Мерной вязью вариаций усыпляя, как Гипнос…
Себастьян
Сыновья и мне играют на клавирах вечерами.
Я люблю лежать в кровати и под музыку дремать,
Вспоминая старый Кётен, замок князя Леопольда…
И Саксонский зал в Карлсбаде…
Карл
Что ж тебя влечёт туда?
Жизни лучшие мгновенья?..
Себастьян
(Себастьян склоняет голову, опирает её на ладонь и прикрывает глаза.)
Расскажу лишь о Карлсбаде,
Чтобы вас не утомил мой мемуарный монолог.
В тысяча семьсот двадцатом вместе с князем Леопольдом
Я на водах был термальных (в третий и последний раз)
И смогу забыть едва ли, как в один июльский вечер
Мы в Саксонском банном зале исполняли мой концерт
(Сочинённый в ре миноре для двух скрипок и капеллы
Как подарок Леопольду в девятнадцатом году).
Судаториум был светлой и просторной галереей.
Золоченые колонны подпирали потолок,
Окружая длинный лабрум беломраморной отделки,
Где струилась и парила терминальная вода.
Через стрельчатые окна с голубыми витражами
В галерею проникали предзакатные лучи.
На палестре размещались круглый стол и две кушетки,
Чтобы, вволю накупавшись, можно было отдохнуть.
На столе в хрустальных кубках кровь Диониса искрилась,
Источая Траминера утончённый аромат.
На серебряном подносе возвышалась ойнохоя
(Древнегреческой работы чёрный глиняный кувшин).
Ойнохою украшала драматическая сценка:
Молодой сатир и старый выясняли, кто пьяней.
Рядом с ней стояли вазы из китайского фарфора,
В них лежали мандарины, авокадо и кишмиш.
Зал был выкуплен на вечер и поэтому безлюден.
Слуги ждали в вестибюле, охраняя наш досуг.
Леопольд и я помылись, в чистых водах искупались
И друг друга разогрели, сделав масляный массаж…
А затем, одев хитоны из атласной белой ткани,
Полулёжа на кушетках стали пробовать вино.
Князь был молод и прекрасен, обаятелен и чуток.
Я был полон восхищенья и сиял в его лучах…
Захмелев, мы взяли скрипки – золотые “Grand Amati”,
Наши души подхватила нежной музыки волна.
Князь играл самозабвенно. И смычок плясал на струнах,
Ни одной фальшивой ноты в страстном танце не издав.
С первой скрипкой состязаясь, я подыгрывал искусно.
Две мелодии, сплетаясь, возносились к небесам.
В это время в вестибюле ожидавшая капелла,
Нас услышав, заиграла струнный аккомпанемент.
В гармоническом единстве я тогда познал блаженство, –
В зареве заката пела воплощённая Любовь…
(Себастьян открывает глаза, поднимает голову и глубоко вздыхает.)
Карл
Себастьян, теперь я понял, почему твои шедевры
Удивительно похожи на скрипичный диалог, –
Точно две играют скрипки то каноном, то дуэтом.
Это скрипка Леопольда музицирует с твоей!
Себастьян
Я всегда скрывал от мира, но скрывать от вас не стану,
Что я князю Леопольду самым близким из друзей
Был, служа душой и телом капельмейстером придворным.
Но женитьба на принцессе нашу связь оборвала.
Брак был явно по расчету, – в высшем свете это норма,
Без наследника погибнуть мог богатый знатный род.
Став княгиней, Генриетта убедила Леопольда
Сделать так, чтобы капеллу он из замка удалил.
Уступив её капризам, князь совсем переменился.
Целый год мы не встречались. Я тогда решил уйти.
Повод вскоре появился, – в Лейпциге скончался кантор.
В магистрате согласились, чтобы место занял я.
Мне с семейством разрешили в Томасшуле поселиться.
Увольнение со службы подписал добрейший князь.
Готлиб
(Подливает всем вина в кубки и цитирует на латыни)
Non hic Pierides, non vanum numen Apollo,
Non de mentiti vertice nata Iovis,
Ipse sed aeterni Christus sapientia patris
Praesidet, est soli cui locus iste sacer.**
Себастьян
(Себастьян улыбается и ласково треплет Готлибу волосы на затылке.)
Генриетта от чахотки умерла довольно скоро.
Сын родился от Шарлотты – от второй его жены.
Я послал им поздравленье и клавирную партиту.
Леопольд хранил молчанье…
Карл
Как я слышал, мальчик был
Очень слабым. Ах, бедняжка! Пару лет прожил и умер…
Себастьян
В тот же год и князь скончался от чахотки… в тридцать три…
О Господь! Будь милосердным и грехи прости их душам,
И утешь Своей
