молодую упругую девичью грудь, она вновь непроизвольно издала стон, и в этот момент к ней на мгновение вернулась способность здраво мыслить.
— Может не стоит, ты ведь гуманоид… — сказала Катя.
— Но ведь сейчас я выгляжу как люди. Ну если логично размышлять, то для меня ты гуманоид. — улыбаясь и часто дыша сказал ей на ушко Хьюберт.
— Ммм… — простонала девушка, когда его рука опустилась вниз, в ее джинсы, а затем и вовсе забралась в ее трусики.
В деревне Катя прослыла как самая ответственная, целомудренная и завидная невеста, и вот сейчас вся репутация летела в тар-тарары. Но ей было все равно, она всю жизнь гадала, есть ли жизнь на других далеких планетах, и ждала своего единственного принца, и сейчас ей казалось, что она его нашла. Нашла именно на той самой далекой планете, он был для нее одновременно самым любимым мужчиной, ибо она влюбилась в него с первого взгляда, только признавать это не хотела, и доказательством того, что жизнь во вселенной многогранна и бесконечна. А потому она без колебаний решила, что именно ему и быть ее первым мужчиной, а потом пусть будет, что будет.
Хьюберт еще никогда и никого так не хотел, как эту земную девушку, а потому с трудом сдерживал себя, ему хотелось в первую очередь доставить удовольствие ей. И ему это удалась, Екатерина наконец поняла, ощутило все то, о чем ей так часто говорила подруга Анька.
И когда все закончилось, за иллюминатором уже светало, и люди просыпались, что бы начать новый день, а они же наоборот, обессиленные наконец-то уснули.
12
Только к полудню Катя проснулась, по-прежнему находясь в объятиях Хьюберта, и ее мгновенно охватил стыд за все то, что было между ними.
— Ой, мамочки, что же теперь будет… — прошептала Катя.
Девушка осторожно выбралась из-под обнимающей ее руки Хьюберта, и пошла к рубке, где валялась ее одежды. Идя голой по космическому кораблю, она чувствовала себя совсем беспомощной, но стоило ей одеться, и это чувство прошло.
Она вышла на улицу, солнце уже было высоко, и голод давал знать о себе урчанием в животе. Еще в голову лезли мысли о том, что бабушка наверное уже волнуется, но она успокаивала себя тем, что она пленница, и ничего не может изменить.
— Тоже мне пленница, смотри правде в глаза, отдаваться ему без памяти тебя никто не заставлял. Бабушка там волнуется, небось уже всю деревню обежала, а у нее спина больная, пока ты тут развратничаешь. — говорил ей внутренний голос, и она заплакала, настолько тошно и противно стало.
Хьюберт неслышно подошел сзади, и смотрел на плачущую девушку, он так же ощутил укол совести, за то, что соблазнил ее, такую хрупкую, такую невинную…
— Ты можешь идти. — сказал Хьюберт, снимая браслет с руки девушки.
— Что? — спросила Катя, утирая слезы.
— Я сказал, что ты свободна, иди. — сказал пришелец, и видя что девушка медлит, накричал на нее. — Пошла вон! Уходи!
Катя быстро соскочила, и побежала прочь, в лес, к тропинке, подальше от разъярённого гостя из космоса.
А Хьюберт так и остался стоять, он еще долго потом смотрел в след убегающий девушки, ему не хотелось, что бы она уходила, но одновременно с этим, ему не хотелось причинять ей боль, он в первые в жизни влюбился. Влюбился по-настоящему, так, что за ее слезинку готов был оставить ее навсегда, его сердце разрывалось, и не важно в каком обличие.
13
Катя прибежала домой к бабушке вся заплаканная, упала ничком на кровать, и заревела еще больше. Бабушка бросила тесто, и стала расспрашивать:
— Что случилось? С Анечкой поругались?
— Нет. — сквозь слезы сказала Катя, а потом добавила. — Я метеорит нашла.
— Вот дуреха, и из-за этого так реветь? Я думала и вправду что случилось. — забубнила бабушка.
— Случилось. Я влю-бии-лась. — еще громче заревела Катя.
— А ревешь тогда чего? — опять спросила бабушка.
— Он меня прогнал. — сотрясаясь от слез проговорила Катя.
— Ну и что, что прогнал? — театрально спросила бабушка.
— Ну как что? Как же ты не понимаешь, он меня не любит. — развернувшись лицом к бабушке сказала Катя.
— То, что прогнал, еще не значит, что не любит. Иногда нас отталкивают, потому, что боятся нас. Боятся, что они хуже нас, боятся, что нам будет плохо с ними, да много почему. — сказала бабушка.
Катя стала думать над словами бабушки, может она и права конечно, он ведь прогнал ее когда она плакала, а ночью наоборот был очень нежен. Но вдруг заревела пуще прежнего.
— Ну а теперь-то что? — спросила бабуля.
— Он уезжает сегодня, или завтра. Навсегда. — еле выговорила сквозь слезы Катя.
— А чего тогда ты здесь сидишь и ревешь? Иди пока не уехал, потом локти будешь кусать. — сказала бабушка. — Если бы я так сидела и ревела, то не было бы у тебя дедушки.
Катя перестала плакать, и теперь уже просто смотрела в одну точку, а затем резко соскочила, и, схватив сумку, быстро побросала в
