Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
========== Глава 1. Встреча в поезде ==========
Гермиона шла дальше. Закончив Академию зельеварения и получив степень, она уже не хотела возвращаться в Хогвартс. Там всё ещё преподавал Северус Снейп и, хотя, теперь они оставались лишь добрыми друзьями, воспоминания о шести последних годах, которые они провели вместе, всё ещё отдавались болью в сердцах обоих.
Северус писал ей письма. Совы часто летали между их окнами, как бы далеко эти окна ни находились, и Гермиона всегда с радостью на них отвечала. Она была ему благодарна за всё, что он сделал для неё, даже несмотря на то, что очень тяжело переживала их расставание. Так или иначе, но Гермиона понимала, почему Северус принял это роковое решение, заставившее её оставить всё, что она некогда любила, и не винила его за это.
Если бы Гермионе выпал шанс заново пережить последние шесть лет, она ни секунды не сомневаясь, прожила бы их точно так же. Это чувство дарило ей спокойствие и уверенность, что годы эти прошли не зря и потрачены были на человека, к которому она действительно питала самые прекрасные и глубокие чувства. Но жизнь шла своим чередом. Ничто оказалось не вечно, и теперь Гермиона стояла на очередном пороге своей жизни, с тревогой вглядываясь в неясные картинки будущего.
Желая привести мысли в порядок и понять, как жить дальше, она решила отправиться в путешествие. Именно поэтому за окном поезда, который уносил её теперь вдаль, мелькали не привычные, столь милые сердцу английские пейзажи, а маленькие симпатичные деревеньки северной Франции — страны, которая вызывала в её сердце самые тёплые чувства.
Гермиона всегда любила Францию. Именно здесь она получила весть о воскрешении Северуса, которая так сильно изменила всю её жизнь, и здесь же надеялась начать её теперь с чистого листа. Глядя на спокойный осенний пейзаж побережья и водную гладь Ла-Манша, она с грустью думала о своём прошлом и людях, когда-то его наполнявших.
Гарри, который после войны по личной просьбе МакГонагалл, проработал несколько лет в Хогвартсе в качестве преподавателя защиты от тёмных искусств, в конечном итоге всё-таки подался в мракоборцы. Ему, конечно, нравилось сеять свет знаний, но это не стало его призванием, а спокойная жизнь в Хогвартсе очень скоро начала наводить на него скуку — слишком уж глубоким оказался отпечаток оставленный войной в его душе. Безотчётно он до сих пор стремился туда, где ещё можно было различить отголоски боевых действий, даже несмотря на то, что у них с Джинни было уже двое детей, и жизнь их наполнилась любовью и радостью семейного очага.
Гермионе, однако, в этой их новой жизни уже едва ли находилось место. Судьба её после войны совершила слишком уж неожиданный поворот, отчего связи, казавшиеся столь нерушимыми, со временем истончились, а некоторые и вовсе оборвались. Она уже и не помнила, когда последний раз общалась с Роном. Не сумев до конца простить Гермионе столь внезапно вспыхнувшую в ней любовь к Снейпу, он женился на Лаванде Браун, и общение их вскоре оборвалось. Так, о жизни Рона Гермиона знала совсем немного. Только то, что вместе с братом он продолжил управлять магазином. Бизнес их за эти годы вырос, и нужда наконец-то оставила их дом.
С горькой усмешкой Гермиона вспоминала теперь их с Северусом разговор, произошедший почти шесть лет назад. В своей обычной ядовитой манере он убеждал её в том, что их с Гарри и Роном дружба не будет вечной, она же, как всегда оскорблённая его цинизмом, с пеной у рта доказывала обратное.
— О, Северус, как же ты был прав, — произнесла Гермиона вслух, прижавшись лбом к холодному стеклу окна поезда.
Крупный мужчина в шляпе с короткими полями, сидевший на передних сиденьях спиной к ней, погружённый всё это время в чтение книги, зашевелился. Краем глаза Гермиона уловила, что он обернулся и посмотрел на неё, решив, наверное, что она сумасшедшая, раз разговаривает сама с собой. Однако когда мужчина поднялся со своего места и подошёл к её креслу, Гермиона обратила на него более пристальный взгляд и едва ли поверила собственным глазам.
— О, Мерлин! Виктор! — воскликнула она.
— Гермиона! — Виктор Крам порывисто заключил её в свои медвежьи объятия. — Я не поверил своим ушам сначала, но глаза-то меня уж точно обмануть не могут!
— Как неожиданно! — снова воскликнула она. — Ты, в этом поезде! Но какими судьбами?
Виктор присел в соседнее кресло и, сняв шляпу, взял Гермиону за руку. Лицо у него было радостное. Гермиона не видела Виктора много лет. Он не слишком изменился, только стал ещё крупнее, чем был. По-прежнему коротко стрижен, а в глазах поселилось какое-то особенное спокойствие и, как показалось Гермионе, мудрость. Было очень странно видеть его теперь, но вместе с тем невероятно приятно.
У Виктора был отпуск, он ехал в Сен-Мало — небольшой прибрежный город, в котором у него жила тётя. Оказалось, что Виктор уже не играл в сборной Болгарии по квиддичу. В конце прошлого сезона он покинул команду. Из газет Гермиона знала о том, что Виктор пропустил несколько игр в прошлом году, но его окончательное решение уйти из большого спорта до сих пор держалось в секрете. Тренер и менеджеры команды всё ещё надеялись, что Виктор вернётся, однако, травмы, которые он стал получать всё чаще, порядком ему надоели. Гермиона заметила, как за эти годы Виктор раздался в плечах, и поняла, что для ловца он стал слишком тяжёлым.
Из рассказа Виктора Гермиона узнала, что после ухода из команды он решил податься в тренеры и через некоторое время его приняли на должность преподавателя полётов в Шармбатон. Он мог бы устроиться и в Дурмстранг, но место там было занято, так что в кратчайшие сроки ему пришлось выучить французский язык.
Гермиона была восхищена. Она с удивлением разглядывала его лицо, ощущая, как её вновь охватывает теплота, которую она испытывала к нему когда-то очень давно.
— Франция великолепная страна, я теперь понимаю, почему ты так часто о ней говорила. Лучшего года, чем прошлый у меня, кажется, и в жизни не было, — в заключении своего рассказа произнёс Виктор. — Разве что тот, когда мы приезжали в Хогвартс, и я познакомился с тобой…
— Ты даже не представляешь, как я рада за тебя! — улыбнувшись, произнесла Гермиона. — Но сейчас сентябрь. Почему у тебя отпуск?
— В Шармбатоне всё немного по-другому, — заметил Виктор. — Не так как в Хогвартсе или Дурмстранге. Здесь уроки по квиддичу начинаются только с октября, так что моё присутствие в это время не требуется. Но, да, хватит уже обо мне! — отмахнулся он. — Расскажи-ка мне лучше о себе. Почему ты здесь, да ещё и одна?
Гермиона вспыхнула. Она и не подумала, что ей тоже придётся рассказывать о себе.
— Кажется, я писала тебе письмо три или четыре года назад? — неуверенно произнесла она, пытаясь понять с какого конца начать свою длинную историю.
— О, да! Твоё письмо произвело на меня тогда неизгладимое впечатление! — хмыкнул Виктор. — Ты сообщила, что встречаешься с этим вашим профессором… который выжил! Снейп, кажется?
— Да, точно! — Гермиона улыбнулась. — Значит, ты всё знаешь.
— Ты написала лишь пару строчек, я вообще-то ничего не понял! Только разозлился!
— Отчего же? — засмеялась она.
— Оттого, что самая лучшая девчонка, которую я когда-либо знал, досталась в итоге этому… — он не договорил.
— О, Виктор! — Гермиона снова густо покраснела.
— И, что в итоге? — насмешливо спросил он. — Стала ли мисс Грейнджер, миссис Снейп?
Улыбка сошла с лица Гермионы.
— Ты же уже понял, что нет, — сказала она, переведя взгляд к окну, и на мгновение между ними воцарилось молчание.
— Прости, если я ляпнул глупость, — Виктор положил руку ей на плечо. — Я сказал не подумав. Честно говоря, я полагал, что у вас всё хорошо, что ты нашла то, что тебе было нужно.
— Так и есть, — холодно произнесла она. — Так и было…
— О, неужели он всё-таки… — Виктор закатил глаза и скрестил руки на своей груди.
— Что? Нет, конечно же! — возмущённо выдохнула Гермиона. Одна только мысль о том, что с Северусом могло что-то случиться, всегда наводила на неё ужас. Даже теперь, когда опасность давно миновала. — Он жив и здоров, слава Мерлину! С ним всё прекрасно. Я столько боролась за это! Мы боролись… И в конце концов победили. Если ты помнишь, я писала, что после укуса Нагайны в него перешла часть осколка души Волдеморта, благодаря чему он и выжил. Но нам потребовалось очень много времени, чтобы справиться с ним — не дать захватить душу Северуса. Целый год мы потратили на то, чтобы выяснить, как, не причинив ему вреда, уничтожить этот осколок.
— Почему же вы теперь не вместе? — Виктор нахмурился, и между бровей у него образовалась глубокая складка. — Неужели он посмел бросить тебя после всего, что ты для него сделала?
— Сложно объяснить всё вот так, — сказала Гермиона. — Он не бросал меня. Скорее… отпустил. Понимаешь, Северус хотел, чтобы я двигалась дальше. И если хочешь знать, я любила его. Очень сильно. Я благодарна ему за всё, что он сделал для меня. В конце концов, я ведь закончила Академию зельеварения, получила степень! Просто он хотел, чтобы я была свободна, чтобы обрела собственную почву под ногами… Не зависела ни от кого.
На глазах Гермионы блеснули слёзы. Виктор несмело привлёк её к себе, и она ощутила, какой маленькой была в его тёплых объятиях, поймав себя на мысли, что уже давно не испытывала ничего подобного.
— Ты до сих пор любишь его? — спросил Виктор.
— Он всегда будет в моём сердце, — прошептала Гермиона, утыкаясь носом ему в плечо. — Но это не значит, что в нём нет места для кого-то ещё.
Между ними снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным стуком колёс.
— Поехали со мной в Сен-Мало? — спросил он.
— Хорошо, — просто ответила она.
***
Спустя несколько часов Виктор и Гермиона высадились в небольшом прибрежном городке, который служил для них пересадочным пунктом. Поезд до Сен-Мало отправлялся утром, так что им приходилось здесь заночевать.
Поужинав в ресторане на набережной морскими деликатесами, которые они запили бутылкой отменного белого вина, Виктор и Гермиона отправились гулять на пляж. Для Гермионы всё это было очень необычно. Виктор, конечно, был её хорошим знакомым, но с того момента, когда они виделись последний раз, прошла уже, кажется, тысяча лет, так что по пляжу рядом с ней гулял теперь уже совсем другой человек, не тот Виктор Крам, которого она когда-то знала. Гермиона и сама, правда, сильно изменилась за эти годы.
От вина оба они немного захмелели. Виктор выпил больше, так что взгляд его подёрнулся поволокой, и Гермиона видела, как он смотрит на неё. Очень скоро ей стало понятно, что он до сих пор испытывал к ней чувства, и, помня о том, что номер они сняли один на двоих, Гермиона подумала, что ей необходимо было решить, готова ли она открыть наконец-то новую главу в своей жизни и хочет ли начинать её с Виктора.
— Ты очень красивая, Гермиона, — произнёс он, когда они сидели в соседних креслах на набережной. — Ты потрясающе выглядишь! Просто расцвела за эти годы.
— Виктор, — запрокинув голову назад, Гермиона улыбнулась.
Вино в конце концов дало о себе знать. Солёный морской ветер трепал её волосы, и внутри начинало зарождаться какое-то особенное, давно ею забытое, чувство лёгкости. Острый ком, застрявший несколько месяцев назад в груди, когда Северус сказал, что не видит смысла продолжать их отношения, будто бы на мгновение начал отпускать её, отчего Гермионе стало одновременно и грустно и смешно. Ей захотелось вдруг решиться на что-нибудь такое, чего она никогда раньше себе не позволяла. Что-нибудь безрассудное.
— Я не прошу от тебя ничего, — сказал Виктор. — Знаю, что могу рассчитывать лишь на дружеское общение…
Гермиона вновь обратила на него свой взгляд, и он не договорил фразу.
Виктор был хорош собой — этого у него было не отнять, и Гермиона подумала о том, что, может быть, не случайно встретила именно его в этом поезде. Может быть, это была судьба?
Гермиона не испытывала к Виктору никаких особенных чувств, разве что он был ей симпатичен, и только, но почему-то была уверена, что он не причинит ей боль, а это было для неё сейчас самым главным.
— Я замёрзла, — произнесла Гермиона. — Пойдём в отель?
И они поднялись со своих мест. Виктор дал ей куртку, которая сейчас же повисла на её хрупких плечах как мантия. Придя в гостиницу, они взяли с собой в номер ещё одну бутылку вина, и добродушная хозяйка принесла им немного местного сыра и баночку джема из инжира, за что Гермиона и Виктор любезно её поблагодарили.
Гостиничный номер был небольшой, но очень уютный, с цветочными мотивами на обоях и занавесках. Кровать была одна на двоих, несмотря на то, что они попросили комнату с двумя отдельными — прозорливая хозяйка, очевидно, всё поняла по-своему.
Пока Виктор открывал вино, Гермиона отправилась в ванную комнату, и, только теперь, оставшись наедине с собой, начала наконец-то осознавать происходящее. Руки её немного дрожали от волнения. До сих пор Гермиона всё еще не могла поверить в то, что они с Виктором вот так случайно встретились в поезде. По намеченному плану она час назад должна была сойти на перроне в Ренне, но всё сложилось совсем по-другому. Теперь же Гермиона задавалась вопросом: неужели она и вправду собралась провести ночь в этом небольшом прибрежном городке, вместе с Виктором Крамом — совершенно чужим для неё, по сути, мужчиной? Не Снейпом! Сердце у неё сжалось. Гермиона не знала, правильно ли поступает. Не собирается ли она совершить измену?
— Дура! — шёпотом оборвала она саму себя выкрутив на всю мощность кран. Вода с шумом хлынула в раковину. — Всё кончено! Вы с Северусом больше не пара. У вас обоих своя жизнь. Он для того тебя и отпустил…
Через некоторое время, уже приняв душ, Гермиона снова несмело вошла в спальню. Виктор лежал на кровати с бокалом вина и, держа в руке пульт от телевизора, безразлично переключал каналы. Увидев Гермиону, он быстро поднялся с кровати и подал ей другой бокал.
— Располагайся, пожалуйста, — торопливо проговорил он, добавив: — маггловское телевидение такое скучное.
Гермиона слабо улыбнулась, и Виктор скрылся в ванной, снова оставив её одну.
Сделав глоток вина, Гермиона опустилась на кровать и уставилась в экран телевизора — показывали какое-то глупое политическое шоу. Гермиона щёлкнула пультом, и в комнате воцарилась тишина. Через несколько минут появился Виктор. Он был в одних брюках, на плечах его висело полотенце. Гермиона глупо уставилась на гору мускулов, которая столь внезапно явилась её взору.
Виктор забрался с ногами на кровать и прилёг на подушку. Гермиона последовала его примеру, захватив с собой тарелку с сыром и джем. Сняв с плеч влажное полотенце, Виктор откинул его на прикроватную тумбочку и провёл рукой по своей груди, смахивая невидимые капли воды. Он абсолютно точно знал себе цену. Виктор был прекрасно осведомлён о том, как выглядел без одежды и понимал, какой эффект производил на представительниц слабого пола. Гермиона расплылась в улыбке, осознав, что этот небольшой спектакль разыгрывается сейчас специально для неё.
— Ты абсолютно невероятен! — произнесла она. — Ты же хотел, чтобы я это сказала, да?
— Ну, я нередко слышу нечто подобное, — без ложной скромности проговорил он. — Но, признаться, от тебя мне хотелось это услышать гораздо сильнее, чем от кого-либо другого.
Гермиона отправила в рот кусочек наколотого на шпажку сыра. Вкус был восхитительный, так что она прикрыла глаза от удовольствия. Виктор последовал её примеру, после чего выяснилось, что он неплохо разбирался в сырах. Он даже рассказал Гермионе про особенности этого сорта и пообещал, что по приезду в Сен-Мало накормит её своим любимым французским сыром. Следующий кусочек Виктор взял рукой и, обмакнув его в джем, поднёс ко рту Гермионы. Помедлив секунду, она приняла угощение. Её губы коснулись пальцев Виктора, которые он не сразу убрал, и Гермиона облизнула с них джем. Несмело ещё, он провёл по её лицу, после чего привлек к себе для поцелуя. Целоваться с другим мужчиной было немного странно и крайне волнительно, но Гермионе понравилось. В следующее мгновение она убрала с кровати всё лишнее, позволяя Виктору снова поцеловать себя.
Дальше всё происходило довольно быстро. Виктор в два счёта справился с её блузкой и остальной одеждой, и вот Гермиона уже лежала на спине. Виктор покрывал поцелуями её шею, а руки его ласкали её плечи, грудь, живот, пока не спустились к самой сокровенной части её тела. Гермиона застонала, прижимаясь к нему бёдрами, после чего, раздвинув её ноги, он медленно в неё вошёл. Гермиона с шумом выдохнула. Член у Виктора оказался не менее впечатляющий, чем он сам, и только теперь она в полной мере ощутила его размеры.
Постепенно набирая темп, Виктор начал совершать в ней методичные движения, проникнув в неё в какой-то момент особенно глубоко, от чего глаза Гермионы широко распахнулись и она охнула.
— Всё в порядке? — прошептал он.
— Думаю, для тебя не будет секретом, что у тебя очень большой! — ответила Гермиона, добавив: — Но мне это нравится.
Получив одобрение, Виктор повторил эти глубокие толчки, после чего, развернув Гермиону спиной, поставил её на колени. Проникновение на этот раз было очень глубоким, Гермиона застонала, изгибаясь как кошка. Постепенно набирая скорость, Виктор обхватил одной рукой её ягодицы, а другой принялся ласкать грудь. Гермиона отметила, что Виктор умел получать удовольствие от процесса. Он был внимателен к ней, за что она испытала к нему благодарность. После Снейпа Гермиона боялась, что более молодой мужчина не будет столь же чуток, но с Виктором эти опасения не оправдались. Очевидно, за эти годы у него было много партнёрш. Во всяком случае гораздо больше, чем у неё.
Наконец Гермиона почувствовала, что была близка к финалу. Стенки её влагалища начало сводить приятной судорогой и она захлебнулась стоном. Наслаждение на секунду парализовало всё её тело. Накрыв Гермиону собой, Виктор тоже застонал. Дрожа всем телом, он сделал в ней ещё несколько движений, после чего оба они без сил повалились на бок.
Через несколько минут, когда дыхание её пришло в норму, Гермиона перевернулась на спину и обратила на Виктора свой затуманенный взгляд.
— Это было… невероятно, — прошептала она.
Рука её легла на его ещё влажную от пота грудь. Торс Виктора всё ещё подрагивал от учащённого дыхания. Пальцами было приятно ощущать эти красивые изгибы.
— Это ты невероятная, мисс Гренджер! — произнёс он, привлекая её к себе. — Давно я не испытывал такого! Ты просто свела меня с ума, — и немного помолчав, он добавил: — Кто бы мог подумать…
— Что это ты имеешь в виду? — удивилась Гермиона.
— Я, честно говоря, думал, что ты менее раскованная, и мне придётся дольше тебя… ну, знаешь, раскачивать. Сомневался, правильно ли сделал, попросив хозяйку дать нам номер с одной большой кроватью.
— Ах, вот значит как! — Гермиона зашлась от возмущения, ощущая, как вспыхивает её лицо.
— Но тебе же было хорошо? — Виктор прижал её к своей груди.
— Да, но я думала, что всё зависит от меня, — несколько растерянно произнесла она.
— Ну, если бы ты не захотела, то я бы, конечно, не настаивал, — улыбнувшись сказал он и добавил, прикрыв глаза: — Хотя мысль о том, что мы вместе едем в Сен-Мало меня утешала.
***
Гермиона стояла у окна и смотрела на несмелое осеннее солнце, поднимающееся из-за крыш домов и озаряющее ещё спящий город. Полчаса назад она проснулась из-за робкого стука в окно. Школьная сова принесла ей письмо, и она заранее знала, кто отправитель.
«Доброе утро, моя милая девочка! Как у тебя дела? Успешно ли ты добралась до Ренна и удалось ли тебе заселиться в тот отель, который я рекомендовал? В Хогвартсе никаких особенных новостей, учебный год начался как обычно. Новый преподаватель ЗОТИ оказался весьма любопытным человеком. При случае, расскажу тебе о нём поподробнее. Обещаю, что тебе будет интересно. Ц. С.»
Гермиона повернула голову к кровати на которой, широко раскинув руки, мирно спал Виктор. Дыхание его было ровным и глубоким, отчего груда его мускулов мерно вздымалась и опускалась. Гермионе даже не верилось, что вчера ночью она и вправду стонала и извивалась в объятиях этого Аполлона, словно бы выточенного из мрамора уверенной рукой мастера.
Писать Северусу об этом она, конечно, не стала, даже несмотря на то, что он просил Гермиону сообщить ему о появлении в её жизни другого мужчины. Гермиона просто не могла позволить себе признаться Северусу в том, что спустя, как ей казалось, ещё столь короткий срок, с радостью запрыгнула в постель к первому же попавшемуся претенденту, хотя и не могла не признать, что прошлой ночью ей было чрезвычайно хорошо.
Сев за стол, Гермиона написала ответное письмо. Сперва она хотела соврать, что всё-таки приехала вчера в Ренн, но сердце её болезненно сжалось, и она сообщила Северусу о своём настоящем местоположении и планах остаться в ближайшие дни на побережье. Придумать, что маршрут её изменился из-за технической неполадки на путях ей всё-таки пришлось, однако она надеялась, что эту информацию Северус проверять не будет.
Виктор проснулся как раз в тот момент, когда она отпустила сову.
— Тебе пришло письмо? — догадался он.
— Да, — Гермиона опустила глаза.
— От него?
— Да, Виктор. Через полчаса нам нужно выходить…
Гермиона протянула ему бокал с чистой водой. Он залпом опустошил его. Откинув одеяло, Виктор поднялся с кровати и снова предстал перед Гермионой во всей своей красе, но уже при свете утреннего солнца. Сама того не желая, она залилась краской и несмело отвернулась.
— Ох, уж, эти женщины, — усмехнувшись, прокомментировал он, отправляясь в ванную. — Ночью вытворяют такое! А на утро смущаются, словно послушницы монастырской школы.
Гермиона прыснула и, судорожно вздохнув, помахала рукой у себя перед лицом.
***
К середине дня они уже были в Сен-Мало. Тётя Виктора, мадам Валери Обен, была магглом, так что колдовать при ней было нежелательно. О жизни своего племянника она знала лишь то, что тот закончил какую-то не совсем обычную школу и занимался каким-то не совсем обычным, «болгарским», как она полагала, видом спорта. Дом женщины находился прямо на набережной, и из окон её довольно просторной квартиры открывался потрясающий вид на Ла-Манш.
Когда мадам Обен узнала, что Виктор приехал не один, она была очень удивлена, но в то же время обрадована.
— Не стесняйтесь, милочка! — воскликнула она, увидев, что Гермиона была смущена своим вторжением в чужой дом. — Мне только в радость, что Виктор (она сделала ударение на последний слог) приехал со своей девушкой!
— О, мы не… — Гермиона хотела было сказать, что они не пара, но осеклась.
— Что ж, тогда мне придётся приготовить вторую комнату? — женщина удивлённо посмотрела на Виктора.
— Тебе нужна отдельная комната? — укоризненно взглянув на Гермиону, спросил он.
— Нет, — шепнула та, сгорая со стыда и неловкости ситуации: зря она вообще обронила эту фразу!
— Нет, спасибо тётя, думаю, нам не понадобится! — заключил Виктор.
— Что ж, — протянула та, и Гермионе показалось, что женщина ей заговорщицки подмигнула.
Мадам Обен покинула их, оставив наедине в своей уютной столовой, и за большим обеденным столом, покрытым белоснежной скатертью с искусной вышивкой, на мгновение воцарилась тишина.
— О, Мерлин, мне так стыдно! — Гермиона прикрыла вспыхнувшее лицо руками. — Зря я это сказала, да?
— Ты сказала правду. Мы же не… — Виктор театрально протянул последний слог.
— Скажи честно: ты обиделся?
— Это было бы глупо с моей стороны, тебе так не кажется? — ядовито заметил он.
— Виктор, — Гермиона поднялась со стула и обвила его шею руками. — Я обещаю, что этой ночью искуплю свою вину.
— О, искупишь, ещё как! — схватив её за талию, воскликнул он, и Гермиона взвизгнула от неожиданности.
Время в Сен-Мало летело быстро. Целыми днями они с Виктором гуляли по городу и пляжу, ездили в соседние городки, осматривали достопримечательности, любовались потрясающими закатами, страстно целовались и много занимались сексом. Гермионе нравилась эта беззаботность, эта неотягощённость бытия, которая наступила в её жизни, потому что последние годы всё-таки были трудными.
После того как Снейп окончательно выздоровел от своего недуга и избавился от множества зависимостей от всевозможных снотворных и восстанавливающих зелий, которые принимал в тот период в очень больших количествах, их с Гермионой существование, конечно, стало легче. Однако подорванное здоровье Северуса и частые недомогания не позволяли им наслаждаться той полноценной жизнью, которую они так хотели. Куда бы они ни поехали и чем бы ни занимались, всякий раз существовала вероятность, что Снейпу могла понадобится помощь колдомедика, и постоянная зависимость от лаборатории в Хогвартсе или хотя бы их небольшого дома в Хогсмиде, где они временами жили, редко позволяла им расслабиться, что невероятно раздражало, прежде всего, самого Снейпа.
Гермиона не жаловалась. Она привыкла и к худшему. Всё это казалось ей не столь ужасным — преодолимым, по крайней мере, а, кроме того, она умела готовить необходимые зелья и могла заменить Снейпу любых врачей, но мысль о том, чтобы превратить любимую женщину в сиделку, претила ему. Всякий раз, когда Северусу становилось плохо, он едва мог вынести то, с какой заботой Гермиона протягивала к его рту очередную злосчастную склянку с зельем, в то время как сам у себя он вызывал лишь презрение.
От тягостных мыслей обоих спасала лишь совместная работа. Заочная учёба Гермионы в академии и её диссертация. Снейп просто не мог не довести дело до конца, отпустить её прежде, чем она получит степень. Он должен был быть уверен, что она имеет прочную почву под своими ногами. Эта мысль придавала ему сил на протяжении всех последних лет, и когда учёба её подошла к концу, он убедил Гермиону, наконец, оставить его.
И вот теперь она находилась здесь, в Сен-Мало. Она стояла на балконе их с Виктором комнаты, глядела на заходящее над морем солнце и вспоминала о завтрашнем дне — дне её рождения, думая только о том, как было бы хорошо, если бы Северус был сейчас рядом с ней…
Гермиона ещё не могла забыть его прикосновения к её шее, губам, рукам. Его столь любимый ею профиль, морщинку на переносице, нежные заботливые руки. Его красиво очерченные губы, — как они ласкали её. Гермионе, порой, даже не верилось, что когда-то, в прошлой жизни, она не могла его выносить, считала чёрствым и отвратительным. Это было очень давно, да. А потом ей было с ним хорошо. Ей было с ним очень хорошо. Лучше чем с кем-либо и когда-либо. Гермиона бы многим могла пожертвовать ради того чтобы снова вернуть те дни, когда у них с Северусом ещё была надежда на самое лучшее, но увы, это было не в её силах. Она должна была двигаться дальше, делать то, что он хотел, чтобы она делала — наслаждаться жизнью. И она была готова делать это. Вот и теперь она, кажется, покорно выполняла это его желание, и грустно ей было только оттого, что Северуса просто не было здесь и сейчас рядом с ней, чтобы любоваться этим закатом: как было бы хорошо ей снова сидеть подле него и слушать его бархатный голос, положив голову ему на колени.
— О чём думаешь? — промурлыкал Виктор, обнимая Гермиону сзади.
Он подкрался к ней незаметно, и Гермиона вздрогнула от неожиданности.
— Виктор! — она раздражённо посмотрела на него. — Ты меня напугал.
— Извини, я не хотел, — лицо его помрачнело, и он отстранился.
— Ничего, я просто задумалась, — смягчилась Гермиона.
— Да, ты частенько задумываешься.
— Неправда, — нервно улыбнувшись, она заложила за ухо выбившуюся прядь волос.
— Хорошо, не буду с тобой спорить, — безразлично проговорил Виктор, и Гермиона отчего-то почувствовала себя невероятно уязвлённой.
— Нет, пожалуйста! У тебя какие-то претензии ко мне? — скрестив на груди руки, спросила она.
— Гермиона, ты действительно хочешь попытаться поговорить со мной сейчас начистоту? — с усмешкой Виктор опустился в небольшое зелёное кресло у туалетного столика в другом конце комнаты. — Мы же оба взрослые люди и всё понимаем, но лично я не хотел бы, чтобы наше с тобой прекрасное общение закончилось здесь и сейчас… У нас впереди ещё неделя совместного отдыха. Так позволь же нам, — голос его дрогнул. — Позволь же себе, наконец, просто, хоть самую малость, побыть счастливой, Гермиона!
На мгновение в комнате воцарилась тишина. В глазах у неё защипало. Судорожно вобрав носом воздух, Гермиона приложила дрожащую руку к своему лбу и уставилась невидящим взглядом в стену, в надежде, что ей удастся справиться с охватившими её чувствами. Последние слова Виктора полностью обезоружили её. Такой глубины понимания с его стороны она не ожидала, и предательские слёзы всё-таки начали литься из её глаз.
Как давно она не плакала. Гермиона запретила себе плакать ещё тогда, шесть лет назад, в личных покоях Снейпа, когда он наконец-то распахнул для неё свои объятия, и все эти годы она сдерживала в себе этот невозможный поток, всякий раз мужественно глотая подступающий к горлу ком, потому как не видела в слезах никакого толка. Потому как слёзы не могли помочь ей решить те проблемы, где ей требовался лишь холодный рассудок. И вот теперь эта тщательно выстроенная плотина лопнула.
— Виктор, — выдохнула она, впиваясь ногтями в своё собственное лицо, будто бы опасаясь, что с этими слезами наружу из неё выйдет что-то страшное — вся та боль, которую она так долго в себе подавляла.
Виктор, который снова понял всё гораздо быстрее, чем она могла бы себе представить, в мгновение ока оказался рядом с ней. Сжав её руки, чтобы она не навредила себе, не расцарапала лицо, он прижал Гермиону к своей широкой груди.
Плакала Гермиона очень долго. В некоторые мгновения ей казалось, что она просто задохнётся, захлебнётся этими горькими слезами. Виктор всё это время заботливо сидел рядом с ней, помогал ей высморкаться, чтобы она и правда не задохнулась, обнимал и целовал, поил водой, от которой подозрительно пахло валерианой. В конце концов, когда слёз в ней, кажется, уже не осталось совсем, Гермиона наконец-то уснула у него на плече, полностью лишённая сил.
На следующее утро Виктор принёс ей завтрак в постель, и она снова чуть не расплакалась от благодарности, которую испытала к нему.
— О, нет-нет! — воскликнул Виктор, когда на её опухшем личике снова заблестели слезинки. — Сегодня я не позволю вам, мадемуазель, реветь, — последнее слово он произнёс с грассирующей буквой «р». Гермиона рассмеялась и воодушевлённый её настроением, он продолжил говорить с французским акцентом. — Ведь у вас сегодня день рождения!
— Ты не забыл! — поражённо воскликнула Гермиона.
— Как же можно, мадемуазель?! — театрально возмутился Виктор. — А потому, сегодня с вашего позволения, мы отправимся в плавание на остров Джерси!
Гермиона так залилась смехом, что расплескала апельсиновый сок по подносу. Виктор лёг рядом с ней и взял её за руку. Она посмотрела на него и замерла на одно мгновение. Глаза Виктора, обращённые к ней, были переполнены любовью. Гермиона провела рукой по его щеке и поцеловала в губы. Она не испытывала к нему ничего.
На острове Джерси, после осмотра крепости они отобедали в чудесном ресторане, где для них играли заранее приглашённые Виктором музыканты. Наевшись, напившись и натанцевавшись вдоволь, они пошли гулять на пустынный песчаный пляж в самом прекрасном расположении духа. На улице было прохладно, но они всё равно расстелили покрывало прямо на влажном песке и сидели, глядя, как чайки кружат над волнующимся морем.
— Так, а теперь главный подарок! — торжественно произнёс Виктор, роясь в карманах куртки.
— О, Мерлин! Неужели что-то ещё? Ты просто сошёл с ума! — засмеялась Гермиона.
— Ага, нашёл! — победно воскликнул он и выудил из внутреннего кармана небольшой кожаный мешочек.
Он протянул его Гермионе, и та с улыбкой начала развязывать верёвочки. Мешочек был тяжёлый, и через несколько мгновений она вынула из него увесистый серебряный кулон на такой же серебряной простой цепочке. Кулон был весьма необычный: основой ему служил плоский диск, усыпанный буквами неизвестного Гермионе языка, соединяющийся в верхней части с цепью благодаря выпуклому полукольцу украшенному филигранью.
— Это древний амулет с моей родины. С Балкан, — произнёс Виктор. — Моя семья относится к банатским болгарам, что вышли из кочевого народа чёрных булгар. Надписи на амулете написаны на ранне-булгарском языке. Здесь говорится: «Даруется благоденствие всякому, кто откроет сердце своё». Точное время создания этого амулета мне неизвестно. Знаю лишь, что на него наложены особые чары, благодаря которым он сохранился до наших дней в первозданном виде. Как и гласит надпись, он призван даровать благоденствие своему владельцу в том случае, если тот будет готов открыть своё сердце.
— Но это слишком дорогой подарок! — воскликнула Гермиона, с ужасом посмотрев на Виктора. — Я не могу принять его! Пусть этот амулет останется у тебя! Я хочу чтобы он принёс благоденствие тебе!
Она протянула ладонь на которой лежал амулет Виктору, и тот мягко накрыл её своей рукой.
— Милая Гермиона! Я носил этот амулет долгие годы, но боялся открыть своё сердце. Сделать это помогла мне ты, чем принесла мне благоденствие, которое я испытываю каждую секунду своего существования на протяжении всех этих дней. Ни один амулет не заставит тебя благоденствовать вдали от любимого человека и одновременно с этим ни один амулет не сможет заставить этого самого человека испытывать к тебе ответное чувство. Помог ли мне амулет или нет? Я не знаю, но я встретил тебя в поезде именно в тот день, когда решил отправить его на морское дно. И если это всего лишь безделица — что ж… Пусть она напоминает тебе обо мне всякий раз, когда ты будешь смотреть на неё, хотя я искренне желаю тебе обрести счастье и суметь вновь открыть своё сердце тому, кто будет этого достоин.
— Виктор! — из правого глаза Гермионы выкатилась слезинка, которая оставила влажный след на её щеке.
Виктор нежно поцеловал этот след. Обхватив голову Гермионы обеими руками, он приник к её губам со всей страстью, на какую только был способен. Он целовал её так, словно припал к источнику жизни, желая испить её до конца, насладиться ею, пока у него ещё была такая возможность, и Гермиона решила, что обязательно будет счастливой, чего бы ей это ни стоило.
***
Последняя неделя в Сен-Мало пролетела быстро. Виктору пора было отправляться в Шармбатон, а Гермиона ещё хотела заехать на пару дней в Ренн. В день перед отъездом, собирая чемодан, она в одиночестве стояла посреди комнаты и с задумчивостью рассматривала подаренный Виктором амулет.
— Почему ты совсем ничего не чувствуешь к нему? — вполголоса спросила она саму себя. — Ну, почему же? Он нравится тебе как человек, он нравится тебе как любовник, он любит тебя, в конце концов!
Схватившись за голову от накативших чувств, она села на край кровати.
— У него абсолютно нет ни единого изъяна! — продолжила она уговаривать себя. — Он так чуток, обходителен, нежен, страстен! О, Мерлин! Виктор просто идеальный! Чего же тебе не хватает?
Гермиона с досадой посмотрела на амулет и, погрузив его в кожаный мешочек, аккуратно положила в чемодан. Через мгновение дверь отворилась, и в комнату вошёл Виктор. Она посмотрела на него, ещё не до конца стерев со своего лица огорчение.
— Что-то случилось? — поинтересовался он будничным тоном.
— Мне было хорошо все эти дни, правда, — Гермиона поднялась с места и обняла его.
Сердце её осталось холодным даже теперь.
— И мне, — вздохнул он. — Но мы ведь прощаемся не навсегда?
— Конечно, — сказала она. — Однако я навряд ли смогу выбраться во Францию в ближайший год ещё раз… Дома предстоит много работы. У меня есть возможность поучаствовать в одном проекте для министерства, к тому же нужно заняться публикацией своих наработок.
— Я всё понимаю. Просто пиши мне иногда, хорошо? — сказал он, и, усмехнувшись, добавил: — Кажется, я уже когда-то это говорил.
========== Глава 2. Холодный приём ==========
Виктор уехал в Шармбатон, а Гермиона наконец-то добралась до Ренна, где провела два дня перед отправлением в Британию. Погода стояла замечательная, так что она много гуляла и старалась не думать о своей жизни. Одиночество ей внезапно пришлось по душе, и она поняла, что за последние дни немного устала от Виктора. Гермиона не могла испытывать к нему ту любовь, которую он от неё ждал, за что неосознанно винила себя. Теперь же она позволила себе расслабиться полностью.
О том, что свой отпуск она провела с Крамом, Гермиона не жалела. В конце концов, ей было необходимо сменить обстановку и компанию. Если бы путешествие с самого начала сложилось по задуманному ею плану — не факт, что она бы позволила себе получить от него удовольствие. Виктор не давал ей полностью погружаться в свои тягостные размышления, однако, чем ближе она была к возвращению домой, тем сильнее сжималось сердце при мысли о Хогвартсе и Снейпе.
Сидя в кафе на перроне одного из пересадочных пунктов она держала в руках письмо Северуса, которое тот ей прислал ещё в день её рождения. За последние дни она перечитала его много раз:
«Здравствуй, моя милая девочка! На Хогвартс уже опустился сумрак, и стрелки часов перевалили за полночь, а значит, наконец-то наступил этот чудесный день. День, который стал для меня священным, потому что именно сегодня родилась ты. Где бы и с кем бы ты ни была в этот или любой другой день, я желаю тебе быть счастливой. Потому что, будучи уверенным, что ты счастлива, счастье обретаю и я сам. Ц. С.»
После этого письма, за последние дни совы принесли ей от него ещё только две записки, текст которых был весьма сухим. Покидая Ренн, Гермиона даже немного беспокоилась, не случилось ли что-нибудь в Хогвартсе или с самим Северусом. Успокаивала она себя лишь тем, что октябрь в школе всегда был месяцем тяжёлым, и Снейп, допоздна засиживающийся за свитками с домашними работами учеников, скорее всего, просто не имел времени на то, чтобы писать ей длинные послания.
По прибытии в Лондон Гермиона снова получила от него письмо, в котором Северус осведомился, успешно ли она добралась до Англии. Повода для беспокойства, казалось, не было, но формальность, с которой было написано и это послание, в очередной раз насторожила Гермиону. Сердце подсказывало, что здесь было что-то не так, и она просто обязана была выяснить, что именно. В голове мелькнула глупая мысль о том, что Северус мог каким-то образом узнать про неё и Виктора. Душа ушла в пятки. Нет, не может быть! Он не будет следить за ней!
Через сутки Гермиона уже мчалась в поезде по направлению к Хогвартсу. По плану она не должна была возвращаться туда так скоро. Предполагалось, что она будет теперь жить и работать в Лондоне и только изредка навещать замок и его обитателей, но острая необходимость убедиться в том, что с Северусом всё было в порядке, заставила её не откладывать поездку в Хогвартс на неопределённый срок. О своём приезде она никому решила не сообщать.
— Газету, мисс? — молодой человек, проводник, лицо которого было густо покрыто веснушками, а на голове красовалась взъерошенная копна огненно-рыжих волос, протянул Гермионе газету.
— Да, спасибо, — она улыбнулась, невольно подумав, что его вполне можно было бы принять за Уизли, если бы она только не знала их всех наперечёт.
Он между тем очень остро напомнил ей Рона и эти до боли знакомые пейзажи за окном поезда навели на неё тоску по прошедшим дням. В последнее время она вновь стала такой чувствительной. Столько сожалений, столько грусти. Гермиона вздохнула и развернула Ежедневный Пророк.
Магических газет она в сентябре не прочла ни одной. Виктор решительно запретил ей читать их, потому как не хотел, чтобы какие-то срочные новости магического мира могли потревожить их спокойный отдых среди магглов. По инерции она выбросила и те газеты, которые приносила ей сова в Ренне и в Кале. Зато теперь, новость, красовавшаяся на первой полосе, произвела на неё настолько сильное впечатление, что она, даже зажмурилась на секунду.
«Люциус Малфой, Глава Международного бюро магического законодательства, который в этом году по совместительству стал выполнять роль приглашённого преподавателя Защиты от тёмных искусств в Хогвартсе, с блеском провёл первый месяц занятий и согласился временно сменить место жительства, перебравшись из своего родового поместья в школу. Пресс-секретарь Международного бюро магического законодательства сообщил Ежедневному Пророку о том, что мистер Малфой сможет управлять делами бюро прямо из Хогвартса, где для этого уже созданы все условия…»
Не дочитав статью, Гермиона выпустила из рук газету и та упала на пол. Так вот о ком говорил Северус в своём первом письме, которое она получила вначале сентября. Люциус Малфой — преподаватель Хогвартса, кто бы мог подумать! Значит, Минерва так и не смогла найти кого-то более достойного на эту должность. Многие маги до сих пор считали, что она проклята, поскольку преподаватель, который пришёл на смену Гарри в прошлом году, благополучно покинул Хогвартс уже в феврале. В этом, правда, не было ничьей вины, просто работа с маленькими сорванцами оказалась бывшему мракоборцу не по зубам и в оставшиеся несколько месяцев учебного года, обязанности преподавателя ЗОТИ разделили между собой Снейп, Флитвик и мадам Трюк. Гермионе тогда пришлось вести зельеварение сразу у пяти курсов.
Гермиона опустила глаза. С пола ей ухмыльнулся своей самодовольной улыбочкой Малфой.
— Какого чёрта! — Гермиона пнула газету под соседнее сиденье.
Не то чтобы Гермиона не любила Малфоя. За последние годы ей, в общем-то, стало на него плевать. Почти семь лет назад, когда закончилась война, её, конечно, страшно взбесил тот факт, что Люциус в очередной раз избежал справедливого наказания. Скользкий! Какой же он скользкий! Но Северус, которого с Люциусом, так или иначе, связывали долгие годы какой-никакой дружбы, сумел убедить Гермиону, что отныне этот человек не представляет опасности для магического мира. В конце концов, Малфой никогда не преследовал «возвышенных» злодейских целей, а действовал всегда лишь из корысти, соображений собственной безопасности и безопасности своей семьи.
Через два года, в день, когда Малфоя назначили главой Международного бюро магического законодательства, Гермиона, конечно, снова была страшно возмущена, но стоит признать, что за пять лет под его руководством, бюро лишь процветало и было одним из самых эффективных в Министерстве магии.
Смятый и затоптанный туфлями Гермионы Люциус всё ещё усмехался в ответ на её укоризненный взгляд. Ах, эта фирменная улыбочка Малфоев! Казалось, ничто не могло стереть её с их самовлюблённых лиц. В воспоминаниях Гермионы всплыл очередной скандал, разразившийся вокруг их семейства три года назад. Какой-то журналист тогда застал Люциуса в кафе вместе с беременной женой Драко. На фотографии, которую он сделал, старший Малфой с излишней, как тогда всем показалось, нежностью держал Асторию за руку, и шептал ей что-то на ухо, но гадкий писака, конечно же, добавил, что они ещё и целовались. Весь магический мир с содроганием ждал рождения ребёнка, ибо были подозрения, что отцом юного Скорпиуса может быть именно Люциус, а не его сын. Семья Малфоев в тот год жила как на пороховой бочке. Должность Люциуса в Министерстве висела на волоске, и когда родился Скорпиус, мужчине пришлось публично предоставить данные магического теста на отцовство, который показал, что родителем юного наследника всех богатств семьи Малфой всё-таки является Драко. Доказательств любовной связи Люциуса и Астории ни у кого в действительности не было, но людям было приятно перемыть лишний раз косточки человеку со столь скандальной репутацией.
В конце концов Люциус подал в суд на журналиста за клевету и, выиграв его, фактически превратил бедолагу в своего пожизненного раба, поскольку тот был обязан выплатить Малфою непосильную для теперь уже безработного человека сумму. Но больше всех от этой шумихи, очевидно, страдала Нарцисса. Женщина не смогла пережить такого позора, и сразу по завершении судебного процесса подала документы на развод. Гермиона очень хорошо помнила очередной Ежедневный Пророк, на первой странице которого тогда красовалась фотография «уже не мужа и жены» Малфоев, только что вышедших из здания суда. У Люциуса на том снимке была точно такая же надменная улыбочка, как и теперь на этой новой фотографии из Хогвартса.
Позже выходили газеты, повествующие о переезде Драко, Астории и Скорпиуса в Америку. Было понятно, что подобный скандал немало отразился и на их личных отношениях, в связи с чем молодая чета приняла решение покинуть Британию. И снова, ни на одном лице не была заметна хотя бы тень досады или печали, только лёгкая скука и что-то вроде снисхождения ко всем окружающим. Гермиона невольно подумала, что за это, пожалуй, она могла бы даже уважать Малфоев. Способность «никогда не терять лицо» была задачей не лёгкой, но они всякий раз справлялись с ней отлично.
Гермиона нехотя подняла газету с пола. Небрежно отряхнув её, она снова внимательно посмотрела на Люциуса.
— Плохо тебе одному в Малфой-мэноре, да? — спросила она у газеты. — Но хочу сказать: так тебе и надо!
— Шоколадные лягушки, лакричные палочки! — раздался внезапный голос продавщицы сладостей над ухом у Гермионы, отчего она подскочила на месте, и страницы газеты разлетелись по всему купе. Продавщица добродушно рассмеялась.
— Вы меня напугали! — схватившись за сердце, произнесла Гермиона и добавила, взглянув на женщину с удивлением: — А я думала, что вы продаете сладости, только когда дети едут в школу.
— Один раз в год что ли? — снова задорно рассмеялась та. — Милочка, не пугайтесь так, съешьте-ка лучше лягушку, — она протянула Гермионе коробочку, и, не взяв денег, поехала дальше.
Вскрыв лягушку, Гермиона положила её в рот целиком и в следующую секунду чуть не подавилась, когда посмотрела на карточку с волшебником. На ней был Гарри. Он весело улыбался и подмигивал ей, поблёскивая стёклами своих неизменных круглых очков.
— Ах, Гарри! — вздохнула Гермиона. — Если бы ты только знал, что я разговариваю сама с собой и с изображениями в газетах, а теперь вот с картонным вкладышем от конфеты…
Она засмеялась сама себе и живо представила, как было бы чудесно, если бы эта стеклянная дверь в купе сейчас распахнулась, и сюда вошёл он. Гермиона даже замерла на секунду, надеясь, что каким-то чудесным образом мистер Поттер и правда услышит её мысли и трансгрессирует прямо к ней, в поезд. Но мгновение прошло, и вместо радостного голоса друга она услышала лишь мерный стук колёс и отдалённое хлопанье разболтавшей двери в каком-то купе.
— Приеду и напишу ему письмо, — произнесла она, отложив карточку на сиденье, и посмотрела в окно на безрадостный октябрьский пейзаж. — И надо прекращать разговаривать самой с собой. Да, вот прямо теперь!
В купе снова воцарилось молчание. Гермиона закрыла глаза и глубоко вздохнула — до чего же тоскливо!
***
Хогвартс встретил Гермиону промозглым ветром и дождём. Прибыв в школу посреди учебного дня, она сразу же направилась в кабинет директора. Профессор МакГонагалл была крайне удивлена приездом Гермионы, и не очень довольна её столь скорым возвращением в замок. Все последние годы Минерва пеклась о судьбе своей любимой ученицы. Их со Снейпом отношения были для неё с одной стороны весьма любопытными, но с другой, она всегда желала Гермионе какой-то иной, более «нормальной» жизни. Если уж говорить откровенно, женщина всегда считала, что Гермионе следовало выйти замуж за Рональда Уизли, тот, хотя и был ещё тем лоботрясом, но, по крайней мере, подходил ей по возрасту.
— Ты уже нашла себе жильё в Лондоне? — поинтересовалась Минерва, не скрывая своего нежелания позволять Гермионе вновь перебираться в замок.
— Да, я сняла там небольшую квартирку на окраине, но надеялась, что вы позволите мне задержаться в Хогвартсе на пару дней? — Гермиона задумчиво поглаживала большими пальцами чашку с горячим шоколадом, который ей предложила Минерва.
— Гермиона, прости за бестактность, но скажи на милость, зачем ты вернулась?
Гермиона приподняла брови и поставила чашку на стол, так и не притронувшись к напитку.
— Я просто хотела навестить всех вас. В конце концов, я провела в замке почти четырнадцать лет своей жизни, и знаете ли не так-то просто…
— Да, я тебя понимаю, — прервала её Минерва и обратила свой взгляд куда-то вдаль. — Именно поэтому, я и не считаю возвращение полезным для тебя. Боюсь, что в конечном итоге… — она судорожно вздохнула. — Что в итоге это болото затянет тебя по уши! Мы же обе знаем, что ты приехала к нему! Но зачем?
— Я просто хотела проведать Северуса. Последние его письма… — Гермиона замялась. — Словом, мне не понравился тон в котором он мне писал. Я решила, что с ним возможно что-то не так…
— О, Мерлин! Гермиона! — Минерва возвела руки к потолку. — Да, что с ним может быть не так?! С этим бесчувственным чурбаном!
— Профессор МакГонагалл! — Гермиона была несколько смущена таким проявлением чувств со стороны директора.
— Нет, теперь я, пожалуй, всё скажу! — решительно воскликнула она. — Ты только подумай! Ты столько лет его выхаживала, холила и лелеяла, заменяла его уроки и ночи напролёт проверяла домашние задания учеников, тогда как он просто наслаждался твоим присутствием, а потом, видите ли «благородно отпустил», потому что не желал «обременять тебя и дальше»! Никогда ему не прощу! Эгоист и чурбан!
Подбородок женщины затрясся от гнева и обиды за Гермиону, и она повернулась к ней спиной.
— Минерва, прошу вас! — взмолилась та. — Северус никогда не был простым человеком. Я знала, что наши отношения обречены ещё с самого начала, как только поняла, что люблю его. Я никогда не ждала от него ничего… Но в действительности получила гораздо больше, чем вообще могла рассчитывать!
— Ох, не устаю удивляться твоей безропотности — шесть лет потратила на этого идиота и всё впустую! Даже дурного слова о нём сказать не можешь!
— Благодарю за лестный отзыв, Минерва! — с расстановкой произнёс знакомый глубокий голос, и за спиной Гермионы хлопнула дверь.
Мурашки пробежали по всему её телу. С замиранием сердца она обернулась. Снейп был всё таким же, как и в тот день, много лет назад, когда она впервые увидела его после воскрешения: подтянут и беспристрастен, только в волосах за эти годы появилось несколько седых прядей. В груди заныло, родное лицо захотелось заключить в ладони и рассмотреть получше. Северус тоже взглянул на Гермиону, но не задержал на ней свой взгляд слишком долго. Сегодня его глаза для неё были закрыты, она не смогла прочитать в них ничего, хотя, последние годы, глядя на Снейпа, она безошибочно могла понять всё, что творилось у него на душе. Теперь же она ощущала с его стороны лишь холод. Он намеренно ускользал от неё, и она не понимала, в чём была причина столь сильной перемены.
— Что-то случилось, Северус? — будничным тоном поинтересовалась МакГонагалл, сделав вид, что ничего особенного только что не произошло.
— Мистер Коттен опрокинул на себя котёл с кипящим зельем. Я отправил его в больничное крыло.
— О, Мерлин! — воскликнула Гермиона. — Надеюсь, с ним всё в порядке!
— Уже, да, — взгляд Снейпа прожёг её насквозь. Ей подумалось, что за прошлый месяц, пока она была во Франции, время в Хогвартсе повернулось вспять, и теперь она совершила путешествие на шесть лет назад, туда, где их с Северусом ещё мало что связывало. Снейп снова перевёл взгляд на директора. — Но это было зелье от драконьей оспы, так что на его теле останутся следы.
— Что ж, я напишу его родителям письмо о происшествии, — заключила Минерва.
— Прекрасно. С вашего позволения я должен закончить урок, — оповестил Снейп и, жёстко развернувшись на каблуках, покинул кабинет.
Гермиона выбежала вслед за ним.
— Северус! — задохнулась она.
Он шёл по коридору так быстро, практически летел, и ей пришлось бежать за ним. Услышав её отчаянный зов, он резко остановился и обернулся, так что Гермиона в следующую секунду уткнулась лицом ему в грудь.
— Северус, — она снова произнесла его имя, не спеша отстраняться.
Гермиона посмотрела в его глаза, они были холодны. В голове её вновь пробежала предательская мысль: неужели он каким-то образом узнал про Виктора? Нет! Не может быть! Он просто переживает за ученика и сбит с толку её приездом. Всё это давит на него, да-да! Он не может знать… Она бы спросила его обо всём напрямую, но трусость не позволила ей сделать этого. А что если он в действительности ничего не знает и тогда она сдаст себя с потрохами?
— Гермиона, — выговорил он. Его голос дрогнул, и в глазах блеснуло что-то похожее на искру тепла. Вымученное и болезненное. — Зачем ты приехала?
— Я хотела проведать тебя. Твои последние письма… Они были не такими как прежде.
— У меня много работы.
— Я знаю, знаю! Но всё же. Я хотела убедиться в том, что с тобой всё в порядке. Как ты себя чувствуешь? — она провела ладонью по его щеке. Снейп прикрыл глаза.
— Тебе не стоило беспокоиться. Отправляйся в Лондон.
— Ты совсем не рад меня видеть? — губы её задрожали.
— Через пять минут закончится урок, а мне ещё необходимо подготовить класс к следующему занятию. У меня там весь пол в зелье от оспы, а ты знаешь, какая от него вонь…
Рука Гермионы безжизненно опустилась и пару мгновений она смотрела, как Снейп удаляется от неё вниз по лестнице. Она подбежала к перилам и крикнула ему вслед, о том, что придёт к нему после уроков. В ответ он только неопределённо махнул рукой.
Ровно в два часа дня она стояла на пороге его кабинета и не решалась постучать до тех самых пор, пока он сам не распахнул перед её носом дверь.
— Так и знал, что ты тут стоишь.
— У меня чувство будто мы с тобой вернулись на шесть лет назад, — она вошла внутрь и с наслаждением втянула носом родные запахи. От них ей стало немного легче на душе.
— В некоторой степени и у меня такое же чувство, — произнёс он.
— Может, пройдём в гостиную и пообедаем вместе?
— Да, конечно, — Снейп открыл дверь в свои покои и, пройдя через них, они расположились в его личной гостиной.
Гермиона с ногами забралась на свой любимый диван и с наслаждением провела пальцами по шёлковой обивке.
— Не думала, что буду так скучать… — себе под нос произнесла она.
— Выпьешь чего-нибудь? — поинтересовался Снейп.
— Как обычно, — Гермиона улыбнулась, и Северус достал из шкафа бутылку её любимого розового вина. Он ловко откупорил её и наполнил бокал. Себе же, как и всегда, он налил огневиски.
— Как твоё путешествие? — спросил наконец Снейп, после того как они молча выпили.
— Франция как всегда прекрасна… — произнесла Гермиона. На столе появилась еда, и она немного расслабилась, решив, что её опасения были беспочвенными. Сейчас Снейп был всё ещё напряжён, но уже не столь холоден. — Жаль, что тебя не было со мной…
— Думаю, что ты и без меня прекрасно провела время.
В сердце у Гермионы снова кольнуло. Она внимательно посмотрела на его лицо.
— Приятного аппетита, — пожелал он ей, улыбнувшись формальной ничего не выражающей улыбкой.
— Я только узнала, что Люциус Малфой стал новым преподавателям ЗОТИ, — Гермиона решила сменить тему.
— Ты совсем не читала во Франции газет?
— Я решила отдохнуть от магической прессы, дабы не нервировать себя лишний раз.
— Понимаю, — усмехнулся Снейп. — Да, Люциус теперь преподаёт Защиту от тёмных искусств и с этого месяца живёт в Хогвартсе. Сначала он выполнял роль приглашённого преподавателя, но ему так понравилось это неблагодарное занятие, что он в конце концов решил перебраться сюда насовсем.
— Какая ирония, — заметила она. — Тёмный маг, который ещё семь лет назад был приспешником Волдеморта и с радостью ожидал падения Хогвартса, преподаёт теперь здесь. Хотела бы я посмотреть ему в глаза…
— Если ты собралась остаться здесь на пару дней, то уверен, у тебя будет такая возможность.
Гермиона судорожно вздохнула.
— Я понимаю, что Минерва, очевидно, впала в отчаяние, не найдя никого лучше, но неужели ты не был против того, чтобы он занял эту должность?
— Я сам предложил кандидатуру Люциуса, — он пожал плечами.
— Что? — она выронила вилку. — Невероятно! Неужели ты забыл, о том, что я пережила в Малфой-мэноре?! Я никогда не забуду, как Беллатриса пытала меня Круцио, а Люциус с нескрываемым удовольствием на это смотрел!
— Я ничего не забыл, — глаза Снейпа сверкнули. — Но Малфой был единственным, кто согласился принять должность. И, как мы видим, прекрасно справляется со своей задачей. Большего от него и не требуется. К тому же, ты можешь не верить, но он отнюдь не гордится своим прошлым.
— Конечно! — саркастично улыбнулась Гермиона. — Вот только мне до сих пор снятся кошмары, в которых его глаза смотрят на меня, пока я корчусь от боли.
— Гермиона, — Северус отставил от себя наполовину недоеденный суп. — Что ещё я должен сделать, чтобы ты забыла тот ужас?
— Ничего, — она с сожалением покачала головой. — Ты и так сделал всё, что мог за эти годы. Я просто злюсь, сама не знаю на что. Бесит, что он вечно выходит сухим из воды! Что это не его укусила тогда Нагайна!
— Боюсь, что в таком случае, в магическом мире, развернулась бы новая война. В отличие от меня он бы не стал сопротивляться злу.
— Зато ты был бы здоров…
— Но тогда, всего того, что случилось между нами за последние шесть лет, скорее всего бы не произошло, — заметил он, и на мгновение между ними воцарилась тишина.
— Северус, я, — Гермиона прикрыла лицо руками. — Может, мы делаем что-то не так? Может нам стоит…
— Иди к себе Гермиона. Тебе нужно отдохнуть.
— Я знаю, что мы договорились не говорить друг другу этого, но я скучаю, мне не хватает тебя иногда очень сильно!
Снейп поднялся со своего места и опустился на диван рядом с Гермионой, сдержанно заключая её в свои объятия. Она положила голову ему на плечо, и, закрыв глаза, вдохнула любимый запах, растворяясь в нём.
— Прости, что заставляю испытывать тебя всё это, — медленно произнёс он, погладив её по голове. — Но так будет лучше.
— Ты уже это говорил, — бесцветно ответила она.
— Поэтому тебе нужно уехать в Лондон. Со мной всё в порядке, ты же видишь.
Гермиона закивала и уткнулась носом в его сюртук.
========== Глава 3. Подглядывающий ==========
Гермиона желала как можно скорее покинуть Хогвартс. Она сделала бы это незамедлительно, но профессор Флитвик решительно настоял на организации небольшой вечеринки в её честь. Обидеть одного из своих любимых преподавателей отказом она никак не могла, а потому на следующий день, после уроков, в профессорской гостиной был устроен фуршет. К половине четвёртого в этой сравнительно небольшой комнате собрался весь дружный коллектив Хогвартса, за исключением только одного преподавателя. Им был Люциус Малфой. Присутствия этого малоприятного для Гермионы человека, она здесь вообще-то не жаждала, но любопытство всё же не давало ей покоя: было бы жаль покинуть Хогвартс, так его здесь и не встретив. Удивительно, но за последние сутки Люциус ни разу не был замечен ею ни в коридорах школы, ни в общем зале, во время приёмов пищи.
К разочарованию Гермионы новый преподаватель ЗОТИ редко завтракал, обедал и ужинал вместе со всеми. Люциус предпочитал, чтобы эльфы приносили еду в его покои — это позволяло практически не отвлекаться от дел. Нежелание Люциуса слишком часто бывать на публике, объяснялось ещё и тем, что большинство преподавателей Хогвартса до сих пор испытывали по отношению к нему неприязнь. И то ли Люциус не хотел отягощать их своим присутствием, то ли, что было вернее, не желал раздражаться сам из-за кислых рож, которые в противном случае, всякий раз портили бы ему аппетит, но другим преподавателям на глаза он попадался в итоге не часто.
Именно поэтому появление Люциуса на мероприятии в честь магглорожденной Гермионы Грейнджер было весьма сомнительным и к пяти часам все преисполнились уверенностью, что мистера-министерского-работника, как его звал Флитвик, ждать не стоит. Однако в половине шестого, дверь в комнату распахнулась, и на пороге, собственной персоной, появился Люциус.
В одно мгновение оборвались смех и шумные обсуждения. Люциус, на лице которого сначала играла учтивая улыбка, помрачнел на секунду-другую, после чего снова принял свой обычный, невозмутимый, несколько надменный вид. Одет он был в элегантный тёмно-синий сюртук с шёлковой вышивкой на лацканах, а в руках держал новую трость с круглым серебряным набалдашником, которую Гермиона приметила ещё на фотографии в газете. По плечам Люциуса, как и всегда, струилась платина идеально причёсанных волос.
— Прошу прощения, что нарушил веселье, — произнёс он.
— Проходите Люциус, мы все вас ждали, — деликатно произнесла профессор МакГонагалл, обратив многозначительный взгляд на остальных, наиболее враждебно настроенных по отношению к нему, преподавателей.
— Да-да, — нервно произнесла новая учительница гербологии. — Мы как раз обсуждали прекрасную идею Гермионы и профессора Снейпа: они хотят написать собственный учебник по зельеварению.
— Мисс Грейнджер, — Люциус подошёл к Гермионе, которая держала в правой руке бокал шампанского. — Бесконечно рад…
Он протянул ей руку, и Гермиона, поморщившись от его липкого изучающего взгляда, пожала её, поставив бокал на стол.
— Мистер Малфой, — произнесла она. — Признаюсь, я была удивлена, когда узнала, что отныне вы решили попробовать себя в преподавательской стезе.
— Что ж, вы не первая кто мне об этом говорит.
— И, как вижу, вам пришлось это занятие по душе?
— Да, весьма прелюбопытно для меня. Знаете ли, я даже и не подозревал, что обучение юного поколения магов может быть таким увлекательным процессом. Но что я вам рассказываю! Вы и сами это знаете. Кстати, хотел полюбопытствовать, не скучаете ли вы по преподаванию? Я наслышан о том, что вам весьма неплохо это удавалось.
Он перевёл взгляд на Северуса.
— В этом году мне предстоит осуществить несколько проектов, которые я едва ли смогу совмещать с преподаванием, — ответила Гермиона.
— Мисс Грейнджер, в настоящий момент занимается написанием книги по методике преподавания зельеварения, — уточнил Снейп. — Ко всему прочему наши наработки по невидимым зельям, заинтересовали твоих, Люциус, коллег в Министерстве, так что с ноября она должна будет разрабатывать зелья для Отдела магических происшествий и катастроф.
— Правда? — Люциус многозначительно приподнял бровь. — Что ж, если возникнут какие-то проблемы с тамошними сотрудниками, вы всегда можете обратиться ко мне.
— Благодарю, — Гермиона натянула улыбку. — Но думаю, что проблем не возникнет. Два дня назад мне написали, что проект одобрен.
— Очень рад, — Люциус склонил голову.
Вечеринка проходила спокойно, но общее напряжение так и не покинуло окружающих. При Люциусе никто старался не разговаривать на личные темы, и обсуждение свелось к формальному общению коллег.
— Ну что ж, вынужден откланяться, мне уже пора, — произнёс вскоре Флитвик, слезая с глубокого кожаного кресла. — Всего тебе хорошего, Гермиона!
— Я тоже, пожалуй, пойду, — произнесла преподавательница гербологии.
— О, я прошу прощения, если это из-за меня, — обратился к ним Люциус. — Я чувствую, как вам всем не комфортно в моём присутствии, но мне, в конце концов, необходимо возвращаться к делам бюро, так что я вас покидаю, а вы оставайтесь, прошу!
Он наигранно улыбнулся.
— Был рад вас видеть, мисс Грейнджер! Всегда к вашим услугам!
В следующее мгновение он вышел из преподавательской, и вздох облегчения вырвался у большинства оставшихся в комнате учителей.
— Неужели в Малфой-мэноре ему было настолько плохо, что он решил перебраться сюда, даже не смотря на то, что здесь его все ненавидят? — Гермиона покачала головой.
— Люциус любит пощекотать нервы себе и окружающим, — саркастично улыбнулся Снейп, подливая себе в бокал огневиски. — Дома он был совсем один, а здесь, пусть ему и не поют дифирамбов, зато его окружают живые люди.
— Уверена, эти самые дифирамбы он с лихвой получает в бюро.
— Да, но это же скучно, — Северус залпом осушил свой бокал.
***
Следующим утром, когда Гермиона складывала вещи, готовясь к отъезду в Лондон, в окно её комнаты влетела министерская сова. Возмутительное письмо, в котором говорилось о решении отложить проект Гермионы по невидимым зельям на неопределённый срок, якобы, из-за отсутствия финансирования, заставило её немедленно прервать сборы. Желая поделиться своим возмущением, она со всех ног бросилась в подземелья, но на половине пути её сознание пронзила крайне неприятная мысль о том, что подобное решение министерства могло быть вовсе не случайным стечением обстоятельств.
Через несколько минут, не помня себя от гнева, Гермиона колотила кулаком в дверь личных покоев Люциуса Малфоя. Утро было раннее и ученики только-только собрались на завтрак в главном зале, так что никто не мог видеть её приступа бешенства.
Разбуженный шумом, Люциус распахнул перед Гермионой дверь и с недоумением посмотрел на неё. Было видно, что она застала его врасплох: волосы несколько растрёпаны, а тёмно-зелёный халат запахнут небрежно.
— Это вы! — воскликнула Гермиона. — Вы попросили своих друзей из министерства заморозить мой проект!
— Прошу прощения, но вам не кажется, что человека в столь ранний час, стоит сперва поприветствовать пожеланием доброго утра, а уже потом кидать ему в лицо беспочвенные претензии?
— Ну конечно, беспочвенные! — оскалилась Гермиона. — Ещё три дня назад мне пришло из министерства письмо о том, что я могу приступать к работе над проектом, вчера об этом узнаёте вы, а уже сегодня утром, мне сообщают, что проект приостановлен на неопределённый срок! Совпадение ли?!
— Глупая случайность, — отмахнулся он. — Но я мог бы вам помочь.
— Так значит, вы сделали это только для того что бы я умоляла вас о помощи?! — опешила Гермиона.
— Заходите, хватит орать в коридоре! — зло выплюнул Люциус, впуская её в свой кабинет. На большом дубовом столе, посреди комнаты, дымилась чашка ароматного свежезаваренного кофе. Люциус, захлопнув дверь в коридор, взял со стола чашку и выжидающе посмотрел на Гермиону.
— Вы сделали это специально! Чтобы я пришла к вам унижаться, просить о помощи! Вот что вы имели в виду, когда сказали вчера, чтобы я обращалась к вам, если у меня возникнут проблемы!
— Забавно, — пробормотал себе под нос Люциус. — Но я не преследовал такой цели, увы.
— Тогда какую цель вы преследовали? Я знаю, что вы презираете меня, потому что я магглорожденная, но что я сделала вам такого, что даже спустя столько лет, вы пытаетесь перейти мне дорогу? Я знаю, что вам скучно живётся: вы одинокий, все вас ненавидят…
— Мисс Грейнджер, я бы попросил, — по лицу Люциуса прокатилась волна неприязни.
— Это я хотела вас попросить не мешать мне! Отзовите свою просьбу и сделайте так, чтобы мой проект снова приняли, иначе…
— Иначе что? — поставив чашку обратно на стол, поинтересовался Люциус.
— Иначе в этой школе о вас, как о преподавателе останется только одно невнятное воспоминание!
Люциус приподнял бровь и небрежной походкой приблизился к Гермионе. Остановившись почти вплотную, он прожег её своим взглядом
— Ах, вот как наша птичка запела! — расплылся он в улыбке. — И что, вы пойдёте к Минерве и попросите её уволить меня в начале года?
— Да! — выдохнула Гермиона, сама понимая, как по-дурацки выглядит её угроза.
— С девяносто девяти процентной вероятностью она меня не уволит.
Ответить Гермионе было нечего. Почувствовав себя зажатой в тиски, она с шумом втянула носом воздух, ощутив терпкий, сладковатый мужской запах, исходящий от Люциуса. Он, очевидно, ещё не успел с утра принять душ, накинув халат на голое тело только для того чтобы открыть дверь. Гермиона порозовела. В другой ситуации она сочла бы этот совсем новый для себя запах приятным, но сейчас он показался ей в высшей степени противным, удушливым, заставляющим её отвернуться.
— Верните мне мой проект, — процедила сквозь зубы Гермиона, чувствуя, как изучающе Люциус на неё смотрит.
— Нет, — просто ответил он. Гермиона вскинула глаза. Плотно сжатые губы Люциуса расслабились, глаза наполнились безразличием, он повернулся к ней спиной и снова взял со стола чашку с остывающим кофе. — И не подумаю. Теперь уж точно.
— Вы омерзительный человек! Понятно, почему жена от вас ушла! Она, наверное, только рада, что её жизнь больше не связана с вами! Да и Драко с Асторией наверняка предпочитают не вспоминать о вас. Не удивлюсь, если прецедент, в котором вас обвинял тот журналист, всё-таки имел место быть! — выпалила Гермиона на одном дыхании и в следующую же секунду задохнулась от низости своих собственных обвинений. Ей так хотелось уколоть Люциуса побольнее, что она не удержалась и ударила по самому заведомо уязвимому месту. Слова вылетели, и теперь уже было поздно что-либо менять. — Всем известно, какой вы безнравственный! — неуверенно добавила она.
Чашка с грохотом опустилась на блюдце. Лицо Люциуса вытянулось и побагровело.
— Уж, кому-кому, но не вам уличать меня в безнравственности!
— Что это вы имеете в виду? — нахмурилась Гермиона.
— Я-то уж, по крайней мере, никогда не строил из себя кроткую овечку, жертвующую собой ради любви, а если и имел романы на стороне, то так, что никто в действительности не мог меня ни в чём уличить. Что нельзя сказать о вас с мистером Крамом.
Перед глазами у Гермионы на секунду всё поплыло, и она даже пошатнулась в сторону.
— Да-да, я тоже очень удивился, когда увидел вас на том пляже, на острове Джерси, — слова Люциуса полились сквозь шум, затопивший сознание Гермионы. — Я прибыл туда по делу, а после решил совершить небольшую прогулку по местности. Каково же было моё удивление, когда я застал парочку молодых людей занимающихся сексом прямо средь бела дня на пляже! Сперва меня это позабавило, и я наслаждался чудесным представлением до самого конца. Год назад, знаете ли, я был в Амстердаме, ходил там в эротический театр, где актёры занимаются любовью прямо на сцене. Так вот этот дуэт напомнил мне о том чудесном дне и не будучи замеченным я не нашёл в себе сил тактично удалиться. Вскоре парочка закончила свои страстные лобызания и через несколько минут покинула пляж, пройдя в нескольких метрах от меня, даже не обратив на своего зрителя никакого внимания. Но каково же было моё удивление, когда я узнал главных героев! О нет, правда, в первый момент я не поверил своим глазам! Но ошибки быть не могло: я никогда не забываю тех, кто хотя бы однажды бывал в моём доме…
Люциус замолчал. Пока он говорил свою речь, Гермиону бросало то в холод, то в жар. Язык её онемел. Сперва она залилась краской от стыда, но в конце концов её начало трясти от гнева. Каждой клеточкой своего тела она возненавидела этого человека. И если ещё час назад имя Люциуса Малфоя не вызывало в ней ровным счётом никаких эмоций, то теперь она воспылала к нему ненавистью с новой, невиданной доселе, силой.
— Вы ему рассказали! — прошептала она, едва сдерживая дрожь во всём теле. Страшная мысль парализовала её сознание. Теперь Гермионе стало ясно, почему вскоре после её дня рождения письма от Северуса стали приходить так редко и почему теперь он вел себя так отстранённо.
— Не смог удержаться, — Люциус кивнул. — Он только о вас и говорил, а мне надоело слушать.
— Что именно вы ему рассказали? — стараясь взять себя в руки, уточнила Гермиона.
— Всё. Во всех смачных подробностях! — он оскалился, явно получая от всего происходящего удовольствие. — И даже то, как бесстыдно блестели у вас глаза, когда вы выбрались со своим любовником с пляжа.
— Я вас ненавижу! — сорвалась на истерический крик Гермиона. Она кинулась на Люциуса желая расцарапать его гадкое самодовольное лицо. Но он сделал шаг в сторону, и она пролетела вперёд, уткнувшись в стену. Люциус разразился довольным смехом. Из глаз Гермионы брызнули слёзы.
— Не велика беда.
На мгновение в комнате воцарилась тишина.
— О, Мерлин! Боюсь представить, как это его ранило! — произнесла Гермиона.
— Могли подумать об этом прежде, чем трахаться налево и направо со своими бывшими ухажёрами, — Люциус мерзко усмехнулся.
Гермиона утёрла лицо тыльной стороной ладони и яростно посмотрела на него. Выхватив палочку, она наставила её на Люциуса. По его лицу прокатилась волна раздражения.
— Что, может быть поразите безоружного человека непростительным? Давайте посмотрим, насколько низко вы ещё можете пасть? И знаете, — добавил он. — В конце концов, вам нечего стыдиться! Я вообще не понимаю, почему вы так переживаете из-за всего этого! К моменту, когда я встретил вас с Крамом на пляже, вы уже не состояли с Северусом в отношениях, так что искренне не понимаю, вашего негодования.
— Как вы посмели вмешиваться в нашу жизнь? Кто дал вам такое право? — она пропустила его слова мимо ушей. — Северус ваш друг, в конце концов! Могли бы…
— Мог бы что? Ради дружбы сохранить ваш постыдный секрет? Продолжать слушать сомнения Северуса о том, правильно ли он поступил, разорвав с вами отношения и прочую чушь о вашей праведности и благодетели? — он снова приблизился к ней, и кончик её волшебной палочки уткнулся ему в грудь.
— Я не могу вас видеть! — дрожащими губами прошептала она, опуская руку.
— Ну, сожалею, что-то мне подсказывает, что нам теперь придётся видеться часто. Думаю, что ваш отъезд сегодня не состоится. Какой смысл покидать родное болото, если в министерстве о вашем проекте теперь навряд ли скоро вспомнят? Уж я-то позабочусь…
Гермиона попятилась к двери и в следующую секунду пулей выскочила из кабинета Люциуса. Ворвавшись в свою комнату, она яростно закричала. Её кулаки обрушились на ни в чём не повинную стену, круша всё, что попадалось им на пути. Выбившись из сил, она рухнула на кровать и зарыдала.
========== Глава 4. Доброй ночи, мистер Малфой ==========
Чувство стыда затопило сознание Гермионы. После разговора с Люциусом, она хотела отправиться в подземелья и поговорить обо всём с Северусом, но не смогла себе этого позволить. Гермионе становилось тошно всякий раз, стоило ей только подумать о том, что Северус уже давно знал о ней и Викторе. Весь день она провалялась в своей кровати, заливаясь слезами и вспоминая о том, как вела себя два дня назад, безуспешно пытаясь вызвать в сердце Северуса былые теплые чувства, как хотела, заглядывая в его глаза, увидеть, что он всё ещё любил её. Теперь она знала, какой жалкой и отвратительной, должно быть, казалась ему. Он, наверное, презирал её! Как он мог любить её, после этого?
Гермионе подумалось, что лучшим для неё теперь было немедленно покинуть Хогвартс и больше никогда не возвращаться сюда, но осознание, что в Лондоне её уже не ждало ничего кроме собственных терзаний, испугало её. На этот проклятый проект для министерства она возлагала слишком много надежд, и в один момент все они рухнули. Чёртов Малфой! Гермиону начинало трясти мелкой дрожью при одной только мысли об этом ужасном человеке. Ненависть расползалась по её жилам, заполняя собой каждый уголок тела. Гермиона ужаснулась: кажется, она ещё никого и никогда не ненавидела так сильно как этого самодовольного, мерзкого… Ей не хватало слов, чтобы подобрать Люциусу точного определения.
К вечеру, когда ученики уже разбрелись по своим комнатам, а в глазах Гермионы не осталось слёз, она всё-таки решила, что ей необходимо спуститься в подземелья. Разум постепенно возобладал над чувствами, и она поняла, что рано или поздно, но ей придётся поговорить с Северусом. «Так пусть это случится сегодня», — подумала Гермиона. Продлевать свои мученья на больший срок она была не намерена, поэтому через некоторое время Гермиона уже приближалась к личным покоям Северуса. Дверь в его кабинет оказалась приоткрыта и из него раздавались мужские голоса. Стараясь вести себя как можно тише, Гермиона осторожно заглянула в щель, из которой в коридор сочился мягкий жёлтый свет.
Северус стоял у полок с зельями и рассматривал там что-то с задумчивостью. В другом конце кабинета в кресле развалился Малфой. Гермиона сжала кулаки и втянула ноздрями воздух, стараясь успокоить себя, но следующая фраза произнесённая Люциусом едва ли поспособствовала этому:
— И что ты в ней нашёл? Истеричная гриффиндорка. Видел бы ты, в какое бешенство она пришла, узнав, что я всё знаю.
— Ничего другого я от тебя не ожидал, — произнёс Снейп.
— Что это ты имеешь в виду?
— Зачем ты сказал ей о том, что всё знаешь? Она же наверняка сразу поняла, что и я осведомлён, — Северус прошествовал по комнате. Гермиона отпрянула в сторону, но Снейп только извлёк из шкафа бутылку с огневиски.
— Перестань, — Люциус запрокинул голову назад. — Не могу смотреть на то, как ты беспокоишься о женщине, которая развлекается за твоей спиной без зазрения совести. А потом приезжает и ведёт себя, как ни в чём не бывало, желая снискать твоё расположение.
— Послушай, Люциус, я дал ей свободу. Она не моя собственность! В конце концов, я только рад, что она отвлеклась. В её возрасте и положено развлекаться, а не сидеть подле меня, ожидая пока мне понадобится очередная доза.
— Я только не понимаю, почему ты продолжаешь так печься о её судьбе. Тем более теперь!
— Тебе не понять. Ты всегда относился к женщинам потребительски, уж прости.
— Да что уж там, я никогда этого и не скрывал. Помню, раньше тебя это не слишком волновало. Некоторое время назад, ты охотно принимал участие в моих «званых вечерах» в мэноре, — Люциус многозначительно хмыкнул.
— Это было в прошлой жизни. Причём как в переносном, так и в прямом смысле! — Снейп залпом опрокинул бокал, который наполнил для себя. Сев за стол, заваленный, как всегда, книгами и свитками, он устало потёр пальцами виски. — Она, должно быть, очень расстроена…
— Не могу больше слушать это, — Люциус порывисто поднялся с кресла, на его лице отразилось раздражение, он перекинул из руки в руку свою трость. — Ты бы должен был поблагодарить меня за то, что я открыл тебе глаза…
— Если она не хотела говорить, значит, не считала это важным ни для себя, ни для меня. Это её жизнь, и я не должен был об этом знать. Мы вторглись в её личное пространство. В первый момент, когда ты рассказал обо всем, мне стало ужасно гадко: я злился на неё и на самого себя… Но теперь, когда она вернулась…
— Даже не продолжай! — Малфой осмотрел себя, стряхивая с сюртука невидимые пылинки.
— Её глаза. Я всё ещё вижу, что они до сих пор обращены лишь ко мне! Это эгоистично с моей стороны. Я отпустил её именно для того, чтобы она нашла кого-то, кто смог бы занять в её сердце моё место, но теперь я просто упиваюсь осознанием, что этого пока не случилось! Всё это приносит ей страдание, но я не могу не получать удовольствие от того, что она всё ещё моя, пусть и не так, как раньше. В конце концов, я сам отказался от этого. Мне абсолютно плевать, где она и с кем, главное, что любит она меня!
Замерев на мгновение, Люциус внимательно посмотрел на Снейпа и усмехнулся:
— Вот это по-нашему, по-слизерински: упиваться чужими страданиями. Наслаждаться тем, что чья-то душа принадлежит лишь тебе. Хотя я всё равно с трудом могу понять, почему эта выскочка…
— Всё Люциус, уходи, — Снейп сделал красноречивый жест, указав ему на дверь. — В этом вопросе мы едва ли найдём с тобой понимание.
Воцарилась тишина.
— Если уж ты так её любишь, почему же тогда «отпустил»? — выплюнул Люциус. — Испытывай я подобные чувства хоть к одной женщине на этой Земле, то скорее убил бы её собственными руками, чем позволил покинуть меня.
— В жизни не слышал ничего глупее! — презрительно фыркнул Люциус. — Тем более от тебя! За последние годы ты прилично размяк. Стал ужасно сентиментальным…
Северус ничего не ответил. Он снова помахал Малфою рукой в сторону выхода, и тот с надменным видом направился к двери.
Гермиона не знала, куда ей деться. Все прочие двери в коридоре были заперты, и она, не придумав ничего лучше, только отошла на несколько шагов в тень, держа наготове палочку. Удача была на её стороне, и Люциус, распахнув дверь, пошёл по коридору в сторону лестниц, не заметив её. Когда его фигура пропала из виду, Гермиона без сил опустилась на холодный каменный пол и устало прикрыла глаза. В следующее мгновение кто-то сел рядом с ней. Это был Снейп.
— Я знал, что ты здесь, — сказал он.
— Ты снова слишком много пьёшь, — устало проговорила Гермиона и положила голову ему на плечо.
***
Гермиона так и не покинула Хогвартс ни на этой неделе, ни на следующей. Серые октябрьские дни тянулись друг за другом унылой чередой дождей и промозглого ветра. Целыми днями Гермиона пропадала в библиотеке, работая сразу над двумя книгами. Министерство отложило проект по невидимым зельям на полгода и ей оставалось только ждать.
Радовало Гермиону в эти мрачные дни лишь то, что их с Северусом отношения стали заметно теплее. Ей больше нечего было от него скрывать, а ему, в свою очередь, не приходилось делать вид, что он ничего не знает. В определённом смысле их общение стало даже лучше, чем до её отъезда во Францию. Агония после расставания прошла, и обоим стало легче.
Вечерами Гермиона приходила к Снейпу и они подолгу сидели в его гостиной обсуждая книги и свежие новости. Как-то раз Гермиона даже уснула прямо там, на диване, и Северус заботливо отнёс её на руках, как ребёнка, в свою спальню, где они некогда проводили ночи полные страсти. Теперь же Северус просто лёг рядом с ней, и они спокойно спали вместе, как родственники.
Единственным, кто всё ещё нарушал душевное равновесие Гермионы, был Люциус. После случившегося между ними скандала, он, как назло, перестал скрываться в своих покоях и чаще бывал на публике: принимал пищу в общем зале и нередко маячил перед глазами Гермионы в библиотеке, оказавшись, на её удивление, страстным любителем книг. И хотя Северус всякий раз просил Гермиону не обращать на него внимания, Люциус, будто намеренно, пытался вывести её из себя. То и дело она замечала на себе его странный изучающий, будто бы насмешливый взгляд. Разговаривали они друг с другом редко. Чаще всего дело заканчивалось парой ничего не значащих фраз, но Гермионе хватало и того, дабы ощутить всю силу своей неприязни к этому человеку.
Тем временем, октябрь подходил к концу, и дело шло к традиционному осеннему балу по случаю Хеллоуина. Утром праздничного дня, Гермиона находилась в своей комнате и внимательно осматривала платья, которые были припасены у неё для особых случаев. Таких нарядов у неё было не очень много, но именно сегодня, ей отчего-то хотелось выглядеть очень красивой, а потому она весьма критично рассматривала разложенные перед собой вещи. В какой-то момент в руки она взяла довольно простое, но элегантное чёрное платье, приобретённое ею в Париже, сразу после окончания войны. Именно в этом чёрном платье с вырезом лодочкой она появилась на осеннем балу в Хогвартсе шесть лет назад и именно в нём она впервые танцевала с Северусом. О, какой прекрасный это был день! Гермиона прижала платье к груди, и её взгляд устремился куда-то вдаль. Это воспоминание было поистине одним из самых приятных для неё. Благодарить за тот танец, Гермиона должна была, как ни странно, профессора МакГонагалл, которая в честь наступления мира, придумала для осеннего бала новую хорошую традицию: в какой-то момент все участники вечера, по очереди опускали руку в специальный котёл и извлекали оттуда бумажку с именем своего следующего партнёра по танцу. Многие потеряли в войну друзей и подруг, и Минерва считала, что никто в праздничный вечер не должен остаться без пары. Отказаться от выпавшего жребия было никак нельзя: в тот же миг будущих партнёров по танцу связывала тонкая серебряная нить, разорвать которую было возможно, лишь станцевав друг с другом. Гермионе тогда попался не самый приятный кавалер, слизеринский староста — мерзкий во всех отношениях тип, а вот Северус волею судьбы вынул из котла именно её имя.
Гермиона любовно положила чёрное платье на кровать. Она не станет надевать его на сегодняшний бал. Нет, пусть оно останется в прошлом и пусть с ним будет связано только одно это, возможно самое главное воспоминание.
Внезапный стук в дверь вывел Гермиону из размышлений. Вскочив с кровати она поспешила открыть. На пороге стоял какой-то третьекурсник, сбивчиво сообщивший, что помощь Гермионы потребовалась в главном зале, и спустя несколько минут она уже стояла с Минервой МакГонагалл в его дверях, полностью обескураженная тем, во что за последние сутки он был превращён.
— О, Мерлин, — выдохнула Гермиона; в глазах защипало от блеска стен, снизу доверху покрытых серебром и зеркалами. Привычной деревянной мебели в зале больше не было. По периметру располагались тёмно-зелёные бархатные диваны, на стеклянных многоугольных столах возвышались пирамиды из хрустальных бокалов для шампанского; под потолком, в воздухе, вместо свечей, висели огромные стеклянные сферы, в центре которых мерцал серебристый огонь. Подобное оформление зала выглядело достаточно необычным и несколько эксцентричным, даже для Хэллоуина в Хогвартсе, и, надо сказать, не было лишено шарма, но довершавшая убранство огромная — нет, просто громадная! — зеркальная статуя кобры, вырастающая из пола в самом центре зала, вызывала недоумение.
— Мистер Малфой сказал, что хочет взять оформление зала на себя. Я подумала, что это неплохая идея… — себе под нос промямлила Минерва, и Гермиона показалось, что профессор готова лишиться чувств.
— Он видимо решил, что мы тут празднуем не Хэллоуин, а день рождения Салазара Слизерина, — зло выплюнула Гермиона, ощущая, как внутри неё поднимается странное торжественное ликование.
— Это полный провал, — выдохнула МакГонагалл.
— Нет, ну в целом интересно, — Гермиона насмешливо скривила губы и потёрла пальцами подбородок. Наконец-то у неё была возможность, вдоволь, позлорадствовать над Люциусом.
— Надо срочно всё исправить! — в голосе Минервы послышалось отчаяние.
— Ну, всё мы, конечно, не успеем переделать, — Гермиона начала прикидывать в голове, сколько времени могло бы уйти только на то, чтобы привести стены в пристойный вид. — Убрать статую, перекрасить диваны в цвета всех четырёх факультетов. В сферах зажечь разноцветные огоньки, часть заменим тыквами…
— Прекрасно! — Минерва жёстко развернулась на каблуках. — Надо заняться этим без промедления, я сейчас же приведу тебе нескольких толковых семикурсников!
Гермиона вспыхнула. Она никак не планировала провести последние часы перед балом в качестве разнорабочего.
— А эльфы не могут этим заняться? — неуверенно пролепетала она, когда Минерва уже стремительно удалялась прочь.
Спустя час Гермиона вовсю орудовала палочкой. Злорадство её быстро сменилось негодованием: почему она должна тратить своё драгоценное время на исправление чужих ошибок? Работы было полно и хорошо было бы успеть закончить всё хотя бы к началу бала. В груди у Гермионы снова кипела злость на Люциуса, которую она вымещала на окружающем её пространстве.
В тот момент, когда Гермиона с нескрываемым удовольствием направила в сторону статуи кобры разрушающее заклятие, в главный зал ворвался Люциус. Голубая вспышка достигла цели мгновенно, и громадная скульптура рассыпалась на миллиарды мелких осколков. На секунду в зале воцарилась гробовая тишина.
— Что вы сделали, чёрт вас подрал! — рявкнул он, лицо его побагровело. — Я создавал эту скульптуру всю прошлую ночь!
— О, так я только что уничтожила произведение искусства? — Гермиона закатила глаза.
— Кто вам разрешил её трогать? — сдерживая порыв гнева, прошипел Люциус. Ноздри его раздулись, а самого его трясло мелкой дрожью.
— Не знала, что вы такой чувствительный, — проговорила она. — О чём вы думали, когда делали всё это? — Гермиона взмахнула палочкой, и с потолка на них посыпалась серебряная пыль. — Ожидали, что Минерва оценит трёхметровую статую Нагайны или серебряные стены со стеклянными столами?
— Ей не понравилось? — губы его нервно дрогнули.
— Я просто физически ощущаю треск вашего уязвлённого самолюбия! — воскликнула Гермиона. — Возьмите себя в руки! Это детский праздник, а не «званый вечер» в Малфой-мэноре. Признайте, что вы облажались!
— Но я постарался всё сделать… — голос у Люциуса был упавший. — Со вкусом!
— Не смешите меня. Всё вот это вот — чистая безвкусица!
— Конечно, — губы его скривились. — Я не смею тягаться с той изумительной элегантностью, которую привыкли проявлять по жизни вы.
Гермиона уставилась на него полным презрения взглядом.
— Что ж, — глубоко вздохнув, Люциус прервал их зрительный контакт, отведя глаза в сторону. — Со статуей все же можно было разобраться и более гуманным способом…
— Но, согласитесь, это было бы скучно, — Гермиона едко усмехнулась.
— А, да плевать! — Люциус махнул рукой. — Делайте что хотите. Надеюсь, вы получили удовольствие!
В следующее мгновение он пулей вылетел из зала.
В свою комнату Гермиона вернулась за полчаса до начала бала. Растрёпанная и вспотевшая она поплелась в душ. Ноги гудели так, словно она уже танцевала несколько часов подряд, в желудке было пусто, а нужно было ещё привести себя в порядок к празднику. Пропустить такое событие, тем более теперь, после стольких часов, потраченных на переделку зала, она просто не могла, поэтому её руки сами потянулись к склянкам с восстанавливающими зельями.
Выпив горькую настойку и почувствовав себя немного лучше, Гермиона с сожалением посмотрела в зеркало. Волосы её пружинами торчали во все стороны и времени на их выпрямление у неё не оставалось. Двумя взмахами палочки она постаралась придать кудрям опрятный вид. Окинув взглядом свою комнату, она на мгновение задержала взгляд на разложенных с самого утра на кровати платьях. Помимо, столь любимого ею чёрного, тут были, и красное платье с кружевом, и фиалковое с нежными шёлковыми оборками — оба она надевала ещё во время учебы в Хогвартсе. Имелись и более новые приобретения, в том числе, два платья, которые она купила пару лет назад, в их совместной с Северусом поездке в Швейцарию: небесно синее атласное и нежно-салатовое сшитое из тончайшего шелкового муслина. Ни одно из них ей сейчас не нравилось. Гермиона раздраженно тряхнула головой и с силой распахнула большой платяной шкаф, в котором с педантичной аккуратностью по цветам были развешаны все её вещи. Парад белых блузок, который открывал её гардероб, завершало длинное белое платье — самая последняя и до некоторой степени совершенно бездумная покупка Гермионы, которую она совершила в Сен-Мало попав под влияние Виктора. Платье это, сшитое из плотной, но мягкой ткани, по мнению Гермионы было чересчур вычурное, при всей своей кажущейся простоте, несколько откровенное и, кроме того, похоже на свадебное. У платья были длинные рукава и спереди оно было закрыто до самого горла, зато на спине красовался огромный вырез; юбка была в пол, но в её лёгких складках скрывались два длинных разреза начинающиеся от середины бедра, отчего Гермиона совершенно не думала, что когда-нибудь осмелится его надеть.
Так было до сих пор, но не теперь. Гермиона машинально надела это белое платье и обнаружила, что оно слишком хорошо на ней сидит: слишком красиво обтягивает её тонкую талию и аккуратную грудь, чтобы снять его и снова повесить в шкаф. Тем не менее, она всё же накинула на плечи лёгкую серебристую мантию, которая скрыла её голые лопатки и сделала наряд благопристойным. Довершили образ аккуратные серые лодочки.
Зал был полон, когда Гермиона наконец-то спустилась вниз. К этому времени МакГонагалл уже сказала своё вступительное слово и открыла бал. Начались танцы. Северус не танцевал, он ожидал Гермиону у лестницы и, заметив её, мгновенно поспешил к ней на встречу.
— Выглядишь как всегда изумительно, — проговорил он. — Вот только… — Снейп приподнял одну бровь. Взгляд его остановился на голой, беззастенчиво выглянувшей коленке Гермионы. — Не слишком ли длинные разрезы?
В следующую секунду коленка скрылась в складках юбки. Гермиона сделала вид, что несколько смущена. Оправив ткань, она несмело посмотрела на Снейпа и с наслаждением ощутила его взгляд на каждом изгибе своего тела.
— Немного откровенно? — невинно поинтересовалась она. — Я хотела зашить разрезы, но у меня не хватило времени…
— Что ж, боюсь, у тебя сегодня не будет отбоя от ухажёров, так что, будь так любезна: посвяти первый танец мне, — хмыкнул он.
— Я могла бы посвятить тебе все свои танцы, если бы ты только захотел, — выдохнула Гермиона.
Северус ничего не ответил, заиграла музыка, и он притянул её к себе, обхватив Гермиону за талию.
— Я не могу понять тебя, Северус Снейп, — зашептала Гермиона, чувствуя с каким жаром его руки прикоснулись к ней. — Тебе нравится, когда ты чем-то обладаешь и в тоже время не обладаешь одновременно. Тебе нравится это процесс. Эти душевные муки…
— Гермиона, не стоит, — предостерегающе произнёс он.
В мягком тоне его голоса она с отчаянием различила холод и ощутила, как между ними снова словно бы выросло невидимая стена. Воцарилось молчание.
— Люциус был ужасно зол на тебя, — первым прервал его Снейп. — Зачем ты разрушила его скульптуру? Было в этой стеклянной змее что-то любопытное.
Гермиона усмехнулась.
— Не вижу Малфоя в зале, он придёт?
— Собирался… Какая ему разница, в конце концов. Хотя, думаю, он искренне желал сделать что-то полезное.
— А вышло так, что у меня пропал весь день. Но что я могла сделать за пять часов? — Гермиона сдвинула брови и провела взглядом по наполовину отмытым от серебра стенам и разноцветным диванам. — Зал в итоге выглядит отвратительно!
— Да, просто ужасно! — улыбнулся Северус. — Такого безвкусного оформления на моей памяти ещё не было! Хорошо, что МакГонагалл приглушила свет.
Гермиона тихо рассмеялась, уткнувшись Снейпу в плечо.
С ним она станцевала ещё два раза, после чего Гермиону пригласил профессор Флитвик, для танца с которым ей пришлось снять туфли. Потом она станцевала с новым обаятельным, но безнадёжно женатым преподавателем нумерологии и парой смелых семикурсников с Гриффиндора, которые отчаянно краснели и робели, приглашая Гермиону на танцы, после чего она наконец-то улучила время для отдыха и поспешила к столу с закусками, около которого Северус уже беседовал с Люциусом. Появление последнего прошло для неё незамеченным, да и держался он сейчас весьма скромно. На плечи Люциуса была накинута повседневная тёмно-зелёная мантия, волосы собраны в аккуратный хвост. Гермиона смекнула, что после утреннего фиаско, настроения наряжаться у него очевидно не было.
— Мистер Малфой, — Гермиона улыбнулась ему самой дружелюбной из всех возможных улыбок.
— Мисс Грейнджер, — он слегка поклонился, ничем не нарушив свой невозмутимый вид. — Выглядите прекрасно!
— Благодарю, — Гермиона взяла со стола бокал с шампанским. — Надеюсь, я не слишком вас обидела сегодня утром.
— Ну что вы, сущие пустяки, — отмахнулся он. — Какие тут могут быть обиды? Я и правда немного перестарался с оформлением.
В следующую минуту к ним подошла мадам Трюк и пригласила Северуса на танец, так что Гермиона с Люциусом остались наедине. Пару мгновений они молчали.
— Прошу прощения, — проговорила Гермиона, которая вспомнила, что почти ничего не ела с самого утра. — Вы не могли бы передать мне вон тот эклер.
Она указала пальцем на тарелку с аппетитными свежими пирожными, обильно политыми шоколадом.
— Вот этот? — Люциус указал пальцем на самый большой из них.
— Нет-нет, — сказала Гермиона. — Вот тот поменьше, пожалуйста.
— А может быть всё-таки этот, который побольше? — зачем-то переспросил Люциус.
— Нет, мне нравится тот, что поменьше.
— Да? А я полагал, что вы любите, когда побольше! — наигранно удивился Люциус.
— Что это вы имеете в виду? — Гермиона недовольно сдвину брови.
— Ну, это же так приятно, класть в рот что-то большое… не находите? — губы Люциуса скривились в плохо сдерживаемой улыбке.
— Вы что издеваетесь? Дайте сюда чёртов эклер! — прошипела Гермиона, сжимая в руке бокал. — Иначе я выплесну это шампанское вам в лицо!
— Ну почему же вы так злитесь? — не унимался Люциус. — Я ведь видел, что вы давно проголодались. Вас в Хогвартсе держат на сухом пайке, а с вами так нельзя, уж я-то знаю. Ваши разрезы просто кричат об этом! Вот я и подумал предложить вам эклер побольше.
— Какой же вы мерзкий! — процедила сквозь зубы Гермиона. Грудь её беспрестанно вздымалась под плотной тканью платья, которое внезапно показалось ей тесным. Ненависть к Люциусу вспыхнула в ней с новой силой.
— Почему же вы тогда всё ещё не выплеснули мне в лицо шампанское?
— Не хочу скандалить при всех.
— А я бы хотел посмотреть на то, как вы бьётесь здесь в истерике.
Гермиона чувствовала как её лицо и без того уже малиновое от злости, исказила гримаса отвращения. Люциус весело рассмеялся и, взяв с подноса эклер, именно тот, который она просила, надкусил его своими ровными белоснежными зубами.
— Да, вы были правы, этот вкусный! Действительно. Размер ничего не решает!
— Клоун! — Гермиона опустила свой бокал на стол. Она вдруг почувствовала себя полностью опустошённой и была готова разрыдаться, но голос Минервы, призывающий всех собравшихся проследовать к котлам с волшебными свитками, помог ей взять себя в руки.
Через несколько минут руки Гермионы, правда, снова затряслись, как только она извлекла из огромного хрустального котла небольшой свиток и с немалой досадой прочитала на нём, уже набившее ей оскомину имя. Надпись «Люциус Малфой» словно бы насмехалась над ней. Не малых усилий Гермионе стоило не закричать от злости.
— Какое интересное совпадение, не правда ли? — искренне подивился Люциус, когда она подошла к нему и серебряная нить между ними стала совсем короткой.
— Что-то мне подсказывает, что это не совпадение, — ноздри Гермионы раздулись. — Мне кажется, или вы чего-то хотите от меня?
— Мерлин упаси! — воскликнул Люциус.
Началась музыка. Гермиона сделала шаг ему на встречу, вкладывая свою трясущуюся от негодования руку в его ладонь. Другая рука Люциуса, обжигающе горячая, легла на её поясницу. Он настойчиво прижал Гермиону к себе, и они начали танцевать.
— Вам ещё не надоел этот цирк? — спросила Гермиона, пытаясь хоть немного отстраниться от него. В нос ей ударил тот самый запах — запах Люциуса Малфоя, терпкий, душный, буквально обжигающий ей лёгкие, от которого Гермионе снова стало невыносимо дышать. Словно бы почувствовав это, Люциус прижал её ещё крепче. Руки его превратились в металл.
— Может быть, мне просто нравится выводить вас из себя, — проговорил он ей на ухо. Горячее дыхание Люциуса обожгло Гермионе кожу. — Вы такая хорошенькая, когда беситесь.
— Ненавижу вас, — задохнулась она.
— Вы говорите это с таким сладким придыханием, — прошептал он. — Как тогда, в мэноре, когда Бэлла вас пытала, помните, как вы стонали?
Гермиона всхлипнула.
— О, как вы стонали, — продолжил Малфой. — И теперь, когда вы признаётесь мне в том, что ненавидите меня, в вашем голосе присутствуют те же нотки. Поэтому прошу, повторите это ещё раз, доставьте мне удовольствие.
— Ненавижу! — простонала Гермиона, чувствуя, как у неё на глазах выступают слёзы.
— Хорошая девочка, — он завёл руку под мантию на её спине, и его пальцы задержались на голой коже её лопаток. Это прикосновение отдалось во всём теле Гермионы, от чего она вздрогнула и сама не желая того подалась вперёд, теснее прижимаясь к Люциусу. — Хорошая девочка, — снова повторил он и потёрся подбородком о её волосы.
Гермионе стало невыносимо жарко. Ноздрями она втянула воздух насыщенный запахом Люциуса и прикрыла глаза от неистовой волны возбуждения, пронзившей всё её тело и растёкшейся сладким томлением внизу живота. В голове всё смешалось. Пальцы Люциуса всё еще лежали на её голой лопатке, и Гермиона возблагодарила Высшие силы за то, что надела мантию и в зале было достаточно темно, дабы кто-то мог разглядеть то насколько близко они сейчас были друг к другу. Но вот, музыка закончилась, и Люциус отстранился от неё.
Галантно поблагодарив Гермиону за танец, он удалился прочь, следуя за новой серебряной нитью, тянущейся от небольшого кусочка бумаги лежащего в его кармане.
Гермиону затрясло сильнее прежнего. Но теперь едва ли она понимала от чего именно. Подумать только — это был всего один танец!
— Эта… У меня тут ваше имя в свитке, — смущённый голос раздался у Гермионы над ухом. Она обратила свой полный смятения взгляд на какого-то молодого человека — студента с Рейвенкло и не сразу поняла, что тот от неё хотел.
Разговаривать Гермиона ещё не могла, а потому лишь молча протянула своему новому кавалеру руку, и когда началась музыка они стали танцевать. Молодой человек робко и нежно держал её за талию. Гермиона чувствовала, что он её боялся. Она, в свою очередь, старательно отводила от него взгляд, опасаясь, что ещё не до конца пришла в себя после предыдущего партнёра, и, что этот хрупкий несмелый мальчик прочтёт в её глазах что-нибудь запретное, что-то, о чём она и сама не хотела бы знать.
В темноте зала Гермиона пыталась обнаружить в отблеске тускло светящихся сфер голову Люциуса. С кем он танцевал теперь? Чью талию обхватывали на этот раз его горячие руки? Вместо этого она заметила Северуса, танцующего с высокой рыжеволосой слизеринкой. Он тоже заметил Гермиону и улыбнулся ей своим красивым изгибом губ.
***
Бал закончился заполночь, но сославшись на усталость, Гермиона ушла немного раньше. Она поспешила в свою комнату, и долго сидела там на кровати, не снимая вечернего платья и почти не шевелясь. В голову ей пришла страшная мысль, которую она бы никогда не смогла озвучить вслух. Внезапно для самой себя она поняла, что должна была сделать, дабы наконец-то прекратить эту игру в «кошки-мышки», которую затеял с ней Люциус. Малфой однозначно считал себя в этой «битве» кошкой, а может быть и волком, но Гермиона определённо не желала быть, ни мышкой, ни овцой. Этой ночью она раз и навсегда поменяет правила игры и покинет завтра Хогвартс, каким бы ни был исход.
В два часа ночи, когда замок погрузился в тишину, Гермиона поднялась со своей кровати и направилась в сторону кабинета защиты от тёмных искусств.
— Кто там? — рявкнул Люциус, когда она настойчиво постучала в его дверь, и, не дождавшись ответа, он распахнул её. Брови его слегка приподнялись от удивления: — Мисс Грейнджер? Чем обязан в столь поздний час?
Рубашка на нем была уже расстёгнута до середины. Волосы распущены и рассыпаны по плечам. Было видно, что Люциус готовился ко сну.
— Могу я войти? — бесцветно поинтересовалась Гермиона. — Я хотела поговорить…
— Конечно, проходите, — он отошёл в сторону и впустил её в кабинет.
Люциус осмотрел её с ног до головы и насмешливо заметил:
— Вы всё ещё при полном параде?
— Ну, вам же понравились мои разрезы, — Гремиона оголила ногу; Люциус приподнял бровь.
— Садитесь, — Гермиона мотнула головой в сторону глубокого кожаного кресла, стоявшего у шкафа с книгами, и Люциус, как ни странно, повиновался.
— Что вы хотели обсудить? — поинтересовался он, усаживаясь поудобнее. — Я вообще-то готовился ко сну…
— Сон это скучно, вы не находите? — прокомментировала Гермиона, подражая его манере. — Так же, как и маленькие эклеры.
Люциус расплылся в снисходительной улыбке и кивнул.
— Пришли поговорить об эклерах?
— Ну, я же сегодня так и осталась голодной… Однако, — она помолчала, — не я одна.
— И что вы нам предлагаете? — невозмутимо поинтересовался он.
Гермиона подошла к нему и положила своё голое колено на подлокотник кресла. Губы Люциуса дрогнули, и он с сомнением посмотрел на неё.
— Я предлагаю не нам, а тебе, Люциус. Я знаю чего ты хочешь. О чём мечтаешь. Чего жаждешь уже столько времени с того самого момента как увидел меня на пляже с Виктором! С того самого момента, как увидел тот блеск в моих глазах. Вот почему тебя так взволновало это! Вот почему ты так хотел рассказать обо всём Северусу и почему рассказал. Ты вспоминаешь об этом всякий раз, когда смотришь на меня, — Гермиона взяла руку Люциуса и положила её себе на колено. Пальцы его едва заметно дрогнули, и он с наслаждением провёл ими по её бедру. Рука скользнула под тонкую ткань платья в месте разреза. Гермиона улыбнулась. — Признайся, тебе, наверное, даже снится то, что это ты занимаешься со мной сексом на том пляже?..
Глаза Люциуса едва заметно расширились от удивления, когда он обнаружил, что на Гермионе нет трусиков. Пальцы его скользнули ей в промежность, но Гермиона не дала ему продолжить начатое. Она сорвала колено с подлокотника. Рука его выскользнула. Люциус с недоумением посмотрел на Гермиону.
— Что за игры? — глаза сверкнули металлом.
— Не бойся, я доставлю тебе наслаждение, — Гермиона внезапно опустилась перед ним на пол. Встав на колени между его ног, она сжала рукой его набухший под тканью брюк член. — И после этого, я надеюсь, ты наконец-то перестанешь портить мне жизнь!
Люциус прикрыл глаза и инстинктивно подался вперёд. Гермиона расстегнула его ширинку, и извлекла оттуда член. Красивый, почти идеальный, словно сошедший с картинок учебника анатомии. Приподнявшись в кресле, Люциус спустил брюки для большего удобства.
— Ты сумасшедшая, — простонал он, когда Гермиона практически целиком погрузила член в рот. — О, просто сумасшедшая!
Рука его мягко легла ей на голову. Люциус погрузил пальцы в её непослушные кудри и запрокинул свою голову назад. Кольцо её губ нежно скользило по стволу вниз и вверх, язык методично ласкал головку. Гермиона никогда ещё не делала минет так тщательно, так словно сдавала экзамен, а экзаменатор был обязан поставить ей «Превосходно».
Через некоторое время Люциус застонал чаще, и она почувствовала, что он готов кончить. Рука его настойчивее прижалась к её затылку. Гермиона глубоко вздохнула носом, готовясь к тому, что сейчас произойдёт. Люциус не заставил ждать её слишком долго, и по горлу её потекла вскоре тёплая вязкая жидкость. Гермиона закрыла глаза и сосредоточенно глотала до тех пор, пока член Люциуса не обмяк, и она не выпустила его из своего рта.
Люциус убрал руку с головы Гермионы и, тяжело вздохнув, обратил на неё свой затуманенный взгляд.
— Может быть, перейдём в спальню? — поинтересовался он спустя мгновение. Гермиона никогда ещё не видела Люциуса Малфоя таким. Надменность испарилась с его лица, теперь он был спокойным и расслабленным. Гермионе даже стало смешно от того, как он легко «обнажился» перед ней. Казалось, он и правда думал, что она решила провести с ним ночь.
— В спальню? — насмешливо уточнила Гремиона, протерев рукой свои распухшие влажные губы, на которых ещё остались капли его спермы. Она прикрыла глаза и, поднимаясь с колен, засмеялась лёгким журчащим смехом. На лице Люциуса отразилось удивление, рот его изумлённо приоткрылся.
— Доброй ночи, мистер Малфой, желаю вам успешного учебного года! — с этими словами Гермиона покинула его покои.
***
В пятнадцать минут четвёртого Гермиона ворвалась в свою комнату. Не расстегнув молнии, она яростно сорвала с себя надоевшее ей белое платье. Нитки на швах треснули. Быстро ополоснувшись под душем и особенно тщательно почистив зубы, Гермиона вытащила из-под кровати чемодан и, распахнув шкаф начала кое-как упаковывать свои вещи.
— Чёртов Хогвартс! — приговаривала она. — Чёртов Малфой! Чёртов… — на секунду она замерла. — Чёртов Снейп! — Гермиона с силой рванула молнию чемодана и та разъехалась.
— Ненавижу! — воскликнула она и упала на чемодан, заливаясь слезами.
Утром перед уроками Гермиона заглянула к Северусу. Уехать, не попрощавшись с ним, она не могла. Не став задавать ей лишних вопросов Снейп проводил Гермиону до железнодорожной станции Хогсмид, где она села на утренний поезд и отправилась в Лондон.
Спустя два дня Гермиона получила из министерства письмо о том, что деньги на её проект по невидимым зельям найдены, и она может приступать к его выполнению в любое удобное для неё время.
========== Глава 5. Лондон ==========
Ноябрьские дни в Лондоне текли вязкой серой чередой приносимых с Атлантики муссонов и густого тумана, забивавшегося в лёгкие так плотно, что порой становилось невозможно дышать. Одиночество упало на плечи Гермионы. Работа и ещё раз работа — вот всё о чём она думала в эти серые дни. А после работы она писала книги и учила французский язык, проводя свои тихие осенние вечера за просмотром старых комедий с Луи де Фюнесом и Жан-Полем Бельмондо. В эти дни Франция была для Гермионы особенно желанной, и сладкие воспоминания о проведённых там днях всё чаще напоминали ей о себе. Гермиона иногда даже скучала по Виктору, по их беззаботному совместному отпуску, но возвращать эти отношения она не хотела. Виктор время от времени писал ей, и она отвечала на его письма не выражая особых чувств, дабы он не питал в её отношении пустых надежд.
Лаборатория, в которой работала теперь Гермиона, располагалась прямо в министерстве магии на третьем уровне, рядом с отделом магических происшествий и катастроф, для которого она и выполняла эту работу. Почему её проект возобновили, и откуда на него столь внезапно взялись деньги Гермиона не выясняла. Она и так понимала, что здесь не обошлось без влияния Люциуса Малфоя, а потому предпочитала не вспоминать лишний раз о том, что стало причиной побудившей его сделать в её сторону подобный реверанс. Ей было противно. Противно от внезапного осознания того, что нельзя в этом мире чего бы то ни было добиться просто так, даже будучи умным и трудолюбивым человеком. Гермиона и раньше смутно догадывалась об этом, но в последнее время жестокая реальность слишком сильно ударила по ней, и теперь ей было гадко, даже от самой себя, от того, на что, оказалось, она готова была пойти ради желания добиться своего и, кто знает, на что бы ещё пошла?
Лаборатория Гермионы находилась в самом дальнем углу коридора, за комитетом по выработке объяснений для магглов, и посторонние люди заходили туда редко, чему она была несказанно рада. Общаться с кем-либо у неё не возникало практически никакого желания. В конечном итоге, она вообще мало с кем теперь общалась. Однажды, правда, к ней в лабораторию зашёл Гарри, отдел которого находился на уровне два. О том, что Гермиона будет работать с ним в одном здании, молодой мракоборец узнал в тот же день, и навестить подругу отправился почти сразу — как только разобрал все свои неотложные дела. Гермиона к тому моменту проработала в министерстве уже неделю и надолго запомнила эту их первую за многие месяцы встречу: они порывисто заключили друг друга в объятия, сбивчиво и наигранно весело обсудили все свои последние дела, и, как только запас новостей был исчерпан, между ними воцарилась тишина. Холодная тишина. Такая, которая бывает между двумя некогда очень близкими людьми, близость которых превратилась за последние годы в пропасть.
Гарри и Гермиона были смущены. Месяцы и месяцы подряд, когда они писали друг другу письма едва ли наполненные хоть каплей искреннего интереса, оба чувствовали, что слишком отдалились друг от друга, но жизнь их стала такой быстрой, такой взрослой, что за всеми своими заботами они едва ли могли осознать всю трагичность своего положения. Теперь же, когда они столкнулись нос к носу, с этой громадной пустотой между ними, никто из них не мог более вымолвить ни слова. Что сказать? Как выразить своё сожаление?
Спасительный сигнал, поступивший из штаб-квартиры, и возвестивший Гарри о том, что ему пора возвращаться к своим рабочим обязанностям, вызволил его из этой липкой паутины действительности — из лаборатории Гермионы. Минуту он стоял в нерешительности, словно бы ожидая от неё разрешения уйти, оставить её в этой пустоте совсем одну. И получил его. Как только Гермиона проглотила ком застрявший в её горле, она похлопала Гарри по плечу и улыбнулась ему одной из тех беззаботных, ободряющих улыбок, которыми улыбаются лишь смертельно больному.
Гарри пообещал, что придёт к ней ещё, как только у него снова выдастся свободная минута, и оба поняли, что это навряд ли произойдет скоро. Стоя уже в дверях, он неуверенно предложил Гермионе навестить их с Джинни в Годриковой впадине, где они построили новый дом на месте старого дома Джеймса и Лили, и Гермиона, следуя правилам игры, согласилась, добавив, однако, что работа навряд ли даст ей возможность выбраться в ближайшее время куда-то дальше Лондонской подземки. В этот момент они оба будто бы забыли о трансгрессии и сети волшебных каминов, обо всём том, что позволяло им в магическом мире быть ближе друг к другу телесно, но не помогало преодолеть душевных преград. Хорошо иногда притвориться магглами.
***
Начался декабрь, когда однажды на небольшом крытом продуктовом рынке на окраине Лондона, недалеко от квартиры, в которой жила Гермиона, несмелый женский голос окликнул её в толпе. Гермиона, полностью погружённая в свои мысли, машинально обернулась и невидящим взглядом окинула серую массу людей. Смутно знакомые черты, обрамлённые светлыми, почти белоснежными спутанными кудряшками, выделились из череды одинаковых серых лиц. Озарённая открытой улыбкой, к Гермионе стремительно приближалась девушка в красной куртке и странной разноцветной шапочке с громадным фиолетовым помпоном. Этой девушкой была Луна Лавгуд. Гермиона замерла на месте, в глазах у неё защипало: подумать только, это же Луна! Гермиона не видела её почти семь лет.
Луна не закончила Хогвартс. На её последнем году обучения, после войны, когда Ксенофилиуса выпустили из Азкабана, оправдав благодаря показаниям Гарри, она, вместе с отцом уехала во Францию, где поступила в Шармбатон. Джинни поддерживала связь с Луной и первое время сообщала Гермионе о том, как у неё шли дела. Так, Гермиона знала, что по окончании Шармбатона, Луна отправилась в Бельгию, где поступила в университет на факультет магической ветеринарии.
— О Мерлин, Луна! — Гермиона бросилась девушке на шею и обняла её так порывисто, так искренне, что сама удивились тому, сколько радости доставила ей эта внезапная встреча.
— Гермиона! Какая приятность! Не зря всю дорогу мне встречались мозгошмыги. Оказывается, их растеряла ты! — нараспев проговорила Луна своим нежным журчащим, как лесной ручеёк голоском.
Гермиона на секунду отстранилась от Луны. Упоминание мозгошмыгов заставило её насторожиться: прошло столько лет, а Луна всё ещё верит в них?.. С особым видением мира, которое было у Луны, Гермиона смирилась ещё на шестом курсе, теперь же стало ясно, что девушка не изменяла себе в этом и по сей день. Пусть так. Гермиона признала, что в сущности это не было плохо: хоть что-то в этой жизни осталось неизменным.
— Какими судьбами ты здесь? Я думала, ты теперь живёшь в Бельгии. Последние новости о тебе я получила три года назад.
— Тем лучше! — загадочно улыбнулась девушка. — Нам будет что обсудить и не придётся молчать!
— Это уж точно! — Гермиона рассмеялась. — На улице такой холод! Если хочешь, мы можем пойти ко мне. Моя квартира находится неподалёку. Если ты не торопишься, конечно.
— Едва ли! — односложно ответила та, и девушки направились к выходу с рынка.
Через некоторое время они вошли в небольшую однокомнатную квартирку Гермионы. Мебели здесь было немного, только самое необходимое. При первом взгляде могло даже показаться, что здесь до сих пор никто не жил.
— Как уютно! — вопреки всему восхитилась Луна.
— Располагайся, пожалуйста, — Гермиона снисходительно улыбнулась ей. — А я пока нам что-нибудь приготовлю.
— Я бы выпила имбирного чаю с тремя ложками молока и одной ложкой соли, — произнесла Луна, с ногами забираясь на диван и, помолчав, добавила: — Вообще-то я привыкла пить с козьим, но думаю, у тебя его нет…
Спустя некоторое время, обе они уже делились всем тем, что случилось с ними за последние годы. Рассказ Гермионы о Северусе, кажется, совсем не удивил Луну.
— Я всегда знала, — задумчиво сказала она, — когда-нибудь вы обнаружите, что похожи друг на друга, как зеркальное отражение. А то, что у вас ничего не вышло, так это не страшно — со своим отражением бывает нелегко.
Луна поведала и свою историю. Гермиона узнала, что за последние несколько лет она объехала практически весь мир. В университете Луна сблизилась с Рольфом Скамандером, бывшим Хаффлпафцем, который был старше её на три года и уехал учиться в Бельгию ещё до того, как в Хогвартсе наступили тёмные времена.
— Год назад мы поженились на прекрасной церемонии на берегу крошечного острова в юго-восточной Азии, — обратив свои удивительные глаза куда-то вдаль, проговорила Луна. — Там живёт потрясающее племя, все они анимаги и превращаются в пантер. Они подарили мне чудесную материю лунного серебра, из которой я сшила себе платье, а на моей голове была диадема с серебряным рогом единорога, — она возвела руки у себя над головой и поглядела туда, словно и сейчас видела этот самый рог.
— И что же вы делаете в Лондоне? — поинтересовалась Гермиона.
— Рольфу предложили стать сотрудником комиссии по обезвреживанию опасных существ в Отделе регулирования магических популяций в министерстве, а ещё им заинтересовался «Ежедневный пророк». Они хотят, чтобы он консультировал их по магозоологическим вопросам. Мы здесь ненадолго — утрясём эти вопросы и отправимся в Арктику.
— Отдел магических популяций на четвертом уровне. Рольф, мог бы заглянуть ко мне, если у него будет время, — проговорила Гермиона. — Я смутно припоминаю его среди старших учеников Хаффлпафа.
— Я ему обязательно передам! Он знает тебя очень хорошо и будет рад навестить тебя и твоих мозгошмыгов! — радостно произнесла Луна, её горячая ладонь накрыла холодные руки Гермионы. В последнее время она ужасно мёрзла, сама не зная отчего.
— Почему ты всё время говоришь о том, что в моей голове полно мозгошмыгов? — смущённо спросила Гермиона.
— Прости! Я не хотела тебя обидеть! Просто они у тебя здесь повсюду, — Луна обвела взглядом комнату. — Они вываливаются из твоей головы, и они такие грустные. Тебе в последнее время не бывает тоскливо?
— Да, знаешь, — голос у Гермионы внезапно осип. — Бывает…
— Это всё Хогвартс, ты их там подцепила!
— Пожалуй, что так.
— Тебе бы не помешало развеяться. Походить куда-нибудь, пообщаться с чужими мозгошмыгами, более радостными!
Слова Луны заставили Гермиону горько усмехнуться.
— У Рольфа в Лондоне много друзей, — добавила та. — Сегодня мы собирались пойти в одно милое место на Квинс Гейт в Южном Кенсингтоне. Ты могла бы пойти с нами.
Улыбка сошла с губ Гермионы. К горлу подступил острый ком. Она так давно ни с кем не общалась, вот так просто, по-дружески.
— Луна, я… — Гермиона изо всех сил постаралась взять себя в руки и снова улыбнулась. — Конечно, я приду.
— Чудесно! Будет здорово! — просияла она. — Мне уже пора идти, но я оставлю тебе визитку. Вот! Приезжай туда к восьми, мы будем тебя очень ждать!
— Спасибо, — Гермиона машинально взяла в руки небольшую чёрную карточку, которую протянула ей Луна. Небо на улице так плотно затянуло облаками, что в комнате к тому времени уже царил мрак. Силясь преодолеть его, Гермиона разглядела на визитке золотые буквы: «Бар Королевский Дракон».
В следующую секунду Луна оставила на щеке Гермионы нежный поцелуй, а затем словно бы растворилась в пространстве. В коридоре хлопнула дверь.
Гермиона прижала визитку к груди. Глаза заволокло слезами. Что она сделала со своей жизнью не так?Почему в свои двадцать пять лет она растеряла почти всех друзей, так и не сумев встретить человека, с которым можно было бы разделить трудную минуту, подобную этой? Сколько ещё вечеров она бы провела в одиночестве, терзаемая пустыми сожалениями о прошлом и тяжёлыми мыслями о настоящем, если бы этим утром ей не встретилась Луна?
***
Ровно в восемь вечера Гермиона вошла в бар с изящной, блестящей золотыми буквами, вывеской. На чёрных входных дверях его был изображён дракон, отнюдь не в восточном стиле. В гребне острых шипов на хребте и стреловидном хвосте Гермиона узнала Гебридского чёрного дракона. Значит, владелец бара не маггл.
У дверей стоял крупный розовощёкий парень, ещё очень молодой, коротко стриженый и угрюмый. Он окинул Гермиону недобрым взглядом, но пропустил, не задавая лишних вопросов.
Оставив в гардеробе своё пальто, Гермиона несмело улыбнулась высокой пышногрудой блондинке, в атласном тёмно-сером платье, которая, интересуясь у Гермионы о цели её визита, не смогла сдержать оценивающего взгляда. Услышав фамилию Скамандер, девушка едва заметно повела бровью и чинно направилась вглубь зала, попросив Гермиону следовать за ней.
Через мгновение Гермиона очутилась в довольно просторном зале. Пол, потолок и стены его были отделаны дорогими породами дерева. Над головами посетителей в приглушённом мягком свете переливались хрустальные подвески плоских тяжёлых люстр. Негромко, но достаточно для того, что бы разговоры сохраняли свою интимность, играл джаз. В удобных тёмно-синих бархатных креслах за невысокими столиками расположилась респектабельная публика: мужчины в дорогих костюмах, на запястьях которых золотыми циферблатами поблёскивали десятки тысяч долларов и их дамы с ярко-алыми губами, соревнующиеся друг с другом в изысканности нарядов и размере бриллиантов. Те из них, кто невзначай одаривал Гермиону взглядом, с любопытством оглядывали её с головы до ног. От этого Гермионе стало не по себе. Она невольно провела рукой по своему простому, лишённому всякого блеска, чёрному платью с длинными рукавами и закрытым горлом.
Приподняв подбородок повыше, она, однако, постаралась, как можно увереннее прошествовать по залу вслед за блондинкой, округлые бёдра которой гипнотически покачивались из стороны в сторону. Через минуту эти бёдра остановились у больших дубовых дверей с круглыми золочёными ручками. Блондинка негромко постучала, и двери распахнулись перед Гермионой, уводя её в другой зал, значительно меньший по размеру, но оформленный еще более богато, чем прежний.
В следующую секунду на шее Гермионы повисла Луна.
— Как я рада, что ты пришла! — воскликнула она. — Рольф, пожалуйста, познакомься с Гермионой!
— Весьма рад, — симпатичный молодой человек протянул Гермионе руку, которую она с радостью пожала. У Рольфа были волосы цвета спелой пшеницы и открытое доброе лицо. — Позвольте выразить вам моё уважение, Гермиона! Луна мне много рассказывала о вас! Мне жаль, что в тяжёлое для Хогвартса время я был не с вами. Этому, конечно, нет оправдания, но я всегда восхищался тем, что сделали вы!
— Благодарю вас! — улыбнулась она.
— Гермиона, — Луна взяла её под руку. — А теперь позволь познакомить тебя с нашими друзьями: Салливан и Юстас Фоули — владельцы этого чудесного места! А это Эостера Бруствер и Матильда Трэверс. С Джастином Финч-Флетчли вы, конечно же, хорошо знакомы!
Гермиона по очереди поздоровалась со всеми присутствующими в комнате. В той или иной степени она знала их всех, кроме Эостеры Бруствер, которая прожила почти всю свою жизнь в Америке вместе с матерью. Эостера окончила Ильверморни и вернулась в Лондон только после того, как отец её, мистер Кингсли Бруствер занял пост министра магии. Братья Фоули и Матильда Трэверс, представители уважаемых чистокровных семей, в прошлом Хаффлпафцы, были старше Гермионы на несколько лет, и на момент войны также как и Рольф находились за пределами Британии. Из всех присутствующих, помимо Гермионы и Луны в войне участвовал только Джастин. Он же был единственным из всех собравшихся, чьи родители, так же, как и у Гермионы, были магглами.
Джастин стал очень высоким, в нём теперь было, наверное, метра два росту, отчего он сильно сутулил плечи.
— Как приятно тебя увидеть! — улыбнулась Гермиона. — Кажется, целая вечность прошла!
— И мне, Гермиона, — Джастин несмело пожал ей руку.
— Ну что ж! — торжественно произнёс Салливан — старший из братьев Фоули. — Давайте отпразднуем нашу чудесную встречу! Надеюсь, Гермиона, вам нравится наш клуб?
— Честно говоря, — проговорила она, усаживаясь на приготовленное для неё место, за большим овальным столом. — Луна не предупредила меня, что здесь так шикарно. Я признаться, совсем не ожидала…
— Ой, прости, — Луна тронула Гермиону за руку. — Я совершенно не подумала об этом!
В комнату вошло несколько официантов, они наполнили бокалы шампанским и подали закуски.
— Бросьте, Гермиона, — произнёс Салливан. — Вся эта «мишура» — затея нашего отца. Мы с братом мечтаем открыть простой паб, с пулом и сливочным пивом.
— Как у мадам Розмерты, — усмехнулся Юстас, принимаясь разделывать огромную фалангу краба.
— Точно, как у Розмерты! — вторил ему Салливан, вгрызаясь зубами в плоть королевской креветки. — Мы совсем не такие как все эти напыщенные денежные мешки в соседней комнате. У отца с этими людьми свои отношения, которые нас не касаются.
Братья Фоули показались Гермионе весьма приятными молодыми людьми. Она совсем не сомневалась в искренности их слов. Они болтали без умолку, и готовы были обсуждать, кажется, всё на свете, напомнив ей этим Фреда и Джорджа.
Очень скоро Гермиона начала получать почти забытое ею удовольствие, которое можно испытать лишь от такого незамысловатого дружеского общения. За ужином ей стало известно, что у Эостеры с Салливаном будущим летом должна была состояться свадьба. Юстас же встречался с Матильдой, так что единственными одиночками в комнате оказались Гермиона и Джастин.
Когда тарелки и бокалы были пусты, а круг тем, для обсуждения свёлся к пережёвыванию экономической ситуации в немагической Британии, Джастин вызвался проводить Гермиону до дома. Он уже несколько лет работал в Секторе по борьбе с домашними вредителями Отдела регулирования магических популяций и первое время они оживлённо болтали, обсуждая своих новых общих знакомых и вспоминая старых, после чего между ними воцарилась тишина.
— Знаешь, Гермиона, — заговорил Джастин, когда они остановились у её дома. — Я часто, в последнее время, вспоминаю наши занятия в Отряде Дамблдора и финальную битву. Мне до сих пор снятся сны…
— Я знаю, Джастин, — Гермиона вынула из кармана пальто руку и дотронулась до его локтя. — Знаю.
Она посмотрела ему в глаза. Джастин был не самым красивым молодым человеком на свете. У него было вытянутое лицо и довольно крупный ассиметричный нос, но в его глубоко посаженных тёмных глазах Гермиона видела доброту и ум, которые преображали его. В этих чертах она увидела что-то совсем родное. Гермиона постаралась представить, каким был бы Джастин будь его чёрные волосы длиннее. Внутри у неё всё невольно потеплело, кажется, впервые за многие месяцы. Таким ли был Северус, когда ему было двадцать пять?..
— Я спрашивал у других, и они говорят, что не видят таких снов, — произнёс Джастин.
— Им повезло, — печально улыбнулась она.
***
Следующее утро началось для Гермионы волнительно: она абсолютно не выспалась и жутко опаздывала на работу, отчего у неё совершенно не осталось времени привести себя в порядок. Кое-как собрав волосы в неаккуратный хвост и надев на себя первые попавшиеся под руку джинсы и водолазку с растянутым воротом, она выскочила на улицу.
В половине десятого утра министерство кипело как растревоженный улей. Гермиона ещё никогда не приезжала сюда так поздно и пришла в ужас от огромного количества людей, которые столпились к этому времени у лифтов. Минуя очередь, она юркнула в открывшийся лифт вперёд какого-то угрюмого толстяка и, быстро поздоровавшись с высокой широкоплечей дамой из штаб-квартиры стирателей памяти, уткнулась в чью-то широкую грудь, выдерживая спиной натиск ещё с полдюжины служащих, спешащих занять свои рабочие места. Только спустя мгновение Гермиону пронзило осознание, в чью именно грудь она столь беспечно уткнула свой нос, желая побыстрее добраться до лаборатории. Обведя взглядом бархатные лацканы тёмно-зелёного фрака и идеально лежащий на шее шёлковый галстук Гермиона подняла голову и посмотрела в серые глаза Люциуса Малфоя. Губы его, сложенные в лёгкой улыбке едва заметно и, как показалось Гермионе, насмешливо, дрогнули.
— Доброе утро, мисс Грейнджер, — медленно произнес он.
— Почему вы не в Хогвартсе? — довольно резко поинтересовалась она.
— Ну, помимо Хогвартса у меня ещё и в министерстве немало дел.
— Уровень три, — объявил металлический голос в динамике лифта.
— Это мой! — воскликнула Гермиона и, больно ткнув толстяка локтем в бок, выскочила из душной кабины.
Двери захлопнулись, и лифт увёз Люциуса и разозлённого толстяка на другой этаж. Не оглядываясь и не обращая ни на кого внимания, Гермиона помчалась в лабораторию.
Бросив свою тряпичную серую сумку прямо на лабораторный стол, она подбежала к раковине и, открыв кран на полную мощность, погрузила голову под струю воды.
Постояв так ровно две минуты, она закрыла воду и, достав палочку начала сушить волосы.
— Это какой-то дурной сон, — проговорила она, опустившись на стул и прикрыв рукой глаза.
— Ну, почему же дурной? — подобно грому среди ясного неба прозвучал голос Люциуса. Гермиона подскочила на месте и распахнула глаза. Он стоял в дверях лаборатории и с любопытством за ней наблюдал.
— Какого чёрта вам здесь надо? — лицо Гермионы вспыхнуло.
— Ну-ну, не стоит так кипятиться, я просто решил вас по-дружески навестить, — он аккуратно закрыл за собой дверь. С хозяйским видом Люциус прошёл по лаборатории, внимательно осматривая полки с ингредиентами, котлы, колбы и прочее, переведя, в конце концов, взгляд на Гермиону.
— Чего вы от меня хотите? — прошептала она, сделав несколько шагов по лаборатории и переставив на столе с места на место колбы, сама не зная зачем. Ей казалось, будто бы одним только своим взглядом Люциус осквернил всё это, свящённое для неё пространство.
Тем временем Люциус приблизился к Гермионе практически вплотную, и в следующий момент она оказалась зажата между ним и лабораторным столом. Люциус упёрся ладонями в столешницу, склонившись над Гермионой, полностью лишив её возможности выскользнуть.
— Я с тобой не закончил в прошлый раз! — процедил он сквозь зубы.
— А, по-моему, вы в прошлый раз прекрасно кончили, — дрожа от гнева, Гермиона нагло посмотрела ему в глаза. Губы его расплылись в довольной улыбке.
— Это было только начало, всё самое интересное должно было произойти потом, но ты зачем-то сбежала! Я подумал, что поймаю тебя на следующий день, а ты взяла и уехала в Лондон!
— Ну, сожалею, большего вы не получите!
— Это мы ещё посмотрим.
— Выпустите меня! — Гермиона вцепилась ногтями в руку Люциуса, пытаясь оторвать его ладонь от стола.
— Не могу, — он быстро схватил её за талию и развернул к себе спиной. Одна его рука скользнула Гермионе под кофту, другая легла на ягодицы. — Ты меня слишком сильно раззадорила в прошлый раз.
— Отпустите! — Гермиона сделала рывок, но Люциус был предупредителен и прижал к столу оба её запястья. Свободной рукой, он отодвинул ещё влажные волосы Гермионы с её шеи, и припал к ней губами, с шумом втягивая ноздрями воздух. — Неужели вы хотите, что бы это случилось так? — простонала она.
— А у меня есть другие варианты? — спросил Люциус.
Он потёрся бёдрами о ягодицы Гермионы, и она ощутила, его набухший член. Внезапный, громкий писк министерского устройства связи, которое имели при себе все сотрудники крупных подразделений, раздался из недр мантии Люциуса.
— Чёрт бы их подрал! — раздражённо рявкнул он. Не отпуская рук Гермионы, Люциус достал устройство и начал читать полученное сообщение. — Чёртов Кингсли! — выругался он и медленно произнёс: — Что ж, видимо нам с тобой придётся продолжить в другой раз.
Уткнувшись лбом в затылок Гермионы, Люциус постоял так пару мгновений, после чего снова оставил на её шее горячий поцелуй. Из груди его вырвался негромкий стон разочарования и нетерпения — стон человека, который всё привык получать незамедлительно, по первому своему желанию. Когда Люциус, наконец-то, освободил руки Гермионы, она, подобно затравленному зверю метнулась от него в сторону. Не взглянув на неё больше ни секунды, он покинул лабораторию.
========== Глава 6. Рождественский бал ==========
Гермиона вздрогнула всем телом, когда дверь в её лабораторию тихонько отворилась. С момента, когда Люциус покинул её, прошло уже три часа, а она всё ещё не могла прийти в себя. Работа у неё после его ухода не клеилась, поэтому Гермиона сидела за столом и просматривала данные, полученные ею за последний месяц. Когда же дверной замок снова щёлкнул, всё внутри у неё будто бы оцепенело от ужаса, но, вопреки опасениям, в лабораторию вошёл Джастин.
— Я не помешал? — робко улыбаясь, спросил он. Выражение лица его быстро сменилось беспокойством. — Что-то случилось, Гермиона?
— Ничего, Джастин. Ничего, — ответила она.
— Но ты расстроена, — он сел на соседний стул. От него повеяло теплом и участием. Гермионе захотелось уткнуться ему в плечо и поплакать.
— Просто слишком много работы в последнее время. Я, знаешь, просматриваю данные, которые получила за этот месяц, и у меня тут кое-что не выходит. Не выходит! — зачем-то повторила она.
Джастин несмело обнял её и она без сил опустила свою голову ему на руку.
— Ты просто устала. Давай-ка пойдём проветримся, — предложил он, и Гермиона повиновалась ему.
Покинув министерство, они направились в парк. Джастин посадил Гермиону на скамейку и через несколько минут вручил ей горячий контейнер с китайской лапшой.
— Не знал, какую ты любишь, так что взял на свой вкус. И ещё чай, — проговорил он, демонстрируя пару бумажных стаканчиков, закрытых пластмассовыми крышками.
Гермионе показалось, что её сердце вот-вот разорвётся от благодарности к Джастину. Погрузив деревянные палочки в дымящуюся лапшу, она ощутила, как горячий пар приятно обволакивает её заледеневшие на морозе пальцы.
— Не знаю, что бы я без тебя делала, — проговорила Гермиона, с трудом сдерживая слёзы.
— Всегда, пожалуйста, — улыбнулся Джастин, присаживаясь рядом. — Мы же друзья.
***
Вопреки здравому смыслу Гермиона не боялась Люциуса. Гермиона Грейнджер была отнюдь не из тех, кто боится таких жалких, недостойных, изворотливых слизняков. Поэтому, как только она оправилась от обуявшего её в то утро ужаса, первым же делом обзавелась карманным электрошокером и газовым баллончиком с перцем, которые собиралась отныне всегда носить с собой.
Гермиона понимала, что Люциус был куда более опытным и искусным магом, чем она, а потому надеяться лишь на хорошее оглушающее заклинание с её стороны было бы глупо, что нельзя было сказать о проверенных маггловских методах самозащиты. Гермиона надеялась, что пара хороших разрядов электричества, навсегда отобьют у него всякий пыл прикасаться к ней. В крайнем случае, Гермиона готова была отправиться с жалобой к Кингсли Брустверу. Отчего недавнее её знакомство с дочерью министра, Эостерой, внезапно показалось Гермионе как никогда удачным.
С новыми знакомыми Гермиона вообще решила наладить отношения, как можно лучше. Несмотря на то, что она никогда не отличалась корыстным складом характера и не умела дружить из выгоды, в настоящее время мысль расположить к себе наследников влиятельных чистокровных семейств, коими являлись Фоули, Брустверы и Трэверсы, не казалась ей столь уж отвратительной. В конце концов, это были не какие-нибудь Буллстроуды или Нотты.
Фоули, во время войны, хотя и старались занимать некую нейтральную позицию, всеми возможными способами избегая открытой конфронтации с Пожирателями, всё же никогда не были замечены в поддержке Волдеморта или его приспешников. Именно поэтому Гермиона с радостью принимала все их приглашения, и теперь, почти каждый вечер после работы спешила в «Королевский Дракон» или какое-либо другое модное заведение Лондона на очередную дружескую встречу. Очень скоро она стала своей в этой, всё же, далеко не близкой ей по духу компании. Исключением, конечно же, являлись Скамандеры и Джастин, к которым Гермиона испытывала вполне искренние дружеские чувства, но к середине декабря Луна с Рольфом покинули Британию, а Джастин, из-за работы и, что было более вероятно, своего небольшого жалования, не мог часто посещать их встречи.
Что же касалось Гермионы, финансовая сторона больше не была для неё проблемой. Количество денег, выделенных министерством на её проект, оказалось значительно большим, чем она предполагала вначале, и зарплату она получала гораздо более высокую, чем другие служащие. Такое положение вещей позволило ей, живя в Лондоне, не просто не урезать своих потребностей, которые вообще-то всегда были весьма скромны, но утроить расходы и сорить деньгами не только на развлечения, но и на новую более дорогую одежду, которой, в связи с её частыми выходами в свет требовалось теперь много. Бывали дни, когда она незаметно оплачивала счёт в ресторане или клубе прежде, чем это делал Джастин, говоря ему при этом, что Салливан или Юстас любезно расплатились за всех. Джастин всякий раз смущённо бормотал, что обязательно восполнит Фоули их затраты, но Гермиона знала, что его жалование не позволит ему впоследствии даже заикнуться об этом с братьями.
С Джастином у Гермионы складывались свои, особенные отношения. Почти каждый день они встречались на работе, и вместе совершали дневной моцион в парк, где обедали в близлежащих кафе. С ним ей было очень приятно проводить время. Джастин оказался человеком начитанным и разносторонним, а их прогулки дарили ей душевное равновесие и позволяли забыть о личных неурядицах. Кроме того Джастин оказался любителем поэзии, а потому, нередко провожая Гермиону домой, читал ей по памяти Байрона и Шелли, отчего она невольно приходила в восторг.
Гермиона ощущала, что за этот весьма короткий срок Джастин проникся к ней чувствами куда более сильными, чем дружеские. Вероятно, будь ситуация другой, она легко могла бы представить его в качестве своего кавалера или даже спутника жизни, но Гермиона совсем ещё не была готова для новых отношений, а потому, всячески оттягивала моменты признаний и переводила в шутку любые, даже самые робкие попытки Джастина, заговорить с ней об этом. К тому же письма, которые Гермиона регулярно получала от Снейпа, всякий раз снова мысленно отдаляли её не только от Джастина, но и всех прочих молодых мужчин, время от времени оказывающих ей знаки внимания.
Так, последний месяц уходящего года оказался насыщен для Гермионы чередой приятных дружеских встреч. Люциус Малфой, вопреки её опасениям, с того самого дня, когда он столь бесцеремонно ворвался в её лабораторию, больше не заявил о себе и она уже начала думать, что желание, которое он испытывал к ней, в конце концов, в нём угасло. И, хотя, она до сих пор ещё носила газовый баллончик в своей новой лаковой сумочке, электрошокер Гермиона всё чаще оставляла в шкафчике рабочего стола, пока вовсе не забыла о нём.
Тем временем, приблизилось Рождество, и Министерство магии устраивало для всех сотрудников праздничный бал, куда Гермиона, конечно же, собралась пойти в компании Джастина.
Бал в министерстве, представлял собой мероприятие весьма масштабное, включающее торжественную часть, на которой свою речь говорил сам министр магии и начальники всех крупных подразделений, фуршет и, конечно же, танцы. Для такого случая Гермиона выбирала наряд особенно тщательно и по совету Эостеры остановилась, в конце концов, на изумительном тёмно-бордовом платье в пол с небольшим шлейфом, глубоким вырезом на груди и тонкими бретельками на плечах. Волосы Гермиона уложила в аккуратную высокую причёску, а её изящную шею подчеркнули длинные серьги из белого золота с россыпью рубинов, которые ей любезно одолжила Матильда.
Официальная часть началась в семь часов вечера. Гермиона с Джастином, который был одет в довольно скромный и не слишком хорошо сидящий на нём фрак, взятый им, скорее всего, напрокат, стояли недалеко от сцены и ожидали Эостеру с Салливаном, которые пошли поприветствовать мистера Бруствера. Через некоторое время Кингсли вышел на сцену, а его дочь под руку с женихом заняли свои места рядом с Гермионой и Джастином.
Кингсли произнёс чудесную проникновенную речь о равенстве, единстве и братстве всех магов Соединённого Королевства, душевно поблагодарил своих подчинённых за верную службу и передал слово заместителям, изъявившим желание сказать речь. Так, следующие полчаса, все присутствующие внимали пространным, и, порой, затянутым поздравлениям, начальников отделов. Гермиона, поневоле, слушала все эти речи вполуха. Эостера, абсолютно не проявляла никакого интереса к словам, произнесённым подчинёнными её отца. Она только и делала, что сплетничала обо всех своих знакомых, которых успела до сих пор заметить в толпе, и без лишнего стеснения критиковала наряды стоящих поблизости дам. Рот её не закрывался ни на минуту, но друзья слушали её со снисходительными улыбками, не смея перебивать.
— А теперь, дамы и господа, — раздался в очередной раз голос ведущего. — Поприветствуем главу Отдела международного магического сотрудничества, мистера Блиш…
Голос его внезапно оборвался, что заставило замолчать и Эостеру. Девушка с удивлением посмотрела на сцену, так, словно только сейчас заметила всё происходящее.
— Прошу прощения, — произнёс ведущий. — Мне сообщили, что мистеру Блишвику понадобилось срочно покинуть Британию по неотложному международному вопросу, в связи с чем, речь произнесёт мистер Малфой, глава Международного бюро магического законодательства.
Сердце у Гермионы сделало сальто. Люциус, во всём блеске своего идеально скроенного белоснежного фрака чинно поднялся на сцену.
— Ох, уж этот Малфой, ну и скользкий же тип! — всплеснула руками Эостера и, покосившись на Салливана, произнесла Гермионе на ухо, как можно тише: — Но, согласись: хорош собой!
— Не могу этого оценить, — холодно ответила Гермиона.
— Ты просто думаешь о нём, лишь как о бывшем Пожирателе, но если представить, хотя бы на секунду…
— Эостера, это просто смешно! — выдохнула Гермиона. Слова подруги разозлили её как никогда. — Это всё равно, что предложить подумать о Томе Реддле, не беря во внимание, то, кем он стал! Тебя не было здесь, когда шла война, и ты не видела, как этот, стоящий сейчас на сцене человек напал на нас в Отделе Тайн, как он посылал непростительные заклятия в меня и моих друзей. Три месяца он держал Луну в своём подвале, и мы боялись, что уже не увидим её живой!
— Я не знала этого, прости… — Эостера казалась растерянной.
— Добрый вечер, дамы и господа, — прозвучал сладкий голос Люциуса в микрофон. — Я рад, что мне выпала честь поприветствовать вас здесь в этот чудесный праздничный вечер…
Грудь Гермионы беспрестанно вздымалась от возмущения и накативших воспоминаний, которые невольно возбудила в ней Эостера. В висках у неё застучало, и она практически не слышала слов, которые произносил Люциус.
— …поэтому, я желаю всем нам в будущем году процветания, — говорил он. — И в особенности…
На секунду он запнулся. Глаза его встретились со сверкающим гневом взглядом Гермионы.
— В особенности Отделу международного магического сотрудничества, — продолжил он, отведя взгляд и нервно облизав губы. — Потому как налаживание крепких дружеских взаимоотношений с магическими сообществами других государств является для нас приоритетной задачей.
Люциус замолчал. Он не улыбался. Окинув взором зал, он снова на мгновение задержал его на Гермионе. Но вот зал взорвался аплодисментами, и его лицо приняло свой обычный надменный вид. Люциус натянул самодовольную улыбку и, слегка поклонившись всем присутствующим, покинул сцену.
— Я хочу пить! — сказала Гермиона и, взяв Джастина за руку, повела его к столам с закусками и шампанским.
— Гермиона! — Эостера бросила вслед за ней. — Подожди!
Гермиона смерила её жестким взглядом.
— Прости, что я ляпнула такую глупость! — воскликнула Эостера. — Я такая дура! Конечно, я ничего не знаю о том, что ты пережила! О том, что вы все здесь пережили. Отец отправил нас с мамой в Америку, когда мне было всего десять лет, думаю, он уже тогда понимал, что обстановка накаляется. Я даже не знаю, как отблагодарить его за то, что он, вопреки своему желанию быть рядом с нами, оградил нас от ужасов войны. Мне жаль, что другие дети, такие как ты, Луна и Джастин не смогли этого всего избежать…
— Ничего, — Гермиона примирительно погладила Эостеру по плечу, искренность девушки смягчила её сердце. — Ты не виновата. Это мне не стоило так реагировать. Хорошо, что есть такие люди как вы с Салливаном и Матильдой, кто не видел всего этого ужаса. В вас есть тот невероятный оптимизм и чистота восприятия, которого лишены мы. Вы помогаете нам забыть о том, что мы видели.
На глазах у Эостеры блеснули слёзы, и она порывисто заключила Гермиону в объятия.
После фуршета начались танцы, и только сейчас Гермиона в полной мере осознала, насколько высок был Джастин. Несмотря на то, что на ногах её были надеты каблуки, она едва доставала ему головой до плеч, отчего вальсировать с ним было весьма неудобно. Со стороны, они наверняка смотрелись неуклюже и, когда Гермиону пригласил на танец Салливан, она вздохнула с облегчением. А затем последовала череда танцев с сотрудниками Отдела магических происшествий и катастроф и другими мужчинами, которые симпатизировали Гермионе.
Примерно через час, когда ноги её уже порядком устали, Джастин настойчиво взял её за руку, уводя из-под носа очередного кавалера.
— Прости, что отвлёк тебя, — насмешливо произнёс Джастин. — Но тебя кое-кто разыскивал.
В груди у Гермионы что-то сжалось, когда она увидела рядом с Эостерой и Салливаном Гарри. Недавние воспоминания о битве в Зале пророчеств, о спасении Луны из подземелий Малфой-мэнора заставили её вспомнить о том, что было гораздо важнее всех проблем, с которыми ей приходилось сталкиваться теперь. Что бы там между ними ни происходило, но это по-прежнему был он — её Гарри. Под руку с ним стояла полная рыжеволосая дама, которую Гермиона узнала не сразу. Она даже застыла на мгновение, когда эта дама повернула голову и посмотрела на неё глазами Джинни.
— Гермиона! — она расплылась в радостной улыбке. Гарри тоже улыбнулся ей, подмигнув через круглые стёкла своих очков, точно так же, как несколько месяцев назад его портрет подмигнул Гермионе с картонного вкладыша шоколадной лягушки. Казалось, и не было той их нелепой встречи в лаборатории несколько недель назад.
После сердечных объятий и обмена взаимными комплиментами, выяснилось, что Джинни ждёт третьего ребёнка, и Салливан предложил всем проследовать к столу с пуншем, дабы произнести тост за будущего мистера Гарри Годрика Поттера, хотя Джинни настаивала на том, что родится девочка.
— Я вот только никак не могу придумать имя, — пожаловалась Джинни, беря с подноса песочное пирожное.
— Я бы назвала Розой, — задумчиво сказала Гермиона.
— А мне нравится имя Серафина. Так звали одну из президентов Магического конгресса, — произнесла Эостера, посмотрев на своего будущего мужа.
Салливан в это время очень активно обсуждал с Гарри методы Сектора борьбы с незаконным использованием изобретений магглов. Особенно его интересовали игровые автоматы и рулетки, так что он не обратил на свою невесту никакого внимания.
— Ты совсем нас забыла, Гермиона! — с упрёком произнесла Джинни.
— У меня столько работы в последнее время, — покачала головой она. — Да и потом, думаю тебе сейчас совсем не до меня.
— Это точно! Мне сейчас вообще не до кого. Джеймс и Альбус такие непоседы. Хуже Фреда и Джорджа в детстве. Мама говорит, что ей страшно думать о том, что будет, когда придёт пора отправлять их в Хогвартс.
— Как поживает Молли?
— Даже не спрашивай! Флёр два месяца назад родила четвертого! Да и Рон с Лавандой всё время оставляют Хьюго в Норе. Они постоянно ругаются и совсем не хотят заниматься воспитанием своего ребёнка. Я так зла на них в последнее время! Представляешь, приезжает неделю назад Рон и заявляет мне…
Всё, что рассказывала дальше Джинни, Гермиона не слушала, в толпе за её спиной она заметила Люциуса, мило беседующего с круглолицей брюнеткой, обладающей весьма выдающимся бюстом. Гермиона знала её. Это была Кристи, секретарша из группы аннулирования случайного волшебства, славящаяся своими служебными романами; тупая как пробка. Вот и теперь Кристи весьма недвусмысленно заигрывала с Люциусом, то и дело, призывно проводя короткими пухленькими пальчиками по своей белой и мягкой, как зефир шее и зоне декольте. Гермионе стало тошно, но в следующую минуту она вспыхнула от того, что Люциус довольно усмехнулся, заметив её пристальный взгляд.
— Гермиона, куда ты смотришь? — Джинни, почувствовав, что её рассказ не увенчался успехом, обернулась, но не увидела за своей спиной ничего интересного, кроме затылков мало знакомых ей людей. Мгновение назад Люциус предложил Кристи свой локоть, и они отправились танцевать.
— Ты не возражаешь, если я украду у вас Гарри, и мы с ним немного потанцуем? — спросила Гермиона.
— Конечно! Ещё бы! — ответила Джинни, с наслаждением надкусывая уже третье пирожное. — Я, как ты видишь, далеко не в танцевальной форме.
Гермиона совсем не хотела сейчас танцевать, но любопытство вызванное разговором Люциуса и Кристи настолько её взбудоражило, что она не могла противиться желанию, понаблюдать за ними среди танцующих пар. Для этой цели Гермиона могла бы использовать Джастина, но он был слишком высок, и ей было бы ничего не видно из-за его спины.
— Прости, что так больше и не навестил тебя после нашей последней встречи, — сказал Гарри, когда они начали танцевать. — Чувствую себя идиотом. Не понимаю, что там у нас с тобой произошло тогда. Я просто испугался чего-то. Мы так давно не виделись, а жизнь так поменялась за последнее время.
— Да-да, — кивнула Гермиона, которая слушала его вполуха. Глазами она искала по залу Люциуса. — Мы просто выросли, всё поменялось.
— Но не должно было! Мы же, в конце концов, лучшие друзья! Сейчас я смотрю на тебя и не понимаю, как я мог быть столь безразличным?
— Я, в общем, тоже хороша. Кто мне мешал приезжать к вам в Годрикову Впадину время от времени? Просто вся эта ситуация с Северусом… Последние полгода я, знаешь…
Гермиона не договорила фразу. Среди танцующих пар она наконец заметила Люциуса и Кристи.
— Да, я понимаю, что ты, наверное, чувствуешь, — с сожалением произнёс Гарри. — Мы с тобой так и не поговорили, не обсудили всё нормально. Я бы очень хотел, чтобы мы снова стали общаться, как раньше.
— Конечно, Гарри, конечно! — воскликнула Гермиона. Люциус наклонился к уху Кристи, и начал что-то с жаром нашёптывать ей, отчего девушка залилась наигранным счастливым смехом.
— Вот и хорошо, предлагаю встретиться на следующей неделе, — радостно проговорил Гарри. — Приезжай к нам погостить на каникулы, если тебя не сильно будет смущать шум и гам, который устраивают мальчишки.
Люциус с Кристи остановились и направились в другую часть зала.
— Я приеду, — Гермиона взволнованно посмотрела Гарри в глаза. — Обязательно. Это будет чудесно!
Вернувшись к друзьям Гермиона, заметно нервничала.
— Что-то случилось? — вполголоса поинтересовался Джастин.
— Я просто немного устала, — ответила Гермиона. — Хочу выйти подышать.
Через несколько минут они уже стояли в небольшом зимнем саду. Людей здесь сейчас не было, а вот воздуха было куда больше. Гермиона с Джастином присели на каменную скамью под сенью большой африканской пальмы.
— Ты как будто расстроена, — произнёс Джастин.
— Просто голова вдруг закружилась. Так много там людей, — отмахнулась Гермиона.
— Да, ты права. Я вообще не люблю толпу. И все эти любезные разговоры…
Гермиона усмехнулась.
— Я, — Джастин прокашлялся. — Так, кажется, ещё и не сказал тебе сегодня, как ты прекрасно выглядишь. Просто невероятно!
— Спасибо, — кивнула она.
— И я подумал, — продолжил он. — Что сегодня хороший день для того, чтобы признаться тебе кое в чём.
— Джастин! — Гермиона вспыхнула, все её мысли сейчас были поглощены Люциусом и Кристи, и она совсем не была готова слушать его.
— Нет. Позволь мне на этот раз закончить, иначе я боюсь, что…
— Ой, здесь кто-то уже сидит! — раздался визгливый женский голос. Джастин и Гермиона обернулись.
Сердце у Гермионы готово было выскочить из груди — это была Кристи, она повисла у Люциуса на руке и глупо засмеялась. Было видно, что она уже порядком перебрала шампанского. Гермиона машинально поднялась со своего места. Люциус тоже замер. Пару мгновений они пристально смотрели друг на друга, после чего Люциус отвёл взгляд и, пробормотав что-то своей нетрезвой спутнице на ухо, они удалились. Не сказав Джастину ни слова, Гермиона быстрым шагом покинула оранжерею, оставив его в одиночестве и недоумении.
Снова очутившись в бальном зале, Гермиона почувствовала облегчение. Она знала, что поступила с Джастином не хорошо, но совсем не была готова получить сейчас от него признание в любви или предложение начать отношения. Гермиона боялась того, что была готова сказать Джастину «да», а потому совершенно не желала приближать этот страшный момент. Страшный, потому что согласие которое она могла ему дать, было только частью того отчаяния, которое жило в её душе последние месяцы, а сдаваться этому отчаянию вот так просто она совсем не хотела.
Чья-то крепкая рука внезапно схватила её за локоть. Гермиона не успела ничего понять, она только повернула голову и увидела Люциуса. Быстрым шагом он вёл её сквозь толпу к выходу. Покинув бальный зал, они молча сели в лифт и поехали на пятый уровень. Миновав пустынный коридор, Люциус распахнул дверь своего кабинета и буквально втолкнул туда Гермиону, которая от неожиданности чуть не упала на стол.
— Наконец-то, — прорычал Люциус, набросившись на неё. Его горячие губы обожгли её щёку, шею, плечо. Издавая почти звериное рычание, он содрал с неё тонкие бретельки платья, обнажая аккуратную грудь. Погладив её рукой, он припал к набухшим от возбуждения соскам губами, почти уложив Гермиону на стол.
В голове у неё всё смешалось. Первые минуты она почти отдалась этому чувству, этому помутнению рассудка. Она откинулась назад, погрузив пальцы в длинные светлые волосы Люциуса, но что-то внутри неё воспротивилось происходящему. Воспоминания нахлынули на неё. Перед внутренним взором предстала эта пьяная дура Кристи. Если бы Гермиона не попалась Люциусу сейчас на глаза, если бы она не пребывала после несостоявшегося разговора с Джастином в столь растрёпанных чувствах и не представляла для Люциуса лёгкую добычу, на её месте, на этом самом столе лежала бы сейчас Кристи!
— Нет! — воскликнула Гермиона, изо всех сил отталкивая Люциуса. Лицо его побагровело, между бровей пролегла глубокая складка. Гермиона прикрыла свою оголённую грудь рукой.
— Не время строить из себя святую невинность, — зло выплюнул он. — Когда мы поднимались сюда на лифте, ты прекрасно понимала, куда и зачем мы идём.
— Нет! — снова повторила Гермиона. — Я ничего не понимала. И до сих пор я не понимаю, зачем я тебе нужна! Под тебя с превеликим удовольствием ляжет любая секретарша. Вот, хотя бы эта Кристи! Она была на всё согласна уже там, внизу, но ты зачем-то вытащил сюда меня!
— Мне не нужна, никакая чёртова Кристи! — Люциус одной рукой обхватил Гермиону за талию, а другой сжал её запястья.
— В отличие от меня у неё хотя бы классные сиськи!
— Сиськи у неё конечно классные, но хочу я твои.
— Да, что ты заладил одно и то же! — всхлипнула Гермиона.
— А я не знаю, почему я тебя так хочу! Что ты со мной сделала, а? — Люциус потряс её, сдавив руки Гермионы так сильно, что она застонала. — Почему каждую ночь, засыпая, я вижу, то, как ты опускаешься передо мной на колени? Как твои губы обхватывают мой член, — он провёл рукой по её лицу. — Почему я так хочу попробовать тебя на вкус, узнать какая ты там? Почему мысленно я всё время возвращаюсь к тому моменту, когда мои пальцы внезапно обнаруживают, что под платьем на тебе ничего не надето? — припав к её шее, он с шумом втянул носом воздух. — Почему твой запах так на меня действует?.. Меня бесит вся эта одежда на тебе… Хочу, чтобы ты стонала и извивалась подо мной от наслаждения, так, словно тебя пытают Круцио.
В коридоре раздались чьи-то приближающиеся шаги. Когда они оба только ворвались сюда, Люциус забыл запереть дверь и теперь, он почти с ужасом посмотрел на столь опрометчиво оставленную им щель. Оттолкнув от себя Гермиону так, что она едва не упала, он бросился к двери и запер её. Шаги миновали кабинет и растворились вдали коридора. Гермиона тихо засмеялась.
— Если бы я только знала… Я бы никогда в жизни не пришла к тебе той ночью. Ты больной псих! — выплюнула она.
Воцарилось молчание. Гермиона поправила верх платья, надевая содранные Люциусом с её плеч бретельки.
— О, Мерлин, — произнесла Гермиона. — Мне нужно вниз. Я оставила Джастина одного, в такой момент! Что он теперь подумает…
— Ой, да брось! Зачем тебе этот нескладный юнец? — презрительно усмехнулся Люциус. Он снова начал медленно приближаться к ней. — Нашла себе жалкое подобие Северуса… Уж я-то знаю, что тебе надо в действительности.
— Откуда ты можешь знать, что мне надо? — прошептала она. — Почему ты вообще считаешь, что знаешь меня? Кто ты такой, чёртов Люциус Малфой, Пожиратель смерти, что считаешь себя способным понять меня? — Люциус замер на месте в нескольких шагах от неё. Губы его нервно дрогнули. — Если хочешь знать, я всё ещё презираю тебя. Ты жалкий ничтожный слизняк, разрушивший сотни жизней ни в чём не повинных людей! Ты убивал, пытал, мучил во славу своего мерзкого хозяина. Ты слуга! Раб, только и способный, что извиваться как уж на сковородке, ради собственный выгоды! Думаешь, я забыла, как ты держал в своих подвалах меня и моих друзей? Ты отнял у Луны Лавгуд три месяца её жизни! Три месяца её невинной детской жизни она провела в твоём чёртовом сыром подвале с вонючими крысами! Три месяца она питалась отбросами и справляла нужду в ведро, слушая по ночам стоны пытаемого тобой несчастного старика Олливандера, такого же чистокровного волшебника, как и ты сам, между прочем! Три месяца Луна думала, что скоро умрёт. И, что ты получил в итоге? Как расплатился за все то зло, что причинил? Вот! — она развела руками. — Это тёплое место начальника бюро в Министерстве! Где, эта чёртова справедливость? Почему, ответь мне, ты не гниёшь сейчас в Азкабане? И как ты можешь после всего, что сделал допускать хотя бы мысль о том, что можешь быть каким-то образом нужен мне?
Гермиона замолчала и звенящая, почти оглушительная тишина упала на их с Люциусом плечи. Медленно, почти бесшумно он подошёл к входной двери и также медленно отпер её.
— Убирайся, — прошептал он.
Гермиона не шелохнулась.
— Убирайся! — взревел он. В два шага Люциус преодолел разделяющее их расстояние, и грубо схватив за плечо, вытолкнул Гермиону из своего кабинета. — Вон!
Дверь с грохотом захлопнулась, и Гермиона осталась одна в темноте длинного пустого коридора.
***
День спустя Гермиона стояла под дверью квартиры с номером 35. Цифра пять была почти стёрта. Гермиона нажала на звонок. Секунды ожидания показались ей вечностью, и ей ничего не оставалось делать, как только рассматривать блеклый след цифры пять оставшийся на маленькой металлической табличке.
Но вот дверь приоткрылась и в щели показалась голова Джастина.
— Зачем ты пришла? — спросил он.
— Я принесла тебе кекс с изюмом, — Гермиона постаралась натянуть улыбку и приподняла небольшойсвёрток, который держала в руках. — Сегодня Рождество. Я знаю, что ты в этом году в Лондоне совсем один.
Джастин открыл дверь пошире, но не предложил Гермионе войти. Он только скрестил руки на груди и укоризненно посмотрел на неё.
— Джастин, я, — Гермиона задохнулась от волнения. — Я хотела сказать тебе, что я согласна!
— Согласна на что?
— Согласна попробовать с тобой нечто большее, чем просто дружба, ты же это хотел мне предложить вчера на балу?
Джастин выпрямился и опустил руки. Было заметно, как внутри него нарастает волнение.
— Ты это серьёзно? — с сомнением произнёс он.
— Может, позволишь мне уже войти, и мы поговорим? — усмехнулась Гермиона.
Джастин впустил её в квартиру и захлопнул дверь.
========== Глава 7. Личный счёт ==========
Гермиона провела это Рождество вдвоём с Джастином. Нельзя сказать, что это было лучшее Рождество в её жизни, но, по крайней мере, оно проходило спокойно. Несмотря на то, что отношения Гермионы и Джастина обрели теперь новый статус, фактически, в них мало что изменилось. Переходить к более близкому контакту с ним Гермиона пока не стремилась, и Джастин, ни на чём не настаивая, довольствовался лишь нежными объятиями и робкими поцелуями, а после Рождества и вовсе уехал в Шотландию, где жили его родители, и Гермиона наконец решилась навестить Гарри.
Семейство Поттеров, правда, встретило Гермиону отнюдь не радостными известиями. Накануне её приезда Джинни скверно себя почувствовала, и её пришлось отправить к родителям в Нору, где за ней ухаживала Молли. Всех же находящихся в этот момент в Норе детей пришлось переправить к Гарри, так что Гермиона обнаружила новёхонький дом мистера Поттера погружённым в полнейший хаос детских подгузников и разлитых по полу каш.
— Прости, что так вышло! — стоя на пороге своего дома, Гарри старался перекричать детские голоса, раздающиеся из гостиной. Одной рукой он держал своего младшего сына, Альбуса, второй взял у Гермионы её дорожную сумку. — Я тут совсем один сейчас. Просто не знаю, что делать!
Они вошли в дом.
— Понимаю, — нервно произнесла Гермиона, уже предвкушая то, какими интересными для неё станут эти выходные.
— Папа-папа! — в коридор вбежал крепенький четырёхлетний мальчик. Это был Джеймс-Сириус. Его чёрные густые волосы смешно торчали во все стороны. — Мари отняла мой калейдоскоп! Она вредная!
— Он всё врёт! — вслед за ним в коридоре появилась чудесная светловолосая девочка, в розовом платьице. Это была Мари-Виктуар, старшая дочь Билла и Флёр. — Я только хотела поиграть, но он такой жадный!
На глазах её блеснули слезинки.
— Мари-Виктуар, только не плачь, пожалуйста! — взмолился Гарри. Но было поздно, слёзы ручьём брызнули из её больших голубых глаз. Вслед за ней начал плакать и Джеймс, а за ним и Альбус, из соседней комнаты послышались и другие голоса.
— Стоит одному зареветь, как у них начинается цепная реакция! — в отчаянии воскликнул Гарри.
— А ну, замолчали! — строго произнесла Гермиона. В голосе её промелькнули металлические нотки. Джеймс, Мари и Альбус тут же закрыли рты и с любопытством уставились на Гермиону.
— Знаете, кто я такая? — спросила она, и дети отрицательно покачали головой. — Я зельевар! Вы знаете кто это?
— Да, папа нам рассказывал! — воскликнул Джеймс. — Это такой страшный человек, который может закупорить в бутылке смерть!
— А ещё он никогда не моет голову! — воскликнула Мари-Виктуар и залилась радостным смехом.
Гермиона покосилась на Гарри, который лишь нервно усмехнулся.
— Вот именно, — Гермиона приподняла одну бровь. — Я и есть такой страшный человек. Хотя голову я мою. Но если вы будете плохо себя вести, то я приготовлю такое страшное невкусное зелье, которое заставит вас есть на обед брокколи, а на ужин цветную капусту!
— Бе, — Мари-Виктуар и Джеймс высунули языки.
— Вот именно, — назидательно произнесла Гермиона. — Но если вы будете вести себя хорошо, то я покажу вам, как из простого конского щавеля приготовить зелье, способное одурманить садового гнома, заставив его делать всё, что вы захотите.
— О-о, — в голос протянули впечатлённые дети.
— Как-то это не гуманно, — с сомнением произнёс Гарри.
— Зато в будущем гномы будут обходить ваш сад за многие километры. Не благодари!
Гермиона чинно вошла в гостиную. Из-за двери на неё уже смотрели две другие пары глаз. Одна пара принадлежала Доменик — младшей сестре Мари-Виктуар, а маленького рыжеволосого мальчика, быстро спрятавшегося за креслом, Гермиона узнала не сразу.
— Неужели это сын Рона? — произнесла она почти с придыханием.
— Да это Хьюго. Рон с Лавандой сильно разругались, в очередной раз, и мы решили, что для него будет лучше, если он проведёт каникулы у нас, — объяснил Гарри и обратился к мальчику: — Хьюго, иди сюда, чего ты там стоишь? Это тётя Гермиона, помните дети, я вам о ней много рассказывал.
— Гермиона плохая! — воскликнул внезапно Хьюго.
Гермиона с удивлением посмотрела на Гарри.
— Ну, что ты такое говоришь, конечно же Гермиона хорошая! — Гарри посадил Альбуса в манеж.
— Нет, плохая! — настойчиво возразил Хьюго. — Папе всегда становится грустно, когда он показывает мне её фото! А мама плачет из-за этого!
Пять нахмурившихся мордашек обратили на Гермиону свои полные осуждения глаза.
— Так, ну всё! — сказал Гарри. — Как вы посмотрите на то, если в честь приезда Гермионы я дам вам на ужин шоколадную пасту?
— Да! — радостно воскликнули дети, потеряв к Гермионе всякий интерес.
Гермиона поднялась на второй этаж, и устало опустилась на кровать в приготовленной для неё комнате.
***
— Он всего лишь ребёнок, — произнёс Гарри, когда они, уложив детей спать, сидели вдвоём с Гермионой в гостиной, попивая глинтвейн и наслаждаясь теплом потрескивающего в камине огня.
— Да, но дети не говорят такие вещи просто так, — покачала головой Гермиона. — Хьюго мог бы быть моим сыном, Гарри! Только подумай!
— Да, брось! — Гарри усмехнулся.
— Мне иногда кажется, что поддавшись чувствам и расставшись с Роном из-за Северуса, я нарушила какой-то естественный порядок вещей. Иногда я пытаюсь представить себе, какой была бы моя жизнь, если бы я тогда не рассталась с ним.
— Я могу тебе ответить, — произнес Гарри. — Скучной. Твоя жизнь была бы скучной. С Роном бы у вас было как минимум двое детей. На этом, собственно, рассказ о вашей личной жизни можно и закончить. Что же касается карьеры, то здесь всё несколько сложнее. Во-первых, ты бы никогда не закончила Академию зельеварения и не защитила диссертацию по невидимым зельям. Самих невидимых зелий, кстати, тоже не было бы, а значит, ты бы, пошла работать в министерство, в какой-нибудь Отдел регулирования и контроля за магическими существами. Там бы ты боролась за улучшение жизни эльфов-домовиков. — Гермиона расплылась в улыбке. Гарри продолжил: — Потом тебе бы это надоело, и ты бы перешла в Отдел магического правопорядка, где бы занималась, ну, например, искоренением несправедливых законов, защищающих только чистокровных магов. И когда-нибудь, лет через двадцать, ты бы может быть, даже дослужилась до Министра магии.
— Фу, какая пошлость, — заметила Гермиона, отхлебывая глинтвейн.
***
Следующее утро было хмурым. Когда Гермиона спустилась к завтраку, дети, удивительно тихие и грустные, сидели без присмотра в гостиной. Гарри был на террасе. В одной пижаме и тапочках на босу ногу он сидел на обледеневших ступеньках дома.
— Что ты здесь делаешь? Так же и заболеть недолго! — заметила Гермиона.
Рядом с Гарри на земле лежало какое-то письмо.
— Сова принесла час назад, — сдавленным голосом произнёс Гарри.
Гермиона наклонилась и, подобрав письмо, начала читать.
Оно пришло из Норы. Сбивчивым почерком Флёр сообщила, что ночью Джинни в очередной раз стало плохо и у неё случились преждевременные роды. Ребёнка спасти не удалось.
Гермиона без сил опустила руку, и письмо вновь упало на землю. Она медленно села на ступеньки рядом с Гарри и заключила его в объятия. Гарри плакал.
Днём приехал Джордж, которому пришлось прервать отпуск с семьёй и Габриэль Делакур, которая теперь жила в Британии и училась в Академии высшей трансфигурации. Сразу после их приезда Гарри отправился к Джинни.
Гермионе хотелось быть полезной. Она думала поехать в Нору вместе с ним, но встретила сдержанный отказ.
— Прости Гермиона, — прошептала Габриэль. — Я скажу тебе правду. Миссис Уизли считает, что ты предала их семью, когда бросила Рона. Она конечно никогда не скажет тебе об этом в лицо, но это так…
— Тогда, я могла бы остаться здесь и помочь вам с Джорджем присматривать за детьми, — предложила Гермиона.
— Не стоит, — покачала головой та. — Джордж сейчас очень вспыльчив. Я просто боюсь, что он случайно наговорит тебе гадостей.
***
Вечером Гермиона уже была в Лондоне. Она медленно бродила по бульварам, глядя на то, как снежинки медленно кружились в свете ночных фонарей. В первый момент её посетила мысль отправиться в Австралию к родителям, но она уже сообщила им, что не приедет, да и настроения у неё не было. Всё о чём она могла теперь думать — это Джинни. Гермиона не могла даже представить, какого ей сейчас было, и корила себя за то, что вопреки всему не отправилась к ней. Жаль, что в Норе она уже не желанный гость…
Спустя час бессмысленных блужданий Гермиона ощутила, что пальцы её ног и рук порядком окоченели, и побрела к небольшой кофейне, из больших окон которой, на заснеженную улицу лился тёплый приветливый свет. Поднявшись на ступеньку и уже схватившись за ручку входной двери, Гермиона застыла как вкопанная. За столиком у окна сидел Люциус Малфой.
Люциус был один. В руке он держал бокал с виски, между бровей его пролегла хмурая складка. Он отрешённо смотрел куда-то в пол и не заметил, обращённый на него с улицы взгляд Гермионы.
Секунду она колебалась. Гермиона не знала, как ей стоит поступить. Возможно, развернуться и уйти было бы наилучшим решением, но сейчас она так устала и замерзла, что была не в силах идти дальше. В душе она чувствовала потребность не оставаться в этот вечер одной. После всего, что произошло между ней и Люциусом на балу, он, конечно, навряд ли мог стать для неё хорошим собеседником, но ей всё равно было необходимо с ним поговорить.
В тот день, на балу, после того, как Люциус выставил Гермиону из своего кабинета, она обнаружила, что потеряла одну из серёжек, которые ей одолжила Матильда. Отдать их обратно Гермиона должна была после рождественских каникул, когда Матильда с Юстасом возвращались из Швейцарских Альп. Все эти дни Гермиона надеялась, что злосчастную серёжку она потеряла не в толпе танцующих, а в кабинете Люциуса, поэтому в любом случае планировала навестить его сразу после выходных.
Когда Гермиона вошла в кафе, её приятно обволокло ароматами горячего кофе и шоколада.
— Можно присесть? — поинтересовалась она у Люциуса, пребывавшего, очевидно, в каких-то своих, не самых лёгких думах.
Когда он обратил на неё взгляд, по лицу его прокатилась болезненная судорога.
— Только не говорите, что обегали весь Лондон в поисках меня, дабы принести мне свои извинения, а то я расплачусь.
Глаза Гермионы сверкнули холодом.
— Я не собираюсь извиняться за свои слова, — сказала она присаживаюсь на стул напротив него.
— А я не разрешал вам садиться.
— Знаете, мне плевать! — выпалила Гермиона.
— Не самое лучшее начало разговора, — прокомментировал Люциус. — Хотя чего ещё я мог от вас ожидать?
— Может быть, перестанем уже пререкаться и поговорим хоть раз, как взрослые люди?
Люциус натянул учтивую улыбку.
— Чего вы от меня хотите?
— Серёжка. Я потеряла в тот день свою серёжку, — сбивчиво начала объяснять Гермиона. — Вообще-то она не моя, мне одолжила её подруга. Знаете, эта серёжка очень дорогая. Не представляю даже сколько она может стоить… В общем, было бы неплохо если бы вы мне её вернули.
Люциус снова улыбнулся, но уже саркастически.
— Вы искали меня ради этого?
— Да, — кивнула головой Гермиона. — То есть, нет. Я просто гуляла. Знаете, у меня выдался тяжёлый день, и я просто увидела вас здесь случайно, через это окно…
— И у вас тоже, — неопределённо проговорил себе под нос Люциус, рассматривая содержимое своего полупустого бокала.
— Так что, моя серёжка у вас?
— Какая ещё, к чёрту, серёжка?! — рявкнул Люциус. Пожилая дама, сидящая за соседним столиком, возмущённо метнула в него осуждающий взгляд.
— Ну… — Гермиона судорожно вздохнула. — Такая длинная, из белого золота, с рубинами.
— Не видел я никакой серёжки… — безразлично прошептал он.
— Быть может, она упала под стол, когда… — Гермиона отчаянно покраснела. — Ну, когда… Вы сдирали с меня бретельки и…
— Чёрт бы вас подрал, мисс Грейнджер! Как же вы мне надоели!
— Это я вам надоела?! — на этот раз укоризненный взгляд пожилой дамы был направлен в сторону Гермионы. — По-моему, это вы все последние месяцы портите мне жизнь своими домогательствами!
— Покричите об этом ещё погромче, пожалуйста, — раздражённо заметил Люциус. Гермиона сконфуженно огляделась по сторонам.
Между ними воцарилась тишина. Люциус подозвал к себе официантку и заказал себе ещё виски, а Гермионе — шоколад.
— Вы же любите шоколад, да? — уточнил он. Гермиона только кивнула.
— Почему вы в Лондоне? — спросила она. — Я думала, что вы, как и все уехали.
— И куда же, по-вашему, я должен был отправиться?
— Ну не знаю, к семье, например, — Гермиона отпила горячий напиток, и приятное тепло разлилось по её телу.
— Нет у меня никакой семьи, — выплюнул Люциус, делая крупный глоток виски. — Всё было зря. Ничего не осталось…
— Но, как же так, разве Драко совсем с вами не общается? Вы же доказали всем, что не были виновны… ни в чём.
— Просто удивительно, как резко вы меняете своё мнение! — хмыкнул он.
— Я говорю сейчас не о своём мнении, а о тех фактах, которые были приняты обществом за истину.
— Вот как значит… — Люциус осушил бокал и попросил официантку снова его наполнить.
— Вы что собираетесь напиться? — полюбопытствовала Гермиона.
— А вы собираетесь мне помешать?
— Нет, ну что вы, пейте сколько влезет.
— Нарцисса отправилась на эти каникулы к ним. Они все вместе отмечали Рождество в Аспене, а я сидел в Хогвартсе и пил с Северусом, — разоткровенничался он.
— О, чувствую его школу, — улыбнулась Гермиона. — Нет ничего лучше, чем быть одиноким, жалеть себя и пить виски!
— Вот как! Оказывается, у вас к нему всё-таки есть пара претензий! — он с любопытством приподнял бровь.
— Каждый сам выбирает свой путь… — задумчиво прокомментировала она. — Я не могу ничего сделать…
— Ну, а у вас, что за беда? — Люциус вздохнул.
— Джинни Уизли прошлой ночью потеряла своего третьего ребёнка, — просто ответила Гермиона. В любой другой ситуации она бы никогда не сказала о таком Люциусу Малфою — человеку, который по её мнению мог лишь позлорадствовать над чужой бедой, но теперь ей просто необходимо было сказать об этом кому-то вслух. Переложить часть ноши, на чьи-то плечи.
Люциус ничего не ответил. Он только слегка приподнял бокал и выпил его содержимое залпом, после чего поднялся со своего места.
— Я поищу вашу серёжку. Если найду — дам вам знать. — Вытащив из кармана бумажник, и, достав из него крупную купюру, он положил её под пустой стакан. — Доброй ночи, мисс Грейнджер.
***
Когда закончились выходные, и Гермиона вернулась к своим рабочим обязанностям, на столе в лаборатории она нашла белый конверт, в котором обнаружила потерянную серёжку Матильды. В конверте лежала записка: «Возвращаю. Она больше не пахнет вами». Губы Гермионы невольно расплылись в улыбке, за что она похлопала по ним своими пальчиками. Внутри отчего-то потеплело. Неужели Люциус Малфой был небезнадёжен?
Дверь в лабораторию отворилась и Гермиона с улыбкой обернулась на звук. Кого она рассчитывала там увидеть? Она пока не могла признаться себе в этом с уверенностью, но когда на пороге появилась высокая фигура Джастина, улыбка её потускнела.
— Уже работаешь? — будничным тоном поинтересовался он.
— Да, выходные выдались не самые лучшие, — Гермиона убрала серёжку и записку обратно в конверт, и опустила их в шкафчик письменного стола.
Джастин наклонился к ней и поцеловал в губы. Гермиона натянула улыбку. За всеми этими переживаниями она будто бы забыла о том, что Джастину отныне позволялось нечто большее, чем просто дружеские объятия.
— Что-то случилось? — спросил он, присаживаясь на стул.
— Да, я ездила к Гарри. Джинни потеряла ребёнка.
— Какой ужас! Мы должны их навестить!
— Не стоит, — ответила Гермиона. — Думаю, Гарри взял небольшой отпуск. Но если встретишь его в министерстве, не показывай, что знаешь об этом. Ему и так нелегко.
— Да, конечно-конечно! — торопливо закивал он. Некоторое время они молчали, после чего Джастин произнёс: — Может быть, поедем после работы ко мне? Мама дала мне с собой почти половину рождественского пудинга. Кто-то должен всё это съесть.
— Не знаю, — протянула Гермиона, начиная доставать из шкафчиков необходимые для зелий ингредиенты. — У меня много работы, боюсь, я останусь сегодня допоздна.
— Ты же знаешь, что мне не сложно подождать.
Джастин поднялся со своего места и подошёл к Гермионе сзади. Он обнял её за талию и наклонился для того чтобы поцеловать в щёку. В следующую секунду раздался щелчок дверной ручки. Гермиона мгновенно обернулась на этот звук.
Люциус в оцепенении застыл в дверях. Глаза его наполнились яростью. Джастин медленно отошёл от Гермионы.
— Мистер Финч-Флетчли, разве вам не нужно быть на своём рабочем месте? — металлическим тоном поинтересовался Люциус. — Или быть может, мне стоит сообщить вашему начальнику о том, что вы прохлаждаетесь в рабочее время на третьем уровне?
— Нет, сэр, — произнёс Джастин. — Простите, сэр. Этого больше не повторится!
Джастин в два шага пересёк лабораторию и выскочил в коридор, просочившись в небольшую щель между плечом Люциуса и дверным косяком.
— Пришли покомандовать? — Гермиона приподняла бровь и с любопытством уставила на Люциуса.
— Нет, только хотел убедиться, что вы получили свою пропажу, — мрачно произнёс он.
— Да, весьма благодарна вам. Это было благородно с вашей стороны.
— Благородно, что? — уточнил он.
— Что вы не стали, например, шантажировать меня ею или ещё что-нибудь в вашем духе, — улыбнулась Гермиона. Ей почему-то было сейчас так весело на душе.
Люциус аккуратно запер за собой дверь и сделал несколько шагов по направлению к Гермионе. Гермиона, тоже сделала шаг к столу и взяла с него свою красивую лаковую сумочку. Она медленно открыла её и достала оттуда газовый баллончик.
— Ещё шаг, — произнесла она. — И на ближайшие сутки вы лишитесь зрения.
— Ах, эти маггловские штучки! — улыбнулся Люциус. — Общение с вами, складывается гораздо интереснее, чем я мог подумать. Что мне мешает выбить эту глупую безделушку из ваших рук?
— Ничего. Просто хотела предупредить вас, что вооружена, — ответила Гермиона. — Я купила этот баллончик месяц назад, после вашего первого визита сюда и вот, до сих пор не опробовала.
— Если бы я захотел повторить то, что пытался сделать месяц назад, то поверьте, ни газовый баллончик, ни другая забавная штуковина, которая лежала у вас в ящике стола, не остановили бы меня.
Улыбка сошла с лица Гермионы. Она медленно приоткрыла ящик, в который только что опустила конверт с серьгой. Электрошокера там не оказалось.
— Простите, я немного полазил тут у вас по полкам, когда заносил конверт, - сказал Люциус.
— Какое право вы имели? — ощущая, как гнев зарождается в её груди, произнесла Гермиона. — Это мои личные вещи. Вы вообще не имеете права заходить в эту комнату без моего разрешения.
Люциус схватил Гермиону за руки. И почему он всё время так больно сжимает её запястья? Баллончик со звоном упал на каменный пол. Холодные глаза Люциуса пылали огнём.
— Это вы не имеете права приводить в эту комнату своих любовников, без разрешения… — Люциус тяжело вздохнул, — своего начальника.
— У меня здесь нет начальников. Проект делается независимо от кого-либо. В этой лаборатории я могу делать всё что хочу. Даже приводить сюда любовников! Единственное условие контракта — это выполненная в срок работа.
— Ошибаетесь, — подобно змее произнёс Люциус.
Страх сковал сознание Гермионы. У неё закружилась голова. Снова она не могла ему сопротивляться. Снова была полностью в его власти. Руки Гермионы свело от боли, но вот, в следующую секунду он освободил их, а ещё через мгновение она осталась в комнате одна. Из глаз брызнули слёзы.
***
Январь подходил к концу. Гермиона работала дни напролёт. Джастин теперь нечасто заглядывал к ней в лабораторию. Виделись они в обед, а вечерами продолжали встречаться со своими друзьями. Гермиона предпочитала не оставаться с Джастином слишком долго наедине. Она всё ещё не была готова на близость с ним. В сущности, она понимала, что с Джастином у неё ничего не выйдет, но страх снова остаться одной и не желание портить те прекрасные дружеские отношения, которые установились между ними, не давал ей признаться в этом.
Гермиона знала, что Джастину надоели их постоянные вечеринки, он всё также был стеснён в средствах, и казалось, начинал догадываться, что по счетам за него, платят не только Фоули, однако ничего не говорил об этом.
Ситуация накалилась в тот момент, когда Матильда рассказала Гермионе, о том, что хозяин квартиры, в которой проживал Джастин в ноябре поднял плату, и тот задолжал ему уже за два месяца. Гермиона была обижена тем, что Джастин не поделился с ней своей проблемой, и, не желая спорить с ним, сама оплатила долг. Хозяина квартиры Гермиона попросила сказать Джастину, что он отправил письмо на его работу и те прислали оплату в счёт следующей рождественской премии. Поскольку год только начался, Гермиона надеялась, что к декабрю Джастин уже забудет об этой проблеме. Джастин, конечно, мог обо всём догадаться, но Гермиона рассчитывала, что он не станет поднимать этот вопрос. В конце концов, она ведь сделала это из благих намерений.
Однако спустя неделю Джастин подобно вихрю ворвался в лабораторию Гермионы и бросил на её стол пачку перевязанных резинкой купюр.
— Вот, возьми, — глаза его горели огнём. В них читались гнев и обида, которых Гермиона раньше никогда не замечала в Джастине. — Заплатить за ужин в ресторане — это одно! Хотя и это признаться, было не очень приятно узнать. Но платить за моё жильё — это совсем другое! Ты перешла все границы!
— Я только хотела помочь, — тихо произнесла она, чувствуя как внутри неё вместо беспокойства и тревоги, разливается волна облегчения и ощущения скорого освобождения.
Неужели она бессознательно делала всё это только ради того, что бы их отношения с Джастином наконец расстроились?
— Нет! Это не помощь! Это унижение! Ты унизила меня, понимаешь?! Я не какой-то там альфонс! Я сам могу о себе позаботиться!
— Прости меня, — Гермиона опустила голову, дабы спрятать невольную улыбку. — Прости!
— Мне не нужны твои деньги! Тем более те, что ты заработала в этой лаборатории! — Джастин отчаянно тыкал пальцем в сторону двери. — Деньги этого подлого… — он не закончил фразу.
— Кого? — Гермиона подняла на Джастина глаза. Она больше не улыбалась. — Чьи это деньги?
— Брось, ты и сама всё знаешь!
— Нет, — прошептала она. — Ты что-то узнал?
— Конечно! Это было не трудно! Я узнал это ещё в декабре, после Рождества. Признаюсь честно, мне было просто интересно, почему министерство платит тебе такую огромную зарплату и такие огромные премии. Мой знакомый работает в финансовом отделе. Ему совсем нельзя пить ни грамма алкоголя. У него моментально развязывается язык, даже от половины бокала пива! Вот он-то мне и сказал, что твой проект реализуется за счёт денег выделенных Люциусом Малфоем. Все расходы поступают на один из его личных счетов!
Гермиона усмехнулась. Ей показалось, что происходящее — всего лишь дурной сон, из которого она никак не может выбраться. Подсознательно она всегда знала, что Люциус помог с финансированием, но не думала, что все расходы поступают на его личный счёт.
— Мог бы хотя бы потрудиться завести другой счёт… — прошептала она. — О, Мерлин.
— Он купил тебя с потрохами, Гермиона! — заключил Джастин. — Не знаю, какие у вас там с ним отношения сейчас… или были… Но ты полностью в его власти. Всё что ты носишь, ешь, пьёшь. Даже квартира, в которой ты живёшь, принадлежат теперь ему!
В лаборатории повисла тишина.
— Мне жаль, что у нас всё так вышло с тобой, — добавил он. — На том балу, когда ты сбежала из оранжереи, я отправился за тобой, и увидел как Малфой вел тебя к лифтам. Как только вы уехали, я поднялся вслед за вами. Это мои шаги вы, очевидно, слышали в коридоре. А потом я видел, как он выставил тебя за дверь. Когда ты пришла ко мне домой, я подумал, что, между вами всё кончено. Я был не вправе предъявлять тебе претензии. Я искренне старался быть для тебя хорошим… По крайней мере, другом. Но, увы…
Джастин немного постоял в молчании, видимо ожидая от Гермионы какого-то ответа, но она только сидела, держась руками за голову и уткнувшись взглядом в стол. Поэтому не проронив больше ни слова он покинул её.
Крупная слеза выкатилась из правого глаза Гермионы и упала на деревянную поверхность стола.
========== Глава 8. Малфой-мэнор ==========
Люциус Малфой скучал в своём кабинете в Минестерстве магии. Ученики Хогвартса отправились в Хогсмид, так что он мог полностью посвятить себя в тот день делам бюро. Дел было невпроворот, но Люциус ощущал, что в последний месяц ему опостылели эти бесконечные бумаги, переговоры, Кингсли, который вечно от него чего-то хотел. Преподавание в Хогвартсе тоже приелось. Если в первые два месяца этот процесс был для него в новинку, то теперь он почти с ненавистью смотрел на эти бесконечные свитки с самостоятельными работами. Проверкой их он, по правде говоря, никогда себя сильно не утруждал, и мог бы не задавать вовсе, но МакГонагалл требовала чтобы дети писали эссе на заданную тему не менее одного раза в две недели. Люциус с досадой вспоминал те времена, когда мог в любой удобный момент отправиться в любую точку земного шара и устроить себе отпуск. Зачем ему всё это? Работа, преподавание… Какой смысл? Разве только, чтобы не сойти с ума от одиночества. А может, стоит попробовать? Он слышал, что в больнице Святого Мунго неплохо кормят.
— Вингардиум Левиоса, — отчётливо произнёс Люциус, вальяжно держа в руке свою новую палочку из магнолии с волосом из хвоста единорога, и гусиное перо на его столе взмыло вверх. Как-то раз он слышал, как первокурсники отрабатывали это простенькое заклинаньице на уроке Флитвика. Всякий раз, произнося его, Люциус вспоминал Драко, когда тому было только одиннадцать лет — его первые рождественские каникулы, на которые он вернулся из Хогвартса в Малфой-мэнор и с важным видом демонстрировал свои первые навыки. В эти мгновения на душе у Люциуса становилось как-то по-особенному тепло. Почти так же, как при мысли о ней…
Люциусу нравилась его новая волшебная палочка. После того как Тёмный Лорд отобрал у него его фамильную реликвию, он долго ещё не мог найти ту, что идеально легла бы ему в руку. Где он только не искал! За этой ему пришлось год назад ехать в Японию, но Люциус не жалел, что ждал её столько лет: 14,5 дюймов, своенравная, способная на сюрпризы, порой она словно бы спорила с ним, как женщина, и в то же время покорная, позволяющая достичь идеального баланса. С ней ему дались такие чары, которых он не мог освоить никогда раньше. Самым удивительным было то, что чары эти были преимущественно светлыми. Про себя Люциус даже любил повторять, что эта палочка смогла раскрыть его лучшую часть. Ту часть, о которой ранее не подозревал даже он сам и, хотя многие высшие заклинания всё ещё были для него не подвластны, он гордился тем, как с ней раскрылось его мастерство.
За эти годы Люциус Малфой остался совсем один, он поплатился за всё, что совершил, но не был одинок, покуда у него была она.
***
Гермиона задыхалась. Не в силах сдержать себя она села в лифт и отправилась на пятый уровень. Все эти месяцы она корила себя за то, что приняла «милость» Люциуса Малфоя и позволила ему распоряжаться своей судьбой. Теперь же настала пора покончить с этим навсегда. Пусть она потеряет всё: работу, лабораторию, перспективы — это неважно. Главное — она снова обретёт свою гордость и свободу!
Когда она ворвалась в его кабинет, он сидел в своём кресле боком к двери и левитировал гусиное перо. Что за ребячество! У Гермионы из глаз брызнули слёзы от обиды за себя, от того унижения, которое ей приходилось терпеть.
— Я ухожу. Можете забрать себе свою лабораторию обратно! — глухо произнесла она. Люциус перевёл на неё удивлённый взгляд; перо упало на стол. — Вам удалось, вы заполучили меня. Купили. Полностью.
— Я не понимаю о чём вы, мисс Грейнджер.
— Не притворяйтесь. Все расходы лаборатории поступают на ваш личный счёт! Вы даже не потрудились завести некий анонимный счёт. Хотели, чтобы я узнала об этом. Чтобы все узнали! Представляю, как вы ликовали.
— Да, временами я думал о том, когда же вы потрудитесь поинтересоваться об источнике ваших доходов, — откинувшись на спинку кресла, усмехнулся он.
— Ничего не изменилось со времён войны: вы по-прежнему негодяй и подлец! — выплюнула она.
— А вы по-прежнему не разборчивы в мужчинах.
— А вы вообще не мужчина!
Саркастичная улыбка исчезла с его лица.
— Зато, вероятно, мистер Финч-Флетчли образец мужественности, — Люциус приподнял бровь. — Хотя, полагаю, он едва ли доставляет вам удовлетворение, поскольку яду на вашем языке со временем становится только больше.
— Что бесит тебя сильнее, Люциус? — Гермиона подошла к его столу, упираясь ладонями в столешницу. — То, что ты уже несколько месяцев пытаешься завладеть мной, прибегая ко всем мыслимым и немыслимым уловкам, тогда как Джастину для этого не пришлось делать ровным счётом ничего, или то, что я тратила на наши с ним развлечения твои деньги?.. Я видела твой взгляд, когда ты застал нас вдвоём в моей лаборатории: ты рассвирепел. Собственник! Думал, что оплатив мои исследования, ты автоматически получишь и меня саму? Моё тело? Или может быть душу? Зачем тебе душа грязнокровки, а, Люциус?
— Мне плевать кто ты, — глухо ответил он, лицо его при этом стало холодно-непроницаемым. — Но я не позволю тебе или кому бы то ни было ещё разговаривать со мной в подобном тоне!
В мгновение ока он поднялся с кресла и, крепко схватив Гермиону за руку, трансгрессировал вместе с ней в Малфой-мэнор.
— Отпусти меня! — сейчас же воскликнула она.
В большом каминном зале, где они оказались, было темно и холодно, как в склепе. Вся мебель, зеркала и картины были накрыты тканью. Окна завешаны плотными тёмными гардинами. Было видно, что Люциус уже давно здесь не появлялся.
— Как мы трансгрессировали? — удивилась она. — Из министерства же теперь нельзя…
— Из моего кабинета можно. Как и ещё из нескольких мест, — ответил он.
— Я ухожу!
— Отсюда нельзя трансгрессировать обратно.
Гермиона выхватила палочку.
— Ты что решил снова держать меня в плену?
— Если ты этого так хочешь.
— Какой же ты мерзавец! — Гермиона увереннее нацелила палочку на него, делая несколько шагов в сторону. — Я буду сражаться!
— Ты же понимаешь, что тебе не победить меня в схватке? — Люциус медленно достал и свою палочку, тоже делая шаг.
— Пусть так, зато я умру достойно, сражаясь за свою честь!
— Я не собираюсь с тобой драться, — хмыкнул он.
— Конфринго! — Из палочки Гермионы вырвался фиолетовый луч.
Люциус успешно отвёл заклятие и оно угодило в стену. Огромное зеркало, завешанное тканью, рухнуло на пол и его осколки полетели во все стороны. Губы Люциуса нервно дрогнули, он обратил на Гермиону хмурый взгляд.
— Ингардио! — вновь воскликнула она, и Люциус снова отвёл светящийся шар. — Редукто!
Последнее заклятие угодило в рояль и дабы не попасть под град деревянных обломков Гермионе и Люциусу пришлось броситься на пол. Гермиона залезла под стол, а Люциус спрятался за диваном.
— Ты что, собираешься мне весь дом уничтожить?! — проорал он.
— Экспульсио! — вскричала Гермиона, и Люциус едва успел отскочить в сторону, как диван превратился в щепки. — Я собираюсь тебя убить!
— Благодарю за пояснение! — ответил он, прижавшись спиной к книжному шкафу и отводя очередное её заклятие. — Мне уже лет шесть не грозила смертельная опасность! Я уж и забыл, как это захватывающе! Импедимента!
К ногам Гермионы полетела вспышка, которую она с лёгкостью отвела.
— И это всё, на что ты способен?!
— Я не собираюсь тебя убивать!
— Как благородно! Флиппендо! — из палочки Гермионы вырвался оранжевый всполох.
Люциус едва не пропустил его. Ударной волной заклятье прокатилось по стене. Картины рухнули на пол.
— Между прочим, это были портреты моих предков! — прокомментировал Люциус, снова чуть было, не пропустив очередной удар. Книги градом посыпались с полок. — Хватит рушить мой дом!
— Я буду биться до конца! Эверте Статум!
Отведя последнее заклятие, Люциус направил палочку куда-то вверх и в следующую секунду на Гермиону с окна обрушился тяжёлый карниз с гардинами. Пыль, скопившаяся за эти годы в складках бархата, попала ей в глаза и нос.
— Экспелиармус, — раздался над ней его голос, и палочка вылетела из её рук.
Запутавшись в гардине, Гермиона обратила на Люциуса слезящиеся глаза, чувствуя, как руки и ноги её связываются тугими верёвками. Люциус применил невербальное опутывающее заклятие. Гермиона издала вопль похожий на крик зверя попавшего в капкан. Тугие верёвки жгли ей кожу. Она извивалась и кричала, только больше запутываясь в ткани гардин.
— Ненавижу! — кричала она. — Жалкий трус! Даже не смог ударить в меня непростительным! Почему ты не послал в меня Круцио или Аваду, как делал это раньше?!
— Ну, всё, — тихо произнёс Люциус. — Мне надоел этот цирк! Довольно! Хочешь по плохому? Будет тебе.
Схватившись за верёвки, он поволок её в соседнюю комнату. Гермиона отчаянно брыкалась и кричала всё время, пока Люциус тащил её по полу за собой, сперва в холл, а потом по лестнице куда-то вниз, в подземелья. Позвоночник её пересчитал все каменные ступеньки, но она продолжала кричать и сопротивляться, чем только больше калечила себя.
В конце концов Люциус открыл одну из камер и бросил Гермиону туда, освободив от пут сразу же, как только щёлкнул затвор.
— Посиди и подумай, — сквозь зубы процедил он.
— Гадкий ублюдок! — воскликнула Гермиона. Дрожа всем телом, она поднялась с пола и схватилась за железные прутья, едва держась на ногах. — Тебе это просто так с рук не сойдёт! Северус уничтожит тебя, когда узнает!
— Думаю, он меня поймёт, — тихо ответил Люциус, после чего удалился.
Гермиона рухнула на каменный пол. Страшная обида разрывала ей сердце. Слёзы хлынули ручьём. Она не смогла бы сказать точно, сколько времени плакала, потому что в какой-то момент просто провалилась в темноту.
***
Первое, что ощутила Гермиона, начав приходить в себя, была боль. Боль во всём теле. Смутные картинки прошлого дня промелькнули в её сознании.
— О, Мерлин! — промычала она, пытаясь приподняться на локтях. В следующую секунду она осознала, что уже не находится в подземелье. Гермиона лежала на кровати — на очень большой мягкой кровати. Она с трудом приоткрыла глаза и оглядела комнату обставленную изящной дорогой мебелью, всю залитую ярким утренним солнцем.
— Наконец-то ты проснулась! — обеспокоенное лицо Люциуса сейчас же возникло перед ней.
— У меня всё болит, — простонала она.
— Ты сама виновата. Не стоило так сопротивляться, когда я волок тебя по лестнице в подвал.
— Спасибо за наставление. В следующий раз буду знать, — Гремиона прикрыла глаза. — Может дашь мне какое-нибудь зелье?
— У меня здесь почти ничего нет. Несколько противоядий, зелье от ожогов, совсем немного восстанавливающего и ещё от похмелья.
— Восстанавливающее, — прохрипела Гермиона.
Люциус помог ей выпить зелье, и через несколько минут она почувствовала прилив сил.
— Я ухожу, — проговорила она, пытаясь выбраться из-под мягкого белоснежного одеяла, но Люциус не позволил ей это сделать. Он навис над ней, упершись коленями в кровать по бокам от её бёдер.
— Я не позволю тебе уйти, — медленно проговорил он. — Если будешь сопротивляться, то я снова посажу тебя в подвал, но уже на цепь.
Гермиона попыталась высвободиться и оттолкнуть его, но Люциус снова схватил её за руки. Сильная боль в запястьях, на которых после вчерашних пут остались безобразные красно-синие следы, не позволила Гермионе сопротивляться и дальше.
— Как больно! Отпусти! Делай со мной, что угодно, только не трогай больше мои руки! — взвыла она.
— Мне нужно только узнать правду, — Люциус ослабил хватку. — Только один вопрос.
— Какую ещё правду?! — воскликнула Гермиона, без сил опуская голову на подушку. — Ты сумасшедший! О, Мерлин, если бы я только знала…
— Пожалуйста. Я больше не причиню тебе боль, — снова заговорил он. — Только скажи мне честно, была ли у тебя интимная связь с мистером Финч-Флетчли?
Гермионе показалось, что её внезапно ударили молотком по голове. Она ожидала услышать, кажется, что угодно, но только не такой вопрос.
— Да не нужен мне никакой мистер Финч-Флетчли! — что было мочи закричала она. — У меня с ним ничего не было! — Люциус вздрогнул и опять крепко сжал её руки. Гермиона снова взвыла от боли. — Я говорю правду!
— Прости! — Люциус разжал кулаки. — Прости! — торопливо повторил он. — Зачем тогда ты говорила вчера обратное? Зачем сказала, что в отличие от меня он смог добиться тебя?
— Специально, чтобы позлить! — потирая онемевшие запястья, простонала Гермиона. — Ты был так уверен, что мы с ним любовники.
— Значит, после той ночи, когда ты пришла в мой кабинет, в Хогвартсе, у тебя никого не было?
— Нет, — Гермиона обратила на него свой измученный, но как никогда непоколебимый взгляд. — Никого.
В комнате воцарилась тишина. Люциус тяжело дышал. Ноздри его раздувались, и он выпрямился, продолжая неотрывно смотреть на Гермиону, пока та не закрыла глаза. В следующий момент Люциус слез с неё и лёг рядом, после чего она ощутила осторожное прикосновение его пальцев к своему лицу. Широко распахнув глаза, она посмотрела на него с недоумением, тогда как он нежно провёл по её плечу, руке. Когда пальцы его коснулись запястья Гермионы, она невольно отдёрнула кисть.
— Не бойся, — произнёс Люциус. В голосе его слышался сейчас какой-то особенный трепет. — Ничего больше не бойся.
Взяв Гермиону за руку, он медленно поднёс её пальцы к своим губам и поцеловал. Затем приник к её волосам, щеке, уголку губ и, наконец, самим губам. Сначала едва ощутимо, потом более настойчиво. Гермиона хотела было оттолкнуть его, но его запах обволакивал её. Жар его тела больше не вызывал в ней страх, она внезапно поняла, что больше не хочет сопротивляться. Рука её легла ему на плечо, и она ответила на его поцелуй. Оторвавшись от губ Гермионы, Люциус снова стал рассматривать её лицо, провел рукой по её губам, её телу, поверх одеяла, словно бытолько желая удостовериться, что всё это происходит наяву.
— Я хочу принять душ, — тихо проговорила Гермиона.
Люциус помог ей встать с кровати и дойти до ванной комнаты; хотел помочь раздеться и набрать воды, но Гермиона сказала, что справится сама. Оставшись одна, она посмотрела на себя в зеркало: под глазами залегли тени, волосы всклокочены. Вся одежда оказалась порвана. Включив воду, Гремиона села на край ванной и залилась бесшумным смехом. Истерическим смехом, какой бывает после тяжелого нервного потрясения или прояснения, которого она так долго ждала.
Спустя полчаса Гермиона снова вошла в спальню. На ней был надет мягкий банный халат и тапочки, которые Люциус любезно оставил для неё. Сам он сидел на краешке кровати и левитировал палочкой стакан с водой.
— Я не держу тебя, — произнёс он. — Если хочешь, то можешь уйти прямо сейчас.
Гермиона медленно подошла к нему. Рука её легла Люциусу на голову, и с небольшим стуком стакан опустился на своё место. Люциус поднял на неё удивлённый взгляд.
— Я не хочу уходить, — прошептала она, и с губ его сорвался прерывистый вздох.
Одной рукой он привлёк Гермиону к себе, другой потянул за пояс халата. Полы раздвинулись, и взору его предстал её оголённый живот и лобок. Люциус медленно провёл пальцами по её телу, начиная от самой впадинки меж ключиц и заканчивая пупком, обвивая, в конце концов, её бедра руками и утыкаясь лицом ей в живот. Гермиона гладила его по голове и плечам.
Сняв с Гермионы халат, Люциус оглядел её тело. Все её ноги, бедра, руки и спина были в ужасных синяках. Люциус поцеловал каждый её синяк. Он бережно уложил её на кровать и лёг рядом, гладя руками её грудь, ключицы, косточки у бедер. Гермиона чувствовала, как расслабляется, как начинает тонуть в череде его поцелуев и прикосновений. Губы его ласкали её шею, соски, нежную кожу на ребрах, спускаясь всё ниже и ниже, пока, Люциус не раздвинул её ноги, с наслаждением проведя руками по внутренней поверхности её бёдер.
Пальцы его скользнули Гермионе в промежность, и она сладко вздохнула от охватившего её приятного возбуждения. Люциус помассировал её клитор, аккуратно вошёл в неё пальцами, срывая с губ Гермионы стон. После чего, крепко обхватил её бёдра руками и, опустившись вниз, оставил поцелуй на её половых губах, которые сейчас же упрямо раздвинул его горячий язык. Всхлипнув от волны наслаждения, Гермиона погрузила в его светлые волосы пальцы.
Ещё никто и никогда не прикасался к ней там с таким удовольствием, с таким благоговением. Ни чьи губы не уносили её ещё в такие дальние уголки вселенной. Казалось, будто Люциус заранее знал все её самые чувствительные точки. Всё внутри неё вдруг запульсировало, заиграло удивительными красками, всё глубже погружая её в состояние абсолютного блаженства, и Гермиона натянулась как струна, изогнулась как тетива под пальцами умелого стрелка. С её губ сорвался стон, и в этом стоне прозвучало его имя: “Люциус”.
— Моя девочка, — откликнулся он, покрывая поцелуями её ещё скованные судорогой влажные бедра. — Моя сладкая.
Оторвавшись от неё Люциус встал с кровати и наконец разделся сам, демонстрируя, как сильно был уже возбуждён. Гермиона окинула Люциуса затуманенным взглядом. Скользнула рукой по своей груди, сжав между пальцев возбуждённый сосок, а другую опустила вниз, туда где было ужасно горячо. Ей так не терпелось его принять.
Люциус, однако, медлил. Жадный немигающий взгляд его пожирал её, впитывал каждое движение. Гермиона даже приподняла бёдра ему навстречу, и когда он вновь забрался к ней на кровать, порывисто схватила Люциуса за руку привлекая к себе. Близость его тела, прикосновение к его голой коже, запах, который так усилился от возбуждения, одурманивали её, и она впилась ему в губы со всей страстью, на какую только была способна. А затем он наконец сделал то, чего она так жаждала все эти долгие месяцы после их столь внезапной близости в его кабинете в Хогвартсе.
Люциус вошёл в неё, заставив Гермиону полностью раствориться в этом удивительном мгновении их первого полного воссоединения, и с губ его сорвался стон. Стон человека, который наконец-то получил то, о чём так долго мечтал, и Гермионе хватило лишь объятий, дабы высказать ему, как всецело она разделяла с ним это мгновенье.
Всем своим телом Люциус приник к ней. Руки его мягко сжимали её бедра, талию, плечи, ласкали грудь. Сначала он двигался неспешно, входил глубоко, получая удовольствие от каждого следующего движения, которые отдавались в теле Гермионы чередой сладких томлений. Руки её обвили его шею, губы жадно искали его губы. В один момент она даже прикусила его нижнюю губу, и Люциус улыбнулся. В его глазах промелькнул азарт и он начал двигаться быстрее, настойчивее прижимаясь к ней бёдрами. Гермиона застонала громче, протяжнее.
— Да, моя девочка, — проговорил он ей на ухо, набирая темп. — Моя хорошая девочка! Покажи, как тебе хорошо со мной!
— Люциус, — только и смогла испустить она прижимая его к себе, сдавливая пальцами его широкие сильные плечи.
Стенки её влагалища снова начало сводить судорогой, Люциус прикрыл глаза, ощущая наступление оргазма. Обвив своими крепкими руками её плечи, он уткнулся лбом в подушку и, наконец, задрожал всем телом. Горячее дыхание его обожгло Гермионе ухо. Что-то внутри неё затрепетало, взорвалось, разлилось волной, затапливая собой всё её нутро. Низ живота разрывало от нежного порхающего чувства, которое Гермиона, казалось, не испытывала ещё никогда раньше, даже там, в подземельях Хогвартса. А может она просто забыла, что так бывает? Гермиона не знала ответ на этот вопрос, понимая лишь одно — она хотела чтобы случившееся с ней только что волшебство не заканчивалось больше никогда…
А спустя некоторое время они просто лежали рядом без сил, наслаждаясь сладостным моментом умиротворения. Рука Люциуса расслабленно лежала у Гермионы на груди, губы его замерли в поцелуе на её плече, и она медленно гладила его шею, руку, кисть с красивыми длинными пальцами. Это был момент истинного мира, в котором обоим хотелось остаться, как можно дольше.
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — сказал вдруг Люциус, и в комнате вновь стало очень тихо. — Я давно уже это понял, — добавил он. — Только не знал, возможно ли…
У Гермионы перехватило дыхание. Боль от всех синяков на её теле будто бы разом дала о себе знать, а рука Люциуса лежащая на её груди стала вдруг такой тяжелой.
— Я не знаю, что сказать, — она порывисто села, не вполне ещё веря собственным ушам. — Это… слишком неожиданное предложение, — выговорила она. — Вероятно, нам стоит какое-то время…
— Нет, — голос Люциуса обрёл прежние жесткие нотки. Он резко поднялся с кровати и, взяв с прикроватного столика стакан с водой, сделал крупный глоток. — Я уже не в том возрасте и статусе, что бы играть в эти игры. Мне не нужны глупые неопределённые отношения.
Голос его был строгим как никогда. Казалось не осталось и следа от всей той трепетности, что они разделили только что друг с другом. Люциус мельком взглянул на Гермиону через плечо.
— Как я уже сказал, — продолжил он. — Я уже давно решил для себя, что хочу видеть тебя рядом с собой. Всегда. Никакого иного варианта быть не может. Разве что, тот, в котором ты решишь, что свобода от меня для тебя важнее… В таком случае я уйду из Хогвартса, из Министерства и, вероятно, покину Британию, поскольку меня здесь уже ничто не держит.
— Люциус, — Гермиона встала с кровати. Мелкая дрожь охватила всё её тело. Зуб не попадал на зуб. Она подошла к нему и посмотрела в его, снова абсолютно холодные глаза. — Для меня это слишком внезапно.
— Я понимаю, — голос его смягчился. — Поэтому я дам тебе время. Сутки. Одни сутки для того чтобы понять нужно ли тебе всё это. Ты молода, и вероятно я не вправе обременять тебя таким обязательством, как брак.
— Мне нужно идти! — Гермиона воскликнула это почти с отчаянием. Мысли её перепутались. В голове лихорадочно зазвучало слово «сутки». Она начала судорожно собираться.
— Барьер трансгрессии находится за воротами, — будничным тоном произнёс он.
— Значит, завтра, в это же время? — уточнила она.
— Да, я буду ждать тебя в своём кабинете в Министерстве, — Люциус неспешно пил воду и смотрел в окно на реку и сверкающий в лучах солнца заснеженный лес. — Если ты не придёшь, я пойму…
Гермиона даже не поцеловала его на прощание. Она мчалась к месту, где могла свободно трансгрессировать и через некоторое время перенеслась в свою Лондонскую квартиру.
========== Глава 9. Открой своё сердце ==========
Гермиона сидела на полу посреди своей маленькой тёмной комнаты, держа в руках талисман, который ей несколько месяцев назад подарил Виктор. Дрожащими от волнения пальцами она водила по выгравированным на неизвестном ей языке буквам, которые означали: «Даруется благоденствие всякому, кто откроет сердце своё».
Могло ли так случиться, что человеком, которому она должна была открыть своё сердце, был тот, кого ещё сутки назад она ненавидела и готова была убить? А так ли сильно она его ненавидела? Или это было лишь чувство обиды за то, что всё это время он не проявлял к ней и капли той заботы, которую она с лихвой получила от него случившимся утром? Гермиона никогда даже не думала, что Люциус Малфой может быть таким нежным, таким страстным, таким… упивающимся!
Она легла на пол, раскинув в стороны руки, и принялась думать лишь о том, что всё произошедшее между ними не могло быть чем-то не значимым, чем-то пошлым и будничным. Нет, это было что-то большее, что-то гораздо большее, чем всё, что до сих пор происходило в её жизни. Касаясь Люциуса этим утром она чувствовала, как его магия перетекает в неё, наполняет её, сливается с её собственной магией и, как её магия переходит в него. Это было торжество света, и Гермиона очень хотела отключить свой разум, чтобы полностью отдаться этому чувству, раствориться в нём, позволить ему охватить себя с головой, также как это произошло с ней ещё каких-то полтора часа назад. Но она не могла.
Страх всё ещё жил где-то там, глубоко внутри. С неё уже сошла нега блаженства, и тело напомнило и о вчерашнем дне. Спина и ноги болели от того, как грубо Люциус тащил её по лестнице в свою тюремную камеру. Неужели за этого человека она, Гермиона Грейнджер, готова была выйти замуж?
Голова шла кругом. В животе у неё заурчало, и Гермиона вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня. Выпив несколько зелий из своей аптечки, которые должны были быстро излечить её тело, она отправилась в маленькое кафе неподалёку, чтобы наполнить свой желудок и поразмышлять над тем, что же ей делать дальше.
За обедом она написала небольшое письмо, которое немедленно отправила в Хогвартс с министерской совой. Гермионе было необходимо встретиться с Северусом Снейпом. Как ни иронично, но только он один мог знать Люциуса достаточно хорошо, дабы развеять или наоборот подтвердить её сомнения. А потому после обеда, выпив одно из своих зелий позволяющих трансгрессировать на дальние расстояния, она отправилась прямиком в их с Северусом дом в Хогсмиде.
От третьей трансгрессии за сутки у Гермионы заложило уши и закружилась голова, и она устало опустилась на диван в маленькой уютной гостиной, которую некогда считала своей. В этом доме они с Северусом жили в те дни, когда уставали от Хогвартса. Именно этот дом был оплотом их уединения; местом, где сбрасывались все маски. Гермионе всегда здесь было спокойно и уютно, отчего и сейчас, несмотря на огромное количество мыслей в её голове, она невольно задремала.
В полусне Гермиона размышляла о том, что же было с ней теперь, и что было тогда, когда она была с Северусом. Только сейчас она, кажется, начала осознавать природу своей любви к нему и её отличие от тех чувств, которые она столь внезапно испытала к Люциусу.
Луна была права, говоря, что Северус был её отражением. Гермиона и правда любила его, как своё собственное отражение — в глазах Снейпа она всегда безотчётно видела саму себя. У них был общий враг, общая цель, общие интересы и общее дело. Они находили друг в друге утешение; были одним целым, части которого так или иначе стремились обрести независимость. Северус нуждался в её помощи и заботе, за что временами почти ненавидел себя. Тогда как Гермиона нуждалась в том, чтобы быть полезной ему, боясь впоследствии признаться даже самой себе, что за шесть лет устала от этой ноши.
С Люциусом же всё было по-иному. В его глазах Гермиона не видела саму себя. Он не был её отражением. Он был отдельным, полностью независимым от неё существом. До сегодняшнего утра у них не было абсолютно ничего общего, и они не нуждались друг в друге — они стремились друг другом обладать. Их воссоединение не могло стать единством двух половин, это должно было быть столкновение двух целых частей, союз двух отдельных миров, который мог породить нечто иное, нечто совершенно новое, то, чего свет этот ещё не видывал…
Гермиона открыла глаза только когда хлопнула входная дверь. В дом вошёл Снейп.
— Спасибо, что прервал свои занятия ради меня, — произнесла Гермиона, стряхивая с себя остатки дремоты.
— Твоя записка ясно дала понять, что разговор не требует отлагательств. Вот только я не понимаю, что случилось? — Сняв с себя пальто, Северус уселся в кресло напротив.
— Помнишь, ты говорил, что я обязательно должна тебе сказать, когда в моей жизни появится кто-то значимый?
— Конечно, — кивнул он.
— Так вот, кажется, я нашла такого человека, — сказала Гермиона. — И он дал мне сутки, дабы я решила, хочу ли быть с ним.
— Так в чём же дело? — Снейп приподнял бровь. Уголок губ его едва дрогнул при этом.
— Проблема в том, что только ты сможешь сказать, стоит ли мне доверять ему свою дальнейшую судьбу, — заключила она, и Северус внимательно на неё посмотрел; в глазах его отразилось подозрение.
— Кто этот человек?
— Это Люциус Малфой, — она произнесла это на выдохе. Гермиона знала, какое сильное впечатление должны были произвести на него эти слова. Всё внутри неё словно бы окаменело на секунду.
Снейп закрыл глаза. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Пальцами правой руки он лишь провёл по своему лбу.
— Так вот почему он так странно вёл себя всё это время, — произнёс он и, глубоко вздохнув, вновь посмотрел на Гермиону. — Он дал тебе сутки?
— Да, вчера он запер меня в своём подвале, — нервно усмехнулась она. — Перед этим у нас была дуэль. Я разрушила весь его каминный зал, но он обрушил на меня гардины, и я не смогла вовремя среагировать. Он связал меня и протащил по лестнице за руки, — Гермиона продемонстрировала ему свои синяки на запястьях, которые уже начали проходить. — А сегодня утром предложил мне выйти за него замуж.
— Тебя победила гардина? — уточнил он, так словно это было самым занимательным фактом из всего её рассказа.
— Да, вообще-то я планировала его перед этим убить. Но вот сейчас я сижу и думаю, что мне, вероятно, стоит принять его предложение.
Северус расплылся в улыбке.
— Я надеялся, что отпустив тебя, позволю тебе жить нормальной жизнью.
— Что ж, могу сказать, что твой план полностью провалился! — с жаром заметила Гермиона, и они помолчали пару мгновений, пока она не спохватилась. — Знаешь, у меня тут есть один амулет. Мне его подарил Виктор.
Северус перевёл на неё заинтересованный взгляд.
— Он болгарский и вроде бы очень древний, — продолжила она, извлекая амулет из кармана. — Тут написано, что его владелец будет счастлив только тогда, когда сможет открыть своё сердце.
Снейп взял серебряный амулет из её рук и, направив на него палочку, начал нашёптывать заклятие. Гермионе всегда нравилось, когда Северус исследовал магические предметы — он так по-особенному прищуривал глаза.
— Подделка, — презрительно выплюнул он в следующий же миг, небрежно отбросив амулет на стол. — Ты и сама бы это поняла, если бы только захотела проверить… Ему не больше пяти лет. Это всего лишь безделица. В нём нет никакой особенной магической силы. Мастер, конечно, наложил на него чары, дабы сохранить товарный вид, но счастливой ты способна стать и без какого-то там амулета!
В комнате повисла тишина. Только старые часы на каминной полке мерно отсчитывали секунды. Прошло уже шесть лет с того момента, как Гермиона купила их на небольшой барахолке на окраине Лондона, совсем недалеко от её нынешней квартиры, а они всё ещё шли. Гермиона взяла амулет со стола и бережно положила его обратно в свой карман. Она вдруг поняла, что как бы ни сложились дальнейшие события — жизнь её уже никогда не будет прежней.
— Ты любишь его? — тихо спросил Северус, выведя её из задумчивости, и Гермионе показалось, что вопрос этот окончательно разрезал надвое всю её жизнь.
— Я совсем не знаю этого человека, — проговорила она осипшим голосом. — Я всегда думала о нем только как о Пожирателе Смерти. Я не могла даже представить… Всё произошло так быстро!
Дрожащей рукой Гермиона оттянула ворот свитера, который внезапно показался ей ужасно тесным, и обратила на Снейпа полные слёз глаза.
— Как мне понять, что он не обидит меня?
Северус тяжело вздохнул. На его лице отразилась усталость.
— Люциус жестокий, самовлюблённый и эгоистичный человек. Я не могу этого отрицать, — сказал он. — С ним бывает нелегко. Хотя, полагаю, не хуже, чем со мной, — печальная улыбка прорезала его лицо, и Гермиона улыбнулась в ответ. Из глаз её потекли слёзы, которые она больше не могла сдерживать. — Но вопреки всему, что ты о нём знаешь, он далеко не так плох. Люциус никогда не любил и не мог терпеть одиночества. Это его великая слабость и, пожалуй, главное отличие от меня. Я всегда был одиночкой, и сейчас уже, стоит признать, что в моём одиночестве виновата не только судьба… Я ведь, в сущности, никогда не страдал от него. Даже наши с тобой отношения не смогли этого изменить. Люциус же никогда не был один. Он просто не привык. Он рос в хорошей семье, воспитывался в уважении к семейным ценностям, рано женился. Все, что он делал в своей жизни — он делал во благо своей семьи, так или иначе. Не важно, как это у него в итоге получалось… Поэтому, самым тяжёлым ударом для него стало то, что все они покинули его. Вероятно, я не должен тебе этого говорить, — Снейп качнул головой, — однако, когда Драко принял решение увезти Асторию и Скорпиуса в Америку, Люциус на коленях просил его этого не делать. Драко винил Люциуса за то, что тот не оградил их от этого мерзкого скандала вокруг Астории. Нарцисса тоже не смогла ему этого простить. У неё к нему, были и собственные претензии, но публичное унижение стало для неё последней каплей…
Не знаю, что там между вами происходит, — добавил он, — однако, если Люциус предложил тебе связать с ним свою судьбу, то это отнюдь не его очередная игра. Было бы хуже, если бы он этого не предложил. В таком случае, ему пришлось бы уже иметь дело со мной.
Воцарилось молчание, и Гермиона услышала, что часы на каминной полке, тоже больше не шли. Вот уже пять минут, как стрелки их навеки остановились.
Тыльной стороной ладони Гермиона стёрла с лица слёзы. Она встала с дивана и подошла к креслу в котором сидел Снейп. Присев на подлокотник она обняла его и он мягко погладил её по спине.
— Спасибо тебе за всё, — прошептала Гермиона, и, заключив её лицо в ладони, он по-отечески поцеловал её в лоб.
***
Следующим утром Гермиона прибыла в министерство одной из первых. Она изрядно нервничала. Несмотря на слова Северуса и все ее мысли об их с Люциусом воссоединении и том прекрасном, что она испытывала к нему, где-то в глубине души она всё ещё опасалась, что произошедшее между ними могло оказаться фарсом и было лишь его способом в очередной раз поиздеваться над ней.
Когда она вошла в его кабинет, он уже был там. Люциус моментально повернулся к двери, когда вошла Гермиона. Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза, не решаясь произнести хоть слово.
— Может, мы перенесёмся к тебе домой? — первой нарушила тишину Гермиона. Сердце её стучало как сумасшедшее.
Люциус без лишних слов взял её за руку и они трансгрессировали. Гермиона едва не упала на пол, когда они приземлились в разрушенном ею каминном зале Малфой-мэнора, но Люциус успел её поймать. Он с беспокойством посмотрел на неё.
— Это моя пятая трансгрессия за двое суток, — объяснила Гермиона, держась за его руку.
Обретя равновесие, она отошла от него на несколько шагов стараясь оценить ущерб, который нанесла жилищу Люциуса два дня назад.
— Прости, что испортила твои вещи, — сказала она, поднимая с пола клавишу от рояля и кладя её на изуродованный стул.
— С этим залом у меня всё равно было связано слишком много неприятных воспоминаний, — бросил он.
— Люциус, — Гермиона подошла к нему, вглядываясь в глаза. Она несмело провела рукой по его щеке, и он невольно подался всем телом ей навстречу. — Тот вопрос, который ты задал мне, я… уже вчера, с самого начала знала на него ответ.
— Да? — на лице его отобразилось сомнение.
Гермиона слышала, как сбилось его дыхание, заметила, как чаще стала вздыматься под тонкой тканью рубашки его широкая грудь. Как бы она хотела снова прижаться к ней, забыв обо всём!
— Но мне нужно точно знать, что ты чувствуешь ко мне, — прошептала она. — Ты сказал, что устал от игр. Дело в том, что от них устала и я. А потому я должна быть уверена, что я действительно нужна тебе, и, что мой ответ, не будет лишь частью удовлетворения твоего самолюбия.
По лицу Люциуса прокатилась судорога. Он прикрыл глаза и отошёл от Гермионы.
Ответил он не сразу. Пройдя по залу, Люциус провёл рукой по крышке усыпанного осколками взорванного зеркала стола. Медленные шаги его отдавались эхом, пока он наконец не остановился.
— Я прожил в этом доме всю свою жизнь, — сказал он. — За этим столом сидел ещё мой дед. На нашем фамильном гербе написано «Sanctimonia vincet semper» — «Чистота всегда побеждает». Имелась в виду чистота крови, конечно.
Всю свою жизнь я полагал, что только будучи магом с чистой кровью, возможно обладать тем особенным флюидом, который способен творить любые чудеса. И всю свою жизнь я учился быть способным делать эти самые чудеса. Но вот в чём проблема, я всегда чувствовал, что в чем-то отстаю от остальных. Особенно от тех, кого в моей семье всегда было принято называть «грязнокровками». — Взгляд Люциуса прожёг Гермиону насквозь, отчего внутри у неё всё похолодело. — Грязнокровки и полукровки всегда были лучше меня. Как бы я ни старался, что бы я ни делал. Стоит только вспомнить Северуса — блестящий зельевар, искусный маг. Во многом куда более искусный, чем я…
Но всю свою жизнь я предпочитал закрывать на это глаза: чистота превыше всего! «Если искоренить всех грязнокровок, вероятно тогда я стану лучшим?» — вот как я полагал. Наконец-то стану лучшим…
Шли годы и из-за своих убеждений, в которые в определённый момент я уже, кажется, не верил и сам, я только терял и терял. Но это не останавливало меня! Это заставляло меня стараться с ещё большей силой, ещё большим усердием, отчего я терял в два, в три раза больше!
Люциус направил палочку на сервант в углу комнаты, вероятно единственный сохранившийся в целости предмет, и отправил в него невербальное заклятие. Шкаф разлетелся на мелкие осколки. Гермиона незаметно, боясь сделать лишнее движение, вытащила из кармана палочку. Речь Люциуса заставила её забеспокоиться о том, не придётся ли ей опять с ним сражаться, только в этот раз уже по-настоящему.
— И вот, я остался один, — продолжил он. — Без семьи, без уважения. Всеми ненавидимый, презираемый. Вероятно, нужно добраться до самого дна, чтобы отринуть всё. Я добрался до него, и я отринул. Отринул чистоту. Я понял, что чистота крови не значит ничего! Она не сделала меня каким-то особенным. Она только лишила меня способности мыслить здраво и видеть свет истины — мой собственный свет!
Когда уже почти семь лет назад я утратил свою волшебную палочку, передаваемую в моей семье от отца к сыну, я словно бы утратил часть самого себя. Я долго страдал от этого. Ни одна другая палочка не могла заменить мне её. Это было так, словно я потерял часть своего собственного тела, жизненно важный орган. С другими палочками мне с трудом давались даже самые простые заклятья. Как ужасно это для мага обладающего, столь сильным самолюбием, как у меня!
Шли годы, и я, казалось, смирился и с этим. Наступил момент, когда мне было уже не важно могу ли я поднять перо в воздух, не взорвав при этом письменный стол или нет. Когда Нарцисса уходила от меня она сказала, что я ничтожество, и именно так я себя и чувствовал.
Год назад я отправился в командировку в Японию, где встретился с местным мастером палочек, проживающим высоко в горах, в древнем буддийском монастыре. Я поведал ему о своей беде, и он сказал, что у него есть одна палочка из дерева магнолии. «Палочка возрождения», как он её назвал. «Магнолия — дерево, на котором после зимы расцветают прекрасные цветы, — сказал он мне. — Магнолия — это символ начала, символ пробуждения, торжества света, после периода кромешной тьмы».
В этой палочке была сердцевина из волоса единорога, и я сразу сказал ему, что мне навряд ли подойдёт она, потому как палочки с такой сердцевиной склонны к светлым чарам, а я в своей жизни практиковал больше тёмные. Тот мастер рассмеялся мне в лицо и сказал, что не бывает светлых или тёмных чар и раз мы, англичане, считаем по-иному, то плохо нам придётся в жизни.
Он сказал, что в Японии все чары считаются нейтральными, а вопрос света и тьмы сидит лишь у нас в голове. Только то, какими мы сами себя определяем — такими и будут наши чары. Я пытался ему возражать, но он сказал, что я просто должен попробовать поработать с этой палочкой. Тогда я взял её и, как ни странно, она приняла меня. Я снова мог делать всё, что умел раньше, в полной мере и даже больше. Тогда мастер палочек сказал, что дарит её мне, потому как наблюдать перерождение природы всегда интересно, а перерождение человеческой души, происходит нечасто.
Я, признаюсь, не понял тогда, что он имел в виду. Я просто был рад тому, что снова мог чувствовать себя полноценным. Не хуже других, во всяком случае. Однако чем больше я работал с этой палочкой, тем больше нового я открывал в себе самом.
Чары и правда оказались не тёмными и не светлыми. Чары оказались такими, какими я сам их творил. Я сжёг все свои книги по «Тёмным искусствам», потому как в них я больше не находил для себя интерес. Я занялся изучением других чар. Тех, которые мне не давались никогда. Которые я всегда считал «светлыми», чуждыми моей сущности. Всю свою жизнь я сам блокировал в себе часть своей силы и с этой палочкой я постепенно начал познавать её.
Однако было одно, как мне всегда казалось, не самое сложное заклятие, которые вы со своими друзьями поневоле, изучили ещё в школе. Я всегда недооценивал его, считал не самым полезным для себя, и вот оно-то у меня никак не могло теперь получиться. Целый год я бился над ним, не имея понятия, что же делаю не так. «Какая глупость — вспомнить своё самое счастливое воспоминание! У меня полно таких!» — думал я. И всё равно оно никак мне не давалось. Я даже попросил Северуса научить меня. Он, конечно, шутя сказал, что я просто безнадёжен. Но, чёрт возьми! — Люциус ударил кулаком по столу, и Гермиона вздрогнула. — Оказалось, для его воплощения, мне только и нужно было, чтобы в моей жизни появилась одна маленькая грязнокровка! — он направил палочку в потолок и воскликнул: — Экспекто Патронум!
Из палочки его выскочила серебряная выдра, которая весело запрыгала вокруг большой хрустальной люстры. Гермиона зажала рукой рот и из глаз её брызнули слёзы счастья.
— Экспекто Патронум! — воскликнула она, подняв свою палочку вверх. Рука её дрожала от волнения.
Две выдры радостно запрыгали друг за другом, пока не слились воедино и не рассыпались тысячей ярких искр, медленно опускающихся вниз и тающих в пространстве над головами Люциуса и Гермионы.
Гермиона подошла к нему. Люциус ещё тяжело дышал от переполнивших его эмоций, и, обвив его шею руками, она поцеловала его в губы. Она больше не сомневалась ни в чём.
— Я люблю тебя! — произнесла она.
— И я люблю тебя, Гермиона, — прошептал Люциус.
Их лбы соприкоснулись, и они стояли так может мгновение, а может и целую вечность, с закрытыми глазами, наслаждаясь этим чудесным моментом единения их душ, пока замершее время наконец не продолжило свой ход.
***
Гермиона и Люциус поженились на небольшой, но очень красивой церемонии, которая проходила в обновлённом поместье Малфоев. На неё были приглашены только самые близкие люди: родители Гермионы, Гарри и Джинни, Луна и Рольф, а также некоторые преподаватели Хогвартса, в числе которых был и Северус Снейп. Из Америки на церемонию приехал Драко. Он поздравил своего отца и Гермиону, пожелав им счастья.
Люциус покинул Хогвартс сразу после того, как студенты сдали последние экзамены, и вакансия преподавателя ЗОТИ снова стала свободной. В Министерстве он проработал ещё год, после чего передал дела и организовал вместе с Гермионой фонд «Серебряная выдра», оказывающий поддержку людям, чьи близкие погибли или пострадали во время войны. Это принесло Люциусу всеобщий почёт и уважение, которыми он в полной мере наслаждался ещё долгие годы.
Гермиона же продолжила заниматься наукой и написанием книг, активно поддерживая мужа во всех его делах.
А спустя два года после их свадьбы у Гермионы и Люциуса родилась дочь, которую они назвали Розой.
Конец.
