Былины [Автор Неизвестен] (fb2) читать онлайн

Былины

Составление, вступительная статья, подготовка текстов и комментарии Ф. М. Селиванова

БОГАТЫРСКИЙ ЭПОС РУССКОГО НАРОДА

Слово былина употреблялось в народной речи в значении быль, былое. В этом значении оно встречается в «Слове о полку Игореве» («По былинам сего времени»), а в литературу вошло как название русских эпических песен в середине XIX в. На севере России для обозначения этих песен был народный термин ста́рина (или старина́, стари́нка). Былина как общепринятое обозначение этих произведений постепенно закрепилось в научной и художественной литературе и в первой половине XX в. стало вытеснять слово старина даже в среде исполнителей.

В последние столетия былины исполнялись без музыкального сопровождения, в более давние времена — под аккомпанемент гуслей. В казачьих селениях юга России былины преобразовались в протяжные песни, исполняемые хором, но в основных очагах бытования эпоса на Европейском Севере России их пение не было коллективным. Эпические песни знали и исполняли немногие знатоки, которых называли сказителями.

В среде крестьян сказители пользовались особым почетом и уважением. Знаменитого сказителя Т. Г. Рябинина (Кижи), ходившего на рыболовный промысел, старалась заманить к себе каждая артель. «Если бы ты к нам пошел, Трофим Григорьевич, — говаривали рыболовы, — мы бы на тебя работали: лишь бы ты нам сказывал, а мы бы тебя все слушали». П. Н. Рыбников, записывавший былины от этого сказителя, восклицал: «И где Рябинин научился такой мастерской дикции: каждый предмет у него выступал в настоящем свете, каждое слово получало свое значение!»^[1] В семье Рябининых мастерство сказывания былин передавалось из поколения в поколение. Известным сказителем был и сын Трофима Григорьевича Иван Трофимович. От последнего искусство исполнения былин перенял его пасынок Иван Герасимович Рябинин-Андреев. В 20—40-е годы нашего века был широко известен сын Ивана Герасимовича Петр Иванович Рябинин-Андреев.

О первом и неизгладимом впечатлении от сказывания былин П. Н. Рыбников писал: «Я улегся на мешке около тощего костра [...] и, пригревшись у огонька, незаметно заснул; меня разбудили странные звуки: до того я много слыхал и песен, и стихов духовных, а такого напева не слыхивал. Живой, причудливый и веселый, порой он становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал что-то стародавнее, забытое нашим поколением. Долго не хотелось проснуться и вслушаться в отдельные слова песни: так радостно было оставаться во власти совершенно нового впечатления. Сквозь дрему я рассмотрел, что в шагах трех от меня сидит несколько крестьян, а поет-то седатый старик с окладистою белою бородою, быстрыми глазами и добродушным выражением в лице. Присоединившись на корточках у потухавшего огня, он оборачивался то к одному соседу, то к другому, и пел свою песню, прерывая ее иногда усмешкою. Кончил певец, и начал петь другую песню: тут я разобрал, что поется былина о Садке-купце богатом госте. Разумеется, я сейчас же был на ногах, уговорил крестьянина повторить пропетое и записал с его слов. Мой новый знакомец, Леонтий Богданович из деревни Середки Кижской волости, пообещал мне сказать много былин [...]. Много я впоследствии слыхал редких былин, помню древние превосходные напевы; пели их певцы с отличным голосом и мастерскою дикциею, а по правде скажу, не чувствовал уже никогда того свежего впечатления...»^[2]

Еще одно свидетельство — этнографа В. Н. Харузиной — об исполнении былин и об отношении крестьян к их содержанию: «День был воскресный и народу в деревне много. Горница быстро наполнилась народом [...]. Сели на лавках, на кровати, жались в дверях. Вошел Утка [сказитель Никифор Прохоров], невысокого роста старик, коренастый и плечистый. Седые волосы, короткие и курчавые, обрамляли высокий красивый лоб, редкая бородка клинушком заканчивала морщинистое лицо, с добродушными, немного лукавыми губами и большими голубыми глазами. Во всем лице было что-то простодушное, детски беспомощное [...]. Утка далеко откинул назад свою голову, потом с улыбкой обвел взглядом присутствующих и, заметив в них нетерпеливое ожидание, еще раз быстро откашлянулся и начал петь. Лицо старика-певца мало-помалу изменялось; исчезло все лукавое, детское и наивное. Что-то вдохновенное выступило на нем: голубые глаза расширились и разгорелись, ярко блестели в них две мелкие слезинки; румянец пробился сквозь смуглость щек, изредка нервно подергивалась шея.

Он жил со своими любимцами-богатырями, жалел до слез немощного Илью Муромца, когда он сидел сиднем 30 лет, торжествовал с ним победу его над Соловьем-разбойником. Иногда он прерывал себя, вставляя от себя замечания. Жили с героем былины и все присутствующие. По временам возглас удивления невольно вырывался у кого-нибудь из них, по временам дружный смех гремел в комнате. Иного прошибала слеза, которую он тихонько смахивал с ресниц. Все сидели, не сводя глаз с певца; каждый звук этого монотонного, но чудного, спокойного мотива ловили они. Утка кончил и торжествующим взглядом окинул все собрание. С секунду длилось молчание, потом со всех сторон поднялся говор.

— Ай да старик, как поет... Ну уж потешил [...]

— Пожалуй, и сказка все это, — нерешительно проговорил один мужик. На него набросились все.

— Как сказка? Ты слышишь, старина это. При ласковом князе Владимире было.

— Мне во что думается: кому же это под силу — вишь ведь как он его.

— На то и богатырь — ты что думаешь?.. Не то что мы с тобой — богатырь!.. Ему что? Нам невозможно, а ему легко, — разъясняли со всех сторон»^[3].

Как видим, вера в то, что могучие люди, богатыри, жили в далеком прошлом, сохранялась до недавнего времени. Вообще слово богатырь вошло в нашу жизнь как мера оценки людей в беспредельном проявлении их возможностей и лучших качеств.

Но богатыри прежде всего главные герои былин, русского эпоса, повествующего о событиях, связанных со становлением и защитой Древней Руси, а также о социально-политических конфликтах в Древнерусском государстве.

Свои богатырские качества герои былин проявляют в воинских подвигах во имя защиты родной земли. Былинный враг, нападающий на Русь, всегда жесток и безжалостен, он намерен уничтожить народ, его государственность, культуру, святыни. Так, Сокольник, направляясь в Киев, грозит:

Калин-царь —

В одном из вариантов былины Тугарин, засевший в Киеве, —

Но на страже Киева, Русской земли, ее независимости и чести стоят богатыри. Добрыня Никитич устраняет постоянную угрозу Киеву со стороны чудовища-змея, совершавшего набеги на город и уводившего в плен множество людей. Алеша Попович освобождает стольный город от бесчинствовавшего в нем Тугарина. Подобный подвиг совершает Илья Муромец, расправляясь с хозяйничавшим в Киеве Идолищем поганым. На Киев нападают несметные вражеские силы, разгром которых неизменно осуществляют богатыри. Место подвигов былинных героев не ограничивается Киевом и его окрестностями. Илья Муромец освобождает Чернигов от неприятельского окружения, одолевает Соловья-разбойника, преградившего путь от Чернигова к Киеву. Богатыри стоят на заставе, оберегая родную землю, совершают поездки в другие страны. И там им приходится проявлять боевые качества.

Деятельность богатырей направлена не только на то, чтобы в данный момент оградить Киев, Русскую землю от посягательств врага, велико ее значение и на все будущие времена: побежденные противники, если они не уничтожены, становятся данниками киевского князя или вынуждены клясться, что во веки вечные ни они, ни их дети и внуки не посмеют нападать на Русь.

В основе безопасности, могущества и славы Русской земли лежит деятельность богатырей. Илья Муромец, уничтожив под Черниговом чужеземные войска, отпускает их главарей, трех царевичей, с таким наказом:

Нет таких препятствий, которые бы не смогли одолеть богатыри. Им под силу не только истребление огромных войск врага или фантастических чудовищ, но и дела мирного характера. Микула Селянинович пашет такое поле, что по нему надо ехать три дня, а соху Микулы не могут поднять 30 воинов из дружины Вольги. Илья Муромец едет в Киев непроходимыми лесами и болотами и одновременно устраивает дорогу: одной рукой деревья с корнем рвет, а другой мосты мостит. Стоит вспомнить первоначальные пути сообщения в Древней Руси — только по рекам, — чтобы оценить величие такого дела.

Всякое сражение богатыря заканчивается его победой над противником, но длинный ряд былин показывает непрерывность таких сражений и появление все новых богатырей — защитников родной земли. В былинах получил отражение трудный процесс становления и выживания Древнерусского государства, в течение многих веков отбивавшего набеги кочевых восточных народов. В этой борьбе формировалось историческое сознание восточных славян и сознание единства Русской земли.

Былины, действие которых приурочено к Киеву или имеет отношение к нему (былины Киевского цикла), знают единственного князя — Владимира. Связь былинного Владимира с киевским князем Владимиром Святославичем (годы правления 980—1015) вне сомнения. В утверждении этой эпохи как эпического времени сыграло решающую роль то обстоятельство, что на нее приходится, по выражению К. Маркса, «кульминационный пункт» державы Рюриковичей. К концу X — началу XI в. древнерусское Киевское государство достигло расцвета. Под властью Киева находились, за небольшими исключениями, все восточнославянские племена, а также некоторые неславянские по Волге, Оке, в Новгородской земле. Киевская Русь выходит в число сильнейших государств Европы. В крупных военных акциях князя Владимира участвуют люди со всех концов Русской земли, что формирует у народа представление о ее единстве. Закреплению имени Владимира за былинным князем помогла и деятельность Владимира Мономаха (киевский князь в 1113—1125 гг.), стремившегося удержать Киевскую Русь от дробления на самостоятельные княжества.

Пока Киевское государство было единым, один князь, один стольный город были исторической реальностью. Постепенно Киев утрачивал роль центра восточнославянских земель, падал его политический престиж. Но, теперь уже вопреки действительности, былины не хотели «знать» дробления Руси на отдельные княжества. Именно в это время, причем из земель и городов Северо-Восточной Руси, становящихся все более самостоятельными и независимыми от Киева, едут на службу к киевскому князю богатыри: Илья из Мурома, Алеша Попович из Ростова, Добрыня из Рязани^[4]. Единство Русской земли оставалось в прошлом, но народ помнил о Руси с Киевом во главе и славил своих богатырей, стоящих на страже ее. Былины утверждали, что нет особых Киевской, Черниговской, Ростовской, Рязанской и других земель, а есть единая Святая Русь; нет иного стольного города, кроме Киева, и нет другого князя, кроме киевского.

Оценивая «Слово о полку Игореве», К. Маркс писал: «Суть поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ»^[5]. Призыв к единству русских земель, провозглашенный в «Слове о полку Игореве», по-своему звучал в устном эпосе. Задолго до действительного объединения русских земель идея единства Руси получала художественное воплощение в былинах.

У великого народа должны быть великие предки-герои. Слава и могущество первой крупной восточнославянской державы — Киевской Руси — определили характер деятельности и масштабы личности эпических персонажей. Формирование образов богатырей — процесс длительный и сложный: утрачивались конкретно-исторические детали, на первое место выходили черты типичные, обнажающие идейную и нравственную сущность исторических явлений и событий.

Былины — память народа о своем прошлом, сосредоточившемся в художественно-эпическом времени Киевской Руси. И раньше этой эпохи существовала народная история, запечатлевшаяся в песнях, преданиях, легендах. Былины унаследовали богатые фольклорные традиции предшествовавших столетий и до нашего времени донесли некоторые из них. Среди былин выделяются наиболее ранние, сохранившие следы догосударственного развития восточных славян. В так называемых былинах о старших богатырях герои или сами являются олицетворением непознанных сил природы, или связаны с «хозяевами» этих сил. Таковы Святогор и Волх Всеславьевич, а также безымянный богатырь, при рождении которого происходит потрясение в природе («Рождение богатыря»).

Основной состав былин по характеру конфликтов военного и социально-политического характера соотносится с жизнью Древней Руси. Исследователи находят в русском эпосе следы событий от IX—X до XV—XVI вв. Это не значит, однако, что былины при своем сложении не опирались на конкретные факты. Так, у былинного Добрыни Никитича был исторический прототип, живший в конце X — начале XI в., дядя князя Владимира Святославича по матери, сподвижник его в военных и политических делах. По крайней мере, две былины — «Женитьба Владимира», «Добрыня и Змей» — связаны с реальными событиями последней четверти X в. — женитьбой киевского князя на полоцкой княжне Рогнеде (980 г.) и введением христианства на Руси (988 г.).

События и деятельность исторических лиц конца XI — начала XII в. составляют значительный исторический пласт в содержании былин. К этому времени относятся летописные упоминания прототипов былинных героев — Ставра Годиновича, Данилы Игнатьевича, Чурилы Пленковича. В этой эпохе берет свое начало имя одного из главных противников русских богатырей — Тугарина (побитого Алешей Поповичем). К этому же времени восходит появление в эпосе главного русского богатыря — Ильи Муромца.

Монголо-татарское нашествие, затем ордынское иго на Руси были временем окончательного формирования русского эпоса. Именно тогда враги, с которыми борются богатыри, стали называться преимущественно татарами.

Окончательная циклизация (объединение) былин вокруг Киева, выдвижение на первый план богатырей, выходцев из собственно русских земель — Муромской, Рязанской, Ростовской (Илья, Добрыня, Алеша), — обусловлены централизующими тенденциями (ярче всего сказавшимися в Северо-Восточной Руси), формированием Московского государства, освобождением Русской земли от ордынского владычества. Становясь по преимуществу русским, старый восточнославянский эпос и его герои не могли отказаться от исконной исторической родины, русский народ не мог забыть колыбели своей государственности. Идеи единства, независимости и могущества Русской земли получали поддержку в движении истории. Былинные герои сами росли, возвышались вместе с помнящим о них народом. И в этом процессе Киев, Древняя Русь, ее герои сами становились все более величественными.

Далеко не все события и герои, однажды воспетые, оставались в памяти потомков. Ранее возникшие произведения перерабатывались применительно к новым событиям и новым людям, если последние казались более значительными; такие переработки могли быть многократными. Происходило и по-другому: прежним героям приписывались дела и подвиги, совершаемые позднее. Так постепенно складывался особый условно-исторический эпический мир с относительно небольшим числом действующих лиц и ограниченным кругом событий. Эпический мир, по законам устной исторической памяти и народного художественного мышления, объединял в себе людей из разных столетий и разных эпох. Так, все киевские богатыри становились современниками одного князя Владимира и жили в эпоху расцвета Киевской Руси, хотя им приходилось сражаться с врагами, досаждавшими Русской земле с X до XVI в. К этой же эпохе подтягивались и герои (Вольга, Святогор, Микула Селянинович), эпические повествования о которых существовали задолго до княжения Владимира Святославича.

И пусть герои пришли в былины не в одно время, они стали друг другу современниками в подвигах, образовали круг людей, живущих «самостоятельной» жизнью, но не в отрыве от людей обычных, а вместе с ними и ради них. Это богатырская дружина во главе со старшим богатырем Ильей Муромцем. Все вместе они стоят на заставе, оберегая Киев и всю Русскую землю («Застава богатырская»). В ряде былин новый богатырь проявляет себя, когда других богатырей «в Киеве не случилося», то есть они где-то несут ратную службу. В случае большой опасности приходится собирать богатырей по всей Руси («Мамаево побоище»). Отношения кровного братства играли существенную роль в эпосе родового строя. Для былин, эпоса эпохи государства, объединившего восточнославянские и некоторые неславянские племена, на первое место вышло братство духовное, символически скрепляемое обменом крестами. Не случайно все главные богатыри, не будучи родными братьями, стали братьями крестовыми.

Эпические персонажи заботятся и о будущем своей земли. В начале былины о Михайле Потыке главные герои отправляются собирать дань. Илья Муромец и Добрыня Никитич задание выполнили, а Михайло Потык вместо дани привез себе жену. В одном из вариантов былины князь Владимир одобряет поступок богатыря:

В данной былине надежды князя не оправдались, но показательна его забота о непрерывности богатырских поколений на Руси. Тема преемственности богатырских поколений развивается в былинах «Илья, Ермак и Калин-царь», «Данило Игнатьевич и его сын Михайло».

Между героями эпоса соблюдаются величаво-этикетные отношения. Обращение одного персонажа к другому часто начинается приветствием: Ой ты гой еси... При встрече незнакомого человека богатырь или князь Владимир спрашивают: из какой ты земли, какого отца-матери, как тебя именем зовут, величают по отечеству? Честь богатырская не позволяет нападать на противника врасплох. Дунай Иванович рассуждает перед спящим Добрыней:

При входе в палаты богатыри «крест кладут по-писаному, ведут поклоны по-ученому».

Торжественно-этикетные формы поведения богатырей с точки зрения «полезности» представляются иногда неоправданными. Вот Калин-царь с несметным войском подступил под Киев. Илья Муромец (после освобождения его из погреба глубокого) неторопливо седлает коня, выезжает в чисто поле, обозревает вражеские силы — с одной горы, с другой, с третьей. Казалось бы, Илья, видя такую опасность, должен сразу вступить в бой. Нет, он спокойно едет к шатру русских богатырей, входит, здоровается, целуется с крестным Самсоном Самойловичем. Все вместе они «попили, поели, пообедали», и только теперь начинает Илья разговор о деле. Три раза приходится Илье говорить о страшной угрозе, напоминать другим богатырям об их долге и три раза получить отказ.

Территориально былинный мир — вся Русская земля, иногда и другие страны, при поездках туда богатырей. Богатыри могут обозревать всю свою землю с одного места. В былине «Застава богатырская» Илья Муромец с высокой горы видит под летней (южной) стороной луга зеленые, под западной — леса темные, под северной — ледяные горы.. Перед богатырем разворачивается залитая солнцем гигантская панорама Восточно-Европейской равнины, на которой раскинулась Русь.

Широкий былинный мир светел и солнечен, пока ему не угрожает опасность. Вообще в былинах нет естественного чередования времен года, смена погоды лишь сопутствует вторжению враждебных сил. Тогда надвигаются черные тучи, туман, гроза. Меркнут солнце и звезды и от несметных вражеских полчищ:

Было бы неверно принимать эпический мир за идеальный. Внутренний мир былин — это всегда мир противостояния добра и зла, светлых и темных сил. Даже те немногие былины, которые заканчиваются гибелью героев, тем не менее утверждают их нравственную победу Без борьбы с любыми проявлениями зла, насилия, несправедливости немыслим былинный мир, мир богатырских возможностей, и вне такой борьбы образы богатырей просто не состоялись бы.

В защите от иноземных нашествий происходило самоутверждение русского народа среди других народов. Неизбежно поэтому на первый план выходили международные конфликты. С развитием феодальных отношений начинают сказываться противоречия социального порядка. Они проявляются в конфликтах богатырей с князем Владимиром, который «кормит, поит и жалует» только бояр, а богатырей, оберегателей Киева, обижает. С особой резкостью противостояние обнаруживается в отношениях между Ильей Муромцем и Владимиром. Крестьянин и князь — два полюса социальной иерархии в феодальном обществе. Они противопоставлены и в прямом столкновении — в былине «Илья в ссоре с Владимиром». Несправедливый, жестокий по отношению к Илье (и другим богатырям) в мирных условиях и трусливый, жалкий, беспомощный при смертельной угрозе Киеву, — таков киевский князь. Не теряющий самообладания, не помнящий личных обид, всегда уверенный в победе воин и организатор отпора врагу, защитник вдов и сирот, а также самого князя Владимира с княгиней Апраксией, — таков Илья Муромец. В былинах, как правило, действие доводится до признания правоты и торжества богатыря, но в них не переступается грань реального: князь остается у власти, богатырь продолжает ратную службу.

Внутренняя жизнь Древней Руси порождала и другие конфликты, разрешение которых требовало богатырских возможностей. Особенно бурной и насыщенной политическими событиями была жизнь средневекового Новгорода. Географическое положение этого второго после Киева политического, торгового и культурного центра обеспечивало ему относительную безопасность. Новгородцам тоже приходилось отбиваться от нападения чужеземных завоевателей — шведов и немцев, участвовать в общерусских военных кампаниях и в междоусобных войнах, однако в небольшом Новгородском цикле былин о боевых делах новгородских богатырей не рассказывается. Новгородские былины, которые В. Г. Белинский назвал «благоуханнейшим цветком народной поэзии», донесли до нас неповторимый колорит жизни древнего торгового города.

Гордость Новгорода своими людьми и богатством явно проступает в былине о Садке. Садко, за свою чудесную игру на гуслях получивший несметные богатства и вступивший в соперничество со всем купечеством Новгорода, не смог одержать победы. Если уж Садку, при всем его богатстве, не скупить товары новгородские, кто же посмеет спорить с таким богатым городом? Была даже пословица: кто против бога и Великого Новгорода?

В былинах о Василии Буслаеве оживает бурная жизнь средневекового Новгорода с его внутригородскими распрями и политическими конфликтами, разрешаемыми драками на Волховском мосту, дальними смелыми походами по водным дорогам, в них действуют рожденные новгородской вольницей люди с буйным размахом русской души.

Социально-политические и бытовые конфликты не обойдены и былинами Киевского цикла. Здесь соперничают отдельные семьи («Хотен Блудович») и богатыри из разных городов. Дюк Степанович состязается в богатстве с Киевом и посрамляет киевского богача Чурилу Пленковича; Иван Гостиный сын из Чернигова выигрывает заклад у князя Владимира. В былинах о Дюке Степановиче и Иване Гостином сыне получил отражение упадок политического престижа Киева в процессе дробления Древней Руси. Разнообразны и показательны для историко-эпического мира и семейные конфликты, о которых былины повествуют.

Характеристика богатырей как исключительно сильных физически людей верна, но она неполна, одностороння. Конечно, большинство былинных героев обладают всесокрушающей мощью. Однако сила сама по себе, не находящая приложения в полезной деятельности, не получает одобрения в народе. Как бы'ни был привлекателен Святогор, он гибнет, применить свою гигантскую силу ему негде. Добрыня, например, не только обладает великой силой, он еще певец и музыкант, каких «на свете не слыхано», нет ему равных (как и Потыку) в игре в шахматы, в стрельбе из лука. О физической силе Садка Новгородского ничего не известно, но его игра на гуслях колеблет моря и озера. Дюк Степанович вознесен над князем Владимиром и Чурилой Пленковичем, над всем Киевом благодаря своим несметным богатствам. Даже Чурила Пленкович, не принимаемый другими богатырями всерьез, обладает такими качествами, каких нет ни у одного из былинных персонажей, — гиперболической силой воздействия на женский пол.

Своеобразные личности — большинство былинных богатырей. Мудрый, великодушный, спокойный, уравновешенный, предусмотрительный Илья Муромец и не верующий «ни в сон, ни в чох», бьющий правого и виноватого новгородский удалец Василий Буслаев; славящийся «вежеством», умением улаживать международные конфликты и споры между персонажами эпоса, певец и гусляр Добрыня Никитич и заносчивый, вспыльчивый Дунай Иванович; скептически настроенный к славе стольного Киева богач Дюк Степанович и «голь кабацкая» Василий Игнатьевич; простодушный, доверчивый как ребенок Михайло Потык и хитроватый, немного хвастливый, «бабий пересмешник» Алеша Попович; легкомысленный щеголь Чурила Пленкович и степенный, гордый своим крестьянским трудом Микула Селянинович... Читатель может дополнить этот ряд контрастных характеристик, внимательно прочитав былины о других богатырях. Каждый из богатырей в предельной, гиперболической степени воплощает в себе какую-то из граней русского национального характера.

Своеобразие историко-эпического мира, беспредельные возможности населяющих его людей определили и особенности повествования об их деяниях. Ряд былин начинается такими стихами:

Стихи указывают на исторически выдающиеся место и время свершения событий, о которых былина поведает слушателям. Место действия — стольный город Киев. Стольный город невозможен без иных, нестольных городов. Все, что происходит здесь, на княжеском пиру, где собрались князья и бояре, представители других городов и земель, где сошлись и люди из различных слоев населения (богатыри, купцы, крестьяне), получает общегосударственную, общенародную значимость. Княжеский пир как «демократическое» собрание для решения государственных дел одновременно и торжественно-величавое начало повествования о выдающемся событии.

Каждая былина повествует об одном событии или о нескольких, следующих друг за другом. Одновременно с этим на всей Руси как бы ничего не происходит. Изображаемое в былине событие — единственное, заслуживающее внимания, самое крупное, самое важное. Это положение легко понять в применении к былинам воинского содержания, в которых речь идет о сражениях, решающих судьбу Киева и Русской земли. Но, мы знаем, есть былины и бытового плана. Даже заурядный (с точки зрения общенародной истории) факт они могут вознести на поэтическую высоту общечеловеческого звучания. Начало былины о Соловье Будимировиче:

Взгляд певца, обнимающий всю вселенную (по средневековым представлениям)^[6], остановился на кораблях, направляющихся из Черного моря по Днепру к Киеву, затем, постепенно сужаясь — на одном корабле Соловья Будимировича, он сосредоточился на отношениях этого героя с княжеской племянницей, завершившихся браком. Бытовое событие оказалось не просто в центре внимания, а самым значимым в данное время на фоне широких раздолий земли.

Не раз мы увидим, как князь Владимир перед своей речью по гридне похаживает, с ножки на ножку переступывает, сапог о сапог поколачивает, белыми руками приразмахивает, золотыми перстнями принащелкивает, русыми кудрями принатряхивает... Или богатырские сборы: обязательно показано, как богатырь седлает коня — на потнички кладет войлочки, застегивает 12 подпруг; и будет объяснено, почему подпруги — шелковые, шпеньки — булатные и т. д. При подробностях в изображении жестов, поступков, оружия и снаряжения богатырей возникает торжественно-замедленное повествование. Замедление, особенно характерное для начала былины, достигается также повторениями эпизодов, сцен, речей персонажей. К концу былины повествование ускоряется. Весьма часто решающее сражение, воспеванию которого былина посвящена, укладывается, без особых подробностей, в несколько стихов.

В былинах можно встретить сказочные чудеса: здесь и оживление мертвого, и оборотничество, и говорящий конь, и ворон-вестник... Персонажи, связанные с волшебными силами, часто оказываются во враждебных отношениях с богатырями (особенно женщины). Сказалось в русском эпосе и более позднее влияние христианских легенд (чудесное исцеление Ильи, кали́ки Михайла Михайловича, помощь святого Миколы Можайского Михайлу Потыку, Садку Новгородскому). Однако в большинстве случаев необыкновенные качества богатырей не имеют сверхъестественного происхождения. Их монументальные образы и грандиозные свершения — плод художественного обобщения, воплощение в одном человеке способностей и силы народа или социальной группы, преувеличение реально существующего, то есть эпическая гиперболизация и идеализация. Весь состав поэтического языка былин, торжественно-напевного и ритмически организованного, и его особые художественные средства — сравнения, метафоры, эпитеты и некоторые другие — воспроизводят картины и образы эпически возвышенные, грандиозные либо, при изображении врагов, страшные, безобразные.

Если богатырь засыпает, то храпит, как порог шумит (имеются в виду Днепровские пороги); сердце его разгорячилось — будто в котле кипит, истребляет он неприятельское войско — словно траву косит. Начинается поединок двух богатырей, —

Раз две горы сталкиваются, дрожит и качается вся земля, — такова мощь сражающихся богатырей. Подобный эффект возникает не только при сражении. Калики перехожие запели «только в полкрика»,

Может показаться несколько странным, что у былинных персонажей почти всегда праздничная одежда (платье цветное), украшенная драгоценностями. Даже на работающем в поле Микуле Селяниновиче кафтан черна бархата, остроносые и на тонком высоком каблуке сапожки зелен сафьян; сбруя на его лошади и соха, как и предметы, принадлежащие другим русским богатырям, с золотыми, серебряными и шелковыми деталями; у пахаря кудри качаются, что не скатен ли жемчуг рассыпаются. У эпических жен и невест лицо — как белый снег, очи соколиные, брови соболиные, походка павиная и т. д. В системе украшающих описаний — явное стремление к предельной идеализации своих героев. Им противостоят предельно сниженные образы врагов. Прожорливый Идолище или Тугарин, у которого

выглядят как безобразные уроды.

В разных былинах повторяются одинаковые сцены, строки и группы строк, словосочетания. В художественной системе былин стихия повторяемости больше всего заметна на постоянных сочетаниях эпитетов с определяемыми ими предметами, понятиями, образами. Это вызвано тем, что в эпическом мире предметы и персонажи обладают постоянными качествами. Почти через все былины Киевского цикла проходят образы князя Владимира, города Киева, богатырей. У князя в большинстве случаев будут эпитеты стольнокиевский, солнышко, ласковый; у Киева — стольный, славный, красный; богатыри, если они в группе, — святорусские, поодиночке — удалые добры молодцы. Киев окружают стена городо́вая и башни наугольные; вне Киева — чисто поле и леса темные, шоло́мя окатисто и горы высокие... Нет ничего удивительного в том, что русские богатыри в своих обращениях к неприятельскому царю называют его собакой («Здравствуешь, собака царь Батур!»). Но инерция употребления постоянных эпитетов такова, что и татары называют своего царя собакой («Ай же ты собака да наш Калин-царь!»); есть случаи, когда и он себя так называет, а к своему войску обращается: «Уж вы скверные мои поганые татаровья!» Это явление того же ряда, что и похвальба Идолища своим обжорством и уродством.

У былин, как и у других произведений устного народного творчества, не было твердо закрепленного текста. Переходя от человека к человеку, они изменялись, варьировались; да и один исполнитель редко мог слово в слово повторить одну былину. Каждая былина жила в бесконечном множестве вариантов. Знакомясь по книге с былинами, предназначавшимися для устного исполнения, а не для чтения, надо учитывать, что читаем мы один из возможных вариантов и, может быть, далеко не самый лучший, и читаем то, что должно восприниматься с голоса. Иначе говоря, при публикации былин неизбежны художественные утраты, а подлинники их (устное исполнение) не восстановимы.

* * *

Длительное время на Руси существовала традиция рукописных сборников, в которые вносились произведения литературного и устного творчества. Ранние записи былин в таких сборниках дошли до нас от второй половины XVII в. В середине XVIII в. на Урале или в Западной Сибири сложился получивший впоследствии мировую известность сборник Кирши Данилова. Это имя стояло на первой странице рукописи и, возможно, указывало на ее составителя. В сборнике содержалось 26 былин (8 из них печатается в нашей книге). Сборник Кирши Данилова, впервые изданный в 1804 г., неоднократно перепечатывался; последние — 7-е и 8-е издания — в серии «Литературные памятники» (1958, 1977). Эта книга была авторитетным источником познания народной поэзии для А. С. Пушкина; В. Г. Белинский писал о ней: «Это книга драгоценная, истинная сокровищница величайших богатств народной поэзии, которая должна быть коротко знакома всякому русскому человеку, если поэзия не чужда душе его и если все родственное русскому духу сильнее заставляет биться его сердце»^[7].

В середине XIX в. считалось, что былины забыты русским народом. И неожиданно оказалось, что произведения древнего эпического творчества помнят и поют, причем не в одном селении, а в ряде местностей, прилегающих к Онежскому озеру и реке Онеге. А это почти рядом с Петербургом, столицей России! Павел Николаевич Рыбников (1831—1885), сделавший это открытие, — участник демократического студенческого движения второй половины 50-х годов. В 1859 г. он был сослан в Петрозаводск и стал чиновником в губернском статистическом комитете. Во время служебных поездок по губернии (1859—1863) Рыбников сумел найти знатоков былин и записать от них бесценные сокровища народной поэзии. Эти записи под названием «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым» опубликованы впервые в 1861—1867 гг. (4 книги).

В 1871 г. в те же районы с целью собирания произведений эпического творчества выезжает Александр Федорович Гильфердинг (1831—1872), известный историк-славист и этнограф. За два месяца он записал 247 былин. Успех первой поездки побуждал Гильфердинга к продолжению записей былин и к исследованию жизни эпоса в устном бытовании. Летом 1872 г. он снова направляется на Север, но в пути заболевает брюшным тифом и умирает в Каргополе. «Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года» — книга, напечатанная уже после смерти замечательного собирателя (1873).

Былины и следы былин в памяти местного населения собиратели находят в Поволжье, Сибири, на Алтае, в районах казачьего расселения (Дон, Северный Кавказ, Южный Урал), но основные очаги эпического творчества обнаруживаются на Европейском Севере.

Алексей Владимирович Марков (1877—1917) летом 1898 и 1899 гг. выявил богатейший очаг бытования былин на Зимнем берегу Белого моря. Его записи составили сборник «Беломорские былины, записанные А. Марковым» (М., 1901). Одновременно с Марковым в Архангельскую губернию направляется другой собиратель — Александр Дмитриевич Григорьев (1874—1940). Начал он с Поморья (южная часть западного берега Белого моря), затем обследовал селения по рекам Пинеге (правый приток Сев. Двины), Кулою и Мезени. Три летние экспедиции Григорьева дали материал для трехтомного издания «Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг.». Николаю Евгеньевичу Ончукову (1872—1942) принадлежит честь открытия эпической традиции на Печоре. Две его экспедиции (1901 и 1902 гг.) дали материал для книги «Печорские былины» (Спб., 1904).

Таким образом, в XIX — начале XX в. выявлены основные очаги бытования былин, изданы их собрания, составившие классический фонд русского эпического творчества. Почти все собиратели, работавшие даже в селениях с богатым былинным репертуаром, говорили об угасании эпоса, предрекали его забвение через несколько десятилетий. Советские фольклористы поставили задачу снова обследовать места, где прежде велась запись былин. Повторные обследования должны были или подтвердить прогнозы предшественников, или, если они не оправдались, определить степень сохранности и характер изменения былин в устном бытовании.

«По следам Рыбникова и Гильфердинга» — так называлась экспедиция под руководством братьев Бориса Матвеевича (1889—1930) и Юрия Матвеевича (1889—1941) Соколовых, проведенная в летние месяцы 1926—1928 гг. в районах, прилегающих к Онежскому озеру. Материалы этой экспедиции опубликованы в сборнике «Онежские былины» (М., 1948).

По следам других прежних экспедиций велась собирательская работа под руководством Анны Михайловны Астаховой (1886—1971). С 1926 по 1935 г. обследованием были охвачены Поморье, Пинега, Мезень, Печора и другие районы. Материалы этих экспедиций изданы в сборниках «Былины Севера» (М.; Л., 1939—1951. — Т. 1—2). Записи 40—50-х годов, осуществленные А. М. Астаховой и другими ленинградскими фольклористами, дали еще один сборник — «Былины Печоры и Зимнего берега» (М.; Л., 1961).

Дореволюционные фольклористы ошиблись в определении сроков угасания эпического творчества, но в целом они были правы. В 20—50-е годы происходило постепенное сужение, в ряде местностей — полное исчезновение былинного репертуара. Сказителей становилось все меньше, многие былины записывались в отрывках, с искажениями. В настоящее время можно считать, что былины окончательно ушли из устного бытования.

К 80-м годам нашего века насчитывалось около трех тысяч записей былин (примерно 80 сюжетов); более двух тысяч напечатаны, остальные хранятся в архивах Москвы, Ленинграда и других городов.

Со времени первых печатных изданий былин не возникало сомнений в том, что это очень древние произведения. Но появлялись вопросы: когда, где, кто их создавал? Ясно было, что эпические герои и события, как они изображены, невозможны в действительности. Стремление понять и объяснить былины породило обширную литературу, входящую в науку о народном творчестве — фольклористику, которая плодотворно развивается уже полтора столетия.

Первые наиболее значительные исследования русского эпоса принадлежат Федору Ивановичу Буслаеву (1818—1897). Ученого интересовали прежде всего первичные истоки былинных образов. Сопоставляя былины с эпосом славянских и других европейских народов, Буслаев находил, что некоторые богатыри сохраняют черты древнейших мифологических героев. В процессе образования народностей каждая из них наследовала исконную мифологию индоевропейского пранарода и развивала ее применительно к своим географическим и хозяйственным условиям.

Последователь Ф. И. Буслаева Орест Федорович Миллер (1833—1889) показал, что русский эпос, опираясь на мифологические образы, формировался в течение ряда столетий (X—XVI вв.) и сложился как единое целое — по системе персонажей, по своему художественному миру.

Александр Николаевич Веселовский (1838—1906) исследовал связи эпоса с первобытной синкретической (то есть не расчлененной на формы и виды) обрядовой поэзией. Из трудов Веселовского и его последователей вытекало также, что в эпосе множества народов есть сходные сюжеты: о змееборстве, о борьбе героя с чудовищами, о поединке отца с неузнанным сыном, о встрече царя (короля) с пахарем и другие. Сходство в эпических сюжетах у разных народов обусловлено одинаковыми стадиями развития, через которые проходит каждый народ, а также их торговыми, политическими и другими контактами.

Связи былин с конкретной историей Древней Руси изучали Леонид Николаевич Майков (1839—1900), Всеволод Федорович Миллер (1848—1913), А. В. Марков и другие дореволюционные исследователи. Именно этим связям уделяется преимущественное внимание в комментариях в конце нашей книги.

Основные направления в изучении былин развиваются и в советскую эпоху. Отголоски древнейших форм мышления в былинах исследуют В. Я. Пропп (1895—1970) и Е. М. Мелетинский. Связи русского эпоса с фольклором других народов анализируются В. М. Жирмунским (1891—1971), Б. Н. Путиловым, Ю. И. Смирновым. Отношение былин к исторической действительности освещают в своих работах С. Н. Азбелев, В. П. Аникин, Б. А. Рыбаков, М. М. Плисецкий. Немало трудов посвящено выявлению художественного своеобразия былин.

* * *

По научным собраниям былин постоянно издаются книги для массового читателя. Во второй половине XIX — первой половине XX в. широкие круги любителейнародного творчества могли слушать былины в исполнении мастеров сказителей. Они выступали перед многочисленной аудиторией в Петербурге, Москве и других городах. Сказителя И. Т. Рябинина в 1902 г. тепло принимали города Болгарии, Сербии, Австро-Венгрии.

Об одном из выступлений знаменитой сказительницы и вопленицы Ирины Андреевны Федосовой в Нижнем Новгороде (1896) писал А. М. Горький в очерке «Вопленица».

«Где-то сбоку открывается дверь, и с эстрады публике в пояс кланяется старушка низенького роста, кривобокая, вся седая, повязанная белым ситцевым платком, в красной ситцевой кофте, в коричневой юбке, на ногах тяжелые, грубые башмаки. Лицо — все в морщинах, коричневое... Но глаза — удивительные! Серые, ясные, живые — они так и блещут умом, усмешкой и тем еще, чего не встретишь в глазах дюжинных людей и чего не определить словом ‹...›

раздается задушевный речитатив, полный глубокого сознания этой правды-истины и необходимости поведать ее людям. Голос у Федосовой еще очень ясный, но у нее нет зубов, и она шепелявит. Но этот возглас так оригинален, так не похож на все кафе-кабацкое, пошлое и утомительно однообразное в своем разнообразии — на все то, что из года в год и изо дня в день слушает эта пестробрючная и яркоюбочная публика [...]. Все смотрят на маленькую старушку, а она, утопая в креслах, наклонилась вперед к публике и, блестя глазами, седая, старчески красивая и благородная, и еще более облагороженная вдохновением, то повышает, то понижает голос и плавно жестикулирует сухими, коричневыми маленькими руками.

тоскливо молвит Добрыня, —

По зале носится веяние древности. Растет голос старухи и понижается, а на подвижном лице, в серых ясных глазах то тоска Добрыни, то мольба его матери, не желающей отпустить сына во чисто поле. И, как будто позабыв о «королевах бриллиантов», о всемирно известных исполнительницах классических поз, имевших всюду громадный успех, — публика разражается громом аплодисментов в честь полумертвого человека, воскрешающего последней своей энергией нашу умершую старую поэзию».

Артистка Ольга Эрастовна Озаровская, сопровождавшая пинежскую сказительницу Марью Дмитриевну Кривополенову в ее выступлениях, писала: «Как не растерялась старая нищенка перед лицом тысячной толпы? Это тайна артистической власти. Пусть она неграмотная нищенка, а в первых рядах сидят знатные, богатые, ученые, — но бабушка властвует над ними, потому что в эту минуту чувствует себя и богаче и ученее всех слушателей. Она поет «Небылицу», эту пустую и забавную чепуху, и так властно приказывает всем подтягивать, что тысячная толпа, забыв свой возраст и положение, в это мгновение полна одним желанием: угодить лесной старушонке. Обаяние ее личности, твердой, светлой и радостной, выкованной дивным севером, отражается в ее исполнении, и так понятен возглас толпы, одинаковый во всех городах: «Спасибо, бабушка!»^[8]

У сказителей было право на внимание и уважение любых слушателей, будь то в крестьянской избе, у рыбачьего или охотничьего костра, будь то в первоклассном концертном зале. Они были хранителями памяти о героическом прошлом своего народа, более того: они чувствовали живую связь со временем богатырских подвигов. Многие варианты былин завершаются примерно такими стихами:

или:

В обеих концовках указывается на бесконечно продолжающееся во времени исполнение эпических произведений. В этот непрерывный процесс включен и конкретный исполнитель: поют — он один из многих поющих, первые из них в глубине веков. Особенно выразительно осознание причастности к сохранению памяти о стародавних событиях в том случае, когда о пении старин сообщается в первом лице: мы конкретного исполнителя — это и первые певцы далеких эпох, и непрерывно следовавшие за ним, и современные, и он сам. В непрерывности сказывания былин реализовалась идея бесконечной преемственности поколений, их единства и связи времен в продолжающейся жизни русского народа.

В бесконечном ряду исполнителей и слушателей былин каждый из них имеет право гордиться подвигами богатырей. Пусть эпические герои выше, сильнее нас, обыкновенных людей, но эти герои наши, святорусские. Славу в веках богатыри заслужили тем, что результаты их деятельности имели значение не только для эпических «современников» их подвигов, но и для всех последующих поколений.

К. Маркс сказал о древнегреческом эпосе и искусстве, что они «еще продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном отношении служить нормой и недосягаемым образцом»^[9]. Это положение применимо и к оценке былин. Не случайно А. М. Горький в ряд образов, имеющих мировое значение, поставил и героев русского эпоса — Святогора, Микулу Селяниновича, Илью Муромца.

Ф. СЕЛИВАНОВ

БЫЛИНЫ

СТАРШИЕ БОГАТЫРИ^[10]

РОЖДЕНИЕ БОГАТЫРЯ^[11]

ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ^[13]

СВЯТОГОР И СУМОЧКА ПЕРЕМЕТНАЯ^[15]

Тяги-то он нашел, — прибавила рассказчица, — а бог его и попутал за похвальбу.

СВЯТОГОР И МИКУЛА СЕЛЯНИНОВИЧ^[16]

Поехал Святогор^[17] путем-дорогою широкою, и по пути встрелся ему прохожий. Припустил богатырь своего добра коня к тому прохожему, никак не может догнать его: поедет во всю рысь, прохожий идет впереди; ступою едет, прохожий идет впереди. Проговорит богатырь таковы слова:

— Ай же ты, прохожий человек, приостановись не со множечко, не могу тебя догнать на добром коне.

Приостановился прохожий, снимал с плеч сумочку и кладывал сумочку на сыру землю. Говорит Святогор-богатырь:

— Что у тебя в сумочке?

— А вот подыми с земли, так увидишь.

Сошел Святогор с добра коня, захватил сумочку рукою, — не мог и пошевелить; стал здымать обеими руками, только дух под сумочку мог подпустить, а сам по колена в землю угряз. Говорит богатырь таковы слова:

— Что это у тебя в сумочку накладено? Силы мне не занимать стать, а я и здынуть сумочку не могу.

— В сумочке у меня тяга земная.

— Да кто ж ты есть и как тебя именем зовут, звеличают как по изотчины?

— Я есть Микулушка Селянинович.

СВЯТОГОР И ИЛЬЯ МУРОМЕЦ^[18]

ВОЛЬГА И МИКУЛА^[19]

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ^[20]

ДОБРЫНЯ И ЗМЕЙ^[21]

ДОБРЫНЯ И МАРИНКА^[22]

ДОБРЫНЯ И НАСТАСЬЯ^[23]

ЖЕНИТЬБА ДОБРЫНИ^[24]

БОЙ ДОБРЫНИ С ДУНАЕМ^[25]

ДУНАЙ И ДОБРЫНЯ СВАТАЮТ НЕВЕСТУ КНЯЗЮ ВЛАДИМИРУ^[29]

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И ВАСИЛИЙ КАЗИМИРОВИЧ^[32]

БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ^[33]

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ^[34]

ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛЬИ МУРОМЦА^[35]

ПЕРВЫЕ ПОДВИГИ ИЛЬИ МУРОМЦА^[36]

ИЛЬЯ И СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК^[37]

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ^[40]

ИЛЬЯ, ЕРМАК И КАЛИН-ЦАРЬ^[41]

ИЛЬЯ В ССОРЕ С ВЛАДИМИРОМ^[42]

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ В ИЗГНАНИИ И ИДОЛИЩЕ^[43]

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ В ЦАРЬГРАДЕ^[44]

ЗАСТАВА БОГАТЫРСКАЯ^[45]

(Илья Муромец и Сокольник)

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ДОЧЬ ЕГО^[47]

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И БАТЫЙ БАТЫЕВИЧ^[48]

МАМАЕВО ПОБОИЩЕ^[49]

(Конец былины был рассказан на словах, так как старинщик больше не мог петь.)

Когда после битвы богатыри собрались в шатер, то увидели, что опять нет двух братьев Долгополых. Поехали искать их и нашли, — они окаменели. Увидя это, Илья Муромец сказал: «Чем они похвалились, тем и подавились».

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ С ДОБРЫНЕЙ НА СОКОЛЕ-КОРАБЛЕ^[50]

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ^[53]

ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА^[54]

АЛЕША ПОПОВИЧ^[56]

АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН^[57]

АЛЕША ПОПОВИЧ И ИЛЬЯ МУРОМЕЦ^[58]

НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ ПОПОВИЧА^[59]

АЛЕША И СЕСТРА БРАТЬЕВ ПЕТРОВИЧЕЙ^[60]

ДРУГИЕ ВОИНЫ-БОГАТЫРИ^[61]

ДАНИЛО ИГНАТЬЕВИЧ И СЫН ЕГО МИХАЙЛО^[62]

ПОТАП АРТАМОНОВИЧ^[63]

МИШУТА ДАНИЛОВИЧ^[64]

СУРОВЕЦ-СУЗДАЛЕЦ^[66]

ВАСИЛИЙ ИГНАТЬЕВИЧ И БАТЫГА^[67]

ЦАРЬ САУЛ ЛЕВАНИДОВИЧ^[69]

СУХМАНТИЙ ОДИХМАНТЬЕВИЧ^[70]

МИХАЙЛО КАЗАРЕНИН^[71]

КОРОЛЕВИЧИ ИЗ КРЯКОВА^[72]

КНЯЗЬ РОМАН И БРАТЬЯ ВИТНИКИ^[75]

С КАКИХ ПОР ПЕРЕВЕЛИСЬ ВИТЯЗИ НА СВЯТОЙ РУСИ^[76]

СОЦИАЛЬНО-БЫТОВЫЕ БЫЛИНЫ (БЫЛИНЫ-НОВЕЛЛЫ)^[78]

СОЛОВЕЙ БУДИМИРОВИЧ^[79]

Тут ласковый Владимир-князь закручинился, скоро вздумал о свадьбе, что отдать Запаву за голого щапа Давыда Попова.

МИХАЙЛО ПОТЫК^[80]

ИВАН ГОСТИНЫЙ СЫН^[84]

ЧУРИЛА И КНЯЗЬ ВЛАДИМИР^[85]

ДЮК СТЕПАНОВИЧ И ЧУРИЛА ПЛЕНКОВИЧ^[89]

ЧУРИЛА И КАТЕРИНА^[91]

ГЛЕБ ВОЛОДЬЕВИЧ^[92]

ИДОЛИЩЕ СВАТАЕТ ПЛЕМЯННИЦУ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА^[94]

ИВАН ГОРДЕНОВИЧ^[96]

НЕПРА И ДОН^[97]

СТАВР ГОДИНОВИЧ^[99]

ХОТЕН БЛУДОВИЧ^[100]

ДАНИЛА ДЕНИСЬЕВИЧ^[101]

НОВГОРОДСКИЕ БОГАТЫРИ^[102]

САДКО^[103]

САДКОВ КОРАБЛЬ СТАЛ НА МОРЕ^[106]

САДКО ВЫХОДИТ НА КОРАБЛЯХ ВО СИНЁ МОРЕ^[107]

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ^[108]

(Бой с новгородцами)

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ МОЛИТЬСЯ ЕЗДИЛ^[109]

КАЛИКИ ПЕРЕХОЖИЕ И ВЕСЕЛЫЕ ЛЮДИ СКОМОРОХИ^[110]

КАЛИКА-БОГАТЫРЬ^[111]

СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ^[112]

ВАВИЛО И СКОМОРОХИ^[115]

АГАФОНУШКА^[117]

ПОЗДНИЕ БЫЛИНЫ^[118]

СОЛОМАН ПРЕМУДРЫЙ И ВАСЬКА ОКУЛОВ^[119]

РАХТА РАГНОЗЕРСКИЙ^[123]

НЕРАССКАЗАННЫЙ СОН^[124]

СКОПИН^[126]

КОММЕНТАРИИ

Тексты былин публикуются по следующим научным изданиям (в скобках курсивом — сокращенное название, употребляемое в комментариях):

Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958 (Кирша Данилов).

Песни, собранные П. В. Киреевским; Вып. 1—4. — М., 1860—1862 (Киреевский).

Былины и песни южной Сибири/Собр. С. И. Гуляева. — Новосибирск, 1952 (Гуляев).

Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. — Т. I—II. — 2-e изд. — М., 1909—1910 (Рыбников).

Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года — Т. I—III. — 4-e изд. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949—1951 (Гильфердинг).

Русские былины старой и новой записи/Под ред. Н. С. Тихонравова и В. Ф. Миллера. — М., 1894 (Тихонравов — Миллер).

Беломорские былины, записанные А. Марковым. — М., 1901 (Марков).

Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг.: Т. I. — М., 1904; Т. II — Прага, 1939; Т. III. — Спб., 1910 (Григорьев).

Ончуков Н. Е. Печорские былины. — Спб., 1904 (Ончуков).

Былины новой и недавней записи из разных местностей России/Под ред. В. Ф. Миллера. — М., 1908 (Миллер).

Былины Пудожского края/Подгот. текстов, ст. и примеч. Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова. — Петрозаводск, 1941 (Парилова — Соймонов).

Листопадов А. М. Былинно-песенное творчество Дона. — Ростов-н.-Д., 1948 (Листопадов).

В комментариях к конкретным былинам указаны: источник текста (название издания, том, номер текста), исполнитель; если район записи по приведенным выше данным известен, он не указывается.

Задача кратких комментариев к текстам: определить место былины в эволюции русского эпоса; отметить наиболее существенные черты главных действующих лиц; соотнести произведение с исторической обстановкой, в которой оно могло сложиться, и выявить его идейный замысел; указать исторические факты, нашедшие отражение в былине; разъяснить отдельные непонятные словосочетания или сцены.

При расположении былин в сборнике и формировании его разделов учитывались: история развития жанра, время «вхождения» героя в эпос, тематика и характер изображения эпических событий. Последовательно придерживаться одного из критериев материал не позволяет, поэтому одни разделы оказались «хронологическими» (первый и последний), другие сложились из былин об одном богатыре, третьи — из былин на сходные темы. Хронологический принцип — ведущий, но сквозное его применение невозможно, поскольку более или менее точное время происхождения большинства былин не определено, да и былины о главных богатырях разместились бы в таком случае вперемежку с другими былинами по всей книге. Так, Илья Муромец, войдя в эпический мир после Святогора и Добрыни, постепенно становился «современником» их и более поздних героев былин Киевского цикла. С другой стороны, ряд текстов из разделов «Добрыня Никитич» и «Илья Муромец» мог бы занять место в «Социально-бытовых былинах», но тогда пострадали бы представления о цельной личности и многогранной деятельности главных богатырей.

В книгу вошли былины, записи которых велись на протяжении двух столетий. Собиратели придерживались разных принципов фиксации произношения и особенностей исполнения, при печатании былин не было единства в их графическом оформлении. Для популярного сборника унификация в подаче материала необходима. При подготовке книги проведена обработка текстов, облегчающая их восприятие при чтении. Орфография и пунктуация приближены к современным литературным нормам. Устаревшие и местные слова объяснены в словаре, но в единичных случаях исправлены (с учетом других вариантов былины) искаженные исполнителями или неверно записанные собирателями слова; опущены слова, неудобные для печати. Дополнительные частицы и междометия, особенно когда они заполняют чуть ли не половину строки, затрудняют чтение; их избыточность, без ущерба для основного ритмического рисунка стиха, в отдельных текстах (главным образом из сборников Григорьева, Маркова, Ончукова) устранена. Некоторые былины печатаются с незначительными сокращениями (оговоренными в комментариях), не нарушающими художественной цельности произведений. В большинстве изданий былины печатались без абзацев внутри текстов; в книге — каждый эпизод начинается с красной строки. Прямая речь выделяется кавычками, без красной строки, если не с нее начинается эпизод.

Более полутора столетий наука занимается былинами, о них опубликованы десятки статей и книг. В комментариях учтены результаты изучения отдельных былин и русского эпоса в целом. В конце сборника приводится список основных книг о былинах, принадлежащих дореволюционным и советским ученым.

СЛОВАРЬ^[127]

Алты́н — денежная единица в 6 копеек или в 3 копейки, монета в 3 копейки

аля́быш (шутл.) — шлепок ладонью по телу

Базы́га, базы́ка — старый хрыч (?)

ба́йна — баня

баса́ — краса, красота

басурма́ны — люди иной веры, преимущественно магометане

ба́ять — говорить

безо́тна — без отца

белохруща́тый — см. хрущатый

белоя́ровая пшеница — светлая, отборная, лучшего сорта

берча́тая скатерть — браная, то есть узорная

бить об закла́д — спорить на выигрыш, держать пари

блезна́ хрустальная — блеск окна (от «блестеть»)

блеста́ (Бил в блесту позолоченую) — кольцо у ворот

божа́тка — крестная мать

бо́льшина (Владимир снял Чурилу с этой большины) — должность

бо́рзый конь — скорый, резвый, добрый

браты́ня — большой сосуд для кругового питья

бу́евка — место внутри церковной ограды, кладбище

бурзаме́цкое, брусоме́нское, беструме́нское копье — см. мурзамецкое

бу́са — большая долбленая лодка с набивными досками по бортам, большое судно (бусы-галеры, бусы-корабли — синонимические сочетания)

В пота́й (Говорила она ему в потай) — тайно, секретно

валья́чный — см. вольячный

вдруго́рядь — в другой раз

веле́и золоче́ные — см. тавлеи

вере́да — чирей, нарыв, болячка

во полутридцати годов — 25 лет

возремени́ться (Неверная земля возременилася) — появиться на виду, показаться в то время

во́лжаный — влажный, тяжелый

во́лх — волхв, знахарь, волшебник, колдун

волья́чный, волья́щатый — точеный, резной, красиво и прочно отделанный

вта́поры, вте́поры — в ту пору, в то время, тогда

вы́жлок, вы́жлык — охотничья собака, гончая

вы́рутить — выбросить

выть (К выти быка я съем; Илья ест по ломтю к выти) — один прием пищи; пища, которую человек съедает за раз

Глухомо́рье — лукоморье, морской залив, бухта, извилистый берег

го́голь — вид дикой утки

голья́шный — см. вольячный

гой еси, ой еси — побудительно-одобрительное приветствие, употребляемое при обращении

гри́дня, гри́дница, гри́ня, гры́ня — помещение для гридей — княжеских дружинников, княжеская приемная

гру́дью — искаженное из грунью — мелкой рысью (Микулин конь)

гря́дка — полка от стены до стены, не прилегающая к третьей стене

грязь (Ко тыи ко грязи ко черныи) — болото, топкие места

Да́вень — давеча, недавно в этот день

держать золоту казну — тратить, расходовать

Дминдали́дов крест — см. Леванидов крест

доло́нь — ладонь

до́люби — до предела, сколько надо, вдоволь

дроби́на (Дробиной корова подавилася) — гуща, осадок после слива пива, кваса, сусла

Еланди́ев крест — см. Леванидов крест

Же́ребей — жребий

живо́т (Он у крестьянина живота накрал) — имущество, богатство

жи́ра (По старой жизни да по жире же) — довольство, хорошая жизнь

жукови́нья — следы от колец на пальцах

За беду́ стало, за бедно́ стало — показалось обидно, оскорбительно

за́берега — прибрежная часть, полоса воды

за́ведь — сочленение руки между кистью и предплечьем

загово́рная дружина — заговоренная от гибели

замы́чется — замыкается, запирается

занутри́ть (Дунаюшка тут занутрило же) — задеть за нутро, за живое; прийти в гнев от досады

за́риться — завидовать; подозревать что-то

за́рко — обидно, досадно

за́тресье (по зеленым по затресьям) — болотные заросли

затыха́ться (Оттого пива не затыхаются) — протухать, портиться

зауго́льник (Стали называть его заугольником) — незаконнорожденный ребенок

зау́треня — ранняя служба в церкви

зна́мет — см. самит

зоба́ть — есть, глотать (набивать зоб)

Изги́ленье — от изгиляться (издеваться, насмехаться)

и́знести (Надо мною сердце не изнести) — успокоить, утешить

има́ть — ловить

и́скопыть — следы от копыт — ямки или комья земли, выброшенные копытами

испола́ть — благодарственно-одобрительный возглас

и́сточни — разноцветные струйчатые пояса

Каза́к (Да он у крестьянина в казаках живет) — батрак. По отношению к Илье Муромцу (стар казак) — по́зднее: пожизненный воин

кали́ка — см. пояснения к разделу «Калики перехожие и веселые люди скоморохи»

калу́жина — лужа, стоячая вода

камка́ — шелковая цветная ткань с узорами и разводами

ка́раки — см. торока

ки́вер (Не снимай кивера с головушки) — военный головной убор без полей с высокой тульей (новое слово из польского языка)

кичи́жище, кичи́га — молотило, заменявшее цеп; палка с загнутым концом внизу; клюка, кочерга

коко́шник — женский головной убор

кологри́вый конь — с большой, развалистой на обе стороны шеи гривой

ко́монь — конь

кому́ха — лихорадка

ко́ник — лавка ларем, прилавок с подъемной крышкой (в избе)

ко́рба — сырая низменность под мелким лесом, чаща, частый лес

корзни́ (А он на корзни да спотыкается) — незначительные неровности на земле, кочки

короко́льчестый дуб — у которого кора кольцами

коси́ца — висок

кося́к камки́ — большой кусок, отрез

кося́щатые, кося́вчатые, косе́вчатые, косе́рчатые — с косяками (окна), обшитые досками (сени)

красёнца, кро́сна — ткацкий стан

красна́ лицом — красивая

кренева́тый (Худые мостишка креневатые) — накренившийся, покосившийся

кресто́вые братья, сестры — поменявшиеся крестами в знак дружбы, верности и тем ставшие «родными»

кре́чет — вид сокола, ловчая птица

кружа́ло госуда́рево — казенный кабак

крупи́вчатые кола́чики — из крупчатки, лучшей пшеничной муки самого мелкого помола

кры́лосо — клирос, место для певчих в церкви на возвышении перед алтарем по правую и левую сторону

кряж — гористый берег, гора вдоль по вершине

кряко́вистый дуб — кривой, извилистый

купа́вый, купа́вный — красивый

куя́к — доспех из металлических пластинок, нашитых на бархат, сукно и т. п.

курева́ — пыль, дым

Ла́стинья — щепки, дранки

Ла́тырь-камень (то же: Алатырь-камень) — камень, имеющий сверхъестественное происхождение, связанный с представлениями о таинственном, магическом; место встречи богатырей, принятия решений

Левани́дов крест — место остановки или встречи богатырей, место принятия решений; христианский эквивалент мифологического (языческого) Латыря-камня; по исконному значению, возможно, крест из ливанского кедра

ле́мтюги — лоскутья, куски

ло́коть — мера длины, около 0,5 м

лоха́нь, лоха́нище — деревянный сосуд круглой формы, главным образом для слива помоев

Меже́нный день — летний, долгий; от слова «межень» — середина лета.

мех (соли три ме́ха) — мешок

мура́вленый — глазурованный, облицованный глазурью; от слова «мурава» (трава), то есть с растительным орнаментом

мура́ш — муравей

мурзаме́цкое копье — татарское, восточное (от слова «мурза» — князь)

мучни́к — печеный хлеб, пирог без начинки

Наби́лочки — деталь кросен (см. красёнца)

нага́лище — ножны

на́долба — вкопанная стойка, столб

назоля́ть — досаждать, надоедать

нако́н — раз, прием

накрути́ться, окрути́ться (Накрутилася Васильем Микуличем) — одеться, переодеться, внешне преобразиться

напу́ск — нападение, натиск, наезд (в обычном произношении: напуск)

наса́дка (По насадке копейца изломалися) — рукоятка

наст (Буйные ветры по насту тянут) — плотная корка на поверхности снега при заморозках после оттепели

нелегче́ные жеребчики — некастрированные

неуми́льный — нехороший, невежливый, грубый (от «не уметь», «неумелый»)

ноче́сь — нынешней ночью (прошедшей)

О́бжи — рукоятки у сохи

обнём — мера охвата руками (от «обнимать»)

обни́зить (Обнизила стрелочка каленая) — полетела ниже, чем ожидалось; ниже наметилась

ободве́ренки — то, что окаймляет дверь, — косяки, притолока

обра́ть — отобрать, обобрать, взять силой, властью

око́ленка (уменьш.) — окно

оме́шик — лезвие, лемех у сохи

опочи́в держать, опочива́ть — спать

опочи́ниться — привести себя в порядок

опри́чь — кроме

ора́тай — пахарь; ора́ть — пахать

о́сек — заграждение по опушке леса из поваленных и неочищенных деревьев (чтобы скот на поля не выходил)

оста́веш — то, что где-то оставлено

отке́ль — откуда

отту́ль — оттуда

отя́пыш (шутл.: дал он Добрыне по отяпышу) — удар ладонью по задней части

оче́лье (Красные девки очелья́ дерут) — перед соро́ки, девичьего головного убора

Па́бедье — второй завтрак, время принятия пищи между завтраком и обедом в долгие летние дни

па́волока — верх шубы, материя, покрывающая ее

па́дера — метель с сильным ветром

падо́вая улица — над падью, логом, оврагом; идущая под уклон

па́лица — боевая булава; дубина с тяжелым корневищем или окованным набалдашником

па́робок — молодой помощник богатыря, слуга

паха́ть (двор пахать) — мести, выметать

перева́ры — напитки

перёный (крыльцо, сени) — обшитые досками углом в виде расходящихся «перьев»

пе́рески (уменьш.) — персты, пальцы

переся́дется (Бьется там Ермак — пересядется) — надорвется

плёнка — сетка для ловли птиц

плени́ца (красных девушек — пленицами) — связка пленных; их связывали одной веревкой, приковывали к одной цепи, заключали в одну колодку

плутивца — поплавки у сетей

пляштый мороз — палящий

по на́сердке (Положила она по насердке) — осердившись, в гневе

поба́сче — получше, покрасивей (от «баско» — красиво)

по́ветерь — попутный ветер

под, по́дик — нижняя гладкая поверхность внутри печи

подколе́нные князья — подвластные

подлыга́ться — стараться обмануть (от «лгать»)

подно́жечки — деталь кросен

покля́пая береза — кривая, наклоненная в одну сторону

покы́шкивать — отгонять, отпугивать (от междом. «кыш»)

полима́ж — плюмаж, перья (новое слово из французского языка)

полон — плен; по́лоны — люди, взятые в плен

полпята́ ведра — четыре с половиной

полени́ца — женщина-богатырь; богатырь; собир.: удальцы, богатыри

поля́ковать — ездить в чистом поле, совершать ратные подвиги (о поленице, богатыре)

помело́ — метла, веник для обметания внутренней поверхности печи

помиту́ситься (Муравленые печки помитусились) — покривиться

поно́с понесла́ — забеременела

понюга́льце — кнут; понюжа́ть — погонять

попахну́ть (Попахнул на плечи шубу соболиную) — накинуть

поправда́ться (Поправдаемся мы добрым конем) — выявить «правду» в состязаниях

по́прище — мера дневного пути; мера длины на месте поединка (115 шагов)

порт (Иной хвалится шелковым порто́м) — одежда, дорогие материи

портомо́йница — прачка (стирает порты — одежду)

посы́льное место — для послов

поторо́чина — кол, столб, врытый, поставленный торчком

прави́льное перышко — крайнее перо (особого вида) в крыле

пробо́й — пропущенный сквозь дверь, ставню металлический стержень с отверстием на конце, в которое вставляется засов или навешивается замок

проголзну́ть — проскользнуть

прозуме́нты — позументы, шитая золотом или серебром тесьма для украшения одежды (новое слово)

прота́можье — штраф за продажу товаров, не предъявленных в таможне

про́шесь — полотно (натканное) в кроснах

прыск (Разъедемся мы в три прыска лошадиных) — см. поприще

пя́сточка — горсть

пята́ дверна́я — нижняя часть осевой части двери; шип, который поворачивается в гнезде

Ра́менье — густой лес; лес, окружающий поля

ратови́ще — копье

ре́ля — два столба с перекладиной, виселица

реме́нчатый, реме́щатый стул — стул с плетенным из ремней сиденьем

рога́чик — рукоятка у сохи

розде́й (На роздей тоски, великая кручинушки) — утешение, успокоение

рунду́к церковный — площадка большого крыльца

рыбий зуб — моржовая кость, клыки

рытый бархат — с цветами, узорами, выдавленными по ворсу

рыть, срыть (Рыла тут во печку во муравлену) — бросать, кидать

Са́мит, ста́мет, зна́мет — аксами́т, дорогая ткань

Сараци́нская, Сорочи́нская земля — арабская

сафья́н — выделанная козлиная кожа, мягкая, эластичная

сверстна́ умом — умная

семья́ люби́мая — в былинах часто употребляется в значении «супруг» (жена, муж)

середа́ — часть избы; здесь, вероятно, средняя, центральная часть помещения

склесну́ть (Василий Микулич третьего склеснет в середочку) — сдавить, сжать

скоморо́х — см. пояснения к разделу «Калики перехожие и веселые люди скоморохи»

скря́нуться — сдвинуться, стронуться

скурла́т (Кафтаны на молодцах голуб скурлат) — сорт сукна

слоно́вая кость — слоновьи клыки

слоны́ соха́тные — олени, лоси

сля́ги кали́новы у моста — бревна поперек реки, на которые настилается деревянный мост

смерд — крестьянин, человек из низших слоев общества

смиту́ситься — см. помиту́ситься

сороко́вка — сорокаведерная бочка

соха́тый — с рассохами, с рогами: олень, лось

спи́чка (Я бы взял со спички саблю вострую) — спица, деревянный гвоздь в стене для вешания различных предметов

спроста́ть, распроста́ть (Спростай-ко меня от сыра дуба) — освободить, отвязать

стегно́ — бедро

сто́почка (Гусли в новой горенке на стопочке) — здесь: деревянный гвоздь в стене для подвески разных предметов

страстна́я суббота — суббота накануне пасхи, воскресения Христа

стрено́жить коней — связать три ноги (передние и одну заднюю), чтобы кони не могли уйти далеко при кормлении на лугу, в поле

ступо́ю едет — тихой походкой, шагом

супроти́вница — невеста, жена

схи́ма — монашеский чин, налагающий самые строгие аскетические правила

сыть — корм, еда

Тавле́и золоченые — употребляется обычно вместе со словом шахматы или словосочетанием шашки-шахматы; тавле́я — шашечница, доска с клетками для игры

тенёта (Шелковые тенёта заметывали) — сети

тогды́-сегды́ — иногда

тожно́ — после того, тогда (в будущем)

то́ня — здесь: один залов, одна закидка невода

торока́ — ремни у задней луки седла для привязывания чего-либо

троеко́лая телега — с тремя колесами

тума́шиться — суетиться, спешить, суматошиться

ту́ры (Заплетали туры высокие) — вид укрепления, представляющий собой плетенные из хвороста и набиваемые землей корзины

тыни́нки (У шатра все тынинки повыпали) — колышки

Укря́тать (Не укрятаешь плеча ты богатырского) — укротить, успокоить

уло́вный (На уловном этом местечке) — место, где легко «уловить», найти

упа́вый — см. купавый

упа́дывать (Говори же, Таракан, ты не упадывай) — пугаться, трусить

ути́н — боль в пояснице, прострел

Фо́я (Калачики пахнут на́ фою) — хвоя (пахнут хвоей)

Хо́бот — 1 (Хоботом бьет по белу́ стегну) — хвост; 2 (Хоботы метал по темным лесам) — окружной, окольный путь, крюк

христо́соваться — целоваться по случаю праздника воскресения Христа (пасхи)

хруща́тая камка́ — с узорами из кружков, кругов; возможно и другое объяснение: хрусткая, то есть плотная, твердая или хрустящая, шуршащая

хрящ (Засыпа́ли хрящом) — крупный песок

Целова́льник — человек, принявший присягу на верность (с целованием креста), доверенное лицо

Челно́к — деталь при ткацком стане, колодочка в виде лодочки, куда вставляется цевка (катушка) с уто́ком (поперечной нитью) при тканье

чембу́р — длинный одинокий конец повода у узды

чере́воста — беременная

червлёный — ярко-красный, багровый, из красного дерева

червча́тый — багряный, пурпурный

черда́к (На том Соколе-корабле сделан муравлен чердак) — помещение на палубе

черка́льское, черка́льчато седло — черкасское, черкесское

чесну́ть (Чеснет поленицу в буйну голову) — резко ударить

чинжа́лище — кинжал

чо́боты — сапоги

Шаба́ш (А мы с четверга шабаш сделали) — конец работы

шалы́га — род кистеня́, ременная плеть с тяжелым привеском на конце; посох с загнутым к руке концом

шебу́р, шабу́р — одежда из грубого холста

ше́ймы — якорные канаты.

шелепу́га подорожная — плеть, кнут

шемаха́нский шелк — восточный, из г. Шема́хи

шемшу́ра — шапочка (волосник), надеваемый под платок замужними женщинами

шесто́к — площадка перед устьем русской печи

шири́нка — 1 — полотенце; 2 — искаж. шеренга

шлык (Шлык с головы у нее сшиб) — женский головной убор,повязка

шоло́мя — холм, бугор, гора

Щап — щеголь

щапи́ть-баси́ть — щеголять, показывать свои наряды

Этта — здесь, тут

Яз — аз, древнерусская форма личного местоимения 1-го лица единственного числа (я)

яло́вица (Как щей-то я хлебаю по яловииы) — большая посудина, корчага

яро́вчатые — из дерева явора, чинары; возможно и другое объяснение: ярые, яркие, веселые, поднимающие настроение (от слова ярь)

ЛИТЕРАТУРА О БЫЛИНАХ

Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. — Т. I. Русская народная поэзия. — Спб., 1861.

Буслаев Ф. И. Народная поэзия: Исторические очерки. — Спб., 1887.

Веселовский А. Н. Южнорусские былины. — Т. I—II. — Спб., 1881—1884.

Жданов И. Н. Русский былевой эпос. — Спб., 1895.

Кирпичников А. И. Опыт сравнительного изучения западного и русского эпоса: Поэмы Ломбардского цикла. — М., 1873.

Лобода А. М. Русский богатырский эпос. — Киев, 1896.

Лобода А. М. Русские былины о сватовстве. — Киев, 1904.

Майков Л. О былинах Владимирова цикла. — Спб., 1863.

Марков А. В. Поэзия Великого Новгорода и ее остатки в Северной России. — Харьков, 1909.

Миллер В. Ф. Экскурсы в область русского народного эпоса. — М., 1892.

Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности: [Т. 1]. — М., 1897; Т. II. — М., 1910; Т. III — М.; Л., 1924.

Миллер О. Ф. Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса: Илья Муромец и богатырство киевское. — Спб., 1869.

Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. — М., 1899.

Сиротинин А. Беседы о русской словесности. — Спб., 1913.

Стасов В. В. Происхождение русских былин // Собр. соч. — Т. III. — Спб., 1894.

Халанский М. Г. Великорусские былины Киевского цикла. — Варшава, 1885.

Халанский М. Г. Южнославянские сказания о Кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса; Вып. 1—4. — Варшава, 1893—1895.

Шамбинаго С. Песни времени царя Ивана Грозного. — Сергиев посад, 1914.

* * *

Азбелев С. Н. Историзм былин и специфика фольклора. — Л., 1982.

Аникин В. П. Русский богатырский эпос. — М., 1964.

Аникин В. П. Теоретические проблемы историзма былин в науке советского времени; Вып. 1—3. — М., 1978—1980.

Астахова А. М. Русский былинный эпос на Севере. — Петрозаводск, 1948.

Астахова А. М. Былины: Итоги и проблемы изучения. — М.; Л., 1966.

Беляев В. Сборник Кирши Данилова: Опыт реставрации песен. — М., 1969.

Блажес В. В. Содержательность художественной формы русского былевого эпоса. — Свердловск, 1977.

Дмитриева С. И. Географическое распространение русских былин: По материалам конца XIX — начала XX в. — М., 1975.

Евгеньева А. П. Очерки по языку русской устной поэзии в записях XVII—XX вв. — М.; Л., 1963.

Жирмунский В. Народный героический эпос. — М.; Л., 1962.

Кондратьева Т. Н. Собственные имена в русском эпосе. — Казань, 1967.

Лазутин С. Г. Поэтика русского фольклора. — М., 1981.

Липец Р. С. Эпос и Древняя Русь. — М., 1969.

Малышев В. И. Повесть о Сухане: Из истории русской повести XVII в. — М.; Л., 1956.

Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники. — М., 1963.

Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. — М., 1986.

Мирзоев В. Г. Былины и летописи — памятники русской исторической мысли. — М., 1978.

Плисецкий М. М. Историзм русских былин. — М., 1962.

Плисецкий М. М. Взаимосвязи русского и украинского героического эпоса. — М., 1963.

Пропп В. Я. Русский героический эпос. — Л., 1955; 2-е изд. — М., 1958.

Путилов Б. Н. Русский и южнославянский героический эпос. — М., 1971.

Робинсон А. Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья XI—XIII вв. — М., 1980.

Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. — М., 1963.

Скафтымов А. П. Поэтика и генезис былин. — М.; Саратов, 1924. (Главы II — III перепечатаны в кн.: Скафтымов А. Статьи о русской литературе. — Саратов, 1958).

Смирнов Ю. И. Славянские эпические традиции: Проблемы эволюции. — М., 1974.

Соколов Б. Сказители. — М., 1924.

Чистов К. В. Русские сказители Карелии: Очерки и воспоминания. — Петрозаводск, 1980.

Чичеров В. И. Школы сказителей Заонежья. — М., 1982.

Штокмар М. П. Исследования в области русского народного стихосложения. — М., 1952.

Юдин Ю. И. Героические былины: Поэтическое искусство. — М., 1975.

Примечания

1

Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. — М., 1909 — Т. 1. — С. LXXVI, LXXVIII.

(обратно)

2

Там же. — С. LXIX—LXX. П. Н. Рыбников переправлялся на лодке через Онежское озеро вместе с крестьянами. Отдых на одном из островов, во время которого исполнялись былины, был вынужденным — испортилась погода.

(обратно)

3

Харузина В. Н. На Севере: Путевые воспоминания. — М., 1890. — С. 68—70.

(обратно)

4

О рязанском Добрыне см. пояснения к былине «Бой Добрыни с Ильей Муромцем» (с. 529).

(обратно)

5

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 29. — С. 16.

(обратно)

6

«С высоты птичьего полета» — называют иногда такую позицию обзора. Однако то, что видит эпический повествователь, недоступно для обзора самой высоко летающей птице. С учетом современных технических достижений, это — взгляд из космоса.

(обратно)

7

Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — М., 1954. — Т. IV. — С. 381.

(обратно)

8

Озаровская О. Э. Бабушкины старины. — М., 1922. — С. 15.

(обратно)

9

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 12. — С. 737.

(обратно)

10

В одной из былин о первых подвигах Ильи Муромца несколько раз повторяются стихи:

Иначе говоря, старшие богатыри радуются появлению молодого богатыря, когда их боевой путь закончен. Имена этих богатырей неизвестны, но ученые середины XIX в. взяли сочетание «старшие богатыри» для обозначения персонажей русского эпоса, обладающих наиболее архаичнымипризнаками, не связанных с Киевом, с Древнерусским государством. К старшим богатырям относят Волха (Вольгу) Всеславьевича, Святогора, Микулу Селяниновича. Былины об этих героях разнородны по тематике и идейной направленности, по художественным достоинствам. Это остатки древнейших, догосударственных эпических циклов, принявшие на себя и поздние наслоения. Сочетание «старшие богатыри» не обладает строгостью научного понятия, но наиболее приемлемо для названия первого раздела.

(обратно)

11

1. Рождение богатыря. Гуляев, № 21.

(обратно)

12

Скимен-зверь — мифологическое существо, властвующее на земле, главным образом над миром зверей. Рождение богатыря вызывает смятение Скимена-зверя, власть которого сменяется властью всемогущего человека. В некоторых вариантах родившийся богатырь — Добрыня Никитич. Но это едва ли не позднее наделение Добрыни качествами архаического героя, вызвавшего своим рождением вселенское потрясение. Оно могло сопровождать рождение богатырей старших (Вольга, Святогор), которым свойственны космические масштабы деятельности.

(обратно)

13

2. Волх Всеславьевич. Кирша Данилов, № 6.

Былина, наиболее последовательно и полно сохранившая следы сказочно-мифологического эпоса, предшествовавшего во времени историко-героическому эпосу. Герой былины — сын Змея — благодаря сверхъестественным способностям (оборотничество) достигает всех своих целей. Древнейший слой произведения — потрясение в природе при рождении богатыря, его чудесный рост, эпизоды охоты, превращения Волха; само имя Волх — от волхв, то есть волшебник, владеющий тайнами природы, покоряющий ее. В более позднем слое (захват Индейского царства) нашло отражение становление первых форм государства и феодальной власти. Намерение Индейского царя захватить Киев, введенное относительно поздно, привело былину в соответствие с идейной направленностью основного состава русского эпоса, оборонительного по своему характеру.

(обратно)

14

Индейское царство, Индейский царь вошли в былину тоже, вероятно, поздно, из книжных источников, для обозначения некоей богатой земли и ее правителя.

(обратно)

15

3. Святогор и сумочка переметная. Рыбников, I, № 86. Записано от крестьянки Дмитриевой.

(обратно)

16

4. Святогор и Микула Селянинович. Рыбников, I, первая часть пересказа (приведенного в примеч. к № 51) былины о женитьбе Святогора, которая сама по себе имеет легендарно-сказочный характер, поэтому здесь не печатается.

Былины о Святогоре почти не сохранились в напевном исполнении. В первой из приведенных былин сохраняется еще в какой-то мере ритмичность пересказа, вторая — полностью в сказочном стиле. Возможно, что древнейшие (задолго до эпохи Киевской Руси) произведения об этом богатыре и не имели песенной формы.

(обратно)

17

Святогор — архаичный и наиболее загадочный в своей трагичности образ. В одном из вариантов говорится, что Святогор ездит только по горам (или лежит на них), что его мать сыра земля не держит. Нет ему равных по силе, и в то же время эта сила не находит применения. Святогор не совершает воинских или каких-либо других подвигов. Не случайно сумочка, которую не мог поднять Святогор, принадлежит Микуле Селяниновичу, пахарю. То, что легко несет пахарь, губит богатыря, не связанного с земледельческим трудом или с защитой родины.

(обратно)

18

5. Святогор и Илья Муромец. Парилова — Соймонов, № 4. Записано от А. М. Пашковой.

В первой былине о Святогоре мы уже видели смерть этого богатыря. Здесь тоже есть эпизод с поднятием сумочки, но он завершается благополучно. Все же Святогор обречен на гибель, и не от руки противников (у него их нет), а движением истории, наступлением эпохи государственности, в которую появляются другие богатыри.

В печатаемом варианте Илья Муромец не перенимает силу от Святогора. Как правило, в этой былине Илья отказывается от избытка силы, передаваемой ему Святогором, но именно последний наделяет его богатырской силой, которой у Ильи сначала не было. В передаче силы от старшего богатыря к младшему реализовалась идея преемственности богатырских поколений.

(обратно)

19

6. Вольга и Микула. Гильфердинг, II, № 156. Записано от И. А. Касьянова.

В образе Вольги, возможно, отложились следы деятельности первых киевских князей, особенно Олега и Ольги, направленной на объединение восточнославянских племен. Одновременно Вольга наследует признаки архаического чудесного героя Волха Всеславьевича. В былине он становится племянником князя Владимира и, не утратив волшебных качеств, вынужден уступить первое место новому герою — земледельцу. Ученые предполагают, что далекий поэтический предшественник Микулы Селяниновича был «божественным пахарем», «культурным героем», научившим народ земледелию. Однако в дошедших до нас вариантах противопоставление пахаря князю-воину приобрело социальную окрашенность. Правда, в былине борьба происходит лишь в виде состязания, а Микула после демонстрации своего превосходства над Вольгою и его дружиной все-таки соглашается помогать князю. В этом поступке Микулы — отражение понимания (возможно, позднего) народом необходимости объединения восточнославянских земель, проводимого князьями Рюриковичами в IX—Х вв.

Для уяснения связи былины с исторической действительностью имеют значение: пожалование городов князем Владимиром своему племяннику, поездка за данью («за получкою»), напоминающая древнерусское полюдье (военный поход); названия былинных городов (Курцовец, Крестьяновец, Ореховец), в которые едет Вольга, и названия городов Древлянской земли, которая долго не покорялась Киеву (Вручий, Искоростень, Олевск), созвучны.

(обратно)

20

Первый по времени былинный богатырь, связь которого с исторической личностью с тем же именем не подвергается сомнению, — Добрыня. Об историческом Добрыне известно, что он был дядей князя Владимира I по матери: мать Владимира, ключница княгини Ольги Малуша, — сестра Добрыни (Владимир — побочный сын Святослава). Будучи старше Владимира, Добрыня был его наставником, затем сподвижником в военных походах и других делах государственного значения.

Связь Добрыни Никитича с реальной действительностью конца X — начала XI в. не означает, что все былины о нем порождены историческими событиями того времени. Став героем эпическим, Добрыня живет по законам устного эпоса: он усваивает черты более древних богатырей, входит в произведения, ранее существовавшие и позднее слагаемые. Возможно, что большинство древних песен о Добрыне давно забыто. Однако место Добрыни среди других богатырей русского эпоса свидетельствует о том, что он был главным героем эпических песен, циклизовавшихся вокруг киевского князя Владимира Святославича.

(обратно)

21

7. Добрыня и Змей. Гильфердинг, II, № 148. Записано от А. Е. Чукова.

Змееборство — древнейший мотив в мировом фольклоре, оно встречается в других былинах, в сказках, преданиях, легендах. Образ Змея как олицетворение враждебных русскому народу и государству сил истолковывается учеными по-разному: иноземные враги, язычество как система верований прошлого, противопоставляемая христианству. Последнее толкование подкрепляется тем, что былинный Добрыня побивает Змея шапкой земли Греческой, откуда на Русь пришла новая вера, а исторический Добрыня был активным участником христианизации Руси. В удвоенном сюжете былины (Добрыня дважды сражается со Змеем) нашел отражение процесс превращения Змея как властителя природных стихий во врага «государственного», а Добрыни (или героя с другим именем) — из персонажа сказочно-мифологического эпоса в богатыря, защищающего интересы Русской земли, действующего по поручению князя Владимира. А это уже прикрепление эпического сюжета к историческому месту и времени. Популярность имени исторического Добрыни способствовала закреплению этого имени за эпическим героем.

(обратно)

22

8. Добрыня и Маринка. Гильфердинг, I, № 5 (1-я часть сводной былины). Записано от П. Л. Калинина.

Как видно по всему составу былин о Добрыне, этот богатырь часто оказывается в ситуациях с участием женщин, в том числе представительниц враждебного мира. Добрыня как подлинный богатырь не обладает волшебными качествами, но «неверная» (не той веры) Марина связана со сверхъестественными силами. Она — враг внутренний: живет в Киеве и губит русских богатырей. По эпическим законам, от нее надо избавить город Киев, что и делает Добрыня. Имя противницы Добрыни — по́зднее. Предполагается, что оно пришло в былину от Марины Мнишек, польской авантюристки начала XVII в., жены Лжедмитриев, первого и второго, затем атамана Заруцкого; о ней в народе ходили слухи как о колдунье.

(обратно)

23

9. Добрыня и Настасья. Гильфердинг, I, № 5. Часть сводной былины в записи от П. Л. Калинина, в которой объединены бытовавшие как самостоятельные произведения «Добрыня и Маринка», «Добрыня и Змей», «Добрыня и Настасья», «Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича». На связь с предшествующим сюжетом указывает и одно из суждений Добрыни, «оправдывающих» бессилие перед женщиной: «Со змеею же Добрыня нынь повыбился».

Образ поленицы, женщины-богатырки, сам по себе очень древний (амазонки). Здесь поленица уже включена в историко эпический мир: она дочь короля Ляховицкого, выходит замуж за киевского богатыря Добрыню. В ряде вариантов былины на ней женится Дунай Иванович. Встреча русского богатыря с поленицей не всегда заканчивается его победой. В нашей былине побеждает женщина, что обеспечивает ей право выбора своего суженого. В былинах могучие женщины, ставшие женами богатырей, утрачивают свои богатырские качества (см. «Неудавшуюся женитьбу Алеши Поповича»). Стремление проявить их может закончиться для жены, бывшей поленицы, трагически (см. былину «Непра и Дон» и конец былины «Дунай и Добрыня сватают невесту князю Владимиру»).

(обратно)

24

10. Женитьба Добрыни. Марков, № 47. Записано от Г. Л. Крюкова.

Здесь та же Настасья Королевична, что и в предшествующей былине, она тоже выходит замуж за Добрыню Никитича, но по-другому. Более поздняя форма богатырской женитьбы, когда право на невесту доказывается могуществом жениха, против которого не может устоять сторона невесты, если даже ее будет защищать все королевское войско.

(обратно)

25

11. Бой Добрыни с Дунаем. Григорьев, II, № 21 (233). Записано от Е. Д. Садкова.

При перепечатке опущены первые пять строк, не имеющие отношения к данному сюжету, и две строки внутри текста.

(обратно)

26

Три года Добрынюшка ключничал... стольничал... приворотничал... — то есть по три года был ключником, стольником, приворотником. Речь идет о службе богатыря при дворе князя Владимира. Таким зачином открываются многие варианты былины «Добрыня и Маринка».

(обратно)

27

Дунай Иванович — русский, но «бродячий» богатырь. Он служил не киевскому князю, а королю «неверному», поэтому забыл закон братства русских богатырей, что выразилось в его угрожающей надписи у входа в шатер. Для Добрыни Никитича, Ильи Муромца как подлинных русских богатырей, а также для князя Владимира нет никаких сомнений в том, что поведение Дуная заслуживает осуждения и наказания.

(обратно)

28

Как два неверных бьются, буду притакивать... — Илья собирается подзадоривать ту и другую сторону.

(обратно)

29

12. Дунай и Добрыня сватают невесту князю Владимиру. Григорьев, II, № 5 (217). Записано от Н. П. Крычакова.

В былинной женитьбе киевского князя нашел отражение реальный факт женитьбы Владимира Святославича на полоцкой княжне Рогнеде (матери Ярослава Мудрого) в 980 г. Увозу невесты в Киев предшествовало, как и в былине, применение военной силы, причем решающая роль при этом принадлежала Добрыне (в сватовстве участвовал и сам Владимир). Летописная невеста будто бы сказала: «Не хочу розути робичича», то есть сына рабыни; речь шла о свадебном обычае, согласно которому перед брачной ночью невеста снимала с жениха обувь. В былине на социально низкое происхождение князя Владимира намекает король: «Я отдам ли за того за нищего...»

Былина, объединяя две женитьбы — Владимира и Дуная, подчеркнуто противопоставляет княжеский и богатырский выбор невест. Однако историко-бытовая обстановка (средневековье), в которой развивается действие, обусловливает трагический исход второго брака. Жена, даже если она поленица, не должна быть равной мужу в своих правах и возможностях. Брак Дуная и Настасьи мог быть «счастливым», если бы невеста выполнила свое обещание мужу: «повиноваться, как лист траве».

Былина печатается с незначительными сокращениями (исключено 25 стихов). В источнике отчество Дуная — Дунаевич — здесь исправлено на общее для былин — Иванович (см. былину 11).

(обратно)

30

Добрыня и Дунай — те же герои, что и в предыдущей былине, причем в начале последней разрешается конфликт, завязавшийся ранее: Дунай, заточенный в «погреб глубокий», как знаток «ляховинских» дел и королевской семьи, понадобился Владимиру для выполнения княжеского поручения. О службе в земле Ляховинской напоминают Дунаю Ивановичу король и его дочери.

(обратно)

31

Ляхов — главный эпический город королевства Ляховинского (Ляховицкого, Лехоминского); ляхи — старое название поляков.

(обратно)

32

13. Добрыня Никитич и Василий Казимирович. Гуляев, № 10. Записано от Л. Тупицына.

Исторические князь Владимир и Добрыня — рубеж X—XI вв., земля Поленецкая (очень редкое в былинах свидетельство взаимоотношений Древней Руси с Половецкою степью) — XI—XIII вв., Батур (Батый) — середина XIII в.; ученые находят в былине следы событий 1380 г. (Куликовская битва) и времени освобождения Руси от ордынского ига в 1480 г. Следы эпох и событии пяти-шести веков, как и во многих былинах, отложились в этом произведении.

Имя «поленецкого» царя, необходимость уплаты дани ему (русские князья сами отвозили ее в Орду) — весьма знаменательные свидетельства об ордынском иге на Руси. Однако русские богатыри не могут мириться с подневольным положением своей земли. Вопреки намерению князя они сами взимают дань с неприятельского правителя. Поездка за данью — одна из форм богатырской деятельности (см. былину «Михайло Потык»), а Добрыня — один из богатырей (как и исторический Добрыня), успешно выполняющих такие поручения. Добрыня как собиратель дани одновременно стал и освободителем Руси от иноземного ига. Имя и некоторые черты былинного Василия Казимировича, возможно, идут от известного новгородского посадника и военачальника 70—80-х годов XV в. Василия Казимира.

(обратно)

33

14. Бой Добрыни с Ильей Муромцем. Григорьев, II, № 17 (229). Записано от М. П. Локтева.

Если иметь в виду время появления героев в эпосе, то Добрыня значительно старше Ильи Муромца. В данной былине наоборот, Илья старше Добрыни, что свидетельствует о большой известности Ильи как главного русского богатыря во время сложения былины. Киевское происхождение Добрыни в предшествующих былинах вне сомнения. Здесь же Добрыня — рязанец. Присвоение Добрыни Рязанью нашло отражение, под влиянием устных сказаний или былин, в позднем (XVI в.) летописном своде, где в числе богатырей, погибших на Калке (1223 г.), назван рязанский Добрыня Золотой пояс. Из первых строк былины следует, что Рязань, будучи «слободой», то есть пригородом, второстепенным городом, не могла давать богатырей, равных Илье Муромцу. Теперь, возвысившись до ранга города, она породила Добрыню, способного победить самого сильного богатыря. Соперничество Мурома и Рязани в пределах Муромо-Рязанского княжества относится к XII в. В середине XII в. в этом княжестве роль главного города перешла от Мурома к Рязани, что своеобразно воплотилось в победе молодого рязанца Добрыни над старым Ильей Муромцем. Впрочем, идея единства Русской земли, основная для эпоса, отторгла местническую тенденцию: Добрыня признает главенство Ильи.

Былина печатается с некоторыми сокращениями: опущен наказ матери молодому богатырю помолиться в церкви и сделать вклады монастырям, не нашедший реализации в действиях Добрыни, а также ряд реминисценций из былины об исцелении Ильи.

(обратно)

34

Самый известный герой русского эпоса, признанный за главного и другими богатырями, — Илья Муромец. О нем нет сведений в русских письменных источниках ранее XVI в., но свидетельств о его давней популярности больше, чем о каком-либо ином персонаже былин.

В немецкой поэме об Ортните, правителе Ломбардского королевства, Илья Русский (Ilias von Riuzen) — дядя и верный помощник Ортнита, могучий и неукротимый герой. В северогерманской «Тидрек-саге» действуют русский король Владимир и Илья, ярл (то есть приближенный) короля Греции. Оба произведения относятся к XIII в.; есть упоминания об Илье в германских источниках и более ранние, но тоже относящиеся к сфере устного творчества. Они свидетельствуют о популярности русского богатыря и о проникновении его в эпос других народов.

Первое письменное упоминание Ильи в русских источниках относится к 1574 г. Оршанский староста Филон Кмита Чернобыльский жаловался в письме на то, что он оказался без средств и забытым; но, считал он, о нем тоже вспомнят, как об Илье, когда он будет нужен. Христианская церковь признала Илью Муромца святым, он изображался на иконах. До недавнего времени на родине богатыря, в селе Карачарове и в городе Муроме (Владимирская обл.), бытовали предания о следах деятельности Ильи.

В середине XIX в. жители Мурома указывали на старое русло Оки, которое якобы завалил Илья Муромец, сдвинув гору, когда пробовал свою силу; рассказывали о ключе недалеко от Мурома, как о выбитом копытом богатырского коня. Над этим ключом стояла часовня, и считалось, что вода из него дает здоровье и богатырскую силу.

Возвышение Ильи Муромца над всеми другими богатырями — процесс длительный, но его стимулировали два наиболее важных обстоятельства: 1) Илья — выходец из Северо-Восточной Руси, которая с XII в. стала играть ведущую роль среди древнерусских земель; 2) Илья не просто представитель одной из земель, он еще и представитель народа, основного создателя и хранителя эпоса.

(обратно)

35

15. Исцеление Ильи Муромца. Рыбников, I, № 51. Первая часть полупрозаического пересказа, озаглавленного «Святогор с Ильей Муромцем», записанного от Л. Богданова. «Исцеление» редко записывали как самостоятельную былину; с него обычно начинаются былины «Илья и Соловей-разбойник», «Три поездки Ильи Муромца» и некоторые другие.

Былина, начинающая биографию главного русского богатыря, возникла после других былин о нем: надо было объяснить крестьянское происхождение, истоки могущества и неуязвимости Ильи Муромца, исключительные качества его коня. Сложение былины не обошлось без участия кали́к перехожих, бродячих богомольцев, питающихся подаянием. Таким образом, появилась вторая, «христианская» версия получения силы Ильей (первая версия: Илья получает силу от умирающего Святогора).

(обратно)

36

16. Первые подвиги Ильи Муромца. Киреевский, I, с. 34—39. Записано в Нижегородской губ.

В былине русский богатырь намечает «программу» своей жизни — послужить князю Владимиру, стоять за стольный Киев-град. Эту программу, в которую входит и наказ отца творить только добрые дела, Илья начинает осуществлять уже при первой поездке. По пути в Киев он освобождает Чернигов от осады, устраняет преграду, отделившую этот город от Киева, прокладывает дорогу через непроходимые леса. Илья провозглашает основную идею богатырства как опоры и гарантии безопасности родной земли: «Святая Русь не пуста стоит, на Святой Руси есть сильны могучие богатыри».

Соловей-разбойник, обладающий чертами птицы и человека, — древний мифологический образ, но он включен в историческую обстановку Древней Руси. Быт в его доме (кровосмесительные браки внутри семьи) демонстрирует давно изжившие себя порядки, которые настала пора уничтожить. Общая идея былины, диктуемая историческими условиями, — обеспечение безопасности и единства Русской земли. Более или менее конкретные факты, отразившиеся в былине, назвать трудно: тема разбойничества была актуальна на всем протяжении истории Древней Руси, Здесь эта тема связана с темой цельности Киевского государства. Конец XI — начало XII в., когда распад Киевской Руси становился реальностью, — наиболее вероятное время сложения былины.

(обратно)

37

17. Илья и Соловей-разбойник. Гильфердинг, II, № 74. Былина записана от выдающегося сказителя Трофима Григорьевича Рябинина.

Сцены, изложенные в предыдущем тексте очень скупо, здесь получили высокохудожественную и по-эпически обстоятельную разработку. Крестьянское происхождение Ильи, особо подчеркиваемое, вызывает настороженность, недоверие Владимира и его окружения к приехавшему богатырю. Намерение Ильи послужить князю Владимиру еще не поколеблено, но в дальнейшем в него будут внесены существенные поправки, обусловленные классовыми симпатиями исполнителей.

(обратно)

38

«Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца...» — В древнерусской литературе, в устной поэзии некоторые явления обозначались иносказательно-символически. Так, сражение — пир, угощение; в данном случае Илья «угостил» Соловья, поэтому Соловей выполняет только требования богатыря.

(обратно)

39

Соловью славу поют... — Речь идет не о славе в ее положительном значении (добрая молва), а о славе как песенной форме сохранения памяти о событиях, связанных с Соловьем-разбойником.

(обратно)

40

18. Илья Муромец и Калин-царь. Гильфердинг, II, № 75. Запись от Т. Г. Рябинина.

Противостояние крестьянина-богатыря и князя имеет особое значение для характеристики отношения Ильи к своему главному долгу. Когда Илью просит князь заступиться за Киев, богатырь не говорит о своих обидах; когда из-за личных обид ушедшие из Киева богатыри отказались идти в сражение, Илья, больше всех обиженный, проявляет единственно верное понимание сложной обстановки; когда Калин-царь предлагает Илье перейти к нему на службу, богатырь заявляет, что будет служить Владимиру (тому самому князю, который постоянно оскорбляет богатыря); когда вражеские войска разбиты, именно Илья советует другим богатырям отвести Калина-царя к Владимиру. Действия Ильи, направленные на отражение вражеского нашествия, одновременно противопоставлены поведению других богатырей, которые службу князю Владимиру отождествляют со службой Русской земле. Раз их Владимир обидел, пропадай и Русь! Для Ильи князь неравнозначен понятию Родина. Из былины вытекает и другая мысль: Илья один, как бы он ни был силен, не мог одолеть врага. Только все вместе богатыри сумели это сделать. Былина утверждает важнейшую для эпохи феодальной раздробленности истину: в единстве — сила.

Враги в былинах называются татарами. Возможно, что в ней отложились воспоминания об отражении первого нашествия монголо-татар на Киев в 1239 г.

Опущенная в записи Гильфердинга сцена приезда татарского посла в Киев (она в квадратных скобках) восстановлена по исполнению того же сказителя в другой записи (Рыбников, I, № 7).

(обратно)

41

19. Илья, Ермак и Калин-царь. Рыбников, II, № 120. Записано от Н. Прохорова.

Та же тема, что и в предыдущей былине, с некоторыми осложнениями и вариациями. «Организатором» отказа стоять за Киев выступает Илья Муромец, и в то же время ясно, что ушедшие из Киева богатыри готовы дать отпор врагу. Существенно, что в своих просьбах к богатырям Владимир «забывает» первые и главные требования Калина-царя, а сосредоточивает внимание на последнем: отдать княгиню Калину-царю. С темой защиты родной земли «независимо» от князя сочетается другая важная тема — преемственность богатырских поколений. Илья поручает Ермаку только узнать, много ли силы у противника. Молодой и горячий Ермак вступает в сражение, хотя ясно, что ему одному не справиться с многочисленным вражеским войском. В некоторых вариантах былин горячность Ермака приводит его к гибели.

Сочетание имени-отчества, возможно, досталось молодому богатырю от Ермака Тимофеевича, покорителя Сибири (вторая половина XVI в.), ставшего героем народных песен. Есть предание о другом Ермаке, тоже молодом герое, участнике битвы с татарами на р. Воже в 1378 г. Связь былинного богатыря с этим Ермаком более вероятна.

(обратно)

42

20. Илья в ссоре с Владимиром. Гильфердинг, II, № 47. Записано от Н. Прохорова.

Тема противостояния Ильи Муромца и князя Владимира, в других былинах только сопутствующая ведущему конфликту, стала здесь основной. Забыть позвать на княжеский пир Илью значит обойтись при решении государственных вопросов без главного богатыря. «Пир», который устраивает Илья для «голей», то есть для неимущих людей города, слишком опасен для князя, и он осознает свою «ошибку». Илья снова занимает по праву принадлежащее ему место за княжеским столом.

(обратно)

43

21. Илья Муромец в изгнании и Идолище. Марков, № 43. Записано от А. М. Крюковой.

Илья Муромец представлен в былине как единственный богатырь, способный отстоять Киев, но ненавидимый боярским окружением Владимира. Сам киевский князь, зависимый от бояр, предстает в очень жалком виде при захвате Киева Идолищем поганым. В большинстве вариантов былины «Илья и Идолище» захват врагом-чудовищем Киева происходит тогда, когда Илья находится в «чистом поле». Здесь же богатырь-крестьянин изгоняется князем Владимиром из стольного города по наговору «бояр кособрюхих».

Идолище, наследник змееподобных врагов, в былине приобретает черты предводителя чужеземного (татарского) войска. «Шляпа сорочинская», которой Илья побивает противника, возможно, трансформация «колпака земли Греческой» из былины о Добрыне и Змее.

(обратно)

44

22. Илья Муромец и Идолище в Царьграде. Гильфердинг, I, № 48. Записано от Н. Прохорова.

Языческий идол как символ отжившей культуры соединяется с именем былинного врага — Идолища поганого (Paganus — языческий), ставшего обобщенным образом захватчика-насильника. Здесь, как и в предыдущей былине, главные противники — Илья и Идолище, но действие перенесено в Царьград, где правит царь Константин Боголюбович. Надо иметь в виду многовековые связи Киева с Византией и роль последней в насаждении христианства на Руси. В 1453 г. Царьград (Константинополь) был захвачен турками и разграблен. Реакцией на падение традиционного центра православия и было создание новой версии былины об Илье и Идолище. Илья Муромец предстает в новой роли — освободителя дружественной страны.

(обратно)

45

23. Застава богатырская (Илья Муромец и Сокольник). Ончуков, № 1. Былина записана от Федосьи Емельяновны Чуркиной, одной из лучших печорских сказительниц (Усть-Цильма).

Сюжет о встрече и сражении не знающих друг друга отца и сына зародился как художественное отражение трагических противоречий, возникавших при переходе от матриархата к господству отцовской формы рода. Этот сюжет встречается у многих народов. В условиях древнерусской государственности сын (Сокольник) приобретает черты иноземного врага, угрожающего уничтожить народ и его культуру. То, что этот иноземец оказывается еще и сыном главному защитнику Русской земли, придает особую остроту конфликту. В былине, чем она особенно интересна, все богатыри собраны вместе (правда, не все названы), они выполняют главный свой долг — охраняют Русскую землю; Илья Муромец — признанный глава богатырской дружины, в которую входят представители всех земель и сословий.

Образ неприступной богатырской заставы сложился и как отражение исторической реальности. Еще в конце Х в. при Владимире Святославиче на южных рубежах Киевской Руси были возведены заставы для защиты от печенегов. Заставы-дозоры постоянно действовали на путях возможного появления противника.

(обратно)

46

Больше богатырей сказительница вспомнить не могла, как ни старалась, но сказала, что прежде помнила всех. (Собир.)

(обратно)

47

24. Илья Муромец и дочь его. Гильфердинг, II, № 77. Записано от Т. Г. Рябинина.

Другая версия предшествующей былины: вместо сына противником Ильи выступает неизвестная ему дочь-поленица; сильнее заострены личные мотивы поведения противника.

(обратно)

48

25. Илья Муромец и Батый Батыевич. Киреевский, IV, с. 38—46. Записано в Архангельской губ.

С войсками Батыя (Батыги) сражается в былинах, как правило, Василий Игнатьевич (см. былину № 38). Данная былина возникла, по-видимому, как проявление тенденции приписать главному русскому богатырю и отражение самого страшного нашествия на Русь — монголо-татарского под предводительством хана Батыя (1237—1240 гг.). В основных эпизодах здесь повторяются сцены, известные по другим былинам об отражении вражеского нашествия (см. былины № 19, 20, 27), что свидетельствует об относительно позднем сложении былины.

(обратно)

49

26. Мамаево побоище. Ончуков, № 26. Записано от П. Р. Поздеева (Усть-Цильма).

Примечательно, что в былине Илья Муромец действует как хозяин Киева: князь Владимир у него на посылках и беспомощен как правитель Русской земли. Илья, как и в ряде других былин, — организатор разгрома вражеского нашествия и главный богатырь во время сражения.

Былина озаглавлена «Мамаево побоище» (в источнике: «Маево побоище»), поскольку в некоторых вариантах ее вражеское войско возглавляет царь Мамай (Кудреванко-царь — один из эпических противников Киева, действует в ряде былин). В собирании богатырей перед сражением исследователи находят сходство с историческим фактом собирания войск русских князей перед Куликовской битвой. Вполне вероятно, что разгром войск Мамая в этой битве повлиял на окончательное сложение былины, однако основа ее более ранняя.

Посол Кудреванка-царя именуется Тугарином и Идолищем; последнее имя исправлено нами на Тугарище.

(обратно)

50

27. Илья Муромец с Добрыней на Соколе-корабле. Место записи неизвестно, впервые опубликовано в сб. Тихонравова — Миллера (№ 16) по рукописи из Вологодской губ.

Былина, известная преимущественно в районах казачьего расселения. Главным героем ее вместо Ильи может быть Степан Разин. Иногда на Соколе-корабле Илья Муромец и Степан Разин оказываются вместе. Противники наших героев — исторически поздние: турки, крымские татары, калмыки и др. Любимые эпические персонажи «живут» очень долго и входят во вновь создаваемые фольклорные произведения.

(обратно)

51

Хвалынское море — Каспийское.

(обратно)

52

Две куницы мамурские — неясно: мамурой, по Далю, называют ягоды — куманику, княженику, красную морошку и т. д. Может быть, куницы ярко-красного цвета?

(обратно)

53

28. Илья Муромец и разбойники. Киреевский, I, с. 17—18. Записано в Симбирской губ.

Разбойничество как обычное социально-бытовое явление не могло не затронуть и «живших» на Руси богатырей. Илье как борцу против несправедливости и насилия пришлось дать урок и разбойникам. Показателен его отказ принять от разбойников выкуп. Смысл его слов: у Ильи в течение его долгой жизни было много возможностей, пользуясь которыми он мог бы стать самым богатым человеком. Бескорыстие — одна из главных нравственных заповедей Ильи Муромца.

(обратно)

54

29. Три поездки Ильи Муромца. Гильфердинг, III, № 221. Записано от И. П. Сивцева-По́ромского.

Былина, вобравшая в себя встречу богатыря с разбойниками, сказочные эпизоды с коварной девицей, улавливающей богатырей, царей и королей, с нахождением клада, изъяв который Илья строит в Киеве «церковь соборную», — сложена поздно как завершение богатырской биографии народного героя. Связь былины с «Исцелением Ильи», созданным под сильным влиянием религиозных идей, несомненна: там Илье предречено было, что ему «смерть на бою не писана», здесь он испытывает судьбу на самых «грозных» (сказочных) опасностях, но остается жив. Окаменение героя — мотив, идущий из далеких глубин древности, здесь получает христианскую окраску.

(обратно)

55

Да поныне его мощи нетленные. — Илья Муромец признан был русской православной церковью святым, и его «мощи» (мумифицированные останки), по свидетельству европейского путешественника XVI в. Эриха Лассоты, лежали в Софийском соборе Киева; в наше время, возможно, те же «мощи» находятся в одной из пещер Киево-Печерской лавры (ныне музея).

(обратно)

56

У Алеши Поповича был исторический прототип — Александр Попович, ростовский герой начала XIII в., участник сражения между ростово-суздальскими и новгородскими войсками на р. Липице (1216 г.). Летописи, составлявшиеся в разное время, отразили эволюцию этого героя из местного «храбра» в общерусского киевского богатыря: вместе с другими воинами он гибнет в битве на р. Калке (1223 г.); затем Александр Попович отнесен в более раннее время, он — богатырь Владимира Мономаха, воюет с половцами (конец XI — начало XII в.) и, наконец, еще раньше, действует против печенегов при Владимире Святославиче (конец X — начало XI в.).

(обратно)

57

30. Алеша Попович и Тугарин. Ончуков, № 85. Записано от П. Г. Маркова (Пустозерская вол.).

Единственная сравнительно широко известная былина, где Алеша Попович выступает в роли главного защитника Киева, освобождает его от врага. Как воин-богатырь в других былинах Алеша — на подсобных ролях и далеко не всегда проявляет себя истинным героем. Алеша не силен, но напуском смел — так говорил о нем Илья Муромец. И в этой былине Алеша побеждает не столько силой, сколько хитростью.

Былинного Тугарина ученые сближают с Тугорканом, половецким ханом XI в., находившимся в родственных отношениях с князьями и не раз бывавшим в Киеве. В 1096 г. при Владимире Мономахе Тугоркан разорил окрестности Киева, но его войско было разбито и сам он убит. В данном варианте былины, когда Алеша Попович идет на поединок с Тугарином, ему встречается некий братец названый Гурьюшко. От него Алеша получает «поршни кабан-зверя», «шолон (шелом) земли Греческой» и шалыгу подорожную. Поскольку эта сцена случайна (в других вариантах былины ее нет), в печатаемом тексте она опущена.

(обратно)

58

31. Алеша Попович и Илья Муромец. Тихонравов — Миллер, № 31. Записано в г. Мезени Архангельской губ. Печатается первая часть сводной былины; во второй ее части Алеша Попович вместе с Ильей и Добрыней стоит на заставе (см. былину «Илья и Сокольник»), где он терпит поражение от Сокольника.

Современный исследователь былин С. Н. Азбелев предполагает, что в начальной части произведения нашел отражение факт, попавший в летопись под 1224 г.: «Александр Попович после смерти ростовского князя, которому он служил, созвал других храбров (то есть богатырей. — Ф. С.), и они постановили больше не служить враждующим между собой местным князьям, приняв решение: «служити им единому великому князю в матери градом Киеве». Отъезд богатырей в Киев знаменовал торжество общерусского самосознания во времена феодальной раздробленности» (см.: Былины/Подгот. текстов, вступ. ст. и примеч. С. Н. Азбелева; Примечания. — Л.: Лениздат, 1984. — С. 387).

Увидеть отголоски какого-либо конкретного исторического факта в разгроме «силы неверной» под Киевом едва ли возможно: избавление стольного города от осады стало «общим местом» былин. Имя предводителя вражеского войска вошло в былину, вероятно, из переводной повести XVII в. «Василий Златовласый». Василием Прекрасным именуется в некоторых вариантах былины «Соломан Премудрый и Васька Окулов» и похититель жены Соломана-царя. В рассматриваемой былине сказалась тенденция «уравнять» Алешу Поповича с другими главными богатырями, совершившими не один подвиг: кроме расправы с Тугарином Алеша еще и разбивает вражеское войско под Киевом. Впрочем, былина широкого распространения не получила, — она известна в одной записи.

(обратно)

59

32. Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Гильфердинг, II, № 149. Записано от А. Е. Чукова.

Сюжет о возвращении мужа на свадьбу своей жены, известный в фольклоре многих народов, прикрепился к популярным героям русского эпоса. «Бабий пересмешник» Алеша Попович (как он иногда характеризуется в былинах) подошел для роли неудавшегося жениха. Князь Владимир оказался в неприглядной роли сводника. Предполагается, что первоначально образ Алеши был целиком положительный. Иронически-насмешливое отношение к попам (см. сказки о попах) постепенно делало и Алешу, как сына попа, объектом насмешек.

Жалоба Добрыни на свою судьбу в начале былины оправданнее в тех вариантах, где богатыря, только что женившегося, князь Владимир на многие годы отправляет на заставу либо дает другое поручение. Все же следует признать, что суровая доля богатырей — постоянно истреблять врагов, тоже людей, — могла вызвать горестные размышления у Добрыни, отличающегося «вежеством», мягкостью характера.

(обратно)

60

33. Алеша и сестра братьев Петровичей. Ончуков, № 3. Записано от Ф. Е. Чуркиной (Усть-Цильма).

Широко известный балладный сюжет, приставший к имени Алеши Поповича. Во многих вариантах этого произведения Алеша своим хвастовством губит девушку: братья, уличив сестру, убивают ее.

(обратно)

61

Богатыри, былины о которых составляют данный раздел, известны одним воинским подвигом. Большинство былин входят в Киевский цикл и по историческим приметам датируются XII—XIII вв.

(обратно)

62

34. Данило Игнатьевич и сын его Михайло. Григорьев, II, № 19 (231). Записано от Е. Д. Садкова.

В былине развивается тема преемственности богатырских поколений: старые воины неизбежно должны уступить место молодым, причем в эпосе последние, как правило, малолетки (Ермак). Таков и Михайло Данилович, которого отец оставляет вместо себя, затем передает ему богатырское снаряжение и вооружение, коня со сбруей, а главное — свой воинский опыт. Примечателен наказ старого Данила Игнатьевича сыну побивать полки окольные, не ездить в толщу-матицу; речь шла о том, чтобы Михайло бил противника с наиболее уязвимых флангов. Упоенный «легкостью» первых побед, Михайло забывает наказ отца и едва не платит за это жизнью.

Царя Кудревана этой былины ученые сближают с половецким ханом Шаруканом, войска которого были разбиты войсками русских князей на р. Суле под Лубном в 1107 г. К этому же времени (1106—1108) относится путешествие игумена Даниила в Иерусалим. Предполагается, что паломник Даниил был прототипом Данила Игнатьевича. Другое историческое событие, возможно, повлиявшее на содержание былины, — сражение с половцами на р. Супое (1136 г.), когда был убит известный по историческим источникам воин Иван Данилович.

(обратно)

63

35. Потап Артамонович. Ончуков, № 72. Записано от Н. П. Шалькова (Пустозерская вол.).

Потап Артамонович — вариант образа Михаила Даниловича, но действующий самостоятельно, без опеки старших богатырей. Молодой богатырь — надежный защитник Киева.

В предыдущей былине у Кудреванка-царя в войске пановья-улановья и мурзы-татаровья; здесь Кудреванко-царь — из земли Литовской, его войско называется то проклятой литвой, то татарами погаными. В эпоху формирования русского народа (XIV—XV вв.) и окончательного сложения его героического эпоса основным противником становящегося Московского государства была Золотая Орда; отношения с западным соседом — Великим княжеством Литовским далеко не всегда были мирными. Неприятельские войска, ранее в эпосе именовавшиеся по-другому, постепенно вытеснились татарами и литвой, причем часто те и другие смешивались или выступали вместе. Орда и Литва стали употребляться как имена нарицательные, например, былинному герою задавали такой вопрос: «Ты из какой орды, из какой литвы?» Значение вопроса: ты из какой чужой земли?

(обратно)

64

36. Мишута Данилович. Миллер, № 46. Одна из двух былин, записанных в середине XIX в. в Воронежской губ. Позднее здесь былины уже никто не знал (кроме «Ильи и разбойников», исполняемых хором М. Е. Пятницкого).

У главного героя то же имя, что и в былине «Данило Игнатьевич и сын его Михайло Данилович». Мишута Данилович тоже молодой богатырь, но тема взаимоотношений между молодыми и старыми воинами здесь решается по-иному: молодой богатырь выступает против врага вопреки желанию признанных богатырей (За беду стало старому Илье Муромцу, За великую досаду показалося). Его самоутверждение осуществляется через победу надкоролем Бузыгином (преобразование: Батый → Батыга → Батыгин → Бузыгин). Возможно, что былины «Данило Игнатьевич и сын его Михайло» и «Мишута Данилович» восходят к одному произведению, однако в зафиксированном виде обе они самостоятельны. В отличие от первой былины, где герой уничтожил все неприятельское войско, осадившее Киев, здесь Мишута Данилович лишь «прочистил дорогу прямоезжую», чтобы пропустить в Киев (тоже осажденный) «партианские запасы крестьянские».

(обратно)

65

Партианские — вероятно, от слова «провиант» (запасы хлеба, других продуктов).

(обратно)

66

37. Суровец-Суздалец. Киреевский, III, с. 110—112. Записано в XVIII в.

Былина с неясной исторической основой. Если иметь в виду, что главные русские богатыри — выходцы из городов, растущих и становящихся центрами древнерусских княжеств — Илья из Мурома, Алеша из Ростова, Добрыня из Рязани, — то богатырь из Суздаля мог бы занять место среди этих героев. Но былина о Суздальце, судя по ее немногим записям, была почти забыта, в ней остались лишь общие для героических былин эпизоды. Суровец, первая часть имени богатыря, связана с городом Сурожем (Судак в Крыму), с которым Русь торговала в XIII в. Двойное имя богатыря — свидетельство широких территориальных масштабов его деятельности, эпические конкретности которой не сохранились.

(обратно)

67

38. Василий Игнатьевич и Батыга. Рыбников, II, № 194. Записано на р. Онеге.

Василий Игнатьевич — выходец из городских низов. Именно на это указывает его принадлежность к «голям кабацким» — так называли в XVI—XVII вв. нищих, бродяг, беглых и т. п. Присущее былинам преувеличение достоинств и пороков эпических персонажей поставило Василия Игнатьевича в начале былины в предельно «низкое» состояние. Как и в ряде других былин, при вражеском нашествии боярское окружение князя оказывается беспомощным.

Имя вражеского царя — Батыга — свидетельствует о связи содержания былины с монголо-татарским нашествием на Киев в 1240 г. О предстоящей «погибели» Киева вполне определенно говорится в запеве. Возможно, существовало самостоятельное эпическое произведение о трагической судьбе Киева, но оно постепенно переосмыслялось, впитывая отголоски событий более позднего времени. В древнерусской повести о нашествии Тохтамыша на Москву в 1382 г. некий суконщик Адам с городской стены убил стрелой сына одного из ордынских ханов. Этот случай мог отразиться в былине: Василий убивает стрелой сына и зятя Батыги. Бытовая обстановка в былине поздняя: кабаки на Руси появились во второй половине XVI в.

Былину завершает развернутая концовка, в которой древним городам с могучими богатырями и другими высокими достоинствами в комическом плане противопоставляются современные «измельчавшие» обитатели северных местностей, прилегающих к р. Онеге (где записана былина) и Онежскому озеру.

(обратно)

68

Облелеяла (удвоенное из облила).

(обратно)

69

39. Царь Саул Леванидович. Кирша Данилов, № 26.

Фантастически быстрое взросление, богатырское детство (жестокие игры) Константина Сауловича, поиски «супротивника», приведшие к пленению молодого богатыря, — все это черты сказочные и общеэпические, существенного интереса для выявления художественного своеобразия русского эпоса или особых граней народного характера не представляющие. Отъезд отца-царя из дома перед рождением сына, а затем поиски его — также в русле сказочной и общеэпической поэтики. Но редчайшая и, пожалуй, единственный раз встречаемая в былинах деталь — Половецкая земля, в которую едет царь Саул собирать «дани-невыплаты». То есть былина сохранила воспоминания о каких-то взаимоотношениях с Половецкой землей, возможно, унаследовала ее название от не дошедших до нас эпических песен Киевской Руси.

Былина не включена в Киевский цикл, Саул живет в вымышленном царстве Алыберском, город Углич вошел сюда только названием, и едва ли какие-то события, с ним связанные, оставили здесь следы. Влияние книжных сказаний на сложение былины не исключено.

(обратно)

70

40. Сухмантий Одихмантьевич. Рыбников, II, № 148. Записано от Шальского лодочника (имя неизвестно) на Пудожье.

В былине изображаются воинские подвиги, но основной конфликт приобретает социально-нравственный аспект. Князь Владимир не верит богатырю, подвергает его заточению. Одерживая нравственную победу, богатырь погибает.

Имя Сухмантий восходит к тюркскому су-хан — князь реки, что может быть связано с финалом былины: от крови богатыря начинает течь Сухман-река. Отчество Одихмантьевич тоже тюркское. В былине нашли отражение явления XII в., когда русские князья привлекали для обороны южных рубежей от половцев воинов из тюркских племен (торков, берендеев, черных клобуков). Судьба Сухмантия напоминает судьбу торческого князя Кунтудвея: он, будучи на службе у русских князей (последняя четверь XII в.), одерживает ряд побед над половцами (стремящимися перерезать Днепровский путь), но по наговору подвергается опале, затем, отпущенный, воевал некоторое время на стороне половцев.

(обратно)

71

41. Михайло Казаренин. Кирша Данилов, № 22.

В 1106 г. киевский воевода Козарин освободил русских пленников, уведенных половцами при набеге на Волынскую землю. Исторический факт (и далеко не единичный) переплелся с сюжетами о полонянках, об освобождении братом сестры из плена и едва не совершившемся инцесте (кровосмешении), о службе богатырей при дворе эпического Владимира. Михайло Казаренин — герой одной былины, в большинстве ее вариантов он не служит в Киеве и сестру находит и отбивает у татар независимо от какого-либо княжеского поручения.

(обратно)

72

42. Королевичи из Крякова. Рыбников, I, № 21. Записано от Т. Г. Рябинина.

Увод в плен малолетних детей во время набегов степняков — обычное явление в Древней Руси до и после монголо-татарского нашествия. Набегам подвергались не только русские земли, но и западные соседи. Былина вовлечена в Киевский цикл, у братьев, нашедших друг друга, русские имена, но вполне вероятно, что Кряков, их родной город, — историческая столица Польского государства.

(обратно)

73

Летаем мы от пана поганого по три году. — В Олонецкой губ., где записана былина, было много преданий об иноземцах, которых всех называли панами (память о литовских набегах).

(обратно)

74

От тех татаровей поганыих увезен был маленьким ребеночком. — вместо совр. литературной формы: теми татарами...

(обратно)

75

43. Князь Роман и братья Витники. Рыбников, II, № 135. Записано от А. П. Сорокина.

У былинного Романа Дмитриевича могло быть два исторических прототипа: князь Роман Мстиславович Галицкий (конец XII в.) и князь Роман Михайлович Брянский (вторая половина XIII в.); оба они вели успешную борьбу с литовскими князьями. Для истории русского эпоса важен факт притягивания былины к Москве, где живет главный герой. Это указывает на возможность образования наряду с Киевским Московского цикла былин. «Московский цикл» есть, но он состоит из произведений другого фольклорного жанра — исторических песен. По-видимому, формирование нового типа исторического эпоса (XVI—XVII вв.) помешало сложиться обширному циклу московских былин.

Роман Дмитриевич как эпический герой способность к оборотничеству унаследовал от архаичных богатырей типа Волха Всеславьевича (см. № 2).

(обратно)

76

44. С каких пор перевелись витязи на Святой Руси. Киреевский, IV, с. 108—115. Былина записана в 1840 г. поэтом Л. Меем в Сибири. Запись сделана, по-видимому, с пересказа, а не с напевного исполнения. В ней заметны следы литературной обработки — в отдельных словах и предложениях, в стиховой структуре; эпизоды с убийством и оживлением Добрыни с помощью мертвой и живой воды привнесены из сказок. Однако по основному содержанию печатаемый текст — былина, что подтверждается наличием вариантов этого произведения.

Всесокрушающее монголо-татарское нашествие в XIII в., разорение и покорение русских земель заставляло народную мысль искать причины случившегося. Одно из объяснений, возникшее под влиянием религиозных идей, нашедшее отражение в письменных памятниках: бог покарал русский народ за грехи великие. В былине «грех творят» сами богатыри: они кичатся своей непобедимостью, кощунствуют, бросая вызов «силе нездешней» (в других вариантах: силе небесной). В более поздние эпохи былина стала объяснением отсутствия богатырей в современной жизни.

(обратно)

77

Сафат-река — возможно, измененное название Ефрат-реки, часто упоминаемой в сказаниях религиозного характера.

(обратно)

78

В пору феодальной раздробленности Руси постоянно возникали раздоры между князьями, переходившие в кровопролитные войны. Эпос «не замечает» таких войн. Богатыри, отстаивая единую Русскую землю, сражаются только с иноземцами. Это не значит, однако, что распри между городами и княжествами не нашли отражения в эпосе. Падение политического престижа Киева заметно в тех былинах, в которых приезжие из других русских земель и городов богатыри побеждают князя Владимира или его людей в различного рода состязаниях. В отличие от былин на социально-политические темы, где конфликты улаживаются относительно мирно, семейно-бытовые конфликты, как и в воинских былинах, разрешаются богатырской силой, но победитель далеко не всегда прав. Иначе говоря, былины ставят серьезные проблемы нравственного порядка.

В разделе представлены былины, напоминающие средневековые новеллы с «занимательным» сюжетом на тему внутренней жизни семьи, города, государства. Военные столкновения с иноземцами не исключаются, но не они главное в этих былинах.

(обратно)

79

45. Соловей Будимирович. Кирша Данилов, № 1.

Былина на тему сватовства и женитьбы былинных героев. В отличие от богатырской женитьбы, когда невеста добывается сражением, здесь происходит мирное сватовство (с некоторыми осложнениями, внесенными торговцем-неудачником Давыдом Поповым). Соловей Будимирович, как и жених в свадебных песнях, прибывает с «чужой стороны», на кораблях, с дружиной; «земля непаханая и неораная» в зеленом саду, которую получает от князя герой, постройка дружиной теремов в саду Запавы Путятишны, игра Соловья на гуслях — эти и ряд других образов и ситуаций обычны для свадебного обряда. Однако в отличие от свадебных песен, в которых эти образы и ситуации иносказательно-символически изображают обстановку и действия, в былине они «достоверны».

Из исторических фактов, могущих преобразоваться в былинное событие, наиболее вероятный — женитьба норвежского принца Гаральда на дочери Ярослава Мудрого Елизавете. Гаральд, впоследствии король норвежский, дважды приезжал в Киев. Первое его сватовство к дочери Ярослава Мудрого было неудачным. После десятилетнего пребывания в Византии он вернулся в Киев и взял за себя Елизавету (1042—1043).

(обратно)

80

46. Михайло Потык. Гильфердинг, I, № 52. Записано от Н. Прохорова.

Былины воинского содержания, как правило, повествуют о борьбе богатырей с иноземными захватчиками. Многовековая борьба восточных славян со степными народами, затем с ордынским игом заслонила события эпохи становления и расширения Киевского государства. Прежде чем защищать «Святую Русь», надо было ее создать, а это не делалось само собой. В древних эпических произведениях могли воспеваться подвиги героев, которые «корили языки неверные», «прибавляли земельки святорусские». Отголоски такой деятельности — в начале былины: ею занимаются Илья, Добрыня, Михайло Потык. Потык, найдя себе невесту, забыл о поручении, и в Киеве ему пришлось выдумывать историю с неполученной данью; правда, потом эта история стала реальностью, но события былины пошли в другом направлении. На эпическом фоне деятельности богатырей разыгралась драма далеко не воинского характера.

В образе Марьи Лебеди белой причудливо переплелись древнейшие черты девы-оборотня, волшебницы, взятой в жены из иного мира обыкновенным человеком, и средневековые представления о женщине как воплощении зла, предательнице, жестокой и льстивой авантюристке. Безмерное коварство и жестокость жены противопоставлены беспредельной доверчивости мужа, верности его слова, его привязанности к жене.

Захоронение в колоде (выдолбленное толстое бревно) известно по археологическим раскопкам и по письменным источникам (например, павших в Куликовской битве воевод везли в Москву в колодах). Договор о сошествии в могилу живым одного из супругов в случае смерти другого — отголосок древнеславянского обычая захоронения живой жены вместе с умершим мужем.

(обратно)

81

Стоит там шатер, еще смахнется, стоит шатер там, еще размахнется... — Речь идет о том, что у шатра от ветра входные клапаны (двери) то открываются, то закрываются.

(обратно)

82

Доски шахматны, до́роги тавлеи золоченые — шахматы, но исполнитель едва ли представлял конкретный ход игры, особенно ее окончание.

(обратно)

83

А почал бить поганую в одноконечную — то есть без перерыва.

(обратно)

84

47. Иван Гостиный сын. Кирша Данилов, № 8.

Соперничество киевского князя и черниговского богатыря предполагается разрешить состязанием на конях, но чудесный конь Ивана Гостиного сына не доводит дело до скачки, распугивая коней Владимира, своих соперников. В былине нашли отражение явления начала XII в., времени княжения Владимира Мономаха. Этот князь, охотник, любитель коней, наездник, сам неоднократно за один день ездил от Чернигова до Киева (260 верст). В это же время жил половецкий хан Тугоркан (см. пояснения к № 30), прообраз былинного Тугарина, и захваченный у него конь на конюшне Владимира считался лучшим.

Просты поруки крепкие, записи все изодраные... — Просты, то есть пусты, потеряли силу; князь намерен уйти от отдачи заклада, разорвав обязательства. Однако поручившийся за Гостиного сына владыка (глава церкви) Черниговский не допускает нарушения договора: он забирает у проигравшего Владимира корабли на Днепре, предупреждая остальных проигравших о неизбежности уплаты заклада.

(обратно)

85

48. Чурила и князь Владимир. Рыбников, II, № 179. Записано от И. П. Сивцева-Поромского.

Редкий в русском эпосе случай, когда князь Владимир выезжает за пределы Киева. На первый взгляд, Владимир унижается перед Чурилой, но, приглашая его на службу, он избавляется от разбойного соседа-феодала. Правда, в Киеве Чурила Пленкович не становится в ряды богатырей — защитников Русской земли (тема Чурилы-щеголя и хвастуна разрабатывается в других былинах). Былина очень богата историко-бытовыми деталями (описание промыслов, одежды, жилища).

В отношениях былинных Чурилы и Владимира историки находят сходство с отношениями князя Кирилла (Всеволода) Олеговича с киевским князем (начало XII в.). Двор Кирилла находился недалеко от Киева за рекой Почайной.

(обратно)

86

Все в тереме по-небесному... — Речь идет о художественной росписи потолков, где изображались небесные светила.

(обратно)

87

По до́рогу яблоку свирскому... — Пуговицы на шубе Чурилы сделаны в виде шаров, эти шары называются яблоками.

(обратно)

88

Старицы по кельям опакишь дерут... — Опакишь, возможно, неверно записанное слово. В записи Гильфердинга от того же сказителя соответствующая строка: «Да старицы по кельям онати́ они дерут...» Онати — искаженное манатьи, мантии, монашеские одежды.

(обратно)

89

49. Дюк Степанович и Чурила Пленкович. Гильфердинг, III, № 230. Записано от П. А. Воинова.

Несмотря на то что Дюк Степанович хвастается богатством и роскошью своего двора, былина не осуждает героя. Как установил Добрыня, похвальба Дюка небезосновательна. Дюк оказывается богаче киевского князя, посрамляет служащего при дворе Владимира Чурилу Пленковича. Предполагается, что первоначально былина сложилась в Галицко-Волынской земле (Дюк оттуда приезжает в Киев) и в пору соперничества феодальных княжеств изображала свою землю и богаче, и выше в культурном отношении, чем Киев. Поддержка, оказываемая богачу Дюку Степановичу Ильей Муромцем, самым авторитетным богатырем, в других случаях пренебрежительно относящимся к богатству, могла быть привнесена при включении былины в Киевский цикл.

Ситуация, представленная в былине, — возможное отражение исторической обстановки, сложившейся в первой половине XIII в., когда Галицко-Волынское княжество не только соперничало с Киевом, но и включало в себя Киевское княжество (при князе Данииле Галицком).

(обратно)

90

В тех межах ему числа не дать — не разобраться, не суметь систематизировать, не подсчитать.

(обратно)

91

50. Чурила и Катерина. Гильфердинг, I, № 35. Записано от И. А. Гришина.

Не вышло из Чурилы Пленковича ни придворного, ни воина-богатыря. Человек, творивший грабежи на Русской земле, не может стать ее устроителем и защитником. Начавший свою деятельность с широким былинным размахом (набеги на киевские охотничьи и рыболовные угодья в первой былине о нем), Чурила гибнет бесславно в рядовом бытовом событии. Не нужен Чурила ни Киеву, ни другим багатырям.

(обратно)

92

51. Глеб Володьевич. Марков, № 80. Записано от Г. Л. Крюкова.

Маринка в Киеве чуть было не погубила Добрыню Никитича (см. былину № 8 «Добрыня и Маринка»). Здесь коварная женщина с тем же именем творит злые дела уже на «международном» уровне, обирая иноземных гостей-корабельщиков и даже отбирая у них корабли.

Русские князья неоднократно совершали походы на город Корсунь (стоял вблизи нынешнего Севастополя), крупный торговый центр на Черном море. Один из походов связан с женитьбой Владимира Святославича на греческой царевне Анне (конец Х в.). Другой поход на Корсунь, более определенно отразившийся в былине, осуществили русские князья Глеб Святославич и Владимир (Володарь) Ростиславич в 70-е годы XI в. Поход происходил во время безвластия в Корсуни, о котором говорится в былине. Непомерные таможенные поборы в Корсуни — реальность; они служили причиной распрей между государствами.

(обратно)

93

Как в таможню заходили, не протаможила... — Марина, взяв высокие пошлины, очевидно, не разрешила торговать купцам Глеба Володьевича.

(обратно)

94

52. Идолище сватает племянницу князя Владимира. Марков, № 49. Записано от А. М. Крюковой.

Приход Идолища под Киев, его требования и угрозы традиционны для былин о вражеском нашествии. Доводить дело до кровопролития из-за княжеской племянницы «люди добрые, простые крестьяне православные» отказались, Владимир вынужден уступить. Победа над насильником достигается не силой, а хитростью невесты; богатыри Добрыня и Алеша выступают лишь в роли ее помощников.

Былина печатается с изъятием нескольких строк.

(обратно)

95

Я в сани сажусь к тебе, Владимир-князь... — В начале XX в., когда былину записывали, на Зимнем берегу Белого моря и летом ездили в санях; в переносном значении: сажусь в сани — отправляюсь в путь. Поскольку Идолище «роднится» с киевским князем, он намекает на совместный жизненный путь.

(обратно)

96

53. Иван Горденович. Ончуков, № 80. Записано от А. И. Дитятева (Пустозерская вол.).

Военный поход за невестой для Ивана Горденовича с участием богатырских дружин, санкционированный князем Владимиром, как будто удачен. Однако богатырский обычай добывания жен дает осечку: взятая силой невеста не хочет быть женой Ивана. Маремьяна, с точки зрения Ивана Горденовича, изменница, предательница. Но ведь и сам Иван принудил ее предать первого жениха — Василия Окуловича. Намерение богатыря все решить силой сорвалось, внимание в былине акцентируется на нравственной стороне конфликта.

(обратно)

97

54. Непра и Дон. Гильфердинг, I, № 50. Записано от Н. Прохорова.

Происхождение рек от крови героев — древнейший мифологический мотив, вошедший в исторический эпос. Герои, давшие начало главным рекам, по которым шло расселение славян, если судить по былинам, жили при князе Владимире Святославиче. Так, из крови Дуная Ивановича потекла река Дунай (по вариантам этой былины, в которых на месте Дона — Дунай), из крови Непры — Непрарека (Днепр); в данном варианте былины не говорится о начале реки Дона от крови богатыря с тем же именем, но так предполагается.

Гордые и независимые женщины-воины (поленицы) унаследованы былинами тоже от древнейшего родо-племенного эпоса. Такова Непра Королевична. Однако основной конфликт былины обусловлен уже семейным укладом феодального общества: Непра обесчестила Дона, во-первых, тем, что посмела хвастаться умением стрелять, поставив себя в ряд русских богатырей и обойдя при этом своего мужа; во-вторых, на деле доказала свое превосходство над Доном. А это вызов феодально-семейной иерархии. Дон жестоко расправляется с женой, губит своего неродившегося сына-богатыря и сам гибнет.

(обратно)

98

Когда же ты охоча-то была, удалая... — Если ты такая охочая и удалая, то...

(обратно)

99

55. Ставр Годинович. Рыбников, I, № 30. Записано от А. Е. Чукова.

Распространенный у многих народов мира сюжет: жена выручает мужа из неволи. Как бы ни был недогадлив Ставр Годинович, долг Василисы — не допустить унижения мужа, выручить его. Главное в действиях Василисы — ее «догадки женские».

Родина Ставра Годиновича в печатаемом варианте — земля Ляховицкая, хотя ясно, что герой — из какого-то русского города. Ученые предполагают, что в былине нашел отражение факт заточения в Киеве Владимиром Мономахом новгородского боярина, сотского Ставра (1118 г.).

(обратно)

100

56. Хотен Блудович. Григорьев, III, № 2 (306). Записано от В. Я. Тяросова.

Бытовой конфликт между двумя городскими вдовами, разрешение которого достигается былинными способами. Защитниками Чайны Чусовичны выступают девять ее братьев с наемными дружинами; Хотен Блудович мстит за оскорбление своей семьи один, поскольку у него есть богатырские способности. Пренебрежительное отношение к Хотену, высказанное Чусовой вдовой (затем ее дочерью), обусловлено социально-имущественным неравенством поссорившихся вдов: сватовство Блудовой вдовы оскорбительно для Чусовой вдовы; последняя находит поддержку у князя, нанимает дружины, а Блудова вдова может пожаловаться только своему сыну.

(обратно)

101

57. Данила Денисьевич. Киреевский, III, с. 32—38. Записано в Нижегородской губ.

Мы видели Владимира, помогающего Алеше Поповичу завладеть женой Добрыни. Здесь князь губит одного из лучших богатырей, чтобы взять его жену. Илью Муромца, осмелившегося осудить преступное намерение князя, он сажает «во погреб». Данила должен погибнуть на охоте, но он остается жив. И этим вызвано выступление против него «силы русской». В печатаемом варианте эпизод охоты выпал, и может показаться, что недоброжелатели догоняют Данилу. На самом деле они встречают его на обратном пути. В условиях феодальных междоусобий русские люди убивали друг друга. Именно это неприемлет Данила. Он мог бороться и с выступившими против него богатырями, но:

(обратно)

102

Былины, дошедшие до нас, группируются вокруг двух центров древнерусской государственности — Киева и Новгорода, причем большинство из них принадлежит к Киевскому циклу. Новгородскими иногда считают былины «Глеб Володьевич», «Хотен Блудович», «Вольга и Микула» и некоторые другие. Возможно, что первоначально с Новгородом было связано значительно больше эпических героев, но тенденция к «киевизации» русского эпоса оставила Новгороду только двух богатырей — Садка и Василия Буслаева. В былинах об этих богатырях — своеобразие жизни средневекового вольного города в ее противоречиях.

(обратно)

103

58. Садко. Рыбников, II, № 134. Записано от А. П. Сорокина. Исполнитель дал в едином произведении все известные об этом герое былины: Садко-гусляр, Садко состязается в богатстве с Новгородом (новгородскими купцами), Садко у Морского царя.

В отличие от других героев былин у Садка нет ни физической силы, чтобы бороться с противниками, ни богатства (первоначально), чтобы состязаться с соперниками. Он — богатырь в сфере искусства, но для богатого торгового Новгорода его искусство неприемлемо либо непостижимо. Жизнь Новгорода подсказала способ борьбы: победить богатство можно только богатством. Возможности, которые давала сказка и которые былина использовала, сделали Садка равным всему Новгороду по богатству (или, в некоторых вариантах, даже победителем).

По летописям известен Сотко Сытинич (или Съдко Сытинець), построивший в 1167 г. в Новгороде каменную церковь Бориса и Глеба. О постройке церкви Садком в конце былины тоже сообщается. Былина могла возникнуть как объяснение способа обогащения реального новгородского торговца.

(обратно)

104

Единый, один.

(обратно)

105

Этим не оканчивается испытание: Садко предлагает дружине сделать жеребья дубовые, а сам делает липовый; потом дружина делает жеребья липовые, а он дубовый. (Собир.)

(обратно)

106

59. Садков корабль стал на море. Кирша Данилов, № 47. Вариант последней части предыдущей былины. Своеобразие варианта: Морской царь живет на берегу моря в «избе великой», лежит на лавке; как и в реальном свадебном обряде, Садка с невестой укладывают спать в подклеть; у царя в прислугах «девушка поваренная»; корабли Садка плывут по Хвалынскому (то есть Каспийскому) морю. Сближение художественного мира былины с «реальным» — позднее явление.

(обратно)

107

60. Садко выходит на кораблях во синё море. Листопадов, № 37. Запись 1902—1905 гг.

Образец казачьей песенной обработки былины, в которой остался лишь один эпизод — остановка корабля на синем море. О путешествии Садка на дно морское, по-видимому, забыто. Имя Садко фактически становится фамилией (Садков).

(обратно)

108

61. Василий Буслаев. (Бой с новгородцами). Рыбников, II, № 150. Записано от Шальского лодочника (см. № 38).

(обратно)

109

62. Василий Буслаев молиться ездил. Кирша Данилов, № 19.

Социально-политические конфликты, часто разрешаемые в средневековом Новгороде драками на Волховском мосту, несомненно, получили художественное воплощение в первой былине о Василии Буслаеве. Но своей масштабностью образ этого богатыря выходит за пределы новгородской действительности. «Васька Буслаев — не выдумка, а одно из величайших и, может быть, самое значительное художественное обобщение в нашем фольклоре», — писал А. М. Горький. Если в былине о Садке мы видели прославление величия Новгорода, его людей, возвеличение новой, христианской идеологии (отказ Садка от союза с Морским царем, принятие помощи христианского святого Миколы Можайского и возведение церкви в его честь), то в былинах о Василии Буслаеве боярско-купеческий Новгород, хотя и признается его сила, подвергается унижению, а христианская церковь, ее представители (убийство Старчища Пилигримища) и святыни (в Иерусалиме) — осмеянию. Васька не признает и народно-языческие обычаи и верования («А не верую я... ни в сон, ни в чох», поведение при встрече с «пустой головой», черепом, на горе Сорочинской). Отношение к Василию неоднозначно: при любовании его «подвигами» где-то глубоко в подтексте проступает сожаление о напрасной трате физических сил и «избытка душевного огня» (В. Г. Белинский). Неизбежная судьба гигантски противоречивой личности нашла совершенное художественно-символическое воплощение в эпизоде на горе Сорочинской. Даже перед лицом смерти Василий не может изменить сущности своего характера — делать все вопреки общепринятому, установившемуся.

(обратно)

110

Две относительно немногочисленные социальные группы, имеющие отношение к распространению былин и оставившие заметные следы в их содержании, калики перехожие и скоморохи.

Каликами перехожими в России называли весь бродячий люд, кормившийся подаянием (слепцы, убогие, нищие). Каликами могли быть и здоровые люди, странствующие по монастырям, паломники к святым местам. Основной репертуар калик — легенды и песнопения о деяниях христианских святых и подвижников, на библейские и евангельские темы. Калики знали и былины, поскольку их пение не считалось «греховным». Калики не могли быть удовлетворены тем, что в былинах они представлены эпизодически. И появились произведения, героями которых стали калики перехожие.

Скоморохи — средневековые бродячие артисты-музыканты и певцы, плясуны и комедианты. Комическая и радостная сторона жизни — стихия их творчества, отвергаемая и каликами перехожими, и официальной церковью. Постоянные гонения на скоморохов, особенно усилившиеся в XVII в., привели к постепенному угасанию скоморошества. Былины входили в скомороший репертуар, да и сами скоморохи создавали эпические произведения.

(обратно)

111

63. Калика-богатырь. Гильфердинг, III, № 207. Записано от Т. И. Суханова.

Незавидная роль калики перехожего, обладающего богатырской силой, но уклоняющегося от сражения, в былинах об Илье и Идолище (см. № 22 и 23), не могла быть привлекательной для реальных калик перехожих. Сложенная ими былина отвергла представление о каликах как избегающих участия в «мирском» деле защиты Руси. Калика не просто участвует в сражении, но выполняет главную роль, а воины-богатыри — лишь подсобную. О позднем сложении былины свидетельствует имя противника — Турченко.

(обратно)

112

64. Сорок калик со каликою. Григорьев, II, № 78 (290). Записано от Я. Ф. Попова.

Сами по себе христианские чудеса, о которых рассказывается в конце былины, особого интереса не представляют. Многие легенды о них формировались в каличьей среде и распространялись каликами. Но калик перехожих все таки тревожила слава былинных богатырей, далеко не всегда отличавшихся благочестием. Богохульник Васька Буслаев был не менее популярен, чем какой-нибудь чудотворец. Из предыдущей былины следует, что калики сотворили «своего» богатыря, который защитил Киев от нашествия, но для этого ему надо было «переквалифицироваться», стать воином. Следовало ввести калик в былинный мир со своим, каличьим подвигом. И это осуществлено в печатаемом произведении. Калики по пути в Иерасулим проходят через Киев, где правит эпический князь Владимир, а ему прислуживают богатыри Добрыня и Алеша Попович. Оказывается, что калики тоже были воинами и не утратили богатырских качеств: их пение потрясает землю, они играючи наказывают Алешу Поповича. Но все это попутные качества. Главное — нравственная стойкость людей, давших аскетический обет, проявившаяся как в поведении каличьего атамана и его мученичестве, так и в поведении других калик, жестоко карающих товарища.

Княгиня Апраксия была в роли соблазняемой в былине «Чурила и князь Владимир», теперь она — соблазняющая. Нравственный уровень хозяйки княжеского дома — это народная оценка самого этого дома.

Паломничество в Палестину получило широкое распространение в XII в., когда Иерусалим был в руках крестоносцев. Для истории нашей былины существенно, что, по письменным источникам, 40 калик ходили в Иерусалим в 60-е годы XII в. и в 1329 г. В летописи оба сообщения внесены уже в конце XIV в. по устным легендам, на основе которых сложилась былина.

(обратно)

113

По словам исполнителя, и «Сорок калик со каликою» тоже Еленьской стих. (Собир.)

(обратно)

114

Певец объяснил: «Раньше все они (калики) были 41 богатырь, воевали, а потом пошли покаяться». (Собир.)

(обратно)

115

65. Вавило и скоморохи. Григорьев, I, № 85 (121). Запись от Марьи Дмитриевны Кривополеновой (Пинега), единственной сказительницы, знавшей эту былину.

Христианские святые Кузьма и Демьян стали в былине скоморохами и покровителями скоморохов. Скоморохи, слуги дьявола, по церковной легенде, преследуемые властями, окружены в былине ореолом святости, наделены богатырскими возможностями в утверждении справедливости. Представления народа о могучей силе искусства с помощью сказочных средств получают «реальное» воплощение. Искусство преобразует людей и окружающий мир, уничтожает Инищее царство зла и насилия.

(обратно)

116

Куропки с рябами — куропатки с рябчиками; пеструхи, чухари, марьюхи, косачи — различные названия тетеревов.

(обратно)

117

66. Агафонушка. Кирша Данилов, № 27.

Вместо широких раздолий чистого поля, где могучие богатыри вершат великие дела, вместо вселенского фона, на котором и обычные события получают величественное звучание, пространство в «Агафонушке» предельно сужено (в избе на дому, на печи на дровах). Высота ли, высота поднебесная, глубота, глубота окиян-море — так начинается былина о Соловье Будимировиче; в «Агафонушке» высота — потолочная, а синее море — в лохани вода. В песне изображается взятие города, но города жорного (от глагола жрать), а противники сражаются предметами бытовой утвари. В бабьей драке, изображение которой само по себе было бы комично, «применимы» веретено и горшок, помело и кокошник, но здесь эти предметы соотнесены с богатырским оружием. В одежде молодого Агафонушки нетрудно заметить те же детали, что и в одежде Дюка Степановича или Чурилы Пленковича, но эти детали предельно снижены и обезображены. Иначе говоря, в действиях персонажей, в их изображении — пародия на былинные события, на былинный стиль. Однако было бы неверно воспринимать эту пародию как высмеивание подвигов богатырей, отрицание художественной ценности былин. В песне противопоставляется современный певцам «низкий» мир, населенный людьми с ограниченными интересами и вздорными претензиями, былинному миру высоких идеалов и свершений, грандиозных событий и великих людей.

В качестве самостоятельной могла бытовать вторая часть печатаемого текста, жанровая природа которой несколько иная: это песня-небылица. Такие песни тоже входили в репертуар скоморохов.

(обратно)

118

В разделе печатаются былины, возникшие на основе местных преданий, книжных и сказочных сюжетов. В XVI—XVII вв. былинное творчество на исторические темы угасает, возникает и развивается новый эпический жанр — исторические песни. В местах с сильной эпической традицией (районы Европейского Севера) некоторые из ранних исторических песен (XVI—XVII вв.) с удалением от времени изображенных в них событий приобретали черты былин. Одна из таких песен, ставшая былиной, — «Скопин».

(обратно)

119

67. Соло́ман Премудрый и Васька Окулов. Ончуков, № 27. Записано от П. Р. Поздеева (Усть-Цильма).

В средние века сказания о библейском царе Соломоне распространялись устно и письменно по всем странам Европы и Ближнего Востока. Одно из таких сказаний — о неверной жене Соломо́на — было переработано в былину. В авантюрном событии, хотя и происходящем в условных Соло́мановом и Васькином царствах, бытовая обстановка, персонажи, их поведение — все былинно-русское.

В источнике вместо царя Васьки Окулова иногда называется князь Владимир. В печатаемом тексте смешение имен устранено: везде восстановлен Васька Окулов.

(обратно)

120

Походочка у ней чтобы упавая... — Возможны различные объяснения: 1) от слова купавый — красивый; 2) как у павы; ср. у Пушкина: «выступает будто пава»; или в былинах: «походочка у ней павиная».

(обратно)

121

У нас среды-то, пятницы не постуют, Велики четверги у нас ничем зовут... — Предполагается, что царство Соломана — православно-христианское, где соблюдаются посты по средам и пятницам и отмечается великий четверг (перед пасхой), а царство Васьки — «неверное», где нет ограничений в скоромной пище.

(обратно)

122

Уж одно-то колесо да еще катится, а друго-то колесо да не останется — Загадочная речь мудрого Соломана, смысл которой: переднее колесо — он, Соломан, а заднее — его дружина. Василий Окулович понимает сказанное в прямом смысле: заднее колесо останется, когда перетрется ось.

(обратно)

123

68. Рахта Рагнозерский. Гильфердинг, I, № 11. Записано от П. Л. Калинина.

Местная (пудожская) обработка карело-русского предания о силаче-крестьянине, лесорубе и рыбаке. В общем процессе эпического творчества сложение былины о своем, местном герое, оказавшемся сильнее иноземного борца, против которого во всей Москве никто не посмел выступить, — это стремление удаленных от государственных центров слоев населения «приобщиться» к большой истории. Своим завершением былина близка к финалу ряда исторических песен, в которых герой за заслуги перед царем получает какие-нибудь привилегии. Так, Ермака Тимофеевича царь Иван Грозный жалует «славным тихим Доном», где казаки получают право на вольную жизнь.

(обратно)

124

69. Нерассказанный сон. Рыбников, I, № 35. Записано от А. Е. Чукова.

Обработка известного сказочного сюжета: мальчику приснилось, будто ему суждено возвыситься, а его отцу пить воду, в которой сын мыл ноги; он никому не хочет рассказать свой сон и подвергается за это гонениям; сон сбывается.

В конце — шуточная прибаутка, к содержанию былины отношения не имеющая.

(обратно)

125

Отдавал ему полцарства-полменства — то есть именства (того, что имел), имущества, богатства.

(обратно)

126

70. Скопин. Ончуков, № 60. Записано от И. В. Торопова.

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, выступающий в былине как Скопин Михайлович, — известный военачальник начала XVII в., племянник царя Василия Шуйского. М. В. Скопин-Шуйский (1586—1610) во главе русско-шведской армии освободил Москву в 1610 г. от осады ее войсками Лжедмитрия II. Популярность Скопина вызывала зависть бояр и царя Василия Шуйского, подозревавшего племянника в стремлении захватить московский престол. Приглашенный в крестные отцы к сыну князя И. М. Воротынского, Скопин был отравлен на крестинах его противниками, а непосредственно (чаша с ядом) — женой Дмитрия Шуйского, дочерью известного в царствование Ивана Грозного опричника Малюты Скуратова.

О подвигах и смерти Скопина слагались сказания и песни. С удалением во времени от изображаемого события забывались его конкретные детали и второстепенные персонажи; среда, знавшая былины, постепенно преобразовала историческую песню о смерти Скопина в былину (хотя сохранялись и собственно исторические песни о Скопине). Событие из Москвы перенесено в Киев, отравление происходит на пиру у киевского князя Владимира, реальные лица начала XVII в. — Скопин и дочь Малюты Скуратова — сидят на пиру вместе с Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем. Историческое событие получило эпическое оформление.

(обратно)

127

Значения слов указаны применительно к текстам былин данной книги.

(обратно)

Оглавление

БОГАТЫРСКИЙ ЭПОС РУССКОГО НАРОДА

БЫЛИНЫ

  СТАРШИЕ БОГАТЫРИ[10]

    РОЖДЕНИЕ БОГАТЫРЯ[11]

    ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ[13]

    СВЯТОГОР И СУМОЧКА ПЕРЕМЕТНАЯ[15]

    СВЯТОГОР И МИКУЛА СЕЛЯНИНОВИЧ[16]

    СВЯТОГОР И ИЛЬЯ МУРОМЕЦ[18]

    ВОЛЬГА И МИКУЛА[19]

  ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ[20]

    ДОБРЫНЯ И ЗМЕЙ[21]

    ДОБРЫНЯ И МАРИНКА[22]

    ДОБРЫНЯ И НАСТАСЬЯ[23]

    ЖЕНИТЬБА ДОБРЫНИ[24]

    БОЙ ДОБРЫНИ С ДУНАЕМ[25]

    ДУНАЙ И ДОБРЫНЯ СВАТАЮТ НЕВЕСТУ КНЯЗЮ ВЛАДИМИРУ[29]

    ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И ВАСИЛИЙ КАЗИМИРОВИЧ[32]

    БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ[33]

  ИЛЬЯ МУРОМЕЦ[34]

    ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛЬИ МУРОМЦА[35]

    ПЕРВЫЕ ПОДВИГИ ИЛЬИ МУРОМЦА[36]

    ИЛЬЯ И СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК[37]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ[40]

    ИЛЬЯ, ЕРМАК И КАЛИН-ЦАРЬ[41]

    ИЛЬЯ В ССОРЕ С ВЛАДИМИРОМ[42]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ В ИЗГНАНИИ И ИДОЛИЩЕ[43]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ В ЦАРЬГРАДЕ[44]

    href=#t28> ЗАСТАВА БОГАТЫРСКАЯ[45]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ДОЧЬ ЕГО[47]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И БАТЫЙ БАТЫЕВИЧ[48]

    МАМАЕВО ПОБОИЩЕ[49]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ С ДОБРЫНЕЙ НА СОКОЛЕ-КОРАБЛЕ[50]

    ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ[53]

    ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА[54]

  АЛЕША ПОПОВИЧ[56]

    АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН[57]

    АЛЕША ПОПОВИЧ И ИЛЬЯ МУРОМЕЦ[58]

    НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ ПОПОВИЧА[59]

    АЛЕША И СЕСТРА БРАТЬЕВ ПЕТРОВИЧЕЙ[60]

  ДРУГИЕ ВОИНЫ-БОГАТЫРИ[61]

    ДАНИЛО ИГНАТЬЕВИЧ И СЫН ЕГО МИХАЙЛО[62]

    ПОТАП АРТАМОНОВИЧ[63]

    МИШУТА ДАНИЛОВИЧ[64]

    СУРОВЕЦ-СУЗДАЛЕЦ[66]

    ВАСИЛИЙ ИГНАТЬЕВИЧ И БАТЫГА[67]

    ЦАРЬ САУЛ ЛЕВАНИДОВИЧ[69]

    СУХМАНТИЙ ОДИХМАНТЬЕВИЧ[70]

    МИХАЙЛО КАЗАРЕНИН[71]

    КОРОЛЕВИЧИ ИЗ КРЯКОВА[72]

    КНЯЗЬ РОМАН И БРАТЬЯ ВИТНИКИ[75]

    С КАКИХ ПОР ПЕРЕВЕЛИСЬ ВИТЯЗИ НА СВЯТОЙ РУСИ[76]

  СОЦИАЛЬНО-БЫТОВЫЕ БЫЛИНЫ (БЫЛИНЫ-НОВЕЛЛЫ)[78]

    СОЛОВЕЙ БУДИМИРОВИЧ[79]

    МИХАЙЛО ПОТЫК[80]

    ИВАН ГОСТИНЫЙ СЫН[84]

    ЧУРИЛА И КНЯЗЬ ВЛАДИМИР[85]

    ДЮК СТЕПАНОВИЧ И ЧУРИЛА ПЛЕНКОВИЧ[89]

    ЧУРИЛА И КАТЕРИНА[91]

    ГЛЕБ ВОЛОДЬЕВИЧ[92]

    ИДОЛИЩЕ СВАТАЕТ ПЛЕМЯННИЦУ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА[94]

    ИВАН ГОРДЕНОВИЧ[96]

    НЕПРА И ДОН[97]

    СТАВР ГОДИНОВИЧ[99]

    ХОТЕН БЛУДОВИЧ[100]

    ДАНИЛА ДЕНИСЬЕВИЧ[101]

  НОВГОРОДСКИЕ БОГАТЫРИ[102]

    САДКО[103]

    САДКОВ КОРАБЛЬ СТАЛ НА МОРЕ[106]

    САДКО ВЫХОДИТ НА КОРАБЛЯХ ВО СИНЁ МОРЕ[107]

    ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ[108]

    ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ МОЛИТЬСЯ ЕЗДИЛ[109]

  КАЛИКИ ПЕРЕХОЖИЕ И ВЕСЕЛЫЕ ЛЮДИ СКОМОРОХИ[110]

    КАЛИКА-БОГАТЫРЬ[111]

    СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ[112]

    ВАВИЛО И СКОМОРОХИ[115]

    АГАФОНУШКА[117]

  ПОЗДНИЕ БЫЛИНЫ[118]

    СОЛОМАН ПРЕМУДРЫЙ И ВАСЬКА ОКУЛОВ[119]

    РАХТА РАГНОЗЕРСКИЙ[123]

    НЕРАССКАЗАННЫЙ СОН[124]

    СКОПИН[126]

КОММЕНТАРИИ

СЛОВАРЬ[127]

ЛИТЕРАТУРА О БЫЛИНАХ

*** Примечания ***