спецназ покинуть суверенную республику, куда теперь заполз милый ее сердцу Хуторочек. Мамонт, кажется, при этих словах повел ухом, будто во сне усваивал дармовую информацию.
Далее, вероломно, как сообщалось Центральным телевидением, украинские братья подогнали кран, погрузили спящего на КамАЗ и отбыли в западном направлении. Анна Петровна впоследствии тоже неоднократно употребляла это слово, давая свидетельские показания специально созданной парламентской комиссии по делу Хутора Михайловского. Но еще раньше состоялось экстренное заседание российского парламента, на котором практически единогласно (воздержался только господин Навозин, обидевшись, что ему не дали дополнительно пять минут) было принято предложение украинской раде немедленно вернуть мамонта. В тот же вечер на волне радио «Свобода» собственный ее корреспондент Тэтяна Рибо-Шапка, с присущей ей тонкой иронией, вещала из Киева о новом рецидиве великодержавной имперской политики, о возрождении национального украинского духа и о национал-шовинизме перекрасившихся российских демократов. Она провела опрос на Хрещатике и получила неожиданный результат: из десяти опрошенных девяносто девять и девять десятых процента громадян осудило злобную кампанию московских властей. «Нэ трэба нас дурыты, рукы гэть вид нашого мамонта!» — хрипло скандировали мэшканци Матери городов русских в прямом эфире. Главнокомандующий войсками бывшего Киевского округа, гетьман Белостоков призвал не поддаваться на провокации и предложил мамонту принять присягу на верность народу Украины. Ведущий программы Семен Петроградский ради объективности дал высказаться и российской стороне. Господин Максим Волчок долго крутился над красотами своих литературных находок, по ходу дела надавал пинков и правым и левым, наконец, запутался и в конце представил слово известному в Европе полковнику. Тот весело порадовался новому обороту в политической жизни и повторил, что все это он предсказывал на двадцать пятом партийном съезде. Ей-богу, хочешь не хочешь, а вспомнишь тут Губернатора с его уставом Вольного Союза Пенкоснимателей.
Пока журналистская братия наслаждалась новым историческим поворотом и разжигала огонь правды и истины, Хутор Михайловский проснулся в душных вольерах Киевского цирка. Не долго думая, мамонт взломал перегородку, отделявшую его от девушки Кэри и тут же воспользовался правом сильного. Можно, конечно, понять животного, пролежавшего несколько сотен тысяч лет бобылем без женской ласки, но и нужно признать, какой урон делу фундаментального буддизма был нанесен той ночью. Ведь на следующий вечер бедняжка Кэри должна была демонстрировать киевлянам показательный сеанс коллективной медитации. Впрочем, как выяснилось позже, неожиданное донжуанство Хутора Михайловского возымело гораздо более серьезные последствия.
Тем временем российский парламент, получив вместо ответа от украинского коллеги презрительное молчание, вскипел. Спикер, правда, попытался вначале все списать на экономические трудности и уже перекинул мостик к некомпетентности правительства, но бдительная правая не дала увлечь народных избранников с магистрального пути. В результате, ребром был поставлен территориальный вопрос. Кто-то притащил замусоленную карту полезных ископаемых с красной жирной полосой — границей между бывшими республиками. В таком масштабе ширина границы составляла километров триста и покрывала не только злосчастный переезд с кукурузным полем, но и добрую половину украинской территории. Более утонченные, не извращенные юридическим образованием депутаты напирали на то обстоятельство, что вообще катастрофа, приведшая к перевороту в палеонтологии, случилась благодаря нашему российскому стрелочнику Ивану Грузилову, и ежу понятно, чей должен быть мамонт, а вместе с ним и Нобелевская премия. Напротив, наученные партийным опытом депутаты центра предлагали объявить Хутора Михайловского общей собственностью содружества, но это предложение было отвергнуто как попытка интернационализировать конфликт. «Какое, к черту, содружество?» — кричал ярый русофил Иващенко и призывал отменить договора 1954 года, 1922 года, и вообще передать мамонта в Петербургскую кунсткамеру. Украинский парламент мог вытерпеть все, но приписывание заслуг российскому стрелочнику было выше его сил. Тут же Вэрховна Рада приняла постановление о награждении тракториста Грыгория Сыдорчука тремя тысячами купонов. «Колы б нэ наш Сыдорчук, дэ б був той локомотыв?»
Дальше — больше. Проблема мамонта Хутора Михайловского расширялась и углублялась. Правительство Литвы с прибалтийским спокойствием заявило о полном нейтралитете в русско-украинском конфликте, но не преминуло напомнить, что Литва, как правопреемница польско-литовского государства от моря до моря, из скромности могла бы претендовать по крайней мере на бивни мамонта. Воспрянули Казань и Улан-Удэ. Здесь припомнили все: и осаду Киева 1242 года, и изощренное
