Ревейдж [Тилли Коул] (fb2) читать онлайн

Тилли Коул Ревейдж Серия: Души в шрамах #3

Переводчик: Дарья Праздникова

Редактор: Sunshine

Вычитка и оформление: Алина Семенова

Обложка: Дарья Сергеевна

Пролог

Владикавказ,

Республика Северная Осетия-Алания

Россия

Сиротский приют

Пятнадцать лет назад…

Три сильных стука в дверь внизу пробудили меня ото сна. Я прищурился, глядя на часы на стене. Другие мальчики в комнате не шевелились, но это не означало, что они спали. Мы все знали, что предвещали эти тяжелые удары — они пришли за добычей.

Ночные Призраки.

Мое тело наполнилось льдом, когда длинный пронзительный скрип открывшейся входной двери пронзил ожидающую тишину дома. Потом послышались звуки шагов. Тяжелые ботинки стучали по старому деревянному полу.

В комнатах было темно, как всегда в три часа ночи. Они всегда приходили в это время. Я знал, это было для того, чтобы жители маленького городка не слышали и не видели, как они приходили за нами — сиротами.

Шепчущие, приглушенные голоса, казалось, заполнили каждый дюйм комнаты. Это был сигнал к тому, что мне необходимо действовать. Когда я откинул тонкое одеяло с кровати, мои босые ноги коснулись холодной древесины. Я замер, стараясь не шуметь. Сжав руки в кулаки, я сделал несколько тихих шагов к задней лестнице. Проходя мимо аккуратных рядов маленьких коек, я слышал всхлипывания других мальчиков. Они лежали, парализованные страхом, в своих постелях. Запах мочи заполнил мои ноздри. Некоторые дети так боялись, что немедленно обмочились.

Но я продолжал идти. Мне нужно было добраться до нее.

Мое сердце бешено колотилось, хотя движения были неспешными, пока я не добрался до запертой двери, отделявшей нас, мальчиков, от девочек. Вытащив маленькую булавку из потайного кармана брюк, я тихонько вставил ее в замок. Я был сосредоточен на том, чтобы отпереть замок, но в то же время отчаянно пытался услышать любой звук, любой признак того, что люди, известные как Ночные Призраки — поднимались на наш этаж.

На лбу выступила капелька пота, но я прикусил губу, сосредоточившись на задаче. Моя рука двигалась медленно и спокойно. С быстрым выдохом замок щелкнул, и дверная ручка медленно повернулась под моей рукой.

Я оглянулся в темноту, чтобы убедиться, что за мной никто не идет. Иногда другие мальчики паниковали и пытались последовать за мной. Но не в этот раз. Я мог спасти только двоих. Остальным придется самим сражаться за себя в этом чертовом доме ада. Доме добычи для Призраков, приходящих по ночам.

Убедившись, что никто не следует за мной, я проскользнул в открытую дверь и быстро её запер. Убрав булавку в потайной карман, я прокрался через площадку к узкой лестнице. Осторожно спускаясь по ступенькам, добрался до еще одной маленькой площадки. Увидев дверь, ведущую в ее комнату, я открыл замок и проскользнул внутрь. В ту же секунду, как я вошел в общежитие для девочек, волна громкого плача ударила меня, обжигая мою кровь и переворачивая мой живот. Это были маленькие девочки. Одной из них была моя сестра, моя лучшая подруга и единственная цель моей жизни.

Я осторожно сделал четырнадцать шагов, запомнив это короткое путешествие за годы нашего заключения. Я все помнил. Мой мозг никогда ничего не забывал. Дойдя до четырнадцатой ступеньки, я протянул руку и тут же почувствовал маленькие пальчики Инессы, моей младшей сестры.

Я слабо улыбнулся, сдерживая слезы, когда ее маленькие пальчики дрожали, в то же время, сжимая мои так невероятно крепко. Не говоря ни слова, я поднял ее с кровати и взял на руки. Голова Инессы уткнулась в изгиб между моей шеей и плечом, ее тонкие руки обвились вокруг меня, как тиски. Я позволил себе на мгновение сжать ее в ответ. Звук открываемой двери эхом разнесся по коридорам, заставляя меня действовать.

Я побежал.

Побежал так быстро, как только мог.

Пока я бежал, крики из общежитий в конце коридора пронзили ночную тишину. Дыхание Инессы участилось. Когда я приблизился к двери в коридор, ее холодные руки сжали мою шею, и она прошептала:

— Ночной призрак.

От страха, прозвучавшего в ее приглушенном голосе, у меня чуть ноги не подкосились, но я протиснулся в дверь и оказался на пустой лестничной площадке. На этот раз крики и вопли доносились со стороны нашего тайного убежища.

Меня охватил ужас. Я покачнулся на ногах, охваченный страхом. Я пытался придумать, что делать, куда идти, когда со стороны общежития мальчиков раздался грохот.

— Валентин?

Инесса шмыгнула мне в шею. Я чувствовал, как все ее тело дрожит. Ее сердце бешено колотилось, отдавая вибрацией по моей обнаженной груди. Я зажмурился, отчаянно пытаясь придумать другое место, чтобы спрятаться. Тяжелые ботинки Призраков звучали как гром, нет, хуже того, как стадо слонов, приближающихся к нам со всех сторон, медленно загоняя нас в ловушку.

И тут меня осенило — медицинская палата этажом выше. В считанные секунды мои ноги взбежали вверх на два лестничных пролета. За все время, пока я бежал, Инесса не издала ни звука. Мои бедра горели от напряжения, пока я шел к старой двери с красным крестом, нарисованном на одной единственной стеклянной панели. Но звук шагов усилился. Грохот шагов стал еще ближе. Я вспотел. Мое сердце бешено колотилось. Все шло не по плану. Дверная ручка повернулась. И в этот момент громкий щелчок достиг моих ушей. Это открылась дверь общежития мальчиков.

Ворвавшись в медицинский кабинет, я плотно закрыл за собой дверь. Лунный свет проникал в комнату, освещая четыре маленькие кровати. Там не было ни туалета, чтобы спрятаться, ни потайных дверей, ни шкафов, чтобы скрыться или залезть внутрь.

Громкие голоса наполняли воздух. Зная, что Призраки идут в нашу сторону, я подбежал к самой дальней кровати и выпустил Инессу из своих объятий. Ее рука так крепко сжимала мою, но я не мог успокоить ее. Я должен был спасти нас.

Опустившись на колени, я потянул Инессу на пол и заполз под кровать. Инесса последовала за мной — она всегда следовала всему, что я говорил или делал, не задавая вопросов, — и мы забрались под маленькую кровать. Я забился в угол, стараясь занять как можно меньше места, и обнял Инессу, ее маленькое тельце плотно прижалось к моей груди. Мы оставались неподвижными, очень тихими.

Мы тихо дышали. Инесса беззвучно плакала, ее маленькое тело дрожало. Я стойко держался, надеясь и молясь, что Призраки не придут за нами. Что они пройдут мимо нас сегодня вечером. Что они не погрузят нас в свои грузовики, направляясь Бог знает куда?

Положив руку на затылок Инессы, я прижал ее щеку к своей груди, закрыл глаза и поцеловал в макушку ее черных волос.

Наступила тишина. Тишина была настолько тяжелой, что я не смел дышать, боясь, что нас могут услышать. Затем легкий скрип за дверью медицинского кабинета послал раскаленные добела искры вниз по моей спине.

Инесса захныкала у меня на груди, и я приложил палец к ее губам, отчаянно желая, чтобы она не издала ни звука.

Я следил за полом в поисках теней, и мой желудок сжался, когда я увидел, что дверь открылась, и несколько ботинок заполнили комнату. Они вошли, тихо разговаривая друг с другом. Это были грузины, некоторые слова на их языке были незнакомы. Я крепче прижал Инессу к себе, как ястреб, наблюдая, как сапоги ходят по комнате, останавливаясь у каждой кровати.

Затем, резко развернувшись, две пары ботинок вышли из комнаты в коридор. Мои широко раскрытые глаза сфокусировались на двух оставшихся парах ботинок, которые медленно, мучительно медленно начали приближаться к нашему укрытию.

Я задержал дыхание, слишком напуганный, чтобы даже выдохнуть, когда ботинки остановились. На глаза навернулись слезы, и я понял, что это конец.

Призраки нашли нас.

И все случилось так быстро.

В мгновение ока кровать, под которой мы прятались, опрокинулась, зажегся свет, окутав комнату ослепительным белым светом. Я вздрогнул, когда Инесса закричала в моих объятиях, внезапная вспышка света ослепила и ее.

Я моргал, моргал снова и снова, пока не увидел лица Призраков. Там был мужчина, огромный смуглый мужчина, а рядом с ним была женщина. Женщина была одета во все черное — как и все Призраки — военная форма, ее волосы были собраны в пучок. Ее прищуренные темные глаза смотрели на нас, сосредоточившись на затылке Инессы. Я старался не выпускать сестру из виду, скрывая ее лицо, но, словно почувствовав на себе ее взгляд, Инесса подняла голову и огляделась. Я заметил, как женщина-Призрак оживилась. На ее тонких губах появилась улыбка. Взглянув на мужчину, стоявшего рядом с ней, она кивнула.

Мгновенно поняв, что это значит, я вскочил на ноги, все еще прижимая Инессу к себе. Я побежал. Я изо всех сил рванул вперед, но когда добежал до двери, двое охранников, которые, как я думал, ушли, схватили меня за волосы. Я стиснул зубы, когда боль пронзила мою голову. Затем огромный Призрак вырвал Инессу из моих рук, так как я не смог её удержать. Инесса закричала, протягивая ко мне свои ручки. Мое тело наполнилось раскаленной яростью; я ударил Призрака кулаком в живот.

На этом я не остановился. Я продолжал бить и бить, пока тот не отпустил меня. Мои глаза были прикованы к Инессе, которая отступала все дальше в комнату. Я рванул вперед, но тут же почувствовал боль в животе. Мои ноги подкосились от силы удара, дыхание покинуло мое тело.

Но и это меня не остановило. Инесса была словно статуя в руках Призрака, ее голубые глаза были широко раскрыты и наблюдали. Слеза скатилась по ее щеке, и я заставил себя подняться. Я направился к сестре, стиснув зубы от боли в животе. Внезапно меня ударили еще раз, на этот раз по спине. Мое тело рухнуло на холодный пол, изо рта потекла кровь, на губах появился металлический привкус. Но, взглянув на Инессу, я заставил себя двигаться вперед.

Где-то в глубине сознания я слышал, как Призраки тихо переговариваются друг с другом, но когда Инесса протянула руку, я удвоил усилия. Я полз и полз к своей сестре. Как только я собрался коснуться ее руки, меня подняли с пола. Я бился и боролся, пытаясь вырваться, но человек, который удерживал меня, был слишком силен. Мое тело было слишком слабым от ударов.

— Отпусти меня, — прошипел я на своем родном русском. — Ты не заберешь ее у меня.

В поле моего зрения появилась женщина. Ее маленькие темные глазки уставились на меня, на тонких губах появилась ухмылка. Мои глаза вспыхнули, и я рявкнул:

— Отпусти меня!

Затем ее ухмылка превратилась в улыбку, и к ней подошел мужчина. Это был человек, который перевернул кровать, чтобы добраться до нас. Его темные глаза смотрели на меня, большие руки были сложены на груди.

Женщина отступила к Инессе, не сводя с меня глаз. Я наблюдал за ней все это время. Когда она сравнялась с Инессой, моя сестра в страхе отпрянула. Женщина подняла руку, словно собираясь ударить.

Я громко закричал.

Я зарычал. Я брыкался и бил кулаками, чтобы освободиться. Женщина опустила руку, и я увидел, как на ее лице промелькнуло понимание. Она сделала четыре шага назад ко мне — я сосчитал каждый — и поднесла свою руку к моему лицу.

— Ты сделаешь все, чтобы защитить ее, правда? — спросила она по-русски, но с сильным грузинским акцентом.

Я стиснул зубы, но ничего не ответил. Она рассмеялась, и мужчина рядом с ней склонил голову набок. Женщина посмотрела на него и сказала:

— Мы возьмем обоих. Она красавица. И он не похож ни на кого из тех, кого я когда-либо видела. Такой преданный и свирепый.

Мужчина кивнул. Кровь застыла у меня в жилах. Женщина подняла руку и щелкнула пальцами. Немедленно мужчина, удерживающий Инессу, понес ее из комнаты, мужчина, удерживающий меня, тоже начал двигаться. Я не сводил глаз с сестры, пока нас несли мимо выстроившихся в ряд мальчиков и девочек. Я не сводил глаз с сестры, пока они вели нас к фургону. И я не сводил глаз с сестры, когда женщина-Призрак приблизила губы к моему уху и произнесла:

— Если ты хочешь сохранить ей жизнь, ты научишься делать все, что мы скажем. Ты станешь одним из нас. Ты станешь Ночным Призраком, как нас здесь называют. Ты станешь невидимым убийцей. Ты станешь единым с ночью. Ты будешь моим ценным Убийцей, моим самым эффективным наемным убийцей.

Я так и сделал.

Шли годы, и я стал призраком в ночи.

Я стал предвестником смерти.

Я был пыткой.

Я был болью.

Я был гребаным кошмаром, которого никто никогда не видел…

…пока не становилось слишком поздно. 

Глава 1

Зоя

Манхеттен, Нью-Йорк

Наши дни…

— Sykhaara (прим. пер. — моя сладость) — прошептала я в шоке.

Моя грудь распахнулась от надежды. Надежды, которую я не осмеливалась позволить себе чувствовать в течение двадцати лет после резни. Надежды, что мой брат жив. Теперь, после всех этих лет, он был жив.

— Мисс? — Авто, мой опекун и защитник, подтолкнул меня, но я словно застыла на месте. Ноги онемели от шока. Заал, мой Заал, был жив.

Слезы застилали мне глаза, когда я снова посмотрела на Авто.

— А Анри? Есть новости об Анри?

На лице Авто возникло разочарование.

— Нет, мисс. Ни слова об Анри. Но наш источник получил сообщение о прибытии Коставы в город. Они следили за ним; они наблюдали за ним и присматривали за ним. И…

— И что? — перебила я, впитывая каждое слово Авто.

— И это точно Заал, мисс.

Рыдание вырвалось из горла, и рука закрыла рот. Я представила себе Заала. Его восьмилетнее лицо смотрело на меня, когда он держал меня на руках, выводя нас из леса нашего поместья к дому. Он широко улыбался и смотрел на меня, пока я считала родинки на его левой щеке: «Один, два, три». Я вспомнила длинные черные волосы, спадающие на спину, и зеленые глаза, горящие жизнью. И я вспомнила, как Анри шел рядом с нами, его фигура и волосы были точной копией Заала, но его глаза были темно-карими, как и мои.

Рука опустилась мне на плечо, вытягивая меня из воспоминаний. Авто озабоченно смотрел на меня.

— Мисс, с вами все в порядке?

— Да, — прошептала я и покачала головой. — Не знаю. Я надеялась и молилась, чтобы он выжил, чтобы они оба выжили, но когда за все эти годы ничего не было слышно, я потеряла эту надежду. Это… это слишком много, чтобы принять.

Мой желудок ухнул.

— Ты уверен, Авто? Я не знаю, смогу ли пережить, если это ошибка. Мое сердце было разбито более двадцати лет назад, оно не может больше выносить боль. — Нежные карие глаза Авто смягчились.

— Мы уверены, мисс.

Я нахмурилась.

— Но он все еще скрывается? Кто защищал его все эти годы? Как удалось установить его личность? Он в опасности?

Мягкий взгляд Авто стал печальным. Моя рука дернулась и схватила его за руку.

— Авто? Скажи мне. Где был моя sykhaara?

Авто глубоко вздохнул и тихо ответил:

— Мисс, Джахуа забрал ваших братьев и использовал их.

— Использовал их? Как? Я не понимаю?! — мне нужны были ответы.

Авто напрягся и сказал:

— Мисс, в нашем мире есть вещи, о которых вы даже не подозреваете. Люди, которые живут в таких местах, которые существующие только в подземном мире. Только тайно.

Мои брови опустились.

— Авто, что ты хочешь этим сказать? Где был мой Заал? Что этот человек делал с моими братьями?

Мышцы руки Авто под моей ладонью напряглись. Сделав глубокий вдох, он объяснил:

— Зоя, Джахуа разрабатывал наркотики.

— Какие наркотики? — уточнила я.

— Наркотики послушания, мисс. Наркотики, которые стирают память жертв, заставляют их совершать ужасные и отвратительные поступки.

Я сглотнула, что-то сжалось в груди.

— Какие? — прошептала я.

Плечи Авто поникли.

— Казнь. Убийства. Жертва выполняет все, что их Хозяин прикажет. И я имею в виду что угодно. Независимо от моральных последствий.

Желчь подступила к горлу, но я подавила ее.

— И Джахуа. — Я снова сглотнула, когда мой голос сорвался. — Джахуа использовал этот наркотик на моих братьях?

Авто кивнул, но лицо его побледнело.

— Что? — потребовала я.

— Мисс, — прохрипел Авто, — Заал и Анри не просто попали под действие наркотика Хозяина. Препарат был разработан на ваших братьях.

Я оцепенела. Я все еще не двигалась. Руки дрожали. У меня перехватило горло, но я все же сумела спросить:

— Он, Джахуа, он использовал моих братьев, чтобы тестировать свой наркотик? Он экспериментировал на них, как на лабораторных крысах?

Горячие слезы потекли по моим щекам, когда Авто ответил:

— Да, мисс. Поскольку они были близнецами, он использовал их для тестирования всех стадий разработки препарата. Он сравнивал результаты.

Вскочив на ноги, я подбежала к мусорной корзине, и меня вырвало.

Авто последовал за мной, его рука мягко легла на мою спину. Но не было никакого утешения при мысли о том, что моим братьям, моим сильным и храбрым любимым братьям, вкалывали этот яд в течение многих лет, пока они не лишились памяти…

Задыхаясь, я вытерла рот и повернулась к Авто.

— Их воспоминания? Воспоминания Заала? — Страх наполнил меня, когда я осознала, что мой брат может не знать, кто я такая. Должно быть, это была самая жестокая из шуток Господа — ждать их возвращения двадцать лет, а потом обнаружить, что один из моих братьев, моя единственная семья, может оказаться чужаком.

— Мы слышали, что его воспоминания возвращаются каждый день, и Зоя, мы думаем, что он помнит тебя, но…

— Но что? — спросила я почти неслышно.

— Мисс, — сказал Авто, подходя ближе, — он считает, что вы погибли во время резни. Он понятия не имеет, что вы выжили. Он так и не узнал, что ваше тело так и не нашли.

Моя голова упала вперед при мысли о Заале, вспоминающем свою семью после всех этих лет темноты, только для того, чтобы осознать, что мы все погибли.

— Он совсем один? — спросила я, представляя, через что ему приходится проходить.

Авто ничего не ответил. Когда я подняла свою голову, он застыл, его семидесятипятилетнее тело напряглось. На этот раз я не стала спрашивать, что случилось. Я просто ждала.

— Он не один, — признался Авто после долгих напряженных секунд.

— У него есть охранники, которые нашли его? Люди, верные нашей семье?

Авто покачал головой, его тонкая кожа побледнела. Я шагнула вперед и положила руку ему на плечо.

— Авто?

Но Авто ничего не сказал. Вместо этого он сунул руку в карман своего пиджака и вытащил оттуда фотографию. Мое сердце забилось быстрее, когда я уставилась на белую оборотную сторону фотографии. Заал. Я чувствовала, что мой Заал был на этой фотографии.

Я протянула руку, но Авто отдернул ее. Я с раздражением посмотрела ему в глаза. Авто прочистил горло.

— Заал не один, Зоя. Мы слышали, что он недавно обручился.

Мои губы приоткрылись в шоке, и я покачала головой.

— Помолвлен? Как это возможно? Я думала, что он был заключен в тюрьму Джахуа? Когда он успел найти девушку? Я не понимаю, как это возможно.

Авто посмотрел на фотографию в своей руке, затем протянул ее мне. Мои руки дрожали, когда я протянула руку и схватила изображение. Я прижала его к груди и закрыла глаза. Мне всегда было интересно, как Заал будет выглядеть старше. Будет ли он таким же высоким и сильным, как я всегда себе представляла? По-прежнему ли у него черные волосы до середины спины, как у грузинских воинов прошлого? Будет ли он как раньше улыбаться с беззаботной непринужденностью, оставаясь спокойным и сдержанным?

Фотография у меня на груди прожигала дыру сквозь одежду. Глубоко вздохнув, я отодвинула фотографию и опустила взгляд на две фигуры, запечатленные на ней.

Мое сердце выпрыгнуло из груди, когда я уставилась на мужчину. Огромный мужчина с загорелой оливковой кожей и длинными черными волосами, ниспадающими на спину. Его зеленые глаза блестели, под левым глазом гордо выделялись три родинки.

И он улыбался.

Он так широко улыбался. Улыбка была полна любви. Мой брат — теперь уже взрослый и сильный брат — смотрел на девушку с одним лишь обожанием.

Я перевела взгляд на девушку, и комок застрял у меня в горле. Она была красивой. Длинные светлые волосы рассыпались по спине. Она была хрупкого телосложения, совершенно очаровательная, ее темно-карие глаза смотрели на Заала, ее губы тоже улыбались.

Это казалось нереальным. Мой брат, который, как я думала, умер, был жив. Живой и влюбленный. Мое сердце было полным и теплым.

Поднеся фотографию ближе к лицу, я смогла увидеть татуировки на коже Заала. И при ближайшем рассмотрении увидела шрамы, покрывающие обнаженные руки, видневшиеся под рубашкой с короткими рукавами. Мне пришлось закрыть глаза, когда волна печали захлестнула меня. Через что ему пришлось пройти под рукой того злого человека?

Быстро моргнув, я посмотрела на Авто.

— Кто эта девушка?

Авто не ответил. Вместо этого он покачнулся на ногах, сцепив руки за спиной.

— Авто?

Покачав головой, Авто ответил:

— Я с трудом могу поверить, что это правда, но его невеста… — Авто замолчал, сжав челюсти.

— Кто она? — спросила я, придав своему голосу настойчивость.

Не поднимая головы, он сказал:

— Талия Толстая.

Я была уверена, что при упоминании этой фамилии стены и пол квартиры обрушатся. Я покачала головой, уверенная, что ослышалась.

— Ты можешь повторить то, что сказал? — уточнила я.

Авто покачал своей головой.

— Вы прекрасно меня слышали, мисс. Заал, наш Заал, наш новый Лидер, он помолвлен с Талией Толстой, дочерью Ивана Толстого, одного из Красных Королей Братвы Волкова.

Мои ноги настолько ослабли, что Авто протянул руку и подвел меня к ближайшему дивану. Как только присела, я снова изучила фотографию. Эта девушка, эта блондинка, была дочерью семьи, которая предала моего отца. Семьи, которую мои братья клана Костава должны были ненавидеть и которой должны были однажды отомстить.

— Я не понимаю, Авто. Как он мог так поступить с нашей семьей? Как он мог опозорить нас и имя Коставы, находясь с ней?

— Мисс Зоя, наш источник сообщил нам, что, хотя он не знает, почему — никто не может проникнуть в их внутренний круг — Братва Волкова ответственна за спасение вашего брата. Они нашли его у Джахуа. Они каким-то образом освободили его. Он был под их покровительством, потом он влюбился в Толстую.

Я все смотрела и смотрела на фотографию, и в моем сердце разразилась война. Мой брат был жив, но все же он пал жертвой нашего злейшего врага. Я едва могла поверить в эту невероятную правду.

Авто обнял меня за плечи, предлагая утешение. Я растаяла в его объятиях, и как только начала расслабляться, Авто добавил:

— Лидер Заал убил Левана Джахуа. С помощью князя Волковых — Луки Толстого — он убил человека, который истребил вашу семью. Джахуа больше не представляет угрозы, мисс. Нам больше не придется прятаться. Наши люди и вы свободны.

Пораженная словами Авто, я выпрямилась и начала их переваривать.

— Вы меня слышали, мисс? Мы больше не прячемся.

— Ты хочешь сказать, что я могу покинуть эту квартиру? — прошептала я, не произнося слов вслух, боясь, что это неправда.

— Да. И наши люди, мисс. Все наши люди, которые скрывались: помощники, охранники — все они тоже слышали хорошие новости. Тот факт, что наш Лидер в лице вашего брата жив, распространяется как лесной пожар среди тех, кто скрывался. — Авто улыбнулся и взволнованно добавил: — Наш клан может восстать снова. Коставы могут занять свое место в Нью-Йорке. Наконец-то!

Мой взгляд опустился на изображение Заала и его любимой женщины Толстой, и мое сердце упало.

— А что, если он не захочет быть Лидером? Что, если все, через что он прошел под контролем Джахуа, слишком сильно ранило его душу? Что, если он хочет жить со своей женщиной, а не вести за собой наших людей?

Улыбка Авто исчезла.

— Это Заал Костава из знаменитого и благородного клана Костава. Он был рожден для этой роли.

— И все же ты сказал, что он провел свои дни как убийца, созданный злым человеком. — При этих словах у Авто отвисла челюсть, но я покачала головой. — Никто из нас уже не является тем, для чего мы были рождены. Я пряталась всю свою жизнь. Заал сражается за свою жизнь с восьми лет. А Анри? Где он? Что я знаю, так это то, что мы все разные. Как мы сможем? Все, что мы знали, было отнято у нас и уничтожено.

Авто взял меня за руку и сжал.

— Наши люди скрывались от Джахуа более двадцати лет. Некоторые из них были найдены и убиты самым ужасным способом. Наши люди нуждаются в этом. Им нужно, чтобы мы снова стали сильными. Им нужен Господин Заал, чтобы стать нашим Лидером.

Я снова и снова прокручивала в голове слова Авто. Но он был прав. Наши люди жили в страхе более двух десятилетий. Только надежда на выживание моих братьев наполняла их дни оптимизмом.

— Я должна его увидеть, — сказала я и почувствовала, как напряжение покидает тело Авто. — Я должна сказать брату, что жива. Я должна узнать, где Анри. — Мои глаза наполнились слезами, и я шмыгнула носом. — Мне нужна моя семья. Мне нужно увидеть моего sykhaara.

— Понимаю, мисс, — сказал Авто. Сунув руку в карман, он вытащил листок бумаги. Затем протянул его мне и кивнул. — Там указан домашний адрес Заала и Толстой. Каждый вечер вторника и четверга он отправляется в имение к Толстым на Брайтон-Бич, в Бруклине. Мы определимся с днем и скоро отвезем вас туда. — Авто крепче сжал мои руки, когда я поняла, что сегодня вторник. — Он не поверит. Его сестра, его род, все еще жива.

Кивнув в согласии, я наклонилась к Авто и поцеловала его в щеку.

— Ты хороший человек, Авто. А сейчас иди домой и отпразднуй эту новость со своей семьей. Если все, что ты сказал, правда, я наконец-то в безопасности. Это благословение.

Авто посмотрел на меня, как отец смотрит на свою дочь, затем поднялся с дивана.

— Я приду завтра вечером и организую машину, которая отвезет нас в Бруклин, в квартиру, которую Заал делит со своей невестой.

Я улыбнулась ему в ответ и кивнула, пока он выходил из квартиры. Я услышала, как защелкнулись дверные замки, и откинулась на спинку дивана. Когда Авто и его семья нашли меня ребенком, на грани смерти, под телами моей убитой семьи, наши люди возрадовались. Я была жива. У клана Коставы, который был своего рода королевской семьей для народа Грузии, был живой наследник. А Анри и Заал пропали без вести. Не умерли, но пропали. Надежда, которая была потеряна, внезапно возродилась.

Как пресловутую принцессу, запертую в башне, меня прятали и обращались со мной как с богиней всю мою жизнь. Мы часто переезжали с места на место, и я боялась, что сойду с ума от удушающего одиночества, в которое превратилась моя жизнь. Со мной обращались скорее, как с драгоценностью, чем как с человеком, слишком ценной, чтобы попасть в руки нашего врага. Я была последним столпом надежды для Тбилисской Династии Костава.

До сегодняшнего дня.

Вскочив на ноги, я бросилась к тяжелым черным занавескам, которые в моей квартире всегда были задернуты. Слегка раздвинув их, я уставилась в холодную темную ночь, ища хоть какие-то признаки жизни. Люди проходили мимо, занятые своими делами, но кроме этого, я не наблюдала никакой опасности.

Опустив шторы, я закрыла глаза.

— Опасности больше нет, — произнесла я вслух, убеждая себя, что угрозы моей жизни больше нет.

Подойдя к шкафу, я проскользнула в черные слаксы, достала длинное темное пальто с капюшоном и накинула его поверх черной шелковой блузки. Спрятав длинные черные волосы за спину, я схватила листок с адресами и направилась к двери. Мне нужно было сделать это в одиночку. И после двадцати лет ожидания этой новости я не могла больше ждать ни секунды, чтобы увидеть брата.

Я редко покидала квартиру, но все же знала местность как свои пять пальцев. Несколько лет назад, когда Авто привез меня в Нью-Йорк, он позаботился о том, чтобы я запомнила каждую улицу, каждую станцию метро. Я должна была быть готовой к тому, что мне придется бежать одной. Меня учили прятаться в тени.

Открыв дверь на улицу Манхэттена, где падал снег, окрашивая в белый цвет темные бетонные дороги, я натянула капюшон и спустилась по ступенькам моего многоквартирного дома, сразу же сливаясь с людьми на улице. Не поднимая головы, я спустилась в метро и вошла на оживленную станцию. Садясь на свободное место, я позволила себе вытащить фотографию и посмотреть на счастливую пару.

Долгий путь до Брайтон-Бич закончился гораздо быстрее, чем я предполагала. Все мое внимание было сосредоточено на брате, которого, как мне казалось, я потеряла навсегда, смешиваясь с пьянящим ожиданием, что через час я снова встречу его.

Поезд остановился, и я поспешила покинуть станцию. Я никогда раньше не была на Брайтон-Бич и, выйдя на улицу, я ахнула от изумления. Мне показалось, что я нахожусь в другом мире. Серые здания были пустыми и развалившимися. Улицы были темными и грязными. Холодный ветер свистел в заколоченных домах, полупустых ресторанах и магазинах. Это было ничто по сравнению с роскошью и красотой Манхэттена.

Не обращая внимания на ледяной холод, пробежавший по спине, я заставила свои ноги двигаться, подошвы моих черных ботинок хрустели по снегу. Я оставалась в тени неосвещенных улиц, сливаясь с ночью, пока не добралась до ряда кирпичных домов. Центральный дом гордо возвышался в этом полуразрушенном месте. Его содержание ясно показывало, что у владельцев были деньги.

Мое сердце бешено колотилось.

Дом Толстого.

Окна были высокими и широкими, и любой мог видеть, что люди, живущие в этом доме, были на порядок выше остальных. Отличались от остальных. Затем мое сердце замерло, когда тени пронеслись мимо окна. Я прищурилась, фокусируя взгляд сквозь хлопья падающего снега. Там был высокий мужчина с широкой грудью, обнимающий девушку с длинными каштановыми волосами. Я затаила дыхание, когда моим внимание завладела блондинка. Ее руки были на бедрах, она шутила и смеялась с брюнеткой.

Талия Толстая.

Я затаила дыхание, глядя на невесту брата; потом я вообще перестала дышать, когда две большие руки обняли ее сзади за плечи. Руки были покрыты татуировками и оливковой кожей, и я знала, что смотрю на Заала.

Я молилась, чтобы он подошел к окну, но его лицо так и не появилось.

Мне нужно было увидеть его.

Обхватив себя руками за талию и натянув капюшон, я глубоко вздохнула и вышла на тихую улицу.

Пора ему было узнать, что я здесь.

Что его кровная линия выжила. 

Глава 2

194

— Вставай.

Холод вырвал меня из сна. Мое тело было облито ледяной водой и поднято с пола, на котором я лежал. Я взревел, вскакивая на ноги, мое обнаженное тело дергалось от ощущения холодного воздуха на моей коже.

Мои кулаки сжались, когда я повернулся к Гвардии, грузинскому охраннику моей клетки. Но для меня он был всего лишь svin’ya (прим. пер. — свинья). Все они были жалкими свиньями, одетыми в форму Призраков и пытающимися действовать жестко. Один мой удар не принесет им ничего, кроме смерти.

Мои удары были предвестниками смерти.

Я был смертью.

Когда я приблизился, охранник попятился от металлических прутьев клетки.

— Стой смирно, животное! — приказал он, стараясь действовать грубо. — Она скоро будет здесь.

Затем он улыбнулся мне, и я приготовился принять сыворотку. Он нажал кнопку на пульте дистанционного управления; металлический ошейник вокруг моей шеи немедленно натянулся, иглы внутри ошейника впились мне в шею. Мои зубы сжались от боли, впрыснутой в вены сыворотки.

Затем меня бросило в жар. Сыворотка обжигала, пробегая по моим мышцам, моя голова откинулась назад, когда яд подействовал. Я чувствовал, как моя свободная воля улетучивается, словно меня вырвали из моего же тела и заставили наблюдать. Вскоре потребность убивать станет единственной мыслью в моей голове. Это единственное, что я смогу чувствовать. Единственное, чем я стану — это убийцей.

В длинном коридоре послышались шаги. Их звук вернул меня в ту ночь, в ту самую ночь, когда они забрали меня.

Когда они забрали ее.

В мгновение ока память покинула меня, и я закричал. Ярость пульсировала внутри. Увидев охранника, улыбающегося из-за решетки, я бросился вперед, ударившись плечом о металл. Дверь клетки скрипнула; в страхе охранник отступил назад. Ошейник натянулся еще сильнее, мои вены пульсировали от давления.

Я отступил назад, потом приготовился снова напасть. Как только ринулся в атаку, голос заставил меня замереть на месте.

— Прекрати! — рявкнул женский голос. Сыворотка в моем теле заставляла меня напрячься от голоса моей Госпожи.

Моя Госпожа, которой я должен повиноваться.

Мои глаза опустились в пол, и я увидел, как ее черные ботинки появились в поле моего зрения. Мою кожу покалывало, когда ее рука протянулась через прутья клетки и пробежала вниз по моей груди.

— Уйди! — приказала она охраннику. Я слышал, как он поспешно удалился, оставив нас одних. Госпожа открыла дверь клетки, и я почувствовал, как она вошла внутрь, захлопнув за собой дверь.

Ее пальцы опустились на мою руку и побежали вверх, пока не достигли черного металлического ошейника, который я был обязан всегда носить.

— 194-й, — прошептала она, и ее пальцы коснулись моей щеки. Мне хотелось вырвать ей руки из суставов, свернуть тонкую шею, но сыворотка не давала мне пошевелиться, не давала ослушаться Госпожи.

— Подними глаза и посмотри на меня! — приказала она по-русски, и по команде я поднял глаза.

Я наблюдал за ней. Мои глаза впились в нее. Ее темные волосы были зачесаны назад и собраны в тугой пучок, а суровое лицо смотрело на меня.

Затем она ухмыльнулась. Та самая ухмылка, которую я так ненавидел.

— Ты был в отключке несколько дней, 194-й. Нам пришлось переехать в другое место. У тебя новое задание.

Моя кровь забурлила быстрее потому, что я знал, что должен кого-то убить. Сыворотка заставляла меня хотеть убивать. Когда я убивал, я получал облегчение. Но она не должна узнать, что мне становится легче. Эта сука никогда не должна узнать, что на меня сыворотка действует только временно. Она никогда не должна узнать, что я не стал на 100 % послушным, как некоторые другие подопытные.

Госпожа подошла ближе. Ее сиськи прижались к моей голой груди. Ее губы приблизились к моему уху, а ее рука скользнула вниз по моему животу и остановилась на моем члене. Ее теплая рука обвилась вокруг моей плоти. Она начала гладить меня, мой член твердел от сыворотки.

— Ты будешь убивать, 194-й. Ты убьешь, или она заплатит.

Я стиснул зубы от злости на ее угрозу. Госпожа отодвинулась и, глядя мне в лицо, засмеялась. Но ее рука не отрывалась от моего члена, ее крепкая хватка увеличивала скорость, заставляя мое дыхание прерываться.

Госпожа смотрела на меня, ее глаза сияли силой, пока она не придвинулась еще ближе и прошептала:

— Трахни меня. Жестко. Возьми меня, как животное, которым ты и являешься. — Ее язык лизнул раковину моего уха. — Возьми меня, как уродливый зверь, в которого я тебя превратила!

Меня захлестнула волна гнева, когда я практически почувствовал, как длинные шрамы на моем лице и в голове горят от ее слов. Но выполняя ее команду, мое тело качнулось вперед и схватило Госпожу за волосы. Используя всю свою силу, я прижал ее к стене и задрал юбку. Она никогда не надевала белье. Поэтому я раздвинул ее ноги и ворвался внутрь.

Я был грубым и жестким, каким только можно быть — я хотел, чтобы она страдала, но в криках Госпожи не было боли. Суке нравилось. Она любила боль. Пытки. Она любила заставлять меня подчиняться ее воле. Она любила владеть мной.

Госпожа хорошо меня обучила. Всему, что я делал. Убивал. Трахал. Я мог заставить любого ублюдка заговорить.

Крепче схватив ее за волосы и запрокинув голову, я положил другую руку ей на бедро и многократно вбивался в нее.

Я хотел причинить ей боль. Но чем больше я старался, тем больше она сходила с ума от моей жестокости. Ее киска была мокрой, звуки соков в ее влагалище хлюпали по моему члену.

Я хмыкнул от усилия. Влагалище Госпожи начало сжиматься вокруг моего члена. Я хотел, чтобы это продолжалось. Я хотел заставить ее истекать кровью, вырвать волосы и откусить плоть от ее шеи, но она лишь приказала мне трахаться, так что все, что я мог делать, это трахать эту злобную суку.

Мои бедра начало покалывать, давление от освобождения побежало вверх по спине. Почувствовав, что я готов кончить, Госпожа приказала:

— Не кончай, пока я не скажу, животное!

Моя челюсть сжалась от ее команды, но мое тело подчинилось, мои яйца были полны и болели от необходимости кончить. Я вонзался в нее сильнее, дыхание Госпожи участилось. Агония пронзала пах и член от невозможности найти освобождение, но я принял это. Эта боль будет питать мою месть, когда придет время.

Потому что оно определенно придет.

Госпожа начала стонать, стонать все громче и громче, пока ее влагалище не сжало мой член, как тиски, и она не выкрикнула команду.

— 194-й, кончай. Сейчас!

Моя голова откинулась назад от боли моего освобождения — словно лезвия бритвы вырывались из моей плоти.

Госпоже это нравилось. Ей нравилось мучить меня, морочить мне голову. Я ревел с каждым новым всплеском освобождения. Ревел до тех пор, пока Госпожа не повернулась, оторвавшись от меня и прижавшись спиной к стене.

Мои руки сжались в кулаки, желая обхватить пальцами ее шею. Но Госпожа ухмыльнулась вызывающей ярость ухмылкой и опустила свою черную юбку до колен. Она пригладила волосы руками, затем, придвинувшись ближе, агрессивно ударила меня ладонью по лицу, прежде чем мягко сжать мои щеки в своих ладонях.

— В следующий раз ты сделаешь это жестче. Я превратила тебя в дикаря.

Она наклонилась ближе и прошептала:

— Так что веди себя как подобает.

Мои губы скривились в предупреждающем рычании, вырвавшемся из горла. Она обошла меня без страха, мои глаза следили за каждым ее движением, пока она не полезла в свой пиджак и не вытащила прямоугольное устройство, которое всегда мне приносила.

Мое сердце забилось со смесью облегчения и страха, когда экран ожил. Там была 152-ая. Она спала, свернувшись калачиком на полу своей клетки. Ее худое тело было облачено в белое прозрачное платье, которое они всегда заставляли ее носить.

Я следил за ее глубоким сном, за тем, как ее вьющиеся темные волосы спадают на спину. Госпожа приблизила экран на голые ноги 152-ой, и каждая часть меня замерла. Кровоподтеки. На ногах синяки от отпечатков ладоней. Царапины и еще больше черных синяков на бедрах.

— Ты их видишь, 194-й? Ты видишь, что с ней сделал последний мужчина?

Кто? Я огрызнулся у себя в голове, не отрывая глаз от экрана. Но Госпожа убрала экран от моих глаз и спрятала устройство обратно в карман пиджака.

Несколько секунд прошло в молчании, пока Госпожа не встала передо мной.

— Твоя цель живет здесь, в Нью-Йорке. Этот тупой выродок убил нашего очень важного партнера. — Госпожа провела пальцами по моему ошейнику, произнося эти слова. — Он убил человека, который был очень важен для нас, для меня. И я дала ему обещание. Я пообещала ему, что, если этот мужчина убьет того, кто так важен для меня, он тоже умрет. Он умрет медленно, мучительно и от рук моего самого ценного, садистского и смертоносного Убийцы. — Она ухмыльнулась, и кончики ее пальцев коснулись моих губ. — Это ты, 194-й. Ты будешь тем, кто приведет его к смерти.

Госпожа вздохнула и отступила.

— Кажется, мой брат видел твою 152-ую. И я думаю, 194-й, что он очень заинтересован в том, чтобы потребовать ее для себя, обладать ею. И мы знаем, что все, что он желает, он получает. В конце концов, он Хозяин наших людей.

Мои глаза вспыхнули при мысли о том, что 152-ую отдадут Хозяину, заберут у меня, и мне захотелось ударить кого-нибудь, убить кого-нибудь быстро и жестоко. Госпожа знала, что я почувствую, и, скрестив руки на груди, добавила:

— Если ты сможешь убить цель эффективно и… творчески, я прослежу, чтобы твоя драгоценная 152-ая осталась ближе к тебе. Я прослежу, чтобы ее не отослали.

Я изучал Госпожу, чувствуя, как в моей груди полегчало от ее обещания. Обещание, которое она давала с каждым убийством. Всегда был следующий раз, прежде чем 152-ую вернут мне, но я не мог сдаться, потому что следующий раз мог быть тем моментом — когда я нанесу удар.

Госпожа подошла к двери клетки и потянулась за чем-то на полу. Она вернулась ко мне, держа в руках одежду, блокнот и ключ. Бросив их к моим ногам, она сказала:

— У тебя есть десять минут прежде, чем фургон доставит тебя к месту высадки. Адрес камеры, которую ты будешь использовать, есть в записной книжке. Как и адрес твоей жертвы. — Госпожа стала подходить ко мне, пока не прижалась к моей груди и не поднялась на цыпочки. Ее губы коснулись моих. — Убей его медленно, 194-й. У тебя есть недели, чтобы заставить его заплатить, драгоценное время, и оно тебе понадобится. Он очень хорошо защищен, охраняется влиятельной семьей, которая никогда не должна узнать о нашем существовании. Так что используй против него всех и каждого в его кругу. Используй и допроси любого, кто тебе нужен, чтобы приблизиться к нему. Ты понимаешь? Ты используешь любые возможные средства. — Она замолчала и улыбнулась мне в губы. — Затем убей их всех. Заставь этих уродов заплатить кровью.

— Да, Госпожа, — машинально ответил я.

Госпожа прижалась губами к моим, но я не отодвинулся. После всех гребаных действий, что Госпожа заставляла меня делать с ней, ощущение ее тонких губ на моих было самым худшим. Я никогда не знал почему. Я просто знал, что она, эта близость, была мне отвратительна.

Госпожа со смехом отодвинулась и нажала на кнопку вызова охранника. Когда охранник подошел к клетке, она повернулась к нему и сказала:

— Наполни его ошейник новой дозой сыворотки, которую я специально заказала. Ее должно хватить до самого конца, и запрограммируй его на дозу два раза в день. Нам нужно, чтобы он был самым впечатляющим.

— Да, Госпожа, — послушно ответил охранник.

Госпожа помедлила у входа в клетку, затем произнесла:

— Я буду скучать по нашему времени вместе, пока тебя не будет, 194-й. Может быть, я нанесу визит 152-ой в твое отсутствие, посмотрю, сможет ли она доставить мне такое же удовольствие, как и ты. В конце концов, у вас одна кровь.

Как только я потерял контроль над собой, моя голова резко повернулась в ее сторону, тело напряглось для удара. Госпожа нахмурилась, и я заставил себя притвориться, что сыворотка все еще держит меня под ее контролем. По правде говоря, на этих гранулах он длился совсем недолго. В конце концов, я смогу побороться с туманом, который они приносят.

Мой взгляд упал на пол, и я услышал, как Госпожа, наконец, ушла.

Охранник держал в руке свою пикану — нечто вроде палки для погонки скота — и приказал:

— Одевайся!Нам нужно идти.

Все еще представляя себе 152-ую, лежащую на полу, с синяками на бедрах, сломленное положение, в котором она лежала, я быстро оделся, поклявшись сделать все, что в моих силах.

Следуя за охранником по коридору моей новой тюрьмы, я открыл блокнот и прочитал имя человека, который скоро будет кричать от боли. 

***

Заал Костава.

Бруклин.

Нью-Йорк.

Я никогда раньше не был в этом месте. Нью-Йорк. Бруклин. Брайтон Бич. Меня возили по всему миру, где у Хозяина были свои дела и враги. Вот тут-то я и вмешивался. Хозяин всегда хотел лучшего мужчину для этой работы — я всегда бы им. Но сейчас все было по-другому. Это была цель Госпожи. Личная причина. Теперь личная и для меня, поскольку это обеспечивало безопасность 152-ой.

Хозяин хотел ее. Я не мог этого допустить.

152-ая была красивой. Именно по этой причине Госпожа забрала нас много лет назад. Даже когда 152-ая была ребенком, Госпожа видела потенциал 152-ой в качестве подстилки. И Госпожа использовала ее в течение многих лет. Над ней надругались и превратили ее жизнь в ад.

Ад, который я намеревался остановить.

Прячась в тени, я направился по одному из адресов, которые мне дали для убийства. Приблизившись к улице, я отметил, что каждые пятнадцать минут мимо проезжала машина. Она ехала медленно, окна были затонированы. Эта цель была явно важной в этом обществе. Его дом был хорошо защищен.

Это будет игра в ожидание. Игра в ожидание, пока кто-нибудь из его людей совершит ошибку, и я смогу взять его или кого-то из его близких.

Воздействие.

Стоя в переулке напротив дома из коричневого камня, я молча наблюдал, как подъехала машина и крупный светловолосый мужчина вышел с заднего сиденья, протягивая руку кому-то внутри. Я прищурился, чтобы лучше рассмотреть его черты, но этот мужчина был светлее, чтобы быть моей целью. Из машины выскользнула девушка с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами.

Я запомнил этих людей и стал ждать. Через пятнадцать минут подъехала еще одна машина. С заднего сиденья вышел высокий смуглый мужчина с черными волосами до середины спины. Мои ноздри раздулись, когда он повернулся, и в поле зрения появилось его суровое лицо, зеленые глаза смотрели на кого-то еще, выходящего из машины.

Он.

Цель.

Заал Костава.

Стараясь не двигаться, полагаясь на годы тренировок, я был неподвижен, как ночь. Но я наблюдал. Я увидел, что машину окружают три охранника. Затем рядом с ним оказалась девушка. Блондинка. Карие глаза. Кольцо на левой руке.

Жена? Невеста?

Мои глаза проследили, как они поднялись по лестнице и вошли в дом. Окна были большими, и я сосредоточился на тенях, склонив голову, изучая движения.

Охранники в машинах продолжали ходить в течение следующих двух часов. Мужчины, одетые в повседневную одежду, патрулировали квартал, держа руки в карманах — без сомнения, держа оружие наготове.

За два часа я не сдвинулся ни на дюйм. Вот почему я был главным убийцей, несущим смерть. Я никогда не подводил. И я всегда заставлял своих жертв кричать от боли. Только после, как они кричали от вида моего изуродованного лица. Я был для них воплощением всех кошмаров.

Движение слева внезапно привлекло мое внимание. Фигура, одетая во все черное, приближалась к той стороне улицы, где прятался я. Я всмотрелся и понял, что это была женщина.

Она обхватила себя руками за талию, лицо закрывал большой капюшон. Ее шаги были тихими, когда она промчалась вниз по улице. Я не сводил с нее глаз, когда она скользнула в темноту. Она хотела спрятаться от посторонних глаз.

Она продолжала приближаться, пока не остановилась в нескольких футах от меня. Она не чувствовала, что я прячусь за ее спиной. И никогда не почувствует.

Я наблюдал. Я наблюдал, как ее дыхание участилось, и слышал, как тяжелый выдох сорвался с ее губ. Снежинки падали на ее черное пальто, но женщина оставалась совершенно неподвижной.

Ее внимание было сосредоточено на доме, за которым я следил. Но она даже не попыталась идти по направлению к нему. Я видел, как она сунула руку в карман. Но еще заметил то, что она дрожит.

Из ее кармана была вытащена фотография. Как только она подняла ее, я увидел изображение — моя цель и его женщина.

Уголок моей губы удовлетворенно скривился. Эта женщина была как-то связана с моей жертвой. И она только что стала моей добычей.

Внезапно у женщины перехватило дыхание, и когда я взглянул на дом, то увидел, что люди, которые входили в парадную дверь, двигались прямо перед окнами. Эта женщина крепко сжимала фотографию, и я видел, как она затаила дыхание.

Она ждала, чтобы увидеть темного мужчину.

Внезапное стеснение охватило мою шею, мое тело дернулось в шоке. Моя челюсть напряглась, и я закрыл глаза, когда мой ошейник натянулся, функции внутри металлической скобки задвигались, чтобы впрыснуть яд мне в шею. Мои зубы сомкнулись, когда иглы медленно вонзились в кожу. А затем это случилось. Жжение сыворотки хлынуло в мои вены.

У меня еще оставалось время до того, как ярость охватит меня, я вытащил блокнот и запомнил название комнаты. Потом я посмотрел на женщину в черном и понял, что собираюсь сделать.

Иглы вылезли из моей кожи, и тогда это произошло. Красный туман заволок мои глаза. Мои мышцы напряглись, пока яд заполнял каждую вену. Ярость. Неконтролируемая ярость овладела ими, принося с собой потребность доставлять боль. Слышать крики. Проливать кровь.

Повиноваться Госпоже и всему, что она приказала.

Как раз перед тем, как я потерялся в темноте, в роли несущего смерть, которую знал, что приму, мой взгляд снова метнулся к женщине, одетой в черное. Я присел, готовясь нанести удар.

Как только женщина сделала глубокий вдох и вышла на дорогу, чтобы перейти улицу, яд, наконец, достиг своего пика. Мои глаза расширились, когда я почувствовал, что моя свободная воля исчезла — мое тело реагировало хуже, чем обычно, подчиняясь наркотику, как и планировала Госпожа.

И я атаковал.

Я атаковал женщину, идущую передо мной.

Обхватив ее за шею, я зажал ей рот ладонью. Она боролась, пытаясь освободиться, ее голос пытался вырваться из-под моей руки и закричать. Оттащив ее в тень, я крепче обнял ее за шею. Она боролась со мной всю дорогу, ее ноги пинались, а ногти царапали мою руку над ее ртом.

Мои мышцы горели от страха, охватившего ее тело, мое сердце билось быстро, наслаждаясь жизнью, покидающей ее тело. Когда тело женщины начало сдаваться, я ослабил хватку. Она упала в мои объятия без сознания. Фотография выпала из ее руки на землю. Я посмотрел на фотографию, лицо моей жертвы уставилось на меня.

И я улыбнулся.

Я улыбнулся, держа эту женщину в своих объятиях.

Потому что она заплатит.

Она заплатит болью и кровью… затем я приду за ним. 

Глава 3

Лука

— Есть мысли, где вы поженитесь, Тал? — спросила Киса мою сестру, когда мы все сидели в доме моих родителей.

Талия придвинулась ближе к Заалу и положила голову на его огромный бицепс.

— Может быть здесь, в доме. Устроим небольшое торжество. — Лицо Талии поникло, и она пожала плечами. — У меня есть только вы, ребята, и… — она прочистила горло, когда Заал напрягся, его лицо стало резким и неподвижным, — и, вы знаете, Заал единственный из его семьи.

Положение тела Заала было твердым, его длинные темные волосы спадали на лицо. Талия откинула назад его волосы и положила ладонь ему на щеки. Заал повернулся к ней, и она поцеловала его. Все напряжение сразу покинуло его тело.

Он боролся. Боролся так же, как и я.

Мой желудок сжался, потому что, по крайней мере, у меня была семья. У него же, кроме нас, никого нет. Мы не его кровь. Это не то же самое.

Рука скользнула по моей груди. И когда я опустил взгляд, Киса улыбнулась мне. Наклонившись вперед, я поцеловал жену в макушку и провел рукой по ее животу, где рос наш малыш. Киса положила голову мне на плечо. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким наполненным смыслом.

— Все еще не выяснили, племянница у меня или племянник? — Я посмотрел на Талию, которая улыбалась мне.

— Нет, мы хотим, чтобы это было сюрпризом, — ответила Киса до того, как в комнату вошел мой отец и Кирилл. Кирилл был одет в дизайнерский черный костюм тройку, как и всегда. Его проницательные глаза встретились с моими, и он качнул своей головой, приказывая следовать за ним в кабинет моего отца.

Кирилл повернулся к Заалу.

— Обучение.

Еще раз поцеловав Кису, я встал и последовал за отцом и Паханом в кабинет. И Заал — мой князь, номер два, следовал за мной по пятам. Когда мы вошли в комнату, Пахан опустился за стол, а мы сели в кресла напротив.

Заал сел справа от меня, отец — слева. За последние несколько месяцев Заал постепенно приспособился к новой роли присяжного члена нашей Братвы. Я брал его с собой повсюду, показывая нашим людям, что новый король присоединился к Волковым. Размеры и сила Заала говорили о том, что с каждым днем мы становились все сильнее. И я чувствовал себя сильнее рядом с ним.

Мой отец, хоть поначалу и относился к Заалу с подозрением, постепенно пришел к тому, чтобы позволить Коставе вступить в наши ряды. И я не мог этому не радоваться. У Братвы Волкова всегда было три царя; с принятием Заала, мысль о том, чтобы сменить Пахана, больше не пугала меня — у меня будет надежный брат, который поможет мне править, когда придет мое время занять место Пахана.

Кирилл достал из-под стола бутылку водки и налил четыре стопки. Мы выпили, и Кирилл снова наполнил рюмки.

Отодвинув стопки в нашу сторону, он откинулся на спинку кресла и сказал:

— Вчера прилетел незарегистрированный маленький частный самолет. Когда самолет прибыл, наш человек с аэродрома занял место в центре дозаправки.

— И никто не согласовал это с тобой? — спросил отец, нахмурив брови.

Кирилл махнул рукой, опрокинул рюмку и покачал головой.

— Разрешения не спрашивали, но, с другой стороны, люди больше не уважают то, как делаются дела на моей территории. Никакого уважения к старым обычаям.

Он сложил руки на животе и добавил:

— Но это не значит, что они не заплатят за отсутствие уважения и чести.

Нахмурившись, я спросил:

— Кто это был?

Кирилл придвинулся вперед, встретился со мной взглядом и ответил:

— Вот в этом-то и загвоздка, Лука. Кажется, что никто не знает и не помнит.

— Тогда мы заставим вспомнить тех, кто позволил самолету войти в наше воздушное пространство. Сделаем все, что потребуется. — Мои руки сжались в кулаки на подлокотниках кресла. При мысли о том, что придется применить насилие к нашим врагам, моя кровь закипала от возбуждения.

Кирилл холодно улыбнулся моей реакции и снова наполнил рюмку. Я опрокинул её, чтобы успокоиться и не думать о пролитии крови.

— Думай, как пахан, Лука. И, как и положено хорошему пахану, я уже приказал своему головному Pytki (прим. пер. — пытки) — моему палачу — «поговорить» с людьми, допустившими посадку.

— И? — подтолкнул мой отец.

Кирилл откинулся на спинку кресла и ответил:

— Имен не назвали, так что от этих людей, крыс-предателей, быстро избавились, но одну информацию я счел особенно интересной.

Мое тело напряглось от осознания того, что в городе могла быть новая угроза. Кирилл был спокоен. Всегда спокойный. Но я знал, что чем спокойнее он казался, тем больше ярости он чувствовал внутри.

Кирилл перевел взгляд на Заала, который молча сидел рядом со мной. Заал всегда молчал. Он впитывал все, о чем говорилось, но редко говорил.

Заал напрягся, когда взгляд Пахана упал на него. Кирилл склонил голову набок и заявил:

— Самолет прилетел прямо из Грузии.

Глаза Заала вспыхнули. Губы Кирилла изогнулись в изумлении.

— Мой вопрос в том, зачем грузину подрывать мой авторитет? Зачем грузину платить моим людям у меня под носом, чтобы войти в мой город? — Кирилл откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с Заала.

В комнате повисло напряжение, затем я произнес:

— Заал, бл*дь, никак не смог бы организовать это, если ты об этом. Он присягнул Братве. Он поклялся тебе, жизнь за жизнь, кровь за кровь.

Кирилл бросил взгляд на отца, застывшего в своем кресле. Я знал, что они оба сомневались в преданности Заала, но я был абсолютно уверен, что Заал никогда не предаст нас. Даже если эта преданность и была основана исключительно на его любви и преданности моей сестре.

Но это было не так.

Я уже открыл было рот, чтобы сказать свою мысль вслух, когда Заал медленно и уверенно произнес:

— Я бы не предал эту семью. Я воин; если бы я нарушил твое правило, я бы встретился с тобой лицом к лицу, а не прятался в тени.

Я откинулся на спинку кресла и увидел, как сузились глаза Пахана. Наконец, он подался вперед и пододвинул Заалу рюмку водки.

— Теперь все ясно. Я полагаю, что может быть и другая теория.

— Какая? — спросил мой отец, но Кирилл все еще буравил Заала взглядом, ожидая, когда брат выпьет водку. Заал выпрямился в кресле, его огромные размеры затмевали размеры кресла. Его пальцы сжимали деревянные подлокотники, и я видел гнев на его лице. Но он заставил себя протянуть руку и, не спуская глаз с Кирилла, опрокинул рюмку.

Когда она с грохотом оказалась на столе, Кирилл повернулся к моему отцу, отвечая на его вопрос.

— Я тут думал. Не кажется ли вам странным то, что мы, — он указал на себя, потом на Заала, — или господин Костава не получил никакой расплаты за смерть Джахуа?

Температура в комнате, казалось, понизилась при упоминании о том человеке, грузинском ублюдке, который двадцать лет использовал Заала в качестве своей личной марионетки, человеке, который избил мою сестру и забрал от нее ее любимого.

Кирилл продолжил:

— Люди Джахуа, хотя их мало здесь, в Нью-Йорке, это большой клан. Они могущественны во многих местах и, без сомнения, имеют «партнеров», которые были бы разочарованы тем, что мы избавились от их поставщика наркотика-послушания. — Кирилл протянул руку и начал считать. — Секс-торговцы, подпольные бойцовские ринги, работорговцы с черного рынка и прочие нежелательные элементы, которые хотели бы взять людей под свой контроль. Разве не странно, что Джахуа был убит нашей рукой, но за месяцы, прошедшие после его смерти, не было нанесено ни одного удара по нам?

— И теперь еще грузинский самолет приземлился в Нью-Йорке без нашего разрешения.

Кирилл в ответ поднял бровь и сказал:

— Если я погибну от вражеской атаки, у меня есть сделки с итальянцами, ирландцами и евреями, чтобы те ответили от моего имени. Черт, у меня даже есть Британская Мафия под рукой, если мой потенциальный убийца зайдет так далеко.

— Ты спрашиваешь, кто может отомстить за Джахуа? — закончил мой отец за Пахана.

— Именно, — ответил Пахан. — Джахуа не был глупым человеком. Он должен был быть уверенным в своем превосходстве до прибытия в Нью-Йорк. Он знал, что его появление здесь будет значить для нас. Поэтому, если он был хотя бы наполовину таким человеком, как я думаю, он не потерпел бы неудачи в своей мести, если бы его убили.

Я глубоко вздохнул, когда мой отец посмотрел через меня на Заала и спросил:

— Ты помнишь кого-нибудь из людей, которым ты демонстрировал наркотики? Кого-нибудь из тех, кто смотрел, как ты убивал ради Джахуа? Его ближайшие соратники?

Заал опустил голову и закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Костяшки пальцев побелели, а пальцы задрожали, когда он пытался вспомнить. Я смотрел, как его спина напряглась, пока он не выдохнул и покачал головой.

— Я не помню ничего, кроме безымянных лиц. Наркотики… наркотики стерли мой разум, пока я не проснулся в подвале дома в Хэмптонсе с Талией. Но было много людей, с которыми Хоз… — Заал покачал головой и поправился, — с которыми Джахуа торговал.

— Вполне логично, что его ближайшим союзником был грузин. Вопрос в том, кто, кроме Джахуа и Костава, достаточно силен, чтобы угрожать Волковым? — спросил мой отец, в его голосе звучало непримиримое презрение к грузинам.

— Это вопрос, — отозвался Кирилл. — Какая грузинская группа сумела остаться незамеченной? Какая грузинская организация жила так глубоко под землей, что мы, величайшая преступная семья в мире, не слышали о ней никакого упоминания?

Я сидел, слушая беседу, затем сказал:

— Генералы Джахуа, его охранники, его главные люди должны были прийти за нами, но никто не пришел.

Я почувствовал на себе взгляды всех присутствующих, когда вскинул голову и добавил:

— Если только они не вступили в другое братство.

Кирилл на этот раз широко улыбнулся мне и кивнул головой. Чувство гордости пробежало по мне при явной похвале Пахана.

— Вот именно, Лука. Люди Джахуа теперь должны принадлежать кому-то другому. Но кому?

Внезапно на ум пришло воспоминание об Анри.

— Анри, как раз перед тем, как начался бой, сказал мне, что его схватила грузинская мафия. Они схватили его и заставили драться. — Мой мозг лихорадочно заработал, когда меня осенило. — И они, должно быть, знали о ГУЛАГе, в котором держали нас с Анри. Они пришли за ним сразу после побега. Они знали, что он был смертельным бойцом.

Кирилл посмотрел на отца, тот кивнул.

— Думаю, Лука может быть прав.

Я повернулся к Заалу, чтобы услышать его мысли, но он опустил голову. Я знал, это потому, что я говорил о его брате. Брате, о котором он почти ничего не помнил.

— Итак, — сказал Кирилл, явно подводя итог встречи, — похоже, у нас новая грузинская угроза. Что означает повышенную безопасность для всех нас. Потому что, если эти грузины проникли в Нью-Йорк незамеченными, держа свое существование в секрете, они наверняка представляют реальную угрозу, — Кирилл провел рукой по лицу и обратился к Заалу. — Возможно, пришло время, чтобы грузины узнали, что наследник клана Костава жив. Возможно, тем, кто поклялся в верности твоему отцу, следует сказать, что ты жив, выжил и убил человека, который уничтожил твою семью.

Кирилл поднялся с кресла, обошел вокруг стола, остановившись перед Заалом. Заал опустил голову, а Кирилл добавил:

— Выжил и готов занять свое законное место в качестве Лидера клана Костава. Как совместное предприятие с Волковыми, конечно. Грузинское подполье не настолько велико, чтобы шепотки среди ваших людей не упоминали об этой другой организации. Если мы покажем людям, что их король восстал из мертвых, то скрывающиеся люди, которые работали на твоего отца, устремятся к нам, и, в свою очередь, то же самое будет и с людьми другой мафии.

Кирилл облокотился на край стола и скрестил руки на груди. Я пристально смотрел на Пахана. Заал еще никак не был к этому готов. Никто не знал, каково это было для нас — внезапно оказаться в этом свободном мире. И то, что делали с Заалом в его плену, было хуже всего.

Я уже открыл рот, чтобы сказать это, когда Заал прохрипел:

— Я не Лидер. Я был рожден руководить вместе с братом; без него я не стану главой. Я не тот мужчина, кем мне суждено было быть. Мои люди заслуживают большего, чем я.

Заал держал голову опущенной, его длинные черные волосы скрывали лицо, когда мой отец говорил властным, но отеческим голосом:

— У тебя есть брат, Заал. Он сидит рядом с тобой, готовый занять свое место во главе нашего клана. Ты Костава, но скоро ты женишься на моей дочери. Я бы сказал, что даже с тем, через что вы оба прошли — Лука и ты — вы именно там, где и должны быть.

Заал медленно поднял голову и посмотрел на моего отца. Я мог видеть на его лице недоверие к тому, что мой отец сказал такие слова. Заал ничего не сказал в ответ.

Видя его борьбу, я подался вперед и сказал:

— Дай ему время обдумать это. А пока мы можем использовать наши ресурсы, чтобы выяснить, что мы знаем об этих захватчиках нашей территории.

Кирилл кивнул и оттолкнулся со стола.

— Тогда пойдемте обедать; я чувствую запах еды, доносящийся из-за двери. — Кирилл молча вышел из кабинета, отец последовал за ним.

Я поднялся с кресла, но Заал остался сидеть, не двигаясь, опершись локтями на колени и опустив голову. Протянув руку, я положил ладонь ему на плечо и произнес:

— Возможно, сейчас это трудно, но со временем все наладится.

Заал поднял голову, убирая с лица длинные волосы.

— Я чувствую ярость, Лука. Она течет во мне весь день и всю ночь. Моя голова в полном раздрае; лица и образы из воспоминаний не дают мне спать по ночам. Но хуже всего то, что каждый раз, когда я думаю о своей фамилии, о наследии моей семьи, я вижу их всех мертвыми у стены дома. Я вижу реку крови, вытекающую из-под них, когда меня тащат прочь, кричащего о моей семье, — Заал глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Я не могу жить с этими воспоминаниями, став Лидером. Все Коставы умерли, но не я. Клану тоже пора умереть. — Заал поднялся на ноги и положил руку мне на плечо. — Я — твой брат. В этом я уверен. И я буду на твоей стороне, когда ты станешь Паханом, как и сейчас, пока ты князь. Я буду чтить эту семью, которая спасла мне жизнь, которая приняла меня и дала мне Талию, и я оставлю прошлое в прошлом.

Его рука опустилась, и он повернулся, чтобы уйти, но в этот момент он оглянулся и добавил:

— Анри всегда был истинным лидером из нас обоих; ты знал его, поэтому я подозреваю, что ты тоже это видел. И это не трусость заставляет меня отказаться от титула Лидера Коставы, а принятие человека, в которого меня превратил Джахуа. — Зеленые глаза Заала встретились с моими. — Мы оба уже не те мальчики, какими были, когда наши люди знали нас. Мы фрики, Лука. Уроды.

Заал вышел из кабинета, а я присел на стол. Провел рукой по волосам как раз в тот момент, когда дверь со скрипом открылась. Подняв глаза, я не мог сдержать улыбку, когда моя Киса остановилась в дверях, ее длинное плотно облегающее черное платье демонстрировало округлившейся живот.

Склонив голову набок, я улыбнулся своей жене, получив в ответ ослепительную улыбку. Киса закрыла дверь и подошла ко мне. Мои руки немедленно потянулись к ее бедрам, и я притянул ее ближе к своей груди. Киса провела руками по моим волосам и поцеловала меня в лоб. Отступив, она сказала:

— Мой папа говорит о тебе там, снаружи. Ты определенно порадовал его на встрече.

Обняв Кису за талию, я приподнял свою голову, чтобы она поцеловала меня. Киса, не колеблясь, прижалась ко мне. Подняв руку, я запустил ее в волосы жены и притянул еще ближе. Киса ахнула, и я прошептал:

— Я люблю тебя, solnyshko (прим. пер. — солнышко).

— А я тебя, — ответила Киса. — Ты счастливее, lyubov moya (прим. пер. — любовь моя). Ты счастлив.

Кивнув, я произнес:

— Из-за тебя. Потому что ты приняла меня таким, какой я есть. — Я прижался губами к костяшкам ее тыльной стороны ладони и поцеловал выпуклый живот. — И из-за нашего ребенка. Благодаря тебе я стану отцом. Девушке, которую я всегда любил.

Киса улыбнулась, но улыбка быстро увяла.

— Но Заал не счастлив, как мы? — Я поднял голову. — Вот почему ты волнуешься и поджимаешь свои губы так восхитительно, прямо как я люблю.

У меня стало тепло в груди, когда ее палец пробежал по моим губам, но я ответил:

— У него нет семьи.

— Теперь мы его семья, — сказала Киса.

Я выпрямился и взял ее за руку.

— Верно, и мы должны убедиться, что он это знает, — твердо произнес я.

Киса положила голову мне на руку.

— Говоришь, как Пахан.

Выводя Кису из кабинета, я ответил:

— Нет. Я говорю, как его брат. 

Глава 4

Зоя

Ощущение полета было первым, что поразило меня. Боль вокруг шеи была следующей. Я пыталась открыть глаза, и пока я это делала, меня встречала лишь темнота. Дезориентированная я пыталась вспомнить, что только что произошло. Вспышки воспоминаний, как я стою перед домом, просочились в мой разум. Дом в Бруклине. Дом, в котором был Заал…

Я ахнула, вспомнив, как кто-то схватил меня сзади и потащил в тень. Я боролась, но он душил меня. Кашель вырывался из моего горла, когда я пыталась вдохнуть.

Внезапно руки, о которых я даже не подозревала, крепче сжали меня, и чья-то ладонь зажала мне рот. Мое сердце колотилось от страха. Авто ошибался. Я не была в безопасности. Наш враг был очень даже жив и, должно быть, последовал за мной к дому, где находился Заал.

Страх промчался сквозь меня. Я привела нашего врага к моему брату. Они собираются пойти дальше?

Даже несмотря на то, что я была напугана, инстинкт взял верх, и я боролась, чтобы освободиться. Это было напрасно, потому что, как только похититель почувствовал, что я пытаюсь освободиться, рука, все еще обвивавшая мою шею, сжалась так, что мое тело обмякло. Когда мое сознание снова начало исчезать, я поняла, что мой похититель бежит со мной на руках. Мой капюшон был накинут на голову, так что я ничего не видела, но слышала своего похитителя. И я была уверена, что это мужчина. Его дыхание было низким и тяжелым. Его рука на моей шее была мощной и непоколебимой.

Его запах заполнил мой нос: пряности и мускус. Я запомнила темный пряный запах, окутавший меня, когда мои глаза закрылись, затем все снова потемнело. 

*** 

Я проснулась от холода на моей щеке. Инстинктивно я почувствовала, что попала в беду. Что-то в глубине души подсказывало мне, что я в опасности. Авто пытался научить меня, как реагировать, если меня когда-нибудь похитят. С закрытыми глазами и неподвижным телом я отчаянно пыталась вспомнить эти уроки.

На ум ничего не приходило, кроме желания никому ничего не рассказывать о себе. Для всех, кроме моих людей, я была Элен Мелуа, бедная крестьянка из Казрети, Грузия.

Я контролировала свое дыхание, когда осознала, что мои руки дрожат, как листья на ветру. Я сосредоточилась на том, чтобы сохранить спокойствие. Досчитав до десяти, медленно открыла глаза. Меня встретила темная, черная стена.

Сделав еще один вдох, я сосчитала еще раз до десяти и осторожно перекатилась на другой бок. Я огляделась: черные стены, черные потолки. Никакие подсчеты не могли успокоить меня, когда я поняла, в какой комнате нахожусь.

Мои губы приоткрылись, чтобы выпустить шокированный вздох, когда мои широко раскрытые глаза впились в приспособления в комнате. Я едва могла понять, что это такое, но видела цепи, свисающие со стен, веревки, подвешенные на деревянных блоках в потолке, металлическую кровать, распятие и множество других приспособлений, разбросанных по черному кафельному полу. Все это выглядело как средневековые орудия пыток, и пока я лежала на полу в чем-то похожем на большую металлическую клетку, у меня в горле поднималась желчь. Толстые прутья окружали меня со всех сторон.

Я снова закрыла глаза и закуталась в пальто. В этой камере пыток было холоднее, чем снаружи. Если бы я не осмотрела комнату в тусклом красном свете, то решила бы, что нахожусь в холодильнике.

Когда из узкого коридора слева от меня начали приближаться шаги, я попятилась назад в самый дальний угол клетки. Мое тело дрожало от смеси холода и страха, но я не отводила глаз от того направления.

Я задержала дыхание, когда шаги приблизились ко мне. Затем появился он. Я предположила, что это был тот же мужчина, который схватил меня. Мое внимание было приковано к полу, к его босым ногам. Я не осмеливалась поднять глаза. Его ступни были грубые, но по форме ног под черными спортивными штанами я могла заметить, что он огромен. Спортивные штаны были свободными, но я все же могла разглядеть очертания его бедер: они были плотными и мускулистыми.

В комнате стояла мертвая тишина. Мое теплое дыхание превращалось в пар из-за низкой температуры. Я слышала его дыхание, пока он стоял рядом с клеткой. Тяжелое медленное дыхание с низким хриплым звуком. Я держала голову опущенной, ожидая, что он будет делать дальше. Но он не двигался.

Минуты проходили в напряженном молчании. Я оставалась забитой в углу, а он оставался там, где был, рядом с моей клеткой. Его ступни были направлены в мою сторону, и даже не поднимая головы, я знала, что он смотрит на меня. Я чувствовала тяжесть его пристального взгляда.

Чем дольше мы оставались неподвижными, тем больше промозглый холод проникал в мои кости. Мои губы онемели, а зубы начали стучать. Стук от их прикосновений друг к другу оглушал в этом тускло освещенном аду.

Затем он пошевелился.

Это было просто мимолетное движение, но этого было достаточно, чтобы я напряглась в ожидании того, что он сделает дальше. Он собирался убить меня? Неужели он собирается заткнуть мой рот и пытать? У меня заболела голова, а мозг лихорадочно работал от страха перед тем, что должно произойти.

Лязг металла о металл заставил меня поднять голову. Я тут же пожалела об этом. Это было то, чего он хотел. Он хотел, чтобы я сломалась.

Мозолистая рука держала черный металлический стержень, прижатый к металлическому пруту клетки. Я замерла, не сводя глаз с металлического стержня, и сфокусировалась на его руке. Она была большой и покрытой шрамами. Затем мой взгляд скользнул вверх по мускулистой голой руке, удерживающей стержень, словно он был продолжением его руки. Его кожа была светлого оттенка, полная противоположность моей, но покрыта огромным количеством темных татуировок. Это были неразборчивые письмена, выгравированные черными чернилами. Они казались вихрящимся, неорганизованным списком имен, выставленным напоказ на его коже.

Я сглотнула, во рту пересохло. Я попыталась разобрать имена, и когда я это сделала, то у меня снова свело живот. Большинство из них были восточноевропейскими: русскими, украинскими, сербскими. Но больше всего меня напугало наличие грузинских имен.

Грузины.

Мой пульс бился на шее так быстро, что я была уверена, будто он вырывался из моей кожи. «Грузины», — снова подумала я, лихорадочно соображая, что означают эти имена. Это были люди, которых он убил? Это были люди, которых он знал? Это те, на кого он работает?

Металлический стержень внезапно сдвинулся. Мои глаза не могли не проследить от конца стержня до его вершины. И когда я сделала это, то увидела грудь моего похитителя. Мои ноздри раздувались, пока я изучала его обнаженную широкую грудь. Большая татуировка «194» располагалась по центру груди. По его мускулистой груди и торсу также продолжался водоворот имен. Но это не то, что заставило меня потерять контроль над самообладанием, паникой и тревогой. Нет, это случилось из-за черного металлического ошейника, плотно прилегающего к шее моего похитителя. Широкой шеи с выпирающими мускулами от обнаженных плеч.

Мое сердце бешено колотилось, когда я спрашивала себя, для чего этот ошейник. Кто его надел? С какой целью?

Похититель провел металлом по верху клетки, но я так и не посмотрела ему в глаза. Я не хотела смотреть ему в глаза. Я не хотела видеть его лица. В моей голове все стало слишком реальным. Но затем с кончика стержня раздался жужжащий звук, электрический звук, который прошел по металлической клетке. Удар пришелся в ту часть моей спины, которая была прислонена к прутьям. Я кинулась вперед, крича от боли. Электрический разряд обжег мою кожу.

И тогда я подняла глаза. Мой взгляд встретился с его, и вся кровь отхлынула от моего лица.

Широко раскрытые глаза пристально смотрели на меня с сурового лица — изуродованного глубокими шрамами, похожими на дорожные карты, на щеках и лбу. Его зрачки были такими большими и черными, что я едва могла различить цвет его радужки. Вид расширенных зрачков только усиливал его угрожающий вид. Шрамы на его лице тянулись вверх по бритой голове.

Боже мой, подумала я. Он похож на монстра. Я продолжила изучать его лицо, не в силах отвести взгляд. Под шрамами были высокие скулы, покрытые темной щетиной, которые обрамляли его лицо вместе с сильной челюстью и широким лбом. Его губы полные: нижняя губа была чуть полнее верхней. Черные как смоль брови идеально изогнулись над его хищными глазами. На правой щеке я заметила длинный шрам, который начинался на виске и спускался вниз по щеке, прорезая темную щетину, далее под металлический воротник и спускался к четко очерченной правой грудной мышце.

Как только я подняла глаза, то сглотнула, и мои руки задрожали еще сильнее, в то время как его глаза оставались неподвижными на моих. Эти проницательные расширенные глаза были единственной неповрежденной частью его лица. Единственная человеческая часть его.

Сделав судорожный вдох, я ждала, когда он заговорит. Со стуком металлического стержня о металлические прутья, зазвучал электрический разряд, проходя через металлические прутья. Я поспешила дальше в центр маленькой клетки, приближаясь к доминирующему присутствию моего похитителя. Судя по фотографии Заала, этот мужчина мог соперничать с ним в росте и ширине.

Мои глаза были широко открыты, руки крепко обхватывали мое пальто вокруг талии, когда мой похититель снова ударил по решетке и агрессивно скомандовал:

— Davdget!

Я вздрогнула от гортанного резкого звука его голоса. Потом по моим венам пробежал холодок. Это не имело никакого отношения к температуре в комнате. Этот мужчина говорил со мной по-грузински. Он приказал мне встать. По акценту было ясно, что он русский.

Он знал, что я грузинка.

Я закрыла глаза, обдумывая вероятность того, что он знает, кто я. Но я взяла себя в руки и решила отрицать свое настоящее имя.

Я была Элен Мелуа, бедная крестьянская девушка из Казрети, Грузия. И я ничего не знаю о клане Костава. Я ничего не знаю о Заале.

Удар стержня о прутья с невероятной силой заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. Мой похититель закричал на грузинском языке с сильным акцентом:

— Я сказал встать!

Страх заставил меня вскочить на ноги, потолок клетки теперь был всего в нескольких футах над моей головой. Я вдруг почувствовала себя закрытой и окруженной. Я была в ужасе. Насколько я знаю, это слабость, когда моя семья была известна своей силой, я была в ужасе от этого человека.

От этого монстра.

Мой похититель шагнул ближе к клетке. Металлический стержень проскользнул в щель между прутьями и остановился в нескольких дюймах от моей груди. Я оставалась абсолютно неподвижной. Я слышала, как на конце металлического стержня накапливается электричество. Я молилась, чтобы он не прижал его к моей груди.

Мои глаза оставались опущенными, пока он не приказал:

— Посмотри наверх!

Я вздрогнула от яда в его голосе, резкого и язвительного тона. Но слишком боясь ослушаться, я посмотрела ему в глаза. В тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовала себя выжженной на месте. В его пронзительном взгляде не было ничего, кроме презрения и ненависти. Его ноздри раздувались, пока он наблюдал за мной, а верхняя губа, покрытая шрамами, скривилась в отвращении.

Он размял свою шею — жест, казавшийся невозможным из-за тугого металлического ошейника и толстых мышц. Затем он приблизился, его массивная грудь уперлась в решетку. Когда его кожа соприкоснулась с металлом, я увидела, как электрический ток ударил по его покрытой шрамами татуированной коже, вольты электричества пробежали по его костям. Но этот мужчина даже не вздрогнул. Рука, державшая электрический стержень, даже не шевельнулась. Он ни разу не отвел от меня глаз.

Если раньше я и испытывала страх, то это было ничто по сравнению с тем чистым ужасом, который испытывала под ненавистным, пронизывающим взглядом этого человека. Этот мужчина не чувствовал боли. Этот человек, который явно хотел причинить мне боль.

Когда мое отчаянное положение начало проясняться, он поднял подбородок и холодно приказал:

— Раздевайся!

Мое лицо побледнело. Я не двигалась, парализованная страхом. Но он покачал головой и прорычал:

— Раздевайся! — Он сделал паузу и наклонил голову вперед, угрожающе шипя, — Suka (прим. пер. — сука).

Сука. Он назвал меня сукой по-русски.

Он нажал что-то на верхушке черного металлического стержня, отчего с шипением посыпались искры. Вынужденная действовать, я дрожащими руками схватилась за пальто. Мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывала, чтобы сбросить с себя тяжелое пальто. Мои руки онемели от холода и стресса.

Все это время мужчина со шрамами наблюдал за мной, ужасающее жужжание от стержня было всего в нескольких дюймах. Слезы навернулись на мои глаза, когда пальцы снова принялись расстегивать пуговицы на блузке. Минуты, во время которых я раздевалась, казались часами, моя одежда падала на пол. Резкий холодный воздух на моей обнаженной коже чуть не поставил меня на колени. Но я заставила себя быть сильной. Мои слезы не потекли, хотя и накатывали волной. Я не упаду на пол в страхе, хотя мои ноги боролись с желанием оставаться в вертикальном положении.

Когда мои брюки упали на пол, а нижнее белье осталось единственной одеждой, я представила себе Заала и Анри. Я представила годы страданий Заала от пыток Джахуа. И я представила себе Заала с фотографии, улыбающегося и влюбленного.

Заал выжил.

Я Костава. У меня сильная душа по нашей семейной линии.

Я тоже смогу выжить.

Глубоко вздохнув, я стиснула зубы от унижения быть обнаженной перед мужчиной. Я никогда не была с мужчиной. Я никогда не была обнаженной и беззащитной, а теперь этот человек заставляет меня обнажиться перед ним.

Мои руки сильно дрожали, когда я пыталась расстегнуть застежку лифчика. Я вздрогнула, когда кружевной бюстгальтер упал, холодный воздух окутал мою грудь.

Я боролась с необходимостью прикрыться. Вместо этого я заставила свои руки опуститься к трусикам. Я стянула их вниз по своим замерзшим красным ногам. Когда с одеждой было покончено, я выпрямилась, опустив глаза в пол.

— Вытолкни их из клетки, — сказал мужчина, убирая стержень от моей груди.

Наклонившись, я собрала свою одежду и, как было приказано, вытолкнула ее из клетки. Попятившись назад, я снова встала в центр клетки.

Я ждала.

И ждала.

Казалось, прошел, по меньшей мере, час, пока я стояла посреди клетки, а мой похититель стоял передо мной, сверкая глазами. Все время сверкал. Мне не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть это.

Внезапно, когда я почувствовала, что упаду на пол от усталости и холода, мой похититель повернулся и пошел прочь по узкому коридору, оставив меня одну.

Я долго стояла неподвижно, на случай, если мне нужно пройти какое-то испытание. Но когда мои колени, наконец, подогнулись, мне ничего не оставалось, как лечь на пол.

Черные плитки под моей кожей были такими холодными, что мне казалось, будто я лежу на глыбе льда. Но я оставалась сильной. Я не позволила страху взять верх. Я не позволила отчаянию довести меня до слез. И даже когда температура в комнате резко сменилась с арктического холода на тропическую жару, я не закричала от боли. Мои слишком холодные мышцы пульсировали, а кожу словно разрезали бритвой. Я закрыла глаза и вдохнула через нос.

И я представила себе Заала. Я запоминала его лицо, потому что, лежа на этом полу, теперь слишком горячем, потной от обжигающего воздуха, я была уверена, что мы никогда не воссоединимся. 

Глава 5

194

Я проснулся, ссутулившись в углу маленькой комнаты. Я моргал и моргал, вглядываясь в темноту. Здесь не было ничего, кроме экрана и стрекало (прим. пер. — жало, острый колющий предмет) на столе.

Мои глаза сузились, когда я уставился на стрекало, затем взглянул на экран. Отдаленные образы начали воспроизводиться в моей голове, пока я смотрел на темноволосую женщину, лежащую без сознания в центре клетки. Я пытался понять, кто она такая. Я пытался вспомнить, как мы сюда попали.

Сыворотка подействовала и привела к серьезной потере памяти. Должно быть, Госпожа напичкала мой ошейник двойными дозами наркотика — она делала так время от времени, когда нанесение удара было очень важным. Сыворотка не действовала на меня так, как они предполагали, при обычной дозировке. Я должен был быть полностью под контролем Госпожи, весь день, каждый день — но я не был. Вместо этого с этим ублюдочным ошейником, с этой двойной дозой, я потерял сознание, когда охранник сделал мне инъекцию. Я даже не знал, как долго был без сознания.

Моя губа скривились. По правде говоря, Госпоже вовсе не нужно было меня накачивать наркотой. У них был весь необходимый контроль. Я сделал бы все, что они приказали, лишь бы сохранить жизнь 152-ой.

Все, что угодно. Боль и убийство ничего для меня не значили. Я делал это так долго, что крики моих жертв растворились в моей голове. Люди, погибшие от моих рук, были для меня всего лишь шагом к свободе 152-ой.

Я зажмурил свои глаза и, словно наблюдая издалека, вспомнил все, что сделал под действием наркотика. Я видел, как заношу темноволосую женщину в клетку в этой камере. Я довел температуру комнаты до нуля. Я заставил ее раздеться. Я видел, как ударял о прутья клетки, и электрические токи пронзали ее плоть. И я увидел, как возвращаюсь в эту комнату и поднимаю температуру до высшей точки. Однако женщину, казалось, не тронуло внезапное изменение температуры.

Поднявшись на ноги, я, пошатываясь, пересек комнату. Шея под ошейником горела и кровоточила. Подойдя к столу, я уставился на экран. Единственная камера в комнате была сфокусирована на женщине.

Я сглотнул, рассматривая ее. Она была хрупкого телосложения, с длинными черными волосами, спускавшимися до поясницы. Ее кожа была загорелой, и отвращение заструилось в моих венах, когда я узнал ее черты: грузинка. Я ненавидел грузин. Лицо Госпожи вспыхнуло в моем сознании, и я громко зарычал. Особенно я ненавидел грузинских женщин. Suka (прим. пер. — сука). Все они были сучьими шлюхами.

Затем моя кожа покрылась мурашками, когда женщина в клетке пошевелилась. Под ней была лужица пота, темные волосы скользили по ее влажной обнаженной коже. Застонав во сне, она перевернулась на спину, вытянув руки по бокам. Мое дыхание остановилось, когда я увидел ее полные сиськи, и киску, которая лишь слегка показалась из-за согнутой ноги. Ее плоский живот был покрыт капельками пота. Руки и ноги у нее были тонкие, но загорелые. Я склонил голову набок, изучая ее.

Госпожа выглядела не так. Госпожа была крепче, мускулистее. Мне ничего не нравилось в Госпоже, но эта грузинская женщина…

Пока она лежала на полу, мое дыхание остановилось. В моей голове промелькнули образы 152-ой на кровати без сознания, сломленной, использованной и оскорбленной. Я тряхнул головой, пытаясь оттолкнуть их, но тошнота жгла мою грудь, пока я наблюдал за этой темноволосой женщиной в таком же состоянии. Сломленной. Беспомощной.

Внезапная ярость поглотила меня. Я не позволил бы себе сделать это. Не смог. Ты ненавидишь всех грузин, напомнил я себе. Неважно, насколько сломленными и беспомощными они выглядят.

Лицо женщины было отвернуто от камеры. Затем, снова застонав, она повернулась лицом. Я снова замер. Я замер и вздрогнул. У нее была гладкая кожа налице. Маленький нос, слегка вздернутый на конце. У нее были полные, но поджатые губы. Ее черные брови были опущены, и я знал, что ей больно.

Я ухмыльнулся.

Я ухмыльнулся, осознав, как легко я ее сломил.

— Страдай, suka, — прошептал я хриплым от иголок под ошейником голосом.

Но эта ухмылка исчезла, когда с ее губ сорвался тихий всхлип.

Ее хорошенькое личико исказилось от боли, и я почувствовал незнакомую тяжесть в груди. В моем сознании всплыло кричащее лицо 152-ой. Она кричала от боли, когда над ней издевались охранники по приказу Госпожи. Когда она приказывала держать меня под контролем.

Эта женщина в клетке звучала так же, как 152-ая.

Отгоняя мысли, я позволил льду наполнить мои вены. Я должен был причинить ей боль. У меня не было выбора.

Зверь причинит ей боль, как никогда прежде. Она будет бояться меня, как и все до нее. Я буду пытать ее до тех пор, пока она не скажет мне, кто она и кем приходится мужчине Костава. Пока она не расскажет мне, как пройти мимо его армии охранников. Пока она не сообщит мне, как я могу поймать свою жертву и привести ее в эту комнату, чтобы обрушить ад на него вместо нее.

Только тогда Госпожа не позволит отослать ее к Хозяину. Только тогда Госпожа сможет удержать 152-ую поближе ко мне.

Еще раз мои глаза вернулись к грузинской женщине. Я закрыл их и представил себе синяки на коже 152-ой. На ее ногах и бедрах. И теперь всякое сочувствие к этой темноволосой женщине исчезло.

Выбора не было. Не было места слабости.

Открыв глаза, я подошел к термостату и понизил температуру до минуса. За дверью, ведущей в комнату, послышался шум вентиляционных отверстий. Я наблюдал, как холодный воздух начал циркулировать вокруг нее. Мои глаза вспыхнули, когда еще один стон вырвался из ее полных губ, и ее тело свернулось. Белые клубы тумана вырвались из ее рта, когда ее дыхание превратилось в короткие болезненные вздохи.

Потянувшись за пиканой, я уже собрался уходить, когда услышал приглушенный крик. Я снова посмотрел на экран. Грузинка лежала на спине. Ее глаза были закрыты. Затем, беззвучно открыв рот, ее глаза распахнулись, уставившись прямо в объектив камеры.

У меня перехватило дыхание. Ее глаза были такими темными, как краска на стенах камеры. Они были огромными. Я принуждал свои ноги двигаться, моя рука крепче сжала стрекало, но я, бл*дь, не мог пошевелиться.

Женщина перевернулась на живот и попыталась подняться с пола клетки. Я прикусил нижнюю губу, когда ее задница медленно приподнималась. Как и все остальное в этой женщине, она не имела ничего общего с Госпожой. Задница маленькой грузинки была упругой и круглой. Она была гладкой и мягкой. Это пробудило жизнь в моем члене.

В моей груди возникло рычание, когда мой член болел от растущей твердости. Заставляя себя оторваться от экрана, я все же позволил себе бросить последний долгий взгляд. Женщина успела сесть, обхватив руками ноги. Ее огромные глаза метались по комнате. Что-то теплое возникло в моей груди, пока я наблюдал за ней. Она выглядела немного старше 152-ой. Но не значительно.

И при мысли о 152-ой все тепло внутри превратилось в лед. Эта suka — грузинка, сказал я себе. То были грузины, что забрали нас. И это была грузинская сука, которая разрушила мою жизнь. Трахнула мою голову. Причинила боль 152-ой.

«Грузинка, — подумал я. — Я заставлю грузин заплатить. Я причиню им боль. Я заполучу их крики. Я не принесу им ничего, кроме смерти».

Наполненный чувством необходимости причинить боль я открыл дверь в комнату, даже не вздрогнув от порыва ледяного воздуха, врезавшегося в мою кожу. Крепче сжимая пикану, я медленно шел по коридору, тяжело ступая по кафельному полу. Каждые несколько шагов я останавливался и ждал, убеждаясь, что женщина слышит мое приближение. Я хотел внести хаос в ее разум. Пусть она боится меня так, что даст все, о чем я только попрошу.

Опустив голову, я услышал ее тяжелое дыхание. Ее дыхание было прерывистым. Она боялась меня.

Она была в ужасе от уродливого чудовища.

Я снова зашагал и, завернув за угол клетки, встретился с ней взглядом. Кожа женщины побледнела, когда она посмотрела на меня. Что-то странное и незнакомое пронзило мой живот, когда ее губы приоткрылись и задрожали. Но я проглотил это чувство и прислонился к клетке.

Она ничего не сказала. Для такой маленькой, я был впечатлен ее силой молчания. Она не съежилась и не отпрянула, когда увидела мое лицо. Некоторые из самых крупных людей, которых мне пришлось убить — медленно, очень медленно, — плакали и умоляли сохранить им жизнь, едва только взглянув на меня. Но эта грузинка молчала, глядя мне прямо в глаза.

Покрутив в руке металлическую пикану, я нажал кнопку на ручке. Электрический ток вспыхнул, потрескивающий звук прогремел в тишине комнаты. Она вздрогнула, но не закричала.

Подойдя ближе к клетке, я выпрямился и холодно спросил по-грузински:

— Твое имя?

Я изучал каждый дюйм ее тела, особенно лицо. Она моргнула на секунду дольше, чем следовало, и глубоко сглотнула, прежде чем прошептать:

— Элен.

При звуке ее голоса у меня сжались челюсти. У нее был сильный акцент. Отвратительный грузинский акцент.

Но это было забыто, когда я позволил ее ответу проникнуть в меня. Она была храброй, чтобы попытаться солгать. Потому что она лгала. Кто бы ни обучил ее, он обучил ее хорошо. Но она была измотана — благодаря мне — и не могла контролировать свое тело достаточно хорошо, чтобы скрыть обман.

Она смотрела на меня, маскируя свои черты, свою ложь. Я повернул свою шею из стороны в сторону до хруста. Затем нажал на кнопку, и по клетке пробежал ток. Женщина вздрогнула и свернулась калачиком в центре.

Когда ток прекратился, я ударил рукояткой пиканы по клетке и рявкнул:

— Скажи мне свое имя!

Она резко втянула воздух и дрожащим голосом прошептала:

— Элен. Элен Мелуа.

Мое тело напряглось. Она снова солгала мне. Я уставился на нее. Она смотрела прямо в мои глаза. Но она не сломалась даже под моим яростным взглядом. Женщины особенно ненавидели мое лицо — об этом позаботилась Госпожа. Они сдавались, как только видели уродливое, покрытое шрамами чудовище. Но не эта женщина.

Это заставило меня остановиться и посмотреть на нее поближе. Почему она не испытывает отвращения? Почему она не сжалась от страха?

Вызов и болезненная ненависть к непослушанию моей жертвы нахлынули на меня. Качнув подбородком, я приказал:

— Встань!

Ее мышцы напряглись лишь на секунду, затем, оттолкнувшись от пола, она поднялась на ноги. Мои ноздри раздулись, когда я впился в ее обнаженное тело, ее полные сиськи и соски, которые затвердели от холода. Ее щеки залились краской, пока я пялился на нее. Она тут же попыталась прикрыться руками.

Ударив рукояткой по прутьям, я приказал:

— Держи руки по бокам!

Она сделала, как было велено. Ее длинные влажные волосы спадали на грудь, прикрывая все, кроме ее сисек. Осторожно скользя большим пальцем по кнопке выключения, я медленно, с пристрастием толкнул стрекало через решетку туда, где стояла она.

Она напряглась, когда кончик стрекало завис в дюйме от ее кожи. Держа его на прежнем месте и пробуя новую тактику, я повторил свой вопрос, но уже не так резко:

— Как тебя зовут?

Она даже не замедлилась, чтобы перевести дух.

— Элен Мелуа.

Ее мягкий голос был сильным и уверенным. Но она лгала. Я чувствовал это. Маленькая женщина скрывала, кто она такая. Я склонил голову набок в раздумье. Кто она? Почему она защищает мою цель?

Ее темные глаза следили за мной. Внезапно я сделал выпад вперед. Она закрыла глаза, готовясь к удару током. Когда кончик коснулся ее кожи, ожидаемого удара не последовало. Она ахнула и открыла глаза. Она тяжело дышала, когда кончик пиканы уперся ей в горло.

Она не двигалась, ее тело было неподвижно, как камень, пока я сильнее прижимал кончик стрекало к ее коже. Она начала медленно вдыхать через ноздри, когда я водил щупом по ее коже. Я сосредоточился на ней. Мой жесткий взгляд холодно захватывал ее, пока я продолжал свое путешествие металлическим наконечником.

Я медленно провел металлическим стержнем по ее груди, пока он не остановился на грудине. Я надавил на нее, слегка вдавливая кончик в ее гладкую кожу, пока крошечное пятнышко крови не начало растекаться под ней. Лицо женщины исказилось от боли. Боль от видения ее в такой агонии вернулась в мою грудь, но я вынудил ее отступить.

В этой камере не было места сочувствию.

Как только я понял, что давление становится слишком сильным, я ослабил нажим и поднес кончик к ее груди. Она ахнула, когда я слегка провел им по ее полной плоти. Ее щеки, несмотря на холод, вспыхнули ярким румянцем, губы приоткрылись в шоке, когда я нежно и осторожно обвел твердый красный сосок.

Она смотрела на меня в страхе. Мои глаза не отрывались от ее глаз, пока я двигался от одной груди, пробегая по ее загорелой коже, по влажным волосам, к другой груди. Белый пар от ее дыхания участился, когда я уделил ее правой груди такое же внимание, как и левой. Ее кожа покрылась миллионами крошечных мурашек. И все же она не сломалась. Ее тело не двигалось, хотя я мог ударить ее разрядом тока в любой момент. И ее сильный взгляд не отрывался от меня.

Принимая ее вызов, я снова ткнул стрекалом в ее грудь. Но на этот раз я направил его вниз. Я повел острием вниз по ее торсу, по животу и остановился прямо над ее киской. Ее руки сжались в кулаки. Еще раз я с интересом склонил голову набок.

Это был первый раз, когда она пошевелилась с тех пор, как я начал свое исследование. Ее непреклонные темные глаза не отрывались от моих, но они начали наполняться водой. Взглянув вниз, где остановилась моя пикана, я заставил себя игнорировать боль в моем животе, пока смотрел на короткие черные волоски на ее киске. Снова встретившись с ней глазами, я опускал стержень, пока металлический наконечник не достиг ее коротких волосков. Ее губы задрожали. И тут я понял. Я прекрасно ее понял: к ней никогда не прикасался мужчина.

Меня охватило волнение — я обнаружил ее слабость.

Опустив стержень ниже, я провел металлом по верхушке ее бедер, и дыхание суки изменилось. Оно стало прерывистым. Руки сжались в кулаки. Я перестал двигать пиканой и потребовал:

— Твое имя. Как тебя зовут?

Она судорожно сглотнула. Она открыла рот и попыталась заговорить, но ничего не вышло. Я поднес наконечник к ее складкам, и она вскрикнула. Ей это не нравилось, это я видел. Теперь она испугалась. Страх расползался по ее хорошенькому грузинскому личику.

Но затем она снова меня шокировала.

— Элен Мелуа! — ей удалось крикнуть сквозь ком в горле. Ее голос был слаб, но она твердо решила не сдаваться.

Но с этой последней ложью сломался я.

Отведя от нее пикану, я указал ей на левый угол клетки.

— Встань у решетки.

Женщина втянула воздух и перевела взгляд назад, затем снова на меня. Я наклонил голову, словно бросая ей вызов. Ее чувство самосохранения победило, и она поспешила в угол, как было приказано. Я ударил пиканой по прутьям. Громкий лязг металла о металл зазвенел сквозь прутья. Я наблюдал, как женщина приготовилась к ожидаемому электрическому удару. Ее тело застыло, мышцы напряглись, но шок так и не пришел. Когда звук затих, я холодно улыбнулся в ее испуганные глаза.

Нажимая на кнопку, включая подачу тока, я хотел отправить его по решетке, но в последнюю минуту передумал. И я делал это снова и снова, часами, играя с ее разумом. Женщина тяжело дышала, каждый раз готовясь к боли. Но этого так и не произошло. Вместо этого усталость и истощение от ожидания боли, наконец, поставили ее на колени.

— Вставай! — приказал я.

Женщина тяжело дышала на полу, ее кожа побледнела, но она заставила себя подняться на ноги. Ее тело раскачивалось из стороны в сторону от усталости, но ее запавшие большие глаза вызывающе смотрели на меня.

Задача была поставлена.

Щелкнув замком клетки, я распахнул дверь. Сжав пикану в кулаке, я приказал:

— Выходи!

Женщина опустила голову. Ее плечи слегка поникли, но она переступала одной дрожащей ногой перед другой и остановилась рядом со мной. Я возвышался так близко над ней. Она была меньше Госпожи, по крайней мере, вдвое меньше ее. Ее кожа казалась темной на фоне моего бледного тела. Она была мягкой на фоне моих чернил и грубых шрамов.

Я стиснул зубы, борясь с желанием прикоснуться к ней. Боролся с желанием прекратить ее боль. Но я не мог. Лицо 152-ой в моем сознании заставляло меня продолжить это делать.

Указывая пиканой на вертикальную металлическую плиту в центре комнаты, я зарычал:

— Встань напротив.

Она взглянула на меня, и на ее побледневшем лице отразилась тревога. Я подошел ближе, так близко, что моя твердая грудь коснулась холодной кожи ее руки. Я уловил ее резкий вдох от этого прикосновения, и вспышка огня пробежала по моему позвоночнику. Я постарался скрыть свое замешательство по этому поводу.

Она снова коснулась меня. Мои мускулы дернулись от того, как ее прикосновение подействовало на меня. Наклонившись, я почувствовал ее напряжение, прижался губами к ее уху и угрожающе прошептал:

— Я сказал. Бл*дь. Двигайся. Грузинка.

Я чуть откинулся назад, мое мощное, покрытое шрамами тело нависло над ней.

Теперь я знал, что она у меня в руках. Я практически чувствовал, как ее страх заполняет комнату. Здесь она сломается. Здесь она будет говорить.

Затем, шокировав меня до чертиков, ее крошечная ножка сделала шаг к металлической плите. Разочарование немедленно охватило меня. И как только она сделала еще один медленный шаг, я выбросил руку перед ее лицом, схватившись за один из металлических прутьев клетки. Женщина ахнула от шока, резко остановившись. Наклонившись, я провел носом по изгибу ее шеи, по влажным волосам, чувствуя, как она дрожит.

«Так, — подумал я. — Я нашел еще одну слабость».

Я.

Нежелательное прикосновение этого уродливого зверя.

Я проводил своим носом вверх и вниз, вверх и вниз. Ее дыхание было прерывистым, тело дрожало. Моя близость разрушала стены ее храбрости. Но, вдыхая ее аромат, я кипел от злости, откликаясь на ее запах — сладкий и вызывающий привыкание.

Привлекательная.

Не позволяя себе подумать, я прижался к ее боку всем своим телом. Моя грудь коснулась ее руки, а бедра прижались к ее бедру. Женщина внезапно замерла, и когда я посмотрел вниз, мой длинный твердый член прижимался к ней. Когда я увидел, как румянец побежал по ее щекам, мои зубы прикусили нижнюю губу. Затем мои бедра подались чуть вперед, и теперь мой член под тренировочными штанами прижимался к ней еще ближе. Моя рука крепче схватилась за решетку от ощущения ее прикосновения, и, снова наклонившись к ее уху, я повторил:

— Твое имя?

Ее тело подпрыгнуло, в ловушке между клеткой и мной. И все же, даже в страхе, она открыла эти пухлые губы и, заикаясь, произнесла:

— Э… Элен М… Мелуа.

Я замер, и железный прут заскрипел под моей мертвой хваткой. Моргая, я оторвался от ощущения ее тела, прижатого к моему, и отдернул руку. Женщина вздрогнула от моего резкого движения. Моя челюсть сжалась, и, взяв щуп, я ударил им по прутьям и рявкнул:

— Двигайся!

Она бросилась вперед. Не оглядываясь, она опустила голову и поспешила к металлической плите.

Я смотрел ей вслед, мой взгляд скользнул вниз, к ее округлой заднице. Мои мышцы напряглись, и я заставил себя поднять голову. Женщина остановилась рядом с плитой. Расправив плечи, я взял стрекало и подошел к ней. Стоя прямо перед ней, я положил щуп ей на живот. Она вздрогнула. Она по-прежнему ожидала удара тока. Это было то, чего я хотел — полностью взорвать ее разум. Я хотел, чтобы она угадала, когда толчок боли ударит в следующий раз. Я прижал наконечник к ее коже и приказал:

— Четыре шага назад!

Она сделала именно так, как я сказал. Посмотрев вверх, я понял, что она была прямо под душем выше. Протянув руку к рычагу на стене рядом с ней, я дернул его вниз, и брызги ледяной воды покрыли ее крошечное тело.

Она закричала и начала хватать ртом воздух, пока вода пропитывала ее кожу. Дождавшись, пока она полностью пропитается водой, я потянул рычаг и двинулся вперед, пока не смог ударить рукой о твердую металлическую плиту позади нее.

Я ждал, что она отреагирует, но когда она попыталась поднять ногу, то упала на пол. Холод сковал ее мышцы. Я напрягся, когда она попыталась встать на ноги, ее длинные волосы так сильно закрывали лицо, что я не мог увидеть выражение ее лица. Ее тело содрогалось от холода. Я смотрел, как она положила дрожащую руку на пол, пытаясь пошевелиться, но ее тело просто не слушалось.

Боль прошла через мою грудь. Кашляя, я пытался избавиться от боли, которая охватила меня. Моя рука сжалась в кулак, пока я боролся с необходимостью помочь ей. Необходимостью поднять ее и спасти — как я хотел спасти 152-ую.

Затем последовал приступ гнева. Гнева, что я вообще что-то чувствовал к этой маленькой грузинке. Меня учили сопротивляться сочувствию. Меня учили отключаться от любых чувств.

Сейчас же этого не получалось сделать.

Не надо ее жалеть, сказал я себе. Она грузинская suka. Эта suka стоит между тобой и твоим убийством. Из-за этой suka, живой и выжившей, отошлют 152-ую к Хозяину. Никто другой не имеет значения, кроме 152-ой. Ничто другое не имеет значения, кроме ее освобождения.

Цепляясь за эту мысль, я наклонился и взял ее за руку. Она напряглась под моей рукой, но я поднял ее и прижал к плите. Отложив пикану в сторону, я приковал ее запястья и лодыжки к металлическим наручникам. Отступив назад, я уставился на нее, привязанную к плите. Ее густые длинные волосы все еще закрывали лицо и грудь. Шагнув вперед, я откинул мокрые волосы назад, пока все ее тело не оказалось на виду. Когда ее грудь впервые оказалась так близко, я позволил своим глазам блуждать по ее телу.

И затем они резко остановились.

Три широких шрама, похожих на залатанные дыры, гордо красовались на ее коже — один под плечом, другой на левом боку и третий чуть выше левого бедра. Живот женщины быстро поднимался и опускался, капли воды превращались в лед на ее коже. Когда я взглянул на ее лицо, кожа была бледной, а губы посинели, кожа начала трескаться.

Но ее глаза, эти чертовы темные глаза, все еще смотрели на меня. Только на этот раз в них не было воды. Они смотрели сквозь меня остекленевшим взглядом.

Зная, что она на грани обморока, я подошел к противоположной стороне кровати и взял вентилятор и обогреватель, расположив их перед ее мокрым обнаженным телом. Согнув свое запястье, я поднес руку к переключателю вентилятора холодного воздуха и спросил:

— Скажи мне свое имя.

Она безучастно уставилась на меня. Она никак не отреагировала. Через несколько секунд у нее отвисла челюсть, глаза остекленели, и она прошептала:

— Элен Мелуа. Казрети, Грузия.

Закрыв глаза и, чувствуя предательскую сочувствующую боль в груди, я включил вентилятор и обдал ее гладкую влажную кожу самым холодным воздухом. 

Глава 6

Зоя

Я и не представляла, что могу чувствовать еще какую-то боль. Моя кожа переходила из пылающего состояния, словно ее разрезали бритвенные лезвия, в ничто иное, как онемение от намеренно изменяемой температуры, которую я терпела в течение последних нескольких часов. Мучительный жар быстро сменялся невыносимым холодом. Я попыталась высвободить руки и ноги, но вместо этого меня пронзила боль. И наручники, обернутые вокруг моих конечностей, сделали невозможным любые движения.

Я стиснула зубы, подавляя крик, который пытался сорваться с губ. Спина выгнулась дугой. Пальцы рук и ног напряглись. Но я не сводила глаз с человека, который стоял передо мной. Чудовище, которое вернулось сегодня с пронзительными кристально-голубыми глазами. Исчезли расширенные черные глаза, а на их месте появились ярко-синие. Обманчиво красивая черта в таком жестоком человеке.

Теперь он наблюдал за мной, как от жары моя кожа покрылась потом, и я видела в его пустом взгляде, что моя боль и мое страдание никак не затронули его сердце. Он был огромным, покрытым шрамами и мускулистым, и это было самое страшное, что я когда-либо видела.

Мое тело продолжало дергаться и вздрагивать под воздействием меняющейся температуры. Но я наблюдала за своим похитителем. Я не прикрывалась руками в смущении, когда его глаза иногда прищуривались в уголках, как будто он чувствовал дискомфорт, причиняя мне боль. Его руки сжимались в кулаки, как будто он боролся с желанием выключить обогреватель или вентилятор холодного воздуха.

Шли часы, и я задавалась вопросом, не было ли это просто разыгравшимся воображением. Но он был в нем: элемент сочувствия или раскаяния.

Может быть, у этого чудовища с глубокими шрамами все-таки были чувства.

С тех пор как я очутилась в этом аду, с тех пор как этот мужчина заставил меня раздеться, я чувствовала, будто моя невинность разрывается на части. Я никогда не была с мужчиной. Но он обнажил меня. Он коснулся моей обнаженной кожи, провел носом по моей шее и прижался к моей обнаженной плоти.

И все же что-то было не так между этим человеком и тем, что был прошлой ночью. Прошлой ночью его голубые глаза были расширены. Его тело было напряжено, словно наполнено гневом и яростью. Прошлой ночью этот мужчина был холодно жесток и бесчеловечен. Он давал указания так, словно у него не было выбора. Как будто что-то глубоко внутри него заставляло его делать эти презренные вещи.

У сегодняшней версии мужчины был понимающий взгляд. Его движения были не такими напряженными, определенно более плавными. А его глаза? Его глаза сегодня были яркими и наполненными самым удивительным синим цветом. И он точно знал, что делает. То, как он смотрел на меня. То, как он нюхал меня. Он дразнил и испытывал мою выносливость. Это все был он. Эта версия монстра была очень ответственна за его собственные действия.

Сегодня он напугал меня так, как я никогда не была напугана раньше — он сознательно заставлял меня кричать. И все же, несмотря на это, я видела вспышку человечности в его взгляде.

Прошлой ночью ее не было.

Монстр выключил обогреватель, моя голова упала от бессилия. Он подошел ближе и наклонился ко мне так, что его мускусный запах специй окутал мое лицо. Как и до этого, его нос уткнулся в изгиб моей шеи. Затем кончик его носа поднялся к моему уху. Он водил им вверх и вниз по моей нежной коже, до тех пор, пока его теплое дыхание не остановилось у моего уха, и он прошептал:

— Откуда ты знаешь Заала Костава?

Его голос был мягким, почти убеждая меня в том, что он чувствовал немного сожаления. Потом в моем сознании всплыли его сжатые кулаки и зажмуренные глаза, и я подумала, что так оно и было.

Он повторил свой вопрос снова, и кровь отхлынула от моего лица. Мои глаза закрылись. Хотела я этого или нет, но в уголке глаза появилась слеза. Я знала, что он заметил ее. Когда я вновь открыла глаза, я увидела, что он поймал слезу кончиком своего пальца.

Я держала рот закрытым, сдерживая ответ на его вопрос. Он поднял вверх палец, удерживавший каплю. Убедившись, что я слежу за его движениями, он поднес каплю ко рту, высунул язык и обхватил губами палец.

Медленно он вынул палец изо рта и опускал его до тех пор, пока не коснулся моей груди. Даже легкое прикосновение его пальца было похоже на удар кинжала по моей чувствительной коже. Но он продолжал им двигать, пока он не пробежался по моей груди и не обвился влажным кончиком вокруг моего соска.

Мое дыхание сбилось от страха, что я не могла двигаться, от страха перед тем, что он мог сделать дальше. Я знала, что он подталкивал меня к ответу, проверяя мою решимость. Авто рассказывал мне, что могут сделать палачи. Однако изучение таких актов и их выдержка даже не были сопоставимы.

Закрыв глаза, я попыталась вырваться из настоящего. Вместо этого я представила себе луг из моего детства. Я вспоминала, как Заал и Анри шли рядом, пока я пряталась за деревом, наблюдая за двумя моими братьями, улыбающимися во время разговора. Вспоминала, как бабушка качала меня на руках, напевая свою любимую песню. Я вспоминала, что папа покупал мне все, что я просила. Вспоминала, как лежала с мамой, как она гладила меня по волосам, когда мои младшие брат и сестра спали в своих кроватках. И я представляла себе нынешнего Заала, моего sykhaara. Как я держала в руках его фотографию, улыбающегося и влюбленного.

Вдыхая через нос, я наконец-то представила себе невесту Заала в окне дома на Брайтон-Бич. Я видела, как его руки обвились вокруг ее талии. И она была счастлива. Дом, казалось, был полон подобного счастья. Мой sykhaara, после жизни, полной боли, наконец-то обрел счастье. Он нашел другую семью. Это было все, что имело значение.

Стальная решимость овладела моей душой; я поклялась никогда не предавать брата. Я не пойду на поводу у этого монстра. Что бы он ни пытался сделать.

У человека, чьи люди все еще жаждали мести. У человека, который, возможно, мог контролировать больше людей, чем просто моих братьев.

Что если?..

Когда я подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, мой похититель ожидал моего ответа. Сглотнув, я покачала головой, игнорируя пульсирующую головную боль. Мужчина замер, его челюсти сжались в отчаянии.

Он отступил назад, чтобы встать рядом со мной. Я приготовилась к тому, что, как я знала, будет дальше. Свободной рукой он обхватил мое лицо, слегка сжимая щеки. Он отвел мое лицо в сторону, пока оно не оказалось в нескольких дюймах от его лица, и произнес:

— Ты можешь верить, что ты сильная, маленькая грузинка, но я только начал. Ты не сможешь вытерпеть то, что я приготовил для тебя. В конце концов, ты сломаешься, — согнув руку, покрытую татуировками имен своих жертв в локте, он добавил, — вы все ломаетесь. Я гребаная Smert’ s Kosoy (прим. пер. — Смерть c Косой). Предназначен для единственного — убивать.

Мое сердце пропустило удар, когда его слова донеслись до моих ушей, и я прошептала:

— Предвестник смерти.

У меня кровь застыла в жилах, когда этот мужчина, этот покрытый шрамами русский предвестник смерти, улыбнулся. Два ряда прямых белых зубов блестели под его полными губами, верхняя была испорчена красным шрамом, и его улыбка вызвала у меня страх. Потому что я знала, что он говорит правду. Ничто в этом человеке не кричало о безопасности! На самом деле все было наоборот: его внешний вид, само его присутствие кричали: опасность!

Тем не менее даже когда он потянулся, чтобы включить холодный вентилятор, все, о чем я могла думать, было то, что он сказал. Что он предназначен лишь для одной цели. Разработан. Не рожден, без права выбора, спроектирован.

Как и Заал с Анри должны были убивать ради Джахуа.

Заал, который больше не исполнял роль убийцы, который сейчас был спокоен и свободен.

Возможно, и этот мужчина смог бы стать таким. Мой желудок сжался, когда я посмотрела на его покрытое шрамами тело и лицо, эти измученные голубые глаза. Внезапно все, что я увидела, были мои братья-близнецы, стоящие передо мной. Моих братьев загнали в жестокое рабство. Моих братьев, которые когда-то были непорочными и добрыми людьми.

Как и Заал, мой похититель также мог бы стать однажды добрым мужчиной.

Это была последняя мысль перед тем, как я потеряла сознание… что возможно этот мужчина может быть спасен так же, как и Заал.

***

Я не была уверена в том, как долго длилась моя пытка. Когда я в первый раз потеряла сознание, то очнулась в одиночестве. Но затем вернулся он. Он всегда возвращался. Каждый раз, возвращаясь, он обливал меня холодной водой, затем согревал, потом снова замораживал, пока я снова не теряла сознание. Когда я просыпалась, его вопросы были бесконечны. Он требовал, чтобы я назвала свое имя. Он хотел знать, откуда я знаю Заала. Он требовал ответов на вопрос, кто защищает моего брата — их имена — и как он может добраться до Заала.

Но гордость переполняла мою грудь, что даже во время моей слабости, даже в моем дезориентированном состоянии, я оставалась верной своей крови.

Я была Элен Мелуа из Казрети, Грузия, и ничего не знала о Заале Коставе.

Я оставалась прикованной к плите, стараясь держать глаза открытыми, когда мужчина появился снова. На этот раз его присутствие не вызвало во мне никакой реакции. Я бы этого не допустила. Я должна была быть сильной, чтобы выдержать его пытки.

Мои глаза, словно пьяные, следили за каждым его шагом. Внезапно он остановился, и ошейник на его шее, казалось, напрягся. Я с восхищением наблюдала, как он откинул голову назад. Мускулы его груди, туловища и рук напряглись и вздулись толстыми венами. И его шея. Ошейник что-то делал с его шеей. Я смотрела, как он стиснул зубы, и его тело сотрясалось от ярости. Он издал оглушительный рев и немедленно упал на пол.

Ошейник. Ошейник что-то делал с ним.

«Наркотики?» — подумала я. Потому что, если этот мужчина была схвачен, и ему причиняли боль, как и моим братьям… Какой была его жизнь? Что он пережил?

Глядя на него, неподвижно лежащего на полу, я не могла не представлять перед собой своих братьев. В моем измученном, болезненном сознании все, что я могла видеть, было моими героями детства. Как и этот человек, наполненный только потребностью убивать.

Эта мысль принесла новый вид страха в мое сердце. Потому что, если его накачали наркотиками, если человек прошлой ночью был накачан наркотиками, я знала, каким чудовищем он будет, когда проснется.

Я отчаянно натянула наручники, пытаясь освободиться, но услышав низкое рычание, опустила глаза на пол. На меня смотрел вчерашний похититель. Его глаза были расширены до черноты, и он смотрел на меня так, словно хотел разорвать на части.

Я замерла. Пот выступил на теле мужчины, его покрытая шрамами кожа блестела от влаги. Затем он оттолкнулся от пола, вены на его выпуклых мышцах были так заметны, что казались неестественными.

Мужчина приблизился, и его потемневшие глаза блуждали по моему распростертому телу. С разъяренным лицом он потянулся к наручникам на моих запястьях и расстегнул их. Затем он поднялся на ноги, повторяя это действие, все время тяжело дыша — как будто что-то внутри сжигало его заживо.

Когда оковы были сорваны с моей лодыжки, я пошевелила онемевшими конечностями. Вскрикнула от жгучей боли, пробежавшей по моим усталым мышцам. Стиснула зубы от боли, молясь найти хоть какое-то облегчение, когда упала на пол, выпущенная мужчиной из его объятий.

Звук передо мной привлек мое внимание. Когда я проследила направление звука, то увидела, что мой похититель расхаживает по кафельному полу. Его руки были сжаты в кулаки, а лицо приняло суровое выражение. Каждый дюйм его потного разорванного тела излучал чистейший и самый ужасающий уровень свирепости. Казалось, вся его душа была опустошена; но чем, я не знала.

Его взгляд метнулся ко мне, и, не прекращая своих безумных движений, он прорычал:

— Имя. Мне нужно твое гребаное имя! — Его глубокий голос был настойчивым и сочился ядом.

Я открыла рот и прохрипела:

— Элен… — но, прежде чем я успела закончить свой отрепетированный ответ, мужчина повернулся в мою сторону и ударил кулаком по металлической плите надо мной.

Глядя на меня сверху вниз, он прорычал:

— Ты лжешь, грузинская suka (прим. пер. — сука)! Скажи мне свое гребаное имя!

Зрачки его глаз были так велики, что казались двумя пылающими углями.

Дрожащими губами и ответила:

— Это мое имя.

Его шея напряглась, и он прошипел:

— Ложь. Грузины лгут. Грузины только и делают, что лгут!

Оттолкнувшись от меня, он подошел к рычагу на стене и потянул его вниз. Звук металла о металл эхом отдавался от потолка. Когда я подняла голову, на меня опустился большой крюк, удерживаемый толстой цепью.

Внезапно он оказался на моей стороне, держа в руках ярды толстой веревки. Я сглотнула, увидев веревку, мой желудок скрутило от дурного предчувствия. Когда он приблизился, ослабляя веревку в руке, он пробормотал:

— Я причиню боль грузинской шлюхе. Ничего, кроме боли тем, кто держит ее вдали от меня.

В этот момент я поняла, что этот мужчина видит не меня. Что бы не впрыскивали в его вены посредством ошейника, это заставляло его быть где-то в другом месте в его голове.

Он представлял перед собой на полу кого-то другого.

Кого-то, кому он хотел бы причинить боль.

И сейчас я должна была принять пытку, предназначенную другому человеку. 

Глава 7

194

Я очнулся в дальней комнате камеры.

Ослепляющая боль пронзила мою голову, а мои мышцы ныли. Как и всегда, сначала я почувствовал жжение в своей шее, затем попытался открыть глаза. Тусклое свечение на потолке ослепляло меня, словно пламя. Подняв руки, я провел ими по векам, где почувствовал шершавую и разбитую кожу. Заставив себя сесть, я прищурился и сосредоточился на своих ладонях. На коже виднелись красные ожоги от веревок, пальцы были рассечены и покрыты засохшей кровью.

Во рту пересохло. Я пополз вперед и взял бутылку воды со стола. Я осушил ее одним глотком. Экран на столе был черным. Когда я пытался сосредоточиться на изображении, то понял, что свет в камере выключен. Все погружено в темноту.

Облокотившись на стол, я прижал ладони к глазам и попытался вспомнить, что делал прошлой ночью. Мой разум был словно в тумане. Ярость охватила меня, когда я осознал, что гранулы в моем ошейнике теперь были сильнее, чем раньше. Госпожа, должно быть, узнала о моей невосприимчивости к наркотику. И она позаботилась, чтобы эти новые гранулы подействовали на меня должным образом, черт возьми. Они позаботились о том, что я ее убью.

Она хотела, чтобы я причинил боль Заалу Костава самым худшим способом. Она хотела, чтобы грузинский мужчина страдал.

Наконец туман в моей голове рассеялся. Я стал прокручивать свои действия, пока находился под воздействием сыворотки. Помню, что взял толстую веревку и связал миниатюрную грузинку так, чтобы она не смогла даже пошевелиться. Подняв ее обмякшее тело на руки, я прикрепил конец веревки к крюку мясника, который свисал с потолка. Она стонала, когда веревка врезалась ей в кожу. Я задавал ей вопрос за вопросом: как ее зовут? Кто она Заалу Костава? Какие у него слабости? Но она не отвечала. Я затягивал веревку туже, ее конечности краснели от давления, но она все еще не говорила.

Я насильно вливал ей в горло воду, заталкивал еду, и даже позволил ей воспользоваться ванной, но вскоре после этого она потеряла сознание. Я вернулся в дальнюю комнату и погрузил камеру во тьму.

Легкая депривация — это способ сломить моих жертв.

Уставившись на экран, я зажег свет в камере. Маленькое женское тело безвольно свисало с потолка. Когда зажегся свет, она резко вскинула голову. Я заметил, что она вздрогнула от вспышки яркого света. Я наблюдал, как она вздрагивала от боли, находясь в подвешенном состоянии, с крепко затянутой веревкой. Но все же она оставалась непокорной. Теплое чувство распространилось по моей груди, наблюдая за ее очередным очевидным проявлением силы.

Она была стойкой. Стойкой и решительной.

Но если я хочу спасти 152-ую, то эта женщина должна быть сломлена.

Взяв со стола протеиновый батончик, я заставил себя съесть эту чертову штуку. Что могло сломить ее? Проходили дни. Даже несмотря на всю боль и страх, она не сломалась.

Я перестал есть, когда вспомнил ее реакцию в тот единственный раз. Это было тогда, когда я прижался к ее обнаженному телу. Когда мой нос пробежал по ее шее. Когда мой член прижался к ее телу.

Я замер, когда понял, что это должно сработать. Мне придется изменить тактику пытки. Мой желудок сжался при мысли о том, что мне придется так близко подойти к грузинке, к другой женщине. Но когда мои глаза снова вернулись к экрану, к связанной женщине, мое напряжение спало. Она совсем не была похожа на Госпожу. Она была нежной. Она была молодой и, даже если я ненавидел грузин за то, что они грузины, она была красивой.

Моя кожа покрылась мурашками, вспоминая сладкий запах ее кожи, ощущая ее шелковистую длинную шею под своим носом. Мои мышцы напряглись при мысли о ее карих глазах, смотрящих в мои. В тот раз она не смотрела на меня с ненавистью. Как будто она видела во мне кого-то другого, а не какого-то долбаного уродливого зверя. Она сумела разглядеть того, кем я был раньше.

Кем-то более важным, чем я был сейчас.

Я быстро прогнал эти мысли.

Выпрямившись, я размял шею и открыл дверь в камеру. Только перед своим уходом, я поднял температуру камеры до двадцати градусов. Первая часть моего плана была избавить ее от страха. Еда, вода и тепло. Затем проводить часы с ней под присмотром моих рук.

Ее отталкивало уродство моего лица, но с моим опытом она не сможет устоять перед наслаждением от моих рук. Даже если она все еще нетронута.

Заходя в освещенную комнату, я смотрел прямо перед собой. Я стискивал зубы, а руки сжимались в кулаки от того, что я должен был сделать. Госпожа учила меня быть экспертом в сексуальных пытках, но никогда прежде у меня не было возможности применить эти знания. Большинство моих жертв были мужчинами. Было всего две женщины, пытать которых посылали меня. Они сдавались сразу, как только просыпались в клетке. Их смерти были быстрыми в награду за ценную информацию. Не было никого похожего на эту миниатюрную грузинскую женщину.

Когда я вошел в главную комнату камеры, ее глаза поднялись поприветствовать меня. Они расширились, и ее губы приоткрылись. Ей было страшно. Она пристально следила за моим приближением, ее грудь поднималась и опускалась, ее полные сиськи пробивались сквозь веревки.

Остановившись перед ней, я смотрел ей прямо в глаза. Ее лицо слегка расслабилось, когда она изучила мои глаза. Я понятия не имел почему.

Когда ее тело дернулось от слишком долгого нахождения связанной, я подошел к рычагу на стене и потянул его вниз. Наверху послышался скрежет приводимого в действие механизма. Через несколько секунд крюк мясника начал опускать ее на кровать в центре комнаты. Она приземлилась на поверхность, веревка все еще была безжалостной.

Подойдя к кровати, я вытащил крюк из петли и щелкнул рычагом, чтобы поднять его к потолку. Ни разу женщина не вздрогнула, пока я обходил ее. Вернувшись к кровати, я поднял руки и начал медленно развязывать веревку. Вздох облегчения вырвался из ее рта. Ее замерзшее тело оставалось неподвижным, пока я сантиметр за сантиметром разматывал толстую веревку.

Пару минут спустя, когда она была освобождена, я откинул веревку на пол. Затем снова обратил внимание на женщину и заметил кровоподтеки от веревки на ее коже. Ее конечности были отмечены углублениями и вмятинами от натянутой веревки.

Бессознательно мои руки начали двигаться. Я вытянулся по стойке смирно, когда увидел, что они парят над ее спиной. Стиснув зубы, я рванул их обратно.

Собрав все свои гребаные мысли вместе, я приказал:

— Ложись!

Ее спина напряглась от моей команды. Из-за холода тело грузинки скрючилось и исказилось. Чтобы мой новый план сработал, ее нужно было вернуть к тому, как она выглядела раньше. Как себя чувствовала, прежде чем я причинил ей боль.

Я причинил ей боль… странная мысль закружилась в моей голове, возвращая боль обратно в мою грудь. На долю секунды я позволил себе ненавидеть то, что причинил ей боль, прежде чем причиню ей боль снова.

Я стоял позади, но она не двигалась. Наклонившись вперед, я откинул длинные волосы от ее шеи и прижался губами к ее уху. На ее обожженной коже появились мурашки. Я почувствовал прилив тепла внутри, зная, что моя близость так повлияла на нее. Я знал, что это не было влечением, но ей не нужно было находить меня привлекательным, чтобы так среагировать.

— Ложись! — еще раз скомандовал я.

Низкий стон вырвался изо рта женщины. Ее тело тряслось, но она заставила себя убрать свои ноги от груди, чтобы выпрямиться. Ее руки, неловко обхватившие грудь, соскользнули по бокам, голова откинулась назад на кровать, а спина распласталась на поверхности. Закрыв глаза, она тяжело дышала от боли. Хотя в комнате по-прежнему было холодно, на ее лбу выступил пот. Я знал, что она страдает от боли.

Когда Госпожа обучала меня быть самым эффективным убийцей, она сделала все, чтобы и я познал страдания от пыток. Она говорила, что мне необходимо знать, как все ощущается: боль, страдания и полное насилие над мозгом жертвы. Она кончала, смотря, как я страдаю от боли. Она кончала и тогда, когда резала и рвала мое лицо.

Хриплое дыхание маленькой грузинки замедлилось. Мои глаза прошлись по всему ее прекрасному телу. Ожоги от веревки тянулись по коже, показывая, где именно я причинил ей больше всего боли. Наклонившись над кроватью, я заметил, что ее руки были согнуты на поверхности, ногти пытались вонзиться в кровать внизу. Но все, что я мог видеть, была мягкая кожа под отметинами, ее полные сиськи и, конечно же, ее киска.

Протянув руку, я слегка надавил кончиками пальцев на ее икру. Она подпрыгнула от моего прикосновения. Ее дыхание участилось, когда я провел кончиками пальцев по ее колену и по внешней стороне бедра.

Она, совершенно неподвижная перед моим исследованием, начала слегка двигаться. Ее колено согнулось, когда я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра и вокруг ее влагалища. Хриплый стон сорвался с ее губ, и живот напрягся от этого ощущения.

Я знал, что это не было удовольствием… пока; я знал, что это было от незнакомого прикосновения мужчины. Я продолжал свое путешествие по ее животу, пока не достиг нижней части ее груди. Я сделал паузу и перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки были раскрасневшимися. Ее ранее тусклые глаза блестели от страха.

Высунув язык, я провел кончиком по своим губам, медленно и влажно, наблюдая, как она смотрит на меня своими большими девственными глазами. У нее перехватило дыхание. Сопротивляясь победоносному удовольствию, которое я испытывал от того, как быстро она реагировала на мои прикосновения, я провел кончиками пальцев по ее пухлой левой груди. Ее красный сосок затвердел, превратившись в маленькую твердую пику. Я водил пальцем вокруг соска, наблюдая, как розовая кожа покрывалась мурашками и трепетала под моими прикосновениями.

И я не мог отвести взгляд. Ее тело было напряженным и стройным. Ее сиськи были полными и упругими. Ее кожа была такой мягкой. Но это ее выражение лица, от которого у меня болели яйца и член был твердым, как камень… Несомненно, эта женщина была напугана, но в ее глазах было что-то еще. Что-то, что еще предстоит назвать, когда я исследую ее тело нетерпеливой рукой. Это смутило меня, потому что, что бы это ни было, это не было отвращением. Она не смотрела на мое изуродованное лицо и изборожденное шрамами тело и не пряталась — это было связано, бл*дь, с моим разумом. Это сжимало чертову грудь.

Мои пальцынеохотно оторвались от ее груди и побежали вверх по шее. Она застыла, ее конечности выпрямились, дыхание остановилось. Внезапно она сглотнула, когда мои пальцы коснулись ее щеки. Потом мои пальцы замерли. Огромные темные глаза смотрели на меня, длинные черные ресницы трепетали на ее щеке. Мой желудок напрягся. Полные губы женщины приоткрылись, и ее теплое дыхание коснулось моей руки. Что-то внутри сдерживало меня, когда ее темные глаза сверлили меня.

Так мы и застыли на несколько минут. Затем лицо Госпожи вспыхнуло у меня в голове. Она была единственной женщиной, к которой я когда-либо прикасался. И я наслаждался каждой минутой причинения боли садистской суке. Но я ни разу не касался ее лица. Ее уродливого ядовитого лица.

Когда я отдернул руку, мои брови опустились в гневе. Я отступил на три шага. Затем попятился еще дальше, потом повернулся и направился в заднюю комнату. Как только я вошел в дверь, я тихо зарычал и ударился головой. Засунув руку в штаны, я крепко сжал свои яйца, мой член мгновенно смягчился от боли.

Через пять минут я поставил еду и воду на поднос и направился обратно в комнату. Грузинка все еще лежала на кровати, но ее голова приподнялась, и глазами она нашла меня, когда я подошел к тому месту, где она лежала.

— Сядь! — приказал я.

Она прижала ладони к кровати и села. Мои ноздри раздулись, когда ее ноги свесились с кровати, а бедра слегка раздвинулись. Я заставил себя поднять глаза. Они сузились, когда я увидел ее тело. Она похудела.

В конце концов, женщина подняла голову. Шагнув вперед, я поставил поднос на кровать.

— Ешь. Пей! — приказал я.

Женщина перевела взгляд на поднос.

Я скрестил руки на груди.

— Ешь. Сейчас же! — громко скомандовал я.

Она протянула дрожащую руку и взяла бутерброд. Затем медленно поднесла бутерброд ко рту. И все это время я наблюдал за ней. Я даже не пошевелился. Я стоял прямо перед ней, пока бутерброд не исчез, а бутылка с водой не была выпита.

Женщина вытерла рот, когда я шагнул вперед и убрал поднос. Я поставил поднос на пол и вытянул руки. Женщина ни разу не отвела от меня своего взгляда.

Глубоко вздохнув, готовый начать, я двинулся вперед, пока не оказался перед ее ногами. Длинная прядь темных волос упала ей на плечо. С контролируемой нежностью я откинул ее назад, проведя пальцем по ее щеке.

Женщина напряглась и резко втянула воздух. Очень медленно я положил руки на кровать по обе стороны от ее тела. Мое лицо вторглось в ее личное пространство. На таком близком расстоянии я мог различить прерывистое дыхание, с трудом проходящее сквозь ее сжатые губы. Я прижался носом к ее шее и провел им вверх, пока мой рот не оказался у ее уха.

— Скажи мне свое имя, kotyonok (прим. пер. — котёнок). — Мой голос был хриплым и низким, и я провел носом вниз по ее шее только после того, как назвал ее котенком на моем родном русском языке.

Женщина резко повернулась ко мне лицом, ее полные губы коснулись моей щеки. Как только ее губы коснулись моей заросшей щетиной кожи, она опустила голову и прошептала:

— Элен.

Ярость загорела внутри, когда она решила продолжать лгать, но я не позволил своему лицу измениться.

— Элен, — пробормотал я, поднимая руку, чтобы зарыться в ее волосы.

Она вздрогнула, и я добавил:

— Элен. Элен Мелуа из Казрети, Грузия.

— Да, — ответила она, задыхаясь. Отодвинувшись на дюйм, я увидел, как сильно бьется пульс на ее шее. Капелька пота скатилась из-за ее уха, когда температура в комнате начала подниматься до терпимого уровня. Увидев, как она скатывается по ее бьющемуся пульсу, я высунул язык и слизал ее.

Ее шокированная реакция превратилась в смущенный всхлип. И я ухмыльнулся в ее волосы, придвигая свою грудь ближе к ее.

— Элен Мелуа, — снова прошептал я ей на ухо. — Такая красивая. Слишком красивая, чтобы я стал причинять тебе боль. Слишком красивая, чтобы заставлять тебя кричать… — я помолчал, потом добавил, — от боли.

Мои пальцы прижались к ее горлу, когда она была шокирована от моих слов. Затем я опустил свои пальцы к ее груди.

Женщина полностью замерла. Потершись грудью о ее грудь, я, в конце концов, отодвинулся и протянул ей руку. Она посмотрела на мою руку и отрицательно покачала головой. Подойдя еще ближе, я протиснул свои мускулистые ноги между ее ног. Она боролась, чтобы не впустить меня, но бороться с ее силой было все равно, что прихлопнуть муху — она была для меня ничем.

Я двинулся вперед. Когда мое бедро прижалось к теплу ее лона, ее спина опустилась на кровать. Положив руки по обе стороны от ее тела, я пополз туда, где она лежала, моя грудь скользила по ее. Ее плоский живот встретился с моим. Ее дыхание стало прерывистым. Я прижался к ней всем телом, наблюдая, как густой румянец покрывал ее кожу. Робкий крик сорвался с ее губ, звук ее дискомфорта заставил мои мышцы гореть в победе. Она могла быть сильной перед лицом боли, но передо мной… каково это? Близким и касающимся ее тела? Она была беспомощна и не могла подавить свой страх.

Подталкивая свои руки выше, пока моя верхняя половина полностью не накрыла ее, я прижался щекой к ее щеке и притянул свой рот к ее уху. Ее руки поднялись, чтобы схватить меня за бока в ответ. Она сильно толкнула меня в грудь. Мой член наполнился кровью, когда она попыталась сопротивляться. Я засмеялся низко и глубоко ей в ухо, прижимая сильнее, пока она не перестала двигаться подо мной. Когда мой рот завис над ее ухом, я высунул язык и с мучительной медлительностью лизнул внешнюю оболочку ее уха.

Ее кожа горела рядом с моей, и, в последний раз коснувшись мочки ее уха, я прорычал:

— В этой камере ты моя. Все, что я захочу, ты сделаешь. Твое тело принадлежит мне, пока ты не скажешь то, что я хочу знать.

Она судорожно вздохнула. Повернув голову так, что ее рот оказался у моего уха, она всхлипнула:

— Нет. Я умоляю тебя…

Она едва издала звук, но волнение пробежало по моим венам, когда эта мольба заполнила тихую комнату.

— О чем ты меня умоляешь? — зондировал я.

Повернув голову, я увидел, как ее глаза зажмурились, и она просто повторила:

— Я умоляю тебя… Не надо, — ее лицо исказилось.

Боль вернулась в мою грудь и набухла, чтобы укорениться в моем животе, когда ее рука внезапно побежала по моей груди. Медленно. Мягко. Мое дыхание остановилось, когда я заглянул ей в глаза, удивляясь, почему. Но я не мог ее прочесть. Я не мог читать ее, когда слезы наполнили ее глаза, и ее палец пробежал прямо под моим ошейником. Ошейник, который теперь привлек ее внимание.

Я нахмурился, когда это незнакомое чувство почти заставило меня спрыгнуть с кровати. Она прикасалась ко мне нежно. Ко мне — уродливому зверю Госпожи. Ко мне — русскому предвестнику смерти. Это было невозможно. Госпожа поиздевалась над моим лицом так, что все женщины, кроме нее самой, держались от меня подальше. Чтобы только Госпожа могла полностью владеть мной. Но эта чертова боль не проходила при мысли о том, что эта юная грузинка не видит моих шрамов. Она каким-то образом видела забытого меня, существующего где-то под шрамами зверя.

«Нет! — рявкнул я на себя. — Ты ошибаешься. Ты причинил ей боль. Она видит тебя только таким, какой ты есть — злым убийцей. Это не реально. Это только ее страх овладевает ею. Ты ее мучитель».

Я стиснул зубы, злясь на свои глупые мысли, и заставил себя продолжить следовать плану. Вернув свое лицо назад, пока оно не нависло над ее лицом, я спросил:

— Кто для тебя Заал Костава?

Одна-единственная слеза скатилась из уголка ее глаза, но, собравшись с духом, она сказала:

— Я не знаю никого с таким именем.

Ее темные глаза пронзили меня насквозь, когда я изучал ее красивое, нежное лицо. Кивнув, я скользнул вниз по ее телу, мои губы заскользили по ее плоти. Остановившись как раз перед тем, как я достиг ее киски, я оставил ее тело. Я не мог удержаться, чтобы не облизать свои губы и не положить ладони на ее тонкую талию, а затем провести ими по ее шелковистой коже.

Она была такой чертовски красивой.

Подняв руки, я протянул одну из них к ней и с суровым взглядом молча указал ей сделать так, как будет приказано. Она поднялась с кровати и, дрожа, вложила свою крошечную ручку в мою. Секунду я смотрел на ее ладонь, лежащую в моей ладони. Ее тонкие пальцы казались потерянными в моей грубой и мозолистой руке; ощущение теплой руки пронзило болью мой живот.

Ее рука дернулась, возвращая меня к моему плану. Обхватив ее пальцы своими, я вытащил ее из кровати и подвел к стене.

Повернувшись, я положил руки ей на плечи и прижал ее спиной к стене. На ее лице появилось нервное выражение, когда я приказал:

— Не двигайся!

Женщина стояла у стены, ее маленькая фигурка терялась на матово-черном фоне. Подойдя к комоду в углу комнаты, я открыл крышку и вытащил кожаные мягкие манжеты. Неся их туда, где она ждала, я наклонился. Взяв наручники для лодыжек, я осторожно обернул их вокруг каждой ноги. Поднявшись, я взял наручники и сделал то же самое с ее запястьями.

Взяв обе ее руки в свои, я поднял их над ее головой, а свободной рукой медленно провел пальцем по ее талии, наклоняясь, чтобы спросить:

— Они болят, kotyonok?

Услышав это обращение — котёнок — слетевшее с моих губ, она вздрогнула, но, когда я склонил голову набок, ожидая ее ответа, она покачала головой.

Я заметил, что она пристально смотрит на мой идентификационный номер на груди. Когда она поняла, что я наблюдаю за ней, то отвела взгляд. Я нахмурился, но продолжил.

152-ой нужно было, чтобы я продолжил.

Положив большой и указательный пальцы ей на подбородок, я согнул ноги так, чтобы мой взгляд проник в ее глаза, и проинструктировал:

— Теперь ты будешь отвечать мне, kotyonok.

Маленькая грузинка послушно кивнула головой. Мои глаза сузились в замешательстве от ее внезапной уступчивости. Когда я позволил своему замешательству отразиться на лице, она кивнула и ответила:

— Да. Я отвечу.

Меня шокировал ее ответ. Я не понимал, почему она вдруг согласилась отвечать на мои вопросы, когда до сих пор сопротивлялась каждому моему шагу. Я также не мог понять выражение ее лица. Печаль. Как будто она вдруг увидела меня с другой стороны. Как будто что-то заставило ее увидеть во мне кого-то нового.

Она наблюдала за мной, ожидая моего ответа. Я отогнал свои мысли и прижался лбом к ее лбу.

— Хороший маленький грузинский kotyonok.

Она глубоко вдохнула и закрыла глаза. Отступив назад, я протянул руку и защелкнул крючок наручников на цепях, свисающих сверху. Ее руки повисли в воздухе, упругие сиськи торчали на выгнутой груди.

Я повторил то же самое с кандалами на лодыжках, затем двинулся к блоку дальше вдоль стены. Я поднимал рычаг до тех пор, пока ее руки и ноги не натянулись. Тихий удивленный крик сорвался с ее губ, когда она прижалась к стене.

Заперев блок на место, я медленно пошел назад и встал перед ней и, убедившись, что она смотрит на меня, зацепил руки за края своих спортивных штанов. Я медленно спустил их вниз по бедрам, все время обжигая ее своим взглядом. Ее веки затрепетали, а руки сжались в кулаки над тугими манжетами.

Мой член дернулся под этим неведомым внимательным взглядом. Напрягая мышцы, я опустил спортивные штаны на пол и отшвырнул их ногой.

Выпрямившись, я снова встретился с ней взглядом и размял шею. Я чувствовал, как кончик моего члена ударяется о нижнюю часть туловища. Что еще более важно, я разглядел красный румянец, покрывающий тело женщины. Когда я подошел ближе, ее дыхание стало прерывистым. Проведя рукой по волосам, намеренно напрягая широкую грудь, я остановился прямо перед ней.

Ее рот был приоткрыт, когда я смотрел на нее. Ее руки натянули цепи, а ноги задрожали. Протянув руку, я потянул за цепь и, приблизив свое лицо к ее лицу всего на несколько дюймов, прошептал:

— Ты в ловушке, kotyonok. Ты вся моя. — Маленький глоток воздуха сорвался с ее губ.

Я прижал свой торс к ее, твердые пики ее сосков оцарапали мою грудь. Я убрал ее длинные волосы с лица и спросил:

— К тебе когда-нибудь прикасались? — Она задрожала под моей рукой, и я добавил: — Тебя когда-нибудь касался мужчина?

Ответа не последовало, поэтому я стал опускать руку, пока она не остановилась на ее соске, где я перекатил его между большим и указательным пальцами. Она вскрикнула, ее голос дрогнул от шока. Отпустив сосок, я мягко помассировал ее грудь. Затем скользнул бедром между ее ног, и мой член запульсировал, когда она ахнула.

— Kotyonok, ты помнишь, что я сказал насчет твоих ответов?

Она молча кивнула.

Я толкнул бедра вперед, задевая твердую мышцу ее клитора. Грузинка вскрикнула, ее спина выгнулась от стены. Я на мгновение стиснул зубы, почувствовав ее на своем бедре. Это чувство настолько отличалось от ощущения Госпожи. Это было приятно.

— Я спросил, ты помнишь, что я сказал?

Я приподнял свои бедра, усиливая давление на клитор, когда она закричала:

— Да! Я помню. — Она тяжело дышала и старалась смотреть мне в глаза. — Я помню, — подтвердила она.

Качнув бедрами и взяв ее грудь в свою руку, я сказал:

— Тогда скажи мне, мой kotyonok, кто для тебя Заал Костава?

Ее тело замерло, а лицо побледнело.

— Никто. Это имя ничего для меня не значит.

Моя рука замерла, когда с ее губ сорвалась очередная ложь, но мои ноздри раздулись.

Я вспыхнул, потому что знал, что тело маленькой грузинки теперь мое. 

Глава 8

Зоя

«Это все для того, чтобы ему помочь, — говорила я себе. — Я позволяла ему это. Я подчинялась ему, чтобы ему помочь».

Теперь мне было ясно, что что-то или кто-то вынуждал его меня пытать. Точно так же, как и моих братьев, когда они были под чьим-то контролем. Когда он кормил меня, когда спускал с веревок, я видела сожаление в его глазах. Я улавливала короткие вспышки нежности в его взгляде.

И всё, о чем я только могла думать — были мои братья. Что я не смогла их спасти. Что их вынуждали делать то же, что и этот мужчина делает со мной. И из-за этого, что-то внутри меня взывало спасти его.

Спасти его, как я не смогла спасти своих братьев.

Тату на его груди удерживала мое внимание. Это было число, идентификационный номер. Это, вместе с его ошейником, заставило мои вены наполниться льдом. Я не знала, что происходило, кто он был такой, на кого работал, но понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

И я не могла не задаться вопросом, откуда у него такие шрамы. Порезы на его лице и голове были явно сделаны ножами, словно он подвергся жестокому нападению. Но кто мог такое совершить? И зачем? Эти шрамы лишали его типичной привлекательности, но его глаза… его голубые глаза были такими поразительными, такими выразительными. И я, сама того не замечая, приглядевшись, могла разглядеть в его глазах каждую эмоцию, которую он испытывал.

В том числе и нервное недоумение, которое он, очевидно, испытал, когда моя рука коснулась его массивной груди. Вспышка неизвестности и, что еще печальнее, вспышка страха отразилась в глубине его глаз. Этот мужчина, этот палач, почувствовал страх от простого прикосновения. В одно мгновение я поняла, что до этого момента никто не прикасался к нему ласково и нежно. Это наполнило меня такой грустью, что мое горло сжалось от волнения. Заал и Анри, вероятно, испытывали то же самое.

Поэтому глупо это или нет, я решила позволить ему сделать то, что он должен был. Я планировала подождать немного, чтобы задать ему вопросы. Выяснить, кто его послал и зачем. Но я не ожидала такого развития событий. Я была готова к еще большей боли, к еще большей садистской пытке. Но только не к этому. Я не была искусна в обольщении, совершенно не подготовлена к сексуальным актам.

Мужчина снова двинулся вперед, и, взглянув ему в глаза, я увидела, что он уязвим, прежде чем снова посмотреть на меня.

Я быстро осознала, что, хотя это и было место пытки, поиска ответов, я видела в его глазах, что он искал то, что я дала ему ранее — немного принятия.

Привязанности.

Я поняла, что у моего мучителя все-таки была слабость — потребность, чтобы кто-то увидел его, пойманного в ловушку под монстром снаружи. И жажда, чтобы к нему прикоснулись.

Я знала, что должна была стать для него таким человеком. Я должна была попытаться. Что-то внутри заставляло меня попробовать.

Его рука на моей груди снова шевельнулась, и я пошевелилась под его прикосновением.

Он повторил действие, подушечкой большого пальца скользя по моему затвердевшему соску. В замешательстве я закрыла глаза, пытаясь освободиться от его пристального кристального взгляда, когда волна жара пронеслась между моих ног.

Я сдержала крик от этого незнакомого ощущения, сдержала всхлип, когда его горячее дыхание окутало мое лицо. Когда я снова открыла глаза, единственное, что я могла видеть, было красивое лицо мужчины со шрамом. Он был так близко, что я не могла ускользнуть от его внимания — его светлые глаза, светлая кожа, черные, как смоль, бритые волосы и угловатое лицо. Но его губы? Мои глаза не удержались и снова уставились на эти губы. Они были полными, несмотря на небольшой шрам на верхней губе, но выглядели такими мягкими на ощупь. Я лениво размышляла, кто бы ни послал этого человека убить моего брата, они хорошо постарались. Не только из-за его эффективности в пытках, но и из-за его ужасающих взглядов, которые были для меня одновременно дикими и божественными.

На теле мужчины не было ни капли жира. Когда он стянул с себя спортивные штаны, мое лицо вспыхнуло при виде этого обнаженного мужчины. У меня не было отношений, никакого сексуального опыта с мужчинами, даже платонического.

Он похитил меня.

Он причинил мне боль.

Он пытал меня.

Но теперь я увидела его с другой стороны. Того, кто называл меня котенком на своем родном русском языке и теперь откидывал назад мои волосы, чьи глаза вспыхнули, а изо рта раздалось шипение, когда он погладил своей грубой рукой — так интимно — мою обнаженную кожу.

В голове у меня царила полная неразбериха. Я постоянно нервничала, гадая, принесет ли мне следующее прикосновение боль, когда то, что было в ошейнике мужчины, снова превратит его в носителя пыток и боли? И все же под его теперешним руководством меня охватило странное чувство безопасности. Я была более чем уверена, что он не причинит мне вреда.

Я ничего не понимала. 

*** 

Он подошел, подняв руки, чтобы убрать волосы с моего лица. Я чувствовала себя такой маленькой, когда его большое тело возвысилось надо мной. Казалось, он будто поглотил меня.

Одна рука скользнула вниз, чтобы ухватиться за мою челюсть. Он крутил мою голову, пока моя шея и щека не открылись для его внимания. Он медленно приблизился, его губы скользили по моей щеке, но не целовали кожу, а просто касались всей стороны моего лица. Его дыхание щекотало мне ухо. Горячая дрожь пробежала по моему позвоночнику.

Безмолвно, губы мужчины двинулись вниз к моей шее и последовали по тому же пути, который ранее проделал его язык. Из его груди вырвался низкий рокот. В моих волосах его рука была неподвижна. Он глубоко вздохнул.

— Ты так сладко пахнешь, kotyonok.

Мои ноги ослабли, когда его хриплый голос проскрежетал мне в ухо. Его рука отпустила мое лицо, и когда он повернул руку, тыльная сторона его пальцев начала спускаться вниз по моей шее, медленно и легко, как перышко. По их следам побежали мурашки. Когда его рука опустилась чуть выше моей груди, мое дыхание остановилось. Затаив дыхание, я ждала его следующего прикосновения.

Внезапно, услышав, как он издал разочарованный напряженный стон, я почувствовала тепло на своей шее. Я была потрясена до неподвижности, задаваясь вопросом, что он делает. Затем его рот скользнул вниз по моему горлу, и ощущение тепла снова окатило меня. Пришло осознание его действий — он целовал мою шею.

В этот момент я была рада, что мои руки и ноги были связаны. От его прикосновения, нежного прикосновения этого человека, я боялась, что упаду на пол.

Меня никогда не целовали.

Я никогда не чувствовала, как мужчина прижимается своими губами к моей коже. Я никогда не чувствовала этого раньше. Мягкие сильные губы ласкали кожу на моей шее. Часть меня не хотела этого. Я хотела оттолкнуть его от своего тела, наказать за то, что он лишил меня первой любви, о которой я мечтала с любимым мужчиной. Но в то же время мне почему-то не хотелось, чтобы он останавливался. Это чувство, это странное чувство к этому дикому, но загадочному мужчине, охватило меня.

Моя спина выгнулась, пока его губы продолжали ласкать мою шею. Ощущение усилилось, когда его рука сжала мою грудь.

Против моей воли из моего горла вырвался стон, и глаза закатились от запретного ощущения его горячего рта на моей коже.

— Ммм, — пробормотал он, когда его зубы медленно поцарапали край моего плеча. — Такая сладкая.

Боль пронзила меня между ног. Я попыталась отогнать это чувство. Но когда посмотрела вниз и увидела его сверкающие голубые глаза, смотрящие на меня, кончик его языка, ласкающий мою кожу, мое сердце заколотилось, а боль усилилась еще сильнее.

Он двинулся дальше вниз по моему телу, пока его колени не коснулись пола, а рот не оказался на уровне моей груди.

Обе его руки опустились, чтобы обхватить меня за талию. Его подбородок дернулся вверх, так что его лицо оказалось повернуто к моему. Его большие пальцы поглаживали мои бедра, медленно, дразня. Я затаила дыхание, потом он приоткрыл рот и спросил:

— Как тебя зовут, kotyonok?

Глубоко вздохнув, я прошептала:

— Элен.

Он замер, его большие пальцы замерли на моих ребрах. Его голова склонилась набок, и, не сводя с меня глаз, он двинул свой рот вперед, пока не остановился всего лишь на долю секунды от кончика моего соска. Мое тело напряглось, когда он облизал губы и, наклонившись на последний дюйм вперед, коснулся языком моей твердой плоти. Я вскрикнула от этого ощущения, пальцы обхватили цепь, удерживающую руки.

Монстр урчал, поглощая мой вкус. Его глаза закрылись, а когда снова открылись, в них горел голод.

Придвинувшись ближе, я почти всхлипнула, увидев его обнаженную, твердую и возбужденную длину. Он был огромен. Мне не с чем было сравнивать, но инстинктивно я знала, что он был крупнее большинства. Сильная боль между ног соперничала с сильным трепетом. Возьмет ли он меня?

Мой пульс забился от страха при этой мысли, но все эти мысли рассеялись, когда его язык снова лизнул мой сосок. Только на этот раз это был не щелчок. Его влажный язык скользнул по мне. Он лизал и лизал до тех пор, пока я не испугалась, что мои цепи лопнут от напряжения моих рук. Моя кожа горела. Она пылала. Капелька пота стекала по моей спине.

Его рука двинулась, чтобы погладить мою плоть, и с тихим рычанием его рот проглотил плоть моей груди, прежде чем втянуть ее обратно, его зубы сжали сосок.

Моя голова откинулась назад, и я издала приглушенный крик. Мои ноги напряглись и натянули кандалы на лодыжках. Это было слишком хорошо. Мое тело изгибалось от жара удовольствия, струящегося по моим венам.

Посмотрев вниз, мои глаза расширились, когда он смотрел на меня. Но не это привело меня в восторг. Эта честь принадлежала его свободной руке, которая обхватила всю его длину. Его пристальный взгляд держал меня в плену, пока его рука грубо, но медленно поглаживала вверх и вниз плоть его твердого члена.

Зная, что он завладел моим вниманием, монстр снова двинулся вперед. Он повторил свои действия — посасывая, облизывая и сжимая ладонями мою грудь, пока я не начала бороться, чтобы восстановить дыхание и сохранить самообладание.

Давление начало нарастать между моих ног. Я боролась, чтобы сжать бедра, чтобы облегчить боль, приятную боль, пульсирующую в моей сердцевине, но кандалы держали крепко.

Когда между моих ног начало нарастать что-то сильное, что-то настолько интенсивное, мужчина отстранился. Я задыхалась, когда ощущение начало исчезать. Затем волна разочарования захлестнула меня, и я восстановила контроль.

— Нет, — возразила я почти беззвучно, скорее всего неохотно.

Руки мужчины все еще блуждали по моему телу. Я услышала его резкий выдох. Взглянув вниз, я обнаружила, что его лицо было поднято. Я замерла, увидев странное выражение на его изуродованном лице. Я не могла понять, о чем он думает. Его покрытые шрамами щеки пылали, ноздри раздувались, а глаза были такими яркими, что я чувствовала, что они могут заглянуть мне в душу.

Покачав головой, он стиснул зубы, а затем потребовал:

— Твое имя.

Мое тело было напряжено, нуждалось в чем-то, тянулось к чему-то, чего я не понимала. Но я опустила голову и ответила:

— Элен.

Его яркие глаза замерзли, и он начал уделять внимание другой моей груди, втягивая пухлую плоть в рот. Его горячий язык ласкал приподнятый бутон. Я застонала. Затем звук застрял у меня во рту, когда его рука двинулась ниже. С его ртом, занятым на моей груди и его рукой, спускающейся вниз по центру моего торса, мои чувства были перегружены. Я попыталась согнуть колени, чтобы облегчить боль, но как ни старалась, не могла пошевелиться.

Оторвавшись от моей груди, он сосредоточил свое внимание на моих глазах, а его рука опустилась еще ниже. Его блуждающие пальцы остановились у кромки роста волос на моем лобке. Мое сердце так сильно стучало в груди, что я слышала его тяжелый стук в ушах. Я изучала каждый дюйм его лица. Жар собрался в моей сердцевине, когда его зубы слегка прикусили его нижнюю губу. Разочарованный стон раздался глубоко внутри, когда подушечка его указательного пальца начала обводить периметр моего лобка. Тепло распространилось вверх по моему позвоночнику. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, как горело мое тело, когда мужчина высунул язык и лизнул мой пупок.

— Я умоляю тебя, — призналась я.

Кристально-голубые глаза посмотрели на меня, и он спросил:

— Что, Элен? — пока его свободная рука скользила по моей спине. Затем его грубая ладонь коснулась моей задницы.

Я вскрикнула, когда его рука коснулась плоти. Бессознательно мое тело дернулось.

— Умоляю тебя… я не знаю!

Мужчина остановился и, опустив голову к самой нижней части моего живота, вздохнул.

— Тогда назови мне свое имя, kotyonok. Твое настоящее имя, и на этом все может закончиться.

Я зажмурилась, но слезы уже катились по моим щекам. Его рука снова сжала мой зад, и его палец скользнул ниже, поглаживая мою сердцевину. Губы приоткрылись, глаза распахнулись, и я издала сдавленный стон. Мое тело сотрясалось от осознания того, что мое самое сокровенное место ласкают, так свободно и непрошено. И все же, мрачно и предательски, я хотела, чтобы этот палец опустился ниже. Мне хотелось, чтобы пружина, в данный момент так туго натянутая, освободилась. Я хотела, чтобы то, что я только что узнала, было вне досягаемости.

В своем внутреннем смятении я не заметила, как он поднялся на ноги. Одна его рука все еще была у меня за спиной, другая — чуть выше груди. Но теперь его лицо, раскрасневшееся и покрытое шрамами, было прямо передо мной.

— Пожалуйста, — снова взмолилась я, глядя поверх трех грубых шрамов, чтобы увидеть участки гладкой и молочной кожи.

Он покачал головой, его длинные черные ресницы затрепетали, когда он моргнул.

— Ш-ш-ш, — прошептал он, прижимаясь лбом к моему лбу.

Я почувствовала, как палец, игравший теперь в верхней части моих лобковых волос, двинулся вниз к складке моего бедра. Я уловила тревожный стон в своем горле. Я была смущена тем, что моя грудь болела от его мозолистого прикосновения, а соски затвердели на обнаженной широкой груди монстра.

— Скажи мне, kotyonok, — прошептал он и прижался губами к моей щеке, — к тебе когда-нибудь прикасались?

Я сделала быстрый вдох, когда он скользнул пальцем по моей спине ниже к сердцевине.

— Ответь мне, — грубо сказал он.

— Нет, — призналась я дрожащим голосом. — Ко мне никогда не прикасались.

Его голова слегка откинулась назад. Голод на его лице усилился в десять раз. Губы приоткрылись, зрачки расширились, обнаженные плечи приподнялись и опустились в быстрых и преувеличенных движениях. Его дыхание было прерывистым, и правда попала в цель.

Ему нравилось, что я была нетронутой. Этот мужчина наслаждался тем, что я была девственницей.

В этот момент его похоть откровенно пульсировала волнами, и я тоже это почувствовала. Ясно увидев что-то в моих глазах или тяжелый румянец на моей коже, он прижался своей грудью к моей. Затем он поднял руку, которая ласкала мой зад, чтобы заключить меня в тиски и положить над моей головой. Палец, бегущий по верхушке моих бедер, продолжал двигаться вперед. Он прижался губами к уголку моих губ и прошептал:

— Ты такая красивая.

На мгновение я возненавидела себя. Я ненавидела то, что, услышав, как он называет меня красивой, мое сердце стало биться сильнее. Мне это нравилось. Мне нравилось, когда этот мужчина называл меня красивой.

Затем он снова прижался губами к моему уголку рта и холодно спросил:

— Ты находишь меня красивым? Ты находишь эту гребаную тварь красивым?

Оттолкнувшись рукой от стены надо мной, он откинулся назад, пока его тело не оказалось в поле моего зрения: множество татуировок с именами, небольшое количество шрамов, и эта черная татуировка «194», доминирующая в центре его груди. Как всегда, мое внимание сосредоточилось на ошейнике, закрепленном на его шее. Сбоку был шов, тяжелые металлические петли крепко держали его на месте. Его лицо было жестким, выражение, как и голос, насмешливым. Но, прежде чем я успела это остановить, ответ слетел с моих губ.

— Да, — сказала я потрясенно, но честно, — ты прекрасен для меня.

Он замер. Словно не ожидая моего ответа, его черные брови угрожающе нахмурились.

Я сохранила правду в своем выражении лица, когда снова уловила мимолетную вспышку уязвимости в его взгляде. Эта вспышка немедленно разбудила что-то внутри меня, эта секундная потеря контроля поразила что-то в моем сердце.

Тяжелые мускулы мужчины напряглись, приподнятые мышцы на плечах дернулись, но я заметила, что мой ответ расстроил его. Его челюсти сжались, а глаза сузились. Его голова склонилась набок, изучая каждую часть моего лица. Затем внезапно выражение его лица изменилось, утратив свою суровость.

Застонав, он двинулся в моем направлении, заставляя меня напрячься. На мгновение я испугалась, что он собирается ударить меня, что я неправильно его поняла. Я боялась, что мужчина, который причинял мне боль в течение многих дней, вернулся. Но вместо этого его рука скользнула по моим волосам, а губы прижались к уголку моего рта. Его прикосновение было теплым, и я почувствовала, как тепло распространяется от головы до пальцев ног.

Отстранившись, он провел пальцем по моей щеке и прохрипел:

— Ты не лжешь, kotyonok. Ты считаешь меня… красивым. Меня?

Его глаза вспыхнули, и он покачал головой, словно не веря своим глазам. Его рука оставила мое лицо, чтобы снова занять свое место на вершине моих бедер. Я всхлипнула, когда его палец на этот раз опустился ниже, и он добавил:

— Впервые с тех пор, как я похитил тебя, ты не солгала. Я уродливый зверь, но ты не солгала.

Из моих глаз снова потекли слезы. Часть меня не хотела его прикосновений, но в то же время я хотела этого больше всего в своей жизни. Именно этот тон недоверия в его глубоком голосе, тон уязвимого недоверия, заставил меня захотеть узнать его больше. Заставил меня хотеть его прикосновений еще больше. Чтобы показать ему, что он не просто монстр, каким себя считал.

Палец, всего в нескольких сантиметрах от моей сердцевины, заставлял меня гореть. Его реакция на мое правдивое признание побуждала меня рассказать ему все, что он хотел знать, просто чтобы его пальцы были на мне. Просто чтобы его пальцы облегчили мою боль.

Но я была уверена, что не смогу предать Заала. Я знала, что должна оставаться сильной.

— Ты хочешь меня? — спросил он, заставляя мои руки сгибаться и изгибаться.

— Нет, — прошептала я, не в силах встретиться с ним взглядом. Я не хотела, чтобы он знал, насколько это была не правда.

На его губах появилась ухмылка, и, приложив губы к моему уху, он произнес:

— Ты лжешь. Я знаю, когда ты лжешь, Элен. Я вижу обман на твоем прекрасном лице, слышу его в твоем мягком голосе. — Он отступил назад и по-настоящему встретился со мной взглядом. — Теперь я знаю твое тело, маленькая грузинка. Я вижу, что ты хочешь меня. — Он подошел ближе. — Так же, как я хочу тебя.

Огонь и лед боролись за господство. Но когда его палец скользнул по складкам моей сердцевины, проведя кончиком вдоль входа, огонь одержал победу.

Он зарычал, когда я вскрикнула от этого ощущения, но тут же отдернул палец и поднес его ко рту. Я боролась за самообладание, когда он провел пальцем по губам, прежде чем засунуть его в рот и сильно пососать. Его глаза вспыхнули, когда он убрал палец и провел подушечкой по моим губам. Он смотрел на свой палец в восхищенном внимании, прежде чем наклониться и произнести:

— Если ты не хочешь меня, kotyonok, то почему твоя киска такая чертовски влажная?

Дрожь сотрясала мое тело от его грубых слов и грубого тона. Я молчала, не зная, что сказать в ответ. Потом он широко улыбнулся. Мои легкие сжались от ошеломляющего вида его поврежденного лица, выглядящего таким ярким. Затем его рука скользнула обратно между моих ног. Мои бедра инстинктивно подались вперед, преследуя его прикосновение.

Он только еще больше улыбнулся.

Он провел языком по моей щеке, а его палец начал скользить взад и вперед между моих складочек. Я старалась держать глаза открытыми. Я пыталась показать всю силу своего сопротивления его интимному прикосновению, но мои глаза закрылись от пьянящего ощущения.

— Ты вся течешь, kotyonok, — промурлыкал он с сильным русским акцентом, в котором чувствовалось вожделение. — Ты когда-нибудь раньше кончала? Ты когда-нибудь прикасалась к себе, заставляя кончить?

Мне удалось покачать головой, всхлипывая. Тогда он провел пальцем по моему клитору. Его палец застыл, и я дернулась, пытаясь впитать ощущение, которое он принес. Когда я открыла глаза, то увидела, что он с нетерпением ждет ответа.

— Нет, — призналась я, — я никогда раньше не прикасалась к себе.

Воздух со свистом вылетел из его рта, и он придвинулся ближе ко мне. Его горячая грудь задевала мою. Он убрал от меня свой палец. Я чуть не закричала, протестуя против потери. Давление в моем животе было слишком сильным, чтобы выдержать. Затем его лицо окаменело от решимости, и подушечка его пальца скользнула обратно на мой клитор.

Я дернулась от прилива удовольствия, пронесшегося по моему телу. Мои мышцы так напряглись, что я испугалась, как бы они не лопнули. Мой рот открылся в экстазе.

Его грудь была обжигающей напротив моей груди. Его рот скользнул по моей щеке, пока его палец сильнее прижимал ко мне, начиная двигаться маленькими медленными кругами. Я тянула и тянула свои руки и ноги, мое тело отчаянно нуждалось в движении, но кандалы держали меня крепко. Свободной рукой мужчина нажал на мое горло. Его твердая, но нежная хватка прижала меня спиной к стене.

Его палец ускорялся на моем клиторе. Рука на моем горле утверждала его силу, доминирование и полный контроль. Он прижался лбом к моему лбу, его дыхание было таким же быстрым, как и мое.

Я громко застонала, когда волна удовольствия прошла сквозь мои ослабевшие ноги.

Румянец покрыл его губы и щеки. Придвинувшись ближе, пока мы не вдохнули один и тот же воздух, он спросил:

— Тебе нравится это, kotyonok? Тебе нравится чувствовать мою руку на своей киске?

Мое тело дернулось, когда его запретные слова усилили давление, нарастающее в моем сердце. Я попыталась подчиниться его приказу. Я попыталась ответить. Но когда рука на моем лице переместилась к моей спине, крик был единственным ответом, который я могла предложить.

Его палец на моем клиторе кружил все быстрее и быстрее, а затем внезапно рука на моей заднице скользнула внутрь, чтобы приблизиться к моей сердцевине. Мои глаза распахнулись, когда его палец прошелся по моему входу. Две руки, два его длинных пальца легли на влажный вход моих раздвинутых ног.

Теплое дыхание скользнуло по моему лицу, и когда наши взгляды встретились, он сказал:

— Я беру эту горячую киску, kotyonok.

Я всхлипнула, когда его палец вошел в меня. За моими глазами начал зарождаться свет. Его дыхание смешалось с моими криками, и он добавил:

— Я буду владеть тобой.

Я вскрикнула, когда мои ноги начали дрожать, что-то начало расти в нижней части моего позвоночника.

— Как тебя зовут? — он надавил, прикосновение его двух талантливых пальцев, казалось, было везде: в моем теле, моем разуме и моей душе.

Ухватившись за кусочек чувствительности, я прохрипела:

— Элен… Мелуа.

Его грудь прижимала меня к стене, его пальцы увеличивали скорость, круг за кругом, входя и выходя. Из моей груди вырвался пронзительный стон.

Его пальцы снова проникли в меня:

— Кто для тебя Заал Костава?

Зажмурившись, я боролась со всепоглощающими ощущениями, вызванными движениями его пальцев, и, задыхаясь, ответила:

— Никто. Я его не знаю.

Пальцы увеличивали скорость, пока я не испугалась, что стреляющие вверх по позвоночнику разряды удовольствия вырвутся и поглотят все мое тело. Потом вдруг мои мышцы напряглись, сердце бешено заколотилось, и перед глазами вспыхнул яркий свет. Я сопротивлялась жгучему покалыванию между ног, но лицо мужчины напряглось, и он властно приказал:

— Кончай!

Крича от грохота блаженства, взявшего мое тело в заложники, мои легкие горели, а с кожи капала влага.

Он зарычал передо мной, и я почувствовала, как его твердая как камень длина прижалась к моему бедру, его влажный кончик прошелся по моей коже. Но его пальцы не останавливались. Они кружили и кружили вокруг моего клитора, пока я не начала биться в конвульсиях. Моя сердцевина была слишком чувствительной. Я не могла вынести его прикосновений. Мои мышцы напряглись, проверяя прочность оков.

Мои глаза распахнулись. Увидев, что он смотрит на меня с пылающим выражением лица, я взмолилась:

— Пожалуйста, — прерывающимся голосом, — это слишком. Я не могу это принять.

Но он не остановился. Вместо этого он быстрее зашевелил пальцами и спросил:

— Как тебя зовут?

— Элен, — произнесла я, жадно хватая воздух.

Его пальцы двигались быстрее до тех пор, пока я снова не почувствовала, как нарастает давление в моем позвоночнике.

— Нет, — взмолилась я, — только не снова. Я не могу…

Но он продолжал работать руками, наказывая меня ошеломляющими ощущениями.

— Кто для тебя Заал Костава? — спросил он.

Я отрицательно качала головой, слезы текли по моим щекам.

— Никто. Я его не знаю.

Я давилась рыданиями, когда давление начало снова возрастать. Как только ослепительный свет позади моих глаз раскололся на миллион осколков, он спросил:

— Кто твоя семья? Где твоя семья, маленькая грузинка? Скажи мне!

Боль разрезала меня пополам при упоминании о моей семье, сильнее, чем любой кинжал. Когда мучительное блаженство ворвалось в мое усталое тело, я выпустила боль, длившуюся два десятилетия, и закричала:

— Они мертвы! Они были убиты прямо на моих глазах! Ты счастлив?

Я закашлялась от своих резких слов и прохрипела:

— Ты счастлив теперь, когда заставил меня сломаться?

Мое сердце бешено заколотилось после этого, смесь сильного удовольствия, спускающегося вниз, и разрушительных воспоминаний о том дне, теперь были полностью перед моим мысленным взором.

Рыдания сотрясали мое тело. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что мужчина убрал свои пальцы от меня. Его грудь больше не прижималась к моей коже. Мгновенно я почувствовала холод, мое тело безвольно повисло, поддерживаемое только цепями. Затуманенными глазами я увидела, как он застыл передо мной, наблюдая за мной. Его покрытое шрамами лицо было суровым, а мышцы напряженными. Чувство невероятного смущения охватило меня, когда я подумала о том, что он только что со мной делал.

Теперь мои чувства сменила скорбь и заставила меня прошептать:

— Я одна. Всегда была одна. Их всех убили: родителей, бабушку, моих младших брата и сестру, братьев, которых я любила. Выжила только я.

Я смотрела на него пристально. И без малейшей дрожи в голосе добавила:

— Я жалею, что тоже тогда не умерла.

Мужчина, казалось, вздрогнул от моих слов, и его рука начала подниматься. На долю секунды я задумалась, не собирается ли он утешить меня, дотронувшись до моего лица. Не успел он поднять руку, как видимо передумал, и прижал к своему боку.

Его рот открылся, словно он хотел что-то сказать, но, быстро развернувшись на пятках, вышел из комнаты. Я смотрела ему вслед. Оставшись наедине с собой, повиснув на этих цепях, я воспроизводила образ его напряженных мышц, когда он уходил, и его пальцев, когда они чередовались от сжатых кулаков к разжатым ладоням. И когда он подтолкнул меня к этому ответу, когда я закричала, что была так одинока, что-то внутри него сломалось. Я заметила это по его лицу. Я поняла это по его позе.

Ясно увидела это в его выразительных голубых глазах.

Теперь я знала, что он вовсе не был монстром. Знала, что у него не было выбора в совершении этих ужасных поступков. Я знала, что его жизнь была такой же невыносимой, как и моя.

Знала, что на самом деле он не был таким злым, каким казался.

Он был таким же, как мои Анри и Заал. Как и я.

Сломленный. 

Глава 9

Лука

Железный кулак врезался мне в челюсть, при ударе откинув мою голову назад. Вкус меди наполнил рот. Я сплюнул кровь на пол.

Кивнув, я посмотрел на своего противника, который расхаживал по клетке. Его глаза горели яростью, огнем, который горел и во мне. Застигнув его врасплох, я побежал во весь опор, врезавшись в его тело и повалив на пол. Перекатившись, чтобы оседлать его талию, я послал два быстрых удара прямо ему в лицо. Кровь брызнула на мою грудь, прежде чем он дернул бедрами, и я вскочил на ноги.

Мой противник оттолкнулся от пола. Все замолчали. Другие бойцы собрались вокруг, чтобы посмотреть. Мы кружили и кружили, тяжело дыша, обливаясь потом, оба готовые нанести удар. Затем в воздухе раздался выстрел, означающий конец матча.

Я не двинулся с места и не сводил глаз со своего противника. Как и он с меня. Я пригнулся, готовый нанести новый удар, но кто-то встал между нами. Кровавая пелена перед моими глазами рассеялась, возвещая мое возвращение в здесь и сейчас.

— Прекратите, — крикнул Виктор.

Я сделал три шага назад, пытаясь успокоиться. Затем бросил взгляд через клетку и увидел, что мой противник делает то же самое. Закрыв глаза, я десять раз вдохнул и выдохнул. Подумал о Кисе, моей жене и моем еще неродившемся ребенке. Я думал о нашем доме и о своем положении Князя. Мне пришлось. Мне пришлось напомнить себе, что я больше не в ГУЛАГе. Я больше не был бойцом смерти и пленником в клетке.

Почувствовав, как чья-то рука коснулась моей, я открыл глаза и увидел, что Виктор смотрит на меня, приподняв бровь. Я кивнул, давая понять тренеру, что вернулся. Лука вернулся. Жажда крови моего альтер-эго была утолена, хотя бы на сегодня.

Виктор отошел в сторону, и я направился к моему противнику Заалу, чьи глаза были все еще закрыты от сосредоточения на своих мыслях.

Я подождал, пока он откроет их и посмотрит на меня. Когда я протянул руку, Заал глубоко вздохнул и сжал мою ладонь в своей. Я встряхнул ее один раз и отпустил его руку.

Грудь Заала все еще сильно опускалась и поднималась, когда он сказал:

— К этому нужно привыкнуть, — он указал на нас обоих, — сопротивляться желанию убивать. Не вытягивая свой последний вздох. В последнюю секунду мой инстинкт убийцы вернулся.

Моя челюсть сжалась, когда я мгновенно согласился с его чувствами.

— Однажды это случится.

Заал слишком долго смотрел на меня, потом спросил:

— У тебя так же?

Опустив глаза, я кивнул и ответил:

— Я молюсь, чтобы однажды в будущем я проснулся, больше не испытывая желания убивать или проливать чью-то кровь.

Заал на мгновение закрыл глаза, затем открыл, бросив взгляд на запертую дверь офиса, за которой находились наши женщины, и сказал:

— Тогда я тоже буду молиться за этот день.

Подняв с пола свое полотенце, он вытер кровь со своей груди и лица и добавил:

— Я хочу быть сильнее, более нормальным мужчиной для моей Талии. Не этой версией меня, которая мечтает об остановке сердец и расколе черепов. Я до сих пор не понимаю этой жизни. Время от времени все становится слишком для меня. Это причиняет мне боль прямо здесь. — Он постучал по своей голове.

Посмотрев через плечо своего брата на дверь офиса и проверив заперта ли она, я подошел ближе и сказал:

— Мы другие, Заал. Мы были приучены всю свою жизнь быть такими. Наши женщины это знают.

На лице Заала появилось страдальческое выражение, и он спросил:

— Тогда почему они сидят взаперти, когда мы спаррингуем? Почему ее карие глаза становятся грустными, когда она видит, что мы деремся и проливаем кровь?

Я вздохнул и провел полотенцем по лицу. Дерьмово было это обсуждать. Киса смирилась с тем, что я никогда не буду тем мальчиком, которому она читала книжки в детстве. Но Заал был прав. Женщины могли бы принять это как часть того, кем мы были — монстрами, которыми стали — но я знал, что они обе боролись, чтобы видеть нас такими, предпочитая игнорировать насилие внутри. Как и Заал, я молился о том дне, когда мы не будем просыпаться в холодном поту, запрограммированные убивать только для того, чтобы выжить.

Повернувшись, чтобы осмотреть зал, я обнаружил, что он кишит бойцами, которые тренируются под бдительными взглядами своих тренеров. Виктор, наш новоиспеченный начальник Подземелья, ходил среди бойцовского сброда, проверяя, все ли в порядке.

Бросив полотенце в корзину, я уже направился в сторону душа, но услышал, как Михаил, мой главный бык, рявкнул на кого-то, приказывая заткнуться.

Резко повернув голову в сторону входа, я встал рядом с Заалом, который тоже смотрел в том направлении. Мы оба были готовы к бою. Мое сердце заколотилось в груди при мысли о том, что кто-то собирается на нас напасть. Затем Михаил появился в спортзале, таща за собой пожилого седовласого мужчину.

Я выпрямился, готовясь к бою, и прищурился, глядя на того, кого он держал в руках. Затем заметил, что дверь кабинета открылась. Вышла Талия. Я наблюдал, как моя сестра смотрит на Заала, стоящего рядом со мной. Ее лицо вытянулось. Лицо Заала было в синяках, а губа была разбита. Я знал, что она ненавидела наблюдать его боль.

Я вытянул руку по направлению к сестре, показывая, чтобы она оставалась на месте. Затем рядом с ней появилась Киса. Ее большие голубые глаза сразу же нашли мои. Я был напряжен, как и она. Но моя жена только улыбнулась и кивнула — она приняла то, что я должен был сделать.

Пожилой мужчина вскрикнул, когда Михаил поставил его перед нами.

— Князь, — объявил Михаил, когда старик склонил голову, — я поймал эту гребаную крысу, он прятался наверху и искал путь внутрь.

Шагнув вперед, я скрестил руки на обнажённой груди и посмотрел на мужчину сверху вниз.

— Ты кто такой? — Холодно спросил я по-русски и увидел, как он напрягся, обдумывая вопрос.

Он ничего не ответил. Михаил потянул голову старика за волосы вниз и посоветовал:

— Ты отвечаешь Князю, когда он задает тебе вопрос.

Мужчина медленно поднял глаза, но, когда он это сделал, они не задержались на мне надолго. Вместо этого его взгляд становился на Заале. Я видел, как Заал напрягся и прищурился. Старик побледнел.

Явно почувствовав мой взгляд, Заал коротко посмотрел на меня. На его лице я заметил беспокойство. Когда снова посмотрел на старика, что-то в его взгляде заставило меня искать Виктора. Я нашел его у дальней стены. Он наблюдал за нами, а не за бойцами. Вздернув подбородком, я махнул рукой и подал знак Виктору, чтобы он убирался из спортзала.

Не знаю почему, но от того, как старик смотрел на Заала, у меня по спине побежали мурашки. Через пять минут зал опустел, а старик все еще не сводил глаз с Заала.

Заал скрестил руки на груди. Я видел замешательство на его лице. Взяв на себя роль Князя, я подошел к мужчине и спросил:

— Почему ты был снаружи этого зала?

Я снова заговорил по-русски и понял, что он меня понимает. Откашлявшись, старик открыл было рот, но тут же его закрыл. Михаил крепче сжал его волосы и шею. Когда я кивнул своему быку, Михаил отпустил старика.

Как только старик освободился от железных тисков моего быка, он повернулся к Заалу и склонил голову. Я нахмурился и увидел, как Талия и Киса отходят от кабинета по направлению к нам. Сестра переводила взгляд со старика на Заала и обратно, потом ее встревоженное лицо повернулось ко мне.

Я снова было открыл рот, чтобы заговорить, но в этот момент пожилой мужчина прошептал:

— Лидер, это ты.

Я замолчал. Мое сердце заколотилось, когда мужчина заговорил по-грузински. Киса, Талия и мои быки — все были в замешательстве — никто из них не говорил по-грузински. Но со времен ГУЛАГа я говорил на этом языке, и, разумеется, Заал тоже.

Заал покачнулся на ногах и глубоко вздохнул.

Этот человек назвал Заала Лидером. Этот человек знал, кто такой Заал. Он знал, что смотрит на Коставу.

— Имя? — спросил я старика, и его голова поднялась.

Он заставил себя обратить на меня внимание и ответил холодно:

— Авто Ониани.

Чем дольше я наблюдал за ним, тем холоднее становилось отношение этого человека ко мне. Подойдя ближе к Заалу, я заметил, что мужчина следит за моими движениями, как ястреб. Остановившись, я спросил, указывая на Заала:

— Ты знаешь этого мужчину?

Авто кивнул и его глаза наполнились слезами.

Заал все это время молчал и был абсолютно неподвижен с тех пор, как появился этот человек. Но что-то заставило его выйти из транса и спросить:

— Откуда? Откуда ты меня знаешь?

Заал заговорил по-русски, и я знал, что он сделал это, чтобы его понимала Талия. Заал не сделал бы ничего, не впутывая при этом Талию.

Мужчина нахмурился, но ответил в свойственной ему манере:

— Ты — Заал Костава из Тбилиси, Грузия. — Он положил руку себе на грудь. — Я Авто. Я служил твоей семье, когда ты был еще ребенком.

Я услышал, как Талия ахнула. Но, прежде чем Заал смог сказать что-то еще, старик поспешно шагнул вперед.

— Лидер, в ту ночь убийства твоей семьи, я потерял мать. Я был на ее похоронах, когда произошла атака, но после похорон я приехал к вам, чтобы вернуться к своим обязанностям и найти… найти… — мужчина замолчал, чувствуя, как к горлу подступает комок. Подняв руку, он вытер слезы.

Заал стоял словно статуя, пока мужчина говорил о его семье. Я заметил, как Талия начала пробираться к своему мужчине, но я покачал головой, требуя, чтобы она остановилась. Киса положила руку на предплечье Талии и прошептала что-то ей на ухо. Талия разозлилась, но сделала так, как ее просили.

Авто стер с лица слезы и, подойдя ближе к Заалу, продолжил:

— Я нашел их, сэр. Я видел кровь. — Глаза Авто закрылись, словно он переживал ту трагедию снова. — Все слуги были убиты. Охранники, которые были еще верны твоей семье, тоже. Кроме одного. Он был ранен, но недостаточно, чтобы быть уже мертвым. Он рассказал мне, что произошло. — Авто поднял дрожащую руку к Заалу. — Что тебя и твоего брата похитили.

Заал так сильно сжал свои зубы, что я подумал, его челюсть сломается. Авто огляделся вокруг и его руки начали трястись. Мои глаза сузились, видя его беспокойство, его внезапную перемену.

— Лидер, — обратился он к Заалу, — Я, вместе со своей женой, мы похоронили твою семью: твоих родителей, твою бабушку. — Авто покачал головой. — Самых маленьких: твою младшую сестру и брата.

Дыхание Заала стало глубже и быстрее. Его ноздри раздувались. Тот эффект, который история Авто произвела на Заала, был заметен каждому.

Авто склонил голову. Когда он поднял ее снова, его глаза были красные.

— Я не мог поверить в это, сэр. У них забрали жизнь. Оставили умирать как животных, — он вытер влажные щеки. — Мы похоронили всю твою семью, Лидер. На холме в твоем владении. На случай, если ты когда-нибудь вернешься.

Я мог услышать скрежет зубов Заала.

Все молчали, когда Авто сообщил:

— Похоронили всех, кроме одного.

Температура в комнате, казалось, упала, и Заал прорычал:

— Объясни, — его глубокий грубый голос выдавал всю боль от услышанного.

Авто сглотнул и продолжил:

— Когда мы стали поднимать тела, мы думали, что все мертвы. — Он глубоко вздохнул, — но, когда мы стали поднимать последнее тело, мы заметили, что кто-то дышит. Раненый, тяжело раненый, но все еще живой.

— Кто? — потребовал Заал. Вены на его шеи вздулись.

— Зоя, Лидер. Маленькая Зоя выжила.

Тихое рыдание донеслось с другого конца комнаты. Талия зажала рот рукой и уставилась на своего мужчину.

— Малыш. Твоя Зоя.

Заала начало трясти. Каждая частичка его тела тряслась, затем он собрался с силами и спросил:

— Она дышала? Она была жива?

Лицо Авто вытянулось, и он тихо ответил:

— Да, Лидер. В нее стреляли три раза. У нее было сильное кровотечение, и я боялся, что она умрет раньше, чем мы сможем ей помочь.

Пожилой мужчина провел своей рукой по затылку. Его лицо стало призрачно-белым. Через несколько секунд он продолжил:

— Нам удалось доставить ее к одному из моих родственников. Моя жена… — Его голос дрогнул, но он откашлялся и продолжил. — Моя жена держала ее крошечное тельце в своих руках. Кровь была повсюду, а малышка была такой бледной. Моя жена гладила ее по волосам и растирала руки, чтобы согреть, пока мы добирались до дома моей кузины.

По его щеке скатилась слеза. На этот раз он даже не вытер ее. Его морщинистые глаза затерялись в воспоминаниях, старческие руки сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Моей кузине пришлось немало постараться, Лидер, но она сумела вытащить пули. — Он покачал головой, словно избавляясь от воспоминаний. — Она потеряла так много крови. Мы с женой были все в ее крови. Но она так упорно боролась, чтобы остаться в живых. Ее маленькое пятилетнее тело не сдавалось. Она была такой сильной, такой храброй.

На этот раз шмыганье носом исходило и от Кисы, и от Талии, и когда я взглянул на своего друга, он практически не изменился. Но щеки его были мокрыми от слез, зеленые глаза горели. Я закрыл глаза, чувствуя боль в груди. Обидно, что мой новый брат думал, что все были мертвы. И что только сейчас ему сказали, что у него осталась живая кровь.

— Она была храброй? — спросил Заал надломленным голосом, где каждое слово было наполнено гордостью.

Авто кивнул, и губы Заала дернулись.

— Она всегда была такой. Настоящий маленький воин.

Авто перевел взгляд в пол при словах Заала.

— День ото дня она становилась сильнее, пока однажды не очнулась. — Больше слез потекло по щекам Авто. — Она была напугана. Просто в ужасе. Поначалу она ничего не помнила. Затем, со временем, воспоминания стали к ней возвращаться через ее сны, и она кричала, — он печально вздохнул. — Моя жена старалась утешить Зою, но она хотела к своим маме и папе, — печальный взгляд Авто обратился к Заалу. — Она хотела своего sykhaara. Она хотела к тебе.

Изо рта Заала вырвался болезненный звук, и его голова упала вперед.

— Где же она? — грубо спросил он. — Где моя маленькая Зоя?

Хотя это казалось невозможным, старик побледнел еще сильнее. Он стал говорить быстро и неуверенно.

— Мы бежали из Тбилиси. Мы нашли способ попасть в Америку и привезли ее сюда. Но охранник, который остался в живых при нападении на твой дом, рассказал Джахуа, что Зоя выжила. Он присоединился к их организации, чтобы спасти свою жизнь. — Старик сглотнул. — Они узнали, что мы сбежали в Соединенные Штаты, поэтому мы спрятали Зою. Чтобы защитить ее.

Авто шагнул еще ближе к огромной фигуре Заала.

— Мы стали прятать ее, опасаясь, что Джахуа придет за ней, когда узнает, где мы живем. Потом, не так давно мы услышали, что Джахуа был убит.

Он посмотрел в сторону и глубоко вздохнул.

— Я пришел к ней несколько дней назад, чтобы сообщить ей эту новость. — Он вытер рукавом лицо. — И я сказал ей… я рассказал ей еще более хорошие новости.

— Какие именно? — надавил я, когда старик не продолжил.

Авто покачал головой и посмотрел на Заала.

— Лидер, наши люди, клан, который пережил Джахуа, большинство переехали сюда, в Нью-Йорк. Мы уже не та армия, какой были когда-то, но есть верные люди, у многих из которых остались сыновья. Они остались рядом с Зоей, чтобы почтить память единственного оставшегося в живых члена вашей семьи.

Заал переступил с ноги на ногу и приподнял подбородок, принуждая его продолжить. Авто склонил голову и сделал так, как было приказано.

— Некоторые наши люди слышали, что Джахуа забрал в плен тебя и твоего брата Анри. — Он метнул взгляд на меня, потом тут же снова посмотрел на Заала. — Они слышали, что теперь Волковы и Толстые захватили вас в плен.

— Они спасли меня, — резко поправил его Заал.

Авто замер. Старик быстро поднял руку.

— Да, Лидер. Это стало известно, когда наши люди начали следить за русскими. — Авто оглянулся через плечо на Талию. Я заметил гнев на его лице. — И мы знаем, что вы помолвлены с Толстой.

Воздух вокруг нас, казалось, стал ледяным, когда я, Талия, мои люди и, что более важно, Заал действительно обиделись на его дерьмовый взгляд. Я уже двинулся с места, когда Заал оттолкнул меня и рявкнул:

— Талия скоро станет моей женой. А Волковы, Толстые — теперь они моя семья. Ни на кого из них ты не станешь смотреть с отвращением!

В страхе перед Заалом Авто попятился назад. Михаил схватил его за шею и швырнул вперед, пока тот не упал на колени. Заал хрустнул костяшками пальцев, лицо его побагровело. Он выпалил:

— Где моя сестра?

Заал подошел ближе, и, нависая над Авто, повторил:

— Где моя сестра?

Авто покачал головой.

— Я не знаю. — Он сунул руку в карман и нервно что-то протянул.

Я нахмурился, гадая, что же это было. Когда Заал взял это и поднял, я увидел, что это была фотография. Заал изучил фотографию и сказал:

— Это я и Талия.

Я выглянул из-за плеча Заала и увидел, что он и Талия смеются в кадре. Заал вытер фото, засохшая грязь сошла с его рук.

Я нахмурился и, наконец, потеряв терпение, сказал старику:

— Ты должен начать говорить, потому что я начинаю терять свое дерьмовое терпение.

Губы Авто задрожали, и он признался Заалу:

— Я сказал твоей сестре, что мы нашли тебя. — Заал замер. — Она упала на пол, потрясение было слишком сильным после стольких лет одиночества. — Он заплакал, и голос его стал хриплым. — Она спрашивала о тебе, где ты был, что случилось с ее братьями. Я сказал ей, что мы нашли только тебя. — Он помолчал, потом добавил. — Я рассказал ей, что Джахуа делал с тобой.

— Нет, — прошипел Заал и покачал головой.

— Ей было так больно, — продолжал он. — Она спросила, где ты, как ты выглядишь, в безопасности ли ты. — Он указал на фотографию. — Я дал ей эту фотографию. Один из наших людей сделал ее, чтобы убедиться, что ты жив.

— И что же она сделала? — грубо спросил Заал. Я слышал, как он изо всех сил старается держать свои эмоции под контролем. Он уставился на фотографию. — Когда она увидела это. — Он провел большим пальцем по лицу Талии. — Когда она увидела меня и мою Талию?

Авто сморгнул слезы.

— Она заплакала. — Он бросил на меня встревоженный взгляд, а потом обратилась к Заалу. — Она спросила, кто эта женщина.

Заал сохранял гробовое молчание, ожидая продолжение рассказа старика.

Авто вздохнул.

— Я сказал ей, что она Толстая.

Заал напрягся, и я увидел, как он поморщился.

— Что она сказала? — осторожно подтолкнул он.

Лицо Авто покраснело, и голова поникла.

— Она не могла понять и принять, как можно быть с Толстой.

Плечи Заала опустились, и он стал отворачиваться.

— Но все же ей понравилось, что ты выглядел счастливым, — быстро добавил Авто, заставляя Заала замереть на полпути. Он не обернулся.

Авто немного сдвинулся с места и проговорил:

— Мы рассказали ей, как они спасли тебя, и, казалось, после тех слов любое бесчестье исчезло.

Заал все еще не двигался. Авто осмотрел комнату и медленно поднялся на ноги. Нервно покачиваясь на месте, он сказал:

— Лидер, я больше двадцати лет наблюдал, как она растет. Большую часть времени она была молчалива и грустна.

Рука Заала сжалась в кулак, но Авто продолжил:

— До того дня, когда ей сообщили, что ты жив. До того дня, когда она увидела твое лицо. Твое повзрослевшее лицо.

Заал повернул голову и посмотрел через плечо.

— Где же она? — прошептал он, совсем разбитый.

— Она должна была ждать меня. Мы собирались ехать к тебе через пару дней, когда я бы все подготовил, но, когда я ушел, она видимо решила ехать одна. Я вернулся и обнаружил, что ее нет. — Заал повернулся, и Авто склонил голову. — Я поехал в резиденцию Толстых, где, как она знала, ты будешь. И в переулке напротив нашел эту фотографию… вместе со следами на земле, которые выглядели, как будто кого-то тащили.

Я запрокинул голову и выдохнул.

— Я думаю, что ее кто-то похитил, Лидер, — голос Авто надломился и слезы хлынули потоком. — Мы думали, что Джахуа больше нет. Мы думали, что больше нет никаких угроз. — Его пауза усилила напряжение в комнате. — Должно быть, я ошибся. Я сказал ей, что она в безопасности. После всех этих лет, когда оберегал ее, я сказал ей, что опасности больше нет, и она попала прямо в лапы ожидающих волков.

— Она шла увидеться со мной, — заявил Заал. Я смотрел на его спину, когда она начала трястись. — Она шла увидеться со мной, — пробормотал он, но на этот раз в его голосе звучала чистая ярость.

Талия рванула вперед, пока Заал не издал оглушительный рев. Наклонившись, Заал пнул стопку гирь, сложенных рядом с тренировочным кольцом. Сжав руку в кулак, он ударил по стене. Глухой стук эхом разнесся по комнате.

Заал отшатнулся и упал на колени.

— Заал! — крикнула Талия и подбежала к своему мужчине из другого конца комнаты. Моя сестра опустилась на пол и села перед Заалом, голова которого была опущена вниз.

— Малыш, — прошептала Талия и прижала ладонь к щеке Заала.

Я почувствовал, что кто-то встал рядом со мной. Киса взяла меня за руку и опустила голову на мои бицепсы. Наклонившись, я поцеловал ее в макушку. Вид моего брата таким разбитым напомнил мне, как далеко я продвинулся с тех пор, как вернул свою женщину.

— Посмотри на меня, — сказала Талия Заалу. Ее жених поднял голову. — Я люблю тебя, — тихо сказала Талия и наклонилась, чтобы поцеловать Заала в губы.

Сзади закашлялся Авто. Он отвернул голову, словно не мог видеть их вместе. Гнев окутал меня. Было ясно, что грузины затаили на нас такую же сильную обиду, как и мой отец на них.

— Моя сестра, — заговорил Заал приглушенным голосом. — Моя сестра, Талия. Она выжила. Все эти годы она жила, а я не знал об этом.

Талия зажмурилась и кивнула. Подойдя ближе, она обняла Заала, но ее глаза встретились с моими, когда она положила голову ему на плечо. Я видел страх в ее глазах и понимал, что должен что-то сделать, не только как брат Талии, но и как Князь Братвы Волкова.

Кто-то, бл*дь, пробрался в мой город. И этого дерьма просто не должно было случиться.

— Как давно пропала Зоя? — спросил я у Авто.

Его старческие глаза встретились с моими.

— Недавно.

Заал, должно быть, услышал наш разговор. Взяв Талию за руку, он поднялся с пола. Глубоко вздохнул, все еще повернувшись к нам спиной, а затем развернулся лицом к нам. И лицо его было суровым. С яростной решимостью.

Это выражение лица было впервые после того, как Заал убил Джахуа. Шагнув вперед вместе с Талией, он обратился ко мне.

— Грузины, — вот и все, что он сказал. Я кивнул. — Пахан был прав. Они здесь из-за меня, из-за нас. Из-за… моей сестры.

Киса посмотрела на меня с хмурым выражением на ее красивом лице.

— Нам снова угрожает опасность?

Я еще раз поцеловал Кису в макушку и бросил на нее взгляд, говоривший, что это дело рук мафии. Обняв за плечи, я прижал ее к себе и посмотрел на Заала.

— Ладно, что ты хочешь делать? Выбор за тобой. У тебя есть поддержка Братвы.

Я склонил голову к Талии и продолжил:

— Мы знаем, в чем заключается твоя преданность. Но я больше, чем кто-либо другой, знаю, каково это иметь наследство в крови.

Заал провел рукой по лицу.

— Это то, кто ты есть, Заал.

Я прочистил горло, борясь с грустью. И проговорил:

— Анри хотел бы этого для тебя. Даже не имея воспоминаний, он знал, что что-то в Грузии взывает к нему, к его дому. — Заал рывком притянул Талию и крепко прижал к себе. — Я думаю, что его душа говорила ему, что он вернется за тобой. Вернется, чтобы восстановить наследие вашей семьи.

— Лидер, Анри мертв? — донесся сбоку слабый голос Авто.

Лоб Заала прислонился к волосам Талии, а я кивнул старику.

Плечи Авто опустились в печали.

— Заал, — позвал я. Он поднял голову. — Ты не один. Наши семьи объединятся. Ты и я будем править вместе, как всегда правит Братва. Братство. Семья.

— Заал, — позвала Талия, и он посмотрел на свою невесту.

— Ты хочешь этого для меня? — с сомнением спросил Заал.

Талия вздохнула. Я видел, что у нее не было никакого желания быть женой главаря мафии, но она заставила меня гордиться собой, когда ответила:

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, zolotse (золотце). И я хочу, чтобы ты нашел свою сестру. — Талия улыбнулась. — Я очень хочу с ней познакомиться.

Заал был неподвижен, казалось, целую вечность. Затем, отпустив Талию, он подошел к Авто, который выпрямился на месте.

— У меня мало воспоминаний из моей прежней жизни. Я сожалею, что не помню тебя.

Авто медленно кивнул, но ловил каждое слово Заала.

— Во-первых, я хочу поблагодарить тебя, — голос Заала был хриплым. — Поблагодарить за то, что ты спас мою сестру, когда я не мог. Я благодарен тебе, и я у тебя в долгу.

— Лидер, нет… — начал было спорить Авто, но Заал поднял руку.

— Ты сказал, что здесь, в Нью-Йорке живут люди нашего клана?

Авто кивнул.

— Многие, Лидер, и ещё больше по всей территории Соединенных Штатов. Они хорошие верные люди. Многие были охранниками или советниками твоего отца.

Заал снова кивнул и протянул руку. Талия подошла и встала рядом с ним. Заал поднес руку Талии ко рту с поцелуем и выпятил грудь.

— Это моя Талия. Она — Толстая. Я знаю, что наши семьи имеют горькую историю, но наш предстоящий брак превращает это в узы. Альянс. Если вы живете в Нью-Йорке, вы поймете, что Братва управляет этим местом. И теперь я один из них.

Старик сглотнул, но опустил голову.

— Ты передашь нашим людям, что я жив и готов занять свое место Лидера Коставы.

Авто улыбнулся, но Заал добавил:

— Ты дашь им понять, что мы будем работать рядом с Волковыми. И что любая угроза в их адрес будет рассматриваться так, как если бы они набросились на Коставу.

— Да, Лидер, — ответил Авто. — А как же Зоя? — его глаза сверкали от страха. — Мы понятия не имеем, кто ее похитил и что они могут сделать.

Заал протянул руку и положил ее на худощавое плечо Авто.

— У нас пара мыслей, — сказал он. — И они грузины.

Авто напрягся, но Заал продолжил:

— Наши люди будут участвовать в ее спасении, Авто. Вернут нам дочь семьи Костава.

Авто сделал паузу, затем положил свою руку на плечо Заалу и ответил:

— Наши люди умрут, спасая мисс Зою, Лидер.

Заал отпустил свою руку, затем позволил Талии обхватить его лицо ладонями.

— Мы найдем ее, zolotse. Мой отец… — Талия посмотрела на меня всего лишь секунду прежде, чем снова вернуть свой взгляд к Заалу, — и мой брат не успокоятся, пока ты снова не увидишь свою милую Зою.

Заал прижал Талию к груди, а Киса сжала мою руку и сказала:

— Lyubov moya, ты должен сделать это для Заала. Ты должен дать ему покой, который его сестра принесет его душе.

Прижавшись в поцелуе к мягким губам Кисы, я пообещал:

— Это всего лишь вопрос времени, solnyshko. С Заалом, занявшим свое законное место Лидера семьи Костава, Братва Волкова только что стала самой сильной подпольной криминальной семьей на континенте Соединенных Штатов.

— Это твой способ сказать, что ты вернешь Зою?

— Я говорю, что это всего лишь вопрос гребаного времени. 

Глава 10

194

Я вошел в дальнюю комнату и захлопнул дверь, плотно защелкнув металлические замки. Прислонился спиной к двери и почувствовал слабость в ногах. Я поднял свою руку и уставился на свои жесткие пальцы. Я почти взял ее. В моей груди образовалась пустота, и я зажмурился.

Я одна. Всегда была одна. Их всех убили: родителей, бабушку, моих младших брата и сестру, братьев, которых я любила. Выжила только я… Часто жалею, что тоже тогда не умерла.

Мое сердце быстро билось о ребра. Ее голос, ее голос был прерывистым и резким. Я слышал опустошение в каждом слове.

Она чувствовала себя так, как чувствовал себя я.

Она чувствовала то же, что и я.

Сжав все еще поднятую руку, я отошел от двери. Я подошел к столу, и мой взгляд тут же остановился на экране. Женщина плакала, опустив голову вниз, и ее тело сотрясалось от рыданий. Мой живот сжался, и совершенно не контролируя свои действия, мой палец коснулся экрана. Мой указательный палец прошелся по контуру ее лица и обнаженного тела.

Она была такой прекрасной, пока была подвешена к стене. Я стиснул зубы, когда эта мысль пронеслась у меня в голове. Она была грузинкой. Я ненавидел всех грузин. Они не принесли в мою жизнь ничего, кроме боли. Госпожа была грузинкой. Призраки, которые приходили в приют, похищая детей, были грузинами.

Но как бы мне не хотелось ненавидеть эту суку, это было невозможно. Видя ее такой, такой разбитой из-за убийства ее семьи. И… Да, я думаю, что ты красивый.

Она не лгала. Она не лгала, глядя на мое изуродованное лицо. Она считала меня красивым. Никто не видел меня под моими шрамами. Я был уродливым зверем Госпожи, убийцей, никем больше.

Но эти глаза маленькой грузинки. Те огромные темные глаза. Ее губы, ее грудь, ее тело, эти длинные темные волосы. В груди потеплело, и я ухмыльнулся: она не сломалась под натиском моих вопросов. Она была сильной, с железной волей.

Никогда не встречал человека похожего на нее.

Я все смотрел и смотрел на экран. И увидел, как женщина подняла свою голову и сделала глубокий вдох. Словно почувствовав тяжесть моего взгляда, ее темные глаза уставились в объектив камеры.

Мое сердце ускорило свой ритм, кровь забурлила в жилах. Я провел рукой по лицу. Пока все еще смотрел на нее, как будто она была прямо передо мной, мой палец остановился на моих губах. Я застыл. Вспомнив, что мой палец был в ее киске, я засунул его в рот. Мой член затвердел до боли. Я сосал и сосал свой палец, пробуя сладость ее соков.

Опустив руку вниз, я сжал свой член, представляя, как ее тело дергается, напрягается и отзывается, пока мои пальцы ласкают ее клитор.

Она становилась мокрой для меня.

Моя рука стала работать быстрее. Смазка из моего члена вытекала от одного лишь вида ее тяжелого дыхания. Ее карие глаза сияли, оливковая кожа покрылась румянцем, соски затвердели, словно пули. Скорее всего, она была нетронутой. Возможно, она не хотела, чтобы я заставил ее кончить в первый раз в ее жизни. Но она хныкала и стонала, пока не закричала о своем освобождении.

Моя челюсть сжалась, а голова откинулась назад, когда я кончил в свою руку. Я размазал свое семя вдоль члена, покрывая кожу. Мое тело дернулось, и я попытался отдышаться.

Женщина по-прежнему смотрела с экрана, словно зная, что я кончил от воспоминаний прикосновений к ее киске. Мои ноздри раздулись, когда я представил себя, нависающим над ней, погружая свой член в ее тугую дырочку. Но когда мой член снова начал твердеть, жужжание из ящика стола вернуло меня к реальности.

Мое сердце упало, когда я понял, что это значит.

Выпрямившись и борясь с яростью, которая уже охватила мое тело с ног до головы, я медленно открыл ящик и вытащил устройство, по которому Госпожа всегда со мной связывалась. Они были в каждой комнате, которыми я пользовался.

Положив устройство на рабочий стол, я нажал кнопку. Маленький экран тут же ожил.

Я хотел отвернуться. Затем мне захотелось дотянуться через экран и разорвать того хрена на части. Хрена, который придавливал мою сестру к кровати, пока та извивалась под ним. Наркотик типа В. Наркотик типа В, которым Госпожа накачивала мою сестру с детства. Тот самый наркотик, который отнял ее у меня. Наркотик, который держал ее разум и тело в плену, внутренне корчась от боли, пока кто-нибудь ее не отымеет. До тех пор, пока какой-нибудь мудак из Призраков, вроде того, кто сейчас врезался в нее, не заберет ту боль, трахая ее в тишине.

Госпожа. Это все происки Госпожи. Обещания, что она вернет мне мою сестру после следующего удара, следующего убийства, следующей пытки. Всегда был следующий раз. Она никогда не освободит мою младшую сестру, которой сейчас было двадцать два года, из своего ада.

Ярость нарастала во мне, когда экран стал черным. Я хотел было швырнуть устройство о стену, но заставил себя отступить на три шага назад. Опустив голову, я дышал и дышал, выталкивая из головы образ моей сестры, которую брали против ее воли.

Когда я поднял голову, то увидел себя в маленьком зеркале, висящем на стене. Я уставился на свое отражение, не признавая уродливого зверя, которым был в этот момент. Мои волосы были выбриты, шрамы и татуировки покрывали каждый дюйм моей кожи. Шрам на моей правой щеке, на левой, на голове и на губе. Шрам на правой щеке, тянущийся от виска до груди, я получил за то, что еще в детстве плюнул Госпоже в лицо. Шрам, который она наносила, пока один из ее Призраков прижимал меня к земле. Она проводила своим ножом по моей плоти, едва избегая моего глаза. Все для того, чтобы показать мне, что я был ее собственностью. Все для того, чтобы я выглядел, как гребаный кошмар. И все для того, чтобы ни одна другая женщина не захотела меня, кроме нее.

Мое тело было чрезмерно мускулистым. Все из-за долгих лет употребления наркотика типа А. И я ненавидел его. Но ошейник, этот проклятый ошейник на моей шее, контролировал мою жизнь. Это явный признак для всех Призраков, что я был собакой Госпожи, ее питомцем, которого она контролировала, чтобы отомстить любому, кто разозлил ее. Питомцем Хозяина, брата Госпожи, который позволил ей иметь меня, лишь бы держать ее подальше от него и его предприятий.

Эта сука была ядом. Ядом, который когда-нибудь я уничтожу.

Я не знал, как долго стоял в центре комнаты, но, когда убедился, что гнев больше не течет по моим венам, я посмотрел через плечо на маленькую грузинку на экране монитора.

Мои глаза сузились. Она что-то знала о Коставе. Мои мысли метались, а голова склонилась набок. Она сказала, что вся ее семья погибла, была убита, но, когда я подумал о ее криках, о хныканье, я заметил дрожь в ее голосе, когда она упомянула своих братьев.

Я не сомневался, что ее семья была убита. Но мой маленький котенок соврал о том, кто на самом деле умер.

Я шагнул вперед, готовый снова вернуться к ней.

Но как только я это сделал, мое тело замерло. Мое сердце заколотилось, а желудок сжался. Ко мне пришло осознание. Я больше не хотел причинять боль маленькой грузинке. Я хотел быть внутри нее. Хотел слышать ее стоны, когда довел бы ее до края. Я хотел, чтобы она сосала мой член, пока я запускаю пальцы в ее волосы. Хотел, чтобы она смотрела на меня своими карими глазами и не видела в них ненависти.

Я хотел чувствовать ее маленькую ладошку на своей груди.

Покачав головой, я попытался сосредоточиться, но все, что я мог видеть — это ее темные глаза, ее розовые губы.

Внезапно в моей голове возник образ сестры, которую трахают как животное. Моя горячая кровь быстро остыла.

«Сосредоточься, — сказал я себе. — Получи информацию от этой суки, избавься от ее тела, а затем убей Коставу».

Снова и снова прокручивая эту мысль в голове, я отпер дверь и пошел по узкому коридору, чтобы встретиться лицом к лицу с женщиной, которая проникла мне под кожу.

Сотни убийств, и она стала первой, кто произвел на меня хоть какое-то впечатление.

Ее глаза тут же впились в мои. В течение нескольких минут мы молча смотрели друг на друга. И все мысли о сестре вылетели у меня из головы, только чтобы смениться маленьким котенком.

Заставив себя пошевелиться, я подошел к ней и взял ее голову в свои руки. Ее щеки пылали, но наши глаза встретились. Как только это произошло, странное чувство снова вспыхнуло в моем животе.

Она считала меня красивым. Она не лгала.

Женщина облизала губы и прошептала:

— Воды.

Госпожа учила меня использовать желания жертв против них самих. Но когда красивое лицо котенка в отчаянии уставилось на меня, я не хотел ничего больше, чем принести ей чертову воду.

Положив ее голову себе на плечо, прижав ее грудь к своей груди, я дотянулся до наручников на ее запястьях и расстегнул их. Безвольные руки котенка упали рядом с ее телом. Наклонившись и одной рукой обхватив ее талию, я освободил ее ноги. Тяжелая цепь качнулась в сторону, наручники теперь лежали на полу.

Странное теплое чувство вошло в мое тело, пока я держал ее в своих объятиях. Ее горячее дыхание коснулось моей шеи, и, подняв руку, я обнаружил, что провожу ею по ее длинным темным волосам. Ощущение ее горячей кожи, касающейся моей, вызвало низкое рычание в моей груди. Волна собственничества пустила корни.

Наклонившись к полу, я поднял бутылку воды и начал наблюдать, как она выпивает жидкость до дна. Ее влажные губы блестели. Затем я бросил пустую бутылку на пол.

Подойдя к пустой стене в задней части комнаты, я потянул вниз за длинный кусок материи, висевший сбоку. Кровать, встроенная в стену, тут же опустилась вниз. Ее маленький матрас был накрыт белой простыней. Толкнув кровать к полу и закрепив ее на месте, я рухнул вниз, забрав женщину с собой. Когда я попятился назад, прислонившись спиной к стене, она подняла голову.

Ее глаза встретились с моими, пока они не опустились, когда она тихо вдохнула. Ее ноги были раздвинуты и оседлали мою талию. Ощущение ее теплого жара заставило мой член дернуться.

Я зачарованно наблюдал, как она оглядывает комнату и матрас, на котором мы сидели. Облизнув губы, она повернулась ко мне и, не встречаясь со мной взглядом, сказала:

— Мы на настоящей кровати.

Моя рука все еще была в ее волосах. Пока она говорила, моя рука скользнула вниз по ее шее, затем вниз по плечу. Как только я добрался до конца ее руки, мои глаза были прикованы к ее твердым соскам. Крепко обхватив ее за талию, я потянул ее хрупкое тело вверх по своему торсу, пока ее твердые бутоны не оказались перед моим ртом. Мои бедра перекатились, яйца болели, когда я наклонился вперед и провел кончиком языка по ее плоти. Дыхание женщины сбилось, а затем стало тяжелым. Плоть вокруг соска вздулась и затвердела. С тихим стоном я обхватил губами бугорок и облизал его.

Она замерла, а когда я поднял глаза, вздрогнула. Выпустив ее грудь изо рта, я откинулся назад и изучил ее тело.

Заметив, что я наблюдаю за ней, женщина склонила голову и прошептала:

— Мне больно. Я чувствую себя… странно.

Это хриплое робкое признание заставило мое сердце забиться в груди. Ей было больно. Я знал по личному опыту, каково это — быть связанным в течение нескольких часов подряд.

Сам того не замечая, я поднял руки к ее рукам и начал массировать ноющие мышцы. Когда она издала болезненный стон, мое внимание переключилось на то, что я делал, и я отдернул руки. Гнев охватил меня. Я должен был мучить ее, заставляя раскрыть то, что она знала о Заале Коставе. Вместо этого я пытался заставить ее чувствовать себя хорошо.

Мои руки сомкнулись по бокам, пока я пытался успокоиться. Затем дрожащая рука опустилась на мою щеку. Все во мне замерло, и когда я поднял глаза, это была рука маленькой грузинки. Ее глаза сияли, губы дрожали, но она ничего не говорила.

То, как она смотрела на меня, близость ее тела, нервировали меня. Никто, кроме Госпожи, никогда не подходил так близко. С тех пор как меня похитили в возрасте двенадцати лет, я не видел никого, кроме Госпожи и Гвардии. Госпожа сказала, что мне уже тридцать. Восемнадцать лет я не видел никого, кроме Госпожи и Гвардии.

Женщина сидела у меня на коленях, обхватив меня ногами. Ее обнаженная красивая кожа без отметин, прижатая к моей, чувствовалась лучше, чем все, к чему я прикасался в своей жизни.

Но ее рука на моей щеке трахала мой разум. Ее прикосновение, мягкое прикосновение к моему лицу, опустило меня на колени.

Ее горло дернулось, когда она сглотнула. Я ждал. Затаив дыхание, я ждал, когда она заговорит. Облизнув свои губы, она, наконец, сказал:

— Это чувствовалось хорошо.

В животе у меня все перевернулось, по ногам побежали огненные выстрелы. Разжав кулак, я поднял свою руку и положил на ее плечо. Ее пальцы на моем лице сильнее сжали мою кожу, когда мои пальцы обхватили ее бицепсы и начали массировать кожу. Женщина глубоко застонала. Ее глаза закатились назад. Ее губы приоткрылись, и я увидел, как на ее лице появилось выражение облегчения. Услышав звуки, выскользнувшие из ее рта, я начал сильнее растирать ее мышцы. Ее маленькое тело наклонилось вперед, и в то же время ее рука задвигалась, пока не обхватила мой затылок. Я начал разминать мышцы на ее другой руке. Глаза женщины затрепетали и закрылись. По мере того, как все больше звуков вырывалось из ее рта, мои бедра начали вращаться, ощущение ее горячей киски становилось все более влажным с каждой секундой, прижимаясь к моей коже. Мой член начал пульсировать.

— Это так приятно, — пробормотала она.

Я на мгновение зажмурился, борясь с нарастающим давлением в яйцах. Ее пальцы впивались мне в голову. Когда еще один стон сорвался с ее губ, я схватил ее за руки и потянул к себе. Женщина застыла в страхе, но я усадил ее на свой член. Моя твердая плоть скользнула между щелями ее задницы, скользя вперед, чтобы покрыться ее влажностью.

Я обнял ее за талию, прижимая к своей груди. Как только ее тело расслабилось, я раздвинул ее ноги, согнув при этом свои. Я сделал паузу, почувствовав, как мое тело прижимается к ее. Она замерла, глубоко дыша.

Я закрыл глаза, пытаясь бороться с тем, как хорошо она чувствуется рядом со мной. Но когда ее задница сдвинулась и потянулась вдоль моего члена, я понял, что не сдвинусь, не смогу сдвинуться. Я хотел, чтобы она — грузинка она или нет — прижалась к моему телу. Мне это было нужно. Я хотел, чтобы мой член скользил в ее влаге, и я хотел чувствовать, как ее стоны становятся глубокими и сильными, пока я массирую ее конечности.

Женщина вздохнула, заставляя меня замолчать, но затем она наклонилась и положила голову мне на плечо. Каждая часть меня была заморожена. Она была так близко, что я чувствовал ее дыхание. Так близко, что я мог чувствовать ее учащенное сердцебиение. Так близко, что я мог чувствовать запах ее сладкой на вкус кожи. Не в силах остановиться, я перекинул ее волосы через плечо и лизнул ее учащенный пульс. На вкус она была великолепна.

Женщина задвигалась передо мной, ее задница терлась о мой твердый член. В моей груди нарастал гул. Мои глаза закатились, когда жар поднялся в моих венах.

Я положил руки ей на плечи и начал кружить по мышцам, возвращая кровь к изголодавшимся конечностям. Ее тело еще сильнее прижалось к моему. Мои руки исследовали ее тело, вверх и вниз по рукам, пока не добрались до талии. Я не останавливался. Я продолжал массировать ее плоть: живот, торс, пока мои руки не добрались до ее груди.

Мои бедра качнулись, когда спина котенка выгнулась дугой. Ее киска скользнула вдоль моего члена, и я застонал от ощущения. Я сильнее сжал ее грудь, пока дыхание грузинки не стало прерывистым и напряженным.

Ее ступни уперлись в матрас, и, закрыв глаза, она еще немного подвигала бедрами. Не в силах сдержать стон, я задел зубами изгиб ее шеи, прежде чем прикусить и впиться губами в ее сладкую кожу.

Нуждаясь в большем ощущении ее тела, я убрал руки с ее груди и переместил их вниз к бедрам. Мои руки легли на наружную мышцу и начали массировать ее. Она уткнулась лицом мне в шею, ее теплое дыхание омыло мое лицо. Дрожь пробежала по моей спине, когда ее лицо оказалось так близко от моего. На секунду мне пришла в голову мысль о том, чтобы повернуться к ней лицом. Но я остановил себя. Я остановил себя, чтобы не дать контроль жертве в моих руках.

Она была важной для моего удара. Я знал, что она никогда не сможет стать чем-то большим. Мой желудок сжался, когда я обдумал эти слова. Когда мои руки исследовали ее шелковистую кожу, глубокая потребность внутри хотела, чтобы я овладел ею и взял ее, как свою собственную.

У меня никогда не было ничего своего. Даже моя сестра больше не была моей, вырванная из моих рук, когда мне было двенадцать, чтобы никогда больше не иметь возможности ее обнять.

Эта женщина, извивающаяся в моих объятиях, согревала мое холодное мертвое сердце. Ее сила и мужество, когда она принимала и боль, и удовольствие, уничтожили ненависть, которую я испытывал к грузинским женщинам. Она была совсем не похожа на Госпожу. Эта грузинка был королевой воинов по сравнению с той садистской шлюхой.

Котенок вдруг застонала. Я осознал, что мои руки переместились на внутреннюю сторону ее бедер. Теперь, зная, как моеприкосновение заставляло ее реагировать, я приблизился еще ближе к ее киске. Тепло ее кожи указывало мне путь.

Вытянув палец, я провел им по ее клитору — он был набухшим и готовым. Когда я коснулся приподнятого бугорка, женщина вздрогнула и вскрикнула. Ее руки со шлепком опустились на мои предплечья. Ее пальцы глубоко вцепились в мою кожу, ногти оцарапали мою плоть.

Пламя вспыхнуло в моем теле. Сильный жар, невыносимая потребность приказывали мне взять ее. Руководствуясь только чувствами и нуждой, я раздвинул ее ноги и протолкнул свой член через ее половые губы. Ее горячая смазка окутала меня своим жаром. Усилив хватку на ее бедрах, я продвигался вперед до тех пор, пока кончик моего члена не уперся в ее набухший клитор.

Она застонала в моих объятиях. Ее голова закачалась из стороны в сторону на моем плече. Но мое зрение затуманилось, и целеустремленная решимость овладела моим телом — заставить нас обоих кончить вот так.

Без проникновения.

Раздвинув ее ноги еще шире, я толкался все быстрее и быстрее, пока давление не нарастало в моих бедрах. Женщина тяжело дышала, ее кожа обжигала. Не в силах сопротивляться, я повернул к ней голову, пока моя щека не коснулась ее лба. Ее кожа была влажной. Я прижался губами к ее лицу. Ее голова откинулась назад, и широко раскрытые потрясенные карие глаза впились в мои. Я был в ловушке. Я не мог отвести взгляд, пока мой член прижимался к ней сильнее.

Затем глаза женщины затрепетали. Она затаила дыхание, когда ее тело замерло. Густой румянец окрасил ее щеки и грудь. Громкий крик вырвался из ее горла. Когда я почувствовал, как вход в ее киску сжимается, ища мой член, прилив тепла захватил меня в плен, пока я не взревел в освобождении. Свет вспыхнул у меня перед глазами, когда я кончил сильнее, чем когда-либо по приказу Госпожи. Я боролся за дыхание, когда, бросив взгляд вниз между ног маленькой грузинки, увидел, как мое освобождение покрывало ее внутреннюю сторону бедер. Я все смотрел и смотрел на это зрелище. Волна обладания прокатилась по моему телу.

Я оставался неподвижным, не зная, смогу ли когда-нибудь снова пошевелиться, когда почувствовал, как ее рука стала гладить длинный шрам на моей правой щеке. Я откинул голову назад. Даже при этом резком движении она не убрала свою руку. Я сглотнул и увидел, как ее палец снова начал двигаться вниз по моему лицу, следуя по пути шрама к его конечной точке, на моей груди.

Я ослабил хватку на ее бедрах. Затем она села на мой размягчающийся член. Мое сердце забилось быстрее, чем когда-либо, когда она накрыла мою руку своей. Мои брови опустились в замешательстве, когда она своей маленькой ручкой подняла мою руку и поднесла к центру своей груди. Ее глаза не отрывались от моих, когда она взяла под контроль мой указательный палец и провела им по своей коже, пока он не остановился на ее плече.

Женщина моргнула. Затем снова моргнула, пока не прижала подушечку моего пальца к своей коже и молча начала двигать мой палец по кругу. Мое дыхание остановилось, когда я понял, что чувствую грубую кожу шрама на ее плече. Я глубоко вздохнул, и она переместила мой палец на другое плечо, повторяя действие.

Она смотрела на меня так, словно хотела что-то сказать, но ее рот оставался закрытым, а губы неподвижными. Наконец, она направила наши соединенные руки к третьему шраму, который, как я знал, был у нее на бедре.

На этот раз, пока мой палец касался ее кожи, она прошептала:

— У нас обоих есть шрамы.

Мою кожу покалывало от понимания в ее голосе. Она говорила со мной. Ни сквозь меня, ни приказывала мне. Она говорила со мной. Как будто я был кем-то, с кем стоит поговорить.

Как будто я был человеком. Не чудовищем — убийцей.

Она ждала моего ответа. Ее кожа постепенно возвращалась к своему оливковому оттенку от вспыхнувшего красного.

Не зная, что сказать, я просто кивнул.

Мимолетная улыбка коснулась ее губ. И спираль, туго стянутая в моей груди, начала ослабевать.

Опустив глаза, она посмотрела на меня сквозь длинные черные ресницы и сказала:

— Мы оба страдали.

Мои ноздри раздулись, а пульс участился, когда она добавила:

— Я думаю, мы с тобой не такие уж и разные.

Мои губы приоткрылись, когда она произнесла эти слова, и поток воздуха вырвался из моего рта. Ее палец снова двинулся вверх по шраму. Затем она внезапно провела нашими руками по моему номеру на груди.

Ее черные брови сошлись вместе, когда она обвела каждый номер. Дойдя до конца цифры «4», она посмотрела на меня с печалью на лице. Затем спросила:

— Как тебя зовут? — Только на этот раз она говорила не по-грузински. Вместо этого она говорила на идеальном русском языке.

Вопросы кружились в моей голове, пока она говорила со мной на моем родном русском языке. Госпожа и Гвардия никогда не говорили со мной на моем родном языке. Без сестры мне больше не с кем было поговорить на нем.

Kotyonok (котенок) была грузинкой, но говорила со мной на моем языке и как будто видела во мне человека.

Я понятия не имел, что делать дальше.

Ее красные губы сжались, и я увидел, как быстро бьется пульс на ее шее. Она нервничала. Пока я молчал и не двигался, она спросила по-прежнему по-русски:

— Откуда ты? Они называют тебя этим номером?

Я слышал, как мои зубы скрежещут друг о друга, отдаваясь эхом в ушах, но я поймал себя на том, что киваю.

Глаза женщины наполнились печалью, и она прошептала:

— Один, девять, четыре.

Когда она произнесла мой номер вслух по-русски, что-то внутри меня оборвалось. Наклонившись вперед, я схватил женщину за руки и толкнул ее, пока ее спина не уперлась в матрас, а мое тело не нависло над ней. Переместив свою хватку так, чтобы я держал ее запястья, я поднял ее руки над головой и оседлал ее талию.

Мое лицо опустилось, пока не оказалось всего в дюйме от ее лица.

— Pozhaluysta, — прошептала она, умоляя меня по-русски.

Мое сердце пропустило удар от страха в ее голосе, и я прошипел:

— Никогда больше не называй меня этим номером, грузинская сука.

Ее глаза расширились, затем наполнились слезами. И она вымолвила:

— Прости. Я не знала. Я…

Я усилил хватку на ее запястьях, но она спросила:

— Как тебя зовут? Пожалуйста, скажи мне свое имя?

Придвинувшись еще ближе, так, что мой лоб касался ее лба, я спросил:

— Как тебя зовут, маленький kotyonok (котенок)? И не лги. Я устал от твоей лжи.

Сглотнув, она открыла рот, потом на выдохе прошептала:

— Зоя. Меня зовут Зоя.

Подушечки моих больших пальцев нажали на пульс ее запястья, чтобы обнаружить ложь. Но ее пульс не изменился — она говорила мне правду. Ослабив свои руки вокруг ее запястий, я отстранился и спросил:

— Ты говоришь правду?

Побледнев, она прошептала:

— Да.

— С чего вдруг? — огрызнулся я.

Мои мышцы напряглись от мысли, почему этот маленький котенок, этот маленький воин, который сопротивлялся этому вопросу в течение многих дней, так легко сдался.

Глубоко вздохнув, она освободила свою руку из моей ослабленной хватки и положила дрожащую ладонь на мою правую щеку. Ее большой палец нежно провел по бугорку моих шрамов.

— Когда ты похитил меня, когда ты привел меня в этот ад, я поверила, что ты монстр. — Ее глаза опустились, но она сморгнула свой страх и снова уставилась на свой большой палец на моих шрамах. — Когда ты причинил мне боль, когда задавал вопросы, я не хотела, чтобы ты одержал победу, сломив меня. Но теперь… — она замолчала.

— Но что теперь? — надавил я. Мой голос стал хриплым и низким.

Еще раз покраснев, женщина опустила большой палец, чтобы провести им по моим губам, и добавила:

— Но теперь я вижу, что ты такой же, как я. — Она провела пальцами под моими глазами, но тут же опустила их и провела ими по ошейнику на моей шее. — Твоя жизнь не была твоей собственной, она все еще не принадлежит тебе. — Она грустно вздохнула. — Совсем как моя.

Ледяной озноб пробежал по моему телу, когда я уставился на этого маленького солдатика подо мной. Маленького, но со стальным сердцем. Подняв голову, она прижалась своим лбом к моему и сказала:

— Я слабая, а ты сильный. Я грузинка, а ты русский. Но наши разбитые сердца устали и постарели. Наш дух подавлен, хотя и не сломлен. Но наши души, хотя и подвергнуты тяжелым испытаниям и закалены болью, остаются стойкими.

Ее губы дрогнули, и она добавила:

— Они так похожи. — Ее голова снова упала на матрас. — Вот почему теперь я говорю тебе правду. Вот почему я сказала тебе свое настоящее имя.

Женщина обернулась вокруг моего сердца, как теплое одеяло. Оно билось с надеждой, с сюрреалистическим чувством, что она знает, каково это — быть мной. Она знала потерю и горе.

У нее тоже была израненная душа.

Моя рука поднялась, и я еще сильнее прижался к ее телу. Я застонал, когда моя обнаженная плоть встретилась с ее. Я провел тыльной стороной ладони по ее щеке и пробормотал:

— Зоя.

Щеки Зои вспыхнули, и она улыбнулась. Прижав свою ладонь к моей руке, она спросила:

— Могу я узнать твое имя? Ты… ты знаешь свое имя?

Я нахмурился. Меня не спрашивали, как меня зовут, с тех пор как мне исполнилось двенадцать. Но я помнил об этом. Я помнил все. Мой разум никогда не забывал, даже под действием наркотика. На протяжении долгих лет я видел, как многие мужчины входили и выходили из тюрем Госпожи. Но там, где они пали жертвами наркобарона, который вливал в нас наркоту, я боролся с этим каждой унцией своего существа. Я притворялся. Играл свою роль и сохранял память. Мое имя было запечатано в моем сердце.

— Валентин, — признался я тихим, скрипучим голосом. — Меня зовут Валентин. — Я ворочал языком во рту, имя было таким незнакомым на моих губах.

— Валентин, — прошептала Зоя.

Ее голос был бальзамом для моей внутренней ярости, и хотел я этого или нет, но я не мог себя больше контролировать.

На две секунды я прижался губами к ее губам.

Это был мой самый первый поцелуй. 

Глава 11

Зоя

Это сработало. У меня получилось достучаться до него. Все, чего я добивалась, соответствовало моей стратегии. Или могло бы соответствовать ровно до тех пор, пока я не узнала, насколько сломленным он был, что приводило мои планы к краху.

Я позволяла ему дотрагиваться до меня. Подчинялась каждой его прихоти. Закованная в кандалы, я решила позволить ему делать со мной все, что он хотел. Ослабляя тем самым его решимость.

Но я не ожидала, что и моя решимость тоже ослабнет.

Я стала зависимой от его прикосновений, стонала и отдавалась наслаждению, которое он выжимал из моей плоти.

Когда он вернулся из дальней комнаты, что-то в нем изменилось. Он выглядел побежденным. Его бугрящиеся мышцами плечи были низко опущены.

Вернувшись, он освободил меня из кандалов, уложил на настоящую кровать, выдвинутую из стены, затем обнял меня, в его глазах я распознала новую эмоцию — сострадание.

Моя голова болела, пока я задавалась вопросом, не было ли это еще одной проверкой. Но что-то внутри меня говорило, что все было реально. Я прорвалась сквозь его высокую стену.

Он был нежен, но решителен. Когда он доставлял удовольствие себе в тандеме с моим собственным, я знала, что что-то изменилось. Воздух вокруг нас был заряжен статикой. И было в его прикосновениях что-то новое — мягкость и заинтересованность — это то, что успокоило и ублажило мою разгоряченную кровь.

Валентин. Его зовут Валентин. Такое красивое имя для кого-то столь жестокого и покрытого шрамами. Для кого-то столь порочного. Но все же, несмотря на то, что было опасно, я чувствовала себя обязанной раскрыть свое настоящее имя.

Я знала, что внутри него скрыт хороший человек. Глупо, но я хотела, чтобы он знал мое настоящее имя. Я хотела, чтобы в следующий раз, доставляя мне удовольствие, с его губ сорвалось мое имя.

А затем он поцеловал меня.

Его губы были мягкими, но решительно прижимались к моим. Мое сердце забилось, словно выстрелы пушки, когда его твердая грудь коснулась моей. Каждая клеточка моего тела загорелась жизнью и ощущениями.

Поначалу наши губы были неподвижны и напуганы. Но Валентин медленно разомкнул свои губы и начал ласкать мои. Я застонала, почувствовав на своих губах его пряный запах. Подстегиваемые моим стоном, его большие руки зарылись в моих волосах, заставляя меня еще ближе прижаться к нему. Валентин остановился. Его теплое дыхание заполнило мой рот. Мои руки сомкнулись у него на затылке, и наши губы снова слились в поцелуе. Его рот был горячим. Затем, к моему удивлению, его язык скользнул между моими губами, встречаясь и немедленно вступая в поединок с моим.

Валентин застонал. Его вздымающаяся грудь отдавала в моей груди болью. Он целовал и целовал меня, пока мои губы не стали распухшими и чувствительными.

Вынув язык, Валентин прервал поцелуй. Его голубые глаза снова заблестели. Он навис надо мной, его губы были такими же красными, как и мои. Моя рука покинула его затылок, и я поднесла ее ко рту. Я провела кончиком пальца по своим чересчур чувствительным губам, затем повторила то же самое с губами Валентина.

Он смотрел на меня, тяжело и напряженно дыша, когда я прошептала:

— Ты украл мой первый поцелуй.

Шквал чувств роился в животе. Потеря и боль воевали с наслаждением и похотью. Я не знала, что чувствовать. Не знала, чувствовать ли себя счастливой или предательницей, пока Валентин не переплел свои пальцы с моими и не произнес приглушенным голосом:

— А ты украла мой.

Мои глаза расширились от этого простого признания. Валентин придвинулся ближе. Его нос скользнул по моей щеке к затылку. Мои глаза затрепетали, закрываясь от ощущения его доминирующего тела, прижатого к моему. Затем он прошептал:

— Я не жил для себя восемнадцать лет. У меня не было выбора, не было свободы. Я пытал, и меня пытали в ответ. Я доставлял боль, и ее же доставляли и мне, — на мгновение он замолчал, — меня трахали и заставляли трахаться до тех пор, пока я едва мог стоять на ногах. Но меня никогда не целовали, и я никого не целовал в ответ.

Не знаю почему, возможно из-за его грустного голоса, но мои глаза наполнились слезами, горло сжалось, и боль сдавила грудь. Глубоко вздохнув, Валентин поднял голову и признался:

— Я никогда раньше не был свободен в выборе.

Он помолчал, потом, густо покраснев, добавил:

— но я предпочел разделить с тобой свой первый поцелуй.

Мне нечего было сказать в ответ. Я была уверена, что никакие мои слова не могут сравниться с его признанием. Обвив руками его шею, я притянула его ближе. Сначала его напряженное и жесткое тело отказалось от контакта, но затем со вздохом огромное тело Валентина прижалось к моему, его руки поднялись над моей головой, чтобы заключить меня в объятия.

Я позволила своим глазам скользнуть к ременному шкиву, свисавшему с потолка прямо над кроватью, пока я держала своего врага, моего мучителя, в своих руках. Его тело было слишком большим, кожа и манеры слишком грубыми, но что странно — я чувствовала себя в безопасности.

Я считала этого мужчину жестоким чудовищем, покрытым шрамами. Считала его злым и бесчувственным мучителем из ада. Мои глаза крепко зажмурились, когда я мысленно вернулась к истории, которую рассказывала моя бабушка, о сказочном монстре, который жил в лесу позади нашего поместья в Тбилиси. Чудовище такое большое и свирепое, что детям говорили о том, что, попав в плен, они уже никогда не смогут убежать. Я вспомнила, как сидела на коленях у бабушки, когда она рассказывала мне эту историю, и спрашивала, почему чудовище хочет причинить людям боль.

— Потому что он монстр, — ответила бабушка. — Он просто любит причинять людям боль. Здесь нет ни логики, ни причины.

— Но почему? — не отступала я.

— Почему что? — растерянно ответила бабушка.

Я скрестила руки на груди.

— Должна же быть какая-то причина. Никто, даже самые большие и страшные монстры, не причиняют вреда людям ради забавы. Наверное, что-то случилось, раз он так разозлился.

Бабушка с улыбкой покачала головой и поцеловала меня в лоб.

— Ты слишком много думаешь, любовь моя.

— Нет, — возразила я. — Он, скорее всего, тоже пострадал. — Мои глаза расширились. — Неужели люди сначала причинили боль ему? Неужели они не любили его, потому что он был другим? Может быть, поэтому он так зол. Может быть, кто-то обидел его первым, а он просто хочет, чтобы его любили.

Бабушка пристально посмотрела на меня и, прижав к груди, сказала:

— Мне нравится, как ты рассуждаешь, любовь моя. Но иногда плохие люди просто плохие.

— Я не верю в это, — прошептала я в плечо бабушки, — монстры просто тоже ищут любви. Я знаю, глубоко внутри.…

— Kotyonok (котенок), почему ты плачешь? — голос Валентина вырвал меня из воспоминаний.

Я часто заморгала, когда его лицо стало расплывчатым. Большой палец провел по моим щекам, и только тогда я поняла, что плачу. Я вытерла глаза руками и увидела, что Валентин наблюдает за мной. Когда я посмотрела на этого русского монстра — его шрам, татуировки, металлический ошейник — у меня свело живот.

Что с ним случилось, раз он стал таким? Как и чудовище из Тбилиси, он тоже страдал и никогда не любил?

— Откуда ты? — Я поймала себя на том, что спрашиваю.

Мой интерес превзошел инстинкт самосохранения.

Глаза Валентина сузились, и он замер, когда моя рука поднялась, чтобы пробежаться по металлическому ошейнику. Мои глаза сфокусировались на шве сбоку. Маленьком замке, который удерживал ошейник на месте.

— Из ада, — еле слышно прошептал Валентин, — удерживаемый Призраками зла.

Мои легкие сжались от боли, прозвучавшей в его голосе. Его слова были слишком загадочными, чтобы я могла их понять. Положив руку ему на щеку, я наклонила его голову, пока его взгляд не встретился с моим.

Сглотнув, я произнесла:

— Я удивлена, что не видела тебя там раньше.

Морщины омрачили лоб Валентина, и на его лице не отразилось ничего, кроме замешательства. Притянув его голову ближе к своей, я закончила:

— Я удивлена, что не видела тебя там раньше, так как тоже была заложником ада в течение довольно долгого времени.

Лицо Валентина утратило напряженность, и мое сердце сжалось, когда он прошептал:

— Зоя.

Он запечатлел на моих губах самый сладкий поцелуй. Мое имя на его устах звучало как рай. Это звучало совершенно божественно.

Валентин переместился по моему телу, его бедра раздвинули мои ноги. Мое сердце стучало, как хор барабанов, от решительного выражения на его лице.

Всепоглощающий жар окутал мое тело, когда я заподозрила, что случится дальше. Как только Валентин приблизил свой рот к моему, в тишине комнаты раздался шипящий звук.

Через несколько секунд вены на шее Валентина вздулись так, что я испугалась, как бы они не лопнули. Его тело застыло, пугающе неподвижное. Потом я наблюдала, как ошейник сжимается вокруг его шеи.

— Нет! — закричал Валентин.

Он оттолкнулся от моего тела. Сосульки страха пронзили мои вены, когда он вскочил на ноги, его большие руки крепко схватились за шею. Из ошейника послышалось еще одно шипение, теперь уже зловещее для моих ушей. Пальцы Валентина вцепились в ошейник, но это было бесполезно.

Я наблюдала за ним, съежившись в верхней части кровати. Шея Валентина выпирала от тесноты металла, душившего его. Мое тело дрожало. Затем с громким ревом голова Валентина откинулась назад — мускулистое тело оказалось стянуто, вены и мышцы напряглись до предела.

Его тело тряслось. Я сглотнула, наблюдая, как его длина затвердела и ударила по его же торсу. Руки сжались в кулаки, затем с быстрым болезненным выдохом он опустил голову.

Ужас наполнил мое тело, когда эти расширенные почти черные глаза остановились на мне. Я в страхе свернулась калачиком на кровати.

Наркотики уже подействовали. Мучитель вернулся. Как бы Валентин ни пытался притвориться, что он не злобный убийца, эта была его версия — человек с черными глазами, демон, похитивший меня.

Тому виной был этот самый ошейник. Что-то в этом ошейнике заставляло его быть этим, этим… существом.

Затем он стал приближаться. Он подходил все ближе и ближе ко мне и хрустел костяшками пальцев на руке.

— Нет, — взмолилась я, когда он подошел еще ближе.

Он замер. Мое сердце бешено колотилось при мысли о том, что я смогла достучаться до него. Я начала приближаться к нему и заговорила:

— Валентин? Валентин? Ты слышишь меня?

Его голова склонилась набок. Бесплодная нить надежды оборвалась в моей груди.

Затем он поднял голову и посмотрел куда-то наверх. Когда я проследила за его взглядом, вся кровь отхлынула от моего тела. Шкив. Ременный шкив был закреплен на потолке над кроватью.

Внезапно он рванул вперед, отшвырнув меня на кровать, выбив при этом воздух из моих легких. Через несколько секунд шкив начал опускаться. Потом мой мучитель оказался рядом со мной с веревкой в руках.

Мое тело трясло, губы дрожали, но этому человеку было все равно. Он вытянул свою руку и схватил меня за лодыжку. Его дыхание стало тяжелым, пот покрывал кожу. Вещество, что ошейник вводил в его тело, заставляло его кожу вздуваться и становиться влажной.

Заставив меня сесть, он рукой развел мои колени в стороны. Схватив меня за запястья, он завел мои руки за спину. Я закричала от боли в этом неестественном положении, но он проигнорировал мои крики. Он обернул веревку поверх моей груди, и затем еще раз, но чуть ниже. После он связал мои запястья и прикрепил их к шкиву. Он дернул меня за руки, чтобы проверить, все ли сделано правильно. Я прикусила язык, пытаясь остановить крик, срывающийся с моих губ.

Я не могла пошевелиться. Я была скованна.

Затем этот монстр обернул веревку вокруг моих бедер, обвязав ее вокруг двух столбиков по обе стороны кровати. Затем связал мои лодыжки. Он сдвинул их вместе, прикрепив к столбу на стене.

Я попыталась пошевелиться, но не смогла даже вздрогнуть.

Он встал передо мной и, опустившись на колени на кровать, резко схватил меня за щеки рукой. Повернув мою голову лицом к себе, он рявкнул:

— Кто для тебя Заал Костава?

Глядя в его мертвые глаза, я собиралась с силами. Это был уже не Валентин. С этим существом нельзя было договориться. Нельзя было обыграть. Я знала это по недавнему опыту, что эта версия Валентина продержится около часа, максимум два.

Мне придется вытерпеть его гнев.

Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза и сказала:

— Я не знаю никого с таким именем.

Когда я почувствовала приближение его тела к моему, то ощутила, как его пальцы сжали мою грудь. Я молилась, чтобы час или два прошли быстро. Я молилась, чтобы Валентин боролся с тем, под контролем чего он находился.

Я скрипела зубами, борясь за дыхание. Его руки блуждали повсюду. Его прикосновения были грубыми и неприятными.

В этих прикосновениях не было никакого удовольствия; удовольствие вообще не входило в его планы.

Сдавленный стон вырвался из моего рта, и еще один вырвался из груди, когда его нос пробежал по моей шее. Затем чудовище опустилось передо мной на колени. Я подавилась рыданием, когда его зубы прошлись по моей коже, вниз до груди. Услышав мой громкий крик, он поднял голову. Протянув руку, он откинул волосы с моего лица. Когда я отстранилась, он с силой сжал волосы, откидывая мою голову назад.

Его лицо приблизилось, зависнув в сантиметре от моего лица, и он спросил:

— Кто такой Заал Костава?

Я промолчала, и он опустил мою голову.

— Кто такой Заал Костава? — снова спросил монстр.

Я закрыла глаза, отказываясь говорить вообще. Потом я почувствовала, что он стоит передо мной.

— Открой глаза! — резко приказал он.

Я сделала так, как он сказал. Я видела перед собой его твердое тело, его мужское достоинство всего в нескольких дюймах от моего лица. Я проиграла этот бой.

Монстр начал поглаживать свою длину, приближаясь ко мне. Когда он оказался на одной линии с моим ртом, я подняла глаза и чуть не зарыдала, увидев решительное выражение его лица. Его расширенные глаза блестели в тусклом свете, и он протянул руку, чтобы схватить меня за затылок.

— Пожалуйста, Валентин, — громко сказала я, пытаясь прорваться сквозь то, что держало его под контролем. — Борись с этим. Не делай этого со мной. Не делай мне больно. Ты больше не хочешь причинять мне боль.

Его рука, лежащая на мужском достоинстве, замерла, а голова склонилась набок, наблюдая за мной. Его потемневшие глаза с любопытством изучали меня. Мое сердце забилось быстрее.

— Валентин? — попробовала я еще раз. — Борись с этим. Ради меня… Зои.

Все тело монстра внезапно замерло, и мне показалось, что я уловила вспышку узнавания в его взгляде. Но он все же сделал шаг вперед, схватив меня за волосы. Слезы потекли по моим щекам, и я закрыла глаза. Я не хотела видеть его лицо, когда он возьмет мой рот против моей воли.

Затем с резким оглушительным ревом монстр откинул мою голову назад, его руки упали.

Открыв глаза, я потрясла головой, пытаясь очистить глаза от слез, когда увидела, что он отшатнулся. Мое сердце бешено колотилось, пока я наблюдала, как он схватился за голову. С его губ срывались болезненные стоны и рычания, затем руки потянулись к ошейнику.

Надежда стала разгораться во мне, когда его пальцы опустились ниже ослабевшего металла, и он начал тянуть. Лицо монстра покраснело, пока все его тело не затряслось в попытке освободиться от ошейника. Но не успел он сорвать ошейник, как снова схватился за голову, боль была очевидна, когда он ударял себя кулаком по голове.

Он упал на пол, и я с нетерпением ждала, что он будет делать дальше. Я молилась, чтобы, когда он, наконец, поднимет голову, я увидела ярко-голубые глаза. Но мне не могло так повезти. Когда монстр поднял голову, его зрачки все еще были расширенными и кровоточили в кристально-голубых радужках. Сжав кулаки, он оттолкнулся от пола и подошел ближе.

Я сглотнула, увидев выражение чистой ненависти на его лице, и вскрикнула, когда его рука скользнула вверх и ударила по веревке надо мной. Затем его рука опустилась на мой живот и пробралась между ног.

— Нет, — прошептала я.

Пальцы монстра пробежались по моим лобковым волосам, и он прошипел:

— Имя.

Это было странно, потому что даже напуганная, я заметила разницу между голосом Валентина и монстра. Монстр был холоден, никаких чувств в тембре его голоса. Напротив, нотки в голосе Валентина были очевидны, тон выражал перемену настроения, чувств, даже сожаление.

Как только эти мысли пришли мне в голову, монстр прижал свои пальцы ближе к моим складкам. Я зажмурилась, молясь, чтобы все, что он сделает дальше, закончилось быстро. Затем внезапно рука монстра остановилась, прежде чем он коснулся меня. Я резко открыла глаза. Я боролась за дыхание, сжимаясь от страха. Все мое внимание было приковано к чудовищу, которое снова схватилось за голову и упало на пол.

Его тело подергивалось. Из его горла вырывались болезненные стоны. Пот лился с его тела. Как и прежде, его руки тянулись к ошейнику на шее. Его руки все тянули и тянули металлическое кольцо, удерживающее его шею, пока каждый мускул не задрожал от напряжения.

Он тяжело дышал, пока не поднял голову. Сквозь меня смотрели кристально-голубые глаза.

Мое сердце заколотилось от облегчения, и, сумев обрести дар речи, я прохрипела:

— Валентин.

Валентин покачал головой. Затем его расфокусированные глаза остановились на мне. Я видела, как он впился в меня взглядом. Я видела, как исказилось его лицо, когда он обнаружил меня связанной. Я поморщилась, представив себе, как выгляжу, подвешенная таким образом.

Внезапный душераздирающий рев вырвался из его рта, и он вскочил на ноги. Он отпустил ошейник и подошел к сундуку, стоявшему в углу комнаты. Я затаила дыхание, молясь, чтобы чудовище не вернуло себе контроль. Когда Валентин выпрямился, в руке у него был нож. Мой желудок сжался, когда он начал приближаться ко мне, но как только я заметила, что его глаза все еще кристально голубые, мое сердце подпрыгнуло от облегчения.

Валентин вздрагивал с каждым шагом, направляясь ко мне. Я видела, как из-под металлического ошейника текла кровь. Страх сковал меня, когда я поняла, что кожа под ним порвана.

— Валентин, — прошептала я, когда он был уже в нескольких шагах от меня.

Челюсть Валентина напряглась, и, высоко подняв руку, он стал перерезать веревку надо мной. Я вскрикнула, когда веревка, удерживающая меня в плену, дернула мое тело. Я побледнела от боли. Но Валентин продолжал рубить веревку; он рубил до тех пор, пока последним ударом не перерезал веревку, и я упала на кровать. Найдя силы в отчаянной потребности освободиться от своих оков, я размотала веревку на груди и руках и прикусила губы от боли, когда кровь стала наполнять мои мышцы.

Увидев брошенный на кровати нож, я потянулась вперед и дрожащими руками перерезала веревку на лодыжках. Как только веревка разорвалась пополам, я сбросила ее с ног.

Перегнувшись через край кровати, меня вырвало на пол. Чувствуя головокружение от пережитого страха, я перекатилась на бок. Когда подняла голову, то увидела Валентина, прислонившегося спиной к ближайшей стене. Его голубые глаза были полны сострадания, а руки дрожали, когда он смотрел на меня.

— Зоя, — прошептал он, и стыд засиял в его теперь уже ясных глазах.

Я попыталась заговорить, хотела, но его массивное тело начало трястись. Я наблюдала, как его губы сжались, а руки поднялись к ошейнику. Это было странно, но, когда Валентин начал дергать металлический ошейник, изо всех сил пытаясь разорвать его, его глаза были сосредоточены на моей груди. Не понимая, на что он уставился, я сумела посмотреть вниз, только чтобы увидеть свою кожу, покрытую красными следами зубов.

Валентин издавал разочарованные стоны. Он тянул себя за ошейник, ноги слабели с каждой попыткой. Струйки крови начали вытекать из-под ограничивающего его шею металла. Когда ошейник дюйм за дюймом сдирал с него кожу, я видела, как с новой силой в нее вонзаются иглы.

Увидев, что Валентин упал на колени, а металлический ошейник наполовину свисает с его шеи, я заставила себя подвинуться к краю кровати. Мне нужно было, чтобы он прекратил. Его лицо было ярко-красным от усилия снять ошейник, и капилляры лопались в белках его глаз, красный цвет заменял белый.

Я уже открыла было рот, чтобы сказать ему, чтобы он прекратил, когда с последним прерывистым ревом металлический ошейник с глухим стуком упал на пол. Я уставилась на ошейник на полу, на внутреннюю часть устройства. Это было самое ужасное, что я когда-либо видела. Десятки иголок торчали на равном расстоянии друг от друга по краям. Рядом с ними были маленькие пластиковые шарики, наполненные жидкостью. Половина из них были пустыми, но половина все еще были полными.

Я вздохнула с облегчением, когда до меня дошло то, что Валентин снял ошейник. Когда подняла глаза, то увидела, что он сидел, прислонившись к стене. Его руки сдерживали шею. Его лицо побледнело, но то, что заставило меня поднять свое избитое тело с кровати, было кровью, стекающей по его груди.

Лихорадочно двигаясь, я поплелась туда, где сидел Валентин. Когда я упала на колени рядом с ним, его тусклые глаза нашли мои.

Он открыл было рот, чтобы заговорить, но я покачала головой.

— Нет, — прошептала я, — не пытайся говорить.

Я убрала его руку от его шеи, и когда она упала, я с трудом сглотнула. Отверстия от игл на шее сильно кровоточили. Там, где раньше был металлический ошейник, на его коже появился толстый красный шрам. Я догадывалась, что он, должно быть, носил этот ошейник уже много лет, Бог знает, сколько.

Валентин открыл рот, чтобы заговорить.

— Нет, — твердо сказала я.

Закрыв глаза в явном раздражении, он поднял свою слабую руку и указал на стену. Сначала я не могла понять, на что он показывает. При ближайшем рассмотрении я заметила очертания двери. Поднявшись на ноги, я медленно подошла к двери и нажала на кнопку. Дверь со щелчком открылась. Внутри была небольшая ванная комната. Я кивнула, когда поняла, что это была та самая ванная, которую он позволял мне использовать с момента моего похищения. Он всегда завязывал мне глаза перед тем, как я пользовалась туалетом. Что было пыткой. Поэтому я не знала, куда пойти облегчиться, если только он не отведет меня туда.

Мои глаза осмотрели душ, унитаз, раковину и остановились на маленькой дверце шкафа в конце комнаты. Я подошла к нему и вздрогнула, увидев свое отражение в зеркале. Затем я открыла дверцу, полотенца были свалены в кучу. Бутылки с перекисью водорода стояли там же, вместе с другими лекарствами, которые мне были не знакомы.

Я схватила несколько полотенец, перекись водорода и поспешила из ванной так быстро, как только могла. Войдя в комнату, я заметила, что глаза Валентина уже смотрят на меня, а его широкая и массивная грудь залита кровью.

Опустившись на пол, я тут же взяла полотенце и прижала мягкую ткань вокруг его шеи, стараясь впитать как можно больше крови. Валентин даже не вздрогнул, вместо этого он уставился на мою грудь, его ноздри раздувались, а губы сжались.

— Я в порядке, — сказала я.

Его глаза встретились с моими. Ничего не было сказано. Я все равно не была уверена, что он сейчас мог говорить.

Убрав полотенце, я взяла бутылочку с перекисью и прижала ладонь к его щеке.

Когда он посмотрел на меня, я произнесла:

— Будет больно, но мы должны промыть раны вокруг твоей шеи. Нам нужно остановить кровь.

Безжизненные глаза Валентина не двигались, даже когда я налила перекись на его порез и шею.

Я вздрогнула, понимая, каково это было. Я снова прикрыла раны чистым полотенцем. Придвинувшись ближе, мое сердце было так же разбито, как и мое тело, я рассмотрела сломленное выражение его лица.

Валентин следил за мной все это время, но я видела, как его глаза закрываются. Ужас и страх наполнили мои ноющие кости.

Дотронувшись до его лица, я сказала:

— Его больше нет, Валентин. Ты снял ошейник со своей шеи.

Черная щетина на его лице резко контрастировала с бледной желтоватой кожей под ним. Мое сердце подпрыгнуло, когда его губы дернулись, а затем растянулись в подобие улыбки. Странное чувство охватило мою душу, когда я увидела эту улыбку на его жестоком, покрытом шрамами лице. Но она быстро исчезла, когда глаза Валентина закрылись, и его тело стало пугающе неподвижным. 

Глава 12

Валентин

— Куда они нас везут?

Я крепче прижал к себе Инессу, когда грузовик, в который нас бросили, тронулся с места, увозя из приюта, который был нашим домом последние два года.

— Не знаю, dorogaya moya (дорогая моя).

Я моргал, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте, но не мог ничего разобрать. Я мог лишь слышать крики других детей, которых выбрали Ночные Призраки. Которых выбрала она. Я слышал их всхлипывания и учащенное дыхание.

Закрыл глаза, притягивая свою сестру ближе к себе, и погладил ее по волосам. Я качал ее вперед-назад, вздыхая, когда ее маленькое тельце перестало трястись, и она упала мне на грудь.

Все это время я сдерживался. Контролировал свое дыхание, делая медленные и ровные вдохи. Но, по правде говоря, я был в ужасе. Женщина, одетая во все черное, приказала отвести нас к грузовику. Когда двери открылись, я увидел, что кузов грузовика был заполнен маленькими клетками.

Кровь отхлынула от моего лица. Я взглянул на Инессу, которую удерживал Призрак. Когда он подошел, чтобы толкнуть мою сестру в спину, она начала кричать, протягивая ко мне руки.

Я двинул локтем Призраку, который держал меня. Его рука отпустила мою шею, и я последовал в фургон вслед за сестрой. Увидев, что отхожу от него, Призрак повернулся и направил на меня пистолет. Это меня не остановило. Я продолжил идти, видя, как Призрак снимает предохранитель. Затем раздался звук удара о стену фургона, и женщина скомандовала:

— Остановись!

Призрак, державший мою сестру, замер по команде женщины. Каблуки застучали позади меня, и что-то пробежало по моей шее и по моим длинным спутанным черным волосам.

— Интересная реакция, тебе не кажется? — сказала женщина охраннику, который удерживал мою сестру.

Внезапно я увидел, что именно пробежало по моим волосам, когда женщина ударила кнутом по все еще поднятому пистолету охранника. Пистолет упал на землю. Инесса вскрикнула и уткнулась головой в плечо Призрака. Я сжал руки в кулаки и стиснул зубы, когда увидел, что моя сестра выглядит такой маленькой в руках этого ублюдка.

Затем женщина повернулась ко мне и провела концом хлыста по моему лицу. Ее темные глаза блестели, и она наклонилась, нажимая рукояткой хлыста под моим подбородком, чтобы заставить меня поднять голову.

— Могу с уверенностью сказать, что ты будешь мне интересен. — Ее голос был острым, как нож, и моя кожа покрылась мурашками.

Она молча смотрела на меня, но мой взгляд скользнул за ее плечо, чтобы проверить Инессу. Голубые глаза Инессы смотрели на меня, нижняя губа дрожала. Мой желудок скрутило от ее расстроенного вида. Больше всего на свете мне хотелось обнять ее и сказать, что все будет хорошо.

Женщина проследила за моим взглядом и, повернув ко мне голову, хлестнула меня хлыстом по щеке. Я отшатнулся, когда жгучая боль пронзила мое лицо. Моя рука инстинктивно поднялась к щеке, и когда я отдернул ее, на моей ладони была кровь.

Охранник щелкнул пальцами, и я бросился вперед, но не раньше, чем женщина схватила меня за руку и остановила. Ее длинные пальцы впились в мои бицепсы, а рот наклонился, пока не коснулся моего уха. Я снова вздрогнул, что-то в моей душе предупреждало меня отстраниться.

— Я вижу ярость в твоих глазах, маленький мальчик, — сказала женщина холодно.

Я заметил, что ее рот скривился в подобии улыбки, и она добавила:

— Хорошо. Сохрани ее. Пусть она подпитывает тебя. Это необходимо для реализации моей задумки… — она посмотрела через плечо на мою сестру, затем повернулась обратно. — Для тебя и твоего маленького ангелочка.

Я хотел возразить. Хотел ударить ее в лицо, но мое тело замерло. Женщина не отпускала мою руку еще несколько секунд. Затем подтолкнула меня в направлении клетки. Я споткнулся, но залез в клетку вместе с Инессой. Как только я оказался в клетке, Инесса забралась ко мне на колени.

Она обвила руками мою шею и прошептала:

— Мне страшно, Валентин. Та женщина меня пугает.

— Ш-ш-ш, — успокоил ее и притянул к себе ближе. — Она не причинит тебе боли.

Инесса выдохнула и прошептала:

— Старший Брат обещает?

Слезы защипали мне глаза, и я кивнул:

— Старший Брат обещает.

— Тогда я буду в безопасности, — тихо сказала она.

Подняв глаза, я услышал, как других детей грузят в другие клетки. Но как только я это сделал, то встретился с темным взглядом женщины, стоящей перед нашей клеткой. Мое тело замерло, когда я увидел выражение ее лица. Мой желудок сжался от ужаса, когда я понял, что она слышала все, что я только что пообещал Инессе.

Обещание, которое я знал, что не смогу сдержать, но за которое умру, пытаясь выполнить.

Казалось, проходили дни за днями, грузовик вонял мочой и дерьмом. Призраки бросали нам хлеб и воду, но никогда не останавливались, чтобы выпустить на свежий воздух или дать чистую одежду. И они ни разу не остановились, чтобы дать нам сходить в туалет. Вместо этого мы ходили под себя. Мы должны были сидеть и спать в дерьме.

Через какое-то время я перестал ощущать зловоние.

Внезапно грузовик остановился. Снаружи доносились тихие голоса, но в кузове грузовика слышались плач и страх.

Заскрипели замки на откидной двери кузова, и через несколько секунд дверь распахнулась, ослепительный свет сменил темноту. Я вздрогнул, когда свет обжег мне глаза, и притянул Инессу ближе к себе, чтобы защитить ее от боли.

Мужчины-Призраки, одетые во все черное, хлынули в кузов грузовика, металлические дубинки в их руках ударяли по стальным клеткам. Шум был оглушительным после многих дней мучительной тишины.

Тень добралась до нашей клетки и щелкнула замком.

Уткнувшись носом в волосы Инессы, я приказал:

— Держись за меня, dorogaya moya (дорогая моя)! Я буду охранять тебя.

Я почувствовал, как ее маленькая головка кивнула, и выполз из клетки как раз в тот момент, когда мужчина-Призрак снова ударил по клетке и приказал:

— Выходите!

Мои ноги были слабы, когда я встал. Я боролся, чтобы удержать сестру. Я крепко вцепился в нее, и чем ближе подбирался к выходу, тем быстрее билось мое сердце. Мое дыхание превратилось в белые облачка, когда мы вышли из грузовика. На улице было холодно, землю покрывал снег.

Я спустился по ступенькам, и Призрак указал мне на конец линии. Пока я шел вдоль очереди, вокруг царила тишина. Я смотрел на лица детей, узнавая некоторых из моей спальни или столовой.

Мои брови поползли вниз, когда я увидел, что все дети в очереди были мальчиками. Мелькнувшее движение привлекло мое внимание с другой стороны. Когда я повернул голову, напротив меня стояла точно такая же очередь. Только все они были девочками.

У меня перехватило дыхание, когда я понял, что Призраки разделяют нас. Мое тело напряглось, и я почувствовал тошноту при мысли о том, что мою маленькую Инессу заберут у меня. Я крепко обнял ее и подавил слезы при мысли о том, что она останется одна, что у нее не будет меня, чтобы защитить ее.

Тепло ее дыхания скользнуло по моей шее. Я занял свое место в конце очереди. Я смотрел перед собой на длинный ряд молодых девушек, плачущих или мертвенно неподвижных, все еще одетых в свои ночные рубашки, совсем как моя Инесса.

И тут я услышал его. Я услышал стук каблуков и понял, что это она. Я сосредоточился на земле, не поднимая глаз, когда увидел ее ноги. Инесса, должно быть, почувствовала, как мое тело замерло, поэтому всхлипнула мне в шею. Она чувствовала мой страх.

Знакомый конец хлыста угодил мне под подбородок, приподняв голову. Мои глаза встретились с жестокими глазами женщины-Призрака. Она смотрела и смотрела, пока ее хлыст не двинулся вниз по спине Инессы. Моя сестра подскочила от этого ощущения, ее хватка крепче сжала мою шею.

Дальше все, казалось, шло как в замедленной съемке. Женщина щелкнула пальцами, и Призрак начал приближаться. Подойдя к тому месту, где мы стояли, он протянул руку и обхватил Инессу за талию. Инесса закричала, но я крепко держал ее. Я боролся и боролся, чтобы удержаться, но, когда хлыст женщины ударил меня по спине, Инесса выскользнула из моих рук. Ее хорошенькое личико покраснело и залилось слезами, когда Призрак унес ее прочь. Я рванул было вперед, чтобы побежать за ней, но меня повалили на землю и хлестали по всему телу, пока я не перестал чувствовать свои руки и ноги.

Моя голова кружилась, боль пронзала череп. Мои глаза щипало от холода,но я заставлял себя открыть их, чтобы найти Инессу. Я беззвучно вскрикнул, увидев, как шеренгу девушек уводят через широкую арку. Попытался заставить себя побежать за ней, но последовал еще один удар, пригвоздивший меня к заснеженной земле. Я смотрел затуманенными глазами, как девочки исчезают из поля зрения. Но в последнюю минуту девочка в конце обернулась, ее темные волосы в ярком свете восходящего солнца казались нимбом на голове. У меня перехватило дыхание, когда я понял, что это была Инесса. Я вытер глаза и протянул руку. Как только она прошла через арку, то подняла руку в легком взмахе.

Она прощалась.

Боль переполняла меня, сжигая изнутри. Чувство неудачи заключило меня в объятия, и я свернулся калачиком на земле. Звук шагов, хрустящих по снегу, ударил мне в уши, но я не двинулся с места.

В поле зрения появилась пара черных сапог, и я услышал, как женщина приказала:

— Поднимите его!

Кто-то схватил меня за руку и рывком поставил на ноги. Моя голова опустилась в поражении. Затем этот гребаный хлыст поднял мой подбородок. Женщина покачала головой, затем кивнула подбородком Призраку, который толкнул меня в очередь вместе с другими мальчиками.

Мы шли через ту же арку, пока не увидели огромное поле. Металлические башни и заборы, увенчанные колючей проволокой, тянулись, насколько хватало глаз. Но там не было никаких зданий. Я гадал, не была ли это военная база, пока мы внезапно не остановились. Очередь снова начала двигаться, но я не мог видеть, куда идут мальчики впереди. Охранники Ночных Призраков окружили нас с обеих сторон, и когда пришло мое время идти, мои глаза расширились, увидев лестницу в поле, ведущую вниз.

Место, куда нас вели, находилось под землей.

Мои ноги были тяжелыми, когда я спускался по лестнице. Мы шли по лабиринту коридоров, пока не оказались в большой комнате.

— Сядь! — Охранники-Призраки приказывали по-русски, чтобы мы понимали.

Охранник толкнул меня в кресло. За моей спиной появился мужчина. Послышалось жужжание, затем к моей голове поднесли бритву, и мои спутанные черные волосы стали падать на пол вокруг.

Через несколько минут моя голова была обрита наголо. Охранявший меня Призрак поднял меня на ноги. Он подтолкнул меня вслед за другими мальчиками. Очередь замедлилась. Когда подошел к стойке, увидел, что за ней сидел человек, раздававший черные спортивные штаны.

Очередь остановилась, когда мне вручили мою пару, и Призрак пошел впереди нас.

— Раздевайтесь! Оставляйте свою старую одежду на полу и надевайте новые штаны.

Мы сделали, как было приказано, и как только все оказались с выбритыми головами и одетые в черные тренировочные штаны, очередь снова начала двигаться. Почувствовав, как по груди потекла струйка крови, я посмотрел вниз и увидел порезы от ударов хлыстом и кровь от порки, которую получил снаружи. Мне было все равно. Они забрали мою Инессу. Я не собирался ничего чувствовать.

Мы шли и шли все глубже по темным коридорам, пока не услышали звуки жужжания и криков. Мальчики передо мной начали раскачиваться на ногах, пот стекал по их спинам. И один за другим мы приближались к комнате криков.

Когда подошла моя очередь войти, мужчина, стоявший в дверях, протянул мне листок бумаги. Когда я поднял голову, то увидел ряды плоских кроватей. Мальчиков заставляли ложиться, и какой-то мужчина приставлял к их груди жужжащую иглу. Когда я прошел через массу кроватей к свободной в конце, то увидел, что на их груди были вытатуированы номера. Я нахмурился, пока не вспомнил о листке бумаги, который держал в руке. Взглянув вниз, увидел, что на меня смотрит цифра «194». Меня толкнули сзади, и мужчина рядом со свободной кроватью взял мой номер и приказал мне лечь.

Я лег, и через несколько секунд мужчина вонзил мне в кожу жужжащую иглу. Мой рот сжался от боли, а тело напряглось. Но я не кричал, как другие мальчики. Я не хотел, чтобы эти грузины видели, как я ломаюсь.

Это было мучительно. Почти невыносимо. Но я даже не пошевелился. Я не двигался, пока человек с иглой не отступил назад и не вытер мне грудь мокрой тряпкой. Ощущение от которой было похоже на сотню пчел, жалящих мою плоть.

И все же я не дрогнул.

Охранник-Призрак поднял меня с кровати и повел по коридору. Из комнаты в конце коридора доносились глухие удары, крики и вопли. Я глубоко вздохнул, готовясь к тому, что увижу дальше, но, честно говоря, ничто не могло подготовить меня к этому.

Комната — больше, чем я когда-либо видел в своей жизни — была заполнена мальчиками всех возрастов. И они сражались. Одни с оружием, другие без. Мои глаза блуждали по огромному залу, наблюдая, как мальчики бьют и пускают кровь. Я сглотнул. Я знал, что смотрю на свое будущее.

Охранники-Призраки, стоящие впереди, столкнули нескольких мальчиков в яму и встали вокруг них, скрестив руки на груди. Затем охранник поднял руку и приказал:

— Деритесь!

Мальчики стояли, со страхом глядя на Призраков. Охранник бросился вперед и ударил одного по лицу.

Мальчишки попятились, а охранник повторил:

— Деритесь!

Кулаки и руки внезапно полетели в воздух, и мальчики начали драться. Они сражались до тех пор, пока не пролилась кровь.

Охранник толкнул меня в яму слева. Я споткнулся о песчаную поверхность, а потом вместе со мной туда же втолкнули и других мальчишек. Охранник двинулся к нам, когда краем глаза я заметил, что женщина наблюдает за мной. Рядом с ней стоял мужчина, и она указала ему на яму.

Призрак поднял руку. Как только он это сделал, ярость захлестнула меня, моя кровь закипела от гнева, бурлящего внутри.

— Деритесь! — крикнул охранник, и мои ноги двинулись к ближайшему мальчику.

Мои кулаки летели, ноги пинали любого на моем пути. Я кусался, царапался и продолжал нападать, пока охранник не оттащил меня назад.

— Остановись, — прошипел он мне на ухо.

Когда я оглянулся, мальчики, которых я избил, лежали на земле. Но гнев все еще нарастал, когда я смотрел на женщину.

Мальчиков, которые еще могли ходить, вывели из комнаты. Те, что лежали на земле, были вытащены охранниками. Охранник, удерживающий меня, поставил меня на землю, когда женщина что-то крикнула по-грузински.

Внезапно охранник повел меня по другому коридору. На этот раз было тише, чем раньше. Когда я вышел в конце коридора, то увидел небольшую комнату с клетками вдоль задней стены, ямой в центре и дверью, которая, очевидно, вела куда-то еще.

Дверь в дальнем конце комнаты открылась. Женщина и мужчина, с которым она стояла, прошли мимо. Охранник последовал за ним, втолкнув в комнату двух мальчиков. Я уставился на них. Они были близнецами. Кожа у них была темнее, а длинные черные волосы ниспадали на спину. Они были идентичны, но у одного были зеленые глаза, а у другого — карие. Тот, что с зелеными глазами, смотрел прямо перед собой, как будто ничего не видел, но тот, что с карими глазами, смотрел прямо на меня.

Близнецов толкнули через всю комнату, и когда они проходили мимо меня, я прочитал цифры на их груди: «362» и «221». Они были заперты в разных клетках, но находились рядом друг с другом.

Тот, что с карими глазами, 362-й, сидел у решетки и пытался заговорить с зеленоглазым, 221-ым. Но 221-й смотрел прямо перед собой, как будто даже не слышал, что говорит его брат.

Я сглотнул, и на этот раз по моим венам пробежал настоящий страх. Охранник втолкнул меня в клетку рядом с 362-ым. Женщина и мужчина вышли из комнаты, оставив нас троих наедине.

Часы проходили в молчании, пока 362-й не подошел ближе и не заговорил со мной на грузинском. Я не понимал, что он мне говорил. Затем его глаза прошлись по моему телу, и он сказал на прекрасном русском языке:

— Ты новенький?

Я кивнул.

362-й вздохнул и спросил:

— Ты помнишь свое имя?

Я нахмурился и спросил:

— Мое имя? Конечно, помню.

Голова 362-го ударилась о заднюю стену, и он закрыл глаза.

— Хорошо, напоминай себе об этом каждый божий день. Выжги это в своем гребаном мозгу. Никогда не позволяй себе забыть его.

Я был еще больше сбит с толку. Я уже открыл было рот, чтобы заговорить, когда он проговорил:

— Я 362-й. У меня нет имени, по крайней мере, я его сейчас не знаю. Я ничего об этом не помню. — Его глаза открылись, и он повернул голову к брату, который все еще смотрел вперед. — И он тоже.

— Почему же? — спросил я, видя боль в глазах 362-го, когда он посмотрел на своего близнеца. — Как ты мог забыть?

362-й снова повернулся ко мне, и на его лбу появились морщины замешательства.

— Наркотики. Если ты будешь в этой комнате, тебя накачают наркотиками. Вот почему нас держат порознь. — Он вздохнул, сжав кулаки. — И они заставят тебя забыть. Наркотики заставят тебя забыть свое имя. Твою семью. Откуда ты родом. Всё. Если тебе повезет, ты сможешь какое-то время сопротивляться наркотикам, а если нет… — он замолчал и снова посмотрел на брата.

Я понял. Если нет, то станешь как 221-й.

Комната внезапно погрузилась в темноту. Я лег на пол и закрыл глаза. Последнее воспоминание о моей сестре заполнило мой разум. Мой желудок сжался при мысли о ее словах, сказанных мне в клетке. Старший Брат обещает?

Наша клятва. Когда наша мать-наркоманка умерла, и нас отправили в этот адский приют, Инесса заставила меня пообещать, что с ней никогда не случится ничего плохого.

И я это сделал.

Но теперь задавался вопросом: если это происходит со мной, то что, черт возьми, происходит с ней?

Слезы закапали на пол, и когда я свернулся калачиком на полу, то услышал голос 362-го:

— Так, — я напрягся. — Что бы или кто бы тебя ни расстроил, сосредоточься на них или на этом. Держись за воспоминание об этом человеке в своей голове. Может быть, наркотики не подействуют, если тебе есть ради чего жить.

Вытирая глаза, я ответил:

— С тобой это не сработало. С ним это не сработало.

— Верно, — признался 362-й грубым голосом. — Но мы были первыми. Мы не знали, какой эффект оказывают эти наркотики.

Я кивнул в темноте, когда он продолжил:

— Он может и не помнит меня, но он мой брат, моя кровь, и я буду хранить это в своей голове столько, сколько смогу. Затем, однажды, когда выберусь из этого места и избавлюсь от этих гребаных наркотиков, я найду его. Я разыщу его и убью всех людей, причастных к этой Кровавой Яме. Я убью любого, кто попытается вырвать моего лучшего друга из моего сердца.

Больше ничего не было сказано.

Когда я проснулся, то был уже в комнате с женщиной. Человек из ямы был рядом с ней. В руке у него был шприц. Я попытался пошевелиться, но мои руки и ноги были привязаны к кровати.

Я пытался выбраться из оков, пока мужчина приближался. Затем женщина встала рядом со мной, держа что-то в руке.

— Остановись! — приказала она мне и протянула маленький экран.

Сердцебиение, которое, казалось, отсутствовало в моей груди с тех пор, как я прибыл, появилось снова.

— Инесса, — прошептал я.

Мое вновь бьющееся сердце разорвалось в клочья. Моя младшая сестра забилась в угол камеры. Ее голубые глаза были огромными, когда она смотрела на других девушек в комнате. Но моя грудь согрелась от гордости, когда я увидел, что она не плачет.

Женщина отодвинула от меня экран.

— Нет! — выкрикнул я. Она покачала головой, ее уродливое лицо пылало от счастья. — Дай мне еще раз увидеть ее! — рявкнул я.

Ее глаза сузились, и она провела пальцем по моему лбу.

— Если ты хочешь увидеть ее снова, тебе придется это заслужить, 194-й.

Мои мышцы напряглись.

— Меня зовут Валентин, — огрызнулся я.

Но женщина ответила:

— Нет, здесь, в Кровавой Яме, ты 194-й. У тебя нет имени, мальчик, — она наклонилась ближе ко мне, ее запах обжог мой нос. — Здесь ты будешь называть меня Госпожой. Ты понял, 194-й?

Мужчина, стоявший рядом со мной, воткнул иглу мне в руку. Обжигающий жар немедленно побежал по моим венам, спина согнулась от боли, а разум наполнился густым туманом.

После этого я почти ничего не помнил, но старался сохранить свои воспоминания. Я изо всех сил старался помнить, что я Валентин Белров из России. Мою сестру зовут Инесса, и при первой же возможности я перережу горло грузинской суке, которую вынужден был назвать Госпожой… 

Глава 13

Валентин

Что-то влажное скользило по моей груди. В моем разуме возник тот мужчина, который набивал мне татуировку с номером. Протянув руку и, используя грубую силу, я схватил его за запястье, опрокидывая на спину. Я обхватил свободной рукой его горло, сдавливая тонкую шею.

Я нахмурился, почуяв сладкий запах сахара, который попал мне в нос, и когда пронзительное хныканье коснулось моих ушей, я моргнул, открыв глаза. И картина медленно прояснилась.

Подо мной, на черном плиточном полу, лежала темноволосая девушка. Ее большие карие глаза были огромными и смотрели прямо на меня. Ее маленькие руки обвились вокруг моего запястья, пытаясь оттолкнуть. Я моргнул и снова моргнул, пытаясь прояснить голову от тумана. В моих глазах мелькнули изображения: она в клетке, привязана к стене, обмотана веревками, на кровати, подвергаемая пыткам и ранениям.

— Зоя, — сказала она. — Меня зовут Зоя.

Я отдернул от нее свои руки. Моя шея пульсировала от боли. Я отстранился.

Зоя закашляла и зашипела, потирая кожу на шее.

Я прижался спиной к стене, все еще чувствуя влагу на груди. Провел рукой по влажной коже и увидел окровавленное полотенце, лежащее рядом. Я зажмурился, пытаясь избавиться от тумана в голове. Когда вновь открыл свои глаза, то узнал камеру. Я тяжело вздохнул, радуясь, что не вернулся в тот ад — Кровавую Яму.

Заметив движение рядом с собой, я склонил голову набок, морщась от боли в шее.

Зоя. Зоя, отодвигающаяся прочь от меня.

— Нет, — прохрипел я.

Мой голос едва ли был похож на шепот. Мое горло будто резали бритвой, когда я пытался выдавить хоть слово.

Зоя замерла и осторожно встретилась со мной взглядом. Сглотнув, она спросила:

— Валентин?

Мое сердце забилось быстрее, когда она произнесла мое имя. Не в силах говорить, я положил руку на грудь и на мгновение закрыл глаза, чтобы ответить ей «да».

Чувство облегчения озарило ее лицо, и она подползла ближе. Чем ближе она становилась, тем отчетливее я замечал, что ее длинные черные волосы были влажными, а кожа чистой. Она все еще была обнажена. Когда я посмотрел на ее худощавое тело, мои ноздри раздулись, увидев красные следы зубов, покрывающие ее грудь и следы от веревок на запястьях и лодыжках.

Я сглотнул, когда в моей памяти всплыли образы того, как я это делаю. Я видел себя связывающим ее, кусающим, готовым вонзить свой член в ее рот.

Сожаление и стыд сжигали меня изнутри.

Мне нужно было убраться подальше от того, что я сделал. И я попытался пошевелиться. Пока пытался подняться на ноги, ее рука опустилась на мою голую грудь. Я замер, а когда поднял глаза, Зоя смотрела на меня сверху вниз.

Она глубоко вздохнула и сказала:

— Это был монстр, а не ты. И ты остановил его до того, как.…

Я нахмурился, не понимая, что она имеет в виду. Зоя откинулась на спинку стула и указала на сломанный металлический ошейник на полу. Мой желудок перевернулся. Я инстинктивно потянулся к шее, зашипев, когда мои руки коснулись шеи.

Моей голой шеи. С двенадцати лет у меня не было даже возможности дотронуться до кожи на своей шее.

Я повернулся к Зое за ответами. Предвосхищая мой вопрос, она объяснила:

— Ты боролся с его контролем над собой. Ты понимал что то, что ты делал или собирался сделать, было под влиянием ошейника. И это подтолкнуло тебя стянуть его со своей шеи. — Зоя подползла ближе и провела пальцем по моему горлу. — Это привело к сильному кровотечению и потере сознания. Думаю, ты был в отключке уже много часов. — Она указала на мокрое полотенце. — Я обтирала тебя, когда ты очнулся. Мне кажется, тебе снился кошмар. Ты был беспокойным и пытался звать на помощь.

Я наблюдал за ней, пока она говорила. Когда она собралась убрать руку, я схватил ее за запястье и прижал ее палец к своей груди.

Румянец пополз по ее коже. Глядя, как ее оливковая кожа краснеет, я вспомнил, как мои губы прижимались к ее губам. Я вспомнил ее прикосновение к моему лицу. Вспомнил, как она улыбнулась мне, когда я назвал свое имя.

— Ты устал? — тихо спросила она.

Я снова закрыл глаза, чтобы ответить «да».

Зоя посмотрела на кровать и сказала:

— Ты можешь встать, чтобы лечь на кровать?

Желая лечь с ней на кровать, я заставил себя подняться с этого пола. Упершись ладонями в твердую плитку, я оттолкнулся от пола, мои ноги пошатнулись, затем я встал.

Зоя осталась рядом со мной. Ее лицо было опущено, как будто она была сосредоточена. Глубоко вздохнув, она обняла меня за талию и повела к кровати. С каждым шагом мое сердце наполнялось сладостным ощущением рук Зои, обнимающих меня за талию.

— Ложись, — велела Зоя, когда мы подошли к краю кровати.

Сделав так, как она сказала, я лег на матрас и перевернулся на спину. Зоя оставалась в стороне, покачиваясь на ногах. Я похлопал по матрасу рядом с собой. Она посмотрела на меня сквозь свои длинные ресницы. Сделав, как я попросил, она забралась на кровать. Легла на бок и свернулась калачиком. Ее рука была прижата к лицу. Она выглядела такой красивой. Такой красивой, что я протянул руку и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.

— Красивая, — пробормотал я, гладя на ее потрясенное выражение лица.

Мое пересохшее горло горело от боли, но прижав к нему свою руку, я все же попытался закончить свою мысль:

— Я ненавидел… всех… грузинских сук… всю мою жизнь.

Сглотнул, чтобы промочить горло, затем прохрипел:

— Но я… не могу ненавидеть… тебя.

Зоя опустила глаза и, не глядя на меня, соскользнула с кровати. Мое сердце упало, когда она исчезла в маленькой ванной, но, спустя мгновение, она появилась уже с бутылкой воды. Она нервно придвинулась ко мне. Опустившись на колени, она поднесла бутылку с водой к моим губам и влила немного холодной жидкости мне в горло. Она повторила это действие, пока бутылка не была осушена; затем, как и прежде, она легла на кровать рядом со мной.

Я прочистил горло, жжение уже не было таким болезненным.

Моя рука покоилась на матрасе между нами. Пальцы Зои напряглись, и ее маленькая рука накрыла мою. Мои глаза метнулись к ее глазам. Вскоре ее тепло просочилось в мое тело, и она облизала губы.

— Валентин, — сказала она с сильным грузинским акцентом, который я раньше презирал, но теперь научился обожать. — Ты не плохой человек.

Я опустил глаза. Образы того, что я собирался сделать с ней, пронеслись в моей голове. Словно почувствовав, что происходит, Зоя сжала мою руку.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо сказала она. Я сосредоточился на ожогах от веревки на ее теле. — Посмотри на меня! — скомандовала Зоя.

Мои ноздри раздулись, когда я услышал команду, сорвавшуюся с ее губ. Лицо Зои смягчилось, и она добавила:

— Пожалуйста.

Заставив свое тело не реагировать на строгий женский голос, я лег поудобнее и встретился глазами с Зоей, как она и просила, а не приказывала.

Ее пальцы начали поглаживать мои.

— Когда ты впервые прикоснулся ко мне, то напугал меня.

Я оставался неподвижным, просто слушая. Лицо Зои побледнело, но она продолжила:

— Те пытки, которым ты меня подвергал, когда притащил меня в эту камеру, — она покачала головой. — Я никогда и представить себе такого не могла, даже в самых страшных кошмарах. Электрический шокер, жара и холод, а потом то, как ты использовал мое тело и его центры наслаждения против меня же. Это было варварство, жестокость в самом худшем проявлении.

Моя челюсть сжалась от боли, прозвучавшей в ее голосе, но я не отреагировал. Я совершил эти действия. Я делал лишь то, что мне приказывала Госпожа.

Зоя улыбнулась, но это не была счастливая улыбка.

— Сначала я подумала, что ты бессердечный монстр. Но потом я поняла, что ошейник на твоей шее делает это с твоим телом. Я поняла, когда он подчинил тебя. Твои голубые глаза стали черными, полностью расширенными. Это не длилось долго, но, когда твои глаза вновь становились голубыми, ты все еще причинял мне боль. Но что-то стало проскальзывать. Иногда я замечала мимолетные моменты сострадания, пробивающиеся сквозь тебя. — Зоя склонила голову набок. — И даже несмотря на то, что ты держал меня в плену, даже несмотря на то, что ты причинял мне боль, довел меня до мучительного уровня наслаждения, я поняла, что ты делал все это только потому, что должен был, а не потому, что хотел.

Я сжал губы, и это чувство снова взорвалось во мне. Я уставился на эту женщину и спросил себя, как она могла говорить со мной таким мягким тоном. Как она могла заботиться обо мне после всего, что я с ней сделал?

— Как я уже говорила, Валентин, мы не такие уж разные. И хочешь — верь, хочешь — нет, — она наклонила голову вперед, — но ты и твоя камера пыток — не самое ужасное, что случилось в моей жизни. Видишь ли, я думаю, что в этом отношении мы похожи.

Она сжала мою руку и добавила:

— Только люди, которые нашли меня и приютили, были хорошими и честными людьми. Они защищали меня и оберегали. — Зоя подняла наши соединенные руки и поднесла их к своим губам. Когда ее губы коснулись тыльной стороны моей ладони, тепло разлилось по всему моему телу. — Тогда, как полагаю, люди, которые нашли тебя, не причинили тебе ничего, кроме боли и горя. Я верю, что, если бы тебя не заставляли жить такой жизнью, ты был бы совсем другим человеком. Ты согласен? — спросила она, и ее вопрос тяжело повис в воздухе.

Я пожал плечами и прошептал:

— Не знаю. Я причинял боль другим. Я убивал и мучил с самого детства.

Лицо Зои вытянулось, и она спросила:

— Это был твой выбор?

Я закрыл глаза и слегка покачал головой.

— Нет, — признался я, — заставляли. Меня заставляли.

Я услышал, как Зоя вздохнула. Почувствовал ее теплое дыхание на своем лице. Мой ответ вознаградил меня еще одним поцелуем в руку. Как будто какая-то невидимая преграда была разрушена между нами. Зоя придвинулась ближе, пока я не почувствовал тепло ее тела, просачивающееся в мое. Густой румянец пробежал по ее шее, залив щеки и лицо. В тот момент я решил, что она была самой красивой женщиной, которая когда-либо существовала. Она, грузинка, из вражеской расы, которую я поклялся всегда ненавидеть. Но с этим румянцем, карими глазами, состраданием и нежной грацией вся моя ненависть исчезла.

Зоя подняла ногу, чтобы положить ее поверх моей, придвигаясь ближе, пока ее голова не легла рядом со мной.

— Я знаю, что ты не любишь грузин, Валентин, но моя бабушка рассказывала мне историю Тбилисского монстра. Ты слышал о нем? — спросила она.

Мои губы скривились от ее грузинского акцента, плавно обволакивающего русские слова.

— Нет, — ответил я.

Ее карие глаза заблестели, когда она стала объяснять:

— Мне было всего пять лет, когда убили мою семью.

Мой взгляд упал на шрамы на ее плечах и бедре. Видя, что мое внимание сосредоточено на них, она погладила меня по лицу и сказала:

— В тот день я тоже должна была умереть.

Мой желудок сжался при одной мысли о смерти Зои. Но я снова сосредоточился на ее словах, когда она продолжила:

— У меня почти нет воспоминаний о том моменте моей жизни. Полагаю, это произошло из-за травмы. Думаю, что, когда ужасное событие запятнало твою душу, все светлые дни, предшествующие этому событию, становятся ярче.

Глаза Зои на мгновение потускнели, но тут же прояснились, когда ее губы растянулись в легкой улыбке.

— Моя бабушка любила рассказывать мне сказки. И мне нравилось их слушать. Она знала это, поэтому часто рассказывала мне истории. Но была одна, которую она повторяла мне снова и снова. Каждый раз, когда она рассказывала ее мне, я всегда находила несостыковки.

Зоя говорила о своей семье с таким счастьем. В тот момент я мог бы слушать ее всегда. Ее голос изменился, когда она делилась воспоминаниями. У меня никогда такого не было. Даже с Инессой я всегда боролся за наше выживание, воровал, чтобы прокормить нас.

— Валентин? — толкнула меня Зоя. Я резко вернулся в настоящее. — Ты в порядке? — спросила она.

Я прижался щекой к руке, которую она оставила под моим лицом.

— Расскажи мне о монстре, — попросил я.

Она снова улыбнулась.

— Легенда гласит, что чудовище, ростом с дерево и шириной с быка, обитало в самой глубине Тбилисского леса. В течение многих лет его видели дети, живущие в городе. Он мирно жил бы сам по себе, но все дети хотели на него посмотреть. Когда они видели его, то смеялись и насмехались над ним, называли уродом. Они колотили его палками, били камнями и с криками пробегали мимо того места, где он спал, чтобы не дать ему уснуть. Но однажды все изменилось. Монстр стал отбиваться. Монстр все ждал и ждал, прячась, когда мимо пробегут противные дети. Когда они проходили мимо его укрытия, он выскакивал и ловил их, унося в свой дом. В доме у него был котел. Захваченных детей он бросал внутрь и готовил живьем, превращая в горячее рагу.

Смех вырвался из ее горла, мгновенно захватив мое гребаное сердце. Она покачала головой. Я видел, как слезы заблестели в ее глазах.

— Окна моей комнаты выходили на Тбилисский лес. По ночам я искала и высматривала чудовище, живущее в лесу. Конечно, я никогда его не видела, но в детстве веришь всему. Он был моей навязчивой идеей. Я думала о нем день и ночь.

Глаза Зои опустились, и она сказала:

— Я хотела увидеть чудовище. Хотела поговорить с ним и спросить, почему он делал такие ужасные вещи. Мне хотелось узнать, не обидел ли его кто-нибудь, и спросить, почему он был так зол и печален. Я хотела сказать ему, что если он попытается быть милым, если он не будет причинять вреда и не будет есть детей, то люди смогут полюбить его, что он сможет завести друзей. Я хотела сказать ему, что даже если он не похож на всех нас, даже если некоторые считают его уродливым, он таковым не являлся. Но, конечно, я так и не повстречала его.

Зоя вытерла большим пальцем уголки глаз и снова рассмеялась.

— Моя семья смеялась надо мной, когда я обыскивала опушку леса, день и ночь зовя чудовище. Мои братья часто прятались за деревьями и выскакивали, заставляя меня кричать, затем гонялись за мной по лужайке.

Зоя сделала паузу. Она придвинулась ближе, пока ее лоб не прижался к моему. Ее пальцы прошлись по моим шрамам, которые уродовали мое лицо.

— Валентин, для меня ты — чудовище Тбилисского леса. Ты совершал жестокие поступки. Но только взглянув на тебя, на этот ошейник на твоей шее, на шрамы на этом лице, я поняла, что это было потому, что с тобой делали ужасные вещи. Кто-то взял тебя под свой контроль; у этого человека были средства заставить тебя действовать так жестоко, причинить тебе боль и вынудить поверить, что ты зверь. — Ее рука прижалась к моему сердцу. — Я считаю, что это идет вразрез с тем, кто ты есть на самом деле.

— Зоя, — пробормотал я, и она улыбнулась.

Сглотнув, я прижал ладонь к ее щеке и прошептал:

— Ты хоть понимаешь, как сильно облажалась?

Зоя замерла и побледнела.

Я крепко держал ее голову на месте и заявил:

— На самом деле ты родом из Тбилиси, а не из Казрети, как утверждала в течение последних дней.

Зоя выдохнула, затем прерывисто вздохнула. Ее рука на моем лице начала дрожать. Ее кожа похолодела, когда я добавил:

— Заал Костава был из Тбилиси, Грузия. Его семья была убита; все тела были найдены, кроме одного.

Ее голова дернулась, когда она попыталась отодвинуться, но я все еще держал ее в своих больших руках. Глубоко вздохнув, я прохрипел:

— Все, кроме маленькой девочки. Девочки по имени Зоя.

Зоя закрыла глаза.

И я закрыл свои тоже.

Она была сестрой Заала.

Человека, которого мне приказала убить Госпожа. 

Глава 14 

Зоя

Никогда прежде я не чувствовала, чтобы мое сердце билось так часто. Пока лежала здесь, пойманная в объятия мужчины, которого, как мне казалось, я смогла распознать, мое сердце билось слишком быстро и слишком сильно.

Я чувствовала дрожь своего тела. Чувствовала, как моя кровь стынет в жилах, тщетно пытаясь наполнить мышцы силой.

Кристально-голубые глаза следили за мной, как ястреб следит за своей добычей.

Я ругала себя за свою эмоциональную наивность, за отказ от логики и за совершенно неуместное доверие.

Я попыталась отодвинуться от него, но захват Валентина был слишком сильным.

— Пожалуйста, — пыталась сказать я.

Но слова едва сорвались с моих губ. Я так ошиблась. Дело было вовсе не в ошейнике. Этот человек был бессердечным чудовищем. То, что было в ошейнике, только усиливало черноту, оставлявшую шрамы на его душе.

Я перестала сопротивляться. Лежала так тихо, как только могла. Затем закрыла глаза, представляя счастливое лицо брата Заала. Брата, которого я только что приговорила к смерти.

От горя мое дыхание участилось. А затем весь мой мир взорвался, когда монстр, лежащий рядом со мной, заговорил:

— Ее зовут Инесса.

Я затаила дыхание, мои мысли путались. Кто такая Инесса? Что он имеет в виду?

Затем он продолжил:

— Она моя сестра, хотя с тех пор, как ей исполнилось четыре года, не помнит ни этого факта, ни даже собственного имени.

Я выдохнула. Медленно, пытаясь взять себя в руки. Шок наполнял каждую клеточку моего тела. Мое сердце стало замедлять свой бешеный ритм, когда я поняла, что он доверился мне. Он рассказывал мне о себе.

— Валентин, — тихо сказала я, и мой почти шепот прозвучал, словно крик в мертвой тишине комнаты.

Рука Валентина прижалась к моему затылку, как будто он пытался придвинуть меня ближе настолько, насколько было возможно. Я позволила ему успокоиться от моей близости. Но когда увидела слезу, медленно скользящую по его щетине, мое сердце разорвалось на части.

— Валентин, — это все, что я смогла сказать. Меня поглотила скорбь от теперь уже упавшей на матрас слезы. — Где она сейчас, твоя Инесса?

Хватка Валентина снова стала грубой, но он попытался объяснить:

— Даже не знаю, как объяснить тебе. Ее держат в плену, как и всех нас. Но мужчин тренируют, как бойцов, или, что еще хуже, убийц…

— И тебя? — спросила я. Вопрос слетел с моих губ прежде, чем я смогла его остановить.

Глаза Валентина болезненно закрылись, но он кивнул.

— Да. И меня.

— Но твоя сестра? — подтолкнула я.

Валентин отодвинулся назад. Его руки покинули мой затылок. Однако он взял меня за руку, как и до этого. Нет, не совсем так же. Когда я посмотрела в его глаза, в них не было того, что я видела прежде. Уязвимость, отчаяние и абсолютное поражение сияли в их глубинах.

— Женщин ведут другим путем. Их накачивают наркотиком, который делает их сексуально зависимыми. Они сходят с ума, сгорая изнутри, если мужчина их не трахает, как изголодавшееся животное.

К моему горлу подступила желчь.

— Твоя сестра? С детства?.. — Я замолчала, не желая слышать ответа на свой вопрос.

Валентин отрицательно покачал головой.

— Нет, не с четырехлетнего возраста. С четырех лет ее накачивали другим видом наркотика — наркотиком послушания, чтобы она убиралась и готовила. Это лишало ее индивидуальности, всего, кем она была ранее. Госпожа каждый вечер показывала мне на экране своего устройства Инессу или 152-ую, как гласила татуировка на ее спине. Они не татуировали грудь женщин потому, что цифры портили бы их внешность. Госпожа знала, что я никогда не покину Кровавую Яму без нее. Она также была уверена, что я сделаю все, чтобы вернуть свою сестру. Поэтому она лично обучила меня быть Убийцей.

— Убийцей, — повторила я.

Валентин кивнул.

— Долгие годы Госпожа держала меня в своей личной камере. — Он обвел рукой комнату. — Это точная ее копия. Она обустраивает все камеры одинаково для того, чтобы мы знали, что где находится, дабы сделать пытку намного болезненней.

Лицо Валентина, такое бледное от причиненных себе ран, начало краснеть от гнева при воспоминании о его «Госпоже».

— Мне было двенадцать, когда они забрали нас с Инессой из сиротского приюта. Госпожа сразу распознала связь между нами. Она больная извращенная шлюха, которая знала, что сможет контролировать меня, используя безопасность Инессы. И она делала это. Она и сейчас это делает.

У Валентина тряслись руки. Я знала, что это была ярость, а не страх.

Придвинувшись ближе, я пробежалась подушечкой своего большого пальца по бешено бьющемуся пульсу на его запястье и сказала:

— Ш-ш-ш, успокойся. Всему свое время.

Валентин, к моему удивлению, наклонился вперед и поцеловал меня в щеку. От этого жеста по моей коже пробежал жар. Я увидела, как изогнулась его верхняя губа, и это растопило мое сердце.

— Она мучила меня. Она отделила меня от других мальчиков в двенадцать лет. Одно время у нее был мужчина, с которым она трахалась. Я ненавидел его почти так же сильно, как и ее. У него в комнате тоже была пара мальчиков, запертых в клетке. Его собственные игрушки, которых он мучил и эксплуатировал. Но Госпожа каждый день брала меня к себе в комнату и «демонстрировала», как надо пытать пленника. Первый год был полон боли.

Валентин опустил голову и продолжил:

— Я пытал тебя теми же способами.

Он сглотнул и закончил:

— Черт, Зоя, как ты сможешь меня за это простить?

Я вздрогнула, вспомнив пронзительные удары и боль от шокера, но сохранила самообладание.

— Перспектива, — ответила я. — Моя жизнь была полна трудностей. Когда ты проходишь сквозь грозу, то понимаешь, в перспективе, поведение другого человека, знакомого с теми же серыми облаками. Чувствуешь его отчаяние. Отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки.

Он упивался моей нежной кожей и прекрасным лицом. Затем спросил:

— Ты вообще настоящая?

Я смущенно отпустила глаза, затем фыркнула и рассмеялась.

— Это зависит от того, кого ты спрашиваешь. Зоя Костава — это миф, знаменитая дочь клана Костава, чье тело так и не было найдено. И если ты спросишь жителей Грузии обо мне, то это будет похоже на то, что я больше призрак, чем плоть и кровь.

Валентин провел рукой вниз от моей шеи к талии и сказал:

— Ты реальна для меня.

Я замерла. Я чувствовала, как между нами потрескивает статическая энергия. Напряжение было велико, но мы оба были больны и хрупки. Это было чересчур для нас.

На сегодня.

— Расскажи мне больше, — попросила я, желая продолжить разговор.

— Она причиняла мне боль. Она заставляла меня страдать. Затем перестроила обучение так, что я стал тем, кто управляет болью. Сначала я был счастлив. Я должен был пытать эту грузинскую суку, которая разрушила мою жизнь. Но когда я делал ей больно, то сука наслаждалась, крадя любое удовольствие, которое я мог получить от этих пыток.

Валентин поднял руку и провел ладонью по волосам.

— Затем, когда мне исполнилось четырнадцать, меня стали обучать другим формам пыток. Сексуальным пыткам. — Лицо Валентина побледнело. — Я не буду вдаваться в подробности, но эта чертова сука изнасиловала меня. Она взяла все от моего тела. Она, должно быть, лет на двадцать старше меня. Она просто уложила меня.

Его кожа приобрела болезненный зеленый оттенок, когда он продолжил:

— Затем, как и в случае с болью, она перестроила свой урок. Она заставляла меня к ней прикасаться. Заставляла делать так, чтобы она кончала снова и снова. Заставляла засовывать мой член в ее грязный рот. И после этого всего заставляла меня трахать ее. Трахать до тех пор, пока я не мог стоять на ногах.

— Ш-ш-ш. Тише, — успокаивала его я.

Тело Валентина так сильно напряглось при этих воспоминаниях, что раны на его шее начали кровоточить. Но он крепко сжал мои запястья.

— Она все еще заставляет меня брать ее вот так. Она накачивала меня наркотой через ошейник, а затем приказывала мне трахнуть ее. Но когда сыворотка исчезала, я помнил все, что она заставляла меня делать. — Валентин крепко зажмурился. — И я это ненавижу. Она отрывает кусочек моей души каждый раз, когда заставляет меня ее трахать.

Я видела, что Валентин вот-вот потеряет самообладание, поэтому толкнула его на спину и оседлала его талию. Его руки инстинктивно опустились на заднюю часть моих бедер и заскользили вверх, пока не остановились на моей спине. Валентин ахнул, когда я переместилась, чтобы лечь на его грудь. Моя плоть к его плоти.

Я почувствовала, как он затвердел подо мной, и жар растекся между моих бедер. Валентин резко втянул воздух.

— Зоя, — простонал он, когда я приблизилась щекой к его груди.

Мои руки обвились вокруг его твердой и подтянутой талии, и я несколько минут слушала, как его сердцебиение изменяется от быстрого к медленному. Когда он успокоился, его рука пробежала по моим волосам, и он тихо сказал:

— Я никогда не знал, что прикосновение к женщине может быть приятным, пока не коснулся тебя. Я никогда не знал, смогу ли когда-нибудь блокировать обучение этой суки, пока не прикоснулся к тебе.

Подняв голову, я провела пальцем по своим губам и произнесла:

— Я никогда не знала, что поцелуй может быть украден. До тебя.

Глаза Валентина вспыхнули, и, погладив меня пальцем по щеке, он сказал:

— Я никогда не думал, что смогу украсть первый поцелуй, пока не увидел тебя.

Я замерла на месте. Среди всех этих тяжелых и печальных разговоров с моих губ сорвался смешок. Валентин наблюдал за мной; затем, не в силах сопротивляться, из его груди вырвался хриплый рокот.

— Иди сюда! — приказал он.

Сделав, как он велел, я взобралась на его тело.

Он обхватил мои щеки ладонями и проговорил:

— Скоро я украду еще один поцелуй.

Отбросив улыбку, я склонила голову набок и ответила:

— Думаю, что была бы счастлива, если бы ты украл все мои поцелуи.

— Ты не это имеешь в виду, — резко сказал Валентин, его юмор испарился, и темнота охватила его.

— Именно это я и имею в виду, — возразила я. — Я имею в виду именно то, что сказала.

— Я твой мучитель. Я причинял тебе боль.

— И все же я здесь, признаюсь тебе, кто я есть на самом деле. И ты тоже все еще здесь.

Валентин внимательно изучил мое лицо, а затем пригрозил:

— Я все еще могу использовать полученные знания, чтобы завершить свой удар. — Его руки спустились к моей шее и держали ее в своих ладонях. — Я все еще могу убить тебя. Мне приказано убить тебя прежде, чем я покину эту комнату. Ты догадалась об этом, маленькая грузинка?

Мгновение страх держал меня в своих тисках. Но, уверенная в своих инстинктах, я произнесла:

— Но ты не сделаешь этого. — Я оставила руки Валентина обвитыми вокруг моей шеи. С болезненным вздохом он отпустил руки и отвернулся. Я чувствовала войну, которую он вел в глубине души. — Поговори со мной. Что тебя беспокоит? — подтолкнула я.

Не глядя в мою сторону, он ответил:

— Я должен выполнить приказ, я должен вернуться, или Госпожа причинит вред Инессе. Господин, брат Госпожи и человек, который управляет Кровавой Ямой — управляет всеми нами. Он хочет забрать мою сестру себе.

Мое сердце покрылось льдом.

— Хочет забрать для чего?

Поражение просочилось из жесткой позы Валентина, и он объяснил:

— Когда Инессе исполнилось четырнадцать лет, все изменилось для нее. В четырнадцать лет ее уроки превратились из бытовых в нечто гораздо худшее. Они начали давать ей разные сыворотки, которые делали ее сексуально зависимой. Госпожа заставляла меня смотреть, как взрослые женщины обучают ее способам доставлять удовольствие мужчинам. Затем она заставила меня смотреть, как невинность моей сестры забирает тот мужчина, который давал мне наркотики. После этого она превратила жизнь Инессы в жизнь сексуальной рабыни для любого, кому Госпожа хотела оказать услугу или кто платил ей за время моей сестры. Иногда даже Госпожа забирала ее к себе, чтобы я оставался послушным.

— Валентин, — прошептала я и крепче его обняла.

— Я должен привести твоего брата, чтобы Госпожа могла предъявить ему за убийство. Если я этого не сделаю, Госпожа отправит Инессу обратно в Грузию, обратно в Кровавую Яму, прямо в объятия Господина.

— А что такое Кровавая Яма? — с тревогой спросила я. — И что там происходит, кроме того, что дети вырастают чудовищами?

— Бои. Бои на смерть. Это абсолютное кольцо смерти. Господин зарабатывает свои деньги через азартные игры. Он руководит тайными подпольными ГУЛАГами по всему миру. Каждые несколько месяцев он приводит чемпионов в Кровавую Яму, чтобы проверить, кто является самым жестоким бойцом смертельного поединка.

Я села, чувствуя, как в животе поднимается тошнотворное чувство. Валентин заметил, как я пошевелилась. Глядя ему в глаза, я сказала:

— Ты не можешь забрать у меня Заала. Я живу ради того, чтобы найти его, чтобы снова быть с ним. Я уже собиралась постучать в его дверь, когда ты похитил меня с улицы.

Я слышала, как дрожит мой голос. Но я была в отчаянии.

— Ш-ш-ш. — На этот раз Валентин успокаивал меня и, положив руку мне на запястья, снова прижал мою грудь к своей.

Он обнял меня и сказал:

— Я не убью твоего брата. Он — твоя Инесса.

Мое тело растаяло в объятиях Валентина, и мои глаза начали закрываться. Я больше ничего не говорила, и он тоже. А что еще можно было сказать? Он должен был спасти свою сестру, а я — своего брата. Я понятия не имела, как мы выберемся из этой передряги, но сейчас нам обоим нужен был отдых. Мне было приятно лежать в его объятиях.

Мне было достаточно утешать чудовище.

Потому что этот монстр заслуживал моей заботы.

Он нуждался в том, чтобы его любили.

Он нуждался во мне. 

*** 

Охранник вырвал меня из рук Заала. Я кричала и тянула руки к моей sykhaara, чтобы спастись. Но его тоже удерживал охранник. Заал кричал, его зеленые глаза были широко раскрыты, пока он пытался вернуться ко мне. Я посмотрела на Анри, который тоже боролся, чтобы вернуться, но ни один из них так и не смог освободиться.

Охранник опустил меня на землю. Я попыталась было убежать, но бабушка крепко удерживала меня за плечо. Я замерла, почувствовав, как дрожит ее холодная рука. Я взглянула на нее снизу вверх. Лицо бабушки побледнело.

Услышав крик, я повернула голову и увидела мужчину, Левана Джахуа, заставляющего моих братьев-близнецов развернуться к нам лицом. Я разыскала глазами остальных членов своей семьи. Нас выстроили вдоль стены.

Я нахмурилась, но не понимала, что происходит. А потом я услышала, как мама шмыгнула носом. Папа положил ей руку на плечо, и она прошептала:

— Они собираются убить всех нас, кроме моих мальчиков. Милый, они собираются убить нас всех.

Мой папа ничего не сказал в ответ. Мне было страшно. Я была так напугана.

Я снова взглянула на мужчину по имени Джахуа. Мне нужен был Заал. Я знала, что он спас бы меня. Я переступила с ноги на ногу,собираясь побежать к нему. Как только решилась на это, воздух наполнился громкими звуками, похожими на раскаты грома. Я закричала от этих звуков. Затем что-то ударило меня в плечо. Я попыталась протестовать, но жгучая боль пронзила мою руку. После этого что-то вонзилось в мою талию и в бедро. Перед глазами у меня все плыло, и я упала на землю. Я пыталась подняться, пыталась кричать, но кто-то упал на меня сверху. Я не могла пошевелиться. Мне было так холодно, так холодно. И затем мои легкие что-то сдавило и все вокруг потемнело…

Я проснулась, задыхаясь, но кто-то держал меня в своих объятиях. Холод проникал в мои кости, но сильные руки согревали меня. Они укачивали меня вперед-назад, и запах пряностей заполнил мои ноздри, добавляя тепла. Болезненные воспоминания начали исчезать, а затем и вовсе исчезли, когда передо мной появилась пара мягких кристально-голубых глаз.

— Валентин, — произнесла я сдавленным голосом.

— Ты спала, — сказал он и стал растирать мои руки. — Ты кричала. Ты кричала, чтобы кто-то спас тебя, затем говорила, что не можешь дышать.

Слезы наполнили мои глаза, как и всегда, когда мне снился этот кошмар. Я стала поднимать свою руку, чтобы вытереть слезы, но Валентин опередил меня. Мы вместе отдыхали и исцелялись уже четыре дня. И каждый день мы рассказывали друг другу больше о себе. Он говорил мне о своей жизни с матерью-наркоманкой, а затем о своей и его сестры Инессы жизни в приюте. У меня кровь стыла в жилах, когда он рассказывал о Ночных Призраках, которые приходили каждые несколько месяцев за детьми: за грузинами, которых выкупали из сиротского приюта, чтобы забрать их для смертельных боев или для сексуальных утех.

Я рассказывала ему о своих годах жизни, проведенных в бегах. О годах, когда я не выходила из дома. О днях, когда я только читала и училась бороться, справляться с пытками на случай моего похищения, когда бы меня обнаружили.

Валентин сказал мне, что гордится мной. Он называл меня своим котенком, своим маленьким котенком. Это всегда помогало мне чувствовать себя в безопасности.

— Kotyonok, ты в порядке? — спросил Валентин.

Но я не была в порядке. Мое тело хотело чувствовать себя живым. После тяжелых воспоминаний и ощущения смерти, я нуждалась в его объятиях больше, чем когда-либо.

Я хотела, чтобы он взял меня. Хотела, чтобы он сделал меня своей, полностью принадлежащей ему.

Ладони Валентина все еще находились на моих руках. Я взглянула на его шею. Раны от ошейника уже затянулись. Кожа все еще была воспаленной и болезненной, но он поправлялся. Он был сильным. С тех пор, как он стянул со своей шеи ошейник, с тех пор как наркотики перестали отравлять его организм, цвет его кожи вернулся к натуральному, естественному тону. И его крепкое и мускулистое тело было подтянутым и сильным.

Я нуждалась в нем больше, чем в воздухе.

И не видела причин, чтобы ждать еще дольше.

— Kotyonok (котенок)? — снова спросил Валентин.

Глядя в его обеспокоенные голубые глаза, я подняла руку и провела вниз по его груди до низа живота. Моя кожа покрылась румянцем, едва я почувствовала, как твердые мышцы Валентина напрягаются под моими прикосновениями. Невольное шипение вырвалось из-за его стиснутых зубов.

Ладони Валентина покинули мои руки, и он присел на корточки. Он смотрел, как я поднялась на колени, придвинулась ближе, медленно наклонилась и прижалась губами к центру его груди.

— Зоя, — простонал он.

Но я продолжала молчать. Я двигалась вверх по его телу. Мое теплое дыхание заставляло его светлую кожу покрываться мурашками. Добравшись до нижней части его шеи, я взглянула вниз, чтобы посмотреть на его мужское достоинство. Твердое и эрегированное, прижатое к его животу. Тепло нарастало в моем лоне. Чувствуя непреодолимую потребность в этом мужчине, я наклонилась и лизнула шрам на его шее. Тот шрам, который образовался за долгие годы ношения металлического ошейника.

Тело Валентина застыло. Я слушала, как он пытается взять под контроль свое тяжелое дыхание. Заметила, как его ладони сжались в кулаки по бокам его тела. Но когда я в последний раз поцеловала его в шею, то услышала сдавленный стон, вырвавшийся из его горла. Тогда он толкнул меня обратно на матрас.

Через несколько секунд Валентин уже нависал над моим телом своими огромными размерами, медленно продвигаясь к моему лицу. В его глазах я распознала голод, когда он посмотрел на мои губы. Я облизнула их и руками слегка коснулась его талии. Шея Валентина напряглась, и он грубо произнес:

— Я собираюсь украсть еще один поцелуй.

Волна жара накрыла меня с головой, и я ответила:

— Хорошо.

Валентин собрался придвинуться ближе, но я остановила его, вытянув руку напротив его груди.

Он тут же замер и нахмурился:

— Зоя? — переспросил он.

Проигнорировав все нервы, которые пытались проникнуть в мое сердце, я сказала:

— Я хочу этого с тобой.

Подняв голову, чтобы проникнуть в его личное пространство, я добавила:

— Я хочу, чтобы ты, Валентин, украл у меня все остальное.

Мускулы на его плечах напряглись, и он, громко выдохнув, прижался своими губами к моим. Его рот был горячим и обжигающим, и я в предвкушении вцепилась в твердые мускулы его спины.

Он тихо застонал, когда просунул свой язык между моими губами, немедленно вступая в дуэль с моим языком. Моя рука оторвалась от его спины и обвилась вокруг шеи, пытаясь притянуть его еще ближе. Мне нужно было, чтобы он был как можно ближе. Я хотела, чтобы он чувствовал себя желанным. Хотела, чтобы он чувствовал себя любимым.

Твердое тело Валентина прижалось к моему. Ни разу не отрываясь от поцелуя, он раздвинул мои ноги своим бедром.

Моя голова откинулась назад от ощущения его длины, трущейся по моей сердцевине. Мои ногти впились в твердую плоть его плеч. Но внимание Валентина не дрогнуло ни на секунду. Его губы прижимались, поцелуй за поцелуем, к моей щеке и подбородку. Его бедра перекатились, проталкиваясь все дальше между моих ног. Глубокий румянец охватил мое тело. Язык Валентина выскользнул из его губ, и он начал лизать мою шею. Голодное урчание эхом отдавалось в его груди.

Дрожь пробежала по моему позвоночнику, прежде чем заполнить мои вены. Мои руки переместились на его бритую голову. Грубое ощущение его черной щетины щекотало мою ладонь.

Его рот нападал на мою шею, покусывая и царапая зубами мою раскрасневшуюся кожу.

— Валентин, — захныкала я. Мои бедра начали вращаться в поисках освобождения, которое нарастало в бедрах.

Валентин оторвался от моей шеи и провел кончиком носа по моей щеке, пока не завис надо мной. Его голубые глаза сверкали от желания. Когда наши взгляды встретились, мы замерли, просто уставившись друг на друга.

Короткое прерывистое дыхание Валентина обжигало мое лицо. Моя ладонь прикоснулась к его красивому лицу со шрамом.

— Ты такой красивый, — призналась я.

Ноздри Валентина раздулись, и он наклонился, чтобы запечатлеть три сладких нежных поцелуя на моей щеке.

— Я вовсе не красив, — ответил он. — Я весь в шрамах и разбит. Уродливый зверь.

Притянув свое лицо к его щеке, я поцеловала его возле уха, наблюдая при этом, как его кожа покрывается мурашками от моего прикосновения.

— Я решаю, кто, по моему мнению, красив. И, Валентин, ты красив в моих глазах.

Тело Валентина все еще было напряжено, поэтому я провела губами рядом с его ухом и закончила:

— Мой красивый монстр.

Я лизнула изгиб уха Валентина, затем он со стоном положил руку мне на подбородок и повернул мое лицо к себе. Полные губы поцеловали меня в быстрой и опустошающей ласке; затем он двинулся вниз по моей шее, пока не достиг моей груди. Валентин переместился далее вниз по моему телу, его сильные грубые руки согревали мою кожу. Он погладил мои груди и лизнул соски. Вскоре их плоть затвердела, страстно желая его прикосновений.

Мои глаза затрепетали, закрываясь, и я потянулась к затылку Валентина, желая, чтобы он взял меня жестче и быстрее. Ощущение его рта на мне достигало каждой клеточки. Он овладевал мной, обладал мной, и я никогда еще не чувствовала себя такой живой.

Его зубы слегка сжали мой сосок, и это ощущение пронзило меня прямо между ног. Его рот переместился к другой груди, и моя голова заскользила по матрасу. Это было слишком — чувствовать, как этот грубый и опасный человек, этот прирожденный убийца, этот безжалостный монстр берет мое тело, как единственный его обладатель.

Затем он спустился еще ниже.

Язык Валентина скользил вниз по моему телу, пока не достиг низа живота. Валентин провел кончиком языка туда-сюда по тому месту, где начинались мои лобковые волосы. Я выгнулась дугой и вскрикнула от шока, когда почувствовала, как его влажный язык опустился на складки моих бедер.

Валентин зарычал и, подняв голову, пристально глядя мне в глаза, спросил:

— Ты уверена?

Мое сердце растаяло, когда я поняла, что он не хочет давить на меня.

— Да.

Валентин облизал губы, не отрывая взгляда от моих глаз, а затем, положив руки мне на внутреннюю сторону бедер, раздвинул их. Я задрожала в предвкушении того, как он коснется меня так интимно. Коснется меня так интимно с моего согласия, и не как мой мучитель, а как мужчина, понимающий мою душу.

Затем, к моему шоку, Валентин опустился так низко, что его широкие плечи оказались между моих бедер, а горячее дыхание его рта омыло мою самую чувствительную часть. Мои веки затрепетали, пытаясь закрыться от ощущения его близости, но я боролась, оставляя их открытыми, чтобы наблюдать за тем, как он делает меня своей.

Внимание Валентина было сосредоточено исключительно на моих складочках. Его зубы были стиснуты, как будто он изо всех сил пытался сдержаться. Моя грудь сжалась, когда я увидела, что его бедра вдавливаются в матрас.

Он был так же потерян в этот момент, как и я.

Валентин провел рукой, и я вскрикнула, когда его палец пробежал по моим складкам. Он дразнил и дразнил меня до тех пор, пока я не начала извиваться, в безмолвной мольбе прикоснуться ко мне.

— Валентин, — прошептала я, когда он поцеловал меня в бедро.

— Ты такая мокрая, — сказал он низким и хриплым от желания голосом. — Такая чертовски красивая. — Он снова поцеловал меня во внутреннюю часть бедра, только на этот раз ближе к центру, и от этого ощущения моя кожа вспыхнула огнем.

— Валентин, пожалуйста, — взмолилась я, не совсем понимая, о чем прошу. Инстинкт вел меня, умоляя этого мужчину касаться меня.

Мои бедра приподнялись, и когда они это сделали, Валентин застонал, скользя руками ниже, чтобы схватить меня сзади, и он набросился своим ртом на мою сердцевину. Я закричала, моя спина выгнулась дугой, когда его горячий язык обвел мой вход.

Мои пальцы искали его, но его волосы были слишком короткими. Вместо этого мои ногти царапнули кожу его головы, отчего руки Валентина еще сильнее сжали мой зад, толкая меня все глубже в его рот.

Я стонала от нового ощущения, обволакивающего меня в его объятиях, но ничто не подготовило меня к ощущению языка Валентина, скользящего во мне. Когда его язык скользнул по моему клитору, я дернулась, и моя спина оторвалась от матраса.

Мои руки боролись, чтобы оттолкнуть Валентина, ощущение его облизывания было слишком сильным, чтобы я могла с ним справиться. Но убийца внутри него восстал из пепла. Убийца, доминирующий монстр, взял управление на себя и сильной рукой надавил мне на грудь. Сила его руки толкнула меня обратно на матрас, удерживая меня пригвожденной к кровати, пока его язык медленно и дразняще ласкал меня.

Я раскинула руки, вцепившись в край кровати, чтобы хоть за что-то ухватиться. Мое тело горело огнем. Он зажег меня.

Затем его язык задвигался быстрее, его рука на моей груди набирала силу, прижимая меня к матрасу. Стон за стоном срывался с моих губ, когда его рот пожирал мою сердцевину. Валентин переместил свое тело, его широкие плечи удерживали мои ноги широко раскинутыми. Его язык ни на секунду не останавливался, пока он менял свое положение. Он убрал руки с моих бедер, и я всхлипнула, когда почувствовала, как его палец обводит мой вход, прежде чем медленно войти внутрь.

— Валентин! — вскрикнула я и задохнулась от двойного ощущения его языка и пальца, работающих в тандеме, подводящих меня все ближе и ближе к краю.

За закрытыми глазами вспыхнули огни. Подобно молнии, я почувствовала, как по моим венам пробежала волна пламени, принося с собой самый сильный жар. И я распалась на части; я закричала, когда удовольствие заполнило каждую мою часть, моя грудь упиралась в жесткую хватку Валентина. Мое тело брыкалось и напрягалось, пока я не смогла больше терпеть. Но Валентин не останавливался. Он застонал, лаская мою плоть, но я была слишком чувствительна, мое тело нуждалось в отдыхе.

— Валентин, — прошептала я, мои бедра напрягались у его плеча, а тело пыталось успокоиться. — Валентин, — снова брыкнулась я и положила свою руку поверх его руки на моей груди. Я сжала его руку и почувствовала, что его язык замедлился.

Он ласкал и кружил вокруг моего клитора, а затем медленно вытащил палец из моего входа. Я пыталась справиться со своим дыханием, пока ощущения, согревающие меня изнутри, начали остывать. Но язык Валентина лениво слизывал мою влагу, его мягкие губы целовали мою сердцевину, наполняя мое сердце светом.

Минуты проходили за минутами, пока он ласкал мой центр. Моя спина была все еще прижата к матрасу, а рука все еще покоилась на моей груди. Мои ноги упали в сторону, слишком слабые, чтобы двигаться. Мои глаза были закрыты, и я была уверена, что смогу оставаться такой вечно. Это было последствие наслаждения от мужчины, которого я жаждала больше всего, подводящего меня к краю и поклоняющегося мне. Заставлявшего меня чувствовать себя живой.

Я пережила резню, забравшую всю мою семью, но, лежа здесь, я поняла, что годы, проведенные в бегах, я просто существовала.

И потребовался монстр, чтобы оживить мое сердце. Потребовался убийца, чтобы прикоснуться к моей душе.

Осыпая поцелуями мои складки, Валентин повернулся лицом к моим бедрам и, наконец, поднял голову. Когда его глаза встретились с моими, мое сердце дрогнуло, а лицо вспыхнуло. Валентин откинулся назад на лодыжки, и мое внимание переключилось на его твердый длинный член, упирающийся в живот. Кончик его блестел.

Валентин вытер рот рукой, затем двинулся вверх, располагая руки по моим бокам. Он полз вперед по моему телу, выглядя на каждый дюйм темным, опасным хищником, каким он и являлся. Его мускулистое татуированное тело, испещренное шрамами и отметинами, поглощало мое. Я старалась контролировать свое дыхание. Пока он преследовал меня, я пыталась охладить свою кровь. Но этот мужчина молча нависал надо мной, будто охотясь за своей добычей. Мое сердце бешено колотилось, а грудь сжималась от нетерпения.

Выражение его лица изменилось. Я заметила, что то, что он вылизал меня, вызвало в нем что-то плотское и темное. И все же я не боялась. Я хотела, чтобы он оставался таким.

Мне нравилось, что он тоже нуждается во мне.

Руки Валентина остановились у моей головы. Но он по-прежнему молчал. Воздух в комнате был неподвижен и тяжел, пока он смотрел на меня сверху вниз. Его порезанные и разорванные мышцы напряглись и покрылись рябью, он держал свое большое тело надо мной. Я дрожала под его пристальным взглядом, но моя кожа горела от желания.

Мои губы приоткрылись, и я с трудом выдохнула, а Валентин сжал челюсти, когда я это сделала. Статика пульсировала и потрескивала между нами; затем, когда он опустил свой торс, его сильные мускулистые бедра раздвинули мои до самого максимума.

Грудь Валентина прикоснулась к моей, и его руки обхватили мою голову на матрасе.

Я оказалась в ловушке.

Меня взяли в плен.

И я чувствовала себя живой.

Приблизившись, я ощутила теплое дыхание Валентина, скользнувшее по моей коже, и вдруг почувствовала его у своего входа. Мое сердце забилось быстрее, когда он провел своим широким влажным кончиком вверх и вниз по моим складкам. Я сглотнула от его огромных размеров. Я не была уверена, что смогу его принять.

Тишина в комнате и молчание Валентина, только усиливали нервное напряжение. Я затаила дыхание, ожидая, что он будет входить в меня. Как раз в тот момент, когда я боялась, что не смогу этого сделать, Валентин вдруг наклонился ко мне и нежно поцеловал в губы.

Я застонала. Но затем успокоилась. Валентин наклонился назад, но только на дюйм. Его глаза все еще сверлили меня, и не было произнесено ни слова, но он двинулся вперед, головка его твердости уперлась в меня.

Я резко втянула воздух от этого нового ощущения. Мои ладони переместились на очерченные бицепсам руки Валентина. Его челюсть была напряжена, и он едва дышал, когда снова медленно двинулся вперед.

Воздух со свистом вырвался из моих легких, когда он протолкнулся дальше внутрь. Боль начала нарастать, и поскольку он продолжал двигаться, я была уверена, что он не сможет поместиться. Я не была уверена, что смогу вынести его… и эту боль.

Я крепко зажмурилась, когда он заполнил меня, и мои ногти впились в кожу на его руках. Затем я снова распахнула свои глаза, когда он одним долгим толчком наполнил меня до самого конца. Я вскрикнула. Сильные руки Валентина задрожали, когда он поднял свой торс.

Быстрый порыв дыхания вырвался у него изо рта, эхом отдаваясь в горле от рычания. Мой лоб был влажным, пока я пыталась вынести боль. Затем Валентин начал выходить из меня до тех пор, пока только кончик его члена не остался внутри меня. Я замерла, когда он снова начал толкаться вперед, только на этот раз, когда Валентин вошел в меня, боль притупилась, и вместо нее по моим венам пробежала дрожь удовольствия.

С моих губ сорвался удивленный стон. Мой взгляд, который был прикован к Валентину, словно клеем, опустился между нами, и я почувствовала, что стала влажной при виде того, что увидела. Живот Валентина перекатывался в такт движению его бедер, и каждый раз, когда это происходило, я видела, как он толкается в мою сердцевину, моя кожа вспыхивала от этого эротического зрелища.

Дыхание Валентина внезапно изменилось. Его длинные контролируемые вдохи ускорились в темпе. Его светлая кожа покраснела под темной щетиной, покрывавшей лицо. Его глаза стали свинцовыми, а бедра начали двигаться все быстрее и быстрее.

— Валентин, — прошептала я почти неслышно.

Он зашипел, услышав свое имя на моих губах. Его большие руки, обхватившие мою голову, сомкнулись, пока он не стал всем, что я могла видеть, все, что я могла чувствовать: внутри меня и вокруг меня. Тепло от его кожи обжигало мою плоть, а низкие хриплые стоны, начинающие вырываться из его горла, разжигали огонь в моей крови.

Валентин толкался сильнее. От пьянящего ощущения его длины, касающейся чего-то внутри меня, чего-то, что я инстинктивно жаждала, мои бедра тоже начали двигаться навстречу его движениям.

Валентин издал громкий стон, и его тело дернулось.

— Черт, — он опустил свой рот, пока его губы не коснулись моих.

Он не целовал меня, просто оставил свои мягкие дразнящие губы на моих губах. Но в то же время мое сердце замирало от его близости.

Это теперь уже знакомое давление удовольствия начало нарастать внутри меня, спускаясь к моим бедрам. Мои глаза расширились от этого ощущения, и я поняла, что это было совсем не то удовольствие, которое Валентин дарил мне ранее. Здесь все было по-другому, это было совсем другое ощущение.

Толчки Валентина стали быстрыми и сильными, их темп внутри меня приближал меня к краю неведомой пропасти. Двигая руками, я обвила шею Валентина и чувствовала каждую секунду нашего соединения, наших бедер, борющихся за удовольствие, которое теперь было в пределах досягаемости. Горячая дрожь пробежала по моей коже, а сердце забилось слишком быстро. Вскрикнув, когда во мне вспыхнула искра сильного жара, я прижалась лбом ко его лбу и прошептала его имя.

— Валентин.

Сдавленный стон был его ответом, и Валентин прижал меня ближе, его бедра теперь были неистовыми и неуправляемыми, когда он врезался в меня.

— Валентин, — шептала я снова, и снова, пока волна не поднялась внутри меня, остановившись на мгновение, прежде чем прорваться сквозь мое тело, удерживая в плену наслаждения, овладевшего мной. Я издалека услышала свой крик, вцепившись в Валентина, как будто мое тело боялось, что я упаду, если не буду за него держаться.

Валентин напрягся. С горловым стоном он вошел в меня. Я застонала, чувствуя, как его семя заполняет меня. Подняв глаза, я наблюдала за лицом Валентина. Его глаза, губы и челюсти были плотно сжаты. Его светлая кожа раскраснелась от силы освобождения. Словно почувствовав мой пристальный взгляд, он резко открыл глаза и выпустил задержанное дыхание.

Его горячая кожа блестела от пота. Тяжело дыша, он упал вперед, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи. Откинув голову назад, чтобы дать себе возможность дышать, я провела руками по широкой спине Валентина, мои ладони и пальцы скользили по его гладкой коже.

От моего прикосновения его член дернулся внутри меня, а мышцы напряглись.

Я чувствовала себя переполненной эмоциями. Чувствовала себя такой полной и завершенной. Настолько полной, что слезы горели в моих глазах. Этот мужчина, нависший надо мной. Этот человек, вдыхая мой запах и обладая моим телом, обладал также и моим сердцем.

Я расслабилась, лежа на матрасе, просто прижимая к себе Валентина. В конце концов, когда он поднял голову, его темные черты казались греховными на фоне раскрасневшейся кожи. Но его кристально-голубые глаза выделялись, как звезды на ночном небе.

И он наблюдал за мной.

Он не сводил с меня пристального взгляда.

Я покраснела от его внимания, пока он не опустил руку и не провел пальцами по моей щеке. Я ждала, что он заговорит, я ждала, что он что-нибудь скажет, но он молчал. Вместо этого, положив палец мне под подбородок, приподнял мою голову и прижался своими губами к моим.

Этот поцелуй был медленным и неторопливым. Этот поцелуй был нежным и всепоглощающим. И этот поцелуй без слов сказал мне, что это прекрасное чудовище чувствует себя внутри — довольным.

Его язык вторгся в мой рот, и когда он мягко скользнул по моему, я попробовала себя на вкус. Мое тело закипело от последствий этого сладкого поцелуя. Мы целовались и целовались, не знаю сколько времени. Когда Валентин, наконец, оторвался от меня, я поняла, что между нами что-то изменилось.

Он больше не был палачом.

Я больше не была его жертвой.

Валентин прижался лбом к моему лбу и, прерывисто вздохнув, признался:

— Я чувствую себя живым.

Я молчала, слушая эти душераздирающие слова, а потом он добавил:

— Я чувствую себя так же, как и ты.

Мои глаза наполнились слезами, и я заключила его в объятия.

— Валентин, — начала я приглушенным голосом, — ты украл не только мой первый поцелуй. Ты забрал и мою невинность.

Я глубоко вздохнула, зная, что мне нужно произнести слова, крутящиеся на кончике моего языка, и прошептала прямо ему в ухо:

— И ты забрал мою душу.

— Зоя, — прорычал Валентин в ответ, и, откинувшись назад, посмотрел мне в лицо. На мгновение появилось выражение счастья, но затем оно исчезло, уступив место выражению боли. — Я не достоин этого. Я убийца.

Когда я наклонила голову, мое сердце упало от этих выражений самоуничижения.

— Нет, Валентин, ты — это просто… ты, — возразила я.

Валентин прижался своими губами к моим в обжигающем поцелуе, затем наклонился в сторону, его длина выскользнула из меня. Я задохнулась от внезапной потери полноты, но почувствовала себя сытой, когда Валентин подхватил меня своими сильными руками и притянул к своей груди.

Валентин застыл рядом со мной и, прижав ближе к себе, доверительно сказал:

— Впервые в жизни я не знаю, что делать дальше. Я никогда больше не хотел бы, чтобы мной командовали. Теперь у меня есть свобода, и я понятия не имею, что с ней делать.

Печаль наполнила меня, когда я поняла, что он думает о безопасности своей сестры. О том, какой будет ее судьба, если он не схватит моего брата.

— Я не могу позволить тебе причинить вред Заалу, — сказала я, сжав горло. — Но точно так же я не могу допустить, чтобы ты потерял свою Инессу.

Валентин издал страдальческий звук и, прижав меня к себе, ответил:

— Я не знаю, что делать, котенок. Все мое существование было направлено на спасение моей сестры, но теперь… — он замолчал.

— Но теперь есть еще и я, — закончила я за него.

Я почувствовала, как он кивнул и проговорила:

— Всю свою жизнь я ждала, чтобы снова увидеть моих братьев… — на этот раз замолчала я.

— А теперь есть еще и я, — закончил за меня Валентин.

— Да.

Поерзав на кровати, я приподнялась, чтобы лечь на огромное тело Валентина, и посмотрела на пол, погруженная в свои мысли. Но тут мой взгляд наткнулся на ошейник, все еще лежащий на черном кафельном полу. Я мысленно представила Заала. Я увидела, как он улыбается вместе с Толстой, и в моей груди зародилась надежда.

— Валентин, — начала я, и имена Толстых и Волковых закружились у меня в голове.

Когда я снова повернулась к Валентину, он ждал, что я продолжу. Откинув волосы с лица, я сказала:

— Мой брат Заал. — Я замолчала, глядя в голубые глаза Валентина, ища в них уверенность, что я могу сказать ему это прямо в лицо. Все, что я видела — это искренность и его сердце, глядящее в ответ. — Мой брат, Заал Костава, женится на Толстой. Мой брат, лидер клана Костава, женится на девушке из Братвы Волкова.

Глаза Валентина вспыхнули, а затем он в замешательстве опустил брови. Его губы плотно сжались, и когда он снова посмотрел на меня, то сказал:

— Мне кажется, я знаю эту фамилию, Волковы. Они же русские? Преступная семья?

Я кивнула и села еще выше, чувствуя, как меня охватывает возбуждение.

— Мой брат, моя sykhaara, он мог бы нам помочь. Поскольку ошейник больше не заставит тебя отключиться, если мы покинем это место, он сможет нам помочь. Они могли бы помочь нам спасти твою Инессу.

Выражение лица Валентина не изменилось, пока он не выдохнул и с сомнением спросил:

— Ты думаешь, они могли бы мне помочь?

Взяв Валентина за руку, я сказала:

— Я знаю, что он это сделает. Он хороший человек и живет с самой могущественной семье на восточном побережье.

Я помолчала, а затем спросила:

— Твоя Госпожа здесь, в Нью-Йорке? И Инесса тоже здесь?

Валентин кивнул.

— Госпожа повсюду таскает ее с собой, но держит отдельно от меня. Единственный раз, когда Инесса отсутствовала, это был последний год, когда Госпожа отдала ее мужчине, для которого она была рабыней в течение многих лет. У них были странные отношения. Госпожа трахала меня, а ему было все равно. Он трахал мою сестру, ей было так же все равно. Госпожа привязывала меня к стулу и заставляла смотреть. Вот почему мы здесь, в Нью-Йорке. Его недавно убили. Госпожа заказала убийство Заала Коставы в отместку за то, что она потеряла свою настоящую любовь.

Я нахмурилась.

— Зачем ей понадобилось мстить моему брату?

— Я не знаю. Мне просто было приказано доставить его.

Сжав руку Валентина, я сказала:

— Мы должны идти.

Валентин не двинулся с места, и я уже было испугалась, что он откажется. Но он сел на матрасе и вытащил меня из постели.

— Нам надо помыться, а потом я принесу твою одежду. Мы можем быть в доме, из которого я тебя забрал, меньше, чем через час.

Мое сердце бешено колотилось, пока мы принимали душ. Когда мы оба помылись, Валентин отвел меня в заднюю комнату и вручил мне мою одежду. Мы быстро оделись, Валентин был весь в черном. Натянутый на голову капюшон придавал ему вид настоящего вора, каким я его знала.

Наклонившись, он взял меня за руку и остановился, чтобы сказать:

— Ты веришь, что это может сработать?

Его голос дрогнул, когда он добавил:

— Я не могу допустить, чтобы Инесса пострадала из-за моей слабости.

Подойдя ближе, я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Это сработает, Валентин. Мой брат был благородным мальчиком, и я не сомневаюсь, что он стал благородным мужчиной.

Валентин кивнул. Он подвел нас к большой стальной двери. Я нервно покачивалась на ногах, ожидая, когда эта чертова штука отопрется. Когда открылся последний замок, Валентин распахнул дверь и потянул нас вперед, но тут же остановился, когда кто-то встал у него на пути.

Потрясенная внезапной остановкой, я почувствовала, как Валентин напрягся, все его мышцы напряглись. Я выглянула из-за его плеча, и вся кровь отхлынула от моего тела, когда я заметила пожилую женщину, одетую во все черное, с суровым и холодным выражением лица. Позади нее стояли несколько крупных мужчин, одетых во все черное. В одно мгновение я поняла, что это Призраки, грузинские похитители Валентина. Они были такими же пугающими, как и само их название.

Мой взгляд снова вернулся к женщине. Она пристально смотрела на меня. Моя кожа похолодела, и, толкнув меня за спину, Валентин стиснул зубы и зашипел…

— Госпожа. 

Глава 15

Лука

— Ты выглядишь привлекательно, любовь моя.

Я улыбнулся своей жене, которая стояла передо мной, завязывая галстук и поправляя мой костюм. Она уже собралась отойти от зеркала, но я остановил ее движением руки. Киса наклонила голову в сторону моей руки, и я склонил свою голову набок.

— Беспокоишься? — спросил я. На самом деле не было необходимости задавать вопрос. Я знал свое солнышко лучше, чем самого себя.

Киса пристально всматривалась в другой конец комнаты.

— Они ненавидят нас, — ее светло-голубые глаза встретились с моими. — В особенности они ненавидят тебя. Ты — Толстой. Твоя фамилия мгновенно вызывает неуважение и, возможно, насилие, которое произойдет сегодня вечером.

Обхватив ладонями лицо Кисы, я сказал:

— Я понимаю твое волнение, солнышко, но сегодня вечером я не буду никому причинять боль. Кроме того, если кто-то из этих мудаков попытается прибегнуть к насилию, я убью их там же, на месте.

Киса вздохнула и сжала мои запястья.

— Я знаю. Просто… — она замолчала.

Повернув ее голову к себе, я стал вглядываться в ее глаза:

— Просто что?

Рука Кисы опустилась на ее выпуклый живот, и она ответила:

— Я принимаю то, что ты Князь. Поверь мне, дочери Пахана, я знаю это. Я также знаю, что ты Рейз. Это наша жизнь, и меня готовили к ней. Но когда вернула тебя обратно себе, я и подумать не могла, что придется столкнуться и с этим.

Киса вздохнула, затем продолжила:

— Я люблю Заала. Я так же сделала бы все, чтобы осчастливить Талию. Но сейчас похищена его сестра. И у меня ужасное предчувствие, что еще многое нам предстоит пережить. Ничего в этой ситуации не кажется мне правильным. И, ну…

Лицо Кисы стало бледным, но она проговорила:

— Я только вернула тебя, и у нас будет малыш. — Она глубоко вздохнула. — Я не могу представить жизнь без тебя, любовь моя. Однажды я пережила твою потерю, но нет никакого шанса пережить это вновь.

Чувствуя, как мое сердце чертовки сильно бьется, я обнял Кису и притянул к груди. Она попыталась отстраниться.

— Лука, твой костюм.

Я прижал ее к себе еще крепче.

— Мне плевать на костюм. Но мне не плевать на мою жену, на мою беременную расстроенную жену.

Киса растаяла у моей груди, и ее руки обвились вокруг моей талии.

Я поцеловал ее в макушку и сказал:

— Я могу заверить тебя, что все под контролем, солнышко. Ничто, даже сам ад не отнимет меня у тебя. — Я целовал ее снова и снова. — Все это я делаю для того, чтобы мы могли жить хорошей жизнью. И я делаю это для Заала, чтобы он мог вернуть свою сестру и часть своей семьи в свою жизнь.

Немного отстранив от себя Кису, я посмотрел ей в глаза и продолжил:

— И я делаю это для того, что, когда я унаследую роль Пахана, мы будем сильными. Вокруг нас будут верные нам люди. Моя жизнь — это ты. Смысл моей жизни — это ты и наш малыш. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы Братва и семья стали лучшим, что я когда-либо делал. — Киса кивнула. — Солнышко, никто не тронет меня сегодня вечером. Наши быки будут следить за обстановкой. И даже если бы их там не было, я все же и сам в состоянии постоять за себя.

Киса глубоко вздохнула, затем посмотрела на меня своими глазами гребаной лани, ее рот растянулся в широкой улыбке. Воздух был выбит из моих легких от того, какой чертовски красивой она была. Подойдя ближе, Киса поправила лацканы моего костюма и отошла от меня, вставая позади. Мое отражение уставилось на меня. Я был одет в черный костюм, моя белая рубашка и красный галстук сидели идеально на месте благодаря моей жене.

Киса исчезла. Когда она вернулась, то держала в руках мое длинное кашемировое пальто. Она протянула его мне и помогла накинуть на плечи, а когда оно было надето, сунула в каждый карман что-то тяжелое.

Я удержал ее взгляд в отражении зеркала и полез в карман. Ухмыльнулся и вытащил свои кастеты с острыми лезвиями. Я удивленно посмотрел на жену, и она пожала плечами.

— Возьми их ради меня, малыш. Я видела, что ты можешь делать этими штуками. Мне станет легче, если я буду знать, что они у тебя наготове.

Смеясь, я повернулся к жене и прижался губами к ее губам. Отстранившись, борясь с твердеющим членом в штанах, я сказал:

— Когда я вернусь, ты будешь моей.

Киса откинула мне волосы со лба и прошептала на ухо:

— Я всегда твоя.

Мои губы снова нашли ее губы. Застонав, я осторожно прижал Кису спиной к стене, ловя ртом ее стон. Мои руки потянулись вниз и приподняли ее платье, как раз в том момент, когда снизу раздался голос:

— Мистер Толстой, мистер Костава здесь.

Я скользнул рукой по плечу Кисы, но она оттолкнула меня. Моя челюсть сжалась от того, что меня прервали. Затем моя жена рассмеялась и поцеловала меня в щеку. Она уже направилась в спальню, когда я грубо скомандовал:

— Будь готова для меня к моему возвращению!

Лицо кисы покраснело, и она ответила:

— Всегда, любовь моя.

Я спустился вниз по лестнице и вышел на холодный ночной воздух. Водитель распахнул заднюю дверцу лимузина, и когда я проскользнул внутрь, Заал уже сидел напротив меня, одетый, как и я, в строгий костюм. Его длинные волосы были собраны сзади в пучок. Брат был настоящей ядерной бомбой с тех пор, как мы узнали, что его сестру похитили.

Когда машина начала отъезжать, я спросил:

— Ты готов?

Заал выдохнул и ответил:

— Я всегда готов. Я — лидер клана Костава. Настало время восстановить достоинство моего народа. 

*** 

Изолированный склад в доках Бруклина был окружен нашими быками, которые скрывались в тени. Мы с Заалом вышли из машины. Михаил — главный среди моих быков, и Отто — главный среди быков Заала, встали рядом с нами.

Мы начали движение по направлению к задней части металлического здания; местность вокруг нас была заброшенной и запущенной, грязная пустошь и отбросы.

Когда мы подошли к дверям, то из старых деревянных подъездных ворот выбежал маленький мужчина. Авто. Старик поспешил вперед, держа в руках свой плоский берет. Часть меня хотела позволить Заалу взять руководство на себя, но нравилось ему или нет, теперь он был частью Братвы. Эти люди внутри и каждый человек, кто следовал за Заалом, должны принять одну вещь: Князь и Пахан будут присутствовать в каждой части их жизни.

— Авто, — приветствовал я.

Глаза Авто покинули Заала и сосредоточились на мне.

— Князь, — ответил он холодно, затем перевел взгляд обратно на Заала. — Лидер, — Авто сглотнул и покачал головой. — Извини, но ты, стоя здесь, выглядишь в точности как твой отец. — Авто произнес это на грузинском языке.

Заал напрягся, но затем спросил:

— Все здесь?

Авто закачал головой.

— Да, Лидер. Чуть меньше двухсот человек.

Я кивнул и обратился к Заалу:

— Это показывает преданность.

Авто сглотнул, пока я тоже говорил на грузинском. Я свирепо посмотрел на маленького мужчину и так же на грузинском продолжил:

— Показывай дорогу.

Авто развернулся и поспешил к выходу. Когда мы прошли через двери и направились по пыльному коридору, я сказал Заалу:

— Помни о нашем предложении жилья. Нам нужно, чтобы твои люди были поблизости. Это даст тебе время и возможность увидеть, кто самый преданный. Кто достоин быть рядом.

Заал покачал головой, затем ухмыльнулся.

— Ты звучишь, как Кирилл, Лука. Если бы мои глаза сейчас были закрыты, то думаю, ты смог бы меня обмануть в том, что именно он стоит рядом со мной.

Я улыбнулся и хлопнул Заала по спине. Вытянув свою руку, он остановил меня и обратился ко мне.

— Меня готовили для этой роли, как и тебя. Я никогда не предам Братву. Я слишком люблю свою Талию, даже чтобы подумать об этом…

— Но? — вмешался я.

Заал покачал головой и снова улыбнулся.

— Но я Лидер клана Костава. Я поведу моих людей. Так же, как ты ведешь своих. И мы примем решение за наших людей вместе.

Прищурившись, я протянул ему свою руку. Заал тут же пожал ее, и мы зашагали дальше. Мы прошли всего несколько шагов прежде, чем я произнес:

— Ты звучал, как Анри. Если бы мои глаза сейчас были закрыты, то думаю, ты бы смог меня обмануть в том, что именно он снова стоит рядом со мной.

Заал вздохнул, и я заметил в его глазах вспышку боли.

— Он был моим братом. Моим близнецом. И, как и я, он был бы значим для этого момента.

Далее остаток пути мы шли молча. Когда Авто проскользнул под аркой в главный корпус склада, мы остановились. Заал расправил плечи и, решительно кивнув мне и быкам, вошел на склад.

Я следовал за Заалом плечом к плечу. Оценивающим взглядом наблюдал за его людьми, которые появлялись в поле моего зрения. В заброшенном помещении стояло много пожилых мужчин, но также было много и молодых людей, молодых и сильных, которых хорошо подготовили их отцы. Через несколько секунд Заал завернул за угол; их лица отражали шок, увидев своего Лидера. Я остановился, Михаил встал рядом со мной и позволил Заалу занять его место. Он прошел мимо своих людей. Его огромная фигура возвышалась над ними.

Мой взгляд переместился на Авто, который встал в стороне, наблюдая, как Заал занимает свое место перед толпой. Глаза Авто были наполнены слезами, и, хотя он ненавидел меня, мне было жаль этого мужчину. Насколько я успел понять, Зоя — сестра Заала, была важна для Авто. Вся его жизнь была посвящена ее защите.

Защите, которая на данный момент потерпела неудачу.

Все мужчины уставились на Заала. Многие из них склонили головы в знак уважения. Заал глубоко вздохнул и, высоко подняв голову, сказал:

— Спасибо, что пришли сегодня на эту встречу, — он говорил на грузинском, и люди заулыбались. Наконец-то, они убедились, что их Лидер вернулся.

Ропот прокатился по группе, большинство мужчин выражали свое восхищение от того, что он жив.

Заал поднял руку, и мужчины прекратили разговоры.

— Как вы видите, я, Заал Костава, из клана Костава, жив. Леван Джахуа похитил меня и моего брата-близнеца и удерживал в плену многие годы. Мне больно это говорить, но Анри не выжил. — Все мужчины склонили головы в знак разочарования и уважения памяти Анри. — На самом деле, — продолжил Заал, — до этой недели я верил, что был единственным выжившим из моей семьи. И сейчас я знаю, как ошибался. Моя сестра, Зоя, знакома многим из вас. Многие из вас помогали ей с детства скрываться вместе с Авто, и я знаю, что многие из вас последовали за ней в Нью-Йорк, продолжая при этом защищать ее. За это я вам очень благодарен.

Заал провел рукой по своему лицу.

— Многие из вас уже знают, что Зоя была похищена, и пока у нас нет ни единой зацепки по поводу того, кто это сделал. Однако нам известно, что в этом городе есть грузины, которых здесь быть не должно. Прямо сейчас у нас есть подозрения, что именно они похитили мою сестру. И мы должны вернуть ее обратно.

Мужчины стали переговариваться друг с другом, взволнованные словами Заала. Мой брат перевел взгляд на меня, и я кивнул в ответ. Михаил отдал приказ нашим быкам быть готовыми к наступлению, если что-то пойдет не так.

— Я Лидер Костава. Я намерен возглавить вас снова. Если вы поклянетесь мне в верности, вам предоставят жилье и работу, которые вы должны принять незамедлительно. Вам больше не придется скрываться. И вы все станете богатыми людьми.

На лицах мужчин расцвели улыбки, но Заал поднял свою руку.

— Однако многие из вас не знают, что я помолвлен и скоро женюсь. — Заал сделал паузу, упомянув о предстоящей женитьбе.

Я посмотрел на Авто, который вертел в руках свой берет. Я выпрямился, сунув руки в карманы, и надел холодную сталь своих кастетов. Напрягся, готовый к неприятностям, если они возникнут.

— Я женюсь на женщине, которую зовут Талия Толстая. — Заал произнес имя моей сестры с гордостью.

Я улыбнулся, уверенный в том, что брат ставит ее на первое место. На этот раз его слова не были встречены улыбками. Вместо этого мужчины стали переглядываться, и на их лицах отчетливо отражался гнев.

— Талия — дочь Ивана Толстого, внучка Матвея Толстого, одного из королей русской Братвы. Они долгое время были нашими врагами. Я понимаю, что многие из вас не примут того, что я женюсь на внучке человека, которого наш народ должен ненавидеть. Но знайте одно: Толстые спасли меня от Джахуа. — Заал посмотрел на меня и вздернул подбородок.

Я двинулся вперед, привлекая внимание толпы. С высоко поднятой головой я встал рядом с Заалом.

— Это Лука Толстой. Он — Князь Братвы и брат моей невесты. — Заал отпустил свою руку и добавил. — Теперь он так же и мой брат.

Мои руки в карманах сжались в кулаки, в то время как мужчины отрицательно закачали своими головами.

— Лука Толстой спас мне жизнь, и поэтому я поклялся в своей верности Братве. Если вы поклянетесь в верности мне, то знайте, что присягнули на верность и Братве. Именно они обеспечат вас жильем на Брайтон-Бич, и это именно они помогут нам найти Зою и вернуть нашу похищенную сестру домой в целости и невредимости.

Заал сделал шаг вперед, и, скрестив руки на груди, сказал:

— Если вы не можете присоединиться ко мне и примириться с тем фактом, что наша вражда против Братвы окончена, то вам здесь не рады. Если вы не можете жить под моим руководством, тогда вы можете уйти прямо сейчас.

В помещении царила тишина, пока мужчины переглядывались друг с другом. Один за другим мужчины стали опускаться на колени, демонстрируя тем самым преданность Заалу. Когда все мужчины, кроме двоих, выразили свою преданность, Заал зашагал в их направлении. Отто бросился вперед и, схватив мужчин за руки, выстроил их вдоль стены.

Они высоко подняли свои головы, когда Заал остановился перед ними.

— Вы не клянетесь? — спросил Заал. Когда он договорил, то одиниз двух мужчин, плюнул ему в ноги.

— Ты позоришь имя своего отца, женясь на русской шлюхе! Именно из-за них была убита твоя семья. Братва бросила нас и позволила Джахуа нас уничтожить. — Он наклонился вперед. — Ты никогда не станешь таким Лидером, каким был твой отец.

Кровь закипела в моих жилах, когда этот ублюдок назвал Талию шлюхой, но как только я попытался обуздать свой гнев, Заал сделал выпад вперед, и в считанные секунды сломал шеи каждому из двух мужчин, стоящих у стены. Мертвые тела упали на пол. Тяжело дыша, Заал повернулся лицом к собравшимся.

— Кто-нибудь еще думает также? Кто-нибудь еще осмелиться назвать мою Талию шлюхой?

Мужчины сидели на полу, склонившись, и никто из них не двигался. Мои мускулы зашевелились, пока Заал убивал тех мужчин. Мой инстинкт убивать было трудно подавить.

Я старался дышать ровно, выпуская при этом из своих рук кастеты. Заал прошел через толпу мужчин. Авто двинулся вперед к Заалу, остановившемуся перед мужчинами, и один за одним мужчины стали подходить и целовать руку Заала, клянясь ему в верности.

Когда последний мужчина склонился к его ногам, тот приказал всем придвинуться ближе. Я встал рядом с ним. Тело Заала все еще было напряжено, когда он проговорил:

— У вас будет два дня, чтобы собрать свои вещи и переехать на Брайтон-Бич. Авто будет дано задание по распределению домов и размещению вас на рабочих местах.

Мужчины дружно закивали.

— Затем нашим приоритетом будет найти мою сестру. Начнем с любой информации, которую сможем получить о грузинах, которые недавно приехали в город.

Заал хотел было открыть рот, чтобы продолжить, но мужчина, около 30 лет, поднял свою руку вверх.

— Лидер, — сказал он робко, — В настоящее время я работаю здесь, в доках. Мой отец, который недавно умер, разместил нас здесь много лет назад для того, чтобы мы следили за любыми проявлениями наших врагов, последователей Джахуа.

— И? — надавил Заал.

— Я видел Джахуа, когда он приезжал сюда в прошлом году. Он останавливался в доме, который расположен не так далеко от доков. Я не видел тебя, Лидер, но я видел его. Мой двоюродный брат, — он показал на мужчину в другом конце комнаты, — мой кузен работает на аэродроме, заправляет самолеты. Он был там несколько недель назад, когда приземлился частный самолет.

Я сфокусировался на его кузене и спросил:

— Кто прилетел на нем?

Я спросил его на грузинском, и мужчина, шагнув вперед, ответил:

— Там была женщина, одетая во все черное, с мужчинами, похожими на личных охранников, которые были так же одеты во все черное. — Он покачал головой. — Но там был также кое-кто еще. Это был крепко сложенный мужчина, который тоже был одет во все черное, с капюшоном на голове. И это было странно. Он выглядел так, будто был их пленником. Мужчины толкали его в то время, пока руки заложника были скованны за спиной наручниками.

Мужчина покачал головой и поднес руку к горлу.

— Я мельком видел его лицо, когда он проходил мимо. Он не был похож на грузина. — Мужчина указал на меня пальцем. — Он выглядел скорее русским, как Князь. Но самым странным было то, что на шее у него был надет металлический ошейник. У него было несколько шрамов, которые рассекали его лицо вдоль и поперек. Он был самым страшным ублюдком, которого я когда-либо видел в своей жизни. — Мужчина взглянул на своего кузена, потом снова на нас. — Его толстовка была расстегнута, и на его груди виднелась татуировка. Это были номера, один девять… и еще какое-то число. Все это казалось очень странным.

Я резко перевел взгляд на Заала, но тот уже смотрел на меня. Я знал, о чем он думает. Кем же, черт возьми, был этот мужчина? Если у него была татуировка, то он был чьим-то рабом. Он был одним из нас. Лед наполнил мои вены, когда в моей голове закружились слова Кисы, сказанные ранее: «У меня ужасное предчувствие, что еще многое нам предстоит пережить. Ничего в этой ситуации не кажется мне правильным». Прямо сейчас у меня было точно такое же чертово чувство.

Заал посмотрел на мужчину, который говорил первым, и сказал:

— Почему ты тогда упомянул Джахуа?

Глаза мужчины расширились, но он объяснил:

— Мой двоюродный брат, прежде чем получить работу на аэродроме, работал со мной в доках. Он узнал женщину из самолета, которая часто навещала Джахуа в доках.

Руки Заала сжались по бокам. Видя, что брат вот-вот потеряет терпение, я дернул подбородком в сторону Авто и сказал:

— Уведи мужчин отсюда. Пусть они как можно скорее переедут на Брайтон-Бич.

Мужчины выглядели смущенными, но вышли из комнаты вслед за Авто. Когда дверь захлопнулась, Заал откинул голову назад и закричал. Я стоял рядом с ним, ожидая, пока он успокоится. Вместо этого он принялся мерить шагами комнату.

— Женщина, которая знакома с Джахуа! — он сплюнул, его голос был низким и грубым. — Пахан был прав. У Джахуа были люди, которые пришли мне отомстить, но вместо этого они забрали Зою. Они забрали мою чертову сестру! — Заал тяжело дышал, его пальцы расстегнули пиджак, и он бросил его на пол. Он ослабил галстук и, повернувшись к ближайшей стене, пробил ее своим кулаком.

— Даже после смерти эта тварь разрушает мою семью! — Он остановился, затем повернулся ко мне. — А раб с вытатуированным номером на груди? Кто это, черт возьми? Неужели у Джахуа было больше рабов? Или он принадлежит той женщине, которая одевается в черное?

Я пожал плечами.

— Насколько мне было известно у Джахуа был только ты. Но я даже не мог допустить мысли, что ты существуешь, пока меня не освободили. Вполне логично, что таких как мы много по всему миру.

— И теперь у него есть Зоя? У этого опытного убийцы, как мы с тобой, находится моя сестра!

Подойдя ближе, я схватил Заала за руки. Он остановился, и я произнес:

— У нас есть зацепка. У нас есть его описание. У нас есть связь с Джахуа. Это уже кое-что. Мы получили эту информацию. Мы возьмем моих людей и твоих людей, и нападем на их след.

Лицо Заала исказилось, и он ответил:

— Это моя младшая сестра. Вся кровная семья, которая у меня осталась. Семья, которую я думал, что потерял навсегда.

— Я знаю, — сказал я и отступил назад. — Так что используй эту ярость, чтобы найти ту суку, которая забрала ее у тебя. Используй этот гнев, чтобы разорвать этих прибывших в наш город людей на части.

Холодное, мрачное выражение появилось на лице Заала, и он протянул руку.

— Мы их уничтожим, — сказал он. — Когда мы найдем их, мы с тобой будем сражаться против них, убивая их единственным известным нам способом.

Моя кровь вспыхнула огнем, и, хлопнув ладонью по ладони Заала, я кивнул:

— Мы будем резать, мы будем калечить…

— И мы, бл*дь, будем убивать, — добавил Заал с холодной улыбкой.

Мы пожали друг другу руки, скрепляя сделку.

А потом мы принялись за работу. 

Глава 16

Валентин

Я моргнул, затем моргнул снова, в то время пока лицо Госпожи отворачивалось от Зои и сосредоточивалось снова на мне. От ее взгляда на моего kotyonok (котенка) по моему телу пробежала волна собственничества. Я встал перед Зоей, загораживая ее от посторонних глаз.

Глаза Госпожи вспыхнули гневом. Ее взгляд упал на мою шею, губы дрогнули, и она подняла свою руку, подзывая Призраков, стоявших позади нее.

— Отведите его и его шлюху в фургон.

Страх за Зою взял надо мной верх, когда Призрак потянулся к ней и схватил за руку. Подняв свою руку, я сжал кисть в кулак и ударил по руке Призрака. Он тут же ощутил боль и отдернул свою руку как раз в тот момент, когда Госпожа шагнула в моем направлении с электрошокером и направила его мне в шею.

Я слышал, как плакала Зоя, пока падал на землю. Мое тело забилось в конвульсиях от электрического тока, проходящего по моему телу. Пытаясь подняться на ноги, я смотрел, как Призрак хватает Зою и обвивает своими руками ее тонкую талию.

Ее испуганное лицо смотрело на меня сверху вниз.

— Валентин, — плакала она.

Госпожа повернулась в ее сторону. Она подняла свою руку и провела ею по щеке Зои. Гордость наполнила мою грудь от того, что Зоя не закричала. Вместо этого она смотрела Госпоже прямо в глаза.

Госпожа вплотную подошла к Зое и, схватив ее за лицо своими руками в перчатках, прошипела:

— Его имя 194-й. — Голова Госпожи склонилась набок, изучая лицо Зои. — Итак, мистическая принцесса клана Костава приземлилась в покоях моего Убийцы?

Госпожа улыбнулась и, опустив лицо Зои, продолжила:

— Мой покойный любовник был бы в восторге, если бы смог увидеть тебя своими глазами. Он потратил годы на поиски того места, где люди твоего отца прятали тебя.

Сделав глубокий вдох, я оттолкнулся от холодной земли и с трудом встал на ноги. Госпожа обернулась в тот момент, когда я был готов нанести удар. Она приставила электрошокер к горлу Зои и сказала:

— Если ты двинешься, то я сделаю больно твоему маленькому котенку.

Кровь отхлынула от моего лица.

— Что? — спросила Госпожа и покачала головой. — Думаешь, что я не следила за каждым твоим действием? Думаешь, я не слышала все, что ты говорил своей пленнице в камере? Я наблюдала за тобой, 194-й. Я внимательно за тобой следила.

— Ты чертова сука! — прорычал я.

Госпожа даже не вздрогнула. Повернувшись к Призракам, она убрала шокер от горла Зои, и приказала:

— Отведите ее в фургон! — Госпожа взглянула на меня. — Если он попытается атаковать меня, стреляйте прямо в голову шлюхе Костава.

Все внутри меня боролось за то, чтобы свернуть Госпоже шею, но, когда мои глаза проследили за Призраками, уносящими сопротивляющуюся Зою, я прошел мимо Госпожи и последовал за ними. Но ее рука схватила мою, тем самым остановив меня. Она посмотрела на Зою и на Призрака, уносящего ее прочь, а затем сказала:

— Эта сцена не кажется тебе знакомой, 194-й? Еще одну женщину, которую ты любишь, уводят мои мужчины, а ты вынужден смотреть и позволять этому случиться.

Повернув свою голову, чтобы посмотреть на изможденное лицо Госпожи, я огрызнулся:

— Однажды я убью тебя, и буду смотреть в твои чертовы мертвые глаза, пока твое мерзкое лицо не поприветствует смерть.

Госпожа тяжело сглотнула. В моем теле зародилось приятное чувство, когда я понял, что напугал эту суку. Резко развернувшись, она подошла ближе ко мне и ответила:

— Следуй за своей маленькой грузинкой, 194-й. Следуй за ней, пока Призраки не поправили миленькое личико Коставе.

Бросившись вперед, я поднялся по ступенькам в фургон, который стоял посреди поля. Камеры пыток Госпожи всегда строились под сельхозугодиями. Скрытые от глаз. Там, где их никто не смог бы обнаружить.

Задняя дверь фургона была открыта, и я запрыгнул внутрь. Призрак стоял перед единственной клеткой. Зоя уже забилась в угол. Не раздумывая, я вошел в клетку и заключил Зою в объятия. Ее тело сотрясала дрожь. Когда я повернул голову Зои лицом к себе, кровь сочилась из ее пореза на губе.

— Я ненавижу эту суку, — прорычал я.

Но Зоя закачала головой.

— Посмотри на меня, — прошептала она. — Не давай ей такого удовольствия. Просто… — Зоя опустила глаза, и я почувствовал ее борьбу со своим очевидным страхом. — Просто обними меня. Обними покрепче.

Дверь фургона захлопнулась, погрузив нас в темноту. Я крепко обнял Зою и прижал ее к своей груди.

— Прости, — прошептал я, и почувствовал, как голова Зои поднялась.

— Это не твоя вина, — ответила она, отчего мне стало еще хуже.

— Я похитил тебя. Если бы я этого не сделал, то Госпожа никогда бы не узнала, что ты жива. Она знала о тебе, kotyonok. Я видел это в ее глазах. Она знала, кто ты до того, как увидеть тебя.

Зоя положила голову на изгиб между моим плечом и шеей, но больше ничего не сказала. Госпожа снова вернула меня в свои лапы. Только на этот раз у нее была не только Инесса, чтобы заставить меня исполнить ее волю, но и женщина, в которую я влюбился.

Потому что так оно и было. Я влюбился в эту маленькую грузинку, хотя и не думал, что когда-нибудь узнаю, что такое настоящая любовь.

Она видела сквозь мои татуировки и шрамы. Она нашла под ними настоящего меня. Я закрыл глаза, когда фургон тронулся с места. Я закрыл глаза и крепко вцепился в нее, зная, что это, наверное, последний раз, когда могу так держать своего kotyonok (котенка).

Я знал, что, когда мы вернемся в дом Госпожи, она отберет у меня Зою. Я уже бывал в такой ситуации. Я точно знал, как закончится эта история. 

*** 

Задняя дверь фургона открылась, и Призрак ударил кулаком по внешней стенке фургона.

— Выходим! — приказал он.

Он щелкнул замком клетки, и я выбрался первым. Протянул руку Зое, и она последовала за мной из фургона к уединенному загородному особняку.

Госпожи нигде не было видно. Призрак шел впереди нас, и я потянул Зою за собой. Она прижалась ко мне, и, нуждаясь в ее близости, я обнял ее за плечи и притянул к себе.

Призрак повел нас в заднюю часть дома через небольшую дверь. Узкий коридор вел на нижний этаж. Перед нами простирался длинный коридор, несколько дверей вели в разные комнаты. Призрак остановился у одной из них и приказал:

— Сюда!

Сопротивляясь желанию убить его на месте, я вошел в комнату первым, Зоя следовала за мной. Комната была темная, без окон. Здесь не было никакой мебели, только маленькая тусклая лампочка, прикрепленная к дальней стене. Дверь в комнату захлопнулась, и Зоя подпрыгнула. Я напряженно прислушивался, пытаясь уловить звуки снаружи. Я услышал, как Призрак уходит, еще одна дверь с грохотом закрылась, и замки защелкнулись, запирая нас здесь.

Одних.

Выдохнув, я повернулся и отыскал в тусклом свете лицо Зои. Ее карие глаза были огромными, когда она смотрела на меня, и я чувствовал, как дрожат ее ноги.

Мое сердце упало, когда я увидел ее такой напуганной.

— Идем, — сказал я и повел ее в самый дальний от света угол комнаты. Я сел на пол, прислонившись спиной к стене, и притянул Зою к себе на колени.

Она без возражений последовала за мной и положила голову мне на плечо. Прищурившись, я оглядел комнату в поисках камер или микрофонов. Я не видел никаких явных признаков и немного расслабился, прислонившись к стене.

Мы долго сидели так, молча и неподвижно, пока Зоя не заговорила:

— Валентин?

— Да?

— Что теперь будет?

Я закрыл глаза и почувствовал, как мое сердце бешено колотится в груди. По правде говоря, я и сам этого не знал. Но у меня появилась идея. Госпожа накажет меня за мой провал. Женщина в моих руках была самым легким средством, которое она имела в своем распоряжении.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что не знаю, но Зоя заговорила первой.

— Она снова накачает тебя наркотиками, да? Она и меня накачает наркотиками, сделает со мной то же, что сделала с Инессой. Она использует меня, чтобы заставить тебя убить ради нее, не так ли?

Я ничего ей не ответил. Да мне и не нужно было этого делать. Зоя вовсе не была глупой. Вся ее жизнь была посвящена предвидению того, что могут сделать ее враги.

Она вздохнула, и ее маленькие руки сжались в кулаки на моей толстовке.

— Я ненавижу эту женщину, — сказала она. Я почувствовал, как ее тело сотрясается от ярости. — Моя мама всегда говорила, что можно понять, есть ли у кого-то темная душа, просто посмотрев этому человеку в глаза. Я заглянула в ее глаза и поняла, что она прогнила насквозь. Она владеет одной из самых темных черных душ, с которыми я когда-либо сталкивалась.

Я стиснул зубы. Я был слишком зол, чтобы ответить.

Зоя снова прижалась к моей груди. Шли минуты, но ничего не происходило. Я все время прислушивался, не раздастся ли снаружи стук каблуков Госпожи, не откроются ли засовы на двери наверху, но там было мертвенно тихо.

Когда прошло слишком много времени, я поднял руку и провел ею по длинным черным волосам Зои. Поднеся мягкие пряди к носу, я глубоко вздохнул, закрыл глаза и попытался запечатлеть в памяти ее запах.

Зоя поерзала у меня на коленях и подняла голову.

— Что ты делаешь? — спросила она тихим и робким голосом.

Воспользовавшись преимуществом изучения ее прекрасного лица, я провел подушечками пальцев по мягкой щеке, запечатлевая в памяти то, как ее кожа чувствуется под моим прикосновением.

— Я запоминаю. Запоминаю ощущение тебя, твой запах, твой образ, чтобы, когда тебя заберут у меня, я все еще мог помнить тебя. Чтобы я не спутал тебя с миражом.

Зоя пристально посмотрела на меня, потом еще раз, пока я не увидел, что ее глаза блестят от слез.

— Ш-ш-ш, — начал успокаивать я.

Но опоздал: по ее щекам уже катились крупные слезы. Большими пальцами я вытер их. Зоя схватила меня за запястье, прижав мою руку к своей щеке, и сказала:

— Я только нашла тебя, и теперь она заберет тебя у меня, не так ли?

— Зоя… — попытался успокоить ее я, но она оборвала меня.

— А разве нет? — подтолкнула она.

Подавленный своим поражением, я честно ответил:

— Да. Она заберет у меня все. Это все, что она когда-либо делала. Она живет ради того, чтобы видеть мои страдания.

Зоя опустила голову и уставилась на свои колени.

Я наблюдал за ней, понимая, что не могу произнести ни слова утешения. Но тут Зоя подняла голову и задвигалась, оседлая мои бедра.

Я сделал глубокий вдох.

— Kotyonok? Что ты делаешь?

Подняв руку, она провела ею по моей голове, щекам и шее, проследив за этим взглядом.

— Если это все, что у нас осталось, если все, что у нас есть — это только сейчас, то я хочу исследовать тебя в последний раз. Я хочу, чтобы мои воспоминания о тебе были такими же сильными, как и те, что ты будешь иметь обо мне.

Мое сердце забилось в быстром темпе от прилива крови к щекам Зои. Не в силах сопротивляться, я обхватил ее сзади за шею и направил ее губы к своим губам.

Зоя тихо и сдержанно застонала мне в рот, но от этого поцелуй не стал менее интенсивным. Этим поцелуем, я говорил ей, что чувствую. Я отдался этому поцелую. Весь. Без остатка. Я рассказал поцелуем все, что она заставила меня почувствовать.

Мой язык проник сквозь ее губы, чтобы встретиться с ее языком, и пока я упивался ее сладким вкусом, ее бедра задвигались, и горячая киска начала прижиматься к моему твердеющему члену.

Задыхаясь от этого ощущения, я отстранился.

Я попытался вздохнуть, успокоиться. Но Зоя наклонилась вперед и начала целовать каждый дюйм моего лица, и мое сердце забилось сильнее, когда она начала обводить своим нежным ртом мой самый длинный шрам. Она провела губами вниз от моего виска к шее, только сойдя с дорожки шрама, чтобы поцеловать красную полосу оставшейся рубцовой ткани от моего ошейника. Я застонал и провел руками по ее бедрам, пытаясь остановить себя от того, что я представлял в своем воображении. Но тут маленькие ручки Зои легли на молнию моей толстовки, и она потянула собачку вниз.

Как только толстовка была расстегнута, она спустилась вниз по моим ногам и начала целовать мой шрам от нижней части шеи до груди. Когда она добралась до конца шрама, то подняла лицо, ее щеки покраснели, а кожа порылась румянцем от желания.

— Зоя, — прошептал я, и тогда она поднялась с моих колен и встала на ноги. Не отрывая от меня взгляда, она сбросила сапоги и расстегнула пуговицу на черных брюках.

Засунув руку в спортивные штаны, я схватил свой твердый член и начал поглаживать его по всей длине. Все это время я наблюдал; наблюдал за Зоей, как она медленно стянула свои брюки и отбросила их в сторону. На ней не было трусиков, и когда она подошла ближе, то ее киска предстала перед моим взором.

Капелька смазки вытекла из кончика моего члена при виде этого. Наклонившись, Зоя стянула с моих плеч толстовку. Отпустив свой член, скинул кофту на пол, как раз в тот момент, когда Зоя расстегнула свою блузку, и ее сиськи обнажились, когда материал раздвинулся.

Она стояла передо мной неподвижно, пока я не протянул к ней руку. Зоя шагнула вперед, и когда она встала у моих ног, я провел руками вниз по ее груди, мои пальцы пробежали по ее твердым соскам и остановились чуть выше ее киски.

От моего прикосновения у Зои перехватило дыхание. Она опустилась ниже, пока не оказалась на коленях, и, просунув руку в мои штаны, вытащила член, толкая материал дальше вниз по моим ногам. Моя голова откинулась назад от ощущения ее мягких маленьких рук, гладящих вверх и вниз по моему члену, ее большой палец терся о головку, распространяя влагу.

Зоя встала и, прижавшись поцелуем к моим губам, направила мой член в себя, и мы оба тихо стонали, пока она опускалась вниз. Ее тугая киска сжимала мой член словно тисками, и, желая прикоснуться к ней, протянул руки, обхватывая ее задницу. Зоя снова застонала, когда я коснулся ее плоти, и опустилась вниз, пока я не оказался полностью внутри нее.

Мы оба замерли, и руки Зои обвились вокруг моей шеи, ее сиськи, выглядывающие из-под рубашки, были достаточно близко, чтобы царапать сосками мою твердую грудь.

Используя свои руки в качестве ориентира на ее заднице, я поднял ее вверх, ее тугая киска сжала мой член, когда я вытащил его, оставив только кончик внутри. Затем повел ее обратно вниз, ощущение ее тугого влажного тепла сводило меня с ума.

Голова Зои откинулась назад, когда она выпрямилась; затем она упала вперед, когда я снова поднял ее. Ее лоб прижался к моему, а бедра начали двигаться, медленно раскачиваясь вперед-назад.

— Валентин, — шептала она, пока ее руки крепче сжимали мою шею. — Мой Валентин, — добавила она напряженным печальным шепотом.

Мое сердце почти остановилось в груди, когда она назвала меня своим. Не в силах больше сдерживаться, я издал долгий стон и использовал хватку на ее заднице, чтобы увеличить скорость своих толчков.

Зоя захныкала, когда я ускорился. Я чувствовал, как ее кожа нагревается до такой же обжигающей температуры, как и моя. И я видел на ее лице то же самое удовольствие, что пульсировало в каждой моей клеточке.

Ее маленькое тело качалось вверх и вниз, и с каждым мягким толчком румянец все больше и больше заливал ее лицо.

Мое дыхание замедлилось, когда яйца начали сжиматься. Из уст Зои стали вырываться тихие стоны. Ее киска начала сжимать мой член, и, убрав одну руку с ее задницы, я прижал ее к клитору. Зоя подалась вперед, и ее тело вздрогнуло от этого ощущения.

— Валентин, — прошептала она и сильнее прижалась к моей руке. Ее худые бедра напряглись, когда она качнулась еще сильнее.

— Kotyonok, — простонал я, когда давление нарастало и в моем паху.

Затем я начал вколачиваться в нее все сильнее и сильнее, пока из ее горла не вырвался тихий крик. Зоя замерла, и в тусклом свете я увидел, как ее рот слегка приоткрылся. При виде ее прекрасного лица, охваченного удовольствием, я кончил. Моя голова упала на ее шею, когда я с ревом пришел к кульминации, обладая этой маленькой грузинкой, которая тоже кончила вместе со мной.

Мое тело дернулось, когда мой член выпустил остатки семени. Когда я успокоился, глубоко и тяжело дыша, то почувствовал, как дыхание Зои обдало мне шею.

Не говоря ни слова, я обнял ее за талию и притянул к себе. Руки Зои обхватили мою голову, и вот так мы остались сидеть. Мы долго сидели, просто обнявшись.

Это было наше прощание.

Моя кровь вскипала, когда я пытался придумать что делать дальше. Но если начну сопротивляться, то приговорю Зою к смерти, а Инессу — к жестокой жизни от рук Господина. Но если я ничего не сделаю, Госпожа накачает Зою наркотиками и сделает мою жизнь вдвое хуже, заставив меня смотреть, как Зою и мою сестру насилуют ее больные охранники.

— Моя мама всегда учила меня, Валентин, — сказала Зоя.

Я понял, что слишком сильно прижимал ее к себе. Ее маленькие ручки пробежали по моей покрытой шрамами бритой голове, а затем последовал поцелуй.

— Она сказала бы: «измени то, что ты можешь контролировать, и отпусти то, что ты не можешь».

Услышав ее слова, я почувствовал, как у меня защипало глаза, а горло охватило жгучее чувство.

— Зоя… — произнес я ее имя, но больше мне нечего было предложить.

Зоя отстранилась и накрыла мои щеки своими теплыми руками. Когда я встретился с ее большими карими глазами, она продолжила:

— Это безвыходная ситуация. Я знаю это. — Она вздохнула, и я увидел, что она старается быть сильной, но ее дрожащие губы выдавали страх. — Я знаю и то, что родилась в мире полном насилия и преступлений. Похоже, это судьба, от которой никто из нас не может убежать. Что бы ни произошло дальше, это обязательно случится. Такова наша жизнь.

Я покачал головой и крепко обнял ее. Моя щека прижалась к ее груди, и я ответил:

— Я ненавидел грузин, особенно грузинских женщин. Но я не могу ненавидеть тебя, Зоя. Ты единственный хороший человек, которого я когда-либо знал. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал.

Я вздохнул и, откинувшись назад, поцеловал ее в самое сердце:

— Моя маленькая грузинка.

У Зои перехватило дыхание, и она прошептала:

— Валентин.

Она не смогла сказать ничего другого. Мне так и не удалось снова поцеловать ее мягкие губы, потому что, когда я стал прижимать ее к себе, дверь в комнату открылась, и Призрак появился в дверях. Я закрыл Зою, показав Призраку свою спину.

Холодный смех вырвался из его горла, и он приказал:

— Госпожа готова вас принять.

Я взглянул на Зою, которую прижал к углу стены, и она грустно кивнула.

— Не будем бороться. Я не хочу, чтобы тебе снова было больно.

Я закрыл глаза, пытаясь остудить свою бушующую кровь. Открыв их, я глубоко вздохнул. Подняв Зою на руки, я взял с пола толстовку и натянул ее на обнаженное тело Зои.

— Надень это, — прошептал я.

Зоя взяла толстовку в руки и быстро оделась. Я застегнул молнию и засунул свой член обратно в штаны.

Выпрямившись, повернулся к охраннику-Призраку, и он кивком головы пригласил нас следовать за ним. Поставив Зою на пол, я взял ее за руку и сжал ее пальцы в своих. Я уже было шагнул вперед, когда вид ее руки в моей заставил меня остановиться. Свободная рука Зои легла на мою руку.

— Валентин? — спросила она, вопросительно сдвинув черные брови.

Подняв наши соединенные руки, я поднес тыльную сторону ее ладони к своим губам и поцеловал шелковистую кожу.

— Малыш? — снова спросила Зоя, и мое сердце растаяло от этого ласкового слова, слетевшего с ее губ.

Я покачал головой и постарался отогнать от себя этот образ.

— Что случилось? — подтолкнула Зоя еще раз.

— Вот это, — сказал я и поднял наши соединенные руки. — Мы никогда больше этого не повторим. Мы никогда не будем гулять на открытом воздухе. Свободными. С нашими переплетенными руками.

На лицо Зои легла тень печали, и ее взгляд упал на наши соединенные руки.

— Я часто наблюдала за людьми на улицах из своего окна и мечтала о том дне, когда сделаю это с мужчиной, который украдет мое сердце.

Губы Зои изогнулись в любящей улыбке, и она спросила:

— Ты тоже об этом мечтал?

Пристально глядя на Зою, запоминая каждую черточку ее лица, я ответил:

— Только когда встретил тебя.

Зоя потянулась, чтобы поцеловать меня в губы, но тут в дверях появился Призрак-охранник с потрескивающим электрошокером в руке.

— Шевелитесь!

Сопротивляясь желанию убить, я потянул Зою за собой. Мы последовали за Призраком по коридору и поднялись по лестнице. Призрак открыл дверь и повел нас в комнату в задней части особняка. Когда мы вошли в дверь, мой желудок упал. Комната была темная, но большая. В центре стояли две маленькие кровати, прикрепленные ремнями к каркасам. А на задней стене висел ряд больших экранов.

Рука Зои сжалась в моей, когда на одном из экранов появилась Инесса. Я шагнул вперед как раз в тот момент, когда Госпожа вошла через боковую дверь. Увидев, как она входит, как всегда одетая во все черное, с зачесанными назад волосами, я резко повернулся к ней.

— Ты — сука! — прорычал я.

Я перевел взгляд обратно на экран и увидел Инессу, которая забилась в угол камеры. Ее руки были обернуты вокруг живота, и пот капал с ее кожи. Она раскачивалась вперед-назад, крича при этом, словно ей больно. Так оно и было. Ей было необходимо, чтобы ее взяли. Это последствие наркотика, которым ее накачали: только мужское семя химически было способно смягчить эту боль.

Госпожа подошла к экранам. Глядя мне прямо в глаза, она сказала:

— Это стало наказанием 152-ой с тех пор, как ты решил ослушаться приказа.

Моя челюсть сжалась так сильно, что я боялся, что она сломается. Госпожа осталась невозмутимой и продолжила:

— Ты знал о последствиях, 194-й. Ты знал, что если не завершишь свою миссию, то причинишь боль 152-ой.

— Сука! — прорычал я снова, чувствуя, как Зоя сжимает мою руку в знак поддержки.

Госпожа ухмыльнулась.

— Это правда: я — сука. Безоговорочно.

Меня затрясло. Меня трясло, пока я смотрел на корчащуюся от боли Инессу.

— Помоги ей! — скомандовал я.

Госпожа подошла к нам. Я заметил охранников, приближающихся ближе на случай, если я нападу. Госпожа даже не вздрогнула. Когда она встала прямо передо мной, я толкнул Зою за спину. Госпожа вытянула руку и провела пальцем по моей груди.

— Ты просишь меня послать одного из моих людей трахнуть 152-ую? Это то, чего ты хочешь, 194-й? Чтобы твою сестру трахнули?

Раскаленная докрасна боль затопила мое тело при мысли о том, что мою сестру возьмут вот так, но я ответил:

— Да. Просто избавь ее от страданий и боли.

Госпожа уставилась на меня, не выражая при этом никаких эмоций до тех пор, пока не улыбнулась и не отошла назад.

— Я так не думаю, 194-й. На самом деле я думаю, что оставлю ее еще на некоторое время внизу, кричащую от боли.

Она оглянулась на меня через плечо и добавила:

— Примерно через час, если ты будешь слушать достаточно внимательно, ты услышишь ее мучительные крики.

— Сделай это, — потребовал я. — Помоги ей.

Госпожа остановилась у экранов и, достав из кармана пульт дистанционного управления, включила другой экран. Мое сердце упало, и я услышал быстрый вздох Зои, когда увидел, что это мы с Зоей были в комнате. Это была Зоя в клетке, она раздевалась, а я стоял перед ней, держа в руках пикану. Мои ноги ослабли, когда я наблюдал за собой под воздействием наркотика. Зоя выглядела такой испуганной, дрожа в холодной комнате.

— Ты хорошо начал, 194-й. Когда я рассмотрела, кого ты похитил, то сразу узнала ее лицо, лицо Коставы. — Госпожа прокручивала сцену за сценой, как я мучаю Зою, пока не остановилась на той, где Зоя была прикована к стене. Поцелуй, который я запечатлел на ее губах.

Госпожа повернулась и указала на экран.

— А потом ты потерпел неудачу. — Она покачала головой и невесело рассмеялась. — Годы тренировок. Все эти годы я объясняла тебе правила: никогда не испытывай сочувствия к своей жертве. И никогда не влюбляйся. Любви нет места в жизни палача. Нет места в сердце убийцы.

Я видел ярость в глазах Госпожи. Потом кровь отхлынула от моего лица, когда Зоя тихо сказала:

— Он не палач. И не убийца. Он — Валентин Белров. И он хороший человек, несмотря на все ваши усилия отнять у него эту доброту.

Мои глаза закрылись от сладкого звука этих слов, слетевших с губ Зои. Но вскоре они распахнулись, когда я понял, что она только что сделала.

Госпожа застыла на месте и свирепо смотрела на Зою. Все остальное произошло слишком быстро. Госпожа кивнула своему охраннику. Призрак двинулся из-за нашей спины к Зое. Отпустив руку Зои, я бросился на Призрака, но тут же почувствовал, как ток от электрошокера пронзил меня насквозь. Я испустил рев, когда ток прошел через меня. Но я продолжал нападать, пока огонь не пронзил мое тело сзади. Я упал на пол, услышав крик Зои.

Я наблюдал, лежа на полу, как Призрак привязал Зою к одной из кроватей.

Я смотрел, не в силах пошевелиться, как он приковал ее наручниками к раме, а Госпожа расхаживала рядом, готовая начать пытку.

Мои глаза закрывались, пока я безуспешно боролся за то, чтобы они оставались открытыми, но когда темнота сомкнулась, я думал о том дне, когда Госпожа принесла эту пытку мне.…

В темной комнате зажегся свет, и я вздрогнул от яркого света.

Быстро моргая, я выглянул из-за металлических прутьев клетки, чтобы посмотреть, не возвращается ли Госпожа. Я уставился на дверь в заднюю комнату, которую больше всего боялся, но никто оттуда так и не вошел.

Я заставил себя сесть, оглянувшись, увидел, что 362-й уже стоит спиной к стене и тоже смотрит на дверь.

— Они придут, — сказал он по-русски. — Они всегда приходят.

Я перевел взгляд с 362-го на 221-го. Он сидел в центре клетки, опустив голову. Длинные волосы закрывали его лицо. Он был подобен живому мертвецу, послушному от укола наркотика мужчине, который всегда был с Госпожой. Он заставлял 221-го называть его Хозяином. Они пытались заставить и 362-го делать то же самое, но какой бы наркотик они ни ввели в его тело, он становился послушным лишь на короткое время.

Когда я услышал звук поворачивающегося замка, мое внимание привлекла дверь. Мой желудок сжался, когда Госпожа вошла внутрь, ее глаза сразу же остановились на мне. Госпожа кивнула в сторону Призрака. Призрак, стоявший в углу комнаты, подошел к моей клетке и открыл ее.

— Выходи! — приказал он, и я поднялся на дрожащие ноги.

Я прошел всего три шага, когда 362-й сказал:

— Держись за свое имя и свои воспоминания. Не позволяй им стереть их. Что бы они ни делали.

Тяжело сглотнув, я последовал за охранником-Призраком к двери, которой больше всего боялся. Остановился в дверях, но Призрак подтолкнул меня вперед. Спотыкаясь, я вошел в комнату и услышал, как за мной захлопнулась дверь. Я выпрямился и сфокусировался на комнате.

Желудок сжался, и мной овладел страх. В центре комнаты стояли кровати, с которых свисали кожаные ремни. На одной из стен висели кандалы, а на другой — металлический шест, с которого свисали тяжелые цепи.

Движение сбоку привлекло мое внимание. Я посмотрел в сторону и увидел только Госпожу и того мужчину, который истязал близнецов. Они стояли рядом с длинным столом, поверхность которого была усеяна иголками и рядами маленьких бутылочек.

Госпожа наклонилась ближе к мужчине, и его глаза начали блуждать по моему телу. Моя кожа задрожала, когда мне показалось, что он оценивающе смотрит на меня.

Госпожа махнула рукой, и Призрак схватил меня, таща к металлическому столбу. Я попытался оттолкнуть его. Я пытался бороться, но Призрак был слишком силен.

Через несколько минут он привязал меня к шесту, тяжелые цепи удерживали мои ноги на полу, а туловище — на шесте. Ни одна часть моего тела не могла двигаться.

Я глубоко дышал, стараясь сохранять спокойствие. Все это время я делал то, что мне посоветовал 362-ой, — я выжигал в памяти самое важное: «Меня зовут Валентин Белров. У меня есть сестра Инесса Белрова. Ее держат в плену. Я должен освободить ее».

Я снова и снова повторял, кто я такой и кого люблю, пока не почувствовал, что передо мной стоят Госпожа и ее друг — мужчина.

Как только я открыл глаза, мое внимание сразу же переключилось на предмет в ее руке. Мои ноздри раздулись, когда я увидел нечто похожее на металлический ошейник. Я попытался пошевелиться, но не смог даже шелохнуться

Госпожа подошла ближе и, поймав мой пристальный взгляд, сказала:

— Если ты хочешь спасти свою сестру, то отныне будешь делать именно то, что я скажу. Ты отвечаешь мне, и только мне. Я твоя Госпожа.

Мои глаза расширились, и она спросила:

— Понятно?

Госпожа подняла металлический ошейник.

— Нет, — отрезал я, увидев его изнутри. Вокруг ошейника торчали острые иглы, а под ними находились маленькие шарики, наполненные жидкостью.

Госпожа передала ошейник мужчине. Мужчина подошел и, ничего не говоря, расстегнул ошейник и поднес его к моей шее. Я напрягся, зажмурившись, когда почувствовал, как кончики иголок впиваются в мою кожу. Сделал глубокий вдох, и в этот момент мужчина вонзил иглы мне в шею. Я закричал, когда иглы вонзились в мою кожу, плоть моего горла горела огнем. Моя голова упала вперед, когда боль стала невыносимой. Я услышал звон металла о металл, когда мужчина защелкнул ошейник. Он отступил назад, и когда я закатил глаза, то увидел, как Госпожа осматривает мою шею.

Я почувствовал, как по ней потекли теплые струйки. Я знал, что это была кровь. Мужчина что-то сказал Госпоже на грузинском. Я ничего не мог понять.

Он указал на заднюю часть ошейника. Госпожа кивнула. Затем мужчина вернулся к стойке, но Госпожа осталась рядом. Ее рука сжала мой подбородок и притянула мою голову к своему лицу.

— 194-й, если ты хочешь спасти свою сестру, ты сделаешь все, что я прикажу. Тебе ясно?

Я хотел бороться, но все, что я мог видеть, это как Инесса машет мне рукой, входя в арку кровавой ямы. Обретя дар речи, я прохрипел:

— Да.

Глаза Госпожи загорелись от возбуждения, и, притянув меня за мой ошейник, она сказала:

— Я рада, что ты все понимаешь, но я бы все равно заставила тебя повиноваться мне, несмотря ни на что.

Затем она нажала на что-то сзади моего ошейника. Он внезапно затянулся вокруг шеи. Иглы все глубже впивались в кожу. Я кричал и кричал, пока с губ больше не слетало ни звука.

Я пытался дышать сквозь боль, но потом почувствовал, как горячая жидкость вливается в мою шею через иглы. Поначалу жидкость показалась мне странной, но, когда она начала течь по моим венам, в них зародилось тепло. По прошествии нескольких секунд жидкость превратилась в ревущее пламя, растекаясь по моему телу, обжигая меня изнутри. Когда огонь разгорелся, мой разум начал заполняться густым туманом. Образы и мысли начали исчезать. Внезапно в моей голове возникло лицо 362-го, и, вспомнив, что он сказал, я закрыл глаза, когда огонь достигал максимального предела, и запоминал: «Меня зовут Валентин Белров. У меня есть сестра Инесса Белрова. Ее держат в плену. Я должен освободить ее…» 

Глава 17

Зоя

Большое тело Валентина корчилось в спазмах, лежа на полу. Я очень хотела обнять его и держать в безопасности. Тянула за ремни, стягивающие мои запястья и лодыжки, но не могла освободиться.

Я закрыла глаза, и темные мысли заполонили мой разум. Я представляла себе Валентина, привязанного к такой же кровати, как эта, и закованного в ошейник. Думала о девушке, что увидела на экране, о Инессе, которую накачивают наркотиками, а после этого она сидит в углу своей клетки, раскачиваясь взад-вперед только ради того, чтобы какой-то мужчина трахнул ее, забрав при этом ее боль. И я представила Анри и Заала. Мои старшие сильные братья, подвергающиеся пыткам. Словно подопытные кролики, на которых испытывают действие наркотика. Что для одних успехи или неудачи в испытании, для других — всегда боль.

Вздох со стороны вырвал меня из мыслей, и я увидела, как Валентин резко сел. Его голова была опущена, но я заметила, что он был обессилен. Его большие руки висели по бокам так, что казалось, будто он не может ими двигать. Его красивые глаза закатились, пока он боролся за свое сознание.

Мне хотелось плакать, видя этого большого мужчину таким слабым и дезориентированным. Но затем женщина, которую Валентин называл Госпожой, приказала Призракам поднять его. Она говорила с ними на грузинском.

Двое крепких мужчин, одетые во все черное, подняли Валентина. Его тело обмякло, а ступни волочились по полу, пока Призраки тащили его к чему-то похожему на металлический столб.

— Привяжите его! — скомандовала женщина. Мужчины привязали его к столбу и обернули тяжелыми цепями вокруг тела. Мои грудь сжалась, когда они отошли от Валентина. Я знала, что он не сможет пошевелиться.

Словно почувствовав мое отчаяние, Валентин моргнул, затем снова, пока я не увидела, что он возвращается ко мне. Его голубые глаза исследовали комнату, пока не нашли меня. Как только он увидел меня, его тело попыталось пошевелиться. Я заметила ярость, отразившуюся на его лице.

Он сжимал челюсти, борясь с цепями, но даже его невероятная сила не могла сдвинуть тяжелый металл, удерживающий его на месте.

— Зоя! — крикнул он.

В моем горле образовался ком от боли и отчаяния в его голосе.

— Все хорошо, — ответила я.

Женщина двинулась от стойки вдоль стены.

Пылающие глаза Валентина остановились на ней, и он прошипел:

— Я, бл*дь, убью тебя.

Не впечатленная угрозой, женщина прошла мимо него. И направилась в мою сторону. Моя кровь застыла при виде сурового выражения ее лица. Остановившись рядом со мной, она откинула мои волосы со лба. Она заслонила собой Валентина, но я все еще могла слышать лязг металла. Я знала, что он не оставляет попытки освободиться.

Я лежала неподвижно, не желая доставлять ей удовольствие увидеть мой страх. Как будто понимаю, что я делала именно это, она улыбнулась мне, прежде чем ее лицо приняло строгое выражение.

Женщина повернулась к Валентину и начала водить пальцем по всей длине моего тела, поверх толстовки, которую Валентин заставил меня надеть.

Я сжала ноги вместе, мои мышцы болели, когда я натягивала наручники на лодыжках. Женщина остановилась. Возвращаясь тем же путем, она остановилась, когда ее палец достиг верхней части молнии.

— Нет! — услышала я рык Валентина.

Но женщина потянула молнию, и длинная толстовка начала распахиваться, выставляя напоказ мою грудь и тело. Она продолжала расстегивать замок, пока он не расстегнулся полностью. Женщина отодвинула ткань в стороны, моя кожа покрылась мурашками от прохладного воздуха комнаты.

Я отвернулась от нее, когда ее палец коснулся моего живота и двинулся вверх, пока не достиг груди. Ее длинные ногти царапали мои соски. Я протестующе вскрикнула, мои запястья покраснели, пока я пыталась высвободить руки, чтобы оттолкнуть ее.

— Отвали от нее на хрен! — услышала я грозный тон Валентина.

Женщина отстранилась от меня и посмотрела на него.

— Теперь я понимаю, почему она привлекла твое внимание, 194-й. Она красивая.

— Отойди от нее, — потребовал Валентин. Но на этот раз глубокая гортанная угроза пробудила страх даже во мне.

Когда у женщины не дрогнул ни один мускул. Судорожные звуки, издаваемые Валентином, пытающимся освободиться, усилились, а мои ноги дрожали, когда я пыталась удерживать бедра вместе.

Затем Валентин прекратил двигаться, когда женщина отступила и посмотрела на мои бедра.

— Ну, 194-й, кажется, ты уже трахал ее сегодня.

— Я убью тебя, — снова пообещал Валентин; потому что это было именно обещание. Его слова были наполнены тьмой и опасностью.

Женщина лишь покачала головой и улыбнулась.

— Ты этого не сделаешь, 194-й. Потому что ты сделаешь все, чтобы защитить свою маленькую 152-ую, а теперь еще и свою маленькую шлюшку Коставу.

Палец женщины заскользил вдоль внешней части моей ноги, и она сказала:

— Она станет идеальной mona.

Я закрыла глаза от ее слов. Она говорила,что я стану хорошей рабыней. Рабыней для секса. Как Инесса.

Женщина отошла, и когда она это сделала, я увидела Валентина. Его глаза были устремлены на меня. Когда я поймала его взгляд, то одними губами произнесла, что я в порядке. Что я сильная.

Но Валентин не был в порядке. Его тело было раскрасневшимся и кровоточило там, где он боролся с цепями. Но что разбило мне сердце, так это слезы, стекающие по его бледному, покрытому шрамами лицу, поразительный визуальный контраст — эмоции на его жестоком лице. Его голубые глаза были полны боли, когда он смотрел на меня.

Женщина встала справа от него и подняла свою руку к его груди, вытирая слезы с его тела.

— 194-й, я верю, что, возможно, ты действительно любишь шлюху Коставу. Прошло уже много лет с тех пор, как я видела, как ты плачешь.

Валентин не отводил взгляд от женщины, и в его глазах я увидела ответ на ее комментарий. Мое сердце наполнилось теплом, когда я увидела ответ громко и ясно.

Он любил меня.

Открыв свой рот, я убедилась, что он смотрит на меня, и произнесла одними губами: Ya tozhe tebya lyublyu (я тоже тебя люблю).

Я тоже люблю тебя.

Я произнесла это по-русски, чтобы не было никаких недоразумений.

Глаза Валентина закрылись от моих слов, и я увидела, как его тело обмякло от поражения.

Внезапно к ним подошел Призрак. Он держал что-то в своей руке. Рассмотрев повнимательнее, я поняла, что это был металлический ошейник. Такой же, как тот, что Валентин с трудом сорвал со своей шеи.

— Нет! — закричала я.

Женщина молча поднесла ошейник к шее Валентина. Валентин молчал, пока она подбирала иглы к его заживающим ранам и втыкала острые шипы в его красную, покрытую шрамами кожу. Все это время Валентин не сводил с меня глаз. И мои глаза остановились на нем — в нас была сила. В нас была сила, чтобы пережить это вместе.

Женщина застегнула ошейник и приблизила губы к уху Валентина, прошептав достаточно громко, чтобы я услышала:

— Ты повинуешься мне, и только мне, 194-й. Ты сделаешь все, что я скажу. Я владею тобой.

Затем я с ужасом наблюдала, как она нажала на кнопку, находящуюся сзади его ошейника. Валентин сильно зажмурился, и его лицо стало ярко-красным. Ошейник натянулся на его шее, вены и связки мышц выпирали, когда сыворотка впрыскивалась в его вены.

Его зубы стиснулись, а губы побледнели. Как только я подумала, что он может упасть в обморок от очевидной боли, он прогремел:

— Меня зовут Валентин Белров. У меня есть сестра Инесса Белрова. У меня есть любимая по имени Зоя Костава. Их держат в плену. И я должен их освободить!

Мое сердце раскололось надвое, когда он выдохнул свою новую мантру, а затем его голова упала вперед. Затаив дыхание, я ждала, когда он пошевелится. Минуты шли за минутами, пока я не заметила слабое движение. Его палец выскользнул из-под цепей. Его тело постепенно начало просыпаться, кровь, стекающая по груди от ошейника, начала замедляться.

Мое сердце бешено забилось в груди, когда он поднял голову, и я сосредоточилась на его закрытых глазах. Я слышала, как мое тяжелое тревожное дыхание эхом отдавалось в ушах; затем оно полностью прекратилось, когда Валентин резко открыл глаза.

Мой желудок сжался, когда два расширенных зрачка уставились прямо перед собой. Он был живой, но не живущий.

Женщина встала перед ним и спросила:

— Как тебя зовут?

Без какой-либо реакции Валентин ответил:

— 194-й.

Я заметила, как победоносная улыбка осветила ее лицо. Затем она спросила:

— Кто владеет тобой?

С тем же отсутствующим выражением на лице, Валентин ответил:

— Госпожа.

Последняя надежда покинула мое тело. Госпожа приказала своим людям спустить Валентина вниз. Валентин стоял абсолютно неподвижно, его пустой взгляд был устремлен прямо перед собой.

Тяжелые цепи упали, но Валентин не двинулся с места. Женщина отступила назад, пока не оказалась рядом с моей кроватью, и приказала:

— 194-й, подойди ко мне!

Валентин шагнул вперед, его тело повиновалось приказу женщины. Когда он остановился перед ней, и она посмотрела вниз на меня, все еще привязанную к кровати, мое тело охватил ужас.

— 194-й, — сказала она с улыбкой на лице, — схвати Заала Коставу. Приведи мне его в течение дня: живым или мертвым.

— Да, Госпожа, — ответил Валентин без лишних вопросов.

Когда я услышала, как Валентин уходит, чтобы схватить моего брата, я была уверена, что никогда больше не стану целой.

Я лежала неподвижно, отвернувшись от женщины. Чья-то рука на моем плече заставила меня обернуться. Странно, но я не чувствовала боли. Эта женщина ввела мне сыворотку, которая была подобна жидкому огню, струящемуся по моим венам. Я никак не отреагировала, когда она ввела мне еще один шприц. И я никак не отреагировала, когда она взяла третью дозу. Только после четвертой и пятой инъекции я поняла, что она пытается меня убить.

Я отреагировала только тогда, когда женщина наклонилась к моему уху и резко прошептала:

— Это за Левана Джахуа, шлюха Костава. После завтрашнего дня больше не останется никого из твоей семьи, чтобы отравлять землю. После завтрашнего дня любовь всей моей жизни наконец-то сможет спокойно отдохнуть, зная, что ваши последние ядовитые сердца остановились.

Глава 18

194

Схватить и доставить.

Схватить и доставить.

Фургон раскачивался из стороны в сторону, пока доставлял меня к моей жертве. Я потянул свои руки вперед и ухватился за прутья клетки. Я начал дергать металл, пытаясь высвободить часть ярости, которая находилась глубоко внутри.

«Схватить и доставить Коставу» засело в моем сознании. И в этот момент перед моими глазами возник его образ. Высокий, мускулистый, грузин. Длинные волосы. Зеленые глаза.

Схватить и доставить Коставу.

Я схватился за голову, когда острая боль пронзила мой мозг. Она возникала снова и снова, и пара карих глаз появилась в моем сознании. Мое тело дрожало, в то время как глаза никуда не исчезали. Мои руки тряслись, в то время как глаза будто просили меня что-то вспомнить. Я пытался и пытался вспомнить карие глаза; затем Госпожа закричала: «Схвати Коставу!». Моя кровь закипела, и ошейник натянулся на шее.

Ярость нарастала в венах, пока не стала закипать, и я взревел от гнева. Мои ступни пинали по клетке. Тяжелые ботинки, которые заставил меня надеть Призрак, стучали по металлу.

Я пинал клетку снова и снова до тех пор, пока фургон не остановился.

Я присел в клетке, нуждаясь в убийстве, готовый убить любого, кто бы ни встретился мне за этой дверью. Я ждал и ждал. Затем дверь фургона распахнулась, и Призрак открыл замок клетки.

Толкнув металлическую дверь, я выскочил из клетки, свернув при этом шею Призраку, шипя при звуке ломающихся костей.

Бросив безжизненное тело на землю, я выпрыгнул из фургона, и мне в лицо ударил запах соленого воздуха. Я посмотрел налево и направо, затем натянул на голову капюшон своей черной толстовки. Вокруг было темно и тихо.

Я оглядел окрестности, прислушиваясь к шуму волн позади меня. С одной стороны были заброшенные пирсы и темный песок, с другой — старые разрушенные дома и безлюдное побережье.

Я бросился бежать, стараясь держаться в тени. Холодный ветер завывал, пока я бежал и бежал, мысленно прослеживая улицы, которые вели меня к цели. Вывески магазинов скрипели, покачиваясь на ветру. Заколоченные окна зданий были покрыты граффити.

Я продолжал бежать. «Схватить Коставу, схватить Коставу» — этот приказ все еще кружился в моем сознании. Но что-то еще пыталось всплыть, при этом заставляя мои руки сжиматься от гнева. Что-то еще, что я должен был вспомнить.

Но я не мог. Я ничего не мог вспомнить. Внезапно я споткнулся, и мое тело словно врезалось в кирпичную стену. Карие глаза снова заполнили мой разум. Карие глаза и мягкие губы, изрекающие Ya tozhe tebya lyublyu (я тоже тебя люблю).

Я тоже тебя люблю, я тоже тебя люблю…

Я подавил рык, когда в моем сознании всплыло женское лицо, заставив меня снова споткнуться. Это лицо было мне знакомо. Я знал это лицо, но не мог вспомнить откуда. «Kotyonok (котенок)» — прошептал кто-то в моей голове. Как только туман, казалось, рассеялся, ошейник сжался вокруг моего горла, и новая волна огня хлынула по моим венам, стирая женское лицо из моего сознания.

Моя рука ударилась о стену дома, стоящего справа от меня. Я изо всех сил старался дышать сквозь боль. Мои ноги продолжали бежать, а голос Госпожи приказывал мне схватить и доставить Заала Коставу: живого или мертвого.

Темнота поглотила мой разум, оставив только одну мысль: схватить и доставить Коставу.

Пот с моего тела стекал по коже, а затем темнота снова рассеялась. Мои ноги дрожали, что-то выталкивало Госпожу из моего сознания.

Моя голова металась туда-сюда, между голосом Госпожи и женщиной с карими глазами, которая говорила мне, что любит меня.

Я уже завернул за угол, как вдруг впереди показался особняк из коричневого камня. Внутри горел свет, мимо окон ходили люди. Я остановился, мое дыхание было тихим и тяжелым, когда я мысленно готовился к убийству. Свет фар повернул за угол, и я нырнул в переулок, когда мимо проехала машина.

Я моргнул, затем снова моргнул, когда увидел в своей голове женщину; затем она появилась передо мной. Я протянул руку, но она лишь рассекла воздух, и женщина исчезла. Я откинулся на стену, ударившись спиной о твердый кирпич. Покачал головой и потер глаза.

Схватить и доставить Коставу.

Схватить и доставить Коставу.

Голос Госпожи, всегда звучавший в моей голове, заставил меня выпрямиться. Заставил меня подчиниться ее приказу. Глаза снова сосредоточились на коричневом камне, возвращаясь к задаче. Я сделал шаг вперед, но та кареглазая женщина в моей голове снова оказалась передо мной. Я видел ее как наяву, одетую в черное, с фотографией в руке. Внезапно она двинулась в сторону дома, и я понял, что это было воспоминание, застрявшее в моем мозгу. Я уже был здесь раньше. Я и раньше наблюдал за этим домом. Я схватил ее, чтобы оттащить в тень и унес в камеру пыток.

Женский образ показался мне настолько реальным, что я все же протянул руку. Как только это сделал, моя рука снова ухватилась только за холодный воздух. Женщина растворилась в тумане и исчезла.

Схватившись за голову, когда невыносимая боль пронзила мой череп, я снова укрылся в тени. Пот лился с моего лица, а потом я почувствовал, как мой ошейник снова натянулся.

— Нет! — подумал я, не в силах больше выносить яд, бегущий по моим венам.

Еще одна волна обжигающего огня пронеслась по ним. И я не мог этого вынести. Я не мог этого вынести. Но четкая команда просочилась сквозь него.

Схватить и доставить Коставу.

Я оглядел улицу. Прямо перед собой увидел человека в черном, идущего по аллее к черному входу в дом.

Не издав ни звука, я пересек темную улицу, под ногами слегка хрустел снег. Я слился с тенью и свернул за угол, в переулок. Там стояли четверо мужчин с пистолетами. Охранники.

Глубоко дыша, я завернул за угол и подкрался к первому мужчине. Сломав ему шею, я потащил его назад в сад, вынимая пистолет из его куртки. Я проверил: пистолет оказался с глушителем.

Хорошо.

Спрыгнув обратно в переулок, я вытащил пистолет и сделал три выстрела, пронзив головы охранников. Бросив пистолет на землю, я вскарабкался на стену дома, в котором жил Костава. Прямо под стеной стоял еще один охранник. Спрыгнув вниз, и приземлившись у него за спиной, я обхватил его рукой за шею и сжал. Он вцепился мне в руки, но, получив перелом шеи, молча рухнул на землю.

Я уже было двинулся к черному входу, когда ослепляющая боль вернулась. Упав на колени, схватился за голову. Пара карих глаз смотрела на меня. У меня перехватило дыхание, когда имя Костава снова закружилось в моей голове.

Я должен был схватить или убить Коставу, но я также любил Коставу? Я ничего не понимал; в голове у меня все заволокло темным туманом. Мой череп болел, и, поднявшись на ноги, я покачнулся и ударился головой. Затем мое зрение прояснилось, и я увидел каменные ступени, ведущие к задней двери.

Костава.

Я молча взбежал по ступенькам. Увидев сквозь стекло людей, сидящих в комнате, я вгляделся в их лица. Три женщины, четверо мужчин. Затем мое тело замерло, когда я узнал Заала Коставу, стоявшего сразу за дверью.

Пот начал стекать по моему лицу, кожа стала слишком горячей, ноги слишком слабыми, а разум слишком тяжелым. Как только моя нога проломила дверь, карие глаза заполнили мою голову. Но на этот раз они плакали, и мое сердце болезненно сжалось в груди. Мне хотелось обнять ее. Я хотел ее, потому что она была моей.

Мне придется убить Коставу, чтобы вернуть ее обратно.

Рванувшись вперед, я столкнулся с Заалом Коставой как раз в тот момент, когда он повернулся и посмотрел в мою сторону. Я врезался в его тело, опрокинув его на пол. Мой кулак полетел ему в лицо, мои сильные удары столкнулись с его челюстью.

Я слышал крики женщин. Слышал, как мужчины отдавали приказы. Когда я уже готов был нанести еще один удар, охваченный яростью, меня перевернули на спину, и сильный кулак тут же врезался в мое лицо. Удары сыпались градом, пока я не стал пинать ногами. Я тут же попытался встать, но ослепляющая боль вернулась. Я схватился за голову; боль пронзила мой гребаный череп. Затем в моей голове мелькнуло лицо, но на этот раз оно осталось.

— Валентин, — тихо шептала она, а я тянул к ней руки, пытаясь обнять ее.

— Зоя, — прогремел я, пытаясь прикоснуться к ее лицу. — Kotyonok, — шептал я в ответ, и видел, как она улыбалась.

Грубые руки схватили меня за предплечья и стянули мой капюшон. Я часто заморгал от яркого света. Осмотревшись, я увидел окровавленное лицо Заала Коставы, наблюдающего за мной.

— Костава, — произнес я пренебрежительно. — Брат Зои.

— Зоя? Моя Зоя? Где она?

Перед Заалом встал еще один мужчина, попав в поле моего зрения. Я пытался встретиться с ним глазами, но мое зрение снова затягивалось густой пеленой.

— Схвати или убей Коставу, — прохрипел я и потянул за металлический ошейник на своей шее.

Я тянул и тянул, пока не почувствовал, как по моей шее стекает струйка крови. Я не мог вспомнить, зачем мне нужно было его снять. Я просто знал, что должен сорвать с себя ошейник. Голос Госпожи донесся до меня еще раз, и я прошептал:

— Схвати и доставь — живым или мертвым.

Затем мое тело перестало двигаться, и комната превратилась в черную дыру. 

*** 

Я слышал тихие голоса на заднем плане, но не мог открыть глаза. Голова ощущалась тяжелой. Память была разбита вдребезги.

Голоса приближались, и я услышал, что они говорят по-русски.

Русские?

Я не слышал русскую речь со времен сиротского дома.

Или с последней встречи с Зоей.

Зоя!

Мысль о Зое заставила мое тело выгнуться дугой, пытаясь освободиться, но мои руки и ноги были связаны.

Я боролся и боролся, пока не заставил себя открыть глаза. Дыхание вырывалось наружу короткими вдохами, а тело было горячим, пот стекал по лицу. Зрение было затуманено, я моргал до тех пор, пока оно не прояснилось. Когда ко мне вернулось ясное зрение, я обнаружил, что нахожусь в комнате, похожей на гостиную. Повернул голову, пытаясь следовать за голосами, но, когда пошевелился, боль в шее перехватила мне горло. Я зашипел от боли, и гнев снова овладел мной.

Меня трясло от ярости, обжигающей мою кровь. Я пытался вспомнить, что же, черт возьми, произошло. На поверхность всплыли разрозненные воспоминания: Госпожа застает нас в камере пыток, нас запирают в клетке, электрошокер, Зою привязывают к кровати, Госпожа привязывает меня к столбу, прикрепляет ошейник, приказывает убить…

— Бл*дь! — взревел я и забился в кресле, отчаянно пытаясь освободиться.

В комнату кто-то вошел. Я поднял голову и увидел, что на меня смотрит блондинка. Я открыл было рот, чтобы заговорить, но в горле у меня пересохло.

Она выбежала из комнаты. Я услышал голоса, а затем несколько пар ног вошли в комнату. Мои руки сжались в кулаки, когда внезапно передо мной появились двое мужчин.

Я смерил взглядом этих мужчин с ног до головы. Моргнул, от куда-то зная, что видел их раньше. Один из них был светло русым с темно-карими глазами. Его взгляд был холоден. Он был сложен и выглядел так, словно мог убить на месте. Но когда я посмотрел на второго мужчину, мое сердце бешено заколотилось.

Заал Костава.

— Костава. — с трудом выдавил я из себя.

Он был огромен, больше, чем я себе представлял. У меня в голове всплыла его фотография, которую Госпожа заставила меня запомнить. Он выглядел точно также. Единственная разница заключалась в его длинных волосах, которые были связаны сзади.

Зеленые глаза Коставы вспыхнули яростью, когда он посмотрел на меня сверху вниз. Его лицо распухло, а губы были в крови. Я крепко зажмурился, вспоминая, как ворвался в дом, но не мог понять, почему напал. После этого мои воспоминания были туманны. Этого никогда не случалось, раньше я помнил все. Но только не сейчас.

— На кого ты работаешь?

Я открыл глаза. Мужчина со светлыми волосами говорил со мной по-русски.

— Ты русский? — спросил я в ответ.

Его голова наклонилась в сторону и, пока он пристально на меня смотрел, я добавил:

— Где я?

Мой мозг очень медленно соображал. На этот раз информация не всплывала быстро.

— Ты расскажи мне, — огрызнулся мужчина.

Мое внимание снова переключилось на Коставу, и я заговорил прежде, чем смог остановить себя:

— Меня послали за ним.

В своей голове я пытался вспомнить причину. Затем я вспомнил Зою, лежащую на кровати.

— Зоя, — выдохнул я, пытаясь удержать память о ней до того, как она снова растворится.

На этот раз Костава хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, в котором я сидел.

— Ты уже в третий раз произносишь ее имя. Где она? — его резкие слова сочились ядом.

Но я был так же безумен, как и он.

Зоя была моей.

Она принадлежала мне.

Я должен спасти ее. Темноволосая девушка в углу камеры была следующим воспоминанием в моем сознании. Я подавился криком, но сумел прорычать:

— Инесса!

Костава отступил назад. Мужчина рядом с ним схватил руку, которая была готова врезаться мне в лицо. Я потянул за веревки и потребовал:

— Развяжите меня… я должен спасти их, — вдохнул я, борясь с иглами, разрезающими мое горло и крадущими мой голос. — Я должен спасти их…. От Госпожи…

Оба мужчины замерли, затем посмотрели друг на друга. Наклонившись, блондин спросил:

— Кто такая Госпожа?

Я стиснул зубы, когда он начал расспрашивать меня, вместо того чтобы отпустить. Наконец я достаточно успокоился, чтобы рявкнуть:

— Это чертова… грузинская сука… которая управляет мной!

— Грузинка, — повторил русский, в то время как Костава начал расхаживать по комнате.

— Госпожа Арзиани, — ответил я, — сестра Господина Кровавой Ямы.

Его глаза опустились вниз. Когда взгляд остановился, он спросил:

— Откуда у тебя татуировка с номером 194?

Мои мышцы напряглись, но я ответил:

— Кровавая яма. С тех пор как однажды ночью Ночные Призраки похитили меня и мою сестру и привезли нас в этот ад.

— Объясни, — снова настаивал блондин.

— Мне нужно вернуться, — ответил я, переводя дыхание. — Я должен спасти их.

Чувствуя, как с каждой минутой туман окутывает мой разум, я представил Инессу и Зою, оказавшихся в ловушке с Госпожой, и прокричал:

— Вы должны, бл*дь, отпустить меня!

— Нет, пока мы не узнаем, кто ты и почему пытался убить Заала.

Я опустил голову и тут же поморщился от резкой боли в шее. Боль прошла, когда я понял…

— Вы сняли ошейник?

Костава остановился и посмотрел на меня сверху вниз, но в остальном ничем себя не выдал.

— Сыворотка, — сказал я. — Госпожа ввела мне слишком много. Зарядила гранулы слишком большим количеством яда, чтобы быть уверенной, что я схвачу свою жертву. Моя голова…

Я замолчал, морщась от тупой боли, когда русский сообщил мне:

— Мы его сняли. Сыворотка была наркотиком послушания. У нас есть человек, который изучал его. Он разработал сыворотку, чтобы нейтрализовать ее действие. Иногда это срабатывает, иногда нет, но с тобой нам повезло. Это довольно быстро вернуло тебя обратно.

Я уставился на блондина, потом вспомнил, что говорила Зоя: «Мой брат Заал Костава женится на Толстой. Мой брат, лидер клана Костава, женится на дочери Братвы Волкова».

— Братва, — сказал я тихо. — Братва Волкова.

Он не выглядел удивленным от моих слов, но спросил:

— Кто сказал тебе это?

Я перевел взгляд на Заала и ответил:

— Зоя. Она говорила, что ее брат женится на Толстой, дочери Братвы. Она сказала, что, если мы придем к вам, вы сможете нам помочь.

— Помочь с чем? — подтолкнул блондин.

— Убить мою Госпожу и освободить мою сестру.

— Что случилось с твоей сестрой?

— Госпожа накачивает ее наркотиками и держит взаперти. Она — mona — рабыня секса. Госпожа использует ее, чтобы контролировать меня. Она отправляет к ней мужчин, чтобы те ее трахали, а меня заставляет на это смотреть. Затем обещает, что если я убью свою следующую жертву, то увижу ее снова. Этого никогда не происходило, но я не могу оставить ее там одну. Госпожа забрала ее имя, так же, как и мое, и наколола ей номер — 152.

Внезапно Заал Костава замер. Русский заметил это и посмотрел на него.

— В чем дело? — спросил он.

Заал стиснул зубы, опустил голову. Его глаза метались из стороны в сторону, будто он что-то вспоминал.

— Думаю, я знаю этот номер, — тихо проговорил он. Затем поднял голову и побледнел. — Джахуа. У Джахуа была mona, рабыня… 152-ая. Мне кажется, что он использовал ее для показа действия наркотика Типа B.

Услышав эти слова, кровь в моем теле застыла, и я уточнил:

— Господин Джахуа? Ты знаком с Господином Джахуа?

Заал встал на место блондина и спросил:

— Ты его знаешь?

Мое тело напряглось, и я ответил:

— Он был любовником моей Госпожи. Он был тем самым ублюдком, который надел на меня ошейник, когда мне было двенадцать лет. Он сделал его для меня и моей Госпожи, когда я тренировался в Кровавой Яме. Он разрабатывал сыворотку там, в лабораториях. И это он превратил меня в это. Палача и убийцу, — я холодно улыбнулся, даже не заметив, что Заал тоже погрузился в воспоминания. — Но они никогда не знали, что наркотик действует на меня лишь временно. Я заставил их думать, что полностью нахожусь под их контролем. Но я помнил все. Поэтому, когда настанет день, я смогу отомстить.

Я тяжело дышал, мои мышцы напряглись, предвкушая эту схватку, когда я заметил, что в комнате воцарилась тишина. Я поднял голову и увидел белокурого русского и Заала Коставу, совершенно застывших на месте.

— Что? — спросил я.

— Где Кровавая Яма? Какая она? — настойчиво спрашивал блондин.

— В Грузии. Именно туда Арзианцы привозят всех бойцов-чемпионов ГУЛАГа на Финальные Смертельные Поединки. Именно там они делают из детей бойцов, убийц и mona — сексуальных рабынь — прежде чем продают их тем, кто больше заплатит, или держат их в яме для развлечения.

— ГУЛАГ? — уточнил русский. Теперь его голос был резким и ледяным.

Я медленно кивнул.

— Арзианцы управляют всеми ГУЛАГами по всему миру и выбирают чемпионов, чтобы привести их в Кровавую Яму для смертельных игр с высокими ставками. Они делают ставку на того, кто станет чемпионом Кровавой Ямы.

Я посмотрел на Заала и сказал:

— Господин Джахуа разработал сыворотку вместе с моей Госпожой. Именно там он проводил эксперименты на своих подопытных.

На этот раз настала очередь Заала быть воплощением смерти. Его лицо исказилось, и он прорычал:

— Эксперименты?

Вспомнив, как мы, трое мальчишек, сидели в клетках, когда были детьми, я рассказал:

— Я был заперт в клетке, рядом с двумя братьями в течение многих лет. Братьями-близнецами. Но к тому времени, когда меня привезли, один из них уже был негоден для сыворотки. Они уже много лет находились там. Я пытался говорить с одним из близнецов, но он уже забыл свое имя, и кто он такой. Он жил ради того дня, когда наконец убьет Джахуа. Он сидел и повторял имя Джахуа, стараясь не забыть его. Сыворотка действовала на него не так, как на брата. Но с каждым днем это все больше и больше отнимало у него воспоминания. Но этого было недостаточно: его разум никогда полностью не сдавался. В конце концов, Джахуа отослал его, оставив в лаборатории только меня и другого брата-близнеца. Когда я достаточно подрос и закончил свое обучение, Господин Арзиани продал меня в качестве наемного убийцы, — я опустил голову, ткнув подбородком в имена на моем теле. — Каждая татуировка — это имя моей жертвы. Госпожа и Господин Арзиани хотели, чтобы их жертвы видели имена людей, чьи сердца я остановил. Они хотели видеть во мне своего дикого уродливого зверя.

Заал побледнел и, возвышаясь надо мной, спросил:

— Ты помнишь идентификационные номера мальчиков-близнецов в тех клетках?

Я нахмурился, но кивнул.

— Я помню все, — мрачно ответил я. — Кровавая Яма прочно засела в моем гребаном мозгу. Каждая ее часть. С того самого дня, как я приехал, и до того, как уехал.

Заал ждал, и я понял, что он хочет, чтобы я назвал цифры. Сделав глубокий вдох и превозмогая боль в горле, я произнес:

— 362-й и 221-й. Они были грузинами. Больше я ничего не знал. Да и они тоже.

Я услышал, как кто-то ахнул у меня за спиной, но не мог понять, откуда именно доносился звук. Это был женский вздох. Даже если бы я мог повернуться, я не был уверен, что сделал бы это. Глаза Заала Коставы горели гневом, и он, сняв рубашку, швырнул ее на землю. Он тяжело дышал, и его мышцы дрожали от того, насколько напряженным стало его тело.

Мой желудок упал, когда я уставился на его грудь и увидел его идентификационную татуировку, точно такую же, как у меня — 221.

— Ты, — прошептал я, мое сердце бешено колотилось в груди, а руки вцепились в подлокотники кресла. — Ты, 221-й, Заал Костава? Ты ведь брат Зои?

Заал кивнул. Было очевидно, что он не мог говорить. Внезапно причина его убийства обрела смысл.

— Это ты убил Джахуа. Вот почему Госпожа привезла нас в Нью-Йорк. Вот почему она хочет твоей смерти. В отместку за то, что ты убил ее любовника.

Глаза Заала закрылись, и он глубоко вздохнул. Мужчина рядом с ним шагнул вперед и тоже снял с себя рубашку. Моя голова дернулась, когда я увидел татуировку на его груди — 818.

Я нашел подобных себе мужчин.

Зверей, вроде меня.

В конце концов, я встретился с ним взглядом, и он сказал:

— Чемпион Аляски по ГУЛАГу. Тату была сделана в четырнадцать лет.

— Был похищен в двенадцать лет, — сказал я после нескольких секунд молчания, мой голос дрогнул. — Меня забрали из моего сиротского приюта посреди ночи. Вместе с моей сестрой и еще примерно двадцатью другими детьми.

Воцарилось молчание, пока Костава не проскрежетал:

— Забрали, когда было восемь. Но сначала заставили смотреть, как убивают всю мою семью. Затем был накачан наркотиками вплоть до нескольких месяцев назад.

Я изучил его лицо и теперь мог увидеть в нем молодого 221-го. И я мог увидеть сходство с Зоей. У него была темная кожа и черты лица, как и у моего kotyonok (котенка) — если бы не его зеленые глаза.

— А где 362-й? — спросил я.

Оба мужчины молчали, пока Заал просто не произнес:

— Мертв.

Мои глаза закрылись, и я прошептал:

— Это убьет ее, если она узнает об этом.

— Кто? — настаивал блондин, его тон был требовательным.

— Зоя, — ответил я.

Это, казалось, подтолкнуло Заала, и он встал передо мной.

— Где она?

— Она и моя сестра у Госпожи. Мне было приказано схватить тебя несколько недель назад, но я не смог до тебя добраться. Слишком много защиты. Госпожа велела мне похитить кого-нибудь из твоего окружения, чтобы, в конце концов, заполучить тебя.

Я помолчал, затем добавил:

— Я видел, как Зоя наблюдала за твоим домом с противоположной стороны улицы. Видел у нее в руках фотографию, на которой ты был запечатлен. Я похитил ее. Мне нужно было отыскать путь внутрь, и я решил, что она сможет его обеспечить.

Заал подлетел ко мне и впился пальцами в мои руки.

— И что же ты с ней сделал? Если ты причинил ей боль, я убью тебя.

Стыд пронзил меня, и, в конце концов, я ответил:

— Я влюбился в нее, ты, грузинский придурок. Я боролся с гребаной сывороткой, которая заставила меня похитить ее с улицы, которая принуждала меня подчиняться всему, что эта сука Госпожа хотела от меня, и влюбился в маленькую грузинку.

Мои глаза на мгновение закрылись от боли, вызванной тем, что делала с ней Госпожа. Пытаясь сдержать свой гнев, я объяснил:

— Госпожа узнала и пришла за нами обоими. Она держит ее в плену. Госпожа убьет Зою, если я не вернусь с тобой. Она хочет тебя. Весь этот переезд в Нью-Йорк был только из-за тебя. Ты убил ее любовника — человека столь же злого, как и она сама.

Заал внимательно посмотрел мне в глаза и выпрямившись спросил:

— Сколько с ней охранников?

— В ее особняке около десятка мужчин, и трое сильных, обученных Ночных Призрака, которые постоянно окружают ее. Зоя и моя сестра Инесса тоже там.

— Кто такие Ночные Призраки? — спросил светловолосый.

Лед наполнил мою кровь.

— Призраки, бл*дь, это те, кто создан в самом аду. Арзианцы не похожи на другие криминальные семьи. Они подобны армии, а Господин Арзиани — их предводитель. Все они одеты в черную униформу, на лацканах которой изображен символ двух скрещенных кинжалов. У них нет души. Все они — мертвые внутри. Они приходят за детьми ночью, сливаясь с тенями, и бросают их в Кровавую Яму — в этот ад на земле. В приюте мы называли их Ночными Призраками, так как дети верили, что это злые духи, которые приходят, чтобы забрать вас в ад — реальность была не так уж далека.

Я тряхнул головой, пытаясь прогнать эти воспоминания из своей головы, прежде чем взорваться. Но, взглянув на Заала, продолжил:

— Если я не появлюсь с тобой к концу дня, Зою и Инессу отправят в Грузию, в Кровавую Яму. Где они будут использованы — и очень часто. Они обе слишком красивы, чтобы не завоевать внимание Господина.

Заал словно окаменел, когда я сказал ему эти слова. Его голова слегка наклонилась вперед, и он прошептал:

— Зоя красивая? — его голос звучал так, словно он проглотил бритву.

Мой желудок сжался. Я видел, как он защищал Зою, как любил ее по-братски, точно так же, как я любил Инессу.

Тепло наполнило мое тело, просто думая о моей женщине, я ответил приглушенным голосом:

— Такая чертовски красивая. Длинные черные волосы, карие глаза, оливковая кожа — она украла мое мертвое сердце.

Заал посмотрел на светловолосого и прорычал:

— Мы идем туда.

Он кивнул, соглашаясь с его словами. Затем посмотрел на меня:

— Как тебя зовут?

В моей крови забурлила надежда. Впервые за много лет у меня появилась надежда, что я освобожу Инессу и смогу спасти Зою.

— Валентин, — прохрипел я, — Валентин Белров.

Русский подал кому-то знак, чтобы меня развязали. Когда веревки упали, я поднялся на дрожащих ногах. Когда встретился взглядом с блондином, он сказал:

— Я — Лука Толстой. Князь Братвы Волкова.

Мои глаза расширились, и я тут же опустил голову.

— Я был сыном шлюхи-наркоманки, до того, как стал этим… чудовищем Госпожи Арзиани. И я горжусь тем, что буду сражаться рядом с тобой, князь.

Лука кивнул, а затем указал на Заала.

— Мой брат Заал Костава — Лидер Тбилисского клана Костава. Они были самым могущественным кланом в Грузии, пока Джахуа не уничтожил их. Он восстанавливает свою мощь.

Мой желудок сжался, а губы приоткрылись от шока.

— Зоя — дочь подпольной грузинской мафии?

Заал коротко и строго кивнул мне в ответ, его глаза сузились. Я опустил голову. Зоя была членом грузинской криминальной семьи королевских кровей. Ее брат был криминальным авторитетом, который собирался жениться на дочери из Братвы.

Она никогда не будет со мной. Дочери криминальных семей всегда удачно выходили замуж. Для народа Грузии она с таким же успехом могла быть коронованной принцессой.

— Ты помнишь обратную дорогу к особняку своей Госпожи? — спросил Заал, вырывая меня из моих мыслей.

— Да, — ответил я, внезапно почувствовав себя опустошенным, так как теперь знал, что никогда не смогу быть с Зоей, когда все это закончится.

Зная, что опасности больше нет, мой котенок поймет всю чудовищность моих садистских поступков, не все из которых были совершенны под действием сыворотки.

— Хорошо, — сказал Заал. — Нам нужна карта, и мы должны созвать наших людей.

Лука шагнул вперед и направился в другую комнату. Когда я повернулся, чтобы пойти следом, жесткая рука Заала легла на мою руку. Я посмотрел вниз на его пальцы, обхватившие мои бицепсы, и мои ноздри раздулись. Ни один ублюдок не смел прикасаться ко мне; мне было все равно, даже если он был гребаным королем всего мира.

Не обращая внимания на мой пристальный взгляд, Заал придвинулся ближе и сказал:

— Не знаю, что произошло между тобой и моей сестрой. Ты говоришь, что любишь ее; я сомневаюсь и задаюсь вопросом, как это возможно, когда ты — тот, кто похитил ее той ночью. Я последую за тобой, чтобы вернуть наших сестер, так как вижу боль за твою сестру в твоих глазах. Но если я узнаю, что ты солгал или причинил вред моей Зое, независимо от нашего общего прошлого, я убью тебя.

Заал наклонился еще ближе, мое тело боролось с желанием напасть.

— Ты знал меня еще мальчиком. Но я был опытным убийцей. И все еще таковым являюсь. Помни об этом.

Заал отошел в сторону, когда я произнес:

— Грузин.

Он замер, но не оглянулся. Скрипя зубами, я продолжил:

— Я тоже убийца. Может быть, я и не член королевской семьи криминальных кругов, как все остальные ублюдки поблизости. Но убийство — это то, что я делаю; это единственное, что я делаю.

Я помолчал и добавил:

— Это единственное мое умение. Помни об этом тоже.

С напряженными плечами Заал вышел из комнаты. Обернувшись, я увидел в дверном проеме двух женщин, которые пристально смотрели на меня: одна из них та самая блондинка с холодными глазами, которую я уже видел. Когда я поднял подбородок в сторону мафиозной суки, они оставили меня одного. Затем в дверях появился охранник и направил пистолет в ту сторону, куда ушли Заал и Лука.

Двигаясь вслед за двумя мужчинами, которые так же, как и я, были заключены в тюрьму и подвергались пыткам, я подсчитал, что приближаюсь к своим последним часам в этой жизни. Несмотря на то, что я любил Зою с такой яростью, о которой даже не подозревал, в тот самый момент, когда ее брат узнает, что я сделал с ней, он перережет мне горло.

И в этом я с ним соглашусь.

Главное, чтобы он сначала спас мою сестру и Зою, чтобы они были в безопасности.

Тогда это рукотворное уродливое чудовище — 194-го — наконец можно будет усмирить. 

Глава 19

Валентин

Я сидел на заднем сиденье фургона, в котором Призрак доставил меня в Бруклин, в сопровождении Заала и Луки. Их охранники следовали позади нас в другом фургоне. Ошейник снова был закреплен у меня на шее, но уже без иголок. Нам необходимо было продолжать делать вид, что я все еще нахожусь под контролем Госпожи. Я ненавидел носить эту штуковину. Тяжелый металл царапал мои свежие раны. Но при одной мысли о Зое, привязанной к той кровати, боль исчезала, растворяясь в воздухе.

Мы планировали нашу атаку в течение нескольких часов. Пахан и еще один главарь Братвы присоединились к нам за столом. Я наблюдал за Кириллом Волковым, когда тот слушал, как его князь составляет план. Я видел гордость в глазах Кирилла. Все это время мой желудок сжимался. Никто, кроме Зои, никогда меня не любил. Двенадцатилетним ребенком я слышал о русской семье Волковых. Сидя за столом и наблюдая, как легендарный мужчина позволяет своему князю вести дела, я убедился, что князь, вероятно, не останется в этой должности надолго.

Уже почти рассвело, но небо все еще было достаточно темным, чтобы мы смогли незаметно приблизиться к особняку. Втроем мы сидели в фургоне молча. Нам не терпелось, чтобы фургон прибыл к месту нашего назначения. Лука и Заал были одеты во все черное. Заал отказался надевать что-либо, что прикрывало бы его тату на груди, чтобы Госпожа сразу увидела его идентификационный номер. Лука был одет в темную одежду, капюшон от толстовки был натянут на голову, а на костяшках его пальцев блестели кастеты.

Внезапно фургон остановился. Дверь открылась, и мы втроем выпрыгнули наружу. Глава охраны Луки стоял уже с пистолетом наготове. Другие охранники Луки и Заала остановились позади нас. Мы были в самой гуще леса, сразу за территорией особняка. Заал встал передо мной и сказал:

— Сделай так, чтобы это выглядело правдоподобно.

Не колеблясь, я начал бить Заала по лицу кулаком, и огромный мужчина принимал удар за ударом. Я ударил его еще десять раз, пока его лицо не стало кровоточить, а кожа на его щеках и лбу не треснула. Синяки и припухлости скоро появятся. Госпожа будет довольна, что я причинил ему боль.

Заал вытер нижнюю губу и уставился на меня так, словно хотел проломить мне череп. Я предполагал, что он догадывался о том, что я причинил боль его сестре. Я видел это в его подозрительных глазах. Он выплюнул кровь изо рта на землю, прежде чем повернуться ко мне спиной и сложить запястья вместе. Я связал их веревкой. Заал повернулся и молча начал ждать, когда мы двинемся дальше. Я кивнул Луке, давая ему понять, что был готов. Он протянул мне маленький белый пузырек.

— Закапай несколько капель в глаза, это расширит твои зрачки. Нам нужно, чтобы та женщина поверила в то, что чертова тонна сыворотки, которую она закачала в твой ошейник, все еще держит тебя под ее контролем. Если ты все испортишь, все там умрут.

Я выхватил пузырек из его рук и капнул немного жидкости себе в глаза. Мне не нужно было, чтобы русский князь напоминал мне о том, что может произойти с единственными двумя людьми, которых я любил. Капли мгновенно стали жечь глаза, но вскоре все вернулось в норму. Я швырнул пузырек обратно в Луку, и он, не реагируя, произнес:

— У тебя час, чтобы добраться до особняка, прежде чем войдем мы, — он медленно подошел ближе. — Всех, кто там будет, мы убьем. Всех, кроме двух женщин, которых ты хочешь защитить.

Он помолчал и, наклонившись, тихо добавил:

— Включая тех, кто нас предаст.

Я принял его предупреждение, но, отступив назад, подтвердил:

— Понял.

Мы зашли вглубь леса. Шагая впереди Заала, Лука следовал за мной вплотную, не выпуская меня из виду. Мы не говорили, пока проходили между деревьев. Когда пересекли границу поместья, я схватил Заала за запястья и потащил его, пока мы не достигли лужайки.

Призраки немедленно выбежали навстречу, но держались подальше с поднятыми наготове ружьями, пока я проходил мимо них без единого слова. Они знали, что меня ожидают. Я никогда не подводил. Все было так же, как и во все предыдущие разы.

Войдя через заднюю дверь особняка, я потащил Заала вперед. Я почувствовал, как он напрягся, когда дверь за нами закрылась. Я знал, это было из-за того, что он собирался увидеться со своей сестрой Зоей. Я мог только представить, каково будет мне, когда я снова увижу свою сестру после всех этих лет.

Мое сердце заколотилось от облегчения, потому что сегодня я снова ее увижу. Если этот план сработает, я увижу ее уже в течение следующего часа.

Мы прошли по коридору к комнате, в которой всегда находилась Госпожа — той самой, где она накачала нас с Зоей наркотиками. Когда мы подошли к двери, я пинком распахнул ее и втолкнул Заала внутрь. Он, спотыкаясь, вошел в комнату. Когда я услышал, как из его горла немедленно вырвался рев, я протянул руку и снова схватил его за запястья.

Тело Заала затряслось. Я продолжал смотреть вперед, борясь с желанием отвести взгляд на то, что он увидел. Но я не мог этого сделать. Находясь под воздействием сыворотки, я бы никогда не стал смотреть по сторонам. Мое сердце забилось быстрее, зная, что Зоя, должно быть, все еще лежала на кровати, где Госпожа ее привязала. Страх смешался с яростью, когда я подумал, не убила ли эта злобная сука моего kotyonok (котенка). Не избила ли Госпожа ее или не пытала ли она ее каким-либо образом.

Внезапно из дальней комнаты вышла Госпожа, и ее каблуки застучали по твердому полу. При этом звуке я с трудом сдерживал дрожь. Я ненавидел этот звук. При мысли о том, что скоро я заберу ее жизнь, кровь забурлила в моих венах. Скоро я увижу ее кровь. Скоро я смогу пытать ее.

Госпожа остановилась перед нами, и я увидел, как ее глаза загорелись от волнения.

— Отлично сработано, 194-й, — похвалила Госпожа и провела рукой по моей покрытой шрамами щеке.

Я боролся изо всех сил, чтобы не сломать ей запястье. Она протянула свободную руку и коснулась груди Заала, ее кожа вспыхнула от гнева, а губы сжались.

— Убери от меня свои грязные руки, — пригрозил Заал, и в его глубоком голосе прозвучал гнев, который он испытывал по отношению к этой женщине.

Госпожа отдернула руку и улыбнулась.

— Леван говорил, что ты большой и сильный, но я никогда и предположить не могла, что ты выглядишь именно так. И ты также восприимчив к сыворотке? Ты был мечтой для моей любви, не так ли, 221-й? До тех пор, пока ты не убил его, как тот пес Костава, которым ты и являешься.

Тело Заала затряслось еще сильнее, когда она назвала его номер. Я потянул его за связанные руки, предупреждая, чтобы он держал свое дерьмо в руках. Вдруг я услышал три негромких стука о стену коридора — знак того, что Братва пришла. Я знал, что Заал тоже это слышал, он застыл, и его кожа стала горячей.

Незаметно для Госпожи, я осторожно развязал путы Заала, и его руки освободились. Госпожа отступила назад. Я изучил расположение Призраков в комнате. Я дважды надавил пальцем на левую сторону спины Заала, давая понять ему, чтобы он взял на себя двух Призраков слева. А я возьму тех, что справа.

И тогда Госпожа будет моей.

Снаружи послышался громкий звук — отвлекающий маневр. Как ягнята на заклание, Призраки двинулись посмотреть, что там за шум. Как только они это сделали, мы с Заалом бросились вперед, готовые проливать кровь.

Я повернулся лицом к Призраку справа, но тут же заметил, как Заал вытащил из спортивных штанов два черных саи. Он вертел их в руках, запугивая одного из Призраков. Призрак поднял пистолет, а второй охранник начал стрелять. Но от вида дикого Заала, бегущего на них, они сбились с прицела. Острые концы его саи вошли в их плоть.

Пуля пролетела мимо моего уха, когда я бросился на Призрака справа от меня. Я услышал, как распахнулась дверь в коридор и в комнату кто-то вошел. Лука и его люди уже были здесь.

Призрак взвел курок своего пистолета, готовыйвыстрелить в любой момент, но как только он это сделал, я врезался в него всем телом, мои руки скрутили его голову, пока не сломалась шея. Я вскочил на ноги, но тут мой взгляд упал на кровать справа от меня. Мой желудок сжался, а сердце чуть не остановилось, когда я увидел свою Зою, неподвижно лежащую на кровати. Ее кожа была бледной, и на мгновение мне показалось, что Госпожа забрала ее у меня. Я подошел ближе и коснулся ее руки. Кожа у нее была холодная, губы бледно-голубые, но, к счастью, я заметил, как слегка вздымается и опускается ее грудь.

Облегчение затопило мое тело. Наклонившись вперед, я поцеловал ее в губы. Оторвавшись от нее, я быстро развязал ее замерзшие руки и приблизил свой рот к ее уху.

— Kotyonok, — прошептал я. Слезы защипали мне глаза от того, какой изможденной и уязвимой она выглядела. — Я вернулся. И привел Заала. Твой брат здесь, чтобы забрать тебя домой. Наконец-то ты будешь в безопасности.

Я почувствовал, что кто-то встал у меня за спиной. Во мне проснулось собственническое чувство, и я повернулся, пригнувшись, готовый нанести удар и убить. Но вовремя заметил, что это был Заал.

Он даже не отреагировал на мою угрозу, вместо этого он направил свой встревоженный взгляд на сестру. Мое сердце сжалось при виде полного ужаса на его лице. Я выпрямился и отошел в сторону.

— Она мертва? — спросил он, и в его голосе чувствовался страх.

— Нет, — ответил я. — Она дышит. Думаю, Госпожа накачала ее наркотиками, — я указал на следы уколов на ее руке. И, черт побери, они были повсюду.

Изо рта Заала вырвался долгий выдох. Подозвав быков Братвы, он приказал:

— Найдите мне одеяло и принесите его сейчас же! — он протиснулся мимо меня и накрыл тело Зои моей толстовкой, которая безвольно свисала по бокам.

Я наблюдал, желая позаботиться о Зое. Мне хотелось оттолкнуть грузина с дороги, чтобы он не трогал мою женщину. Но я заставил себя отступить.

Я застыл на месте, глядя, как он целует ее в лоб. Затем, когда волна гнева захлестнула меня, я огляделся в поисках Госпожи.

Когда я осмотрел комнату, оказалось, что ее удерживает Лука. Он ждал от меня действий.

Госпожа не отводила от меня глаз. Я холодно улыбнулся: впервые в жизни я увидел в их глубине настоящий страх.

Мои ноги медленно понесли меня вперед.

— Я ждал этого дня с той самой ночи, когда ты пришла в приют и забрала детей из их постелей, — ее щеки побледнели, но на этом я не остановился. — Я ждал этого дня с той самой ночи, когда ты вырвала мою сестру из моих рук и избила меня до полусмерти. С тех пор, как ты забрала мою единственную семью и превратила ее в марионетку для своего садистского удовольствия.

Я подошел ближе к Луке и Госпоже. Подняв руку, я провел ею по волосам Госпожи. Вынул заколку из ее прически и обернул свой кулак ее волосами. Когда я откинул ее голову назад, мой член затвердел от крика, сорвавшегося с ее губ, и, прижавшись к ней, я произнес:

— Я ждал этого момента с того самого дня, как ты порезала мое лицо и голову, сделав меня чертовски уродливым чудовищем со шрамами, которым я сейчас являюсь. И с тех пор, как ты застегнула этот ошейник на моей шее и заставила меня убивать изо дня в день.

Сжав кулак в ее волосах, я закончил:

— С того самого дня, как ты заставила меня трахнуть твою высохшую пиз*у.

Отпустив ее волосы, я начал расхаживать перед ней, теряя самообладание. Я замер и закрыл глаза, затем сделал долгий глубокий вдох. Взяв свою ярость под контроль, я открыл глаза и посмотрел прямо на Луку.

— Привяжи ее к металлическому столбу. Оберни эти цепи вокруг нее, чтобы она не смогла двигаться.

Лука потащил ее к столбу, но я крикнул:

— Стой! — Лука остановился.

Госпожа испуганно смотрела на меня. Глядя в ее ядовитые глаза, я холодно приказал:

— Раздевайся.

Госпожа вздернула подбородок. Я услышал, как вокруг меня зашептались мужчины. Повернувшись к ним лицом, я сказал:

— Сейчас станет намного хуже. Уходите сейчас же, если не можете выносить крики женщины.

Мужчины смотрели на меня широко раскрытыми глазами, но ни один из них не шевельнулся.

«Хорошие маленькие солдаты мафии», — подумал я.

Прищурившись, я заметил, что Заал держит на руках Зою. Ее стройное тело было завернуто в одеяло. Вид моей маленькой грузинки, которая выглядела такой бледной и неподвижной, заставил мой внутренний огонь взреветь.

Снова повернувшись к Госпоже, я увидел, как Лука отпустил ее руки, и приказал громче:

— Раздевайся, сука!

Сохраняя суровое выражение своего гребанного уродливого старого лица, Госпожа не опустила глаз, пока снимала с себя жакет, а затем и черное платье. Конечно, на ней не было нижнего белья; она, вероятно, рассчитывала изнасиловать Заала, когда смогла бы вонзить и в него свои когти.

Ее одежда свалилась кучей на пол. Ее чертовски отвратительное тело было открыто для всеобщего обозрения. Не в силах вынести вида ее обнаженной плоти, я дернул подбородком в сторону Луки.

— Я сейчас вернусь; есть кое-кто, кто заслуживает того, чтобы увидеть ее страдания.

Развернувшись на пятках, и не глядя ни на кого из охранников, я рванул через весь дом. Я побежал вниз, в подвал, длинный коридор с множеством дверей, ведущих в изолированные комнаты. Я распахивал двери одну за другой, пустая комната за пустой комнатой. Мои брови нахмурились, когда от Инессы не осталось и следа.

Когда я вернулся обратно на лестницу, моя кровь растекалась по телу, словно лава. Я обыскал каждый этаж, каждую дверь, каждый шкаф, везде, но Инессы нигде не было. Увидев охранников мафии у выхода, я спросил:

— Есть ли какие-нибудь здания на заднем дворе?

Один из них кивнул.

— Два небольших складских сарая.

Надежда вспыхнула в моей груди, но быстро угасла, когда я спросил:

— Кого-нибудь там обнаружили?

— Нет, сэр, — ответил один из охранников.

Во мне зародился настоящий страх, и, чувствуя, как паника, которую я таил внутри, выходит на поверхность, я проломил дверь в комнату, сразу же обнаружив Госпожу на металлическом шесте.

— Ты! — выплюнул я ей прямо в лицо.

Губы Госпожи дрогнули, борясь с улыбкой, и я понял. Осознал, что эта сука отослала Инессу подальше отсюда.

— Ты — гребаная сука! — прорычал я.

Откинув голову назад, я издал мучительный крик. Не в силах сдержать свой гнев, я подошел к ближайшей кровати и перевернул ее на бок, с каждым новым шагом выплескивая свою ярость. Я разнес эту чертову комнату вдребезги, охранники мафии держались подальше.

После того, как я ударил кулаком в стену, я обернулся. Мои глаза остановились на ее плетеном кожаном хлысте, который она любила носить с собой. Крепко сжимая его в руке, я подошел к тому месту, где она была привязана. Лука обмотал цепи вокруг ее плеч и бедер, оставив достаточно плоти, чтобы разорвать ее в клочья.

Трясущимися руками я взмахнул хлыстом, когда он вдруг замер у меня в руке. Госпожа смотрела на меня с гордостью. Она смотрела на меня так, словно я был ее величайшим творением. И тут меня осенило: даже когда она столкнулась лицом к лицу с собственной смертью, на ее лице светилась гордость за созданное ею чудовище.

Ее идеальная машина для убийства.

Ее идеальный мучитель… ее бесценный предвестник смерти.

Мое сердце бешено колотилось, кнут все сильнее сжимался в моей руке. Я хотел убить ее медленно и мучительно. Хотел, чтобы она страдала, но в то же время не хотел иметь никаких дел с ее гордостью.

Я подошел еще ближе и еще, пока не уронил хлыст на пол, наблюдая, как лицо Госпожи вытянулось.

Наклонившись ближе, я остановился прямо перед ее лицом. Ее темные глаза следили за мной, и, поморщившись, она выплюнула:

— Ты всегда был неудачником. Даже сейчас, учитывая тот момент, которого ты ждал всю свою жалкую жизнь, ты снова терпишь неудачу!

— Где она? — спросил я, не обращая внимания на насмешки Госпожи.

Выражение одержанной победы промелькнуло на ее уродливом лице.

— Вернулась обратно к своему Господину, — радостно пробормотала она.

У меня упало сердце, и я спросил:

— Когда?

Глаза Госпожи обожгли меня. Ее смех, ликование от того, что она отослала мою сестру, стерлось с лица Госпожи, когда она выпалила:

— Когда ты влюбился в грузинскую шлюху Коставу. Когда ты перестал делать то, что я приказала, и вместо этого начал трахать ее, держа на руках и называя своим котенком.

Ее губы скривились от отвращения, и она выплюнула:

— Я учила тебя быть бесчувственным убийцей. Палачом, злобным зверем. А ты потерпел неудачу. Ты выставил меня дурой. Поэтому я сделала то, чего ты боялся больше всего: отправила испуганную маленькую девочку в Кровавую Яму, чтобы ее обучили, и она смогла принадлежать своему Господину всеми возможными способами! — ее темные глаза сузились, пока не превратились в щелочки. — Ты же знал правила, 194-й. И ты их нарушил. Я проследила за наказанием до самого конца, — она склонила голову набок. — Скажи мне, неужели вкус твоей маленькой грузинской киски стоил того, чтобы потерять сестру?

Я услышал, как за моей спиной раздался вопль неистовой ярости. Я знал, что он исходил от Заала. Моя кожа горела от желания сбить эту суку с ног. Лицо Госпожи даже не дрогнуло.

В комнате было тихо, мой гнев был слишком силен, пока Заал не сказал:

— Мне нужно отвезти Зою домой и показать врачу. Если ты закончил с допросом, просто убей ее, мать твою.

Моя голова резко повернулась к Заалу и неподвижной бледной Зое в его объятиях. Срочность взяла верх. Я снова обратил свой взор к Госпоже.

Даже не глядя ей в глаза, я поднял руку и одним быстрым движением сломал ей шею. Затем отвернулся и только краем глаза заметил, как она резко наклонилась вперед.

Я был монстром, которым она меня сделала, но я больше не буду тем чудовищем, каким она хотела меня видеть.

Внезапно я упал вперед, опершись всем телом на кулаки и пытаясь отдышаться. Мое тело вспотело и затряслось от того, что реальность обрушилась на меня: она была мертва. Наш мучитель, мой и Инессы похититель, был мертв.

Затем боль заполнила каждую клеточку моего тела, когда я подумал о своей сестре. Во мне бурлил адреналин. Но шатаясь, я поднялся на ноги и увидел, что Лука и его охранники смотрят на меня. Я оглянулся и увидел, что Заал тоже наблюдает за мной. Его зеленые глаза следят за каждым моим движением. И я увидел свою Зою в его объятиях.

Лука двинулся вперед, протягивая мне руку, но я прорычал:

— Нет! — я оттолкнул его руку.

Затем я подбежал к стене, на которой висели мониторы. Мои руки шарили по стойке, пока я не нашел пульт дистанционного управления, которым всегда пользовалась Госпожа. Тяжело дыша, я беспорядочно нажимал на кнопки, пока не включились экраны. Я искал глазами Инессу. Затем на нижнем правом экране я увидел ее, съежившуюся в углу клетки, корчащуюся на полу, с руками между ног, ее темные волосы были влажными от боли. Затем в комнату вошел мужчина, и я покачал головой.

— Нет, — прошипел я себе под нос. — Господин, — прошептал я, глядя, как он приближается к моей сестре.

Обнаженное тело Инессы выгнулось дугой на полу, и Господин упал перед ней, ползая по ее телу. Я беспомощно наблюдал, как он раздвинул ее ноги и одним сильным толчком вошел в нее.

Инесса вскрикнула от облегчения. Мне пришлось отвести глаза. Пустота и неудача охватили мое сердце. Инесса уже была в Грузии. Она вернулась в Кровавую Яму.

Моя голова оставалась опущенной до тех пор, пока я не услышал звук собственного голоса, доносящийся с одного из экранов, сопровождаемый треском пиканы и женским криком.

— Скажи мне свое имя, — мой голос звучал холодно и бесчувственно.

Мое сердце разорвалось, когда я услышал робкий голос Зои, ответившей:

— Элен Мелуа. Казрети, Грузия.

Я слышал голос Заала. Я услышал его тяжелое неконтролируемое дыхание у себя за спиной. Его сильная рука обвилась вокруг моей шеи, когда Заал Костава, лидер клана Костава, пообещал:

— Я убью тебя, лживый ублюдок!

Я не стал сопротивляться, когда Заал повалил меня на пол и оседлал мою грудь, я стал искать свою Зою. Лука Толстой стоял в углу, держа ее на руках, и гневно смотрел, как Заал начал бить меня по лицу. Кровь наполнила мой рот, но я не чувствовал боли.

— Ты, бл*дь, делал ей больно! — взревел Заал и вонзил кончик своего Саи мне в грудь.

Поскольку я не сводил глаз с Зои, которая была в объятиях Толстого, мое тело начало холодеть. Я смутно видел, как кто-то оттащил от меня Коставу, но было уже слишком поздно.

Тьма сгустилась, и последнее, что я увидел, была безвольная рука Зои, свисавшая с одеяла.

И я улыбнулся.

Я улыбнулся, зная, что теперь она была в безопасности.

Зная, что она вернулась туда, где ей было самое место: к своей семье и своей крови.

Но, глядя на ее руку, я пожалел, что не могу удержать ее в своей.

Держать ее за руку, когда я, наконец, уйду.

Теперь навсегда. 

Глава 20

Зоя

Я проснулась от невероятного жара, который обжигал мое тело. Глубокое замешательство и густой туман заволокли разум. Сердце бешено колотилось, когда я пыталась сообразить, где нахожусь. Открыв глаза, я увидела почти кромешную темноту; единственным источником света было слегка занавешенное окно в дальнем конце комнаты.

Я попыталась оттолкнуться от мягкого велюрового покрывала, на котором лежала, но тут же стиснула зубы от боли в конечностях. Я глубоко вдохнула через нос, пока осмысливала ситуацию. Где я была? Что произошло? Как я ни старалась, туман не рассеивался.

Тяжело дыша от дискомфорта, я ухитрилась соскользнуть на край кровати и свесить ноги. Деревянный пол; я подпрыгнула от ощущения холода. Волосы рассыпались по плечам, и я провела пальцами по шелковистым прядям. Я нахмурилась. Мои волосы пахли кокосом. Они были мягкими на ощупь, как будто их тщательно вымыли и высушили.

Когда я посмотрела на свое тело, то увидела, что была одета в длинную черную ночную рубашку. Я не могла вспомнить, была ли она моей, но, когда руки коснулись шелка, я поняла, что материал был дорогим. Каким-то образом я поняла, что эта вещь мне не принадлежала.

Мне нужно было выяснить, где я нахожусь, и я заставила себя встать. Оглядев комнату, я подошла к окну. Я держалась сбоку от большого окна, но выглянула через занавеску и увидела внизу оживленную улицу. Я была высоко; здание, в котором я находилась, было очень высоким по сравнению с его окружением.

Выпустив занавеску из рук, я отступила назад. Прямо передо мной, через всю комнату, была дверь, из-под которой лился свет.

Ноги сами понесли меня по деревянному полу. Я открыла дверь, убедившись, что делаю это бесшумно. За дверью находился большой, богато украшенный коридор. Я покинула комнату, осматривая коридор слева и справа.

Я прислушивалась, нет ли признаков жизни; слева от меня послышался приглушенный шепот голосов. Запустив пальцы в волосы, чтобы успокоить нервы, я медленно двинулась вперед, мои глаза расширились, глядя на высокие потолки и старые картины, висящие на стенах.

По коже поползли мурашки от непривычности такого богатства. Я снова заставила себя вспомнить хоть что-нибудь. Боль в затылке говорила мне, что я была обязана вспомнить что-то важное. Но независимо от того, как сильно я пыталась, ничего не всплывало в моей голове.

Я добралась до следующей комнаты; дверь была открыта, и оттуда доносились голоса. Сначала мое сердце бешено забилось, когда я поняла, что люди говорят по-русски. Страх пронзил позвоночник, и я развернулась на пятках, чтобы убежать, но услышала низкий голос, который заставил меня замереть на полпути.

Я склонила голову набок, чтобы внимательнее прислушаться. Голос говорил по-русски, но с акцентом, который казался мне знакомым. Я не могла определить, кто это был, но инстинкт и легкость в сердце подсказали мне подойти ближе к двери.

Я посмотрела на свою руку и увидела, что она дрожит. Слезы защипали мне глаза, и я крепко зажмурилась, не понимая, почему меня переполняют такие эмоции. Голоса становились все громче, в разговоре участвовало много людей. Сделав глубокий вдох, я вошла в комнату. Эта комната была массивной, изобилующей дорогими украшениями. Я бесшумно ступала по полу, пока комната не превратилась в гостиную. Я остановилась, как вкопанная, когда увидела четырех человек, сидящих на диванах — источник разговора. Все они казались молодыми. Одна кушетка стояла развернутой к огромному потрескивающему камину; на плюшевых подушках сидел крупный светловолосый мужчина, обнимавший за плечи женщину с каштановыми волосами. Мой пульс участился, но я не узнала их.

Я не могла пошевелиться. Я не могла пошевелиться, когда мой взгляд остановился на парочке, сидевшей ко мне спиной. Светловолосая женщина положила голову на плечо смуглого мужчины. Его крупная спина была обтянута белой футболкой, материал которой был сильно натянут его мускулами. Его черные волосы были стянуты сзади в беспорядочный пучок. По какой-то причине мои легкие перестали работать, когда я смотрела на него.

Мое тело было приковано к месту. Я боялась, что никогда не смогу пошевелиться. Возможно, почувствовав меня, блондинка, прислонившаяся к темноволосому мужчине, повернула голову. Карие глаза встретились с моими. Она застыла на месте. Я уставилась на нее, а она — на меня. Что-то внутри меня похолодело, когда ее губы приоткрылись. Я не могла вспомнить почему, но что-то внутри подсказывало мне, что она не должна мне нравиться. В голове у меня стоял густой туман. Я изо всех сил пыталась привести в порядок свои мысли, расставить все по местам.

Мужчина, стоявший рядом с ней, повернулся к блондинке. Она, заметив, что он пошевелился, положила руку ему на плечо. Мужчина уставился на нее, и в моем поле зрения появился его резко очерченный профиль. Но он не оглянулся на меня. Блондинка потерла его руку, и он напрягся. Его голова упала вперед, и его руки пробежали по волосам. Я следила за каждым его движением; жжение в груди усиливалось, нервы напрягались, пока я ждала, когда он посмотрит в мою сторону.

Я судорожно выдохнула, когда мужчина внезапно вскочил на ноги. Мои глаза расширились от его огромного роста и массивного телосложения. Его руки поднялись и сомкнулись по бокам. Затем, словно в замедленной съемке, он обернулся. Затаив дыхание, я смотрела, как он, наконец, поворачивается ко мне лицом.

Его глаза были опущены, длинные черные ресницы прижаты к щекам. На следующем вдохе его глаза распахнулись, и его ярко-зеленый взгляд тут же встретился с моим.

Реакция была мгновенной. Узнавание пришло молниеносно, проникая сквозь туман. Образы мелькали перед моими глазами при виде этого сильного зеленого взгляда; он проносился мимо, как кинолента моей юности: мои маленькие ножки, бегущие по полю в высокой траве, два мальчика, догоняющие меня. Зеленоглазый мальчик подхватил меня на руки, и я засмеялась, поцеловав его в щеку, затем показала на три родинки на его левой щеке. Два мальчика, одинаковые внешне, если бы не их разноцветные глаза. Двое мальчишек лежали у реки, смеялись и улыбались, а я спокойно лежала рядом с ними. Зеленоглазый мальчик целует меня в щеку на ночь и говорит, что любит меня…

Когда я начала задыхаться, моя дрожащая рука взлетела ко рту. Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам. Моя рука упала при виде этого мужчины, когда-то моего лучшего друга во всем мире, моего защитника, выглядевшего таким свирепым и сильным, уже не юношей.

Я вздохнула, борясь за свой голос, и прошептала:

— Sykhaara…

Суровая гримаса на его лице сменилась выражением ответной любви. Боль в ногах мгновенно забылась, когда я направилась вперед, чтобы броситься в его объятия.

Мои руки обвились вокруг его толстой шеи, и я всхлипнула, когда почувствовала знакомые руки, обнимающие меня за талию. Мир вокруг нас исчез, а я все рыдала и рыдала, уткнувшись лицом в его шею. Лицо Заала так же уткнулось мне в шею, и я почувствовала, как его слезы стекают по моей спине.

— Зоя, — прошептал он низким голосом.

Сжимая меня крепче, он продолжил:

— Я думал, ты умерла. Я думал, что потерял тебя.

Так мы простояли, наверное, несколько часов, но, в конце концов, я отстранилась и с затуманенными опухшими глазами посмотрела ему в лицо. Подняв дрожащую руку, приложила палец к его левой щеке и провела подушечкой по родинкам. Улыбаясь, я прошептала:

— Один, два, три…

Боль отразилась на лице Заала, и он закрыл глаза, пытаясь дышать. Понимая, что ему так же трудно, как и мне, я встала на цыпочки и стянула резинку с его волос. Широко улыбнулась, когда его длинные черные волосы рассыпались по плечам.

Отступив назад, я взяла пряди своими пальцами и обратилась к его удивленному лицу.

— У тебя все еще длинные волосы? — спросила я с благоговением, слишком пораженная тем, что мой sykhaara стоял передо мной после всего этого времени.

— Как у древних грузинских воинов, — ответил он.

Боль пронзила мое сердце, когда он повторил слова бабушки.

Дрожащим голосом я произнесла:

— Бабушка была бы счастлива увидеть тебя таким.

Слезы беззвучно катились по щекам Заала, и он даже не пытался их стереть. Его глаза смотрели на каждую часть меня; затем я увидела, как его ноздри раздулись, и сдавленный звук вырвался из его горла, когда он уставился на мои плечи.

Я отвернулась, глядя на большое пламя костра, когда почувствовала, как его палец пробежал по моему шраму от пулевого ранения.

— Я видел, как ты умирала, — тихо сказал он с отчаянием в голосе. — Эти ублюдки удерживали меня, когда ты звала меня по имени, умоляя спасти тебя. Твои глаза были прикованы к моим, когда они стреляли, а я не мог спасти тебя.

Я положила руку ему на плечо и снова повернулась к нему лицом.

— Вы с Анри были детьми. Что вы могли сделать против всех тех людей?

Мои глаза расширились от неожиданного упоминания об Анри. Я быстро осмотрела комнату. Заметила, что женщина и мужчина, которые все еще сидели на диване, наблюдают за мной с улыбками на лице. Затем мой взгляд переместился на блондинку, сидящую позади Заала на диване. Ее лицо тоже было мокрым от слез.

Мое внимание было приковано к ней гораздо дольше, чем к остальным, но она ничего мне не сказала, почти не отреагировала на мой пристальный взгляд. Я не могла вспомнить, знала ли я ее. Я не могла вспомнить ее лицо.

Когда я снова посмотрела на Заала, то спросила:

— Где Анри? Где мой брат?

Мой желудок скрутило от нетерпения поскорее увидеть его снова. Выражение лица Заала поникло, как и мое разбитое сердце.

Отшатнувшись, я покачала головой и прошептала:

— Нет… — моя голова снова и снова тряслась, а рука подлетела ко рту. — Не говори мне, — произнесла я сквозь свое сдавленное горло. — Пожалуйста, скажи мне, что он жив.

Заал отвернулся, и я заметила, что его плечи дрожат. Когда он снова повернулся ко мне, я все поняла. Отчаянное и печальное выражение его лица сказало мне все, что мне нужно было знать. Мои ноги были слишком слабы, чтобы принять эту новость, и я рухнула на пол.

Крики сотрясали мое тело, как будто кто-то сжимал мое сердце и легкие в тисках. Внезапно сильные руки обхватили меня, и большое тело притянуло меня к своей груди. Я упала в его объятия, и знакомый запах вернул меня в то время, когда мы были детьми. Минуты проходили за минутами. Я плакала до тех пор, пока не убедилась, что больше не осталось слёз.

Очевидно, услышав, что я успокоилась, Заал поцеловал меня в макушку и сказал:

— Я скучал по тебе, Зоя. У меня все еще есть ты. Мы все еще есть друг у друга.

Я крепко обняла его и прошептала:

— Я тоже скучала по тебе, sykhaara.

Насладившись его объятиями, в конце концов, я отстранилась, мои щеки вспыхнули, чувствуя на себе взгляды незнакомцев.

— Ты очень похож на папу, sykhaara, — сказала я, глядя Заалу в лицо. — Ты вырос таким же красивым, как и он.

Губы Заала изогнулись в гордой ухмылке. Когда я коснулась его длинных волос, то коснулась и своих.

— У нас теперь одинаковые волосы, — заметила я.

Грубый смешок сорвался с губ Заала. Я тоже засмеялась. Он кивнул в мою сторону:

— Твои волосы длиннее моих. Наконец-то.

Я покачала головой, вспомнив свое раздражение в детстве, что у моих братьев волосы были длиннее, чем у меня. Я быстро протрезвела, увидев покрытые шрамами и татуировками руки Заала.

— Ты выглядишь совсем по-другому, sykhaara, и все же точно такой же, если такое возможно.

Заал опустил голову и признался:

— Я больше не тот брат, которого ты помнишь, Зоя.

Я приподняла его подбородок, мой желудок перевернулся, когда я осмотрела его избитое лицо. Его глаза встретились с моими, и я ответила:

— И я уже не та сестра, которую ты когда-то знал, — я вздохнула и продолжила, — после всего, что мы пережили, как мы можем быть прежними?

Между нами повисло тяжелое молчание. Поднимающееся пламя костра привлекло мое внимание. Затем я спросила:

— Как так случилось, что Анри умер, а ты выжил?

Напряжение потрескивало между нами. Заал ответил:

— Джахуа испытывал на нас свои наркотики. Наркотики, которые он создал для послушания…

— Я знаю о наркотиках, — сказала я, затем нахмурилась, пытаясь вспомнить, откуда я о них знала.

— Наркотики, — продолжил Заал, заставляя меня сосредоточиться на нем, — действовали на меня мгновенно. Они забрали мои воспоминания, — Заал вздохнул. — И даже мои воспоминания об Анри.

— Нет! — воскликнула я, пытаясь представить своих братьев-близнецов чужими друг для друга. Это было невозможно. Они всегда были вместе.

— Почти сразу после того, как Джахуа убил нашу семью и похитил нас, я больше не знал Анри. В прошлом году меня спасли от Джахуа, и я обнаружил, что нас с Анри разделили, так как наркотики не действовали на него. Его использовали, как бойца в подпольных смертельных боях.

Я чувствовала тошноту, слушая историю их жизни. Это было нереально.

— Смертельные бои? Он умер в смертельном поединке? — спросила я.

Заал кивнул, и его взгляд метнулся к другому мужчине, который находился в комнате. Внезапно, как будто мой брат напомнил мне, что у нас были зрители, я посмотрела на других людей.

Заал крепче сжал мою руку, и я тихо спросила:

— Где мы? Мой разум… ничего не ясно. Мне трудно собраться с мыслями и воспоминаниями.

— Все дело в наркотиках, Зоя. Нужно время, чтобы они покинула твой организм.

Я хотела было спросить Заала, о чем он говорит, но он вскочил на ноги и протянул мне руку, прежде чем я успела это сделать.

Бросив еще один нервный взгляд на незнакомцев, я вложила свою руку в его и позволила ему поднять меня на ноги. Заал обнял меня за плечи и, словно защищая, притянул к себе. Я не отрывала глаз от пола; слишком много лет, проведенных взаперти в изоляции, заставили меня чувствовать себя неуютно в свете их напряженных взглядов.

— Зоя, — осторожно начал Заал, — в начале этого года меня спас Лука. — Он указал рукой на светловолосого мужчину.

Я подняла глаза, чтобы посмотреть на него, и когда я это сделала, он кивнул. Я кивнула в ответ и посмотрела на женщину, стоящую рядом с ним. Она была очень красива, с длинными каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами. Она тоже кивнула и улыбнулась.

Заал глубоко вздохнул и повернулся к блондинке, сидевшей на диване. Он протянул руку, и блондинка переплела свои пальцы с его. Она встала и улыбнулась мне, а затем протянула другую руку в мою сторону, но что-то заставило меня остановиться.

Заал напрягся от моей нерешительности, и боль пронзила мою голову. Я вывернулась из-под его руки. Внезапно он встал передо мной, поддерживая меня.

— Зоя? — позвал он. — Ты все еще чувствуешь себя больной?

Я в замешательстве подняла глаза.

— Больной? Я что больна?

— Тебе было плохо последние несколько дней. Мы заботились о тебе, помогали тебе пережить самое худшее.

Я попыталась вспомнить что-нибудь из последних дней, но ничего не вышло. В голове у меня было пусто. Когда я почувствовала запах кокоса на своих волосах, это внезапно обрело смысл: кто-то меня помыл.

Пока я ломала голову, Заал терпеливо ждал. Стараясь не поддаваться панике из-за того, что ничего не помню, я прокрутила в голове его рассказ о том, что мне было плохо. Потом я нахмурилась. Мне вдруг пришло в голову, что Заал снова обращался ко мне по-грузински. Когда он знакомил меня с этими людьми, то говорил по-русски. Еще одна вспышка боли пронзила меня. Я поплелась к камину, тепло пламени помогло мне сосредоточиться. Пламя помогало рассеивать туман.

Быстро моргая, я посмотрел на Заала и остальных. Я заговорила на нашем родном языке:

— Ты знакомил меня с ними по-русски, — я знала почему, но мне нужно было убедиться в том, что я была права, и что информация, которую мне сообщил Авто некоторое время назад, была правдивой.

— Зоя, — спокойно сказал Заал. По тону его голоса и тревоге на лице я поняла, что он нервничает.

Прижав руки к пульсирующим вискам, я покачала головой. Заал притянул блондинку ближе к себе, и в моей памяти всплыла фотография. Заал с этой женщиной, смеющейся и счастливой.

— Зоя, ты должна понять, что Лука спас меня. Он тоже был взят в плен ребенком, как и мы с Анри. Он… он знал Анри, был его лучшим другом. Их заставляли сражаться за свою жизнь в смертельных боях. Среди подростков.

Я уставилась на блондина, который снова мне кивнул.

— Ты говоришь по-грузински? — спросила я его на своем родном языке.

— Да, — ответил он. — Держатели моего ГУЛАГа были грузинами; большинство бойцов были грузинами. Я научился говорить на вашем языке, слушая их, — он судорожно сглотнул. — И благодаря Анри я научился выживать.

Я снова посмотрела на брата. Он переминался с ноги на ногу. Блондинка успокаивающе гладила его по груди. Она любила его. Я видела это по ее глазам. И в глазах Заала я тоже видела ярость его любви к ней.

— Скажи мне, — попросила я, вкладывая в свой голос немного больше силы. — Мне нужно услышать это от тебя. Просто чтобы убедиться, что у меня есть все факты.

Заал вздернул подбородок и ответил:

— Ее зовут Талия Толстая, Зоя.

Мои глаза закрылись, когда я услышала это. Мгновенное чувство предательства глубоко поразило меня. Я вспомнила, что знала об этом.

Я вспомнила, что тогда даже не знала, что и думать об этой новости.

Заал шагнул вперед, но я протянула руку, останавливая его.

— Стой! — приказала я, нуждаясь в некотором пространстве, некотором времени, чтобы обработать информацию.

Он так и сделал; он остановился, как вкопанный. У меня задрожали руки, когда я вспомнила, как папа рассказывал нам о том, как Толстые, Волковы и Дуровы разрушили нашу жизнь. Что они были врагами нашей семьи.

А Авто… Авто? Где был Авто? Я покачала головой, пытаясь сосредоточиться, вспоминая, как он говорил мне, что Братва Волкова виновата в том, что Джахуа восстал против нашей семьи.

Внезапная смесь предательства и горячего гнева потекла по моим венам. Меня учили, что моя семья… моя семья была убита из-за этих людей.

— Как ты мог? — я поймала себя на том, что спрашиваю Заала, прежде чем мои глаза, наконец, нашли моего брата.

Боль и стыд, казалось, промелькнули на его лице, прежде чем смениться покровительственным выражением Толстой.

— Зоя, — спокойно сказал он, — они спасли мне жизнь. Лука узнал, что я жив, и спас меня от Джахуа. Он рисковал своей жизнью и жизнью своих людей, чтобы забрать меня у него. Он сделал это из уважения к Анри.

Заал крепче прижал Талию к себе и продолжил:

— Я чуть не умер от наркотиков, но Талия заботилась обо мне. Она заботилась обо мне, и, в конце концов, мы полюбили друг друга.

Я отрицательно покачала головой. Посмотрела на блондина, потом на женщину с каштановыми волосами.

— А они кто такие? — я направила свой вопрос к Заалу.

— Я Лука Толстой, а это моя жена Киса Толстая, — меня затошнило, когда Лука снова заговорил по-грузински.

Жена взглянула на него и, повернувшись ко мне, проговорила:

— Моя девичья фамилия — Волкова, Зоя. Я дочь Кирилла Волкова, Пахана Братвы.

Моя рука поднялась к голове, тупая боль внутри становилась невыносимой. Я не знала, было ли это из-за болезни, которой я, по-видимому, болела, или из-за того, что все, что было вложено в мое воспитание, теперь всплыло в голове.

Заал двинулся ко мне. Но я поймала себя на том, что шепчу:

— Ты предал свою семью, — я посмотрела на Талию, стоявшую рядом с ним, русского врага. — Авто, мой опекун, говорил мне, что это они виноваты в том, что наша семья была убита. Именно из-за них Джахуа отвернулся от нас и решил отомстить.

Лицо Заала исказилось от гнева, и он прикусил губу:

— Есть вещи, которых ты не знаешь, Зоя.

Я уставилась на брата и покачала головой. Дрожащим голосом я сказала:

— Сейчас я чувствую себя чужой для тебя. Я не знаю, чему верить. У меня голова идет кругом… Я не знаю, что правильно, а что — нет.

Лицо Заала побледнело. Я почувствовала укол сожаления в животе от того, как мой ответ подействовал на него. Но я была сбита с толку. Они были врагами Коставы. Меня воспитали в презрении к ним.

Блондинка, стоявшая рядом с ним, шагнула вперед и сказала:

— Наши семейные истории плохи. Но сейчас мы не воспринимаем их. Мы прошли мимо них. Мы должны, Зоя. Мы больше не можем жить с болью и ненавистью.

Мои глаза сузились, пристально глядя на эту блондинку, и я поймала себя на том, что недоверчиво смеюсь.

— В меня стреляли, и я чуть не умерла, оказавшись в ловушке под моей мертвой семьей, чувствуя, как их плоть холодеет, когда их кровь просачивается в мою кожу. Моих братьев-близнецов похитили и подвергли испытаниям, словно животных. Я только что узнала, что мой любимый старший брат Анри погиб в подпольном смертельном бою. Пока я скрывалась в течение двадцати лет, чтобы избежать наших врагов, которые все еще охотились за мной, потому что мое тело не было найдено!

Меня окутал гнев, и я холодно добавила:

— В конце концов, я узнала, что Заал выжил. После того, как я давно потеряла надежду, что кто-то еще из моей семьи жив. Впервые в жизни я больше не чувствовала себя одинокой в этом мире, только чтобы найти его, но быть при этом похищенной и подвергнутой пыткам в течение нескольких дней…

Мои слова оборвались, когда последняя тяжесть, наконец, рассеялась и пара голубых глаз поглотила мой разум. Выбритые черные волосы и рельефные шрамы на грубом, но красивом лице. Самый заметный шрам тянулся от виска до груди. Лицо, подобное этому кошмару, должно было внушить страх, но вместо этого принесло мне покой. Это принесло мне тепло.

Мое сердце бешено заколотилось, когда события последних недель нахлынули на меня с силой приливной волны: Госпожа, ошейник, снова прикрепленный к шее Валентина, Госпожа, приказавшая ему убить Заала… затем она ввела мне наркотики. Она хотела, чтобы я умерла от передозировки.

Я осмотрела свои руки. Следы от уколов все еще были заметны на моей коже.

— Валентин, — прошептала я вслух имя человека со шрамами, и лед пробежал у меня по спине.

Я повернулась к Заалу и спросила:

— Где Валентин? — мое тело начало трястись от того, что его не было рядом со мной. Я начала засыпать Заала вопросами. — Он выжил? Или она его убила?

Руки Заала сжались в кулаки, но он отказался говорить.

— Он мертв? — прошептала я. Сердце в груди разрывалось. Так, что невозможно было вынести.

— Он жив, — сообщил мне Лука Толстой, привлекая мое внимание.

— Где он? — потребовала я ответа. — Я должна его увидеть. С ним все в порядке?

Лука взглянул на Заала. Я последовала его примеру и уставилась на брата. Его огромное тело излучало раскаленную ярость.

— Он пытал тебя, — холодно сказал Заал. — Он причинял тебе боль.

— Да, — согласилась я. — Та женщина надела на него ошейник, из-за которого он причинял мне боль. Но мы полюбили друг друга, несмотря на наше ужасное положение. Мы влюбились друг в друга, и он пытался спасти меня. — Я прищурилась. — Он пытался спасти и тебя тоже. Он убийца, который никогда не подводит, и его послали за тобой. Его любовь ко мне помешала ему убить тебя, не так ли? — Я чувствовала, что это правда.

— Ты влюбилась в своего похитителя? — прорычал Заал. — Он пытал тебя, а ты в него влюбилась? Тот мужчина — зло, Зоя. И это зашло слишком далеко. В его глазах ты можешь увидеть лишь убийцу. И ты влюбилась? Ты слышишь, как это все запутанно звучит?

Я подошла к брату, его русская невеста отошла в сторону. Встретившись взглядом с его огромной грудью, я подняла глаза и сказала:

— Не суди меня. Ты не знаешь, что произошло между нами. Ты не знаешь меня, Заал. Ты не знаешь меня такой, какая я сейчас, и ты не знаешь Валентина. Ты не знаешь, что та женщина сделала с ним и его сестрой.

— Его сестру похитили. Женщина, которая это сделала, послала ее к своему брату в Грузию. В Кровавую Яму, — сказала Талия, стоя позади Заала.

Слезы потекли по моему лицу, когда я услышала эту информацию.

— Валентин знает об этом? — спросил я Заала, а не Талию.

Мое сердце разрывалось при мысли, что Валентин был один, что его некому было утешить, обнять, разделить его боль. Отсутствие Инессы уничтожит его. Моя грудь сжалась от невыносимой боли, которую он, должно быть, испытывал.

— Отведи меня к нему, — прошептала я, не в силах вымолвить ни слова из-за всей этой неразберихи в моем сердце.

— Он в нашей камере, — снова ответила Талия.

Мои глаза встретились с глазами брата, и мой взгляд прожег его насквозь. Я обратилась к нему:

— В камере? — холодно спросила я.

Заал вздернул подбородок.

— Я видел запись, где он пытает тебя в особняке Госпожи. Я видел, как он причиняет тебе боль, мучает тебя, заставляя кричать. Бл*дь, Зоя! Он ломал тебя!

Вдруг меня ударило осознание.

— Ты причинил ему вред. Ты наказал его за то, что он причинил мне боль, — молчание Заала сказало мне все, что мне нужно было знать. — Отведи меня к нему! — скомандовала я.

Заал оставался неподвижен. Приступ ностальгии скрутил мой желудок. Этого Заала я знала. Тот, кто яростно защищал свою младшую сестру. Старший брат, который никогда не позволит причинить мне вред.

Мой грузинский защитник.

Я выдержала его взгляд, отказываясь отступать. Заал даже не пошевелился.

К моему удивлению, жена Луки подошла сзади и, положив руку мне на плечо, тихо сказала:

— Я отведу Зою к Валентину.

Ее муж хмуро посмотрел на нее, но она махнула рукой, давая понять, что больше ничего не хочет слышать, затем обратилась к Талии:

— Тал, принеси Зое что-нибудь из своей одежды: джинсы, свитер, ботинки. Они должны подойти ей.

Талия посмотрела на меня грустными глазами. Она, казалось, хотела мне что-то сказать, но сдержалась и быстро вышла из комнаты. Часть меня чувствовала себя виноватой, видя отчаяние, написанное на ее красивом лице, но я просто не могла справиться со всем этим прямо сейчас.

Киса обратилась ко мне со словами:

— Пойдем в гостевую комнату, Зоя. Моя машина отвезет нас к Валентину, когда ты оденешься.

Благодарная за то, что кто-то взял на себя инициативу, я последовала за ней, выходя из комнаты. Заал взял меня за руку, когда я проходила мимо.

— Зоя, — прошептал он прерывающимся голосом, едва не сломив мою решимость. — Пожалуйста…

Едва.

Сбитая с толку своей нынешней реальностью и потоком откровений, я вздохнула и высвободила руку.

— В своих мечтах я представляла, каким будет этот день, с тех пор как проснулась в возрасте пяти лет, одинокая и напуганная. Авто был рядом со мной, он рассказал о том, что все, кого я любила, ушли, — я боролась с болью в груди при этом воспоминании. — То, что было сказано ранее, было правильным, Заал. Ты не тот брат, которого я помню, а я не та сестра, которую помнишь ты. Возможно, я была наивна, полагая, что после всех этих лет мы можем быть кем угодно, только не незнакомцами.

Я ушла, прежде чем упала в его знакомые объятия. Я вздрогнула, услышав, как он зовет меня по имени. Но даже не обернулась. Я не могла этого сделать.

Мне просто нужно было увидеть Валентина.

Талия прошла мимо нас с Кисой в коридор.

— Я оставила одежду на твоей кровати, Зоя. Сейчас холодно, поэтому я приготовила тебе пальто.

Я продолжала идти, не в силах разговаривать с этой женщиной. Боль была слишком сильной. Все это было слишком ошеломляюще. Я услышала, как она сокрушенно вздохнула и вошла в комнату, где я оставила брата. Я почти остановилась и побежала назад, прощая его за то, что он нашел любовь у врага. Потому что он нашел любовь после всей этой боли. Но упрямство и чувство семейной гордости не давали мне сдвинуться с места. Это необычно, как мне показалось. Всю свою жизнь я ждала, что вот-вот брошусь в его объятия, но теперь, когда представилась такая возможность, я поняла, что убегаю.

Казалось, что эта ответная молитва имела свои последствия.

Мое сердце тосковало по Валентину, поэтому я быстро оделась. Киса молча повела меня к ожидающей машине. Водитель не сказал ни слова, явно зная, куда ехать. На безопасном и уединенном заднем сиденье повисла тяжелая тишина. Я взглянула на женщину, сидевшую рядом со мной и увидела, как ее руки нежно скользят по округлившемуся животу.

Она улыбнулась, заметив, что я смотрю на ее руки.

— Странно, но я не могу перестать его трогать.

Ее добрый голос успокоил меня, и я поймала себя на том, что спрашиваю:

— На каком ты месяце?

— На шестом, — ответила она. Я услышала волнение в ее голосе.

Я отвернулась к окну, завидуя, что эта женщина была так довольна своей жизнью. Потом она заговорила:

— Понимаю, почему ты злишься, Зоя.

Я напряглась, не желая это выслушивать, но она продолжила:

— Я бы тоже злилась. Я бы никогда не осмелилась проявить снисходительность или не понять, почему ты так злишься на Заала. На Талию. На всех нас.

Я снова напряглась.

— У наших семей ужасное прошлое, и от этого факта никуда не деться. Я понимаю, что ты все еще живешь этим, каждый божий день, — произнесла она.

Я посмотрела на Кису, не зная, что ответить. К счастью, все, что я увидела, — это открытость и понимание в ее глазах. Наклонившись вперед, она придвинулась ко мне всем телом.

— Я была там, когда Талия сказала, что влюблена в Заала. И ей тоже было нелегко. Она очень любила свою бабушку, и поверь мне, Талия ненавидела вашего отца за то, что он приказал убить ее дедушку. Его вдовой была женщина, которую Талия считала своей лучшей подругой. Женщина, которую она не так давно потеряла. Она боролась со своим влечением к Заалу из уважения к своей умершей семье, но, в конце концов, ни один из них не смог побороть свою любовь. Заал сражался за память и честь своей семьи. Твоей семьи. Но он был так одинок, так смущен и так сильно влюблен в запретную женщину. Это было нелегкодля всех. Даже мой тесть поначалу не мог заставить себя принять твоего брата в нашу семью. По той же самой причине, по которой ты отказываешься принять Талию. Но он очень привязался к твоему брату. Теперь он считает, что несправедливо продолжать держать обиду на сына мужчины, который однажды ошибся. Или, наоборот, как ты, я уверена, считаешь.

— Прямо сейчас я не могу об этом забыть, — призналась я после нескольких секунд спокойного раздумья. У меня перехватило горло. — Это моя семья. Семья, которую мне не дали узнать, потому что отняли у меня. Жестоко. И самое ужасное, что я все это помню. Может быть, я и была маленькой девочкой, но я до сих пор все помню. Запах крови и гари от пуль, пронзающих плоть. Заал был моим героем. Я не могу не чувствовать себя преданной.

Киса осторожно взяла меня за руку.

— Зоя, Талия — моя близкая подруга и одна из лучших людей, которых я знаю. Она любит твоего брата с такой яростью, с какой я не верила в свою подругу. И еще я узнала Заала. Того самого Заала, каким он стал сейчас. Он тихий и сдержанный, почти не разговаривает. И я знаю, это из-за того, что он живет каждый день с той же печалью и болью, что и ты, — она сжала мою руку. — За вашу семью. За то, что не помнит своего брата-близнеца… за то, что потерял младшую сестру, о которой говорит при каждом удобном случае.

Мои глаза наполнились слезами, и я прохрипела:

— Он говорит обо мне?

Киса мягко улыбнулась и кивнула.

— Я чувствую, что уже знаю тебя, хотя мы только что познакомились.

Ее слова согрели мое сердце.

— Не уверена, что смогу закрыть на это глаза. Как мне не обращать внимания на его женитьбу на враге? Как я могу простить его за то, что он заключил в тюрьму человека, которого я люблю?

Киса пожала плечами.

— Ты простишь, Зоя.

— Так легко?

Она вздохнула.

— Поверь мне, Зоя, моя жизнь, как и жизнь Талии тоже была наполнена душевной болью из-за людей, подобных тем, что забрали у тебя Заала и твою семью. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Но я быстро поняла, что если не забуду прошлого, то упущу шанс на будущее, которым меня наградила lyubov moya (любовь моя), — ее глаза встретились с моими. — Новый шанс, который нам всем дали. Ты выжила. Заал выжил. И вы оба нашли свой путь друг к другу, прямо сейчас, здесь, в Бруклине, вдали от своей родной земли. Я отказываюсь верить, что это простое совпадение.

Я глубоко вздохнула, впитывая то, что она сказала.

Затем Киса добавила:

— Сейчас я закончу свою речь и оставлю тебя в тишине, но перед этим хочу, чтобы ты знала одну вещь. Я была рядом, когда Заал получил известие о тебе. Что ты жива. Казалось, с его плеч свалилась самая тяжелая ноша. До известия о том, что ты выжила, он терялся в своих мыслях. Талия была единственным человеком, который мог вывести его из темноты. Мне всегда было так грустно за него. Потом, когда мы обнаружили, что тебя похитили, он изменился. Исчез тихий сдержанный великан, и возродился свирепый вождь. Он собрал ваших людей, тех, кто защищает вас здесь, в Нью-Йорке, и попросил их присягнуть на верность.

Киса сделал паузу, а затем решительно договорила:

— Зоя, он принял мантию Лидера для твоего народа только с одной целью — вернуть тебя домой. Потому что ты — его дом. До этого дня Заал отказывался от титула Лидера. Осознание того, что ты где-то там, живая, пробудило что-то внутри него. Если ты хочешь нас, Зоя, мы станем твоей семьей. И мы будем любить тебя так же сильно, как любим друг друга.

Я не могла говорить. Не могла ответить на то, что она сказала. Все, что я могла себе представить, это Заал, стоящий перед нашими людьми, высокий и сильный, ведущий их в одиночку. На его месте всегда должны были стоять двое — Анри и Заал, ведя наших людей бок о бок, но Заал взял на себя роль Лидера, сам по себе, ради меня.

Точно так же, как поступил бы мой Заал в прежние времена.

Моя голова откинулась на кожаное сиденье, и я закрыла глаза. Мысленно я видела, с какой любовью он смотрел на Талию. Как Талия защищала его, когда я злилась. И я знала, что Киса была права. Талия глубоко любила его, несмотря на то, что он был Коставой.

Мой гнев улетучился, и я почувствовала себя уставшей. Мне надоело питать ненависть. Я устала от боли — физической и душевной. И мне так хотелось увидеть Валентина.

Я хотела увидеть своего прекрасного монстра.

Когда мимо проносились улицы и дома, я улыбнулась про себя, глядя на руку Кисы, все еще лежащую поверх моей.

— Ты ведь однажды станешь женой Пахана, не так ли? Лука, он ведь будет боссом Братвы?

Пальцы кисы дрогнули, когда она ответила:

— Однажды.

На этот раз я улыбнулась шире.

— Ты будешь хорошим вождем для своего народа, Киса. Той, на кого можно смотреть снизу вверх и восхищаться. Той, кому можно довериться. Сильная женщина, чтобы другие жены могли ей подражать.

У Кисы перехватило дыхание. Я медленно откинула голову на подголовник, чтобы посмотреть ей в лицо. Ее потрясенное красивое лицо было приковано к моему, а глаза блестели в свете мелькающих уличных фонарей.

— Спасибо, — прошептала она, и в ее нежном голосе прозвучала искренность.

Снова выглянув в окно, я вздохнула.

— Это правда. Ты именно такая, какой должна быть жена Пахана. Лука должен гордиться тем, что ты рядом с ним.

— Да, — подтвердила она, и я отчетливо услышала в ее голосе любовь к мужу. — Как и я. Очень горжусь.

За весь остаток пути больше ничего не было сказано.

Но ее рука продолжала держать мою. 

Глава 21

Зоя

— Это то самое место?

Я оглядывалась по сторонам, находясь в захудалом спортзале.

Киса кивнула.

— «Подземелье». Я управляю им. Идем.

Мы вошли через черный вход. Киса вела меня вниз до тех пор, пока мы не оказались в огромном спортивном зале. Повсюду стояли клетки и тренажеры всех видов. Мои глаза сузились, когда я осматривала оборудование. Я с трудом сглотнула.

Киса должно быть заметила мою реакцию и объяснила:

— Мы проводим смертельные бои. Участвуют в основном добровольцы или заключенные: насильники, убийцы. Мужчины, которым не место на наших улицах.

Я смотрела на окровавленные полы, оружие на стенах и чувствовала себя подавленной. Я совсем не знала жизни.

По крайней мере, этой.

У меня было предчувствие, что скоро все изменится.

Киса направилась к задней части зала. Мы прошли мимо раздевалок и остановились у зарешеченной металлической двери. Там стоял крупный мужчина, явно охранявший вход.

— Павел, впусти нас, пожалуйста, — попросила Киса.

Мужчина, Павел, вытащил связку ключей и открыл массивную дверь.

Когда перед нами возник сырой тускло освещенный коридор, я почувствовала, что название «Подземелье» было подходящим. Лампы, беспорядочно свисавшие с потолка, были прямиком из готического романа. Киса повела меня по коридору, потом вниз по ступенькам, пока мы не вышли на небольшую площадку.

Остановившись на последней ступеньке, она повернулась ко мне и сказала:

— Зоя. Ты должна это понять. Заал видел записи на экранах в особняке Госпожи. Он видел, как Валентин мучает тебя, и сорвался. Лука сказал мне, что ты была холодной и бледной, пока он держал тебя на руках. Заал не смог сдержать гнева. Он только что вернул тебя. Но ты не приходила в себя. Потом он увидел запись, на которой тебя пытали.

Мое сердце забилось в бешеном ритме, потому что я понимала. С нарастающим волнением я спросила:

— Что он сделал с Валентином?

Киса побледнела.

— Он причинил ему боль, Зоя. Сильную. Настолько сильную, как и его любовь к тебе, — Киса поморщилась. — Валентин находится здесь уже несколько дней. Ты должна быть готова к встрече с ним.

На мгновение я закрыла глаза. Мое сердце болело за моего потерянного мужчину.

— Почему ему никто не помог?

— Потому что Заал приказал, что Валентин достанется только ему. Ему одному, — я нахмурилась. — Зоя, Заал вхож в ближайшее окружение семьи Волковых. У Братвы всегда во главе были трое мужчин. Конечно, во главе всегда Пахан. Но по традиции есть три или даже четыре короля Братвы, которые правят Красным Братством. Так оно сильнее. Лука — князь. И еще до того, как Заал стал Лидером грузин, Лука выбрал его в качестве одного из будущих королей.

Чувство гордости за брата наполнило мою грудь, когда я осознала эту информацию.

— И поэтому…

— И поэтому Заал приказал оставить Валентина ему. И так как он мужчина из ближнего круга, то все так и поступили. Никто не посмел бы оспорить приказ, исходящий непосредственно от него.

Облизнув свои пересохшие губы, я почувствовала, как холодный воздух заскользил по моей коже. Затем нервно прошептала:

— Мне нужно увидеть Валентина.

Киса протянула мне связку ключей, которую взяла у охранника и, сказала:

— Он в самой дальней камере. Там нет окон. Заал отключил свет в его камере. Снаружи камеры есть выключатель. Тебе он понадобится, чтобы увидеть его. Это место называется «Тьма». Оно предназначено для пыток и наказаний врагов, ни для чего более.

Я снова сглотнула. Дрожащей рукой я взяла у Кисы ключи. Повернувшись, чтобы уйти, она проинструктировала:

— В этом здании четыре охранника. Я скажу им, что ты здесь и что вас нельзя беспокоить. Спроси Павла, если тебе что-нибудь понадобится. Он сделает все, что ты попросишь.

Киса начала подниматься по ступенькам. Я почувствовала необходимость спросить:

— Почему ты помогаешь мне? Валентин действительно пытал меня. Разве ты не должна мне об этом напоминать?

Киса оглянулась назад с сочувствием на лице.

— Скажем так, я также полюбила мужчину, которого не должна была любить. Оказалось, что именно он стал подходящим для меня человеком. Так вышло, что он — моя вторая половинка, — она вздернула подбородок в сторону камер. — Ты вскоре поймешь, действительно ли любишь этого мужчину или это всего лишь одержимость, вызванная твоим пленением и желанием освободиться. — Она пожала плечами. — Кто мы такие, чтобы говорить тебе о том, что у тебя на сердце, при каких экстремальных обстоятельствах вы бы ни встретились?

— Спасибо, — тихо сказала я после нескольких секунд молчания.

— Всегда пожалуйста, милая, — ответила Киса, улыбаясь.

Она оставила меня одну. Я повернулась лицом к коридору.

Мои руки дрожали, гремя металлическими ключами, пока я шла по тускло освещенному коридору. Открытые камеры с толстыми железными прутьями окружали меня со всех сторон. Мои шаги отдавались громким эхом по твердому бетонному полу, но я заставила себя двигаться дальше. Я должна была добраться до камеры в конце коридора. Дойдя до большой изолированной камеры, я ничего не увидела внутри. Свет не горел.

Валентин уже несколько дней находился в полной темноте.

Пульс бешено колотился, и я поспешила к нему. Я вытянула руки, ощупывая перед собой твердую гладкую стену. Мои пальцы искали, пока не уперлись в выключатель. Я включила его — еще один тусклый огонек, сражающийся против темноты. Я моргнула, привыкая к слабому освещению. Когда я посмотрела сквозь стальные прутья, то упала на колени.

Валентин.

Валентин был прикован к стене, его лицо и тело были окровавлены и избиты. Мой желудок сжался, когда я увидела глубокие порезы на его животе и груди.

Он похудел. Голова низко свисала на обмякшее тело. Руки поддерживали его, а ноги волочились по бетонному полу.

Мне стало плохо. Вид этого человека, такого разбитого, разрывал мне сердце. Поднявшись на ноги, я проверила замок на двери и попыталась найти нужный ключ из связки, которую держала в руке. Мне потребовалось пять попыток, чтобы найти его. Дверь камеры распахнулась, и я вбежала внутрь. Валентин не двинулся с места. Он даже не поднял головы.

Мои руки дрожали при виде его, висящего на стене. Мне пришлось отвести взгляд от его избитого тела, чтобы не упасть в обморок. Вместо этого я сосредоточилась на наручниках вокруг его запястий. Уставилась на маленький замок и стала искать подходящий ключ. Пальцы были неуклюжи, но я заметила маленький ключик. Должно быть тот самый.

Держа ключ в руке, я придвинулась ближе. Резко вдохнув, прошептала:

— Валентин?

При звуке моего голоса с губ Валентина сорвался тихий стон. Я увидела, как его пальцы дрогнули. Тяжесть в моей груди начала испаряться, когда он попытался поднять голову.

Я расстегнула наручник на его правой руке. Как только это произошло, его тело упало вперед. Большое тело Валентина теперь висело только на одной руке.

Я попыталась приподнять его, но его огромная фигура одолела меня. Я подошла к другому наручнику и расстегнула его. Как только металлическая манжета разошлась, Валентин упал лицом вниз на твердый бетонный пол.

Мне пришлось отвернуться, чтобы взять себя в руки. Он был голый. Каждый дюйм его тела был покрыт синяками, окровавлен или распух. Заал жестоко наказал его.

Часть меня злилась на брата, но другая понимала. Я уже несколько дней была без сознания, не в силах понять или выразить словами, что этот русский мужчина стал значить для меня.

«Всё, — подумала я. — Этот мужчина стал для меня всем».

Придя в себя, я наклонилась. Сбросила пальто, которое дала мне Талия, не обращая внимания на сильный холод в этом промозглом скудном помещении. Валентин не шевелился. Он лежал на полу, скрючив руки в том неловком положении, в которое упал.

Потирая руки, чтобы согреться, я положила их ему на бок и начала толкать его тело, пока не перевернула на спину.

Низкий хриплый стон сорвался с разбитых губ Валентина. Я вздрогнула при виде его тела. Мое дыхание замерло, когда я заметила, что его глаза движутся за опухшими веками.

— Валентин, — прошептала я. — Ты в порядке?

Валентин попытался пошевелиться, упираясь руками в пол, но, когда его руки все же нашли опору, он был слишком слаб, чтобы встать.

— Нет, не надо, — успокоила его я и придвинулась ближе.

Валентин, казалось, расслабился, его тело замерло, а дыхание стало ровным. Его пальцы дернулись. Когда увидела, как его рука шевелится, я поняла, что он пытается удержать мою руку. Мой желудок перевернулся, когда я убедилась, что он хочет, чтобы я его обняла.

После всего, что произошло, Валентин все еще хотел, чтобы я была рядом.

Я осторожно подняла свою ладонь, мои пальцы легли перышком на его. Я не хотела причинять ему боль.

Я провела свободной рукой по его лбу и приблизила свое лицо к его.

— Все хорошо, Валентин. Теперь я здесь.

При этих словах Валентин сжал мою руку. Жест был легким, почти незаметным, но я чувствовала его облегчение от того, что была здесь, что он больше не был один.

Мое сердце сжалось при мысли о том, что его пытали в этой камере. Я знала, что это была странная мысль, учитывая то, что он сделал со мной, но я все равно чувствовала это. Тогда он не был Валентином; он отчаянно пытался быть героем для своей сестры — что делало его героем для меня.

Мои глаза блуждали по его израненному телу. Не в силах подавить чувство, вертевшееся на кончике языка, я прошептала:

— Я люблю тебя.

Валентин крепче сжал мою руку. Я уставилась на его ушибленную руку и на то, как она смотрелась на моей коже. Дрожь пробежала по моему телу от ощущения, что кто-то наблюдает за мной. Я подняла голову. На меня уставились усталые, но ясные кристально-голубые глаза Валентина. Темные брови придавали ему такой же суровый вид, как и многочисленные шрамы на лице. Но эти глаза были мягкие, как облако, когда они смотрели на меня.

— Привет, — сказала я, нависая над его лицом.

Его рука продолжала сжимать мою. Когда я почувствовала тепло его изломанного тела, мои глаза наполнились слезами. Его глаза изучали мои.

Они спустились вниз, чтобы осмотреть мое тело. Я заверила:

— Со мной все в порядке.

Я знала, что он проверяет, все ли со мной хорошо. Его брови слегка опустились, давая мне понять, что он мне не поверил.

Сглотнув, я объяснила:

— Она накачала меня наркотиками, Валентин. Я несколько дней плохо себя чувствовала, и ничего не помнила. Я даже тебя не помнила, пока мой разум не прояснился и твои глаза не вспыхнули в моем сознании, — слезы навернулись на глаза, но я сморгнула их. — Мне так жаль, что ты ранен. То, что Заал сделал с тобой… — я замолчала.

Опустила голову и прижалась щекой к его груди.

— Я… заслужил.

Я замерла, когда он прохрипел свой ответ. Затем зашевелилась, чтобы посмотреть вверх, но почувствовала, как его рука мягко сжала мою голову, и я еще ближе прислонилась к его груди от этого прикосновения.

Я прижалась поцелуем к его коже и призналась:

— Даже если я ничего не помню, я чувствую, что скучала по тебе.

— Зоя, — прохрипел Валентин, и я услышала, как его сердце забилось громче в груди.

На ум пришло предупреждение Заала о моей близости с Валентином. Холод наполнил мое тело при мысли, что я хотела Валентина только потому, что он был моим похитителем.

— Что такое? — спросил Валентин.

Подняв голову, чтобы посмотреть на него, я поколебалась, но, в конце концов, призналась:

— Заал не понимает, как я могу хотеть тебя. Он думает, что это неправильно, — я сделала паузу и сглотнула, — потому что ты причинял мне боль.

Валентин закрыл глаза. Когда они снова открылись, то излучали сожаление.

— Он прав, — подтвердил Валентин после долгого молчания.

Я отрицательно покачала головой.

Он сжал мою руку.

— Нет, — возразила я. — Я не какая-то жертва, у которой странная одержимость своим обидчиком. Ты не злой человек. Ты делал все, что мог, чтобы спасти свою сестру, — я указала на изломанное тело Валентина. — Заал делал то же самое. — Я выдохнула единственный невеселый смешок. — В некотором смысле это даже мило. Это была жестокость, порожденная долгом любви.

Я провела рукой по голове Валентина, когда его взгляд, наполненный слезами, поднялся на меня. Он облизнул пересохшие губы и прошептал:

— Госпожа отослала ее.

Я замерла, затем глубоко выдохнула.

— Знаю, малыш.

Валентин крепко зажмурился, и я заметила, как он борется за контроль над своими эмоциями. Вся его жизнь была посвящена спасению сестры: детство, юность, взрослая жизнь. И он верил, что потерпел неудачу.

То, что он был так расстроен, придавало еще одну грань калейдоскопу этого мужчины. Я видела его злобным. Видела его жестоким и холодным, любящим и добрым. Теперь я видела его раздавленным и сломленным.

Была свидетельницей того, что он чувствовал себя совершенно одиноким.

Сжимая его крепче, я пообещала:

— Мы вернем ее, Валентин. Так или иначе, но мы вернем ее.

Он посмотрел на меня и признался:

— Я не знаю, что делать.

Мое сердце разрывалось от того, каким потерянным и юным он казался.

— Понимаю, — прохрипела я. — Но способ найдется. Мы что-нибудь придумаем.

Он заслужил услышать, что все получится, хотя в глубине души я не была уверена.

Валентин уставился на меня. Он смотрел на меня, как на ангела. Погладив тыльной стороной своей ладони его озабоченное лицо, я сказала:

— У тебя есть я, Валентин. Я никуда не уйду. Я здесь ради тебя, с тобой… Я люблю тебя.

— Kotyonok (котенок), — прошептал он, и ласковое обращение согрело меня до глубины души. — Ты моя? Ты принадлежишь мне?

Улыбаясь сквозь охватившие меня эмоции, я кивнула:

— Да. Я твоя.

Валентин попытался пошевелиться, но поморщился от пронзившей его боли. Отклонившись в сторону, я закатала рукава свитера и сказала:

— Сейчас вернусь. Я собираюсь привести тебя в порядок. Собираюсь заставить твою боль уйти.

Валентин сжал мою руку, но, когда я улыбнулась и кивнула, он отпустил меня. Я выскочила из камеры и помчалась вверх по лестнице. Человек, которого Киса назвала Павлом, стоял наверху. Расправив плечи, я приказала:

— Мне нужно, чтобы внизу включили отопление. Еще мне нужна аптечка и мыльные принадлежности. Немедленно!

Павел молча кивнул и через несколько минут принес то, что я просила.

Я села на пол рядом с Валентином.

— Спасибо, — сказала я Павлу, беря в руки мокрое полотенце и чувствуя тепло от вентиляционного отверстия, поднимавшего температуру в камере.

Когда он уже собирался уходить, я окликнула его:

— Павел? — он обернулся. — Не мог бы ты принести один из тех гимнастических матов, которые я видела наверху, и постельные принадлежности?

Он нахмурился, услышав мою просьбу, но, пока я протирала Валентина, принес все необходимое и оставил нас одних.

Я мыла Валентина до тех пор, пока снова не увидела его прекрасную светлую кожу. Заал порезал его чем-то острым. Очищая раны и поливая их перекисью, я поняла, что понятия не имею, на что способен Заал. Я любила его безоговорочно. Он был моим братом. Но, как и Валентин, и как я подозревала и Лука, Заал был опытным убийцей.

Два монстра, которых я любила.

Прижав стерильные полоски к ранам Валентина и обмотав их бинтами, я убрала в сторону аптечку. Взяв гимнастический мат, я оттащила его в угол камеры и расстелила найденные Павлом постельные принадлежности. Он принес совершенно новые подушки и пуховое одеяло. Я подозревала, что Киса приложила к этому руку.

Как только импровизированная постель была готова, я обернулась и увидела, что Валентин поднимается с пола. Его ноги дрожали от напряжения. Он покачнулся, и я подбежала, чтобы помочь ему удержать равновесие, а затем подвела его к мату.

Он лег, и я натянула одеяло на его тело. Затем заметила, что его широкая грудь быстро поднимается и опускается. Его сверкающие голубые глаза смотрели на меня. Гадая, что случилось, я скользнула рядом с ним, разделяя его подушку. Я взяла его за руку, прижимая поцелуй к его пальцам, и спросила:

— Что такое?

Его красивое покрытое шрамами лицо было противоречивым, раскрасневшимся и теплым на ощупь. Молчание длилось так долго, что я не думала, что он заговорит. Затем он произнес:

— Я так долго спал в клетке, что уже не помню, чтобы когда-нибудь спал на чем-то мягком, — у меня упало сердце и перехватило горло. — Не помню, чтобы у меня когда-нибудь было одеяло.

— Валентин помолчал и, придвинув голову поближе, продолжил:

— И я знаю, что никто никогда не укладывал меня в постель. Никто никогда не заботился обо мне настолько, чтобы делать это.

— Валентин… — начала я слабым и хриплым голосом.

— Я всегда был один, — перебил меня Валентин. — Моя мама всегда принимала наркотики, пока однажды не умерла от передозировки. И Инесса, Инессу так долго накачивают наркотиками, что она почти ничего обо мне не помнит. Я один. Так было всегда.

— Ты был одинок, — настаивала я. — Ты был один. Теперь у тебя есть я.

Подбородок Валентина опустился, и он сказал:

— Мне нечего тебе предложить, kotyonok. Я — никто, а ты — printsessa (принцесса) по рождению.

Я отрицательно покачала головой.

— Ты ошибаешься, Валентин, — я видела, как он открыл рот, чтобы возразить, но быстро добавила. — Может быть, когда-то я была кем-то, вроде mafiya printsessa (принцессы мафии), если ты хочешь называть меня так. Но я такая же, как ты. У меня нет родителей. У меня нет ни власти, ни статуса, ничего. Я не printsessa. Я тоже никто.

Валентин изучал мое лицо. Когда он придвинулся ближе, его обнаженная грудь прижалась к моей. От его прикосновения по моей коже побежали мурашки, и перехватило дыхание. Валентин повернулся лицом ко мне и поцеловал в шею. Мои глаза закрылись, и он прошептал:

— Ты не никто. Для меня ты все. Ты моя printsessa (принцесса), моя маленькая грузинская printsessa.

— Ты украл мое дыхание, — прошептала я.

Валентин перекатился так, что часть его груди нависла надо мной, его длинный шрам был отчетливо виден, теперь, когда был чист. Смотря мне прямо в глаза, он прошептал в ответ:

— А ты украла мое сердце.

Мое сердце забилось сильнее, и я улыбнулась. Положив руку ему на щеку, я провела большим пальцем по шраму, отпечатавшемуся в моей душе, и сказала:

— Тогда мы оба — vory serdets (воры сердец); мы похитили сердца друг друга.

Валентин зарычал на мои слова и прижался своим ртом к моему. Моя кровь горела от желания снова быть с ним, но, когда он напрягся от боли, которую вызвал наш контакт, я отстранилась. Взгляд Валентина вспыхнул гневом. Толкнув его на спину, я прижалась щекой к его груди и обвила руками его талию.

— Ш-ш-ш, — успокоила я, и мои пальцы скользнули по мышцам его живота. — Я никуда не уйду. Сейчас мы будем спать, а заниматься любовью, когда ты поправишься.

Валентин прижал меня к себе так крепко, как только позволяли его раны. Вдыхая аромат моих волос, он сказал:

— Ты не можешь оставаться здесь. Ты не можешь оставаться в этой клетке. Ты заслуживаешь большего.

Сжимая его крепче в своих объятиях, я ответила:

— Я остаюсь там, где остаешься ты. И прямо сейчас мы находимся здесь. Я с тобой. Это все, что имеет значение.

Валентин больше ничего не сказал. После долгого времени, когда мы лежали в объятиях друг друга, он неохотно принял несколько таблеток, которые помогли бы ему заснуть и выздороветь. Затем мы уснули в объятиях друг друга.

Я была в камере, в темнице, в самом углу ада.

И я не могла представить себе, где бы еще хотела находиться. 

*** 

Я моргнула, затем снова, пытаясь сфокусировать взгляд на темной фигуре, сидящей рядом с камерой. Мое сердце забилось быстрее, когда я гадала, кто это мог быть. Словно почувствовав мой растущий страх, Валентин прижал меня к себе, но лекарство, которое он принял, погрузило его в глубокий сон.

Я смотрела и вглядывалась, пытаясь разглядеть лицо. Затем тень изменила положение, и тусклый свет показал мне, кто это был.

— Заал? — прошептала я. Я не могла сдвинуться со своей стороны импровизированной кровати. Рука Валентина обвилась вокруг моей талии. Даже во сне он не отпускал меня.

— Да. Это я, — глубокий спокойный голос Заала эхом отразился от стен.

Мое сердце согрелось, когда я услышала его голос. Было приятно быть снова рядом с ним после всех этих лет. Но была и некоторая неловкость.

— Я тебя почти не вижу, — сказала я, прищурившись, чтобы сфокусировать взгляд.

— Не хотел, чтобы ты знала, что я здесь, — признался он. Его голос звучал печально. Я знала, это из-за того, что я причинила ему боль.

— Подойди ближе, sykhaara, — мягко приказала я.

Заал замер, но потом его ноги зашевелились. Мой брат поднялся во весь свой внушительный рост и медленно приблизился к решетке камеры. Заал вышел на свет. Я не могла удержаться от улыбки, глядя на его длинные волосы, ниспадающие на плечи. Он был одет во все черное: черная рубашка и черные джинсы. Я улыбнулась еще шире, зная, что Заал стал таким, каким мечтал мой отец. Мое горло сжалось от волнения, когда я представила его точную копию, стоящую рядом с ним. Вместе мои братья были бы силой, с которой следовало считаться.

Голова Заала была опущена, когда он показался из-за решетки.

— Почему ты прятался, sykhaara?

Его плечи опустились, и он провел рукой по своим длинным волосам.

— Я не думал, что ты захочешь меня видеть. Но мне нужно было знать, что ты в безопасности. Мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.

В порыве одержимости я провела рукой по руке Валентина, обнимавшей меня за талию, и еще сильнее прижалась к его груди. Валентин даже не пошевелился, но я услышала, как с его губ сорвался тихий вздох и коснулся моих волос.

Я улыбнулась и подняла его руку, чтобы поцеловать теплую чистую кожу. Звук, донесшийся снаружи, привлек мое внимание, и когда я подняла глаза, то увидела, что Заал сел на пол прямо в центре дверного проема. Он прислонился к железной решетке, его торс был обращен ко мне.

Я уставилась на брата. Его ноги были согнуты, а сильные руки опирались на локти. Его голова была опущена, и мое сердце сжалось от разочарования тем, как неловко прошла наша встреча.

— Я и представить себе не могла, что наше воссоединение будет таким напряженным, — призналась я, крепко держа Валентина за руку.

Заал напрягся. Я наблюдала, как его голова еще больше наклонилась вперед. Глубоко вздохнув, он согласился:

— Я тоже.

Он больше ничего не добавил. В этой сдержанной персоне я рассмотрела прошлого Заала. Анри всегда был шутником, самым громким из них двоих. Он говорил за Заала, а Заал — тихий, робкий, но такой же сильный — стоял рядом с Анри. Казалось, все годы, проведенные в разлуке, не изменили того факта, что Заал был счастлив позволить другим говорить, в то время как он сидел и наблюдал за миром издалека.

Я представила его, смеющимся вместе с Талией, и подумала, что, возможно, она была более громогласной личностью. Я очень на это надеялась. Заал нуждался в ком-то ярком в своей жизни. Он никогда не был счастлив в одиночестве.

Вздохнув, я провела рукой по лицу и сказала:

— Я мечтала о том, что встречу тебя снова, — призналась я, — боюсь, я слишком много ожидала от этой встречи. Реальность, с которой мы столкнулись, отличается от моих ожиданий.

Заал напрягся. Его голова дернулась, как будто мои слова задели чувствительную струну.

Запаниковав, я пояснила:

— Я люблю тебя, sykhaara. Это никогда не изменится. И я так невероятно счастлива, что ты здесь. Ты мой старший брат, и я тебя вернула. У меня снова есть семья.

Я рассмеялась, на этот раз мягче, и добавила:

— Ты же знаешь, что всегда был моим любимцем. Ты был моим героем и моим сердцем. Это не изменилось. На самом деле, увидев тебя снова, моя любовь только усилилась.

Заал опустил голову, и я взмолилась:

— Пожалуйста, посмотри на меня, sykhaara.

Он поднял голову. Его ярко-зеленые глаза встретились с моими. Как только я подумала, что он больше не заговорит, он отрывисто прохрипел:

— Я видел, как ты умерла. Видел, как вы все умерли. Я видел это так ясно: крики, кровь, все это, — он постучал себя по голове. — Но наркотики украли это у меня на много лет. Они заставили все это исчезнуть. Джахуа сделал меня своим псом. Я убил его за это, но что еще хуже, он украл мои воспоминания о тебе, об Анри, обо всей семье, — его лицо исказилось. — Мне все еще не хватает нескольких лет. Некоторые вещи я не могу вспомнить, но я всегда помнил тебя.

Заал поднял руку, чтобы коснуться трех родинок на своей щеке. Его глаза потеплели, и я прошептала:

— Один, два, три.

Заал медленно кивнул, и его полные губы сложились в застенчивую улыбку. Она быстро исчезла, когда он признался:

— Воспоминания вернулись, но вместе с ними и боль. Я переживал все снова и снова, и это убивало меня, Зоя, — он сжал кулаки. — Больнее всего было вспоминать тебя, как ты тянула ко мне свои маленькие ручки. Кричала, чтобы я спас тебя. Я просыпался от твоего крика каждую ночь, — он недоверчиво покачал головой. — А теперь ты здесь. Передо мной. Но старше и выглядишь по-другому. Женщина. Сильная женщина, — Заал улыбнулся. — Ты думаешь, папа гордился бы мной? Я знаю, что он гордился бы тобой. Через что тебе пришлось пройти…

Его взгляд упал на руки Валентина, собственнически обнимающие меня, и я сказала:

— Я его не оставлю. Я люблю его.

Заал вздохнул и снова опустил голову.

— Он причинял тебе боль, Зоя. Я видел это. И я, бл*дь, сломался. Не знаю, смогу ли это пережить. Ты влюбилась в своего мучителя.

Я крепче прижала к себе Валентина и, посмотрев на него, заметила, что его покрытое шрамами лицо было расслаблено во сне. Лицо, которое я когда-то считала чудовищным. Теперь я видела только красоту. Наклонившись, я поцеловала длинный шрам на его щеке и сказала:

— Я люблю его. Знаю, как это выглядит, но ты видел лишь малую часть его, накачанного наркотиками и пытающегося спасти свою сестру, — погладив Валентина по щеке, я повернулась к Заалу. — Ты бы сделал то же самое. Скажи, если бы Джахуа посадил меня в тюрьму и накачал наркотиками, если бы тебе пришлось смотреть, как меня насилуют мужчины, если бы он пообещал тебе, что, если ты убьешь еще одного неугодного человека, я буду свободна, ты бы сделал все, о чем бы Джахуа тебя попросил?

Стиснув зубы, Заал мрачно ответил:

— Я не имел бы выбора, если бы был накачан наркотиками.

— Как и Валентин.

— Не все время, — возразил Заал.

— А что бы ты сделал на его месте?

Молчание Заала подсказало мне, что я наконец-то до него достучалась.

— Не хочу спорить, sykhaara. Но я от него не откажусь. Наша жизнь была такой тяжелой. Я всегда мечтала найти свою настоящую любовь. И никогда не думала, что это произойдет на темной тропе, но я здесь и счастлива. Я поняла, что влюблена в этого мужчину.

Брат уставился на руку Валентина в моей. Я поднесла ее к щеке и провозгласила:

— Заал, я хочу заключить с тобой сделку.

Он нахмурился. Затем тень улыбки появилась на его губах. Он ждал, когда я заговорю. Надежда зародилась в моем сердце.

— Мы с Кисой о многом поговорили. Она помогла мне ясно увидеть некоторые вещи. Я… — я закашлялась, с трудом выговаривая следующую фразу, — я хотела бы познакомиться с Талией. Хотела бы узнать твою любовь, потому что она твоя.

Отодвинув в сторону боль от того, кем была ее семья, я продолжила:

— Она — твое настоящее и твое будущее. И как бы мне ни было грустно это осознавать, я — твое прошлое.

Убедившись, что Заал смотрит мне прямо в глаза, я добавила:

— Мы знали друг друга детьми, Заал, когда жизнь была простой и легкой. Мне бы очень хотелось узнать тебя настоящего, — я боролась с тяжестью в горле. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты снова стал моей лучшим другом.

— Я тоже этого хочу. Так сильно, — хрипло признался Заал.

Я улыбнулась, заметив, что напряжение покинуло его плечи.

— Но ты должен принять Валентина. Он — мой, а я — его. И этого не изменить. Ты не знаешь, через что он прошел, хотя, если бы ты нашел время поговорить с ним, ты бы обнаружил, что вы не так уж и сильно отличаетесь друг от друга.

Заал отвел взгляд, но коротко кивнул.

— Я просил его поговорить со мной в течение последних трех дней. Просил все мне объяснить, но он не захотел. Только твердил, что тебе будет лучше без него, что он твой Тбилисский монстр. Что в его сердце нет ничего хорошего, как ты считаешь.

Слезы потекли по моим щекам, когда я услышала, что Валентин говорил такие печальные вещи.

— Он потерял свою сестру, Заал, — я указала на брата, потом на себя. — Точно так же, как ты потерял меня. Он сломлен.

Заал оставался неподвижным, и я тихо добавила:

— Но я думаю, что смогу исцелить его. Думаю, что смогу дать ему то, чего у него никогда не было раньше.

— И что же это? — хрипло спросил Заал.

— Любовь. Привязанность. Безопасное место. Кого-то, кто действительно бы заботился о нем. — я покраснела, но продолжила, — то, как он смотрел на меня, когда я мыла его и укладывала в постель, заставило меня хотеть обнять его и никогда не отпускать. Он называет себя уродливым зверем со шрамами, но я также вижу под ними прекрасного мужчину. Даже если ты не видишь, он там. И он — вторая половина моей души. Рационально это или нет. Независимо от того, правильно это или нет.

Заал молчал несколько минут, потом кивнул.

— Я познакомлюсь с ним и приму его. Мы все были испорчены теми людьми. Но теперь он не под влиянием наркотика, и он силен. Мы с Лукой тоже через это прошли. Ему будет трудно приспособиться к жизни вне клетки. — Заал похлопал себя по груди. — Как твой брат, я помогу ему приспособиться.

Мои щеки были мокрыми от слез благодарности. Осторожно высвободившись из объятий Валентина, я встала с мата и подошла к Заалу. Он тоже поднялся на ноги и встревоженно выпрямился передо мной. Волна сокрушительных эмоций, в основном благодарности, захлестнула меня. Нуждаясь в своем старшем брате, я бросилась вперед и обняла его за талию. Заал крепко прижал меня к себе, и я согрелась, зная, что это были мы. Зоя держала своего Заала, как и должно было быть всегда.

Я обнимала его, как мне показалось, целую вечность. Отстранившись, я протянула руку, чтобы обхватить его голову, и потянула вниз. Я поцеловала его в лоб и провела большим пальцем по родинкам. Уловив мгновенную улыбку на его лице, я заявила:

— Я люблю тебя, Заал. Ты — моя кровь. Мое сердце. Мой старший брат-воин.

— Я люблю тебя, Зоя. — Заал отстранился и нервно сказал, — Талия наверху. Мы никогда не расстаемся. Она делает для меня то же, что и ты для Валентина. Она заботится обо мне. Она любила меня и тогда, когда я не мог вспомнить, что такое любовь.

Мое сердце сжалось, и я тут же пожалела о своей прежней реакции. Я не позволила себе увидеть это, или, может быть, я просто не признала, что он тоже был сломлен. Прямо сейчас, слушая, как он говорит о Талии, словно она была его спасательным кругом, я почувствовала уязвимость в его голосе. Он был точь-в-точь как Валентин: убийца, монстр, который в глубине души просто хотел, чтобы его любили.

Заал переминался с ноги на ногу и пробормотал:

— Не могла бы ты… не могли бы вы…

— Поприветствовать ее должным образом? — перебила его я. Глаза Заала стали шире от правильности моих слов. — Да.

Заал резко выдохнул и сказал:

— Если ты дашь ей шанс, ты полюбишь ее. И… — он сделал паузу, — и она тоже хочет узнать тебя. Она была расстроена с тех пор, как ты уехала.

Стыд затопил мою кровь, и я указала на лестницу.

— Тогда пойдем. Хочу вернуться к тому моменту, когда Валентин проснется.

Заал шел впереди. Когда он открыл дверь в спортзал, я услышала женский голос:

— Как она, малыш? Она поговорила с тобой? Ты в порядке?

Прежде чем Заал успел ответить, я вошла в комнату и увидела ее руки, обвивающие его шею. Карие глаза Талии остановились на мне, и я подошла к ней ближе. Талия оторвалась от Заала и гордо встала рядом с ним.

Я могла видеть уверенность, которую она испытывала, стоя рядом с ним. И к своему стыду, я также видела, как сильно она хотела узнать меня. Талия взглянула на Заала, чье лицо все еще выражало тревогу.

Я заставила себя забыть о своей условной реакции на то, что она Толстая. Вместо этого протянула ей руку. Потрясенное лицо Талии остановилось на моей руке, но она медленно ее пожала.

— Талия, — поприветствовала я и откашлялась. — Приятно познакомиться. Я прошу прощения за свое поведение сегодня утром, — я посмотрела на Заала, чтобы увидеть на его лице гордость за меня, и этот взгляд. Взгляд моего старшего брата заставил последний фрагмент предательства нашей семьи в моем сердце исчезнуть.

— Зоя, — ответила Талия.

Она выглядела так, словно хотела сказать что-то еще. Вместо этого она обняла меня и притянула к себе. Сначала я удивилась, но, когда заметила, как Заал смеется над объятиями своей невесты, — он смеялся! — в конечном итоге позволила этому случиться. Когда Талия начала отстраняться, простое «спасибо» проплыло мимо моего уха. Она благодарила меня за то, что я принесла им счастье.

Я улыбнулась, глядя на Талию и Заала. Когда он обнял ее за плечи, она произнесла:

— Спасибо, что пришла поприветствовать меня.

Я начала разворачиваться, чтобы спуститься вниз, когда Заал спросил:

— Куда ты собралась?

Я замерла.

— Обратно к Валентину. Он остается здесь, следовательно, и я остаюсь с ним. Он — мое сердце, Заал, — я бросила взгляд на брата. — Он тяжело ранен, sykhaara. Ему нужно излечиться. И он один. Он нуждается во мне.

Я уже направилась к лестнице, когда услышала:

— Вы оба едете с нами. Ради всего святого, я ни за что не допущу, чтобы моя невестка и ее мужчина спали здесь, во «Тьме». Ты поедешь с нами домой, у нас много места. И вы будете оставаться там столько, сколько захотите.

Я уже было открыла рот, чтобы ответить, когда Заал поймал взгляд Павла.

— Помоги мне посадить Валентина в машину, — сказал Заал, — мы отвезем его ко мне домой.

Прежде чем я успела возразить, он спустился по лестнице, Павел и еще несколько охранников следовали за ним. Глядя вслед уходящему Заалу, я почувствовала, как у меня сжимается сердце. Внезапно Талия оказалась рядом и положила руку мне на плечо.

— Ты делаешь Заала целым, Зоя. Вернувшись, ты залечишь последнюю трещину в его сердце.

Не глядя на нее, я ответила:

— Не так, как ты. Мне было всего пять, когда мы расстались, но я знаю своего брата, и ты спасла его. Не нужно было присутствовать, чтобы знать, что ты для него сделала.

Талия помолчала, затем прошептала:

— Это потому, что я люблю его больше, чем себя. Больше, чем жизнь.

Я спрятала счастливую улыбку. Пожав плечами, я ответила:

— Тогда неважно, что произошло между нашими семьями в прошлом. Нужно попытаться нам все простить, забыть и излечиться.

— Ты правда так считаешь? — спросила Талия со вздохом облегчения.

— Да.

Затем мы все отправились домой. 

Глава 22

Зоя

Неделя незаметно подходила к своему завершению. Дни проходили в постели рядом с Валентином. С каждым днем он становился все сильнее. Он не говорил часто. Я могла бы сказать, что его мысли блуждали по темным местам: у него было так много вариантов тьмы, что я никогда не была уверена, что именно занимает его мысли. Он прижимал меня к себе, прижимал к своей груди, словно боялся, что я могу уйти. Когда он этого не делал, то я знала, что он думает о своей сестре.

Он целовал меня и прикасался ко мне, но не в сексуальном плане. Я не была уверена, было ли это из-за его травм или чего-то более темного. Он ласкал меня так, словно смаковал каждую частичку моего тела, запечатлевая в памяти. Так он сказал мне в нашей спальне. По моей спине пробегали мурашки, потому что мне казалось, что наша ситуация была временной: как будто он боялся, что однажды мы должны будем попрощаться.

Когда я просыпалась, то обнаруживала, что он наблюдает за мной. Его тело было напряжено так, словно он готовился к тому, что я что-то скажу или сделаю. Я не знала, чего именно он ожидал. Когда я спрашивала в порядке ли он, Валентин лишь притягивал меня к себе и просто отвечал: «да».

Но что-то было не так.

Заал и Талия оставили нас наедине друг с другом, но со временем я стала проводить с ними больше времени. И Заал был прав. Мне действительно понравилась Талия. И я полюбила ее за то, что она так сильно любит моего брата.

Спустя неделю, я вошла в нашу с Валентином спальню и обнаружила, что кровать пуста. Я нахмурилась. Когда я проверяла Валентина этим утром, он не выглядел настолько сильным, чтобы встать с кровати. Я поставила свой кофе на столик и направилась в ванную. Подойдя ближе, услышала звук льющейся воды.

Бесшумно открыла дверь и на цыпочках вошла внутрь. Спортивные штаны Валентина были брошены на пол. Когда я посмотрела на душевую кабину, то увидела его большое тело, неподвижно стоящее под струями горячей воды.

В ванной клубился густой пар, обволакивая зеркало, висящее на стене. И все же я обратила внимание на то, что Валентин стоял с опущенной головой. Брызги отскакивали от его головы.

Не раздумывая, я стянула с себя свою одежду и бросила ееповерх одежды Валентина. Пар покрыл мою кожу. Не отводя глаз от Валентина, тихонько открыла дверцу душевой кабины и вошла внутрь. Дверь закрылась за мной. Валентин даже не заметил, что я оказалась у него за спиной.

Я подняла руки и коснулась широкой татуированной и испещренной шрамами спины Валентина. Валентин вздрогнул от моих прикосновений к его коже, его голова повернулась назад чтобы посмотреть на меня. Его глаза были полны боли, но в то же время были такими нежными, глядя на меня. Он наклонил голову, и я прижала свои губы к его влажной коже, осыпая поцелуями его широкие плечи.

Кожа Валентина казалась мне такой сладкой на вкус. Продолжая свое исследование, я двигалась вокруг его тела до тех пор, пока не остановилась перед ним. Его голова так и оставалась опущенной, но это не остановило меня от того, чтобы поцеловать его грудь там, где был вытатуирован его идентификационный номер.

Его дыхание участилось, пока я облизывала и ласкала его кожу. Слишком много времени прошло с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью. Мы покинули владения Госпожи и были свободными. Мы были свободными, чтобы заниматься любовью без страха быть застуканными и наказанными за это.

Только мы.

Вместе.

Влюбленные.

Мои руки заскользили по грудным мышцам Валентина и его коже, и я почувствовала влагу, скопившуюся в моей сердцевине. Мои ладони опускались вниз по его израненному торсу, пока не достигли его длины. Его твердой длины, уже ожидающей моего внимания.

Я сжала губы и взглянула в его лицо, но голова Валентина была все еще опущена. Его глаза были закрыты, а ноздри раздувались. Его полные губы казались тонкими и были поджаты. Его мускулы ощущались каменными под моими прикосновениями.

Я не могла понять, что происходит. Я знала, что если спрошу, то он мне не ответит. Что бы ни беспокоило его сейчас, это было спрятано глубоко внутри.

Нуждаясь вывести его из этого состояния, я приложила свою ладонь к его члену и начала поглаживать вверх и вниз. Сначала медленно, затем ускоряясь, но никакой реакции не последовало.

— Валентин, — прошептала я, приблизив свой рот к его соску и лизнув его.

Я застонала от вкуса и близости этого доминирующего мужчины и сжала плотнее свои бедра. Давление в моем центре начало отдавать болью.

Тяжелое дыхание Валентина привлекло мое внимание. Я уже было разочаровалась, что ничего не произойдет, но Валентин внезапно протянул ко мне свои руки. Мускулистые и сильные руки подняли меня в воздух, а крепкое тело Валентина прижало меня к стене. Моя голова откинулась назад, когда его губы начали целовать мою шею, и я вскрикнула в тот момент, когда его грудь прижалась к моей. Мои пальцы вжимались в его скульптурную спину, а когда член Валентина скользнул по моим складочкам, то мои ногти впились в его кожу.

Валентин зарычал.

Внезапно вырвавшись из оцепенения, он протяжно и громко взревел, подхватив меня под ноги. Моя спина скользнула вверх по мокрой плитке. Прежде чем я успела перевести дух, Валентин вошел в меня на всю длину. Я вскрикнула, испытывая смесь шока и сильного удовольствия от заполненности Валентином внутри меня. Он не стал ждать, пока я привыкну к его размерам. Вместо этого поместил голову в изгиб между моей шеей и плечом и начал толкаться сильно и быстро. Я вцепилась в его плечи, пока он овладевал мной и доминировал надо мной. Я подчинялась всем сердцем и с полной самоотдачей. Это было быстро, быстрее, чем я когда-либо чувствовала приближающуюся кульминацию. Словно подозревая, что я вот-вот разорвусь на части, Валентин врезался в меня с невероятной силой, мой рот открылся, и крик вырвался в пары воздуха, когда мой оргазм застал меня врасплох.

Вспышки яркого света ослепили меня, и тело содрогнулось от всепоглощающего удовольствия, нахлынувшего на меня. Сердце сжалось в груди, и Валентин с громким криком врезался в меня в последний раз. Каждый мускул в его теле напрягся, хватка его рук на моих ногах была железной. Его семя было теплым, когда вливалось в меня. После этого наше дыхание стало тяжелым.

Моя голова, теперь безвольная, упала на плечо Валентина. Я улыбнулась, чувствуя себя невесомой и любимой.

Именно этого я и жаждала от него. Его сильное и непреклонное присутствие. После целой жизни, полной опасностей, его присутствие принесло с собой чувство защищенности и обладания.

Я вдохнула горячий воздух, заполнивший каждый дюйм душевой кабинки. После нескольких минут, проведенных в том же положении, Валентин вышел из меня и поставил на ноги. Моя щека была прижата к его торсу, и я прислонилась к его сильному телу.

Валентин напрягся, когда я подняла голову. Затем я посмотрела ему в глаза, они были широко раскрыты и напряжены, как будто он боялся моей реакции. Как будто я собиралась сказать что-то, что сокрушит его душу.

Нервозность просочилась в мое тело. Подняв руки, чтобы притянуть его голову к себе, я попросила:

— Поговори со мной. Расскажи мне, что случилось. Твои глаза, твои прекрасные глаза широко раскрыты и полны опасений, но я не знаю почему. Ты должен поговорить со мной, Валентин. Я люблю тебя. Пожалуйста, впусти меня.

Он тяжело вздохнул. С видом полного отчаяния, Валентин повернулся на пятках и вышел из душа. Он вышел из ванной, не вытершись и не взяв полотенца. Желая решить эту проблему сейчас, я последовала за ним.

Моя кожа задрожала, когда наготу окутал прохладный воздух спальни. Но я не стала обращать на это внимания. Глаза остановились на Валентине, который сидел на краю кровати. Он обхватил голову руками, костяшки его пальцев побелели, а мышцы были напряжены.

Я медленно приблизилась к нему и заговорила:

— Валентин…

— Как так получилось, что ты остаешься со мной? — перебил меня Валентин.

Я замерла, потрясенная и сбитая с толку его прямым вопросом.

— Как так получилось, что я остаюсь с тобой? — переспросила я мягко, не желая расстраивать его еще сильнее.

Валентин поднял голову и его измученные голубые глаза впились в меня. Мое сердце упало, когда я заметила сомнение, высеченное у него на лице. Он действительно имел это в виду. Он имел в виду каждое слово. Он правда не мог понять, почему я до сих пор была здесь, с ним.

— Валентиин, — начала я, — я люблю тебя. Этой причины достаточно?

Он посмотрел вниз на свои руки, повернутые ладонями вверх. Не отводя от них взгляд, он ответил:

— Я причинил тебе боль. Был причиной твоей боли. Я заставлял тебя кричать. Как ты можешь любить меня? Прошло уже много времени, а я все еще жду. Жду, когда ты поймешь, что ты лишь думаешь, что любишь меня, потому что я пленил тебя и заставил подчиниться своей воле. Каждый день, когда ты просыпаешься, я жду, что ты увидишь настоящего монстра, лежащего в твоей постели. Жду, когда ты скажешь мне уйти, испытывая отвращение к тому, что я сделал с тобой.

У меня отвисла челюсть, слушая эту грубую, пронизанную болью речь.

— Я так не сделаю, — заверила я.

Но Валентин поднялся с кровати и покачал головой.

— Сделаешь. Я забрал твою невинность и сделал тебя своей. Ты сама сказала, что я — похититель сердец. Я украл твой первый поцелуй. Украл твою девственность. И взял тебя, овладел тобой, сделал своей. Я это сделал. И сделал это без твоего разрешения. Я забрал это. И по глупости ты влюбилась в меня, в чертово уродливое чудовище.

Гнев вспыхнул во мне. Сделав шаг вперед, я ткнула пальцем ему в грудь и закричала:

— Может я и влюбилась в тебя, чудовище ты или нет, но не смей называть это моей глупостью! Может я и была не тронутой, но далеко не невинной. Я хотела тебя. Даже несмотря на то, что звучит это хреново, но я хотела чувствовать твою руку, ласкающую меня, когда была привязана к той стене. По началу… по началу ты просто напугал меня. Конечно, я боялась, но, когда увидела тебя, проявляющегося в моем наслаждении, я захотела тебя. Я хотела, чтобы ты взял меня.

— Это полная хрень, Зоя, — прямо сказал он.

— Пусть будет так. Мне все равно.

Валентин разжал губы, обнажая зубы, и шагнул мне на встречу. Его огромная фигура возвышалась надо мной. Хмурый взгляд на его покрытом шрамами и суровом лице должен был вызвать страх. Но не у меня.

Валентин посмотрел на меня сверху вниз и, схватив мою руку, поднес ее к своему лицу. Он провел моими пальцами по своим глубоким шрамам: на щеках, на глазах, по уголкам губ, по груди. Я смотрела на свою блуждающую руку, но Валентин остановился, слишком много шрамов на его коже, чтобы выбрать один.

Он направил мою ладонь на свое изуродованное лицо и спросил:

— Как ты можешь это хотеть?

В его голосе больше не было гнева; вместо этого его плечи поникли, а выражение лица умоляло меня ответить.

Я не могла дать ему то, что он хотел. Для меня его лицо было прекрасным. Израненным, изуродованным, но прекрасным.

— С тех пор, как мы стали свободными, я часто смотрюсь в зеркало. Наркотики, наконец, покинули мое тело, позволив мне ясно мыслить, чего раньше я делать не мог. И я могу видеть себя. Могу видеть мужчину, которым я стал. Мужчину, в которого меня превратила та злобная чертова сука. Монстра снаружи. И вещи, которые я делал…

Я закачала головой, но Валентин положил свой палец на мои губы, принуждая молчать.

— Kotyonok (котенок), я твой Тбилисский монстр. Я похитил тебя, как монстр похищал детей. Я причинял тебе боль так, как монстр причинял боль им. Одна ты этого не видишь.

Его пронзительные голубые глаза — единственная нетронутая часть его — изучали меня. Я знала, что он ждет, когда до меня дойдет смысл его слов. Он ждал, когда я осознаю, что больше не хочу его.

Но он этого никогда не дождется.

Только в этот момент он был единственным, кто не видел этого. И он не мог понять, как с этим справиться.

Убирая пальцы Валентина со своих губ, я сжала их в ладони и сказала:

— Ты прав.

Я увидела, как его лицо побледнело от отчаяния, как только эти слова слетели с моих губ. Ощущая его боль в своем сердце, я подошла ближе, пока наши грудные клетки не соприкоснулись, и продолжила:

— Ты — тот самый Тбилисский монстр, Валентин. Ты похитил меня. Ты мучил меня. Ты причинял мне боль.

Валентин молчал, но, наклонив голову, с выражением чистой любви на лице, я добавила:

— Но с той самой минуты, когда услышала эту историю от своей бабушки, я была одержима этим монстром. И когда все дети бежали от опасного монстра, прячущегося в лесу, я стояла на его опушке, вглядываясь в темноту леса и пытаясь вернуть его домой, чтобы он не был один, чтобы он никогда больше не был одинок.

Выражение лица Валентина заставило мое сердце сжаться. Я знала, что сожаление о том, что он сделал со мной, овладевает им.

— Я не могу заниматься любовью, — внезапно прошептал он. — Я могу лишь трахаться, жестко и грубо. Это все, что я когда-либо знал.

Он отступил назад так, словно само его присутствие могло ранить меня.

Я следила за его движениями.

— Хорошо. Потому, что я могу заниматься любовью с тобой.

Он закачал головой в протесте.

— Я не нежный, не добрый, не любящий и вообще…

— Прекрасно. Потому что я обладаю всеми этими качествами. И, кроме того, я люблю тебя. Тебя, а не кого-то, кто по твоему мнению должен быть рядом со мной.

Валентин застонал, как будто не мог справиться с моими словами. Его руки поднялись, чтобы схватиться за голову.

— Я нахожусь в полном дерьме. Госпожа меня поимела. Я причиню тебе боль, даже когда захочу заняться с тобой любовью…

Он сделал паузу и с потерянным видом добавил:

— И выгляжу так… Я был создан, чтобы пугать всех, кого встречаю на своем пути. Мне никогда не суждено было быть любимым.

Приблизившись настолько, что мы стали делить один воздух, я наклонилась и, обхватив его член рукой, сказала:

— И это тоже хорошо, потому что я люблю тебя безоговорочно, и я не сломаюсь. Со мной ты можешь быть тем, кем тебе нужно быть. Ты можешь доминировать надо мной, обладать мной и владеть мной. Я хочу любить тебя и хочу, чтобы ты любил меня в ответ, чтобы мы оба никогда снова не стали одинокими.

— Зоя, — прошептал Валентин с болью в голосе, но в то же время я слышала нотку согласия. Его длина начала твердеть от моих прикосновений.

Плоть к плоти я приблизила свой рот к его уху и проговорила:

— Сейчас я собираюсь заняться с тобой любовью. Я собираюсь взять на себя инициативу и показать тебе своим телом, что я чувствую к тебе, моим сердцем.

Валентин уткнулся лбом в мое плечо и вполголоса признался:

— У меня шрамы не только снаружи, kotyonok (котенок); шрамы есть и внутри: в моих мыслях, в моем сердце и в моей душе.

Я боролась со слезами и чувствами, вызванными его признанием. Повернув голову так, чтобы мои губы встретились с его длинным шрамом, я прижала их к коже и ответила:

— И я буду считать те шрамы такими же красивыми, как и эти, что снаружи.

С губ Валентина сорвался сдавленный стон. Как только это произошло, я толкнула его на кровать, положив руки ему на грудь.

Валентин откинулся на матрас. Мокрая и готовая, желая физически выразить свою любовь, я оседлала его бедра и прижалась губами к его губам.

Как только почувствовала его вкус во рту, я переместила свой влажный центр вдоль его длины, медленно и контролируемо, с любовью, не торопясь. Валентин обнял меня за талию. Следуя моему примеру, он лениво массировал мой язык своим. У меня перехватило дыхание от медленной интенсивности этого момента. Нуждаясь в большем, желая показать ему, как сильно он был желанен, я приподняла бедра и положила ладонь на его твердый член. Я стала опускаться вниз, пока его кончик не вошел в меня. Остановившись, я обхватила его голову руками и облизала языком его губы. Он попытался взять контроль, толкая меня вниз, но я покачала головой и прошептала:

— Просто наслаждайся. Позволь мне продвигаться медленно.

Низкое рычание нарастало в его груди, но его руки ослабли, и с мучительной, но восхитительной медлительностью я надавила на его длину, принимая его в свое тело дюйм за дюймом.

Валентин откинул голову назад, его глаза закрылись, а рот открылся от накала чувств.

— Я люблю тебя, — тихо призналась я, принимая его целиком, наполняя себя до краев.

Я положила руки ему на плечи. Используя его силу, я поднималась вверх до тех пор, пока только кончик не оставался внутри меня, прежде чем опуститься вниз с долгим голодным стоном. Я поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, пока на нашей коже не появился легкий блеск. Глаза Валентина были свинцовыми и полными любви, когда он позволил мне взять инициативу на себя. Его сердце билось в груди, как барабан, а теплое мятное дыхание вырывалось короткими рваными вздохами.

Почувствовав, как мое тело начало покалывать, наши стоны стали громче и чаще. Я двигала бедрами взад и вперед, мой клитор терся по его твердым мускулам.

— Валентин, — прошептала я еле слышно, — я уже близко, малыш. Я так близко.

Валентин открыл рот, но голос застрял у него в горле. Я знала, это был знак того, что и он был близко; его член, казалось, набухал во мне, его длина давила на что-то внутри меня, что заставляло меня видеть звезды.

Я увеличила скорость, мои руки сомкнулись на толстой шее Валентина. Я застонала, он застонал. Я поднимала нас все выше и выше. Пальцы Валентина внезапно сжались на моих ногах, и, замерев, его лицо выразило удовольствие, когда он с долгим громким криком влился в меня. Когда он освободился, я потеряла контроль. Не в силах больше сдерживаться, я почувствовала, что соскальзываю с края, свет и дрожь охватили мое тело, когда пылающий жар охватил меня изнутри.

Мое сердце билось в одном ритме с его. Я упала ему на грудь, насытившаяся и счастливая. Я была счастлива. С Валентином я была совершенно счастлива и довольна. Всю свою жизнь моя душа стремилась к чему-то, чего я не могла понять, но это было так. Оно делилось с моей истинной русской любовью.

С моим прекрасным монстром. С моим сердцем.

Валентин не выпускал моих рук, а я — его. В конце концов, я откинула голову назад для того, чтобы он прижался своими губами к моим в быстром обжигающем поцелуе.

Прервав поцелуй, он заглянул мне в глаза и сказал:

— Я люблю тебя, kotyonok (котенок). Так сильно.

Широко улыбаясь, я осыпала его поцелуями и ответила:

— Я тоже тебя люблю.

Валентин вздохнул и перекатил нас обратно на кровать. Мы оставались рядом, пока он не вышел из меня и не притянул к своей груди. Я растянулась поперек его тела. Крепко держа меня, он спросил:

— Так ты моя? Сейчас и навсегда моя?

Мое сердце забилось сильнее, и спокойствие окутало меня.

— Да, — сказала я без тени сомнения, — я твоя. Я принадлежу тебе. Ты обладаешь мной и владеешь мной. Как и я тобой.

Валентин крепче прижал меня к себе. Когда я подняла глаза, он улыбался. От этого зрелища у меня перехватило дыхание. Он не был монстром, каким себя считал, он был просто моим Валентином. Похитителем сердца.

Я уже закрыла было глаза, довольная тем, где нахожусь, когда он вдруг спросил:

— Что теперь, Зоя? Что будет теперь, когда мы свободны? Я никогда не думал так далеко вперед, и теперь, когда мы здесь, я понятия не имею, что будет дальше.

Мои глаза открылись, и я придвинулась, чтобы опереться на грудь Валентина. Встретившись с ним взглядом, я призналась:

— Я не знаю, малыш, но что бы ни случилось, мы сделаем это вместе.

Он кивнул, задумавшись, и я поняла, что он думает об Инессе. Поцеловав его, я снова положила голову ему на грудь. Засыпая, я почувствовала, как рука Валентина скользнула вниз по моей спине, и он прошептал сам себе:

— Больше никакого одиночества. Я никогда больше не буду один.

Мои губы растянулись в легкой довольной улыбке.

А потом я задремала.

Влюбленная. Свободная от кошмаров.

И с полным сердцем.

Глава 23

Лука 

Две недели спустя…

Кирилл встал из-за обеденного стола, когда все закончили прием пищи. Он вышел из комнаты и направился в кабинет моего отца. Мой отец, Заал и я поднялись со своих мест, чтобы последовать за ним.

Я оглянулся и увидел, что Валентин смотрит нам вслед. Он никогда не говорил во время таких приемов, да и Зоя тоже. Они ели и отвечали на вопросы, когда их спрашивали, но ужин с Братвой, казалось, выбивал их обоих из колеи. Я вспомнил, каково это быть новичком в этой «нормальной» жизни. Где ты больше не сидишь взаперти, как чертово животное или, в случае Зои, не являешься мишенью. Черт, Заалу было все еще трудно, но, по крайней мере, у него была Талия. Зоя и Валентин казались потерянными, но при этом они никогда не отпускали друг друга, и до сих пор были вместе.

Это было самое главное в этой жизни.

Заал уже пытался наладить отношения с Валентином. Медленно, но он пытался. Зоя тоже старалась проводить время с семьей, с Талией, позволяя моей сестре погрузиться в ее жизнь, как Талия делала со всеми, кого встречала.

Но Киса? Мое сердце сжалось, когда я подумал о том, как она вмешалась, чтобы привести Зою в нашу жизнь. И я видел, что Зоя ее обожает. Но именно такой и была моя жена.

Лицо Кирилла засветилось интересом, когда он официально познакомился с Валентином. Массивный мужчина вошел в дом моих родителей с бритой головой и изуродованным шрамами лицом, с красной отметиной в дюйм толщиной от ошейника, который был обернут вокруг его шеи долгое время. Я знал, что видит Пахан: русское чудовище. Обучен убивать, эксперт по пыткам и через Зою связан с нашей семьей. Валентин был влажной мечтой Пахана. То, что он умел делать, и то, как он был сложен и выглядел достаточно угрожающе, чтобы наши враги упали в покорности к его ногам.

Глаза моей мамы расширились, когда Валентин вошел в комнату впервые две недели назад. Он выглядел как персонаж из фильма ужасов по сравнению с милым лицом Зои, его рука крепко сжимала ее. Но мама взяла себя в руки и прижала его к груди. Он был принят нашей семьей.

Кто-то прочистил горло. Когда я поднял глаза, в дверях стоял отец. Он махнул рукой, приглашая меня войти внутрь. Я вошел в кабинет и занял свое место по другую сторону стола от Кирилла, который налил нам по стопке.

Откинувшись на спинку кресла, Кирилл начал разговор:

— Итак, Арзиани… — он сделал паузу и выпил водку высшего сорта.

Я замер, отчаянно желая узнать, что удалось выяснить нашим инсайдерам и инсайдерам Заала.

Кирилл покачал головой. Впервые за все время я заметил на его суровом лице намек на беспокойство. Мой желудок сжался от нарастающего напряжения. Кирилл никого и ничего не боялся, он был так уверен в нашей Братве, что это граничило с высокомерием.

Когда он поставил стопку обратно на стол, его лицо исказилось от гнева. Прочистив горло, он заговорил:

— Арзиани — это подпольное грузинское предприятие. Но отличное от всего, что я слышал ранее. Из этого могу сделать вывод, что Арзиани управляет своей империей, эта международная империя, как новый Сталин. Его люди организованы и имеют военный ранг.

Кирилл сунул руку в карман и, достав оттуда серебряную булавку, бросил ее на стол. Я наклонился вперед, рассматривая эмблему из двух сложенных мечей. Кирилл указал на булавку.

— Их эмблема. Они носят ее на своих черных униформах.

Заал посмотрел на меня. На его лице тоже отражалась ярость. Эти ублюдки держали его в своих руках еще ребенком. Он хотел, чтобы они умерли.

— Насколько мне известно, таких людей сотни по всему миру. Они живут в тайне. Сам факт того, что им удалось скрыться от нашего преследования, говорит нам все, что нужно о них знать — они хороши. Опасны. Никого подобного мы еще не встречали. Они не действуют как криминальная семья или какая-либо другая группировка, которую мы наблюдаем в этой жизни. Они — это их собственная сущность.

Мы молчали, впитывая эту информацию. Мой отец наклонился вперед и поднял эмблему. Он провел большим пальцем по мечам и спросил:

— И как мы добудем о них информацию?

Кирилл указал на Заала, который заерзал на своем сидении и заговорил:

— У одного из моих людей есть двоюродный брат в Грузии, который беспокоится об одном из членов своей семьи. Парень убегал среди ночи. Однажды его отец проследил за ним. И потом рассказал, что мальчик был на слете. Слет Ночных Призраков, как его называют. Он сказал, что его сын что-то пообещал мужчине, стоящему на возвышении сцены. Отец стал расспрашивать его об этом, когда они вернулись домой. Но на следующий день его сын исчез. И с тех пор его никто не видел.

Заал посмотрел каждому в глаза и объяснил:

— Они считают, что он был завербован этими призраками и увезен для работы на них.

— Кровавая яма, — понимающе проговорил я.

Заал кивнул.

— Я думаю также. Это и ГУЛАГи, и любые другие предприятия, занимающиеся подобным делом.

— Дерьмо, — сказал мой отец, озвучивая мысли каждого из нас. — Они представляют для нас угрозу? — спросил он.

Я резко повернул голову, смотря прямо на него. Отец встретил мой яростный взгляд и побледнел:

— Лука…

— Они заслуживают смерти. Угроза они нам или нет, — холодно ответил я. Мои руки почти сломали деревянные подлокотники кресла. — Они, бл*дь, заставляли меня драться. Они стирали мои воспоминания своими наркотиками и насиловали меня. Снова и снова, в течение многих лет.

Я пытался отдышаться, затем прорычал:

— Угроза они или нет, но я пойду к ним и разорву их на части.

Я чувствовал ярость Заала, который добавил:

— А все, кто останутся, будут моими.

Глаза моего отца расширились, и он стал беспокойно переводить взгляд с меня на Заала.

— Лука…

— До нас дошли слухи, что они скоро прибудут в Нью-Йорк.

Моя кровь мгновенно превратилась из теплой в обжигающе горячую, когда Кирилл продолжил разговор.

— Прибудут в Нью-Йорк? — мрачно переспросил я.

Кирилл подвинулся, уперся локтями в стол и продолжил:

— Чтобы создать ГУЛАГ. Грузинские мерзавцы намерены привезти кровавые бои в мой город, на мою территорию. И они планируют сделать это прямо у меня перед носом.

— Они придут и разожгут войну, — холодно отреагировал мой отец. Но, взглянув ему в лицо, я заметил, что он был совсем не спокоен.

— Если только мы не убьем их первыми, — предложил я.

Кирилл улыбнулся мне своей самой холодной улыбкой и кивнул.

— Если только мы не убьем их первыми, — эхом повторил он мои слова.

В комнате снова воцарилась тишина. Кирилл откинулся на спинку кресла.

— Мы выяснили, что Абрам Дуров был подкуплен этой грузинской организацией. На момент его смерти предполагалось, что это был частный бизнес, потому что он не был связан ни с одной криминальной семьей. Теперь, — острое лицо Кирилла потемнело, — теперь мы знаем, что Арзиани ему заплатили. Заплатили за то, чтобы они не попадались нам на глаза. — Кирилл повернулся ко мне. — Держался рядом, так что, когда настал день, у него был выход за то, что его психованный сын сделал с этим братством.

— Я, — сказал я. — Он держал их рядом, чтобы отослать меня после того, как Алик убил Родиона.

Лицо Пахана стало каменным, и он сидел передо мной, как Кирилл «глушитель» Волков. Это был человек, который руководил самой успешной преступной группировкой в мире.

— Как нам узнать о них побольше? — задал вопрос мой отец.

Заал наклонился вперед и указал на дверь.

— От человека, который сидит за обеденным столом, — сказал он, привлекая наше внимание.

Заал стиснул зубы и продолжил:

— Валентин. Он знает о Ночных Призраках. Его Госпожа была сестрой Арзиани. В отличие от меня, наркотики действовали на него только временно, поэтому он наблюдал за ними. Изучал их. Он все помнит.

— Что ты имеешь в виду, говоря «помнит все»? — уточнил Кирилл. Когда кто-нибудь говорил о Валентине, в его глазах снова вспыхивало возбуждение.

— Все, — настаивал Заал, — имена, возраст людей, места, количество наших врагов, оружие, которое они используют, расписание — все это. Это так странно для меня, но он помнит подробности всего, что он пережил, что случилось в его жизни.

Кирилл улыбнулся и сказал:

— Фотографическая память. — Кирилл повернулся к моему отцу. — Опытный убийца, знаток пыток, он помнит все, что видел и слышал. Включая Кровавую Яму Арзиани.

— Это не все, — добавил я.

Все взгляды устремились на меня. Я откинулся на спинку кресла и сказал:

— У них его сестра. Господин Арзиани одержим сестрой Валентина. Она сидит на наркотиках, которые они используют для своих сексуальных рабынь и жертв торговли людьми. — Я уставился на дверь кабинета, как будто смотрела прямо на Валентина. — Валентин сделает все, чтобы вернуть ее.

— Злобный убийца, который сделает все, чтобы вернуть свою сестру? — Кожа Кирилла покраснела от перспективы иметь кого-то столь же смертоносного, как Валентин, в качестве члена нашего внутреннего круга.

Кирилл повернулся к Заалу.

— Насколько он предан твоей сестре? Нам нужен этот человек. Если мы примем его без испытательного срока, он может предать нас?

Заал покачал головой.

— Она принадлежит ему. Он ее не бросит. Они вместе навсегда.

— И он русский, — добавил мой отец. — Он знает нас. Он проявил уважение, когда узнал, кто мы такие.

— И ему нужна цель. Если он хочет выжить в этой новой для него жизни, то ему нужно делать то, что он делает лучше всего: убивать. Это то, во что его превратили. Назад пути нет…

Я встретился взглядом с Заалом и договорил:

— Для любого из нас, кто познал ту жизнь.

Кирилл сложил руки на столе. После нескольких секунд раздумий, он приказал:

— Приведи его сюда!

Поднявшись со стула, я вышел в коридор и увидел Валентина, стоявшего у окна столовой и смотрящего на улицу. Когда я подошел к нему, его покрытое шрамами лицо повернулось ко мне. Я дернул головой. Глаза Валентина сузились.

— Идем, — сказал я.

Я увидел, как Зоя поднялась из-за стола и спросила:

— Куда ты его ведешь?

— С ним хочет поговорить Пахан.

В глазах Зои мелькнуло подозрение. Я взглянул на Кису, и когда она посмотрела на меня, я кивнул. Киса поднялась со своего места и, положив руку на плечо Зои, сказала:

— С ним все будет в порядке, Зоя. Пускай он поговорит, а ты пока посидишь с нами.

Зоя с подозрением посмотрела на меня. Я знал, что она еще не полностью доверяет нашей семье, но со временем она это сделает.

Валентин наклонился к Зое и прошептал ей что-то на ухо. Ее плечи поникли от того, что он сказал. Затем Валентин приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Это все еще выглядело странно, когда мужчина, такой грубый и изуродованный шрамами, вел себя так мягко со своей красивой женщиной.

Он повернулся и, не оглядываясь, последовал за мной. Мы вошли в кабинет. Пока мы это делали, я наблюдал, как его оценивающий взгляд блуждает по комнате, запечатлевая все в памяти.

Кирилл встал из-за стола. Как только он это сделал, Валентин напрягся.

— Валентин, — поздоровался Кирилл и указал на свободное место рядом с Заалом. — Присаживайся.

Валентин скрестил руки на груди и под пристальным взглядом Пахана подошел к креслу и сел, Заал кивнул ему. Я тоже сел. Кирилл налил Валентину выпить.

Кирилл пододвинул водку Валентину и сказал:

— Арзиани собираются устроить здесь, в Нью-Йорке, ГУЛАГ. — Воздух в комнате сгустился, как только Кирилл заговорил с Валентином об Арзиани. Лицо Кирилла потемнело. — Мы не можем этого допустить.

— Что вам нужно знать? — спросил Валентин, и в его глубоком голосе ясно прозвучала ненависть, которую он испытывал к грузинской организации.

— Все, — ответил Кирилл. — Все, что ты знаешь.

— Я знаю много, — проинформировал Валентин.

Лицо Кирилла расплылось в широкой улыбке.

— Еще лучше.

Валентин поерзал на стуле и заговорил:

— Я расскажу вам все, что нужно знать, но при одном условии.

Кирилл склонил голову набок, и я понял, что он был ошарашен неуважительным ответом Валентина. Никто никогда не договаривался с Паханом, все делали то, что он велел, без всяких условий.

Кирилл засмеялся и сказал:

— У тебя есть яйца, Валентин. — Кирилл откинулся назад. — Я слушаю.

Валентин сжал челюсть и заговорил:

— Я хочу вернуть свою сестру. Мне нужно твое слово, что мы вернем её. Чего бы это ни стоило.

Кирилл кивнул и спросил:

— Что-то еще?

Ярость разлилась по суровому лицу Валентина, и он прорычал:

— Я убью столько Призраков, сколько смогу достать. Мне это необходимо. Пытка, скрытность или открытая война, просто позвольте мне разорвать их всех на части за все, что они сделали. Я буду самым эффективным убийцей, который у вас когда-либо был. Уж поверьте.

Кровь бросилась мне в лицо от волнения в голосе Валентина. Его тон и обещание были заразительны. Я видел, как Заал кивает головой; он тоже хотел получить свою долю добычи. Кирилл смотрел на нас троих, сидящих рядом, и его лицо светилось гордостью. Он медленно кивнул. Обойдя вокруг стола, он протянул Валентину руку. Валентин взял ее, поцеловал в тыльную сторону и поднес к голове.

Теперь он был связан клятвой с Красным Королем Волковым.

Кирилл отступил назад, сложил руки на груди и сказал:

— Мы узнаем все, что знает Валентин, а потом будем ждать.

Моя кожа покрылась мурашками. Взмахом руки он объявил, что встреча окончена. Отец встал и сказал:

— Пойдем. Пойдем выпьем. Мне это нужно.

Один за другим мы вышли из кабинета и зашли в гостиную. Киса поднялась на ноги, когда я вошел. Обхватив ее руками за талию, притянул ее к себе.

— Все в порядке? — спросила она, расслабляясь в моих объятиях.

Прижав ее ближе, я положил руку на ее округлый живот и ответил:

— Идеально.

Киса улыбнулась и снова обняла меня. Поверх головы своей жены я встретился взглядом с Заалом, а затем с Валентином. Они смотрели на меня, крепко обнимая своих женщин.

Я видел, как в их глазах горит жажда мести, жажда убийства. Я чувствовал, как жар пробегает по моему телу, так как предвидел предстоящую битву, зная, что они будут чувствовать то же самое.

Арзианцы были головой змеи, которая контролировала все, через что мы трое прошли. Головой, которую я собирался оторвать.

Эти мужчины были моими братьями по оружию.

И мы, бл*дь, отправлялись на войну, потому что пленных еще не освободили. 

Эпилог

Валентин 

Месяц спустя…

— Ты готов, малыш? — спросила Зоя, заходя в нашу гостиную.

Я встал с дивана и обнял ее. Зоя оглядела комнату и удовлетворенно улыбнулась.

— Странно, что у нас есть собственный дом, — сказала она радостно.

Я окинул взглядом маленькую комнату и почувствовал, как что-то сжалось у меня в груди.

— У меня никогда раньше не было дома.

Руки Зои крепче обхватили меня за талию. Она ничего не сказала в ответ, но я знал, что она поняла.

Кирилл и Иван, а также Лука и Заал подарили нам этот дом. Нам хотели дать дом побольше, достойный члена Братвы, но мы с Зоей предпочли что-нибудь поскромнее. Мы оба были так потеряны, находясь здесь, на воле. Мы хотели жить сами по себе, в месте, достаточно большом только для нас двоих. Также Зоя хотела быть среди своего народа. Авто и его жена жили всего в двух домах от нас.

Зоя отстранилась и подошла к шкафу, чтобы взять наши пальто. Она надела свое. Я не смог сдержать улыбку, когда ее лицо потерялось в меховом капюшоне вокруг шеи.

Она была так прекрасна. Каждый дюйм принцессы Костава.

Я был занят тем, что разглядывал свою Зою, когда она повернулась и улыбнулась. Сняв с крючка мое пальто, она поднесла его ко мне и поцеловала в губы. Я застонал у ее рта, мои руки поднялись, чтобы обхватить ее лицо. Я толкал ее назад до тех пор, пока она не ударилась спиной о стену, но Зоя дернула головой в сторону и задохнувшись произнесла:

— Валентин, мне нужен перерыв. Мы провели в постели весь день, и я хочу выйти на улицу.

Я провел носом по ее щеке и шее и почувствовал, как она вздрогнула от моего прикосновения.

— Я не могу насытиться тобой, — сказал я и прижался к ней своим пахом.

Зоя засмеялась и толкнула меня в грудь.

— Знаю, малыш, но я хочу прогуляться с тобой. Хочу, чтобы мы вышли на улицу. Нам это необходимо.

Она наклонилась и, взяв меня за руку, поднесла ее к губам и сказала:

— С твоей рукой в моей. Свободны, как и другие пары. Мы больше не пленники, запертые в камере. Мы, наконец, свободны, чтобы выйти на улицу.

Мои глаза вспыхнули, когда я увидел, как она прижимает поцелуй за поцелуем к моей руке. Голодное рычание раздалось в моей груди. Протянув руку к упавшему на пол пальто, Зоя подняла его и прижала к моей груди.

— Одевайся, — игриво сказала она.

Взяв чертово пальто, я надел его и последовал за Зоей к двери. Натянул тяжелую шерстяную шапку и капюшон пальто, чтобы прикрыть лицо.

Зоя открыла дверь, но, увидев меня обернувшись, тут же захлопнула ее. Я нахмурился, гадая, что она делает. Затем она протянула руку и сняла мой капюшон. Я с трудом сглотнул, увидев выражение ее лица, которое я до сих пор не мог поверить, что было направлено лишь на меня. То, которое говорило мне, что она любит меня.

То самое, которое говорило мне, что я владею ее душой.

Зоя стащила шапку с моей бритой головы и поцеловала меня в шрамы на щеке. Когда она отстранилась, ее взгляд впился в меня.

— Не прячься от меня, — сказала она.

Я запустил пальцы в ее волосы и ответил:

— Я не прячусь от тебя. Ты видишь меня. Я никогда не смогу спрятаться от тебя, kotyonok (котенок).

Зоя вздохнула и сказала:

— Тогда не прячься от других, — она указала на дверь.

Мой желудок сжался при мысли о том, чтобы выйти на улицу. С тех пор как я стал свободным мужчиной, я почти не выходил на улицу при дневном свете. Днем я никуда не выходил. Я видел реакцию Волковых и Толстых при встрече со мной. Видел, как охранники смотрели на мое лицо. В отличие от Луки и Заала, я не мог скрыть шрамы своего прошлого под одеждой. Я носил их на всеобщем обозрении. Те немногие люди, с которыми мы вступали в контакт, съеживались при одном взгляде на меня. Люди, жившие поблизости, всегда обходили меня стороной.

Зоя взяла с меня обещание прогуляться с ней сегодня по Брайтон-Бич. Ее тошнило от того, что она постоянно сидела дома. Она хотела показать своим людям, что мы вместе. Ей надоело прятать нас от всего мира.

Зоя бросила шапку на пол и сказала:

— Там не так уж и холодно, чтобы ее надевать. И нет никакой необходимости прятать свое лицо.

— Они будут пялиться, — ответил я, чувствуя себя жалким из-за того, что вообще заботился о мнении других.

Лицо Зои смягчилось, и она прошептала:

— Тогда пусть смотрят.

Зоя сжала мои пальцы и открыла дверь. Я поднял воротник как можно выше и вышел на дневной свет.

Яркое зимнее солнце слепило глаза. Мне хотелось поднять лицо и почувствовать его тепло. Но когда я осмотрелся вокруг, то увидел, что грузины Костава, жившие поблизости, начали пялиться на нас. Их наследница впервые появилась при свете.

Я опустил голову, когда Зоя прижалась ко мне, подняв мою руку, чтобы обвести ее вокруг своих плеч. Я притянул Зою ближе. С ее более низким ростом, она мне идеально подходила.

Теплое дыхание Зои коснулось моей кожи, и она прошептала:

— Они смотрят больше на меня, чем на тебя. Большинство моих людей не видели меня с тех пор, как мне исполнилось пять лет.

Я кивнул, но заметил взгляды, которые бросали на нас люди, когда мы шли дальше. Грузины открывали двери своих домов, выбегали на улицу, чтобы поцеловать руку Зои и поприветствовать ее словами: «K’alishvili». Счастье от того, что она выжила, отражалось на их лицах.

Потом они смотрели на меня, и кровь сходила с их щек. Я пытался убрать руку с плеч Зои, когда она улыбалась и приветствовала своих людей в ответ. Но Зоя крепко сжимала мою руку, заставляя меня стоять рядом с ней. Заставляя ее людей увидеть, что я принадлежу ей. Представляя меня как своего мужчину.

Мое сердце наполнилось чувством, что она сильно меня хотела. Я никогда этого не пойму, но и никогда не откажусь.

Чем дальше мы шли к пляжу и пирсу, тем больше грузин выходило посмотреть на нее. Я с благоговением наблюдал, как люди целовали ей руку или махали издали. Она была принцессой. Они были потрясены тем, что она выжила, и Зоя поблагодарила своих людей за их любовь и поддержку.

Дети выходили вместе с матерями, Зоя останавливалась, чтобы погладить их по щекам. Я смотрел, задыхаясь от жажды, видя Зою с детьми. В моей голове возник образ: Зоя с нашим ребенком на руках. При этой мысли по моему телу разлилось умиротворение.

Пока мы шли дальше, я хранил этот образ в глубине сознания, не желая терять счастье, которое испытывал, когда представлял его.

Мы уже перешли дорогу, ведущую к пристани, когда маленькая девочка крикнула: «K’alishvili!» Девочка снова закричала и побежала через дорогу, держа в руке красный цветок.

Она остановилась перед нами и протянула Зое цветок. Зоя улыбнулась маленькой темноволосой девочке и наклонилась, чтобы его принять.

— Спасибо, — сказала Зоя, и девочка застенчиво кивнула.

Потом девочка посмотрела на меня, и у нее отвисла челюсть. Я еще глубже спрятал голову за воротник, чтобы не пугать ее сильнее, но тут девочка спросила Зою:

— Это чудовище, K’alishvili?

У меня свело живот, и я увидел, как Зоя напряглась.

— Нет, детка, — тихо ответила Зоя. — Он воин, большой и сильный. Он боролся всю свою жизнь и иногда получал травмы. Вот почему он носит шрамы. Они показывают, каким храбрым он был. — Зоя подняла на меня глаза. Мои мышцы напряглись от выражения чистой любви, написанной на ее лице, от слов, слетевших с ее губ. — Валентин переехал сюда вместе со мной, чтобы защитить нас всех и обеспечить нашу безопасность. Видишь, какой он большой и сильный? — девочка кивнула, широко раскрыв карие глаза. — Ну, это чтобы он мог отбиваться от плохих людей.

— Как те страшные монстры, которые живут под моей кроватью? Эти плохие люди?

Зоя засмеялась и кивнула.

— Да, такие же. А Валентин всегда побеждает, потому что у него чистое сердце.

Маленькая девочка снова посмотрела на меня, но на этот раз с благоговением, на этот раз увидев кого-то еще, кроме монстра.

И все из-за моей Зои.

Девочка широко улыбнулась, потом повернулась и побежала через дорогу к ожидавшей ее матери.

Зоя выпрямилась, взяла меня за руку и молча повела дальше по пирсу. Старый деревянный настил скрипел под моим весом. Шум волн, разбивающихся о берег, становился все громче. Мы дошли до конца пирса и посмотрели на океан.

Я закрыл глаза, чувствуя руку Зои в своей. Как только я столкнулся с темнотой, образы моей сестры проникли в мой разум. Страх, который всегда сопровождал их, овладел моими мыслями. Я медленно вдохнул соленый воздух, отгоняя его. Мы собирались вернуть ее обратно. Ей просто нужно было продержаться еще немного. И она это сделает. Инесса была сильной.

Открыв глаза, я посмотрел на Зою, которая смотрела на море. Инесса была сильной, как мой маленький грузинский котенок.

Словно почувствовав мой взгляд, Зоя подняла на меня глаза и улыбнулась. Мое сердце чуть не разорвалось. Когда ее рука сжалась в моей, я посмотрел на ее руку и вспомнил, как наслаждался этим моментом в камере, убежденный, что никогда больше не смогу держать ее за руку.

— О чем ты думаешь? — спросила Зоя.

Притянув ее к себе, я откинул с ее лица длинные растрепанные ветром волосы и ответил:

— О тебе, — я поднял наши соединенные руки. — О нас, вот так. Здесь. Свободных.

Зоя положила голову мне на грудь, и я крепко прижал ее к себе.

— Эти люди… — я замолчал и покачал головой. — То, как они с тобой обращаются. Ты — их принцесса.

— Нет, — возразила она, но я отрицательно покачал головой. Она была. Она была прекрасна, ее любили, и самое главное, она была моей.

Зоя подняла голову. Своими огромными темными глазами она смотрела на меня с любовью. Подняв руки, она оттянула воротник моего пальто и улыбнулась.

— Так-то лучше. Теперь я тебя вижу.

Наклонившись, я поцеловал ее в губы и поднял голову к солнцу. Теплые лучи сразу же согрели мое лицо. Я улыбнулся.

Вот он я, моя рука в руке Зои, солнце на моем лице, и я свободен.

Я был счастлив.

Я никогда не думал, что могу быть счастливым. Благодаря Зое. Это все благодаря Зое. Моему котенку, похитительнице моего сердца, моей маленькой грузинке.

Вот он я, монстр, которого она спасла.

Тот самый, которого она искала в темном лесу.

Тот, кого она считала достойным любви.

 ***

152

Кровавая Яма

Грузия

Когда Господин покинул мою комнату, его семя успокоило огонь внутри меня, и мои глаза закрылись. Образы маленькой девочки и мальчика постарше внезапно заполнили мои мысли. Мое сердце забилось быстрее, когда я увидела мальчика, держащего на рукахдрожащую девочку.

— Мне страшно, — сказала девочка.

— Не бойся, — ответил мальчик. — Я никогда не позволю, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Я почувствовала, как девочка успокоилась и протянула ему палец.

— Старший Брат обещает? — спросила она с таким доверием и надеждой.

Мальчик улыбнулся, его красивое лицо сияло любовью. Он обхватил палец маленькой девочки своим и сказал:

— Старший брат обещает.

Когда воспоминание исчезло из моего сознания, я открыла глаза, находившись в одиночестве в своей камере, и увидела свою руку, поднятую вверх, мой палец изогнулся в воздухе с этим обещанием. По моему лицу потекли слезы. Как только туман в моей голове снова начал сгущаться, я уставилась на свой палец и прошептала:

— Я обещаю, что все еще держусь…

Продолжение следует…

Оглавление

Тилли Коул Ревейдж Серия: Души в шрамах #3

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14 

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Эпилог