Борис Романов.
Метель на вокзале. Стихи ............. 5
Татьяна Бочарова.
Подруга. Повесть ........................... 9
Зарубежная новелла.
Ирвин Шоу. Питер Второй.
Перевод с английского ............. 105
■ ПРОБА ПЕРА_________________
ЧуысОлки и куски",
или Несколько слов о стихах
Антона Ковальского..................... 58
■ ГОВОРЯ ОТКРОВЕННО
Проблема из конверта.
Как перепрыгнуть через канаву.
Письма подростков читает
писатель Леонид Жуховицкий . . . 60
Письма в «МЫ» ............................... 2
■ КУМИРЫ И ЗВЕЗДЫ__________
Макколей Калкин юноша, который мечтает
стать мужчиной............................. 68
■ НЕПОЗНАННОЕ ВОКРУГ НАС
Сергей Демкин.
Тайна морских глубин................... 80
■ МИР ТВОИХ УВЛЕЧЕНИЙ
Сергей Чайкин.
Храни меня, мой талисман___113
Новости виртуального мира,
или Во что бы нам сыграть? . . . 123
Ищу друга ................................... 129
■ МУЗЫКАЛЬНЫЕ СТРАНИЦЫ
Дима Билан:
«Звезда» - это преходяще.
С молодым певцом беседует
журналист Ядвига Дмуховская . 152
Компакт-известия ....................145
ИТЕЯЕГАЖ ИЗНИ_______________
ПИСЬМА В «МЫ»
ТОГДА Я ТИХО УМИРАЛА...
ничего не делаю, чтобы по
мочь. Когда он за мной уха
живал, а я старалась пока
зать свое к нему равнодушие
(ну и дура была!), он перес
тал смотреть на меня в шко
ле. Но однажды подошел и
прямо спросил: «Оля, а кто
из парней тебе нужен?» Я от
ветила: «Лешка» (наш общий
приятель). Тогда я по-детски
думала, что буду крутить го
ловы им обоим: одному своим расположением к не
му, другому - своим равно
душием... А наказала сама
себя.
Прошло время. Он выда
вал себя только влюбленны
ми взглядами. Я даже удив
лялась такой его верности
мне - мы ведь не гуляли, не
целовались, почти даже не
разговаривали. Он окончил
школу, поступил в институт,
а я... Я возненавидела весь
мир, хотя бы потому, что я не
видела его каждый день.
Мне никто был не нужен, д а
же родители (они знают о
моей любви), ни друзья.
Внимание мужчин и ребят на
улице меня только раздра
жало. Я начала писать стихи,
посвященные ему, рисовать
его портреты и вешать в сво
ей комнате. Плакала каждый
день, молчала в школе, тихо
умирала. Каждый день ходи
ла к его дому, ждала, наде-
Мне хочется рассказать о
своей любви. О любви, кото
рая могла бы получиться са
мой дорогой для меня, но . ..
но не получилась. И вот по
чему.
Мне шестнадцать лет, я
учусь в обычной школе. Па
рень, в которого я влюби
лась, учился вместе со мной,
только классом старше. На
верное, у нас всё могло бы
получиться, но дело в том,
что он пьет. Пьет по-настоя
щему. И мне кажется, что я
ему уже не нужна. А ведь
раньше всё было не так.
Два года назад все наши
друзья знали, что он в меня
влюблен. Он звонил, когда
мы встречались, смотрел на
меню влюбленными глазами,
приглашал на свое шестнад
цатилетие. А я не отвечала,
молчала, краснела, проходя
мимо него. Я знала, что у не
го проблемы с отчимом, что
он начал выпивать с тринад
цати лет (сейчас ему восем
надцать). Мать к его пьянкам
относится равнодушно - я
сама свидетельница. Его
друзья пьют вместе с ним. Да
и какие они ему друзья, раз
не хотят ему помочь в его бе
де...
Возможно, я тоже такая
же, как они, - люблю его и
2
ясь встретить, зв о н и л а и
молчала в трубку...
А через два года он п р и
шел к Леш ке ( тому самому, у
меня с ним, конечно, ничего,
кром е дружбы , не было) и
стал спрашивать, где я живу,
как м не позвонить. Леша
позвонил, спросил, можно ли
дать мой адрес или телефон,
а я, сама не знаю, почему,
сказала «нет!». А потом оду
малась, позвонила сама и
назначила свидание. Но от
радости, от счастья, от
собственной смелости забы
ла договориться, где встре
тимся... Он, естественно, не
пошел меня искать.
Моя влюбленность в него
довела меня д о того, что я
пошла поговорить о нем с
его бывшей классной р у к о
водительницей. И, конечно,
выдала св о е отношение к
нем у др ож ью в голосе и тря
сущ им ися руками. Она мне
сказала: «Забудь. Его уже не
спасти. Он стал просто пья
ницей». Д ом а у меня была
истерика.
Через нескольких общ их
знаком ы х я сумела р а з д о
быть его фотографию. Пове
сила в своей комнате. Навер
ное, осталось только молить
ся на него. М ои мама и папа
уже просто не могут больше
слышать о нем. Они катего
рически против того, чтобы у
нас завязались хоть какие-то
отношения. Но ведь отношений-то никаких нет и, скорее
всего, не будет! Его бывшая
одноклассница мне сказала:
«Очень жалко парня, совсем
спился. У него крупные неп
риятности». А еще я узнала,
г
что зим ой его даж е забирали
в милицию, когда он прямо
на улице начал принимать ка
кие-то наркотики.
Сейчас над ним висит уг
роза отчисления из институ
та. А надо мной - угроза п р о
жить всю жизнь одной, так как
мне за всю мою жизнь не пон
равился ни один парень, кро
ме него. Наверное, он - моя
судьба. Я уже готова первая
признаться ем у в любви. Но
вот позвонила, поздравила
его с д н е м рождения, говори
ла всякую чушь. Спросила:
«Какдела?». Он сухо ответил:
«Нормально». А я: «Не ври, я
же всё знаю». Он удивился:
«Откуда? Откого? И зачем те
бе всё это нужно?» Говорил
сдержанно, даже зло.
Я знаю , что р а з д р а ж и
тельность - характерная чер
та алкоголиков. Знаю, что я
всё равно буду любить его.
М не остается только плакать.
Оля
Без адреса
БУДУЩЕЕ
НАДО РАССЧИТЫВАТЬ
М не шестнадцать лет, я
да вно читаю «МЫ», журнал,
который очень нуж ен п о д
растающему поколению. Но
когда я читаю письма, кото
ры е вы печатаете, приходит
мысль: ну неужели всё так
плохо? А мне кажется, что
многие сам и создают свои
проблемы. Нужно стараться
сам ом у создавать ту ж изнь,
которой ты хочешь жить. Вот
про м е ня м ногие говорят,
что я ж и в у легко. А я просто
3
думаю о том, как мне надо
жить. У меня есть любящие и
понимающие родители, хо
рош ая подруга, приятели,
энное число ухажеров. Но не
это главное. Главное - что
меня эти люди уважают и ц е
нят. Я считаю, что в этом моя заслуга. Я уважаю и це
ню себя, люди это чувствуют
и относятся ко мне соответ
ственно.
Но это так, вступление.
Теперь - о главном, о чем я
хотела написать. Я, как и каж
дая молодая женщина, живу
для того, чтобы создать
семью, родить ребенка и вы
растить из него достойного
человека. Первый раз пред
ложение руки и сердца я по
лучила в четырнадцать лет
(ему было шестнадцать). Он
услышал отказ. А сейчас
многие ребята заводят со
мной речь о браке. Но я, на
верное, никогда еще не лю
била парня так, чтобы пойти
на интимную близость (о за
мужестве и говорить нечего).
Сейчас я встречаюсь с од
ним парнем. Он мне очень
нравится, я, можно сказать,
даже влюблена в него. И вот
вчера он на полном серьезе
делает мне предложение, го
ворит, что если я согласна
выйти за него замуж, то он
будет даже ждать два года,
если надо. Он просил меня
не торопиться с ответом, по
думать.
Но о чем же мне думать,
если я понимаю, что постро
ить с ним счастливую семью
- нереально? Через два года
он закончил учебу и будет
служить в армии, будет офи
цером ( о н - курсант военного
училища). Но что он сможет,
даже через два года, дать на
ш ему ребенку? Я думаю только любовь и ласку, но
больше, увы, ничего.
Наверное, многие, прочи
тав мое письмо, подумают,
что я корыстна. Но это не так.
Просто я реально смотрю на
мир и думаю о завтрашнем
дне. Себя я смогу обеспечить
сама. Но мужчина, делая та
кой ответственный ш аг в
жизни, должен думать о том,
смож ет ли он содержать с е
бя, жену (если она не будет
работать) и ребенка, да так,
чтобы они нормально жили, а
не существовали, еле-еле
сводя концы с концами. П оэ
тому я уверена, что ребята
должны хорош о подумать,
прежде чем делать девушке
предложение,
а девушки
должны прежде всего заду
маться о том, на что новая
семья будет жить.
Если кому-то кажется, что
я слишком много внимания
уделяю деньгам (а так кажет
ся многим среди моих знако
мых), то я с таким мнением
не согласна. Ведь семья на
одной любви долго не протя
нет. Прежде всего нужны фи
нансы. Так что, девчонки, не
будьте глупыми и, выходя за
муж, думайте не только о
том, как вы любите своего
парня, а трезво рассчитайте
свое будущее. Тогда вы не
создадите для себя огром
ных, иногда неразрешимых
проблем.
Т.
Москва
4
Борис
РОМАНОВ
МЕТЕЛЬ
НА
ВОКЗАЛЕ
Чтоб мёртвой зимой зеленеть, трепетать,
цепляясь за малость,
знакомая ветка залезла в тетрадь,
да в ней и осталась.
Как будто она не желтеющий прах,
декабрь за бумагу
под веткой склонённой хвататься в сердцах
нудит бедолагу.
Как будто бы зная, что эти листки
представятся Богу,
и книжку прочтя от доски до доски,
Он всех нас простит понемногу.
На откосе в травах опалённых
надпись вдруг: «Счастливого пути!»
Пожелание для обречённых
проноситься мимо взаперти.
И мгновенно остаётся сзади
обещанье счастья. У леска.
Быстро промелькнувшая, к досаде,
из белёных камушков строка.
Как взглядом двигать облака,
я знал когда-то.
Бежал босой, душа - легка,
рубаха - мята.
Потом, наивен да и мал,
5
за огородом
в траве размётанной лежал,
под небосводом,
где воздвигались облака
и уплывали,
с душой, прозрачною пока,
в иные дали.
МЕТЕЛЬНА ВОКЗАЛЕ
В пути, как в жизни скоротечной,
я то задумчив, то влюблен.
Перрон на станции конечной
метелью тонко заметен.
Я здесь очнулся и навеки
оставил спутников... Как знать,
с кем, растворясь в метельном млеке,
да и столкнемся ли опять?
Меня узнает мой попутчик,
но разойдемся мы молчком,
как бы с лазутчиком лазутчик,
не обменявшись и кивком.
Вокруг торгуют - сигареты,
горячие окорочка,
цветы, свечами обогреты
внутри прозрачного лотка.
Кавказцы, хваткие старухи,
ленивый милиционер...
И от февральской завирухи
вокзальный воздух бледно-сер.
Уносит всех, кто сердцу дорог,
летит сквозь сумерки метель.
Куда? Не за город, так в город,
но заметая путь и цель.
С. Матюшину
От передозировки умер сын.
Отцу хотелось рухнуть в ту же яму
могильную... Прости, не имут сраму,
сраженные тобою, героин.
От передозировки меркнет свет.
Метель слепит, замерзшая синица
стучит в окно, опять покойник снится,
он жив-здоров, - и верю я, и нет.
6
Синица постучалась не к добру.
И за ночь дверь сугробом придавило.
Весь дом скрипел, и страшно слышать было:
- От передозировки я умру...
ПРИТЧА
И Господь тебя сразу узрит,
Где-то вычитал притчу о том,
облака заспешат над тобою,
что молитвою станут все звуки,
солнце выплывет и озарит
если лечь перед храмом крестом,
то, что мы называем судьбою.
раскидав по обочинам руки.
Бежит от времени поэзия,
и рада б от него отстать,
но нет, не отстает от лезвия
ножа резная рукоять,
когда пластают нас события кривой удар или порез...
Ни часа без кровопролития
и катастрофы без.
Как отвернуться Музе хочется,
сбежать в калужские леса!
Но там,
в шуршащем одиночестве,
слышны все те же голоса.
Где флоксы в окна заглянули,
как в лупоглазые бинокли,
шмелей оранжевые пули
влетали в форточку и глохли.
А я, читавший на диване,
замечу: липы сквозь штакетник
сентябрь предвидели, заране
цвет ссыпав в кружевной передник.
Да, что ни дерево - астролог,
предскажет по расцветшим звездам,
что я тому, кто сердцу дорог,
и августу с июлем роздан,
что выпадающий из лета,
в голубизне осенней канет,
где нас вчерашняя газета
лишь скорбной датой не обманет.
7
Над августом еще темно-зелёным
огромная медовая луна.
Успенье послезавтра. Тишина.
Я оторвался взглядом воспаленным
от книги, засидевшись дотемна,
и восхитился звонким небосклоном
и живописью вечера. Она
была тем вдохновеньем воплощенным,
которому ответный нужен взгляд.
Но люди так влюблённо не глядят.
И некому увидеть все оттенки,
все переливы и полутона,
что блекли, отсветив попеременке,
неуследимее цветного сна.
Всю жизнь танцую я от печки,
топя её.
И дыма клубы и колечки
мое венчают житиё.
А что ещё, скажи на милость,
легко отходит к небесам? Что отгорело, отсветил ось,
что не удерживаю сам.
Чем пламень чище - меньше дыма, подумал, угли вороша. А то, что греет нас незримо,
и есть, наверное, душа.
Всё потеряв, начнём сначала.
И пусть в сухих глазах темно, когда отчаянье кричало
в заиндевелое окно,
там, вся сочувствие, собака
виляла преданно хвостом...
Какого ждёшь ещё ты знака
в саду, заснеженно пустом?
Снег выпал в пятый раз и тает декабрь зимой не хочет быть,
земля, чернея, проступает,
капели тошно снег долбить.
И звоны, и блажные песни,
все ожиданья - невпопад.
Но, влажно вздрогнув, не воскреснет
и не обманется наш сад.
8
Татьяна БОЧАРОВА
ПОДРУГА
Повесть
Иллюстрации Дмитрия Дьякова
До телефона шесть шагов. Шесть коротких, маленьких шажоч
ков. Нет. Шесть огромных, непреодолимых шагов.
Мне нужно пройти эти шаги, добраться до аппарата, снять
трубку, набрать знакомые цифры. Это трудно, почти невозможно
сделать, но я должна.
Должна, потому что иначе Андрюша никогда не вернется ко
мне, а без него жизнь не имеет смысла.
У меня просто нет иного выхода, как пройти эти проклятые
шесть шагов. Голос осел, неизвестно, как я буду говорить. Неиз
вестно, как я скажу в трубку свои первые слова. Но зато я точно
знаю, какими они, эти слова, будут.
Я медленно трогаюсь с места и шепчу почти про себя:
- Здравствуй, Даша.
Я повторяю эту короткую фразу на все лады, то тихо, то гром
че, то совсем беззвучно. И иду, иду...
Может быть, именно так чувствовал себя Иуда, когда мокрыми,
холодными руками сжимал в кармане у себя злополучные трид
цать серебряников? Кто знает, не хотелось ли ему избавиться от
них, выкинуть вон, навсегда забыть о том, как заработал он эти
деньги?
А, впрочем, я отвлекаюсь. Мне сейчас ни о чем нельзя думать,
кроме шагов и телефона. Телефона и шагов. Каждого - длиной
и жизнь...
1
Кто придумал, что жизнь начинается с первого вздоха и перво
го младенческого крика? Ерунда. Жизнь начинается, когда те
бе исполняется пятнадцать. Когда позади беззаботное, безоб
лачное детство, в котором ты безоговорочно веришь в сказки и
победу добра над злом, в котором ты убежден, что некрасивых и
несчастных людей не бывает, а каждый прекрасен по-своему, ког
да есть надежные защитники от всех бед и напастей - самые
близкие и дорогие существа, родители.
И вдруг все это кончается - теплый, славный мир, где пахнет
конфетами и молоком, где вечно гоняется нестрашный игрушеч
ный волк за храбрым, неуловимым зайцем, где ты - центр вселен
ной, самый главный и самый любимый. И начинается жизнь: кру
гом все чужое, холодное, равнодушное, до ужаса пугающее, от
талкивающее.
2
9
Ты смотришь в зеркало и четко видишь: ничего подобного,
вовсе не каждый человек прекрасен, есть и полные уроды. Такие,
например, как эта тощая, унылая девчонка, которая отражается
сейчас в натертом до блеска зеркальном стекле. У нее пустые
глаза, и две жиденькие косички за плечами, и нос картошкой, и
слишком узкие губы.
Эта девчонка - я в пятнадцать лет. Только-только пролетели
вступительные экзамены в педучилище, позади восьмилетка,
впереди эта самая «взрослая жизнь», о которой твердит послед
нее время мама и которая, по моим подозрениям, не сулит мне
ничего хорошего. На мне короткий вельветовый сарафанчик,
сшитый маминой знакомой портнихой тетей Людой, на худых но
гах босоножки-танкетки - последний писк тогдашней моды.
Я придирчиво разглядываю свое отражение, поворачиваюсь
то одним боком, то другим, втягиваю живот, распрямляю плечи.
Нет, все без толку - я себе резко не нравлюсь, так резко, что хо
чется плюнуть прямо в серебристую зеркальную гладь.
Плевать я не плюю, но от трюмо отхожу и иду глазеть в окно.
Наша квартира на четвертом этаже, и мне хорошо виден двор,
большой, просторный, с детской площадкой и множеством ска
меек. По двору идет Светка Романова - голова высоко поднята,
белые, прямые волосы окутывают плечи, фирменные джинсы
в облипку, привезенные ей отцом из Германии, ладно сидят на
стройных бедрах. Красавица Светка, счастливица Светка. Госпо
ди, как я ей завидую! Почему, ну почему у меня нет таких густых
пшеничных волос, таких огромных серых глаз, или, на худой ко
нец, почему мои родители не ездят в загранкомандировки и не
привозят мне оттуда чудесные фирменные шмотки, в которых лю
бая уродина будет выглядеть хоть куда?
Я отхожу от окна. Завтра первое сентября. Нужно собрать
учебники и тетрадки - в первый же день у нас по расписанию три
пары.
Завтра я познакомлюсь со своей группой - кое-кого я помню
еще со вступительных экзаменов, но подружиться толком ни
с кем не успела. Мне трудно сойтись с людьми, у меня и в школето была лишь одна подруга, Зойка. Да и та за последний год отда
лилась от меня на расстояние луны.
И все-таки человек надеется на лучшее. Я собираю сумку,
ставлю ее на тумбочку в углу, сажусь в кресло и начинаю мечтать.
Я мечтаю о том, что завтра, может быть, случится чудо, и я встре
чу прекрасного принца. Он будет как две капли воды похож на
Кольку Токарева из параллельного класса и проводит меня до са
мого подъезда, а после предложит в выходные сходить в кино.
Или, если уж судьбе так сложно послать мне принца, то пусть хо
тя бы я найду в училище подругу. Настоящую подругу, ту, которая
бы понимала меня с полуслова, интересовалась моей жизнью,
которой можно было бы доверить самое сокровенное, и просто
поболтать вечером на скамейке.
10
Сначала было торжественное собрание. Нас, первокурсников,
согнали в актовый зал, и директриса, полная, румяная женщи
на с крутыми химическими завитками на голове, поздравила нас
с началом студенческой жизни. Она долго описывала все достои
нства этой жизни, а также преимущества нашей будущей профес
сии перед всеми другими.
Слушать ее было невообразимо скучно. Среди собравшихся
в зале, может быть, человек десять и горели желанием стать новы
ми Макаренками, но большинство, как и я, подали документы в пе
дучилище по причине легких экзаменов и троечного аттестата.
Потом был импровизированный концерт. Кто-то читал стихи,
длинные и проникновенные, девушка с толстой русой косой игра
ла на баяне вальс Свиридова. Под конец на сцену вышел хор. То
щая, угловатая дирижерша замахала руками, хор затянул «Эх до
роги», и мне стало еще тоскливей.
После концерта нашу группу отправили в аудиторию и наказа
ли ждать классного руководителя. Мы покладисто расселись по
столам.
Мы - это сплошные девчонки. Мальчиков было всего трое. Они
сразу же кучно сбились у окна, видимо, ощущая некоторую нелов
кость от такого обилия противоположного пола. Однако через
пять минут от их скованности не осталось и следа.
Те девчонки, которые были побойчее, быстренько окружили
их, и от окна стали раздаваться взрывы смеха и веселый визг.
Остальные, не столь уверенные в себе, в том числе и я, оста
вались на своих местах.
Моей соседкой по столу оказалась рыжеватая, веснушчатая
девчонка с большим лягушачьим ртом и маленькими живыми и
темными глазками, окруженными длинными, но бесцветными
ресницами. Она долго поглядывала то на меня, то на компанию
у окошка, мялась, откашливалась, и, наконец, не дождавшись от
меня никакой инициативы, решилась завести разговор первая.
- Как тебе наши парни? - спросила она, доверительно придви
гаясь ко мне вместе со стулом.
Я неопределенно пожала плечами.
- Двое - уроды, а третий - лапочка. - Рыженькая ткнула паль
цем в стройного черноглазого брюнета, который к тому времени
отошел от окна и уселся за стоящее в углу старенькое пианино.
Девчонки, охая и визжа, повскакали с мест и окружили его.
Пожалуй, он действительно выгодно выделялся из всей трои
цы - оставшиеся у окна в одиночестве розовый, как поросенок,
добродушный толстяк и тощий, ушастый очкарик не могли соста
вить ему серьезную конкуренцию.
- Его зовут Саша, - с восторгом прошептала мне в ухо сосед
ка. - Мы с ним русский в одном потоке сдавали. Он джаз играет
классно, сейчас услышишь!
Саша действительно нацелился пальцами в клавиатуру, поу
добней устроился на стуле и взял несколько звучных аккордов.
3
11
И в это время дверь открылась. В класс просунулось веселое
курносое девчоночье лицо. Мелькнули ослепительно черные во
лосы, ослепительно синие глаза.
- Это вы тут, что ли, первокурсники? - Голос у девчонки был та
кой же веселый, как ее вздернутый нос. И громкий - он перекрыл
гул голосов и Сашины джазовые аккорды.
Саша остановился, недовольно глянул через пюпитр на дверь,
и за ним так же осуждающе поглядели на громкую гостью девчон
ки: мол, чего приперлась? И без тебя тут нашего брата хватает!
Да еще и с такими глазищами!
Но тут Саша, вглядевшись, просветлел лицом, улыбнулся при
ветливо и даже привстал из-за пианино.
- Что ли мы первокурсники, - произнес он, шутливо расклани
ваясь. - А вы-то сами кто будете?
Девчонки захихикали, и рыжая моя соседка тоже.
А громкоголосая ничуть не смутилась, вошла в класс, прихлоп
нула за собой дверь и радостно объявила:
- А я - Даша Веселова.
Это надо было сказать так, как сказала она. Ну вот я бы так
вошла и представилась: « Здрасьте, я - Аня Кислицина».
И... ничего бы не было. А она сказала - и почему-то все заулы
бались, и с лиц девчонок исчезло завистливое выражение, и Са
ша вышел из-за своего фортепьяно. И даже веснушчатая девица
рядом со мной приветливо хлопнула белесыми ресницами и про
шептала:
- Ну и прикольщица!
И всем стало ясно - пришел лидер, тот, кому охотно и добро
вольно подчиняются, кого любят, кому желают подражать, вокруг
кого легко объединиться...
Как ей шла ее фамилия! Сколько раз в жизни я потом встреча
ла тупых, как пробка, Умновых, стервозных Добролюбовых, бес
совестно лживых Правдиных. Но Даша свою фамилию оправды
вала полностью.
Стоило ей только появиться в училище, все начинали улыбать
ся, все неуловимо стягивались к тому месту, где она находилась.
Ее обаяние действовало одинаково и на мальчишек и на девчо
нок, и как-то легко, не прикладывая особых усилий, она везде
становилась первой.
Сессию сдавала на одни пятерки, если проходил конкурс чте
цов - неизменно занимала первое место, в училищном хоре тут
же стала солисткой и запросто наяривала с Сашей в четыре руки
его любимый джаз.
Помню так ярко, словно это было не двадцать лот назад, а вче
ра: за окнами ливень, у нас «окно», сидим, но знаем, чем занять
ся. Девочки кокетничают с Сашей, толстяк Петя и очкарик Гриша
играют в шахматы на подоконнике, мы с рыжей Катей зеваем со
скуки. И вдруг, точно вихрь, в дверь врываемой Дашка мокрая до
нитки, и зонтик мокрый.
12
Скорее, - кричит она с порога, - в «России» «Сталкера» пока
пывают. Как раз до психологии успеем.
Группу точно ветром сдувает - мы все несемся на Пушкинскую
площадь, стоим в очереди, берем билеты.
После сеанса идем толпой, шумно обсуждая только что уви
денный фильм. На психологию мы давно опоздали, но никто не
переживает.
- Тарковский - это почище всякой психологии, - задумчиво
произносит Даша. Все согласны, все тоже думают, что «Сталкер»
ото класс, и наша лекторша Зинаида Михайловна нас поймет.
Вслед нам удивленно и добродушно посматривают прохожие.
...Я не могу с уверенностью сказать, что Даша была красави
цей. Скорее нет, не была. Слишком круглое лицо, слишком курно
сый нос. Не так чтобы очень стройная или длинноногая - но, ко
нечно, склонностью к полноте она не страдала.
Действительно потрясающими у нее были лишь глаза и воло
сы. И еще что-то внутри, какой-то вечный моторчик, заставляю
щий ее улыбаться, бегать бегом, а не ходить, и постоянно чего-то
хотеть.
Такая была Даша Веселова в свои неполные шестнадцать лет
любимица, лидер и староста нашей группы.
Однако существовала у нее и еще одна роль, о которой она и
но догадывалась.
Она не ведала, что из многих пар глаз, преданно глядящих на
нее, одна пара глядит втрое более преданно и восторженно, сле
дя за каждым ее шагом, а обладатель этих глаз мечтает об одном
приблизиться к ней больше, неизмеримо больше, чем осталь
ные.
Это были мои глаза. А сама Даша сразу стала для меня чем-то
вроде талисмана. Или нет, скорее, проводника в мир счастливых,
свободных и смелых - ибо с детства не было для меня ничего бо
лее сложного и мучительного, чем общение с людьми.
В школе, как я уже упоминала, у меня была единственная под
Зойка Симакова, - толстая, некрасивая девочка, больше
4руга,
всего на свете любившая поесть. Как и почему мы сошлись, я не
припомню: то ли вместе сидели за партой в первом классе, то ли
рядом стояли на линейке. Зойка мне не нравилась, но больше со
мной никто не дружил. И не мудрено - как можно общаться с че
ловеком, который с трудом выдавливает из себя от силы десять
слов, да и то при этом краснеет, бледнеет и кашляет.
С Зойкой на этот счет было спокойно: она болтала без умолку,
поглощая то банан, то шоколадку, то яблоко, сама же смеялась и
то и дело поправляла свои длинные, жидкие косы, что меня поче
му-то особенно раздражало.
Каково же было мое изумление, когда вдруг в сентябре я
пришла в свой восьмой «А» и увидела Зойку, вернувшуюся из ла
геря. Ее было не узнать. За лето она сбросила килограммов во13
семь, загорела, вытянулась. Жидкие косички трансформирова
лись в распущенные русые волосы, откуда-то оказалось, что
у Зойки удлиненные карие глаза, пухлые капризные губки, и точ
но по волшебству дурнушка Зойка превратилась в первую клас
сную красавицу.
За ней тут же стали ухлестывать все наши классные донжуаны,
и за первую же неделю нового учебного года Зойка позабыла, как
меня зовут.
Так я осталась совсем одна. Все это привело к тому, что вмес
то десяти слов теперь я с трудом произносила пять. Тогда же на
меня обрушилась еще одна беда.
Беду звали Коля Токарев, он учился в параллельном восьмом
«Б». Коля занимался в волейбольной секции и, как все говорили,
подавал надежды. Им гордилась вся школа и в особенности его
класс.
И вот однажды осенним вечером еду я в троллейбусе, возвра
щаюсь домой от репетитора по русскому языку. Вдруг за одну ос
тановку до моей входит в троллейбус этот самый Коля, ростом
метр восемьдесят, в черных джинсах и черной же курточке с сум
кой «Адидас» через плечо.
Две совсем уже взрослые девушки, сидевшие передо мной,
сразу же приосанились, оборвали на полуслове разговор и во все
глаза уставились на него.
И тут случается чудо. Коля беглым взглядом окидывает салон
и глаза его останавливаются аккурат на мне. Я сразу чувствую,
что немею, язык мой прирастает к небу, глаза выпучиваются, как
у рака.
А Коля спокойненько подходит ко мне - представьте, ко мне!
А ведь он даже имени моего не знает, да и вообще - кто я для не
го такая? Никто, невидимка.
Между тем он подходит и говорит, мило так улыбаясь:
- Привет. Откуда так поздно путь держишь?
А я молчу. Ничего ответить не могу. И мысль одна в голове может, он обознался? Спутал меня с кем-то? Не может же он ме
ня помнить по школе, это просто невероятно!
Коля моим молчанием ничуть не смутился и садится рядом.
И тут, как на грех, моя остановка. Я хочу встать - ноги не слушают
ся, хочу сказать что-нибудь - изо рта вырывается невразумитель
ное мычание.
- Тебе выходить? - приходит Коля мне на помощь.
Я обрадовано киваю, словно и вправду немая. Девицы впере
ди оборачиваются на нас и начинают оживленно шушукаться.
Коля снова встает, пропускает меня вперед, и мы выходим.
- Ну, ты где живешь? - спрашивает он. Я киваю на свой дом
в десяти метрах от остановки.
- Давай провожу. - Он берет меня под руку, ведет до самого
подъезда. Открывает дверь и улыбается. - Аты, я вижу, не из раз
говорчивых. Ну бывай, пока.
14
...Зашла я в подъезд, не помню, как поднялась по лестнице,
как и квартире очутилась.
С того вечера все в моей жизни перевернулось. Что уж с этим
Колей тогда приключилось, не знаю, только назавтра в школе он
меня даже не узнал. Напрасно я все переменки у дверей его клас
са проторчала.
Пошутил, наверное, с кем не бывает. Он-то пошутил, а я влип
ла всерьез. Втрескалась по уши. Всё казалось мне, сейчас подой
дет он и скажет:
- Помнишь, как мы с тобой в троллейбусе ехали? Правда, кле
во?
Но Коля не подходил.
Сдуру я рассказала обо всем Зойке, та все еще со мной за парI ой сидела. Она рассмеялась мне в лицо:
- Станет, - говорит, - он на тебя смотреть! У него в спортшко
ле гимнастка-разрядница, ноги от шеи, без пяти минут чемпион
ка Москвы среди юниоров. Он сам Олежке рассказывал.
Олежка - это один из наших классных специалистов по амур
ным делам и Зойкин теперешний кавалер.
Больше я никому ничего не говорила, весь год страдала мол
ча. Узнала его адрес и гуляла неподалеку, за деревьями.
...Когда я увидела Дашку, то сразу поняла, почувствовала: она
не такая, как Зойка, смеяться над чужой бедой не будет. Но не это
было главным. Постепенно мне захотелось смотреть на мир ее
глазами, без опасения, без тайной зависти, с доверием и надеж
дой. Я мечтала сблизиться с ней, но не решалась. Так и проходи
ла весь первый курс, приветливо здороваясь с Дашей и так же
приветливо прощаясь.
А на втором курсе у нас появился новый факультативный пред
мет - вокал. Его вела маленькая седая старушка, Изабелла Ль
вовна, в прошлом известная певица.
Мама всю жизнь внушала мне, что у меня отличный слух и неп
лохой голос. Поэтому, когда она узнала об Изабелле Львовне, то
пришла в восторг и настоятельно потребовала, чтобы я немед
ленно записалась на занятия.
Мне вокал был до лампочки, но я узнала, что на факультатив
собирается ходить Даша. Это решило исход дела.
Назавтра я стояла в тесном классе возле фортепьяно, и Иза
белла Львовна заставляла меня петь одну и ту же мелодию в раз
ных регистрах. Наконец, она удовлетворенно покачала головой и
объявила, что у меня вполне приличное сопрано.
У Даши тоже было сопрано, и, кажется, слабее, чем мое. Во
всяком случае, сидя в классе и ожидая своей очереди занимать
ся, она слушала, как я вывожу певческие рулады с нескрываемым
восхищением.
Однажды Изабелла Львовна не пришла на уроки. Мы с Дашей
ждали ее два часа, потом позвонили ей домой и узнали, что ста
рушка заболела.
15
- Надо ее навестить, - тут же решила Дашка, - Давай съездим.
У меня сладко замерло сердце. Это было то, о чем я мечтала
целый год. Мы накупили целый пакет фруктов, узнали в учебной
части Изабеллин адрес и рванули на противоположный конец
Москвы.
Всю дорогу Дашка болтала без умолку, а я молча кивала на
каждое ее слово.
У Изабеллы Львовны оказалась гипертония, врачи уложили ее
в постель на две недели.
Это были чудесные недели: каждую среду и пятницу мы с Да
шей ездили после занятий в Кунцево проведать нашу старушку.
Поездки нас сблизили чрезвычайно. Я уже не так дичилась и мог
ла принимать участие в двухстороннем разговоре. Мы рассказа
ли друг другу о себе, о своем доме, семье.
Оказалось, Дашкины родители развелись давным-давно, ког
да ей было всего пять лет, а потом ее мама снова вышла замуж, и
теперь у Дашки есть отчим и братишка-второклассник.
Мне показалось, что живется ей не так уж безоблачно: где-то
на дне ее распахнутых глаз притаилась грустинка, незаметная на
первый взгляд. Я спросила:
- Тебе не обидно, что у брата есть и мама, и папа, а у тебя толь
ко мама? Ты не сердишься на нее за то, что она любит теперь не
одну тебя?
Даша рассмеялась и покачала головой:
- Нет, сейчас не сержусь. Сейчас я Вовку очень люблю, и отчи
ма тоже. А раньше... - Она задумчиво покрутила прядь блестящих
смоляных волос. - Раньше я действительно обижалась. И даже
как-то собралась из дому сбежать. Представляешь? - Она сдела
ла страшные глаза. - В восемь лет насушила сухарей, засунула их
в ранец и уехала на вокзал.
- И села в поезд? - поразилась я.
- Нет, конечно, - расхохоталась Даша. - Никуда я не села. Че
рез пять минут блужданий по перрону ко мне подошел милицио
нер и спросил, где мои родители. Я ему стала врать, что сирота,
добираюсь к бабушке и т. д. А он мне и говорит: «Нет, милая, си
роты так не выглядят. У тебя точно есть родители, и они уже на
верняка с ума сходят от страха, что ты пропала».
Тут я не выдержала - и реветь. Он привел меня к себе в каби
нет, посадил на стол - здоровый такой стол был, с оргстеклом на
столешнице, я до сих пор помню - и приказал: «Выкладывай, за
что на мамку рассердилась?»
И я ему рассказала про все: как дядя Петя пришел к нам жить,
как Вовка родился. Что он все время кричит, и мама ко мне на
ночь подойти не успевает. И знаешь, что он мне сказал? «Слушай,
- говорит, - девочка, можно, конечно, обижаться на маму, что она
теперь, кроме тебя, заботится еще о маленьком братишке. Но
можно сделать иначе - полюбить этого крикуна самой. Ведь он
беспомощный, маленький, жалкий, и орет потому, что сказать не
16
может, чего ему хочется и что у него болит. Но когда ты вырастешь
и он вырастет, у тебя будет не только мамина любовь, но и его лю
бовь. А это в два раза больше. Значит, ты будешь в два раза счастливее, чем если бы была одна».
В общем, убедил он меня тогда. А сейчас я точно знаю, что он
правду сказал: с Вовкой здорово, он смешной такой, даже не
представляю себе, что мама могла его не родить, - вот скука бы
ла бы.
...Я подумала, что в полной мере испытала на себе эту скуку.
У родителей я была единственным ребенком, никогда с ними не
расставалась и даже в садик не ходила.
Дашкин рассказ вызвал во мне легкую зависть, я представила
себе, как здорово было бы иметь младшую сестренку или бра1ишку, заботиться о них, вместе играть. Но тут же испугалась, что
у меня не хватит ни сил, ни терпения на такие подвиги, а главное
стало очень обидно поделить родительскую любовь с кем бы то
ни было.
Тогда-то в первый раз я очень ясно поняла, что никогда не ста
ну такой, как Даша, никогда не переступлю в себе некий барьер,
отгораживающий меня от людей...
С этого разговора отношения наши стали совсем близкими.
Мы начали бывать друг у друга дома и даже частенько оставались
ночевать в гостях, особенно при подготовке к экзаменам.
В группе все привыкли, что мы - подруги, хотя относились
к нам по-разному: Дашку обожали, меня - как мне казалось - не
замечали. Вернее, замечали, но как приложение к ней - в ее при
сутствии или когда ей надо было что-то передать.
Летом мы вместе поехали работать в пионерлагерь вожатыми.
Надо ли говорить, как пионеры Дашкиного отряда ходили за ней
толпой, глядя на свою вожатую влюбленными глазами.
Меня же всю смену преследовали неудачи - то укусил какойю инфекционный комар и место укуса раздулось до умопомрачи
тельных размеров, то я сверзилась со ступенек и разбила вдрызг
коленки, то на глазу выскочил ячмень.
К концу смены я дала себе твердый зарок никогда больше в ла
герь не ездить и отдыхать спокойно на родительской даче.
Что я и сделала, пригласив с собой на пару недель Дашку в ка
честве гостьи.
В один из чудесных, хоть и душных, августовских вечеров мы
с ней напились чаю из самовара, залезли на мансарду нашего
бревенчатого домика, и в это время за окнами сверкнула молния,
грянул гром.
Мы сидели на стареньком, пропахшем пылью диванчике, из
которого местами торчали проржавевшие пружины, и смотрели,
как стекло покрывают сплошные водяные потоки. В крошечной
комнатке было тихо и сумрачно - мы не стали зажигать свет.
Я вдруг почувствовала, что меня распирает изнутри желание
поделиться с Дашкой самым сокровенным, самым наболевшим,
17
рассказать ей о том, о чем я молчала вот уже два года. О Коле То
кареве.
Дашкины глаза в темноте поблескивали таинственно и всепо
нимающе, и я спросила:
- Даш, ты когда-нибудь была влюблена?
Она помолчала, словно раздумывая или прикидывая - тянет ли
то, что было в ее жизненном опыте, на любовь, и отрицательно
помотала головой.
- Никогда? - удивилась я.
- Нет, - уже увереннее ответила Даша.
- Ну кто-нибудь же тебе нравился? - не сдавалась я.
Она засмеялась.
- Нравился, конечно. Например, в школе один мальчишка,
давно, еще в седьмом классе.
Я насторожилась. Это уже было приближением к заветной
теме.
- А ты?
- Что я?
- Ты ему тоже нравилась?
- Нет, что ты! Он еще ничего в этом не смыслил, только норо
вил меня хлопнуть учебником по спине. А один раз лягушку мне
в портфель подложил. - Даша рассмеялась еще веселей, но, пог
лядев на мою физиономию, вдруг умолкла.
- Да нет, - сказала она немного погодя, - это вовсе не любовь,
атак... А по-настоящему я еще... мне... никто... - Она как бы не хо
тела всуе произносить такие важные слова и не договорила.
Мы еще помолчали, и, наконец, Даша сказала то, о чем я втай
не мечтала. Она заглянула мне в глаза и мягко спросила:
- А ты?
- Да. Я - да! - прошептала я, хотя мне хотелось крикнуть эту
фразу громко-громко.
- Расскажешь?
Я кивнула. В тот вечер я рассказала ей все. И про Колю, и про
свою жизнь до него, и про предательство Зойки, и про одиноче
ство.
Дашка внимательно, не перебивая, слушала, лишь иногда
вставляя реплики типа - а он? а ты? а она?..
Выговорившись, я почувствовала ни с чем не сравнимое об
легчение, покой, который не испытывала давным-давно. И тут же
испугалась - в темноте мне показалось, что Дашка смеется.
Но она не смеялась. Она смотрела на меня пристально и нем
ного изумленно. Смотрела молча несколько минут. Потом сказа
ла шепотом:
- Какая ты, Анька, счастливая! Такие чувства, переживания!
- Счастливая? - ахнула я. - Да что ты! Я так страдаю, так нес
частна. Если бы ты только знала... - Тут из глаза у меня брызнули
слезы. Я плакала при Даше впервые, да и вообще я никогда ни
при ком не давала воли слезам.
18
19
Она обняла меня, зашептала что-то нежное и успокоительное,
и от этого я заревела навзрыд, опустив голову ей на плечо, не та
ясь, сладко всхлипывая и с изумлением слушая, как прерывается
ее шепот. Прерывается собственными слезами.
Были ли это слезы сострадания ее доброй души, открытой ко
всем страждущим, или прорвалось наружу долго сдерживаемое
напряжение ее непростой жизни? А может, просто в тот момент
ею овладели тоска и беспокойство, так свойственные юности, от
которых даже Дашка с ее оптимистическим нравом не была заст
рахована?
...Да, да, я нужна была Даше не меньше, чем она мне! Теперь я
знала это наверняка. Чем дальше, тем больше мы станови
лись, что называется, не разлей вода, всюду появлялись вместе,
и не было у нас друг от друга ни единого секрета.
Я по-прежнему восхищалась Дашкой, ее волей, жизнелюбием
и открытостью. Но и она видела во мне какие-то хорошие черты,
которые самой мне были неведомы и не заметны. И я становилась
увереннее в себе, сильнее, добрее, глядя на себя ее глазами.
...Так и натикало нам по восемнадцати. Это было событием,
тем более родились мы одного и того же числа, только с разницей
в месяц.
Впервые в связи с нашим совершеннолетием нас отпустили
отдыхать одних. Отец достал на работе три путевки на теплоход,
плывущий до Астрахани и обратно. Третьей с нами собралась
ехать веснушчатая Катя - та самая дотошная моя соседка по сто
лу в первый наш учебный день. И я и Дашка были с ней в прия
тельских отношениях.
Теплоход очаровал нас с первого взгляда - огромный, сверка
ющий чистотой. Уютные каюты, кафе, танцзал, словом, все, что
надо человеку в восемнадцать лет, впервые поехавшему во
взрослое самостоятельное путешествие.
Первые два дня мы усиленно загорали на верхней палубе, бла
го погода стояла чудесная. Дашка сразу покрылась ровным, ме
довым загаром, делающим ее и без того синие глаза ну прямо ва
сильковыми. У рыжей Кати прибавилось с десяток веснушек, а ко
мне загар не приставал. Днем моя кожа краснела, а к вечеру ста
новилась такой же белой, как прежде.
На третий день мы с Катей потеряли к солнечным ваннам вся
кий интерес и стали уговаривать Дашу пойти на экскурсию по
теплоходу.
...Первой их увидела я. Почему-то вдруг сильно забилось
сердце, пересохло во рту.
Их было двое - и один из них вылитый портрет Коли Токарева.
Нет, не портрет, а гораздо, гораздо лучше. Та же стройная, подтяну
тая фигура, те же русые волосы, похожая стрижка. Но гораздо мяг
че взгляд серо-голубых глаз, и улыбка другая - не снисходительно
усталая, как у Коли, а теплая, добрая, будто бы даже смущенная.
5
20
1ы ч ю ? - Дашка удивленно обернулась на меня, застрявшую
мл Липшице с верхней палубы, перехватила мой взгляд и задумч1 ню покачала головой.
Интересно, они на танцы ходят? - поинтересовалась Катя.
Ходч 1, - безнадежно сказала я.
Даша промолчала.
11очор был предрешен без обсуждений. Едва мы зашли в танцHIII и становил ись у ближней стенки, дверь распахнулась, впусмш наших заочных знакомых.
Маш рала музыка, и тотчас нашу Катю пригласил какой-то выi ия с близко и глубоко посаженными глазами, его приехав
шая на тнлоход после удаления зуба жена Марина - полный аншпод супруга, кругленькая, светленькая, сдобненькая и смешлииая; Маша и Даша, ослепленные свалившимся на них чувством,
мри(н.тающие будто во сне, одинаково счастливо-синеглазые;
рыжая Катя и еегоре-поклонник, разведенный студент Сережа,
икалашиийся чрезвычайно настырным.
И vi улыбающаяся резиновой улыбкой, внешне милая и при•и' I липая, внутри раздираемая отчаяньем, жгучей ревностью и за
мш нио. Правда, нельзя было сказать, что на меня совсем уж никп >нс обращал внимания - тот дядечка, что пригласил меня танцепа н. и первый вечер, периодически делал новые попытки. Так что
и последние четыре дня я вовсе перестала ходить на танцы, избами и себя хоть от одного, как мне казалось, унижения.
На берег я сошла конченым человеком. Все два с половиной го
дружбы с Дашей пошли насмарку - я больше не смот6да>ламоей
на себя ее глазами и в одночасье стала такой, какой была до
Iи
шлкомства с ней: завистливой, пугливой и страшно одинокой.
При этом я отлично осознавала: Дашка ни в чем не виновата.
Да, она счастлива, но при этом не менее внимательна ко мне, чем
иногда, да, она любит Пашу, но и меня она любит по-прежнему.
Но мне-то надо было, чтобы она любила только меня! Проникаvicb к себе все большим презрением, я втайне лелеяла бессовест
ную надежду на то, что, может быть, ничего у них с Пашей не по
лучится, и тогда Дашка станет такой же несчастной, как я, - нелю
бимой, брошенной и от этого особенно близкой.
Однако у них все было хорошо. Дашка звонила каждый день и
приглашала куда-нибудь пойти втроем - каникулы еще продол
жались, и от обилия свободного времени мне было еще тошней.
Я шла, хотя, конечно, нужно было отказаться. Я упорно следовала
за ними, куда бы они ни направлялись. Если гуляли допоздна, то
сначала Даша и Паша провожали меня до дому, а потом уже он
ехал провожать Дашку.
Все время, что мы проводили вместе, я молчала. Дашка болта
ла за нас обеих, бросала на меня виноватые взгляды, я видела,
23
как она мучается, как мучается добрый, мягкий Паша, - и не мог
ла заставить себя вступить в разговор. Больше всего в эти мгно
вения мне хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, только бы
не ощущать своих каменных рук, ног и нераскрывающегося, слов
но слипшегося, рта.
Пролетело лето, начался наш последний учебный год, и в один
далеко не прекрасный для меня день Дашка сказала:
- Ань, знаешь, я выхожу замуж, - и улыбнулась своей неподра
жаемой улыбкой.
Надо было что-то сказать ей, броситься на шею, поцеловать,
как это принято между подругами. Но у меня застряли в горле все
нужные слова. А она смотрела на меня - доверчиво, радостно,
ожидающе. И в ее распахнутых глазах я увидела едва заметную
тень непонимания, недоумения.
Что-то будто дернуло меня, и, взяв себя в руки, я пробормотала:
- Поздравляю, - и чмокнула ее в щеку.
В тот день я долго перебирала в уме всевозможные способы
ухода из жизни - Дашкины доверчивые глаза жгли мне душу. Если
бы она могла знать, какая гадость лежит на дне этой души, навер
ное, она бы содрогнулась. Но она не знала и даже не предполага
ла ничего подобного, потому что сама была чиста, как может быть
чист человек лишь в юности.
При мысли о душе мне вспомнился один случай, произошед
ший давно, еще на первом курсе. Одна из девчонок принесла
в группу тест - мы в ту пору очень увлекались этими делами.
Всех вопросов я не помню, но один был таков: описать озеро,
каким вы себе его представляете.
Тут у всех заработала фантазия: кто представлял себе забро
шенный пруд, кто чуть ли не море, кто болото. Я обрисовала глу
бокую, темную заводь, поросшую у берегов тиной, с неведомым,
таинственным дном. А Дашка сказала:
- Озеро круглое, как блюдце, вода в нем чистая, чистая, проз
рачная. И видно все дно, до самого камушка.
Оказалось, что по тесту озеро - это наша душа. Тогда мы сме
ялись, а теперь я понимала, что в тесте было разумное зерно. Та
кая и была в те годы Дашкина душа - кристально прозрачная, без
единой задней мысли.
...Под новый год Даша и Паша сыграли свадьбу. Я не стала на
ней свидетельницей, хоть Дашка и уговаривала меня. Просто ис
пугалась, что не совладаю с собой и что-нибудь выкину - теперь я
часто не могла сдержать слез и ревела при Дашке, не стесняясь,
объясняя свое тоскливое состояние несчастной любовью к Коле.
Отчасти это было правдой, но лишь отчасти. Однако Дашка ве
рила мне, утешала, как могла.
Потом были выпускные экзамены. После них мы подали доку
менты в институт - я на дневной, а Дашка - на заочный факультет.
Она уже была беременна сроком три месяца. Я понимала, что ви
деться мы теперь будем реже.
24
K mhmcvi, она гоже понимала это. Как-то, когда я была у них
и мм.iих а жили они у Паши, в его однокомнатной квартире, досымшписи ому ог бабушки, - она обняла меня и во взгляде ее я
м|М!ЧИ1ллл I русть и тревогу.
I ы модь будешь приходить ко мне, когда родится маленький?
Дашка поглядела на меня с надеждой.
VI киинула. Я знала, что сидеть с ее ребенком будет некому: ее
нам» рл(кмала, дома оставался совсем еще маленький брат. У Па
ши роди юли по полгода в командировках.
РиОоиок родился недоношенным, восьмимесячным, очень
< лаОым. Сама Дашка тоже чуть не сыграла в ящик при родах - не(>*идлш1о стало плохо с сердцем. Я бы с ума сошла от всего этоin, но но Даша! Она спала по четыре часа, полоскала огромные
ш м г пеленками, выгуливала с коляской необходимые младенцу
часы и, чю особенно невероятно, ухитрялась при этом на отлич
но сдавать сессии.
VI, конечно, приезжала помогать ей, но не так часто, как могла
оы VI училась в институте, но учеба мне не нравилась. Не нравили( :i, и Iювые подруги, с которыми я не могла найти общий язык. По
11 >;mi ini 1ию с Дашей они казались более взрослыми, искушенными,
циничными, тем более, почти у каждой была своя личная жизнь.
А я асе по-прежнему коротала свои дни в одиночестве.
И однажды мама, которой надоело ежедневно видеть мою за|мat, итую, кислую физиономию, позвонила двоюродному моему
ор.иу Вадиму. Вадик пару лет назад окончил геологоразведоч
ный институт, успел побывать на Камчатке и недавно вернулся
и Москву.
VI подслушивала их разговор, стоя под дверью кухни. Мама
просила Вадика познакомить меня с кем-нибудь из его друзейI пологов, благо их у брата было немало. Мне было омерзительно
с1ыдпо, но я не вошла в кухню и не остановила ее.
Через пару дней Вадим позвонил сам и позвал к телефону меня.
Анька, - проговорил он деловито и сурово. - Слушай сюда.
I с I ь один парень, только-только приехал с Сахалина, из экспедиI*ии. Не Ромео, но для ухажера сгодится. Намерения у него самые
серьезные, так что быстро все взвесь и отвечай - знакомить тебя
с ним или нет?
В этот момент я подумала, что больше ждать журавля в небе
у меня просто нету сил. Никогда не улыбнется мне голубоглазый,
русоволосый принц с теплохода... Так стоит ли понапрасну топить
в слезах молодую жизнь? Как писал Пушкин - «Привычка свыше
нам дана, замена счастию она». А еще в народе говорят - стерпится-слюбится.
- Знакомь, - решительно сказал я.
Сахалинца звали Женя. Он оказался довольно высоким, худо
щавым парнем, уже заметно начинающим лысеть. У него были
приятные черты лица, только какие-то мелкие, маловыразитель-
7
25
ные. Мы втроем с Вадиком пошли в ресторан, и Женя с размахом
заказал ужин. Я ела икру, пила шампанское и видела, как почти
тельно смотрит на Женю официант, подающий нам блюда.
Словоохотливостью мой новый знакомый не отличался, в ос
новном молчал и курил сигарету за сигаретой. Молчала и я, поэ
тому Вадиму пришлось стараться за всех. Он острил, рассказы
вал анекдоты и смешные случаи из экспедиций.
Заиграла негромкая музыка. Женя бросил недокуренную сига
рету в пепельницу, встал во весь свой внушительный рост и пред
ложил мне:
- Потанцуем?
Я кивнула. Танцевал он хорошо, тонко чувствовал ритм, дви
гался легко и даже грациозно. Мы остались у эстрады еще на
один танец, потом еще. А потом зазвучала популярная в те годы
песня «Снег кружится».
Женя прижал меня к себе тесней, наклонился к самому моему
лицу и произнес негромко, но внятно:
- Выйдешь за меня замуж?
От неожиданности я поперхнулась. Так быстро? Ведь он знает
меня несколько часов и вовсе не выглядит влюбленным. Лицо его
по-прежнему оставалось мрачноватым и непроницаемым, лишь
на лбу мелкими капельками бисерно поблескивал пот.
Он не торопил меня, плавно кружил в танце и ничего больше не
говорил. Ждал.
Снег кружится, летает, летает,
И поземкою клубя,
Заметает зима, заметает
Все, что было до тебя
- ласково пел со сцены худенький, длинноволосый юноша с гита
рой.
Мне вдруг показалось, что все это происходит не взаправду,
а лишь во сне, слегка закружилась голова, ноги стали ватными.
И прежде, чем я успела о чем-то подумать, губы мои сами произ
несли:
- Да. Согласна.
Женя кивнул и, нагнувшись еще ниже, поцеловал меня в губы
аккуратным, умелым поцелуем.
...Дальнейшие события развивались стремительно. Мы пошли
в салон и купили мне свадебное платье и туфли, а Жене заказали
костюм в ателье. Родители забронировали ресторан, накупили
пригласительных открыток. Вадик бегал договариваться насчет
ансамбля и машин.
А я... я не чувствовала ничего, кроме отупения. В тот самый
первый день нашего с Женей знакомства, совсем поздно ночью
Вадик, приехавший проводить меня и оставшийся у нас дома,
рассказал мне, что его приятель бежал с Сахалина от несчастной
26
пкнжи. Приехал в Москву и дал зарок, что женится в ближайшие
м* несколько недель.
Все это брат поведал мне под строжайшим секретом, считая,
•но не имеет права умолчать о том, что сподвигло Женю на столь
•I-:пропалительное решение о свадьбе.
Женька - парень мировой, - изрек Вадик в завершении раз| смюра. - Все у вас будет о’кей, как говорится, стерпится, слю
ни 1СЯ.
Маме я ничего не сказала про Женину несчастливую сахалинс
кую любовь, и через два месяца зарегистрировала свой брак
и I рибоедовском загсе.
Свидетельницей у меня была Катя, сама вот-вот собирающая
ся замуж за своего усатого Сережу, от которого ей так и не удамось отвязаться. Даша на момент нашего бракосочетания подхм. и ила лютый грипп и лежала дома с температурой сорок.
Вскоре после свадьбы я поняла, что жду ребенка. Женя был
счастлив, кормил меня фруктами, водил гулять и обещал стать
ипразцово-показательным отцом. Отношения у нас с ним были
ровные и дружеские, правда, не слишком теплые, и никогда ни он,
ни я не заикнулись о прежних наших увлечениях.
Родился Андрюша, маленький, розовый комочек, жалобно пи
щащий, трогательно шевелящий крохотными ручками и ножками.
Я смотрела на него, голенького, лежащего на столе и пронзи
тельно орущего, и мои глаза застилали слезы. Это было счастье,
первое настоящее, солнечное счастье в моей печальной и туск
лой жизни.
Через неделю после нашей выписки из роддома примчалась
Даша, притащила целый пакет с почти новыми распашонками и
ползунками, две авоськи зеленых яблок, ворох бутылочек, со
сок.
Ее Валерка уже делал первые шаги по квартире, она захватила
с собой карточки - на них толстый малыш с яркими синими, как
у Дашки, глазами, деловито ел кашу, размазывая ее по щекам.
Какое-то время мы пробовали встречаться, вместе гулять, но
это было нелегко - Дашка теперь жила в другом районе и ей с ма
лышом приходилось добираться до нас на двух автобусах с пере
садками.
Так что постепенно наше общение стало лишь телефонным.
Андрюша рос, я училась, Женя работал в НИИ. Так незаметно
пролетело три года.
А затем пришли новые времена. Времена приватизации, ры
ночных отношений, активного создания коммерческих
8структур.
Женя как-то быстро, сразу сориентировался в происходящем,
и вскоре после августовских событий девяносто первого года,
когда наступила полная свобода предпринимательства, они
с друзьями открыли фирму по продаже стройматериалов.
27
Поначалу я не понимала смысла их деятельности: всё во мне
противилось торгашеству, я жалела, что Женя бросил свой инсти
тут, не закончил диссертацию, занимается черт знает чем, круг
лые сутки отсутствует дома, и снова завидовала Дашке, у которой
Паша продолжал писать картины и работу свою менять ни на что
не собирался.
Однако вскоре все резко изменилось. Прошло чуть меньше го
да, и Женя стал возвращаться раньше. На столе у нас появились
дорогие и редкие продукты из центральных магазинов.
Летом мы с Андрейкой поехали к маме на дачу, а в нашей квар
тире начался грандиозный ремонт. Он шел все лето и часть осе
ни. Когда, наконец, мы вернулись в Москву, я не узнала свое жи
лище.
Все было переделано, коридор расширился, туалет и ванная
слились в один большой не то бассейн, не то банный зал, потол
ки сверкали зеркальными плитками, паркет был залит ослепи
тельно блестящим лаком. Обои напоминали дворцовые гобеле
ны, а между прихожей и кухней красовалась полукруглая арка.
Я долго не могла поверить, что здесь нам предстоит жить.
А дальше мы поехали по магазинам выбирать все новое - от
мебели до носовых платков. Двери шикарных салонов открыва
лись перед нами, навстречу с услужливой улыбкой выходили про
давцы.
Это было так непривычно, так ново. Обычно я заходила в мага
зины с трудом и мучительно стеснялась попросить продавцов по
казать мне товар. Но тут я перестала трусить и спокойно, не торо
пясь, перебирала целый ворох вещей, пока не находила самое
что ни на есть лучшее.
Женя эту мою разборчивость очень приветствовал.
- Не спеши, - назидательно говорил он, - Пусть попотеют, им
за это хорошо плачено, у нас есть право выбирать.
Мы обставили квартиру, и она стала выглядеть как картинка
в импортном журнале по домоводству.
Теперь и поход за продуктами превратился для меня в дело
весьма приятное: я стала посещать недавно открывшийся рядом
супермаркет. Там было все, что только можно пожелать, и всегда
отсутствовали очереди. Кассиры и продавцы скоро запомнили
меня и любезно улыбались, встречая у входа, советуя, что взять
посвежей и повкусней. Они вели себя так по отношению к каждо
му постоянному клиенту, но мне все равно ужасно нравилось их
внимание и почтение. Постепенно я научилась беседовать с ними
о погоде, политике и прочих мелочах, тогда как раньше сказать
слово незнакомому человеку для меня было пыткой.
Но самым главным событием, полностью окончательно изме
нившим мое сознание, стало посещение салона красоты - одно
го из центральных, дорогих и престижных.
Первый раз меня привел туда Женя. Я отчаянно стеснялась и
артачилась. От нескольких визитов в парикмахерскую у меня на
28
н< iм.
I laaainpa без пяти шесть я встретила Дашу с сыном возле ос
ин итки. Они отправлялись к ее маме.
Даша глянула на меня с благодарностью и доверием.
Мое будет хорошо, - пообещала я ей и направилась к подъИ |ду.
I l.i самом деле я не была уверена, что все будет так уж хоро
ни» Нашу последние годы я почти не видела, в гости к нам Даш! п приходила всегда одна или с Валеркой. Я же и вовсе не была
у них целую вечность. И теперь мне вспоминались времена,
предшествующие новой моей жизни: мое косноязычие в Пашкиним присутствии, его вежливый, но равнодушный взгляд, кото
рым он удостаивал меня в те редкие минуты, когда не пожирал
I панами Дашу.
Конечно, теперь все изменилось. Я знаю, что отлично выгляжу,
нм» нравлюсь многим мужчинам - например, коммерческий диромор Женькиной фирмы и его ближайший друг неоднократно
д ав ал понять, что рад был бы завести со мной роман.
Л Дашка - конечно, она хороша, но уж больно утомленной выгмчди1, какой-то потускневшей, что ли.
Дверь долго не открывали. Настолько долго, что я даже по
думала, не ушел ли Паша куда-нибудь сразу вслед за Дашей, да
Iаь. ню мы его и не заметили.
11о Iу г, наконец, в замке завозились, и Паша предстал на пороin Он поглядел на меня с удивлением и растерянностью:
Аня? Вот не ожидал, что заглянешь. А Дашка-то...ушла. Заimma, что ли, про тебя? - Он выглядел смущенным, сделал приг
лашающий жест рукой, пропустил меня в прихожую. - Ты заходи,
ннп быстренько вернется. В поликлинику побежала с малым, тут
недалеко.
Я кивнула, изображая недоумение, в соответствии с разрабо1.1ИНЫМ планом - мол, мы же договорились. Я была рядом по рагмпе и обещала зайти.
Пошли-ка, я пока что угощу тебя кофе. - Паша повел меня по
у m ill .КОМУ КОРИДОРЧИКУ.
Ч уже отвыкла от таких квартир. Нет, все здесь было чисто и акI ура н ю, но мебель, обои и вообще обстановка показались мне
удручающе убогими. Я подумала, что ни за что бы не смогла жить
|нк теперь, когда вот уже несколько лет меня окружают красивые,
добротные и дорогие вещи, когда уют и комфорт в доме проду
ман до мелочей и отнюдь не дешевых мелочей.
Мы зашли на светлую, крошечную кухоньку, стены которой
сплошь были увешаны картинами. Одна из них, висевшая прямо
напротив окна, на мгновение лишила меня дара речи: на блед
но-сиреневом фоне то ли виднеющихся вдали цветов, то ли
просто клубящегося тумана была изображена Даша - и как
изображена!
2. «Мы>. №1
33
Мне стало сразу ясно - все мои мысли о том, что Паша не очень
хороший художник, раз не умеет заработать деньги, полная чепуха.
Хороший он художник. Не просто хороший, а прекрасный. Может
быть, даже гениальный. Напиши он лишь один этот портрет, все
равно имел бы право считаться настоящим, большим мастером.
Дашка на картине...как бы это передать... словно бы летела.
Все в ней светилось: лицо, глаза. На черных, растрепанных воло
сах - венок из ромашек, и в руках ромашки, много, много, целая
охапка. Длинная юбка развевается по ветру.
Столько счастья в этой картине было, столько восторга, моло
дости, силы, что я никак не могла оторвать от ее глаз.
- Нравится? - Паша поставил на стол чашку с кофе и вазочку
с печеньем, сел на старенький, обитый дерматином табурет.
- Очень, - искренне ответила я, - Давно написал?
- Давно, - вздохнул Паша.
Я села напротив, окинула его осторожным и внимательным
взглядом. Вроде не так он и изменился - разве что тени залегли
под глазами и похудел. Раньше был стройный, мускулистый, а те
перь стал суховатый. Но следов явного пьянства я не обнаружила.
По-прежнему голубые глаза смотрели на меня чуть исподлобья,
с какой-то новой, незнакомой настороженностью.
- Ну, а как сейчас дела? - как можно деликатней спросила я,
стараясь направить разговор в нужное русло.
Паша грустно усмехнулся.
- Паршиво, если честно. Неужели Дашка не рассказывала?
Впрочем, она гордая, могла и промолчать. - Он кивнул на висев
шие по стенам картины. - Никто не хочет это покупать, Ань.
И в комнатах картин полно - их тоже никто не желает.
- Но почему? - поразилась я. - Ведь они же замечательные.
- Правда? - Паша посмотрел на меня с благодарностью. Глаза
его зажглись, стали теплыми, как летнее небо.
В этот момент я поняла, почему Дашка не хочет с ним расста
ваться, несмотря на нужду и все прочие тяготы жизни. Ах, если бы
Жене, идеально выдержанному, прекрасно зарабатывающему,
почти не пьющему Жене хоть капельку того света, что был сейчас
в Пашкином взгляде. Но увы!
- Тематика у меня не та. - Он безнадежно махнул рукой. - Сей
час модно стилизации делать или лубок. А я этим не занимаюсь.
- А если попробовать выставить в салон?
- Пробовал. Они такие цены назначают - закачаешься.
Он встал из-за стола и стоял передо мной, слегка поникший,
несчастный и все равно бесконечно обаятельный и желанный.
Внезапно я почувствовала зависть к Дашке, глупую, острую за
висть. Мне захотелось срочно очутиться на ее месте, стать хозяй
кой этой бедной квартирки и возлюбленной голубоглазого, пью
щего и неудачливого художника.
«Но это же бред, - сказал я сама себе, - ты же видишь, что
Дашка несчастна. Чему можно завидовать?»
34
Меж тем Пашка смотрел на меня с ожиданием - видно было,
•но мои слова явились для него бальзамом, что он жаждал хоть
чьей-то похвалы. Никогда раньше в его взгляде, устремленном
и мою сторону, я не читала такого искреннего интереса, такой
И'ПЛОТЫ.
Кровь вдруг прилила мне к лицу, и я ощутила приятную слапоогь, разливающуюся по всему телу. Ни о чем уже не думая,
л кшько не отрываясь глазами от Пашкиных ослепительно-голупых глаз, я проговорила:
Ты гениальный художник, Паша. Все гении при жизни не бы
ли востребованы.
Он рассмеялся.
- Скажешь тоже!
Но я видела, что ему приятно.
И меня понесло, закрутило.
- Зря ты мне не веришь. Я-то вижу со стороны, мне не нужно
in тебя денег на еду, шмотки и прочую дребедень, как Дашке. Помоему, ты имеешь право на временные неудачи, ведь так было со
всеми, кто хоть чего-то стоил.
«Что я говорю?» - промелькнуло у меня в голове. Я осторожно
поглядела на Пашу. Тот внимательно слушал и молчал. Ободрен
ная его вниманием, я продолжала:
- Я знаю, что ты мне сейчас скажешь: что истерзался со
вестью, что не можешь помочь семье, доставляешь страдание
близким. Что Даша не одобряет твое якобы бездействие. Так?
- Ну, в общем... да, - кивнул он, и добавил не очень уверенно:
- Но Дашка-то как раз ничего такого не говорит. Мне самому
стыдно до чертиков - я уже готов хоть ночным сторожем пойти,
только чтобы эта жизнь прекратилась. Но... - Он болезненно по
морщился. - Не могу я не писать, понимаешь? Умру.
Он произнес это так просто и безнадежно, так горестно, что я
легко ему поверила - умрет. Не писать картины Пашка не сможет,
эго для него главное в жизни, это - сама его жизнь.
- Ты прости, - сказала я, - но хочешь правду?
Он удивленно уставился на меня.
- Дашка не совсем тебя понимает. Мы с ней разговаривали
несколько раз, и мне кажется... ну, в общем, если бы она по-нас
тоящему верила в твое призвание, то смогла избавить тебя от уг
рызений совести. Поверь, женщина может ненавязчиво, незамет
но устроить так, что мужчина рядом с ней будет чувствовать себя
счастливым и уверенным, независимо от всего.
«А ведь это подлость», - произнес внутри меня какой-то посто
ронний, холодный и спокойный голос, но я мысленно зажала уши
и торопливо докончила:
- А Дашка всегда была чудесной, доброй, веселой, но чуточку
толстокожей, слишком радостной, чтобы понять такие тонкости.
Паша как-то странно улыбнулся. Мне показалось, ему понра
вились мои слова. Я молила Бога, чтобы он сказал: «Да, да, так
2*
35
оно и есть. Просто я никому, никому не мог об этом сказать.
И только ты поняла меня».
Что за этим последовало бы, я не представляла, но все во мне
напряглось и замерло в ожидание этих восхитительных слов.
Но он спросил, глядя куда-то в сторону, нарочито равнодушно:
- Значит, это Дашка во всем виновата?
- Нет, я так не говорила, - испугалась я, - я только хотела убе
дить тебя...
- А мне кажется, ты именно это и сказала. - Голос его оставал
ся таким же ровным, тихим, бесцветным, и почему-то это всели
ло в меня страх, как если бы Пашка внезапно заорал и застучал
кулаками по столу.
- Ты не понял. - Я постаралась придать голосу максимальную
убедительность, какую только могла. - Я имела в виду, что...
- Обидеть художника может каждый, - вдруг резко рассмеял
ся Паша.
- Да, да! - Я с готовностью засмеялась ему в ответ, радуясь,
что он шутит.
- А понять, значит, его можешь только ты.
Паша окинул меня преувеличенно внимательным взглядом
с головы до ног, отчего мне тут же захотелось провалиться под
пол пятиметровой кухни.
- Я тебе, знаешь, что скажу, - задумчиво проговорил он и подо
шел ко мне вплотную. - Я Дашкиного мизинца не стою. Она для
меня - все. Не знаю, что она говорила тебе, но меня за три послед
них года ни в чем не упрекнула. И правильно я себя чувствую пос
ледней скотиной - я ради нее ничем не пожертвовал, а она для ме
ня поступилась всем - здоровьем, молодостью, карьерой. Всем!
Я молчала. Во мне все омертвело, и после недавней теплоты и
расслабленности все тело сковал како-то могильный холод. Буд
то я вернулась в свое шестнадцатилетие и сидела за партой
в классе училища.
Паша заметил мое состояние, слегка смягчился, сел обратно
за стол, помолчал. Потом грустно и с укором произнес:
- А ведь ты Дашку не любишь. Эх... А она-то считает тебя самой-пересамой лучшей подругой, за тебя хоть в огонь...
Этого я вынести уже не могла. Вскочила, опрометью добежала
до прихожей и выскочила за дверь.
Как же я ненавидела в эти минуты и Дашу, и Пашу, их неведо
мую друг другу круговую поруку, счастливую неудачливость, сте
ны их хрущобы-трущобы, оклеенные дешевыми обоями и уве
шанные гениальными картинами!
Я пробежала почти целый квартал, всхлипывая и бормоча про
себя бессвязные ругательства и жалобы, пока не заметила, что на
меня оборачиваются прохожие. Тогда я остановила машину.
Водитель оказался симпатичным молодым парнем. Он всю до
рогу пытался завязать разговор, но я молчала, как рыба. Парень
осознал безнадежность своих стараний, врубил на полную гром36
мм ti, магнитолу, и весь остаток пути мы проехали под развеселое
I u m ii.i-Ксюша-Ксюша, юбочка из плюша...».
V! in,пила из машины с твердой уверенностью, что никогда
in Шипп не увижу Дашу. Не нужна мне эта детская дружба, не нуж
ны ииоотные, унизительные воспоминания.
11 ют день я долго не могла заснуть, ворочалась с боку на бок,
Н1 Ш.1 иллокордин, и Женин мирный храп вдруг показался мне соImi )i|miпю отвратительным.
11нзнитра позвонила Даша. Голос ее был взволнованным.
11у как? - спросила она. - Вы поговорили? Пашка такой сердиtun пчора был, я подумала, может, это хорошо? Ты в нем волю пропудинл, а то он в такой апатии пребывает все последнее время.
Знаешь, Даш, - сказала я ей очень вежливо, - прости. Я не
м ш у сейчас с тобой говорить. Андрюшка капризничает. Созво
нимся потом, ладно?
Хорошо, - сразу согласилась она, хотя в тоне ее чувствованш:i, разочарование. - Ты мне перезвонишь, когда освободишься?
Или ты мне... попозже. - Я повесила трубку, собрала абсоMiuiiio спокойного и послушного Андрейку и отправилась в гости
* приятельнице по бассейну Нине.
Даша позвонила через день. К телефону подошла мама, приепиная понянчить Андрея.
Скажи, что меня нет дома, - попросила я ее.
Мама удивилась, но просьбу мою выполнила. Еще через несI () лько дней Даша предприняла последнюю попытку, но к этому времся.
чества с Юриом Лйаоншписо м ?
- Был. Роди юли донушки,
с которой и жил и ю время,
меня продюсировали. Но по
том и я и они осознали, что
ничего но понимакл в этом,
что все это очень сложно.
Впрочем, я не отчаивался;
писался в «Союзе». Просто
для меня невыносимо стоять
на месте, все время хочется
изменений каких-то.
- Видимо, поэтому ты и
приехал в Москву. А у тебя
была конкретная цель?
- Я поступить в Гнесинку
приехал. Еще дома, когда
157
твоему творчеству какой-то
смысл. Который, кстати,
заключается и в деньгах то
же. Ведь в слове «шоу-биз
нес» вторая составляющая
далеко не последнюю роль
играет. А мне на эту тему
трудно рассуждать, потому
что я скорее музыкант, чем
коммерсант.
Но тебе не обидно, ког
да говорят: вот, мол, возьми
те любого, денег в него вло
жите, и он тоже станет Д и
мой Биланом?
- Так вы попробуйте сде
лайте так, чтобы в вас вложи
ли деньги! Я думаю, это уже
немаловажно. Потому что
вкладывать в «любого» никто
не станет! Думаю, я был д о с
тоин этого. Надеюсь! Ведь
если человек не считает себя
лучшим (в чем-то), он мало
чего добьется. И каждый, кто
сейчас рассуждает так, что
«он популярен только пото
му, что в него вложили день
ги», на самом деле очень хо
чет оказаться на моем месте.
И если это вдруг случится,
если в него кто-то вложит
деньги, он тут же перестанет
рассуждать подобным обра
зом. А вообще зависть - пло
хое чувство.
- А т ы болезненно реаги
руешь на разны е сплетни
про себя?
- Не то чтобы совсем не
реагирую, но... Просто я
знаю, что есть на самом д е
ле, и мне не хочется тратить
силы, нервы и время на то,
чтобы что-то кому-то дока
зывать. Тем более что этого
«кого-то» правда на самом
деле не интересует, ему все
А тебе не кажется, что
по большому счету ты - та
ж е «Фабрика звезд», но
только там процесс превра
щения в звезду происходит
прилюдно и сущ ествует ка
кая-то видимость конкурса,
а в проекте «Дима Билан» не
так все явно и продю сер р а
ботает только над тобой.
Я утрирую, конечно, но по
сути...
Дело в том, что каждый
ставит перед собой опреде
ленные задачи. У «ФЗ» они
одни, у меня - другие. Ко
нечно, не хотелось бы назы
вать себя проектом, но, м о
жет быть, так оно и есть. Но
не зря же многие очень хо
тели бы оказаться на моем
месте или попасть на «Фаб
рику звезд», неужели моло
дые люди мечтали бы о ка
кой-то ерунде? А помощ ь
человека, который разбира
ется в шоу-бизнесе лучше
тебя, очень нужна и важна.
Продюсер - это человек, ко
торый пытается придать
158
рнммм,
ЛОМИМ.
Девушек выбираем на
кастингах, конечно. Для это
го и существуют модельные
агентства. Хотя, например,
с Викой, которая в послед
нем клипе снялась, мы в Юр
мале в прошлом году позна
комились, когда я принимал
участие в фестивале «Новая
волна», общались тесно, и
когда я этим летом в Юрмалу
приехал, решили сделать
вместе клип.
nw MIH
И I ЧИ)ММ 1, 'М О спою
IIH Itll.
-
Э м и|м ои1 ||м (Ж М . ни ;Ш ) мм
«учтя пушим,
ей и /и Iyi нм |iy< /ю
фИ1 НО И О Д ",
/7(11/МЙI,
НМНрИМЩ), нппи-
СН)Ь
Му дм ИноОщо и рнбо1МЮ I, М|1М(|М1С(.И1)НМШ>НЫМИ
ком) ими ю|)нми,
мранжироищикими, Но мои шкеты и
мим му лик а южо имеют
мпшо ом и». Для меня тот
бнрьор, к(нди человек пишо1 чк>- к>, но никому не покааымпо i. потому что боится
чужих суждений, уже прео
долен. Иногда как будто вто
рое дыхание открывается.
Я могу сидеть очень долго,
писать что-нибудь, и это
здорово. Например, песню
«Полная луна» (она, кстати,
в альбоме единственная
полностью моя) я в Лондоне
писал: сидел на тротуаре
с видеокамерой, прохожие
на меня косились, машины
мимо проносились... В об
щем, атмосфера очень здоровская была, и песня полу
чилась хорошая.
А свободное врем я как
проводиш ь? Я, конечно, по
нимаю, что его практически
нету, но в с е же...
- Если выдается пара сво
бодных часов, стараюсь
в парке где-нибудь посидеть.
В одиночест ве
с ком панией?
и ли
С самыми близкими
друзьями, которых едини
цы... Теперь уже единицы раньше много было друзей
так называемых, но со вре
менем, когда у меня стало
-
Отличный бы, кстати, и
клип получился!
- Да у меня есть матери
ал! Я ходил по Лондону с ка
мерой в руках постоянно и
писал треки для «Я так люб
лю тебя». Очень хочу сделать
повторный клип на эту пес
ню, любительский такой.
Кстати, по поводу кли
пов. Вот многих интересует:
девушки, которые в них сн и
маются, - это твои подруги
или просто м одели пр о ф ес
сиональные, которых на кас1ИШЛХ тбирают?
159
Ты, я смотрю, всё «за
морские» имена называл...
Нам, отечественным, еще
расти и расти?
очень мало свободного вре
мени, когда появились новые
интересы, изменились неко
торые взгляды, взаимопони
мание с этими людьми ис
чезло. Впрочем, особых со
жалений у меня по этому
поводу нет - раз те отноше
ния не выдержали испытания
сменой
приоритетов, то,
значит, и не были они друж
бой настоящей.
- Не то что расти, а, м о
жет быть, просто научиться
смотреть чуть дальше своего
носа. У нас много есть раз
ных хороших штук, но мы ша
гаем всегда после кого-то.
А если у нас и появляется ка
кое-то новшество, то его, как
правило, даже не замечают,
потому что у нас не умеют
его грамотно преподнести.
И потребуются годы, чтобы
научиться.
А музыку в свободное
время ты какую любишь пос
лушать?
Последние два дня
у меня Робби Уильямс в пле
ере. Еще «Энигмы» послед
ний альбом очень нравится,
«Де Фазз» обожаю... А вооб
ще мне много кто нравится,
думаю, привязываться к че
му-то одному не очень инте
ресно, тем более что сейчас
находишься в таком возрас
те, когда очень многое впе
чатляет. К тридцати годам я,
может быть, стану слушать
рок какой-нибудь, Оззи О с
борна.
Кстати, интересно было
бы узнать твое восприятие
концертов коллег. Ты ведь,
наверное, оцениваешь про
исходящее не только как
обычный зритель, но еще и
как артист?
- Я почему-то на бэк-вокалистов
часто
смотрю.
А так... Конечно, учусь чемуто...
Вот уже и на сольный
альбом выучился!
А ты своего любимого
Крейга Дэвида не забыл упо
мянуть, с которым, кстати,
тебя многие почему-то так
часто сравнивают?
- Да... Надеюсь, что вы
послушаете моего «Хулига
на», и вам понравится. Пой
мите, что там много глубо
кого, там находится все то,
что я пережил за этот год.
В каждой композиции есть
реальный момент, который
происходил со мной; радос
ти, страдания - все попало
в песни. Не знаю, мож ет
быть, я слишком серьезно
об этом рассуждаю... Но
у меня правда в душе столь
ко всего творится!
- Я его не стал называть,
потому что все уже об этом
пишут. Надоело уже. Мне он
просто очень нравится неко
торыми своими правильны
ми, качественными м о м ен
тами.
Его
песни
мне
действительно интересны.
Вообще ритм-энд-блюз мне
по душе, мне нравится рабо
тать в этом стиле. Но не все
же так однопланово. У меня
много песен разных.