцев обойдутся в 1.500 долларов.

(обратно)

4

Шесть футов пять дюймов — примерно 197 см.

(обратно)

5

«GQ» (Gentlemen’s Quarterly) — ежемесячный журнал. Издание о моде и стиле: бизнес, спорт, истории успеха, мода, здоровье, путешествия, женщины, эротика, автомобили и технические новинки.

(обратно)

6

«Smith & Wesson Firearms Co.» — американская компания, производитель огнестрельного оружия. Известна производством револьверов.

(обратно)

7

Кессон в архитектуре — элемент членения потолка или внутренней поверхности свода.

(обратно)

8

Шесть футов четыре дюйма — примерно 194 см.

(обратно)

9

«Сумеречная зона» (англ. The Twilight Zone) — американский телевизионный сериал, созданный Родом Серлингом. Каждый эпизод является смесью фэнтези, научной фантастики, драмы или ужаса.

(обратно)

10

«Носферату. Симфония ужаса» (нем. Nosferatu, eine Symphonie des Grauens) — классический немой фильм ужасов немецкого кинорежиссера Фридриха Вильгельма Мурнау, снятый в 1921 году и выпущенный на экраны в 1922 году. Мурнау хотел экранизировать «Дракулу» Брэма Стокера, однако киностудия «Prana Film» не смогла приобрести права на использование романа. Для того чтобы продолжить работу над фильмом, Мурнау изменил имена основных персонажей и немного переиначил сюжет.

(обратно)

11

«Пропащие ребята» (англ. The Lost Boys) — американский художественный фильм 1987 года, сочетающий в себе элементы комедии и фильма ужасов, повествующий о подростках, которые после развода родителей переезжают в Калифорнию из Аризоны, где сталкиваются с бандой байкеров-вампиров.

(обратно)

12

Дуплекс — это вид недвижимости, который относится к категории домов и очень похож на таунхаус, но отличается тем, что приспособлен на проживание не более двух семей.

(обратно)

13

Анахата чакра — это своеобразный центр нашего существа. Все, что ниже анахата чакры, относится к животной составляющей человеческой природы, все, что выше, представляет его божественное начало. Анахата чакра является связующим звеном между этими частями, соответственно, внутренняя и внешняя деятельность человека может быть связана в большей степени как с одной, так и с другой стороной.

(обратно)

14

Сто двадцать фунтов — примерно пятьдесят четыре килограмма.

(обратно)

15

Персей — герой древнегреческой мифологии. Его героические деяния включали обезглавливание Медузы, одной из змеиволосых Горгон, и спасение прекрасной Андромеды от морского монстра.

(обратно)

16

Двести футов — примерно 61 метров.

(обратно)

17

Райграс — род злаковых травянистых растений.

(обратно)

18

Draga mea (рум.) — Моя дорогая.

(обратно)

19

Capisce? (итал.) — Понятно?

(обратно)

20

Дюльфер — скоростной спуск по веревке на крутых и отвесных стенах.

(обратно)

21

Рафтинг — спортивный или туристический сплав по водотокам.

(обратно)

22

Cel intelept (рум.) — Мудрая, умная.

(обратно)

23

Пять футов девять дюймов — примерно 176 см.

(обратно)

24

Сто тридцать фунтов — примерно 59 кг.

(обратно)

25

Esti frumoasa (рум.) — Ты прекрасна.

(обратно)

26

Снуп Догг (род. 20 октября 1971 года) — настоящее имя Келвин Кордозар Бродус-младший, американский рэпер, продюсер и актер.

(обратно)

27

«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (англ. Strange Case of Dr Jekyll and Mr Hyde) — готический роман шотландского писателя Роберта Стивенсона, который появился 5 января 1886 года в Лондоне. По жанру — переосмысление традиционной для романтизма и готического романа темы двойничества под углом зарождающейся научной фантастики, где зловещий двойник получает свободу действий благодаря раздвоению личности, вызываемому синтезированным героем повести новым наркотиком.

(обратно)

28

Нунчаки — восточное холодное оружие ударного, ударно-раздробляющего и удушающего действия, представляющее собой два одинаковых стержня длиной, как правило, 25–35 см, из твердого материала, соединенных гибким сочленением. Стержни традиционно изготавливаются из дерева.

(обратно)

29

Десять футов — примерно 3 метра.

(обратно)

30

Велоцираптор — род хищных двуногих динозавров из семейства дромеозаврид, подсемейства велоцирапторин.

(обратно)

31

«Куджо» (англ. Cujo) — фильм ужасов 1983 года режиссера Льюса Тига, снятый по одноименному произведению Стивена Кинга.

(обратно)

32

«559-е» — модель прямых мужских джинсов компании «Levi's».

(обратно)

33

Iubita mea (рум.) — Любовь моя.

(обратно)

34

Аврига — одно из названий северного созвездия Возничий.

(обратно)

35

Пять футов шесть дюймов — примерно 168 см.

(обратно)

36

Ариес — латинское название созвездия и знака зодиака Овна.

(обратно)

37

«Сибил» (англ. Sybil) — драматический телевизионный фильм 1976 года с Салли Филд в главной роли. Трагическая история страдающей от расстройства множественной личности молодой женщины Сибил, которая показывает последствия нечеловеческих издевательств со стороны ее матери.

(обратно)

38

«Три лица Евы» (англ. The Three Faces of Eve) — американский кинофильм режиссера Наннэлли Джонсона, вышедший на экраны в 1957 году. Экранизация документальной книги докторов Корбетта Тигпена и Харви Клекли, основанной на случае расстройства множественной личности у Крис Костнер Сайзмор. Главные роли исполнили Джоан Вудворд и Ли Джей Кобб.

(обратно)

39

«Redrum» — означает написанное задом наперед слово «murder» (англ.) — убийство. Оно стало известным после появления в романе Стивена Кинга «Сияние» (1977 г.) и в фильме Стэнли Кубрика (1980 г.).

(обратно)

Оглавление

  • Кровавая одержимость
  •   Пролог
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Эпилог
  • *** Примечания ***