На Грани любви [Ирина Юркина] (fb2) читать онлайн

— Конечно не то, — голос мага был похож на голос взрослого, уговаривающего ребенка: спокойный, рассудительный. — Она иномирянка, Рай, иномирянка всего лишь.

— Они все иномиряне, если ты забыл, — выплюнул слова граф. — Все… Это они, иномиряне, чуть ли не зубами рвали наших ребят. Ты помнишь, скольких мы вернули Ворасу? И в этой я тоже чувствую фальшь… — хрустнула ветка и душа ушла в пятки: если меня сейчас заметят подслушивающей эти разговоры, то несдобровать.

— Но она появилась у нас на глазах, — выдвинул последний аргумент маг.

— Именно поэтому она до сих пор еще жива, — рыкнул граф. — Если бы не это …

— Да уж, — язвительно перебил его Лей. — Если бы не это — он скопировал интонацию, — ты давно уже был бы благополучно женат. Так чего ты хочешь больше? — в голосе мага проскользнуло раздражение. — Доставить иномирянку в храм Вораса и заслужить, пусть, может, и не благодарность жрецов (это как раз от нас не зависит), но хотя бы удовлетворение и, возможно, дополнительный плюс для графства, лишний алтарь там или нового жреца в деревню старателей, они давно уже просят основать храм.

— Что, надоело? — язвительно произнес граф.

— Знаешь, да, — голос мага не дрогнул. — Я больше маг, чем жрец, да и дворов в деревне много, а Светлого каждый раз из города везут или из замка требуют… Ведь без благословления Вораса и потворства жрецов не видать нам нового храма, опять жрецы зажмут камень… Или, может, станешь клятвопреступником и прикопаешь девчонку прямо здесь? — он замер на этом вопросе, а за кустами на камешке, едва дыша, замерла я, ожидая решения графа, и сейчас я не была уверена, что оно будет принято в мою пользу.

— Ты прекрасно знаешь мое решение, — тихо, как бы сдаваясь, произнес Рай. — Клятвопреступником никогда не был и, если обещал Светлому доставить девчонку в храм, значит, доставлю. Только не верю я ей… нутром чую: что-то с ней не так, что-то неправильно, а что именно, понять не могу. Придушить хочется… — послышался хруст ломаемой ветки, и мне показалось, что так хрустят шейные позвонки, и я едва удержалась от вскрика.

Мужчины ушли, а я еще долго не могла прийти в себя и отделаться от дурного предчувствия и страха, что за несколько минут внушил мне граф.

***Дшар***

Легким отточенным движением он прикоснулся к темной раме мрачного зеркала. Тоска снедала его уже не первый день, и он вновь, несмотря на боль и отток сил, активировал древний артефакт. Пальцы лизнула боль, но, привычный к отдаче, он даже не поморщился. В этот раз ему повезло: она была здесь. «Здесь», — горько подумал он, протяни руку и дотронься». Но магия и долг не позволяли ему даже этой малости. Она еще не заметила светящейся поверхности, и он, мгновенье за мгновеньем, жадно следил за ней: за плавными жестами, гордой посадкой головы с тяжелыми прядями черно-фиолетовых волос, забранных в высокую прическу, постукивающим по высокому сапогу хвостом с ярко выраженной фиолетовой кисточкой на конце, нервно выбивающими дробь ухоженными коготками, которые имели свой естественный фиолетовый цвет, а не покрывались золоченым или красным лаком в угоду быстротекущей моде, фигурой, которая после материнства обрела приятные взгляду округлости. И он сжал руки в кулаки, впиваясь когтями в ладони, чтобы сдержать яростный стон, полный собственного бессилия.

— Алиана! — хриплый голос прозвучал в комнате, и она резко обернулась.

Служанки попятились к двери, и они остались одни, разделенные тонкой, но почти непреодолимой преградой, — пленкой магии, которую он мог бы продавить и вернуться в этот дом, наполненный солнцем и любовью прекрасной Алианы, но долг не позволял ему этого сделать, слишком многое было завязано на нем, его присутствии здесь, на Шаране.

— Рай, — ее глаза засветились теплым фиолетовым светом, и он знал: этот свет только для него.

— Как же я соскучился! — он пожирал ее глазами, отчаянно желая заключить в объятья, а поскольку его желание было неисполнимо, то хотелось еще больше.

— Я тоже, — ее глаза исследовали фигуру любимого, его напряженную позу, сжатые губы и сцепленные пальцы. — Рай, я так боюсь… Наш малыш вчера опять обернулся, пока неосознанно, но ты же знаешь, как это бывает… Еще немного — и оборот завершится. И что тогда будет?.. — ее голос слегка подрагивал, но слез не было. Именно за это он полюбил Алиану, не за прекрасные фиалковые глаза, не за изумительную фигуру и притягательное лицо, а именно за эту стойкость характера, внутренний стержень, что держал всю ее сущность, силу, скрытую под маской женской слабости. Она никому не позволяла увидеть свой страх, и лишь по легкому дрожанию голоса он понимал, чего стоят ей это внешнее спокойствие, уверенное лицо и прямая спина.

— Поэтому я сейчас здесь, любовь моя, — нежно и как можно увереннее произнес он. — Я организовал круглосуточное дежурство. Мы отслеживаем любой прорыв пространства. Уже двое из нас без последствий прошли Грань и вернулись домой. — Он не стал говорить, что человеческие маги всеми силами глушат непонятные им сигналы магических маяков, обрекая его родичей на бессмысленное и опасное блуждание по незнакомому миру. Но двое из них все-таки прорвались к своим, несмотря на усилия людей. Двое… Но скольких затянул Зов крови, не ведал даже он сам, и потому разделял волнение супруги. Рай, как никто другой, прекрасно знал, насколько опасен переход между мирами и насколько непредсказуем.

Зов крови, выдергивающий ее носителей из родного мира, оставлял их беспомощными, лишенными магии и сил на растерзание человеческих орд. Именно так… Пройдя сквозь Грань они оказывались в любом уголке мира. По какому принципу их выбрасывает то в глухом лесу, то посреди человеческого города, никто так и не смог понять, но после перехода эти «невольные» путешественники оказывались в своей собственной ипостаси. Лишенные магии и не имеющие возможности обернуться, они становились легкой добычей вооруженных магией и сталью людей. И чем ближе по крови, тем раньше их настигал Зов.

В этом мире прошли века, когда он впервые переступил Грань и вывалился здесь, в глухом уголке леса, испуганный, впервые испытавший всю «прелесть» перехода сейчас его сын обернулся, и теперь все с ужасом и толикой надежды ждали Зова, боясь за легкомысленного мальчишку и надеясь, что глава клана позаботится о его безопасности уже здесь на Шаране, тогда как он сам жил в постоянном страхе, что сына выкинет настолько далеко, что он почувствует силу прорыва слишком поздно…

— Алиана, — он говорил твердо, стараясь вселить уверенность в ее трепещущее материнское сердце. — Я сделаю все возможное, чтобы Арай остался жив.

— Я знаю, Рай, знаю, — вздохнула она, — но все равно переживаю за него, за тебя… — в ее голосе слышалась тоска которую он разделял.

Рай редко мог позволить себе прорвать пространство и вернуться в родной мир, вернуться чтобы обнять ее, поцеловать дочь, еще совсем малышку, вложить в руку сына меч. Каждый раз, возвращаясь, он ждал силу Зова, и перерывы между ними становились все короче и короче, а сила крови все сильнее. И каждый раз он не знал, куда выкинет его Зов. Не раз он дрался за свою жизнь, но ему везло: вываливаясь на Шаране, он еще ни разу не попал в особо людное место: то в лес, то в поле, даже болото и пики гор, однажды маленькая деревушка, что не имела собственного мага, именно это раз за разом спасало его жизнь, и он дрался за нее, спасая свою шкуру, но, не только ее. Его смерть делала сына старшим носителем крови, и тогда малыш сразу бы последовал за Зовом, оказавшись в недружелюбном мире, и рано или поздно был бы убит, а весь грозовой клан был бы уничтожен алчными соседями. Итак за сотни лет своего «двойственного существования» они потеряли слишком много: земли, родовую силу и множество родичей, что забирает проклятый Зов крови…

Алиана с тоской всматривалась в любимые черты. Их встречи становились все реже, и она отчаянно скучала без его рук, поцелуев, жарких ночей. Сейчас, увидев его осунувшееся лицо, горящие темным огнем глаза, она неосознанно или, наоборот, совершенно осознанно протянула руку к его щеке, ведь разделяющая их тонкая пленочка силы не помеха для сильного мага. Но он не мог позволить ей испытать боль. Его рука встретила ее нежную ручку еще на грани прикосновения, он даже не поморщился от резкой боли, а лишь сжал протянутую руку Алианы, потянулся к ее щеке, притронулся, легко проведя пальцами по шее до самых ключиц, вновь поднялся, прикоснувшись к губам, которые раскрылись ему навстречу, игриво лизнув палец.

— Хватит, — вздохнула она, отстраняясь. — Силы тебе еще понадобятся, — но тяжелое дыхание и потемневший взгляд говорили об обратном.

Как же ему хотелось, наплевав на все, продавить это проклятое магическое полотно и вернуться в такую близкую реальность — обнять жену, поцеловать эти полуоткрытые губы, ласкать это тело, что сейчас скрыто под атласным платьем, и ни о чем не думать. Но Арай… Стоит ему вернуться в родовое гнездо, как Зов выдернет сюда его сына… Вздохнув, он сделал шаг назад, взглядом прощаясь с Алианой.

***В пути***

Лей искоса наблюдал, как иномирянка справляется с непривычным для нее кушаром, ловя себя на мысли, что ему она в общем-то нравится. Девушка не устраивала истерик, не задавала вопросов, была молчалива и внимательна. Лей, в отличие от большинства, не отказывал женщинам в наличии ума. Он понимал, что воспитание и образование, которое дается юным кашасерам, сильно отличается от принятого для мужчин, и был с этим согласен, но понимал и то, что отсутствие знаний ставит женщин в зависимое положение, которое, в общем, он, как и многие, одобрял, ведь женщина, как ребенок: о ней надо заботиться и опекать, а она, в свою очередь, поделится силой, так необходимой магу.

Кашасера, которая ехала сейчас бок о бок с ним, выбивалась из привычных рамок и вызывала любопытство. Упрямая, как оскопленный кушар, девушка раз за разом удивляла мага, засыпав его вопросами в первый же день своего появления. Однако сейчас она больше не наседала на него со своим любопытством, но острые взгляды, которые бросала вокруг, редкие, но меткие вопросы, а самое главное — поступки говорили, что все не так просто с этой иномирянкой. А еще волосы… Он не раз замечал любопытные взгляды воинов на длинную светлую косу, что выбивалась из-под темного платка на голове, который она повязала концами назад, аргументируя, что дорожная пыль не лучшее украшение для волос, совершенно игнорируя тшер. А ведь даже ему хотелось подойти и прикоснуться, убедиться, что это не морок.

На Шаране не было светловолосых людей. Легенды говорили, что шарги в большинстве своем были светловолосы, но сейчас племя волков выродилось, и лишь редкие твари, еще способные частично обращаться, обитали за краем обжитых земель, в лесах за грядою. Впрочем, их путь тоже пролегал за грядой, но совсем рядом, вдоль основного хребта, по нехоженым землям и магу оставалось только надеяться, что их тропу не перейдет дикий шарг.

Лей глянул на Рая, уверенно выбирающего путь в почти диком лесу. Пока им везло — они находили тропы в нужном направлении. Впрочем везением это назвать сложно, они точно знали, что здесь есть дорога, но пользоваться ею форагосцам не доводилось уже давно. Эти пути были заброшены и даже на картах времен отца Рая помечались тонким пунктиром, иногда переходившим в белые пятна неизведанных земель. Раньше здесь жили шарги, и люди, ценя свою жизнь, не совались на эти земли, да и неудобны они были для заселения. Горный хребет делил Шарану на две неравные части – большая обжитая, пестрела лоскутным одеялом графств и королевств одним боком упиралась в горные хребты, а с другой стороны, разливалась в широкие степи хорхов. Вторая же зажатая между горами и океаном, покрытая непроходимыми лесами и болотами была почти необитаема.

Горы Шараны опускались в проходимые перевалы лишь в двух местах: в болотистых землях графства Альгошского на границе с Дшаром и на юге — среди синих гор, принадлежащих Дагосу, спускающихся вблизи дикой степи, оба были труднопроходимы, далеки от торговых путей и опасны.

Нет, земли за хребтом, заросшие лесами и покрытые чуть дальше непроходимыми болотами, никому не были нужны. Лишь граф Ларош несколько веков назад выжег тоннель сквозь хребет, но и он служил только ниточкой для нескольких поселений в предгорьях, тех самых, добывающих уникальные самоцветы Форагоса, которые делают их горное графство самым богатым, но в то же время и уязвимым.

Иномирянка прибыла, спасибо Ворасу, очень вовремя, сорвав обряд, связывающий Рая с прекрасной, но ядовитой, как степная гадюка, баронессой. Впрочем, беда не в ней самой, а в Кашаре, что через нее норовит наложить лапу на графство и его богатства. Прошло не так уж много времени, когда он пытался захватить Форагос, но Рай, казалось, уже забыл об этом и попал в глупый капкан, расставленный Кашаром, из которого не выбраться, не измазавшись в грязи клятвопреступления.

***В пути. Вестник***

— О голубь! — вслух удивилась я, увидев птицу. — Как далеко забрался!

На меня взглянули с недоумением, как будто голубь в гуще лесов нормальное явление, но когда птица сделала круг и приземлилась прямо в открытую ладонь Рая, пришло время удивляться мне. Я внимательно смотрела на него: птица как птица, и откуда граф достал свернутое в трубочку письмо, для меня так и осталось загадкой.

— Это вестник, — сжалился над моей неосведомленностью Лей. — Таких отправляют с вестями не крайней важности.

— Эсэмэска, блин, — буркнула я себе под нос, а вслух спросила: — И как же он находит адресата?

— Отправитель задает птице магический вектор, — пояснил он, — и птица летит напрямую к получателю письма.

— А отправить письмо силой магии нельзя? — поддела я мага.

Но он ответил спокойно:

— Конечно, можно, но затратно: силы уходит прорва.

— А воспитывать и кормить голубей, ой, вестников, — поправилась я, — не затратно?

— Зачем кормить? — в свою очередь удивился Лей. — Приманил любого, для этого есть специальные заклинания и отправил. Энергии затратил чуть — птица летит быстро и никому другому не дастся, все просто… — он отъехал, посчитав свою роль местной Википедии выполненной и приблизился к Раю.

Вскоре они отстали, явно обсуждая содержание письма.

***В пути***

— Я был прав! — говорил Рай, в его голосе звучала горечь победителя. — Они действительно появились…

— И… — я не удивился прозорливости друга, но не понимал подоплеки.

— И… — передразнил Рай. — Кашар потребовал нанести визит в Дагос…

— Прям-таки потребовал?

— Нет, конечно, — невесело улыбнулся граф, — все по этикету… Но вот чувствую, что он не смирился…

— Думаешь, он вновь попытается захватить Форагос? — эта мысль мелькала и у меня, но я сомневался в выполнимости этого. Рай за последние годы сильно укрепил и свой статус, и свои земли: каждый замок стал крепким орешком, что наверняка не по зубам Кашару.

— Уверен, что он не оставил эту идею, — вздохнул граф. — Только действовать теперь он будет иначе…

— Поэтому и навязал тебе свою подданную? — мысль была здравой.

— Уверен в этом, — ответил граф. — Отстали мы, — печально улыбнулся он. — Догоняй.

— Подожди, — Рай осадил кушара и вопросительно глянул на меня. — Я думаю, тебе стоит знать, — вздохнул, не зная, как сформулировать мысль. — Я прошу тебя не трогать Рину, не знаю почему, но это опасно для тебя…

— Опять твои сны? — Рай снисходительно улыбнулся.

— Не мои, — я опустил глаза и вновь вскинул взгляд на друга. — Это предупреждения Вораса, не отмахивайся…

— И чего ты сбежал из храма, — усмехнулся граф и припустил вперед.

— Чего, чего, — пробурчал вслед. — Тебе бы так… Мысли захлестнули горячечные волны памяти…

— Эй, мальчишка! — старший жрец храма грубо схватил за плечо. — А, это ты, маленькая дрянь! — сплюнул на пол мужчина. — Впрочем, ты мне и нужен.

Под ложечкой засосало. Лей слишком хорошо знал, что бывает с послушниками после «общения» со старшим жрецом. Тех крупиц магии, которыми Ворас наделил Лея, не хватало, чтобы вылечить, а главное — заставить забыть… Забыть, чтобы не вытаскивать из петли, не ловить тела в холодном потоке… Лей был слишком мал, слишком слаб, слишком…

Он помнил руки матери, ее темные лучистые глаза и мягкие волосы. Помнил, как она прятала его в маленьком домике на окраине под присмотром старенькой кашасеры. Помнил вкус ягод, что росли в старом дворе, и запах теплого хлеба. А еще он помнил умоляющий плач матери в тот день, когда за ним пришел отец… Нет, мальчик был ему не нужен, у него их целая дюжина, но наказать своенравную кашасеру, что утаила ребенка, посмела пойти против правил, оставила младенца без согласия на то мужчины… — о, за это стоило наказать! И он наказал. Когда измученная женщина окровавленным кулем свалилась ему под ноги, только тогда он убрал кнут и, закинув плакавшего сына поперек седла, ускакал, не оглядываясь. Год в его доме стал для Лея первой мучительной вехой — дюжина братьев, полуголодное существование, плети и жаркое марево магии, той самой, по которой опознал его отец. Родовой магии, что так не вовремя выплеснулась у семилетнего мальчишки. Магии, которой для честолюбивого мелкого барона в сыне было слишком мало.

Через год, разочаровавшись, он выкинул сына у ворот храма Вораса, и тогда Лей перестал плакать во сне видя окровавленное тело матери, матери, которую он больше никогда не видел воочию. Впрочем, сны говорили, что встречи с бароном она не пережила. Лей не верил снам, отчаянно надеясь вырваться и вернуться в старинный городок с зарослями ягод, городок без названия, на улицу без примет, к маме без имени, ведь он помнил только, что все называли ее Лия, и это все, что он о ней знал…

В храме Вораса в отдаленном Сароне маленькому Лею тоже не повезло: никому не нужный маленький маг был слишком слаб для полноценного служения, слишком смазлив и обладал непривычной каштановой шевелюрой, чем отличался от сонма сверстников, подброшенных или отданных на обучение в храм Вораса. А еще он видел сны. Яркие, необычные, иногда страшные, так похожие на настоящую жизнь. Только не стоило мальчишке рассказывать своих снов. После этих откровений его жизнь сделалась невыносимой. Если поначалу мальчишки смеялись, не внимая предупреждениям маленького провидца, потом косились, затем били, заставляя то молчать, то говорить, смотря о ком был сон. Лей частенько ходил с разбитыми в кровь губами. После прознали старшие жрецы, и жизнь кончилась: настои и заговоры, заклинания и снотворное — все шло в ход, чтобы он спал и пророчил, спал и говорил. Лея возили из города в город, показывали людей, болью и посулами заставляя видеть сны, еще и еще, пока не приснится тот самый, который нужен…

***В пути***

Уже третий день мы ехали под промозглым дождем, и никакие амулеты не помогали ни согреться, ни обсушиться. Мелкие капли залетали под капюшон плаща, сползали за шиворот, холодной змеей стекая по шее. Ветер пронизывал до костей. Не прикрытые плащом колени застыли в камень, закостеневшие мышцы отказывались сжимать круп коня, а руки в насквозь мокрых перчатках пристыли к поводу. Мы не жаловались, ведь никто не мог похвастать более сухой одеждой или зонтом. Пару раз я приставала к Лею с вопросом, а не мог бы он разогнать тучи или сделать над нами купол от дождя? Но маг недоуменно пожимал плечами, наверное, если бы на Шаране был в ходу этот жест, то он не преминул бы покрутить пальцем у виска, а так я отделалась неприязненным взглядом из-под низко опущенного капюшона. Возможно им Лей хотел приструнить меня, но его лицо, залитое водой, со стекающими с красного замерзшего носа каплями никак этому не способствовало. Лишь граф ехал выпрямившись, с непокрытой головой, такой же мокрый, как и все, но совершенно несгибаемый.

К вечеру остановились на небольшой мокрой, как и все вокруг, поляне. Промокшие, грязные, усталые люди повалились с лошадей, но остановка не принесла отдыха: дрова, собранные рядом в лесу, были сырые и отказывались нормально гореть. Ужинать холодным пайком никому не хотелось и Шарун обратился к Лею. Тот, не глядя, опустил руку к костру и с перстня мага слилась огненная капля, на лету трансформируясь в небольшую огненную ящерку. Соприкоснувшись с деревом, от ее маленьких лап побежали искры, и костер весело затрещал.

— Это саламандра? — почему-то шепотом спросила у мага и, дождавшись утвердительного кивка, вновь присела наблюдать за маленькой огненной зверушкой. Маг протянул руку к огню, видимо, приглашая ее вернуться в перстень, но саламандра так уморительно сложила лапки в немой просьбе, что маг махнул рукой и оставил ее в покое, а юркая ящерка бегала в костре, разминая лапки. Как только к огню приладили котелок, она протянула хвост к днищу, и вода в нем мгновенно закипела.

— Если она так рьяно будет помогать готовить, — буркнул бессменный кашевар Шарун, — у меня вся каша пригорит… — и саламандра понимающе отодвинулась от котла и огонь, будто следуя за своей маленькой хозяйкой, слегка отстранился, давая каше возможность довариться.

— Ты понимаешь нас? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла я, присаживаясь поближе к огню: сейчас замерзшему телу жар, исходивший от костра, был только в радость.

— Конечно, — произнесла саламандра. — Только разговаривать со мной никто, кроме тебя, не может… — она так трагично опустила голову, что мне захотелось рассмеяться и расплакаться одновременно.

— Почему?

— Ты иномирянка, — произнесла ящерка, как будто бы это все объясняло.

— И что?

Я действительно не понимала. Для них — жителей этого мира — все казалось само собой разумеющимся, и объяснять прописные истины мне — гостье этого мира — не желал никто. Даже эта маленькая ящерка лишь констатировала факты, вполне понятные для нее, но остававшиеся совершенно бессмысленными для меня.

— Ты иномирянка, — еще раз произнесла саламандра. — Мир притянул тебя и дал возможность понимать его жителей. Теперь ты сможешь разговаривать со всеми, кто живет здесь и обладает речью, а вот коренные обитатели не имеют такого дара, и чтоб говорить с другими, им надо учить язык, а наш язык уже давно ушел в небытие, — она грустно опустила головку на лапки и печально посмотрела на меня алыми бусинками глаз. — Наша физиология не позволяет нам говорить с людьми, а люди, хоть и могли бы выучить нашу речь, давно утеряли эту возможность и язык саламандр теперь безвозвратно утерян…

— Но как тогда я говорю с тобой?

— Так же, как говоришь с ними, — улыбка ящерицы — то еще зрелище! Малышка раззявила рот, и тонкий раздвоенный язычок лизнул древесный ствол, огонек пламени разгорелся на сырой древесине. — Мы говорим каждый по-своему, я слышу твой голос, даже различаю произносимые тобой слова, но значение твоих фраз возникает у меня в голове отдельно от твоего голоса. Мало того, ты употребляешь слова, которые в нашем мире не в ходу, а магия мира переиначивает их на доступные пониманию и так же наоборот. Самое странное — песни… Мы слышим твой голос, а понимание текста идет отдельно от него, причем, судя по реакции, понимание у каждого свое в меру развития индивидуума.

— Интересно получается! — я стала размышлять вслух, благо все были заняты своими делами, и мои перешептывания с костром заметили только маги. Впрочем, им тоже было все равно: Лей откашливался и норовил сварганить какую-то микстуру, Рай — помогал распрягать и треножить лошадей. Они тоже устали и замерзли, а воины обтирали их, кормили и давали напиться. — Выходит, что понимаем мы каждый по-своему… И как же тогда объяснить им, чего хочу именно я?

— Для этого надо думать, как они, говорить на их языке, — потянулась в огне саламандра, — но даже тогда, боюсь, они не смогут или не захотят понять тебя, — странные шипящие звуки, которыми изъяснялась саламандра, казалось, стали ниже и печальнее, — это мир человеческих мужчин, и слышать других они считают ниже своего достоинства… тем более женщин.

— Ну, знаешь, у нас тоже было в Средневековье нечто подобное, — я осеклась вспомнив рыцарские романы, имена королев и просто великих женщин стали всплывать в моей голове от Клеопатры, что так жаждала власти и добилась ее ценой жизни брата и сестры, до современной Елизаветы II, не говоря уже о тех, кто стоял за спинами своих мужчин, подвигая их на великие и ужасные свершения. — Хотя, наверное, до такой степени, как здесь, наш мир не докатился… — признала я.

Основные дела были сделаны, мужчины расселись у костра, Шарун выдал всем по тарелке с кашей. Я ела, поглядывая на свою неожиданную собеседницу. Саламандра как жительница этого мира очень много знала о нем, об обычаях и истории, и сейчас я решала, как бы ее разговорить. Быстро поев и очистив с помощью нашего великолепного бытового артефакта свою посуду, я обхватила выделенную мне кружку отвара и вновь придвинулась к костру.

— Скажи, а как тебя зовут? — запоздало поинтересовалась я.

В ответ саламандра произнесла серию шипящих звуков, которые при всем желании произнести мой язык бы не смог.

— Э! А никак попривычнее нельзя? Мне неловко, но мой язык к таким звукам не приспособлен…

Саламандра вновь смешно улыбнулась: «Зови меня Огонек…»

— Огонек, — послушно повторила я.

— Знаешь, а на вашем языке звучит даже красиво!— сделала комплимент русскому саламандра.

— Скажи, Огонек, — я оглянулась и в который раз обратила внимание, что вокруг никто не обращает на нас внимания. — Это что, норма болтать с костром? Ведь как ты говоришь, разговаривать с саламандрами никто уже не может, никто даже внимания не обращает…

— Ну, если быть совсем честной… — протянула Огонек, — то я немного рассеяла их внимание и накинула полог немоты: так на нас не обращают внимания и не слышат разговоров.

— Ух ты! Значит, ты магическое существо? — я чуть было не присвистнула от восторга.

— Рина, саламандры истинные дети этого мира, — Огонек вскарабкалась на самую высокую ветку костра, — и если в нем есть магия, то мы ею владеем, — ящерка надула щеки и… ветка под нею прогорела, подломилась, и она рухнула в самое пекло. Я едва сдержала смех при виде этого самодовольства. Но как только она выбралась на очередное полено, я затолкала рвущийся смех обратно себе в горло и продолжила расспросы.

— Ты сказала, что вы истинные дети этого мира, — та кивнула. — Что ты имела ввиду?

— Очень давно, когда наша земля еще не знала потрясений, пока жадные людские ручонки не заграбастали наш мир себе, на Шаране жили истинные жители этого мира, на юге горные вершины дымились жерлами вулканов и в каждом обосновались целые колонии огненных саламандр.

В восточных лесах обитали волки-оборотни, которые называли себя шаргами. Их поселения терялись в глухих лесах, обитали они родами, и каждый славился чем-то своим: кто рукоделием мастериц-кружевниц, кто кузнечным ремеслом. Жили шарги в лесах общинами, не знавшими оград и заборов, в домах, украшенных деревянным резным кружевом, да имели небольшие огороды для пряных трав, поскольку питались они все же больше мясом да дичиной. Шарги признавали лишь природные материалы и поэтому дома их были светлыми срубами, в которых легко дышалось дикому зверю, жившему внутри из них. И каждый месяц, во время полной луны, — я подняла бровь и показала рукой в небо, но саламандра недовольно тряхнула головой, призывая слушать дальше, и я промолчала, справедливо полагая, что до этого тоже дойдет речь, — волки устраивали игрища в лунном лесу, обращались в зверей и до утра веселились. Для радости им не нужна была хмельная брага, называемая ныне вином, свобода пьянила не меньше.

В горах жили рыси-крыланы, называвшие себя ирбисами, дивные чародеи и целители. Наличие крыльев и мощной магии позволяло им успевать везде и стоило любому зачаровать сигнальный маячок, как ирбисы прилетали на помощь. Их стационарные порталы пронизывали всю реальность, а где не было порталов, пробивались новые или выручали сильные крылья. Селились они в каменных пещерах, что были прекраснее многих дворцов, друзы аметистов и топазов украшали их стены, радужные камни сияли в отделке торжественных покоев. Но ни один ирбис не украшал себя безделушками, лишь артефакты да накопители делали они из драгоценных камней.

В морях и океанах жили дельфины-оборотни — русалки и русалы. Только в сказках, исказивших реальность в угоду людям, они бывшие утопленники, а в действительности — отдельная ветвь на древе сущего. Правда, огонь и вода плохо ладят, поэтому в гости к русалам я так и не добралась. Говорили, что на дне морском целый дворец из кораллов, но утверждать не буду — не видела.

— Стоп, Огонек! — прервала я ее откровения. — Что значит «не видела»? Сколько тебе лет? Ты что жила в те времена?

— Рина, — укоризненно улыбнулась саламандра, — огонь вечен, нужно только вовремя его подкормить…

— Подожди, ты говоришь, что вас было много, значит и сейчас саламандры живут среди людей? Почему тогда забылся язык? Почему ты так одинока? — я готова поклясться, что увидела огненную слезинку в глазах саламандры. — Что случилось?

— Случились люди, — Огонек вздохнула и покосилась на мирно беседующих мужчин. В ее взгляде не было ненависти и злобы, лишь усталость и печаль — печать обреченности. — Произошел катаклизм, и волчья луна перестала существовать. Часть осколков упала на землю, навсегда изменив контуры материков. Наши вулканы начали извергаться один за другим, извергаться и тухнуть, а в остывающей лаве гибли мои соплеменники. Одновременно с гибелью волчьей луны открылся мировой портал и цветущую долину залило приливом. Остался лишь прекрасный зеленый остров, потом превращенный людьми и теми, кого они называют демонами, в зияющую рану на теле бытия, а из портала полились люди, много людей. О, они радовались такой «удаче» и широкими шагами спешили осваивать и покорять новый, свободный, «незаселенный» мир! Первыми пали ирбисы. Они ринулись на помощь переселенцам, многие из которых были ранены и ослаблены, их дети с трудом переносили наш воздух и умирали от удушья, но люди не возвращались обратно, они плодили новых детей, которые худо-бедно могли дышать, и разбредались все дальше и дальше в леса, степи, горы Шараны, мимоходом истребляя все живое, что не подходило под их привычные стандарты. Исчезли ирбисы, а за ними другие летающие кошки, их младшие братья, не обладавшие магией и особым умом. Отсутствие луны свело с ума половину волчьего племени, а вторая погибла, защищая свои дома от человеческой жадности. Шарги встретили людей приветливо, но красота их женщин и недостаток своих сыграли мрачную шутку с людьми, да и с шаргами тоже. Большинство полукровок не могло оборачиваться, и шарги-полукровки ощутили себя ущербными, начались склоки, потом драки… Затем все это перешло в стычки, и женщины шаргов отказались связывать свою судьбу с людьми, а люди, не понимая подоплеки событий, зверея от отказов, уничтожали деревню за деревней. Леса наполнились стаями волков, что в отместку вырезали человеческие поселения. Единицы пытались договориться, но во всеобщем кровавом безумии их голоса были неслышимы. Более мудрые старейшины шаргов уводили своих в дальние леса, но истребления было не остановить, и шаргам пришлось ради собственной безопасности избрать звериный облик. Пока зверь не нападал, люди не могли отличить оборотня от дикого волка, а дикие сторонились людей. Так шарги слились со своими меньшими братьями и разучились оборачиваться, но память крови до сих пор иногда гонит их из родных лесов, и тогда люди кричат о волках-убийцах, забывая, что именно они истребили целую расу.

Дольше всех продержались русалы, но даже им пришлось тяжело: катастрофа, что перекроила нашу землю, не пощадила и морское дно. Его жители оборачивались и выходили из глубин, прося помощи раненым, но ирбисы больше не прилетали на магический призыв зачарованных маячков. Зато пришли люди, и морской берег окрасился кровью. Морские жители больше никогда не рисковали выйти на сушу, а, проводя всю жизнь в воде, они забыли свои корни и ушли в самые глубокие впадины океана… А люди… люди расселились по всей земле. Те немногие маги, что понимали бессмысленность убийства, разыскивали последние следы нашей цивилизации, но опуститься на дно морей они не в силах, деревянные жилища шаргов сгнили в лесах, лишь древний храм Луны — единственное каменное строение волков-оборотней — еще стоит в лесных дебрях, но люди избегают этих мест — уж слишком многие стаи облюбовали близлежащие болотистые места, и войдя туда, рискуешь не вернуться. Рыси – крыланы скрыли свои пещеры за мощными магическими щитами, и людям нет туда ходу, а последних выживших саламандр маги унесли из потухающих вулканов в виде амулетов. Сначала мы были рады спасению и с готовностью помогали человеческим магам. Саламандры — повелительницы огня, мы могли выжечь делянку в лесу под поля и посевы, могли поддерживать огонь очага, мгновенно зажигать сигнальные огни, раздувать горны и поддерживать нужную температуру для ковки, но не это требовалось от нашего брата магам. Они просили поджигать дома неугодных, кто-то соглашался, поверив лживым словам и доводам, кто-то отказывался и погибал без живого огня, но те, кто пошел на это не брали в расчет, что, когда в твоем огне гибнет разумное существо, погибает частичка твоей души. И те, кто вливали свою искру, поджигая города, сходили с ума и уничтожали все вокруг себя. После чего в этом всепоглощающем огне сгорали сами, не сумев постичь сути собственного существования. — Огонек вздохнула, а я, на мгновение отвлекшись от ее захватывающего рассказа, оглянулась: воины укладывались на покой, ворча и кляня погоду, у костра продолжали сидеть лишь Лей да Рай, дождь немного стих, и казалось, что лес засыпает вместе с нами.

— Человеческая память странно избирательна, — печально произнесла саламандра. — Через несколько поколений никто уже не помнил ни об их появлении, ни о забытой родине. Они не оставили потомкам даже намека на истину, а саму память исказили до неузнаваемости, поместив героев и врагов в сказки, они высмеяли великое, сделав его сначала смешным, а потом унизив до балагана, с годами стерев даже память о нем.

Маг Бажан, один из тех, что помогал открыть портал, здравомыслящий и, что удивительно, добрый, не мог остановить озверевших соотечественников, но именно он изобрел способ спасти мой народ: он раздавал кулоны, перстни, ремни с саламандрами соратникам-магам, но когда они начали пользоваться ими во зло, уже стареющего мага хватанул удар, который он не пережил, а его имущество распродали или раздали нуждающимся. Так я на долгие века осталась впечатанной в перстень, пока не попала к очередному магу, который на основании древних хроник сумел меня разбудить. Он был способным мальчиком, даже начал учить язык саламандр, чтобы понимать меня, ведь я-то его понимала, но доброта в этом мире не в чести, и моего хозяина убили в дурацком турнире, а перстень со мной перешел к его убийце. Потом он еще не раз менял владельца, пока, наконец, не попал в руки способного мага огня, и я вновь ощутила ток жизни, но не каждый из его владельцев в состоянии пробудить древнюю магию и выпустить саламандру. Лей в этом плане способный мальчик, — улыбнулась ящерка, кинув взгляд на мага, — правда, несколько заторможенный, и общаться со мной он не хочет, видимо, считая меня больше магической игрушкой, чем живым существом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Шарги

Хриплый вой разорвал ночь, и справа, как подброшенный пружиной вскочил Рай, на лету выхватывая оружие.

— К бою! — закричал он.

— Защитное поле прорвано! — произнес Лей, рывком поставил меня на ноги, насильно всучил в руки большой загнутый клинок и втолкнул за спины уже вставших кругом воинов.

С трудом натянув чудом оказавшиеся рядом сапоги, я выпрямилась, стараясь разглядеть за напряженными мужскими спинами того, кто посмел напасть. Граф был спокоен, по крайней мере внешне. Он окинул уверенным взглядом неровный круг со мной посередине, сделал шаг вперед и в бок, чтобы расстояние между ним и Райном, стоявшим рядом, стало чуть больше и давало простор действиям и застыл, всматриваясь в темноту.

Ждать пришлось не долго. Хриплые рыки, потом сверкающие глаза зверей, первые звуки боя, когда самые нетерпеливые из волков рванули к нам, напоровшись на жала мечей. Сжимая рукоять кинжала я до боли в глазах всматривалась в темноту, откуда выскакивали звери, стараясь проскочить между людьми, расстроить слаженный порядок боя и вцепиться в горло.

— И что они здесь забыли, весна на дворе, — пробубнил Райн, отмахиваясь мечом. Его фраза заставила и меня задуматься, ведь обычно весной волки не представляли большой опасности. Стая — даже из десятка-другого голодных самцов не станет набрасываться на отряд вооруженных людей — не по зубам им такое мясо. А сейчас леса уже обрели свой убор, ночи мягки и теплы, так зачем нападать на более сильную добычу, когда вокруг полно другой — доступной? Но вот и ответ — ближайший волк резко прогнулся и трансформировался в… Во что? Крупный торс на человеческих ногах, способный держаться прямо и массивные передние лапы, волчья голова на почти человеческих плечах.

— Шарги… — услышала за спиной голос, но даже не узнала чей.

И тут же сзади взревела волна пламени и покатилась на наступающих волков, — это Лей ударил волной магии.

И тут же огненный смерч легко соскользнул с руки Рая, нестерпимо слепя глаза. За стеною огня послышался болезненный вой, запахло горелой шерстью, а сквозь пылающее пламя проступил первый опаленный шарг. Шерсть с его тела почти сошла и многочисленные подпалины сочились мгновенно лопнувшими ожогами, но он, презрев боль, шел вперед, яростно сверкая почти человеческими глазами на вытянутой волчьей морде. Со страху я сделала шаг назад, не сразу поняв, что стою в центре круга и отступать мне просто некуда. Сгусток черного магического огня полетел прямо в морду напугавшему меня шаргу, но даже это его не сразу остановило и графу пришлось ловить падающее тело на кинжал, поскольку даже полумертвый, он тянулся зубами к горлу…

Вторая волна была еще более мощной — вал чистой магии пополам со жгучим огнем. Ветви деревьев, что склонялись к земле, мгновенно занялись пламенем, благо третий день шел дождь и они так напитались водой, что огонь не сразу перекинется на ствол, но безумным шаргам он не помеха. Вот еще один, а затем второй выскакивают из-за стены пламени, с другой стороны круга тоже слышится рев огня. Я, как завороженная, наблюдаю за боем: в полуметре-метре от меня не на жизнь, а на смерть сражаются люди с волками, ну, или шаргами и это выглядело бы величественным зрелищем, если бы не было так страшно. Я застыла, глядя, как серое тело взвилось в прыжке, а второй волк, наоборот, на полусогнутых лапах закружил впереди Рая, что сцепился с третьим, почти человеком, но морда волка не позволяет назвать его так. Трое — слишком много на одного, рывок и Рай откидывает нижнего зверя пинком ноги, не успевая выдернуть застрявший в глазнице зверя кинжал. Трехгранный меч совсем не приспособлен к подобному бою, укол, еще укол… Волчьи зубы вцепились ему в руку, а я, стоя сзади, вздрагиваю от страха и только потом вижу, что они скользнули по серебристому металлу наручей, что всегда носит граф. Третьего волка ударом широкого лезвия листовидного кинжала остановил Райн. На маленького Шаруна насели сразу двое и тонкое лезвие кинжала сверкало в свете изменчивых языков пламени, что окружили теперь нашу стоянку целиком. Нижние ветки деревьев местами пылали, местами просто тлели, выделяя едкий белесый дым. Рай раз за разом отправлял вал пламени, не позволяя шаргам подойти ближе, по крайней мере целыми, неопаленными.

Сбоку сквозь боевые крики и треск пламени послышался приглушенный хрип, и я повернулась на звук… Здоровенный волк на человеческих ногах вцепился в горло одному из воинов. Я не видела кому, но понимала, что помочь ему уже никто не успеет и сделала шаг вперед изо всех сил замахиваясь выделенным мне кинжалом. Никогда не училась драться, играть, танцевать, рисовать — что угодно, но не боевые искусства, что угодно, но не искусство убивать, но сейчас, опуская руку с оружием на шею шарга, я впервые хотела убить, хотела спасти человека рядом, хотела защитить себя, в конце концов. Но когда мои руки обагрились липкой горячей кровью, когда я увидела разжимающуюся пасть шарга и прямо мне под ноги повалился человек с тускнеющими глазами, я растерялась.

В горле комом застрял вскрик, а перед глазами стояли тускнеющие глаза Кариша. Наконец-то я узнала его, правда, слишком поздно. Сильная рука схватила меня за плечо и рывком швырнула за спины бойцов, и они сразу сдвинулись, закрыв собой брешь в обороне.

***В лесу. После бойни***

Я с ужасом оглядывала место стоянки и одновременно произошедшего здесь побоища. Трупы шаргов воины оттащили в сторонку, но недалеко: стоило присмотреться и за проплешинами обгорелых кустов виднелась куча волчьих тел, некоторые были частично трансформированы, но, как сказал Лей, это происходит у них совершенно непроизвольно и неконтролируемо, поэтому видеть волчью лапу на почти человеческом теле или человеческие глаза на морде зверя для них в норме. Но для меня просто жуть! Меня трясло. Теперь я понимала, что имела ввиду Огонек, говоря, что шарги одичали и почти слились со своими младшими братьями — волками. Назвать этих монстров разумными существами я бы не решилась, да и нападали они стаей, как звери, хотя была им присуща совсем не звериная хитрость, ведь ждали же они, когда мы уснем, лежали в засаде, не подавая ни единого признака жизни, а ведь наш отряд состоял из опытных воинов, побывавших не в однойпеределке, да и маги… Впрочем, теперь поздно жалеть — груда волчьих тел и отдельно, под темным саваном плаща, обезображенное тело. Я вновь отвела взгляд от того, кто еще недавно был весельчаком Каришем, кто ходил, улыбался, того, кто первым бросился в бой. Для меня он был никем, лишь попутчиком, что последние дни находился рядом, но и я сейчас вспоминала его белозубую улыбку и глубокий голос, веселые глаза и неунывающий нрав, что уж говорить о его товарищах, тех, кто прошёл с ним десятки боев, стоял плечом к плечу.

Я смотрела на них… За дни нашего путешествия яуспела привыкнуть к каждому. Одиночество пути сплачивает почище годов дружбы. И сейчас я знала, почему граф выбрал каждого из них, выбрал из десятков других своих воинов, и видела, как они отводят виновато глаза: каждый клянет себя, что не отвел удар, не углядел прыжок зверя, ставший для их товарища смертельным. И не важно, что каждый был в центре боя, в тот момент все были в центре…

Сейчас каждый проверял обмундирование, чистил оружие и перевязывал раны. Я переводила взгляд на каждого из них, чувствуя свою чужеродность, чудодейственные тшеры очищали раны, одежду и окровавленные руки, а бывалые воины перетягивали бинтами рваные раны гораздо лучше, чем вышло бы у меня. Я была лишней, совершенно посторонней в этом мире, слишком мягкотелой, не привыкшей к виду крови, от которой меня мутило, тогда как остальные вполне спокойно смотрели на кровавые ошметки, оставшиеся местами на поляне. Страшно мне было смотреть и на рваные раны, что оставили волки на телах людей, а самой ужасной из них была рана Лея: сейчас он лежал у корней огромного дуба, граф осторожно перебинтовывал разорванное зубами плечо и тихонько переговаривался с магом.

— Надо уходить! — шипел маг. — Скоро рассвет и шарги не сунутся, но если мы останемся здесь до следующего утра, руку даю на отсечение, они вернутся…

— Знаю, Лей, — так же тихо отвечал граф. — Я стояла неподалеку и замерла мышью, стараясь не пропустить ни слова из этого разговора. Почему-то мне казалось важным услышать все, хотя не все я понимала, иногда проскальзывали слова, которые мой внутренний иномирный переводчик затруднялся идентифицировать, впрочем, я подозревала в них ненормативную лексику и пропускала мимо ушей. — Мы уйдем, но не ранее полудня…

— Тогда не успеем уйти далеко, — покачал головой и тихонько зашипел от боли Лей. —Шарги — хитрые твари. Они догонят, итак чудо, что они не прорвали защитный контур, укрывавший наших лошадей, и сейчас нам еще есть на чем ехать. Рай, я пуст, понимаешь, и еще на одну ночь боя я не соберу сил…

— Я вижу, — граф был задумчив, казалось, что все, что говорит маг, проходит мимо него, ссыпается пеплом с его склоненной головы. — Я тоже, — и он протянул другу руку, показывая покореженный волчьими зубами широкий браслет. Лицо Лея вытянулось.

— Повредили накопитель, — прошептал он и поднял на графа полные тревоги глаза. Рай же, упрямо сжав губы, тряхнул головой. — Что ты задумал, — произнес маг. — Рай?

— Ничего, что стоило бы наших жизней… — в его голосе чувствовалась злость, даже не так, бешенство.

— Не смей! — приподнялся на локте маг. — Ты же этого не хотел…

Я же поймав горящий взгляд графа, поспешила отойти подальше, не желая быть застуканной за подслушиванием. Я и так понимала, что именно мне все эти люди обязаны сомнительным удовольствием мотаться по лесам и служить наживкой для волков, это меня нельзя переправить порталом, меня, а не их и именно я виновата в смерти Кариша. Если бы не я, то сидел бы он дома у камина, а не махал мечом в лесу, сражаясь со стаей шаргов. Чувство вины придавило неподъемной плитой. Я смотрела на этих людей — почти у каждого были рваные раны: Шарун перетягивал левую руку, Райн бинтовал голень, куда впились волчьи зубы, Гарош чинил перевязь, напрочь перекушенную шаргом, а Рай бинтовал плечо Лею, который пострадал так, что не мог двинуть рукой. Про остывшее уже тело Кариша я вообще старалась не вспоминать, опасаясь не справиться с истерикой. И все это потому, что одна иномирянка не может ходить порталами…

Я, пятясь, отошла от поляны, только когда все скрылись из зоны видимости, принудила себя отвернуться и пойти на звук журчащего ручья. Зверей не боялась: уже знала, что там, где водятся шарги, больше опасных хищников не обитает, а окрестных волков можно уже было не бояться — они или лежат в куче изуродованных тел, или зализывают раны. Сейчас вокруг не было никого…

Родник бил из-под большого, покрытого шубой мха валуна и собирался в маленькую каменную чашу, чтобы перелиться через край, побежать веселой струйкой и потеряться среди корней вековых деревьев. Его звонкий голосок манил опустить руки в холодную воду. Именно так я и поступила. Каменные берега чаши были увиты бархатной зеленью и я опустилась на колени у радостного, голосистого ручейка. Сейчас его звон не радовал, но, как всегда, текущая вода уносила из мыслей боль и сожаление, шум листвы успокаивал. Я знала, что это не надолго, никакая вода не смоет чувство вины, которое испепеляло меня изнутри, никакого ручья не хватит, чтобы залить страх, который я испытала этой ночью. Руки, опущенные в ледяные струи, сковал холод, а я оперлась пылающим лбом о теплый и такой ласковый мох и не хотела даже шевелиться. Горькие мысли смывала текущая вода, журчащая между пальцами, казалось, она омывает само сердце, замораживает своей ледяной свежестью, но в то же время смывает ощущение безысходности, смывает кровь, что сегодня впервые обагрила эти руки и даже то, что это была явная самозащита, мой цивилизованный мозг не принимал. Сегодня я убила живое существо, впервые, и не важно, что тогда оно убило бы меня, и, мало того, шарг убил моего спутника, мозг понимал, но все равно терзал мою голову мыслью — ты убийца… Хотелось расплакаться, но глаза были сухи, а перед мысленным взором стоял Кариш, чья кровь пульсирующей струей хлестала из разорванного горла, а темные глаза мутнели на глазах с каждой каплей уходящей вместе с кровью жизни.

Шаги я услышала сразу, но подняться просто не было моральных сил. Сегодняшняя ночь всем далась нелегко, но окружавшие меня мужчины не раз видели смерть, а я сталкивалась с нею всего однажды, когда из морга привезли тело отца, такое знакомое и в то же время совсем чужое, закрытые глаза того, кого привык видеть, с лукавым прищуром пугали и отталкивали, а я стояла в ногах и смотрела в… последний раз. Сегодня — Кариш, я тоже стояла и смотрела, да, я вогнала нож в шею шарга, но если бы рядом оказался второй, я, наверное бы даже не пошевелилась, потому что не могла оторвать взгляда от стекленевшего взгляда умирающего у моих ног мужчины. Сейчас я не боялась, знала, что рядом только кто-то из своих, и, наверное, поэтому не подняла головы, не посмотрела ему в глаза. Но вряд ли бы это что-то изменило…

Его руки взяли меня за плечи и вздернули на ноги. Я хотела обернуться — мне не позволили. Но уже сейчас я знала, кто прижимает меня к груди, нет, не обнимает, объятием этот захват назвать трудно, именно прижимает, вдавливает в свое тело, чтобы почти сразу почувствовать отклик мужского естества. Я не сразу поняла, что именно со мной делают, но сейчас, почувствовав спиной его восстающую плоть, рванулась. Он был к этому готов. Его руки не дали мне шанса даже отодвинуться, а вот с мужским достоинством это, наоборот, сыграло опасную шутку. Я сразу почувствовала, как напряглось его тело, как полностью готовый член натягивает ткань штанов. Сейчас я жалела, что сама сняла длинный камзол и у ручья сидела только в рубашке, тонкая камиза не защищала грудь, а лишь прикрывала ее тонким слоем батиста, а рубашка лишь натянулась на теле, обтягивая все мое женское богатство. Руки мужчины выдернули из брюк рубашку, чтобы сразу вновь прижать меня к себе, одновременно расстегивая ширинку моих брюк. Я изловчилась и укусила держащую меня руку, но он даже не ослабил захвата, а лишь сильнее придавил меня к мшистому камню, наклоняя и прижимая своим телом. Тяжело дыша, я, пытаясь вырваться из его стального захвата, рвалась, елозила, а он… Он, гад, даже не запыхался, мало того, успел даже спустить штаны. Чтобы я не вырвалась, он одной рукой придавил мои руки к камню, тем самым заставив наклониться, и одним движением воткнулся, ворвался в меня, исторгнув шипящий стон боли и отчаянья.

Я не понимала происходящего. Не первый день мы в пути, не один раз я просыпалась с ним рядом и ни разу не видела в его глазах даже намека на желание, чаще неприятие и отвращение. И именно сейчас, в минуты боли и отчаяния, ему вдруг потребовалась сексуальная разрядка? Я не понимала, мозг отрицал, но вот он резкими, рваными движениями вбивается в мое тело, а я, сцепив зубы, стою не в силах вырваться из его хватки. Ему не понадобились прелюдии, он не прикоснулся к моему телу, только спустил брюки с обоих. Первую минуту я еще могла трезво мыслить, чувствовать плечом его ровное дыхание и негодовать, но дальше меня накрыло, нет, это было не предчувствие оргазма, хотя и я чувствовала каждый его толчок, но вряд ли насилие может доставить удовлетворение. Внутри меня нарастало ощущение наполненности и с совершаемыми мужчиной действиями оно вряд ли имело что-то общее. Казалось, я полый сосуд который наполняется содержимым, и его член — поршень, что нагоняет в меня это содержимое огромным насосом. Я почувствовала, как мужчина сзади меня начинает тяжело дышать, как его тело напрягается, но у меня появилась своя задача. Сосуд внутри меня треснул, заполняя всю мою сущность странным светом, который рвался наружу, разрывал мою оболочку, заставляя все сильнее сжимать зубы и уже не мужские руки держали мои, а я сама вцепилась в мох, и скрывавшийся под ним камень крошился в песок под моими пальцами. В глазах темнело, но я держала свою суть, не давая ей выплеснуться, укрывая от чужих глаз. Мужчина сзади меня содрогнулся, рваный рык вырвался из его горла, чему он, видимо, удивился, поскольку отпустил меня, но потом вновь взял за руку, чтобы нажать на кнопочку тшера. Уже привычное ощущение свежести вновь окутало меня, но это не радовало. Я как была, со спущенными штанами и сбившейся рубашке повернулась к нему лицом. Нет, в его глазах я не видела чувства вины или хотя бы удовлетворения. Нет, они были холодны и лишь где-то внутри, спрятанная за семью замками, проглядывала эмоция, которую я едва смогла разглядеть и если бы не капелька пота над губой и сбившееся, рваное дыхание, я бы даже не подумала, что этот мужчина сейчас хладнокровно насиловал мое тело. В душе раненой птицей рвалась боль, но я не стану показывать ее этой твари. Поймав момент, когда он потянулся застегнуть свои штаны, я одним резким движением влепила ему пощечину со всей силы, вложив в этот удар всю свою ненависть, страх и боль, все унижение, что я сейчас испытала, лежа на этом камне. Он даже не дернулся, отклоняясь, не потер ноющую щеку, просто развернулся и ушел, оставив меня глотать слезы и глушить странное новое чувство, что углем жгло в груди. Жгло до боли, совершенно иррационально, ведь я не чувствовала ничего до сих пор, казалось, моя грудь — разверстая рана: она не кровоточит, но от этого не менее болит. С трудом встала и оправила одежду. На негнущихся ногах я направилась в лагерь, с отвращением понимая, что каждый из мужчин, что собрались там, знал, куда и зачем ходил их граф.

В лагере царило оживление: Шарун наскоро готовил завтрак, остальные прилаживали между двумя лошадьми носилки, стараясь сдвинуть их как можно ближе, ведь даже для двух всадников, едущих рядом, нужна весьма широкая тропа, а для двух лошадей с носилками между ними необходима дорога, иначе по лесу не пройдешь. Я кинула взгляд на графа, который беседовал с Леем, тот все еще лежал у корней большого дуба. Выглядел он не очень: бледное лицо, туго перетянутое плечо, капли пота на лбу, но мне сейчас было не до того, собственная боль терзала меня ядовитой змеей, капала ядом на разверстую рану, прижигала солью. Я шла, глядя перед собой остановившимся взглядом. Лей приподнялся на здоровом локте и с тревогой смотрел на меня, граф же стоял спиной и я уловила его последние слова, адресованные магу:

— Она пустышка, Лей, — он говорил тихо. — Если не выберемся отсюда как можно быстрее, мы обречены.

Но маг почти не слушал его, он следил за мною. Я тоже не слушала слов, я шла вперед. Остановившись в шаге от мага, вперила пустой взгляд прямо ему между глаз и видела, как он поморщился.

— Рина, — я не услышала, лишь почувствовала движение губ поняв, что он произнес мое имя, но сама была сосредоточенна только на одном — сказать, что хотела, и не сорваться в истерику.

— Выпусти Огонька, — непослушными губами произнесла я, едва сдерживаясь от стона, в груди нестерпимо жгло и даже ненависть и отвращение после совершенного насилия отошли на второй план. На графа я не смотрела — чувствовала затылком его взгляд, но повернуться и встретить его глаза в глаза банально не хватало смелости. Хотелось вцепиться ему в лицо или дать между ног, но ни того, ни другого я не сделала. Лей недоуменно смотрел на меня, и я повысила голос, уже не прося — приказывая:

— Выпусти саламандру…

Лей понял. Осторожно вытянул руку и живой огонек полыхнул тонкой струйкой из перстня, перетекая по жухлой траве прямо в костер. И — о, чудо! — ни одна из травинок, которых коснулось живое пламя, не полыхнула, не задымилась, а я рухнула на колени прямо перед огнем и требовательно посмотрела в пылающее личико огненной ящерке.

— Почему ты мне не сказала? — мой голос прозвучал, наверное, излишне требовательно, но мне было все равно. Я даже не попросила поставить защитный контур, но, судя по тому, как все продолжали заниматься своими делами, совершенно не обращая на меня внимания, то Огонек догадалась сама. — Почему? — почти простонала я, закрывая лицо руками, с трудом выдавливая из себя слезы, понимая, что только так я смогу избавиться от тугого комка в груди. Но слезы не шли, а боль все нарастала.

— Потому что они не собирались использовать тебя как кашасеру, — потупив глаза, ответила саламандра. — Потому что для тебя это неприемлемо, и они это понимали…

— И где это понимание теперь? — я почти выкрикнула эти слова. — Где? Почему именно сейчас? Или ему нужна была разрядка? После смерти надо опошлить жизнь? — меня несло, слова вылетали из горла вместе с всхлипами, но слезы так и не прорывались. Горло саднило от невыплаканных слез, глаза оставались сухи, а дыхание перехватывало, — у меня на родине за такое в тюрьму сажают и дают от восьми до пятнадцати лет. А у вас? Я стала шлюхой для вашего графа, которую можно изнасиловать, если кончается это его ПОНИМАНИЕ…

— Ты что, совсем не знаешь ничего о роли кашасеры? — осторожно спросила ящерка, удивленно приподнимая бровь или что там ей заменяет надбровные дуги. — Совсем ничего?

— Светлый говорил, что кашасеры способны поделиться энергией с магами, — я замерла, вспоминая эту нудную лекцию, перемежаемую восхвалениями Вораса. — Что-то вроде «сосуд, наполненный сырой магией. Ты способна влить в мага огромное количество сил», но на вопрос как, он закашлялся и промолчал…

— Рин, — тихонько начала саламандра, медленно подбирая слова. — Ночью был бой, маги выплеснули всю магическую энергию, а пополнить ее сейчас нет времени — на восстановление резерва у каждого мага уходит от суток до трех, — она немного помолчала, давая мне время осмыслить сказанное. Граф силен, но остатки сил он влил Лею, чтобы хоть немного заживить его рану. То, что ты видишь, это уже результат лечения, и он теперь совершенно пуст…

— Стоп! — осенило меня. — То есть таким образом он пытался взять энергию, которой я якобы обладаю? — закашлялась, губы обожгло солью с привкусом железа, но я не обратила внимания и еще ближе подалась к костру.

— Да, Рина, — кивнула она. — По-другому они просто не могут.

— А разве нельзя просто попросить? — прошептала я.

— По-другому никак, — тихонько подтвердила она. — Только в сказках сильнейшие кашасеры могли отдавать силу усилием воли, — тихонько продолжала саламандра. — Сейчас все по-иному — сила передается только через контакт.

— Тогда почему мне так плохо? Он взял слишком много силы? — ящерка выглянула из костра, высматривая что-то из-за моего плеча, туда, где у дуба лежал покалеченный Лей, а рядом с ним стоял бледный граф, который только сейчас начал понимать глубину отличий восприятия мира этой женщиной и самим собой.

— Он не взял силы, Рина, — прошептала саламандра. — Рина… — вскрикнула она, но я уже не слышала, лимит самообладания закончился, и я начала заваливаться в костер. От боли в груди я уже не чувствовала другой, и мое сознание если и не уплыло совсем, то совершенно перестало контролировать тело. Я чувствовала, как всполохи пламени лизнули пряди волос, что вылезли из косы, чувствовала, как тело просто наклоняется прямо в костер, как испуганно взметнулось пламя, послушное воле саламандры, как отодвинулись всполохи огня, но мгновенно потушить угли не может даже повелительница огня, как плечо обожгло, и тут же сильные руки выхватили меня из пламени, как тонкая струйка побежала из уголка рта. Мои глаза открыты, мозг выхватывает картинки, но в нем не складывается четкого понимания, кажется, что тело сейчас разорвет изнутри, раздастся большой взрыв, и я превращусь в сверхновую. Свет, что копится у меня внутри, раздвигает границы сковывающего его тела, и я уже не Дарина. Я всего лишь искорка разгорающегося пламени и скоро сгорю в нем. Да, я скоро сгорю, скорей бы, нет сил терпеть эту нестерпимую боль… Сознание еще трепещет, но перед глазами полная темнота, в которую я проваливаюсь, и все вокруг заливает странный призрачный свет, золотистый с отблеском зелени, но этот свет не освещает, он просто есть. Как там, за Гранью: он вот, его можно ощутить, пощупать, взять в руки. Я беру сгусток этого света, перекидываю из ладони в ладонь, и он легко летает, послушный моей воле, но все так же ярко бесцветен, ибо он хоть и свет, но не освещает чернильной черноты окружающего вязкого сумрака.

— Рина, — сквозь мрак до меня доносится голос, — Рина, вернись…

Какой знакомый, почти родной голос, не помню чей, но знаю, что он принадлежит близкому мне человеку, близкому настолько, что хочется оглянуться, увидеть, кто же это там такой смелый, что зовет меня даже сквозь Вселенную, которую я только что пролетела, будучи сверхновой, зачем он тянет меня назад…

— Рина, — задыхается голос, — Рина, очнись, — щеку опаляет хлесткий удар и глаза начинают фокусироваться на склонившемся надо мной лице: зеленые глаза на лице голубоглазого Димки.

— Димка! — прошептала я. — А что у тебя с глазами? — мой взгляд переместился на окровавленное плечо, сознание мрачно говорило что-то об открывшейся ране, но я не воспринимала ничего другого, видела лишь его, хотя рядом склонился тот другой, но его я видеть не хотела, просто не хотела и сейчас могла себе это позволить — не смотреть. Внутри все еще жгло светом, казалось, его часть все еще в моих руках.

— На, — я протянула другу кусочек золотистого сияния, что каплей дрожал в моих ладонях, и он плавно потек к нему, впитываясь в грудь, вскрываясь нестерпимым светом, от которого я вновь провалилась в темноту…

Глава четвертая. Из глубины веков

***Странички прошлого***

— Ларош, — высокий парнишка с иссиня-черными волосами догонял своего более низкорослого приятеля. — Ну что ты как маленький? — выговаривал он, а его лицо с правильными чертами выражало досаду. — Ну это же доказано, что межмировой портал построить невозможно, никаких сил не хватит. — Ну почему ты упрямо доказываешь обратное? Вон и магистра довел до белого каления. Тот чуть не плюется с досады на твое упрямство.

— Ворас открыл, — насупился Ларош, упрямо поджимая губы, которые и так не отличались пухлостью. Впрочем, он и сам был какой-то слегка нескладный, ростом меньше всех в аудитории, не сказать что карлик или недоросток, но на фоне высоких, накачанных аристократов, он — не менее родовитый — казался пастухом. Его плечи были не уже, чем у других, но в сочетании со средним ростом фигура казалась квадратной. И в то же время он обладал недюжинной силой, что даже более крупные ребята не хотели связываться с будущим графом.

— Ворас — бог! — как непреложную истину произнес друг. — Его силы несоизмеримы с нашими.

— Ворас — маг, — буркнул Ларош, но говорил он это уже больше для себя, так как устал доказывать свою правоту. Из лучшего студента академии он превратился во всеобщее посмешище после подобного спора с магистром Хостом. Уверенность осталась, но вот вопить об этом во все горло он больше не желал. — Вот найду способ открыть портал — будут тебе и силы, и способы…

— Ты бы лучше нашел время прийти в гости, — примирительно произнес друг. —Решья устала о тебе спрашивать, — подмигнул он.

А юный маг залился смущенным румянцем…

— Реш, а твоя сестра…

— Да не красней ты так, — перебил друг. — Да, она снова про тебя спрашивала. Так что, заходи в гости.

— Думаешь, это удобно? — засомневался Ларош.

— Можешь прийти ко мне, — хитро улыбнулся Реш. — Тогда никаких сомнений.

Ближе к вечеру Ларош уже стоял у калитки небольшого особняка и с любопытством осматривался. После поступления в Академию Маг-города, а в просторечье Магорода, он, наследный граф, жил в апартаментах при Академии. Большинство студентов ютились по двое- трое в общежитии, впрочем, его комнаты находились там же, но в другом крыле и состояли они уже из нескольких комнат, личной ванной, тогда как у остальных все удобства находились на этаже. Может, именно это оттолкнуло от наследника симпатии студенческой братии, хотя из высокородных он был далеко не единственным, может, невысокий рост при огромном количестве амбиций либо его въедливая любознательность, подчиняясь которой, он всегда докапывался до сути вопроса, не считаясь с последствиями. Наследник одного из самых богатых и высокопоставленных родов, он привык, чтобы с ним считались, был высокомерен, но при этом учтив, упрям, но умен. Однако его достоинства разглядеть сквозь маску холодного равнодушия могли не все, а лишь те несколько близких друзей, что разделяли с ним тягу к знаниям и сумели за ширмой богатого сноба увидеть твердый ум и доброе сердце.

И вот сейчас он стоял у калитки и заглядывал в сад дома, где жили Реш и его семья. Утопающий в зелени особняк был вовсе не результатом усилий садовника, а как раз наоборот — их полного отсутствия. Давно не крашеная калитка и заросший колючим кустарником забор довершали картину, а в глубине заброшенного сада стоял такой же неухоженный особняк. Два этажа под скошенной, когда-то зеленой крышей, окна сверкают чистотой, но деревянные рамы давно не крашены, и даже отсюда видно, что местами они рассохлись, и наверняка зимой оттуда страшно дует.

Но внимательный взгляд юноши был обращен не на дом, бывший когда-то гордостью, гнездом великого рода, сейчас обедневшего, но богатого древней историей. Он смотрел на девушку, что с тихой улыбкой сидела на качелях, впрочем, качелями назвать доску, привязанную к толстой ветке толстой веревкой, было сложно. Но Решью все устраивало, и она, задумавшись, покачивалась в такт веселому ветерку, что трепал вершины деревьев. Ларош сдул с ладони магический вестник, предупредивший друга о его приходе, и вновь замер, разглядывая девушку. Всегда живая, как ртуть, сейчас она задумалась и ее черты приобрели мягкую утонченность. Темные, как у брата, иссиня-черные волосы, стянуты в несколько косичек, покрывающих сеткой голову, ниже змеились свободными прядями, темные глаза слегка прикрыты, а губы, наоборот, полуоткрыты, как будто в ожидании поцелуя.

Юношу охватило странное желание прикоснуться кончиками пальцев к бархатистой коже, ощутить пухлость губ своими, и он с трудом сфокусировал взгляд на Реше, когда услышал его шаги на дорожке. Девушка юркой сойкой сорвалась с качелей и убежала в дом, а Реш с улыбкой встретил друга. Решья появилась гораздо позже, угощая юношей чаем с принесенными Ларошем пирожными, и делала все настолько привычно, что у будущего графа даже возник вопрос: а есть ли в этом доме прислуга или все так же запущено, как и в саду? Впрочем, сей факт его мало волновал, а вот живое лицо и задорная улыбка Решьи трогали гораздо больше…

После этого вечера наследный граф стал частым гостем семейства Решиль…

***В пути. Осознание***

Очнулась я под мерное покачивание лошади, тихо переговаривались люди, некоторые голоса я даже узнавала, мерный цокот копыт, птичий гвалт и осторожно обнимающие меня руки, даже не обнимающие, просто придерживающие — именно так. Не хочу чувствовать на себе чужих рук, не хочу вспоминать! Но события сегодняшнего дня уже всколыхнулись в памяти, и я вздрогнула от отвращения к графу, к самой себе, к ситуации, что повернулась таким омерзительным боком. В ответ на слабое движение меня инстинктивно прижали к себе, и я вдруг ощутила, нет, не увидела, так как глаз еще не открывала, а просто почувствовала эти руки. Они обжигали тело, и вновь в груди взбунтовалась сверхновая, требуя выхода, прожигая путь наружу сквозь мое тело.

— Отпусти! — не открывая глаз, процедила я. Его руки сжались, наверно, больше инстинктивно, но я уже не могла терпеть: огонь в груди нарастал в ответ на его прикосновения, и я резко отстранилась, открывая глаза. — Отпусти, не прикасайся! — Я чувствовала грязь, нет не физическую, а моральную, отвращение. Тело помнило его руки, сжимающие мои запястья и нарастающее возбуждение прижавшегося мужчины. Сцепила зубы чтобы не застонать в голос от бессилия и унижения. — Не смей ко мне прикасаться, никогда, слышишь, никогда…

— Лей, — голос графа был напряжен, но тих. — Рина очнулась.

— Где моя лошадь? — прошипела я, забывая, что это только мое название животного, но подаренный иномирный переводчик, видимо, правильно расшифровал слова.

— Ты еще слишком слаба, — но взгляд, которым я его наградила, говорил сам за себя.

Рядом оказался Лей, и я с облегчением протянула ему руку, оперлась носком сапога о стремя и переползла на его лошадь, не сказать чтоб грациозно, но уж как смогла, при этом стараясь не напрягать раненное плечо мужчины. Моя Ночка, как я про себя называла свою «лошадку», мирно трусила за Райном, навьюченная вещмешком и моей гитарой. Я дернулась было в ее сторону, но Лей тихонько шикнул на меня и прижал к себе, и мне стало почему-то легко-легко, как будто действительно руки мага стали родными, как когда-то руки лучшего друга. Я расслабилась, уткнулась лбом в его плечо, попутно отмечая, что от рваной раны уже почти ничего не осталось, а Лей пропустив мимо себя всех всадников, остался замыкающим и даже немного отстал.

— Ринка, — тихонько позвал он, и я подняла на него глаза. Как ни странно, но на него моя сверхновая в груди реагировала вполне адекватно, не раздирая внутренности болью. — Ты, как звездочка, просто сияешь, — улыбнулся он. А я, наоборот, поникла.

— Знал бы ты, как это больно… — прошептала я больше себе, чем ему, опуская голову.

— Что значит больно? — Лей осторожно приподнял подбородок двумя пальцами, трогательно заглядывая в глаза.

— Больно, — чувствуя себя маленькой девочкой, капризно пожаловалась я. — Вот тут, — указывая на средоточие света в своем теле, я прижала ладошку к груди. — Горит, так что в глазах темнеет, особенно когда он рядом, — я кивнула в сторону графа, который медленно пропускал всю кавалькаду, чтобы держать нас в поле зрения. Хотелось спрятаться, забраться куда-нибудь подальше от этого человека, от его мрачных, с темными всполохами, глаз. И, несмотря на то что он даже не смотрел в нашу сторону и ехал впереди, огонь в моей груди активизировался, разгораясь все сильнее, а я продолжала смотреть на напряженную спину, не прикрытую плащом. И во мне разгорались злость и поглощающий все огонь. Я застыла в руках мага, не сводя глаз со спины графа, вопреки всякой логике чувствуя на себе его взгляд. Рука Лея осторожно повернула меня к себе лицом.

— Поясни, — в глазах мага загорелся огонек исследователя, — как получилось, что ты искришь магией, а…

— Отдать ее не могу? — дополнила я висевший в воздухе вопрос.

— Ну да, — подтвердил маг и требовательно посмотрел мне в глаза, захотелось отодвинуться, но, сидя на одной лошади, точнее кушаре, двигаться было просто некуда. Глядя на родное, знакомое до веснушки лицо, хотелось рассказать ему все, но чужие глаза на нем, нет, не отталкивали, но заставляли насторожиться и раз за разом напоминать себе, что передо мной не Димочка, а Лей — маг и, самое главное, друг графа. Я раз за разом всматривалась в его лицо, в зелень его глаз, выискивая хотя бы тень подвоха, но видела лишь искренний интерес, а потом вдруг начала ощущать нечто другое, до сих пор незнакомое, — нас окутывала легкая паутинка света, того самого света, что я отдала Лею, будучи в отключке. Он ластился ко мне, как пушистый котенок, окутывал руки, обнимал самого Лея, и я с удивлением ощущала его едва заметное тепло.

— Что это? — прошептала я, приподнимая этот свет, как завесу, руками.

— Это магия, — так же тихо ответил Лей. Его дыхание шевелило прядь волос, что тонким колечком завивалась на виске и категорически отказывалась прятаться в косу. — Но то, что ты ее видишь, противоречит всем канонам…

— И что она делает? — задала я уже более интересующий меня вопрос. Почему-то я была уверена, что Лей мне не солжет. На мгновенье он замолчал, собираясь с духом, а потом признался:

— Это успокаивающая магия, — и, видя мой возмущенный взгляд, тут же добавил, оправдываясь: — Ты даже не представляешь, насколько это тебе сейчас необходимо! Твоя аура пылает, а успокаивающая магия даст тебе шанс расслабиться, успокоиться и не позволит гневу взять над тобой верх.

— А почему я ее вижу? — на Лея я не злилась, понимала, что расслабиться мне действительно необходимо, иначе новый всплеск сверхновой вновь отправит меня в отключку, но разобраться хотелось иначе боюсь это будет многого стоить в первую очередь для меня самой.

— Не знаю, — пожал плечами маг. — Может, потому что она твоя?.. С тобой очень многое оказалось странным…

— Тогда объясни мне, как должно быть… — осторожно произнесла я, боясь спугнуть его откровенность.

— Даже не знаю, как все объяснить, с чего начать…

— А ты начни с начала, — посоветовала я. — С места женщины в вашем мире, что-то мне подсказывает, что это ключевой вопрос, тот, с которого все началось. — И почему мы не понимаем друг друга, — добавила я про себя.

— А какое место у женщины? — удивленно произнес маг. — Женщины рождаются, чтобы стать или матерью, или кашасерой, правда, кашасеры тоже могут быть матерью… Они же женщины… — он пожал плечами и задумался на мгновенье.

— То есть женщина — бесправна? — задала я уточняющий вопрос.

— В смысле бесправна? — удивился маг. — А у вас что, у женщин есть особые права?

— В смысле того, — продолжила развивать мысль я, — что в нашем мире женщины равны в правах с мужчинами (за исключением некоторых стран, но это я озвучивать не стала).

— То есть… — теперь уже маг вытаращился на меня удивленными и, даже сказала бы больше, — возмущенными глазами.

— Так и есть, — улыбнулась я. — Женщины могут быть правителями, воинами, мы работаем наравне с мужчинами, ну там, где не требуется грубая, физическая сила, которой нам, конечно же, не хватает, — уточнила я.

— А кашасеры?

— Лей, у нас нет даже понятия такого… В моем мире нет магии…

Разговор вокруг да около начал меня выводить и едва успокоившаяся боль в груди вновь зашевелилась. Забывшись, я потерла место, где она тлела рукой и маг, настороженно отследил этот жест, но я лишь раздраженно передернула плечом.

— Неужели в вашем мире совсем нет магии? — он понял мое нежелание переносить суть разговора на себя и продолжил прерванную беседу.

— Нет! — отрезала я, но, подняв глаза на лицо мага увидела откровенное любопытство. — Магии нет, есть техника на грани волшебства, — добавила я, заставляя его любопытство разгореться сверх всякой меры. — Мы строим самолеты и летаем в небе на сверхзвуковых скоростях, мы строим подводные лодки и опускаемся на дно океана, у нас есть телевидение, и любая новость становится достоянием всех, кто решит его посмотреть. Чтобы поговорить с мамой, — я печально улыбнулась, — мне просто надо нажать кнопочку на своем телефоне, и, где бы мы ни находились, сможем поболтать, правда, в вашем мире телефон не действует, — печально вздохнула я. — На лошадях ездят сейчас только в цирке, ну, еще спортсмены-любители, устраивающие скачки на ипподромах для развлечения народа…

— А как вы передвигаетесь? — мой взгляд вернулся к лицу мага и я улыбнулась: сейчас его лицо было по-мальчишески открытым и глаза лучились почти детским любопытством, так выглядел Димка, когда чем-то увлекался и не обращал внимания на направленные на него взгляды. Мысль о доме и друге отрезвила меня, заставив вздохнуть.

— У многих есть машины, — пояснила я. — Это такая, ну… вроде кареты, но впереди руль и педали с разными кнопочками, которые все вместе регулируют скорость движения, направление езды, кондиционер, - вспомнила я своего крокодила, ну, это я так называла папин джип, который остался мне в наследство. В общем-то я сначала хотела его продать уж больно большой, прожорливый, да и совсем не по карману моему студенческому бюджету, но оказалось, на газе он лопает не так уж и много, а, поездив немного поняла, что не такой уж он и большой и расставаться с ним мне совершенно не хотелось, тем более что это была память об отце, последнее, что мне осталось. Мыслями я унеслась далеко и не сразу поняла, чего от меня ждет Лей, когда, очнувшись, поймала на себе требовательный взгляд. — Ах да, — засмеялась, — кондиционер — это система охлаждения или нагрева воздуха. Ну вот на улице жара, я закрыла окна, и внутрь машины подается прохладный воздух и теплый зимой — когда холодно.

— Ну-у-у — протянул Лей. — Это и я могу.

И вокруг нас закружил легкий прохладный ветерок, а я залюбовалась легкими струйками магии, что порхали, подгоняя его.

— Я его вижу, — улыбнулась я, но Лей уже задался другим вопросом.

— Это все интересно! — медленно заговорил он, осторожно подбирая слова. —Наши миры разные по содержимому, но по сути?.. Вот скажи, кому ты принадлежишь?

— Как это принадлежу? — возмутилась я. — Я что, рабыня какая-то? У нас никто никому не принадлежит…

— Но кто тебя кормит, ведь ты еще молода… Отец, мужчина…

— Лей, у нас все свободны, — начала пояснять я, с трудом продираясь сквозь пелену слов, которые возмущенно пытались сорваться с языка, но надо было сказать как можно понятнее. — Да, пока я была маленькой, родители кормили, одевали и воспитывали меня, но я выросла и теперь свободна делать что хочу. Да мама еще помогает мне, оплачивает учебу, поскольку сама я еще не работаю и ничего не зарабатываю. Но я могу учиться, могу работать, могу выйти замуж или же, наоборот, остаться самой себе хозяйкой. Мной никто не управляет…

— Как это не управляет? — не понимал он. — Ты ведь женщина. А где твой отец?

— Мой папа умер, — припечатала я, сцепив зубы. — Но даже если бы он был жив, то не смог бы меня заставить, например, выйти замуж за того, кого подобрал сам. Раньше, в Средние века, такое практиковалось — дети, причем не только женщины, повиновались главе рода. Но такого уже давно нет. Каждый решает свою судьбу сам.

— Но если кашасера… — начал он.

— У нас нет кашасер, — перебила я, — у нас нет магов, у нас нет силы, которую кто-то хотел бы отобрать. Секс у нас — это союз двух людей, которые любят и хотят друг друга, это желание и нежность. — Не знаю, почему меня так задел этот вопрос, почему я повысила голос, объясняя это магу, почему дрожал мой голос… Впрочем, вру — знаю: от возмущения и обиды.

— Да, — согласился маг, — и за насилие полагается тюрьма, — усмехнулся он. — Я слышал… Жаль, что я не понимаю речи саламандры.

— Да, Лей, — я вскинулась, поняв, что Огонек все-таки не поставила защиты от прослушивания, ну, или маг ее вскрыл, впрочем, он был слишком слаб тогда, — да… У нас за насилие над женщиной судят и сажают в тюрьму, не буду скрывать, есть такие уроды. Но их не много и это жестоко карается. Гораздо легче просто хорошо относиться к женщине, и она сама будет готова подарить и свое тело, и свою любовь.

— Даже не произноси этого слова! — шикнул маг. — Здесь ваша любовь приносит только смерть.

— Не понимаю, — теперь уже я удивленно вскинула бровь. — Почему?

— Те, кто соприкасаются с любовью, — начал пояснять маг, — идут на смерть ради нее. Маги, столкнувшиеся с любовью, ввергли этот мир в вечную войну с демонами. Легенды гласят, что именно в поисках любви сильнейшие маги древности открыли портал и впустили в наш мир первых демонов…

— Но как?

— Записей и хроник не сохранилось, Рина, — печально произнес Лей. — Кое-что скрыто в архивах древнейших родов, однако никто не хочет соприкасаться с этими тайнами, потому как, если даже заподозрят кого-то в изучении наследия этих магов, ничто не спасет от кары магического ордена. Они просто уничтожат отступников.

— И как же вы живете! — это был не вопрос, это был крик души. Воспитанная в семье, где родители любили друг друга, были заботливы и добры, начитавшейся сотен любовных романов и фантастики, где рискуют жизнями ради любимых, здесь, в этом мире, где с красотой неба может поспорить лишь красота заката или рассвета, где бирюзовый лед и яркость зелени настолько прекрасны, что захватывает дух, живут холодные люди, которые боятся любви. У меня в голове все это не укладывалось. — А как же дети, семьи?

— Дети?! — удивился маг. — А что дети? Они рождаются, как и везде.

— Но ведь если родители не любят друг друга… — все еще не понимала я.

— Рина! — укоризненно произнес Лей.

— Да, я понимаю, — затараторила я. — Дети — это у вас не плод любви, как привыкла слышать я в нашем мире. Но их же должен кто-то содержать? Они должны воспитываться в семье, где есть мама и папа. Как с этим у вас?

— Так, давай с начала, — вздохнул маг. — Женщины рождаются разными, — я удивленно приподняла бровь. — Кашасеры и просто женщины… Первые являются сосудами силы и поэтому принадлежат всем.

— Что? — я не могла скрыть своего возмущения. — Как это всем? Неужели вот так запросто можно воспользоваться любой?

— Ну, не все так просто, — начал пояснять Лей. — В день совершеннолетия каждую девушку приводят в храм, и Светлый объявляет, способна ли она стать кашасерой или нет. Если нет, то ее отдают мужчине, который готов ее содержать. При отсутствии такого желающего она остается в доме отца, и он несет ответственность за нее.

— Что значит отдают? — не понимающе покачала головой я.

— То и значит — отдают, — Лей не понимал, как я не соображу обычные для него вещи.

— То есть отдают замуж? — попыталась я зайти с другой стороны. Но, похоже, мой переводчик дал сбой, поскольку маг меня совсем не понимал.

— Ты, наверное, имеешь ввиду обряд? — наконец понял он. — Нет, Рина, обряд, заключенный в храме, — дело редкое. Понимаешь, есть разница между ответственностью обыкновенного мужчины и мужчины, прошедшего обряд. «Просто сожитель и муж», — перевела на свой язык я его витиеватое объяснение, и мне стало совершенно ясно. — Мужчина может взять женщину в свой дом, содержать ее, но для всего этого ему не нужен обряд. Она может родить ему детей и вот их он обязан содержать до совершеннолетия, а в случае с дочерью, подыскать ей подходящего мужчину, который согласится взять ее себе. Но женщины это не касается: ее он может оставить, взять другую, отказаться от нее, вернуть отцу. Перед ней у него нет никаких обязательств! Другое дело, если он пройдет обряд. Тогда он обязан содержать ее всегда и не может отказаться и взять другую сможет только после ее смерти. Поэтому количество желающих пойти в храм не велико.

— Хорошо, это понятно, — резюмировала я. — А как обстоят дела с кашасерами?

— А вот тут все намного проще, — произнес Лей, но посмотрел на меня так, что я поняла: проще не значит лучше. — Если женщину признают кашасерой, она — собственность магов, ну, и воинов. Ведь даже простой воин способен получить энергию от кашасеры, и чем сильнее она — тем больше силы дает нам.

— То есть я узаконенная проститутка, — прошептала я, и волосы от охватившего меня ужаса зашевелились на голове…

— Рина, — попытался успокоить меня маг. — Так просто не разобрать, кто из вас кто, — начал объяснять он. — О том, что ты — кашасера, знают единицы, даже наши воины не в курсе.

— А то, что они видели сегодня утром, им ни о чем не сказало… — прошипела я.

— Они слышали, что граф обозвал тебя пустышкой, — припечатал маг. — А твой монолог с саламандрой слышал только я. Щит поставленный моим существом, не является помехой для хозяина. Одного не понимаю: как ты ее понимаешь, они же не говорят…

— Это вы забыли язык саламандр, — в свою очередь припечатала я. — Огонек замечательная и живая! Но вернемся к кашасерам. Я так всего и не поняла…

— Кашасера, — продолжил объяснения Лей, — ничем не отличается от обычной женщины. Даже маги не могут различить вас, пока не… — он взглянул на меня и осекся.

— Продолжай, маг, — сквозь зубы процедила я. — Пока не попробуют? Именно это ты хотел сказать? — меня злило подобное отношение ко всему: к женщинам, ко мне лично. В конце концов меня стал бесить этот прекрасный зеленый мир, в котором мне не было места, в котором я, да и все женщины не заслуживали ни уважения, ни любви…

— Ну, можно сказать и так, — мягко произнес Лей, а вокруг меня все сильнее сгущалась магия, надеюсь, успокаивающая, а не затормаживающая, поскольку при всем желании Лея успокоить, я все больше заводилась. — Кашасеры носят особый наряд…

— Передник с открытыми сзадиногами, — догадалась я, вспомнив наряд Майрики.

— Да! — подтвердил маг. — Именно так мы узнаем кашасеру и большинство из них спокойно относится к своему статусу. Мы воспитаны на этом и магам тоже надо восполнять энергию, ведь сама она…

— Восполняется слишком долго, — подытожила я, вспомнив слова Огонька, — целые сутки, — и, как бы я ни старалась, эти слова вырвались у меня с издевкой.

— Проще, конечно, тем, — продолжал лекцию маг, — кто прошел обряд до совершеннолетия: их уже не может забрать ни маг, ни жрец. Они целиком и полностью принадлежат своему мужчине. Поэтому самые знатные рода отдают своих дочерей только в такие же. У высшей аристократии принято совершать обряд, — ну, еще бы, вспомнила я тот, что прервала своим появлением, — так они избавляют своих дочерей от унижения возвращения в отчий дом и защищают их интересы, ведь любую другую мужчина может просто изгнать…

— Боже, какое махровое Средневековье! — выдохнула я. — Лей, прости, но ваше общество просто ужасно! И что, — вернемся к нашим баранам, — любой может претендовать на кашасеру?

— Ну все не совсем так страшно, Рин, — попытался подсластить пилюлю Лей. — Кашасеры, как я уже говорил, носят особую одежду и надевать традиционное женское платье могут в случае ежемесячных женских болей, в случае беременности, ну, или если она уже принадлежит мужчине по обряду. Тогда ее статус неприкосновенен, даже если она прошла обряд с деревенским дурачком. Правда, ее мужчина может позволить кому-то воспользоваться своей кашасерой, если сочтет нужным. «Какой ужас!..» Поэтому граф велел заказать тебе нормальную одежду, не как у кашасеры. О твоем статусе никто не знает.

— А что будет если узнают? — маг помрачнел и ругнулся, похоже, в облачко магии он добавил не только успокаивающего, подумалось мне, но и эликсира правды: уж очень недовольной была его физиономия. Однако отвертеться от ответа он не смог.

— Кашасеру могут наказать, — промямлил Лей.

— Кто?

— Любой маг, Рина, любой.

— И есть возможность обойти этот запрет? — я все-таки пыталась найти способ, мои аналитические способности рвали изнутри мозг, говоря, что не может быть все так ровно, в каждом законе есть лазейка, в каждой традиции — неписаный закон.

Маг задумался… Видимо, ему ни разу не приходилось защищать кашасеру. Да что там… Похоже, он и видел-то их только сзади, когда раздвигал их приглашающие юбки и — спасибо всем богам или кто там у нас есть над нами! — что он не пытается попробовать сам то, что не получилось у графа. Впрочем, еще не вечер. Мне стало страшно… Я оказалась в мире, где женщины мало того что бесправны, так еще и полностью зависят от мужчин, оставаясь совершенно беззащитными от их посягательств. Я не была девственницей, какой-никакой опыт отношений имелся, пусть не совсем удачный, я бы даже сказала, совсем неудачный, но — добровольный. И сейчас меня бесила ситуация, на которую я никак не могла повлиять. Именно граф взялся доставить меня в главный храм Вораса. Сама я не доберусь. Мало того, как женщину меня просто не пустят, первый же встречный может заявить на меня свои права, да и средств у меня нет никаких.

И впервые с момента нахождения в этом мире на меня накатила паника. Я новыми глазами смотрела на мага: теперь рядом со мной был мужчина, который имеет право на ВСЁ. И мне стало страшно.

— Рина, — голос Лея едва пробился сквозь накатившую на меня панику. — Рина, я вспомнил… — магия вокруг меня просто кружилась, и я, отвлекаясь, коснулась ее рукой. Было страшно от того, что скажет мне Лей, странно от осознания, что теперь я себе не принадлежу и при этом маг вполне осторожно касается рукой моего плеча, слегка прижимая, обнимая. — Ну что ты, Ринка, — шепчет он, — мы тебя в обиду не дадим. Тебе совсем нельзя волноваться, — так же шепотом рассказывает он, — твоя магия выходит из-под контроля, ты начинаешь светиться. А способ обойти законы кашасер есть, — улыбнулся он, — тебя возьмет под защиту правящий дом.

— Что? — не поняла я. — Какой такой правящий дом?!

— Рай, глупышка, — улыбнулся он. — Он — правящий граф, неподвластный никому! И пусть его графство невелико, но над ним только Ворас, и если он объявит тебя своей кашасерой, то никто не посмеет претендовать на твое тело и твою силу.

— Какой ему от этого прок? — я повернула голову в сторону графа, чья спина маячила впереди, и вновь задохнулась от прилива горькой силы. Но, видимо, успокоительное Лея действовало, и сильной боли я уже не ощутила. Лишь слегка запекло в груди, как от изжоги, но это уже можно было терпеть.

— Поверь, Рин, — в голосе мага была непоколебимость скалы, — он… — Лей замер, подбирая слово, — ну пойми, он хороший, надежный друг.

— Вот именно! — парировала я. — Друг… Тебе, Райну, остальным, — я повела рукой вперед, где за деревьями скрывались первые всадники из нашей кавалькады, — но не мне — иномирянке, ради которой ему пришлось переться к черту на кулички (уж не знаю, как перевел ему мир эту фразу), не ради той, из-за которой пришлось хоронить друга…

— Кариш погиб не из-за тебя, — опустил голову маг. — Мы все были преступно беспечны, полагаясь только на магию в шаргских лесах, а ведь прекрасно знали, что она ни них действует гораздо слабее, чем даже на демонов.

— Вы успели его похоронить? — вопрос был болезненным и глупым, но меня вновь резануло чувство вины от одного упоминания о погибшем воине.

— Мы отдали его Ворасу, — подтвердил маг, явно по-своему поняв мой вопрос.

— Как это? — на мгновенье Лей растерялся, но ему хватило взгляда, чтобы понять, что меня интересует.

— А как это происходит у вас? — задал он встречный вопрос.

— У нас — по разному, — пожала плечами, — в зависимости от народа и вероисповедания, — поймав совершенно не понимающий взгляд Лея, пояснила: — Кто-то закапывает в землю, кто-то сжигает. Есть такие, что отдают своих покойников птицам и зверям, но это редко, подобные верования уже отжили свое… — наступило неловкое молчание. Лей обдумывал услышанное, а я ждала его объяснений.

— Мы отдаем умерших Ворасу, — повторил он. — Каждый знает основной призыв, его слова читаются над телом покойника, и оно материализуется в храме, ближайшем с домом, где родственники могут попрощаться. А потом Ворас забирает тело. Оно исчезает, и говорят, что возвращается в мир, который его породил… Кстати, — тут же перевел тему он, — скажи, как тебе удалось подпитать меня, тогда как Рая — нет?

— Не знаю, — это был больной вопрос, который я даже в мыслях обходила стороной, поскольку просто не имела на него ответа.

Я замолчала, погрузившись в себя и пальцами играя со струями энергий, что Лей запустил вокруг нас, заплетая их маленькими вихрями, свивая восьмерками и думала, думала, думала… Но так и не пришла ни к чему. Слишком мало я знала об этом мире, слишком болезненным был для меня сегодняшний день, слишком больно было вспоминать, а еще отвратительно стыдно…

— Кто такой Димка? — прозвучал над ухом голос Лея. От неожиданности я вздрогнула, а потом улыбнулась — на душе стало как-то теплее.

— Друг, Лей, лучший друг детства! Ты безумно на него похож…

— Наверное, поэтому смогла поделиться силой, — констатировал маг. — Ты почувствовала контакт, который у тебя с ним, и отдала силу интуитивно.

— Что ты имеешь ввиду под словом «контакт»? — насторожилась я.

— Ну… — замялся он. — Ты же не девочка, а такое невозможно с чужим человеком. Будучи почти без сознания, ты приняла меня за него и отдала силу, хотя даже о таком я слышу впервые и никогда бы не поверил, если бы не почувствовал это сам.

— Лей, — я посмотрела на него в упор, — у меня никогда не было того, что ты называешь «контактом с Димкой», — я задохнулась от эмоций. — Он мне как брат, больше, чем брат.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — он даже лицом как-то потемнел и задумался.

— Саламандра сказала, что раньше были кашасеры, что могли отдавать магию просто силой воли… — попыталась я натолкнуть мага на мысль.

— Глупости! — фыркнул маг. — Это все сказки… — и замер.

Я молчала, не мешая ему обдумывать эту идею, а сама пыталась вспомнить то ощущение, когда держала в руках силу, ее осязаемый, но нематериальный кусочек, каплю золотистого с зеленцой света. Для полноты эксперимента закрыла глаза и попыталась почувствовать эту самую магию. Рука сама потянулась погладить ее, как пушистого котенка, ощутить…, и сама не поняла, как небольшой сгусток оказался в моей ладошке. Он был слегка теплым и вызывал ощущение легкой щекотки, как от настоящего пушистика, например какого-нибудь перса. Я почувствовала непреодолимое желание поделиться и, как головку одуванчика, приподняла на ладошке и шаловливо сдула свой пушистый комочек прямо в лицо магу. С закрытыми глазами я не видела его самого, но такая близкая и родная сила ощущалась совсем рядом и как будто светилась контуром, так что я не ошиблась и пушинки магии полетели прямо на него, осели в волосах, на щеках и открыв глаза, я еще мгновение видела их отблески на его лице, золотистый блеск в глазах.

— Ринка, — Лей онемел, — но… это невозможно! — Я пожала плечами, как бы говоря: ну, невозможно, так невозможно, а на лице расплывалась шальная улыбка. — Невероятно! — восхищенно шептал он. — Надо попробовать с Раем, — улыбка слетела с моего лица, как желтый листок с дерева под порывом осеннего ветра. Я еще слишком хорошо помнила холодный взгляд натягивающего штаны мужчины, и грудь садануло болью так, что невольно пошатнулась и, не удержи меня Лей, обязательно свалилась бы со спины кушара.

— Рин, — он придержал меня, заглянул в глаза и отшатнулся. — Рин, — его голос стал тверже, — ну я же объяснил тебе все. Да, ты другая, но мы остаемся такими, какими были. Ты же должна понять: он по-другому не мог, — но мне было все равно. Теперь я понимала, но принять это было выше моих сил, принять и спокойно смотреть на эти руки, что прижимали меня к камню, на эти холодные глаза со всполохами тьмы, что совершенно безразлично смотрели на упирающееся тело, ведь лица и моих глаз он не видел, словом, смотреть на него спокойно значило предать себя, смириться с необходимостью насилия в первую очередь по отношению к себе, и этого я принять не могла. Да и сила, разбуженная графом (в этом я уже была уверена), рвалась и билась внутри меня, как только я поднимала глаза, и видела, как сейчас, даже его спину, а что будет когда мне придется взглянуть ему в глаза?..

***Привал***

День клонился к вечеру. Усталые животные с трудом несли таких же усталых путников. Бессонная ночь, бой с шаргами и целый день без роздыха утомили всех. Возможно, мне, проведшей весь день в объятиях Лея, было проще всего, но я тоже чувствовала себя усталой и разбитой. Один граф выглядел, как всегда, — прямая спина, сжатые губы и совершенно непроницаемый взгляд.

Место для ночлега выбирали с особенным тщанием — граф боялся нападения шаргов и старался найти как можно более безопасную стоянку. Однако в нетронутом лесу набрести даже на простую проплешину, не заросшую деревьями и густым кустарником, и то трудно… Но после упорных поисков, такое место нашлось.

Когда-то здесь вилось русло достаточно широкой реки, а сейчас плескался лишь небольшой ручеек. Вода подмыла берег на излучине и образовался широкий плес, сверху прикрытый нависающим карнизом из корней деревьев, образуя достаточно свободную пещерку. В которой вполне могли разместиться люди, поскольку она спряталась на повороте бывшей реки и была не очень заметна снаружи. Да и места для боя, если он начнется, перед пещерой вполне достаточно. Словом, это было для нас идеальное убежище.

И Рай скомандовал привал. По заведенному уже порядку Шарун взялся за готовку, остальные обихаживали и кормили животных, собирали хворост для костра, а я тихонько ускользнула от мужчин. Было еще светло и я не боялась спуститься к ручейку, что вился между валунами, которые когда-то устилали русло реки. Звонкие струи несли свои воды куда-то вниз, казалось, ручеек разговаривал со мной — настолько звонко и весело звучал его голосок. Рядом с текущей водой мне стало легче — она уносила печаль и страх, смывала боль и охлаждала огненные порывы тлевшей внутри магии. Высокие берега, поросшие буйной растительностью, привлекали взгляд, я до сих пор не привыкла к бирюзовой зелени местных лесов и любовалась ею. Тем более сейчас, когда солнышко клонилось к закату, а край неба окрасился в золото, тогда как противоположный уже темнел ночью. Первые звездочки, еще бледные, проклевывались на небосклоне, верхушки деревьев золотились в лучах заката и сюрреалистическая картинка напоминала картину, где художник перепутал цвета.

Присутствия Рая я не заметила, но в груди начался пожар, по которому я и определила его близость. Общаться с ним не было никакого желания — после утренних событий я еще не готова была спокойно смотреть в его глаза и, хотя Лей объяснил мне мотивы его поведения, принять их мне не хватало покорности. Быть магической дойной коровой для графа я не хочу, даже если в этом мире так устроено, но я не отсюда и не готова смириться. Злость взметнулась внутри и вместе с нею, обжигая внутренности, подняла голову огненная змея магии, жаля изнутри, требуя выхода.

— Не подходи! — произнесла в голос, но головы не повернула.

Смотреть на него было физически больно, в груди нестерпимо жгло, начала кружиться голова. «Если так пойдет и дальше, — устало подумала я, — проще утопиться…» — и с сомнением посмотрела на журчащий у ног ручеек. От этой мысли стало легче и я поймала себя на том, что стою и глупо улыбаюсь.

— Спасибо, водичка! — прошептала я, зачерпывая в горсть ледяную воду. — Спасибо! — Умылась, напилась и сразу полегчало, впрочем, возможно потому, что граф ушел так же бесшумно, как и появился…

Я долго сидела на камнях, страшась того момента, когда все-таки придется взглянуть в его глаза, и гадала, настигнет меня спасительный обморок или все-таки нет. Но рано или поздно это сделать придется и ждать, когда за мной придет Рай или Лей, я не хотела. Впрочем ни тот, ни другой искать меня не порывались, поскольку когда я вернулась они мирно беседовали у входа в пещерку и даже не обернулись, когда я прошла мимо, но ни слова из их разговора я так и не услышала, что убедило меня в серьезности их разговора, раз уж поставили щит. Впрочем, интуиция говорила, что ничего нового из их беседы я бы все равно не узнала. Потому я успокоилась и просто прошла мимо, лишь магия в груди подняла голову, лениво лизнув болью и уснула вновь. Шарун тем временем уже протягивал мне порцию каши с мясом и на время все вопросы отпали сами собой, поскольку обедать мы сегодня не останавливались. А потом я просто сидела, прислонившись к стене пещерки и невидящим взором смотрела перед собой. Перед глазами все так же стояли чужие руки, удерживающие мои и вновь магия плескалась в крови, плевалась ядом на мои бедные внутренности, струилась болью по венам. Я не видела его — отвернулась, но боль внутри меня говорила о каждом его шаге, хотелось выплеснуть ее, отдать, но я не знала как, как с Леем не получалось, боль не давала сосредоточится, а способ, которым забирают энергию местные маги, меня не устраивал, тем более что один раз он уже не сработал.

— Рина, — с трудом вынырнула из кокона, в который сама же себя и завернула, передо мной стоял Райн, держа в руках гитару: было видно, что он уже не в первый раз пытается достучаться до меня. — Рин, — он протянул инструмент, — сыграй… — рука сама потянулась к самой дорогой для меня в этом мире вещи и привычно стиснула гриф, но петь, когда горло перехватывает обидой и болью, петь о любви, которая здесь под запретом… О чем здесь петь, когда хочется выть! Но пальцы уже наигрывают мотив и мои глаза находят его взгляд. Темные всполохи глаз смешиваются с отблесками костра, надеюсь, мир переведет, как надо…

Сохнет трава, задохнулись глухие трубы.

Клятвы слова против воли прошепчут губы.

Мне не дано знать, что сказало мне: «Прими!»

Злое, как кровь, вино любит играть с людьми.

Но как же мог я поступить иначе?

Хоть, впрочем, ясно мне действительно одно:

Вы ненавидите меня — до плача,

И мне от этого смешно.

Глаза в глаза (чтобы играть, мне не нужно смотреть на струны) я смотрю в темные глаза и магия моего тела поднимает голову, я чувствую ее, вижу, как она, уже не пушистым котенком, а огнеголовой змеей, поднимается внутри меня, сжигая внутренности в огне ненависти и боли. Может в свете реалий этого мира он поступил правильно и единственно верно, но для меня… Для меня подобному нет оправданья.

Ваши глаза так сверкают желаньем мести.

Против и за: ваша Честь и мое Бесчестье,

Как же давно размотали боги эту нить,

Только вино одно это велит забыть.

Когда б на то случилась ваша воля,

Гореть бы, верно, мне на медленном огне...

Вы ненавидите меня — до боли,

И это весело вдвойне.

Боковым зрением я видела, как сжались его кулаки, как заходили желваки на скулах, чувствовала напряженность его тела, готового сорваться в прыжок дикого зверя, я видела, как вдруг широко раскрылись его глаза, глядя на меня, как вдруг рвано дернулся Лей, сидящий рядом, а фигура графа поплыла в моих глазах, превращаясь в клубящуюся черную дыру с темными всполохами по краям, внутри которой все так же чернели провалы глаз. Звук падающей гитары я отметила каким-то боковым ответвлением сознания, когда начала заваливаться на бок, сползать по неровной стене пещеры, проваливаясь в спасительную черноту моей Вселенной, превращаясь в сверкающую сверхновую.

— Отстаньте от девчонки! — услышала ворчливый голос Райна и мне сделалось приятно, что воин заступился за меня перед всесильными магами. Капли воды прилетели на лицо, остужая разгоряченный лоб, заставляя магию шипящим клубком убраться глубоко внутрь. Вздох облегчения вырвался из моей груди. — Не знаю, что вы там с ней творите, но оставьте ее в покое! Не в прок вся ваша магия иномирянке!

— Ты, наверное, прав, Райн, — глубокий голос графа просочился в сознание, заставив магию слегка поднять голову, прислушиваясь к его голосу, — но, боюсь, мы не понимаем, что пойдет ей на пользу, да и она сама не знает… Поздно, Райн, возьми в пару еще кого и ваша первая смена. На защитный контур надежды мало.

— Я все равно его поставил, — совсем рядом послышался голос Лея и его руки осторожно приподняли меня, чтобы сразу уложить на импровизированную постель. Шелест плаща укрыла меня теплой волной. Я не спала, но и не бодрствовала: сознание плавало где-то на поверхности, улавливая шорохи затихающего лагеря: вот, кряхтя, усаживается на поваленный ствол Райн, чтобы нести первую стражу; вот первый храп доносится из дальнего угла пещеры — там умостились наши воины; вот переступает копытами один из кушаров. Вернулся граф и, как и предыдущие ночи, расстелил свой плащ справа от меня, тогда как слева уже сопел Лей. Магия подняла голову, торкнув болью, и я нутром ощутила его взгляд. Казалось, темная бездна смотрит на меня (именно так я и ощущала его магию — темным ничто), но сейчас, в ее глубине, ворочалась блестящая маслянистая темнота, которая глядела на меня голодными темными глазами со странными всполохами. А потом меня накрыло темнотой, и я провалилась в глубокий сон без сновидений.

Проснулась я от бьющейся внутри магии: она, как слепой котенок, тыкалась в стенки тела, пытаясь найти выход наружу. Но сейчас мне не было больно… Я чувствовала ее, ощущала, но боли не было… Хотела повернуться на другой бок, но мою ладошку вновь придавила мужская ладонь, однако в этот раз прикосновение графа не приносило боли. Я вновь закрыла глаза и постаралась заглянуть внутрь себя, не проваливаясь при этом во Вселенную моей сверхновой, огненная змея магии лениво спала где-то в глубине, не причиняя дискомфорта, а вот тонкие щупальца даже не магии, а ее отголосков расползлись по телу, вызывая то самое ощущение мокрого носа, что тыкается котенком в поисках выхода из коробки… Я расслабилась. Наблюдать, как лучики магии исследуют мое тело, было интересно, они тонкими ниточками потянулись к спящему Лею, сплелись с такими же отголосками родственной силы и тут же расползлись. С другой стороны, они наткнулись на темные ниточки магии Рая и, как котята, осторожно принюхивались (по-другому не скажу) друг к другу, они легко касались, отталкиваясь, потом сплетались черно-белым жгутом.

Открыла глаза в полумраке пещеры, где отблески догоравшего костра еще слегка освещали спящих людей и посмотрела на спокойное лицо графа, сейчас он не вызывал жгучей ненависти: неприятие — да, но не ненависть. Я вообще не люблю это слово — «ненавижу»! Мне кажется, оно подбивает убивать, это чувство, когда ты знаешь, что твоя рука не дрогнет, тогда как я, я готова была ударить, но не убить, да и бить в спину тоже не стала бы. Его лицо во сне было спокойным, разгладились хмурые складки, расслабилась жесткая полоска губ и я вдруг поняла, что он ненамного старше меня, ну, лет двадцати восьми–двадвати девяти, больше не дашь, просто ответственность наложила строгий отпечаток на его внешность и эти холодные глаза сразу прибавляют возраста. Я улыбнулась этому открытию и закрыла глаза. А там, сквозь мутную темноту, на меня смотрела тьма, плещущаяся мгла его магии, теперь она ощущалась не как пустота, видимо, его резерв восстановился и бездонная воронка силы наполнилась маслянистой тьмой. Сейчас она закрытыми глазами спящего мага смотрела на меня, медленно подбираясь к соединенным рукам. Я испугалась, даже не так, я была в ужасе! Пустой взгляд силы гипнотизировал, притягивал, заставлял податься ближе, слиться с этой зияющей пустотой. Я в панике отдернула руку и мне показалось, что магия щелкнула зубами у моего запястья. Дрожа, я открыла глаза и мой взгляд наткнулся на лицо графа, если несколько минут назад он спал спокойно, то сейчас его мучили ночные демоны — он хрипло застонал и потянулся к мечу, который, как всегда, лежал рядом. Я накрыла его ладонь своею, отодвигая от оружия и одновременно напевая знакомую всем с детства песенку:

Спи, моя радость, усни!

В доме погасли огни;

Пчелки затихли в саду,

Рыбки уснули в пруду.

Месяц на небе блестит,

Месяц в окошко глядит...

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни!

Усни! Усни!

На поваленном стволе у входа дернулся Райн (значит, прошло не так уж и много времени, раз его вахта еще не закончилась), но увидев мятущегося графа, только покачал головой. Песенка закончилась, и убаюканный ею мужчина вновь вытянулся под своим плащом, а я встала и побрела к часовому.

— Разбудил? — сочувственно произнес он. — Он так часто… Сколько лет уже мается кошмарами…

— А ты давно с ним? — не сказать, чтоб я была слишком любопытной, но спать уже не хотелось, а поддержать разговор и, может, узнать что-то новое не мешало.

— Давно, — кивнул воин. — Почитай, с самого начала. Я еще с братом его начинал: границы патрулировали, демонов били, да и от людей земли свои обороняли. Кашар-то, сосед наш, король Дагосский, как к власти пришел, так и подминал под себя по графству. Сначала он всего два-то и имел, и то, говорят, не совсем, по правде, и поступил: повел в храм младшую дочь графа, а сам-то всего лишь барон захудалый. Дагоссию-то тогда можно было вожжой перебить — город один да несколько деревенек. А вот потом у соседей вся семья вдруг вымерла, одна дочь из родни-то и осталась. А она-то наследовать не может, а он тут как тут. Знать, кого подговорил, кого подмазал, кому чего-то пообещал. Да и мерла родня-то, говорят, не по своей воле, но сейчас уж и не докажешь ничего. Так вот, он сначала княжество, потом баронство малое, чей барон супротив его воли пошел, а там аппетиты возросли, да и мощь его военная тоже. Так и родилось королевство Дагосское. Только он и на Форагос рот разевать стал. А граф Дарай не будь дураком — тоже воинов понабрал, да войско тренировал. Под свою руку так многие тогда пошли… Но Форагос графство-то богатое: самоцветы добываем, серебро льем. Не перебил Кашар графа Дарая (у него-то и после предыдущих войн в карманах свистело), потому и успокоился, мир подписал, даже невесту ему подсунул, — он в сердцах сплюнул. — Красивая — страсть, слов нет! Да только спесива больно. Голос, — даже не знаю, как сказать, — противный голос. Ее все горничные в замке боялись — змеей шипела. Но Дарай не слушал никого, уж больно на глаз хороша! Хотел в храм ее вести, да вдруг взял и умер…

— Как умер? Отчего? — история старшего графа заинтересовала меня, да и местная политическая ситуация тоже была нелишней.

— Не знает никто, — вздохнул воин. — Я тогда только десятником был. Слухи ходили, что будто бы невеста-то его и отравила, но слухи слухами, а маги ничего не подтвердили. А сила родовая нашему Раю и передалась. Он-то тогда почти мальчишка был… Ох, и досталось тогда ему, не приведи Ворас! Дарай-то по обряду был рожден, мать тоже графская дочка… Ну, и воспитывался, что греха таить, с учителями да гувернерами. А младший родился, когда графиня померла давно, от простой кашасеры. И отец не больно-то его и праздновал — сдал в Маг-школу, как только дар проявился и знать забыл.

— То есть Рай — незаконнорожденный? — удивилась я.

— Да как так незаконнорожденный? Что за?.. — он запнулся, посмотрел на меня (видно, вспомнил, откуда я свалилась) и начал объяснять: — Не может быть ребенок незаконнорожденным, нет такого у нас. У каждого есть отец. Любой маг отцовство признает, так что все дети рождены по закону хоть от графини, хоть от кашасеры и каждый должен своих детей забрать и содержать.

— То есть как забрать? У матери? — сказанное было для меня шоком, хотя, наверное, именно это и имел ввиду Лей, когда рассказывал о строении мира и месте женщин в нем.

— Мать матерью, а отец быть должон! Вот и воспитывался наш граф в Маг-школе. А там Дарай помер, и сила родовая ему перешла, — он вздохнул. — Ох, и намаялся он, прежде чем землю свою отстоял: и Кашар на нас полез, и невеста Дараева крови попила, и демоны активизировались. С тех пор не спит он спокойно… Ты не подумай, Дарай брата любил, только разница между ними была большая: он ему вполне и отцом быть мог. На каникулы, да на праздники он всегда младшего в замок забирал, учил, воспитывал, землю нашу показывал, по деревням возил, в шахты спускал, чтоб, значит, мальчонка графство знал, людей уважал. Потому и встали все воины под руку к мальчишке, как граф-то старший помер, не сдали землю ни Кашару, никому другому. Тогда многие налетели, кто с обрядом надоедали ему, мол, зачем мальчишке кашасера? Вот и озлобился, верить никому не стал, да и в замке с тех пор не сильно чужаков привечает, все больше по лесам демонов ловит да за землями своими следит исправно. Народ его любит за то, что помогает всегда… Где пожар или, скажем, наводнение — так и дома отстроит, и на обзаведение хозяйством даст. К нам люд даже с других графств тянется, а работники — они всем нужны.

Я задумалась… Как и везде, здесь велись подковерные игры, смерти, убийства и шантаж. Глупо считать, что там, где живут люди, будет как-то иначе. И граф, который совсем мальчишкой получил власть и сумел ее удержать, не будет пушистым кроликом. Впрочем, я о нем так даже не думала, уже был шанс убедиться, что он не остановится ни перед чем.

— И что, прям воевали? Он же мальчишка еще был… — больше для себя спросила я.

— Так и воевали, — помрачнел Райн. — Войска Кашара к границе подошли, бой был… — воин задумался и долго молчал. Я не торопила, понимала, что, сколько бы лет ни прошло, вспоминать всегда страшно, тем более, что там гибли люди, друзья, родня… — тогда каждый третий полег, но графство мы отстояли. Рай тогда показал, что не зря он на боевом столько лет учился, степень стратега получал. А Кашар на попятный пошел, снова мировую подписал, а когда в прошлом году просил нашего графа хорхов потрепать, так он ни одного своего воина не взял. «Я, — говорит, — свои головы подставлять за ваше королевство не стану!», — Вот как сказал! Тогда Кашар свою армию выставил, да ему под руку отдал. Нет у него магов боевых, а строем супротив шаманов ихних не навоюешь… Небось были бы, на такое унижение не пошел. Да вот беда — в награду графу отдал боронесску свою, больше для унижения видать, ту самую, что Дарай в храм повести хотел. Она-то и старше его знатно, да и навязанная кашасера, все равно что камень на шее. А ему, видать, не отвертеться было…

— Она красивая… — протянула я, вспомнив невесту графа у священного камня Вораса, всю в красном с искрящимися, как капли крови, в волосах драгоценностями.

— Красивая! — подтвердил Райн. — Кто ж спорит-то... Да только с чего ради она так вцепилась в Форагос, когда говорят и самого Кашара могла бы охомутать, когда его кашасера ноги протянула. Но нет, ей нашего графа подавай… Он зевнул и глянул на небо, — знаешь, дочка, шла бы ты спать уже, завтра тяжело придется, уж больно ты к дороге не приспособленная, — он тепло улыбнулся и подтолкнул меня к моему месту, а сам пошел будить следующего караульного.

***В пути***

Остаток ночи мы провели спокойно, а утро принесло немало сюрпризов.

— Ты куда? — Лей, как всегда, заметил мои маневры в сторону реки.

— Туда, — я махнула рукой в сторону воды, как обычно он поморщился, не одобряя того, что я каждое утро сбегаю умываться к любому источнику, возле которого мы останавливаемся, но спорить и ругать меня не стал, лишь пожал плечами и отвернулся. Я же умчалась освежиться, да и после вчерашнего дня мне просто необходимо было «причесать» мысли. В очередной раз присела у воды, опустив в нее босые ступни, и весело журчащий поток омыл ноги, здорово их приморозив, но мне было все равно. Не зря говорят, что смотреть на текущую воду сродни походу к психотерапевту — успокаивает, распутывает скомканные в комок нервы, смывает эмоции, боль и страх, оставляя спокойствие, которого мне сейчас так не хватало. Да, я поняла, смирилась с произошедшим, но не простила, и эта заноза тлела, заставляя кровоточить душу. Потому ручеек сейчас заливал пожар, что грозил сжечь меня изнутри.

Я с детства не выносила сор из избы, в чем-то открытая, никому не позволяла лезть мне в душу с сапогами, да и без сапог тоже. Были друзья, приятели и подружки, но для каждого у меня имелся свой предел допуска и в большинстве случаев они этого предела не переступали, возможно думая, что уже дошли до края моей души, что там, за поворотом, уже ничего нет… Впрочем, для них за поворотом действительно ничего не было. Это для меня там находился целый мир, в который вчера грубо вломились, наполнив его болью, грязью воспоминаний и чем-то еще пока неуловимым — прозрачной дымкой магии, которая для меня имела бирюзовый цвет весенней листвы с золотистыми отблесками не режущего глаз солнца на глянцевой поверхности листьев, что одновременно были похожи на знакомые с детства и в то же время совершенно чужие.

«Интересно, под лучами местного солнышка мой нос так же обгорит или все-таки оно менее радиоактивное? — подумала я, поднимая лицо вверх и для полноты ощущений закрыла глаза, почти физически ощутила, как теплые лучи ласково гладят кожу, осторожно, не обжигая мой, такой чувствительный к ультрафиолету нос. Наверное, если бы обгорал, то уже покраснел бы». Мысли текли лениво, перескакивая с одного на другое, пока резкое шевеление магии в груди не обожгло болью — граф. Я резко открыла глаза, а на валуне, в нескольких метрах от меня, застыл волк. Должно быть, я не сильно дружу с головой, потому что вместо того, чтобы бежать, я замерла, рассматривая зверя. Он был красив, как может быть красиво мощное, дикое, опасное животное, но умный взгляд и спокойный, уверенный вид почему-то заставил меня передумать причислять его к животным. Слишком спокойный, слишком дерзкий, слишком… Все в нем было слишком. Именно поэтому я сразу поняла — не волк, шарг. Настоящий! Одной рукой подхватив стоящие рядом сапоги, я медленно стала подниматься, стараясь не спровоцировать агрессии зверя. Как он отреагирует на бегущую и орущую меня проверять не хотела и осторожно, задом, не спуская взгляда со стоящей неподвижно фигуры я попятилась в сторону пещеры, аккуратно ступая по мокрым камням и боясь обернуться, ведь там тоже мог быть очередной зверь… Накаркала… Спиной уперлась в кого-то… Впрочем, сила сразу сказала, чьи руки придержали меня, когда я дернулась от неожиданности и оскользнулась на мокром камне, Рай задвинул меня себе за спину и шепнул: «Медленно уходи». И я послушно двинулась к пещерке, но, вопреки всем страхам, шарг не последовал за нами, он просто наблюдал, как я, осторожно переступая с камня на камень, уходила к людям и как граф развернулся и ушел следом, не оглядываясь, спокойно и уверенно, как бы говоря «меня не запугаешь…»

А в пещере все шло своим чередом, и, кажется, никто даже не заметил нашего отсутствия. Лишь граф шикнул на меня, догоняя почти на входе: «С сегодняшнего дня от стоянки никуда!» — и молча прошел мимо.

***В пути. Загонщики***

— Знаешь, Рай, может, я покажусь тебе испуганной девицей, — оглянулся через плечо Лей, — но меня преследует ощущение чужого взгляда, хотя поисковики говорят, что никого рядом нет.

— Твое ощущение тебя не обманывает, — нарочито спокойно произнес граф. — Нас сопровождают уже дня два…

— И ты молчишь? — в голосе мага звучала тревога.

— И я молчу… — в тон ему произнес граф, — поскольку нас не просто сопровождают, а целенаправленно ведут, а вот куда? Думаю, это выяснится достаточно скоро…

— Что значит ведут? — Рай ехал первым и прокладывал путь в лесу.

После стоянки в пещерке у бывшей реки мы двигались по руслу еще целый день. Дважды граф пытался выбраться с него, поднимаясь на высокий берег, но дважды возвращался и продолжал ехать дальше. Вчера мы набрели на странную дорогу, впрочем, назвать ее дорогой было сложно, какая-то древняя просека, что веками зарастала деревьями и кустами, но еще угадывалась среди плотного массива леса.

— Целая стая шаргов направляет наше движение, — спокойно ответил Рай. — Это они не позволили нам выбраться и заставили ехать по руслу, но… — он помолчал, — убивать нас не планируют, направление меня почти устраивает, мы лишь немного сильнее углубились в лес, чем я предполагал, поэтому мне даже любопытно, что от нас надо волкам.

— Говорил же, что путь через леса шаргов не лучшая идея, — пробурчал Лей.

— Дорога через Дагос мне нравится еще меньше, — в тон ему ответил Рай.

— Нет, я понимаю твои опасения, — маг заговорил чуть резче. — Но с чего ты взял, что делегация Кашара обязательно потребует твоего присутствия в его столице?

— Считай это предчувствием, — иронично ответил граф, с улыбкой глядя на недовольное лицо друга. — Кашар не преминул бы настоять, и, поверь, с его доводами сложно спорить, тем более если понимаешь, что люди рискуют положением или даже головой, если не добьются успеха в своей миссии. А многих из них мне жаль…

— И это говорит кровожадный убийца демонов! — улыбнулся Лей.

— Ага, некоторых я бы и рад причислить к демонам, — рассмеялся в ответ Рай, — но, к сожалению, полное отсутствие хвостов и крыльев не позволяет мне проявить свою кровожадность…

— Так что со стаей? — вернулся к изначальной теме Лей.

— А что стая? — притворно удивился граф. — Пока нам по пути, идем, а там посмотрим. Но на всякий случай, держись настороже, да и иномирянку нашу не отпускай от себя: что-то мне говорит, что она… — и он замолчал, задумавшись.

— Она что?

— Ты мне не веришь, — продолжил граф, — но я нутром чую, что с ней что-то не так, руки так и тянутся свернуть ей шею…

— С нею говорил Ворас. Какое еще тебе надо подтверждения, что она не демон?

— Не знаю, Лей, не знаю. Но она внушает такие странные чувства, что иногда хочется ее защитить, иногда убить, и я не знаю, что преобладает надо мной в следующий момент, — процедил он сквозь зубы. — Я чувствую в ней демона…

— Ты непоследователен… — упрекнул друга маг.

— Я читал бумаги предка, — тихо продолжил Рай.

— Того самого? — изумление и толика недоверия проскользнули в его голосе.

Даже сейчас, в гуще леса, они не называли имен.

— Да, Лей, и знаешь, слишком много совпадений…

***Странички прошлого***

— Решья, ты что творишь? — знакомый голос прозвучал совсем рядом, за густыми зарослями кустов, заменявшими их дому ограду. — Сейчас придет Ларош…

— Хватит! — в голосе девушки прорезались истеричные нотки. — Хватит, не хочу больше…

Реш повесил глушилку и Ларош перестал слышать, но для мага его уровня полог тишины навешенный, не самым сильным магом, снять ничего не стоило, но бόльшую часть разговора на повышенных тонах он все же пропустил, а сейчас слышал лишь голос друга.

— Ну подумай, — в его голосе слышалась вкрадчивость и явная попытка подольститься к сестре, — он граф, ты ему нравишься… Еще немного, и ты сможешь вить из него веревки. Пройдешь обряд, а там — деньги, свобода. Роди ему сына — и все! А здесь ты никогда уже не сможешь составить даже блеклого подобия такой блестящей партии. Ты хочешь, чтобы наш род продолжал жить в этой нищете, а сама сделаться кашасерой?

— Но он мне не нравится! — вскрикнула девушка. — Если сначала он был хотя бы смешным, то теперь с ним скучно, не то что с…

— Хватит! — прервал ее брат. — Пора уже думать головой! Марш домой приводить себя в порядок! И вычеши из волос эти листья: ты похожа на крестьянку… — девушка возмущенно фыркнула и метнулась в дом, а Ларош, накинув на себя заклинание отводящее глаза, направился прочь от «гостеприимного» дома «друга». В душе царила пустота. Диалога между сестрой и братом Решиль ему хватило, чтобы сделать горькие выводы, и сейчас с каждым шагом его сердце наполнялось тягучей горечью, и, казалось, оно с каждым шагом, с каждой горькой мыслью все тяжелеет и ему все труднее трепыхаться в груди.

Ноги сами привели его домой, в пустые комнаты на втором этаже общежития при Академии. Встречные студенты обходили стороной бредущего Лароша… Даже старый привратник, что из чистой вредности каждый раз спрашивал имя и курс у каждого из возвращавшихся из города студентов, хотя давно знал всех в лицо, и то промолчал, проглотил приевшуюся всем шутку и молча вернулся в свою сторожку.

«Он граф, — в который раз отдавались слова Реша в ушах. — Он граф…», именно это решало все. И если бы он случайно не услышал сегодняшний разговор, возможно, этот фарс так и продолжался, а ему совершенно не нужен фарс, ему нужна была она, только она сама. Перед глазами встала Решья, такая, какой он увидел ее впервые, еще девчонкой, в начале обучения. Она выскочила из дома и бросилась на шею брату, распущенные волосы трепал ветерок, щеки порозовели от бега. Это потом, к окончанию Академии, она выросла и больше не бегала простоволосой по саду, но живой характер, острый язычок и пытливые глаза любопытного зверька, что всюду сует свой нос, нравились Ларошу. Ему нравилась ее непосредственность. Попытки отца и брата усмирить этот ураган слов и эмоций часто разбивались о ее задор, усмешку и легкий веселый нрав. Обижаться на нее было невозможно, хотя острый язычок часто колол самолюбие Лароша, да и других не щадил. И только сейчас, раскладывая по полочкам в голове воспоминания, он отмечал пренебрежительное отношение, которого он — подогреваемый теплыми словами и намеками Реша — просто не замечал. Умом он понимал, что старший брат заботился только о благополучии младшей сестры, да и их отец с удовольствием принимал его в своем доме, но как близкий друг… Вот тут он не понимал позиции Реша, оставалось только одно объяснение… Все-таки он был плохим братом и другом, если хотел довести до обряда сестру, которой сам Ларош был противен, и друга, который категорически против подобного насилия над женщиной.

Бокал вина — и бессилие захлестывает с головой, вырвавшись из жестких цепей самоконтроля, графин из турского хрусталя со стоном осыпается на пол грудой сверкающих осколков. А ведь Решья ни разу не дала ему повода, ни разу не задержала руки, не улыбнулась. Он сам придумал, что ей приятно его общество, подогреваемый намеками Реша.

Второй бокал проскользнул без мыслей, в полном отупении. Было просто больно и обидно, вот так, без слов.

Третий заставил взглянуть на ситуацию с другой стороны: перед глазами встали родители. Их отношения, спрятанные за стенами замка, для большинства оставались тайной за семью печатями, но Ларош видел тепло взглядов, которыми они обменивались и вспомнил ту же ситуацию в доме Реша и Решьи — отец, как глава семьи и просто аристократ. Его холодный взгляд ни разу не обратился на мать его детей, во многом еще привлекательную кашасеру, которая сидела, не поднимая глаз, за противоположным краем стола. Когда-то она была такой же живой, как ее дочь, ее мимика, порывистость движений подтверждали это, но под ледяной холодностью его глаз она замерзала и молчала, впрочем, как и дочь — нежеланная девочка, достойная только участи кашасеры… Если сначала было жаль себя — за обман, за симуляцию чувств, то теперь стало жаль и ее, прожив свои почти семнадцать лет под взглядом этих ледяных глаз, она сохранила живость движений, веселую искорку в глазах…

Четвертый бокал заставил задуматься о другом, а готов ли он, зная, что глубоко не симпатичен самой девушке, настаивать, чтобы ее отдали ему… Вспоминая глаза ее отца, он понимал, что стоит только предложить, и Решью отдадут без лишних вопросов, хоть прошедшей обряд, хоть простой кашасерой. У семейства Решиль нет денег, одни амбиции и если Реш пытался построить их отношения, сохраняя хоть каплю достоинства сестре, то их отцу даже этого не требуется…

Пятый бокал он цедил как лекарство. Онвообще редко употреблял вино… Сейчас же хотелось отрешиться от всего, и великолепная «Кровь камня», которую давили в Моране из редчайшего винограда, что рос только там, помогала ненадолго забыться.

«Кровь камня» — знаменитое вино! Удивительный виноград, редчайший сорт, за лозу которого готовы платить золотом, но лишь знатоки понимают, насколько это бесполезно. Моранский виноград растет только в долине Мораны, а вывезенный оттуда, даже если и принимается на чужой почве, просто не плодоносит. Поэтому это вино такое редкое, такое дорогое и такое близкое будущему хозяину этих земель. Именно эту долину Ларош любит больше всего, именно Моранский замок считает своим домом несмотря на то, что родители предпочитают другой. Туда он ездит их навестить, а потом мчит через перевал, чтобы хоть одним глазком усладить душу видами даже не замка, нет — суровых скал, с которых сверзаются бурные водопады, горных склонов покрытых лесами и виноградниками, тайных тропок к самоцветным копям, где в глубокой тайне добываются редчайшие драгоценные камни — кроваво-красные капли рубинов. Только здесь они имеют такой удивительный цвет и за него и чистоту камня ценятся дороже любых других! Мысли о том, что для него было дороже всего, остудили горячечные мысли и направили их бег в более спокойное русло. Мотивы других он понимал, не принимал, нет, но понимал. Он понимал желание отца избавиться от такой обузы, как дочь. Он понимал желание матери отдать Решью человеку, который бы относился к ней с добротой и заботой. Он понимал Реша, который хотел породниться с графом, да и мысли о добром отношении к сестре тоже были не лишними: дать ей возможность пройти через обряд, а не стать простой кашасерой тоже было не последним желанием. Он понимал Решью, которая так вовремя взбунтовалась, отказываясь от неприятного для нее мужчины. Словом, он понимал всех: мотивы, поступки… Но решать, как со всем этим поступить, придется ему — здесь и сейчас. Подмывало прийти и забрать ее. Он знал, что никто не воспротивится, кроме самой девушки, но, когда это кто-то спрашивал желания женщины?.. Однако что-то внутри говорило, что радости ему такой шаг не принесет, а видеть в её глазах лед, изо дня в день лед… Ларош неосторожно сжал ножку бокала и хрупкий сосуд растрескался в руке и он недоуменно посмотрел на струйку вина, стекавшую по его стиснутой в кулак ладони. Колкое стекло занозило руку и он наконец-то опомнился, стряхнув остатки стекла в кучу к остаткам разбитого графина в углу он вновь задумался. Но деятельная натура не позволяла страдать, и, опустошенный, слегка одурманенный вином, Ларош направился в лабораторию — именно там можно было забыть о сердечных терзаниях и продолжить то, от чего его отвлекали прекрасные глаза Решьи.

Вообще-то иметь лабораторию в жилых помещениях запрещалось, но кто запретит что-то будущему графу, да и проверять его — примерного студента — никто не стал бы. Поэтому он и приспособил кабинет под лабораторию, где проводил свои маленькие опыты. И, странное дело, углубившись в древние свитки, он вновь с головой окунулся в забытый в последнее время азарт исследований и вынырнул только ближе к утру. Сердечные страдания отошли на второй план, ибо именно сегодня постоянно ускользающая мысль наконец-то оформилась в наметки так давно потерянного заклинания, отголоски которого он уже год выискивал по старым записям магов времен Большого исхода…

Глава пятая. В гостях у шаргов

Лес неуловимо менялся, нет, его густота и дикость остались, но для меня он вдруг начал выцветать. Если весь этот мир воспринимался мной как яркая, блестящая картинка, то сейчас все вокруг потемнело, как будто слезла позолота и истрепались края видовой открытки, какой предстало для меня это место. Я ехала позади магов и ощущала пустоту, которая вдруг меня окружила.

— Подождите, — невольно окликнула магов тут же пожалев о своей несдержанности.

Но оба сразу натянули поводья, как будто только и ждали моего окрика. Как выяснилось мгновением позже, поводом для остановки послужил вовсе не мой голос… Просто на дороге, прямо перед всадниками, появился человек…

Я жадно рассматривала его поджарую, слегка сутулую, но еще довольно крепкую фигуру. Волосы цвета черненого серебра перетягивал кожаный шнурок, более широкий на лбу и сужающийся к краю, длинная борода лопатой лежала на груди. Он не был стар, но возраст зрелости уже миновал и плавно катился к закату. Каре-желтые глаза глядели цепко, и палку, на которую он опирался, мужчина носил вовсе не для поддержки бренного тела, а как жестокое оружие, которым в любой момент мог воспользоваться.

— Здравствуйте, гости нашего леса! Пусть светлая Луна освещает ваш путь! — его голос был глубок и напевен.

Несколько слов, которые он произнес, — и уже хочется закрыть глаза и слушать, слушать, забывая о смысле. Потом только смысл дошел до меня… Он призывал Луну осветить наш путь, но в этом мире давно нет Луны, значит, передо мной шарг, только они поклонялись Луне, по крайней мере, так говорила Огонек. И я, с еще большим любопытством стала разглядывать пришельца, впрочем, скорее это мы были пришельцами в доме, и его спокойные глаза говорили, что здесь он не боится ни нашего мнимого превосходства сил, ни нашей магии. Я с любопытством глянула на магов — они молча стояли и смотрели на шарга.

— Здравствуй, хозяин! — произнесла я, заполняя возникшую паузу, нутром чувствуя, как напрягся шарг, как литые мышцы, еще не видные под гнетом одежд, перекатились в готовности рвать и убивать. — Боюсь, из всех только я понимаю тебя, — правильно оценила я молчание своих спутников.

— Ты права, — отозвался граф, стараясь говорить медленнее. — Я только угадываю смысл твоих слов, — обратился он к шаргу, — язык изменился за годы вашей изоляции…

— Что ж, — ухмыльнулся шарг, — значит, девушка поможет нам понять друг друга.

Я согласно кивнула: помогу, куда ж я денусь...

— Я приглашаю вас в нашу деревню, — и, предваряя вопросы и отказы, он добавил: — Обещаю, что никто не обидит вас и не причинит вреда…

— Судя по всему, отказа ты не приемлешь, — с издевкой произнес граф, — иначе целая стая не окружила бы нас со всех сторон…

— Я приглашаю с открытым сердцем и беру в свидетели Луну! — с достоинством произнес шарг. — Но, если ты поднимешь оружие… — он пожал плечами.

— И ты обещаешь от лица всех своих волков? — тот еще раз пожал плечами, как бы говоря «решай сам», — даже от лица того нетерпеливого, что мнет сейчас траву, — и граф, не оборачиваясь, кивнул в сторону леса справа от себя.

— Пока я вожак, — спокойно ответил шарг, — даже самый нетерпеливый подчиняется мне. А время кинуть мне вызов еще придет… Но это будет нескоро. Тебе нечего бояться, граф Форагоса.

— Ты знаешь меня, — приподнял бровь граф, — но я не знаю твоего имени…

— В стае меня зовут Серым волком, а человеческого имени мне не давали, — усмехнулся в усы шарг.

— Что ж, Серый, — отвесил полупоклон граф, причем учтиво, как равному, — мы примем твое предложение и навестим твою стаю.

Волк кивнул и получилось это у него с неменьшим достоинством, чем поклон графа, полный силы и животной уверенности, достоинства с толикой превосходства. И он спокойно пошел впереди лошадей уверенно выбирая дорогу, чтоб им легче было протиснуться своим громоздким телом, а кони фырчали и прядали ушами, явно чуя запах хищника. Рай, что ехал первым, удерживал порывавшегося взбрыкнуть жеребца.

— Рин, ты держи узду покрепче, — негромко посоветовал едущий за мной Райн.

***Деревня шаргов. Гостеприимство волков***

Деревня шаргов ошеломила меня — нет, я не ждала многоэтажек и коттеджей, но Огонек говорила о светлых деревянных домах, резных окнах и огородах, а я видела сложенные из почерневших бревен домики, местами вросшие в землю, местами покосившиеся. На окраине деревушки даже виднелись землянки, а обнесено поселение было высоким частоколом, но и он нуждался в ремонте и явно был поставлен очень давно. У покосившихся от времени ворот мы спешились и в сомнении оглянулись: ничего подобного коновязи или конюшни в деревне не было. Вынырнувший откуда-то из-за угла парнишка протянул руку к узде моей лошадки, и я отдала, тогда как мужчины, напротив, напряглись, а Серый рассмеялся:

— Кушары не очень хороши на вкус, — сквозь трясущуюся от смеха бороду расслышали мы, — олень гораздо приятнее.

В ответ на это Рай первым отдал повод своего кушара следующему мальчишке, а за ним и все остальные, но граф внимательно отследил место, куда повели наших коняшек. Нас же разместили в домах шаргов, и, судя по всему, графу это тоже не понравилось, но обижать недоверием наших хозяев не стал. Так мы и шли по деревне, оставляя то одного, то другого воина в хибарах волков-оборотней и приближаясь к самому большому дому. Впереди нас бежали дети, их было немного, причем не все они были в человеческой ипостаси. Около десятка ребятишек — кто в виде волка, кто человека — сопровождали нас дружной, смеющейся, но настороженной стайкой. Они не подходили близко, но, принюхиваясь, следили за каждым воином, оставленным на постой в домах их родителей.

— О, калечка! — пискнул один и пнул кого-то под кустом. Второй подобрал камень, но Серый шикнул на него, и дети порскнули прочь, а под кустом неуклюже мелькнул серый бок.

Что меня дернуло наклониться к волчонку, не знаю, но отвести глаз я уже не смогла. Под кустом скрючилось маленькое серое тельце, по-другому не назовешь. Большие глаза смотрели на мир с видом побитой беспризорной собаки, но если собака смотрит на человека с надеждой, то в этом взгляде надежды не наблюдалось — в нем плескались только боль, боль и отчаяние. Мужчины остановились, поджидая меня, а Серый отвел глаза. На протянутую руку волчонок отреагировал равнодушно, не пытаясь укусить, но и не отзываясь на ласку. Я присела рядом, меня зацепил этот взгляд — так смотрят те, кому нечего терять. И, только оказавшись совсем близко я увидела причину его страданий — передние лапы зверя, хотя нет, он вряд ли был зверем в полном понимании этого слова, лапы шарга были перекручены, переломаны и скособочены так, как никогда не смогла бы этого сделать природа. Переломы казались старыми, но малышу было не больше пары-тройки месяцев, хотя откуда мне знать, как быстро взрослеют шарги.

Волчонок отвернул лобастую голову и, сжав челюсти, пополз в сторону дома и тогда я увидела, что, несмотря на явно старые переломы, его лапы не срослись, они гнулись в местах слома и малыш просто не мог на них опереться, они мешали ему, подворачиваясь под разными углами. Не знаю, причиняло ли это ему боль, но со стороны смотрелось ужасно. Я подхватила его на руки (по весу он был не больше щенка овчарки, но гораздо тяжелее, впрочем, для меня его вес все равно не был критичным) и, перехватив поудобнее, глядя ему в глаза, начала разговор… В том, что он поймет, у меня не было ни тени сомнения.

— Привет, давай знакомиться! Я Рина, — улыбнулась, чтобы сгладить неловкость момента, понимала, что Серый не помог, дабы не привлекать лишнего внимания, да и ущербному ребенку не напоминать о его травмах. Но посмотреть и пройти мимо не смогла. — Мы тут проездом в гостях у Серого волка, — улыбнулась я собственной шутке, которую никто здесь не сможет оценить. — Ты мне тут покажешь, как что? — волчонок сначала недоуменно приподнял уши, а потом обреченно кивнул, как я и думала, он понимал меня. Теперь осталось донести, не уронив, с каждым шагом он как будто становился тяжелее… Но вот и крыльцо. Здесь виднелись следы былого великолепия: его столбики покрывала искусная резьба, некоторые ступени, правда, недавно меняли, видимо ввиду их полной негодности и были вырублены несколько топорно, тогда как более старые — ровные и прямые. Настил над крыльцом покрыт свежим тесом, а окна закрывались ставнями, хотя, судя по их состоянию, вряд ли они сейчас способны служить по назначению: так давно не сдвигались с места. Словом, дом был неоднозначным, как и его хозяин, — с одной стороны, явно старым и красивым, но с другой — неухоженным и дряхлеющим.

Я остановилась у крыльца, не зная, куда деть свою ношу и недолго думая, плюхнулась вместе с нею на ступеньку, но дверь отворилась и на пороге появилась волчица. Нет, конечно же, это была женщина, явно супруга Серого, но строгие глаза, в которых застыла настороженность, плавность и в то же время скупость движений, выдавали осторожного зверя. Словом, пара Серого была ему под стать, но при всем при этом она была очень красива красотой женщины, что перенесла на себе все тяготы полудикой жизни: статная, сильная, с ровной, но немного обветренной кожей, смуглой от загара, с сияющими голубыми глазами и выгоревшими русыми волосами чуть темнее моих, но при этом я впервые видела здесь русоволосого. Все остальные отличались темными шевелюрами: от угольно-черного графа до каштанововолосого мага. Ее лицо сродни моему: округлое, с четким подбородком вкупе с льняной рубахой, вышитой по вороту я бы назвала чисто славянским типом, наверное, поэтому сразу же прониклась к ней каким-то алогичным доверием, как будто встретила родственника, которого давно потеряла, а теплая, с каплей настороженности в глазах, улыбка, которой она наградила меня, увидев на руках волчонка, растопила последние капли осторожности. Я без опаски шагнула в открытую дверь.

— Вот ты где, Ласунька, — певуче растягивая слова, произнесла женщина, принимая у меня волчонка. — А я тебя обыскалась.

Ласуня, по крайней мере именно так прозвучало для меня переведенное в голове имя, — девочка. Внутри меня что-то щелкнуло, ведь я почему-то даже не подумала, что волчонок может оказаться девочкой, впрочем, большого значения это не имело, лишь отягчало грех того, кто сделал такое с малышкой. На пороге я замерла… Почерневшие снаружи бревна не подготовили меня к тому, что я увидела, — светлые, явно обработанные чем-то стены, вышитые занавески, выскобленные добела полы напомнили интерьеры музеев русской культуры, в которых приходилось бывать и я почувствовала себя дома, вот как хотите, именно дома, в обстановке, присущей моей родной культуре вдали не только от дома, но совсем в другом мире — в деревне оборотней-шаргов я ощутила тянущее душу чувство общности, созвучия культур, что готова была броситься обнимать смотрящую на меня с удивлением волчицу.

Недолго думая, стянула сапоги, пачкать дорожной грязью с таким трудом вымытый пол не хотелось; даже тшер не являлся для меня оправданием. Почему-то в этот дом заходить в сапогах показалось кощунством и одобрительный взгляд хозяйки показал, что я сделала все верно.

— Ласунька! — ласково приговаривала волчица. — Посиди-ка, девочка, я пока управлюсь — мужиков покормлю, — она осторожно спустила волчонка на специально приготовленный для нее в углу настил, чуть выше пола, чтобы покалеченному ребенку легко было без посторонней помощи забраться и та осторожно примостилась с краю, с любопытством поблескивая глазками в сторону чужаков. — А ты проходи, девонька, — повернулась она ко мне. — Не стой на пороге, садись к столу, в ногах правды нет, — то ли мой больной уже на всяческие переводы мозг сыграл со мной злую шутку, но, слыша привычные слова в обстановке, близкой моему славянскому самосознанию, я чуть не расплакалась от щемящего чувства тоски по дому.

Кормили же нас не в пример русской кухне — дичиной: жареное, пареное, запеченное мясо. Не зря саламандра рассказывала об особенностях питания шаргов. Мясо — основное блюдо волков. В ходе незамысловатой застольной беседы Рай, Лей и Серый приноровились к манере разговора друг друга и уже почти понимали искаженный столетиями или упрощенный под быт волков, но все же знакомый всем язык.

— Откуда ты? — мужчины ушли в деревню, а мы с Ланой, так звали волчицу, убирали со стола.

— В смысле откуда? — не поняла я подоплеки вопроса.

— Ты даже пахнешь не так, — спокойно ответила она, глядя прямо в глаза.

— Я иномирянка, Лан, — вздохнув, ответила я. Лей просил не говорить всем подряд, но врать волчице не хотелось, — меня забросило в ваш мир, и теперь я ищу путь домой…

— Иномирянка, значит, — она отвернулась и продолжила стирать крошки со стола.

— А ты что подумала? — неприятно удивилась я ее отношению.

— Подумала, — она пожала плечами и кинула взгляд в угол, где, положив голову на край своего настила и раскидав покалеченные лапы, спала Ласуня. — Подумала, может, Луна смилостивилась и послала нам мага, — вздохнула женщина, продолжать не стала, я и так поняла все, что хотела сказать волчица: одного косого взгляда на больного волчонка хватило, чтобы все осознать: и боль матери, и страх за будущее. Ведь даже в нашем цивилизованном обществе быть одиноким инвалидом очень трудно, почти невозможно, а уж в диком лесу, не имея никаких благ цивилизации, вынужденные добывать пищу, воду, одежду трудом рук своих, не имея тех самых рук, куда страшнее…

— Так они маги, — взволновано произнесла я. — Оба маги…

— Не станут они помогать шаргу, — покачала головой волчица, — слишком много крови между нашими народами. Ты другая…

Крови много, права Лана. Перед глазами встали события недельной давности: груда разрубленных тел, окровавленных, частично трансформированных, но в большинстве своем все же волчьих. Сколько их было? Не меньше десятка. А сколько ушло зализывать раны, полученные в этом бою? Или не ушло… И открытые глаза Кариша, что смотрели на меня, когда я своими руками всадила нож в шею шарга по самую рукоять, так глубоко, что горячая кровь залила мои руки.

Действительно, не помогут, поняла я не потому, что не могут, а потому, что не станут. Не станут лечить ребенка, который однажды может встать у них на пути, оскалив пасть, или родить таких же кровожадных волков… Но Ласуня просто ребенок, девочка с переломанными руками и всегда влажными от постоянной боли глазами, которые смотрят в душу и переворачивают ее, заставляя сострадать и маяться от желания помочь, не шаргам, нет… отдельной маленькой девочке, которая в одиночку ведет свой ежесекундный бой с болью.

— Почему ее руки не заживают? — спросила и опустила глаза, боясь, что это обидит волчицу или она сочтет этот вопрос слишком личным.

Но Лана молчала и я подняла глаза, чтобы увидеть омуты боли, полные слез, и крепко, до белизны костяшек, стиснутые руки. Когда волчица справилась с собой начала рассказ, от которого волосы зашевелились на голове…

— Началось это давно, Рина, — ее голос был спокоен и холоден, и Ворас знает, чего это ей стоило. — Пришла беда — открылась рана на теле земли и хлынули оттуда чуждые нашему племени люди, беженцы, гонимые с родных мест. Не стерпела нашествия Волчья Луна и рухнула на земли наши и поменяли очертания привычные места, пропали знакомые звезды и погибли расы, жившие до того в согласии с миром и между собой… Вместе с Луной от нас ушло волшебство…

— То есть у вас перестали рождаться маги? Или вы потеряли свою силу? —недоуменно спросила я.

— Нет, девочка, — поникла волчица, — сила шаргов в нашем обороте, волшебство в перевоплощении, большей магией мы не владели, но всегда могли рассчитывать на мощь ирбисов — целителей и магов, крылатых хранителей нашего мира. Шарги рядом с ними были как дети, мы жили, радовались, не думая о боли, ранах и истощении. Ирбисы магией и знаниями поддерживали наш народ, а мы предали их, слившись с чужаками, приняв их язык и часть обычаев, и только через поколения поняли, что союзы между нашими расами невозможны: их кровь убивает в нас шаргов, блокирует оборот. И лишь через несколько чистокровных поколений сила восстанавливается, но уже более слабая, и тогда шарг не всегда способен контролировать своего «зверя». Но поняли мы это слишком поздно — полукровки не могли научить своих детей ни законам леса, ни контролю ипостаси, ни заповедям шаргов и многие сорвались… Несвоевременный оборот, страх или жажда охоты, но полукровки-шарги стали убивать, а женщины нашего народа отказываться от мужей-людей и наоборот. Волки не люди, мы создаем пару на всю жизнь, — она говорила через ком в горле, через обиду, переплавившую ее народ, перенесших горечь расставания и непонимания, смерть и боль, я бы сказала, геноцид шаргов, если бы в их языке было что-то похожее. — Появилось много одиночек. Они уходили в леса, дичали и зверели.

— Началась охота на наш народ, — продолжала она. — Люди освоились, осмелели, построили города, правда, не без помощи нас, шаргов, но теперь мы были кровожадными тварями, предметами охоты. А пока мы пытались заигрывать с людьми, они уничтожали наш мир, ну, или мир уничтожал себя сам, поскольку приписывать людям падение Волчьей Луны смешно. Хотя, может, их магия, прорвавшая ткань нашего мира и спровоцировала ее уничтожение. Погибли древние существа, жившие в вулканах и морях, пропали ирбисы и мы остались без защиты магии. Некому стало лечить наш народ, а люди, присвоившие себе нашу землю, не хотели помочь. Хотя среди них было немало магов, они лишь продолжали травить нас. Травля шла веками, наши предки уходили в леса, основывали новые деревни, забирались все глубже и глубже. Наверное, нас истребили бы совсем уже давно, но потом они получили ту же беду, что когда-то и мы: зло вернулось бумерангом. Прорвалась ткань миров и на эту землю пришли демоны, демоны, которые убивают людей. Иногда они появляются и у нас в лесах, но волки не связываются с ними и при встрече мы расходимся разными тропами. Нам нечего делить, они уходят в Дшар, не претендуя на наши земли или добычу. Люди переключились на них, забыв про нас и это дало нам шанс выжить, несмотря ни на что…

Лана ненадолго замолчала, собираясь с мыслями, а я сопоставляла ее слова с тем, что рассказывали мне Лей и Огонек. «У каждого своя правда», — не раз слышала я расхожую фразу и теперь понимала, насколько истинно это замечание.

Но Лана продолжала:

— Мы уходили в леса и находили места силы, те, что были отмечены древним волшебством ирбисов, строили свои дома рядом в надежде, что остатки магии охранят своих детей, но они иссякали. И вот настал день, когда не осталось ни одного действующего свидетельства силы ирбисов, ни одного места силы древней магии, а шарги начали вырождаться… Сначала это проявлялось в детях, что не могли пройти оборот: они застревали в одной из форм и становились почти людьми, поскольку не могли трансформироваться в волка, или почти волками, поскольку не могли стать шаргом. Но они все же могли дать потомство, чаще слабое, но все же в большинстве жизнеспособное. Потом дала сбой регенерация: стали рождаться дети, чье тело не может восстановиться, в них нет ни капли родовой силы, такая Ласунька… Ее раны не заживают и лишь наша забота позволяет ей жить, — из уголка глаза выпала соленая капля и волчица торопливо стерла ее со стола. — И она не одна такая…

— Лана, я не маг, — решилась я. — Не маг, лишь сосуд с магией, «батарейка», — печально добавила скорее для себя, чем для нее. — Но если я могу помочь… хоть чем-то помочь твоей дочери…

— Не дочь она мне, Рина, — поправила волчица, мигом окаменев. — Внучка… — но выражение ее лица, ставшее жестким, отбило у меня всякое желание спрашивать о матери маленькой Ласуньки.

Вместо этого я подошла к спящей девочке, и пусть она была во второй ипостаси, мне проще было относиться к ней так. Как же я отдавала силу Лею? Я сосредоточилась, но коснуться магии, которую все так же чувствовала в своей груди, не получалось. Я взмокла, пока не поняла тщету своих попыток: она была, но прикоснуться, отделить тот маленький комочек, который, возможно, сможет помочь малышке, я не могла. Лана молча смотрела на меня, с трудом скрывая надежду, что скапливалась в ее глазах, а я вновь и вновь старалась, но снова и снова натыкалась на стену, о которую хотелось удариться головой, но вот беда: она была внутри меня, ограждала ту часть силы, что разбудил во мне граф, впихнул в меня болезненный резерв, сделав бутылкой с ценным содержимым, до которого я никак не могла добраться. Как назло, в груди зашевелилась боль — значит, мужчины возвращались. Мы обе почувствовали это: Лана — своими звериными инстинктами, а я тем самым сосудом, в котором вмещалась магия, та магия, что при приближении графа становилась источником боли. Я стала подозревать, что она просто просится к своему владельцу, к тому, кто разбудил ее и, в отличие от меня, может ее использовать…

Мужчины зашли молча. Что именно показывал Серый своим гостям я не знала, но возможно, именно то, о чем рассказывала мне Лана, — непритязательный быт волков-оборотней, которые хотят всего лишь жить своей жизнью, сохранить своих детей и культуру, что совсем не похожа на окружающее, но так близка мне.

Начали укладываться на ночлег. Хозяйка постелила нам на широких лавках, что заменяли здесь кровати и я заняла ту, что стояла ближе всего к волчонку.

— Мы оставим вас, — спокойно сказал Серый, останавливаясь у двери и глазами показал Лане на спящую Ласуньку, та двинулась к девочке.

— Оставь ее, — произнесла я, стараясь говорить спокойнее, — пусть спит, я позабочусь о ней.

Лана кинула на меня понимающий взгляд и развернулась к двери, Серый на мгновенье заколебался, но потом вышел вслед за женой, оставив за ней право решать.

— Невероятно! — удивленно произнес Лей, убедившись, что за нашими хозяевами закрылась дверь. — Рай, ты мог представить себе, что будешь гостить у шаргов?

— Я скажу это, когда мы окажемся далеко отсюда, — прагматично ответил граф. — Хотя, оглянувшись вокруг, скажу мы очень мало знаем об окружающем мире, преступно мало. Если все, что мы видели и что говорил нам Серый, — правда, то… — он замолчал, задумавшись, а потом так же молча улегся, отвернувшись к стене, но по привычке положив рядом длинный кинжал. Я оглянулась на мага и покачала головой: ночные страхи Рая не давали покоя обоим, но мне в бόльшей мере, поскольку сплю я чутко и почти каждую ночь просыпаюсь от хрипа и стонов мающегося кошмарами графа. Причем не раз он хватался за оружие, приходилось петь, от звука голоса он успокаивался и засыпал, иногда ненадолго, но чаще до самого утра и тогда я просыпалась в неудобной позе, потому что граф, как утопающий за соломинку, держался за руку, не позволяя мне повернуться. «Как-то он будет спать сегодня?!» — злорадно ухмыльнулась я, глядя на спину мужчины, лежащего напротив.

Я вытянулась на своей лавке, впервые за много дней мы ночевали под крышей, закрыла глаза, потянулась. Хотелось раздеться, ощутить телом свежесть простыней, впрочем, покрытая шкурами лавка все равно не сравнится мягкостью с нормальной кроватью, хотя если вспомнить голую землю леса, то все-таки здесь в разы комфортнее. Спать не хотелось, в планах еще волчонок, но глаза сами закрылись, и я провалилась в сон. Казалось, прошло всего несколько минут, но, судя по совсем покрывшимся пеплом углям, что тлели в очаге, пролетело уже немало времени, а я банально вырубилась. Впрочем, еще не поздно и я вновь потянулась к магии внутри себя. И то ли на грани сна и яви мне было проще, то ли присутствие мужчин каким-то образом подстегивало магию, заставляя тянуться наружу, выплеснуться из клетки тела, но в этот раз я зачерпнула светящейся силы полными горстями, зачерпнула и замерла: как передать силу малышке, как запустить ток регенерации так, чтобы не навредить?

Присела у ложа Ласуньки и стала отчаянно размышлять, но, так ничего не придумав просто капнула силой на торчащие уши малышки. Впрочем, «капнула» слишком сильно сказано. Я просто не удержала текучую энергию и одна капля сорвалась с пальцев, сорвалась и искрами побежала по ушам, стекая в ямочку на загривке, а оттуда, разбегаясь тускнеющими искрами, зажигая на шкурке волчонка тот самый привычный мне золотистый отблеск, которого была лишена деревня шаргов. Когда у меня перед глазами выцветал лес, я не поняла, что это значит, но сейчас, возвращая магию лишенной ее от рождения девочке, я поняла, почему так произошло. Деревня шаргов просто лишена магии, совсем, поэтому отчасти магические существа, ведь они жили в мире, полном сырой магии, оставшись без нее, начали вырождаться. Но почему так произошло? Ведь магия мира блещет везде. Где бы мы ни проезжали, отблески золота лежали на всем: на домах в деревеньках, на ветвях в лесу, даже на шкурах наших кушаров. Тогда как здесь — я оглянулась, чтобы проверить свою догадку, — здесь слабым отблеском магии светились лишь Рай и Лей, причем Лей хоть и восстановил свой резерв, все еще отличался от Рая каким-то более ярким оттенком, присущим моей силе, по крайней мере такой, какой я ее ощущала.

Я вновь посмотрела на девочку: магия впиталась, придав лишь легкий отблеск силы на шерсти, а мне необходимо было пустить энергию по телу, пробить каналы, что закупорили ее проявление в этом несчастном ребенке. Я воспринимала магию как кровь, что должна течь по жилам, так мне было проще, ведь истинной природы не знала, но инстинктивно чувствовала, что так и должно быть. Если я ощущаю магию, свой резерв где-то в районе солнечного сплетения, думала я, то у волчонка он где-то в районе нижних ребер…, и я опустила руку на загривок, накрыв верхнюю часть тела своей ладонью. Опустила и расслабилась, прокладывая своей силой путь по руке, позволяя магии стекать от локтя, прижатого к груди, до самого запястья и впитываться в тело малышки. Переток сил шел медленно, несколько раз приходилось открывать глаза, чтобы посмотреть на распространяющееся по ее телу сияние магии, как от кончиков ушей до едва шевелящегося хвоста тело охватывает золотистый отблеск. «Но этого мало», — отстраненно думала я, глядя на это чудо, лапы, те самые увечные передние лапы не хотели принимать силу, они оставались в моем ощущении матово черными, мертвыми… И я усилила ток, отдавая, выжимая из себя магию, чувствуя ее уже не только в своем теле, но и в теле этой малышки. Я собирала силу и толчками кидала ее на покалеченные лапы, выискивая брешь в ее болезни, способ срастить увечья, раз за разом идя на приступ покалеченных лап. Хриплый стон мага я расслышала на грани сознания, но не могла отвлечься или не хотела, мое сознание уплывало, и я, раз за разом собирала силы, чтобы вновь пустить магию по жилам, заставить позолотиться эти черные, мертвые лапы, запустить эту чертову магическую регенерацию, о которой говорила Лана, заставить срастись.

— Рина, — голос прозвучал тихо, но магия во мне отозвалась, рванула из груди, заставив застонать от боли.

Легкий светлячок взмыл вверх, осветив горницу, и граф, ругнувшись, рванул ко мне. Я же все видела как будто со стороны и не могла быстро среагировать: тело не слушалось, я отшатнулась, но как-то медленно. Рай откинул мою руку, по которой шел ток магии, я протестующе зашипела, стараясь не разбудить еще и Лея.

— Дура! — рявкнул в ответ маг. — Кости срастутся вкривь, что, тогда опять ломать? — и тут же повернулся к волчонку, который от шума резко вскинул голову и смотрел на нас слегка испуганными глазами, — обернуться сможешь?

Ласунька вся сжалась, но кивнула, и я впервые увидела, как оборачивается шарг. Ее тело выгнулось, содрогнулось, волчонок издал резкий стон, опершись на передние лапы, но через мгновенье перед нами предстал ребенок в тонкой самотканой рубашонке с вышивкой по вороту и длинными до лопаток темными курчавыми волосами. Ей не было и пяти, по крайней мере по внешнему виду: пухлые губки, щечки с ямочками, огромные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами и стоящими в них слезами. Поломанные руки висели плетьми и, видимо, причиняли дикую боль. Страдания волчонка явно не причиняли графу серьезного морального дискомфорта, то сейчас, глядя на эту девочку с ангельской внешностью, граф вздрогнул. Он подхватил малышку на руки и уселся рядом прямо на пол, положив ее руки на край лавки и привычным жестом пробежал пальцами вдоль кости.

Я изумилась: граф открывался мне с другой стороны. Сейчас он осторожно вправлял переломы, как будто занимался этим всю жизнь. Он собирал кость с закрытыми глазами, как будто видел пазл, каким казались мне изуродованные ручки девочки, хотя он маг, может и видел. А что я знала о магии? НИЧЕГО! Я, как завороженная, смотрела на его лицо и впервые за последние дни не испытывала к нему жгучей неприязни и отторжения, а остатки магии, что еще бурлили в моей крови, требуя выхода, уже не жгли болью при взгляде на него.

— Дай руку! — это уже мне. И я, как марионетка, протянула ему руку, вздрагивая от прикосновения пальцев, он почувствовал, внимательно взглянул в глаза, но ничего не сказал, лишь положил мою ладонь на предплечье малышки. — А вот теперь силу! — распорядился он и магия, не сопротивляясь, потекла, побежала золотистым ручьем до самого локтя. — А теперь сильнее, толкни! — рявкнул он, и я собрала волю и толкнула, продавливая закупоренные от природы жилы, в которых никогда не плескалась магия, а сейчас плотным потоком неслась от предплечья к самым кончикам пальцев. Я видела ее, чувствовала ее силу, ощущала движение магических токов в организме девочки, но это пока еще только одна рука, а я едва дышала, а граф уже отвернулся, собирая вторую руку. Малышка уже давно без сознания, но, наверное, так и лучше: боль наверняка адская, а она даже не застонала, лишь сжала маленькие жемчужные зубки и слезы градом катились по ее ангельскому лицу.

— Руку! — сквозь мрак тухнущего сознания донеслось до меня, и я протянула ладонь. — Он положил ее на предплечье девочки, второй рукой, удерживая малышку, чтобы не дернулась и не сдвинула кость. — Силу! — скомандовал он, и я вновь толкнула энергию, выбрасывая из себя магию. — Сильнее толкай! — я из последних сил, до темноты в глазах, толкнула из себя магию, понимая, что если понадобится второй раз, то сил у меня просто не будет. Но граф отпустил мою руку и удовлетворенно поднялся, а, повернувшись, выругался.

***Странички прошлого***

«День 14-й четвертого весеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

К вечеру я все-таки вынырнул из пьяного угара лаборатории и сел записать свои мысли за минувший день. После выпитого вчера и бессонной ночи я медленно думаю, но все-таки это прорыв. Давно мой мозг не работал так четко, давно меня не посещала та шальная уверенность. Вновь распахнула крылья надежда докопаться до истины и доказать всем, что я прав, несмотря на молодость, несмотря на графский титул, несмотря ни на что. Я в первую очередь маг и я найду эту формулу, несмотря на Решью и ее… (строки зачеркнуты) брата».

***Деревня шаргов. Дайшар***

Очнулась я утром на своей лавке. Кто уложил меня — вопроса не возникало, ведь последнее, что я помнила, — это спину поднимавшегося графа с ребенком на руках, а потом темнота накрыла мое сознание. Раньше ни разу не падала в обморок, а вот здесь — раз за разом. Использование магии, точнее не использование, а ее передача выматывает меня, выжимает все соки, заставляет меркнуть сознание, неужели и маги так выкладываются? Определенно не хочу становиться магом…

В горнице было тихо, видимо, маги оставили меня отсыпаться. Впрочем, солнышко еще не заливало своим золотистым светом комнатку, следовательно, еще утро. Вставать не хотелось, но, проснувшись, валяться на лавке в чужом доме и ждать, пока придут хозяева, не очень-то и удобно и мне пришлось подняться. Голова еще немного кружилась, а когда попыталась встать, чуть не рухнула на пол: ноги едва держали. Еще раз мысленно поблагодарила Вораса и древних магов за такое чудесное изобретение, как тшер, благодаря ему не требовалось сейчас бежать искать кабинку туалета или умываться. Осторожно приподнялась и поняла, что теперь, возможно, смогу добрести до двери.

Мой взгляд упал на угол Ласуни. Девочка тихонько сидела на своей импровизированной кровати и сосредоточенно рассматривала свои руки, шевеля пальчиками. А я молчала и едва сдерживала слезы: у меня получилось, хотя нет, у нас получилось, ведь если бы не Рай…

Дверь открылась резко, настолько, что я аж подскочила. Входящий явно являлся здесь частым гостем и не стал утруждать себя стуком либо каким-то другим предупреждением. Его фигура закрыла дверной проем, чтобы материализоваться в комнате, и я застыла с открытым ртом. Шарг! А это был явно представитель этого племени, был необычайно красив, настолько, что на мгновение я задохнулась от восхищения. Кожаная безрукавка обтягивала гибкое, сильное тело с бронзовой от загара кожей. Он не был высок, как, например, Рай, но сразу видно, что хищник. Даже не зная, что передо мной шарг, я бы назвала его — нет, не волком, но большим диким котом, наверное, поскольку мягкие кошачьи шаги, текущее гибкое тело не напоминали о резкости волков. Но как же он был красив! Темные волосы легкими завитками падали на шею, темно-карие глаза смотрели настороженно, резко очерченные скулы затвердели, красивые губы упрямо сжаты. Мне он напомнил Тома Круза вместе с Ален Делоном. В нем чувствовался здоровый животный магнетизм уверенного в себе самца с налетом презрения к остальным. Ни тени улыбки не скользнуло по его лицу, ни кивка приветствия. Он просто мазнул взглядом по мне и остановился на малышке, которая же, наоборот, улыбнулась ему, торопливо слезла со своей лежанки и побежала, протягивая ручонки.

— Ты вернулся! — лепетала она на бегу, а я увидела, как по лицу этого античного божества пробежала судорога — сначала боли, а потом понимания и восторга, как его лицо от каменной скульптурной маски расцвело радостью живого человека. — А у меня теперь ручки не болят, — прошептала она, обнимая его за шею и его взгляд обратился на меня. — Рина меня лечила, а тот, кто приехал с ней, помогал. Мне было сначала тепло-тепло, а потом он велел мне обернуться, а это больно-больно! Но потом я уснула, а когда проснулась, он велел мне не шуметь, а то Рина устала и спит. И я сидела тихо-тихо… — торопясь, рассказывала она, а взгляд незнакомца оттаивал. И я вдруг поймала себя на том, что просто тупо любуюсь его лучащимися счастьем глазами, теплой улыбкой и просто божественными ямочками на щеках, такими же, как и у Ласуньки. «Он — ее отец», — проклюнулась здравая мысль, уж больно они были похожи.

Шарг сделал шаг вперед и поклонился низко в пояс.

— Я благодарен тебе за здоровье дочери!

«Не ошиблась», — тупо подумала я. Думать здраво рядом с таким мужчиной было трудно.

— Не стоит, — промямлила я и попыталась обойти стоящего мужчину, направляясь к двери. Мне срочно нужен был свежий воздух, иначе я снова рухну. Первые шаги дались легко, тем более, что я придерживалась рукой за стол, но потом голова закружилась и я замерла, пережидая головокружение, боясь упасть прямо тут. Отошло. Еще шаг — и новая волна закружила, но крепкая рука поддержала, давая опору и шарг осторожно повел меня к двери, впрочем, до нее оставалась пара-тройка шагов, но, боюсь, без его помощи я бы вряд ли их осилила.

Плечом толкнув дверь, он вышел на порог, одной рукой прижимая к себе ребенка, а другой обнимая меня. Наверное, мы представляли собой живописную картину, так как все резко повернули головы в нашу сторону: и Лана, которая что-то вытряхивала в глубине двора, и Серый, который вместе с Леем, Раем, двумя шаргами и Райном стояли недалеко у входа. Я покачнулась и тяжело осела на ступеньку, с упоением вдыхая свежий утренний воздух, а Ласунька уже бежала к Лане.

— Бабушка, — протягивала она ей ручонки, — смотри, я больше не калечка. — С восторгом кричала она, слегка картавя, а шарги неверяще смотрели на ребенка. Ласуня повертелась перед утирающей глаза Ланой и рванула к деду, но, пробежав мимо, за ногу обняла Рая. — Спасибо! — провозгласила она, привлекая внимание шаргов к графу, а потом переводя восхищенный взгляд на меня, тогда как граф лишь сжал губы и отвернулся, а Лей, наоборот, усмехнулся и двинулся ко мне.

— Выложилась досуха? — не спрашивая, а утверждая, произнес он. — Иди сюда, — протянул он руку… Впрочем, подошел сам и повел рукой перед лицом. — Ну да, и как ты теперь восполняться будешь? — игриво подмигнул, но, увидев потемневший взгляд, отступил. — Да я же пошутил, Ринка! — его руки легли на виски, снимая отупение и боль, отгоняя головокружение. — Ну вот, теперь и в путь можно… — подытожил он.

— Она сегодня никуда не поедет, — послышался спокойный голос рядом. Все дружно повернули головы к тому волку, что вывел меня из дома.

— То есть как? — переспросил Лей, тоном, в котором уже слышалось возмущение — «Да по какому праву ты распоряжаешься?»

— Слишком устала, — резюмировал волк и уселся рядом, всем своим видом показывая, кто тут хозяин.

Лей вскинулся, но, поймав твердый взгляд графа, притух, а я молча сидела на крыльце, не замечая придерживающей меня руки шарга, с трудом удерживаясь на грани яви.

— А вот мы позавтракаем и посмотрим, у кого сколько силы, — миролюбиво произнесла хозяйка, протискиваясь мимо нас в дом. Но помочь ей по хозяйству я еще не могла, боюсь, ущерба от битой посуды в моих трясущихся руках будет больше, чем помощи.

После завтрака я почувствовала себя гораздо лучше — взвар из дикой малины и много-много мяса добавили мне сил. Но, глядя на мое бледное лицо, граф решил остаться еще на день, видимо, везти мою тушку в своих объятиях ему больше не хотелось. Впрочем, меня устраивал такой поворот событий, было время немного отдохнуть, да и нравилась мне атмосфера деревеньки, даже внешняя нищета и ветхость их домов не отпугивали.

От Лея я выслушала горячечную лекцию о магическом истощении, но только пожала плечами. «В моем мире нет магии, Лей, — ответила я магу. — Понимаешь, совсем нет. Я не привыкла к ней и боюсь привыкать, потому что вернувшись домой, ее не будет, да и пользоваться ею как маг я не могу, только делиться. И даже если бы я выгорела сегодня, то смогла бы без нее обойтись, а Ласуня не могла, зато теперь она будет жить, понимаешь, — полноценно! Теперь она сможет выжить в этих условиях, и, знаешь, Лей, это того стоило…»

И, пока он переваривал мои слова, я ускользнула. Сейчас, когда я полностью ожила, мне не давали покоя слова Ланы «мы выбирали места силы…» И сейчас я хотела понять, почему деревня лишена магии, ведь буквально за ее воротамилес золотится от ее присутствия… Почему шарги до сих пор живут здесь, на что надеются?.. Эти вопросы не давали мне покоя.

Я прошлась по улице, ловя на себе восхищенные, а временами и умоляющие взгляды. Но я больше никому не могла помочь: сил — магических сил — не было, лишь где-то на дне души плескались последние капли, те самые, что не дали мне выгореть дотла, а в шаге позади, меня сопровождал красавец волк. Возможно, именно его присутствие не давало другим подойти ко мне, а может, он оберегал меня — не знаю… Но когда я в очередной раз обернулась, он так же замер неподвижной статуей, а я направилась к нему, хотя чувствовала легкую дрожь и совсем не потому, что он — оборотень. Этот мужчина внушал оторопь, но взгляды окружающих все равно притягивались к нему несмотря на то, что он явно был своим в деревне. Бояться я его не боялась, глядя на шаргов, уже поняла, что никто не причинит мне вреда, хотя бы из благодарности за помощь соплеменнице, а если вспомнить запрет вожака — то и подавно. Но волк все равно не отставал и мне хотелось понять почему, да и задать интересующие вопросы хотелось и почему не задать их ему, раз уж он все равно рядом?..

— Почему ты за мной ходишь? — задала я первый из интересующих меня вопросов и посмотрела в глаза. Странно, но, глядя на него, я не на миг не забывала, что передо мной хищник, прекрасный в своей физической форме, но большой и сильный зверь: его поза, движения, дыхание — все говорило об этом и так неподходящ был спокойный голос.

— В деревню иногда заходят волки, — ровно, как будто говоря про погоду, произнес он. — не отличишь…

Меня передернуло. Конечно, я не отличу, ведь волки бродили здесь и сейчас, но это обратившиеся шарги, и каждый спешил по своим делам, лишь окидывая любопытным взглядом чужачку, что вылечила внучку Серого и продолжали свой путь. А малышня — та вообще бегала вопящей стайкой, и дети в ней сливались с волчатами, образуя такой живописный клубок.

— Ну чтож, спасибо, — не нашла, что возразить, я. — Но тогда, может, покажешь мне все здесь?

— Что ты ищешь? — так же спокойно с ленцой, спросил он, а я смотрела на него и удивлялась совершенству природы: если бы такой парень вышел на улицы наших городов — девчонки штабелями укладывались бы у его ног. Даже у меня подкашивались колени, глядя на него. Впрочем, почему даже?.. Я тоже вообще-то девчонка и настолько скульптурного тела, и удивительно красивого лица не видела даже в кино или модных журналах. Засмотревшись на него, забыла ответить на вопрос, а когда спохватилась, стало неловко.

— Лана вчера говорила мне о местах силы.

«Может, зря я сболтнула о Лане? — вдруг подумалось мне. — Но сказанного не воротишь».

— Зачем тебе? — насторожился шарг, но уже отлип от угла дома, к которому привалился.

— Еще не знаю, — пожала плечами я. — Просто здесь у вас совсем нет магии, вот за воротами чуть дальше есть, а здесь… — и развела руками.

— Тебе нужна сила, — по-своему понял шарг мои слова. — Пошли…— и он широкими шагами направился к воротам.

Я немного растерялась, но, как привязанная, направилась следом. Шарг притягивал и отталкивал одновременно. Трудно было оторвать взгляд от его просто противоестественной красоты, удивительно сильного тела и я подсознательно сравнивала его со «своими мужчинами». Лей уступал во всем, но при этом я предпочла бы прогуляться в лес с ним, а не с притягивающим и пугающим одновременно волком, его мягкая мужская красота была мне близка похожестью на лучшего друга, тогда как броская хищная внешность волка заставляла чувствовать себя ущербной, несмотря на, в принципе, не низкую самооценку. А вот если поставить его рядом с графом, я бы подумала еще, кого предпочесть, — вызывающую красоту шарга или утонченную — Рая?.. Последний был выше и мощнее. Вспомнилось мое первое впечатление и пришедшее в голову сравнение «граф — мастиф, мощный, элитный пес, но его аристократичность не помешает ему вцепиться в горло врагу»… А шарг – есть шарг, то есть волк и как бы ни была невероятна его красота, «волк всегда в лес смотрит», не к месту пришла в голову народная мудрость. Вот так и шла, автоматически перебирая ногами, а в голове теснились нелепые мысли, а волк уводил меня в лес все глубже и глубже.

Сначала мы топали по тропе и, пусть она была видна только шаргу, но я тоже чувствовала ее существование: тут обломана ветка, чтобы было проще пройти между стволами, тут примят мох, сбиты листочки. Но потом наш путь устремился в гору. Здесь лес ожил и я вновь увидела чудо местной магии: как мрачный, глухой лес расцвечивается золотом, как начинает все сильнее золотиться бирюзовая листва, а из воздуха исчезает запах тлена, который, казалось, пропитал все вокруг. Стало легче дышать. Но вскоре я почувствовала скрутившую ноги усталость, а затем и вовсе остановилась. Голова закружилась, пришлось схватиться за дерево, чтобы немного набраться сил. Волк же, видимо, не слыша моих шагов сзади, просто молча вернулся и подхватил меня на руки.

— Не надо! — запротестовала я. — Сейчас отдохну и дойду.

Но он не стал слушать рьяных протестов, а лишь прибавил шагу, доказывая, что мой вес его совсем не тяготит. И все это молча. Был бы это кто-то другой, я бы, наверное, воспротивилась, но почему-то от него не ждала подвоха — слишком счастливым казалось его лицо, слишком откровенна благодарность за помощь дочери. И вновь мои мысли вернулись к Ласуньке. Как случилось, что девочка воспитывается у бабушки при живом отце и где тогда ее мама?

Добираться оказалось недолго и совсем скоро волк вынес меня на небольшой утес, нависающий над берегом полувысохшей реки, наверное, той самой, руслом которой мы путешествовали недавно. На краю утеса, прямо над обрывом, стоял огромный, кряжистый дуб, крона которого возвышалась над большинством деревьев в лесу, а землю под ним устилали прошлогодние листья и мягкий мох. Но самым главным его достоинством была магия, много магии… Он светился силой, не просто золотился, как большинство деревьев, а просто светился. Шарг сгрузил меня у самых корней.

— Батюшка леса подпитает твои силы, — произнес он, благоговейно глядя на раскидистое дерево. — Посиди рядом, впитай силу леса, — его голос завораживал.       Спокойный, тягучий, как сироп, он обволакивал, ему не хотелось сопротивляться, и я уселась в корнях, прислонившись спиной к потрескавшейся коре и замерла, рассматривая ландшафт, впитывая в себя дикую красоту этого места.

Утес возвышался над остальным лесом и я смотрела сверху на бирюзовые кроны, лучащиеся отблеском золота, на золотящееся в зеленом небе солнышко и слушала отзвук ручья, что тек внизу по руслу бывшей реки, вливаясь отдаленным рокотом струй. Все это создавало для меня, иномирянки, удивительный колорит и даже сидящий рядом мужчина, освещаемый золотистыми лучами, выглядел как ангел с золотистым нимбом вокруг головы, вот только выражение лица у него с каждым мгновеньем становилось все страннее.

— Что-то не так? — осмелилась спросить я, глядя на сжатые кулаки, которыми он уперся в землю. Его взгляд остановился на моем лице и мне вдруг показалось, что он не видит меня, точнее видит не меня, а погружен внутрь себя, куда-то далеко, куда может увести только собственная память. Я замолчала. Каждый должен бороться со своими демонами в одиночку, подумалось мне, а то, что волк именно борется сам с собой, я была уверена. Глядя на его сосредоточенное лицо, по-другому не скажешь. Сама же я откинулась на ствол, стараясь прижаться сильнее, ощутить ток жизни, что так щедро вызолотил его листву, что поднимался от мощных корней этого исполина до самой кроны и щедро делился со мной силой, не так жестоко, как граф, а наоборот, мягко питая и неторопливо наполняя мой резерв.

Через полчаса я почувствовала себя намного лучше. Внутри плескалась магия и я вновь ощутила наполненность, которую давал полный, ну, или почти полный резерв. Сейчас он не причинял беспокойства, сила мира, плескавшаяся в этом дереве, не причиняла боли и дискомфорта, не жгла изнутри, как магия, призванная в меня графом. Возможно, это связано с тем, что огромный дуб отдавал свою силу добровольно, на время приняв меня за одну из своих дочерей-веточек, щедро оделил силой и как ни странно, от этой наполненности улучшилось настроение, захотелось улыбнуться. Однако брошенный на волка взгляд заставил мою улыбку враз померкнуть. В его глазах плясало безумие, по-другому не скажешь: они горели лихорадочным блеском и неотрывно смотрели на меня. От неожиданности я сглотнула. На мгновенье стало страшно — я в лесу наедине с волком, но тут же одернула себя: «Он не причинит вреда», — шептало подсознание, однако здравый смысл кричал, что нельзя рассчитывать на благородство зверя.

Я осторожно встала, не отводя взгляда от его глаз, просто поднялась, все так же прижимаясь спиной к дереву. Страх пропал, я была уверена, что зла мне он не причинит, но все равно смотрела настороженно. Шарг тоже встал и мягкой, пружинистой походкой направился ко мне. Я прижалась к дереву, за спиной — ствол, а позади — край утеса. Бежать некуда, да и не убежишь от волка, в какой бы ипостаси он ни находился! А шарг, все так же молча, скользнул ко мне, его руки уперлись в дерево с двух сторон от моего лица, я попала в ловушку между ним и деревом, но больше он не ограничивал меня ни в чем. Я уже набрала воздуха, чтобы задать вопрос, как его лицо склонилось ко мне и губы нашли мои. Молча, ни о чем не спрашивая, не прижимая меня, даже не прикасаясь больше, он целовал мягко и в то же время настойчиво. «Если бы Рай поцеловал меня так, — мелькнула в голове шальная мысль, — я бы отдалась ему сама и не надо было меня держать…» Воспоминание пополам с болью отрезвило меня и заставило слегка отодвинуться, сжать уже поддавшиеся губы, отстраниться, чтобы заглянуть в его глаза.

— Останься здесь, со мной, — выдохнул он мне в губы.

— Я даже не знаю, как тебя зовут, — отмерла я, фигея от происходящего и не зная, что сказать на это, ну, скажем, совершенно неожиданное действо.

— Дайшар, — слегка отстранился он, но все еще не убирая рук.

— Странно, Серый представился только Серым волком, тогда как у тебя вполне человеческое имя, — когда нервничаю, я или замыкаюсь в себе, или, наоборот, прорывается словесный понос. Впрочем, зная за собой подобное, я стараюсь удерживать себя в рамках.

— Серый родился волком, — отмахнулся Дайшар (теперь-то я знала его имя, впрочем, спросить его раньше мне как-то и в голову не пришло).

— А ты человеком? — уточнила я, начиная понимать.

— А я шаргом, — припечатал волк, показывая резким тоном разницу.

— Понятно… — протянула я. — А вот я — человек!

Стоять вот так, почти в его объятиях и в то же время не касаясь, было странно, его лицо почти рядом, мне даже хочется провести пальцем по его скулам, губам, но почему-то это не вызывает трепета. Так бывает, когда хочется ощутить под пальцами скульптуру или красивую вещь, как хочется погладить котенка, но внутри ничего не дрогнет. Эта красота была настолько совершенна, что я воспринимала его не как человека, а как произведение искусства и поняв это, напряжение, которое все-таки немного сковывало меня, — отпустило.

— Я человек, Дайшар, просто человек. Мало того, я иномирянка и хочу домой. Прости, но мне здесь не место… — осторожно поднырнула под его руку и отошла, а он так и остался стоять, упершись руками в дерево.

Я подошла к обрыву, давая шаргу время опомниться. Дуб рос на самом краю утеса, возможно, когда-то он не стоял так близко, но годы, ветра, дожди выщербили края и теперь он цеплялся своими мощными корнями за самый краешек. Там, внизу, шумели кронами его дети, выросшие из желудей, осыпавшихся вниз и укоренившиеся между камней и песка бывшей реки, а теперь уже большие, взрослые деревья, но ни одно из них не светилось таким отблеском силы, ни в одном не билась магия сверх обычного.

— Что это за дерево? — не поворачивая головы, спросила я. — Почему в нем так много сил и почему оно одно?

— Не знаю, — глухо произнес голос прямо за моей спиной. — Здесь оно одно, да и вообще, боюсь, одно осталось. Возможно, эксперимент магов или наследие ирбисов… Ведь он очень древний — ему не менее тысячелетия. Ну, или просто подарок мира своим жителям, таким как ты, таким как Ласунька.

— Ты приносил ее сюда, — это был не вопрос. По его тону я знала ответ, но его слова меня удивили.

— Она родилась здесь… — услышав бесцветный голос волка, я обернулась. В его лице не было ни кровинки, бледный, он еще больше напоминал статую. — Ее мать умерла здесь, — продолжил он, — на этом утесе, у корней этого дерева. Может быть, случись это в другом месте, моя малышка не выжила бы, — сцепил он руки в кулаки, - но это произошло здесь и сырая магия спасла ее, дав возможность выжить, но не в силах исцелить.

— Что произошло? — тихо-тихо, боясь спугнуть его откровенность спросила я.

— Раяна была красавицей, — продолжил шарг, — и единственной волчицей в стае в брачном возрасте… У нас выбирает женщина, только она решает от кого хочет родить волчат. Ни один шарг не пойдет против воли женщины, никто не принудит войти в свой дом насильно. Мы можем драться за нее сколько угодно, но выбирает она. Если в ней больше волчьего, то выберет самого сильного, выносливого, способного защитить потомство, а если больше человеческого — то выбирает сердцем…

«Волчья верность», — вспомнилось мне, волки создают пару раз и навсегда, остаются одиночками, если вдруг один из них погибает. Сейчас, глядя ему в глаза, я понимала, что и здесь так же, но его поцелуй мешал все карты, смущая ум. — Раяна выбрала меня, — продолжил волк и я вся превратилась в слух: его глубокий голос не рассказывал — пел, выплескивая боль, брал за душу, блестел каплями непролитых слез. — Я проиграл бой за нее, был слишком молод, но она все равно выбрала меня и ушла в лес за мной, подранным соперником, хромым и истекающим кровью. Тогда я пришел сюда и здесь, в корнях этого дуба впервые поцеловал ее… — шарг задумался, а я, наоборот, стала понимать — поцелуй подаренный мне, всего лишь память об этом месте, перед его глазами была красавица Раяна, но, как ни странно, я не злилась на него, наоборот, мне было жаль его, такого красивого и такого одинокого. Душа волка не сможет любить больше, как бы этого ни хотелось телу и все что у него осталось, — это маленькая Ласуня — отражение матери.

— Раяна вошла в мой дом и осталась там хозяйкой. Серый не возражал, он слишком любил дочь… А вот мой соперник не простил… Может если бы другая волчица ответила ему, он бы остановился, но их так мало, нас так мало (исправился он), а злоба и желание отомстить застили ему глаза. Раяна была беременна и пришла сюда, древнее дерево придавало сил, а воспоминания заставляли ее улыбаться… Я часто находил ее здесь. Она любила это место, — вздохнул волк. — Но не только я знал это. И однажды он выследил ее… Этот ублюдок поступил не как волк, он не стал искать драки со мной, он просто убил ее, убил подло и жестоко, искалечив мою дочь еще в утробе. Как я почувствовал, где ее искать, чем учуял ее боль, не знаю, но пришел сразу, а вот помочь ей уже не смог. Отомстил? Да, и жестоко: его кости до сих пор валяются под утесом, никто из деревни не стал хоронить его, он заслужил эту смерть, но моя Раяна… За что ей?

Дайшар плакал и не стыдился своих слез. Дети леса, они не знают условностей, и боль, которую до сих пор испытывал этот мужчина, не излить никакими слезами, не вытравить ничем, она может утихнуть со временем, но не оставит его до самой смерти.

— Мне нечем утешить тебя, волк, — так же тихо произнесла я, глотая слезы сочувствия. — Прости, что осквернила место твоей памяти своим присутствием…

— Ты воскресила мою дочь, Рина, — так же тихо сказал он. — Это самое малое, что я мог для тебя сделать. Моя жизнь теперь поделена между Ласуней и тобой.

— Мне не нужна твоя жизнь Дайшар, но скажи, неужели здешняя сила не помогла малышке? — я взглянула на волка.

— Она протекала насквозь, не оставаясь в теле, не помогая…

— Странно, я вижу отблеск магии на тебе, но не видела его на Ласуньке, — задумалась вслух я.

— Некоторые дети рождаются такими… Раньше было редко, — посмурнел волк, — а сейчас все чаще… Они, как решето, не удерживают силу в себе, магия проходит сквозь. И если такой ребенок получает травму… — волк замолчал.

Впрочем, объяснять не было нужды, я и так поняла.

— И много таких детей в деревне? — жестко спросила, уже понимая, что не смогу уйти, не постаравшись помочь.

— Есть, — тут же встрепенулся волк.

Подгонять его больше не надо было, он просто подхватил меня на руки и побежал.

— Я дойду и сама, — попыталась возразить ему.

— Дойдешь, — он даже не задохнулся от бега и разговаривал, как будто сидя на диване, — но давай побережем твои силы на малышей.

И, видя такой его настрой, я промолчала, лишь поудобнее примостилась в кольце его рук и почему-то это не показалось мне неприличным или неправильным.

***Странички прошлого***

«День 3-й первого осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

Давно не брался за свой дневник: то весенняя сессия, то каникулы, которые провел дома и было не до записей… Отец решил сделать из меня хозяина, нет, не так, ХОЗЯИНА земель и пришлось разбираться в гросс книгах экономов, считать прибыльность шахт и ездить к соседям договариваться о доставке продуктов будущих урожаев. Оказывается вино, которое я пью здесь, стоит для большинства целое состояние. Я, конечно знал, что моранское, вино дорогое, но чтобы настолько… С купцами, желающими приобрести его, мне в этот раз пришлось договариваться тоже самому, да еще утащить из общего урожая пару ящиков для собственных нужд. Впрочем, нет, напиваться я больше не планирую. Этот год заключительный, потом придется вернуться домой и вступать в права наследника, а это займет все мое время. Следовательно, только теперь я могу посвятить свое время изучению так интересующего меня вопроса: «Как все-таки Ворас открыл портал?»

***Деревня шаргов. Еще не все***

— Лей, нам нужна помощь, — я торопливо подошла к мужчинам, стоящим во дворе.

— О, потеряшка вернулась, — улыбнулся Лей, — да еще и силу умудрилась восстановить! — рассмеялся он, беря меня за руку. — Когда только успела, — и насмешливо подмигнул.

А я повернулась к графу и замерла от откровенно неприязненного взгляда, но упрямо тряхнула головой и повторила свою просьбу.

— Лей, в деревне есть еще больные дети, —умоляюще произнесла я. — Помоги… — Рай метнул яростный взгляд на Лея и веселье последнего пропало, как будто тучка набежала: его лицо стало хмурым, как море в дождливый день.

Я перевела умоляющий взгляд на мага.

— Давай посмотрим, — пожав плечами согласился он и я повернулась к Дайшару.

Тот молча развернулся и направился к окраине деревеньки, туда, где вчера я разглядела землянки, туда, куда направлены были взгляды шаргов. Я торопливо потопала следом, слыша за собой шаги Лея. В какой-то момент шарг отступил, пропуская меня вперед, а сам пошел сзади, как будто прикрывая меня с тыла, но там же был и Лей.

У забора нас ждали дети… Нет, далеко не все из них были покалечены или больны, скорее их притянуло извечное детское любопытство, но я различала среди них тех, кто был лишен магии мира: их серые шкурки и светлые макушки без отблеска магии казались черно-белыми картинками среди других, поблескивающих искрами силы и таких оказалось немало.

Дайшар рыкнул, и дети порскнули в стороны.

— Стойте! — рявкнула я и от неожиданности они замерли, где стояли, а я пошла между ними, старательно вглядываясь в лица и мордочки, легко подталкивая в сторону тех, кто явно здоров, точнее, имеет доступ к силе и напряженно удерживая тех, чей доступ заблокирован. Маленькая девочка с русыми, как у меня, волосами часто заскулила, как волчонок, когда я прикоснулась к ее волосам. У меня защемило где-то внутри и слезы запросились из глаз. Малышка никогда не видела чужих, и я почти ощущала, как испуганно бьётся маленькое сердечко. Но отпустить ее я не могла…

— Не бойся, — прошептала ей, останавливаясь рядом.

Сила дуба бурлила внутри, просясь наружу, но, видя, сколько их, я решила экономить магию: не известно, сколько раз еще придется обращаться к ее мощи. Тонкий ручеек силы — и первый стопор. Слегка усилила мощь магии, что текла у меня по жилам и почувствовала, как продавливается тот природный клапан, что заблокировал ее нормальное функционирование. Девчушка заревела, боковым зрением я увидела, как дернулась молодая женщина, но Дайшар одним движением руки заставил ее остановиться и напряженно замереть. Но сила уже вернулась, закольцевав контур и я подтолкнула малышку к матери. Второй мальчик стоял спокойно, да и волки перестали напряженно скалиться и не важно, в какой ипостаси они находились. Напряженные, скрывающие страх лица виднелись тут и там и я видела, как отступали они, облегченно вздыхая, когда я отпускала из толпы очередного малыша и не важно, проводила ли я с ним какие-то манипуляции или просто выталкивала из общей толпы, видя его природную силу. Сейчас, когда я использовала лишь малую толику магии для прочистки магических жил, как для себя это назвала, я не чувствовала усталости, да и резерв после нескольких малышей не истощился, как после Ласуни. Возможно, просто научилась делать это не в ущерб себе. Напряжение первых минут спало, я немного успокоилась. Дети разбежались и мне открылась другая картина, что заставила широко открыть глаза и зажать рот рукой… Из землянок начали выползать волки. Все они были в звериной ипостаси и каждый имел травму — от поломанной лапы, до перебитого хребта. Двое совсем еще малыши, тащили свои истерзанные тела на поломанных лапках. Зрелище не для слабонервных. Я стиснула зубы, чтобы не застонать в голос. С кого начать? Моих сил не хватит…

Но на плечо ободряюще легла рука, слегка приобняв успокаивая и я решилась… Руки легли на лобастую голову волчонка с поломанной лапой, и сила потекла, пробивая закупоренные для магии каналы, у поломанных конечностей она застопорилась.

— Лей, твоя очередь, — прошептала я, делая шаг в сторону, уступая место, спиной упершись в грудь волка, чьи руки тут же легли на плечи. Знакомый голос уже командовал: «Обернись…». Я вздрогнула от неожиданности: за нашей спиной стоял Рай. Повернулась на голос и встретила яростный взгляд мага, впрочем, он тут же отвлекся на поломанную руку малыша-шарга. Видимо, в человеческой ипостаси рана причиняла боль в разы большую, чем в волчьей и он так же, как и Ласуня ночью, с трудом сдерживал крик. Но если девочка потеряла сознание, то мальчик, дрожа от напряжения, терпел, пока граф умелой рукой вправлял перелом.

— Руку! — не глядя, рявкнул он, и я протянула свою, направляя магию резким толчком, с первого раза пробивая застоявшиеся пробки, не дающие циркулировать магии. — Лей, зафиксируй! — скомандовал граф, силой отнимая мою руку и подталкивая к следующему. А маг уже опустился на колени перед малышом, долечивая травму, фиксируя перелом магическим лубком и заставляя боль отступить.

Второй, третий… Моя сила убывала, но маги контролировали процесс, и я в который раз поразилась организаторской способности графа. Уже шарги приносили потрепанных волков укладывая их на стол, что вытащили из ближайшего дома, я же лишь пробивала магические каналы, чистила, давая возможность циркулировать силе, а остальное доделывали Рай и Лей, тогда как сама сидела на обтесанном бревнышке у одной из землянок, не отрывая глаз от внушительной фигуры графа, что возился с предпоследним шаргом, и помогающего ему Лея, который холодными глазами отслеживал, как граф складывает поломанную в двух местах ногу и при этом умудряется шутить…

— Рина, руку! — я рвано подскочила, протягивая ладонь. Сила привычно всколыхнулась от его прикосновения, но, уже не причиняя боли и повинуясь моей воле, потекла в шарга. Молодой парень сцепил зубы, стараясь стерпеть боль, но если его уста не издали ни звука, то глаза наполнились слезами.

— Все, — отняла ладонь я, почувствовав отклик силы, и Лей тут же зафиксировал ногу и призвал обезболивающее заклинание.

Наши взгляды обратились на последнего шарга, того, чей хребет был перебит упавшей лесиной, задние лапы не повиновались, и волк, царапая землю, полз на передних. Я смотрела, стараясь не показать своего ужаса, даже у нас травмы позвоночника лечили с трудом, а здесь застарелая рана и обреченные, но полные желания побороться за свою жизнь глаза.

Волки положили своего собрата на стол. Граф первым делом прикоснулся к его телу и нажал на каплю тшера, брезгливо морщась от застарелого запаха испражнений, которые волк не мог контролировать. Вонь исчезла и я сделала шаг вперед, но Рай отстранил меня и наклонился над раненым.

— Если бы ты был моим воином, — начал он, — я бы попросил Вораса о милосердии и вогнал кинжал в твое сердце, поскольку с такими травмами не живут. Сейчас мы попробуем все исправить, но обернуться ты не сможешь, а собрать твой позвоночник по кускам в волчьей ипостаси — не уверен, что смогу я. Поэтому реши сам — готов ли ты сейчас умереть?

Жестокость его слов поразила. Я рванулась к столу, но рука не то Лея, не то Дайшара удержала. Я видела, как сверкнули глаза шарга и как он с трудом кивнул и только тогда меня отпустили, и я сделала шаг вперед. Цепкий взгляд волка поймал мои глаза в капкан, и я, положив руку на его лоб, так и не смогла отвести глаз. Его взгляд был спокоен: в нем читалось смирение и в то же время бешеное желание жить, подкрепленное вереницей исцелений до него. Но мои руки дрожали, пуская силу в его тело волна за волной, отправляя ее путешествовать по разрушенным каналам магии, отпуская и надавливая, вновь заставляя продавливать те самые невидимые клапаны, что не позволяли их телам восстановиться. Но сейчас все было сложнее: травма была слишком серьезна, и я не чувствовала отдачи. Сила уходила, как вода в песок, и в какой-то момент Рай оттеснил меня от волка, пробегая осторожными руками по хребту, выискивая место удара. Но искореженные позвонки не хотели вправляться, а онемевший от нестерпимой боли волк лежал, глядя мне в глаза, и я терялась в этом полном муки взгляде. Когда Рай достал кинжал я не видела, лишь когда кровь брызнула мне в лицо, я испуганно подняла взгляд на графа: волк лежал, не чувствуя боли в рассеченной до кости шкуре, а граф склонился над раной, рассматривая остатки позвонков. Все это я видела лишь краем глаза, склонившись над шаргом и твердо глядя ему в глаза. Я видела, как подскочил Лей и уверенным движением запустил в рану что-то целительное, усмиряя хлещущую кровь, видела, как граф собирал руками пазл позвоночного столба, но глаза волка уже помутнели. Он умер, так и не отпустив моего взгляда и последнее, что я видела, была моя собственная рука, закрывавшая мертвые глаза. Упасть мне не дали, но этого я уже не чувствовала, обморок длился не долго, через мгновение я открыла глаза и вновь мой взгляд остановился на мертвом теле, а меня оглушил многоголосый вой. Оглянулась, а вокруг рядами стояли волки в своей звериной ипостаси и, подняв морды к небу, выводили прощальную песнь. Рядом, поддерживая меня, стоял единственный шарг-человек — Дайшар, а Лей и Рай спиной к спине замерли в шаге от нас. У дальней избы сгрудились наши воины, схватившись за мечи, но еще не предпринимая никаких действий. Мой взгляд остановился на магах и оба одним слитным движением сделали шаг в мою сторону, оттесняя волка, заслоняя спинами и положив руки на рукояти мечей. Люди нервничали, и было от чего: окруженные стаей воющих волков любые нервы сдадут. Тогда как Дайшар стоял спокойно и когда последний звук волчьей песни потерялся в сумраке зеленого неба, спокойно произнес:

— Прощание не несет опасности для вас, — его голос, тягучий, как патока, обволакивал, заставлял успокоиться и вновь оглянуться на тело волка, чтобы содрогнуться. — Он сделал свой выбор, — услышала я голос за плечом, но успокоения мне это не принесло. «Хорошо, что он не смог обернуться, — пронеслось у меня в голове, — тогда бы я чувствовала себя намного хуже». Но все равно так и стояла, глядя на мертвого шарга, не в силах отвести взгляда.

— Ринка, — руки Лея развернули меня лицом к магу, — это было неизбежно, — уверенно произнёс он. — Мы вряд ли смогли бы помочь, — от этих слов меня начало колотить еще больше, нервы сдали. — Ну что ты, — неуверенно бормотал он, прижимая мою голову к плечу и неловко обнимая.

— Идем, — другие руки отстранили Лея, и я подняла заплаканные глаза на шарга, который уверенно отодвинул мага. — Тебе стоит отдохнуть и пополнить резерв силы.

Я прислушалась к себе: резерв был почти пуст, но при этом не причинял беспокойства и слабости, подобной утренней, я не чувствовала. Даже удивительно, что после лечения Ласуни я едва таскала ноги, а сейчас после, наверное, десятка «пациентов», еще сносно ощущала себя. Видимо, это заслуга графа, ведь он, как всегда, грамотно распределил силы и мне не пришлось полностью выкладываться.

— Не стоит, — отстранилась, вытирая слезы. — Я нормально себя чувствую, спасибо тебе! — посмотрела на волка, а зацепилась взглядом за горящие глаза Рая и не могла отвести глаз: тянуло спрятаться, столько неприятия и ненависти сквозило в нем. Даже захотелось подойти и спросить: «За что? За что ты меня так ненавидишь?», но, конечно, я всего лишь отвела глаза и позволила шаргу увести себя в дом. А там просто легла на лавку и принялась смотреть в потолок. Долго-долго разглядывала потолок, пока не уснула. Но долго спать мне не дали…

— Рина, — донесся издалека голос Ланы, вытаскивая меня из забытья. — Рина, пойдем…

— Куда? — зевая, спросила я, уже автоматически нажимая кнопку тшера и кидая взгляд в окно — там уже давно сгустились сумерки и отблески огня плясали в мутных стеклах.

— Мы устроили праздник, — тепло улыбнулась она, — в твою честь и твоих друзей магов. Не думали мы, что человек сможет и захочет помочь нам, но ты сделала это и маги помогли. И пусть тебе, а не нам, — я попыталась возразить, но она перебила. — Риночка, главное же результат: детки здоровы, — на мгновенье передо мной встало тело мертвого шарга, и волчица как будто поняла по моему посмурневшему лицу о чем я думаю. — А о Шиваре не переживай, знали мы, что недолго ему осталось и в смерти одного мы вас не виним, может и стоило нам тоже так… Она замялась, подыскивая нужное слово, — ну, словом, как граф ваш сказал, чтоб не мучился. Но не могли мы, дети у него здесь, кормили они его…

— А чтож в землянку выгнали? — может, чуть жестче, чем хотелось, спросила я.

— Человеком им быть больно было, — опустила голову Лана. — А волки, сама понимаешь, волчья натура жестока и слабый в стае не выживает. Двойственность натуры заставляет нас самих уходить из дома, не быть обузой…

— Ты Ласуньку не выгнала, — уже спокойно произнесла я.

— Так она совсем малышка, — ее голос поменялся, говоря о внучке со скрытой нежностью. — И спасибо тебе за нее! — она, как и Дайшар утром, поклонилась в пояс, — много силы потратила, излечила, век помнить буду.

— Если бы не Рай, — печально улыбнулась я, — не смогла бы…

— Знаешь, Рина, — голос волчицы стал осторожным, и я напряглась. — Позволь сказать, не прими за резкость, но наших обычаев ты не знаешь… — Она замолчала, подбирая слова. — Шарги слишком чувствительны к запахам, — начала она издалека, — и нам неприятно чувствовать чужой запах на своих близких. Именно поэтому шарг никогда не коснется женщины, если не является ее парой, в крайнем случае, протянет руку, поддержит…

— Но не понесет на руках… — закончила я за нее неприятную тему, как Дайшар принес меня из лесу, видели многие.

— Да, Рина, — опустила глаза, но тут же вскинула их волчица. — И если ты сейчас сделаешь шаг...

— Я не претендую на него, Лан, — спокойно прервала ее неловкие объяснения, а перед глазами встал шарг: его напряженное лицо и теплые ласковые губы, но заглянув внутрь себя, я не почувствовала ни капли волнения или трепета и поняла, сказала правду — не претендую. — Завтра мы уедем и он останется здесь с вами и Ласунькой, ей нужен отец…

— Не так ты поняла меня, девочка, — присела к столу Лана. — Не за внучку переживаю… Видный он у нас — красивый, статный, всем показал он, что ты ему дорога стала. У нас это проще, но если сердце занято…

— Не переживай, Лан, — легонько обняла ее я за плечи, — мое сердце тоже занято. Просто у нас все немного проще и в то же время гораздо сложнее… — легко солгала я, успокаивая женщину.

— О всеблагая Луна, — обрадовалась волчица, — благодарю тебя. — Она в ответ обняла меня: — Просто мертвое сердце не разбудишь, а я желала бы тебе счастья, девочка, а никакая благодарность не заменит искренней любви.

— Ну хоть кто-то в этом мире верит в любовь, — слегка ворчливо отозвалась я. — А то все мне говорят, что от нее одно только зло… — и рассмеялась, но тут же замолчала: уж слишком фальшиво прозвучал этот смех.

***Странички прошлого***

«День 10-й первого осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

Сегодня Реш привел на территорию Академии сестру, Решья была бледна и напугана, я видел в окно, догадываюсь на кого было рассчитано ее появление, но я… Я не прошел мимо, стыдно врать самому себе, я малодушно остался в здании Академии и вышел через запасной выход, что смотрит на лаборатории, а там затерялся в толпе студентов и вернулся к себе. Её вид меня взволновал — не скрою, но, наверное, мое бедное сердце уже устало болеть, и сегодня биться сильнее от вида ее милого личика оно не стало, хотя брат, видимо, решил продолжить играть в игру “ты нравишься Решье”, но я эту игру уже перерос. Она красивая девушка, но не моя…»

***Деревня шаргов. Озарение***

Вечер плавно перетекал в ночь. Шарги накрыли столы прямо на улице на небольшой площадке перед домами. Тут же горели костры, играли дети и жарилось мясо. «Блин, сейчас многое бы отдала за простую помидорку», — подумалось мне. Питаться одним мясом надоело всего за два дня, впрочем, завтра в путь и снова лопать кашу, которая, впрочем, тоже уже приелась.

Меня ждали. «Мои маги» стояли, беседуя с Серым, Райном и парой других, уже пожилых, шаргов, седые шевелюры было видно издалека, но стоило мне появиться, как Лей помахал рукой, приглашая подойти.

— Ты как? — с улыбкой спросил он, приобнимая за плечи.

— Готов к труду и обороне! — повторила я любимую фразочку отца.

— Значит, завтра в путь, — облегченно вздохнул маг, сжимая меня в объятиях.

— Значит, завтра, — улыбнулась я и склонила голову ему на плечо: было так комфортно стоять с ним в обнимку, ощущая теплую руку человека, который безумно напоминал мне друга, а в голове теснились мысли совсем о другом…

«Мое сердце тоже занято», — солгала я волчице, но чувствовала, что обманываю сама себя. Мои слова не были ложью. Нет, на Дайшара я не претендую, отмахнулась я от уколов совести и глазами нашла шарга. Он так же, как и утром, стоял, облокотившись об угол ближайшего дома, скрываясь в полутьме и не участвуя в общем веселье. Прекрасный, как греческая статуя в отблесках пляшущего пламени, но такой же холодный. Мой взгляд встретился с его, но ничего, кроме человеческого сочувствия, я к нему не ощутила. На него приятно было смотреть, глаз отдыхал на удивительно гармоничных, хоть и по-мужски резких чертах, но мне не хотелось бы ощутить его руки на своих плечах так, как я сейчас ощущаю руку Лея.

Лей — отражение первой любви и копия лучшего друга: смешливый, улыбчивый парень с легким характером. Может, судьба дала мне второй шанс, раз я упустила его в своей «настоящей» жизни, то есть в той, которой я жила до своего эпичного попадалова? Я подняла голову, пытаясь рассмотреть лицо Лея и наткнулась на колючий взгляд Рая — мужчины, которого мне стоило бы ненавидеть, но почему-то я не смогла, хотя испытывала к нему двойственные чувства. С одной стороны, откровенное неприятие и непонимание, но с другой — уважение и легкую симпатию. А вот сейчас, проваливаясь в его мерцающий багровым пламенем взгляд, я барахталась в своих собственных чувствах, захлебывалась в воспоминаниях от первого ненавидящего взгляда, до того опустошенного, когда я влепила пощечину, ему — мужчине, который изнасиловал меня; от полного отвращения, когда очнулась у него на руках, до спокойной уверенности, когда он, проснувшись, помог вылечить малышку-шарга. И его «дура», совершенно не задело меня, ведь когда я повторила свой по-идиотски благородный поступок, рискуя выгореть дотла, он стоял за спиной, помогая и направляя. И сейчас я по-новому смотрела на графа и наши скрестившиеся взгляды были похожи на дуэль: никто не мог отвести глаз, колючих, как жало стилетов, холодных, как арктический лед, и в то же время горящих внутренним огнем… «Огнем неутоленной страсти», — подумалось мне, и в этот момент я поняла, что действительно не солгала волчице, ни слова. Правда, теперь мне предстоит лгать самой себе, ведь графу еще меньше, чем шаргу, нужна моя любовь. Зачем она человеку, который не верит в ее существование и считает изначальным злом?.. Мои мысли роились, бились очумевшим роем в черепушке, я не помню, как шарги благодарили нас, как что-то отвечал им Рай, шутил Лей. Сейчас я осознала то, чего не должно было случиться и что принесет мне в будущем немало боли. Я не понимала, как так могло произойти, но там, глубоко внутри, не было ненависти, не было отвращения, а лишь поднимал голову теплый яркий цветок, которому не суждено расцвести.

Я сжала кулаки, впившись ногтями в ладони и причиняя себе боль, чтобы вырваться из круговорота мыслей, в который сама же себя и загнала.

Столы стояли буквой «П», во главе разместили нас: меня — между Серым и Леем и я была благодарна им обоим, что они не втягивали меня в общую беседу, давая возможность отдышаться, прийти в себя от этого ошеломительного для моей психики открытия. Пир заканчивался, шарги кто разбрелся, кто еще сидел за столами, детей отправили спать, когда Шарун принес мне гитару. За те дни, что мы провели в лесу, он полюбил мои песни и иногда даже пел сам, а я подыгрывала незатейливые мелодии. Волки кто вопросительно, кто удивленно уставились на него и диковинный инструмент, а я поняла — вот он, способ уйти от собственных вопросов, выплеснуть эмоции, оторваться, в конце концов, — и с благодарностью приняла инструмент.

— Да, стая, я старик, — вывела первую строчку чуть дрогнувшим голосом, —

я словно стертый клык,

Не перегрызть мне память вольных снов,

В них пыл давно затих, и больно бьют поддых

Глаза моих друзей, глаза моих друзей — волков, —

все головы повернулись ко мне. Всего несколько строк хватило, чтобы шарги затихли. Не знаю, почему мне вспомнилась эта песня… Она никогда не мелькала в моем репертуаре, но еще с детства врезалась в память, возможно, из-за того, что сейчас вокруг меня были именно волки…

Я раны залижу, я с прошлым завяжу,

Капкан увижу и с тропы сверну

Не потому, что слаб,

А потому, что кровь не греет старых лап!

Ночами долго-долго вою на луну.

Удар по струнам — и вздрогнули все, а при слове «Луна» молча переглянулись широко открытыми от удивления глазами…

Луна, луна, луна, взрывая воем тишину,

Луна, луна, луна, луна и волк в ночном лесу.

Возьми к себе меня, луна...

Да уж, определенно выбор песни был в тему: замерли все, казалось, даже костер перестал трещать — такая тишина установилась! А я рвала горло, потому что не могла позволить себе порвать душу…

Да, стая, я старик, но думать не отвык,

Я носом чую там, где льется кровь.

И голод нас давил, в тугую даль манил,

Но был обманкой человечий кров.

Нигде и никогда меня не слушали так исступленно: в глазах волков плескался восторг пополам с ужасом узнавания.

— Что это было? — прошептал сидящий рядом Серый. — Как будто вся история нашего народа промелькнула передо мной...

— Всего лишь песня, Волк, — отозвалась я. — Всего лишь песня.

Эмоции, эмоции, эмоции… они разрывают, треплют нервы как лоскут на ветру, заставляю нас испытывать боль, другую… не ту когда ломит тело от непрерывной скачки, или даже от неистовства обезумевшего графа, о нет, это когда рвет душу от боли, от осознания собственной ошибки и слабости. Я привыкла, расслабилась, поверила, что все будет хорошо, что мой «визит» на Шарану пройдет как воскресная прогулка лишь чуть-чуть затянувшись. Но нет, этот мир показал другую сторону, мрачную и жестокую. Ту, с которой я бы хотела не встречаться, но шарги, шарги заставили Рая открыть мне глаза. Ну вот я уже его оправдываю, жрец Вораса говорил мне об этом, говорил, но я не поняла его витиеватой речи, многословных оборотов и восхвалений. Он говорил, о том, что моя сила — сила кашасеры, возможно понадобиться в пути, но я легкомысленно отмела все его слова, возможно заостри я на этом свое внимание, то поняла бы, рассмотрела сквозь шелуху слов предупреждение и это не стало бы для меня шоком. Кошмар ночного боя, смерть человека на моих глазах и собственный удар, рассекший пусть уродливую тварь, но все же тварь живую… Если бы он хотя бы поговорил, пояснил зачем ему этот неуместный секс, я бы поняла, приняла и что уж тут скрывать, я бы согласилась, я не девственница и не ханжа, наша жизнь стоит нескольких минут подчинения, моя жизнь, жизнь Лея, жизнь каждого из нас, ведь Рай мог защитить. Но я не удостоилась даже этого, даже взгляда в глаза, меня просто нагнули, отымели и бросили, как использованный презерватив и именно это бесило… рвало душу, заставляло оскорбленно отворачиваться и злиться, именно это, а не проснувшийся стокгольмский синдром, не чувства, не неуместная влюбленность… Ну кого я обманываю, аглавное зачем?

***Деревня шаргов. Снова в путь***

Утром меня разбудили поспешные сборы проснувшихся раньше мужчин и, несмотря на не выспавшийся вид меня тут же запинали за стол. Сопротивляться было бесполезно, и я, отчаянно зевая, запихнула в себя очередной кусок мяса, запивая отваром из трав, который здесь, в диком лесу, был невероятно вкусен, куда там чаю моего мира...

Мужчины уже вышли из дома, а я все еще медлила: этот мирок был близок мне и уходить отсюда не хотелось. Знала, что надо, но почему-то медлила, вбирая в закрома памяти этот нехитрый быт, вышитые занавески, выскобленный добела пол, возможно родовая память, отрицаемая всеми учеными, поднимала голову где-то в глубине сознания и тихо радовалась, что мне удалось хоть пару дней провести в обстановке из далекого прошлого. В последний раз оглянулась и ступила на порог. Во дворе суетились люди и шарги: Шарун осторожно привязывал гитару к суме моего кушара, Серый обменивался последними словами с Леем, а неугомонная Ласуня кинулась навстречу. Сейчас, когда девочка могла свободно передвигаться, она ни минутки не сидела на месте, стараясь наверстать годы вынужденного бессилия. Я обняла малышку, сохраняя в памяти ее черты. «Жаль, что рисую я из рук вон плохо… Ее я бы хотела запечатлеть и ее отца тоже. За такой экземпляр, выпущенный миллионным тиражом постеров, руки оторвут в ларьках с газетами!» Улыбнулась своим мыслям и наткнулась взглядом на Дайшара. Он, как и прежде, стоял чуть в отдалении, облокотившись плечом о стену дома и оглядывая внимательным взглядом все наше суетящееся общество. Я тепло улыбнулась ему. Все-таки волк успел понравиться мне своим независимым характером и, что уж увиливать от себя же, своей неординарной, выбивающейся из всех норм красотой, редким шармом дикаря в сочетании со способностью тонко чувствовать, присущей далеко не всем представителям хваленой аристократии.

Мой взгляд непроизвольно обежал присутствующих в поисках того самого аристократа, Рай стоял возле своего вороного, оглаживая его морду, но смотрел на меня, всем своим видом спрашивая: «Ну что ты еще вытворишь?» — один такой взгляд остудил, как ведро холодной воды и я скомкано попрощалась с Ланой.

— Счастья тебе, девонька! — напутствовала она меня. — Пусть Луна всегда смотрит на тебя благосклонно!

— Спасибо! — горло перехватило от волнения.

Я обняла волчицу и уже привычно взлетела в седло. Не думала, что прощание с ними так взбудоражит меня, но на глаза навернулись слезы, когда стайка малышей во главе с Ласунькой провожали меня со двора, хвастаясь здоровыми руками и ногами.

Взрослое население деревни собралось на площадке, где вчера горели костры и стояли столы. Здесь собралось, наверное, все население — от седых как лунь стариков до молодежи. Мы выехали со двора, и все, все без исключения, поклонились в пояс, благодаря за исцеление сородичей. Я оглядела стоящих шаргов, и взгляд зацепился за русую шевелюру молодого волка. Она, в отличие от других, не золотилась магией, и я, сунув повод в руки ближайшего воина, спрыгнула с коня и направилась к заинтересовавшему меня шаргу. Волки расступались передо мной, он тоже хотел отступить, но я остановила его, вцепившись в руку. Парень был высок, и я со своими метр шестьдесят доставала ему только до подбородка.

— Присядь! — голос прозвучал приказом, но мне было не до того.

Резерв еще не восстановился, но им знать об этом не стоило. Шарг присел на корточки и замер, тогда как я положила руки на виски и отпустила силу. До этого я делала все это на шаргах в другой ипостаси и сейчас мне было немного странно ощущать под руками человеческое лицо, но для силы разницы не было. Опустила веки, как бы закрывшись от других, тех, что стоят за спиной, рядом, впереди, их много, и сейчас я чувствую присутствие каждого и в то же время не чувствую никого. Сила бежит, замирая в местах магических тромбов. Как всегда, переношу ассоциации из своего прошлого, стараюсь пробить, вспоминаю, как Рай держал меня за руку, когда лечили Ласуню, и требовал еще, сильней, и повторяю усилие — раз, другой, третий… Чувствую, как поддается под натиском грубой силы препятствие, как магия делает полный круг, возвращаясь в мои ладони и как подкашиваются ноги: все-таки резерва не хватило…

— Нет, ну когда ты наконец научишься концентрировать силу так, чтобы не падать в обморок? — на грани сознания послышался ворчливый голос Лея и брызги холодной воды опалили лицо.

— Б-р-р-р, — передернуло меня от неожиданности. — Научи, — буркнула в ответ и открыла глаза. Держал меня тот самый шарг, а Дайшар и Лей стояли прямо передо мной, причем у волка в руках и была та злополучная кружка. «А если бы макияж потек?..» — на автомате подумала я и неожиданно для всех, рассмеялась.

— Ну вот, — совершенно по-дружески маг тыкнул локтем под ребро шарга, — она тут у вас совсем с ума сходит, увозить ее отсюда пора.

Тот тепло улыбнулся, а я попыталась встать и, слегка повернувшись, встретилась взглядом с графом, который так и сидел на своем кушаре, пожирая недовольным взглядом мою висящую на руках волка тушку. Меня аж подбросило, но усилием воли сдержалась, а изнутри рванул протест: неужели я вчера решила, что влюблена в этого самодовольного аристократа, что даже с коня не слез... От резкого движения в глазах поплыло, но я вновь стиснула зубы и выпрямилась, сзади меня придержал шарг, а впереди подстраховал Лей. Убедилась, что голова прояснилась и теперь я вновь твердо стою на ногах, я повернулась к шаргу и придирчиво осмотрела: золотистый отблеск сказал, что дело сделано и парень теперь вновь способен впитывать магию родного мира. Неуклюже вскарабкалась на свою Ночку и кивнула всем, что готова ехать. И наша кавалькада тронулась в путь. Впереди, показывая дорогу, споро шел Дайшар, и я с удивлением поняла, что его шаг равнялся по скорости со спокойным шагом наших лошадок, а в лесу быстро и не поскачешь. И шарг, скользя между стволами, неизменно оказывался впереди. Серый обещал, что Дайшар покажет дорогу и сейчас мы следовали за ним. Совсем скоро дорога пошла вверх и граф несколько придержал коня, тогда как я, наоборот, узнала местность и, улыбнувшись, рванула вверх по склону, ведь там, в корнях древнего дуба, меня ждала живая сила, та, которая даст возможность не упасть со своей Ночки к вечеру, ну, и полный резерв магии тоже не помешает, тем более что сила дуба не причиняла той острой боли, какая мучила меня от резерва, наполненного «усилиями» графа.

На холм я забралась первой и, спрыгнув с лошади, уселась, прижавшись спиной к стволу, мгновенно почувствовав приток силы. Закрыла глаза, погружаясь в ее поток, купаясь в живительной магии тысячелетнего дуба. «Мне много не надо, дедушка, — обратилась я к нему как к живому, впрочем, он и был живым, видевшим многое и многих с высоты своего холма. — Я немного подпитаюсь, чтобы моих сил хватило хотя бы до вечера…»

— Невероятно! — знакомый голос заставил меня открыть глаза. — Вот это мощь! Рай, а ты говорил, нет природных источников энергии. Смотри…

Лей во все глаза любовался древним дубом, обошел вокруг, пощупал шероховатую кору, подобрал желудь, а граф тем временем смотрел на меня, сидящую у корней, и мне показалось, что черты его лица немного смягчились. Через пятнадцать минут я уже вполне сносно себя чувствовала, через полчаса ощутила, что резерв заполнен не меньше чем наполовину и, вздохнув, встала — пора было ехать. Оглядела наших воинов, которые спешились чуть ниже утеса и с любопытством наблюдали, как маги рыщут вокруг, казалось бы, ничем не примечательного дерева и как более импульсивный Лей чуть ли не носом землю роет, стремясь понять причину аномалии, тогда как граф лишь улыбнулся и замер, опершись плечом о дуб.

— Дайшар, — волк пропустил едущих впереди магов и остановился у стремени Ночки, — почему вновь выцветает лес? — Прошло немало времени, с тех пор как мы отъехали от утеса с дубом, и, даже несмотря на то, что мы вновь огибали деревню шаргов, но уже по дуге, не заходя, зона «мертвого», не насыщенного магией леса, должна была остаться позади уже довольно давно.

Шарг не ответил на вопрос, а лишь ускорил шаг и, достигнув ехавшего первым Рая, махнул в сторону, предлагая сменить направление движения. И уже через несколько минут мы стояли на небольшой поляне. Я оглянулась и соскользнула со своего кушара. У стены леса возвышалось странное сооружение: на грубом куске камня, едва обработанном для устойчивости, лежал огромный кусок горного хрусталя, слегка пыльный, с несколькими прошлогодними листьями, запутавшимися в легкой паутинке и так и не сдутыми ветром, но все же узнаваемо прозрачный, с легкими гранями, застывшими внутри, тогда как снаружи он был обработан в форме странного, стилизованного глаза.

— Око мира, — спокойно констатировал Лей, который даже не слез с коня. — Таких глаз разбросано по всему миру сотни, если не тысячи… А откуда они взялись, наверно, не знает и сам Ворас.

А я как завороженная смотрела на это чудо, и мне казалось, что око смотрит на меня, следит мутным кристаллом глаза за каждым моим движением. Подошла ближе, сдула пыль с его боков, убрала листочки и, коснувшись камня, почувствовала странную силу, как будто меня толкнули в бок — не сильно, но привлекая внимание, требуя заметить что-то важное, что сама упустила. Озадаченная, я уже целенаправленно положила руку на каменный бок глаза и расслабилась, мгновенно поняв, чего ему так не хватало, — он был мертв — нет, не так — он был обессилен, но еще жив. Струйка магии мгновенно впиталась, и в благодарность камень блеснул хрустальной искрой внутри. Я удивилась, глядя на него я чувствовала живую мощь. Так дома, глядя на египетского сфинкса в Интернете или на фотографии, у меня возникало странное ощущение неправильности: высеченный в камне, он все еще излучал какую-то энергию, тогда как Око мира, как назвал его Лей, наоборот отчаянно пыталось эту энергию получить. Я вновь пустила магию по руке, отдавая резерв…

— Этот камень тянет силу, — удивленно сдвинув брови, наконец-то поняла я, и тут же была отодвинута от него Раем.

Тот тоже протянул руку и осторожно коснулся глянцевого бока, чтобы тут же отдернуть руку.

— Лей! — скомандовал он, и маг без лишних слов спешился, осторожно погладил каменный глаз и удивленно глянул сначала на свои пальцы, а затем на друга.

— Сколько их повидал, а впервые чувствую отклик, — он повернулся к шаргу. — Что это?

— Легенды говорят, что наследие предков, — пожав плечами, ответил тот. — Раньше такие стояли в каждой деревне шаргов, и они приходили к ним за помощью…

— А теперь он медленно убивает вас, — добавила я тихо, но услышали все и одновременно повернули головы в мою сторону. — Он вытягивает энергию из окружающего мира, — пояснила я. — Неужели вы не видите — здесь нет магии, нет совсем, этот камень вытянул ее всю, отсюда, из деревни шаргов, из них самих… — в голове всплыли воспоминания прошлой жизни, страшные сюжеты о Чернобыле, аномальных зонах, в которых мутировали растения и животные.

— Нет, Рин, — остановил поток моих мыслей Дайшар, — Глаз предков, наоборот, помогает нам: мы приносим сюда больных — и он дает им силы.

И я взглянула на камень, возможно, он тянет магию из мира, чтобы, действительно, помочь шаргам. И тогда я посмотрела на него с другой стороны — через призму полезности волкам.

— Лей, — повернулась я к магу, — скажи, а по какому принципу работают амулеты-накопители?

— Скидываешь туда энергию — вот тебе и накопитель, — недоуменно пожал плечами маг. — А зачем тебе?

— И как потом? Носишь с собой? — гнула в свою сторону я.

— Ну зачем с собой, — пояснил маг. — Можно как резерв дома оставить, а с собой носить только проводник — какую-нибудь безделушку…

— И ты можешь вот так зачаровать накопитель и проводник? — продолжала интересоваться я.

— Да это совсем не сложно, — махнул рукой маг, тогда как граф насторожился.

— Что ты придумала? — повернулся ко мне он.

— Лей сейчас зачарует камень как накопитель, — охотно пояснила я, — а через какую-нибудь фигнюшку я буду скидывать сюда излишки силы.

— Рин, — спокойно пояснил маг, — доступна она будет только тебе…

— Хорошо, — я задорно улыбнулась, — зато какой большой накопитель получится!

Почему-то я была уверена, что маг не прав и камень не лишит своей силы тех, кому она потребуется, но зато, возможно, перестанет тянуть магию из окружающего мира… А мне… Мне она не нужна. Я так же, как этот камень, лишь проводник энергий, «батарейка», вспомнилась первоначальная аналогия моего мозга на незнакомое слово. Шкала настроения резко упала вниз — как же я хочу домой, к маме, к знакомому миру и друзьям, окунуться в привычную жизнь и вспоминать этот месяц или чуть меньше приключений как нереальный, но замечательный сон! И тогда я буду тихо грустить «или реветь в подушку», — подсказал проснувшийся язвительный внутренний голос, и я очнулась…

— Ринка, — похоже, не в первый раз окликал меня Лей, — на что тебе проводник зачаровать?

Я отмерла. Дернулась рука к шее, но любимый кулончик, постоянно болтающийся на цепочке, перед походом я сняла, серьги тоже…

— А на тшер можно? — повернулась к магу, поняв, что ничего, что можно носить постоянно, на мне нет, а делать привязку на предмет одежды просто глупо. — Или на гитару? — обрадовалась идее я. — А что, она не магическая вещь, и с ней я точно не расстанусь.

Лей оценивающе взглянул на инструмент, когда Рай протянул мне перстень: мужская печатка с плоским почти черным камнем с вырезанным на нем вензелем, сделанный на мужской мизинец, мне он наверняка подойдет на средний палец, но, обескураженная этим шагом графа, я недоуменно подняла на него глаза. Впрочем, Лей тоже смотрел на него слегка удивленно, приподняв бровь, и мне не понравилось выражение его лица…

— Спасибо, — я отдернула руку, уже было протянутую к украшению, что-то в лице Лея насторожило, — но лучше на что-то из моих вещей…

— На тшер — нельзя, он зачарован, а накладывать заклинания одно на другое нежелательно, — спокойно произнес граф, так и не убирая руки с перстнем. — А гитара слишком велика и может не всегда оказаться с тобой, когда вдруг понадобится сила, да и на меньший предмет проще наложить заклинание…

— Что ж, я верну потом, — несмело произнесла, собираясь уже согласиться, когда мне на шею лег тонкий шнурок с небольшой деревянной «медалькой». Это Дайшар, недолго думая, снял со своей шеи волчий амулет, и я с облегчением вздохнула. Брать у графа наверняка жутко дорогой перстень с явно непростым камнем было страшновато: неизвестно, чем чреваты такие порывы, а выражение лица Лея говорило, что перстенек не простой: или баснословно дорогой, или просто важный. Ну, не носят в моем мире печатки, точнее носят, но только как украшение, а вензель на зеленовато-черном камне может означать многое…

— Спасибо! — я повернулась к волку, но тот уже отошел лишь равнодушно пожал плечами в ответ на мою благодарность. Протянув Лею деревянную штучку, увидела в его глазах странное выражение, которое расшифровать не смогла и поэтому спросила напрямик:

— Я что-то не так сделала? — волк уже ушел, граф так же надел перстень на мизинец и отошел к костру, который развели наши воины неподалеку, время обедать и Шарун вовсю кашеварил.

— Не знаю, Ринка, — тихо ответил маг, — не знаю…

Лей углубился в магию. Чтобы связать Око мира и волчий амулет, ему пришлось магичить минут двадцать-тридцать, но после этого он отдал мне медальку, держа ее за кончик нити.

— Берись рукой за сам амулет, не за нить, — наставлял он меня, — надевай на шею и постарайся никому не давать в руки, а еще лучше вообще не показывать — слишком странная и приметная вещь.

— Чем странная? — удивилась я. — Деревянное украшение… Такие в деревнях, наверное, режут десятками. Вот узор здоровский! — рассматривая стилизованную волчью морду на кругляшке амулета, произнесла я. — У нас подобные в машины вешают — для красоты. Только работа здесь ручная — тонкая, — восхитилась я, — у нас все больше штампы…

С кругляша амулета на меня смотрела волчья морда, не раззявив пасть в оскале, нет, но строгий взгляд деревянного волка настораживал и заставлял мурашек маршировать куда-то в область поясницы, а на заднем плане едва намечался какой-то знак, напоминающий семи лучевую звезду, с переплетениями граней. В целом амулет был очень красив, и тонкость работы в такой маленькой вещице удивляла. Я осторожно спрятала его на груди под рубашку, привыкая к невесомому присутствию своего нового «украшения».

Наскоро перекусив, мы тронулись дальше, и Дайшар уводил нас все глубже и глубже в лес.

— Ты же собирался вывести нас на тропу и вернуться? — спросила я его вечером, когда, улегшись на ночь, утихли наши ребята, а Рай с Леем о чем-то секретничали в сторонке.

— Выведу и вернусь, — спокойно ответил шарг и сделал шаг в темноту, чтобы оттуда уже выскочить зверем и, промелькнув на стыке света и тьмы, пропасть в ночном лесу. А я, пожав плечами, улеглась, укрывшись теплым плащом, стараясь не думать, что сейчас с двух сторон от меня улягутся такие разные, но за это недолгое время ставшие такими близкими мужчины: Лей — в котором я изначально видела другого, но за такой короткий срок приняла и привыкла как к брату, и Рай — холодный, почти ненавистный и в то же время такой родной. Я терялась от наплыва чувств к этому человеку, начиная от болезненной, бессильной ненависти и заканчивая такой же болезненной привязанностью… Этакий «стокгольмский синдром». Самым странным было то, что я понимала все грани своего отношения к нему, раскладывала по полочкам свои неприязнь, страх, недоверие и не могла понять, как из всего этого могло вырасти тонкое, едва проклюнувшееся, чувство, которое сейчас мешало мне спать, туманило взгляд и заставляло нервно теребить край плаща. Наконец, я не выдержала, села и взяла гитару. Окинула полусонных мужчин и решила, что сейчас колыбельная им точно не помешает:

Мы снисхожденья друг от друга не ждем —

Вино полночное приправлено виной,

Но я не стану сожалеть ни о чем:

Мой бой проигран, но проигран все ж не мной!

Карты скинуты и выверен итог:

Вам — победу, а мне — считать потери.

Память горькая нажала на курок,

Ветер зимний захлопнул в осень двери...

Песня успокаивала, несмотря на свой пессимистичный настрой, отвлекала от дум, заставляла сосредоточится и вспоминать слова. Из головы вылетели лишние мысли. Одна, вторая, третья — и усталость взяла свое. Отложила гитару и провалилась в сон, так и не дождавшись «своих» мужчин.

***Далеко-далеко. Дворец владыки асуров***

Она стремительной походкой вошла в кабинет правителя и, не утруждая себя вопросом или ожиданием разрешения, грациозно уселась в большое кресло, недовольно поморщившись, когда оно оказалось чересчур глубоким и обхватило весь ее стан, заставив погрузиться в непривычную мягкость.

— Когда ты заменишь этот дурацкий предмет мебели? — проворчала она, глядя на сидевшего напротив мужчину и ее хвост начал отбивать недовольную дробь, выстукивая что-то по полу.

— Каждый раз, когда ты ворчишь по этому поводу, я решаю, оставить его еще чуть-чуть, — рассмеялся он. — Как дела в грозовом клане?

— Ты действительно хочешь знать? — приподняла бровь она.

— Да нет, конечно, — улыбнулся он. — Просто хочу узнать, в курсе ли ты?

— В курсе основных дел, — так же холодно улыбнулась она, — а второстепенные меня не интересуют.

— Зато они интересуют совет кланов, — бросил он и скосил глаза, чтобы увидеть ее реакцию, но женщина была непроницаема и он вздохнув, добавил: — Например, почему на совет приходит не глава клана, ну, или, в крайнем случае, его сестра, а посторонние?

— Насколько я знаю, — взмахнула пальчиком она, поманив стоящий на столе бокал, — на совет является супруга главы клана… — спокойно изрекла она.

— Ну мне-то не надо рассказывать официальную версию, — поморщился он.

— Стоило напомнить, — пробурчала в ответ она, — а то вдруг ты забыл, что говорить.

— И это говорит моя смиренная подданная! — философски изрек он.

— Да, Ваше величество, конечно, Ваше величество! — делано округлив глаза, произнесла она.

— Арайна, — поморщился он, — и так надоели эти ужимки ото всех без разбору…

— Ну, я слышала, что ты этим бессовестно пользуешься, — улыбнулась она, но глаза ее остались холодны.

— Ну не совсем и бессовестно, — пожал плечами он и, красуясь, расправил крыло, делано рассматривая что-то на его изгибе. — Я беру то, что мне так бессовестно предлагают, и не моя вина, что не испытываю к этим… — он задумался, выбирая слово, которым он смог бы охарактеризовать всех особей женского пола, прошедших через его постель, — словом, ничего не испытываю к ним, — не нашелся с приличным выражением он.

— Так, может, стоит шепнуть кому-нибудь, — подалась вперед женщина, — что владыка не может полюбить?

— Не спеши, Арайна, — так же подался вперед он, пристально глядя в глаза сидящей напротив женщине. — Я же прикрываю твой клан и даю возможность радужным заступаться за вас перед остальными, хотя… — он замолчал, а потом совсем другим тоном произнес: — И вообще, может, я жду, пока вернешься ты? — он улыбнулся победной улыбкой. — Безответная любовь к живому асуру тоже любовь, и трон вполне может подождать, пока я или одумаюсь и влюблюсь снова, или добьюсь тебя… Кстати, — добавил он, — не пора ли уже тебе одуматься? Прошло немало лет… — Он задумался: лет триста или больше?

— Пятьсот, Грис, всего пятьсот… — в голосе женщины слышалась усталость, но упрямая черточка перечеркнула безупречный лоб. — Прикрой нас еще немного.

— Дарай все еще там? — уже спокойно и с долей участия спросил он.

— Да, — она глотнула из бокала, который до сих пор крутила в руках, — он все еще там…

— Скольких из выдернутых вы потеряли? — сдержанно спросил он, но по стиснутым кулакам и резко посерьезневшим глазам было видно, что вопрос его волнует.

— Сейчас гибнет всего треть, — вскинула глаза она, ожидая укора, выговора, но владыка лишь вздохнул.

— Твой сын… — он помолчал немного. — Неужели нельзя найти компромисс?

— Грис, — покачала головой она, — там время идет по-другому, и мой сын уже давно мертв, и внук, и даже правнук… Те, кто владеют родовой магией грозового клана, уже давно не мои потомки. Лишь капли крови держат силу в узде, спящую силу…

— И что, никто не в состоянии был ее разбудить? — полюбопытствовал владыка.

— Никто! — отрезала Арайна. — И благодарю богов за это! Мне хватило одного практикующего идиота, — выдохнула она.

— Ты все еще его любишь, — мягко произнес Грис. — По прошествии стольких лет все еще любишь…

— Моя любовь разбавлена горечью предательства и смерти, Грис, — ответила она, резко вставая и распахивая крылья. — Смотри на меня и внимательно выбирай свою любовь, чтобы потом не вцепляться по ночам в подушку в тщетном усилии удержать крик.

Одним движением руки она распахнула окно и вылетела прочь, ввинтившись в небеса спущенной с тетивы стрелой. Владыка не останавливал ее; их матери были сводными сестрами, и пусть со стороны они не считались родственниками, родня по матери не в счет, но выросли вместе и, став взрослыми, не потеряли той привязанности и доверия, что связывали их в детстве. И поэтому он в очередной раз прикроет грозовых в их смертельно опасной авантюре, не позволит другим кланам прибрать ее наследство к рукам и поддержит радужных, которые не бросают в беде дочь, ставшую ныне голосом чужого клана. А еще… Еще он не позволит обидеть ту, что единственная с детства заставляла быстрее биться его холодное сердце.

***В пути***

— Ты собирался уйти и все еще с нами, — не сказать, что меня нервировало присутствие волка, скорее наоборот, рядом с ним мне было как-то спокойнее и проще, но хотелось понимать, почему он по прошествии стольких дней все еще сопровождает нас.

И вот сейчас, сидя на пне посреди леса и перебирая струны гитары, уставшая после долгого перехода, я вновь подняла этот вопрос. Дайшар стоял рядом, прислонившись к стволу не знакомого мне дерева со странными резными листьями, и слушал… Он вообще очень трепетно относился к музыке — после моего эпичного выступления в деревне шаргов он замирал, когда слышал звон струн и сейчас стоял рядом, ловя каждый звук, и, кажется, даже не дышал. Рядом тихо переговаривались маги, уже поевшие воины устраивались на ночлег, чуть дальше Шарун тихонько вторил гитаре, подпевая без слов уже знакомую мелодию.

— Как бы я хотел унести эти песни с собой! — не отвечая на вопрос, тихо произнес волк в темноту.

— У нас есть технологии записи звука, — вздохнула я.

— У нас тоже, — откликнулся Лей. — Рай, давай подарим волкам один из кристаллов, пусть слушают, — подмигнул маг графу, — а Ринка напоет им про Луну, — шутливо предложил он и, дождавшись подтверждающего кивка Рая, отправился к кушарам, где в одной из сумок хранились записывающие кристаллы.

— Смотри, — он принес внушительный камень размером с кулак, — выбрал самый большой, — улыбнулся он, — а то весь ее репертуар не войдет на стандартный, — пояснил он, а глаза волка загорелись предвкушением. — Сейчас я его активирую и поставлю сюда, — он примостил кристалл на камень у моей ноги. — Ринка будет петь, а он запоминать и потом сможет в любой момент воспроизвести ее голос. Потише там, — он прикрикнул на смеющихся воинов, — а то волкам достанется не песня, а наше ржание, — рассмеялся он и мановением руки активировал артефакт, а я, недолго думая, начала с той самой песни про Луну, так запомнившейся шаргам. Потом пошла вторая, третья… Стараясь выдать звук как можно лучше, я рвала связки и струны, заставляя вспархивать с веток птиц, вплетая свой голос в шорох ветра, подпевая волкам, что вдалеке пели свою песню — песню свободы и сумрака.

— Хватит! — закончил концерт Рай, резко взмахнув рукой над кристаллом. — Завтра я научу тебя активировать звук, — повернулся он к шаргу, — а теперь отдыхать.

Он кинул неприязненный взгляд на волка и шагнул в темноту, уходя от моего недоуменного взгляда.

— Что-то наш граф недоговаривает, — пробурчал Лей, укладываясь рядом и заворачиваясь в плащ.

***Странички прошлого***

«День 21-й первого осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

«Вчера мы вновь собрались нашей небольшой, но сплоченной одним делом кампанией. Трош — звезда курса, лучший целитель с огромным резервом, трудоголик и зануда, но незаменимый в любой аналитической проблеме, всегда готовый докопаться до сути. Шаркиш — второй наследник рода Шегур; он старше нас и необычайно умен, он будет достойным соправителем брата и даже сейчас мне лестно, что он мой хороший приятель и, может, не полностью, но разделяет мои взгляды на магию. Зачем пришел Реш, я не знаю, впрочем, опять вру — знаю: напомнить о себе, намекнуть о сестре, да и просто посидеть в хорошей компании и задарма попить моранского, которого без этого ему не светит нигде, уж больно обнищал род Решиль. Несмотря на то что он, по сути, достаточно сильный маг, моих взглядов он не разделяет и больше придерживается общепризнанных канонов, отходить от которых не планирует и которые не подвергает сомнению. Но выставить его за дверь я не смог — еще жива память о его сестре, о теплых весенних вечерах в их доме. Каждый, кроме собственно Реша, принес списки со старых свитков, сохранившихся в роду или найденных в храмовых библиотеках, и, как ни странно, я один за каникулы не раскопал ничего стоящего, хотя посвятил не одну ночь обдумыванию со всех сторон моей, пока еще не до конца оформившейся идеи, которую я, на потеху магу-наставнику и всему классу, озвучил в конце прошлого года. Ворас — маг! Ох, и смеялись они. Ворас — сильный маг, который смог пробить Грань и проложить портал для всего своего рода, смог отправить порталом сотни и сотни людей.

Ребята во многом со мной согласны, но откуда у мага, даже самого сильного, столько энергии? Любой портал необычайно прожорлив, а резерв не бесконечен и никакие накопители или даже кашасеры не могут питать бесконечно. А портал, по легенде, да и по старым свиткам, держался несколько дней, позволяя пройти людям со скарбом, детьми и даже, говорят, перегнали какой-то скот, прежде чем он закрылся, закрылся совсем — раз и навсегда! Словом, нам было куда рыть и, проспорив до хрипоты, мы разошлись. Реш что-то хотел сказать, но я не позволил, выпроводив его вместе со всеми. Не надо, не хочу лжи и лести! Теперь я слишком хорошо понимаю суть этих слов».

***Сон тебе не подвластен***

Кровь, — везде кровь — смерть собрала здесь щедрый урожай…

Мы шли по масляному следу кровавых капель, что в свете звезд чернели на траве, оседали на листьях, пачкали нашу одежду. Шли и с каждым шагом ускоряли темп, чтобы потом почти бежать, бежать, боясь не успеть. Лишь час назад небольшой отряд моих людей выдвинулся на разведку, всего час пути разделял нас, но, глядя на маслянисто блестевшие капли, я клял себя, что отпустил их вперед и все ускорял и ускорял шаг, уже понимая, что не успеть.

— Шираз, — прошипел я, перепрыгивая темное пятно еще теплого тела, чьи волосы разметались по черневшей масляными пятнами спине.

Мне не надо было переворачивать тело, чтобы узнать его, не надо было прикасаться, чтобы понять, что он уже безнадежно мертв. Красавец-горец, мой друг, почти брат, тот, который любил эти горы, наверное, больше, чем я, тот, который был рядом почти всегда и чей путь оборвался здесь, в летнем ночном лесу, покрытом маслянистыми пятнами его крови.

«Бегом, может, я еще успею». Шираз был не один и звон клинков указывал мне направление, а боль потери придавала сил, заставляя кипеть кровь еще до того, как я хлебну хмельное вино боя, до того, как я отравлюсь горечью потери, потому что кровавые капли не прекратились за телом Шираза, они продолжали вести меня на звук близкой смерти.

Топот ног за спиной говорил, что Райн не отстает, кто-то еще рядом, это Лей остановится, рискнет всем, чтобы убедиться, что Ширазу уже не помочь. Его душа никак не хочет черстветь при виде смерти, не хочет примиряться с потерями и поэтому наверняка он сейчас склонился над другом, протянул тонкие пальцы к уже замершей жилке и затаил дыхание, надеясь на чудо…

Ноги сами вынесли меня на светлевшую поляну. Гарош, спиной прикрывая раненого Рида изо всех сил сопротивляется бешеной атаке демона, его клинок мелькает настолько быстро, что не сразу успеваешь отследить его положение, а уж как тонкокостный Гарош умудряется парировать такие удары — вообще не понятно. Но чтобы увидеть все это, потребовались доли мгновенья. Мы с Райном одновременно выскочили из-за деревьев, а демон, подволакивая разрубленное крыло, уже отскочил от Гароша и развернулся лицом. Всегда удивлялся нашей схожести: ни одной чертой он не отличался от человека, лишь темные провалы глаз пылали нечеловеческим багрянцем, да крылья за спиной выдавали демона, сейчас собирающего кровавую жатву в моих лесах. Райн и Гарош одновременно кинулись на врага, окутывая его сверкающей сетью стальных бликов трехгранных мечей, которые он отражал с удивительной ловкостью, но при этом смотрел на меня, явно прикидывая, чего можно ждать от замершего в калейдоскопе света и тени мага. За спиной хрустнула ветка, звук знакомых шагов зашелестел листвой, значит, я не ошибся и Шираз готов вернуться к Ворасу. Но если я не потороплюсь, Рид последует за ним, он и стоит-то только потому, что дерево, на которое облокотился, не дает ему упасть. Два шага — и мой меч вклинился в кружево боя. С демонами не стоит церемониться, их реакция, регенерация, да и просто умения намного превышают наши и, если дать слабину, он, не напрягаясь, справится со всеми нами.

— Даже так? — голос демона прозвучал спокойно с оттенком издевки, как будто не он ведет изнурительный бой, как будто не его крыло сочится черной кровью, а стоит он, расслабившись, где-то во дворце и с легкой улыбкой превосходства взирает на младшего братца, впервые ступившего на паркет бального зала.

Его руки мгновенно блокировали оба меча, направленные на него, и он сделал шаг вперед, уверенно глядя мне в глаза и спокойно читая в них свой приговор. Кинжал Райна вошел точно в сердце, а он так и не отпустил моего взгляда…

***В пути. Рядом волк***

Хриплый стон разбудил меня глубокой ночью, звезды еще не утратили своего блеска, который терялся в предутреннем мареве. Уже зная, что увижу, я повернулась к Раю и, тихонько напевая, накрыла его руку, ищущую оружие, своей; погладила пальцы, успокаивая легким прикосновением и тихим голосом. Он затих, убаюканный колыбельной. Несколько ночей он спал спокойно, и я уже успела привыкнуть к мирному сну. Приподнявшись на локте, всматривалась в его лицо — странно, но оно разительно отличалось от того, что я видела днем: жесткость пропадала, морщинки не хмурили высокого лба, а губы не сжимались в узкую нить. Расслабленное, оно не источало неприязни, с которой все чаще обращался ко мне его взгляд. Сон убежал, я встала и подсела к огню, положив в него несколько веток и тлеющие угли вцепились в них зубами, чтобы расцвести букетом алых всполохов. Я кинула полный сожаления взгляд на спящего Лея — сейчас бы выпустить Огонька… Хотелось поговорить, но все спали. С тех пор как с нами путешествует Дайшар, ночи стали спокойными, все полагались на волчье чутье, и никто до сих пор не потревожил нашего сна. Огромная тень скользнула ко мне. Я вздрогнула. Шаргов в волчьей ипостаси я видела — Дайшара нет, и сейчас в темноте ночи испугалась. Он был гораздо крупнее овчарки, настоящий дикий волк. Заметив мой испуг, он отстранился, но я опомнилась, обхватила его за шею и не дала уйти.

— Посиди со мной, Дайшар, — в виде волка я видела его впервые, ночные обороты, когда лишь смазанная тень скользила на грани видимости в ночи, не в счет. — Не спится что-то.

Волк послушно уселся рядом. Общаться в зверином облике он не мог, но, наверное, так даже лучше. Разговаривать с Дайшаром мне не хотелось, да и не о чем, по большому счету, а вот молча сидеть и, перебирая густую шерсть на загривке зверя, заодно выбрав пару репьев с боков, было непривычно приятно. «Вернусь домой — заведу собаку», — думалось мне, а руки обнимали теплый бок. Как я уснула, привалившись к волку, не запомнила, а вот пробуждение запомнилось надолго.

Сон закончился резко, как будто меня кто-то облил ледяной водой и, еще не открывая глаз, я почувствовала на себе взгляд и даже сквозь сомкнутые веки увидела бешенство, что наполняло его. Я потянулась и зарылась пальцами в теплый мех — блин, уснула прямо у костра, положив голову на волчий бок и он весь остаток ночи пролежал рядом, не шевелясь, охраняя мой сон. Сейчас он спокойно смотрел на мечущего молнии графа. Я встала и волк, полный звериного достоинства, сел рядом, ткнулся лобастой головой мне в руку, требуя ласки и, получив нервное поглаживание, уверенно ушел в лес. Оборачиваться у нас на глазах он не хотел: то ли было в этом что-то интимное для шаргов, то ли не стал смущать нас, но через минуту, выйдя из-за кустов, он получил такой же ненавидящий взгляд, как и я, что все еще стояла у костра, недоуменно глядя на графа. И мой взгляд, прямой и открытый, глаза в глаза, видимо, бесил его еще больше и, когда Дайшар вышел из леса и в человеческом облике встал рядом, так же прямо глядя на графа, тот развернулся и ушел. А я, недоуменно пожав плечами, направилась в другую сторону, туда, где пел свои песенки звонкий ручеек, где не сверкал своими черными глазищами безумный маг и отпускала тугая змея силы, что сворачивала узлом внутренности, требуя выхода, выхода, которого для меня не было, а запасного я не знала.

Присела на кочку и задумалась. Легкое журчание ручья успокаивало мысли, заставляло уснуть силу магии. И пусть сейчас буйство в груди стало намного легче (то ли сказывалось, что эту силу я получила от древнего дуба, а не излюбленным способом местных, то ли потому, что она понемногу восстанавливалась сама), но у меня больше не темнело в глазах от боли, когда Рай подходил близко или случайно касался рукой, магия поднимала голову, кусала изнутри приступом изжоги, иногда я вздрагивала от резкой боли, но терпела и молчала. Боюсь, что облегчит все эти симптомы только дом… мой дом.

Умывшись и глотнув студеной воды прямо из ручья, я вернулась в лагерь. Ждать, пока за мной придут, не хотелось, да и есть пора, целые дни в седле приучили меня плотно завтракать. Это не пары в университете, когда можно ограничиться одним кофе, здесь приходится напрягать тело физически и поэтому кушать с утра просто необходимо. Тем более, что сейчас (пока с нами шарг), каждое утро начиналось с куска свежего мяса, которое волк ловил на ходу, ну, или ночью (когда только успевает?..)

Но когда я вернулась к костру, графа все еще не было. Шарун выдал мне миску с наваристой кашей и куском зайчатины в ней. Здесь этот зверек называется иначе, но со стороны очень похож на зайца или кролика, подойти и рассмотреть поближе у меня желания не возникло, поскольку не уверена, что смогу удержать содержимое желудка, глядя на окровавленную тушку, ну, и тогда я точно не смогу его есть, а сейчас — пожалуйста, кушай… Я усмехнулась сама себе, понимая подмену понятий, но сделать что-то с собой не могла. Я с удовольствием ела купленное в магазине мясо и птицу, не вдаваясь в подробности того, что когда-то оно было живым существом, но отказывалась есть курицу в деревне у бабушки, поскольку именно я кормила их с рук и не могла есть того, кто еще вчера так доверчиво клевал зерно с моей ладони. Так и сейчас — я ела мясо, которое принес Дайшар, но не хотела вспоминать, что еще вчера это мясо бегало и жевало траву, ну, или что там они едят… «Таковы наши цивилизованные реалии», — про себя пожала плечами я, обгладывая косточку. Все жевали, сидя тут и там, а Рай так и не появлялся. Я видела, как то и дело оглядывался Лей, ожидая появления друга и как Дайшар положил руку ему на плечо, когда маг поднялся и собрался направиться в сторону леса. Лей вновь сел, а волк плавно скользнул в чащу, не потревожив ни одной веточки. А я вновь отправилась к ручью, просто так, потому что заняться мне было нечем, а путаться под ногами у пакующих мешки мужчин не очень-то хотелось.

Вновь уселась на полюбившуюся мне кочку у воды и задумалась… Из размышлений меня выдернули знакомые голоса. Рай говорил резко, отрывисто отрицая то, что спокойно и уверенно произносил Дайшар. Слов разобрать я не смогла: то ли далеко, то ли шелест листьев скрадывал звук речи, лишь последняя фраза, сказанная волком, гулким знаком вопроса упала мне под ноги. «Поверь, — говорил шарг, — однажды я был в твоей шкуре и, не дай тебе, Небесная Владычица, когда-нибудь побывать в моей…»

***Странички прошлого***

День 3-й второго осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

«Я теперь на хорошем счету, ха-ха! Библиотека храма раскрыла мне свои двери, сотни свитков, доступных моему любопытству и уже с первых дней находки! Древние свитки раскрывают свои тайны тем, кто хочет вчитаться, правда, их не всегда легко прочесть. Язык несколько видоизменился и написанное не всегда укладывается в строчки — где-то вырваны целые куски текста, не давая осмыслить, что же хотел сказать автор. Продвигаюсь осторожно, стараясь листать хроники, как можно более близкие к Исходу я все больше утверждаюсь в своем мнении: есть ссылки на исповеди тех, кто знал Вораса лично. Значит, он не бог. По меньшей мере он жил, существовал, делал что-то помимо исхода за Грань, но ничего из раннего я так и не нашел».

Глава шестая. В горах

Дорога пошла вверх, и мы вынуждены были сойти с тропы, по которой топали не один день. Впереди нас ждали горы и если в Форагосии мы прошли их насквозь, через скальный тоннель, то здесь нам предстояло перевалить хребет через самую низкую точку — Арайский перевал.

— Дайшар! — волк вел мою «лошадку» в поводу. Как самая неопытная наездница, я рисковала не справиться со своей Ночкой на скалах и волк страховал меня. Наши кушары давно привыкли к нему и больше не шарахались от страха и даже звериный дух, который он чуяли от шарга, больше не смущал их. — Скажи, а куда ведет та тропа, по которой мы так долго ехали? — не сказать, что вопрос был для меня важен, но любопытство грызло, а оно, как крыса, медленно добирается до цели.

Волк странно посмотрел на меня, но все же ответил:

— Храм Луны, — тихо произнес он. — Эта дорога когда-то вела к древнему храму Луны.

— Ух ты! — чуть ли не присвистнула я. — Он сохранился?

— Да, Рина, — вздохнул он, — сохранился, частично, но до него очень сложно добраться — дорога исчезает в болотах, петляет и тонет, мертвый лес вытягивает силы, а твари, что обитают там, опасны даже шаргу.

— Ты был там, — не спрашивая, констатировала я. — Был — по глазам вижу.

— Был, — не стал отрицать волк, — и выбрался едва живым.

— И что там? — я сделала вид, что не заметила его помрачневшего взгляда и явного нежелания говорить.

Шарг на какое-то время замолк, его взгляд, погруженный внутрь, заставил меня прикусить язык, но он все-таки продолжил.

— Когда погибла Раяна и Ласуня оказалась искалечена, как я думал, навсегда, — начал шарг, — я искал способ спасти дочь или исчезнуть навсегда. И тогда я пошел по древней тропе… Я был не первым… Чуть ли не в каждом помете находился безумец, что хотел найти древний храм, но ни один не вернулся… Я лез по деревьям, плыл в вонючей воде болота, дрался с тварями, которым не знаю названия, но добрался до храма. Видно, Луна берегла меня, потому что я не погиб, не утонул, не умер от жажды и голода. Вода в болотах не годна для питья, стоячая, смерзким запахом и горьким вкусом она отравляет, заставляет видеть то, чего нет и заманивает в смертельные ловушки.

Я слышала, как притих ехавший сзади Лей, прислушиваясь к нашему разговору.

— Храм стоит на большой скальной плите. Откуда она взялась среди леса и почему до сих пор не утонула в болоте — я не знаю, — тем временем говорил Дайшар, — но, выбравшись по огромным гладким ступеням, я больше не видел стоячей воды. А пройдя под аркой ворот, как будто попал в другой мир: не было ни запаха тлена, что разносился над болотом, ни шума, издаваемого плещущимися тварями. Вокруг цвели странные колючие цветы, источающие удивительный аромат и высились руины храма, что когда-то строили шарги всем миром. Рина, — он повернул ко мне лицо и оно светилось восторгом, — он огромный, в двадцать, нет, наверное тридцать, моих ростов! — про себя я усмехнулась: видел бы он небоскребы! Но здесь для живущего в лесах волка это было громадное сооружение. Даже храм Вораса в замке Рая был, наверное, немного меньше… — Стены украшены цветными рисунками, но местами они потускнели от сырости и времени, местами обвалились. Я искал там изображение Луны, но так и не нашел, видимо, эта стена рухнула, погребя под собой последний лик нашей Небесной Владычицы.

— Если бы могла, — тихо произнесла я, — я бы показала тебе нашу Луну, — и волк благодарно кивнул.

— Купол обвалился почти полностью, — продолжил он, — зато сохранился пруд. Легенды говорят, что в него смотрелась Луна и вода из него священна. Я очень хотел пить, — усмехнулся Дайшар, — и вылакал священную воду, на вкус как дождевая, впрочем, она и была дождевой, ведь Луна больше не смотрится в нее. Храм, библиотека, другие здания — почти все разрушено временем, — вздохнул он. — Но само величие осталось, пусть даже своим остовом. Кстати, там тоже стоит Око, — вдруг вспомнил он. — Одно огромное — на площадке перед храмом и второе — внутри, намного меньше, но изящнее, что ли, более тонко сделанное, чище кристалл. Оно мерцало как живое… Кстати, в горах их много — чуть ли не на каждом перевале, в каждом ущелье.

— Как ты выбрался? — удивилась я. Судя по сдержанному рассказу шарга, до храма он добрался чуть ли не полумертвым.

— Выбрался, — отрезал волк чуть более резко и, глядя на его посмурневший взгляд, я не стала допытываться подробностей.

***Странички прошлого***

День 28-й второго осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

«Все-таки моранское — это вещь! Оно открывает все двери. А хранитель храмовой библиотеки вообще самый милый человек: за ящик вина он дал мне доступ в святая святых — хранилище первых свитков. Если об этом узнает старший жрец или дойдет до Светлейшего, хранителю не поздоровится. Но кто им скажет? Уж точно не я.

В хранилище среди украшенных красными вензелями книг лежат свитки времен Исхода, записи магов, дневники и письма. Что-то систематизировано и заплетено в кожу в виде книг, а что-то… Здесь есть страницы, вырванные из контекста других книг, крамольные страницы, не один я сомневался в истинности веры, но имена моих предшественников поглотил мрак небытия».

***В пути. Голубые горы***

Горы встретили нас дружелюбно. Если бы не кушар, я бы даже наслаждалась этой поездкой, но постоянно следить за каждым шагом лошади, придерживая ее на поворотах, дергаясь от каждого камня, что осыпался под неосторожным копытом, было напряжно и первое время я сосредоточилась только на дороге, игнорируя красоты природы. А посмотреть было на что — серо-голубые скалы перемежались островками зелени, что ютилась в расщелинах между скал. Здесь она была не бирюзовой, а слегка высохшей на солнцепеке, увядшая и в таком состоянии очень походила на зелень моего мира, чуть более сочную, чем у нас, но все-таки ближе по цвету, чем остальная растительность. На пиках гор лежали бирюзовые ледники.

— А почему скалы здесь отличаются по цвету? — спросила я в никуда, но мне ответили.

— Чем южнее, тем светлее камень, — произнес Райн. — У Дшара горы вообще голубо-сине-черные, — разъяснил мне он.

Но почему?

Ночевали в уютной пещерке. Волк не зря говорил, что здесь много камней в виде глаза: в течении дня мы натыкались на них раза три. И вот сейчас возле меня стоял такой кристалл, мутный, темный, покрытый пылью и каменной крошкой, но узнаваемый. Поужинав, я взяла в руки свой амулет, точнее не свой, а Дайшара, но пока пользовалась им я и вновь, как учил Лей, сосредоточилась на передаче силы. Почему-то сделать это у меня не получалось и сегодня я решила попробовать по-своему. Устроилась у стены, подложив плащ под спину и сконцентрировалась на амулете. Как и предполагалось, слить силу у меня не получилось и тогда я решилась на эксперимент. Медитировать толком не умела, только читала об этом, но постаралась принять позу лотоса (ну уж как смогла) и обратила взгляд внутрь, с каждой минутой погружаясь все глубже и глубже в себя, стараясь найти ту самую точку, где с недавних пор гнездилась магия. Черное ничто обступило меня со всех сторон, превращаясь во Вселенную со своими звездами и черными дырами, ускоряя и ускоряя движение вокруг, кружа в хороводе звезд и разгораясь изнутри, как сверхновая. Слепя мои закрытые глаза, изнутри поднималась сверкающая сила, медленно, лениво опаляя внутренности огнем магии. Я растерялась, хоть и видела это не в первый раз, но тогда списала на бред, боль и обморок, а сейчас я полна сил и смотрю в лицо своему страху, своей силе, своей магии, которая никогда так и не будет моей. Мне кажется, у нее лицо Рая и он заглядывает мне в душу своим холодным, полным презрения и ненависти, взглядом. Собрав остатки воли, я зачерпнула полную горсть сияющей силы и попыталась влить ее в волчий амулет, но у меня ничего не получилось: магия стекала по деревянным стенкам и никак не хотела впитываться. Тогда я просто мысленно опустила накопитель в ее средоточие и, прижав к груди сам амулет, заставила магию впитаться в дерево и, как ни странно, это сработало. Сверкающая звезда, что поселилась у меня в груди, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начала всасываться в амулет, пока в груди не осталась лишь маленькая звездочка магии, которая с каждым мгновеньем становилась все меньше и меньше. Способа остановить этот переток я не знала и растерялась, наблюдая, как сила покидает меня. Пощечина привела меня в себя. Глаза открылись сами собой, хотя смотреть было не на что: я и так знала, кто стоит сейчас передо мной.

— Безмозглая девчонка! — прошипел он, вздергивая меня на ноги и своим телом припирая к скале.

Ноги пронзили иголочки боли. «Отсидела», — проскочила в голове мысль и погасла. Деревянный кругляш амулета покатился по полу к ногам Лея, а меня скрутил привычный, но в этот раз гораздо более сильный приступ боли: граф давно не подходил так близко, да еще одновременно прикасаясь, даже не так — прижимая всем телом. Я дернулась, пытаясь освободиться, ударилась головой о камень, боясь вновь ускользнуть в обморок, а граф продолжал держать и вглядываться в мое лицо все более недоуменными глазами и его взгляд стал тем, что удерживало меня по эту сторону обморока, не давая соскользнуть в беспамятство. А тем временем Лей осторожно, за веревочку, поднял волчий амулет, что-то прошептал и приложил его к моему солнечному сплетению — и магия, медленно заполняя мой резерв, стала возвращаться.

— Хватит! — прохрипела я, отстраняясь. Руки, с неохотой отпущенные Раем, отодвинули кругляш амулета и обратный переток прекратился. Добрая половина резерва вернулась, но вторая половина осталась в амулете и перешла в камень, что охраняет деревню шаргов, ну, по крайней мере, я на это надеялась, если Лей ничего не накосячил.

— Спать! — скомандовал граф и в этот раз проследил, чтобы все улеглись. Отдельно глянул на примостившегося поперек входа Дайшара и только потом улегся сам. Пещера хоть и просторная, все-таки пещера и в этот раз спать пришлось достаточно близко друг от друга. Лей улегся рядом со стеной, за ним, как обычно, я и Рай, Райн, Гарош, Шарун и остальные. Пещера заполнилась сонным бормотанием, пожеланиями сладких снов и шуршанием плащей. Я, как и все, завернулась в плащ, но каменный пол, мелкие камешки, попавшие под бока, не давали уснуть. Вновь я смотрела на засыпающего Лея, но больше не сравнивала его с одноклассником и другом, внешнее сходство сыграло свою роль, но теперь маг был для меня другом сам по себе, не отражением Димочки, а совсем другим человеком, пусть и с такой родной внешностью.

Прошло не менее часа. Все уснули, а я все еще крутилась на своем жестком ложе, все же даже в походах мы, студенты, спали на одеялах и пусть теплые плащи не пропускали прохладного горного воздуха, но камни не давали уснуть. На голой земле все-таки было помягче. Я подтянула колени и села. Сидеть, прислонившись к стене, было не в пример удобней. Так и уснула и не видела, как среди ночи вскочил не ощутивший меня рядом Рай и как скалилась, видя это, клыкастая морда волка.

— Кошмар, ну и ночка! — потянулась затекшими членами я.

Сегодня проснулась позже всех, наверно потому, что только под утро ощутила блаженное тепло и расслабилась. Как бы ни был хорош плащ, но он норовил сползти то с колен, то с плеч и в стылом, горном воздухе я начинала замерзать. Встала, нажала кнопку тшера и недоуменно огляделась: я лежала прикрытая, по крайней мере, тремя плащами, закутавшись в них, как в кокон. Вот почему я согрелась! Ладно хоть не приползла под бок к магам, если к Лею, то еще ничего, а вот нервировать Рая не хотелось. Мужчины, посмеиваясь, завтракали.

— Знаешь, — обратился ко мне Шарун, — у нас есть сказка, как дочь богатого купца сбежала из дома, — смеясь, произнес он. — Ты сегодня напомнила ее.

— Ну… — протянула я, слыша общий ржач мужчин и предполагая, что ничего лестного для меня в этом сравнении нет. — У нас тоже есть сказка… Там принцессе под перину подложили горошину, — я выдержала паузу и продолжила: — Так вот, сегодня ночью я чувствовала себя принцессой на гороховом поле.

Довольная, что выкрутилась, я получила свою миску с кашей и уселась завтракать.

— Ты что, действительно замерзла? — подсел ко мне Дайшар.

— Тебе хорошо, — поканючила я, — у тебя вон какая шкура, — я показала пальцами толщину шубы волка, — а я родилась без шерсти, — трагично резюмировала я.

Дружный хохот заглушил последние слова и я, довольная, уселась есть. День предстоял тяжелый.

***Сокрытые пещеры***

— Ну вот зачем мы изо дня в день здесь дежурим? — Кыс с тоской смотрел на стену, усыпанную потухшими кристаллами. — Все на празднике, веселятся…

— Ну ты же знаешь, — вздохнул Кашым, — старшие надеются, что кристаллы проснутся.

— Но ведь это бесполезно! — в его голосе звенела злость напополам с обидой. — Сколько лет они молчат...

— Не лет, Кысик, не лет — веков, — пожал плечами Кашым. — Но это ничего не меняет.

— Пока я тут сторожу века как стухшие артефакты, — буркнул он, — мою Шимису там обхаживает Реск.

— Не придумывай, — повернулся Кашим к другу, — он не посмеет… — и замер на полуслове, приоткрыв рот, глядя на стену артефактов за спиной Кыса, — она моргнула, — пролепетал он. — Кыс, она замигала.

Они оба уставились на единственную тускло светящуюся точку среди тысяч таких же. Она даже не светилась, лишь тускло моргала, но и это было впервые за сотни лет, и они оба застыли в немом восторге, перемежаемом страхом.

— Я за старейшинами, — метнулся к выходу Кыс.

***В пути. Здесь вам не равнина***

Я не зря предчувствовала тяжелый день: он выдался даже слишком тяжелым и длинным. И если вчера я всю дорогу ехала верхом и жутко устала, то сегодня я вела Ночку в поводу, и сама скакала с камня на камень. Сначала я топала в сапогах, что сшили мне в замке Рая, а потом плюнула на все и достала из переметной сумки свои родные кроссовки, и дело пошло легче. Для верховой езды кроссовки не годились, слишком мягкая подошва, на стременах она неудобно продавливалась, но сейчас в горах прыгать с камня на камень в привычной обуви было легче. Мужчины сначала косились на столь непривычную им обувь, но комментировать не стали. Дорога забирала вверх, ленивой змеей уходя под облака. По словам Дайшара, нам еще пару дней взбираться, потом сутки по плато и, наконец-то, спуск. Почему граф выбрал этот путь, никто не спрашивал: воины доверяли ему и в больших передрягах. Лей наверняка знал, а вот мне даже не пришло в голову спросить, хотя в начале нашего пути я удивилась скоропостижности нашего отъезда, да еще эти прятки незнамо с кем в сторожевых башнях тоннеля. Спросить же сейчас я все не решалась, отпугивали резкий тон и неприязненный взгляд Рая.

Сейчас, когда мы передвигались пешком, я могла рассмотреть окрестности, а здесь было на что посмотреть. Серебристо-голубые скалы вздымали свои зубы высоко в небо, вялые зеленые кусты остались внизу, а здесь нет-нет, да и попадались стелющиеся по скалам чахлые деревца с чем-то напоминающим хвою убором, но у них были не привычные мне иглы, а плоские водянистые листья, большие, очень узкие и с острым кончиком, такими немудрено пораниться, тем более, что на ощупь они оказались неожиданно твердыми. Однако, разломив такой лист, можно было сделать полглотка животворной, пахнущей пряными травами воды, но им же можно было проткнуть руку или ощутимо оцарапать кожу. Бурные ручьи, берущие начало в бирюзовых ледниках на самых высоких скалах, частенько пересекали тропу, чтобы потом слиться в яростный поток, сверзающийся водопадом в бездонное ущелье, вдоль которого вилась наша тропа, огибающая очередной пик. Я шла осторожно. Даже мне, бывалой туристке, скальный карниз, по которому мы топали, не внушал доверия. Узкая тропа не больше метра шириной лепилась к каменному утесу, местами она сужалась до полуметра, и тогда бушующий внизу водяной поток заставлял мое сердце испуганно сжиматься, а надпочечники раз за разом выплевывать в кровь дозы адреналина. Тропа уходила за поворот и я услышала предостерегающий крик Рая, что шел первым, но, обогнув широкий выступ, обомлела. Шум водопада мы слышали рядом уже давно, но сейчас наш карниз вплотную приблизился к гремящему потоку и, повернув за камень, я погрузилась в марево водяной пыли. Скользкие камни норовили вывернуться из-под ног и идти стало сложнее, тем более что тропа сузилась. Я двигалась, придерживаясь за скалу, стараясь не смотреть ни вниз, ни в бок, только вперед, туда, где вилась кромка тропы, туда, куда пару шагов назад повернул Рай. Когда задняя нога Ночки соскользнула с уступа, я как раз ухватилась рукой за острый выступ и оттого резкий рывок повода, который я держала в другой руке, не сдернул меня с тропы, а лишь заставил вскрикнуть от страха. Испуганная же Ночка, наоборот, передними копытами цеплялась за карниз, тогда как одно заднее полностью свесилось над пропастью и кушар не мог найти опору, чтобы подтянуться. Я изо всех сил вцепилась рукой в скалу, благо она была прочной и пыталась удержаться. Повод, намотанный на второй руке, тянул меня вниз, а я смотрела на свою лошадку, приговаривая про себя: «Ну давай, милая, держись, на тебе моя гитара». Инструмент был для меня сейчас высшей ценностью, даже то, что, упади Ночка в пропасть, она потащит меня за собой, не пугало меня так, как утрата любимой гитары. И, сцепив зубы, я тащила ее вверх, не замечая вгрызающегося в руку кожаного повода и брызнувшей из-под него крови. Появившийся за спиной Райн резко крикнул и бросился на помощь. В ответ на его крик вернулся Рай и вдвоем они помогли Ночке выбраться: вытянули ее, балансирующую на грани падения. Пройдя еще десяток метров, мы оказались на небольшой скальной площадке, где смогли, наконец, собраться вместе. Меня трясло, накрыло запоздалой паникой и осознанием так близко прошедшей смерти.

— Рина! — похоже, меня уже не раз окликали, но я не слышала сквозь дрожь и клацанье зубов. — Ринка, да что с тобой? — Лей тряхнул меня за плечи.

Рай и Райн еще не успели рассказать остальным о моем «приключении», и маг непонимающе смотрел на меня. Тонкая полоска магии поползла от него, окутывая меня легким свечением. Я отвлеклась и с любопытством рассматривала ленту силы, что вилась возле. Сейчас я видела ее слабо, похоже, в резерве Лея почти не осталось силы, подаренной мной, а чужую магию не видела. По-другому я не могла объяснить этот феномен.

— У-у-успокоительная? — кивнула я на окутывающее меня заклинание.

Он утвердительно кивнул, а я вновь застучала зубами. Со стороны за нами наблюдал граф, но впервые я не видела в его глазах недовольства…

***Сокрытые пещеры***

— Братья! — глава клана взлетел на возвышение и кристалл вспыхнул, играя гранями неразделенной силы. — Братья! — он повел крылом и гомонящие, не верящие в происходящее лица обратились к нему. — Сегодня ожил один из тревожных кристаллов…

— Так это не вымысел…

— Неужели…

Голоса раздавались отовсюду, не верящие, изумленные, полные страха и надежды, рикошетили от каменных стен, взлетали к потолку и возвращались оттуда волнами шороха и вздохов.

Верховный специально молчал, давая успокоиться, свыкнуться с мыслью, пережить первую волну изумления, страха, может, у кого-то негодования. Кристалл горного хрусталя, когда-то огромной глыбой вывернутый из недр горы и поставленный здесь, в центре зала совета, тускло играл гранями, отражая свет факелов и закатных лучей, чьи всепроникающие нити вились под сводом пещеры, что высилась в самом гребне горы. Верховный уселся на жестких гранях кристалла и оценивающе разглядывал толпу, ожидая, когда первая волна изумления схлынет, когда перестанут трепетать мягкие, кожистые крылья, а сотни лап — переминаться с одной на другую, когда смолкнут встревоженные голоса, когда все глаза с вертикальными зрачками устремят свой взгляд на него. И только когда первый всплеск миновал, он приподнялся с места и зорко оглядел подданных.

Главой клана здесь становились не по деяниям предков, не за редкую силу, мощь или красоту. Глава клана — это щит, магический щит от неблагодарного и жестокого племени, которое захватило их земли, уничтожило иные формы разума, заставило замкнуться в родных горах, став не отшельниками, а скорее узниками в собственном доме. А как им жить в своем доме, они решали сообща, вот на таких собраниях, где каждый взрослый мог высказаться, поделиться сомнениями, предложить решение. После травли человеческими магами их осталось слишком мало, чтобы распыляться по горам и пещерам, слишком мало, чтобы выжить. Но крылатые цеплялись за жизнь зубами, когтями и крыльями, вырывали свободу и жизнь у захватчиков, но еще больше у собственной земли, что даровала им в наследство лишь камни горных гряд, которые с трудом кормили семейство скальных кошек, что с появлением людей больше не могли даже высунуть носа из привычных, но бесплодных пещер.

***В пути***

Верный мой клинок из толедской стали —

Как холодный луч от слепой луны…

— Рин, давно хотел тебя спросить, — Лей вытянулся рядом и, облокотившись на локоть, с любопытством смотрел на меня, — ты говорила мне про оружие вашего мира — пули, а поешь о клинке и вообще, твои песни до странного разнообразны.

— И что? — не поняла вопроса я. — Эта песня поется от лица человека, жившего лет за четыреста раньше меня. Тогда мужчины носили шпаги.

— Но как ты можешь знать, что они пели? — смотрел на меня маг.

— Лей, — так же не поняла вопроса я, — песню, как и книгу, можно записать. У вас что, нет нот?

— Нет чего? — маг уже поднялся и смотрел на меня, широко открыв глаза.

— Ноты, — пояснила я, — это знаки, которыми записывается каждый звук и тогда любой сможет спеть и сыграть любую записанную песню.

— Но ведь это не его песня? — включился в разговор Шарун.

— Ну и что? — на этот раз удивилась я. — Хорошая песня расходится между людьми и ее поют все, кто хочет.

— Как это «все, кто хочет»? Ведь это песня менестреля…

— Стоп! — начала догадываться я. — У вас что, поют только менестрели и только свои песни?

— Ну да, — подтвердил Шарун. — Если он сложит хорошую, правдивую песню, то никогда не умрет с голоду.

— У нас все по-другому, — пожала плечами я. — Эта песня о человеке, который жил очень давно, был известен своей кровожадностью и при этом являлся кардиналом, — видя недоумение на лицах, я пояснила, — высокопоставленным жрецом нашего Бога.

— И жрец сомневался в существовании Бога? — непонимание просто зашкаливало.

— Ну, это же просто песня! — пыталась пояснить я. — Художественная обработка, — откуда автору, которая живет в мое время, знать, о чем думал он. Это просто ее мысли, вложенные в уста героя…

— То есть песня не отражает сути вещей, — наконец-то дошло до мага.

— Песни, так же как и книги, у нас создаются, чтобы развлекать людей. Тысячи авторов придумывают новые миры, создают в своей голове разные ситуации и записывают это. Каждый день выходят новые книги: какие-то интересны, какие-то нет, какие-то правдивы, а какие-то вообще не укладываются в человеческие рамки, словом, насколько хватает фантазии.

— Невероятно, — ошалело смотрели на меня уже и другие мужчины. — Книги, чтобы развлекаться?

— Скажите, — вдруг ударило в голову мне, — а вы все умеете читать? — как оказалось, это был ключевой вопрос. Райн потупился, Шарун, наоборот, гордо выпятил грудь, Гарош пожал плечами с независимым видом, как будто говоря «не очень-то и хотелось», а я тихо офигевала. — Значит, не все, — констатировала я. — А у нас все поголовно, от древних стариков до маленьких детей, умеют читать. Каждый ребенок в шесть или семь лет идет в школу и учится там как минимум девять лет.

— Что, и ты училась? — с восторгом в глазах спросил Шарун.

— И я, — улыбнулась в ответ воину. — Одиннадцать лет школы и четыре в университете. Когда я попала к вам, мне осталось только защитить последнюю выпускную работу и получить диплом.

— Ты же кашасера, — недоуменно переглядывались они.

— У нас учатся все, кто хочет, да и работают у нас тоже все, — откликнулась я, сверкнув глазами.

— Как работают? — глаза моих собеседников округлились.

— Воспитывают детей, учат в школах, работают счетоводами (утрировала я специальность экономистов и бухгалтеров), в банках — да много еще где.

Воспоминания о родном мире всколыхнули память о доме, о маме, которые я старалась задвинуть глубоко в недра памяти. «Я подумаю об этом завтра», — вспомнилась фраза из знаменитого романа, стараясь отрешиться от дум, от которых хотелось выть. Я отошла от костра, что поддерживала для нас на ветру Огонек, и застыла, глядя невидящими глазами в кромешную зеленую ночь. Яркие звезды ободряюще подмигивали мне с небосклона, а мне… Мне хотелось плакать и петь, рвать горло, чтобы боль и горечь не порвали душу. Но горло перехватило спазмом бессилия, и я вновь просто смотрела на звезды. Теплые руки легли на плечи, укутывая плащом и меня прорвало — слезы закапали из глаз совершенно неожиданно даже для меня самой.

— Спасибо, — выдавила из себя, стараясь не показать своей слабости, тогда как он, наоборот, слегка обнял и поднял голову вверх.

— Смотри, — указал он на самую яркую звезду, — это Глаз Предка, он самый яркий на небе. Чуть в сторону, смотри, пять звезд и вон туда отстоит хвост — это созвездие Белого волка. Видишь, насколько звезды светлее, говорят, что он привел наш народ с севера, привел и вернулся вновь в небесные чертоги. А еще, говорят, он раньше всегда смотрел на Луну, а сейчас просто в небо…

Я стояла в объятиях самого красивого мужчины, что когда-либо видела, и ощущала лишь легкую грусть. Слезы утихли, возле него было тепло и спокойно. Жаль, что он не мой…

— А Луна? — встряхнулась я и задала уже давно интересовавший вопрос. — Луна для вас кто? Расскажи…

Волк задумался.

— Луна и есть Луна, — мать-прародительница, — пожал он плечами. — Сказки говорят, что Белый волк любил богиню Луны и их дети стали шаргами, с двумя ипостасями богини и волка. Они привели свой народ на эту землю, а сами ушли… оставив над нами Глаз Предка и Око Луны, а когда Луна пропала с небосклона, Глаз Предка тоже отвернулся от нас, — он вздохнул, не печально, но как-то отрешенно, как человек, который давно смирился со своей бедой.

— У нас, — тихо начала я, — нет магии и мы почти не верим в богов. Во главе угла стоит наука и вот она объясняет причины тех или иных событий. Когда-то в нашем небе не было Луны, ее притянуло притяжением Земли много веков назад, и тогда это спровоцировало множество катаклизмов и бед. У вас же все произошло наоборот, но мы выжили. Поверь, это самое главное…

— Как понять «притянуло»? — удивился парень.

Я задумалась на мгновенье, а потом подняла камень.

— Видишь? — он кивнул. — Если бросить камень вниз, он обязательно упадет на землю, — я отпустила один — он упал мне под ноги и с грохотом покатился вниз. — Это называется «земное притяжение», оно действует на всё, благодаря ему мы ходим по земле, нас притягивает, как любые предметы: кинь — упадет. Чем больше предмет, чем он тяжелее, тем быстрее падает вниз под собственным весом, — я вновь нагнулась и взяла еще один камень, поменьше, — смотри…

Затем развернула ладони и два камня устремились вниз, но вдруг один из них, тот, что был побольше, завис в воздухе, а потом медленно устремился в небо. Я ошалело смотрела на это чудо, а потом резко повернулась к магам.

— Лей, — я шутя замахнулась на него камнем и маг потерял концентрацию. Камень тут же рухнул вниз, утащив за собой целую россыпь мелких камней и пыли. — Да ну тебя, — злиться на мага за его детскую шалость было бесполезно, да и законы физики тут действительно попирала магия.

— Лей, а скажи, ты мог бы вытащить из моей головы воспоминание и показать его другим?

— Ну, если постараться, — стал набивать себе цену маг, — то, наверное, смог бы.

— Если я покажу тебе Луну, — тут же оживилась я, — ты сможешь передать это воспоминание Дайшару? — руки волка на моих плечах дрогнули.

Я видела, как встал Лей, как поморщился граф, но отвернулась, чтобы не видеть неприязни в его взгляде и сосредоточилась на том, что хотела бы показать волку, какую Луну…

— Сосредоточься! — тем временем командовал маг. Я сидела на осколке скалы, а Лей, положив руки мне на виски, приготовился считывать воспоминания.

«Пап, смотри, какая огромная Луна! — слышу, как во сне, свой собственный голос. Лента дороги упирается в огромный диск Луны, подсвеченный кроваво-красными разводами. Мы едем домой по ночной дороге, а в мокром после дождя асфальте блестит отблеск кровавой дорожки и кажется, что машина скользит по ее лучу вверх». «Шум прибоя — это мы с друзьями поехали к морю, первый раз без родителей, треск костра где-то сбоку и сзади. Я знаю, ребята уже спят, это я, полуношница, брожу по берегу, слушаю шум волны и любуюсь на море. Тогда был август — бархатный сезон и в свете полной луны серебрятся барашки волн, а лунная дорожка искрилась, как золотая». Образы посыпались, как из рога изобилия: вот — тонкий серп Луны в зимнем небе и снежинки переливаются в свете фонаря; вот — ущерб, и я смотрю на него с утеса, а ноздри щекочет аромат весны и молодых листьев. Луна весной, зимой, летом, ущербная и полная, я даже постаралась вспомнить затмение, что наблюдала однажды, все, что могла, стараясь не думать о людях, домах, городах. Ни к чему им это.

Маг отпустил мою голову и осторожно раздвинул руки, образуя эдакое пространство, огороженное их контуром. Дайшар натянутой струной стоял рядом, кажется, он даже не дышал в предвкушении. Остальные, движимые любопытством, тоже подтянулись, и маг развел руки, воспроизводя мои воспоминания.

И снова салон машины и мой голос: «Пап, смотри, какая Луна…»

Ошеломленные, все молча укладывались спать, переваривая увиденное, а я, опустошенная, сидела у костра и молча смотрела на саламандру. Та тоже не испытывала желания болтать, лишь задумчиво перебирала лапками. Лей подошел и протянул кольцо. В этот раз она, не прекословя, перебралась на артефакт и застыла маленькой ящеркой, а я, слегка дрожа, смотрела на огонь.

— Рина, идем спать, — голос графа был непривычно мягок, ни разу по отношению к себе я не слышала от него такой интонации, но сейчас, опустошенная, я медленно реагировала на внешние раздражители и даже не повернулась.

— Она будет спать рядом со мной, — послышался голос волка и в нем прозвучала сталь.

— Шарг, — в голосе Рая проскользнули злобные нотки.

— Ты согреешь ее? — и он, не дожидаясь ответа, скользнул в темноту, чтобы через минуту вернуться зверем и улечься у костра, мощной лапой совершенно беспардонно толкая меня вниз. Я оглянулась на Рая: он сидел на выбранном для ночлега месте и молча смотрел на меня. В его взгляде плясали отблески багрового пламени, что я иногда видела в его глазах. На мгновенье захотелось подойти ближе, протянуть руку и прикоснуться к его лицу, волосам, заставить уняться злые искры в глазах, но его вечно холодный, презрительный взгляд вдруг всплыл перед внутренним взором и я, тряхнув головой, отвернулась: незачем рвать себе душу тенью надежды. Еще немного — и я вернусь домой. Волк был мягкий и теплый. Я отбросила нелепые сомнения и прижалась к его теплому боку, укрыв плащом остальное тело и мгновенно провалилась в сон.

***Сон тебе не подвластен***

Разведчиков ждали, засев в зарослях тука, когда глухой, беззвучный гром сотряс воздух и она возникла из ниоткуда в плотном коконе медленно рассеивающегося дыма. Она была прекрасна и руки воинов не поднялись бы на красавицу-кашасеру, если бы за ее спиной не развевались серебристо-черные крылья. Она появилась у нас на глазах, растерянно оглянулась и поправила сползший с ноги сапог. Кисточка ее хвоста повисла над землей, а крылья, наоборот, раскрылись и трепетали на ветру. В мрачном, пасмурном свете она казалась призрачной тенью, скользящей на грани видимости. Она шла прямо на нас, оглядываясь в напрасных поисках чего-то, ну или кого-то, шла легко несмотря на то, что шквалистый ветер трепал крылья и распущенные волосы, шла умереть, ведь Шор уже навел жало стрелы ей в грудь, ожидая, когда она подойдет ближе или же соберется лететь… Мы все с трудом оторвались от созерцания, наверно в этом была ее магия. Она отличалась от всех виденных мною кашасер целеустремленностью взгляда, уверенной походкой, внутренней силой при удивительной хрупкости фигуры. Захотелось услышать ее голос, спросить — зачем она пришла сюда, зачем? Но тонко звякнула стрела, срываясь в смертельный полет, громко выдохнули воины, что, казалось, даже не дышали, глядя на прекрасную демонессу и с громким возгласом Шор сорвался вперед… Она еще не упала, лишь согнулась, обняв руками пробитый бок, глядя взглядом змеи на выбравшегося из зарослей Шора, подпуская его ближе, создавая иллюзию безопасности. Три шага еще отделяли его от умирающей, но ей хватило сил рвануться вперед и полоснуть по незащищенному горлу мгновенно отросшими когтями. Через мгновенье все было кончено. Мой лучший лучник заливал своей кровью придорожные кусты, а она лежала рядом. Ее тухнущий взгляд на мгновенье зажегся, увидев меня, а холодеющие губы прошептали лишь одно: «Зачем?..»

***В пути. Ночь***

Выспаться мне было не дано. Даже через сон я услышала болезненный всхлип и хриплое сонное рычание Рая. Лей уже был на ногах и отодвигал оружие от тянущихся к нему рук, а я подняла голову. Мне хотелось встать и успокоить, погладить по спутанным волосам, заглянуть в глаза своему спящему страху, но маг сидел рядом, да и волк поднял любопытную морду. И я сделала лишь то, чего от меня ждали, — запела. При звуке голоса граф затих, как будто прислушиваясь, замер, а потом и вовсе заснул, успокоившись. Все облегченно вздохнули и вновь улеглись на покой. Одна я долго лежала без сна, прокручивая в голове события последних недель и пытаясь понять, когда же этот несгибаемый, холодный маг успел запасть мне в душу. Не зря говорят — любовь зла…

***Странички прошлого***

«День 30-й второго осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

«Невероятно, здесь есть записи очевидцев. Ворас действительно был магом, сильным магом — одним из глав рода, но его земли растоптаны полчищами чудовищ, неподвластных магии. Люди гибли деревнями, и он решился на отчаянный шаг, ведь за спиной чудовищ стоят враги — беловолосые варвары севера. Кто они — люди или звери, маги или демоны — летопись не сохранила…»

***В пути. Горы***

День был трудным. Сегодня мы целый день топали пешком, ведя в поводу своих кушаров. Тропа упрямо ползла вверх, заставляя нас карабкаться по почти отвесной скале. Как ни странно, копыта кушаров оказались приспособлены к горным тропам гораздо больше, чем мои ноги и часто от падения меня страховала Ночка, уверенно стоящая на ногах даже посреди каменистой дороги. К вечеру мы добрались до небольшого плато, со всех сторон окруженного сего-голубыми валунами, и, пока мужчины устраивали ночлег, а бессменный Шарун колдовал над ужином, я, никем не замеченная, ускользнула. Здесь, на узком карнизе, чуть ниже уровня плато, с которого я спустилась по каменным уступам скал, приютилась маленькая ровная площадка и я по давней привычке уселась, свесив ноги над обрывом. Зрелище, которое разворачивалось перед моими глазами, было воистину необыкновенным и стоило ради этого померзнуть на пронизывающем ветру! Всегда любила это ощущение восторга, которое будил во мне горный пейзаж, а здесь оно было ошеломляющим, сродни эйфории! Я вбирала в себя красоту скал. Там, внизу, они еще казались серо-голубыми, а здесь, голубые с синевой, они казались рисунком ребенка, талантливого малыша, который перепутал цвета и на голубых скалах лежали бирюзовые искры льда и все это золотилось в лучах заходящего солнца.

— Спряталась, — сверху со скалы спрыгнул шарг и опустился рядом, болтая ногами над обрывом.

— Красиво! — вздохнула я.

Не признаваться же волку, что я действительно хотела отдохнуть и от окружающих, и от себя, от потребности держать лицо, необходимости контролировать свои взгляды, мимику, слова… Не дать даже повода задуматься, присмотреться, понять…

— Красиво, — тихо произнес он, соглашаясь. — Красиво и мертво…

— Почему? — я насторожилась, и мое любопытство тут же подняло уши.

— Здесь жили ирбисы… — как будто это все объясняло, произнес он и замолчал. Молчала и я, надеясь, что шарг продолжит и он не подвел… — Когда-то горы принадлежали им, — он окинул скалы печальным взглядом. — Ирбисы жили обособленно в каменных дворцах внутри скал. Говорили, что стены их украшены мозаиками из самоцветов и каждый из них несет силу скал. Поэтому ирбисы все маги… Они спускались с гор и помогали моему народу, лечили…

— Какие они были? — тихо спросила, сейчас сидя на холодной скале и глядя на пустынный пейзаж.

Я почувствовала себя, как при покойнике, но не спросить не могла.

— Я не знаю, Рин, — так же тихо ответил шарг. — Люди уничтожили ирбисов в первую очередь. В храме Луны я видел каменные барельефы и на них людей-кошек. На картинах они меньше и людей, и нас; они не имели второй ипостаси и выглядели как большие скальные ирбисы, только с крыльями и лица их более похожи на наши…

— Хотела бы я на них посмотреть…

— Только однажды я видел скального ирбиса, — продолжал волк. — Легенды говорят, что когда-то они были младшими братьями племени рысей-крыланов, маленькие домашние животные с крыльями и шкодным характером. А я встретил огромного кота, конечно, он меньше волка, но все равно маленьким не назовешь. Если такого поставить на задние лапы, он, наверное, не меньше тебя будет… — он помолчал, — я не стал ввязываться в драку, возможно, смог бы принести Ласуньке мягкую шкуру на лавку, но… я не смог. Когда-то они были крылаты… Когда-то их предки защищали и помогали нам…

— Дайшар, — я слегка повернулась к нему, стараясь рассмотреть черты лица в сгущающемся сумраке, — поэтому ты хотел оставить меня в деревне? — то, что у волка нет никаких романтических поползновений в мою сторону, я поняла сразу, да и Лана сказала прямо, что разбитое сердце не склеишь.

Но тогда я не понимаю, зачем шарг целовал меня.

— Прости, — он извинялся, но было видно, что вины за собой не чувствует. — Ты вылечила Ласуньку и я надеялся, что смогу уговорить тебя остаться, — он поднял голову и смотрел в глаза и в глубине их явно читалась тревога за судьбы стаи, волчат и стало понятно, что ради них он сделает многое и в обмен на целителя в стае готов был поступиться даже своей волчьей свободой.

Я кивнула, принимая его объяснения вкупе с извинениями, это я могла понять. И пусть, согласись я на предложение красавчика-волка, оставалась бы нелюбимой, но, узнав его лучше, я поняла, что, наверное, полюби я его, то никогда бы не догадалась об истинном положении вещей, окруженная заботой и теплом этого шарга. Хвала всем богам этого мира, что этого не произошло! Он заслуживает выбирать свою дорогу сам, а не в угоду потребностям стаи. Я положила голову на плечо Дайшару и молча повернулась к темнеющим горам, любуясь последними золотистыми лучами, что с трудом прорезали наступающий мрак. Рядом с ним было спокойно и тепло, лишь где-то глубоко внутри копошились тревожные мысли, которые я задвинула в самый дальний уголок сознания — для них время еще не пришло.

***Странички прошлого***

«День 33-й третьего осеннего месяца в 516 год после Большого Исхода.

«Я вновь забыл про свой дневник, но тому есть немало причин. За месяц с хвостиком я перерыл всю библиотеку: свитки, книги, разрозненные записи, дневники — и наконец, в моей голове сложилась картина пятисотлетней давности.

Ворас все-таки был магом, братом старейшины и одним из лучших в своих землях. А земли были богатые, большие города вздымали свои шпили в чистое небо, рудники давали золото и медь, сады цвели дважды в год и трижды земля давала урожай. Но еще больше славилась та земля красотой своих кашасер, красотой и силой, которую они дарили своим возлюбленным магам. Правили здесь несколько старинных родов и старшим из них был брат Вораса. Но вот пришли к старейшинам послы дальних стран, просить помощи и защиты, мол, распоясались дикие воины на севере, идут войной, сметая города… Но посмеялись маги и отказали в помощи. Потом пришли соседи ближние, с которыми торговлю вели и дела имели. Просили они объединить усилия, сомкнуть ряды и усмирить угрозу, но испугались маги и отказали в помощи. А когда враг стал у их порога, не к кому было обратиться магам — смела дикая орда с лица земли и ближних, и дальних соседей, угнала в рабство, заставила склонить шеи. Один за одним гибли непобедимые города, высокие стены варвары ровняли с землей, скот угоняли или резали на прокорм орде, что лавиной расползалась по землям Вораса. И решили они встать стеной и защитить свой последний оплот, но сила магии, несмотря на всю свою разрушительность, не смогла причинить вреда чудовищам, которыми управляли варвары. Они оказались неподвластны магии, а мастеров разящего железа у разленившегося под защитой сильнейших магов народа было слишком мало. Но Ворас на то и был сильнейшим, что многое мог и многое делал, а помогала ему его кашасера, его единственная, любимая кашасера. Их взаимная связь была так глубока, что Ворасу не требовался близкий контакт, она отдавала магию силой воли, напитывая заклинания мощным контуром, заставляя работать вне зависимости от резерва мага. И когда Ворас убедил старейшин, что другого пути нет, то открыл портал, даря им свободу. Когда портал закрылся, жертвенный камень — символ богов их мира, ныне забытых — оказался на этой стороне, а вот Вораса и его кашасеры (ее имени хроники не сохранили) там не оказалось.

При чем тут жертвенный камень, я пока не понял, ссылки на него есть и в более поздних свитках, книгах, но что он символизирует или чем так важен при открытии портала, я не разобрался. Но теперь стало ясно, откуда у мага настолько неограниченный резерв. Кашасера — вот он ключик к могуществу и неограниченной силе! Кашасера, которая будет любить меня и отдавать накопленную силу, а если будет возможность делать это просто усилием воли, то неограниченный резерв обеспечен. Странно, почему никто не додумался до такого простого способа передачи энергии, ведь кашасер в мире немало…»

***В пути. Расставание***

Остаток дороги прошел без приключений. Ночка осторожно шагала вслед за мной, Райн настороженно следил за моими шагами, топая следом, а Дайшар вел нас сначала к вершине, а потом вниз. На верхней точке перевала я не удержалась и, бросив поводья воину, отправилась отметиться на край скалы. На такой высоте я еще не бывала! Далеко под ногами проплывали облака или, скорее, легкие тучки. Отсюда они казались стадом голубых баранов — пушистых и мягких. В небе светило золотистое солнышко, а здесь, на самом верху, местами лежал снег и, вопреки всем моим ощущениям, он был белый. Но стоило чуть-чуть отойти и вновь глаза обманывали меня, показывая совершенно бирюзовый наст: то ли он отражал небо, то ли какой-то оптический обман. Я несколько раз бегала проверять его цвет, вызывая этим насмешки моих спутников, но ничего не могла с собой поделать — любопытство было сильней. А потом был тяжелый, затяжной спуск, когда ноги разъезжались на осыпи, которая грозила погрести под мелкой крошкой весь наш караван. И еще две ночи на пронизывающем холодном ветру, когда огонь костра горел только благодаря стараниям Огонька, а я проваливалась в сон, едва успев опустошить тарелку и просыпалась неизменно под теплым волчьим боком.

— Здесь мы попрощаемся, — я дернулась от неожиданности.

— Как здесь? — за дни нашего перехода я привыкла к нему. Даже его невероятная внешность уже давно не вводила меня в ступор. — Но ты же говорил, что доведешь нас до деревни… — начала канючить я, и по согласным лицам наших воинов увидела, что и они думают так же.

А сейчас мы стояли на уступе скалы, пусть уже не высоко в горах, но все же. Отсюда открывалсязамечательный вид на зеленую долину, по центру которой протекала небольшая речушка. Вон она серебрится тонкой змейкой между бирюзовых островов деревьев, а людского жилья не видать. Сегодня мы остановились в небольшой пещере, к которой спускалась от плато незаметная тропинка и, поужинав отдыхали. Кто-то расположился у костра, а я сидела, свесив ноги со скалы и рассматривала открывающийся вид в лучах золотящегося заката. После слов шарга я обернулась — зеленая долина стала мне неинтересна.

— Тропа выведет вас в долину, — спокойно, как будто не слыша возражений, продолжал Дайшар. — Тут пути полдня, тропа одна — не заблудитесь. Деревня в горловине долины, мимо не пройдете.

— А почему не в самой долине? — полюбопытствовала я. — Тут же удобнее: и речка, и луга…

— Зато там можно частоколом дорогу перегородить и за въезд плату требовать, — холодно уточнил Рай.

Просить шарга проводить их до конечной точки маршрута он не собирался. Сухими глазами я смотрела, как шарг, словно величайшую ценность, в особую поясную сумку укладывал кристалл с песнями. Волк попрощался со всеми и тепло обнял меня.

— Будешь уходить — отдай волчий амулет графу или Лею, — попросил он. — Нельзя ему покидать наш мир, — я заторможено кивнула, обняла его шею деревянными руками. Сама не думала, что так привязалась к этому человеку или волку или и то и другое одновременно. В горле застрял ком, но сказать было нечего. Это потом я придумаю не одну красивую фразу, которой я бы могла попрощаться с новообретенным другом, сказать, как он стал мне дорог, как жаль расставаться. А сейчас в голове было до звона пусто. — И знаешь, — он на мгновенье замялся, глядя мне за спину, — у них, у людей, все не как должно, — я удивленно подняла голову, глядя ему в глаза, — но все же когда придет время, поверь ему…

Шарг резко притянул меня к себе, обнял, сделал шаг назад и прощаясь, низко поклонился уже всем, как в старину кланялись, — прижав руку, сжатую в кулак, к сердцу и, резко развернувшись, ушел в сгущающиеся сумерки. Для сына волков они не были помехой, а я стояла, глядя на опустевшую тропинку и ощущая, что Дайшар унес с собой частичку моего сердца. Его последние слова не сразу всплыли в моем сознании и я медленно повернулась, глядя на затихающий лагерь, укладывающихся спать воинов, перевела взгляд на магов и недоумевала от его последних слов, но переспросить, что он хотел ими сказать, было уже не у кого.

Глава седьмая. Дагос

***Лаиша***

— Дочь моя, — я напряженно отодвинулась от протянувшего потные руки жреца и этим загнала себя в угол: маленькая камера в храме, куда меня поместили после похищения, не позволяла развернуться — всего несколько шагов вдоль, жесткая постель и дверь из толстых, тщательно пригнанных друг к другу досок, окованных железом. Такую не просто разнести в пыль. Но даже это меня бы не остановило, но верховный жрец Вораса становился проблемой, которую не так легко переступить… — Дочь моя, — повторил он, — ты под защитой Вораса в моем лице, — елейно вещал он. «Ага, нашел дурочку, — сжав до хруста зубы, чтоб не сказать этого вслух, — выкрали, а теперь под защитой… Как бы не так». Его крысиное лицо, заплывшее жиром, тонкие ножки под свисающим животом в другое время вызвали бы у меня смех, в худшем случае — брезгливую гримасу, настолько этот человек выглядел неприятно своим непропорциональным телом и мерзким выражением лица, но сейчас его колючие глаза смотрели свысока и я понимала, что нахожусь не в той ситуации, когда стоит напоминать о происхождении и чего-то требовать. Верховный жрец презирает знать, женщин, людей вообще и ценит только власть, ту, что дает ему его статус жреца и беспрекословное подчинение.

— Чем я заслужила внимание Вораса? — добавив смирения в голос, спросила я, стараясь не отшатываться от смрадного дыхания жреца и так отстранилась в первый момент, не сдержалась и теперь он смотрит волком, подмечая каждый промах, каждое суетное движение.

— Ты сильная кашасера, дочь моя! — мое сердце пропустило удар. — Теперь ты будешь служить на благо Ворасу, в храме…

— Но, я… — голос сорвался. — Я обещана графу Венсильскому, мой отец дал слово.

— Нет ничего почетнее служения Ворасу, — заученно протянул жрец, и смысл этих слов прозвучал похоронным набатом в голове. «Дева Вораса, — даже сильнейшие здесь долго не живут. Мерзкий обычай, поддерживаемый только в храме Дагоса. Не зря отец столько лет прятал меня в своем замке, не вывозил в свет, обходил стороной столицу… И вот первый раз, как я оказалась в Дагосе, на меня наложил свои потные лапы верховный жрец, на меня — дочь графа Альгошского, самого богатого, самого сильного, самого-самого из аристократических семей, единственного способного взвалить бразды правления королевством, за которым пойдут все. Он — тот самый, что способен противостоять действующему королю, тем более что родовитостью он гораздо превышает Кашара Первого». Мои размышления прервал жрец.

— Я вижу, дочь моя, что ты смирна и воспитана, — он сделал еще один шаг, заставляя меня вжаться в холодную стену, — и жаждешь влиться в ряды дев Вораса, — его рука потянулась к свитым зеленой лентой волосам. Но дочь Альгоша не так легко сломить, увещеваний жреца для этого мало, и я легко увернулась от не ожидавшего такой юркости жреца и ловко вытащила подарок отца из голенища изящного сапожка, что надевала для верховой езды.

— Я умею с ним обращаться, Светлый! — не по годам жестко произнесла, не сказала — отрезала. — И если меня хоть кто-то коснется, одним служителем Вораса в вашем храме будет меньше…

Спорить жрец не стал и бочком, не отрывая взгляда от оружия, протиснулся к двери, что сразу же закрылась за ним, подтверждая мою уверенность, что бежать в открытую дверь бесполезно, там наверняка охрана. Он даже уговаривать и увещевать не стал. Звук задвигаемого засова, натужно скрипящего в несмазанных пазах, вгонял в отчаянье, но хорошо хоть так: этот звук разбудит, предупредит о незваных гостях. Правда, глупо надеяться на благополучный исход. В следующий раз жрец вернется с воином храма и все мое сопротивление сойдет на нет. Против обученного мужчины мне не выстоять… Со стоном я повалилась на свое жесткое ложе…

Быть женщиной на Шаране не сладко. Созданные исключительно для поддержки сил мужчин, пополнения резерва магов и продолжения рода, мы рождаемся как племенной скот. Иметь в семье одних девочек было унижением для мужчины, тогда как сын — гордость и радость. Я была во многом исключением из правил. Отец был рад мне, баловал, дарил игрушки и учил наравне с двумя братьями. Именно поэтому я скакала в седле не хуже мужчин, умела обращаться с оружием, по крайней мере с тем, что было мне по руке: кинжал, легкий меч, лук. Дочь самого влиятельного из графов, я могла не беспокоиться о будущем, знала, что, когда вырасту, меня сочетают в храме и я никогда не буду бесправной кашасерой. Перед глазами встала картинка пятилетней давности и я как будто провалилась в омут памяти; тогда, я впервые испытала дикое потрясение и ко мне пришло осознание, ЧТО в нашем мире значит быть женщиной…

Братья отправлялись к нашему соседу, баронету Хошарскому — тот позвал мужчин на охоту. Отец не очень жаловал того своим вниманием, но на просьбы сыновей отказать не мог, тем более общество собиралось весьма приличное. Я упросила отца отпустить меня с ними. Дочь баронета моя ровесница и отец разрешил развлечься с подружкой. Когда мы въехали во двор замка, баронет во дворе в окружении слуг и дворни наказывал свою кашасеру — мать своих детей. Наказывал, грубо насилуя на глазах детей. Она стояла на коленях на каменных ступенях замка, а вокруг суетилась дворня, прибывали гости. Кто-то отворачивался, кто-то усмехался, но всем было все равно, и никто не заступился, даже когда барон наотмашь ударил ее по лицу. И тогда я возненавидела свою женскую природу, стала усиленно тренировать навыки обращения с оружием, а приехав домой, стребовала с отца обещание, что он никогда не позволит мне быть кашасерой — никогда, ни при каких обстоятельствах и ни при ком. Тогда отец очень разозлился. Мне было одиннадцать и он считал, что такая откровенность нравов совершенно неуместна для юной девочки. Больше в Хошар мы не ездили — никто, никогда.

И сейчас, вопреки всему, храмовники забрали меня, чтобы сделать даже не кашасерой, а девой Вораса — подстилкой для жрецов. От осознания этого хотелось взвыть и проклясть заботу отца, который до последнего не хотел отдавать меня графу Венсильскому, молодому аристократу, который уже около трех лет является моим официальным женихом.

Шайгун… Где-то внутри резануло болью разочарования. Отец обещал провести обряд по истечении семнадцатого года, и Шайгун ждал… Приезжал в наш замок каждые восемь-десять дней, привозил сладости, до которых я очень охоча и иногда, когда отец не видел, задерживал мою руку в своей, улыбаясь проводил кончиками пальцев по щеке. Но и этого было достаточно, чтобы смутить меня. Его пальцы были горячи и прожигали меня насквозь, до самого сердца. И казалось, что до моего счастливого и спокойного будущего рукой подать — всего-то тринадцать дней! Наверное, поэтому отец и взял меня в столицу — сделать последние приготовления, купить обещанный к обряду рубиновый гарнитур, гармонирующий с уже готовым платьем. Шайгун, хоть и носил титул графа, был гораздо беднее отца, я знала это, но меня это не смущало, ведь он готов был пройти обряд, что давало мне все мыслимые в нашем обществе гарантии. Ведь только прошедшие его связаны на всю жизнь. Как же я боялась быть простой кашасерой, не связанной обрядом и как горько об этом думать теперь, лежа на жесткой койке в келье храма, зная, что моя жизнь кончена, ведь даже отец не сможет пойти против жрецов храма.

Тело требовало отдыха, но уснуть я не могла: мысли скакали с одного на другое — отец, Шайгун, братья… Но все чаще перед глазами вставали детские воспоминания — кашасера с задранной юбкой на ступенях баронского замка, его руки, что жестко держат ее за спутанные волосы, вбиваясь в послушное тело и пустые глаза женщины, что для меня стала олицетворением всех кашасер…

***Дагоссия***

Утро застало нас уже в долине. Бирюзовая зелень местных лугов в сочетании с голубоватыми горами, покрытыми бирюзовым льдом, что возвышались над долиной, создавала поистине волшебный вид. Я была очарована этой красотой! Небольшая речушка с холодной водой с ледников только оживляла ландшафт и я с жадностью вбирала в память этот пейзаж, уже в который раз жалея, что не умею рисовать. Деревня показалась неожиданно — вдруг из-за поворота тропинки вырос огромный частокол с большими воротами. Сейчас они были на запоре.

— Райн, — одними глазами показал на ворота граф и тот, без слов понимая приказ, уже поскакал чуть быстрее и мощными ударами постучал в запертые створки.

Но никто нас не слышал. Мы подъехали ближе, однако стук до сих пор оставался без ответа.

— Давай я разнесу их ко всем демонам! — в сердцах сплюнул Лей, разогревая ладони для пасса, но граф отмахнулся, а вскоре за сплошной стеной заостренных кольев послышался шум и со скрипом открылось смотровое окошко.

— Кто там шумит? — послышался сиплый голос.

— Открывай! — скомандовал граф.

— Откуда вы туточки взялись? — не шевелясь, поинтересовался мужик. — Места здесь дикие. А вдруг вы люди недобрые или шарги проклятые?..

— Шарги вряд ли на кушарах бы приехали, съели бы по дороге, — пошутил Райн, ну или не пошутил, — не разобралась я так сходу.

К манере речи «своих» сопровождающих я привыкла, а этого понимала с трудом и дело даже не в том, что говорил он как-то по-особенному. Просто, видимо, надо привыкнуть к самой речи, к оборотам человека, с кем общаешься, тогда все пойдет легче.

— И то правда, — обрадовался мужик, — только торговые гости к нам, с другой стороны, жалуют.

— А мы не торговать к вам приехали, — уже заметно закипая, произнес граф. — Проездом. Поедим и дальше тронемся. Таверна-то у вас есть?

— Есть, как не быть, — заметно оживился мужик, наконец-то открывая ворота и рукой показывая на двухэтажное деревянное здание в конце улицы. Вот она — таверна-то! Проходите, люди добрые.

Наша небольшая кавалькада тронулась. Первыми въезжали в ворота Райн и трое воинов, въезжали спокойно, но, положив руки на рукоятки мечей, обозначая этим движением позицию силы. Следующим прошествовал Рай, один, а уж за ним в качестве свиты мы с Леем и остальные. Не доезжая до ворот, маг накинул мне на волосы капюшон плаща и шепнул: «Ни в коем случае при чужих не разговаривай». Я недоуменно посмотрела на него, но мы уже въезжали в ворота, и склоненная голова открывшего нам ворота мужика была совсем рядом. Задавать вопросы не стала, а лишь с любопытством рассматривала деревянные дома жителей. Они были похожи на жилища шаргов и в то же время неуловимо отличались: здесь не было резьбы по дереву, наличников и ставенок, окна выглядели уже, но их было много… И со стороны такой дом смотрелся как осьминог с кучей глаз со всех сторон и протянувшимися щупальцами подсобных помещений. Если в Фарагосии дома были крыты в основном темным сланцевым камнем наподобие черепицы, то здесь даже большие дома были крыты деревом и тростником.

Таверна встретила нас ароматом свежей выпечки и хлеба. Дородный хозяин встретил радушно с первого взгляда уловив в Рае главного.

— Желаете отдохнуть, добрый господин? — щебетал он тонким голосом, который совершенно не вязался с его пышным телом, напоминая голосок ребенка или же заставляя думать о противоречивой натуре, что в сочетании с цепким взглядом дельца показалось мне ближе к истине.

— Нет, — холодно уронил граф, — только завтрак…

— Обильный завтрак, — смеясь, произнес кто-то из наших ребят, кажется Гарош.

И все стали рассаживаться, сдвигая столы в один большой, не акцентируя присутствия среди нас аристократа, что, по их правилам, должен питаться за отдельным столом. Меня Лей затолкал в самый угол и закрыл своей спиной от любопытных глаз хозяина и его помощниц, но их глазки все равно нет-нет, да и стреляли в сторону единственного не открывшего лица и не откинувшего капюшон посетителя. Настороженность мага я понимала. Конечно я не многих видела, но ни разу мой взгляд не зацепился за светлую макушку: все жители были в той или иной степени темноволосы, в основном, как вороново крыло, кудри, такие как у Рая, реже каштановые — такими обладал Лей, были еще темные с отливом красного дерева и ни разу ни единого русоволосого человека. Исключением являлись шарги. Многие из них носили такую же шевелюру, как у меня, но как раз волки-то здесь и вне закона. А, прими меня народ за волчицу, встанет вся деревня. Поэтому я, как и просил Лей, куталась в плащ и жевала свой пирожок, не поднимая головы и не интересуясь происходящим вокруг. А зря…

Когда на второй этаж шмыгнул мальчишка, что был на побегушках у хозяина, не обратил внимания никто, но когда по лестнице, звеня оружием, спустились несколько воинов под предводительством высокого, молодого аристократа, — замолчали все, настороженно глядя на мгновенно профессионально перекрытые выходы. Тарелки и кружки были сию же минуту отставлены и все схватились за мечи, искоса поглядывая на графа, который не спешил подавать знак к бою. Чужих воинов было меньше, но за спиной их предводителя спокойно застыл неказистый человечек в балахоне и это заставило меня пересмотреть расстановку сил. У нас тоже были маги: и граф, и Лей обладали силой, но, не знакомая с их внутренней иерархией и градацией силы, я не могла определить, на чьей стороне перевес. Однако граф рядом сидел спокойно, впрочем, он всегда казался спокойным и определять степень опасности по нему было бесполезно.

— Приветствую, ваше сиятельство! — пришлый аристократ поклонился Раю и поднял голову, ожидая ответного приветствия.

— По какому праву твои люди, граф, обложили выход? — не ответил на приветствие Рай. Он продолжал сидеть и даже не выпустил из рук кружки, из которой пил. Но я, сидя рядом, видела, как напряглись его руки, как он едва уловимым движением бедер сдвинул рукоять меча так, чтобы удобнее было выхватить его одним движением. Граф снова поклонился.

— Я бы хотел поговорить с тобой, — тоже спокойно произнёс он, — по поручению короля.

— Это тебе он король, — послышались возмущенные голоса.

— Говори! — кивнул Рай, а я смотрела на него во все глаза. Да, он и с нами держался немного отстраненно, точнее скорее со мной, со своими людьми он был более близок: мог смеяться и даже дурачиться. Но сейчас рядом сидел самодержный правитель — таким взглядом можно было заморозить реку и я видела, как вздрогнул пришлый граф. Вообще, у них эта путаница с титулами меня немного напрягала: оба графы, они явно должны были бы быть на одной социальной ступеньке, но Рай вел себя так, что становилось понятно, что он на голову выше этого молодого парнишки, который, несмотря на внешний лоск и привычку держать лицо, явно тушуется под взглядом Рая.

— Король Кашар Первый, король Дагоссии, — напыщенно произнес он, — приглашает тебя, граф Форагосский, в свой дворец в Дагосе. В честь твоего прибытия состоится бал.

— И чем я обязан такому вниманию короля, — граф отхлебнул из чашки, но я-то видела: расслабляться не спешил, — и королевского мага, — он кивнул в сторону второго мужчины, что стоял за спиной графа.

Тот сделал шаг вперед, откидывая капюшон балахона и перед нами предстал еще не старый, но уже достаточно зрелый мужчина. На его черепе не сохранилось ни единого волоска и поэтому лицо выглядело несколько гротескно: выпуклая голова, широкие надбровные дуги, поросшие густыми бровями, что дико контрастировало с лысый черепом, темные внимательные глаза и чувственные губы. Наверное, в молодости он был довольно привлекателен, но сейчас…

— Любопытство, граф, — он, не спрашивая разрешения, уселся за наш стол, — простое любопытство… — он краем глаза взглянул на меня и я чуть не поморщилась: казалось, меня коснулось что-то липкое, от которого хотелось оттереться или воспользоваться тшером. — Двор бурлит от слухов и предположений, граф Форагосский прервал обряд и отправил гостей по домам, — он усмехнулся и его щека нервно дернулась, — презрел все законы гостеприимства, да и к тому же обидел прекрасную баронессу, подданную Его величества… — его лицо ничего не выражало, впрочем, лицо графа тоже. Я лишь переводила взгляд с одного на другого, не высовываясь из-под своего капюшона, но глаза мага то и дело останавливались на моей, закутанной в плащ, фигуре и я чувствовала себя не в своей тарелке…

— Гости моего дома, — усмехнулся граф, — могут подтвердить, что обряд был прерван, — спокойно заметил Рай, — под давлением верховного жреца храма и я взял на себя нелегкую обязанность доставить иномирянку в храм на Ране… — продолжать он не стал, хотя я видела за этими словами что-то еще, что все присутствующие понимали, тогда как я — нет.

— Похвально, похвально! — процедил маг, тогда как сам презрительно поджал губы, явно демонстрируя, как он лично относится к такому рвению. — Вот король и заинтересовался, — развел он руками, — настолько, что решил пригласить тебя, граф, — он слегка кивнул головой, — и сопровождаемую тобой иномирянку, — легкий кивок в мою сторону и капюшон с головы волшебным образом слетел (явная подстава мага, которая взбесила Лея; видела по глазам), — во дворец. Конечно, приглашение касается и сопровождающих тебя лиц, в соответствии с рангом, — он вновь криво усмехнулся, при этом не отрывая взгляда от меня.

Прибывший граф тоже во все глаза смотрел на мои волосы, было неприятно, даже захотелось вскочить и рявкнуть на этих остолопов: «Вы что, отродясь блондинки не видели?», но, судя по их реакции, будет слаженный ответ «Да». И это останавливало. Я пожала плечами, стараясь сделать как можно более отстраненный вид и вернулась к своей чашке.

— А господина мага, — наконец вернулся к разговору юный граф, — король послал открыть портал, чтобы с максимальным комфортом прибыть в Дагос, — казалось, он сейчас облегченно выдохнет после такой сложной фразы.

— Тогда как сам господин маг, — вступил в разговор Лей, — наверняка знает, что иномирянам заказан проход порталами…

— Конечно, знает, — пожал плечами королевский маг. — Но что скажешь — любопытство…

***Дагоссия. В пути***

— Ну и зачем мы поехали с ними…

— Лей, не бурчи, — спокойно отвечал граф, явно не беспокоясь, что их услышат. — Ты думаешь, это все их силы? Уверяю тебя, на выезде из деревни к ним присоединится еще один отряд и уж он будет состоять не из четверки вояк…

— То есть ты был прав… — резюмировал маг.

— Конечно, — расслабленно ответил Рай. — У нас всего три дороги: если через Форагос не выехали, то выберемся через Дагос, ведь мы не сумасшедшие, чтоб обходить королевство через Дшар.

— Эх, какую возможность упустили, — делано вздохнул Лей. — Поразмялись бы хоть, а то, может, королевских гвардейцев перещелкаем, — подмигнул он. — Мага я беру на себя… Убить не убью, конечно, — он пожал плечами, — но надолго выведу из строя, даже пискнуть не успеет…

— Конечно, так было бы проще, — подмигнув другу, улыбнулся Рай, — но тебе не жаль мальчишку Венсиля, последний в роду же… А он еще молодой, глупый, попрёт в бой честь отстаивать, клятву вассальную там вспомнит, — продолжал улыбаться граф, — да и любопытно мне, что еще придумал для меня король… Провести обряд он не рискнет, клятва Ворасу многого стоит. А вот ради чего он вдруг при всей своей жадности решил бал закатить, мне уже интересно…

Разговор вели открыто, даже не ставя полога тишины, тем самым давая возможность магу Кашара слышать все до единого слова, а то, что тот всеми силами пытается это сделать, сомнений не было: оба уже отследили тонкие нити любопытства, что протянул заклинаниями в их сторону маг. А вот взгляд, которым граф указал на Рину, он поймать не смог. Зато Лей уловил и понял: девчонка на его попечении, ответит головой. Ведь любопытство любопытством, а случись что с иномирянкой, как граф сразу становится свободным от своих обетов, а ему этого уж точно не нужно… Так что, Рина теперь слабое звено…

***Дагос. Приемная короля***

— К королю, — немолодой мужчина в богато украшенном камзоле, не останавливаясь, прошел сквозь комнату, направляясь к высокой резной двери, ведущей в кабинет государя.

— Ваша светлость, — со всех ног кинулся наперерез сидевший в углу секретарь, — Его величество занят. Позвольте мне запросить аудиенцию и, я уверен, его величество обязательно найдет время принять вас завтра-послезавтра…

— Нет, Шираз, — прервал его граф Альгошский, — мое дело не терпит промедления.

— Но я не могу пропустить к королю без доклада, — секретарь вяло сопротивлялся — прекословить второму лицу королевства, пусть не по значимости, а по знатности и всеобщему уважению, ему совсем не хотелось, но и вызвать на себя гнев монарха тоже.

— Значит, войду без доклада, — он отстранил Шираза с дороги и, не останавливаясь, проследовал мимо застывшей у двери стражи, которая несмело перекрыла вход, но не посмела серьезно сопротивляться и прекословить графу.

— Ваше величество, — граф Альгошский быстрым шагом вошел в кабинет короля, отмахиваясь от вошедших следом воинов охраны, как от назойливых мух.

Кашар кивнул страже, разрешая гостю остаться, и они, пряча мечи задом, попятились в раскрытые двери. «Проклятые графы! — прошипел в голове внутренний голос. — Уверен, ни один из стражей не поднял бы на него руку, а туда же — мечи обнажили», но на слегка обрюзгшем лице короля не дрогнул ни единый мускул, сохраняя добродушно-снисходительную мину. С тем же выражением лица он кивнул графу на кресло, приглашая присесть, но граф остался стоять и с его лица не сошла тревога.

— С чем пожаловал, граф? — прервал затянувшееся молчание король.

— Я пришел за помощью, — склонил голову прежде непреклонный граф.

Немало сил приложил когда-то Кашар, чтобы склонить эту голову к покорности или хотя бы к непротивлению. Когда-то граф Альгошский был основным претендентом на графский титул после «неожиданной» смерти родственников его супруги. Но Альгош велик и богат, а граф тоже только-только отдал Ворасу свою кашасеру и, оставшись единственной опорой двоим сыновьям, не стал претендовать на соседнее графство, причитающееся ему по праву ближайшего родственника мужского пола, а оставил его на попечение Кашара — новоиспеченного графа и мужа племянницы. Наверняка потом, когда войска Кашара осадили его замок, он пожалел об этом решении, но не стал развязывать войну и принес вассальную клятву за себя и за вверенного ему малолетнего графа Венсильского. И вот сейчас этот человек, которого на аркане было не затащить в столицу, пришел к нему за помощью.

— Ваше величество! — вскинув голову и глядя прямо в глаза королю, — у меня похитили дочь, — резко произнес он. — Я прошу помощи в поисках.

— Дочь? — король скептически пожал плечами, выдавая одним этим жестом свое презрение. — Еще и дочь? И зачем ее искать? Ну, похитили, тебе же проще…

— Через несколько дней назначен обряд, — граф старался не выдавать охватившего его бешенства, — а я не могу сдержать данного слова. Это бесчестно.

— Ну, возьмет молодой Венсиль другую кашасеру, — сузил глаза король, отмечая, что граф не возразил, следовательно, действительно граф Венсильский планируемый зять графа. — Чего ты хочешь от меня?

— Лаиша пропала на территории храма, — сказал он и впился глазами в лицо Кашара, за намек, подобный этому, можно и немилость схлопотать, впрочем, милостей у новоявленного короля граф не искал ни раньше, ни теперь. Храм Вораса располагался на одной территории с дворцом, впрочем, так задумывались почти все резиденции правителей, граф и Ворас — верховная власть на земле и за ее пределами — всегда стояли рядом. Дагос не исключение: центральный храм и дворец стоят напротив друг друга. Традиционно храм имеет только одну дверь — в которую входят и выходят и служители, и простые верующие, что пришли посетить храм. Лишь в Дагосе храм соединяется с дворцом крытой галереей. — Она зашла и не вышла, — продолжал граф, внимательно отслеживая реакцию Кашара. — Сопровождающие, не дождавшись на улице, зашли в храм и не нашли ее, но она не выходила…

— Предлагаешь обыскать дворец? — процедил король.

Граф едва сдерживал грозящий выплеснуться гнев, пропала его дочь, его маленькая Лаиша, пропала в храме, откуда нет выхода, затерялась в лабиринте ходов и галерей не то дворца, не то храма. Но кто завёл её в этот лабиринт? Кому потребовалось прятать юную кашасеру? В голову приходило только одно — кто-то заставил её прикоснуться к алтарю. Ещё ребёнком она как-то обняла алтарный камень, и его кашасера, мать Лаиши, испуганно рассказывала, как камень вспыхнул, отражая внутреннюю суть их дочери и пугая её до слез. С тех пор Лаиша никогда не подходила к алтарю… А здесь кто-то узнал в ней сильную кашасеру, узнал и наложил на его девочку свою лапу. И сделать это мог только жрец.

— Я лишь прошу задать вопрос верховному жрецу, — выпалил он.

***Дагоссия. В пути***

Три дня мы добирались до Дагоса и мне эти дни дались нелегко. Если раньше мы ехали весьма тихо — в лесу особо не поскачешь, то сейчас по дороге в окружении целой кавалькады всадников, глотая густую дорожную пыль, отбивая на кочках свою нежную, так и не привыкшую к седлу задницу, мы скакали весь день и к вечеру я валилась с ног. Но в обжитых землях были и свои плюсы: ночевали мы теперь в гостиницах и тавернах, приевшаяся каша с мясом осталась в прошлом, теперь нас потчевали такими же простыми, но более разнообразными блюдами.

Но уже первый день заставил меня понять, что путешествие по землям короля далеко не так безоблачно…

Вечер застал нас в довольно большом селении и таверна, в которой мы ночевали, оказалась на удивление приличной. Первый этаж, который, как и везде, выделялся под кухню и зал для приезжих, был на удивление чист, даже потолки не сильно закопчены. Сам зал разделялся на две части: одна — для простого люда, а вторая, что чуть поменьше, но с более богатой отделкой, — для клиентов побогаче. Для графов и королевского мага выделили второй зал, но Рай и не подумал оставаться без охраны. Зал был достаточно велик, чтобы вместить всех наших ребят, да и для части королевских гвардейцев осталось место, чем и воспользовался королевский маг, тут же заполнивший пустующие столы гвардейцами. Все уже поели и на некоторое время за столом осталась я одна. Лей, последнее время не отходящий от меня ни на шаг, поднялся наверх в комнату, тогда как Рай отошел к Райну. Тот, как старший отвечал за остальных. И вот этот момент улучил королевский маг, чтобы подсесть и завести разговор. Как его зовут, я до сих пор не знала, а представляться безродной иномирянке он, видимо, не счел нужным, впрочем, меня это не задевало.

— Знаешь, — начал он, даже не утруждая себя приветствием, — мне вот интересно, с чего это тебя так берегут? — он протянул руку, чтобы взять меня за подбородок, но я отклонилась, не позволяя, и он убрал руку, не повторяя попытки. — Неужели ты чего-то стоишь?

Думаю, ответа он не ждал, скорее это был риторический вопрос, но я все же ответила:

— А не проще ли спросить об этом у графа? — с появлением посторонних неуловимо изменилось общение между нами: больше никто не называл его Раем, даже Лей старался избежать фамильярности.

Каждый из наших воинов, что еще вчера смотрел своему графу в глаза, сидя у одного костра, теперь опускал глаза в знак послушания и смирения, лишь иногда лукаво поблескивали взгляды и каждый делал свое дело вне зависимости от прямых приказов. Вот и сейчас еще не развеялось эхо от произнесенных слов, а Шарун уже материализовался рядом, оттесняя мага, как бы ненароком закрывая меня плечом.

— Ринка, — явно не зная, что сказать, завопил он, а потом вдруг нашелся, — о, а давай, ты споешь?

Я пожала плечами, а он уже кричит через весь зал:

— Гарош, принеси Рине гитару, — на голос повернулся граф, его глаза на мгновенье блеснули яростью, однако, увидев расположившегося в непосредственной близости от меня мага, он промолчал, но строго глянул на меня и покачал головой.

Отказываться петь было уже поздно: активизировались все и даже маг демонстративно уселся на лавку неподалеку, показывая, что понял уловку моего стража. Ну, теперь выкручивайся, — говорил всем своим видом.

Я задумалась. Петь свои любимые здесь нельзя, в мире, где любовь под запретом, не стоит упоминать о ней в песнях, тем более нельзя упоминать о чем-то непривычном, далеком от их понимания, ведь сами они далеки от художественного вымысла, их песни, как в том чукотском анекдоте, повторяют жизнь и ее события. Так что же петь?

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от мелких своих катастроф.

Вот она, та самая нейтральная, но полная смысла песня, даже не глубокого детства, а детства еще родителей, отраженная в фильмах. Словом — та самая. Я ни разу не исполняла ее, просто не вспоминала и сейчас даже Рай, слушая ее рубленые слова, благосклонно кивал головой, облегченно вздыхая.

Если путь прорубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почем, —

Значит, нужные книги ты в детстве читал.

С последними словами песни маг встал и, нарочито проходя рядом, задел меня полой балахона.

— Ну чтож, — произнес он, даже не останавливаясь и почти не глядя на меня, — возможно, чего-то и стоишь… — а меня затрясло. Я сама не знала, от чего, но граф, подойдя ближе тут же увел меня в номер. Здесь стояли большая кровать и сундук для вещей. Граф велел поставить еще одну кровать, поменьше, и ее заняла я, не поддаваясь на шутливые подначки Лея. Выделять мне отдельный номер маги не собирались. Но сейчас я была им за это даже благодарна, поскольку рядом с ними мне было чуть легче, но даже сейчас, сидя на кровати, меня продолжало ощутимо трясло.

— Лей, — граф одними глазами показал на меня, и маг тут же подошел — ему хватило мгновенья.

— Ринка, — шутливо произнес он, — а ты не хочешь искупаться по-человечески?

Я подняла глаза, не понимая, о чем именно он говорит, а маг уже вышел распорядиться. Через какое-то время в номер занесли огромную лохань, и прислужники махом натаскали в нее ведрами теплой воды, оставив мне на ступенях этой импровизированной ванны еще одно с чистой — ополоснуться.

Лей зашел следом, провел рукой над лоханью и не то предложил, не то приказал:

— Купайся!

Сам же вышел из комнаты.

Недоумевая, я начала раздеваться, очистила одежду тшером, вроде бы освежилась сама, но соблазн выкупаться, как сказал Лей «по-человечески», меня не покинул, и я со вздохом удовлетворения погрузилась в теплую воду. Отмокала я не менее получаса. Несмотря на все магические ухищрения, я получила настоящее удовольствие от возможности нормально помыться. Наконец, разомлевшая, чистая, я встала в лохани, где, к слову, была вытесана скамеечка, для удобства, и потянулась к ведру. В нем плавал деревянный ковшичек, и я, зачерпнув воду, блаженно щурясь, окатила себя уже немного остывшей чистой водой, когда, тонко звякнув, разлетелось окно и тонкая черная стрела влетела в комнату, метя прямо мне в грудь. Время замедлилось. Я видела ее мгновенное движение, видела, как падает, звеня, стекло, а смертоносное жало приближается ко мне, но не могла пошевелиться. С ужасом наблюдала приближающуюся смерть. Но в шаге от меня стрела сначала замедлила свой полет, потом замерла, как будто увязнув в каком-то невидимом клее. Она, как живая, извивалась, стараясь пробраться, пробиться и убить, но что-то ей не давало этого сделать. И вот тогда, глядя на нее, увязшую, как муха в меду, я закричала.

Мгновеньем позже в комнату влетели маги. Я не сразу вспомнила, что вроде как купалась и неодета и оба мужчины сначала уставились на меня. Первым отмер граф и, сдернув приготовленное полотенце, кинул мне. Я прикрылась, тогда как Лей уже увидел причину крика и удовлетворенно потирал руки.

— А ты был прав, — сказал он Раю, осторожно выдергивая из сгустившегося передо мной воздуха дергающуюся, как живая, стрелу и тут же отправляя ее в горящий камин, — за нашу девочку решили взяться всерьез.

Я широко раскрытыми глазами смотрела, как в огне стрела рассыпается огненными искрами, одна из них, шипя, отскочила ко мне, но маг уже был готов: он направленным заклинанием или чем-то там еще отправил эту злодейку обратно в камин и она больше не вернулась. А я все еще продолжала стоять в лохани посреди комнаты, прижав к груди огромное полотенце и не в состоянии пошевелиться.

— Ринка, — окликнул меня Лей, — отомри… — но я едва осознавала происходящее.

— За что? — пыталась произнести я, но получался едва слышный лепет.

— Иди сюда! — Рай сдернул с постели простыню и отвернулся, а я, наконец-то отмерев, смогла сделать шаг вперед, завернувшись в эту импровизированную тогу, и, дрожа, закрутила на мокрых волосах тюрбан из полотенца.

Рай осторожно подтолкнул меня в сторону от окна к горящему камину. «Чувствуется близость столицы, — отрешенно подумалось мне, — даже в гостинице камин… Впрочем, больше-то греться нечем». Я не видела, как маг одним мановение руки выставил тяжеленную лохань за двери. Меня трясло от пережитого и я недоумевающим взглядом смотрела на магов, которые виновато опустили головы.

— Не думали, что они настолько решительно настроены, — пожал плечами маг. — Думал заклинание, которым наградил ее Каргон, — это все, на что он отважится… В конце концов, ведь только она сдерживает нас. Если ее не станет, незачем будет ехать в Дагос, да и уничтожить подобный отряд нам не составит особого труда.

— Ты берешь в расчет мага? — холодно спросил граф.

— Конечно, — поднимая на него глаза, ответил Лей.

— Боюсь, ты переоцениваешь свои силы, — после этих слов Лей вспыхнул, но не промолчал.

— Боюсь, что это ты недооцениваешь свои, — фыркнул он.

— Каргон не проблема, — как ребенку, объяснял он. — Что делать с графом? Мальчишка не виноват, что им манипулирует король.

— Боюсь, что он не доживет до тех пор, как сможет это понять…

— А я доживу? — обо мне они уже благополучно забыли и на фоне их резких уверенных голосов мой прозвучал как дрожащий тоненький писк.

Обе головы повернулись ко мне, наверное, я смотрелась жалко, поскольку даже граф, не замеченный раньше в доброжелательном отношении ко мне, вдруг подошел и, тихонько обняв, прошептал на ухо.

— Доживешь! — и заглянул мне в глаза. — Ты мне веришь? — я кивнула, завороженно наблюдая в его глазах отблески багрового пламени, но сейчас они не казались мне зловещими, сейчас они согревали, как и руки, что еще обнимали меня.

Я вздрогнула, очнувшись. Рай еще держал меня в руках, и я дернулась, освобождаясь. Мне стало неловко, да и простыня начала сползать. И тогда в его глазах вновь проснулось то самое, чего я инстинктивно пугалась. То, что еще мгновенье назад казалось лишь отблесками пламени, взвилось огнем и я отшатнулась. Он отпустил.

— Одевайся, — отвернулся он, — мы не смотрим.

Я дрожащими руками натягивала на себя одежду, стараясь сделать это как можно быстрей. Мгновенье, когда граф стал нормальным, миновало и рядом был вновь холодный, полный ненависти взгляд.

***Дагоссия. Таверна***

— Лей, — прошептала я. — Лей, ты спишь?

С момента вечернего инцидента прошло, наверное, больше часа, маги улеглись, а я все еще сидела у догорающего камина и расчесывала волосы, чтобы высохли сами. После всего пережитого спать я еще не могла — слишком страшны будут сны с летящей в грудь смертью. Свою психику я уже знала: пока не успокоюсь, не отвлекусь, все равно не усну…

— Еще нет, — ответил мне маг. — Что случилось?

— Да ничего не случилось пока, просто спросить хотела…

— Спрашивай…

— Ты сказал, что меня чем-то наградил Каргон. Просто вспомнила, а не поняла, чем и когда…

— Когда-когда, — буркнул маг. — Не знаю когда, но навесил он на тебя небольшое заклятие — испуга и истерии…

— То есть, когда я вышла из зала, — резюмировала я, — то оно на мне уже было?

— А с чего тогда я тебя купаться погнал? — хмыкнул маг. — Оно проще всего текущей водой смывается, ну и ванной тоже неплохо. Зачем пугать тебя еще больше, снимать его, когда сама смоешь, вот и все. Понимаешь, от этой мелкой пакости я тебе защиту не ставил. Вот от стрелы — это да, от смертельного! А тут и не заклинание вовсе — так, детские страшилки, но неприятно.

— То есть в зале на мне уже была твоя защита… — не спросила, а лишь констатировала я. — Тогда понятно, о чем он спрашивал: «Почему они тебя берегут…»

— Что? — Лей аж вскочил с кровати. — Когда?

— В зале, когда ты сюда поднялся, — слегка опешила я.

— Вот гад! — ругнулся маг.

— А ты недооценил его, — подал голос Рай.

— Ты не спишь? — прошептала я. — Разбудили?

— Да не спал я еще, — маг повернулся лицом и замер.

— Ага, — пихнул его вбок друг, — вот и я смотрю, смотрю…

— Вы о чем? — подняла голову я, оглядываясь и не находя ничего необычного.

— Красивые у тебя волосы, Ринка, — отвернулся он, — в свете камина солнечным светом отливают.

Я вдруг почувствовала себя раздетой и этот взгляд, странный, мерцающий в темноте, смутил меня сильнее, чем когда я стояла обнаженной и испуганной перед извивающейся в сгустившемся воздухе смертью.

***Дагос. Подземелья дворца***

Утро выдалось хмурым, совсем как мое настроение. Про меня забыли, не то, что я не была этому рада, но мне, не знакомой с муками голода, вдруг пришлось с ними столкнуться и, если сказать честно, то я им проигрывала, проигрывала по всем статьям. Вечером меня не покормили, утром тоже… Прошло обеденное время, а про меня так и не вспомнили, а желудок уже вовсю неприлично урчал: хотелось есть, но еще больше пить…

Свою маленькую камеру я изучила вдоль и поперек, впрочем изучать-то было нечего: пять шагов в ширину, столько же в длину, холодные стены, низкий топчан, заменяющий кровать, с тощим тюфяком на нем, узкое окошко высоко под потолком, добраться до которого нет никакой возможности. Впрочем, где я, я и так знала так же, как знала, что пути отсюда нет. Главный храм Вораса соединен галереей с дворцом короля и имеет общий двор, обнесенный высоким забором, охраняемый королевскими гвардейцами и воинами храма, которые, как говорил отец, вечно конкурируют между собой и норовят подложить свинью друг другу, но при этом остаются лучшими в королевстве… «Лучшими, если надо кого-то выследить, поймать или пытать, если надо схватить беззащитную девушку, — отрешенно думала я, — а вот чтобы выйти в бой со степными хорхами, вызвали боевого мага из соседней Форагосии, по крайней мере, так ворчал отец, когда узнал об очередной выходке короля».

Сама я понимала короля. Пару лет назад граф Форагосский останавливался у нас в замке и я, видела его мощную фигуру, которая вдруг подавила своим независимым видом всех, виденных ею прежде, гордых аристократов. Он был пугающе силен. Эта сила сквозила в движениях, развороте плеч, гордом взгляде, и даже отец, который был в ее глазах горд и независим, вдруг потерял всю свою значительность рядом с этим, еще совсем молодым, графом, который сумел отстоять свою свободу и на дипломатическом поприще, и на поле боя. Тогда она подслушала разговор между отцом и старшим братом.

— Если бы он, хотя бы полунамеком, поинтересовался нашей Лаишей, я бы отдал, не задумываясь, даже не требуя обряда, — сказал тогда отец, а на возражения сына отрезал: — В роду Граев отродясь не было подонков,и, связав ее с одним из них, я бы спал спокойно: наша девочка была бы защищена.

Я тогда сжалась от страха. Граф хоть и внушал уважение, но не подходил под сложившийся в моей голове образ желаемого мужчины: от его взгляда хотелось не улыбнуться, а лишь спрятаться, но при этом он внушал спокойствие и чувство защищенности, которого не излучал мой Шайгун, хоть с ним было легко и весело. Вспоминать нареченного было больно, здравый смысл говорил, что его я больше не увижу, так же как и отца. Девы Вораса безотлучно находятся при храме, впрочем, говорят, что живут они недолго — слишком жадны до силы воины Вораса. Хотя, судя по поведению жреца, и они тоже… Хоть и говорят, что слугам своим Ворас отмеривает без счета, да, видно, не хватает силы-то, если сам верховный… руки тянет… А может, мрут девы от голода? Я вот за целый день проголодалась, не привыкла к лишениям…

***Дагос. В пути***

Утро выдалось хмурым, низкие тучи грязным маревом закрывали зелень неба, грозясь пролиться холодным дождем. Таким же было и настроение: мерзким, промозглым и отвратительным. Глядя на бессовестно спокойное лицо королевского мага, я вообще бесилась и сдерживала желание подойти и врезать по этой наглой, безмятежной роже, тормозило только то, что я вряд ли смогу исполнить это желание. Помимо того, что Каргон маг, он все таки еще мужчина и безответно не позволит лупить себя по лицу. Теперь меня окружали только наши люди, граф подошел к вопросу моей безопасности с небывалым размахом, мало того, что Лей не отходил от меня ни на шаг, так еще двое стражей не позволяли никому постороннему приблизиться ко мне ближе трех шагов. Такая забота льстила и в то же время напрягала — даже графа так рьяно не охраняли. А королевский маг лишь мерзко улыбался. Хорошо хоть есть тшеры, а то ходить под охраной по нужде было бы вдвойне отвратно. Поэтому до обеда, когда мы остановились в одной из придорожных харчевен, настроение у меня не улучшилось. Я хмуро ковырялась в своей тарелке, наполненной странной жижей неопределенного цвета, когда заметила необычное движение. В закрытое окно бился голубь. Я взглядом показала на него сидящему рядом Лею, но хозяин тоже заметил странную птицу и одним рывком распахнул окно… По залу прошелестело слово «вестник», и все вернулись к трапезе, только я с любопытством рассматривала птицу и встревоженное лицо молодого графа, к которому голубь прилетел.

— Гули, гули, — прошептала я, кроша на столе кусочек хлеба. — Иди сюда маленький, поешь, — дать измученной птице крошек никто не догадался.

На меня покосились, но против никто ничего не сказал, тем более что голубь немного поклевал, а потом испугался и выпорхнул вон. А я обратила внимание на бледное лицо юного графа. Он что-то с жаром доказывал магу, на что тот отвечал с холодным спокойствием и, видимо, убедил, поскольку парень сник и замкнулся, а через пару минут начал торопить всех с отъездом.

До вечера мы не останавливались. Граф Венсильский гнал так, что я едва чувствовала свое тело. Наши кушары устали и начали спотыкаться, тогда как граф пустыми глазами смотрел на спутников и лишь погонял свою коняшку. Уже стемнело, когда мы въехали на постоялый двор в очередном городишке, усталые, потные, голодные. На кушаров смотреть было еще печальнее — их бурно вздымающиеся бока, у Ночки даже слезились глаза и я, недолго думая, обняла свою лошадку и нажала на тшер. Грязь, скопившаяся в ее густой шерсти, испарилась, запах пота тоже, из запорошенных пылью глаз ушли все инородные тела и моя лошадка стала почти чистой, правда, усталость и голод никуда не делись, зато обтирать ее конюхам не придется. Лей, глядя за моими манипуляциями, только покачал головой, а я невинно пожала плечиком и отвернулась, ловя краем глаза его улыбку. На ужин расположились в одном общем зале. Так уж повелось, что рассаживались мы двумя группами: мы отдельно, граф Венсильский с королевским магом так же. Воины обоих графов тоже садились порознь, хотя уже успели перезнакомиться. Так и сейчас, сидя напротив, я наблюдала, как юный граф вновь о чем-то просил мага, за что тот явно отчитывал его как мальчишку и тот виновато опустив голову принялся кусать губы. Сидящий рядом Рай тоже осторожно наблюдал за парнем, и я видела, как хмурится его лоб. Быстро поев, королевский маг вышел из-за стола и направился в комнату, тогда как граф проводил его растерянным, тоскливым взглядом.

Рай подождал немного и встал из-за стола. Я была уверена, что он направился к раздавленному мальчишке, и не ошиблась. Но как бы я не напрягала уши, услышать то, о чем говорили графы, мне не удалось. Но к концу беседы лицо юноши посветлело.

— Собирайтесь, Шайгун, — только и услышала я.

Граф подскочил и направился к своим людям — отдавать распоряжения, а Рай вышел на улицу и мы с Леем, не сговариваясь, рванули следом.

— Так и знал, что без вас не обойдется, — усмехнулся Рай, даже не оглядываясь на закрывшуюся за нами дверь харчевни. Но сказать больше ничего не успел, поскольку дверь вновь распахнулась, и полностью готовый к походу граф предстал на пороге.

— Я готов! — подтвердил он очевидное.

— Идите за своим кушаром, граф, — усмехнулся Рай. — Не заставлю же я вас пешком бродить по улицам...

— Но ведь это огромный расход сил, — усомнился юноша.

На что граф только пожал плечами, и тот, не желая тратить времени на препирательства, бегом отправился на конюшню и уже через три-четыре минуты вернулся с полностью оседланным конем. Он явно очень спешил, настолько, что оставил часть вещей на попечение своих людей, схватив лишь одну суму из двух, и сейчас переминался в нетерпении, но при этом с сомнением поглядывая на нашего графа.

— Ваше сиятельство, — начал он, но граф отмахнулся от условностей.

— Я даю тебе слово, что завтра прибуду ко двору! — уверенно произнес он. — А теперь слушай. Я отправлю тебя во двор своего особняка в Дагосе. Символично, но с графом Альгошским меня связывают добрые отношения, и вы, граф, встречали меня у него в замке. Надеюсь, что граф сейчас в Дагосе…

— Он там, — прервал его юноша.

— Тогда вам останется лишь пересечь площадь, — улыбнулся он. — В Дагосе мы с графом — соседи. И предупредите, пожалуйста, привратника о нашем прибытии — пусть готовят апартаменты.

— Я благодарен вам, граф! — поклонился юноша и ступил в марево открывшегося портала, ведя в поводу своего кушара.

А мы вернулись в таверну и поднялись в свой номер, который продолжали делить на троих.

— И что это было? — стягивая сапоги и заваливаясь на кровать, спросил Лей. — Ради чего ты выложился и слил почти весь резерв? — я вздрогнула, когда последний раз граф остался без сил, в ход пошло насилие и я непроизвольно сжалась, сидя на своей кровати.

Возможно, Рай заметил эту реакцию, возможно, его покоробило отношение Лея, не знаю, но он рывком сдернул сапоги и со стуком швырнул их о пол.

— У графа Альгошского похитили дочь, — все же спокойно произнес он, — а наш мальчишка через три дня должен был повести ее в храм. Но дело даже не в этом… — на мгновенье он замолчал, собираясь с мыслями. — Старый граф Альгошский не совсем обычно относится к дочери — он ею дорожит, да и его сыновья любят, — он споткнулся на этом слове, — сестру. Сейчас все семейство сбилось с ног, разыскивая девчонку…

— Так, может, она сама сбежала? — пожал плечами Лей. — Такое бывает…

— Не с Лаишей, — покачал головой маг. — Я бывал в их доме, и, поверь, она весьма благоразумная девушка, да и Шайгун Венсильский весьма хорошая партия. Мальчишка не обидит свою кашасеру, не зря отец так долго выбирал ей пару и тянул до последнего… Через четыре дня ей семнадцать…

Если для Лея данная информация несла какой-то смысл, то я услышала и все равно осталась в неведении и от снедавшего меня любопытства забыла даже про охватившую меня дрожь и выжидающе повернулась к мужчинам, всем своим видом требуя объяснений. На этот раз нести свет в массы в моем лице неожиданно для меня самой, взялся Рай.

— В семнадцать лет, — начал он, — все кашасеры проходят главный ритуал в своей жизни, — он коротко глянул на меня и продолжил: — Ты его уже прошла. Девушка прикасается к алтарю Вораса, и бог определяет степень ее силы, — я мгновенно вспомнила ослепительную вспышку, от которой в глазах еще долго мелькали блики. — Если она не имеет сил или они невелики, — ее ждет брак, — я вспомнила, что Лей уже рассказывал мне об этом, но сейчас слушала с неменьшим интересом, ведь тогда я была в полуобморочном состоянии после выплеска силы и… — если она сильная кашасера, — продолжал Рай, — то ее забирают кашасеры города; если очень сильная — храм. Граф Альгошский подстраховался: он запланировал обряд за сутки до семнадцатилетия дочери. После обряда никто больше не властен над женщиной, кроме ее мужчины, — пояснил он, видя мое недоумение. — И какова бы ни была степень ее силы, — его глаза остановились на моем лице, — девушка остается со своим мужчиной и никто не вправе претендовать ни на нее саму, ни на ее силу.

Меня передернуло. Слишком четко это было сказано, слишком холодно и конкретно. Слишком пристально он смотрел в глаза. Все было слишком… На мгновенье я закрыла глаза, а когда открыла, граф больше не смотрел на меня… Он продолжал, глядя в потолок…

— Хронология событий всегда одна: если Лаиша пройдет обряд до семнадцатилетия, — она живет на попечении Шайгуна, — резюмировал Рай.

— В холе и неге в графском замке, — с усмешкой добавил Лей, на что граф только пожал плечами.

— А если нет? — мой голос непроизвольно дрогнул.

— А если нет, — голос Рая стал жестким, — тогда в день семнадцатилетия или в день, когда ее отпустит похититель, она в храме проверяет степень силы… И если он превышен…

— А тот, кто ее похитил, — оживился маг, — явно рассчитывает именно на это… Граф один из немногих дорожит дочерью…

— Граф один из немногих, — подхватил Рай, — с трудом смирился с Кашаром.

— Его владения вкупе с графством Шайгуна занимают треть королевства… — добавил Лей.

— И королю совсем не выгодно их намечающееся родство, — выдохнула я, включившись в диалог.

— Поэтому молодой граф и был отправлен с «высокой» миссией вылавливать в лесах не принявшего его «гостеприимства» соседа…

— Под надзором королевского мага…

— И тот будет о-о-очень недоволен, узнав завтра, что мальчик все-таки упорхнул в столицу, — с этими словами Лей выразительно посмотрел на друга, а потом оба уставились на меня и переглянувшись, расхохотались.

***Дагос. Где-то во дворце***

— Рикар! — женщина властным жестом отправила за дверь горничную и жгучим взглядом припечатала склонившегося перед нею мужчину. — Сегодня же чтобы тебя не было в городе!

— Но, госпожа, — молодой человек вопросительно поднял голову, еще не успев распрямить спину и, замер вопросительным знаком, поймав ее разъяренный взгляд.

— Сегодня же… — прошипела она, вмиг превращаясь из ослепительной красавицы в опасную тварь, — глаза затопила мутная чернота, а прекрасные черты заострились, выдавая крайнюю степень раздражения. — Глава клана в городе, — наконец соизволила пояснить она, а лицо ее собеседника исказилось от страха.

***Дагос***

Столица выросла перед нами уже поздно вечером. На фоне закатного золота неба всплыли темные шпили башен, основания которых скрывались за высокими крепостными стенами.

— Это верхний город, — склонившись ко мне, пояснил Рай, показывая на шпили и реющие стяги, — а под стенами Нижний Дагос — здесь живут ремесленники, мелкие дельцы и прочий рабочий люд.

Я осторожно покосилась на графа, до сих пор он не сильно утруждал себя объяснениями, роль гида брал на себя в основном Лей. Но сейчас маг, наоборот, ехал молча, сосредоточенно о чем-то размышляя и время от времени кидая на меня странные взгляды.

— Смотри! — он показал на блестевшую ленту реки. — Город возник в излучине и является довольно оживленным торговым пунктом на пути между хорхами, моими землями и остальными княжествами. Дагоссия перегораживает Форагоссии дорогу ко всем остальным землям, — он хмуро передернул плечами.

«Поэтому ты и вынужден считаться с Кашаром», — подумала я, глядя на его посмурневшее лицо.

— Остановимся в Нижнем городе, — королевский маг не спрашивал, он ставил в известность, — а утром заедем в город, как подобает Вашему статусу, — добавил он, поймав блеснувший яростью взгляд графа.

— Почему я должен ютиться в таверне, — закипая, ответил Рай, — когда меня ждет собственный особняк?

— Но, граф, — подобострастно заюлил маг, хотя по холодным глазам было видно, что ему самому не нравится подобная роль, — вы гость короля, и вам не пристало…

— Что мне пристало, — резко прервал поток слов Рай, — я решу сам… — и двинулся в сторону Верхнего города, не обращая внимания на что-то еще пытавшегося возразить мага. Его воины, окружив своего господина плотным кольцом, в котором оказалась и я, двинулись следом. Но далеко уйти мы не успели — на входе в город нас ждали…

Отряд гвардейцев в блестящих мундирах выстроился вдоль открытых ворот, от которых заблаговременно отогнали простой люд, те вытянулись вдоль улицы и во все глаза глазели на наш немногочисленный отряд: кто-то нахмуренно сопел, сетуя, что из-за кортежа благородных их задержали в воротах; кто-то, открыв рот, рассматривал графа и его людей.

— Накинь капюшон! — прошипел Рай, едва оглянувшись на меня.

И я поспешно скрыла голову, любопытство «черни» (я грустно улыбнулась вспыхнувшему в мозгу слову) было ни к чему, и так цвет моих волос слишком привлекает внимание. Я старалась как можно незаметнее глазеть по сторонам. Садящееся солнышко скоро не даст мне такой возможности, но взгляд то и дело возвращался к графу и с каждой минутой его лицо все больше темнело…

Мы ехали мимо гвардейцев, что почетным караулом выстроились вдоль обочины, чьи отрешенные лица не давали даже шанса заподозрить интеллект: уж слишком они были одинаковые, лишенные эмоций, даже пустые взгляды казались зеркальными. Но я не обольщалась, понимая, что эти взгляды обратятся на наш немногочисленный отряд, стоит нам сделать какую-нибудь глупость… Глядя на Рая и его помрачневший взгляд, я убедилась, что была права.

— Приветствую графа Форагосского, виконта Тура и Мараны! — прозвенел голос герольда, и взвыли трубы.

Рай поморщился — такого приема он явно не ожидал. Навстречу, выплывая из-за спин гвардейцев, направился дородный господин, обряженный в пышные одежды, которые, не будь они сплошь темных цветов, я бы назвала петушиными. Бордовый камзол с огромными камнями-пуговицами, сшитый из ткани, напоминающей атлас, отражал блики зажженных в воротах факелов, темные штаны по бокам имели лампасы такого же цвета и еще больше уширяли его и так необъятные ляжки, темно-коричневая рубаха проглядывала сквозь расстегнутые наполовину пуговицы и была так же расшита камнями и тонкими золотыми нитями, отчего воротник ее стоял и жестко подпирал тройной подбородок встречающего. А то, что упитанный господин встречал именно нас, не вызывало сомнений.

— Приветствую вас, граф! — он учтиво поклонился, но шляпы не снял и тонким темным платком вытер испарину со лба. — Его величество Кашар Первый, — на этих словах я уловила тонкую тень усмешки на губах Рая, — приглашает Вас быть гостями в его дворце.

— Премного благодарен Его величеству, — произнес Рай, — но я и мои люди устали и… — закончить фразу, которой он бы мог отвертеться от монаршего гостеприимства, ему не дали — тучный господин замахал руками и перебил графа.

— О, ваша светлость! — быстро заголосил он. — Ваши люди могут остановиться в вашем доме или в королевской казарме, но вас и госпожу иномирянку Его величество приглашает во дворец. Вам выделят соответствующие вашему положению покои и, уверяю вас, там, — он взвел очи горе, — вы отдохнете не хуже, чем в родовом замке…

— Даже лучше, — выскользнул из-за спины толстяка маленький человечек, одетый, по моему мнению, гораздо презентабельней, чем высокий аристократ. То, что король прислал встречать графа не дворового мальчишку, было ясно и без представлений. — Где ты, Альменорай Грай, встретишь такое изысканное общество степных гадюк в дорогих шкурах? — продолжал он, отвешивая низкий поклон, при этом не слезая с огромного для него кушара. — Такие в горах не живут…

— И я рад тебя видеть! — усмехнулся граф. — Кашар еще тебя не повесил? Твой язык сочится ядом.

— Что для одного яд, — подмигнул человечек, — для другого лекарство.

Даже мне приглашение показалось слишком назойливым, но отвертеться от него культурно не было никакой возможности и Рай, сцепив зубы, кивнул, правда, присутствие маленького человечка, видимо, примирило его с неизбежностью королевского гостеприимства.

***Дагос. Дворец***

Дворец рассмотреть не удалось. Подъехали мы уже в темноте и он погрузился во мрак и даже множество факелов, пылающих на подъездной аллее и освещающих фасад наряду с магическими огоньками, не давали полноценного обзора. Я лишь выхватывала взглядом то блеснувшее в свете факела окно, то фрагмент лепки, украшающей дворец, то холодное лицо гвардейца, стоящего на часах. Нет, некоторые окна были освещены, но это не сравнится с залитыми электрическим светом улицами городов моего родного мира, теплым желтым светом окон, холодным белым и голубым неоновым светом витрин. И для меня дворец Кашара Первого предстал дохлым исполином, что развалился посреди дороги и лишь глаза редких хищников, терзающих мертвую тушу, вспыхивали в ночи. Меня передернуло от такого нелепого сравнения пришедшего в голову, но на подъездной аллее нас ждали слуги с факелами.

— Двое со мной! — скомандовал граф. — Остальные в резиденцию… — наши сопровождающие с неодобрением посмотрели на графских воинов, но перечить не решились.

И в открытые ворота въезжали мы впятером… Копыта кушаров дробно цокали по подъездной аллее и королевский дворец высился впереди как двугорбый верблюд. Нас вели к одному из «горбов». Когда открылись двери и оттуда вырвался столб света, я даже удивилась: снаружи дворец казался мертвым, но за огромными дверями кипела жизнь. Холл был освещен десятками свечей, несколько слуг в ожидании мялись в сторонке, явно ожидая момента, когда можно будет проводить припозднившихся гостей и наконец отдохнуть. Неведомо как оказавшийся впереди всех маленький человечек, я уже опознала в нем шута, шутя отвесил поклон и широким жестом пригласил внутрь.

— Добро пожаловать, господин граф, — он воровато оглянулся вокруг и уже тише добавил, — в наш террариум.

Граф криво усмехнулся, и они обменялись понимающими взглядами.

— Прошу пожаловать за мной, господин граф! — высокий слуга с седыми баками и полным достоинства взглядом выступил вперед. — Я провожу вас в ваши апартаменты.

Граф молча кивнул и последовал за ним. Мы все тоже сделали шаг следом, когда моего плеча коснулась чья-то рука.

— Госпожа, — девушка, явно младше меня, пугливо отдернула руку, — госпожа, я провожу вас в вашу комнату.

Я растерянно смотрела вслед удаляющимся магам и не знала, как себя вести, но за моим плечом Райн робко кашлянул, привлекая внимание, и граф слегка оглянулся, одним кивком велев следовать за ним. Я с облегчением вздохнула и пошла следом.

— Но, госпожа… — протянула девушка и засеменила следом. — Госпоже приготовлены другие комнаты, в женском крыле…

Служанку было жаль, уж больно жалобно звучал ее голос, но оставаться одной в незнакомом месте мне не улыбалось.

В покои первым зашел Лей и только через минуту граф последовал за ним, а уж потом я, Райн и Гарош, последние остались у дверей в большой прихожей с двумя диванами, расположенными друг напротив друга, а я направилась дальше… Раю выделили апартаменты, состоящие из нескольких комнат, и я недоумевала, зачем надо было предлагать отдельную мне. Здесь была огромная гостиная с камином, несколькими кушетками вдоль стен, обтянутых фиолетовым шелком, большим диваном с точеными ножками и креслами в тон стенам. На каминной полке стояли два больших канделябра с горевшими в них свечами, еще два — на столе, что рядом с диваном, но углы комнаты все равно утопали во мраке. Из гостиной вели четыре двери: одна — в которую мы вошли и еще три. Граф по очереди отворил каждую из них. За первой виднелся кабинет - широкий письменный стол и угол шкафа, а в углу — крутобокий толстяк–диван на массивных лапах; за другими были спальни.

— Люблю спать на диване, — усмехнулся Лей и направился в кабинет.

Мне граф кивнул на следующую дверь. За ней располагалась спальня, выдержанная, кто бы сомневался, в темных тонах. Темно сиреневые стены, обтянутые шелковой тканью, играли бликами в мерцающем свете свечей, фиолетовый ковер пружинил под ногами, как лесной мох и я, недолго думая, стянула пыльные сапоги, погружая уставшие ноги в мягкий ворс, одновременно нажимая кнопку тшера. Легкий, свежий ветерок окутал на мгновенье мое тело, очищая одежду, стирая пыль с сапог, заставляя тело на мгновенье расслабиться. Но вот пытливому мозгу расслабляться не хотелось, и я начала исследовать комнату. Скинула на массивное кресло плащ, распустила волосы, массируя уставшую от постоянно заплетенной косы голову, и подошла к окну. В кромешной тьме разглядеть что-то за стеклом не представлялось возможным, да и комната в моем понимании была освещена весьма тускло — лишь два канделябра с несколькими свечами теплились: один — на каминной полке, а второй — на стоявшем у окна столе. В углу я различила широкую кровать под сиреневым же балдахином. Стук в дверь прервал мои исследования.

— Войдите, — на пороге мялась давешняя девочка, за спиной которой маячил Райн с моей седельной сумкой.

— Спасибо, — тепло улыбнулась я мужчине, а девушка тем временем уже впорхнула в комнату и поклонилась.

— Я Шаоран, госпожа, — не поднимая глаз, произнесла она. — Меня прислали прислуживать вам, — и она привычно шагнула к камину, одним движением лежащего рядом кресала зажигая приготовленные поленья.

Осторожно, как хрустальную, потянула на себя мою сумку и, распахнув дверцы шкафа, которые я до сих пор не различила в темноте комнаты, стала извлекать мои вещи и складывать на полку. Два платья, что навязал мне портной в Форагоссии, она аккуратно повесила на стоящие в глубине объемного шкафа манекены — и, о чудо! — смятая ткань тут же разгладилась и приняла первоначальный вид. Я заинтересованно подошла ближе.

— Во дворце почти везде зачарованные шкафы, — видя мой интерес, пояснила она, закрывая дверцы шкафа. — Вещи здесь чистятся, отглаживаются и всегда готовы к носке.

— Ваш король заботится о своих гостях, — протянула я, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком дерзко, ведь неизвестно, для помощи или слежки приставили ко мне эту девчушку.

— О, это не король, — улыбнулась она. — Как говорят старшие, это было во дворце еще при прошлом правителе, а королевский маг только иногда подновляет заклинание, — сказала и вдруг испуганно прикрыла рот. — Ой, заболталась, — прошептала она.

— Ничего страшного, — попыталась я успокоить девушку, но ее глаза так и остались испуганными. И, чтобы как-то сгладить последствия ее болтливости, я спросила:

— А где здесь ванная? — и обвела взглядом комнату, не видя больше дверей.

— Так вот она! — девушка подхватила юбку и кинулась к стене. Я отголоском сознания отметила, что юбка у нее обычная — не как у кашасер с разрезом на попе или в виде фартука с бантом. В стене спряталась еще одна, не замеченная мною, дверь, — вот если бы вы прошли в отдельные покои, — продолжала девушка, — то там была бы отдельная ванная, — она развела руками, открывая дверь в туалетную комнату, где находилась уже виденная мною в замке графа утопленная в пол ванная, совмещенная в комнате с необходимыми удобствами.

— Замечательно! — обрадовалась, как ребенок. — Я купаться, — но Шаоран не уходила.

Она привычным движением сдернула с крючка полотенца и банный халат, уложив их ближе к воде, кинула горсть подогревающих воду кристаллов и обернулась ко мне, готовая помочь. Но я в помощи не нуждалась, и она, недоуменно пожимая плечами, удалилась, я же спокойно разделась и со стоном блаженства забралась в горячую, пахнущую какими-то цветами воду.

— Ринка, — раздался в комнате голос Лея, — Ринка, куда ты пропала…

— Сейчас, — я очнулась, вода уже начала остывать. Быстро выбралась из ванны и, накинув халат, выскользнула в комнату, наскоро вытирая волосы. — Что случилось? — спросила развалившегося в кресле у камина Лея.

— Что, что, — весело оскалился маг, глядя на меня в халате. — Ужинать идем?

— Идем, — потуже запахнула халат и, оставив влажные волосы лежать на плечах, направилась к двери. Затем, уже на выходе, обернулась к магу, который продолжал сидеть в кресле и даже не двинулся. Я недоуменно приподняла бровь…

— Говорил же тебе, — недовольным тоном произнес маг, — не дело выходить в халате, тем более к столу…

«Блин, до чего же достали эти условности! — раздраженно подумала я. — Как спать в одной комнате и даже смотреть, как я выхожу из лохани в трактире, — так все прилично, а как выйти за дверь поесть, то недопустимо».

— А нельзя мою порцию принести сюда? — жалобно проблеяла, надеясь на сочувствие.

— Рина, не ленись, — не поддавшись на мой несчастный вид, усмехнулся он.

— Тогда марш отсюда! — резко повысила я голос, и маг подскочил от неожиданности. — Мне одеться надо.

— Платье одевай! — уже выходя, не то посоветовал, не то приказал он.

Минут через десять, когда с горем пополам натянув платье и с трудом затянув дурацкую шнуровку на спине, благо хоть все было вставлено в специальные проймы-дырочки, иначе я бы и до утра не справилась, я вышла в гостиную, куда выходили все наши комнаты и… не узнала ее. Посреди помещения, перед горящим камином, стоял уже накрытый стол, маги в ожидании меня потягивали вино, расположившись в креслах, повернутых к огню. Стоило мне выйти, как Лей поднялся и направился к столу, на ходу кивнув мне, а из второго кресла встал не замеченный мною гость — тот самый карлик, что встречал нас у городских ворот. Я укоризненно глянула на Лея, мол, мог бы и предупредить, на что он вполне себе спокойно пожал плечами. Я же отвернулась и с любопытством посмотрела на гостя. Одет он был, на мой вкус, замечательно — темные брюки, как у всех местных мужчин, рубашка цвета вороненой стали без пышных рукавов или жабо, с простым отложным воротом и темный же камзол без камней и вышивки, лишь одна серебристая строчка пробегала по вороту и отложным бортам камзола. Изящные руки не утяжеляли кольца и перстни, лишь небольшая печатка украшала мизинец мужчины. Красивое лицо с выразительными черными глазами портили только сжатые губы — явный признак циничности натуры, а темные волосы, зачёсанные назад, открывали высокий лоб мыслителя. Он был почти красив, но рост не выше метра двадцать портил все впечатление.

— Добрый вечер! — произнесла я, приветствуя сразу всех.

В голове мелькнуло, что воспитанная девушка присела бы в реверансе, но я, наверное, совсем не воспитанная, поскольку, что такое «реверанс», не имею ни малейшего понятия и поэтому не стала позориться.

— Рай, — ехидно улыбнулся гость, ну что поделать, представиться он не соизволил, — ну почему тебе так везет? — произнес он, обходя меня по кругу. — Раз — и с неба упала настоящая иномирянка.

— Ну, если быть точным, то не с неба, а из-за Грани, — уже жуя что-то, пробубнил Лей.

Пожав плечами, я уселась на стул, тогда как маг погрузил руки в мои еще влажные волосы, и головы коснулся теплый поток воздуха, высушивая пряди, играясь с ними.

— Это можно было бы сделать и дистанционно, — сверкнул взглядом граф, вставая с кресла.

Я на мгновенье сжалась, но тут же одернула себя и взглянула в его глаза. Иногда Рай казался мне просто идеалом мужчины — сильный, уверенный, в меру красивый… и тогда я влюбленными глазами наблюдала за ним, млея от счастья и растекаясь сиропной лужицей. Но иногда, хмурый и сверлящий тебя холодным проницательным взглядом, он был болезненно чужд, и каюсь, в эти моменты мне хотелось то ли сбежать куда глаза глядят, то ли, наоборот, спрятать на своей груди этот леденящий взгляд, зарыться руками в волосы и гладить каждую прядку, даря ему спокойствие и ласку, до тех пор, пока его глаза не оттают. Сейчас я вновь поймала на себе его колючий взгляд, впрочем, таким же он наградил и Лея, который демонстрировал нашему гостю оттенки моей шевелюры.

— Вот смотрите, они даже цвет огня отражают, — с таким видом, будто это его личная заслуга, говорил он, — а днем в них путаются лучи солнца и блестят.

Карлик протянул руку и пощупал уже высушенную прядь, пропустив ее между пальцами, тогда как я вдруг взбесилась. Представиться, как воспитанный человек, он не соизволил, а вот щупать — так сразу, пусть даже и волосы.

— Наигрались? — чуть более грубо, чем хотелось бы, буркнула я, перебрасывая волосы со спины на плечо. Знала бы, что мы не одни, заплелась бы. Впрочем, почему бы и нет? Тронула кнопку тшера, и волосы стянула уже ставшая привычной за время нашего путешествия коса. На лице карлика отразилось недоуменное выражение: с одной стороны — обида, как будто у ребенка забрали игрушку, с другой— возмущение.

— Выпороть бы тебя! — глядя снизу вверх, ледяным тоном произнес он.

Я опешила.

— И за что это? — поинтересовалась, уже, впрочем, представляя, за что, в свете местных реалий.

— Своевольная, болтливая, невоспитанная… — начал перечислять он.

— Я невоспитанная, — ядовито улыбнулась, — а сам? Даже не представился…

— Я представляться кашасере? — карлик задохнулся от возмущения и даже покраснел.

А у меня перед глазами встало мое появление в этом мире, испуганные взгляды толпы придворных и цепкие руки графа на плече. Ни он, ни Лей тоже представляться не собирались, видимо, здесь это и впрямь не принято. Но откуда тогда я должна знать, кто есть кто?

— Виконт, вы забываете, что Рина — иномирянка, — мягко произнес Рай, явно пытаясь разрядить обстановку, но зыркнув недовольным взглядом на меня. — В ее мире все совершенно по-другому. Нас тоже порой ставят в тупик ее поведение и образ мыслей, — я фыркнула, понимаю, что неприлично, но не смогла сдержаться и так едва не рассмеялась в голос. «А как порой меня ставит в тупик ваше поведение!» — подумалось мне, но говорить этого вслух не стала. Хотелось есть, а не вести дурацкие беседы, и я уже совсем неприлично сглотнула слюну. Запах еды от стола шел просто умопомрачительный, а мы все никак не могли до него добраться. — Прошу к столу, — тоном доброжелательного хозяина наконец произнес граф, то ли заметив мой голодный взгляд и повышенное слюноотделение, то ли устав от ненужных разговоров. Долго ждать мы не собирались и я и Лей тут же оказались у стола, благо пришлось сделать всего-то пару шагов. Карлик, наоборот, вяло прошествовал к столу и неуклюже уселся. Стул для него был слишком высок, а когда он сел, сделался слишком низок. Лей, недолго думая, подал гостю диванную подушку и только тогда он стал хоть сколько-то различимо возвышаться над столом. Откуда-то из-за двери выскользнула Шаоран и принялась прислуживать за столом, подавая блюда и наливая напитки в бокалы, одновременно бросая на меня полные невысказанного ужаса взгляды. Когда она чуть не вылила вино на стол, я в конце концов не выдержала.

— Шаоран, — девушка вздрогнула, — что я делаю такого неправильного, что ты того и гляди в обморок хлопнешься? — девушка испуганно втянула голову в плечи и покосилась на мужчин.

Лей откровенно смеялся, граф тоже едва сдерживал улыбку и кивнул благосклонно, давай, мол, говори.

— Вы сели за стол, госпожа… — тихо произнесла она.

— И что? — не понимала я. — Мне на полу есть, что ли? — оглянулась на мужчин я.

Теперь смеялись все трое: «мои» маги уже в голос, наш гость — пока еще сдерживаясь, девушка же потупилась и молчала. Я повернулась лицом к столу и выжидательно посмотрела на Лея. Тот, однако, не внял и продолжал ржать. Тогда я перевела взгляд на Рая, и тот, отсмеявшись, пояснил:

— Ни одна кашасера не сядет за один стол с мужчинами, — он хотел что-то еще добавить, но я язвительно переспросила.

— Побрезгует, что ли? — на мгновенье установилась звонкая тишина, которую разбил смех графа.

— За это тебя можно уже высечь кнутом, — процедил карлик.

— Нет, Рина, — отсмеявшись, пояснил Рай, — потому что женщин никто не посадит за один стол с мужчинами — это не принято.

— Мне уйти? — процедила сквозь зубы, чтобы не сорваться и не наговорить ничего про их дурацкие законы. Эх, времени нет, я бы познакомила местных женщин с учением феминисток…

— Сиди, — улыбнулся Рай, улыбнулся так светло, что вдруг стало все равно и дурацкие законы, правила и обычаи. — Я уже привык… — на душе стало легко, и я, чтобы как-то занять руки и спрятать глупую улыбку, что так и норовила расцвести на губах, опустила голову и стала кромсать кусок мяса, что лежал у меня на тарелке.

В конце концов, что бы они там ни говорили, но кушать хочется и пусть пока терпят меня, совсем скоро я вернусь домой… Занятая своими мыслями, я совсем не следила за разговором, который завели мужчины, но, насытившись, начала прислушиваться.

— Ты упрям, — с досадой произнес Рай. — Дождешься, пока Кашару надоест твоя болтовня…

— Пока такого не предвидится, —выдвинул подбородок маленький виконт. — А бросать собственный дом я не намерен.

— Домом он был, когда тут жил твой отец, — фыркнул граф, — а теперь в любой момент он может вспомнить, чей ты сын.

— Полно, Рай, — теперь виконт говорил спокойно, даже его губы приняли нормальное положение, а не вытянулись в поджатую линию. — Если он не убил меня раньше, зачем это делать теперь... Отец мертв, братья тоже, я — случайность, рожденная от простой кашасеры. За мной нет никаких сил, ни один аристократ не станет связываться с таким, как я. Большинство видит лишь куст пустынной колючки, маленький, пыльный, но не помнит, насколько цепки и длинны его корни…

— Еще бы, — усмехнулся граф, — корни древнего рода графов Дагосских… Такие уходят глубоко в почву…

— Я смирился, Рай, — спокойно произнес маленький виконт. — Вся моя семья мертва. При жизни отца я был досадным недоразумением. Теперь, когда его уже нет так и остался.

***Дагос. Аудиенция***

«Мне нечего стыдиться», — как мантру, повторяла я, ступая вслед за графом по коридорам дворца.

Мне нечего стыдиться. Но недовольный взгляд Рая и снисходительные — встречных придворных заставляли меня все глубже втягивать голову в плечи. Здесь не было ярких тканей, мужчины и женщины одевались в темные тона, огромное множество оттенков синего, фиолетового, зеленого. Я так и не заметила ни одного светлого пятна среди многоцветья придворных, наверное, поэтому они и носили множество камней: и мужчины, и женщины блистали обилием драгоценностей. Пальцы, запястья, прически, стоячие воротнички, лифы платьев и отвороты камзолов — все украшали россыпи камней от матово светящихся до искристо блистающих, от мелких сколков, почти не видимых на темных тканях, до вызывающе сияющих размером с голубиное яйцо (не верите? Даже такие экземпляры были. Вставленные в массивные оправы, они вызывающе играли гранями, как бы показывая, кто здесь хозяин).

Отвороты камзола графа тоже играли темными отсветами каких-то камней. Их насыщенный винный оттенок гармонировал с темно-фиолетовым камзолом и черной рубашкой. Поэтому я, в своем дорожном платье из хорошего, но явно не предназначенного для дворца сукна, выделялась среди этих блестящих ворон блеклым воробьиным оперением.

«Мне нечего стыдиться,» — упрямо расправила ссутулившиеся плечи. Во дворце я чувствовала себя не в своей тарелке и дело не только в неприязненных и высокомерных взглядах, даже не в отсутствии соответствующего гардероба, своды королевского дворца давили на меня безотчетным страхом, казалось, за каждым углом меня подстерегает опасность и это чувство заставляло непроизвольно оглядываться, ловить неприязненные и откровенно враждебные взгляды, направленные в спину, уж не знаю, мне ли, Раю ли...

Кашар встретил нас в малой гостиной, впрочем, это она так скромно называлась, тогда как в действительности уж какой-какой, а малой я бы ее не назвала. Хотя, сравнивать мне не с чем, во дворцах не обреталась. Король ждал нас стоя, опершись пятой точкой на большое, тяжелое кресло, обитое темно-зеленым бархатом. Его массивное тело, затянутое в узкий камзол, когда-то явно было стройным и рельефным. Теперь же лишний жир уплотнил бока и вялым тюком подвисал на животе, но король, видимо, все равно считал себя неотразимым и в узком камзоле выглядел как перетянутая веревочками колбаса. Но если тело его было несколько обрюзгшим, то колючие глаза из-под нависших век поблескивали все еще молодо и хищно.

Рай остановился за несколько шагов от короля и, приветствуя, склонил голову (пожимать друг другу руки здесь было не принято). Король зеркальным жестом поклонился в ответ, слегка сжав губы. Я тоже склонила голову, слегка присев (реверансам меня не обучали, поэтому позориться и изображать незнамо что я не стала). Губы короля превратились в тонкую линию и меня окинули презрительным взглядом, отвели глаза. Графу предложили сесть, и вот уже между правителями ведется диалог, сути которого я почти не понимаю, отчасти потому, что названия местностей и событий мне ни о чем не говорят, отчасти потому, что я не стала следить за беседой, которая меня не касается, а постаралась оглядеться. Комната была мрачной, обитые темной тканью стены трепетали от блуждающих сквозняков. От горящего камина, у которого стояли кресла с расположившимися в них мужчинами, распространялось почти осязаемое тепло, тогда как от приоткрытой то ли двери, то ли створки окна за тяжелыми занавесями не видно, тянули свои щупальца жгутики холода, и, встречаясь друг с другом тепло и холод заставляли таинственно шевелиться занавеси на окнах, на входных дверях, обивку стен и заставляя пламя в камине взвиваться и опадать. Ноги затекли. Присесть мне так и не предложили, и я стояла за спинкой кресла, в котором сидел граф, уже раздражаясь медлительностью речи и раздумывая, сильно ли я нарушу этикет, если отойду и присяду вон на том мягком диванчике. Впрочем, одергивая себя, заставляла спину вновь выпрямляться и стоять в немом ожидании.

«Что я здесь делаю? — тоскливо думала. — Для чего было тащить меня, если я здесь просто для массовки?» Появления карлика я не заметила, полностью сосредоточившись на почти непосильной задаче — устоять на ногах, не переминаясь, не меняя позы, чтобы выглядеть достойно. «Блин, для кого? Для Кашара, чье имя созвучно с названием местной лошади, чью бритую морду он и напоминает? — злилась про себя я. — А может, для графа, который даже не подумал, что я могу просто устать. Или у них все такие непробиваемо тупые?!»

Откуда вынырнул карлик, я так и не поняла: то ли он изначально находился в комнате и просто вышел из-за занавески, которых хватало в этой мрачной комнате, то ли дверей здесь было больше, чем одна, и он незаметно просочился. Маленький человечек, видимо не надеясь уже привлечь мое внимание, дергал меня за рукав:

— Пошли, — потянул он меня в сторонку, — государственные дела такие скучные, — он забавно сморщил нос.

Я кинула неуверенный взгляд на Рая, надеясь понять, стоит ли идти куда-то с маленьким виконтом, но граф не обращал на меня внимания.

— Мы недалеко, — почти прыгал вокруг меня карлик. — Смотри, вон к тому окну, — и я решилась. Отцепилась от кресла, за которое незаметно придерживалась одной рукой и сделала шаг. Ноги ответили легкой дрожью.

— Смотри! — он отдернул штору и говорил, совершенно не приглушая голоса. — Видишь дворец? Это дом самого главного короля Шараны, — я оглянулась на Кашара и заметила, как он досадливо поморщился, но потом соизволил улыбнуться.

Шутки я не поняла и повернулась за разъяснениями к своему собеседнику, заодно выглядывая в окно.

— Храм Вораса, — поскучнев, пояснил виконт, как только понял, что его остроты совершенно непонятны иномирной мне, и замолчал, давая время осмотреться.

Мы стояли в проеме большого окна и смотрели наружу — на дворцовую площадь, отделенную от города высоким каменным забором, из-за которого виднелись лишь несколько шпилей с обвисшими из-за безветрия флагами. Сам двор, мощеный квадратными плитами, простирался до высокого стрельчатого здания храма, правда, отсюда была видна лишь его часть, поскольку здания, видимо, стояли слишком близко друг к другу и оценить из окна перспективу у меня не получалось.

— В свой прошлый приезд я оставил во дворце демона, — донесся до меня голос Рая, и я навострила уши.

Впрочем, как оказалось, не только я, маленький виконт тоже притих и насторожился, прислушиваясь.

— Конечно, я помню этот досадный инцидент, — слишком слащаво, чтоб не насторожиться, произнес король. — Он до сих пор в темнице…

— Тогда Вы, надеюсь, не будете против, — быстро проговорил граф, — если я его навещу…

Король поморщился, но равнодушно пожал плечами:

— Если вам это доставит удовольствие, то почему бы и нет…

— Удовольствие вряд ли, — пробурчал себе под нос виконт, — а вот удовлетворение — вполне…

— Виконт Корфи проводит вас, граф.

Рай встал одновременно с королем, молча склонил голову и тот, не прощаясь, вышел в дверь, что пряталась у него за спиной в плотных складках портьеры.

— Придется прогуляться до казематов, — усиленно строя из себя надзирателя, произнес виконт строгим голосом. — Пожалуйте вперед, Ваша светлость.

Граф через силуулыбнулся и вышел в противоположные двери, и мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним, маленький виконт замыкал наше шествие, усиленно изображая из себя тюремщика, но стоило нам выйти из густонаселенных придворными коридоров, как виконт оставил меня позади и поравнялся с графом.

— Ну и зачем тебе эта инспекция королевских тюрем? — скрывая лукавую улыбку, спросил он.

— Не знаю, Тофар, — пожал плечами граф. — Что-то мне здесь не нравится, а что именно, не пойму, хочу увериться, что хотя бы демон, плененный мною по настоянию баронессы в последнем походе, находится под должной охраной.

— А если нет? — тихо произнес виконт.

Граф резко повернулся и склонился над маленьким человечком, внимательно глядя ему в глаза.

— Нет? — произнес он одно слово, но карлик даже попятился.

— Ходил я туда однажды, — чуть оправдываясь, сказал он, — узник не впечатлил меня. Может, я не туда смотрел?

— А что ты хотел увидеть? — хмуро поинтересовался граф, ускоряя шаг.

— Ну там рога, хвост…

— Нет у них рогов, Тофар, — буркнул граф, — только крылья и хвосты и то в демонской ипостаси! А отличить их от нас в человеческом виде вообще почти невозможно…

— И как же ты их отличаешь? — заинтересованно спросил карлик, обгоняя Рая и заискивающе глядя в его лицо. Когда он так, пятясь и подпрыгивая, шествовал по коридору, то казался ребенком, что выпрашивает у взрослого конфетку…

— Чувствую, — буркнул граф и впервые оглянулся на меня. Мне тоже было интересно, но не скакать же перед ним…

Интерьеры сменялись один за другим. Виконт уверенно вел нас сначала пышными дворцовыми залами, потом украшенными лепниной и картинами коридорами. В первых попадались нарядные мужчины, изредка — женщины. Граф шел целенаправленно, иногда кивая на приветствия, но ни на минуту не останавливаясь, а впереди него почти бежал виконт, семеня короткими ногами, но почему-то это не казалось смешным. Придворные бросали недоуменные взгляды им в спины, и мне приходилось тоже ускоряться, чтобы не потеряться в лабиринте коридоров и залов. Наконец, мы выбрались в галерею — широкий зал с огромными арочными окнами выходил на площадь, соединяя королевский дворец и громаду храма. Отсюда виднелся бок и того и другого сооружения. Я засмотрелась и очнулась, только когда меня окликнул граф и поспешила в неприметную дверь, гулко стуча каблуками по мраморным плитам. За нею кончалось царство роскоши и достатка, каменные стены больше не украшались барельефами, лепниной и не драпировались занавесями. Здесь царил минимализм казенного здания: голые стены, каменный гулкий пол и несколько дверей. Виконт отворил одну из них и ступил на темную лестницу, что спускалась куда-то вниз. Мы последовали следом. После первого же десятка шагов снизу пахнуло плесенью и сыростью — верными спутниками подземелий.

Сырая лестница привела нас в караулку, где играли в кости двое гвардейцев, которые вскочили при виде нас, звеня кольчугами и подхватывая на ходу прислоненные к стене мечи. Рай поморщился и прошел мимо, и ни один не спросил, куда и зачем мы идем, видимо, виконта знали как любимчика короля и беспрепятственно пропускали. От караулки вниз вела еще одна лестница, упирающаяся в довольно широкий коридор, по обеим сторонам которого шли ряды закрытых дверей с небольшими окошками, забранными решетками. Из-за сумрака, царившего в коридоре, который не разгоняли несколько факелов чадивших в специальных держателях на стенах, было трудно разобрать, заполнены камеры или пусты, но, судя по расхлябанности охраны и ее немногочисленности, большинство камер пустовало…

— Здесь, — повернулся к одной из дверей маленький виконт.

Мы прошли почти весь коридор. Камера демона была одной из последних и толстый деревянный брус не позволял двери открыться. Но граф не собирался этого делать. Одного взгляда на узника, брошенного через узкое зарешеченное окно, ему хватило, чтобы вскипеть.

— Ты не ошибся? — в его глазах зарождались язычки злого пламени.

Неужели никто, кроме меня, не видит, как вскипают его нервы, как расширяются и трепещут ноздри. Я неосознанно сделала шаг назад, испугавшись бешеного зверя, что выглядывал из потемневших глаз.

— Впрочем, ты не ошибся, — констатировал он и оглянулся, успокаиваясь.

Медленно и осторожно он обошел помещение, как будто сканируя пространство, но не почувствовал ничего рядом и, резко развернувшись, пошел назад.

— Граф Грай, — тихий женский голос донесся до нас из-за одной двери.

Тонкая рука просунулась сквозь решетку и помахала, привлекая внимание. Рай тут же повернулся и, молча, начал отодвигать тяжелый брус, на который была закрыта камера. Не сразу, но это ему удалось, и из распахнутой двери, шатаясь, вышла девушка, совсем еще ребенок — лет шестнадцати-семнадцати.

— Лаиша! — Рай как будто с удовлетворением произнес ее имя, и она разрыдалась, прикрывая руками порванное платье. — Пошли… — и он направился к выходу, тогда как виконт, наоборот, остановился.

— Подожди, — виконт остановился и взглянул на девушку оценивающим взглядом, а потом повернулся к графу, — ну, не можем же мы вот так вывести ее отсюда.

— Дочери графа Альгошского не место в казематах! — жестко парировал Рай, а я напрягла память, где же я слышала это имя?..

— Согласен! — важно кивнул карлик. — Но давай сделаем это незаметно.

— Каким образом? — голос графа прозвучал глухо от едва сдерживаемого гнева.

— Ну не зря же я был лучшим на факультете иллюзий… — улыбнулся виконт. Улыбка вышла печальной, но он тут же развернулся и еще раз осмотрел девушку, а потом повернулся ко мне. — Вас не затруднит распустить волосы?

Я пожала плечами и, не задавая вопросов, начала искать шпильки в сложной прическе, что соорудила сегодня на моей голове Шаоран. Локоны распадались неохотно, я шипела и дергала запутавшиеся пряди, но, наконец, справилась и повернулась к карлику. Он удовлетворенно осмотрел меня, потом так же осмотрел девушку, что-то зашептал, обходя нас вокруг и соединил наши руки.

— Ни за что не разнимайте рук! — приказал он, удовлетворенно оглядев нас и с гордым видом повернулся к Раю.

— Если это сработает, пришлю тебе ящик моранского, — хмыкнул маг и направился к выходу.

Не знаю как для них, но для меня ничего не изменилось. Я видела девушку, которая свободной рукой пыталась свести на груди порванное платье и, с трудом переставляя ноги, шатаясь от слабости, сцепив зубы, шла рядом со мной. Я сбавила темп, приноравливаясь к ее шагам и не обращая внимания на нетерпеливый взгляд Рая, что застыл у двери в караульную, поджидая нас. Шаг за дверь дался мне с трудом, а моя попутчица и вовсе дрожала, как осиновый лист. Ее ладошка стала мокрой от страха, и я испугалась, что сейчас она выскользнет из моей руки. Граф, не торопясь, прошествовал по залу, как и в прошлый раз не глядя на стражников, что вытянулись перед ним. На столе больше не было костей, мечи пристегнуты к поясам, как и положено гвардейцам, а их виноватые физиономии с опущенными долу глазами говорили сами за себя. Казалось, они не видят ничего вокруг от страха получить выговор, нет, не от графа, от собственного начальства, которому этот аристократ может рассказать об инциденте на посту…

Мы спокойно прошествовали через караулку и, спотыкаясь на каждом шагу, выползли из темной кишки лестниц. Галерея встретила нас тишиной и безлюдьем, что было нам только на руку, и виконт как местный житель повел нас коридорами для слуг, короткими переходами и странными скрытыми портьерами дверями, чтобы через минут пятнадцать распахнуть перед нами двери наших покоев, в которые мы проникли, так никого и не встретив.

***Дагос. Лаиша***

— Вечером ко мне в келью ввалились трое: воин и два жреца.

Верховный держался отстраненно, даже не подходил близко, но эти двое направились прямо к моему жесткому ложу, где я сидела. Нож оказался в руке прежде, чем я подумала о нем, но в этот раз разговоры не велись. Они пришли за силой и намерены взять ее любой ценой. В их глазах я прочитала приговор и тоже не стала ждать или предупреждать. Младший жрец подошел ко мне первым, опередив воина на пару шагов, и стоило ему протянуть ко мне руки, как я ударила изо всех сил, сразу в грудь, с твердым намерением убить и едва успела выхватить свое оружие из падающего тела, но воспользоваться им повторно уже не смогла…

Лаиша замолчала, повторно переживая свою боль и унижение…

— Он был не просто воином, — продолжила она. — Воин-маг или просто маг, не знаю, но ему хватило всего мгновения, чтобы я перестала ощущать свое тело. Я все видела, но сопротивляться могла с трудом. Чувствовала себя мухой в меду — тело стало медленным и неуклюжим, я едва смогла поднять руку. Но даже тогда я ударила его, однако моя медлительность была плохим помощником, и удар прошел мимо цели. А он… О! Он сильно удивился… — выдохнула она.

— Еще бы! — уважительно произнес Лей. — Заклятье твердой воды, именно так оно называется, могут сбросить только обученные маги. Сопротивляться почти бесполезно…

— Поэтому они решили перевести меня из кельи в камеру, — кивнула девушка. — Тот маг сказал, что у меня сильная сопротивляемость и надо в первую очередь сломить волю… — она всхлипнула, но потом вздернула подбородок и продолжила рассказ: — Вызвали из-за двери еще одного, и тот взвалил меня на плечо и понес в казематы. Шли долго. Воин-маг впереди проверял дорогу и не позволял посторонним увидеть меня, потом бугай, что тащил мое тело, а следом верховный жрец. Почему ему так важно было идти с нами, не знаю, но он не отставал ни на шаг. Пройдя по галерее, соединяющему королевский дворец с храмом, мы нырнули в лабиринт коридоров и вскоре стали спускаться. Я все видела, ощущала, понимала, но не могла пошевелиться. Я тщетно пыталась дернуть ногой или рукой, собирая оставшиеся силы, но все было бесполезно… Вот таким беспомощным кулем меня и принесли в тюремный подвал. Там было тихо, даже шаги звучали как-то приглушенно. Меня внесли в камеру и надели цепи, — она машинально потерла запястья, где еще видны были следы кандалов, несмотря на залечивающую магию Лея.

— Ты можешь не рассказывать, — я осторожно коснулась ее плеча, но она так резко дернулась, испугавшись, что я отодвинулась, боясь еще больше навредить.

— Нет, — она сцепила руки в замок и напряглась, — я должна рассказать это один раз, иначе не избавлюсь от пережитого кошмара, — и продолжила рассказ, который мне было даже слушать страшно… — Они надели цепи, концы которых были продеты в кольца: два в потолке, два в стенах и растянули меня на стене, я не могла даже пошевелиться. Мои ноги раздвинули и я стояла, опираясь только на носочки, а руки почти вывернуло из суставов — настолько сильно они натянули цепи… И тогда, — Лаиша опустила голову, больше не в силах смотреть на нас, —тогда жрец спустил штаны и разрезал платье снизу, открыв доступ к… — она замолчала, но потом продолжила, с трудом выталкивая из себя слова и давясь слезами. — Он разрезал белье и отшвырнул его, обкорнал платье, чтобы не мешало, и… и он взял меня, как кашасеру, только ему пришлось это делать спереди, глядя мне в глаза… А второй стоял у него за плечом, стоял и наблюдал. А потом… Потом что-то сияющее выплеснулось на жреца, и хлынула кровь. Жрец отодвинулся. Помню, он сначала улыбнулся и как будто мгновенно помолодел, а потом так брезгливо поморщился и сказал:

— Руан, откуда столько крови?

Тот только пожал плечами.

— Девственница!

— Значит, Руан, — сквозь зубы процедил Лей, ни к кому не обращаясь.

— Очнулась я, — продолжила девушка, — на тюремных нарах. Цепи сняли. Но дверь была заперта. Когда я услышала голоса, то подкралась к решетке, а, увидев графа то во мне загорелась надежда… — она всхлипнула, с обожанием глядя на Рая.

— Сколько времени ты там провела? — я задавала вопросы, а сама костенела от ужаса.

Девушка всего шестнадцати лет от роду, ну ладно, почти семнадцати, но сотворить с ребенком такое… Сама я ненамного старше, но мне было дико, дико и страшно. Лей тоже проникся жуткой историей нашей «гостьи». Только Рай был мрачен, и я видела, совсем не склонен сочувствовать ей.

— Три дня, но могу ошибиться. Какой сегодня день? — Лей назвал. Честное слово, я так и не разобралась с местным календарем, — значит, через два дня мое совершеннолетие. Завтра должен был состояться обряд, — и она замолчала, потому что его не будет. Если кашасеру берут любой, то женщину, подвергшуюся насилию, даже очень высокого рода, даже с избытком силы, которую она может подарить мужчине, через обряд не возьмет уже никто… Теперь ее участь быть игрушкой в руках мужчин — кашасерой, ибо графу родовая честь и родня не позволят пройти через обряд с обесчещенной девушкой. Даже золото, что отец обещал дать в приданое, не заставит Шайгуна смириться с этим.

***Дагос. Немногим позднее***

— Надо как-то вывести ее из дворца, — задумчиво произнес Лей, покусывая каштановый локон.

Он развалился в кресле в обманчиво ленивой позе, тогда как в его руках с необыкновенной скоростью плясал и кувыркался кинжал, выдавая снедавшую его тревогу. Рай неподвижно стоял у окна, его задумчивый профиль темнел на фоне обтекающих со всех сторон солнечных лучей и казалось, что это каменная статуя застыла у окна. Настороженные лучики играли на гранях кинжала и я, помимо воли, раз за разом возвращалась взглядом к танцу ножа в умелых руках мага. Когда резко, без предупреждения распахнулась дверь, Лей едва удержал мгновенно занесенную к броску руку. На пороге стояла женщина, даже не так, прекрасная женщина — изящную фигуру обнимало шелковое фиолетовое платье, которое не скрывал накинутый сверху чуть более светлый женский камзол (ну, или как он там называется — не знаю), иссиня-черные волосы уложены в замысловатую прическу, украшенную золотыми нитями с висящими на них искрящимися звездочками камней. При виде нас ее красивое лицо слегка скривилось, но тут же на него вернулось умиротворенное выражение. За ее спиной маячил растерянный Райн, всем своим видом показывающий, что дама проигнорировала его и вломилась к нам весьма бесцеремонно.

Лей выпрямился в кресле, приняв более подобающую позу и убрал в ножны нож. Я повернулась к гостье лицом, старательно выдавливая из себя приветливую улыбку, ведь, несмотря на то что видела ее лишь мельком, сразу узнала в нашей незваной (впрочем, в этом я не была уверена), но все же неожиданной гостье невесту графа. Один лишь Рай даже не пошевелился: как стоял у окна, так там и остался, не произнеся ни слова приветствия.

— Оставьте нас! — повелительно бросила баронесса, глядя в первую очередь на Лея.

Тот, не посмев ослушаться, встал, но, оказавшись за ее спиной, усиленно замотал головой, показывая, чтобы я не уходила. Недоумению моему не было предела, но я покорно кивнула и заняла его место в кресле, тем самым напросившись на возмущенно-недоуменный взгляд баронессы. Села и отстраненно уставилась на огонь, со страхом ожидая окрика графа. В свете солнца из окна его лицо оставалось в тени, потому я не видела его выражения и только надеялась, что поняла безмолвный приказ мага правильно.

Повторять баронесса не стала. Ее взгляд был неотрывно прикован к Раю, и я, стараясь не смотреть на них, внутренне сжалась. Присутствовать на встрече графа с невестой было неприятно, сердце в груди сжимала чья-то безжалостная рука, с каждой минутой сдавливая все сильнее оковами ревности. Головой я понимала, что Рай чужой жених (сама же прервала их свадьбу), но до сих пор мне не вспоминалась немыслимая красота баронессы, яркая, броская. Находиться рядом было почти физически больно, ведь одного взгляда хватило, чтобы почувствовать себя даже не мышью — молью, большой бледной молью, прилетевшей на чужой огонек, чтобы опалить об него свои блеклые крылышки.

В комнате стояла тишина. Рай не спешил показывать себя гостеприимным хозяином. Я же чувствовала себя куклой из музея мадам Тюссо, большой восковой куклой, которой в этом спектакле не предусмотрено ни слова. Наконец, нервы баронессы сдали и она сделала шаг к Раю, и я краем глаза увидела, как мгновенно он отстранился — даже в тени занавесок полыхнули его глаза не то страстью, не то ненавистью. Сжимающая сердце боль слегка отпустила, стоило мне усмехнуться про себя, как близки эти чувства, как похожи они, притягивают и отталкивают, с легкостью порождают друг друга и умирают лишь в безразличии. Здесь безразличия не видно. Все так же из-под ресниц рассматривала я эту пару. Она — невозможно красивая холодной красотой безупречных статуй. Он — не красавец, но благородной внешности с медленно бурлящей магмой сил и эмоций, вулкан, пока еще спящий, но в черноте глаз уже иногда проскальзывают багровые всполохи близкого извержения. И я — немой свидетель, чьи ноги уже чувствуют первые толчки — предвестники пробуждения вулкана, но, застыв в созерцании первых признаков катастрофы, забыла об осторожности, и возможно, буду сожжена первым же всплеском…

— Я пришла помочь в ваших затруднениях, — не выдержала наконец баронесса. — Рай приподнял бровь и хмыкнул. Странно, раньше я за ним подобного не замечала. Он явно старался вывести ее из себя. — Ваша протеже, — она повернулась ко мне и выразительно оглядела с ног до головы, одним взглядом показывая пренебрежение и мне, и моему скромному платью. — Ей необходим соответствующий наряд.

Граф скривился, а я наконец обрела голос:

— Мне достаточно и этого, — возражать было глупо, но отчаянно не хотелось принимать что-то из ее рук. — А еще проще пойти в своей одежде. Народ хочет посмотреть на иномирянку — вот пусть и смотрит на такую, как есть, в джинсах…

— Его величество велит дать вам плетей, — холодно процедила баронесса, — за недостойное поведение…

— Он не имеет права, я не принадлежу ему! — вскинулась я, внутренне холодея и понимая, что проиграла.

Я не знала здешних порядков… А вдруг он действительно может? Дикие нравы, особенно по отношению к женщинам, вполне допускали подобные мысли. И ледяное выражение лица графа подсказало, что она права, может, не во всем, но все же…

— Ты в его владениях, — процедила баронесса, — и я не позволю позорить себя и графа! — отрезала она. — Сейчас придет моя служанка, и вы подберете что-нибудь на бал, королевский портной подгонит, — она сверху вниз глянула на меня, старательно не замечая Рая, — а завтра учитель танцев даст вам урок и постарайтесь запомнить хоть что-то: не исключено, что Его величество решит пригласить вас…

Гостья развернулась на каблуках и, не прощаясь, вышла, хлопнув дверью, больше не удостоив нас даже взглядом.

— Это действительно такая проблема? — осторожно произнесла я, глядя на безмолвную статую, застывшую у окна.

На звук хлопнувшей двери из кабинета вышел Лей и, язвительно улыбаясь, вернулся на свое место, продолжая поигрывать ножом. Из моей спальни осторожно выглянула Лаиша.

— Что-то случилось? — шепнула она мне, глядя на застывшего графа.

— Да вот, баронесса приходила, говорит, я неприлично одета, — усмехнулась, не отрывая взгляда от Рая. — Предлагала прибарахлиться к балу.

Лаиша недоуменно приподняла бровь, с трудом понимая с непривычки мои слова, ну, или мир перевел ей их не совсем так, как я имела ввиду.

— Но это же неприлично, — прошептала она бледнея, — выходить в чужих цветах и с чужими гербами…

— Не поняла, — тут же обернулась я.

— Ну, у всех же есть родовые цвета, — пояснила она и, видя мое непонимание, стала разжевывать, как ребенку, ну, или иномирёнку… — Каждый род имеет свой герб, на поле определенного цвета или сочетания цветов. Одежда каждого дворянина почти всегда повторяет родовые цвета, а вышивка на камзоле — это всевозможные вариации на тему герба или родового животного, который помещен на герб. Носить чужие, как минимум неприлично.

— То есть она хотела унизить меня, — сквозь зубы процедила я, проникаясь иррациональной злостью.

«Ну и что, Даринка, какое тебе дело, чего хочет эта порочная красавица? Может, она просто ревнует, а ты тут заводишься», — уговаривала я себя, пытаясь успокоиться.

— Она хотела унизить Рая, — спокойно произнес маг, не прекращая своей забавы. — Он будет вынужден принять помощь баронессы.

— И на балу, — подхватила Лаиша, — Вы, Рина, будете иметь статус подчиненной ее дому.

— Да-а, — протянула я. — Знаете, а маленький виконт был прав: здесь тот еще серпентарий.

— Это не проблема, — наконец отмер Рай. — Моя кашасера не будет носить цвета Сакрисы.

— Сшить платье за день почти невозможно, — осторожно произнесла девушка, а из меня вышибло дух двумя словами «моя кашасера», и от возмущения непроизвольно задрожали руки.

— Я НЕ ТВОЯ КАШАСЕРА, — выдохнула я главное, сверкнув глазами и сцепила руки на груди, с вызовом глядя на графа.

Он с недоумением повернулся ко мне, взглянул на сжатые в кулаки руки и захохотал.

— Нет, ты посмотри, Лей на этого воинственного воробья! — сквозь смех прокаркал граф, с трудом хватая воздух. — Пока ты под защитой Форагоса, — наконец отсмеялся граф, — ты МОЯ кашасера, Рина. Иначе весь этот серпентарий, — он неопределенно кивнул куда-то себе за плечо, — раздавит тебя, растопчет и разотрет.

— Хорошо, платье так платье… — смирилась я.

— Никакой портной не справится с пошивом бального платья за пару дней, — повторила Лаиша.

Я повернулась к графу:

— Но твой же смог за пару дней пошить целый гардероб… — удивилась я.

— Дорожная одежда не бальное платье! — отрезал граф. — Одних камней гранить под украшения — месяц.

— А если без камней? — тихонько спросила я, уже сомневаясь в ответе.

— Как без камней? — теперь Рай удивился. — Граф Форагосский может себе позволить любое количество камней для…

— Для кого, граф? — я перебила его. — Для иномирянки, что свалилась тебе на голову нежданно-негаданно посреди собственной свадьбы? Зачем украшать камнями, которые, как ты говоришь, невозможно огранить вовремя, безвестную иномирянку. Да если ты меня в дорожном платье приведешь — будешь в своем праве… — Лей откровенно смеялся, над моей ли глупостью или над графской спесью, не знаю, но Рай вдруг сдался.

— Что ты предлагаешь?

— Я не хочу позорить тебя, — тихо произнесла я, — и не хочу быть пугалом на балу… Поэтому сшить платье придётся, но шить я буду то, что носят у нас. Надеюсь, найдется мастер, что сделает платье по моему эскизу? — я вопросительно приподняла бровь и наткнулась на изучающий взгляд графа.

— Допустим, но как быть с остальным? Кашар наверняка захочет пригласить тебя на танец, — он на мгновенье задумался, — ну, или подошлет кого-то еще…

— Даже если ты целый день будешь учиться, — мрачно сказала Лаиша, — если упадешь без сил в зале, то все равно не освоишь и пары танцев… Слишком много фигур… — и я поверила девушке безоговорочно — она точно знала, о чем говорила.

— Какая-то совершенно бабская месть, — пробурчала я себе под нос, глотая вино, от которого свело скулы. — Фу, кислятина! — я отставила бокал, заслужив укоризненный взгляд Лея и вдруг бесшабашно улыбнулась пришедшей в голову мысли… — Мальчики, — те скривились от такого обращения, но промолчали, — как вам нравится двор короля? — оба презрительно сжали губы. — Тогда никто не против маленького бунтарского эпатажа? — видимо, в их языке подобного слова не было и оба синхронно пожали плечами.

На несколько минут я замерла, задумавшись, а потом подняла повеселевшие глаза и сорвалась в комнату. Трясущимися руками расстегнула чехол гитары. Где-то здесь, в кармашке, ждет своего времени выключенный телефон. «Ну пусть на нем будет хоть немного заряда!» — молилась я незнамо кому…

— Лей, — обратилась я к магу, не сводя взгляда с графа, — а у нас есть еще записывающий кристалл? — шально улыбнулась. — Мы сможем записать, а потом воспроизвести громко-громко?..

***Дагос. Где-то во дворце***

— Миледи, — девушка поклонилась, — вы хотели меня видеть? — Шаоран отчаянно трусила. Леди Шаралия славилась тяжелым нравом. Баронесса подняла на нее глаза и окинула ледяным взглядом, но, видимо, увиденное ей понравилось, поскольку на губах появилась тень улыбки и глаза потеплели. Девушка расслабилась — головомойка отменялась, пока…

— Ты прислуживаешь графу Форагосскому? — не столько спрашивая, сколько утверждая, произнесла она.

— Не совсем, миледи, — откликнулась девушка, не поднимая глаз. — Меня приставили к леди Рине, — баронесса поморщилась, — иномирянке, — поправилась Шаоран, а графу служат его люди. Я только на побегушках…

— Хорошо, — казалось, леди была погружена в свои мысли и слушала вполуха, но девушка не расслаблялась, с баронессой Сакрисской надо было держать ухо востро. — Расскажи мне о ней! — приказала она и служанка задумалась. Иномирянка была забавна, не заносчива, приветлива, но она гостья — день-два и уедет, а Шаоран здесь жить и ссориться с баронессой, которая, вопреки всем законам и обычаям, была слишком близка к королю…

— Она странная! — приняла решение горничная. — Садится за стол с мужчинами, одевается сама, принимает ванну тоже сама, — перечисляла Шаоран, — удивляется магии, а сама не может даже свечку зажечь…

Баронесса молчала, принимая к сведенью слова служанки.

— Спит?

— Что? — Шаоран растерялась.

— Спит, одна? — раздраженно уточнила Шаралия и девушка, потрясеено кивнула.

Ревностью здесь не пахло, и в других обстоятельствах Шаоран бы только улыбнулась. Ну разве зазорно магу и воину пополнить резерв с помощью кашасеры, любой кашасеры… Ни одна жена или невеста не будет против, ведь чем больше он берет силы у сторонних кашасер, тем дольше они смогут сохранить свои, тем дольше проживут, тем сильнее будут их дети. Но иномирянка вроде не кашасера, следовательно, иметь с ней дело графу бесполезно, а уж спать в одной кровати вообще моветон. Девушка кивнула баронессе, стараясь не поднимать глаз, чтобы искры любопытства не блеснули. Любопытство при дворе вещь недопустимая, тем более для простой служанки.

Глава восьмая. Месть

Ночью дворец выглядел еще мрачнее, чем мне показалось изначально: пустые переходы, темные углы, до которых не доходят ни отсветы факелов, ни направленный луч магического огонька. Я осторожно, стараясь не оступиться на, местами не очень ровно пригнанных плитах, ступала вслед за маленьким виконтом, который топал впереди, явно ругая себя за то, что повелся на мои уговоры. Сзади бесшумно ступал Лей, только легкие отблески магического огонька напоминали о его присутствии. Навестить храм была моя идея, нет, его не запирали и не запрещали посещать, но делать это ночью было не принято, и Тофар откровенно злился от необходимости переться через весь дворец ради непонятной прихоти непонятной кашасеры, которую непонятно почему поддержал Лей и совершенно спокойно пожал плечами граф Рай, соглашаясь. Тофар же был единственным знакомым со всеми переходами дворца, и, несмотря на свое нежелание, он все же взялся сопроводить эту странную непутевую кашасеру, которой граф выделил в сопровождение и защиту своего личного мага.

Гулкая галерея, которая соединяла храм и дворец, была единственным местом, где полуночников могла встретить стража. Остальные посты они миновали по служебным коридорам и обходным залам. Конечно, не знакомый до такой степени со здешними порядками Лей никогда не привел бы их незамеченными и неузнанными к храму Вораса. Но здесь, между двумя рядами огромных витражных стекол, они были видны как на ладони. Тофар погасил огонек, то же самое тут же сделал и маг. Редкие блики факелов, что горели на наружных стенах дворца, едва освещали путь. В длинном платье местного покроя идти было неудобно, хорошо хоть я настояла на своей обуви, чтобы не стучать каблуками, и теперь вышагивала в мягких кроссовках, представляя, как нелепо это выглядит со стороны, впрочем, в темноте ночи этого никто не видел.

Вход в храм охранялся. Двое гвардейцев тихо переговаривались, застыв в центре галереи, видимо, они должны были патрулировать, но проще было стоять у единственного факела, чем тупо мерить шагами немаленькую галерею, тем более что пройти мимо незамеченными все равно не поучится. Я беспомощно оглянулась на Лея, но он уже сам понял, что без его способностей здесь не обойтись.

— На гвардейцев короля распространяется защитное поле, — на грани слышимости прошептал виконт, — стоит только воздействовать на них магией…

Рука мага опустилась на плечо Тофара, показывая, что тот понял, но сосредоточенности его вид не потерял. А через минуту через зал поплыло в сторону охраны едва заметное облако…

— Что это было? — уже не сдерживая голоса, ошеломленно произнес виконт, глядя на прислонившихся к стене обездвиженных гвардейцев.

— Не переживай, — отмахнулся Лей от возмущенного карлика, — я всего лишь заставил воздух вокруг них напитаться сонным порошком, — пояснил он. — Виконт успокоился, но явно намотал на ус такой простой способ нейтрализовать охрану, не активируя защиту, ведь на самих людей никакого воздействия не было… — Иди, — это уже мне, — времени у тебя немного…

И я пошла, чувствуя за спиной волну нарастающего скепсиса, что толкала меня вперед, как утлую лодчонку. Когда я с жаром доказывала, что надо посетить храм и спросить совета у Вораса, трое мужчин и одна женщина из этого мира смотрели на меня как на умалишенную, а я не понимала почему, ведь они явно верят в своего странного живого бога, того, кто может говорить сквозь камень, видеть будущее этого мира и явно способен дать совет. Но просить милости Вораса здесь не принято. Наверное, это хорошая практика — не досаждать своему богу, но раз уж он способен говорить, то, наверное, способен не только дать совет Лаише, но и должен нести ответственность за своих жрецов. И поэтому я, полная праведного гнева и огромного любопытства, направилась сюда глубокой ночью, пока все спят, чтобы попытаться поговорить, ну и, может, задать парочку вопросов от себя.

Я осторожно подошла к едва мерцавшему алтарному камню — его поверхность была несколько другой формы, чем в храме Форагоса, но такая же глянцевая, полупрозрачная, с мерцающим внутри язычком тусклого пламени.

— Ворас! — голос получился немного жалобным, но мне было все равно. Ну как позвать бога в чужом мире, когда ты и верить-то в него не очень-то и веришь. Да если бы он не заговорил со мною в тот первый раз, то и приняла бы его за очередную дурную шутку жрецов. — Ворас, поговорить надо! — Я коснулась холодного камня и весь храм осветился мгновенной вспышкой слепящего света, а камень, символизирующий бога, стал теплым под моей рукой.

— Ну, чего тебе? — ворчливый голос раздался прямо у меня в голове.

— Ух ты! — чуть ли не присвистнула я. — Рада тебя слышать.

— А уж как я тебе рад! — в его голосе послышалась усмешка. — Чего тебя в Дагос занесло? Я вроде на Ране жду… — в голосе бога была насмешка и легкая досада.

— Так, понимаешь, Кушар, — «блин, наверное, нельзя так о короле, но уже поздно исправляться», — начала оправдываться я. — Так вот, он нас как бы пригласил в гости.

— Настойчиво звал? — понимающе фыркнул бог.

— Ага, не отвертишься, — вздохнула я. — Но мы, в принципе-то, идем к тебе, ну, то есть в храм на Ране. Кстати, Ворас, а ты там нашего Иисуса Христа не встречал ни разу?

— Кого-кого? — не сразу отреагировал бог.

— Ну, Бога моего мира, — уточнила я, уже понимая, что нет, не встречал…

— А ты думаешь, мы с другими богами в гости на чай ходим? — немного сердитым голосом спросил он.

— Ну, что-то вроде того, понимаешь, — попыталась пояснить свой интерес я. — Он вроде мужик не глупый был, много правильного говорил — о всепрощении там и тому подобном… Но наши святоши через пару тысячелетий так все подают, что вот, думаю, это он так изначально планировал или они уже все извратили…

— Нет, Рина, не встречал я твоего Бога, — вздохнул он. — Да и, поверь, то, чего добиваемся мы, вы извращаете своей волей, оправдываясь сиюминутной слабостью или временным желанием. Вас наделили собственным разумом, а вы пользуетесь им от силы в четверть. Вам дали свободу выбора, а вы плывете по течению, оправдываясь, как там…

— Все, что ни делается, — подсказала я, — делается к лучшему.

— Не может быть к лучшему то, что не делается, — вздохнул Ворас. — Ну, что-то мы отвлеклись, Дарина. Ты же не просто так поболтать пришла ночью в главный храм Дагоса...

— Да, ты прав, — кивнула я и спохватилась: может ли он видеть мои жесты…

— Могу, — прозвучало в голове.

— Ну тогда скажи, как нам быть, — второй рукой, не задействованной в переговорах с богом, махнула в сторону Лея. — Верховный жрец выкрал из храма девушку, просватанную невесту, за неделю до совершеннолетия и обряда…

— Ох уж этот… — в голосе Вораса послышалось недовольное рычание.

— Она хочет просить божьего суда, — продолжила я, — но как это делается у вас, не знаю. В наше Средневековье это было страшно и несправедливо.

— Божий суд будет! — произнес громовой голос под сводами храма и я вздрогнула.

— Проследи, чтобы оба: и жрец, и девушка прикоснулись к алтарному камню. Это важно! — прозвучало у меня в голове.

— Окей! — но произнесено это было в пустоту.

Возвращалась я удовлетворенная, не замечая удивленных взглядов маленького виконта.

***На Грани***

Наверное, не зря я вытащил девчонку из-под длани смерти. Люди, всего тысячу лет назад перебравшиеся из другого мира, уже забыли артефакты родины и ни один не вспоминает, что любой алтарь — это частичка камня, пришедшего вместе с ними из-за Грани миров. И уж далеко не все жрецы знают, что, прикасаясь к каменному алтарю, открывают себя Ворасу, тому, чья душа навеки осталась в этом камне. Сначала он считал его проклятым, потом священным, затем смирился, перестав обращать внимание на эфемерное существование, и старался помочь… Но некоторые знали… Знали и опасались. Верховный жрец явно Дагоса был из них. Он давно уже не прикасался к алтарю, оставляя за младшими жрецами это почётное право, а без контакта Ворас был бессилен… Когда-то он проклинал его, бесился от одной мысли об связавшем его камне, но потом принял и смирился. Забытые боги его родного мира не приходили на помощь просящим, не откликались гулким эхом в головах. Он был ближе, отзывчивее и старался помочь, с каждым днем понимая, что бессилен. Бессилен прекратить унижения, уничтожить болезни, остановить убийц или воров. Он бессилен даже перед тем строем, что они для себя выбрали. За века он так и не сумел донести, что любящая женщина способна подарить гораздо больше, чем сила… Его чтили тысячи, слушали десятки, а верили лишь единицы, и то далеко не все они были магами, и почти никто не представлял реальной силы. Потому сейчас, читая в открытой, как книга, душе иномирянки, он улыбался…

***Дагос. Утро***

Утро наступило непростительно рано. Ночной поход в храм, затеянный мной вчера, съел половину времени, выделенного на сон и с утра, я предсказуемо не выспалась. Но настырный стук в дверь не дал вновь провалиться в дрему, а зашевелившаяся рядом Лаиша окончательно спугнула Морфея.

— Какого черта! — пробурчала я и, как была в ночной рубашке, поплелась открывать.

К слову, запора на двери не было, но Лей, а я полностью была уверена, что это несносный маг, не ломился внутрь. Зевая, я открыла дверь.

— Пожар?

Но увидела не мага, а уже полностью одетого графа. Он окинул меня насмешливым взглядом.

— Почти, собирайся.

— Куда? — спросонья я соображала медленно.

— Платье, — напомнил граф и я подскочила как ужаленная.

Резким движением захлопнув дверь, кинулась к платяному шкафу, одной рукой нажимая на кнопку тшера, второй распахивая створку. Проблем с выбором одежды у меня не было: платье было только одно — дорожное, второе я пожертвовала Лаише. Я быстро натянула свой наряд. Лаиша помогла со шнуровкой, и я уже спустя пять минут была полностью готова.

— Невероятно! — язвительно прокомментировал Лей. — Женщина собралась, как гвардеец. Вот что значит новое платье! — рассмеялся он, а я хмуро глянула на него исподлобья.

— Позавтракаем в городе, — отрезал граф и вышел.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. В первой комнате наших покоев, которую занимали воины Рая, он махнул Райну и тот без разговоров последовал за нами, оставляя Шаруна на страже. У крыльца нас уже ждали оседланные кушары. Влезть в платье на Ночку было невозможно, и Райн подсадил меня на седло боком. Я с трудом удержалась, чтоб не свалиться кулем с другой стороны, да и управлять лошадкой было непонятно как, но граф тут же забрал повод и так машинкой на веревочке я поехала чуть позади Рая, а Райн прикрывал нам спину.

Улицы Дагоса были замощены темным булыжником и лучами отходили от дворцовой площади. Рай выбрал дальнюю. Ехали мы довольно долго. Сначала вдоль улицы стояли огромные дома, больше похожие на дворцы и игрушечные замки, выстроенные из темного камня, украшенные вычурной резьбой или высокими башенками с развевающимися на них стягами владельцев, в лучах местного золотистого светила они блестели как игрушечные. Дальше кованые ограды сменились более дешевыми деревянными ограждениями и за ними прятались в зелени двухэтажные домики, окруженные яркими цветами. Потом и эта картина изменилась, мы свернули на другую улицу, сплошь застроенную двухэтажными домиками, но, в отличие от предыдущих, они не прятались за заборами, а, сцепившись фасадами, смотрели на улицу чисто вымытыми стеклами витрин и вывесками мастеров.

Я с любопытством оглядывалась. Улицы здесь были у́же, чем у дворца (впрочем, это как раз понятно), так же замощённые булыжниками и полны людей. Впервые я могла увидеть город чуждого мне мира так близко, быстрый галоп по замку Рая и лежащему у его подножья городишке не в счет.

Перед лошадьми народ расступался, но делал это не слишком поспешно и Рай слегка сбросил темп, тогда как я крутила головой во все стороны и даже была благодарна графу за то, что он вел Ночку в поводу. Но с каждым взглядом я мрачнела. По центру улицы шагали мужчины, нет, мужики, мужланы, и даже самый замызганный трубочист выделялся спесивым выражением лица. Большинство из них даже кушарам уступало дорогу не торопясь, с ленцой. За некоторыми из них мелкими шагами семенили женщины, так же одетые во все темное, с закутанными в плотные плащи фигурами и опущенными головами. Иногда хозяин (по-другому никак) бросал взгляд в сторону, и женщины испуганно спотыкались под этими взглядами. А вдоль домов, прячась в их тени, спиной к стене бочком крались кашасеры — нет, не все, некоторые, упрямо подняв подбородки, шли ровно, плавно покачивая бедрами, но все равно опускали глаза, встречаясь взглядом с мужчинами. Я сцепила зубы. До сих пор рассказы Лея, оговорки воинов и прямые угрозы баронессы не казались мне слишком близкими — во всем этом я видела лишь сильно сгущенные краски, чтобы напугать, заставить слушаться или унизить. Но сейчас, глядя на опускавших глаза женщин, на их тусклые взгляды, испуганные лица и мелкие, семенящие шаги позади мужчин, все это показало, насколько я была легкомысленна. Да, граф определенно слишком доброжелательно отнесся к иномирянке — одел, обул и самолично решил препроводить в храм на другом конце континента. Да, наверняка у него были собственные причины так поступить, Лей даже намекал, что я своим появлением оказала ему услугу, но, за исключением последствий боя с шаргами, он вел себя почти безукоризненно. От неприятных воспоминаний в груди некстати пошевелилась забытая боль, последние дни она почти не тревожила меня, и я от неожиданности чуть не свалилась с лошади.

Улица уперлась в торговую площадь, центр которой занимали всевозможные лотки, телеги и прилавки. Людской гомон слышался далеко окрест, под копытами шныряли юркие подростки. Граф пустил лошадь шагом и еще сильнее намотал повод. Ночка все еще отставала на полкорпуса, но я почти терлась коленом о круп его кушара. Райн же ехал также позади меня. Люди оглядывались с нескрываемым недовольством. Меня, несмотря на теплое весеннее утро, закутанную в тяжелый плащ с капюшоном, окидывали презрительно-снисходительными взглядами.

— Опусти голову! — скомандовал Рай, когда я засмотрелась вокруг. — Опусти голову…

Но я уже не слышала. Мы проезжали храм. Готические стены взметнулись вверх, сливаясь в узкий шпиль. Это здание было намного меньше основного храма, но черты остались узнаваемыми: узкие, как бойницы, окна под самой крышей, высокий шпиль и сверкающий под золотистыми лучами кристалл, укрепленный на этом шпиле. Но совсем не это поразило меня — на ступенях храма стояли женщины, в большинстве своем пожилые, кое-как одетые, худые, изможденные, с потухшими глазами, кое-где между ними затесались и дети, но их было мало. Я не могла отвести глаз от вида этих несчастных: кто-то сидел молча, кто-то жалобно скулил, протягивая к прохожим ссохшиеся морщинистые руки. На многих их них болтались тряпками без труда узнаваемые передники кашасер.

Рай дернул поводья, отворачивая в сторону, а перед моим внутренним взором так и остались стоять безмолвные лица с омертвевшими от безысходности глазами.

***Дагос. Чуть позже там же***

Теперь Райн вёл моего кушара в поводу. Видимо, он, как и его господин, не доверял моим навыкам наездника, да и множество людей вокруг не добавляло спокойствия, тем более что граф, оставляя его на пороге магазина, строго предупредил об ответственности за иномирянку. Я его понимала: целый день проторчать в ателье, где твоя подопечная с пеной у рта доказывает свое ви́дение платья, от которого у мастера начинают дрожать руки, ноги и даже голос…Это надо ещё вытерпеть! У меня самой уже веко дёргается — столько сил понадобилось, чтобы объяснить, доказать, а потом ещё и нарисовать желаемое! Я полночи думала, каким хотела бы видеть свое платье, рисовала в воображении и потом рвала воображаемые рисунки, понимая, что это будет слишком открыто, это слишком вульгарно, это вообще слишком… А, войдя в ателье, что по совместительству являлось магазином всевозможных тканей, мой взгляд упал на рулоны с шёлком и перед глазами встали забракованные до той поры модели. Алый шёлк притягивал мои взгляды, как магнит, жаль, что мастер наотрез отказался использовать его: видите ли, этот цвет позволен лишь невестам и даже бал во дворце не повод надеть алый наряд. Сокрушенно вздохнув, я повернулась к рулону чёрного шёлка, и, хоть мастер от этой идеи был тоже не в восторге, но не посмел перечить. А когда я предложила комбинировать цвета, наш спор разгорелся по-новой и затянулся чуть ли не на час. В конце концов, он смирился, хотя, боюсь, не понравься ему самому эта идея, уломать упрямца я бы так и не смогла. Так что непосредственно к меркам мы перешли, наверное, не раньше чем через пару часов яростного противостояния его упрямства и верности местным традицииям, и, моего отчаянного желания отойти от оных и привнести свежий глоток в моду Шараны.

Уставшая от яростных споров, я молча сидела на спине у своей коняшки, ещё раз продумывая образ. У портного был изумительный магический дар — все, что он планировал шить, преобразовывалось на стоящем посреди примерочной манекене, и я, чувствуя себя дикой деревенщиной, восхищённо тыкала в красующийся передо мной прототип будущего наряда, поправляя и объясняя детали.

Самым сложным было заставить мастера поиграть цветом. Однотонные балахоны местных дам хоть и поражали блеском камней и обилием золотого и серебряного шитья, все же не пестрели буйством красок и именно это я хотела исправить.

Перебирая в памяти детали наряда, почти не смотрела по сторонам. За сегодняшний день я уже немного привыкла к виду города и перестала удивляться позолоченным дивным светом местного солнца домикам, резным башенкам и, то тут, то там мелькающим схематичным знакам каменного алтаря, символизирующим веру в Вораса, что вещал из сияющего камня.

Мой взгляд скользил, не останавливаясь, по витринам из толстого стекла и ярким витражам, изображающим то стопку посуды, то румяный коржик, в зависимости от того, чем торгуют в магазине за стеклом. Скользил по идущим по улице мастеровым, торговцам и крадущимся вдоль стен женщинам, пока не наткнулся на странное зрелище. Мы как раз пересекли большую площадь, которую со всех сторон окружали небольшие особняки, прячущиеся за высокими коваными воротами. Лишь одно здание выходило фасадом на площадь и в нем угадывался казённый дом, рубленые углы, строгое крыльцо, запыленные окна, потом мне скажут, что это магистрат города, а сейчас я видела только их… Несколько женщин стояло посреди площади, стояло закованными в деревянные колодки на шее. Их руки, скованные железными скобами, держали это сооружение на весу, а тела были привязаны цепями к врытым в землю столбам. Люди проходили мимо, не глядя на несчастных, мальчишки кидали в них камешки, огрызки и прочую дрянь, что могли найти на улицах. Несколько зевак стояли поодаль, тыкая пальцами в их сторону, немногочисленные женщины жались к стенам, затравленно отворачиваясь от отрешенно стоящих пленниц.

Одна, самая хрупкая, уже едва держалась на ногах, с трудом удерживая руками тяжёлую колоду, висящую на шее. Её воспаленные глаза уже не слезились, но на покрытом пылью лице ещё видны были промытые дорожки от слез. В то время как сухие губы обметало от жары, и девушка, а она была совсем молодой, почти повисла на удерживающих её цепях. Я непроизвольно сжала коленями бока Ночки, отчего она резко дернулась, заставляя Райна оглянуться на меня.

— Обреченные, — мрачно произнёс он…

Но в этот раз слушать пояснения я не стала и тут же соскользнула с кушара.

— Рина, — выдохнул не ожидавший такой подставы воин, а я уже сдернула флягу с водой, что была приторочена к седлу и направилась к обреченным женщинам.

Я не знала, за какое преступление этих несчастных карали так жестоко, но что-то говорило мне, что их проступок наверняка не настолько тяжел, как колодки, что сломают тонкие шеи, стоит только потерять равновесие и не удержать это орудие пытки. А солнцепек, пыль и цепи, приковывающие их к местному позорному столбу, довершат наказание и явно никто не поднесет даже капли воды.

Мой порыв был спонтанным. Я не собиралась ввязываться в реалии этого мира, понимая, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Потому интересовалась, любопытствовала, но старалась никуда не лезть. Это их мир, их жизнь… Но сейчас, глядя на этих женщин, я не сдержалась. Легко говорить себе, что этот мир — чужой, скоро я вернусь домой и забуду эту дикость, воскрешая в памяти лишь приятные воспоминания чудесного путешествия, про которое никому нельзя будет рассказать, чтобы не загреметь в палату с мягкими стенами. А вот как заставить себя пройти мимо, отвернуться от несчастных, вся вина которых наверняка заключается только в том, что им не повезло родиться мужчиной и теперь приходится пресмыкаться, опускать глаза и расхлебывать свою вину, мнимую или настоящую, у позорного столба с колодкой на шее. Не обращая внимания на предостерегающий голос Райна, я приложила горлышко фляги к пересохшим губам одной из обреченных. Закрытые глаза женщины удивленно распахнулись, когда она почувствовала на губах холодную влагу и жадно сглотнула льющуюся в рот воду. Зрители заволновались. Мужчины, лениво наблюдавшие за прикованными женщинами, возмущенно загомонили, а я торопливо переходила от одной к другой, справедливо полагая, что еще минута-другая — и они очнутся. Я не была идиоткой и понимала, что, реши они прогнать меня, мне нечего будет им противопоставить и не факт, что заступничество Райна будет удачным, потому спешила напоить всех женщин. Но я успела дать воды только половине из них, когда один из мужчин грубо рванул меня за плечо, отталкивая от прикованных. Капли воды из фляги выплеснулись на его сапоги, он разъяренно посмотрел на мокрую обувь и поднял глаза на меня. От резкого движения капюшон, прикрывавший мою голову, слетел, обнажив стянутые в косу волосы. Короткий локон челки упал мне на глаза и я привычным движением сдула его со лба. Зло глянув на отшатнувшегося мужчину повернулась к следующей несчастной, торопясь напоить и ее, боясь нового нападения. За своими страхами и торопливостью я совершенно забыла о цвете волос и, только когда дала воды последней, обратила внимание на окружающих. Мужчины, что раньше подпирали ограждение, стояли, настороженно глядя на меня. Толпа прибывала и где-то в задних ее рядах уже проскальзывали шепотки: «Шарг», — услышала я их отзвук и оглянулась.

За спиной переминались наши кушары, удерживаемые Райном одной рукой, вторую он положил на меч, давая знать обывателям, что при необходимости готов применить оружие. Настороженность его позы говорила, что толпа не так безобидна. Я молча накинула капюшон и, повинуясь молчаливому приказу Райна, вскочила в седло, подобрав неудобную, но все-таки широкую юбку. Сам же он сел на коня, лишь убедившись, что я уже в седле. Не отпуская повода, он медленно тронулся, отслеживая движения людей и не убирая руки с эфеса, как при этом его кушар находил верную дорогу, мне осталось только догадываться.

***Дагос. Резиденция графа Форагосского***

Добрались до графского дворца мы довольно скоро. Всего несколько поворотов и небольшая площадь раскрыла нам свои объятия, журча звонкой песней фонтана и радуя чистыми плитами улиц и почти полным безмолвием. Только два здания выходили сюда фасадами, но какие это были здания — настоящие дворцы! Ажурные решетки одного не скрывали вздымающихся вверх башенок, окна блестели чистотой и отражали золотистый свет местного светила, ухоженные аллейки устремлялись куда-то вглубь, теряясь в бирюзовой зелени листвы и напоминая шоколадный торт, залитый блестящей глазурью. Второй же производил совершенно противоположное впечатление — громада скального утеса виднелась в глубине густого парка, здание, облицованное темным, почти черным гранитом, приветливым не назовешь, но оно притягивало взгляды своей монументальностью и удивительной гармоничностью линий. Темные стены блестели полированными боками и отражали солнечный свет, который преломлялся в узких витражах стрельчатых окон. Глухая стена отгораживала его от улицы, зелень парка скрадывала очертания, но издалека искрился драгоценный камень в витражах, напоминая мне окна Форагоса. И действительно, перед нами открылась калитка, ну как калитка, вполне себе полноценные ворота, если туда спокойно прошли два всадника…

***Дагос. Там же***

— Метр Шарк, — откинув голову на спинку кресла, граф приглашающе взмахнул рукой в сторону другого, такого же.

Пожилой человек, в добротном камзоле с тонким серебряным шитьем устроился напротив.

— Ну и как наши дела? — Рай с уважением посматривал на этого немолодого, но еще крепкого, осанистого человека со спокойными глазами.

Метр Шарк много лет был главой торговой миссии Форагоса в сопредельном государстве. Его умом и практической хваткой восхищался еще отец. Именно он много лет назад отправил, тогда еще молодого, торговца из родного города в соседнюю страну. С тех пор Шарк так и живет здесь, обзавелся связями, врос в этот дом и, самое главное, стал незаменимым помощником графа в непростых отношениях между странами. Конечно, Форагос держал в Дагосе свою миссию и там тоже работали люди, собирали информацию, представляли горное королевство на приемах, но именно метр Шарк своими точными и продуманными советами, а иногда просто метким словом в коротких посланиях помогал графу сделать отношения между странами приемлемыми, замяв, затерев в памяти противостояние держав, заставив забыть краткосрочную войну, пограничные конфликты и своим примером показывая, что надо жить, работать, ну и зарабатывать. Именно это он умел лучше других.

Метр, повинуясь кивку графа, взял в руки бокал тонкого стекла и, не притронувшись к ароматному напитку, начал отчет. Закуплено столько-то зерна, ячменя, отправлены по деревням подводы с припасами, засолено и закопчено столько-то туш, которые ждут более прохладной погоды для отгрузки, чтобы не сильно тратиться на сопровождение мага, который будет поддерживать прохладную температуру, чтобы мясо не испортилось. Закуплен в степи и пригнан в предгорья табун степных кушаров, выносливых и непритязательных в пище, каган хорхов держит слово. В обмен ему в обход земель Кашара обещали привезти железных слитков высшей пробы. Степняки сами куют оружие, и качество их плоских мечей с широким лезвием заставляет многих скрипеть зубами от зависти и злости, только поэтому со степным каганом и считаются короли и графы, уж больно хлопотно воевать с хорошо вооруженными, мстительными и быстрыми степняками. Только с одним у них беда — в степи почти не рождаются маги, только слабосильные шаманы, только это и позволило Раю не так давно добиться победы. Впрочем, гордиться тут нечем, связываться с боевым магом степняки и не намеревались. Если магам со средним резервом вполне могли противостоять шаманы, то против силы Рая у них не было никаких шансов, поэтому и обошлось все почти бескровным противостоянием и вполне себе выгодным договором, в котором Кашар и его войска были лишь пешками.

Через Шарка граф имел в Дагосе сеть ювелирных лавок, в которые поставлялись драгоценные камни из горного графства; через него же шли караваны с провизией для Форагоса, сейчас напрямую, через Дагос, а чуть раньше (пока длилась пограничная свара) через Альгош. Дагосия отрезала земли графства от остального мира, перекрывала все пути, не давала вздохнуть. Когда-то Кашар всерьез вознамерился прибрать к рукам земли форагосского мальчишки, но кусок оказался не по зубам. Против захватчика встали все, а воевать с народом, который не хочет отдавать своё, на земле, где за каждым камнем прячется лучник, на каждой сосне висит ловчая сеть, оказалось совсем не просто, и Кашар, только что откусивший огромный кусок в виде Альгоша и Венсиля, подавился частичкой горного княжества, что на тот момент смог отобрать у пятнадцатилетнего графа. И он ушел… Ушел, огрызаясь, как обезумевший шарг, гонимый малолетним магом, который тогда едва сумел обуздать доставшуюся ему силу и даже не окончил обучение. Кашар ушел, но с ним ушел и Саркис, что много лет поставлял в Форагос провизию, которую в горах в достаточном количестве не вырастить. Прекрасная баронесса Шаралия, что совсем недавно обнимала счастливого Дарая, вдруг предала их и приняла подданство Дагоса… При воспоминании о Шаралии графа перекосило: прекрасная баронесса оказалась продажной дрянью и может, даже хорошо, что Дарай умер, не успев ввести в семью эту змею, иначе Раю пришлось бы воевать на две стороны, а главное — ждать удара в спину.

— Граф, — он поднял глаза, — позвольте узнать из первых рук, — метр на мгновенье замялся, подбирая слова.

Рай кивнул, подбадривая Шарка, хотя уже предполагал, о чем он спросит, слишком много шума должна была спровоцировать несостоявшаяся свадьба.

— Сплетен было много? — решил помочь с вопросом граф.

— О, да… — выдохнул метр. — Появление иномирянки было фееричным! Как вам это удалось?

— Не поверите, метр Шарк, — Рай рассмеялся, — это действительно было случайностью, но как вовремя… — на мгновенье показалось, что тяжелая ноша рухнула с плеч — так стало легко. — Правда, это всего лишь отсрочка… — он вздохнул и резко выпрямился в кресле, — и я хочу найти способ избавиться от меча, занесенного над моей шеей. И не поверите, метр, сейчас я даже готов на скандал, разрыв дипломатических отношений, лишь бы не пострадали поставки продуктов…

Метр задумался:

— А эта девушка, иномирянка…

— Нет, господин Шарк! — слишком резко ответил Рай. — Иномирянку я доставлю на Рану согласно клятве Ворасу! — отрезал он. — И впутывать ее в наши интриги и рисковать ее жизнью мы не будем. И так Каргон уже пытался… — продолжать он не стал — проницательному Шарку этих слов было вполне достаточно.

Рай встал и подошел к окну, усилием воли отгоняя накатившее вдруг чувство тревоги.

— Пришлите во дворец несколько комплектов украшений! — приказал он. — Бал, — он скривился, — а после него мы выезжаем. Пусть подготовят припасы.

— Украшения? — осторожно спросил купец. — Какого плана?

— Понятия не имею, — отмахнулся граф, — но кашасера, находящаяся под покровительством графа Форагоса, не должна выглядеть убого.

Управляющий кивнул, соглашаясь: статус графа сейчас имел значение, как никогда, ведь скоро разразится скандал. Он еще не придумал, что явится его причиной, но избавить графа от навязанной невесты просто необходимо.

***Дагос. Бал***

Огромное резное зеркало отражало не меня. Эта удивительная, воздушная фигура просто не могла быть приземленной мною: платье обнимало фигуру черным шелком, книзу спадая струящейся волной, раскрашенной сполохами огня. Портной-маг постарался на славу, выполнив мои желания, даже перевыполнив их. Дома я бы не смогла даже представить нечто подобное, а здесь надела нерукотворное чудо, впрочем, оно было вполне осязаемо. Огненные сполохи окутывали мои ноги языками пламени и шевелились, как настоящие. Стоило мне только сделать шаг — их яркие языки обнимали мои бедра, окунаясь в чернильную черноту лифа. Рукава на высоких манжетах так же больше скрывали, хоть и обрисовывали тонким шелком силуэт рук. Портной оказался виртуозом! Сшить платье в совершенно не принятой здесь манере, понять мои сбивчивые объяснения и воплотить их в жизнь удалось бы не каждому, но что-то говорит, что граф не стал бы обращаться к рядовому мастеру.

Я с улыбкой вспомнила, как Рай скривился почти вломившемуся в наши покои придворному портному, вслед за которым две крупные девицы втащили ворох платьев. Как, разливаясь соловьем, он рассказывал о необходимости подогнать что-то из этого для госпожи, и как вдруг потемнел от негодования взгляд Рая, как споткнулся на полуслове суетливый портной, как споро выметался, повинуясь одному только слову: «Вон!» А утром мы направились к магу — и вот результат!

— Эх, еще бы косметики чуть-чуть, — вздохнула я, глядя в зеркало.

Лаиша, которая помогала мне одеваться, чуть не уронила ленту пояса.

— Ты что? — ужаснулась она, глядя на меня широко открытыми глазами.

— А что здесь такого? — удивилась я и покосилась на онемевшую девушку.

— Только храмовые кашасеры красят лицо, — тихо сказала она и, как мне показалось, даже чуть-чуть отшатнулась от меня. — И то только по большим праздникам. Подкрасить лицо — это значит заявить во всеуслышание, что ты храмовая кашасера, а этого, Рин, я никому не пожелаю…

— Так страшно? — повернулась к ней я.

— Не долго… — она отвернулась, и голос прозвучал глухо, а воображение дорисовало все то, о чем умолчала девушка.

— Ну, нет, так нет, — делано улыбнулась я, стараясь не бередить еще не затянувшиеся раны.

— Ринка, — в комнату зашел Лей и поставил на стол внушительный ларец.

— Управляющий передал, — он качнул головой в сторону ларца, стоявшего на столе. Я с опаской подошла.

— Что это? — не поднимая крышки, я оглянулась на мага.

— Камни, украшения, — фыркнул он. — Почем я знаю? Рай сказал, что ты не должна выглядеть убого.

Наверное, я поменялась в лице, потому что Лей вдруг прикусил язык.

— Ринка, да ты чего, обиделась? — он кончиками пальцев приподнял мое лицо, стараясь заглянуть в глаза. — Ну нельзя же на королевский бал и без камней…

— Почему? — я не понимала, почему они обращают столько внимания на эти дорогие побрякушки. Да, красиво, не спорю, но…

— Граф Грай владеет основными местами добычи драгоценных камней, — тихо произнесла Лаиша. — Его просто не поймут, если его спутница не будет достойно одета. А платье без драгоценностей — дурной тон.

— Черт! — я выругалась.

Носить драгоценности, чужие украшения было неловко, и хоть головой я понимаю, что это не белье, что раньше все это передавалось по наследству, а здесь наверняка до сих пор так, но что-то свербело и корябало в душе, да и платье просто не предполагало ничего лишнего. Я беспомощно оглянулась, но ни Лей, ни Лаиша меня не понимали. Я видела придворных Кашара — все они были обвешаны камнями, как новогодние елки: камзолы, вороты рубашек затканы золотыми и серебряными нитями, платья женщин и их верхние, ну будем называть их жакетами, что ли, и те были расшиты камнями и блестками. Я никогда не любила яркий блеск, не носила маек с пайетками, не цепляла кучу колец — они мне мешали, и я чувствовала себя нелепо. И сейчас происходило именно это — я стала чувствовать нелепость ситуации, нелепость своего платья, нелепость появления в этом мире. Растерянно я оглядела себя, чувствуя накатывающую панику и неуверенность. Ну вот куда я влезла, куда мне на королевский бал? Опозорюсь и Рая подведу, да и не сравниться мне с местными красавицами. Это дома я считала себя вполне симпатичной, а здесь одна только баронесса чего стоит, да рядом с нею не всякая мисс мира ровней станет. От этих мыслей настроение стало приближаться к отметке «отвратно» и именно в этот момент вошел Рай.

О! Он был одет в лучших традициях Шараны — черная рубашка, черные брюки, черный же камзол, но, на удивление, лишенный привычной россыпи камней. Нет, они были, но черные, слегка искрящиеся камни не бросались в глаза.

— Готовы? — он окинул беглым взглядом комнату и остановился на мне.

— А Рина, не хочет надеть драгоценности… — наябедничала Лаиша.

— Рина? — он вопросительно повернулся ко мне и его глаза ожег багровый отсвет.

Я сглотнула, не сказать, чтобы было страшно, нет, к нечеловеческим глазам графа я уже привыкла, но иногда по телу, вот как сейчас, пробегала дрожь.

— Мне не нужны сюда украшения! — я сделала шаг вперед и вышла из полумрака в яркое пятно света, стараясь шагать медленно и осторожно, чтобы раньше времени не раскрыть всех сюрпризов этого платья.

Теперь и Лей внимательнее пригляделся. По мановению его руки загорелись все свечи в комнате и алый шелк отразил отсвет свечей, вспыхивая огненными сполохами. Даже Лаиша, которая уже видела платье, восхищенно вздохнула. Рай обошел меня и направился к шкатулке. Не глядя, он доставал из нее коробочки и отставлял в сторону, пока не добрался почти до дна. Когда он вынул бархатный мешочек, я обреченно вздохнула. Граф вытряхнул на стол наборный пояс, тонкие кольца, усыпанные такими же черными камнями, какие красовались на его камзоле, казалось, это черная змея свернулась в кольцо и ждет момента напасть. Он не спрашивал моего мнения, лишь обернул вокруг талии мерцающий ночным небом пояс, застегнул и резко бросил:

— Идем!

Я видела нежелание Рая выходить из покоев, а еще лучше — вообще не появляться в этом мрачном, тяжеловесном дворце. Впрочем, сам дворец ни при чем, несмотря на темный мрамор и старое потемневшее дерево, тусклый слой позолоты и почти неразличимый сквозь пыльные, тяжелые портьеры масляный блеск зеркал, он выглядел скорее благообразным старцем, которого вырвали из привычного окружения и под конвоем ведут на коронацию. Все знают, что старец проживет недолго, но лицемерно стелятся в надежде урвать кусочек пожирней. Всё в нем дышало заброшенностью. Его некогда блестящие интерьеры, несмотря на чистоту, казались пыльными комнатами, в которых как бы в насмешку над вековыми традициями вдруг зазвучали голоса, тусклые и безжизненные они терялись под сводами некогда великолепных залов, и люди, снующие тут и там, казались лишь призраками былого великолепия, лишь отблесками жизни.

В зал мы вошли втроем, наплевав на приличия и этикет, требующий появляться мужчине, а потом в шаге за ним — его спутнице, по крайней мере так меня наставляла Лаиша. Мы же вступили под своды бального зала вместе и, даже боюсь, что в ногу, поскольку одновременно замерли у входа, не столько ожидая, пока перед нами откроют двери, сколько задерживая дыхание, как перед прыжком с трамплина. Конечно, если бы мужчины видели цвет платья заранее, не видать бы мне этого черно-алого великолепия как своих ушей, но что-то менять было поздно и тонкая ткань струилась по телу, обтягивая его как вторая кожа, но в то же время не выглядела вульгарно. Стоячий воротничок, напоминающий японские мотивы в одежде (а в моем случае — дань местным традициям) прятал нить с волчьим амулетом, который я не сняла даже на бал, а в небольшой вырез проглядывал лишь тонкий участок кожи. От талии, стянутой мерцающим поясом, струился мягкий шелк, благо мужчины не разглядели высокий разрез до середины бедра, что скрывался в складках ткани (уж эпатаж — так эпатаж), хотели меня унизить — получайте! Впрочем, тут я хватила лишнего, не меня — нет, на меня всем плевать, хотели унизить графа, заставить его ощутить всю пропасть вины, когда он отвернулся от алтаря, выставить дураком, что отказался от блистательной баронессы, что принял сторону блёклой иномирянки и сейчас я изо всех сил старалась не ударить в грязь лицом, ведь увидеть разочарование в его глазах сегодня было бы слишком.

Мы чуть не опоздали, ну, или Кашар специально пытался выставить нас нелицеприятно, поскольку появился раньше оговоренного распорядителем празднества времени, а опоздать к выходу монарха неприлично, хотя… Сейчас я шла рядом с таким же монархом и почему я постоянно об этом забываю? Титул не главное. Думаю, если Рай захочет назваться королем Форагоса, препятствий для этого не будет, но… видимо ему не нужен громкий титул, хватает своего.

Мы вошли в бальный зал одновременно: с одной стороны король Дагоссии — Кашар Первый, с другой — граф Форагосский в сопровождении скромных таких нас. Вступив в зал, я ужаснулась — десятки людей, горящие свечи вперемешку с магическими светильниками, искрящиеся блики от сотен драгоценных украшений, что обвешивали замерших в поклоне придворных, и мы, как в киношном противостоянии, втроем против толпы, во главе которой перетянутый, как колбаска, стоял король. Наверное, я все-таки растерялась, поскольку приветственных слов не запомнила и лишь по инерции присела, в чем-то отдаленно напоминающем реверанс. На меня смотрели как на экзотическую зверушку, благо что еще пальцами не показывали, а особо наглые подходили и норовили потрогать прядь волос, удивленно цокая языками. Я чувствовала себя живым товаром на невольничьем рынке и медленно закипала. Женщины стояли стайками у стен и кидали недовольные взгляды в нашу сторону, явно обсуждая не виданный ранее наряд, неприличный цвет и, видимо, нереально дорогой пояс, поскольку слишком часто ловила восхищенные взгляды на обвитой им талии, да и камней подобного цвета ни на одном из придворных я не заметила. Мужчины же дефилировали по залу от группы к группе, обмениваясь словами, взглядами, кивая друг другу. Многие подходили к графу поклониться, но Рай держался отстраненно, и его ледяная вежливость отпугивала быстрее ярости и злобы. Лишь однажды он улыбнулся одними уголками губ, когда ему издалека поклонился немолодой уже мужчина, рядом с которым перетаптывались трое молодых людей, в одном из которых я с удивлением узнала нашего недавнего сопровождающего — графа Венсиля.

В центр зала вышел распорядитель и стукнул тяжелым жезлом по полу. В зале воцарилось подобие тишины и был объявлен первый танец. Король встал, медленно обвел оценивающим взглядом стайки сверкающих драгоценностями женщин, что замерли у стен, как солдаты на плацу, настороженные, в немом ожидании. Повернул голову в нашу сторону, на мгновенье замер, сверля меня взглядом и заставляя мгновенно облиться холодным потом, а потом развернулся и подал руку баронессе, что, единственная из женщин (не считая меня), стояла не у стены, а за спинкой его кресла. На балконе вскинулись музыканты, которые до этого тихо наигрывали что-то ненавязчивое, и полилась музыка. Первая пара затейливо шагала в центр зала, за ними выстроились еще несколько. Краем глаза я увидела направившегося в нашу сторону молодого придворного, но резкий взгляд Рая заставил его изменить направление, и, честно говоря, я была ему благодарна — исполнить хоть что-то похожее на этот танец я не смогла бы и под страхом смерти. Каждое движение было выверено до миллиметра, женщины кланялись и изгибались под таким углом, что становилось сначала страшно, а потом у меня возникла крамольная мысль: уж не на шарнирах ли они здесь все сделаны? А потом я ужасалась — ведь я тоже должна была бы вот так танцевать, если бы не моя задумка, которая, боюсь, станет излишне скандальной в подобном обществе.

Танец закончился и король вернулся на место. Танцующие разошлись, и Кашар, через ползала обратился ко мне.

— Я не заметил вас среди танцующих, леди (на обращении он немного запнулся, но, видимо, решил не исправляться) Р-рина, — ну почему они все так извращают мое имя.

Я вздрогнула, но отмолчаться не получится, и нацепив самую приветливую улыбку, ответила королю:

— Ваше величество, — кокетливо улыбнулась и присела в подобии реверанса, — времени изучить танцы Дагоса мне не хватило, — но не буду же я говорить, что граф выставил учителя танцев за дверь, как только тот появился на пороге, — но если Вы позволите, я покажу, как танцуют в одной из стран моего родного мира, — настороженно замерла в ожидании ответа и, когда Кашар милостиво кивнул, вскинула голову к балкону с музыкантами. Дирижер перегнулся через перила, вопросительно глядя на меня, тогда как я прижала палец к губам, музыка смолкла. Сделала несколько шагов вперед, стараясь быть как можно грациознее, чтобы не упасть в грязь лицом, ведь теперь я не просто Рина, я землянка, которая демонстрирует туземцам достижения своей культуры. Лей извлек из кармана записывающий кристалл и поднял глаза на меня — я едва заметно кивнула.

В воздухе поплыли знакомые звуки, и я отрешилась от любопытных взглядов, решив не обращать внимания на очумело оглядывающихся людей и спокойные лица магов. «Хорошо, что они не понимают слов, — думала я, — итальянцы же всегда поют о любви, а здесь эта тема под запретом». Видимо, запись не дублировалась в их мозгу пониманием, не знаю, почему, но это мы проверили уже на нашей импровизированной репетиции, ни Рай, ни Лей не поняли ни слова, возможно потому, что не понимала и я, на что я лишь облегченно вздохнула, отдавшись на волю звуков и чарующего голоса пожилого итальянца, что с легкой хрипотцой выводил непонятные и мне фразы. Ну, что поделать, итальянского и я не знаю.

Шаг, нога слегка тянется за ногой, — хорошо, что лет в 12–13 я озаботилась своей осанкой и дико захотела научиться танцевать, и не просто танцевать, а освоить латиноамериканские танцы, жгучие, сладострастные, зажигательные. Нервов и таланта у меня не хватило, да и музыка занимала почти все время. Но два года занятий сделали свое дело, и сейчас, тело вспоминало давно забытые движения. Я отрешилась от всего, только слушая музыку, только глядя в темные с багровыми всполохами глаза графа, который на мое предложение шокировать Дагос вдруг неожиданно согласился. О как ржал Лей вчера над нашей первой репетицией, как шокировано смотрела Лаиша и сосредоточено учил движения Рай!

Я презрительно посмотрела на застывшего в нескольких шагах учителя танцев, — о, да, вы хотели посмеяться надо мной, выставив неуклюжей неумехой, заставить мучительно краснеть от неловкости, когда я забуду эти бесконечные перемены фигур в придворном танце, но невозможно выучить все это за час. Поэтому сейчас кусайте губы от неудавшейся шутки, господа, потому что я вас все-таки уела… Торжествующая улыбка промелькнула на губах и я вновь сосредоточилась на Рае.

Томная мелодия еще не набрала своего ритма, не взметнулась апогеем звуков, еще длит хриплый голос тягучую мелодию, а я медленными шагами приближаюсь к графу, близко, глаза в глаза. Научить его полноценному танго за час было невозможно, но согласовать несколько движений — легко, тем более что грация воина, точные движения охотника, плавные и явно отточенные умением танцевать, — все это дало мне возможность воплотить задуманное.

Шаг, я слишком близко, грудь почти касается его расшитого камзола. Легкое движение — и мои руки на его плечах, а его плавно и уверенно ложатся на талию, вызывая вдох возмущения или удивления, но мне все равно, а Раю… Раю, видимо, понравилось играть не по правилам. Он вообще сильно изменился, показывая мне еще неизведанные стороны своей натуры. Стоп, не отвлекаться! От теплых рук на бедрах кожа как будто накаляется, хочется то ли сбросить его руки, то ли вжаться еще сильнее. Мелодия нарастает и мы настолько близки, что даже мне на мгновенье становится неловко. Но я тут же отбрасываю эти мысли и расслабляюсь в его напряженных руках, откидываюсь назад, игриво проведя пальцами вдоль его лица, не касаясь, только обозначая прикосновение, и делаю шаг назад, чтобы потом вновь влететь в его объятья раскрученным волчком, уже не боясь коснуться, а подсознательно даже желая этого. Впечататься в это тело, заставить его забыть свою холодность, заставить взглянуть пусть не на меня, но вообще на женщину по-другому, увидеть тепло в его взгляде… Но краем глаза я зацепилась за баронессу, стоящую у трона, и, если бы взгляд мог убивать, наверное, она убила бы, не задумываясь. Ее взгляд напоминал худшие взгляды Рая, когда бешеная ярость выплескивалась багровыми всполохами. Но, увидев, что я смотрю на нее, она мгновенно опустила глаза, наверное, чтобы я не заметила пламени в темных, как смерть, зрачках.

На нас смотрели все, музыка, многократно усиленная магией Лея, плыла по залу, а я смотрела в глаза Раю, отдаваясь его рукам, которые умудрялись вести меня в танце, которого он не знал, удерживать на грани падения, когда моя спина прогибалась назад и вовремя вздернуть обратно. Граф интуитивно чувствовал музыку и танцевать с ним было приятно. И в то же время я чувствовала себя на арене, как гладиатор, если выживу здесь и сейчас, то через пять минут моя жизнь будет зависеть от поднятого вверх, ну, или опущенного вниз пальца зрителей. Ворас сказал, что моя жизнь вне опасности, что я вернусь домой живой, но, глядя на выстроившихся вдоль бальной площадки угрюмых мужчин и выглядывающих из-за их спин разряженных возмущенных женщин, я сейчас не была в этом уверена.

***Дагос. Дворец. Взгляд с другой стороны***

«Феерично — по-другому не скажешь. Когда Рина предложила шокировать общество, я не ожидал, что всегда спокойный и остающийся в рамках приличий Рай поддержит ее задумку и даже согласится учувствовать в этой авантюре. Когда он сосредоточенно запоминал движения танца и вслушивался в чуждые звуки, что мы записали на кристалл с ее чудно́го устройства, я все ждал, что он откажется, опомнится, вспомнит, где мы. Дагос и раньше славился фанатичным следованием замшелым традициям, а при Кашаре, который пришел к власти косыми тропками нежданных смертей, под перешептывание дворян и ропот черни, прошелся по головам, усмиряя недовольных золотом и ядом, чей двор обходят стороной даже менестрели, дорожа своей шкурой, — вот это решил шокировать граф, протягивая руку Рине, темной лошадке Вораса, да еще перед глазами баронессы-невесты».

Лей усмехнулся своим мыслям и невзначай глянул на баронессу Саркисскую, подтверждая здравость последней мысли. Темные глаза пылали яростью, наблюдая за танцем, стоящем за всеми мыслимыми гранями приличий. Вчера, в плотном коконе темного дорожного платья, танец показался неслыханно фривольным, а сейчас, когда ее тело неприлично обтягивал черный шелк, а ноги пылали в демоновом пламени алых всполохов юбки, казалось, что оба они танцуют в пламени, окруженные пылающими языками огня, и чужая, слишком громкая, слишком жгучая музыка захватила их тела, заставляя извиваться не то от боли, не то от запретной страсти… Какие, к демонам, приличия? Этот танец — верх безрассудства. Предлагая его Рина наверняка расчитывала в качестве партнера на него, Лея, и сейчас он понимал, что ему бы такого двор Дагоса не простил, его бы уже освистали и выставили, но Рай доведет его до конца, хотя бы назло Шаралии. Он специально не смотрит в сторону короля и баронессы, впившись взглядом в лицо Рины, не отрываясь ни на мгновенье. Вот взгляд Шаралии на миг стер с лица иномирянки легкую улыбку, и она, словно отметая липкие взгляды, яростно тряхнула головой, и светлый локон, выбившись из прически, упал на плечо серебристым росчерком, пятная черную ткань. И глядя на это, маг понял, почему упрямая девчонка отказалась от украшений, что принесли ей из особняка графа. Здесь, среди обвешанных драгоценностями придворных, она в своем немыслимом платье, облегающем ее тело почти вплотную, так разительно отличалась от присутствующих, даже если забыть о совершенно чуждом цвете волос. Пока они оставались убраны в сложную прическу, то едва ли привлекали слишком много взглядов, а теперь выбившаяся прядь притягивала взгляды не меньше, чем стянутая поясом талия, на которой так по-хозяйски расположились руки Рая. Да уж, танец танцем, но нельзя же так хладнокровно уничтожать одной выходкой с трудом выстроенные между графствами отношения, ведь Кашар может и осадить зарвавшегося гостя. И не факт, что Рай проглотит оскорбления. Мысли метались в голове, как стая испуганных стрекоз. Рай явно дразнил зверя в его логове, мстил ему культурным шоком за изменение его планов, откровенным прикосновением к иномирянке презирал навязанную ему перед всем двором невесту. Он специально не отрывал взгляда от Рины, чтобы не видеть сгущающегося сумрака возмущения, который рассеивал лишь откровенно смеющийся взгляд виконта Корфи, что привычным движением прислонился к спинке трона.

***Дагос. Там же***

Последние аккорды — здесь, по замыслу, мы должны были остановиться, но я решила сделать последнюю пакость, с Раем это движение не было согласовано, не уверена, что он бы согласился, но… Я, как и предполагалось, выпрямилась и, прильнув к его телу почти неслышно выдохнула: «Держи…» Его руки напряглись, и я прогнула спину, опершись на его руку, а в это время моя нога поползла вдоль его бедра вверх извечным движением танго, и легкий шелк платья медленно сполз с оголившейся коленки, которую автоматически подхватил Рай. Когда его рука коснулась обнаженной кожи, он вспыхнул, нет, на его лице ничего не дрогнуло, не изменилось, но загоревшиеся багровым всполохом глаза, резко напрягшиеся руки… Одним резким движением он поставил меня на ноги и отступил шаг назад… Шалость удалась, — вспомнила я извечную присказку из «Гарри Потера» и улыбнулась, но под мрачным, горящим багровым пламенем, взглядом графа улыбка мгновенно увяла.

Музыка смолкла, и Лей уже убрал в карман ненужный кристалл, а двор короля Кашара еще не очнулся, не отошел от шока, не знал, как реагировать, и почти каждый косился на короля, ожидая одобрения или порицания этого, безусловно, скандального танца. Легкие хлопки виконта расшевелили придворных, заставили их выдохнуть и кого-то присоединиться к небрежным аплодисментам, кого-то поджать возмущенно губы, но все это было неважно — гулкая тишина пугала гораздо больше, чем высказанное вслух неодобрение.

— Мне ужасно жаль, что я маловат ростом, чтобы танцевать с Вами, — разорвал тишину карлик, отлипая от трона, облокотившись на который, он стоял во время нашего представления.

— Могу предложить вам станцевать на табуретке, — вежливым тоном предложила я, поддерживая, надеюсь, шутку, потому что недвижимые придворные внушали серьезные опасения.

Когда я предлагала графу шокировать окружающих, то не рассчитывала на подобный эффект. Стена придворных, что окружила площадку для танцев, стояла плечом к плечу, и я ощутила себя гладиатором на арене, но не победителем турнира, — о нет! — загнанным зверем. Вот они стоят вокруг, смотрят презрительными, возмущенными взглядами, и я стою и жду, кто же первым крикнет: «Ату!»

За спинами мужчин столпились женщины. Одни с завистью разглядывают непривычное, слишком откровенное для их мира платье, другие возмущенно шипят, те, что помоложе, откровенно завидуют, я же ошарашенно перевожу взгляды с этих на тех. Я впервые видела дам высшего света… Несколько встреч в коридорах дворца по пути к королю не в счет. Так вот, все они были невероятно красивы. Да, невеста графа была ослепительна, но и остальные… Я почувствовала себя заморышем рядом с ними. Сплошь черноволосые, темноглазые знойные красотки, увешанные гирляндами драгоценностей, в затканных золотом и украшенными камнями камзолах поверх тончайших шелковых платьев с завистью оглядывали платье, скромное по моим меркам, но на порядок ярче, живее и да — откровеннее. Недаром маг-портной был ошарашен моим запросом и принял его в заказ только потому, что граф Форагосский велел выполнить ЛЮБОЙ запрос заказчицы. Наверное, Рай уже пожалел, что положился на мой вкус и здравый смысл, но идти на попятный, увидев результат нашего совместного с магом-портным творчества, не стал. Вряд ли он бы был так спокоен, если бы заранее увидел доходящий до середины бедра разрез, до времени прикрытый запа́хом юбки.

А потом был ужин, накрытый в огромной столовой, где за одним столом сидели мужчины, а за другим, в отдалении, сгрудились женщины. Нет, они тоже были заставлены яствами и вином. Но если столы, за которыми сидели мужчины, были выставлены по центру зала, то столы для женщин сдвинули к стенам, чтоб не мешали. И меня это здорово взбесило. Лишь один стол стоял наособицу — за ним, как королева, восседала в одиночестве баронесса Шаралия. Но даже он стоял в стороне, на «женской» половине зала.

Гостей развлекали местные менестрели, показывали фокусы факиры, смеялись шуты, а я смотрела вокруг и кусок не лез в горло. Женщины самого высокого круга смотрели вокруг затравленными, испуганными глазами, да не все, та же баронесса Шаралия поглядывала сверху вниз и явно не боялась мужчин, но в основной массе они были забиты, унижены и с испугом посматривали в сторону веселящихся мужчин. Я же глядела на баронессу и понемногу начинала понимать, почему Рай, несмотря на всю красоту невесты, так спокойно отнесся к отсрочке свадьбы. Шаралия была ледяной глыбой и явно находилась в фаворе у Кашара. А кому захочется греть на груди гадюку? Ни с кем другим баронесса у меня не ассоциировалась — именно змея с ее завораживающим взглядом, холодная, красивая, но смертоносная.

Разговаривать со мной не пытались. Я ловила на себе любопытные взгляды, но и только. Да я и не пыталась вникнуть в разговоры, зная, что тогда придется их поддерживать, а, видя настрой местных дам, боялась, что одной вежливости будет мало…

Вдруг вокруг все притихли, и голос Кашара прозвучал совсем рядом. Нет, король не встал, но, видимо, кто-то из магов усилил его голос.

— Как танцуют на родине леди Рины мы увидели, — я подняла голову и взглянула прямо в лицо королю, хотя через ползала это было непросто, — а вот как поют… Каргон сказал, что был удивлен…

Король с ехидной улыбочкой смотрел на меня, явно ожидая ответа. Я же только пожала плечами. Ну чтож, не люблю петь на публике, мало того, просто терпеть не могу, но мямлить и отказываться не стану, да и не отказывают королю.

— Пусть принесут гитару! — распорядилась я.

Не прошло и пяти минут, как Шарун сам принес мою красавицу. Значит, за гитарой послали заранее, не успел бы слуга сбегать и вернуться через полдворца. Ну чтож… Я на мгновенье задумалась… Несмотря на обширный репертуар, было очень мало песен, которые бы поняли и оценили здесь, на Шаране.

Кружи́т Земля, как в детстве карусель,

А над Землёй кружат Ветра Потерь.

Ветра потерь, разлук, обид и зла,

Им нет числа…

Им нет числа — сквозят из всех щелей

В сердца людей, срывая дверь с петель.

Круша надежды и внушая страх,

Кружат ветра, кружатветра.

Кашар откинулся на спинку кресла, сидящий с ним за одним столом Рай отложил приборы, а Лей застыл в немом ожидании подставы, но скоро расслабился. Местные барды, то бишь менестрели, удивленно переглядывались — уж слишком непритязательной оказалась песенка иномирянки. Да и уже проверено: песни каждый слышит по-своему, как говорят, в меру собственного разумения, интеллекта, а здесь еще и перевода, ведь мало спеть, надо еще и понять, а образные обороты нашей речи часто не вяжутся с языком Шараны.

Песня закончилась, но Кашар кивнул головой, требуя продолжения. Чтож, ува́жим короля, только теперь все так легко не будет, будем провоцировать… На мгновенье задумалась: нужна песня, чтобы не про любовь, даже наоборот…

О вспомнила! Улыбнулась, видимо, получилось не очень. Лей аж вздрогнул, глядя на меня. Ну чтож, получите, Ваше величество…

В старой церкви не поют святые гимны,

Кровь на бревнах частокола

Католического хора.

Свора скалится им в спину.

Не по вкусу им отпетые могилы!

Лей напрягся, многие вздрогнули. Чтож такого они услышали, что поняли?

Крест в руках твоих, но в битве он не годен.

Сердце клеть свою проломит,

Веру в Бога похоронит.

Старый крест — не щит Господень,

Свора бесится, и близко Черный полдень…

Со стороны, видимо, самых набожных взвились шепотки: «Святотатство!» Под резкие аккорды вскакивают придворные, но Рай спокоен, и это радует.

Вспомни, разве ты читал святые книги?

Ты не смог сдержать соблазна

Получить себе все сразу,

И решил призвать Великих…

Так взгляни же в демонические лики!

Я разошлась. Голос гремел, звенел и заглушал все вокруг. Песня рвалась, как пес с привязи. Я уже не обращала внимания на шепотки и вскочивших гостей.

Ты устал смотреть на праведные лица…

Короткий взгляд, брошенный на Кашара, вообще-то я хотела взглянуть на реакцию Рая, но глаза остановились на короле, на его бледном лице… А песня рвется…

Мы тебя не осуждаем,

Просто жжем и убиваем.

Ты влюбился в демоницу

И решил ей подарить свою столицу…

Чтобы посмотреть на Шаралию, мне надо было повернуться. Зря я это сделала — за моим взглядом проследили все. И, надо сказать, реакция была отменная: у кого страх, доходящий до животного ужаса в распахнутых глазах, у кого — ненависть, у кого — возмущение. Но среди возмущенных и испуганных лиц я увидела и тщательно скрытые ухмылки и даже пару подбадривающих, доброжелательных.

Наверное, хорошо, когда песня не оставляет равнодушным, но такой реакции «зала» я не ожидала. К концу припева вскочили почти все…

Это не любовь,

Это Дикая Охота на тебя!

Стынет красный сок,

Где-то вдалеке призывный клич трубят.

Это — марш-бросок.

Подпороговые чувства правят бал.

Это не любовь.

Ты ведь ночью не святую Деву звал!..

Я удивленно огляделась — за своими столами испуганно жались женщины, лишь баронесса сидела, выпрямившись, и прожигала меня ненавидящим взглядом.

***Дагос. Покои графа Форагосского. Ночь***

— Дура! — Лей почти орал. — Как думаешь, ты долго проживешь после такого?

— Да в чем дело? — я, конечно, понимала, что песня провокационная, а для этого мира и вообще, но не убивать же.

Из нашей комнаты тихонько просочилась Лаиша.

— Что случилось? — осторожно спросила она.

— Эта самоубийца спела песенку королю…

Девушка недоуменно оглянулась на меня. При ней я еще не пела, да и «Дикую охоту» вообще не пела ни разу, просто забыла о ее существовании и вспомнила только сейчас.

— Слова: «Ты влюбился в демоницу…» она пропела, глядя королю в глаза… а потом перевела взгляд на баронессу.

Лаиша ахнула:

— Рина, как? Зачем ты оскорбила короля? Он злопамятен, да и баронесса не спустит…

— Да в чем дело?

— Она действительно не понимает, Лей, — уж не знаю, то ли вступился за меня, то ли снисходительно обозвал тупицей Рай.

— Так объясните, черт бы вас побрал… — не выдержала я.

Объяснять мне ничего не стали, только, сцепив зубы, отправили спать. Утро грозило стать бурным.

Я бежала по ночному лесу, как бывает во сне. Темные громады деревьев всплывали и пропадали, под босые ноги стелился мягкий мох, но изредка вскрикивала от боли, наступив на незримый корень или камень. Несмотря на это, я не останавливалась, что-то влекло меня вперед. Страха не ощущалось, лишь странная правильность ситуации. Я во сне четко знала, куда и зачем бегу, но Я в собственной голове не знала этого, лишь ощущала, что мне очень надо туда попасть, успеть. Изредка поднимала голову вверх в тщетной попытке разглядеть Луну, но потом приходила мысль, что я могу быть и на Шаране, где Луны нет, но тут же отмахивалась от этой мысли и спешила вперед, боясь не успеть увидеть, понять что-то важное. На моем пути вставали смутные тени, но я не обращала на них внимания и они сторонились, пропуская. Я чувствовала легкие прикосновения, больше напоминающие движение воздуха у лица, но все равно не теряла времени. Где-то на периферии сознания возникали и пропадали странные звуки, я их не слышала, а чувствовала каким-то внутренним чутьем, и они меня нервировали, заставляя бежать все быстрее, задыхаясь от усилий и навевая тяжелое чувство беспомощности, уверенность, что все, не успела, опоздала. Я прибавила шагу, стволы проносились и тень мысли «почему я еще ни разу не врезалась» всплыла и погасла, когда я добежала до невидимого обрыва и ухнула вниз. От пережитого ужаса я вскочила на кровати, резко дернулась и, потеряв равновесие, рухнула на пол.

— Черт! — потерла пострадавший локоть и уселась на полу.

Чуть тлеющие угли камина говорили, что спала я недолго и до рассвета еще уйма времени, однако чувство тревоги, испытанное мною во сне, не отпускало, оно звало, тянуло. В поисках причины своего дискомфорта я выглянула в нашу общую гостиную и только оттуда, сквозь приоткрытую дверь, услышала хрип, доносящийся из спальни графа. Осторожно ступая, заглянула — Рай, казалось, боролся сам с собой: в его руке был зажат короткий нож (я не раз видела его у него на поясе), рука вздрагивала, как будто силилась превозмочь неведомую силу, что пригвоздила его к кровати. Тело белело на темных простынях в полумраке комнаты и на мгновенье меня охватил соблазн подойти, прикоснуться, но хищный блеск клинка и вопящий благим матом здравый смысл остановили.

Устав от бесцельных драм,

Скучая бесцветным днем,

Я был так наивно прям,

Надумав сыграть с огнем;

Отдав многоцветье тем

Осеннему блеску глаз,

Я думал о том, зачем,

Зачем Бог придумал вас —

Тех, кто сводит с ума

Без улыбок и слов,

Стоя рядом и глядя

В окна небес;

Кто вливает дурман

Без вина и цветов,

Отравляя без яда

Хрупких принцесс.

Тихая песня на грани слышимости, скорее шёпот, чем мелодия и лишь намек на слова, — одна из самых любимых, чей смысл стал болезненно близок здесь и сейчас. Рай затих, как будто прислушиваясь. От двери, где я стояла, не было видно его лица, но по руке, что расслабилась и отпустила оружие, я поняла, что граф перешел в более спокойную фазу сна и больше не проснется. Аккуратно прикрыв дверь, направилась к себе и только сейчас заметила силуэт Райна, что замер в дверном проеме, прислонившись к косяку. В темноте я не видела выражения его лица, но почему-то была уверена, что пожилой воин улыбнулся.

***Странички прошлого***

«День 8-й четвертого зимнего месяца в 517 год после Большого Исхода

«Ну, здравствуй, дневник! Перечитал последнюю запись и рассмеялся. Как же я был глуп, рассчитывая на силу кашасеры… Ни одна из всех, что я перепробовал, из тех, кого я убедил поэкспериментировать со своей силой, не смогла не только отторгнуть каплю силы, но даже не всегда могла дать ее повторно. Сила кашасеры такой же сосуд, как и наш резерв: опробовав ее раз, надо ждать, пока она наполнится. Ну, некоторых хватает на несколько, но это все… Я что-то упустил, изучая жизнь Вораса, упустил и никак не могу понять, что именно… Идея найти сильную кашасеру провалилась. Каждая из них сильна по-своему, но ни одна не смогла отторгнуть от себя даже капельки силы. Только контакт заставляет выплескивать хранящуюся в них магию… Замкнутый круг».

***Дагос. Храм Вораса***

«Игры с Ворасом никогда не заканчиваются добром», — думал я, стоя у стены храма. В сумрачной нише пряталась Лаиша, и Рина в дорожном плаще прикрывала ее от любопытных глаз. В храме Вораса магия не действует. Исключение составляют только защитные плетения, и то только те, которые не могут причинить зла. То есть оградить врага кольцом пламени я смогу, но это пламя не сожжет — метнешь нож, и он растает, как снежинка по весне. Зная это, я не особо старался, а вот вынести кого-то посредством грубой силы вполне возможно, и, наверное, поэтому я здесь, чтобы не дать храмовникам схватить Лаишу повторно. Впрочем, один я, да еще не используя магию, многого сделать не смогу, но надеюсь на Вораса и заключившую с ним сделку иномирянку. Вот она стоит, расслабленно улыбаясь, но поза не характерна для расслабленного человека: она боится, но изо всех сил прячет свой страх, была бы она парнем, ее можно было бы уважать за хватку, но девчонка-кашасера… Уж слишком непредсказуема, слишком непослушна, слишком обидчива, даже уверена в себе слишком, а сама почти ничего из себя не представляет, только что волосы… О эти волосы! Разочарованный взгляд на прикрытую капюшоном макушку, невообразимый удивительный цвет… Остричь бы… оставить на память… а девчонку к Ворасу, обратно. Пусть топает в свой мир, не смущает, не сбивает с толку… Выбраться бы еще из Дагоса, чтобы Кашар не прикопал где-нибудь нахальную иномирянку вместе с сопровождающими. Надо же, умудрилась короля оскорбить не только намеком на влюбленность, но и обозвать баронессу в глаза демоницей! И пусть просто песней… Одного взгляда на короля в нужный момент хватило, чтобы нанести оскорбление. И как это, всегда вспыльчивый Кашар спустил все на тормозах? Сделал вид, что не понял, не услышал, не принял на свой счет? Или еще вспомним мы дерзкую песенку где-нибудь на опушке под градом стрел? Король Дагоссии всепрощением не страдает.

В глубинах храма замельтешили младшие жрецы — верный признак приближающегося момента…

День памяти всеобщего Исхода, самый большой праздник в году, день, когда наши предки покинули свой негостеприимный (ну, или слишком гостеприимный, ведь принял же он кровожадных чужаков) мир и перешли на Шарану. Каждый год вот уже почти тысячу лет жрецы Вораса благодарят Бога за его помощь и просят благополучия на год грядущий. В каждом храме, у каждого каменного алтаря, сегодня горят факелы и магические светильники, звучат благодарственные слова и курятся благовония. Еще в бытность свою послушником, Лей ненавидел этот праздник — после многочасового стояния в храме ноги болели, а колени ныли. Но это был еще не конец мытарств — жрецы продолжали праздник обильными возлияниями и щедрым обедом, но никто не утруждал себя накормить падающих от усталости послушников. И сейчас, глядя на вереницу жрецов, одетых в белоснежные камзолы поверх шелковых рубах, внутри вновь шевельнулся застарелый страх, страх двенадцатилетнего мальчишки, который именно в такую весеннюю ночь, после Дня памяти всеобщего Исхода, вывалился в ночь, избегая внимания пьяного вусмерть ненавистного жреца и по размытым распутицей дорогам пустился в путь. Это здесь, в горной Форагоссии и южном Дагосе, сейчас тепло, зелено и светит такое ласковое солнышко, а вот в Магороде наверняка еще дороги не высохли после весенних дождей, а леса еще только одеваются в бирюзовый убор свежих листочков. И ночевать под кустом, выискивая на нем не доеденные птицами прошлогодние ягоды, а, не найдя их, довольствоваться пробивающимся у корней мхом… Желудок скрутило. Он давно не заходил в храм. Для него сила Вораса была во всем: в танце пылинок в столбе света, в бликах на воде и шорохе трав, но иногда в голове гремели слова Бога, когда-то сказанные ненароком прикоснувшемуся к каменному алтарю мальчишке: «Запомни, не все пророчества — правда, а изреченные еще меньше. Слова надо просеивать сквозь частое сито мыслей, ибо они есть суть поступки…» Не сразу понял их мальчишка, но запомнил на всю жизнь. Обвел взглядом приготовившихся жрецов. Это в Форагосе на храм один Светлый, а здесь вон, погляди, с десяток набралось. Впрочем, даже для столичного храма это много.

Лей насторожился, вглядываясь в надменные лица. Внутренний голос вопил, что неспроста их так много, а глаза уже выхватили из-за спин переднего ряда знакомый профиль. Он почти не изменился за прошедшие годы: все те же пухлые щеки, поджатые презрительно губы и холодный, оценивающий взгляд. Жрец-наставник, тот самый, от которого много лет назад Лей удрал в Магород… Лей тут же опустил взгляд. «Оказывается вбитые с детства привычки не так-то легко искоренить, — хмыкнул он про себя, стараясь избавиться от липкого ощущения детского страха, что, вопреки всему, на мгновенье затопил его сознание. — Надеюсь, что Светлый не узнает во взрослом мужчине того мальчишку…»

За своими страхами он не заметил, как шагнула вперед иномирянка, по пути сбрасывая капюшон, позволяя рассыпаться распущенным волосам по плечам, привлекая внимание, заставляя все взгляды сосредоточиться на этих сверкающих в свете магических светильников прядях. Из-за ее спины выскользнула Лаиша и, никем не замеченная, метнулась за алтарь.

— Суда Вораса! — провозгласила Рина и, провожаемая взглядами присутствующих, проследовала к камню.

За ее спиной толпа сомкнулась стеной. Прихожане, гвардейцы, жрецы — всем хотелось посмотреть на необычную девушку, тем более, что сплетня о ее скандальном танце на королевском балу уже гуляла среди придворных, благо что о песне еще не судачили, видимо, боялись гнева Кашара, а уж он-то на расправу скор.

Навстречу девушке вышел верховный жрец, и толпа немного раздалась. За спиной Рины я узнал напряженную спину графа Альгошского, двое рядом — наверняка старшие сыновья. А вот пара гвардейцев протискивается сквозь разряженных придворных — эти уж точно постараются увести нарушившую протокол праздника иномирянку. Но мы рассчитали все верно. Верховный жрец отмахнулся от помощников и сделал шаг навстречу — здесь, в главном храме, в толпе людей, где каждый занимает высокое положение при дворе (посторонним сюда так просто не попасть — все-таки главный храм королевства) он чувствовал себя вполне спокойно, да и любопытно же, почему иномирянка, находящаяся под покровительством Форагоса, требует божественного суда? А вдруг появится шанс прищучить соседнего владыку? Именно на этом и строилась вся нехитрая интрига: верховный жрец должен подойти к алтарю… Обычно он стоит на возвышении в нескольких шагах и оттуда вещает верующим волю Вораса, а он должен прикоснуться к камню…

Недоумевающая толпа качнулась вслед, каждый хотел увидеть если не суд Вораса над иномирянкой, то хотя бы удивительные волосы, что рассыпались по ее плечам. Я сам нет-нет, да и возвращался к ним взглядом.

— Чего ты просишь, дитя Вораса? — елейным голосом произнес жрец, явно красуясь.

Рина, сделала испуганное лицо и шагнула назад. Жрец же, наоборот, торопливо приблизился, и иномирянка бухнулась на колени, ловя его руку явно в попытке поцеловать. Храм затих, а из-за алтарного камня выскользнула тонкая фигурка Лаиши. И вот уже две девушки стоят перед жрецом, отрезая его от служек храма и почти припирая к алтарю.

— Суда Вораса! — в тишине прозвучал уже совсем другой голос, и жрец вздрогнул.

— Суда Вораса! — из-за спины Рины выступила фигура графа Альгошского.

— Суда Вораса! — рядом с отцом плечом к плечу встали сыновья.

— Суда Вораса! — все пятеро с удивлением оглянулись на голос, а из-за спин набившейся в храм толпы уже протискивался молодой граф Венсильский.

Жрец побледнел, но выскользнуть из кольца требовавших высшей справедливости людей он не мог, да если бы и смог, то не успел бы. Иномирянка, недолго думая и не соблюдая многовековых традиций, схватила его за руку, которую он протянул ей для поцелуя и не успел отдернуть, вторую руку она протянула Лаише, и та вложила свою ладонь в руку девушке. Опираясь на эти руки, Рина встала и, будто потеряв равновесие, качнулась вперед, впечатывая обе ладони в мгновенно засиявший алтарь.

На мгновенье все ослепли от вспышки света, озарившей храм. Каюсь, я заранее прикрыл глаза, но даже сквозь закрытые веки ощутил ослепляющие блики.

Камень тепло светился, и что жрец, что Лаиша, как приклеенные, стояли возле него в неудобных позах. Видно, Рина не рассчитала сил и просто толкнула их к алтарю, из-за чего они теперь не могли отнять ладони. Рина стояла рядом, напряженно всматриваясь в камень, казалось, она ведет диалог с Богом, но ведь без прикосновения это невозможно.

Присутствующие же замерли в страхе, ведь суда Вораса не требуют просто так, да и чтобы справедливости требовала кашасера… Здесь не знали дочери графа Альгошского, он вполне успешно прятал ее в своем замке; здесь не знали иномирянку Рину, хотя уже были наслышаны о столь неприятной особе, но верховного жреца знали все. Знали и боялись! Боялись и трепетали! И вот теперь он стоит, мертвенно бледный, отклячив свой костлявый зад и мелко трясется от страха. А над ним искрится свет Вораса — столб света, в котором нет ни пылинки и который темнеет с каждым ударом сердца.

— Виновен! — голос Вораса прогремел на весь храм и подавшаяся было вперед любопытная толпа вмиг отхлынула от алтаря.

Бледное лицо жреца вдруг перекосилось, рот открылся для болезненного крика, но столб света не пропускал звуков. Жрец стоял, а его тело рассыпалось прахом, на мгновенье еще мелькнул раскрытый в немом крике рот и растворился в вихре, что черным столбом вился посреди храма, еще немного — и он пропал, забрав с собой даже напоминание о сгинувшем здесь человеке.

Невероятно, но толпа застыла в полной тишине, даже дыхания стольких людей не было слышно и поэтому, когда Лаиша сделала шаг назад, звук отразился, как от камня в колодце, раздробился и звонкими брызгами обдал замерших людей, пробуждая их от странного сна. Люди еще не поняли, что гроза, разразившаяся над верховным жрецом Дагоса, пронеслась, не зацепив больше никого своим крылом, и испуганно попятились к двери, шаг за шагом увеличивая скорость. И лишь Рина стояла у алтаря. Девушка же совершенно не обращала внимания на происходящее и, сделав шаг вперед, прикоснулась к камню, одновременно кланяясь.

— Спасибо! — скорее догадался, чем услышал я, а вполне себе закономерная вспышка от прикосновения к алтарю сильной кашасеры только подстегнула удирающих придворных — никто из них даже не оглянулся…

***Земли королевства Дагос. В пути***

— В храме был мой жрец-наставник, — возможно, это и не слишком нужная информация, но Лей предпочел поставить графа в известность. Слишком долго они были вместе, чтобы скрывать что-то важное друг от друга, да и это могло изменить многое.

— Он тебя видел? — Рай точно представлял угрозу и поэтому задавал правильные вопросы.

— Видел, — Лей еще раз вспомнил холодный взгляд, от которого мурашки поползли по спине.

— Узнал?

— Столько лет прошло, Рай, — маг пожал плечами. — Вряд ли.

— Но все же стоит учитывать и эту возможность, — граф на мгновенье задумался.

Жрецы не делились информацией между собой, все же разные города, страны и правители разделяли и клир, но централизацию все-таки имели. И если много лет назад они упустили интересовавшего их мальчишку, сочтя его погибшим, то сейчас, если жрец узнал своего бывшего воспитанника, он уже не отступится, а значит, надо скорректировать свои планы.

Глава девятая. Дшар

Сегодня мы вовсю гнали своих кушаров, чтобы оторваться от вполне возможного преследования. Отряд пополнился графом Альгошским с детьми и вместе с его людьми нас было уже непозволительно много. Такой отряд был весьма заметен и поэтому мы спешили. Старый граф не пожелал остаться при дворе, хотя, по словам Рая, ему вряд ли грозила бы немилость короля или месть храмовников, все же суд Вораса неоспорим, но он отправился с нами.

— Что значит лишился посмертия? — я спросила в никуда, но эта фраза, произнесенная кем-то в храме, занозой засела у меня в голове и целый день не давала покоя.

— Это значит, что жрец больше никогда не придет в этот мир в новом воплощении, девочка! — подал голос граф Альгошский, когда никто не ответил на мой вопрос.

Я повернулась к нему:

— То есть Вы верите в реинкарнацию? — не то вопросительно, не то утвердительно произнесла я.

Граф пожал плечами и отошел к своему костру — их опять было два. У одного сидели оба сына графа — высокий, плечистый Нишер, младший из братьев, и узкокостный, тонколицый Шанир, наследник и старший сын, невероятно, похожий на сестру. Видимо, оба пошли в мать, тогда как Нишар походил на отца и статью, и лицом. Девушка сидела тут же, кутаясь в теплый плащ. Где-то вблизи протекала река и от нее тянуло промозглой стынью. Сама я уселась, прислонившись спиной к стволу разлапистой сосны. В отличие от своих земных родственниц, она не имела высокого ствола, а ветвилась прямо у земли, образуя удобную развилку, на которую я и умостилась, наблюдая возню мужчин. Кто-то треножил кушаров, кто-то носил хворост, Гарош, как обычно, кашеварил. Меня к общественно полезным делам не привлекали. Лей что-то рассказывал Лаише с братьями, его профиль в полумраке, освещаемый отблесками костра, который скрывал цвет его волос, вновь напомнил мне Димку.

— Если ты причинишь Лею хоть малейший вред, я тебя в порошок сотру! — прорычал за плечом Рай, видимо заметил мой взгляд направленный на Лея.

Я повернула голову. Граф стоял совсем рядом, прислонившись к стволу соседнего дерева и смотрел на меня тяжелым взглядом. Давно он здесь? Я совершенно не слышала его шагов.

— С чего ты решил, что я причиню ему вред? — спокойно пожала плечами. За время похода я привыкла уже к этим всплескам неодобрения, перемежаемым угрюмым неудовольствием, но, подняв глаза на его лицо, почти не видимое в наступающем сумраке, обожглась пламенеющим взглядом и по коже побежали испуганные мурашки.

— Ты странно на него смотришь, — Рай прясел рядом и цепким, подозрительным взглядом уставился на меня.

— Господи, какие глупости! — фыркнула я. — Просто он очень похож на моего друга…

— Друга? — он странно посмотрел на меня и я уловила в его речи, не в том, что «переводит» мне мир, а именно в его родном языке, доселе незнакомое ни разу не слышанное слово.

— Друга, — повторила я, мне оставалось лишь догадываться, как понял меня Рай. — Лей очень похож на Димку, даже мимика иногда проскальзывает похожая…

— Тогда где он, этот твой Димка? — в его тоне было столько презрения. — Почему ты здесь одна?

— Димка — друг детства, — уточнила еще раз. Возможно, это прояснит ситуацию. — И мы давно не виделись, — в голосе прорезалась нотка ностальгии. — Наши дороги разошлись, началась взрослая жизнь.

— Но ты до сих пор помнишь его, — в его голосе было все — от презрения до обвинения.

— Конечно, помню, — меня немного удивил подобный тон. — Он мой друг и помнить я его буду всегда, мало того, я всегда буду готова прийти ему на помощь, даже через много лет.

— Но рядом с ним, по вашим законам, будет другая, — в его голосе слышалось обвинение, какое-то подсознательное чувство обиды и я, повернувшись, еще раз посмотрела на Лея.

— Да, Рай, — подтвердила я, — и я буду только счастлива, зная, что рядом с ним хорошая женщина, которую он любит, — улыбка скользнула по моим губам. — И желаю только счастья, ведь он, — красноречивый взгляд на Лея, — достоин этого. Не так ли?

— Он достоин полноценной кашасеры, — процедил граф, — а не выгоревшей пустышки. — Я вспыхнула от такого тона, а еще от неприкрытой злости в его голосе. — Он мой маг… И я решу, что для него будет лучше.

Недоумение, непонимание — вот малая часть того, что накрыло меня в тот момент. Он реально думал, что может решать за других. Это была не игра или попытка самоутверждения. Он действительно был в этом уверен…

— Тиран! — не нашла ничего лучше ответить я. — Бесполезно препятствовать любви!

— В нашем мире нет любви! — свысока ответил он, и я беспомощно оглянулась.

«Нет любви… Ну как же так?» Да, она здесь не такая, как я привыкла, не напоказ, в этом мире любовь прячется за стенами домов, таится в глубине глаз, выплескивается лишь в заботе украдкой и теплом взгляде, но она есть. Я уверена, что она есть, иначе просто невозможно…

***Заблудившись в прошлом***

Лей хорошо помнил время, когда, удрав от подвыпившего жреца, он неделю шел в Маг-город. Как брел по улочкам, едва переставляя ноги, запуганно вздрагивая от резких окриков, готовый в любой момент броситься наутек. Неделю он питался травой и почками едва распустившихся деревьев, пил воду из луж, спал на земле под кустами, но продвигался шаг за шагом к единственной надежде, цитадели знаний, обиталищу магов на Шаране — к магакадемии. Тогда он еще не знал, что двенадцатилетние мальчишки не допускаются к учебе, что магический потенциал еще надо доказать, да и того, что занятия начинаются осенью, он тоже не знал. Он брел по весенней распутице, вздрагивая от холода и шарахаясь белых одежд жрецов, испуганный и голодный, падая и поднимаясь, пока не добрался до ворот.

Город встретил его многоголосым шумом, гвалтом площадей, аппетитными запахами харчевен, от которых подводило живот и полным безразличием к бродившему по его улицам ребенку. Сила воли и тонкая ниточка направленной магии привели его к кованым воротам.

Вечерело. Последние лучи закатного солнца ласкали коньки крыш Академии. Оборванный мальчишка, в грязной хламиде, в которой с трудом угадывалось одеяние помощника жреца, вцепившись в прутья ворот, жадно смотрел во двор. Привратник не прогонял, к вечеру его сморила лень, да и не рвался парнишка, не тряс решетку, не пытался магичить, чтобы открыть зачарованную от непрошенных гостей калитку, а то, что смотрит, так пусть — за просмотр денег не берут…

Привратник не видел, как в сгущающейся тьме паренек рухнул на мостовую, так и не выпустив прутьев решетки из рук.

— Эй, умник, подъем! — Лей осторожно открыл глаза. Незнакомая комната подмигивала ему бликами открытых окон, рукоплескала волнением занавесок. Он перевел глаза на двух мальчишек его возраста, что без зазрения совести рассматривали незнакомца, стоя рядом с кроватью. — Ты это здорово придумал, — улыбнулся один, — уснул прямо у ворот Академии, как раз, когда ректор возвращался, — второй тоже ухмылялся.

А на кровати напротив, привалившись к стене, сидел черноволосый паренек, чуть старше самого Лея и внимательно смотрел немигающими черными глазами, оценивающе, тяжело…

Тело слушалось с трудом. После недельного голодания, трудного пути и холодных ночей под открытым небом его разморило в теплой мягкости постели. Сражаясь с собственной беспомощностью, он с трудом сел. Двое мальчишек так и стояли рядом, подшучивая, болтая, но Лей видел только одного и именно этот взгляд заставил его сначала сесть, а потом встать, но даже он не помог устоять на ногах, когда в глазах померкло и вязкое беспамятство утащило его в душное марево нежданного сна, где ломающийся голос неожиданным басом рявкнул: «Целителя!» И совсем рядом послышался топот босых ног.

— Ну, держись! — в голове, в нарастающей пустоте сна, он слышал этот голос, нет, не просящий, приказывающий ему не ускользать, вливающий в него крохотные капли блистающих заклинаний силы, что цепко держали, не давая соскользнуть в сон.

Это сейчас он понимает, что тот сон вполне мог бы плавно перейти в смерть и только воля и сила юного мага задержали его на краю Грани.

— Милорд! — главный целитель окликнул ректора Академии, когда тот уже собирался покинуть корпус. — Милорд! — спотыкаясь, он поспешил и, как всегда, едва не оступился.

Не так давно он потерял ногу в бою с демоном, когда водил второкурсников в лес на подготовку. Тогда многим не повезло, вот и Шинвер не выстоял. Демон уничтожил преподавателя-боевика и целителю пришлось вступить в бой, но магия здоровья не помощник в бою. Он потерял ногу. Хорошо, что студенты вызвали помощь и демон был уничтожен. Но трое мальчишек погибло и было бы больше жертв, если бы не потенциал одного из учеников, что смог удержать мощный щит… Шинвер, конечно, отрастил себе ногу, но она не гнулась, как прежняя и целитель постоянно хромал…

— Милорд, — остановился он, переводя дух. Быть калекой нелегко, тем более что увечье у него появилось не так давно. — Вы так и не решили, что делать с мальчишкой, которого привезли…

— Что делать? — ректор вернулся и молча направился в кабинет коллеги. — А что с мальчишкой? — отстраненно глядя на Шинвера, произнес он, но тот слишком давно знал милорда, чтобы поверить его деланому безразличию, вопреки которому, он поставил полог молчания.

— Вот вы мне и скажите, — улыбаясь про себя, продолжил он, усаживаясь в кресло. Наедине мог себе это позволить.

— Ну, пусть еще немного посидит в целительском крыле, — он глянул на друга и вздохнул. — Нет, ну почему ты так на меня смотришь?

— Наверное, потому что слишком хорошо тебя знаю, — усмехнулся он. — Что не так с этим мальчишкой?

— Не знаю, Шинвер, не знаю, — он прошелся по кабинету из угла в угол. — Только сдается мне, именно его ищут по всем городам и весям ушлые жрецы.

— Так ты хочешь утереть нос жрецам? — развеселился целитель.

— Ну… — улыбаясь, протянул ректор, — не откажусь, тем более что в прошлом семестре они сманили у нас аж троих первокурсников.

— И ты думаешь, что мальчишка им нужен? Зачем?

— Вот это ты тихонько и выясни, да заодно проверь его потенциал и… — он потер подбородок. — А то даже интересно, чего это они так все всполошились…

***Дшар***

— Господин, господин, — запыхавшийся камердинер едва переводил дух, — там, там…

— Что там, Лерно? — сердце сжало страшным предчувствием, мало что заставило бы моего, уже немолодого, камердинера, который больше всего на свете ценил невозмутимость, бегать как мальчишку.

— Зеркало, милорд, — и я сорвался в забег, на ходу открывая короткий портал в свою комнату, «только бы не сейчас…».

Но одного взгляда на гладь магического артефакта хватило, чтобы понять — все, свершилось!

— Рай, — у зачарованного стекла билась Алиана. Из почерневших от тревоги глаз текли слезы. Глядя на нее, мне уже не надо было слов — все понятно и так. Одним движением активировал артефакт.

— Давно? — лишние слова не нужны и так ясно, что мир снова взял свое…

— После завтрака, — я через стекло бросил взгляд на окно, что ровным прямоугольником сияло у нее за спиной. Солнце моего родного мира еще не добралось до зенита.

— У меня еще есть немного времени, — протянуть руку сквозь магическую пленку и стереть жемчуг ее слез — как же этого хотелось! Но сейчас нельзя, каждая крупица сил на счету, — я найду его, слышишь, найду…

Безумным взглядом Алиана смотрела на меня.

— Возьми меня к себе! — ее руки судорожно вцепились в раму зеркала. — Дай пройти насквозь, — я осторожно покачал головой. — Рай, — ее голос сорвался на визг, — это мой сын, я должна ему помочь…

— Это наш сын, — я выделил слово «наш», стараясь убедить. Ее сил хватит, чтобы пройти сквозь артефакт, ужасная боль ее не устрашит и не остановит, но именно этого я боялся больше всего. — Алиана, — как можно мягче увещевал я ее, — тебе нельзя… — Ее глаза полыхнули фиолетовым пламенем, тело вытянулось в струну, — Алиана, — я уже почти кричал, видя, что она не реагирует на мои слова, ее мозг занят только сыном, сыном, которому грозит смертельная опасность и она готова на все, лишь бы оградить его. Перекрикивая шквал грозового ветра, который забывшая о самоконтроле супруга выпустила прямо в замке, — вспомни о Арайне. — На мгновенье ее взгляд прояснился, — ты якорь, Алиана, — затараторил я, закрепляя успех. — Вспомни о нашей дочери — пройди ты сюда и малышку притянет зов крови, — ветер за стеклом артефакта стих. — Подумай о дочери, любовь моя! — уже прошептал я, чувствуя, что победил, что вспышка безумия, порожденного страхом, подавила сильная воля супруги.

— Рай, найди его! — она неловко сползла на пол и оперлась пылающим лбом о раму. — Найди, обещай мне!

— Я найду! — где-то внутри грыз червячок сомнений, но я загнал его поглубже. — Я найду, обещаю…

***Граница Дшара. В пути***

Как же я устала. Эта неделя близ земель Дшара вымотала до изнеможения. Напряжение — можно резать ножом. Постоянное соблюдение тишины. Не дай Ворас, конь заржет или что-то грюкнет — маги так глянут, что провалиться сквозь землю хочется. Ночи в полной темноте, потому что костёр можно разводить только в самых укромных местах, разговаривать — и то вполголоса, к тому же только по делу. Лей, конечно, объяснил заранее, что земли эти мало хоженые и люди не селятся так близко к своим ночным кошмарам, да и сами демоны не стремятся жить так близко к людям и поэтому дорога на Рану здесь гораздо короче, но есть шанс напороться на демонический дозор. Однако по настрою Рая и его людей мне почему-то казалось, что они бы и не прочь сцепиться хоть с демонами, лишь бы выпустить пар после Дагоса.

С графом Альгошским мы распрощались еще четыре дня назад и тогда же Рай объявил, что пойдем на Рану мы не через обжитые земли, а проскользнем по краю человеческих поселений, по границе с Дшаром. Никто не спорил, только лица посмурнели и замкнулись, взгляды стали жестче, смешки умолкли.

Рай возглавлял нашу кавалькаду, Лей замыкал. Меня загнали в середину, рядом с огромным детиной по имени Фон, которому доверили мою тушку. Я сначала думала, что он вообще немой, настолько безмолвным был, но все же пару раз услышала от него несколько слов. Выглядел он как большой ребенок со спокойным взглядом карих глаз и неизменной легкой улыбкой, блуждающей на губах.

Так мы и пробирались по лесу один за другим по цепочке, когда вдруг Рай, ехавший впереди, замер и поднял руку. За ним остановились и остальные. Словно порыв ветра, пронёсся шёпот: «Демон». И от дорожной расхлябанности не осталось и намека — на глазах путники превратились в воинов. Только Фон даже не пошевелился, продолжая застенчиво улыбаться. Зато у меня по коже как будто стадо мурашек промаршировало. Об этой расе Шараны говорить никто не хотел и по обрывкам разговоров и том, самом первом, рассказе Лея я представляла их жуткими тварями, уничтожающими все живое и, с трепещущим сердцем, застыла вместе со всеми. Наконец, Рай отмер, медленно повернулся и съехал с тропы. Все тут же повторили маневр и, рассредоточиваясь, скрылись среди деревьев. Рядом со мной остался только Фон.

— Посмотришь? — односложно спросил он и я кивнула не в силах произнести ни слова. Внутри бушевал страх вкупе с любопытством. Фон взял Ночку за повод и осторожно, по дуге, направился в ту же сторону, что и остальные. Как он умудрялся ехать сам, да ещё и вести за собой меня настолько бесшумно, не понимаю, но под копытами наших кушаров не треснула ни одна веточка, не хрустнул ни один сучок. Мы оказались прямо за спинами наших воинов, но чуть в стороне и мне было отлично видно небольшую поляну. Однако, как ни силилась не могла разглядеть ничего необычного на ней. Воины спешились. Я видела напряженные спины и зажатое в руках оружие: у кого меч, у кого арбалет или метательные ножи… Рай стоял впереди, настороженным взглядом окидывая открытое пространство, а я следила за ним испуганным взглядом кролика. Его черты вдруг заострились и стали похожи на высеченные из камня. И так же, как статуя, он замер на стыке света и мглы, в полумраке леса, замер на полушаге, отрешенно глядя вперед. Но с таким же выражением он мог погрузиться и вглубь себя. Впрочем, чем маг следил за искомым демоном, я не знала, только подрагивала от страха и напряжения. По редким оговоркам я знала, что демоны — твари опасные и страшные, и я не знала бояться мне за себя или за тех, кто рядом, а может, за него, кто сейчас отпустил на волю свои ощущения и напряженно ждет. И кто из них будет жертвой, кто победителем, кто охотником, а кто добычей? Меня передернуло.

Демон… Перед глазами вставали старинные гравюры с ужасными чудовищами, что, возвышаясь над человеком, способны были оторвать ему голову или откусить что-нибудь. Вслед за взглядом Рая я пыталась разглядеть этого демона, с трудом сдерживая дрожь, но с каждым мгновеньем успокаиваясь: здесь не было демона, солнечная полянка с пробивающимися на ней первыми цветами выглядела совершенно пустой. Я вздохнула с облегчением — нет тут никого.

Дшар находился севернее Форагоса или Дагоса и если там уже вовсю цвело, то здесь весна только набирала обороты, поляна поросла бирюзовыми травами и меж торчащих еще с прошлого лета сухих стеблей проглядывали мелкие белые цветочки. Какие-то большие насекомые, напоминающие наших шмелей, низко гудели в траве, а вездесущие белки носились по ветвям, совершенно никого не опасаясь. А вот с нашей стороны поляны, белок не было, да и птицы смолкли, затаились, чувствуя опасность.

Я всматривалась в лес напротив, напрягая глаза, но ничего не видела. Рай и остальные так же замерли и не шевелились, казалось, они даже не дышат. Мне хотелось соскочить с Ночки и звонко рассмеяться, развеивая эту напряженную тишину, сказать, что это была ложная тревога и пора ехать дальше. Но никто не расслаблялся и вот тогда я увидела…

Демон. Он бесшумно выскользнул из-за дерева, затравленно оглядываясь по сторонам, его кожистые крылья волочились по земле, как будто он не знал, куда их деть, поднимая их, он цеплялся за ветки над головой, а опуская, волочил за собой, собирая на мягкий бархат кожи прошлогодние колючки.

Я видела, как напрягся Рай, жестом останавливая своих воинов и подпуская демона ближе, видела, как взметнулась вверх уже готовая выпустить смертельные жала метательных клинков рука Гароша и мой взгляд вернулся к демону. Поникшие плечи, опущенные крылья, тонкие веточки рук… Он растерянно оглядывался вокруг, хлопая большими, широко открытыми глазами. Еще ребенок, он заблудился или потерялся в этом лесу и сейчас его убьют.

— Стойте! — мой резкий окрик заставил всех оглянуться, а я уже соскочила со своего кушара и со всех ног бросилась к мальчишке — назвать его демоном не поворачивался язык.

Я выскочила на поляну и остановилась. Мальчишка был передо мной. Сейчас я закрывала его своей спиной и слышала, как ругнулся Гарош, затылком ощутила, что сейчас он опускает метательные ножи, почувствовала напряжение, идущее от Лея (он явно готовил что-то магическое), а еще уловила бешенство Рая и не столько услышала, сколько почувствовала его приближающиеся шаги.

— Рина, стой! — его голос дрожал. Мне даже не надо было поворачиваться, чтобы увидеть, как он взбешен.

Демон сделал шаг назад, на его поясе висел небольшой меч и мальчишка вцепился в его рукоятку так, что костяшки пальцев побелели, но вытаскивать клинок не спешил. Он был невысок, даже меньше меня ростом, только крылья напряглись и встали торчком, возвышаясь над макушкой тонким замшевым куполом и трепетали на легком ветру. Несколько шагов — и я почти рядом. В испуганных глазах недетская решимость и какая-то обреченность. Он знал, чем грозит ему встреча с людьми, знал и не питал надежды на спасение. Сейчас он просто ждал… Ждал того, кто оборвет его жизнь.

— Я не обижу тебя, — осторожно произнесла я. — Ты меня понимаешь? — резкий кивок, но его глаза прикованы не ко мне, а к тому, кто стоит за моей спиной.

— Отойди! — я слишком близко, на полпути между Раем и мальчишкой-демоном, но, заглянув в его глаза, я уже не могу спокойно отойти.

— Он еще ребенок, — я медленно повернулась к графу, сознательно оставаясь на одной прямой между ними. Понимала, что сейчас мальчишка может спокойно всадить мне в спину клинок, но надеялась, только надеялась, что он этого не сделает.

— Рина! — Рай зарычал мое имя, впервые я видела в нем столько ярости, даже тогда в храме, когда, казалось, она клубилась в нем, ее не было так много.

— Рай, — я пыталась достучаться, — ну пойми: нельзя убивать детей, кто бы он ни был…

В голосе проскользнули слезы, но я постаралась взять себя в руки. Перед надвигающимся на меня графом я пасовала, но смотреть, как он убьет этого мальчишку, было выше моих сил.

— Рай, ну отпусти его! Пусть он вернется к своим…

— Он идет в противоположную сторону, — буркнул маг.

Как он очутился рядом, я не поняла, а лишь сделала шаг назад.

— Тронешь ее и пожалеешь, что родился! — зашипел Рай, глядя мне за спину.

И я поняла, что, пятясь, почти уперлась в демона.

— Только вы способны убить женщину! — дерзко ответил мальчишка.

Я поняла его, но язык, на котором он говорил, не имел ничего общего с наречиями Шараны (по крайней мере, с тем, что я уже слышала). Он сделал шаг в сторону, выходя из-за моей спины и становясь рядом. За Раем же уже выстроились полукругом наши воины и я пыталась поймать их взгляды: сосредоточенный у Гароша, слегкапечальный у Райна, холодный у Шаруна и совершенно спокойный у отрешенного Фона. Взгляд Лея не обещал мне ничего хорошего, тогда как в глазах Рая я читала свою медленную смерть. Каждый из них был способен убить, если не меня, то стоявшего рядом, вытянувшегося в струнку, мальчишку, и, несмотря на страшное название «демон», я не видела в нем ничего ужасающего. Да, кожистые крылья, да, тонкая ниточка свисающего хвоста, но в остальном он ничем не отличался от других детей лет тринадцати-четырнадцати.

— Рай! — его глаза вспыхнули багрянцем и, не отрываясь, смотрели на меня, а я пыталась выплыть из раскаленной лавы этих глаз, выплыть и остаться в живых.

С трудом отвела взгляд и покосилась на стоящего рядом мальчишку. Он так же смотрел на графа, и, когда тот перевел на него свой пылающий яростью взгляд, вдруг вздрогнул, как мне показалось, узнавая, и тонкая рука одним движением отстегнула перевязь меча и бросила клинок под ноги графа. Я с удивлением повернулась к мальчишке: на его лице застыло упрямое выражение, губы превратились в тонкую ниточку, но глаза… Глаза пылали холодным огнем и предчувствием смерти, но взгляда он не опускал.

— Рай, — я вплотную подошла к мальчишке и осторожно притянула к себе, — Рай, ну, пожалуйста! — крылья демоненка слегка опустились, давая мне возможность положить руку ему на плечо. Но обнять себя он не позволил, так и стоял, напряженно вглядываясь в глаза своей смерти. А вокруг сгрудились воины Рая, странно, но они уже вполне спокойно посматривали на мальчишку. Фон даже подошел поближе и попытался пощупать его крылья.

— Вот убьешь — пощупаешь, — нервно шевельнув крылом, окрысился демоненок, и все разразились хохотом.

— Ишь какой нервный! — буркнул Фон, но руку убрал.

Не смеялся только Рай. Даже по лицу Лея промелькнула улыбка, тогда как граф напряженно молчал. Молчала и я, понимая, что только от доброй воли графа Форагосского сейчас зависит судьба мальчишки.

— Гарош, освободи заводного кушара! Лей, отрежь его от силы! Привяжите его к седлу! Потом подумаем, что с ним делать, — и граф развернулся и пошел в сторону оставленных коней, тогда как Лей, наоборот, приблизился, на ходу творя заклинание.

— Не трать сил, — процедил мальчишка, — магия у меня еще не проснулась… А то дал бы я вам…

Недолго думая, отвесила затрещину, заставив замолчать на полуслове.

— А ну помолчи! — зашипела над ухом. — Едва выкарабкался, а уже угрожаешь. А вдруг передумает? — я нервно кивнула вслед Раю.

— Не-а, — ухмыльнулся пацан, — поздно. Ты это, — он кивнул на свое оружие, — клинок забери — негоже оставлять его здесь. Возьми себе — вдруг пригодится.

— Разве только тебя по заднице бить, — проворчала я, поднимая украшенные тонкой резьбой ножны, облегченно вздыхая.

***Граница Дшара***

— Лей, — я толкнула в бок задумавшегося мага.

— Что? — он хмуро повернул голову в мою сторону, но все равно одним глазом косил на сидевшего немного на отшибе демоненка.

Отблески костра играли на его длинных волосах цвета воронова крыла, и он, шипя, пытался прочесать запутавшиеся пряди и выпутать несколько веток, что упрямо цеплялись за облюбованную макушку.

— Не совсем поняла сегодня, — издалека начала расспросы я, — откуда Рай узнал, что рядом есть демон?

— Он всегда знает, — скосил взгляд на графа маг.

— А ты?

— А я не всегда, — отрезал он. — Рай их чувствует. Видела же, он пришел на место даже раньше, чем демона выкинуло из портала.

Я задумалась. Момента появления на поляне демоненка я действительно не заметила, думала он просто вышел из-за деревьев, а оказывается, из портала, впрочем, портала как такового я тоже не видела.

— А почему тогда он чувствует, а ты нет? Почему…

— Специализация другая, — прервал меня Лей, и, видя, что мне это ни о чем не сказало, вздохнув, начал объяснять, — Рай — боевой маг, его силы в разы больше и мощнее любого другого мага, но… — он оглянулся, выискивая пример, вздохнул и продолжил: — Попробуй забить маленький гвоздик в хрупкую шкатулку кузнечным молотом… — я рассмеялась сравнению, живо представив себе результат. — Он многое сможет, смирив свои силы, но ему это дается нелегко, тогда как я, обладая в сотни раз меньшим резервом, могу справиться с ювелирной работой, но не в состоянии прыгнуть выше головы.

— Поэтому он и не уничтожил демона сразу? — поинтересовалась я.

— Ну да, — пожал плечами маг. — Вот долбанет так и воронка будет больше той поляны…

И он выразительно посмотрел на меня, а я поежилась, а потом кинула взгляд на воевавшего с веточкой в волосах демона и улыбнулась.

— На, — кинула мальчишке деревянный гребешок, все равно я им не пользовалась, помогал тшер. — Постой помогу, — я придвинулась ближе и стала расплетать спутанную косу. — У нас мальчишки стригутся коротко, — буркнула я, в очередной раз застревая в его шевелюре частым гребнем.

— Стригутся? — он удивленно смотрел на меня во все глаза. — И им разрешают?

— У нас даже женщины стригут волосы, — пожала плечами я.

— Ух ты! — он завистливо хмыкнул, но потом перевел взгляд на свои спутанные пряди и вновь взялся за расческу. — А у нас женщина стрижет волосы только в знак глубокого траура, ну, если у нее муж умер и она хочет уйти от мира…

Общими усилиями мы распутали колтун у него на голове и заплели более или менее сносную косу, которую он тут же подвязал черной кожаной лентой.

— А ты тоже не из этого мира? — продолжал он забрасывать меня вопросами. — А там, откуда ты, есть такие, как мы? А это далеко?

— Как тебя хоть зовут, болтливое ты чудовище? — до сих пор я только кидала взгляды на мальчишку, стараясь не привлекать к нему внимание магов, но сейчас, видя, что все заняты своими делами, решила, наконец, унять свое любопытство.

— Арай, сын грозового клана, великой империи асуров! — гордо вскинул он подбородок.

— Ух ты! То есть ты не демон? — уточнила я, кидая взгляд в сторону магов. Слышали ли…

— Не-а, — помотал он головой, откусывая огромный кусок лепешки, что я ему протянула. — Демоны — они страшные, я на картинках видел, но у нас они не живут. А мы просто двуипостасные. Вот вернутся силы и я тебе покажу…

— Силы? — я осторожно отодвинулась.

— Ага, — мальчишка не заметил моего испуга. — Переход — он все вытягивает, — я вспомнила, как у самой подкашивались колени, когда попала в этот мир, как перехватывало дыхание и с каким удовольствием я вгрызалась в теплый хлеб с мясом. — Я, наверное уже завтра смогу обернуться и тогда ты даже не отличишь меня от любого другого мальчишки, — он подмигнул мне.

— А где твои родители? — осторожно поинтересовалась я.

Парень стух:

— Мама дома, она с сестренкой возится, та еще маленькая, ей сюда нельзя, она якорь… — путано начал объяснять Арай, — а отец где-то здесь… — он беспомощно оглянулся. — Я надеялся, мне будет проще найти его, а оказывается, я его почти не чувствую, даже направление сбивается, — пожаловался он.

— Но ты же говоришь, что у тебя нет магии, — удивилась я.

— Так это не магия, — отмахнулся он. — Это голос крови. Я маму и отца всегда чувствую, понимаешь? Ну, и сестренку тоже, но ее слабее, только если не очень далеко, а еще мы главу клана чувствуем, ну, у него кровь сильная, а еще магия клана, — он покосился на магов и замолчал.

А в ответ на его взгляд с места поднялся Рай и направился в нашу сторону, и меня чуть не порвало на две половинки: одна попыталась убраться с дороги явно бывшего не в духе мага, а вторая — закрыть собой недодемоненка, боясь, что тогда не повезет уже ему. А поскольку я так и не решилась ни на первое, ни на второе то осталась на месте.

Рай подошел и мальчишка вскочил с места, встречая графа твердым взглядом и упрямо выдвинутым подбородком, за который и ухватились цепкие пальцы Рая:

— Тронешь кого-то — убью! — процедил он. — Сбегать не советую, люди рядом… Ночь спишь в контуре, — он отпустил подбородок и очертил круг, на мгновенье я увидела купол, накрывший мальчишку с головой. — Отсюда никуда не денешься. Что с тобой делать, решу позже… — и маг отвернулся.

— А если он в туалет, например, захочет, — буркнула я и получила два одинаково снисходительных взгляда, настолько похожих, что тряхнула головой, решив, что с недосыпу у меня двоится в глазах.

***Граница Дшара. Поляна в лесу***

— Он вышел здесь, — солнце уже садилось, когда Дарай добрался до точки выхода портала. При свете умирающего светила он старался распутать вереницу следов. — Здесь его ждали, — лучшие следопыты клана сегодня шли с ним, но даже для них разобраться в путанице следов было не так просто, если бы надо было увидеть, откуда, куда и сколько, шло людей, для этого не надо было даже напрягаться. Но вот понять, что здесь произошло и жив ли еще его сын?..

— Он пошел с ними, — наконец произнес Лерой, самый опытный из следопытов. — Пошел вроде добровольно, — продолжил он уже с толикой сомнения в голосе.

— Ты же уловил след, Дарай, — асур кивнул, магию клана ему сложно было бы пропустить и именно поэтому сейчас внутри него сжималась тугая пружина страха и страшных предчувствий. Палач грозового клана, так асуры окрестили графа, сейчас держал в руках нить жизни его сына.

***Граница Дшара. В лесу***

— Рин, спой… — я удивленно посмотрела на графа. Обычно просьбы исходили от Гароша, ну, в крайнем случае, от Лея, а сейчас Рай…

Я пожала плечами и встала за гитарой. Лей тихонько сопел рядом, уже почти проваливаясь в сон, остальные кто спал, кто чистил оружие. Гарош, увидев, что я потянулась за гитарой, придвинулся ближе, демоненок тоже зашевелился и привстал на локте, зеркально повторив позу Рая. Я облокотилась о ствол и задумалась.

Слетают на плечи

Обрывки несказанных слов.

Банален и вечен

Сюжет, к сожаленью, не нов —

Так единодушно

Над этим смеется свет:

Ты мне очень нужен,

А я тебе — вовсе нет.

Сердце бьется, словно в клетке мышь,

Лезет в уши тишина.

Полночь рвется. Рядом ты стоишь,

Словно призрак из чужого сна.

— Хорошо поешь, — по окончании произнес мальчишка. — Я бы пригласил тебя домой — мама очень любит менестрелей.

— А вы хоть образы понимаете? — уточнила я. — Или как здесь «что вижу, то пою?»

Мальчишка усмехнулся.

— Ну, у нас тоже есть клан один, высокогорный, — он заржал. — Они тоже поют, на что смотрят: горы высокие, снег чистый, ирбисы… дерутся, снег пачкают… — он многозначительно заржал — явно «дерутся» было вставлено вместо другого слова.

— У нас чукчи тоже так поют, — рассмеялась я, - даже анекдоты такие же ходят, только там «геолог» фигурирует.

— А геолог — это кто? — полюбопытствовал демоненок.

— Это человек, что разведывает месторождения разных полезных ископаемых: руд, угля, камней… — пояснила я слово, что так и не смог перевести ему мир. Ну нет здесь, наверное, ничего подобного.

— А, рудознатец! — понял по-своему мальчишка. — А у вас их много?

— Много, целая таблица, — вспомнила я творение Менделеева.

— Надо наведаться в твой мир, — серьезно произнес мальчишка. — Может, торговлю организуем…

Я прикусила язык, а потом заржала, представив, как делегация асуров с их крыльями и хвостами появится на Земле. Мальчишка непонимающе вздернул бровь.

— Ага, давайте, — захлебывалась смехом я. — В прежние времена вас бы сразу сожгли как порождение мрака, а сейчас закроют в лаборатории на опыты.

— Что, у вас там такая дикость? — поежился асур. — Мы торгуем со многими мирами, и ничего.

— Нет, Арай, — уже серьезно произнесла я. — Для нас другие миры — это или страшилки, или сказки, уж прости. А если вы появитесь в нашем мире, вам сначала хвост купировать нужно… Впрочем, гении науки считают, что когда-то давно у нас тоже был хвост, копчик вот от него остался, только потом отпал за ненадобностью…

— А может, вы наши родственники? Когда-то еще давно, несколько тысячелетий назад, один из кланов отделился и ушел на поиски другой родины. Может, вы и есть наши отдаленные потомки? — оживился мальчишка. — Энергетика у тебя схожая, даже вот копчик есть… — он с интересом повернулся, стараясь заглянуть мне в глаза из-за своей импровизированной загородки.

— Не знаю, Арай, — тихо произнесла я. — Наше прошлое — сплошные загадки…

Развивать эту тему не хотелось. Зачем? Для всех вокруг мой мир — далекая абстракция, которой никто из них не увидит, так есть ли смысл рассказывать даже этому занятному мальчишке?.. Вяло перебираю струны и песня сама накатилась. Я ее почти не помнила, но…

Руки к горлу протянула усталость,

В угол комнаты заброшена сабля;

Там, на донышке, терпенья осталось

Слишком мало — предпоследняя капля.

И в каком-то году

Я решил, что уйду за пределы

Царства злобы и тьмы,

Что калечит умы озверело.

Лей повернулся на звук и в полутьме блеснули его глаза — разбудили…

— А почему у вас так много графов? — тихо спросила я мага, раз уж все равно разбудила. — Давно хотела спросить… И в чем отличия?

— Когда-то давно, — ответил мне не Лей, а сам граф, который, не вмешиваясь, прислушивался к нашей с демоненком беседе, — когда наш народ только еще переселился на Шарану, мы потихоньку осваивали эту землю и каждый основанный город получал своего правителя. Так появились первые графы. Конечно, большинство из них имели титулы и опыт правления еще на нашей прежней родине, многие были магами, а города все строились, земля потихоньку обретала своих владельцев. Люди шли от портала на Ране до самых высоких гор Форагоса, оставляя за собой веси, города и поселки. Карта Шараны пестрела, как лоскутное одеяло, мелкими графствами. Со временем кто-то проходил обряд и подгребал под себя имущество семьи своей кашасеры. Кто-то, наоборот, делил землю на много наделов для сыновей. Где-то убывало, кому-то прибывало. Начались завоевания. Я видел карты тех времен, — усмехнулся граф. — Так вот, они менялись каждые десять лет совершенно, но со временем все устоялось и большинство наделов приняли более или менее привычный нам вид. За последние лет сто только Дагос изменил свои границы…

— То есть изначально ваши предки просто не хотели называться королями?

— Да, ведь король — это самодержец, а у нас был Совет графских земель, где собирались и решали основные вопросы, — он откинулся на спину, глядя в небо. — Но потом он развалился. Через несколько поколений мы забыли об общей доле и больше не хотели подчиняться чужим решениям. Единым центром, свободным от влияния правителей, стал Маг-город. Там основали магическую академию, где учатся все… со всех графств — графы, аристократы, простой люд, в ком проснулась сила. Город магов стал своеобразным центром, где не имеет значения, кто ты, откуда, там главное — сила, которой ты обладаешь…

— Ты забыл о храме… — подал голос Лей.

— Не забыл, — отозвался граф. — Просто Рине вряд ли интересны дрязги Светлых.

— Если бы мы пошли через графства, нам пришлось бы с ними столкнуться…

— Наверное, мы правильно сделали, постаравшись избегать обжитых мест, — мечтательно произнес граф. — Ни тебе светлых, ни тебе назойливых попутчиков, да и места здесь тихие…

— Ага, и демоны впридачу… — съязвил кто-то из воинов.

— Я не демон, — взвился мальчишка.

— А кто же ты? — раздалось оттуда же. — Вот — крылья, хвост, клыки к тому же.

Арай, обиженно фыркнул.

— Невежда! — буркнул он. — Я асур, у нас все с хвостами и крыльями. В конце концов, это удобно. Вот что ты сделаешь, если тебя со скалы сбросить? — повернулся он в сторону мужчин.

— Слевитирую, — отозвался граф.

— Разобьюсь, — буркнул кто-то из темноты.

— А зачем меня со скалы? — резонно спросил из темноты кто-то еще, вроде Гарош.

— А я вот улечу, — гордо поднял подбородок мальчишка. — У нас просто земля гористая, есть места, куда пешему не добраться, например к нам на Грозовой перевал, да и в Радужные горы никак, поэтому крылья необходимы.

— А чего вы тогда к нам-то лезете? — любопытный Гарош даже привстал, глядя на демоненка.

— Мы не лезем, — печально опустил плечи он, зябко кутаясь в крылья. — Нас мир выкидывает…

— То есть как? — продолжил расспросы самый молодой и любопытный из воинов. — Почему?

Остальные тоже навострили уши.

— Да там предки чего-то намудрили с магией крови, — пожал плечами мальчишка. — Я толком ничего не знаю, так, урывками, но каждый из нас, повзрослев, должен принести клятву верности главе клана… Обычно, ну, в других кланах, это происходит при обряде инициации. Там созывают большой праздник, вступающие во взрослую жизнь асуры проходят испытания, получают полное имя и приносят клятву главе. А у нас все наперекосяк пошло — главу клана ваш мир притягивает и нас вослед…

— То есть ты повзрослел настолько, что готов пройти инициацию? — я удивилась, мальчишка не выглядел взрослым. — Сколько тебе лет-то уже, герой?

— Мне еще мало, — вяло пожал плечами он, уткнувшись подбородком в острые коленки. — Я только пятьдесят лет как живу, — я вздрогнула, — и до инициации мне еще далеко. Я вообще обратился-то полностью только третий раз.

— Сколько-сколько?

— Мы раса долгоживущая, — он повернул ко мне совершенно спокойное детское лицо. — До сотни лет многие еще подростками считаются, инициацию лет в восемьдесят–сто проводят. Считается, что только тогда уже мы становимся ответственнее…

— О, черт! — ругнулась я. — У меня мама твоя ровесница…

Он пожал плечами, а маги переглянулись.

— То есть вы приходите сюда, чтобы принести клятву главе клана, и потом уходите? — осторожно спросил граф. Его глаза сверкали в темноте.

— Некоторые уходят, - граф отвернулся, — а некоторые не могут…

Задавать вопросы не стали. Маги только удивленно переглянулись, но мальчишка продолжил:

— Я по крови слишком близко стою к главе, — говорил он медленно, как будто выталкивая слова. — Отец вообще не может вернуться, только пройдет Грань миров, несколько дней — и ваш мир забирает его обратно, затягивает… Мама плачет… каждый раз боится, что не пройдет или попадет в руки этого палача, который асуров убивает…

Лей многозначительно посмотрел на Рая, но тот ушел в себя.

— А сам он специально с ней последний обряд смешения крови не проводит, боится…

***Граница Дшара. Утро***

Проснулась я резко, как будто кто-то толкнул в бок, не открывая глаз, прислушалась и удивилась полной тишине. Казалось, что я угодила в тюк с ватой, но камешек, что давил в спину, отрезвлял, а слегка затекшая рука говорила о том, что Рай вновь видел плохой сон. Мы почти каждый день просыпались рука в руке, но я не комментировала этот факт, тем более что обычно вставала первой и тихонько вытаскивала свою руку из захвата его пальцев, от греха подальше. В который раз отогнала непрошенную обиду, ведь не обнимет, даже во сне, не притянет к себе, а вцепится в руку — не оторвешь.

Я как-то ночью эксперимент провела — отодвинулась немного, ближе к Лею, так он искал во сне, как слепой щенок тыкается в мамку, а потом его накрыл кошмар и вот уж тут я сама протянула ему искомое — смотреть, как он мечется и покрывается потом, ищет оружие и стонет, было выше моих сил. Скоро, уже скоро я вернусь домой, а он останется один на один со своими кошмарами… Но почему же так тихо, даже птицы не щебечут? Я с трудом разлепила глаза. У горевшего бесшумно костра сидел незнакомец и с любопытством смотрел на меня.

— Не рассчитал, — его голос, с легкой хрипотцой, звучал глухо в ватной тишине утра. — Энергетические потоки у тебя не похожи на местных, иномирянка, — говорил он спокойно, казалось, даже больше сам с собой. Было странно смотреть, как бесшумно поднялась сухая ветка и опустилась в костер, и он вспыхнул все так же бесшумно, хотя искры полетели и, по идее, он должен был бы потрескивать, но…

— Полог тишины и сильное сонное заклятие, — пояснил он мне, хотя я рта еще не открывала, но, оглянувшись, заметила прислонившегося к стволу спящего Фона и сидящего на коряге Райна. Осторожно сжала руку графа, стараясь не показать незнакомцу этого движения, но он тут же, как-то вымученно, улыбнулся и кивнул: буди, буди. Рай проснулся мгновенно. Ему хватило считанных секунд, чтобы разобраться в ситуации, схватиться за оружие и попытаться задвинуть меня себе за спину, но из положения сидя сделать это было невозможно… А незнакомец все так же спокойно сидел, позволяя нам окончательно проснуться и разглядеть его со всех сторон. Он облокотился локтем на выставленную вперед ногу и смотрел на нас темными вишнями глаз, в которых почти не виден зрачок. Его красивое лицо выглядело спокойным, поза расслабленной, но при этом взгляд, направленный прямо в глаза Рая, не обещал спокойствия.

— Нам давно пора поговорить, — обратился он к Раю. — Время пришло.

— Нам не о чем говорить, демон, — Рай поменял позу и придвинулся к костру. Сейчас я смотрела из-за его плеча. — Мы разные, — голос Рая звучал глухо, но это был крик: все его существо противилось нахождению рядом. Он не верил им и в любой момент ожидал нападения. Но в то же время его тянуло к этому существу, и он с напряженным вниманием вслушивался в каждое слово.

— Ошибаешься, — пожал плечами, как оказалось, местный демон. — Я не рассчитывал встретить тебя здесь и поэтому не принес того, что давно следовало тебе показать, — он вздохнул, — тебе или твоим предкам, но время ушло и сейчас это касается напрямую потомка графа Лароша.

— Не пытайся поймать меня на удочку любопытства, — нахмурился граф.

— Уже, — улыбнулся демон и я поняла, что мне показалось странным в его внешности. Повернула голову — там, в силовой клетке, спала его неокрепшая копия. — Ты права, девочка, — усмехнулся он, — мой сын будет достаточной гарантией, чтобы палач грозового клана не боялся встречи. Поверь, — он вновь повернулся к Раю, — своему сыну я не враг, а твою клетку даже я не могу расщепить… — он пожал плечами.

— Я не верю тебе! — рыкнул Рай, и вот уверена, что в его глазах загорелись багровые сполохи. — Твои слова — ложь и мы окружены твоими сородичами.

— Конечно, — спокойно ответил асур. — Я прочесывал лес в поисках сына, когда наткнулся на ваши следы.

Он слегка повернулся ко мне, — и наверное, тебя я должен благодарить за его жизнь.

Рык графа был ему ответом, тогда как я заинтересовалась, ну вот как-то так. На Шаране живут две расы и не имеют точек соприкосновения, поскольку убивают представителей друг друга при встрече. И сейчас один из них предлагает переговоры, тогда как Рай рычит и сопротивляется, но, видимо, от бессилья, ведь наши люди беспробудно спят, тогда как асуры явно где-то рядом. Чутью Рая я доверяла, но почему-то верила и странному незнакомцу — была в нем какая-то подкупающая честность, открытость человека, которому нечего терять. Подняла на него глаза и он кивнул моим мыслям. «Обалдеть! Он что, читает в моей голове?»

— Нет, девочка, мыслей я не читаю, — с легкой улыбкой ответил он моим разбежавшимся в панике тараканам, — но вот эмоции… Их легко считать, тем более у тебя, ведь ты настолько открыта…

Я улыбнулась его словам, слегка пожав плечами, нажала на кнопку тшера и придвинулась к костру.

— Меня зовут Рина, и я действительно иномирянка, — представилась, я стараясь не смотреть на хмурящегося Рая, давая ему время на решение, которое ему дастся нелегко. Но зная его, думаю, рисковать жизнями своих людей он не станет.

— Дарай тер Альменорай Саргон, младший владыка грозового клана! — он склонил голову в приветствии и с легкой улыбкой кинул взгляд на Рая.

— Дарай, — уточнила я, — тер, то есть сын Альменорая?

— Да, девочка, — теперь он улыбался шире, — это наши родовые имена…

Я перевела взгляд на суровое лицо графа, в котором бешенство боролось с любопытством и воспитанием, впрочем, последнее явно сдохло в этой борьбе, и граф Альменорай Грай Седьмой представляться не пожелал, за что был награжден уже двумя улыбками. Каюсь, я тоже не сдержалась, но, думаю, от этого ничего не изменилось: асур явно знал, с кем имеет дело.

***Дшар***

В камине уютно горел огонь. Отбросив все условности, я удобно устроилась с ногами в большом плюшевом кресле и, сдерживая улыбку, смотрела на Рая. Не верилось, что еще утром мы сидели у костра и недоуменно косились на появившегося из ниоткуда незнакомца. Дарай нашел слова, чтобы уговорить графа, хотя, по-моему, он просто взял его на «слабо», поклявшись, что не причинит вреда никому из нас. И, оставив себя и сына в заложниках, открыл портал в сердце Дшара. Когда Лей попытался протестовать и грозить моим иномирным происхождением, Дарай рассмеялся.

— Риночка, — повернулся он ко мне, — вы же чистокровный человек? — Я недоуменно кивнула. — Тогда вам нечего бояться сменить ипостась, за полным отсутствием оной.

И он шагнул в портал, вслед прошли Лей, Райн, Гарош, потом мы с Араем и, наконец-то, Рай с остальными воинами. Асуры Дарая с нами не пошли, наверняка чтобы не смущать гостей своей многочисленностью, ну, или, что весьма вероятно, каждый из них мог сам открыть портал.

Мы оказались во внутреннем дворе огромного замка. Восемь башен возвышались со всех сторон и над каждой развивались длинные полотнища стягов с перечеркнувшей их молнией. Большая арка, из которой мы вышли, явно предназначалась для порталов, поскольку не имела сквозного выхода и мы просто прошли во двор, где Дарая уже встречали слуги. Рай был оглушен, поскольку далеко не все они были асурами, многие были просто людьми, правда, ощущать в каждом их расу все равно мог только граф.

Нас накормили, дали отдохнуть и осмотреться и вот наконец-то пригласили в большую гостиную. Несмотря на гостеприимность и видимую свободу передвижений, Рай ни на минуту не отпускал от себя ни меня, ни Лея, тогда как остальные воины были предоставлены сами себе, хотя и держались вместе. Асуры то ли при нас, то ли в силу своих собственных привычек в основном представали перед нами в своем человеческом образе, только мальчишка Арай до сих пор щеголял с мягкими, как замша, крыльями за спиной и смешно подметал пол кисточкой тонкого хвоста. Рай старался не упускать его из виду, а Дарай только ухмылялся — быть заложником в собственном замке, да еще дать в заложники собственного, любопытного, как котенок, сына, который попал на Шарану впервые и собирался обследовать тут каждый уголок, — в этом была своя тонкая издевка. Сейчас этот любопытный сидел в соседнем кресле и заговорщицки подмигивал. Не знаю зачем сюда позвали меня, но ничуть не желаю удаляться, похоже, именно сейчас развернется что-то интересное…

Хозяин посмотрел на наше разношерстное общество и как-то печально улыбнулся.

— Арай, у тебя уже достаточно сил для оборота! — скомандовал он и мальчишка, закатив глаза, перетек в человеческий облик.

Я смотрела во все глаза, но так и не заметила момента, когда вдруг пропали крылья и хвост. В остальном он почти не изменился, лишь до того яркие фиолетовые глаза вдруг присыпало пеплом и они стали серо-лиловые.

— Глаза ему достались от матери, — с теплом в голосе озвучил асур, заметив мой интерес, — а в остальном…

— А в остальном мне повезло походить на отца! — с гордостью произнес мальчишка, вызвав у того довольную усмешку. — Ну что? Мне так мама говорила, — смутился он.

Рай же сидел в своем кресле, поигрывая бокалом вина и цепким взглядом следил за асуром, на его лице ничего не отражалось и я, глядя на него, удивлялась, как можно быть настолько холодным, ведь невозможно… Ну должна же быть у этой статуи хоть одна живая эмоция! Иногда мне казалось, что вот-вот что-то проскользнет, но нет, граф оставался холоден и безэмоционален, и меня это настолько нервировало, что хотелось подойти и приложить зеркало к его лицу, проверить, он вообще живой? Взять его руки, отогреть своим дыханием… Наверное, я слишком долго на него смотрела в глубине глаз всколыхнулось багровое зарево и я привычно отшатнулась — к сполохам огня в его глазах я так и не привыкла.

— Чтобы ты понял, о чем я хочу сказать, мне придется начать очень издалека, — Дарай обращался только к Раю, остальные его не интересовали, только в его глаза он заглядывал не отшатываясь от сполохов огня. — В моем мире нет других рас, там живут только асуры, — он в одно мгновенье изменился — расправил крылья и встряхнул черными, как смоль, волосами, — мы не демоны, — досадливо махнул хвостом он, — и даже не являемся им родственной расой. Крылья и хвост ввели вас в заблуждение, хотя сомневаюсь, что кто-то на Шаране за всю ее историю видел настоящего демона.

Я видела, как вздрогнули крылья носа графа, больше он ничем не показал своего недовольства, но асур тоже очень внимательно смотрел на графа, а я опять не заметила, как стекла ипостась асура и перед нами вновь возник человек, но теперь я уже не смогу забыть этих черных, лишь на мгновенье развернувшихся, крыльев. Захотелось пощупать бархатную мягкость крыла, впрочем, сегодня я уже удовлетворила свое любопытство, ощупав серые крылья малыша Арая. На лице асура промелькнула мимолетная улыбка и он вновь вперил взгляд в Рая, сел напротив и продолжил:

— Нами правит Владыка и каждый клан подчиняется ему. Но многие вопросы решаются на совете кланов, где владыка имеет решающее слово, но обычно не влезает в дрязги кланов по мелочам, ибо часто они грызутся, как собаки за кость. Кланов много, во главе каждого стоит глава, ну и есть младшие, в основном ближайшие родственники, то есть главный род клана, — подожди, это важно, — прервал он открывшего рот Рая.

— Грозовой клан всегда был сильным и стоял у истоков нашей аристократии, был опорой владыки и его правой рукой, — на мгновенье его плечи опустились, но он тут же вскинул голову. — Так получилось, что на главу клана напали, напали со спины, напали в смутный момент, когда старый владыка умер и оставил всю империю асуров на Гриса, своего внука, очень сильного мага, но никакая сила не заменит опыта и Грис надолго увяз в заговорах и разборках между кланами. Заговорщики справедливо полагали, что владыка, выросший рядом с детьми грозового клана, слишком приблизит их к себе и они убрали это препятствие, убив моего отца.

Он вскинул голову и обвел всех мрачным взглядом.

— Сила, — асур помолчал. — Сила — это достояние рода, его средоточие и высшая ценность! Сила передается первому в роду и не важно, кто старше: женщина или мужчина, сила живет в нем и является дремлющим резервом клана… — он встал и прошелся по комнате. Наследником клана всегда является старший ребенок и повторюсь, не важно, какого он пола. Сестра родилась лишь на несколько мгновений раньше меня и именно она стала хранительницей родовой магии грозового клана после смерти нашего отца, — он вздохнул и продолжил: — Но женщина слишком хрупкий сосуд для такой мощи и поэтому пользоваться всей силой клана они не могут. Частично — да, но и то не все… Ее сын должен был перенять эту ношу, но на тот момент мы были еще детьми и детство закончилось. Наша мать умерла, дав жизнь нам. Близнецы слишком подкосили ее хрупкое здоровье, и никакая магия не спасла. Хотя отрицать возможность отравления не стану, уж очень подозрительна была ее смерть… Отец слишком любил мать, чтобы ввести в свой дом новую жену, — он хмыкнул, — хотя монахом он не был… Нас воспитывал отец и сводная сестра матери — супруга погибшего наследника и мать нынешнего владыки асуров, а сами мы были с наследником очень близки, даже ходили разговоры, что Грис выберет мою сестру в жены.

Арай напряженно слушал отца, видимо, многого из этого он еще не знал, по молодости лет его не посвящали в подробности. Лей тоже внимательно слушал асура, маг понимал, что просто так, от нечего делать, такие откровения не даются и ждал продолжения. А я в первую очередь внимательно следила за Раем, почему-то мне казалось, что графу рассказ асура не только не понравится, но и однозначно выльется боком, но изменить что-то было не в моих силах.

— Смерть отца Арайна пережила тяжело, — продолжил рассказ Дарай. — Сила рода для нее была почти непосильным бременем, благо пользоваться ею на тот момент необходимости не было — границы владений клана еще удерживали соратники отца, его кузены и достаточно мощная, сплоченная сила молодых асуров нашего клана. А мы учились… Учились всему: драться и вести переговоры, тактике и танцам, риторике, дипломатии, ведению хозяйства. Поскольку мы были близнецами, то не разделяли женских и мужских умений, будучи всегда вместе. Меня захватила эта мощь знаний, и я старался привнести их в жизнь клана, к тому времени межклановые распри немного улеглись, вновь подняла голову торговля и нам, наконец, старшие разрешили выходить из замка… До этого нам было строго запрещено покидать его пределы, поскольку прямыми наследниками родовой силы были только мы.

Арайна стала желанной добычей для любого асура и толпы поклонников ринулись в замок Грома. Моя сестра была неглупа и мы сбежали, сначала в горы, потом вернулись домой, усиленно оберегая свое инкогнито и оставив управление кланом на более старших и опытных. Справляться с одним из самых больших и опасных наделов без родовой силы было очень трудно… но Арайна отказывалась от любого ограничения собственной свободы, отмахиваясь от женихов. Понимаете, асуры не вступают в брак по расчету, — осторожно начал он, а граф хмыкнул. — Наша жизнь слишком длинна, чтобы терпеть рядом с собой неподходящего человека. Арай, пойди покажись матери, зеркало в моей спальне, тебя проводят, — вдруг приказал он, и мальчишка, который только-только развесил уши, скривился и вышел. — Глупо объяснять взрослым людям, насколько в жизни каждого важна любовь между мужчиной и женщиной, но на Шаране без этого не обойтись, — двойное хмыканье было ему ответом. — Ваша жизнь коротка, но даже такой она пресна и бессмысленна без любви. Вы не понимаете, насколько много теряете и как много может вам дать любящая женщина. Из своей истории вы сделали неверные выводы и сами уничтожаете собственную расу, заставляя женщин терять самих себя. Ворас допустил фатальную ошибку, и пока он занимался саморазрушением, вы пошли неправильным путем, а теперь даже он не в состоянии что-то изменить, хотя, думаю он пытается… — он глянул на отрешенное лицо графа и скептически улыбающегося Лея и покачал головой.

— Ну чтож, продолжу, — Арайна не справлялась с силой рода, магия давалась ей с трудом, дозировать силу у нее не получалось и там, где нужен был слабый толчок, у нее взвивался смерч, там, где нужен один удар — зияла воронка…

Я нахмурилась: что-то в этом роде мне уже говорили. Я с недоумением переводила взгляд с Лея на Рая и обратно, но оба они хранили молчание, поэтому промолчала и я, со все возрастающим интересом вслушиваясь в повествование асура. А ему оно тоже давалось непросто: волосы на лбу взмокли, он сдерживал себя, как мог, но руки сжимались в кулаки, желваки играли на щеках, казалось, еще немного — и призрачные черные крылья распахнутся у него за спиной.

— А еще она ждала… Я долго не мог понять ее поведения. Боюсь, сама она не поняла его до сих пор, — вздохнул он. — Детские чувства не выветриваются, и первая любовь может остаться в душе навсегда, — я согласно кивнула, вспомнив Димку, детские обиды и свою тоску, правда, мне повезло: несмотря ни на что, я все-таки смогла отпустить и свои чувства и его самого. Но сейчас я согласно кивала, полностью понимая проблему Арайны. — Еще ребенком она влюбилась в Гриса, но теперь он был владыкой асуров и у него так же было море дел, проблем и задач, правда и море поклонниц, желающих пленить молодого владыку и он, погрузился в это море проблем и удовольствий. До нас докатывались волны сплетен и обсуждений. Несколько раз нас настигали приглашения ко двору, но изначально Арайна не могла их принять, поскольку еще не овладела силой рода, а непредсказуемый маг, наделенный огромной мощью, на всплеске эмоций может сотворить что угодно и она это понимала, боюсь, только Грис — нет, его сила в разы превышает нашу, потому он и владыка, что может нейтрализовать любого. А еще он учился ею пользоваться с рождения и таких проблем у него не было.

Асур вздохнул, глотнул вина и сел. Наверное, он только сейчас понял, что расхаживает перед нами взад-вперед, как маятник. Он принял ту же позу, что и у костра: локти на колени, подбородок на локти — и тревожно уставился на Рая, который с момента всего этого разговора даже не поменял позы, так и сидел с прямой спиной, выдвинув вперед подбородок и упрямо смотрел на напряженного асура.

— Время шло, мы взрослели. Наш клан не потерял своего положения, хотя Грис больше не звал нас ко двору, но величина наших владений, толковое управление, удачная торговля… — он вздохнул, — все это помогало клану. К нам стали ездить молодые люди, стараясь растопить ледяное сердце главы, как тогда говорили. Я сам еще был молод и горяч, уговаривал Арайну на безрассудные поступки. Мы устраивали балы, танцевали с ветрами, рисковали своей шеей в океанских волнах, но никто из наших друзей, — он брезгливо поморщился, — не задел се́рдца моей сестры. Она жила в свое удовольствие и единственной бедой для нее была невозможность совладать с силой, нет, она училась, у нее получалось, но взбалмошная по натуре, упрямая, как стадо мулов, ей не хватало тонкости восприятия. Она злилась, грозилась передать мне магию и место главы, но мы оба знали, что, пока она жива, это почти невозможно.

***

— Дарай, — сестра злилась, ее нога отбивала нетерпеливый ритм на скале, — ну давай уж я отдам тебе эту силу, — я смотрел в ее глаза, полные отчаяния и усталости.

— Ари, — обнял за плечи и притянул к себе, — ты же знаешь, что рисковать тобой я не буду… — отстранился и взлетел. —Давай трудись…

***

Дарай вынырнул из своих воспоминаний и продолжил:

— Однажды она отрабатывала одно из заклинаний и чтобы никому не навредить, мы направились высоко в горы. Она устроилась на скале и пыталась отработать последовательность действий, тогда как я, чтобы уйти от возможных последствий и не мешать, улетел довольно далеко. В какой-то момент увидел в скалах что-то меня заинтересовавшее и спустился в расщелину… Тогда это и случилось, — Дарай поднял голову и прямо взглянул в глаза графу, — прогремел гром, он был странен тем, что ударил с чистого неба. Я взмыл в воздух, скала, на которой совсем недавно была Арайна, медленно оседала вниз, но моей сестры на ней уже не было… Ее не было, но сила рода… Именно по силе, которой обладает клан, определяется его роль в обществе, но не это главное… От силы напрямую зависят рождаемость, здоровье и магия не только асуров, но самой земли. Глава делится своей силой с родными скалами, и они отдают ему сторицей: земля родит, а поскольку наш мир состоит только из гор и редких плодоносных долин, то от силы напрямую зависят плодородие почвы, поголовье скота, количество сильных воинов и магов. Арайна пропала, но сила в род не вернулась, из чего я заключил, что она жива. Однако найти ее не смог… — он взъерошил волосы и продолжил, не поднимая глаз. — Пару лет все было более или менее нормально. Потом снизилось поголовье скота, пошли неурожаи, люди начали голодать. Я мобилизовал все ресурсы, всех магов и мы смогли удержать землю в должном равновесии. Но тут о нашей беде прознали соседи и начали рвать зубами наши наделы. Молодые воины гибли в боях, а рождаемость падала. И тогда я малодушно пожалел, что она не умерла…

Я попросил помощи владыки. Грис не отступился от меня — напоил силой пашни, стабилизировал магические потоки, закольцевал магию земли и теперь она поддерживает себя сама, но весь наш клан оказался заключен в кокон магических потоков. Сила всех сливается в одно и поддерживает жизнь нашей земли и людей, но ее мало. Грис же организовал магический поиск, который вновь ничего не дал, и тогда я уверился, что Арайны в нашем мире нет.

С треском осыпались дрова в камине, подняв кучу искр, но, похоже, заметила это только я, впрочем, как и тень, что стояла под дверью, но прогонять любопытного мальчишку не стала — в конце концов, это не моя тайна и не моя беда. Иногда проблемы родителей надо знать, чтобы потом вовремя помочь, здесь беда гораздо большего масштаба… А я еще завидовала магии, мечтала, что вот вдруг она появится у нас… Ага… Не дай Ворас!

— Так прошло несколько лет, — наконец справился с собой асур и продолжил рассказ. — С горем пополам мы, не без помощи Гриса, привели в порядок свои дела и хотя все стало не так радужно, но люди больше не голодали, земля плодоносила, а скот родился. Номинально я принял на себя обязанности главы рода, но по факту, не обладая силой рода, им не являлся. В один из вечеров Грис срочно вызвал меня в столицу, но я опоздал. Арайна смогла открыть портал и навестить родину, вот только ее хватило только на встречу с владыкой. Тогда я не понимал подоплеки ее поведения. Грис сказал, что она была неестественно весела и он, знавший ее с детства, не узнавал ее. Она рассказала, что ее утянуло магической ловушкой в другой мир, что она там нашла свою половинку, влюбилась и уже ждет второго ребенка.

Дарай вновь взлохматил волосы, отчего голова у него стала похожа на воронье гнездо, маги встрепенулись, но повелительный жест асура усадил их на места.

— После этого Грис чуть не женился, — он вздохнул. — Наверное, только потеряв, он понял, насколько дорога она была для него. Но это до меня дошло намного позже, а в тот вечер меня впервые утянуло на Шарану… В тот первый раз мнеповезло: я очнулся в лесу один, полностью лишенный не только магических, но даже просто физических сил. Долго не мог понять, куда попал, с трудом дышал местным воздухом, крылья не слушались, — «спину ломит, хвост отваливается», — добавила я, про себя усмехнувшись всплывшей в голове фразе из старого мультфильма, но тут же вновь превратилась в слух. — На следующий день я почувствовал тонкую ниточку зова, магия рода была где-то рядом, ну, впрочем, относительно рядом, поскольку добирался я до нее без малого неделю. Но тем сильнее было мое разочарование, что сила рода, та самая, никому не передающаяся сила, которой так не хватало моей земле, стала экспериментом для твоего предка. — Асур поднял глаза и твердо посмотрел на Рая взгляд во взгляд, глаза в глаза. Но когда граф открыл рот, Дарай приложил палец к губам, — дослушай, — почти попросил он, и Рай покорно затих.

— Когда я наконец-то добрался до Арайны, то не сразу понял, как ошиблась моя сестра. Я был молод и еще не познал любви, не видел, как расцветает влюбленная женщина, не знал, как светятся от любви глаза, не познал нежности прикосновений, наверное, поэтому я и не понял, как глубоко она несчастна. Нет, — пресек он попытку встрять в его диалог Лея, — Ларош по-своему любил ее, ваша культура в этом сильно разнится от нашей, но он был сумасшедшим ученым, гением от магии, однако совершенно не готовым чем-то жертвовать или поступиться толикой своего удовольствия ради других. Он обожал жену, дарил ей подарки, но запер в четырех стенах своего любимого замка. Долина Мараны красива, но сидеть там в одиночестве Арайне не нравилось, ведь она только-только избавилась от необходимости постоянного присутствия в Грозовых горах. Тем более что поначалу Ларош не мог наиграться своей добычей и не расставался с нею ни на миг. И только потом я понял, что не красота девушки манила его, а неразгаданная тайна ее силы. В вашей культуре кашасера лишь корова, которую доит маг, выдавливая из женщины силу, магию и толику удовольствия, тогда как магия Арайны, в его понимании, была почти бескрайней, поскольку черпала из источника живительной силы целого клана, брала от самой земли… И гений Лароша подсказал, как ему использовать эту силу. Он нашел способ заблокировать ее. Арайна была рада, она устала держать себя в руках и постоянно контролировать магию, а тем более была беременна и скачки настроения грозили не только замку… — он печально улыбнулся. — Кстати, левую башню разнесла как раз она в приступе злости.

Итак, Ларош сначала заблокировал ее силу, а потом перенаправил вектор применения на себя. Теперь его ничто не останавливало. Арайну, беременную вторым сыном, он спровадил в Марану под предлогом сохранения здоровья ее и малыша, а сам начал экспериментировать с силой магии и если в первый раз, когда он вызвал Арайну он год, если не больше, копил силу и выплеснул ее одномоментно, почти погибнув от сильнейшего отката (сестра как раз и спасла его!), то теперь он мог, не экономя ресурс силы, сделать что угодно. Впрочем, не мне вам рассказывать: тоннель в Фарагоссе, просто пробитый силой магии в толще всей горы, отлично иллюстрирует его мощь.

Он расходовал силу, не оглядываясь на ее источник, я пытался донести, что за его эксперименты платит жизнями целый народ… Нет, они не умирают, но рождаемость упала почти совсем, земля давала настолько скудный урожай, что прокормиться получалось, лишь закупая продовольствие у соседей, которые взвинтили цены настолько, что в отсутствие глав клана наши советники начали продавать золотой запас и утварь из дворца.

Голос асура почти затих, — когда я потребовал у сестры, чтобы она прекратила этот фейерверк магической энергии, оказалось, что та больше ей не хозяйка, мало того, Ларош хоть и любил жену по-своему, но перестал ею интересоваться, нет, он не ушел в загул и не завел любовницу. Он увлекся очередным магическим экспериментом, который стал для него последним… — Дарай поднял голову и с вызовом посмотрел на Рая, — твой предок решил, что любая женщина из моего мира обладает таким неиссякаемым ресурсом, и пообещал своим друзьям вытащить из моего мира каждому по прекрасной и неистощимой в магическом смысле живой батарейке.

Асур замолчал. Молчали и мы, переваривая его рассказ. Но это еще был не конец.

— Сил на это ему не хватило, он погиб. Арайну откатом вектора, почти убило, а меня вновь выкинуло домой. Вот тогда-то я и понял, что течение времени для наших миров различно. Время, которое я провел на Шаране, в несколько раз превышало то, что меня не было дома. И второй раз меня притянуло на Шарану не раньше, чем через несколько месяцев, тогда как здесь прошли годы.

Арайна выбраться из этого мира не могла, и поэтому она вела жизнь добропорядочной герцогини и воспитывала сыновей, но закольцованная на Лароше сила больше не вернулась к ней. После смерти графа Форагосского силу получил его старший сын, и он стал хранителем родовой магии, — он многозначительно посмотрел на Рая, но тот напряженно глядел в одну точку и не поднимал глаз на остановившегося прямо перед ним асура. — А еще он стал якорем для нее… Как бы ни хотела она вернуться домой, ее раз за разом возвращало на Шарану.

Старший сын Арайны — наполовину асур, наполовину человек — остался заперт в этом мире, и вместе с ним осталась взаперти магия клана Грозовых скал… Вернуть ее можно было лишь одним способом — убить ребенка… — я вздрогнула, а наш хозяин грустно улыбнулся, — но сделать этого она не смогла… И тогда начался ночной кошмар. Альменорай Грай Первый (Арайна дала сыновьям родовые имена владык Грозового клана) получил свою силу в том же виде, в каком владел ею его отец, — в виде вектора приложения, кстати, он был весьма посредственным магом и если бы не использовал втихаря дневники отца, то вряд ли вообще на что-то бы сгодился. Силу-то он получил, но из-за особенностей человеческой ауры почти не мог ее использовать, хотя кровь асуров и дала много преимуществ, которые унаследовал весь род.

А Светлые тем временем разбирали завалы на Ране, где после выброса силы ничего не осталось. На месте проведения эксперимента спеклась даже земля, став похожей на едва заживший рубец, из-за этого полуостров стал островом и приобрел название — Рана. Жрецы пытались прояснить, чем же таким занимался молодой граф, что выбросом покорежило даже скалы? Хорошо хоть они выбрали место с противоположной стороны острова и храм с камнем Вораса не пострадал, иначе я вообще не представляю, как бы отомстили светлые роду обидчика.

В энергетическом же плане там осталась дыра, из которой сила течет из мира асуров, а именно с Грозового перевала на Шарану и вместе с силой сюда выкидывает повзрослевших асуров, которые должны принести клятву верности своему главе… Именно когда жрецы исследовали рваные остатки сил, туда, прямо в пентаграмму, перенесся один из асуров. Естественно, он был в изначальном облике и жрецы испугались его крыльев… После самого Лароша с его друзьями-магами он стал первой жертвой этого эксперимента… Потом были другие, много других… Светлые провозгласили нас демонами и каждый житель Шараны считал своим долгом уничтожить пришельцев. Мир же выкидывал нас то здесь, то там и за годы от грозового клана осталась только треть… Светлые жрецы, отчаявшись разобраться в умозаключениях сумасшедшего мага, объявили все его наследие запрещенным, впрочем, дневников Лароша они так и не нашли…

— Они хранятся в тайнике в Маране, — задумчиво пояснил граф, на что асур лишь иронично хмыкнул.

— В Маране, говоришь? — он сосредоточился, протянул руку — и в ладони появилась толстая тетрадь сшитых кое-как свитков. — В Маране хранились первые записи, возможно, какие-то старые или глубоко личные дневники, тогда как записи экспериментов, заклинания и схемы велись отдельно… — он протянул Раю небрежно стянутые листы, — но вот только доступ к ним защищен заклинанием…

Рай неверяще уставился на бумаги, тогда как Лей выхватил тетрадь из рук асура и дрожащими руками развернул первый лист, после чего его лицо вытянулось, тогда как Дарай только захихикал:

— Я же предупреждал…

Граф же, наоборот, ничему не удивился, а я, наблюдавшая, как на его лице во время рассказа менялось выражение от холодной отстраненности до живейшего интереса, сейчас была уверена, что, по крайней мере, часть этой истории не была для него новой, следовательно, сейчас что-то произойдет. И я оказалась права. Рай отрастил на одном из пальцев острый коготь и резко проткнул себе палец, капля крови, упавшая на страницу, изменила ее до неузнаваемости — обтрепанные края сгладились, свитки выровнялись и на пожелтевших от времени страницах появился текст.

— Магия крови, — констатировал асур. — А я чем только не пытался… — Он замолчал, упал в кресло, как человек, который выполнил свой долг и теперь свободен. Одной рукой он махнул в сторону камина и появившиеся из ниоткуда дрова вновь затрещали веселыми огоньками. Один из бокалов с вином поплыл в сторону Дарая, и он с удовольствием глотнул, — угощайтесь. — Он как радушный хозяин улыбнулся гостям, — я, как и граф Ларош, уважаю маранское, — он подмигнул графу и сделал еще один глоток.

Вино было превосходным — в меру сладкое, в меру терпкое оно оставалось на языке приятным послевкусием винограда. Маги молчали, асур тоже, а мне говорить не хотелось. Цепь случайностей развернулась от глупого эксперимента и несчастной любви и закончилась трагедией целого клана и смертями, даже не представляю скольких, людей и асуров. Ведь не просто так боялись демонов на Шаране, даже ослабевший и лишенный магии асур явно был сильным противником.

Комнату залил свет бутылочных сумерек, мы молчали и думали каждый о своем, пока, наконец, не отмер граф.

— Дарай, — обратился он к асуру, — ты многое рассказал нам. Теперь скажи, чего ты хочешь от меня?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Сейчас я не уверен, что может что-то измениться, слишком много времени прошло, но стоило попробовать. Вы, люди, слишком мало живете, слишком быстро судите и резко рвете — свою жизнь, чужую, ткань бытия… Вам некогда остановиться и вдохнуть… Поэтому я не уверен, что у нас получится, но…

— Кто не рискует, тот не пьет маранское! — подхватила я и он улыбнулся уголками губ, и от его улыбки стало теплее.

Только сейчас я вдруг ощутила, насколько мудрее сидящее напротив нас существо, насколько сильнее и спокойнее, ведь мы для него даже не дети.

— Я бы хотел, чтобы ты, — он резко поднял глаза и посмотрел прямо в лицо Раю, — не убивал моих подданных. Сейчас именно ты являешься носителем спящей силы рода, и именно тебя чувствует каждый попадающий на Шарану асур, именно к тебе стремится его личная магия и только на тебя не поднимется его рука… — говорить ему было трудно, это видели все мы, но он, видимо, решил идти до конца в своей откровенности, — для рядового кланника поднять руку на главу — все равно что убить мать, — тихо пояснил он. — Это магия рода. Легче отрубить себе руку. Поэтому ты стал палачом грозового клана, ты уничтожил десятки молодых асуров, которые вполне могли добраться до Дшара и, может, даже вернуться домой. Ты чувствуешь их, поскольку в тебе говорит кровь клана, но ведь сами мы не ищем ссоры с людьми и те, кто когда-то разделили с нами кров, до сих пор живут в своих домах, на своих землях, даже ездят торговать в соседние государства, правда, не спешат бахвалиться, что живут рядом с демонами, болтунам нигде не рады… Поэтому если ты остановишься, многие останутся живы, — ведь мы вступаем в бой только тогда, когда на нас нападают. Если нас оставить в покое, мы просто уходим.

Рай задумался, а я не могла не спросить:

— Дарай, а что случилось с твоей сестрой? Она жива?

— Да, Рина, — он грустно улыбнулся. — Арайна живет где-то на юге Шараны, не в Форагосе, — он отмел еще даже не высказанное предположение Рая, — а где-то на землях королевства Дагосского, точнее не знаю. А в гости она меня не зовет. За эти годы мы не смогли сохранить теплых отношений — сила рода пролегла между нами. — Он вздохнул и продолжил: — Сначала я сорвался и отругал ее за безалаберность, и она вспылила, боясь за своих детей. Но я не стал доводить до крайности и поднять руку на своих племянников не мог, хотя это было бы лучшим выходом… Но дети не виноваты… Хотя на тот момент на одной чаше весов лежали жизни двоих сыновей Лароша, а на другой — тысяч людей клана, но я не смог… — он помолчал…

— Арайна сначала была мне за это благодарна. Но годы шли, она отдалилась от рода и через несколько поколений решила, что я был неправ. Сестра озлобилась и устала. Вернуться она не может… Конечно, у нас уже есть портал домой, но сколько раз она ни проходила порталом, через несколько дней ее вновь выбрасывало на Шарану, впрочем, как и меня… Ты, как носитель крови и силы клана являешься для нас сильнейшим якорем так же, как моя жена, сейчас является якорем для дочери. Но когда она обернется, ее тоже выкинет на Шарану, ведь я, будучи здесь, становлюсь для нее магнитом и, как любой отец, боюсь этого, — он вновь смотрел в глаза Раю, и тому нечего было сказать, тогда как Дарай продолжил: — А если граф Форагосский прекратит гоняться за демонами и его летучие отряды егерей и воинов займутся чем-то другим, думаю, выживаемость асуров резко возрастет, а вмешиваться в вашу жизнь мы не намерены.

Сейчас, в полумраке комнаты, освещаемой лишь отблесками камина, я смотрела на профили двух таких разных мужчин, разных рас и разных миров и понимала — асур не лжет. Несмотря на разделяющую их пропасть лет, кровь чувствовалась. Рай был так же высок, правда, века вливающейся человеческой крови сделали его плечи шире, фигуру массивнее тонкокостного летучего асура, но темные глаза до сих пор имели схожий разрез, упрямый подбородок выдавался вперед, ноздри трепетали…

— Ты знаешь руку своего предка, — тихо произнес асур. — Забирай дневники! Все равно никто другой не прочтет этих строк. Я думаю, тебе не придет в голову экспериментировать с наследием предка, да и полностью уверен, что, кроме самого Лароша, там никому не разобраться… Отдыхайте. Утром я открою портал и провожу вас до границ Дшара…

***Странички прошлого***

День 10-й четвертого зимнего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Завтра все решится. Я специально завел новую тетрадь, чтобы накрыть ее еще более надежным заклинанием и защитить как ничто другое. Если прошлую тетрадь видели ребята, то про эту не узнает никто. Именно ей я доверю свой большой секрет, который завтра принесет мне огромную удачу или безумное разочарование. Формулы и активационные знаки я буду писать только здесь. Вы мне не верите… Завтра, да, завтра я докажу, докажу всем, что то, что сделал Ворас, доступно, да, не каждому, но сильному и смелому магу это по плечу… Я долго копил резерв, и вот он полон! Каплю потрачу на тетрадь, ведь она уже не имеет решающего значения… Сила набрана, место выбрано, заклинание расшифровано и сформулировано. А теперь спать… Завтра сложный день…»

День 13-й второго весеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Я знал, что если веришь во что-то, то это обязательно сбудется… Невероятное чудо произошло! Я несколько месяцев не брал в руки свой дневник. Счастье, чистое, незамутненное счастье отвлекало меня от всего, но рано или поздно приходится возвращаться. Начну все же со своей прошлой записи.

Я знал, что с Ворасом все не так просто, был уверен, что он — маг сильнейший, но все же не Высшая сущность… Я нашел обрывки записей, воспоминания и формулы. Я расшифровал и пересчитал все расчеты и смог накопить массу энергии, расширить свой резерв, накопители… Я сделал это, я пробил Грань и награда моя оказалась велика…

Ее зовут Арайна. Она прекрасна, как лесной цветок, невозможно нежна и чудесна! Ее волосы — ночь, а глаза — звезды, которые сверкают в темноте только для меня…

Я пробил Грань и нашел свое счастье! Когда я пришел в себя после продолжительного обморока от переутомления, перед моими глазами встало это чудесное видение. Она отогревала мои онемевшие пальцы мягчайшим бархатом темных, как ночь, крыльев. Я влюбился, и пусть говорят, что это удел слабаков, ведь одна женщина не может дать достаточно сил. Но она… Она светится силой, она делится ею так щедро, что мне не нужны другие, один ее поцелуй, как волшебный эликсир, возвращает резерв, а объятие заставляет взлетать от восторга. Завтра мы едем в Форагос. Я представлю ее отцу и пройду обряд. Мне не нужны другие кашасеры, мне хватит ее одной».

День 15-й второго весеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Отцу понравилась Арайна, понравилась настолько, что он попросил попробовать ее силу. Не представлял себе такую ситуацию… Получилось глупо, надо было сначала пройти обряд, а потом везти домой, но еще не поздно. Светлый соединит нас уже завтра».

День 17-й второго весеннего месяца 517 года после Большого исхода.

«Отец сначала рассвирепел, но потом смирился. Арайну я здесь не оставлю, у меня еще есть дела в Маг-городе — заключительные экзамены. Но я их не боюсь, силы теперь мне хватит с избытком».

День 22-й второго весеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Сегодня у меня собрались друзья. Я познакомил их со своей кашасерой. Трош был в восторге, а, когда я рассказал, что Арайна иномирянка и она распахнула для них свои крылья… О, это было весело! Их открытые рты… выпученные глаза… и неимоверный восторг! Предупредил, чтоб никому не говорили… Столько маранского мы еще не выпивали, едва выпроводил Шаркиша…»

День 28-й второго весеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Экзамены сданы на «отлично». Арайна меня не подвела — я развернулся на полную, на каждый вопрос выпуская иллюзии, а ведь они жрут прорву энергии, ведь граф Форагосский не просто рассказывал о боевых построениях — я вывел их прямо в аудиторию. Дикая конница хорхов, проскакала над головами экзаменаторов. К финалу я выдохся и думал, уже не восстановлюсь, как легким дыханием на меня опустилась сила… Такого не видел никто, только в забытых, запрещенных хрониках древних магов есть отголоски легенд о сильнейших кашасерах и силе их любви… О, моя Арайна! Она меня любит, как никто… Мне не нужна другая…»

День 30-й второго осеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Мое счастье закончено. Арайна беременна и всеми силами отказывается от близости, а мне так нужна ее сила… Кому-то другому поцелуев было бы достаточно, ведь резерв полон, но мне, с моими экспериментами, одного резерва не хватает. Придется искать сильную кашасеру и селить ее в лаборатории для опытов».

День 30-й второго осеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Нет, Арайна — это чудо, нет второй такой! Она полна сюрпризов, а я— самый счастливый человек… Она экранировала силу — ей тяжело с ней справляться. Тем более мой сын (я свято верю, что Арайна подарит мне сына!) … О! Мой сын требует все больше и больше внимания и ей тяжело помогать мне самой. Потому она пошла на жертву ради моего дела. Она экранировала силу, а я приложил вектор силы и закольцевал энергию на себя… Теперь мне не нужно даже ее присутствие, мне не нужны никакие кашасеры! Я Бог! Я сильнее Вораса… Мне доступно все…»

День 15-й третьего осеннего месяца 517 года после Большого Исхода.

«Я сделал это, — я создал прикладную формулу прорыва Грани. Конечно, она требует точности исполнения и конкретного места, но место есть: та скала, где я привлек, притянул из-за Грани свое счастье. Именно там, по всем расчетам, проще всего пробить реальность… Ведь именно на этот остров пробил Грань Ворас. Это символично. Шаркиш торопит, он тоже хочет всесильную кашасеру. Он — мой друг, и я обещал ему, что как только буду готов, то пробью Грань для него… Сейчас сделать мне это будет гораздо легче, но надо подождать… Скоро Арайна родит мне сына. Я не хочу рисковать им из-за чужих желаний, возможно ее зацепит откат».

День 15-й третьего весеннего месяца 518 года после Большого Исхода.

«Шаркиш устроил мне скандал — требует силу и кашасеру. Невероятно, откуда у человека столько зависти?.. Я обещал — да, но Арайна сейчас требует особого отношения. Я не вырываюсь в Маг-город — Форагос отнимает все время. Тем более что неделю назад умер отец. Не знаю, за что хвататься, времени не хватает катастрофически. Сколько, оказывается, много времени требует графство».

День 17-й второго летнего месяца 518 года после Большого Исхода.

«Это прорыв — я рассчитал новый вектор! Сейчас перечерчу сюда схему и уничтожу все расчеты и чертежи. Сколько времени забирает графство… Не могу работать нормально…»

День 21-й четвертого осеннего месяца 518 года после Большого Исхода.

«Уф, как полегчало! Скинул весь балласт хозяйственных забот на Арайну. Мой сын уже подрос, правда, назвала она его странно — Альменорай. Как укорачивать, не поймешь, но тут уж она стояла до последнего, родовое имя, говорит… Как будто мой род ниже… Не известно вообще, что там у них за клан такой, в горах… Просится домой, говорит, что пробить Грань сможет, надо только вернуть ей силы… Силы, а мне еще столько надо сделать! В конце концов, достать кашасеры Шаркишу и Трошу — я же обещал…»

День 5-й первого зимнего месяца 518 года после Большого Исхода.

«Решено — еду в Маг-город! Куплю себе особняк где-нибудь в тихом месте. Вот на улице, где жила Решья, было так тихо… Арайне вроде вполне нравится горный Форагос, она — замечательная хозяйка, люди ее слушаются и боятся. Пусть живет здесь, а мне ее жалобы надоели: то она домой хочет, то магию вернуть… Я же оставил ей на мелкие, необходимые в жизни нужды… Резерв пополняется. Зачем ей такая сила… Кстати, надо исправить расчеты. Мне так задурили голову, что уже в элементарном ошибки делаю… Нужно время…»

День 8-й первого весеннего месяца 519 года после Большого Исхода.

«Купил дом. В Маг-городе еще зима, снег не растаял, это Форагос уже набух почками, но погода — мелочь. Главное, здесь есть просторный подвал, уже обложенный камнем. Осталось только укрепить магией, сделать вентиляцию — и можно перевозить сюда лабораторию».

День 12-й первого весеннего месяца 519 года после Большого Исхода.

«Встретил на улице Решью, странно, но она сильно изменилась: как-то побледнела, куда делась ее постоянная живость? Оказывается, мы почти соседи…»

День 21-й первого весеннего месяца 519 года после Большого Исхода.

«Как хорошо, что я, в свое время, не настоял на обряде, Решья оказалась весьма слабой кашасерой… С такой не только резерв не прокачаешь, на необходимые нужды не соберешь. Как я был прав, что пошел за Грань, наверное, поэтому на Шаране нет толковых магов — сил не хватает».

День 9-й третьего весеннего месяца 519 года после Большого Исхода.

«Как снег на голову, приехала Арайна, нет, я конечно, рад ей, но она отмела все планы. Прорыв Грани придется отложить…»

День 13-й второго летнего месяца 519 года после Большого Исхода.

«Я так спешил… и все насмарку. Она опять беременна, и вновь придется отложить ритуал. Ее сил не хватит на такое, а рисковать ребенком… Конечно, у меня уже есть сын, но это плохо может повлиять на ее здоровье, а мне нужна сильная кашасера. Шаркиш опять будет ругаться — он ждет уже больше года, и придется подождать еще».

День 20-й первого осеннего месяца 519 года после Большого Исхода.

«Откуда-то на мою голову свалился этот Дарай, говорит, что брат Арайны, конечно, они сильно похожи, смешно, но действительно, на одно лицо… Придется ехать в Форагос, везти ей подарок. Интересно, у него тоже переизбыток сил или это удел кашасер?»

День 29-й первого осеннего месяца 519 года после Большого Исхода.

«И откуда он взялся, этот Дарай? Он мне все карты спутал. Арайна кричит, чтобы отменял этот вектор — видите ли, у них там голод: на скалах зерно не растет. Так пусть садят на полях! Откуда на скалах урожай? Пусть придут сюда — я им даже долину какую-нибудь выделю. Пусть живут, только силу своих кашасер на меня зациклят. Я тогда мир переверну».

День 3-й число первого зимнего месяца 520 года после Большого Исхода.

«Надоело. Ушел порталом в Маг-город. Этот Дарай та еще заноза в заднице — пытается ограничить меня в экспериментах. Видишь ли, я их силу использую… Так сила моя — она от моей кашасеры идет, я ее через обряд взял. Теперь никто не смеет мне указывать… Позвать, что ли, Решью… Она, конечно, не Арайна, но… Нет, обойдутся без меня, этим кашасерам нельзя доверять — сразу на шею садятся. Решено! Сейчас начну собирать резерв в накопитель и сдержу обещание. Арайне все равно пора рожать ближайший месяц, если что, выброс сил подстегнет процесс. Наберу необходимое количество сил и начну, но надо будет сдерживать себя потом от необдуманных обещаний. Никому никаких кашасер! Я буду самым сильным, а если мы объединим усилия…»

День 5-й второго зимнего месяца 520 года после Большого Исхода.

«Пора. Моя тетрадь скоро не вместит всех знаний и умений, надо ее оставить здесь. Нечего Трошу и остальным видеть хранилище моих знаний. Скоро у них будет свой неисчислимый резерв. Пусть думают сами».

***Дшар. Вечер. Покои графа***

— И что ты об этом думаешь? — толстая тетрадь лежала на коленях Рая; обрывки жизни, оборвавшейся пятьсот лет назад, прошли перед ними, перемежаемые графиками, расчетами и пентаграммами, которые скрытный Ларош запечатал магией собственной крови. — Это действительно дневник твоего предка?

— Да. — Это «да» упало камнем в тишину комнаты.

— Ты уверен? — голос мага стал тише.

— Я читал его дневники, Лей, — пожал плечами граф. — Тот же почерк, те же имена, воспоминания и события… Только этот вели уже позже. Записи в моих, относятся к периоду учебы, но имена друзей те же, да и события проследить можно. Думаю, демон не врет, может, не договаривает что-то, но основная канва событий…

— То есть ты смирился с тем, что в тебе есть кровь демонов? — прищурился маг.

— Пока я не знаю этого наверняка, — он блеснул глазами, — но исходя из сегодняшних откровений, думаю, такое возможно, — он ударил кулаком по ручке кресла и закусил губу, — впрочем проверить это очень легко, кровь не врет.

— И что ты думаешь с этим делать? — осторожно поинтересовался Лей.

— Для начала я думаю отправить иномирянку домой, — резко встал из кресла Рай. — Потом разберусь. А тебя прошу держать язык за зубами…

— Мог бы и не предупреждать… — обиделся Лей. — А теперь идем спать.

Комнаты, им выделенные, находились тут же, напротив гостиной, в которой они сидели, и Лей, закрывая двери своей спальни, слышал, как затихли шаги графа, но затихли они не в дальней спальне — Рай открыл дверь к Рине.

Лей рывком распахнул свою, специально стараясь сделать это как можно шумнее. Тонкая полоска звездного света пробиралась в щелку неприкрытой двери девушки. Маг замер, сжав зубы, чтобы не выругаться. Прошла минута-другая, и дверь вновь отворилась, выпуская Рая, на что маг облегченно выдохнул.

— Я ж тебя предупреждал, — одними губами прошептал он, зная, что его все равно услышат.

— Не беспокойся, — холодно процедил Рай. — Я только проверил, спит ли она, — и закрыл дверь спальни за собой.

— Ага, — буркнул маг, — поскорей бы от нее избавиться.

Глава десятая. Рана

Как и обещал, утром Дарай открыл портал. От места нашего выхода, на границе Дшара, до острова было еще чуть больше суток пути. Асур пожал плечами и вызвался нас проводить. Уж не знаю, кого он охранял: то ли нас от «демонов», то ли «демонов» от нас, но пару деревень мы проехали насквозь и, кроме вежливых кивков прохожих, ничего не дождались. Лишь Рай зыркал хищным взглядом, но асур постарался этого не заметить.

— А какое небо в вашем мире? — я сидела на высоком обрыве и смотрела в даль — туда, где заканчивались высокие кроны и зеленело море. Правда, если бы Лей не сказал, что это уже море, я бы не догадалась, ведь зеленое небо сливалось с водой того же цвета, тем самым пряча линию горизонта.

— У нас небо синее, — асур присел рядом. — К вечеру оно становится лавандовым, а ночью темнеет до фиолетового, приобретая оттенок волос моей жены… — мечтательно произнес он.

Я удивленно приподняла бровь:

— Это, наверное, очень красиво…

— Волосы или небо? — подмигнул он, смеясь.

— И то и другое, — в тон ему ответила я. Почему-то с асуром, которого знала всего лишь второй день, мне было совершенно легко. Возможно, тот факт, что мы оба — незваные гости на этой земле, сближало нас, то ли просто характер у него был легким, что само по себе странно для существа его лет.

— Смотри, — он развел руки и между пальцев как будто открылся экран, маленькое окно в другую реальность, где пики скал пронзали сиреневато-синее небо и уплывали в вышину, прячась в фиолетовых тучах. А вдалеке кувыркались в небе не то какие-то птицы, не то, что вероятнее, молодые крылатые асуры.

— Мне жаль, — печально улыбнулась я, — что в нашем мире нет магии и я ничего не могу показать тебе.

— Нет магии? — он однозначно не был удивлен этому обстоятельству. — Я слышал про подобное. Можно? —он осторожно протянул мне руку, а я, не понимая еще, что от меня хотят, дала ему свою. — А теперь представь, что бы ты хотела показать, — улыбнулся он.

На мгновенье я задумалась, а потом улыбнулась и закрыла глаза: так представлять было проще. Зеленое море волнующихся крон под ногами, хочется расправить руки и упасть-улететь, теплый ветер развевает волосы, а далеко впереди из-за клубящейся утренним туманом скалы блестит бликами далекое море. Пейзаж похож на тот, что мы видим отсюда, но цвета отличаются: голубое небо с белыми перинами облаков, серые скалы и зелень леса, не бирюзовая сказка Шараны с золотистыми отблесками магии, а травяная — земная.

Потом я представила море, мерцающие в горячем мареве холмы за спиной и прозрачные волны, что шевелят гальку под ногами, выискивая среди них красноватый сердолик и зеленоватые, обкатанные морской водой, стеклышки.

— Красиво! — улыбнулся асур, отпуская мою руку. — Мне не довелось бывать в других мирах, хотя многие маги, ну, у кого хватает сил пройти Грань, путешествуют по мирам.

— А ваша внешность… — я замолчала, пытаясь сформулировать вопрос. — Она у всех такая?

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну, — я схватила его руку и представила себя внутри храма, в витраже которого когда-то видела изображение архангела. — Смотри… — Белые крылья, покрытые перьями, раскинулись за спиной.

— Интересно! — он на мгновенье задумался и вновь раскрыл окно в свою реальность, но сейчас я видела страницу книги… Огромный том лежал на постаменте и его страницы быстро шевелились под чьими-то невидимыми руками. — О! Вот, смотри… — закорючек текста я не поняла, но яркая картинка изображала ангела, какими их рисовали в Средние века. Высокий светловолосый мужчина, с тонкими запястьями и узкими плечами смотрел прямо на меня нарисованными глазами, а за спиной — покрытые легким пухом, распахнулись белоснежные крылья. — Это изображение одного из древних кланов, — пояснил асур. — Когда-то давно-давно, даже по меркам асуров, — улыбаясь, пояснил он, — когда кланы еще не имели верховного владыки и постоянно боролись за место в долинах…

— У нас бы сказали, «под солнцем», — улыбнулась я.

— А мы все живем под солнцем, но вот плодородные земли — редкость, — вернул он мне улыбку. — Так вот, два самых сильных клана боролись за власть, власть над всеми, за право стать владыкой асуров. Победили предки Гриса, подчинив сильнейшую магию и направив ее на служение асурам. Так появилась родовая магия кланов, дающая силу земле и живущим на ней. А снежные, — ну те, что на картинке, отказались подчиняться и ушли… Ушли всем кланом за Грань в поисках лучшей доли. Вот они, в отличие от всех остальных, жили высоко, на снежных вершинах и их крылья были покрыты нежнейшим пухом, что защищал своих хозяев от холодов.

— Как интересно! И что с ними стало?

— Никто не знает, — пожал плечами асур. — Больше, бродя по мирам, с ними так никто и не столкнулся, но, возможно кто-то из них забредал в ваш мир, и остались свидетели их визитов.

— Если и оставались, — засмеялась я, — то слишком давно это было… Для человечества 2000 лет, когда последний раз видели ангела, слишком много.

— И сколько лет живут в вашем мире? — осторожно спросил асур. — Если, конечно, этот вопрос будет корректен… — уточнил он.

— Мало, — вздохнула я. — Сто лет — это даже не глубокий старик, а древний. Мой отец прожил всего пятьдесят…

— Я думал, на Шаране живут мало, но даже их срок вдвое длиннее вашего… Позволь я поделюсь с тобой силой, — он протянул руку. — Это продлит твою жизнь на несколько десятков лет.

— Спасибо, — я улыбнулась порыву мага, — но не стоит. Все надо делать вовремя и умирать тоже… Не хочу пережить своих друзей, детей и остаться в одиночестве… Думаю, оно того не стоит.

— Чтож, может, ты и права, если смотреть с такой точки зрения, — он надолго замолчал, уставившись куда-то за горизонт. Я молчала тоже.

По шее пробежались мурашки чужого взгляда, повернулась — и встретилась глазами с блистающим багровыми отсветами, взглядом Рая. Он прожигал меня насквозь, но я отвела взгляд и уставилась в темнеющее уже небо.

— Зачем ты повел нас сам? — этот вопрос я хотела задать еще с утра, но как-то не получилось.

— Граф… — я вновь повернулась к костру, глядя на его силуэт, а потом вернулась взглядом к Дараю. — Он так и не пообещал пощадить моих людей, — пожал он плечами. — В границах Дшара никто не поднимет руки на владыку клана… даже если он будет безоружен…

— Да уж, ситуация… — протянула я. — А он не может вернуть вам силу?

— Не знаю, Рина, — он легко встал на ноги и протянул руку мне. — В древних хрониках были намеки на это, но никто добровольно не отдаст власть.

— Он тогда лишится магии? — осторожно спросила я.

— Нет, — он покачал головой, — магия Альменорая — это магия его рода. Ведь даже до появления Арайны графы Форагосские были магами не из худших, а Ларош вообще был гением… Сила рода лежит глубоко в крови, — он замолчал, — но она имеет свойство накапливаться…

Я насторожилась:

— И когда-нибудь бабахнет? — совсем по-детски выразилась я.

— Да, Рина, — он грустно улыбнулся, — именно так. И я даже не представляю, что тогда будет… А сила прибывает — я чувствую ее и он тоже. Ведь и раньше асуры появлялись на Шаране, но только граф Рай смог устроить на нас полномасштабную охоту. Не понимая своих ощущений, он точно знает, куда выкинет мир нового гостя. И если он рядом, то обязательно приходит, чтобы убить… А с каждым днем он чувствует нас лучше…

— Это несправедливо! — вспыхнула я.

Почему-то мне было до слез жалко крылатых асуров. И обидно за графа. Наследие предков — страшная вещь, хотя бы потому, что ничего не можешь изменить.

— Поверь, — печально улыбнулся он, — справедливость — дама недоступная… Я столько лет стараюсь править справедливо, — он оглянулся на уже потемневший горизонт, — но каждый понимает справедливость только в виде собственной выгоды.

Прощаться Дарай не стал, лишь издали кивнул и взмахнул невесть откуда появившимися крыльями, на лету открыл портал и — пропал… Я лишь удивленно хлопала глазами.

***Почти на Ране***

Цветущих вишен обманный рай.

Воспоминаньям сказать «прощай!»

Я не сумел — скомкал слова.

Сердца усталый бег.

Их возвращенья не запретить —

Память, как пряха, ссучила нить.

Лица, слова… Дрогнут едва

Окна закрытых век.

Любимая песня, тихие переборы струн, последняя ночь под открытым небом, завтра к вечеру мы уже будем на Ране. Странное и страшное название, как мне сказали, дано, чтоб не забыть… Не забыть, что когда-то здесь по собственной глупости погибли люди и потом еще 500 лет тянули за собой соплеменников и гостей этого мира. Вот бы у нас Чернобыль, Хиросиму поименовали «Раной на теле земли» и каждое место, где гибли люди, не заселяли… Тогда бы нам жить негде было бы, за время войн и междоусобиц не осталось чистых мест на Земле, зато, может, тогда стали бы ценить человеческие жизни...

— Ложись, завтра трудный день! — тихий голос из-за плеча.

Даже не верится, что Рай может говорить так спокойно, обычно в голосе его звенит сталь. Убрала гитару в чехол и улеглась спать, но сон не шел.

Я смотрела на мрачный профиль спящего Рая и медленные мысли, как сквозь сон или толстый слой воды, вязкой, как кисель, сочились в усталый мозг. Что есть любовь? Почему ОН? Почему я не прониклась этим чувством к жизнерадостному Лею, такому близкому и почти родному? Почему вяжущая, нудная боль царапает моё сердце, ведь он ничем: ни словом, ни жестом — не показал даже капли симпатии, а я варюсь в соку собственных страстей, изо всех сил сдерживая рвущиеся чувства. Сцепив зубы, стараюсь отгородиться от себя, выстраиваю китайскую стену вокруг собственного сердца, сооружая бойницы внутрь, чтобы легче было его расстрелять с высоты возведенных мною же стен. Наверное, в этом есть свой извращенный смысл, дурацкая система самоистязания — в тусклых отблесках затухающего костра видеть лицо человека, который вдруг стал тебе дорог и с которым завтра, ну, может, послезавтра ты расстанешься навсегда. Хотя, может, в этом тоже есть свой смысл — а готова ли ты, Дарина Батьковна, остаться здесь? С этим мужчиной? Смотреть на этот мир чужими глазами, не имея возможности что-то изменить? Проезжать мимо стоящих у позорного столба женщин с колодками на шее или потерявших силу кашасер у храмов? А может, стоять рядом? Кем ты готова быть здесь, в этом прекрасном мире, полном средневековой жути? Готова носить платье с разрезом на попе и смиренно смотреть, как твой мужчина приводит в ваш — стоп! — даже в свой дом других кашасер, потому что ты стала старше или ты беременна, а ему нужна сила? Ты готова? Нет, нет и еще раз нет! Так сцепи зубы и дотерпи до окончания этого фарса, вернись домой, выревись там, отдохни, одумайся и продолжай жить дальше — человеком, а не батарейкой…

Сколько я так пролежала без сна, уставившись в чужое небо невидящими глазами, не знаю, но уснула только, когда мою руку накрыла теплая ищущая рука графа.

***Рана***

На следующий день мы добрались до острова. Низкий каменистый берег лежал через неглубокий пролив прямо напротив нас. Странно, но ласковому шороху волн никто не обрадовался, только я соскочила со своей Ночки и, стянув сапоги, пошла бродить по мелководью, загребая ногами мелкую гальку. Ждали отлива. Ближе к вечеру вода отодвинулась настолько, что стала видна широкая полоса песчаной косы, по которой нам следовало проехать около километра, чтобы попасть на сам остров.

Мужчины засуетились, торопя меня и почти вскачь пронеслись по неровному, влажному грунту.

— А что за спешка? — с трудом перекрикивая ветер и плеск волн, спросила я у мага, но так и не дождалась ответа.

На твердой земле лошадей придержали. Нам предстояло перевалить каменистый кряж и гнать их не было нужды. Сломать ногу кушару на последней прямой никто не хотел, но двигались все равно быстро. По сторонам не смотрели и только Рай, замыкая наш маленький караван, с тоской оглядывал невысокие скалы. Узкая, осыпающаяся камнями дорога привела нас на каменистое плато, середину которого занимала цельная плита, но дорога обходила ее стороной по самому краю, чуть ли не по осыпи. Однако Рай, проигнорировав предостерегающие взгляды Лея, направился в самый центр. Я оглянулась. Последовать за графом никто не решился, но мне было любопытно. Такая огромная плита! Не может же она быть рукотворной? Но, подъехав ближе, ужаснулась. Это была не плита, нет — спекшиеся под действием огромных температур камни образовали почти круглую площадку с до сих пор угадывавшимися на ней линиями пентаграммы. Стоящая с краю каменная плита, похожая на могильную, о чем-то предупреждала.

Рай, не сходя с коня, вступил на оплавленный край. Умное животное прядало ушами и неохотно двигалось вперед, а граф, казалось, забыл, зачем он здесь и растерянно оглядывал когда-то выложенные камнями символы, просвечивающие через сплавленные края.

— Так вот чего ты хотел, — горько произнес Рай, не обращая внимания на меня, стоящую чуть поодаль, — силы…

Дальше ехали молча. Я поняла, мы только что побывали на месте гибели предка Рая, но в голове не укладывалось, что же там произошло, если камни сплавились на неимоверную глубину. Тут что, космический корабль взлетал? Что ж это за магия такая, что оставляет за собой столь жуткий след? А еще чуть дальше, куда я не отважилась подъехать, мне померещился вплавленный в камень след человеческой фигуры…

***Шадар — город семи храмов. Резиденция Светлейшего***

— Светлейший, — грузный мужчина низко склонился перед белобородым старцем, одетым в белый камзол. — Светлейший, — повторил он, подобострастно заглядывая в холодные глаза верховного жреца Вораса. — Я нашёл его.

Глаза Светлейшего заинтересованно блеснули, но тут же спрятались под морщинистые веки, скрывая под старческими морщинами острый, цепкий взгляд.

— Где? — делано безразлично спросил он, но дажесогнутый в три погибели жрец, стоящий перед ним, углядел, как вздрогнули и сжались пальцы, до этого свободно лежащие на круглом животе Светлейшего.

— Я видел его в Дагосе, — жрец наклонился, настороженно вслушиваясь в каждое слово. — В храме.

— Он видел тебя? — задал Светлейший тот же вопрос, что и граф Форагосский своему магу.

— Думаю, видел, — он задумался, — а возможно, и нет… Все следили за несчастным жрецом… — уточнять, за каким, необходимости не было. Светлейший узнал сразу, как только младшие жрецы отошли от испуга и смогли отправить вестника. — Я навел справки, — продолжил осмелевший жрец. — Видимо, он был в свите Форагосского…

— Опять этот мальчишка! — раздраженно скривился верховный жрец. — Уж скорей бы Кашар прибрал к рукам этот Форагос…

Жрец подобострастно улыбнулся и вопросительно выгнул бровь.

— Ищи его! — наконец принял решение Светлейший. — Провидец не должен оставаться у графа.

***Рана. Резиденция графа Форагосского***

Остров был невелик, и через пару часов пути мы уже въезжали в город. В принципе, городом как таковым он не был; здесь не жили люди, здесь было место силы и поклонения, паломничества. Сюда стекались желающие посмотреть на место, где впервые Ворас открыл проход между мирами, пройти дорогой первых переселенцев, переправиться через узкий перешеек или пройти по, гораздо позже построенному мосту, который соединял противоположную сторону острова с большой землей. Мы по нему не ехали — Рай предпочел подождать отлива и пройти мимо места упокоения Лароша. Думаю, он был там не в первый раз, но, видимо, рассказ асура его впечатлил.

Обалденный вид! Я рассматривала раскинувшуюся передо мной площадь. Она была велика, и с противоположной стороны её возвышался храм Вораса, самый большой и самый главный храм Шараны, тот, куда мы топали все это время, я сбилась со счета где-то на двадцатом дне, а в общем, я на Шаране не меньше двух месяцев. Величественное здание своим шпилем устремлялось вверх, к зелени неба, искрами рассыпая блики витражей и играя россыпью искр, что давал кристалл на центральном шпиле, отражаясь в окнах других домов, которые окружали площадь с храмом.

— Здесь находятся особняки всех графств, что были на момент постройки храма, — усмехнулся у меня за спиной Лей.

Десяток или больше домов, хотя куда там — дворцов, смотрели своими окнами на храм, потрясая изысканностью архитектуры, и мне, чаще видевшей коробки из стекла и бетона, они казались сказочными картинками. Замок Рая был игрушечным домиком рядом с этим великолепием, а мрачный дворец Кашара хоть и поражал, но больше размером, чем изысканностью. В какой-то момент я поняла, что хочу это увидеть…

— Я ненадолго, — оглянулась на магов.

— Голуби, — прошептала сама себе, спрыгивая со спины своего кушара. Целая стая белоснежных голубей! Я, умиляясь, смотрела на белых птиц, казавшихся в зеленом небе нереальными, гостями из небытия моей прошлой жизни, гостями с моей родины. Они по-хозяйски бродили по брусчатке, выискивая между камнями одним им видимых букашек, как по какой-нибудь площади моего мира, совершенно не обращая внимания на застывшую с открытым ртом меня. Вокруг высились здания удивительной красоты, но я замечала их краем глаза, восторженно отслеживая перемещения маленьких красных лапок. Хотелось прикоснуться к белоснежным перьям, убедиться, что голуби на Шаране — это не игры сознания. Впрочем, голубей-то я видела здесь и раньше, местные называли их вестниками, но все они были грязно-серыми, а эти красавцы щеголяли белоснежным оперением и казались совершенно нереальными на огромной площади перед таким же огромным храмом Вораса на Ране — местом назначения нашего путешествия.

Мужчины уже вошли в дом, прислуга увела кушаров, а я не могла оторваться. Я встретила живое воплощение своего мира, стаю белых голубей, которые как ни в чем не бывало разгуливали по площади. Тихонько ступая, приблизилась к птицам.

— Гули-гули, — как в детстве, почти запела я, протягивая руку, — и, о чудо! — крупный голубь с пышным оперением доверчиво приземлился на запястье, ухватившись острыми коготками за манжету рубашки. — Ой ты мой хороший, совсем не боишься! — улыбнулась я. — Видать, кошек здесь не водится… — вторая птица закружилась надо мной и уселась прямо на плечо и это стало примером для остальных. Еще несколько взвились с камней у моих ног и закружились рядом. — Ну, садитесь, не бойтесь, — я вытянула вторую руку, и еще один голубь опустился на неё, недоверчиво кося глазом.

Сзади хлопнула дверь, и я осторожно, чтобы не спугнуть птиц, повернулась на звук… Широко шагая, ко мне приближался Рай и от бешенства, горящего багряным пламенем в его глазах, я оцепенела. Его рука потянулась к бедру, одним слитным движением выхватывая меч и одновременно опуская его на ничего не понимающую меня, бестолково стоящую с вытянутыми руками и совершенно не верящую в происходящее. Я смотрела на него, на искаженное яростью лицо, горящие глаза, на опускающийся на меня меч и даже не успела испугаться, не успела опустить рук, не успела произнести ни слова. Он одним ударом снес голову ближайшей к нему птице и возвратным движением сбил с руки вторую. Горячие капли веером разлетелись от меча, оседая кровавой россыпью на камнях, а граф уже рванулся к другим, еще мирно расхаживающим в отдалении, еще не обратившим внимания на кровавый пир тяжелого меча в руках обезумевшего мага. Оцепенение, охватившее меня от неожиданного появления Рая, спало, и я со всех ног бросилась за ним.

— Рай! — отчаянно кричала я. — Не смей, слышишь! — а он крушил мечом бестолково кружащих над ним птиц. — Рай… — я повисла на руке с мечом в отчаянной попытке остановить это безумие. — Рай, ты меня слышишь? — орала я прямо ему в лицо. — Прекрати…

Он настороженно оглянулся, свободной рукой схватил меня и, толкая перед собой, повел в дом.

— Что ты творишь? — в голосе звенели слезы, но я изо всех сил старалась сдержать их поток. — Как ты мог, они же совершенно беззащитные, зачем?.. — но он будто бы и не слышал.

Громко захлопнув за собой дверь, он на долю мгновения притянул меня к себе и потом уже, почти грубо, толкнул вперёд в тёмную глубину холла.

— Что это было? — стараясь сдержать себя, глухо спросила, оборачиваясь к графу. — Зачем?

— Вестники Вораса, — не то отвечая на мой вопрос, не то просто констатируя факт, произнёс он, как будто бы для меня это что-то объясняло.

— Вестники Вораса несут смерть, — пояснил появившийся из-за двери Лей.

— Это птицы, — возмущение тут же высушило слезы, — птицы, просто голуби. Зачем? Зачем было их убивать?

— Чтобы они не убили тебя.

Граф развернулся и покинул помещение, исчезнув где-то в глубине комнат. Лей поспешил сделать тоже самое, а я стояла в полутемном холле и глотала злые слезы запоздалого страха и обиды.

Отчаявшись уснуть, я тихо вышла из комнаты, впрочем, моя дверь была первой на этаже, и я не боялась разбудить кого-то. Еще не зная, что буду делать, вышла на улицу. Это в Форагосе дом графа напоминал крепость, спрятанную за высоким забором и утопленную в лесу. Здесь окна выходили прямо на площадь, и снаружи он выглядел как настоящий маленький дворец с изящными башенками, балконами и барельефами. Огромная площадь казалась колодцем, окруженным со всех сторон высокими стенами дворцов, но белый храм выделялся в темноте, и меня неудержимо тянуло к нему.

Внутри было темно, но огромный алтарный камень тускло светился изнутри теплым язычком пламени. Он звал, манил, тянул к себе. Я не стала противиться. Вокруг никого не было, и я подошла. Здесь было не как в храмах Форагоса или Дагоса, огромный камень стоял не на возвышении, а как будто вырастал из природного постамента, основание которого было вплавлено в грунт, как и пентаграмма Лароша, где навсегда остался сам маг.

На молочной поверхности появились блуждающие пятна света в форме руки, и я, улыбнувшись, прикоснулась к светящейся поверхности…

— Ну здравствуй, Ворас!!! — как обычно, камень вспыхнул, на мгновенье освещая все вокруг.

— Здравствуй, — в голосе бога чувствовалась печаль.

— Прости, — повинилась я. — Не выполнила ничего из твоих ожиданий… Мой путь был не очень приятен и бесполезен. Я не спасла мир, — я хмыкнула, — не накостыляла твоим врагам, ну, что там еще положено делать попаданкам…

Ворас молчал. Я чувствовала его в своей голове, но не закрывала мыслей. Не знаю, могла бы что-то скрыть от Бога, но даже не пыталась: пусть смотрит, пусть видит свой мир.

— Да, Дарина, — устало подтвердил Ворас, — именно так я и вижу этот мир… Глазами тех, кто прикасается к камню… Всегда с опозданием… Всегда… — он замолчал.

— А нельзя алтарей побольше наделать? — подкинула идею я. — Ведь не так уж и много их… Ну, или каждому на шею цепочку с камешком повесить, чтоб под контролем был? У нас вот верующие крестик на шее носят как знак Бога…

— На всех камня не хватит, — улыбнулся моей идее Ворас.

— Так достаточно только графам да жрецам, самым главным, — уточнила я. — От них в мире больше всего зависит, вот они пусть имеют возможность с тобой советоваться, а народ пусть в храмы идет и советуется уже со жрецами. Надо разумно делегировать полномочия.

Мне в ответ пришла теплая улыбка, ее ощущение.

— А ты не расстраивайся, — голос в голове был приветлив. — Что могла, ты сделала, даже больше, чем я рассчитывал. Дай мне денек скопить резерв и я исполню обещанное и верну тебя домой.

— Ворас, — я замялась.

Любопытство грызло, я понимала, что лезу не в свое дело, но…

— Да спрашивай уже… И так вижу…

— Ты же не бог? — спросила и замерла в испуге от собственной наглости.

— Не бог, — подтвердил он, — только сам не знаю, кто теперь, вот уже тысячу лет не знаю…

— Расскажешь? — закусив губу, попросила я, в душе опасаясь, что меня сейчас погонят в шею за неуемное любопытство. Но почему-то с Ворасом мне было проще общаться, чем с «ни разу не богом» по имени Рай.

— Хочешь, даже покажу, — вздох Вораса я ощутила всем телом, как дрожь земли, но руки не убрала, мало того, прислонилась лбом к холодному камню.

Глава одиннадцатая. Исход

— О боги! — высокая, статная девушка стояла вполоборота и с опаской выглядывала из-за белого зубца крепостной стены. — Что же нам делать?

Она повернулась и подняла глаза на высокого мужчину. Испуг делал ее глаза еще больше, волосы трепетали на ветру, целуя высокие скулы, щекотя черным крылом аккуратный нос. Он прижал ее к себе, закрывая собой незащищенную спину от провала между зубцами, откуда могла прилететь шальная стрела. А сам стал рассматривать, из-за плеча, творившийся внизу хаос. Зелень садов падала под топорами пришельцев, поля перепахали лапы вражеской конницы, впрочем, коней у них не было, огромные кошки и бронированные неповоротливые твари, которыми управляли с помощью заостренного копья, что тыкали в незащищенную шею сидящие на них погонщики. Одетые в шкуры беловолосые варвары рубили на дрова драгоценные виноградники, откидывая прочь еще не созревшие грозди. Кошки точили когти о священные деревья в реликтовой роще, обдирая белую кору. Самые смелые проносились прям под стенами, демонстрируя удаль и презрение к смерти, а лучники и арбалетчики осажденного города тренировались в стрельбе по живым мишеням. Сегодня на стенах были все: от верхушки магистрата до последнего земледельца, что со слезами провожали взглядами горящие дома предместья и падающие кроны священных деревьев.

— Как же мы ошиблись! — в голосе за спиной послышался глухой рык.

— Это кара богов! — глухо произнес мужчина, баюкая всхлипывающую жену на груди. — Мы сочли себя выше неба и боги пинком отправили нас вниз…

— Ну кто ж мог подумать, — вздохнул его собеседник, — что они имунны к магии.

— Мы слишком надеялись на нее, брат, — он резко вскинул глаза и горько усмехнулся. — Наша армия разбита, боевые маги, — он хмыкнул, — конечно, еще есть, но толку от нас чуть… Держать купол мы еще сможем, но сколько? — он пожал плечами. — Их стрелы пролетают сквозь него. Я исследовал одну — она сделана из какого-то странного материала и почти не подвержена ни одному из моих заклинаний и, дай боги, чтоб они не придумали привязывать к своим стрелам горящую паклю…

— Да, у нас людьми забиты все улицы, площади, не говоря уж о домах, — он потер подбородок. — Если начнутся пожары… Ты устоишь?

Девушка подняла голову, внимательно глядя на возлюбленного, вокруг нее дрожал воздух, как над костром в тихую безветренную погоду, рука мужа дернулась, сильнее прижимая ее к себе.

— Мы устоим, — он пожал плечами, зеркальным жестом повторив брата, — но это не спасет город. Можно сколько угодно стоять и держать щит, но чем мы будем кормить столько народа?

Картинка потускнела и пропала, а я еще осмысливала показанное: прекрасный, белоснежный город, дрожащее марево жаркого летнего дня и столбы пожарищ, дикие орды, одетые в шкуры, на боевых кошках, визжащие внизу, трупы тех, кто не смог убежать… Это было страшно.

***Мир Вораса. Последние дни***

— Родная! — он склонился над женой.

Сейчас ее трудно было назвать трепетно прекрасной: летящие волосы убраны под плотный тюрбан, белоснежные одежды, что он так любил, прикрывала тонкая кольчуга с высоким, жестким воротником, что натер красную полосу на ее тонкой шее, копоть пожарищ оставила едкие следы на коже.

— Все хорошо, Ворас! — с трудом улыбнулась она, разлепив потрескавшиеся губы. — Все хорошо!

— От тебя осталась половина, — с тревогой произнес он. — Давай я открою портал к озерам.

— Ты же останешься здесь, — не спросила, констатировала она. — Ты, и все остальные… Что мне делать там одной? Рано или поздно чужаки доберутся и туда… Я останусь с тобой, — она прильнула к мужу, и воздух вокруг них задрожал, заискрился.

— Я так боюсь тебя потерять! — Ворас отстранился, заглянул ей в глаза. — Я тяну силу на износ, слишком много… Перекрой переток, отдохни…

— Без тебя они не справятся, — ее глаза смотрели спокойно. Она знала, на что идет и он знал тоже, и это выводило его из себя. Потерять ее он не мог.

***Мир Вораса. Совет***

Высокая фигура в белом стремительно вошла в зал совещаний, и стражи, зная брата одного из правителей, расступились. Сейчас на пути Вораса не становился никто — сильнейший маг возглавил оборону, и, если ему надо на Совет, никто не станет мешать. Семеро мужчин сидели в креслах. Ворас окинул их взглядом: вот напряженный, как струна, сидит старший брат, они похожи — высокий, статный, с шапкой черных кудрей на голове, слегка лохматый от привычки трепать ладонью шевелюру, с темными кругами под глазами. Рядом старик Корниус — сухонький, сутулый, но маг не из последних, жаль, силы осталось немного, все-таки возраст, но знаний и опыта… Тут же разжиревший Рузард, тогда, пять лет назад, он своим красноречием убедил Совет не влезать в пограничный конфликт с северными племенами, не помогать Дараску — северному соседу в его беде. Теперь нет на карте Дараска, а северные варвары пришли под наши стены и нам не у кого просить помощи… Варвары уничтожили все — людей, города, культуры, сравняли с землей прекрасный Дараск и скоро втопчут в песок белокаменный Урус. Ворас перевел взгляд на спокойного и сильно похудевшего Лорана, тот, в отличие от Рузарда, открыл свой дом для беженцев, и, судя по его виду, это здорово отразилось на питании — город голодает… Быстро окинул взглядом остальных и сделал шаг вперед.

— Я собрал вас… — резкий голос Рузарда прервал его на полуслове.

— А кто ты такой, — он выпятил жирный подбородок, — что смеешь собирать Совет? — он оглянулся на сидевших рядом соправителей и осекся: никто не поддержал его голоса, все смотрели на Вораса и ждали его слов. А он не стал отвечать на идиотский выпад и продолжил.

— Все вы знаете, что варвары имунны к магии, — начал он. — Третий месяц мы боремся за свой город, но теперь пора посмотреть правде в глаза — мы бессильны. И надо решать, как спасти людей.

— У меня несколько поместий, — подал голос Лоран, — на берегу, в горах. Можно отправить несколько сотен туда…

— У меня тоже, — откинулся на стуле самый молодой, тонкокостный и женоподобный, Селерк.

Ворас повернулся к нему и печально улыбнулся.

— Сел, — обратился он к нему, как всегда в детстве, — сколько твоих людей в Урусе?

— Несколько тысяч, — понурил голову советник, с ходу поняв, что хотел сказать маг.

— Варвары не остановятся и дойдут до моря, взберутся в горы, сожгут леса… — жестко сказал он. — Судьба Дараска должна была показать, чего нам от них ждать. Но мы расслабились — века покоя и свободы разжижили наши мозги и расслабили мышцы.

— Что ты предлагаешь? — подал голос Корниус.

Глядя на целеустремленный взгляд своего лучшего ученика, он был уверен, что Ворас собрал всех не для праздной болтовни.

— Я предлагаю уйти… — эти слова упали в зал гулким камнем.

Все замолчали, а потом резко вскочили и замахали руками. Спокойным остались лишь Корниус и брат.

— Уйти, сдать город? — кричал фальцетом Рузард. — Оставить все варварам.

— Куда? Южнее невозможно выжить — пустыня спалит нас…

— На севере снега…

Ворас подождал, пока стихнет первая волна возмущения, и продолжил.

— Я произвел расчёты, — Рузард открыл рот, чтоб возмутиться, но Корниус взмахнул рукой, и советник подавился своими словами, возмущенно он открывал рот, но старый маг не зря имел славу лучшего, и снять его заклинание Рузарду было не по силам. Ворас улыбнулся одними глазами и продолжил: — Варвары пришли из-за Грани, — в зале повисла тишина, даже возмущенный Рузард перестал открывать рот. — Я изучил их жесты, одежду, животных, в конце концов, и уверен, что они не зародились в нашем мире.

— Как такое может быть? — Лоран привстал и впился взглядом в глаза. — Это противоречит всем теориям.

— Да, противоречит, — пожал плечами маг и развернулся к нему. — Сколько раз ты, Лоран, переходил Грань, путешествуя? Сколько артефактов и амулетов принес из разных миров?

— Я не спорю, что это возможно, — стал оправдываться Лоран, — но провести через Грань целый народ…

— Если вы дадите мне несколько дней, — устало произнес Ворас, — удержите щит вокруг города и дадите поднабрать резерв, — он поднял голову и попеременно взглянул в глаза каждому, — то я открою Грань. Есть почти пустой мир, несколько народов, там обитающих, не будут помехой. Земли достаточно, правда, магия там будет слабее, поскольку потоки тоньше, придется перестраивать структуру большинства заклинаний, но зато он станет нашим миром, и никаким беловолосым варварам туда не будет ходу.

— Мы бросим город, — Рузард наконец обрел голос, — но скольких из моих подданных я смогу взять с собой? — его глаза загорелись подсчетами, а подбородки затряслись.

— Всех! — возмущенный голос Вораса загремел на весь зал! — Вы возьмете всех! Варварам останутся только стены…

Картинка вновь потухла. Казалось, Ворас задумался, погрузился в воспоминания и забыл обо мне, а я и не напоминала. Не важно, сколько прошло времени: день, год или тысячелетие, если до сих пор от этого больно…

— Ты выдержишь? — в полумраке комнаты он обнимал ее плечи.

— У нас нет выбора, — пробормотала она; ее дыхание щекотало шею.

— Ковен магов обещал помочь, поэтому мы открываем портал, а потом они поддержат меня, пока все не пройдут, — в который раз он повторял запланированный порядок действий. — Последними — стражи стены, — он вздохнул. — Тогда рухнет щит и варвары пойдут на штурм, но у меня еще будет время свернуть пространство за спиной…

— Ворас, — она приподнялась на локте и заглянула в лицо, — почему ты не сказал им, что там другой состав воздуха, что первое время будет тяжело?

— Ты же понимаешь, что сняться с места и так сложно, — он притянул ее обратно на плечо. — Ну, цвет неба другой, ну, состав воздуха… Все это не смертельно. Закрою портал — помогу… Я же не в первый раз. У меня готовы и заклинания, и схемы циркуляции потоков для синхронизации магии, не зря же я столько раз туда мотался — все подготовил, просто сейчас не до этого… Да и не хочу их пугать до срока, — он сдул темную прядь, что упала ей на лоб. — Вот переберемся…

***Рана. Храм Вораса. Ночь***

Я смотрела и чувствовала его любовь, вот всем своим существом. Ворас раскрывал тайны прошлого, а я ощущала то, чего, наверное, никогда не смогу пережить сама, — любовь настолько всеобъемлющую, что не остается ни тени сомнения, ни капли разочарования. Они были открыты друг другу не только физически или магически, они чувствовали друг друга, дышали в унисон… И даже через века было понятно, что Ворас ни на мгновенье не забывал ее…

— Не забыл, — подтвердил голос бога в голове, — ты права… Невозможно забыть ту, кого любил… люблю, — поправился он, — до сих пор…

— И что с ней случилось? — не смогла я удержать любопытства, хотя уже чувствовала, по окраске его эмоций, что ничего хорошего… Перед моим внутренним взором вновь возник родной мир Вораса.

***Мир Вораса. Исход***

Небо окрасили первые лучи рассвета, придавая аметистовый оттенок белым колоннам старинного портика. Никто уже не помнил, в честь чего он был построен и кем, но уже века он стоял на вершине холма, венчая его белоснежными колоннами, к которым вели несколько десятков вырезанных из белого камня ступеней. Ворас стоял у колоннады, а внизу волновалось человеческое море… Люди с котомками, тележками, груженые мешками и держащие на руках младенцев, молча ждали. Где-то там, на стенах, была она. Ворас чувствовал эхо ее силы. Она, как ветерок, овевала его, как легкий бриз, раскачивала мощь его магии, вливалась с кровью в жилы, давая силу, давая магию, давая саму жизнь…

Один взмах и заготовленная заранее пентаграмма легко засветилась, на углах замерли сильнейшие маги, отдавая заранее накопленную силу, открывая грани реальности для спасения своего народа. Ворас стоял в вершине пентаграммы, распределяя потоки, тщательно дозируя, ведь продержаться надо долго, а ресурс магии не бесконечен… Широкое окно со скрытым маревом тумана содержимым открылось в центре пентаграммы и Ворас махнул рукой. Сначала передовой отряд охранения, чтобы проверить безопасность пути. Командир, повинуясь кивку мага, подошел ближе:

— Выход на полуострове, — пояснил он, — перешеек справа. Осмотритесь и уводите людей туда… — тот понятливо кивнул, по-военному отсалютовал магу и нырнул в туман.

Первые потоки беженцев уже прошли в портал, люди, нагруженные скарбом, потянулись неиссякаемым потоком: женщины с грустными глазами, испуганные и ревущие дети, ссутулившиеся под немалым весом мужчины — тысячи людей с потерянными, пустыми глазами, целый народ, согнанный с насиженного места. Ворас провожал глазами каждого. Усилия по поддержанию портала пока не утруждали, а вот стоять на одном месте уже который час было сложно: ноги одеревенели. Хорошо хоть нацепил тшер — хотя бы естественные надобности мучить не будут. Легкий ветерок дохнул на занемевшую шею, снимая напряжение.

— Не трать силы, любовь моя! — не оборачиваясь, шепнул Ворас, с улыбкой принимая бокал холодной воды.

— Устал? — она тихонько обняла сзади, вплетая свою силу в пентаграмму, питая ее, заставляя стабилизироваться потоки магии, мерцающие в канве заклинания.

— Пока еще нет, — усмехнулся, ловя ее руку. — Когда ты пойдешь в портал?

— Вместе с тобой, — светло улыбнулась она. — Ты же знаешь, я боюсь темноты…

— Там светло, — он оглянулся, ловя ее взгляд.

— Но в тумане ничего не видно, а это все равно, что темнота, — подмигнула она. — Пусть пройдут остальные, а потом уже наши люди, воины со стены и мы… Главное, всем успеть, — ее очередная улыбка вышла настороженной.

— Ты что-то чувствуешь? — он всегда полагался на ее предчувствия.

— Что-то смутное, — в потоке ее магии вспыхнул и погас след тревоги.

Ворас осторожно притянул ее к себе.

— Не бойся, — шепнул он, — я с тобой…

Она потерлась щекой о его грудь и упорхнула вспугнутой пичугой в сторону города. А Ворас, растревоженный ее страхами, проводил тонкую фигурку настороженным взглядом.

Исход продолжался днем и ночью, люди несли, везли, тащили свое добро, продукты, перегоняли похудевший скот, что успели спрятать в стенах города до пришествия варваров, несли птицу. Вот прошел с огромной клеткой вестников старый почтарь; вот старуха тащит упирающуюся испуганную козу. А это рота гвардейцев повела в поводу своих кушаров, нагрузив на них амуницию, сбрую, мешки с овсом так, что у бедных животин под тяжестью поклажи чуть хребты не ломаются, промаршировали в туман колонной по двое. Пехотинцы оказались хитрее: выстроившись цепочкой, они, передавая друг другу свой скарб, умудрились перенести столько, что кавалерия на своих кушарах и не мечтала. Глядя на подмигнувшего ветерана, Ворас улыбнулся… Солдатская смекалка и здесь пригодилась и вот уже обыватели выстроились в рядок, передавая по цепочке детвору, клетки с птицей, сумки, баулы, мешки… В ход пошли доски и инструмент, оружие и припасы. Когда выдыхался и уставал один, он проходил в туманное марево, а на его место становился другой и все продолжалось. Тысячи и тысячи людей проходили мимо, а Ворас все стоял. Напротив, глаза в глаза, стоял брат и ободряюще улыбался. А мимо уже вовсю тащили мебель из близлежащих домов, люди освоились и бегали туда-сюда, поднося все больше и больше. Горы посуды, одеял, высились у портала, а шустрые руки носильщиков передавали все это в клубящийся туман.

«На новом месте не будет ничего, — печально подумал Ворас, оглядываясь на завалы вещей. — Пусть хоть что-то возьмут с собой».

Через сутки пентаграмма замерцала, Ворас тревожно оглянулся — малыш Сел покачнулся, теряя силы.

— Селерк! — голос мага перекрыл шум людского потока, и Сел вздрогнул, выпрямляясь. — Сел, позови жену, — уже спокойнее произнес он. — Ты устал.

Селерк, обреченно вздохнул. Он был слабее других, моложе, но пришлось делиться. Сильные маги требовались и на стенах, чтобы до последнего удерживать силовой щит, не дававший варварам добраться до города. Сами пришельцы были имунны к магии, то есть она на них не действовала, но при этом они не могли преодолеть материальных объектов с магической составляющей. Такой непреодолимой преградой стали стены города, укрепленные магическим щитом, но энергии на то, чтобы упрятать под щит весь город по периметру, требовалось море… Поэтому часть сильнейших стояла на стенах, питая щит, смены для них не было, так же как не было смены для тех, кто стоял на вершинах пентаграммы и только сила их кашасер — сила любви, давала надежду выстоять. Рядом с Селом появилась худенькая брюнетка, почти девочка, но вокруг неё клубилась сила и широким потоком вливалась в оскудевший резерв мужа. Она притащила стул с высокой спинкой, давая ему дополнительную опору. «Жаль, что нельзя присесть», — устало подумал Ворас, оглядывая магов. Пентаграмма стабилизировалась. Сколько еще надо простоять, чтобы людской поток обмелел…

К исходу второго дня я почти не чувствовал ног. Жена уже в который раз отдавала силы, заставляла есть и приносила воды. Рядом с Селом дежурил один из гвардейцев; маг уже едва стоял на ногах и сила возлюбленной с трудом удерживала его в вертикальном положении, но даже так он все равно держал нить заклинания, больше не позволяя ей дрожать от перебоя сил. Брат держался, даже умудрился мне подмигнуть, хотя для такого немудреного действия сил уже не хватало. Лоран навалился на принесенное ему кресло, опираясь на него почти всем телом, а в нем, свернувшись клубком, спала его кашасера. Ее волосы, свесившиеся с ручки кресла, трепал ветерок.

— Как ты? — раздалось из-за плеча.

— Ты хоть немного поспала? — ответил я вопросом на вопрос, с трудом поворачивая затекшую шею и тут же ее пальцы пробежались по отвердевшим мышцам, разминая, прогоняя усталость.

— Немного, — отмахнулась она.

— Опять обманываешь, маленькая врушка, — покачал головой. — Бόльшую часть времени ты была здесь, а потом сбежала на стены? — я был почти уверен, что она бегала проведать брата, что с остальными удерживал щит.

— Ну если ты меня так хорошо знаешь, — подняла она усталые, запавшие глаза, — зачем спрашиваешь?

— Еще много? — уточнять она не стала и так было понятно, о чем речь…

— Думаю, на полдня как минимум, — покачала она головой. — Конечно, если ты велишь поторопиться, можно загнать всех быстрее, но только они не успеют взять с собой вещи… — а это наши люди. Мы с братом оставили своих людей напоследок, эвакуируя основную массу населения и напоминать мне этого не надо, я и так все понимаю.

— Пока не надо, —отмахнулся, — но поторопить стоит. Как там на стенах? — сменил тему, — они справляются?

— Пока еще держатся, — она закусила губу. Вот всегда так: когда нервничает или боится, причиняет себе боль. Осторожно потянулся к ее лицу, нажал на подбородок, убирая из зубов кусочек розовой плоти, — потом я ее тебе сам покусаю… — тихонечко произнес, глядя в глаза и улыбнулся, видя, как краска заливает лицо. Она до сих пор краснела, стесняясь и меня затопила нежность. Минуту назад я почти падал, с трудом держась на ногах и как старик опирался на спинку стоящего рядом стула, а теперь притянул к себе свою любимую и неистово целовал, не глядя на магов, что с улыбкой наблюдали за нами, не обращая внимания на людей, что проходили мимо, окунаясь в белое марево тумана… Зато линии пентаграммы засветились, переполненные выплеском силы, омыли ноги стоящих на углах пентаграммы магов, смывая усталость и растворяясь в потоках магии, удерживающей портал.

***Рана. Храм Вораса***

Картинка смазалась — видимо, Ворас вновь задумался. Камень, на который я опиралась рукой и лбом, стал теплым, а внутри уже не трепетал огонек, там бушевал пожар, сполохи магии взмывали внутри камня и опадали без сил. Я вновь закрыла глаза, уже понимая, что впереди самая трудная часть исповеди бога…

***Мир Вораса. Исход***

— Люди прошли, — легкое касание заставило открыть воспаленные, присыпанные пеплом усталости, глаза… Она тоже едва стояла. Сколько прошло времени — трое суток, четверо, — не знаю, но теперь, значит, пришло наше время, последний решительный шаг…

— Кто остался? — нажал на тшер, заставляя себя встряхнуться.

— Мы, — она обвела взглядом застывших в разных позах магов и их уставших кашасер, — охранение, маги стены…

— Внешний круг, — я кивнул брату. — Пусть собираются, после их отхода времени будет мало. Надо еще провести людей и свернуть портал… Варвары ждать не станут.

— До ночи осталось всего ничего, — раздался голос брата. — Может, протянем до темноты? А там варвары ночью на приступ не полезут, — я повернулся к жене, но она молча покачала головой…

— Не выдержат, — резюмировал я. — Значит, нам пора…

Последний отряд собрался у начала пентаграммы, напряженно вглядываясь в широкую улицу, что вела на холм. Усталые маги появлялись поочередно со всех сторон: вот идет старый Корниус, едва тянет ноги, но не отпускает руки жены и правнука, тот уже сам подставляет плечо ослабевшему деду, он еще очень молод и не обзавелся своей кашасерой, поэтому и резерв у него невелик, но парень не оставил своих и не ушел с родней, предпочитая оставаться на стенах, надежный растет маг… Вот идет Танал — кавалерийский офицер, ведет своего жеребца, правда, не понятно, он его ведет или умный кушар сам тащит на себе вцепившегося в луку седла мага… Вот Ветар, а рядом бледный, с провалившимися глазами, Леран… Вот они — последние маги Уруса…

— Где Солар? — ее голос трепещет. Она переводит взгляд с одного на другого, — Где Солар? Где он? — маги оглядываются, с трудом соображая от усталости.

— Уходите! — она срывается на бег, хотя сил для такого забега у нее не осталось, но она спешит к стене, к той самой бойнице, где нес свою вахту ее брат.

Я молчу, знаю, что отговорить не смогу, да и не стану: слишком велика потеря, слишком велик риск… И мы стоим. Маги охранения уже прошли в портал, нырнули в белое марево оставшиеся кашасеры, поддерживаемые магами стены или таща их себе едва переставляющих ноги. Ушли все, только наша пятерка, стоя на вершинах пентаграммы, напряженно вглядывается в марево улиц. На мгновенье небо потухло, как будто город накрыло крышкой, как умелая хозяйка накрывает кастрюлю, чтобы не испарилось, не выварилось. А потом купол раскололся ветвистой молнией и щит рухнул… Мы, маги, почувствовали это как никто другой — казалось, с нас сдернули одежду, и теперь мы стоим нагие на вершине холма на всеобщем обозрении, а толпа тычет в нас пальцами… Щит не просто пропал. Исчезла защитная магия, магия, укрывавшая город от непогоды, поставленная давным-давно сильнейшими из наших предков, пропали потоки природной силы, что многие века питали наш город, наш мир. Небо сгустилось до состояния киселя и опрокинулось на город. Липкие щупальца расползлись по улицам, пачкая белые дома в серый мрак сумрака, наползая на последний оплот света на вершине холма, где еще сияли белым портики забытой эпохи, возведенные незнамо кем незнамо зачем… В груди теснился страх, нет, не за себя — за нее. Я готов был броситься следом, но вынужден был стоять, поддерживая затухающее плетение за счет собственного резерва и жизненной энергии, — мир, тот мир, который я знал, сейчас бился в предсмертных судорогах, умирающий от удушья, лишенный последних потоков магии, что была его кровью и воздухом. Серое небо превратилось в почти черное, прорезаемое росчерками молний…

— Уходите! — здесь наверху, вопреки любой логике, было тихо, тогда как по улицам города уже неслись пыльные вихри. — Уходите! Я держу пентаграмму! — крикнул, не оборачиваясь. Повернуться к ним было выше моих сил. Я всматривался в широкую улицу, ведущую сюда. Справа уже слышались крики варваров, видимо, они быстро догадались, что щит пал и тут же пошли на штурм и, уже не сдерживаемые никем, рвались на улицы города.

— Ворас, — на плечо легла рука брата.

— Уходите! Я держу… — Нар махнул рукой и Лоран, оглядываясь на нас, потащил в марево портала едва стоящего на ногах Села.

— Уходи! — кажется, я разглядел ее. Вон она — тонкая фигурка сгибается под тяжестью едва переставляющего ноги Солара.

Нар тоже увидел и бросился вперед. А я вновь не смог остановить, ведь она не бросит брата, а Нар не оставит ее. Мне оставалось только смотреть, ведь сам я не мог сделать и шага, чтобы не упустить плетения, чтобы не уничтожить последнюю ниточку магии этого мира… ниточку, которая ведет к спасению…

Ногти впились в ладони, глаза, не отрываясь, следили за фигурами самых дорогих для меня людей. Вот Нарос подбежал и подхватил почти рухнувшего Солара, и они вдвоем чуть быстрее потащили его вверх по улице. Еще немного… Лестница… Белые ступени под оступающимися ногами, а в конце улицы уже показались рыскающие от дома к дому варвары. Хорошо хоть их боевые кошки не умеют лазать по стенам… Ну давайте же быстрее…

Мир вокруг темнеет. Если еще недавно над холмом высились белоснежные колонны, сверкающие в сером мареве, затопившем город, то сейчас их почти не видно. Пыльные смерчи добрались и до нас. Я вижу, как ветер треплет белые одежды моей кашасеры, как сбивает с ног обессиленного Солара, как Нар подхватывает его и сгибается под тяжестью взрослого мужчины и падает, сбитый с ног шквальным порывом. А сверху белые колонны пронзает ветвистая молния, от нее расходятся огненные лучи и раз за разом бьют в центральную колонну. Нар уже поднял на ноги Солара, и тот, опираясь на брата, бредет вверх по лестнице, а сзади уже подступают варвары. Нет, им еще далеко, но они уже заметили одинокие фигуры на белом мраморе лестницы, и целенаправленно бегут сюда… А у меня совсем не остается времени…

Новый удар грома, от которого, казалось, качнулась земля и грохот падающей колонны.

— Стой! — приказ, почти крик самому себе, потому что мне нельзя сойти с луча пентаграммы! Сойду — и она потухнет и мы останемся здесь, а нестабильный портал или схлопнется и погребет под собой ближайших людей в обоих мирах, или, что еще хуже, стабилизируется и тогда варвары пройдут туда, куда мы сбежали…

Каменная пыль слегка осела и облегченный вздох вырвался из груди — она жива! Вот она, в нескольких шагах, бредет по осыпи раскрошившегося мрамора. Поднял руку. Из-за рухнувшей рядом каменюки она меня не видит. Увидела, облегченно вздохнула и повернулась к ступеням. Мне не видно Нара и Солара, но, глядя на ее спокойное лицо, понимаю — живы! Теперь обзор загородил камень. Опираюсь на него ослабевшими руками. Мне не видно ни ступеней, ни улицы, но думаю, варвары остерегутся сейчас рваться наверх под шатающуюся под ударами молний колоннаду, а нам надо продержаться. Мне надо продержаться! Чувствую, пентаграмма уже тянет жизненные силы, резерв закончился, но нужно совсем немного, еще пару мгновений… Взгляд блуждает между шатающимися колоннами и тонкой фигуркой, что застыла на вершине лестницы. Вот рядом появились другие. Теперь Солар тянет Нара, у того камнем перебита нога, но сил на лечение уже нет.

— Сол, в портал! — громко, стараясь перекричать грохот, ору я, и маг послушно тянет Нара к белому мареву. Я наконец поворачиваюсь к порталу, закрытие его дело не простое, ничуть не проще открытия, тем более что я должен не просто закрыть, а свернуть пространство таким образом, чтобы невозможно было отследить и открыть по остаточной энергии. Я не знаю, есть ли у варваров маги, но не собираюсь оставлять им ни шанса, ведь как-то они прошли в наш мир…

В мареве портала мелькнула темная фигура. Сморгнул, отметая пустые страхи, — там никого не должно быть, просто не может… Но черная стрела вылетела из тумана и смертельной змеей заскользила ко мне — ни увернуться, ни отодвинуться. Схлопнется портал, а в нем, завязнув в молоке, безмолвно кричит мой брат… мой брат, Солар и она…

— Солана! — мой крик поглотил грохот грома, разнося по миру, как набат. — Солана, нет…

Солар подхватил падающее тело моей кашасеры, рванувшей вперед под стрелу, заглянул в ее глаза, и молча понес ко мне. Ее грудь еще вздымалась.

— Найди! — только и смог выдохнуть я, принимая любимую из его рук и повелительно кивнул в портал, он понял и молча, глотая злые слезы, вошел в туман, подхватил Нара и потащил его на другую сторону Грани, в новый мир…

Стрела пронзила ее насквозь. Толстое древко с тяжелым наконечником, таким бьют кольчужного или одетого в дубленые шкуры варвара. Теплая кровь текла по моим рукам, а открытые глаза смотрели в глаза.

— Солана! — стонал я ее имя, уже понимая, что вся моя сила и магия сейчас бесполезна.

— Ворас! — мое имя сорвалось с ее губ тихим шелестом вместе с тонкой струйкой крови, что потекла из сомкнувшихся уст, вместе с последним дыханием моей кашасеры… Сила, сила любви моей Соланы сорвалась ее посмертным даром, взвилась надо мною, над холмом, над городом… Я плохо помню, что творилось вокруг, знаю, что обрушил колоннаду на добравшихся наконец до лестницы варваров. Помню, что ураган, повинуясь моей воле, разметал стены и крыши домов, дворец я точно разрушил, грохот падения его стен еще долго отзывался эхом у меня в ушах. Я склонился к ее лицу, целуя еще не остывшие, но уже безмолвные губы и просил всех богов вернуть мне ее, или позволить уйти вместе… Боги не ответили… И я свернул пространство, свернул вокруг камня, упавшего на пентаграмму, камня, на котором покоилась моя жена, моя кашасера. Закрыл портал, но не сделал больше ни шагу…

Ворас замолчал, а я обнимала теплый камень и глотала соленые слезы…

— Я закольцевал себя в пространстве, сила обратилась внутрь и я уничтожил ее и свое еще живое тело, но вместе с тем неосторожно сковал дух, навеки заточив его в камень, кусок мраморной колонны, который превратился во вместилище души, души и магии, равным которой больше нет… Тогда я не понимал, что делаю и создал для своей души темницу, и этот камень теперь одновременно в двух мирах и за Гранью. — Он помолчал, но потом продолжил: — Сейчас люди извратили понятие «кашасера», опустив его до рабыни, но кашасера значит гораздо больше. Это не батарейка для подпитки сил. Это любимая и любящая женщина, та самая, которая отдаст всю себя возлюбленному! И не иссякнет эта сила, пока жива любовь… Те из нас, кому посчастливилось найти свою любовь, стали сильнейшими не потому, что мы такие сами по себе, а потому, что у нас за спиною стояли наши кашасеры, отдававшие нам свою любовь в виде силы и чем крепче, самоотверженней была женщина, тем бόльшего мог добиться мужчина…

***Рана. Храм Вораса***

Он замолчал, а я не знала, что сказать, было страшно слушать, смотреть, больно понимать…

— Солана отдала мне всю себя, свою любовь, — прошептал голос бога в моей голове. — Наверное, поэтому я уже тысячу лет смотрю на этот мир чужими глазами, потому что ее любовь пережила ее саму, да и меня тоже…

— Тогда почему они так жестоки? — прошептала я, вспоминая холодный взгляд отворачивающегося от меня Рая.

— Наверное, потому, что боятся любить… — услышала в ответ такой же шёпот.

— Но, может…

— Они не поймут, — прервал меня бог. — Не умеют они больше любить…

— Так научи, подскажи, — взвилась я. — Покажи свою жизнь, объясни…

— Пытался, — вздохнул Ворас. — Но только те, кто понял или просто пытался рассказать другим, больше не допускались к камню. Их не пускали ко мне и запирали в Шадаре — городе семи храмов и несчастные мало того что теряли все, так еще и оказывались в статусе немых жрецов, а это, поверь, совсем не то, чего бы я хотел для людей…

—Знаешь, — горько улыбнулась я, — в моем мире есть анекдот… — в озадаченной тишине слышался вопрос… — Приходит прихожанка в храм, а ей говорят: уходи, ты неподобающе одета. Вот она разворачивается, уходит и на пороге встречает Бога. — Что, спрашивает Бог, не пустили? — женщина кивает. — Вот и меня уже давно не пускают…

— Очень похоже, — горько рассмеялся Ворас. — Скоро рассвет — иди отдыхай…

— Ворас, — еще один вопрос, — и, почувствовав отклик в ладони, спросила: — Почему Рай сегодня так разозлился и накинулся на несчастных голубей? Что они ему сделали?

— Белый вестник прилетает в семью погибшего, — тихо сказал он, — извещает, что пора прийти в храм проститься.

— А… — он предварил мой вопрос.

— Здесь не хоронят, Рина, — пояснил он. — Когда все простятся, я просто уничтожаю тело, отдавая прах земле, а силу возвращаю в поток энергии самого мира… Поэтому белых вестников не любят и боятся…

Я кивнула и поднялась:

— Спасибо за доверие и до встречи…

На ватных ногах я прошла через всю площадь к темной громаде особняка графа Форагосского и не заметила темной тени, мелькнувшей за спиной.

Глава двенадцатая. За миг до…

Утром я вновь пошла в храм, теперь уже официально, в сопровождении Лея и услышала ожидаемый ответ — через день Ворас отправит меня домой. На площади еще лежали белые перья, и, если присмотреться, можно было различить капли крови. Вспомнив устроенную графом бойню птиц, я расстроилась и никого не хотела видеть, закрылась у себя в комнате. Хотелось спать и домой, я не знала, чего больше, но, выкупавшись, наконец, в ванной, а не при помощи тшера, так и не смогла заснуть. С тоской я пялилась на светившиеся в провале окна белые стены храма. Впервые на Шаране я видела что-то белое — белые стены и белые голуби, а перед глазами расцветали кровавые цветы на белоснежных грудках несчастных голубей.

***Рана. Резиденция графа Форагосского***

Я бесцельно бродила по дому, впрочем, кому я вру, бродила я с определенной целью — встретить его, но, переходя из комнаты в комнату, разглядывая обстановку, подолгу простаивая у картин, рассматривая, но не видя сюжета, я шаг за шагом исследовала комнаты, надеясь, что мне повезет.

— Бродишь? — раздался за спиной знакомый голос.

Я вздрогнула от неожиданности и разочарования.

— Испугал, — выдохнула я, поворачиваясь. — Картины со скуки рассматриваю. Ты откуда тут взялся? — я оглядела пустую комнату в надежде увидеть графа, но Лей был один.

— Оттуда, — и маг кивнул в сторону двери, которую прикрывали тяжелые бархатные портьеры, я приняла ее за окно — они тоже пряталось за такими же. — Хотел навестить Рая, — пожал плечами Лей, — но он что-то не в духе. Можешь зайти попрощаться, завтра будет не до того. Хотя, судя по его настроению, лучше не надо, — и маг развернулся к выходу.

Я замерла. Конечно, я искала его, но сейчас, когда надо сделать последний шаг, решимость покинула меня. Что я ему скажу? Попрощаться и уйти, глядя в холодные глаза? Но все же сделала шаг и дверь услужливо распахнулась предо мной. Тихие шаги не остались незамеченными, но Рай, сидящий в кресле, даже не повернул головы, лишь тени на его лице причудливо изогнулись в отсветах камина. Я не видела его глаз, но уверена, что багровые блики сейчас блещут там во всей красе. Полумрак комнаты разгоняли только языки пламени из камина и поэтому видима была лишь небольшая часть комнаты, остальное тонуло в зеленоватом мраке наступающей ночи. Дверь позади захлопнулась, заставляя пламя взметнуться вверх, рассыпая хрусткие искры. В круге света, что давал камин, я увидела второе кресло. Присела — оно еще хранило тепло тела Лея, или просто нагрелось от близкого огня. Рай молча следил за моими передвижениями краешком глаза и потягивал вино из бокала, что в переменчивом свете казалось черным. Легкий кивок — и на столе появился второй бокал, полупустая бутылка наклонилась, чтобы поделиться своим содержимым, а потом бокал плавно слевитировал ко мне. «Он пьян, — подумалось мне и стало как-то легче, идеальный граф идеален не во всем и ему свойственны простые человеческие слабости». Я улыбнулась этим мыслям и отхлебнула глоток вина, оно оказалось терпким, с легким ароматом луговых трав в пряной сладости винограда, тягучим теплом разливалось оно по жилам. Смакуя непривычный вкус, я слегка прикрыла глаза, а когда открыла, — требовательный взгляд графа буравил меня, заставив сердце затрепетать пойманным зайчонком. В его глазах плясали багровые всполохи, совсем как в камине и грешить на отблески огня было бесполезно — не в первый раз. Отвести взгляд я не могла, не могла и не хотела: его глаза завораживали, требовали чего-то непонятного, звали в неизведанное, заставляли кружиться голову или это вино настолько коварно… Я отставила пустой бокал. Осознание собственных желаний вспыхнуло во мне с небывалой силой, здравый смысл выпал в осадок и остался лежать кучкой белых хлопьев. Я встала. Эх, если бы могла читать по глазам, знать — что чувствует этот каменный мужчина? Его лицо, как высеченная из льдины маска, не отражает ничего, одни лишь глаза живут на застывшем лице, мечут молнии, горят багровым пламенем, притягивают меня, как огонек свечи — мотылька и я делаю шаг вперед, к нему. Еще одно движение — и я рядом. Мгновенье медлю и моя рука невесомо касается его щеки, легким движением пальцы ласкают застывшую скулу, под кожей стискиваются зубы, и я не знаю, то ли от отвращения, то ли от недовольства твердеют сжатые губы. Но Рай не отстранился, даже когда мои пальцы коснулись нижней губы, слегка надавили на нее, обвели подушечками контур. Я всей пятерней зарылась в густую копну волос и резко дернула, не очень сильно, но ощутимо, тем самым поднимая его лицо к себе. Второй ладошкой я закрыла ему глаза, а сама прикоснулась губами сначала к кончику носа, потом щеке, потом мои губы нашли его и я поцеловала сначала легко, как крылом бабочки коснулась, потом крепче, лизнула нижнюю, коснулась кончиком языка, отсутствие ответа от мужчины выбило из колеи и я открыла глаза. Вот так, взгляд во взгляд, он смотрел на меня и я видела шок то ли от моей смелости, то ли от моих действий, шок, неожиданность, но не отвращение, не брезгливость, не отказ, а лишь удивление. Я вновь наклонилась к его губам, но уже не закрывая глаз, отслеживая реакцию, стараясь понять, не слишком ли далеко зашла. Его руки вцепились в подлокотники кресла, а губы приоткрылись, принимая поцелуй, несмело касаясь языком моих губ. Осторожно втянула кончик языка в себя, легонько посасывая, играя, лаская и с удивлением обнаружила, как расширились его зрачки, как враз сбилось и так прерывистое дыхание, а моя рука скользнула по обнаженной шее, чтобы потом, как бы стыдясь, вернуться на шелк рубашки и пробежаться проворными пальчиками по груди. Одним движением Рай вскочил, кресло отлетело в темноту, а его руки сомкнулись на моей талии, но я осмелела. Медленно расстегивая пуговички его рубашки, я подбиралась к обнаженному телу. Вот ладошка скользнула по кубикам пресса, но тут же вернулась обратно, вызвав разочарованный вздох графа. Теперь уже он с упоением нецелованного мальчишки неуклюже ищет мои губы. «Господи, да он же не умеет целоваться», — вдруг щелкнула в голове мысль и я сквозь ресницы рассматривала его как будто в первый раз. Весь его опыт заключался в передаче силы, только это было для него важно, вдруг поняла я, чувств он не испытывает вообще, а удовлетворение и удовольствие для него заменяет магия. На мгновенье мне стало страшно от понимания всей ущербности этого мира с его патологическим страхом любви. А потом то ли вино, то ли врожденная бесшабашность стукнули в голову. «Ну что ж граф, тогда я покажу тебе, что такое чувственность. Пусть мой опыт невелик, но у нас Интернет не отключали, ”Кама-Сутру” не отбирали, кино показывали и я покажу тебе, что значит любовь, покажу напоследок». И мои руки двинулись по его телу, лаская, гладя, возбуждая. Его дыхание с хрипом вырывалось из груди, казалось, он сдерживает себя, впрочем, может так оно и было. Полузакрытые глаза почти затопил расширившийся зрачок и багровое пламя уже не плещется — бушует, красные пятна разгорелись на щеках, волосы взлохмачены моими пальцами, а руки сжались в кольцо, прижимая, вдавливая в себя, требуя продолжения. И мое тело отвечает этой пугающей страсти, в груди разливается золотистое тепло магии, пока еще только теплое, но скоро оно станет обжигающе горячим, но не сейчас, еще не сейчас…

Я обняла его и нажала на кнопочку тшера — легкий, свежий ветерок овеял нас. На мгновенье взгляд мага стал более осмысленным, но он тут же потянулся губами, исследуя мое лицо, покрывая легкими, неумелыми поцелуями виски, щеки, волосы, осторожно приникая к губам, раздвигая их, проникая в мякоть рта, едва сдерживая стон удовольствия. Мои руки порхали по его телу, сдергивая рубашку, лаская каждый сантиметр и все более убеждаясь, что ласки для него внове, что его тело с восторгом откликается на любое мое самое невинное прикосновение, а мужское орудие едва сдерживает ткань штанов.

«Это будет моим тебе подарком! — лаская его грудь, думала я. — Я научу тебя любить пусть хотя бы телом, раз ваши души так холодны…»

Сейчас я чувствовала себя змием-искусителем. Рай предстал мне совсем в другом свете, мне стало жаль его, его и всех остальных, тех, кто лишен в этом прекрасном и в то же время убогом мире радостей любви, простого человеческого счастья и я старалась дать ему хоть кусочек того чувства, в котором сгорала сама.

Его руки повернули меня спиной к нему и стали поднимать юбку. Я закусила губу, чтобы не возмутиться: «Задирать юбки будешь своим кашасерам, — вспыхнула мысль, а со мной все будет по-другому», но промолчала лишь стряхнула руку, собирающую в кулак ткань и показала на стягивающую спину шнуровку. Рай повиновался и распустил тугой шнур, потихонечку спуская платье с плеч, стягивая одновременно бретели камизы, освобождая пядь за пядью обнаженное тело. Его пальцы вцепились в бедра, но я вновь стряхнула их и одним слитным движением развернулась лицом к нему, отслеживая шок на вдруг ставшем подвижным лице, больше он не держал маску. В его глазах отражались неверие и восторг. Осторожно, как будто боясь спугнуть, он прикоснулся к обнаженному телу (думаю, он видел его не раз), но сейчас в его крови бурлил адреналин обладания, разбуженный мною. Я всем телом подалась вперед, прижимаясь обнаженной грудью к его телу и осторожно расстегивая ремень, теперь я хотела взглянуть на него, увидеть полностью, без налета светскости и шелухи тканей, прикоснуться к нему, прижаться разгоряченной кожей, ощутить его желание. Нетерпеливо он сдернул брюки и остался наг, а я отстранилась, чтобы полюбоваться — совершенное тело с тугими косами мышц, тело бойца или танцора в полной готовности стояло передо мной, и глаза пытливо следили за каждым моим движением. Он ждал. Я осторожно провела кончиками пальцев по всей длине его ствола, смахнула капельку с головки, искоса наблюдая за его реакцией, впрочем, бурно вздымающаяся грудь уже сказала мне обо всем. Он больше не хотел сдерживаться, подхватил на руки и понес в глубину комнаты, туда, где был вход в опочивальню, где стояла кровать, куда он и сгрузил меня, вновь разворачивая задом.

— Пора избавиться от этого наваждения, — тихо, больше для себя, пробурчал он себе под нос.

— Нет, — чуть не вскрикнула я, внутренне ухмыляясь его откровенности, — нет, не так.

С усилием я толкнула его на кровать. Рай не ожидал этого или просто поддался — не знаю, но сегодня он был воском в моих разгоряченных руках. Я сжала в руке его член, что вызвало едва сдерживаемый стон, но мне этого было мало, я вновь и вновь касалась его естества, целовала, заставляя его сжимать зубы, а потом опустилась сверху, направляя движения, заставляя его двигаться в моем ритме. Теперь мне самой было мало, я рвалась из его рук. Наше соединение превратилось в противостояние, в борьбу. Рай не отпускал, вбиваясь в мое тело. Мы катались по кровати и я оказывалась то под ним, то сверху, уже не сдерживая себя, стонала в голос, выдыхая «Рай», и для меня это было не только имя…

На мгновенье он остановился, замер в нелепой попытке сосредоточиться, но я не позволила, требовательно шевельнув бедрами, сжимая, заставляя отвлечься, забыть, он со стоном поддался, шепча горячими губами: «Но я же хочу, чтобы тебе стало хорошо…»

— Мне хорошо, — выдохнула я, почти простонала, поднимаясь ему навстречу, впиваясь поцелуем в губы и старясь не замечать горечи, что скапливалась внутри.

Волны наслаждения накатывали одна за другой, и в таком же темпе вздымались цунами магии внутри меня, заставляя извиваться от желания излить всю эту силу на обнимающего меня мага. Я сгорала в его руках как снаружи — телом, так и изнутри — в сжигающей меня магме магии, которая силилась перерасти в лавовый поток и я с трудом сдерживала его бурлящую силу. Меня трясло и разрывало, тело просило разрядки и я чувствовала ее приближение, но так же чувствовала, как поднимается волна силы, сметая на своем пути все доводы разума и оковы воли. Не в силах сдерживаться я кричала и слезы катились из глаз, чтобы потом вновь закусить губу до боли, отодвигая приближающийся оргазм. Не знаю, почему я не хотела отдавать ему силу, в этот момент я не думала ни о чем, лишь изо всей силы сдерживала выплеск. Теперь я понимала, откуда она берется, знала, что с облегчением оргазма выплеснется магия и аура мага соберет ее, всю до капли, подаренную щедрой кашасерой, но я не хотела быть ею. Я не кашасера этого мира. Я — женщина, женщина, которая хочет быть любимой не за силу, что дарит своему мужчине, не за магию, а за то, что она есть, за улыбку или звук голоса, за то неуловимое, что чувствуют близкие люди. «Но мы с графом не близкие, — отрезвила меня здравая мысль. — Это ты, под шепот навеянных романами иллюзий, влюбилась в него, влюбилась настолько, что подарила себя, свое тело, свою душу, а он лишь принял, как нежданный подарок, поигрался и поставит на каминную полку, как сувенир из дальних стран». Эти мысли выбили восторг из головы, заставили сжаться в его руках, чтобы тут же открыться вновь накрытой жаркой волной его последних движений и вздохов. Но их уже было слишком мало, чтобы не удержать щит воли между рвущейся наружу магией и моим нежеланием ее отдавать, а к тянущей боли в груди я уже привыкла…

— Рина, — прохрипел он мое имя, притягивая поближе к себе, заключая в тиски объятий.

Я прижалась обнаженной спиной к его груди — внутри торкнулась не отданная сила, но сейчас она уже не могла высвободиться без моей помощи и поэтому возмущенно жгла грудь изнутри, откликаясь на каждое прикосновение Рая. Его руки казались раскаленными углями, но даже сейчас я не хотела, чтобы он меня отпускал. Эта ночь принадлежит мне, последняя ночь в этом мире, единственная с ним! И я, несмотря на боль, тихонько млела от его осторожных, неумелых прикосновений, которые ласкают мою кожу, изучают размякшее после бурных ласк тело, а из глаз катятся крупные горошины слез, оплакивая несбывшуюся любовь…

***Рана. Резиденция графа Форагосского***

Этой ночью ему не снились кошмары, он не хватался за оружие и не кричал от страха. Этой ночью он спал как младенец, не разжимая объятий, в которых устроилась я и было мне в них необъяснимо спокойно.

Проснулась я рано, небо лишь слегка посветлело. Рай так и не разжал объятий и мне пришлось тихонько выползать из его рук, чтобы не разбудить, не говорить ненужных слов. Этой ночью я сказала все, что могла, а понял он меня или нет, уже не важно. Сегодня я уйду навсегда…

Как смогла, оделась и вновь подошла к кровати. Рай спал и на губах его проскальзывала легкая улыбка. Хотелось прикоснуться, поцеловать, но я не стала рисковать разбудить его.

— Ну чтож, граф, — едва слышно прошептала я ему, — теперь ты никогда меня не забудешь, — едва сдержала болезненный вздох, больше напоминающий всхлип и на цыпочках вышла из спальни.

Мне предстояла нелегкая задача — найти свою комнату в этой череде гостевых покоев, похожих друг на друга. Впрочем, боялась я зря. Пройдя несколько коридоров, которые смутно вспоминала по своим вчерашним блужданиям, я таки наткнулась на нужный коридор и, довольная, что так никого и не встретила, стала собираться домой. Полчасика на ванну, любимые джинсы и старая рубашка, гитара в чехол — и вот я готова, а солнышко только позолотило верхушки деревьев. Рука нащупала волчий амулет. «Будешь уходить — отдай его графу или Лею…» — вспомнилась мне просьба Дайшара и я сняла деревянный кругляш с шеи. В последний раз полюбовалась искусной резьбой и уже привычно слила в него силу, всю без остатка.

— Мне магия больше не понадобится, — вслух рассуждала я, вычерпывая последние капли, уроки Лея пошли на пользу, теперь, отдавая силу, я не чувствовала себя на грани, не кружилась голова, не терялось сознание. — Пора рассчитывать только на себя, — напомнила себе. — Сегодня я вернусь домой, вернусь домой… — на глаза навернулись слезы, но усилием воли загнала их обратно. Поплачу как-нибудь в другой раз, — уговаривала я себя, — потом, когда будет можно, когда будет не так больно.

Легкий стук в дверь прервал самокопание, заставив нервно задергаться: неужели он проснулся и, видя, что меня нет, пришел сюда? Что я ему скажу? Белками завертелись мысли в голове, тогда как язык уже произносил твердое: «Войдите». Но на пороге стоял Лей, он окинул меня внимательным взглядом, а я, не дожидаясь вопросов, протянула ему амулет, который держала в руках.

— Дайшар просил оставить его в этом мире, — произнесла я и не узнала свой голос: он хрипел, как после той студенческой вечеринки, когда я напрочь сорвала голос.

Лей шагнул в комнату.

— Садись! — скомандовал он, указывая на кресло. — Еще не хватало заболеть. Вернешься домой, а целители скажут, что у нас и магов порядочных нет, вылечить горло не смогли.

Я хрипло рассмеялась, ну, не скажешь же ему, что голос пропал после особо бурной ночи…

— Лей, ты забыл, что у нас нет целителей и магов, — но он уже делал свое дело. Его рука легла на горло и медленно опускалась к груди, теплая ладонь легла на грудь над бронхами и вновь поползла вверх, снимая все неприятные симптомы, заставляя хрипы исчезнуть.

— Опять слила всю силу! — проворчал он, неодобрительно глянув на амулет, что минутой раньше оставил на столике.

— Она мне больше не понадобится, — прошептала я, стараясь не впадать в панику, которая нарастала в душе. Сердце трепетало и просило остаться, а разум пытался остудить это болезненное трепыхание и я, как будто со стороны, смотрела на все это. Но тут в голове вспыхнула шальная мысль, которая вдруг показалась мне здравой.

— Лей, — подняла голову я, — а у тебя еще есть записывающий кристалл? — и похлопала ресницами, сделав «попросительный», как говорила в детстве, вид. — Хочу вам маленький подарок оставить.

Взгляд мага смягчился и из настороженного превратился в обычный, спокойный.

— Сейчас, — он замер, сосредоточился и что-то забормотал, через минутку у него в руке уже мерцал кристалл записи, такой же, как подарили Дайшару, только поменьше. — Извини, большого сейчас с собой нет, а выдергивать из замка уж больно затратно магически.

— А мне хватит, — улыбнулась я, отчаянно пытаясь за улыбкой скрыть лихорадочное возбуждение, что охватило меня от этой идеи. — Активируешь?

— Ладно, — кивнул он, протягивая руку над кристаллом. — Как закончишь, приложишь каплю силы вот сюда, — он показал нужную грань и вышел, а я уже лихорадочно расстегивала чехол гитары…

Песня давалась плохо, с болью в груди, сквозь хрип и всхлипы. Надрыв, что звучал в словах, рвал душу, но я все равно пела, понимая, что второго дубля не будет, выкладывалась на полную, стараясь передать все, что накопилось за все эти дни, недели, месяцы.

Стынет окно, а в закате играет солнце, —

Пейте вино, пойте песни, пока поется!

Просто в камин бросьте еще немного дров.

Вы, как и я, один — в общем, сюжет не нов.

Вы столь близки и это так опасно,

Но разум, верно, утонул в «Дурной крови»!

Вы ненавидите меня так страстно,

В полшаге стоя от любви…

«Это моя последняя провокация», — думала я, закрывая память кристалла. Со странной улыбкой оглянулась вокруг. Комната, в уже привычно тёмных тонах прощально колыхала зелёной до черноты занавеской, заправленная кровать угрюмо дулась в углу, обиженно скалясь откинутым углом покрывала. На мгновение перед глазами всколыхнулось рябью воспоминание нынешней ночи, заставляя дрогнуть тонкие струны глубоко внутри. Тряхнув головой, произнесла вслух:

— Тебя ждут дома, — а про себя добавила: «Дура».

На столе отполированным боком блестел кристалл с единственной песней внутри, той самой, одной из самых любимых, которую, видимо не зря, я ни разу не смогла спеть. Глаза защипало. «Держись, Даринка, держись. Немного осталось. Это дома будешь рыдать в подушку. Здесь никто не поймёт, никто… Хватит жалеть себя. У тебя ещё будет на это время, завались времени».

Лёгкий стук в дверь заставил сморгнуть набегающие слезы. Лей не потрудился подождать приглашения и тут же возник на пороге, освещая все вокруг жизнерадостной улыбкой.

— Готова? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес он.

— Угу, — ещё не в состоянии совладать с дрожащим голосом согласно угукнула я.

И, более не глядя по сторонам, шагнула к двери, привычным жестом поправляя гитару. Сегодня я одета во все свое — спасибо волшебному тшеру! Мои вещи, несмотря на поход через полмира, выглядели так же, как и раньше, совсем не истрепавшись ни от езды верхом, ни от пеших переходов по скалам.

***Рана. Храм Вораса***

Во дворе меня ждали. Несмотря на ранний час Шарун, Райн и все остальные сгрудились в большом дворе храма.

— Храни тебя Ворас, девочка! — обнял меня Райн.

Остальные сгрудились вокруг, неловко касаясь руки или плеча. Первые лучи солнца уже проре́зали бутылочный сумрак неба, ещё немного, буквально минутка — и надо будет идти в храм, там уже готовятся к ритуалу жрецы Вораса. Их, пока ещё тихие голоса, уже слышны сквозь открытые двери. Здесь все мои спутники и Лей, и большинство жрецов, что от скуки и любопытства собрались небольшими группками и сверкают глазами в сторону нашей компании, нет только Рая. Я ищу его глазами, стараясь не показывать тревоги, впрочем, о чем я… Час назад он спокойно спал в своей комнате и уж кому-кому, а мне это было прекрасно известно. Он просто не пришёл проститься, не счел нужным… Горечь захлестнула горло безнадёжной удавкой. «Привыкай, Даринка, — сцепив зубы, процедила я сама себе, — привыкай! Все мужики — козлы… — прописная истина.

— Рина, пора, — слегка сжав локоть, Лей подтолкнул меня к храму.

Сегодня он был на редкость приветлив, наверное, рад здыхаться от проблемы в моем лице. Чтож, не будем разочаровывать мага. Ещё раз оглянувшись, я закусила губу изнутри, чтобы не разреветься и твёрдым шагом направилась в храм — меня ждёт дорога домой.

Храмовый алтарь слегка светился, внутри молочно-белого камня плясал язычок пламени, делая его полупрозрачным.

— Здравствуй, Ворас! — я погладила алтарь.

Блики от моих ладоней разбежались по камню, порождая лёгкую рябь синих и жёлтых язычков пламени внутри. Стоя спиной к остальным, я судорожно глотала норовившие выплеснуться слезы. Нет, вы не увидите меня ревущей из-за мужика, которому я не нужна. Впрочем, и он мне не нужен, я иду домой, туда, где женщина хоть что-то значит, где я смогу сделать свой выбор, где буду жить свободно и буду хозяйкой самой себе. Все, уговорила, успокоилась… Рывком развернулась лицом к центру храма и остающимся. Лей улыбался так светло, что вновь напомнил мне Димку. Печально улыбнулась в ответ. Маг радовался сброшенной обузе — по-другому не скажешь. Шарун печально смотрел, и, похоже, ему единственному было жаль расставаться. Райн слишком стар, чтобы жалеть или ждать, он смотрел на меня мудрыми глазами фаталиста. Остальные — кто улыбался, кто грустил, но все были спокойны и собраны. Последние слова жрецов отзвучали и вокруг меня разгорелось молочное марево…

***Рана. Резиденция графа Форагосского***

Шаловливый лучик пощекотал веки. Непривычная нега завладела телом, казалось, что оно не подчиняется мне, ягодным желе растеклось по кровати не в силах вынырнуть из сладкого ЗАБЫТЬЯ.

Солнце встало. Меня подкинуло на кровати. «Рина! Сегодня она уходит…» Рывком натянул штаны, сапоги. Рубашку надевал уже на бегу. Демоны забрали бы этот храм, ну почему здесь такой огромный двор…

Рина, шумный выдох… Алтарный камень уже объяло пламя Вораса. Белый свет играет светлыми прядями, вспыхивая на них золотистыми бликами, делая молочно-белой и без того бледную кожу… Не сводя с нее взгляда, я сделал шаг вперёд и ещё один, поравнялся со своими людьми и остановился. Рина говорила с Ворасом. Прошлый раз она вот так же замерла, закрыв глаза и положив ладошку на алтарный камень. Её фигура подернулась дымкой…

— Рина! — не осознавая движения, я рванулся к ней и только тогда почувствовал вцепившиеся в плечи пальцы.

И тогда она открыла глаза… Ее взгляд мгновенно нашел меня, нашел и не отпускал. Она смотрела и что-то переворачивалось в груди, свербело и наливалось не то светом, не то огнем, что-то, что толкало меня туда, к ней, заставляло выдернуть ее из белых всполохов, выдернуть и оставить себе здесь. Я рванулся, но руки друга оказались удивительно сильными: Лей удержал. Второй рывок — сильнее, резче. И вот другие руки удерживают мое тело, а душа рвется туда, за ней, в белое марево Ворасова огня, туда, откуда на меня смотрит самая удивительная кашасера! Я не смотрю, чьи руки спеленали меня, знаю и понимаю каждый жест, предугадываю их оправдания, но в ее глазах все сильнее разгорается сила Вораса, все выше сполохи его силы и все прозрачнее ее фигура и только голубизна глаз еще видна сквозь белый дым и они неотрывно смотрят на меня, заставляя сжиматься сердце. Еще мгновенье — и белое пламя опало, развеялся легкий дым, я стряхнул руки Лея и Райна с плеч.

Опустошенный, я развернулся и молча вышел из храма, пересек площадь и хлопнул дверью, окунувшись в полумрак холла.

Спальня встретила меня легким ароматом безумия смятых простыней, оглушающей тишиной, еще помнящей эхо ее стонов и смятой подушкой, на которой этой ночью покоилась ее голова. С рыком раненого зверя я повалился на развороченную постель, что еще хранила исчезающий запах, безумно желанный и уже недоступный. Уткнулся лицом в подушку, вдыхая ее аромат и кляня себя за собственную слепоту.

Когда скрипнула дверь, не обернулся, не поднял головы, прекрасно зная, кто именно может зайти в эту дверь.

— Ну, — голос Лея донесся из гостиной, заходить в спальню он не стал.

— Что ну? — нехотя встал с постели.

Видеть никого не хотелось, но он по опыту знал, что от Лея так просто не отделаться — настырный маг не оставит его в покое. Он облокотился о дверной косяк и замер в дверях, неприязненно сверля гостя взглядом. Лей же предсказуемо не испугался грозного вида графа и лишь откинулся в кресле, окинув друга мимолетным взглядом и качая головой.

Рай кинул взгляд на свое отражение — перед ним стоял незнакомец: ввалившиеся щеки, покрытые первой щетиной, блуждающий взгляд, взлохмаченные волосы и мятая одежда. Таким граф еще себя не видел. Машинально нажал на тшер, приводя в порядок внешность и делая шаг вперед. Его запала хватило до кресла и он сел, почти рухнул в него, одним взглядом заставляя дрова в камине взвиться пламенем. Когда перед ним оказался бокал с вином, он вылил его в себя как воду, не замечая вкуса, не глядя на содержимое.

— Я тебя предупреждал, — тихо произнес маг, не поднимая глаз от бокала, в чье содержимое он пялился как древний предсказатель на внутренности жертвы.

— Предупреждал, — подтвердил граф. — Только о чем? О том, что от этой девушки мне грозит смертельная опасность, такая, которую ты разглядеть не мог. Ты думаешь, я пропустил твои слова мимо ушей? Нет, Лей, — он проглотил содержимое второго бокала и тут же налил новый. — Нет, я поверил твоему дару, хоть он и нестабилен, я проверил все комбинации не раз. В разное время от твоего первого предупреждения до Дагоса я, раз за разом, проверял твое наитие, — вновь выпил.

Моранское коварно, терпкий вкус обычно не позволяет пить много, но если пить его как воду, не чувствуя вкуса, как пил сейчас Рай, то оно сначала делает мысли светлыми, как слеза, а потом вдруг резко толкает помутившееся сознание в объятия безумия.

— Я видел все линии вероятного, Лей, — продолжил он. — Все эти демоновы линии и только одна вела дальше, одна, лишь одна, тогда как все остальные заканчивались у белой черты. Только это была не смерть, Лей, как ты подумал, не-е-ет… — Его голос дрогнул, язык начал заплетаться. — Нет, эта белая черта была там, — он махнул рукой в сторону храма. — Сегодня Ворас подвел свою черту, и, поверь, она белая. Именно такая, какой выглядит смерть. И мы отдали ее Ворасу, как отдаем покойников, отдали ее живую…

— Рина сама хотела уйти, — на мгновенье ему показалось, что несгибаемый граф взорвется, но нет, он осекся, замолчал и уставился на камин, где бесновался огонь.

Бурю, что бушевала у него внутри, Рай выплеснул в камин, заставляя языки пламени взвиваться, рассыпая искры и сплетаться друг с другом в бешеном ритме. В танце пламени он видел огненное платье Рины, ее фигуру, оплетенную шелковыми всполохами в ритме чужого танца.

— Просто я не сделал ничего, — прошептал Рай, — чтобы она захотела остаться…