Верность [Павел Павлович Гусев] (fb2) читать онлайн

Павел Гусев Верность

П. Гусев

Русский хлеб

Фёдор Пекарь ещё мальчиком, с Гражданской войны, любил запах хлеба. Скорее всего, потому, что хлеба Фёдору никогда не хватало. И он часто ходил к хлебозаводу – подышать ароматом выпечки. Жизнь шла, менялась, а Фёдор по-прежнему оценивал её по хлебу: если его не было, жизнь становилась плохой. И он с родителями скитался по городам в поисках лучшей доли: а она была там, где был хлеб. Через много лет хлеба стало вдоволь. Но родителей уже не было, от старости они ушли в мир иной.

И Фёдор, будучи уже подростком, пошёл работать на хлебозавод. Вначале был подсобным рабочим, затем вырос и до мастера. Он хорошо знал своё дело: хлеб у него получался пышный, сдобный, с приятным запахом – сразу появлялось желание его отведать. Многие, с кем работал Фёдор, старались выпечь такой же, но у них не получалось и они говорили:

– У него настоящий дар – выпекать вкусный хлеб! Ему и фамилия помогает!

Со временем Фёдор, продолжая работать на заводе, женился на сотруднице, был счастлив с ней. Каждый год у неё рождалось по мальчику: крепкие, упитанные.

– Это они у меня такие от хорошего хлеба! – смеялся Фёдор.

Но однажды счастливая, мирная жизнь оборвалась: на Родину вероломно напала фашистская Германия.

А вскоре Фёдора призвали на войну. Ему выдали армейское обмундирование, а затем вместе со всеми отправили в пригородную зенитную часть и определили подносчиком снарядов. В первый же день его расчёт отразил атаку вражеских самолётов.

Прошёл месяц, наступило затишье. Как-то зенитчики расположились на отдых. Фёдор лежал и думал: «Как там живут детишки, жена, есть ли у них хлеб?» И он решил: «Дом недалеко, навещу их и вовремя возвращусь, никто и не увидит». Встал и пошёл.

Вскоре добрался до дома. Жена от счастья плачет, детишки от радости на нём виснут. Поставили на стол пыхтящий паром чайник, сахарницу с несколькими кусочками сахара и хлеб – сухой, порезанный на маленькие кусочки и ничем не пахнущий. Но не успел Фёдор отпить глоток чая, как вошёл военный патруль:

– Дезертир! – сказали военные и поволокли его на улицу.

Жена бросилась за ними, дорогу загородила, за ней детки гуськом, и всё кричат:

– Не пустим!

Тут мимо автомобиль чёрный проезжал. Остановился, а из него генерал выглянул и спрашивает:

– Что случилось?

– Да вот, приказано дезертира задержать и перед строем расстрелять!

– Что же ты, солдат, такое натворил? – спрашивает Фёдора генерал.

– Моя воинская часть неподалёку, – стал оправдываться Фёдор, – вот я и решил семью навестить, узнать, как они тут без меня, есть ли у них хлеб? Хлеб – всему голова, если его нет – жизнь плоха.

– Почему ты так думаешь? – прервал его генерал.

– А я до службы хлеб пёк и знаю!

Вспомнил генерал, что совсем недавно он ещё ел душистый хлеб, а сейчас он уже совсем не такой, и заинтересовался солдатом.

– Как фамилия твоя?

– Пекарь, товарищ генерал! – отчеканил Фёдор.

– Я фамилию спрашиваю, а не специальность! – не понял генерал.

– А у меня и фамилия, и специальность одинаковые!

Помолчал генерал, а затем произнёс:

– Видно, тебе не сказали, что из части уходить нельзя – это преступление! – и приказал офицерам: – Солдата направить в штрафную роту, а о семье пусть не беспокоится!

И попал Фёдор на передовую. Штрафники первыми атаковали огневые точки врага, а за ними шла пехота.

Так прошло два года. Многие сослуживцы Фёдора погибли, а он остался жив. Но его никогда не покидала мысль о семье и о хорошем хлебе. Тот, что им давали на войне, и хлебом-то назвать было нельзя. И когда во время затишья рассеивалась пороховая гарь, чувствовался свежий воздух и запах цветов, Фёдор думал: «Вот с каким ароматом надо выпечь хлеб!»

Однажды, ожидая очередного приказа роте идти в наступление, Фёдор с грустью размышлял о том, что даже после артподготовки неприятельские дзоты встретят бойцов ливнем огня и вряд ли он вернётся домой.

Тут всем штрафникам принесли паёк: консервы и буханки хлеба – недопечённого, почти сырого. Фёдор нашёл большой лист железа, затащил в окоп, разжёг под ним огонь – так, чтобы фрицы не увидели, и стал колдовать над хлебом. Разрезал его вдоль, из открытых консервных банок вылил масло, сорвал какой-то травки, и всё это распределил на раскалённом листе. И тут аромат свежего хлеба разнёсся, казалось, по всей земле! Аппетит у всех бойцов появился небывалый, а когда поели, – и сил прибавилось.

И вот удивительно: противник, ранее постреливающий, замолк. А когда штрафники пошли в атаку с криком, выстрелов от неприятеля так и не последовало. В дзотах больше не было врага.

Солдаты смеялись и говорили:

– Фашисты не выдержали аромата хлеба и ушли – пообедать!

Генерал, узнав о случившемся, поинтересовался:

– Кто же этот герой, хлебом прогнавший фашиста? Как фамилия солдата?

– Пекарь, товарищ генерал!

– А-а, я его знаю! Переведите-ка его из штрафроты в солдатскую пекарню. Пусть теперь хлеб наш боец выпекает: ароматный дух сил да выносливости прибавляет!

И с тех пор по всему фронту стали развозить удивительный хлеб, дающий силу русскую. И враг был изгнан с нашей Родины.

А потом Фёдор вернулся домой, и встретили его как победителя и как отца пятерых детей – крепких подростков, будущих пекарей.

А генерал знал:

– При хорошей жизни у всех на столе будет вкусный русский хлеб!

Сословие

Однажды командир кавалерийского эскадрона Александр Макаров, служивший на границе, получил очередной отпуск и поехал в город, где жила его невеста Анюта. На этот раз он решил не откладывать свою женитьбу: невеста и так заждалась из-за его трудной службы.

Анюта была счастлива прибытию Александра. Они в тот же день расписались и созвали гостей на застолье. Но вдруг пришёл нарочный с пакетом и вручил его Макарову. Тот раскрыл его, а там на небольшом листке было напечатано: «Срочно прибыть на место службы ввиду осложнившейся ситуации на границе».

Что делать – служба есть служба! Обнял Александр Анюту, поцеловал на прощание и уехал. А уже в пути, в тот же день, Макаров узнал, что фашистская Германия вероломно напала на нашу Родину.

Прибыв на место назначения, он увидел: корпус с его эскадроном уже находится неподалёку от поля боя. Оттуда доносился гул разрывающихся снарядов.

Осмотрел Макаров своих однополчан-кавалеристов, их вооружение, лошадей и приказал всем отдыхать до утра. А сам пошёл в штаб – изучать карты.

Ещё было темно, туман стелился по земле и рассвет только вступал в свою силу, как командир зычным голосом скомандовал: «Все-е по коня-ям!» Эскадрон рысцой двинулся к намеченной ранее цели. А затем растянулся в цепочку и помчался галопом в расположение врага: прямо на мотострелковую колонну, на обозы с боеприпасами. Немцы не ожидали нападения. Мчались через их ряды кони вихрем, рвались гранаты. А пытавшиеся убежать фрицы падали под саблями кавалеристов. Когда с колонной было покончено, кавалеристы вернулись в отряд, чтобы отдохнуть самим и дать передохнуть лошадям.

И только Александр решил написать письмо Анюте, как его вызвали в штаб.

– Хорошо, Макаров, воюешь! – похвалил его командующий и сказал: – Садись, разговор есть. Знаю, что ты закончил военную академию и довольно успешно изучал японский язык. Ты на нём разговариваешь?

– Так точно! – ответил Александр.

– Тогда я хочу тебе сообщить: ты отправляешься в наше представительство в Японии. Служба будет тяжёлая и опасная, на месте тебе всё объяснят!

– Можно мне сообщить об этом моей жене?

– Нет, – серьёзно ответил командующий. – Она – дочь священника, принадлежит к привилегированному когда-то сословию, а в наше время – опасный элемент. Отец её – протоиерей – отбывает срок в Казахстане. Так что не советую ей писать!

Вскоре Макаров на самолёте был переправлен за рубеж.

А Анюта напрасно ждала от него весточек, которые раньше приходили регулярно.

Тем временем страна перешла на продуктовые карточки. Анюта трудилась главным бухгалтером на швейной фабрике, где шили форму для военнослужащих. Работали все в три смены.

Прошёл почти год. От Александра – ничего. И решила Анюта поехать к его сестре: «Может, она сообщит мне что-нибудь?» Договорившись с директором фабрики, Анюта выехала. И через сутки была в незнакомом, но таком же сером и безлюдном, как и её родной, городе. Она быстро нашла нужный дом. Постучалась, но никто ей не открыл.

Вышла на стук соседка и недовольно проговорила:

– Их никого нет! Лена поехала с мужем на недельку в деревню, да так и не вернулись. Месяц, как их нет! А вы кто им будете?

– Мой муж – брат Лены. Как видите, я – родственница.

Тут из-за двери вышел мальчик лет одиннадцати.

– А это тогда – ваш племянник! – быстро ответила соседка. – Пока их сын у меня находится, но если родители не появятся – отдам в детдом!

– Тётя! – вдруг обратился мальчик.

– Я для тебя тётя Нюра! – поправила Анюта. – А тебя как звать?

– Петя! – ответил он.

– И что ты хотел мне сказать?

– Не хочу идти в детдом! – насупился мальчик. – Возьмите меня к себе. Я вам во всём помогать стану, а как родители вернутся, уйду!

У Анюты сердце сжалось от слов Пети, а тут и соседка начала упрашивать:

– А и впрямь, пусть едет с вами, вы же родственница!

Анюта как-то не задумалась о том, что же будет дальше, и предложила:

– Ну что ж, Петенька, собирайся!

Сборы не затянулись: взять-то нужно было только метрики, учебники да одежонку кой-какую. Оставив соседке свой адрес, Анюта попрощалась и с мальчиком в тот же день выехала домой.

Дома она напоила Петю чаем, дала кусок хлеба с маслом, яйцо и шоколадку, когда-то подаренную ей.

Нагрев на керосинке воду, Анюта принялась стирать Петину одежду. А Петя раскрыл альбом, лежавший на столе, и стал разглядывать фотографии. На одной была мама с братом – дядей Александром, на другой тот сидел верхом на гарцующей лошади с видом гордым и боевым – Александр был в военной форме и с саблей наголо.

– Я тоже буду офицером и кавалеристом! – сказал Петя.

– Чтобы им стать, надо хорошо учиться и закончить десять классов, – заметила Анюта.

– А я и так учусь без троек!

– Вот и прекрасно, Петенька. Завтра я тебя отведу в школу.

На следующий день Анюта отвела Петю в четвёртый класс и пошла оформлять на мальчика продуктовые карточки. А затем и на работу побежала. Пришла она домой только вечером – с обедом в кастрюльках, который не стала есть на работе, чтобы накормить Петю.

В комнате было убрано, даже фикус был полит. А сам мальчуган сидел и делал уроки. Увидев тётю, он радостно вскочил.

Так и потекли дни. Карточки Анюта получала, но до сытости было далеко.

Весной, когда Петя уже перешёл в пятый класс, Анюта ему как-то и говорит:

– Давай посадим картошку. Вырастим, и нам всю зиму будет сытно.

Посадили они на своём клочке земли три ведра картошки. Довольные вернулись домой.

А Петя всё лето ходил на участок: смотрел, как подрастает картошка, выдирал сорняки и видел, как кустики быстро растут – лучше, чем соседские. К осени, когда ботва стала желтеть, Анюта радостно сказала:

– Петенька, завтра выходной, берём мешки и идём копать картошку!

Встали они рано, пришли на участок – а там ни одной картофелинки! Всю её кто-то выкопал. У Анюты аж мешок из рук выпал, а Петя заплакал. Ему было обидно и за тётю Нюру, и за себя, и за их труд и потраченное время. Анюта обняла Петю, и они, не оглядываясь, побрели домой.

И опять жизнь потекла, как и прежде. Одно только изменилось: в этом году всем ученикам стали выдавать по маленькой булочке. Она была мягкая, духовитая, во рту словно таяла. Анюта по-прежнему работала на фабрике с утра до вечера, а дома вечерами штопала Петины вещи – тот быстро рос. А Петя старался управляться с хозяйственными делами, чтобы тёте было полегче. Как-то, сделав уроки, он пошёл в магазин и, проходя мимо госпиталя, услышал, что его кто-то позвал:

– Мальчик, подойди поближе!

Петя увидел, что за высокой металлической оградой стоит дядя, побритый наголо, с рыжими усами, словно выгоревшими на солнце, и в больничном халате.

– Малыш! Купи махорки, – и усатый протянул Пете огромную пачку денег. – На всё!

Петя решил: «Управлюсь с махоркой, а потом и в магазин сбегаю». А так как он знал, где продают махорку, то сразу туда помчался.

Вернувшись к госпиталю, он усатого дядю не застал. Постоял немного и пошёл через ворота на территорию госпиталя. А из здания кухни вдруг вышла женщина в белом халате и быстро пошла, что-то жуя и говоря:

– Попить чайку некогда! – и, заметив Петю, спросила: – А тебе что надо, мальчик?

– Меня дядя попросил махорки купить. Я её принёс, а он уже ушёл.

– Это высокий, лысый и с усами? – догадалась она.

– Да, – ответил Петя.

– Пойдём со мной. Я врач и покажу, где он!

В вестибюле госпиталя она подобрала самый маленький белый халат, надела на Петю, и они вошли в помещение, где находилось множество раненых, лежащих на кроватях. Она сразу подошла к усатому, сидящему на табуретке, и, улыбаясь, сказала:

– Вот, принимай свой заказ!

А сама пошла выносить стоявшие возле кроватей утки. Петя положил махорку на тумбочку и предложил докторше:

– Тётя, может, вам помочь?

– Хорошо-о бы, – вздохнула она.

И Петя, схватив утку, – а та оказалась тяжёлой, – отнёс её туда, где её помыли. И так скоро всё перетаскал, а на место возвращал уже чистые.

– Сынок! – позвал его вдруг перебинтованный, лежавший на кровати мужчина. – Вытащи из-под меня утку. А то врач и так уже забегалась, неудобно её звать. Она и так нам, как родная.

Петя по-хозяйски выполнил просьбу. Тут кто-то попросил его подушку поднять повыше. Другой – простынку поправить, а то и посидеть рядом и поговорить. Когда он уходил, то раздались голоса:

– Приходи, сынок, не забывай нас!

– Приду, – пообещал Петя.

Врач отвела его на кухню, там его покормили, а заодно Петя узнал, что врача зовут тётя Римма.

С тех пор Петя старался после школы ходить в госпиталь. Его с нетерпением ждали: видно, он многим пришёлся по душе своей исполнительностью и готовностью помочь. И раненые уже знали о нём всё: что он живёт с тётей Нюрой, что она у него самая любимая и что он мечтает стать военным кавалеристом.

Четвёртый год, день за днём – зимой, весной, летом и осенью – шла безжалостная война с ненавистным врагом, которого Красная Армия уже гнала, откуда он пришёл. Анюте на её запросы в военную часть, где служил муж, по-прежнему приходил ответ: «Среди погибших не числится».

Как-то Петя заявил тётушке:

– Вот закончу семь классов, пойду на завод работать и стану вам помогать деньгами.

– Петенька, ты же хотел быть кавалеристом! Закончи десять классов и иди в военное училище: получишь звание офицера и станешь таким, как дядя Александр. А я уж подожду! – возразила Анюта.

А в городе тем временем стали открываться храмы, и прихожане шли туда молиться. И однажды осенью пришло письмо; Анюта, прочитав его, просветлела. Оно было написано её отцом, протоиереем Ефимом, который сообщил, что его реабилитировали, он освобождён, восстановлен в прежних правах, и что прибудет на поезде завтра утром.

– Как хорошо, что письмо вовремя пришло! – с облегчением вздохнула тётя Нюра и предложила:

– Петенька, ты бы встретил его! – и засуетилась. – А я за это время приготовлю всё необходимое для папы. Ты дедушку узнаешь, у него большая седая борода, да и видел ты его на фотографии.

Всю ночь Анюта не спала. Она открыла сундук, перебрала вещи: рубашки, брюки, рясу, – и всё это прогладила чугунным утюгом.

Петя заметил, что тётя Нюра так и не прилегла, а утром сменила постельное бельё и приготовила завтрак. Петя быстро умылся, поел, надел пальто и накинул на себя шарфик – на улице ещё было прохладно. Тётушка осмотрела его и проговорила:

– Ну, с Богом, дорогу знаешь!

И Петя побежал на вокзал.

Поезд опаздывал. Петя ходил по платформе и рассуждал: «Как я найду дедушку, если не указан номер вагона?» И вот наконец прибыл поезд. Приближаясь, он гудел всё громче, а останавливаясь, зафыркал паром, как бы говоря: «Встречайте! Встречайте!»

Петя встал на скамейку, чтобы с высоты лучше видеть пассажиров, выходящих из вагонов. И дедушку он заметил сразу: он единственный из всей толпы выделялся своей седой бородой и длинными волосами. На нём был плащ явно не по размеру, который не был застёгнут на груди, а за плечами висела холщовая котомка.

– Дедушка-а! – что есть силы закричал Петя и помчался ему навстречу. Тот встал, поджидая его.

– Петенька, так вот ты какой, – обнял его Ефим, приговаривая: – Мне о тебе дочка всё рассказала!

Тут Петя обратил внимание на котомку: она была разрезана. Дедушка понял, что из неё всё вытащили, и раздосадованно сказал:

– У меня там тёплый свитер был. Но не беда, были бы сами целы!

– Я тебе шарфик дам! – и Петя накинул его на плащ.

– Ну, а теперь пойдём домой, – вздохнул дедушка.

– А у нас в городе трамвай пустили, он довезёт! – сообщил новость Петя и помог дедушке подняться в вагон. Сам сел рядышком.

– Как у тебя дела с учёбой? – поинтересовался дедушка.

– «Хорошо» по всем предметам!

– А там, где я находился, я преподавал детям русский язык и математику и многих за годы ссылки научил грамоте.

– Дедушка, а за что ты сидел?

– За веру, сынок, за веру. Вот подрастёшь и всё узнаешь.

Так они, беседуя, добрались до дома. Тётя Нюра увидела их из окна и так спешно выбежала навстречу, что волосы у неё рассыпались по плечам. И когда они обнимались, только и было слышно:

– Папа!

– Анюта!

Когда они вошли в подъезд, Ефим почувствовал запах супа и весело проговорил:

– Эх, давно я не ел борща!

В квартире Анюта первым делом решила папу накормить, а уж затем помыть его в приготовленном для этого корыте. А Петю она попросила сбегать в магазин: отоварить оставшиеся талоны и принести хлеба. И он побежал, а заодно решил зайти в госпиталь и сообщить тёте Римме, что приехал дедушка и что он, Петя, временно навещать раненых не сможет. Но не застал её. Дежурный сказал, что она присутствует на операции и что он всё ей передаст.

Петя пришёл домой, когда дедушка уже лежал в свежей рубашке в кровати, а его ношенная одежда кипятилась в баке. Себе Анюта постелила в углу комнаты на сундуке под иконой, а Пете – на раскладушке.

Утром Петя проснулся от звука, как будто кто-то говорил, распевая. Это был дедушка: он читал молитву над закрытой Библией – и так знал, что написано на каждом её листочке. Позже пришли две старушки-монашки. Они узнали, что вернулся батюшка, протоиерей, которого они знали ещё до войны, и попросили послужить в храме.

Анюта достала из шифоньера приготовленную рясу, помогла папе её надеть, а поверх повесила большой наперсный крест. Затем надела на него старое пальто и на голову скуфейку.

Ефим и монашки двинулись в храм, Петя побежал в школу, а Анюта на работу.

С тех пор Ефим снова начал исполнять свои церковные обязанности: крестил, читал проповеди во время богослужения. Но ему становилось всё тяжелее ходить, ноги распухди и с трудом влезали в обувь.

Петя решил посоветоваться об этом с тётей Риммой. Зашёл к ней на работу и всё рассказал.

Она предложила:

– Давай я приду и посмотрю его.

И вот она пришла, когда Анюта была дома, представилась:

– Римма, врач, будем знакомы. – И улыбнувшись, продолжила: – Пришла по зову вот этого мальчугана. Будем обследоваться!

Осмотрев дедушку и затем заодно и Анюту, она с огорчением сказала:

– Болезнь-то у вас одинаковая – больное сердце. Только у папы вашего совсем всё запущено. Ну, что ж, будем лечить. Вот вам для начала таблетки.

Затем Римма посидела, попила чаю со всеми и долго разговаривала с Анютой. Наверное, их сблизило общее горе: у одной муж погиб на фронте, у другой – без вести пропал. С этого дня Римма часто стала бывать в доме, со всеми сдружилась.

Наступил сорок пятый год, 9 мая. Вся страна праздновала День Победы над фашистской Германией.

А Ефим сидел, слушал колокольный звон и определял по звуку, из какого храма он доносился.

Вечером был салют в честь Победы, за окном раздавались крики радости. Римма и Анюта тихо сидели, а дедушка стоял перед иконой и молился.

Скоро у Пети начались экзамены, он должен был окончить седьмой класс.

В день последнего экзамена Ефим хитро ему сказал:

– Я сегодня никуда не пойду. Буду ждать тебя с аттестатом. Картошку почищу, пожарю на сале, и будет у нас праздник в твою честь!

Петя после школы радостный шёл домой. Ему вручили аттестат, в котором были одни пятёрки. Он открыл тихо дверь, чтобы сразу крикнуть и всех обрадовать. Но вдруг увидел дедушку Ефима – тот склонился над столом и, казалось, спал. Петя подошёл и тихо позвал:

– Дедушка…

Но тот не пошевелился. «Ему плохо», – испугался Петя и вихрем помчался в госпиталь к тёте Римме. Скоро они пришли домой вместе. Римма сразу поняла, в чём дело, и грустно сказала:

– Дедушка Ефим покинул этот мир.

Петя не понимал, что произошло, пока не пришла Анюта. Когда она всё узнала, то сразу осунулась, тяжело опустилась на табуретку.

Потом пришёл псаломщик – узнать, почему на службе не был протоиерей. Узнав, что случилось, он сказал:

– Все заботы беру на себя. Три дня священнослужителя будем отпевать! – и, перекрестив всех, вышел.

Скоро Ефима положили в гроб и поставили его в храме. Анюта, вся в чёрном, находилась рядом и сказала Пете и Римме, чтобы они шли домой, а она с отцом останется на всю ночь. Дома Петя, не раздеваясь, лёг на раскладушку, но заснуть никак не мог, всё думал: «Почему так получается? Мама с папой пропали, а теперь вот и дедушка Ефим ушёл».

Утром пришёл псаломщик и сочувственно произнёс:

– Тётушка-то твоя, как была на коленях перед отцом, так и застыла. Теперь в храме двое усопших лежат…

Петя вскочил, а псаломщик обнял его, и они побрели к храму. Там уже собрались прихожане; пришла и Римма. Она подошла к Пете и молча прижала его к себе.

Прощальная служба велась три дня. Пете она показалась вечностью. Он временами уходил домой. Но там было пусто и тоскливо, казалось, даже любимый тётушкин фикус сохнет, хотя Петя его несколько раз поливал.

Римма навещала Петю, следила за его здоровьем, и за тем, чтобы в доме было всё, как при Анюте.

А потом на церковном кладбище прошли похороны. Проститься с усопшими прибыло множество народу. На могильный холмик поставили деревянный крест.

После похорон Римма, вздохнув, произнесла:

– Ничего, могилку приведём в порядок, красивая будет.

Она проводила Петю домой, а сама по пути к себе думала, как помочь мальчику в дальнейшей судьбе.

Утром, идя на работу, Римма глянула на стенд с газетами, и её остановил один заголовок: «Начинается набор в военное училище юношей, окончивших школу». Она подбежала к киоску, купила газету. А после работы зашла к Пете. Как когда-то встречал тётю Нюру, он бросился Римме навстречу.

Римма, чтобы отвлечь его от грустных мыслей, весело сообщила:

– Петя, а в столице принимают учеников в военное училище! – и подала ему газету.

Он с жадностью схватил её, прочитал и огорчённо отдал обратно.

– Там после десятого класса идёт набор.

– А тут этого не написано, – успокоила его Римма. – Поезжай! А если не примут, я тебя до десятого класса воспитаю! – и она улыбнулась.

Петю это вдохновило: «Надо попробовать! Если не поступлю – вернусь!»

А Римма, видя, что он не против, стала его подбадривать:

– Завтра куплю билет на поезд, снаряжу тебя, документы все соберём. А училище и сам найдёшь: ты мальчик сообразительный!

И Петя отправился в столицу. Поезд мчался без остановок, стук колес нравился Пете, а потом он заснул. Разбудила его проводница.

– А тебе куда, мальчик? Я живу здесь и могу подсказать.

– Мне бы попасть… – и Петя назвал место, куда ему нужно было явиться.

Проводница нарисовала ему на листочке маршрут, и Петя отправился в училище.

В столице все люди куда-то спешили, и Петя, никого уже не спрашивая, спокойно шёл по намеченному пути. Прошёл площадь, вышел на проспект и вскоре оказался возле трехэтажного дома с вывеской «Военное училище». Он вошёл в холл.

Часовой его спросил:

– Вы куда?

– Хочу здесь учиться! – ответил Петя, и часовой показал, где приёмная комиссия.

Там офицер потребовал у Пети документы и, посмотрев их, удивился:

– У вас, юноша, образования не хватает – десяти классов нет. Принять не сможем!

– А у меня дядя – военный кавалерист и командовал эскадроном! Я хочу стать таким же, как он!

– Вот что, мальчик, – перебил его офицер, – сегодня пообедаешь здесь, переночуешь, а завтра купим тебе билет, и езжай-ка ты домой.

Пете было обидно, что его не хотят зачислить в училище, и он стоял с расстроенным видом. Вдруг вошёл седой генерал, заметил Петю и спросил:

– Чем так расстроен наш абитуриент?

Офицер стал объяснять:

– Да вот, толковый парнишка прибыл. Хочет у нас учиться и продолжить семейную традицию – у него дядя был кавалеристом. А образование у него – всего семь классов.

– А у нас есть исключение для отличников, можем и взять! – произнёс генерал и, взяв со стола аттестат, заинтересовался: – У тебя, Петя, фамилия, как у меня – Макаров. А родители у тебя есть?

– Не-ет! – ответил Петя. – Они жили в другом городе, во время войны поехали в колхоз и пропали, а меня взяла к себе неродная тётя. Брат моей мамы – её муж.

Генерал слушал внимательно, а потом спросил:

– А как же звать маму, папу и тётю?

– Лена, Виктор и Нюра, – отчеканил Петя.

И тут генерал метнулся, схватил его и воскликнул так громко, что, казалось, его слова разнеслись по всему зданию:

– Петенька, племянник мой! Я тебя искал, а ты, оказывается, всё время жил у моей Анюты. Ну-ка, пойдём!

Генерал отвёл Петю в столовую, накормил, а затем привёл в свой кабинет, усадил в кресло и попросил рассказать всё о тёте Нюре и о дедушке.

– А их уже нет в живых, – тихо произнёс Петя. – Тётя до последнего дня ждала своего мужа и ухаживала за дедушкой и за мной. А похоронили их три дня назад на пожертвования прихожан и священнослужителей. Я один остался. Хорошо, что тётя Римма помогает.

Генерал нервно заходил по кабинету:

– Те времена, Петенька, были тяжёлые, многое запрещалось и каралось. Сейчас кое-что изменилось. Я же, как только прибыл недавно из-за рубежа, всё разузнал о твоих родителях: их погубили бандиты – позарились на мешок с овощами. А к Аннушке хотел неожиданно нагрянуть. Да дела задержали.

Генерал помолчал, а затем твёрдо произнёс:

– Завтра едем к тебе домой!

В эту ночь Петя спал у дяди Саши. А рано утром за ними приехала машина. Генерал усадил сонного племянника рядом с собой, тот прижался к кителю и продолжил дремать. А машина, фыркнув, тронулась.

Петя проснулся, когда машина подскочила на ухабе, и стал смотреть в окно – на поля, селения, и рассуждал: «Вот были бы живы родители, тётушка, дедушка – и радостно встретили бы дядю Сашу. И ещё не пойму, дедушка за какую-то веру сидел, говорил – подрастёшь и узнаешь. А я уже сейчас знаю: не было бы войны, и этого ничего бы не случилось».

Скоро они были в городе, но сначала заехали на кладбище.

Могилка была ухожена, рядом появилась скамеечка, а на холмике кто-то оставил две большие негоревшие свечи. Они словно ждали, что их зажгут. Генерал сел, зажёг свечи, потом опустился на колени и тихо произнёс:

– Прости меня, Анюта. Запоздал я, но иначе не мог. Прости!

И он снова сел на лавочку, обнял Петю, и так они долго сидели. Потом генерал протёр ладошкой деревянный крест, поцеловал его и, обращаясь к Пете, проговорил:

– Зайдём в храм!

Внутри генерал перекрестился, а потом заметил ящичек с надписью: «Пожертвования на восстановление храма», и положил в него деньги.

А затем генерал и Петя поехали к дому, где так недавно жили близкие им люди.

Они поднялись к квартире, а там их уже возле дверей ждала Римма.

– Петенька, милый, прибыл! – радостно встретила она его. – А это что за гость с тобой такой важный, при орденах?

– А это мой дядя, дядя Саша – муж тёти Нюры!

– Ну, какие гости у нас! Так пойдёмте, я вас чаем угощу!

Генерал глядел на комнату, чистую, аккуратную, в которой совсем недавно жил близкий ему человек. Ком подкатил к горлу, и чтобы как-то скрыть свои чувства, генерал подошёл к фикусу и погладил большие блестящие листья, приговаривая:

– Мы с Анютой его вместе посадили. Сохранила, значит, память обо мне…

Уже за столом Римма, прежде напоив и накормив Петю и Александра, стала рассказывать о жизни Анюты.

Наступил вечер, темнело. Александр приказал собираться в путь. Петя вышел к машине, а чуть позже и генерал – с узлом в руке.

– Римма, – обратился генерал к врачу на прощание, – спасибо вам за всё! И поливайте цветок. А мы с Петей обязательно будем вас навещать.

Все расцеловались, а затем генерал и Петя сели в машину и помчались в столицу.

В столице Петя стал учиться в военном училище, а жил у дяди Саши.

А однажды он увидел в гостиной на видном месте портрет тёти Нюры, иконку, что была у неё дома, и семейный альбом на шкафу. А на полочке – дедушкину рясу и большой крест. «Так вот что было у дяди Саши в узле!» – догадался Петя.

Он проучился в военном училище пять лет. Получил звание лейтенанта. На торжественном вручении погонов генерал сердечно поздравил Петю. А когда вдруг к Пете подошла девушка и поцеловала его, Александр заинтересовался:

– А кто эта милая особа?

– А это моя невеста – Анна! – ответил Петя. – Её папа в духовной академии учится. И я скоро всех вас познакомлю, и тётю Римму тоже!

– Вот и хорошо! – от души сказал Александр. – Мы благословим вас! А дедушкина ряса для Анютиного папы пригодится!

Материнская сила

Это произошло в небольшом колхозе, неподалёку от города. В деревне всего было в достатке: скотина, птица; урожай пшеницы собирали отменный. Жена председателя колхоза радовала духовитым хлебом семью: мужа и двоих детей. Ни в чём у них нужды не было.

Но как-то раз пришёл нарочный и передал отцу пакет. Тот когда-то служил в пограничной таможне, находился в запасе, и теперь ему приказывали явиться в воинскую часть.

В тот же день отец собрал сельчан. На общем собрании новым руководителем колхоза выбрали его жену. А вечером все крестьяне проводили бывшего председателя на службу.

От отца долго не было писем, а через два месяца фашистская Германия напала на нашу Родину. Старший сын был призван в армию. Мать понимала: муж её молчал – служба была сложная. А сейчас и сына забрали – видно, стало ещё тяжелее. И она, положив голову ему на грудь, повторяла: «Не забывай меня, пиши – так мне легче будет!»

А сын, подхватив котомку, пошёл на сборы новобранцев.

Прошёл месяц, писем всё не было – ни от отца, ни от сына. А потом начались трудные времена. Мужчин в колхозе становилось всё меньше, и всю тяжёлую работу взяли на себя женщины: носили мешки с урожаем, чинили телеги и даже подковывали лошадей. Младший сын видел: тяжело стало работать матушке, – и старался помогать ей во всём.

Проводил время в поле с утра до вечера – заботился о будущем урожае, за домом присматривал, чинил с ровесниками хозяйственные постройки, а некоторым одиноким женщинам, чьи мужья отправились на фронт, они и хату могли поставить или отремонтировать.

Прошло два года. Война продолжалась, и младшего сына тоже призвали на фронт.

Мать словно меньше ростом стала.

Сын её обнял и успокаивал:

– Не волнуйся, со мной ничего не случится! Буду писать часто, а потом и домой вернусь!

Его провожали всем колхозом и говорили:

– Хороший агроном бы из него получился! Дай бог, чтобы вернулся с войны!

Мать поцеловала его, перекрестила, а он, как отец, как брат, взял котомку и пошёл воевать.

– Алёша-а пиши-и!

Младшего сына отправили учиться на механика-водителя танка. Там он встретил своего приятеля Игоря, с которым учился с первого класса.

Обучившись, они попали в один экипаж и были этому рады. Алёша написал маме коротенькое письмо, в котором рассказывал, что служба у него спокойная и чтобы она не волновалась.

А потом случился первый бой. Их ночью подняли, и они на танках отправились к намеченной цели, остановились за возвышенностью. Утром грянула канонада наших зениток. А когда она утихла, то танкисты рванули навстречу немецким «тиграм».

Во время атаки Алёша скомандовал Игорю:

– Пока не стреляй, подойдём поближе! – и продолжал ехать навстречу немецким танкам, виляя на ходу, чтобы вражеские снаряды не попали. А потом Игорь выстрелил.

«Тигр» загорелся, и когда фрицы стали отступать, то Игорь и Алёша подбили ещё один танк, угодив ему снарядом точно в свастику.

Командир их похвалил.

А Алёша снова написал маме письмо: «У меня всё хорошо. Мы с приятелем начали учиться ездить на транспорте. Не беспокойся обо мне».

А боев было ещё много, и очень ожесточённых. Алёша и Игорь уничтожали живую силу противника и его технику, и у них на гимнастёрках уже позвякивали ордена и медали. Но как-то их танк подорвался на мине и остановился. И тут появился бомбардировщик. Если бы танк двигался, фашисты вряд ли бы попали в него, а сейчас он стоял на месте, и бомба угодила в цель.

Алёша очнулся в госпитале. Стояла тишина, только слышны были изредка стоны солдат.

Рядом он увидел Игоря с перебинтованной и поддерживаемой гирей ногой. Тот странно на него смотрел.

Алёша хотел было повернуться к Игорю и вдруг почувствовал: «У меня нет ног!» И тут он понял, почему друг на него так смотрел: «Это жалость!»

Прошёл месяц. Игорь, прихрамывая, уже ходил по палате, а вскоре был комиссован. Перед выпиской он подошёл к Алёше и сказал:

– К маме твоей зайду и всё расскажу!

– Не надо! – строго ответил Алёша – Я не вернусь домой. Буду ей писать, что со мной всё хорошо, а не то ей станет плохо.

В тот же день он и написал: «Здравствуй мама. У меня всё без изменений. Врага гоним. Береги себя! Я вернусь!»

Алёшу, отказавшегося возвращаться домой, отправили в здание школы, где на государственном обеспечении находились инвалиды.

А в День Победы над фашистской Германией к нему приехал Игорь. Алёша был счастлив видеть его, они долго обнимались, а потом обменивались новостями.

– Мама-то твоя думает, что ты ещё на воинской службе. Но война-то закончилась, надо к ней ехать. Она тебя ждёт! – советовал Игорь.

– Не хочу, чтобы она, увидев меня таким, мучилась, – отказывался Алёша.

– А я тебе даже тележку смастерил, сможешь на ней передвигаться, – сказал Игорь и попросил медсестру прикатить её.

Алёша, увидев тележку, вначале удивился, но, когда Игорь посадил его на неё и Алёша, оттолкнувшись руками от пола, поехал – обрадовался.

– Хорошо! – довольно произнёс Игорь. – А тебя я заберу с собой, будешь жить у меня. Захочешь, маму увидишь, а нет – пиши по-прежнему письма.

Алёша сразу согласился: всё-таки он будет находиться там, где его родной край. И вскоре он оказался дома у Игоря. От него до колхоза было рукой подать. Всю ночь Алёша не спал. Он видел свой дом, даже слышал знакомый звук открывающейся калитки и идущую ему навстречу мать.

И только утром светлый луч проник в окно, Алёша попросил Игоря:

– Дружище, как бы мне родной дом посмотреть? Больше я тебя ни о чём не попрошу!

– Я подумаю, – тихо ответил тот, посмотрел на страдающего Алёшу и вышел.

Ждать его пришлось недолго. Игорь вернулся и радостно воскликнул:

– В милиции нам пошли навстречу и дали мотоцикл с коляской!

Игорь подхватил Алёшу, вынес на улицу, посадил в коляску и, довольный, что угодил другу, нажал на газ. И они поехали в сторону колхоза. Через какое-то время съехали с шоссе на дорогу, что шла через пшеничное поле к родному дому Алёши.

– Стой! – крикнул взволнованно Алёша. Он схватил колосок, понюхал его, помял, взял второй, то же самое сделал и с сожалением промолвил:

– Дождичка бы – и отменный урожай получится!

Когда они въехали в посёлок, где родился и рос Алёша, он попросил Игоря ехать помедленней. Он долго смотрел на дома, на улицы, на строения… А потом они углубились в зелёное гороховое поле, источавшее медовый аромат. Алёша взял стручок, нажал на него, и тот издал приятный хруст, показав сочные горошины.

– Вот за него не надо волноваться! – убеждённо заключил Алёша.

Вдруг лицо его изменилось: он, видно, понял, что никогда не сможет стать агрономом. И, словно проглотив ком, поторопил:

– Поехали отсюда быстрей!

По прибытии обратно в город он написал матери письмо: «Иду на сверхсрочную службу, желаю здоровья! Буду извещать о себе почаще, как и обещал». Письмо он передал Игорю, чтобы тот отправил его, а сам надел гимнастёрку с орденами, сел в тележку и выехал на улицу, чтобы немножко успокоиться. А тут к нему стали подходить люди и класть на брезент, укрывавший культи, деньги. Ему было поначалу неудобно их брать, но в дальнейшем он к этому привык, и деньги стал отсылать матери. А сам жил на военное пособие.

Однажды, приехав на тележке в центр города, где сооружали мемориал погибшим солдатам, он услышал испуганный и удивлённый голос:

– Алёша, ты?!

Это была соседка, живущая рядом с его родным домом.

Алёша, ни слова не говоря, быстро укатил. Месяц он никуда не выходил и молчал. Даже на просьбы Игоря пойти с ним погулять не отзывался.

Алёша не был трусом, но вероятность неожиданной встречи с матерью его пугала. И когда он услышал, что на площади наконец-то открыли мемориал с Вечным огнём, он вечером, зная, что там в это время будет меньше народу, поехал туда. Ещё издали он увидел, как посетители подходили к Вечному огню и клали цветы. А одна старушка, как склонилась над плитой, так и стояла без движения. И тут Алёшу словно обожгло. Он не видел лица старушки, но своим сыновним чутьём понял: «Это матушка!»

А она, словно почувствовав, обернулась. Но не заохала, не вскрикнула, а спокойно промолвила:

– Сынок, я всё знаю, моё сердце не обманешь. Я люблю тебя таким, какой ты есть!

Он увидел, что мать стала седая, лицо было серое, изрытое морщинами и очень уставшее. А затем она опустилась на колени и целовала, целовала его. А он твердил:

– Мама, мама, прости меня!

Тут подъехал милицейский патруль, охранявший мемориал. У милиционеров уже были сведения, что колхозники ищут пропавшего солдата. Посадив Алёшу с мамой в машину, они отвезли их домой.

Слух о прибытии Алёши разнёсся вмиг. Все – и взрослые, и молодёжь – высыпали на улицу. Прибыл на попутке и Игорь.

Мать сидела на лавочке, а рядом Алёша и Игорь.

А сельчане говорили:

– Нечего тебе, Алёша, отдыхать! Время такое – надо работать! – И постановили: – Быть тебе агрономом!

А Игоря решили назначить кузнецом: руки у него были крепкие и сила была.

Мать обняла Алёшу, потом Игоря и сказала:

– Вот у меня и два сына!

Тут подъехала телега, запряжённая бодрой лошадкой, и кто-то из колхозников выкрикнул:

– А вот, Алёша, и твой транспорт! Будешь по полям колесить, за урожаем следить, нас в работе подбадривать и в гости ездить!

Хлеб с маслом

Мать с маленьким сыном Васей жила в коммунальной квартире. С пьяницей-мужем она разошлась и воспитывала мальчика одна, работая в столовой – то уборщицей, то посудомойкой. С работы она и кое-что съестное могла приносить.

В коммуналке кроме них жила немка Изольда и всегда выбритый, аккуратный, играющий на скрипке Иосиф. Кухня была общая, и если Иосиф варил суп, от его кастрюли всегда шёл вкусный запах.

А мать Васю наставляла:

– Сынок, вот выучись играть на скрипке, и будешь есть хлеб с маслом!

И однажды, когда Иосиф упражнялся, играя гаммы, она обратилась к нему:

– Научи моего сына играть на скрипке.

– Надо сначала проверить его чувство ритма и слух! – ответил Иосиф, продолжая водить смычком по струнам.

Позвали Васю. Был он небольшого роста, худенький, и от этого уши казались растопыренными.

– В школу ходишь? – спросил его Иосиф.

– Да, во втором классе учусь! – переминаясь с ноги на ногу, произнёс Вася.

– Сейчас я постучу по столу, а ты постучишь так же. Потом сыграю на скрипке, а ты голосом повторишь мелодию.

Задание Вася сделал с лёгкостью. А когда Иосиф стал специально усложнять мелодию и Вася всё равно повторял её в точности, то скрипач удивлённо воскликнул:

– Да у твоего сына абсолютный слух! Он будет отличным музыкантом, а с такими длинными пальцами из него получится виртуоз! Но только при условии, что будет хорошо учиться!

И вот у Васи началась музыкальная учёба. Иосиф отдал ему старенькую, с выгоревшим лаком скрипку и смычок с выпавшими волосами. Учился Вася легко и вскоре уже играл с нотного листа.

Прошли годы, и Вася стал играть на скрипке так здорово, что приводил Иосифа в восторг. И тот как-то предложил:

– Я больше ничему не могу тебя научить. Надо продолжать учёбу в музыкальном училище.

И на следующий год Иосиф сам отвёл его туда.

Васю приняли сразу на второй курс. За время учёбы он повзрослел, но по-прежнему был худым. В училище играл в оркестре, чаще солировал. А на афишах было написано: «В концерте участвует скрипач Василий Родионов».

В музыкальном коллективе ему понравилась девушка Елена, виолончелистка. Да и она отвечала взаимностью. Жили они рядом, и домой ходили вместе. Вася брал у неё футляр с виолончелью, она – его скрипку. Так и шли.

Как только они закончили училище и получили дипломы, их пригласили в симфонический оркестр.

Мать была счастлива за Васю и с восторгом говорила:

– Вот видишь, Васенька, теперь и хлеб с маслом у тебя будет!

Но скоро началась Великая Отечественная война, и Васю призвали на фронт. Это произошло так быстро, что Вася успел попрощаться только с мамой, Иосифом и Изольдой. Она ему сказала по-немецки:

– Быстрей возвращайся. Храни тебя Господь!

Вася поблагодарил её, и тоже на немецком языке. А Елену Вася перед отъездом так и не увидел.

Вечером новобранцев привезли за город. Там, в подлеске, на большой поляне стояли палатки. Новобранцев высадили, поставили в шеренгу, и офицер начал спрашивать:

– У кого какая была специальность?

Все по очереди стали отвечать. Когда дошла очередь до Васи, он произнёс:

– Я играл на скрипке.

– Нам нужны бойцы, а не скрипачи! – поморщился офицер и задал следующий вопрос:

– А кто знает немецкий язык?

– Я… – тихо ответил Вася.

– Громче! – резко проговорил офицер.

– Я!

– Вот это мне и надо! – уже с добротой в голосе сказал на немецком языке офицер. – С прибытием на службу, будешь пограничником!

И Вася на чистом немецком языке произнёс:

– А я думал, что всегда буду музыкантом! – и улыбнулся.

Офицер тоже заулыбался и, оглядев Васю, посочувствовал:

– Худой же ты, и мускулы дряблые. Ну, ничего, будем с тобой работать!

Потом всем выдали форму и стали тренировать и учить военным премудростям.

А скоро Вася получил письмо от Елены. Там была и такая строчка: «Всегда буду ждать тебя». Когда Вася окреп и стал легко выполнять все задания, его вызвал знакомый офицер.

– Садись, Василий, – сказал он и серьёзно продолжил: – Сегодня в ночь вместе со старшинойЛёшей полетишь к партизанам, там нужен переводчик. Вокруг хозяйничают немцы, но старшина те края знает, так что не волнуйся. Перед вылетом переоденься в гражданскую одежду.

Когда стемнело, Васю подвезли к небольшому самолёту, который гудел, готовясь к взлёту. Васе помогли надеть парашют. Старшина тоже стоял в гражданской одежде и в полном снаряжении. Прищурив хитро глаза, он заявил:

– Был я тебе, Вася, товарищем, а с сегодняшнего дня я твой друг!

И они забрались в самолёт.

Тот набрал высоту и полетел в сторону, где виднелись красные языки пламени, – это горели деревни, где хозяйничали немцы.

– Пора прыгать! – скомандовал через какое-то время пилот.

И Вася с Лёшей бросились в бездну. Приземлились неподалёку от болота.

Старшина огляделся, покачал головой:

– Это место мне знакомо. Ещё немножко в сторону, – и нам пришлось бы несладко. Летчик молодец, рассчитал хорошо!

Вдалеке помигали фонариком – «свои». Затем подошли люди, кто в пограничной форме, кто в гражданской. Собрали парашюты, и все пошли в расположение базы.

Прибыв на место, Вася сразу стал переводить по рации слова захваченного в плен фрица – офицера штаба. С этого дня у Васи началась партизанская жизнь. Он не раз с бойцами пускал под откос поезда, нападал на колонны врага. А как-то раз после боя, уничтожив несколько машин с живой силой, партизаны заметили, что в одно из селений поступает вражеская техника. «Сколько её там, для чего она и куда двинется?» Нужно было это узнать.

Несколько раз разведывательная группа пыталась всё это выяснить, но безрезультатно. Вооружённые мотоциклисты постоянно разъезжали вокруг села. И вот Вася со старшиной решили попытать счастья днём, надеясь обнаружить какую-нибудь лазейку. Выйдя на опушку леса, они увидели стога сена и человека, который вилами грузил его на телегу.

Вася старшине и говорит:

– Я побеседую с мужиком. Если подниму руку, значит всё у меня в порядке, не предпринимай ничего! – и, оставив Лёше всё свое оружие, двинулся к телеге.

– Здравствуй, товарищ! Я свой! – поздоровался Вася.

– Да я вижу, что свой! – угрюмо произнёс мужик.

– Как попасть в посёлок?

– Никак. Грохнут тебя, если попробуешь. А вот до деревни, что рядом, могу довезти.

Но тут со стороны коровника, стоявшего неподалёку, показалась вооружённая колонна фрицев-мотоциклистов. Вася понял, что их увидели. Если он убежит, мужика станут допрашивать и расстреляют. И тут у него появилась идея: он поднял руку, чтобы старшина видел, взял вилы и стал бросать сено в телегу. Мотоциклисты их окружили, и к мужику и Васе подошли немецкий офицер и полицай. Тот сказал:

– Мужика я знаю, он из деревни. А вот другого я первый раз вижу.

– Это мой родственник из города, помогает мне, – вступил в разговор мужик.

Тут и Вася вмешался:

– Я музыкант, на скрипке играл, но из-за войны всю филармонию разогнали.

– Музыкант? – переспросил немец на русском языке. – Ну-ка, подойди ближе.

И стал Васю обнюхивать, пытаясь уловить запах дыма от костра. Но почувствовав запах дешёвого одеколона, отшатнулся. (А Вася побрызгался трофейным одеколоном, чтобы комары не одолевали.)

Тогда офицер потребовал:

– Покажи ладони! – и, увидев там мозоли, натёртые после тренировок, язвительно сказал: – Садись в коляску, разберёмся, какой ты музыкант! Хорошо сыграешь на скрипке, отпущу!

И все, грохоча моторами, помчались в посёлок.

А старшина, увидев ещё раз поднятую руку Васи, пошёл докладывать о происшествии командиру партизанского отряда.

А Вася ехал и запоминал: где вышки с часовыми, где заградительный забор недоделанный. И обратил внимание, что не видно ни одного местного жителя, а из хат доносится только немецкая речь. В посёлке стояла военная техника, окружённая пулемётными точками.

«Взять их с налёта нельзя, будут большие потери», – вздохнул про себя Вася.

Немецкого офицера, привёзшего Васю, радостно встретили его товарищи. А тот гордо сказал:

– Мне дан приказ! Завтра рано утром наш карательный батальон будет наступать со стороны дороги, где коровник, – нужно уничтожить партизан. А путь к ним покажет проводник, – и он указал на полицая. А затем вдохновлённо продолжил:

– А в честь нашей будущей победы я устрою вам сейчас концерт русского скрипача. Если сыграет лучше нашего музыканта – освобожу его!

А Вася делал вид, что не понимает ничего из сказанного.

Офицер крикнул:

– Ганс, неси скрипку и играй!

Все немцы собрались послушать состязание музыкантов. А Вася давно не играл, руки загрубели, и тогда он потёр каждый палец, пока не почувствовал тепло.

Первым сыграл Ганс, что-то из Вагнера. Когда он закончил, все бурно ему захлопали. А Вася стал играть одно из сочинений Генделя. Вначале ему казалось, что пальцы не так берут ноты, но через какое-то время всё наладилось. И ему стали хлопать, когда он ещё не закончил играть. И так Ганс и Вася соревновались в мастерстве, исполняя то Брамса, то Мендельсона, а заканчивая, награждались овациями.

– Ну, кто из них лучше играет? – наконец спросил офицер.

Стояла тишина: никто из немцев не хотел подвести своего. Но тут Ганс сказал:

– У русского лучше техника!

– Так это дело поправимое! – со злостью произнёс офицер, достал нож и, попросив подержать Васю, отрезал ему фалангу на мизинце.

– Немцы везде должны быть первыми! – добавил он затем.

Хохот стоял долго, а потом все разошлись по хатам.

Ганс перебинтовал Васе палец и получил за это подзатыльник от офицера, который затем скомандовал:

– Закрой его в сарае, а после победы над партизанами ещё раз сыграете! Вот тогда и посмотрим, у кого техника лучше!

Ганс отвёл Васю в сарай и запер. Палец ныл, дергал. Глаза долго привыкали к темноте. Оглядевшись, Вася понял: из сарая ему не выйти. Но тут, приглядевшись, он заметил: дверь можно приподнять на петлях, надо только сделать рычаг. А в сарае полно было жердей.

Вася стал ждать, когда стемнеет. Ночь пришла, да только с луной – она как появлялась из-за облаков, так словно фонарь светила. Пришлось выжидать. Как только луна скрылась за облаком, Вася дверь жердью приподнял, с петель снял и выбрался из сарая. Перебежками он стал передвигаться в сторону, где видел недоделанные заграждения. Часовые проходили совсем рядом, а луч прожектора, казалось, вот-вот обнаружит его. Но ему удалось выйти из охраняемой зоны и через кусты достичь леса. И тут он попал в объятия старшины.

– Мы уж готовились тебя выручать!

– Мне срочно нужен командир отряда! – ответил Вася.

Тот подошёл. Вася доложил ему, какая в посёлке мощная оборонительная система и что он слышал в разговоре немецких офицеров о наступлении на партизан.

– Вовремя ты появился! – похвалил его командир. – Не то были бы у нас потери. А теперь мы их встретим со всеми почестями! – и дал команду: кому на окраине леса вдоль дороги расположиться, кому в коровнике укрыться.

– Оружие держать в готовности, ждать утра! – приказал командир.

Утро пришло вместе с грохотом мотоциклов, на каждом из которых с полным боевым комплектом было по три фашиста. Все по команде фрица-офицера распределились вдоль дороги, готовясь войти в лес. И тут в них гранаты полетели, ударили по ним пулемёты. Враг метался, не зная, где спрятаться: и спереди, и сзади их находила смерть. Скоро немногие оставшиеся в живых немцы карательного батальона подняли руки – сдались.

Полицая расстреляли сразу, а вот немецкий офицер погиб в бою. Вася думал, что это он скосил его. Пленных оказалось много, все они были напуганы. Позже их отконвоировали в тыл.

Командир отряда поблагодарил всех с удачным боем и спросил Васю:

– Что случилось с пальцем?

– Да так, пустяк! – заверил тот, хотя и знал, что теперь ему никогда не быть музыкантом.

Никто из сослуживцев Васи не знал, что он скрипач, кроме того офицера, который командовал новобранцами.

В партизанском отряде медсестра перевязала ему палец. А Вася, чтобы себя как-то успокоить, написал письмо маме и Елене: «У меня всё в порядке. Война закончится, начну снова музицировать. Желаю вам здоровья!»

А война продолжалась. Врага вовсю гнали с нашей территории, уничтожая его живую силу и технику.

Однажды в отряд пришёл приказ из штаба. В нём говорилось, что прилетит самолёт, и все документы, захваченные у немцев, необходимо выслать в штаб, и сделать это должен Василий Родионов.

Ждать долго не пришлось: скоро самолёт приземлился на приготовленную площадку. Вася сел в самолёт. Полёт был спокойным – самолёт летел над уже освобождённой от немцев территории. На аэродроме к самолёту подъехали две машины. «Видно, это за документами», – подумал Вася. Из одного автомобиля вышел знакомый офицер: только во время подготовки Васи к службе он был майором, а теперь уже стал полковником.

– Ну, здравствуй, Василий! – встретил его полковник. – Ты, как всегда, очень нужен! Поехали, по дороге всё расскажу.

И Вася узнал, что в городе расположился большой лагерь военнопленных, и нужно немцев опросить – кто чем занимался до войны и во время неё, чтобы потом некоторых отправить на восстановительные работы.

– Сами разрушали, пусть сами заново всё и строят! – изрёк полковник и продолжил: – Жить будешь в гостинице. Приведи себя в порядок, позже к тебе придёт парикмахер. Поменяешь гражданскую одежду на военную форму: ты же пограничник, капитан уже, и награждён орденами и медалями, с чем и поздравляю! Я не мог по служебным причинам сказать тебе об этом раньше. – И полковник пожал крепко Васе руку. И тут он увидел, что на левой кисти у Васи нет на мизинце фаланги.

– Что с тобой случилось?

И Вася всё рассказал.

– Я о твоей истории с пленением знаю, и как партизаны провели операцию – тоже. А вот о потере пальца нет. Как же ты теперь играть будешь? Победа не за горами, музыканты будут нужны!

Больше полковник ничего не сказал, но было видно, что он расстроен.

Приехав в гостиницу, полковник показал Васе его номер. Там уже висела выглаженная форма с погонами капитана и орденами. Утром Вася переоделся, а потом к нему пришёл полковник.

– Ты выглядишь, как бравый офицер! – довольно произнёс он, и они поехали в лагерь военнопленных.

Там Вася вызывал по одному немцу и в присутствии полковника его опрашивал, а тот делал записи, куда кого направить. В одном из вошедших фрицев Вася узнал Ганса. И тот тоже узнал Васю. А увидев искалеченный палец Васи, только твердил:

– Извини! Извини!

– Этого музыканта я знаю, – объяснил полковнику Вася. – Встречались! Хороший скрипач. Ему нежелательно давать лопату: намозолит руки и станет плохо играть. Война скоро закончится, пусть едет в свою Германию и радует всех своим искусством.

Вечером Вася написал большое письмо маме, где признался родительнице, что любит Елену и хотел бы всех их крепко обнять. И впервые за всю службу он написал обратный адрес – полковник разрешил.

Дни пошли однообразные: днём – опрос военнопленных, вечером – отдых в гостинице. Однажды Вася пришёл к себе в номер, а там – Елена! Они кинулись друг к другу навстречу, обнялись, целуясь. Так их и застал полковник.

– Нет, так не положено! – пошутил он. – Вот когда поженитесь, тогда и целуйтесь!

– Мы согласны! – смеясь, ответили Вася и Елена.

Так и сделали: в свободное время сходили в ЗАГС и расписались. А полковник был свидетелем. Вечером отметили событие бутылкой шампанского, яблоками и виноградом, – всё это где-то добыл полковник. Это был счастливый день. Елена с Васей оставалась ещё месяц. За это время от немцев освободили всю Родину. Остатки врага бесчинствовали только возле границ.

И как-то полковник сказал:

– Ну что, капитан, прощайся с женой. Завтра отправляешься на поезде к западной границе. Скажу сразу, там будет тяжело: нужно будет вести бои и переговоры с недобитым, озлобленным врагом. Но тебе не привыкать. А о жене не беспокойся, я о ней позабочусь.

Всю ночь Вася разговаривал с Еленой – обо всём, кроме музыки. А она знала о случившемся, но не напоминала ему об этом и крепко держала его изуродованную руку в своей маленькой ладошке. Её больше пугало, что будет с Васей дальше.

Утром Вася попрощался с Еленой, долго прижимал её к груди, отдал честь полковнику, сел в кабину автомобиля, который за ним приехал, и поехал на вокзал. В вагоне он как лёг на лавку, так и спал день и ночь, пока его не разбудил проводник.

На границе Васю встретили. Он попал в знакомую обстановку, как в партизанском отряде: найти диверсанта, бандита или предателя, что зверствовали, уничтожая население. Это Васе удавалось, и через какое-то время врагов постигала заслуженная кара. Скоро на границе восстановилось спокойствие. Война закончилась. Германия капитулировала, а наша Родина праздновала победу.

Васе дали отпуск, и он со штабом командующего, летевшим в его края, вскоре оказался в родном городе, который не видел четыре года. Он остановился возле своего дома, постоял, поправил кирпич, который выпадал из стены, и, чувствуя, как стучит сердце, поднялся по скрипучей, давно не чиненной лестнице и постучал в дверь.

Первая его увидела Изольда:

– Вася! Да мы такого красавца давно ждём!

Затем вышел Иосиф:

– Нам тебя не хватало!

А затем и матушка с Еленой вышли на шум и бросились ему навстречу:

– Сыночек, неужели навсегда вернулся?

– Васенька, мы тебя каждый день вспоминаем!

Домой Вася прибыл в выходной, и все соседи были дома и готовили еду на общей кухонной плите. Решили праздновать его возвращение за общим столом, в большом коридоре. Все кастрюли с духовитым супом поставили на стол, расставили тарелки, разложили продукты из запасов, что получили по карточкам. Вася вытащил из вещмешка консервы и бутылку шампанского. На столе вмиг оказались рюмки, которыми не пользовались всю войну. Хороший стол получился! Разлили шампанское всем по рюмочкам. А тут вдруг и старшина Лёша пришёл. Теперь он уже был лейтенантом.

– Здравия желаю! – поприветствовал он всех. – Мне велено передать Василию посылку из Германии! – И протянул ему большой футляр.

Вася открыл его – а там скрипка знаменитого итальянского мастера и письмо: «Русскому музыканту от поверженного скрипача. С уважением, Ганс».

Вася с нежностью взял скрипку в руки, провёл ладонью по деке. А за столом все молчали. Они давно всё узнали от Елены.

И тут лейтенант Лёша произнёс:

– Надо выпить за Победу и за прирождённого офицера Родионова!

Мама Васи с дрожью в голосе сказала:

– Видно, сынок старается, чтобы у всех был хлеб с маслом!

А все соседи дружно провозгласили:

– Крепкого тебе здоровья, наш родной человек!

И тут Елена смущённо произнесла:

– У нас скоро будет сын. Он станет лучшим скрипачом!

А Вася радостно воскликнул:

– И назовем мы его Лёшей!

Осуществление мечты

Женя Лесин, закончив школу, поступать в техникум не стал. У него уже была профессия: он, когда учился, в свободное время приходил на работу к отцу, который трудился резчиком по дереву и работал на Всесоюзной выставке. Отец, когда вырезал что-то из дерева, говорил:

– Мне бы в храме «царские врата» сделать, что в середине иконостаса. Вот где раздолье мастерству: рельеф, горельеф, ажурная и плоская резьба!

Женя тоже загорелся этой мечтой.

Любопытные посетители выставки не раз заглядывали к ним в мастерскую, восхищались их произведениями. Но однажды, работая над резной колонной, Женя и его отец заметили, что никто не заглянул к ним в мастерскую. А идя домой, они увидели пустующую площадь. Тревожное чувство охватило их, и они остановили быстро идущего прохожего.

– Где все люди? Что случилось?

– А вы не знаете? Война нагрянула. Фашист-немец нашу границу перешёл. Бомбит!

Дома ждала ещё новость. Зарёванная мать сидела за столом, вытянув руки, а между ними лежали две повестки в военкомат. Там было написано: «Явиться завтра в восемь утра. Иметь при себе кружку, ложку и тёплую одежду».

Всю ночь отец и сын успокаивали мать:

– Война будет недолгой! Мы вернёмся. А пока возьмёшь наши зарплаты на работе – для проживания!

Только под утро, сидя на стульях, они подремали, а проснувшись, уговорили мать не провожать их.

Возле военкомата народу было не счесть. Офицер, сверив всех призывников в списке, приказал сесть в кузов полуторки. Отец и сын оказались в разных машинах. Это произошло так быстро, что Женя даже не попрощался с отцом. А полуторки рванули друг за другом.

Ехали весь день, остановились в каком-то селении. Часть машин, в одной из которых находился отец, поехала дальше, а Женю с оставшимися призывниками поселили в пустовавшей школе. Они умылись, переоделись в пограничную форму, поели и по приказу офицера улеглись спать. На рассвете начались занятия. Их учили владеть оружием, приёмами рукопашного боя и работе с рацией.

После занятий призывникам разрешали гулять по посёлку. В нём кое-кто остался из местного населения, надеясь, что немца прогонят. Но всех детей с родителями отправили в тыл. Проходя мимо одной хаты, Женя увидел, как пожилая женщина с трудом колет дрова. К ней подбежала худая девушка, ровесница Жени, в лёгком розовом платьице, отобрала топор и сама стала рубить полено. Но сил у неё не хватило его расколоть.

Женя вошёл в калитку и смущённо сказал:

– Здравствуйте. Я тут остановился в школе. Хожу, бездельничаю. Давайте я вам помогу!

Девушка улыбнулась и тихо ответила:

– Попробуйте.

Женя снял фуражку, расстегнул пару пуговиц на гимнастёрке, ухватил топор руками и лихо ударил по полену – и оно враз разлетелось на две половинки. Скоро возле сарая выросла большая поленница.

– Отдохните, – попросила его девушка.

Но Женя продолжал колоть дрова, наслаждаясь запахом дерева: он напоминал ему мирную жизнь.

Он и продолжил бы трудиться, если бы не зазвенел школьный звонок, служивший для них, курсантов, сигналом к началу занятий.

Попрощавшись, Женя надел фуражку, застегнул гимнастёрку и ушёл. Но потом он в свободное время стал приходить в этот дом и получше познакомился с девушкой. Звали её красивым именем Роза. А её мама относилась к нему как к сыну. Женя и Роза привыкли друг к другу и ждали свободной минутки, чтобы увидеться. У них даже случился первый в их жизни поцелуй.

Как-то начальник курсов, майор, вызвал Женю и отчеканил:

– Лесин, ты отлично прошёл обучение. Хорошо прыгаешь с парашютом, приземляешься точно. Тебе предстоит опасная и сложная работа с врагом – а он уже близок! – и улыбнувшись, сказал: – Я тебе сегодня разрешаю попрощаться с близкими людьми, а утром получишь задание и отбудешь на новое место!

Женя рассказал всё это Розе и добавил:

– Я тебя очень люблю!

Она вначале побледнела, а потом, схватив его за руку, повела к матушке, встала на колени, а Женя последовал за ней, и с дрожью в голосе проговорила:

– Мама, Женя меня любит, и я его тоже! Пусть он будет моим первым мужчиной. Благослови нас! А случится что – буду всю жизнь помнить проведённую с ним ночь!

Мать заплакала, вынула платочек с вышитой красивой каёмкой. Роза вытерла ей глаза и промокнула свои, затем платочек взял Женя… Эту ночь Женя и Роза провели вместе. А утром Женя поцеловал Розу, погладил ладонью по её распущенным волосам. Матушка Розы перекрестила его и сказала только одно слово:

– Возвращайся!

Женя с этого дня больше не появлялся в доме у Розы.

Начальник изъял у него все личные вещи. Женя теперь не имел ни имени, ни отчества, только знал свой позывной и задание. Но платочек он утаил, при себе оставил.

Вечером Жене выдали снаряжение (и рацию тоже) и на машине повезли на аэродром. Небольшой самолёт уже стоял на взлётной полосе. Женя сел позади пилота. Самолёт загудел, разбежался и взлетел. Солнце уже ушло за горизонт. Летели они долго, то и дело проваливаясь в воздушные ямы. Когда пилот выключил мотор, паря в тишине, Женя увидел вдали внизу костёр.

– Пора прыгать! – прокричал пилот.

Женя поднялся и выпрыгнул. Немцы в этот момент осветили прожектором небо, словно почувствовали неладное. Но самолёт успел улететь, а Женя приземлился точно рядом с костром. Подбежавшие пограничники потушили костёр, разбросали головешки в разные стороны. Затем они сняли с Жени парашют, запихали под корягу растущего над рекой дерева, и все быстро побежали вдоль русла, чтобы не быть обнаруженными немцами.

В землянке партизан-пограничников он познакомился с командиром разведывательной группы.

Тот сразу предупредил:

– Предыдущий радист был убит на задании! Информации накопилось много. Но тут не передавать – засекут! Надо уйти как можно дальше с рацией. Пойдёшь с напарником!

Женя, даже не отдохнув, быстрым шагом пошёл с проводником в гущу леса, через овраги, буреломы. И в кустах на небольшой возвышенности настроил рацию.

Его пальцы, уже успевшие соскучиться по этой работе, непринуждённо стали выстукивать добытые разведкой данные о фрицах.

Когда Женя закончил, послышался звук немецкого самолёта. Но Женя с напарником были уже в чащобе.

Так и шла служба. Изо дня в день Женя передавал разведывательные данные, уходя как можно дальше от места базирования. А отряд передвигался за отступающими немцами, уничтожая их командиров и живую силу.

Женя не раз просился в разведывательную группу. Но начальник отряда его урезонивал:

– Ты у нас и так герой: передаёшь данные о фашистах, не боясь смерти! Помогаешь армии – значит, всей стране!

Так прошло четыре года войны. Женя не раз доставал платочек из кармана гимнастёрки и вспоминал Розу. За это время он не получил ни одного письма. Да и все партизаны-пограничники тоже оставались без весточек.

И вот с фашистской Германией было покончено. Враг был повержен. Родина торжествовала. Женин отряд расформировали, демобилизовали, и всем выдали предписание: кому куда ехать.

Уже в поезде Женя узнал, что они проезжают мимо села, где он познакомился с Розой. Женя попросил машиниста притормозить состав. Тот пошёл навстречу, и, как только поезд замедлил ход, Женя подхватил рюкзак и выпрыгнул из вагона. Сослуживцы помахали ему на прощание.

В селе Женя увидел, что от школы и дома, где жила Роза с мамой, остались только фундаменты. Да и вообще не было ни одного уцелевшего дома. А в селе стояла зловещая тишина: людей не видно, и даже кошек и собак не было.

Женя стоял в растерянности: «И спросить-то некого», – и не знал, что ему предпринять.

– Эй, пограничник! – вдруг окликнул его кто-то.

Он оглянулся. На дороге стояла полуторка, в кузове которой сидели солдаты.

– Что застыл, как статуя? – спросил шофёр.

– Да вот – пришёл к невесте, а увидел одни головешки!

– Сам-то откуда?

– Из столицы.

– Так мы туда и едем. Считай, что тебе повезло!

И Женя запрыгнул в кузов.

По пути солдаты травили анекдоты, байки; стояли хохот и дым от табака. Но Женя ни разу не улыбнулся и думал: «Где искать Розу с мамой? Я ведь кроме имён ничего и не знаю».

Так, размышляя, он добрался до дома. Дверь открыл отец. Увидев возмужавшего сына, он обнял его, похлопал по плечу. А потом вышла в прихожую мама и обняла их двоих. В эту ночь они, как и в ту, когда уходили на войну, не спали. Говорили обо всём. Рассказал Женя и о любимой девушке.

Затем жизнь пошла своим чередом. Отец устроил Женю столяром на стройку. Сейчас было не до искусства, надо было восстанавливать народное хозяйство. Да и Женя решил ещё поучиться и поступил в Строгановское училище. Но его никогда не покидала мечта найти Розу. А матушка видела, как сын переживает, и знала про платочек, который он бережно хранил.

Когда Женя получил диплом, ему предложили поехать в далёкую западную глубинку – руководить восстановлением старинных задний.

Он увидел, что это место находится недалеко от села, где он познакомился с Розой, и согласился. Получив направление, на следующий день сел в автобус, который ехал прямо до места назначения. Гул мотора убаюкивал, и Женя, думая о новой работе, заснул. Разбудило его солнышко.

Город, куда он прибыл, удивил его. Красивые дома, асфальтированные улицы с зелёными газонами и с молодыми деревцами. Женя направился к зданию с вывеской «Администрация». Начальницы там не оказалось. Секретарь, извиняясь, ему объяснила:

– Она выехала на приём новой водокачки.

И Женя, оставив свои данные, пошёл посмотреть, что ему предстояло восстанавливать. Городок был небольшой, и то, что его интересовало, находилось на окраине.

Это был когда-то целый комплекс, но сейчас, казалось, уцелел только храм. А вокруг стояли небольшие жилые бревенчатые дома с занавесочками на окнах.

Женя вошёл в храм. Внутри всё сверкало, даже росписи сохранились. Но «царских врат» не оказалось, и церковной утвари тоже не было. Женя стоял в тишине и размышлял: «Работа большая, надо начинать с иконостаса. Вот наша с папой мечта и исполнится!»

Тут вошла пожилая женщина с мальчиком и спросила:

– Вы что-то хотели?

Женя рассказал, зачем прибыл.

Женщина с сожалением проговорила:

– Немцы всё, что возможно, вывезли. Я здесь давно и знаю, как тут всё было. А сейчас временами здесь прибираю. И если вам помогут для восстановления «царских врат» рисунки, они у меня сохранились.

Мальчик, который стоял и молчал, вдруг стеснительно произнёс:

– Мой папа тоже хотел сделать «царские врата». Он был резчиком по дереву. Мне так мама говорила!

– Этот мальчик – сынишка моей соседки, – пояснила женщина. – Зовут его Женя. Его мама просит меня иногда присмотреть за ним: в семье нет ни дедушки, ни бабушки – погибли во время войны. А папа как ушёл на фронт, так и нет о нём известий. А мама его – наша начальница. Мы любя зовём её Розочкой.

Сердце сжалось у Жени от предчувствия: «Это она, родная!»

– А сколько лет мальчику? – спросил он.

– Седьмой годок.

«Всё совпадает! – снова подумал Женя. – Именно столько я её не видел!»

Солнце уже стояло высоко, и яркие лучи его проникли через дверь в храм, осветив всё внутри.

И тут появилась Роза. Женя узнал её сразу. Да и он, освещённый солнцем, стоял на фоне росписей, как явившееся чудо.

– Женечка! – бросилась Роза к нему и, взволнованная, счастливая, глядя на сына, воскликнула: – Женечка, сыночек, это твой папа!

И тогда в храме раздался звонкий детский радостный крик:

– Па-а-па-а-а!

Он долгим эхом поднялся до самого купола храма.

А Женя обнял сына и долго вытирал глаза Розе – платочком с каёмочкой.

Будильник

Неподалёку от одного леса располагалось большое село – с огородами, с полями колосистой пшеницы. И со школой, которую закончил Петя Травкин. Когда это произошло, отец ему сказал:

– Вот поступишь в институт лесного хозяйства, подарю тебе наручные часы!

Он хотел, чтобы сын по традиции тоже стал лесничим. Петя с детства выходил с отцом на охрану леса, казалось, знал все деревья и кочки по всей округе и умел метко стрелять из ружья. А когда собирался с отцом пойти куда-то, заводил маленький будильник, и тот будил их, да так громко, что слышали все соседи. Казалось, будильник всех вразумлял: «Жиз-знью! Жиззнью дорож-жи!»

А Петя очень хотел узнать: «Интересно, для чего в часах такой говорящий звонок?»

И как-то, сдав вступительные экзамены в институт, он разобрал будильник и, ничего там не обнаружив, собрал как было. Но с тех пор будильник стал звонить, как заблагорассудится, но только не в определённое время. Отец, обнаружив это, рассердился:

– Хотел я тебе, сынок, часы подарить в честь поступления в институт, но раз так – бери этот будильник и носи вместо наручных часов!

И добавил:

– Хотя и в сломанном виде будильник мне дорог – он твоему дедушке принадлежал, моему отцу. Он во время Гражданской войны отобрал их у неразумных детей, что играли часами в футбол. А сами часы – из особняка сбежавшего за границу графа.

Петя безропотно взял будильник и завёл на утро, чтобы не проспать в институт. Но всех разбудило известие по радио: «На нашу Родину вероломно, без объявления войны, напал враг!»

Началась война. И она была близко – село было рядом с границей. И как-то в село приехала полуторка. Из неё вышёл офицер и обратился к встревоженным жителям:

– Все со скотом покидайте село! Лесничий покажет, куда идти. А совершеннолетнюю молодёжь прошу в машину!

Петя поцеловал матушку, отца, положил в карман будильник. А соседка – немка и преподавательница немецкого языка – ему по-немецки пожелала:

– Возвращайся!

– Вернусь! – твёрдо пообещал Петя, тоже на немецком. Он хорошо знал этот язык.

А затем вместе с остальными новобранцами Петя запрыгнул в кузов машины, и она рванула к вокзалу. Когда они уже подъехали, над ними низко пролетел самолёт со свастикой на крыльях.

Офицер скомандовал:

– Машину остановить! Всем спрятаться под вагонами с брёвнами!

И только все укрылись, как самолёт вернулся и на бреющем полёте разбомбил машину вдребезги. Никто из новобранцев не пострадал, только Петин будильник вдруг громко зазвенел: «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!»

А потом новобранцами пополнили отряд пограничников, которые организовались в партизанский отряд. Они были рады пополнению, а особенно Пете Травкину, знающему немецкий язык.

И вот у него началась партизанская жизнь.

В отряде уже были раненые, воевавшие с фрицами, и командир отряда приказал Петру:

– Оставь свой будильник в лазарете. Пусть звон напоминает раненым о доме!

Петя так и сделал, а потом начал участвовать с отрядом в захвате немецких продовольственных обозов, в уничтожении техники и живой силы противника. Фашисты за отрядом пока особо не охотились: им важно было идти вглубь нашей страны. И партизаны продолжали воевать в тылу врага.

Однажды командир приказал двум группам из трёх пограничников разведать месторасположение немцев и встретиться в назначенное время. Для этого он велел Пете взять будильник.

А о часах раненые поговаривали:

– Как зазвенит – «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!» – враз начинаешь поправляться!

Взял Пётр родные часы, расцеловал от радости и утром, собрав всё необходимое снаряжение, завёл их на всякий случай. А потом с группой партизан пошёл в назначенное место.

Они залегли в кустах возле дороги. Вскоре с грохотом проехали немецкие танки. А через какое-то время на дороге появился чёрный лимузин. Разведчики выскочили ему наперерез, и шофёр машинально затормозил. В машине кроме шофёра оказался растерянный немецкий офицер.

Пётр отчеканил на немецком языке:

– Вылезайте! Вы пленники!

У офицера был большой кожаный портфель, который он судорожно держал в руках, твердя:

– Не убивайте! Я знаю важную новость: через сорок минут по железной дороге пройдёт состав – это в Германию повезут пленных девушек для разных работ!

«Через сорок минут? – с горечью и сожалением подумал Пётр. – Сил не хватит и времени нет для их освобождения».

Но тут подошла ещё группа пограничников, и Петя решил:

– Один из вас ведёт офицера на базу, а остальные едут выручать заключённых! – и обратился к шофёру: – Хочешь жить, вези, куда скажу!

Партизаны запрыгнули в машину. Возле моста они остановились, подожгли дымовую шашку, а сами расположились вдоль полотна железной дороги. И всё вовремя сделали: поезд приближался, а машинист, заметив дым, остановил состав.

– Вы окружены! – прокричал Пётр на немецком языке и вышел из кустарника, продолжая кричать: – Дорога впереди и позади поезда заминирована! Погибать вам ни к чему. Сдавайте оружие, освобождайте пленных и поезжайте, куда хотите!

Какой-то фриц на поезде развернул пулемёт в сторону Петра, но тут громко разнёсся звон будильника: «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!»

Настала тишина, а затем немцы стали бросать оружие. Партизаны кинулись к товарным вагонам открывать засовы. Все девушки выпрыгнули на насыпь. А поезд медленно тронулся.

Девчат было не менее ста, все ровесники Петра или моложе, худые, немощные, а одна из них, с перевязанной тряпкой ногой, хромала.

– Быстро все за мной! – скомандовал Пётр и повёл их только ему ведомой тропой через овраги и чащобу в отряд.

В партизанском отряде девчата привели себя в порядок, а так как не ели два дня, съели все запасы еды.

А Пётр нашёл хромающую девушку и отвёл в лазарет. Рана на ноге оказалась неопасная.

Вскоре командир отряда дал указание:

– Травкин, завтра с утра переправишь девчат и пленных немцев в другой район, там вас будут ждать наши. Сделай так, чтобы фрицы не проследили твой маршрут.

Солнце ещё не взошло, а Пётр уже поднял всех и проинструктировал:

– Когда пойдём по болотам, идите за мной след в след. Немцев поведёт позади охрана из пограничников. А девушку с травмированной ногой я сам перенесу через болота.

И только начались болотистые места, Пётр подхватил девушку на руки и двинулся по местам, не раз пройденным с отцом. Девушка ухватила его за шею, и Пётр почувствовал мягкие её ладони, а она от него – запах дыма от костра. Для неё это было приятным ощущением.

Солнце находилось уже высоко, когда все вышли на сушу. Там уже ждали красноармейцы. Пётр опустил девушку на землю, а она сняла со своей шеи серебряную цепочку с маленьким крестиком и произнесла:

– Носи цепочку, а крестик пусть тебя не смущает, его никто не заметит. Он исполнит твоё желание.

И застегнув цепочку Пете на шее, она ушла с остальными девчатами и красноармейцами.

На следующий день партизанский отряд обложили немцы. Силы явно были неравны. Но партизаны решили дать бой. И тут неожиданно зазвенел будильник, и его звон разнёсся по лесу: «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!»

Немцы, что были ближе к отряду, остановились, и кто-то из них произнёс:

– Это звенит будильник, дарующий жизнь!

И они обошли отряд.

В этот день партизаны сменили свою дислокацию: ушли глубже в тыл врага.

Ещё несколько лет Пётр воевал с фрицами, уничтожал фашистскую технику, захватил множество «языков». А как-то, узнав, что идёт большой вражеский состав с боеприпасами, он заложил под рельсы взрывчатку на повороте. Сам залёг с прибором дистанционного управления взрывом за большой валун. Вначале проехала небольшая дрезина: видно, проверяла железнодорожный путь, а за ней, тяжело пыхтя, двигался поезд, весь зачехлённый брезентом. И только половина состава проехала поворот, Травкин крутанул ручку. Земля вздрогнула, боеприпасы в поезде сдетонировали, и состав взлетел на воздух. А один снаряд вдребезги разнёс камень, за которым находился Пётр. Последнее, что он услышал, – звон будильника: «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!»

Петра перевозили из госпиталя в госпиталь; в нём оказалось огромное количество каменных осколков, за что его прозвали «каменный солдат». Лечили его долго, а потом, уже здоровым, демобилизовали. В тот же день по радио сообщили, что война с фашистской Германией закончена и враг повержен навсегда.

После войны Пётр часто вспоминал девушку, что подарила ему цепочку. Временами он заботливо протирал её бархоткой. А будильник пропал, и Петя очень об этом сожалел.

А часы каким-то образом оказались в далёком городе, где проходил аукцион антиквариата и одновременно выставка картин. И вдруг одна из художниц услышала звук будильника. Он был ей знаком, и она поспешила на голос аукциониста. А тот рассказывал:

– Этими часами раньше владел известный граф. Он заказал их в Швейцарии – для своей больной графини, чтобы каждый раз, когда звонит будильник, она слышала слова: «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!» И графиня дожила до самой старости.

Тут девушка взволнованно произнесла:

– Эти часы спасли жизнь не только графине, но и многим воинам нашей Родины и даже врагам!

Торги приостановили, и девушка рассказала всё то, что знала о часах. А также о том, что ищет нынешнего хозяина часов. Ей дали адрес, и она, купив часы, с радостным чувством поехала к своему спасителю.

Но дверь ей открыл незнакомый мужчина. Девушка рассказала о причине своего визита и показала часы:

– Да, это мои часы, – ответил небрежно мужчина. – Я во время войны был санитаром и нашёл их в пустом кузове машины.

Девушка огорчилась. Но с этого момента, куда бы она ни шла, будильник находился с ней, и временами она его заводила. Он напоминал ей те незабываемые времена. Друзья девушки знали об этой истории и, чтобы отвлечь её, посоветовали:

– Поедем в далёкий посёлок, возле границы, там интересные места. Есть где заняться живописью.

Вечером художница и её друзья сели на поезд, утром уже были на месте и пошли снимать номер в гостинице.

– А я пока съезжу на окраину, посмотрю, какая там природа! – сказала девушка друзьям.

Когда девушка приехала за город и сошла с автобуса, то обрадовалась, что оказалась здесь: колосилась, переливаясь в лучах солнца, пшеница; стояли уютные, окружённые жёлтыми подсолнухами домики. А неподалёку был лес, он казался густым, непроходимым. И тут из него вышел мужчина в брезентовом плаще, с ружьём за плечами. Впереди него бежала маленькая собачка, которая тут же бросилась к девушке, чтобы поприветствовать. Подошёл и мужчина – высокий, статный. Увидев мольберт, он поинтересовался:

– Художница?

– Да! – ответила девушка.

– Ну что ж, рисуйте! У нас тут места интересные, а я мешать не стану. Если захотите попить, отдохнуть – прошу в гости! – и он рукой указал на дом, стоящий неподалёку.

Затем скинул плащ и собрался уходить. И девушка вдруг заметила у него на шее свою цепочку. От удивления у неё вырвалось:

– Это моя цепочка!

И тут громко, заглушая шелест колосьев пшеницы, раздался звон: «Жиз-знью! Жиз-знью дорож-жи!»

– А это мой будильник! – не менее удивлённо воскликнул мужчина.

И тут они всё поняли и узнали друг друга. И более радостных людей никто никогда не видел.

– Пойдёмте ко мне! – предложил Пётр. – Порисовать ещё успеете!

И добавил:

– Вам сейчас же надо знакомиться с моими родителями, да и со мной получше! – и он подхватил мольберт.

А девушка, взяв его под руку, счастливая, пошла рядом. И как тогда, во время войны, почувствовала приятный запах костра.

И вскоре все сельчане говорили:

– Если бы у всех людей были такие будильники, то никаких войн никогда бы не происходило и все бы счастливо жили!

Маленькая история из большой жизни

Когда закончилась гражданская междоусобица, народ стал возвращаться к мирной жизни. Витя, семилетний мальчик, готовился пойти в школу, которая была в его посёлке. Он позавтракал – выпил чаю с любимыми сырниками со сметаной, приготовленными мамой, взял портфель с букварём, тетрадь, карандаши и вместе с папой отправился в школу, размахивая портфелем.

В классе Витю посадили за парту с худенькой, меньше его ростом девочкой. Вначале он не очень обращал на неё внимание, но когда она стала выводить карандашом в тетради показанные учительницей буквы – левой рукой, он удивился и сказал:

– Надо писать правой рукой!

– А я только так умею, – ответила девочка.

Учительница тоже хотела ей помочь, но увидев, что это бесполезно, отстала. А на переменке одноклассники стали над ней насмехаться. Витя был крепкий мальчик, вступился за девочку: одного потряс за грудки, потом другого. И после этого никто не решался смеяться над ней. А после занятий они пошли вместе, так как им было по пути; только девочка жила ближе к школе. Всю дорогу они шли молча, но когда подошли к дому девочки, та, открыв калитку, сказала:

– Меня зовут Мила Кошкина!

– А меня Витя Верный!

С этого дня, идя в школу, Витя всегда встречал Милу возле её дома. Учились они оба хорошо, а Мила всегда чувствовала, что находится под защитой друга. Кому-то давали прозвища, но им – никогда! Дружбу Вити и Милы уважали и говорили про них:

– Они как иголка с ниткой!

В седьмом классе Мила усердно стала заниматься в спортзале. Витя не отставал от неё и тоже лихо выделывал всякие упражнения – то на турнике, то на брусьях.

Тем временем Мила стала быстро расти: в десятом классе она была уже на голову выше Вити, а её силе могли позавидовать многие мальчики. Она даже лихо справлялась с тяжёлыми гирями. Витя и Мила с юмором относились к этому, и их дружба продолжалась.

Когда они закончили десятилетку, оба поступили в давно выбранный ими университет геодезии и картографии. Они с удовольствием учились пользоваться приборами геодезистов, составлять карты. Хватало времени заниматься и вождением автомобиля, и спортивной стрельбой – причём Витя и Мила поражали инструкторов своей меткостью.

Однажды кто-то из студентов тихо высказался:

– Ухажёр-то у неё – гномик!

Володя не слышал этого, не то проучил бы насмешника. Но зато услышала Мила. Она подошла к обидчику, ухватила его за ремень и подняла, словно бросить хотела. И отпустила, когда ей показалось, что тот со страху дышать перестал.

В институте их уважали, за дружбу и отличную учёбу. И может поэтому, когда они закончили институт, их вдвоём, как специалистов, определили в пограничные войска на западную границу. Обучали Витю и Милу военному делу мало – они и так уже были подготовленными бойцами. Для работы с картами им дали светлое помещение, а поселили в разных местах. Витя жил с пограничниками в казарме, а Мила – с медсёстрами.

– Какие вы высококвалифицированные специалисты! – довольно говорил командир. – Вам даже шофёр не нужен, сами можете ездить! – и дал им указание, где провести очередные исследования на местности.

Витя и Мила загрузили в кузов машины необходимое для работы снаряжение и поехали – сначала по дороге, а потом по лесной просеке.

Остановились они возле оврага, на противоположной стороне которого была чащоба. Там они и должны были обследовать территорию и нанести всё на карту. Витя взял тахеометр, вошёл в овраг, поднялся на противоположную сторону – и пропал. Не слышно было от него ни свиста, ни оклика – так они обычно общались, когда не видели друг друга в лесу.

От плохого предчувствия у Милы сжалось сердце. Поправив кобуру с пистолетом, она осторожно, но быстро бросилась туда, где исчез Витя. Там, где он должен был находиться, его не оказалось; кусты вокруг были поломаны, трава примята: видно, он сопротивлялся кому-то. Тахеометр валялся в стороне на земле, треножник был сломан, и от него тянулся след примятой травы.

Мила пошла по следу, который привёл её к огромной куче валежника, с одной стороны упирающейся в дерево. Казалось, ничего необычного – лесной мусор. Но Мила каким-то чутьём определила: здесь лаз, логово врага. В этот момент она была страшна. Гимнастёрка на ней распахнулась, лицо белое. пилотка упала, зацепившись за ветку, и волосы на голове рассыпались.

Она сапогом расчистила вход, замаскированный валежником. Там оказалась землянка. Диверсанты, а это были именно они, увидев Милу, опешили. Этого мгновения ей хватило. Двоих она ухватила и стукнула головами, а третий, сидевший за рацией, так и застыл в оцепенении.

Обезоружив всех, связав диверсантам руки проводом, Мила подошла к лежащему Вите. Он был ранен ножом в ногу и, очевидно, потерял много крови. Мила нашла аптечку и перевязала его. Затем на одного из лазутчиков повесила рацию, на другого навьючила рюкзак с оружием и карты, найденные в логове. Витю понесла сама. По дороге Мила подобрала пилотку, а тахеометр заставила тащить третьегобандита.

Диверсантов Мила уложила в кузов, связав им ноги, Витю посадила рядом с собой и рванула в погранотряд. Там она сразу доложила о случившемся начальнику отряда и, снова взяв Витю, понесла его в лазарет.

Захваченные диверсанты оказались немцами; они изучали дислокацию частей Советской Армии и при себе имели схемы, карты и план нападения Германии на нашу страну. Это помогло пограничникам подготовиться, и не оказаться застигнутыми врасплох.

Через три дня фашисты вероломно перешли границу и вторглись на нашу Родину. Бойцы дали им отпор, но силы были неравные, и пограничникам пришлось уйти в партизаны.

Витя и Мила вступали в сражения с немцами, пускали под откос поезда с живой силой и техникой. И не раз выручали друг друга в бою. Партизаны видели, как они после изнурительного дня отдыхали рядышком и шутили:

– Вы бы ребёночка, что ли, уже сотворили!

– Вот война закончится, и будет у нас не один ребёночек! – отшучивались они.

И так прошло несколько лет: бои, недосыпание, холод и разные невзгоды. А потом война закончилась. Витя и Мила, получив множество наград, вернулись к мирной жизни и стали помогать восстанавливать разрушенную страну. Дома их встретили только матери, отцы погибли на войне.

– Матушки, дайте нам благословение на совместную жизнь, – попросили Витя и Мила.

Получив согласие, они расписались. Средств на свадьбу не было, поэтому они просто выпили с родителями вина из яблоневой настойки. Так и началась их совместная жизнь. Витя работал шофёром, а Мила геодезистом на стройках. Вскоре родилась двойня, мальчики.

Тяжело было их растить, хорошо, что бабушки помогали. А когда сынишки немного подросли, Мила и Витя решили отправиться в деревню обменять кое-какие вещички на хлеб, картошку и ещё на кое-что – это Мила держала в секрете. И как-то ранним утром вместе с соседками, тоже пожелавшими поехать, они двинулись в деревню на машине, которую вёл Витя.

Переезжая из одной деревни в другую, они поменяли свой товар на то, что хотели. В кузове теперь были мука, творог, яйца, картошка и даже масло. И все довольные возвращались домой.

С Витей в кабине сидела Мила, а соседки сидели на лавочке в кузове. Вечерело. Проезжая мимо источника, Витя остановился – соседки захотели водицы испить. Мила взяла ведро, спустилась к источнику и тут услышала со стороны шоссе скрежет колес и отчаянные крики соседок.

– Что вы делаете?

И мужской голос:

– Заткнитесь, тётки!

Мила вышла на дорогу с ведром воды и враз смекнула: «Грабят!»

– Нам попить принесла? – съязвили двое пришлых, вытаскивая мешки с продуктами из кузова, чтобы перенести их в свою машину.

Витя лежал на сиденье в кузове без движения. Бандиты наклонились над ведром. И тут Мила разозлилась, как на войне, когда боролась с фашистами. Загребла двоих за шкирку и ударила головами. Они обмякли и свалились. Третий полез было в свою машину за обрезом, но она схватила его за ногу и рванула так, что он головой ударился о дорогу. Посадила она троих незадачливых грабителей на краю шоссе спина к спине и скрутила верёвкой, пока в себя не пришли. Машину их загнала в кювет, а у обреза расколола приклад.

Витя очнулся, медленно приподнялся: видно, его чем-то стукнули, хорошо, что шапка была на голове. Мила успокоила соседок, посмотрела, все ли продукты на месте. Положила голову мужа себе на колени и пожалела:

– Витя, что ж тебе так не везёт!

Завела машину и поехала. Ночью приехали, разгрузились и разошлись по домам.

Вите стало легче, а утром он проснулся от приятного запаха сырников. Это и был секрет Милы: она хотела сделать ему подарок – сырники со сметаной – к его дню рождения. А оно было сегодня! Витя стал сам уплетать сырники и деток угощать – и они от папы не отставали.

Так вся семья и жила – своими заботами и радостями. Мальчики росли, и родители не заметили, как они стали взрослыми. Они тоже стали геодезистами и всё время ездили в разные научно-исследовательские экспедиции. А однажды привели девушек и попросили у родителей разрешение на венчание.

Обе свадьбы справляли в один день, в шикарном ресторане, а на столах была разная вкусная еда и шампанское.

А в начале застолья сыновья встали и произнесли:

– Мы хотим, чтобы первый тост был за родителей!

А все гости заметили, что молодые жёны были на голову выше своих мужей. Тут и тарелки с горячими сырниками и со сметаной всем поставили.

И Витя и Мила одновременно сказали:

– Дай Бог, чтоб у всех жизнь была такая, как у нас сейчас!

Полковой оркестр

Однажды солдаты-пограничники смотрели на шестерых музыкантов-духовиков и недоброжелательно высказались:

– Вот играют на трубах, только веселятся! А мы маршируем, бегаем, занимаемся до седьмого пота боевой подготовкой!

И оркестранты, чтобы не надоедать своим присутствием, стали уходить к краю подлеска. Там они усаживались со своими инструментами, кто на пенёк, кто на поваленное дерево, и начинали музицировать. А вечером трубили марш идущим в казармы на ночёвку солдатам, после чего и сами шли отдыхать.

А потом неожиданно нагрянула война. Музыканты, как обычно, репетировали возле подлеска и не знали ничего. И вражеская разведка незаметно к ним подкралась. Были фрицы подготовлены к любому сражению, но тут подумали и решили:

– Незачем на этих музыкантиков пули тратить, шум поднимать, солдаты ещё услышат. Мы их в кулачном бою уложим!

Сняли они с себя мешающее снаряжение и кинулись на играющих музыкантов. Некоторые из них от ударов сразу упали. Но тут же поднялись и крепко ответили. Бой шёл с переменным успехом. И музыкантов это так разозлило, что они всех шестерых фрицев уложили в одну кучу. Лежат они и охают:

– Почему они нас одолели?

А тромбонист им и сказал:

– В нашей армии слабых нет! А мы, музыканты, за весь день с тяжёлыми медными трубами так натренируемся, что у всех у нас силушка появляется!

Заинька

Город, где жил Юра Малыш, был далеко от границы. Но когда неожиданно нагрянула война, его срочно вызвали в военкомат. Комиссар в приёмной комиссии оглядел его, – а Юра был высокий, крепкого сложения, – и задал ему вопрос:

– Чем занимался в мирное время?

– Окончил театральный институт и работал в кукольном театре.

– Сейчас нам не до артистов, а вот в медицинских частях не хватает медбратьев. Направляешься служить в госпиталь, а там обучишься и военному мастерству!

И Юру со многими новобранцами и военными, которые были в полном боевом обмундировании, загрузили в вагоны-теплушки, и поезд помчался в сторону, откуда постепенно стала все громче и громче доноситься канонада. На одной из станций Малыша и всех мобилизованных высадили из вагонов, а военные поехали дальше.

Юре предстало зрелище: санитарные машины с ранеными; кого-то несли на носилках, кого-то вели к зданию госпиталя. Вокруг стояла зловещая тишина, не было слышно ни стона, ни оханья. Только доносились команды врача, девушки в белом халате и в такой же косыночке:

– Этого в хирургию. Этого на перевязку. Этого обследовать.

Неподалёку суетился интендант, который крикнул новобранцам:

– Надевайте халаты! И помогайте распределять раненых по палатам!

Скоро всех раненых, контуженных и просто заболевших расположили в госпитале. Интендант прибывшим новобранцам приказал сходить в баню и переодеться в военную форму.

С этого дня Юра начал служить медбратом. Он научился оказывать первую помощь раненым, готов был выполнить любую их просьбу: перевернуть на кровати, сменить простынку, принести воды. Научился Юра и обращаться с оружием: винтовкой, автоматом. А девушку-врача он иногда встречал и замечал её любопытный взгляд на себе. Была она в звании лейтенанта, стройная, чернобровая, с пышными волосами, собранными в большой пучок на затылке. Юра подметил, что за ней ухлестывает интендант – всё норовит подловить её и пригласить на свидание. И однажды Юра услышал, как она ему смело сказала:

– Я подумаю об этом после победы!

А Юра решил про себя: «Любовь, видно, бывает и на войне». И сам не заметил, как она тоже стала ему нравиться. И чем чаще он её видел, тем больше увлекался. Причём в гражданской жизни Юру ни одна девушка не привлекала, он больше времени уделял учёбе. Но сейчас у него появилось неведомое влечение к девушке-врачу.

Юра узнал, что она здесь после мединститута, что зовут её Света, а фамилия – Зайчик. А интендант, видно, злился на неё за то, что она воспринимает его только как сослуживца, и старался привлечь к работе поближе к себе. И на этот раз, решив проверить хозяйство на далёкой заставе, он взял её с собой – под предлогом проверить здоровье пограничников.

А Малыш, пользуясь тем, что начальство отсутствует, вместо того, чтобы отдыхать, решил сделать театральную куклу «Зайчик», и чтобы она была похожа на Свету.

Для этого Юра взял маленькую подушку, подтянул у неё два верхних угла, сделал из них большие уши. Затем утянул место, где должна быть мордашка, обрезал низ подушки и из этого материала пришил к туловищу лапки. А также сделал рот на резиночке, чтоб он мог незаметно открываться. Хорошая получилась кукла. Правда, для схожести с врачом не хватало пышных волос на голове, да нужно было ещё кое-где подкрасить.

И Юра пошёл к кочегару – тому всё время несли разное барахло на топку. И не прогадал, всё нашёл: шпагат, который изображал волосы; сажу, чтобы подчернить причёску и нос. Карандашом нарисовал большие раскосые глаза, а рот и язык разукрасил красной помадой.

Когда всё было готово, Юра надел куклу на руку, пальцы просунул в мордашку, в лапки и показал кочегару, пропищав писклявым голосом:

– Спасибо тебе, друг! Я ожил!

Кочегар аж сел от удивления, забыв кинуть уголь в топку.

Но тут за Юрой прибежали:

– Малыш, тебя ждёт машина! Надо срочно ехать на заставу. Фашисты нагрянули, есть раненые!

Юра отложил куклу на сохранение кочегару, сел в санитарную машину с поджидавшим его шофёром, и они рванули по просёлочной дороге, подпрыгивая на кочках, проваливаясь в рытвины. Затем они выехали на колею, проходившую по бесконечному золотистому полю пшеницы, и помчались по ней.

Малыш похвалил шофёра:

– Как ты лихо управляешься!

– А что тут особенного, – ответил шофёр. – Надо только почувствовать, что ты и машина – одно целое, и будет все нормально. Нажми на педаль, руль возьми – и привыкайте друг к другу до полного понимания.

Так, разговаривая, они подъехали к заставе. Бой, видно, только закончился, изредка постреливал с высокого бруствера только один пограничник.

Пограничники стали загружать раненых в санитарную машину, а потом сели в стоящий рядом пикап. А врач Зайчик с серым, уставшим лицом проверяла каждого – всё ли в порядке. Потом она хотела что-то сказать Юре, но тут подошёл интендант и скомандовал Малышу:

– Иди к пулемётчику и предупреди его, чтобы стрелял до тех пор, пока мы не покинем заставу!

Юра подбежал к пограничнику. Это был старослужащий, и он сказал:

– Там, впереди, большое скопление фашистских войск. Нам приказано быстро отойти на новый рубеж, и тогда немцев начнут молотить наши пушкари. До этого была проверка боем, а сейчас фрицы готовятся к наступлению.

Но пока со стороны фашистов не было слышно выстрелов.

– Хитрят, сволочи, – зло произнёс солдат. – Напали вероломно и как гадюки ползут, думают завоевать. Не получится! Сейчас матушка-Родина сил наберёт, и им конец настанет!

Тут пикап с пограничниками, где сидел и интендант, тронулась и поехала. Машина с ранеными солдатами и врачом в кабине тоже была готова к отъезду, и Юра со старослужащим запрыгнули в кузов. Ехали не спеша, чтобы не причинять лишних страданий раненым, следуя за исчезающим в дорожной пыли пикапом. И услышали, что там, где они только что были, загудела земля от выстрелов наших пушек, стрелявших по врагу. Выехав в поле, Юра увидел, как над ними пролетел самолёт со свастикой на крыльях.

А затем тот развернулся и стал пикировать. Пули прошили кабину, снесли с неё железный верх. Машина остановилась. Самолёт не стал больше атаковать: видно, заметив красный крест, лётчик-фашист решил: «И так не жильцы!»

Малыш с солдатом кинулись к кабине. Шофёр был убит, врач Зайчик была без движения и, казалось, тоже погибла. Но Юра нащупал у неё пульс, а ранений не было видно. Но потом, пощупав голову Светы, Юра под волосами обнаружил кровь. Видно, металлический козырёк от кабины, отлетая, ударил врача прямо в пучок, который и спас её от неминуемой гибели.

Юра растерялся: что делать дальше, он не знал.

И вдруг раздался голос солдата:

– Что мечешься? Ты молодой, смекалистый, садись в машину и езжай, на ходу научишься. А я буду держать врача. Мне не привыкать к женщинам, у меня семья большая, а ты, салажонок, и дотронуться до неё боишься. А у неё, может, спина или грудь повреждена. Давай, езжай быстрей!

Малыш уселся за руль, вспомнил, как водитель говорил, что нужно почувствовать себя с машиной одним целым. На счастье, машина завелась сразу, а вот с ездой был непорядок: то автомобиль рвался вперёд, то резко останавливался. И Юра опять вспомнил слова шофёра и попытался почувствовать машину.

Так они с горем пополам проехали половину пшеничного поля. Уже показался лес, где проходила просёлочная дорога. Но вот снова загудел вражеский самолёт и с ходу стал снижаться. А Юра с педалями что-то перепутал, машина резко встала, и пули попали по дороге впереди. Самолёт развернулся и опять пошёл в атаку. Малыш успел завести мотор и на всей скорости рванул по ухабам. И пули фашиста легли там, где он только что находился. Немец даже подумал: «Молодец водитель, сумел меня перехитрить!»

А у Юры это получилось случайно. И пока вражеский самолёт заходил на очередной круг, он мчался по колее, поднимая облака пыли. И успел-таки въехать в лес до того, как самолёт вернулся.

– Да ты в рубашке родился! – поздравил его солдат, крепко держа так и не очнувшуюся Свету.

– Ты её особенно-то не обнимай! – улыбаясь, молвил Юра.

– Так я ж по-отцовски, не волнуйся, – ласково заверил старослужащий.

Наконец они добрались до госпиталя. Там всех раненых и врача Зайчика перенесли в палаты. Юра привёл себя в порядок, пообедал и пошёл забрать куклу у кочегара, чтобы с ней обойти и порадовать раненых.

А в палате раненые, кто стонал, а у кого боль была только в глазах. Малыш вытащил из-под гимнастёрки зайца, надел его на руку, сам спрятался за спинку стула и, показывая только куклу, которая открывала и закрывала большой красный рот, весело, звонко заговорил:

– Вижу, тут все хворые: кто хромой, кто кривой, кому-то не спится! Вот сейчас всех буду лечить песней. Она – эликсир здоровья!

И зайчик – открывая рот, прижимая лапки к груди и шевеля ушками, – запел знакомые всем слова: «А помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела!»

В палате раздался смех. А Юра, развеселив раненых, пошёл в другое отделение. Уже к вечеру он узнал, где находится Света и заглянул к ней. Она лежала на кровати подстриженная, с перевязанной головой и по-прежнему с закрытыми глазами, словно спала. Два дня он навещал её. А на третий день узнал, что ему предстоит вечером отправиться на передовую за ранеными. Перед отъездом Юра решил ещё раз навестить Свету. А там достал куклу и заговорил:

– Я – заяц! А ты – Зайчик, и я хочу с тобой познакомиться. Я слышал, что ты всё спишь и спишь, а мне хочется с тобой поиграть, побегать, попрыгать и подружиться на всю жизнь!

И тут Света открыла глаза. Она посмотрела на зайца, на его грустную рожицу, опущенные ушки и удивлённо произнесла:

– Ой, зайчик! Я всё слышала!

А Юра быстро вышел. Стоял возле палаты и радовался, что услышал голос Светы. А когда в палату пришли медсёстры, то до него донеслись её слова:

– А где заяц, что тут только что был?..

Вечером Юра поехал на передовую, там шёл ожесточенный бой. Прибыл он ранним утром. Артиллерия в это время била по отступающему врагу. Опасаясь поражения, фашисты собрали всю живую силу, технику и готовились к контрнаступлению. Погрузив всех раненых, Юра хотел было ехать, но тут подошёл старшина и с сожалением сказал:

– Много товарищей мы потеряли во вчерашнем бою. Их сегодня не хватает, а помощь запаздывает. А нам после артподготовки надо идти в атаку.

– Я понял. Хорошо, останусь с вами, а шофёр и без меня раненых довезёт, – принял решение Малыш.

Юра взял автомат, несколько рожков с патронами и пошёл в окопы. И только замолкла наша артиллерия, солдаты пошли в атаку, на ходу стреляя в засевших фрицев. Юра несколько раз менял рожки. А потом разнеслось дружное: «Ура-а!» – враг побежал. Но тут взрыв от вражеского снаряда накрыл Юру, и он плашмя упал на землю.

После разгрома немцев старшина дал телеграмму в госпиталь: «Отправляю тяжело раненного санитара, имя неизвестно. Под гимнастёркой найдена кукла зайца».

Света сразу поняла, что это Юра. Заяц вдохновлял раненых бойцов, а её спас от смерти. И как только санитарная машина пришла, она увидела Малыша – без сознания, с обожжённым до неузнаваемости лицом. А за её спиной сочувственно шептались: «Не жилец!»

Врач Зайчик поместила Юру в отдельную палату. И днём и ночью она ухаживала за ним, меняла повязки. А он тихо лежал.

И однажды Света ему укоризненно сказала:

– Юра, ты же сам пел: «А помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела!». Так вставай! После пережитого жизнь нам станет в радость!

И тут рука Юры легла на ладонь Светы, и она услышала, как губы его произнесли:

– За-инь-ка!

Света всю ночь просидела с ним.

Юра выжил. О них сейчас говорят:

– Счастливая пара!

Семья пограничника

Юрьев закончил кавалерийское училище и получил звание лейтенанта. И сейчас он не спеша шёл на банкет, чтобы отметить этот знаменательный день с однокурсниками, и думал: «Все друзья придут с невестами, я им тоже пообещал привести свою. Но мне пока никто не приглянулся, и теперь все будут смеяться!»

Стояла душная, сухая солнечная погода. До встречи с приятелями времени было предостаточно, и Юрьев сел на скамейку в сквере – под ветвистой зелёной липой неподалёку от ресторана. Он видел, как офицеры со своими девицами собирались возле входа.

И тут на лавочку в лёгком сиреневом крепдешиновом платьице села миловидная девушка. Открыла книгу и стала читать. И Юрьев вдруг решил: «Познакомлюсь-ка я с ней!»

Но приступить к делу никак не решался – сидел и молчал. И вдруг, неожиданно для самого себя, повернулся к ней и спросил:

– Извините, а вы не сможете меня выручить? Стать ненадолго моей девушкой?

Девушка посмотрела на него, как на чудака, приметила военную выправку, но ничего не ответила. Юрьев понял, что совершил глупость, и быстро стал оправдываться:

– Простите мою бестактность. Дело в том, что мы с офицерами решили отметить в ресторане окончание учёбы и присвоение нам воинских званий. Все пообещали прийти с невестами – и так и сделали. А я обещание не выполнил. Вон, посмотрите, все уже собрались и ждут только меня.

Девушка оторвалась от книги, посмотрела в сторону ресторана, потом на несчастное лицо Юрьева и засмеялась звонко – словно колокольчик прозвенел. А потом сказала:

– А почему мне надо стать вашей девушкой ненадолго? Можно и подольше!

Юрьев обрадовался, и они весело направились к ресторану. Девушку звали Надежда. Познакомившись со всеми однокурсниками Юрьева и их барышнями, Надежда обратилась к Юрьеву:

– А как же вас зовут?

– Николай, – ответил он.

Все вокруг засмеялись: подумали, что они так шутят. А затем кто-то спросил:

– Может, расскажете, как и где вы познакомились?

– Да только что! Вон там, на скамейке! – в один голос сказали Юрьев и Надежда.

Веселье продолжилось уже за столом в ресторане. Тамадой выбрали Надежду, и не ошиблись. Она говорила тосты за офицерскую дружбу, за будущие звездочки, за интересную службу, за крепкое здоровье, и чтобы будущие молодые пары были счастливы!

Следующая встреча друзей состоялась в День пограничника. Застолье уже заканчивалось, когда один из офицеров обратился к присутствующим:

– Спасибо вам, друзья. Хорошо мы посидели. Но через два дня нам предстоит расстаться – мы будем служить на разных участках границы. Женатым разрешено ехать вместе.

Выходили из ресторана шумно, прощались, крепко обнимались; знали, что теперь долго не встретятся.

– Я вас провожу! – взволнованно сказал Николай Надежде.

– А вы меня уже проводили, – с грустью ответила она, – я живу рядом, вот мой дом.

Юрьеву Надежда понравилась – и внешностью, и откровенным характером. Он готов был продолжать с ней встречаться, да знал: через несколько дней покинет город. Оставалось только одно: писать письма. И тут она опять поразила его своей прямотой.

– Коля! – промолвила она. – Возьми меня с собой. Я медсестра, это нужная профессия в армии. Ты мне небезразличен.

Они тем временем поднялись на второй этаж, продолжая разговор о своих чувствах. Дверь открыла пожилая женщина.

– Это моя мама, – сказала Надежда. – Мама, это Коля – очень близкий мне человек, завтра мы распишемся и уедем.

– Вот всегда так: вся в отца, рубит с плеча! – вздохнув, заохала мать. – Был бы отец, отговорил бы тебя. Да уж знаю, ничего не изменишь!

В эту ночь Николай спал в доме Надежды, в отдельной комнате, и слышал, как Надежда долго успокаивала маму. И радовался, что встретил эту девушку. На следующий день они пошли в ЗАГС, а потом купили бутылку шампанского, фрукты, пришли домой. Посадили матушку на самое видное место и попросили:

– Мама, благослови нас на долгую, счастливую жизнь. А свадьбу сыграть никогда не поздно!

Она их перекрестила. От Николая родственников никого не было. Он рос в интернате.

Оставшееся до отъезда время Николай и Надежда ходили по городу, посещали музеи, театры. Жизнь у них была счастливая. А потом Николай получил направление на службу – на западную границу. Попрощались с мамой Надежды, поцеловали и пообещали в отпуск приехать.

Сели в поезд, в купе, и отправились в неизвестные края. Проводница враз приметила, что это молодая пара, и весело пошутила:

– Путь далёкий, наслаждайтесь уединением. А если что понадобится, принесу.

Поезд прибыл на место назначения через сутки. Он остановился у небольшого вокзала. Перед ним стояла единственная машина и рядом – пограничник в зелёной фуражке. Он сразу подошёл к Николаю.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! Я вас жду!

Сев в машину, они помчались по дороге. Проехали городок и, углубившись в лесной массив, поехали по голому полю.

– Это уже приграничная зона, – проинформировал шофёр.

Их встретил начальник заставы, майор. Николай доложил ему о прибытии и познакомил с женой.

– Вот и хорошо, что пополнение прибыло! – довольно произнёс тот и, заботливо взяв вещи у Надежды, продолжил: – Сейчас покажу ваш домик: располагайтесь, отдыхайте, пообедайте. А потом вас, лейтенант Юрьев, я познакомлю с личным составом, а вы, Надя, отправитесь в лазарет – там вы будете работать. Вам, кстати, положена военная форма.

Николай и Надежда были довольны. Все складывалось так, как они и желали.

И вот началась у них служба на заставе. Лейтенант учил пограничников, как обращаться с оружием, знакомил с вооружением потенциального врага (в бою всё пригодится) и проводил политзанятия. Выезжал и на проверку контрольно-следовой полосы.

Надежда работала в лазарете, а в свободное время заходила в конюшню – навестить добрых животных: полюбоваться, погладить. Особенно ей нравилась Зорька, но как ей показалось, её слушались все лошади. Надежда угощала их кусочками хлеба, и было видно, что лошади уже узнают Надежду.

Однажды она попросила начальника заставы:

– Хочу изучить военное дело, как все пограничники!

Он посмотрел на неё изучающе и вспомнил только что полученную телеграмму, в которой говорилось, что враг не дремлет, что за границей затевается провокация против Родины, и надо быть начеку. Поэтому подумал и согласился.

Николай был удивлён желанию жены, а потом решил: «Она, наверное, хочет рядом со мной находиться!» Но ещё больше она его поразила, когда начались учения с пограничниками. Надежда кидала нож в цель лучше многих сослуживцев и стреляла из любого оружия на «отлично».

Надежда не боялась и ходить одна в лес. Возьмёт лукошко, нож для грибов и бродит по болотам, где полно черники. Возвращалась на заставу с полным лукошком, с грибами и ягодами. И повар готовил для всех вкусные блюда.

Однажды она снова собралась в лес, но тут грянула канонада. С сопредельной территории начали обстрел. На нашей стороне стали разрываться снаряды. Потом раздался оглушительный грохот взорвавшегося арсенала. Один пограничник был убит, другой тяжело ранен. Так началась Великая Отечественная война.

Начальник заставы скомандовал:

– Расположиться в дзотах, в траншеях и отразить атаку врага!

Надежда бросилась перевязывать раненых пограничников. Одному нужна была операция.

И тут послышался голос Николая:

– Надя, срочно выводи лошадей из конюшни, не то они погибнут. А раненого посади на Зорьку и мчись в сторону госпиталя: так спасём лошадей и красноармейца. Нам бы до прихода помощи продержаться.

При себе Надя оставила только нож. Вывела взволнованных лошадей из конюшни, посадила на Зорьку раненого пограничника – тот от слабости склонил голову к шее лошади. Сама села на другую, и весь табун рысцой пошёл за Зорькой по лесной дороге. А позади слышался треск автоматов и взрывы гранат. Пограничники вступили в бой.

Надежда с опаской подумала: «Хватило бы им боеприпасов отстоять границу!»

Проехав половину пути, она услышала со стороны болот странный скрежет и человеческий говор. Остановила коней и крадучись пошла на звуки. И скоро увидела на болотистой тропе большой обоз из шести повозок, нагруженных доверху – явно оружием. Лошади были мощные, с толстыми ногами: видно, тяжеловозы.

«Идут скрытно, чтобы обеспечить оружием диверсантов!» – заключила Надя. – И хотят телегу, провалившуюся колесом в яму, вытащить».

Четыре немца крутились возле повозки с жердью и о чём-то спорили. Тут заржала Зорька, и фрицы насторожились. Один из них отделился и пошёл в глубь чащобы, где увидел лошадей и раненого пограничника. Что-то прокричал фрицам, и те захохотали. Немец подошёл к красноармейцу, хотел за ногу сдёрнуть с седла, но тут Надя выхватила нож и кинула. Фриц тихо упал. Она подхватила у него автомат и стала выжидать, пока немцы вытащат телегу. И как только они это сделали, Надя открыла по ним огонь и уложила всех. А затем обратилась к раненому:

– Поезжай один, Зорька вывезет, куда нужно. А я тронусь на немецких лошадях к заставе.

И когда послышался удаляющийся топот табуна, Надя погладила сначала одну незнакомую лошадь, потом другую – ко всем прикоснулась. Взяла за узды первого жеребца в обозе, и все друг за другом тронулись в сторону заставы. Когда Надя приблизилась к границе, уже темнело. Стояла тишина – и не слышно было ни одного выстрела. Сердце у Надежды сжалось: «Что случилось?»

Но на передовой жизнь кипела: все пограничники с офицерами носили мешки с песком для заградительных препятствий. Они знали, что немцы решили отдохнуть до завтра, догадываясь, что у наших бойцов боеприпасы заканчиваются и решив покончить с ними утром. Начальник заставы, как увидел Надю с обозом армейского оружия, даже не стал разбираться, откуда оно и как добыто. Сразу приступил к разгрузке. Там были огнемёты, ручные пулемёты и много боеприпасов.

А Николай обнял Надю и проговорил:

– Я знал: ты моё счастье! Всех нас выручила! А сейчас иди отдыхать.

Утром после артобстрела немцы пошли в атаку. Но по ним был открыт шквальный огонь. Фрицы этого не ожидали и бежали, оставляя на поле боя раненых и убитых.

Застава держалась неделю. Немцы не могли ею овладеть, но собрали большие силы. И вскоре пограничникам пришлось отступить и перейти к партизанской борьбе.

Война была долгой, кровопролитной. Надя спасла множество жизней бойцов.

А пограничники своими диверсионными рейдами наводили страх на фрицев, пугая неожиданными нападениями, пуская под откос составы с техникой, уничтожая коммуникации.

Пограничники не раз попадали в окружение, но всегда выходили победителями. Николай был несколько раз ранен, и Надя его «заштопывала».

Но вот война закончилась, и ненавистный фашист был уничтожен и изгнан с нашей территории. Народ торжествовал и праздновал День Победы.

Николаю и Наде дали предписание: явиться на прежнее место службы. Ему в звании майора – начальником заставы, а ей в звании лейтенанта – руководителем госпиталя. А пока им предоставили отпуск на месяц.

И вот Николай и Надя поехали домой. Прибыв в родной город, они оставили тяжёлые вещи на вокзале в камере хранения, решив за ними зайти позже, а сами пошли пешком до дома. Город был кое-где разрушен, но уже восстанавливался. А в сквере, как и прежде, стояла скамейка, а над ней – зелёные ветки липы, словно и войны не было. Они сели, и у них было такое чувство, будто они только сейчас познакомились.

Надя вдруг встрепенулась:

– А сегодня же День пограничника!

Они взглянули в сторону ресторана и увидели, что возле его дверей только женщины – жёны пограничников.

И Николай с надеждой сказал:

– Может, их мужья, офицеры, ещё придут?

Клятва

Война с фашистской Германией закончилась полным её разгромом. Немцы бежали, но оставили диверсантов, которые нападали на мирное население и уничтожали жизненно важные предприятия.

Иван Неизвестный в то время, когда многие военнослужащие возвращались домой, трудился портным, а раньше шил для фронта. А в совершеннолетие был призван в армию и направлен на обучение в пограничные войска. Его обучили всем военным премудростям. Иван проявил себя метким стрелком, оказался физически вынослив.

Вскоре Неизвестного рядовым направили в часть, расположенную на освобождённой территории, но там бесчинствовали засевшие в логове бандиты. Его определили в отделение сержанта по фамилии Известный. Когда солдат предстал перед своим командиром, все стоявшие в строю пограничники ахнули: сержант и солдат, как две капли были похожи лицом, фигурой, ростом! Отличала их только форма, да сержант выглядел постарше.

– Ну и ну! – удивлённо засмеялся командир. – И имена у вас одинаковые – оба Иваны. Никогда не верил, что двойники существуют, а вот тебе – пожалуйста! Вот бы мамам вашим на это посмотреть!

– А у меня родителей нет, – ответил солдат, – я детдомовец. Они погибли в начале войны, поэтому и фамилия у меня такая.

Повисла тишина, и чтобы её разрядить, сержант серьёзно проговорил:

– Эти пограничники, – и он рукой показал на стоявших в строю военнослужащих, – теперь твои товарищи. Они прослужили всю войну, прошли огонь и воду. Скоро им придёт смена, и они поедут домой, где их встретят медными трубами. А сейчас иди отдыхай. Завтра будем гнать врага с наших границ!

На следующее утро, вооружившись – гранаты, автоматы, рожок с патронами – и накинув брезентовые накидки, отделение пограничников, растворившись в туманном проливном дожде, пошло по указанному маршруту к болотистой речке, заросшей тростником. Уже на подходе к ней сержант рукой подал сигнал: «Всем залечь!»

«И что он мог услышать в шуме дождя, бьющего об тростник?» – подумал Неизвестный.

Но тут в пелене тумана возникла тень человека, за ней – другая.

– Руки вверх! – неожиданно скомандовал сержант.

Раздались выстрелы. Пули просвистели, взрыхляя мох у реки. Вслед бандитам полетели гранаты. Когда туман рассеялся и солнечные лучи пробились через тучи, стало светлее. И тогда неподалёку от берега стало видно одинокую лодку. Неизвестный вошёл в воду, ухватил её и подогнал к берегу. В ней находилось большое количество оружия и боеприпасов. Видно, враг готовился к диверсии.

– Поздравляю тебя, Иван, с боевым крещением! – похвалил его сержант и посоветовал: – Если чувствуешь, что враг безжалостен, стреляй первым!

Уже на отдыхе в казарме они разговорились. Сержант разоткровенничался:

– Ты знаешь, Ваня, у меня невеста есть. Мы с ней дружили со школы. Близости интимной с ней не было, решили подождать до моего возвращения из армии. Но больше всего меня волнует матушка, она очень постарела после извещения о гибели отца. Ходить стала с трудом. Когда я был с ней, то во всём помогал, а сейчас её выручает моя невеста Лиза. Если со мной что случится, матушка этого не выдержит.

А потом добавил:

– Если я погибну, будь ей сыном! А я напишу на всякий случай ей письмо, что задержусь в армии, но обязательно вернусь. И ты поклянись, что выполнишь мою просьбу!

Иван растерялся. Но взглянув на серьёзного сержанта, ответил:

– Клянусь!

– Теперь я буду служить спокойно, – проговорил тот.

Служба у всех пограничников и у «братьев» – так их теперь стали называть – была опасная и сложная. Они не раз встречались со смертью, но выходили победителями в борьбе с диверсантами, засевшими в лесных чащобах.

Однажды они выслеживали безжалостных бандитов, которые не давали мирно жить населению. Убивали, взрывали, а потом скрывались в лесу. Пограничники тоже погибали от их ловушек и мин.

И вот братья залегли на предполагаемой тропе бандитов и к вечеру увидели их. Но надо было узнать, где у них логово. Сержант и солдат скрытно пошли за ними, но потом потеряли бандитов из виду и дальше идти не решились – можно попасть в ловушку. Решили дождаться утра. Возле кочек засыпали себя мхом, листьями и стали ждать.

С рассветом братья услышали говор идущих мимо людей. Вскоре они пропали. Неизвестный и Известный тихо направились по замеченному ими маршруту бандитов, который привёл их в густой лес. Там они наткнулись на огромный, обросший мхом пень.

И тут пень отодвинулся и из-под него вылез заросший человек: потянулся, зевнул и пошёл в кусты. Сержант дал знак Ване перехватить бандита, пока лаз в логово открыт, и тот бесшумно уложил его в зарослях.

Известный снял с себя гранаты, взял также Ванины, подполз к лазу, откуда доносился разговор, и бросил их в глубокое подземелье. Земля дрогнула, пламя, словно из жерла вулкана, вырвалось и полетело вместе с землёй ввысь.

Отряд пограничников прибыл, когда всё уже тлело. Неизвестного нашли изрешечённого осколками и контуженного, а Известного вообще не обнаружили. Но братья уничтожили огромный арсенал и множество живой силы. Поле этого бандиты уже не оправились, и город вернулся к мирной жизни. Неизвестный в госпитале пролежал без сознания несколько дней, а когда пришёл в себя, спросил:

– Где брат?

– Сержант погиб смертью храбрых!

Через какое-то время Неизвестного выписали, он вернулся в часть и продолжил службу. Узнав, что матери сержанта было отправлено извещение о гибели сына, он написал ей письмо. В нём он сообщил, что это ошибка, что он просто был контужен и от этого у него поменялся почерк. А в конце добавил, что «жив-здоров и скоро вернётся домой».

Так и случилось: командование наградило Ивана, ему было присвоено звание сержанта, а потом его демобилизовали. Неизвестный добирался до места назначения то на автобусе, то на поезде, и всё это время мучительно думал, как ему вести себя с матерью Известного.

Возле дома он остановился и долго топтался возле двери. Когда решился постучать, ему открыла пожилая седая женщина. Она бросилась ему навстречу, радостно воскликнув:

– Сыночек, я никогда не верила в твою гибель! – и обняла его.

Но материнское сердце подсказывало: что-то тут не так. Да и фамилия была у Ивана другая, хотя и похожая. Но от него веяло такой сыновней теплотой, что мать отбросила сомнения. А Ивана охватило никогда не ведомое чувство родства. И он, держа мать сержанта в своих объятиях, тихо сказал:

– Мама…

Тут выбежала соседка, молодая девушка.

– Ванечка! – радостно произнесла она. – Как я тебя заждалась!

А мать облегчённо вздохнула:

– Вот и невеста его признала! А что фамилия не та, так при оформлении документов могут и ошибиться, всякое случается.

Прошло какое-то время. И кто бы ни встречался с Ваней Неизвестным, произносил:

– Наш портной – Известный!

Зонтик

Однажды подруги после окончания школы обсуждали, в какой институт им пойти учиться и какую профессию получать.

И вдруг услышали по радио тревожный голос диктора: «На нашу Родину вероломно, без объявления войны, напал враг!»

Девчата добровольцами записались на фронт. И вот они уже в вагоне поезда, усевшись на полках, едут в далёкий город обучаться на медсестёр.

В дороге они весело пели песни. Рядом с ними попутчиком оказался капитан, и он подпевал. Ближе к вечеру, все стали ложиться спать, располагаясь по своим местам. Одна из девушек оказалась на нижней полке, и кто бы ни проходил по вагону, задевал её. У капитана место было верхнее, и он предложил:

– Давайте поменяемся!

– А мне всё равно, где лежать, мне не до сна, – ответила она.

– Мне тоже, – произнёс капитан.

Тогда они сели на боковое сиденье, и капитан предложил:

– Путь наш с вами далёк, разговаривать нам будет проще, если познакомимся.

– Оля! – представилась девушка.

Тут поезд загудел, но сквозь шум было слышно, как офицер произнёс:

– Василий!

– Я не готовилась стать военной медсестрой, – рассказывала Оля, – мои родители учёные, и я должна была пойти по их стопам.

– А у меня в роду все военные, я о другой профессии и не думал! – отвечал Вася.

В вагоне их то и дело толкали то с одной, то с другой стороны проходящие пассажиры, и Василий предложил:

– Пойдёмте в тамбур и там спокойно поговорим.

Оля согласилась, и они продолжили разговор, словно давно уже знали друг друга. Им было так интересно вдвоём, что они и не заметили, как прошла ночь и поезд подъехал к станции, где должна была сойти Оля. За окнами шёл проливной дождь.

Василий сказал:

– Я бы не хотел с вами вот так расстаться, хотел бы переписываться. А как это осуществить, не знаю: воинская часть мне неизвестна. Напишите моей матушке, а она мне сообщит о вас.

Он вытащил записную книжку, записал адрес на листочке и передал Оле.

Поезд заскрежетал, резко останавливаясь, толчок заставил их сблизиться, и они поцеловались. Оля смущённо пошла за вещами. Василий вытащил из своего чемодана зонтик с затейливым рисунком в цветочек и протянул ей:

– Возьмите, пожалуйста, его мама мне дала. Когда я уезжал, дождь такой же был.

Взяв зонтик, Оля вместе с хихикающими подружками вышла из вагона. А Василий надел пограничную зелёную фуражку и вышел следом – проводить.

– Оля! – окликнул он.

Она подбежала к нему, а он вытащил из нагрудного кармана портсигар, на котором виднелся вензель с какими-то буквами, и, волнуясь, сказал:

– Возьмите его. Я бросил курить, а для вас он станет косметичкой: ножницы, карандаш для глаз, помада – всё поместится!

Оля засмеялась и, взяв портсигар, побежала догонять подружек, прячась от дождя под зонтиком в цветочек.

Василий долго смотрел на удаляющихся девчат, пока не загудел поезд. Тогда Вася вернулся в вагон, снял фуражку и, сев на полку в полупустом вагоне, задумался: знал, что те письма, которые напишет Оля, он не получит – даже от мамы. Та плохо видела, да и там, куда он прибудет, ему дадут приказ перебраться на территорию врага и выполнять разные задания.

А Оля с девчатами получили армейское обмундирование и стали обучаться спасению солдат от ранений и контузий. Зонтик Оля держала в тумбочке, а портсигар, как и наказал Вася, приспособила под косметичку, и он находился у неё в нагрудном кармане гимнастёрки. Письма Василию она писала на его домашний адрес. Но ответов не получала. Но даже когда её с подружками направляли на передовую, где они под грохот вражеской канонады, в грязи и копоти вытаскивали из боя раненых солдат, она и тогда ухитрялась написать весточку Васе. А зонтик по-прежнему находился с ней – или в казарме, или в медпункте. Оле приходилось даже ссориться со старшей медсестрой:

– Это непорядок! – шумела та.

Но со временем все к этому привыкли и перестали обращать внимание. Однажды в госпиталь принесли внутреннюю армейскую газету. Оля взяла её и сразу обратила внимание на фотографию, на которой была группа военных. Одного из них она узнала – это был Василий. Сердце Оли сжалось от плохого предчувствия. Она прочла: «Погибли, возвращаясь с задания». Оля по характеру была крепкая, но тут даже пошатнулась. Её было уложили, но, услышав команду: «Всем выехать на передовую!», вскочила и поехала вместе со всеми. А газету она сложила и положила в карман гимнастёрки, рядом с портсигаром.

На месте боя она перебегала, ползала под самыми взрывами снарядов, перебинтовывая солдат и вытаскивая их, то одного, то другого, в безопасное место. Но тут в неё попала пуля, и она плашмя упала в липкую землю. Её, как и многих красноармейцев, медсестры вынесли с места затихающего сражения под удаляющиеся крики «Ура!» и отвезли в госпиталь.

Врачи-хирурги удивились её везению. Пуля пробила портсигар, газету и чуть-чуть не дошла до сердца. Оля лежала после операции без сознания.

А Василий был ранен, но не погиб. После тяжёлого лечения его отправили домой на небольшой отдых. Увидев раненого Васю, мама разрыдалась. А успокоившись, дала ему огромную пачку писем, адресованных ему. Они были от Оли. Василий не стал их полностью читать, а, вскрывая каждый конверт, произносил из него отрывок:

«Вася, это моё первое письмо. Теперь мы, девушки, умеем воевать, стрелять и лечить. Пусть враг нас боится! А пока вокруг нас поют красиво птицы!»

«Вася, здравствуй! Я на передовой, и теперь я знаю, как поют пули и стонут солдаты».

«Вася, я жду весточку от тебя. Это было бы радостью для меня. А пока я слышу, как воют бомбы вокруг».

Он не стал больше читать. Схватил телефон, набрал номер:

– Я хочу срочно вылететь в часть… – Он покрутил конверт, продиктовал номер и добавил: – Да, да, она моя невеста!

Когда он прибыл к Оле, врачи ему поведали:

– Если бы не портсигар, твоей невесты не было бы в живых!

И Вася подошёл к Оле, взял за руки и тихо на ухо спросил:

– Оленька, а зонтик мой ты сохранила?

Оля вздрогнула, потом широко открыла глаза и тихо проговорила:

– Вася, я знала, что мы встретимся, даже если окажемся в раю! – и улыбнулась.

А он крепко держал её за руки.

Художественный свист

Митя жил в деревне под названием Чернушка. После занятий в школе он часто ходил с ребятами играть в футбол на полянке возле леса. Как-то пришли они на полянку, а там на дереве соловей поет, разными трелями заливается. Ребята даже о футболе забыли, так им свист понравился.

И тут Вова говорит:

– Надо и мне попробовать. Может, у меня не хуже получится! – и вытянул губы, дунул, да только зашипел.

Толя через зубы выдохнул, только засопел.

А Митя язык во рту сложил и через него сильно дунул.

Но все было напрасно. Бросили они свистом заниматься и стали в футбол играть. Митя был ростом меньше всех, и его всегда ставили в воротах.

Наигравшись, все пошли домой делать уроки. Но Митю пение соловьяочень заинтересовало. Он шёл и старался как-нибудь свистнуть, и это у него наконец получилось.

Толя и Вова его похвалили:

– Ты молодец!

Но когда Митя засвистел при маме, она его отругала:

– Прекрати! Просвистишь в доме всё! И так уже папа уехал в другой город на заработки!

С тех пор Митя стал ходить на полянку один, слушать пение соловья, подражать ему, и у него стало что-то получаться.

Осень пришла, зима наступила. Соловей улетел в тёплые страны, а Митя по-прежнему насвистывал. Только когда был рядом с мамой, помогая ей в хозяйстве, помалкивал.

Друзья ему говорили:

– Ты так заливаешься соловьём, словно он никуда и не улетал!

А потом снова весна пришла, зелёная травка проросла на полянке, и все друзья как обычно пошли играть в футбол. И опять соловей запел. А Митя ему вторит такими же трелями, точь-в-точь как он. Соловушке, видно, это нравилось, и они долго так соревновались. Но их пение вдруг прервали трое появившихся на полянке вооружённых пограничников:

– Хорошо свистишь, мальчик!

– Меня зовут Митя, – отвечает он.

– Так вот, Митя, дальше этой полянки с друзьями никуда не ходите. Сейчас время сложное, на границе могут появиться лазутчики из враждебного государства.

Пограничники оказались правы. В середине лета в деревню нагрянули немцы – началась война с фашистской Германией. Мотострелковая их часть расположилась в деревне, а танки ринулись в глубь страны. В Митиной хате поселился немец-офицер и с ходу стал расспрашивать мать на русском языке:

– Где партизаны? – и всё сильнее повышал голос.

А Митя находился в яблоневом саду перед домом и все слышал. И думал, как маму выручить. И решил отвлечь немца, чем мог: как засвистел соловьём, да так хорошо, что офицер заслушался, а затем привстал и проговорил:

– Надо генерала обрадовать, позвать пение соловья записать. Он их трели коллекционирует! – и вышел.

– Митя! – тихо позвал вдруг мальчика кто-то.

Он обернулся, а рядом пограничник лежит и шёпотом говорит:

– Вымани свистом офицера в лес, мы там его схватим!

А Митя отвечает:

– Сейчас генерал придёт, он важнее!

Тут явился генерал, но не один – с солдатом-охранником. На плече у того был автомат, а в руках короб – прибор, записывающий разные звуки.

И Митя засвистел. Никогда раньше он так не старался! Продолжая свистеть, Митя, прячась, стал отходить от яблоньки к яблоньке, все ближе к лесу. А генерал за ним тихо, а следом солдат с записывающим коробом.

Когда пограничники задержали немцев, Митю попросили:

– Посвисти ещё немножко, пока мы не скроемся, а затем иди домой. Если понадобимся, пойдёшь по просеке, и мы тебя увидим! – и они ушли со связанными генералом и солдатом.

А дома немец-офицер посадил Митю рядом с матерью и, не дождавшись генерала, спросил:

– Где генерал?

Но, не получив ответа, заявил:

– Вот завтра приедет команда, они из вас вытянут всё! И ни одного партизана не оставят в живых!

Он отвёл мать с сыном в бревенчатый сарай и закрыл на засов.

– Мамочка, – извиняясь, произнёс Митя, – это я помог пограничникам поймать генерала!

А мама молча погладила его по голове. В сарае было темно, только небольшой луч света проникал в дыру бывшего хода для кроликов. И так они сидели, пока свет не пропал. И тогда Митя решил попробовать пролезть через эту дыру во двор.

Мать запричитала:

– Сыночек, не надо, увидят, сразу убьют!

– Я потихоньку! – успокаивал он её и, вытянув руки вперёд, стал проталкивать себя, обдирая до крови бока, в дыру. И вылез!

Огляделся. Открыл засов. А потом Митя и его мама, прячась в высоких зарослях сорняка, дошли до леса. Там долго шли по просеке. Митя вдруг засвистел – тревожно, без перерыва. Мать удивлённо посмотрела на сына и тут догадалась:

– Так это ты пел соловьём, выманивая генерала!

Появились пограничники, ставшие теперь, в военное время, партизанами.

Один из них сказал:

– Мы догадались, это ты так тревожно свистишь! Что случилось, герой?

И Митя рассказал, как их заперли в сарае с мамой до завтрашнего утра, до прибытия какой-то команды, которая их допросит и уничтожит партизан.

– Не волнуйся, Митя. Мы их встретим там, где они нас не ожидают. Генерал дал нам все данные по передвижению фрицев. А вас с мамой мы сейчас отправим на повозке в тыл.

В тылу маме дали комнату в общежитии, и она работала на оружейном заводе. Приходила домой вся пахнущая тавотом и керосином. А Митя продолжал учиться в школе. Во время каникул мама стала водить Митю на завод, чтобы он помогал в работе. Митю поразил цех. Люди молча трудились, каждый занимался своим делом, и только слышен был стук собираемых деталей. Ну хоть бы радио было или кто-нибудь словом перекинулся! Но, видно, все устали – не до разговоров.

И тогда Митя неожиданно свистнул, потом добавил трель и запел соловьём, мама цыкнула на него:

– Сынок, прекрати!

Но Митю уже было не остановить. Он увидел улыбки и радостные глаза тружеников; женщин, которые просили его просвистеть соловьиную мелодию ещё и ещё. С этого дня Митя, когда было свободное время, выступал со своим «соловьиным концертом» на заводе. А к концу войны, кроме образовательной школы, он закончил и музыкальную и уже давал концерты – пел художественным свистом произведения великих композиторов.

Однажды, в День Победы над фашистской Германией, он выступал в театре, полном слушателей. Его вызывали «на бис» много раз. И Митя после концерта, довольный, шёл по берёзовой аллее и мечтал о творчестве. И тут его кто-то окликнул:

– Молодой человек, можно вас спросить?

Перед ним стоял пожилой седой человек.

– Слушаю вас.

– Вы когда-то жили в деревне Чернушки? И случайно соловьём там не пели? Я услышал сегодня знакомые мне трели далёких времен.

– Да! – ответил Митя и вдруг узнал в седом мужчине того немецкого генерала. И подумал: «Сейчас он мне чего-нибудь плохое скажет».

А тот, с добротой в голосе, и говорит:

– Спасибо вашей соловьиной песне! Она и меня от войны уберегла, и того солдата, что был со мной. Сейчас у нас семья, дети, а у других служивых, которых я во время войны знал, семей нет и не будет. Они все убиты.

И тут на берёзке громко запел соловей. А Митя и генерал стояли и с удовольствием слушали. А один прохожий остановился и произнёс:

– Вот так бы все слушали соловушек – и войн бы не было!

Связист

В тёплый солнечный день на границе ничто не предвещало ничего плохого. Пограничники приводили себя в порядок: кто подворотничок подшивал, кто пуговицу на гимнастёрке прилаживал, а некоторые во дворе на спортивных снарядах выполняли разные упражнения.

И вдруг вокруг загрохотало. Снаряды начали взрываться повсюду. Это фашистская Германия вероломно напала на нашу Родину.

Провод связи, протянутый от столба к столбу в комендатуру, был порван. Солдат-связист, служивший не так давно в погранвойсках, кинулся искать место обрыва. Он бежал, а где и полз под пролетающими со свистом снарядами и осколками, надеясь быстро найти повреждение.

Со стороны заставы уже слышались выстрелы автоматов. Враги пошли в атаку, и начался бой. «Надо быстрей наладить связь с комендатурой. Скоординировать контрнаступление пограничников против фашистов», – рассуждал связист. Вскоре он нашёл один конец провода в воронке от разорвавшегося снаряда. Второй конец оказался под поваленным деревом. Но соединить их оказалось невозможно: длины провода не хватало чуть-чуть.

А рядом по-прежнему разрывались снаряды. И, схватив провода зубами, связист крепко стиснул их и почувствовал пощипывание. Понял: связь восстановилась. Но тут сильный взрыв поднял пласт земли и накрыл им связиста. Но это не помешало заставе общаться с комендатурой, и красноармейцы вовремя пришли на помощь пограничникам, отбросив врага от наших границ.

Связиста нашли. Он не подавал признаков жизни. Ему с трудом открыли рот, вытащили провод. И вместе с остальными ранеными связиста на полуторках отправили в госпиталь, где всех распределили. Связист оказался в помещении морга, у самого окна.

А тут проходила мимо морга медсестра с медикаментами. Увидела солдата за стеклом – его лицо нормального цвета и с мигающими удивлёнными глазами, – и сообщила об этом врачам. Те прибежали и подтвердили:

– Солдат жив, но сильная контузия.

Связиста поместили в палату, и он то приходил в сознание, то снова погружался в забытье. Медсестра каждый день его наведывала, делая процедуры, рекомендованные врачом. И однажды связист, очнувшись, спросил:

– Как вас зовут?

– Маша, – ответила она.

– А фамилия?

– Воробушкина! – тихо промолвила та.

Но связист её не расслышал, так как в палате раненые в один голос заговорили:

– Она Голубушкина! Голубушка!

И он, услышав это, так и решил. А потом проговорил:

– А меня зовут Костя!

Появление медсестры всегда теперь его радовало, и он встречал её словами:

– Машенька, я, как увижу вас, быстрее поправляюсь!

И правда: он стал лучше говорить, но ходил ещё плохо, ноги не повиновались, он чувствовал в них постоянное покалывание.

Врачи утверждали, что со временем это пройдет.

А Маша, беря связиста под руку, доводила его до скамейки и весело говорила:

– Костя, жизнь-то продолжается, всё будет хорошо!

Так она немножко с ним посидит, поговорит и уходит. И Косте этого было достаточно.

Он много узнал о Маше. Была она сирота и воспитывалась у тётки в его родном городе. Может, это их ещё больше сблизило. И чувствовалось, что Маша и рада бы с ним сидеть подольше, но были другие раненые, которым тоже необходимо было внимание.

Когда Костя поправился, его выписали из госпиталя и дали направление в свою часть. В тот день машина с выздоровевшими солдатами, уже находившимися в кузове, стояла и ждала, пока Костя попрощается с Голубкой. А он взволнованно ей говорил:

– Война закончится, и я тебя найду! Ты только жди меня!

А Маша в ответ положила руки ему на плечи и поцеловала. Костя прыгнул в кузов.

– Давно бы так! – засмеялись солдаты. – А то мы заждались!

Война продолжалась ещё три года. Костю она кидала из одного места в другое. Он налаживал везде связь, даже самому командующему войсками. В конце войны ему присвоили звание капитана.

А врага уже гнали на его территорию. Капитана-связиста вызвал генерал и отчеканил:

– Служил ты в армии хорошо, а сейчас надо налаживать мирную жизнь. И необходимо восстановить разрушенную связь в стране!

– Слушаюсь! – ответил Костя и, верный военной дисциплине, вместе с подчинёнными ему специалистами приступил к делу.

И в каком бы городе он ни был, писал заявление на розыск Голубкиной Марии Петровны. Отчество он узнал ещё в разговоре с ней. Но ответы везде приходили одни и те же: «Сведений не имеется».

И вот добрался Костя и до родного города. Объехал на машине весь пригород. Увидел новые дома, школы, учреждения. Не хватало только связи. За это дело он быстро и взялся.

А как руководитель, Костя всегда проверял работу своих подчинённых. Вот и на этот раз он побывал в больнице и остался доволен. Хотел было уходить, да в ногах снова закололо. Тут увидел стенд «Наши лучшие врачи», и остановился перед одной фотографией. Девушка на ней очень была похожа на Машу, только фамилия другая – Воробушкина. Сердце у Кости беспокойно забилось: «Это ведь Маша! Видно, вышла замуж?»

– А где я могу найти Воробушкину? – спросил он у проходившей мимо уборщицы.

– В ЗАГСе! – ответила та.

– Что, ещё раз выходит замуж?! – воскликнул Костя.

А уборщица, увидев его недоумение, пояснила:

– Да она туда как свидетельница пошла – у нашей сотрудницы свадьба. А Машу Петровну замуж идти не заставишь. Говорит: «Муж у меня уже есть!». Мы и имя его знаем – Костя!

– Так это я! – счастливо произнёс Костя и пошёл во двор, сел на лавочку. И только тут почувствовал, что колючие иголки в ноге пропали.

А рядом с ним вдруг кто-то сел и сказал:

– Костенька, жизнь-то продолжается. Всё будет хорошо!

Слоёный пирог

Когда случались грустные дни, мама Алёше говорила:

– Сынок, жизнь – это как слоёный пирог, один слой тебе нравится, а другой нет!

А у Алёши весь «пирог» был горький. Отец погиб, как только началась война с фашистской Германией. Он служил на границе. В извещении было напечатано: «Погиб смертью храбрых». После этого мама заболела, и Алёша, закончив шесть классов, пошёл получать специальность инструментальщика. Учился в мастерской, и потом у него долго стоял лязг в ушах от работы напильником и зубилом. А скоро Алёша стал трудиться на заводе, шлифуя детали для снарядов и мин.

Как-то пришёл директор завода, собрал всех рабочих и тревожным голосом произнёс:

– Враг неожиданно прорвался и близко подошёл к городу. Мы все пойдём защищать нашу землю!

Оружия на заводе было предостаточно, и, получив винтовки, с которыми они умели обращаться, рабочие, как были в спецовках, так и расположились в кузовах полуторок. И поехали в пригород, на место боя.

Мчались быстро, и мотор одной машины задымился от перегрева. Тут их заметил фашистский самолёт и стал сбрасывать бомбы. Все успели выпрыгнуть из машин, спрятались в крытом окопе, подготовленном солдатами, а затем начали рассредоточиваться по огневым позициям, готовясь к бою.

Фашистам прорваться не удалось, пришла подмога – наши танки.

Алёша всё это время находился рядом с директором завода. Они вместе отражали натиск врага. Бой был закончен, и все рабочие решили вернуться на завод. И вдруг неподалёку шлепнулась мина. Алёша немедля заслонил директора, и в ту же секунду раздался взрыв. Очнулся он в госпитале, с марлевой повязкой на глазах, в сплошной тьме.

– Жив юноша! – проговорил кто-то.

Алёша смог только слегка повернуть голову.

– Я хирург, – снова услышал Алёша тот же голос. – Твоё ранение сложное; что смогли, то сделали. А дальше – как пойдёт лечение. Будем надеяться на лучшее.

Повязку ему сняла молодая медсестра, которую он не видел, но чувствовал её тёплые пальцы.

– Ты меня совсем не видишь? – сочувственно спросила она Алёшу.

– Да, передо мной только чёрная бездна.

– Зрение может вернуться, – успокоила его медсестра, хотя уже знала от врачей, что это не так.

Алёша долго находился в госпитале. Медсестра была с ним до самой выписки и называла его Алёшенькой, а он её – сестричкой.

А позже ему выдали военную форму. Сочли, что Алёша – участник войны с фашистской нечистью. И он стоял перед персоналом госпиталя, стройный, красивый, – но слепой. Чья-то рука потрепала его за кудри и поправила волосы, свисавшие на лоб. И Алёша почувствовал по прикосновению, что это она, сестричка. А та поняла, что он узнал её, и тихо произнесла:

– Меня зовут Вера.

Алёша впервые в своей жизни провёл ладошкой по лицу девушки: оно было мягкое, похожее на бархат, а шелковистые волосы были аккуратно собраны на затылке. И он подумал: «Мне ещё предстоит сделать то же самое, когда я встречусь с матушкой».

Так и случилось. Когда его привезли домой, мама вышла навстречу. Обняла его: видно, всё знала, и с трудом выговорила:

– Сыночек мой родненький!

А он провёл ладошкой по её лицу. Оно было грубое наощупь, с морщинами, а волосы жёсткие – от седины. С мамой Алёша проговорил всю ночь и больше всего страдал от того, что не знал, как он теперь будет работать и помогать ей.

На следующий день пришёл директор завода. Он поздоровался и, будто бы сердито, с ходу высказался:

– Алёша, ты почему не идёшь на работу? Тебя ждут! Смотри, привлекут за тунеядство! – и засмеялся.

Потом они попили чаю, и, уходя, директор выдал денежную помощь. На следующее утро Алёша взял тросточку и пошёл на работу, сопровождаемый мамой. Завод находился далеко, но туда ехал трамвай, который и довёз их.

В цехе Алёшу радостно встретили инструментальщики, как бы не замечая его слепоту. Это его взбодрило. Работой оказалась ручная сборка разных деталей. С этим делом Алёша хорошо справился наощупь.

А вскоре он и сам, без мамы, научился ездить на завод. И однажды, возвращаясь с работы и выходя из трамвая, он услышал:

– Алёшенька, здравствуй!

От неожиданности он вздрогнул, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Это был тот незабываемый, родной голос, который он не раз вспоминал, – голос Веры. Он обнял её, а она прикоснулась к его губам. Это произошло впервые у Алёши. А Вера взяла его под руку, и он почувствовал тепло её пальцев.

И тут Алёша вспомнил слова мамы о пироге и, радуясь, воскликнул:

– Вот и пришло время сладкой прослойки!

Петрушка

Когда Ваня брал куклу Петрушку, она будто оживала. И начинала свое выступление – с юмором и наставлениями:

– Здравствуйте, зрители! Хотите знать, как стать счастливым? – и под смех зрителей Петрушка говорил, какие поступки не надо делать.

Ваня выступал с Петрушкой в театрах. И был счастлив, что зрители радовались. Самого Ваню прозвали Кукольником.

И была бы жизнь для всех в радость, но неожиданно и вероломно напала на нашу Родину фашистская Германия. Началась Великая Отечественная война. Ваню срочно призвали в армию, и выступления с Петрушкой прекратились.

Кукольник загоревал: «А что, если я возьму Петрушку с собой? – подумал он. – Много места он не займёт. А то и в деле каком пригодится!»

И Ваня, положив куклу в вещмешок, зашагал на сборы новобранцев. Скоро его отправили на передовую – в самое пекло войны.

Немцы, обладая преимуществом в технике и живой силе, хотели занять город. И раненых не давали выносить с поля боя. Всё на своём пути уничтожали. Красноармейцы сопротивлялись: стреляли, бились врукопашную, но сил прогнать немцев не хватало. Нужно было время, чтобы подошла помощь. А фрицы были уже совсем рядом с городом.

И тут Ваня вытащил из мешка Петрушку, надел на руку и заявил своим однополчанам:

– Мы с Петрушкой пойдём и остановим врага!

Они подумали, что он шутит, но Ваня поднял куклу высоко над собой и громко сказал:

– Привет, фрицы!

Петрушка подпрыгнул в знак приветствия, качнул головой, замахал руками, показывая всем, что он тут. Враг перестал стрелять. А Петрушка весело продолжал:

– Зря пришли вы с войной, от неё одно горе! Вот пришли бы к нам в гости, и мы бы спели хорошую песню!

И Петрушка, широко раскрывая рот, весело затянул:

Закончив петь, Петрушка сказал:

– Вот так бы мы с вами хорошо посидели!

Из вражеских окопов послышался смех, а потом фрицы попросили:

– Ещё! Ещё!

И Петрушка без перерыва пел, играл, а из окопов доносился хохот.

За это время санитары успели переправить всех раненых в госпиталь, а в наше расположение прибыло подкрепление.

А потом Ваня прекратил своё выступление, и красноармейцы с криком «Ура!» пошли в атаку. Враг отступил от города и занял новые позиции.

И вдруг послышался гул вражеского самолёта, а следом грохот взрыва. Ваня упал. Когда к нему подбежали санитары и однополчане, они увидели, что у Вани на груди – рана от осколка бомбы.

А из немецкого окопа раздался возглас на русском языке:

– Петрушка, мы ждём тебя!

– Его нет! Вы только что убили его! – прозвучало в ответ.

В этот день со стороны врага больше не было слышно ни одного выстрела. И со стороны красноармейцев тоже.

Война продолжалась ещё три года и закончилась поражением Германии.

Сослуживцы поговаривали:

– Если бы Ваня с Петрушкой находился на границе в первые дни войны, то уговорил бы врага не лезть в нашу страну!

Ангел и Амурчик

Закончилась кровопролитная война. Фашистов гнали в их логово, откуда они вероломно напали на нашу Родину. Они злобно сопротивлялись, зная, что это для них последний бой.

В одном из сражений вражеский снаряд разорвался неподалёку от капитана-пограничника Ветрова. Взрыв оглушил его, а в плечо попал осколок. Ветров потерял сознание, а когда пришёл в себя, увидел рядом удивительной красоты ангельское девичье лицо, обрамлённое вьющимися волосами цвета золотистых колосьев пшеницы.

«Наверно, я в раю, – подумал Ветров. – И меня встречают так потому, что на земле мне некогда было знакомиться с девушками».

Он протянул руку к лицу девушки, прикоснулся, но она не отзывалась. И тут Ветров полностью пришёл в сознание и понял, что рядом лежит медсестра. Видно, она хотела ему помочь, но угодила под пулю. Гимнастёрки у обоих были в крови.

Капитан вытащил из санитарной сумки марлевый пакет и положил его под гимнастёрку девушки в области груди. Превозмогая боль, он поднял медсестру на руки и понёс в лазарет. А она вдруг открыла глаза и почему-то удивлённо на него посмотрела. Ветров решил: «Наверно, её мои взъерошенные усы поразили!»

У входа в лазарет он, обессиленный, упал. Врачи позже восхищённо говорили:

– Сам на ладан дышал, а раненую донёс!

– Со мной ангел был! Мы друг другу теперь навсегда нужны, – отвечал на это Ветров.

Их перевезли в госпиталь. Осколок, что попал в Ветрова, был небольшой, находился глубоко, но не повредил внутренние органы, и хирург решил его не удалять, а залечить.

– Как здоровье моего ангела? – как-то спросил Ветров медбрата.

– Пришла в себя! Пулю вытащили. Операция была сложная. Но Ангелина выдержала!

– Так её зовут Ангелина! – радостно произнёс Ветров. – Ну, точно – она мой ангелок! И вот что я тебя попрошу: достань красную розу и отнеси ей.

– Да где я тебе найду сейчас розу? – опешил медбрат.

– Найди! А я тебе за это мундштук перламутровый подарю. Мне он не нужен, запретили курить.

И нашёл-таки медбрат розу! Где и как – не рассказал, и только спросил у капитана:

– А что мне сказать Ангелине?

– Придумай сам чего-нибудь!

Медбрат принёс розу Ангелине в бутылке с водой. Была роза с большими бархатистыми красными лепестками на крепком стебле. И медбрат, вручая розу, сказал:

– Это вам от капитана, он желает вам скорого выздоровления!

– Я его не знаю! – растерянно ответила Ангелина. – Все во время боя на одно лицо, – а сама с удовольствием погладила розу.

А Ветров до самого выздоровления не видел своего ангела. И когда пришло время ему выписываться и возвращаться в свою часть, он попросил у медбрата:

– Если роза у Ангелины завянет, принеси свежую, а за это я тебе подарю…

– Не надо мне ничего, – прервал тот его. – Я и так принесу. Я твою историю рассказал бабушке в селе, так она из горшочка срезала цветок, дала мне и сказала, что я могу ещё прийти, если надо.

Уже садясь в машину, чтобы ехать в часть, капитан Ветров оглянулся на открытое окно госпиталя и увидел Ангелину. Она стояла с такими же удивлёнными глазами, как и тогда, когда капитан нёс её в лазарет. А он, махнув ей рукой, сел в машину, и та поехала. Ангелина взволнованно сказала вошедшему медбрату:

– Я узнала его! Это он вынёс меня с поля боя. Я тогда думала, что на том свете оказалась и встретила Амурчика – необычного, с усиками!

– Так это и есть тот капитан, который вам розу подарил, – невозмутимо ответил медбрат.

Прошло время, и врага разгромили. Но он оставил после себя банды, которые совершали разные диверсии. Ветрову, как пограничнику, дали задание с отрядом их ликвидировать. И это было сделано. А потом в стране наступила спокойная жизнь и народ приступил к восстановлению Родины.

У Ветрова порой давал о себе знать осколок, но он шутил:

– Пока рана болит, буду помнить своего ангела!

Однажды командир вызвал его к себе и отчеканил:

– Вот что, Ветров, ты отвоевался: честь и хвала тебе. Враг изгнан! Получай звание полковника и поезжай отдыхать! Подлечи свои раны, а затем станешь воспитывать молодёжь, чтобы не забывали подвиги своих отцов!

Ветров прибыл в санаторий, утопающий в зелени и тишине: только продавцы цветов покрикивали, предлагая свой прекрасный благоухающий товар.

Он сдал свою папку со всеми направлениями и документами, а сам пошёл в кабинет к главврачу. На дверях висела табличка с именем врача: Ангелина.

У Ветрова враз рана перестала ныть.

«Неужели это она? – пронеслось у него в голове. – Надо купить розу! А если это не мой ангел, то подарю просто так, в честь знакомства!»

И он побежал к продавцам цветов и купил розу, похожую на ту, что подарил Ангелине в госпитале. Он тихо, не стуча, вошёл в кабинет. Врач, не отрываясь, изучала его документы.

– Здравствуйте! – тихо сказал он. – Примите от меня розу.

Она отложила папку и медленно проговорила:

– Митя, я тебя ждала, не забыла. Вспомнила, как ты меня нёс на руках, только думала тогда, будто я в раю – в объятиях Амурчика. И удивлялась, почему он с усами.

– Это был я! – весело произнёс Дмитрий Ветров.

Они засмеялись и обнялись.

А потом Ангелина сказала:

– Хватит тебе ветром быть, летать с места на место. Остановись!

И он ответил:

– В раю мы побывали, теперь станем счастливо жить на земле!

Музыка Баха

Фашистская Германия проигрывала войну, и отдельные части немецкой армии отступали, отчаянно сопротивляясь. Город, который надо было отбить у врага, переходил с боями то к красноармейцам, то к немцам. И вот наступило временное затишье. Все устали от изнурительных сражений и ждали помощи от своих армий.

Старшина с разведчиками обследовал места, где надо расположить автоматчиков. Зашёл в здание, где можно было скрытно посадить пулемётчика, и, обратив внимание на разбросанные ноты, струны, на валявшуюся бас-трубу, подумал: «Видно, тут был музыкальный магазин. Всё растащили, только басовая труба никому не нужна».

Он взял её в руки, нежно протёр ладонью. Был инструмент новый, видно было, что на нём никто ещё не играл. А старшина в мирной жизни был музыкантом, работал в оркестре. Он трепетно прикоснулся к мундштуку губами и сыграл гамму. А затем вышел на улицу и заиграл что-то из Баха – великого немецкого композитора. Видно, старшина был отличным музыкантом, если исполнял соло на бас-трубе.

И тут со стороны врага послышался звук кларнета, подхвативший мелодию баса. Старшина, не переставая играть, пошёл на звук, обходя воронки от разорвавшихся бомб. И вот с вражеской стороны тоже появился музыкант, и они шли навстречу друг другу, увлечённо музицируя. Тут к немцу подошёл ещё один, играющий на губной гармошке, а к старшине присоединился солдат с гармонью. И по всему городу разнеслась музыка.

Солдаты с одной и другой стороны стали выходить – без оружия, словно не было войны, – и закурили, предлагая друг другу табачок: чей лучше?

А когда музыканты заиграли вальс «Амурские волны», фрицы с сожалением сказали:

– Зря мы затеяли войну. Лучше бы слушали музыку…

И спорить с ними никто не стал.

Парламентёр

До Берлина оставалось совсем немного. Рейн бурлил от взрывов снарядов: фашисты, поняв, что война проиграна, бомбили мосты, где были свои же солдаты и наступающие красноармейцы.

На небольшом судне, плывущем к вражескому берегу, находился капитан с бойцами. Он заметил тонущего немецкого офицера в форме строительного батальона и пожалел:

– Он же не стрелок-убийца! – и нагнулся, чтобы его вытащить. Но тут от набежавшей волны покачнулся, и с его головы слетела в воду каска, обнажив густые седые волосы, хотя на вид капитан был совсем молодой.

Дотащив фрица до берега, капитан на чистом немецком языке сказал:

– Пора тебе думать о восстановлении города. Скоро строители станут востребованы. Живи! – а сам с группой солдат скрылся среди разрушенных домов.

Это был парламентёр при штабе полка. Работа у него была опасная, многих товарищей, занимавшихся такой же работой, он потерял. Они отправлялись в логово неприятеля, чтобы убедить его в бесполезности войны и в необходимости уберечь солдат от смерти. Но получали пулю. Может, от этого капитан и стал преждевременно седым.

Чаще всего капитан ходил в места, где скрывалось гражданское население с детьми, напуганное фашистской пропагандой об изуверствах красноармейцев. И чтобы освободить их от этого страха, капитан долго доказывал им, что это ложь.

А ещё, чем ближе Советская армия подходила к Берлину, тем злее становился враг. Он часто оказывал сопротивление небольшими группами фрицев. И капитан почти всех из них уговорил сдаться. И только одна группа по-прежнему ожесточённо сражалась. А нашим бойцам совсем не хотелось умирать в дни перед скорой победой!

И как-то майор артиллерии предложил:

– Мы накроем их сейчас вместе с домом, где они засели, и делу конец!

Но капитан его предостерёг:

– А если под домом жильцы прячутся, да ещё с детьми? Да и зачем дом разрушать? Я сам пойду к ним!

Он надел зелёную фуражку, высоко поднял древко с белым флагом и не спеша пошёл к зданию, зловеще смотревшему на него чёрными глазницами окон.

Он прошёл половину пути, когда раздался выстрел, и фуражка, пробитая пулей, отлетела в сторону. Седые волосы, казалось, выпорхнули из-под неё и на ветру разлетелись в разные стороны. Но капитан продолжал идти, и выстрелов больше не последовало.

Когда он вошёл внутрь, то увидел немецкого офицера, которого спас, вытащив из воды. Тот держал на руках маленькую собачку и, поглаживая её, сразу проговорил:

– Я узнал тебя по седине, а то бы прихлопнул.

– Ты мне скажи для начала: как тебя звать? Чтобы на том свете я знал, кто меня туда отправил!

– Ганс! – удивлённо произнёс тот.

– А моё имя Лён. Вот и познакомились, – улыбаясь, сказал капитан, и укоризненно заметил: – А я-то решил, что ты передумал воевать! Но вон оно как обернулось!

– У меня приказ командира, – буркнул фриц.

– Тот, кто отдал тебе приказ, давно уже драпанул! А некоторые из твоих командиров уже в тёплых странах отдыхают, – и капитан показал ему солдатскую газету, взятую на всякий случай, где были запечатлены нацистские генералы, разлегшиеся под пальмами. Немец помолчал немного и произнёс:

– Я согласен сдаться всей ротой. Только кому бы собачку отдать?

– Я её заберу к себе! – заверил капитан. – И если ещё встретимся, отдам!

И немцы вышли из дома и сложили оружие. А Ганс поднял фуражку и передал её Лёне.

Скоро война закончилась и наступило время восстанавливать мирную жизнь – на нашей Родине и в странах побеждённого врага.

И однажды на конгрессе «Мир без войны», где собрались дипломаты, неожиданно встретились Ганс и Лёня. Они не сильно изменились, только стали выглядеть солиднее. Поздоровались, как старые знакомые, и Лёня предложил:

– Хочешь, я тебе твою собачку покажу?

– Давай! – радостно воскликнул Ганс.

Пришёл он домой к Лёне, а там его собачка лежит – уже со щенятами. Подошла она к незнакомцу, обнюхала, фыркнула и гавкнула.

– Это свой! – погладил её, успокаивая, Лёня. А затем спросил:

– Ну как, Ганс, станешь собачку забирать?

– Нет, – ответил тот. – Лучше подари мне щеночка. И тогда станем мы по собачьей линии родственниками!

Сила в справедливости

Война закончилась, и солдата демобилизовали. Вернулся он в родной край, в дом у самого синего моря. И устроился на работу – восстанавливать потухший маяк. А в обеденный перерыв солдат ложился на бархатистую траву и наслаждался покоем, стараясь забыть кровавые дни. В палатке, что стояла рядом и где расположились четверо рабочих, тоже радовались. Оттуда доносился весёлый разговор, слышался звон бутылок, стаканов. А потом оттуда сказали:

– Эй, солдат, выпей с нами – за знакомство!

– Да я уж выпил свою норму! – отвечает солдат. – Перед каждым безжалостным боем эту гремучую смесь принимал. Опостылела она мне. Но так и быть, за знакомство выпью!

Чокнулся он со всеми четырьмя собутыльниками и пошёл в оставшееся до работы время полежать на травке.

А в палатке вдруг стали насмехаться:

– Солдатик-то, наверно, и пороху не нюхал: сидел где-нибудь писарем и медали получал! – язвили выпивохи, выкидывая пустые бутылки.

Услышав это, солдат возмутился:

– Медали мне вручали за бои с врагом, которого я гнал с рубежей нашей Родины. И пулю я получил, защищая вас, тунеядцев!

И тут одна из бутылок угодила прямо в солдата. И охватила его злоба к этим пьяницам, не знающим, что такое война; и почувствовал солдат себя так, словно он сейчас перед боем и должен встретиться с врагом. Подошёл он к палатке, ухватил её так, чтобы никто не выбрался, отволок под горку и спихнул на берег моря.

На следующий день пришла милиция и четверо рабочих-пьяниц, что в палатке были. У одного синяк на лбу, у другого рука перевязана, а двое хромали.

– На тебя, солдат, жалоба поступила, – сказал один из милиционеров. – Пострадавшие говорят, что ты их с горы скинул, прямо в палатке. Будем проводить следственный эксперимент: повторим все, как было!

Залезли пострадавшие в палатку. Ухватил её солдат – а она ни с места! Он уж и сам думает: «И как это я вчера четверых смог утащить да сбросить?!»

Милиционеры тоже по очереди попробовали палатку сдвинуть, но не смогли. Только у всех вместе получилось. Но солдат-то один был! Не поверили тогда милиционеры пьяницам и ушли.

А рабочие снова купили водки, стали её распивать да бутылки кидать. И одна из них опять попала в солдата. Разозлился он, ухватил палатку и сбросил на берег!

Говорят, что тогда маяк был восстановлен досрочно – бригадой рабочих с титулом «Передовики производства». Стоял с тех пор маяк и озарял светом синее море в родном крае солдата.

Пограничная фуражка

Поезд мчался в столицу на всех парах, то и дело подавая громкие гудки, словно говоря: «Я последний состав с демобилизованными армейцами, победившими немецких оккупантов!»

Солдаты и офицеры, выглядывая из окон товарных вагонов, переоборудованных в теплушки, размахивали пилотками и фуражками, приветствуя всех, кто встречался по пути.

Сержант Кузнецов тоже высунулся из маленького окна и помахал фуражкой девушке, одиноко стоявшей у полотна. И казалось, что она в ответ помахала только ему.

И тут фуражка вырвалась у Кузнецова из руки, порыв ветра швырнул её к девушке, и она поймала её. Кузнецову было жалко фуражки, ему казалось, что она приносила ему удачу, хотя и была старая, с дырками от пуль. В части ему предлагали её поменять на новую, но он наотрез отказался.

Сержанту не пришлось брать Берлин; его призвали к концу войны в пограничные войска – служить на Кавказе, а затем, как опытного следопыта, направили на Западную Украину, где бандиты боролись с новой властью. Они убивали, казнили неугодных и скрывались, как звери, в лесах. Много раз Кузнецов был в опасности. Пули, свистя, пролетали мимо, фуражку несколько раз простреливали, но в сержанта не попадали. И Кузнецов считал, что зелёная фуражка – его амулет. И вот теперь, когда с врагом было покончено и везде налаживалась спокойная жизнь, он потерял свой амулет!

Дома мама встретила Кузнецова, словно он был в обычной командировке (отец погиб ещё в начале войны). Когда он вошёл, она, уставшая, копошилась в сундуке, что-то искала. Увидев сына, подошла, поцеловала и с дрожью в голосе произнесла:

– Серёженька, я так устала!

А он развязал вещмешок и вытащил из него консервы, хлеб, сыр. У матери глаза посветлели. Серёжа понял: она искала в сундуке что-то, что можно было бы обменять на еду.

И, обняв маму, Сергей сказал:

– Мама, жизнь наша улучшится! Я же жив и теперь все невзгоды позади.

– Дай Бог! – ответила она. – Строй свою жизнь сам, а я тебе уже не помощница – стара стала!

На следующий день Кузнецов пошёл на комбинат, где когда-то работал скульптором. Но там ни одного специалиста не оказалось. Охранник недовольно проговорил:

– Искусство сейчас никому не нужно, все ушли куда-то на жизнь заработать. А многие отправились на Север – строить железную дорогу.

– Вот не стало фуражки, амулета моего, и всё пошло наперекосяк! – вздохнул Серёжа.

В райкоме комсомола, куда он пришёл, добровольцам, отправляющимся на Север, давали подъёмные, небольшой аванс.

– На первое время маме хватит! – решил Кузнецов.

И через день в военной форме, так как штатская одежда ему была мала, он попрощался с мамой. Она только промолвила:

– Сынок, тебе виднее!

Серёжа взял гитару и со всей молодёжью, записавшейся на стройку века, сел в грузовой вагон, такой же, в каком он возвращался на Родину с войны. Поезд тронулся, и с песнями, под аккомпанемент гитары все поехали на далёкий Север. Временами поезд останавливался, и в него садились новые попутчики. Ехали они, ехали – днём и ночью, – питаясь консервами. И, наконец, прибыли на место назначения.

Сначала всех повели в баню, потом всем выдали телогрейки, штаны тёплые, валенки, шапки-ушанки, рукавицы и скомандовали:

– Сейчас ешьте, отдыхайте, а завтра, как один, – на стройку: Родину делать сильнее!

Труд был тяжёл. Надо было убирать снег, выравнивать землю, делать насыпь под будущее железнодорожное полотно, укреплять её. Но все трудились весело, и юмор никогда не покидал строителей – даже после тяжёлого рабочего дня. В бараках всё время звучали песни. А однажды к Серёже подошла девушка и попросила:

– Сыграйте «Синий платочек», а я спою.

– С удовольствием! – ответил он.

И когда полилась песня, все поняли, что поёт профессиональная певица. Слушателей становилось всё больше, и все просили спеть ещё и ещё. Так и текли месяцы. С утра работа, а вечером выступление. Девушку звали Неля, и чем чаще Серёжа с ней встречался, тем больше она ему нравилась. А Неля, казалось, не обращала на него никакого внимания, и разговаривали они только о том, какой бы песней в очередной раз порадовать товарищей да как дела дома.

Кузнецов отсылал маме каждую зарплату. И когда пришло время отбывать домой и на смену приехала новая группа добровольцев, у него денег было только чтобы добраться до дома.

И опять Кузнецов ехал в поезде, но теперь рядом была Неля. Разговор они вели о родителях и о своей любимой работе. Он скульптор, она певица, а им пришлось трудиться не по специальности. Видно, то, что они делали для Родины, было важнее. И ни слова они не сказали о том, что нравятся друг другу. Но в душе радовались своему знакомству.

Неля должна была первой выходить на одной из остановок и, уже подъезжая к своему городу, попросила:

– Серёжа, сойди со мной. Посмотришь наш курортный край, море. А я тебя позже провожу!

Кузнецов и рад бы, да денег не было. А Неля словно догадалась об этом и успокоила его:

– Да потом с деньгами разберёмся!

Они попрощались с товарищами и сошли с поезда. В городе стояла жара. На Серёже, как и прежде, была военная форма, а на Неле лёгкое платьице в горошек, которое ей очень шло.

Её дом был недалеко. Родители Нели вышли её встречать. Серёжу расцеловали, словно родного сына. «Видно, Неля обо мне что-то им написала», – подумал он. А когда переступил порог дома, вошёл в прихожую, снял свою кепку и положил на полку, то увидел там пограничную фуражку и решил: «Видно, отец Нели тоже, как и я, пограничник». Но когда Серёжа взял фуражку в руки, то сразу узнал свой амулет. Две дырки от пуль были возле звёздочки на фуражке, а внутри – его инициалы. Сергей от неожиданности застыл.

А Неля, не понимая, что происходит, заволновалась и стала рассказывать:

– Эта фуражка солдата. Он выронил её, когда махал из теплушки, проезжая мимо.

И тут произошло то, чего никто не ожидал: Серёжа обнял Нелю, высоко приподнял, затем прижал к себе и крепко поцеловал, радостно воскликнув:

– Неля, так это был я!

И Неля была не против. Скоро все соседи узнали об этой истории. Накрыли общий стол и выпили за молодых. Серёжа прожил месяц у родителей Нели, починил терраску, крыльцо, а однажды надел свою зелёную фуражку и вместе с Нелей поехал к своей матушке – теперь в пассажирском поезде, в купе с мягкими матрацами и занавесочками на окнах.

И как-то неожиданно быстро они прибыли в столицу. Город за отсутствие Серёжи стал чище и привлекательнее.

Матушка встретила его словами:

– Дай Бог вам счастья! – и Серёжа и Неля всю ночь сладко спали.

Утром Серёжа пошёл на комбинат. Там его уже ждали. А Неля отправилась устраиваться на работу в хоровую капеллу, и её приняли.

– Это мой амулет, зелёная фуражка, нам помогает! – смеясь, говорил Серёжа.

Но сам-то знал, что это Родина встаёт на ноги после разрушительной войны. И знал также, что пограничники никогда не допустят агрессии по отношению к ней.

Голубка

В солнечную погоду я как-то прогуливался по скверу и встретил своего товарища юности с нашего двора – Юру Александрова. Он гулял с большой собакой, на которой верхом восседал и озорно смеялся крепкий малыш. Мы с товарищем разговорились, а потом он вдруг предложил:

– Хочешь, я тебе расскажу историю про этого пёсика – Дружка?

Я выразил согласие, и Юра продолжил:

– После войны с фашистской Германией я реже стал гонять в футбол с ребятами. Ходил в ДОСААФ, увлёкся военным делом, там же научился водить машину. И уже стал изучать, как прыгать с парашютом. И тут вызывают меня в военкомат и говорят: «Как закончишь практику по прыжкам с парашютом, призовём тебя в армию», – и дали мне отсрочку на месяц. Ну, думаю, погуляю я эти денёчки, за девочками поухаживаю – конечно, не во вред учёбе.

И вот на танцах познакомился я с девушкой. Звали её Ниной. Была она красива, даже губки накрашены. Лучшая из всех девчат нашего двора.

– Что, лучше, чем Наденька? Она же с тебя глаз не сводила! – перебил я его.

Он помолчал, но ничего не ответил и продолжил:

– И закрутилась у нас любовь: со свиданиями, прогулками и поцелуями. А узнав, что я иду в армию, она взволнованно предложила: «Подари мне что-нибудь, ну хотя бы щеночка! Я буду знать, что он от тебя, и стану ждать!»

И вот я купил щенка – Дружка – и вручил Нине. Она была довольна, да и собачка тоже. Причем родители Нины работали в ресторане, и Дружок всегда был сыт. Но гулять она с собачкой ленилась, и я весь месяц, если появлялось свободное время, бегал к ней, выгуливал Дружка и обучал собачьим премудростям. А Нина смотрела на это, словно так и надо.

Время пришло, и меня призвали в армию. Но служил я в родном городе. Нас готовили к борьбе с диверсантами, окопавшимися на освобождённой территории нашей Родины.

Пока учился, я навещал Нину, приходил всегда в форме, и мне казалось, что она стесняется идти со мной по улице. Но с Дружком мы по-прежнему гуляли. А потом нам объявили: «Завтра вылетаете на границу. Прощайтесь с близкими».

Маму я ещё раньше подготовил к моему отъезду, а ребятам со двора ничего не сказал. Провожала меня одна Нина, с букетом роз. Один цветок упал, я его поднял и говорю: «Эту розочку я сохраню до самой встречи с тобой!» А Нина улыбнулась: наверно, подумала, что это шутка. «Пиши!» – ответила она.

Самолёт нёс нас к западной границе. Мы знали, что нас ожидает сложная борьба с безжалостным, хитрым врагом, скрывавшимся в домах или в подземных лесных убежищах, который выходит ночью, убивая местное население и руководство в сёлах и в городах.

– Я не буду тебе подробно рассказывать, как мы боролись, – вздохнув, сказал Юра. – Но скажу тебе одно. Чему нас учили, всё пригодилось: а не то мы бы с тобой сейчас не разговаривали. А служба былатакова, что место моего нахождения часто менялось, и я не написал Нине ни одного письма. Но её розочку держал в пакетике в грудном кармане гимнастёрки, и если надевал другую, то цветочек перекладывал. И он всегда был при мне, напоминал о милой Нине. Прошёл год, и меня в звании капитана направили служить дальше, но уже преподавать. Причём в мой город.

Даже не заходя домой, прямо с баулом, где находились мои вещи, я, счастливый, пошёл к Нине. Перед дверью вытащил розу с засохшими лепестками и положил на ладонь. А затем вдруг я услышал звон разбитого стекла, донёсшегося из квартиры. Потом открылась дверь, и в прихожей я увидел на вешалке китель с погонами майора, а потом и Нину с Дружком, который радостно кинулся ко мне, чтобы лизнуть. Но у Нины было застывшее лицо. Она с недоумением смотрела на меня и на лепестки роз на моей ладони. А из глубины комнаты донёсся грубый голос: «Неуклюжая, опять стакан разбила. Убери!»

Лепестки посыпались на пол. Нина прислонилась к косяку и, кажется, замерла. Я повернулся и пошёл. Дружок, довольный, бежал за мной. И слышался голос Нины: «Вернись! Вернись!» Но к кому это относилось, я не знаю.

Дома мама всплакнула при виде меня. А я её успокаивал: «Мама, надо радоваться! И сын вернулся, а кроме того, ещё и Дружок появился!» А тот, словно почувствовав, что теперь здесь будет жить, улёгся в прихожей на коврике.

На следующий день я пошёл с собакой во двор, надеясь увидеть кого-нибудь из друзей. А Дружок всё меня куда-то тянул. Поглядел я на соседний дом, в там в окне – Наденькина голова в кудряшках. Смотрит Наденька на меня, глаза округлились, а в них и радость, и слёзы. Выбежала в простом халатике и начала обнимать, к себе позвала. Зашли мы с Дружком, и я вдруг вижу, что на комоде и на стене фотографии: и все со мной, в разное время. И когда она успела сфотографировать?

Юра замолчал.

– А где же сейчас Наденька? – поинтересовался я.

– До вон она, летит, моя голубка! – и Юра махнул рукой.

Я посмотрел: к нему приближалась женщина, казалось, парящая в воздухе.

Кустик лавра

Отец одиннадцатилетнего Игоря служил в кавалерии в погранвойсках, когда на Родину вероломно напала фашистская Германия. Игоря с мамой эвакуировали в тыл, и с тех пор от отца не было ни весточки. Игорь жил с мамой в коммунальной квартире, заканчивал школу.

Как-то родительница сказала:

– Игорь, у меня нет возможности помогать тебе в учёбе дальше, чтобы поступать в институт. Придётся тебе идти работать!

И Игорь, закончив школу, пошёл на курсы товароведов, а потом устроился в универмаг. Ему нравилась эта работа: разъезжать по городам, искать и оценивать товары, поступающие на прилавок в магазин. И нравилось получать зарплату, чему и мама была очень рада.

А тётя Маруся – соседка по коммунальной квартире – всегда после очередной командировки недовольно Игоря встречала:

– Что никак не нагуляешься! Пора невесту показать!

Он говорил ей, что она ошибается, а вскоре стал только улыбаться. И тем самым совсем ввёл её в заблуждение.

Игорю не хватало отца, с которым он мог бы по-мужски поговорить, посоветоваться, поделиться о жизни. И видя, как его ровесники дружат с отцами, завидовал.

Как-то Игорь прибыл из очередной командировки и увидел плачущую мать.

– Что случилось, мама?

– Повестка тебе в армию, – ответила она.

– Ничего тут страшного нет, это не на войну! – успокоил он её. – Отслужу срочную службу и вернусь!

Скоро Игорь вместе со многими школьными знакомыми попал на границу, прямо в школу для подготовки сержантского состава.

По прибытии офицер построил всех в шеренгу и сказал:

– У нас не хватает сержантского состава, многие демобилизовались после войны. Вы должны с честью продолжить их службу!

Игорь весь год изучал азы военного дела и учился командовать солдатами. Закончив обучение и сменив изношенную форму на новую, с лычками на погонах, Игорь, как и остальные, пошёл в комендатуру, куда их всех направили, чтобы распределить по заставам.

Майор, принимая сержантский состав, долго и удивлённо разглядывал Игоря и, наконец, тихо произнёс:

– Как ты похож на него: рост, походка, волосы с рыжинкой. Даже имя такое же – Игорь. И, словно ничего этого не говорил, серьёзно добавил: – Я знаком с твоим досье. Ты работал товароведом. Значит, знаешь, как вести хозяйство. На заставе демобилизуется старшина. Ты займёшь его должность! – И, увидев на лице Игоря недоумение, отчеканил: – Без возражений! А сейчас едем на заставу. Заодно привыкай к езде на лошадях.

Те уже стояли неподалёку и нетерпеливо стучали копытами о землю. Дорога, по которой они ехали, извивалась, словно змея, то по горным вершинам, то по глубокому ущелью, и поднималась всё выше и выше. А потом Игорь и майор оказались на плато, покрытом зелёной травой и редким кустарником. Показались бревенчатые строения, и послышался лай собак. Лаяли беззлобно, чувствовали, что свои, и словно предупреждали всех: «Встречайте!» Майор подъехал к одному из строений, стал спешиваться. Игорь сделал то же самое.

И тут послышался радостный детский крик:

– Мама, папа приехал!

И Игорь увидел, что прямо к нему мчится мальчик лет трёх.

Майор только и успел Игорю проговорить:

– Встречай его, как родного сына! – и, видно, ругая себя, продолжил: – Понимал же, что так могло случиться! Ты ведь вылитый его отец, а тот погиб!

Мальчик подпрыгнул, Игорь поймал его, а тот прижался к нему и, захлёбываясь от счастья, заговорил:

– Я тебя днём и ночью жду! А мама сказала, ты надолго уехал!

Тут на крыльцо вышла девушка в простом розовом платьице. Волосы у неё были не то светлые, не то седые. Увидев Игоря, она словно застыла, а потом с дрожью в голосе позвала:

– Стёпа, сынок, пойдём домой!

– Стёпушка, – вступил в разговор майор, видно, решив выручить Игоря. – Сейчас батя твой проверит заставу и вернётся.

После этого он проводил Игоря к старшине, который, увидев его, остолбенел. А майор, приказав старшине сдать хозяйство, а Игорю принять его, пошёл к начальнику заставы.

Игорь, конечно, сообразил, почему его появление так всех взволновало, и старшина это подтвердил:

– Ты похож на погибшего лейтенанта, мужа Ирины – так зовут девушку, которую ты видел. Вы с ним – как две капли воды! Его похоронили на воинском кладбище неподалёку от комендатуры. Прослужил тот три года, а недавно столкнулся с бандитами – их было двенадцать человек. И они пошли на хитрость: двое должны были прорваться через границу, а остальные затеяли бой. Пограничники со всеми расправились, но лейтенант погиб в бою. А Ирине предложили перебраться в город и работать в лазарете, но она ни в какую: «Останусь здесь, на заставе! Буду прачкой и отсюда никуда не уйду!» А мальчику сказать, что отца уже нет, никто не хочет. Боятся за него. Вот и решили все: узнает, когда подрастёт.

Игорь, вспомнив, как ему всегда не хватало общения с отцом и что он обещал Стёпе вернуться, заволновался.

Старшина, заметив это, сказал:

– Да ты иди к пацану! А со служебными делами сегодня вечером и завтра разберёмся, всё тебе покажу и расскажу.

Игорь, поправив гимнастёрку, подтянув ремень, зашагал в дом для офицеров, где жил начальник заставы и Ирина с сыном. Игорь постучал в дверь. Она распахнулась, и мальчик тем же радостным голосом воскликнул:

– Папа пришёл!

Игорь извиняющимся голосом проговорил:

– Я ненадолго. На заставе много дел. А завтра свидимся! – и, погладив по голове Стёпу, добавил: – Я здесь буду старшиной, и если понадобится что-то, сообщайте. Звать меня Игорь!

Он ушёл и уже не видел, как Ирина села на стул и побледнела. Так же звали её мужа.

С утра старшина показал Игорю хозяйство заставы и книгу учёта. Представил его пограничникам и, попрощавшись со всеми, уехал с майором на лошадях.

А у Игоря началась служба.

Начальник заставы ему советовал:

– Ты уж с мальчуганом постарайся как-нибудь помягче, а мы в дальнейшем что-нибудь придумаем!

И он заходил в дом к Ирине: побеседовать с ней и проведать Стёпу. А однажды, увидев на её покрасневших руках цыпки, видно, от стирки, попросил солдат помогать ей: котлы подогревать, бельё не забывать перемешивать, кальсоны и рубашки развешивать сушиться. У Ирины и так работы хватало: надо было ещё штопать, пришивать оторвавшиеся пуговицы.

Игорь, когда находил свободное время, брал с собой Стёпу и они гуляли по территории заставы, заходили в казармы. А сам рассуждал: «Что ещё надо сделать?»

Мальчик в такие дни радовался, но иногда спрашивал:

– Папа, а почему ты провожаешь меня домой, но не остаёшься спать на кроватке?

Игоря это смущало, но потом он привык и отвечал:

– Сынок, дел много. Вот управлюсь, приду!

Так прошло два года службы. За это время Игорь не раз провожал Ирину на кладбище к могилке мужа. И ждал скорой демобилизации. Но заметил, что она не хотела об этом слушать, а когда Игорю добавили ещё год службы, у неё появилась счастливая искорка в глазах. Игорь понял причину: он стал ей близок. Да и сам привык к ней и к Стёпе. Ирину его приходы, видно, радовали, а он, попив чайку и уложив мальчика спать, уходил в казарму.

Дополнительный год службы пролетел быстро. За это время Игорь узнал каждый бугорок на участке границы. Мог ночью без опаски пройти по краю ущелья. И был уверен: рубежи хорошо охраняются, на заставе у него порядок, а пограничники всем обеспечены.

В последние дни службы Игоря Ирина попросила его снова сопроводить её на могилку. Возле ухоженного захоронения она увидела, что одна веточка лавра склонилась и почти легла на плиту. Ирина сорвала её и положила в пакетик.

Возвращаясь на заставу, Игорь стал уговаривать её уехать с сыном к нему на родину.

Но Ирина тихо промолвила:

– Побуду пока тут.

Его адрес она знала: Игорь не раз читал ей письма от мамы, которая приглашала Ирину и её сына жить с ними.

Дома Ирина положила веточку лавра между страницами журнала.

В день демобилизации пограничники построились на плацу перед Игорем. А Стёпа бегал перед ним и повторял:

– Папа, ты надолго не уезжай!

Потом Игорь со всеми попрощался, кроме Ирины: она так и не вышла. Игорь поцеловал Стёпу, сел верхом на лошадь и медленно поехал: казалось, застава не отпускает его.

Уже будучи в родном городе, он написал Ирине о своём прибытии и о том, что устроился на прежнюю работу, где его радостно приняли. А через месяц получил ответ: «Игорь, мы со Стёпой едем». Игорь, счастливый, в этот день купил Ирине зелёное платье: знал, что оно подойдёт к её белокурым волосам. А Стёпе приобрёл гимнастёрку с зелёными погончиками.

Ирина и Стёпа приехали, когда Игорь был на работе. Их встретила тётя Маруся.

– Я к папе! – сразу сказал Стёпа.

– Да я и так вижу, что его сынок! Чувствовала, что у него есть семья! – довольная, что догадалась, ответила тётя Маруся.

Тут вышла родительница Игоря и приветливо произнесла:

– Я мама Игоря! Заходите, Иринушка!

Они проследовали в небольшую комнату, где на видном месте висело красивое платье и гимнастёрка с зелёными погончиками. И, видно, от нахлынувших переживаний, Ирина расплакалась.

– Что ты, что ты, доченька! Прекращай слезы лить! Отдохните, а потом идите встречать Игоря. Вот радость для него будет!

Ирина, отдохнув, надела новое платье, Стёпу облачила в гимнастёрку, которой он был очень рад, и они пошли в универмаг, что был неподалёку.

Игоря они застали за беседой с директором и бросились ему навстречу.

А Игорь стоял и от избытка чувств твердил:

– Приехали! Приехали!

– Теперь я знаю, почему ты так долго прятал от нас эту королеву! – засмеялся директор. – Боялся, что отобьют! Пусть устраивается к нам на работу. Втроём и квартиру получите быстрее!

Игорь, Ирина и Стёпа, счастливые, шли домой. Она держала его под локоток, а он крепко ухватил Стёпу за руку. А когда они открыли дверь в комнату, сквозняк пересчитал все страницы в журнале, что лежал, оставленный Ирой, на столе, и, подхватив веточку засохшего лавра, унёс в открытое окно.

И мама Игоря, зная всю историю семьи Ирины, вздохнула и произнесла:

– Видно, это знак свыше. Жить вам спокойно и дружно!

А тётя Маруся спросила у Стёпы:

– Папа с мамой будут работать в универмаге, а ты кем станешь?

– Пограничником! – мгновенно ответил Стёпа.

Завершённая судьба

Ещё будучи в интернате, Володя Титов изучал музыкальную грамоту и играл на саксофоне. Его преподаватель, инвалид, потерявший ногу в Великую Отечественную войну, говорил ему:

– Будешь играть хорошо, голодать не придётся. Всегда найдутся любители твоё мастерство оценить.

И Володя продолжал музицировать на саксофоне и усердно занимался в общеобразовательной школе, порою отказываясь от встреч с приятелями. Мечта его была – стать музыкантом. Примером для него служил преподаватель, который играл на саксофоне на танцплощадках и в кинотеатрах и неплохо зарабатывал.

Володя прислушивался к каждому его слову, а также к воспитателям интерната. Они были для него самыми близкими людьми. Его родители погибли во время войны. Все учащиеся жили в интернате до поры, пока не получали среднее образование, а затем устраивались работать на разные предприятия и жили в общежитии. А те, кто продолжал учиться в техникуме или институте, оставались жить в интернате. В армию их не брали, как будущих специалистов. А Володя, закончив десятилетку, пошёл играть в джазовый оркестр. Но однажды его вызвали в военкомат и сказали, что ему пора служить.

Провожали Володю в армию всем интернатом. И сказали:

– Как отслужишь, приходи: поживёшь у нас до трудоустройства.

В пограничном отряде, куда Володя попал, ему выдали обмундирование, и он приступил к занятиям: занимался физической подготовкой, учился метко стрелять и распознавать все ухищрения нарушителей границы.

После учёбы Володю направили служить на погранзаставу, и первое, что он почувствовал, – теплоту и доброту сослуживцев.

– С прибытием! – весело встречали его.

А начальник заставы высказал:

– Ты, Титов, отдохни, а завтра станешь знакомиться с границей.

И Володя, отобедав, брякнулся на койку. Спал и не слышал, как уходили ночью пограничники на службу. Утром дежурный поднял его, и он, облачившись в валенки, шубу, шапку-ушанку, накинув маскировочную накидку, предстал перед начальником заставы со старослужащим пограничником. Получив приказ проверить участок границы, они надели лыжи. Старослужащий взял собаку, и она, проваливаясь по грудь в рыхлый снег, шедший всю ночь, потрусила по невидимой тропе. Пограничники следовали на лыжах за ней, поднимаясь в гору, а иногда кое-где скатываясь. И вдруг собака прижала уши и стала обнюхивать заинтересовавшее её место. Там оказались едва заметные, уже засыпанные снегом следы снегоступов. Следы вели со стороны сопредельной территории.

Напарник Володи с тревогой произнёс:

– Нарушитель воспользовался метелью, решил пройти незамеченным. Судя по следам, он ушёл недалеко и сейчас должен находиться где-то в низине, в ущелье. Если мы успеем предупредить наших, то они перекроют ему путь. Я бегу за нарушителем, а ты дуй на заставу! Связь из-за погоды невозможна.

Володя никогда так не летал на лыжах. Но успел предупредить пограничников, и те выскочили прямо перед лазутчиком, словно живые снежные сугробы.

Нарушитель этого не ожидал. Он был с большим рюкзаком, полным запретной литературы.

Начальник заставы поздравил Титова с первым задержанием и довольно сказал:

– Вот бы все так бегали, как ты!

Прошло два года службы на заставе. Володя за это время возмужал, окреп, занимаясь в свободное время гимнастическими упражнениями, и, получив звание младшего сержанта, был уже сам старшим в наряде и учил молодых пограничников охранять границу.

Однажды летом, будучи в секрете неподалёку от контрольно-следовой полосы, под покровом ночи Володя с напарником расположились под чинарами. И только солнце осветило вершины гор и немножко посветлело, из чащобы в тумане вышел высокий человек. Когда он подошёл ближе, стало ясно: нарушитель на плечах нёс ещё одного. Видно, они решили, что один из них, пройдя границу, останется незамеченным.

Первым выскочил им навстречу Титов:

– Руки вверх! – и наставил автомат.

Тот, что сидел на плечах, от неожиданности свалился. Тут подбежал младший наряда и надел на нарушителя наручники. И в этот момент освободившийся от ноши лазутчик резко бросился под ноги Володе и сбил его, надеясь скатиться с горы в расщелину. Но получил такой тумак от Титова, что пришлось полчаса ждать, пока он очухается. Нарушителей доставили на заставу, и там разобрались: они оказались руководителями бандформирования.

Пришло время, и срок службы Титова закончился. Для него это было неожиданностью. Многие его сослуживцы ждали этого дня, но Володя к такой жизни уже привык, и служба ему нравилась.

А начальник заставы, хотя и знал о мечте Титова заниматься музыкой, когда прощался с ним, как бы ненароком проговорил:

– Лучше бы ты служил в армии. У тебя это хорошо получается!

Уже демобилизовавшись и находясь в родном городе, Володя поехал в интернат, где его пообещали временно приютить. Встретили его так, словно он был ещё воспитанником. И порадовали тем, что саксофон его в целости и сохранности. А вот преподаватель куда-то уехал: якобы, джаз вышел из моды и играет тот теперь на электрогитаре в группе.

Володя спал беспокойно, всё думал: «Что принесёт завтрашний день, неужели всё это правда?»

Утром он уже был у администратора театра:

– Правильно тебе сообщили! – подтвердила она и добавила.

– Саксофон – западный инструмент, а гитара ближе нам по духу!

Попрощавшись, Володя прогулялся немного и сел на лавочку возле небольшого магазина. Сидел он долго и размышлял, куда ему податься, чтобы жить, работать и не маяться.

Он знал, что в интернате ему со временем помогут с жилплощадью. Но она нужна ему сейчас!

Тут на лавочку села девушка и закурила. Поглядела на Володю и спрашивает:

– Почему вы такой мрачный?

– Да вот, – начал он, – я из армии вернулся и не знаю, по какой специальности пойти работать. Все так и ждут меня с распростёртыми объятиями! – многозначительно завершил он.

– А я в магазине детских товаров работаю, вышла немножко развеяться. Да пора уже и возвращаться.

– А вы не против завтра со мной после работы тут встретиться и сходить в кино? – предложил вдруг Володя и услышал в ответ:

– Я согласна!

Она ушла, а Володя решительно встал и зашагал – и он уже знал, куда! В милицию!

Там Титов рассказал о своей жизни начальнику отдела кадров и заявил, что хотел бы служить в правоохранительной системе.

Майор внимательно его выслушал, проверил документы, куда-то позвонил и ответил:

– С вашими данными вас хоть сразу начальником отделения ставь! Общежитие у нас в пригороде, поезжайте туда. Там же вам выдадут обмундирование. А завтра приходите ко мне, буду вас знакомить с участком!

«Прямо как на границе!» – подумал Титов.

В общежитии милиционеры встретили его, словно он всегда был здесь. Володя сразу со многими познакомился. И в эту ночь спал спокойно. Утром он уже был у майора, в подобранной по фигуре милицейской форме.

– Хорошая выправка! – одобрил тот. – Сегодня вы присоединяетесь к лейтенанту Сидорову и он познакомит вас с районом.

Уже к вечеру, ознакомившись с каждым уголком участка, Володя попрощался с напарником, купил билеты в кинотеатр и поспешил на свидание. Девушка уже ждала: сидела на скамейке, покуривая. Увидев его в милицейской форме, она застыла. Титов, радостно размахивая билетами, воскликнул:

– Здравствуйте! Пойдёмте в кино, а по пути познакомимся!

Но девушка недовольно проговорила:

– Нет! Нет! Я сейчас занята!

А затем поспешно встала и ушла.

Володя не стал её останавливать. Бросил билеты на лавочку и задумался. А потом понял: «Для неё, видно, не престижно, что он милиционер!»

Вскоре Володя заметил, что служба в милиции почти такая же, как на границе. Только там изловил нарушителя, скрутил его так, чтоб навек запомнил, а тут наоборот: поймал дебошира и не тронь его. Закон не позволяет. А как хотелось бы дать ему подзатыльник!

Задерживал Титов наркоманов, пьяниц, грабителей. Как-то дежуря на проспекте, он шёл с милиционером-курсантом и увидел, как хулиган сбил девушку и она упала. А тот вырвал у неё из рук сумку и побежал. Титов, на ходу сказав курсанту, чтобы он вызвал скорую помощь, бросился догонять преступника, который мчался по переулкам. Володя поймал его и передал в отделение милиции. В тот же день курсант отнёс сумку пострадавшей в больницу и, вернувшись, сказал Титову, улыбаясь:

– Она просит, чтоб вы навестили её лично! Если, конечно, сможете.

На следующий день Володя, как всегда, привёл свою форму в порядок: начистил, нагладил. И пошёл в больницу. В палате находилась миловидная девушка, на вид ровесница Титову. С перебинтованной ногой она сидела на койке и радостно его встретила:

– Вам идёт эта форма! Спасибо, что меня выручили. В сумке была партитура для нашего оркестра, в единственном экземпляре, а я там солистка – играю на скрипке. И что делать без неё, никто из музыкантов не знал бы. Вам причитается вознаграждение!

Но Володя возмутился:

– И вы меня за этим позвали?!

Повернулся и хотел было уйти.

Но тут вошла пожилая женщина, и девушка воскликнула:

– Вот и мама моя, познакомьтесь!

Женщина протянула руку и произнесла:

– Марья Степановна.

– Титов! – ответил он и добавил: – Володя.

– А я Вера! – сказала девушка.

Они вышли в вестибюль. Мария Степановна, видно, тоже была музыкантом и, вздыхая, продолжила разговор о партитуре:

– В этой пьесе не хватает саксофона. Партия для него есть, а музыканта нет. Саксофонисты сейчас в дефиците.

Титов, услышав это, удивился: «Шутят они, что ли?» Внимательно поглядел на них: «Да вроде бы нет!» И говорит:

– А я как раз саксофонист!

Теперь уже Вера и её мама на Володю внимательно посмотрели, и затем возглас радости разнёсся по вестибюлю.

Вскоре Вера поправилась, и Володя часто стал бывать у неё. С собой он приносил саксофон, и вместе они репетировали партии пьесы.

А начальник Титова, узнав об этом, высказался так:

– Пусть творит, только не во вред службе!

И Володя творил. Оркестр собирал много слушателей, а потом он даже играл на Володиной и Вериной свадьбе. Вскоре у них родилась дочка.

А однажды, когда девочка уже подросла и Володя и Вера прогуливались по улице, держа за ручки малышку, Володя вдруг поймал на себе завистливый взгляд женщины, сидящей на скамейке с сигаретой в руке.

Та долго провожала их взглядом.

Танцор

Я руководил оркестром и играл на аккордеоне в клубе для танцующих или соревнующихся на звание лучшего танцора. Как-то к нам пришёл новый музыкант, тромбонист. Он всегда внимательно смотрел на выступающих и говорил:

– Эта пара не получит приз, у них нет эффектного колена, им надо найти свой стиль!

Или:

– Это никудышное па, не танцевальный шаг!

А то скажет:

– Бодрости, яркости не хватает!

И всегда оказывался прав. Жюри по итогам конкурсов слово в слово говорило то же самое. И я решил задать тромбонисту вопрос:

– Откуда ты это всё знаешь?

Он помолчал немного, улыбнулся и повёл рассказ.

– Хочешь знать? Так и быть, послушай. Танцевальную музыку я любил с детства. Потом пошёл учиться по классу тромбона. И только закончил обучение, как был призван в армию, в пограничные войска. Прошёл курс молодого бойца и попал на заставу. Там встретил знакомого старшину, соседа по гражданке.

Он познакомил меня с пограничниками и быстро ввёл в курс дела. Рассказал, что придётся охранять границу днём и ночью, в любую погоду: в слякоть, жару и стужу.

Вскоре я к службе привык. Но меня всегда удивляло женское лицо, выглядывающее из окна офицерского дома и пропадающее, когда офицер-лейтенант возвращался с охраны границы.

Это оказалась жена лейтенанта, Таня. На заставе они были недавно. Познакомились на балу, посвященном окончанию военного училища и получению звания. Затем лейтенанта направили служить на заставу. А жена его была примой в танцевальном ансамбле. И бросила всё ради мужа. Вот это любовь!

Тромбонист даже вздохнул, а затем продолжил:

– У мужа после походов по горам гимнастёрка от пота солью покроется, а жена тут же её постирает. Потом усаживает его чайку попить, и они сидят, говорят и никак не наговорятся. Может, она бы музыку послушала, будучи одна, да там по радио только восточные напевы звучали, под них по-русски не потанцуешь!

И однажды старшина мне сказал: «Меня поощрили, дали отпуск: за хорошее ведение хозяйства, за подготовку солдат к спортивным соревнованиям на брусьях и на турнике, а также за своевременный выпуск стенгазеты». И потом добавил: «Заставу я оставляю на тебя, ты уже всё здесь знаешь. Начальник моё решение поддержал».

Я вначале опешил, а потом подумал: «Старшина в отпуске – это ненадолго, справлюсь! Да и поближе познакомлюсь с женой лейтенанта. Мы же с ней творческие работники».

И тут меня осенила мысль, и я попросил: «Старшина, будешь дома, зайди к моим родителям, возьми у них патефон и пластинки с лучшей танцевальной музыкой!»

Он сделал большие глаза от удивления, а потом всё понял и весело засмеялся.

Старшина уехал, и я первым делом навестил дом, где жили офицеры: нужно было проверить отопительный котёл. Подбросил поленцев в топку, и мне казалось, что они под ритм трещат. И я стал негромко напевать им мелодию из одного известного танго.

И тут чей-то женский голос меня прервал:

– Вы тоже любите танцевальную музыку?

И я увидел стройную женщину с тонкой талией, с белой, казалось, бархатной, кожей и пучком чёрных волос на голове.

– Я тромбонист, – ответил я, не сводя с неё взгляда. – На гражданке играл в танцевальном ансамбле. И мне кажется, что и сейчас на своём инструменте музицирую. Если не вспоминать это, все можно забыть!

– А я танцевала в ансамбле, и мне кажется, все уже забыла, – сказала женщина.

Мне показалось, что она смирилась с этим положением, и я ей посоветовал:

– А вы какие-нибудь элементы танца вместо зарядки повторяйте!

Она посмотрела на меня, словно на ненормального, и ушла.

А у меня пошла хозяйственная работа. Солдатам баньку натопить, бельё постельное в казарме сменить. Старшина прибыл из отпуска счастливый и сразу вручил мне патефон с пластинками. И мы немедля поставили танго.

И тут подошёл лейтенант – муж Тани. И попросил:

– Дайте патефончик на время – для счастья! – и заулыбался.

Однажды, завезя дрова в дом офицеров, я увидел Таню с мужем. Она подошла ко мне и, смущаясь, проговорила:

– Я бы хотела преподавать желающим танцы.

А её муж добавил:

– Но только в свободное от службы время или вместо физкультуры!

В тот же день эту новость я сообщил всем пограничникам. Но они, хихикая, отказались. Я пришёл к Тане один – с твёрдым намерением учиться, но предупредил:

– Если не смогу танцевать, брошу!

Лейтенант огорчённо произнёс:

– А я вот как раз и бросил: ничего у меня не получилось!

После этого, как только появлялось свободное время, я шёл на занятия к Тане. Она показывала танцевальный шаг, пробежку, красивые па, эффектное колено. Сначала я учился танцевать не с Таней, а с напарницей-табуреткой. А когда чему-то научился, начал танцевать и с Таней. В кирзовых сапогах. Смотрелось это смешно, и лейтенант как-то предложил:

– Во время занятий надевай мои хромовые сапоги. Они тебе по размеру.

Я их надел, и танцевать действительно стало легче и удобнее. Я брал Таню за талию и чувствовал что-то воздушное, мягкое, тёплое, что проникало мне в самую душу. И Таня однажды как бы ненароком сказала:

– Юра, увлекайся лучше танцами!

И я добросовестно продолжал учиться.

В День пограничника мы с Таней решили устроить представление и станцевали во дворе под звуки мелодии, издаваемой патефоном. Пограничники были в восторге, а некоторые даже позавидовали мне и пожалели, что зря хихикали и постеснялись учиться танцевать.

Потом о наших танцах весть разнеслась по всему пограничному округу, и нас попросили показать своё мастерство. Мы танцевали в клубе вальс, танго, фокстрот и рок-н-ролл. И каждый раз наш выход на сцену сопровождался восторженными аплодисментами. Я не ожидал такого приёма, и мне было приятно.

Служить мне оставалось ещё год. Но я не прекращал занятий, и продолжал ходить к Тане. И было заметно, что ей это нравится.

Лейтенант как-то со мной поделился:

– Вы с Таней приносите всем радость своим искусством! За это дарю тебе свои хромовые сапоги!

А потом пришла демобилизация. Старшина, который остался на сверхсрочную службу, вынес мне из каптёрки мой чемодан и торжественно произнёс: «Собирайся домой!»

Провожали меня сослуживцы и Таня. Я уже знал её характер и чувствовал, что на глазах у неё вот-вот появятся слезы.

Начальник заставы дал приказ сделать прощальный выстрел из ракетниц, и я верхом на лошади поехал в комендатуру оформлять документы.

Тромбонист помолчал немного и добавил:

– А теперь вот я с вами музицирую!

Мне, руководителю оркестра, долго ещё пришлось наблюдать за тромбонистом. И однажды, когда прошёл очередной конкурс и оркестр закончил играть, конферансье язвительно произнёс со сцены в зрительный зал:

– А кто из присутствующих сможет станцевать лучше и завоевать приз года?

Юра, так звали тромбониста, поглядел на конферансье, оглядел зрителей и, казалось, сожалел, что нет желающих. И тут вдруг увидел Таню – в лёгком сиреневом кримпленовом платьице. Она выделялась среди всех и сидела с мужем, который был уже капитаном. И Юра счастливо крикнул на весь зал:

– Я и девушка в сиреневом платье сможем!

И все зрители смотрели на радостно идущих навстречу друг другу Юру и Таню.

Оркестр заиграл танго.

А Юра и Таня, словно не веря своей встрече, как бы проверяя друг друга, осторожно сделали несколько па и, убедившись, что это правда, стали выделывать удивительные колена с разными фигурными дорожками. Зал затих, ошеломлённый их искусством. А когда заиграл рок-н-ролл, танцующие закружились вихрем, будто слились воедино. Грянули крики восторга, а потом под громкие аплодисменты Юре и Тане вручили приз и пригласили выступать в других залах.

И они давали концерты до поры, пока капитан не закончил Военную академию и не уехал с женой на место службы. Тромбонист тоже куда-то исчез. Его помнят до сих пор и говорят: «И где он мог так здорово научиться танцевать?»

И когда кто-то отвечал: «В армии!», – ему никто не верил.

Соня

Женя видел своих родителей только в раннем детстве. Во время войны с фашистской Германией они эвакуировались с заводом и попали под бомбёжку. Родители погибли, а его отправили в глубокий тыл с другими детьми. Там он находился до конца войны. Затем Женя опять попал в родной город, где воспитывался в интернате. Потом окончил общеобразовательную школу и научился столярному делу – стал краснодеревщиком. Когда Женю выписывали из интерната, ему определили комнату, где он жил когда-то с родителями. Была она пустая, без мебели – видно, растащили. Но он не унывал, мечтал: «Своими руками все смастерю, я же краснодеревщик!»

Женя устроился работать на мебельный завод, где старался стать мастером своего дела. Вскоре у него из мебели появился пружинный матрас и табуретка. А из посуды – две алюминиевые миски и кружка с ложечкой, подаренные интернатом. А ещё у него жила крыса Фёкла, которую он не хотел никому отдавать. Женя с ней играл, разговаривал, баловал её, приносил для неё еду из заводской столовой.

Соседями у Жени были две тихие женщины. Но когда он спросил, как их зовут, обе недовольно буркнули: «Зови нас тётями». А затем он услышал, как они ворчали: «Вот, подселили. Нам бы эту комнату». Но Женя не обращал внимания на эти разговоры. Он радовался, что стал взрослым и знакомится с новой жизнью. Но счастье оказалось недолгим. Однажды Женю вызвали в военкомат. Он пришёл с Фёклой на плече.

– Что, любим животных? – полюбопытствовал майор.

– Да! – ответил Женя.

– Так вот, призывник, – продолжил офицер, – отправишься на сборы кинологов. В армии любители животных нужны!

Через неделю друзья с работы провожали Женю вместе с такими же новобранцами в армию. Уже находясь в автобусе, он им крикнул:

– Не обижайте мою Фёклу, берегите её!

По прибытии на место инструктор-кинолог выстроил всех на плацу и чётко произнёс:

– Солдаты, курсанты! Сегодня каждый из вас получит щенка. Все они такие же неопытные, как вы. Вместе вы и будете учиться! Сначала привыкать друг к другу, затем осваивать разные военные премудрости. И наказ вам: чтобы вы были друзьями! А теперь идите, разбирайте собачек. Желаю, чтобы вы им понравились! Да, и не забудьте дать им клички!

Женя замешкался и подошёл, когда всех щенков уже разобрали. Остался единственный, крепко спавший и явно равнодушный ко всему происходящему.

– Ну, ты и соня! – удивился он.

– Вот, уже и кличка есть! – удовлетворённо сказал инструктор.

С этого дня Женя заботился о Соне. Кормил, поил и совершал с ней далёкие прогулки. Учил её слушать команды. Соня воспринимала всё с радостью, как игру. Вскоре уже знала многие слова, отличала своих от незнакомых, могла найти где-либо спрятанный предмет и по команде потрепать человека. А Женя получил навыки следопыта и научился метко стрелять из любого оружия.

Прошло какое-то время, и Женю с Соней направили служить на восточную границу, где два государства разделялись контрольно-следовой полосой – мелко взрыхлённой землёй, на которой мог быть замечен любой след. На заставе Соня жила в вольере. Женя встречался с ней не только когда нужно было идти в дозор: он часто выводил её во двор и продолжал заниматься, обучая её новым упражнениям. Соне это нравилось. Она научилась водить Женю с завязанными глазами мимо луж и ям, обходить расщелины, выжидать, когда проедет наездник.

Начальник заставы, видя это, выговаривал:

– Гусаров, балуешь ты собаку. В ней одна доброта. Кто бы ни прошёл, все её гладят!

– Она знает, когда ей быть строгой! – оправдывался Женя.

Вскоре Соня доказала это на практике. В тот день стояла жаркая погода. Со стороны сопредельного государства сухой ветер гнал по степи огненные шары перекати-поля, поджигая сухую траву и кустарники. Едкий густой дым расстилался по всей контрольно-следовой полосе. Пожар застал Женю и Соню в пути, когда они после дежурства возвращались на заставу. Собака ощетинилась, тихо заворчала. И Женя понял: пожар устроен специально, чтобы нарушители смогли под его прикрытием перейти через границу на нашу территорию.

Он снял автомат с предохранителя. И тут в дыму, который то редел, то становился густым, увидел тени вооружённых диверсантов в противогазных масках. Они уже были на нашей территории. Дыхание от гари у Жени перехватывало. Собака перетаптывалась на тлеющей траве. Женя сделал несколько выстрелов в сторону диверсантов и ринулся к ним навстречу. Двое нарушителей лежали с огромными баулами. Скомандовав: «Взять!», он спустил Соню. Но тут раздался оглушительный взрыв гранаты, и Женя почувствовал резкую боль в глазах. Послышался чей-то отчаянный крик. Дым поредел, и стало видно, как Соня, сорвав противогаз с нарушителя, стояла над ним, готовая вцепиться в горло. А у самой из лапы сочилась кровь. Дым уже совсем рассеялся, когда прибыл пограничный наряд и занялся задержанными. А Женя и Соня пошли на заставу. Боль в глазах у Жени не прекращалась, а Соня шла впереди на трех лапах, хромая.

Доложив начальнику о происшествии и не сказав о глазах, Женя решил посмотреть, что с собакой. Взял из аптечки перекись водорода, промыл рану на лапе и увидел, что подушечку на стопе срезало – видно, осколком гранаты. Женя обработал рану, наложил повязку и не отходил, пока кровь не перестала сочиться. А вот дойти до казармы сам уже не мог. Плохо видел. Старшина, от которого на заставе ничего не утаишь, ухватил его. Понял всё – не первый год служил – и укоризненно, сочувственно произнёс:

– Что же ты, Гусаров: о собаке позаботился, а о себе совсем не думаешь!

Посадил его старшина в пикап, сел за руль и повёз в госпиталь. А начальник заставы пожелал:

– Возвращайся, Гусаров, быстрей. Будем ходатайствовать о награждении тебя знаком «Отличный пограничник»!

В госпитале Жене не откладывая сделали операцию и вытащили из глаз кусочки металла размером с пылинку. Но зрение так и не вернулось: Женя видел только расплывчатые очертания людей, вещей.

Но хирург его обнадежил:

– Со временем зрение вернётся!

Женя уже месяц находился на лечении, когда услышал знакомый лай. Он доносился от охраняемого за забором больницы склада. Жене разрешали выходить во двор, посидеть на лавочке. И он у первого проходившего солдата спросил:

– Что за собака так громко лает?

– Да вчера её с заставы сюда перевели. У неё было ранение. Трудно ходить стало. А охранник она хороший.

И тут собака завыла. Может, услышала Женин голос. И завыла так грустно, что все, слышавшие этот вой, застыли от неожиданности. А Женя узнал этот родной голос и крикнул: «Со-оня-я!»

И тут огромная собака, перемахнув через высоченный забор, высунув язык, помчалась к нему. Часовой позже с удивлением рассказывал, что никогда не видел, чтобы собака преодолевала такую высоту, да ещё с больной лапой. Соня то и дело подпрыгивала, облизывала Женю. А он обнимал её, уговаривая: «Ну, хватит, хватит, встретились же!» Эту встречу видел генерал – командующий пограничным округом. Он знал об их подвиге. Женя и Соня задержали диверсантов с многомиллионной суммой валюты и оружием. И генерал приказал: разрешить Соне находиться с Гусаровым. В этот день доктор подарил Жене тросточку, хотя она ему была и не нужна: Соня прекрасно выполняла роль поводыря. Но пришло время, и генерал вызвал Женю на разговор.

– Слушай, Гусаров, мы гордимся твоей службой и твоей подопечной. Но тебя придётся комиссовать. Дадим тебе хорошую характеристику. А лечение продолжишь в больнице по месту жительства.

Женя со страхом подумал: «А как же быть с Соней?»

Генерал же, словно уловив его мысль, с теплотой в голосе проговорил:

– А твоя Соня получит военный паспорт и станет твоим поводырем. И помни: к тебе должно вернуться зрение, так сказали врачи. Завтра получишь довольствие и билет на поезд. Потом поставят тебя на инвалидность.

Женя дал телеграмму друзьям, упомянул, что едет с Соней, и указал время прибытия. Утром машина генерала подъехала к госпиталю. Шофёр усадил Женю и его собаку на заднее сиденье и повёз на вокзал. А там посадил их на поезд, в купейный вагон. Проводница предложила Жене чаю, Соне воды, а потом осторожно спросила:

– Собачка не будет беспокоить пассажиров? А то они тревожатся!

– Да её тут никто и не заметит! – улыбаясь и похлопывая Соню по холке, успокоил проводницу Женя.

Поезд ехал весь день. Соня вела себя так, словно это была не первая её поездка по железной дороге. А когда все расположились на полках спать и Женя тоже юркнул под одеяло, Соня улеглась рядом и прижалась к своему хозяину. К рассвету поезд стал подъезжать к месту назначения.

Проводница начала будить пассажиров и увидела, как солдат спит, обняв свою собаку. Оба сладко похрапывали. Быстро встав и приведя себя в порядок, Женя стал смотреть в окно, чувствуя, что поезд подъезжает к городу. Вскоре тот остановился. В купе пассажиры ринулись к выходу. А прощаясь с Женей, хвалили собаку и желали им обоим счастья.

Как только Женя вышел из тамбура, раздалось громкое многоголосье:

– Женя! Гусаров!

А потом Женя услышал голос директора мебельной фабрики:

– Здравствуй! Здравствуй! Мы тут растянулись по всей платформе. Вагон-то ты не указал! А сейчас поехали в столовую, что рядом с твоим домом. Там поговорим, все обсудим!

– Я не возражаю. Только Соне надо кое-какие дела сделать! – смеясь, ответил Женя. И они пошли в кустарник поблизости. Соня скрылась в нём и вскоре вернулась довольная. Женя прицепил ей на шею поводок и со всеми коллегами-друзьями сел в заводской автобус, который довёз их до столовой. Там они попросили сдвинуть вместе два столика и заказали обед на восемь персон и одну собаку.

Официантка быстро их обслужила, но далеко отходить не стала: может, ещё чего закажут. А за столиками разговор шёл о том, как бы Женю вернуть в обычную жизнь.

– Вот что, дружок, я сейчас за всех выскажусь, – сказал директор завода. – Мы тут поговорили и решили. Ты пока месяц отдыхай и дела необходимые делай. Сходи в военкомат, поезжай в госпиталь, а там будешь работать на дому. У нас есть, что тебе предложить. Питание станем тебе приносить из фабричной кухни. А можешь и сюда ходить в столовую. Тебе от дома близко, а мы с заведующим договоримся.

Обсудив всё, коллеги пошли провожать Женю и Соню домой.

– Здравствуйте, тёти! – приветствовал Женя соседок. – Я вернулся, отслужил!

Но соседки, кажется, и не заметили, что он слеп, даже не сказали ничего.

Гости вошли в комнату Жени и, увидев один матрас с табуреткой, растерянно произнесли:

– Мебелью мы тебя обеспечим.

И, попрощавшись, ушли.

Женя налил воды в миску и дал Соне, а сам лёг на матрас. Назавтра он решил сходить в госпиталь. А потом заснул.

Его разбудил зевок Сони, лежащей у двери. Женя достал бритвенный станок, пошёл в ванную. А закончив приводить себя в порядок, вдруг услышал недовольный голос соседки: «Почему кран до конца не перекрыл? Капает!» Женя стал ощупью искать кран, и тут тётки, видно, поняли, что он не видит. И опять молча удалились.

Женя хотел надеть гражданскую одежду, но она оказалась ему мала. Он снова облачился в армейскую форму, надел зелёную фуражку. Соне накинул ошейник с поводком, взял тросточку и вышёл на улицу. Он знал тут все закоулки по памяти и поэтому шёл смело с собакой, стуча тросточкой, не задевая прохожих. Водители, увидев, что человек с собакой-поводырем, уступали ему дорогу. Женя перешёл через шоссе и оказался на полянке для выгула животных. И только он отпустил Соню, как услышал взволнованный возглас:

– Ой! Ой! Джуля-я! Ко мне!

Женя смекнул, что кто-то от хозяина сбежал, и скомандовал Соне задержать собачку. Она вмиг ухватила за поводок мчавшуюся неизвестно куда маленькую болонку и держала, пока не подошла хозяйка.

– Вот спасибо, – взволнованно проговорила та. – Я боялась, что Джуля побежит через дорогу и попадёт под машину! – и вдруг воскликнула: – А я вас знаю! Вы вчера были с друзьями в столовой, а я там работаю официанткой и вас обслуживала.

Голос у неё был ясный, звонкий, и Жене захотелось с ней поговорить.

И он для начала разговора просто так сказал:

– Вы мою собачку не бойтесь. Она у меня отличный пограничник!

– А у меня папа служил на границе и в начале войны с фашистской Германией погиб! – грустно ответила официантка. – После этого известия мама стала плохо видеть.

Женя, решив немного развеселить её, сказал:

– Хотел вот сегодня в госпиталь сходить, да дорогу не знаю. Вот бы мне кто помог!

Официантка засмеялась:

– Только разве с Джулькой!

– А я тогда с Соней! – задорновоскликнул Женя.

– Ой, а меня тоже Соней звать! – ещё пуще засмеялась девушка. – А как вас зовут, я знаю, и со всей вашей жизненной историей знакома. Придётся мне пойти с вами.

По дороге они говорили о родителях, о том, что в будущем Соня хотела бы стать поваром, а Женя – хорошим краснодеревщиком; что она работает сутками, а сегодня у неё выходной, и она может гулять долго. А обе собаки спокойно шли впереди, словно тоже беседовали. В госпитале врачи тщательно обследовали Женю и даже обрадовали: сказали, что есть улучшения.

В военкомат Женя попал в конце дня. Там ему дали пенсию по инвалидности.

А Соня затем предложила:

– Женя, зайдём ко мне? До твоего дома далеко, а мой рядом. А потом я тебя провожу.

Женя обрадовался, что не пришлось прощаться и что они так незаметно перешли на «ты».

Войдя в дом Сони, собаки улеглись у порога. Мама Сони засуетилась. Знакомясь с гостем, она поняла, что он тоже незрячий, и стала собирать всё для чая: чашки, блюдца, ложечки, – она знала, что где лежит, словно всё видела. Соня помогала. Уже после чаепития мать Сони предложила Жене:

– Ты заходи к нам, сынок! – и поцеловала его перед уходом, как родного.

Оставив Джулю дома, Соня пошла провожать Женю. И почему-то молчала. Да и Женя не говорил ничего. Когда они пришли к Жене, их встретили его соседки.

– Здравствуйте! – сказала им Соня.

Но ответа не получила. А то, что увидела она в комнате Жени – голые стены и матрас с табуреткой, – её поразило и напугало.

– Женечка, а можно я у тебя немножко приберусь? – спросила Соня. – А завтра договорюсь с заведующим столовой: занесут тебе списанный стол и стул. Все повеселее будет!

Женя, почувствовав доброту и участие Сони и её мамы, давно ему неведомые, даже как-то обмяк и сел на матрас.

– Ну, вот ещё, расслабляться не надо! – подбадривая его, вздохнула Соня. Присела рядом и поцеловала в щёку. Тут подошла собака и лизнула Женю в другую щёку. Это их рассмешило.

– Завтра я приду, – пообещала Соня.

На следующий день днём к Жене пришёл бригадир и с ходу радостно воскликнул:

– Пойдём, Женя, костюмчик покупать!

– А мне ещё пенсия не пришла, – ответил он.

– Тебе подъемные дали! Сейчас оденем тебя с головы до ног всем на зависть!

И они пошагали по магазинам. Первым делом купили обувь, потом рубашки, галстук. Подобрали костюм, чёрный в серую полосочку. Соня долго обнюхивала Женю в обновке и, убедившись, что этот красавец – её хозяин, ухватила коробку с его поношенной солдатской одеждой и гордо понесла в сторону столовой. Они втроём вошли. И бригадир с удивлением увидел, как к Жене подбежала официантка, поцеловала его, усадила за столик и пристроила рядом собачку.

Бригадир торжественно произнёс:

– Встречают как жениха!

Женя и Соня зарделись. Видно, в точку попал. И правда, через неделю Женя с Соней поженились. А директор завода, как и обещал, обставил комнату Жени мебелью.

В ней и сыграли свадьбу. На видном месте сидели Женя и Соня. С одной стороны от них – мама Сони, а с другой восседали на стульях две собаки. Гостей было много, так что за столом не осталось свободного места. Тамадой был заведующий столовой. Когда он провозгласил «Горько!», Женя счастливо сказал:

– Соня, а я тебя вижу!

А соседки, угощаясь подаренным тортом, Жене завидовали: «Везёт же некоторым!»

Грелка

Савин, военнослужащий пограничных войск, был поощрён отпуском за проявленную смекалку во время службы. Соратники на заставе ему завидовали. А он говорил: «На границе много есть возможностей проявить себя!» И то, что случилось с ним, для него было обычным делом.

Все началось с того дня, когда, будучи дежурным по заставе, он увидел идущего мимо него чертыхающегося старшину и поинтересовался:

– Товарищ старшина, что случилось?

– Да мыши, пропади они пропадом, в амбаре мешки с крупой прогрызли! Непорядок устроили!

– А вы кошку заведите, – посоветовал Савин.

Старшина посмотрел на него так, словно и сам давно об этом знает, и ответил:

– Не положено им тут находиться!

Потом постоял, подумал и добавил:

– Да-а, и потом на такой высоте и ежа редко увидишь, а у местных горцев отродясь не было кошек.

На этом разговор закончился.

А утром на следующий день Савин с напарником, получив приказ от начальника заставы, пошли в тыл – проверить обстановку. Заодно решили заглянуть к соседям-горцам, узнать что-нибудь о кошках. Сакли горцев ютились возле скал или на маленьких равнинах и находились далеко друг от друга.

Подойдя к ближнему жилищу, они услышали странный гул и, прибавив шагу, увидели раскатившиеся брёвна. А возле незаконченного строения бегали женщины и что-то кричали. Заметив пограничников, женщины теперь и не знали, что делать: то ли лица закрывать, то ли брёвна поднимать, что, впрочем, было им не под силу.

Савин сразу сообразил: под брёвнами кто-то есть. И пограничники стали их раскидывать. Скоро увидели местного – Хасана. Они знали его, он не раз привозил на заставу нужные вещи на ослике.

Хасан лежал без движения, биение сердца не прослушивалось. Савин был знаком с оказанием первой медицинской помощи и стал делать искусственное дыхание. Женщины собрались вокруг и вопили. Когда Хасан открыл глаза, народу уже было не счесть сколько. Мужчины занесли его в саклю, положили на топчан, и Хасан что-то даже сказал. Савин понял, что с пострадавшим всё теперь будет в порядке, и они с напарником пошли дальше. В положенное время они вернулись на заставу, и Савин доложил начальнику о происшествии.

Вскоре пришла телеграмма, в которой было написано, что врач, который позже обследовал Хасана, похвалил Савина за оказанную профессиональную помощь. А через неделю пришёл приказ: дать Савину десять дней отпуска. И он, счастливый, поехал домой.

Поощрительные денёчки пролетели быстро. Савин повидался с родителями, а также друзьями, которым тоже предстояла служба в армии, и ему приходилось рассказывать о том, что он видел за год своего пребывания на заставе. А потом друзья пошли провожать Савина обратно на службу.

На вокзале, сидя на лавочке в ожидании поезда, все услышали под ней громкое мяуканье. Это оказался жалкий, пушистый, трясущийся от страха котёнок. И тут Савин вспомнил разговор со старшиной.

Он положил котёнка в фуражку, попросил друзей купить три пакета молока и весело сказал:

– Повезу его на заставу, тоже будет служить!

Друзья, смеясь, восприняли это как шутку, но, когда поезд тронулся, Савин долго показывал котёнка в окне. А в вагоне попросил блюдце у проводницы и напоил его молоком, которое тот с жадностью вылакал и, мурлыкая, крепко заснул в фуражке.

Так прошли ночь и день. Пушистик ни разу не промяукал, а к вечеру Савин доехал до пункта назначения. Теперь стояла задача: как везти котёнка дальше? Если положить за пазуху, любой офицер остановит. А за нарушение формы Савин получит взыскание и, что ещё хуже, могут заставить малыша бросить.

А у Савина был маленький чемоданчик, в котором находилось сменное бельё, туалетные принадлежности и бритва. И тогда Савин сбоку, в самом низу, ножом проделал дырку и на мягкое полотенчико положил котёнка.

Удивительно, но тот молчал и только высунул свой любопытный розовый носик в дырку.

Машина, что должна была везти Савина на заставу, уже ждала его с попутчиками-пограничниками. Он запрыгнул в кузов. Добрались до комендатуры только к ночи.

Савин доложил о прибытии дежурному, а потом вытащил котёнка из чемодана, напоил, накормил котлетой из солдатской столовой и выгулял. Пушистик никуда не убегал, ходил следом. Рано утром Савин с чемоданчиком, где снова был котёнок, и с попутчиком – молодым солдатом – отправился на заставу.

По пути на заставу Савин и солдат проходили мимо сакли Хасана. Тот стоял возле нового сруба. А заметив Савина, бросился навстречу.

– Здравствуй! – заговорил он. – Спасибо, что спас меня! Заходи в гости. Отдохни. А потом я тебе ослика дам, налегке поднимешься на заставу!

– Да я не один, нас трое, ослик всех не выдержит! – пошутил Савин.

Хасан удивлённо огляделся:

– А кто тут ещё?

И ему показали котёнка. Хасан его погладил и что-то громко крикнул. Прибежала его дочь. Она держала в руках трехлитровую бутыль с козьим молоком. Разлила по плошкам, раздала всем, и пушистику тоже. А пока котёнок пил, не переставая его гладила. Хасан вдруг проговорил:

– Будет ещё такой, мне подари!

– От этой кошечки – никого не будет! – улыбаясь, ответил Савин. – Кота нет!

И, смеясь, он с напарником двинулся на заставу. По прибытии Савин сразу хотел пойти к начальнику, но тут подошёл старшина и проговорил:

– Все уже всё знают, из комендатуры сообщили! Ну, показывай хвостатого!

Раскрыв чемоданчик, они увидели, что котёнок спит.

– Ну и ну! – протянул Старшина. – Теперь надо ему имя подыскать!

– Потом придумаем, – ответил Савин и, переложив пушистого в фуражку, отнёс в казарму и положил фуражку с котёнком на тумбочку – на обозрение всем пограничникам.

А пушистик проснулся, потянулся, понюхал фуражку и, убедившись, что это его обитель, опять задремал.

Но тут вошёл начальник заставы и прочеканил:

– Чтоб я на тумбочке этого не видел! Соблюдайте порядок! – и ушёл.

Савин положил котёнка в фуражке под кровать. От глаз старшины невозможно было что-то скрыть, и он принёс Савину другую фуражку, кем-то ношенную.

И с этого дня мышей не стало видно. А котёнок рос не по дням, а по часам и вымахал в большую кошечку с мягкой шёрсткой. Но имя ей так и не придумали, и все звали её просто: «Кис-кис!».

Куда бы кошка ни уходила, она всегда возвращалась и укладывалась в фуражку под кроватью. Летом приходила реже, а зимой чаще. Прыгала на Савина, отдыхающего после тяжёлого дня, и громко мурлыкала. А ему от этого становилось как-то легче.

Однажды в осеннюю сырую погоду у соседа Савина по койке заныло колено. Кошка это почувствовала, улеглась ему на ногу, прижалась своей тёплой шёрсткой и грела, пока не прошла боль. И тогда пограничники дали ей имя Грелка. Кошка с удовольствием на него отзывалась и всегда приходила к тем, кого требовалось полечить. Некоторым пограничникам приходилось даже ждать очереди.

Как-то на заставу в солнечную погоду пришёл Хасан с небольшой корзинкой, подошёл к старшине и, что-то ему сказав, передал корзинку и удалился. С этого дня Грелка куда-то пропала. Её не было на заставе почти всё лето.

А однажды начальник заставы решил провести занятия с пограничниками. Он скомандовал:

– Построиться в шеренгу!

Савин оказался последним в ряду, и тут у его ног неожиданно появилась Грелка. А за ней – кот-красавец и пять маленьких котят, похожих на маму.

И тут кто-то в шеренге произнёс:

– Теперь на всех пограничников хватит грелок!

Начальник заставы со старшиной никогда так не смеялись!

Дочь майора

Мой знакомый майор с семьёй имел квартиру в городе. Сам он служил на границе, порою брал с собой жену. Родители майора жили в этом же городе и воспитывали его дочку. Дали ей хорошее образование и хотели, чтобы она по традиции вышла замуж за военного – так у них в семье повелось. А внучка, общаясь с курсантами военного училища, ходила к ним на балы и справляла с ними праздники. Поэтому и родители так же решили:

– Муж у неё будет военный.

А она как-то пришла домой со штатским молодым человеком, небольшого роста, и с порога родителям говорит:

– Папа, мама, это мой жених!

Мама почему-то обрадовалась. Наверно, оттого, что дочери не придётся разъезжать часто по заставам. А папе он, видно, не понравился, и он сказал:

– Ну что, зятёк, будем знакомы! Я папа твоей невесты, моей дочери Валентины. Семён Семёнович, майор. Скоро буду полковником. Ну, а ты кто?

– А я труженик, для всей страны! – весело ответил тот, – И ничем не примечателен. А зовут меня Ваня.

Майора это ещё больше расстроило. Но свадьбу все же скоро сыграли. Хорошая свадьба получилась: все пили, пели и плясали.

Но вскоре у Вани начались командировки. Были они редко, но долгие, и этим раздражали семью. Майор тоже часто отсутствовал, но все хотя бы знали: он охраняет рубежи нашей родины, а что делал Ваня, никто не знал.

А Ваня заверял:

– У меня работа такая… даже не знаю, как сказать, – и улыбался, словно насмехаясь над майором.

«Видно, я никогда с ним не налажу отношения», – переживал тот.

Однажды майор в очередной раз побыл дома, проведал жену, дочь и снова отправился на службу.

Прибыв на заставу, он спросил своего заместителя, капитана:

– Происшествия были?

– Да, задержали двоих нарушителей – вооружённых и с наркотиками. А ещё пришла секретная телеграмма: завтра в квадрате «Е» на границе в девятнадцать часов надо встретить человека. Там лесной массив, и как бы пограничники, не зная, кто идёт, ненароком его не пристрелили.

– Я сам пойду, со старшиной, – ответил майор.

В нужное время майор с напарником был у контрольно-следовой полосы. И вот неожиданно с территории сопредельного государства к ним вышел человек – с густой бородкой, с вещмешком за спиной. Подошёл поближе и, улыбаясь, сказал:

– Ну что же, папа, неужели вы меня не узнаёте?!

– Ваня! – воскликнул от неожиданности майор. – Так вот ты какой труженик для всей страны – разведчик!

И они обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

На заставе Ваню ждала машина, и он быстро уехал.

Прошло какое-то время, и майор поехал домой в отпуск. Все как раз собирались отметить годовщину свадьбы. Майор приехал, обнял зятя, дочь и торжественно произнёс:

– Желаю крепкой и долгой совместной жизни нашим молодым и продолжения нашей военной династии! Горько!

Ваня улыбнулся, а Валентина недоумённо смотрела на отца. А он всё знал, да сказать не мог.

И тут в детской малыш, лёжа в кроватке, произнёс своё первое слово:

– Ага-а!

Стресс

Капитан Трифонов, прослужив нёсколько лет в штабе пограничного округа, попросил командующего, чтобы его перевели служить на заставу. И вскоре, оказавшись там, он, довольный, произнёс:

– Вот моё призвание: границу охранять, чтоб враг на Родину не проник!

Он знал по имени каждого солдата и верил: на каждого из них можно положиться в случае опасности. А больше всего ему нравилось, когда он шёл на охрану границы с ефрейтором-кинологом и служебной собакой по кличке Ася. И каждый раз, проверяя казармы доверенных ему пограничников – всё ли в порядке, – не забывал зайти в псарню и навестить Асю.

Она радостно спешила ему навстречу, просила, чтобы он её погладил и дал сахарку или сухарик. А ефрейтор удивлённо говорил:

– Товарищ капитан, собака слушается вас лучше, чем меня!

С личной жизнью у Трифонова тоже было всё в порядке. Ещё будучи в округе, он договорился с невестой, что как только приедет в отпуск, они поженятся и станут жить либо вместе в комендатуре, либо жена будет к нему приезжать. Трифонов ей об этом напоминал в письмах, но она почему-то отмалчивалась.

Однажды Трифонов с напарником и Асей пошёл в очередной дозор. На пути было ущелье с бушующей горной рекой. Один её берег был нашей территорией, а противоположный – уже территорией сопредельного государства. Темнело. Но это не тревожило ни капитана, ни кинолога – они знали тропу. Река шумела, и тут Ася застыла и заворчала.

«И что она может услышать в этом грохоте?» – одновременно подумали капитан и ефрейтор и залегли.

Но вот они увидели приближающуюся резиновую лодку, а затем голову и торс человека. Он двигался, толкая перед собой лодку, и вскоре вышел из реки, оказавшись двухметровым детиной. Ася мгновенно вцепилась ему в бок. Тот завалился на берег, капитан ему крикнул: «Руки назад!», а ефрейтор надел нарушителю наручники.

Лодка же перевернулась и поплыла, подскакивая на волнах. Груз то тонул, то появлялся, двигаясь за ней. Капитан сначала опрометью бросился бежать по берегу, чтобы опередить груз, а затем бросился за ним в реку. Тюк оказался огромным, и сладить с ним в быстром течении было тяжело. Он то перепрыгивал через валуны, то застревал между ними, и приходилось что есть силы его тащить. Наконец Трифонов обессиленно выволок груз на берег.

Тем временем солнце скрылось за горами, и стало совсем темно. Трифонов вдруг почувствовал, что кто-то помогает ему, – это оказалась Ася. Ухватив тюк за угол, она потащила его от реки, чтобы не смыло волной. И, наверное, порвала его, потому что капитан почувствовал под руками какой-то порошок.

Скоро прибыл наряд пограничников. Перевязали тюк, чтобы из него ничего не высыпалось, подхватили Трифонова, который не в силах был идти: он не то много сил потратил, выволакивая тюк, не то порошок так подействовал. А собака шла с ефрейтором и тоже пошатывалась. Нарушитель сам нёс огромный груз до самой заставы, а там был отправлен со своим тюком по инстанциям.

С этого дня у капитана и Аси появилась странная простуда: он стал кашлять, а она чихать. И Трифонова отправили в госпиталь в пограничный округ. Там у него обнаружили сильное отравление наркотиком, который привёл к нарушению в нервной системе организма.

Его лечили, но меньше он кашлять не стал.

Врач его успокоил:

– Со временем пройдет!

А командующий сказал:

– Видно, ты, капитан, служить на границе не сможешь. В секрет пойдёшь, закашляешься – и тебя обнаружат. А если в штабе работать, то сослуживцам сосредоточиться не дашь. Дадим тебе хорошую характеристику и поезжай домой. А как поправишься, на службу опять возьмём.

Капитан, конечно, расстроился. Жизнь только наладилась, а тут всё начинай сначала. Получив билет и деньги на временное проживание, он не спеша пошёл к полуторке, отправляющейся в город. Проходя мимо загона, где тихо лежали собаки, Трифонов увидел Асю.

– Ася-я! – позвал он её.

Она вначале чихнула, а потом, подпрыгнув, рванулась к нему и стала лизать протянутые через решётку руки.

– Почему она здесь? – спросил капитан у подошедшего солдата.

– Да их всех списали. Непригодные к службе! – махнул тот рукой.

– А можно её взять?

– Да берите, она всё равно списанная!

Солдат дал ему ошейник и поводок, и Ася пошла рядом с Трифоновым, продолжая чихать. В кабину машины он не стал садиться, а расположился с собакой в кузове на скамейке. И они поехали.

Всю дорогу Трифонов придерживал Асю за ошейник, а она, похоже, была этим довольна.

На вокзале оказалось, что расписание изменилось и поезд отправляется поздно вечером. Тогда капитан решил ехать на автобусе дальнего следования. Подошёл к водителю. Тот собаку взять не захотел.

– Я тебе заплачу как за место! – уговаривал его Трифонов.

– За двойное! – согласился тогда водитель.

И автобус, заполненный баулами, сумками и предметами разной утвари, приобретёнными за границей, тронулся в путь.

Ася лежала на полу между кресел – на сиденьях расположиться не могла, мешали подлокотники. Но её, видно, это устраивало. Она спокойно находилась у ног капитана, то и дело чихая, а он покашливал – к неудовольствию пассажиров.

В какой-то момент автобус остановил гаишник. Водитель открыл дверь в салон. Гаишник вошёл, а следом из стоявшей рядом легковой машины выбежал мужчина в штатском и, выхватив пистолет и сорвав с головы одного из пассажиров шляпу, угрожающе закричал:

– Все деньги сюда!

Капитан закашлялся. Штатский навёл на него пистолет и произнёс:

– Давай-ка, служивый, выкладывай свои отпускные!

Трифонову стало обидно: «Там, на границе, явно был враг, его задерживали или уничтожали, чтобы Родине не навредил. А тут кто-то спокойно ходит и грабит!» И он скомандовал:

– Ася, взять!

Та вмиг прыгнула на опешившего бандита, ухватив его пастью за кисть руки. Пистолет вылетел, и капитан поймал его. Гаишник двинулся было на него, но Трифонов выстрелил вверх и приказал:

– Ложитесь оба. Не то буду стрелять на поражение!

Но тут из машины выбежал человек с автоматом. Капитан резко сказал водителю:

– Как только он будет входить в дверь, прижми его ногу и поезжай на полной скорости!

Тот так и сделал. Бандит с прижатой ногой начал строчить из автомата, а водитель, нажав на газ, поволок его по шоссе. Бандит завопил и бросил оружие.

Скоро их нагнал милицейский пикап:

– Мы услышали выстрелы и примчались. Давно искали этих бандюг, а ты их изловил – молодец! – похвалили они капитана. – Иди к нам служить с собакой!

– Да меня списали… Я кашляю, а Ася чихает, – смеясь, ответил он.

– А это на нашей службе не помеха!

И тут вдруг подошла цыганка – пассажирка автобуса – и говорит:

– Твоя болезнь пройдёт. Сразу после большого стресса.

Водитель вернул капитану деньги за лишнее место, и автобус тронулся. И хотя Трифонов с Асей продолжали кашлять и чихать всю дорогу, больше никто не выражал недовольства.

Когда автобус прибыл к месту назначения, был уже вечер. До дома нужно было ещё добираться за город, а невеста Трифонова жила неподалёку. И он решил обрадовать её своим неожиданным приездом, а заодно и Асю покормить.

Дверь открыла невеста капитана – Жанна. На её лице мелькнула радость, но заметив, что он с какой-то чихающей собакой, а сам кашляет, она удивлённо спросила:

– Олежек, а зачем тебе эта дворняжка, у тебя от неё аллергия. Выпусти её и заходи!

Подошла мама Жанны и тоже заявила:

– Никаких блохастых в доме!

– Дайте хотя бы собачке попить! – попросил Трифонов.

– Чашку марать незачем! – категорически отказала родительница.

И тут капитана обуяла злость – ещё сильнее, чем при встрече с бандитами.

– Одна цыганка мне сказала: пройдёт заболевание после стресса. Вот он и случился! Видно, обманула она меня, – и Трифонов, развернувшись, пошёл прочь, ещё сильнее кашляя.

На улице он долго ловил такси, а когда всё же поймал, то водитель потребовал оплатить и обратный путь, так как глубокой ночью пассажиров мало. Подъехав к дому, Трифонов расплатился с таксистом, посмотрел, сколько осталось ещё денег, чтобы завтра купить продукты и обязательно мясо для Аси.

На звук открываемой двери вышел сосед:

– Олег! – радостно воскликнул он. – Прибыл! А твои родители на заработки поехали, пустой холодильник оставили. Ну не беда, сейчас я всё принесу.

Скоро на столе был горячий чай и бутерброды. А Асе достался вермишелевый суп с кусочком мяса.

В разговоре сосед, который работал в универмаге, узнав, что собака розыскная, ему пожаловался:

– У нас в магазине пропадают вещи: шубы, пальто. Милиция была, но воришку так и не нашли. А нам приходится из своего кармана расплачиваться. Помог бы!

– Вот и спрос на мою Асю! – обрадовался Трифонов.

На следующий день, закупив на оставшиеся деньги продукты и положив их в холодильник, он вздохнул:

– Да-а, дороговато мясо для собачки… Ну, ничего, выкрутимся!

Вечером после закрытия универмага его с собакой одних оставили на ночь. Помещение едва освещалось. Ася куда-то пропала, но капитан не переживал: знал, что она придёт. И она пришла, держа в пасти большой батон копчёной духовитой колбасы. Собака никогда без разрешения ничего не брала, а тут, видно, почувствовала: надо хозяина подкормить.

Трифонов взял колбасу, налил стакан воды и, прихлебывая, с аппетитом съел. Ася не подавала виду, что тоже хочет, – видно, была сыта. Только чихала. А Трифонов ей подкашливал.

Магазин был большой: там продавались и продукты, и промтовары, и одежда. И вот перед открытием Трифонов решил его проверить. Ася шла медленно, осторожно, это происходило с ней, когда что-то её тревожило. В самом конце магазина она остановилась возле закрытой двери и тихо зарычала.

Трифонов резко ударил по двери, и та распахнулась. Это была кладовка, а в ней оказался уборщик. Он держал шубу. Ждал, видно, открытия магазина, чтобы выйти незамеченным.

Трифонова и Асю поблагодарили, дали им денежную премию, но за колбасу вычли.

В тот день капитан долго гулял с Асей. А когда вернулся домой, то увидел рядом с сидящим на скамейке соседом девушку в милицейской форме. Она приятно улыбалась.

Ася её обнюхала и почему-то радостно завиляла хвостом.

– А я вас жду! – девушка встала со скамейки. – Я служу в милиции кинологом, и наше руководство приглашает вас работать у нас. О вас тут целая статья! – И протянула Трифонову газету. Он закашлялся, и собака зачихала.

– И когда это журналист меня запечатлел? Я вроде человек внимательный! – недоумевал капитан.

Девушка засмеялась и, казалось, не замечала ни кашля, ни чихания.

– Давайте познакомимся. Я Лиля, – откланялась она.

– А я уже и забыл, как меня звать! Вроде Олег, – тоже смеясь, ответил Трифонов.

И он стал работать в милиции. Ася подружилась с Джоном, у которого хозяйкой была Лиля. И казалось, что это они скрепили дружбу своих хозяев, которые теперь не разлучались и даже подумывали о совместной жизни.

В День пограничника Трифонов решил устроить застолье и пригласил Лилю. Ася, увидев, что хозяин, взяв тарелки, подаренные подружкой, стал расставлять их на столе, поняла, что к ним придут гости, которые нравятся ей, и стала радостно поскуливать. Олег достал яблоки, груши, виноград и хотел было поставить вино и рюмки, как дверь открылась и вошли Жанна с мамой, которая с порога произнесла:

– Мы пришли поздравить тебя с праздником – Днём пограничника. Хотим остаться друзьями. Смотрю, у тебя и стол к месту!

Трифонов оторопел от такой наглости и не мог даже ничего сказать. А Ася громко заворчала. Никогда она так гостей не встречала.

– Мне стул даже не предложил! – разозлилась мать Жанны. – Стоит как истукан! – И обратилась к дочери: – Тебе ухажёр нужен культурный!

И они, как быстро вошли, так и вышли. А Олег и Ася так и остались стоять, оторопев. Такими их и застала Лиля. Джон, виляя хвостом, подошёл к Асе и гавкнул. Трифонов пришёл в себя и стал оправдываться:

– Извини, не успел накрыть стол!

– Ничего, мы сейчас вдвоём быстро управимся! – и, посмотрев внимательно на Олега и Асю, радостно сообщила: – А вы ни разу не кашлянули и не чихнули!

«Видно, у нас произошёл самый настоящий стресс! – подумал Трифонов. – Правильно всё же цыганка предсказала!».

Таможня

Молодой офицер-лейтенант, закончив пограничное училище, прибыл на службу на границу и сказал начальнику заставы:

– Служба здесь однообразная: днём и ночью охранять рубежи Родины да ловить нарушителей. Вот бы для души происходили какие-нибудь чудеса!

– Они и происходят, – отвечает начальник. – Поймали как-то бандита, а у него мешок антикварных драгоценностей. Да и сам перебежчик бывает ценен, какой-нибудь давно разыскиваемый рецидивист. А, может, тебя заинтересует случай, прошедший тут недавно с сержантом? Сейчас его нет – демобилизовался. Но вот что было, слушай! – и начал рассказывать.

– У нас на одном участке границы, неподалёку от контрольно-следовой полосы, со стороны сопредельного государства, среди огромных чинар есть логово волков. Люди на их территорию никогда не заходили, а к пограничникам они привыкли, и когда служивые проходили по тропе вдоль полосы, волки не обращали на них никакого внимания.

Как-то после урагана, который повалил множество деревьев, сержант с напарником возвращался на заставу и вдруг слышит, что со стороны логова волков из-под поваленного чинара раздаётся громкий щенячий писк. Сержант прошёл через следовую полосу, заваленную листьями, и увидел прижатого огромной веткой волчонка. Сержант сдвинул её и освободил щенка. Но тот не собирался никуда уходить и по-прежнему скулил.

Было видно, что у него лапка находилась в неестественном положении. Уже поднимая щенка, Сержант заметил волчицу, серьёзно смотревшую на него.

«Что будет, то будет!» – решил сержант, зная, что напарник всегда подстрахует. Оказавшись на руках у сержанта, волчонок перестал скулить. При этом волчица внимательно следила за ними. Когда сержант прибыл на заставу и доложил мне об обстановке на границе, я его отругал за то, что тот нарушил правила, зайдя на следовую полосу. Но увидев, что сержант ловко выправил лапку волчонку и сделал ему жёсткую повязку, я его простил. Затем сержант смастерил маленький загон из прутьев, а из сена небольшую нору и посадил туда волчонка. Потом принёс мяса и варёных косточек, которые тому больше всего понравились.

А за этим всем внимательно наблюдала находившаяся в зарослях на пригорке волчица. Когда она ела и пила – было неизвестно, она всегда была на месте.

Через десять дней сержант снял с щенка повязку. Тот побегал по загону и не хромал. И через пять дней сержант дал волчонку большую косточку, открыл загон и выпустил его.

Тот своим волчьим чутьём почувствовал, где родительница, и бросился с косточкой к ней. А потом они вернулись в логово.

С тех пор при виде пограничников волчонок выходил и, увидев сержанта, бежал к нему. А тот через контрольно-следовую полосу кидал ему косточку, а то и две.

Как-то в туманную погоду сработала у дежурного заставы сигнализация, показывая, что на участке, где жили волки, произошло нарушение границы. Сержант и его напарник бросились на место происшествия. Приближаясь, они услышали вопли человека. Тот воспользовался непогодой и решил незаметно перейти границу. Но был задержан волчицей с волчонком. Нарушитель лежал, а над его головой, оскалив пасть, стояла грозная волчица, а волчонок, рыча, трепал у него огромный рюкзак на спине. Сержант попросил напарника, чтобы тот не подходил к рассерженным зверям, а сам, держа на мушке нарушителя, подошёл ближе.

Волчонок с радостным визгом бросился ему навстречу. А волчица, словно этого и ждала, удалилась в логово. Подошедшие тем временем пограничники смеялись:

– Волки – это наша таможня: не пропустят нарушителя с неоформленным грузом!

С тех пор волкам было дано прозвище «Таможня». На зов подходил только волчонок, а волчица лишь серьёзно поглядывала на происходящее.

Сержант прослужил ещё год и никогда не забывал зверей. Проходя по участку, где находилось логово, он кричал: «Таможня!», и тому, кто подбегал, бросал косточку.

Пришло время демобилизации. Сержант, будучи в наряде, решил: «Проверю контрольно-следовую полосу и в последний раз взгляну на своих друзей».

На его зов никто не подбежал и не отозвался. Уже возвращаясь расстроенным на заставу, он заметил спускающуюся с возвышенности волчицу. Она шла медленно и сильно хромала. Пропустила напарника, словно его не заметила, подошла к сержанту и подняла лапу. Он без боязни взял её и осмотрел. Из лапы торчал кусочек колючего шиповника.

Пограничники от любопытства стали обступать их: «Что будет дальше?»

– Встаньте подальше! – попросил их сержант. – И принесите что-нибудь, чтобы ухватить колючку, а ещё йод и бинт.

Получив всё это, сержант плоскогубцами вытащил занозу, смазал ранку йодом и перевязал лапу бинтом. Волчица всё это время спокойно стояла. Тут откуда-то появился повзрослевший волчонок, завертелся вокруг сержанта и матери, и они вдвоём побежали к зарослям. Там вскоре все увидели на веточке оставленный бинт.

И сейчас, когда сержант уже уехал, волчица и волчонок, увидев пограничника, без зова идут на тропу, надеясь встретить своего друга. А изредка бывает слышно их грустное подвывание.

Тут начальник заставы замолчал, а потом произнёс:

– Лейтенант, когда станешь изучать границу, не забудь взять косточку.

Родословное древо

Петя Тюрин работал на телефонной станции, а достигнув совершеннолетия, был призван в армию. Провожали его друзья. Родителей он не помнил – они пропали во время фашистской оккупации. Жил Петя в общежитии. Пройдя курс «молодого бойца», Петя был направлен связистом на восточную пограничную заставу. Там Петя познакомился с сослуживцами, изучил по картам, как и где проходит линия связи между комендатурой и заставой, и приступил к своим обязанностям.

На следующий день он с напарником пошёл её обследовать. Тропа поднималась всё выше и выше и становилась едва заметной на каменистой горе. Петю удивило жилище местных горцев, поселившихся в скалах на склонах. Одно из них находилось неподалёку от тропы. Он увидел возле сакли двух девушек, полоскавших бельё в бурлящем источнике, и мужчину, который помахал ему рукой в знак приветствия.

На заставе он доложил начальнику о цели своего прибытия:

– Каждую неделю я буду проверять доверенный мне участок связи!

С этого дня, идя знакомым маршрутом, он всегда обращал внимание на саклю. И как-то незаметно познакомился с хозяином – Магометом. Однажды тот, увидев Петю, попросил:

– Пётр, помоги мне брёвна перенести!

Потом ещё о чём-то попросил. И всегда угощал чаем.

При этом Магомет закрывал окна сакли шторкой, чтобы Петя не видел его дочерей, а те его. Но Тюрин заметил, как они через щёлочку с интересом поглядывали на него. Он и правда был статный, чернобровый, со смуглым лицом.

Как-то в очередной раз, проходя мимо дома Магомета, он увидел дочерей, суетливо бегающих возле плантации табака, который был уже высушен и собран в мешки. Девушки никак не могли с ними управиться. А сверху уже туча чёрная нависла – вот-вот дождь хлынет. Отца видно не было.

И тогда Тюрин ухватил один за другим тяжёлые мешки и перенёс в сарай. Вот сейчас-то он и увидел девушек во всей красе: стройные, лица точёные, словно высеченные из мрамора, чёрные глаза выделялись на них, а волосы на голове отливали воронёной сталью. Движения у них были лёгкие, девушки словно летали и были похожи друг на друга. Отличались только тем, что у одной из них была чёлка. Вот эта девушка-то и понравилась Тюрину. И уходя, он долго поглядывал на неё. А она не закрывала лицо, не отворачивалась.

После этого Петя целый месяц проходил мимо дома Магомета, но никто не выходил из него. Осмелев, Тюрин как-то постучал, но ответа не последовало. Это задело его самолюбие. Он перестал обращать внимание на этот дом и теперь проходил мимо.

Но однажды увидел самого хозяина: тот, видно, ожидал его.

– Пойдём, побеседуем, – позвал Магомет.

Хозяин посадил Тюрина на топчан, а сам сел, подобрав ноги, возле низкого столика и крикнул:

– Гюля, Сая, принесите гостю угощение!

Девушки вошли, вернее, прилетели, так показалось Тюрину, и поставили блюдца со сладостями, чашки, а затем разлили духовитый чай.

– Буду откровенен с тобой, – нахмурив брови, сказал Магомет. – В тебя влюбилась моя дочь! Я тоже хотел бы видеть такого трудолюбивого зятя. Но у нас традиция: сначала нужно выдать замуж старшую дочь, а затем уж младшую. К тому же ты не мусульманин, хотя и похож, и мне, как отцу, ты по нутру. Но если я пойду против традиций, соседи меня осудят!

Кто-то за шторкой всхлипнул.

Тюрин не притронулся к угощению, встал и с сожалением в голосе произнёс:

– До свидания, – и пошёл, не оглядываясь, на заставу.

Об этой истории он рассказал начальнику. Объяснил, что ему в душу запала местная девушка и он хотел бы здесь с ней остаться жить.

Начальник заставы выслушал его и спокойно сказал:

– Ну что же, постараюсь тебе помочь.

Вскоре об этом узнал старшина, белорус по национальности. Прошедший огонь и воду в Великой Отечественной войне, он сейчас служил на заставе, заботясь обо всех пограничниках. Он знал даже, у кого из солдат оборвалась пуговица. А если видел, что сослуживец чем-то расстроен, брал его под свою опеку, старался взять на охрану границы с собой. И вскоре по такому солдату было видно: заботы отступили, а это порой случалось от домашнего грустного письма или от усталости. Всем старшина старался помочь, а вот свою жизнь так и не устроил.

А вот начальник заставы имел семью, его заместитель тоже, и они жили в отдельном строении недалёко от заставы. Старшина за время службы узнал всех горцев, проживающих в этих местах. Знал также и Магомета и не раз видел его дочерей. Мать у них умерла в раннем возрасте, и воспитывал их отец. Последний раз старшина видел девушек месяц назад в магазине и от красоты одной из них буквально оцепенел и долго стоял, глядя на неё. А та смутилась, закрыла лицо, но следила за старшиной. После этого он не раз заходил в магазин, но девушек не заставал. Видно, его чувство влюблённости было сходно с чувством солдата-связиста. И старшина, как-то проверяя охраняемую территорию, зашёл к Магомету. Того не было дома.

– Отца нет! – ответила одна из девушек, на которую он давно обратил внимание, и добавила:

– Он ушёл заготавливать дрова к зиме.

Старшина попрощался, но вскоре, направляясь в комендатуру по личным делам, опять заглянул к Магомету, снова его не застал и был встречен дочками. А девушка, что ему понравилась, уже не смущалась, встретила его с открытым лицом.

В этот день старшина в комендатуре оформлял документы на сверхсрочную службу, предложенную ему генералом – командующим погранокруга. Старшине пришлось зайти в архивный отдел, и он заодно решил узнать родословную Магомета. И был поражён. Оказывается, у того был брат – полковник в отставке, воевавший с фашистской нечистью. Их отец жил в разных местах и имел два брака и двух сыновей: одного от аджарки – Магомета, другого от грузинки – Гиви, служащего переводчиком в округе.

Старшина нашёл Магомета и привёз к Гиви. Узнав, что они братья, те растрогались и долго стояли обнявшись.

– Так наша родословная многонациональная! – восторгался Магомет.

И они решили назначить день встречи со всеми родственниками.

Старшине нужно было возвращаться на заставу, и Магомет пошёл с ним. А по пути сказал:

– Надо нам ещё взять и Петра. Пусть посмотрит, всё ли хорошо со связью.

Старшина позвонил дежурному, и скоро связист с необходимым снаряжением стоял перед ними.

Магомет шёл молча. Молчал и Пётр. Старшина удивлённо поглядывал на них. Подойдя к сакле, хозяин вдруг потребовал:

– Заходите оба в дом! – А вышедшим навстречу дочерям сказал: – Приготовьте поесть!

А затем продолжил:

– Брат мне на бумажке нарисовал наше родословное древо. А мы с вами сделаем видную родословную на столетие – посадим с вами дерево грецкого ореха. У меня саженец в сарае!

И все дружно приступили к работе. Пётр ямку копает, старшина деревце сажает, Магомет указания даёт – какой стороной к солнцу развернуть.

Посадили. Крепко саженец грецкого ореха в земле стоит. И хозяин говорит:

– Вершина – это я, а веточка ниже – Пётр с Гулей!

– Я не согласен! – возразил старшина. – После вас на той веточке должны находиться я и Сая, мы старше.

Магомет довольно засмеялся: традиция была соблюдена. А затем твёрдо произнёс:

– Свадьбу сыграем, пригласив всех наших многонациональных родственников!

И тут до них донёсся радостный девичий визг.

Фрося

На границе через контрольно-следовую полосу часто ходила лиса. То на сопредельное государство, то на нашу территорию. Многие звери пройдут разок, а она повадилась каждый день ходить. И всё бы ничего, да при этом всё время срабатывала сигнализация. И приходилось каждый раз пограничникам бежать на место происшествия и всё проверять.

И решил как-то старшина лису подкараулить и покончить с ней! Залёг в кустах, выследил, выстрелил и завалил. Принёс её, бездыханную, на заставу. Была она огненно-рыжая с белой грудкой и с очень красивым пушистым хвостом.

Пограничники подходили посмотреть и, сожалея, ругали старшину:

– Зачем лису загубил?

Подошёл и солдат-пограничник по фамилии Воробьёв. Посмотрел и говорит:

– Она ещё жива, по шерсти вижу. Я с этим зверьём знаком, на гражданке лесничим поработал. Лиса сейчас в шоке. Пуля у неё в бедре засела.

– Так надо её вылечить! – заголосили пограничники.

– Мне бы пинцет, укол обезболивающий и спиртику, – просит Воробьёв.

– Нам бы спиртик тоже не помешал! – произнёс кто-то с юмором.

Воробьёв ловко связал пасть лисе, чтобы не укусила, одеколоном – вместо спирта – протёр рану, сделал укол и пинцетом вытащил пулю. Смазал всё йодом и, нежно погладив лису, развязал пасть. Лиса очнулась, но не огрызнулась, а высунула язык, словно хотела лизнуть Воробьёва в знак благодарности. Подошёл старшина, покуривая цигарку, и хотел было тоже погладить её – как бы в знак примирения. Но лиса оскалила зубы.

Пограничники, увидев это, засмеялись, поговаривая:

– Старшина, она не любит курящих! А ты весь пропитался в своей каптёрке табаком!

Лисе принесли попить, и она с жадностью стала лакать, а когда принесли кусочек мяса, то она его ни у кого не взяла, кроме Воробьёва. А поедая мясо, фыркала от удовольствия: «Фр-р! Фр-р!»

И пограничники решили назвать её Фросей. А капитан сказал:

– Воробьёв, подержи лису недельку, а затем, как она поправится, отнеси её к подножию гор: там луга и много полёвок-мышей, может, и не вернётся.

Срок её выдворения подошёл скоро. Лиса поправилась, шёрстка у неё лоснилась, стала густая. А за Воробьёвым она ходила, будто давно его знает, и если что-то не по ней, гавкала звонко, протяжно. Однажды увязалась она за Воробьёвым, который шёл дозором по тропе, ведущей со следовой полосы.

А он Фросе и говорит:

– Вот видишь, сигнализация! Прыгай через неё, сколько хочешь, но не тревожь без причины пограничников!

И он поднял лису и перенёс её через тонкую, незаметно тянувшуюся проволоку. И удивительно, она словно поняла всё: перепрыгнула незаметный проводок и куда-то скрылась. Вернулась Фрося только вечером, не побеспокоив пограничников. Всю ночь пробыла на территории заставы. Пограничники, идущие в наряд, давали ей хлеб, сахарок. А когда подошёл Воробьёв, она, получив от него котлетку, гавкнула, словно поблагодарила, и снова убежала.

Лето прошло, наступила зима: снежная, холодная. Однажды Воробьёв ночью находился в секрете. Мороз крепкий, через шубу пробирал. Вдруг кто-то фыркнул и прижался к нему. Это была Фрося. Он обнял её, и ему показалось, что стало жарко. Фрося была довольна, а он подумал: «Хорошо, что Фрося не кошка, а не то громко бы мурлыкала!»

И с той ночи, на протяжении всей зимы, если Воробьёв находился в секрете, его на любом участке границы находила Фрося, и они, прижавшись, тихо сидели в снегу, прислушиваясь, не нарушает ли кто рубежи нашей Родины.

До начальника заставы дошли слухи об этом, и он категорически приказал Воробьёву:

– Чтоб я не видел и не слышал ничего о лисе, а не то переведу тебя на другую заставу!

Наступила весна. Снег растаял, и на контрольно-следовой полосе обнажилась земля. Пограничники её выровняли, взрыхлили, чтобы любой след был заметен.

Как-то ранним утром, когда солнце только осветило вершину высокой горы, Воробьёв проходил дозором по тропе и заметил свежий след прошедшего только что не то шакала, не то волка. Он был глубоким, словно животное было очень тяжёлым. Осматривая след, Воробьёв услышал доносившееся откуда-то от подножия гор уханье филина, но не придал этому никакого значения: эти птицы всегда тут были. Солдат не знал, что только что здесь была Фрося, которая, увидев незнакомую собаку с грузом на спине, из любопытства побрела за ней. А та не обратила на лису никакого внимания и шла только на голос филина.

Лису очень расстроило, что собака шла в сторону её норки, которую она недавно вырыла. Голос филина слышался всё ближе и ближе, и вскоре Фрося увидела человека возле своего домика.Это он подзывал собаку. Лису очень разозлило: какой-то чужой на её территории. И она злобно залаяла на незнакомца. А он поднял булыжник и кинул в Фросю. Это её ещё больше разозлило, и она кинулась на него и вцепилась в руку.

Воробьёв услышал лай лисы и с напарником бросился на зов, узнать, что случилось.

Спускались они в низину на корточках не по знакомым тропинкам, а по влажной земле и по сухим кустарникам.

Уже у подножия горы они увидели Фросю, цепко державшую человека за руку. Он в неё не стрелял, не решаясь шум поднимать, но бил булыжником по голове. Воробьёв выстрелил и уложил нарушителя. Собака с большим грузом на спине была подготовлена только для переправки контрабанды и не проявляла агрессии. Нарушитель морщился от боли. А Фрося лежала без движения, так и не выпустив руку врага из пасти.

Прибывший наряд пограничников повёл на заставу собаку с контрабандой и нарушителя. Бездыханную Фросю несли поочерёдно на руках. Начальник заставы дал разрешение захоронить лису неподалёку. Пограничники поговаривали, что старшина в тот день плакал.

А Воробьёва вскоре наградили знаком «Отличный пограничник».

Дело по душе

Когда Паша Петушков встречался с друзьями, то всегда стоял смех от его баек. И друзья ему советовали:

– Тебе надо быть артистом!

Паша с этим соглашался, а его отец говорил:

– Что тебе больше по душе, тем и занимайся!

Перед поступлением в театральный институт Паша решил поработать в театре и познакомиться с артистической жизнью. Он стал трудиться бутафором. И ему очень не понравился случай, когда у одного из артистов не удавалась игра, тот расстроился, а ему никто не захотел помочь, подсказать, что надо делать.

Задумываться над этим Петушков не стал. Ему пришла повестка в армию. И он попал на службу в пограничные войска.

У него начались занятия: стрельба из оружия, бег на дальние расстояния в полном боевом снаряжении и ежедневная чистка автомата. Паша заметил, что у некоторых новобранцев появилась от занятий усталость, и разговаривать друг с другом не было сил.

И он, как бы между прочим, стал рассказывать:

– Наш старшина как-то приказал новобранцам почистить оружие. Пришёл проверить: у всех солдат автоматы блестят, а у одного даже сверкает – перестарался. Всё воронение снял, так отполировал. Удивился старшина и сказал: «С нынешнего дня, солдат, будешь котлы в столовой чистить. У тебя это хорошо получается!»

Собравшиеся возле Паши новобранцы засмеялись, а он продолжил:

– Солдат на учёбе лежит в окопе и радуется: «Уф, словно дома побывал: с одной стороны земля ко мне прижимается, как невеста, с другой стороны ещё одна прилаживается, одно удовольствие!»

– А ну вылезай! – скомандовал появившийся вдруг старшина. – Размечтался. Побегай в полном боевом!

А новобранцы не расходятся – хотят слушать дальше. И Паша говорит:

– Вот недавно сержант спрашивает солдата: «Ты почему в котёл полез с тарелкой?» А тот: «Да вы сами сказали “быстрей ешь”»! Я слопал и не заметил, что. Вот хочу узнать!»

Новобранцы снова засмеялись, и тут опять подошёл старшина и похвалил Петушкова:

– Молодец, солдат, взбодрил сослуживцев! А вот завтра отправляем тебя на заставу. Там коллектив должен единым быть, как кулак с пальцами!

На следующий день Паша и старшина верхом на лошадях поднимались в горы, где проходила граница с сопредельным государством. Приближаясь к месту назначения, Паша вдруг и говорит старшине:

– Чувствую, что застава недалеко.

– Откуда ты это знаешь?

– Да вот, по байке! – и начинает рассказывать:

– Сержант перед строем даёт инструктаж новобранцам: любую цель можно определить не только по расстоянию, но и по запаху, и самому проверить! Тут новобранец вскакивает и счастливо докладывает: «Я определил расстояние по запаху. От нас метрах в ста котёл с борщом. Разрешите проверить!»

– Отгадал! – рассмеялся старшина. – Мы действительно к заставе подъезжаем.

И, доложив начальнику о прибытии, повёл Петушкова в столовую, сказав:

– Отдохнём, а завтра со мной будешь изучать границу!

И у Паши началась жизнь пограничника. Скоро он знал каждый бугорок на тропе, вдоль которой шла охраняемая зона. И днём и ночью он следил, чтобы не прошёл лазутчик.

А на заставе, когда наступало время отдыха, пограничники, которые бодрствовали после наряда, находили Пашу, где бы он ни был – в казарме, на спортивной площадке, – и слушали его байки.

– Вот что я вам расскажу по секрету, – начинал Паша. – Когда я был в комендатуре, наш старшина спрашивает сердито у новобранца:

«Ты почему все время на носочках ходишь?»

«Я не могу в сапогах на пятку наступать, я на гражданке был балерун!»

Другого спрашивает:

«Почему не по форме, ремень снял?!»

«Я сегодня проверяющий в столовой! – отвечает тот. – Готовлюсь к еде!»

Или рассказывает:

– Старшина как-то сказал новобранцам:

«Сегодня будем прыгать в длину. Кто прыгнет дальше нормы, тот отдыхает!»

Один солдат снял сапоги, да как сиганёт далеко за пределы нормы.

«Ты почему не в сапогах прыгал?» – спросил его старшина.

«А вы об этом не сказали!» – ответил новобранец.

И ничего не оставалось старшине, как за смекалку дать солдату отдых.

Однополчане смеялись и отправлялись в казарму. А там Петушков продолжал:

– А это вам байка для хорошего сна. Один солдат как-то стал на койку класть доску и спать только на ней.

«Зачем ты так делаешь? Что случилось?» – спрашивает его старшина.

«Не могу лежать на мягкой кровати, – отвечает солдат, – все время снится невеста, боюсь в наряд проспать!»

– Или вот ещё, – продолжал смешить всех Петушков. – Солдат много раз отжимался от пола.

«Хватит! – сказал ему однажды старшина. – Норму выполнил!»

«Никак нет! – отвечает солдат. – Вот встречусь с любимой и норму выполню!».

Тут вошёл капитан заставы и прочеканил:

– Петушков, нарушаете режим. Ещё раз замечу – получите взыскание!

Так, с побасенками, прошло и два года службы. Застава была дружная. Участок границы был сложным, но пограничники привыкли к этому и не раз задерживали лазутчиков. Паше не приходилось их ловить, но он был всегда готов к этому. Как-то он заметил грустное лицо сослуживца и подумал: «Видно, по дому заскучал!» – и говорит ему:

– Вот недавно тут солдат прибыл с побывки из дома на заставу, несколько дней не моет щёки. Старшина удивляется:

«Ты почему не моешь лицо?»

«Хочу запомнить поцелуй невесты!» – радостно отвечает тот.

Пограничник засмеялся.

– А ты вот послушай дальше, – желает ещё больше развеселить его Паша. – Все отделение по команде «Подъем!» разом вскакивало, лишь один солдат всегда опаздывал. И решил сержант схитрить: всем кричал «Подъем!», а солдату шепотом на ухо – «Твоя девушка приехала!» И солдат вставал в строй самый первый!

У сослуживца Паши грусть как ветром сдуло.

Последний год службы пошёл у Петушкова. В этот раз зима пришла рано, засыпало снегом все горы и тропы.

Утром начальник заставы вызвал к себе старшину с Петушковым. Они предстали перед ним в шубах, валенках, ушанках, в белых комбинезонах и с оружием. Им было указано продержаться скрытно на охраняемом участке границы двое суток: по данным разведки, там должен был пройти очень опасный преступник. Он не раз проникал на нашу территорию, был очень хитер, и задержать его не удавалось.

Петушков со старшиной пошли на указанный участок. Там с двух сторон были горы, а в месте, где они залегли неподалёку друг от друга, находилась равнина, хорошо просматриваемая со всех сторон.

Тем временем набирал силу буран, заметая всё вокруг. Пограничники лежали без движения весь день и ночь – боялись спугнуть нарушителя. Их тела, казалось, онемели, а пальцы возле курка стали словно несгибаемыми.

Нарушитель появился неожиданно, в снежной пелене: видно, ожидал такую погоду. Он смело шёл на снегоступах в направлении Петушкова и старшины. Паша, заметив, что бандит идёт, держа в руках пистолеты, снял автомат с предохранителя и решил не кричать ему «Руки вверх!», а сразу задержать. И только бандит оказался рядом, Петушков вмиг схватил снегоступы и резко дёрнул на себя, даже рукам больно стало. Нарушитель грохнулся плашмя в снег.

Тут и старшина подоспел – надел на него наручники и похвалил напарника:

– Молодец, хорошая у тебя выдержка! Правильное решение принял!

И дал сигнал, выстрелом вызвав подмогу. Скоро прибыла группа пограничников на снегоступах. Они увели нарушителя. А начальник заставы похвалил наряд за успешно выполненное задание и сказал:

– Вы задержали руководителя бандформирования! У него были данные на его помощников и огромная сумма денег!

А Паша, снимая одежду, почувствовал боль в руке. Сняв рукавицу, он увидел, что два пальца висят. Старшина, тоже это увидев, тут же пошёл в конюшню, вывел лошадь и, посадив Пашу в седло, направил его в округ – на лечение. А начальник заставы огорчённо проговорил:

– Надо же такому случиться за два месяца до его демобилизации!

А Петушков улыбнулся и говорит:

– Сейчас, чтобы вы меня не забыли, расскажу вам случай:

– Ветер с пограничника фуражку срывает, а он её рукой придерживает.

«Ты что меня так сильно схватил?» – спрашивает фуражка.

«Чтоб ты от меня не улетела!»

«Да ты не волнуйся, – успокаивает она. – Я с тобой буду до конца службы!».

И затем Петушков продолжил:

– Так и быть, ещё послушайте:

– Солдат на учёбе преодолел все препятствия, лежит на земле. Старшина его поздравляет:

«Молодец, справился на “отлично”. Вставай!».

«Не могу! – отвечает солдат. – Земля как мать родная прижимает – не отпускает и говорит: “Отдохни, сынок”».

И Петушков с пограничниками, сопровождающими нарушителя, двинулся в округ. В госпитале хирург ему сказал:

– Переломы пальцев сложные, но к демобилизации все нормализуется!

В палате, где лежал Паша, находились военнослужащие с разными травмами. Кто-то из них охал, кто-то за весь день не произнёс ни слова. И Петушков решил их всех взбодрить:

– Как-то я слышал: солдат на кровати лежит и охает:

«Боюсь лечь на операционный стол!».

А врач его успокаивает:

«Так ложись на самый спокойный стол в морге!»

– Или ещё был случай:

– По лазарету идут лейтенант-фельдшер и майор-врач, и о чём-то беседуют. Больной на кровати лежит, кряхтит и тревожно просит:

«Товарищ майор, разрешите обратиться к лейтенанту?».

«Подожди, сейчас решим один вопрос!» – отвечает майор.

Проходит несколько минут. И вдруг солдат облегчённо вздыхает:

«Я тоже решил вопрос, даже без утки!»

Дела у Петушкова шли на поправку, пальцы начали работать как прежде. И однажды вызвал его генерал. Сняв больничный халат, Петушков надел форму и предстал перед генералом.

– Слышал, слышал о тебе! – поприветствовал тот его. – Где бы ты ни появлялся, грусти как не бывало. Да и солдат ты храбрый, и за твою хорошую службу премируем тебя отдыхом в санатории. А оттуда прямиком отправишься домой. И демобилизуешься ты с завтрашнего дня!

– Спасибо, товарищ генерал! – ответствовал Петушков. – Я там себя проверю: не отморозил ли чего-нибудь!

– Идите! – улыбнулся генерал.

Все документы были быстро оформлены, и Паша на следующий день сел в поезд и к вечеру прибыл в санаторий. Там ему определили номер, а затем повели в столовую, где за столиками сидело по четыре человека. Место нашлось возле маленькой красивой девушки. Паша подошёл к ней поближе, пригляделся, и оказалось, что маленькая она – из-за горба.

– Здравствуйте! – поздоровался он и сел напротив. – Наверное, мне придётся с вами общаться до конца отпуска. Разрешите познакомиться!

– Тамара, – ответила она.

– А я Паша!

Он быстро, по-солдатски, поел, пожелал Тамаре приятного аппетита и пошёл изучать распорядок в санатории. Отдыхающих он увидел переодетыми в красивые одежды, важно гуляющими по аллеям. А он был в форме, в той, что служил на границе: в гимнастёрке с зелёными погонами, в зелёной фуражке и в кирзовых сапогах. На танцплощадке заиграла музыка, и толпа пошла туда. Паша двинулся за всеми. Его тут же пригласили на танец, и Паша, положив фуражку на скамейку, пошёл танцевать.

А потом он заметил одиноко сидящую за верандой Тамару, смотревшую на танцующих, и ему почему-то стало больно. И он, извинившись перед партнёршей, подошёл к Тамаре.

– Разрешите вас пригласить на танец?

Она засмущалась:

– Что вы, что вы!

Но Тамара не сказала, что не хочет или не умеет танцевать. И тогда Паша взял её за руку и повёл к веранде. Заиграл вальс, и Тамара в объятиях Паши кружилась – словно летела, и, казалось, не доставала ногами до пола веранды. На них даже все засматривались. После вальса Тамара сказала:

– Мне больше не хочется танцевать. Я пойду!

– Я провожу вас? – предложил Петушков.

Но она не ответила.

Уже в номере Паша думал, почему Тамара так странно себя повела, и решил: «Она боится ко мне привыкнуть!»

Но Паша был не из тех, кто оставляет людей со своей грустью. На следующий день, встретив Тамару в столовой, он, смеясь, изрёк:

– Перед вами сейчас солдат пограничной службы, но закончу театральный институт, и вы увидите знаменитость в бабочке и цилиндре!

Она засмеялась:

– А вы что же, произведения Шекспира и Чехова знаете? Вижу, что нет!

– Увы, я знаю только байки и анекдоты!

– Ну, так с таким материалом вы не пройдёте экзамены. Я здесь работаю библиотекарем и много чего знаю. Сама хотела стать артисткой, да с такой внешностью, как у меня, даже работать в театральный институт не возьмут!

И опять Паше стало больно за неё. Наверное, у него был странный вид, и Тамара его подбодрила:

– Я вам дам почитать Шекспира и Чехова. Проштудируйте, время ещё есть!

С этого момента Паша стал читать классиков. Встречался он с Тамарой только в столовой и замечал в её взгляде интерес к нему: что он там, в серьёзной литературе, нашёл для себя?

Через десять дней Паша попросил Тамару прослушать его. В пустом зрительном зале в клубе он прочитал ей наизусть отрывок из «Гамлета» и «Ионыча».

– Ничего! Ничего! – похвалила его Тамара. – Но надо доработать движения, мимику, тон!

И она всю следующую неделю добивалась от Паши точности в выступлениях, характерной для людей, живущих в разных эпохах: Шекспира и Чехова. И когда достигла этого, проговорила:

– Пойдём на танцы! Только не оттопчи мне сапогами ноги! – и засмеялась.

В этот вечер они станцевали все танцы, что проиграл оркестр. А потом Паша провёл у неё в комнате всю ночь, и Тамара рассказывала ему всё, что знала обо всех писателях, поэтах и философах. И как-то получилось, что с этого дня они не расставались. И если она работала в библиотеке, он сидел рядом и читал.

А потом отдых в санатории закончился и наступило время отбытия. Тамара делала вид, что спокойна, но Паша видел, что это не так, и, поцеловав её, пообещал:

– Пришлю письмо по прибытии домой!

В поезде он всю ночь размышлял о Тамаре и о вступительных экзаменах в институт.

Дома Пашу встретили отец и сестра, которая вела хозяйство; мама давно умерла.

– Братец, – проговорила сестра, – ты вовремя прибыл! Завтра тебе подавать заявление в институт и сдавать экзамены!

А отец, как и прежде, высказался:

– Что тебе больше по душе, этим и занимайся!

Паша пошёл в свою комнату – отдохнуть. На следующий день он облачился в военную форму и вскоре стоял перед экзаменационной комиссией.

– Ну-с, дорогой, с чего начнём? – спросили его профессора.

– Могу и с Шекспира, и с Чехова!

– Того и другого! – ответили ему.

Петушков не заробел: видно, служба решительности научила и знания, что дала Тамара, и стал играть Гамлета.

Когда Петушков закончил выступать, комиссия высказалась:

– Нам все ясно!

– А я ещё кое-что из Чехова могу!

– Вы нам лучше скажите: кто вас так отлично подготовил?

– Моя невеста. Я её что ни спрошу – всё знает. Словно всю библиотеку, где она работает, прочитала!

– Через месяц начнутся занятия, вы с ней приходите. Она нас заинтересовала!

И Петушкову дали письменное приглашение для Тамары.

Вечером Паша написал Тамаре письмо, что сам он принят в институт, а её приглашают на собеседование. Вложил в конверт приглашение от профессоров и выделил крупными буквами: «Приезжай, жду!»

Тамара вскоре ответила: «Я приеду через месяц, надо доделать личные дела».

Месяц пролетел быстро. Тамара приехала неожиданно, когда Петушков собирался купить костюм на собранные сестрой и отцом деньги. Сестра сразу нашла с Тамарой общий язык, не замечала её сутулости и находилась с ней всегда. Паша даже обижался.

А Тамара ему сообщила:

– Узнаю, зачем меня вызвали, и уеду.

«И почему такая спешка?» – размышлял он.

В день начала занятий Паша привёл Тамару к профессорам.

– Вы нас очень заинтересовали! – поприветствовали они её и стали расспрашивать по истории театра. Паша понял, что это надолго, и решил, что, пока они беседуют, он успеет купить костюм.

Универмаг находился недалеко, и он пошёл пешком. Уже подходя к магазину, Петушков услышал громкий скрежет. На глазах у Паши автобус с пассажирами врезался в столб, в кабине начался пожар. Он опрометью бросился к шофёру, вытащил его, недвижимого. Огонь тем временем уже стал охватывать салон. А там были дети. Паша с воспитательницей стали выводить их.

Потом он её спросил:

– Тут все детки?

А она молчит, ответить ничего не может – в шоке находится. И тут девочка одна всхлипнула:

– Васи нет!

Паша снова бросился в автобус. Его обволокло чёрным дымом. В автобусе уже было жарко, копоть заполнила весь салон. Мальчика нигде не было видно. Но когда Петушков заглянул под сиденья, то нашёл его там свернувшимся калачиком. Схватив Васю, он выпрыгнул из автобуса. Вася оказался в полном здравии, только весь в саже, как и сам Паша. Тут подъехали пожарные, скорая, МЧС. А мальчик стоял, удивлённо смотрел на Петушкова и улыбался.

– Ты чему так радуешься? – поинтересовался Паша.

– Мы были в кукольном театре, там чёрт похож на вас!

– Ну, тогда ты – чертёнок! – ответил Паша.

Тут дети засмеялись, глядя на Васю, и даже не заметили, как автобус потушили, а шофёра увезла скорая.

– Петушков, ты как тут оказался? – вдруг услышал Паша.

Перед ним стоял друг детства. Он был спасателем, и это он раньше говорил, что Петушкову надо стать артистом.

– Да вот, как и ты, выручаю всех из беды! – пошутил Паша.

– Так иди служить к нам! Сейчас, как деток по домам развезут, мы с тобой пойдём в наше учреждение и там переоденешься. Грязным ведь не пойдёшь по городу.

– И правда, я, наверно, на чёрта похож! Надо привести себя в порядок, – согласился Петушков.

Находясь у приятеля в учреждении, Паша умылся, переоделся в форму МЧС, а свою сложил в баул.

– Вот, уже и зачислен в наши ряды! – весело произнёс вошедший начальник.

А Петушков потом шёл домой и раздумывал: «Может, это и есть работа по душе – быть спасателем?!»

Приближаясь к дому, он заметил возле подъезда отдыхающих на скамейке бабушек. Поздоровался. А одна из них хитро проговорила:

– Петушок ты наш любимый, а твоя курочка-то с цыпленочком ходит! Забеременела!

– Откуда вы знаете?

– Да у нас практика большая – деток полный дом!

Петушков оставил вещи на скамейке и помчался в сторону института. Тамара как раз вышла из вестибюля. Он подхватил её на руки и понёс. Со стороны казалось, что работник МЧС спасает девушку.

А Тамара обняла его и спросила:

– Паша, Пашенька, что с тобой? Ты узнал, что меня пригласили преподавать в институте?

Петушков был рад этой новости, но сейчас догадался, почему она хотела уехать: считала, что сама виновата в том, что будет ребёнок, а он, может, этого и не хотел.

– Какая ты у меня гордая! – рассмеялся Паша. – Да мы с тобой скоро свадьбу сыграем и ещё деток наплодим!

А дома Пашу ждала ещё радость: его пограничная форма была вычищена, выглажена, висела на видном месте, а сапоги, тоже начищенные, блестели. Встретили Петушкова отец и сестра. И как только его увидели, дружно произнесли:

– Это амулет вашего счастья – мы его сохраним!

Первая любовь

Рядовой Лебедев прослужил год на высокогорной границе, когда на заставу прибыло пополнение сержантского состава на место демобилизованных, отслуживших свой срок пограничников.

Начальник заставы им сказал:

– Я вас всех познакомлю с сослуживцами!

Рядовой Лебедев только вернулся из наряда и хотел было доложить о своём прибытии начальнику заставы, как один из сержантов радостно произнёс:

– А я одного уже знаю!

Лебедев оглянулся на знакомый голос и увидел друга по гражданке Андрея Шустрова.

– Здравствуй, Петя! – добавил тот.

Они радостно обнялись.

Потом Лебедев доложил начальнику заставы, что на границе без происшествий, и пошёл с Андреем в столовую подкрепиться, радуясь этой встрече, рассказывая о службе и вспоминая гражданскую жизнь.

Шустрова поселили со своим отделением в другое помещение. А Пётр, казалось бы, после тяжёлого наряда, пройдя дозором по каменистой тропе в гору несколько километров и обратно, должен был враз заснуть, но не мог. Ему вспомнилось далёкое прошлое, когда закончилась Великая Отечественная война и наступила мирная жизнь. Он и Андрей, получив аттестат об окончании средней школы, задумали поступить в военное училище. Родители одобрили их решение. Только вот в какой род войск пойти, они не решили. И как-то раз, прогуливаясь по городу и обсуждая это, Пётр и Андрей зашли в универмаг «Военторг», где уже бывали. Там на выставочных стеллажах всегда висела армейская форма. За прилавком стояла небольшого роста девушка с завитушками на лбу, с волосами цвет ржи и показывала покупателям желаемый товар. Делала она это как-то неумело, видимо, только проходила учебную практику. Пете захотелось с ней познакомиться и поговорить. Он попросил:

– Дайте мне вот эту зелёную фуражку померить.

Головной убор сразу подошёл ему по размеру: «Видно, у продавщицы опыт появился», – подумал Петя.

А она говорит:

– Фуражка на вас хорошо смотрится, – и улыбнулась.

Тут Андрей снял с Пети головной убор, надел на себя, покрутился возле зеркала, подошёл поближе к девушке и задал вопрос:

– А на мне фуражка смотрится?

– И на вас выглядит хорошо! – ответила девушка и засмеялась вместе с продавщицей, стоявшей неподалёку.

Та была удивительно похожа на девушку за прилавком.

С этого дня Андрей зачастил в «Военторг», но без Петра туда не ходил.

– Ты для меня палочка-выручалочка! – повторял он каждый раз. – Счастье мне приносишь. Я, кажется, в неё втюрился!

Честно говоря, она Петру тоже нравилась. И они гуляли втроём. Ходили по танцам, в кинотеатры, и так увлеклись, развлекаясь с девушкой – её звали Саша, – что перестали готовиться к поступлению в военное училище. И когда пришло время сдавать экзамены, им поставили неудовлетворительную оценку.

А через какое-то время им пришли повестки на военную службу. Провожали Петра и Андрея в армию родители и Саша. Друзья попали в одни войска – пограничные. Только Пётр был направлен на заставу, а Андрей угодил на курсы младших сержантов.

И вот теперь они опять вместе. Но виделись они редко, служба такая: то Лебедев днём на границе в наряде, а Шустров после ночного дежурства на отдыхе, то наоборот. При встрече Андрей делился новостями с Петром: что получает письма от Саши, при этом внимательно поглядывал на друга. И однажды Лебедев тоже получил от неё весточку. Правда, при внимательном просмотре он заметил, что почерк отличается. Но он решил, что это у Саши от волнения, потому что в письме были строки: «Петя, я хочу с тобой переписываться. Ты мне нравишься. Шура».

Конечно ему были приятны эти слова, но смущало имя Шура. Он показал письмо Андрею. Тот прочитал его и невозмутимо высказал своё предположение:

– Ничего тут страшного не нахожу. Саша – это то же самое, что и Шура. Она хочет тебе писать под этим именем, а мне под другим. Из-за этого пустяка не станем ссориться. Пусть у нас с тобой будет одна любовь на двоих. А для души попроси у неё фотографию.

Петя был в недоумении:

– Как это так?

Андрей также невозмутимо его успокоил:

– Знаешь, сколько есть романов о красивой любви? Вот и у нас такая же будет! – и ушёл проводить физподготовку с пограничниками.

Однажды Лебедев получил приказ проверить правый участок границы, по сравнению с левым флангом он был более опасным. В небольшом ущелье летом на вершине горы после дождя периодически возникал камнепад. К теплу он будто просыпался, с чужой территории мчался через границу и так же быстро прекращался. Отчего получил от пограничников прозвище «Нежданчик».

Чтобы от него уберечься, через ущелье проложили металлические трубы-перила, а на них кто-то смастерил из проволоки кольца, и пограничники пользовались ими. В какую сторону наряд шёл, туда их и двигали.

Пётр, приближаясь с напарником к ущелью, услышал грохот «Нежданчика». Прибавив шаг, они вскоре оказались возле ущелья. Там стояла тишина, словно ничего не произошло, только с вершины по булыжникам стекал небольшой ручеёк. На перилах кольцо стояло точно посередине, а должно было находиться в начале или в конце. Плохое предчувствие охватило Петра и, приглядевшись, он заметил в ущелье зелёную фуражку. Пётр выстрелил из ракетницы, дав сигнал «Тревога!», а потом быстро снял с себя автомат, боеприпасы, передал все напарнику и заскользил вниз по ущелью по мокрым булыжникам.

Подобрав фуражку у небольшого обрыва, Пётр заметил и торчащий из-под валуна карабин. Он спрыгнул вниз и стал раскидывать булыжники, под которыми оказалось небольшое углубление, где он обнаружил Андрея с его напарником. Оба с головы до ног были мокрые, но Андрей с невозмутимым видом спросил:

– Петя, давно ты меня ищешь? Я тут сорвавшегося напарника изловил. И удачное место нашёл спрятаться от «Нежданчика», ни одного ушиба нет! Заходи, с нами отдохнёшь!

Но тут подошла группа сослуживцев и вытащила всех. И только они это сделали, сверху послышался гул очередного «Нежданчика». На заставе начальник поблагодарил всех пограничников с выполненным заданием и дал указание быть на службе повнимательнее.

Утром друзья заглянули в дежурку, там их ждали по два письма, одно от родителей, другое – от девушки. Андрей читал, улыбаясь, а Пётр радовался и удивлялся. В письме было написано: «Петенька, здравствуй! Я очень счастлива получать от тебя весточки!»

Девушка рассказывала о своей жизни, просила её не забывать и приложила свою фотографию с подписью «Шура». Это была Саша, только вот на щеке у неё почему-то оказалась маленькая родинка. Петя от друга ничего не скрывал и показал фотографию Андрею. Тот посмотрел на снимок и невозмутимо высказался:

– Это брачок! – и показал, что ему прислала Саша.

Это было одно и то же лицо.

Друзья хотели ещё поговорить, но были вызваны готовиться для выхода в дозор. Одному нужно было отправляться на левый фланг, другому – на правый.

Так у друзей и шла служба. И если они встречались, то первым делом разговор шёл о девушке, ожидающей их обоих.

Петя как-то высказал Андрею:

– Я прекращаю писать. Ты ей больше нравишься, а мне она пишет из жалости.

– Ни в коем случае! – ответил Андрей. – Наша дружба испытана временем и невзгодами, проверена жизнью. И всё у нас будет хорошо! – и, улыбаясь, похлопал его по плечу.

Письма от девушки к ним по-прежнему приходили, а их дружба только крепла. Но пришло время демобилизации. За годы их службы, когда они охраняли границу, через неё не проскочил ни один нарушитель.

Пограничники шутили:

– Враг из-за вашей крепкой дружбы боится с вами на границе повстречаться!

Прощались с ними на заставе салютом. Стреляли разноцветными огнями из ракетниц.

А в округе вызвал их генерал и говорит:

– Благодарю вас за отличную службу и предлагаю вам два варианта поощрения: присвоение звания сержанта Андрею Устинову и ефрейтора – Лебедеву. Или рекомендацию обоим в военное училище.

– Товарищ генерал, а можно то и другое? – обратился Андрей.

– Идите и пришивайте лычки, – улыбнулся генерал.

В поезде друзья не спали. Вот где они вдоволь наговорились. О доме, о встрече с близкими и с девушкой. Пётр на это смотрел серьёзно и очень переживал, а у Андрея с лица не сходила улыбка и сверкали хитрющие глаза.

Поезд въезжал на вокзал медленно, словно получал от этого удовольствие.

Лебедев заторопился, взял чемодан. Андрей его успокоил:

– Как только пассажиры схлынут, нас с тобой встречающие заметят!

Тут вагоны застучали буферами и состав встал. Когда последний пассажир вышёл из вагона, друзья ухватили чемоданы и вышли на перрон, где стояли две девушки, очень похожие друг на друга. Только у одной из них была родинка на щеке.

– Я вот что тебе скажу, Петя, – заторопился высказаться Андрей, – это две сестрички-двойняшки – одна Саша, другая Шура. Я тебе об этом не говорил, потому что так интересней шла наша служба. А теперь можешь к любой из девушек подойти. Я тебе разрешаю!

И Пётр с Андреем рассмеялись.

А сестрички и сами знали, к какому из пограничников в зелёных фуражках броситься навстречу.

А характеристика от генерала пригодилась: друзей приняли в военное училище без экзаменов.

Мамино пожелание

Сёма Зорин, будучи ещё мальчиком, любил собирать разного цвета камешки, а когда подрос, то стал их шлифовать, превращая в красивые изделия. Он много читал о ценных камнях и знал о них все. Посещал разные выставки, музеи, разбирался в искусстве. Окончив общеобразовательную школу, Сёма пошёл работать продавцом в антикварный магазин. Там его дружно приняли в коллектив. Мама тоже была довольна тем, что сын будет зарабатывать. Она его воспитывала без отца, тот погиб в афганской войне, и ей приходилось сталкиваться с нелёгкими житейскими проблемами.

Однажды она услышала от сына слова:

– На меня девочки поглядывают, хотят познакомиться.

Мама ему ответила:

– Пока штаны не купишь, ни о каких девочках не мечтай!

Сёма не обижался на родительницу: знал, что она только на словах сердитая, а в душе добрая.

В тот же день, когда Сёма должен был получить первую зарплату, ему вручили повестку на службу в армию.

– Будем ждать! – сказали ему сотрудники магазина. – Сегодня мы тебя с почестями проводим, а завтра отправляйся служить. И не бойся: сейчас у нас армия мирная, и горевать ни к чему.

И они вечером в помещении накрыли стол с вином, закуской, чокнулись рюмками и пожелали Сёме благополучной службы.

Сёма попал в погранвойска. Застава находилась недалеко от города, а государственная граница проходила посередине моря.

Он сразу услышал новость: «Из городского музея был похищен Розовый бриллиант, очень ценный по размеру и цвету».

Все пограничники вышли на усиленную службу. А Сёму с другими новобранцами обучали навыкам молодого бойца: стрелять и уметь обнаруживать нарушителей.

Вскоре майор – начальник заставы дал Сёме указание:

– Солдат Зорин, вы с напарником должны дозором обследовать пляж, где отдыхают туристы. Заодно и ознакомитесь с участком границы.

Солнце уже скрывалось за краем моря, оставляя за собой на водной глади яркую дорожку, а со стороны берега была тьма-тьмущая. Только слышен был шум плещущих волн. Изучив маршрут, местность и не заметив ничего подозрительного, Сёма и напарник вернулись на заставу и доложили об этом майору.

В следующий раз Сёма пошёл в наряд ранним утром. Солнце всходило большое, яркое, и на берегу весь песок искрился. И тут Сёма заметил на песке большое золотое кольцо, а пройдя дальше, нашёл серебряную сережку.

Находясь уже на заставе, он доложил о находке начальнику и передал ему ценности.

Майор, смеясь, проговорил:

– Тебя, наверное, Зорин, надо отправлять на охрану границы только в светлое время! Может, и ещё что-то найдёшь!

Так он и сделал – из любопытства. И Сёма снова принёс ценности: золотой браслет и серёжку.

Начальник заставы удивлённо воскликнул:

– Служу много лет, но такого собирателя драгоценностей никогда не видел!

А Сёма поел, отдохнул и в личное время пошёл покувыркаться на турнике. Майор, проходя мимо, его похвалил:

– Молодец, пограничник, будь всегда в форме!

Тут Зорин попросил:

– Товарищ майор, а можно мне на курортный город посмотреть?

– Разрешаю, – ответил тот, – только не опаздывай, приходи вовремя. Завтра тебе с утра в наряд!

Сёма, довольный, вышел из части. В городе люди никуда не спешили, чувствовалось, что они отдыхают. Он подошёл к девушке в фартучке и с лотком, продававшей мороженое. Купил одно, присел на лавочку и с аппетитом его слопал. Взял ещё два – и их съел.

Потом посмотрел на девушку, а та смеется:

– Больше мороженого нет! Придётся вам прийти в следующий раз. Я здесь всегда нахожусь.

И, положив лоток в подъехавшую машину, стала удаляться. Голос у неё был приятный, да и сама она была хорошенькая: стройная, с золотистыми кудряшками на голове.

– Я обязательно приду! – вдогонку крикнул ей Сема.

Дальше идти в город ему расхотелось, и он вернулся на заставу. А утром, как только взошло солнце, Сёма получил приказ проверить с напарником левую сторону берега: не было ли там нарушений?

В эти ранние часы от моря веяло прохладой, вода была холодной, и никто не купался. Вдалеке на волнах Сёма заметил жёлтую лодку, уплывающую от берега, и решил: «Видимо, рыбак, любитель ранней ловли».

Он обошёл с напарником весь участок. Сапоги от влажного песка становились тяжёлыми, но не промокали, а в сушилке на заставе опять принимали свой прежний вид. На обратном пути погода резко ухудшилась (в этих местах так бывало). Пограничники медленно двигались к заставе, борясь со шквальным ветром. Волны выкатывались на берег и с шумом его хлестали.

Зорин ещё издали заметил знакомую жёлтую лодку. Подкинутая волной, она близко подошла к бую и, показалось, человек что-то на него накинул и быстро оттолкнулся. «Что он там делал?» – подумал Сёма. И только когда подошёл пограничный катер и взял лодку на буксир, он перестал за ней следить. Но чувство беспокойства не покидало его. «Что-то прицепил к буйку, или мне показалось? – размышлял Сёма. – Может, человек в лодке за него ухватился, чтоб от волны уберечься?».

Сёма продолжал путь к заставе, но так и не мог успокоиться.

– Вот что, – сказал он напарнику-пограничнику. – Давай-ка вернёмся. Я сплаваю к бую: узнаю, все ли там в порядке!

– Это не по инструкции, и нас с тобой накажут! – предостерёг его напарник.

– Тебя нет, а меня как старшего наряда – да!

И Сёма, скинув форму, вошёл в накатывающую волну и поплыл к буйку. Плавать Сёма умел, но раньше плавал всегда в спокойной реке, а тут было бушующее море. Доплыв до буйка, Сёма уцепился за него, отдохнул и оглядел со всех сторон. Но сначала ничего подозрительного не обнаружил. И только затем увидел сверху накинутую леску. Он подхватил её и с ней поплыл к берегу.

Это было труднее, чем плыть к буйку. Волной Сёму то и дело уносило в море. Но младший наряда изловчился, ухватил Сёму и выволок на берег. А тот потянул за леску и вытащил обыкновенную рыбу.

– Зря ты трудился, старшой, – сожалея, буркнул напарник.

Рыба была ещё жива и билась о песок, а крючок, который цепко держал её, почему-то был проткнут через обе губы. Рыба не могла открыть рот и должна была задохнуться и пролежать на дне возле буя, никем не съеденная.

– Давай пожарим! – предложил Сёма. – Чтоб труд наш был не напрасен.

– А нас повар не пошлёт подальше? – засомневался младший.

Но они всё же взяли рыбу и вернулись на заставу.

Там они, положив рыбу на газету, первым делом пошли к начальнику заставы. Честно и подробно ему обо всём рассказали. Майор нахмурился: видно, ему не понравилось, что пограничник в шторм плавал за какой-то рыбой и подвергал себя опасности.

Он спросил:

– А ты, рядовой, сам-то рыбачил когда-нибудь?

– Никак нет! – отвечает Сема.

– То-то я и вижу. Учти, рыба вряд ли нацепится всем ртом на крючок. Пойдём, посмотрим!

Начальник заставы оглядел рыбу, понюхал и вырвал крючок. Заглянул в широко раскрытый рот, залез туда пальцем и вытащил большой полиэтиленовый пакет. Развернул его, а там…

– Так это Розовый бриллиант! – воскликнул Сёма.

– Ты, Зорин, молодец, и меня всё больше и больше удивляешь! – воскликнул майор и добавил: – Пусть младший наряда отнесёт рыбину повару, а ты пока останься. Позвоню куда следует.

И он, набрав номер, кому-то доложил, что произошло на границе. По довольному лицу начальника заставы было видно: он гордился своими подчинёнными.

– Тебе, Зорин, за находку полагается огромная премия! А того, кто его украл, сейчас допрашивают. Он хотел доплыть до нейтральных вод, видно, там у него был сообщник, да шторм помешал. Вот он и спрятал драгоценность до поры. А ты его обнаружил. За грабителем, кстати, следили и задержали, но бриллианта у него не оказалось. Хотели даже отпустить. Ты отличный пограничник, Зорин! – ещё раз похвалил майор и предложил: – Если ещё раз захочешь пойти в город, отпущу на весь день. Тебя там, между прочим, видели с молодой особой!

Сёма засмущался, но от предложения майора не отказался. И когда на курортном пляже засветило солнце, он уже стоял перед девушкой и просил мороженое.

– Я больше трёх вафельных стаканчиков не дам! – улыбаясь, сказала она. – А не то заболеете, и мне придётся перед вашим начальством отвечать.

– А вы ведь моё имя не знаете, – произнёс Сёма и предложил: – Давайте познакомимся! Меня зовут Сёма.

– А я Лиза! – ответила девушка.

Он сидел рядом с ней на лавочке и рассказывал ей о себе: из какого города, что живёт с мамой и разбирается в ювелирных изделиях и искусстве.

Может оттого, что Сёма всё время ел мороженое, как бы его рекламируя, Лиза всё быстро продала и, довольная, произнесла:

– Сёма, я с тобой сегодня перевыполнила план!

Потом Лиза сняла фартучек и уложила в сумочку, а лоток оставила до прибытия машины. Зорин решил проводить её. Когда они проходили мимо строящегося здания, Лиза спохватилась:

– У меня тут папа работает, командует строительством, а мама дизайнер. Зайдём?

Стены внутри были в серых тонах и с нелепыми цветочками. Сёме сразу это не понравилось, и он высказался шедшему им навстречу человеку:

– Для данного помещения нужны светлые тона. И не цветочки, а что-нибудь абстрактное – квадраты, полосы.

– Вот и хорошо! – сказал он. – Придёшь к нам в гости и сделаешь эскизы.

– К кому? – переспросил Сема.

– К моим родителям! – радостно произнесла Лиза.

С этого дня Сёма, неся службу на границе, если позволяло время, заходил в гости к Лизе и её родителям, которые встречали его как родного. Он рисовал эскизы для оформления залов, и приводил всех в восторг. А уже готовые помещения имели хорошие отзывы. Лиза гордилась Сёмой и ждала встреч с ним.

А Сёма написал письмо маме со словами: «Мама, я встретил в армии девушку. Она мне нравится. Я предложил ей свою руку и сердце на всю жизнь!»

Скоро пришёл ответ: «Сынок, ты же штаны ещё не купил, а уже жениться собрался!»

Так шла служба. У начальника заставы в кабинете накопилось множество найденных Сёмой ценностей. А за находку Розового бриллианта он премию так и не получил.

И вот пришло время демобилизации. У Сёмы была одна мечта: ехать домой с Лизой! И она согласилась. Её родители поздравили их с будущей свадьбой и на первых порах дали им немного денег. А в пограничном округе Зорину начислили денежное довольствие.

В поезде Сёма старался, чтобы Лиза чувствовала себя как невеста, и водил её обедать в вагон-ресторан. А она его предупреждала:

– Сёма, ты деньги-то не транжирь понапрасну. Нам долго придётся жить на них, пока сами не заработаем!

По прибытии в родной город Сёма взял такси, и они доехали до дома. Мама Сёмы встретила их объятьями, расцеловала и промолвила:

– Ну что, невестка, будем готовиться к свадьбе! Только вот у Сёмы одежда вся военная, а из остального он уже вырос.

Тут Сёма её прервал: понял, что мама сейчас опять скажет про штаны:

– Не волнуйся, всё будет хорошо!

И тут в дверь постучали и вошёл почтальон. Он вручил извещение и чек на предъявителя на огромную сумму. Это была премия за найденный Сёмой Розовый бриллиант. А вслед за почтальоном пришли коллеги Сёмы из антикварного магазина. Его поздравили с прибытием и дали собранные всем коллективом деньги на свадьбу.

– И откуда они об этом узнали? – воскликнул удивлённо Сёма, но по смеющимся глазам родительницы догадался: это она разнесла радостную новость по всей округе – сын вернулся из армии с невестой!

И тут мама его спрашивает:

– Ну как, сынок, заработал на штаны?

– Не только на штаны, но и на костюм, и на свадебное платье для Лизы! – радостно ответил Сёма.

Бе-бе!

Рядовой Егоров служил на заставе не первый год. На участке границы, который он сейчас охранял, находясь в секрете, Егоров был не первый раз, и даже не так давно задержал на этом месте лазутчика. Но тогда погода была спокойная, слышимость и видимость хорошая. А сейчас ветер и дождь всю ночь били по брезентовой накидке и только под утро немного утихли.

Время нахождения на охране границы с младшим наряда у них закончилось. Пограничники хотели уже было сниматься с поста, как Егоров заметил пробирающегося через кусты волка, который держал в пасти козлёнка. Серый их не чувствовал, так как ветер был не в его сторону. Егоров очень рассердился: может, погода на него так подействовала. И подумал: «Вот волчище – тащит с нашей территории козлёнка в сопредельное государство! Нет чтоб здесь оставить!»

Может, Егоров и пропустил бы его, будь в хорошем настроении, но тут выскочил из-за дерева и громко крикнул: «Ух! Ух!»

Волк подскочил и со страху выпустил добычу. А младший наряда от неожиданности тоже вздрогнул, а затем подошёл к козлёнку.

– Егоров, – позвал он, – козлёнок-то жив! Ты его спас, и теперь надо думать, что с ним делать!

Удивительно, но у козлёнка не оказалось ни одной серьёзной раны. Видно, волк был сыт и нёс его в логово, чтобы полакомиться позже. Егоров взвалил козлёнка себе на плечи, и они с напарником пошли к заставе.

Первым их увидел часовой и захохотал:

– Егоров на шашлык козлятинку принёс!

За ним стали смеяться и остальные пограничники. Опустив животное на землю, которое от шума приподняло голову, рядовой доложил начальнику заставы об обстановке на границе.

– Хорошо-о-о, – протянул многозначительно тот, – только зачем ты козлёнка принёс?

Егоров тихо и виновато проговорил:

– Это коза-а, товарищ капитан. Она вырастет, и у нас будет свежее молоко.

– Так вот, рядовой, – строго произнёс начальник. – Пока козлёнок слаб и ему деваться некуда, пусть побудет здесь, а как поправится и подрастёт – отпустишь! А сейчас в свободное время можешь его кормить и пасти на свежей травке!

Егоров нашёл место, где бы мог жить козлик. Это был старый сарай, который намеревались сносить. В нём была ветошь, и расстелив её, чтобы козлику было помягче, Егоров принёс ещё охапку тонких веточек с листьями. А у старшины выпросил кочан капусты и старую кастрюлю. Заполнил её водой и все это оставил всарае.

Козлёнок с удовольствием поел капустки, запивая её водой, и довольный растянулся на ветоши.

С этого дня рядовой, как позволяло время, заходил к животному. Дверь в сарае была открыта, но козлёнок никуда не уходил: видно, страх перед волком у него остался, и он ждал Егорова. А когда тот приходил, он от радости начинал блеять: «Бе-е!», – и шёл с ним гулять. Козлёнок счастливый носился по зелёной траве, топая копытцами, а, нагулявшись, сам возвращался в сарай. Ему дали имя: Бе-бе.

Он ещё был мал, а тут зима вступила в свои права, запорошила всё снегом. Капитан предложил:

– Пусть перезимует, а затем отпустишь!

А рядовой уже заранее заготовил козлёнку пищи полный сарай: сена, соломы и разных мягких кустиков.

Всю зиму животное пробыло в сарае и часто выходило на белый снег, резвясь на нём. Козлик вырос, вдоль хребта у него появилась чёрно-бурая полоса, брюхо стало белым, а рога – длинные и изогнутые. Выросла у него и бородка, а сам он был рыжевато-серого цвета. Красавец, да и только!

Когда снег начал таять, оголились булыжники и валуны. Козлёнку это понравилось, и он прыгал по ним с одного на другой и восторженно блеял: «Бе-е!»

Егоров тоже стал носиться по возвышенностям, а козлик бегал за ним. За этим занятием их и застал начальник заставы. Подозвал Егорова и говорит:

– У тебя не домашняя козочка, дающая молоко, а настоящий горный козёл. И нечего его баловать капустой из довольствия пограничников. Отпусти козла, пусть идёт, куда хочет!

– Да он и не собирается уходить, – растерянно произнёс рядовой.

– Как так не хочет! Возьми да отведи подальше! Он сам разберется, как ему дальше быть!

– Слушаюсь, – отчеканил Егоров.

Сам он прогнать Бе-бе не мог – было жалко, и попросил это сделать своего напарника, с которым когда-то притащил козлика. Тот накинул ему на рога верёвку, и они вместе ушли. Через некоторое время пограничник вернулся и заявил:

– Дело сделано! Отвёл Бе-бе. Он даже не захотел идти со мной обратно.

– Наверное, обиделся, оттого и не вернулся, – вздохнул Егоров.

Прошло два месяца, Бе-бе так и не появился. Погода менялась. Вершины гор покрылись огромной снежной шапкой, сверкающей от солнечных лучей. А потом нагрянул ураган – с проливным дождём, с холодным ветром, ломающим деревья.

И тут появился Бе-бе, но не один, а с козочкой. Она была меньше ростом, с серой шёрсткой и небольшими рожками. Бе-бе, как хозяин, ввёл её в сарай. Там было что поесть и попить – рядовой много чего там приготовил. Начальник заставы удивился:

– Был один козёл, а скоро станет целое стадо!

Непогода стояла три дня, и животные все это время находились в сарае. Козочка к Егорову относилась спокойно, совсем не боялась.

Как только ураган немного затих, животные неожиданно ушли. Видел это только часовой. И служба у Егорова снова потянулась с одной обязанностью: охранять рубежи Родины.

Прошло много времени. Егоров уже стал забывать о Бе-бе. Однажды капитан взял его с собой в наряд – проверить контрольно-следовую полосу.

Путь проходил по крутым скалистым склонам с участками леса и кустарников. В одном месте нужно было перейти через большое ущелье, посреди которого находился высокий гранитный гребень, по обеим сторонам от него были россыпи булыжников, нанесённых горными потоками. Обследовав участок на другой стороне ущелья и убедившись, что там не было никаких нарушений, пограничники двинулись в обратный путь. Добрались до гребня, хотели идти дальше, как послышался шум, доносившийся с вершины горы. На гром это было не похоже.

– Стоим здесь и ни с места! – приказал капитан.

И тут с нарастающим грохотом с вершины скатился селевой поток, заполнил до краёв ущелье и затих, словно ничего не произошло.

– Вот и попались мы с тобой, Егоров, в ловушку! – произнёс капитан. – Ни направо, ни налево не пойти: оступимся, попадём в сель, и нам хана. Вертолёты здесь не летают. Один выход – настелить досок или проложить брёвна, но это дело времени. И он дал сигнал бедствия выстрелом из ракетницы. Тут Егоров заметил на противоположной стороне ущелья Бе-бе и его козочку. Козел подошёл к сели, взглянул вверх, вдаль, потряс бородкой и собрался уйти. Но тут Егоров что есть силы позвал его:

– Бе-бе, ко мне! Прыгай!

Козел резко остановился, посмотрел в сторону пограничника. Ноздри его раздулись – он почувствовал знакомого человека. Затряс бородкой, подошёл к козочке, будто ей что-то сообщил. А затем прыгнул на валун, следом на другой, на третий… Делал он это не спеша, казалось, изучал каждый камень на прочность. Приблизившись к пограничникам, он заблеял, словно предлагал: «За мной!», – и пошёл обратно, смело прыгая по знакомому маршруту. А за ним и Егоров с начальником заставы.

Оказавшись в безопасности на противоположной стороне ущелья, Бе-бе поднял голову и громко, гортанным голосом, которого никто никогда у него не слышал, закричал и вместе с ожидающей его козочкой поднялся по склону горы и скрылся.

Прибывшие на помощь пограничники видели, как Бе-бе спасал друзей, и стояли поражённые. Все двинулись на заставу, и тут послышался грохот, словно с горы свалилась снежная шапка. Так оно и было. Лавина с огромной скоростью летела вниз в ущелье и вмиг накрыла гранитный гребень.

– Вот почему Бе-бе так кричал! Предупреждал нас! – воскликнул капитан.

Уже будучи на заставе, капитан принёс в сарай несколько кочанов капусты, надеясь, что Бе-бе придёт. Но он не явился ни на следующий день, ни потом.

Казалось, Бе-бе дожидался момента, чтобы отблагодарить Егорова за своё спасение и, сделав это, ушёл навсегда.

А тропу через ледник пограничники пробили. Границу надо охранять и в тяжёлых условиях. Всегда.

Буду генералом!

Однажды на погранзаставе произошло два события. Провожали сослуживцы старослужащих домой, в гражданскую жизнь, с ними они выкурили не одну папироску, бывали в боевых переделках, выручая друг друга. Прощание было трогательным, но и радостным из-за прибывших на охрану границы новобранцев. Старшина дал им всем время на отдых, а на следующее утро поднял и сказал:

– Проверю вашу физическую подготовку. Если не выполните хотя бы одно упражнение – отправлю обратно в комендатуру!

И все шестеро новобранцев стали стрелять из карабинов по мишеням. Хорошо выполнили задание. Старшина даже похвалил одного из них:

– Молодец, Серёжкин, так продолжать! – и предложил: – А теперь проверим ваши навыки следопытов!

И отвёл новобранцев за заставу. Каких там только следов не было, казалось, что старшина собрал их со всего света. Показал он всем следы и говорит:

– Постарайтесь определить, кто прошёл, в какое время.

И опять похвалил Серёжкина – тот лучше всех справился.

– А сейчас самое важное испытание – на выносливость! – серьёзно произнёс старшина. – Берите по три кирпича – и бегом вокруг заставы три раза!

Ухватили новобранцы кирпичи и побежали. Все одновременно пришли к финишу, кроме Серёжкина. Он отстал на целый круг.

– Так не пойдёт! – разочарованно произнёс старшина. – Ты что же, старичок? Может, тебе ещё и тросточку дать?

– Да я раньше крановщиком работал, – стал оправдываться Серёжкин. – А с крана не хочется в обед вниз спускаться. С собой чего-нибудь возьмёшь и на месте перекусишь. Может, оттого, что мало двигался, и бегать разучился!

Старшине стало жаль солдата.

А тот продолжал:

– Вы лучше заставьте меня котлы чистить, чем в комендатуру отправлять!

Старшина улыбнулся и сказал:

– Ну, что ж, сам напросился! У нас на кухне четыре котла. Пока два котла находятся с едой, остальные моешь. И так каждый день. И учти, служба наша идёт день и ночь, но котлы должны быть чистые всегда. Чем быстрее приведешь их в надлежащий вид, тем скорее отдохнёшь!

– Так точно! – счастливо воскликнул Серёжкин и пошёл на кухню к поварам.

С этого дня он приступил к делу. Брал котёл, нёс к горному источнику, который был на приличном расстоянии от заставы, и драил его до блеска. Старшина пару раз проверил, как дело идёт, посмотрел и, убедившись в хорошей работе Серёжкина, перестал за ним приглядывать.

А Серёжкин с каждым днём убеждался, что, если он своё дело сделает быстрее, то и времени на отдых будет больше. Вскоре он стал с котлами уже не ходить, а бегать: то с одним, то с другим. «Со скоростью поезда», – так шутили пограничники.

Однажды подошёл к Серёжкину старшина и говорит:

– Солдат, во второй половине дня состоится соревнование по бегу с кирпичами. Победителю будет дано звание ефрейтора. Я тебя включил в список. Не подведи меня!

Серёжкин хотел было сказать, что он не сможет, но старшина быстро ушёл. Днём однополчане встали на старт с кирпичами, и Серёжкин с ними. При выстреле из ракетницы он бросился бежать – да так быстро, что первым на финише оказался, на целый круг всех обогнал!

Старшина радостно засмеялся, похлопал его по плечу, приговаривая: «Настоящий боец!»

А начальник заставы, протянув Серёжкину ефрейторские лычки, серьёзно произнёс:

– Молодец, заслужил звание!

С этого дня Серёжкину доверили охранять границу, рубежи нашей Родины. Он ходил вдоль неё по горной тропе с чувством гордости. И однажды смелым поступком доказал, что гордится по праву.

А дело было так. Серёжкин сидел всю ночь в секрете, а рано утром заметил, что в тумане, с противоположной стороны контрольно-следовой полосы, показался человек. Он озирался и двигался осторожно.

И Серёжкин, подпустив его поближе, как пробка из-под шампанского, треща валежником, на котором лежал, выскочил перед оторопевшим диверсантом, приставил к его груди автомат и прокричал:

– Руки вверх!

У того выпало оружие – наган. Нарушителя Серёжкин и его напарник обыскали и нашли ещё один такой же. Связав диверсанта, пограничники повели его на заставу. Это оказался очень опасный преступник, и за его поимку за границей давали премию в миллион долларов.

Старшина и начальник заставы были довольны своим солдатом.

– Вот что, Серёжкин, за это задержание присваиваем тебе звание младшего сержанта и доверяем отделение пограничников!

Служба пошла дальше. Но как-то начальник заставы вызвал Серёжкина и приказал:

– Срочно доставь конверт в комендатуру!

Серёжкин с напарником, взяв автоматы, пошли по незаметной горной тропе. Путь их лежал в тыл. Там днём не было охраны, а по вечерам и ночью стояли часовые. Пограничники спустились с горы, пройдя половину пути, как им повстречались два офицера – капитаны. Ничего тут удивительного не было: на заставу офицеры часто поднимались по разным делам.

И они с ходу уверенно произнесли:

– Идём на заставу, проверим, как вам служится!

И двинулись дальше. А Серёжкин с напарником тоже пошёл, но его мучила мысль: «Если это офицеры и они идут на заставу, то они должны быть в выглаженной форме! А тут оба помятые, словно вытащили её откуда-то и переоделись…»

По пути Серёжкин решил зайти к Магомеду, живущему у тропы. Тот его знал и не раз приходил на заставу, если нужна была помощь, да и сам помогал пограничникам.

– Здравствуй, Магомед! – поприветствовал его Серёжкин.

– Здравствуй, горный человек! – так Магомед встречал всех пограничников.

– Скажи, тут проходили в сторону границы два офицера?

– Нет!

– А мы повстречали их.

– Значит, они идут по звериной тропе, вот там и ищите!

Серёжкин понял: это матёрые бандиты и они его облапошили. В нём зародилась такая злость, что он аж вздрогнул. А затем скомандовал напарнику:

– Идём за нарушителями!

– А как же пакет?

– Мне придётся отвечать за него, а не тебе. Бежим!

Оказавшись там, где они встретили пришельцев, Серёжкин проверил следы, ведущие на заставу, но среди них свежих не было. А вот веточки кустов слева были сломаны, и совсем недавно. Пограничники сняли автоматы с предохранителей и как можно тише пошли вперёд, то и дело поглядывая, куда ведут сломанные, гнутые ветки и примятая трава. И тут они увидели: поднимаясь по крутому склону, цепляясь за кусты и деревья, двигаются два офицера.

Те тоже их заметили, и несколько пуль с тихими шлепками вошли в стволы чинар. Оружие у бандитов было с глушителями. Серёжкин хотел их взять живыми и длинной очередью из автомата взрыхлил перед ними землю, гальку и разбитые сучья. Один из бандитов скатился со склона, а другой, отстреливаясь, побежал. Но Серёжкин прицельно попал ему в руку, и тот, выронив пистолет, сдался. Связав бандитов электрическим шнуром (наручники каждый раз носить не хотелось, а вот шнур всегда был при себе), пограничники также перевязали рану нарушителю.

А когда Серёжкин и его напарник выходили на тропу, их встретил наряд быстрого реагирования во главе со старшиной.

– Ну и ну, молодец! – похвалил его тот. – Давайте мне пакет и дуйте на заставу отдыхать! А я этих ряженых доставлю в комендатуру.

А затем старшина весело добавил:

– Видно, надо тебе дать звание старшего сержанта!

– Так я дорасту и до генерала! – смеясь, отозвался Серёжкин.

Поговаривают, что Серёжкин впоследствии закончил военную академию.

Улыбка

Пограничный кавалерийский эскадрон охранял границу, разделяющую два государства контрольно-следовой полосой. С нашей стороны простиралась малонаселённая пустыня, а с вражеской была видна цепь высоких гор. Там порой появлялись люди. Прикрыв лица шарфами, защищающими от знойного песка, они изучающе смотрели на нашу территорию. Видно, искали лазейку. Но им это никогда не удавалось. Кавалеристы их всегда задерживали – это были контрабандисты, пытающиеся переправить на нашу территорию опиум.

Жизнь у эскадрона на заставе была однообразная: не дать нарушителю ни днём, ни ночью перейти границу. Но как-то у одного кавалериста сдохла лошадь. Ветеринар установил: погибла от старых ранений. А у другого служивого кобыла родила жеребёнка, и тот ворчал:

– Теперь не поскачешь! Отдам жеребёнка местным в аул!

Кавалерист, что потерял лошадь, попросил его:

– Отдай мне жеребёнка. Мне всё равно работать в конюшне, пока лошадь не появится!

– Да забирай! – ответил тот. – Кобыла всё равно его не увидит. Меня переводят: я теперь буду служить на соседней заставе.

С этого дня кавалерист с раннего утра ходил в аул, приобретал там полную четверть козьего молока и кормил жеребёнка из соски, сделанной из резиновой перчатки. Жеребёнок рос, крепчал и превратился в статную кобылу. А когда кавалерист подходил к ней, она приоткрывала рот и, казалось, улыбалась. Кавалерист дал ей кличку Улыбка.

Улыбка старалась не покидать хозяина, и пока тот чистил конюшню, всюду следовала за ним, а потом они шли к заставе, где кобыла находила зелёную травку и с наслаждением щипала её. А когда кавалерист уходил обедать, то ждала его и потом бегала, прыгала через ямы и брёвна, а следом, довольная, возвращалась в конюшню.

Потом пришло время Улыбку объездить. И произошло странное. Улыбка спокойно стояла, пока на неё надевали сбрую и седло, а когда кавалерист сел верхом, похлопал Улыбку по гриве и скомандовал: «Бегом!», она помчалась словно вихрь. И тут пожелали проехать на Улыбке и другие пограничники.

Улыбка сначала позволила взять себя за уздечку и пошла с незнакомцем. Но когда пограничник сел верхом, Улыбка так вздыбилась, что тот свалился. Следующий пограничник тоже захотел проехаться, но лошадь рванула, а затем встала как вкопанная, и седок полетел через голову. Многие старались Улыбку укротить, но так и не смогли: Улыбка слушалась только хозяина-кавалериста.

И кавалерист стал на Улыбке нести службу на границе. Когда проходили состязания всего эскадрона, то с противоположной стороны границы собиралась толпа возбуждённых людей. Они смотрели больше всего на Улыбку, которая красиво гарцевала, лихо прыгала через все препятствия и, казалось, старалась помочь наезднику разрубить саблей арбуз, специально подвешенный на столбе. И всегда Улыбка приходила первой к финишу. А люди на той стороне границы, о чём-то споря, садились на своих лошадей и уезжали по извилистой тропе, скрываясь за гребнем скалы.

Служба шла своим чередом. Кавалерист с Улыбкой не раз ловили нарушителей, и никому не удавалось от них уйти. А Улыбка догонит лазутчика и улыбается, как бы говоря: «Пустяковое дело!»

А люди с той стороны думали, как бы им большой груз с наркотиком переправить. И однажды их многочисленный отряд на лошадях преодолел контрольно-следовую полосу и помчался к далёким кишлакам, чтобы там затеряться. Эскадрон эту хитрость предполагал, заранее отошёл в тыл и встретил неприятеля с саблями наголо. Тот не решился связываться, побросал груз и ушёл за кордон. А один из кавалеристов в пылу боя кинулся за контрабандистом и оказался на территории врага. Его схватили и пленили.

Наш переговорщик из эскадрона бандитам предложил:

– Отдадим вам весь опиум, только верните нашего военнослужащего!

– Нет! – ответили те. – Обменяем только на лошадь, которая занимает у вас все первые места!

Эскадрон собрался на обсуждение.

– Если уж так случилось, что делать! – взволнованно проговорил кавалерист. – Мне жаль терять Улыбку, но товарища надо выручать!

В день обмена на границе с противоположной стороны стояли люди с закрытыми лицами, а с нашей был кавалерист с Улыбкой. Он прислонился к мордашке лошади и, казалось, что-то шептал. А потом подвёл Улыбку к бандитам… Те тут же отпустили пленённого кавалериста и повели Улыбку к горам, скрывшись скоро за склонами. На следующий день кавалерист думал только об Улыбке и с остервенением чистил конюшню.

И вдруг несколько пограничников прибежали к нему, весело крича:

– Ты что тут задержался? Встречай свою Улыбку!

То, что увидел кавалерист, было как в сказке. Улыбка стояла возле заставы, рот у неё был открыт до самых ушей, словно она по-настоящему смеялась! А вся сбруя на ней сверкала золотом, переливаясь на солнце. Видно, шах хотел погарцевать на Улыбке, да не вышло!

А Улыбка подошла к подбежавшему кавалеристу и уткнулась ему в плечо…

Пернатый пограничник

Ефрейтор Астафьев уже несколько лет прослужил на восточной границе и знал на ней все тропы чуть ли не на ощупь. Также ему были ведомы все повадки обитающих здесь зверей: шакалов, медведей, волков и лис.

И вот сейчас Астафьев лежал в секрете, охраняя доверенный участок границы. Перед рассветом он увидел возле подножия скалы прыгающую лису.

«Что она там делает?» – подумал Астафьев.

Время сниматься с наряда ещё не пришло. Нужно было тихо сидеть до прихода смены. Но ефрейтор не выдержал и запустил в лису камешком. Она куда-то юркнула и исчезла. Вскоре пришёл дозор, сменил Астафьева и его напарника, и они пошли посмотреть, что так заинтересовало лису.

Они увидели, что на листьях, упавших с деревьев, лежал маленький белый пушистый комочек с большими чёрными глазами. Это был птенец какой-то птицы.

– А ведь сожрет его лиса! – с сожалением произнёс напарник.

– Не-ет! – ответил ефрейтор, и, расстегнув бушлат, положил за пазуху пушистый комочек.

На заставе начальник – капитан, выслушав доклад об обстановке на границе, а заодно и о птенчике, строго сказал:

– Этот маленький птенец – от умной птицы сапсана. Пристройте его умело, чтоб никому не мешал!

Астафьев пошёл к повару попросить кусочек мяса для соколёнка. Проходя по казарме мимо солдат, он всем давал погладить этот маленький пушистый комочек. А тот уже клюв раскрыл: видно, проголодался.

Повар, увидев птенца, сердито заявил:

– Здесь полнеба в разных пернатых, что я, должен каждого кормить?

– А я отказываюсь от мяса, положенного мне в обед. Отдай его птенчику! – предложил Астафьев.

Стоявшие рядом пограничники зашумели:

– Не жадничай, дай птенцу поесть!

Повар заулыбался и отрезал сочный розовый кусок мяса. Ефрейтор нарезал его маленькими дольками и стал вкладывать их в клюв соколёнку, поглаживая при этом и приговаривая:

– Молодец! Молодец!

А тот с жадностью глотал мясо.

– А где он спать-то будет? – поинтересовался повар.

Астафьев только сейчас об этом подумал. Повар заметил его замешательство и посоветовал:

– Возьми плетёную корзинку из-под приправы. Она мне не нужна. Постелешь что-нибудь мягонькое – вот и гнездо!

С этого дня птенец стал жить в корзине. Рос он быстро, превращаясь во взрослого сапсана. На брюшке его запестрели светлые продольные пятнышки, спинка покрылась седовато-серыми перьями. Вскоре соколёнок стал из корзинки вылетать и в неё возвращаться. И однажды капитан, увидев ефрейтора, несущего корзинку с соколёнком, отчеканил:

– Здесь не цирк, сделайте птице гнездо!

– Так точно! – ответил Астафьев.

И пограничники на крыше заставы смастерили из веток и листьев тёплое гнездо. К этому времени соколёнок вырос, у него появились острые длинные крылья и короткий хвост из больших перьев. Но он по-прежнему летал за Астафьевым, какой-то своей интуицией отличая его от всех пограничников. Садился осторожно на фуражку и просил еды. Ефрейтор чувствовал крепкую хватку когтей на голове, и чтобы уберечься, вложил в фуражку толстый картон. А потом как-то сердито крикнул сапсану:

– Ты сам теперь можешь добывать себе пищу! А заодно и повара отблагодарить!

Астафьев, конечно, погорячился, и поэтому у него всё равно для птицы всегда было что-нибудь припасено. Но повар с того дня стал удивляться – возле дверей амбара росла горка дохлых мышей.

Начальник заставы, наблюдавший за этой историей, сердито сказал:

– Вот что, Астафьев: служить тебе осталось месяц. Сокол днём так и норовит за тобой увязаться, летает по всей границе. Будешь отбывать службу ночью, а отдыхать днём.

– Так точно! – обрадовался Астафьев.

После этого сокол ночью спал, а утром с радостным криком встречал ефрейтора – садился на фуражку и что-то на своём языке клокотал.

Однажды к Астафьеву подошёл дежурный и коротко заявил:

– Иди отдыхай. А завтра утром подниму в полном боевом, пойдёшь к начальнику заставы.

И только пробился свет между гор, Астафьев с напарником облачились в форму, взяли всё снаряжение и предстали перед капитаном. Тот дал им задание:

– Приказываю вам выдвинуться в тыл до поселения горцев, и особое внимание обратить на заграждение в ущелье.

Астафьев знал этот участок. Когда-то в прошлом там через горный хребет проходила тропа за кордон. Сейчас она на большом протяжении была закрыта колючей проволокой, заросшей густыми зарослями. Даже зверюшки не могли через неё пробраться.

Только они с напарником двинулись по намеченному маршруту, как раздался радостный крик сокола, который сел на фуражку ефрейтору и что-то заклокотал, словно сообщал: «Вот и я!» А потом взвился ввысь и полетел следом за пограничниками.

Уже на половине пути, возле ущелья Астафьев заметил суетящегося местного горца – Асана. И знаком попросил напарника обойти Асана и взять его на прицел на всякий случай. А сам спросил:

– Ты что тут делаешь?

– Корову ищу! – ответил Асан.

Ефрейтор этому не удивился: скотина горцев порой уходила к границе. Но его насторожило, что кое-где в траве лежали отрезанные куски заградительной проволоки. Астафьев снял автомат с предохранителя. И тут из зарослей выскочил какой-то детина и метнул в ефрейтора нож. Астафьев схватился за ногу и упал. А бандит выхватил второй нож, но бросить не успел: на него с неба камнем упал сокол и цепко ухватил когтями голову. Тот с ужасом завопил:

– Шайта-ан!

Нарушителей связали и сигнальной ракетой вызвали помощь. Скоро прибыла группа пограничников. Ефрейтора перевязали. А в зарослях нашли большой баул с антикварными ценностями – бандит хотел перенести их за рубеж.

За героический поступок – задержание нарушителя – начальник заставы накормил сокола отборным мясом. И пока Астафьев был в лазарете, сапсан летал над фуражкой капитана, издавая радостные гортанные звуки.

А уже будучи на гражданке Астафьев получил письмо с благодарностью от пограничников.

Они писали: «Твой друг сапсан наплодил целую стаю соколят, таких же смекалистых, как и он. Если видят кого-то в штатском, поднимают громкий крик и не дают нарушителю пройти через границу. Все соколята признают только зелёную фуражку!»

Дочь пограничника

Закончив Строгановское училище и получив диплом художника, я в тот же день познакомился с девушкой. Была она стройная, броская, с накрашенными розовой помадой губами, в ярком красном платьице и туфельках такого же цвета.

Я ей сказал комплимент:

– Вы прекрасны!

Она ответила улыбкой. Но я был настойчив и решил познакомиться. Произнёс:

– Я Миша!

– Полина! – не смущаясь, ответила девушка.

Мне было с ней по пути, и мы вместе пошли по домам. По дороге она мне рассказала, что работает натурщицей, не так давно, что это ей нравится и что до приезда сюда жила в приграничном городе, где и училась. Папа её служил на заставе, высоко в горах, где снег порою не таял, и она иногда его навещала.

– Скука там страшенная, – вздохнула Полина. – Даже птички не поют, слышно только завывание шакалов. Солдаты возвращаются с охраны границы, пройдут мимо меня – словно меня и не существует. А здесь знакомых много, повеселиться есть с кем. И папа тут службой доволен. Он интендант, как-то мне сказал: «Готов тут до конца службы служить».

С того дня я стал встречаться с Полиной. Познакомился и с её отцом Евгением Петровичем – полноватеньким лейтенантом.

В училище нас немного обучили и военному делу. Мы научились обращаться с оружием, даже умели брать руководство в бою на себя, и всем нам было присвоено воинское звание «младший лейтенант».

И как-то комиссар военкомата собрал всех, кто в запасе, и заявил:

– Каждый из вас должен отслужить свой положенный срок в какой-нибудь воинской части.

У меня возникла идея: «А что, если махнуть туда, где снежные горы?».

Я сказал об этом комиссару, а он посмотрел на меня внимательно и произнёс:

– Хорошо, я обсужу это кое с кем.

Через неделю мне вручили предписание выехать в пограничный округ, на восток страны. В тот день провожали меня друзья. Полина не пришла. «Да кто я для неё?» – подумал я и отнёсся к этому спокойно.

Поезд шёл двое суток. Мне казалось, что я выспался на неделю вперёд. В пограничном округе меня встретили приветливо. Проверив документы, показали на мотоцикл, на нём меня должны были отвезти в комендатуру. Тут подошёл водитель с почтальонской сумкой, полной корреспонденции, и, улыбаясь, предупредил:

– Будем подниматься высоко, ехать над пропастью. Голова закружится – скажи!

Я сел в коляску. Водитель передал мне сумку, завёл мотоцикл, и мы помчались. Ехали до комендатуры около часа.

– Вот ты мне и нужен! – встретил меня майор так, словно давно знал.

«Наверное, тут уже все данные обо мне есть», – подумал я.

А он продолжил:

– Иди на склад, возьми форму, затем пообедай, отдохни и завтра, как подобает офицеру, явишься ко мне!

На следующее утро я был у майора.

– Вот что, лейтенант! – и он оглядел меня с ног до головы. – Нужно карту увеличить в три раза. Рисуй!

– Да я же не картограф! – воскликнул я.

– Зато творческий работник. Вот и твори! – и майор удалился.

Всё, что нужно для работы, находилось на столе. Я начертил на маленькой карте квадраты и то же самое проделал на большом листе бумаги, увеличив их в три раза. Вооружившись карандашом, циркулем и линейкой, приступил к работе. Граница на карте проходила по вершинам гор через три заставы. Сложный участок, как мне показалось, был там, где расположилась правая застава.

– Молодец! – увидев карту, похвалил меня майор.

– Самый трудный участок границы, мне кажется, вот тут! – и я указал пальцем на заставу.

– Ты ещё и сообразительный! – похлопал меня майор по плечу и добавил: – Вот тебя-то мы и отправим туда! Посмотришь, как мы этот участок заново оборудовали, и нанесёшь все изменения на карту. Сегодня и поедешь – вместе с дочкой начальника заставы. Она дорогу знает, уже не первый раз там бывала, станет тебе проводником… А погода будет хорошей, я узнавал, так что доберётесь верхом без затруднений!

Во второй половине дня я подошёл к шлагбауму. Там уже стояли две лошади. На одной из них было навьючено два баула, и на неё же с лёгкостью кавалериста прыгнула в седло девушка – моя ровесница. А мне никак не удавалось залезть на спину лошади: сапоги то и дело соскальзывали со стремени. Майор подсадил меня, и я оказался в седле. Девушка смотрела на всё это без усмешки. Потом лошади пошли спокойно по дороге и, пока она была широкой, мы ехали рядом и разговорились.

Девушка начала первая:

– Мы с мамой на заставе папу вдохновляем, – сказал она и, видно, довольная своими словами, улыбнулась. – А служба здесь такая, что всё время надо быть начеку. Пограничники тут серьёзные, а как увидят нас – приободряются, в глазах теплота появляется! И места тут райские! Если бы я умела рисовать, то написала горные пейзажи с медведями, лисами, зайцами.

Так, беседуя, мы свернули с дороги на горную узкую тропу. Стали молча подниматься друг за другом в гору. Поднявшись на плато, откуда уже была видна застава, мы сделали привал – дали и лошадям отдохнуть, и сами решили отдышаться.

Затем девушка, похлопав свою лошадь по гриве, скомандовала:

– Ну, Зоренька, пошла!

– Раз уж вы кличку лошади знаете, давайте и мы познакомимся! – предложил я.

– Настя! – отозвалась девушка.

– А меня величать Миша! – и, сделав серьёзное лицо, я взглянул на неё. Она засмеялась, и мы поскакали к заставе. Часовой, видно, уже доложил начальнику заставы, капитану, что мы едем, и отец Насти стоял, ожидая нас возле сруба, где жили офицеры с семьями. Он помог дочери слезть с лошади и снял баулы. Я слез самостоятельно и доложил о причине своего прибытия.

– Я в курсе дела! – ответил он. – Завтра всё решим. А сейчас заселяйтесь в комнату, где раньше жил мой заместитель, сейчас его уже нет – перевели в другую часть. А потом приходите, попьем чайку, и я всё вам расскажу.

Когда я пришёл к начальнику, Настя и её мама быстро накрыли стол, поставили привезённые сладости. Солдат принёс из столовой чайник с заваренным чаем. Мы сели чаёвничать, а потом и беседа завязалась.

– Я начну с одного происшествия, – стал рассказывать капитан. – Это началось, когда я находился в отряде на совещании. У нас здесь на границе, на одном из участков, живут медведи и другие звери, часто заходят на контрольно-следовую полосу. Её накрыли кое-где колючей проволокой, но это мало помогло, и как-то на полосе были обнаружены клочья медвежьей шерсти и вроде бы следы медведя. Недавно прибывший к нам на заставу лейтенант Галкин всех уверял, что это действительно прошёл медведь.

– Так это не Евгений ли Петрович? – поинтересовался я.

– Откуда вы знаете? – удивился капитан.

– Так я с ним знаком. Он интендант и служит в моём городе.

Начальник заставы махнул рукой и продолжил:

– А старшина лейтенанту твердит:

«Шаг медведя очень похож на человеческий, а глубина следа показывает, что это один человек несёт другого!».

«Этого не может быть! – доказывает лейтенант. – Не раз такое случалось, и нечего тревогу поднимать!».

«А я считаю, что здесь что-то не так!» – не отступает старшина.

Об этом споре доложили мне.

А в штабе пограничного округа в это время находился полковник Карацупа, он преподавал пограничникам навыки следопыта. Он заинтересовался предположением старшины и приехал на заставу. Мы прибыли на место происшествия. Карацупа пощупал, понюхал медвежью шерсть, подвигал колючую проволоку, посмотрел на след и заявил:

«Прав старшина: всё правильно определил!».

И пошёл дальше, в самую чащобу, куда и звери-то не ходят. Осмотрел там каждый куст и, дойдя до обрыва, убедительно произнёс:

«Вот тут нарушители спустились. Жаль, что время упущено! – И скомандовал старшине: – Доложите об обстановке в комендатуру и направьте сюда кинолога. А также захватите верёвку подлиннее!».

– Скоро прибыли два пограничника с собакой, – продолжал рассказывать начальник заставы, – принесли верёвку и быстро привязали её к чинаре, росшей на краю обрыва. Вначале спустился кинолог, затем спустили собаку, а потом последовали солдат и старшина. Собака быстро взяла след. Вскоре пограничники нашли брошенную бечёвку, по которой спустились нарушители, и обувь в виде медвежьих лап. А позже неподалёку от дороги был обнаружен тайник с одеждой. Нарушители тщательно подготовились к переходу через границу: переоделись под местных горцев, остановили машину и поехали в город, где можно скрыться!

Все мы, прихлебывая чай, внимательно слушали капитана. Тот замолчал, и я с любопытством спросил:

– А дальше что?

– Потом мы узнали, какой транспорт проходил тогда по дороге, провели ещё кое-какие розыскные мероприятия, и в итоге поймали субчиков. Это были отпетые бандиты, их даже Интерпол в розыск объявил! А Галкина отправили служить в другую часть – не получился из него пограничник…

Тут капитан предложил:

– Давай, Михаил, отдыхать. Я сегодня ездил весь день по границе, немножко устал. А завтра тебя ознакомлю с тонкостями охраны рубежей нашей Родины. Ты уж свой срок отслужи с честью!

Утром меня поднял дежурный. Когда я пришёл в столовую, там уже завтракали только что пришедшие с границы пограничники. Я, подкрепившись, получил боевое снаряжение, и мы с капитаном пошли по тропе, которая поднималась серпантином в гору, где росли столетние чинары. Встречались на пути и полянки, и непроходимый кустарник, и галька возле крупных ущелий вдоль тропы.

«И как только пограничники здесь ориентируются ночью!» – удивлялся я.

Мы пришли к месту границы, где ранее произошло нарушение, о котором рассказывал капитан. Взглянув на возведенные заградительные сооружения, я понял: «И мышь не проскочит! Надо это занести на карту!»

Служба моя на заставе была недолгой, но я и днём и ночью ходил на границу. Порою от напряжённой ходьбы по горам ноги гудели. А придёшь на заставу, и усталости как ни бывало!

В свободное время я встречался с Настей: ей тоже нравился этот край нашей Родины. Красивый, но очень опасный даже в мирное время.

Как-то она меня спросила:

– Ты кто по профессии в гражданской жизни?

– Свободный художник, – ответил я.

– А я учительница литературы. У меня очень одарённый класс, я привязана к нему и поэтому несвободна! – сказала Настя и засмеялась своей шутке.

Когда моя служба закончилась и мне нужно было уезжать, расставание с Настей оказалось для меня мукой. Мы обменялись адресами, договорились писать друг другу. Я сел на лошадь, попрощался с капитаном, с его женой и Настенькой. А она вдруг отвернулась и отошла. Я заметил, что она вытирает слезы.

В комендатуре я внёс все изменения на карту и приписал: «На этом участке границы никто никогда не пройдет!» А по окончании службы получил отзыв: «Отслужил на отлично».

Вскоре я был дома. На работе даже не заметили, что я находился в армии. Мне поручили расписать панно, и я приступил к делу.

А однажды на проспекте я увидел Полину – с элегантным мужчиной. Она явно вышла с ним пофорсить. А ещё раньше я видел и её отца – тот по-прежнему был лейтенантом, но ещё больше располнел.

И так мне захотелось увидеть Настю – посмотреть на неё, поговорить!

Я не выдержал и дал телеграмму: «Настенька, хочу видеть тебя!»

И вскоре получил ответ: «Миша, ты же свободный художник, приезжай! Мой город и я встретим тебя с радостью!»

Верность

Виктор и Валя с детского садика знали друг друга и не прекращали дружить, учась и в школе. А получив среднее образование, пошли в разные институты: Виктор – учиться на ветеринарного врача, а Валя на хирурга. Занятия в институтах проходили в разное время, и встречаться они стали реже. Прошли годы, и однажды Валя говорит:

– Витя, поздравь меня! Я получила диплом, и мне предложили практику в госпитале на границе с Афганистаном. Через три дня вылетаю!

У Вити даже сердце защемило от того, что она уезжает. В этот день они гуляли по парку, побывали на танцплощадке. А на следующее утро Витя пошёл в военкомат и попросил:

– Отправьте меня служить на границу с Афганистаном!

Комиссар заинтересовался и спрашивает:

– А чем ты сейчас занимаешься?

И узнав, что Вите осталось учиться месяц и скоро он получит диплом ветеринара, твёрдо произнёс:

– Закончишь институт, приходи. Нам такие специалисты нужны! И отправим тебя, куда хочешь!

Виктор об этой истории Вале не рассказал. А когда прошло время её провожать на аэродром, он, стесняясь, неловко поцеловал её в щёку и попросил:

– Как прибудешь, напиши! – А потом долго смотрел на пассажиров, идущих на посадку, среди которых была Валя.

Пролетел месяц, словно один день. Писем никаких не приходило. Тем временем Виктор закончил институт и опять пришёл в военкомат. Комиссар его узнал и говорит:

– Диплом у тебя хороший, с отличием! Не раздумал отправиться на границу с Афганистаном?

– Нет! – твёрдо сказал Витя.

– Тогда вот что: даю тебе ещё день на размышление. А потом с добровольцами полетишь готовиться к службе!

Витя не раздумал, и уже летя на военном транспортном самолёте, травил байки и рассказывал будущим сослуживцам анекдоты. На границе их встретила сухая, душная погода. Всех добровольцев посадили в две полуторки, а Витю – в пикап, где он оказался вместе с встречающим их офицером – майором. Они быстро поехали по горной дороге.

Майор поглядел на Виктора, – а тот был внушительного вида, высокий, крепкий, – и сказал:

– Радионов (это была фамилия Виктора), навыки пограничника освоишь позже, а пока поработаешь ветеринаром и конюхом!

На заставе пограничники встретили Витю приветливо.

Сходив в баню и переодевшись в военную форму, поев в солдатской столовой, Витя с начальником заставы пошёл в конюшню. Виктор каждую лошадь погладил, посмотрел зубы и стал проверять ноги. При этом ни одна из лошадей не проявила неудовольствия.

– Как они быстро признали тебя своим! – удивился начальник и ушёл, оставив его одного: понял уже, что Витя справится.

А Витя помыл копыта лошадям, смазал мазями, мёдом, зелёнкой места, где у лошадей была повреждена кожа, перевязал ногу коню, попавшему в расщелину. И работая, приговаривал:

– Хорошие мои. Вас надо лечить как людей!

Пограничники-кавалеристы заходили в конюшню, брали с осторожностью лошадей, чтобы ехать на охрану границы, а Виктор им говорил:

– Ничего страшного, вернётесь и повторим лечение!

Через неделю все лошади пошли на поправку, и Витя начал их заново подковывать. Виктор научился этому ремеслу для интереса, посещая кузнеца, и сейчас это умение пригодилось.

Начальник заставы не мог нарадоваться такому умельцу-солдату! А в свободное время Витю стали обучать пограничной смекалке и мудрости, чтобы он научился обнаруживать хитрых нарушителей.

Виктор часто вспоминал Валю: «Где же она?» А однажды из дома ему пришло письмо с весточкой от неё и адресом. Оказалось, что она находится в одной части с ним. Госпиталь, где она врачевала, находился не очень далеко от границы. Витя написал Вале письмо и быстро получил ответ. Она догадалась, что Витя из-за неё пошёл в армию, и обещала, что они скоро обязательно увидятся.

У Виктора служба теперь шла то в конюшне, где он лечил лошадей, то верхом, когда он проверял границу – нет ли там лазутчиков, желающих пронести наркотики на нашу территорию.

Как-то Витя решил купить в небольшом сельмаге, находившемся в предгорье, газированной воды. Туда приезжало и местное население. Виктор с напарником подошли к магазину, а там продавец с остервенением лупит лежащего, почти бездыханного ослика.

– Прекрати! Не надо его бить! – попросил Виктор.

– Это собака, а не осёл. Не жить ему! – продолжал колотить бедное животное продавец. – Он мне палец чуть не откусил! – и показал окровавленную руку. Виктор ему посоветовал:

– Промой одеколоном и перевяжи! А если ослик тебе не нужен, отдай его мне!

– Да забирай эту дохлятину! – без сожаления ответил тот.

Виктор, взвалив ослика на плечи, потащил его на заставу, а напарник нёс воду.

Пограничники, увидев Витю с ослом, не засмеялись. Смотрели, как он, бережно положив ослика на сено, стал его ощупывать, какими-то лекарствами пичкать. Воды дал, накормил. Несколько дней прошло, и тот встал на копытца. И с этого дня, куда бы Виктор ни шёл, ослик, довольный, следовал за ним, размашисто качая головой – словно благодарил.

А на заставу вскоре поступил сигнал: через границу ожидается переход контрабандистов. Но пограничники знали, что у них каждый участок хорошо охраняется, и не верили этому.

И как-то Виктор решил проверить, полностью ли оправился ослик: надумал привезти на нём минеральной воды. В сельмаге Виктора встретил хозяин и, увидев ослика, возмутился:

– Это моё животное! Как оно оказалось у тебя? Отдай!

Виктор удивился: ведь продавец сам ему отдал осла! И тут он заметил, что на руке у хозяина нет ни одной раны, все пальцы целы.

– Хорошо! Бери! – согласился Виктор и, взвалив на себя бутылки с водой, пошёл прочь, сделав вид, что ничего подозрительного не заметил.

И первый раз услышал, как ослик закричал, увидев, что Витя уходит без него.

Радионов об увиденном доложил начальнику заставы. И за продавцом сельмага установили наблюдение. Прошла неделя, но подозрительного ничего не заметили. А как-то поздно вечером на заставу пришёл ослик – с грузом. Встреченный пограничниками, он радостно качал головой.

Виктор с начальником заставы сняли груз и, оглядев ослика, рассудили:

– Его нагрузили контрабандой и ждали момента, чтобы перевести через границу. А ослик, видимо, перегрыз верёвку (часть её болталась у него на шее) и пошёл открыто, ни от кого не прячась. Здесь явно где-то есть лазейка с сопредельного государства, – предположил начальник и приказал:

– Немедленно произвести задержание хозяина сельмага!

Продавец ещё торговал, когда пришли пограничники. Виктор ухватил его за руку, спокойно посмотрел и спросил:

– Как быстро зажила у тебя рана! Наверное, это был не ты, а твой брат?

Продавец понял, что его разоблачили, но молчал. Все вышли из магазина, и тут рядом с Виктором оказался ослик. Он, видно, искал его. Лбом он толкнул Витю в бок, словно приглашал куда-то, и зацокал к большому кургану, поглядывая назад: идут ли за ним пограничники?

На кургане пограничники обнаружили замаскированный травой перекати-поле просторный лаз, ведущий прямо на территорию сопредельного государства.

Вот и раскрылась хитрость диверсантов!

А хозяин магазина сразу стал давать показания и попросил:

– Брат с грузом скоро должен по лазу пройти, не убивайте его!

И тогда Виктор устроился наверху кургана и затаился. Руки и ноги онемели, пока он ждал нарушителя. А когда от входа в лаз стали отлетать кусты перекати-поля (пограничники предусмотрительно вновь замаскировали ход) и вышёл бандит с грузом опиума, Виктор бросился на него. Тот даже крякнул. Контрабандист и нарушитель границы нашей Родины был задержан!

А вот Виктор не мог встать: подвернул ногу. Капитан помог ему сесть на ослика, а тот, видно, был этому рад, даже ушиприжал от удовольствия. И не спеша, словно боясь причинить боль хозяину, ослик осторожно повёз Виктора в госпиталь. Их сопровождал старшина.

Командующий пограничным округом, генерал, узнав, что у Радионова невеста работает хирургом в госпитале, продлил ему лечение на неделю и присвоил звание старшего сержанта. А ослик ждал Виктора во дворе госпиталя и, если видел Виктора в окне, счастливо качал головой – будто приветствовал!

Васильки

Девять лет прошло после Великой Отечественной войны. Петя Светлов праздновал своё совершеннолетие, когда его призвали в армию. В этот день на городской площади открывали памятник Неизвестному солдату, и Петя присутствовал на открытии, вспоминая отца, пропавшего без вести на войне.

Пётр оказался в погранвойсках и, получив навыки молодого бойца, был направлен на заставу, где несли службу пограничники, оберегая и днём и ночью рубежи нашей Родины.

Получив задание от начальника заставы проверить, нет ли нарушений границы, Петя с напарником пошёл на указанный участок. И неподалёку от заставы заметил заброшенную могилку, заросшую сорняком и с пробивающимися ярко-синими васильками. На могилке стоял покосившийся памятник со звездой.

Петя поинтересовался у напарника:

– А кто там погребён?

Тот помолчал немного, пожал плечами:

– Какой-то пограничник…

С этого момента Петю не покидала мысль о заброшенной могилке.

Вернувшись на заставу, он пошёл к старшине и попросил:

– Дайте мне лопату и грабли.

– Зачем тебе? – удивился тот.

– Я сорняк возле заставы уберу!

– Тебе отдыхать нужно после наряда! – проговорил старшина, но, порадовавшись Петиной инициативе, дал ему инвентарь.

Получив грабли и лопату, Пётр пошёл к могилке. Выдрал сорняки, убрал сухую траву и оставил только васильки. Хотел уже было землю подровнять, облагородить могилку, но тут увидел валявшуюся металлическую пластинку с тусклой от времени надписью. Петя разобрал надпись: «Светлов Василий Петрович, погиб в 1943 году», и даже похолодел от предчувствия – аж присел. Тут пришёл старшина, сразу понял, в чём дело, и стал успокаивать:

– Ты, Светлов, иди пока отдыхать, а мы тут разберёмся! – И сам проводил его в казарму, а затем отправился докладывать о случившемся начальнику заставы. Начальник ничего не ведал о погибшем. Пришлось звонить в округ, узнавать историю захоронения возле заставы.

Пётр всю ночь не спал. У него перед глазами проходила вся его жизнь. Отец был строителем мостов, хорошим специалистом. Но ему почему-то приходилось часто менять место жительства, и Пётр вместе с родителями переезжал из города в город. Матери это не нравилось, и они с отцом разошлись, а Петю отдали тётке. От неё-то он и узнал, почему родителю приходилось часто переезжать.

Дело в том, что отец Пети был сыном священника, а на это сословие было гонение. И во время войны его призвали служить в строительный батальон, перебрасывали с места на место – туда, где он был востребован. И, видно, в погранвойсках у Петиного отца была последняя служба.

Пётр вспоминал, как в детстве отец ему часто с любовью говорил:

– Сынок, чудесное это дело – строить мосты! Даже маленький мостик через неширокую речку – и то загляденье! Когда-нибудь ты посмотришь на моё искусство!

А потом отец пропал. Тётка писала письма во все инстанции, но ответ всегда был один: «Значится погибшим. Место гибели неизвестно».

И вот его отец лежит здесь, рядом с заставой – всеми забытый!

Под утро Петя всё же заснул. Его растолкал старшина и с ходу отчеканил:

– Данные подтвердились. Это захоронение твоего отца. Иди, начальник заставы подробно тебе всё расскажет!

Быстро одевшись, Пётр пошёл к начальнику.

– Садись! – показал тот ему на стул и начал повествование: – Твой отец, Василий Петрович Светлов, во время войны руководил здесь, на границе, строительством необходимых сооружений. Однажды во время приёма комиссией нового моста вражеский лазутчик с сопредельной стороны открыл огонь. И твой отец заслонил собой командующего округом. Тот остался жив, а вот Василий Петрович погиб. Командование округа приносит извинения за свою оплошность и уже исправило ошибку. Пойдём, отдадим дань памяти твоему отцу!

Когда Пётр подошёл к могиле отца, то увидел, что она преобразилась. Холмик был засеян молодой травкой, звезда на стоявшем теперь уже ровно постаменте ярко горела свежей красной краской, а васильки, казалось, ещё большей синевой радовали глаз и словно говорили: «Мы тебя, Василий, давно ждали!»

Пётр встал в строй со всеми пограничниками, которые тоже пришли с заставы. И в честь героя раздался троекратный салют из винтовок. И с этого дня каждый пограничник, проходя мимо могилки, отдавал честь.

А тот мост, что построил отец Пети рядом с заставой, висел над бушующей рекой и был прекрасен в своей красоте и крепок – как вся наша граница.

Отважная жена

Однажды на встрече с ветеранами-пограничниками товарищ мне говорит:

– Я тебе расскажу историю, как хитёр и безжалостен враг! Слушай.

– Когда я служил на заставе, к нашему майору Лазареву, как только наступала весна, приезжала жена Света, и все пограничники начинали шутить: «Не миновать майору ещё ребёночка!».

Света приезжала уже третий год подряд и каждый раз уезжала рожать. Пограничники радовались её присутствию: единственная женщина на заставе, было на кого полюбоваться. А она, обладая званием мастера спорта, по своей инициативе всем желающим преподавала гимнастику. Многие пограничники у неё занимались и не раз на соревнованиях среди застав завоёвывали первые места – то на турнике, то на кольцах.

Вот и на этот раз Света прибыла на заставу, вышла из офицерского дома и бодро позвала отдыхающих пограничников: «Кто желает развивать силу, выносливость, подходи!» – И продемонстрировала на турнике головокружительное вращение.

Солдаты радостно стали собираться вокруг. А Света учила их не только гимнастике, но и как правильно подшить подворотничок или пришить пуговицу к шинели. А повару покажет какой-нибудь кулинарный пустячок, и пограничникам потом хотелось весь котёл до блеска вылизать. Без Светы было скучно, но пограничная жизнь, служба днём и ночью не позволяли пограничникам часто видеть её.

На заставу иногда приходил местный житель по имени Хасан и привозил на ишаке в мешках опилки – в конюшню, для лошадей. К нему все привыкли и не обращали на него особого внимания. И как-то старшину и начальника заставы вызвали по срочному делу в комендатуру. Оставили одного майора Лазарева. В это время он получил телеграмму, где сообщалось, что ожидается нарушение границы и поэтому требуется усилить охрану.

Тут снова неожиданно пришёл Хасан, а с ним почему-то какой-то неизвестный капитан.

– Срочное донесение! – отчеканил капитан.

– Ну, заходи в дом! – пригласил его Лазарев.

Но капитан почему-то пропустил вначале Хасана, и только потом вошёл сам.

А чуть раньше часовой, рядовой Мустафьев, проверял территорию заставы. Заметил Хасана с ишаком и незнакомого офицера и удивился: «Офицеры всегда на заставу верхом на лошадях прибывали, а тут пешком почему-то!» Затем рядовой увидел, как Хасан и капитан вошли к майору, а когда оказался ближе, услышал за дверью непонятный грохот.

Мустафьев кинулся внутрь и увидел капитана, лежащего недвижимо на полу, валявшийся недалеко от него браунинг (такого оружия на заставе никогда не было) и Хасана, сидевшего с дрожащей челюстью. Тут же стояла Света, занеся над головой дубовую табуретку, а рядом, пытаясь её успокоить, – майор Лазарев.

Мустафьев сразу сообразил, что произошло: диверсант под видом капитана и вместе со знакомым пограничникам Хасаном хотел проникнуть на заставу, прикончить майора, а затем уйти за кордон. Выбрал момент, когда командование отлучилось, но только не предполагал, что родимая женушка майора окажется рядом.

Хасан тем временем пришёл в себя и завопил:

– Он меня заставил идти с ним, угрожал застрелить!

Мнимого капитана связали. Света облила его водой, тот очнулся и почему-то сразу стал давать показания на арабском языке. Видно, рассчитывал на снисхождение.

Мустафьев стал переводить:

– В мешках на ишаке не опилки, а антикварные ценности. Я собирался переправить их через границу. Встретить меня, помочь разгрузить ишака и перебраться за кордон должен был Магомед.

– Да-а! – протянул майор, – опасный ты бандит! А где вы должны встретиться с Магомедом?

– Возле песчаной горы, где нет следовой полосы. Сигналом служит офицерская форма и две поднятые руки. Ждать меня будут весь день.

– А не тот ли это Магомед, которого всё никак не поймают за контрабанду? Тот, что знает все тайные тропы через границу? – спросил майор.

– Да, это он, он! – поспешно ответил диверсант.

– Мустафьев! – обратился к солдату Лазарев. – Тебе знаком язык мусульманина. Пойдёшь на встречу с Магомедом. Возьмёшь с собой Хасана, переоденешься в одежду врага и возьмёшь браунинг. А на ишаке повезёшь опилки. И помни: там, где состоится встреча, место открытое, без единого кустика, – всё просматривается. Поэтому будешь действовать без прикрытия, самостоятельно!

Вскоре Хасан двигался с ишаком по пограничной тропе и со страхом оглядывался на позади идущего офицера. По прибытии на место Мустафьев поднял руки, и тут с песчаного склона скатился человек, держа руку у пояса, где явно находилось оружие.

– Быстро разгружаемся! – скомандовал офицер на арабском языке. Бандит не разгадал хитрости, и начал снимать тюки с ишака. А Мустафьев выхватил браунинг и жёстко произнёс:

– Бросай оружие! Руки вверх! – И кинув Хасану наручники, приказал ему надеть их на пришельца. А сам, не опуская браунинга, поднял пистолет бандита и скомандовал:

– Все вперёд – на заставу!

На заставе обо всём уже знали и, с добротой похлопывая Мустафьева по плечу, спрашивали:

– А ты из браунинга когда-нибудь стрелял?

А тот смеялся и отвечал:

– Нет, но у меня другой пистолет появился!

Позже всех нарушителей под конвоем отправили в комендатуру.

На следующий день прибыли начальник заставы и старшина. Начальник рассказал:

– Вы задержали самых безжалостных членов банды. Скоро и остальных поймают, это дело времени. А конфискованный у них антиквариат – бесценные предметы искусства! – И затем добавил: – Пограничник Мустафьев! За бдительность и храбрость вы поощряетесь отпуском домой на десять суток!

В тот же день майора Лазарева и Свету вызвал к себе генерал – командующий пограничного округа. Он посмотрел на дружную супружескую пару и, явно довольный, сказал:

– Честь и хвала вам за воспитание пограничников! Пора вам и деток своих воспитывать, а не оставлять их дедушкам и бабушкам. Офицер Лазарев! Перевожу вас на службу рядом с городом, где садик и школа. Надеюсь, что такие родители, как вы, троих деток вырастят хорошими людьми!

– Не троих, а четверых! – смеясь ответила Света, смутив даже своего мужа. И добавила: – Малыш у меня уже толкается. Видно, сильный воин будет!

А пограничники на заставе, узнав, что Света больше не будет приезжать, очень расстроились. И решили на память о ней на самом видном месте повесить табуретку, а рядом табличку с надписью: «Это орудие мести врагам!»

Вот такую интересную историю поведал мне мой товарищ.

Искусство (притча)

Призвали новобранца в армию на срочную службу. Был он молод, но имел уже два образования: художественное и музыкальное. Он не ленился, а учился. И вот в воинской части построили призывников в две шеренги.

Офицеры спрашивают:

– Кто из вас художник, выйти из строя!

Новобранец один вышел. А офицеры продолжают:

– А музыканты есть?

Новобранец ещё раз шагнул вперёд.

И стали офицеры ссориться: кому из них взять новобранца. Одному офицеру нужен художник – плакаты рисовать, газету оформлять, а другому музыкант – в праздничные дни солдатам торжественную музыку играть, а перед сном успокоительную. И не поделив его, решили:

– Пусть закончит курс молодого бойца, и отправим его на самый сложный участок границы. Где вообще не до искусства!

Через несколько месяцев солдат оказался на границе, которая проходила между двумя хуторами, откуда доносилась одна непрерывная громкая брань.

Солдат поинтересовался у начальника заставы:

– Отчего они такие злые?

– Да вот из-за колодца поссорились! – ответил тот. – Кто-то из хуторян сказал: «Колодец мой!», но каждый стал доказывать, что он его. И пришли к решению провести границу посередине колодца. Но и это не помогло, ещё больше разругались. И чтобы навредить друг другу, стали воду вычерпывать из колодца, чуть-чуть осталось. Озлобились они тогда окончательно, да так, что ни смеха, ни песен не слышно. Скотину у бывших товарищей стали по ночам красть. Всю траву на границе затоптали. Сами лица свои повязками прикрыли, чтобы их не узнавали. Пограничники многих задерживали, но отпускали по домам. А они все свояки, родственники, но, несмотря на это, помириться не хотят!

«Вот так дела… – задумался солдат и решил: – Облегчу службу пограничникам – организую хор на заставе, пусть творчеством отвлекутся!»

Подобрал он сослуживцев с музыкальным слухом. Начальник заставы не возражал, но предупредил:

– Пойте! Но и дело своё не забывайте: следите за порядком на границе, а репетируйте в деревянной бане, – так вас меньше будет слышно!

Но скоро баня оказалась мала для всех желающих петь. И тогда пограничники расположились неподалёку от колодца и грянули песню. Она приятным эхом разлетелась по всему охраняемому участку. Хуторяне давно такого не слышали, и вскоре стали появляться возле колодца – сначала с одной стороны, а потом с другой. А чтобы лучше слышать пение и видеть поющих, повязки с голов сняли. И узнали стоявших рядом своих братьев, сестёр и друзей. А тогда и сами песню поддержали, потом заулыбались и, как раньше, по-родственному, стали обниматься. И удивительно: колодец вдруг наполнился водой, сверкавшей своей прозрачностью!

После этого случая у хуторян, проживающих с одной и другой стороны границы, озлобленности как не бывало, и служба у пограничников стала спокойнее.

А начальник заставы подумал: «А не направить ли солдата на участок границы, где красоты никакой нет? Он художник, и сообразит, как пустыню превратить в оазис. И граница станет одно загляденье!»

Косыночка (притча)

Разноцветные платочки и косыночки развевались на ветру, прощаясь с уходящим на фронт новобранцем. Одна белая Косыночка вырвалась из рук девушки и опустилась на Солдата, обвив шею. А тому было приятно: хоть что-то из гражданской жизни останется. И Солдат спрятал Косыночку в нагрудном кармане гимнастёрки.

Не раз Косыночка выручала Солдата во время боя с врагом на границе: то повязкой служила после ранения, то жгутом, чтобы кровь не хлестала. И поменяла Косыночка цвет на красный. Стирали её много раз, но вновь белой она так и не стала.

А в День Победы Косыночку укрепили на самом верху древка, рядом с большим Красным Знаменем. Знамя удивлённо оглядело Косыночку и спрашивает:

– Почему ты сюда попала и почему цветом, как я?

– Служила я Солдату, и от солдатской крови стала красной…

Тут грустно загудел налетевший ветер, и Знамя обняло маленькую Косыночку.

* * *

Для подготовки обложки использованы художественные работы автора.

Оглавление

Русский хлеб

Сословие

Материнская сила

Хлеб с маслом

Осуществление мечты

Будильник

Маленькая история из большой жизни

Полковой оркестр

Заинька

Семья пограничника

Клятва

Зонтик

Художественный свист

Связист

Слоёный пирог

Петрушка

Ангел и Амурчик

Музыка Баха

Парламентёр

Сила в справедливости

Пограничная фуражка

Голубка

Кустик лавра

Завершённая судьба

Танцор

Соня

Грелка

Дочь майора

Стресс

Таможня

Родословное древо

Фрося

Дело по душе

Первая любовь

Мамино пожелание

Бе-бе!

Буду генералом!

Улыбка

Пернатый пограничник

Дочь пограничника

Верность

Васильки

Отважная жена

Искусство (притча)

Косыночка (притча)