фонари распухли от мороза, стены домов покрылись инеем, а чёрные изломанные ветви деревьев казались нарисованными углём, Валерия почувствовала такой же холод и тёмные тени внутри себя. Принялась плакать. Толя попытался успокоить, и ей стало стыдно.
Ожидала, что Алексей извинится, пообещает не напиваться, но оказалось, что в своей жизни он ничего не намерен менять. Предложил сравнить: каприз женщины или цель, которой подчинена жизнь, каждый его поступок.
– Это танки грязи не боятся, – услышал в ответ, – а я – не танк.
И дня не прошло за истекшие тридцать лет, чтобы они не вспомнили друг о друге. В первые годы он звонил часто, рассказывал, как познакомился с одной девушкой, потом с другой, что они нравятся ему больше, чем Валерия, потом наступало разочарование и следующий звонок.
Позднее объяснил:
– В твоей питерской начитанности, холодной строгости к себе и к другим было то, чего мне не доставало, как человеку и художнику.
«А мне – твоей жажды жизни и необузданности», – подумала она.
Понадеялась на новую любовь, которая поможет выбросить из головы наваждение. Сходила с другим мужчиной в ЗАГС, венчалась в церкви. Не помогло.
Получив диплом, Алексей вернулся на родину, женился, работал, как сумасшедший: писал картины, собрал вокруг себя мастеров художественных промыслов, организовывал выставки, добился открытия галереи и художественной школы для детей, получил звание «Заслуженный», и, наконец, в смысле искусства, стал лицом своего края.
Пил, чтобы расслабиться после работы, на презентациях, на охоте и на рыбалке.
«Сибирское здоровье, – удивлялась Валерия, когда слушала истории о его «подвигах», – а местные мальчики, Толя и Стасик, сломались».
Жена Алексея исчезла, оставив маленьких детей: дочь и сына. Мачехе он не позволил войти в дом, вырастил один. Начиная с мастер-классов, заметно было, как тянутся к нему ребята.
В «Facebook» или «В контакте» Валерия, иногда, рассматривает фотографии известного художника и понятного ей, как никому, человека. Вот снимок: они с дочерью стоят на деревянном мостике, на заднем плане кованый забор и церковь, у Алексея глуповато довольная физиономия нетрезвого человека, у девушки на голове кружевной светлый платочек для храма, усталые глаза, морщины на лбу, беспомощное лицо.
«Нашёл любящее сердце, готовое пожертвовать собой ради его образа жизни», – сказала себе Валерия.
– Прости, я забыла, где ты работал раньше? – вернулась мыслями к собеседнику.
– В детской художественной школе. Напрасно с ними поссорился.
«Да, к детям его допускать нельзя», – подумала она.
– В институт свой схожу, может быть, работу предложат, они ко мне прекрасно относились.
– Вход туда по пропускам,
– Меня пустят, – по-детски, уверенно произнёс Толя, – понимаешь, опасаюсь узбека, позвони, я тебе номер домашнего телефона дам, проверишь, живой ли.
Среди их встреч в последние годы, он раза три узнавал её, просил не забывать и называл семь неизменных цифр квартирного телефона, только последовательность их была каждый раз другой.
Женщина взяла его мобильник, набрала свой номер, нажала звонок, проверила и сохранила в контактах.
– Найдёшь в папке «Контакты» имя Валерия, запомнил?
Нет, поняла, что забудет. Около имени дописала: «Знакомая Алексея».
– Ты не пьёшь сейчас? – спросила, наконец.
– Что ты! Папа умер, денег нет. Вышел в Ленинград, тут всё по-другому, как будто, приехал издалека. Машины иностранные, люди в наушниках громко разговаривают, колер флагов поменялся…
Валерия не стала напоминать, что уже много лет культурная столица называется иначе, возможно, он был в курсе, но хотел ощущать себя в городе со старым названием, в самом начале не погубленной жизни.
– До свидания, прости, больше нет времени разговаривать, спешу на работу, надеюсь, всё будет у тебя хорошо.
Каблуки застучали по тротуарной брусчатке. Деловая, прагматичная женщина, она отказалась от жизни, состоящей из ярких вспышек и погружений в темноту, выбрала размытую акварель без резких контрастов. Обернулась.
Человек – пятно постоял немного, поплёлся домой и растворился в подъезде.
«Узбек, деньги, магазин, бутылка», – представились женщине фрагменты для «пазла» сегодняшнего вечера, а сложатся они для Толи в алые знамёна на мрачных стенах домов, портреты вождей, измеряемые в квадратных метрах, горны, пионерию, мавзолей и мольберт с картинами, которые никто так и не увидел.
