потребностей».
Параллелей проводить можно великое множество — собственно, я сделаю это чуть позже, уже на страницах книги, ведь даже грядущая олимпиада — особая гордость Владимира Владимировича — и та носит порядковый номер XXII; как и благословенная Олимпиада-1980. Да и корона повелителя нефти и газа перешла к Путину по наследству от Брежнева, первым начавшим массовую разработку недр и строительство трубопроводов. Опять же — партия и правительство, суверенная демократия.
Время от времени меня вообще не оставляет ощущение дежа вю. Когда, например, звучит гимн, и память автоматически выбрасывает старые слова про партию Ленина и торжество коммунизма. Или когда диссидентов обменивают на провалившихся шпионов, а во Вьетнаме мы начинаем строить АЭС. Когда зал в десятый раз прерывает доклад бурными и продолжительными аплодисментами.
Но это же чувство возникает, когда я вижу испытания новой ракетной техники и торжественную сдачу новых дорог. Когда наши спортсмены завоевывают золотые медали, а ученые — признаются лучшими в мире.
А с другой стороны, что здесь странного?
В конце концов, каждый здравомыслящий правитель не спешит начинать жизнь с чистого листа. Разумный лидер — непременно прагматик; а идеологическая шелуха — для прагматика дело последнее; главное — сухой остаток...
История по определению не может быть контрастной: либо черная, либо белая. Придворные политологи, рисующие лаковые миниатюры путинского благолепия, оказывают стране ту же медвежью услугу, что и либеральные историки, слепившие миф про «эпоху застоя», режим и культ.
В каждой из эпох есть и хорошее, и дурное, и успехи, и промахи; равно как в каждом из правителей. Вопрос лишь, чего больше. И, может быть, даже вопрос поважней — что каждый из них оставит после себя?
Не буду скрывать: мне нравятся мои герои. Оба — конечно, по-своему; слишком разные они. Но в то же время между ними есть и немало общего.
Даже биографиями они чем-то схожи. Да и рядом жизненных подходов.
Оба — делали ставку на свои, проверенные кадры. Оба — предпочитали превращать врагов в друзей, а не наоборот. Оба — проводили политику социального консерватизма; каждый — в меру своего понимания.
Объясните мне на милость, в чем разница между стабильностью, которой так гордится нынешняя власть, и застоем, которого мы, напротив, стыдимся?
Где та грань, что отделяет минус от плюса, разведчика от шпиона, героя от фанатика; итог-то ведь в конечном счете один и тот же. И при раннем Брежневе, и при Путине люди сумели вздохнуть наконец спокойно, почувствовав на себе заботу государства и гордость за свою державу, крайне редкое для России состояние.
Еще Ключевский писал, что в отечественной истории было ничтожно мало спокойных периодов, не связанных ни с внешними, ни с внутренними конфликтами. Если у власти в такой момент находился сильный правитель, страна совершала кардинальный прорыв вперед.
Путин — явно относится к этой категории.
А Брежнев?
Он вполне мог бы остаться в народной памяти, как царь-успокоитель, царь-созидатель, хвати у него сил соблюсти всего два условия:
Если б за идеологию отвечал у него Сурков, а не Суслов. И — самое главное — уйди он вовремя в отставку.
(Через много лет почти ту же ошибку повторит Лужков; он, кстати, тоже будет править Москвой 18 лет.)
Окончательно сдать власть Брежнев решит лишь в последние дни своей жизни. На 15 ноября 1982 года уже был запланирован внеочередной Пленум ЦК КПСС, на котором он должен был сложить с себя полномочия и занять специально создаваемый пост председателя партии (!). Но 10 ноября — генсека не стало.
Это еще одна — историческая тайна, к которой я рискнул прикоснуться, — загадка смерти советского вождя.
Его кончина произошла на фоне череды странных, почти детективных событий, да и в самих обстоятельствах смерти — есть немало вопросов, до сих пор остающихся без ответов. Хотя бы потому, что случилась она, словно по заказу, еще 5 дней — и история двинулась совсем по другому пути, а у штурвала встал бы отнюдь не Юрий Андропов.
Владимира Путина традиционно принято сравнивать с этим советским правителем, хотя аналогия кажется мне сильно натянутой. Единственное, что объединяет их, — лубянское прошлое. История отмерила Андропову слишком малый срок — 15 месяцев, причем треть их он провел в больничной палате. Новый старый генсек просто не успел реализовать свои планы; если он и замышлял какие-то реформы, о сути их можно только догадываться.
Путин — дело другое. Его планы — напротив были претворены в жизнь. За 8 лет правления он сумел кардинально изменить облик страны. Россия Путина — разительно отличается от России Ельцина; тогда как андроповский Союз — неотличим от Союза брежневского. (Ну, разве что за исключением облав в кинотеатрах и укрепления трудовой дисциплины.)
Это как раз тот яркий пример, когда личность определяет ход истории; при сильном Путине — и страна стала сильной; как и при раннем Брежневе. А при Брежневе-позднем — она