Хрупкое восхождение (ЛП) [SenLinYu] (fb2) читать онлайн

— Позволь мне остаться с тобой, — попросил он тихо. — Я ничего не сделаю против твоей воли. Просто позволь остаться, чтобы я знал, что ты в порядке.

— И все-таки тебе лучше пожить в другом месте, — жалобно пробормотала Гермиона и отвернулась от его прикосновения.

— Например?

Она задумалась. Все его друзья или лежали в могилах, или отбывали заключение.

— Где угодно. Где угодно, но не здесь.

— Ты правда так думаешь? У меня возникали мысли бросить Мэнор даже до того, как война окончилась. Там осталось только несколько комнат, в которых было комфортно. Наверняка сейчас их еще меньше. Что до съемного жилья, сомневаюсь, что тебе бы удалось найти мне комнату, не дергая за ниточки. Или же меня выставили бы за дверь сразу после твоего ухода. Везде, разве что кроме Лютного переулка.

Это был грязный ход. Гермиона действительно не ожидала, что Драко не захочет вернуться в поместье. Хотя, если задуматься, в этом был смысл. Последний проведенный день там — день смерти Волдеморта. Ее одежда, вероятно, все еще лежала в их спальне.

— Тогда… можешь остаться, — неохотно согласилась она. — Но пообещай: если захочешь уйти, то скажешь мне. Не хочу, чтобы ты оставался из жалости. И еще если я… если у меня случится приступ, то просто не трогай меня. Не целуй меня. Я больше не хочу, чтобы ты… целовал меня.

Он кивнул в знак согласия:

— Договорились.

— Договорились, — эхом отозвалась Гермиона, отстранилась и направилась к коттеджу.

***

Время стало тягучим.

Гермиона нервничала. Пребывание Драко бок о бок с ней занимало все ее мысли.

Когда они находились в одной комнате, все, о чем она могла думать, так это о нем, сидящем рядом. А когда в разных — о нем, сидящем в другой комнате.

Она накручивала себя.

Беспокоилась, что прекратит эту ежедневную борьбу и потянется к нему инстинктивно. Станет умолять поверить ей и не считать сумасшедшей, дать им еще один шанс. Гермиона боялась обнаружить в его глазах скрываемую жалость и вину. Она жила в постоянном страхе, что когда-нибудь Драко решит уйти, и она не вынесет этого. Будет умолять его остаться — и сама мысль о том, что в итоге он останется, ужасала ее в той же степени, как и другая мысль — о том, что в итоге он уйдет.

Гермиона измучила себя переживаниями. Эти мысли стали навязчивыми. А когда появлялись навязчивые мысли, они закручивали ее разум в спираль, и она падала в бездну. Снова. И снова.

Когда приступ заканчивался, Драко всегда был рядом. Ждал ее.

Иногда он разговаривал с ней. Но чаще всего она приходила в себя на диване рядом, пока он читал книгу.

И он всегда держал ее за руку.

Драко не был расстроен, обеспокоен. Он просто… был рядом. Всякий раз, когда она теряла реальность, и ждал ее возвращения.

Он едва реагировал, когда замечал, что она пришла в себя. Не выдыхал облегченно, так, словно ему больше не нужно переживать. Просто продолжал читать и держать ее руку.

Драко не смотрел на нее с жалостью во взгляде. Не соглашался во всем и не делал скидки на ее состояние, как семья Уизли. Он возмущался, что она недожаривает картошку. Бурчал, что шерстяные свитеры колются и выдумывал оправдания, когда Гермиона пыталась сподвигнуть его больше заниматься спортом.

Иногда он становился печален и задумчив, но и она тоже. Все происходящее между ними было окрашено грустью.

Но она привыкла к нему. Легко. Это было знакомо.

И со временем Гермиона перестала так сильно волноваться.

Он и вправду не давал ни единого повода для переживаний. Ни разу не дал понять, что их сосуществование казалось ему обязаловкой, а просто был рядом. Знакомился посредством книг с магловской литературой, историей, философией, наукой. Расспрашивал ее об особенностях их культуры, об устойчивых выражениях или религиях, когда не понимал истоков чего-то.

Мало-помалу Гермиона перестала переживать о его возможном уходе. О том, что он расстроится, если она снова потеряет связь с реальностью. Что она причинит себе боль или неудобства ему, когда это опять случится. Она перестала беспокоится, что снова придет в себя в больничной палате или что ее навсегда заключат в палату Януса Тупия.

И когда переживания ушли, Гермиона перестала зацикливаться на мелочах. Ее разум прекратил закручиваться по спирали, и постепенно количество диссоциаций уменьшалось. С нескольких до одного раза в день, а потом и через день.

Гарри и Рон каждый раз навещали ее с новыми книгами или продуктами наперевес. После обмена формальными приветствиями Драко всегда исчезал в своей комнате.

Гермиона хотела бы, чтобы он мог звать и своих друзей или ходить к ним в гости. Как-то раз она предложила ему заглянуть в бар или присоединиться к местной команде по квиддичу. Он молчал с минуту, а затем тихо произнес:

— Я Пожиратель Смерти, Гермиона.

Она больше не поднимала эту тему.

Через несколько месяцев они с Драко попробовали варить зелья вместе. Гермиона разволновалась и на середине процесса снова застыла. Но когда она пришла в себя, зелье было в том же состоянии под стазисом, как будто время остановилось вместе с ней. Драко закрыл книгу и продолжил варить зелье как ни в чем не бывало.

Перестав переживать, что взорвет коттедж, Гермиона нашла процесс изготовления зелий очень успокаивающим. Она столько всего хотела попробовать — столько идей, которые за годы войны пообещала себе воплотить после. А она-то думала, что придется отказаться от всех них.

Драко знал обо всем этом. Он знал все ее мечты. Когда они сблизились в период ее заточения, Гермиона рассказала ему о себе все. Она обнажила перед ним свое сердце.

Через два месяца она чувствовала практически полный покой, и сам факт существования перестал казаться чем-то неподъемным. Иногда, правда, воспоминания о войне врывались в ее жизнь. О Чарли, о Луне или о ком-то еще. Случайные мысль, звук, запах — иногда они заставали ее врасплох. Она застывала.

Но со временем сама жизнь перестала ощущаться как мучительное испытание ее сил.

Гермиона чувствовала себя почти счастливой.

Было приятно не переживать все время. Почти как когда они вместе с Драко жили в больнице святого Мунго.

Правда, все это оказалось ложью.

Все, во что она верила, все, что помогало ей восстанавливаться от заточения, оказалось разрушено. А потом Драко забрали, а Гермиону оставили на осколках всего, что было для нее значимо.

Ее не отпускала мысль о том, что это повторится. Она замирала в ожидании, что все снова развалится.

Но со временем Гермиона поняла, что Драко не собирается уходить. Всем видом он показывал, что планирует остаться с ней навсегда. А значит, задача заставить его когда-то уйти жить своей жизнью целиком ложилась на ее плечи. Гермиона едва могла помыслить об этом.

Он чувствовал себя должным ей. Виновным.

Она не хотела, чтобы он оставался с ней из-за таких чувств.

Она очень хотела, чтобы он был счастлив. Чтобы совесть не толкала его к ней. Чтобы он был рядом не потому, что расплачивался за прошлое. Она ненавидела тот факт, что причина была именно в этом.

И Гермиона попыталась отстраниться. Очертить границу между ними и увеличивать ее. Она больше не варила зелья. Она ела, пока готовила, поэтому не присоединялась к нему за приемами пищи. Она читала в своей комнате. Когда она приходила в себя рядом с ним на диване, Гермиона выдергивала руку из его ладони и молча уходила.

Не прошло и недели, как приступы снова стали ежедневными. Когда она дважды за утро пришла в себя на диване рядом с Драко, ее охватил ужас, и Гермиона сбежала из коттеджа.

Она спустилась к пляжу и принялась со слезами в глазах швырять коряги на берегу обратно в океан. Волны волокли весь этот мусор обратно и оставляли у ее ног, еще более жалкий и потрепанный таким коротким бессмысленным путешествием.

Драко был пойман в ловушку. Гермиона являлась для него мучительной клеткой, из которой не было спасения. Она волокла его на дно вместе с собой, воруя малейший шанс на счастье.

Ей нечего было ему предложить. Она не могла освободиться от собственных пут, чтобы ему больше не пришлось спасать ее. Она даже не могла заставить его уйти. Ее сломленный разум был тюрьмой, в которую вина заперла его, и все попытки Гермионы разрушить ее стены лишь укрепили их.

Она не могла придумать ни единого выхода…

Несколько дней спустя Гермиона очнулась на диване рядом с Драко прямо на середине их спора с Гарри о квиддиче. Гарри был напряжен, хоть и старался говорить спокойно. Драко, напротив, казался совершенно расслабленным с закинутыми на журнальный столик ногами. Он пел хвалебные оды финту Вронского*. Его пальцы были переплетены с гермиониными, и он рассеянно рисовал на ее ладони круги.

[*Финт Вронского — прием в квиддиче, названный в честь всемирно известного польского ловца Йозефа Вронского. Согласно данной тактике, ловец резко летит вниз, делая вид, что увидел снитч у самой земли, и выходит из пике прямо перед ударом о поле. Таким образом он сбивает с толку ловца другой команды и может устранить противника.]

Драко ощутил, как ее тело сдвинулось, и прервал свою речь на полуслове, взглянув на нее. Легкая приветственная улыбка тронула его губы, когда они столкнулись взглядами.

— И снова здравствуй, Грейнджер, — сказал он. — Поттер притащил продукты. Я велел ему забрать обратно всю картошку.

По лицу Гарри скользнула тень вины. Он часто смотрел на нее подобным образом после того, как она возвращалась в реальность.

— Еще чего, — едко отозвалась Гермиона, выдергивая руку, — ты должен набрать по меньшей мере пять кило, чтобы одежда перестала на тебе висеть.

Она поправила прическу и вскочила, чтобы заключить Гарри в объятия.

Драко вздохнул.

— Пять кило, и ни одной картофелиной более, — покорно согласился он.

Затем он встал и потянулся, слегка хрустнув шеей, а потом скрылся в своей комнате. Гермионе пришло в голову, что он, судя по всему, провел в таком положении часы. Ее руки слегка дернулись к нему, но она переборола это стремление.

— Показывай, что ты принес, Гарри. — Она заставила себя отвернуться.

Гарри собрал ей огромное количество продуктов, помимо картошки. Гермионе пришлось наложить на холодильник заклинание расширения, чтобы вместить почти месячный запас еды. После того, как Гермиона начала жить в коттедже, она выбиралась пару раз в магазины за продуктами одна, неизменно оказываясь по итогу в магловской больнице. Гарри приходилось подделывать кучу документов, чтобы вытащить ее.

Они вместе с Роном делали для нее столько всего. Попытка настоять и сделать что-нибудь самостоятельно оборачивалась потерей времени для них всех.

— Ты кажешься… более расслабленной, — начал Гарри, наблюдая за тем, как она раскладывает продукты по местам.

— Да, я тоже так думаю.

— Малфой действительно тебе небезразличен.

Гермиона замерла.

— Может, и так. Но, скорее всего, это просто затянувшееся прощание.

Гарри многозначительно взглянул на нее, и она разозлилась.

— Мы ведь не… Он просто живет здесь. И больше ничего, — начала она оправдываться. — Надеюсь, мои диссоциации подуспокоятся, и ему больше не нужно будет меня поддерживать.

Гермиона проигнорировала тяжесть в груди и подступающие к глазам слезы. Ее тело слегка качнулось при мысли о том, что Драко нужно уйти.

— Но разве раньше не было так же? До того, как он ушел? Ведь все может снова… — Гарри запнулся. — Гермиона, почему бы ему не остаться насовсем? Разве тебе не этого хочется? Разве не ты сказала ему, что…

— Что я люблю его? Да, сказала. — Гермиона сосредоточила все внимание на сетке картофеля. — Драко думает, как и все остальные, что это просто последствия любовного зелья. Или травмы. Он не верит на самом деле, что мои чувства настоящие. И я его не виню — он провел со мной год, наблюдая, как меня ломает от одержимости им из-за зелья. По его мнению, он как-то виноват в том, что со мной произошло. Как будто должен был что-то предпринять, но ничего не сделал. Я иногда замечаю это в его взгляде, когда он смотрит на меня.

— Тогда что ты планируешь делать?

Она беспомощно пожала плечами:

— Наверное, заставлю его думать, что моя любовь исчезает вместе с диссоциациями. Ведь… — она сбилась и несколько секунд восстанавливала дыхание, — мы не можем — то есть, между нами ничего не может быть, пока он думает, что все мои чувства вызваны психологической травмой. Если он останется и позволит мне любить его, то всю жизнь будет ненавидеть себя, думая, что использует меня. Если я притворюсь, что в порядке, в конце концов он сможет отпустить эту ситуацию. И тогда найдет другую и будет с ней без ненависти к себе.

— Ты действительно веришь, что он сможет отказаться от тебя? — Гарри серьезно посмотрел на нее.

Гермиона бросила на него злой взгляд.

— Он влюбился в меня только из-за чувства вины. Когда он посчитает, что в достаточной степени искупил свои ошибки, я не вижу ни одной причины, почему ему не следует так поступить.

— Ты и вправду убеждена, что его вина — единственное, что Малфой видит в тебе.

— Знаешь, я не думаю, что во мне вообще осталось что-то еще для кого-либо, — огрызнулась она, сдерживая слезы.

Повисло молчание.

— Знаешь, почему я не удивился, когда выяснилось, что ты продолжила любить Малфоя даже после противоядия? — задал вопрос Гарри, вытаскивая яблоко из пакета и кусая его.

Гермиона молчала.

— Малфой поделился с нами своими воспоминаниями о тебе — ну, скажем так, большинством из них, — уточнил Гарри, увидев, как на щеках Гермионы вспыхнул румянец. — Снейп и Слизнорт с их помощью пытались определить, как устроено это любовное зелье, потом воспоминания использовали в его судебном процессе. Поэтому я просмотрел их все. Я видел, что ваши отношения развивались — недавно у меня был разговор со Снейпом об этом. Я хотел в деталях разобраться, как работало это зелье, и, по правде говоря, оно не было любовным. Любовь — великая магическая сила, и ее невозможно подчинить своей воле. Невозможно создать настоящее любовное зелье. Большинство из них призваны воссоздать одно из проявлений любви. Но Роули, надо признать, оказался талантливым зельеваром. Он не пытался создать любовь: суть его зелья сводилась к тому, чтобы вызвать в тебе непреодолимую тягу защитить Малфоя. И уже тогда твой мозг посчитал, что эта потребность вызвана любовью. Зелье не создавало иллюзию страсти и привязанности, как Амортенция, — и поэтому не было необходимости накачивать тебя им повторно. Ничего ложного в тебе не образовалось. Это зелье просто выкрутило на максимум по отношению к Малфою ту часть тебя, что уже существовала. Вот почему оно причинило тебе такой ущерб. Ты защищала Орден любой ценой, но защитить Малфоя из-за зелья стало важнее.

Гермиона слабо вздрогнула, вспомнив все, к чему ее принудили. Гарри и Рон наотрез отказались назвать ей количество людей, которые были убиты из-за ее предательства.

— Помнишь, в самом начале Волдеморт сказал, что ты будешь особенно восприимчива к зелью? Он был прав. Стремление защитить сидит очень глубоко в тебе, Гермиона. Не уверен, что ты или Малфой были в курсе, но Волдеморт тестировал зелье и на других заключенных. Ни с кем другим не сработало так эффективно — результат был намного хуже.

Гермиона замерла, запоминая мельчайшие детали.

— И когда ты в больнице наконец убедилась в том, что никто не схватит Малфоя, стоит тебе утратить бдительность, ты изменилась. Ты поняла, что он в безопасности, и смотрела на него вовсе не для того, чтобы проверить, в порядке ли он, а потому, что с ним ты была счастлива. Ты говорила о нем со мной и Роном, но не так, как если бы была помешана на нем. Ты не заявляла, что он идеален и не тратила полчаса на описание цвета его глаз. Ты говорила о нем так, как обычно говорила о тех, о ком действительно заботилась. Ты говорила о том, что он сделал для тебя. Твое чувство перестало быть вызвано одним стремлением защитить. Поэтому, когда противоядие подействовало, а ты продолжила его любить, меня это не удивило. К тому моменту я понял, что это настоящее чувство. Единственное, я не знал, в какой степени оно переплетено с любовным зельем и как долго продлится.

К концу его речи Гермиона слегка дрожала. Она ведь действительно ни разу не спрашивала о механизме действия зелья — слишком боялась знать.

Девушка расправила скатерть и несколько минут бездумно водила пальцами по ней, пытаясь собрать себя в кучу.

— В любом случае, это не так уж и важно, — прервала Гермиона тишину хриплым голосом, — это не меняет его перспективу.

— Я не думаю, что Малфою проще отказаться от тебя, чем тебе от него. Дело ведь не в том, что ты спасла его несколько раз: он хорошо узнал тебя, прежде чем влюбился. Я не думаю, что всему причиной чувство вины.

— Это ничего не меняет, — сухо повторила она. — Пока Драко думает, что я люблю его из-за зелья или потому, что сошла с ума, наши отношения обречены. Он не будет по-настоящему счастлив со мной.

— И что ты собираешься делать? — спросил Гарри, изучающе глядя на нее.

— Я всегда могу притвориться, что двигаюсь дальше. Рон наверняка согласится на несколько месяцев сделать вид, что мы встречаемся.

Гарри покачал головой с легким недоверием.

— Не понимаю, как это поможет твоему счастью.

— Никак, ну и неважно. Главное, что поможет счастью Драко.

— И каким же образом?

Гермиона боролась с желанием запустить в Гарри котел.

— Я без понятия, что еще придумать, — сердито сказала она. — Единственная идея, которая еще приходит мне в голову, это попытаться с помощью Маховика времени вернуться на четыре месяца назад и помешать той мне увидеть его после выхода из Азкабана. Тогда он бы решил, что я не желаю его видеть, и смог бы жить своей жизнью.

— Как по мне, эта идея тоже не очень, — спокойно ответил Гарри, доедая яблоко. — Во-первых, ты бы создала временной парадокс. И во-вторых, если бы ты не пошла к нему сама, я планировал рассказать ему все и привести сюда в любом случае.

Гермиона послала Гарри полный ярости взгляд, но он не моргнув глазом продолжил:

— Я солгал ему в Азкабане, как ты просила, потому что ты была права: если бы он узнал правду там, это ничего бы не изменило. Но все согласились, что мы приведем его сюда, в коттедж, после освобождения. Потому что если он не поможет тебе, мы будем вынуждены отправить тебя в палату Януса Тупия.

Кровь отхлынула от лица Гермионы, и она почувствовала, что кожу ее заливает бледность от ужаса. Комната поплыла перед глазами, словно перевернулась набок, и девушке пришлось схватиться за столешницу, чтобы удержаться на ногах.

Она не находила слов, чтобы описать ощущение полнейшего предательства, охватившее ее.

— Ты… ты обещал! — задохнулась она.

— Ты обманывала меня, — непоколебимо ответил Гарри. — Ты говорила, что тебе становится лучше, но это ложь. Все становилось только хуже. Я в курсе, что ты перенастроила следящие чары так, чтобы они посылали сигнал после восьми часов твоей неподвижности, а не после четырех, как мы договаривались. Поэтому я навещал тебя по меньшей мере раз в неделю. Ты как-то возмутилась тем, что мы с Роном часто к тебе приходим — хотя на деле ты даже о четверти наших визитов не знала.

Гермиона была в бешенстве такой степени, что с радостью запустила бы в Гарри проклятием. Но глупо нападать на кого-то, кто может сотворить щитовые чары без единого движения.

Тон голоса Гарри был ледяным:

— Гермиона, мне кажется, ты забываешь, что мне наплевать на Малфоя — и всегда было наплевать. Меня заботишь только ты, и я готов почти на все, чтобы защитить тебя. Поэтому перед тем, как ты пришла в себя, Малфой принес тебе Непреложный обет, а я как свидетель скрепил клятву. Он пообещал, что никогда не покинет тебя. А если ты умрешь или с тобой случится что-то такое, что сделает его присутствие ненужным, он добровольно вернется в Азкабан на пожизненное, если я не скажу иначе.

Гермиона застыла, ошеломленная, на несколько секунд, даже не в состоянии полностью осознать весь смысл сказанных им слов. Выдохнула так, словно бладжер врезался ей в живот, и отшатнулась.

Ее тело окаменело от ужаса и ярости.

— Я никогда — никогда! — не прощу тебя за это, — всхлипнула она.

Гарри не шелохнулся.

— Знаю. Я предполагал это.

Она разрыдалась, выхватила палочку и бросила в Гарри проклятие. Он был готов к этому, но она действовала молниеносно. Заклинание пронзило его за долю секунды до того, как его окружил щит. Гарри, связанный толстыми веревками, врезался в кухонную стену с такой силой, что дом содрогнулся.

— Как ты посмел? — кричала Гермиона. — Как ты мог! Как ты мог так поступить с ним? Он ни в чем не виноват!

Она яростно бросилась к нему и схватила за грудки, поднимая на ноги, чтобы ударить его и почувствовать настоящее удовлетворение. Гарри, может, и был ее лучшим другом, но в тот момент Гермиона была зла настолько, что была готова убить его. Под ее кулаком жалобно хрустнул его нос.

Гарри заставил магию пройти сквозь веревки и разрушить их и успел увернуться в последний момент, прежде чем Гермиона впечатала очки ему в глазницы следующим ударом. По большому счету он просто держал ее магией на расстоянии. В его венах бурлило достаточно магической силы, чтобы нечаянно задушить ее при попытке остановить. Этот факт еще больше вывел Гермиону из себя: она жестоко пнула его между ног, а затем в живот, когда он согнулся от боли.

— Я никогда и ни за что не прощу тебя, Гарри Поттер! — рычала она. — Я хотела только одного: чтобы у него появился шанс быть свободным! Счастливым! Я убивала ради тебя. Я душу отдала этой войне, и это было единственное, что я попросила взамен. Я пообещала тебе, что не наложу на себя руки, если ты уменьшишь ему срок в Азкабане, а теперь, — она захлебывалась рыданиями, и едва можно было разобрать слова, — ты приковал его… ко мне…

Гермиона опустилась на пол и разрыдалась так сильно, что еле-еле могла дышать.

— Черт тебя побери, Поттер, я просил сообщить ей аккуратно! Это было самое тупое проявление аккуратности, что я видел.

Слова Драко доходили до нее, как сквозь пелену, пока Гермиона поднималась.

— Я не думаю, что существовал другой способ, при котором она не попыталась бы размазать меня по стенке, — прохрипел Гарри, свернувшийся в позе эмбриона на полу.

Гермиона все еще плакала, и ее грудь дергалась, когда она пыталась восстановить дыхание.

— Грейнджер… Грейнджер, дыши. — Драко мягко повернул ее к себе и вгляделся в лицо. — Ну же, все в порядке. Я все равно никуда не собирался. Ты — единственный человек, которому в этом следовало убедиться.

Она резко пнула его в голень.

— Ты дурак! — всхипнула Гермиона. — Как ты посмел согласиться?

— Это изначально была моя идея, — слегка ухмыльнулся Драко, чуть огладив ее волосы, и взял ее лицо в ладони, словно помогая успокоиться.

У нее пропал дар речи. Драко покачал головой и вздохнул, а затем обнял ее.

— Грейнджер, сегодня далеко не первый раз, когда мы с Поттером сталкиваемся, пока ты на паузе. Первые несколько недель он или Уизли проверяли тебя чуть ли не каждые пару часов. Даже в тот первый день. Я нашел тебя замершую на кухне, и в скором времени появился Поттер. Он не посвятил меня в детали, потому что надеялся, что о некоторых вещах ты расскажешь сама, но, скажем так, обрисовал картину того, насколько все серьезно. Насколько все обеспокоены тобой.

— Тогда, на пляже… Ты знал? — ахнула она.

Он кивнул с печалью в глазах.

— Я не знал о том, что ты любишь меня, или о том, как работало зелье, Поттер рассказал мне позже. Но я был в курсе, что каждый день ты диссоциируешь дольше, чем допустимое следящими чарами время. Что никогда не покидаешь коттедж. Что тебе становится все хуже, но ты отрицаешь это перед остальными.

Она покраснела. Драко переплел ее пальцы со своими.

— Я знаю тебя довольно неплохо, Грейнджер, как и Поттер. Ты бы никогда не нарушила своего одинокого страдания, если бы продолжала думать, что это как-то оберегает остальных. Я заметил все твои невероятно коварные попытки отдалиться, потому что ты вбила себе в голову, что я люблю тебя исключительно из чувства вины.

Он фыркнул и легонько щелкнул ее по носу.

— Не могу поверить, что ты ждала, что я просто сдамся, если вы с Уизли притворитесь парочкой. Обет нужен не для того, чтобы остановить меня — а чтобы остановить тебя. Даже до Волдеморта дошло, что не существует той степени личных страданий, которая могла бы это сделать. Я ожидал, что ты будешь думать, будто виновна в моем присутствии здесь, еще до того, как ты стала отдаляться. Ты снова застревала в своем разуме все дольше и дольше. Мы обсудили все с Поттером, и Обет показался нам единственным способом, чтобы ты перестала считать, будто держишь меня здесь. Ты не заставляешь меня остаться — я сам хочу остаться. И я специально составил текст Обета таким образом, чтобы избавить тебя от желания причинить вред себе в попытке освободить меня. Теперь ты можешь расслабиться и перестать выпинывать меня из своей жизни. У меня никогда не возникало мысли бросить тебя. А сейчас, я надеюсь, и ты выбросишь эти мысли из головы.

— Н-но… но это не твоя вина, — всхлипнула Гермиона, — и ты не должен расплачиваться за все, я не хочу, чтобы ты расплачивался.

========== Глава 2. Часть 2 ==========

Комментарий к Глава 2. Часть 2

Йееей~ Не прошло и года.

— Грейнджер, — вздохнул Драко, раздраженно сжав двумя пальцами переносицу, — я не люблю тебя из чувства вины. Понимаю, что, видимо, в это невозможно поверить, но я клянусь тебе. Да, я чувствую себя виноватым, но дело не в этом. Ты же восхитительна. Ты раз в пятьдесят умнее и талантливее, чем все остальные. Вся шайка Темного Лорда понимала, что ты — самый ценный и опасный член Ордена, за вычетом Поттера. Когда я не трясся над своей безопасностью, больше всего меня огорчало то, что кто-то настолько исключительный разваливается на куски из-за такой посредственности, как я. Я понимал, что причиной тому было зелье. И я влюбился в тебя, ведь, несмотря на него, ты все еще оставалась собой.

Он заправил ей за ухо выбившийся локон и погладил по щеке.

— Ты такая восхитительная. И талантливая. И красивая. И намного более достойная, чем я. Как бы я ни пытался, я не мог отрицать это, и отчасти это было причиной моей ненависти к тебе поначалу.

Он пристально смотрел ей в глаза, и от этого взгляда веяло спокойствием.

— Не отрицаю, иногда я чувствую себя виноватым в том, что происходило, и мне даже хочется наложить на себя Обливиэйт. Но ты была рядом, и это единственное отдаленно хорошее событие, которое случилось со мной во время войны. Я провел годы в жалких попытках избежать смерти. Но когда я начал влюбляться в тебя, то понял, что риск лишиться жизни стоит того, если он поможет спасти тебя. Я мог бы сбежать после того, как война подошла к концу, — Поттер нашел бы противоядие и без меня. Но мне не хотелось жить и знать, что где-то там ты мучаешься из-за меня. Я был уверен, что меня, вероятно, казнят после того, как ты вылечишься, и не особо печалился. Единственное, что я на самом деле считал важным, — это твое освобождение от меня. Но ты оказалась такой упрямицей, что отказалась. Поэтому вынужден признать, что сейчас тебе от меня уже не отделаться.

Гермиона чуть-чуть покачивалась от потрясения, вызванного его словами. Она безмерно устала и все еще была охвачена ужасом.

— Я не жду, что ты тут же мне поверишь, — продолжил Драко. — Возможно, это не случится никогда. Но надеюсь, что ты прекратишь обвинять себя. Я с тобой, потому что я выбрал быть с тобой. А если настанут ужасные времена, когда я тебе надоем, — что ж, тогда мы просто будем соседями, пока смерть не разлучит нас. И я приложу все усилия, чтобы не убить твоего муженька из ревности. Пожалуйста, перестань плакать.

Гермиона рассеянно вытерла слезы тыльной стороной ладони. Она стояла так пару секунд, в то время как Гарри соскребал себя с пола, а Драко внимательно изучал выражение ее лица. Затем девушка развернулась и вышла из комнаты. Она направилась в спальню, закрыла дверь и соскользнула на пол. Ее охватило оцепенение.

Что же она натворила в этот раз? Гермиона ощутила тошноту.

Она долго-долго сидела так без движения, погруженная в мысли. Спустя несколько часов Гермиона наконец поднялась и отыскала Драко в гостиной. Он читал.

Она присела на подлокотник кресла и посмотрела на него.

— Не понимаю, почему ты не оставил себе путь отхода, если я выздоровею? И двух лет не прошло с окончания войны. Я могу полностью поправиться через несколько лет, а ты все еще будешь привязан ко мне.

— Тебе не приходило на ум, Грейнджер, что я не хочу уходить?

— Ну действительно, до такой степени, что если не со мной, то сразу в Азкабан? — едким тоном вопросила она.

— Именно так, хотя эта часть была добавлена в Обет исключительно ради твоего спокойствия, а не моего.

— Моего спокойствия? — усмехнулась Гермиона. — Ты насильно возложил на меня ответственность за свою жизнь. Снова. Но на этот раз даже нет надежды на противоядие, — ее голос наполнился горькими слезами.

Драко слегка вздрогнул.

— Что бы сделала ты, Гермиона? Если бы была на моем месте, что бы ты сделала? — холодно спросил он. — Если бы ты была влюблена в кого-то, кто отказывался даже допустить мысль о том, что это реально? Кто все твои действия и чувства, включая любовь, списывал бы на вину. Кто был полон решимости вычеркнуть тебя из своей жизни, даже если это разрушило бы его жизнь? Снова разрушило — ведь этот человек уже один раз сломал себя для тебя. Какое изобретательное решение ты бы разработала?

Гермиона молчала. Драко отвернулся от нее и перевел взгляд в окно, где бушевало море. Она видела вспыхнувшую боль в его глазах.

— Ты не обязана мне верить, — сказал он через минуту, — мне не это нужно. Ты просто должна принять тот факт, что я не брошу тебя. И что я здесь не по твоей вине.

На несколько минут в комнате повисло молчание.

— Ты веришь, что я люблю тебя? — спросила она.

Он бросил на нее взгляд с грустным и задумчивым выражением на лице.

— Я бы хотел, — наконец ответил Драко, — но ты должна понять, как мне трудно.

— Почему?

— Думаю, по той же причине, по которой тебе самой так трудно поверить, что я люблю тебя. Потому что мы оба очень уязвимые люди, которые по привычке прячут это за фальшивой бравадой и умными словами. — Он смотрел на нее еще мгновение, прежде чем отвести взгляд. — Но теперь я знаю, как работало зелье. Поэтому мое желание поверить тебе перестает казаться глупой надеждой отчаявшегося человека.

Его руки сжались в кулаки. Она поднялась, подошла и села справа от него. Гермиона подтянула коленки к груди, обхватила его руку своими и положила голову ему на плечо. Сквозь рубашку она ощущала бороздки шрамов, покрывавших его кожу.

— То, что произошло, навсегда останется в нас, — через несколько минут молчания тихо произнесла она, — и всегда будет влиять на нашу жизнь. Если мы попытаемся притвориться, что те события не лежат в основе наших отношений, это будет обманом. От этого не избавиться. К чему бы мы ни пришли, мы всегда будем помнить.

— Знаю.

— Но из пепла может прорасти и что-то хорошее, — ее голос дрогнул. — Возможно…нам стоит просто жить дальше.

Он молча кивнул.

Между ними больше не было недомолвок. Они просто жили.

Гермиона перестала накручивать себя из-за того, что Драко все еще был с ней. Несмотря на то, что от его присутствия у нее все еще болезненно сжималось сердце.

Он же ничуть не изменился. Даже до Обета Драко не особо стремился ходить куда-то в одиночестве, даже ненадолго. Ей приходилось вытаскивать его из коттеджа — буквально — чтобы он хоть немного занимался спортом.

Недели плавно перетекли в месяцы. Они стали выбираться вместе в магловские города и деревеньки. Гермиона теперь закупалась продуктами сама, сопровождаемая Драко. Ни у кого из них не хватило бы нервов выдержать то внимание, которое мир волшебников бы обрушил на них, появись они на публике — особенно вместе. Они избрали тихую жизнь. Они писали статьи для изданий о зельеварении и публиковались под забавными псевдонимами. Коттедж настолько оброс книгами, что им пришлось применить заклятие расширения на все его комнаты.

И со временем у них появилось много общего, не связанного с войной. Прогулки, беседы, книги, взорванные котлы, дурацкие шутки, которые принадлежали только им.

Между ними возникла душевная привязанность, которая свела на нет отчаяние и опустошенность. Все их взаимодействие обрело иной, интимный смысл. Каждое, казалось бы, привычное прикосновение длилось чуть дольше.

Острое, полное сомнений желание друг друга стало почти осязаемым.

Гермиона все еще терялась в закоулках своего разума, но редко и ненадолго. И Драко всегда оставался рядом и ждал ее.

Однажды она моргнула, приходя в себя, и увидела, что они стоят вдвоем на пляже у коттеджа. Она помнила, что ушла на прогулку одна. Ветер бросал ей в лицо холодную мелкую морось. Было так сыро, что воздух был тяжел от пропитавшей его морской соли.

Драко избегал холода. Холода, ветра и дождя. Со времен Азкабана.

Дожди шли уже несколько дней, и она стала беспокойной после столь долгого пребывания в четырех стенах, поэтому ушла на берег в одиночестве. Понаблюдать за приливом. Ощутить капли дождя на коже. Вдохнуть ветер.

Она смотрела, как волны разбиваются о берег, и их рев был подобен рыку драконов.

Чарли.

Гермиона вспомнила, как Пожиратели выволокли его к ней. Он беспокоился о драконах — и эти слова стали его последними. Его разум был растоптан с помощью заклинания и зелья, которые она передала Волдеморту. Чарли не осознавал, что именно она стала предательницей. Он назвал ее красивой.

И не сопротивлялся, когда Гермиона заключила его в объятия и убила.

Ощущение его крови… пропитывающей ее одежду. Ее кожу.

Она все еще чувствовала его кровь. Внутри себя…

Она увидела Драко. Он стоял перед ней под проливным дождем. Продрогший до костей. Рубашка прилипла к его телу — он даже свитер не натянул.

Его тело бил легкий озноб.

Она поспешно вытащила палочку и наложила на него согревающие чары.

— Прости меня, — сказала Гермиона, — ты так замерз.

Она потащила его обратно в коттедж и стянула с него рубашку, как только они оказались внутри. Девушка принесла полотенца и одеяла, разожгла огонь в камине. Она принялась бормотать согревающие заклинания и греть его пальцы в своих.

— Прости, прости меня, — повторяла она. — Я не хотела, чтобы тебе пришлось выходить.

— Все в порядке. Мне было в разы холоднее в прошлом, — снисходительно отмахнулся он, когда его зубы перестали стучать. — Я не единственный, кто промок до нитки.

С нее стекала вода, а она даже не заметила. Гермиона наложила на себя очищающее заклинание.

— Ты могла бы и со мной поделиться этим заклинанием, — заметил он с легким весельем в голосе. Она подняла глаза и обнаружила, что стянула с него половину одежды. Румянец залил ее щеки.

— Прости, я… — Гермиона замолчала. У нее не было оправдания.

— Все хорошо.

Внезапно ее пронзило осознание, что она видела его наполовину раздетым только во времена войны. Гермина не смогла отвести взгляд.

Она захотела протянуть руку и прикоснуться к нему. Ощутить его сердцебиение под пальцами. Она привыкла спать, положив голову ему на грудь и слушая, как бьется его сердце. Убеждая себя, что он в безопасности.

У нее толком не получалось выспаться в Мэноре. Она постоянно переживала, что если закроет глаза на минуту, то Волдеморт вызовет его одного. Ей снились кошмары, в которых Драко корчился и срывал голос от Круциатуса. Или о том дне, когда Волдеморт проклял его за то, что она отказалась рассказать о своем зелье против окклюменции.

Гермиона бросила взгляд на его плечо.

Тогда, после проклятия, после того, как она предоставила Волдеморту всю информацию, Драко трясло, он терял сознание и его организм впадал в шок, несмотря на ее поддерживающие лечебные заклинания. Она валялась в ногах у Волдеморта, умоляя того поместить Драко в больницу святого Мунго.

Ей было отказано.

Дополнительное наказание за ее неповиновение. Никаких целителей. Если она сама переместит его в больницу, Волдеморт пообещал лично наложить проклятие на другое его плечо на следующей неделе.

Гермиона аппарировала с Драко в поместье и вылечила, как могла, выуживая из памяти каждый клочок знаний об исцелении, который когда-либо узнала.

От шрамов невозможно было избавиться. Когда он простужался, они ныли сильнее. Драко не говорил ей об этом, но она заметила, что выражение его лица становилось более напряженным в пасмурные дни.

Ее пальцы слегка коснулись шрамов.

— Прости меня, — повторила она в который раз, — нам нужно переехать. Куда-то, где не так холодно.

Он перехватил ее руку.

— Все в порядке, — ответил Драко, переплетая их пальцы. — Вообще я искал тебя, потому что хотел сказать кое-что.

— Что думаешь насчет юга Франции? Или, может, Греция? Однажды я ездила туда с родителями. Или Австралия — никто не узнает нас там.

— Все в порядке, — повторил он.

— Нет, не в порядке. Здесь слишком холодно для тебя. И у тебя нет друзей. Ты почти как в тюрьме, — она чуть не расплакалась и попыталась высвободить руку.

Драко не отпускал. Он притянул ее ближе, пока их лица почти не соприкоснулись. Она опустила глаза и уставилась на их переплетенные пальцы.

— Гермиона, я хотел тебе кое-что сказать, — тихо произнес он. Его дыхание скользнуло по ее щеке.

Она резко подняла глаза. Они были так близко. Взаимное притяжение между ними было словно натянутая струна. Если Гермиона повернет голову, их губы соприкоснутся. Она слегка задрожала и кивнула головой в противоположную сторону.

Ей казалось, будто из комнаты разом исчез весь воздух.

Она хотела обернуться. Прикоснуться ладонью к его щеке или шее, почувствовать, как учащается его пульс, как расширяются зрачки, когда она прижалась бы губами к его губам. Он бы обнял ее за талию и притянул бы ближе, и их сердца слились в едином ритме. Она хотела узнать, осталась ли его кожа на вкус такой же, как и раньше. Ощутить его холодные руки, скользящие по ее спине и согревающиеся от ее кожи…

Полено в камине, охваченное огнем, треснуло, и рассыпало вокруг искры.

Гермиона отстранилась.

— Что сказать?

Драко наклонился к ее лицу и прошептал:

— Я хотел сказать, что верю тебе. Верю в то, что ты любишь меня.

Он замолчал, когда ее зрачки расширились. Ее сердце, казалось, пропустило удар, а затем затрепыхалось, словно испуганный кролик. Гермиона продолжала смотреть на него в ожидании, когда моргнет, и все снова рухнет. Когда она убедится, что окончательно впала в бред.

У ее рук, впрочем, были собственные намерения. Они схватились за концы одеяла, накинутого на него, и притянули его бесконечно близко, прежде чем она одернула себя.

Ее глаза были прикованы к его лицу. В поисках любых сомнений. Колебаний. Он отвечал ей спокойным взглядом.

— Ты… веришь? — неуверенно переспросила Гермиона.

Он слегка кивнул, не нарушая зрительный контакт.

— Я довольно много размышлял об этом. Понимаешь ли, несколько месяцев назад ты серьезно лягнула меня в голень — а любовное зелье ни за что не позволило бы тебе такое самодурство. Поэтому, исключив и несколько других вариантов, я вынужден признать, что нет иных правдоподобных…

Она потянулась вперед и прильнула к его губам.

— Я люблю, — с горячностью отозвалась Гермиона, запутавшись пальцами в его волосах, — люблю.

Он притянул ее к себе, и они утонули друг в друге. Целуясь без чувства вины, кружась в водовороте вожделения и счастливого облегчения. Как если бы они вернулись домой из путешествия, которое и не надеялись пережить. Она обняла его крепче и прижалась к нему, изливая свое сердце в его губы.

— Ты это всерьез? Действительно веришь мне? — все еще не решаясь признать это, затем спросила Гермиона.

Драко посмотрел ей в глаза и кивнул. Она всхлипнула от облегчения и снова поцеловала его. Он запустил пальцы в ее волосы, потянул, выгибая ее шею назад, чтобыощутить, какова та была на вкус.

Они оказались в аду и уцепились друг за друга, чтобы не сломаться. И когда все успокоилось, оказалось, что их душевные раны идеально совпадают друг с другом.

Она пыталась не плакать в его объятиях, но не могла сдержаться. Слезы беззвучно катились по ее щекам. Когда Гермиона чуть отодвинулась, чтобы попытаться смахнуть их, она обнаружила, что он тоже плачет.

Она никогда не видела, чтобы он плакал. Ни когда его пытали. Ни когда они были вместе. Ни когда он дал ей противоядие и развернулся, чтобы уйти. Ни когда его выпустили из тюрьмы. Его голос срывался, а лицо искажалось от эмоций, но она никогда не видела в его глазах слез.

Гермиона стерла слезы с его лица.

— Я люблю тебя, — тихо сказал Драко, смахивая ее слезы.

— Я верю.

Она прижалась щекой к его ладони и провела пальцами по изгибу его скулы.

Он все еще был худым — он всегда был худым. Но изможденность исчезла. Боль и опустошение войны перестали быть единственным, что можно было разглядеть в его глазах. Любовь сияла гораздо ярче.

— Я всегда буду любить тебя, — продолжила Гермиона, — даже если забуду всю свою жизнь. Уверена, я буду искать тебя. Я всегда буду чувствовать, что тебя не хватает.

Она легко прикоснулась подушечками пальцев к шрамам на его плече.

— Я всегда буду немного сломленной, — сказала она дрожащим голосом. — Но я буду стараться изо всех сил любить тебя правильно.

Он притянул ее к себе, и ее голова прижалась к его плечу.

— Ты любишь лучше, чем кто-либо. Единственное, о чем я всегда мечтал, — это узнать, какова ты на вкус.

В ту ночь они занимались любовью. Свободной от вины и сожалений. Не чтобы забыться или сбежать от мира. Они просто любили друг друга.

Они собрали воедино ужасные воспоминания и разрозненные фрагменты своих личностей и превратили это в нечто настоящее. Оно не было совершенным. Трагичность их истории никуда не исчезла, и легко можно было разглядеть ее трещины. Но эта история принадлежала им.

Они построили нечто новое на осколках прежнего.

И мир открывался им. Они путешествовали. Посетили Ильверморни. Получили степени по зельеварению. Они были счастливы настолько, насколько вообще могли себе представить.

Но вместе с тем оставалась одна маленькая деталь, которая причиняла Гермионе боль.

========== Эпилог ==========

Но вместе с тем оставалась одна маленькая деталь, которая причиняла Гермионе боль.

— Я мечтаю только об одном, — как-то раз сказала она Драко, — о том, чтобы ты не давал Непреложный Обет. Я бы так хотела, чтобы все, что у нас есть, было потому, что ты был свободен и хотел это создать. И не потому еще, что ты был вынужден.

Он смотрел на нее мгновение, а затем с легкой улыбкой ответил:

— Желание исполнено.

Она непонимающе нахмурила брови.

— Я не давал Обет, — признался Драко. — Мы с Поттером просто выдумали его. Мы не могли предположить, поможет или навредит что-то настолько безумное. Поэтому решили попробовать. Мы не собирались совершать необратимые глупости, если от них не было эффекта.

Гермиона уставилась на него в полнейшем шоке.

— Ты…. Что ты сделал? — наконец смогла выдавить она.

— Я не хотел, чтобы ты накручивала себя, — ответил он, беря ее за руку. — Я хотел, чтобы ты была уверена в том, что я не собираюсь исчезать. Я всегда был с тобой только по одной причине: потому что хотел.