Возле вождей [Сергей Павлович Красиков] (fb2) читать онлайн

Красиков Сергей Павлович Возле вождей

В армию я был призван в самом конце войны и вскоре в составе 13-го мотострелкового полка принимал участие в боевых действиях. После Победы судьбе было угодно определить меня на службу в подразделение особого назначения — полк по охране Московского Кремля. Исполнив свой солдатский долг, я продолжил службу уже в звании офицера. На Олимпе коммунистических богов от Сталина до Горбачева повидать пришлось всякое, о чем, кстати, говорить не помышлял, если бы не "ревущая на всех углах мемуарная литература". Отделить истину от навета, явное от мнимого нельзя будет, как мне думается, до тех пор, пока государственные мужи не внемлют предупреждению: если в прошлое бросить камень, оно в тебя выстрелит. Потому хорошее прошлое хочу защитить, плохое — показать в его свете, чтобы кое-кому послужило уроком.

И самое главное. Воспоминания мои зиждутся не только на личных впечатлениях, но и на рассказах многих безмолвных слуг Отечества, которые в силу своей скромности и здесь пожелали остаться в тени. Я склоняю перед ними, живыми и ушедшими в мир иной, свою голову, а читателей прошу — не обессудьте!

Сергей Красиков

В настоящем издании используются фотографии из архива автора книги, его сослуживцев по охране Кремля, а также из газет и журналов 20—40-х годов, поэтому качество их воспроизведения не всегда отвечает современным требованиям. Издательство в связи с этим приносит читателям свои извинения.

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

«Возле вождей» — так называется новая книга, которую мы выносим на суд читателя в серии «Жестокий век: Кремлевские тайны». Принадлежит она перу писателя Сергея Красикова. Название этой книги не случайно. Прежде чем стать профессиональным литератором, Сергей Красиков продолжительное время служил офицером охраны Московского Кремля, так что многие дворцовые тайны знает, что называется, не понаслышке. Сам он по этому поводу говорит, что «на кремлевском Олимпе коммунистических «богов» от Сталина до Горбачева повидать пришлось всякое…». И это, как сможет убедиться читатель, познакомившись с книгой, совсем не пустая фраза.

По делам службы автору действительно довелось неоднократно встречаться со многими кремлевскими вождями, видеть их в быту, знать членов их семей, ближайшее окружение. Все это позволило ему передать свои впечатления ярко, эмоционально, со знанием многих тонкостей, деталей, подробностей жизни за Кремлевской стеной. Читатель увидит, как меняло наших государственных мужей, и чаще всего, к великому сожалению, не в лучшую сторону, присвоенное ими право на неограниченную власть. Как безмерное желание утвердить во всем свое «я», неуемная жажда восхваления, доведенная до абсурда, делали вождей в глазах народа не только смешными, но и жалкими. Отсюда в книге сквозит не только искреннее авторское сожаление, но и сочувственная улыбка, а подчас и едкий сарказм.

Безусловно, не все в книге бесспорно. Авторские утверждения, выводы и оценки могут быть восприняты с непониманием, а может быть, даже с раздражением. И в этом нет ничего удивительного, поскольку каждому свойственно видеть, чувствовать, переживать те или иные события, явления по-своему. Главное — а это мы продолжаем исповедовать в нашей книжной серии «Жестокий век» — то, что автору дается полная возможность высказать свою точку зрения, осмыслить время и события, им пережитые, как говорится, со своей колокольни. Прав он или не прав в своих выводах — судить Истории.

Между тем было бы несправедливо не отметить ту скрупулезность, с которой автор исследует не только следствия, но и причины, их породившие. Его горькое сожаление по поводу распада великой страны с названием СССР, утраты народом жизненных ориентиров, разгрома многонациональной культуры, думается, будет правильно понято и оценено читателем. Неравнодушие, которым наполнены страницы этой своеобразной книги, делает ее редкой и чрезвычайно интересной, и в этом может убедиться каждый, кто ее прочтет.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу

Эта книга не просто вкусно испеченная, а испеченная с изюмом и потому является изюмительной. Выйти в свет она могла в семидесятых годах двадцатого столетия, да канула в Лету, так и не появившись.

Около двадцати лет прослуживший в различных ведомствах Кремля, я, разумеется, знал нечто такое, чего не знали, да и вряд ли узнают обыкновенные смертные, и потому в меру возможного пытался приоткрыть в своей книге завесы на тайны тайн из жизни их величеств и ваших вашеств членов Политбюро, для чего вел осторожные дневниковые записи.

Не выдержав кремлевского деления лиц на господ и на слуг, я раньше времени сам попросился на минимальную военную пенсию, пригрозив тогдашним непосредственным и прямым начальникам В. Е. Семичастному, В. Я. Чекалову и В. А. Волкову, если они меня не отпустят, пустить себе пулю, а мои друзья журналисты найдут-де возможность поведать миру, почему я наложил на себя руки, отчего им тогда очень не поздоровится.

В. А. Волков больше других проникся моими просьбами и в качестве ходатая стал водить меня из кабинета в кабинет. Однако тогдашний начальник Девятого управления КГБ В. Я. Чекалов отпускать меня из армии ни за что не хотел.

Зачем отпускать своего журналиста, неоднократно прославлявшего деяния соответствующих служб в газетах и журналах?

Но Волков настаивал:

— Не хочет он служить. Грозит застрелиться.

— Почему?

— Потому что многие его сослуживцы ходят уже в полковниках, а он все еще в капитанах.

— Так выдвиньте на майора.

— Он уже не хочет. Говорит, хватит с меня. Просит отпустить. И я поддерживаю его просьбу. Ибо взвинчен он и действительно может сотворить непредвиденное. Я его знаю.

— Ничего он не совершит, — упорствовал Чекалов. — Отберите у него оружие. Пусть несет службу безоружным.

— Но?..

— Никаких «но». Исполняйте…

Обеспечивать безопасность членов Политбюро безоружным мне до того не случалось. Да и как ее обеспечить, если, скажем, террорист попрет на охраняемого не с пистолетом даже, а с ножом. Что станешь предпринимать? Кричать: «Мать твою перематъ, не смей!» Или: «Ты что это вздумал, негодник эдакий? Чем тебе не понравился такой красивый, такой пригожий Леонид Ильич?..»

Потому на пятый или шестой день я, безоружный, провожающий во Внуково II в очередное турне Генсека, подошел к председателю КГБ В. Е. Семичастному и в упор спросил:

— Владимир Ефимович, сможет ли безоружный сотрудник обеспечить безопасность охраняемого?

— В каком смысле безоружный? — поинтересовался начальник ведомства государственной безопасности.

— В прямом. Меня по указанию Владимира Яковлевича Чекалова лишили права ношения личного оружия и на службу посылают безоружным.

— Вы что, разыгрываете меня? — удивился Семичастный.

— Как можно? Наведите справки. Моя фамилия Красиков. Капитан Красиков.

По возвращении с задания нас с Волковым срочно вызвали к Чекалову.

— Не унимаешься, мать твою. Уймем! Не могу я тебя уволить. Есть приказ председателя лиц с высшим образованием не увольнять.

— Побойтесь Бога, Владимир Яковлевич! Какой вам от меня прок. Я с высшим образованием работу себе найду. А человек без образования ни работы на гражданке не найдет, ни семьи не сможет содержать. Мало ли какие приказы начальство отдает. Армия и органы сокращаются на одну треть, и что же, среди нескольких миллионов сокращенных не найдется ни одного человека с высшим образованием?

— Считай, уговорил. Завтра же позвоню в ЦВЭК (Центральную врачебно-экспертную комиссию) на предмет увольнения тебя из органов.

— Позвоните сейчас.

— Не веришь, что ли? Сказал, завтра.

— Позвоните сегодня, — канючу я.

— Сегодня так сегодня. — Снизошел генерал. Снимает трубку и говорит начальнику ЦВЭК: — На этой неделе к вам на обследование придет наш сотрудник — капитан Красиков Сергей Павлович, проверьте состояние его здоровья на предмет увольнения.

— Спасибо, товарищ генерал, — говорю я.

— Рано благодаришь, — взрывается Чекалов. — Если врачи не найдут причин для отчисления из армии, будешь вкалывать у меня, как медный котелок.

О, удивительная военная речь! Всем известно, что медный котелок никак вкалывать не может. Вкалывать может иголка, шило, пешня, кирка, лом, наконец. Но я уже был на седьмом небе, ибо знал: раз позвонил в ЦВЭК сам начальник управления и попросил медиков осмотреть служивого как перед увольнением, то ясно, что делается это неспроста, и врачи из кожи вон вылезут, но найдут причины для увольнения пациента именно по состоянию здоровья.

Почему же уходил я из столь престижного ведомства по собственному желанию? Потому что ежечасно, ежедневно сталкивался с фальшью сильных мира сего. На словах они за социальное равенство всех на земле, а на деле и не помышляли ни о каком равенстве.

Мои родители и младшие братья как были, так и оставались низко оплачиваемыми чернорабочими. Я с семьей из трех человек жил в одиннадцатиметровой комнате, потом — в четырнадцатиметровой и, наконец, получил отдельную полуторакомнатную квартиру, размером в двадцать три квадратных метра, окнами выходящую на Молодогвардейскую улицу. Дом был возведен из железобетонных блоков, и на каждое появление на трассе тяжелой грузовой автомашины начинал подвывать ей всеми железными фибрами чуть ли не за километр до подхода к дому, и продолжал подвывать на таком же расстоянии при прощании, столь трогательно и заунывно, что впору было на стену лезть или бежать из дома от вредного шума.

У начальства, разумеется, квартиры были в кирпичных, звуконепроницаемых домах, гораздо большего метража и самых современных удобств.

…Врачи ЦВЭКа не без оснований обнаружили у меня достаточно заболеваний, чтобы без особых проволочек комиссовать из армии. Без телефонного звонка начальника Девятки они, может, и сделали бы то же самое, но только со значительной задержкой.

При работе в Кремле, как уже выше говорилось, мною велись осторожные дневниковые записи. При моем уходе на пенсию наша семья распалась, и я стал жить вдвоем с мамой на одну скудную пенсию, исчисляемую ста семью рублями. Мама пенсии не получала, так как необходимых документов для оформления пенсии в свое время не собрала, а при «укрупнении» Хрущевым колхозов совсем не знала, где их теперь найти. Потому жила со мной, на средства мои и моих братьев, которые педантично высылали ей кое-какие деньги на прожитье.

Кстати сказать, на руках у мамы имелась справка о добровольной сдаче ею в двадцатых годах в коммуну двух коров, двенадцати овец и двух коней с телегами, плугами и боронами, оцененных по тем временам в достаточно круглую сумму. В справке значилось, что подательнице сего документа государство по первому требованию с индексацией по последним ценам обязано деньги за сданное имущество выплатить, но «забыли» указать, какие ведомства обязаны это сделать. Зато мама по случаю и без случая уверяла соседей, что она человек вполне обеспеченный, так как даже на проценты с причитаемой ей суммы сможет безбедно существовать до конца своих дней.

О, святая русская наивная простота! Сколько еще прохвостов примерят тебя, раздев и пустив Русь нагишом по миру.

Разумеется, никому и никогда Советское правительство за отобранный скот и инвентарь ни копейки не выплатило, а кто настойчиво этого добивался, тот изведал «радостей» Соловков и Артына, от одного упоминания о которых пробегала дрожь по спине.

Чтобы как-то сводить концы с концами, мне приходилось прирабатывать редкими литературными выступлениями с чтением своих произведений. Для чего требовалось часто выезжать в длительные командировки.

Однажды, поотсутствовав несколько месяцев, я по возвращении неожиданно обнаружил, что мама пускала на квартиру некоего гражданина Н., который за несколько часов до моего приезда попросту слинял. Попытавшись узнать у мамы, что это был за человек, я, к сожалению, натолкнулся на полное непонимание. Мама понесла такое, чему нельзя было не удивиться. Сначала заявила, что гражданина Н. привел к ней мой сын. На что сын заметил: «Бабушка, не сочиняй небылиц». Тогда мама начала уверять, что Н. привела к ней соседка по дому, некоторое время работавшая со мной на радиостанции «Юность». Соседка при этом захотела посмотреть маме в глаза, однако встретиться с соседкой мама не пожелала.

Было ясно, сексота подослали в квартиру соответствующие органы затем, чтобы узнать, не пишу ли я неугодной властям книги. Сексот убедился: пишу. И в доказательство моей криминальной деятельности выкрал и рукопись, и дневниковые записи.

Обескураженный, я отправился в партком КГБ и попросил вернуть мне похищенное или назвать имя человека, побывавшего в моей квартире. Партком обещал разобраться.

Чтобы не подвергать маму ненужным испытаниям, я вывез ее на жительство к ныне покойному брату Алексею в Красноярск-26. Рукописи и дневников я так и не нашел. Книгу написал по воспоминаниям и, если в ней что-то не совсем в порядке с хронологией, заведомо прошу прощения.

По этическим соображениям я не называю всех имен и лиц, на рассказы которых опирался при написании этой книги.

Философы древности говорили: «Я сделал все, что мог. Если сможете, сделайте лучше».

Автор

АХ! ОХ! А В КРЕМЛЕ ПЕРЕПОЛОХ!

Ох-ох! Ох-ох!

А в Кремле переполох.

По тропе проталиной

Шествуют два Сталина.

Эта басня была написана мною, когда И. В. Сталин разыграл кремлевскую охрану, что называется, «в подкидного».

Известный киноактер Михаил Геловани, желая лучше вжиться в роль вождя, испросил разрешения три дня в месяц находиться около Верховного, дабы лучше изучить его манеры держаться, двигаться, говорить, и так преуспел в искусстве перевоплощения, что хозяин рискнул проверить идентичность двойника с оригиналом перед кремлевской охраной.

Для экзамена был выбран один из осенних вечеров. Договорились с Геловани и членами Политбюро ЦК партии в 18.30 одновременно выйти из первого и третьего подъездов здания правительства и проследовать в Большой Кремлевский дворец на импровизированный ужин.

Ровно в 18.30 Геловани в форме генералиссимуса в окружении членов Политбюро, а Сталин в такой же форме, только в сопровождении прикрепленного к нему охранника Хрусталева, одновременно вышли на кремлевский двор. Наружную службу сразу же залихорадило. Большая ее часть пошла сопровождать Геловани, меньшая — начала метаться от одного Верховного к другому, и лишь совсем маленькая группа людей из охраны почетным эскортом последовала за Сталиным.

Как не помешался от поступающей информации ответственный оперативный дежурный Кремля Колотушкин, ума не приложу. По первому звонку ему сообщали, что из третьего подъезда в полном одиночестве вышел Хрусталев (по оперативным соображениям доклад делался по прикрепленному) и вдоль фасада движется к первому подъезду здания правительства. А по второму звонку докладывали: «Из первого подъезда здания правительства вышел с соратниками Раков (второй прикрепленный вождя) и пересекает кремлевскую площадь по направлению к Большому Кремлевскому дворцу».

Ежу понятно, что ответственному оперативному дежурному Кремля было от чего потерять голову: по территории Кремля одновременно шествуют два Иосифа Виссарионовича Сталина, и оба в форме генералиссимуса. Предположить, что вождь проделывает с охраной злую шутку, ответственный дежурный не мог, а потому на звонивших распалялся, доуточнял, заискивал, лебезил, дабы добраться до истины…

Ни первому, ни второму из звонивших он, разумеется, не мог сказать, что двух Иосифов Виссарионовичей Сталиных в природе нет, ждал признания ошибки одним из звонивших… А охранникам наружки помимо сообщений нужно было еще и безопасность вождей обеспечивать, потому сообщения их были предельно краткими и касались лишь сути дела. В голове ответственного дежурного Колотушкина каша заваривалась густая-прегустая, и кто ее будет расхлебывать, ведомо было только Генсеку.

Я с большинством наружки увязался за Геловани и образумился только у Благовещенского подъезда Большого Кремлевского дворца, куда с редкими сопровождающими, чуть припозднившись, подошел сам бог, сам царь, его величество Иосиф Виссарионович Сталин.

— Кого вы сопровождали? — строго спросил он сотрудников наружки.

— Товарища Сталина! — бойко отрапортовал самый находчивый.

— Товарища Сталина? — изумился Верховный. — Извольте тогда ответить, кто же перед вами?

— Перед нами… перед нами… перед нами… — заморгал служака, — вы, товарищ Сталин!

— Сколько же в Кремле товарищей Сталиных? — не унимался вождь. — Хрена от пальца отличить не можете, охраннички липовые. — И, хлопнув входной дверью, проследовал во дворец, где, еле сдерживая смех, его ожидало Политбюро во главе с… Геловани.

Но профессиональный актер не мог простить прекрасно сыгранной роли талантливому статисту.

Хохот был готов раскатиться осенним громом по анфиладам дворца, однако «святой Лаврентий», приметив в глазах Верховного тучу, мгновенно переориентировался.

— А вы, Красиков, почему опростоволосились? Столько раз дежурили у квартиры вождя, неоднократно удостаивались чести личного разговора с Генеральным секретарем, а понеслись за Геловани? Неужто сходство столь идентично, что не различили?

Берия намекал на оспенное лицо Сталина, и первое, что напрашивалось сорваться с языка для объяснения ситуации: в сумерках различия сглаживаются. Но подспудным чувством я догадался: Берия провоцирует меня именно на такое объяснение. Верховный, походя видимо, обидел председателя Комитета госбезопасности, и тот изыскивает способ «возвращения долга» через подставных лиц. В данном случае через меня.

— Почему же нет различия, Лаврентий Павлович? Очень даже разительные различия имеются, — отвечаю. — У товарища Сталина осанка и манеры природные, выработанные годами. В них пластичность и собранность, воля и убедительность, интеллигентность и мудрость. У товарища же Геловани они только намечаются и потому выученные, вымученные, театрализованные, если хотите. Спутать лица никак нельзя. Я и не спутал, а лишь присоединился к большинству…

— Что-о-о? — побагровел Сталин. — Вы, будучи уверены, что товарищ Сталин оставлен без охраны, кинулись к ошибающемуся большинству? К переохраняемо-му Геловани? Правильно я вас понял?

— Так точно, товарищ Сталин, вы поняли меня правильно. Ошибающееся большинство перетянуло меня на свою сторону и повлияло на выбор ситуации.

— Ошибочным оказался выбор. Преступным, можно сказать. — Прищурился Сталин. — Хорошо хоть не оправдываетесь. Другие вон ловчить стали… — И, сменив гнев на милость, добавил: — Впредь перед принятием решения соображайте. Думайте. Вы еще человек молодой. На вашем пути всякое может встретиться: и ошибающееся большинство, и устойчивое меньшинство. Учитесь правильно ориентироваться в ситуации.

Проверка убедила нас, что охрана слабо знает в лицо членов правительства. Мне известно, что готовят ее по фотокарточкам и по инструкциям. Следует пересмотреть подготовку и обучение охраны. Заставить готовить ее по документальным фильмам, по персоналиям, по ориентированию на местности, по привычкам охраняемых, по их манерам двигаться, говорить, по одежде.

— Учтите это, товарищ Спиридонов, — обратился на прощание Верховный к стоящему неподалеку коменданту Кремля. И, взмахом руки отпустив охрану, увлек свиту на собственную половину Большого Кремлевского дворца.

После проверки в воинских подразделениях началась невообразимая переподготовка. Отделами службы в каждой части по два и по три раза в неделю демонстрировались отрывки из документальных и хроникальных кинофильмов перед караульными, заступающими в наряд.

Додумались даже сходных двойников из службистов для каждого члена Политбюро подобрать, которые стали прогуливаться через импровизированные стендовые посты.

Однако испытания с двойниками продолжались недолго. Подобранные в двойники офицеры, желая получше вжиться в роли, не только начали копировать положительные привычки, присущие оригиналам, но порой и запомнившиеся им комические стороны охраняемых.

Так, ныне покойный Петр Кабанов, вжившийся в роль вождя, и Николай Минеев, заменяющий В. М. Молотова, ни с того ни с сего около учебного поста принялись обсуждать поведение тогдашнего Председателя Организации Объединенных Наций Трюгве Ли.

— Нэ правильно вэдет сэбья этот Трюгвэ Лис, — по-сталински возмущался Кабанов. — До сих пор, поны-маешь ли, нэ принимает в Объединенную Нацию Китайскую Народную Рэспублику. Нэльзя долго тэрпеть такой бэзобразия.

— Ти, как всегда, прав, Коба! — уступчиво соглашался Молотов — Минеев. — На первом же заседании снова поставим вопрос о приеме Китайской республики в ООН…

— Поставьте! Поставьте! Да понастойчивее. Бэзобра-зиэ! Государство с миллиардним населением до сих пор не принято в члени ООН, — сердился Сталин — Кабанов и важно шествовал на шаг впереди перед Молотовим — Минеевым.

Такие сценки разыгрывались, разумеется, перед друзьями-сослуживцами, а не на глазах командования. Но имеющий уши да слышит, а имеющий очи да видит.

Услышали и увидели инсценировки на вождей те, кому в обязанность входило все видеть и слышать. А увидев и услышав, страшно перепугались.

Мыслимое ли дело: сегодня переодетые в вождей двойники обсуждают политические вопросы, а завтра им в голову взбредет бытовые вопросы членов Политбюро разрешать… Куда занесет их молодая, необузданная фантазия, одному Богу ведомо. А шишки да тумаки учителям получать.

Потому потихоньку-полегоньку разжаловали «новоявленных вождей» в рядовых офицеров, и не только разжаловали, но, похоже, так «мягко» с ними побеседовали, что двойники не то что ради службы, но и ради развлечений больше никогда вождей не копировали. Не то что, к слову сказать, преуспевающие писатели Борис Леонов и Феликс Чуев, по сегодняшний день надрывающие животы друзьям комическими сценками из выдуманных ими историй жития того или иного государственного деятеля нашего недавнего прошлого. Ан не смеяться над ними следует, а глубоко скорбеть по случившемуся.

Выпустив несколько книг по мистике, при подготовке этой книги я натолкнулся на эпиграмму Радека и был поражен логическими и стихотворными совпадениями: Радек во второй половине двадцатых годов, я в первой шестидесятых писали, по сути, об одном и том же лице, с незначительными расхождениями.

Во второй половине двадцатых годов Ворошилов обвинил Радека в том, что тот плетется в хвосте Льва — Троцкого. Радек ответил эпиграммой:

Уж лучше быть хвостом у Льва,

Чем задницей у Сталина.

Что же касается «святого Иосифа», меня не оставляют сомнения, а Геловани ли в описываемом случае играл роль сталинского двойника. Геловани, как известно, ростом был выше Сталина, и если для кинофильма это было несущественно, то в жизни и в быту кремлевская охрана подставку обнаружила бы пренепременно. А тут на всю службу точно затмение нашло: наружная охрана почти поровну поделилась сопровождать и вождя, и его двойника, да так ретиво, что генералиссимус приревновал охрану к двойнику.

Как пишет в книге «Двойник Сталина» Варлен Львович Стронгин, возможны были подставные лица для исполнения тех или иных церемоний «вылитых балабосов», что по-еврейски означает «вылитых хозяев», каким являлся некий Христофор Голыптаб, при определенном макияже как две капли воды схожий с И. В. Сталиным.

X. Голыптаб вместо И. В. Сталина через Москву на кладбище сопровождал гроб с телом С. М. Кирова и изображал на своем лице такую скорбь и потрясение, от которых плакали все непосвященные.

Эту подмену заметил Молотов, и зрачки его нервно сверкнули сквозь пенсне, заметил ее и Ворошилов… но даже и бровью не повел. И только Буденный смотрел на Христофора елейно и покорно.

Сталину поведение X. Гольштаба понравилось, и он распорядился в будущем использовать двойника на эпизодических, не слишком официальных ритуалах.

Хотя когда опускали крышку на гроб Кирова, спазмы так сдавили горло Христофору, что у него задрожали губы, на глаза навернулись слезы и он готов был разрыдаться и только неимоверным усилием воли сдержал себя.

Однако именно эта борьба чувства с долгом в кинохронике до глубины души растрогала Сталина, и он впоследствии благословлял вместо себя Христофора на трибуну Мавзолея принимать здравицы и поздравления.

Подготавливал Христофора к вживанию в образ вождя некий церемониймейстер-дрессировщик Семен Ильич. Обычно он спрашивал у двойника: «Готов?» — и, не дожидаясь ответа, легким толчком в спину отправлял на задание словом «Пошел!».

Не знаю, Семен ли Ильич, Илья ли Семенович нечто подобное проделал у всех на глазах однажды в Мавзолее с «вождем пролетариата». Шла многочасовая ноябрьская демонстрация… Мела легкая поземка. И кто хоть однажды стоял на трибуне Мавзолея, тот знает, что люди на нем предоставлены всем ветрам. Чтобы окончательно не закоченеть, они нет-нет да и спускались с трибуны в Мавзолей, чтобы обогреться горячим глинт-вейнчиком или стопочкой коньячку. Так поступил и Иосиф Виссарионович. Обогрелся стопочкой. Постояв несколько минут, потянулся за второй, и тут на его протянутую руку легла чья-то тяжелая, не менее властная рука.

Взгляды вождя и церемониймейстера встретились. Члены Политбюро замерли. И тут на лице вождя заиграла блаженная улыбка, второй рукой он ласково похлопал руку запрещающую и от второй стопочки отказался.

Прежде чем приступить к исполнению роли вождя, Христофор Гольштаб, по Стронгину, подвергся небольшой пластической операции. Врач приказал двойнику лечь на диван и положить голову на подушку. Затем принес в лабораторию большую электролампу и направил свет на лицо Гольштаба.

«Это нужно! — тоном приказа произнес врач. — Закройте глаза!» Христофор подчинился и ощутил первый укол в лицо, затем второй, третий. «Потерпите! — командовал врач. — Это нужно!» Лицо Христофора пылало от уколов, а врач посыпал пораженные места едким порошком. И на два дня запретил лицо мыть и трогать. Через два дня оно покрылось мелкой рябью и стало схожим с лицом Сталина.

В начале сорок второго года двойника долго подготавливал к заданию плотный, средних лет мужчина с целеустремленным взглядом.

Он сказал, что немцы забросили в Москву двух диверсантов, хорошо знающих русский язык, одетых в офицерскую форму, мужчину и женщину. Они имеют задание убить И. В. Сталина.

Следовательно, на Христофора Гольштаба возлагается ответственнейшая задача отвлечь внимание диверсантов на себя. Для чего на двойника надели длиннополую шинель, фуражку с высокой кокардой, усадили в правительственную автомашину и в сопровождении — эскорта заставили курсировать по маршруту: загородный дом — Кремль — загородный дом.

Семен Ильич радостно потирал руки, москвичи поверили, что Сталин находится в Москве.

Помимо Христофора Гольштаба упоминают и еще одного двойника Сталина, уроженца Винницы, Евсея Лубицкого, до невероятности схожего с Верховным. Ссылаясь на его воспоминания, журналисты утверждают, что он до самой смерти главы государства поднимался на трибуну Мавзолея в дни всенародных торжеств. Встречался с иностранными делегациями, появлялся на официальных приемах, что очень раздражало Молотова, Кагановича, Ворошилова, Хрущева и остальных.

За восемь месяцев до смерти вождя Лубицкого арестовали за то, что он «слишком много знает», и сослали на остров в Белом море. Однако после смерти Сталина освободили и разрешили жить в глухом районе Казахстана.

Лубицкий доверил часть своей жизни любимой женщине, любимая женщина — своей подруге, подруга — другу, а тот, как говорится, пересказал смолоду и селу и городу.

Сегодня по рукам москвичей гуляет рукопись аж о четырнадцати двойниках Генсека ВКП(б) — КПСС. Сколько же их было на самом деле, знают, пожалуй, только руководители спецорганов, но те предпочитают хранить молчание.

А по воспоминаниям сына Г. М. Маленкова Андрея из книги «О моем отце Георгии Маленкове», именно в начале 1942 года И. В. Сталин выезжал на некоторое время в Куйбышев (сегодняшняя Самара), куда, на случай захвата немцами Москвы, перебазировалась часть Советского правительства во главе с В. М. Молотовым.

Было ли все вышеозначенное на самом деле, придумано ли досужими людьми, гораздыми на всевозможные домыслы и мистификации, утверждать не берусь. Сам Сталин однажды заявил: «Поскольку это не исключено, значит, возможно».

…Но это была не первая моя встреча с вождем. Первая произошла в августе 1949 года в первом корпусе здания правительства.

В Кремле помимо часовых, привязанных к определенному месту, в то время имелись и посты дозорные, сторожевые. На один из них после прохождения определенной подготовки и инструктажа и был поставлен я.

Принял пост и вижу: по коридору шествует генералиссимус. Строевым шагом чеканю навстречу, вскидываю руку к козырьку и рапортую:

— Товарищ Генералиссимус Советского Союза, дежурный поста курсант Красиков.

Сталин, выслушав рапорт, спрашивает:

— Почему вы не в тенниске, товарищ курсант?

— Я в тенниске, товарищ Генералиссимус Советского Союза.

— Вы неправильно поняли меня, — говорит Сталин. — Я спросил, почему рукава вашей гимнастерки коротки, как у тенниски.

— Полагаю, это произошло потому, товарищ генералиссимус, что комплекты верхнего летнего обмундирования новобранцев находились в стирке и потому укоротились. Командование, похоже, решило сэкономить и еще одного летнего комплекта обмундирования новобранцам не выдавать, так как в конце октября предстоит переход на зимнюю форму одежды.

— Доложите командиру, — прерывает Сталин, — чтобы вас срочно переобмундировали.

— Слушаюсь! — соглашаюсь я. Поднимаю трубку прямого телефона и передаю указание генералиссимуса. Едва успел доложить, как наряд караула сменили и повели на склады. Вызвали портных. Прямо на складах подогнали новую форму одежды и через три часа караульных вновь выставили на посты, в новой, только что с иголочки одежде.

В феврале 1950 года без меня меня женили, то есть избрали членом участковой избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет СССР. Председателем комиссии по Кремлевскому избирательному участку была жена Яна Феликсовича Дзержинского — Лихова Любовь Федоровна. При проведении инструктажа я находился в наряде и самых последних указаний начальства по подготовке и проведению выборов не знал.

Выборы проходили в клубе имени Свердлова, в 14-м корпусе Кремля, где сегодня располагается резиденция Президента Российской Федерации.

После смены наряда пожаловал на второй этаж клуба, разместился рядом с Любовью Федоровной и стал помогать ей выдавать и отмечать в ведомостях бюллетени.

Проголосовали Андреевы, Кагановичи, Ворошиловы, Микояны, Молотовы. Поток избирателей стал заметно ослабевать, и вдруг в тишине раскатывается зычный голос коменданта Кремля Н. К. Спиридонова:

— Внимание!

Поворачиваю голову на голос и вижу: комендант левой рукой делает решительную отмашку от себя. Все военнослужащие при этом мгновенно срываются с мест и бросаются бежать. Побежал и я. Но все побежали прямо на коменданта и за него, а я со второго этажа ринулся на лестницу, ведущую в цокольное помещение. Перескакиваю три-четыре ступени и вижу: снизу, навстречу мне, поднимается Иосиф Виссарионович Сталин, а за ним прикрепленный офицер. Лифтов тогда в здании клуба не было.

Понимаю, что вдвоем на лестнице нам не разминуться, и на ходу влипаю спиной в стену, освобождая свободный проход генералиссимусу.

Поравнявшись со мной, Сталин интересуется:

— Куда торопимся, товарищ курсант?

Но я настолько оторопел, настолько испугался неожиданного столкновения, что ничего сказать не могу и лишь ловлю ртом воздух.

— Ничего, ничего, успеете, — успокаивает меня вождь и, миролюбиво похлопывая по плечу, с улыбкой интересуется: — Фамилию-то свою не забыли?

— Никак нет, товарищ Сталин. Красиков моя фамилия.

— Красиков? — спрашивает вождь. — Вы случаем не родственник Петра Ананьевича Красикова?

— Далекий, товарищ Сталин. — Двоюродным, не то троюродным братом приходился Петру Ананьевичу мой дед Егор Красиков.

— То-то. А я думаю, где мне приходилось встречать столь похожего человека. Очень схожи вы с молодым Петром Ананьевичем. Очень. Скоропостижно рано скончался Петр Ананьевич. Верным ленинцем был. Пусть земля будет ему пухом…

Еще раз окинул меня взглядом и стал медленно подниматься по лестнице к урнам для голосования.

Мне же при голосовании Сталина по распоряжению командования в зал идти было нельзя. Оставаться на лестнице нелепо, и я, дабы избежать греха, спустился на первый этаж цокольного помещения.

Однако уйти оттуда никуда не могу: на дворе зима, а моя шинель находится в раздевалке центрального подъезда административного здания.

Через несколько минут Сталин спускается вниз не один, а в сопровождении коменданта Кремля Н. К. Спиридонова и его первого заместителя генерала П. Е. Ко-сынкина.

Генералы идут, соблюдая субординацию, не рядом с вождем, а чуть приотстав, по-гусиному цугом, в спину друг другу. Вождь неторопливо, негромко что-то говорит коменданту, тот четко отвечает. Все шествуют мимо меня, и жестом руки Сталин дает понять — разговор окончен.

Тучный комендант при этом так лихо поворачивается на 180 градусов, что лоб в лоб сталкивается с заместителем. Косынкин не увидел жеста вождя и продолжал двигаться в затылок шефу до тех пор, пока не врезался в лоб Спиридонова. Искр, посыпавшихся из генеральских глаз, я не видел, увидел только едва заметную улыбку, шевельнувшую усы вождя, и настроился поскорее вернуться к рабочему столу, ан не тут-то было: генералам нужен был козел отпущения.

— Куда тебя понесло? — спрашивает Спиридонов. — Все люди как люди, ушли в укрытие, лишь ты один понесся как баран на новые ворота. Удивляюсь, как ты еще товарища Сталина не снес. Три битых часа на инструктаже объясняли, куда по тревоге идти, где идти. Все поняли, крбме тебя.

— Но я не был на инструктаже, товарищ генерал. В наряде находился. По вашей команде понял, что надо уходить со второго этажа, а куда — не понял. Ближе всего ко мне оказалась лестница. На нее и побежал. Извините. Интуиция подвела.

— Ох-хо-хо-хо! — заколыхался Спиридонов. — У него, оказывается, интуиция есть. А у тебя лишь чугунный лоб и никакого соображения! — накинулся комендант на Косынкина. — Таким лбом либо сваи забивать, либо грецкие орехи колоть. Фингал больше сливы вон взошел…

— Синяки от меди сходят. Разрешите к синяку пряжку ремня приложить, — пытаюсь я разрядить ситуацию.

— Катись отсюда, — рявкнул Косынкин. — Не то мы приложим тебе куда следует пару горяченьких, чтобы впредь голова соображала.

Покорно ухожу. Обескураженный сажусь рядом с Любовью Федоровной и всем видом показываю, что, кроме подсчета количества проголосовавших, меня ничто больше в жизни не интересует.

* * *

На древнем Боровицком холме в юго-западной части Кремля москвичам видно величественное здание Большого Кремлевского дворца, включившего в себя гражданские и церковные постройки пяти столетий. В их композицию входят Грановитая палата и Святые сени XV века, Золотая царицына палата — XVI, Теремной дворец — XVII и дворцовые церкви XIV–XVII веков.

Этот архитектурный ансамбль неоднократно перестраивался и обрел современный облик в 1839–1849 годах. Именно тогда по проекту К. А. Тона была воздвигнута новая часть дворца с фасадом, выходящим на Москву-реку. Этот фасад ныне не только поддерживает горизонталь кремлевской стены, но и всей архитектурной композицией ориентирован на фасадную панораму.

Прежние, доминирующие в Кремле, вертикальные линии соборов и колоколен при сооружении дворца как бы нивелировались и привнесли в архитектонику Кремля элементы фронтальности, в которые древние архитектурные памятники стали довносить новые горизонтальные линии и уравновешивать его.

А возведенные на месте древних дворцов Василия III и Ивана IV парадные и жилые покои Теремного дворца царя Михаила Федоровича с многоярусным силуэтом, многоцветными изразцами, островерхими башенками и кровлями при возведении Большого Кремлевского дворца были введены в композицию комплекса, над ними появилась единая кровля свода, где хоромы построены как четырехстенные русские избы с тремя окнами по карнизу, а крыльцо расписано яркими цветными красками и украшено нарядными шатрами, арками и белокаменными львами.

Интерьер же Теремного дворца обставлен по традициям обстановки боярских хором первой половины XVII века. Рамки окон исполнены в виде квадратиков, треугольников, в них вставлены цветные слюдяные пленки, что придает помещению сказочный, таинственный вид и загадочность.

Пол теремных комнат выстлался дубовыми плахами, в будние дни покрывался яркими сукнами, а в праздничные украшался дорогими коврами.

В первой передней комнате с расписными сводами, резными подоконниками и нарядными изразцовыми печами бояре и думские дьячки ожидали выхода царя, восседая на широких лавках. Здесь иногда государь принимал и иностранных послов.

Кабинет царя с изразцовой печью и царским троном доуточнял назначение помещения. Среднее окно здесь именовалось челобитным. Из него во двор на шелковом шнуре опускался почтовый ящик, предназначенный для сбора писем, посланных на имя государя.

Личный покой государя завершается опочивальней, созданной и обставленной с теплотой и уютом. В центре опочивальни челном плывет деревянная резная кровать с высоким шелковым балдахином. Ее декоративные узоры на спинках и сводах отлично гармонируют с рисунками бортов. Среди сотрудников Кремля бытует мнение, что к царю Михаилу Федоровичу кровать перешла от Ивана Грозного, почему в обиходе и покои по сей день именуются покоями Ивана Грозного.

Неся дозорную службу в помещениях дворца, я захотел уточнить, высокого ли роста был царь Иван Васильевич Грозный. Рулетки с собой не оказалось, и потому я взял да и разлегся на царской кровати государевой опочивальни. Вытянуться не успел. Выяснилось, что это прокрустово ложе мне всего до щиколоток. Очень огорчился оттого, что Иван Великий оказался не таким уж великим по росту. Тяжело вздохнул от расстройства и увидел над собой глаза проверяющего посты начальника караула.

— Ты нешто государь, чтобы на царевой кровати возлежать? — интересуется офицер.

Желая свести происшествие к шутке, я отвечаю:

— Не смей, смерд, покой государя нарушать. Голову снесу.

Но лейтенант шутки не принял. От моей ли наглости или от своей самоуверенности он вышел из себя и входить назад не собирался.

— Встать! Смирно! — скомандовал.

И я, забыв про царский сан, качнулся не царем Иваном, а обыкновенным ванькой-встанькой и бросил руки по швам.

Кому из нас подфартило больше: мне ли, на минуту представившему себя царем, или лейтенанту, царем командующему, — неизвестно. Но когда я по команде из царя был возвращен в рядового Советской Армии, лейтенанта это очень позабавило:

— Так-то вот лучше! Тоже мне царь выискался.

Из-за настырности лейтенанта я вжиться в роль государя не успел, о чем до сих пор горько сожалею. А назавтра в приказе коменданта Московского Кремля значилось: «Объявить рядовому Красикову С. П. выговор за недостойное поведение в покоях Ивана Грозного».

Покорный смерд понес наказание, так и не испытав, сколь тяжела шапка Мономаха.

Возникли любопытные, пожелавшие узнать, в чем выразилось недостойное поведение рядового Красикова в покоях Ивана Грозного. Появились на сей счет и свои версии. Одни говорили, что в них-де была развешана для просушки одежда царя, в которую я будто бы вырядился, в левую руку взял царский посох, а правую, как на державу, положил на футбольный мяч и зычно приказал:

— Звать ко мне аглицкого посла немедля!

Вторые уверяли, что в царском халате я кривлялся перед зеркалом, придавая лицу державное выражение. Третьи и вовсе невесть что несли, и все, однако, были близки к истине: не лезь, холоп, в государев чертог.

Не один я пытался примерить на себя царские кровати и троны. Пытался примерить их и поэт Ярослав Смеляков, а примерив, вот к какому пришел выводу:

Рядом с царской опочивальней находится государева молельня с изумительным иконостасом, вмонтированным в резную деревянную панель филигранной работы с золоченым орнаментом. Лики святых в нем русскими художниками XVII и XVIII веков выписаны с великим тщанием и любовью. Нагрешил. Попроси Всевышнего грехи отпустить.

Когда очередной раз я оказался в одиночестве перед иконостасом, я мысленно попросил у Него прощения, и мне показалось, что святые посмотрели на меня с глубокой скорбью и печалью.

За три с лишним столетия Теремной дворец претерпел множество невзгод. При захвате Москвы Наполеоном из него начисто исчезла вся старинная мебель вместе с парчовыми тканями. Пострадала и живопись. (При реконструкции Большому Кремлевскому дворцу и теремным помещениям предполагалось вернуть утраченный облик.) Существующая сегодня роспись была выполнена в 1836 году. Тогда же и делались попытки восстановления древнего облика портала, ведущего в терем.

Высокое архитектурное совершенство, богатейшее убранство фасадов и восстановленный в первозданном виде интерьер сделали Теремной дворец уникальным памятником истории и культуры XVII века. А его архитектура должным образом повлияла на общую композицию и неповторимое своеобразие всего облика Большого Кремлевского дворца.

Говоря о службе в Кремле, нельзя не сказать хотя бы кратко о его архитектурных памятниках, расположенных на Соборной площади: это Успенский, Благовещенский и Архангельский соборы, церковь Ризположения, колокольня Ивана Великого со звонницей, Грановитая палата и здание Патриарших палат. Раньше здесь проходили торжественные шествия по случаю больших церковных праздников, с необыкновенной пышностью проводились венчания на царство и коронации императоров; перед Красным крыльцом Грановитой палаты встречали иностранных послов.

Сегодня эти традиции возрождаются.

Производились и похоронные процессии, направляющиеся в Архангельский собор — усыпальницу московских великих князей и царей, и в Успенский собор — место погребения московских митрополитов и патриархов.

Первостепенную роль в ансамбле Соборной площади играет, разумеется, Успенский собор, вокруг которого как бы вращается весь архитектурный хоровод построек.

Собор был возведен итальянским архитектором-инженером Аристотелем Фиораванти по образу и подобию Успенского собора XII века города Владимира, чем подчеркивалась преемственность власти от древней столицы Северо-Восточной Руси, а через нее — связь с Киевом и Византией.

Построенный в 1479 году, Успенский собор создает ощущение суровой, мужественной силы. В 1498 году в нем проводилось венчание на великое княжение Дмитрия — внука Ивана III, в 1547 году — на царство Ивана VI, в 1721-м — коронация Петра I.

Здесь проходили церемонии бракосочетания сына Дмитрия Донского князя Василия I с литовской княжной Софьей Витовтовной, Ивана III — с Софьей Палеолог, Василия III — с Еленой Глинской — матерью Ивана Грозного.

Собор напоминает огромный парадный зал с четырьмя круглыми столпами и двумя квадратными, спрятанными за иконостасом.

В 1481 году иконник Дионисий, поп Тимофей, да Ярец, да Коня украсили собор трехъярусным иконостасом. Из живописной композиции конца XV — начала XVI века до наших дней сохранились «Семь спящих отроков эфесских», «Сорок мучеников севастийских»; в центральном куполе собора — изображение Христа Вседержителя, в остальных четырех куполах — «Саваофа», «Спаса нерукотворного», «Спаса Эммануила», «Знамение Богоматери». В парусах — евангелисты, а на сводах и верхних ярусах южной и северной стен — главные евангельские сюжеты: «Рождество», «Сретение», «Сошествие во ад», «Вознесение», «Введение во храм» и «Преображение».

На протяжении столетий интерьер собора несколько раз преобразовывался. Из сохранившихся и поныне является моленное место Ивана Грозного, появившееся в 1551 году, через четыре года после венчания Грозного на царство.

Рядом с Большим Кремлевским дворцом располагается собор Благовещенский — домовая церковь русских великих князей и царей, в котором совершались обряды бракосочетания, крещения детей, ежедневные моления. Строительство собора велось по указанию Ивана III с 1484 по 1489 год. Из летописи узнаем: великий князь «заложил церковь каменну Благовещение Пресвятые Богородицы на своем дворе, а за ней палату заложил».

Новый изящный, на высоком подклете небольшой собор был увенчан тремя главами и окружен открытой галереей-папертью со сходами на Соборную площадь. Во время пожара 1547 года собор пострадал, и при восстановительных работах в шестидесятых годах XVI века галереи-паперти перекрыты сводами, по углам возвели четыре привела в виде небольших церквей: «Александра Невского», «Архангела Гавриила», «Собора Богоматери» и «Входа в Иерусалим». Над центральной частью храма с западной стороны появились еще две маковки, отчего собор стал девятиглавым, а кровля его покрылась золоченой медью, после чего храм стал именоваться «златоверхим».

В 1572 году с юго-восточной стороны собора было пристроено крыльцо с резным полихромным декором из белого камня, а придел в южной паперти превратился в личную молельню Ивана Грозного. В результате чего парадный и живописный облик Благовещенского собора стал соответствовать его прямому назначению — дворцового царского храма.

Четыре мощных крещатых столпа поддерживают устремленные ввысь ступенчатые своды. Важнейшую роль в интерьере играет яшмовый пол, в XVI веке перенесенный из собора Ростова Великого, и один из древнейших высоких иконостасов с иконами XIV–XV и XVI–XIX веков. В двух чинах-ярусах иконостаса центром монументальной композиции, состоящей из девяти икон, является Христос в белоснежных одеждах, восседающий на троне. К Нему с обеих сторон устремлены фигуры святых в молитвенных позах. Иконы деисус-ного чина («деисус» в переводе с греческого «моление») воплощают молитвы о спасении человечества на Страшном суде, где фигура каждого святого воспринимается самостоятельно и самостоятельно несет идею смирения, любви, преданности, душевной ясности или суровой величавости.

Над деисусным чином располагается праздничный чин из пятнадцати икон с изображением основных христианских праздников и событий из жизни Спасителя. Из памятников древнерусской и византийской живописи впечатляют иконы «Богоматерь Одигитрия» и «Спас на престоле» XVI века. А из настенной живописи собора — изображенный в центральной главе «Спас Вседержитель», а в двух других — «Богоматерь» и «Саваоф».

На столпах помещены изображения киевских, владимирских и московских князей: среди них византийский царь Константин и царица Елена, царица Феодора и царь Михаил, киевская княгиня Ольга и князь Владимир, Александр Невский и первый московский князь Даниил Александрович.

Среди композиций наиболее древней является «Троица». В росписи центральной части храма звучит тема княжеского родословия, среди князей изображены Даниил Александрович и Дмитрий Донской, Василий I Дмитриевич, Иван III, Василий Ш.

Как предшественники христианских мудрецов воспроизведены «портреты» греческих философов Платона и Анахарсиса, Гомера с венком на голове и Вергилия в широкополой шляпе и в красной мантии.

Над входом в галерею Симон Ушаков поместил изображение «Спаса нерукотворного».

Строителями Благовещенского собора были псковичи. Они возвели и небольшую одноглавую церковь Ризположения, расположенную с западной стороны Успенского собора. Эта церковь по заказу патриарха Никона стала дворцовой и в отличие от Благовещенского собора отошла к женской половине царской семьи, в связи с чем была соединена переходом с хоромами цариц и царевен. Росписи западной, северной и южной стен ее посвящены Богородице, в связи с посвящением Ей храма, и рассказывают в пятнадцати сценах о Марии, Иоакиме и Анне, о Ее жизни в родительском доме, в храме, о Ее замужестве, рождении Сына Спасителя и об успении.

Четырехъярусный иконостас в серебряном окладе по мастерству исполнения является одним из лучших произведений первой половины XVII века. Местный чин его украшает икона «Троица» кисти На-зария Истомина-Савина. А освящает храм уникальное паникадило 1624 года, работы мастера котельных дел Дмитрия Сверчкова, автора решетки шатра в Успенском соборе и решетки у раки царевича Дмитрия в соборе Архангельском.

В южной, так называемой «княжеской» части Соборной площади, против собора Благовещенского, возвышается собор Архангельский. Он был построен в 1333 году при князе Иване Даниловиче Калите, который первым и был погребен под его сводами. С той поры собор нарекли усыпальницей великих московских князей, их чад и ближайших родственников — князей удельных.

По указанию государя всея Руси Ивана III старый храм был разобран, и на его месте в 1505–1508 годах возведен нынешний собор Архангельский. Строительство его и колокольни Ивана Великого завершило формирование архитектурного ансамбля Соборной площади.

Архангельский собор — это пятиглавый шестистолпный крестовокупольный храм, с узкими щелевидными окнами, четырехэтажным притвором, куда ведут боковые входы и где на уровне третьего этажа находятся хоры. Западный же, главный, вход в собор заглублен в арочную лоджию, над которой во втором ярусе располагается двойное окно, а в третьем — группа небольших окон круглых. Подлинным украшением собора является резьба по порталам и капителям, орнамент которой нигде не повторяется.

По указанию царя Алексея Михайловича в 1652 году иконописцы Симон Ушаков, Степан Рязанец, Яков Казанец и Сидор Поспеев сделали тщательные прориси по стенописям XVI века, полностью повторив первоначальную роспись собора, произведенную во времена правления царя Ивана Грозного.

Главный великокняжеский храм Кремля посвящен архангелу Михаилу, покровителю ратного дела. Его стены расписаны батальными сценами, проникнутыми пафосом борьбы и победы русичей по сходству со сценами летописными. Так, сцена «Взятие Иерихона» напоминает о взятии Казанского ханства, а «Гедеон посекает мадимитян» подводит к реальным сражениям, изобилующим боевыми эпизодами.

Поскольку Архангельский собор до XVII века был усыпальницей московской правящей династии, то нижний ярус его является галереей надгробных изображений от Ивана Калиты до Василия III, которые в соборе и погребены.

Ближайшее к южному входу в собор захоронение — Ивана Калиты 1340 года, над ним — условное изображение князя — собирателя земли Русской. Здесь же покоятся продолжатели политики отца, его сыновья — Симеон Гордый и Иван Красный, а внук Калиты — Дмитрий Иванович Донской — захоронен в следующей тройке гробниц, князья которой перешли в открытые выступления против Золотой Орды.

В алтарной части собора располагается гробница Ивана Грозного и двух его сыновей — царевича Федора и Ивана, а также известного полководца начала XVII века князя Михаила Скопина-Шуйского, организатора разгрома войск Лжедмитрия II. Захоронение же «боярского царя» Василия Шуйского расположено у северо-западного столпа. У юго-западного захоронены первые цари из династии Романовых.

После перенесения столицы Российской империи из Москвы в Петербург императорский некрополь переместился в Петропавловский собор северной столицы. Исключение составляет лишь захоронение Петра II у северо-западного столпа, скончавшегося в Москве в 1730 году.

Кроме захоронений в соборе находятся две раки с мощами Михаила Черниговского, в 1245 году убитого в Золотой Орде, и царевича Дмитрия-младшего, сына Ивана Грозного: рака с его мощами была перенесена в Кремль в 1606 году из Углича.

Всего в соборе 54 захоронения, 52 — под плитами пола и две раки на полу.

Помимо пересчисленных и официальных захоронений в подвалах собора имеются еще и многочисленные захоронения лиц менее известных, относящихся к родственникам государей и князей, которых, по принятому тогда обычаю, хоронили в наглухо закрытых белокаменных гробах не в земле, а в подвалах Архангельского собора, за коваными металлическими дверями с крепкими железными задвижками, замыкаемыми на огромные, тяжелые замки.

При очередном осмотре территории Кремля и ее построек мне было поручено обследовать состояние подземных коммуникаций собора, в том числе и его подвалов с захоронениями. Подходило время обеда. Комиссия изрядно проголодалась. А я проводил обследование тщательно, медленно, досконально, что многим явно не нравилось. Стоя в проходе двери в подвал захоронений, они то поторапливали меня, то поругивали и, потеряв терпение, пригрозили навсегда закрыть в этом подземелье.

Не обращая внимания на ворчание, я продолжал честно исполнять обязанности, и те, видя, что я ни на какие ухищрения не поддаюсь, действительно захлопнули металлическую дверь, задернули засовы и закрыли их на замки.

Решив, что все это проделывается с целью испуга, я завершил обследование и, полагая, что члены комиссии стоят за дверью, ожидая, когда я начну кричать, в дверь колотить не стал, надеясь, что сослуживцы натешатся и сами распахнут двери. А потому сел на один из саркофагов (в подвале находились только захоронения) и с включенным фонариком стал ожидать разрешения ситуации. Часов с собой у меня не было. Время контролировать я не мог. Электрический свет в подвале был отключен, видимо потому, чтобы не тревожить покойников. Между тем свет фонарика начал слабеть, слабеть и наконец угас совершенно. Полнейшая темнота в склепе среди покойников меня, однако, совсем не испугала: я верил, что сослуживцы стоят за дверью, а потому закрыл глаза и задремал.

Сколько дремал — неизвестно. Во сне по милости Божьей мне ничего не показалось. Сотрудники же, заговорившись, ушли на обед, а когда, спустя полтора часа, снова сошлись вместе для продолжения осмотра, выяснилось, что я отсутствую. Тогда-то только и вспомнили, где они меня оставили, а вспомнив, на полусогнутых от страха ногах спустились в подвал и распахнули дверь. Резкий свет ударил в глаза. Я поднялся с белокаменного саркофага, как из гроба, и увидел, что мои однополчане чего-то страшно боятся. Чего? Вышел на белый свет, кинул взгляд на часы Спасской башни и ужаснулся:

— Господи! Я провел наедине с покойными наследниками князей и государей около двух часов. Что это за шуточки и как их изволите объяснить? — спросил у старшего в звании полковника. — На коленях просите прощения, не то сию же минуту позвоню коменданту Кремля (а комендант Кремля Николай Кириллович Спиридонов страшно справедлив был и неимоверно крут), и всем вам, а больше всех вам, товарищ полковник, ой как не поздоровится…

— Охолонь. Пожалей старика, — взмолился седой ветеран. — Ну какая тебе корысть? Заболтались и забыли. В голове не держали тебя пугать, и наказывать. Охолонь.

И я охолонул. Но не в склепе, а на самом что ни на есть сквозном ветру. Надо же, два часа вместе с покойниками и покойницами провел — и ничего. Даже во сне никто меня не потревожил. Добрые, видать, люди в гробы легли, и души их, чтобы меня не испугать, не захотели вступать с моей душой в контакт.

* * *

На Соборной площади раньше, да и теперь, производится развод караулов, занятия по строевой подготовке.

При Сталине эти церемонии происходили пренепременно с оркестром и песнями.

И…

И когда мы с песнями шагали по брусчатке, нет-нет да и отодвигалась занавеска у рабочего окна кабинета вождя. В окне возникал во всем величии Иосиф Виссарионович, а мы, равняясь направо, просто вбивали ногами камни брусчатки в землю.

Где-то теперь Украина дорогая? Флот Черноморский с нами делит? В Североатлантический пакт рвется… Охо-хо-хонюшки хо-хо!

…Не знаю, из-за чего у военнослужащих Отдельного полка специального назначения долгое время происходили разборки с сокольническими парнями, но ходить в. одиночку в этот парк становилось небезопасно не только рядовым и сержантам, но и офицерам. Гражданские ухари однажды так отделали командира третьего батальона на глазах подчиненных, что его друг командир полка, украинец по национальности, вывел подразделение на плац, построил коробкой и наглядный урок обучения провел следующим манером:

— Полк, смирно! Третий батальон, стягнуть капелюхи, заплющить вочи, склонить выи! Хай вісь полк баче, як вам соромно!

Занятия строевой подготовкой при моей службе в Кремле проводились иногда по шесть часов в день. Проснешься и от зари до заката вдалбливаешь брусчатку в грунт Соборной площади. Голова гудит, ноги подкашиваются, а стоящий перед тобою командир механически повторяет:

— Ать-два! Ать-два!

Никакие разумные доводы ни тогда, ни теперь не могут переубедить любителей строевой подготовки в том, что проку от нее сегодня на грош. При Петре I люди шли в атаку со штыками наперевес. На них с флангов неожиданно могла напасть неприятельская конница, ударить другие рода войск. Необходимы были срочные перестроения колонн для отражения атак.

Сегодня же строевая — своего рода ухарство, демонстрирующее не боеспособность подразделения, а его фанфаронство.

Когда-то будто бы заспорили штатские и военные, кто из них умней. Спорили-спорили, а резонного подтверждения безапелляционного приоритета одних над другими найти не могли. Хотели уже, несолоно хлебавши, разойтись, и вдруг один из генералов прозрел и вопрошает:

— А скажите-ка, штатские, если вы такие умные, то почему строевым шагом не ходите?

Штатские не ходят. А военные до сих пор взбрыкивают.

Будучи плоскостопным по рождению, я строевую переносил болезненно и при удобном случае всячески пытался от нее улизнуть.

Улизнул и на этот раз, да не один, а с сослуживцем Виктором Касаткиным. Чтобы не идти на строевую, мы придумали причину: нам-де необходимо пойти на хозяйственный склад и заменить головные уборы. Сами же отправились в ГУМ, где купили себе по пыжиковой шапке. Счастливые, забылись и вошли в Кремль не через Никольский, а через Спасский проход, где и попались на глаза командирам своих подразделений, занимающимся с подчиненными строевой подготовкой.

— Касаткин! Красиков! Ко мне! — скомандовал наш непосредственный начальник подполковник Иванов Лука Николаевич.

Рубим — аж брызги летят. Представляемся.

— Почему отсутствовали на занятиях? Где были?

— На складе, — отвечает Касаткин. — Меняли каракулевые шапки на пыжиковые.

Иванов насторожился.

Пыжиковые шапки тогда только-только начинали входить в моду, и их днем с огнем достать было невозможно, а тут, оказывается, все очень просто: обменял военную каракулевую шапку на пыжиковую и ходи кумом королей и сватом министров.

— Много их там? — интересуется Иванов.

— Не густо, — отвечаю я, поддакивая Касаткину.

— Рррота, смирно! — горланит подполковник. — Приказываю каждому лишнюю каракулевую шапку срочно обменять на складе на пыжиковую. Пыжиковых шапок немного, потому прошу поторопиться. Вольно. Ррра-зойдись!

Офицеры, один другого обгоняя, понеслись на склад.

— Товарищ подполковник, я пошу… — пытается остановить стихию Касаткин. Но где там? Иванов бежит впереди всех.

Видя, что ничего поправить нельзя, мы, давясь смехом, бежим в противоположную сторону и два дня стараемся не попадаться сослуживцам на глаза. Изобьют. Изувечат. Вон ведь как хочется на халяву в пыжик обрядиться. Может, и обрядятся, только на свои, на кровные, а не на государственные.

Чижик-пыжик, где ты был?

ИСКУШЕНЬЕ ПРЕГРЕШЕНИЙ И ПОПЫТКИ ПОКУШЕНИЙ НА ИХ ВЕЛИЧЕСТВА ЧЛЕНОВ ПРАВИТЕЛЬСТВА

Последнее время много пишут о политическом терроризме. Но достаточно заглянуть в прошлое, чтобы убедиться, что терроризм, как часть политической реальности сегодняшнего мира, возник далеко не вчера.

Императоры Рима и тираны Востока, монархи средневековья, конституционные ставленники господствующих классов и кланов — никто из них не мог быть уверен в завтрашнем дне: в том, что он не станет жертвой политических соперников, заговорщиков или убийц.

Естественно, они сами и те, кто им служил, делали все возможное, чтобы скрыть правду от современников и потомков. Невыгодные им свидетельства, порочащие факты — все это сегодня «закрытые страницы истории».

Такими же «закрытыми страницами» остается терроризм в наши дни. Убийство президента США Джона Кеннеди, его брата сенатора Роберта Кеннеди, негритянского лидера Мартина Лютера Кинга, похищение и убийство видного деятеля Христианско-демократической партии Италии Альдо Моро, председателя Социал-демократической партии, премьер-министра Швеции Улофа Пальме, убийство первого секретаря ЦК КПБ П. М. Ма-шерова, премьер-министров Индии Индиры и Раджива Ганди, премьер-министра Израиля Исхака Рабина — это только самые известные имена.

Правда о подобных преступлениях и по сей день остается скрытой за семью печатями, запрятанной в недоступных архивах секретных служб. Но рано или поздно настанет время, когда и эти страницы станут достоянием гласности, как и все тайное некогда становится явным.

Покушения на царствующих особ династии Романовых и на преданных им правящих сановников достаточно освещены печатью… Скрупулезно освещено и покушение на В. И. Ленина эсерки Фани Каплан.

Я попытаюсь рассказать о попытках покушения на членов Советского правительства от И. В. Сталина до М. С. Горбачева.

ИЗ ИСТОРИИ ПОКУШЕНИЙ

Из истории покушений на владык известно, что и в дальние времена неугодные правители неожиданно часто уходили на тот свет после приема пищи.

Когда киевский князь Олег стал у стен Царьграда, хитроумные византийцы завели с ним переговоры о мире, а между льстивых бесед и увещеваний пытались угостить князя отравленными яствами и питьем. Однако князь к угощению не притронулся, как бы показывая им, что способ избавления от правителей при помощи яда ему известен.

В Китае перед подачей императору любого кушанья еду предварительно кушал один из евнухов. Помимо того, на каждом блюде и в каждой чаше лежала серебряная пластинка, с помощью которой владыки удостоверялись, что ни пища, ни питье не отравлены.

Обычай отправлять на тот свет сильных мира сего при помощи ядов настолько вошел в практику, что в Древнем Риме при каждом из императоров были вынуждены ввести должность отведывателя кушаний. Он должен был пробовать каждое блюдо и в случае отравления своей смертью предупредить императора об опасности. Но подобное предохранение привело лишь к тому, что вместо мгновенных, быстро действующих ядов отравители придумали снадобья, действующие медленно, изобрели яды, приводящие к постепенному снижению умственных способностей. Но смерть подстерегала правителя не только под крышкой соусника или в кубке с вином, любая вещь, с которой он соприкасался, могла быть пропитана отравой.

Один из турецких султанов имел привычку при игре в шахматы задумчиво тереть босой ногой о валик дивана. Приметив это, недруги пропитали валик особым снадобьем и отправили султана к праотцам.

В другом случае был раскрыт брадобрей, согласившийся побрить султана отравленной бритвой. Однако один из заговорщиков поделился тайной со своей женой, та с любовником, любовник пересказал лучшему другу, лучший друг — приятелю, офицеру султанской стражи. Офицер донес визирю, визирь — самому султану. Когда брадобрей появился, султан приказал побрить его бритвой, которую тот предназначил для своего повелителя. Как только брадобрея побрили, он почернел, распух и умер в страшных мучениях.

Известен раскрытый заговор против Фиделя Кастро под кодовым названием «Борода». Подобную процедуру соглашался проделать близкий к премьер-министру человек.

Помимо отравлений террористы часто прибегают к приемам убийств жертв из оружия.

— Я сенатор. Мистер Линкольн посылал за мной. Я должен видеть его по важному делу.

Этих произнесенных слов убийцей Линкольна оказалось достаточно, чтобы его пропустили в театр к ложе президента, откуда и прозвучали роковые выстрелы.

А сегодня эти слова выбиты на меди как напоминание в кабинете начальника охраны Белого дома.

Самое тревожное время для сотрудников, занятых охраной президента, — это часы, когда охраняемый выезжает за пределы резиденции. Вместе с полицейскими и агентами службы безопасности, заблаговременно расположившись по пути следования, они стараются исключить всякую возможность его встречи с опасными или подозрительными лицами.

Но функции охраны этим не исчерпываются… Она проверяет прочность выходящих на улицу балконов, надежность люстр, под которыми президенту придется сидеть, опечатывает все водопроводные и канализационные люки по пути следования президентской машины. Но и этого оказывается недостаточно, чтобы гарантировать безопасность главы государства. В пути следования особая надежда возлагается на скорость автомашин.

С момента изобретения автомобиля первое место по скорости после гонщиков прочно удерживают водители президентских машин. С бешеной скоростью ездили и Тафт, и Вудро Вильсон, и Гардинг. Последний был признан просто «дьяволом скорости». Он требовал, чтобы шоферы держали педаль на уровне пола, выжимая из мотора максимально все, на что он способен. Однажды журналисты попытались сесть на хвост машины президента Трумэна, но при скорости 150 километров в час их попытки оказались тщетными.

Неизбежной платой за бешеные гонки стали аварии и дорожные происшествия. В Белоруссии разбились Сурганов, Машеров. В Москве попал в аварию Буденный, и только чудо спасло от беды Брежнева.

И все же, выбирая между опасностью быть убитым и риском разбиться, президенты предпочитали менее рискованную «бешеную скорость». Но ни пуленепробиваемым стеклам, ни стальным дверям не доверял президент Гаити Франсуа Дювалье. Каждый раз, садясь в бронированный лимузин, он для верности клал на колени ручной пулемет. В бронированных машинах, сидя за пуленепробиваемыми стеклами, как смерчи безудержной власти, проносятся президенты и премьеры по тщательно проверенным маршрутам, замкнутые в скорлупу своей безопасности, они походят не на властителей, а на узников.

Нелишне вспомнить в этой связи поездку в Сеул в годы войны в Корее президента Эйзенхауэра. Из соображений безопасности все приготовления к маршруту проводились в глубокой тайне. Чемоданы президента для маскировки поместили в контейнеры с простым грузом и отправили на почту, откуда незаметно перегрузили в машину, принадлежащую секретной службе.

Другая часть лишнего багажа его была вынесена из резиденции под видом вещей служанки. Выйдя из ворот, одетая по-дорожному служанка остановилась с вещами на обочине тротуара в ожидании такси. К ней как бы случайно подошли две подруги и принялись шумно обсуждать предстоящий отпуск. К громко беседующим женщинам под видом такси подошла машина службы безопасности, которая забрала служанку вместе с вещами. Не вызывало сомнения, что маршруты вещей и служанки вскоре разошлись.

Задолго до рассвета закрытая машина вывезла из Белого дома через запасные ворота и самого президента. И никто из сотрудников не догадался, что Эйзенхауэр покинул резиденцию.

Когда ничего не подозревавший Джон Фостер Даллес, как обычно, прибыл для доклада президенту и был препровожден в его кабинет, его вместо Эйзенхауэра встретил офицер службы безопасности, который объяснил государственному секретарю ситуацию и упросил Даллеса помочь органам с честью доиграть разработанную комбинацию. Даллес целый час пробыл в кабинете президента, после чего вышел в приемную и «охотно» поделился с репортерами тем, о чем они «беседовали с президентом». Так же поступили и другие члены кабинета, охотно включившиеся в игру.

Еще в древнем Китае улицы по пути следования императора заблаговременно очищались от людей. Не довольствуясь этим, один из китайских мандаринов приказал построить для себя особые дороги, по которым мог бы продвигаться лишь он один. Такие дороги, обнесенные высокими стенами, соединяли воедино все двести семьдесят дворцовых резиденций императора.

Людовик же XI окружил свой замок ловушками, волчьими ямами и западнями численностью около тысячи восьмисот.

Не отставали от иностранцев в постройке подземных сооружений и россияне. При отце Ивана Грозного Василии III близ Угловой башни в Кремле жил боярин Берсень Беклемишев. От него и произошло название одной из башен — Беклемишевская. В районе Стрелецкой слободы за Москвой-рекой Берсень построил себе каменный дом, чем дал название набережной — Берсеньевская. Со временем мягкий знак утратился. Василий III боярина казнил из-за «неосторожной искренности», которая будто бы раскрывала наличие тайных ходов под Москвой-рекой к башне Беклемишевской.

Археолог Игнатий Яковлевич Стелецкий сообщает: «Во всех каменных домах XVI–XVII веков в Москве имелись тайные и подземные ходы. Дом Берсеня Беклемишева перешел к его наперснику Малюте Скуратову, под домом находились два мрачных подвала..» Здесь были жилые помещения, куда вводили даже лошадей, имелся колодец, который в 1906 году нашли на глубине 15-ти аршин». А репортерская заметка от 13 апреля 1906 года добавляла: «Сняв около 8 аршин сруба, обнаружен хорошо сохранившийся остов лошади, а под ним, на некотором расстоянии, скелет человека, сапоги с загнутыми носками боярской эпохи. Поблизости — такие же женские сапоги. Множество тисков. Ввиду известного нрава Малюты Скуратова предполагают, что здесь скрыта какая-то тяжелая драма».

Имелась у Грозного и своя Лубянка на месте нынешнего Александровского сада. На углу Моховой и Воздвиженки находился замок, обнесенный стеной с воротами и отстоявший «на расстоянии ружейного выстрела от кремлевской стены». Следовательно, этот дом находился на месте старого университета, где и поныне стоит кирпичное здание опричного двора.

Ходит легенда, что от дома Малюты Скуратова шел потайной ход под Москву-реку. Он действительно существует. Другой — в Кремле, главный ход для бегства был в тайнике Алевиза (идущий мимо Никольской башни под Китай-город), третий, раздвоенный, в районе улицы Ленивки: один тоннель идет к дому Пашкова, а другой — в Кремль.

Есть и тайники, ведущие к воде из Водовзводной башни, Тай-ницкой, Беклемишевской и Угловой, Арсенальской, где и поныне сохраняется колодец-тайник, с кристально чистой и очень вкусной водой. А от тайника — к воде, недалеко — и к тайнику под водой.

Стелецкий считал, что в «средневековье в отношении подводных ходов» знаменитый болонец Аристотель Фиораванти, «мастер, мураль и пушечник нарочит», был вместе с тем искуснейшим гидравликом своего времени. Итальянцы, вообще, могли не только в совершенстве сооружать подземные ходы, но еще и обкладывать их свинцом и оловом для предупреждения сырости в тоннелях под дном реки. Так, митрополит Макарий, застигнутый пожаром в Успенском соборе в 1547 году, избег гибели, пройдя ходом под Тайницкой башней и Москвой-рекой в Замоскворечье. Ход, по преданию, был построен тем же Аристотелем Фиораванти.

Царевна Софья, прослышав о тайных кремлевских подземельях, в 1682 году, придя к власти, наказала дьяку Большой казны Василию Макарову отыскать тайный вход в тоннель и все, что увидит, доложить только ей. Василий разыскал люк около Тайницкой башни, попал в подземный ход с разветвлениями под Москву-реку, в сторону Успенского собора и далее к Собакиной башне и кремлевской стене вдоль реки Неглинной. Размером эти тоннели были 3x3 метра с перекрытиями из белокаменных плит. В каждом имелись и тайные камеры размером 6x9 метров, с коробовыми сводами. Макаров вышел из подземного Кремля в районе Красной площади.

Софья взяла «с дьяка клятву доверенного — молчать… и хранить тайну до гробовой доски». Василий молчал 14 лет и только перед смертью исповедался своему звонарю Осипову. Вот как выглядела исповедь Макарова в изложении Осипова: «Сказывал он (Макарьев), был-де он по приказу благоверные царевны Софии Алексеевны посылай под кремлевский город в тайник. А в том тайнике есть две палаты, полные наставлены сундуками до строну (до сводов). А те палаты за великою укрепою, у тех палат двери железные, попереч чепи в кольца проемные, замки вислые превеликие, печати на проволоке свинцовые, и у тех палат по одному оконцу, а в них решетки без затворок… и в те окошка он смотрел, что наставлены сундуков полны палаты: а что в сундуках, про то он (Макарьев) не ведает…»

А царевна Софья вскоре начала пользоваться одним из ходов, выводящим из Кремля в Охотный ряд.

Полагаю, что проводящиеся сегодня подземные работы в Кремле и на Манежной площади около Кремля смогут пролить более яркий свет на волнующую нас проблему.

Российский же император Павел I перенес свою резиденцию в Гатчину, окружив ее рвами и сторожевыми башнями. Под зданием резиденции создал подземную галерею, снабдив ее сигнализацией, предупреждающей о появлении незнакомых людей и о возможном подкопе. Из апартаментов царь провел потайные лестницы и ходы, чтобы иметь возможность в случае опасности по ним и скрыться.

Во дворце по тем временам были введены небывалые строгости — допуск в резиденцию лиц производился только по пропускам с рисованными портретами, всех без исключения чиновников, независимо от чинов и рангов.

Однако известно, что тот, кто воздвигает стены для своей защиты, сам в первую очередь становится пленником этих стен.

Европейских государей испокон веков охраняли гвардейцы. Слово «гвардеец» в буквальном переводе означает «стражник», «охранник», «телохранитель». На Руси же телохранителей называли рындами. В красных кафтанах, с топориками на плечах, они следовали за царем буквально «по пятам и перед носками».

В XVII веке охрана российского государя состояла из пятисот человек. При французском короле Людовике XI она была до четырех тысяч. А Чингисхан объявил: «Ныне, когда Небо повелело мне править всеми народами, пусть для моей охранной стражи наберут десять тысяч… ловких, статных и крепких людей».

Аппетиты росли. У индийских императоров — Великих Моголов — охрану несли аж 55 тысяч человек, что составляло пятую часть действующей армии.

Однако при большой и сильной охране сами государи часто оказывались заложниками охранников.

Глухой ночью 9 ноября 1740 года во дворец регента Бирона явились гвардейцы и полураздетого, закутанного в одеяло, насмерть перепуганного фельдмаршала силой увели в караульное помещение, при малолетнем императоре Иване Антоновиче правительницей объявив брауншвейгскую принцессу Анну Леопольдовну.

А по истечении года возвели на престол дочь императора Петра I — Елизавету. Тревогам и страхам перед гвардейцами не без основания был подвержен и последний российский император Николай II. Охрана верной оставалась ему до тех пор, пока он обладал силой и властью.

По свидетельству А. И. Гучкова: «При возникновении февральской революции ни одно из сообщений не поразило царя так, как весть о переходе его личного конвоя на сторону восставших. Оказавшись открытым и беззащитным перед лицом враждебного мира, Николай II через несколько часов после того подписал манифест об отречении от престола».

Когда-то самыми стойкими и надежными телохранителями слыли швейцарцы. В 1527 году в Рим вторглись войска Карла V. Прикрывая бегство папы Климента VII, швейцарская стража Ватикана вся до последнего солдата погибла. Ценя эту верность, многие государи стали набирать стражу именно из швейцарцев. Так слово «швейцарец», «швейцар» стало синонимом слов «телохранитель», «стражник». Однако впоследствии оно нивелировалось и приобрело тот смысл, который мы видим в обряженном в ливрею человеке при входе в отели и рестораны.

По прошествии многих лет жестокая школа заговоров и покушений заставила телохранителей расстаться с лампасами и мундирами. Облаченные в обычные костюмы и банальные шляпы, сегодня они предпочитают быть незаметными.

В качестве главной задачи американской секретной службы официально значится «охрана личности президента Соединенных Штатов и членов его семьи». Агенты охраны неотступно следуют за президентом, куда бы он ни направлялся. Известен случай, когда один из президентов решил навестить свою возлюбленную и на это время попросил снять охрану. Однако на пути его следования к любимой оказались недвусмысленные парочки увлеченных, демонстрирующие неудовлетворенные страсти, а на самом деле в четыре ока наблюдающие за главой государства.

Непослушание?

Нет, бдительность!

Есть от чего. Все время на государей когда-то и кем-то замышляются покушения. Восемь было совершено на французского короля Генриха IV, пока очередной убийца на узкой улочке не вскочил на подножку королевского экипажа и дважды не вонзил стилет в грудь монарха.

Другой французский государь Луи Филипп получил несколько анонимных писем, в которых были сообщения, что 28 июля на него будет совершено покушение. Король отложил решение некоторых серьезных вопросов на 29-е число со словами: «Я займусь этими делами двадцать девятого, если не буду убит двадцать восьмого».

Он не стал ни прятаться, ни скрываться. И в точно назначенный для убийства день, в половине одиннадцатого утра, в окружении маршалов и высших сановников открыто, верхом, во главе торжественной кавалькады выехал из ворот замка.

Через некоторое время последовал оглушительный грохот, земля покрылась трупами, однако король остался невредим. Он посмотрел в окно, из которого грянул залп из соединенных вместе двадцати пяти винтовочных стволов, направленных прямо в монарха.

…Для убийства Наполеона Бонапарта парижским рабочим Шевалье была изобретена адская машина, которая взорвалась в руках создателя совершенно случайно. Не пострадал Наполеон и 24 декабря 1800 года от взрыва набитой порохом повозки на углу улицы Ришелье. При следовании из дворца в оперу кучер быстрее обычного разогнал лошадей, и взрыв прогремел далеко за спиной императора.

В обстановке беспрерывных покушений находился русский император Александр II, но смерть несколько раз обходила его. Первый выстрел прозвучал в апреле 1866 года, в четвертом часу пополудни, когда царь на углу Летнего сада садился в коляску. Точно прицелиться в государя стрелявшему Дмитрию Каракозову помешал мещанин Комиссаров. В последнюю минуту толкнул Каракозова под локоть, и пуля пролетела мимо.

Второй раз стреляли в него во французском Булонском лесу, и снова промахнулись. Третий — безуспешно в Петербурге. На четвертый раз подготовили уже взрыв на железной дороге, но поезд на несколько минут опередил время расчетчиков взрыва. Пятое покушение со взрывом в половине седьмого вечера произошло во дворце. Но Александр снова оказался жив. Казалось, судьба заговорила царя от рук террористов, и даже 1 марта 1881 года, когда в карету была брошена бомба, несколько человек, изуродованных взрывом, корчились на земле, а рядом валялся дымившийся остов кареты, царь в который раз оказался без единой царапины.

Непонятно только, почему, вместо того чтобы удалиться от опасного места, государь пожелал узнать, кто поднял на него оружие. Он увидел молодого человека, в осеннем пальто, в шапке из выдры, и не услышал, а скорее ощутил всем телом новый взрыв. Отброшенный взрывной волной к решетке канала, царь умирал в луже крови, а возле него корчился в судорогах окровавленный убийца.

…Президент де Голль пережил попытки убийства столь же мгновенные, сколь и тщетные. К удивлению, всегда четко срабатывала его служба безопасности. За четыре года президентства де Голль переживет пятнадцать прямых попыток его ликвидации и умрет своей смертью.

Быть отравленным или убитым — это одна из опасностей, подстерегающих любого правителя. Но существует еще и опасность быть скомпрометированным, опасность оказаться в постыдной и тайной власти у шантажистов. Что также предотвращают соответствующие службы.

Целой серией убийств президентов и попыток убить их отмечена история Соединенных Штатов. В 1865 году рука убийцы прервала жизнь Линкольна. В 1901-м — У. Мак-Кинли. В 1913-м получил в грудь пулю Т. Рузвельт. В 1933-м было произведено пять выстрелов в Ф. Рузвельта. Однажды ночью убийцы проникли в резиденцию Г. Трумэна и вступили в перестрелку с личной охраной.

Об убийстве 22 ноября 1963 года президента Джона Кеннеди написано предостаточно, но далеко не точно. Был ли участником покушения Ли Харви Освальд? Имеется достаточно оснований, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно. Освальда просто подставили. Подставили потому, что, во-первых, он жил в СССР и пытался принять советское гражданство. А во-вторых, накануне убийства Д. Ф. Кеннеди он будто бы пытался вступить в так называемую организацию «За справедливое отношение к Кубе», сфотографировался с винтовкой в одной руке и с коммунистической газетой «Уоркер» в другой. Разве это не повод пристегнуть его к делу об убийстве президента США и одновременно вызвать подозрения на участие в убийстве секретных служб СССР и Кубы.

После того как в 12 часов 30 минут прогремели роковые выстрелы, уже в 12.44 штаб-квартира далласской полиции передала: «Внимание всем полицейским: подозреваемый неизвестный белый мужчина, около тридцати лет, рост пять-шесть футов, вооружен винтовкой тридцатого калибра». Спрашивается, как штаб-квартира за 14 минут могла заполучить столь точные сведения?

Комиссия Уоррена считает, что их дал полиции Хуард Бреннан, который за несколько минут до убийства Кеннеди видел человека в окне склада школьных учебников, откуда, как предполагают, были совершены выстрелы.

Пусть так!

Но откуда Бреннан мог знать рост и вес Освальда, если видел в окне только его голову? Ибо Освальд не мог стрелять стоя, а лишь с колена. И как понимать тогда, что Бреннан, дав сверхточное описание Освальда накануне, в тот же день не опознает его в полицейском участке?

Стоило Роберту Кеннеди сказать, что в случае избранияна пост президента он потребует пересмотра дела Освальда — Руби, как появился полубезумный Сирхан Сирхан и в упор его расстрелял.

Когда срок пребывания Линдона Джонсона на посту президента закончился, его жена заявила репортерам: «Все последние годы я жила под страхом, что с Линдоном что-то случится плохое… После нашего переезда в Белый дом я не спала почти ни одной ночи…»

Несколько раз стреляли в Джона Форда. Предпринимались две попытки напасть на резиденцию президента с воздуха. После чего секретная служба вооружила охрану Белого дома ракетами «земля — воздух» с инфракрасным устройством самонаведения. А чтобы сделать невозможным вторжение в Белый дом танков, службы безопасности смонтировали ворота ограды из сверхпрочной стали, сооружение их обошлось государству почти в миллион долларов.

Но жизни президентов и политическое реноме страны стоят и не таких денег. Прошлое же — как самое отдаленное, так и самое близкое к нам — составляет тот непрерывный поток жизни, частью которого являемся мы с вами. Из-за нерасторжимости же времени нельзя изъять его из цепи, не прервав саму цепь. Ничто не может быть исторгнуто или предано забвению из того, что было.

Приходилось только удивляться и завидовать, как надежно и уникально была организована служба безопасности президента Арабской Республики Египет Гамаль Абдель Насера.

Автотрасса перед каждым выездом главы государства освобождалась от людей, транспорта и зарежимливалась. Постройки с окнами и дверями, выходящими на дорогу, закрывались и брались под охрану. Конфиденциальные службы несли постоянное наблюдение за небом, брали пробы земли, воздуха, воды, пищи и через каждые полчаса выдавали данные на соответствующие пульты управления.

Президентский особняк располагался в тройном кольце железобетонных заборов, в каждом кольце которых размещалась особая гвардейская воинская часть, отвечающая за безопасность главы государства, с отдельно подведенными коммуникациями водоснабжения, связи, электроэнергии, телерадио, несокрушимыми бункерами и крытыми ходами сообщения.

Каждый командир части был подчинен только лично президенту и исполнял лишь его указания. Причем служебная зависимость и со-подчиненность служб друг другу совершенно исключалась, почему исключался и сговор между ними против власть имущих.

Незаметное проникновение случайных лиц через тройное кольцо проверок и оцеплений было невозможным, и тем не менее оппоненты, не разделяющие политических взглядов египетского лидера, сумели ввести в обслугу Насера подкупленного массажиста, который вместе с гигиеническими препаратами ежедневно втирал в плоть президента неощущаемые дозы ядов в таком количестве, которые приборами наблюдения не фиксировались, но были достаточными для того, чтобы в расчетное время вызвать у главы государства паралич сердца.

ПОПЫТКИ ПОКУШЕНИЙ НА СОВЕТСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ

Одна из дач для И. В. Сталина была построена в устье реки Лашупсе, впадающей в высокогорное озеро Рица, на высоте полутора километров над уровнем моря.

Место для строительства облюбовал сам вождь, места он выбирать умел: зимой здесь царствовало тепло, а летом, когда все изнывало от зноя, властвовала прохлада.

В глубоком ущелье петляла ниточка реки с невероятно прозрачной ледяной водой. Пологие берега на северной стороне были высвечены солнцем, тогда как южные укрыты густыми зарослями шиповника, кизила, винограда. А северный склон — свечами стройных сосен.

На вершине холма и решил построить дачу вождь, под названием «Дача на Холодной речке».

За массивными воротами ее мраморная дорожка вела к розарию, справа от которого располагался двухэтажный домик. Войдя в него, человек попадал в замысловатый лабиринт со всевозможными ходами и выходами, разобраться в которых мог только знающий поводырь. Этот лабиринт был своеобразной жуткой шуткой хозяина: случайно забредшие и вошедшие в домик люди вскоре должны были звать на помощь. Ибо нити Ариадны с собой пришедшие не имели, чем выдавали себя и вызывали потеху вождя и его окружения.

Властелин же большей частью находился в спальном и охотничьем домиках, в зале приемов, салоне для отдыха, а то даже в бане или столовой, хотя кухонных запахов почти не переносил. Каждое из названных строений сооружалось из красного африканского дерева и облицовывалось мрамором.

Имелся и еще один дом в римском внутреннем дворике — патио, куда Сталин приглашал только избранных. Выстроенный специально для отдыха, дом в миниатюре представлял собой дворец римского императора. В просторном зале его, отделанном деревом, стояла широкая кровать, на которой любил блаженно возлежать правитель империи. За окном его слух ублажала серебряным перезвоном ниспадающая с мраморных чаш вода Холодной речки: мощные насосы поднимали ее воду со дна ущелья на четыреста метров только для того, чтобы она ублажала нрав властелина.

Сталин любил приезжать в Абхазию летом. Местный абхазский правитель Нестор Лакоба встречал его и вез в деревню Блабурхуа, расположенную в Гудаутском районе, где почетного гостя всегда ожидал мудрый долгожитель Барцица Басята. Они впервые встретились и подружились в 1926 году. Когда уставшие от веселья гости сели на землю, а Сталин лег на траву, хозяин быстро скрылся в доме, вынес бурку и, расстелив на земле, попросил вождя лечь на теплое. Сталин перелег.

При прощании хозяин подошел к почетному гостю с мастерски отделанным серебром рогом горного тура, заполненным вином. Поблагодарил гостя за приезд, отпил глоток и передал Сталину. Соблюдая народный обычай, Сталин выпил, и хозяин радушно попросил взять рог на память о встрече.

— Чем я могу отблагодарить хозяина? — спросил вождь.

— Дад, ты уже отблагодарил нас своим посещением дома. У абхазов гость — посланец Бога. Когда он приходит в дом, то приносит семь благ, а, уходя, забирает одно — наше кавказское долголетие. Бери его на здоровье.

Рог этот висел на Ближней даче Сталина до конца его дней.

На Рицу вождя сопровождал эскорт из пяти бронированных автомашин с Л. П. Берия и наркомом внутренних дел Грузии Гоглидзе.

В четвертой машине ехало несколько человек обслуги. На пол пути, когда уже миновали впадение реки Гегги в Бзыбь, Берия неожиданно попросил Сталина пересесть в предпоследнюю машину, а обслугу перейти во вторую. Сталин вместе с Берия перешли в четвертую.

— Чем вызвано перемещение? — поинтересовался вождь.

— Тяжелое предчувствие, товарищ Сталин, — ответил Берия.

Едва первая машина миновала мост, как под второй рухнул деревянный настил. ЗИС шлепнулся в воду и застрял между двух валунов. Люди не пострадали, но сильно перепугались.

Отдыхая в Абхазии в 1933 году, Сталин выразил желание поохотиться. Берия отослал Лакобу в Ткуарчал подготовить место для будущей охоты. К месту охоты поехали на катере. И когда подошли к правому лесистому берегу, раздался выстрел.

— Магис деда ки вабире^[1], — выругался. Сталин.

Берия мгновенно заслонил собой вождя и закричал рулевому:

— Отворачивай от берега, иль не видишь, что нас обстреливают!

Моторист прибавил оборотов, раздались еще несколько выстрелов, но катер уже находился на безопасном расстоянии от стрелявших.

Команду открыть огонь дал сержант Лавров. Случай был подан как обыкновенное разгильдяйство. Вначале Лаврова присудили к пятилетнему заключению, а в 1937 году изобличили как террориста.

Пограничники, не опознав катеров, стреляли и раньше, но не по катерам, а в воздух.

Попыток покушения на Сталина было множество. В 1938 году после конфликта у озера Хасан из числа осевших в Маньчжурии белогвардейцев был сформирован отряд террористов. В 1939-м один из них должен был пронести мину замедленного действия в Мавзолей и в 10 часов утра 1 мая взорвать ее вместе с находившимися на Мавзолее членами Советского правительства.

Риббентроп, по воспоминаниям Вальтера Шелленбер-га, предлагал убить Сталина в 1944 году на переговорах из автоматической ручки, которая стреляла крупнокали-верными пулями на расстоянии восьми метров. Однако переговоры по неизвестной причине не состоялись и план террористов рухнул.

В 1942 году сдавшийся в плен немцам офицер Политое в 1944-м был окрещен абвером заместителем начальника отдела дивизии майором фронтовой разведки СМЕРШ Тавриным. Ему было выдано удостоверение за № 298 и присвоено звание Героя Советского Союза.

В напарницы Политову-Таврину дали некую Адамичеву, переименованную в Шилову, и объявили их мужем и женой.

Террористический акт им предлагалось совершить либо из короткоствольной пушки, которая крепилась ремнями к руке, либо магнитной миной. Мину, по внешнему виду напоминавшую ком грязи и приводившуюся в действие от коротковолнового приемника, предполагалось подложить под личную машину Сталина.

Когда же Таврин заказал в ателье Риги пошив пальто с широким правым рукавом, это вызвало подозрение портного и тот высказал сомнения надлежащим органам. Террориста взяли на контроль.

5 сентября 1944 года самолет с диверсантами был подбит и произвел вынужденную посадку в районе Ржева.

Тогда Политов с напарницей сели на мотоцикл и понеслись по шоссейной дороге. Под Ржевом всю ночь шел проливной дождь. Когда мнимых супругов задержали и спросили, куда они держат путь, — те, ничтоже сумня-шеся, ответили, что находятся в краткосрочном отпуску и спешат повидаться с родными. Едут-де уже вторые сутки…

Однако одежда их оказалась совершенно сухой. Преступники были изобличены и получили по заслугам.

…В 1946 году на отрезке дороги Симферополь — Ялта в бронированный «паккард» Верховного с полного хода врезалась полуторка. «Паккард» столкновение выдержал с честью, а полуторка развалилась на части. Вождь не пострадал, ибо для безопасности пользовался иногда бронированными автомашинами. В них полезного места было меньше, отсутствовала вентиляция — так как тяжелые семисантиметровые оконные стекла не открывались, зато безопасность гарантировалась. Отсутствовала и специальная перегородка для отгораживания от водителя при телефонных переговорах. Однако удобствами приходилось жертвовать ради сохранения жизни. Для опознания автомашин спецзаказа сотрудниками ГАИ на них устанавливались специальные сирены, особые отметки, закодированные номера.

Сталин в автомашине предпочитал ездить на заднем сиденье, располагаясь между двумя сотрудниками охраны; а в последнее время — на сиденье откидном. Охрана в основных машинах и машинах прикрытия с автоматами на изготовку размещалась полуприсев на краешках сидений, чтобы в любую минуту быть готовыми выскочить из машины и занять оборону.

Основу всех служб безопасности составляет охрана личная, круглосуточно выполняющая свои обязанности во всех местах пребывания охраняемых лиц.

Не менее значительной является и охрана объектов: дач, квартир, государственных и правительственных учреждений. Для чего используется служба материально-технического обеспечения, в которую входят транспорт, вооружение, средства связи, специальная техника и обслуживание.

Вот какими словами характеризует одно из звеньев кремлевских постовых наблюдательный посетитель: «…Бюро пропусков у Спасской башни, здание за кремлевской стеной — и вот часовой как-то особенно долго и напряженно всматривается в мое удостоверение личности офицера, прежде чем пропустить в здание с кабинетами.

…Говорят, при этом контроле не так важно что-то там обнаружить — проблема ли сличить человека с его фотоснимком? Главное — определенное время выдержать. Это скорее из области психологической проверки: а вдруг задергаешься. Ты ведь стоишь перед вооруженным верзилой, который вытянулся, словно аршин проглотил. И смотрит, смотрит, смотрит на твой документ, что-то там вычисляет, обученный квалифицированными специалистами. В принципе он за две-три секунды уже все уловил: явившийся в Кремль не какой-то там англо-американский шпион и вовсе не псих с улицы. Это выяснили еще до него! — когда пропуск заказывали, когда его выписывали. Так что остальные 58 секунд гренадер просто выполняет инструкцию… А ты при этом стой и молчи. Шаг вперед — по башке получишь.

Да с часовыми вообще разговор короткий.

Когда изучение моего типового армейского удостоверения и простой в общем-то физиономии перевалило на вторую минуту, — казалось, вечность прошла! — я уже сам стал сомневаться: а не лежит ли у меня в портфеле бертолетовая бомба, а не торчит ли случаем из-за голенища сапога финка… Ничего, пронесло. Солдат-шкаф вдруг вытянулся передо мной, как перед императором эфиопским, резко вернул мой документ, и я, не слишком уж уверенный, что благополучно удастся вернуться из Кремля домой, побрел по коридору, отыскивая нужную комнату…»

Написано, прямо скажу, с большой долей иронии, но по сути точно. Безопасность правительства обеспечивают несколько подразделений, и на каждом сотруднике лежит святая обязанность честного, строгого соблюдения инструкции и долга, в сочетании холодного рассудка с оперативной смекалкой.

…По железной дороге Сталин ездил в специальном вагоне, отделанном дубовыми и ореховыми панелями, где имелись зал заседаний, спальня, кухня, купе для охраны и проводников.

Его охрана — это образцовая, глубоко и широко эшелонированная система, которую возглавлял Николай Власик. Специальные технические средства, подкрепленные жестоким двойным и тройным контролем, с детально разработанным регламентом посещений, выездов, прибытия на место дополняли систему охраны.

…Из Спасских ворот Кремля выезжает головная машина, за ней — массивные ЗИЛы: первый, второй, третий. В одном из них вместе с телохранителями находится Иосиф Виссарионович. Замыкают колонну машины рядовой марки. Они мчатся по внезапно опустевшей улице, а из двора Большого театра выносятся специальные скоростные лимузины второго эшелона личной охраны. Дублеры подстраховывают и дополняют основных, помогают им.

Многоярусная охрана себя оправдала. Но существовала опасность отравления. Как свидетельствует Светлана Иосифовна Аллилуева-Сталина, все продукты на кухню, а также хлеб, фрукты, вино доставлялись в особых пакетах, с приложением актов, подписанных токсикологами и скрепленных гербовой печатью. А чтобы, не дай Бог, не отравили воздух в жилых помещениях вождя и в его кабинете, в них периодически брали пробу воздуха, пока не изобрели соответствующую аппаратуру, которая при опасности подавала на специальный пульт световые и звуковые сигналы. Однако версия отравления Сталина до сих пор не исключается. Личную канцелярию вождя — особый сектор — долгое время возглавлял генерал-майор Александр Николаевич Поскребышев, которого хозяин именовал «главным», давая тем самым понять, что все вопросы, касающиеся его самого, сначала следует согласовывать с Поскребышевым.

Примерно за год до смерти Сталина Берия с помощью Маленкова расформировал слаженную личную охрану вождя. Николай Сидорович Власик был обвинен в растранжиривании государственных средств и в попытке присвоения и скрытия важных правительственных документов. После одного из заседаний Бюро Президиума ЦК КПСС, проходившего на даче Сталина в Волынском, Власик, осматривая помещение, обнаружил на полу совершенно секретный документ и положил его в карман с тем, чтобы передать Поскребышеву. Но по приказу Сталина при выходе из дома был задержан и обыскан, потом отстранен от работы. Сам ли вождь подкинул компрометирующий материал Власику или по подсказке кого, но машине был дан ход. Поскребышев был обвинен в потере бдительности.

В последние годы правления Сталина в небольшой круг его приближенных входили Маленков, Булганин, Хрущев и Берия. Сталин всячески старался разжигать соперничество между ними. В 1951 году в его немилость попал Берия. По указания Верховного в квартире его матери были установлены подслушивающие устройства. А от самого Берия потребовал вести «дело мингрелов», сфабрикованное по обвинению их в заговоре по отделению от Советского Союза.

Ходили слухи, что Серго Берия собирается жениться на Светлане Аллилуевой после ее развода с Юрием Ждановым. Лаврентий Павлович и Нина Теймуразовна, по свидетельству бывшего секретаря Берия Людвигова, решительно воспротивились тому. Их мнение стало известно Сталину, что и породило взаимную неприязнь.

Оказавшись в полной изоляции, Поскребышев ненадолго пережил своего хозяина и при встречах со знакомыми с опаской говорил:

— Сталина убил Берия. — И торопливо отходил в сторону.

П. А. Судоплатов в книге «Разведка и Кремль» уверяет: «Все сплетни о том, что люди Берия убили Сталина, голословны. Без ведома Игнатьева и Маленкова получить выход на Сталина никто из сталинского окружения не мог».

Позволю себе не согласиться с уважаемым автором. При смене руководителей МГБ сотрудники секретных подразделений чаще всего оставались на своих местах, в том числе в охране и обслуге Сталина.

У Верховного было два личных агента: генерал Лавров, начальник личной разведки, и его заместитель А. Джуга.

В связи с делом авиаторов, по досье Лаврова-Джуги от должности второго секретаря ЦК ВКП(б) был освобожден Георгий Максимилианович Маленков и направлен на работу на периферию. Вторым секретарем ЦК ВКП(б) стал А. А. Жданов. Но в конце 1947 года Маленков был вновь возвращен Сталиным, вопреки мнению генерала Джуги.

Сталин распорядился завести дело-формуляр на Л. П. Берия. Это было вызвано подозрением, что Берия является агентом английской разведки, впоследствии перевербованным эмиссаром американского антисоветского центра в Нью-Йорке. Как агент он внедрен на длительное оседание с тем, чтобы, добившись со временем высшего поста в партии и государстве, совершить государственный военно-фашистский переворот и реставрировать капитализм в Советском Союзе, добиться его распада и превращения во второразрядную державу, сырьевой придаток развитого капиталистического Запада.

По распоряжению Сталина Берия был отстранен с 1946 года от руководства органами государственной безопасности страны и с этого времени активно разрабатывался личной стратегической контрразведкой вождя, в ходе которой был установлен ряд его связей, представляющих оперативный интерес.

Так, например, особняк Берия на углу улицы Качалова в Москве посещала жена помощника военного атташе американского посольства в Москве — сотрудница Центрального разведывательного управления США. Саркисов (прикрепленный к Берия) познакомился с этой женщиной в Столешниковом переулке Москвы и лично привез ее в особняк Берия.

Детей, рожденных от многочисленных связей с женщинами, Берия рассылал в детские дома. В 1943 году от связей с проститутками на Кавказе Берия заразился сифилисом.

Его жена Нина Теймуразовна Гегечкори, урожденная грузинская княжна, поддерживала письменную связь со своим дядей князем Евгением Гегечкори, агентом английской и американской разведок, одним из лидеров белогвардейской эмиграции в Париже.

При обыске, проведенном в кабинете Берия в Кремле, в сейфе был обнаружен документ, который свидетельствует о том, что в 1919 году в городе Баку Берия работал в мусаватистской контрразведке, являющейся филиалом английской разведки. Сталин об этом документе знал.

Советский Союз хорошо обеспечен урановым сырьем, но Берия предпочитал получать его из-за границы, в частности из ГДР. Кроме того, он постоянно интересовался ракетным вооружением армии и флота.

Выдал рекомендацию в партию некоему Григоряну Хорену, в которой написал, что Хорен состоял в рядах Красной гвардии в команде Совета рабочих, красногвардейских и матросских депутатов в 1918 году в городе Баку и принимал участие в подавлении контрреволюционного мятежа мусаватистов, а возглавлял будто эту команду сам Берия.

Оказалось, что такой команды не существовало и Берия участия в подавлении мятежа не принимал.

Помог Берия достать и фальшивую справку еще одному неизвестному, Сумбатову-Топуридзе, с помощью которой тот вступил в ВКП(б) и позже занимал руководящие посты в МВД и КГБ Азербайджана.

Лавров и Джуга арестовали бывшего министра государственной безопасности Всеволода Меркулова, который при допросе показал, что Берия просил его и Гоглидзе поискать среди чекистов из личной охраны Сталина людей, которые захотят найти нового хозяина, и предложил тост:

— За наше безнадежное дело.

В один из вечеров в своем особняке на улице Качалова собрал смещенных Сталиным генералов — Кобулова, Деканозова и Мешика, где произнес верноподданнический тост:

— Последнее время кто-то упорно стремится очернить меня в глазах товарища Сталина, которому я служил и служу верой и правдой. Думаю, что это месть за ту расправу, которую я учинил в отношении врагов народа, будучи наркомом внутренних дел СССР. Но товарища Сталина не проведешь. Он видит на семь метров вглубь под землю. Товарищ Сталин не даст своего верного слугу в обиду…

Произнося эти слова, Берия в то же время в лежавшем на столе блокноте, в сильном волнении излишне нажимая на карандаш, написал: «Будьте крайне осторожны. Мы буквально ходим по лезвию ножа. Один неверный шаг — и мы все погибнем».

Дав это прочесть генералам, Берия листок сжег, а блокнот оставил на столе, в котором на втором листке четко проступали продавленные карандашом Берия слова записки. Джуга восстановил текст и передал эту записку вождю. Подозревая заговор, Александр Михайлович Джуга вначале порекомендовал Сталину обновить Президиум ЦК КПСС, выведя из него Берия, Маленкова, Микояна и Хрущева. Но видя, что Сталин колеблется, предпринял попытку ликвидировать Берия с помощью своей жены Лилиан, пытаясь подложить ее в постель Берия с помощью Саркисова. Но Саркисов на встречу с Лилиан в Столешников переулок не пришел, и Сталин отстранил Джугу от работы за самоуправство.

Для сохранения подруге жизни Джуга отправил Лилиан в Албанию, а самого Джугу на два месяца отправил в отпуск Сталин. В конце февраля незнакомый Джуге полковник госбезопасности привез ему на квартиру черный портфель от Сталина, в котором оказались аккуратно перевязанные ленточками пачки денег. Сверху лежала записка без подписи, написанная рукой Сталина: «Посылаю тебе мое жалованье за все годы моей депутатской деятельности. Трать по своему усмотрению».

В начале марта 1953 года И. В. Сталин умер.

Я позволю себе привести выдержку из досье Лаврова-Джуги: «Главная задача американо-английской агентуры состоит в том, чтобы под фальшивым лозунгом борьбы за права человека заменить коммунистические партии рабочих и крестьян в социалистических странах на так называемые общенародные.

В своей деятельности их агенты предполагают опираться на детей, чьи родители были репрессированы в годы Советской власти, а также на различного рода буржуазно-националистические элементы…»

И далее: «Считаем дело врачей и дело Власика Н. С. провокацией иностранных разведок».

Получается, что Иосиф Виссарионович добровольно отдал себя в руки заговорщиков. Мне по тому времени запомнилась сиротливо перекинутая для просушки через перила балкона девятого этажа правительственного здания около кинотеатра «Ударник» серая сталинская шинель, напоминающая собой флаг терпящего бедствие корабля с названием СССР. После смерти вождя начались тяжелые серые будни склок и разоблачений, реабилитаций и диссидентства, упреков и обид.

В сентябре 1993 года удалось снова побывать в рабочем кабинете Сталина. Кабинет тогда находился в том же состоянии, что и при Сталине. Хрущев несколько переделал его, но А. Н. Косыгин заново восстановил все, как было раньше. Восстановить же прежнюю жизнь (жизнь при Сталине) было уже не дано никому…

Обеспечивает безопасность наших и зарубежных глав делегаций Восемнадцатое отделение Главного управления охраны.

Для обеспечения того или иного маршрута его сотрудники выезжают на места, встречаются с руководителями, начальниками служб безопасности, милиции, хозяйственных отделов. С ними согласовывают сроки и программу визита, подготавливают и зарежимливают места в аэропортах, на пристанях и на вокзалах. Выбирают и комиссуют транспорт.

Для успешного осуществления намеченных мероприятий выбирают комиссию из лучших механиков, водопроводчиков, инженеров, электриков, химиков, оперативников ФСБ. При этом трассы разбиваются на участки, между участками согласовывается связь, планируется запасная дорога, создаются группы сопровождения делегаций. И если маршрут почему-либо изменяется, о том накануне обязательно ставятся в известность глава делегации и ответственные работники из группы сопровождения.

Производится тщательный осмотр и будущих резиденций, их территорий и территорий прилегающих к ним зданий. На все составляются соответствующие акты. Отдельного инструктажа удостаивается служба питания. При инструктаже рассказываются не только вкусы лиц высшего эшелона власти, но и их капризы, пристрастия, привычки, навыки.

При встрече глав делегаций в резиденции им по протоколу докладывается, какие комнаты предлагаются лидеру, куда смотрят их окна, какой вид из них открывается, какого цвета и какой плотности на них занавеси, какого цвета обои в помещениях, как ориентированы в спальнях кровати, чтобы магнитное поле Земли не мешало, а способствовало нормальному сну. Каков свет в ваннах, яркий или приглушенный.

Помимо личной охраны и охраны прикрытия из сотрудников Девятого управления подбираются коменданты, персонал дворцов и дач, повара, официанты, сестры-хозяйки, дворники и садовники. При Горбачеве появилась новая служба связи при секретном чемодане. Словом, служба безопасности — это невероятно тонкое и ответственное дело, успех которого зависит от того, насколько личный состав знает свои обязанности и как их выполняет. Несмотря на столь тщательные меры предосторожности, без казусов не обходилось и не обходится. В Киеве во время проведения съезда работников сельского хозяйства Хрущев с Подгорным развеселились и начали городить что ни попадя. Женщины пытались их остановить, перекричать, и когда перекричать лидеров не удалось, к митингующим кинулась буфетчица с огромным ножом… Женщину задержали. А в адрес лидеров пришла злая частушка:

В 1961 году при приезде Н. С. Хрущева в Вену в его сторону полетел увесистый пакет. Находящийся рядом сотрудник охраны М. П. Солдатов накрыл пакет телом, а в нем оказалось письмо румынского подданного с просьбой помочь ему вернуться на родину.

В Мурманске, во время ожидания прилета из Гаваны самолета с Фиделем Кастро, Н. С. Хрущев решил выступить с речью перед толпой, встречающей кубинского лидера. Начав с расхваливания преимуществ социалистической системы хозяйства перед капиталистической, он уже набирал обороты, как из толпы разнесся грубый окрик:

— Хватит трепаться! Лучше скажи, когда теплую одежду завезут.

Хрущев опешил:

— Кто это сказал?

— Ну я! — раздвинув ряды, шагнул вперед сорокалетний мужчина.

— Ты разве не понимаешь, что нас слушают капиталисты. О чем они подумать могут? — распалялся Хрущев.

— Они не думают. Они знают, что руководитель Советского государства трепло. Мелет языком по случаю и без случая всякую чушь. А дел не видно.

— Да ты!.. Да я! — задыхался Хрущев от негодования и глазами искал помощи у охраны. Охрана бросилась излавливать смельчака. Но толпа так тесно сомкнула ряды, что никому из охранников пробраться сквозь живое кольцо не удалось.

…После объявления о замораживании выплат по облигациям займа в городе Горьком волжане разбушевались так, что Хрущеву пришлось срочно ретироваться из города тайком под покровом ночи на автомашинах с погашенными фарами. Почти так же спасали его от гневных киевлян, новороссийцев, ташкентцев после запрета содержания личного скота в рабочих поселках.

Казалось, пора бы взяться за ум и задуматься, отчего волнуется народ, но Хрущеву, как говорят, попала вожжа под хвост. Может, из-за этой вожжи, из-за несносного характера, из-за желания показать всем кузькину мать на Хрущева, как ни на кого другого, прямо и исподволь стали готовиться акты террора. В предотвращении двух из них участвовал и я.

Восьмого апреля 1958 года мы с А. Пащенко несли службу на въезде и выезде из Кремля через Боровицкие ворота. Около 23 часов в Кремль по поддельному пропуску с кейсом в руках попытался прорваться гражданин Н. Мы задержали его, и я попросил открыть кейс для осмотра. В кейсе лежали краски, кисти, множество фотографий, на одной из которых Н. сфотографировался около главного входа на дачу Председателя Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова.

На вопрос, как он там оказался, Н. полушутя-полусерьезно ответил: «Дедушка пригласил».

Остальное содержимое кейса сомнений не вызывало, я уже хотел вернуть Н. кейс и услышал его вздох облегчения.

«Чему-то он обрадовался?» — мелькнул вопрос и заставил меня произвести повторный, более тщательный досмотр чемоданчика. Потянул за один из оттопыренных уголков дна кейса — и открылось второе дно, а там лежит двухствольный охотничий обрез с дюжиной патронов.

Я выхватил его и, уперевшись стволами задержанному под подбородок, требовательно спросил:

— Ты кто?

— Ради Бога, отведите от лица оружие. Оно заряжено, — взмолился Н.

За это задержание нас с Пащенко наградили именными часами. На крышке моих выгравировано: «Тов. Красикову С. П. за бдительное несение службы, пр. УКМК (что надо расшифровать как Управление коменданта Московского Кремля) № 06 от 2.IV —1958 года».

Второе задержание вооруженного револьвером гражданина произошло в июле 1963 года на кремлевской площади, неподалеку от царь-пушки.

Охрана на допуске в Кремль, попросту говоря, опростоволосилась. Был жаркий день. Люди были легко одеты. И только один гражданин парился в болоньем плаще, из кармана которого выглядывала, как мне показалось, деревянная рукоятка нагана.

Подозвав напарника, я попросил его отвлечь посетителя разговором.

— Вам не жарко в болоньей шкуре? — пошутил наш сотрудник.

— Знобит что-то, — ответил серьезно посетитель.

Этих секунд оказалось достаточно, чтобы я приблизился сзади и быстрым приемом обезоружил странного экскурсанта. Задержанный был передан органам следствия. Однако не прошло и двух дней, как он вновь появился в Кремле и огромным металлическим молотком начал крушить окна Дворца съездов, почему был задержан вторично и передан следственным органам. А на пятый день он возле ГУМа выследил задержавшего его сотрудника и воткнул ему в спину кинжал.

Спрашивается, почему террорист дважды выпускался органами следствия? Кто и для чего попустительствовал его освобождению?..

Однако не оставляет сомнения, что поставленного ему задания он не выполнил. Сотрудник же кремлевской охраны, пораженный ножом, стал полным инвалидом. Был уволен из органов. Дальнейшая судьба его мне не известна.

Как пенсионер органов госбезопасности считал и считаю, что правительство страны допускало и допускает непростительную ошибку, лишая сотрудников ведомства ношения табельного оружия вне служебного времени, по пословице «как бы чего не вышло». Потому-то как бы чего и не выходит.

Нет нужды объяснять, что большую часть времени сотрудник находится вне части и, значит, вне службы. На это время он исключается из процесса обеспечения государственной безопасности не потому, что сам хочет исключиться, а потому, что становится при разоружении как бы бессильным. Но именно во внеслужебное время он по большей части сталкивается с правонарушителями, террористами, шпионами, преступниками, насильниками, хулиганами, блатными, ворами в законе и тому подобными головорезами.

Сталкивается, но противопоставить им ничего не может из-за полной безоружности перед вооруженными противниками, из-за обреченности, если хотите. А по команде о таких встречах не сообщает из-за боязни быть обвиненным в трусости или предательстве. А разреши правительство быть чекистам «всегда на посту» (всегда с оружием), преступлений в государстве на первых порах значительно поубавится, а впоследствии они и вовсе сойдут на нет.

Разумеется, при постоянном ношении сотрудниками оружия возможны нежелательные единичные отклонения в поступках людей вооруженных. Но, уверен, их будут считанные единицы. А при строгой служебной инструкции и надлежащем контроле можно добиться совершенного исключения нежелательных эксцессов, — польза же при сем более чем очевидна.

По служебным инструкциям ни у нас, ни в типичных службах охраны зарубежных стран между правительственными чиновниками и сотрудниками, охраняющими их, сторонних разговоров быть не должно. По субординации эта прерогатива дозволена только высшему должностному лицу.

Считаю это в корне неправильным и прошу соответствующие службы инструкции переписать. Ибо непосредственный сотрудник-службист лучше высшего должностного лица знает окружение, маршруты движения, привычки, территорию, прилегающую к объектам охраняемого лица. Он ежедневно их видит, за ними наблюдает, делает свои выводы, и именно ему виднее, что следует предпринять в том или ином случае.

Скажи об этом он лидеру, вопрос разрешится мгновенно. Высшие же должностные лица, к сожалению, решают большинство дел через пень-колоду, а то и вовсе перекладывают на других.

В 1968 году, купаясь в море около своей дачи, неожиданно исчез премьер-министр Австралии. Личные сотрудники его охраны за двое суток до происшествия видели барражировавших у побережья неизвестных водолазов. Поставили в известность непосредственное начальство, а напрямую по инструкции премьеру сказать не смогли. По сей день неизвестно, дошла ли информация до премьера. Скорее всего, не дошла, ибо тот не предпринял никаких мер к дополнительной безопасности в море.

После этого случая Девятое управление охраны срочно создало службу аквалангистов-подводников, куда желающие поступить проходили с неимоверными трудностями. Их испытывали почти как космонавтов: крутили на центрифугах, до изнурения заставляли плавать, нырять в двенадцатиметровую трубу, на ее дне находить в полной темноте акваланг, надевать его и всплывать на поверхность.

Не многие выдержали испытания. Но те, которые освоили новый вид службы, неоднократно доказали впоследствии ее необходимость в самых невероятных экстремальных ситуациях.

22 января 1969 года миллионы людей прильнули к экранам телевизоров. Из Москвы шел прямой репортаж о встрече космонавтов Волынова, Елисеева, Хрунова и Шаталова после совершения ими совместного космического полета.

Телекамеры крупным планом показывали улыбающиеся лица виновников торжества, встречающих их членов правительства, выделяя при этом Леонида Ильича Брежнева, а также тысячи восторженных москвичей, высыпавших на улицы и приветствующих праздничный кортеж. На всем пути следования его к Кремлю репортаж вели телезвезды того времени:

— Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут герои-космонавты прибудут в Кремль, где состоится чествование и вручение государственных наград.

То были последние ликующие слова репортажа, которые услышали телезрители. Прямая трансляция внезапно оборвалась. Возобновилась она лишь через час. Показывали церемонию награждения, которая производила странное впечатление. Звезды Героев Советского Союза вручал почему-то не Брежнев, а Подгорный. Чувствовалась какая-то растерянность как среди награждаемых, так и среди награждающих. Бледные лица, дерганые фразы, нервные движения.

Было видно — что-то произошло.

А произошло следующее: по оперативным данным службы охраны стало известно, что из одной воинской части Ленинградского военного округа с двумя пистолетами Макарова исчез дежурный по части младший лейтенант В. Ильин. Об исчезнувшем говорили, что от него можно ожидать всякого, так как он отличался непонятной странностью и чудаковатостью. Русский, а кожа смуглая, вид цыганистый, за что и получил Ильин прозвище Копченый.

На политзанятиях заявлял, что комсомол себя изжил. Старшему по званию мог задать вопрос, почему у нас монополия одной партии. Неодобрительно отзывался о вводе советских войск в Прагу. Эти данные были сообщены начальнику Главного управления службы охраны.

А Ильин тем временем находился в Москве в гостях у дяди-милиционера. Милиционера вызвали на службу, а Ильин, услышав, что Брежнев следует в кортеже во второй автомашине, быстро переоделся в дядину милицейскую форму и отправился в Кремль.

Случайно кремлевской охраной в этот день был сокращен милицейский пост, следивший за порядком среди посетителей, следующих в очередях в Алмазный фонд и Оружейную палату.

Появление около музеев переодетого в милицейскую форму Ильина ни у кого подозрения не вызвало, а, наоборот, было воспринято как обычное служебное задание. Ильин влился в наряд милиции и начал активно наводить порядок среди очереди около Боровицких ворот, чем окончательно сбил с толку сотрудников госбезопасности.

Расчет был точным: при въезде на возвышенность в Кремль автомашины здесь скорости сбавляют и становятся более доступными для обстрела, но по пути у машины Брежнева не то произошла задержка, не то сотрудники подсказали Генсеку меры безопасности, в результате чего автомашина его двинулась не второй, а пятой.

Как только огромный кортеж, окруженный эскортом мотоциклистов, приблизился к Боровицким воротам Кремля, раздались выстрелы. «Милиционер Ильин», пропустив первый лимузин, метнулся ко второму, следовавшему в кавалькаде, и открыл огонь одновременно из двух пистолетов — в упор по лобовому пуленепробиваемому стеклу, отчего оно покрылось паутиной трещин.

В машине находились космонавты Береговой, внешне очень схожий с Брежневым, Леонов, Николаев, Терешкова и сотрудник госбезопасности Г. А. Романенко.

Залитый кровью, бессильно обмяк на рулевом управлении водитель.

Но Ильин не прекращал огня до тех пор, пока не расстрелял две обоймы. Одна из пуль, срикошетив, попала в плечо мотоциклисту эскорта, но, превозмогая боль, он направил мотоцикл на террориста и сбил его с ног. Преодолевая шоковое оцепенение, к Ильину со всех сторон бросились охранники, навалились, заломили руки. А Михаил Николаевич Ягодкин разоружил Ильина.

Стрелявший не сопротивлялся. У него закатились глаза, изо рта хлынула белая пена. Стоящие в оцепенении милиционеры с ужасом узнали в бившемся на брусчатке в нервном припадке того самого младшего лейтенанта, портрет которого сообщался в оперативной сводке.

Вторая автомашина при убитом водителе покатилась назад и создала затор движению через Боровицкие ворота. Несмотря на касательное ранение спины, космонавт Андриан Николаев перехватил у раненого водителя руль и припарковал автомашину к обочине.

Леонид же Ильич, увидев затор кортежа возле Боровицких ворот, приказал водителю следовать в Кремль через Спасские ворота.

Раненый водитель на следующее утро скончался в больнице. Кроме А. Николаева, пострадал и космонавт Г. Береговой: ему осколки разбитого стекла сильно повредили лицо. Очень перепугалась Валентина Николаевна Терешкова.

Узнав о том, что стрелял он не по тому, по кому предполагал, стрелявший впал в невменяемость: он думал, что во второй машине едет Брежнев, и ему предназначал свои пули.

Бившегося в истерике террориста в милицейской форме скрутили, сунули под нос нашатырный спирт, затолкали в «Волгу» и прямиком увезли в Лефортово.

Не замедлил появиться анекдот: когда о покушении рассказывали старому полуглухому маршалу Буденному, престарелый воин, недослышав, о ком шла речь, поинтересовался:

— Жив остался?

— Жив, — отвечают. — Не достали пули.

— А саблей не пробовали? — спрашивает маршал.

В следственном изоляторе задержанный сообщил, что он Ильин Виктор Иванович, 1948 года рождения. Русский. Окончил Ленинградский топографический техникум. Служит в Ломоносово под Ленинградом. Воинское звание — младший лейтенант. Прихватив утром два пистолета Макарова с четырьмя полными обоймами к ним, он прилетел в Москву рейсовым самолетом Аэрофлота, чтобы осуществить задуманный террористический акт против Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева.

Следователи были потрясены не тем, что террорист собирался занять кресло Брежнева и создать свою, некоммунистическую, партию. Достойна изумления технология покушения: ни на одном этапе не вызвавшая срыва, кроме как на последнем этапе, во время стрельбы.

Прибыв в гости к дяде, он мечтательно обронил:

— Хочу космонавтов посмотреть. Дал бы ты мне завтра свою форму. В ней прошел бы я в Кремль. А так много ли на улице увидишь.

Но дядя решительно оборвал разговор:

— Ты что, спятил? Знаешь, что за это полагается?

Ильин засмеялся и умолк. Когда же хозяева ушли, быстро облачился в летнюю милицейскую форму. Затем сел в метро и благополучно вышел на остановке «Охотный ряд». Там вынырнул на морозный воздух и прямиком пошел к проходу Боровицких ворот, около которых, по его расчетам, должен был проследовать кортеж в Кремль с космонавтами и руководством страны.

Этот маршрут он изучил досконально и мог воспроизвести с закрытыми глазами. Удивительно, что его пребывание в летнем легком плаще на январском морозе никого не смутило. Ильин благополучно объявился около Боровицких ворот, где милицейское оцепление сдерживало нетерпеливую публику, наугад втиснулся между стражами порядка. Оказалось, что место, какое он занял, находилось на стыке двух подразделений. Милиционеры строя покосились на вновь прибывшего младшего лейтенанта, но в первом подразделении поду-мали, что он из второго подразделения, а во втором — что из первого.

А когда к нему приблизился гражданин крепкого телосложения и полюбопытствовал:

— Ты чего здесь стоишь?

Ильин вальяжно ответил:

— Поставили — и стою.

У штатского вопросов больше не оказалось, и он ретировался.

Исследователи и по сей день ломают голову в догадках относительно подлинных мотивов и странного поступка Брежнева, необъяснимо покинувшего кортеж и своевременно отбывшего от места вполне возможной своей гибели. Полагают, что, когда стало известно о побеге вооруженного офицера из воинской части, профессионалы спецслужб не исключили возможности его появления в Москве именно 22 января, на встрече космонавтов, с участием на ней руководства страны. Получивсоответствующую ориентировку, охрана Брежнева для перестраховки на всякий случай произвела перестановку машин в кортеже. Однако по собственной инициативе охрана не может изменить ни маршрут следования охраняемого без его согласия, ни порядок следования. Давал ли Брежнев на это «добро» или сам вне всякой связи покинул кортеж, неведомо. По словам одного из охранников, Леонид Ильич будто бы при отъезде из Внуково воскликнул:

— А мы-то чего лезем вперед? Кого чествуют, нас или космонавтов?

Потому-де автомобиль Генсека произвел перестановку и’ свернул к Спасским воротам. Но вполне вероятно, что, получив тревожную информацию о гулявшем по стране злоумышленнике, Брежнев, не объясняя сотрудникам подлинную причину изменения маршрута, сам вовремя перестраховался.

На этот счет имеется свидетельство В. Мухина, одиннадцать лет прослужившего в охране высших должностных лиц и одиннадцать лет спустя после происшествия объявившего:

— Могу сказать одно: о возможности какого-то инцидента поступила ориентировка часа за три до прибытия кортежа в Кремль. Начали искать. Но искали-то человека в военной форме, а Ильин оказался в милицейской. Напарник у Боровицких ворот обратил внимание на Ильина, на его сходство с переданным описанием. Но тот был в милицейской форме, находился возле Алмазного фонда и, пользуясь формой, делал вид, что работает в Кремле: он ходил взад и вперед и все время призывал людей встать поровнее, придерживаться порядка. Это и сбило с толку. И пока коллега раздумывал, находясь от Ильина в нескольких шагах, кортеж уже въезжал…

После этого происшествия автомобилестроители получили спецзаказ — усилить пуленепробиваемость стекол.

Делом Ильина занялись многочисленные следственные бригады КГБ и выяснили, что заговора не было. Действовал один убийца-одиночка. Психиатрическая экспертиза сочла Ильина невменяемым и шизофреником, о чем свидетельствует документ, относящийся к 1977 году, когда обсуждался проект брежневской Конституции, в которую Ильин предлагал внести следующий пункт: «Каждый член общества имеет право на террористический акт в случае, если партия и правительство ведут политику, не соответствующую Конституции».

Может быть, одной из причин его надлома послужил случайно обнаруженный в семье документ, из которого явствовало, что он является не родным сыном живущих с ним родителей, а взят из Дома ребенка. Подлинные же родители Ильина были алкоголиками, лишенными судом родительских прав.

В казанской психбольнице Ильин провел восемнадцать лет. В 1988 году по просьбе матери его перевели в Ленинград, в психиатрическую клинику имени Скворцова-Степанова № 3. А в 1990-м выездная военная коллегия Верховного суда СССР, с учетом заключения врачей, освободила, его от принудительного лечения. Но возвращаться Ильину было некуда. После двадцати лет пребывания в психбольнице это был другой человек. У него не оказалось ни паспорта, ни прописки, ни пенсии. За все эти десятилетия он числился в списках своей части как больной и потому не был уволен из армии. Как прошедшему полный курс лечения Ленсовет выделил Ильину однокомнатную квартиру, выдал паспорт и оформил прописку. Сегодня у него вторая группа инвалидности и соответствующая ей пенсия.

После этого случая выездные охраны членов Политбюро были увеличены до десяти человек: на три смены по три человека, с одним подменным; для каждой смены со своим прикрепленным, числящимся в должности заместителя начальника охраны.

Были и другие попытки покушения на Л. И. Брежнева. Так, во время официального обеда у канцлера ФРГ Г. Шмидта в Бонне в особняк позвонил неизвестный и сообщил, что при выходе из здания редута Брежнев будет обстрелян. Охрана своими телами прикрыла Брежнева от наружного наблюдения и незаметно вывезла его из редута в резиденцию.

Там же в Гамбурге при выруливании самолета с Брежневым к взлетной полосе перед его фюзеляжем без предупреждения плюхнулся на посадку громадный транспортный самолет ВВС США, чуть не зацепив крылом советский авиалайнер.

За два года до семидесятилетнего юбилея Генсека некто С. 6 января 1976 года доносил в Москву о заговоре: «Против Генсека в Алма-Ате сколочена группа с целью покушения…» Назывались фамилии конкретных исполнителей.

М. А. Суслов послал из Москвы срочного нарочного. А в январе 1976 года к подписчикам поступил первый номер журнала «Простор», где, как и сообщалось в донесении в ЦК КПСС, в романе Форсайта «День шакала» предлагались террористические методы покушений оасовцев на глав государств. Вот какие рецепты афишировались в нем: «На винтовке будет стоять глушитель, никто не услышит выстрела… даже если первая пуля попадет в висок. Надо иметь несколько секунд и успеть скрыться, прежде чем заметят, с какой стороны стреляли. Лучше запастись разрывными пулями… с глицерином или ртутью. Пожалуй, с ртутью. Гораздо аккуратней получается… при стрельбе по неподвижной живой мишени. Имея оптический прицел, можно не беспокоиться».

Журнал закрыли. Постановление о нем подписал сам Суслов.

Когда произошла стрельба по машине космонавтов, въезжавшей в Кремль через Боровицкие ворота, перед Брежневым, спускавшимся по ковровой дорожке из покоев Ивана Грозного во Владимирский зал Большого Кремлевского дворца, не оказалось металлических штырей, коими ковер крепится к лестнице. Дорожка выскользнула из-под ног, Генсек потерял равновесие и грохнулся на пол.

В марте 1982 года Брежнев вылетел в Ташкент для вручения ордена столице Узбекистана. 23 марта он соизволил посетить авиационно-космическое объединение имени Чкалова, завод «Буран». В поездке Генсека сопровождал первый секретарь Коммунистической партии республики Ш. Р. Рашидов.

Помещение цеха, где должна была состояться импровизированная встреча с работниками, с трудом вмещало желающих увидеть Леонида Ильича, и люди по металлическим стапелям стали переходить с одной стороны на другую, чтобы оказаться поближе к руководителям. Стапеля перегрузки не выдержали и всей чугунной громадой, с находящимися на них людьми, обрушились. Брежнев оказался под обломками. У него была повреждена ключица. Лежа на полу, Генсек указал на насмерть перепуганного Рашидова и сквозь зубы процедил: «Убить меня хотел! Он убить меня хотел!!»

После этого случая начались «знаменитые» узбекские расследования, подтвердившиеся арестом в Москве гонцов из Хорезмской области, которые под видом хлопка-сырца пытались сдать тонны мусорной пыли. Выяснилось, что при заготовке и переработке хлопка-сырца в Узбекистане было расхищено полтора миллиарда рублей.

6 октября 1982 года Рашидов умер.

Ненадолго пережил его и престарелый Генсек. Врачи после ташкентского «обвала» констатировали у него общий упадок сил и перелом ключицы. Престарелый Брежнев пытался храбриться, но общее его самочувствие было чрезвычайно плохим. 9 ноября 1982 года на своей даче в Заречье он скончался.

Похороны Л. И. Брежнева собрали к экранам телевизоров всю планету. На пять минут растянулась минута прощания с ним, и все пять минут гудели гудки всех фабрик, заводов, кораблей, паровозов, автомашин.

Алексей Николаевич Косыгин всю жизнь увлекался греблей на байдарке. 1 августа 1976 года байдарка под ним перевернулась. Гребец оказался в воде головой вниз. Охранники были на высоте, потерпевшего быстро извлекли и без промедления привели в чувство. Промешкай ребята — и страна могла бы лишиться талантливого, умного государственного деятеля высшего класса. Но вернемся к теме нашего повествования.

Должен сказать, мало кто знает, что на Алексея Николаевича тоже совершались покушения, и одно из них в Канаде при осмотре достопримечательностей правительственного здания. Когда Алексей Николаевич подходил к группе журналистов, из сопровождавшей его свиты на премьера с финкой бросился член эмигрантской фашистской организации» Умелыми действиями полковника Е. С» Карасева и подполковника Н» Н. Горенкова преступник был локализован в передан в руки местной полиции»

Не обходилось и без веселых историй» Помню, пошел я сопровождать Алексея Николаевича в Малый театр на премьеру пьесы «Июль 18-го»» Сели в ложу» Погас свет» И в зале началась беспорядочная стрельба с криками: «Долой Советскую власть!», «Долой коммунистов!»»

Я уже втиснулся перед Алексеем Николаевичем и, выхватив пистолет, дослал патрон в патронник, но выяснилось, что стрельба в зале и крики предусмотрены режиссером и драматургом.

1 сентября 1973 года в Мавзолей В» И» Ленина проник рецидивист со взрывным устройством под одеждой, где взорвал себя и находящихся рядом людей» При взрыве погибли молодожены из Астрахани, было ранено четверо школьников, взрывной волной контужены и разбросаны по траурному залу охраняющие саркофаг часовые почетного караула.

…В обязанности сотрудников госбезопасности, охраняющих членов правительства, входят обязанности оказания первой медицинской помощи, спасение утопающих, облачение их в спасательные жилеты, исцеление от отравления.

Обучаются они и умению прикрытия членов правительства огнем, эвакуации их из зоны обстрела, овладению всеми видами стрельбы из положения лежа, с колена, на ходу, из завала, укрытия, на огромной скорости в окружении людей, по движущейся цели, сверху из вертолета, с балкона, с крыши, из окна.

Они обучаются прикрывать охраняемых так, чтобы не стеснять их в движениях и в то же время не давать возможности преступникам накинуть им на руки наручники, неожиданно внести инфекцию или бациллу.

Уверен, со временем у них появятся новые, не известные нам обязанности. Ибо охранная служба живет и совершенствуется так же, как живут и совершенствуются методы терроризма.

…Разной физической, оперативной и интеллектуальной подготовки находились люди в подразделениях бывшей Десятки и Девятки.

При Иосифе Виссарионовиче Сталине, как это ни покажется странным, набирались предпочтительно в охрану люди без образования, проверенные-перепроверенные от первого до пятого колена, родственники которых не привлекались… не были… не имели… и не мечтали.

Облагодетельствованные доверием, лоском, почетом, уютом и высоким окладом, они впоследствии привыкали к этому и начинали мнить себя не только высокими по положению, но и просвещенными, властными и всезнающими людьми. Модной слыла среди них поговорка: «А мы академиев не кончали!»

От великого до смешного всего шаг, и таких шагов для потехи среди службистов того времени было хоть отбавляй.

В белых кителях и лайковых перчатках, в открытых машинах везут из Кремля наряд оцепления правительственной трибуны на авиационный парад в Тушино. Везут через всю Москву, и белоснежные кителя с лебяжьего цвета перчатками становятся серыми от пыли.

Подчиненный командир обращается к генералу:

— Товарищ генерал, в белой парадной форме желательно наряд возить в закрытых автобусах.

Генерал сердится:

— Может, вам еще коптиоры подать?

Подчиненный:

— Настанет время — и на вертолетах летать будем.

Генерал (предупреждающе):

— Не утрируй!

Подчиненный в недоумении чешет затылок, а подчиненный подчиненного интересуется:

— Что такое не утрируй, товарищ майор?

Майор:

— Не муди, значит.

Один из сотрудников, ехавших в оцепление внуковской правительственной трибуны, всю дорогу рассказывает о том, в каком глухом месте он родился и вырос:

— В таком глухом, таком глухом, что и вспоминать страшно. Мылись в русской печке. Натопим. Сядем на полок и плещемся. А надо пару наддать: ковшик на чело плеснешь и теленком выпрыгиваешь в светелку.

— Почему теленком-то? — интересуются сослуживцы.

— А потому: погнал я раз телят далеко-предалеко по незнакомым кустарникам. Гнал-гнал, и вдруг из кустов вылетает огромный, черный, пышущий паром зверь. Вылетел да как ууухнет. Кинулись телята от страха врассыпную. И понеслись… А я раньше всех телят в деревне оказался. Дюже страшной чугунка показалась…

Приехали во Внуково. Начальство выставило оцепление вокруг правительственной, наспех сооруженной трибуны. Солнце нещадно палит лицо с левой стороны. Повернуться нельзя, за спинами члены Политбюро.

Самолеты мертвые петли крутят, бочки проделывают, парашютисты ласточками по небу носятся. А перед нами откуда ни возьмись — корова. Важно так шествует, да еще и каждому в глаза заглядывает. Поравнялась с рассказчиком и сентиментально так — муууу! — прямо в лицо ему.

— Смотри, как возмужала, не то что чугунки, а и самолетов не боится. А пастушка-то своего признала, аж струю пустила от расстройства, — лепечет стоящий рядом со мной полковой балагур.

По оцеплению горохом прокатывается хохоток.

— Над чем они смеются? — интересуется Верховный.

— Да корова вроде бы в офицере бывшего телячьего пастушка признала.

— Ха-ха-ха! — не удерживается Сталин, и все смеются ему в унисон.

Однажды один из молодых офицеров выслал родителям банку черной икры. В ответ пришла телеграмма: «Спасибо за заботу, сынок. Икру нам пришлось выкинуть, так как она вся почернела».

Естественно возникает вопрос, почему Сталин безграмотных людей подбирал в охрану?

Думаю, потому, чтобы охранники ни в каком роде деятельности проявить себя не могли. Ибо безграмотные люди подобны бессловесным при любой, даже самой немыслимой эксплуатации. После суточного караульного дежурства их без малейшей тени сомнения назначали в новые, не менее трудные наряды: то на обеспечение охраны сессии Верховного Совета, то очередного пленума ЦК КПСС, а то и просто отправляли на строевые занятия, необходимости в которых совершенно не было.

Некоторые таких нагрузок не выдерживали и уходили к праотцам. Но тут же их высокооплачиваемые места занимали другие бессловесные, которые заранее были согласны со всем, что вышестоящее начальство им предписывало. Понимали: возразишь — будешь уволен, а кому ты нужен с двумя или тремя классами образования?

Потому и терпели. Оттого и молчали.

Сразу же после войны при комендатуре Кремля начала функционировать вечерняя средняя школа, посещение которой возлагалось на сотрудников всех степеней, не имеющих среднего образования. Среди учеников неполно-средней школы оказался и Александр Сергеевич Волков, некогда сопровождавший дочь Сталина Светлану в школу, коего упоминает она в книге «Двадцать писем к другу». Волковым было окончено всего три класса начальной школы.

Занятия же в школе начинались с пятого класса. А по условиям этой непонятной школы перейти из класса в класс можно было только всем коллективом того или иного класса. И если кто-то из великовозрастных учеников по каким-то дисциплинам не успевал и оставался на второй год, с ним на второй год оставались и все без исключения успевающие ученики. Это безобразие продолжалось до тех пор, пока неуч не сдавал экзаменов по всем предметам. Пятый класс тогда ликвидировали, и дальнейшие занятия в школе начинались уже с шестого класса.

А так как в любом коллективе живут люди разной степени сообразительности, подготовки и восприимчивости, то из-за одного ученика занятия в одном классе могли длиться по три-четыре года.

И если кто-то из преуспевающих старался в одиночку вырваться из заколдованного круга, преподаватели делали все возможное, чтобы вернуть упрямца в злополучный пятый класс.

Но случались редкие исключения из бесправных правил: абитуриент К., призванный в Кремль с семиклассным образованием, в пятый класс пойти не захотел. Преподавателями школы он был подвергнут переэкзаменовке за седьмой класс и был удостоен почетной грамоты.

Когда же он отважился в индивидуальном порядке досрочно сдать экзамены за восьмой, девятый и десятый классы, то ощутил сопротивление всего преподавательского коллектива школы. Учителям не хотелось из-за упрямца терять постоянную, бесперебойную и приличную зарплату и другие блага. Но К. оказался напорист. Все свободное время посвятил изучению точных дисциплин. Проштудировал прямые и обратные теоремы. По нескольку раз перерешал алгебраические и тригонометрические задачи и во всеоружии знаний явился на сдачу экзаменов сразу за три класса. Четыре часа гоняли его преподаватели с предмета на предмет, с примеров на теорию, но абитуриент ни одного промаха не допустил, и преподавателям пришлось выставить упрямцу положительные оценки по всем дисциплинам.

Но на экзаменах по физике абитуриент забуксовал на вопросе устройства телефона. Ушел под смех, но не сдался, потратил на физику две недели и одолел ее. За физикой были сданы химия, история, иностранный язык и… и К. допустили к сдаче госэкзаменов на аттестат зрелости.

Этот случай стал началом конца упоминаемой школы, заставил командование задуматься в необходимости содержания огромного преподавательского состава. Школа была упразднена. А новобранцев после этого стали брать на службу в Кремль только со средним и высшим образованием.

Среди них были свои поэты, художники, музыканты различной степени одаренности. Один из них, утрируя грамматику, писал:

Второй в день пятидесятилетия Победы в Великой Отечественной войне жаловался:

А старший метрдотель по обслуживанию партийно-правительственных и дипломатических мероприятий в Кремле при Девятом управлении КГБ Ахмед Саттар с радостью писал:

«В Кремль люди приходили работать, пройдя через жесткий контроль на чистоплотность, порядочность, ум, психическую уравновешенность. Начиная с дворника и кончая начальником охраны все были умнейшие ребята. Часто приходилось обслуживать Брежнева на его личной даче. В его семье ели традиционную пищу. А на официальных приемах Леонид Ильич выпивал рюмки две-три, а в последнее время — одну. Мы наливали в бутылку «Столичной» боржоми. Подаваемая пища готовилась на специальной кухне, специальными поварами, проверялась экспертной группой врачей-диетологов. Отравление высокопоставленных лиц теоретически возможно, а практически нет. Люди там работали трижды проверенные.

Больше всех казусов происходило с Хрущевым. В Москве состоялось подписание договора о частичном запрещении использования ядерного оружия. Присутствовал Дин Раск, представитель американского правительства, У Тан, генеральный секретарь ООН, и Хрущев. После подписания я должен был подать шампанское в Белом мраморном зале Кремля высокопоставленным лицам за огромным столом…

Поставили 24 бокала шампанского на красивый поднос. Я грациозно вхожу в зал, меня снимают кинокамеры, фотоаппараты. Я должен был обойти стол и подать шампанское Хрущеву. По этикету через стол ничего не подают. Хрущев же говорит: «Давай сюда». Он не догадался, что ли, что я иду к нему. А за мной идет полковник КГБ Александр Трофимович Сахно и шепчет: «Не давай!» А Хрущев снова: «Давай сюда! Давай сюда!» Сахно снисходит: «Делать нечего, давай!»

И я, нарушая этикет, потянулся через широченный стол, на вытянутых руках держать 24 полных бокала! А старики тянутся медленно, берут как бы нехотя. Меня даже холодный пот прошиб… Еще бы: доля секунды — и подписанные документы были бы залиты шампанским…

В 1964 году в Ташкенте состоялось подписание перемирия между Пакистаном и Индией, где СССР выступал в роли посредника. А в три часа ночи скончался Багадур Шастри. Я был в своем номере, со мной еще четыре метрдотеля. Пришла охрана. На нас надели наручники, увели в местечко Дульмен, посадили в подвальное помещение. Там уже находился арестованный личный повар Шастри. Думали об отравлении. Продержали три часа. Позже извинились, оказалось, что смерть наступила от четвертого инфаркта.

Когда сказали «вы свободны», я не мог подняться со стула. Мой коллега Лева Лапшин на наших глазах поседел. Я после этого шока стал заикаться и заикался довольно заметно лет десять, иногда заикаюсь и сейчас, когда сильно волнуюсь».

И коли уж мы дошли до метрдотелей и поваров, послушаем, что рассказывает о вкусах и привычках Н. С. Хрущева его личный бессменный повар — Анна Григорьевна Дышкант, которая одной из первых узнавала, когда «пахло жареным».

«Подъезжаю я однажды к воротам Кремля, как всегда рано, около шести. Из машины выхожу, а охранник с ходу как выдаст: «Хозяина вашего сняли!» — «Как сняли?» — спрашиваю, а душа мигом в пятки ушла. «А вот так!» — и шоферу кулак показывает.

А потом заглянул на кухню Семичастный, министр госбезопасности. Подошел и говорит: «Анечка, вы не волнуйтесь, как делали свое дело, так и делайте. Вас это не касается».

Да как же не касается, думаю, если Никиту Сергеевича сняли. Я сама не своя, прямо сил нет.

Суета началась какая-то. Нина Петровна, жена Хрущева, из Карловых Вар возвратилась. Отдыхала там. Юлия Никитична — дочь — возле ходит, чуть не плачет. «Анечка, как же мы без вас-то?» Однако утряслось. Оставили Хрущеву двух поваров, двух прикрепленных, живи, товарищ бывший Первый секретарь, в Петрове-Дальнем — живи теперь на пенсии и не горюй.

Очень я жалела его. Первое время после отставки сам не свой был. С ним-то и познакомилась случайно. На кухне в Петрове-Дальнем были кнопки для вызова. Как-то вижу — загорелась одна. Рядом — никого. Иду сама. Смотрю, Никита Сергеевич на полу что-то ищет: «Очки вот пропали, не поможете ли отыскать?» Отыскать помогла, а он тут и спохватился: «А вы кто?» Представилась. С тех пор он частенько стал на кухню заглядывать. Стряпала ему рыбку в кляре, пирожки с рыбой или картошкой, уху, расстегаи, борщи наваристые. Сырники уважал, каши разные. Словом, питался обычной пищей. Во власти пили не скажу много, ну, а кушали, что душа пожелает. Если перечислять, никаких мемуаров не хватит. Все свеженькое, отборное, проверенное. Все прошедшее обработку.

А на пенсии Хрущеву доставалось. Помню, раз позвонили откуда-то «сверху». Велели позвать прикрепленного охранника. Тот вызвал машину и повез Никиту Сергеевича в Кремль.

Вернулись часа через два. Хрущев бледный как полотно. Лег на диван — плохо с сердцем. Вызвали «скорую». Пока врачи не приехали, он все время повторял: «Ничего я не продавал! Чего они от меня хотят?» Охранник же пояснил: «Они его насчет мемуаров вызывали. Он кричал, в коридоре слышно было».

В тот день увезли Никиту Сергеевича в больницу. Вернулся, когда чуть окреп. Но болезнь его стерегла. Осенью 1971 года опять в больницу собирать стали. Перед тем как к машине пойти, он зашел ко мне на кухню попрощаться. «Чувствую, Анечка, уже не увидимся». Я как это вспомню, слезы на глаза наворачиваются…»

Такая вот кухня, собранная из рецептов различных кулинаров, в которые следует добавить: эффективное функционирование спецслужб государства зависит от их тесного сотрудничества с органами безопасности. Где наиглавнейший орган по анализу и обработке разведывательных данных должен действовать самостоятельно, обслуживать непосредственно руководство страны, а не быть в подчинении у бюрократов тех или иных влиятельных политиков или руководителей спецслужб.

В 1952 году И. В. Сталин распорядился, чтобы вся оперативно-разведывательная работа была сосредоточена в Разведывательном управлении Министерства обороны и в новом Первом главном управлении внешней разведки государственной безопасности.

Хрущев же в 60-е годы создал отдел международной информации при ЦК КПСС для анализа и обработки материалов по внешнеэкономическим и внешнеполитическим вопросам.

Следом за ним в августе 1991 года ту же ошибку совершили Горбачев и Ельцин: вместо того чтобы выработать механизм общественно-демократического и парламентского контроля за деятельностью спецслужб, они объединили политическую и оперативную работу и со-здали службу внешней разведки, которая в своей зарубежной деятельности не может не опираться на материалы контрразведки. А отсутствие координации действий с органами внутренней безопасности, налоговой полицией и таможней остается и сейчас уязвимым местом в ее работе.

Не так давно президент Клинтон и президент Ельцин распрощались с некоторыми лицами, отвечающими за их безопасность. Причины этих шагов были диаметрально противоположными. Начальник охраны Президента России генерал А. В. Коржаков был уволен, так сказать, за чрезмерную, ставшую назойливой, лояльность. А сотрудники Белого дома были отстранены, наоборот, из-за отсутствия достаточной лояльности.

В интервью программе «Итоги» супруга Президента России говорила о том, как тяжело было прощаться с Коржаковым, ставшим, по ее словам, почти что членом семьи Ельциных. Но вот супруги Клинтон отделались от своих стражей именно за то, что те в некотором роде тоже попытались стать членами их семейства.

По сообщению ежемесячного журнала «Эскуайер», «первое семейство уже давно жалуется на назойливость секретной службы и обвиняет ее агентов в утечке информации о таких инцидентах, как швыряние настольных ламп супругой президента Хилари». Клинтоны решили отстранить некоторых агентов секретной службы, убрать их из своих жилых помещений, расположенных на втором этаже Белого дома.

Но как сопрягается вполне понятное желание четы Клинтонов оберегать свое «прайвэси» — личную жизнь с обеспечением их безопасности? А вдруг, оберегая одно, не убережешь другое? Во всяком случае вашингтонские официальные лица, включая членов ФБР, выражают явное беспокойство по поводу того, что президентское «прайвэси» ставит под угрозу президентское «секьюрити» (безопасность).

Лучше уж быть свидетелем того, как разгневанная первая леди швыряет лампами, чем допустить террористов швырять бомбы, — гласит логика людей, кому поручено охранять жизнь и здоровье президента США. По их обеспокоенному мнению, уже сам слух о том, что охрана президента ослабла, «может подхлестнуть террористов».

СТОНЫ И ПЛАЧИ НА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ДАЧЕ

Древнегреческий историк Фукидид писал, что доминирующим началом, определяющим поступки индивида, является «воля к власти». С античных времен принято считать, что личности, предрасположенные к властвованию, обладают неким неуловимым качеством, ставящим их над остальными людьми. Одни называют это качество «харизмой», другие «фактором икс».

Исследователи свидетельствуют, что потенциальные лидеры — носители «харизм», «фактора икс» — составляют около пяти процентов людского сообщества. Из их числа выходят предводители: деспоты или демократические лидеры — эти немаловажные черты определяют задатки личности, эпоха и ситуация.

Когда в прошлом веке была высказана мысль о геноносителе этих наследственных качеств, никто тогда не мог подумать, что его расшифровка чревата угрозой для человечества. Сегодня же о возможности генного манипулирования говорят как об опасности, превосходящей атомную угрозу. Можно предположить, что рано или поздно «фактор икс» также окажется расшифрован. Знание свойств, ведущих к господству человека над себе подобными, возможность управлять этими свойствами способны оказаться опаснее многих других открытий, к которым уже имело несчастье прикоснуться человечество.

Воля к власти, подчиняющая себе все помыслы и поступки прирожденного лидера, повисла бы в воздухе, если бы не было желания многих людей подчиниться стоящей над ними личности.

Это стремление иметь кого-то над собой — потребность чисто психологическая. У примитивных племен культ вождя имеет защитные психологические функции, он избавляет приверженцев от чувства неуверенности и страха. Современный цивилизованный человек в каких-то отношениях не столь уж далеко отстоит от своего пещерного предка.

Один из недавних опросов показал, что примерно 73 процента избирателей хотели бы иметь в качестве политического руководителя страны «сильного человека». Следовательно, сила, ведущая индивида к вершинам власти, лишь на четверть состоит из его собственных устремлений. Три четверти — желание самих людей иметь над собой правителя. Это та самая «жажда вождя», которая расчищает путь к власти, если появляется личность, способная играть такую роль.

Сталин к этой роли себя готовил всю жизнь, сообщество советских людей поспособствовало ему в достижении заветной цели.

* * *

Приемная дочь истории — легенда утверждает: 22 июня 1941 года у И. В. Сталина оказался нарыв в горле. В час ночи к больному был вызван профессор Борис Сергеевич Преображенский, который поставил диагноз: тяжелейшая флегмозная ангина. Градусник показывал за сорок.

В три часа ночи Сталину позвонил Г. К. Жуков и сообщил, что немцы бомбят наши города. В 4.30 Сталин вызвал военных и всех членов Политбюро в Кремль и около 13 часов пробыл в кремлевском кабинете. Выступить по радио с обращением к советскому народу он не мог, потому было принято решение, что с обращением к народу по радио выступит В. М. Молотов.

Около 7 часов утра 22 июня 1941 года Сталин подписал директиву Вооруженным Силам об отражении агрессии. А в 13 часов позвонил Жукову и сказал:

— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования. Вам надо немедленно вылететь в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Лишь вечером 22 июня Сталин возвратился в Волынское. Не раздеваясь, лег на диван и на какое-то время впал в забытье.

Джугашвили (джуга — по-древнегрузински сталь) Иосиф Виссарионович родился в воскресенье 21 декабря 1879 года.

Солнце в его гороскопе находилось в момент рождения в последнем градусе Стрельца, на переходе в зодиакальный знак Козерога. Родившиеся под знаком Стрельца обладают необыкновенным сверхзнанием высокой духовной природы, неукротимой и буйной энергией, сметающей все на пути диктата, успеха и власти.

Рождение малыша произошло в девятый день Луны. Его прообразом является летучая мышь или нетопырь, один из символов дьявола (Аримана у зороастрийцев). Этот день относился к обольщению души: для рожденных в эту фазу Луны психическая подсознательная жизнь души проходит под знаком вечного обольщения.

Тяжело переживая разлуку с женой Надеждой Сергеевной Аллилуевой, И. В. Сталин в первые годы после ее смерти избегал общения с друзьями, ушел в одиночество и в 1934 году выехал из Кремля в московский пригород, продолжая оставлять за собой кремлевскую квартиру.

Самой обитаемой дачей при этом считалась так называемая Ближняя, или Кунцевская, дача, из которой в марте 1953 года и вывезут тело вождя для прощания с трудящимися.

Ближняя, Кунцевская, располагалась неподалеку от сегодняшнего мемориала Победы, по выезде из Москвы по Минскому шоссе с поворотом на Поклонную гору. Ее окружал густой еловый лес. Жилищ тогда поблизости не было, следовательно, не было и людей, не считая наружной охраны и милиционеров, прогуливавшихся возле обочин.

Она и сегодня продолжает принимать зарубежных гостей высшего ранга. Ее, как и прежде, окружает высокий, пятиметровый, зеленый, только не деревянный, а металлический забор на бетонном основании и бетонных столбах. Раньше вдоль забора вторым рядом еще шло заграждение из колючей проволоки, а рядом с ним узкая асфальтовая дорожка, освещаемая фонарями под широкополыми черными абажурами.

Когда Сталину показывали место будущей дачи, здесь был дикий пустырь, голое место. Но затем был выращен искусственный лес, прорыты овраги, насыпаны холмы.

Зимой дежурным наружной охраны вменялось в обязанность ежедневно протаптывать дорожки в снегу для прогулок вождя. Естественно возникает вопрос: почему бы их не расчищать дворникам или садовым работникам? Ан и здесь Сталин проявлял своеобразную сообразительность: дворники и садовники к службе безопасности имеют отношение второстепенное, следовательно, бдительности без надобности проявлять не станут. Прото-ривающие же дорожки караульные обратят внимание на детали, не станут застаиваться под кустами и козырьками грибков, а будут находиться в движении — ибо сам Иосиф Виссарионович пойдет по расчищенным, тореным дорожкам, сам и оценит по достоинству труд и усердие, прилежание к службе и ретивость верных слуг Отечества.

По лесопарку то тут, то там появлялись фонари, колонки с трубами для полива, красные деревянные щиты с противопожарным оборудованием и высокими песочными ларями.

Жил Иосиф Виссарионович в двухэтажном особняке, также окрашенном в зеленый цвет, с застекленной террасой и обычным парадным входом. Справа от входа находилась небольшая дверь. Входить в парадные двери Сталин не любил, ибо там без необходимости могло толпиться много народа, и потому чаще всего машина подвозила его вплотную к той самой небольшой двери, в которую он незаметно и проскальзывал. Скорее всего, это диктовалось состоянием характера, скромностью, революционной привычкой к конспирации и, естественно, чувством постоянной опасности. Хотя покушений на себя Иосиф Виссарионович не боялся. Как всякий человек, он пытался себя обезопасить от нежелательных эксцессов, но никогда в этом не усердствовал.

Дом на Ближней даче спроектировал и построил в 1933–1934 годах архитектор Мирон Мержанов. Он же строил дачи Генсеку в Сочи, недалеко от Мацесты, у Холодной речки, не доезжая Гагр, и за Адлером, возле речки Мюссера. Помимо перечисленных, вождь имел еще дачу под Сухуми, недалеко от Нового Афона, дачный комплекс на озере Рица и дачу на Валдае.

К мысли о выезде из Кремля вождя подтолкнуло, по свидетельству Светланы Иосифовны, самоубийство жены, Надежды Сергеевны Аллилуевой. У него появилось, как уже говорилось выше, простое человеческое желание остаться наедине со своим горем, без постоянного вторжения в быт назойливых друзей, опекунов и доброжелателей.

Быт вождя на даче был размерен, неприхотлив. Дорожки, по которым он любил, думая, гулять в любое время года, были тщательно расчищены, мягко освещены, окружены невысокими растительными бордюрами, в результате чего звуки шагов и голосов приглушались, как бы способствуя доверительной беседе.

Сперва у главного дома Ближней дачи второго этажа не было и на его крыше располагался солярий. Владелец дома любил лесную прохладу, и второй этаж к дому, по свидетельству Светланы Иосифовны, пристроили в 1948 году, а по другим данным — во время Великой Отечественной войны. Здесь постоянно проживали представители Генерального штаба, которые вместе с Верховным решали судьбы страны и Европы.

Вокруг дома и вдоль всей застекленной террасы стояли укрытые от мороза рогожами розовые кусты, припорошенные снежком вишневые деревья.

Хозяин любил поработать садовым инвентарем. Копая или взрыхляя почву в саду, он тщательно взборонивал ее или брал ножницы и срезал с деревьев сухие ветки.

С противоположной стороны дома открывался вид на искусственную березовую рощу, в которой располагались беседки, шезлонги, столы, кресла. Иосиф Виссарионович в последние годы прогуливался от беседки до беседки или распивал в одной из беседок чай.

Двадцати- и тридцатилетние деревья еще до строительства дачи завезли из Московской и Смоленской областей. Считают, что именно тогда у вождя зародился и великий план преобразования природы страны, который дилетант Н. С. Хрущев затем с насмешкой отверг, чем и обрек огромные территории на пылевые бури, засухи и вымирание.

От березовой рощи дом отделяла ложбина, похожая на широкий ров с журчащим на дне ручьем. Через ров был переброшен мост с толстыми перилами, и все это, вместе взятое, напоминало средневековую постройку, где сама дача стояла на холме, окопанном глубоким рвом, с двумя перекидными мостами. Рвы заполнялись водой речки Сетуни, тщательно оберегаемой охраной от истока до Кунцева.

— писал я, будучи офицером кремлевской охраны.

По одному из мостов, минуя березовую рощу, тропинка вела к стеклянным оранжереям. Здесь всегда ярко сияли стены и крыши. Сверху вниз свисали гирлянды винограда, спелые яблоки, груши, лимоны. На грядке возлежали пупырчатые огурцы, бледные баклажаны, рдели алые томаты.

Иосиф Виссарионович предпочитал питаться свежими фруктами и овощами. Жизнь в оранжерее буйствовала, продолжая замыслы вождя. Разноцветные попугайчики и канарейки весело распевали в клетках до тех пор, пока клетки с разгулявшимися птицами не накрывали чем-нибудь темным.

Белок же и зайцев всегда оставляли в покое. Одни из них прыгали по лужайкам, вторые — с ветки на ветку, шелестели по крышам, заглядывая в лица озорными бусинками глаз.

При входе через парадный подъезд налево, прямо и направо вели двери в комнаты. Между дверями находился лифт, рядом с ним ванна и уборная.

Под первым этажом на два этажа вниз находился бункер-кабинет с подсобными помещениями на случай военных бомбежек. В нем-то и работал Генштаб во главе с Верховным во время войны.

Другой такой бункер имелся неподалеку от здания правительства в Кремле, третий — около центрального телеграфа. Спроектировали на военное время даже бункер в Куйбышеве (Самаре). Утверждают, что Сталин в нем никогда не бывал. Однако людям свойственно по забывчивости ошибаться. По утверждениям сына Г. М. Маленкова Андрея, Иосиф Виссарионович в 1941 году на две недели выезжал в упоминаемый город, оставляя за себя Георгия Максимилиановича. Не посмотреть этого надежного убежища он не мог.

Все бункеры-кабинеты были спроектированы идентично оригиналу рабочего кабинета Верховного в Кремле.

Кому пришла подобная идея в голову, не знаю, но всячески ее поддерживаю. При таком порядке вещей мысли хозяина не рассеивались по мелочам, и при необходимости перехода из помещения в помещение мозг сразу же включался в рабочий ритм в привычном русле, как бы в постоянно обжитом месте, после непродолжительной прогулки.

В верху дачного дома располагался кинозал. Под кинозалом — рабочий кабинет И. В. Сталина, который представлял собой двадцатиметровую комнату с перпендикулярно придвинутым прямоугольным столом к овальному массивному столу хозяина. Неподалеку у стены стояли кожаный диван и четыре с высокими спинками стула.

Из коридора дверь вела в столовую, которую украшал светлого дерева сервант с расставленной в нем красивой посудой. Около серванта, выдвигаясь на средину просторной комнаты, под матерчатым оранжевым абажуром с шелковыми кистями стоял стол и рядом диван с круглыми валиками и высокой спинкой.

На столе в любое время года стояла ваза с яблоками, открытая бутылка боржоми и стакан. В углу около серванта мягко пошептывал холодильник, а к холодильнику примыкал невысокий книжный шкаф с сочинениями классиков марксизма-ленинизма.

Кухня же со столовой для прислуги и для охраны находились за длинным крытым переходом, соединяющим дом с флигелем. Кухонных запахов, как я уже упоминал, хозяин не переносил. Подавальщица, приносившая еду, должна была пробовать ее первой. Этот ритуал соблюдался четко.

От гостиной налево располагался овальный, как в дворянских особняках позапрошлого века, зал, превращенный на даче в зал заседаний. Длиною он был около тридцати метров, с большим количеством двухстворчатых окон, плотно зашторенных тяжелыми гардинами.

Нижняя часть стен, метра на полтора от пола, была отделана панелями из коричневой карельской березы. Под окнами навешаны батареи электрического отопления, укрытые решетками из той же карельской березы.

Середину зала во всю его длину занимал покрытый темно-зеленым бильярдным сукном стол, который окружали жесткие кресла из светлого дерева. К стене жались диваны, кресла. А пол украшал расстеленный на весь зал персидский ковер, дорогой и уникальной работы.

Одно из жестких кресел с подлокотниками, стоящее сбоку, принадлежало самому хозяину. Перед креслом на зеленом сукне лежали аккуратно заточенные, неиспользованные, простые и цветные карандаши, пачки листов чистой бумаги. Подле пепельницы — обкуренная трубка. За несколько месяцев до смерти Генсек курить перестал, однако трубку по привычке носил с собой, и даже посасывал ее, вдыхая привычный табачный аромат.

За этим столом вождь в одиночестве работал. Рядом, за его стулом, у стены, стоял буфет, в котором хранились деловые бумаги, конверты с зарплатой, которою он делился с детьми и внуками. Лежали лекарства, принимаемые импо собственному усмотрению, Сталин, как свидетельствуют те, кто часто видел его вблизи, лекарствами особенно не увлекался, если недомогал, то принимал аспирин или брал пузырек с йодом, капал несколько капель в стакан с водой и выпивал. Помогало ли это ему или было своего рода ритуалом самолечения — сказать трудно.

Вообще-то, надо сказать, Сталин любил во всем меру. Быт его, сегодня это хорошо известно, был прост, рационален, как говорится, ничего лишнего. Все, что его окружало, носило свой особый смысл и значение. Стены зала, к примеру, были украшены портретами Горького и Шолохова. Висела тут же и репродукция картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и несколько увеличенных фотографий детей, переснятых со страниц журнала «Огонек». Красовался на стене и гобелен китайской работы с изображенным на нем огромным тигром. Это был подарок Мао Цзэдуна.

Как мог заметить читатель, в каждом из перечисленных предметов, безусловно, был свой смысл, возможно, нарочитость, но не больше того.

Рядом с отодвинутым креслом Сталина, на небольшом столе у стены, стояли три телефона: черный — обыкновенный, белый — вертушка и цвета слоновой кости — высокочастотный. У стола — два стула, один ниже другого. Во время разговора по телефону руководитель государства любил расслабиться и как бы полулежать, для чего приказал столяру ножки своего стула укоротить. Другой стул предназначался для секретарши, которая вызывалась, если возникала необходимость что-то продиктовать.

Ближняя Кунцевская дача с 1934 по 1953 год являлась, по сути, секретной столицей СССР, своеобразным государством в государстве.

«На этой даче прошли все последние годы, почти двадцать лет жизни отца», — отмечает Светлана Иосифовна в «Двадцати письмах к другу».

В большом зале за гигантским столом под зеленым бильярдным сукном проходили и веселые мальчишники вождя, которые он, как восточный человек, особенно уважал и любил. Председательствовал на них бессменный тамада, именуемый прокурором, Лаврентий Берия. Никита Сергеевич Хрущев тех бывших развлечений не мог вспоминать иначе как со слезами на глазах.

— Это были не встречи друзей-соратников, — возмущался он, — а сборище садистов. Все время надо было быть начеку и ждать подвоха.

Предлагают тост, ты, естественно, поднимаешься, говоришь, пьешь. Садишься и чувствуешь жопой жар, склизь или холод. Оказывается, пока ты стоял, тебе подставили под ягодицы гуляш с подливой, торт или холодец.

Естественное желание при этом дать кому-то по морде, но ходишь мартышкой с красным задом, непристойно рычишь от бессилия, а лицом выражаешь верноподданническую угодливость.

Сталин при конфузе старался не присутствовать и как бы случайно уходил за дверь. Но когда такую шутку проделали однажды с Николаем Михайловичем Шверником, а я, случайно припозднившись, неслышно подошел к входной двери, увидел вождя, заходящегося от смеха, мне стало ясно, что все эти безобразия проделываются с его высочайшего соизволения.

Опаздывать на мальчишники, так же как и сбегать с них, считалось немыслимым преступлением.

Опоздавший должен был под дикие взбадривания принять штрафной штоф, огромный турий рог зелья, и после этого поддерживать застолье наравне со всеми.

Понятно, что после выпитого рога вина человек быстро пьянел, молол чепуху (что у трезвого на уме, у пьяного — на языке).

А прокурор Лаврентий Берия и Верховный вождь Сталин только этого и ждали (мели, Емеля, твоя неделя… утро вечера мудренее…).

Я, человек на выпивку не слабый, и то не раз сбивался с курса. А постоянно опаздывавший Шверник просто панически боялся турьих рогов, но они ему всегда доставались. Пьяный, он тут же сваливался и засыпал. Не могу утверждать, умышленно ли засыпал или под воздействием спиртного, но засыпал основательно.

Берия неоднократно проверял, не дурачит ли вождя этот еврей Шверник, для чего и сирену над сонным включал, и из пистолета холостыми в потолок палил, и водой из кувшина однажды Михалыча окатил, но с того как с гуся вода. Только губами почмокает, ручкой на манер балерины сделает и продолжает посапывать.

Сталин никогда не напивался. Вина потреблял в основном хорошие грузинские: киндзмараули, мукузани, хванчкару, цинандали.

Семен (имеется в виду С. М. Буденный) или Клим (К. Е. Ворошилов), перепившись, брали в руки баяны и либо пели, либо шли в пляс. Буденный бесподобно «цыганочку» откаблучивал, Микоян «лезгинку» на пуантах изображал. Но все его танцы были похожи один на другой: и русские, и кавказские, все они брали начало с «лезгинки». Я — «гопака» выдавал.

Знаете ли вы, молодой человек, что украинский «гопак» — это никакой не танец, а своеобразный вид единоборства. Приседаю я перед Сталиным, прыгаю, а сам мысленно как бы удары ему наношу. Так иногда хочется его отгопачить, удержу нет. Думаю, и Анастас те же чувства испытывал, решительно размахивая руками в «лезгинке»: считаю, отлезгинить Сталина хотел.

Разойдемся, бывало, дом ходуном ходит. В глазах вождя веселые искорки поблескивают. Любил мужские застолья восточный деспот. А песню прямо-таки обожал.

Среди певцов особо выделялся Клим. Так, бывало, затянет звук «у» в песне «Летят утки», думаю, от Волынской до Крыма утки долетят, гуси назад вернутся, а он все еще «ууу» гудком тянет. Сталин за это У Климом его называл.

Сам Верховный пел чисто поставленным голосом. Имея отличный слух, он в песне, как и в жизни, хотел быть лидером и вел за собой остальных.

На мужские посиделки часто приглашалась Светлана. Она прекрасно танцевала, вкусно готовила. Но со временем великовозрастная пьяная компания стала ей надоедать, и под различными предлогами она стала ее избегать.

На ближней двухэтажной даче второй этаж был почти необитаем. При нажиме включателя свет загорался одновременно во всем здании. Прямо на дачу была подведена одноколейная ветка метро, но мы ни разу на метро к даче не приезжали.

Здесь, как и во всех других дачах, имелись радиолы и большие коллекции пластинок с русскими, украинскими, грузинскими народными песнями, пластинками оперной и балетной музыки.

Устанем, рассядемся и под пластинки подтягиваем. Получалось вроде слаженно. Сам вождь проникновенно «Сулико» исполнял, но пел всегда с глубокой грустью и печалью. Любил, выходит, Надежду Сергеевну, да несчастье разлучило.

— Никита Сергеевич, — встревал я. — Вы же одно время утверждали, что Иосиф Виссарионович чуть ли не собственноручно ее пристрелил.

Хрущев не любил, когда его перебивали напоминаниями про былые высказывания. Дергался всем телом и как бы оскаливался. Дернулся и на этот раз. Но сдержался.

— Много зла Сталин мне принес, — отвечал. — Ну я и распалился… По прошествии времени одумался вот и допустить такой мысли, что мог он собственноручно пристрелить жену в постели, вроде бы и не могу, и вроде бы допускаю.

В бешенстве Сталин мог что угодно натворить. А Надя-то не только ему возразила, но еще и с вечера ушла. Он її озверел. И мог совершить немыслимое. А позже одуматься.

По сходству характера его очень многое роднило с Грозным. Как и Грозный, вождь мог в бешенстве совершить злодеяние, а потом всю жизнь каяться.

— Но мог — это не значит, что совершил, — бурчал я.

— Многое-то вы, сегодняшние молодые, знаете, — сердился Хрущев. — Отцов перебивать не стесняетесь… — И уходил обиженным.

Имеются и другие свидетельства описаний сталинских мальчишников.

«В начале 50-х годов в 12 часов ночи меня неожиданно приглашает на Ближнюю дачу сам И. В. Сталин, — вспоминал Л. Ф. Ильичев.

Приезжаю. На даче кроме Сталина находятся Маленков, Хрущев, Берия. Уже все сидят за накрытым столом, ужинают. Пригласили меня. Спросили, что буду пить, налили хванчкары. А я ужасно голоден, времени второй час ночи, я поднимаю тост за Сталина. Пьют все до дна. А я отпил половину и чувствую — задыхаюсь. Ставлю фужер, а Берия говорит:

— За товарища Сталина надо до дна пить.

Я что-то говорю про усталость, а Берия трагическим голосом просит:

— Товарищ Сталин, разрешите я допью его бокал за ваше здоровье.

Я, конечно, понял что к чему. Схватился за фужер и говорю:

— За товарища Сталина я сам допью. — Предлагаю новую здравицу за товарища Сталина и допиваю содержимое. Сажусь за стол и вижу — мне снова до краев наполняют фужер. И кто-то из лизоблюдов, не помню кто, предлагает тост за Берия.

Сталин спрашивает:

— А почему товарищ Ильичев за Берия не пьет? Обиделся или не в ладах с органами государственной безопасности? Нэ может он, — обращаясь к соратникам, говорит Сталин. — Дайте, товарищ Ильичев, я допью ваш бокал за Лаврентия Павловича.

Я пью уже без здравицы и чувствую, как тепло растекается по всему телу, а тело становится тяжелым-претяжелым. Пили еще за кого-то и за что-то, но я уже припоминаю с трудом. Помню лишь, как рассказывал анекдоты, байки, воспоминания, и через несколько лет узнал, что после моего ухода Сталин спросил:

— Так кого назначим главным редактором «Правды»? Может, Ильичева?

— Пьет много, — говорит Берия. — Да и на язык невоздержан. Посолиднее бы надо человека. Поосновательнее…»

Рядом с залом заседаний Политбюро располагалась дверь, ведущая в маленькую квадратную спальню, с двумя окнами и тусклым освещением. В ней слева от входа стояла по-старинному высокая и широкая кровать с деревянными спинками и аккуратно застеленным покрывалом. Подушки постели были тщательно взбиты, положены одна на другую и покрыты крахмальной накидкой.

Против кровати — платяной шкаф с обычными простыми створками. Дверцы шкафа приоткрыты, внутри на две трети видны вешалки, треть отдана под полку для белья.

На вешалках в шкафу висели френч и шинель с погонами генералиссимуса, брюки с красными лампасами. Вещи ношеные и не раз чищенные. Здесь же находилось два темных мужских костюма, в которых ни на фото, ни в кино, ни в жизни Верховного не видели.

На полках аккуратными стопочками сложены нижние рубашки, кальсоны, черные, многократно стиранные носки. Внизу — две пары черных ботинок, чищенных гуталином и заметно поношенных.

У той же стены стоял еще и книжный шкаф, с книгами Ленина и советских писателей. В спальне светились такие же белые учрежденческие шторы. А перед ними во всей красе поблескивал лаком черный рояль.

Светлана Иосифовна заявляла, что не знает его происхождения, и мне непонятно, лукавила она или ненароком забыла о сем музыкальном инструменте. Старые служащие утверждали, что некогда он принадлежал А. А. Жданову. Андрей Александрович, будучи членом Политбюро, при наездах в Москву неоднократно играл на нем Сталину и его окружению. А после смерти Андрея Александровича рояль хранился у вождя как память о друге и на нем играли те, кто приглашался Верховным в гости. В этих случаях музыкальный инструмент торжественно переезжал в самую средину зала и под чуткими пальцами пианистов рассказывал о радостях и тщете жизни.

Мне рояль напомнил забытый эпизод. Летом 1951 года Светлана Иосифовна устраивала в Горках Ленинских торжества не то по случаю двадцатипятилетия, не то по другому подходящему поводу.

Командир подразделения Леонид Андреевич Степин неожиданно направляет меня в распоряжение заместителя коменданта Кремля генерал-майора Косынкина. Подхожу к административному зданию и вижу на улице черный рояль. Роялю на улице не удивляюсь. Отучили. Мало ли чудес в Кремле ежедневно происходит, потому и рояль на улице не в диковинку.

Захожу к генералу. Представляюсь.

Косынкин спрашивает:

— Рояль у входа в здание видели?

— Видел, — отвечаю.

— Прекрасно, — продолжает генерал. — С отделением солдат следует доставить инструмент в Горки Ленинские. Срочно переоденьтесь в спортивную форму. Возьмите сетки, волейбольные мячи и поезжайте. В одиннадцать часов надо быть на месте. Там есть спортивные площадки. Натяните сетку и играйте в волейбол. Или просто пасуйте мяч до конца торжества. Заодно и безопасность членов правительства и правительственных семей обеспечивайте. Но учтите. Если на рояле окажется хоть одна царапина, вам не сносить головы.

Я вскипел:

— Коли вы так дешево цените мою голову, сами и везите рояль. Машину даете необорудованную, времени на подготовку не предоставляете и запросто распоряжаетесь чужой головой.

Косынкин оторопел:

— Ты с кем говоришь?

— С вами, товарищ генерал.

От наглости подчиненного генерал не находил слов, но разумность моих доводов его охлаждала.

— Ладно! — отступил, снизошел он. — Я сказал чепуху. А ты на нее закусил удила. Размякни. И с инструментом обращайся повежливее. Не наш он, а… — и выразительно указал пальцем на потолок.

Убедительный жест подсказывал, что мне предстоит везти рояль если не Господа Небесного, то не иначе как господина земного.

Я поблагодарил начальника за поучение и выдержку, а он впоследствии никогда не напоминал мне о мальчишеской запальчивости.

Рояль доставили вовремя, но поставили не в помещение, а под кроны деревьев на скоросколоченный деревянный помост.

О, как пел он под волшебными пальцами Эмиля Григорьевича Гилельса. В какие выси возносил, какими нирванами окутывал. Мы совершенно забыли о приказе командира пасовать мяч и застыли на лужайке в самых невероятных позах. Кажется, даже Пахра притихла и птицы по деревьям порхать перестали, свесив вниз любопытные головки, они смотрели туда, откуда льется очаровательная мелодия, столь необычная для их слуха.

По словам личного секретаря Сталина Бориса Бажанова, Иосиф Виссарионович некогда жил на даче в Ленинских Горках, вытеснив оттуда Надежду Константиновну Крупскую. В одном из помещений этой дачи был кинозал, в другом стояла пианола. Еще одна пианола находилась на квартире Сталина в Кремле.

Как выяснилось позже, когда Эмиль Григорьевич на расстроенном, находящемся в Горках, рояле играть отказался, тогда и вспомнили о рояле в кремлевской квартире. А вспомнив, этапировали музыкальный инструмент в подмосковную рощу для увеселения элитной молодежи.

А вы говорите: «Рояль в кустах!»

10 октября 1996 года в телевизионном выступлении Эдвард Радзинский заявил, что в день смерти Сталина непосредственную его охрану на Ближней даче обеспечивали старший прикрепленный Иван Васильевич Хрусталев, прикрепленный Туков, помощник коменданта дачи Петр Васильевич Лозгачев и кастелянша Бутусова.

Накануне приезда гостей: Л. П. Берия, Н. А. Булганина, Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева — Сталин обсуждал с Лозгачевым меню ужина. Был весел, много шутил.

Пили за ужином в основном «сок» — то есть молодое вино «Маджари». Через некоторое время попросили еще несколько бутылок…

По инструкции, прикрепленный И. В. Хрусталев вышел проводить гостей, а при возвращении заглянул в дежурное помещение и объявил охранникам:

— Ребята! Невероятная радость. Хозяин сказал: «Вы мне больше не понадобитесь. Я иду спать, и вы спать идите…»

Иными словами, Хрусталев от имени вождя как бы разрешил охранникам разоружиться, отправив охрану спать, тем самым оставив вождя беззащитным.

Если даже допустить такую мысль, что Иосифом Виссарионовичем подобные слова были произнесены, то из них отнюдь не следует, что вождь отпускает на покой всю охрану. Скорее всего это могло относиться только к одному Хрусталеву. Но такого при заступлении на дежурство никому не разрешалось, включая прикрепленного. За это время кто-то свободно мог зайти к спящему Сталину и сделать ему смертельный укол.

По уверениям Лозгачева — Радзинского, утром Хрусталева вроде бы сменил Старостин и, видя, что до одиннадцати часов в покоях хозяина нет никакого движения, настоял на том, чтобы Лозгачев отнес вождю почту и посмотрел, что с ним.

Лозгачев через приоткрытую дверь увидел Сталина лежащим на полу малой столовой и по домофону поднял тревогу. Его почему-то не удивила приоткрытая дверь в святая святых, место почивания вождя, как не удивила она и всех остальных охранников. А ведь открывать ее без соизволения хозяина кому бы то ни было категорически возбранялось. Сама она открыться не могла, так как прикрывалась довольно плотно. И Светлана у постели умирающего отца вспоминает настораживающую встречу: «Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю — где-то ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали…»

Из спальни один выход вел на застекленную террасу, заставленную плетеной дачной мебелью, кадками с землей для цветов. Здесь увядающий вождь в последние месяцы жизни любил посидеть в тулупе, шапке-ушанке и в валенках.

В левой части спальни на светлом лакированном паркете стояло насколько кадушек с пальмами, выдвигался напыщенный диван с круглыми валиками и высоко взбитой спинкой, над которой располагалась полочка для статуэток. На этом диване вождь советского народа скончался.

Когда охрана обнаружила И. В. Сталина лежащим на ковре рядом с диваном, сразу же позвонили Л. П. Берия. С его помощью подняли и уложили больного на диван. Надо заметить, что Берия в это время не являлся шефом МГБ — МВД. Должность председателя КГБ исполнял Семен Денисович Игнатьев, однако звонок из личной охраны И. В. Сталина последовал все-таки к Берия.

Что же могло случиться с вождем?..

Незадолго до удара он с соратниками парился в бане. Провожая их, был в хорошем настроении. И вдруг удар с парализацией половины тела и потерей речи!

У Иосифа Виссарионовича было повышенное кровяное давление. Парилка на пользу ему не пошла.

Случай? Или же сыграли свою убийственную роль, как пишет Стюарт Каган, смененные Розой Каганович в аптечке Сталина таблетки?

Имеется и еще одна версия отравления генералиссимуса: в углу его так называемого кабинета всегда стоял электрический чайник, в который одному из парящихся ничего не стоило подсыпать отраву…

После парилки проводив друзей, Иосиф Виссарионович, скажем, решил вскипятить чайку. Попил. И тяжелый недуг свалил его с ног.

Профессор А. Авторханов утверждает, что против вождя возник заговор после так называемого еврейского вопроса, связанного с делом врачей. В заговоре приняла участие четверка в лице Берия, Булганина, Маленкова и Хрущева. Поздним вечером они собрались в кремлевском кабинете вождя, и Каганович потребовал особой комиссии по объективному расследованию дела врачей… Сталин возмутился; грубо осадив Лазаря ругательными словами, он попытался нажать кнопку вызова личной охраны.

Возмутился и Каганович. Изорвал в клочки удостоверение члена Президиума ЦК КПСС и швырнул клочки в лицо Сталину.

Сталин вторично пытается нажать кнопку вызова личной охраны, но Микоян оттолкнул дряхлеющую руку Верховного, и со Сталиным случился припадок: он упал без сознания.

Исследования А. Авторханова и Стюарта Кагана о заговоре против Сталина почти идентичны.

Сразу же после неожиданной болезни вождя какие-то странные личности забрали у наследников Лидии Тимашук все материалы, относящиеся к делу врачей. Сам Сталин преждевременно раскрыл себя и был наказан.

Наступил склероз сосудов, инсульт с параличом половины тела и потерей речи. Его нашли в другой комнате и перенесли в зал заседаний, как сообщили вызванной к отцу дочери. Светлана была в этом доме в декабре 1952 года на дне рождения отца. Затем ее вызвали за несколько часов до его смерти. На второй день после смерти, по воспоминаниям ее, Берия распорядился всем покинуть территорию. Сразу начали грузить и вывозить мебель и вещи на склады МГБ.

Иосиф Виссарионович мирно почил, вещи списали, украли, отправили в музеи… Описи наконец рассекретили. Читаешь, и грустно становится: никаких ценностей, не то что у сегодняшних новых русских…

В 1961 году Управление делами ЦК КПСС осмелилось инвентаризовать и перевезти их со спецдачи в Волынском на склады хозяйственного отдела. Имущества оказалось не так уж мало, и это при том, что часть его перевели из числа музейных редкостей в хозяйственный инвентарь, часть оставили для использования на остальных спецдачах и хозяйствах. Изделия из драгоценных металлов передали в госфонд, часть личных вещей переслали инвалидным домам, а часть уничтожили, как не имеющую исторического значения. И тем не менее из малого дома в Волынском забрали: четыре дубовых столика, двенадцать настенных бра и люстру, два наматрасника, три термометра наружных и два комнатных градусника, одиннадцать шелковых занавесок и полузанавесок, одну плевательницу.

Из главного дома тридцать восемь рожковых люстр, тринадцать термометров, семь обеденных столов, восемьдесят девять шелковых занавесок (репс), тринадцать мраморных пепельниц, тридцать три кресла, два водочных графина и четырнадцать рюмок, один чайник для заварки, одну масленку, одну подушку-думку, десять козелков для полотенец, рояль концертный с чехлом и стулом, столовый сервиз на пятьдесят девять предметов с инвентарным номером 576.

Из бильярдного домика: пятнадцать драпировочных занавесок из сурового полотна, три бра, одну кленовую скамейку, один термометр, одну мыльницу фаянсовую и полный бильярдный набор, включая пятьдесят восемь киев.

Из бани — пять махровых халатов и одиннадцать разных, тридцать пять салфеток, семь перинок.

Из беседки — один плетеный лежак, кнопку звонковую, тридцать штор, два термометра наружных и один ламбрекен.

Посуды забрано невероятно много. Среди нее — соусницы фарфоровые, икорница стеклянная, судок для специй, шпажки для шашлыка, самовар, стаканы чайные с подстаканниками, стопки нарзанные.

Из личной одежды: мундир, пояс маршальский, двое брюк, шинель, сапоги, ботинки с резинкой, две фуражки, папаха каракулевая, шапка-ушанка, две сабли и три пары шпор.

В музеи с дачи ушли подарки вождю от трудящихся, среди которых: гобелены и ковры с портретами Ленина, слоновые бивни в серебряной оправе, лодка в форме дракона, бронзовый бюст Рузвельта, глобус на подставке из слоновой кости от экипажей китобойной флотилии «Слава», бронзовая скульптура Олега Кошевого, кубок из кости мамонта.

Передано Гознаку для переплавки — серебряная скульптура и два бюста Сталина, один портсигар, восемнадцать посеребренных пластинок к подаркам, фляга для вина.

Из наград нагрудных — значок «X лет Октября», значок с изображением серпа, молота и звезды, депутатский значок ВЦИК № 120, орден Красного Знамени старого образца № 400 (с красной лентой), орден с изображением звезды и полумесяца, бронзовый, 1922 года.

Из вещей и подарков, подлежащих использованию, кроме мебели, значатся: трубка ореховая, фотография Е. Г. Джугашвили, альбом «Басни С. Михалкова», четыре лупы, одна кастрюля алюминиевая с крышкой, фарфоровая фигура «Гусь», швейная машинка ПМЗ, бурка, фотопортрет «Меня сегодня приняли в пионеры», тапочки беговые на шипах, портреты Горького, Демьяна Бедного, Серафимовича, Шолохова, Маяковского, Аллилуевой, модель паровоза, домино, два будильника, девяносто три грампластинки оперной музыки, восемь пластинок балетной музыки, пятьдесят семь пластинок русских и украинских песен, шуба белая (чехословацкая), двадцать три курительных трубки, четыре винтовки и пять военных биноклей, портрет Мао Цзэдуна на фарфоре, один градусник, двадцать различных отрезов, сто двадцать семь карандашей, шесть метров коверкота, секатор.

Списаны по акту как пришедшие в негодность: два мундира, четырнадцать шерстяных кителей, две толстовки с брюками, тринадцать брюк к мундиру, два кавказских пояса, четыре штатских костюма, десять пар туфель-сандалий, восемнадцать помочей, одна шапка монгольская и три каракулевых папахи, шаровары бархатные синие, три башлыка, сапоги кавказские мягкие желтые, блокнот «Делегату XVIII съезда ВКП(б)», две бекеши, пять меховых шуб, девять шинелей и пальто, пятнадцать расчесок.

«Списали» и медицинское оборудование вождя: кислородные подушки, пузырь для льда, грелку резиновую, поильник, мочеприемник с чехлом, судно подкладное, а также портрет Буденного, три пары унтов, двадцать воротничков, тридцать девять мундштуков и две чистки для трубок.

В инвалидные дома ушло: восемьдесят две пары брюк, тринадцать шарфов, шестьдесят семь шерстяных курток (эпонжевых), пять пар галош, восемь пар сапог, сто сорок четыре платка, тридцать восемь верхних рубашек, один тулуп и четырнадцать пальто, два кожаных чемодана, одно кимоно, двадцать одна пара батистового белья, пять пар кальсон, восемь репсовых халатов, одна пара валенок, три двухрядные гармони с футлярами и один неисправный баян.

Как видим, описи характеризуют вождя только с положительной стороны. Будем справедливы: Сталин в быту был скромен, роскоши не любил.

После устранения Берия все стали завозить снова, восстанавливать как было. Опять пригласили на работу бывших комендантов, прислугу. Это происходило во второй половине 1953 года, в правительстве зрело решение открыть в доме музей Иосифа Виссарионовича Сталина.

Музей и впрямь ненадолго открыли. Развесили по стенам и портреты членов Политбюро. Но, как говорится, «недолго музыка играла», музей закрыли. При жизни Сталина открывался еще один музей — Музей подарков товарищу Сталину, который закончил свое существование также таинственно. Затем по распоряжению Н. С. Хрущева освободили от военнослужащих помещение третьего корпуса и гостиничного комплекса Кремля для размещения в них экспонатов Оружейной палаты и упоминаемого Музея подарков Сталину. Завезли часть экспонатов, которые разместили в стеклянных витринах. Но затем у Хрущева, как это случалось у него довольно-таки часто, сработало сопротивление, и он кинулся развенчивать культ Сталина, подвергать сомнению поступки предшественника. Ниспровергать же деяния мертвого — все равно что устраивать бесовский канкан на теле усопшего.

А приверженцы Верховного настолько растерялись, что не знали, петь ли им «Сулико» или, помогая Хрущеву в бесовской пляске, затаптывать прах. Словом, экспозицию закрыли, не подумав даже о том, что она смогла бы служить любой из двух противоположных целей.

Тогда же распоряжением Н. С. Хрущева город Кунцево, река Сетунь, низ Вознесенского леса, досаженный лесоводами из органов государственной безопасности в начале тридцатых годов, древнее село Очаково — владение поэта Хераскова и ряд прилегающих деревень, включая Ближнюю сталинскую дачу, присоединили к городу Москве.

За годы после Сталина Минское шоссе перерубила широченная Минская улица, названная проспектом Маршала Гречко, а позже утвержденная Кутузовским проспектом. Эта Минская улица перерезала и шоссе, идущее лесом вдоль Поклонной горы к бывшему сталинскому имению. Лес остался, но началось запрещенное при хозяине обильное жилищное строительство. Стандартные коробки заполонили очаковскую округу и пойму реки Сетунь, демонстрируя «градостроительство» убогой мысли. В лесу, по другую сторону шоссе, сохранилась дача Калинина, в которую нет-нет да и привозят именитых гостей. Им показывают кунцевский дом-музей, где сегодня возвели терапевтическое отделение больницы № 1 Четвертого управления Минздрава, являющейся филиалом Кремлевки. Остановка автобуса на бывшем девятом километре Минского шоссе скромно называется «Первая больница».

Бывшее поместье вождя урезали. Теперь в доме Сталина иногда поселяют лиц, которые сочиняют и согласовывают доклады для сегодняшнего российского правительства. Поселяне утверждают, что атмосфера здесь очень способствует творческому началу.

Неподалеку от «священного места» расположился Дом ветеранов кино. Однако возле Ближней дачи сегодня воздвигнут железобетонный забор. Поговаривают, будто там и ныне все так же, как и раньше.

А если так, то почему бы не открыть там музей, музей человека-дьявола, утвердившего страну со стальными нерушимыми границами и стальными нервами. Музей Верховного Главнокомандующего, чьей волей и разумом перемололись лучшие армии завоевателей.

Никогда не знает человек, где, на каком месте, в каком состоянии придется ему уйти из жизни.

Иосиф Виссарионович испустил дух на диване, справа от которого служащие складывали на алые подушечки ордена и медали. Как такового рабочего кабинета вождя на Ближней даче не существовало. Вначале он архитектором планировался, но так как дом по указанию хозяина несколько раз перестраивался, кабинет за ненадобностью исчез.

Светлана Иосифовна обзывает кунцевский дом мрачным и пустым. Смею заверить, что это не соответствует действительности. Мне он показался не только просторным, уютным, светлым, но и роскошным. Природа и обстановка дополняли это ощущение.

КТО ЧЕМ ДЫШИТ, ИЛИ СЛУШАЮЩИЙ ДА УСЛЫШИТ…

Борис Бажанов, личный секретарь И. В. Сталина, в книге «Кремль. 20-е годы» вспоминает: «Я вхожу к Сталину с каким-то срочным докладом, как всегда, без доклада. Я застаю Сталина говорящим по телефону. То есть не говорящим, а слушающим —…он держит трубку от какого-то непонятного мне и мне неизвестного телефона, шнур от которого идет почему-то в ящик сталинского стола.

Сталин поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза тяжелым, пристальным взглядом. Понимаю ли я, что я открыл?.. Понимаю ли я, какие последствия вытекают из этого открытия для меня лично?

У Сталина в его письменном столе есть какая-то центральная станция, при помощи которой он может включиться и подслушивать любой разговор, конечно, «вертушек»…»

Иными словами, Б. Бажанов сообщает, что Сталин тайно подслушивал разговоры членов Политбюро, своих соратников…

А некий механик Лев Термен впоследствии поделится воспоминаниями, как он подслушивал Кремль и самого Сталина… Воистину: за что боролись, на то и напоролись.

Привожу выдержку из этого откровения: «Заведующий лабораторией Ленинградского физико-технического института в 1926 году изобрел телевизор, и его аппаратами заинтересовались военные ведомства по охране границы и, следовательно, засекретили».

Вместе с этим Л. Термен в 1929 году изобретает электромузыкальный инструмент терменвокс. В этом же 1929 году Наркомат культуры с терменвоксом командирует его в Америку, препоручая заниматься сбором шпионских сведений по американской авиатехнике.

Л. Термен купил себе модную одежду, черный «кадиллак» и взял в аренду на девяносто девять лет здание на Пятьдесят четвертой улице Манхэттена.

По возвращении в Москву Льва устраивают в закрытое конструкторское бюро, занимавшееся вопросами военной авиации. Льву Термену поручается разработать беспилотный самолет, схожий с крылатой ракетой.

Но через некоторое время изобретателя арестовывают и направляют «отбывать срок» в ленинградский секретный институт госбезопасности, где заключенный изобретает устройство «Буран» (прошу не путать с космическим кораблем одноименного названия), предназначавшееся для прослушивания объектов, находящихся на дальнем расстоянии, и объектов, в которых почему-либо нельзя было разместить подслушивающие микрофоны.

Вначале подслушивание касалось только дипломатических представительств, на чьи окна наводился невидимый луч, и вибрирующее стекло при разговоре исполняло роль мембраны. Устройство действовало на расстоянии километра.

Л. Термен проработал в указанном институте до шестьдесят шестого года. Самым интересным по его воспоминаниям было прослушивание квартиры И. В. Сталина. В его рабочем столе с ведома Берия были установлены специальные микрофоны. Л. Термену вменялось в обязанность прослушивать записанные с помощью микрофонов пленки и убирать с них посторонние помехи и шумы.

— Так что я Сталина себе прекрасно представляю. И ругают его сегодня, считаю, напрасно, — откровенничал в № 4 газеты «Совершенно секретно» за 1991 год Л. Термен.

И. В. Сталин, с наслаждением подслушивавший своих друзей, сам на старости лет был подслушиваем ведомством Берия. Берия настолько обнаглел во взаимоотношениях с хозяином, что не побоялся поручить столь щекотливое дело обычному технарю, бывшему заключенному.

Подслушивающее устройство Термена позволяло слышать все разговоры, происходящие на любом этаже здания. Оконное стекло, выступающее в качестве мембраны, позволяло световому лучу считывать звуковые колебания и вновь преобразовывать их в звуковые.

Берия заставлял расшифровать записанные таким способом разговоры И. В. Сталина на Ближней даче.

* * *

„..Петр I, взойдя на трон, все правительственные учреждения перенес из Москвы в Санкт-Петербург. Но март 1918-го снова вернул их в Москву: правительство В. И, Ленина въехало в здание Сената. С тех пор оно стало именоваться зданием Совнаркома, а позже зданием Совета Министров СССР, в котором работали все советские правительства от предсовнаркома Ленина до президента Горбачева.

В конце 1991 года в него вселился Президент Российской Федерации Б. Н. Ельцин, в 1993-м по его распоряжению продолжилась реставрация указанного здания, а сам президент на время переселился со своими службами в четырнадцатый корпус Кремля, бывшее здание Президиума Верховного Совета СССР.

Музей-квартиру В, И. Ленина, занимавшую несколько комнат третьего этажа Сената, перевезли в Горки, в отдельно стоящее там здание, площадью шестьсот метров. Возвращение ее в Кремль не планируется.

Весь комплекс будущей резиденции делится на две части; представительскую и рабочую.

Парадная (представительская) часть будет состоять из круглого, диаметром 24 метра, Екатерининского зала, Овального и нескольких залов для вручения верительных грамот, проведения обедов и встреч.

Доступными для посещения станут несколько помещений на разных этажах, где перед посетителями предстанут произведения народного творчества, старинное оружие, ордена, утварь.

В Круглом зале (который в различные времена именовался Белым, Екатерининским, Свердловским) будут устраиваться приемы, проводиться саммиты и «круглые столы». Овальный зал Сената, известный как зал заседаний Совета Министров СССР, переоборудован в парадный кабинет Президента России.

Деловая часть резиденции будет включать в себя целую анфиладу залов для заседаний Президентского совета, Совета безопасности РФ, правительства, рабочий кабинет и спортзал президента, кабинеты его ближайших помощников и помещения охраны. В этой части здания будет находиться знаменитая еще до своего появления ситуационная комната, куда со всего света должна стекаться информация и где предстоит «просчитывать» будущее. Исчезли ставшие атрибутом высшей власти ряды телефонов-«вертушек». На столе в кабинете президента остался только один аппарат, с которого можно выйти на любые связи.

Рабочий кабинет Б. Н. Ельцина — это помещение размерами 7 на 14 метров (примерно такой же площади был царский кабинет в Большом Кремлевском дворце). Рядом с кабинетом президента — небольшая приемная, где будут работать президентские секретари, кабинет личного врача Ельцина, комната отдыха и президентская столовая. Кроме того, предусмотрена комната с душем и ванной я спортзал площадью 50 квадратных метров, где устанавливаются все тренажеры, необходимые для поддержания высокого жизненного и рабочего тонуса президента. А для психологической разгрузки послужат несколько зеленых уголков.

Внутренний двор Сената, выходящий через проезд в виде триумфальной арки с четырехколонным портиком на Арсенал, освобожден от лип, посаженных здесь еще при Хрущеве. В этом же дворе оборудован парадный подъезд, у которого президент может встретить высокопоставленных гостей. А вместо сквера Ельцин получил симпатичную лужайку для прогулок. Два внутренних дворика резиденции стали теплыми, строители накрыли их стеклянными крышами.

Для быстрого и удобного подъезда к резиденции откроются Никольские ворота.

□..Первой сенсацией при реставрации первого корпуса стала обнаруженная под паркетом в углу кабинета Сталина шахта, имитирующая вентиляцию. Шахта вела со второго этажа, где располагался кабинет, прямо под цокольный этаж здания и заканчивалась подземным боковым входом. В стены шахты были вмонтированы лестничные скобы, а на стенах висели обрывки проводов. Бетонный тоннель, отходящий от шахты, привел исследователей в технические помещения соседнего крыла президентского корпуса. А из этих помещений можно было выйти на первый этаж здания в любом месте.

Два металлических люка, ведущих в шахту из кабинета Сталина, были завинчены болтами изнутри. При таком положении этот вход не мог служить для эвакуации Сталина. Но при противоположном — мог. Мнение специалистов однозначно: Сталина подслушивали.

Сталинский кабинет поочередно занимали Хрущев, Косыгин, Рыжков, Павлов и бывший секретарь Совета безопасности Скоков.

Под паркетным полом второго этажа от шахты сталинского кабинета были обнаружены отводы, по которым практически можно добраться под все помещения здания. «Нора» под паркетом вела через приемную Сталина, комнату его отдыха, секретариат и комнату рабочих совещаний. Двойное дно нашли даже под бывшим залом заседаний Политбюро. История умалчивает, сколько государственных и партийных тайн ушло из здания Совета Министров СССР через подпол второго этажа.

Не исключено, что все эти подведенные тоннели-шахты были сооружены архитекторами как запасные аварийные выходы из помещений… но соответствующими службами стали использоваться совсем по другому назначению.

…Чтобы хоть как-то компенсировать затраты на реставрацию, Управление делами президента под руководством Павла Бородина устроило беспрецедентную распродажу мебели и сейфов из президентского корпуса. С молотка ушли вещи, которыми пользовались Свердлов, Калинин, Микоян, Подгорный и Брежнев. Коммерсанты с радостью раскупили мебель. Избежали продажи только вещи сталинских апартаментов. Кожаный диван Иосифа Виссарионовича ушел в один из подмосковных музеев, а дубовое покрытие стен перекочевало на хранение в спецсклад.

Большинство зданий Кремля нуждаются в ремонте. Работы по реставрации их продлятся до 1999 года, если Всевышний позволит так долго заниматься реставрацией.

КАК ВЫШИВАЛ УЗОРОМ ПОЭТ С ГОРЯЩИМ ВЗОРОМ

Сталин нигде и никогда не упоминал о своей страсти к поэзии. Однако он был настоящим поэтом, отмечен живым классиком грузинской литературы Ильей Чавчавадзе, который, увидев искру необыкновенного дарования, включил его стихи в школьные хрестоматии еще в 1895 году, когда Иосифу было шестнадцать лет.

Кто из нынешних стихотворцев может похвастаться столь ранним признанием? Однако Иосиф Джугашвили сходит с поэтической стези и идет в революцию, которую «задумывают идеалисты, осуществляют фанатики, а плодами ее пользуются негодяи».

Человек, совместивший в себе все эти качества, покачнет традиционные устои веры, надежды и любви. А стихи писать перестанет, может быть, потому, что, по словам Льва Толстого, «писать стихи — это все равно что за сохой танцевать».

Гордый, не по годам мудрый Иосиф Джугашвили знал, что поэтическое творчество сулит не только славу, но и унижение, и не захотел с унижением смириться. Он уходит из поэзии для борьбы с вечным унижением. Результат этой борьбы нам известен, неизвестно лишь, забыл ли в себе поэта Иосиф Джугашвили, явившийся миру под именем Сталина?

В 1949 году, к 70-летию вождя, по инициативе Л. П. Берия будет предпринята попытка втайне от Сталина издать его стихи в подарочном оформлении на русском языке. Под строжайшим секретом к их переводам будут привлечены такие поэты, как Борис Пастернак и Арсений Тарковский. Однако в самый разгар работы пришло указание переводы стихов приостановить. Исходило оно от кого-то свыше всесильного Л. П. Берия.

Почему автор стихов не захотел пропагандировать себя как поэта, когда всячески способствовал пропаганде поэтического творчества Карла Маркса и Мао Цзэдуна? Неведомо. Его же поэтическая деятельность продолжалась всего четыре года. Поиск прижизненных публикаций поэта Иосифа Джугашвили по объективным причинам ограничен. До нас дошла лишь малая толика их.

* * *

* * *

ЛУНЕ

* * *

Поэту, певцу крестьянского труда, князю Рафаэлу Эристави

* * *

ОБРЕЧЕННЫЙ НЕПРЕКЛОННЫЙ

О пленении Якова Иосифовича Джугашвили предпочтительно будет начать повествование с воспоминаний участника Великой Отечественной войны И. Д. Дубова:

«Я не только свидетель тех событий, но и непосредственный их участник.

Я служил командиром радиоотделения 5-й батареи 14-го гаубичного артполка 14-й бронетанковой дивизии. О том, что 6-й батареей этого же полка будет командовать сын Сталина, мы узнали еще накануне войны.

Когда началась война, несколько дней ушло на перевооружение и переобмундирование полка. Затем мы своим ходом по Смоленской дороге двинулись на запад.

В районе станции Лиозно нам приказали занять позиции, где мы простояли несколько дней.

4 июля 1941 года снова двинулись на запад, миновали город Витебск и выбрали позиции западнее этого города, кажется, на восточной стороне реки Западная Двина. Здесь 5 июля впервые вступили в бой.

Наблюдательный пункт был один для всего дивизиона. На нем находился командир дивизиона, командиры 4, 5 и 6-й батарей, а также разведчики, связисты, радисты. Я, как командир радиоотделения 5-й батареи, также находился здесь с несколькими радистами и радиостанцией ПК-6. Естественно, здесь же был и Яков Джугашвили.

Три дня, 5, 6 и 7 июля, наша дивизия пыталась выбить немцев с занимаемых ими позиций, но отсутствие поддержки со стороны нашей авиации не позволило добиться успеха, и мы каждый раз возвращались на исходные позиции.

Телефонную связь между НП (наблюдательным пунктом) и огневой позицией дивизиона часто рвало немецкими снарядами. Тогда команды на ведение огня приходилось передавать по радио.

К концу дня 7 июля закрепленная за мной радиостанция вышла из строя. Необходимо было нести ее в мастерскую дивизии. А в это время поступил приказ: ночью построить блиндажи на НП.

Всю ночь шли работы по рытью котлованов, заготовке бревен в ближайшем лесу и доставке их на НП. В это время на НП из числа красноармейцев и младших командиров оставались только те, кто копал котлован и периодически приносил бревна. Часовых не выставляли. Я участвовал в доставке бревен.

Из-за темноты почти невозможно было рассмотреть лица тех, кто находился на НП. Да и некогда было этим заниматься — нас торопили со строительством блиндажей.

К рассвету 8 июля блиндажи были построены, и я, с разрешения командира взвода, с двумя радистами и радиостанцией направился в мастерскую дивизии. Путь туда лежал мимо огневых позиций, где нам предложили позавтракать. Мы кончали завтрак, когда огневые позиции начала обстреливать немецкая артиллерия. Орудийные расчеты стали выводить свои орудия из-под обстрела тягачами. Мы с радиостанцией также направились к дороге. И вдруг встретились с автомашиной, на которой ехали те, кто был на НП. Старшего лейтенанта Джугашвили среди них не было.

Оказалось, что с утра 8 июля нашу дивизию передислоцируют на несколько километров южнее. Зачем же мы тогда ночью строили блиндажи? Немцы не мешали нам перемещаться, только самолет-разведчик «рама» кружил над нами. Вскоре началось отступление в восточном направлении. Полк отходил в полном составе, и в окружение не попадали ни он, ни 6-я батарея.

О том, что Я. Джугашвили оказался в немецком плену, я узнал позже из немецких листовок.

А как же он попал в плен?

Анализируя сказанное выше, можно прийти к выводу, что это случилось в ночь с 7-го на 8 июля во время строительства блиндажей на НП. Темнота. Постоянное движение. Людей на НП мало. Часовых нет. Вероятно, этим и воспользовались немецкие разведчики.

Дату своего первого боя, как и первого боя батареи Я. Джугашвили, я запомнил на всю жизнь. Так же, как и дату последнего боя — 2 мая 1945 года в Берлине.

Вполне возможно, что в документах, составленных командованием полка и дивизии, умышленно искажены факты, чтобы избежать неприятностей».

О пленении Якова Джугашвили в результате проведенной немецкой разведкой операции есть и такое свидетельство: «В июле 1941 года я был в прямом подчинении у старшего лейтенанта Я. Джугашвили. По приказу командования наш взвод броневиков БА-6 26-го танкового полка был назначен в полевое охранение гаубичной батареи 14-го артиллерийского полка. Нам было приказано в случае прорыва немцев и явной угрозы увезти командира батареи Я. Джугашвили с поля боя.

Однако так случилось, что в ходе подготовки его эвакуации ему был передан приказ срочно явиться на командный пункт дивизиона. Следующий с ним адъютант погиб, а он оттуда уже не вернулся. Мы тогда так и решили, что это специально было подстроено. Ведь был приказ уже об отступлении, и, видимо, на КП дивизиона уже никого не было.

По прибытии на разъезд Катынь нас встретили сотрудники особого отдела, Нас троих — командира 1-го огневого взвода, ординарца Я. Джугашвили и меня, командира взвода броневиков полевого охранения, неоднократно допрашивали — как могло случиться, что и батареи, и взвод охранения вышли, а Я. Джугашвили оказался в плену? Майор, допрашивавший нас, все говорил: «Придется кому-то оторвать голову». Но, к счастью, до этого дело не дошло…»

Такие вот коврижки, как говорят в народе. Выходит, сына Сталина Якова Джугашвили просто тепленьким передали в руки врагов. Предали и умыли руки.

Он был взят в плен четвертой танковой дивизией группы армий «Центр». История его пленения неутешительна. Сына Сталина начинают переводить из лагеря в лагерь и наконец привозят в лагерь смерти Заксенхаузен, где находились плененные родственники высокопоставленных руководителей союзных стран антигитлеровской коалиции, в том числе родственник Молотова старший лейтенант Кокорин.

Лагерь являлся самым тяжелым из всех существовавших для пленных. Немцы рассчитывали сыграть на чувствах советского Верховного Главнокомандующего, полагая, что он обратится к гитлеровскому руководству с просьбой освободить сына из плена или обменять его на высокого военного чина, плененного советскими войсками. Произошла Сталинградская битва, в которой советские войска пленили много высших военных чинов вермахта, в том числе и фельдмаршала Фридриха Паулюса.

Не дождавшись просьб Сталина об освобождении сына из немецкого плена, гитлеровцы через посредников сами обратились к нему с просьбой обменять Паулюса на Якова. Официальный ответ Верховного Главнокомандующего Советского Союза, переданный через председателя шведского Красного Креста графа Бернадота гласил: «Солдата на маршала не меняю».

Такое решение, по сути, было приговором Якову Иосифовичу Джугашвили, и тот решается на отчаянный поступок.

По воспоминаниям офицера СС Конрада Харфика, дежурившего 14 апреля 1943 года при ограждении лагеря:

«Джугашвили пролез через проволоку и оказался на нейтральной полосе. Затем он поставил одну ногу на полосу колючей проволоки и одновременно левой рукой схватился за изолятор. Отпустив его, схватился за электрический провод. Мгновение он стоял неподвижно, с отставленной назад правой ногой, грудью вперед, закричав: «Часовой! Вы же солдат, не будьте трусом, застрелите меня!» Я выстрелил из пистолета. Пуля попала в голову, в четырех сантиметрах от правого уха Смерть была мгновенной…»

С Яковом Джугашвили в немецком плену содержался бельгийский король Леопольд. После освобождения он написал И. В. Сталину, что был свидетелем трагической гибели его старшего сына. По его словам, Якова расстреляли во дворе тюрьмы незадолго до прихода наших войск.

Известный артист кино, исполнявший роли Сталина, Михаил Геловани свидетельствует: «Иосифу Виссарионовичу Берия принес страшную весть и личное дело Якова Джугашвили на банкет. Застолье было сумрачным. Получилось что-то вроде тризны… По грузинскому обычаю, Сталин оросил кусок черного хлеба несколькими каплями красного вина и съел его в память о сыне.

Меня поразило, как тщательно и аппетитно Сталин поглощал цыпленка табака, разгрызая каждую косточку и запивая еду небольшими глотками киндзмараули. В конце этого позднего ужина Сталин, любивший говорить о себе в третьем лице, произнес тост: «Предлагаю последний раз в этом году выпить за вождя народов товарища Сталина…»

…Помимо перечисленных существует много других версий о последних днях жизни Я. И. Джугашвили. По одной из них Якова освободили американцы и спрятали. По другим: немцы летом 1944 года привезли его в итальянский концлагерь, откуда пленнику удалось бежать. Затем его приютил партизан Джованни Лиесс и вывел к народным мстителям, где Яков воевал под кличкой «капитан Монти».

Решительный, красивый, темпераментный грузин пришелся по душе сестре Джованни — Паоле. 6 февраля 1945 года он с двумя мстителями ушел в разведку. Их выследили. Окружили. И партизанам ничего не оставалось, как изобразить сдачу в плен и подорвать себя гранатами вместе с окружившими их фашистами.

От «капитана Монти» Паола родила сына Джорджо, как две капли воды схожего с Яковом Джугашвили.

Принимая к сведению все эти свидетельства, можно сказать: «Если человеком совершаются добрые дела, люди обязательно облекут их в добрые легенды».

БЛИЗКО ЛИ, ВЫСОКО ЛИ ЛЕТАЛИ НАШИ СОКОЛЫ?

Детство жизнерадостного, любознательного Василия Сталина прошло на даче в Зубалове, под сенью лип и елей, под наблюдением опытного педагога Василия Ивановича Муравьева. Учитель обучал подростка русскому и немецкому языкам, развивал наблюдательность, приобщал к рисованию, чтению, расширял кругозор.

В начале тридцатых паренек поступил в первый класс московской опытно-показательной школы. Из-за неровных отношений в семье и его характер становился неровным. Когда мальчику исполнилось пять лет, мать поскандалила с отцом и, прихватив малыша и пятимесячную дочь, уехала к родителям в Ленинград.

Когда Василию было восемь лет, неудачную попытку самоубийства предпринял его сводный брат Яков. А в одиннадцать мальчугана настигло роковое горе — трагическая смерть матери. Все это вместе взятое не могло не повлиять на психику ребенка.

После этого печального случая Василия по распоряжению отца везде начинает сопровождать охранник НКВД.

…В то время, когда Василий заканчивает общеобразовательную школу, его десятилетнюю сестренку берется опекать дальняя родственница Л. П. Берия Александра Никашидзе. В должности сестры-хозяйки она проработала в Зубалове до Светланиного совершеннолетия. После чего была с благодарностью отпущена Иосифом Виссарионовичем на родину, где благополучно вышла замуж.

После гибели В. П. Чкалова Василий решает стать летчиком.

23 июня 1940 года заместитель наркома обороны маршал С. М. Буденный, проводя инспекторскую проверку 16-го истребительного авиаполка, всем летчикам объявляет благодарность, а в ловкости по стрельбе из пушек особо отмечает лейтенанта Сталина Василия Иосифовича.

В 16-м истребительном Василий Иосифович познакомился с героем боев в Испании, начальником Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенантом авиации П. В. Рычаговым.

Рычагов первым выпустил Василия в самостоятельный полет на истребителе И-16. После чего летчик прекращает занятия в академии и отпрашивается на курсы усовершенствования авиационных командиров в город Липецк.

Поедет не один, а с молодой женой Галиной Бурдон-ской, с которой в 1940 году познакомит его на катке хоккеист Владимир Меньшов.

Галина в то время была студенткой Полиграфического института. Вот что рассказывает она о своем избраннике: «Василий по натуре был человеком шальной смелости. Ухаживая за мной, он не раз пролетал над станцией метро «Кировская» на небольшом самолете. За такие вольности его наказывали. Но наказывали робко и И. В. Сталину об этом не докладывали. Они не знали, что отношения между отцом и сыном складывались далеко не безоблачно. В конце 40-го мы поженились и вскоре уехали в Липецк, где он служил».

Война застала Василия в командировке в Таллине не растерянным, а вполне готовым к схватке с врагом. Он летал на боевые задания, смело вступал в воздушные бои.

В архиве Министерства обороны сохранилась собственноручно написанная им автобиография, в которой Василий сообщает: «Родился в 1921 году в Москве в семье профессионального революционера. С 1921 по 1938 год жил на иждивении родителей и учился.

В 1938 г., после окончания девяти классов средней школы, поступил учиться в Качинскую Краснознаменную школу летчиков, которую окончил в 1940 году, и был назначен летчиком в 16-й истребительный авиаполк 24-й истребительной авиадивизии, в которой прослужил до сентября 1940 года.

В сентябре 1940 года поступил учиться на командный факультет Военно-воздушной академии, где проучился до декабря 1940 года.

В январе 1941 года был направлен на липецкие авиационные курсы усовершенствования командиров эскадрилий, которые окончил в мае 1941 года. В июне 1941 года был назначен на должность инспектора-летчика Управления ВВС КА.

В этой должности прослужил до сентября 1941 года, после чего до января 1943 года служил начальником инспекции ВВС КА.

В январе 1943 года был назначен командиром 32-го Гвардейского истребительного авиаполка, где прослужил до декабря 1943 года.

В январе 1944 года был назначен на должность командира 3-й Гвардейской истребительной авиационной Брянской Краснознаменной ордена Суворова дивизии и с февраля 1945-го назначен на должность командира 286-й истребительной авиационной Нежинской Краснознаменной ордена Суворова дивизии.

В период пребывания на фронтах Отечественной войны ранений и контузий не имел. В плену и окружении не был. Член ВКП(б) с 1940 года. Женат — жена Бурдонская Галина Александровна и дочь Надежда. Семья проживает в городе Москве.

18 июня 1945 года В. Сталин».

Однажды И. В. Сталин проводил совещание авиаторов и спросил командующего ВВС П. В. Рычагова об аварийности в Военно-Воздушных Силах. Тридцатилетний главком ответил: «Аварийность и будет высокая, потому что вы нас заставляете летать на гробах…»

Сталин вспыхнул. Метнул взгляд на Рычагова, и все замерли. Выдержав паузу, Верховный процедил: «Вы не должны были так сказать…» Подумал и еще раз повторил: «Вы не должны были так сказать» — и закрыл совещание.

К сожалению, слова, сказанные Сталину генералом Рычаговым, подтвердились. Проиллюстрирую их на примере того же 32-го истребительного авиаполка, которым стал командовать сын Верховного Василий Сталин.

4 января самолет старшего лейтенанта Кошелева возвратился на базу, не выполнив боевого задания из-за тряски мотора.

5 января не смогли продолжить полеты младшие лейтенанты Гнатенко и Разуваев: на одном из самолетов барахлил мотор, на втором — скрутился гибкий валик.

6 января у офицеров Мошина и Пономаренко барахлили моторы. Неполадки у самолетов наблюдались 7, 8, 14, 15, 16, 17, 25, 26, 27 и 28 января. И это только за один месяц, в самую лихую для страны годину.

И все-таки, несмотря ни на что, полк В. И. Сталина с боевыми заданиями справился.

А в свободное время около лихого сталинского сокола начинает вращаться падкая к сенсациям публика.

Как вспоминала Светлана Иосифовна Аллилуева в книге «Двадцать писем к другу», когда кинорежиссером А. Каплером был задуман новый фильм о летчиках, он упросил Василия Сталина стать его консультантом. И даже тогда, когда консультации как таковые не требовались, А. Каплер часто бывал на даче детей И. В. Сталина в Зубалове, и не только сам, но и со своими друзьями.

Однажды на ноябрьские праздники к ним пожаловали Константин Симонов с женой Валентиной Серовой, кинорежиссеры Борис Войтехов с Людмилой Целиковской и Роман Кармен с московской красавицей Ниной Орловой. Начались танцы. Никто не обращал друг на друга внимания. Не обратили внимания не только на танцующую шестнадцатилетнюю Светлану с сорокалетним Алексеем Каплером, но и на импозантного Василия Иосифовича, танцующего с пылкой Ниной Орловой.

Зря не обратили. Ибо горячий молодой Василий так крепко держал воздушную Ниночку, что их роман, вопреки Роману Кармену, весьма успешно продолжился и впоследствии.

Зубалово влюбленных уже не устраивало не только потому, что они находились там под бдительным оком Галины Александровны, но и потому, что это могло стать достоянием ушей Иосифа Виссарионовича.

Нетерпение страсти так разжигало молодые сердца, что тела их готовы были встать на дыбы, как встали на дыбы скульптурные кони у дома на Ленинградском проспекте, в котором они нашли уединение» По фасаду дома плелись резные стебли так славно и нежно, как стали переплетаться в объятиях руки влюбленных.

В одной из квартир этого дома проживал тогда летчик-испытатель цыганских кровей Павел Федорови. Именно в его квартире и сходились на свои тайные свидания Василий и Нина.

Отвергнутый Роман Кармен накатал письмо Верховному и, призвав на помощь в столь щекотливом деле бывшего тестя, Минея Израильевича Губельмана-Ярославского, передал письмо по назначению.

Скорее всего вождь не стал бы поучать сына в столь деликатной ситуации, да, вспомнив книгу Минея Израильевича «О товарище Сталине» с панегириком: «Великий кормчий коммунизма товарищ Сталин стоит на боевом посту и зорким взглядом изучает деятельность правительств окружающих капиталистических государств», — не устоял. Кто еще и когда еще так сладко, так душещипательно напишет? Да и напишет ли?

И потому вождь на сей раз решил поступить мудро.

Когда подстреленный влет неожиданной любовью его соколенок слушал под стон гитары сентиментальную песню «Выхожу один я на дорогу» в исполнении старого качинского приятеля Бориса Морозова, в дверь квартиры раздался резкий, решительный стук. Хозяин распахнул дверь, и в нее военной походкой вошел начальник личной охраны вождя генерал Николай Сидорович Власик. Сделав несколько строевых шагов до Василия, он отдал ему честь и, ни слова не говоря, протянул письмо.

Василий вскрыл конверт, а в нем рукой отца написано:

«Верните эту дуру Кармену. Полковника Сталина арестовать на 15 суток.

И, Сталин».

Попробуй-ка тут возразить.

Развели влюбленных по разным машинам и развезли — Нину на экзекуцию к Роману Кармену, Василия — на гауптвахту в Алешинские казармы.

Добросовестно отсидел сын положенный срок, а по выходе узнал, что с должности начальника инспекции войск он снят и направлен командиром 32-го Гвардейского боевого авиационного полка, который в бою только что потерял боевого командира.

Василий Иосифович уговорил лететь в 32-й полк шестерых друзей, среди которых находился и Степан Микоян. Вот что он вспоминает: «Только приземлились на аэродроме, как налетел «юнкере» и начал бомбить на чем свет стоит. Отбомбился. Пришли в себя, а командира нет. Кинулись из подвала наверх, видим — полковник Сталин вылезает из сугроба ногами вперед. Такое-то вот выпало ему первое боевое крещение».

26 февраля В. И. Сталин дважды вылетал на задание ведущим, сначала в паре с летчиком Ореховым, потом — со Степаном Микояном. А 8-го и 9 марта — вообще один.

С 1-го по 7 марта его летчиками было сделано 227 боевых вылетов, проведено 10 групповых воздушных боев. Сбито 20 самолетов, в том числе самолет ФВ-190, сбитый лично полковником В. Сталиным.

Позывные радиообмена Василия Иосифовича были «Сокол». Соколом и был второй сын вождя.

Но 23 марта асы 32-го истребительного надумали рыбки наловить и принялись бросать в воду гранаты и реактивные снаряды. Глуша рыбу, они собирали ее с берега сачком до тех пор, пока один из реактивных снарядов не взорвался в руках бросавшего. От взрыва один человек погиб, один был тяжело ранен и один ранен легко. Легко раненным оказался Василий Иосифович, ему осколком раздробило пятку правой ноги.

За происшествие на импровизированной рыбалке полковник В. И. Сталин по велению отца был отстранен от командования полком и назначен инспектором авиационного корпуса. Эта новая должность являлась своеобразной преамбулой к подготовке аса к командованию дивизией, которую В. И. Сталин впоследствии и принял.

Вышестоящим начальством характеризовался он на этой должности положительно и 18 мая 1944 года вступил в командование 3-й Гвардейской истребительной авиадивизией. За это время он поднимался в небо на всех типах самолетов не только отечественного производства, но и на штурмовиках, состоявших на вооружении американских и английских ВВС, на многих типах бомбардировщиков и имел на счету 3 105 часов лету. Если перевести их на суточное исчисление, получаемся, что сокол пробыл в воздухе к тому времени около ста тридцати суток. Немало!

До того Василий был и младшим летчиком, и летчиком-инструктором. Согласно занимаемой должности, носить генеральское звание он имел право еще в 1944 году, но стал генерал-майором авиации только после трех представлений и настойчивого ходатайства министра обороны маршала Николая Александровича Булганина.

На следующий день после того, как Василий Сталин принял дивизию, он сыграл тревогу, а в пять часов утра — вторую. Выяснилось, что 32-й полк собрался за 7 минут, 63-й — за 16, а 137-й — за полчаса.

Выяснилось, что неразбериху устраивал начальник связи полка Певзнер. Слышимость радиотрансляции в части оказалась слабой. Вдобавок ко всему начальник связи оставил включенными в сеть ряд точек, не имеющих к оповещению по тревоге никакого отношения, а так возможно и кого не надо о положении в части в известность ставить.

И последовало первое взыскание от нового комдива: за срыв боевой связи оповещения Певзнеру объявлено пять суток ареста, с удержанием пятидесяти процентов заработной платы за каждый день ареста.

Запомните, читатель, 18 мая 1944 года В. И. Сталин принял командование авиадивизией, а 5 июля немецкие войска, предприняв контрнаступление, прорвали передовые позиции наших войск и вышли на восточные подступы к Минску. Создавалась угроза захвата ими аэродрома Слепянка, на котором базировалась 3-я Гвардейская авиадивизия. Сохранилось донесение комдива командиру корпуса о принятых им действиях по сохранению воинского подразделения:

«Я принял решение спасти материальную часть, гвардейские знамена и секретные документы штаба дивизии и штабов частей. Для этого отдал приказ об эвакуации их на северо-восточную окраину Минска. Начальнику штаба дивизии полковнику Черепову поручил организовать наземную оборону на подступах к аэродрому для охраны материальной части, так как с наступлением темноты без заранее организованного ночного старта поднять в воздух летный эшелон было невозможно.

Сам на У-2 убыл ночью на аэродром Докуково для организации там ночного старта Организовав старт, оставил для приема экипажей капитана Прокопенко и на ЛИ-2 вернулся в Слепянку. В случае крайней необходимости я уже был готов поднять самолеты в воздух.

К моему возвращению эвакуация штабов была закончена Она прошла исключительно организованно и быстро. Под минометным обстрелом было вывезено необходимое имущество, знамена, документация штабов…

Утром на штурмовку противника произвели 134 боевых вылета, израсходовали 13 115 снарядов. Штурмовка парализовала группировку противника и раздробила его на мелкие группы.

После штурмовки летный эшелон был выведен из-под удара и перебазирован на аэродром Докуково. Летный состав управления дивизии вместе с техническим составом частей, взаимодействуя с арт-бригадами, уничтожили в наземном оборонительном бою 200 солдат и офицеров и захватили в плен 222 человека.

В борьбе с немецкими захватчиками стойкость и мужество проявили офицеры, сержанты и рядовые управления и частей дивизии, из числа которых отмечаю…

3-я Гвардейская истребительная авиационная Брянская дивизия вверенного вам корпуса готова к выполнению любых боевых задач.

Командир 3-й Гвардейской истребительной авиадивизии

В. Сталин».

Этот скупой на слова рапорт, как мне думается, прекрасно характеризует молодого военачальника. Времени-то со дня принятия дивизии прошло менее пятидесяти дней, 3-я Гвардейская, почти наполовину омоложенная пополнением, «готова к выполнению любых боевых задач».

Следовательно, кропотливая доходчивая система обучения молодых соколов велась весьма грамотно, и это, заметьте, тогда, когда самому комдиву исполнилось лишь двадцать три года.

Или другой пример. Под покровом ночи на шяуляйский аэродром, где базировалась дивизия, возьми да и наскочи немецкие танки. Поднялась паника, многие не знали, куда себя деть. А что же комдив?.. А комдив, посадив в открытую машину жену Галину Бурдонскую, на полном ходу бросился наперерез отступающим бойцам, распекая их нелестными словами: «Трусы! Женщина и та не боится. А вы?..»

Пристыженные гвардейцы вернулись к самолетам, с ходу — в небо и с высоты давай палить по «бронированным черепахам», чтобы их «панцирные головки» впредь не мешали влюбленным супругам проводить в объятиях ночь.

По воспоминаниям одессита Алексея Егоровича Скрябина, когда на аэродром навалилось свыше трехсот танков и гитлеровская пехота, последними его оставляли командир полка торпедоносцев подполковник И. И. Боровой и комдив В. И. Сталин. Перед ними должен был взлететь младший лейтенант Муравьев, да вдруг у его самолета на старте лопнуло колесо. Комдив командует: «Садись к Борзову». Машина Борзова взлетает, за ней взмывает Василий Иосифович с И. И. Боровым.

Вот какая к «делу» Василия Сталина приобщена служебная аттестация. Выдал ее 20 июля 1945 года командующий 16-й воздушной армией генерал-полковник Руденко. На двух страницах следует, что в ВВС Василий начал служить с восемнадцати лет, в двадцать получил первое офицерское звание. На фронт второй сын Сталина пошел 22 июня 1941 года, ни дня не отсиживался в тылу. Вначале он командовал истребительным авиаполком, затем 3-й Гвардейской истребительной авиадивизией, которая принимала участие в освобождении Минска, Вильно, Шяуляя и Гродно, произвела 1781 боевой вылет, участвовала в 30 воздушных боях и уничтожила 16 самолетов противника. В конце войны Василий принял командование 286-й истребительной авиадивизией, которая только в одной Берлинской операции уничтожила за 15 воздушных боев 17 самолетов врага. Сам Василий, несмотря на болезнь ноги и позвоночника, которая особенно усиливалась во время перегрузок, легко управлял двумя десятками типов самолетов, начиная от легкого ПО-2 и кончая мощным «харрикейном». За время войны он участвовал в 27 боевых вылетах и сбил два вражеских самолета.

11 мая 1949 года В. И. Сталину было присвоено звание генерал-лейтенанта и он был назначен на пост командующего ВВС Московского военного округа.

Вот как вспоминает пришествие нового командующего его сослуживец Е. П. Цуканов:

«В штабе на улице Осипенко он был хозяином. Круто изменился режим работы. Если раньше сидели чуть ли не до полуночи, потому что сидит вышестоящий, то теперь задержка на работе стала наказуемой. На 30 минут задержка разрешалась лишь начальникам отделов. На первом этаже появилась театральная касса и книжный киоск.

Стали нормой коллективные посещения театров, концертов, вечеров отдыха в Центральном Доме Красной Армии, куда приглашались лучшие артистические силы.

На один из таких концертов была приглашена тогдашняя звезда эстрады, включившая в свою программу полузабытую русскую песню. Василий, пребывая в правительственной ложе, от души наслаждался концертом, но испытать настоящее потрясение исполнительницей ему пришлось, видимо, впервой. Миниатюрная, в атласном облегающем радужном платьице, в розовых шевроновых туфельках, девочка тоньше лозиночки вдруг начала рассказывать о томлении юного тельца, о непонимании ее любимым, как бы подстегивая сильную половину зала к активным действиям.

Бравый генерал встрепенулся. Любил он юную неопытность и готов был поделиться с ней опытной страстью, но сдержался.

А девочка продолжала умолять и упрашивать:

(По рифме получается любовь здесь с твердым знаком!)

Такой пытки генерал вынести больше не мог.

— Пригласите ее, — кивнул он через плечо порученцу.

— Вас приглашает в ложу товарищ Сталин, — приглушенно-доверительно пророкотал на ухо певице ведущий концерта. — Офицер проводит.

Сердечко певички билась еще в унисон песне и забилось еще сильнее. Лицезреть близко самого Сталина ей никогда не приходилось. Когда еще придется и придется ли?

Только почему она не заметила вождя в ложе?.. Не разглядела?.. Была ослеплена рампой?.. Или так волновалась, что окончательно забылась?

«Что же сказать ему? Что ответить?» — думало юное создание, двигаясь к правительственной ложе.

Но офицер услужливо-галантно распахнул дверь, предусмотрительно приотстав, и — о, ужас! — вместо вождя певица увидела вставшего ей навстречу молодого подтянутого генерала.

— Я росла и подрастала… — запел генерал, протягивая руки, — до семнадцати годов… Сколько же вам?

Певица рук не протянула… Однако генерал не смутился и продолжал:

— Бесподобно поете. И парней она, любовь эта распроклятая, с семнадцати годов сушит. Поднимаю бокал за вас, выпейте со мной… И спойте еще раз для меня. Успокойте душу.

— Для вас? — удивилась певица. — Но меня пригласили к товарищу Сталину.

— Я Сталин, только Василий Иосифович, сын Иосифа Виссарионовича Сталина, — улыбнулся генерал.

— Вы наглый обманщик! — парировала певица. — Товарищ Сталин у нас один!

Тут пришла пора удивиться сыну Сталина:

— Да, генералиссимус Сталин, Генеральный секретарь Компартии Сталин один. Но у него есть сын, дочь… Помилуйте, зачем мне обманывать вас?..

И генерал вновь протянул руки к певице, пытаясь приблизить ее к себе. Однако та проявила столь решительное сопротивление, что сорвала погон, поцарапала лицо. Вырвалась. Схватила в руки хрустальный графин и встала в оборону.

— Дикая кошка! — не выдержал генерал. В негодовании толкнул дверь и прошипел: — Уведите ее. Она не контролирует себя. Так хорошо поет и так скверно поступает».

С тех пор певицу никогда больше в правительственные ложи не приглашали. Да и, к слову сказать, правильно делали.

…А Цуканов Е. П. в воспоминаниях продолжал:

«Регулярно выезжали охотиться: на уток в Астрахань, на волков — в Архангельск, на зайцев и кабанов — в Подмосковье.

Присутствие на северной трибуне стадиона было обязательным, если играла команда ВВС. Праздники после официальной части переносились к кому-нибудь на квартиру. Все офицеры штаба обязаны были присутствовать на зимнем мотокроссе имени В. П. Чкалова, который проводился в Химках. То же самое касалось и летнего мотокросса на Минском шоссе». Мотоциклы команды ВВС были покрашены в желто-голубой цвет, и когда они метелью неслись по земле, казалось, будто над ней вьется авиационное знамя. Чествование победителей проводил всегда сам В. И. Сталин.

Кстати сказать, по его инициативе началось сооружение спортивного комплекса на Ленинградском проспекте, из ангара сделали манеж, построили бассейн. В Чапаевском переулке заложили фундамент первого в стране катка с искусственным льдом. Забор на бетонном основании, окружавший спорткомплекс, будет по указанию Н. С. Хрущева срезан автогеном за одну ночь, и останутся от него бетонные надолбы, очень схожие с надолбом медного Хрущева, установленного на Новодевичьем кладбище.

Но в ту пору молодой командующий начнет формировать у себя спортивные команды, для чего освободит заключенного из Амурлага Николая Петровича Старостина. Поселит он его у себя в доме на Гоголевском бульваре, а чтобы органы случайно его не выкрали, будет спать с освобожденным на одной кровати, на ночь подкладывая под подушку пистолет.

Старостин и поведает впоследствии народу о непре-кращающейся любви Василия к матери, большинство снимков которой он будет хранить всю свою жизнь, заботливо развешивая их по стенам, и перед каждым приходом и уходом на работу останавливаться перед ними для своеобразной исповеди, как бы советуясь и испрашивая материнского благословения.

Тогда же Василий Иосифович женится на известной пловчихе Капитолине Васильевой, с которой проживет недолго, но дружбу сохранит до конца своих дней.

Возьмет Василий Сталин на себя и роль мецената спорта, станет председателем конного спорта СССР, утвердит строительство конноспортивных баз, а на своей даче в Ново-Спасском будет содержать самых именитых скакунов, которых по доброте душевной впоследствии раздарит не менее именитым гостям.

Стоит ли напоминать сегодняшним критиканам, какую он собрал футбольно-хоккейную команду. Что ни личность — то звезда. Евгений Бабич, Всеволод Бобров, Константин Кржижановский, Виктор Тихонов, Виктор Шувалов — далеко не полный перечень прославленных хоккейных имен, входящих в эту команду.

В мае 1952 года готовился полет над Красной площадью нашей новейшей авиационной техники. Небо с утра было затянуто облачностью, дул шальной ветер. Непогода мешала полету, но расчет проводился лучшими штурманами с точностью до секунд, и Василий Сталин решился: «Летим!» — веря, что с заданием справятся все до одного.

Сам первым взлетел и точно прошел над Красной площадью. За ним следовала дивизия ТУ-4, которая растянулась на петле, в результате чего последний полк отстал на тридцать секунд и нагнать ушедших уже не смог. Самолеты полка летели на высоте шестисот метров, а навстречу ТУ вынырнула группа ИЛов. Оставшиеся ТУ вынуждены были развернуться и уйти на аэродром Монино, часть из них начала перемещаться друг за другом. Один из самолетов на малой высоте зацепил сосну да так и прилетел с ней на аэродром, другой обломал на машине трубку приемника воздушного давления. А два ИЛ-28 при посадке разбились. Только Алексей Микоян лихо пронесся над главной площадью страны.

В той напряженной обстановке Василий Сталин выдаст в эфир столь оглушительную фразу, что она долетит до всеслышащего отца. И последует последнее грозное распоряжение родителя: от полетов Василия отстранить и с должности командующего округом снять.

После парада состоится традиционный обед на даче И. В. Сталина, где будет присутствовать все Политбюро и командование ВВС. На прием обескураженный Василий Иосифович явится подшофе, и отец распорядится вывести его из помещения и послать служить в самую дальнюю часть во Владивосток.

Однако письменного приказа на устное заявление не последовало. А дальше на одном из правительственных приемов Василий подойдет к дважды Герою Советского Союза Ворожейкину и скажет: «Мы с папашей просим тебя выступить от летчиков. Пойдем к отцу». И пойдут между столами в два ряда к тому столу, что во время правительственных приемов стоит поперек Георгиевского зала. Но вдруг (ах, как не к месту было это «вдруг»!) им путь преградит протянутая рука Берия. Василий со злостью ударит по преградившей руке и скажет Лаврентию: «П….! Вечно ты лезешь!»

В. И. Сталин попросит Ворожейкина высказать свое собственное мнение о сегодняшней ситуации в авиации. Арсений Васильевич сядет за стол собраться с мыслями, но пожилой сотрудник из команды Берия начнет умолять его не выступать. Просить, как отец сына, не выступать. И А. В. Ворожейкин выступать не станет.

Осенью 1952 года В. И. Сталин поступит слушателем авиационного факультета Военной академии имени К. Е. Ворошилова. Но к занятиям так и не приступит, Вечером 1 марта 1953 года он позвонит отцу, трубку, к его удивлению, никто не поднимет. Через некоторое время он позвонит снова. К телефону подойдет дежурный офицер и скажет, что Иосиф Виссарионович отдыхает. Около четырех утра Василий позвонит снова. Сыновье сердце почувствовало неладное. Ответит Берия: «Товарищ Сталин устал. Ему надо отдохнуть. Вам приезжать не надо». И в трубке раздадутся короткие гудки.

Василий попадет к отцу только утром 2 марта. Все происшедшее с Иосифом Виссарионовичем он сопоставит только по разговорам обслуживающего персонала вождя, происходящим в служебном помещении. Василий узнает, что отцу не была своевременно оказана медицинская помощь (примерно тринадцать — четырнадцать часов он лежал без врачебного осмотра), ему не была сделана и необходимая операция.

Все это наведет Василия Иосифовича на мысль, что его отцу «помогли» уйти. Разумеется, много в рассуждениях Василия Иосифовича окажется спорным, однако подозрения его были не без оснований, ибо совпадали с рассказом майора в отставке А. Т. Рыбина, опубликованным в журнале «Социологические исследования» № 3 за 1988 год.

9 марта состоятся официальные похороны И. В. Сталина, а 26 марта генерал-лейтенант авиации В. И. Сталин будет уволен из Советской Армии по статье 59, пункт «Е», без права ношения военной формы.

Тридцатидвухлетний генерал-лейтенант авиации прослужит в армии 14 календарных лет и 4 месяца, что в льготном исчислении составит 30 лет и 4 месяца. Ему будет установлена пенсия 4950 рублей в месяц плюс единовременное пособие в размере шести окладов.

Василий с произволом не смирится. 23 апреля 1953 года приедет в штаб ВВС заплатить партийные взносы, их у него не примут. Из парткома он позвонит министру обороны маршалу Булганину, но тот от разговора с Василием откажется.

По выходе из штаба Василий встретит на улице трех курсантов из Севастополя, прибывших в Москву для участия в майском параде. Пригласит их к себе домой на Гоголевский бульвар. Угостит. Покрутит им кинофильмы, поиграет в бильярд, отдаст почти все наличные деньги и затем отвезет в подразделение на Ходынское поле. 28 апреля его арестуют.

По уверениям Серго Микояна, арестуют за то, что Василий ходил в посольство КНР, говорил там, что отца убили, страну ведут в пропасть и упрашивал посла КНР выдать ему визу на жительство в Китай, под покровительство Мао Цзэдуна.

В марте 1955 года из Владимирской тюрьмы арестованного переведут на лечение в Центральный госпиталь МВД СССР и поместят в терапевтическое отделение. У посаженного в клетку сокола откроется язва желудка. Ему выделят отдельную маленькую палату и поручат проводить лечение заведующей госпиталем Л. С. Сметаниной.

По памяти Василий Иосифович наберет телефонный номер футболиста Г. И. Джелавы и попросит навестить его. Г. И. Джелава позже вспомнит:

«Мы встретились, расцеловались. Я впервые увидел на его глазах слезы, хотя он не переносил плачущих мужчин. Сказал, что ему очень плохо. Нет, со здоровьем все в порядке. Зачем его перевели в госпиталь, он сам не знает. Считает, что все еще находится в заключении. Надо бы выпить за встречу, да ничего нет, он теперь сам себе не принадлежит. Я достал из портфеля бутылку доброго грузинского вина. Он опять прослезился».

Вскоре его вновь вернут во Владимирскую тюрьму.

По выходе из тюрьмы Василий уедет на встречу со своим сослуживцем, бывшим командиром полка, и попадет в автомобильную катастрофу.

В апреле 1960 года его вернут в Лефортовскую тюрьму «досиживать» восьмилетний срок и выпустят в 1961-м полным инвалидом, с больной печенью и прогрессирующей язвой желудка. Надежда Сталина, дочь Василия, припомнит:

«После смерти И. В. Сталина отец каждый день ожидал ареста. И на квартире, и на даче он был в полном одиночестве. Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила пустую квартиру, отца уже увели, а дома шел обыск. Тогда многие документы пропали безвозвратно. Во 2-й Владимирской тюрьме отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева. Я с мамой каждую неделю навещала его. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил наши приезды, очень ждал их. Во время одной из встреч отец утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, кирзовых сапогах, он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживавший ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые он передавал через нас и посылал официально, постоянно доказывал, что вины его ни в чем нет. Он требовал суда. Но все было бесполезно.

Кстати, после ареста отца я, как обычно, явилась в школу. Но вгардеробе меня встретила директор школы. Сорвав с вешалки пальто и швырнув его мне в лицо, она прокричала: «Иди вон к своему отцу и деду». — «Мне идти некуда! Отец в тюрьме, а дед в могиле!» Но из школы пришлось уйти. Училась я тогда в седьмом классе.

Семь лет, пока отец был в тюрьме, дни тянулись очень медленно. Как-то я сидела вечером одна дома, когда раздался телефонный звонок. Я подняла трубку. Знакомый голос сказал: «Дочка, это я — твой папа, я звоню с вокзала. Скоро буду».

Я так растерялась, что спросила: «Какой папа?» Его ответ я запомнила дословно: «У тебя что, их много? Отец бывает только один».

Через полчаса он приехал с белым узелком и тростью в руках. На другой день он пошел оформлять документы. При выписке паспорта ему предложили принять другую фамилию. Он отказался. После этого его вызвал Шелепин. Разговор был долгий. Вернувшись от него, отец сказал, что он лучше будет жить без паспорта, чем с другой фамилией. Его поселили в гостинице «Пекин», а через некоторое время — на Фрунзенской набережной. Тогда же его осмотрел профессор А. Н. Бакулев. Его вывод был такой: сердце в порядке, печень здорова, единственное, что вызывает опасение, так это болезнь ноги и чрезмерное злоупотребление табаком.

На свободе он пробыл всего два с половиной месяца. За это время мы побывали с ним в санатории, он загорел, чувствовал себя хорошо. Как-то ему передали вино, мы отослали его сестре-хозяйке.

После отдыха его тянуло к работе. Он говорил мне, что хотел бы работать директором бассейна. Такая у него была мечта. Вообще, он был очень добродушный человек. После перевода в Лефортово ограниченность в движении отрицательно сказалась на нем и во многом подточила его здоровье. Что касается автомобильной катастрофы, то, на наш взгляд, она была подстроена. Все это было на моих глазах, когда мы ехали с отцом. После выхода из Лефортова его сразу выслали из Москвы в Казань сроком на пять лет. Дальнейшую связь мы поддерживали с ним по телефону.

18 марта 1962 года он позвонил мне, мы говорили долго. Он очень просил приехать. Встреча, к сожалению, не состоялась. Смерть моего отца до сегодняшнего дня для меня загадка. Заключения о его смерти не было».

Вероятнее всего, Василий был подвергнут аресту на основании решения особого совещания КГБ СССР. Л. П. Берия, после смерти И. В. Сталина завладевший многими личными документами вождя, среди которых, вероятно, имелись досье на членов Политбюро и на самого Л. П. Берия, опасался, что Василий мог об этом знать и в запальчивости проговориться.

А. Н. Шелепин, посетивший Василия в тюрьме после очередного письма, был потрясен его состоянием. После доклада Н. С. Хрущеву последний выразил желание доставить Василия к нему.

В Казани Василий Иосифович жил на улице Гагарина в Ленинском районе в однокомнатной квартире № 105 на последнем этаже пятиэтажного блочного дома.

31 октября 1961 года его застала весть о выносе из Мавзолея тела И. В. Сталина. Личная жизнь сына вождя также не сложилась. После смерти, наступившей 19 марта 1962 года, у него осталось семеро детей: четверо своих и трое приемных.

Он похоронен на Арском (Ершовом) поле-кладбище Казани. В глубине центральной аллеи — первая с левой стороны могила Василия Иосифовича Сталина. На небольшом, из черного мрамора памятнике надпись: «Василий Иосифович Джугашвили. 24 марта 1920—19 марта 1962.

Единственному от М. Джугашвили».

В верхней части памятника в небольшой овальной выемке был вмонтирован барельеф. Вандал выстрелом разбил его. Памятник покойному поставила жена Мария Григорьевна — мать его двоих детей.

«Сын за отца не отвечает», — изрек когда-то И. В. Сталин и помиловал сыновей репрессированных отцов-предателей. Но сыновья их не милуют ни самого И. В. Сталина, ни его учеников, ни детей.

Нет СССР — империи социализма, гибнут поодиночке государства и будут гибнуть до тех пор, пока люди не поймут, что нельзя оставлять у власти тех лиц, у которых вместо сердца раскорячил колючки цветок татарника.

Глумление над могилой преступно. Двадцать семь раз Василий Сталин выходил в бой, двадцать семь раз становился лицом к лицу со смертью, и только за это он должен быть почитаем и уважаем.

Надежда Сталина продолжает: «Мы просили не раз разрешить перезахоронить отца на Новодевичьем кладбище в Москве, рядом с прахом его матери Надежды Сергеевны. Раньше следовали отказы. Сейчас другое время. Самим нам это сделать не под силу ни физически, ни материально. Думаю, что солдат Великой Отечественной войны Василий Сталин заслужил это от Министерства обороны».

…А вот какие сентиментальные письма писал отец из тюрьмы дочери Надюке и сыну Бичико.

«Сдается мне, что Надюка затеяла какую-то премудрость!.. Ты мне за все своими вихрами отвечаешь…» — это наставление сыну Саше.

«Не надоел с наставлениями? Надоел? Ничего — терпите! О вас забочусь. Хочу видеть вас красивыми, умными, здоровыми и, самое главное, счастливыми. Да и кто, кроме меня, будет о вас заботиться?.. Незадачливые родители частенько идут по линии наименьшего сопротивления: пусть делают что хотят, лишь бы меня любили. Но, дорогие мои, это не любовь, а фикция. Не могу я, ради любви ко мне, спокойно смотреть на ваши ошибки. Не могу, ибо люблю вас и хочу, чтобы этих ошибок было как можно меньше. К этому меня обязывает жизненный опыт и ответственность за вас перед собственной совестью.

Не забывайте, дорогие мои, что кто угодно может делать что угодно, а вы должны делать — как надо…»

«Да, чуть не забыл. Какие часы купил Бичо и успел ли сделать надпись? Когда приедете и будете у меня, я сделал одну штуку на часы. Конечно, если понравится. Вы мне в последнюю встречу задали головоломку с циферблатом. Я долго ворочал мозгами, но все же сделал. А сейчас занялся подготовкой рамок к вашим фотографиям…»

«Вы пишете: не скучай и не болей. Сие пожелание замечательное, но от меня не зависит. О скуке — могу сказать вам точно, что сегодня 27 июля, в день получения вашего письма не скучал. Ибо читал его, достал альбом и рассмотрел еще и еще раз ваши мордашки, а потом засел за письмо. День проскочил почти незаметно. Но не каждый день я получаю письма. Вообще, больше дней однообразных и серых, как монашеская ряса. Так что не скучать — не получается…»

Письма шли с адресом отправителя: г. Владимир, п/я 21. Их набралось много, но, по словам сына Александра Васильевича, однажды все пропали. Ах, бдительные-пребдительные сотруднички. Неужто не кажется вам, что вы очень перебдели. Так перебдели, что родная страна содрогается при воспоминании о вашем тщании…

Странное же все-таки отношение к законодательству было у компетентных органов СССР и у нынешних российских — тоже.

Один за одним просят писатели проверить дозировку лекарств, выписываемых тогдашними врачами Четвертого управления Минздрава для лечения членов правительства и лично И. В. Сталина.

Просят проверить и заключение врачей о смерти В. И. Сталина.

Молчок.

Где же вы, подлинные патриоты Отечества, скорбящие сыны и дочери поверженной страны? Почему не слышно ваших голосов протеста против произвола, против вражеского засилья.

По гороскопу Василий Иосифович был «рыбой». Все основные жизненные этапы происходили у него в марте: в марте 1921 года родился;

в марте 1940-го окончил Качинскую авиационную школу с присвоением звания лейтенанта;

11 марта 1946-го награжден орденом Александра Невского;

1 марта 1946-го присвоено воинское звание генерал-майор авиации;

5 марта 1953 года умер отец Василия Иосиф Виссарионович;

26 марта 1955-го Василия уволили из армии;

19 марта 1962 года Василия не стало.

Да будет земля ему пухом! Прости нас, Василий Иосифович, за то, что не смогли защитить тебя от произвола и беззакония.

ОКАЛИНА, ИЛИ ТАЙНА СМЕРТИ ВАСИЛИЯ СТАЛИНА

Василия Сталина арестовали через полтора месяца после смерти отца, 28 апреля 1953 года. Почему арестовали, остается лишь гадать. Нельзя же всерьез принимать свидетельства его сестры Светланы, на чью одинокую старость соотечественники с затаенным дыханием глядят сквозь замочную скважину.

О грядущем аресте Василий узнал по телефонному звонку друзей. Он прекрасно понимал, что предстоящий арест будет равносилен смерти. Сын Сталина перебрал и сжег хранившиеся бумаги, застрелил из револьвера любимую овчарку и стал ждать непрошеных гостей. Чекисты появились утром: «Товарищ генерал, вот ордер на ваш арест!» Следом за Василием арестовали двух его заместителей, начальника хозчасти, четырех адъютантов, шофера и парикмахера штаба.

Обвинили в разбазаривании средств. Прием довольно-таки избитый. Допрашивать по иезуитским методам начали 9 мая 1953 года. Участника войны, боевого генерала решили допрашивать в День Победы СССР в Великой Отечественной войне. Допрашивали генерал-лейтенанта В. И. Сталина начальник следственной части по особо важным делам генерал-лейтенант Влодзимерский и его заместитель Козлов.

Через три дня допросов ретивые следователи сочинили протокол: «Занимая пост командующего ВВС Московского военного округа, допустил разбазаривание государственного имущества и незаконное расходование денежных средств, чем нанес большой материальный ущерб Советскому государству».

На что «генерал Василий» отвечает: «Расхищения государственных средств и казенного имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным в этом признать себя не могу».

Тогда следователи заходят с другой стороны: «Летал на охоту в служебном «Дугласе», ездил на авто «паккард», построил на даче конюшню и баню и вывез из побежденной Германии несколько чемоданов белья, которое поделили между собой две жены — Капитолина Васильевна и Екатерина Тимошенко».

В августе новый шеф госбезопасности Круглов поворачивает дело покруче: «После кончины И. В. Сталина стал высказывать клеветнические измышления против руководителей КПСС и Советского правительства, якобы незаслуженно уволивших его как пьяницу и разложившегося человека… Вместе с тем В. И. Сталин осуждал мероприятия Советского правительства, направленные на обеспечение бесперебойного руководства страной после кончины И. В. Сталина, а также высказывал недовольство тем, что Советское правительство не проводит достаточных мероприятий по увековечению памяти Сталина И. В. Окончательно морально разложившись, Сталин В. И. в ко»-це марта и в апреле с. г. высказывал настроения встретиться с иностранными корреспондентами и дать им интервью о своем положении после кончины Сталина И. В.».

Круглов замахивался на политическую статью. Однако доказательств не находил, и потому В. И. Сталина смогли осудить лишь два года спустя после ареста, 2 сентября 1955 года. За антисоветскую пропаганду и злоупотребление служебным положением приговорили к восьми годам лишения свободы. После суда заключенного под фамилией Василий Васильев этапом гонят во Владимирскую тюрьму, построенную при царском режиме для отпетых уголовников. Здесь безымянный заключенный проводит шесть лет.

Пятого января Генеральный прокурор Руденко и председатель КГБ Шелепин выходят с ходатайством в Политбюро ЦК за хорошее поведение и по причине многих болезней «применить к Сталину В. И. частичную амнистию;…поручить Моссовету предоставить Сталину В. И. в г. Москве трехкомнатную квартиру; поручить Министерству обороны СССР назначить Сталину В. И. пенсию, предоставить ему путевку в санаторий сроком на три месяца и возвратить изъятое при аресте лично принадлежащее ему имущество; выдать Сталину В. И. тридцать тысяч рублей в качестве единовременного пособия». 8 января 1960 года постановлением Президиума ЦК КПСС предложения А. Руденко и А. Шелепина были приняты.

Но 7 апреля 1961 года в деле В. И. Сталина появляется следующий документ: «За период пребывания в местах заключения В. И. Сталин не исправился, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми он пользовался при жизни отца. На предложение, сделанное ему о том, чтобы после освобождения из тюрьмы выехать на постоянное жительство в г. Казань или Куйбышев, Сталин В. И. заявил, что добровольно он из Москвы никуда не поедет… На предложение о смене фамилии он так же категорически отказался и заявил, что если ему не будут созданы соответствующие условия… то он «молчать не будет, а станет всем говорить о том, что осудили его в свое время необоснованно и что в отношении его чинится произвол»… При этом высказал даже мысль о том, что, возможно, снова обратится в китайское посольство, где он будет лечиться и работать».

Ага! Если «снова обратится», значит, уже обращался. Тогда понятно, за что сына Сталина линчуют.

Коли В. И. Сталин однажды обращался в посольство КНР, в посольстве должны быть документы о таком обращении. Непонятно тогда, почему посольство Китая так долго их не рассекречивает? Скандала мирового боится?

Почему прокуратура СССР и Комитет госбезопасности убеждены, что В. И. Сталин, выйдя на свободу, будет снова вести себя неправильно, неизвестно. Но потому заключают: «Считаем целесообразным… в порядке исключения из действующего законодательства направить В. И. Сталина после отбытия наказания в ссылку сроком на 5 лет в г. Казань. В г. Казани предоставить ему отдельную однокомнатную квартиру…»

Эх, Никита, Никита! Как ты жаждал, чтобы Василий отказался от фамилии своего отца. Смотрите-де, даже родной сын Сталина, узнав о злодеяниях отца, отказался от его фамилии. Но не вышло! Сорвалось! И тогда прокуратура и Комитет госбезопасности стараются тебе угодить и, строптивого генерала Сталина пытаясь сломить, бумаготворчествуют:

«…По заключению врачей, состояние здоровья В. И. Сталина плохое и он нуждается в длительном лечении и пенсионном обеспечении. Как прослужившему в армии более 25 лет, в льготном исчислении В. И. Сталину была назначена пенсия 300 рублей (новыми деньгами). Однако, учитывая, что он своими действиями дискредитировал высокое звание советского генерала, предлагается установить для него по линии Министерства обороны СССР пенсию 150 рублей в месяц. По улучшении состояния здоровья его можно было бы трудоустроить на одном из авиационных заводов города Казани. Считаем также целесообразным при выдаче В. И. Сталину паспорта указать другую фамилию…»

В Казань В. И. Сталин прибыл в марте 1961 года и поселился в однокомнатной квартире. С собою привез серебряный рог (не рог ли, подаренный отцу?), бурку и пластинку с грузинскими песнями.

В январе 1962 года в Казани появится медсестра Мария Нузберг, с которой Василий Иосифович узаконит брак и умрет в возрасте сорока одного года. Когда на Арском кладбище открыли гроб для прощания с телом покойного, жена Мария Николаевна его не узнала. Лицо покойного было синим от гематом, а нос — разбит.

Е. Додолев в газете «Совершенно секретно» № 4 за 1994 год обращался к Шелепину, Семичастному, следователям Влодзимерскому и Козлову, оперативникам и разработчикам КГБ СССР и Управления КГБ по городу Казани, которые имели отношение к делу Василия Иосифовича Сталина в 1953–1962 годах, к врачу Барышеву, к Марии Нузберг с вопросом: куда увозили сотрудники госбезопасности Василия и почему за два дня до смерти он был зверски избит?

Ответа до сих пор ни от кого не последовало.

Я присоединяюсь к этому обращению и посылаю обращение к господину Пихоя, занимающемуся комиссией по рассекречиванию архивных материалов.

Объясните, пожалуйста, почему комиссия по рассекречиванию архивных материалов «дела Василия Сталина» рассекретила их только часть, а именно страницы: 93–94, 113, 134–135, 151–172, 198–199?

Почему не рассекречены и отсутствуют в деле страницы, где находится медицинское заключение о смерти Василия Сталина, а также оперативные и агентурные дела на него?

Если комиссия не найдет в себе смелости их обнародовать, то я склонен подозревать вас, господин Пихоя, а также всю вашу комиссию в сокрытии преступления.

С. Л. Берия в книге «Мой отец — Лаврентий Берия» о Василии Сталине писал:

«Его погубило, убежден, окружение, я находился в ссылке, когда он погиб. На похороны меня не пустили.

Моя мама писала Светлане Аллилуевой из Свердловска: «Отправь его к нам». Я бы помог ему с работой и распоясаться не дал. Но Светлана ответила, что поздно вести такие разговоры. «Даже я, — писала она, — справиться с ним не могу. Он пропащий человек».

На похороны я не попал, но из писем общих друзей узнал, что Василия убили в драке ножом. До сих пор жалею, что не удалось вырвать его на Урал. Возможно, все сложилось бы для него в конечном счете совершенно иначе».

Не знаю, было ли бы безопасней находиться Василию Иосифовичу у Серго Лаврентьевича, утверждать не берусь. Случилось так, как случилось, может быть, это судьба?..

ИЗВОЛЬТЕ СКЛОНИТЬСЯ ПЕРЕД ПЕРВОЙ ЖЕНОЙ КРЫЛАТОГО ПРИНЦА

О Галине Александровне Бурдонской при бракосочетании ее с Василием Сталиным разносили молву, что она-де киноактриса, вывезенная из Франции специально к замужеству.

Разносители слухов в чем-то не ошибались: прадедом Г. А. Бурдонской по линии отца был французский солдат Шарль Поль Бурдоне, который во время Первой мировой был ранен под Волоколамском, взят в плен и еще раз пленен русской красавицей. А после лирического пленения остался в России навсегда.

Отец Галины Александр Бурдонский до революции освоил автомобиль, в первые годы советской власти возил Ф. Э. Дзержинского и навсегда связал судьбу с ОГПУ — НКВД. Жил он с семьей в старом двухэтажном доме на улице Кирова. Следил за обучением детей и был очень рад, когда его дочь поступила на редакционно-издательский факультет Московского полиграфического института. Помимо занятий в институте дочь активно занималась легкой атлетикой на стадионе «Динамо», где и встретилась с хоккеистом Владимиром Меньшовым. Владимир подумывал о том, чтобы сделать Гале предложение стать его женой, да в 1940 году, на свою беду, познакомил подругу с Василием Сталиным.

Василий оказался кавалером галантным. Дарил Гале цветы, водил на танцплощадки, приглашал в лучшие рестораны. 1 января ему предстояло ехать в Липецк на курсы командного состава. А за месяц до отъезда он Гале объявил:

— Наши отношения зашли далеко. Я должен ехать в Липецк, но я не могу расстаться с тобой. На коленях умоляю, стань моей женой.

Галя оторопела:

— Стать женой? А как на это посмотрит Иосиф Виссарионович?

— При чем тут отец, — парировал Василий. — Я самостоятельный человек, летчик и в состоянии прокормить свою семью. К тому же я люблю тебя и хочу получить твое согласие. Если согласна поехать со мной в Липецк, мы будем вместе. Решай!

Галя согласилась, и 30 декабря 1940 года молодожены зарегистрировали брак в одном из загсов Москвы. Свадьбы пышной не справляли. Из родни Бурдонских на торжествах присутствовала только мать Гали, отец на свадьбу не пришел. А Иосифа Виссарионовича Василий поставил в известность только из Липецка.

В училище разместились в одной комнате, питались в столовой, а ужинали чаще всего либо у себя, либо у друзей. Василий оказался мужем нежным и заботливым. Тогда-то и отважился написать обо всем отцу.

В зимние месяцы 41-го из Москвы прилетел фельдъегерь и вручил Василию письмо от отца.

«Ты спрашиваешь у меня разрешения, — писал отец. — Женился — черт с тобой. Жалею ее, что вышла замуж за такого дурака».

Такое-то вот было родительское благословение. Но по возвращении в Москву родитель приказал сыну привезти молодую жену в Кремль.

Кремлевская квартира Сталиных состояла из двух половин — половины «детской», на которой располагались четыре комнаты Василия, Светланы, их спальни, общая столовая и библиотека. За столовой шла анфилада комнат Иосифа Виссарионовича: комната адъютанта, столовая, библиотека, кабинет-спальня. В спальне Иосифа Виссарионовича стояла жесткая походная кровать, заправленная по-военному. Два стула. Однако комнаты молодых отец приказал обустроить уютно, на свои собственные деньги. К их приезду был куплен грушевого дерева гарнитур, обитый темно-бежевым бархатом, в тон ему подобраны тяжелые бархатные шторы на окна, возле которых поставили красивую дорогую напольную вазу.

Василий познакомил жену со своими родственниками: Анной Сергеевной, Сергеем Яковлевичем и Ольгой Евгеньевной Аллилуевыми.

Семья приняла Галю великолепно. В Москву молодые перебрались в мае, а в июне началась война. По указанию И. В. Сталина женщин вывезли на правительственную дачу в Сочи, а затем — в Куйбышев.

Светлана с Галей забирают туда дочку Якова Гулю Джугашвили, стариков Аллилуевых, Анну Сергеевну с сыном. Жили одной большой семьей в особнячке в центре города, на первом этаже которого размещались службы, обслуживающий персонал, охрана, на втором — комнаты Светланы и ее няни, столовая, гостиная, комнаты Аллилуевых и половина жены Василия — Галины Александровны.

14 октября, на Покров день, Галя родила Василию сына. На радостях отец прилетел с фронта вместе со Степаном Микояном и с аэродрома отправились прямо в роддом. Увидев сына, Василий потеплел: «Смотри — все мое, а губы — мамкины». В честь деда Александра Сергеевича внуку дали имя Александр. Отец был на седьмом небе. Еще бы, его сын является тезкой знаменитого полководца Александра Васильевича Суворова.

Галя на фронт к мужу летала довольно часто. Один раз ее «Дуглас» до аэродрома сопровождал эскорт из пяти самолетов. На аэродроме порешили, что летит высокое начальство, и выстроились для парадной встречи.

Каково же было удивление, когда в дверях «Дугласа» летчики увидели смеющуюся Галю Бурдонскую. Василий махнул рукой и скомандовал: «Разойдись! Это моя рыжая прилетела». Кстати, и сам-то Василий Иосифович был довольно-таки рыжим.

Война меж тем с территории Советского Союза покатилась по Европе. Молодой жене приходилось потом летать то в Польшу, то в Германию. Василий же к тому времени завел роман с женой Романа Кармена Ниной Орловой. Светлана сообщила об этом отцу, и Иосиф Виссарионович тут же перевел на имя Галины Александровны четырехкомнатную квартиру в «Доме на набережной», а ее детей обеспечил привилегированным довольствием, которое взялся оплачивать лично из своей зарплаты, и вдобавок к тому еще оплачивать и содержание няни и прислуги. Галю же прикрепили к правительственному ателье и к Кремлевской больнице.

Через несколько дней к жене и детям пришел с покаянием и Василий: «Прости, Галя, ради сына!» И жена простила.

После Нины Орловой Василий привез домой дочь маршала Тимошенко Екатерину, с которой предусмотрительно познакомил его сын маршала Булганина Лев. Будучи влюбленным в Галину, Лев привез Екатерину не без умысла. Она и сыграла роковую роль в распаде молодой семьи.

Как-то Василий позвонил Гале и попросил ее спуститься к нему в машину. Галя спустилась.

— Галя, — сказал Василий. — Мне известно о твоей измене. Нам на какое-то время нужно расстаться. Ты поживешь пока у своей матери, а дети — у меня. Вот деньги на первое время.

Он довез жену до Арбатского переулка и на прощание поцеловал в щеку. Так совершился крутой поворот в Галиной судьбе. Не расторгнув брака с Галей, Василий в Сочи расписался с Екатериной Семеновной Тимошенко. Но, расставшись с первой женой, он продолжал ее любить и хорошо к ней относиться.

Галя какое-то время пыталась забыться вином, но вскоре осознала всю пагубность забытья и с трудом выкарабкалась из дурмана.

Летом 1945 года Анна Сергеевна Аллилуева отправила ее в Ялту к знакомым, и Галя обрела там дружбу на всю дальнейшую жизнь.

Вторая жена Василия Иосифовича, Екатерина Тимошенко, слыла красавицей. Высокая, статная, со смуглой кожей, огромными, по плошке, глазами и гладко зачесанными назад волосами, она была неотразима, и, когда шла по улице, мужчины не отводили от нее глаз.

Отец Семен Константинович плел о ней всевозможные небылицы: Что его-де первая жена слюбилась с адъютантом и беременная с ним бежала. Адъютанта и его возлюбленную арестовали. И Катя родилась в тюрьме, росла у родственников, пока вторая жена маршала — учительница из Белоруссии — не разыскала и не вернула ее в семью.

Может, действительно суровые годы так аукнулись, но нрав у Екатерины Семеновны вышел крутой.

А Иосиф Виссарионович возьми да хохотни:

— Васька-то мой с твоей путается.

Тимошенко аж на дыбы встал. Ворвался домой и с порога закричал:

— Правду мне говорят или нет, что ты с женатым Василием Сталиным якшаешься? Если правду, прогоню!

И прогнал. А Екатерине ничего не оставалось, как стать женой Василия и укатить с ним в Германию. Однако совместная жизнь влюбленных складывалась плохо. Из-за незначительной обиды Екатерина могла по месяцу изматывать мужа презрительным молчанием. И Василий пытки не выдержал.

Но тут скоропостижно скончался Иосиф Виссарионович. Екатерина приехала к простившему ее отцу и объявила:

— Мы помирились.

Помирились, однако, ненадолго. Настал день, когда она пришла к Булганину и попросила:

— Николай Александрович, помогите нам с Василием развестись.

— Помогу, — ответил Булганин. Взял паспорт и через день вернул его чистым. Никто заявлений с просьбой о разводе не писал.

Однажды на перемене маленького Сашу Сталина разыскала бабушка Анастасия Терентьевна и сказала:

— Саша, тебя хочет видеть мама Галина.

После уроков Саша опрометью помчался в подъезд того дома, на который указала ему бабушка. Толкнул дверь и очутился в материнских объятиях. Мать была в темной шубке и в голубой вязаной шапочке.

О встрече проведал отец. Сын получил затрещину и был отправлен в Суворовское училище города Калинина.

Целых восемь лет после разрыва родителями семейных уз Саша Сталин и его сестра Надя были лишены материнской ласки.

Галина Александровна обрела детей лишь после смерти Иосифа Виссарионовича. Василий Иосифович неоднократно предлагал ей восстановить семью, однако разбитая чаша не склеилась.

Галина Александровна Бурдонская ушла из жизни летом 1990 года в коридоре больницы имени Склифосовского. Около ее постели неотлучно находился сын, ныне известный режиссер театра Российской Армии.

НЕРАВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ЛЮБВИ И ОСТОРОЖНОСТИ

Не судите, да не судимы будете.

Светлана Иосифовна Аллилуева, 1926 года рождения, на пять лет моложе брата Василия, при рождении была зарегистрирована на фамилию Сталина.

Ее детство, как и детство брата Василия, прошло в бывшем доме батумского нефтепромышленника на даче в Зубалове. Это время она вспоминает как «рай во всех отношениях»: «Отец был ласков: брал меня на колени, прижимал к себе. Таковы грузинские традиции: отцы должны проявлять любовь к детям. Я была его любимицей, потому что напоминала мать».

Мать, по словам дочери, была очень красивая, душилась хорошими духами. «Вечерами мама подходила к моей кровати, целовала меня, прикасалась ко мне руками, а запах оставался, и я засыпала в ароматном облаке».

Под опекой Надежды Сергеевны Светлане удалось прожить шесть лет с небольшим.

Судя по письмам к дочери, Надежда Сергеевна была несколько суровее Иосифа Виссарионовича. Вот какие письма писала мать дочери:

«Здравствуй, Светланка!

Вася мне написал, что девочка что-то пошаливает усердно. Ужасно скучно получать такие письма про девочку. Я думала, что оставила девочку большую, а она, оказывается, совсем маленькая и, главное, — не умеет жить по-взрослому. Я тебя прошу, Светланочка, поговори с Н. К. (прихожалка. — С. К), как бы наладить все дела твои, чтобы я больше таких писем не получала. Поговори обязательно и напиши мне вместе с Васей или Н. К. письмо о том, как вы договорились обо всем. Когда мама уезжала, девочка обещала очень, очень много, а, оказывается, делает мало.

Так ты обязательно мне ответь, как ты решила жить дальше, по-серьезному или как-нибудь иначе. Подумай как следует, девочка уже большая и умеет думать. Читаешь ли ты что-нибудь на русском языке? Жду от девочки ответ.

Мама».

Такой суровый нагоняй получает от матери дочь, и это тогда, когда находится в том возрасте, что умеет писать лишь печатными буквами:

«ЗДРАВСТВУЙ ПАПОЧКА,

ПРИЕЗЖАЙ СКОРЕЙ ДОМОЙ

ФЧЕРА РИТКА ТАКОЙ ПРОКАС ЗДЕЛАЛА

УЖ ОЧЕНЬ ОНА АЗАРНАЯ

ЦЕЛУЮ ТЕБЯ ТВОЯ

СЯТАНКА».

При Надежде Сергеевне семья Сталина большей частью жила в Зубалове-4. Этот дом-дача принадлежал промышленнику Зубалову-младшему, владельцу нефтепромыслов в Батуми.

Зубаловы, кстати, владели нефтепромыслами и в Баку, на которых Сталин и Микоян в молодости участвовали в стачках. Неподалеку от станции Усово капиталисты и построили две дачи: Зубалово-2 и Зубалово-4, в немецком готическом стиле, с островерхими шпилями, обнесли их массивной стеной из красного кирпича, покрыли черепицей. Владельцы дач после революции бежали за границу, и дачу Зубалово-2 заняли А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников.

Усадьба Зубалово-4 оказалась меньше. В ее доме осталось несколько мраморных статуй из Италии, в окнах красовались разноцветные витражи. К усадьбе примыкал сравнительно большой парк. Березовую рощу вблизи дома привели в порядок, устроили просеки. Неподалеку разместили пасеку, а поле засеяли гречихой. За пасекой начинался сосновый лес, который был полон малины, черники, земляники и грибов. Много места в округе занимали фруктовые сады, кустарники смородины.

Семья жила крестьянским бытом: занималась косьбой сена, сбором грибов и ягод, имела свой мед и солонину.

С получением квартиры в Кремле хозяева в Зубалове стали бывать реже. Хозяйство повела экономка. Из охраны был всего один красноармеец Николай Сидорович Власик, который в дом никогда не заходил, и когда Сталин шел на работу пешком, Власик шел за ним на определенном расстоянии, чтобы видеть, кто к вождю пытается подойти или, паче того, сделать против него враждебный выпад.

Надежда Сергеевна любила устраивать семейные торжества, на короткое время на них приглашались и дети. В доме частыми гостями были Николай Бухарин с женой Эсфирью и дочерью Светланой, семьи Орджоникидзе, Ворошилова, Микояна, Буденного; под гармонь последнего пели песни, танцевали. Грузинские песни не особенно в доме культивировались, больше предпочитались русские и украинские.

В 1923 году в Зубалове-4 впервые появился Берия. Он прошел за хозяином дачи на второй этаж, на балкон, и уселся в предложенное кресло. Заговорили по-грузински. Берия в то время работал в ВЧК Грузии. Говорил больше Берия, и, когда хозяин вывел гостя на балкон, в ситцевом платье появилась Надежда Сергеевна.

— Эй, женщина! — позвал ее Берия. — Принеси воды.

Аллилуева помедлила секунду и ответила с чувством достоинства:

— Меня зовут Надежда Сергеевна. И здесь вам не Грузия, а я не прислуга!

— Вай-вай! — замахал руками гость. — В доме грузина не принято обижать гостя!

— Это моя жена, — разглаживая усы, сказал Сталин. — Строга и недоступна. Не обижайся, скажи лучше, как мать живет.

— Жива, здорова, молится, помощи не принимает. Говорю, это от сына, все равно не берет.

Надежда Сергеевна вернулась сразу же по уходе Берия.

— Что это за тип? — спросила мужа.

— Мой земляк Лаврико Берия, — ответил Сталин.

— Надменный тип, зачем ты в дом таких приглашаешь?

— Он заботится о моей матери.

— Принимай его на работе.

— Что это за указания? — вскипел Сталин. — Я что, не могу принимать в доме кого хочу?

— Ну не негодяев же! — парировала жена.

— Откуда у тебя подозрения, что он негодяй. Это мой хороший товарищ, чекист. Помог нам в Грузии предотвратить мятеж мингрельцев. И я ему верю.

— А я не верю. Сердцем чувствую, что негодяй.

— Ну, понесла. Прекрати.

И Надежда Сергеевна вынуждена была хлопнуть дверью.

В 1926 году из-за скандала на почве Берия Надежда Сергеевна вынуждена была уехать к родителям в Ленинград. Через месяц Иосиф Виссарионович позвонил и обещал приехать за женой, но Надежда Сергеевна приехала сама и продолжала нести обязанности любящей матери и верной жены.

Помимо дачи в Зубалове была у семьи Сталина квартира в Потешном дворце Кремля. Комната Надежды Сергеевны выходила окнами в Александровский сад к Кутафьей башне. Если смотреть от касс театра Дворца съездов на Кремль, чуть правее, то можно увидеть островерхое здание древнерусского стиля с окнами, выходящими в Александровский сад… Они и были некогда окнами спальни, принадлежащей Надежде Сергеевне.

Квартира семьи состояла из шести комнат: кабинета, небольшой комнаты с телефоном, двух детских, столовой и спальни.

Надежда Сергеевна училась в промышленной академии, где вместе с нею учились Дора Моисеевна Хазан-Андреева, Марья Марковна Каганович, а секретарем партячейки был энергичный Никита Сергеевич Хрущев.

Жена больно реагировала на маниакальную подозрительность Сталина к ее родственникам и соратникам, пыталась разуверять мужа, но только вызывала его гнев:

— Не лезь в мои дела. Не выводи из терпения. Подозреваемые уличены фактами, и им прощения не будет! — кричал Сталин.

Сталин много работал. Часто обсуждал с соратниками дела за столом, где произносились многочисленные тосты.

А страна отмечала пятнадцатую годовщину Октября. Отшумел парад. Окончилась демонстрация. Отгремели залпы салюта. На банкете 8 ноября 1932 года Сталин произнес тост во славу русского оружия и годовщины Октября. Все выпили, кроме жены Сталина Надежды Сергеевны.

— Эй ты, пей! — окликнул супругу Сталин.

— Я тебе не эй! — вспылила та. Встала из-за стола и вышла. За нею вышла жена Молотова Полина Семеновна Жемчужина.

Рано утром с 8-го на 9 ноября 1932 года экономка Каролина Васильевна Тиль пошла будить хозяйку и застала ту в луже крови. В правой руке она сжимала маленький вальтер, подаренный братом Павлушей. Звук выстрела этого пистолета настолько слаб, что через стены услышан не был.

Каролина Васильевна призвала на помощь сестру-хозяйку. Две прислужницы, изнемогая от страха, положили остывшее тело на постель и побежали звонить начальнику личной охраны Авелю Софроновичу Енукидзе и близкой подруге Надежды Сергеевны — Полине Семеновне Жемчужиной.

Сталин встал, когда в квартире уже находились Енукидзе и все члены правительства. Известие потрясло его. Вдобавок ко всему жена оставила письмо, полное подозрений и упреков. Сталин с негодованием порвал предсмертное послание на мелкие клочки.

Гибель жены надломила железного человека. Он впал в отчаянье, пытался наложить на себя руки. Соратники боялись оставлять его одного.

Совершенно обездоленный, подошел на прощание к гробу, с возгласом «вай!» схватился за гроб и в ужасе его оттолкнул.

Сопровождать тело на Новодевичье кладбище отказался. На похоронах не присутствовал. Потрясенный случившимся, не хотел показаться перед народом в горьком состоянии и стал мучиться в догадках: «Кто внушил жене мысль о самоубийстве?» Почему одна мысль делала его почти безвольным, а вторая приводила в ярость.

Светлана узнает о добровольном уходе матери из жизни, будучи уже взрослой. В зарубежной прессе прочтет, что причиной смерти Надежды Сергеевны Аллилуевой было ее несогласие с искажением мужем ленинских заветов, устрашение оппонентов, преступные формы коллективизации. Усугублялось настроение и личными мотивами: неверностью Сталина супружескому долгу, оскорбленным женским достоинством.

Светлана объясняет это по-своему: «Сдерживание себя, страшная внутренняя самодисциплина и напряжение, это недовольство и раздражение, загоняемые внутрь, сжимаются все сильнее и сильнее, как пружина, должны были неминуемо кончиться взрывом; пружина должна была распрямиться со страшной силой…

Так и произошло. А повод? Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь пятнадцатой годовщины Октября.

«Всего-навсего» отец сказал ей: «Эй ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе не эй!» — и встала, и при всех ушла из-за стола».

Из-за смерти жены Сталин сменил старую квартиру на новую в здании Совета Министров на бельэтаже. Здесь же располагался его рабочий кабинет, в котором он работал от одиннадцати до двенадцати часов в сутки, затем уехал на дачу в Кунцево-Волынское. В Зубалове больше почти не появлялся. Там продолжали жить родственники Надежды Сергеевны и дети.

Прислуга была заменена. Вся система обслуги поставлена на казенный счет. Началось строительство многочисленных дач: Липки — в старинной усадьбе по Дмитровскому шоссе — с красивым домом, огромным парком и вековыми липами возле пруда.

Обустроили новую дачу Семеновское на месте старой, расположенной около пруда, выкопанного еще крепостными крестьянами. Огромный лес окружал ее со всех сторон.

Возникли дачи в Сочи: одна — недалеко от Маце-сты, другая — за Адлером, третья — не доезжая Гагр.

…На одной из сочинских дач в послевоенный год некоторое время с благословения Иосифа Виссарионовича жил медвежонок, пойманный на осенней охоте. Нагуляв в продолжение лета и крымской осени жиру, косолапый и косолапая соорудили себе берлоги в пещерах по соседству. И если медведь проторил тропу к своему логовищу напрямую, то медведица к своему предпочитала ходить обходными путями, в том числе и по проторенной тропе медведя. А перед залеганием в логовище долго кружила вокруг да около, проделывала всевозможные прыжки невдалеке от берлоги, наконец повертывалась к берлоге задом и входила в нее пятясь, чем окончательно сбивала с толку и собак, и охотников.

Топтыгин при этом спал чутко, при приближении к становищу живности пренепременно «здоровался», а медведица не то спокойно посапывала, храня полное безразличие, не то только изображала, что крепко спит.

Медведь вылез из берлоги первым. Принял вместо слабительного клюквицы со мхом и принялся гонять по лесу пасшихся домашних животных.

О том стало известно Верховному, и он распорядился буяна утихомирить. Когда же охотники выследили и обстреляли самца, на звуки выстрелов с тремя медвежатами шумно вывалилась мамаша и поперла напролом.

Убивать ее приказа не было, и охотники хотели лишь отпугнуть косматую, но ее отчаянная безалаберность стоила ей жизни.

Оставшиеся сиротами детеныши сразу стали беспомощными, и их легко изловили.

Когда добычу показывали Иосифу Виссарионовичу, один из медвежат лизнул Генсеку руку, чем и предопределил судьбу свою и своих братишек.

Небольшие серо-желтые комочки вскоре стали бурыми и бесконечными забавами и шалостями доводили Генсека до умиления. Они забирались то на деревья, то прятались за углами, выслеживая предполагаемую жертву, чтобы неожиданно на нее наброситься, то носились взад и вперед по аллеям и под конец прыгали в бассейн, шумно плеща воду лапами.

Но миновало полгода, и зверята стали злы, прожорливы и неуживчивы, как и их непокорные родители. Добрым и покладистым остался только Буренок, прозванный так Сталиным за абсолютно рыжую шубку и уравновешенный нрав. Он и был оставлен с соизволения хозяина на даче, а два его сородича переданы в зоопарки.

Оставшись в одиночестве, зверек заскучал, и охранники принялись развлекать его играми: выкатывали перед мордой мячи, раскачивались в подвешенной на цепях автомобильной покрышке, боролись друг с другом, и зверь начал принимать в играх самое активное участие.

Предпочитая всегда оставаться лидером, он грубо вытаскивал сотрудников из покрышки и сам в нее устраивался; укатывающего от него мяч хватал за ноги, валил за землю и, обхватив мяч четырьмя лапами, шлепался на спину, рычанием приказывая мячу больше никому в лапы не даваться.

При борьбе же легко позволял себя валить и, как бы смеясь над своей неопытностью, неожиданно вывертывался, припечатывал соперника лопатками к земле и торжествующе рычал. Но, взрослея, больше и больше обижался и однажды поборовшего его И. В. Хрусталева так хватил пастью за локоть, что тот закричал от боли.

О зверстве Буренка прослышал Сталин и приказал поместить зверя в грот, забранный стальной решеткой. Буренок то по-щенячьи скулил, то по-медвежьи ревел. Сотрудники подносили заключенному всевозможные лакомства до тех пор, пока зверь зубами не прихватил сласть вместе с рукой дающего. Обхватив руку как капканом, он ее не откусывал, а немигающими глазами-углями впился в глаза угощавшего, как бы говоря: «Выпустишь — не откушу».

Когда же пострадавший пытался руку высвободить, зубы медведя сжимались крепче и человек вынужден был зверя уговаривать:

— Ну какая тебе корысть откусывать мне руку? Наесться ею ты все равно не сможешь, только раздразнишь зверский аппетит. Меня сделаешь инвалидом, а сам лишишься жизни. Ибо за это тебя обязательно пристрелят. — И зверь руку отпустил. После чего был вывезен в горы и отпущен на все четыре стороны.

Через некоторое время он ли, другой ли какой медведь забрел на сочинскую дачу Ворошилова, когда стоящий у ворот сотрудник не то ловил ворон, не то выяснял взаимоотношения синичьей стаи. И так предался созерцанию, что медведя не увидел, а услышал за спиной грудной, протяжный вздох. Оглянулся и носом к носу встретился с ведьмедем.

Постовому же было не до сна. Сердце вояки так грохнуло в левую пятку, что каблук пробкой отскочил от сапога. Вояка судорожно выхватил револьвер и все семь пуль выпалил в пыльную медвежью кошму. Однако не сразил, а только рассердил медведя. Тот поднялся на задние лапы и с ворчаньем: «Крестись, крретин! На трринадцать рреспублик хрребет рразоррву!» — решил сотрудника заграбастать.

Но сотрудник успел юркнуть в калитку и опрометью помчался к дачному домику.

— В кого палил? — интересуется истопник, ссыпающий уголь по наклонному желобу в кочегарку.

— В медведя!

— Откуда ему взяться?

А мишка тем временем предстал перед судачащими разгневанным до умопомрачения. Истопник так испугался, что шлепнулся на наклонный желоб и глыбой съехал в подземелье. Охранник же серной метнулся к забору, допрыгнул до груди и, упав грудью на перекладину, нижнюю часть тела перекинуть не успел, медведь сцапал его за брюки и вместе с кожей спустил их до сапог.

С неимоверными усилиями сотрудник забор преодолел. И пока медведь искал, где ему лучше перебраться, успел перезарядить наган и во всеоружии встретил обидчика-зверя.

Умер косолапый геройски, грудью вперед. Буренок ли это был, другой ли какой медведь?.. А мне жалко Буренка: приручили, прикормили, выгнали и, возможно, расстреляли.

В Крыму у ИосифаВиссарионовича были дачи в Му-холатке и около Нового Афона; на Кавказе — на озере Рица и на Холодной речке, со свободной гармоничной композицией, большие комнаты которой были отделаны ореховыми панелями. В Боржоми — Лиаканский дворец. Однако вождь почти ни в одной из них не бывал подолгу. Выезжал иногда только на отдых или лечение, проживая в основном, как я уже говорил, на Ближней даче в Кунцеве-Волынском.

Обстановка на всех дачах была почти одинаковой.

Каждая имела своего коменданта. На Ближней полностью властвовала новая молодая экономка Валентина Васильевна Истомина, а в Зубалове-4 с 1937 года — двоюродная сестра Л. П. Берия Александра Николаевна Никашидзе.

Светлана Иосифовна хотела подружиться с А. Н. Никашидзе, но узнала, что новое лицо вместе с Н. С. Власиком поспособствовало аресту всей родни Аллилуевых: Роденса объявили врагом народа, жену Павла Сергеевича Евгению виновной в отравлении мужа. Вывезли с дачи все вещи, принадлежавшие Аллилуевым, и всю мебель, стирая в душах детей память о прежних жильцах и их установившихся вкусах.

Разгневанный самоуходом жены из жизни, Сталин пересажал в тюрьмы почти всех ее родственников, в том числе и непричастных к политике сестер только за то, что те «слишком много болтают».

Светлана с Василием почти совсем осиротели, но склонны были считать, что их школьные годы очень счастливые. Они любили школу и учителей, которые дали им значительно больше родителей: «Мы не походили ни на высшие классы других стран, ни на английскую аристократию. Учились в обычных школах, дружили со сверстниками из обычных семей».

Позволю себе заметить, что здесь Светлана Иосифовна лукавит: училась она в 25 Образцовой школе, располагавшейся в Старом Пименовском переулке, которая предназначалась специально для детей номенклатурных работников Центрального Комитета партии и правительства.

В шестнадцатилетнем возрасте девушка попросит отца освободить ее от чекистской опеки, на что Иосиф Виссарионович неохотно согласится. Однако самостоятельность шестнадцатилетней девушке будет предоставлена преждевременно.

Осенью 1941 года дача в Зубалове была взорвана из-за опасения взятия Москвы немцами. Чуть позже там соорудят упрощенный вариант дома, где разместятся Галина Бурдонская с ребенком, дочь Якова Гуля с няней, Светлана со своей наставницей и Анна Сергеевна Аллилуева с сыновьями.

Обратимся к письменным свидетельствам Светланы Иосифовны: «Алексей Яковлевич Каплер… всего лишь какие-то считанные часы провели мы вместе зимой 1942/43 года да потом, через одиннадцать лет, такие же считанные часы в 1955 году — вот и все…»

Василий привез Каплера в Зубалово в конце октября 1942 года. Приехали Симонов с Валентиной Серовой, Борис Войтехов с Людмилой Целиковской, Роман Кармен с женой, известной московской красавицей Ниной Орловой.

После шумного застолья начались танцы. Сорокалетний Каплер пригласил шестнадцатилетнюю Светлану на фокстрот. На ней было шелковое облегающее платье, по которому алым нетерпением переливалась большая гранатовая брошь, а на ногах полуботинки без каблуков. Галантный кавалер уверял неопытную птичку, что танцует она божественно. А птичке так уютно было с обворожительным ловеласом, что она, испытывая необычное доверие, захотела положить головку на его грудь и закрыть глаза.

— Что-то вы невеселая сегодня? — спрашивает проницательный кавалер шестнадцатилетнюю неопытность, и та, не выпуская рук и продолжая переступать ногами, исповедуется, как ей скучно дома, как неинтересно с братом и родственниками, что сегодня десять лет со дня смерти ее мамы, но никто не вспоминает об этом и говорить о столь святом горе не с кем. (Прелюбопытно, однако, отмечают десятилетний юбилей со дня похорон матери ее дети: отмечают они его выпивкой и танцами. — С. К.) Они всё танцевали, всё ставили новые пластинки, и никто не обращал на них внимания.

«Крепкие нити протянулись между нами в этот вечер — мы уже были не чужие, мы были друзья. Люся был удивлен, растроган. У него был дар легкого непринужденного общения с самыми разными людьми. Он был дружелюбен, весел, ему было все интересно. В то время он был как-то одинок сам и, может быть, тоже искал чьей-то поддержки…

Нас потянуло друг к другу неудержимо. В эти несколько дней мы старались видеться как можно чаще, хотя при моем образе жизни это было невообразимо трудно… Он давал мне «взрослые» книги о любви, совершенно уверенный, что я все пойму. Не знаю, все ли я поняла в них тогда, но я помню эти книги, как будто прочла их вчера…»

Умудренный опытом соблазнитель, как видим, отлично знал, что с неопытностью делать. Вполне возможно, что в его сердце проснулась любовь, но любовь с расчетом и предусмотрительностью. Вон ведь как мудро задумано: полковник В. И. Сталин приглашается консультантом будущего кинофильма об истребителях. Алексей Яковлевич Каплер проникает в дом детей вождя. Его несовершеннолетней дочери подсовывает «взрослые» книги, совершенно уверенный, что она все поймет. И продолжает активные атаки…

«Потом нас пригласили на просмотр фильмов в Гнездиковский переулок, — продолжает Светлана. — Люся предложил мне «хорошие фильмы» по своему выбору и в следующий раз привез к нам в Зубалово «Королеву Христину» с Гретой Гарбо. Я была совершенно потрясена фильмом, а Люся был очень доволен мной…

Еще бы, ибо пришли:

Вскоре Люся уехал в Сталинград. Это был канун Сталинградской битвы. Люся знал, что мне будет интересно все знать, что он увидит там — и он сделал потрясающий по своему рыцарству и легкомыслию шаг… В конце ноября, развернув «Правду», я прочла письмо лейтенанта Л. из Сталинграда «Письмо первое» — и дальше, в форме письма некоего лейтенанта к своей любимой, рассказывается обо всем, что происходило тогда в Сталинграде, за которым следил весь мир.

Увидев это, я похолодела Я представила себе, как мой отец разворачивает газету… Дело в том, что ему уже было «доложено» о моем страшном поступке, очень странном поведении. И он уже однажды намекнул мне очень недовольным тоном, что я веду себя недопустимо…

И надо же было так закончить статью: «Сейчас в Москве, наверное, идет снег. Из твоего окна видна зубчатая стена Кремля».

Иными словами, признание — налицо, и о нем становится известно И. В. Сталину. Отец второй раз пытается открыть дочери глаза на неприглядность поведения, а дочь встает в позу, и оскорбленному родителю не остается ничего другого, как проверить на ней веками испытанное средство: он отвешивает дочери пощечину. Но и она не подействовала. Алексей Яковлевич же шел на абордаж. Он стал изыскивать возможности для тайных встреч и уединений. Его пытаются урезонить. Каплеру звонит заместитель начальника охраны И. В. Сталина полковник Румянцев и просит оставить дочь Сталина в покое. Кавалер посылает полковника к черту и снова, да ладом, обхаживает девочку горячих восточных кровей.

Наконец тот и другая понимают, чем увлечение для них может кончиться, как бы охладевают друг к другу и три недели не видятся, но Светлана не выдерживает и звонит первой.

Весь февраль 1943 года они ходят в кино, театры, посещают вернисажи. А в последний день февраля встретились так, как будто надолго расстаются. Так и случилось. А. Я. Каплера высылают на север, и в Москву он возвратится только спустя десять лет.

Известно, что по возвращении из ссылки он занялся конным спортом и на одном из московских ипподромов увидел двух красивых амазонок, дочь и мать, которые по неопытности только начинали осваивать азы верховой езды.

Люся не удержался и предложил им себя в качестве жокея, но не в Москве, а далеко на юге, где у него были знакомые коннозаводчики.

Известная поэтесса любила мужа, известного писателя, и без его согласия уехать с Каплером на юг не решалась. Муж наивно полагал, что шестидесятилетний денди давно не мужчина, и поездку с ним женщин благословил, благословив тем самым распад семейных устоев.

Ходит известный анекдот об одном легендарном Маршале Советского Союза, который, куда бы ни приезжал, везде заводил любовниц. Оперативные службы доложили об этом Верховному и поинтересовались, что надлежит с маршалом делать.

— Завидовать! — ответил Верховный. — Завидовать!

Позавидуем и мы усопшему Алексею Яковлевичу Каплеру: он оставил в душах встреченных им женщин не забываемые временем и историей следы.

Последняя его жена наложила на себя руки, чтобы оказаться рядом с усопшим любимым, оставив нам обращенные к нему стихи:

Светлана Иосифовна на давнее письмо военного корреспондента А. Я. Каплера, спустя двадцать лет, откликнется аж «Двадцатью письмами к другу», которые напишет в течение тридцати пяти дней, тем самым подчеркивая, что влюбленные провели вместе ровно тридцать пять дней.

Светлана уверяет, что ее рукой водила любовь.

По ее признанию, «еще в России я неоднократно пробовала писать книгу, посвященную матери, но не могла найти нужной формы, и один мой старый знакомый предложил:

— Ты хорошо пишешь письма… Почему бы тебе не попробовать написать книгу, состоящую из писем ко мне». (Ах, неуемный! Не мытьем, так катаньем. А думает только о себе.)

Старый друг нам известен. За назойливость он был выслан на север, следом за ним изгоняется из квартиры сводня, Анна Николаевна Никашидзе, которая любила копаться в Светланиных дневниках и письмах, а также, как полагает Светлана Иосифовна, подслушивала их телефонные разговоры с А. Я. Каплером.

Наивная Светлана Иосифовна, подслушивание телефонных разговоров производят специалисты высочайшего класса. А с благословения вашего батюшки они лбы бы поразбивали, дабы ему угодить и поднести расшифрованными ваши сугубо личные телефонные переговоры ему на блюдечке с золотой каемочкой.

Весной 1944 года дочь Сталина выходит замуж за студента Григория Мороза. Выбрав его в мужья, Светлана, по сути, поставила отца перед совершившимся фактом. Сталин браком был недоволен. Однако на свадьбу пришел. Светлана уговорила отца разрешить молодоженам переехать на жительство в дом правительства возле кинотеатра «Ударник». Новорожденного сына назвали в честь деда Иосифом. Дед внука навещал. Но вскоре отца Григория Мороза арестовали, что послужило поводом и для развода Светланы с Григорием. У мужа отобрали все письма жены и альбом семейных фотографий. Светлана при этом заявила: «Если Григория арестуют, я покончу с собой».

Яблочко от яблони недалеко падает.

Григорию дали чистый паспорт, без отметки о браке и разводе. Брак Светланы с Григорием распадается летом 1947 года, и дочь с отцом едет отдыхать в Сочи. Три недели вместе проводят они на Холодной речке. Дочь читает отцу газеты и журналы. Отцу это нравится. Но дочь очень смущают ежедневные гости: Маленков, Молотов, Берия, Булганин, Жданов. Их пустопорожние разговоры ее изнуряют. Она уходит спать в изнеможении, а гости продолжают разговоры далеко за полночь.

Светлана оставляет отца. Уезжает в Москву. Ее привлекает студенческая компания в семье Ждановых. Друзья Юрия Александровича начитаны, милы, современны. А галантный и всезнающий Юрий просто являлся воплощением Светланиного идеала. Их брак решился как бы сам собой. Иосиф Виссарионович его с радостью благословил и даже распорядился пристроить второй этаж к Ближней даче, чтобы приблизить молодоженов к себе.

Однако молодые переехали жить в квартиру Ждановых в Кремле, где, по словам Светланы, воплотились «соединение партийного ханжества с мещанским невежеством».

Второй раз дочь с отцом встретились на даче Холодной речки в ноябре 1948 года. Иосиф Виссарионович предпочитал отдыхать всегда в одно и то же осеннее время. Так поступил и на этот раз. Дочь полагает, что делал он это затем, чтобы отмечать годовщины смерти Надежды Сергеевны.

На сей раз он долго молчал с дочерью и затем грустно изрек:

— И ведь вот такой плюгавенький пистолетик. Просто игрушка. Это Павлуша привез ей. Тоже нашел что подарить.

Припомнил тут и Полину Семеновну Жемчужину за вредное влияние на жену, разругал книгу «Зеленая шляпа» за воспевание вненравственных принципов и по возвращении в Москву устроил новую волну арестов.

Была арестована П. С. Жемчужина, жена самого лучшего друга вождя — В. М. Молотова.

Лариса Николаевна Васильева в книге «Кремлевские жены» считает, что та была арестована потому, что помимо В. М. Молотова любила еще и Иосифа Виссарионовича: «Представьте себе квартиру Сталина с Аллилуевой дверь в дверь с квартирой Молотовых. Напряженную жизнь, которую умеет отлично разрядить остроумная и находчивая Полина — Перл — Жемчужина. Полина умеет создавать комфорт и уют. Сталину это нравится. Надежда Сергеевна Полине в том уступает.

При разговорах рассудительная Жемчужина всегда держит сторону Сталина, наперекор Надежде».

Что она могла в последние часы сказать наперекор Надежде в прогулке по Кремлю? В какую тайну приоткрыла завесу, что Надежде Сергеевне не оставалось ничего другого, как спустить курок вальтера в собственное сердце.

Однако известно другое: в 1948 году появилось новое государство Израиль, послом которого в СССР была направлена Голда Меир, являвшаяся подругой Жемчужиной. Жемчужина не только устроила прием в честь долгожданной гостьи, но и пригласила ту жить к себе на дачу.

Поговаривают, что П. С. Жемчужина совместно с Голдой Меир выработали план обращения в ЦК с просьбой объявить Крым Еврейской автономной областью.

Сталин приглашает к себе Вячеслава Михайловича и резко спрашивает:

— Скажи, правильно ли это, если высокий иностранный гость живет дома у членов правительства?

Молотов отвечает:

— Нет, разумеется.

Сталин:

— Скажи, а как следовало бы поступить с таким членом правительства?

Молотов:

— Наказать по закону.

Сталин:

— Ну так и поступай.

Предвидя последствия и следуя сталинскому наказу, В. М. Молотов разводится с П. С. Жемчужиной. Ее арестовывают. Она больше года проводит в тюрьме и три года в ссылке, в Казахстане.

После замужества в доме Юрия Жданова и Светланы перестала бывать молодежь, круг замкнулся на семье, и Светлане стало нестерпимо скучно жить.

Она уже ждала второго ребенка, роды были тяжелыми, и, впав в уныние, написала отцу полное обиды письмо. На что получила ответ следующего содержания:

«Здравствуй, Светочка!

Твое письмо получил. Я очень рад, что ты так легко отделалась. Почки — дело серьезное. К тому же роды… Откуда ты взяла, что я совсем забросил тебя?! Приснится же такое человеку… Советую не верить снам. Береги себя. Береги дочку: государству нужны люди, в том числе и преждевременно родившиеся. Потерпи еще, — скоро увидимся. Целую мою Светочку.

Твой «папочка».

10 мая 1950 года».

Это было последнее письмо отца к дочери.

Летом 1951 года они две недели провели вместе в Боржоми. Наслаждались ветерком с Куры, пробегавшей, рядом с Лиаканским дворцом. Завтракали и обедали в саду под деревьями. Ловили в Куре свежую рыбу.

Дворец располагался в очень красивой местности, в ущелье, на пологом берегу Куры. Рядом с домом был разбит парк. А по ту сторону над обрывом — громоздились скалы, а на скалах торчали развалины крепости.

По дороге из Боржоми Василий и Светлана заехали в Гори. Иосиф Виссарионович никуда выехать не мог из-за того, что его постоянно преследовала толпа почитателей. Пленник собственной славы вынужден был ограничивать даже свое передвижение по стране.

Плавать Иосиф Виссарионович не умел, не любил сидеть на солнце и предпочитал лесные прогулки в тени.

Из своих восьми внуков вождь знал и видел только троих: двух детей Светланы и дочку Яши. Сын Светланы Оська вызывал у него нежные симпатии, дед встретился с ним за четыре месяца до смерти, когда мальчугану было семь лет.

— Какие вдумчивые глаза, — сказал дед, — умный мальчик.

Мать от этих слов была на седьмом небе.

В 1950 году распадается брак Светланы и с Юрием Ждановым.

Второго марта 1953 года ее разыскали на уроке французского языка в Академии общественных наук и передали, что Маленков срочно просит ее приехать на Ближнюю дачу. У дома приехавшую встретили Н. А. Булганин и Н. С. Хрущев. «Идем в дом, — сказали, — там Берия и Маленков тебе все расскажут».

Маленков и Берия сказали, что у И. В. Сталина ночью случился удар и что он без сознания. Его нашли на ковре возле дивана, где он обычно спал.

В большом зале, где лежал Сталин, толпилось много народу, суетились незнакомые врачи, и среди всей этой массы лекарей Светлана узнает молодую женщину, но никак не может вспомнить, где она ее видела.

Сталин находился без сознания. У него был сильный инсульт, потеря речи, правая половина тела парализована. Он несколько раз открывал глаза, но взгляд его был затуманен. Светлана держала отца за руку, он смотрел на дочь, а дочь целовала и целовала его руку.

Умирал вождь тяжело и страшно. Кровоизлияние в мозг, постепенно распространяясь, захватывало новые центры, и Иосиф Виссарионович страдал от удушья. Кислородное голодание все больше и больше учащало его дыхание, от чего лицо посинело, а губы почернели. Агония душила его у всех на глазах. Но вдруг он открыл глаза и обвел ими окружающих. Взгляд его был ужасен. Сталин поднял кверху левую руку и указал ею куда-то наверх, словно погрозил всем. Жест его неизвестно кому предназначался, но тут душа страдальца отлетела, лицо побледнело и приняло прежний облик, спокойный и красивый.

Все вышли. В зале остались Н. А. Булганин, А. И. Микоян и Светлана. Пришла проститься прислуга, охрана. Пришла и Валентина Васильевна Истомина, проработавшая экономкой у Сталина восемнадцать лет. Она упала на грудь покойному и заплакала в голос. Плакала долго и неутешно, и ей никто не мешал.

Не знаю, точно ли сохранила память облик этой милой, обаятельной, невероятно стройной и опрятной женщины, которая умела не только сохранять такт и аккуратность во всем, но при том еще и этические нормы поведения. Из-за секретности положения мало кто из военнослужащих знал, какую на самом деле должность занимала эта пригожуня. Дежурные постов нередко пытались заигрывать с красавицей, задерживая ее на постах разговорами, с желанием выудить номерок телефона для знакомства более обстоятельного.

Люди эти были разными, корректными и развязными. Отбиваться от перезрелых ухажеров приходилось нелегко. Однако Валентина Васильевна с честью выходила из положения, охлаждая потоки изъявлений влюбленных точно найденным тихим и твердым словом.

Никто из предполагаемых ухажеров взысканий не получал, как не получал и ожидаемых свиданий.

Под утро на дачу приехали врачи, чтобы увезти тело на вскрытие. Большой автомобиль подошел к самым дверям — все вышли на улицу, сняли головные уборы и низко склонили головы. Позже тело вождя, обложенное льдом и холодильными приспособлениями в специальном гробу, было выставлено на несколько дней для прощания в Колонном зале Дома Союзов.

Оттуда, кстати, мне пришлось вызволять и доставлять домой русского военного дипломата, автора книги «Пятьдесят лет в строю» генерала Алексея Алексеевича Игнатьева. На улице творилось такое, что выходить из Колонного зала Алексею Алексеевичу показалось небезопасным, и он упросил довезти его до дому.

О том, что движение народа к Колонному залу для прощания с покойным И. В. Сталиным было якобы не организовано, написано много и несправедливо. Маршруты движения масс были расписаны. Линейные и руководители колонн назначены. Но публика организованной быть не желала и сама создала несколько критических ситуаций с человеческими жертвами.

Мы же с генералом Игнатьевым на служебной «Победе» и по служебному маршруту добрались благополучно.

Девятого марта 1953 года наше подразделение было выставлено цепочкой перед Мавзолеем. Я стоял с левой стороны вторым от входа в ворота, первым — ныне покойный капитан Петр Кабанов. Выставили нас в шесть часов утра. Было очень прохладно, сыпал крупитчатый снежок, а траурная процессия из Колонного зала вышла лишь в восемь часов и двигалась неимоверно медленно. Мы же стояли в полулетней форме одежды: в шинелях, шапках-ушанках и хромовых сапогах. Чувствовали, как ноги примерзают к подошвам. Однако двигаться запрещалось.

Но вот траурный кортеж появился на Красной площади. Остановился перед Мавзолеем. Руководители партии и Советского правительства поднялись на Мавзолей. Траурный митинг открыл Н. С. Хрущев. Выступили Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов.

Л. П. Берия сказал: «Враги Советского государства рассчитывают, что понесенная нами утрата приведет к разброду и растерянности в наших рядах, но напрасны их расчеты: их ждет тяжелое разочарование.

Кто не слеп, тот видит, что наша партия в трудные для нее дни еще теснее смыкает свои ряды, что она едина и непоколебима.

Кто не слеп, тот видит, что в эти скорбные дни все народы Советского Союза в братском единении с великим русским народом еще теснее сплотились вокруг Советского правительства и Центрального Комитета Коммунистической партии».

Ошибся Лаврентий Павлович: распалось и братское единение народов, разъединилась и КПСС. Враги торжественно потирают руки и не перестают по случаю и без случая выплескивать ушаты помоев на развалы партии и Советского государства.

Речи Г. М. Маленкова и В. М. Молотова были дежурным набором фраз. Хотим мы сегодня того или не хотим, но тогда над Красной площадью Москвы, как и над всей землей Советского Союза, опустилось траурное небо. И совершенно необычно было видеть в столь скорбное для Родины время радостных и улыбающихся Лазаря Моисеевича и Юрия Лазаревича Кагановичей: первого на трибуне Мавзолея, второго — в первой шеренге готовящегося к траурному маршу подразделения академии Жуковского.

Ларисе Николаевне Васильевой в книге «Кремлевские жены» почему-то было угодно похоронить Юрия Лазаревича в 1952 году. Потому я бы адресовал ее к хроникальным кинокадрам похорон И. В. Сталина, где и сегодня возможно убедиться, что в начале марта 1953 года отец и сын Кагановичи были живы и на траурной церемонии не скрывали своей радости по поводу случившегося.

Да и в списках офицеров той же академии Жуковского можно уточнить, когда, в какое время Юрий Лазаревич выписался из состава офицеров указанного заведения.

После траурного митинга тело усопшего перенесут в секционный зал Мавзолея и забальзамируют. Но вскоре труд огромного количества ученых будет обесценен. Через несколько лет по капризу Н. С. Хрущева тело И. В. Сталина глубокой ночью из Мавзолея вынесут, подвергнут кремации и захоронят между Мавзолеем и Кремлевской стеной. Но напрасно мстительный восприемник будет пытаться замалчивать и развенчивать деянья предшественника, предшественник и сегодня, как по велению судьбы, один каменно выдвигается из-за Мавзолея и приветствует проходящих мимо соотечественников, принимая парады немногочисленного российского воинства.

Некогда на берегу Енисея в Туруханском крае стояла беломраморная статуя вождя, которую было видно и с суши, и с проходивших по реке кораблей. По указанию Хрущева монумент сбросили в реку, и теперь, когда пароходы проходят по чистой и прозрачной воде, людям видна на дне фигура человека, чьи гигантские усы от переката волн как бы шевелятся.

Другие же находящиеся в многочисленных запасниках памятники, кажется, ждут своего часа, чтобы в одну из ночей выйти из подземелий и встать на пьедесталы на главных площадях и улицах городов.

Развенчание культа Сталина не только подорвало коммунистическое движение, но больше всего ударило по детям, которым по случаю и без случая стали тыкать в глаза «прегрешениями их отца». Дети стали искать способы избавления от напастей. В конце февраля 1956 года Светлану Иосифовну пригласил к себе А. И. Микоян и, вручив ей доклад о развенчании культа Сталина, сказал: «Прочитай, а затем поговорим, если нужно».

И если Василий Иосифович избавления упреков от соотечественников не избежал, то Светлана Иосифовна в 1966 году попросилась в Индию для передачи родственникам праха своего мужа.

По ходатайству А. Н. Косыгина, С. И. Аллилуева получила визу на две недели и просрочила ее на три месяца. Советское правительство во главе с Л. И. Брежневым забеспокоилось и попросило соотечественницу вернуться восвояси. 5 марта 1967 года Светлана приехала в советское посольство в Индии, имея билет до Москвы на 6 марта. Встретилась с послом Бенедиктовым и с ним отобедала. 5 марта — день смерти ее отца, но никто, в том числе и посол, даже не выразил ей простого человеческого сочувствия. Светлану оставили одну наедине со своими невеселыми мыслями. Ночью она ушла в посольство США и с помощью дипломатов вылетела в Швейцарию, а затем в США.

По мнению экспертов-финансистов, в одном из швейцарских банков она получила довольно-таки значительную сумму, лежавшую с 1905 года. Деньги С. И. Аллилуевой выдали на предъявителя, по предъявлении второго номера газеты «Искра», в третьей статье которой на первой полосе она подчеркнула синим карандашом третье предложение.

Великий конспиратор И. В. Джугашвили-Сталин на всякий случай передал дочери свой партийный банковский шифр, который на этот раз ей очень пригодился. Без уверенности в получении этих денег она вряд ли рискнула бы эмигрировать. Этих денег вполне бы хватило беженке на безбедное существование, не будь она в Америке новичком и по-советски наивно-доверчивой. Большая часть их осела в руках домовладельцев, издателей и адвокатов.

А в Советском правительстве начался настоящий переполох. Председателю КГБ В. Е. Семичастному было прямо приказано беглянку выкрасть. Выкрасть же Светлану можно было лишь через разведчиков-резидентов. А приказ, как известно, не обсуждается, а выполняется. Семичастный в КГБ, как известно, пришел из комсомола. Способов передачи секретной информации не изучал и потому, ничтоже сумняшеся, открытым текстом потребовал от разведчиков С. И. Аллилуеву из-за рубежа вызволить.

Стоит ли объяснять, что разведслужбы иностранных государств только этого и ждали. Зачем вычислять и выверять, кто из сограждан работает на Советы, знай рас-ставляй сети, они сами, как перепела, в них залетят. И перепела полетели. Да такие матерые, которые разведорганы выращивали десятки лет. В сети попались резиденты на уровне министра морского флота одного из государств, начальника международного аэропорта, министра связи, а всего, по словам людей знающих, мы лишились ста шестидесяти человек профессионалов высочайшего класса.

Испуг разглашения «рецептов кремлевской кухни» и приоткрывания завесы личной жизни лидеров коммунистического правительства СССР был столь велик, что они через соответствующие каналы решили попугать в свою очередь президента США, объявив: если-де президент США допустит выпуск книги Аллилуевой С. И., то правительство СССР вынуждено будет обнародовать тайну убийства президента США Джона Кеннеди.

До сих пор не ведаю, располагало ли советское руководство какими-то своими особыми познаниями в столь грустно-щекотливом случае, но паническое состояние демонстрировало явно. И было от чего. Среди клерков Политбюро ЦК КПСС возникли слухи, будто Сталин имел на каждого руководящего работника и члена ЦК КПСС свою собственную характеристику, свою оценку, которые оказались в руках его дочери и теперь могут стать достоянием мировой общественности.

Потому работники упоминаемого ведомства, здравствующие номенклатурные пенсионеры во главе с серым кардиналом так активно насели на Л. И. Брежнева с просьбой приостановить появление зловредной книги, что тот с отчаяния готов был ухватиться за любую соломинку.

Среди чекистов ходила тогда даже небезопасная частушка:

Действительно, в 1966 году Светлана Иосифовна публикует «Двадцать писем к другу», где лёгонько приоткрывает завесу в святая святых — личную жизнь «советских праведников». И оказывается, что ни один из них никогда праведником не был и не помышлял им стать. Но испуг Советского правительства оказался преждевременным. В книге были задействованы только старые члены Политбюро, которые давным-давно находились либо в мире ином, либо пребывали на заслуженном покое с хорошо оплачиваемой и богато обставленной пенсией.

Тем не менее книга имеет большой спрос. Выходит на одиннадцати языках, становится популярной среди научной общественности, приносит автору приличный доход и дает возможность уютно обосноваться в городе Принстоне, США.

Вдохновленная успехом первой книги, С. И. Аллилуева пишет книгу вторую, «Только один год», и в 1969 году издает. В ней органам государственной безопасности СССР достается на орехи: в книге подробно описывается побег Светланы из коммунистического рая, погоня за нею чекистов, защита беглянки разведслужбами других государств, провалы советских резидентов. Иными словами, раскрывается подноготная того мероприятия, которое Советское правительство проводило, о разоблачении которого догадывалось… Предупреждения Советского правительства действий не возымели, и Светлана Иосифовна сделала то, о чем ее попросили новые хозяева.

В 1970 году она влюбляется в архитектора Петерса, рожает дочь Ольгу, а в 1972-м оставляет мужа и перебирается на жительство в Англию. Дочь устраивает в школу-пансион, а сама предпочитает жизнь комфортабельной путешественницы. Объезжает почти весь мир. И в 1984 году, по просьбе сына Иосифа, доцента, доктора медицинских наук, приезжает на родину с желанием остаться здесь навсегда.

Желания же, как известно, меняются. Сменились они очередной раз и у Светланы Иосифовны. Простим ей непостоянство за «Двадцать писем к другу», простим, приведя письмо отца к дочери, которое писалось по настоянию души и которое могла бы написать ей и оставленная мать-Родина:

«Письмо Светлане.

Хозяюшка! Получил твое письмо и открытку. Это хорошо, что папочку не забываешь. Посылаю тебе немножко гранатовых яблок. Через несколько дней пошлю мандарины. Ешь, веселись…

…Погода здесь хорошая. Скучновато только, так как хозяйки нет со мной.

Ну всего хорошего, моя хозяюшка! Целую тебя крепко.

Секретаришка Сетанки-хозяйки бедняк И. Сталин.

8 октября 1935 года».

ВОЗЬМУТ ЛИ НА ПОРУКИ ДЕДА СТАЛИНСКИЕ ВНУКИ?

Иосиф Виссарионович при жизни был дедом восьмерых внуков, а последняя его внучка, Ольга Петерс, родилась в Америке через восемнадцать лет после смерти деда.

Яков Джугашвили женат был дважды, но имел трех детей от трех женщин. Первый раз был женат на однокласснице Зине, которая родила ему Ленину. Ленина умерла в младенческом возрасте.

По настоянию родственников Надежды Сергеевны Аллилуевой познакомился с Ольгой Голышевой и женился второй раз, от этого брака 12 января 1936 года родился сын Евгений.

В 1939-м женился на танцовщице Юлии Мельцер, от этого брака родилась дочь Галина. Галина живет в России. Ей в 1996 году было 54 года. Она замужем за алжирским коммунистом и работает переводчицей в МИДе.

Жена Якова Юлия Исааковна Мельцер родилась в Одессе. По утверждениям английской печати, четырежды была замужем, в том числе за заместителем наркома внутренних дел Украины Бессарабом.

Евгений Яковлевич схож со своими предками не только внешне, но и характером и манерами передвигаться, говорить. Он окончил Калининское суворовское военное училище, Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского и в течение ряда лет работал на Байконуре. Затем окончил адъюнктуру ВПА имени В. И. Ленина, защитил кандидатскую диссертацию, работал преподавателем в Военной академии бронетанковых войск. Женат. Имеет двух сыновей: Виссариона, 1965 года рождения, и Якова — 1972-го. Виссарион окончил Тбилисский сельскохозяйственный институт, Яков учится в Тбилисском университете.

Мать Евгения, Ольга Голышева, прошла фронты Великой Отечественной. Работала инкассатором в ведомстве Василия Сталина. Скончалась в 1947 году. Покоится на Головинском кладбище под Москвой.

Об Евгении Джугашвили, как о внуке Сталина, впервые заговорил немецкий журнал «Шпигель» 24 ноября 1986 года: «После смерти ближайшего соратника Сталина, бывшего 10 лет премьер-министром и 13 лет министром иностранных дел СССР (Молотова), родилась сенсация — московское агентство печати «Новости» (АПН) распространило в предыдущую среду фотографию прощания у гроба на московском Новодевичьем кладбище с подписью: «Полковник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР». На фотографии офицер Евгений Яковлевич Джугашвили, сын сына Сталина, Якова, погибшего в немецком лагере для военнопленных. До кончины Молотова этот внук диктатора никогда публично не представлялся. В записках дочери Светланы, охотницы писанины, о нем также не упоминалось».

Сын Василия Сталина, Александр Васильевич Бурдон-ский, сегодня является режиссером Центрального академического театра Российской Армии, заслуженным деятелем искусств РСФСР.

Дочь Василия, Надежда Васильевна, замужем за сыном писателя Александра Фадеева Александром Александровичем. Имеет дочь, которой в 1996 году исполнилось восемнадцать лет.

От брака с Екатериной Семеновной Тимошенко (дочерью советского маршала) у Василия родилось двое детей: сын Василий Васильевич, умерший в девятнадцатилетнем возрасте, похоронен на Новодевичьем кладбище, и дочь Светлана, которая здравствует.

Фамилию Василия носят еще три женщины: дочь К. Г. Джугашвили и две дочери Н. И. Джугашвили (урожденной Нусберг), которых Василий удочерил.

У Светланы Иосифовны детей трое. Старший сын Иосиф (от Г. И. Мороза) — известный кардиолог, доктор медицинских наук. Имеет сына. Дочь Екатерина — от брака с Юрием Александровичем Ждановым — после окончания института работает вулканологом на Камчатке. Имеет дочь. Муж Екатерины Юрьевны трагически погиб.

Ольге Петерс в 1996 году исполнилось двадцать пять лет. Она живет отдельно от матери, Светланы Иосифовны, и работает в Англии.

По постановлению Совета Министров СССР от 14 ноября 1953 года всем внукам и внучкам Сталина назначалась персональная пенсия в размере тысячи рублей (в денежном исчислении того времени) до окончания высшего учебного заведения.

В постановлении имелось условие, по которому пен-сионат после десяти классов средней школы обязан был поступать в высшее учебное заведение.

ВЕРЧЕНИЕ В КРУГОВЕРТИ, ИЛИ ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА РАЗГАДКИ СТАЛИНСКОЙ СМЕРТИ

По поводу смерти И. В. Сталина написано много воспоминаний, и, к величайшему сожалению, ни одно из них не стыкуется. Появилось немало и исследований-расследований, однако до сих пор их почему-то никто не захотел обобщить, чтобы найти нить истины, по которой и попытаться дойти до самой сути.

Попытаемся заняться в меру возможностей этим мы и обратимся к архивам воспоминателей. Приведем отрывок из воспоминаний действительного члена АМН СССР профессора А. Л. Мясникова (1899–1965), известнейшего врача-терапевта, директора Института терапии АМН СССР, лауреата международной премии «Золотой стетоскоп», опубликованный в «Литературной газете» 1 марта 1989 года. Профессор был участником консилиума у постели И. В. Сталина:

«Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: «Я за вами — к больному хозяину». Я быстро простился с женой, мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас проф. Н. В. Коновалов (невропатолог) и Е. М. Гареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево (напротив нового университета). Мы в молчании доехали до ворот — колючая проволока по обе стороны рва и забора, собаки.

Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). В одной из комнат уже был министр здравоохранения (новый — А. Ф. Третьяков; Е. И. Смирнов был еще в декабре снят в связи с ревизией министерства правительственной комиссией и перешел вновь в военное ведомство на прежнее амплуа начальника Военно-санитарного управления), проф. П. Е. Лукомский (главный терапевт Минздрава). Известные невропатологи Роман Ткачев, Н. Филимонов, Иванов-Незнамов — терапевт Лечсанупра Кремля.

Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между сто-лом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время.

Консилиум был прерван появлением Берия и Маленкова (в дальнейшем они приходили и уходили не иначе как вдвоем). Берия обратился к нам со словами о постигшем партию и наш народ несчастье и выразил уверенность, что мы сделаем все, что в силах медицины, и т. д. «Имейте в виду, — сказал он, — что партия и правительство вам абсолютно доверяют, и все, что найдете нужным предпринимать, с нашей стороны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи».

Эти слова были сказаны, вероятно, в связи с тем, что в это время часть профессоров — «врачи-убийцы» — сидела в тюрьме и ожидала смертной казни. На следующий день было опубликовано первое правительственное сообщение о болезни Сталина, «для лечения товарища Сталина привлечены лучшие медицинские силы» — с перечислением наших фамилий и званий, упомянуто было также, что «лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского правительства».

Сталин лежал грузный, он оказался коротким и толстоватым, лицо было перекошено, правые рука и нога лежали как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейна-Стокса). Кровяное давление 210/110. Мерцательная аритмия. Лейкоцитоз до 17 000. Была высокая температура — 38° с десятыми… При выслушивании и выстукивании сердца особых отклонений не отмечалось, в боковых и передних отделах легких ничего патологического не определялось. Диагноз нам представлялся, слава Богу, ясным: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Лечение было назначено обильное…

Состав консилиума решил остаться на все время, я позвонил домой. Мы ночевали в соседнем доме. Каждый из нас нес свои часы дежурства у постели больного. Постоянно находился при больном и кто-нибудь из членов Политбюро ЦК — чаще всего Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян.

Третьего утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным — смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал такого заключения, хотя и надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь, то продлить ее на достаточный срок. Мы поняли: речь идет о необходимом фоне для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения.

Тут же мы составили первый бюллетень о состоянии здоровья И. В. Сталина (на 2 часа 4 марта). В нем имелась многозначительная фраза: «Проводится ряд терапевтических мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций организма». Этим как бы выражалась в осторожной форме некая надежда на «восстановление», то есть расчет на некоторое успокоение страны. Тем временем всем членам ЦК и другим руководителям партийных и советских органов был послан вызов срочно прибыть в Москву для обсуждения положения в связи с предстоящей смертью главы государства.

Болезнь Сталина, конечно, получила широкий отклик в нашей стране и за рубежом. Но, как говорится, от великого до смешного один шаг. В медицинских учреждениях — ученом совете министерства, президиуме академии, в некоторых институтах — были созданы совещания для обсуждения, как помочь в лечении Сталина. Вносились предложения о тех или иных мерах, которые предлагалось направлять консилиуму врачей. Для борьбы, например, с гипертонией советовали способы лечения, разработанные в институте терапии (и было странно читать направленные мне мои же рекомендации). Далее прислали описание метода лекарственного сна, а между тем больной был в глубоком бессознательном состоянии — сопоре, то есть спячке. Профессор Неговский предлагал лечить расстройство дыхания аппаратом искусственного дыхания, разработанным им для спасения утопающих и отравленных угарным газом, — его машины даже подогнали к дому, но, увидев больного, автор согласился не настаивать на своем методе (зато он «примазался» к консилиуму, что было ему как партийному человеку, конечно, интересно; однако бюллетень ему не давали подписывать, и поэтому его имя не печаталось в газетах).

С почтой шли трогательные обращения и письма. В адрес консилиума врачей выражалась вера в спасение жизни гениального вождя, отца и учителя, мольба об этом изредка с акцентом грозного требования, хотя чаще в духе доверия и уверенности в силе советской медицины. Молодые офицеры и красноармейцы предлагали свою кровь для переливания — всю до капли, и некоторые писали, что не колеблясь готовы отдать свое сердце («пусть хирурги вырежут мое молодое сердце и вставят товарищу Сталину»).

Необходимо отметить, что до своей болезни — последние, по-видимому, три года — Сталин не обращался к врачам за медицинской помощью, во всяком случае так сказал нам начальник Лечсанупра Кремля. Несколько лет назад, живя на своей даче под Мацестой, Сталин заболел гриппом — у него был Н. А. Кипшидзе (из Тбилиси) и М. М. Шихов, работающий в Бальнеологическом институте в Сочи. Рассказывали, что он был суров и недоверчив. В Москве он, по-видимому, избегал медицины. На его большой даче в Кунцеве не было даже аптечки с первыми необходимыми средствами: не было, между прочим, даже нитроглицерина, и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства. Хоть бы сестру завели под видом горничной или врача под видом одного из полковников — все-таки человеку 72 года!

С каких пор у негогипертония — тоже никто не знал (и он ее никогда не лечил). Светлана, его дочь, интеллигентная и симпатичная молодая жена Ю. А. Жданова, сына Жданова (доцента-химика, заведовавшего отделом науки ЦК), рассказывала, что на ее просьбы показаться врачам «папа отвечал категорическим отказом». Тут же я вспомнил слова, сказанные Сталиным Г. Ф. Лангу, когда тот жил у больного Горького: «Врачи не умеют лечить. Вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков, они лечатся сухим вином и надевают теплую бурку».

Светлана Иосифовна нас приглашала к обеду и ужину и старалась своей простотой и сдержанной любезностью не вносить ни излишней натянутости, ни мрачного молчания. Обедал с нами также К. Е. Ворошилов, казавшийся мне симпатичным старым папашей, озабоченным болезнью близкого человека.

Сталин дышал тяжело, иногда стонал. Только на один короткий миг нам показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружавших его. Тогда Ворошилов склонился над ним и сказал: «Товарищ Сталин, мы все здесь твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?» Но взгляд уже ничего не выражал, опять сопор. Ночью много раз казалось, что он умирает. На следующее утро, четвертого, кому-то пришла в голову идея, нет ли вдобавок ко всему инфаркта миокарда. Из больницы прибыла молодая врачиха, сняла электрокардиограммы и безапелляционно заявила: «Да, инфаркт». Переполох. Уже в деле врачей-убийц фигурировало умышленное недиагностирование инфаркта миокарда у погубленных-де ими руководителей государства. Теперь, вероятно, мы… Ведь до сих пор в своих медицинских заключениях не указывали на возможность инфаркта. А они уже известны всему миру. Жаловаться на боли, столь характерный симптом инфаркта, Сталин, будучи без сознания, естественно, не мог. Лейкоцитоз и повышенная температура могли говорить и в пользу инфаркта.

Консилиум был в нерешительности. Я первый решил пойти ва-банк: «Электрокардиографические изменения слишком монотонны для инфаркта — во всех отведениях. Это мозговые псевдоинфарктные электрокардиограммы. Мои сотрудники по ВММА получали такие кривые в опытах с закрытой травмой черепа. Возможно, что они могут быть и при инсультах».

Невропатологи поддержали: возможно, что они мозговые, во всяком случае, основной диагноз — кровоизлияние в мозг — им достаточно ясен. Несмотря на самоуверенный дискант электрокардиографички, консилиум не признал инфаркта В диагноз был, впрочем, внесен новый штрих: возможны очаговые кровоизлияния в мышце сердца в связи с тяжелыми сосудодвигательными нарушениями на почве кровоизлияния в базальные ганглии мозга.

Утром пятого у Сталина вдруг появилась рвота кровью: эта рвота привела к упадку пульса, кровяное давление пало. И это явление нас несколько озадачило — как это объяснить?

Для поддержки падающего давления непрерывно вводились различные лекарства. Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревогах и догадках. Дежурил от ЦК Н. А. Булганин. Я заметил, что он на нас посматривает подозрительно и, пожалуй, враждебно. Он блестел маршальскими звездами на погонах, лицо одутловато, клок волос вперед — немножко похож на какого-то царя Романова или, может, на генерала периода русско-японской войны. Стоя у дивана, он обратился ко мне: «Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?» Я ответил: «Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера — в связи с гипертонией и инсультом». — «Возможно? — передразнил он неприязненно. — А может быть, у него рак желудка, у Сталина? Смотрите, — прибавил он с оттенком угрозы, — а то у вас все сосудистые да сосудистые, а главное-то и про…» (Он явно хотел сказать — провороните или прошляпите, но спохватился и закончил: «пропустите».)

Врачи же почему-то не удосужились взять рвоту на исследование.

Весь день пятого мы что-то впрыскивали, писали дневник, составляли бюллетени. Тем временем на втором этаже собрались члены ЦК: члены Политбюро подходили к умирающему, люди рангом пониже смотрели через дверь, не решаясь подходить ближе даже к полумертвому хозяину. Помню, Н. С. Хрущев… также держался дверей, во всяком случае, и в это время иерархия соблюдалась: впереди Маленков и Берия, далее Ворошилов, потом Каганович, затем Булганин, Микоян. Молотов был нездоров, гриппозная пневмония, но он два-три раза приезжал на короткий срок.

Объяснение желудочно-кишечных кровоизлияний записано в дневнике и вошло в подробный эпикриз, составленный в конце дня, когда больной еще дышал, но смерть ожидалась с часу на час.

Наконец она наступила — в 21 час 50 минут 5 марта.

Это был момент, конечно, в высокой степени знаменательный. Как только мы установили, что пульс пропал, дыхание прекратилось и сердце остановилось — в просторную комнату тихо вошли руководящие деятели партии и правительства, дочь Светлана, сын Василий и охрана. Все стояли неподвижно в торжественном молчании долго, я даже не знаю сколько — около тридцати минут или дольше. Свершилось, несомненно, великое историческое событие. Ушел из жизни вождь, перед которым трепетала вся страна, а в сущности, в той или иной степени и весь мир. Великий диктатор, еще недавно всесильный и недосягаемый, превратился в жалкий, бедный труп, который завтра же будут кромсать на куски патологоанатомы…

…Сильный склероз мозговых артерий, который мы видели на вскрытии И. В. Сталина, может возбудить вопрос: насколько это заболевание — несомненно, развившееся на протяжении ряда лет — могло сказаться на состоянии Сталина, на его характере, на его поступках в эти годы. Ведь хорошо известно, что атеросклероз мозговых сосудов, приводящий к нарушению питания нервных клеток, сопровождается нарушением функций нервной системы. Прежде всего со стороны высшей нервной деятельности отмечается ослабление процессов торможения, в том числе и дифференциального. Легко себе представить, что в поведении Сталина это проявлялось потерей ориентации — что хорошо, что дурно, что полезно, а что вредно, что допустимо, что недопустимо, кто друг, а кто враг. Параллельно происходит так называемое обострение черт личности: сердитый человек становится злым, несколько подозрительный становится подозрительным болезненно, начинает испытывать манию преследования — это полностью соответствует поведению Сталина в последние годы жизни».

Таково заключение специалиста-медика. Полагаю, что жестокость и подозрительность Сталина, боязнь врагов, утрата адекватности в оценке людей и событий, крайнее упрямство — все это создал в известной степени атеросклероз (вернее, эти черты он усилил). Управлял государством, в сущности, больной человек. Он таил свою болезнь, избегал медицины, он боялся ее разоблачений. Склероз сосудов мозга развивается медленно, на протяжении многих лет. У Сталина были найдены очаги размягчения мозга очень давнего происхождения. Как известно, при этом заболевании умственное восприятие может совершенно не страдать или страдать мало. Поэтому такие старики могут сохранять многие проявления умственной деятельности на должной высоте, другие же стороны психической сферы (особенно эмоциональные реакции) могут сильно меняться.

Запомним, читатель, по воспоминаниям профессора А. Л. Мясникова сотрудник спецотдела кремлевской клиники заехал за ним поздно вечером 2 марта 1953 года.

А по воспоминаниям Н. С. Хрущева следует: «Сталин заболел в феврале 1953 года. Маленков, Берия, Булганин и я были у него на даче Ближняя 28 февраля в субботу ночью. Как обычно, обед продолжался до 5–6 часов утра. Я был уверен, что на следующий день, в воскресенье, Сталин вызовет нас для встречи, но от него не было телефонного звонка».

Устав ждать, Хрущев разделся и лег спать, но тут зазвонил телефон. Маленков сказал: «Слушай, только что звонила охрана с дачи Сталина. Они думают, что со Сталиным что-то случилось. Будет лучше, если мы поедем туда. Я уже сообщил Берия и Булганину. Будет хорошо, если ты приедешь».

По Хрущеву выходит, что Берия о случившемся со Сталиным поставил в известность Маленков. Маленков звонит Хрущеву 1 марта в конце дня. Год 1953-й не високосный, следовательно, воскресенье следующего дня приходилось на 1 марта.

Через 15 минут Хрущев был в Кунцеве. Там уже были Берия, Булганин и Маленков. Они стояли около двери комнаты, в которой лежал больной Сталин. От охраны они узнали, что Сталин лежал на полу большой комнаты, в которой он обычно отдыхает. Тогда же охранники подняли его с пола и переложили на диван в маленькую комнату.

Дальше Хрущев продолжает: «Когда нам все рассказали, мы решили, что неудобно явиться к Сталину, когда он в таком непрезентабельном состоянии. Мы разъехались по домам».

Можете себе представить такое поведение единомышленников, которые, узнав о тяжелом состоянии сослуживца, ночью приезжают к нему на квартиру, садятся около двери в комнату, в которой находится больной, и, не войдя в нее, не вызвав врачей, убираются восвояси.

Не можете?

И я не могу!

А Хрущев как бы откровенничает: «Поздно ночью Маленков позвонил второй раз: «Охрана Сталина звонила опять. Они говорят, что со Сталиным что-то определенно не в порядке… Мы поручили вызвать Кагановича и Ворошилова, которых с нами не было накануне, а также врачей».

Врачи приехали, когда уже было светло. К этому времени больной ненадолго пришел в сознание. Когда врачи брали у него пробу мочи, он пытался прикрыть себя левой рукой. Потом в течение дня снова очнулся. Медсестра покормила его с ложечки супом и сладким чаем. Сталин поднял левую руку и показал на стену над диваном, начал двигать губами, как будто пытался что-то сказать, и даже сделал подобие улыбки. На стене висела картинка из журнала «Огонек», на которой девочка кормит ягненка с ложечки. Потом он будто бы протянул руку Хрущеву и другим, стоящим возле него.

(А по воспоминаниям Г. М. Маленкова он подал руку только ему и больше никому не подавал. О Господи, даже пожатие сталинской руки поделить не могут!)

Врачи, выходит, были вызваны лишь спустя двенадцать часов после того, как больного хватил удар, и он находился, по свидетельству сподвижников, в крайне тяжелом состоянии.

А теперь послушаем свидетельства личного охранника И. В. Сталина, майора в отставке Алексея Трофимовича Рыбина: «Итак, 38 февраля 1953 года, в субботу вечером, после просмотра в Кремле кинокартины к Сталину на дачу в Кунцево приехали Берия, Маленков, Хрущев, Булганин. В четыре часа утра 1 марта гости уехали. После отъезда гостей Сталин лег спать.

В полдень охрана заметила, что в кабинете и комнатах нет никакого движения. Это всех насторожило. Но около половины седьмого вечера в кабинете и общем зале зажегся свет. Однако вызова не последовало ни через час, ни через два, ни через четыре часа.

Охрана заволновалась. Распорядок дня Сталина явно нарушался, хотя обычно по воскресеньям он оставался неизменным. Начали подозревать неладное, но зайти боялись. Наконец появился повод: около одиннадцати вечера пришла почта.

Помощник коменданта дачи П. Лозгачев взял письма и направился на доклад. Прошел одну комнату, вторую, наконец заглянул в малую столовую и увидел, что возле стола на ковре, как-то странно облокотившись на руку, лежал Сталин. Он еще не потерял сознания, но говорить уже не мог. Все же, видимо, услышал шаги вошедшего и слабой рукой как бы позвал к себе. П. Лозгачев подбежал и спросил: «Что с вами, товарищ Сталин!» В ответ услышал невнятный звук, что-то вроде «дз»…

Вбежали другие сотрудники охраны. Сталина перенесли в большой зал на тахту, укрыли пледом. По всему было видно, что он озяб, очевидно, на полу, без помощи пролежал часа три-четыре.

Позвонили Маленкову, доложили о случившемся. Примерно через полчаса Маленков перезвонил и сказал: «Берия я не нашел. Ищите его сами». Прошло еще около получаса. Звонит Берия: «О болезни Сталина никому не говорите и не звоните».

В три часа ночи второго марта подошла к даче машина. Все думали: наконец-то прибыли медики. Ничего подобного. Оказалось, что приехали Берия и Маленков. Берия, задрав голову, прогромыхал в зал. У Маленкова скрипели ботинки. Он их снял и, держа под мышкой, вошел на носках. Встали соратники поодаль от больного, некоторое время постояли молча Сталин в этот момент сильно захрапел. Обращаясь к Лозгачеву, Берия сказал: «Ты что наводишь панику! Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Не поднимай шумиху, нас не беспокой и товарища Сталина не тревожь». Лозгачев стал доказывать, что Сталин тяжело болен и ему срочно нужна медицинская помощь. Но соратники не стали слушать и поспешно удалились из зала.

Ночью 2 марта медицинскую помощь Сталину никто не оказал…

В 7.30 утра в Кунцево приехал Хрущев и сказал, что скоро будут врачи из Кремлевской больницы. Врачи появились между половиной девятого и девятью. Таким образом, Сталин находился без медицинской помощи тринадцать — четырнадцать часов».

Врачи, в том числе и специалист по сердечно-сосудистым заболеваниям П. Е. Лукомский, как пишет А. Т. Рыбин, очень сильно волновались, руки у них дрожали. Даже не смогли снять с больного рубашку — так волновались. Пришлось разрезать ее ножницами. Осмотрев больного, установили диагноз: кровоизлияние в мозг. Приступили к лечебным процедурам — инъекция камфоры, пиявки, кислородное вдувание. О хирургическом вмешательстве речь не шла. Какой хирург мог взять на себя ответственность?

К тому же Берия нагонял на врачей страх зловещим вопросом: «А вы гарантируете жизнь товарищу Сталину?»

Такие вот расхождения трех разных лиц. А ведь охрана не только допускала тех или иных людей к Сталину, но и четко фиксировала в служебных ведомостях приходы и уходы их.

Отнюдь не случайно врачи к больному не допускаются. Соратники, понимая, что дни вождя сочтены, точно стремятся ускорить его гибель…

Четверка приближенных в лице Л. П. Берия, Н. А. Булганина, Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева неожиданно смелеет настолько, что на свой страх и риск 4 марта 1953 года при живом еще вожде публикует «Правительственное сообщение» со следующим эпилогом: «ЦК и Совет Министров СССР сознают все значение того факта, что тяжелая болезнь т. Сталина повлечет за собою более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности ЦК и Совета Министров, в руководстве партией и страной, со всей серьезностью учитывают все обстоятельства, связанные, с временным уходом т. Сталина от руководящей и партийной работы».

А Сталин в это время был еще жив, хотя в публикуемых бюллетенях о состоянии его здоровья появились слова: «участились явления периодического дыхания с длительными паузами (дыхание Чейна-Стокса)». Медикам стало ясно, что часы Сталина сочтены.

Один из руководителей бывшего Девятого управления КГБ, Герой Советского Союза, генерал-майор Михаил Степанович Докучаев имеет на сей счет свою версию: «Накануне, 1 марта, вечером, он (И. В. Сталин) долго работал, в связи с чем, полагали врачи, с ним произошло несчастье. По некоторым предположениям сотрудников охраны, Сталин мог выйти из кабинета в туалет и, возвращаясь, зацепить ногой за ковер и упасть, что, возможно, и послужило причиной трагедии…

…После обнаружения Сталина 2 марта (новая неточность, недопустимая со стороны сотрудника бывшего КГБ!) утром лежащим на полу начальник личной охраны полковник М. И. Старостин немедленно сообщил об этом своему руководству. В ответ последовал звонок от Берия, который предупредил, чтобы о состоянии Сталина никуда больше не звонить и никому не сообщать. Маленков и Берия не замедлили прибыть на дачу. Они вошли в кабинет, где Сталин лежал на диване. В это время Сталин сильно захрапел, из чего Берия сделал вывод, что Сталин спит, и они уехали».

Этика военной субординации не позволяет капитану делать замечания генералу, да еще Герою Советского Союза, и тем не менее я не могу принять всерьез столь поспешные констатации по столь серьезному поводу уважаемого Михаила Ивановича Докучаева.

Но Сталин живет еще 2, 3, 4 марта, и только 5-го газеты сообщают:

«ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОНСИЛИУМА

5 марта в 12 часов дня

Состояние больного на утро 5 марта резко ухудшилось. Расстройства дыхания усилились и были особенно выражены во вторую половину ночи и утром 5. III: В начале девятого у больного появилась кровавая рвота, не обильная, которая закончилась тяжелым коллапсом, из которого больного с трудом удалось вывести. В 11 часов 30 минут после нескольких рвотных движений вновь наступил коллапс с сильным потом, исчезновением пульса из лучевой артерии; из коллапса больной был выведен с трудом после инъекции камфоры, кофеина, кардиозола, строфантина и т. д.

Электрокардиограмма, снятая в 11 часов утра, показала острые нарушения коронарного кровообращения с очаговыми изменениями преимущественно в задней стенке сердца.

Причиной кровавой рвоты консилиум считает сосудисто-трофические поражения слизистой оболочки желудка.

…21. 50. Товарищ Сталин И. В. скончался.

Третьяков, Лукомский, Тареев, Коновалов, Мясников, Филимонов, Глазунов, Ткачев, Иванов».

«ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКИЙ ДИАГНОЗ

Гипертоническая болезнь со значительной гипертрофией левого желудочка сердца. Выраженный атеросклероз артерий головного мозга, умеренный атеросклероз венечных артерий сердца, атеросклеротический нефросклероз. Обширное кровоизлияние с размягчением в области подкорковых узлов и внутренней капсулы левого полушария мозга. Множественные субэндокардинальные кровоизлияния в левом желудочке, преимущественно в перегородке. Неравномерность крово-наполнения в области задней стенки левого желудочка с дистрофическими изменениями миокарда…»

«ЭПИКРИЗ

Смерть Иосифа Виссарионовича Сталина последовала от обширного мозгового кровоизлияния, вызвавшего необратимые нарушения жизненно важных функций дыхания и кровообращения. Кровоизлияние в мозг возникло на почве гипертонической болезни, которая способствовала также развитию атеросклероза мозговых и в меньшей степени венечных артерий сердца. В связи с кровоизлиянием возникли острые нарушения кровообращения в мышце сердца. Одновременно возникли множественные мелкие кровоизлияния в слизистой желудка и желудочное кровотечение. Учитывая течение болезни, следует признать, что указанные нарушения кровообращения способствовали развитию повторных приступов коллапса, которые наблюдались в последний день жизни И. В. Сталина».

«ИЗ ПРОТОКОЛА № 1 ЗАСЕДАНИЯ КОМИССИИ ПО ОРГАНИЗАЦИИ ПОХОРОН ТОВАРИЩА СТАЛИНА

(Позволю себе привести лишь пункт первый)

Комиссия считает целесообразным: вскрытие и долговременное бальзамирование тела товарища Сталина произвести в специальной лаборатории Мавзолея В. И. Ленина».

ПОПЫТКИ СМЕРТНЫХ СЕБЯ ОБЕССМЕРТИТЬ

Мечтает человечек себя увековечить.

Когда правительству СССР стало ясно, что вернуть И. В. Сталина к жизни уже невозможно, ни у кого не вызывало сомнений, что захоронить его придется в Мавзолее. Надо заметить, что в архитектуре социалистических стран к тому времени прочно утвердились Мавзолеи, прообразом которых послужила гробница правителя Кореи в Галикарнасе, относящаяся к IV веку до нашей эры.

Уходящие на тот свет коммунистические лидеры, не веря в спасение души, предпринимают всяческие попытки, чтобы обессмертить свои тела. Они и на том свете захотели быть бессмертными и иметь райские блага. Подчиненные начали сооружать им величественные монументальные усыпальницы.

Вслед за усыпальницей В. И. Ленина в Москве, Г. Димитрова — в Софии, Сухэ Батора и затем Чойбал-сана — в Улан-Баторе были воздвигнуты Мавзолеи Хо Ши Мину в Ханое, Мао Цзэдуну в Пекине.

После смерти В. И. Ленина, наступившей 21 января 1924 года, в Горки были вызваны врачи с известным патологоанатомом академиком О. И. Абрикосовым, который в одной из комнат усадьбы произвел вскрытие и первичное бальзамирование тела. Уже и в те времена это была несложная процедура: в сосуды вводился формалин с добавками хлористого цинка, что гарантировало сохранение тела до похорон.

Вскоре после этого гроб с телом Ленина перевезли в Колонный зал Дома союзов. Был сильный мороз, и пока тело везли в Москву, и пока оно находилось в неотапливаемом Колонном зале, изменений в тканях почти не происходило. К двадцать седьмому января на Красной площади был построен холодный деревянный склеп. В него перевезли гроб с телом вождя, не проводя никаких дополнительных мероприятий по бальзамированию. Так продолжалось до марта 1924 года. В начале марта началось потепление и в тканях покойного произошли заметные изменения. Целых три месяца тело находилось без соответствующего ухода и сохранялось в основном благодаря низкой температуре воздуха. Все это привело к тому, что на теле Ленина появились явления посмертного разрушения тканей. Встал вопрос о том, что дальше сохранять тело в таких условиях невозможно. Феликс Дзержинский, возглавлявший правительственную комиссию по организации похорон Ленина, обратился к ученым с запросом о возможности сохранения тела вождя хотя бы на какое-то короткое время, пока с Лениным могут проститься едущие и идущие в Москву ради этого люди. Ученые ответили категорично: сохранять тело невозможно ни при каких условиях. Тогда вспомнили о харьковском профессоре В. П. Воробьеве, который знал секрет и владел способом сохранения тел усопших. Пригласили Воробьева в Москву, и он вместе с профессором биохимии Б. И. Збарским дали согласие попробовать сохранить тело Владимира Ильича.

26 марта 1924 года они приступили к бальзамированию. Им предстояло ликвидировать, приостановить те посмертные изменения, которые проявились на теле Ленина: обесцветить пигментные пятна, зафиксировать с помощью формалина размягчающиеся ткани. Это им удалось, и они приступили к дальнейшему процессу. Успех бальзамирования был обусловлен удачным союзом анатома с биохимиком. Подобных работ в медицине еще никогда не производилось.

В основу бальзамирования тела Ленина ученые внесли: пропитку тела бальзамирующим раствором, вытесняющим из клеток влагу, при котором сами клетки и ткани сохраняют структуру и упругость. Кроме того, этот раствор препятствует развитию бактерий, останавливает процессы автолиза (самопереваривания) и при определенном температурном режиме и влажности не испаряется и не поглощает влаги из воздуха. Однако окончательная формула бальзамирующего состава была выведена только в начале пятидесятых годов. В несколько модифицированном виде применяется она и сейчас.

И тем не менее Ленину пришлось немного подправить брови и подгримировать небольшие участки кожи на руках, то есть произвести небольшую косметическую работу.

Незадолго до смерти Ленина Надежда Константиновна его подстригла. А на всех прижизненных фотографиях он был с волосами. Пришлось короткие волосы немного оттенить, чтобы они были хорошо заметны.

Практически тело Ленина возможно сохранять неимоверно долго. Два раза в неделю, в понедельник и пятницу, Мавзолей закрывается: тогда тело Ленина извлекают из саркофага и с помощью аэрозоля протирают его лицо и руки бальзамирующим составом. Раз в полтора года Мавзолей закрывается на более длительный срок, аж на целых сорок пять дней, во время которых тело подвергается полному дополнительному бальзамированию и одновременно осуществляется профилактика всех инженерно-технических систем Мавзолея. Это оборудование позволяет поддерживать в зале и саркофаге постоянную температуру поверхности тела.

За всю историю Мавзолея было изготовлено несколько саркофагов. Михаил Самуилович Иткин, тринадцать лет назад возглавивший группу специалистов по производству особо прочного стекла для саркофага Ленина, приоткрыл завесу секретности над темой, которая до того в печати не поднималась.

Первый саркофаг Ленина представлял собой обыкновенный гроб, в верхней металлической крышке которого находились застекленные прорези: две боковые и одна верхняя, через которые можно было видеть вождя по пояс. Тогда деревянный склеп освещался двумя матовыми люстрами, висевшими над гробом. Два окна с зеркальными стеклами позволяли в ясную погоду обходиться без электрического света.

После строительства второго деревянного Мавзолея Владимира Ильича положили в стеклянную усыпальницу в форме треугольной призмы. Но ее стеклянные стенки давали сильное отражение: казалось, что в саркофаге лежит не один Ленин, а несколько. Несовершенно было и освещение — обычные электрические лампочки сильно нагревали тело, и их приходилось периодически выключать, а доступ к телу ограничивать.

В 1929 году правительство приняло решение заменить деревянный Мавзолей на каменный. И ученые нашли такой угол наклона стекол нового саркофага, что они не стали давать отражения. Теперь стекла саркофага, получившие форму перевернутой трапеции, не только не давали отражения, но казалось, что их нет вовсе.

Были преобразованы и источники света. Освещение лица и кистей рук теперь производилось многочисленными пучками света, которые падали по стеклянным световодам под крышку саркофага и после отсечения ультрафиолетовых и тепловых лучей направлялись на тело вниз.

Четвертый саркофаг, который стоит ныне, был изготовлен к столетию со дня рождения Ильича. Он, по оценкам специалистов, — безукоризнен с инженерной точки зрения. Увы, этого нельзя было сказать про использованное в нем стекло. В Московском научно-исследовательском институте технического стекла (НИИТС) и был разработан новый метод упрочения стекла, основанный на ионном обмене. Первые черновые образцы бронированного стекла были сделаны руководством НИИТС совместно со специалистами Обнинского научно-производственного предприятия «Технология» во главе с начальником сектора лаборатории остекленения Михаилом Самуиловичем Ит-киным. Стекла, что изготовили для саркофага, привезли только в 1972 году. Эти стекла были не только сверхпрочными, но и с более совершенной оптикой.

Постараемся чуть-чуть приоткрыть занавес центра, связанного с бальзамированием тел лидеров бывшего СССР. Сегодня известно, что наряду с бальзамированием Ленина учеными в научно-исследовательских и опытно-экспериментальных целях было забальзамировано еще несколько человек. Эти тела сохранялись в аналогичном состоянии с поддерживающимся в Мавзолее режимом вплоть до лета 1941 года. Но при подступах немцев к Москве «контрольные экземпляры» были спешно аннулированы. Позднее появились новые «контрольные экземпляры».

Под крышей этого центра собраны лучшие специалисты по бальзамированию, а также уникальные технологии и бальзамирующие растворы. Академик В. П. Воробьев, участвовавший в бальзамировании тела В. И. Ленина и в 1927 году удостоенный премии его имени, разработал принципиально новый метод сохранения тела усопшего, основанный на вливании в кровеносную систему антисептических средств, поглощающих влагу и свертывающих белок.

Руководитель лаборатории профессор С. Р. Мордашев вызвал к себе старшего научного сотрудника кандидата медицинских наук С. С. Дебово и под большим секретом сказал:

— Проверьте, чтобы было все необходимое, нужна готовность номер один. Но никого в это дело не посвящайте, имейте в виду, если кто-нибудь узнает об этом, то нам с вами несдобровать.

Эти слова имели под собой веские основания. Что будет, если узнают, что они готовятся к смерти товарища Сталина?! Кстати, только-только арестовали врачей-вредителей. А чуть раньше взяли руководителя лаборатории при Мавзолее Б. И. Збарского. Но не готовиться к бальзамированию было нельзя.

5 марта вечером Сергею Сергеевичу Дебово позвонил С. Р. Мордашев и сказал: «Немедленно одевайтесь и выходите на улицу. Там вас будет ждать машина».

Дебово спустился вниз, у ворот его ждал бронированный ЗИС, который доставил его в лабораторию Мавзолея, находившуюся на Садово-Кудринской улице.

Вспоминает профессор А. Л. Мясников: «Шестого марта в 11–12 часов дня на Садово-Триумфальной во флигеле во дворе здания, которое занимает кафедра биохимии 1-го МОЛМИ, состоялось вскрытие тела Сталина. Присутствовали из состава комиссии только я и Лукомский. Были типы из охраны. Вскрывал А. И. Струков, профессор 1-го МОЛМИ, присутствовал Н. Н. Аничков (президент АМН), биохимик профессор С. Р. Мордашев, который должен был труп бальзамировать, патологоанатомы: профессора Скворцов, Мигунов, Русаков. По ходу вскрытия мы, конечно, беспокоились — что с сердцем? Откуда кровавая рвота? Все подтвердилось. Инфаркта не оказалось (были найдены лишь очаги кровоизлияний)…»

И все… Никто из присутствующих не попытался даже подсказать отправить кусочки ткани и выделений на исследование… Что это, страх перед властями предержащими или преступная безответственность? А ведь это светила советской медицины, лекари Санупра, призванные обеспечивать здоровье руководителей государства, которое их обучало и содержит.

9 марта на Красной площади состоялись официальные похороны Сталина, тело внесли в Мавзолей. И на восемь с лишним месяцев он был закрыт для посетителей: процедура постоянного бальзамирования занимает более полугода.

Сделали два одинаковых саркофага, и 17 ноября 1953 года Мавзолей открыли для посетителей.

Кстати, вокруг строительства Мавзолея шло в тот год много разговоров. Были разные предложения. Вот одно из них.

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ КОМИССИИ

ПО ОРГАНИЗАЦИИ ПОХОРОН ТОВАРИЩА ИОСИФА ВИССАРИОНОВИЧА СТАЛИНА. ТТ. ХРУЩЕВУ Н. С., КАГАНОВИЧУ Л. М.

Выражая желание советского народа и свое лично, сохранить облик дорогого всем нам Иосифа Виссарионовича на долгие-долгие годы я предлагаю свои услуги для создания мавзолея товарищу СТАЛИНУ^[2] из незамерзающего стекла.

У меня имеется акт на испытание способа изготовления незамерзающего стекла при температуре 60 градусов ниже нуля. По моим расчетам это стекло должно выдержать ниже нуля температуру до 100 градусов.

Необходимое количество стекла для мавзолея можно произвести на ряде заводов промышленности строительных материалов СССР в виде стеклоблоков малого размера и стеклопакетов больших размеров.

Производство такого стекла для строительства мавзолея можно организовать в короткие сроки. Стекло такой марки не пропускает холод и тепло.

Все остальные технические подробности я могу комиссии доложить лично.

Дважды лауреат Сталинской премии конструктор-изобретатель

С. КОРОЛЕВ

6 марта 1953 г.

ЦЧСД. Ф. 5. Оп. 26. Д. 53. Л. 10. Подлинник.

Почившие вожди между тем лежали рядом. В. И. Ленин — на темном костюме значок члена ЦИК СССР, белоснежный воротничок, скромный галстук. И. В. Сталин — во всем великолепии мундира генералиссимуса, с орденскими планками (пуговицы и погоны на мундире были сделаны из чистого золота, а орденские планки из платины).

А вечером 31 октября 1961 года по решению XXII съезда КПСС тело Сталина из Мавзолея вынесли. Сотрудники лаборатории извлекли его из саркофага, кремировали и останки положили в гроб. В 22 часа 25 минут правительственная комиссия приняла гроб и передала его солдатам для захоронения в заранее приготовленной могиле, возле могил Калинина, Свердлова, Фрунзе и Дзержинского. Место похорон обозначили гранитной плитой с надписью «И. В. Сталин, 1879–1953». 25 июня 1970 года захоронение увенчали бюстом из серого гранита. Но бесчисленные статуи, скульптуры и портреты вождя были убраны по всей стране.

Осенью 1954 года меня вместо заболевшего офицера назначили дежурным по Мавзолею. Служба предстояла суточная: днем медики производили многоплановый осмотр тел Ленина и Сталина, пропитывали их бальзамирующим составом, осуществляли необходимую косметику. А ночью расходились. Гул голосов в усыпальнице стихал, и она становилась обыкновенным склепом.

Дежурному из траурного зала отлучаться не полагалось, и склеп начинал давить на него всей многотонной тяжестью каменного веса и всей греховной сутью его обитателей. С 24 часов ночи до 4 часов утра ему разрешалось поспать на обыкновенной солдатской раскладушке, устанавливая ее по своему усмотрению в любом месте траурного зала.

В указанное время попытался уснуть и я. Установил кровать в ногах усопших вождей, выключил верхний свет, оставил свет приглушенный и стал переворачиваться с боку на бок до тех пор, пока не догадался поставить раскладушку внизу под саркофагами, чтобы не видеть лиц усопших.

Притих. Однако и здесь уснуть не смог: в голову лезли всякие непотребные мысли. Пришлось снова переносить спальное приспособление и устанавливать его перед головами вождей, выключать уже и свет приглушенный, оставив только подсветку в саркофагах. Но сна так и не было…

Не пришел он в это дежурство, не пожаловал и во второе, в третье, в четвертое. И я понял, что спать рядом с усопшими вождями мне не удастся. А если когда-то и удастся, то это буду уже не я, а кто-то с совершенно другой психикой, нравственными убеждениями и стальными нервами.

Пришлось упрашивать начальство перевести меня на другой участок службы, дабы возле покойников не потерять рассудка и ощущения чувства реальности. Как человек верующий, я знаю, что есть Христос, как есть и антихрист, но такого ощущения присутствия лукавого, как в Мавзолее, я не ощущал никогда, нигде и прошу Провидение от этого меня избавить.

Репутация непревзойденных мастеров советскими медиками была подтверждена, и за рецептами стали охотиться разведки многих государств. Заполучить же секретную информацию из первых рук было почти невозможно, ибо имена сотрудников, имевших допуск к бальзамированию, не только не афишировались, но просто-напросто были зашифрованы.

В 1949 году в Москве умер Георгий Димитров, и болгарское правительство обратилось в ЦК КПСС с просьбой о бальзамировании тела болгарского лидера. Эту работу успешно исполнил Борис Ильич Збарский.

В 1953 году умер Клемент Готвальд. В 1969-м — Хо Ши Мин. Он умер 2 сентября, но этот день совпал с национальным вьетнамским праздником — Днем рождения республики. Поэтому официально о его смерти сообщили только 3 сентября.

Бальзамирование его производили на вьетнамской земле, в нескольких лабораториях, переезжая с места на место от налета американских бомбардировщиков. Мавзолей для Хо Ши Мина вьетнамцы построили большой.

В сентябре 1979 года в Москве скончался президент Анголы Агостиньо Нето. Руководство НПЛА — партии труда обратилось в Политбюро ЦК КПСС с просьбой о возможности сохранения тела президента. Такое согласие было получено, проведено бальзамирование, а затем тело Нето в специальном контейнере на правительственном «боинге» перевезли в Луанду.

Лаборатория по бальзамированию государственных деятелей подчинялась Министерству здравоохранения Российской Федерации и им же финансировалась. Формула нашего бальзама засекречена. В страны, где существуют мавзолеи, бальзамирующее вещество продается в уже готовом виде. Бальзамирование и процесс сохранения тела очень дорогостоящая процедура.

…Имея сложные отношения по тем временам с Советским правительством, китайские спецслужбы решили приобрести секрет бальзамирования через похищение. Их представители проникли в усыпальницу Хо Ши Мина и, подкупив охрану, выкрали крошечку тела Хо Ши Мина для исследования. Однако рецепта бальзамирующих растворов вычислить точно так и не смогли. Поэтому столетие со дня рождения, приходящееся на 26 декабря 1993 года, Мао Цзэдун встретил, мягко говоря, «очень больным». Крепкий, лоснящийся лицом, он как бы прятал от взглядов посетителей руки.

Спустя всего восемь с половиной месяцев после смерти китайского вождя на главной площади Пекина — Тяньаньмынь (самой большой в мире) было завершено строительство внушительного по своим размерам Мавзолея. Его общая площадь — 28 тысяч квадратных метров. Для всеобщего обозрения он стал доступен лишь в 1984 году. В 1976 году, когда китайцами было принято решение о сооружении Мавзолея Мао Цзэдуна, в Москву прибыла специальная делегация. Ее представители обратились к тогдашнему руководству с просьбой командировать в Пекин наших специалистов по бальзамированию. Однако получили отказ. Тогда китайские медики в довольно короткий срок разработали свою методику бальзамирования. Теперь в саркофаге из горного хрусталя, укрытый Государственным флагом КНР, лежит председатель Мао. В настоящее время Мавзолей полностью перешел на самофинансирование, вход в него платный.

Мао пока еще пребывает в хрустальном гробу в Мавзолее Пекина. Тела же К. Готвальда, Г. Димитрова и И. Сталина из мавзолеев вынесли и предали земле. Сколько пролежит Мао, сказать трудно, поживем — увидим.

16 докторов и 24 медицинских сестры не спасли Мао. В сентябрьский вечер 1976 года Мао ввели препарат, составленный по рецепту древнекитайской медицины, стимулирующий кровообращение. Но он уже не мог помочь председателю. Мао перенес три инфаркта и страдал склерозом. Сильно ослабленным оказалось и сердце. Первый инфаркт его случился в середине мая 1976 года при споре со своей личной секретаршей. 26 июня последовал второй, 2 сентября — третий. Председатель Мао скончался в 0 часов 10 минут 9 сентября 1976 года. В его тело закачали 22 литра формальдегида. Результаты были ужасающими: лицо Мао вздулось и стало круглым, как шар. Шея сделалась такой широкой, как и голова. Формальдегид лил градом, подобно поту. Уши распухли и оттопырились под прямыми углами. Тогда эксперты стали промокать лицо платками и тампонами, на что потратили свыше двенадцати часов, пока лицо Мао не приобрело нормальные очертания. В течение года велась работа, а затем Мао перевезли в Мавзолей на площадь Тяньаньмынь.

* * *

Смерть вождей волнует людей не меньше их жизни, а быть может, и больше. Во-первых, потому, что любая смерть сама по себе какая-то непостижимая и извечная тайна для всего человечества, а уж если умирает вождь — тот, которым восхищались или которого ненавидели миллионы, смерть его приобретает совершенно особое, вселенское значение. Это все равно как смерть Бога.

Я предлагаю читателям два совершенно секретных материала на тему смерти вождей: закрытые документы о кончине И. В. Сталина из так называемой «особой папки» президента и размышления о бессмертии, сопричастные с идеей русского коммунизма.

Знакомясь с чисто медицинскими сведениями о том. как протекали последние часы и минуты Иосифа Виссарионовича, давайте попытаемся осознать, что значили эти часы и минуты для философии коммунизма и что стало с этой идеей, когда в комнату к вождю вошла ее величество смерть. Ибо по сравнению с ее властью даже сталинская необъятная власть — ничто.

Итак, мечта о невозможном, о телесном бессмертии. Именно телесном (о бессмертии души ответы на вопросы следует искать в Священном Писании). Бессмертие же тела — предмет особый, тут каноническими текстами не обойдешься. Да и как объяснить то, о чем даже страшно помыслить? В общем никто не хочет умирать, и каждый вместе с тем понимает всю несбыточность и иллюзорность своей робкой надежды. Но иногда встречаются люди, которые верят в подобную возможность, и эта вера придает их жизни особый смысл, выражаясь то в воле к власти, то в художестве, а то и в помешательстве. Случается такое и с народами.

В споре души и тела в какой-то момент победителем вышло тело. И, как только это случилось, жизнь приобрела очертания фантастические и перехлестнулась с коммунистической идеей. В коммунистической идее главное — мечта о земном бесклассовом рае, а если смотреть глубже — мечта о бессмертии: ведь в раю не умирают.

Марксизм перегрузил весы русского ожидания справедливости, и тело одолело душу, потянуло ее вниз, и чем ниже опускалась одна чаша весов, тем выше поднималась другая. Тело и душа расходились все сильнее, но так как признаться в этом было трудно, то коммунистическая идея стала пытаться оправдать высокой целью средства, далекие от совершенства. Появились утверждения, что тело — это природа, а с природой трудно совладать. Но против заведенного порядка не пойдешь. Тела вождей умирали, и, когда умер самый видный, самый легендарный из них, коммунистическая идея сделала все возможное, чтобы как-то сохранить его тело. Придумались Мавзолеи, ибо в Мавзолее атеистическая мистерия выразила себя с большей убедительностью и полнотой. Крылась под всем этим причина глубинная — та самая, в которой дума о смерти и бессмертии тела если не победа над смертью, то иллюзия этой победы. Ибо нетленное тело — это чудо, пусть и искусственно созданное и поддерживаемое.

Здесь нет ничего общего с традицией древнего мумифицирования. А популярное сравнение Мавзолея с египетской пирамидой поверхностно, ибо цели в обоих случаях преследовались разные. Фараонов, как мы знаем, приготовляли для существования в мире мертвых. Русский же Мавзолей создавался для мира живых. Он создавался, чтобы миллионы людей увидели нетленное тело вождя, изумились этому чуду. А там, где есть чудо нетления, обязательно присутствует и тайная надежда на чудо воскресения. Иными словами, в Мавзолее лежит не просто мертвое тело. В нем спрятана надежда на новую онтологию, надежда на возможность изменения природы человека в достижении им бессмертия. Вот почему Мавзолей представляет собой уникальный культурно-атеистический памятник, подобного которому не сыскать ни в каких эпохах.

Обычно спор о Мавзолее ведется следующим образом: надо оставлять в нем тело вождя или нет. Задумавшись над этим, я понял, что определенного ответа на этот счет нет. Слишком все сложно, слишком глубоко связано все это с судьбой и характером России, чтобы можно было дело решить одним махом. Мавзолей был столь же закономерен, как и русский коммунизм. И то и другое было порождено одной причиной.

Хотим мы того или не хотим, но Мавзолей стал символом революции, символом коммунистического государства «нового исторического типа». Этот новый тип характеризовался тем, что коммунистическое государство есть государство атеистическое, то есть воинственно безбожное.

Мумификация тел фараонов осуществлялась в соответствии с представлениями древних египтян о том, чтобы душа фараона в нужный момент смогла вновь в него вселиться. То стремление «ленинской гвардии» сохранить останки пораженного страшной болезнью вождя вызывает массу дополнительных вопросов. К тому же мумии фараонов предназначались вечному покою, и человек, потревоживший их сон, рисковал подвергнуться страшной каре. Понимали ли большевистские лидеры, какую игру затевали они и каковы будут ее последствия?

Да и сама идея плотского земного бессмертия есть идея чисто сатанинская, ибо в ней человекпротивопоставляет себя Промыслу Творца и Жизнедателя, стремится уподобиться Ему в Его всесилии. В общем же мумификация трупа Ленина имела некий запредельный смысл.

По проекту Щусева Мавзолей по своим архитектурным формам напоминает пергамский алтарь. Иисус, как известно, обратил к пергамской церкви (Пергам — город в Малой Азии) весьма загадочные слова: «Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны» (Откр. 2.13). Известно, что в Пергаме находился тогда центр сатанинского культа. И не потому ли распалась наша великая империя, что идеей своей взяла атрибутику сатаны, а пятьдесят с лишним лет поклонялась трупу?

Строился Мавзолей, как уже выше говорилось, по проекту архитектора А. В. Щусева. По оценкам дизайнеров в его гамме использованы сочный синий лабрадор с васильково-синими прожилками, серый — со светлыми блестками, абсолютно серый и абсолютно черный, а также — красный, черный и серый гранит.

На черной глыбе лабрадора красным кварцитом высвечено слово «Ленин», из него же сделаны пилястры траурного зала и самая верхняя плита Мавзолея, которая установлена на тридцати шести колоннах разных пород гранита.

Серый лабрадор использован на часть фасада, вестибюля, полов и ограды усыпальницы: его сочно-синий, с васильковыми прожилками цвет озаряет панели стен, лестниц и вестибюля. Черный гранит оттеняет панели стен, лестниц и траурного зала, а серый использован для трибуны и ограждения братских могил, расположенных по обе стороны Мавзолея.

Гранитная усыпальница была готова к 7 ноября 1930 года. Формы ее спокойные и завершенные. Красный гранит, как бы перевязанный черной лентой, символизирует глубокую печаль, однако скорбные тяжелые мотивы побеждаются темой жизнестойкости. Ее утверждению способствуют величавость горизонтальных частей с неоднократным ритмическим повторением, а также блеск вертикальных граней. Композиция объемных масс и ступеней устремлена вверх, что создает впечатление строгой величественности.

Заслуга в сохранении тела принадлежит не только медикам, но и технарям. В Мавзолее имеется огромный подземный цех — так называемый командный пункт технической мысли. Новейшие, полностью автоматизированные агрегаты создают температуру и влажность воздуха в траурном зале. Специальные датчики сигнализируют электронным приборам о состоянии режима и дают соответствующие команды всем агрегатам на светящейся схеме. На особом щите оператор видит весь процесс обработки воздуха, проходящего от воздухозаборной камеры через кондиционер и другое оборудование до траурного зала.

Разумеется, приборы требуют абсолютного покоя, потому проектировщики установили фундамент Мавзолея не на грунте, а на толстом слое специально насыпанного в котлован песка, а вокруг плит фундамента забили ограждающие сваи. Теперь даже во время военных парадов при прохождении тяжелой техники контрольная аппаратура не содрогается и работает безотказно.

Так была проявлена забота о вечном покое вождя, которому русский коммунизм гарантировал «жизнь» в веках.

БУДУТ ЛИ ОТКРЫТЫ ДИАГНОЗЫ ЗДОРОВЬЯ КРЕМЛЕВСКОЙ ЭЛИТЫ?

Сведенья о здоровье работников престола, как правило, бывают известны лишь очень узкому кругу лиц и хранятся в глубокой тайне. Смотришь, перед нами лидер румянее восходящей зари, пышущий здоровьем и крепостью, и вдруг из прессы узнаешь, что он по состоянию здоровья отправлен на пенсию. И, наоборот, встречаешь ежедневно изнывающий полутруп, а его выбирают и выбирают управлять государством. И только после его смерти народ узнает, что руководитель-то и в самом деле был не только физически болен, но еще и находился в глубоком маразме.

И все-таки в силу специфики и в силу занимаемого положения соответствующие службы безопасности и спец-медобслуживания состояние здоровья коммунистических вождей хранили в тайне.

Известно, что в Советском правительстве от инфекционной болезни «испанки» скончался всего один советский лидер — Яков Михайлович Свердлов. Но это случилось тогда, когда никаких санупров не было. Когда они появились, подобных неприятностей с кремлевскими вождями не случалось. Наоборот, их опекуны делали все возможное, чтобы они имели недюжинную жизненную силу и при встрече демонстрировали ее зарубежным оппонентам.

Вспомним Н. С. Хрущева, который, будучи главой государства, пренепременно пытался вызвать то одного, то другого из соратников на вольную борьбу. И когда тот или иной соперник по-настоящему сопротивлялся, Хрущев зверел и боролся до тех пор, пока оппонент не признавал себя побежденным.

К сожалению, этого долго не мог уразуметь Фидель Кастро и мастерски укладывал толстяка на лопатки… Пока не почувствовал, что когда он Хрущева на землю валил, то вместо «социалистической помощи» получал шиш с маслом. А когда поддавался, на Кубу шли полные нефтевозы, корабли, груженные зерном, и конечно же теплые поздравления от Первого секретаря ЦК КПСС кубинскому народу.

В начале тридцатых годов И. В. Сталин продемонстрировал невозможное — выжил после тяжелейшего перитонита, гнойного воспаления аппендикса, который обычно завершается летальным исходом. При отсутствии антибиотиков, полученных лишь спустя десятилетие, это действительно выглядело невероятным.

С установлением диагноза у вождя народов всегда получались накладки. Так, знаменитый президент психоневрологического института Владимир Михайлович Бехтерев, лечивший Сталина в 1927 году, сделал следующее медицинское заключение: «Неуравновешенная психика. Прогрессирующая паранойя с определенно выраженной в данный момент чрезмерной подозрительностью, манией преследования».

С «этическими» нормами, как видим, у Владимира Михайловича были нелады. За неделю до смерти Бехтерева, как утверждают «демократические летописцы», к Сталину прибыли Берия и еще один грузин средних лет, довольно интеллигентный. Иосиф Виссарионович беседовал с ними за бутылкой вина. Потом второй гость ушел, Сталин и Берия остались вдвоем и разговаривали очень долго. А через некоторое время у Бехтерева якобы побывали Лаврентий Павлович и тот самый «довольно интеллигентный» грузин. Владимир Михайлович был весел, охотно откушивал дары солнечного Кавказа, но трапеза оказалась для него последней.

У медиков имеется немало оснований предполагать, что в довольно раннем возрасте вождь перенес инсульт, после которого у него значительно уменьшилась левая лобная доля мозга, в которой локализуются высшие психические функции. Именно этим многие исследователи объясняют своеобразие сталинского юмора, приводившего в ужас даже самых ближайших людей его окружения.

Прокурор Верховного суда, заместитель Председателя Верховного суда СССР, член партии с 1892 года Петр Ананьевич Красиков в 1939 году поехал отдыхать в санаторий Железноводска, где неожиданно для всех и для самого себя внезапно скончался. Официальный диагноз — тромб в сердце… Лидия Шатуновская, до замужества проживавшая в семье Красиковых, полагает, что его просто отравили: «Яд находился в папиросе».

Такая же папироса в свое время была поднесена Павлу Сергеевичу Аллилуеву, брату Надежды Сергеевны, жены Сталина. П. С. Аллилуев подарил сестренке злополучный пистолет «вальтер», который стал причиной ее самоубийства.

Семейный архив Аллилуевых хранится у Киры Викторовны, племянницы Павла Сергеевича, работающей сегодня в Институте мировой литературы, с которой судьба свела меня в туристической загранпоездке. Именно Кира Викторовна в свое время сняла мраморную розу с надгробия Надежды Сергеевны Аллилуевой и отнесла ее на ремонт в мастерскую Новодевичьего монастыря. Розу чинят по сей день, надгробие же от того как бы лишилось людского сострадания…

Но вернемся к П. А. Красикову. Петр Ананьевич накануне поездки в Железноводск встретился со Сталиным и попросился у него в отставку.

— Что за причина заставляет тебя просить отставку? — поинтересовался Коба.

— Причин много, но главная — я не могу подписывать больше документы о расстреле безвинных людей. Не могу! — И провел ладонью около горла.

Сподвижник Кобы Лаврентий Павлович всю жизнь имел недюжинное здоровье и, не случись трагедии, вероятно, прожил бы до преклонных лет. Правда, в конце сороковых он заболел сифилисом, но вскорости был излечен, ибо наука к тому времени значительно преуспела в лечении венерических заболеваний.

А основатель Советского государства В. И. Ленин умер от тяжелого осложнения наследственного атеросклероза. Его отец Илья Николаевич скончался также рано, в возрасте пятидесяти пяти лет, от кровоизлияния, или, по-другому, от ишемического инфаркта, без всякой помощи террористок, стреляющих отравленными пулями.

Из известных заболеваний В. И. Ленина мало кто знает, что он страдал неравномерной близорукостью, и именно ею объясняется его знаменитый прищур и привычка иногда ставить палец между глазом и рассматриваемым объектом во избежание двойного изображения.

Чрезвычайно редкая по тем временам болезнь стала причиной кончины бессменного «всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина. Он умер в 1946 году от первичного рака печени. Узнав об этом, Михаил Булгаков не преминул вложить мрачное пророчество в уста Фагота, который и предсказал смерть буфетчику театра «Варьете» Андрею Фокичу Сокову именно от рака печени.

Однако самой распространенной болезнью наших руководителей было неуемное пьянство.

И если бы последний российский царь Николай II не погиб от пуль большевиков в подвале Ипатьевского дома, то, по утверждениям врачей, пристрастие к алкоголю привело бы его к нефропатии, вызванной алкоголизмом. От нее в возрасте сорока девяти лет почил его родной батюшка Александр III. Нам из истории известно, что его супруга всячески боролась с пагубным пристрастием мужа к алкоголю: обыскивала и мужа, и его комнаты, но никогда ничего не находила. Стоило лишь ей удалиться, как Александр доставал плоскую фляжку из голенища сапога и, приободряя себя поговоркой «голь на выдумки хитра», распивал ее содержимое с начальником личной охраны.

А в новейшие времена пьянство руководителей расписано специальным протоколом приемов в честь государственных праздников и в честь приезда высоких зарубежных гостей. Любили зелье и Н. А. Булганин, и Л. И. Брежнев, и С. М. Буденный, и К. Е. Ворошилов.

В этой связи вспоминается подписание договора о дружбе и взаимопомощи между СССР и Финляндией, по которому Финляндии отходили два острова, а К. Е. Ворошилов по сему случаю был удостоен высочайшего финского ордена.

После успешных переговоров и обильного застолья правительственной делегации предстояло посетить Большой театр. Известно, что, по ритуалу, ее пренепременно сопровождает кто-то из наших руководителей. В театре же все расписано по минутам, а Климент Ефремович возьми да и войди в «штопор». Обхватив президента Финляндии Юхо Кусти Паасикиви за талию, он предлагал и предлагал тому новые тосты.

— Предлагаю выпить за русский народ! — покачиваясь, сказал Ворошилов.

Паасикиви пригубил и поставил рюмку на стол.

— Ты что, не уважаешь русский народ? — спрашивает Климент Ефремович.

— Почему не уважаю, уважаю. Видишь, я даже русский язык изучил, — отвечает президент Финляндии.

— Тогда почему за русский народ пьешь не до дна? — куражится Ворошилов.

— Невозможный человек, — говорит Паасикиви и допивает содержимое.

— Теперь давай выпьем за советский народ! — петушком раскачивается Председатель Президиума Верховного Совета СССР.

— Климент Ефремович, нас ждет аудитория в Большом театре, — в один голос подсказывали Ворошилову Булганин с Хрущевым.

— Ничего, пусть подождут. Редко я когда встречаюсь с такими хорошими людьми, как Паасикиви. Я предлагаю выпить за Паасикиви…

Н. С. Хрущев в деле выпивки был крепышом. Он тоже любил приложиться к стопарю, но на банкетах Сталина так закалился, да и от предков крепость перенял, что после двух бутылочек горилки спокойно мог идти на трибуну и держать речь. И тем не менее, несмотря на регулярное употребление спиртного, алкоголиком не стал, что является довольно редким случаем в наркологической практике.

Знаменитое выражение Л. И. Брежнева «сосиски сра-ные», которое нужно было понимать как «социалистические страны», сделалось предметом многочисленных анекдотов. Однако, несмотря на многочисленные микроинсульты, поражающие центр регулирования речи Генсека, сильнейший прогрессирующий склероз и старческую дряхлость, он до конца дней сохранил мужскую потенцию и интерес к женщинам.

Ю. В. Андропов страдал поражением почек при диабете, называемым синдромом Киммельстиля — Вильсона или диабетической нефропатией. Он стал главой государства, когда эта смертельная болезнь находилась уже в последней стадии. Регулярный гемодиализ — очищение крови от ядовитых веществ путем ее пропуска через активированный уголь — облегчение приносил ненадолго, но радикально изменить ничего не мог. Отравленный продуктами собственного распада, организм бороться с болезнью перестал.

Черненко к моменту своего избрания главой государства был уже настолько дряхл, что его некоторое время можно было поддерживать лишь гормональными препаратами.

Наступившее после Андропова омоложение Политбюро устранило на время и разговоры о недугах государственных владык. Заболевание же М. С. Горбачева радикулитом в Форосе до сих пор воспринимается с улыбкой.

Но сегодня вопрос о здоровье первых государственных лиц возник снова.

По оценке американских, германских и испанских медиков, президент Б. Н. Ельцин страдает последствиями осложнения после острого воспаления среднего уха, циррозом печени и почечной недостаточностью, а в последнее время быстро прогрессирующей стенокардией. Перечень его заболеваний почти в точности совпадает с анамнезом римского императора Октавиана Августа, который тем не менее продолжал исполнять обязанности императора в здравом рассудке до семидесятисемилетнего возраста.

Из Сочи, когда Борис Николаевич находится на отдыхе, нет-нет да не преминут медики сообщить приятную новость: президент-де купался в восьмиградусной морской воде, обыграл в теннис молодых спортсменов и плодотворно занимался несколько часов государственными делами. Но при этом оговорятся: к сожалению, Борис Николаевич постоянно испытывает бесспорный недуг — боли в пояснице, которые являются последствиями авиакатастрофы в Испании.

Медики же склонны утверждать, что диагностика на расстоянии свыше одного километра — дело весьма сомнительное, ибо подтвердить или опровергнуть эти заявления мог бы лишь официальный медицинский бюллетень, однако публиковать такие документы у нас, к величайшему сожалению, до сих пор не принято. Как не принято и заводить официальный медицинский бюллетень на избираемых кандидатов в депутаты и в президенты.

Может, потому и страдает без конца Российское государство, и будет страдать до тех пор, пока население не обяжет рвущихся к власти выдвиженцев предъявлять соответствующие медицинские документы о полном своем здоровье. А врачей, подписывающих эти документы, — о строгой ответственности перед законами государства по клятве Гиппократа.

Что же касается обвинений в пьянстве Б. Н. Ельцина со ссылкой на знаменитую пленку 1989 года, запечатлевшую общение депутата Верховного Совета СССР Ельцина со студентами и преподавателями престижного в Америке Института Хопкинса, то если причиной непринужденности и блеска, которыми Борис Николаевич покорил аудиторию, явился алкоголь, то всякий уважающий себя врач просто обязан прописать это средство политику и тщательно следить за регулярностью его употребления.

Также уважающие себя врачи обязаны прописывать будущим президентам стопари и в том случае, если их будут встречать или провожать с оркестром.

В первом случае аудитория, состоящая из интеллектуальной элиты Америки, провожала Ельцина стоя, бурными аплодисментами. А во втором он так умело дирижировал военным оркестром, что казалось, будто русские калинки из земли немецкой проросли. Проросли да покрылись все горькими ягодами, очень схожими с кровавыми слезами.

К сказанному остается добавить, что медицинские диагнозы устанавливал бывшим руководителям СССР и РФ профессор Тенгиз Пилия, а на раздумья они вызвали писателя Сергея Красикова.

СИНДРОМ СТАЛИНА — СИНДРОМ ТИРАНА

2 августа 1989 года «Литературная газета» провела консилиум врачей в составе: директор экспериментальной медицины АМН СССР академик Н. Бехтерев (Ленинград); доцент кафедры психотерапии Центрального института усовершенствования врачей М. Бруно (Москва); заведующий кафедрой психотерапии Дагестанского мединститута профессор О. Виленский (Махачкала); руководитель отделения Московского НИИ психиатрии МЗ РСФСР профессор А. Гофман; научный руководитель отделения аффективных состояний НИИ психического здоровья Томского научного центра АМН СССР, кандидат медицинских наук Н. Корнетов; врач-психотерапевт, юрист В. Левин (Москва); заместитель директора Ленинградского психоневрологического института имени В. М. Бехтерева профессор А. Личко; заведующий кафедрой психиатрии Гродненского мединститута Г. Обухов; главный психиатр Москвы доктор медицинских наук В. Тихоненко; кандидат медицинских наук В. Топо-лянский. И вот к какому заключению они пришли: «Уверяют, что Владимир Михайлович Бехтерев действительно охарактеризовал Сталина как параноика».

Как самостоятельное заболевание паранойя же была выделена в начале XX века, ее включили в рамки шизофрении как одну из разновидностей этой болезни.

Называя Сталина параноиком, Бехтерев имел в виду паранойю как таковую или параноидную шизофрению. Жизнь Сталина, его замкнутость, необычная подозрительность, крайне своеобразное мышление, при котором любые реальные факты игнорировались или подчинялись его собственным идеям, грандиозная мания величия и преследования с периодическими обострениями, многомиллионные жертвы, которые приносились с исключительной легкостью, ради утоления собственного бреда и страха перед «врагами», — все это укладывается в схему параноидной шизофрении.

Будучи одержимым бредовыми идеями величия и преследования, Сталин в то же время четко ориентировался в окружающем и отлично понимал, что он совершает невиданное в мировой истории нарушение законов и моральных норм, что миллионы рядовых граждан, уничтоженных по его приказу, ни в чем не повинны, а дела их сфабрикованы. Потому, если допустить, хотя бы теоретически, возможность судебно-психиатрической экспертизы Сталина, несмотря на диагноз психического заболевания, он был бы признан вменяемым и должен был нести уголовную ответственность за свои преступления.

Ибо нет ни одного факта, доказывающего, что Сталин был подвержен бреду. Обоснование бреда совершением жестоких поступков — не доказательство.

Уверяют, что он был прилежным учеником Макиавелли, который давал тиранам такие советы в трактате «Государь»:

«Жестокость применена хорошо в тех случаях… когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже. Действуя первым способом, можно… удержать власть; действуя вторым — невозможно. Отсюда следует, что тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день…»

Свои обиды реальные, а чаще вымышленные Сталин вымещал на подданных изо дня в день, из года в год на протяжении всех лет своего тридцатилетнего правления.

И делал это из-за страха, о котором К. М. Симонову стало известно от адмирала И. С. Исакова. Вскоре после убийства Кирова они были на заседании у Сталина, а затем пошли ужинать по длинному коридору с поворотами, где на каждом повороте стоял офицер НКВД. Вошли в зал, где накрыт стол, и Сталин говорит: «Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: «Кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо…»

Болезненная подозрительность привела его к огульному недоверию, в том числе и по отношению к выдающимся деятелям партии, которых он знал много лет. Везде и всюду он видел «врагов», «двурушников», «шпионов».

По воспоминаниям С. Катаврадзе — друга детства Сталина, грузинского государственного деятеля, арестованного в 1937 году и не уничтоженного только потому, что Сталин против его фамилии в списке смертников поставил какую-то закорючку, которую ни Маленков, ни Берия расшифровать не сумели, и потому отправили Катаврадзе в лагерь.

В один прекрасный день его забирают из лагеря и доставляют на дачу Сталина потому, что тот неожиданно вспомнил старого друга.

«— Здравствуй, Серго! — говорит Сталин.

— Здравствуй! — говорю.

— Где был? Где пропадал?

— Сидел я.

Сталин удивленно глядит на меня. Говорит с упреком:

— Нашел время сидеть — война же идет.

Побеседовали мы, он сказал, что надо мне поработать в Министерстве иностранных дел. Потом обедали, угощал по-кавказски.

После обеда подошли к окну, чтобы полюбоваться, зимним цитрусовым садом. И вдруг… Вдруг Сталин поворачивается ко мне, сверлит своим тяжелым, уличающим взглядом. У меня — мороз по спине. И говорит тихо, но слова чеканит:

— А ты все-таки хотел убить меня. — И почти выбегает из комнаты».

Вызывают подозрение некоторые характерологические особенности Сталина. Холодность к детям, к внукам. Холодность и отсутствие глубоких привязанностей к кому бы то ни было… Само по себе это не доказательство болезни… Сталин всегда был на виду, с ним встречались и иностранные деятели, и дипломаты самого высокого ранга, в том числе и настроенные скорее критически, а не ослепленные блеском славы вождя всех народов. Однако ни они, ни родные и близкие ни разу не сталкивались с его необъяснимыми и нелепыми поступками.

Сталин не страдал психозом. Ведь психоз — это настолько глубокое расстройство, что человек, в сущности, перестает быть самим собой. Личность его затуманивается такими психотическими расстройствами, как бред, галлюцинация, помрачение сознания. Человек не несет ответственности за свои преступления, совершенные в тот момент. Но у Сталина такого не было.

Однако бредом может быть и сверхценная идея. Сталин все время жил сверхценными идеями. Он был подозрителен до такой степени, что любое слово, любой взгляд могли обернуться смертным приговором.

Разумно ли было уничтожение большей части не только интеллигенции, но и военной верхушки перед самой войной? Разумна ли была его уверенность, что Гитлер на нас не нападет? Люди докладывают, что Гитлер нападет не сегодня-завтра, а им грозят расстрелом и расстреливают. Следовательно, если человек высказывает идею, которая не соответствует действительности, свято верит в нее и не поддается переубеждению — это бред.

«После войны Сталин стал рассказывать о Жукове всякие небылицы, — пишет Н. С. Хрущев, — в частности, он говорил мне:

— Вот вы хвалили Жукова, а ведь он этого не заслуживает. Говорят, что Жуков на фронте перед какой-либо операцией поступал так: возьмет горсть земли, понюхает ее и потом говорит: можно, мол, начинать наступление…»

Иными словами, всячески дискредитировал соперника, вплоть до того, чтобы во время попойки подложить помидор под белые штаны какого-нибудь соратника.

Известно, что в последние годы жизни Сталин перенес серию инсультов, оставивших после себя очаги размягчения мозга… Известно также, что атеросклероз мозговых сосудов и размягчение мозга обостряют и усугубляют психопатологические черты личности. Именно этим можно объяснить требование Сталина содержать в кандалах его личного врача Виноградова.

Однако сверхценные идеи Сталина были адекватны ситуациям. Неадекватных поступков у него не было. Все поступки были целенаправленными. Поведение менялось в зависимости от ситуации. Можно проявить низменные инстинкты — давал себе свободу, нельзя — подавлял их. Оставлял жить определенных людей, понимая, что они могут решить те или иные задачи, принести пользу.

Его прагматизм вытеснял все остальное. Когда ему было выгодно, как требовал момент, так и поступал.

Сажал в тюрьмы жен своих ближайших соратников — Калинина, Молотова, чтобы проверить, насколько он для них значительнее и выше, чем жены.

Важно, что Сталин за свои действия отвечал. Он был полностью вменяем, отдавал себе отчет в своих действиях и в своих преступлениях.

Может быть, какая-то другая медицинская экспертиза придет к новым заключениям по поводу нелогических поступков И. В. Сталина, этот же консилиум пришел к констатации фактд, что Сталин поступал так, как того требовала ситуация, и, следовательно, признал вождя психически здоровым человеком.

…После переговоров в Польше делегации сходили из дворца по крутой узкой лестнице. Спустившийся на землю А. А. Громыко продолжал беседовать о чем-то с Войцехом Ярузельским, а среди советской делегации начало происходить нечто невообразимое: мячом отскочил в сторону Л. И. Брежнев, неестественно дрогнул и козлом прыгнул Д. Ф. Устинов… Распарывая торпедой толпу, на левом боку по лестнице летел премьер СССР Н. А. Тихонов, пока не уткнулся головой в ноги Громыко.

Оказывается, премьер потерял равновесие. Или другой случай.

В перерыве Всесоюзного совещания в Большом Кремлевском дворце Н. А. Тихонов вообще исчез. Час ищут премьера, второй и вдруг слышат схожий с лошадиным храп из туалета. Стучат, ломятся — никто не открывает. Взламывают дверь и видят премьера мирно спящего на стульчаке.

Дряхлеющий Ворошилов последние годы мог ходить только по прямой. При поворотах его правая нога становилась длиннее левой, отчего нарком начинал как бы танцевать мазурку на месте, и танцевал до тех пор, пока его под руки не уводили. Насмотревшись на танцы героя Гражданской, их начал копировать в последние годы А. А. Громыко. На Консультативном комитете стран Варшавского Договора в Софии он изображал мазурку-бабочку вокруг советского Генсека. Брежнев вначале ничего не понял, а когда уяснил, министр уже мотыльком лежал на асфальте, с поврежденным крылышком и окровавленным виском. Генсек помог подняться порхающему и пикирующему Громыко. При вручении очередной звезды Генсеку Громыко вновь захотел повторить танец-трюк, да своевременно был подхвачен под опущенные крылышки Андроповым и Кириленко и в полуобморочном состоянии вынесен на свежий воздух. Выходит, лавры Мильтиада — Брежнева не давали министру покоя.

Смех, да и только, но смех сквозь слезы.

Звонит Кириленко Брежневу:

— Лень, хочешь, ха-ха-ха-ха-ха, анекдот послушать? Ха-ха-ха-ха-ха-ха. Слушай! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!.. Извини, вылетел из головы.

Конечно же после этого должен был появиться настоящий анекдот. Раздается звонок в дверь квартиры Брежнева. Брежнев достает блокнот, открывает нужную страницу и громко читает:

— Кто там?

За дверью слышится шелестенье страниц блокнота и затем:

— Это я, Михаил Андреевич Суслов.

Старых людей надо беречь от самих себя. У них наступает излишняя самоуверенность, схожая с переоценкой ценностей.

В жаркий день в Крыму Генсек Ю. В. Андропов, искупавшись в море, решил обсохнуть на мраморной скамье под тенью магнолии и охладился настолько, что застудил почки.

В сентябре 1983-го на «первую дачу» Нижней Ореан-ды привезли аппарат «искусственные почки» Юрию Владимировичу. Холлы, предназначенные для отдыха, превратились в больничные палаты. Говорят, кого Юпитер захочет погубить, того лишает разума. Андропова он захотел лишить здоровья — и лишил.

В 1983 году министр внутренних дел В. В. Федорчук возжелал послать рыбки собственного копчения отдыхавшему в Крыму Генсеку К. У. Черненко. Генсек рыбки отведал, и у него сдали сердце и легкие. Больного срочно вывезли на лечение в Москву, но восстановить его здоровье врачи так и не смогли. За несколько часов до смерти Генерального секретаря ЦК КПСС К. У. Черненко первый секретарь МК и МГК КПСС В. В. Гришин решил показать его народу. Заставил больного подняться перед телекамерой и показал человека с того света.

Грустное это было зрелище.

Неожиданный инсульт повредил речевой аппарат Л. И. Брежнева. Поставленные зубные протезы не улучшили, а ухудшили дикцию Генсека. И чем старше он становился, тем больше впадал в маразматическое состояние.

Часто теряя очки, страшно гневался. И потому охранникам вменялось в обязанность иметь при себе полный набор очков для лидера: очки «для дали», «для чтения», «для докладов» и даже — «для домино». К игре в фишки Брежнев так пристрастился, что мог играть с охраной до двух, а то и до трех часов ночи. При выигрыше — находился в блаженном состоянии, при проигрыше — превращался в брюзгу. Оппоненты, понимая это, предпочитали лидеру уступать, чтобы страна и народ жили спокойно.

Выступать Ильич Второй предпочитал всегда по бумажке, отчего часто попадал в комические ситуации. При вручении ордена столице Азербайджана Баку Брежнев выступал на центральной площади столицы и, перепутав бумажки, ни к селу ни к городу объявил:

— Я поднимаю этот тост за товарища Алиева! — Помолчал, как бы давая время перекусить, и продолжил: — И этот тост я поднимаю за Гайдара Алиевича Алиева!

Люди примолкли в недоумении: площадного пьянства со времен Николая II в империи вроде бы не наблюдалось, а если предполагается, то почему не наливают?

Я работал тогда в Радиокомитете СССР. Нас всех срочно собрал друг юности Леонида Ильича, председатель Радиокомитета Сергей Георгиевич Лапин, и строго наказал оговорку Генсека забыть, а записи вымарать и в эфир не давать. Но слово уже вылетело, и его было не поймать.

Казалось бы, на ошибках учатся, а Брежнев не научился ничему. В 1981 году, выступая на XVI съезде Компартии Чехословакии, он вновь перепутал листки и с трибуны дважды рассказал чехословакам о положении в Польше.

Понимая комичность ситуации и желая как-то сгладить ее, Гусак в ответном слове по-русски произнес: «Мы очень рады, Леонид Ильич, что вы навестили наш съезд. Большое вам спасибо».

Последовал анекдот и тут. Навестила СССР Индира Ганди. Брежнев при встрече ее на аэродроме читает:

— Здравствуйте, госпожа Тэтчер!

Помощник поправляет Генсека:

— Леонид Ильич, это Индира Ганди.

Брежнев:

— Сам вижу, что Индира Ганди, а здесь написано госпожа Тэтчер.

Годы брали свое. Давно бы пора Брежневу на пенсию попроситься, а он, сивый конь, продолжал изображать кавалерийского рысака. Хотя без помощи уже не мог подняться по лестнице, по трапу. Потому во всех зданиях правительства: в первом корпусе Кремля, Дворце съездов, Большом Кремлевском дворце построили дополнительные лифты. Соорудили эскалатор для подъема на Мавзолей, самодвижущийся трап-эскалатор для поднятия на самолеты.

Зная большую страсть Ильича Второго к подаркам, Управление делами ЦК КПСС создало специальную службу, которая перед выездом в ту или иную республику предварительно договаривалась с местными Советами о том, какие подарки лидеру подносить.

Не договариваться было нельзя. Генсек стал капризным, и неугождение ему тем или иным подношением могло вызвать беспричинное брюзжание на несколько часов.

Дабы ублагостить шефа, соратники подослали для ухода за Генсеком красивую замужнюю медсестру Н. Мышиный жеребчик взбрыкнул. Начал брать Н. с собой в охотничье хозяйство Завидово, сажать за один стол с членами Политбюро даже тогда, когда за столом решались государственные и международные дела. Д. С. Полянский попытался возмутиться и немедленно был отправлен послом в Японию.

Покрывало Изиды с Н. срывать не полагалось.

Ты этого хотел, Дмитрий Степанович?

Н. обнаглела настолько, что стала делать замечания членам Политбюро, поучать охрану и однажды отважилась отчитать даже жену Брежнева Викторию Петровну.

Неглиже с отвагой необходимо было убирать. Но как?

Женщина почувствовала себя всесильной настолько, что даже такие мощные ведомства, как КГБ и МВД, в одиночку справиться с Н. не могли. Объединившись, они призвали на помощь Министерство здравоохранения во главе с Е. И. Чазовым и указали Н. на дверь.

Не кающаяся Магдалина от ухода за Генсеком была отстранена. Ее муж погиб в автомобильной катастрофе в год смерти Брежнева.

Как видим, и в русских государственных делах надо по-французски искать женщину: cherchez la femme.

А теперь мне хочется немного пооппонировать Евгению Ивановичу Чазову. Что бы ни говорили, а решающую роль в отношениях между странами играют их лидеры, их политическое кредо, их виденье мира.

Был Брежнев здоров, активен, адекватен, и разрядка шла, и внутри страны все было в порядке. Ну, а заболел Генсек, пошли у него дела скверно — вот вам и кризис внутри страны и в международных отношениях.

Не обошлось тут без упоминаемой миледи, роковой женщины, погубившей Брежнева, социализм и Советский Союз. Роковая встреча Брежнева с медсестрой Н. (ее близость с Брежневым, быстрый взлет от капитана до генерала) оказала пагубное влияние на лидера, ускорила его деградацию и поспособствовала развалу страны.

Помогли тому и так называемые друзья Генсека, потакавшие его слабостям и усугубившие их.

Начальника Четвертого управления Минздрава Чазова связывала тесная дружба с властелином КГБ. В 1973 году Чазов впервые увидел явные признаки прогрессирующей болезни Брежнева. «Я обратился, — пишет он, — к единственному человеку в руководстве страны, с которым у меня сложились доверительные отношения, — к Андропову…»

Академик спрашивает у Андропова, как удалить из окружения Брежнева медсестру Н. и исключить пагубное влияние некоторых его друзей, например, Черненко, который выслужился лишь тем, что постоянно поставлял Брежневу покладистых девушек. «И самое главное — в какой степени и надо ли вообще информировать Политбюро или отдельных его членов о возникшей ситуации?»

И тут, по словам Чазова, в позе Андропова «появилась какая-то растерянность». И Андропов дал Чазову такой совет: «Давайте мыслить реально… Никто ни в Политбюро, ни в ЦК нас не поймет, и постараются нашу информацию представить не как заботу о будущем Брежнева, а как определенную интригу. Нам с вами надо думать о другом. Эта информация может вновь активизировать борьбу за власть в Политбюро… Вот почему для спокойствия страны и партии, для благополучия народа нам надо сейчас молчать и, более того, постараться скрыть недостатки Брежнева».

Так-то вот, хотите — верьте, хотите — нет.

«…для благополучия народа, для спокойствия страны и партии нам надо сейчас молчать и, более того, постараться скрыть недостатки Брежнева».

Совет гэбэшника равен преступлению, ибо он хочет стать монопольным обладателем информации о здоровье Генерального, и в 1975-м, когда здоровье Брежнева ухудшится, Андропов даст указание Чазову рассказать об этом… Суслову. А сам в то время начнет учащенно встречаться с Генсеком и уверять его, что именно он, Андропов, а не кто другой больше печется о покое Генсека и его политической сохранности.

Брежнев последних лет жизни отличался от Ленина периода 1923 года только тем, что, в отличие от Ленина, мог что-то говорить, хотя не понимал и не хотел понимать, что именно, и, в отличие от Ленина, продолжал возглавлять государство и партию.

Но Чазова абсолютно не смущает, что это они, уважаемые профессора и академики, очень уж старались поддерживать в Брежневе видимость активного и разумного руководителя, мучая несчастного старика и определяя тем самым, по словам Чазова, не лучшим образом «будущее страны».

Чазова это не смущает.

«…моя совесть чиста, — пишет он, — ибо в конце 70-х годов о состоянии здоровья Брежнева, развале его личности знали не только Андропов, но и Суслов, и Устинов, и Черненко, и Тихонов, и некоторые другие члены руководства. Кроме того, имеются мои официальные обращения в Политбюро».

Выходит, не система зависела от людей, а люди от системы, не власть определялась здоровьем генсеков, а здоровье определялось борьбой за власть между задыхающимися, умирающими людьми, у которых не работали почки (Андропов), легкие (Черненко), которые перенесли две онкологические операции, инфаркт, урологическую операцию (Устинов), которые годами страдали от атеросклероза сосудов мозга и коронарной недостаточности (Суслов), но которые все время дрались и цеплялись за власть. При этом их тела отказывались выполнять простейшие физиологические функции, но они, загоняя болезнь внутрь, продолжали карабкаться вверх по лестнице власти.

«Страшно было смотреть на бледного, с тяжелейшей одышкой Черненко, стоящего у изголовья большой специальной (с подогревом) кровати, на которой лежал без сознания страшно изменившийся за время болезни его политический противник Андропов. Вся эта борьба Андропова с Черненко разворачивалась на фоне ухудшения здоровья того и другого», — констатирует Е. И. Чазов, оставаясь лишь простым статистом в этой драме.

А когда состоянием здоровья Брежнева поинтересуется Подгорный, Чазов резко пресечет неуместное любопытство: «Если Политбюро интересуется состоянием здоровья Брежнева, я готов предоставить соответствующее заключение консилиума профессоров».

А Брежнев тут же узнает, что состоянием его здоровья поинтересовался Подгорный, и в 1977 году Подгорного отправляют на пенсию, по анекдоту, за то, что он произносил слово «дубленка» как «дуб Ленька».

Андропову в 1976 году выдвигаться было еще не время, он «зарабатывал очки». Ему нужно было, чтобы ушли со сцены его соперники: Подгорный (1977), Косыгин (1980), Суслов (1982). Тут-то он и проявится, проявится, когда уйдет с дороги и сам Брежнев, но воспользоваться властью так-таки не сумеет, ибо сам окажется смертельно больным.

А Чазов при этом констатирует:

«Я был свидетелем такой борьбы и знал, что в ней используются все принципы и методы, а народ, к которому так громко апеллируют, чаще всего является разменной монетой в борьбе за власть».

Хорошо, что хоть когда-то просветление сознания у академика наступило. Дай, Боже, чтобы оно наступило и у всех россиян.

Пора нам перед выборами в руководящие органы власти пренепременно публиковать медицинские бюллетени о состоянии здоровья кандидатов, дабы избиратели не проголосовали за заведомого шизофреника, больного или обреченного лидера.

Медицинские же заключения, даже несмотря на академические звания лечащих светил, должны сопровождаться подписями нескольких авторитетов и закрепляться администрацией государственной безопасности, чтобы в случае введения народа в заблуждение было с кого спросить.

Генерал КГБ Геворков уточнял, что французы даже подключались к канализации Л. И. Брежнева, чтобы убедиться, что Генсек продолжает потреблять спиртное и у него неладно со здоровьем.

Вместо умершего Ф. Д. Кулакова по протекции Андропова секретарем ЦК избирают М. С. Горбачева. С первых же дней перевода Горбачева в Москву Чазов начинает выезжать с Горбачевым на рыбалку и информировать того о состоянии здоровья членов Политбюро.

От Чазова зависело, кому первому он позвонит о смерти того или иного лидера. О смерти К. У. Черненко Евгений Иванович первому позвонил Горбачеву. Горбачев попросил Чазова доложить о том на Политбюро.

Поздно вечером Чазов приехал и доложил.

Когда заседал ГКЧП, Чазову позвонил Долгих и сказал:

— Евгений Иванович, вы должны сказать, что Горбачев и Ельцин больны.

Однако Евгений Иванович уверил ГКЧП, что Горбачев вполне здоров, а его ссылки на нездоровье являются сплошной симуляцией. Здоров и Ельцин.

Оставив пост начальника Четвертого управления Минздрава, Е. И. Чазов становится министром здравоохранения и вроде бы говорит Горбачеву, что тот подобрал себе не то окружение. Горбачев Чазову не поверил, и тогда министр подал заявление об увольнении по собственному желанию, взявшись возглавлять кардиологический центр.

В 1968 году в этот центр привезли больного маршала Г. К. Жукова с тромбозом мозговых сосудов.

Врачи переполошенно стали уверять, что Георгий Константинович умрет через два часа. Чазов на свой страх и риск ввел больному препарат по рассасыванию тромбов и продлил прославленному маршалу жизнь на несколько лет.

Но у Г. К. Жукова неожиданно заболевает и скоропостижно умирает жена, по возрасту на двадцать лет моложе Георгия Константиновича.

Этой трагедии герой войны не выдержал, его разбил паралич, и ровно через полтора месяца маршал последовал следом за женой в мир иной.

ХРУЩЕВИНА, ИЛИ БЫЛА ЛИ ПРАВА УДАЛАЯ ГОЛОВА?

Короля играет свита, возрожденная им архитектура, наука и выращенная флора. А король олицетворяет архитектуру, науку, флору и свиту.

Окружение государя свидетельствует о вкусах, нравах, пристрастиях, возможностях и целеустремленности определенного отрезка времени.

Сурово-мрачный и прочный архитектурный, хвойнотеневой садово-парковый стили И. В. Сталина нам известны; темно-зеленого цвета ели с барбарисовыми и туевыми бордюрами, выровненные как по ранжиру, подчеркивали характер и военные устремления этого индивида.

Садово-парковыми посадками Кремль и любимые дачи вождя были одеты как в пограничную форму одежды, отчего напряженно-сторожко встречали посетителей с недоверием и подозрением.

При Н. С. Хрущеве Кремль как бы вышел к людям навстречу с расшитыми рушниками, хлебом-солью и обнаженно-родниковой душой, открыв взорам посетителей вместо мрачных туевых, барбарисовых и хвойных деревьев кипенье цветов яблонь и вишен в таком экстазе, от которого жаворонками воспаряли и пели сердца.

Бордюры с лужаек исчезли, явив обзору открытые, залитые солнцем цветущие поляны, где, красуясь друг перед другом, вели хороводы гладиолусы, гвоздики, георгины, гортензии, маки, тюльпаны, хризантемы.

Радость и радушие натуры Хрущева смывали хмурость и подозрения Сталина, почему восприемник на первых порах показался значительнее и притягательнее предшественника.

А мудрость гласит — первоевпечатление обманчиво.

С семьей Хрущевых я познакомился в шестидесятых годах на Девятой подмосковной (бывшей сталинской) даче, именуемой Горки-9, когда подменял сотрудников его охраны, поочередно отбывавших в отпуска.

Комендантом дачи тогда являлся Божко В. М., а в личную охрану Хрущева входили офицеры Столяров И. М., Литовченко Н. Т., Коротков И. X., Бунаев В. И., Васильев Н. Ф., Балашов И. А., Казин Н. А., Солдатов М. П.

Основной двухэтажный особняк дачи стоял с левой стороны от въезда в ворота. Стены его внутренних помещений были убраны деревянными панелями, вдоль которых стояли тяжелые диваны, обтянутые черной кожей. Посредине возвышался огромный стол: здесь по выходным дням собирались все члены семьи от мала до велика. Традиционные славянские обычаи собираться за столом семьей свято соблюдались. Но мрачная столовая с черным камином, отделанным серым мрамором, выглядела негостеприимно и как бы противилась радушию общения.

По наказу хозяйки Нины Петровны все члены семьи обязаны были сотрудников и приближенную к семье обслугу знать в лицо и звать по имени-отчеству, отчего и те и другие порядком уставали. И особенно уставали от малышей, которые устраивали между собой своеобразные соревнования на угадайки. По нескольку раз в день они обходили посты, спрашивая каждого дежурного: «Как тебя зовут?», а по возвращении уточняли: «Тебя зовут так-то и так-то». Причем при правильном ответе первый угадавший загибал первый палец на руке и двигался к дежурному второму. И так — до наступления сумерек. Обойдя по периметру дачу и пригибая на руках пальчики, внуки шли радовать познаниями деда Никиту. При этом каждый пальчик становился дежурным с именем-отчеством, а иногда даже и с фамилией, стоящим у ворот такого-то подъезда, гаража, лодочной станции и оранжереи.

Комендант дачи представил меня хозяевам в момент семейного несчастья, когда большинство членов семьи понуро стояло около лежащей на подушке ослепительно белой собачки, с мокрой тряпицей на голове и градусником в попе. Над ее тельцем колдовал с кардиографом ветеринар. Над ветеринаром склонился знакомый мне сотрудник охраны, на которого хозяева и дети нет-нет да и метали сердитые взгляды.

Президент США Дуайт Эйзенхауэр некогда подарил Хрущеву двух пушистых собачек породы чихуахуа: Мишку и Машку. Машка слыла домоседкой, а Мишка — шлюхом, так как предпочитал шляться где угодно и когда угодно, выбирая самые темные и «злачные» места.

Перед нашим появлением он проник на второй этаж кухни, с ногами забрался в огромное фарфоровое блюдо остывающего холодца и, когда был пойман с поличным, с отчаяния бросился в окно.

Второй этаж дачи по высоте приравнивался к третьему этажу обыкновенного кирпичного здания. Под окнами шли асфальтированные дорожки, на одну из которых воришка угодил, и от удара об нее впал в беспамятство.

Хозяевам нужен был козел отпущения, им-то и оказался, стоящий козлом на двух ногах, склоненный сотрудник охраны.

Когда Божко представил меня, Хрущев окинул быстрым взглядом и молча протянул руку. А Нина Петровна пожелала кое-что выяснить из моей биографии.

— Не время! Знаю я его, — перебил жену хозяин. — Позже познакомишься. — Главе было неприятно семейное представление, как неприятно и нам. И потому он поскорее пытался нас выпроводить. Но Нина Петровна вспылила:

— Твое «позже» вот чем оборачивается. — И кивнула на лежащую собачку.

Хозяин не стерпел:

— Сотрудники безопасности выделены для охраны правительства, а не для ухода за собачками. Совсем распустились! Все готовы на чужие плечи переложить. Не бывать тому.

При громких голосах песик оторвал голову от подушки, неуклюже поднялся, зубами выдернул градусник из попы и заковылял в свой домик. Домики у Мишки с Машкой были сооружены из круглых деревянных бревешек, отделаны изнутри карельскими панелями, с крылечками, окнами и трубами, на манер русских крестьянских изб. Усадьба была огорожена невысоким забором, который при собачьей прыти можно было легко перемахнуть, но можно было и галантно войти через вращающиеся на шарнирах калиточки.

— Вы свободны, — заключил Хрущев. — О случившемся забудьте.

Песика хозяин любил за то, что Мишка предугадывал все желания хозяина и с собачьей угодливостью пытался их предупредить. Желая вызвать хозяина на про-гулку, он подтаскивал ему ботинки. А при желании пригласить на реку — волок спасательный круг или ласты. Хрущев до небес возносил понятливость пса, чем до глубины души обижал достоинства немецкой овчарки по кличке Арбат.

Арбат до появления четы чихуахуа делал то же самое не спеша и с полным достоинством. Мишка же больше подхалимничал, больше пытался обратить на себя внимание и потому бесконечно суетился под ногами и абсолютно всем мешал. Уяснив собачьим чутьем, что хозяин к нему благоволит, Мишка вызвался быть его верным стражем. Садился мордой вперед перед Хрущевым и истово облаивал всех, кто к хозяину приближался. Арбата вначале нехотя пропускал, затем стал пропускать с ворчанием и наконец настолько обнаглел, что решился овчарку покусать: снежным комом подкатился под нее и вцепился зубами в лапу.

Терпение Арбата лопнуло. Он пастью схватил грубияна поперек живота, кинул под брюхо и с негодованием начал на него мочиться. Мишка крутился юлой, изворачивался, пытаясь уклониться от неожиданного душа, но не тут-то было: куда бы он ни совался, везде перегородкой ему оказывался забор из Арбатова хвоста и лап, везде его обстреливала Арбатова моча, как из брандспойта.

Уделанный с ног до головы, Мишка был унесен в ванную, несколько раз выкупан с самым душистым шампунем, однако пахнуть Арбатовыми выделениями перестал лишь через месяц.

А через месяц хозяин изъявил желание покататься по реке на катере. Мишка желание предугадал и перед свитой перекати-полем покатился к пристани. Москва-река взволнованно клокотала и гулко колотила в берега волнами. Зверек же, вбежав на пристань, принялся призывать людей лаем до тех пор, пока очередная волна не окатила его с головы до ног и щепкой не скинула с пирса.

— Мишка! Мишка тонет! — заплакали детишки.

— Мишка тонет! — в унисон детям гаркнули дед с бабой.

Поскольку никаких спасателей с нами не оказалось, я уяснил, что семья призывает в спасатели меня, и, не раздеваясь, кинулся в осеннюю воду, схватил дрожащее собачье тельце и передал в руки испуганной Нине Петровне.

Мутная жижа лилась с меня водопадом, однако переобмундироваться мне не дали потому, что хозяева очень торопились на водную прогулку. В рулевом кубрике разрешили переодеться лишь в теплый хозяйский халат, а для сугреву плеснули в чарку чистого спирта.

Выглядел я весьма презентабельно: на ногах — хро-мачи, на теле — тканый халат, на халате — портупея, а на портупее — преогромнейший пистолет Стечкина в деревянной кобуре.

— Вам фески не хватает! — пошутила младшая дочь Хрущева Лена и повязала чело «халатному человеку» белым шелковым шарфиком.

Компании от того стало очень и очень весело. Всех же веселее вел себя Мишка. Даже тогда, когда люди смеяться давным-давно перестали, он, сидя на диване, в одиночестве продолжал скалить зубы.

Через два часа процессия, гогоча и улюлюкая, вернулась на дачу. Замыкал шествие турецкий паша, облаченный в стеганый бухарский халат, шелковую феску, хромовые сапоги и в «болшой-болшой» пистолет.

Будь здоров, Мишка, и не кашляй. Ты дал возможность простолюдину облачиться в одежду паши и ощутить себя гороховым шутом.

Ходила молва, что Хрущев, будучи первым секретарем ЦК КПУ, принял от украинцев в подарок первый выпущенный отечественный стационарный магнитофон, предназначенный для работы на радиостудиях. В своей книге «Те десять лет» А. И. Аджубей по этому поводу вспоминает: «Когда все разъехались, Никита Сергеевич вышел на веранду и попросил включить магнитофон с записями птичьего пения. Он привез магнитофон из Киева, очень гордился тем, что киевские рабочие и инженеры сделали его надежным, часто включал. Пение птиц записывал сам, устанавливая по вечерам тяжелый деревянный ящик в кустах, где гнездились соловьи и другие голосистые птицы. Этот аппарат работал лет тридцать».

Вскоре после получения подарка Хрущева перевели в Москву, и Сталин поинтересовался:

— Товарищ Хрущев, поговаривают, что украинской промышленностью выпущен первый отечественный магнитофон. Так ли это?

— Да, товарищ Сталин, первый отечественный магнитофон киевлянами выпущен. Я забыл сообщить вам. Аппарат еще требует доработок. Нужно некоторое время для его доводки, после чего я думал показать его вам.

Сталин:

— Так ли плох первый образец? Говорят, будто один из руководителей даже получил в подарок опытный экземпляр. Кто бы отважился некачественный магнитофон руководящему работнику дарить?

Хрущев похолодел. Понял, что дал промашку. Первый опытный образец ему следовало поднести генералиссимусу, и все бы стало на свои места. Жадность обуяла. Э-хе-хе-хе-хе-хе-хе! Крутись теперь колобком, выкручивайся.

— Мне, товарищ Сталин, этот громоздкий ящик поднесли. Звук у него чистый, но весит агрегат около двух пудов. Попросил облегчить, переключатели усовершенствовать.

— Записи какие-нибудь сделали? — интересуется Сталин.

— Немного. Курского соловья записал, других разных певчих птичек.

— Вай-вай-вай! — радуется Виссарионович. — Страсть люблю соловьев слушать. Не откажете в удовольствии?

— Как можно? С радостью, товарищ Сталин, продемонстрирую. Завтра же привезу магнитофон вам.

— Что вы, что вы! — отмахивается Верховный. — Кто же подарки передаривает? Да и занят я завтра. Освобожусь немного и, с вашего соизволения, позвоню. Не откажите старику.

Этой же ночью в три часа зазвонил телефон вертушки, и в трубке послышался хрипловатый голос хозяина:

— Товарищ Хрущев, луну видишь?

— Вижу, товарищ Сталин.

— И я вижу, — радостно сообщает вождь. — Но луна без песен только грусть наводит. К ней бы соловьиную руладку подпустить, и, глядишь, настроение изменится.

— Одну минуточку, товарищ Сталин. Сейчас я трубку к магнитофону поднесу, и руладка придет, — старается Хрущев.

— Ой, недогадливый какой, — смеется вождь. — С каких это пор соловей петь по телефону стал. Нэ ленись. Привози магнитофон, и вместе послушаем. Да поторопись, а то луна скроется и соловей не тем станет.

Кряхтя и чертыхаясь, Хрущев начал одеваться. Вызвал машину, охрану и поехал в особый сектор здания правительства, в Кремль.

Входить же в кабинет Сталина могли только приглашенные члены Политбюро, секретари ЦК и, в исключительных случаях, офицеры его личной охраны. Потому тащить тяжеленный магнитофон Хрущеву пришлось одному. В кабинете Сталина он долго отдувался, а вождю не терпелось, просто никак не терпелось скорее услышать соловья. Магнитофон включили, и соловей так начал для вождя стараться, так разлюли-малину разливать, что запись была прослушана трижды. А когда Верховный досыта наслушался, Хрущев предложил оставить магнитофон в кабинете вождя. Но Сталин прямо-таки осерчал:

— Нэ понимаю. Вам что, неприятно со мной встречаться? Приятно. Так в чем же тогда дело? Встретимся еще раз-другой.

Соловья Генсек слушал две недели сряду, и всегда с трех часов ночи до пяти утра. Каждый раз телефонный звонок к Хрущеву раздавался в одно и то же время, и Хрущев по безлюдной Москве волок громоздкое создание из дачи в машину, из машины — на третий этаж, в кабинет вождя, из кабинета — в машину, из машины — на дачу.

Через несколько бессонных ночей у него начался тик левого верхнего века, стала кружиться голова и появились недвусмысленные признаки радикулита.

С величайшей радостью он давно бы выбросил из окна злосчастный магнитофон, если бы не опасался вместе с ним выбросить должность и уважение усатого мучителя.

Магнитофон впоследствии Хрущев задвинул в темный угол дачного чулана. А после смерти отца всех народов упросил охранника бросить чугунное чрево с высокого обрыва Москвы-реки и так громко радовался, когда магнитофон кувыркался по обрывам, так хохотал и приплясывал, что лягушки повыскакивали из ряски и ошалело пялили зенки на непонятно отчего приплясывающего толстого человечка.

Дачный поселок Сергеевич засеял кукурузой, овощами, бахчами. По утрам, прогуливаясь, любил вытащить из грядочки свежую морковку, обтереть ее о штаны и аппетитно похрустеть.

В свободное время предпочитал ходить в лес за грибами, стрелять по движущимся мишеням. Для чего за забором дачи соорудили прекрасный тир.

Из певцов любимым исполнителем Хрущева считался Борис Иванович Гмыря. Во время войны он позволил себе выступить перед фашистами. Ему грозил расстрел. Никита Сергеевич от «вышки» певца спас, за что Борис Иванович всю жизнь был Хрущеву обязан.

Подобно усопшему шефу, Никита Сергеевич под старость после третьей стопочки иногда звонил певцу в Киев и слезно умолял:

— Борис Иванович, дай «Рушничок» или «Дивлюсь я на нибо».

Борис Иванович хотел петь по телефону, но Персек просил пожаловать лично. Как было отказать? И летел певец, и пел для избавителя, а избавитель вальяжно откидывал голову, дивился на нибо и жалел, «чому он ни сокил? Чому не литае? Чому ему Боже та й крыльев не дав, он землю б покинув, на нибо б злитав». Злитав бы на сустречу с душой первой жены своей, ненаглядной Ефросиньи Ивановны, которая оставила вдовцу сына Леонида и дочь Юлию. От второго брака с Ниной Петровной Кухарчук у Никиты родились Рада, Сергей и Лена. Лена умерла в возрасте двадцати восьми лет от «волчанки», но многие ее нововведения среди Хрущевых были живы, пока сохранялась крепкая образцовая семья. На даче сохранялись грядки цветов, оранжереи с гидропоникой. Сохранялся пес Арбат. Огромное количество голубей в голубятне.

Каких только пород здесь не было: веероносные и попугайные, каменные и бурые, вяхири и турманы, клинтухи и никобары, и все большей частью сизо-голубой масти. Сизой голубкой отхлопотала над землей Ленина душа и вознеслась, растаяла в летнем бездонном небе.

Дед с внуками уехал отдыхать на море, а голуби возьми да и выпорхни в бездонную синеву. Ввинтились штопором в поднебесье с глаз долой да и не вернулись.

Что делать коменданту дачи? Всех подчиненных по округе изгонял, но никто ничего путного не сказал о приблудной стае.

День искали, неделю, месяц. И решили купить голубей таких же мастей и в том же количестве. Запустили в клетку и успокоились.

Хозяин подмены не заметил. А внук Никита влез в клетку и оторопел: те же вроде голуби, да не те. На руки и плечи не садятся, в глаза не заглядывают. Грохнулся внук прямо на пол клетки, и начал кататься по помету, и такой рев закатил — дед с бабой кубарем со второго этажа скатились:

— Что случилось, внучок? Чем опечален?

А к Никитке не подступиться. Катается, слова от рыданий вымолвить не может. Дед внука на руки поднимает, баба теплого молочка подносит. Отошел внук и раскрыл глаза деду на подвох коменданта.

— Не те, деда, это голуби!

— Как не те? — изумляется дед. — Куда же те подевались?

— Не те! — утверждает Никитка. — Мои были ласковые. И по цвету другие. У турмана на зобу четыре желтых перышка было и одно белое. А этот весь одинаковый. А чиграж и клинтуха вовсе с перьями не того цвета.

— А подать-ка сюда Божко, — приказывает властный дед.

А Божко сам тут как тут, листом осиновым трясется, начисто забыв о том, что фамилия его берет родословную аж от самого Бога.

— Изволь объяснить, кто смел голубей подменить? — гневается блестящая голова.

— Не подменял их никто, Никита Сергеевич. Старые улетели и не вернулись. Мы и купили новых, совершенно таких же.

— Да понимаешь ли ты, что ту стаю мы собирали по птице. В ней каждый голубь со своей родословной по пятому, а то и по шестому колену был. Да разве могут эти нетопыри с породистыми сравниться! Ох-хо-хо-хо-хо-хо! Не могут и никогда не сравнятся. Потому наказание придумай себе сам, а я еще ужесточу его, — пугал Хрущев и без того перепуганного коменданта. — Прочь иди с глаз моих и две недели на глаза не попадайся! Ступай!

Божко ушел.

Через две недели хозяин сам пожаловал в комендатуру и еще с порога миролюбиво объявил:

— Погорячился я. Но поделом. Нельзя халатно к работе относиться. Нельзя! Не могу внуку в глаза смотреть…

И у коменданта отлегло от сердца.

— Пронесло! — обрадовался он. — Пронесло. Но, Господи Боже, с какими передрягами!

Однако радовался Божко преждевременно, ибо беда никогда не ходит одна. Стоило деду объявиться в доме, как хвостом за ним стал таскаться внук Иван Аджубей.

— Ласкажи, деда, сказку. Никто мне сказок не лас-казывает.

До сказок ли Сергеевичу. Но родители Ванюши отбыли по делам в Москву. К бабе подруга приехала, и Ванюша почувствовал себя одиноким.

А поскольку дед на просьбу внука не реагировал, Иван, желая обратить на себя внимание, повис на дедовой ноге. Раньше дед шел и нес на ноге внука, теперь же резко схватил за шиворот и тяжело шлепнул ниже спины.

Кубарем выкатился Иван за дверь и всю округу решил оповестить ревом о дедовой несправедливости.

— Ы-ы-ы-ы-ы! — рыдал Иван. — Ы-ы-ы-ы-ы-ы!

— Чего ревешь? — поинтересовался дежурный.

— Деда делется! — жалуется Иван.

— Как дерется? — любопытствует военный.

— А вот как, — показывает сорванец, хлопая себя ладонью ниже спины.

— Хреновый дед тебе достался, — сочувствует служивый и гладит малыша по головке.

— Ласкажи сказку, — канючит малыш.

— Не могу я, Ванюша. Нельзя мне на посту разговаривать. Я и так с тобой инструкцию нарушил. Да не волнуйся, брат, видишь, автомашина с горки скатывается, не иначе твои родители возвращаются. Они не одну, а целых две сказки тебе подарят.

В автомашине действительно приехали Рада и Алексей Аджубей. Ивана пригласили в кабину, и тот напрочь забыл о детских обидах.

Но не прошло и пяти минут, как у Божко зазвонил телефон из главного дома:

— Владимир Клементьевич, Рада Никитична беспокоит. Предупредите, пожалуйста, дежурного на въездных воротах, чтобы он не употреблял ругательных слов в присутствии детей. Ванюша подошел и спрашивает: «Мама, что такое дед кленовый?» Я аж обмерла. «Где ты слово такое услышал?» — спрашиваю. А он с детской наивностью отвечает: «Дезулный сказал: твой дед кленовый». Представляете, что могло быть, если бы он спросил у деда. Теперь несколько дней придется потратить, чтобы из его памяти это слово вытравить.

— Спасибо, Рада Никитична. Спасибо, милая! — успокаивает Божко. — Сейчас же займусь воспитанием. Спасибо еще раз.

Подойдя к воротам, Божко строго сказал:

— Германенко! Суши сухари.

— Почему это я их должен сушить? — опешил Гор-маненко.

— А потому, — чеканил слова Божко, — что Ванюшка сейчас спросил у самого, что значит дед кленовый? Тот поинтересовался, от кого внук такое слово услышал, и узнал, что от тебя. Вот я и говорю: суши сухари!

Горманенко качнулся в сторону, обмяк и пластом шлепнулся на землю.

— У, мать твою, неженки паршивые! — ярился Божко. — Чепуху пороть горазды, а ответ нести их поджилки не держат. Вставай! Пошутил я. Не у деда Иван спросил, а у Рады Никитичны, она и попросила тебя предупредить.

— Шутки у вас дурацкие, Владимир Клементье-вич! — ожил Горманенко.

— Потому и дурацкие, чтобы умники дурочку не пороли, — оборвал комендант.

К полудню, после купания в Москве-реке, Алексей Иванович Аджубей так разогрелся, что стал не в меру весел и словоохотлив. Он то без конца сыпал каламбурами, то приулепетывал за садовницами, и так преуспел в своих забавах, что Нина Петровна сочла необходимым вмешаться.

— Алексей Иванович! — подпершись в боки руками, громко с крыльца позвала она. — Пожалуйте в дом на минуточку.

Зять пожаловал, но долго находиться с тещей наедине не смог, выбежал на крыльцо, с крыльца в автомашину и на полном газу помчался к воротам.

— Дежурный, — крикнула вослед зятю теща, — не выпускайте Алексея Ивановича, он пьян!

Приказ хозяйки для дежурного неукоснителен. Алексея Ивановича за рулем дежурный за ворота не выпускает. Алексей Иванович разобиделся и на бешеной скорости начал брать ворота на таран. До дна давил педаль газа автомашины, разгонял ее до максимальной скорости. Мчался и шумно тормозил возле самых ворот. Раз мчался и тормозил, два, три, пять, и нервы у дежурного не выдержали. Он ягуаром кинулся в дверку кабины и попытался вырвать ключ зажигания из замка. Аджубей же ключ не давал, и они начали лихо носиться на машине по дачным дорожкам. Алексей Иванович всячески пытался избавиться от нежданного посетителя, но дежурный оказался несокрушимым и висел на машине, как прилипала. С дорожки автомашина залетела на клумбу, с клумбы за оранжерею, за оранжереей чекист изловчился, и ключ зажигания оказался в его руках.

Автомашина фыркнула и затихла.

— Гэбэшники поганые! — запричитал Алексей Иванович. — Нигде управы на вас нет. Ноги моей здесь больше не будет!

И так впечатляюще рыдал, так содрогался всем телом, что автомашина сочувственно подскакивала на рессорах и, кажется, тоже всхлипывала от гэбэшной несправедливости.

В великих домах великие и потрясения. Однако всякая черная полоска жизни когда-то сменяется на белую. Сменилась она на другой день и в судьбе Хрущевых-Аджубеев. Первыми из дачи, как скворцы из гнезда, вылетали всегда птенцы Никитка и Ванюшка. Сегодня они так торопились, что даже губки не вытерли после яичницы.

Дежурный балагур Разговоров принялся за просвещение детей:

— Яички, значит, кушали?

— Да-а-а-а, — до ушей улыбнулись пацаны.

— Подписанные яйца ели или неподписанные?

— Подписанные, — согласились ребята.

— А как думаете, кто их подписывает? — не унимался балагур.

— Не знаем!

— Как же вы можете есть, чего не знаете.

— Яйца-то мы знаем! — показал осведомленность Иван.

— Но не знаете, кто и что на скорлупках написал, — не унимался Разговоров. — А написала на них грамотная курица-ряба. Окунула коготок в чернила и начертила: «Я, курица-ряба, снесла яички для Ванечки и Никиточки, чтобы они их ели и вырастали поскорее».

— Не бывает гламотных кул, — не согласился Иван.

— Почему не бывает, — возразил Никитка, — я сам видел, как одна курица писала ногой на песке.

— На песке, а не на сколлупке, — не соглашался Иван.

— Но если курица пишет на песке, она и на скорлупке может написать, — утверждал Никитка.

— Хорошо. Хорошо. Этот вопрос мы разобрали. А теперь ответьте мне, почему мамонт есть, а папонтов нет? Дяделы есть, а тетелов нема? Не знаете? А надо бы знать.

Озадаченные внуки пошли за ответами к старшим, на что через несколько минут раздался телефонный звонок к коменданту и наставительно-миролюбивый голос дедушки Никиты посоветовал:

— Владимир Клементьевич, прошу вас ни про грамотных кур, ни про папонтов детям не рассказывать. Битый час переубедить не могу. Очень прошу. А то ведь я и обидеться могу.

* * *

Разным бывал Никита Сергеевич: злым и ласковым, гневным и добросердечным, нетерпимым и покладистым. Мог с рогатиной на медведя пойти и ретироваться перед хамом.

На ливадийской даче я никак не мог взять в толк, почему мы третий раз идем на пляж не через парадную дверь, а выбираемся по запасной черной лестнице, обходим дом с тыльной стороны и только потом оказываемся на берегу моря, когда сподручнее и ближе идти через парадную дверь.

— Никита Сергеевич, я никак не пойму, почему мы к морю ходим зигзагами, а не напрямую?

Замялся Хрущев и поясняет:

— У парадного входа редактор стенной газеты дежурит и все время пристает: «Напишите передовицу для нашей газеты. Напишите передовицу». Я так и этак отнекивался и решил через парадный вход не ходить до тех пор, пока он там стоит на посту…

Уму непостижимо! Глава государства, осаживающий на скаку любых оппонентов, спасовал перед абсолютным невеждой. Но спасовал ведь.

Наезжая время от времени из Калиновки, добрая сестра хозяина Ирина Сергеевна рассказывала:

— Упрямым в молодости был Никита: упрется когда, хоть кол на голове теши, а своего добьется.

Ошибалась, выходит, сестра родная: какой уж тут кол, когда смелости поставить на место неотесанного невежду и то Сергеевичу не хватало.

Вот попробуй и пойми человеческий характер.

* * *

Жизнь  и  деятельность  Н.  С.  Хрущева  вызывает  и  бу­дет  вызывать  множество  исключающих  друг  друга  оце­нок.  Он  сам  о  себе  говаривал:  «Отец  работал  в  Донбас­се,  на  рудниках,  в  бывшей  Юзовке.  Я  слесарничал  на заводе  Босса.  По  рождению  курянин.  В  партию  вступил в  1918  году.  С  1919  по  1921  год  находился  в  армии. После  демобилизации  был  выдвинут  секретарем  руднич­ного  комитета  партии,  заведовал  орготделом  Киевского окружного  комитета.  Потом  учился  в  Промакадемии,  где избирался  секретарем  парткома.  Оттуда  меня  выдвинули секретарем  Бауманского  райкома  партии  Москвы.  Думаю, делалось  это  с  помощью  жены  Сталина  Надежды  Серге­евны  Аллилуевой.

С 1932 года перешел на работу в Московский комитет партии и прочно занял просталинскую позицию».

Вот отрывок из отчетного доклада МГК ВКП(б) от 7 мая 1937 года: «Агенты врагов народа просочились на районные и даже городскую конференции. Я фамилии покамест называть не буду, и вы меня не заставите. У нас бывает до известного времени так, что надо молчать, держать язык за зубами, а когда нужно будет, мы не постесняемся, мы скажем… Надо помнить слова товарища Сталина, что мы находимся в капиталистическом окружении, что враги-капиталисты будут посылать нам своих агентов, будут все делать для того, чтобы подорвать силы социализма».

Линия на очищение московской партийной организации от «вражеского охвостья» еще решительнее стала осуществляться Хрущевым после конференции. 14 августа на пленуме МГК ВКП(б) он сформулировал свою позицию кратко и жестоко: «Надо уничтожить этих негодяев. Уничтожая одного, двух, десяток, мы делаем дело миллионов. Потому надо, чтобы не дрогнула рука, нужно переступить через трупы врага на благо народа».

И переступал.

За что в феврале 1938-го становится первым секретарем ЦК Компартии Украины, а через год — членом Политбюро ЦК ВКП(б).

При выезде на работу на Украину Хрущев взял с собой в качестве главы НКВД некоего Успенского. В 1938 году Успенский провел на Украине такие репрессии, в результате которых более сотни человек из членов старого состава ЦК КПУ были арестованы и только троих оставили в покое.

По прибытии в Киев Успенский вызвал к себе сотрудников аппарата и заявил, что не допустит в работе либерализма и мягкотелости, а также длительных рас-суждений, как в синагоге. Несогласных с ним попросил написать заявления об увольнении.

Успенский вместе с Хрущевым несет ответственность за массовые пытки и репрессии: Хрущев один из членов Политбюро, вместе с Успенским участвовал в допросах арестованных.

На пост первого секретаря МК и МГК ВКП(б) он вместо себя рекомендует А. И. Угарова, до того работавшего секретарем Ленинградского горкома партии. На пленуме, где утверждалась кандидатура выдвиженца, Хрущев проникновенно говорил: «Такого соседа мы чувствовали всегда, выходец в некоторой степени из московской организации, так сказать, он к своим родственникам возвращается». И предложил «дружно проголосовать за кандидатуру преемника».

Не прошло и девяти месяцев, и 2 ноября 1938 года состоялся внеочередной объединенный пленум МК и МГК, который стал разбирать «ошибки руководства московской организации ВКП(б)». С докладом на нем выступил тот же Хрущев, вызванный Сталиным из Киева. И докладчик охарактеризовал Угарова старым врагом, завербованным троцкистами и правыми, проводившими вражескую работу в Ленинграде и Москве.

Таков первый период деятельности «дорогого Никиты Сергеевича»; второй начался спустя одиннадцать лет, когда Хрущев вновь возглавит московскую партийную организацию, оставаясь одновременно и секретарем ЦК ВКП(б), сменив на этом посту Г. М. Попова.

Говоря о деятельности Хрущева на посту руководителя московских большевиков в 1949–1952 годах, нельзя не отметить его огромного вклада в развитие городского хозяйства столицы и особенно в жилищное строительство. В сельском же хозяйстве результаты его деятельности оказались более чем скромными и даже принесли ему серьезные неприятности. Так, определив новые хозяйственные центры в 1127 объединенных колхозах, он в 1950 году узнал, что рассмотрены и утверждены правлениями были лишь 318, общими собраниями колхозников 234, а исполкомами райсоветов всего 260. Но в большинстве этих колхозов в течение полугода не проводилось ни одного собрания колхозников, не говоря уже о беседах и лекциях.

В апреле 1950 года МК был вынужден провести совещание по вопросу улучшения руководства сельским хозяйством. Но после отчетного доклада секретаря МК ВКП(б) выяснилось, что в прениях записалось всего два человека. То есть на деле выходило, что сельчане к проведению укрупнения не готовы. И 4 марта 1951 года в газетах «Правда» и «Московская правда» была опубликована его статья «О строительстве и благоустройствах в колхозах», которая произвела двойственное впечатление: с одной стороны, она проникнута искренней заботой о нуждах сельских тружеников, стремлением ликвидировать отставание социального развития села, приближением условий труда и жизни колхозников к городским. А с другой — чувствовалось явное забегание автора перед обстоятельствами, игнорирование им реальных возможностей народного хозяйства тех лет и психологии деревенского жителя.

Одним из важных вопросов Хрущев считал сселение мелких деревень, строительство новых, укрупненных сел и поселков.

Реакция не заставила себя ждать. 23 апреля 1951 года пленум МК партии обсудил закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов». Сталин при составлении этого письма сказал: «Хрущев болен манией вечных реорганизаций, и за ним следует внимательно следить».

Генеральный оказался глубоко прав.

В письме отмечались факты ошибочных представлений по некоторым вопросам колхозного строительства у ряда партийных и советских работников. Серьезные претензии предъявлялись и к хрущевской статье. Хрущев полностью признал ошибочность своей статьи, но после смерти Сталина, став Первым секретарем партии, предложил отменить принятое в апреле письмо ЦК партии. Компания по сселению, а фактически по ликвидации исстари сложившихся деревень, сокращения приусадебных участков и количества скота у населения примет губительный размах.

В сентябре 1953 года Пленум ЦК КПСС по предложению Г. М. Маленкова изберет Хрущева Первым секретарем ЦК КПСС, откуда и начнется новая глава его деятельности.

* * *

5 марта 1953 года, в день смерти Сталина, Президиум ЦК вернул маршала Г. К. Жукова в Москву на должность заместителя министра обороны СССР.

Летом 1953-го министр обороны Н. А. Булганин вызвал зама к себе и загадочно сказал: «Поедем в Кремль. Имеется срочное дело».

Приехали… В кабинете Н. С. Хрущева застали Г. М. Маленкова. Хрущев без вступления озадачил — нужно арестовать Берия. Предложил Жукову взять с собой несколько надежных генералов, двух адъютантов и прихватить оружие. После длительной паузы Жуков согласился.

На другой день прославленный маршал с генералами П. Ф. Батицким, К. С. Москаленко, М. И. Неделиным и двумя адъютантами поехали в Кремль, как приглашенные на заседание Президиума ЦК. Разместились в комнатах неподалеку от зала заседаний.

Раздался звонок. Жуков встал и, обращаясь к генералам, сказал:

— Мы должны арестовать Берия. Он собирается захватить власть. Понимаете значение порученного?

Пришедшие молча согласились и тесной толпой во главе с Жуковым вошли в зал. Берия сидел в центре стола, генералы направились к стульям у стены, за его спиной, как бы с намерением на них сесть. Жуков стремительно подошел к Берия со спины и скомандовал:

— Встать! Вы арестованы.

Берия продолжал сидеть. Тогда Жуков, заломив руки, приподнял его, встряхнул. Накинул наручники. Провел руками по бедрам Берия, ища оружие, его при Берия не оказалось.

«Мои сподвижники быстро ощупывают карманы костюма Берия — нет ли оружия. Я увидел на столе перед Берия толстую кожаную папку. Толкнул ее. Пролетев всю длину стола, папка упала у ног Хрущева. Берия побледнел как полотно. Не успел сказать ни слова, как с нашей помощью оказался в соседней комнате. Я приказал адъютанту вытащить у него брючный ремень и срезать пуговицы на брюках… Генералы, крупные, высокие, плотно окружили его, и так мы вывели его из здания…»

На минуту прервем воспоминания прославленного маршала… Может, все так и было, но имеются вторые, третьи показания ареста Л. П. Берия, и ни одни из них не совпадают с другими.

Дальше Жуков сообщает: «Чтобы при выезде из Кремля нас не проверяли, мы решили сесть в одну машину — всех нас охрана знала в лицо. Берия с кляпом во рту мы положили на пол задней кабины, между ног Серова, Батицкого и Москаленко. Наше предположение оправдалось, охрана поприветствовала нас. автомашину не остановила. Из Кремля прямым ходом приехали в гарнизонную гауптвахту, где всю охрану заменили на офицеров, значительно увеличив численность внутренних и внешних постов».

К сведению: в те времена кремлевская охрана легковые автомашины при выезде из Кремля не проверяла. Берия вывезли в автомашине Хрущева, в которой, помимо упоминаемых двух лиц, находились еще Маленков и Булганин. Я заявляю это как свидетель.

На другой день Берия под усиленной охраной был переведен в бункер во внутреннем дворе штаба Московского военного округа, который представлял собой охваченный строениями квадрат; в каждом углу квадрата разместили по танку с офицерскими экипажами. Стволы танковых пушек направили в сторону бункера.

Действия Жукова произвели столь сильное впечатление на хрущевскую компанию, что они испуганно заду-мались: а не может ли и с ними случиться подобное? Пришли военные и мгновенно сделали то, о чем сугубо штатские боялись и заикаться. Накануне ареста Берия они решили предупредить Жукова, что Берия знает приемы джиу-джитсу и может оказать физическое сопротивление. Маршал в ответ улыбнулся: «Ничего, нам тоже силы не занимать». И справился, одними голыми руками, не обнажив даже оружия.

А что, если?.. Если?..

Есть над чем призадуматься.

Однако в феврале 1956 года на XX съезде КПСС Жукова избирают членом ЦК, в связи с шестидесятилетием награждают орденом Ленина и четвертой медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, а в 1957-м вводят кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС.

Так сомневались или не сомневались?

В июне 1957 года Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов на заседании Президиума ЦК попытаются от Хрущева избавиться. Жуков перепутает все их карты, так как решительно займет сторону Хрущева. Поможет быстро созвать Пленум ЦК, послав за членами ЦК КПСС военные самолеты.

22 июня 1957 года, в годовщину нападения фашистской Германии на СССР, Хрущев нападет на своих оппонентов. Не символично ли совпадение столь роковых дат?.. Хрущев попросит Жукова поставить перед ними вопрос об их ответственности в преступных деяниях тридцатых — сороковых годов. Жуков в запале обзовет вчерашних руководителей «антипартийной группировкой». Зачитает резолюции на списках уничтожавшихся ими людей: «Бить, бить и бить», «Мерзавцам так и надо» — Молотова, «Приветствую расстрел» — Кагановича. С помощью Жукова Хрущев нанесет сталинистам сокрушительное поражение. Честный военачальник поддастся уговорам Хрущева. Пленум поддержит маршала.

Во вновь избранный Президиум ЦК КПСС будет введен и Георгий Константинович. Маршал расценит избрание в высший орган государственной власти как величайшее доверие ему правительства СССР и займется подготовкой войск к обороне государства. На октябрь наметит инспекцию войск Киевского военного округа, но получит от Хрущева указание отправиться с официальным визитом в Югославию и Албанию на крейсере «Куйбышев», в сопровождении эсминцев «Блестящий» и «Бывалый». Пока блестяще-бывалый маршал будет вы-поднять указание Хрущева, Хрущев в Кремле затеет гнусную интригу по его смещению.

Много различных домыслов существует по поводу смещения Хрущевым Жукова. Я считаю основной причиной отстранения Г. К. Жукова от командования — предстоящее задуманное Хрущевым массовое сокращение Вооруженных Сил СССР. Разве мог бы герой нескольких войн, прославленный маршал, сокрушитель лучших неприятельских армий согласиться с уничтожением надводного флота, бомбардировочной авиации, разрушением укрепрайонов, задуманными и впоследствии проведенными этим безалаберным руководителем государства?

Не мог! И ни за что не согласился бы. Потому-то Хрущев и убрал его, в расчете на согласие с ним более покладистого маршала Р. Я. Малиновского.

В Большом Кремлевском дворце соберется нечто похожее на расширенный Пленум ЦК КПСС, на котором начнут вскрывать «запрещенные методы жуковских побед». Малиновский скажет: «Жуков во имя победы ни перед чем не останавливался. Через Заславские болота погнал танки. С передних снял башни и погнал. Головные танки тонули. По их спинам шли другие, которые тонули также, и так до тех пор, пока из утонувших в трясине машин не образовался своеобразный железный мост, который и вывел Жукова к желаемой победе. Я — за победу, но не такой ценой».

Маршал в юбке Е. А. Фурцева расскажет о затонувшей во время маневров подводной лодке, которой было приказано до получения команды свыше не всплывать. Экипаж лодки соляркой выразил на стенах проклятие Жукову за то, что тот только во имя приказа, не диктующегося никакими обстоятельствами, обрек экипаж на смерть.

29 октября Пленум ЦК в обнародованном постановлении сообщит: «Г. К. Жуков нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над армией и Военно-Морским Флотом со стороны партии, ее ЦК и правительства».

Когда Жуков прилетит в Москву, не зная еще, что уже снят с должности министра обороны, на аэродроме его встретит лишь порученец, который и доложит маршалу о происшедшем.

— А кого назначили? — спросит Жуков.

— Малиновского, товарищ маршал.

— Ну, это еще ничего, — улыбнется командующий. — А то я подумал — Фурцеву.

Жукова обвинили: 1) в создании тайной организации — специальной диверсионной школы, 2) во властолюбии и в «опасной личности вообще» и 3) даже в том, что в борьбе с антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова в пылу полемики Жуков скажет: «Если вы и дальше будете бороться против линии партии, я буду вынужден обратиться к армии и народу».

Эта фраза была истолкована хрущевцами как проявление бонапартизма. А для того, чтобы объяснение звучало более убедительно, к фразе подключили картину Яковлева, на которой Жуков изображен едущим на белом коне по глобусу земного шара.

Так Никита Хрущев «отблагодарит» Георгия Константиновича. А Екатерина III (Фурцева. — С. К.) так переусердствует в честь нашего дорогого Никиты Сергеевича, что сразу же после выступления водочки в буфете попросит, да не одну, а аж две рюмочки.

Горло, видишь ли, у Екатерины Алексеевны перехватило.

Но горло обычно восстанавливают чем-нибудь смягчающим.

Выходит, не горло «верная Хрущеву соратница» излечивала, а больную совесть водочкой заглушала.

Залила ли?

Или так и не удалось?

Послесталинский период деятельности Хрущева достаточно освещен, я коснусь лишь основного — его доклада на закрытом заседании XX съезда КПСС — чудовищной силы ударе по всей коммунистической системе.

Заслушан он был 25 февраля 1956 года на закрытом утреннем заседании, где выступление докладчика не стенографировалось и прений по докладу не открывалось.

Выступление Хрущев затеял, когда съезд практически уже закончился. Хрущев зашел во время перерыва в кулуарную комнату съезда, где отдыхали члены Президиума. Раздал всем брошюрки и, показывая на них, сказал: «Надо выступить на съезде».

До заседания оставалось не более пятнадцати минут. Никто толком брошюрки просмотреть не успел. Никакого согласования с членами Президиума ЦК не было. Но Хрущев пошел на трибуну и стал читать то, что подготовили ему Д. Т. Шепилов и Б. Н. Пономарев. Материалы комиссии поставлял вновь назначенный председатель КГБ И. А. Серов.

Усыпив бдительность соратников, Хрущев прочел доклад и вызвал, как и следовало ожидать, бурю протестов во многих делегациях коммунистических партий. Но следом за Хрущевым на трибуну вышел Н. А. Булганин и, обращаясь к присутствующим, спросил:

— Какую резолюцию примем по докладу Хрущева?

Делегаты в ответ промолчали, и Булганин предложил:

— Будем считать доклад в целом резолюцией нашего съезда.

Предложение прошло без возражений. Но текст выступления Хрущева и резолюция съезда в протокол не попали и были обнародованы лишь тридцать три года спустя.

Уинстон Черчилль по этому поводу заметит: «Хрущев начал борьбу с трупом и вышел победителем». Но победителем в борьбе с мертвым Сталиным Хрущев не стал. Китайская, Албанская, Французская, Корейская и Итальянская компартии Хрущева не поддержат. Летом 1956 года в личной беседе с руководством Итальянской компартии Хрущев будет оправдываться: «Мы считали, что доклад не будет опубликован, в противном случае мы бы построили его иначе. Более того, решение поставить этот вопрос было принято не при подготовке к съезду, а в ходе его… Поэтому мы были лишены возможности посоветоваться с братскими партиями».

Хрущев лукавил и лукавить продолжал:

«…В ходе XX съезда было проведено несколько бурных заседаний Президиума ЦК, где отдельные члены Президиума считали, что не следует поднимать вопрос о культе личности, так как это создаст трудности внутри страны и в рабочем движении. Как видите, мы учитывали это, но также стояли перед необходимостью ответить на вопрос, кто же виноват в том, что погибли многие лучшие коммунисты. Не ответить на него — значило показать, что нынешний ЦК КПСС покрывает виновников, соглашается с ними, боится сказать правду…»

Дабы отвести подозрения от себя, он начинает всю вину валить на покойников: Сталина, Берия. Себя назначит председателем комиссии по реабилитации, а в заместители себе возьмет А. И. Микояна. В результате этого все представленные документы с их подписями исчезнут. «Сладкая парочка» выйдет чистенькой из ада, в который они отправляли наидостойных. Руководители Китайской компартии ни одномуслову Хрущева против Сталина не поверят и разорвут отношения с КПСС. Динамикой разрыва послужит так называемое «дело Пэн Дэхуая», бывшего командующего частями китайских добровольцев в Корее, министра обороны КНР, популярного маршала в НОАК.

Пэн был сторонником военной доктрины, предусматривавшей объединение Вооруженных Сил СССР и КНР под единым командованием. В 1959 году, совершая официальные визиты в страны Восточной Европы, он во время пребывания в Тиране имел конфиденциальную встречу с находившимся там Н. С. Хрущевым, которому «неосторожно изложил» свое негативное мнение о китайской политике «большого скачка». Албанский руководитель Энвер Ходжа не преминул сообщить об этом руководителю ведомства китайской государственной безопасности Кан Шэну, при этом добавив, что Пэн пообещал Хрущеву создать прорусскую фракцию в КПК. Кан Шэн изобразил дело как заговор, и Пэн Дэхуай был смещен за «поддержку тайных контактов с Хрущевым».

В итоге китайские руководители, выразив недовольство резкой и унизительной критикой Хрущевым Сталина на XX и XXII съездах КПСС, в июле 1963 года последний раз встретились на уровне представителей КПСС и КПК, на которой китайцы в качестве компенсации за примирение потребовали удаления из Советского правительства Хрущева, и так как наши лидеры это требование отвергли, повели политику на тайное сближение с Соединенными Штатами Америки. В апреле 1970 года состоялась первая неофициальная встреча военных атташе США и КНР. В июле 1970-го в Париж прибыл помощник президента США по национальной безопасности Киссинджер для встречи с китайским послом. Готовилась поездка Киссинджера в Пекин, а затем и визит Никсона в КНР. Та и другая поездки состоялись. На них негласно был определен «общий враг — русский КГБ». В Пекине начала функционировать «миссия связи», при которой обосновалась и резидентура ЦРУ.

* * *

Рассказ об отношениях с Египтом и его президентом Гамалем Абдель Насером Хрущев в своей книге начинает с упоминания о довольно интересном эпизоде. По его словам, английские и французские дипломаты в 1956 году в Лондоне и Париже «за чашкой кофе» дали советским представителям понять:

— Вы имеете неприятности в Польше и Венгрии… У нас же есть свои неприятности в Египте. Давайте достигнем взаимопонимания между нами, и каждый из нас получит возможность ликвидировать свои неприятности. Разумеется, действуя в каждом случае по-своему. Но ни вы, ни мы не будем вмешиваться в дела друг друга…

Получив информацию о подобного рода «обменах мнениями», советский лидер понял, что руководители западных стран намерены послать в Египет войска для восстановления там своего колониального правления, нарушенного военным переворотом 23 июля 1952 года, в результате которого к власти в Египте пришли молодые офицеры во главе с подполковником Гамаль Абдель Насером.

На такой вывод советский руководитель право имел. 26 июля 1956 года, выступая в Александрии, Насер объявил о национализации Суэцкого канала, начисто исключая какой-либо компромисс с его бывшими владельцами. Потому Хрущев решительно отверг возможность какой-либо сделки с Англией в то время, а когда в конце октября — начале ноября 1956 года зашла речь о «тройственной» агрессии против Египта, ни мгновения не колебался в своих действиях, защищая интересы СССР на Ближнем Востоке. Когда Англия, Франция и Израиль напали на Египет, Советский Союз настойчиво потребовал прекращения агрессии.

Однако вначале Хрущев не считал Насера истинным революционером, потому что тот был выходцем из «среднего класса» и думал больше о реформах, чем о коренных преобразованиях государственного управления. Но в апреле 1955-го, будучи Председателем Революционного совета, Насер отправился на первую конференцию освободившихся стран Азии и Африки в индонезийский город Бандунг, где встретился с одним из лидеров Китая, Чжоу Эньлаем, которому задал прелюбопытный вопрос:

— Египту все время приходится защищаться от внешних врагов, противостоять военному движению. Как, по-вашему, господин министр (Чжоу Эньлай был в то время министром иностранных дел), где Египет мог бы приобрести требуемые для него современные средства защиты своей свободы?

Чжоу Эньлай, помедлив, ответил:

— Единственной страной, могущей пойти вам навстречу в решении этой важной для вас проблемы — защиты независимости, является Советский Союз.

По возвращении в Каир Насер, воспользовавшись советом Чжоу Эньлая, обратился за военной помощью к Советскому Союзу и получил положительный ответ, который привел Запад в состояние шока.

Много способствовал сближению позиций двух стран и президент Югославии Иосиф Броз Тито, уверяя, что «все доброе, что Советский Союз сделает для Насера, пойдет на пользу как коммунистическому движению, так и египетскому народу».

Затем Советское правительство согласилось принять участие в сооружении Асуанской плотины на Ниле, и к маю 1964 года уже все было готово к изменению течения Нила в районе Асуана, воды которого должны были пойти по вырубленным в скалах туннелям и упасть на лопасти будущих турбин гидростанций. Мощная Асуанская ГЭС должна была подать свет в египетские селения, а плотина — образовать огромное водохранилище. Президент Египта пригласил главу СССР на участие в церемонии изменения течения Нила. Хрущев предложение принял и прибыл в Египет. Расчувствовавшись, он решил присвоить Насеру звание Героя Советского Союза.

Не многие знают подлинную историю этого награждения. Щепетильный Насер, узнав о намерении советского руководителя удостоить его столь почетной награды, дал Хрущеву понять, что он не готов к получению высокой военной награды СССР, ибо не проявил никаких заслуг в пользу этого государства. Но попытки президента отговорить Хрущева только подзадоривали последнего.

Тогда Насер решил схитрить так, чтобы у Хрущева отпало всякое желание оделять его высокой наградой. Он обратился к Хрущеву с просьбой вручить такую же награду одновременно и вице-президенту Египта маршалу Амеру, зная, что Амер вовсе не заслужил такой награды, а коли он ее не получит, следовательно, не получит и президент Египта.

Но на Хрущева наехало. Щедрость его не имела границ, а потому… потому в Египте появились сразу два Героя Советского Союза, а в СССР — две злые-презлые частушки:

После этого наградной отдел Верховного Совета СССР стал чесать потылицы. Еще бы не чесать! В положении о Героях Советского Союза говорилось, что Советский Союз несет ответственность за безопасность людей, удостоенных столь почетного звания. А алжирского Героя Советского Союза Бенн Белу сподвижники арестовали. По положению выручать его надо, а по международному праву это является вмешательством во внутренние дела других государств. Советский же орден для награждения лидеров и граждан зарубежных стран, принесших своей деятельностью укрепление дружественных связей с народами Советского Союза, наше государство тогда не имело, и лишь впоследствии им стал богатый и красивый орден Дружбы народов.

Усилия же Насера, направленные на установление и упрочение дружественных отношений с нашей страной, требовали не орденов и медалей, а простой политической отваги. Насер никогда не надевал своего военного мундира, а оставался цивильным политическим деятелем до тех пор, пока не был умерщвлен личным массажистом, который вместе с кремами втирал в плоть президента смертельные дозы яда.

Считаю, что вину за случившееся награждение обязаны взять на себя те лица, которые настаивали на присвоении президенту Египта столь высокого почетного военного звания. Насер был и остается нашим искренним и бескорыстным другом, большим политиком, открывшим Советскому Союзу дорогу на Ближний Восток, ибо Россию дореволюционную и советскую туда не пускали два с половиной века.

Строгий и любящий семьянин, Насер был очень внимателен к своим детям. Его сыновья проводили отпуска на небольшом островке под Александрией, под присмотром старого солдата, много лет прослужившего с полковником Насером. Солдат учил их довольствоваться малым, быть выносливыми, сообразительными и отважными.

Однажды А. И. Аджубей привез в Египет своих сыновей Никиту и Алексея и устроил «международные футбольные соревнования» между сыновьями Насера с сотоварищами и советской сборной, в которую входили сыновья Аджубея и сыновья сотрудников советского посольства в Египте. Проиграв, «советская команда» долго и неутешно рыдала на краю поляны, проклиная проклятую жару. Грозилась отстоять свою честь русской зимой. А зимой в гости к Аджубеям Насер отпустил семнадцатилетнюю дочь Ходу. Никита Сергеевич сделал все возможное, чтобы Ходе в СССР понравилось. Ее учили стоять на лыжах. Показали гостеприимную русскую масленицу с блинами, вареньями и настойками. С послом Египта Мурадом Галебом привезли на конезавод в совхоз Горки X и, укутав меховыми полостями, прокатили на лихих русских тройках с песнями и частушками. Лучшие места пребывания гостей в СССР сняли на цветную пленку и кинофильм подарили на память о русском гостеприимстве.

Отчаянный до авантюризма, до озорства веселый Хрущев, прошедший через многие испытания страдания, страха, приспособленчества, на посту лидера страны ощутил наконец полную свободу своей неуемной энергии и из трагедии старался изобразить фарс. Подобно шекспировскому Клавдию, стащив корону, валявшуюся под ногами, он примерил ее на огромный лысый череп с оттопыренными ушами, посмотрелся в зеркало и, увидев до боли знакомое скуластое лицо с двумя бородавками и носом-картошкой, отступил от зеркала на несколько шагов, засим увидел плотную круглую фигуру с длинными жестикулирующими руками и решил, что корона весьма и весьма ему подходит. А коли подходит, то и начал выдавать перл за перлом: «Идеи Маркса — это, конечно, хорошо, но ежели их смазать свиным салом, будет еще лучше».

И пошло и поехало. Круглый человечек, с круглыми движениями и не менее круглыми выражениями, хотел выглядеть импозантно.

Смешно? Да! Забавно? Еще как! Но глава правительства ведь не шут и затейник….

В речи на сессии Верховного Совета СССР в 1960 году он неожиданно для всех вдруг заговорил образно: «Теперь так бывает: лежит копейка на тротуаре, иной человек проходит и не нагнется, чтобы поднять ее. А когда будут новые деньги, копейка не будет валяться, ее обязательно поднимут, ведь это коробка спичек!»

Но оказалось, что образная речь слово в слово заимствована из выступления С. М. Кирова. Одному из референтов заведующий секретариатом Хрущева Владимир Семенович Лебедев приказал ее подписать, тем самым заставляя того взять на себя ответственность за ее подготовку. А младший референт, заочно учащийся на факультете журналистики, только вчера экзаменовался по произведениям Кирова. Обнаружив эклектику, подпись свою ставить под речью Хрущева отказался, объяснив главному референту, из каких соображений это делает. Каково же было его изумление, когда референтура, ни слова не изменив в коллективном труде, заставила Первого секретаря ЦК КПСС произнести образчик плагиата с трибуны сессии Верховного Совета СССР.

Референт, имеющий к тому же еще и высшее военное образование, спешно отпросился в воинскую часть, так как находиться под началом Лебедева счел небезопасным, коли всесильный главный референт не побоялся подсунуть шефу для выступления чужой, неоднократно опубликованный и растиражированный труд, что же тогда он сможет сделать с подчиненным, заявившим:

— Я не могу этот текст подписать, он целиком взят из Полного собрания сочинений Сергея Мироновича Кирова.

Военному впоследствии придется охранять Хрущева на даче в Петрове-Дальнем. Хрущев поинтересуется:

— Что вас заставило спешно уйти из моей референтуры?

Военный расскажет.

— Быть того не может, чтобы Лебедев подкидывал мне чужие речи! — в отчаянье закричит Хрущев.

— А вы возьмите третий том Кирова, Никита Сергеевич, и со страницы пятьдесят девятой по шестьдесят первую сверьте с текстом своей речи.

Хрущев уйдет в дом и не выйдет из него целых две недели. Заболеет от расстройства. А когда выздоровеет, подойдет к бывшему референту и возмутится:

— Почему вы мне тогда об этом не сказали?

— Потому что вы были постоянно заняты. У вас бы не йашлось времени ни на сверку текста своей речи с речью Кирова, как не нашлось бы времени поинтересоваться, а куда это запропал референт?.. Вы же не поинтересовались, куда я делся, пока судьба вновь не свела нас.

— Ой-ей-ей-ей! — запечалился Хрущев. — Вон еще когда они меня подставляли, а я так им доверял…

До чего же сильна и изворотлива демоническая сила лени и невежества, пытающаяся казаться просвещенной.

Ныне сторонники Хрущева соглашаются с тем, что в последние годы своей деятельности их лидер ни в чем не знал меры, и это воистину так. Раньше упоминалось о его нововведениях в экономику, науку и культуру. Были его «нововведения» и в педагогику. По его инициативе был изменен порядок изучения в школе национальных языков.

До 1957 года в средних школах союзных республик изучались два языка — русский и местный. Хрущев отдал распоряжение об изучении русского языка факультативно, то есть не обязательно. Так возникло противопоставление национальных культур, где нивелировался, принижался язык национального общения. Принимая его указание за правительственное решение, многие социалистические страны стали пытаться вырваться из-под эгиды СССР. Одной из первых была Венгрия. Ее «бунт» закончился кровопролитием…

* * *

Помнится, для участия в сессии ООН Н. С. Хрущев отправился на турбоэлектроходе «Балтика». Обычно в шесть утра он уже появлялся на палубе. Если было прохладно, надевал кожаную куртку или же светлый плащ и пренепременно шляпу. В то время в моду входили узкие брюки, но Никита Сергеевич носил широкие, для его небольшого роста, я бы сказал, даже очень широкие. Обязательно поднимался на капитанский мостик, беседовал со штурманами, капитаном, интересовался, как моряки определяют местонахождение парохода в океане, и обязательно рассматривал водную гладь в морской бинокль.

После завтрака вновь выходил на шлюпочную палубу и усаживался на скамью, просматривая бумаги, которые приносили ему Павел Сатюков и Алексей Аджубей — главные редакторы «Правды» и «Известий». Подходили к нему и члены делегации, министры иностранных дел Украины и Белоруссии. Шла активная подготовка к предстоящему выступлению в ООН. Собственно, для этого и был выбран турбоэлектроход, чтобы в пути успеть утрясти, обсудить важнейшие вопросы. По вечерам в музыкальном салоне показывали кинофильмы на узкопленочном кинопроекторе «Украина». Ровно в 23.00 шеф уходил в каюту на отдых.

А утро начиналось любимой песней пассажира № 1 — «Рушничок» композитора Майбороды на украинском языке. Затем ее в течение дня еще несколько раз прокручивали по судовому радио. Однажды радисты поймали заявление бывшего президента США Гарри Трумэна, в котором тот пообещал поставить в церкви самую большую свечку, если «Балтика» не дойдет до берегов Америки. Неуютно сделалось на душе от этих слов. Все не на шутку заволновались, когда при выходе из Северного моря в Атлантику корабль попал в полосу шторма. Встречный ветер раскачивал «Балтику» с кормы на нос. Это плохо действовало на людей со слабым вестибулярным аппаратом и вызывало приступы морской болезни. Хуже всего было тем, у кого каюты находились в носовой части судна — здесь качка ощущается сильнее. А «люксы» как раз расположены в носовой части корабля, где и пребывал Хрущев. Однако качка на Хрущева не подействовала. Он в полном одиночестве стоял на шлюпочной палубе и смотрел вдаль. Кожаная куртка была наглухо застегнута на молнию до самого горла. Ни рядом, ни в отдалении охранников не было, их здорово укачало, и они оставили подопечного на время шторма без присмотра.

Пока двое суток бушевал океан, корабль будто вымер и в ресторан на завтраки, обеды и ужины ходили лишь самые выносливые, которых были единицы. Никогда не пропускал еды только Хрущев. Занимая всегда свое место в середине центрального капитанского стола, он непременно отпускал шуточки в адрес отсутствующих едоков.

…День 19 сентября 1960 года выдался солнечным. Атлантический океан утихомирился, был непривычно спокойным. На шлюпочной палубе в плетеном кресле сидел Хрущев и просматривал бумаги. Постепенно 'палуба заполнилась пассажирами и членами экипажа. К главе государства подошел шеф-повар Алексей Иванович Панов, самый старший среди моряков и почти одногодок Хрущева. От имени экипажа он вручил пассажиру № 1 почетную грамоту в деревянной рамочке, где говорилось, что Н. С. Хрущев внесен в списки почетных членов экипажа турбоэлектрохода «Балтика». Сие звание он заслужил, показав себя настоящим моряком во время девятибалльного шторма.

Капитан Павел Майоров подарил новоизбранному моряку тельняшку и морскую фуражку, которую Никита Сергеевич тотчас же надел и заулыбался:

— Теперь небось и палубу заставите драить?

— Работа найдется, — серьезно ответил боцман.

На следующий день судно сделало «привал» — капитан решил немного подкрасить корпус перед прибытием в Нью-Йорк, благо время позволяло. Пассажиры не спеша прогуливались по палубам. Вдруг все пришло в движение, люди переместились на правый борт и стали пристально всматриваться в даль. По воде быстро двигался перископ подводной лодки, все больше и больше поднимаясь из воды. И вот в нескольких десятках метров от «Балтики» всплыла огромная черная туша субмарины без опознавательных знаков. Подлодка медленно пересекла курс советского судна и удалилась. Пассажиры вспомнили пожелания Трумэна.

Матросы тут же прекратили покраску судна, и плавание продолжилось. Нью-Йорк встретил «Балтику» 19 сентября. Моросил дождь. В дымке тумана, смешанного со смогом, висевшим над большим городом, появились три зеленых вертолета с надписью: «Police N. Y. С.» — «Полиция города Нью-Йорка». Впереди судна шли два полицейских катера сопровождения. Вслед за ними, справа и слева по борту, к «Балтике» пристроились два полицейских буксирчика, а в воздухе появился еще один геликоптер, но уже желтого цвета, на котором размещались представители американского кино, радио и телевидения. «Настоящая желтая пресса!» — пошутил Хрущев, стоя на главной палубе по левому борту. Репортеры его заметили, желтый вертолет спустился до уровня палубы, где находился Хрущев, и сидевшие в нем журналисты почти в упор стали снимать главу Советского государства.

В самое первое посещение ООН по дороге к миссии советской делегации перекрыла дорогу наскоро подобранная антихрущевская демонстрация. К тротуару подъехал небольшой грузовичок, наполненный фанерными плакатами со словами «Хрущев go home!». Ловкие ребята стали вручать прохожим эти немудреные изделия, чтобы те подержали их. Кстати, людям тут же совали в руку по пять долларов. Не разобравшись, сунули и советским журналистам свою атрибутику и, сев в машину, умчались к другому перекрестку. Журналисты кинули агитки на тротуар, а на деньги позже выпили пива, нанеся двадцатипятидолларовый экономический урон противникам советского премьера.

Ровно в 11.55 председательствующий сессии Генеральной Ассамблеи ООН предоставил слово Председателю Совета Министров Союза Советских Социалистических Республик. Хрущев энергичной походкой направился к трибуне с кожаной коричневой папкой в руках. Речь начал спокойным голосом. После той части, где он пожелал благополучия и процветания молодым африканским государствам, в зале раздались аплодисменты. Это бурно реагировали делегации африканских стран. Где-то минут через двадцать Хрущев сделал паузу. Начальник личной охраны Никифор Литовченко подал ему на небольшом подносе стакан минеральной воды.

Отпив глоток и приподняв стакан, Никита Сергеевич на весь зал сказал:

— Боржоми! Советская минеральная вода! Очень хороший напиток, советую попробовать.

В зале началось оживление, легкий смех.

Во время доклада по залу постоянно ходили, делегаты некоторых стран негромко переговаривались друг с другом, кто-то со скучающим видом посматривал на часы. Такой запланированной обструкцией организаторы явно хотели умалить значение выступления Хрущева. Некоторые даже негромко постукивали ребром ладони по столам, создавая дополнительный шум в зале. Но, когда Никита Сергеевич предложил предоставить независимость всем колониальным народам и странам, в зале сноца вспыхнули аплодисменты.

Хрущев остановился, взглянул в зал и, показывая на ряд делегатов, которые не хлопали, громко сказал:

— Это сидят колонизаторы. Им ли приветствовать свободолюбивые предложения.

В общей сложности Хрущев выступал два часа двадцать минут. Несмотря на попытки обструкции, речь Хрущева была выслушана с большим вниманием. И когда он сказал, что в случае переезда штаб-квартиры ООН на территорию СССР наше правительство, не в пример правительству США, гарантирует всем делегатам свободу передвижения и полную безопасность, — эти слова были встречены взрывом аплодисментов.

— Во время нашего морского путешествия, — сказал Н. С. Хрущев, — силы агрессии пытались запугать меня подлодками без опознавательных знаков. Имейте в виду, я не из пугливого десятка. Пусть они примут во внимание, если кто-то попытается отправить меня на дно, я многих за собою потяну.

На заседаниях ООН Н. С. Хрущев при выступлении венесуэльского делегата колотил ботинком по столу, таким образом выражая свое возмущение. Но мало кому известно, как он дискутировал на телевидении с опытным американским журналистом Дэвидом Саскайндом, отстаивая в полемике свою точку зрения аргументированно и убедительно.

Загнанный в угол американец пытался поставить перед Хрущевым руку, чтобы изобразить роль ведущего. Но Хрущев прижимал к столу его руку локтем и ставил на стол свою.

Не найдя подходящего возражения оппоненту, американец заявил:

— Это называется выть на луну.

Хрущев не на шутку обиделся:

— Как вы смеете так заявлять. Я — глава Советского правительства и представляю многомиллионный народ. Прошу немедленно извиниться, иначе мы будем объясняться нотами.

Американцу пришлось принести публичное извинение.

Объяснение Хрущева с американцем затянулось до четырех часов утра. Рядом с помещением телестудии располагались увеселительные заведения. Некоторые члены делегации захотели посмотреть стриптиз. Пригласили Хрущева. Хрущев категорически отказался. А утром появился свежеиспеченный анекдот.

— Никита Сергеевич, хотите посмотреть стриптиз?

— А что это такое? — интересуется лидер.

— Танец обнаженной женщины на столе.

Хрущев промолчал, а утром заявляет:

— Ничего хорошего я в стриптизе не нашел.

— Так вы же не ходили, Никита Сергеевич.

— А зачем ходить, — отвечает. — Вернулся в отель и говорю жене: «Раздевайся». Разделась. «А теперь, — говорю, — танцуй на столе». Настоял и… ничего путного в стриптизе не нашел.

В этой поездке советские моряки потеряли в Америке механика корабля и изловили американского водолаза, который подобрался под киль турбоэлектрохода «Балтика» с целью изучения ходовых механизмов посудины. Домой решили возвращаться на своем самолете. Прибыли на американский аэродром, а начальник полиции заявляет:

— Позвонил неизвестный и доложил, что советский самолет заминирован.

— Послушаем, что скажет на это личная охрана? — поинтересовался Хрущев у начальника Девятого управления В. И. Устинова.

Устинов уверил лидера, что к советскому самолету посторонние люди не допускались.

— Летим! — заявил Хрущев. — Нас провоцируют.

Взлетели. Самолет быстро набрал высоту и… благополучно приземлился на московском аэродроме.

У каждого государства свои традиции, несоблюдение их по принятым негласным законам является нарушением этических норм. При посещении Индонезии, например, по протоколу к почетным гостям в отелях прикрепляются специальные девушки. По нашей же морали от подобных услуг следует отказаться. Посол Советского Союза в Джакарте провел с нами часовую беседу, где лишний раз напомнил о том всем членам делегации, за исключением членов правительства.

Большая часть членов делегации так и поступила, кроме одного очень уважаемого космонавта. Когда посол поинтересовался, почему у него в номере ночевала ритуальная девушка, космонавт без тени сомнения заявил: «Я пытался ее выставить. Но она разрыдалась. Сказала, что ее тогда выгонят с работы, и мне ничего не оставалось, как разрешить переспать ей на циновке у входа в номер».

Последний заграничный визит у Хрущева в 1964 году был в Скандинавию. В официальной поездке по Скандинавии Хрущева сопровождала вся семья из двенадцати человек, включая детей и внуков. Западная пресса окрестила эту поездку «семейным пикником». Плыли морем. Летняя Балтика щедро одаривала покоем и солнцем. От многого устал этот беспокойный, неуравновешенный и ставший подозрительным человек. Было заметно, как годы утишают воинственный пыл Никиты Сергеевича. Оппоненты впоследствии поставят Хрущеву эту поездку в вину, и не без оснований. В первый же день приезда Никита Сергеевич с Ниной Петровной, в сопровождении вездесущего А. И. Аджубея, пожелали ознакомиться с лучшими фермерскими хозяйствами. А шведы не только умеют их хорошо вести, но и не менее образцово демонстрировать. На фермах у них чистота, порядок: корма не только отлично складированы, но к ним подведены асфальтированные и электрифицированные дороги, скот откормлен и ухожен так, что аж сияет.

Нине Петровне, выразившей восхищение индюками, тут же была поднесена клюкающая образцовая парочка с повязанными на шеях бантиками. Признав новую хозяйку, они всюду стали за нею семенить, вызывая слезы умиления.

Нина Петровна расчувствовалась настолько, что в свою очередь поднесла сельскохозяйственному кооперативу жилой комплекс из пятидесяти шести крестьянских домов, в честь чего швед-хозяин закатил грандиозный банкет, где столы ломились от яств, а бочки лопались от добротных вин. И если Нина Петровна лишь пригуб-ляла отменные напитки, Никита Сергеевич с Алексеем Ивановичем позволили себе, как говорится, лишнего. А позволив, стали не только румянее яблочков, но и говорливее снегирей. Хрущев держался официально, когда ждали от него простоты, и просто, когда ждали официальности. Ни с того ни с сего он вдруг начал пылать негодованием, заимствованным из учебников марксизма-ленинизма, начал терять обаяние, как дерево листья. И тогда швед отважился продемонстрировать перед гостями всю свою фермерскую живность. Рассадил почетных гостей на мягкие скамеечки и начал выводить таких рысаков, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Пританцовывая и приседая, кавалькадой пошли неутомимые ахалтекинцы, тонконогие орловские рысаки, грудастые тяжеловозы и весь золотой, в золотой сбруе, с золотой наездницей на седле, — жеребец Пржевальского, с облачной гривой, достающей до самой земли, такой красавец, что у гостей дыхание перехватило. Конь грациозно остановился перед четой Хрущевых, преклонил колено и отвесил три низких почтительных поклона. Нина Петровна при этом вновь прослезилась и отошла, чтобы слезу смахнуть, а фермер-хозяин вывел на плац свиней: дебелых, румяных, вежливых до изумления, которые, мелко семеня ножками, выдавали такие мелодичные «хрю-хрю», точно в бубенцы позванивали. Замыкала шествие матка пудов на десять — спокойная, обворожительная, высотою по грудь Хрущеву.

— Конь! — воздал похвалу Аджубей, когда свинья поравнялась с Хрущевым.

Тут-то, видно, и дал бес шинкарей под ребра лоснящейся лысой голове. Хрущев кочетом слетел со скамьи, лихо перекинул через свинью ногу, так что никто и ахнуть не успел. Однако тут же все громко ахнули, так как сверкнул блиц фотоаппарата и довольный-предовольный американский корреспондент хотел спешно ретироваться.

О, ужас! Как миру в глаза смотреть? Глава Советского правительства восседает верхом на свинье. Это же не Дуров, чтобы на зеленой хрюшке по Одессе разъезжать и городничего Зеленого высмеивать, а Первый секретарь ЦК КПСС, премьер Советского правительства.

Позор! Уши от стыда дымятся!

Бдительный Алексей Иванович мгновенно протрезвел и схватил американца за лацканы:

— Ты что надумал, стервец? Опозорить нас хочешь?

А американец в ответ лишь скалит белые зубы и талдычит одно:

— Сенсацион! Сенсацион!

— Какой сенсацион? Неужто ты это печатать станешь?..

— Я-я-я! — радовался американец.

— Не дури! Или голову с нас снять надумал? Сколько стоит твой паршивый снимок?

— Очень-очень много.

— Сколько? Покупаю вместе с фотоаппаратом.

— Двести тысяч долларов.

Алексей Иванович аж на землю присел от американской наглости.

— Где ты видел такие цены?

— Нигде, — скалился американец. — Платите. Или я уйду.

Срочно пришлось подключить работников МИДа и Внешторга и начать выторговывать у паршивца фотоаппарат вместе со злополучным снимком.

Три битых часа торговались. Американец стоял на своем. И москвичам скрепя сердце пришлось выложить ему требуемую сумму. У Никиты Сергеевича при этом так лысина перегрелась, что, когда плеснули на нее водой, вода закипела, аж пар пошел.

Вернувшись в отель, собрались было отдохнуть, да на столиках обнаружили цветные журналы с соблазнительными пригожунями и газеты с такими шаржами на советского лидера — хоть стой, хоть падай. На одном он был нарисован в рваной майке, дырявых шортах, почесывающим лысину. А внизу стояла подпись: «Кому бы еще помочь?» На другом изображен в образе лежащей на боку свиноматки, которую сосут поросята — социалистические страны, а два из них, сытно откушав, отвалились (на их боках значилось: Албания и Китай). Под третьим рисунком петитом было набрано, что на Хрущева-де готовилось в Швеции покушение, которое было предотвращено советской охраной. Ниже прилагалась фотография начальника личной охраны Хрущева Литовченко, расстегивающего рукой кобуру пистолета. На самом же деле Литовченко время от времени проверял, на месте ли его пистолет, что и было зафиксировано досужим американским корреспондентом, а в печать подано с огромной дозой перчика.

Весь второй день мы разъезжали с Хрущевым по различным ведомствам, пунктуально соблюдая протокольный циркуляр расписаний, навязанный нам шведской стороной. Надо заметить, что вместе с охраной в автомашинах разъезжали две капризные откормленные индюшки с алыми бантиками на шеях. Оставлять их в машинах становилось невозможно, ибо они испражнялись по нескольку раз в минуту, оповещая об этом громким клю-каньем. Носить же на руках и вовсе несподручно: индюки — птицы бойцовского нрава, все время пытаются тюкнуть тебя либо в глаз, либо в нос.

Ситуация получалась трагикомическая: офицеры, призванные обеспечить охрану первого лица государства и его леди, в левой руке держат строптивых индюков, а в правой — боевые пистолеты.

По протоколу офицеры охраны допускаются почти на все официальные правительственные заседания, беседы, банкеты и тому подобные церемонии. Но еще никто не предусмотрел допускать туда живых индюков, никто, кроме Нины Петровны Кухарчук-Хрущевой. И все это потому, что всякая жена сочетается браком не только с мужем, но и с положением, в котором он находится. Никита находился в фуроре, а коли в фуроре, то почему бы его леди не привести на правительственный прием обожаемых индюков.

Но терпению охранников пришел конец. Один из них решился объявить об этом премьеру.

— Никита Сергеевич, посмотрите внимательней на меня.

Хрущев посмотрел.

— Почему вы с индюком?

— Потому что шоферу надоело дезинфицировать салон автомашины, послу — приемные залы, морякам — кубрики и они свалили птиц на нас.

— Вот что, — смекнул Никита Сергеевич. — Завтра у нас прием в честь премьер-министра Эрландера. Тихонечко попросите повара от моего имени приготовить этих птичек, да так, чтобы пальчики гостю облизать захотелось…

Так было и сделано. Какими румяными и веселыми, с розочками в клювах, с гвоздичками в попочках проплыли индюки мимо сиятельных гостей на ломящийся от яств стол советского премьера. А как они аппетитно пахли. Не давая им остыть, гостеприимный хозяин предложил тост за такую горячую дружбу, как горячи сегодня индюки, приготовленные по специальному рецепту, который знает только один человек в мире, а именно Хрущев Никита Сергеевич…

Гости зааплодировали… Хозяин огромным ножом разрезал птиц и собственноручно поднес премьер-министру Швеции и его супруге увесистые куски, лукаво подмигнув при этом Нине Петровне. Супругу осенило:

«Индюки. Даренные мне племенные индюки», — подумала огорченно она.

А гостеприимный хозяин по этому или по какому другому случаю залился таким смехом, что превратил случай в фарс, ибо очччень любил пофарсовать.

После банкета Эрландер ловко вскочил на велосипед и без всякой охраны отправился домой. Эта демократичность впоследствии другому премьеру Швеции обернется смертью. А пока, пока я вижу белозубую улыбку шведского премьера, склоненную над рулем фигуру в длинном хитоне, быстро вращающую ногами педали велосипеда.

В день отъезда советской делегации премьер-министр Швеции даст банкет в честь главы Советского государства. Тепло поприветствует его жену, детей и произнесет тост во имя вечного мира.

А Хрущев… Хрущев оседлает своего старого марксистского росинанта и пообещает господам капиталистам показать кузькину мать. Но господа никогда благосклонно не воспринимали встречу с кузькиной матерью, не восприняли ее и теперь. Загудели растревоженным пчелиным роем. Эрландер был вынужден осадить хрущевского росинанта на полном скаку.

— Уважаемый господин Хрущев! — сказал он. — Вы наш гость, и мы принимаем вас по высшему ритуалу, как первое лицо правительства СССР. За что же вы нам хотите показать эту самую, как вы ее называете, кузькину мать? Представьте себе обратный вариант: я капиталист, принимаю ваше приглашение посетить СССР и при посещении Москвы обещаю коммунистам показать чью-то мать или попросту фигу. Как вы это воспримете? Вот так и мы воспринимаем… Потому милости просим откушать хлеб-соль, оценить скандинавское гостеприимство и не обижать нас…

Хрущев зааплодировал и больше в Швеции о кузькиной матери не вспоминал. А пока не вспоминал, в Московском городском Совете объявилась Кузькина мать настоящая и стала требовать себе пятикомнатную квартиру на том основании, что она Кузькина мать. В хоккейной сборной страны великолепно играл нападающим Виктор Кузькин. И мать его, неоднократно прослушав выступления Хрущева о кузькиной матери, решила, что ей самая пора объявиться. Так московские чиновники первыми узрели настоящую Кузькину мать.

Руководитель страны оценивается по тому, что для страны сделал, какой ее оставил наследникам. Большевикам страна досталась битая во всех последних войнах, без Аляски, с царскими долгами. Сталин оставил СССР оснащенным атомным оружием, без долгов в политическом, военном и экономическом отношении, совершенно независимым, почитаемым многими.

Начало развалу СССР положили хрущевские реформы, густо замешенные на ненависти к предшественнику. Внук Сталина Евгений Яковлевич Джугашвили объясняет это так:

«У Хрущева от первого брака был сын Леонид. Любимым его развлечением была стрельба по бутылкам, стоявшим на голове человека… В одном из таких упражнений по пьяной лавочке Леонид вместо бутылки попал в голову своему товарищу и убил его. Об этом стало известно Сталину. Хрущев, как член военного совета одного из фронтов, первый секретарь ЦК КП (б) Украины, начал спасать сына от наказания… На встрече с Хрущевым Сталин спросил его: «Вы ходатайствуете о своем сыне как член Политбюро или как отец?» — «Как отец», — ответил Хрущев. Тогда Сталин задал ему вопрос: «А вы думали о том отце, сына которого убил ваш сын? Что он скажет?»

Ходит молва, что Леонид был разжалован из офицеров в рядовые и направлен в штрафной батальон.

Затем вскоре попал в плен и стал выступать по радио, агитируя советских солдат и офицеров сдаваться в плен.

Сталин дал указание начальнику Центрального штаба партизанского движения Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко выкрасть сына Хрущева, что и было исполнено. Леонида доставили в один из партизанских отрядов и попросили самолет для отправки в Москву. Сталин ответил: «Не надо рисковать еще одним самолетом» (Леонид однажды уже был сбит немцем. — С. К).

Сын Хрущева был расстрелян как изменник Родины. Н. С. Хрущев после смерти Сталина, как и члены его семьи, тщательно скрывал этот факт и с помощью печати распространил слух, что Леонид Хрущев погиб смертью храбрых в бою с несколькими немецкими истребителями…»

(Не зная, где зарыта истина, я оставляю за собой право привести и другие свидетельства о жизни и смерти Леонида Никитовича Хрущева.)

В одном из послевоенных своих выступлений Сталин назвал Хрущева придурком. После смерти Сталина все это вылилось в открытую ненависть преемника к усопшему вождю. Хрущев стал насаждать ее в народе, что принесло огромный вред советским людям и всему коммунистическому движению.

И при всем при том я считаю, что это слишком упрощенный вариант для объяснения столь сложной ситуации. Зная слабости Хрущева, западные службы обставили его агентами влияния и повели просто «на поводке».

Прежде всего Н. С. Хрущев исключил из партийной программы следующие положения:

«Б партии не может быть двух дисциплин — одна для руководителей, другая для рядовых… Быть правдивым и честным перед партией, не допускать сокрытий и искажений правды. Неправдивость коммуниста перед партией и обман партии являются тягчайшим злом и несовместимы с пребыванием в рядах партии… На любом посту коммунист обязан подбирать кадры по признакам политических и деловых качеств. Не допускается подбор кадров по признакам родства и кумовства, землячества, личной преданности. Нарушение этих норм: подбор работников по признакам приятельских отношений, личной преданности, землячества и родства — несовместимы с пребыванием в рядах партии».

Выкинув эти положения из программы партии, Хрущев поднял свои обиды до уровня государственной политики.

А из Конституции СССР он выкинул статью 131, гласящую:

«Каждый гражданин обязан беречь и укреплять общественную социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник зажиточной и культурной жизни всех трудящихся. Лица, покушающиеся на общественную социалистическую собственность, являются врагами народа».

Таким образом, в СССР нашелся первый приватизатор, и им оказался Н. С. Хрущев. Все решительные эксперименты, начатые Хрущевым, вобрала в себя экономическая реформа 1965 года, основой которой был смысл: «Дают ли фонды прибыль?», где социалистическая терминология осталась лишь для маскировки затратного капиталистического экономического механизма.

Группа Молотова выступила против проводимой политики Хрущева и добилась бы его смещения, если бы… если бы лидера не поддержал маршал Г. К. Жуков. Непобедимый маршал оказался недальновидным политиком и отдал страну в руки реформаторов, читай разрушителей. На глазах Жукова впоследствии произойдет безжалостное уничтожение армии, лучших в мире самолетов и кораблей, начнется преступное отставание в космонавтике.

Сегодня нашей экономикой и политикой управляет бумажный американский доллар, который в очень редких случаях обеспечен золотом. Сталин, предвидя это, примет постановление:

«Прекратить с 1 марта 1950 года определение курса рубля по отношению к иностранным валютам на базе доллара и перевести на более устойчивую, золотую основу, в соответствии с золотым содержанием рубля».

Советский рубль становился властелином мира. Но в 1961 году Хрущев проведет денежную реформу, согласно которой курс рубля по отношению к доллару уменьшится в 2,2 раза.

14 октября 1964 года Пленум ЦК КПСС освободит Н. С. Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК и Председателя Совета Министров.

Произойдет это исподволь.

Перед отлетом на отдых в Пицунду Хрущев получит сообщение о его предполагаемом смещении. И на аэродроме перед отлетом он заметит Подгорному: «Игнатов затеял какую-то возню. Разберись!» Выходит, он сути не знал, а Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Н. Г. Игнатов действовал по прямому указанию Подгорного. Подгорный при словах Хрущева напряжется и промолчит.

Самолет поднимется в небо, а полетит не в Пицунду, а в Ливадию. Но ливадийская погода отдыху благоприятствовать не станет. Она начнет несколько дней кряду истекать дождями. А вместе с нею станет плакать телефон, напоминая о том, что в «Артеке» при смерти находится Генеральный секретарь Итальянской компартии товарищ Пальмиро Тольятти. Телефонными звонками он будет умолять Хрущева его навестить. У постели умирающего станет бессменно дежурить секретарь Итальянской компартии Луиджи Лонго. Однако Хрущев отчего-то к Тольятти не спешит, ссылаясь на занятость, но в то же время не перестает устраивать частые морские прогулки мимо «Артека» на военном катере, как бы насмехаясь над обреченным.

В одну из таких прогулок катер с полного хода налетит на какой-то твердый предмет. Движение застопорится. В днище посудины окажется огромная рваная пробоина, в которую хлынет вода. Умелыми действиями экипажа турбоход будет пришвартован к пристани, все пассажиры благополучно сойдут на берег, а катер с включенной помпой, откачивающей воду, отправится в док на ремонт.

Позже выяснилось, что судно напоролось на не убранный вовремя перископ подводной лодки, которой командовал капитан второго ранга Владимир Орлов. Орлов решил посмотреть, чьи это шумы винтов не дают команде покоя. Полюбопытствовал и как гарпуном прошил днище суденышку. Лодке, как и катеру, пришлось срочно вызывать подменную баракуду, а самой ошвартовываться в доке.

Не получив удовольствия от морских прогулок, премьер решил посмотреть кинофильм по сценарию Василия Захарченко «Дорогой наш Никита Сергеевич». И не только посмотреть, но и себя показать. Кинематографисты из кожи лезли вон, дабы выискать у Первого секретаря ЦК КПСС такие необыкновенные качества, которые у простыхсмертных не только не могли выявиться, но даже и намека на их возникновение иметь не смели.

Но что за оказия? Полтора часа прошло с того времени, как наш дорогой Никита Сергеевич выразил пожелание кинофильм посмотреть, а кинофильм не показывают из-за того, что киномеханик, оказывается, арестован местными властями за хулиганство.

Срочно поехали вызволять «пострадавшего». Вызволили. Хозяин уже рвет и мечет, пред грозные очи арестанта зовет. А как киношника пред грозные очи представить, когда на нем в прямом смысле лица нет, так оно разузорено местными блюстителями порядка, ни одному ретушеру не восстановить. Пообещали прислать Хрущеву механика пред грозные очи сразу же после просмотра кинофильма, надеясь на то, что фильм «самому» понравится и он сменит гнев на милость.

Посмотрел лидер хронику собственной жизни с бальзамным вымыслом, на душе полегчало, и так себя зауважал, так полюбил, что не преминул пригласить друзей на рюмашечку: дабы заодно тосты послушать и с неразлучным другом Климентием Ехремовичем «Реве та стогне…» и «Летят утки» дуэтом поспивать. Вечор пробовали, оч-чень аппетитно выходило. Раскат песни аж за шаляпинскими гротами плескался. А что, если… попытаться с шаляпинских гротов попеть, может, и не хуже, чем у Шаляпина, получится? Вот ведь «Ой, Днипро, Днипро» по черноморской глади подобием лунной зыби катится и даже обликами пересверкивает…

— Никита Сергеевич, — напоминает заместитель начальника охраны Василий Иванович Бунаев, — от Луиджи Лонго звонили, Пальмиро Тольятти преставился.

Хрущев с Ворошиловым оторвались от кресел. Бунаев со скорбным ликом снял с головы фуражку и продолжал:

— Завещание оставил. Без вас вскрывать не решаются.

— Подождут пусть, — резюмирует Персек. — Катер прикажите подать завтра к двенадцати дня.

— Слушаюсь, — спешно отвечает подполковник и как бы спохватывается: — Может, лучше на автомашинах? Берег возле «Артека» крутой, а фуникулеры барахлят.

— Вечно у вас что-нибудь барахлит, — замечает Хрущев. — Катером пойдем, а потом пересядем на машины. Вызовите Подгорного, Косыгина и Пономарева. При вскрытии завещания консилиум быть должен.

21 августа 1964 года в газете «Правда» была опубликована фотография со следующей подписью: «21 августа 1964 года в 13 часов 20 минут по московскому времени после тяжелой болезни скончался Генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии товарищ Пальмиро Тольятти.

Крым. 21 августа 1964 года. Н. С. Хрущев, Луиджи Лонго, Леонильда Иотти, Н. В. Подгорный и другие товарищи у тела Пальмиро Тольятти».

Тогда же и там же в статье «Прощание с товарищем Пальмиро Тольятти» сообщалось, что Н. С. Хрущев намеревался посетить находящегося близ Ялты тяжелобольного Пальмиро Тольятти, который прибыл в Крым на кратковременный отдых. Когда Хрущев приехал в «Артек», ему сообщили, что Пальмиро Тольятти сорок минут назад скончался.

«Правда» писала: «Товарищи Н. С. Хрущев, А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный, Б. Н. Пономарев склонили головы у тела Пальмиро Тольятти, отдали последний долг выдающемуся коммунисту, борцу за победу социализма в Италии, большому другу Советского Союза».

На второй фотографии, сделанной в тот же день, мы видим Н. С. Хрущева, Луиджи Лонго, А. Н. Косыгина, Б. Н. Пономарева, Н. В. Подгорного после воздания последних почестей у тела усопшего Пальмиро Тольятти. Н. С. Хрущев сердит: ему стало известно об оставленной записке Пальмиро Тольятти, в которой он не разделяет политику по руководству международным коммунистическим и рабочим движением, проводимую Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым. Записку по этическим нормам и по воле усопшего необходимо срочно опубликовать.

Н. С. Хрущев публикации «Памятной записки» всячески противился, однако 10 сентября 1964 года «Правда» ее публикует со следующим вступлением: «Рим. 9 (ТАСС). Газета «Унита» и журнал «Ринашити» опубликовали памятную записку Пальмиро Тольятти по вопросам международного рабочего движения и рабочего единства. Ниже следует ее перевод. Ялта. Август 1964 года».

БЕЗ «ЯТИ» — ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ПАЛЬМИРО ТОЛЬЯТТИ (Публикуется со значительными сокращениями)

«Письмо ЦК КПСС на предварительную встречу о подготовке международного совещания поступило в Рим за несколько дней до моего отъезда. Поэтому, а также ввиду отсутствия многих товарищей мы не имели возможности коллективно обсудить его в руководстве партии…

Это письмо будет представлено ЦК партии, который соберется в середине сентября, однако остается твердо установленным, что мы примем участие, и притом активное, в подготовительной встрече. Однако у нас сохраняются сомнения и оговорки насчет целесообразно-ста международного совещания, в особенности потому, что сейчас становится все более и более очевидным, что помимо китайской партии в нем не будет участвовать группа партий, которой нельзя пренебрегать. На этой предварительной встрече, несомненно, окажется возможным изложить и обосновать нашу позицию, в частности потому, что она сохраняет целую серию проблем международного рабочего и коммунистического движения. В данной памятной записке я сделаю краткий обзор этих проблем — также и с целью облегчения дальнейшего обмена мнениями с вами, когда это станет возможным.

…В основном наш план основывался на следующих положениях.

Никогда не прекращать полемику против принципиальных и политических позиций китайцев. В то же время предлагаем организовать серию встреч по группам партий для углубленного изучения и лучшей формулировки задач, которые встают перед различными секторами нашего движения… Кроме того, если бы были определены задачи и политическая линия в каждом секторе, то, возможно, удалось бы отказаться от проведения международного совещания, если бы такой отказ оказался необходимым для того, чтобы избежать формального раскола…

На деле же проводится иная линия, и, по моему мнению, последствия этого не очень хороши…

Мы с определенным пессимизмом оцениваем перспективы нынешнего положения как в международном плане, так и в нашей стране. Положение стало хуже по сравнению с тем, что было два-три года назад…»

Пальмиро Тольятти уверяет коммунистов, что реакционные империалистические круги ведут себя все настойчивее, о чем свидетельствуют события во Вьетнаме, на Кипре. Ссылается на убийство президента США Джона Кеннеди, на Общий рынок, организованный в Западной Европе, на сильную экономическую конкуренцию США, противостоящую экономикам социалистических стран, и продолжает:

«Единство всех коммунистических сил в единых действиях. Надо, чтобы они стали выше идеологических разногласий, в борьбе против самых реакционных группировок, ибо сегодня только единство является неотложной необходимостью, и нельзя согласиться с тем, что из него могут быть исключены Китай и китайские коммунисты…

Нельзя демонстрировать только оптимистическую картину рабочего и коммунистического движения в западных странах. Наше развитие и наши силы еще не соответствуют в настоящее время тем задачам, которые перед нами стоят…

Каждая партия должна научиться действовать самостоятельно. Самостоятельность партии, решительными сторонниками чего мы являемся, это не только внутренняя потребность нашего движения, но и существенное условие нашего прогресса в нынешних условиях…

У значительной части коммунистов вызывает беспокойство факт возникновения столь острого спора между двумя странами, которые стали социалистическими в результате победы двух великих революций. Этот факт вызывает дискуссии по поводу самих принципов социализма, и нам приходится прилагать большие усилия, чтобы объяснить, каковы были исторические, политические, партийные и персональные обстоятельства, которые привели в настоящее время к возникновению ссоры и конфликта. (Имеется в виду конфликт во взаимоотношениях того времени между СССР и Китаем, между КПСС и КПК. — С. К.)

В Италии находятся зоны, населенные беднейшими крестьянами, среди которых китайская революция довольно популярна именно как крестьянская революция. Это обязывает партию обсуждать китайскую позицию на широких открытых собраниях.

На албанцев, наоборот, никто не обращает внимания, хотя у нас на юге имеются некоторые этнические группы, говорящие на албанском языке.

Помимо конфликта с китайцами в социалистическом мире имеются и другие проблемы, к которым нужно привлечь внимание.

Неправильно говорить о социалистических странах, в том числе и о Советском Союзе, будто бы там все всегда обстоит хорошо… Во всех странах возникают трудности, о которых необходимо говорить открыто.

Критика в адрес Сталина оставила довольно глубокие следы и, самое серьезное, — вызвала известный скептицизм, с которым даже близкие к нам круги эту критику воспринимают. Не разрешена проблема, как культ Сталина стал возможен. Объяснение его только значительными личными пороками Сталина находят явно недостаточным. Пытаются выяснить, каковы были политические ошибки, которые содействовали зарождению этого культа.

Проблемой, привлекшей наибольшее внимание, — это относится и к Советскому Союзу, и к другим социалистическим странам — является, однако, проблема преодоления режима ограничения и подавления демократических свобод, которые были введены Сталиным. Не во всех социалистических странах наблюдается в этом смысле одинаковое положение.

Создается общее впечатление медлительности и противоречия в деле возвращения к ленинским нормам, которые обеспечивали бы как внутри партии, так и вне ее большую свободу высказываний и дискуссий по вопросам культуры, искусства и политики. Нам трудно объяснить себе эту медлительность и это противодействие, в особенности учитывая современные условия…

Один факт, который нас беспокоит и который мы никак не можем в полной мере объяснить, — это проявление центробежной тенденции среди социалистических стран. В ней скрывается несомненная и серьезная опасность, которой, по нашему мнению, должны заняться советские товарищи. В этой тенденции, несомненно, есть элемент возрождающегося национализма…»

Памятной записке Пальмиро Тольятти предпослано следующее послесловие нового Генерального секретаря Итальянской коммунистической партии Луиджи Лонго: «Публикуемая нами записка по проблемам международного рабочего и коммунистического движения и по вопросам его единства была закончена товарищем Тольятти за несколько часов до того, как его постигла роковая болезнь, которая унесла его навеки.

Этот документ предполагалось перепечатать на машинке, пока товарищ Тольятти съездит в «Артек», в международный пионерский лагерь. По возвращении он собирался еще раз посмотреть перепечатанный текст…

Мы полагаем, однако, что и без такого окончательного просмотра можно рассматривать оставленный нам текст как точное выражение его мыслей по поводу затронутых в нем вопросов. Руководство нашей партии с большим волнением ознакомилось с документом, подготовленным товарищем Тольятти, признало, что «в нем с величайшей ясностью изложена позиция нашей партии в отношении нынешней ситуации в международном коммунистическом движении», и считает его своим документом.

Поэтому мы публикуем памятную записку товарища Тольятти как точное выражение мнения нашей партии по проблемам международного рабочего и коммунистического движения, по вопросам его единства».

Таким образом, «Памятная записка Пальмиро Тольятти» была опубликована. Джинн из бутылки выпущен.

Первому секретарю ЦК КПСС, Председателю Совета Министров Н. С. Хрущеву оставалось пребывать на своих постах несколько недель. А что же касается его гнева, он был гневом обреченного.

Отдыхал Хрущев на даче, расположенной между Ливадией и Нижней Ореандой, которая была выстроена Сталиным для Ялтинской конференции, проводившейся в ливадийском дворце. Дворец царская семья построила здесь только потому, что в Крыму оказалось наибольшее число долгожителей. Царская диаспора собиралась жить долго.

Дом из белого песчаника хорошо сохранял прохладу. Но Хрущев большую часть времени предпочитал проводить под полотняным навесом на пляже, куда были перенесены и правительственные телефоны. Ночевал здесь же в деревянной будке, построенной чуть выше пляжа.

По решению Совета Министров члены Политбюро отдыхали два раза в году: Хрущев предпочитал первый раз отдыхать в апреле, дабы в кругу семьи отмечать день рожденья; а второй — в конце лета, когда шумные компании детей и студентов с моря убирались…

Пока ожидали правительственную делегацию из Москвы, случилось событие чрезвычайной важности: ночью на дачу скрытно пробралась супружеская пара и притаилась в заросшем колючками гроте. Им так уютно в гроте показалось, что они даже вздремнули на радостях и не услышали, как Хрущев прошел к морю на утренний моцион. Выкупался, полежал в шезлонге, отшлепал ладонями на животе «гопака». Поэт при том мысленно сочинил стихи:

Шарканье явно чужих ног охрана услышала лишь тогда, когда Хрущев возвращался с моря и в такт шагам напевал: «Гром победы раздавайся». Тут-то из грота и грянул гром настоящий. Сначала раздалось нечто похожее на шипенье, за шипеньем покатились камни, а за камнями с криком и плачем выкатилась незадачливая пара, оказавшаяся просителями.

— Отец родной, не прикажи казнить, прикажи миловать, — запричитала женщина. — К ногам твоим припадаем. — И при сем протягивала письмо.

Хрущев так оторопел от их внезапного появления, что, не поворачиваясь, дал задний ход и чуть не сбил охранника. Но охранник вовремя сориентировался и выступил вперед, прикрыв премьера своим телом.

— Что вас толкнуло так поступить? — рассерженно спросил непрошеных гостей насупившийся Хрущев.

— Квартиру пятый год не дают, — вставил слово мужчина. — Живем где попадя. В семье — двое детей.

— Здесь-то как оказались? — все больше суровел хозяин.

— Через забор перемахнули. Холодно в гроте. Сыро. Ночью даже костерок соорудили. Дыма в тумане не видно. Да сами в дыму едва не задохнулись.

— Возьмите у них письмо! — распорядился хозяин. — Квартиру вам дадут. Но методы обращения к правительству вы избрали глубоко неверные.

— Знаем, что неверные, — соглашались просители. — Отчаянье заставило. Правды ни от кого добиться не смогли, потому и обеспокоили вас, дорогой Никита Сергеевич. Извините великодушно.

При слове «дорогой» Никита Сергеевич круто повертел шеей, как бы отстраняясь и в то же время принимая ласковое поглаживание. Жалобщиков выдворили, а в охране начался настоящий переполох. Хрущев превратился в громовержца. Так содрогал землю, аж стонала она. Неожиданно превратившись в Угрюм-Бурчеева, он то и дело изрекал:

— Под трибунал отдам бездельников! Что это за охрана, которая под носом ничего не видит? Возможно ли такое? На даче просители живут. И сигнализация почему-то не сработала? И часовые ни хрена не увидели? Как это понимать?

А понимать надо было просто: московские охранники передоверились местным. Местные заверили москвичей, что территория и помещения дачи ими осмотрены. Приезжие решили осмотр провести только визуальный, дабы не порвать о колючки одежду и обувь. Прилегли вечерком на землю, посмотрели во все четыре стороны света на росу, обрызганную закатом. И, не увидев следов сбитой на землю росы, заключили, что по траве никто не ходил.

По оказии вместе с упоминаемыми членами Политбюро из Москвы были вызваны председатель КГБ В. Е. Семичастный и начальник того же ведомства генерал Н. С. Захаров. Часть охраны срочно заменили, но в Москву предусмотрительно не отправили. Выжидали. На досуге переговорили с дочерью Никиты Сергеевича Радой и упросили ее взять на себя роль посредника в столь щепетильном деле.

Рада все сделала как надо.

— Доброе утро, папочка! — поприветствовала утром отца. — Легко ли спалось-отдыхалось?..

— Ты не знаешь, что за безответственных охраннич-ков мне подсунули?

— Наслышана, папочка! Обошлось ведь. Постарайся не вспоминать о неприятном. Ты же отдыхать приехал. Так пойдем лучше поплаваем.

— Идем, — снизошел отец. Дочка напоминала ему молодую жену и вызывала приятные ассоциации. Далеко в море, однако, заплывать отец не любил, предпочитал плескаться рядом с берегом.

Поплыли они с дочуркой вдоль побережья на городской пляж, на котором тьма-тьмущая отдыхающих. Хрущева признали и начали скандировать:

— Никита Сергеевич! Никита Сергеевич! К нам, к нам плывите!

Поплыли. И Никита Сергеевич почувствовал потребность с народом пообщаться. Заговорил и такую сердечную заботу проявил, что нарадоваться не мог на столь впечатлительное и отзывчивое сердце. Настроение поднялось, и пошли они с дочерью с пляжа, тепло взявшись за руки, столь счастливые, что пролетающие чайки притормаживали, дабы полюбоваться милой и сговорчивой парочкой. А отец нет-нет да и кидал на красивую умную дочь ласковые взгляды. Дочура почувствовала изменение в настроении бати и отважилась:

— Простил бы ты этих военных, пап, которые жалобщиков-то просмотрели. Наказания они, разумеется, заслужили, но не столь же сурового, как военный трибунал. Ты же знаешь, что трибунал обязательно настроится на желание главы государства и может подвести их к высшей мере. А у них у всех семьи, дети… Пожалел бы ты их, пап…

Хрущев остановился. А Рада продолжала:

— Ты же добрый, папуля! И знаем это теперь не только мы, но и весь мир. Такую реабилитацию невинных провел. И вдруг — военный трибунал по твоему же указанию.

— Хватит! — не выдержал Хрущев. — Считай, уговорила. Объяви от моего имени, пусть с каждого по лычке или по звездочке военной снимут и по выговору влепят.

Рада рассмеялась:

— Так-то оно так… Да по воинскому уставу за один проступок дважды не наказывают. Выбери наказанье одно.

— А ты что, и воинский устав изучила? — размяк отец.

— Изучить не изучила, а знакомилась обстоятельно.

— Коли так, будь по-твоему. Пусть понизят в звании. Объяви только построже, без улыбочки. А то в твоих устах наказание сможет благодарностью выглядеть.

Следует признать, что охрана дачи Хрущева в Ливадии, в отличие от охраны других правительственных особняков, обеспечивалась слабо. По периметру территория не охранялась совсем, охранялась только с моря около главного двухэтажного дома.

Ливадийская и пицундская дачи воздвигались и усовершенствовались в честь предполагаемого визита в СССР президента США Дуайта Эйзенхауэра, приезд которого был сорван запуском Пентагоном в наше воздушное пространство самолета-шпиона, управляемого кадровым американским разведчиком Пауэрсом.

Главной достопримечательностью ливадийской дачи был живописный и уютный окультуренный грот. Рассаженные вокруг него кактусы, агавы, положенные огромные валуны среди мелких морских камней создавали здесь своеобразную идиллию. В гроте было три помещения: маленькая кухня, комната отдыха с двумя кроватями, тумбочками, стульями и зеркалами и зал для переговоров. В нем лучше всего было находиться после спада жары, когда с моря тянул освежающий ветерок. На столе Хрущева имелись четыре разноцветные кнопки, нажатием которых он вызывал либо официанта, либо секретаря, либо начальника охраны и приказывал:

— Принесите нам по рюмочке коньяку.

Или:

— Закажите катер для морских прогулок.

На катере, кстати, тоже всегда имелись продукты питания, телевизионное и радийное обеспечение, медицинская аптечка. Обслуживал премьера тщательно подобранный экипаж.

В мою бытность на территории дачи неподалеку от грота сохранялся еще деревянный домик Сталина. Позже рядом с ним в виде шатра построили дворец с крышей и раздвижными стенами. В солнечную погоду стены раздвигались и освежали людей влажным морским йодистым воздухом, а в непогоду — сдвигались. При Брежневе этот дворец превратился в своеобразное место заседаний, где имелась кухня, зал с синхронным переводом, кабинет для главы государства.

Из-за скверной погоды Хрущевым было принято решение перелететь из Крыма на Кавказ, из Ливадии — в Пицунду.

Пицундская дача чем-то напоминала ливадийскую. В ней имелся такой же бассейн с подогревающейся морской водой. Стоило нажать кнопку, и сделанные из легкого алюминия стены бассейна раздвигались, открывая вид на море. Создавалось впечатление, что плывешь не в бассейне, а в самом что ни на есть открытом море, ибо по желанию можно было и волны образовать, и течение воды устроить. А назрела вдруг необходимость государственными делами заняться, рядом в плавающем буе встроен телефон: бери трубку и веди разговоры хоть с Вашингтоном.

В сумеречную погоду бассейны освещались мягким электрическим светом, напоминающим свет солнца из-под вуали облаков. А потянет к сказочности, поверни включатель — и морская вода начнет переливаться всеми цветами радуги, тут не только «каждый охотник желает знать, где сидит фазан», но и каждый «фазан» может знать, где плывет хозяин.

В Пицунде Никита Сергеевич по случаю и без случая продолжал на охрану гневаться. Ни с того ни с сего потребовал от начальника внешнего караула «убрать часовых, чтобы не мозолили глаза». А военный возьми да вспыли:

— Не выполню я этого. Ибо в таком случае я не могу ручаться за вашу безопасность.

— Что-о-о-о? Как вы смеете мне возражать? Доложите по командованию, я отстраняю вас от несения службы.

Начкара отстранили. Тот с горя напился чачи, присмотрел на пляже красивую утешительницу. Шепнул на ухо другу-сослуживцу, где его в случае чего искать, и исчез с глаз долой и от главного, и от непосредственного по службе начальства.

А Хрущев в то время расхаживал метра на два впереди прибывших из Москвы членов Политбюро, поучая их премудростям житья-бытья. И не просто поучал, но по ходу дела интересовался, как поучительный урок слушателями воспринимается. При этом выяснилось, что Косыгин все поучения прослушал, за что тут же получил такую взбучку, что на глазах его выступили слезы. Попутно досталось и заместителю начальника личной охраны В. И. Бунаеву.

Обычно Н. С. Хрущев прихватывал на прогулку миниатюрный радиоприемник «Соня». Так было и на сей раз. Но при разносе Косыгина Хрущев принялся жестикулировать руками и заметил, что Косыгин испуганно отшатывается. Поняв, в чем дело, Персек повесил «Соню» на дерево, еще немного для куражу погневался, походил взад-вперед и увидел, что приемника след простыл.

— Где приемник, Бунаев? — спросил он прикрепленного.

— У вас в руках был, Никита Сергеевич, — ответил подполковник.

— Был в руках, — передразнил Хрущев. — Был да сплыл. А вот куда, это я у вас хочу узнать. — И, круто повернувшись, зашагал от компании в сторону. Зашагал навсегда. Больше эти члены Политбюро с ним компании водить не станут.

До чего довел бы его гнев, судить не берусь, но на просеке появился полуглухой и веселый Клим Ворошилов.

— Голубчик! — радостно закричал обрадованный конармеец. — Куда ты запропал? Битый час ищу. Ты отдыхать приехал или работать?.. — И, насильно подхватив Персека за руку, поволок его к уютному гроту. К Хрущеву с Ворошиловым присоединился вначале А. И. Микоян, а позже компанию дополнили А. И. Аджубей, Л. Ф. Ильичев и В. И. Поляков.

* * *

Никита Сергеевич последнее время гневался не только на охрану и на соратников, но даже и на лично преданных ему друзей — Николая Викторовича Подгорного и Леонида Ильича Брежнева за то, что те позволяли себе в его присутствии курить. Курильщиков он не жаловал. Гневался с громом и молнией, с грозными окриками и даже с рукоприкладством. Подгорного, закурившего однажды при нем на Внуковском аэродроме, он с криками: «Пошел вон!» — грубо оттолкнул от себя.

А перед очередным чествованием космонавтов на Красной площади стрепетом кинулся на закурившего Брежнева, вместе с губами схватил у него сигарету с мундштуком и так рванул, что сначала раздался резкий щелчок брежневских губ, а затем щелчок кинутого на асфальт мундштука.

— Сколько раз нужно тебе говорить: не дыми мне в лицо! Сколько раз говорить?

Будущий Генсек на выходку Хрущева никак не среагировал, продолжал разговаривать с Шелепиным, будто ничего не случилось.

Я поднял мундштук и протянул его Брежневу.

— И ты с ним заодно? — взвизгнул премьер почти в микрофон. Подбежав, снова выхватил мундштук у Брежнева и с негодованием запустил его на лестницу.

Сотрудники охраны подобрали инкрустированную дымокурню, но передавать мундштук Брежневу не рискнули: очень уж много неприятных воспоминаний нес он владельцу.

Как знать, может, именно толчки в спину, окрики и вырванный из губ мундштук и стали впоследствии теми каплями, которые и настроили членов Политбюро на смещение Хрущева.

* * *

На какое-то время дача замолкла, как бы затаилась. Но вот из грота робко вылетела песня, а следом за песней, вальяжно отфыркиваясь, вывалились раскрасневшиеся А. И. Аджубей и Л. Ф. Ильичев. Друзей распирало желание сказать друг другу самые приятные признания, какие только есть в русском языке, но так как сказать их с глазу на глаз не получалось, они решили прибегнуть к помощи подставного лица, в данном случае стоящего на посту часового. Первым отважился начать славословие Аджубей:

— А скажи-ка мне, братец, кто сейчас самый главный философ современности?

— Величайший философ современности Ныкита Сер-геевыч Хрущов!

— Никита Сергеевич, само собой разумеется. А второй кто?

— Второй вы, Алексей Иванович, — отвечал военный.

— Не! Не я, — расплывался в улыбке Аджубей. — Не я, а Леонид Федорович Ильичев, стоящий перед тобой собственной персоной.

— Да-да-да-да-да! — подтверждал Ильичев, петушком покачиваясь на носках, и еще раз подтвердил: — Да-да-да-да-да!

— А кто самый известный идеолог, интересуюсь? — в свою очередь осведомился Ильичев.

— Вы, Леонид Хфедоровыч, — сообразил часовой.

— Опять ты ошибся, братец! — поправил секретарь ЦК несмышленого солдата. — Величайшим советским идеологом по вкладу в науку и литературу является Алексей Иванович. Алексей Иванович, встань передо мной, как лист перед травой. — Аджубей встал. — Видишь теперь кто?

— Да будет тебе! — умилялся Аджубей. — За что ты меня так? Ну не надо! Прошу тебя, не надо!

— А скажи-ка ты мне, служивый, что такое кузькина мать и с чем ее едят? — потешался зять владыки.

Солдат совсем опупел от напасти, — вскинул винтовку на изготовку и заплакал:

— Вы не имеете права приставать ко мне с вопросами. Часовой есть лицо неприкосновенное и о похабных матерях знать не должон. Ишшо што выдумали, с чем ядят кузькину мать. С чем ее ядят, почем я должон знать… Стрельну вот сщас в воздух, узнаете тогда, с чем ядят.

Пришла пора трухнуть Аджубею с Ильичевым:

— Не вздумай, — зашептали, как зашипели, они. — Тебя же за это или на гауптвахту отправят, или под трибунал отдадут. Тоже мне, какой обидчивый выискался. Пойдем лучше от греха подальше, — проговорил знатный идеолог, — а то и в самом деле палить начнет. Видишь, глаза-то у него, как у бугая зенки, выкатились.

Обхватив друг друга за плечи, славно покачиваясь, пошли они петь дифирамбы в наплывающий с моря туман. Не знали еще, сердечные, что их словесные воздаяния похвал как вошли, так и выйдут из тумана неопох-меленными. Места же величайших философов современности, как и величайшего советского идеолога, окажутся вакантными по сегодняшний день, хотя претендентов на них изыщется великое множество.

В гроте останутся только Хрущев и Микоян. Уйдет, сославшись на недомогание, Ворошилов. За ним откланяется и удалится В. И. Поляков.

На рабочем столе Персека ожидали решения неотложных дел: зеленая папка с материалами зарубежной прессы, красная — с шифровками послов и серо-голубая — с бумагами из различных ведомств.

Раскрыв серо-голубую папку, Хрущев узнал, что к нему настойчиво просится на прием французский промышленник Гастон Палевский. Однако Никиту Сергеевича, как и Микояна, постоянно преследовала мысль, что задумали в Москве во время их отсутствия члены Политбюро.

Вынув из кармана небольшие прямоугольные часы, подаренные известным американским физиком Лео Сци-лардом, стальной футляр которых состоял из двух расходящихся в разные стороны половинок, Хрущев, как бы забавляясь, стал бесцельно открывать и закрывать их: часы от этого подзаводились и были надежны тем, что не разбивались при падении. Упав из рук несколько раз, они продолжали идти как ни в чем не бывало. А древнего предсказания, что часы падают не к добру, Хрущев не знал.

Лидер размышлял, что следует предпринять для безопасности и сохранения власти. Он понимал, что в его низвержении задействованы большие силы. Так стоит ли противопоставлять им кажущуюся силу свою и подвергать опасности людей, семью и государство?

Не зря же затеяна эта игра с Аджубеем. Накануне отъезда в Пицунду Хрущев поручил зятю деликатную поездку в ФРГ, с целью подразузнать, как говорится, на месте политическую обстановку в этой ведущей капиталистической стране и попытаться установить прямые контакты с ее руководством. Усердие Алексея Ивановича обернулось конфузом. В ответ на осторожный зондаж немцев, сможет ли улучшению отношений между Россией и Западной Германией способствовать ликвидация берлинской стены, Аджубей, ничтоже сумняшеся, заявил: «Когда придет Никита Сергеевич и сам убедится, какие немцы прекрасные ребята, то от берлинской стены не останется камня на камне». Заявление зятя, записанное КГБ на магнитофон, было истолковано как предательское и стало компрометирующим материалом.

Хрущев попросил Аджубея явиться к Подгорному, а тот достал из стола донесение и зачитал: «Находясь с группой советских журналистов в Западной Германии, А. И. Аджубей во время одного из интервью заявил: «Вы спрашиваете о берлинской стене? Не волнуйтесь, приеду в Москву, скажу папе, и мы ее сломаем!»

Так или иначе все происходило, но суть сообщения давала основания полагать, что снос берлинской стены намечался еще при Хрущеве, и понятно, что к объяснению по столь решительному заявлению зятя тесть готов не был и потому заметно волновался.

Зазвонил правительственный телефон-вертушка. Сообщили, что произведен еще один успешный запуск космонавтов. Хрущев с Микояном поочередно поздравили покорителей космоса, пожелали благополучного возвращения и на радостях прошли прогуляться вдоль побережья.

О море, море, кто тебя усеял грустными мечтами?..

Редко море бывает веселым. Даже в абсолютный штиль, когда вблизи оно переливается бликами и солнечными зайчиками, вдалеке веселость как бы приглушается спокойным раздумьем, напоминающим грусть. Происходит это, видимо, потому, что море чаще бывает свидетелем разлук, нежели встреч. К нему, как к другу, люди идут смыть наносное и поверить сокровенное.

Вот и теперь, когда Хрущев поверял думы Анастасу, на самом деле он поверял их морю, доверял вечности. Если вы захотите когда-то узнать раздумья Хрущева в последние дни его правления, поезжайте на пицундское побережье и прислушайтесь. Море при этом то вспыхнет фейерверком, то зааплодирует всплесками, то захохочет гомерическим хохотом. Оно раскроет состояние души того экспрессивного, эмоционального, нервного, неровного и самоуверенного человека.

Когда же в соленые, насквозь прозрачные, до дна видимые воды Черного моря с разбегу нырнет бесштанный голопопик, на память придут скабрезные строки неизвестного автора, подводящие итог правлению этого случайно оказавшегося на гребне власти человека:

Грубо отесаны стихи, но по существу справедливы.

В последние годы правления Хрущева дифирамбы и фанфары в его честь звенели несмолкаемо. Начинал их, как обычно, серый кардинал — Михаил Суслов, и не в глаза, не возле, а далеко со стороны. Уезжал в отдаленные области и как бы ненароком аукал: «Дорогой Никита Сергеевич!» Аукал, аукал, а в Москву возвращаться не торопился до тех пор, пока не получалось как по пословице: «Как аукнется, так и откликнется». Ждать отклика приходилось недолго. Ибо если сам кардинал с партийного амвона возликовал, то пение его тут же подхватывали партийные протодьяконы Кириленко, Брежнев, Подгорный, Микоян, с оглядкою — Косыгин.

Льстивых эпитетов в честь лоснящегося владыки не жалели. И вот без них уже не обходится ни одно выступление, ни маломальское торжество, ни простой разговор. Владыка к эпитетам привыкает. Они становятся бальзамом его души, необходимой приправой к каждому в его честь словесному блюду, которое на самом деле является словесным блудом. И владыка уже не просто человек, а непогрешимый мессия, пророк страны, которая дышит на ладан, но делает вид, что крепка и могуча, и потихоньку подпевает трубадурам.

Какое же емкое слово «трубадур», от слов «труба» — «дура». По-другому-то оно должно бы трубадулом называться.

Не соглашаться с Персеком нельзя. Возражать — опасно. Остановить самолюбование кумира возможно только пощечиной. Орджоникидзе однажды попробовал остановить пощечиной Сталина, и… и… до сих пор историки гадают, сам ли Серго ушел из жизни или ему быстро помогли?

Согласимся, не каждый отважится на такой поступок. С Хрущевым на такой поступок не отважился никто. И он, сидя в кресле премьер-министра и партийного босса, стал откровенным бунтовщиком. А бунт его был направлен против русской имперской истории: его либеральные реформы угрожали самому существованию империи. И причиной его падения был волюнтаризм по отношению к российской традиции. Иными словами, Хрущев был первым советским диссидентом. Как выразился Уильям Шекспир, «без спора безумство сильных требует надзора».

Сегодня Хрущева олицетворяет медная голова двуликого Януса, стоящая надгробьем на Новодевичьем кладбище. Эта голова распорядилась отдать Украине Крым, порезать автогеном авиацию и флот, разрушить деревни, ликвидировать подсобные хозяйства, уничтожить личный крестьянский скот, передать КНР Порт-Артур, порт Дальний, КВЖД, а затем разорвать с ней дипломатические отношения, снять с поста министра обороны героя страны маршала Жукова, начать строительство домов без кухонь, колотить ботинком в ООН, ездить верхом на свинье.

Раньше эта голова лоснилась на солнце всеми цветами радуги. Теперь позеленела от злости и, низвергнутая с постамента, как срубленный кочан, смеется в траве до ужаса и дрожи.

Горько видеть голову без туловища средь барвинков и левкоев, а еще страшнее встречаться со срубленной улыбающейся головой.

Не продумал скульптор крепление головы и посадил ее на винт, не предполагая, что не согласные с думами этой головы люди будут без конца ее откручивать. Да и мудрено не открутить голову, у которой не все винтики на месте.

Но когда видишь медную голову на траве или на клумбе, на память приходят слова А. С. Пушкина:

Вот моя дословная запись беседы с этой тогда еще живой удалой головой:

— Необходимо повернуть европейские реки, текущие в Северный Ледовитый океан, в Волгу, чтобы не дать пересохнуть Каспийскому морю. Строительство таких каналов обойдется государству не больше суммы, затраченной на строительство Куйбышевской ГЭС.

Зато, если на пути течения рек построить сеть электростанций, за год можно возвратить все средства, затраченные на строительство каналов. Кроме того, из Каспия можно отвести оросительные системы: в засушливых степях вырастить урожаи. А через некоторое время можно будет и Иртыш повернуть в Среднюю Азию…

— Но эти «преобразования» в кавычках могут привести к необратимым последствиям в экологии. Льды Севера начнут таять и наползать на материки. Поселки же и города, построенные на берегах бывших рек, захиреют и вымрут. Все это не так просто, как вам на первый взгляд кажется, Никита Сергеевич!..

— Больно вы самостоятельными стали, молодые люди, — обиделась голова. — Разумному слову не внимаете. Не завидую я вашему будущему. — И зашагал прочь.

Да и я не завидую будущему, которое нам создали Хрущев и Горбачев. Но в назидание лоснящимся головам хочу сказать:

Голова же на надгробном памятнике Н. С. Хрущеву, исполненная Эрнстом Неизвестным, не только отделена от тела, она водружена как бы на прерванную ленту Мебиуса, то есть взгромоздилась на прерванную вечность. Она и нарушила обычный ход вещей, отбросив Россию на десятки лет назад.

Не отправь Политбюро эту голову вовремя на пенсию, сколько б еще немыслимых бед смогла натворить она! Не знаю, что осталось в тщательно охраняемых архивах, но, полагаю, документы об участии Маленкова, Хрущева и других чиновников, замешанных в массовых репрессиях против людей, должны сохраниться. Про Хрущева же известно, что даже после прекращения репрессий Украина под его началом буквально стонала от беззаконий. Даже жестокий Сталин вынужден был послать ему телеграмму со словами: «Уймись, дурак!» На тот раз предупреждение подействовало. Но позже Хрущев уему в беззакониях не знал. Стал мнить себя разбирающимся в литературе, живописи, в музыке. Запугивал и высылал из страны творцов, не согласных с его воззрениями.

Коснемся еще одного вопроса, больного вопроса — отношения к Церкви И. В. Сталина и Н. С. Хрущева.

В самом начале 30-х годов Н. К. Крупская провозгласила лозунг «Свободу детям от религиозного дурмана!»… «Библию для верующих и неверующих» на скорую руку тут же сварганил Емельян Ярославский, в просторечии именовавший себя грешником Минаем.

Застонав, рухнул от рук «преподобных грешников» храм Христа Спасителя, не вынес Господь, чтобы стояли его стены, оскверненные нечестивцами-обновленцами, которые на так называемом «соборе» провозгласили «анафему» святейшему патриарху Тихону, расстрелянным митрополиту Киевскому — Владимиру, митрополиту Петроградскому и Гдовскому — Вениамину и другим великомученикам российским… Храм рухнул, а на его месте образовалась лужа имени Лазаря Кагановича.

В 1933–1934 годах в Москве остаются действующими лишь 24 православных прихода и несколько обновленческих. В 1933 году наркомом просвещения А. С. Бубновым и Н. К. Крупской была выдвинута идея сноса храмов и построения на месте «дурмана и оболванивания людей» общеобразовательных школ. В течение двух последующих лет по бубновской инициативе были снесены храмы: Космы и Дамиана по Старомонетному переулку, храм Николы на Столпах (XVII века) и палаты боярина Матвеева в Армянском переулке; снесена колоннада и древний храм Спаса Нерукотворного (храм Параскевы Пятницы на Божедомке), основанные в XV веке. В 1938 году снесены храм и колоннада на Пречистенке; на Старом Арбате и в Серебряном переулке — колокольня XVII века и здание храма Николы Серебряного XVIII века. На Поварской — храм Бориса и Глеба, на месте которого построили институт имени Гнесиных. На Большой Молчановке — храм Николы на Курьих Ножках. На Малой Бронной — храм Воскресения Словущего, где один из приделов посвящен преподобному Сергию Радонежскому. Иными словами, нарком просвещения Бубнов разрушил не меньше трех сотен по стране и более двух десятков храмов в столице.

Наступил 1941 год, грянула Великая Отечественная, и жизнь показала, что истинной Церковью руководит сам Иисус Христос, ибо очищение Церкви произошло кровью тысяч архипастырей, пастырей, монашествующих иноков и мирян.

4 ноября 1941 года в Елоховском соборе состоялась литургия в день праздника иконы Казанской Богоматери, по-другому именованной иконы Богоматери всех Скорбящих Радости, на литургии протодиакон храма Святителя Николая, что на Новокузнецкой улице, отец Иаков Абакумов, родной брат начальника СМЕРШа и заместителя наркома обороны СССР Абакумова, впервые произнес многолетие Сталину. Обладатель низкого, звучного баритона, он произнес: «Богохранимой стране Российской, властям и воинству ея… и первоверховному вождю…», а молящиеся тысячами голосов грянули: «Многие лета!» А протодиакон Иоанно-Предтеченского храма с Красной Пресни провозгласил «вечную память» воинам, убиенным на поле брани.

Эта литургия предуведомила выступление Сталина 7 ноября 1941 года, которое начинается словами: «Братья и сестры! Да осенит вас победоносное знамя Александра Невского…» С этого момента начался путь сближения Церкви и советской власти. Обращение Сталина к воинам и мирянам было поддержано посланием митрополита Сергия (Старогородского). А в декабре 1941-го был открыт храм в Ельне, неподалеку от передовой, в котором перед советскими воинами совершилось молебствие с пожеланием им победы и с провозглашением многолетия вождю всех народов — товарищу Сталину.

С начала Отечественной войны во многих церквах страны произносились страстные, убежденные проповеди. Вот как звучала проповедь протоиерея Николая Ренского, настоятеля храма Святого Апостола Филиппа, в день памяти воина-великомученика Феодора Страти-лата: «Еще молодым священником служил я в Москве в древнем храме преподобного Феодора Студита у Никитских ворот. ФеодорСтудит во святом крещении получил имя Феодор в честь воина Феодора. В храме погребены все предки Александра Васильевича Суворова. И вот сегодня, когда враг у стен Москвы, я вместе с вами обращаюсь с мольбой к мученику Феодору Стратилату. Да осенит его воинское знамя наши полки и да будет с нами Бог и победа!»

После победы стали открываться храмы в Москве: Всесвятский (у Сокола), Введенский (в Вешняках), Скорбященский (на Б. Ордынке), Малый собор (в Донском монастыре), Трапезный храм (в Новодевичьем), Троице-Сергиевская лавра Открыты Московская и Ленинградская духовные академии, семинарии — Московская, Ленинградская, Саратовская, Киевская, Одесская, Ставропольская, Минская, Луцкая. На Поволжье вел службу отец маршала Василевского Михаил Василевский.

Повторное гонение на Церковь началось при Хрущеве. Его десятилетнее правление для православных христиан было годами тяжелых, изнурительных мучений. Был закрыт и осквернен памятник 1812 года, собор в городе Кобрине, взорван огромный Гродненский собор, Никольский собор в Витебске, соборы в Челябинске, Донецке, Полтаве, Николаеве.

Разрушены: Ильинская церковь — резиденция молдавского митрополита в Кишиневе, колокольня Пятницкой церкви в Чернигове, церкви Спаса Преображения, Иоанна Воина и Михаила Архангела в Харькове, Покровская церковь в Киеве, соборы в Могилеве, Брянске.

В Москве снесены храм Ржевской Богоматери (XVIII века, на Поварской), храм Иоакима и Анны (на Б. Якиманке), Грузинской Богоматери с Покровским приделом (близ Воронцова поля), храм Святого Николая (в Ямах, вблизи Землянки на улице Ульяновской), храм Тихвинской Богоматери XVIII века (у Киевского вокзала). В Ленинграде — Греческая церковь; церковь Святого Николая на улице Марата, храм Святой Троицы — на Сенной. Закрыли соборы епархий в Кишиневе, Черновцах, Виннице, Розно, Риге. Собор Святых Петра и Павла в Гомеле, собор в Красноярске.

Венцом богохульческой деятельности Хрущева стал взрыв Преображенского (названного в честь Преображенского полка) собора в Москве, построенного в 1709 году Петром Первым.

Причиной начала единения советской власти с Русской Православной Церковью послужила победа Сталина над левыми силами в партии. Если бы не были ликвидированы эти силы, никакого бы единения народа в Отечественную войну не произошло, оказалось невозможным бы и сотрудничество Церкви с правившей тогда властью.

Создается впечатление, что некто зомбирует наших лидеров. Ибо не пройдет и двадцати лет после ухода Хрущева с поста, как меченный природой восприемник довершит задуманное предшественником уничтожение огромного государства. Он не станет печалиться по содеянному. В 1996 году «лучший немец года» выдвинет себя кандидатом в Президенты Российской Федерации. В предвыборной гонке отправится в Омск и получит там хорошую, прямо скажем, заслуженную затрещину от болеющего за судьбу Родины омича Малькова. В качестве поддержки омича появится частушка:

В 1990 году «лучший немец года» при переговорах с канцлером Германии Колем на даче в Архизе поставит вопрос о скоропалительном выводе наших войск из Германии. По подсчетам военных, вывод войск по тем временам определялся суммой в двести миллиардов марок. Коль в качестве откупного предложит Горбачеву сто миллиардов. Не давая ему договорить, Горбачев запросит четырнадцать. Коль изумится… Еще бы! Предлагают сто, а запрашивают четырнадцать. Спроста ли? Непохоже, У русских есть на этот счет мудрая поговорка: «Не так он прост, этот прохвост, как совсем не просты все его хвосты».

За что же Германия хотела расплатиться? Во-первых, за то, что наша собственность, оставшаяся в Германии, была оценена в двести миллиардов марок и по немецкому закону «О новых собственниках» пожизненно принадлежала нам с правом наследия. А во-вторых, Америка, к примеру, две своих бригады выводила с Филиппин двенадцать лет. А Горбачев с Шеварднадзе три армии в полмиллиона человек вывели в течение полугода. Тридцать тысяч солдатиков при этом кинули в палатки под Смоленском и заставили в них зимовать. Сколько при этом их простудилось и умерло? Сколько стало инвалидами? Сколько?..

С помощью леди Тэтчер Горбачев издаст в Англии свои доклады таким тиражом, что если поделить его на жителей королевства, то каждому достанется по три экземпляра этого «бесценного» труда. Но к этому гонорару прибавится затем Нобелевская премия мира, а детям Шеварднадзе — за бесценок шикарная квартира в Париже.

Спустя полгода Горбачев попросит у Коля кредит на шесть миллиардов марок, который нашим внукам предстоит скоро возвращать. Представляете, читатель, получить немецкий долг в двести миллиардов марок отказался, а кредит на шесть миллиардов марок взял.

Наполеон Бонапарт однажды изрек: «Стадо баранов, предводительствуемое львом, сильнее стада львов, предводительствуемых бараном». Сегодня овечьи стада на мясо-бойни водят прикармливаемые бараны. Прозрейте, россияне, и не допустите к власти прикармливаемых колетэт-черами сладко блеющих баранов.

…Время Хрущева можно назвать временем полумер, которое Илья Эренбург окрестит «оттепелью». По воле «лоснящейся головы» тогда же наступила эпоха «реабилитанса». Сотням тысяч осужденных была сохранена жизнь. Приоткрыв «железный занавес», мы стали получать почти секретную информацию.

В 1963 году в Париже ничтожно малым тиражом была издана история русской аристократии в пятидесяти томах, под редакцией президента общества по родословным делам Николая Иконникова. В 41-м томе этого издания даются подробнейшие сведения о боярском роде Хрущевых, ведущих свою родословную летопись с XV века. Японский документалист Такиси Хиросэ, опираясь на брачные записи в церковных и регистрационных книгах и на проверенные факты по ближайшим родственникам, утверждает, что двоюродный дядя Хрущева был флигель-адъютантом у Александра II, отец служил в ведомстве внутренних дел, родной дядя был банкиром.

По женской линии род Хрущевых состоял в родстве с Гогенцоллернами. Российская барышня в 1846 году стала женой принца Карла (идентичность немецких и российских записей сходится). А Елизавета Хрущева была замужем за великим Николаем Рубинштейном.

Знал бы Иосиф Виссарионович, как плохо работали его отделы кадров, очень бы опечалился. А вспомнив, «какого змия взлелеял на груди своей», даже бы прослезился, наверное. Да и я только-только начал понимать, откуда у Н. С. Хрущева такие барские замашки.

Стемнело. Засветились первые звезды, и к прогуливающимся подбежал дежурный охраны:

— Никита Сергеевич, вас просит к телефону Суслов.

Хрущев с Микояном не спеша поднялись в дом. Хрущев поднял трубку.

— Собрался пленум по сельскому хозяйству. Все съехались. Ждем вас, в связи с острейшими разногласиями в руководстве.

— А без меня не можете разобраться? — следует вопрос Хрущева.

— Сможем не только сейчас, но и в дальнейшем.

Раздался щелчок, и правительственная связь прервалась.

— Звонил Суслов, — сказал Хрущев. — Говорит, возникли срочные вопросы по сельскому хозяйству. Настаивают на приезде. Летим.

— У тебя же завтра встреча с Гастоном Палев-ским, — отвечает Микоян. — Не надо давать пищи для досужих домыслов капиталистам. Прими его, и полетим.

Хрущев с доводами Микояна не согласился. Начальникам охраны было приказано готовиться к срочному выезду в Москву. Те объявили тревогу, и выяснилось, что отстраненный Хрущевым начкар внешней охраны дачи отсутствует. Обратились за помощью к другу начкара и срочно отправили за отсутствующим. И когда начкар пребывал в теплых объятиях местной пригожуни, во дворе дома раздался душераздирающий вопль: «Ураган! Ураган! Ураган!» Погода же на дворе стояла абсолютно штилевая. Податливая подруга смекнула, что непривычный крик является позывным сигналом.

— По-моему, зовут вас! — шепнула она между поцелуями не в меру горячему кавалеру.

— Меня! — снисходительно согласился тот. Быстро выпрыгнул в окно и, на ходу приводя себя в порядок, бегом помчался за посыльным.

А в расположении части уже заседал местный трибунал. Три генерала с несколькими старшими офицерами расселись подковой за длинным столом и с ходу приступили к допросу:

— Где изволили пребывать и почему вовремя не явились по тревоге?

— Я не видел и не слышал сигнала.

— Допустим. Почему находились вне части?

— Я был отстранен товарищем Хрущевым от командования караулом и решил никому не мозолить глаза.

— У кого же все-таки изволили пребывать?

— Столь огромному коллективу этого я не скажу.

— Объясните тогда только мне, — попросил непосредственный начальник.

— Пожалуйста. — И офицер незаметно для других положил перед полковником презерватив.

— Что? Выходит, ты нас на х… посылаешь?

— Никого я никуда не посылаю. Я вам объяснил, почему отсутствовал. А где был, не скажу, и не вынуждайте меня.

— Оставьте его в покое, — миролюбиво попросил один из генералов. — Если виноват, накажите, но не заставляйте его выдавать женщину. Она не служит в нашем ведомстве и не знает, можно с ней отлучаться нашим сотрудникам или нельзя.

12 октября утром Хрущев принял французского промышленника и засобирался в Москву. На крыльце его дожидалась сестра-хозяйка с большим букетом осенних цветов.

— До свиданья, Никита Сергеевич! Жаль, что мало отдохнули. Приезжайте еще.

Хрущев при ее словах чуть не расплакался. Сдержанно поблагодарил сердобольную женщину и уселся на переднем сиденье ЗИЛа. В аэропорту принял традиционный рапорт личного пилота генерала Н. И. Цыбина и вдвоем с А. И. Микояном прошествовал в хвостовой салон. Приятелям нужно было обсудить предстоящую ситуацию и выработать программу действий. Во все время перелета они ни разу не вышли из салона и ни разу не притронулись к еде.

Самолет подрулил к правительственному павильону аэропорта Внуково-2. Прибывших встретили председатель КГБ В. Е. Семичастный и начальник Девятого управления КГБ В. Я. Чекалов. Семичастный вежливо поздоровался и доверительно сообщил:

— Все в Кремле, Ждут вас.

Хрущев с Микояном переходят в ЗИЛ-111, Семичастный за эскортом не следует, делает вид, что его машина забарахлила, приотстает и по радиотелефону информирует Л, И. Брежнева о ситуации, Хрущев без помех доезжает до Кремля и вдвоем с Микояном проходит в комнату заседаний Президиума ЦК, Семичастный в своих воспоминаниях об этом свидетельствует:

«Когда приехали в Кремль и они зашли в зал, я немедленно сменил охрану на квартире и на даче. Предварительно отпустил в отпуск начальника охраны Литовченко, был такой.

Оставил за него молодого хлопца Васю Бунаева. Я его в Кремле прижал в переходах: «Слушай! Сейчас началось заседание Президиума ЦК. Все может быть. Я выполняю волю Президиума и ЦК. Ты как коммунист должен все правильно понимать. От этого будет зависеть решение твоей дальнейшей судьбы. Имей в виду — ни одной команды, ни одного приказа, ни одного распоряжения не выполняй без моего ведома. Я тебе запрещаю».

…Я не закрывал даже Кремля для посещения людей. Люди ходили, а в зале шло заседание Президиума ЦК. Я по Кремлю расставил, где нужно, своих людей…

Брежнев и Шелепин беспокоились.

Я ответил: «Не надо ничего лишнего. Не создавайте видимости переворота».

На Президиуме доклад об ошибках Н. С. Хрущева сделает А. Н. Шелепин. Затем подаст бумагу А. И. Микояну и тоном приказа скажет: «Читай!»

В резолюции Президиума ЦК говорилось: «Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев по состоянию здоровья просит освободить его от занимаемых должностей в связи с уходом на пенсию».

Микоян пробежал бумагу глазами и молчит.

— Чего ты мямлишь? — посуровел Шелепин. — Читай!..

Микояну на помощь пришел сам Хрущев. Он опять стащил с ноги ботинок, начал колотить им по столу, выкрикивая:

— Это заговор! Это произвол! Я требую немедленного созыва Пленума ЦК.

— Хорошо! — согласились члены Президиума. — Едем на Старую площадь. Члены ЦК и секретари обкомов ждут нас.

Микоян попытался внести предложение об освобождении Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК, но □ставить за ним должность Председателя Совета Министров. Его не поддержали.

Шелепин' взорвался:

— Ни за что!!! Вы поменьше бы предлагали, а то, не ровен час, и за вас возьмемся.

Микоян разгоряченно ответил:

— Мы здесь не пирог делим, а решаем судьбу великого государства. Деятельность Хрущева — большой политический капитал партии. И прошу мне не угрожать.

Утром 14 октября открылся Пленум ЦК. Делегаты ждали членов Президиума ЦК в гнетущей тишине. Первым в зал вышел Брежнев, за ним Подгорный, Суслов, Косыгин, замыкал шествие Хрущев.

Доклад для Пленума ЦК готовил Д. С. Полянский, а сообщение о решении Президиума ЦК сделал М. А. Суслов. Он нажимал на то, что Хрущев превратил пленумы ЦК в многолюдные собрания, где выступали все, кому не лень. Таскал за границу всю семейку, нарушал ленинские нормы работы Президиума и пленумов. Вышедший на трибуну постоянный представитель СССР в СЭВе М. А. Лесечко принялся рассказывать о том, как Хрущев поссорил СССР с Польской Народной Республикой. Попросил поляков при закупке у нас технико-экономических данных на самолет сельскохозяйственной авиации оставить на него цены одинаковыми с советскими, мотивируя это тем, что наши рабочие также хотят зарабатывать побольше. На что братья-поляки здорово обиделись.

За столом Президиума Хрущев сидел, низко опустив голову, не поднимая глаз, за власть не цеплялся, на прощание сказал:

— Я благодарю вас за то, что все же кое-что сказали положительного о моей деятельности. Рад за Президиум, в целом за его зрелость. В формировании этой зрелости есть крупица и моей работы…

Всех нас, и меня в том числе, воспитала партия… У нас с вами одна политическая и идеологическая основа, и против вас я бороться не могу. Я уйду и драться не буду. Еще раз прошу извинения, если когда-то кому-то нанес обиду, допустил грубость. В работе все могло быть. Однако хочу сказать, что ряд предъявленных мне обвинений я категорически отвергаю. Не могу сейчас все обвинения вспомнить и на них ответить. Скажу об одном: главный мой недостаток и слабость — это доброта и доверчивость, а может быть, еще и то, что я сам не замечал своих недостатков. Но и вы, все здесь присутствующие, открыто и честно мне о моих недостатках никогда не говорили, всегда поддакивали, поддерживали буквально все мои предложения. С вашей стороны отсутствовали принципиальность и смелость. Вы меня обвиняете в совмещении постов Первого секретаря ЦК и Председателя Совмина. Но будем объективны, этого совмещения я сам не добивался. Вспомните, вопрос решался коллективно, и многие из вас, в том числе и Брежнев, настаивали на таком совмещении. Возможно, было моей ошибкой то, что я не воспротивился этому решению, но вы все говорили, что так надо сделать в интересах дела. Теперь же вы меня обвиняете в совмещении постов.

Да, я признаю, что допустил некоторую нетактичность по отношению к работникам искусства и науки, в частности, сюда можно отнести мои высказывания в адрес Академии наук. Но ведь не секрет, что наша наука по многим вопросам отстает от зарубежной науки и техники. Мы же в науку вкладываем огромные народные средства, создаем все условия для творчества и внедрения в народное хозяйство ее результатов. Надо заставлять, требовать от научных учреждений более активных действий, настоящей отдачи. Это ведь истина, от нее никуда не уйдешь.

Вы меня обвиняете в том, что мы увезли с Кубы наши ракеты. А что же, мы должны были начать мировую войну?..

Почему же вы теперь хором обвиняете меня в какой-то авантюре по кубинскому вопросу, если все вопросы мы решали вместе?

Возьмем установку пограничной стены в Берлине. Тогда тоже решение вы одобрили, а теперь обвиняете меня…

Или наши взаимоотношения с руководством Китая. Они довольно сложны, и они еще будут обостряться. Вы столкнетесь с большими трудностями и сложностями через четыре-пять лет. Нам надо уходить, дать дорогу молодым. Но на прощание я хотел бы обратиться к Пленуму с просьбой…

— Этого не будет! — резко сказал Брежнев.

— Этого не будет! — визгливым голосом поддержал Брежнева Суслов.

У Хрущева на глаза навернулись слезы, но он продолжал:

— Очевидно, теперь будет, так, как вы считаете. Что ж, я заслужил то, что получил. Я готов ко всему. Вы знаете, я сам думал, что мне пора уходить, вопросов много, и в мои годы справиться с ними трудно. О том, что происходит сейчас, история когда-нибудь скажет свое веское правдивое слово… А теперь я прошу написать заявление о моем уходе, о моей отставке, и я его подпишу. В этом вопросе полагаюсь на вас.

Опыт перевода на пенсию персоны столь высокого ранга поучителен. В то время руководители спецслужб, узнав, что начальник внешнего караула пицундской дачи был отстранен Хрущевым от службы за строптивость, сочли самым целесообразным именно его и назначить во внешний караул охраны особняка Хрущева на Ленинских горах.

Если раньше Хрущева охраняли Л. Т. Литовченко, И. Т. Коротков, В. И. Бунаев, Н. Ф. Васильев, В. М. Божко, И. А. Балашев, Н. А. Козин, М. П. Солдатов, то теперь всех их заменили на других. Начальником личной охраны назначили Мельникова С. В., его помощником Лодыгина А. П. Замок на Ленинских горах был оцеплен охраной, как цепями.

Истинная правда, иногда держали цепи и для самих себя.

До 1953 года Булганин, Маленков, Хрущев, Суслов жили на бывшей улице Грановского (ныне Романова). В Кремле квартировали Андреев, Ворошилов, Каганович, Микоян, Молотов, Сталин, семьи Яна Феликсовича Дзержинского и Серго Константиновича Орджоникидзе.

После смерти Сталина было построено много правительственных особняков над Москвой-рекой на Ленинских горах. В новые дома предполагалось вселить всех членов Президиума ЦК. Однако Молотов и Ворошилов от переезда отказались, а переехавший ненадолго туда Каганович при выходе из членов Президиума потерял впоследствии право на особняк и вынужден был довольствоваться небольшой квартирой на Фрунзенской набережной.

Особняк Хрущева располагался между спортивным комплексом с левой и особняком Микояна с правой стороны.

Нину Петровну Кухарчук-Хрущеву интуиция подвела: перед снятием мужа она отдыхала с Викторией Петровной Брежневой на курорте в Карловых Варах. По примеру мужа ходила на два метра впереди перед Викторией Петровной и, узнав о непоправимом, осадила на четыре метра назад и стала ходить за спиной Виктории-победительницы, пока не догадалась срочно вылететь в Москву.

В особняк явилась с уже перерегистрированной в паспорте фамилией Кухарчук, но, уразумев, что дела не совсем плохи, занялась приведением в порядок хозяйства. Почему бесконечно поднимала трубку прямого телефона к дежурному и властным голосом требовала:

— Разыщите бельгийское ружье, которое было у Литовченко. Пропажа нашего имущества ляжет на вас.

Ружье нашлось.

— Разыщите одежную вешалку.

Вешалку караул искал три дня и, чтобы избавиться от назойливости хозяйки, купил сразу дюжину вешалок, которые и вручил Нине Петровне. Мелочась с инвентарем, Нина Петровна совершенно не видела, что происходит прямо перед носом.

На семидесятилетний юбилей Хрущеву надарили столько подарков, что они им просто потеряли счет. Абхазы, к примеру, поднесли две дубовые ракеты, одна из которых была по горлышко залита чачей, а вторая — отборным коньяком. Краны ракет были опломбированы, и в суете сует никто не мог догадаться о их содержимом. Догадались по садовнику.

У хозяев — горе, а садовник — в стельку пьян. День пьян, два, три. Подобрали. Умыли. Домой отпустили. Назавтра при пропуске попросили показать содержимое кейса: спиртного в нем не оказалось. Но не прошло и двух часов, как садовник начал выписывать такие кренделя вокруг деревьев, что яблони трепетали от испуга.

Дежурный по караулам пригласил садовника на беседу, и выяснилось, что спиртное он берет из ракет. Отпустил дежурный бедолагу-садовника, прихватил два солдатских котелка и последовал прямиком на красное крылечко, где возлежали дубовые ракеты. Не пропадать же добру. Нацедил одну и вторую посудину. Пригубил из одной. Подумал: надо Нине Петровне сказать. Но пригубил из другой и передумал. Стоит ли тень на плетень наводить. Обнаружится в ракетах недостача «горючего», виноватить начнут. Лучше помолчать. А хватятся, можно сказать: испарилось-де на солнце, в холодном месте, теневом, хранить их надо бы было… Так и не сказал.

14 октября 1964 года Хрущев приехал на территорию особняка под вечер, вдвоем с Микояном. Сделал два круга вокруг дома, а встречающим сказал:

— Они сговорились.

Микоян, желая поддержать соратника, добавил:

— Он забыл, что и при социализме может вестись борьба за власть…

Утром Хрущев об уходе на пенсию как бы забыл. Сделал легкую зарядку, аппетитно позавтракал, по телефону вызвал машины (однако автомашины его за ночь были лишены атрибутов, дающих возможность беспрепятственного проезда на любой светофор. Отныне о их выезде сотрудники ГАИ в известность больше не ставились).

Охранники недоумевали, куда это дед навостряет лыжи, но спрашивать его не решались. Когда же машины двинулись в сторону Кремля, из автомашины прикрытия по радиотелефону доложили:

— Мельников следует в Кремль. Въезжаем на Бородинский мост.

У военторга Хрущев опамятовался и попросил водителя вернуться на Ленинские горы. Его душили слезы. Однако в машине он сдерживал свои печали и только при въезде на территорию усадьбы расслабился:

— За что они меня так, под дых прямо? Неужли нельзя полегче, постепенней?

За отцом по пятам пошел Сергей Никитич и в меру возможного пытался его успокоить.

Новая власть начинала проявлять норов: часть дежурных, в том числе и бывшего начальника охраны внешней территории пицундской дачи, заставили взять под охрану освобожденную дачу в подмосковном поселке Петрово-Дальнее, сиротливо ютящуюся на высоком берегу реки Истры с тремя одноэтажными деревянными домами. Территория усадьбы ее поросла соснами. Однако ближе к дому деревья были вырублены и на их месте красовался яблоневый сад, с дорожками, обрамленными цветочными грядками, кустами жасмина и сирени. От ворот к дому шла асфальтированная дорога, оканчивавшаяся перед крыльцом прямоугольной площадкой.

Дачный поселок Совмина обслуживался небольшим клубом с кинозалом, в котором дважды в неделю демонстрировались фильмы, изредка давались концерты.

Дачи поселка отделялись друг от друга глухими заборами, выходящими на асфальтированную дорогу. Въезд в ворота охраняли женщины вневедомственной охраны, а у дачных ворот дачи Хрущева службу несли сотрудники Девятого управления.

Хрущевы пожаловали на постоянное жительство в Петрово-Дальнее 13 января 1965 года. Осмотрели дом. Головной дом внутри был уютным и просторным. Огромную бильярдную комнату его новая хозяйка присмотрела под столовую. Слева от крыльца головного дома стояло еще несколько строений: оранжерея с высокой трубой, летняя кухня и застекленная веранда из трех помещений.

Никите Сергеевичу по душе пришелся его рабочий кабинет — комната объемом около пятнадцати метров, две стены которой занимали окна, выходящие в сад и на веранду. В левом углу за дверью стоял большой сейф. На нем по желанию хозяина воздвигли деревянную картину, изображающую сидящую под деревом девушку с протянутой рукой, а за ее спиной — юношу, вооруженного луком с колчаном и стрелами: «Мольба к Судьбе и Судьбы коварство». Эту картину преподнес хозяину Джавахарлал Неру.

Рядом с картиной появилась акварель в зеленых тонах с видом на речку. Кровать поставили изголовьем к стене, а рядом с кроватью — ночной столик индийской работы.

Комната имела камин с вращающимся деревянным валиком, обтянутым фольгой, подсвечивающейся разноцветными электрическими лампочками. Шуршание фольги при включении камина создавало слуховую галлюцинацию потрескивающих углей, световая гамма производила впечатление пылания поленьев, а тепло, исходящее от лампочек, — иллюзию огня.

На стол в деревянном ящике водрузили английский проигрыватель. Пластинки с записями Руслановой, Зыкиной, Штоколова, русских, украинских народных и современных песен.

У окна в сад поставили красно-желтое кресло, подарок Урхо Кекконена. Президент Финляндии обрадовал затворника сувенирами и для прогулок, и для домашнего уюта. Спинка этого кресла при нажиме откидывалась, подножник приподнимался, и сидящему на нем человеку можно было принять полулежачее положение. За креслом располагался трехстворчатый гардероб, фанерованный под красное дерево. В нем расположили не только личные вещи хозяина, но и красивый деревянный ящик с тремя пистолетами: парабеллум, вальтер и макарбв-ский — подарки органов КГБ к семидесятилетию лидера.

Впоследствии, после ухода на пенсию коменданта С. В. Мельникова, сменивший его начальник охраны Василий Михайлович Кондрашов предложит хозяину оружие сдать, но в ответ Хрущев так посмотрит на него, что тот о сдаче оружия больше никогда не заикнется.

Пол кабинета застелили красивым белым ковром, поверх которого кинули полотняную дорожку к двухоконной комнате напротив, которую облюбовала Нина Петровна. В темном предбаннике сеней (три на четыре метра) поставили длинную нишу для ружей, с раздвигающимися фанерными дверцами. Пятьдесят одно ружье поднесли в день юбилея Сергеевичу. В 1968-м он решит коллекцию раздарить. По одному ружью поднесет сыну, внуку, врачу, охранникам. После него в доме останутся в основном ружья нарезные — красиво оформленные винтовки и карабины разных калибров.

При входе в дом через двойную, с тамбуром, двустворчатую дверь люди попадали в прихожую. Здесь от входа направо находилась комната Лены. У левой стены, разделенные тумбочкой, стояли две кровати, трельяж из светлого дерева, а у двери справа — трехстворчатый шкаф. Рядом с комнатной дверью шла дверь в коридор, из которого можно было пройти в кладовку с припасами. А налево — небольшая светлая комната, проходная.

Здесь над диваном водрузили картину Н. П. Глущенко «Днепр весной», в розовато-голубых тонах. За этой картиной Нина Петровна решила прятать ключи от любителя приложиться к стопарю зятя Алексея Ивановича. И, когда я позже выдам ее тайну мучающемуся с похмелья Аджубею, Нина Петровна целую неделю станет обдавать меня при встрече таким ледяным взглядом, что раскрывать ее секреты кому бы то ни было я навсегда зарекусь.

Столик у трехстворчатого окна проходной комнаты будет приспособлен для приходящей корреспонденции.

Осмотрев дом, Никита Сергеевич вышел пообщаться с охраной. Сыпал мелкий снежок. На обочинах тропинок лежали гурты снега. Хрущев начал рассказывать, как они в такую же ночь были приглашены президентом Югославии Иосифом Броз Тито вместе с послами зарубежных стран охотиться на медведей. В отличие от наших ведомственных хозяйств, оборудованных для безопасности членов правительств специальными охотничьими вышками, в югославских охотничьих хозяйствах для разжигания азарта охота на медведей ведется с высоких двухметровых неогороженных пней. Сделано это специально, чтобы стрелки помнили, что охотятся они на зверя, умеющего за себя постоять, а при случае поохотиться и на охотника.

— Расставили нас как пней по пням, — смеясь, говорил Хрущев, — и егери ушли зверя выгонять. Ну, думаю, ждать придется часа полтора. Но не успел так подумать, как вижу: мати ридна, прет на меня зверюга с такой наглостью, что у меня поджилки затряслись. Прицеливаюсь: бабах! Медведь приостановился и снова прет. Пока перезаряжал, он уже в десяти метрах оказался. Бью! Дрогнул, стервец, взвизгнул как-то по-лошадиному и попер к пню, на котором в заломленной, с пером, шляпе шпагой стоял посол Франции. Тот: бабах! бабах! А зверюга шоры на глаза нацепил и прет, что твой паровоз, аж пар столбом. У посла нервишки не выдержали, он прыг с пня — и наутек. А от медведя разве убежишь? Вижу — догоняет его зверюга, а стрельнуть не могу, посол тоже на мушке находится. На краю овражка вскакивает зверь на задние лапы и падает с послом в кусты, только треск кругом пошел. «Эх, едрена-зелена, — думаю, — этого нам только не хватало. Тито теперь на государственном уровне извиняться перед французами придется за случай на охоте. Да и мы замазаны. Хочешь не хочешь, а веселенькая сенсация получается: в Югославии на новогодней охоте глав правительств таких-то и таких-то государств медведь задрал французского посла… Перезаряжаю ружье для страховки и бегом на выручку. Смотрю, накрыл его зверюга всей кошмой и где почать местечко выбирает: не то жрет, не то кровь пьет. Дергается зверь как-то неестественно, будто икает. Прицеливаюсь и хлесть зверю в ухо. Дернулся тот и сразу же обмяк. На всякий случай загоняю новый патрон в патронник, для безопасности стреляю еще раз и сваливаю зверя в кусты. Посол весь в крови. Шляпа с пером на кустах висит, будто издевается. Но, к моему изумлению, встает французик и, этак подбоченясь, заявляет: «Месье Хрущев! А я нисколько не испугался!» Такой наглости я еще ни от кого в жизни не встречал. Так захохотал, что все охотнички с пней листопадом слетели. «Иди, — говорю, — кальсоны на всякий случай смени, а то смелость твоя очень уж в нос шибает».

При рассказе Никита Сергеевич прикладывал палку к ключице, вздрагивал, как от отдачи приклада, приседал, подпрыгивал, демонстрируя все перипетии приемов охоты, и, неожиданно загрустив, оборвал:

— Извините, режим. — И распрощался.

— Что это с ним? — спросил я коменданта, Сергея Васильевича Мельникова. Мельников дождался, пока Хрущев войдет в дом, спустил на меня всех борзых:

— Что с ним? Что с ним? Охотиться-то ему в Завидове не разрешают. Я несколько месяцев с ним потому об охоте не говорю, а тебя за язык дернуло. Болеть теперь будет охотой неделю, а то почитай и две, пока новой темы для разговора не найдет. Думать надо, едрена-мать…

Эх, сердобольный Сергей Васильевич! Вместе вы теперь на том свете с Никитой Сергеевичем и с Кондрашовым. Какие-то заботы тяготят вас там?..

Помимо дачи в Петрове-Дальнем при отправке на пенсию Хрущеву была выделена еще бывшая квартира писателя Михаила Александровича Шолохова в Москве по Староконюшенному переулку в доме № 19.

Сам ли Михаил Александрович отказался от квартиры, вынудили ли отказаться его? Неведомо. Шли досужие домыслы, что жены Михаила Александровича и Никиты Сергеевича являлись родными сестрами, так как носили одинаковые отчества: Мария Петровна и Нина Петровна. И Мария Петровна будто бы уговорила Михаила Александровича ангажировать свою квартиру Хрущевым. На самом же деле Нина Петровна с Марией Петровной никогда сестрами не были и совпадение их отчеств чисто случайное.

В квартире по Староконюшенному переулку Никита Сергеевич с Ниной Петровной почти не жили. Только разве в дни выезда в театр оставались в Москве заночевать, но случалось это очень и очень редко.

Н. В. Подгорный уверял, что Хрущев являлся заядлым рыболовом: «Однажды приметив, что моя мать всегда оказывалась с хорошим уловом, Никита Сергеевич подсаживался к ней поближе, брал ту же насадку, бросал леску в то же место, но рыба к нему не шла. Обидевшись, он поругался с мамой, а потом и со мной и грубо потребовал, чтобы рыбачка на рыбную ловлю вместе с ним не выходила. Хорошо, что нам пришлось разминуться по работе, а то дело могло бы кончиться скандалом».

Не поверить Николаю Викторовичу нельзя. Хрущев неоднократно пытался показать себя умелым рыболовом. Для чего тайком приказывал службе аквалангистов подкармливать рыбу именно в тех местах, где он рыбачит.

Для удовлетворения его тщеславных замыслов руководство службы безопасности и создало специальную группу аквалангистов, которые так наловчились насаживать рыбу на крючки удочек лидера, что тот всегда оказывался с уловом и радовался, как школяр.

Так он оказался первым в соревновании по лову рыбы в Семеновском, где устроил пикник для иностранных дипломатов и журналистов. На пикнике присутствовал известный режиссер-кукольник Сергей Образцов. Он догадался об удачливой рыбалке лидера и на вопрос, почему он без удочки, ответил: «Разве это рыбалка, если рыбу насаживают на крючок».

Известно, что сотрудники охраны такие рыбалки устраивали не только Хрущеву, но и высоким иностранным гостям, посещавшим Иссык-Куль и другие пригодные для ловли места.

Будучи на пенсии, Хрущев неоднократно вспоминал о рыбалках, пока не уговорил одного из охранников сопроводить его на подледный лов на Истру. Закупили мотыля, взяли финский коловорот, коробку со снастями, удилища, катушки.

Рыбаки Хрущева не признали. Охранник стал сверлить лед в приглянувшемся Никите Сергеевичу месте, а сверло возьми и булькни на дно. Что тут стряслось с Хрущевым!

— Вы не рыбак — разиня! — закричал он. — Лучший финский коловорот загубил. Где я теперь такое достану сверло? Это же подарок самого Урхо Кекконена. — И при этом вперял короткий указующий перст в небо.

Один из рыбаков, услышав тираду разгоряченного бранью рыбака, пошутил:

— Сверло Кекконена кеккокнули. Ай-яй-яй!

Хрущев при этих словах малость охолонул. Охранник молчал до самой дачи. На даче выпросил у истопника-кочегара пешню и клешни. Прорубил прорубь и извлек со дна злополучное сверло.

Хрущев расплылся в улыбке.

— Вы прорубили большую прорубь. Может, у нее попробуем удачи? Не сердитесь. Идемте.

Охранник уступил. Они несколько раз закидывали снасти, но счастье им ни разу не улыбнулось.

Не сложились у Н. С. Хрущева отношения и с живущими на дачах в Петрове-Дальнем бывшими заместителями Председателя Совета Министров М. А. Лесечко, И. То Новиковым и бывшим министром финансов А. Г. Зверевым.

Лесечко, как-то увидев идущего к кинозалу Хрущева, поспешно ретировался. Повернул в сторону и Хрущев: «Боится, что заведу разговор о его выступлении на Пленуме. Знает, как было дело, но навел тень на плетень, для чего, не знаю». С тех пор ни Хрущев, ни Лесечко в кинозал не ходили, лишив себя маломальского воскресного развлечения.

Ходить на прогулку Хрущев предпочитал с тростью из алюминиевой трубки с изогнутой ручкой, обмотанной изоляционной лентой. С собою прихватывал алюминиевый стульчик с полотняным сиденьем, носила его в зубах овчарка Арбат. На груди затворника постоянно висел неизменный цейсовский бинокль — подарок канцлера Аденауэра.

На опушке леса между соснами им было облюбовано местечко для отдыха и наблюдений, называемое Ужиной горкой, С нее открывалась панорама подмосковных далей, было видно, что происходит за забором. Здесь как-то заприметили Хрущева отдыхающие соседнего санатория. После чего встречи с ними стали скрашивать его одиночество.

* * *

В главке о И. В. Сталине я рассказал о появлении басни «Львиный хвост». На то же лицо, ту же тему писалась мною и басня «Осел».

Разумеется, басня появилась в периодике после смерти вождя всех народов и каким-то образом дошла до Хрущева. Меня ему представили.

— Молодец! Не в бровь, а в глаз! — похвалил Хрущев. — Давно этим балуешься?

— Недавно, — отвечаю. — Раньше больше стихи писал, заметки.

— Одобряю. — Постучал по плечу хозяин.

А когда началась им проработка художников-абстракционистов, поучения писателей, журналистов, в печати возьми да и появись басня «Расправа с Баснописцем»:

Эта басня родилась в связи со случайно услышанным диалогом на новогоднем банкете в «Метрополе» И. В. Сталина с поэтом-баснописцем С. В. Михалковым. Михалков тогда только что опубликовал в «Огоньке» басню «Винтик», написанную по поводу выступления И. В. Сталина на банкете в честь победителей, где Генсек сравнил людей с винтиками одного механизма.

Произнеся несколько тостов, Верховный начал куражиться и приказал пригласить к правительственному столу самого великого (руками указал какого) поэта. Сметливые службисты пригласили С. В. Михалкова

Михалков пожаловал и из собственных рук вождя получил фужер шампанского:

— Предлагаю выпить со мной за ваше последнее опубликованное произведение.

Последним опубликованным в «Огоньке» произведением Михалкова была басня «Винтик». И без того заикающийся Сергей Владимирович стал еще больше заикаться. В его руках началась настоящая буря в фужере.

— Б-б-благодарю, тттоварищ Сттталин! От души б-б-б-благодарю.

Сталин чокнулся с поэтом фужером, но шампанского даже не пригубил. С той поры резких басен с намеками Михалков старался не писать. Не пригубленный вождем бокал шампанского как у меня, так, полагаю, и у Сергея Владимировича стоит перед глазами зловещим символом напоминания о том, что потешаться над Львами и Маховиками и, Боже упаси, сердить их баснями ни в коем разе не безопасно.

Хрущев почему-то счел, скорее всего с чьей-то подачи, что «Расправа с Баснописцем» направлена против него, и для профилактики натравил на меня секретаря ЦК по идеологии Л. Ф. Ильичева. Ильичев слыл хитрым и коварным человеком. Он не сразу говорил, зачем и почему человека к себе вызвал, а как бы исподволь начинал его прощупывать.

— Как служится?

— Нормально.

— Звание не задерживают?.. — Знал, похоже, что присвоение очередного воинского звания задержали мне на два года.

— Начальству виднее, — отвечаю.

Подумал. Повертел в руках карандаш, пристально рассматривая его.

— А на настроении это отрицательно не сказывается?

— Не задумывался.

— Как же не задумывался, когда такую злободневную басню выдал?

Эх, Леонид Федорович, Леонид Федорович! Плохо же, однако, работают ваши референтики. Будь они посообразительнее, постарались бы, прежде чем вызывать на ковер, поднять жидкую по тем временам библиографию на начинающего литератора Сергея Красикова и убедились бы, что «Расправа с Баснописцем» опубликована за четыре года до развенчания писателей Хрущевым. И потому пришить вам мне идеологическую диверсию не удастся. Удостойтесь собеседованием и извиняйте.

— Басня писалась по другому случаю, — отвечаю. — К сегодняшним дням не имеет никакого отношения. Впервые была опубликована в газете «За коммунизм» Кормиловского района, Омской области в июне 1961 года.

— Вы могли бы показать мне эту газету?..

— Разумеется, надо только сделать соответствующий запрос в редакцию…

На том беседа и закончилась. Но Хрущев еще несколько дней при встрече со мной на дежурстве суровел лицом… Потом вроде бы пообмяк и впоследствии запамятовал, за что сердился.

И вдруг, спустя несколько лет, память его спружинила при следующих обстоятельствах. При очередном сопровождении его на прогулке по территории дачи я спросил:

— Никита Сергеевич, вы, помнится, давали указание Серову дорасследовать дело об убийстве Кирова. Не могли бы вы сказать, что нового прояснилось.

— Да, я давал указание, — полуутвердительно ответил Хрущев. — Кое-что прояснилось, но опубликовать этого нельзя. Можно будет лишь после нашей смерти. Сталин умел заметать следы. Он не только документов не оставлял, но и свидетелей. Наркомов внутренних дел Ягоды, Ежова — нет.

— Так все может кануть в Лету. Допустить этого нельзя. Вы столько знаете, Никита Сергеевич, того, что нам не известно. Пишите потихоньку, чтобы потом дети ли, внуки ли правду узнали и свои выводы сделали.

Хрущев резко повернулся всем корпусом:

— Согласен. Я буду диктовать, а вы пишите. Гонорар, как Семен Михайлович (имелся в виду Буденный), обещаю отдать вам до копейки, да еще и благодарность в книге выражу. Ну как, по рукам? — И глаза его озорно блеснули.

«Хитрит! — решил я. — Никто сейчас ему книги воспоминаний опубликовать не даст. Литзаписчиков же органы либо отведут, либо уничтожат. Дернул же меня лукавый с предложениями лезть».

А Хрущев наседал:

— Чего замолкли? Я человек слова. Выйду с просьбой в ЦК, и вас прикрепят литзаписчиком. Ну как, за дело?..

— Разрешите мне подумать, — осторожничал я.

— Чего тут думать. Работать надо.

— Не уверен я, что у меня хорошо получится, и смогу ли я оправдать ваше доверие. Сподручнее это сделать вашей внучке Юле или Раде Никитичне с Алексеем Ивановичем. Они признанные журналисты и всегда — под рукой.

— Нет! Все они ленивые.

— Так уж и все?

— Все.

После этого предложения пошло-поехало. Ни одного дежурства не проходило, чтобы Хрущев вновь и вновь не уговаривал меня быть его литзаписчиком.

— Человек вы смелый и, простите, изворотливый. Вон ведь как открутились от басни «Расправа с Баснописцем»: и написана она по другому случаю, и публиковалась раньше…

— Но это в самом деле так! — ответил я Хрущеву.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Но и здесь, может, придется…

— Что придется? Изворачиваться? — подхватил я незаконченную мысль Никиты Сергеевича.

— Не то я хотел сказать. Не так вы меня поняли…

— Правильно я вас понял, Никита Сергеевич, и никто сегодня быть вашим литзаписчиком не согласится из-за боязни не за себя даже, а за своих ближних. Нельзя родственников подставлять. Один у вас выход — вешайте на грудь портативный магнитофон и диктуйте. Территория дачи большая. Всюду подслушивающей радиоаппаратуры не навтыкаешь. Да и мало ли что бормочет старик себе под нос. А кассеты с записями расшифрует и перепечатает любая мало-мальски подготовленная машинистка. В таком случае будете отвечать только вы, и никто другой. Мой вам совет.

Стало ясно: при работе над рукописью Хрущев подставлять родственников боится. Предпочитает найти доверчивых рисковых рыцарей…

Но на этом разговор наш не закончился. Вооружившись фотоаппаратом, Хрущев как бы случайно стал выискивать сюжеты для своих снимков возле служебной избушки охраны.

День ищет, второй и, не выдержав, спрашивает Мельникова:

— Что-то я Красикова не вижу. Не заболел ли?

— Здоров. Завтра его дежурство.

Назавтра хозяин развел неподалеку огромный костер. Костры доставляли ему удовольствие в любую погоду. Дождь ли, снег ли, он собирал в лесу хворост, распалял костер, пек в нем картошку и вместе с внуками мог часами смотреть на огонь. Так поступил и на этот раз. Принакрылся бежево-зеленой накидкой, подаренной французским предпринимателем Буссаком, дождался, когда настанет мой выход на смену, и предложил вместе прогуляться.

Долго гуляли. Никита Сергеевич продолжал доказывать мне выгоды работы над его воспоминаниями, я по-прежнему ссылался на некомпетентность в этом виде литературы, но мы, я, думаю, отлично понимали, что друг друга дурачим.

Видя, что литзаписчиком быть я не собираюсь, Хрущев начал проявлять ко мне показное равнодушие. Среди охранников выбрал разговорчивого балагура с подходящей фамилией Разговоров и стал вместо меня приглашать его на совместные прогулки по территории дачи. У Разговорова на всякий случай имелся соответствующий примерчик из жизни, делиться которым он не только хотел, но и умел.

Заведет Хрущев речь об утреннем ужении рыбы — Разговоров — к месту словечко:

— А я, Никита Сергеевич, предпочитаю сомов руками брать.

— Как руками? — недоумевает Хрущев.

— Да просто… Сомы-то лягушек любят, мелкой дичью не брезгуют и готовы за нею хоть на край света ползти. Иногда от одного до двух километров от водоема уходят. Посмотришь по росе, трава приглажена. И — по следу, по следу — с косой или увесистой на-балдашиной. Сом, как всякий хищник, засаду предпочитает. Брать его осторожно надо, ибо неизвестно, кто кого выследит. Одного косаря сомище целый день по пойме таскал, тот все кулаки отбил, а они сому, как слону погремушка. Трепыхается крестьянин, а сомище, извернувшись, головой его о землю хрясть да хрясть. Звон в голове, как в колоколе. Видит, коса валяется. Схватил — и косой его, косой! Добил, смотрит, а нога точно в мялке побывала. Я трех двухаршинных таких «охотничков» выследил. Двух одолел легко. А с третьим так намаялся, так намаялся. Как он изловчился за левый локоть цапнуть, ума не приложу. Локоть будто кипятком окатило. Вижу глазищи навыкате и пасть, капканом защелкнута. Собрал остаток сил, и шасть рукой под жаберный дых, и рвать его, рвать. Ослабил сом локоть. А я не унимаюсь. Начал хищником как толкачом землю толочь. Обмяк он. А когда еще тумаков ему добавил, и совсем сник. Месяц потом сельчан сомятиной угощал, до сих пор вспоминают. Тиной, правда, попахивала, но есть можно.

— Допустим! Допустим! — хихикал Хрущев. — Но за два километра от водоема сом не уползет. Тут вы лишку хватили. Метров пять — десять — это я еще допускаю… но не две же тысячи. Я предпочитал ловить сомов возле водяных мельниц на тех же самых лягушек. Силища у зверюги лошадиная. Раз чуть с лодки не сволок. Час провозился, пока одолел.

— Но есть безотказный способ их ловли, — интриговал Разговоров. — Сомы молочко любят. И когда в летний день коровенки от слепней да зноя по брюхо в воду уходят, сомы тихохонько нырь под вымечко и посасывают молочко, как из сосочек. Наши мужики прикинули: а что, если… если без штанов войти коровой в воду да по-коровьи ноги расставить… Сработало!

— Что сработало? — давился смехом Хрущев.

— То! — упирал рассказчик. — Начинает сом тебя доить, а ты его за жабры и — на берег!

— Хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо! Хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо! — хохотал Никита Сергеевич. — Уведите меня. Уведите! До смерти уморит этот бестия…

С тех пор ему достаточно было лишь увидеть Разговорова, как на лице появлялась улыбка. С этой улыбкой он сторожко подходил к говоруну и заводил неторопливый разговор, но по всему было видно, что ждет не дождется от него потрясающих историй. Однако Разговоров любил не столько байками делиться, сколько ими подзаряжаться и потому ловко провоцировал Хрущева на рыбацкие воспоминания:

— Никита Сергеевич, злые языки говорят, будто при соревновании рыбаков на даче в Семеновском специальные аквалангисты вам на крючок рыбку насаживали.

— Чего не знаю, того не знаю! — отшучивался Хрущев. — Но когда я случайно подцепил крючком аквалангиста, то понял, что здесь что-то не так. Да, честно признаться, рыбалку я не очень жалую. Все от клева зависит. Другое дело охота.

— Без ружья?.. — перебил Хрущева Разговоров.

Никита Сергеевич не любил, когда его перебивали, однако легко ловился в расставленные Разговоровым сети и спрашивал:

— А ты знаешь такую?

— Не только знаю, однажды без единого выстрела целую стаю гусей домой загнал.

— Домашних?

— Диких! — убежденно говорил всезнающий охранник. — Снег раньше срока повалил и прижал косяки. День валит, второй. Крылья птиц снегом обмело. Вижу, сидят в сугробе. Ну и загнал в сарай целый табун, голов этак пятьдесят. Всю зиму с гусятинкой и холодцом (из ног) был. Отменный, скажу вам, холодец из гусиных лап получается. Одного сельчанина в гости пригласил, так после второго стопаря за уши от студня оттаскивал. Уши оторвались, а он продолжал употреблять холодец, даже без ушей.

Никита Сергеевич страсть любил посмеяться. Еще в бытность его Первым секретарем перед началом Пленума ЦК травил для шефа анекдоты Леонид Ильич. Травил, травил да и выдохся. А публика только разогрелась. Ей свежатинку подавай. А особенно жадным на анекдоты стал Никита Сергеевич. Подавай ему анекдот, с перцем испеченный, не то весь день гневаться станет.

В таких случаях на помощь призывали охрану.

— Неужто у тебя ни одного анекдота не завалялось? — обратился ко мне Брежнев. — Выручай, брат, век не забуду! — И большой палец правой руки на манер блатных как бы надкусил и вывернул.

Я ринулся Ильича спасать:

— Повели четыре брата-вологодца на рынок корову продавать. А дорогу к рынку весенним паводком размыло. Ни лодки, ни парома поблизости не оказалось, и решили братья половодье вплавь преодолеть. Плавать же никто не умел. Посовещались и надумали переплыть реку верхом на корове. Троих старший брат на корову усадил, а чтобы они с нее не попадали, ноги под коровьим брюхом бечевкой им перевязал. Сам взялся за хвост, и тронулись в путь. Плыли, плыли, и старший в испуге закричал: «Робята, корова трэшшину дала!» Сидящие на корове в воду сигать. Но поскольку ноги их под коровьим брюхом бечевкой перевязаны, то перевернулись головами вниз и затихли.

Старшего подоспевшие рыбаки извлекли, откачали и спрашивают: «Чьи лапти-то из воды торчат?» — «Да братенечки мои, видать, лапти сушат».

Никите Сергеевичу так анекдот в душу запал, время на трибуну подниматься, а он смеяться перестать не может. Хочет остановиться, но смех откуда-то из ляжек нервными толчками приливает и приливает. Силы на исходе, хоть ложись и умирай… А остановиться смеяться не может.

Трижды по три раза звонок прозвенел. Но не к лицу Первому секретарю ЦК партии в трясущемся, хохочущем состоянии перед людьми оказаться, и он просит на тридцать минут заседание перенести.

Ретивый администратор подскочил ко мне и прокурорским тоном пытает:

— Ты представляешь, чем это для тебя пахнет?

— Что?

— Твой анекдот.

— Чем же он пахнет?

— Контрреволюцией! Ты Пленум сорвал… А под это при случае любую статью закона подвести можно. Понял?

— Не понял.

— Не понял, так постарайся понять. Не то волком взвоешь.

Я постарался понять.

А другой дежурный понять не постарался и повеселил Персека анекдотом о том, как волк кобылу съесть захотел. Подошел к ней и говорит:

— Кобыла, кобыла, я съесть тебя должен.

Посмотрела кобыла на зверя и отвечает:

— Не можешь ты съесть меня, серый. У меня мандат под хвостом. Я застрахована.

Пошел волк мандат посмотреть, а кобыла хлесть ему копытами по зубам.

Завыл волк от боли и думает:

«Зачем мне сдался этот мандат, если я вовсе читать не умею».

Оба этих анекдота прошли на Пленуме частью хрущевского доклада и то и дело повторялись. Проникшись несчастной судьбой вологодских братеников, Хрущев, ругая за ошибки ленинградцев, с трибуны кричал:

— Вы дождетесь у меня, вологодцы. Я вам покажу волчий мандат…

А увещевая вятичей, по-отечески советовал:

— Эх, вологодцы, вологодцы, под какой кобылий хвост вы смотрите?

* * *

По поводу глубокого понимания Н. С. Хрущевым искусства живописи, и абстрактной в особенности, отлично высказался участник художественной выставки в Манеже Борис Жутовский:

«Одна из моих композиций в картине «50» посвящена встречам с Хрущевым. В нее будет включена наколотая на иглу редкая бабочка, подаренная мне когда-то сыном Хрущева в благодарность за то, что я помогал Эрнсту Неизвестному в работе над надгробным памятником его отцу, и фотография, сделанная в те дни в Манеже».

Круг художников, в котором находился Жутовский, был разгромлен тогда из-за игры случая. Одна команда живописцев, находящаяся у власти, решила, что настало время свести счеты с другой командой, которая приблизилась к этой власти, а чтобы уничтожить ее наверняка, придумала, как воспользоваться обстоятельствами и сделать это руками первого человека в государстве. Оппонентам выделили на втором этаже Манежа три зала.

Послушаем, что говорит об этом сам Б. И. Жутовский:

«…когда подъехал Хрущев, я пристроился к его свите и ходил за ним по первому этажу, слушал, как неведомый нам замысел приводится в исполнение.

Когда подошло время Хрущеву на второй этаж подниматься, я побежал вперед, поднялся раньше и попытался протиснуться сквозь толпу. Но из-за того, что меня хватает за руку один из охранников Хрущева и шипит: «Стой здесь и не выпячивайся», — я остаюсь с краю, у дверей. Через полминуты поднимается Хрущев. Он останавливается и, обняв Володю Шорца и меня за плечи, говорит: «Мне сказали, вы делаете плохое искусство. Я не верю. Пошли посмотрим». И мы втроем в обнимку входим в зал. Хрущев оглядывается по сторонам, упирается взглядом в портрет, нарисованный Лешей Россалем, и произносит сакраментальную фразу: «Вы что, господа, педерасы?» Он этого слова не знает, потому и произносит, как расслышал. Ему кто-то нашептал его. И он думает, что, быть может, перед ним и вправду извращенцы. Мы со страха наперебой говорим: «Нет, нет, это картина Леши Россаля. Он из Ленинграда». Хотя Леша и жил, и живет в Москве. Тогда Хрущев разворачивается корпусом, упирается в мою картину и медленно наливается малиновым цветом… Моих картинок в зале было четыре. И так получилось, что на все четыре его Бог вынес. Когда Хрущев подошел к моей последней работе, к автопортрету, он уже куражился.

— Посмотри лучше, какой автопортрет Лактионов нарисовал. Если взять картон, вырезать в нем дырку и приложить к портрету Лактионова, что видно? Видать лицо. А эту же дырку приложить к твоему портрету, что будет? Женщины должны меня простить — жопа…

Вдруг за плечом у Хрущева всплывает физиономия одного из приближенных: «Никита Сергеевич, они иностранцам свои холсты продают». И глаза у Хрущева мгновенно стали как у неистового хряка перед случкой. Совершенно стальные. И в полной тишине он смотрит на меня. Набрав воздуха, я говорю: «Никита Сергеевич, даю вам честное слово, никто из присутствующих здесь художников ни одной картины иностранцам не продавал».

А Эрнст Неизвестный все это время зверюгой ходит. Он небольшого роста, черноглазый и дико активный. Крайне максималистичен. Вожак. Поняв, что, быть может, это действительно финал, он встал перед Хрущевым и говорит: «Никита Сергеевич, вы глава государства, и я хочу, чтобы вы посмотрели мою работу».

Хрущев от такой формы обращения оторопел и недоуменно пошел за ним в третий зал. А на лицах чиновников по отношению к Эрнсту засияли безмерное уважение и восторг.

Как только Хрущев увидел работы Эрнста, он опять сорвался и начал повторять свою идею о том, что ему бронзы на ракеты не хватает. И тогда на Эрнста с криком выскочил Шелепин: «Ты где бронзу взял? Ты у меня отсюда никуда не уедешь!» На что Эрнст, человек неуправляемый, вытаращил черные глаза и, в упор глядя на Шелепина, сказал ему: «А ты на меня не ори! Это дело моей жизни. Давай пистолет, я сейчас здесь, на твоих глазах застрелюсь».

Выходили мы с выставки с таким чувством, будто у выхода нас ждут «черные вороны».

Двое из нас, Эрнст и я, побывали на последовавших за выставкой трех встречах Хрущева с интеллигенцией. Они проходили ничуть не лучше, и ощущение от них оставалось такое же, как и от первой встречи: бесконечное свинство…»

Я согласен с Жутовским: Хрущев был из тех людей, кто не переносил зрелища чужого успеха, как Сталин — зрелища чужого счастья. Законченный лицедей и невежда притворялся, будто все знает, и умирал от жажды любого, даже дурного почета. Но политик успешно притворяться может только тогда, когда в душе бывает свободен от этой жажды.

Этот человек, на мой взгляд, не был бы ни премьером, ни Первым секретарем ЦК КПСС, отбери у него судьба нрав напористости. Прав не прав, он лез на рожон, как бык на трепыхающуюся красную тряпку.

Так случилось и тогда.

— Послушайте, вы не очень о себе возомнили? — начинал он сердиться. — Я уговариваю вас стать литзаписчиком моих воспоминаний, а вы нос воротите. Все ваши книги, вместе взятые, могут гроша ломаного не стоить по сравнению с этой работой.

— Никита Сергеевич, я прошу в таком тоне со мной не разговаривать. Не заслужил я. Не торопите меня и не оскорбляйте.

На том и разошлись. Хрущев снова стал наказывать меня показным равнодушием, а к себе привлекать наигранное внимание. Два раза навестил затворника Роман Кармен с дочерью Аленой и женой Майей. (Красавица Нина Орлова, увлекшаяся Василием Сталиным, Карменом была оставлена еще в те далекие годы.)

Расположились на опушке. Хрущев много говорил, сожалея о своих резких выступлениях в Манеже, на встречах с творческой интеллигенцией, оправдываясь тем, что поддался на уговоры Суслова и Ильичева, тогдашних идеологических секретарей ЦК КПСС.

В 1970-м внучка Юлия Леонидовна привезла на дачу Владимира Высоцкого. Они провели с хозяином целый день. Владимир Семенович был без гитары, однако по просьбе затворника кое-что спел.

Приезжал навестить затворника поневоле и Е. А. Евтушенко. Долго гостила на даче и старая польская коммунистка Вера Александровна Гостинская, с семьей которой Хрущевы некогда жили в одной коммунальной квартире на Ольшевской улице в Киеве. В Староконюшенном переулке навестил квартиру Хрущевых Ричард Никсон, однако хозяев не оказалось дома и встреча не состоялась. Полагаю, что замалчивание местонахождения Хрущева на этот раз произошло умышленно.

Несколько семейных выездов четой было сделано в театры… но к тому времени Хрущев стал плохо слышать реплики актеров и желание посещать театры само собой отпало. Досуг же надо было как-то коротать. Фотографирование утомляло. А энергии у пенсионера было — хоть отбавляй. Он то проводил соревнование внуков, то гидропоникой увлекался, чем привлек к своей плантации такое количество грачей, что возникла необходимость борьбы с ними. Однако птицы победили, и на следующий год перенесли гнезда поближе к посадкам, и так галдели целыми днями, что хоть уши затыкай.

Я не тяжело, но и не безразлично переносил отчуждение Хрущева. С одной стороны, меня с ним, кроме службы, ничего не связывало, а с другой — притягивало к этому неординарному, противоречивому и весьма общительному человеку. Когда же однажды походя им было заявлено:

— Не могли бы вы мне на глаза не попадаться, — я просто опешил.

— Никита Сергеевич, я выполняю служебные обязанности по обеспечению вашей безопасности. И сам уйти отсюда никуда не могу.

Однако на второй день упросил командование перевести меня на другой объект. Командование мои доводы уважило, и в Петрово-Дальнее я явился через несколько месяцев обменять летнюю форму караульных на зимнюю. Обменял. Погрузил на автомашину и пошел поздороваться, а заодно и попрощаться с хозяином.

Никита Сергеевич только что вышел на прогулку и был приятно удивлен моим появлением.

— С какими ветрами к нам?

— С осенними, Никита Сергеевич! С осенними. Летнюю форму караульных на зимнюю менял.

— Не рано ли?

— Может, и рано, да ночи стали прохладными, а к зиме лучше подготовиться заранее, нежели опоздать.

— Тут вы правы. Не проводите ли меня?

— С удовольствием! — отвечаю.

— Разрешите нам вдвоем с Сергеем Павловичем погулять, — обратился Хрущев к сопровождавшему его охраннику.

Охранник отстал.

— Сергей Павлович, зачем вы от меня сбежали? Не захотели рукописью заниматься, Бог с вами. Насильно мил не будешь. Но только вы ушли, как новый дежурный обвинил меня в космополитизме за то, что я попросил заменить советский телефонный аппарат на польский. Андрей Кириленко в ЦК вызывал, жизни учил. Диктовать запрещал. Вернулись бы. Кое-что нужно подредактировать, сырым материал получается.

Мы встретились взглядами и понимающе друг другу улыбнулись.

«Слава Всевышнему, работа над мемуарами ведется».

Едва так подумал, вижу — на нас камнем с неба пикирует черная птица. Я руками и шляпой пытаюсь отогнать ее, но Хрущев ловит меня за руки и весело хохочет.

— Это Кава! — говорит. — Лети к нам, Кава. Лети, не бойся.

Кавой оказался огромный, черный, с блестящим отливом грач. Он запросто уселся Хрущеву на плечо, сошел на висящий на груди радиоприемник и ловко нырнул голевой во внутренний карман пиджака хозяина. Вынырнул. Разгрыз семечко подсолнуха и нырнул снова. Оказывается, Хрущев приручил грача и перед каждой прогулкой насыпает в карманы семечек для угощения птицы.

— Маленьким из гнезда выпал и повредил крыло. Выходил, и теперь дружим, — произнес Никита Сергеевич с нежностью в голосе.

Кава внимательно прислушался и посмотрел на меня живыми бусинками, как бы подтверждая правильность сказанного.

Чтобы наш разговор не был услышан другими, Никита Сергеевич включил радиоприемник. Зазвучала музыка. Кава при музыке вставил клюв между ребер решеток на динамике и закрыл глаза.

Говорят, впоследствии грач стал таскать из дома блестящие предметы. Стащил золотую чайную ложку. Нина Петровна упросила офицера Никитина пристрелить воришку. Ее просьба была исполнена, а Никита Сергеевич, узнав о смерти птицы, так расстроился, что даже приболел.

Обстоятельства заставили меня провести на даче несколько дней, и каждый день по нескольку часов мы беседовали с хозяином.

Вот припомнившиеся темы наших бесед.

Я уверен, что Кирова убили по заданию Сталина. Убийцу Николаева чекисты дважды ловили у Смольного с оружием и отпускали.

Почему?

Почему охранник отстал от охраняемого на два марша лестницы? Разве по инструкции это допустимо?

К Кирову пришел старый большевик (фамилии не припомню) и сказал:

— Сергей Миронович, надо по-ленински руководить партией. Надежда только на вас.

Киров рассказал об этом Сталину. Сталин ответил двусмысленно:

— Хорошо, я тебе этого не забуду.

И… не забыл.

О разговоре убийцы Кирова Николаева со Сталиным знают Ворошилов, Молотов. Но они никогда ничего не скажут.

Я говорю:

— Вы заметно сдали за последнее время, Никита Сергеевич.

— Я ведь болею, — отвечает. — Поджелудочная железа мучает. Врачи на щадящую диету посадили.

— При этой болезни резкие боли? — спросил я.

— Не сказал бы. Медицина нынче на высоте. Мне делают уколы, боль не чувствуется, хотя болезнь продолжается. (Лицо его при этом стало грустным.)

— Ну, я пройдусь немножко один. — И пошел по тропке с деревянной инкрустированной клюшкой.

Вернулся.

— У нас никогда не было выборов в июне. В июне самая работа по заготовке сена.

Кава каркнул и привлек к нам массу ворон, грачей. Птицы начали кружить, галдеть, как бы показывая и говоря друг другу, что вот-де нехорошие люди поймали грача и не отпускают.

— Пальнуть бы по ним, — говорю.

— Что вы, что вы! — взмолился. — Птицы кроме вреда много пользы приносят. Уничтожают насекомых и даже грызунов.

27 августа 1965 года. Хозяин прошел мимо сторожки дежурных с пятью детьми, тремя сыновьями А. И. Аджубея: Никитой, Алексеем и Иваном; сыном Сергея Никитича — Никиткой и сыном Светланы Молотовой — Сергеем. На груди транзисторный приемник, через плечо на ремне перекинут морской бинокль. Проходя, сказал:

— Иду судить соревнования, кто быстрее и выше поднимется на дуб. Победителю приз — помидор.

Иван Аджубей ершится:

— Не хватало еще, чтобы я за помидор на дерево лез.

Никита Сергеевич:

— Ну тогда огурец!

— Огурец — другое дело.

…Я попросил напарника подстраховать соревнования, чтобы малыши не посваливались с деревьев и не поранили себя. Все обошлось благополучно. Победителем оказался сын Светланы Молотовой Сергей.

2 сентября 1965 года вечером хозяин на прогулке настроил приемник на китайскую волну. Из приемника лилась музыка, затем торжественные голоса по случаю выезда правительственной делегации Китая на встречу с красногвардейцами.

Заметив меня, моментально переключил приемник на другую волну.

Я прошу:

— Никита Сергеевич, можно ли послушать, о чем говорят китайские лидеры?

Хрущев снова настроился на Китай.

Я:

— Есть ли необходимость в китайской культурной революции? Декретами можно запретить и закрыть все, что угодно. Вся сила сегодня в руках Мао.

Хрущев:

— Я так не думаю. Оппозиция, видно, тоже имела под собой определенную силу. Грамотные молодые люди понимают, что Мао неправильную политику ведет. Все его попытки заглушить умные голоса дают печальные результаты. Вот он и решился на крайность.

Убрали неугодного главнокомандующего Пэн Дэхуэя. Отправили куда-то учиться, а затем распространили молву, что он отравился. Кто в это поверит?

…При прогулке меня несколько раз отвлекали: проводил Лену с подругой на японский балет. Встретил автомашину, прибывшую с сестрами-хозяйками.

Никита Сергеевич ушел на обед. Вышел с биноклем, а в дежурке неожиданно затрезвонил домофон. Поднимаю трубку. Нина Петровна говорит:

— Дежурный, верните Никиту Сергеевича в дом. Он второго не доел.

20 сентября 1965 года иду по территории дачи и вижу: Никита Сергеевич стоит на подставке у забора и в упор рассматривает в бинокль колхозников и колхозниц, убирающих картофель.

23 сентября звонок от Нины Петровны:

— Что вы думаете о лодках на пристани?..

26 сентября заболела овчарка Арбат. Повезли к ветеринару.

6 ноября 1965 года Никита Сергеевич вышел за территорию дачи с транзистором на груди. Встал рядом с людской очередью за продуктами в продовольственный магазин. На полную громкость включил транзистор и в такт музыке стал притопывать ногой.

Очередь потребовала убрать с глаз долой «этого шута горохового».

Сконфуженные, уходим.

— Так вы вернетесь или нет? — спрашивает Никита Сергеевич меня.

— Не все от меня зависит. Пошлют — вернусь. Попробую вернуться.

И… не вернулся.

Диктовать мемуары Хрущев начал в середине шестидесятых годов. Они касаются XX съезда КПСС, подготовки секретного доклада о Сталине, XXII съезда, выноса Сталина из Мавзолея, убийства Кирова и уничтожения двух третей делегатов XVII съезда партии, репрессий против военачальников и ленинградской верхушки, войны с Финляндией и договора с Гитлером, а также: Варшавского восстания, корейской войны, ареста Берия, берлинского и карибского кризисов, воспоминаний о Тито, Мао Цзэдуне, встреч с учеными и интеллигенцией.

Хрущеву трудно приходилось освобождаться от сталинского обаяния. Прозревать он начал только после встреч и бесед с Тито в Югославии, однако не поколебал ни одного из краеугольных камней сталинских традиций партийного руководства. Президиум ЦК партии при нем выступал в роли правительства. Им прорабатывались писатели В. Дудинцев, Б. Пастернак, А. Вознесенский, упоминаемые выше художники. Но сам Хрущев жестоко поплатился за свое неверие и пренебрежение к интеллигенции. Его вынудили «уйти по собственному желанию» те люди, которыми он себя окружил. Отвергая сталинское единовластие, Хрущев сохранял авторитарную систему правления. Попытался соединить власть светскую и духовную. Однако политическому деятелю Хрущеву не хватало политического мышления, за что он и был отстранен от руководства, и, не согласившись «с уходом на пенсию», принялся за мемуары, начав не писать, а диктовать их. Диктатор диктовал мемуары.

Кому в этом деле принадлежит приоритет? Приоритет в убеждении Н. С. Хрущева заняться мемуарами?..

Сын лидера, Сергей Никитич, уверяет, что ему.

Естественно, у меня возникает вопрос: почему же тогда литзаписчиками их не стали журналисты — внучка Хрущева Юлия Леонидовна, дочь — Рада Никитична, зять — Алексей Иванович Аджубей? И, наконец, сам сын Сергей Никитич, так много страниц посвятивший отцовским мемуарам в своей книге. Вон ведь какую книжищу одолел после смерти отца… А тут подставил несчастную женщину, да еще похваляется, как ее оберегал.

Будет, Сергей Никитич! Потомки Никиты Сергеевича оберегали только себя, как пращур оберегал только их. Себя не оберегал, за что и поплатился.

25 марта 1970 года председатель Комитета госбезопасности Ю. В. Андропов под грифом «Особой важности» доложил в ЦК КПСС следующее: «В последнее время Н. С. Хрущев активизировал работу по подготовке воспоминаний о том периоде своей жизни, когда он занимал ответственные партийные и государственные посты. В продиктованных воспоминаниях подробно излагаются сведения, составляющие исключительно партийную и государственную тайну по таким определяющим вопросам, как обороноспособность государства, развитие промышленности, сельского хозяйства, экономики в целом, научно-технических достижений, работы органов государственной безопасности, внешней политики, взаимоотношений между КПСС и братскими партиями социалистических и капиталистических стран и другие. Раскрывается практика обсуждения вопросов на закрытых заседаниях Политбюро ЦК КПСС…»

Андропов предлагает… принять срочные меры оперативного порядка, которые позволяли бы контролировать работу Н. С. Хрущева над воспоминаниями и предупредить вполне вероятную утечку партийных и государственных секретов за границу. В связи с чем советует: «Полагали бы целесообразным установить негласный контроль над Н. С. Хрущевым и его сыном Сергеем Хрущевым… Вместе с тем было бы желательно, по нашему мнению, еще раз вызвать Н. С. Хрущева в ЦК КПСС и предупредить об ответственности за разглашение и утечку партийных и государственных секретов и потребовать от него сделать в связи с этим необходимые выводы».

Так перестраховывался и зарабатывал политический капитал шеф КГБ Ю. В. Андропов на заключенном за деревянный забор Н. С. Хрущеве. Как нам сегодня известно, никаких секретных сведений военного и политического характера автор мемуаров не раскрывал. Однако спешно на заседании так называемой «ленинской коллегии», состоявшей из пенсионеров высокого ранга, 27 марта 1970 года Капитонову И. В. и Андропову Ю. В. поручили поговорить с Хрущевым Н. С. «в соответствии с обменом мнениями на заседании Политбюро ЦК». А обеспокоились власти тем фактом, что за границей неожиданно для них появился кинофильм, где Хрущев на даче у костра рассказывает собравшимся о своей жизни. Рядом с хозяином постоянно находится его верный страж — немецкая овчарка по кличке Арбат. За допуск на дачу посторонних лиц и съемки кинофильма комендант дачи Сергей Васильевич Мельников был снят, а вместо него назначен Василий Михайлович Кондрашов.

После получения докладной Андропова Хрущева вызвал в ЦК КПСС секретарь ЦК КПСС А. П. Кириленко, с приглашением на беседу секретаря ЦК КПСС П. Н. Демичева и председателя Комитета партийного контроля А. Я. Пельше. Троица потребовала от мемуариста прекращения диктовки воспоминаний. Мемуарист вспылил:

— То, что вы себе позволяете в отношении меня, не позволяло себе правительство даже в царские времена. Я помню только один подобный случай. Вы хотите со мной поступить так, как царь Николай Первый поступил с Тарасом Шевченко, сослав его в солдаты, запретив там писать и рисовать.

Вы можете отобрать у меня все: пенсию, дачу, квартиру. Все это в ваших силах; и я не удивлюсь, если вы это сделаете… Ничего, я себе пропитание найду. Пойду слесарить, я еще помню, как это делается. А нет, так с котомкой пойду по людям. Мне люди подадут. А вам никто и крошки не даст, с голоду подохнете…

А в то время материалы пленки и распечатки пересекли несколько границ и оказались в издательстве «Литлл Браун», которое согласилось воспоминания издать, но для подтверждения подлинности авторства переслало Хрущеву из Вены ярко-алую и черную шляпы с огромными полями, попросив автора в них сфотографироваться и прислать фотографии в издательство.

Сергей Никитич сфотографировал отца с одной шляпой на голове, а с другой — в руке. Благословение на публикацию материалов было получено.

А правительственные верхи все еще лихорадило, и они поручили побеседовать с Хрущевым председателю КПК А. Я. Пельше и членам комитета С. О. Постовалову и Р. Е. Мельникову. Беседу застенографировали Солозонова и Макарова. Привожу краткие фрагменты из нее.

Совершенно секретно

СТЕНОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ

беседы с т. Хрущевым Н. С. в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС

10 ноября 1970 года

Присутствовали: тт. Пельше А. Я.^[3], Постовалов С. О.^[4], Мельников Р. Е.^[5] и т. Хрущев Н. С.

Т. ПЕЛЬШЕ. По поручению Политбюро мы пригласили вас в Комитет партийного контроля, чтобы вы дали объяснение по одному внешнеполитическому вопросу, связанному с вашими мемуарами, которые могут принести нашей партии и стране большой политический ущерб. Вы, возможно, в курсе дела, а может быть, и нет. По сообщению нашего посла в США т. Добрынина, 6 ноября в Нью-Йорке представители американского журнально-издательского концерна «Тайм» официально объявили о том, что они располагают «воспоминаниями Н. С. Хрущева», которые будут вначале опубликованы в журнале «Лайф», начиная с 23 ноября, а затем выйдут отдельной книгой под названием «Хрущев вспоминает». Книга будет пущена в продажу 21 декабря. На днях по линии ТАСС получена информация о том, что информационные агентства и иностранная печать широко муссируют эти сообщения о предстоящей публикации в США и ряде других стран Запада, в частности, в Англии, ФРГ, Франции, Италии, Швеции «воспоминаний Н. С. Хрущева».

Вы помните, что некоторое время тому назад у нас с вами была беседа у Андрея Павловича Кириленко, во время которой вам было сказано, что путь создания ваших мемуаров, связанный с вовлечением в это дело широкого круга людей, является непартийным. И тогда вы были предупреждены, что такой путь не исключает возможности утечки материалов. Вы видите, эта утечка материалов произошла, и в этой связи вы должны понять, что вы несете всю полноту ответственности за это дело.

Мы хотели бы заслушать ваше объяснение по этому вопросу и ваше отношение к этому делу. Может быть, вы прямо скажете нам, кому передавали эти материалы для публикования за рубежом.

Т. ХРУЩЕВ. Я протестую, т. Пельше. У меня есть свои человеческие достоинства, и я протестую. Я никому не передавал материал. Я коммунист не меньше, чем вы.

Т. ПЕЛЬШЕ. Надо вам сказать, как они туда попали.

Т. ХРУЩЕВ. Скажите вы мне, как они туда попали. Я думаю, что они не попали туда, а это провокация.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы в партийном доме находитесь.

Т. ХРУЩЕВ. Я никогда не был в Комитете партийного контроля. И в таком положении нахожусь впервые и в конце своей жизни, я уже не говорю деятельности. Деятельность моя окончена. И вы требуете от меня объяснения.

Т. ПЕЛЬШЕ. Правильно.

Т. ХРУЩЕВ. Я вам объяснил.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы ничего пока нам не объяснили.

Т. ХРУЩЕВ. Больше нечего объяснять. Никогда, никому никаких воспоминаний не передавал и никогда бы этого не позволил. А то, что я диктовал, я считаю — это право каждого гражданина и члена партии. Я отлично помню, что я диктовал. Не все можно опубликовать в данное время.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это ваше мнение. У нас с вами был разговор, что тот метод, когда широкий круг людей привлечен к написанию ваших мемуаров, не подходит, что секреты, которые вами излагались, могут попасть за рубеж. И они попали. Это теперь нас очень беспокоит.

Т. ХРУЩЕВ. Если вы помните, мне другое тогда было сказано. Мне сказали, чтобы я не писал и не диктовал. А я сказал, что это Николай I запрашивал шифровки. Я был удивлен, что в моей партии, которой я отдал жизнь, мы вернулись к николаевским методам.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Это неудачное сравнение. Неправильное.

Т. ХРУЩЕВ. Со мной поступили как с Шевченко.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Зачем такую параллель проводить.

Т. ХРУЩЕВ. Я против такой параллели.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы тогда этот совет не восприняли.

Т. ХРУЩЕВ. Нет. Пожалуйста, арестуйте, расстреляйте. Мне жизнь надоела. Когда меня спрашивают, я говорю, что я не доволен, что я живу. Сегодня радио сообщило о смерти де Голля. Я завидую ему. Я был честным человеком, преданным. Как только родилась партия, я все время был на партийной работе.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это мы знаем. Вы скажите, как выйти из создавшегося положения?

Т. ХРУЩЕВ. Не знаю. Вы виноваты, не персонально вы, а все руководство. Если бы руководство было внимательным и разумным, оно бы сказало: т. Хрущев…

Вы помните, т. Кириленко спросил: вы диктуете? Я ответил — да. Я понял, что, прежде чем вызывать меня, ко мне подослали агентов.

Т. ПЕЛЬШЕ. То, что вы диктуете, знают уже многие в Москве.

Т. ХРУЩЕВ. Мне 77 год. Я в здравом разуме и отвечаю за все слова и действия. Я думал, что т. Кириленко даст мне людей, которым бы я диктовал.

Т. ПЕЛЬШЕ. Почему вы раньше в ЦК не обратились? Когда вас вызвал т. Кириленко, уже было надиктовано много.

То ХРУЩЕВ. Откуда вы знаете? Вы говорите, что вы узнали по радио. Кто вам докладывает?

Т. ПЕЛЬШЕ. Наш посол официально сообщил.

Т. ХРУЩЕВ. Это может быть провокация буржуазной прессы. Поскольку моя фамилия представляет сенсацию, может быть, они создали материал на меня.

Т. ПЕЛЬШЕ. Как выйти из этого положения?

То ХРУЩЕВ. Не знаю. Я совершенно изолирован и фактически нахожусь под домашним арестом. Двое ворот, и вход и выход контролируются. Это очень позорно. Мне надоело. Помогите моим страданиям.

Т. ПЕЛЬШЕ. Никто вас не обижает.

Т. ХРУЩЕВ. Моральные истязания самые тяжелые.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вы говорите, что никому не передавали. Это очень важно в данной ситуации.

Т. ХРУЩЕВ. Я думаю, вы и т. Пельше отлично понимаете, что я никому не передавал и по своим убеждениям не могу передавать. Вы помните, т. Пельше, у т. Кириленко я сказал: если бы мне помогли.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы этого не говорили. Вы сказали: когда я кончу, передам в ЦК.

Т. ХРУЩЕВ. Я этого не говорил. Тов. Кириленко предложил мне прекратить писать. Я сказал, — не могу, это мое право. Мы политические деятели. Я умру…

Т. ПЕЛЬШЕ. Все умрем.

Т. ХРУЩЕВ. Председатель Верховного Совета, не помню его фамилии, умер.

Т. ПЕЛЬШЕ. Игнатов?

Т. ХРУЩЕВ. Да, Игнатов. Неизвестно, кто раньше умрет, а он был дурак.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Дело не в этом, т. Хрущев.

Т. ХРУЩЕВ. Да, в этом.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Дело идет о серьезном положении, если материалы будут напечатаны. Они, наверное, будут напечатаны. А вы сами не знаете, как они туда попали.

Т. ХРУЩЕВ. Посла в США я очень хорошо знаю и очень его уважаю.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Тем более.

Т. ХРУЩЕВ. Он сообщил то, что сообщает печать. Я буржуазной печати никогда не верил, поэтому и говорю, что он сам ничего не знает.

Может быть, своим вызовом сюда вы поможете мне скорее умереть.

Т. ПЕЛЬШЕ. Мы не хотим, чтобы вы умирали. Живите на здоровье.

Т. ХРУЩЕВ. Я хочу смерти.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Может быть, вас подвел кто-то?

Т. ХРУЩЕВ. Дорогой товарищ, я отвечаю за свои слова, и я не сумасшедший. Я никому материалы не передавал и передать не мог.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Кому вы доверяли материалы? Ваши доверенные могли передать?

Т. ХРУЩЕВ. Нет.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Вашими материалами пользовался не только сын, но и машинистка, которую вы не знаете, писатель беспартийный, которого вы также не знаете, и другие.

Т. ХРУЩЕВ. Это советские люди, доверенные люди.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Всякие люди есть. Могли вас и подвести.

Т. ХРУЩЕВ. Я не верю, что материал попал американцам. Это утка, ложь, фабрикация. Я в этом уверен.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Но если они будут опубликованы, вы будете отвечать.

Т. ХРУЩЕВ. Вы меня не пугайте. Я 76 лет отвечаю за свои действия. Вы меня ничем не запугаете.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Вы не стучите и не кричите. Вы находитесь в КПК и ведите себя как положено.

Т. ХРУЩЕВ. И вы ведите себя как положено. Я член партии покамест, и не лишайте меня права.

Т. ПОСТОВАЛОВ. С вами никто плохо не говорит. Вам сообщили обстановку, которая сложилась в связи с вашими мемуарами. А вы кричите и стучите по столу.

Т. ХРУЩЕВ. Это нервы, я не кричу. Разное положение и разный возраст.

Т. ПЕЛЬШЕ. Какие бы ни были возраст и нервы, но каждый член партии должен отвечать за свои проступки.

Т. ХРУЩЕВ. Вы, т. Пельше, абсолютно правы, и я отвечаю. Готов нести любое наказание, вплоть до смертной казни.

Т. ПЕЛЬШЕ. КПК к смертной казни не приговаривает.

Т. ХРУЩЕВ. Практика была Сколько тысяч людей погибло. Сколько расстреляно. А теперь памятники врагам народа ставят. Это меня радует и огорчает. Тому же Постышеву, Блюхеру, Станиславу Викторовичу Коссиору.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это лишний разговор.

Т. ХРУЩЕВ. Это прямой разговор, он относится к нашей теме. Я тогда сказал т. Кириленко, вам и т. Демичеву, что стоял и стою на решениях 22 съезда партии и пока живу, буду сторонником этих решений. Убийц надо разоблачать. Они умерли, но если сейчас поднимать на пьедестал убийц, то, может быть, кое-кому тоже понравится повторить. Я против этого. На 20 съезде партии я в отчетном докладе о культе личности ничего не сказал, а в процессе съезда решили об этом сказать отдельно. Материалы по этому вопросу были подготовлены комиссией под председательством т. Поспелова. Но тогда получилось, что один доклад отчетный, а другой о Сталине. Если бы было два докладчика, то это могло породить разные мнения. Я согласился сделать и второй доклад.

Т. ПЕЛЬШЕ. Этот доклад известен. Партия из этого сделала выводы. Но как выйти из того положения, которое сегодня сложилось?

Т. ХРУЩЕВ. Тов. Пельше, лучший выход из положения — это не создавать вокруг Хрущева то, что создано, а создать ему условия, на которые он имел право. Я считал и говорил, что в 65 и даже в 60 лет надо освобождать первые места для более молодого поколения.

Т. ПЕЛЬШЕ. Но вы же не ставили этого вопроса.

Т. ХРУЩЕВ. Ставил.

Т. ПЕЛЬШЕ. Не знаю.

Т. ХРУЩЕВ. Вы не знали потому, что другое положение занимали. Когда исполнилось Мжаванадзе 60 лет, я говорил ему: вас надо передвинуть Председателем Президиума Верховного Совета Грузии.

Т. ПЕЛЬШЕ. Но не это является темой нашего разговора сегодня.

Если вы считаете, что это провокация агентства «Тайм», то вы могли бы сделать об этом заявление?

Т. ХРУЩЕВ. Меня никто не спрашивает.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы могли бы заявить, что никаких мемуаров не писали…

Т. ХРУЩЕВ. Этого я не могу сказать, я диктовал.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Вы их не написали?

Т. ХРУЩЕВ. Они еще не закончены. Я заболел.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Незаконченные мемуары не могли у вас заполучить агентства.

Т. ХРУЩЕВ. Как известно, в любом государстве авторы должны заключать договор с издательствами, которые и получают право на публикацию их материалов. Другого права нет.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Поэтому и надо из создавшегося положения найти выход. Нельзя ли так вам именно и действовать. Дать ответ врагам на их действия. Все это будет правильно и здраво.

Т. ХРУЩЕВ. Каждый сумасшедший считает, что он не сумасшедший. Я не считаю себя сумасшедшим. Может быть, вы по-другому оцениваете мое состояние.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Значит, по-здравому и надо решать вопрос.

Т. ХРУЩЕВ. Я говорю, что в моих воспоминаниях есть такие сведения, которые являются секретными и которые не могут быть опубликованы ни при моей жизни и еще неизвестно когда после моей смерти. Хотя, вы знаете, вообще секретов не бывает. В сговоре по убийству Павла участвовал его сын Александр. И о том, что он убийца, знали все…

Т. ПОСТОВАЛОВ. То, что вы написали, не является секретом?

Т. ХРУЩЕВ. Но время опубликования этих материалов должна была бы определить партия.

Наверное, многие верят, например, что войну в Корее начали американцы. Я-то знаю, что Ким Ир Сен ее начал. Я находился в это время у Сталина. Но этого не надо объявлять сейчас.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Но вы же диктуете об этом.

Т. ХРУЩЕВ. Я диктую, потому что при мне это было. Я знаю об этом. Это мое право.

Т. ПОСТОВАЛОВ. А если будет напечатано об этом?

Т. ХРУЩЕВ. Я говорю,этого не может быть, с моей точки зрения.

Т. ПЕЛЬШЕ. Ваша диктовка проходила через многие руки на лентах и машинке, и вы не можете дать гарантию, что она каким-то образом не попала туда, куда не следует. Вы отвечаете за то, что вы диктуете.

Т. ХРУЩЕВ. Это другой вопрос, т. Пельше. Вы хотите сказать, что я не должен писать.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы за свои проступки должны отвечать.

Т. ХРУЩЕВ. Делайте, что вам положено.

Т. ПЕЛЬШЕ. Если вы считаете, что делаете все в интересах нашей страны, то было бы целесообразно сейчас сделать заявление о том, что вы никаких материалов не писали и никому не передавали и что готовящаяся публикация ваших мемуаров является клеветой, фальшивкой.

Т. ХРУЩЕВ. Я повторяю, я хочу умереть честным человеком. То, что я написал, я никому не давал. Это точно.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Но если они напечатают, это будет фальшивка?

Т. ХРУЩЕВ. С моей точки зрения, да. Вы тоже понимаете. Зачем так разговаривать, подцеплять и ловить меня на крючок. Я старый, кому я нужен. Никакой крючок на меня не действует. Поэтому я вам говорю, Зиновьев…

Т. ПЕЛЬШЕ. Это вопрос другой.

Дайте нам ответ по существу поставленного перед вами вопроса. Надо сделать так, чтобы иностранцы в ближайшее время не опубликовали ваши воспоминания.

Т. ХРУЩЕВ. Я этих воспоминаний не знаю. Откуда они и что это за воспоминания.

Т. ПЕЛЬШЕ. Речь идет о ваших воспоминаниях.

Т. ХРУЩЕВ. Вы говорите на основании заявления посла.

Т. ПЕЛЬШЕ. Но 23 ноября, т. е. через 13 дней, они будут в печати. Сейчас они находятся в типографии.

Т. ХРУЩЕВ. Никто, и я, этих мемуаров не видел.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Каково будет ваше отношение, если они появятся?

Т. ХРУЩЕВ. Вместе с вами возмущаюсь.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Этого мало.

Т. ХРУЩЕВ. Я готов заявить, что никаких мемуаров ни советским издательствам, ни заграничным я не передавал и передавать не намерен. Пожалуйста, напишите.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Если они написаны в черновике, ведь нельзя сказать, что они написаны.

Т. ХРУЩЕВ. Таких документов нет. Поэтому я считаю, что мои материалы изъяли. Эти методы нарушают ленинские нормы и порядки жизни партии. Я протестую, т. Пельше. Я прошу вернуть мои материалы.

Т. ПЕЛЬШЕ. Напрасно протестуете. Вы говорите, есть материалы, которые нельзя публиковать. А если они гуляют по Москве?

Т. ХРУЩЕВ. Где они гуляют? Это говорит о том, что мы возвращаемся к сталинским шифровкам.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вам никаких шифровок не вручают.

Т. ХРУЩЕВ. Это материал мой, и никто не имеет права брать его. Это николаевское время. Это полицейская расправа. Это возмутительная вещь.

Т. ПЕЛЬШЕ. Возмутительная вещь. Ваши секретные материалы имеют широкое хождение, и вы за это несете партийную и государственную ответственность.

Т. ХРУЩЕВ. Я готов на крест, берите гвозди и молоток.

Т. ПЕЛЬШЕ. Эти фразы не нужны.

Т. ХРУЩЕВ. Это не фразы. Я хочу этого. Русские говорят: от сумы и тюрьмы не откажешься. Я всегда в другом положении был и за всю свою политическую деятельность в порядке допрашиваемого в партийных органах никогда не был.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Здесь вы находитесь не как допрашиваемый, а на беседе. С вами идет разговор о том, как быть. И вы напрасно говорите, что это утка пущена. Ведь материалы находятся уже в редакции. Вы можете поверить послу.

Т. ХРУЩЕВ. Посла Добрынина я очень уважаю. Это самый умный посол за границей.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Поэтому надо думать, и прежде всего вам, какие в связи с этим нужно сделать заявления, а их придется делать, если вы говорите, что возмущаетесь.

Т. ХРУЩЕВ. Я только одно скажу, что все, что я диктовал, является истиной. Никаких выдумок, никаких усилений нет, наоборот, есть смягчения. Я рассчитывал, что мне предложат написать. Опубликовали же воспоминания Жукова. Мне жена Жукова позвонила и говорит: «Георгий Константинович лежит больной и лично не может говорить с вами, но он просит сказать ваше мнение о его книге. Вы, — спросила она, — читали?» Я говорю, не читал, но мне рассказывали люди. Я сказал, отвратительно и читать не могу то, что написано Жуковым о Сталине. Жуков честный человек, военный, но сумасброд. Жуков описывает эпизод, как был убит Ватутин и что в это время и я там был.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вы же сказали, что не читали книгу.

Т. ХРУЩЕВ. Но мне рассказали.

Т. ПЕЛЬШЕ. Как же вы можете судить о книге, которую не читали.

Т. ХРУЩЕВ. Описан эпизод такой.

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы не знаете, как он описан.

Т. ХРУЩЕВ. Вы как следует разговаривайте со мной. Я не болванка, чтобы дергать меня за ниточку. Я человек и имею свои достоинства. Вы пользуетесь своим положением. Но пока бьется мое сердце, я буду защищать человеческие достоинства.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вы интересы партии должны защищать.

Т. ХРУЩЕВ. То, что я пишу, не расходится с интересами партии.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Речь идет не о Жукове.

Т. ХРУЩЕВ. Тов. Пельше не дал закончить мысль. Обрывать — это сталинский стиль.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это ваши привычки.

Т. ХРУЩЕВ. Я тоже заразился от Сталина и от Сталина освободился, а вы нет.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это вы не знаете.

Т. ХРУЩЕВ. Я имею право говорить.

Т. ПЕЛЬШЕ. Я тоже имею право говорить.

Т. ХРУЩЕВ. Я не читал и читать не буду, противно. Я жене Жукова говорю, — как Жуков мог написать такой эпизод о гибели Ватутина? Будто Ватутин выскочил из машины и пулеметом прикрыл мою машину. Я говорю, Ватутин был ранен в пах, выскочить не мог, а самое главное в этом деле то, что Хрущева там не было. И во втором издании это уже исправлено. А вы сказали, что я говорю неправду.

Т. ПЕЛЬШЕ. Давайте думать, как исправить дело.

Т. ХРУЩЕВ. Вы сейчас сильнее меня и можете это сделать.

Т. ПЕЛЬШЕ. По дипломатической линии не можем.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Вы, т. Хрущев, можете выступить с протестом, что вы возмущены.

Т. ХРУЩЕВ. Я вам говорю, не толкайте меня на старости лет на вранье.

Т. ПЕЛЬШЕ. Речь идет о том, что нужно сделать, чтобы уменьшить политический ущерб.

То ПОСТОВАЛОВ. А мемуары были?

То ХРУЩЕВ. Я не могу сказать, что я не диктовал.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Надо вам решать.

То ХРУЩЕВ. Сейчас материал этот надо вернуть.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это вопрос другой.

Т. ХРУЩЕВ. Я хотел обратиться к т. Брежневу, а меня вызвали к вам. Ведь КПК орган репрессивный. Когда здесь сидел Шкирятов, сколько людей прошло…

Т. ПОСТОВАЛОВ. Не то вы говорите. Ваш материал, как вы говорили, такой, который нельзя печатать много лет. А если он будет напечатан, какое возмущение, это вызовет у советских людей.

Т. ХРУЩЕВ. Я возмущен.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вокруг этого разговор идет. Каково ваше отношение?

Т. ХРУЩЕВ. Мое отношение самое партийное.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Таким оно и должно быть. Самое крайнее возмущение должно быть.

Т. ХРУЩЕВ. Согласен на любое. В моей деятельности я пользовался острым словом и умел пользоваться.

Т. ПОСТОВАЛОВ. И его надо применить сейчас, чтобы помешать публикации.

Т. ХРУЩЕВ. Согласен. Это верно.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Если вы говорите, что возмущены до предела, то вам надо выступить по этому вопросу.

Т. МЕЛЬНИКОВ. Пока материал не опубликован, это могло бы сыграть какую-то роль.

Т. ХРУЩЁВ. Вы поймите, ведь документа никакого нет и я ничего не видел.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вы тассовский материал тоже не видели?

Т. ПЕЛЬШЕ. Когда уже собираются печатать материал, вы должны сказать, что я не собирался ничего писать и печатать.

Т. ХРУЩЕВ. Я пока нигде не читал.

В былые времена мы, не будучи членами ЦК партии, я был секретарем Бауманского райкома, получали тассовский материал. Члены партии приходили и читали для ориентации о позиции наших врагов. Когда я был секретарем райкома партии в Донбассе, получали «Социалистический вестник». Ленин умер, но дух Ленина жил тогда.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Выходит, что вы нам не верите о том, что собираются делать с вашим материалом?

Т, ХРУЩЕВ. Вы сами ничего не видели.

Т, ПОСТОВАЛОВ. Достаточно, что они передают по радио и телевидению. Против этого надо возмущаться.

Т. ХРУЩЕВ. Я возмущен.

Т. ПЕЛЬШЕ. Нам сегодня стато известно, что американский журнально-издательский концерн «Тайм» располагает воспоминаниями Хрущева, которые начнут публиковаться там. Это факт. И вы должны сказать свое отношение к этому. Из сообщений видно, что американская печать, а также германская и английская раздули вокруг этого ажиотаж. Хотелось бы, чтобы вы определили свое отношение к этому делу, не говоря о существе мемуаров, что вы возмущены этим и что вы никому ничего не передавали. Это в какой-то степени уменьшит интерес к публикации материалов и разоблачит ее организаторов.

Т. ХРУЩЕВ. Пусть запишет стенографистка мое заявление.

Из сообщений заграничной печати, главным образом Соединенных Штатов Америки и других буржуазных европейских стран, стало известно, что печатаются мемуары или воспоминания Хрущева. Я возмущен этой фабрикацией, потому что никаких мемуаров никому я не передавал — ни издательству «Тайм», ни другим кому-либо, ни даже советским издательствам. Поэтому считаю, что это ложь, фальсификация, на что способна буржуазная печать.

Т. ПЕЛЬШЕ. Если мы вам поможем в этом и предложим каналы, через которые можно было бы довести об этом до сведения американской печати, вы согласились бы использовать эти каналы?

Т. ПОСТОВАЛОВ. Учитывая ваше возмущение.

Т. ПЕЛЬШЕ. Допустим, к вам пришел бы корреспондент, вы могли бы ему повторить это?

То ХРУЩЕВ. Да. Если хотите, пресс-конференцию могу провести. У меня еще хватит пороховницы и достоинств защитить честь своего мундира, честь нашей страны и партии.

Я знаю и повторяю вам, что ряд положений, которые имеются в этих диктовках, правдивы и за них я абсолютно ручаюсь.

То ПОСТОВАЛОВ. Каким-то путем все же это утекло, и вам надо подумать об этом.

То ХРУЩЕВ. Я возлагаю ответственность на тех товарищей, которые в этом деле не хотели мне помочь. Хотели окриком действо вать, а это не приводит к добру.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Легче всего возложить ответственность на кого-нибудь.

Т. ХРУЩЕВ. Товарищи, которые со мной разговаривали, возложили ответственность на меня. Вы помните, т. Пельше, разговор у т. Кириленко. Записи тогда не было. Я сказал, если бы мне помогли, дали бы машинистку, ЦК получил бы эти материалы.

Т. ПЕЛЬШЕ. То есть с самого начала вы действовали нелегально.

Т. ХРУЩЕВ. Не пугайте меня нелегальщиной. Нельзя упрощенно подходить.

Т. ПЕЛЬШЕ. Что, разве бы вам не дали машинистки, если бы вы с самого начала обратились в ЦК?

Т. ХРУЩЕВ. Меня вызывали в ЦК.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это было в 1968 году.

Т. ПОСТОВАЛОВ. А писать вы раньше начали.

Т. ХРУЩЕВ. Я тогда только что начал писать. И сразу же ко мне пришел молодой человек, и я сразу догадался, что его приставили ко мне…

Никакого секрета подпольной диктовки не было и нет. Мне не помогли, не создали условий. Я думал, что это дело долгого времени и к диктовке долгое время возвращаться не буду. А знаете вы, сколько людей, которые встречаются со мной, спрашивают: «Вы записываете?» Я говорю — нет. «Вы должны записывать, как это ценно для нас». Не подумайте, что я хочу себя переоценить. Мы жили в одно время. Я около Сталина был. Это будет иметь большую ценность для поколений.

Т. ПОСТОВАЛОВ. ЦК имеет партийные журналы. Есть НМЛ. Они изучают и освещают историю партии. Мемуары — это совершенно другое дело.

Т. ХРУЩЕВ. Писал Попов историю. Хорошая история. Умный человек в Коминтерне работал. Сталин расстрелял. Поспелов — подхалим. Писал под диктовку Сталина. История все время обновляется, потому что ее пишут люди. Мемуары — это сугубо личное дело. И эту точку зрения вы у меня никогда не отберете. В мемуарах человек излагает свою точку зрения. Пишет о времени, в котором он жил.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вы должны сохранять тайну.

Т. ХРУЩЕВ. Мне прямо сказали, не смейте писать. Я с этим не согласен.

Т. ПЕЛЬШЕ. О том, что вы начали писать мемуары, вы должны сообщить в ЦК.

Т. ХРУЩЕВ. Я не сообразил. Вы тогда, т. Пельше, были и знаете, что я просил.

Т. ПЕЛЬШЕ. Такой четкой просьбы у вас не было.

Т. ХРУЩЕВ. Как я мог просить, когда мне отказали. Я этого не мог представить. У меня нет дороже органа, как ЦК. Я хочу закончить свою жизнь преданным ЦК и как могу служить на пользу своей партии, которой я отдал столько лет.

Правда, когда было 50 лет партии, выдавали медали хорошим людям, заслуженным людям. У меня спрашивали: «Вы получили? Ну получите.» А я не получил.

Т. ПЕЛЬШЕ. Это другой вопрос.

Т. ХРУЩЕВ. Это отношение к людям, отношение к членам партии, которые прошли большой путь — путь Гражданской войны, Отечественной войны, восстановления разрушенного, путь пятилеток. Когда я на Украине был первым секретарем, сколько сил отдал. В Москве и Московской области не меньше отдал сил. А почему разное отношение? Об этом вы сами подумайте. Я не хочу называть вещи своими именами. Я возмущен не потому, что не дали, а потому, что нет объективности, а есть субъективность.

Я хотел бы обратиться к вам, как председателю Комитета партийного контроля, чтобы вы встали на защиту честного члена партии.

Т. ПЕЛЬШЕ. Мы еще будем разбираться с вопросом, о котором идет сегодня речь.

Т. ХРУЩЕВ. Не пугайте меня, я не боюсь. Сейчас у меня не жизнь, а страдание. Я завидую де Голлю. Здоровый был мужик. У меня сейчас тяжелая жизнь.

Т. МЕЛЬНИКОВ. А что тяжелого?

Т. ХРУЩЕВ. Когда уйдете на пенсию, тогда узнаете, что это адские муки.

Т. ПЕЛЬШЕ. Всем это предстоит. Все уйдут на пенсию.

Т. ХРУЩЕВ. Меня лишили прав члена ЦК. Перестали приглашать на пленумы. Разве это достойно. Я звонил Малину. Говорит — не могу. Все на пенсии. Шверник тоже на пенсии, лежит трупом. Но к нему совершенно другое отношение. Почему к нему одно, а ко мне другое отношение. Что, я меньше других сделал для партии? Это создает для меня особые условия. Поживите моей жизнью.

Ничем вы меня не припугнете.

Т. ПЕЛЬШЕ. Мы вас не собираемся ничем пугать.

Т. ХРУЩЕВ. Ничем. Потому, что все сейчас тяжело для меня.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Это вы не серьезно говорите.

Т. ХРУЩЕВ. Попробуйте. Узнаете.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Это несерьезный разговор.

Т. ХРУЩЕВ. Тов. Пельше, сколько казнили людей. Сколько у меня друзей казнили, вернейших членов партии. Сколько сейчас казнил Мао Цзэдун врагов культурной революции. Мао Цзэдун и Сталин.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Зря такую параллель проводите.

Т. ХРУЩЕВ. Сталин и Мао Цзэдун.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Не об этом сейчас разговор.

Т. ХРУЩЕВ. Три месяца отсидел в больнице на Грановского. Три месяца пролежал. Теперь начал ходить. Не знаю, что будет по-еле приема у главного партийного врача. Что вы, т. Пельше, скажете про меня. Я вас не буду обсуждать ни при каких случаях.

Я смотрю — знакомое лицо. Где вы работали?

Т. МЕЛЬНИКОВ. В Узбекистане.

Т. ХРУЩЕВ. Я хочу сказать о базе, с которой снабжаются люди, получая лечебное питание. Я считаю, что это приносит огромный вред. Наши семьи, я тоже пользуюсь этим снабжением, не знают действительного положения вещей. Взять такой пример, что люди даже не могут купить укропа. Это просто плохая организация торговли. В магазинах нет необходимых вещей. Нет мяса.

Т. ПЕЛЬШЕ. В Москве есть.

Т. ХРУЩЕВ. Люди говорят: «Может верблюд добраться с Дальнего Востока до Москвы? Нет, не может — съедят».

Т. ПОСТОВАЛОВ. А разве при вас не рассказывали таких анекдотов.

Т. ХРУЩЕВ. После меня прошло 6 лет. После смерти Сталина наша страна оказалась в тяжелом положении в оборонном отношении. Сейчас другое положение. Мы должны уделять больше внимания товарам народного потребления. Вот купите себе шапку. Вы ее не купите.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Вы по рассказам говорите. Я вот купил себе шапку, правда, не пыжиковую, а обыкновенную.

Т. ХРУЩЕВ. Что мне сказать. У нас очень много недостатков.

Т. ПЕЛЬШЕ. Увеличилось потребление мяса на душу населения. Увеличилась заработная плата. Денег у народа стало больше. Жить стали лучше.

Т. ХРУЩЕВ. У вас рабочий день в 6 часов кончается? Ваша задержка не по моей вине.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Опять, зачем на других перекладывать.

Т. ПЕЛЬШЕ. Если бы вы уважали свой ЦК, то сразу же сообщили бы о своем решении писать мемуары.

Т. ХРУЩЕВ. ЦК лишил меня права присутствовать на пленумах. Сталин этого не позволял. Сталин прямо действовал — арестовывал как врага народа. Это факт. Я как член ЦК в годовщину Октября хотел прийти к Мавзолею, заказал машину, а мне «раб божий» сказал, что я вам не рекомендую туда ехать. Как это можно?

Т. ПЕЛЬШЕ. Вы пожаловались бы.

Т. ХРУЩЕВ. Опять я виноват.

Т. ПЕЛЬШЕ. Я не знаю, что вам сказали.

Т. ХРУЩЕВ. Я умер, а ваша совесть не может примириться с этим. Вера Засулич сообщила царскому суду, что она убила… Суд заслушал ее и оправдал. А ведь это был царский суд. Интересная вещь. Мне трудно объяснить, как это могло случиться.

Т. ПОСТОВАЛОВ. Там все написано.

Т. ХРУЩЕВ. Как мог суд оправдать? Вы сами не юрист?

Т. ПОСТОВАЛОВ. Нет.

Т. ПЕЛЬШЕ. Партийный работник.

Т. ХРУЩЕВ. Партийными работниками бывают и юристы.

Я еще хочу спросить, как человек и член партии, как могли мы с такой мощью… Египет, позволить его разбить?

Т. МЕЛЬНИКОВ. Борьба продолжается, Египет не разбит.

Т. ХРУЩЕВ. Тогда вы от меня ничего не слышали и мне ничего не говорили.

В 1956 году мы были очень слабы в оборонном отношении. Я помню то самое тяжелое время в отношении Кубы. Мы выиграли сражение без боя. Мы правильно решили вопрос. Мне часто задают вопросы об агрессии Израиля. Я говорю, что я сейчас не все знаю, я — пенсионер.

Т. ПЕЛЬШЕ. Беседу на этом закончим.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Как видно из сообщений печати Соединенных Штатов Америки и некоторых других капиталистических стран, в настоящее время готовятся к публикации так называемые мемуары, или воспоминания, Н. С. Хрущева. Это — фабрикация, и я возмущен ею. Никаких мемуаров или материалов мемуарного характера я никогда никому не передавал — ни. «Тайму», ни другим заграничным издательствам. Не передавал таких материалов я и советским издательствам. Поэтому я заявляю, что все это является фальшивкой. В такой лжи уже неоднократно уличалась продажная буржуазная печать.

Н. Хрущев 10.XI — 1970 г.

Нужно отдать должное бывшему Первому секретарю: несмотря на выкручивание рук, он признал только, что лично не передавал своих воспоминаний, что было правдой. Их передали другие. Но он не отказался от того, что содержали воспоминания. Мемуары были изданы на шестнадцати языках.

Черчилль о Хрущеве сказал: «Он хотел перепрыгнуть пропасть в два прыжка… Это воистину так, и тем не менее перепрыгнул».

Умер Никита Сергеевич 11 сентября 1971 года. Похороны состоялись 13 сентября на Новодевичьем кладбище в Москве.

Сразу после смерти Никиты Сергеевича тогдашний министр внутренних дел Николай Анисимович Щелоков попросит Сергея Никитича оружие отца сдать: небезопасно-де иметь в доме столько боевого оружия, которое по недогляду может оказаться в руках бандитов.

Раньше подобные предложения от имени Л. И. Брежнева делались сначала мне, позже Кондрашову: уговори-те-де Никиту Сергеевича сдать часть имеющегося у него оружия в музей. Зачем ему столько? Пусть передаст часть на тульский и ижевский оружейные заводы, дабы достойные мастера изучили иностранные марки и усовершенствовали наши отечественные ружья, а часть передали в музеи.

О реакции Хрущева на подобное предложение Кондрашова я говорил. А на мое — он просто взорвался. Соорудил из трех пальцев дулю и резко отрубил:

— На-кось, выкуси!

Сознавая, что это относится не ко мне, я от души рассмеялся, но Хрущеву было не до смеха.

— Ишь какой завистливый, стервец! — ругал он меня, подразумевая Брежнева. — Все-то ему мало. Все-то никак не нажрется. Моя бы воля, показал бы я тебе ружье.

Я, как и Кондрашов, после отповеди больше к этому вопросу не возвращался.

Оружие у Сергея Никитича забрали, и я уверен, что ни в какой музей и ни на какие заводы оно не попало: хранится сейчас либо у наследников Л. И. Брежнева, либо пятирежды генеральным героем распродано.

Он таки добился своего — нарезные хрущевские ружья забрал. Интересно бы знать, на кого он на том свете из них охотится? Что же до мести, мстительность Брежнева была дальнобойной.

СЛЕЗАМИ ПОЛИТ ХРУЩЕВ ЛЕОНИД

Никита Сергеевич Хрущев был женат дважды. Первая жена оставила ему детей Леонида и Юлю. А от второй, Нины Петровны Кухарчук, родились Рада, Сергей и Елена.

Леониду было всего два года, когда умерла его мать. Позже он окончил ФЗУ. Работал слесарем на рентгензаводе. Поступил в училище гражданского воздушного флота. В феврале 1939 года был призван в ряды Красной Армии. Женился на Розе Трейвас. Однако отец брачное свидетельство молодоженов аннулировал и, получив назначение в Киев, приказал чекистам вернуть «блудного сына» пред строгие очи родителя.

Через десяток лет эстрадная певица Роза Трейвас будет задействована в концерте Кремлевского Дворца съездов, устроенном после банкета Советским правительством в честь китайского лидера Чжоу Эньлая. К ней с бокалом шампанского подойдет бывший свекор.

— Ты Роза Трейвас? — спросит.

— Я Роза Хрущева, — уточнит певица. — Племянница Бориса Трейваса, которого вы с Ежовым расстреляли…

Борис Трейвас вместе с Хрущевым в свое время работал заведующим орготделом в Бауманском райкоме партии Москвы. Трейваса выдвинули на должность первого секретаря Калужского райкома Московской области. Но перейти на новую должность он не успел. Было срочно состряпано антисоветское дело, и затем последовал расстрел.

За двадцатипятилетнюю жизнь у Леонида Хрущева, помимо указанного греха, будет значиться и выговор в 1940 году за неуплату вовремя комсомольских взносов. Леонид все свое унесет с собой.

Леониду судьба дала и крылья, и волю, и возможность «окунуться в распрекрасную гибельную пустоту». Свободной волей, однако, он достойно распорядиться не смог и, будучи сыном первого секретаря ЦК КП (б) У, стал общаться с компанией грабителей, которые не только обирали своих жертв, но и при малейшем сопротивлении отправляли на тот свет. Сам Леонид в убийствах замешан не был, но, посмотрев, как они совершаются, видимо, поимел к убийствам вкус. О делах этой компании Н. С. Хрущеву стало известно от председателя НКВД Украины Ивана Александровича Серова. Реакция первого секретаря ЦК КП(б)У оказалась поразительной.

— Закрой это дело! — приказал он.

Серов дело закрывать отказался, следствие довел до конца, и большинство участников преступной группы приговорили к высшей мере наказания — расстрелу.

Узнав о том, сердобольный отец поспешил припасть к ногам отца всех народов. Что говорил при этом, как увещевал он Сталина, неведомо, известно лишь, что Генсек Фемиду укротил, и та, сменив гнев на милость, отпустила Леониду Никитичу десять лет лишения свободы. В первые дни войны Леонид попросился на фронт, но, по просьбе папы, его послали доучиваться в авиационное училище, после окончания которого отпрыск мужественно будет сражаться в 134-м скоростном авиационном бомбардировочном полку, совершит тридцать три боевых вылета, будет тяжело ранен, выздоровеет и получит орден Красного Знамени. Однако с бомбардировщиков его потянет на истребители. При переподготовке он совершит новое преступление: по пьянке из пистолета убьет майора Советской Армии. По приговору военного трибунала его приговорят к высшей мере, но Леонид снова попросится на фронт.

В начале марта 1943 года Н. С. Хрущев позвонит Сталину и срочно попросится на прием. Сталин прикажет ему остаться на фронте. Но… но Хрущев на свой страх и риск вылетит в Москву.

Однако беда не ходит одна. Когда Хрущев позвонил Сталину уже из Москвы, Сталин стал просто невменяем. Он разрешил Хрущеву приехать на прием и просто накинулся на убитого бедою соратника. Склонил к полу его голову и стал выколачивать о нее курительную трубку. Бесновался. Кричал. Но, увидев, что Хрущев ни на что не реагирует, остыл и осмотрелся. Тут-то и увидел, усмотрел, что соратник осунулся, поблек, побледнел и выглядит значительно старше своих лет. Генсек стал оттаивать и проникся судьбой печальника: вождю было понятно, что предстоящая судьба сына доконала Хрущева, что он, переживая, не спал несколько ночей и дней. И Сталин снизошел. Поднял Хрущева с колен. Усадил в мягкое кресло и стал осторожно расспрашивать о подробностях боев на Юго-Западном фронте. Несмотря на потрясения, Хрущев отвечал кратко, со знанием дела, а сам выискивал возможность заговорить о насущном, о том, ради чего прилетел к Верховному, заговорить о судьбе своего сына.

Официантка поставила чай, и Никита Сергеевич отважился:

— Дорогой Иосиф Виссарионович! Товарищ Сталин! Вы знаете меня долгие годы. Все это время свои силы и здоровье я отдавал делу партии и социализма. Я весьма благодарен вам за оценку моего труда, считаю вас самым близким человеком моей семьи, учителем, который многое сделал в моем идейном и партийном совершенствовании…

Сталин слушал молча.

— Вся наша семья безмерно благодарна вам, дорогой Иосиф Виссарионович, за то, что вы однажды оказали нам огромную помощь и душевное облегчение по спасению сына Леонида. Сейчас у него снова страшное горе. Леонид вновь совершил преступление и должен предстать перед трибуналом. Ему грозит смертный приговор. Если это случится, я не знаю, переживу ли эту трагическую весть. Своим родным я об этом ничего не сказал и не думаю говорить. Для них это тоже будет большим ударом…

Сталин видел, как мучается сподвижник, но успокоить его не мог. А Хрущев уже впал в транс:

— Дорогой Иосиф Виссарионович, — заплакал он. — Вся наша надежда на вас. Прошу вас, помогите. Мой сын виноват. Пусть его сурово накажут, но только не расстреливают.

Сталин набил табаком трубку и стал ее раскуривать. Ему нужно было оттянуть время, дабы Хрущев пришел в себя, чтобы успел собраться с мыслями, и Верховный смог сказать ему горькую истину о предстоящей судьбе его сына.

Хрущев встал.

Сталин медленно начал говорить:

— Я знал о случившемся с вашим сыном. Не сомневался, что у нас состоится встреча с разговором о нем. Только исходя из большого уважения к вам я прощаю вам, товарищ Хрущев, самовольный приезд с фронта в Москву. Мне очень бы хотелось помочь вам, но я… я бессилен сделать это. Однажды я поступился своей партийной и гражданской совестью, пошел вам навстречу и упросил суд помиловать вашего сына. Но он не только не исправился, а совершил второе, более тяжкое преступление. Вторично нарушать законы мне не позволяет моя совесть и горе родственников, советских граждан, ставших жертвами преступных действий вашего сына.

В сложившемся положении я ничем помочь вам не могу, ваш сын будет судим в соответствии с советскими законами.

Хрущев снова упал на колени. Пополз за Сталиным, пытаясь обхватить его ноги.

— Дорогой Иосиф Виссарионович! — просил он. — Вы сами отец. Кому, как не отцу, понять отцовское горе…

…Не подумал Никита Сергеевич, что может натворить он последними словами. Да, Сталин был отцом двух сыновей и дочери. Отцом сына Якова, томящегося в немецком плену. Беспокоясь о его судьбе, вождь не спал ночами. Мучился от тоски по сыну. Но, в отличие от хрущевской беды, сталинская беда была святой: Яков с достоинством нес тяжкий крест полонника. И возьми и реши Сталин обменять его на фельдмаршала Паулюса, он смог бы сына спасти. Но какой ценой…

На сделку с совестью во имя своего сына вождь не пошел, а соратник вторично просит его совершить сделку с совестью во имя его сына-преступника.

— Встань, Никита! — резко оборвал Сталин. — Я, как и ты, отец, это ты правильно заметил. И, как отец отцу, советую: не унижайся и не позорься. Мой сын честно несет свой крест. Пусть и твой честно понесет заслуженное наказание.

Хрущев начал биться на ковре в судорогах. Сталин вызвал Поскребышева, охрану и приказал вынести посетителя в одну из соседних комнат, пригласить врачей, привести его в порядок, а затем сопроводить до места расквартирования. Когда сотрудники и врачи склонялись над Хрущевым, они слышали бесконечно повторяемое: «Пощадите сына. Не расстреливайте. Неужели нельзя его помиловать? Пощадите. Пощадите сына».

Таковы разные версии о последних днях жизни Леонида Никитича Хрущева. Мог ли Сталин в последний момент передумать о своем решении и распорядиться перевести сына Хрущева в штрафную авиационную часть? Полагаю, такой вариант не исключается.

Но жена Леонида Люба тогда же, в 1943-м, была арестована за связи с иностранцами и без суда отправлена в ссылку на пятнадцать лет. Их дочь Юля все это время воспитывалась в семье дедушки, Никиты Сергеевича.

Возможно, под трибунал Леонид Никитич не попал, хотя убийство на почве опьянения в военное время майора Советской Армии такого наказания заслуживало.

«Его судили и дали восемь лет с отбытием на фронте, — пишет в воспоминаниях Степан Микоян. — Когда Леонид был проездом в Москве, мы встретились, но я еще этой истории не знал, а он мне ничего не сказал».

По воспоминаниям других очевидцев, он вроде бы вновь попросится на фронт в штрафной батальон. Но в пехоту не попадет якобы из-за покалеченной ноги. Однако травмированные летчики обычно переводились на самолеты, летающие потише и пониже, а Леонид, с помощью батьки, получает перевод из бомбардировочной авиации в истребительную, в какой скорости и престиж намного выше. Он будто бы быстро прошел переучивание на ЯК-7Б и был направлен в 18-й Гвардейский истребительный авиаполк, который входил тогда в 303-ю авиадивизию под командованием Героя Советского Союза генерал-майора авиации Г. Н. Захарова.

По воспоминаниям Захарова Леонид прибыл в дивизию в бекеше и папахе и был определен в 18-й авиаполк истребителем. Однако привыкнуть к новому виду самолетов и быстро переучиться как следует не успел.

Ибо если на ТУ-4 экипаж собирается по тревоге за несколько часов и состоит из трех человек, то здесь на сборы отпускалось не более пяти минут и отвечал один за всех, а все за одного.

Леонид вроде бы успел сделать лишь шесть боевых вылетов на «ястребке», а 11 апреля 1943 года Н. С. Хрущев получил похоронку:

«Члену военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенанту Хрущеву.

Дорогой Никита Сергеевич!

…11 марта 1943 года в 12.13 группа 9 ЯК-7Б, в составе которой находился Ваш сын, под командой гвардии капитана Мазурова вылетела на выполнение боевого задания в район Кожаковка, Ашково, Нижнее, Ясенко, Дынное, Жеребовка (все пункты 7–9 км севернее Жиздра).

Группе была поставлена задача: уничтожить бомбардировщики противника, не допуская бомбометания по наступающим войскам 16 А. Боевой порядок девятки был эшелонирован на высоте. Пять самолетов под командованием Мазурова летели на высоте 2000 метров, четыре под командованием гвардии младшего лейтенанта Ляпунова — на высоте 2500 метров.

При подходе к линии фронта летчики справлялись о воздушной обстановке. Радиостанции наведения сообщили: «Самолетов противника пока нет, но будьте осторожны». После 3 — 5-минутного патрулирования в воздухе появилось до 8 —10 «Фокке-Вульф-190», которые, используя дымку, начали производить групповые атаки.

При завязке воздушного боя наши истребители разделились на три группы.

Гвардии старшие лейтенанты Заморин и Л. Н. Хрущев вступили в поединок против двух «Фокке-Вульф-190», постепенно оттесняя их на территорию противника.

Гвардии старший лейтенант Заморин атаковал и огнем с дистанции 50–70 метров сбил одного ФВ-190. Гвардии старший лейтенант Хрущев летел в это время справа, охраняя хвост ведущего, и, в свою очередь, был атакован вторым ФВ-190. Гвардии старший лейтенант Заморин немедленно бросился к своему ученику на выручку и огнем отогнал противника, продолжая его преследовать, он видел, что самолет Вашего сына с переворота под углом 65–70 градусов пошел к земле.

Закончив воздушный бой, Заморин вернулся в район, где оставил старшего лейтенанта Хрущева, но не обнаружил его. Увидев в стороне свои самолеты и полагая, что гвардии старший лейтенант находится среди них, он присоединился к общему строю и прилетел на свой аэродром.

Во время этого боя было сбито 4 самолета противника «Фокке-Вульф-190». Из состава наших истребителей не вернулся Ваш сын — гвардии старший лейтенант Л. Н. Хрущев.

Организованные мною самые тщательные поиски с воздуха и через партизан пока результатов не дали.

В течение месяца мы не теряли надежды на возвращение Вашего сына, но обстоятельства, при которых он не возвратился, и прошедший с того времени срок заставляют нас сделать скорбный вывод, что Ваш сын — гвардии старший лейтенант Хрущев Леонид Никитич пал смертью храбрых в воздушном бою против немецких захватчиков.

Сообщая Вам эту тяжелую весть, прошу принять мое искреннее соболезнование.

Командующий 1-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации

Худяков».

С письмом к Н. С. Хрущеву командировали старшего лейтенанта Ивана Заморина, ведущего и свидетеля последнего боя сына Хрущева.

— Война требует жертв, — сказал на это член военного совета Н. С. Хрущев…

Таково сообщение официальное. Сбитого же самолета Леонида Хрущева на земле так и не нашли. Мог ли он быть расстрелян, а остальное, так сказать, досужие выдумки для заметания следов? Считаю, не исключено.

Для утешения отца 3 апреля 1943 года Леонид Хрущев был представлен командиром полка к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени. Представление утвердили, и орден за номером 56428 был вручен Никите Сергеевичу.

Но ни в представлении, ни в приказе о награждении не сказано, что Леонид Хрущев награжден посмертно. К тому же генерал-лейтенант Худяков в письме к Н. С. Хрущеву опустил одну деталь, которую он знал из описания боя, составленного командиром полка майором Голубовым: «В момент, когда истребитель противника отвалил от Хрущева, Хрущев с переворота под углом 65–70 градусов пошел к земле, и когда Заморин возвратился, то Хрущева не нашел, и считаю, что сбитым он не может быть, так как снаряды рвались далеко в хвосте, а перетянул ручку и сорвался в штопор».

Происшедший инцидент на встрече Хрущева со Сталиным в Кремле до сих пор всплывает в разговорах старослужащих сотрудников безопасности, в особенности тогда, когда заходит речь о взаимоотношениях Сталина с Хрущевым и Хрущева со Сталиным. Полагают, что причиной всех нападок Хрущева на усопшего Сталина было неосторожное заявление Н. С. Хрущева в присутствии приближенных: «Ленин в свое время отомстил царской семье за брата, а я покажу мертвому Сталину за сына, где живет кузькина мать». Об этом свидетельствует и В. М. Молотов: «Хрущев в душе был противником Сталина за то, что его сын попал в такое положение, что его расстреляли. Сталин сына его не хотел помиловать… после такого озлобления он на все идет, только бы запачкать имя Сталина» (Чуев Ф. И. Сто бесед с Молотовым. С. 351–352).

От Леонида осталось двое детей: сын Юрий и дочь Юлия. Юлия некоторое время была замужем за экономистом Н. П. Шмелевым, но их брак распался. Она воспитывает двух детей. Юрий пошел по стопам отца и стал летчиком.

Ходит молва, что именно Н. С. Хрущев умертвил И. В. Сталина. Смерть вождя нужна была ему для очистки совести перед прахом сына. Прямых улик о физическом уничтожении Хрущевым Сталина нет. Но, став активным зачинщиком развенчивания его деяний, Хрущев поставил себя в один ряд с теми, кто пожелал бы уничтожить вождя задолго до его физической смерти.

СЕРГЕИ НИКИТИЧ ХРУЩЕВ НЕ ПОЗНАН ЕЩЕ

С. Н. Хрущев проживает сегодня в городе Кранстоне, штат Род-Айленд, в своем собственном доме с женой Валентиной на правах законных жителей США. Переехать в Америку ему помог бывший президент США Ричард Никсон. С первой женой Галиной брак Сергея распался, чем Сергей Никитич полуосиротил обходительного, очень коммуникабельного сына Никиту, оставив, следовательно, не только родную страну, но и сына. В США похвалялся: «У меня все еще есть квартира в Москве, есть там у меня и дача. У меня есть мои деревья и мой пруд, маленький пруд с рыбками».

Газета «Нью-Йорк таймс» сообщала: «В течение четверти века, после смены Никиты Хрущева с поста руководителя, советские власти не давали его сыну выезда за рубеж».

Раньше Сергей занимался коллекционированием бабочек, и, по мнению специалистов, в шестидесятых годах его коллекция занимала пятое место в мире. Что стало с ней сегодня, мне не известно. Понятно лишь Одно: она вместе с владельцем уплыла за океан.

Для характеристики Сергея Никитича сошлюсь на воспоминания заместителя председателя КГБ Филиппа Денисовича Бобкова: «Как-то Шелепин вызвал меня и сказал: «Есть тут один физик, который решил поделить лавры с сыном Хрущева Сергеем. Они что-то там разрабатывали. Надо, чтобы он не претендовал на эту работу, ибо она сделана Сергеем Хрущевым».

…Я, получив приглашение, поехал к нему (физику). За столом мы заговорили об их совместной с Сергеем Хрущевым работе, ученый подробно рассказал обо всем, и мне стало ясно: его вклад в разработку значительно больше, чем Хрущева. Судя по всему, хозяин дома уже догадался о цели моего визита и заявил, что данная работа не имеет для него существенного значения, так как он занят другими, более интересными проблемами, а для Сергея Хрущева она очень важна. Словом, он готов отказаться от авторства в пользу Сергея… Хотя, если откровенно сказать, Хрущев, безусловно, замахнулся не на свое».

ЗАМЕНИЛ СТО ДРУЗЕЙ ЗЯТЬ ХРУЩЕВА АДЖУБЕЙ

А. И. Аджубей закончил факультет журналистики МГУ и актерскую студию. Его мать Нина Матвеевна была признанной мастерицей по пошиву женской одежды. У нее заказывали платья и верхнюю одежду не только жены членов Советского правительства, но и супруги аккредитованных в СССР женщин дипломатического корпуса. Ателье Нины Матвеевны было оборудовано по последнему слову дизайна: мягкими креслами, пушистыми бесшумными коврами, лампами дневного освещения, модными журналами.

Алексей при приходе высоких заказчиц как бы случайно появлялся в гостиной и занимал дам разговорами. Занимать умел и вскоре так очаровал дочь Хрущевых Раду, что предложил ей руку и сердце. Соблазнитель знал, ради чего старался. Ибо после женитьбы стал главным редактором «Комсомольской правды», а затем и членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР, главным редактором «Известий». За книгу «Лицом к лицу с Америкой» и «Серебряная кошка» был удостоен Ленинской премии.

В своей деятельности Алексей Иванович в перспективе видел себя секретарем ЦК КПСС по идеологии. Думаю, это был бы не худший секретарь в когорте предшественников, и сожалею, что этого не произошло.

16 октября 1964 года на территории особняка Хрущева на Ленинских горах Алексей Иванович попросил закурить и при этом выразил уверенность, что Брежнев еще к Хрущеву приедет за советом, да и в гости заглянет. «В пылу полемики, — сказал Аджубей, — к сожалению, всплывает только плохое. А устоятся отношения — воскреснет и доброе». Доброе в отношениях Хрущева с Брежневым не воскресло.

После ухода Н. С. Хрущева на пенсию Алексей Иванович был переведен заведующим отделом в журнал «Советский Союз».

Из воспоминаний С. Л. Берия: «Хотя сам Хрущев бывал у нас часто, с его семьей мы не общались. Ни я, ни мама в их доме никогда не были, хотя с дочерью Хрущева мы учились в одной школе. Что-то знали от Нины Матвеевны, матери Аджубея.

При женитьбе Алексея на Раде Нина Матвеевна очень переживала.

— Ну почему ты переживаешь, — успокаивала ее мама, — хорошая девочка, Серго рассказывает, что учится хорошо…

— А ты ее видела? — спрашивает Нина Матвеевна. — Нет? Не будет он ее любить. Не понимаешь разве, из-за чего женится? Никогда не думала, что Алексей может так поступить…

Спустя несколько месяцев, когда мы вместе обедали у нас дома, Нина Матвеевна вновь вернулась к больной для себя теме. Видимо, просто хотела с кем-то поделиться:

— Ужасная семья, Нина! Они меня не принимают. Я для них всего лишь портниха.

Мама опешила:

— Да что ты такое говоришь! Ты — мастер! Ты — художник! Этого не может быть!

— Еще как может. Вы исходите из своего отношения к людям, а там совершенно другое. Они — элита, а я всего лишь портниха, человек не их круга И в такую семью попал Алеша…

Признаться, оказавшись невольным свидетелем этого разговора, я тоже был несколько удивлен. Нина Матвеевна была не только замечательным мастером своего дела, очень образованным и интеллигентным человеком, но и настоящим художником. И уж смотреть на нее свысока у Хрущева, мягко говоря, никаких оснований не было. Скорей всего сказывалось отношение этой семьи к людям «не их круга» в целом, а не конкретно к матери зятя. В какой-то степени этот пример довольно точно характеризует нравы, царившие в Кремле и на Старой площади».

Эх, Сергей Лаврентьевич, Сергей Лаврентьевич! Нравы Кремля и Старой площади здесь ни при чем. Хрущев при всех недостатках своего характера человеком был общительным и не любил кичиться и сторониться людей любого ранга. И тем не менее, много лет проработав около семьи Хрущева, я ни разу Нины Матвеевны в их кругу не встречал. Полагаю, отчуждение исходило не от Никиты Сергеевича, а от Нины Петровны. Очень она не жаловала Алексея Ивановича и, наверное, перенесла это отчуждение и на его мать. По поговорке: «Яблоко от яблони не далеко падает».

В семье Алексея Ивановича три биолога — два сына и жена Рада Никитична. После окончания факультета журналистики Рада окончила еще заочное отделение биофака МГУ и довольно продолжительное время была заместителем главного редактора журнала «Наука и жизнь».

УГРО НА ПОЛИТБЮРО (Справка)

Так как впоследствии речь будет идти в основном о членах и кандидатах в члены Политбюро, предлагается коротенькая справка о создании и существовании этой главенствующей политической организации в бывшем СССР.

Впервые вопрос о Политбюро решался на заседании ЦК партии 10(2) октября 1917 года Предложение о создании его из членов ЦК для политического руководства внес Ф. Э. Дзержинский. В первое Политбюро вошли: И. В. Сталин, Г» Я. Сокольников, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, В. И. Ленин, Г» Е. Зиновьев, А. С» Бубнов.

В марте 1919 года на VIII съезде РКП (б) вторично возникает вопрос о необходимости этой политической организации, и 25 марта 1919 года на Пленуме ЦК РКП (б) оно вновь было сформировано в следующем составе: члены — В. И. Ленин (Председатель Совета Народных Комиссаров РСФСР), Л. Б. Каменев(председатель Московского Совета), Н. И. Крестинский (нарком финансов РСФСР), И. В. Сталин (нарком по делам национальностей РСФСР), Л. Б. Троцкий (нарком по военным и морским делам); кандидаты — Н. И. Бухарин (ответственный редактор газеты «Правда»), Г. Е. Зиновьев (председатель Петроградского Совета и Председатель Исполкома Коминтерна), М. И. Калинин (Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета — ВЦИК).

С 1919 по 1921 год состоялось 95 заседаний Политбюро. На X съезде партии Н. И. Крестинский был забаллотирован и вместо него в члены Политбюро избран Г. Е. Зиновьев, а в кандидаты — Микоян А. И. и Молотов В. М.

На первом Пленуме ЦК РКП (б), избранного XI съездом партии, В. И. Ленин предложил установить должность Генерального секретаря и двух секретарей ЦК. По рекомендации Л. Б. Каменева Генеральным секретарем ЦК стал член Политбюро И. В. Сталин.

В 1939 году, после XVIII съезда партии Политбюро ЦК ВКП(б) было утверждено из 9 членов и 2 кандидатов.

В течение тридцати лет, с 1922 по 1952 год, в Политбюро ЦК в разное время работали 39 человек. Из них 7 человек скончались: на операционном столе умер Фрунзе М. В. Убит Киров С. М. Покончили самоубийством М. П. Томский и Г. К. Орджоникидзе. Убит Троцкий Л. Д., репрессированы Ежов Н. И., Берия Л. П.

После смерти Сталина из 39 человек осталось только И. Микоян А. И. проработал в Политбюро сорок лет, Молотов В. М. - тридцать шесть, Сталин И. В. - тридцать четыре, Каганович Л. М. - тридцать один, Брежнев Л. И. и Суслов М. А. - по двадцать семь лет.

На XIX съезде партии Политбюро переименовали в Президиум, а ВКП(б) — в КПСС. 16 октября 1952 года в Свердловском зале Кремля состоялся Пленум ЦК партии, на котором Президиум был сформирован из 25 членов и И кандидатов.

Сталин предложил создать еще и Бюро Президиума, в которое ввели И. В. Сталина, Л. П. Берия, Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, К. Е. Ворошилова, М. 3. Сабурова, М. Г. Первухина, Н. А. Булганина, Н. С. Хрущева. Однако после смерти Сталина Бюро Президиума было упразднено, а состав Президиума ЦК сокращен с 36 до 14 человек. В Президиум вновь были введены В. М. Молотов и А. И. Микоян.

На сентябрьском Пленуме ЦК 1953 года был учрежден пост Первого секретаря ЦК КПСС, на который избрали Н. С. Хрущева.

В феврале 1956 года кандидатом в члены Президиума была избрана Е. А. Фурцева, а в июне 1957-го она была переведена в члены Президиума ЦК КПСС. На заседании Президиума ЦК КПСС 18 июня 1957 года В. М. Молотов и Г. М. Маленков поставили вопрос об освобождении Н. С. Хрущева от должности Первого секретаря ЦК КПСС, и семь человек из десяти, а именно: Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Молотов, Первухин, Сабуров — проголосовали за его отстранение, а три: Микоян, Суслов, Хрущев — голосовали против.

На ноябрьском Пленуме ЦК КПСС 1964 года по состоянию здоровья был освобожден от обязанностей секретаря ЦК и члена Президиума ЦК КПСС Ф. Р. Козлов. На том же Пленуме членами Президиума ЦК стали первый секретарь ЦК КП Украины П. Е. Шелест и председатель Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и СМ СССР А. Н. Шелепин. Кандидатом в члены Президиума и секретарем ЦК по идеологическим вопросам вместо Ильичева Л. Ф. избран П. Н. Демичев.

В марте 1965-го членом Президиума стал К. Т. Мазуров — первый заместитель Председателя СМ СССР и кандидатом — Д. Ф. Устинов — секретарь ЦК КПСС по оборонным делам.

После XXIII съезда партии в апреле 1966 года впервые за последние сорок лет в состав Политбюро не вошел А. И. Микоян. Зато новым членом Политбюро стал председатель КПК при ЦК КПСС А. Я. Пельше, а кандидатом — первый секретарь ЦК КП Белоруссии П. М. Машеров.

На Пленуме ЦК КПСС (1971 года) Политбюро пополнилось В. В. Гришиным, Д. А. Кунаевым, В. В. Щербицким, Ф. Д. Кулаковым. Но в последующем выведены Г. И. Воронов, П. Е. Шелест, а за ними — А. Н. Шелепин, Д. С. Полянский, К. Т. Мазуров. Вместо них доизбраны А. А. Гречко и Н. А. Тихонов. В 1977-м — Н. В. Подгорный, в октябре 1980 года был освобожден от обязанностей члена Политбюро А. Н. Косыгин, а в 1982-м — А. П. Кириленко.

Из 22 человек, избранных в 1981 году членами и кандидатами в члены Политбюро ЦК КПСС, 19 человек были старше шестидесяти лет, 11 — старше семидесяти лет, 7 человек старше семидесяти пяти лет. За прошедшие семьдесят лет в Политбюро (Президиум) ЦК партии избиралось 130 человек.

Андрей Андреевич Громыко как-то шутливо заметил: «Наше Политбюро — то же, что и таинственный Бермудский треугольник: кого из него выкидывают, тот исчезает бесследно».

ПАРТИЙНЫЙ ПРИВАТ-ДОЦЕНТ, ИЛИ МЯГКОТЕЛЫЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ

Был обожаем, почитаем.

Не человек, а Эверест.

Судьбой оставленный за раем,

Стал одиноким, точно перст.

Георгий Максимилианович Маленков родился 8 января 1902 года. Его предки — выходцы из Македонии, некогда осели в Оренбуржье и верной службой государю обрели дворянство. Дед Г. М. Маленкова был полковником, брат деда — контр-адмиралом, а отец служил по «железнодорожному департаменту». Мать, Анастасия Георгиевна Шемякина, была дочерью кузнеца.

В 1919 году Георгий добровольцем ушел на фронт и служил сначала бойцом, затем политработником эскадрона, полка, комиссаром бригады, политуправления Восточного и Туркестанского фронтов.

В 1920-м Георгий Максимилианович знакомится с Валерией Алексеевной Голубцовой, работающей библиотекаршей в агитпоезде. Молодые поженились, но брака формально не зарегистрировали до конца жизни. Отец Валерии Алексеевны происходил из старинного и хорошо известного священнического рода и был женат на Ольге Павловне Невзоровой, принадлежавшей к старинному дворянскому роду.

Как видим, еще одна семья из дворян вьет себе теплое гнездышко в руководстве ЦК РКП (б).

В 1921 году молодые возвращаются в Москву. Георгий Максимилианович поступает в Высшее техническое училище, но перед самым его окончанием, по совету жены, институт оставляет и переходит на работу секретарем Оргбюро ЦК РКП (б), под непосредственное руководство секретаря ЦК Н. И. Ежова.

В 1935 году в руках Ежова сосредоточивается неимоверная власть: он является и членом Оргбюро, и секретарем ЦК, и председателем Комиссии партийного контроля, и с сентября 1936 года главой НКВД. Его портреты вывешиваются по всей стране, во всех авторитетных приемных.

Неимоверная власть, как и неимоверная сила, не знает удержу. Карательная машина Ежова начинает перемалывать правящую элиту. Элита же начинает бояться репрессий настолько, что, выступая на торжественном собрании, посвященном двадцатилетию органов ВЧК — ОГПУ — НКВД, А. И. Микоян назвал свой доклад «Каждый гражданин СССР — сотрудник НКВД» (Правда. 1937. 21 дек.).

В мае 1937 года на московской городской конференции первый секретарь МК и МГК ВКП(б) Н. С. Хрущев с трибуны обратился к Георгию Максимилиановичу:

— Почему вы, товарищ Маленков, так затягиваете разбор дел врагов народа, ведь здесь необходима быстрота, а промедление вредит делу партии и народа?

Маленков ответил:

— Быстрота в разоблачении нужна, но в интересах партии необходимо действовать по закону. — И обнародовал факты поспешности, которая привела к арестам невинных людей.

Однако после конференции было арестовано девятнадцать человек. Маленкова не тронули: Сталин сказал, что удовлетворен его ответами.

С 1934 года Г. М. Маленков был заведующим отдела руководящих и партийных кадров ЦК и в 1937 году по поручению Политбюро выезжал для проверки подбора кадров руководящих работников Армении, Белоруссии, Ярославля, Тулы, Казани, Омска, Саратова, Тамбова. А в августе 1938 года он через Поскребышева передаст Сталину личную записку «О перегибах». В записке утверждается, что Ежов Н. И. и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов.

Через сорок минут Сталин вызвал Маленкова к себе. Входит Маленков в кабинет, а Сталин ходит по кабинету и молчит. Затем с ходу спрашивает:

— Это вы сами писали записку?

— Да, это я писал, — отвечает Маленков.

— Это вы сами так думаете?

— Да, я так думаю.

Сталин подходит к столу и пишет на записке: «Членам Политбюро на голосование. Я согласен». И тут же попросил Маленкова подобрать человека на должность первого заместителя наркома НКВД, который бы удовлетворял трем условиям: имел опыт работы в органах, опыт партийной работы и чтобы Сталин мог ему доверять. Сталину было предложено семь кандидатур, он предпочел кандидатуру JL П. Берия.

Но в конце января 1939 года Ежов добивается приема у Сталина и обвиняет Маленкова в попустительстве врагам народа и белогвардейцам. Сталин вызывает Маленкова на ковер. Но прежде чем пойти к Сталину, Маленков приказывает помощнику снять в приемной портрет Ежова.

В словесной перепалке Маленков повторяет обвинения Ежову в уничтожении им преданных партии коммунистов. Ежов требует созыва Политбюро. Сталин отвечает: «Пройдите в кабинет Маленкова, поговорите еще, я сообщу свое решение». Спорщики пришли в кабинет Маленкова на Старой площади. Через некоторое время туда вошел Берия. При выходе из кабинета Ежов был арестован.

Маленков распорядился вскрыть сейф Ежова и нашел в нем личные дела, заведенные Ежовым на многих членов ЦК, в том числе на Маленкова и Сталина. Осуждение Ежова позволило Маленкову добиться освобождения К. К. Рокоссовского, прекратить следствие против министра промышленности И. Ф. Тевосяна.

На заседании Политбюро Молотов предложил создать комиссию Политбюро для разбора вопроса с Ежовым. На что Сталин сказал ему:

— А это вы видали? — И показал дело на себя. И, выдержав паузу, поинтересовался: — Вячеслав Михайлович, скажите, пожалуйста, за какие такие особые заслуги нет у Ежова материалов на вас? И на вас? — продолжал он, обращаясь к Ворошилову, Кагановичу, Хрущеву.

На XVIII съезде партии Маленкова избирают членом ЦК ВКП(б), а на Пленуме ЦК 22 марта 1939 года — секретарем ЦК. В Секретариат также вошли Андреев А. А., Жданов А. А., Сталин И. В.

С тех пор Маленков постоянно находится не только в составе этого органа, но и курирует управление кадрами ЦК ВКП(б), проблемы развития промышленности и транспорта.

В 1941 году Пленум ЦК избирает его кандидатом в члены Политбюро, а с начала войны вводит в состав Государственного Комитета Обороны.

Война застает Маленкова в Ленинграде, осень того же года — под Москвой, а август 1942-го — под Сталинградом.

Основной задачей его становится оснащение Красной Армии самолетами. С поручением, судя по всему, Георгий Максимилианович справляется, так как в сентябре 1943 года удостаивается звания Героя Социалистического Труда. Иными словами, Г. М. Маленков становился признанным лидером технократов и пользовался полной поддержкой большинства военачальников.

По свидетельству Андрея Маленкова, его отец в октябрьские дни 1941 года некоторое время находился в Москве один. Уловив, очевидно, какое-то недоверие в моих глазах, жестко подтвердил: «Да, один, потому что все руководство во главе со Сталиным из Москвы выехало. Сам Сталин отсутствовал десять дней».

А когда Сталин вернулся в Москву, Кремлем была получена телефонограмма из Хабаровска о том, что, по надежным разведданным, Япония не собирается нападать на СССР, свою агрессию она направила на Китай и Юго-Восточную Азию. Это известие сыграло решающую роль в переброске нескольких сибирских дивизий под Москву и в разгроме немцев на подступах к столице.

После войны Маленков с Берия становятся членами Политбюро. Но в августе 1946 года нарком НКГБ В. С. Абакумов на основании шифровок военного времени поставит перед ЦК КПСС вопрос о многочисленных случаях гибели советских самолетов из-за технических неисправностей. Возникает так называемое дело «авиационных работников». Маршал авиации А. А. Новиков, руководитель авиационной промышленности А. И. Шахурин арестовываются. Маленкова удаляют из Секретариата ЦК и в должности заместителя Председателя Совета Министров направляют на хлебозаготовки в Сибирь. На место его выдвинется А. А. Жданов. Заняв пост Маленкова, Жданов за женоподобный образ своего предшественника обзовет «Маланьей». Однако полной победе над Маленковым Абакумову с Берия воспрепятствовал секретарь ЦК КПСС А. А. Кузнецов, курировавший органы безопасности.

В 1949 году на имя Сталина поступает анонимка о якобы фальсификации выборов на объединенной городской и областной конференции коммунистов Ленинграда. В анонимке сообщалось, что ленинградская организация пытается противопоставить себя центру. Сталин поручает Маленкову разобраться с этим на месте. В результате проверки ленинградскую парторганизацию обвинили в сепаратизме; П. С. Попков, А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, А. А. Вознесенский были арестованы и расстреляны, а Н. А. Вознесенский отправлен на Урал в телячьем вагоне без зимней одежды, отчего в пути основательно промерз, простудился и умер.

А. А. Жданов в свою очередь был тоже отстранен от руководства. Он умер у себя на даче в возрасте пятидесяти двух лет. После его смерти Маленков взял на себя функции главного идеолога и в 1950–1952 годах стал, по сути, вторым человеком в партии. Узнав о том, что Светлана Сталина по настоянию отца развелась с мужем-евреем Г. Морозом, он настаивает на том, чтобы и его дочь Валя тоже оставила еврея-мужа.

В июне 1951 года старший следователь МГБ Рюмин передал Маленкову записку о том, что в работе следователей по делу врачей им обнаружены подлоги. Маленков передал записку хозяину, а тот поручил ему же создать комиссию по проверке МГБ. Была дана санкция на арест Абакумова. Вместе с тем Маленков будто бы раскрыл огромные финансовые злоупотребления Девятого управления МГБ. Абакумов отрицал свою причастность к заговору врачей, и тогда был отдан приказ арестовать полковника Шварцмана, работника следственной части МГБ, еврея по национальности. Тот показал, что является помощником Абакумова по сионистской организации, в которую входят все высшие офицеры МГБ. На допросе он «признался», что будто бы получил задание от Абакумова создать в Министерстве госбезопасности группу евреев-заговорщиков для разработки террористических акций против членов правительства. Он заявил также, что, будучи гомосексуалистом, был в тесных отношениях с Абакумовым, его сыном и с послом Великобритании в Москве. По распоряжению Сталина были арестованы все ответственные сотрудники-евреи, сотрудники центрального аппарата Министерства госбезопасности, в числе которых оказался и сын Свердлова Андрей.

Готовя эти записки, мне довелось беседовать с людьми, хорошо осведомленными в этом весьма «загадочном деле», но не желающими раскрывать свои фамилии. Один из таких разговоров позволю себе привести ниже в форме вопросов и ответов.

ВОПРОС. Так ли уж были сильны злоупотребления Девятки, что следовало арестовывать начальника личной охраны вождя Н. Власика?

ОТВЕТ. Причиной его отстранения послужило дело врачей. Власика обвинили в том, что он с 1948 года скрывал у себя письмо Лидии Тимашук, где главными обвиняемыми должны были стать Ворошилов, Микоян и Молотов.

ВОПРОС. Не кажется ли вам, что Георгий Максимилианович Маленков специально обезоруживал своего благодетеля, чтобы обречь его на беззащитность и одиночество? А Берия в этом помогал ему? Помнится, накануне болезни вождя его личную охрану расформировали по разным подразделениям. А некоторых выслали даже туда, где, как говорится, Макар телят не пас. Тех, кто пытался беззаконию противостоять, расстреливали на месте. И все это при живом Иосифе Виссарионовиче.

ОТВЕТ. Помню. Помню. Вся главная охрана тогда обескуражена была таким поворотом событий… Ветераны службы охраны разогнаны, а неоперившаяся молодежь была способна лишь трепетать перед членами Политбюро, а не требовать от них безукоризненного соблюдения правил служебных предписаний. По рассказам полковника С. В. Гусарова, служившего в то время в охране И. В. Сталина, скоропостижная смерть вождя, который накануне чувствовал себя достаточно сносно, породила разные кривотолки. Одной из версий его внезапной смерти было преднамеренное убийство.

Тот же полковник Гусаров не исключал и того, что этот гнусный акт совершил кто-то из ближайшего окружения.

ВОПРОС. Но кто мог быть в этом заинтересован? Берия? Он в то время находился на крючке Маленкова и знал, что за каждым его шагом следят, или Хрущев? Маленкову не было никакого резона отправлять батюшку вождя к праотцам, который, по сути, передавал ему руководство партией и страной…

ОТВЕТ. Завещать-то вроде бы и завещал, да не отдавал. Раздразнил аппетит, а сам живет-поживает, правит страной, руководит партией. Когда окочурится, неизвестно. Георгий же Максимилианович вне подозрений, ему и карты в руки.

ВОПРОС. Игра не на жизнь, а на смерть, любовь и ненависть?

ОТВЕТ. Не знаю. Не знаю. Но в ночь с двадцать восьмого февраля на первое марта Сергей Васильевич Гусаров стоял на посту у входа в главный дом дачи, видел, как выходили, примерно в четыре часа утра, Маленков, Берия и Хрущев. Ему запомнилось, что Маленков тогда облегченно вздохнул и все они разъехались по домам.

ВОПРОС. На что вы намекаете? Подумаешь, облегченно вздохнул. Что следует из того?

ОТВЕТ. Ничего. Однако какую-то тяжесть с души, выходит, Маленков снял. Какую?.. Когда Молотову был задан вопрос: «Могло ли быть, что они (Маленков, Берия и Хрущев) отравили Сталина, когда распивали с ним чаи в последний день перед болезнью?» — он ответил без тени сомнения: «Могло быть. Могло быть… Берия и Маленков были тесно связаны. Хрущев примкнул к ним и имел свои цели…»

ВОПРОС. Но Хрущев в своих мемуарах утверждает, что единственным человеком, заинтересованным в смерти Сталина, был Лаврентий Берия.

ОТВЕТ. В создавшейся ситуации заинтересованным в смерти Сталина был и Г. М. Маленков. Не Берия разгонял сталинскую охрану и подводил под арест Власика и Поскребышева, а именно Г. М. Маленков, но, как хитрый лис, делал это руками Л. П. Берия, чтобы комар носа не подточил. А стоило Сталину уйти к праотцам, тут же состряпал дело против Берия и избавился от него.

ВОПРОС. Ужасные подозрения. Могло ли быть такое?..

ОТВЕТ. Оснований для этого, на мой взгляд, больше чем достаточно. При допросе шефом КГБ Л. П. Берия начальника личной охраны Сталина Власика у Николая Сидоровича создалось впечатление, что Берия досконально знал о сугубо личных беседах Власика с И. В. Сталиным. Что лишний раз дает основания предполагать о прослушивании службами Л. П. Берия кабинета и квартиры Генсека. Кстати, сын Лаврентия Павловича Серго Лаврентьевич владел системой подслушивания в совершенстве, о чем он и поделился своими воспоминаниями в книге «Мой отец — Лаврентий Берия».

Назначив министром государственной безопасности С. Д. Игнатьева, Сталин вместе с тем приближает к себе Берия, Булганина и Хрущева, которых часто приглашает на импровизированные ужины и спаивает до такой степени, что Маленкова, к примеру, сотрудникам охраны приходилось неоднократно приводить в чувство. Должен, однако, заметить, что при всем при том памяти и рассудка Г. М. Маленков никогда не терял. Не потому ли Георг Бартоли писал о нем: «Он умен и осторожен, как дикий кот». А один французский политик, который встречался с Маленковым в период его подъема, добавлял: «Он напоминал мне юного Лаваля. Подобно последнему, он соединял в себе острый ум с величайшим самообладанием и осмотрительностью». А югослав Джилас доуточнял: «Он производит впечатление скрытного, осторожного и болезненного человека. Но под его складками жирной кожи, кажется, живет другой человек, живой и умный, с проницательными черными глазами».

Помнится, вскоре после ареста Абакумова и прихода в МГБ Игнатьева по заданию Маленкова началась ревизия «ленинградского дела», «дела работников Госплана»… Прямая схватка Маленкова с Берия стала неизбежной.

Как работник идеологического фронта, в 1950 году Маленков предлагает А. Т. Твардовскому возглавить журнал «Новый мир», то есть начинает чувствовать себя чуть ли не полновластным хозяином. В начале 1950 года на экраны кинотеатров вышел кинофильм «Сталинградская битва», в котором с особыми полномочиями прибывший на фронт Маленков выступает перед солдатами и рассказывает им о Сталине.

А долгожданный XIX съезд партии. Подготовкой его занималась специальная комиссия ЦК, возглавляемая Маленковым. Авторханов утверждает, что перед XIX съездом партия и ее аппарат находились фактически в руках Маленкова. После этого для всех стало ясно — либо Сталин бесконечно доверяет преемнику и готовит в его лице себе замену, либо и для Сталина Маленков стал такой силой, с которой приходилось считаться.

XIX съезд, как известно, избрал новый Секретариат, Президиум из двадцати пяти членов и одиннадцати кандидатов и Бюро из девяти человек. Но из этого Бюро Сталин избрал пятерку для руководства партией, в которую ввел: себя, Маленкова, Берия, Хрущева и Булганина. Был избран и Секретариат из десяти человек, ведущая роль в котором отводилась Маленкову.

Хозяин явно дряхлел, и тогда Берия, Молотов, Каганович, Ворошилов и Микоян объединились на борьбу против выдвигающегося Маленкова. Сталину нужен был баланс сил, и он раздувает «Дело врачей», которое поручается вести старшему следователю государственной безопасности, тому же Рюмину.

Маленков поручает С. Д. Игнатьеву неотступно следить за Рюминым и его командой, и через месяц становится ясно, что дело спровоцировано для того, чтобы обвинить медиков в умышленно неправильном лечении и отравлении представителей высшего эшелона власти, чтобы безопасно убрать и Сталина, и Маленкова, и им подобных. Доложили Сталину, и тот произносит не оставляющую сомнений фразу: «В этом деле ищите большого мингрела».

Помнишь, что писал в «Новом мире» (№ 5, 1991 г. — С. К.) Андрей Маленков по этому поводу: «Над Берия нависла непосредственная угроза: он стал опасен самому Сталину. Тогда Берия решается на прямую борьбу с грозным хозяином. В декабре 1952 года он организует налет на дачу Сталина, устраняет всех преданных Сталину людей, в частности Поскребышева, Власика, и окружает его своими людьми. Готовится последняя акция режима, которая должна была уничтожить его творца. Я не знаю, завершил ли Берия этот замысел, или Сталин умер своей смертью. Во всяком случае, отрицать возможность того, что Берия убил Сталина, тоже полных оснований нет. Так или иначе всем из близкого окружения.

Сталина было очевидно, что ему жить осталось недолго, и развязка наступила».

У постели умершего Сталина пятерка решила избрать Маленкова Председателем Совета Министров, освободив его от обязанностей секретаря ЦК КПСС, и сформировала Секретариат ЦК КПСС из пяти членов: С. Д. Игнатьева, П. Н. Поспелова, М. А. Суслова, Н. С. Хрущева, Н. Н. Шаталина.

Вот как припоминает это Н. С. Хрущев: «Началось распределение портфелей. Сейчас же Берия предложил Маленкова назначить Председателем Совета Министров с освобождением от обязанностей секретаря ЦК. Маленков тут же предложил своим первым заместителем утвердить Берия и слить два министерства — госбезопасности и внутренних дел — в одно Министерство внутренних дел и назначить Берия министром.

Я молчал потому, что видел настроение всех остальных. Если бы мы с Булганиным сказали, что мы против, нас бы обвинили, что мы склочники, что мы дезорганизаторы, что мы еще при неостывшем трупе начинаем драку в партии.

Молотова назначили первым замом, Кагановича тоже. Ворошилова предложили избрать Председателем Президиума Верховного Совета, освободив Шверника. Очень неуважительно выразился в адрес Шверника Берия. Он сказал, что его никто в стране не знает.

Я видел, что это тоже детали его плана — он хочет Ворошилова сделать человеком, который оформлял бы в указах то, что делал бы Берия, когда начнет работать его мясорубка.

Меня Берия предложил освободить от обязанностей секретаря Московского комитета с тем, чтобы я сосредоточил свою деятельность на работе в Центральном Комитете. Провели и другие назначения. Приняли порядок похорон, порядок извещения о смерти Сталина.

Так, собственно говоря, мы лишились Сталина и так приступили к самостоятельной деятельности по управлению государством…»

ВОПРОС. Сразу же после смерти вождя Берия спешит в Москву, чтобы поднять свои дивизии и захватить власть. Однако спешит зря.

«За несколько дней до смерти Сталина Г. М. Маленков, — по книге Андрея Маленкова — используя данное ему право подписи вместо Сталина в экстремальных случаях, вызвал Г. К. Жукова подчинил его командованию войска Московского военного округа и назначил Жукова первым заместителем министра обороны. Маршал дал армейским частям приказ блокировать бериевские дивизии в казармах».

ОТВЕТ. Стоп-стоп! Андрей Георгиевич выдает желаемое за действительное. Контрманевром Берия стала амнистия уголовникам, которые, по сути, парализовали железную дорогу. Но Маленков поручает органам прокуратуры начать перерасследование многих политических дел, в том числе «ленинградского», отменяет ряд важных перестановок, задуманных Берия в МВД — МГБ… Берия арестовали. Но злостных антигосударственных намерений и действий следствие в его поступках не нашло. А непосредственная ответственность Берия за безопасность жизни И. В. Сталина следствием почему-то не фиксируется.

А именно он был куратором этой службы охраны, и мимо его контроля не должно было пройти ничего подозрительного. Однако сразу после смерти Сталина он почему-то бесцеремонно и жестоко расправился со сталинской охраной, которая верно осуществляла безопасность вождя. Некоторые из сотрудников этой охраны были арестованы, двое покончили жизнь самоубийством, остальные были высланы из Москвы в разные отдаленные города Советского Союза и вернулись к своим семьям лишь несколько лет спустя. То же произошло и с обслугой вождя, с врачами.

ВОПРОС. По-видимому, не это было главным в расследовании дела Берия. Сам он не мог решиться на акт вандализма по отношению к Сталину. Он был обязан ему своим высоким положением. Без Сталина Берия был бы ничто. Он хорошо осознавал это еще и потому, что видел презрение к себе со стороны других членов Политбюро.

ОТВЕТ. А не располагал ли он достоверными данными о их сговоре против вождя?

ВОПРОС. Есть ли данные, проливающие свет на совершенное?

ОТВЕТ. Данных нет. Но быстрое уничтожение Берия, лишение его последней покаянной речи при вынесении приговора наводят на мысль, что Берия знал об истинных исполнителях акции против Сталина, потому его первым и скинули в потусторонний мир.

ВОПРОС. Выходит, был и второй посвященный?

ОТВЕТ. За Берия последовал Маленков. Хрущев в свое время говаривал: «Я видел и «дружбу» эту Маленкова и Берия. Берия не уважал, не ценил Маленкова, а преследовал при этом свои политические цели. Он мне сам как-то сказал: «Слушай, это безвольный человек. Он такой козел. Он может прыгнуть, если его не держать. Поэтому я его держу, с ним хожу. Он русский человек, он может пригодиться».

ВОПРОС. И что же, пригодился?

ОТВЕТ. За Маленковым последовал Василий Сталин. Бежала из страны Светлана Аллилуева, которая по сегодняшний день живет под чужими фамилиями, тайно и боязливо переезжает из одной страны в другую. Мало кто сегодня знает, где она находится.

ВОПРОС. Она выехала, бросив сына и дочь. Ее поступок был расценен как предательство по отношению к усопшим родителям, здравствующим детям.

ОТВЕТ. Но зато дети ее живы. Сама Светлана нигде не обмолвилась о причинах совершенного ею шага. Попыталась вернуться на родину и вновь была вынуждена уехать. Здесь на нее набрасывались даже с кулаками. И если до приезда в СССР она жила за границей открыто, теперь почему-то скрывает места проживания, меняет фамилии, внешность…

ВОПРОС. Кто же решился на такой рискованный шаг, как отравление всемогущего вождя народов?

ОТВЕТ. Тень падает на Хрущева. Он не мог простить Сталину расстрела сына Леонида по приговору военного трибунала.

ВОПРОС. Но Сергей Никитич уверяет, что его сводный браг погиб в бою.

ОТВЕТ. Уверяет, что истребитель Леонида был сбит немецким «мессером»? Однако место падения самолета Леонида Хрущева нигде не зафиксировано ни во время войны, ни теперь. Это же не тунгусский метеорит, который ушел на несколько десятков метров в землю.

* * *

…Расправившись с главным оппонентом, Маленков пытается провести ряд неотложных реформ: отменяет налоги на все личное крестьянское имущество, в пять раз разрешает увеличить приусадебные участки, аннулирует прежние долги с колхозов и колхозников, планирует создание фермерских хозяйств, ставит в повестку дня правительства проблему социального обеспечения, систематически снижает цены на предметы народного хозяйства, через Уинстона Черчилля добивается перемирия в Северной Корее, вынашивает идею воссоединения Германии. Есть положительные сдвиги и в культурной жизни народа. Так, в Музее изобразительных искусств на Волхонке впервые открывается выставка картин импрессионистов. Пишутся новые книги, снимаются фильмы И т. д.

Уязвленные активностью и самостоятельностью премьера, Хрущев в союзе с Молотовым пытаются одернуть смельчака, но он не обращает на них внимания. Однако удаление Берия привело к ослаблению власти Маленкова. Ему приходится постоянно оправдываться перед другими членами Политбюро за различные записки Берия, поступающие от узника на его имя.

Хрущев при этом в спешном порядке подчиняет себе органы МВД и КГБ. Переводит на должности в Совет Министров своих людей. Председателем КГБ — МВД вместо Берия становится друг Хрущева генерал И. А. Серов.

Летом 1953 года Маленков выступает на сессии Верховного Совета СССР, где говорит, что отныне партия сможет больше уделять внимания развитию производства предметов народного потребления. Эти предложения надолго обеспечивают ему популярность среди населения и особенно крестьянства. Деревня впервые за несколько лет почувствовала облегчение. Кроме прочего, Маленков нетерпимо относился к пьянству. По его распоряжению были закрыты многие распивочные и пивные. Пытался премьер сделать некоторые перестановки и в Президиуме ЦК. В частности, намеревался отстранить Суслова М. А. и его лучшего друга Снечкуса А. Ю. Но сделать этого ему не удалось.

Для отстранения секретаря ЦК Литвы А. Ю. Снечкуса в Вильнюс была командирована специальная комиссия во главе с ответственным работником ЦК КПСС Ю. В. Андроповым. Однако комиссия не то не нашла достаточных оснований для смещения Снечкуса, не то не захотела их найти. Потому внести предложение о снятии Снечкуса Маленков не отважился. Но после заседания подошел к Андропову, взял его за локоть и сквозь зубы процедил:

— Этого я тебе никогда не прощу!

Вскоре Андропов от работы в аппарате ЦК был освобожден и направлен послом в Венгрию, откуда вернулся лишь в 1957 году. За это Андропов впоследствии продержит Маленкова в ссылке на три года больше Кагановича.

После расстрела Л. П. Берия 24 января 1955 года в «Правде» появилась статья Д. Т. Шепилова «Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма», в которой прямо имя Маленкова не упоминалось, но легко подразумевалось. Вассал исполнял наказ Хрущева. На следующий день Пленум ЦК «за развал в сельском хозяйстве» освободит Маленкова от обязанностей главы правительства, но оставит его кандидатом в члены Политбюро и назначит министром электростанций.

Многолетний фаворит и «наследник Сталина» смог продержаться у верховной власти чуть более года. Однако без боя уходить не собирался и в июне 1957 года на Президиуме ЦК КПСС предложит освободить Н. С. Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, оставив за ним хозяйственный, не столь ответственный пост.

Хрущев в схватке победит Маленкова и крестьян заодно не забудет. В начале 50-х он вновь восстановит непомерные налоги, ликвидирует приусадебные участки и, укрупнив колхозы, сотрет с лица земли сотни тысяч мелких деревень, отчего страна вскоре не сможет обходиться без ежегодных закупок зерна за рубежом. ЦК предложит бывшему премьеру стать директором Усть-Каменогорской ГЭС на Алтае, куда они с женой и уедут.

Через некоторое время коммунисты изберут Маленкова делегатом на областную партконференцию. И Хрущев впадет в неистовство: насильно переведет и перевезет выселенца из Усть-Каменогорска в Экибастуз, назначив его директором ТЭЦ.

На XXII съезде партии Хрущев попытается всю вину в «ленинградском деле» возложить на Маленкова, но съезд внезапно покинет делегация Китая. Не добившись желаемого, Хрущев пойдет на провокацию и с помощью органов выкрадет маленковский партбилет и подкинет его на окраине поселка. Маленкова из партии исключат.

В 1968 году У Георгия Максимилиановича умрет мать, проживающая на станции Удельная под Москвой, и сын без какого бы то ни было разрешения покинет Экибастуз навсегда. А в 1980 году им с женой предоставят в Москве просторную двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной. В ней бывшему ссыльному премьеру придется пережить смерть жены, а в январе 1988-го в возрасте восьмидесяти шести лет и самому из нее отправиться в мир иной.

Похоронили бывшего партийного и государственного деятеля в узком кругу по традиционному церковному обряду. Могилу его я случайно увидел при похоронах композитора Александра Аверкина на Кунцевском кладбище Москвы. Скромный гранитный обелиск как бы говорил, что все в жизни суета сует, кроме Всевышнего Предначертания.

От Георгия Максимилиановича и Валерии Алексеевны осталось трое детей: дочь Воля, сыновья Георгий и Андрей, оба доктора наук.

КОВАРНЫХ ПРЕТЕНДЕНТОВ НА ЦАРСТВО ЖДЕТ КОВАРСТВО

Сан надменный, строгий взор.

Всем судья и прокурор.

Но судьба низложит скоро

И судью, и прокурора.

Карьеру свою будущий чекист Л. П. Берия начал с инспектора жилищного отдела в аппарате Бакинского Совета. На работу в азербайджанскую Чрезвычайку его привлек М. А. Багиров. Тот и другой, по свидетельству М. С. Кедрова, поддерживали связи с тайными службами азербайджанских националистов — мусаватистов и грузинских меньшевиков.

В 1921 году один из ответственных работников ВЧК М. С. Кедров напишет докладную записку на имя председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, в которой раскроет факты провокационной деятельности ответственного работника азербайджанской Чрезвычайной комиссии Л. П. Берия в разжигании им национальной вражды.

Дзержинский вызвал секретаря московской Чрезвычайки и начальника административной части ГПУ — ОГПУ Я. Д. Березина и вручил ему ордер на арест Л. П. Берия. Для задержания и ареста Берия был создан наряд из четырех чекистов. При этом ни старший наряда, ни трое сотрудников не знали, кого им предстоит арестовывать. Однако за несколько часов до прихода ночного поезда из Баку Дзержинский вновь вызовет Березина и объявит тому, что арест Берия отменяется, и потребует ордер на арест сдать, который тут же резко порвет.

— Что случилось? — спросит Березин.

— Позвонил Сталин, — ответит Дзержинский, — и, сославшись на поручительство Микояна, попросил строгих мер к Берия не применять.

Берия в ту ночь в Москву не прибыл. Но за неявку в ЧК нагоняя не получил. Похоже, что и на неявку у него имелась санкция либо Дзержинского, либо самого Сталина.

По свидетельству Я. Д. Березина, в 1921 году информацию от работников МЧК о готовившемся аресте Лаврентия Берия Сталин получить не мог. Скорее всего он ее получил от ходатая А. И. Микояна, который был с ним знаком с 1919 года. Объяснить его столь прямое вмешательство в дела московской Чрезвычайки благодушием или расчетливым укрывательством до сих пор не представляется возможным. Сталин Берия тогда еще лично не знал. Они встретятся лишь в 1923 году.

Я. Д. Березин, в свою очередь, к этому времени знал о Берия практически все. Тот почувствовал нависшую над ним опасность ареста после проверки, проведенной М. С. Кедровым в Баку, и потому в Москву не явился.

Докладная Кедрова осталась у Дзержинского, в аппарате ЧК, он ее не сдал. Что стало с докладной, неизвестно. Осенью 1931 года Берия избирают первым секретарем ЦК Грузии. А 21–22 июля 1935-го на собрании тбилисского партийного актива он делает доклад «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье».

Благодушие в 1921 году органов ЧК по отношению к Берия, а возможно, и укрывательство его впоследствии повлекли за собой трагедию Кедрова, его семьи и семьи Я. Д. Березина. На торжествах, посвященных пятнадцатилетию органов ВЧК — ОГПУ, Березин в узком кругу чекистов рассказал о былых намерениях Ф. Э. Дзержинского арестовать Берия и о роли Сталина и Микояна в этом деле. А в ноябре 1938 года Сталин назначает Берия наркомом внутренних дел. Нашелся доносчик. Однако Берия на первых порах оставляет Кедрова и Березина в покое. Но Кедров в 1939 году снова встречается с Березиным и заявляет ему, что вторично решился вывести Берия на чистую воду, ибо иначе будет поздно.

Как бы в ответ на это заявление арестовываются сын и отец Кедровы, а затем и Я. Д. Березин. Березину предъявили обвинение в попытке покушения на Владимира Ильича Ленина, суть которого заключалась в следующем. В 1919 году в районе Сокольников шайка вооруженных бандитов остановила и угнала автомобиль, в котором ехал Ленин. Владимира Ильича и сопровождающих его лиц из машины высадили. Ленин при этом не пострадал. Грабители забрали лишь его личные вещи. Московские чекисты настигли и в перестрелке смертельно ранили главаря шайки Якова Кошелькова. При обыске у него были изъяты документы убитого сотрудника МЧК Королева, 63 тысячи рублей, бомба, два маузера и браунинг, а также личное оружие Ленина. Операцией по ликвидации банды руководил Березин, и потому Дзержинский именно ему и поручил возвратить браунинг Ленину.

Бериевские следователи в 1939 году обвинили Березина в том, что он передавал Ленину из рук в руки заряженный браунинг, и только-де бдительность личной охраны не позволила Березину совершить террористический акт против вождя пролетариата. Из Березина начали выбивать показания по методу «пятый угол»: в небольшой камере спиной к стене становились четверо палачей, низкий свет лампы под колпаком высвечивал только их сапоги. Измученного бессонницей и допросами арестованного надзиратели толкнули на средину камеры. Садисты ударами кулаков и ног стали кидать его от стенки к стенке с криками: «Мы бить не будем, если ты найдешь пятый угол!»

На втором сеансе Березин среди выкриков узнал голос следователя. Схватил палача за грудки и кулаком нанес ему удар в подбородок. Следователь на полу затих, а перенявший дело другой чекист открыл новое обвинение против Березина: «За нанесение телесных повреждений офицеру НКВД при исполнении служебных обязанностей». Березин дал отвод новому следователю, молчал на допросах, при пытках отвечал ударом на удар. Его освободили только по ходатайству Г. М. Кржижановского к Сталину. М. С. Кедрова же в 1941 году расстреляли.

Л. П. Берия впервые появился в Зубалово-4 в 1923 году. Сталин провел его на балкон второго этажа дачи и предложил кресло. Заговорили по-грузински. В то время Берия уже работал в ЧК Грузии. В конце 1931 года он неожиданно для многих возник на посту первого секретаря ЦК Компартии Грузии. Неожиданно для многих, но не для Сталина: вождь проверил его на многих ответственных должностях, в том числе и на работе в ВЧК — ОГПУ.

Берия умел ценить доверие и к шестидесятилетию вождя постарался выпустить книгу о Сталине, которую писали Малания Торошелидзе и Эрнст Бедия. Редактировал ее будто бы лично вождь, добавив соответствующие своему сану эпитеты. Затем Берия авторов казнил, зато сам был вознесен «величайшим человеком современности». По национальности мингрел, Берия стал единственным человеком, с кем Коба согласовывал многие кадровые вопросы.

Л. П. Берия поднимается по иерархической коммунистической лестнице все ближе и ближе к обожествленному человеку.

В 1936 году по просьбе Кобы Берия подыскивает в его дом воспитательницу, которая согласилась бы присматривать за оставшимися без матери Василием и Светланой. Среди десяти — пятнадцати предложенных кандидатур Сталин останавливает свой выбор на двоюродной сестре Л. П. Берия некоей Александре Накашидзе. Выбор получится под стать выбору невесты, сделанному Иваном Грозным в Александрове, где российский государь из двух тысяч красавиц выберет себе в жены недевственни-цу. Генсек в подобном случае выберет родственницу Л. П. Берия, которая проведет на сталинской даче шесть лет, вплоть до Светланиного совершеннолетия. Затем она благополучно вернется в Грузию и, по словам Серго Берия, счастливо выйдет замуж.

Однако самому Сталину она еду готовить не будет. Еда будет приготавливаться на специальной кухне. После приготовления ее станут проверять врачи, химики, дегустаторы и в специальных опечатанных пакетах доставлять к высочайшему столу.

Берия же предпочитал столоваться со своей дачи в Барвихе. Обильно приправленные травами блюда доставлялись ему в горшочках, которые затем подогревались на плитках. Более других приближенный к Сталину, он старался во всем подражать ему, мнил себя вторым человеком в государстве. И стал нарочно придумывать на соратников различные унизительные клички. Орджоникидзе у него слыл Вороной, Ворошилов — Индюком, Буденный, за страсть к лошадям, — Лошадиной Мордой, Ежов — Ужом, Маленков — Маланьей, Каганович — Кого Гогоничем, Хрущев — Хрущом, Булганин — Протодьяконом (за бороду), Шверник — Шиверником, Калинин — Козлиным, Молотов — Деревянной Задницей. И все это он позволял себе только потому, что сам Сталин Маленкова считал мягкотелым, Булганина — богообразным, Хрущева — заискивающим и хитрым, прикидывающимся простаком.

В 1945 году советским руководством был пущен слух, что якобы в Крыму будет создана Еврейская автономная республика, куда смогут переехать евреи, пострадавшие от фашизма, и особенно это касалось евреев из Европы. Созданием Еврейской республики делалась попытка успокоить британских союзников, опасавшихся, что Еврейское государство будет создано в Палестине, находящейся под протекторатом Англии; надеялись заполучить западные капиталы для восстановления разрушенного войной народного хозяйства страны.

Проверенному агенту КГБ Феферу было поручено прозондировать реакцию влиятельных зарубежных сионистских организаций на создание Еврейской республики в Крыму, установление под руководством нашей резидентуры в США контактов с американским сионистским движением. Эта задача Фефером была выполнена успешно.

Координация же и исполнение плана по привлечению еврейского капитала были поручены Хейфецу и Зарубину, резиденту в Вашингтоне, которые в 1943 году организовали поездку в Америку Михоэлса. Михоэлс с Фефером блестяще справились и с этойзадачей: ожидаемые десять миллионов долларов на восстановление разрушенного войной хозяйства в обмен на создание Еврейской республики в Крыму были получены. Однако решение вопроса о создании Еврейской республики было отложено до окончания войны.

В октябре 1946 года с подачи вождя была начата кампания об угрозе еврейского буржуазного национализма коммунистической идеологии. Первой жертвой смены курса стал Михоэлс, который будто бы стремился заручиться поддержкой сталинского зятя Г. Мороза в обеспечении в советском руководстве выгодного ему решения еврейского вопроса. Через связи Михоэлса стали известны за рубежом некоторые трагические подробности в жизни родственников Сталина — Аллилуевых. Возможно, это стало причиной гибели в 1948 году Михоэлса и ареста в 1949 году Хейфеца.

Сталин поручал Берия самые ответственные, щепетильные дела. В 1948 году жена Молотова Полина Семеновна Жемчужина (в девичестве Карповская Перл Семеновна) вместе со своей лучшей подругой — послом Израиля в СССР Голдой Меир вторично стали требовать передачи евреям Крыма. Сталин приказал Жемчужину арестовать.

Вот как велся допрос заключенной следователем из ведомства Берия.

ВОПРОС. Жемчужина — это ваша настоящая фамилия?

ОТВЕТ. Нет, моя девичья фамилия Карповская, а Жемчужина — это моя партийная кличка.

ВОПРОС. Вы что, работали в подполье?

ОТВЕТ. Да.

ВОПРОС. Где?

ОТВЕТ. На Украине, в период пребывания там армии Деникина.

ВОПРОС. Кто оставлял вас на подпольной работе в белогвардейском тылу?

ОТВЕТ. Я сама там осталась в силу сложившихся обстоятельств. В 1918 году запорожской партийной организацией я была принята в члены РКП (б) и спустя некоторое время стала заведовать отделом Запорожского губкома партии…

ВОПРОС. Сколько времени вы проработали в ЦК КП (б) У?

ОТВЕТ. Очень немного. В 1921 году украинской партийной организацией я была делегирована на Международный женский конгресс, состоявшийся в Москве, по окончании которого осталась работать в бывшем Рогожско-Симоновском районе города Москвы участковым партийным организатором.

ВОПРОС. И больше из Москвы не уезжали?

ОТВЕТ. Не уезжала. Принимая участие в работе Международного женского конгресса, я познакомилась с Молотовым, который тогда являлся секретарем ЦК ВКП(б), и с конца 1921 года стала его женой.

Из протокола допроса от 10.2.1949 года:

ВОПРОС. Намерены ли вы правдиво рассказать о совершенных вами преступлениях?

ОТВЕТ. Никаких преступлений против Советского государства я не совершала. Предъявленное мне в процессе следствия обвинение в установлении преступных связей с еврейскими националистами я отрицаю.

ВОПРОС. Отрицаете потому, что хотите скрыть вражеский характер связи с Михоэлсом и другими националистами? Скажите, как часто вы встречались с Михоэлсом?

ОТВЕТ. Считанные разы. Первая наша встреча состоялась в 1938-м или 1939 году в Московском еврейском театре, где я присутствовала на спектакле «Тевье-молочник». В антракте Михоэлс пришел ко мне в ложу и представился как руководитель театра. После этого долгое время никакого общения с Михоэлсом у меня не было, и лишь в начале 1944 года я, по просьбе сотрудников Главного управления текстильно-галантерейной промышленности, пригласила Михо-элса сделать в управлении доклад о его поездке в Америку. Михоэлс принял мое приглашение, и через несколько дней его доклад состоялся.

В 1948 году Михоэлс вторично посетил главк, на этот раз с целью пригласить меня на спектакль «Фрейлехс». Тогда же он обратился ко мне с просьбой устроить на излечение в Кремлевскую больницу какого-то артиста еврейского театра, однако в этом я ему отказала.

ВОПРОС. А приглашение Михоэлса посетить театр приняли? ОТВЕТ. Да.

ВОПРОС. Показывайте, какие поручения Михоэлса вы выполняли?

ОТВЕТ. В 1948-м или 1947 году, точно не помню, Михоэлс просил меня отправить письмо Молотову, находившемуся в командировке за границей. Это письмо я передала в Секретариат Совета Министров для отправки Молотову с очередной почтой.

ВОПРОС. Было ли известно содержание письма?

ОТВЕТ. Нет, письма я не читала, и Михоэлс не посвящал меня в его содержание.

ВОПРОС. Снова лжете! Известно, что вы не только взялись переправить письмо, но и обещали Михоэлсу подвинуть вопросы, которые он ставил в этом письме.

ОТВЕТ. Я это отрицаю. Взяв письмо у Михоэлса, я не находила в этом ничего предосудительного, что же касается содержания письма, то еще раз заявляю, что оно мне неизвестно.

ВОПРОС. Поскольку вы нагло отрицаете установленные здесь факты, следствие вынуждено вас изобличить. (Приглашается арестованный Лозовский, член Еврейского антифашистского комитета. Ему задаются вопросы.)

ВОПРОС. Гражданин Лозовский, еврейские националисты направляли клеветнические письма в адрес Советского правительства?

ОТВЕТ. Да. В 1944 году Михоэлс и бывший ответственный секретарь Еврейского антифашистского комитета Эпштейн, получив с Украины несколько писем от евреев, сообщавших, что якобы местные власти их притесняют, пришли ко мне протестовать перед Советским правительством против подобных действий. Должен сказать, что к тому времени нами уже была достаточно развернута националистическая работа, и мы решили действовать. Обсудив между собой этот вопрос, мы решили написать на имя Молотова письмо с изложением фактов, приведенных в письмах с Украины, имея в виду вырвать у Советского правительства некоторые преимущества для евреев. Оно было направлено адресату. Не получив ответа, я, Михоэлс и Эпштейн договорились написать по тому же вопросу второе письмо Молотову, но, опасаясь, что оно останется без ответа, решили добиваться положительного реагирования на него через связи.

ВОПРОС. Через Жемчужину?

ОТВЕТ. Через нее.

Из протокола допроса от 26.1.1949 года Юзефовича (бывшего заместителя Лозовского, члена антифашистского комитета).

ЮЗЕФОВИЧ. Первыми о создании в Крыму Еврейской республики начали говорить Михоэлс и Фефер. Все мы приходили к единому мнению, что с точки зрения климата Крым является самым подходящим местом для создания Еврейской республики.

ВОПРОС. Дело не в климатических условиях, а в том, что создать Еврейскую республику в Крыму требовали ваши американские хозяева. Почему вы это скрывали?

ЮЗЕФОВИЧ. Это правильно, но узнал я об этом, лишь когда в СССР прибыл американский представитель Гольдберг. Он — крупный делец, связанный с Белым домом, редактирует издающуюся в Нью-Йорке реакционную газету и занимает руководящее положение в ряде еврейских националистических организаций США. Прибыв в Москву, Гольдберг при первой же встрече с нами с большим удовлетворением отметил наши старания по созданию в Крыму Еврейской республики. Из его слов было видно, что этот вопрос для него не нов.

Подбадривая нас, националистов, Гольдберг говорил, что Крым должен стать еврейской славой, еврейской Калифорнией, тут же недвусмысленно отмечал близость Крыма к Палестине и заявлял о необходимости установления более тесной связи между советскими и палестинскими евреями, подчеркивая свою готовность посредничать в этом деле… Гольдбергу была очевидна неприкрытая заинтересованность американцев с помощью еврейских организаций создать на территории Крыма сперва республику, потом Еврейское государство, которое можно использовать как плацдарм против Советского Союза.

ВОПРОС. Какое отношение имела к вашим преступным целям Жемчужина?

ЮЗЕФОВИЧ. Вдохновленные поддержкой Гольдберга Михоэлс и Фефер решили использовать Жемчужину, через которую имелось в виду поставить вопрос Советским правительством о предоставлении евреям Крыма Михоэлс с ранних пор был связан с Жемчужиной и говорил, что по нашим еврейским делам он с ней советуется и получает поддержку. Зная об этом, мы, еврейские националисты, смотрели на Жемчужину как на нашу покровительницу, внимательно относящуюся к нашим просьбам и еврейским делам вообще.

ВОПРОС. И что, помогла вам Жемчужина?

ЮЗЕФОВИЧ. Как рассказывал Михоэлс, он повстречался с Жемчужиной, посвятил ее в наши планы по поводу Крыма, и она обещала поддержать нас. Вскоре после встречи Михоэлса с Жемчужиной, состоявшейся в начале 1944 года, Михоэлс и Фефер составили проект письма о передаче евреям Крыма.

И еще одно свидетельство из протокола очной ставки от 6.12.1948 года между Жемчужиной и Зускиным (администратором Еврейского театра, членом Еврейского антифашистского комитета).

ВОПРОС. На похоронах Михоэлса присутствовала Жемчужина?

ОТВЕТ. Да, присутствовала Дело было так. Вечером 15 января 1948 года я стоял у гроба и принимал венки у всех организаций, в это время увидел Полину Семеновну, я поздоровался с ней и выразил ей печать по поводу смерти Михоэлса. Во время беседы Полина Семеновна спрашивает: как вы думаете, что здесь было — несчастный случай или убийство? Я говорил на основании сообщения, которое мы получили: Михоэлс погиб в результате автомобильной катастрофы, его нашли в семь часов утра невдалеке от гостиницы, а Полина Семеновна возразила мне и сказала, что дело обстоит не так гладко, как это пытаются представить, — это убийство.

Следователь снова обращается к Жемчужиной.

ВОПРОС. Вы это говорили?

ОТВЕТ. Нет.

Из протоколов допроса становится ясно, что попытка Михоэлса, Фефера, Лозовского, Юзефовича, Жемчужиной, Меир отторгнуть у СССР Крым в пользу евреев успехом не увенчалась ни в 1944-м, ни в 1948 году.

Тогда они стали прибегать к демонстрациям протеста. Несколько таких демонстраций во главе с Жемчужиной были проведены в Крыму, несколько — в Москве. Одна из них происходила на Красной площади с выкриками: «Сталина! Сталина!»

Сталин в форме генералиссимуса Советского Союза вышел к Спасскому проходу. Постоял, послушал крики. Внимательно присмотрелся к обращающей на себя внимание скандирующей Жемчужиной П. С.: «Крым — евреям! Крым — евреям!» И со словами: «Ну! Ну!» — вернулся в Кремль.

Были ли основания у членов Еврейского антифашистского комитета требовать для Еврейской республики именно Крым, и ничто иное?

Евреи большей частью предпочитали селиться в западных районах бывшего СССР. Большие еврейские колонии, свыше полумиллиона человек, обосновались в Москве, Киеве, Минске, Одессе, Могилеве. После войны они стали усиленно проникать на работу в министерства и государственные ведомства, в значительной мере в такие органы деятельности, как культура, идеология, медицина, музыка, торговля, средства массовой информации. Начали открытую кампанию по созданию в Крыму Еврейской автономной области. Но, на худой конец, были согласны и на территорию на Волге, с выселением оттуда немцев Поволжья.

Идеологическую кампанию против евреев возглавил секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов. И Берия здесь, как всегда, был железной метлой Верховного. Работая в содружестве с Маленковым, они начинают производить «подкоп» под позиции укрепляющегося в Политбюро А. А. Жданова, и 13 августа 1949 года, без санкции прокурора, в кабинете Г. М. Маленкова арестовывают всю верхушку ленинградской партийной организации: А. А. Кузнецова, П. С. Попкова, М. И. Родионова, П. Г. Лазутина, Ю. Ф. Соловьева, Я. Ф. Капустина. Накануне ареста с должности председателя Госплана СССР освобождается Н. А. Вознесенский. Приговор огласили в час ночи, в два — никого из осужденных в живых уже не было. Но видимость законного решения делу придали лишь 1 декабря 1950 года, опубликовав постановление военной коллегии Верховного суда СССР. По нему были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу: член Политбюро ЦК ВКП(б), заместитель Председателя Совета Министров Н. А. Вознесенский, член Оргбюро, секретарь ЦК А. А. Кузнецов, член Оргбюро ЦК, Председатель Совета Министров РСФСР М. И. Родионов, кандидат в члены ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попков, второй секретарь Ленинградского горкома Капустин Я. Ф. и председатель Ленинградского горисполкома П. Г. Лазутин. Судьбу перечисленных людей решила комиссия ЦК, в состав которой входили Маленков, Хрущев, Шкирятов.

Партийных руководителей, как видим, всегда убирал партийный аппарат. В 1964 году он уберет и самого лидера — Хрущева.

Сергей Лаврентьевич всю книгу «Мой отец — Лаврентий Берия» посвятил реабилитации отца… Быть его оппонентом я не берусь, проиллюстрирую лишь несколько фактов.

1. В ведомстве Л. П. Берия до войны подвизался некто Федотов, который ведал якобы «переброской разведчиков-коммунистов» за границу, а на самом деле поставлял их в руки работающих под видом японской разведки чекистов, которые патриотов изощренно пытали и тех, кто раскалывался, отправляли в хабаровскую тюрьму. Когда же Федотов был опознан и изобличен, его перевели на работу заведующим кафедрой Высшей школы КГБ.

2. В пятидесятых годах Берия Л. П. произвел массовый отзыв советских разведчиков-резидентов из-за рубежа, якобы для совещания промышленников. Совещание как таковое не проводилось в течение нескольких недель. Разведчики засветились. Замена же профессионалов на дилетантов таким образом не производится.

До 2 марта 1953 года были смещены со своих должностей личные врачи Сталина и начальник Четвертого управления при Министерстве здравоохранения СССР.

За две недели до трагического исхода был арестован начальник личной охраны вождя генерал Власик, которого Берия с Маленковым обвинили в присвоении крупных сумм казенных денег.

Отстранили и Поскребышева, инкриминируя тому утечку государственных тайн.

При захоронении в Кремлевскую стену урны с прахом Л. 3. Мехлиса внезапно умер заместитель коменданта Кремля генерал-майор П. Е. Косынкин.

«Дело кремлевских врачей» и назначение на пост главы госбезопасности С. Д. Игнатьева подрывали авторитет самого Л. П. Берия, и Берия пошел ва-банк.

28 февраля четверо особо приближенных к вождю: Г. М. Маленков, Л. П. Берия, Н. А. Булганин, Н. С. Хрущев — провели вечер со Сталиным на даче. Гостеприимный хозяин проводил всех в добром расположении духа. А 1 марта вечером их срочно вызвали на дачу. Сталин потерял сознание, упал и лишился дара речи. Однако четверка около больного не осталась, спокойно разъехалась по домам, не удосужившись даже вызвать к больному врачей.

Когда же дежурный офицер по телефону с тревогой сообщил Берия о том, что Сталину совсем плохо и он храпит, Берия резко оборвал говорившего: «Не поднимай шума, он просто заснул и храпит во сне».

Кто-то, узнав о критическом состоянии вождя, позвонил на дачу и предложил врачебную помощь. Берия отрезал: «Никто здесь в помощи не нуждается». Врачей к пораженному инсультом больному ни сам не вызывал, ни другим не позволял более тринадцати часов. А по свидетельству профессора А. Л. Мясникова, вызванного с большим запозданием, врачи заметили на губах умирающего следы кровавой рвоты, что свидетельствовало о явном признаке отравления.

После кончины Сталина Берия на второй день разгоняет всех офицеров охраны Сталина.

А обслуга, совершенно растерянная и ничего не понимающая, грузила на автомашины все вещи Сталина, книги, посуду и мебель со слезами на глазах и отправляла на склады МГБ — КГБ. Ее в скором времени Берия сократит за ненадобностью.

В упоминаемой книге «Мой отец — Лаврентий Берия» есть фотография президиума торжественного собрания 1949 года, посвященного 70-летию Сталина, на которой Г. М. Маленков, Л, П. Берия, К. Е. Ворошилов запечатлены сердитее мышей на крупу. Глядя на эту фотографию, можно согласиться со Стюартом Коганом, что «все они заговорщики и приведут заговор в исполнение».

В день похорон Сталина, 9 марта 1953 года, Берия, Хрущев и Маленков, спускаясь с Мавзолея, подойдут поздравить Молотова с днем рождения.

— Какой сделать тебе подарок? — спросят.

— Верните Полину, — последует ответ.

А Полина Семеновна уже сидела в Москве, на Лубянке. (Надо же, название какое образное: луб — сдирающаяся исподняя кора с молодых лип на лыко. Но Берия хоть луб содрал, да им не покрылся. По русской поговорке: «Кто на луб отца спустил, сам того же жди».) Ее вернули из кустанайской ссылки в тюрьму.

Десятого марта Берия пригласил в кабинет на Лубянку Молотова и приказал привести Полину Семеновну. Едва Жемчужина переступила порог его кабинета, как он с возгласом встал перед ней на колени, начал целовать руки и помпезно воскликнул:

— Полина! Ты настоящий коммунист!

Таков он, Лаврентий Павлович: либо в рыло, либо ручку пожалуйте.

После смерти Сталина известный драматург Мдивани, лично знавший Л. П. Берия, вручил начальнику его секретариата Людвигову письмо, в котором обвинял Маленкова в заимствовании речи, произнесенной на XIX съезде партии из речи царского министра внутренних дел Булыгина, сказанной в Государственной Думе, где говорилось: «Нам нужны Гоголи и Щедрины, но такие Гоголи, какие б нас не трогали».

Берия назвал письмо Мдивани чепухой, однако обвинение драматурга вместе с письмом по ошибке было передано в секретариат Маленкова, и дружбе двух советских лидеров наступил конец.

В июле 1953 года состоялся Пленум ЦК КПСС по поводу «Преступных антипартийных и антигосударственных действий Л. П. Берия». Пленум вывел его из Политбюро, исключил из партии, лишил всех наград и званий.

Арест Берия был произведен накануне Пленума контрразведкой армии во главе с маршалом Г. К. Жуковым. Суд над Берия длился с 18-го по 23 декабря 1953 года. Главным оппонентом заключенному являлся Алексей Владимирович Снегов, которого Генеральный прокурор Роман Андреевич Руденко разыскал в лагере арестантов.

С Берия Л. П. Снегов работал в Закавказье в первые годы советской власти. Знал о его службе у мусаватистов в Гражданскую, помнил кровавую историю его возвышения в Грузии, читал и «исторические исследования» Л. П. Берия, с ног на голову переворачивающие прошлое Закавказье.

В те дни наши газеты сообщили об образовании специального судебного присутствия Верховного суда СССР, которое возглавил популярный в народе маршал И. С. Конев. Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР, изучив представленные прокуратурой материалы и заслушав обвиняемых, приговорило Берия и шестерых его главных подручных к высшей мере наказания — расстрелу. 23 декабря 1953 года приговор был приведен в исполнение.

Вот как вспоминал о том Н. С. Хрущев: «Как мы условились, я предложил поставить на Пленуме вопрос об освобождении Берия (это делает Президиум ЦК) от всех постов, которые он занимал. Маленков все еще пребывал в растерянности и даже не поставил мое предложение на голосование, а нажал сразу секретную кнопку и вызвал таким способом военных. Первым вошел Жуков, за ним Москаленко и другие. Жуков был уже заместителем министра обороны СССР. К Жукову тогда у нас существовало хорошее отношение…

Почему мы привлекли военных?

Высказывались такие соображения, что если мы решили задержать Берия, то не вызовет ли он чекистов, охрану, которая была подчинена ему, и не прикажет ли нас самих изолировать? Мы оказались бы бессильны, потому что в Кремле находилось большое количество вооруженных и подготовленных Берия людей… Вначале мы поручили арест Берия Москаленко с пятью генералами. Он с товарищами должны были иметь оружие, а их с оружием должен был провести в Кремль Булганин. В то время военные, приходя в Кремль, сдавали оружие в комендатуре. Накануне заседания к группе Москаленко присоединились маршал Жуков и еще несколько человек. И в кабинет вошло человек десять или более того. Маленков мягко так говорит, обращаясь к Жукову: «Предлагаю вам как Председатель Совета Министров СССР задержать Берия». Жуков скомандовал Берия: «Руки вверх!» Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на провокацию. Берия ринулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике у него за спиной. Я схватил Берия за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием, если оно лежало в портфеле. Потом проверили: никакого оружия там не было, ни в портфеле, ни в карманах. Он просто сделал какое-то рефлективное движение.

В портфеле оказался только исписанный его рукой лист, на котором значилось одно, несколько раз повторяемое, слово: «Тревога! Тревога! Тревога! Тревога! Тревога! Тревога!»

Берия взяли под стражу и поместили в здании Совета Министров, рядом с кабинетом Маленкова. И тут же решили, завтра или послезавтра, так скоро, как это будет возможно, созвать Пленум ЦК партии, где поставить вопрос о Берия. Одновременно освободить от занимаемой должности Генерального прокурора СССР, потому что он не вызывал у нас доверия и мы сомневались, сможет ли он объективно провести расследование. Новым Генеральным прокурором утвердили Руденко и поручили провести следствие по делу Берия.

Итак, Берия мы арестовали. А куда его девать? Министерству внутренних дел мы не могли доверить его охрану, потому что это было его ведомство, с его. людьми. Тогда его заместителями были Круглов и, кажется, Серов. Я мало знал Круглова, а Серова знал лучше и доверял ему. Считал, да и сейчас считаю, что Серов — честный человек… Поэтому я предложил поручить охрану Берия именно Серову. Но другие товарищи высказались в том смысле, что нужно быть все-таки поосторожнее. Круглову мы все же не доверяли и договорились, что лучше всего поручить это дело командующему войсками Московского округа противовоздушной обороны Москаленко. Москаленко взял Берия, поставил вокруг своих людей и перевез его к себе на командный пункт, в бомбоубежище. Я видел, что он делает это как нужно. На этом заседание закончилось. Потом нам дали список, в котором имелись фамилии более ста женщин. Их приводили к Берия его люди. А прием был для всех один: всех, кто попадал к нему в дом впервые, он угощал обедом и предлагал выпить за здоровье Сталина. В вино он подмешивал снотворное…»

Однако Серго Берия уверен, что его отец был убит 26 июня 1953 года в городе Москве без суда и следствия. Вот как он об этом рассказывает:

«…Заседание в Кремле почему-то отложили, отец уехал домой. Обедал он обычно дома. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса Львовича — мы готовили доклад правительству о готовности к испытаниям.

Звонил летчик-испытатель Ахмет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, мы в те годы работали вместе и сошлись близко.

— Серго! — кричит. — У вас дома была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…

У нас действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло. И впоследствии я не раз убеждался, что эти летчики — настоящие друзья.

Что налицо заговор против отца, я понял сразу, что еще могла означать перестрелка в нашем доме? Об остальном можно только догадываться. Но что значит бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег — лишнее доказательство его вины. И почему и от кого я должен бежать, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Словом, я ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.

Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой, на Малую Никитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец, две — я со своей семьей.

Когда мы подъехали со стороны улицы, ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера. Позднее мне приходилось слышать о танках, стоявших якобы возле нашего дома, но сам я видел только два бронетранспортера и солдат. Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Охрана личная у отца была — по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, насколько понимаю, неожиданно и мгновенно».

Такова еще одна версия предполагаемого происшествия.

Позволю себе описать, как все это происходило в Кремле. В Кремль через Боровицкие ворота с министром обороны маршалом Н. А. Булганиным на трех машинах на очень большой скорости проскочило несколько военных. Дежурный поста (ныне покойный) офицер Юрий Артамонов пропускать их без проверки (кроме машины с Булганиным) права не имел и потому стал оправдываться, говоря, что он пропустил одетых в военную форму, имеющих право свободного проезда маршалов Булганина, Ворошилова и Берия. Но ответственный дежурный по ранним докладам знал, что Берия и Ворошилов находятся в Кремле, и стал требовать от Артамонова исполнения инструкции табели поста и точного доклада. Артамонов вконец зарапортовался и убедительного объяснения найти не мог.

Три ЗИЛа с неизвестными военными на зарежимнен-ной территории Кремля — дело нешуточное. Ответственный дежурный уже был готов объявить тревогу, как от генерала И. А. Серова последовал приказ тревоги не объявлять: проехали-де приглашенные на совещание маршалы Советского Союза, список на пропуск которых дежурному скоро будет представлен.

Снятый за халатность Артамонов был снова поставлен на пост. Внутреннюю же кремлевскую охрану в здании правительства Кремля с постов сняли, загнали в караульное помещение, у входа в которое выставили офицеров контрразведки армии. Их же поставили на внутренние посты вместо снятых с йостов чекистов. Заместитель председателя КГБ генерал армии И. А. Серов вошел в приемную кабинета Л. П. Берия и кинжалом перерезал телефонные провода. Булганин, всегда чопорно одетый, высоко ценящий балерин и певиц Большого театра, по натуре был послушным рабом любого лидера. За личную преданность Сталин назначил его первым заместителем Председателя Совета Министров, Хрущев в пику Маленкову сделал Председателем Совета Министров. Поскольку руководил арестом Берия Н. С. Хрущев, Булганин его команду выполнял бесприкословно.

Военные по его приказу пошли на рискованный поступок: они въехали в Кремль с оружием, что строго-настрого запрещалось кремлевскими инструкциями. Единственные люди, кому позволялось иметь при себе оружие в Кремле, были караульные и лица, заступившие на службу охраны. Министр обороны создал невидимый до тех пор прецендент, приведя в Кремль группу вооруженных офицеров и генералов. Если бы офицеров со спрятанным оружием остановила кремлевская охрана, могло бы случиться непредвиденное.

Дальше, по устному рассказу Н. С. Хрущева, которым он делился со мной задолго до опубликования своей книги и спустя одиннадцать лет после ареста Л. П. Берия, события развивались так: «Я (то есть Н. С. Хрущев!) объявил Берия, что он арестован. Берия сделал инстинктивное движение к своему портфелю, но на его руках с одной стороны повис я, с другой — Булганин, а со спины — Маленков. Создалась куча мала. Но и в таком оцеплении Берия пытался подойти к окну и подать сигнал команды своему прикрепленному. Но троица от окна его оттянула и защелкнула на руках наручники…»

Затем, как я понял из рассказа Хрущева, все спустились к автомашинам: Булганин, Маленков и Берия сели в автомашину Никиты Сергеевича.

За это время не подготовленные к постовой кремлев-ской службе армейские контрразведчики допустили ряд служебных нарушений пропускного режима и их вновь заменили офицерами-кремлевцами. Вышел на выездной пост из Спасских ворот и я. Только принял пост, вижу — от здания правительства вдоль Кремлевской стены ко мне бежит И. А. Серов (тогда еще не было между Кремлевской стеной и зданием четырнадцатого корпуса разделительной металлической ограды и ворот).

Подбежал, командует:

— Отсеки машину охраны Берия от кортежа и прикажи вернуться в гараж.

— Они не исполнят моего приказа, товарищ генерал. Я остановлю, а вы приказывайте, что следует им исполнять.

Едва успели обменяться тирадами, как из-за угла административного здания на бешеной скорости вынеслась кавалькада правительственных машин. Машины прикрытия с асами-шоферами экстракласса, точно соревнуясь друг с другом в лихости езды и нарушений правил дорожного движения, пытались сесть на хвосты автомашинам своих охраняемых.

Включаю зеленый свет на выезд, пропускаю машину Хрущева и вижу в ней на заднем сиденье Никиту Сергеевича, Маленкова, Булганина, а на откидном стульчике в накинутом на плечи пиджаке Лаврентия Берия. Все четверо весело улыбаются, точно только что услышали веселый анекдотец. Подняв жезл в положение «Внимание!», пригашаю скорость автомашин, а автомашину прикрытия Берия, пытающуюся на высокой скорости обойти колонну слева, останавливаю. Офицеры бериевской охраны кроют меня самыми непотребными словами, но шофер сажает машину на тормоза и получает строгий приказ И. А. Серова срочно вернуться в гараж особого назначения. Приказ безоговорочно выполняется.

(Не исключено, что мирно беседующая четверка членов правительства проследовала на машинах во двор особняка Берия и там либо арестовала, либо уничтожила всесильного соперника. Ибо охрана Берия была Серовым отсечена. Но что именно она выехали из Спасских ворот вчетвером в одной машине, я готов поклясться хоть перед Богом.)

В середине 70-х годов мы с женой Неллой Ивановной Счастной квартировали на берегу моря в Гантиади в особняке некоего Николая Федоровича. Заговорили об аресте Берия Л. П., и хозяин поведал мне об этом свою быль. По моим предположениям, прикрепленные к Л. П. Берия Надарая и Саркисов, а также сын Серго арестованы, а хозяин дачи уверяет, что он отлично знает всех троих, а с сыном Берия Серго даже водит дружбу. Более того, попросил меня принять участие в ленче, на который он назавтра пригласил упоминаемых лиц. Я решил, что Николай Федорович меня попросту разыгрывает, и с улыбкой предложение принял. Каково же было мое удивление, когда в полдень названные лица явились, причем бывшие прикрепленные выглядели, как неподвластные времени люди, свежо и прекрасно, и только Серго Лаврентьевич Гегечкори (Берия) раньше времени оказался припорошенным снежком седины.

Николай Федорович потянул меня в компанию, но я от застолья предпочел отказаться. Мне почему-то сразу подумалось, что Надарая с Саркисовым стали бы уверять сына Берия в том, что-де не заметили, как из-под их наблюдения ушла машина с Лаврентием Павловичем, отлично зная, что оставили машину хозяина без охраны по приказу Серова. Добровольно отказаться от придуманной для них легенды они бы не посмели. Слишком многим они рисковали. Но я-то ведь был живым свидетелем другого, о чем бы не преминул заявить. Поверил ли бы мне Серго? А если нет? В его глазах я бы выглядел последним лгуном, а в глазах бывших охранников шефа госбезопасности СССР Л. П. Берия — не иначе как предателем. Видя, что дело принимает дурной оборот, мы с женой ретировались.

Серго Лаврентьевич предположительно считает, что арест его отца произошел в особняке на улице Малой Никитской, куда члены Политбюро были приглашены его отцом на обед. Однако арест подозреваемого произошел далеко до полудня. Победители же, как известно, есть и пить из одной чаши, а тем более сидеть за одним столом с арестантами не рискуют. Скорее всего, кто-то из охраны воспротивился осаде бериевского дома или не поддался разоружению. Возникла перестрелка, в которой тот погиб, и был унесен на носилках, прикрытых мешковиной.

Известно, что большинство офицеров бериевской охраны, расквартированной в особняке на Малой Никитской, накануне ареста хозяина были отправлены в отпуска и заменены на офицеров других служб. Но даже и те на короткое время были арестованы. Освободят их лишь спустя несколько месяцев. На докучливые вопросы сослуживцев, где они пребывали и что с ними произошло, они до сих пор испуганно оглядываются и пытаются уйти в сторону по поговорке: «Как бы чего не вышло».

Предположительно Л. П. Берия по сговору с бывшим командующим Московским военным округом генералом Артемьевым и комендантом города Москвы генералом Синиловым на премьере оперы Шапорина Ю. А. «Декабристы» предполагал арестовать членов Политбюро и провозгласить себя хозяином государства. Для задуманного вызвал в Москву несколько военных соединений, в том числе танковую колонну, чтобы окружить Большой театр и вынудить окруженных членов Политбюро принять его условия капитуляции. Об этом проведала армейская разведка и проинформировала Маленкова. Одна танковая колонна по Минскому шоссе двигалась к Москве, и на ее остановку выслали четырех сотрудников 18-го отделения на автомашине «Победа». Они повстречали головной танк как раз против панорамы «Бородинская битва», лихо развернувшись перед гусеницами и заградив движение, сотрудники с автоматами наперевес вскочили на танк и потребовали от командующего колонной некоего майора доложить, куда движется часть и чей приказ выполняет. Майор с улыбкой ответил, что этого он не скажет никому, но как служивый знает, что отменить приказ может военный рангом не ниже Маршала Советского Союза, находящийся в настоящее время при исполнении служебных обязанностей. И закончил:

— А теперь уберите с пути свою консервную банку, не то я за себя не отвечаю.

Сотрудникам ничего не оставалось, как отвести машину в сторону, открыв тем самым въезд в Москву танковой колонне. Но от выполнения своих обязанностей чекисты не отказались. По радиотелефону связались с командованием и, ссылаясь на слова майора, подсказали, как можно вернуть танковую колонну на место ее дислокации.

Министра обороны Булганина на месте не оказалось, не оказалось и его заместителя маршала Жукова. Позвонили Председателю Президиума Верховного Совета СССР маршалу К. Е. Ворошилову:

— Товарищ Маршал Советского Союза, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, вас беспокоит Главное управление охраны. К Садовому кольцу со стороны Минского шоссе приближается неизвестно кем и зачем вызванная танковая колонна. По объяснению командира, она может вернуться в часть только после отмены ранее отданного ей приказа командиром в звании не меньше Маршала Советского Союза. Других маршалов в данный момент мы на месте не нашли…

В чем, в чем, а в военных ситуациях Ворошилов ориентировался мгновенно.

— Где колонна? — спрашивает.

— На Кутузовском проспекте.

— Не прерывайте со мной связи и через каждую минуту докладывайте о продвижении танков.

Маршал не заставил себя ждать. Соколом вылетев на автомашине через Спасские ворота, он вскоре был у станции «Маяковская» в полном боевом облачении. Регулировочными флажками Климентий Ефремович приказал головному танку остановиться и без лишних слов отправил колонну на место дислокации. Служивый майор своему слову был верен.

Трагедии удалось избежать. И даже мысленно не хочется дорисовывать картину, которая могла бы произойти, не окажись на месте маршала Ворошилова.

Генеральный прокурор Руденко, впоследствии выясняя у заместителя Берия генерала Масленникова причину ввода войск в Москву, дал ему понять, что он, как и его шеф, ответственен за организацию заговора против правительства. Боясь ареста и допросов с пристрастием, Масленников покончил с собой.

После ареста Л. П. Берия Хрущев перехватил инициативу обвинения в свои руки, которая строилась на упоминаемых ранее «предательских инициативах Берия, а именно: о желании объединения ГДР с ФРГ под одним коалиционном правительством, где ГДР отводилась роль автономной республики. Но, узнав о планах Берия, в ГДР вспыхнули забастовки. Берия готовил в премьер-министры Венгрии Имре Надя.

В конце мая 1953 года по указанию Л. П. Берия советский разведывательный самолет вылетел из-под Мурманска и пролетел вдоль северной оконечности Норвегии, Великобритании, приблизился к Натовским военным объектам и не был зафиксирован ПВО НАТО. В мае того же года, используя право первого заместителя главы Советского правительства, Берия без согласования с Маленковым и Хрущевым отдал приказ о подготовке и проведении испытаний первой водородной бомбы.

Серго Лаврентьевич вспоминает:

«Однажды, гуляя с детьми в саду, увидел оставленную на скамейке газету… Находка оказалась весьма кстати. В газете были опубликованы обвинения в адрес отца… Месяца через полтора в три часа ночи к нам в комнату вошли вооруженные люди и объявили, что я арестован.

Меня доставили в Лефортовскую тюрьму, в камеру на шесть шагов в длину и два метра в ширину. После допроса в прежнюю камеру я уже не попал. Перевели в другую, через два дня — в третью, затем — в четвертую. В новые камеры всегда приводили после отбоя…»

В один из дней, когда узника привели на новый допрос, он увидел в кабинете Маленкова.

— Ты что-нибудь слышал о личных архивах Иосифа Виссарионовича? — спросил Серго Лаврентьевича Маленков…

Выходит, при аресте Л. П. Берия архивов И. В. Сталина при нем не оказалось. Их не обнаружили по сей день. Но это не значит, что их не было. Скорее всего, они лежат где-то в укромном месте и ждут своего часа появления на свет.

…До ареста Серго Берия занимался разработкой системы подводного старта баллистической ракеты. Продолжением тех же исследований занимался он и в заключении. Весной несколько автоматчиков под командой офицера вывели Серго на расстрел. Разыгрывался спектакль устрашения матери Серго Лаврентьевича, Нины Теймуразовны Гегечкори.

Для матери спектакль кончился глубоким обмороком, для сына — преждевременным поседением. После «спектакля» под именем Сергея Алексеевича Гегечкори Серго с матерью был выслан в Свердловск, где его ждала должность старшего офицера по усовершенствованию ракетного вооружения.

1 мая 1960 года сконструированной С. Л. Берия-Гегечкори ракетой над Уралом будет сбит неопознанный самолет У-2 американского производства, управляемый Френсисом Гарри Пауэрсом. 10 февраля 1962 года Пауэрса обменяют на советского разведчика Вильямса Генриховича Фишера, работавшего под псевдонимом Рудольфа Ивановича Абеля.

21 августа 1953 года подвергнется аресту один из руководителей внешней разведки МГБ генерал Павел Судоплатов. Среди нескольких обвинений, предъявленных ему, будет фигурировать и обвинение в попытке помощи Л. П. Берия в побеге на Запад на бомбардировщике с военно-воздушной базы близ Мурманска. Генерала-полковника Штеменко, заместителя начальника Генштаба, как инициатора этих предательских планов, отправят в отставку. Специальные группы саперов начнут искать спрятанные Л. П. Берия сокровища в районах правительственных дач. Арестуют и начальника личной охраны Берия Саркисова.

В 1958 году в Свердловске в почтовый ящик семьи Берия-Гегечкори будет подброшена фотография, на которой якобы Лаврентий Павлович Берия прогуливается с дамой по площади Мая в столице Аргентины Буэнос-Айресе. За спиной прогуливающихся красовался президентский дворец.

Через несколько месяцев после этого случая в том же почтовом ящике окажется журнал «Вокруг света», на одной из страниц которого будет воспроизведена упоминаемая фотография с замысловатой подписью: «В шумной, неистовой столице Аргентины есть и сравнительно спокойные уголки. Один из них — площадь Мая, где расположен дворец президента». Эта загадка продолжает мучить не только сына, не только читателей известного журнала, но и экспертов, утверждающих, что на фотокарточке изображен не кто иной, как Лаврентий Павлович Берия собственной персоной. Подпись под снимком — И. Бессарабов.

Фотокорреспондента с подобной фамилией в активе редакции не значилось. Сотрудники журнала, имеющие отношение к набору материала, ничего путного сообщить не смогли.

Нина Теймуразовна, впервые увидев эту фотографию, решила без сомнения:

— Это муж.

А в почтовом ящике вместе со снимком находилось таинственное сообщение: «В Анаклии, на берегу Черного моря вас будет ждать человек с «очень важной информацией об отце».

Нина Теймуразовна придумала себе болезнь, получила больничный лист и вылетела в Грузию на встречу с неизвестным подателем весточки. Но на встречу никто не пришел. Скорее всего, неизвестный довольствовался лицезрением Нины Теймуразовны со стороны. Или хотел видеть именно Сергея Лаврентьевича, и никого другого.

Ну а если по этому поводу здраво поразмышлять.

1. С государственной точки зрения, Л. П. Берия расстреливать было ни к чему. Профессионал-разведчик, отлично знающий резидентуру КГБ СССР за рубежом, он мог принести оттуда неоценимую услугу стране.

2. Можно было не опасаться, что Л. П. Берия окажется вдруг перевербованным разведками других стран, ибо в СССР под жесточайшим контролем находились его сын и жена.

3. Досье на руководителей советского партаппарата при аресте у Берия не было, как и не были обнаружены архивы И. В. Сталина. Это отнюдь не значит, что их не было и они не могли появиться с негативнейшими материалами в адрес руководящей советской элиты в любое время по коду владеющего ими хозяина или по поручению его.

4. Праха Л. П. Берия никто и никогда не видел, и никто не знает, где он захоронен, дабы можно было произвести эксгумацию или методом Герасимова, по черепу, восстановить голову оригинала и пролить свет на истину.

После снятия Н. С. Хрущева из дела Судоплатова изымут планы бегства Л. П. Берия на Запад со специальной военно-воздушной базы из-под Мурманска с помощью генерала Штеменко. В 1990 году дело Берия будет изъято из прокуратуры и передано в секретариат Горбачева, откуда некоторые документы бесследно исчезнут…

В результате борьбы за власть Хрущев, Булганин и Маленков значительно ослабят государство, а Горбачев с помощниками приведут державу к полному развалу.

В области внутренней и внешней политики М. С. Горбачев и А. Н. Яковлев окажутся политиками с нулевым коэффициентом. В 1989 году из-за личной неприязни Горбачев отстранит от власти Хоннекера и ГДР перестанет существовать.

После августовских событий 1991 года П. А. Судоплатова реабилитируют. По идентичности и сходству фамилии с производными ее словами, советскому суду Судоплатов оплатит сполна. Пока же утешимся предположениями. Нам известно, как велся допрос следователем из ведомства КГБ П. С. Жемчужиной. Сравним идентичность происходящего с допросом шефа КГБ Л. П. Берия следователем Министерства обороны:

ВОПРОС. Признаете ли вы свое преступно-моральное разложение? ОТВЕТ. Есть немного. В этом я виноват.

ВОПРОС. Вы признаете, что в своем морально-преступном разложении дошли до связей с женщинами, связанными с иностранными разведками?

ОТВЕТ. Может быть, я не знаю.

ВОПРОС. По вашему указанию Саркисов и Надарая вели списки ваших любовниц. Вам предъявляется девять списков, в которых значатся шестьдесят две женщины. Это списки ваших сожительниц?

ОТВЕТ. Большинство женщин, которые значатся в этих списках, — это мои сожительницы.

ВОПРОС. Кроме того, уНадарая хранились тридцать две записки с адресами женщин. Вам они предъявляются. Это тоже ваши сожительницы?

ОТВЕТ. Здесь есть тоже мои сожительницы.

Обвинитель предъявляет Берия документ об изнасиловании ученицы седьмого класса, которая потом родила от него ребенка. Подсудимый уверяет, что все происходило по согласию.

Перед казнью подсудимый признался в «моральном разложении»: у следователя имелись данные на 760 любовниц Берия. Однако, по словам его жены, Нины Теймуразовны Гегечкори, «все эти женщины были работниками разведки, агентами и информаторами. Связь с ними поддерживал только Берия. А когда этих женщин стали спрашивать о связях со своим шефом, они заявили, что были его любовницами, поскольку не могли назвать себя стукачами и агентами спецслужб».

Л. П. Берия встретился с Н. Т. Гегечкори в тбилисском парке «Надзалеви» в 1921 году. Объявил, что любит ее и предлагает руку и сердце. Невесте в то время было шестнадцать, жениху двадцать два года.

Упоминаемый неоднократно бериевский особняк по улице Малая Никитская, дом 28 сегодня занимает посольство Туниса. Он обнесен таким высоким каменным забором, из-за которого дома почти не видно. А. И. Аджубей, побывавший там в 1947 году на помолвке Серго с красавицей Марфой Пешковой, внучкой Алексея Максимовича Горького, вспоминает: «И Марфа и жених держали себя за столом сдержанно, да и гости не слишком веселились. Пожалуй, только Дарья Пешкова, младшая сестра Марфы, студентка театрального училища имени Щукина, чувствовала себя раскованно. (Марфа родит от Серго трех детей: Нину, Надю и Сергея.)

Чуть позже в этом же доме поселилась любовница Берия — семнадцатилетняя Л., родившая ему дочь. Нина Теймуразовна терпела ее присутствие — видимо, иного выхода не было. Рассказывали, что мать Л. устроила Берия скандал, отхлестала его по щекам, а он стерпел. Не знаю, было ли так на самом деле, однако девица чувствовала себя в особняке прекрасно, и мама, видимо, смирилась.

Я часто встречаю ее, теперь уже немолодую, но до сих пор обворожительную блондинку, и всякий раз думаю: вполне соединимы любовь и злодейство».

К сожалению, соединимы, Алексей Иванович.

…Заседания суда проходили в одном из старых зданий штаба Московского военного округа. Заключенный содержался в приспособленном помещении глубоко под землей. На последнем заседании 23 декабря 1953 года Генеральный прокурор Г. А. Руденко зачитал обвинительное заключение «О преступной деятельности Л. П. Берия». Перед допущенными в зал суда всплывали эпизоды ужасающих злодеяний: по приказу Берия людей в застенках подвешивали за волосы к потолку, вбивали в уши гвозди. Даже сам Берия, когда Руденко читал обвинительное заключение, не смог выдержать напряжения — заткнул уши. На суде присутствовал председатель профсоюзов Грузии Кучава. В материалах ему попался длинный список обесчещенных женщин.

— Ради Бога, не оглашайте имен, — попросил он. — Три четверти в этом списке — жены членов нашего правительства.

Приговор суда был беспощадным — смертная казнь с немедленным исполнением… Почему так торопился суд? Кому не терпелось поскорее захлопнуть рот обвиняемому?..

Берия воспринял приговор в полной прострации. Его остекленевшие глаза как бы не понимали сути происходящего. Если при перечислении перечня преступлений он еще был в состоянии контролировать ситуацию и как бы с ней не соглашаться, то к финалу, похоже, выдержка ему изменила. Подталкиваемый охранником, он на ватных ногах сошел на нижний этаж, в подвал, последовал к бункеру, где должна была состояться казнь. Бункер представлял собой полутемное помещение с глухими бетонными стенами. Возле одной из стен заранее установили прочный дощатый щит, чтобы пули при исполнении приговора рикошетом не поранили невинных. Ближе к верхнему краю в щите находился крюк для подвешивания. Войдя в бункер и встав на указанное место, Берия боязливо огляделся. С него сдернули гимнастерку, оставив нательную рубаху. (Арестовывали Берия в штатском костюме. — С. К.)

Реальность совершающегося дошла до него лишь тогда, когда в бункере осталось несколько человек.

Руденко зачитал приговор. Берия закричал:

— Разрешите мне сказать!

Руденко оборвал:

— Ты уже все сказал. — И обратился к военным: — Заткните ему рот полотенцем.

Командующий войсками МВО генерал армии К. С. Москаленко попросил офицера для поручений Виктора Ивановича Юферова:

— Ты у нас самый молодой, хорошо стреляешь…

Но Москаленко перебил генерал-полковник П. Ф. Батицкий:

— Товарищ командующий, разрешите мне. — И достал свой парабеллум. — Этой штукой на фронте я не одного мерзавца на тот свет отправил.

Руденко произнес:

— Прошу привести приговор в исполнение.

Но тут Берия, неожиданно изловчившись, вырвался и, упав на колени, пытался целовать сапоги председателя суда И. С. Конева и других присутствующих, истошно прося о пощаде. При этом из его рта потекла какая-то темная жидкость. Его брезгливо оттолкнули и привязали к крюку.

Батицкий прицелился. Грянул выстрел — и обмякшее тело узника повисло на веревках.

Присутствующие подошли ближе. Маршал Конев презрительно сплюнул и сквозь зубы процедил:

— Будь проклят тот день, когда родила тебя мать.

Для истории привожу заявление коменданта специального судебного присутствия генерал-полковника П. Ф. Батицкого от 23 декабря 1953 года.

АКТ

1953 года, декабря 23 дня

Сего числа в 19 часов 50 минут на основании предписания председателя специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года за № 003 мною, комендантом специального судебного присутствия генерал-полковником Батицким П. Ф., в присутствии Генерального прокурора СССР, действительного государственного советника юстиции Руденко Р. А. и генерала армии Москаленко К. С. приведен в исполнение приговор специального судебного присутствия по отношению к осужденному к высшей мере наказания — расстрелу Берия Лаврентию Павловичу.

Генерал-полковник Батицкий.

Генеральный прокурор СССР Руденко.

Генерал армии Москаленко.

АКТ

23 декабря 1953 года замминистра внутренних дел СССР тов. Лунев, зам. Главного военного прокурора т. Китаев в присутствии генерал-полковника тов. Гетмана, генерал-лейтенанта Бакеева и генерал-майора тов. Сопильника привели в исполнение приговор специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года над осужденными:

1. Кобуловым Богданом Захарьевичем, 1904 г. р.

2. Меркуловым Всеволодом Николаевичем, 1895 г. р.

3. Деканозовым Владимиром Георгиевичем, 1898 г. р.

4. Мешиком Павлом Яковлевичем, 1910 г. р.

5. Володзимирским Львом Емельяновичем, 1902 г. р.

6. Гоглидзе Сергеем Арсентьевичем, 1901 г. р.

к высшей мере наказания — расстрелу.

23 декабря 1953 года в 21 час 20 минут вышеупомянутые осужденные расстреляны. Смерть констатировал врач (подпись).

Учтите, читатель, констатации факта смерти Л. П. Берия врачом нет.

По воспоминаниям С. В. Грибанова, Берия расстрелял один генерал, ставший почти маршалом, здоровый такой, рассказывал с похабщиной: «Повели мы Берия по лестнице в подземелье. Он обосрался. Вонища. Тут я его и пристрелил, как собаку…»

Генерал, ставший почти маршалом, угадываем — это тот же Батицкий П. Ф.

Скабрезным ли был боевой генерал или вжиться в роль скабрезника пытался? Спрашивается, зачем ему было оставлять для потомков два разных по сути, противоречивых свидетельства расстрела Л. П. Берия?

А по книге Стюарта Кагана: «Когда закончился судебный процесс, Берия отправили в наручниках в подвал дома № 22 по улице Лубянка. Лазарь наблюдал, как он выходит из зала: с бледным окаменевшим лицом, в небольшом пенсне, высоко посаженном на переносице. Тот шел молча и смотрел в одну точку прямо перед собой…

Берия поместили в подвальную камеру. За ним последовали маршалы и генералы из числа военных, которые, по общему мнению, примкнули к нему, и вскоре он был казнен».

Это только часть свидетельств, и грустных, и гнусных. Какие их них достоверны, судить истории. Когда-то, может, и откроется истина, как открылась она, спустя десятилетия, о расстреле царской семьи. По заключению экспертов, скелетов Марии и Анастасии среди останков царской семьи не оказалось.

По словам Сергея Лаврентьевича, прославленный герой Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков (который никакого участия в аресте Берия не принимал) сказал его сыну: «Если бы твой отец был жив, я был бы вместе с ним…»

А Н. М. Шверник заявил: «Живым я твоего отца не видел. Понимай как знаешь, больше ничего не скажу».

К ним оставшийся без отца сын присовокупляет признания Н. М. Михайлова бывшего секретаря ЦК, министра культуры СССР: «В зале суда сидел совершенно другой человек». Но говорить на эту тему дальше отказался.

Говорят, что Берия пострадал за то, что пытался разыграть национальную карту, которую впоследствии ЦРУ разыграло у нас с огнем, музыкой и рыданьями.

Полагаю, что перед развенчиванием культа личности И. В. Сталина Хрущеву требовалась жертва на заклание. Ею и стал верный подручный Сталина Лаврентий Павлович Берия. Ибо даже тот же Хрущев в последние годы жизни заявлял: «Даже когда мы многое узнали после суда над Берия, мы дали партии и народу неправильные объяснения и все свернули на Берия. Он казался нам удобной фигурой, и мы сделали все, чтобы выгородить Сталина».

Вот, оказывается, как: пытаясь реанимировать Сталина, все свалили на Берия. Затем лихо развенчали Сталина. Опомнились. Попытались приодеть вождя в ими же порванные одежды. Прикрытия не получилось. Кто следующий?

Архивное же дело Л. П. Берия до сих пор засекречено. Система, которую он пытался реанимировать, изначально была обречена. Сын предполагает, что его отец бросил вызов советской системе весной 1953 года, призывая большевистскую партию держать ответ перед народом и не лишать его исторической памяти.

По делу Л. П. Берия его сын Серго и жена Нина Теймуразовна были арестованы и содержались в тюрьмах до конца 1954 года. С 1990-го Серго работает главным конструктором Киевского филиала ЦНПО «Комета».

Л. П. Берия унес с собой многие факты событий 30-х — 50-х годов, которые могли объяснить смерть Сталина и высветить действительное положение вещей в высшем эшелоне советского руководства. Ибо одной из версий смерти Сталина до сего дня остается преднамеренное убийство его.

Из числа ближайшего окружения Сталина подобное могли сделать Берия и Хрущев. Но Хрущев в своих мемуарах предательскую миссию перекладывает на Берия, так как тот «по-прежнему контролировал окружение Сталина. Знал всех чекистов. Они все стремились снискать его расположение, и ему легко было использовать их в своих целях». (Хрущев вспоминает. С. 296–297.) И дальше: «Как только Сталин умер, Берия засиял. Он словно переродился и помолодел. Тело Сталина еще в гроб не положили, а он уже, громко говоря, стал отмечать свою победу. Берия был уверен, что момент, которого он так долго ждал, наконец наступил. Никакая сила в мире не могла теперь его сдержать, ничто не могло ему помешать достичь своей цели». (Там же. С. 306.) И наконец заключает: «Я уже предчувствовал, что Берия теперь возьмется за всех нас, и это может стать началом конца. Я уже давно знал, что никакой он не коммунист. Он был палачом и убийцей». (С. 307.)

Однако следствие по делу Берия не нашло подтверждения его участию в убийстве Сталина. Одно удивляет: внимание следствия почему-то не привлекли факты ответственности Берия за личную безопасность Сталина. Он был куратором всех его служб, и мимо его контроля не должно было просочиться ничего подозрительного. Правда, в дни, предшествовавшие смерти вождя, Берия уже не был ни министром МВД, ни председателем КГБ. Похоже, что Берия не только располагал достоверными данными о сговоре правительства против Сталина, но и знал об истинных исполнителях зловещей акции, почему первым и был скинут с дороги. За ним последовали Маленков, Василий Сталин. В страхе бежала за границу Светлана Иосифовна. Кого бы ей бояться, если, по выражению Хрущева, после смерти Л. П. Берия у КГБ были «вырваны волчьи клыки». Ан нет, прячется дочь Сталина до сих пор, даже и от беззубого волка.

Возникает вопрос: а не Хрущев ли убрал Сталина? Подозрений для того предостаточно, и основное из них — всю сознательную послесталинскую жизнь Хрущев посвятил дискредитации вождя. По воспоминаниям маршала К. К. Рокоссовского, Сталин, предвидя печальное, как-то сказал: «После моей смерти меня безжалостно дискредитируют. Но я знаю отлично, что после меня реабилитируют и восстановят в правах истории».

Борьба истории с домыслами и вымыслами по отношению к И. В. Сталину и Л. П. Берия продолжается. Под колеса ли сегодняшней истории, на обочину ли ее или в грязь домыслов кинут память о Л. П. Берия, правду скажут будущие историки — скрупулезные исследователи, в чьих руках окажутся сегодняшние втуне засекреченные материалы.

ОБОЖГЛА ЗАРЯ ОТЦА ЛАЗАРЯ, СМЯЛА ФУРИЯ СЫНА ЮРИЯ

Лазарь Моисеевич Каганович, как оговаривается его племянник Стюарт Каган в книге «Кремлевский волк», «был, мягко говоря, дьяволом… был распространителем зла, направленного против собственного народа, известным представителем террористического аппарата в годы правления Сталина в Советском Союзе».

Много нераскрытых тайн унес он с собой, и одна из них — сын «последнего страшного старца» Юрий, который при жизни Сталина проделывал на территории Кремля такое, что и вообразить невозможно.

В четыре часа осенней ночи он нажимал в квартире кнопку тревожной сигнализации и поднимал кремлевский гарнизон по тревоге. В полном боевом снаряжении сломя голову неслись к исходным рубежам воинские части, по брусчатке тарахтели колеса станковых пулеметов, громыхали броневики времен Гражданской войны, звякали приклады винтовок: гарнизон занимал боевые позиции.

В то же время военнослужащие резерва кубарем скатывались с кроватей через жен, впопыхах пытаясь затолкать ноги в узкие рукава гимнастерок, спросонья путая их со штанинами галифе. Одна из жен вместо трусиков натянула на попу майку мужа и, полагая, что у нее лопнула резинка, левою рукою придерживала майку, а правой помогала мужу собрать необходимые принадлежности. Муж же никак майки не мог найти и, когда обнаружил, где она, воевать раздумал.

Жена второго вместо боевого положила в кобуру мужу игрушечный пистолет. их малыша и поцелуем благословила на ратные подвиги. Ошибка у служивого обнаружилась лишь перед строем боевых товарищей. По команде: «Заряжай!» — заряжать, как оказалось, было нечего. И поскольку войны не наступило и тревога оказалась проделкой сорванца, этот горе-муж был срочно отправлен домой за боевым оружием. Каково же было его удивление, когда дома он застал ползающего по полу сына с боевым пистолетом, а около него кошку, лапой раскатывающую по полу патроны.

Однако Юрию проделка сошла с рук безболезненно. Ибо ровно через неделю он затопил в Кремле печь обжига в огромных, сваленных в пирамиду бетонных трубах. До того он несколько недель собирал и сносил в них щепки, палки, бумагу, и когда обнаружил, что трубы полны, поджег их содержимое. Печь получалась впечатляющая: огонь валил из всех двенадцати выходов, да так весело, что трубы начали трескаться, шелушиться и палить «пулеметными» очередями.

Гарнизон вновь подняли по тревоге. И когда пожарники, обжигаясь паром и дымом, раскатывали раскаленные огненные цилиндры, Юрий, весело взвизгивая, за кисейной занавеской выделывал зажигательный еврейский танец «хава нагила». Ждали, что теперь-то наказание обязательно последует, и, к сожалению, снова в ожиданиях обманулись. Юрий наказан не был.

Знал ли о проделках Юрия генерал Н. Власик? Полагаю, не только знал, но знал даже в картинках и не доложить Верховному о случавшемся не мог — докладывал. Однако по отношению к Юрию допускалось безалаберное попустительство и со стороны родителя кровного, и со стороны родителей приемных. Не потому ли, что приемные наказать шалуна опасались, а кровный не хотел, ибо сожалел, что кровинушка-детинушка и так волею судеб наказан.

Прирожденным хулиганом Юрий не был. Почитал приемных отца и мать, уважал мнение посторонних. Любил созорничать? Но кто в его возрасте не озоровал; озорство — не преступление, если озорник сознает грани, их разделяющие. Не являлось ли это своеобразным протестом против несправедливости, допущенной к нему взрослыми? В нормальной семье никто из взрослых в четыре часа утра несовершеннолетнего ребенка на прогулку одного не отпустит. А Кагановичи отпускали, ибо поднятая им тревога произошла именно в четыре часа утра.

Возникает вопрос: почему у Юрия Иосифовича, то бишь Лазаревича, не было контактов с детьми тогдашних членов Политбюро? Что он, рыжий? Обсевок? Не та в поле ягода?

Да нет! Мальчик как мальчик. Красив. Крепок. Прекрасно сложен. Не обделен умом и находчивостью. А вот, поди ж ты, обходили его вниманием обласканные вельможными родителями дети. Жалко, что обходили. Но обходили, и это очень бросалось в глаза. Даже нам Юрия хотелось приласкать, пожалеть и на шалости его смотреть сквозь пальцы.

Л. Н. Васильева в книге «Кремлевские жены» изрекает: «Разговоры о женщинах из семьи Кагановича напрасно волнуют воображение желающих кое-что узнать из личной жизни Сталина. Майя Лазаревна Каганович, которую сегодня называют «невенчанной женой Сталина», сказала мне, видимо привычно при этом поеживаясь: «Ой, это такая чушь! Когда пошел этот слух, я была пионеркой. Мы в семье страшно боялись, чтобы до Сталина не дошло».

Но пионерами и пионерками были до четырнадцати лет. Пионервожатыми — без определения возраста. Так что посчитаем возражения Майи Лазаревны и Ларисы Николаевны, мягко говоря, неубедительными.

Ходили слухи о сестре Кагановича, враче Розе. В той же книге внучатого племянника Кагановича Стюарта Кагана Роза описана пышно.

Лариса же Николаевна, ничтоже сумняшеся, вот каким образом легко и произвольно решает пребывание на земле Розы Моисеевны Каганович?

«— Кто такая Роза Каганович? — спросила я Серафиму Михайловну, сноху Кагановича.

— Не было такой».

Непостижимо.

Спрашивает Лариса Николаевна почему-то не Юрия Кагановича, сына Розы (?), не племянницу Майю, а сноху.

Подумаешь, велика важность, была — не была. И снимает вопрос о существовании на земле человека, как пену сдувает: «Не было такой».

Но вот что сообщает более посвященный человек Серго Берия: «Сестра или племянница Кагановича Роза… не была женой Иосифа Виссарионовича, но ребенок от Сталина у нее был.

Сама же она была очень красивой и очень умной женщиной и, насколько мне известно, нравилась Сталину. Их близость и стала непосредственной причиной самоубийства Надежды Аллилуевой, жены Иосифа Виссарионовича.

Ребенка, росшего в семье Кагановича, я хорошо знал. Звали мальчика Юрой. Помню, спросил у дочери Кагановича (той же Майи). Она смутилась и не знала, что ответить. Мальчишка очень походил на грузина. Мать его куда-то уехала, а он остался жить в семье Кагановича».

То же утверждал в своих книгах Владимир Алексеевич Солоухин, несколько лет прослуживший в Кремлевском полку специального назначения во времена проживания на его территории многих семей членов Политбюро, в том числе и семьи Кагановича.

Приведу свидетельство еще одного посвященного в закулисные тайны кремлевских вождей, а именно Якова Иосифовича Джугашвили, старшего сына Сталина.

Группа армий «Центр», 14-й отдел переводов. Из допроса русского пленного старшего лейтенанта Якова Иосифовича Джугашвили из 14-го гаубичного артиллерийского полка:

«Мнение о том, что в настоящее время Сталин состоит в третьем браке с Каганович, было охарактеризовано как байка».

Уточняю: охарактеризовано как байка то, что отец Якова Иосиф Виссарионович состоит в браке с Розой Каганович. Но сын Сталина не заявляет, что таковой в жизни нет и не существовало.

Что касается вопроса о браке его отца с Каганович: немцы в этот период усиленно распространяли листовки с текстом о Розе Каганович как о жене Сталина, стремясь вызвать у красноармейцев и советских граждан антисемитские настроения для разложения армии и тыла своего противника. Разведка рейха не могла строить свою политику на мифической Розе Каганович. Следовательно, она была. Жила. Дышала. Любила и была любима. От скоропалительных связей детей в семье не берегут, а передают на воспитание в другие руки.

И еще один штришок: Л. Н. Васильева в своей книге «Кремлевские жены» утверждает, что Юрий Каганович умер в 1951 году от рака легких в Нижнем Новгороде. Но того Юрия, о котором идет речь и который рос в Кремле у нас на глазах, я последний раз видел 9 марта 1953 года на траурном параде на Красной площади в Москве в день похорон Сталина.

Не могу объяснить, чему он безудержно радовался в день похорон самого дорогого для него, самого почитаемого и самого влиятельного человека. И не один радовался, а вместе с отчимом Лазарем Моисеевичем. Тот и другой не только не сдерживали своих эмоций, но и умышленно демонстрировали их, как бы пытаясь поскорее донести до восприятия других. А когда видели, что радость одного принята и понята другим, распалялись еще больше, казалось, появись у них крылья, веселыми жаворонками запорхали бы они над трупом, да еще и звонкие мелодии расплескали.

Неверящие могут в этом убедиться, обратившись к кадрам кинохроники тех лет и внимательно рассмотреть воинскую колонну, стоящую третьей по движению с левой стороны Мавзолея и первой справа по ходу движения, а затем перевести взгляд на стоящего слева по фронту на трибуне Мавзолея Лазаря Моисеевича и убедиться кощунственной, нечеловеческой радости этих двух лиц в день вселенского траура.

Стюарт Каган подтверждает высказывания сыновей Берия и Сталина:

«После добровольного ухода из жизни любимой и единственной жены Иосифа Виссарионовича Сталина Надежды Сергеевны Аллилуевой у Генерального секретаря ЦК ВКП(б) появилась гражданская жена Роза Моисеевна Каганович, родная сестра Лазаря Моисеевича.

С огромными черными глазами, смоляными, с фиолетовым отливом волосами и красивым точеным носом, эта женщина была исключительной привлекательности. Среднего роста, с сильными ногами, широкими бедрами и тонкой талией, она исповедовала жизненный принцип «все хорошо, что хорошо для евреев». Ей было 37 лет, и они встретились с братом Лазарем в доме № 2 на площади Дзержинского, где брат в то время работал.

Разговор начал Лазарь:

— Ему сейчас необходим такой человек, как ты… Нужен врач, которому бы он мог довериться. Тебя он знает, потому поверит тебе и поверит твоему лечению.

Второе: ему нужна более устойчивая семейная жизнь. Его дочери Светлане шесть лет. Мы должны, мы обязаны устроить ему семью.

Наконец, ты должна стать своего рода якорем, женщиной, которая не будет ему мешать, не станет с ним спорить, женщиной, которую он в конце концов начнет призывать и сам зайдет к ней, как в тихую гавань…

Роза словам брата внимала проникновенно и безоговорочно восприняла их к действию. Войдя в семью Сталина, она прежде всего переделала сталинскую дачу. Наклеила неяркие обои, завезла новую мебель и дважды в неделю начала организовывать развлечения, устраивала приемы, приглашая на них своих друзей, и прежде всего близкую подругу, врача Надежду Булганину».

Тогда же Лазарь Моисеевич с помощь торгового представителя Михаила Моисеевича Кагановича, родного своего брата, разыскивает эмигрировавших в США родственников, Левика и Морриса Кагана.

Зачем разыскивает?

До сих пор остается тайной.

Однако о том узнает И. В. Сталин и распорядится арестовать М. Кагановича, обвинив его в шпионаже в помощь иностранного государства. Допрос поручается провести специальному представителю Политбюро А. И. Микояну прямо в кабинете хозяина дома № 2 на площади Дзержинского, то есть в присутствии Л. М. Кагановича. Почему именно в этом доме, именно в присутствии Лазаря Моисеевича, остается загадкой. Для устрашения брата? Или для утверждения, что вождь Л. М. Кагановичу по-прежнему доверяет?.. Сплошные тайны и загадки.

Скорее же всего, думается, для демонстрации неминуемого наказания всякого, кто позволяет себе отклоняться от норм социалистической этики и законности Советской страны.

Родственники подследственного, до конца не понимая трагедийности создавшегося положения, бросаются за помощью к всесильному Лазарю, умоляя его спасти брата, помнить голос крови. Но Лазарь зорок. Он чувствует, что за каждым шагом загнанного в клетку мышонка внимательно следит усатый кот, и потому грубо одергивает несмышленых родичей:

— У меня всего один брат — Иосиф Сталин, и забудьте о голосе крови.

Время допроса приближается. В кабинет железного наркома в черной каракулевой блестящей бурке, в черкеске с серебряными газырями, бостоновых галифе и шевровых сапожках с инкрустированным кинжальчиком на боку легко впархивает Анастас Микоян в сопровождении свиты.

— Вызывайте! — распоряжается.

Вводят Михаила. Он утомлен. Обескуражен. Никак не может сориентироваться, куда и зачем его привели, но, увидев стоящего среди кабинета брата, оживает. Происходящее кажется ему теперь не таким уж страшным. Появилась надежда на спасение. Он бы кинулся к брату с объятиями, если бы не наручники.

Микоян приказывает наручники снять. Но что происходит с Лазарем? Он не только не спешит поприветствовать брата, но даже и не подает ему руки, взглядом удерживая подследственного на почтительном расстоянии и в то же время поводя глазами с брата на дверь в туалет. Делает он это столь искусно, что получается как бы покачивание головой от недоумения, как подобное недоразумение могло случиться с его родным братом, его постоянным советчиком, с братом Михаилом. Но, выдержав паузу, как бы оттаивает, снисходит, делает движение навстречу, давая возможность арестованному довершить остальное. Левой рукой при этом обнимает брата, а правой, чтобы Михаил почувствовал, с нажимом на тело брата опускает ему в карман пистолет. Михаил по инерции еще улыбается. Улыбается и Лазарь. Но, Боже, что это за улыбки? Увидела бы сейчас эти улыбки их покойная мать, в могиле бы перевернулась.

Братья встречаются глазами, и Лазарь который раз, только с более твердой решительностью, указывает брату глазами на туалет.

— Заключенный просится в туалет, — говорит Лазарь Микояну. — Невмоготу ему.

— Разрешаю, — снисходит специальный представитель, не поднимая глаз от бумаги.

Лицо Лазаря мрачнеет. Михаил отводит глаза и скрывается за дверью. Раздается хлопок выстрела. Конвоиры кидаются в туалет и видят распластанного окровавленного Михаила. Пуля вошла в правый висок и разворотила левый. Никакой записки при нем не оказалось.

— Ты? Твоих рук дело? — взвизгнул Микоян.

— Я! Моих! В нашем роду не должно быть и не будет шпионов! — громко произносит Лазарь и отворачивается от лежащего в крови мертвого брата.

Родственникам так же, как и комиссии по расследованию, стало ясно, что волей и рукой Михаила водила рука Лазаря. Ясно это было и Розе. Одно ей не ясно — зачем и почему Лазарь так поступил. И потому она на второй день пожаловала в злополучный кабинет за объяснениями к брату. И, едва захлопнув за собой дверь, спросила:

— Зачем ты это сделал?

— Я боюсь! — ответил Лазарь. И, перейдя на шепот, добавил: — Боюсь. Помнишь, наша мама говорила: каждую историю всегда можно изложить трояко: по-твоему, по-моему и в соответствии с истиной. И никто никогда не узнает, какова истина… Нам еще много надо сделать, Роза, так много сделать, и ты мне нужна. Ты нам всем нужна, больше, чем ты думаешь. Увидимся сегодня вечером за ужином и поговорим. Мы поговорим, как никогда раньше… Ты нам нужна!

Роза с внимательной грустью посмотрела в глаза брату, и их взгляды потянулись друг к другу с решимостью понимания.

Наверное, поставляя сестру Розу вождю, Лазарь Моисеевич вначале действительно заботился о нем, как о друге, не без тайного умысла заполучить в родственнички всесильного грузина. Когда же подозрения Сталина к евреям достигли апогея, Л. М. Каганович решил круто пересмотреть свои позиции.

24 августа 1952 года двадцать четыре ведущих деятеля еврейской советской культуры были расстреляны в подвале Лубянской тюрьмы. Среди них Перец Маркиш, его жена Эсфиль — подруга Марии Марковны Каганович, Ицик Фефер — друг Лазаря Моисеевича и писатель Давид Бергельсон — приятель Полины Семеновны Жемчужиной. Жемчужина тогда являлась заместителем наркома пищевых продуктов, наркомом рыбной промышленности и наркомом главка по производству косметических изделий. На XVIII съезде ВКП(б) ее избрали в члены ЦК.

Говорят, что неуемную Полину Семеновну подстегивали к действиям протеста Екатерина Давыдовна Ворошилова, Дора Моисеевна Хазан-Андреева, Мария Марковна и Лазарь Моисеевич Каганович в Москве, а из Киева — первая жена Хрущева Н. С. и жена Леонида Никитовича.

Сталин стал раздражительным и нетерпимым. Годы брали свое. Приближалось время проведения XIX съезда партии. Подготовить отчетный доклад было поручено: Г. М. Маленкову, Н. А. Булганину, К. Е. Ворошилову, В. М. Молотову, Л. М. Кагановичу. Работали они допоздна без отдыха. В один из вечеров Маленкову, ответственному за эту работу, было разрешено поехать отдохнуть. Остальная четверка для доработки доклада решила заехать на дачу К. Е. Ворошилова в Жуковке. Для снятия напряженности выпили, а после третьей Клим понес чушь, точно с петли сорвался:

— Сталин в последнее время стал нетерпим. В каждом видит врага. Нашел врагов даже в кремлевских и санупровских врачах. Надо избавиться от него.

Раньше таких разговоров не то что не вели, но их даже боялись. А Ворошилов вдруг возьми да брякни. На провокацию вроде бы было не похоже, да и как можно провоцировать всех, не подставляя первым свой лоб под удар. И Каганович решил, что настал его час выступить против Сталина, который, по его разумению, начал преступать все мыслимые и немыслимые законы человеческого взаимосуществования.

Он не торопясь достал из бокового кармана сложенный вчетверо лист бумаги и, разгладив его, сказал:

— Вот докладная записка начальника медицинской службы Куперника. Из нее следует: Сталин перенес несколько инсультов, которые были вызваны содержащимися в крови холестерином и образованием в мозгу тромба. Но к инвалидности это не привело. Из докладной следует: Сталину нельзя принимать сердечные средства по двум причинам. Первая: если бы началось ослабление сердечных мышц, то ему можно было бы прописать наперстянку. После наперстянки, по уверениям Куперника, невозможно методом анализа крови определить принятую дозу лекарства и результаты проводившегося лечения. Но отсюда следует второе: Сталин против принятия любых лекарств, которые нельзя подвергнуть безошибочному анализу.

К счастью для него и несчастью для нас, он не нуждается в лекарстве типа наперстянки. Потому нам придется остановиться на препарате дикумарин (по-другому — крысиный яд!). Это органическое соединение в виде белого кристаллического порошка, которое препятствует свертыванию крови. Выпускают его и в таблетках. В аптечке Сталина они есть. Таблетки не маркированы. Мы заменим его лекарство с пятью миллиграммами дикумарина на таблетки с двадцатью миллиграммами яда. Сталин разницы не заметит. Это будут те же самые немаркированные таблетки. Мы тем самым увеличим вероятность нового инсульта.

— Кто будет давать Сталину лекарство? — спросил Молотов.

— Он сам… А что, у вас есть лучшая кандидатура?..

Несколько минут Молотов молчал, ходил по комнате, держа руки за спиной. В глубоком напряжении взгляды всех следовали за ним.

— А Роза сможет выписать рецепт?

Наступило молчание…

— Лекарства хранятся в шкафу его кабинета. Он тщательно следит за их сохранностью. Шкаф всегда закрыт. Лекарства выписывает Роза, а принимает по мере надобности Сталин их сам.

Лазарь повернулся к Молотову:

— Я хочу, чтобы она в нужный момент имела возможность уехать за границу. Вы можете это устроить, я не сомневаюсь.

Молотов в упор посмотрел на Лазаря проникающим взглядом своих серых глаз.

— Канада? — спросил он.

Каганович промолчал.

Страна жила трудовой жизнью… Линия Сталина не изменилась. Его главной заботой стали ссылки и казни деятелей из числа евреев. Это превратилось в одержимость. Никто не должен был к нему приближаться. Даже Поскребышев стал находиться в отдалении. Он никого к себе не впускал. Ел и пил только то, что было предварительно проверено на дегустации в его присутствии.

…Поздно вечером в воскресенье 1 марта 1953 года члены нового Президиума собрались в кабинете Сталина, и Каганович предложил создать комиссию, которая должна изучить дела арестованных врачей, обвиненных в так называемом заговоре.

— Нет никаких доказательств их виновности, но они томятся в тюрьме уже несколько месяцев. Кто за создание комиссии по изучению дела арестованных врачей, прошу поднять руки! — торопился Каганович. За проголосовали все, кроме Хрущева и Берия.

Сталин вскипел, попытался вызвать охрану. Но, поостыв, примирительно сказал:

— Не следует торопиться… Один-два дня ничего не решают. Затребуем документы. Ознакомимся… Тогда и комиссию создадим.

— Не то что дня, минуты безвинный человек не должен находиться в заключении. Сейчас, именно сейчас надо решить вопрос, без этого мы из кабинета не выйдем.

Сталин побагровел. Глаза его налились кровью. Он стукнул кулаком по столу, попытался взять Кагановича за грудки и потерял сознание… Так или приблизительно так описывается ситуация в книге Стюарта Кагана, сходно с ней идет об этом рассказ в книге А. Авторханова «Загадка смерти Сталина».

Пятого марта В. М. Молотов и Л. М. Каганович встретились у постели мертвого Сталина. Каганович, выражая сочувствие, подошел к Молотову, взял за руку.

Молотов прошептал:

— Беда. Прислуга и охранники бежали.

— В Канаду? — спросил Каганович.

Молотов незаметно кивнул…

Что же из сего следует? А следует вот что: подозрения в умерщвлении Сталина приближенными бросают тень почти на всех членов бывшего Политбюро. Обоснованно ли? Пусть разберется история.

Нужны ли комментарии к последней описываемой сцене?.. Думается, без них не обойтись.

Доказано, что одним из руководителей тогдашнего Советского правительства от постели умирающего Сталина и из его аптекарского шкафа были взяты на исследование все применявшиеся и принимавшиеся бывшим больным лекарства, взяты и те самые белые кристаллические таблетки и переданы на исследование двум разным фармакологическим центрам. По непроверенным слухам, таблетки, хранившиеся в шкафу Сталина, были подменены на таблетки со значительно завышенной дозой наркотически-ядовитых веществ, которые должны быть в таблетках подобного образца.

Кто их подменил? Когда? Кому это было нужно? И кто мог беспрепятственно проникнуть в святая святых — столовую «советского императора»?

Не Роза ли Каганович? Если не она, спрашивает Стюарт Каган, тогда кто?..

Удивляет другое. Если лекарства, применявшиеся для лечения Сталина, исследованы, результаты исследований известны, то почему их до сих пор не обнародуют для мучающейся в домыслах общественности? Конечно, за это время многое изменилось и исследования могут быть подменены, оказаться недостоверными. Но факты отравления ртутью Ивана Грозного и Наполеона Бонапарта учеными доказаны столетия спустя по анализам их волос. В данном случае времени миновало значительно меньше. Не попытаться ли?

После смерти Сталина Л. М. Каганович входит в состав Президиума ЦК. В июне 1957-го — в оппозицию по устранению Хрущева с должности Первого секретаря ЦК. На заседании Президиума разгорелась тогда настоящая баталия: Молотов обвинял Хрущева в неподготовленности целинноземельных ангаров и элеваторов к приему зерна, в отсутствии к ним подъездных путей, в то время как черноземные земли, оснащенные зернохранилищами и коммуникациями, превращаются в целину. Каганович уличал Хрущева в непрофесионализме, верхоглядстве, гастролерстве.

Заседание Президиума перенеслось на другой день. Хрущев за это время с помощью Жукова, Мухитдинова, Фурцевой вызвал членов ЦК КПСС и перенес дебаты на Пленум.

— Вот в моих руках документы, — говорил Хрущев, обращаясь к Пленуму, — подтверждающие, как Лазарь Каганович редактировал судебные приговоры, произвольно внося в них всевозможные изменения до завершения судебных дел. Об этом я попрошу дать дополнительную информацию товарища Шелепина.

Шелепин раскрыл папку и сказал:

— Когда Якир послал Сталину письмо, объясняя в нем свою невиновность, Сталин на письме написал: «Негодяй и проститутка». Ворошилов добавил: «Очень точная характеристика», Молотов поставил подпись, а Каганович сделал приписку: «Для этого предателя, этой сволочи есть только одно наказание — смертная казнь».

— При Кагановиче, — продолжал Шелепин, — служащие железных дорог арестовывались согласно спискам, в которые вошли все заместители комиссаров, почти все начальники дорог и все руководители политотделов. Ваши руки запятнаны кровью тысяч людей, Лазарь Моисеевич!

Вот тут-то Каганович понял, что его песня спета…

После выведения из состава Президиума ЦК КПСС Л. М. Кагановичу было предложено возглавить поташный завод в Пермской области. На что он изрек: «В основе русской логики лежит ее отсутствие».

Известно, что Л. М. Каганович не особенно жаловал журналистов. Сам в печати тоже не выступал. Лишь в 1981 году его внучатый племянник Стюарт Каган разговорил глыбу молчания, хотя Майя Лазаревна отрицает факт встречи Стюарта с ее отцом. Да и сам Лазарь Моисеевич, согласившись на встречу с внучатым племянником в сентябре 1981 года, от повторной встречи с ним не только отказался, но 3 мая 1982 года отправил письмо министру иностранных дел СССР А. А. Громыко следующего содержания:

«Уважаемый Андрей Андреевич!

Пишу Вам по небольшому делу, но имеющему отношение к вашему ведомству. Дело в том, что некий господин Каган-Каганович из Нью-Йорка прислал мне письмо, в котором пишет, что он обратился в посольство СССР в Вашингтоне с просьбой о выдаче ему визы для поездки в Москву и что посольство «имеет намерение… благосклонно решить этот вопрос». Обосновывает он свою поездку тем, что он якобы является моим племянником, и желанием повидаться со мной.

Для того чтобы товарищи в посольстве не впали в заблуждение, сообщаю: никакого племянника Каган-Кагановича в Америке у меня нет.

Судя по тому, что эту свою выдумку сей Каган «подкрепляет» грубой ложью, будто он, будучи в Москве, якобы был у меня и даже беседовал об издании им книги обо мне, — он является личностью, по меньшей мере не заслуживающей никакого доверия. Так что если бы ему и была выдана виза в Москву — я его, конечно, не приму, так же как никогда его раньше не принимал и не видел его до сих пор».

Чего так напугался бывший кремлевский волк?

Полагаю, он отлично знал о перлюстрации соответствующими органами писем, следующих в СССР из-за рубежа, и решил, что внучатый племянник его просто подставил. Ю. В. Андропов в то время развернул пропагандистскую борьбу с диссидентством. Главаря диссидентов А. Н. Сахарова выслал в город Горький, многих заточил в психушки и тюрьмы. Было чего испугаться.

Прибывший же в СССР из-за границы племянничек мог попасть в руки дознателей и тайное сделать явным.

Сверхосторожный и хитрый Лазарь Моисеевич письмом к Громыко убивал одновременно несколько зайцев: а) отводил от себя подозрения, б) оставлял в безопасности родственничка, в) информировал, а точнее дезинформировал соответствующие органы, что он племянника племянником не считает, никогда с ним не встречался и до сих пор не видел. Иными словами, обрекал литератора довольствоваться в работе над будущей книгой только ранее данным интервью.

Тогда племянник для сохранения книги прибегает к «письменным показаниям под присягой своего отца Джека Кагана, который заявил буквально следующее:

«1. Я являюсь отцом Стюарта Кагана, автора книги «Кремлевский волк».

2. Большинство материалов, включенных в упомянутую книгу, написано на основе бесед с двумя лицами: Лазарем Моисеевичем Кагановичем и Моррисом Левиком Кагановичем, двоюродным братом Лазаря, другом его детства, моим отцом.

3. Информация от Морриса Кагановича была получена в ходе бесед в период с 1968 по 1976 год. Эти беседы проходили в Нью-Йорке, Филадельфии и Кейн-Мее (штат Нью-Джерси). Они велись на английском языке.

4. Информация от Лазаря Кагановича была получена в ходе персональной встречи в Москве 23 сентября 1981 года, в его личной квартире на Фрунзенской набережной. У нас не было разрешения на то, чтобы фотографировать или пользоваться магнитофоном. Беседа велась на языке идиш.

5. Я сопровождал своего сына, Стюарта Кагана, в Москву с целью организации встречи с Лазарем Кагановичем. О нашей поездке были сообщения в газетах «Филадельфия бюллетень» и «Джуиш экспонент».

Мария Марковна умерла значительно раньше мужа, и на ее могиле на Новодевичьем кладбище долгое время стояла плита с надписью: «Мария Марковна Каганович, Лазарь Моисеевич Каганович; тогда, как и в девяностолетием возрасте, Лазарь Моисеевич пребывал в полном здравии. Символически же это следовало понимать, что его деятельная жизнь на земле со смертью жены была окончена.

О семейных отношениях этих людей нам ничего не известно. Они жили по пословице: «Личное не имеет общественного значения».

Накануне смерти Лазарь Моисеевич съездил в поселок Кабаны под Киевом. Разыскал дерево, на котором они в детстве с братом Моррисом вырезали фигурку царя и бросали в нее камни потому, что не разделяли постановлений царского правительства по отношению к их нации.

ПОЛВЕКА НА МАРШЕ, ИЛИ БЕССМЕННЫЙ МАРШАЛ

Мы подшивки ворошили,

Блатняков и воров шили.

Не гулял с пером и шилом

Клим Ефремыч Ворошилов.

Он, любя людей простых,

Сам шил воров и блатных.

Оппозиционная справка: в день операции М. В. Фрунзе на кремлевскую квартиру Сталина зашли Киров и Микоян, работавшие в то время один — в Закавказье, другой — на Северном Кавказе. Сталин сказал им, что на операции настаивает сам Фрунзе и такого же мнения придерживается хирург Розанов. Микоян предложил немедленно переговорить с Розановым, чтобы выяснить, почему он считает операцию необходимой. Розанов ответил, что считает операцию лишь целесообразной, исходя из того, что нарком обороны не сможет соблюдать режим язвенного больного.

На самом делеФрунзе подвергаться операции не хотел. Бытует версия, что Сталин солгал Кирову и Микояну (ему представился удобный случай убрать видного партийного руководителя, наркома и заменить его на послушного и недалекого Ворошилова).

О Клименте Ефремовиче Ворошилове при жизни рассказано столько былей и небылиц, написано очерков, романов, повестей и песен, что, если их все собрать воедино, не хватит человеческой жизни для прочтения и прослушивания. Они на все лады превозносили «славного наркома» за военные успехи, которые были незначительны, но всегда так желанны, что не вспоминать их считалось преступлением. Песни же подхватывали эти были, разжигали их азартом, удалью и с ветром разносили их по миру.

Эту песню подгоняла под бравурную бандурную музыку другая:

Не успевали первые две остыть, их догоняла лавиной третья:

Выигрывая победы не уменьем, а числом, командарм, однако, постоянно пребывал в высших эшелонах власти, ибо проявлял личную преданность Кобе-Сталину. Предан он ему был не без лести, но и не в столь откровенных проявлениях, какие демонстрировали, к примеру, Л. М. Каганович, А. И. Микоян, Н. С. Хрущев.

Роман Гуль свидетельствует:

«Крымской победой закончилась русская Гражданская война и карьера в ней красного маршала Ворошилова. Не будет преувеличением сказать, что самую крупную роль в победе красных над белыми сыграла 1-я Конная армия Буденного.

В этой парадоксальной победе — вся заслуга Ворошилова перед Кремлем: подлинно национальной, ярко-антикоммунистической, степной казацко-мужицкой силой Ворошилов разбил считавшиеся национальными армии белых генералов. Это именно он, донской слесарь, обратал буденновскую конницу недоуздком и на нем удерживал ее».

К. Е. Ворошилову при жизни удалось стать легендой и оставаться ею даже после того, когда из-за неудачи в финской (1939–1940 гг.) кампании пришлось расстаться с постом наркома обороны. Думаю, что читателю будет небезинтересно прочитать вот этот документ:

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О работе тов. Ворошилова».

1 апреля 1942 г.

Строго секретно

1. Война с Финляндией в 1939–1940 гг. вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве НКО. В ходе этой войны выяснилась неподготовленность НКО к обеспечению успешного развития военных операций. В Красной Армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась большая запущенность в работе таких важных управлений НКО, как Главное Артиллерийское Управление, Управление Боевой Подготовки, Управление ВВС, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и др.

Все это отразилось на затяжке войны и привело к излишним жертвам. Тов. Ворошилов, будучи в то время народным комиссаром обороны, вынужден был признать на Пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность своего руководства НКО.

Учтя положение дел в НКО и видя, что т. Ворошилову трудно охватить такое большое дело, как НКО, ЦК ВКП(б) счел необходимым освободить т. Ворошилова от поста наркома обороны.

2. В начале войны с Германией тов. Ворошилов был назначен Главнокомандующим Северо-Западного направления, имеющего своею главною задачею защиту Ленинграда. Как выяснилось потом, тов. Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда. В своей работе в Ленинграде т. Ворошилов допустил серьезные ошибки: издал приказ о выборности батальонных командиров в частях народного ополчения, — этот приказ был отменен по указанию Ставки, как ведущий к дезорганизации и ослаблению дисциплины в Красной Армии; организовал Военный Совет Обороны Ленинграда, но сам не вошел в его состав, — этот приказ также был отменен Ставкой, как неправильный и вредный, так как рабочие Ленинграда могли понять, что т. Ворошилов не вошел в Совет Обороны потому, что не верит в оборону Ленинграда; увлекся созданием рабочих батальонов со слабым вооружением (ружьями, пиками, кинжалами и т. д.), но упустил организацию артиллерийской обороны Ленинграда, к чему имелись особенно благоприятные возможности и т. д.

Ввиду всего этого, Государственный Комитет Обороны отозвал т. Ворошилова из Ленинграда и дал ему работу по новым воинским формированиям в тылу.

3. Ввиду просьбы т. Ворошилова, он был командирован в феврале месяце на Волховский фронт в качестве представителя Ставки для помощи командованию фронта и пробыл там около месяца. Однако пребывание т. Ворошилова на Волховском фронте не дало желаемых результатов.

Желая еще раз дать возможность т. Ворошилову использовать свой опыт на фронтовой работе, ЦК ВКП(б) предложил т. Ворошилову взять на себя непосредственное командование Волховским фронтом. Но тов. Ворошилов отнесся к этому предложению отрицательно и не захотел взять на себя ответственность за Волховский фронт, несмотря на то что этот фронт имеет сейчас решающее значение для обороны Ленинграда, сославшись на то, что Волховский фронт является трудным фронтом и он не хочет проваливаться на этом деле.

Ввиду всего изложенного ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Признать, что т. Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте.

2. Направить т. Ворошилова на тыловую военную работу.

АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 10. Л. 67-8. Копия.

Я встретился с К. Е. Ворошиловым, когда он был не железным и не медным, а скорее серебряным наркомом. Окончательно опростоволосившись на фронтах Великой Отечественной, первый маршал некоторое время пребывал в тени, но в марте 1953-го снова вышел на свет и был избран Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

За время пребывания на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилов осуществил ратификацию ряда важнейших договоров, соглашений и протоколов, регулирующих отношения социалистической страны со многими государствами; о предоставлении займов и поставок товаров с Финляндией, об экономическом, техническом и культурном сотрудничестве с Афганистаном, Индией, Ираком; о торговле — с Канадой, Японией, Австрией и ФРГ.

В мае 1955 года в Варшаве был заключен договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и европейскими странами народной демократии.

Ради укрепления мира и дружбы между народами Ворошилов совершает поездки в Афганистан, Бельгию, Болгарию, Венгрию, Вьетнам, ГДР, Индию, Индонезию, Китай, Монголию, Непал, Польшу, Румынию, Турцию, Финляндию, Чехословакию.

В поездках Ворошилов заимствует лучший опыт не только по ведению народного хозяйства, политики и культуры, но перенимает и переносит на русскую почву и народные традиции других стран, которые к русским традициям не имеют никакого отношения.

Так, в Индии Клименту Ефремовичу пришлось по душе протокольно-ритуальные обряды при вручении послами верительных грамот. По утвердившемуся там ритуалу, послу перед вручением верительных грамот слоновьим шагом следовало промаршировать перед резиденцией президента, проследовать через длинный живой коридор салютующих мечами и алебардами военных и затем вручить верительные документы главе государства.

Старому кавалеристу так пришлась по душе показная мишура почестей, что он незамедлительно решил ввести и узаконить это новшество в СССР. Соответствующие службы стали срочно набирать команду почетного председательского кортежа из физически развитых, молодых, красивых и высоких офицеров. Я по лекалу подходил к лицам указанной категории и был зачислен в состав новобранцев. Претендентов отбирали по парам: блондина с блондином, брюнета с брюнетом, при этом обращалось внимание на сходство их фигур и лиц. Нас обрядили в жокейные камзолы с двумя рядами блестящих пуговиц, на левые бедра повесили сабли, на руки натянули лайковые перчатки, на головы фуражки с кокардами, и, как говорится, «пожалте бриться».

Гусары «бриться пожаловали». За два метра до подхода предполагаемого посла, они одновременно вынимали из ножен сабли, перекрещивались ими, вскидывали «под высь», резко опускали до уровня подбородка и механически дергали подбородки в сторону приветствуемого лица.

Может, до пенсии пришлось бы военным рядиться в камзолы с павлиньими перьями, если бы в России не было двух напастей: внизу — власть тьмы, а наверху — тьма власти. Узнал о нововведениях Ворошилова Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев, а узнав, решил подивиться — чого вин хочет? Продефилировал маршрутом посла мимо поедающих его глазами гусар, и на челе его блестящем не отразилось ничого. А коли не отразилось, значит, в блестящую голову вошли размышления, чого Климу подать: конституцию парадной империи или хрен с маслом. А так как ни того ни другого под рукой не оказалось, Хрущев изрек: «Лишнее это!» А если лишнее, значит, ндраву моему не препятствуй, и блажь была упразднена блажью. Очень разобиделся на друга Никиту Климент Ефремович, а виду Хрущеву не показал, ибо первой голове всегда виднее, как поступать голове второй. Однако и перед второй головой ой как много голов клонится. Явился Председатель Президиума в резиденцию. Поднялся на третий этаж на лифте и увидел, что пол лифта на три сантиметра не дошел до пола этажа.

Как это понимать? А понимать надо было как подготовленную диверсию: лифтер специально захотел, чтобы прославленный маршал зацепился ногой за пол, споткнулся и расквасил себе физиономию. И последовало:

— А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!

Ляпкиным-Тяпкиным в данном случае стал постовой, который непонятно о чем думает в то время, когда на вторую голову подготавливается диверсия. Следовательно, диверсионный лифт следует подвергнуть осмотру и ремонту, а пока они будут производиться, Председатель решил подремонтировать свое здоровье, и не где-то там, а в Сочи. Отдыхает. Прогуливается. Впереди и по бокам — резвые мальчики, сзади — прикрытие. Расчувствовалась вторая голова и запела: «Боже, царя храни!» — так проникновенно, хоть на амвон ставь.

А навстречу влюбленная парочка приближается:

— Дед, ты не поп? — интересуется кавалер.

Поперхнулся дед, слова поперек горла ребром встали, ни охнуть, ни продохнуть. Едва выдохнул:

— Что ты сказал?

А молодой петушок вредничает:

— Я спрашиваю, ты не поп?

У деда глаза расплакаться хотят от обиды, и уж тогда не кукарекать долго петушку.

Охранник, предвидя это, подхватывает хахаля под крылышко и шипит:

— Извинись сейчас же.

— Чего это я должен извиняться! — боченится петушок.

— Извинись, говорят, — наседает чекист. — Ты Ворошилова, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, обидел. Представляешь, чем это для тебя может кончиться.

— Ты хочешь сказать, что этот сморчок — дед Ворошилов? Ну удивил! Ворошилов стройный боевой маршал. Подтянутый. Бравый. А этот…

— Приглядись, балда! — настаивает охранник. — Или всю жизнь жалеть станешь.

Присмотрелся петушок.

— Зина, — подругу спрашивает, — похож он на Ворошилова?

А Ворошилов бочком идет, бычком глядит и делает вид, что разговор его не касается.

Зина кладет подбородок на плечо хахаля, прикладывает руку козырьком — и в голос:

— Господи! Климент Ефремович, здравствуйте. Как чувствовать себя изволите?

А Ефремович все еще в прострации пребывает. Ибо не приучен ни с того ни с сего по мордасам получать.

— Климент Ефремович, — опамятовался кавалер. — Простите великодушно. Не признал. Клянусь честью, не признал. Извините.

— А, не признавши, можно обижать? — интересуется маршал.

— Нельзя, конечно же нельзя, — соглашается ухажер. — Да я ведь по случаю… Песня-то на молитву похожа… Ну и дернула нелегкая за язык!

Климент Ефремович вспоминает, сколько его самого дергал лукавый за язык, и смилостивился:

— На первый раз прощаю. Но впредь будь посдержаннее.

— Зарекаюсь! Зарекаюсь! — пританцовывает петушок. — Будьте здоровы. Пойте что хотите. Я удаляюсь. Я — молчок. Молчок. Молчок.

Климент Ефремович держит путь в гору, а на съезде с горы грузовая автомашина стоит. Снизу в кабине и кузове никого не видно.

«На тормозах ли она? — гадает впередсмотрящий, впереди идущий. — Не ровен час, не покатилась бы». И убыстряет шаги, чтобы первому подойти к грузовику.

Подошел. Поднялся на ступеньку. Заглядывает в кабину — мать честная, в кабине солдат девку под орех разделывает.

— На тормозах машина? — спрашивает служивый служивого.

— Иди на… — огрызается солдат. — У нас всё на тормозах.

Пока чекист проглатывал пилюлю, к машине подошел маршал.

— Кто в кабине? — интересуется.

— Так себе, — мнется гэбэшник.

Маршал решает лично удостовериться, как выглядит «так себе», и… кричит:

— Женись! Женись сейчас же. Обесчестил девушку и норовишь — в кусты.

Запишите его документы и проследите, чтобы женился. А то ищи ветра в поле…

Приняв столь важное государственное решение, Председатель Президиума спешит поделиться радостью с женой Екатериной Давыдовной и почти бежит к даче.

— Понимаешь, мать! — кричит от ворот. — Автомашину на дороге встретили. Поднимаюсь на подножку, а там, хи-хи-хи-хи-хи, солдат девку… — и рукой как саблей взмах делает. — Хи-хи-хи-хи-хи. Проверили документы. Жениться приказал…

— Что приказал? — подскочила над креслом хозяйка. — Да ты в своем уме? В своем уме, я тебя спрашиваю? А если не любит он ее, она его?

— Не любил бы, не стал… — резюмирует муж.

— Эхэ-хэ-хэ-хэ! А если тебе — забава, а ей на всю жизнь — мука мученическая? Разве можно так-то?

— Ты права, — соглашается маршал. — Так нельзя. Где чекист, который подбил меня в машину заглянуть? Где он, я вас спрашиваю? Глаза бы его не видели.

Назавтра маршал излечить душевное расстройство решил в кресле волейбольного судьи, заставив команду сотрудников сражаться с профессиональной командой города Сочи. По свистку вскинул мяч над сеткой и начал — потехе час.

Сочинцы колотили охранничков, как снопы обмолачивали. Они легко разгадывали их замыслы, пробивали блоки, обводили защиту, принимали лобовые удары. Словом, разделали под орех.

Но Ворошилов вдруг заявляет:

— Из Сочи не уедем, пока не победим в пяти партиях подряд.

В главе «Охрана» мною рассказывалось о задержании в апреле 1958 года вооруженного гражданина Н., в кейсе которого находилась фотокарточка, запечатлевшая задержанного у входа дачи Ворошилова в Подмосковье. В июне того же года Н. снова появился у Боровицких ворот Кремля и попросил соединить его для телефонных переговоров с отцом, Климентием Ефремовичем Ворошиловым. Дежурный поста начал мысленно сравнивать фотокарточку с оригиналом Ворошилова: Н. как две капли был схож с молодым Климентием Ефремовичем. Дежурный поста передал пришедшего ответственному дежурному по Кремлю, тот поинтересовался биографией пришедшего. Н. родился в 1920 году. Мать его ростовская казачка. По уверениям Н., он несколько раз встречался с отцом и отлично помнит его веселую поговорку: «Черт возьми, что мы будем смотреть». И просит дать ему возможность поговорить по телефону с отцом, но ничего не говорить о том Екатерине Давыдовне. Будем разумнее, убеждал Н., если вначале по телефону поговорит не он сам, а кто-то из дежурных, а затем трубку передаст ему.

Позвонили на дачу Ворошилову. Через несколько минут за Н. пришла черная «Волга», а дежурным комендант Кремля объявил по выговору за беспокойство Председателя Президиума Верховного Совета по пустякам во внеурочное время.

«Черт возьми, надо было лучше смотреть!»

Поговаривали, будто Климент Ефремович так играл на баяне, что удостоился записей в золотой музыкальный фонд радио. Мне слышать радийных музыкальных записей маршала не привелось, а живую игру посчастливилось при довольно странных обстоятельствах.

В 1954 году приемную Председателя Президиума заваливал письмами некий казак, уверявший, что служил под началом командарма Первой Конной, имеет отличия за храбрость и просит маршала помочь приобрести «настоящий баян, чтобы дать крылья забытым песням».

Письмоводители сочли просьбу казака вымогательством и докладывать о ней не стали. Но казак оказался настойчивым. Объявился в Москве собственной персоной. Вызнал, в какие дни и часы Ворошилов принимает, записался на прием и стал терпеливо ожидать. Шестым чувством, что ли, почувствовал кавалерист кавалериста, но дверь приемной кабинета Председателя распахнулась, маршал в полных регалиях осмотрел посетителей и, жестом пригласив казака, объявил:

— На сегодня прием окончен.

Просители нехотя разошлись. В кабинет с полным подносом последовала официантка, а через минуту-вторую под задумчивую мелодию два старческих голоса припомнили: «Полюшко-поле», «По долинам и по взгорьям» и «Черноглазая казачка подарила мне коня».

Два сивых старика, как два пасущихся на лугу сивых коня, увидели идущий по шляху кавалерийский эскадрон. Услышали зов трубача! И, забыв о годах, пристроились в хвост колонны и снова почувствовали себя рысаками.

Будучи жизнерадостным, активным, организованным человеком, Ворошилов умел и работать, и отдыхать. Водил автомобиль, был страстным охотником, отличным стрелком. Любил катанье на коньках, прогулки на лыжах, греблю, плаванье, игру в шахматы, в городки, а также гимнастику и верховую езду. Совершал длительные пешеходные переходы и даже в преклонном возрасте ежедневно проходил по десять — двенадцать километров. А при выезде на подмосковную дачу придерживался следующих правил: как только кортеж машин пересекал Кольцевую дорогу, выходил из машины в сопровождении охранников и легкой трусцой бежал до дачи. У дачи бегунов уже ожидали оседланные кони, в предвкушении скорой прогулки нетерпеливо перебиравшие ногами.

Охранники с маршалом вскидывались в седла — и аллюр — три креста — разносилось по кустам. Иногда прямо в седлах нарком проводил рекогносцировку на местности и поездки по азимуту. К лукам седел прикрепят охранники планшеты с картами и повышают военное образование. И будто бы неведомо было чудаку-маршалу, что сотрудники уже отстояли на ногах по восемь, а то и по десять часов. И блажь физкультурного зуда с десятикилометровыми пробежками и тридцатикилометровыми скачками им была не только не по силам, но и не по душе.

Но, видно, бес вселился в последние годы в маршала. Дня не проходило, чтобы он кого-то не проучивал или не пропесочивал. И пробегут нормально ребята, и прогарцуют лихо, а все неймется седому. Объезжает кавалькаду и придирчиво всматривается, у всех ли по форме застегнуты пуговицы, правильно ли держат ноги в стременах. Попытается кто-то на минуту выпростать из стремян ноги, чуть порасслабиться, как свирепым коршуном налетит и начнет разнос и в Бога, и в душу и в Матерь Божию, такой горячий — за десять метров опалиться можно. Не попадайся под горячую руку — или схлопочешь по первое число.

На поля снега навалило коням по брюхо. Вместо положенных тридцати километров проскакали лишь двадцать. Перегрелись аргамаки, пар столбом валит. Чтобы не застудить животных, наездники держат их в шенкелях, заставляют находиться в спортивной форме. Но на деда находит.

— Кто живет в Подушкино в пятом доме слева?

Охранники замолкают.

— Кто в пятом доме слева живет, спрашиваю. Федоров, узнать.

Федоров, по-соколиному пригнув голову, с места в карьер скачет в Подушкино выяснять биографии жильцов дома. Там на всех сведения имеются. Пока выясняет, остальные кавалеристы осваивают бой «конного вихря» с наседающими на него со всех сторон противниками. Смерчем гоняют коней по кругу, как некогда гоняли их наши предки, отбиваясь от’ окружения врага. Командарм круг то сужает, то расширяет до восьми крупов, подразумевая при этом то засилье противника, то его опрокидывание.

Черным кречетом возвращается из пурги Федоров. Свечой поднимает коня перед командармом и, встав на стременах, рапортует:

— Товарищ маршал, в пятом доме поселка Подушкино живет кузнец Терентий Хохлов с дояркой Полиной. Они наклепали пять сорванцов и намылились делать шестого…

Смехом зашелся маршал, точно орешки стал раскалывать, и пытает:

— Откуда известно, на что они намылились?

— Да сидят перед четвертью первака. А свечки осталось вот такой малюсенький огарочек. А в темноте, известно, люди начинают на ощупь ходить. А когда начнут друг друга щупать, дойдут до желания сварганить шестого.

Весело маршалу. Былинкой покачивается в седле и заключает:

— Все! Будя. По домам. На сегодня хватит.

И поехал, напевая:

— Мы возьмем богиню Нику, надерем богине сику.

С приходом на работу в Верховный Совет красный маршал по привычке распоряжения отдавал с ходу. Но партикулярные советники глубоко отличны от вышколенных гусар и в исполнении дел неповоротливы и ленивы. По большей части они предпочитают откладывать дела на завтра, на потом.

Скорый же на реакцию маршал того не замечал и продолжал сыпать приказы за приказами направо и налево, искренне веря в их безотлагательное и точное исполнение. О поздравлении с семидесятилетием бельгийской королевы ближайшим своим помощникам М. А. Морозову и Л. А. Щербакову напомнил между вручениями послами верительных грамот, походя заменив слово «бельгийскую» на слово «английскую».

Из практики же известно: если ответственное дело поручается нескольким исполнителям, можно быть уверенным, что оно точно исполнено не будет. Так и случилось. Телеграмма с сердечными поздравлениями по случаю семидесятилетия бельгийской королевы ушла к восемнадцатилетней королеве Англии. Посол СССР в Лондоне ошибку обнаружил, исправил и переслал телеграмму адресату, но не преминул поставить Ворошилова в известность об ошибке его канцелярии. Гром угроз разносился по анфиладам резиденции свыше трех месяцев, но наказания не последовало.

Есть у Ивана Андреевича Крылова мудрое изречение, как пить дать адресованное Ворошилову: «Про взятки Климычу читают, а он украдкою кивает на Петра». Пытались письмоводители читать Ефремовичу многочисленные письма о взяточниках. Слушал проникновенно. Горячился, хоть ушатом воды охлаждай. И — ничего не делал. Приносили письма и о поборах. Свечой вскидывался, как перед кавалерийской атакой. Воздух рукой рубил, и все из года в год повторялось снова и ладом. Поуныли бумажные души. А приуныв, стали из приемной разбегаться. Работа-то не пыльная, да больно щепетильная. Щиплет и трясет по ночам душу, как осеннюю грушу.

Собственная «кочка» зрения заставляет думать, что король царствует, но не управляет. Утром встречаться с ним не хочется, но надо. А совесть неистово уводила поближе к истине.

Но Председатель Президиума, наученный опытом, для проверки знаний через некоторое время отдал указание поздравить с юбилеем короля Голландии. При проверке выяснилось, что подчиненные ничему не научились. Справок не навели, в справочники не посмотрели и телеграмму королю Голландии настрочили.

Текст от Председателя Президиума вернулся с пометками: «Голландским бывает только сыр, х… и референт».

Остыть от возмущения не успел, тут президент Индонезии пожаловал и, как прозрачный намек, презентовал Ворошилову сандаловую ширму: «…спи-де спокойно, дорогой товарищ!»

Такого вынести боевой маршал не мог.

— На что мне ширма? — спрашивал. — Заберите, кто хочет.

И один охранничек принял слова Ворошилова за истину в первой ипостаси. Уговорил офицера-молодожена, проживающего в общежитии, забрать необычную ширму себе. Выволокли ширму из кабинета, а их догоняет крик, похожий на вопль:

— Вы с какой стати за королевскую меблю хватаетесь?

Говорят, что тогда и образовался неологизм «мебля» от слова «мебель»… потому что очень часто похожее слово фигурировало и превратило слово «мебель» в «мебля».

А по другой версии, один из сотрудников при крике Председателя от неожиданности промычал «ме», второй ругнулся «бля», а третий объединил два слова вместе: получилось «мебля». И теперь, когда хотели обругать никчемное или чужое столярное изделие, говорили «мебля», и всем становилось понятно что к чему.

Неладные дела происходили у командарма в последние годы, и, кажется, есть тому объяснение. В 1959-м обреченно заболела его постоянная спутница, жена Екатерина Давыдовна. Врачи признали рак и постановили увезти обреченную в больницу, полунамеком давая понять о болезни мужу. Но по взглядам врачей и по вкрадчивым голосам он догадался что к чему. Попросил разрешения с супругой повидаться. Присел на краешек ее постели, взял за руку и, показывая на заходящее солнце, запел:

Жена подтянула.

Два белых облетающих и отлетающих одуванчика старческими голосами прощались друг с другом навсегда. Романс кратковременности жизни констатировал жизнь. Ибо прошел с певцами по жизни пятьдесят лет. Не завидное ли это постоянство?

Душа Екатерины Давыдовны в мир иной отошла в апреле 1959-го, а, как заявлено в печати, в мае 1960-го Климент Ефремович «по личной просьбе» был освобожден от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Однако отправляли его на пенсию не по желанию, а по старости. К власти привыкшие с властью расстаются труднее, чем с женой.

Многое стал забывать почетный ветеран, часто ошибаться. Пусть на моей совести останутся сообщения о поздравлениях с юбилеями королев бельгийской и голландской. Пытливый читатель уяснит что к чему. С почестями отправленный на пенсию, Ворошилов первые дни просто не знал, куда себя девать, и две недели кряду приезжал в скверик Кремля к фонтану, садился на раскладной стульчик и спрашивал:

— В каком кабинете Брежнев сегодня? В верховном или в цековском?

— В верховном, Климент Ефремович, — отвечали.

— Ну зачем ему два кабинета? Нельзя сидеть на двух стульях. Ну да ничего, я терпеливый. Дождусь, когда выйдет в цековский кабинет, а я тут как тут: займу свой и никуда не выйду.

Убаюканный радужными мечтами, маршал засыпал и… просыпался на даче. Силился вспомнить, что произошло. И не вспоминал. Наконец придумал для себя работу. Выходил с адъютантами на угол и принимал просьбы народа, которые адъютанты записывали в блокноты. А вообще, дряхлел тяжело: забываясь, шел не туда, падал. Ему часто стал чудиться колокольный звон — «Слышите?».

Последний раз я встретился с Климентом Ефремовичем в апреле 1966 года, во время работы XXIII съезд партии, на временном посту при входе в комнату Президиума из зала заседаний Большого Кремлевского дворца, где Президиум съезда в перерывах решал неотложные дела.

Лично Брежнев распорядился Ворошилова в комнату Президиума не пускать. Было от чего. Ворошилов стал многоразговорчив. Других не слушал и не слышал из-за глухоты. Без умолку говорил о чем-то своем, никому не интересном. Распоряжение Брежнева, казалось бы легкое к исполнению по отношению к другим, оказалось очень трудно применимым к Ворошилову. Человек, всю жизнь беспрепятственно проходивший через все мыслимые и немыслимые советские заслоны, представить себе не мог, что его когда-то и где-то смеют не пустить. Он шел — и все! По привычке пошел и в комнату Президиума. Не зная еще о глухоте наркома, я попытался объяснить ему, что заседание Президиума ЦК закрытое. Но старый, не желая ничему внимать, пробивался как таран. Когда же я попытался преградить ему путь, стал меня отталкивать. Сопровождал Ворошилова прикрепленный Иван Котухов. Видя, что дед распаляется, я стал звать Котухова на помощь.

— Иван, — звал я. — Заседание Президиума закрытое. У вас приглашения нет. Я не могу пропустить Климента Ефремовича. Забери его.

Однако Котухов, как и Ворошилов, делал вид, что он меня не слышит. В то же время Ворошилов уже, как заяц в барабан, колотил кулаками в мою грудь.

— Иван, ты же видишь, что происходит. Я так долго не выдержу. И тебе тоже тогда не поздоровится. Уведи Климента Ефремовича. Успокой. Объясни ситуацию.

Котухов вежливо взял маршала под руку и стал не то дышать, не то шептать ему что-то на ухо. Из этого следует, что жажда жизни и деятельности не оставляла К. Е. Ворошилова до конца его дней. Он радовался каждой травке, всякой мелочи и скончался в ночь на 3 декабря 1969 года, в возрасте восьмидесяти восьми лет.

КОНЯЗЬ БУДЕННЫЙ

Татаро-монгольские завоеватели не шибко старались разбираться в иерархической лестнице привилегированных российских сословий: боярин звался у них бой яр, дворянин — двор Янин, человек, имеющий коня, — конязь, князь.

Если с их точки зрения подходить к легендарному командарму Гражданской войны, он был воистину конязем: зрелую жизнь провел на коне, перезрелую посвятил развитию коневодства и вывел специальную буденновскую породу лошадей, которая при необходимости могла быть и тягловой, и скаковой, и сельскохозяйственной. В первом случае не уступал тяжеловозам, во втором — ахалтекинцам, в третьем — волам. С одного из таких коней Софиста вылепили конную статую потому, что на нем Семен Михайлович не только больше, чем на других, гарцевал, но и принимал два парада.

Виделись хозяин и конь в последние годы редко, хотя Софист постоянно ждал Семена Михайловича, много думал о нем, а когда совсем дряхлым стал, начал беспокойство проявлять. То ржет и ржет, то грудью на стены кидается, ногами в двери молотит, откуда силы брались. А то вдруг на дыбы встанет, передние ноги на борт манежа закинет и стоит, голову свесив.

— По хозяину скучает, — решили конюхи.

Подвесили ему под брюхо брезентовое полотнище, ввели на открытую платформу, укрепили между двух брусьев и повезли к Буденному. Приехали к даче: хозяин на передвижной коляске во двор выехал. По перекидному настилу с платформы Софист к маршалу сошел. Заплакали оба. Семен Михайлович коня поглаживает, а тот слезы с его лица слизывает. Так грустно всем сделалось, что люди разрыдались. Эта встреча друзей была последней.

Старые кавалеристы предъявляли к коню двадцать два требования. Четыре признака от мужчины, четыре от женщины, шесть от осла, четыре от лисицы и четыре от зайца.

От мужчины следовало получить силу, мужество, энергичность и хорошо развитую мускулатуру. От женщины — широкую грудь, долгий волос, красоту движения и крутой нрав. От осла — прямые бабки, торчащие уши, выносливые ноги, пушистый хвост, смекалистость и плавный ход. От лисы — увертливость, острый нюх, умение выслеживать и нападать. А от зайца — широко расставленные ноги, высокие прыжки, быстроту реакции и скорость.

Даже дома прославленного маршала окружали только изображения коней: скульптурные кони бегали, прыгали, стояли, вставали на дыбы, лежали, пили, сражались, соревновались. Хотим мы того или не хотим, но создавалось впечатление, что у маршала любовь к коням была сильнее, чем к женщинам.

Накануне смерти Семен Михайлович пришел на комсомольский съезд, попросил слова и завещал молодым наследникам боевой дамасский меч.

Три жены было у боевого маршала. Первая вроде бы добровольно из жизни ушла. Вторая — дочь железнодорожника, окончившая консерваторию, пела в Большом театре и домашними делами вовсе не занималась. Голодный маршал отправлялся к кому-нибудь в гости. Через некоторое время являлась супруга, раскрашенная, в причудливой шляпе, и с порога заявляла: «Ах, Сеня, повинную голову меч не сечет». Буденный расцветал, успокоенный, отправлялся домой, а певица потихоньку от него перетаскивала вещи к другому. Ее арестовали. И хотя у нее открылся сердечный недуг, из заключения вернули лишь в 1956 году, когда место ее уже было занято. Семен Михайлович женился на ее двоюродной сестре, тихой и застенчивой студентке мединститута, время от времени заходившей помочь родственнице по хозяйству.

От первых двух жен детей не было, а от третьей — Марии Васильевны — в 1938 году родился сын Сергей, в 1939-м — дочь Нина, а в 1944-м — сын Миша. В девяностолетием возрасте, в 1973 году, Семен Михайлович спокойно отошел в мир иной.

СОКОЛЫ ВЫСШЕГО И НИЗШЕГО КЛАССА ИЗ ГНЕЗДА МИКОЯНА АНАСТАСА

Обняла Фортуна спьяна

Анастаса Микояна.

Не понять, что в нем нашла,

Но взяла и обняла.

В ноябре 1942 года дезертир-террорист Савелий Дмитриев несколько дней внимательно наблюдал за Красной площадью, за въездом и выездом правительственных автомашин из Спасских ворот Кремля, за работой сотрудников безопасности по охране Советского правительства. Сначала наблюдал из укрытия, затем понял, что для осуществления террористических намерений ему лучше из укрытия выйти, дешифроваться и выдать себя за сотрудника госбезопасности, выставленного на пост для усиления охраны в предпраздничные дни прилегающего к Кремлю участка Красной площади.

6 ноября его привезли на Красную площадь и выставили на вымышленный пост возле Лобного места. Когда из Спасских ворот вышла автомашина с Анастасом Ивановичем Микояном, террорист впрыгнул в бетонное кольцо Лобного места и открыл меткий огонь по охраняемому. Стрелял прицельно и расчетливо, но все его пули отскакивали от брони автомобиля. Водитель, услышав удары пуль по стеклам, быстро свернул на Васильевский спуск и увел машину из-под обстрела.

В бой с террористом вступили сотрудники госбезопасности Вагин, Степин и Цыба. Л. А. Степин короткими перебежками побежал к Лобному месту, но был ранен в ногу. Цыба метко метнул газовую гранату, контузил диверсанта и вдвоем с Вагиным скрутил оглушенного взрывом Савелия Дмитриева. Дальше началось непонятное.

По серии печатных публикаций террорист взрывом гранаты был ранен смертельно и вскоре скончался. А по редким печатным сообщениям, в том числе по книге Серго Берия, он был расстрелян по приговору военной коллегии Верховного суда СССР лишь 25 августа 1950 года. На следствии Дмитриев показал, что покушение он готовил не на Микояна, а на Сталина. Тогда становится неясным, почему так долго тянулось следствие? Кто в автомашине привозил его на пост? И кто и зачем пустил молву, что раненный взрывом гранаты Савелий Дмитриев скончался на месте?

Волею обстоятельств мне пришлось какое-то время служить в подразделении, руководимом капитаном Леонидом Андреевичем Степиным. Никогда и ни при каких обстоятельствах Леонид Андреевич о происшествии на Красной площади не вспоминал. Я долгое время пытался разговорить его первого заместителя А. А. Глушецкого, но и тот вразумительных ответов на вопросы дать не мог. Загадочна ты, жизнь человеческая!..

У Анастаса Ивановича Микояна и Микоян-Туманян Ашхен Лазаревны было пятеро детей: Степан, Владимир, Вано, Алексей и Сергей. Четверо из них стали летчиками, а Сергей — ученым. По сему поводу братья беззлобно подшучивали: было у матери пятеро детей, четыре летчика и один ученый.

Все честно несли свои кресты, и каждый, на мой взгляд, достоин отдельной книги. Я сообщу лишь несколько характеристик, ставших моим достоянием: при-сталинская жизнь А. И. Микояна достаточно освещена. После смерти вождя на XX съезде Микоян решительно занимает прохрущевскую позицию и сразу же после съезда руководит формированием ста комиссий, с выездом их в лагеря и места заключения СССР, для пересмотра обвинений всех политических заключенных.

На июньском Пленуме ЦК в 1957 году Микоян снова на стороне Хрущева и решительно выступает против группы Кагановича, Маленкова, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова.

В конце 1962-го в дни карибского кризиса А. И. Микояна посылают на Кубу в качестве посредника между Хрущевым, Кеннеди и Кастро. Именно в эти дни у него умирает жена Ашхен Лазаревна, с которой Анастас Иванович прожил свыше сорока лет. В Гавану приходит правительственная депеша, сообщающая о смерти А. Л. Микоян-Туманян. Овдовевшему выражаются соболезнования и разрешение поступить в ситуации по собственному усмотрению. Микоян на похороны не выезжает, предпочитает остаться на дипломатическом посту.

Ашхен Лазаревну хоронят трое сыновей и младший брат Анастаса Артем, известный авиаконструктор. Четвертый сын вместе с отцом в это время находится на легендарном острове Куба.

В июле 1964 года Хрущев назначает А. И. Микояна Председателем Президиума Верховного Совета СССР вместо Л. И. Брежнева. Через три месяца Микоян подпишет указ об освобождении Хрущева Н. С. от обязанностей Председателя Совета Министров СССР. Но на расширенном заседании Президиума ЦК КПСС 13 октября 1964 года он скажет:

— Деятельность Хрущева Никиты Сергеевича — это большой политический капитал партии. Одно развенчание культа личности Сталина чего стоит. Решиться на такой шаг мог лишь человек большого мужества и верности идеалам социализма. — И предложит оставить Н. С. Хрущева на посту Председателя Совета Министров, освободив его лишь от должности Первого секретаря ЦК КПСС. Пленум предложения Микояна не поддержит.

А в ноябре 1964 года он и сам следом за Хрущевым уйдет на пенсию. Встреч ни с кем из бывших сослуживцев искать не станет, не навестит на пенсии и любимого Никиту Сергеевича.

Его дети вырастут достойными сыновьями заслуженного отца. Сошлюсь на их письменные свидетельства. Письмо брата Алексея брату Владимиру:

«Степка наш сейчас в ПВО Москвы, имеет много боевых вылетов, несколько штурмовок. Я считаю его настоящим летчиком».

Письмо отправить не успел и дальше приписал:

«Знаешь, а Степка в больнице. Попал в аварию и вот лежит. Была ясная зимняя погода. Дул северный ветер. Ярко блестевшая на солнце машина Степана горела, как факел. Не растерявшись, он не бросил ее, а повел на посадку. Огонь жег руки, лицо. Но земля была еще далеко. Степа мужественно спасал самолет. Он посадил его на поляне в лесу. Позже знающие люди говорили, что теоретически здесь сесть невозможно. Но машина была посажена прекрасно! Последний момент посадки Степа не помнит, так как от боли потерял сознание. Он обжег руки, лицо, поломал ногу. А спасли его деревенские ребята. Они довезли Степана на лыжах к дороге, а потом в санях лошадью — до полевого госпиталя. Сейчас раны заживают, скоро будет ходить, потом опять летать».

А сбил-то лейтенанта Степана Анастасовича Микояна 16 января наш «ястребок» под Истрой. Зашел в хвост и ахнул из всех пушек.

Второй по возрасту из пятерых сыновей А. И. Микояна Владимир впоследствии оказался в 434-м авиационном полку вместе со старшим братом Степаном и однажды решил показать командиру полка В. И. Сталину такой класс высшего пилотажа, который не вписывался ни в одну программу и ни в какую инструкцию. Командир объявил лейтенанту В. А. Микояну пять суток домашнего ареста. А побыть пять суток дома во время войны — не лучшее ли это поощрение?

По словам Анастаса Ивановича: «Перед отлетом 434-го истребительного авиаполка Володя нервничал и как-то с возмущением бросил: «Все из-за этой фамилии Микоян!» — «А чем она тебе мешает?» — поинтересовался я. «Значимостью. Был бы Ивановым — хоть завтра на фронт, а так нашли отговорку: достаточно в полку одного Микояна — Степана».

Анастас Иванович был отцом требовательным, великодушным и обстоятельным:

— Ты не прав, Володя, — сказал. — Фамилия твоя не должна быть помехой в этом деле. Скажи своему начальству от моего имени, что ты военный летчик и должен быть там, где твои товарищи. — Володю взяли в 434-й полк.

Он погибнет в первом же бою 18 сентября 1942 года в районе станции Котлубань. Командир 434-го полка в боевом донесении сообщит: «Прикрывающая группа истребителей наших войск, которую вел капитан Долгушин, видела, как старший лейтенант Микоян после второй атаки зажег еще самолет противника ХЕ-111, который горящим стал падать в трех-четырех километрах южнее деревни Котлубань. Затем прикрывающая группа была атакована истребителями противника. После окончания воздушного боя все наши самолеты вернулись на аэродром, за исключением старшего лейтенанта Микояна Владимира».

Осенью 1942 года военнопленный Павел Петроченко на временно захваченной немцами территории близ деревни Синьково Брянской области убирал в поле хлеб. Неожиданно из-за облаков вывалился горящийсамолет и устремился на колонну немецкой техники, состоящей из танков и автомашин противника. Самолет шаровой молнией врезался в колонну противника так сильно, что от удара из кабины «ястребка» выбросило летчика. Первыми к нему подбежали немцы и принялись обшаривать карманы. Обшарили и начали кричать: «Микоян! Микоян!» Петроченко вспоминал, что летчик был одет в кожаный коричневый реглан. Эту деталь подтвердят затем братья Владимира — Степан и Алексей. Немцы же забрали не только документы летчика, но и сапоги, и реглан… После чего дали распоряжение его закопать…

Вместе с братьями Микоян воевал и сын легендарного командарма Фрунзе Тимур. Он то прикрывал с воздуха свои аэродромы, то наземные войска на поле боя. Трижды встречался с противником. А 19 января 1942 года, патрулируя над своими войсками, они с напарником на высоте девятисот метров встретили четыре немецких истребителя.

После первой же атаки один истребитель противника рухнул. И тогда к тройке вражеских истребителей подошло еще три машины. Им удалось разъединить пару советских ястребков, и три из них пошли в атаку на самолет Тимура, а три — на второй советский истребитель.

Лейтенант Фрунзе погиб от прямого попадания снаряда в голову. Он владел немецким и французским, любил читать А. Пушкина, Л. Толстого, И. Тургенева, Н. Некрасова, А. Блока, В. Короленко, Г. Гейне, А. Стендаля. И еще любил девушку Веру, с которой познакомился в парке имени Горького в Москве на парашютной вышке. Упросил Веру, если с ним что-либо случится, посадить на его могиле незабудки. Вера до войны носила косы, в начале войны она их выслала Тимуру вместе с бантом. Но косы вернулись обратно… А письма от Тимура поступали и поступали даже тогда, когда его не было в живых.

25 сентября 1942 года 434-й авиаполк прикрывал Котлу бань, сопровождал на задание группу штурмовиков, вел разведку войск противника. Часто вместе со своими соколами вылетал на задание в паре с Николаем Власовым и их командир Василий Сталин. Им было сбито три самолета противника.

К октябрю 1942-го от полка почти ничего не осталось. Василий Сталин забрал с собой трех Героев Советского Союза Долгушина, Гаранина, Баклана и летчика Степана Микояна. Тогда же их 434-й истребительный авиаполк был переименован в 32-й Гвардейский истребительный.

Беда не ходит одна. В конце войны среди детей ответственных работников правительства произошла немыслимая трагедия. Советский дипломат Уманский был назначен послом в Мексику. С ним должны были выехать жена и пятнадцатилетняя дочь Нина. Однако пятнадцатилетний сын министра авиационной промышленности А. Шахурина Владимир запретил невесте выезжать. Для объяснения пригласил ее на лестницу Большого Каменного моста, спускающуюся к Театру эстрады. Там он сначала застрелил Нину, а затем пустил пулю в себя. Пистолет Володе дал один из сыновей Микояна. Сталин на это сказал: «Волчата». Началось следствие, и выяснилось, что «кремлевские дети» играли в «правительство»: выбирали наркомов, и министров, и даже собственного главу правительства.

Прокуратура СССР в игре состава преступления не нашла, однако Сталин настоял на пересмотре дела. При пересмотре двое детей Микояна, Серго и Вано, были арестованы и сосланы. Однако в ссылке пробыли недолго и вскоре после войны вернулись домой.

На одном из заседаний Политбюро Сталин неожиданно спросил Микояна:

— Что поделывают твои сыновья?

— Учатся в школе, — ответил Микоян.

— Они заслужили право учиться в советской школе, — произнес вождь обычную таинственно-банальную фразу.

Тем ли вызвано или чем-то иным, но в пятидесятых годах, при жизни Сталина, часовым и дежурным постов, стоящим на входных воротах Кремля, вменялось в обязанность обязательно оповещать Анастаса Ивановича по телефону, если его сыновья Вано и Серго возвращались домой после двенадцати часов ночи. Что проделывал отец с провинившимися отпрысками, знают только они да разве что толстые кремлевские стены. Не докладывать было нельзя, так как одни службы Кремля дублировались другими и опоздание детей после означенного времени все равно становилось известно их родителям.

Характера же как отцу, так и детям его было не занимать. Степана Анастасовича одно время изнурял радикулит. Сутки мучит, вторые, третьи, и… воздушный ас решил излечиться от радикулита мертвыми авиационными петлями, бочками и штопорами. Поднялся в воздух с Монинского аэродрома и начал принимать воздушный массаж. Командование с земли всяческими уговорами пыталось пилота урезонить, но радикулит, видно, был столь назойлив, что с неба летчика никак не отпускал, и тогда… тогда командиры пожаловались в Кремль самому Анастасу Ивановичу.

Пока Степан выжимал из ЯКа все возможное, шофер А. И. Микояна все возможное выжимал из правительственного микояновского ЗИЛа…

Спускается довольный и вылечившийся сын с небес на землю, а на земле его ждет самая настоящая порка ремнем, каких летчики не видывали с времен домостроя. Конечно же кожаный реглан не шибко-то пропускал болевые удары, амортизировали их и ватные брюки, но экзекуция проводилась на глазах технарей и многочисленной аэродромной обслуги, а это, смею вас уверить, не самое вдохновляющее Степана зрелище…

…Серго Анастасович стал писателем, доктором исторических наук. В своей творческой деятельности много работ посвятил эпохе Сталина, деяниям лидера и его соратников. К сожалению, большая часть его литературных трудов написана вторично, с чьих-то слов, где желаемое выдается за действительное, но зато с таким апломбом и снобизмом, которых ни от одного из его братьев, ни от отца и матери, чью память я чту, слышать не приходилось. Так, рецензируя в «Огоньке» книгу Д. Волкогонова «Триумф и трагедия», Серго Анастасович делает ряд замечаний и пожеланий, как улучшить «эпохальный» труд, ибо «раздел о личной жизни «триумфатора», вообще, удался Д. Волкогонову меньше, чем страницы, посвященные его политической борьбе», и заключает: «Видимо, повлияли устные рассказы тех, кто никак не может расстаться с холуйской психологией: работников охраны, «обслуги» и т. д.». Но, показывая осведомленность о жизни и деятельности И. В. Сталина и членов его семьи, С. А. Микоян, того не замечая, все концепции свои строит на холуйской психологии.

Сошлюсь на примеры: «Арест Василия в 1953 году преподносится Д. Волкогоновым просто тенденциозно… Автору, видимо, никто не поведал, что Василий ходил в посольство КНР, рассказывал там, как и везде, байки о том, что Сталина убили, что страну ведут в пропасть, вел переговоры о том, чтобы уехать под покровительство Мао Цзэдуна… В те годы подобное поведение могли пресекать только одним способом, успешно внедренным отцом Василия. Кстати, к счастью для Василия, тогда ни у кого не дошли еще руки до выяснения его роли в аресте ряда высших офицеров ВВС в конце 1940-х годов.

Василий был осужден вместе с группой своих подчиненных за разбазаривание средств, отпущенных для нужд ВВС, на иные цели, которые он сам определял в нарушение всех правил, имеющих силу закона. Правда, хищений ради личной корысти суд не установил, да в этом его и не обвиняли…»

Не удивлюсь, если С. А. Микоян, как и С. Н. Хрущев, пописывающие на досуге, не окажется для успокоения нервов за границей. Ибо очень концепция к тому призывает. По свидетельству С. А. Микояна, достаточно велико и литературное наследие его покойного отца, который написал мало, но много наговорил на магнитную ленту. Большая часть ее сохранилась у родных. А в московской квартире Анастаса Ивановича имелся огромный сейф, о содержании которого никто, кроме хозяина, не знал.

С сейфами вождей Октябрьского переворота связано много историй, хороших и разных: так, после смерти Я. М. Свердлова, наступившей в 1919 году, сейф, находившийся в его кабинете, вскрыть тогда не удалось из-за отсутствия ключей. В конце концов к этому «несгораемому шкафу» потеряли всякий интерес и отправили на инвентарный склад коменданта Московского Кремля, где он простоял до июля 1935 года. 26 июля сейф все же вскрыли и, в соответствии с установленным порядком, составили акт о его содержимом. В нем обнаружились: золотые монеты царской чеканки на сумму 108 525 рублей (в ценах 1935 года), 705 золотых изделий с драгоценными камнями, 7 чистых бланков паспортов и столько же заполненных на имена родственников Свердлова, а также княгини Барятинской и других не менее знатных персон.

Как только разнеслась молва о смерти А. И. Микояна, по словам Серго, в его квартиру пожаловали сотрудники Института марксизма-ленинизма и люди из компетентных органов с соответствующими мандатами. Однако ни те ни другие вскрыть сейф усопшего не могли. Пригласили специалистов по сейфам и содержимое сейфа изъяли для изучения, которое изучается по сей день.

С внуком А. И. Микояна — Стасом Наминым — меня познакомил на радиостанции «Юность» композитор Р. Мануков (Манукян), где мы в то время работали. В начале шестидесятых Станислав был скромным, застенчивым молодым музыкантом. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что Стас Намин (псевдоним взят по имени матери) намеревается провести концерт рок-эн-ролльщиков всего мира не где-то в концертном зале, а на мемориально-исторической Красной площади, около праха пращуров.

Эх, судьба-судьбинушка, плаха и дубинушка! Чей же ты сын, Стас Намин?

Многолетний же член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, проживет 83 года и в 1978 году будет погребен на ординарном рядовом московском кладбище.

Пусть земля славян станет тебе пухом, Анастас Микоян!

БУЛАНЫЙ БУЛГАНИН

Строевым ходил и маршевым

Так, что искры из-под ног.

Почему ж Булганин маршалом

Стал, а я им стать не смог?

По два пуда соли съели.

Пишем два — один в уме.

Но в большом военном деле

Я и он ни «бе» ни «ме».

В охотничьем хозяйстве Завидово Н. А. Булганин по давней привычке сапоги оставлял у входа в опочивальню, чтобы обслуга знала, что хозяин находится в помещении, и без нужды его не беспокоила.

В очередной приезд в Завидово был приглашен новый прислужник, который решил, что обувь выставлена для чистки. Потому сапоги унес, с важным видом уселся на крыльце и начал их надраивать с таким тщанием, что в сапогах начала отражаться довольная физиономия чистильщика рядом с сияющей физиономией солнца. Но прислужнику все еще чего-то не хватало. Он то кремом сапоги ублажал, то бархоточкой приласкивал, то воздыханиями увлажнял и, сияя от восторга, собирался уже вернуть обувь на место, как увидел выходящего на про-гулку Первого-Наипервейшего секретаря ЦК КПСС самого Никиту Сергеевича Хрущева.

— Чьи сапоги уснащаешь? — поинтересовалась сияющая в лучах восходящего солнца голова.

— Маршала Советского Союза товарища Булганина! — отчеканил чистильщик.

— Молодец! Хорошо стараешься! — похвалил Хрущев.

— Рады стараться! — гаркнул польщенный прислужник.

— А запятнички-то у сапог сбиты. Подбил бы новые подковочки. И маршал доволен будет, и сапоги по-кавалерийски смотреться станут.

— Это мы сейчас, Никита Сергеевич! Это мы мигом!

— Мигом не надо! Мигом плохо получиться может, — напутствовал Хрущев. — Маршал еще почивает, ему не к спеху. Сделай как следует.

При последних словах Хрущев прогуливаться передумал, вернулся в дом, а прикрепленному наказал в 9.30 вызвать членов правительства на совещание. Прикрепленный был парнем сметливым и первый звонок при Хрущеве набрал Булганину:

— Товарищ Маршал Советского Союза, вас к девяти тридцати приглашает к себе товарищ Хрущев на совещание.

— Хорошо. Буду, — буркнул Булганин. Кинул взгляд на часы, часы показывали восемь утра.

«Чего ему неймется?» — подумал. Но принялся приводить себя в порядок. Умылся. Оделся. Расчесал бороду. Распахнул дверь за сапогами, а их и след простыл.

— Хэх! — выдохнул. — Не могут без шуточек. — И принялся вспоминать, где он мог сапоги оставить. «Может, я их и не выставлял вовсе?»

Вернулся в покои. Осмотрел гардероб. Заглянул под кровать. Сапоги отсутствовали, будто в самоволку ушли. «Начну-ка припоминать последовательно. Вернулись с охоты. Помылся. Поужинали. Гуляли. Смеялись. С медсестричкой на катере покатались. Трепетная.

Пели. Разошлись.

Я вошел… Стоп! Я сначала к Полянскому зашел. Вышли с Шелепиным.

Заходил ли я к Шелепину? Вроде не заходил? Или заходил?

Не имеет значения.

Сам разулся? Или меня разули?»

Зачем-то запел:

«Не помню».

Звонит по телефону.

— Безрука ко мне.

Входит прикрепленный к Булганину полковник Безрук.

Булганин:

— Я сам дошел до номера или ты меня привел?

— Сами дошли, товарищ маршал.

— И разулся сам?

— И разулись.

— Тогда где мои сапоги?

— С вечера стояли у двери.

— И что, ушли, что ли?

Безрук:

— Ума не приложу.

Булганин:

— Тут ума прикладывать не надо, надо всегда внимательно смотреть, что происходит с охраняемым. Кто к нему заходит, кто выходит.

Безрук:

— Заходила только Наташа.

Булганин:

— А вот об этом я прошу мне не напоминать.

Безрук:

— Но в доме все свои, товарищ маршал.

Маршал:

— Где тогда сапоги?

— Разрешите поискать?

— А что же еще делать? Ищи не больше десяти минут. В девять тридцать я должен быть у Хрущева.

Полковник Безрук кинулся опрашивать прикрепленных, обслугу. А сапоги с новыми подковками сияли восторгом в трех метрах от спальни Булганина на узорчатом крыльце…

Хрущев в то время выражал показное нетерпение. Вот даже вечно опаздывающий Н. В. Подгорный явился, а министра обороны нема.

Первый секретарь поторапливает маршала. Звонит:

— Николай Александрович, все в сборе.

— Иду! Иду! — отвечает Булганин. И не идет. Не может же он к Верховному Главнокомандующему без сапог явиться.

Хрущев уже по-серьезному возмущается:

— Безобразие. Семеро одного ждем.

Но в то время удрученный поисками Безрук обнаруживает на крыльце ехидно смеющиеся сапоги маршала.

— Мать твою! — накидывается полковник на прислужника. — Кто просил тебя их брать?

— Но они стояли перед дверью. Я решил для чистки… — поясняет чистильщик.

— Мало ли что здесь стоит перед дверьми, но никто ничего не тащит.

— А я, по-вашему, тащу? Чистить же…

— Я тебе начищу вот физиономию, а маршал добавит…

И бегом с сапогами — к Булганину.

— Чистильщик, оказывается, взял, товарищ маршал.

Но Булганину уже было не до объяснений.

Быстро натянув обувь и еще раз окинув себя в зеркало, маршал решил свести дело к ничего не значащей шутке.

Строевым шагом подошел к столу, за которым восседал хмурый Хрущев, кинул руки по швам и отрапортовал:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, министр обороны Маршал Советского Союза Булганин по вызову явился.

Но лицо Хрущева оставалось непроницаемым. Ткнув пальцем в часы, он изрек:

— Если министр обороны изволит опаздывать на ответственные мероприятия аж на двадцать минут, как можно требовать точности от солдат.

Булганин пытался что-то объяснять, но Хрущева уже распирало от смеха, и он так раскатился, словно град по железной крыше забарабанил. Все существо его радовалось и содрогалось. Но больше всего радовались и содрогались на животе металлические карманные часы, вывалившиеся из жилетного кармана. Они так весело отплясывали «гопака», что, глядя на них, Булганин залился смехом веселее и звонче валдайского колокольчика. Козлиная его бородка хохотала в унисон подпрыгивающим часам и так ухарски это делала, будто дорожку перед часами разметала. И в то время, когда Хрущев хохотал над Булганиным, Булганин до слез, до колик в животе потешался над ним.

Но вот Хрущеву представление надоело. Посуровел. Тучу на глаза напустил и этак сурово произнес:

— Повеселились — и хватит. Чистильщика благодари. Он тебе новые набойки присобачил. А то жалко смотреть — министр обороны, Маршал Советского Союза, а ходит, как нерадивый солдат, со стоптанными каблуками.

В начале ноября не то 1951-го, не то 1952 года правительством СССР Булганину Н. А. было поручено принимать военный парад войск на Красной площади. Принимающему парад необходимо было знать не только дислокацию войск по периметру площади, но и по-настоящему освоить специфику кавалерийской езды, управления боевым конем, умения держаться в седле.

Опытные кавалеристы целых две недели обучали маршала навыкам жокейного мастерства в Тайницком саду Московского Кремля. Ибо именно из Спасских ворот должен был выезжать принимающий парад маршал на боевом коне. Конь Булганину достался спокойный, уравновешенный, пламенной, огненной масти, который программу предстоящего ритуала не только лучше маршала знал, но даже еще ему подсказывал. А при всем при том был очень обеспокоен тем обстоятельством, что его всадник совершенно не умеет держаться в седле, мешком мякины отскакивает от крупа и при малейшем подобии аллюра тяжело плюхается на землю. При таком конфузе конь тяжело вздыхал, сочувственно ржал и нервно вздрагивал от незаслуженного дерганья удил и острых шенкелей. Он все делал для того, чтобы всадник в седле держался, но едва переходил на галоп, как наездник валился на бок, и все повторялось кувырком.

Две недели мучений ни к чему путному не привели. Завтра — парад, а маршал в седле — как курица-ряба на качающемся насесте.

Заморосил дождь. Но ни у маршала, ни у ординарца не оказалось плащ-накидок.

— Товарищ офицер, — взмолился ординарец перед проходящим по Кремлю военнослужащим. — Не могли бы на время взаимообразно плащ-накидку товарищу маршалу уступить.

Офицер плащ-накидку уступил, и маршал продолжил обучение верховой езде уже не в подобии курицы-рябы, а в подобии глазастого филина с широко расставленными крыльями.

Коню доставалось все больше. Ржать при каждом падении маршала он уже опасался: похоже было, что маршал воспринимал это как лошадиную насмешку. И потому только гневно фыркал и в нетерпении перебирал ногами, тая в душе обиду на незадачливого наездника. Он уже и прыжков-то передними ногами почти не делал, а лишь изображал их. И всадник три последних круга в седле усидел. Удостоился похвалы ординарца, но наездник вместо того, чтобы потрепать коня по холке, зло дернул ему удила. Коня увели обиженным.

В день парада перед посадкой наездника он лихо отвернул в сторону и чуть не грохнул кавалериста о брусчатку. Не окажись возле ординарца, быть бы беде.

И вдруг, вдруг, вдруг коню отпустили удила. Эх, мать кобыла, спасибо, что родила, обрадовался аргамак и гоголем понесся в Спасские ворота. Ретивое взыграло, забурлила кровь, и вместо осторожного изображения галопа конь взял с места полный аллюр и лихо вынес маршала перед фронтом войск. Эх, волюшки бы. Показал бы себя аргамак, на что он способен… А сейчас, сейчас главное — всадника в седле удержать.

— Держись, соколик, я донесу тебя до встречи с собратом… Держись! — шепчет конь…

Но что это? Неужто опять падает? Да, так и есть. Валится на правый бок неуч. Чтобы не опозориться в веках, конь начал на правый бок надсаживать, себя наезднику подставлять. И всадник усидел. Не в такт, правда, попрыгал немного на седле, но удержался. А дальше и вовсе молодцом все войска без курьеза объехал. И все сошло бы… Если бы генералиссимус с высокой трибуны Мавзолея не показал всему строю, каким козлом отскакивал маршал от седла. Грохнул строй, а вместе со строем заржал и конь, да так, что на глазах выступили слезы. Ибо смеяться вовсе не грешно над тем, что кажется смешно.

Говорят, будто конь этот жив до сих пор и проживает на Звенигородском конном заводе. Стар стал. Но, едва увидит человека в форме маршала, ржет до икоты. Ничего поделать с собой не может. Кается, но ржет.

Лейтенантскую плащ-накидку маршал где-то затерял, прислал ему маршальскую. Лейтенант решил считать это добрым знаком. Быть-де ему министром обороны. Ан судьба поступила иначе. С тех пор, когда он слышит ржание коня, то считает, что судьба этак высмеивает не только жизнь незадачливого кавалериста — маршала Булганина, но и не сложившуюся военную карьеру лейтенантика, в чьей плащ-накидке министр обороны тренировался.

В 1957 году Булганин вместе с Маленковым, Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым попытается сместить Хрущева, но, как известно, переворота они не добьются. Хрущев на заседании партактива заявит: «Он был сталинским стукачом. За что Сталин сделал его маршалом Советского Союза. Конечно, после того как мы раскрыли его антипартийное предательское поведение, мы лишим его звания и разжалуем».

Но не разжаловал. В марте 1958-го Булганин будет назначен председателем правления Госбанка, а три месяца спустя отправлен на работу в Ставропольский совнархоз…

Последний раз бывший военный министр и бывший лейтенант встретились в вагоне метро на Преображенской ветке Москвы. Булганин по какому-то случаю надел маршальский мундир, со всеми полагающимися регалиями, и торжественно озарял золотым сиянием московскую публику.

Откуда ни возьмись в метро вваливается пьяный. Увидел маршала и захотел пообщаться.

— Николай Александрович? — интересуется.

— Да, Николай Александрович, — отзывается.

— Булганин? — спрашивает.

— Собственной персоной, — соглашается маршал.

— Не может быть! — изумляется раскачивающийся на носках собеседник. — Вы маршал Булганин?

— Да, я маршал Булганин. — Начинал терять самообладание Николай Александрович.

— Уморил! — хохочет в лицо Булганину пьянчуга. — Так-то я тебе и поверил.

— Не верь! Я тебя не заставляю! — отвечает маршал.

— А я, может, хочу удостовериться, на самом ли деле ты Булганин или ордена и бороду себе прицепил.

У обиженного, некогда могущественного старца на глазах выступили слезы. Он пытается найти сочувствие у пассажиров. Вот тут-то бывший лейтенант поднялся, подошел к пьяному, взял его этак крепко за локоть и попросил угомониться. Весельчак попытался что-то возражать, но, почувствовав, что локоть еще крепче сжимается тисками, ретировался. Бывший венный министр с благодарностью пожал руку бывшему лейтенанту. Больше они никогда не встречались…

Спрашивается, зачем Иосифу Виссарионовичу вздумалось посадить в седло никогда не сидевшего на коне человека? Видимо, затем, чтобы убедиться, сумеет ли он освоить технику кавалерийской езды, какую сам Иосиф Виссарионович не одолел.

Вот как вспоминает о том Г. К. Жуков:

«Точно не помню, кажется, 18–19 июня меня вызвал к себе на дачу Верховный и спросил, не разучился ли я ездить верхом на коне.

— Нет, не разучился, да и сейчас продолжаю упражняться в езде.

— Вот что, — сказал И. В. Сталин, — вам придется принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

Я ответил:

— Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности парад следует принимать вам.

И. В. Сталин сказал:

— Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе. Прощаясь, он заметил, как мне показалось, не без намека:

— Советую принимать парад на белом коне, которого вам покажет Буденный.

…На другой день я поехал на Центральный аэродром посмотреть, как идет тренировка к параду. Там встретил сына Сталина Василия. Он отозвал меня в сторону и рассказал любопытную историю:

— Говорю вам под большим секретом. Отец сам готовился принимать Парад Победы. Но случился казус. Третьего дня во время езды от неумелого употребления шпор конь понес отца по манежу. Отец ухватился за гриву, пытался удержаться в седле, но не сумел и упал. При падении ушиб себе плечо и голову, а когда встал — плюнул и сказал: «Пусть принимает парад Жуков, он старый кавалерист».

— А на какой лошади отец тренировался? — спросил я Василия.

— На белом арабском коне, на котором он рекомендовал вам принимать парад. Только прошу об этом никому не говорить, — снова повторил Василий…

И я до сих пор никому об этом не говорил. Однако прошло уже много лет, и думаю, что теперь об этом случае можно рассказать…»

…А после курьеза с Булганиным парады принимать было решено на открытых автомашинах ЗИС-150.

КАК МАЛО ПРОЖИТО, КАК МНОГО ПЕРЕЖИТО

Фрола Романовича Козлова (1908–1965) по одним предположениям паралич разбил из-за простуды, по вторым — из-за нервного потрясения, когда Хрущев грубо накричал на него за то, что временно исполняющий обязанности премьера Ф. Р. Козлов оставил на целине гурты зерна зимовать под открытым небом.

Не берусь ставить медицинские диагнозы, но осенью 1962 года я выезжал на охрану членов Политбюро и их гостей на охоту в Завидово. Охота была удачной. На радостях охотнички сообразили вкуснейшее жаркое из кабанятины и лосятины, изрядно подкрепились. И пока большинство потешалось анекдотами да співало пісні, единственная женщина из состава правительства Екатерина Алексеевна Фурцева, сославшись на утомление, удалилась в уединенный охотничий домик, стоявший в пятидесяти метрах с левой стороны за тыльной стеной основного дома.

С неба валил густой снег с дождем, погода к веселью не располагала, а красивая, экстравагантная женщина недавно была выведена из состава Политбюро, Президиума ЦК КПСС только за то, что осмелилась самолично вывезти из Югославии мужа-посла, страшно переживала несправедливость владычествующего Хрущева и в подпитии боялась высказать ему все как на духу.

Ее самоудаление мужчин обескуражило, однако они сделали вид, что ничего исключительного не произошло, но каждый как бы завязал в уме узелок на память.

Мужские посиделки затянулись глубоко за полночь. Но вот заядлые охотнички отправились на покой, дабы вовремя быть на местах при зоревании зверя, а «охотнички до клубнички» захотели подышать свежим воздухом. Первым подышать озоном около уединенного охотничьего домика вышел бровеносец. Встал в простенок, где к смоляному запаху сосен и прелых листьев примешивался тонкий аромат духов. От него кругом шла голова и фантазия призывала к свершенью гусарских подвигов.

нашептывал скабрезную частушку бровеносец и чутко прислушивался к легким шагам женщины за стеной.

«Э, едрена-зелена, была не была», — по-гамлетовски подумал бровеносец и только вознамерился нажать кнопку дверного звонка, как услышал чавкающие по грязи нетвердые шаги родинконосца А. Н. Косыгина, который напрямую шел к тому же домику, только не к двери, а к окну. Шел сторожко, с оглядочками, но как к себе домой. Втянув ноздрями запах дыма чьей-то сигареты, притормозил. Закружил на месте. Встал. Отломил веточку. Прислушался.

Замер, насторожился и бровеносец.

Два охотничка до «клубнички» решали, кому из них уйти, а кому остаться, и услышали прущего напролом через кустарник третьего. Двое притаившихся мысленно чертыхнулись: куда-де смотрит охрана, если так вот бесцеремонно можно переть куда угодно, где угодно. Но только подумали, как охрана соизволила заявить о себе самым грозным образом.

— Стой, кто идет? — разнесся окрик часового. — Стой, стрелять буду! — И по территории усадьбы затрезвонила сирена тревожной сигнализации.

Бровеносец с родинконосцем кинулись в разные стороны, по-заячьи изобразили несколько прыжков и, оказавшись возле главного дома, перешли на лениво-вальяжную походку.

— Это вы не спите, Леонид Ильич? — спросил ро-динконосец бровеносца.

— Собираюсь, но перед сном полезно прогуляться… А вы, Алексей Николаевич, чего припозднились? Не заболели ли?

— Здоров. Здоров. Тоже перед сном освежиться захотелось.

Спокойные голоса степенных людей охрану успокоили, но не успокоили третьего гуляющего.

Двое от охотничьего домика прекрасно видели ярко освещенный главный дом, третий же, а им был Фрол Романович Козлов, в момент включения тревожной сигнализации находился на средине пути к цели, в тени густого сосняка. Не желая попадаться охране на глаза, он сначала ринулся к уединенному охотничьему домику, но, увидев, что от него отделились две тени, принял их за охранников, с тропы резко свернул в сторону и кубарем скатился в овраг. Это на первых порах спасло его от позора, но он не подозревал, какие мучения его ждали впереди.

В овраге Фрол Романович подождал затишья и попытался выбраться наверх. Но не тут-то было. Склоны оврага оказались очень скользкими. Не то что выбраться, а и подступиться к ним было нельзя. На дно оврага сползла лавина снега и образовала месиво, наполовину с глиной и водой. По склонам текли потоки жижи, засасывающие ноги и руки незадачливого барахтающегося «охотника», а затем, как бы насмехаясь над ним, снова и снова скатывали с пластами селя в образовавшееся месиво и не отпускали.

Дежурный караула, проводив припозднившихся брове-носца и родинконосца, успокоиться все же не мог. Он отлично соображал, что за бес понес каждого из них к одинокому охотничьему домику… Но он отчетливо видел на снежной дорожке отпечатки не двух, а трех пар разных следов. Кому принадлежали третьи? Этот вопрос и волновал его пуще всего. Для безопасности он решил все проверить до конца. Засветил фонарь, пригласил местного егеря с овчаркой и отправился на осмотр территории. Собака с ходу повела себя неспокойно. Постоянно отфыркиваясь, металась по кустам и, поскуливая, тянула поводок влево от дороги. Проводник решил, что ей хочется помышковать, и одернул собаку окриком. Но на окрик из глубины оврага донесся страдальческий голос:

— Помогите! Помогите кто-нибудь! Замерзаю. Сил больше нет.

Дозорные направили на голос лучи фонарей и на дне оврага увидели нечто невообразимое: в овраге стоял столб рыжей глины, с маковки до земли залепленный грязью и листьями, в котором с трудом угадывался человек. Его волосы слиплись, лицо стало сплошной маской с едва заметными щелками глаз.

— Кто вы? Как сюда попали? — почти одновременно переспросили дозорные, передернув затворы оружия.

— Уберите оружие. Козлов я. Фрол Романович Козлов. Не поднимайте шума. Помогите поскорее выбраться, зуб на зуб не попадает.

Военные были ребятами смекалистыми. Кинули Козлову бечевку, вызволили из оврага, через потайной вход ввели в особняк. Приготовили горячую ванну. Перестирали белье. Высушили. Выгладили.

Зоревать Фрол Романович не вышел, отсыпался. Зато когда пришел в себя, помог повару приготовить такой вкусный грузинский шашлык, что, отведав его, каждый из охотников счел своим долгом поднести Козлову часть своих охотничьих трофеев. Так Фрол Романович, по сути не принимавший участия в последней охоте, охотничьими трофеями располагал наравне с другими.

Однако после столь необычного потрясения он начал аритмично дробить ногами и при ходьбе корпус его тела шел как бы чуть-чуть впереди, а ноги — несколько сзади. Затем они стали отставать еще больше, пока не выяснилось, что молодой здоровый организм исподволь разбивает паралич.

Имеется и еще одна версия внезапной болезни Козлова. На заседании Политбюро Хрущев в гневе метнул мраморное пресс-папье в голову Ф. Р. Козлова, который курировал в то время органы госбезопасности за то, что они «проморгали» предательство Пеньковского. Этот высокопоставленный деятель разведки прямо из своего служебного автомобиля передавал информацию разведслужбам Запада. Пресс-папье влепило козлу отпущения прямо в лоб. На следующий день его парализовало, и он так и не смог восстановить своего здоровья.

Врачи Четвертого управления Минздрава приложили максимум усилий, желая поставить больного на ноги. Изобрели даже нечто схожее с передвигающимися на колесиках брусьями, опираясь на которые больной мог бы передвигаться. Но, к сожалению, Фролу Романовичу все это не помогло.

Вот почему в памяти моей нет-нет да и возникает сырой, промозглый овражек и его величество нелепый случай, похитившие у молодого, полного сил и энергии мужчины его здоровье, жизнь и судьбу. Воистину, ничего из жизни вычеркнуть нельзя.

Сергей Никитич Хрущев уверяет, что его отец предполагал сделать своим преемником секретаря ЦК, члена Политбюро Ф. Р. Козлова. Он как будто бы сильно переживал болезнь соратника. После инсульта Козлов находился на даче, неподалеку от Успенского. Н. С. Хрущев поехал навестить его. Миновав зеленые ворота, машины остановились у подъезда дома. Больной лежал на подушках. Бледное лицо отсвечивало желтизной. Речь его была бессвязна. Врачи уверили Персека, что работать Ф. Р. Козлов больше никогда не сможет. Преемник не состоялся.

ИНОРОДЕЦ-ЗВЕЗДОНОСЕЦ

Казахстан в разгаре лета.

В сквере — бюст Динмухамеда.

Снизу вязь обидных слов:

— Объясните, кто таков?

В июле 1986 года Динмухамед Ахмедович Кунаев еще находился во главе Казахской Советской Социалистической Республики. Руководил он республикой много-много лет и вдруг подвергся жесточайшей критике на съезде Компартии Казахстана. Но особая война разразилась против него после съезда, когда было возбуждено уголовное дело против брата всесильного лидера, президента Академии наук Казахстана Оскара Кунаева, с арестом министра автомобильного транспорта Караваева.

Осенью 1986-го состоялось заседание Бюро ЦК Компартии Казахстана, на котором Д. А. Кунаев объявил о своем уходе на пенсию, к этому вынудила его грандиозная демонстрация студентов, протестующая против коррупции, дачи взяток при поступлении в вузы. Цены взяток были взвинчены до десятков тысяч рублей. И когда комиссия КазГУ проверила один из факультетов, то оказалось, что только единицы могли написать диктант для девятого класса на четверку.

При проведении планово-экономической экспертизы по автотранспорту Казахстана оказалось, что только на междугородных перевозках в одной Карагандинской области за пять лет было присвоено 22 миллиона рублей. А в Чимкенте приписок обнаружено около 55 миллионов рублей. Иными словами, велась организованная перекачка богатств народа в «отдельно взятые» руки. По одному только делу в Казахстане было арестовано 122 руководителя.

В каждой области у Кунаева был свой домик, как правило, неподалеку от обкомовской гостиницы. В Караганде, например, в облисполкомовской гостинице «Космонавт» его резиденция занимала все левое крыло. Там находился великолепный бильярд, кинозал с импортной киноустановкой. Под ней — сауна с бассейном: мраморный пол с подогревом. А за кинозалом — личные апартаменты первого секретаря.

В кабинете Д. А. Кунаева стоял огромный глобус, модели космических кораблей и — часы в виде штурвала, точно такие же, как у Л. И. Брежнева. А на рабочем столе — бюст Л. И. Брежнева из белого мрамора, который в июле 1986-го из кабинета исчез.

После отставки Кунаева через несколько месяцев был арестован его помощник Бекежанов за то, что за взятки от имени Кунаева выдал свыше шестидесяти квартир только в Алма-Ате.

Одной из слабостей Кунаева (как Хрущева и Брежнева) было коллекционирование ружей. Так, в 1976 году Бекежанов обращается в Разноэкспорт с просьбой приобрести за валюту ружья в Англии и ФРГ. Ружья выбираются по каталогу, и фирме перечисляется около 20 тысяч инвалютных рублей. Закупаются четыре ружья, одно из которых подносят Брежневу, второе — Кунаеву, третье — Председателю Совета Министров Казахстана Аншилову, четвертое — Бекежанову. Раньше точно такое же ружье пытались приобрести для Хрущева.

Кроме ружей Кунаев коллекционировал часы и зажигалки. В день семидесятилетия ему были поднесены бриллиантовые часы стоимостью около двадцати тысяч швейцарских франков, с надписью: «Товарищу Д. А. Кунаеву в честь его семидесятилетия».

А одна закрытая алма-атинская резиденция Д. А. Кунаева, утопающая в тени голубых елей, украшенная фонтанами, специальным сквером с бюстом самого Кунаева, сколько стоила? Кто скажет?..

Бывший первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, трижды Герой Социалистического Труда Д. А. Кунаев очень любил охоту, которая велась на специально оборудованной «режимной» территории — с «кирпичами» у дороги, с милицейскими и кагэбэшными постами у ворот. Питал к охоте нешуточную страсть и Л. И. Брежнев, в удовлетворении которой не отказывал себе даже в преклонные годы. Это была поистине «звездная» охота — с австрийскими, бельгийскими, английскими ружьями, изготовленными по специальным заказам. Становились на выстрел два самых именитых друга, на груди которых размещалось аж восемь золотых геройских наград.

Охота, благодаря егерям, всегда удавалась на славу. «Привалы» происходили в роскошных «охотничьих» домиках, с саунами и банкетными залами, с роскошными молодыми подавальщицами, и потому веселили от души.

На одной из центральных площадей Алма-Аты, в самом ухоженном сквере, в окружении цветущих клумб и высоких хрустальных струй и поныне стоит бронзовый бюст трижды Героя и академика Д. А. Кунаева.

А за железобетонными оградами «режимных» территорий, за милицейскими постами, «кирпичами», за роскошно меблированными кабинетами умирал задыхавшийся от жажды Арал, мелел Балхаш. Шло экономическое, социально-нравственное разложение общества, которое мы пожинали, пожинаем сейчас и будем пожинать еще не один год.

После отставки Динмухамед Ахмедович коллекцию ружей (кроме трех) сдал в магазин через торговую сеть. А часы впоследствии были изъяты.

ГРЕШЕН ЛИ БРЕЖНЕВ Л. И.?

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны,

Вел Отчизну хилый Брежнев

В ужас будущей войны.

Леонид Ильич Брежнев происходил из старой рабочей семьи. Его дед Яков, сталелитейщик из-под Курска, некогда взял к себе в помощники сына Илью и женил его на красавице Наталье. От этого брака 19 декабря 1906 года и родился сын Леонид.

Будущий Генсек в комсомол вступил в семнадцатилетнем возрасте, а в партию — двадцатипятилетием, пока окончательно не убедился, что партбилет является той лакмусовой бумажкой, перед которой открываются двери карьеры.

Никогда, никакими комплексами Леонид себя не ущемлял. Выйдя из потомственной рабочей семьи с твердой традицией воспитания, он к тридцати годам имел среднетехническое, а затем и высшее образование и начал работать инженером на металлургическом заводе. Жил всегда в открытую и «шел в гору» вместе с техническим прогрессом. В себе был не только уверен, но даже самоуверен и отчасти спесив. Потому никогда не испытывал потребности в заимствовании чьих-то манер или правил, наоборот, зачастую навязывал людям свои. На уровне прогресса брежневская семья смотрелась доморощенно и далеко от манер хорошего тона, зато оригинально, естественно, с национальным своеобразием и без ложных претензий.

В 1939 году, по предложению Хрущева, Брежнева назначают секретарем Днепропетровского обкома партии, а в 1952-м избирают секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Президиума. На этом посту выдвиженец проявляет затаенную хитрость, вероломство, возглавляет заговор против своего покровителя Н. С. Хрущева. 13 октября 1964 года он низвергает Хрущева и занимает высший партийный пост.

Заговор о снятии Хрущева, по мнению бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Г. И. Воронова, готовился примерно год, и готовился он в охотничьем хозяйстве Завидово, где будущий Генсек обычно охотился. Брежнев лично сам ставил в списках членов и кандидатов в члены ЦК против каждой фамилии плюсы и минусы, выражающие желание тех или других, по его мнению, поддержать его в борьбе против Хрущева. Как о ключевой фигуре тех событий говорят и пишут сейчас о Суслове. Этот человек заслуживает отдельного разговора. Чтобы понять его, достаточно прочесть его речи, произнесенные на трех партийных съездах: на XIX — славит Сталина, на XXII — возносит Хрущева, на XXIV — поет дифирамбы Брежневу. Главное в позиции М. А. Суслова — следовать за наисильнейшим в данный момент.

В 1964 году готовый текст доклада ему вручили перед Пленумом и попросили зачитать. Суслов подчинился. В числе обвинений в адрес Хрущева было и такое: «Выезжая на места, он все чаще, обходя партийное руководство, по хозяйственным вопросам напрямую обращался к руководителям Советов». По тем временам все обвинения префекта идеологической епархии легли, что называется, в строку.

Целью смещения Хрущева было не исправление ошибок, не следование курсу XX съезда партии, а захват власти, чтобы свернуть с курса, намеченного XX съездом КПСС. Что и проявилось вскоре в установлении у Кремлевской стены бюста И. В. Сталина. С моральной точки зрения свержение Хрущева Брежневым было черной неблагодарностью преемника к учителю, а с точки зрения политической явилось волей к власти и отсутствием у претендента каких-либо угрызений совести.

Федор Бурлацкий утверждает, что накануне снятия Хрущева Брежнев предварительно заменил личную охрану Хрущева, и из Пицунды они с Микояном летели как бы не под охраной, а под конвоем.

Смею уверить, с Хрущевым вернулась в Москву и его охрана.

Ничтоже сумняшеся, Леонид Ильич занимает то кресло, в котором некогда пребывали Сталин и Хрущев, и начинает представлять себя воистину преемником и продолжателем дела коммунизма. Однако при нем людей XX съезда тихо отодвигали в сторонку, а то и просто легким движением торса спихивали с края скамейки. Примечателен факт такого поведения будущего Генсека Брежнева. В 1963 году газета «Сельская жизнь» отмечала выпуск десятитысячного номера своего издания. Юбилей газеты отмечался в бывшей резиденции Председателя Президиума Верховного Совета СССР, которая, по милости Е. А. Фурцевой, превратилась в кремлевский театр.

В центре президиума собрания восседал Н. С. Хрущев, Н. В. Подгорный, возле них главный редактор газеты-юбиляра В. И. Поляков, главный редактор «Известий» А. И. Аджубей. Брежнев пришел с заметным опозданием. Но, выйдя из-за кулис на сцену, движением торса раздвинул Хрущева с Подгорным и как ни в чем не бывало уселся между ними. Те же не то чтобы возмутились, а посочувствовали Ильичу: не ушиб ли он коленей, когда бил ими двух стариков под плоские зады? Серые, некомпетентные люди при Брежневе постепенно начинают занимать посты в партийных и государственных анклавах, в руководстве хозяйством и даже в руководстве наукой и культурой. Каков поп, таким становится и приход.

Но Брежнев понимал, что без поддержки «родной братии» ему не обойтись, и начал на все важные посты расставлять своих людей. Один за другим из старого Политбюро — Президиума ЦК КПСС уходят Подгорный, Воронов, Полянский, Мазуров, Микоян, Шелест. Леонид Ильич считает, чтоместо Генсека судьбой уготовано ему, и, как плохой актер, выходя перед трибуной коммунистического съезда, объявляет:

— Пленум единогласно избрал Генеральным секретарем ЦК КПСС товарища Брежнева Леонида Ильича, — и сам себе зааплодировал.

Парадокс. Ни чувства личной скромности, ни сознания уважения к своим соратникам, к народу, к мировому общественному мнению. Но таким манером он берет власть и становится диктатором партии и государства.

Однажды, когда референты в Завидове подготавливали Генсеку очередную речь, кто-то заметил, что в СССР очень трудно живется низкооплачиваемым семьям. Брежнев вспылил: «Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Я в молодости, в период учебы в техникуме, подрабатывал разгрузкой вагонов. И как делали? Три мешка или три ящика туда — один себе. Так все живут в стране».

И это говорила первая голова государства. Потому нужно ли удивляться, что при Брежневе активно заработала теневая экономика, расцвели грабительство в сфере услуг, взятки чиновников.

Надо сказать, Брежнев сумеет юридически получить власти значительно больше, чем Сталин и Хрущев, вместе взятые, ибо он станет Генеральным секретарем ЦК партии, Председателем Президиума Верховного Совета, Председателем Совета Обороны и Верховным Главнокомандующим всеми Вооруженными Силами государства. Но до конца он так и не поймет, что все присвоенные им должности — лишь фикция, в которой номенклатура только инструмент в руках олигархии, авторитетная игрушка во внутренней политике и импозантная фигура в соблюдении интересов политики внешней.

На практике вершить политику и вертеть Генсеком станет олигархическая машина власти. А малозначащий человек, ленящийся читать даже то, что ему пишут референты, не захочет вникать ни в один из вопросов. Выступая только по бумажке, он неоднократно будет попадать в нелепые ситуации, но и тогда не захочет разобраться что к чему. Индиру Ганди обзовет госпожой Тэтчер. На центральной площади Азербайджана в городе Баку зачитает:

— Я поднимаю этот тост за дорогого (выделяя «го-го») товарища Алиева. — Выждет паузу, как бы давая людям закусить, и продолжит: — И этот тост предлагаю за дорогого Гейдара Алиевича Алиева.

Известно, что великие личности главные роли жизни исполняют либо в трагедии, либо в фарсе. Их спектакли, как исторические события, происходят у всего мира на виду. Брежнев преуспел в обеих ипостасях и для себя уяснил, что при своем правлении он не должен противостоять никакому клану и доказать, что именно он, а не кто иной, является той личностью, которая наделена теплыми человеческими качествами, безумно влюблена в само человечество и поведет государство по тому пути, который ему историей предназначен.

Так что же предназначено ему было историей?

На Политбюро решается вопрос: в связи с днем рождения присвоить Брежневу звание Героя Советского Союза. Имеются возражения:

— Дата не круглая и это не годовщина войны или какого-то крупного сражения.

Подгорный, Кириленко и Черненко настаивают:

— А разве имела когда-нибудь прецедент такая борьба за мир, которую ведет Леонид Ильич? А разве возможно оценить его вклад в развитие Вооруженных Сил?

Брежнев отрывает от бумаг голову и с нажимом говорит:

— Всю жизнь я подчиняюсь решениям ЦК партии и на сей раз поступлю точно так же. Как Политбюро решит, так и будет.

Политбюро присваивает Л. И. Брежневу трижды звание Героя Советского Союза и один раз звание Героя Социалистического Труда. Он становится Маршалом Советского Союза. Удостаивается высшего воинского звания, ордена «Победа» и звания лауреата Ленинской премии и многих других премий и званий.

Он пришел тогда, когда, ощущая бездействие властей, начала действовать мафия. И это не пустые слова.

Всесильный председатель КГБ Ю. В. Андропов засыпает Политбюро и Генсека докладными о неблаговидных делах первого секретаря Краснодарского крайкома Меду-нова, первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Ш. Р. Рашидова, первого секретаря Новосибирского обкома партии Горячева, первого секретаря Хабаровского крайкома партии Черного. И что же? Да ничего. Брежнев все спускает на тормозах.

Видя беспорядки властей предержащих, начинает поднимать голоса протеста творческая молодежь, интеллигенция в лице Сахарова, Солженицына, Галанскова, Гинзбурга, Даниэля, Синявского, Максимова, Буковского^[6], Их выступления называют выступлениями диссидентов, и протестующих подвергают различным наказаниям, вплоть до высылок.

На словах развенчав культы предшественников, префект идеологической епархии М. А. Суслов начинает порождать культ Брежнева. Отправляясь с выступлениями далеко от столицы, он, распираемый эмоциями, называет Брежнева дорогим Леонидом Ильичом.

Называет… Называет… Называет… И… выжидает до тех пор, пока подхалимы всех мастей не подхватят придуманный им лестный эпитет и на всю ивановскую, а точнее на всю советскую губернию не затрезвонят:

— Дорогой… Любимый… Мудрый… Непогрешимый… Гениальный Леонид Ильич!..

Так в недрах власти наступал паралич!

А Генсек между тем начинает коллекционировать гос-дачи, госквартиры и, не мудрствуя лукаво, демонстрирует охотничьи домики, дачи под Москвой и в Крыму, коллекции золотых подарков своей родной матери. При этом мать всплескивает руками и восклицает:

— Леня, а ты не боишься, что к власти опять придут большевики?

Но за коллекционированием наград и званий Л. И. Брежнев с патологической страстью начинает коллекционировать иностранные автомобили. Получив первую машину от первого зятя, циркового силача Евгения Милаева, Ильич разохотился и захотел иметь дюжину автомашин. В Кэмп-Дэвиде получил в подарок от Никсона «олдемобиль». Обрадованный, сел за руль и с места в карьер рванул на все сто пятьдесят. Эта машина долгое время служила ему утешением. При пользовании ею Генсек уверял всех встречных и поперечных, что в ней можно говорить о чем угодно, с кем угодно и никто сторонний никогда разговор не услышит.

Брежневу так понравились заверения Никсона о безопасности разговора в упоминаемой машине от сторонних слушателей, что он упоминал об этом кстати и некстати. И когда однажды в сотый раз заверил:

— Говори в ней с кем угодно, когда угодно, и никто сторонний разговор не услышит, — один из сотрудников охраны не удержался и отпарировал:

— Никто, кроме Никсона…

Брежнев оторопел:

— Кто это сказал?

— Я, — признался сотрудник.

— Заткнись.

Однако вскоре пересел на другую машину, а никсо-новскую загнал в дальний угол гаража, видимо, для того, чтобы она случайно не заговорила и не выболтала нечто такое, что сторонним ушам слушать не предназначалось.

В Калифорнии Никсон пригласил Брежнева на свою дачу. В честь высокого гостя состоялся прием, а после приема хозяин предложил ему заночевать на одном этаже с четой Никсон. У дверей покоев Генсека дежурить поставили В. Т. Медведева, автора книги «Человек за спиной». В третьем часу ночи дверь спальни жены Никсона распахнулась, из нее в длинной ночной рубашке босиком вышла жена Никсона Патриция и легкими грациозными шажками направилась в спальню советского лидера.

Руки Патриции были вытянуты перед собой, глаза устремлены в одну точку, сама она находилась в полной прострации. Медведев попытался перекрыть движение женщины корпусом, однако та, обойдя охранника, упрямо шла в спальню к Ильичу. И тогда офицер взял женщину на руки и, нашептывая ей ласковые слова, нежно понес в спальню ее собственной половины и уложил в принадлежащую ей постель.

Факт вроде бы незначительный, но заставляет задуматься: не страдала ли женщина так называемой лунной болезнью? Или не обладал ли Л. И. Брежнев магической силой притяжения, что заставил женщину потерять контроль и отправиться к человеку, излучающему страстные позывы.

В мае 1967 года канцлер ФРГ Вилли Брандт преподнес Брежневу в подарок «Мерседес-450». Машину пригнали к гостинице. Ильич легко впрыгнул в нее, дал газ и один, без сопровождения, умчался куда глаза глядят. Но полиция выставила поперек дороги две автомашины, и лихачу, несолоно хлебавши, пришлось вернуться восвояси. Подъехав к гостинице, шеф весело рассмеялся:

— Ловко я от вас сбежал. Трухнули? Не пугайтесь, все в порядке.

Машину эту Брежнев слегка повредил и тут же объявил, что ему не по вкусу серебристо-серый цвет, немцам пришлось обменять ее на новую, цвета голубой стали.

В 1974 году во Владивостоке состоялась встреча Генерального секретаря ЦК КПСС с президентом США Джералдом Фордом. Форд пожаловал в холодную Россию в роскошной волчьей дохе. Провожая его домой, Брежнев у трапа самолета соизволил отпустить шуточку:

— Хорошая у тебя шуба. В ней только на охоту ходить.

Форд дождался перевода слов Брежнева, по-джентльменски скинул доху с плеч и накинул на плечи Брежнева. Генсек от неожиданности даже дар речи потерял и с заметным запозданием сказал:

— Ну что ж, спасибо!

Красивая волчья шуба с плеч американского президента станет точкой отсчета переходного времени состояния морально и физически крепкого Генерального секретаря ЦК КПСС к Генеральному секретарю полуразва-лившемуся, больному и крохоборствующему.

Из Владивостока Брежнев отправится в Монголию. В поезде у него наступит нарушение мозгового кровообращения. Он впадет в невменяемое состояние, от которого начнется отсчет болезни, духовный распад — явится слабость к подаркам, наградам, славословиям. Они породят серии анекдотов.

В конце 1973-го на переговорах в Америке поведется разговор о бедственном положении в СССР советских евреев. Переговоры зайдут в тупик, на что придет анекдот следующего порядка.

Брежнева спрашивают:

— Расскажите о положении евреев в Советском Союзе.

Брежнев:

— Вот говорят, мца, мца, что евреям в СССР плохо живется. Неправду говорят. Неправду говорят… А что, русским лучше? Еще говорят, мца, мца, что я в СССР все престижные должности и звания себе забрал. Неправду говорят. Неправду. Я же не взял себе генерали-сиси… не присвоил себе звания генералисиси… тьфу, твою мать, я еже его не взял, я же его себе не присвоил…

При подготовке визита Л. И. Брежнева во Францию передовую группу сопровождающих разместили в гостинице «Бурбон» в центре Парижа. Хозяин отеля, решивший удивить советских представителей, предложил на обед форель, которую для приготовления можно было на выбор выловить в громадном аквариуме ресторана, попросить повара поджарить ее по собственному рецепту и заказать к столу бесплатно лучшие коньяки и вина. В аквариуме плавало около сотни крупных форелей. Русские за один присест съели всех форелей и выпили все запасы коньяка и вин, имеющихся в ресторане. На следующий день хозяином был резко сокращен рацион питания, а из напитков стало подаваться к столу только пиво.

Нечто подобное произошло и в Бонне: увидев, что содержание советской делегации обходится немцам в несколько сот тысяч марок, администраторы поставили вопрос о финансировании представителей советской делегации на обсуждение в бундестаге.

Будучи очень спортивным по комплекции человеком, Леонид Ильич так возлюбил футбольные и хоккейные матчи, что за один присест мог просмотреть сразу три матча.

Тем самым он так перекормил матчами своих приближенных, что многие из них навсегда возненавидели эти два уважаемых вида спорта.

Хрущев ли привил страсть Брежневу болеть за футбол, Брежнев ли Хрущеву, но тот и другой больше предпочитали находиться на стадионах, нежели в рабочих кабинетах. С той только разницей, что Хрущев болел за «Спартак», а Брежнев за ЦСКА. При очередном голе болельщики позволяли себе пропустить по рюмочке здесь же, в особом буфете.

На матчи чаще всего Брежнев приглашал с собой А. А. Громыко, который ни в футболе, ни в хоккее ничего не смыслил, но поскольку его приглашал сам Генсек, охотно принимал приглашения.

Другой спортивной страстью Брежнева была охота, третьей — плаванье. Чтобы побыстрее добираться до правительственного охотничьего хозяйства Завидова, был создан специальный вертолетный парк, с посадочной площадкой возле дачи Брежнева в Заречье. На вертолетах летали раз в неделю до тех пор, пока не попали в такую грозу, в которой машину кидало из стороны в сторону, как поплавок в потоке воды, а огненные ленты опоясывали фюзеляж подобием фейерверка.

В Завидово впервые пригласил Брежнева Хрущев. Лесные угодья этого хозяйства некогда принадлежали Хозяйственному управлению Министерства обороны СССР. При Хрущеве Завидово было небольшим: укромный дом для охотников, несколько летних домиков для охраны, в которых в зимнее время было так холодно, что в ведрах замерзала вода.

Территорию хозяйство занимало огромную; в него входили земли Московской и Тверской областей.

При Брежневе охотничье хозяйство разрослось, укрупнилось. Подсобные постройки доусовершенствовались: завели лошадей, коров, овец. Стали разводить уток, куропаток, норок, рыб. Всю эту живность содержали пятьдесят человек, в обязанности которых входило и обеспечение безопасности флоры и фауны заведения.

Брежнев предпочитал охотиться на лосей, маралов, кабанов. Стрелял их со специальной вышки, которую проверять охране запрещал, чтобы она не испугала кабанов. Запрещал до тех пор, пока с одной из вышек не открыли однажды стрельбу браконьеры по члену Политбюро Борису Николаевичу Пономареву. После этого случая в Завидове расквартировали специальный батальон солдат охраны в количестве трехсот человек.

Как-то сам Брежнев спустился с вышки к раненому, лежащему в шоке кабану. Тот с яростью кинулся на охотника. Егерь дважды выстрелил и… не попал. Прикрепленный охранник Г. В. Федотов выстрелить не успел, кабан снес его с ног, торпедой полетел на сотрудника охраны Бориса Давыдова, свалил его в болото и исчез в лесу.

Второй раз раненый кабан бросился на министра обороны маршала Гречко и его охранника. Охотнички пустились наутек. При этом охранник проявил такую прыть, что оказался на вышке раньше маршала. А когда Гречко поинтересовался, как это могло случиться, без тени смущения ответил:

— Я же дорогу вам показывал, товарищ маршал.

Сотруднику охраны В. Т. Медведеву пришлось добивать кабана даже в рукопашной схватке. После выстрела Брежнева кабан упал. Генсек послал Медведева пустить зверю кровь. Но когда тот воткнул нож зверю в горло, кабан вздыбил задние ноги и начал кружиться вокруг своей головы. Сколько бы выбивал чечетку — неизвестно, однако прикончить его офицеру стоило большого труда.

Из зарубежных гостей с Брежневым охотились Киссинджер, Кекконен, Рауль Кастро, Тито. Из советских деятелей — Гречко, Подгорный, Полянский, Тихонов, Громыко, Черненко.

После удачного выстрела Леонид Ильич каждый раз просил соратников разлить по рюмочке водки и поздравлял их «с полем». А по окончании охоты показывал начальнику охраны, кому какой кус мяса стоит отрезать и послать в подарок. А после отправки подарка не забывал позвонить членам Политбюро, министрам и посоветовать, как лучше кабанятину приготовить.

10 октября 1958 года мне, тогда сотруднику охраны, на охоте исполнилось тридцать лет, Леонид Ильич по этому случаю ангажировал мне заводную механическую бритву и самую крупную убитую им утку. Вторую утку подарил Андрей Андреевич Громыко. Та механическая отечественная бритва служит мне до сих пор.

Среди зарослей ив и ольхи течет река Моша. В ней водится неплохая рыба, но члены Советского правительства чаще всего предпочитали рыбалке охоту.

Завидово! Завидовай! Стреляй! Не унывай!

Вспоминается охота Леонида Ильича с первым секретарем обкома города Омска товарищем М. в окрестностях Тюкалинска. Натянув до горла резиновые комбинезоны, Брежнев с егерем уплыли в камышовые заросли Тюкалинки. Следом за ними в таком же снаряжении стал отталкиваться от берега шестом М. Третья лодка оказалась дырявой. Пока я на скорую руку ее конопатил паклей, в камышах кто-то громко чертыхнулся, бабахнул выстрел, и все стихло.

Опасаясь беды, поплыл на всплеск в незаконопаченной посудине и вижу стоящего по горло в воде товарища М. в раздувшемся комбинезоне. М., оказывается, так глубоко погрузил шест в ил, что, стоя на корме, вытащить его не смог. Пока вытаскивал, лодка из-под ног ушла. М. повис на шесте, но долго в таком положении оставаться не мог и плюхнулся в воду.

Вода в тюкалинских прудах мертвая. Дно их усеяно камышовой трухой так густо, что стоять долго на одном месте нельзя. Засасывает.

Когда я подплыл к М., вода уже залила ему комбинезон. С великим трудом перевалил его через борт лодки, подвез к берегу и услышал спаренный выстрел дуплетом, тяжелый всплеск и едреный причет Л. И. Брежнева.

По проложенной среди камышей тропинке плыву на голос Ильича и вижу их с егерем низко склонившихся через борта лодки над водой, а лодку — крутящейся на одном месте. Сомнения отпадали — они утопили ружье. Подплываю. Уговариваю вернуться на берег. Соглашаются неохотно.

Жду, пока осядет ил, и вижу ружье воткнутым стволами в донные осадки. Демонстрируя ухаря, Брежнев стрелял в пролетающих уток стоя в лодке. Стволами вел по лету птиц, покачнулся и, чтобы не оказаться за бортом, оттолкнул от себя ружье, а сам шлепнулся в лодку.

Привязываю к шесту крюк. Извлекаю со дна брежневскую двустволку, возвращаюсь, подхватываю лодку с ружьем М…

Не получив удовольствия в охоте на уток, партбоссы решают устроить охоту на гусей-гуменников, которые пасутся невдалеке от берега, лицом к вечерней заре. И только сторожевик вертит «перископом» в разные стороны. Безопасно и бесшумно подойти нельзя, ибо сторожевик пугается даже собственной тени и громким криком предупреждает сородичей об опасности. При этом крике вся стая мгновенно снимается с места и белой тенью растворяется в небе. Скрытно подойти к гусям почти невозможно. Можно, лишь предварительно замаскировавшись.

Понавязали на головы веток, травы, колосьев и поползли. Впереди — Брежнев с М., сзади — мы с егерем. Ползем. Стая аппетитно подкармливается, а сторожевик не только вертит перископом, но и принюхивается к воздуху. Насторожится сторожевик — мы замираем, начнет шелушить колосья — ползем.

Сколько ползли — неведомо. Взмокли. Мошкара глаза залепила, лезет в ноздри, в уши, но ни головы повернуть, ни рукой шевельнуть нельзя. И вдруг в гнетущей тишине как удар ржавого колокола раздается резкое «га-а-а!». Стая взлетает. Охотнички, соскакивая с мест, палят в белый свет, как в копеечку.

— Это ты голову поднял? — ярится М. на егеря.

— Что вы? Я, можно сказать, носом землю пахал, — оправдывается тот.

— Да Сергей это, — решает Брежнев. — Поднял зад, как гуменник на взлете. Я давно приметил: по-пластунски он совсем ползать не может. Это сторожевик его заметил. — Оправдываться было бесполезно.

Сгустились сумерки. По рации попытались связаться с администрацией Омска Оказывается, что заехали мы так далеко, что рация до Омска не достает. В довершенье ко всему заблудились в степи и решили на дорогу выбираться по руслу Иртыша Обнаружили стоящие у пристаней баржи и решили в них заночевать. Когда же вошли в трюмы, услышали такой звон сотен тысяч комаров, который напоминал вой нанятых на Востоке плакальщиц. С горем пополам перекусили и, чтобы не терять времени даром, утром решили провести совещание первых секретарей райкомов. Так прошла неорганизованная охота.

А организованную каждый год проводил первый секретарь Астраханского обкома КПСС Л. А. Бородин, загодя приглашая Л. И. Брежнева на гусей.

Волжское Понизовье буквально изрезано ериками и протоками. Даже местные егери не все знают их точное количество. Брежнев пересаживался с катера в плоскодонку, и она уплывала в неизвестность, подталкиваемая шестом егеря. Доплывали до мостков, где садились на кормежку и отдых водоплавающие птицы, и начинали охоту. Каждого гуся на прицел брали и Генсек и егерь. Потому охота для Леонида Ильича всегда была удачной.

Роскошную охоту для дорогого (подчеркнем «гого») Ильича устраивали в Болгарии, Германии, Чехословакии, Югославии. И, надо отдать должное, наш Генсек всегда был королем по количеству пораженной им дичи.

Охотником он был отменным, но не настолько удачливым, чтобы в каждом случае быть первым среди равных. Егери, по указке вышестоящих подлиз и подхалимов, каждый раз выбирали ему самую надежную кабанью или лосиную тропу с подкормкой, обжитые тетеревиные, глухариные или косачиные тока.

Генсек, как и его предшественник Хрущев, любил коллекционировать ружья. В специальной комнате на даче в Заречье в трех больших шкафах хранилось свыше ста стволов уникальных импортных и отечественных гладкоствольных ружей для охоты на уток, гусей, зайцев, лисиц, с нарезными стволами для стрельбы по кабанам, лосям, оленям, медведям. Все ружья охрана содержала в постоянной боевой готовности, чистила, протирала насухо и смазывала.

Из подарков на даче постоянно хранился национальный якутский сосуд для кумыса — чорон, выточенный из редкого по величине бивня мамонта народным художником Терентием Васильевичем Аммосовым. Из пяти алмазных камней на нем были изготовлены шесть бриллиантов, а из их обрезков — бриллианты для двенадцати роз.

Из серебра отлили шесть фигурных оправ, в которые бриллианты вставили, притом в трех верхних оправах между бриллиантами и розами вставили еще по два красных альмандина.

Завидово для Брежнева было своеобразной Меккой. Здесь он чувствовал себя всегда хорошо, его душа тут всегда имела отдохновение.

Помню однажды после удачной охоты гостеприимный Леонид Ильич пригласил за правительственный стол директора охотничьего хозяйства Завидово. Стол ломился от яств. И пока соратники вспоминали наиболее удачные и комичные случаи охоты, директор ложкой умял целую тарелку черной икры и принялся под шумок за вторую.

— Это же икра, а не гречневая каша, — не выдержал Леонид Ильич. — Что же ты, едрена-мать, ее ложкой наворачиваешь.

Директор без тени смущения парировал:

— Извините, Леонид Ильич, это кушанье мне так понравилось, что я никак не остановлюсь, насыщаясь этим дивом.

В последние годы Брежнев стал заметно сдавать. Перенес инсульт, очень бессвязно произносил слова. Ружья при отдаче стали разбивать ему лицо. Память таяла. Генсек плохо узнавал друзей, не помнил, куда что положил, что на что следует одевать. Словом, жил по известному в ту пору анекдоту:

«Пожаловал Брежнев на работу в черном и красном ботинках. Сослуживцы спрашивают: «Леонид Ильич, а почему на вас один бо-тинок черный, а второй — красный?» — «Ума не приложу, — отвечает. — И дома, представляете, один ботинок черный, а второй — красный…»

Не нужно думать, что Брежнев не понимал своего состояния. В апреле 1979 года он на заседании Политбюро сделал заявление об уходе на пенсию. Однако все члены Политбюро решительно этому воспротивились, решили дать Генсеку еще один выходной, в пятницу, и порекомендовали в четверг уезжать на отдых в Завидово и возвращаться в Москву не раньше воскресного вечера.

Этого распорядка он и придерживался в последние три года своей жизни.

По нескольку лет лидера охраняли сотрудники Восемнадцатого отделения А. И. Рябенко, В. Т. Медведев, Г. В. Федотов, В. К. Собаченков, В. Н. Филоненко, В. П. Кириллов, В. В. Богомолов. Постоянно обслуживали его три сменных водителя. Лечил личный врач Н. Г. Родионов, которого затем сменила медсестра Н.

По характеру Брежнев был добрым, зла пытался никому не делать. При переходе с одного руководящего поста на другой не заменял ни одного работника ни в Днепропетровске, ни в Кишиневе, ни в Алма-Ате, ни в Москве. Не производил никаких чисток, перемещений министров, секретарей партийных организаций всех уровней до тех пор, пока не стал первым человеком в государстве. Став им, он начал тасовать кадры, как игральные карты.

При употреблении алкоголя знал меру. Для чего все время носил с собой, по словам охранников, заговоренную старинную граненую семидесятипятиграммовую рюмочку. Выпивал ее и больше себе не позволял.

На официальных приемах ему ставили бутылку из-под коньяка, в которую наливали густо заваренный индийский или цейлонский чай. Решительно пресекал злоупотребление алкоголем и в своем окружении.

На досуге любил поиграть в шахматы, домино и страшно переживал проигрыши.

По привычке на работу подъезжал всегда ко второму подъезду первого корпуса здания правительства в Кремле. Служебное помещение его состояло из приемной, кабинета, столовой и комнаты отдыха.

Самыми близкими людьми, с которыми семья Брежневых делила хлеб-соль, были Ю. В. Андропов и К. У. Черненко. Однако больше всех старался подчеркивать видимость дружбы Н. В. Подгорный. Для чего похлопывал кумира по плечу, говорил ему «ты» и даже позволял время от времени разразиться в его адрес двусмысленной шуточкой.

С Председателем Совета Министров А. Н. Косыгиным отношения Леонида Ильича с первого дня не заладились и порой даже смахивали на антагонистические. Так, в марте 1978-го премьер-министр совершал поездку по Тюменской области и Красноярскому краю. Побывал в Тюмени, Сургуте, Нижневартовске, Красноярске, на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, в Норильске. На обратном пути предполагал посетить Свердловск, но неожиданно узнал, что в то же время туда же запланировал визит Генсек.

Тогда Косыгин от визита в Свердловск отказался и точно по протоколу прибыл во Внуково-2 на проводы в Свердловск Брежнева. Брежнев при этом изобразил нечто похожее на немую сцену из «Ревизора» Гоголя, а у Суслова такой кислой стала физиономия, что ею впору было заквашивать капусту.

Генсек с префектом идеологической епархии подготовили смену Косыгина маразматическим Тихоновым, однако на сей раз она сорвалась.

В последние годы у Л. И. Брежнева было два рабочих кабинета: один на Старой (ныне Славянской) площади, второй — в Кремле. Но работать он предпочитал большей частью в Кремле, там же и столовался.

Обеды для членов и кандидатов в члены Политбюро готовили в Кремле на особой кухне. Врач-диетолог пытался меню разнообразить, чтобы угодить вкусам каждого.

После обеда Брежнев любил полчасика вздремнуть. А после отдыха брился второй раз. Его личный парикмахер Толя закладывал за воротник так, что иногда еле держался на ногах. Помнится, жирно намылил кисточку и, вместо того чтобы водить ею по подбородку, начал мазать где попало по лицу Генсека, лицо которого в мгновение ока стало лицом снежной бабы: брови — угли, нос — картошка. Леонид Ильич пытался увернуться от мыльной кисточки, но парикмахер так ловко крутил его голову, что лицо все время оказывалось под помазком. Тогда Брежнев, не выдержав, начал сопротивляться. Однако рот его становился все меньше и меньше. Вот он похож на пятак, на алтын, на копейку.

— Фу! — не выдержал Брежнев. — Ты хоть закусывай, когда принимаешь. Разит, как из винной бочки.

И от услуг парикмахера отказался. А ведь парикмахер всегда брил Генсека опасной бритвой.

При возвращении с работы на дачу в Заречье за километр от дома Брежнев из машины выходил и молча шел пешком. При этом один из охранников шел впереди, второй — чуть сзади, а прикрепленный — около.

Дачные апартаменты хозяина и Виктории Петровны располагались на втором этаже. На третьем — библиотека, бильярд и кинозал. Из кинофильмов Леонид Ильич предпочитал смотреть «Подвиг разведчика», «Два бойца», «Серенаду солнечной долины», «Девушку моей мечты», «Белое солнце пустыни» и «Семнадцать мгновений весны». А исполнителя роли Штирлица Вячеслава Тихонова так возлюбил, что присвоил ему звание Героя Социалистического Труда.

19 декабря 1981 года в Кремле торжественно отмечалось 75-летие Л. И. Брежнева. Бабрак Кармаль прицепил к лацкану пиджака Генсека афганский орден Свободы. Любя демонстрировать силу рук, Брежнев и на юбилее хотел доказать, что он еще не дряхлый старец и готов на локотках прижать к столу любую руку желающего с ним побороться. Желающих потягаться в силе с Генсеком не нашлось, и Леонид Ильич сделал победоносный взгляд в сторону жены — Виктории Петровны.

Подарки Генсеку сыпались, как из рога изобилия. Член ЦК, партийный босс Дагестана Магомед-Саламом Ильясович Умахнев поднес юбиляру двухкилограммовый золотой самовар. А на руке Викторий Петровны заиграло переливами восьмикаратное бриллиантовое кольцо, подаренное жене Генсека Викторией Мжеванадзе. Никто тогда и предполагать не мог, что это кольцо, поднесенное в свое время Виктории Мжеванадзе подпольным миллионером Отари Лазишвили, украдено в одной из европейских стран и разыскивается Интерполом.

Самыми почетными подарками будут маленькие бюсты В. И. Ленина. Есть свидетельства, что все они изготовлялись из чистого золота. Количество их достаточно. А вот куда уплыли они, во что превратились, история скончавшегося советского строя сказать не пожелала, а администрации государств, возникших на руинах СССР, этим вопросом либо не заинтересовались, либо потихоньку поделили бюстики между собой по принципу: тебе половина и мне половина.

Сразу после торжественных речей продолжение праздника решили проводить в Завидове. Охоту устроили поистине царскую, с конными псарями и борзыми. Облавы на лосей и кабанов устраивали с загонщиками, выгоняющими обреченных зверей прямо под выстрел.

В резиденции Генсека, в приемном зале на первом этаже, расселись в низких креслах, расставленных на огромном ковре перед низкими столиками, на которых в блюдах лежала отборная закуска, а в серебряных чарках была налита водка. Перед пылающим камином соратники делились воспоминаниями об охотничьих подвигах, затем смотрели очередной кинофильм с богатой кинохроникой деяний вождя. При виде на экране своего тестя Петра (Пинхуса — русификация русского имени произошла от еврейского Пинхус), Леонид Ильич встал и прослезился.

Дряхл и сентиментален стал Генсек, но он все еще пытался храбриться. Он радовался каждому подарку, которые и здесь подносились гостями. Страсть к ним появилась у юбиляра еще в 1972 году, когда президент Никсон привез ему в подарок черный «кадиллак-седан». А на следующий год, во время ответного визита в Америку, Брежнев получил темно-синий «линкольн-континенталь», с роскошной черной велюровой обивкой. Кстати, после смерти Генсека в гараже его окажется десять личных автомашин, четыре из которых перейдут в наследство внукам, по три достанется ЦК КПСС и КГБ.

Однажды Брежневу приглянулись часы помощника Киссинджера. Как тот ни убеждал советского лидера, что часы ему дороги как подарок жены, но Брежнев не отступал. Из-за этих часов переговоры тогда чуть не зашли в тупик, и сдвинулись с мертвой точки лишь тогда, когда часы оказались на запястье Генсека.

Спустя ровно месяц после юбилейных торжеств первый заместитель Андропова генерал Семен Кузьмич Цвигун был обнаружен у себя в кабинете с простреленной головой. А через шесть дней от сердечного приступа ушел на тот свет главный идеолог Михаил Андреевич Суслов. В день похорон Суслова был арестован Борис Буряцэ. При обыске в его квартире нашли тайник с бриллиантами, принадлежащими Галине Леонидовне Брежневой, часть которых 27 декабря была похищена из квартиры известной дрессировщицы львов Ирины Бугримовой, в действительности же принадлежащих некогда известным русским аристократам.

Предполагают, что они вначале были выкрадены сотрудниками госбезопасности у Бугримовой, а затем тайно подброшены друзьям Галины Леонидовны Брежневой. На последнем этапе борьбы с «коррупцией» Андропов дошел до дочери Брежнева. Пошел анекдот, что Брежнев неожиданно умер из-за того, что Андропов позабыл поменять ему батарейки. Кстати, стоит сравнить одежду детей Брежнева и детей Андропова на похоронах родителей, чтобы убедиться, что вторые значительно превзошли первых роскошью импортных дубленок, отечественных норок, голубых песцов и горностаев. Умели жить сами наши руководители и о детях не забывали порадеть.

Вообще-то много любопытного можно узнать, если проникнуть в тайны кремлевского двора. К примеру, жена первого секретаря ЦК Грузии В. Мжеванадзе являлась сестрой жены секретаря ЦК Украины П. Шелеста. Обе дружили с женой Брежнева, которая была сестрой жены С. Цвигуна.

За две недели до смерти Брежнева Андропов начнет вызывать на допросы Галину Брежневу в связи с краденым и не принадлежащим ей бриллиантовым каше. К. У. Черненко (кучер ненко. — С. Ю, никогда не пьяневший от любой дозы выпитого, на сей раз будет ходить как с великого похмелья. Но лишь на время сможет притормозить нависшую беду над Брежневыми.

Зареченская дача имела огромные холлы, переходы и коридоры. Широкая мраморная лестница ее вела на второй и третий этажи мимо больших окон, стеклянных дверей и модных витражей.

В густом лесопарке, на высоком берегу Сетуни, к даче шли асфальтированные дорожки и яблоневый сад вперемешку с малиновыми, вишневыми и смородиновыми рядами. В саду по ночам светилась огнями оранжерея с парниками, дышал паром открытый плавательный бассейн. А все это огораживал высокий деревянный зеленый забор с гаражами и помещениями для охраны, расположенными с наружной стороны.

Сухонькая, маленькая старушка, мать Леонида Ильича, ни свет ни заря встречала и провожала сына на работу и с работы. Предупредительный сын был польщен таким вниманием и в то же время глубоко переживал бессменные ее дежурства.

— Мамочка, пойди, пожалуйста, в тенечек. А то солнце голову напечет, — заботливо уговаривал он это безропотное Божье создание. И до глубины души был расстроен однажды, когда увидел ее беспомощно спящую в кресле-качалке прямо на солнцепеке. Многим тогда влетело по первое число. Когда же этот божий одуванчик отправился на встречу со Всевышним, Леонид Ильич безутешно и горько плакал и долго-долго переживал неизбежное горе. Схоронили ее на Новодевичьем кладбище, неподалеку от центральной аллеи.

После ухода матери Леонид Ильич сам начал заметно сдавать. Это состояние его отлично передал в своих воспоминаниях президент Франции Валери Жискар Д'Эстен: «Я оказался невольным свидетелем проблем со здоровьем Леонида Брежнева.

…В ходе советско-французской встречи на высшем уровне в Пицунде президент Помпиду и Леонид Брежнев договорились закрепить практику ежегодных встреч в верхах между нашими странами. Предусмотренная на конец 1974 года встреча должна была в соответствии с правилами состояться во Франции. После моего избрания я подтвердил наше приглашение Брежневу и предложил провести встречу в Рамбуйе. Предполагалось, что в день своего приезда, в среду вечером, Брежнев отужинает один в своих апартаментах, чтобы отдохнуть с дороги. На следующий день предусматривался совместный завтрак с участием основных членов делегации всего на восемь персон. А наша первая беседа был намечена на 17.30. Предполагалось, что она будет проходить тет-а-тет, в присутствии переводчиков, и продлится два часа.

Мы позавтракали, как планировалось, и разошлись. В 15 часов — первое послание: Генеральный секретарь просит перенести начало переговоров на 18 часов. Никаких объяснений. Я даю свое согласие… В 17 часов 15 минут — новое послание: господин Леонид Брежнев желает отдохнуть. Нельзя ли начать переговоры в 18.30? Мой ответ: …я буду ждать господина Брежнева в 18 часов в условленном месте.

…Но вот вдали отворяется первая дверь, и я вижу направляющегося ко мне Брежнева. Он ступает нерешительно и неторопливо, словно на каждом шагу уточняет свой курс… На его полном лице с отяжелевшей нижней челюстью, нависающей над шеей, выделяются впалые и очень живые глаза. По движению его челюстей заметно, что он испытывает определенные затруднения при разговоре.

Я наблюдаю, с каким усилием он произносит слова. Когда его рот приходит в движение, мне кажется, что я слышу звук трущихся в жидкости костей, как будто челюсти у него плавающие.

Дикция Брежнева становится все менее разборчивой. Мы говорим в течение пятидесяти минут… Внезапно Леонид Брежнев встает — в дальнейшем я еще не один раз столкнусь с этой его манерой — и, едва выпрямив ноги, направляется к выходу… Как только Брежнев делает первый шаг, он перестает замечать присутствующих людей. Главное — это контролировать направление движения.

— Мне нужно отдохнуть, — говорит он, расставаясь со мной, — вчера был трудный перелет…

…В апреле 1979 года Леонид Брежнев вновь встречал меня в аэропорту Шереметьево… и сразу же принялся пояснять:

— Я приехал встречать вас в аэропорт вопреки мнению моего врача. Должен признаться вам, что я очень серьезно болен… Вы, наверное, помните, что я страдал из-за своей челюсти… Вы, впрочем, заметили это в Рамбуйе… Теперь все намного серьезнее. Меня облучают. Порою это так изнурительно, что я вынужден прерывать лечение. Врачи утверждают, что есть надежда Это здесь, в спине. Но я непременно поправлюсь, я крепкий малый.

…На следующий день мы проведем несколько бесед по конкретным проблемам, и я с удивлением отмечу, насколько точно он сохранил в своей памяти целые фразы из наших предшествующих встреч. Он никогда больше не вернется к вопросу о своем здоровье».

В ноябре 1982 года Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев спокойно почит во сне. Провидение ниспослало ему тихую смерть, которую посылает только добрым людям.

По решению Советского правительства страна погрузится в траур и на пять минут включит сирены всех гудков, которыми озвучены промышленные предприятия, пароходы, паровозы, локомотивы, автомашины.

— Почему все гудят? — спросит меня жена.

— Брежнев умер, — отвечу.

— И что же, по этому поводу всем следует гудеть?..

На высшем посту Советского государства Л. И. Брежнев провел восемнадцать лет и сделал все возможное, чтобы страна не распалась. Не вина, а беда его, что он не заметил, как подвел ее к той черте, за которой оказался гибельный обрыв, пропасть.

ПРЕФЕКТ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЕПАРХИИ, ИЛИ КАЩЕЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ МОНАРХИИ

Среди вождей на пьедесталах

Стою в рассветной тишине,

Как среди серых кардиналов,

Продавших души сатане.

Михаил Андреевич Суслов (1902–1982) в большой армии советских идеологов замены никогда не знал, хотя ни эрудицией, ни особо твердыми теоретическими познаниями постулатов марксизма-ленинизма не обладал. Да этого в кремлевской епархии, честно говоря, и не требовалось. Наоборот: наличие таких предпосылок даже вызывало подозрение партаппаратчиков, ибо партаппарату были нужны не ученые-эрудиты марксистско-ленинской закваски, а прагматические интерпретаторы, в задачу которых входило идеологическое обоснование партийной власти, овладения техникой власти и властвования. Именно в этой ипостаси талант М. А. Суслова замены себе не нашел.

Он вступил в партию в 1921 году, на десять лет раньше Брежнева, хотя старше его был всего на четыре года. Тогда в партии насчитывалось всего 600 тысяч человек и Сталин еще не был Генеральным секретарем. Однако именно в Сталине Суслов нашел своего кумира. Он принимает активное участие в борьбе с троцкистской, зиновьевской и бухаринской оппозициями, что и открывает ему двери в элиту партии.

Этому поспособствует и академическое образование, в 1928 году Суслов успешно оканчивает Институт народного хозяйства имени Плеханова, а затем Институт красной профессуры.

В те годы он становится номенклатурным работником ЦК и в то же время преподает в Московской промышленной академии имени Сталина, среди студентов которой находились жена Сталина — Надежда Сергеевна Аллилуева, жена Кагановича — Мария Марковна, жена Андреева — Хазан Дора Моисеевна и будущий «преемник» Сталина — Никита Сергеевич Хрущев. Эти студенты сыграют главенствующую роль в будущей карьере учителя.

В партийный аппарат рекомендовал Суслова Лев Захарович Мехлис, бывший в то время главным редактором «Правды». А расположение к нему он почувствовал как к редкостному знатоку ленинских и других цитат, старательно выписанных и четко систематизированных в обширную картотеку. На любые темы в считанные минуты Михаил Андреевич умел найти подходящую цитату не только для своих, но и для чужих статей, не раз оказывая на этом поприще благожелательство не только другу Мехлису, но через него даже и самому Сталину. Сталин прилежание оценил.

Однажды цековский референт Федор Бурлацкий готовил речь для самого Суслова. Главный идеолог речь одобрил, но захотел одно местечко цитаткой из Владимира Ильича подкрепить… Сказав это референту, он шустро так побежал куда-то в угол кабинета, вытащил ящичек, которые обычно в библиотеках стоят, поставил его на стол и стал длинными худыми пальцами быстробыстро перебирать карточки с цитатами. Одну вытащит, посмотрит — нет, не та, другую начнет читать про себя — опять не та. Потом вытащил и так удовлетворенно: «Вот эта годится». Зачитал, и впрямь хорошая цитатка была…

О характере признанных услуг, которые тот или иной коммунист оказал партии, можно судить по тому, какой он пост занимает. Первый руководящий пост Суслова был партийно-контрольный: в 1931 году он был назначен инспектором Центральной контрольной комиссии. Комиссия внутри партии играла ту же роль, что и НКВД внутри государства. Все подозреваемые в инакомыслии, прежде чем попасть в руки НКВД, проходили через это «контрольное чистилище». Суслов сделался отличным судьей над ними. В 1934 году ЦКК была реорганизована в Комитет партийного контроля при ЦК, но его функции и роль в нем Суслова остались неизменными.

В 1938 году, когда железная метла ежовщины повы-мела партийные, государственные, хозяйственные кадры, Суслов выходит на руководящую работу сначала секретарем Ростовского обкома, а в 1941–1944 годах — первым секретарем Ставропольского крайкома ВКП(б) и одновременно членом военного совета Северной группы войск Закавказского фронта, начальником краевого штаба партизанских отрядов.

Партизанское движение на Ставропольщине успеха не имело, но вина за неудачи была возложена на карачаевское население края и их соседей — калмыков. Те и другие в конце 1943 года подверглись массовой депортации. О том, как она проводилась, сообщают два документа. Позволю себе их процитировать.

Рапорт начальника Управления НКВД по Ставропольскому краю в Народный комиссариат внутренних дел СССР заместителю наркома С. Н. Круглову:

«В ноябре 1943 г. были депортированы из Карачаевской автономной области 14 774 семьи — 68 938 карачаевцев. После выдворения основного контингента Управление Народного комиссариата СССР по Ставропольскому краю выявило еще 329 карачаевцев. Все они также были выселены в места основногопроживания».

Второй документ — докладная записка Л. П. Берия на имя И. В. Сталина и В. М. Молотова: «В соответствии с указом Президиума Верховного Совета и постановлением СНК от 28 октября 1943 года НКВД СССР осуществлена операция по переселению лиц калмыцкой национальности в восточные районы. Всего погружено в 46 эшелонов 26 359 семей, или 93 139 переселенцев, которые отправлены к местам расселения в Алтайский и Красноярский края, в Омскую и Новосибирскую области. Во время проведения операции происшествий и эксцессов не было…»

Помню, как глухой зимой 1943 года первые группы переселенцев появились у нас в Омской области, в частности в бывшей деревне Александровке Кормиловского района. В деревушку из тридцати дворов привезли пять семейств. У чалдонов возникло любопытство, и мы пошли посмотреть, что из себя калмыки представляют. Пришла в основном пацанва, от десяти до пятнадцати лет и пригласила выйти для знакомства во двор таких же прибывших в Сибирь сверстников. (По неписаным сибирским традициям, зимой подростков с посиделками в домах не жаловали. Их предпочитали видеть на крутых горках с санками, на льду с коньками, на трассах — с лыжами, на охоте, на подледной рыбалке.) Старший из приехавших калмычат вышел, держа руку за пазухой. У подростков, известное дело, основной вопрос — кому главенствовать в селе. Главенствовал в то время я, как самый ловкий и сильный. Приехал новый парень, надо было выяснить, станет ли он мне подчиняться. Потому пригласил Володю, так звали калмыка, на борьбу. Но Володя бороться со мной не согласился, продолжал стоять бычком, держа руку за пазухой.

Я подошел и резким рывком рванул руку навыворот. В руке оказался кинжал. Спрашиваю:

— Ты на кого взял кинжал?

— Я думал, вы бить будете, — отвечает.

— Ни за что мы никого не бьем. А кинжалы никогда в ход не пускаем. Отнеси нож в дом.

Отнес. Вынес полное блюдо кукурузы, угощает. Угостились.

— А теперь, — говорю, — давай до трех раз силой меряться.

Три раза подряд ловкими подсечками кладу Володю на снег. Он возмущается:

— Ты берешь хитростью, а не силой. Давай всяк своим силом, один на одном.

Ребята смеются. Боремся один на один, только силой, без ловкости. Для меня такой вид борьбы — новость. Только силой оторвать жирного круглого бутуза я от земли не могу, зато он трясет меня как липку и легко бросает на лопатки. К слову сказать, «всяк своим силом» калмыку тогда можно было любого из ребят в округе победить. Все мы ежедневно голодали и были, как говорится, на просвет почти прозрачными.

Чтобы не уронить престижа в глазах сверстников, говорю калмыку:

— Считаем борьбу только началом. Снова поборемся через три месяца, когда вы съедите все привезенные запасы и положите зубы на полку.

Ровно через три месяца вновь пригласил Володю на борьбу перед зрителями-пацанами двух сел на посиневший от весеннего потепления лед речки Омки.

Боролись по-калмыцки «всяк своим силом». Теперь Володя стал легче легкого. Он сам установил норму — бороться до десяти раз. До десяти схваток не доборолись. Когда я девятый раз припечатал его ко льду, Володя горько заплакал от обиды за свою слабость. Достаточно ярок ли мой пример, не мне судить. Но таким образом Сибирь утихомиривала и приезжих, и коренных бунтарей в «благодатные» царские, ленинские, сталинские и прочие времена.

Впоследствии мы с Володей подружились. Он проводил меня в армию, и больше мы с ним не встречались.

Что же касается утихомиривания, примечателен в этом отношении рассказ деда Тимофея Промохина, встретившего Великую Отечественную в семидесятилетием возрасте: «Решили мы в сорок втором встретить Новый год. Нагнали какой-никакой самогонки, наварили бражки. Собрались восемь девок, один я. Мужиков и парней-то всех в армию — подчистую. Я один, почитай, на три села.

Собрались где-то около двенадцати. Выпили по одной. Попели. А опосля второй все мои голубушки головки под крыло — позасыпали то есть. Лежат одна другой краше, одна другой греховнее и соблазнительнее… Любую бери. Но я либо наработался чересчур, либо годы уже взяли свое. Подойду к одной. Задеру подол. Посмотрю и как заплачу-заплачу. Восемь раз слезьми обливался. И по сей день с содроганьем сей стыд вспоминаю».

…После смерти А. А. Жданова, наступившей в 1948 году, идеологический аппарат сосредоточивается в руках одного Суслова. Суслов поднимает его в поход против общественных наук: в области языкознания — против учеников Марра, в физиологии — против учеников Павлова, в генетике — против классических школ. Тогда же он возглавит комиссию по расследованию деятельности заведующего отделом науки ЦК Юрия Андреевича Жданова, выступившего против отдельных агробиологических положений Т. Д. Лысенко, не получивших экспериментальных подтверждений.

В ноябре 1951 года по указанию Сталина Суслов предлагает на закрытом собрании видных теоретиков партии осудить книгу члена Политбюро, председателя Госплана СССР Николая Алексеевича Вознесенского, посвященную экономике СССР во Второй мировой войне. Участники совещания не знали, за что и почему они должны книгу осудить.

Редактировал книгу Вознесенского сам Сталин. Автор был удостоен за нее Сталинской премии первой степени. Все надеялись, что дело прояснится с выступлением самого Вознесенского, не зная, что год назад он был расстрелян.

Материалы этой дискуссии так и не были опубликованы. Зато в октябре 1952 года были опубликованы «Экономические проблемы социализма в СССР» и статья Суслова в «Правде» о том, что журнал «Большевик» (главным редактором которого был Федосеев) «на протяжении нескольких лет… не разоблачил субъективной концепции в области политической экономии».

Однако тот же Федосеев, милостью Суслова, стал членом ЦК КПСС, директором Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Одно с другим явно не согласовывалось. Стало понятно, что на статье Суслова возлежала редакторская рука Сталина.

Очень важной вехой в биографии Суслова был XIX съезд партии в октябре 1952 года. И. В. Сталин еще раз убедился, что в лице Суслова он имеет не только талантливого исполнителя, но и выдающегося интерпретатора его еще не сформулированной стратегии на будущее.

Свою речь на съезде Суслов посвятил разоблачению врагов сталинской линии в партии и в идеологии, чем засвидетельствовал монополию Сталина на будущие чистки в партии, которые были и станут органическим законом политического развития СССР.

Суслов говорил: вся деятельность партии «и впредь должна быть направлена своим острием на беспощадную борьбу с реакционной буржуазной идеологией и ее проникновением в нашу науку, литературу и искусство… против лиц, раболепствующих перед буржуазной реакционной культурой и капиталистическим образом жизни, против националистических и космополитических извращений… против аполитичности в литературе, искусстве и науке».

Речь свою Суслов закончил сообщением: «Изданы тринадцать томов сочинений Сталина, представляющие неиссякаемую сокровищницу творческой марксистско-ленинской мысли… Трудно назвать такую отрасль науки, культуры и искусства, такой участок идеологического фронта, где бы не осуществлялась вдохновляющая и направляющая роль нашего великого вождя и учителя и благотворное влияние его гениальных идей…»

На XIX съезде Суслов впервые будет избран в члены Президиума ЦК и переизбран в цековский Секретариат.

Только два человека из состава Президиума ЦК были посвящены Сталиным в планы организации второй «великой чистки» — Игнатьев и Суслов. Они не сумели удержать язык за зубами и выдали планы вождя другим членам Президиума. 13 января 1953 года преамбула «великой чистки» зафункционировала: газеты сообщили об аресте врачей Кремля, которые обвинялись во вредительском лечении и умерщвлении членов Политбюро Жданова и Щербакова и в подготовке убийств маршалов Василевского и Говорова, адмирала Левченко, генерала Ште-менко.

Под руководством Суслова начинается самая широкая кампания по повышению «революционной бдительности», по разоблачению «врагов народа». Но в разгар кампании Сталин умирает. Через день все «молодые» и «малоопытные» члены Президиума ЦК из Президиума ЦК изгоняются, среди них оказались Игнатьев и Суслов, Брежнев и Косыгин. Но через два года Суслов вновь Н. С. Хрущевым вводится в состав членов Президиума ЦК затем, чтобы Хрущев смог разоблачить Сталина политически, а Суслов обосновать его развенчание теоретически.

Что это такое? Префект идеологической епархии предает идеолога и вождя коммунистической монархии? Или?..

Должен заметить, что это только на первых порах может показаться, что автором ревизии ленинизма и теоретического обоснования разоблачения культа личности Сталина был Хрущев, им был Суслов. Хрущев читал на съезде то, что ему было подготовлено на «кухне» главного идеолога ЦК. В докладе говорилось, что Сталина єдиного не было, их было два. Один, до 1934 года, верный ленинец на практике и в теории; другой, после 1934 года, ошибающийся в теории и допускающий «извращения» на практике. Однако и второй Сталин не преступник, а ошибающийся ленинец и потому может лежать в Мавзолее рядом с Лениным, и потому город на Волге можно продолжать называть Сталинградом.

Когда Хрущев на XX съезде отошел от этой схемы и объявил Сталина грешником по всем статьям, оппозиция в лице Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова потребовала срочно созвать экстренный Пленум ЦК. Увидев, что в борьбе перевес на стороне Хрущева, Суслов решительно переходит на сторону нового лидера и на Пленуме с докладом о сущности разногласий между Хрущевым и группой оппозиционеров легко доказывает правду Хрущева. «Мы не дадим в обиду нашего дорогого Никиту Сергеевича», — скажет он. Он догадался, что победа группы Молотова приведет к пересмотру линии XX съезда партии, и потому добился того, что Президиум ЦК объявил группу Маленкова — Молотова «антиленинской». Был создан новый Президиум ЦК, в который вошло хрущевское большинство и временно оставлены на своих постах Булганин и Ворошилов.

Хрущев настолько уверовал в роль победителя, что впоследствии стал позволять себе то, что раньше позволял Сталин. Он сосредоточил в одних руках партийную, правительственную и военную власть. Попытался взять на себя роль теоретика партии, но так как никогда толком ни Маркса, ни Ленина не знал, то ни одну из теорий обосновать не смог. В докладах позволял «лирические отступления» от написанного для него аппаратом Суслова текста, а Суслов перед отправкой материалов на газетную публикацию сидел и вычеркивал все эти «лирические отступления». Хрущеву это надоело, и он решил избавиться от сусловской редакторско-идеологической монополии, назначив секретарем ЦК по идеологии Леонида Федоровича Ильичева. Деятельность самого Суслова при этом сводилась к контактам с иностранными компартиями и надзором за преподаванием программ марксизма-ленинизма в высших учебных заведениях.

Однако новая программа партийной идеологии и теории была разработана Сусловым, хотя доклад по ней на съезде делал Хрущев. Это привело Суслова к недовольству и к заговору против Первого секретаря ЦК КПСС, который он вроде бы и возглавил. Но так как всегда привык быть вторым, то и здесь уступил первенство Л. И. Брежневу, смещенному накануне Н. С. Хрущевым с поста Председателя Президиума Верховного Совета СССР и замененному А. И. Микояном. 14 октября 1964 года на Пленуме ЦК Суслов сделает обвинительный доклад против Хрущева, которому раболепно служил, и на пост Первого секретаря предложит Брежнева. Привыкший к хитростям, он схитрит и здесь. Ибо в руках Первого секретаря находится ЦК, а в руках второго при определенном стечении обстоятельств может находиться и сам Первый секретарь ЦК.

В любой идеологической партии тон задает первый теоретик. Суслов это преотлично знал и потому сохранял за собой это несокрушимое монопольное право. Как шеф-идеолог с 1948 года, он был главным лицом по связям с заграничными коммунистическими и рабочими партиями, от имени ЦК КПСС принимал самое прямое участие в составлении документов международного коммунистического движения 1957–1960 годов. Являлся руководителем делегации КПСС на переговорах с Коммунистической партией Китая. Для урегулирования спорных вопросов китайцы требовали пересмотра решений XX и XXII съездов КПСС по вопросам тактики и стратегии коммунизма, в том числе новой программы КПСС и реабилитации Сталина.

Но в феврале 1964 года на Пленуме ЦК КПСС Суслов решительно защищал решения XX и XXII съездов и критиковал пекинскую позицию как антимарксистскую. Признание правильности позиции Пекина в «социалистическом лагере» и мировом коммунистическом движении для Суслова было бы крахом, и потому он не мог с этим согласиться. Наведя лоск на позицию КПСС, словесно повысив ее авторитет, Суслов взялся за наведение идеологического порядка в СССР.

Верный страж решений XX и XXII съездов партии, он тем не менее подверг ревизии резолюции этих съездов в вопросе о культе личности, полагая, что критика Сталина есть не только критика прошлого, но и существующего режима и кто без санкции ЦК покусится на критику этих систем, тот подвергнется судам, наказаниям и даже высылкам.

Как дирижеру власти ему удалось перехитрить и Сталина, и Хрущева, но на Брежневе вышла осечка. Выдвинувшись при Брежневе за поддержку заговора против Хрущева, Суслов, впервые услышавший об этом заговоре, перепугается насмерть. По словам П. Е. Шелеста, когда его попросили прочесть на Пленуме доклад, предназначавшийся для Л. И. Брежнева, Суслов побледнел и сказал:

— Да что вы? Будет гражданская война.

Однако, когда Хрущева свергли, лично проследил за трудоустройством главного хрущевского референта, помощника по культуре Владимира Семеновича Лебедева^[7], благодаря настойчивости которого Хрущев прочел «Один день Ивана Денисовича» и высоко отозвался о писательском дебюте Солженицына.

В селе Шаховском Ульяновской области был установлен бронзовый бюст дважды Героя Социалистического Труда М. А. Суслова, отлитый еще при его жизни. Рядом красовалось величественное здание музея с зимним садом, импортными светильниками и кондиционерами.

Компартия чтит своих идеологов.

Помнит она и о деяниях агитатора и пропагандиста М. А. Суслова. И, полагаю, не нашла бы изъянов в его деятельности, если бы… если бы с его благословения не появился в ЦК КПСС, а затем и в Политбюро ЦК КПСС другой «агитатор, горлан, главарь» — М. С. Горбачев, разваливший не только всю слаженную суслов-скую идеологическую систему, но вместе с нею и необъятную Советскую страну.

Бдительный, дальнозоркий, при жизни увековеченный в бронзе человек не только не разглядел и не понял близкого к себе последыша, но и благословил к политическим деяниям человека, отмеченного печатью рока.

Суслов прослужил в партийных верхах в Кремле 35 лет и все время оставался непреклонным интернационалистом, так как извечно не любил исторической России, а православие просто ненавидел. Колючий, замкнутый, питавшийся одной гречневой кашей, ездивший на лимузине со скоростью не более сорока километров в час, Суслов был крайне несимпатичен. Соратники звали его «кащеем смертным». Ярый ненавистник церкви, именно он в свое время подтолкнул Н. С. Хрущева на гонения против православия.

Развал же коммунистической системы в России и странах Европы начался не с приходом Горбачева М. С., а задолго до него, с подачи Суслова, который настропалил Н. С. Хрущева начать бичевание негативных дел Сталина. Он же придал Хрущеву уверенности в его борьбе с антипартийной группой в лице Молотова, Кагановича, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова.

Сам Суслов всю жизнь любил держаться в тени. Высокий, худой, с впалыми щеками, ходил он всегда пригнувшись, дабы быть одинаковым с низкорослыми вождями. К одежде был небрежен и безразличен. Одно и то же пальто мог носить до десяти лет, почему Брежнев однажды в шутку попросил членов Политбюро скинуться, чтобы купить Михаилу Андреевичу новое пальто… Суслов намек понял и сам купил себе пальто. Жизнь и здоровье умел ценить превыше всех земных благ, и, когда Брежнев пригласил епарха в Завидово на охоту, Суслов приехал в сапогах с галошами. Выйдя из машины, втянул ноздрями воздух, молвил: «Сыро» — с ударением на «о». Сел в автомашину и отбыл восвояси. Больше никогда ни на какой охоте не появлялся.

Его жестокость к людям маскировалась под презрение к вероотступникам. Сталин разглядел в нем это и определил Суслова на должность своеобразного гувернера. Подобно гувернеру, тот начал не только следить за идеологическим мышлением коммунистов, но и за их нравственностью. В ноябре 1976 года, накануне семидесятилетия Брежнева, вот как наставлял он Кунаева: «Сувенирами не увлекаться, статьи в журналы и газеты не писать! Фотографий и портретов не печатать! Если что-либо сделали из подарков большое, в Москву не везти, а поставить где-нибудь в Доме культуры. Написать: «Сделано в связи с 70-летием Л. И. Брежнева». Речь давай на полторы страницы».

Как видим, особо пышных торжеств Генсеку епархия Суслова не предполагала. И тем не менее, по словам бывшего первого секретаря ЦК Компартии Украины П. Е. Шелеста: «Суслов меньше принес партии пользы, чем вреда. Плоды его деятельности мы пожинаем и сейчас, в частности, в историческом, идеологическом и национальном вопросе. Он очень настаивал на быстром слиянии наций, их языков и культур. К чему это привело, мы видим на примере народов Кавказа, Средней Азии и других».

При Хрущеве Суслов не считался вторым человеком в руководстве, при Брежневе он им станет и начнет закулисную борьбу с А. Н. Шелепиным за лидерство в партии. Желая подорвать укрепление позиций оппонента, он настоит на смещении с поста председателя КГБ близкого друга Шелепина В. Е. Семичастного. На заседании Политбюро, решив многие вопросы, Брежнев достанет из нагрудного кармана бумажку и скажет: «Теперь, товарищи, еще один вопрос, о Семичастном, позовите его, пожалуйста».

Никто из сидящих в зале ничего о том знать не будет, с самим Семичастным разговора до того никто не проведет, но Брежнев, с подачи Суслова, зачитает: «Мы решили Семичастного переместить на другую работу, а на должность председателя КГБ рекомендовать товарища Юрия Владимировича Андропова», с которым тоже до этого разговора не было. Но Андропов раньше работал рядом с Сусловым.

Шелепин же, не зная правил закулисной борьбы серого кардинала, возмутится произволом, и Суслов тут же предложит Шелепину написать в ультимативной форме заявление об освобождении от работы в Политбюро, обещая при зачитывании Брежневым этого заявления встать на защиту Шелепина… Шелепин заявление-ультиматум напишет. Брежнев на Пленуме ЦК его зачитает, но Суслов ни слова не скажет в защиту соратника.

Одним из противников Суслова в ЦК окажется заведующий отделом науки, школ и вузов С. П. Трапезников, который возглавит кампанию по реабилитации Сталина к девяностолетию вождя. Суслов проекта реабилитации не поддержит.

В личной жизни М. А. Суслов останется аскетом. Не проявит даже особой заботы о карьере своих детей: дочери Майи и сыне Револии. Перенеся в молодости туберкулез, он в зрелом возрасте заболеет диабетом и иногда будет страдать припадками, сходными с эпилептическими. В 1976 году перенесет инфаркт миокарда. Здоровье восстановит. Но и к восьмидесяти годам останется партийным фанатиком, готовящимся поддержать курс реформ Ю. В. Андропова против Л. И. Брежнева. После крайне обостренного объяснения с Л. И. Брежневым по поводу «добровольного ухода» из жизни первого заместителя председателя КГБ СССР генерала армии Семена Кузьмича Цвигуна у Суслова резко повысится кровяное давление, нарушится кровообращение в сосудах мозга, он потеряет сознание и через несколько дней отойдет в иной мир.

Хоронить его будут на Красной площади. Погода была мерзкая, лица у всех были каменные, что лишний раз подчеркивало общую мрачность. Дул порывистый ветер и дважды срывал с усопшего покрывало, обнажая посиневшие длинные худые ноги. По христианским приметам — это знак очень недобрый, означающий, что земля с нежеланием принимает яростного атеиста. Речь на траурном митинге в честь усопшего, напрягая голос, скажет Генсек Л. И. Брежнев, которая будет выдержана в духе партийных традиций. После смерти Суслова швейцарские банки вдруг ни с того ни с сего обратятся в Министерство финансов СССР с запросом: «Как поступить с денежными вкладами на имя М. А. Суслова?» Министерство финансов, впервые услышав об этом, попросит разъяснения в Управлении делами ЦК КПСС. На что получит ответ: «Вклады на имя секретаря ЦК М. А. Суслова предназначены на развитие международного коммунистического движения». Но кому не понятно, что вклады на секретные миссии кладутся соответствующими организациями на шифрованные коды. Отсюда следовало: либо идеологический микровождь, рисующийся под аскета, никогда аскетом не был, либо эти вклады санкционировались свыше не только одному ему, что, мягко говоря, и в первом и во втором случае весьма и весьма сомнительно.

При Суслове поборы Брежнева приняли такой грандиозный размах, что вянут уши слушать этот длинный перечень. Премию лауреата Международной Ленинской премии 1973 года Леониду Ильичу вручали вместе со всеми награжденными писателями, в частности, вместе с писателем Анатолием Андреевичем Ананьевым. Анатолий Андреевич в списке на получение Государственной премии стоял первым и, получая медаль, от денежной премии предпочел отказаться, полагая, что именно так поступит следующий за ним по списку «величайший миротворец, выдающийся деятель ЦК КПСС, Советского государства, международного коммунистического движения, Маршал Советского Союза, четырежды Герой Советского Союза Л. И. Брежнев». Однако Брежнев примеру писателя не последовал и с улыбочкой положил причитающуюся сумму в карман. В 1975 году он под бдительным оком Суслова получит золотую медаль мира имени Ф. Жолио-Кюри, в 1977-м — золотую медаль мира ОНН, в 1982-м — золотую медаль ВФП. А в 1976-й, юбилейный год наряду с орденами, грамотами и адресами — невероятное количество небольших, пятнадцатисантиметровых, как бы бронзовых бюстиков В. И. Ленина, оказавшихся, как выше говорилось, золотыми. Бюстики эти исчезли бесследно.

К сожалению, интерес к этой скользкой теме никто, кроме журналиста Евгения Додолева, не проявил. Не проявляют и сейчас. А Евгений Юрьевич уверяет, что количество этих бюстиков, поднесенных Генсеку, исчисляется астрономическими цифрами. И не потому ли Михаил Андреевич, как не скупой, а предусмотрительный «рыцарь», просил соратничков, «если что-либо сделали из подарков большое, в Москву не везти»? Зачем лишние досужие разговоры, когда возможно все тишком да ладком обустроить. И обустраивал…

Да, жизнь — коварная штука: у нее все тайное обязательно когда-нибудь станет явным. И стало.

Не берусь характеризовать усопших, неблагородно это. Пусть лучше сделает это один из усопших по отношению к другому.

«Не раз у нас были стычки по вопросам идеологии, культуры, — пишет о М. А. Суслове бывший член ЦК КПСС П. Е. Шелест. — Еще покойный Довженко написал киносценарий о Тарасе Бульбе. Но фильма не было. Потом взялся за это дело Бондарчук. С большим трудом фильм сделали. Но показывать не стали. Суслов запретил.

«Почему?» — спрашиваю его. Он говорит: «Зачем возрождать национализм, зачем тревожить поляков».

«Так это же история, — отвечаю. — Тогда давайте Гоголя изымем».

Словом, не убедил. Был он этакой сталинской закваски. Вот второй пример: обсуждали мы, что публиковать в газете в связи с 90-летием Сталина. Я выступал за то, чтобы публиковать всю правду, основываясь на решениях XX съезда партии.

«А как народ поймет?» — последовал вопрос Суслова.

В конце концов публикация была, но в урезанном виде — многое вычеркнуто Сусловым». (Не прав Петр Ефимович: Суслов был не сталинской, а антисталинской закваски в последнее время.) А Шелест продолжает: «Позже, когда я был в Москве, Суслов организовал статью в журнале «Коммунист Украины», в которой критиковалась моя книга за возвеличивание казачества. Книгу через месяц изъяли.

Пришел к Брежневу, говорю: «Что вы делаете?» — «Книгу я не читал, — сказал он. — Это сделано по указанию Суслова».

Теперь вы знаете, читатель, какой убойной силой обладал этот цековский гувернер, если он был в состоянии запретить и убрать с прилавков книгу такого же члена Политбюро, каким являлся и сам.

Неприятное тайное стало-таки злым явным и подорвало веру в коммунистических вождей-бессребреников, а вместе с ними и в саму коммунистическую систему по-сусловски, которой главный бессменный идеолог посвятил всю сознательную жизнь.

ХАЛИФ НА ЧАС

Хорошо, что власть, как нищенка,

Не далась надолго сыщику.

Коронованный вандал

Многих в горе бы вогнал.

О Юрии Владимировиче Андропове до сих пор говорят и сплетничают предостаточно потому, что подлинных сведений о его жизни и деятельности, а тем более документальных свидетельств почти не сохранилось. Ни в одном из существующих сегодняшних справочных изданий ничего не сказано ни об именах и отчествах, ни о возрасте его родителей, братьев и сестер. Сообщается лишь, что родился он в семье служащего-железнодорожника на станции Нагутинская Ставропольского края. И — все. О матери — ни слова.

Жизнь этого Генсека окутана сплошным туманом. Еще во времена реформ Юрия Андропова некоторые факты его официальной биографии подверглись сомнению. Поговаривали о том, что родители Андропова вовсе не умерли от голода в хлебном Ставрополье и что нынешняя фамилия его совершенно не соответствует полученной при рождении.

Никто и никогда не слышал и о маленьких радостях «железного Генсека» — его интересах и увлечениях, не удостаивался чести лицезреть его жену, как позже выяснилось, еще более тяжело больную, но пережившую своего мужа на восемь лет.

Ю. В. Андропов родился в 1913 году. Сразу же после рождения его, сообщается в документах, двадцатилетний Андропов поселился в верхневолжском городе Рыбинске, где поступил в техникум водного транспорта. Архивариусы утверждают, что более подробных документов данного периода не сохранилось. А потому и трудно узнать, что было за душой этого скрытного человека, как говорится, где крестился, где учился, где женился и т. д.

Его соратники: Дмитрий Устинов окончил Ленинградский военно-механический институт, Алексей Косыгин — Ленинградский институт текстильной промышленности, Динмухамед Кунаев — Московский институт цветных металлов и золота, Николай Тихонов — Днепропетровский металлургический институт. В том же Рыбинске в авиационном институте учился и окончил его Андрей Кириленко.

А Юрий Андропов не закончит средней школы, не закончит техникума речного флота, не закончит университета в Петрозаводске, не закончит даже Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве. Может, потому он был хмур, отрешен, смотрел сычом и предпочитал хранить свои впечатления при себе.

Интеллигентское прикрытие и выпяченная манерность в андроповском семействе были заемными, подражательными, но усиленно насаждающимися главой семьи как интеллектуалом, которым Юрий Владимирович никогда не являлся ни по уровню образования, ни по природным данным…

Первой женой Андропова Ю. В. была Нина Савели-чева (тетка писателя Аркадия Савеличева). Жили они в одной комнате рабочего общежития и имели сына и дочь. Затем комсомольского работника Юрия Андропова переводят в Петрозаводск, и он с первой женой разводится.

Корреспонденту «Комсомольской правды» Юрию Гамову удалось взять интервью у Игоря Юрьевича, сына Ю. В. Андропова, тогда он был послом по особым поручениям российского МИДа. Интервью было опубликовано 17 июня 1994 года. По поводу первой семьи Игорь Юрьевич говорит: «Первая семья отца распалась еще до войны. Его сына Володю я видел всего один раз, да и то при драматических обстоятельствах. Моя мама болезненно воспринимала ситуацию с Володиной неустроенностью, потому что понимала настроение отца. Ю. В. очень переживал, что у сына была безалаберная юность, как мог, помогат ему — определял в Нахимовское, в Суворовское училище, в ПТУ. Последнее время Володя несколько раз приезжал из Молдавии, где жил, в Москву и встречался с отцом. По-моему, Ю. В. был доволен разговором с сыном, и для отца была неожиданностью его кончина — Володя умер в 1975 году».

Смерть сына от первого брака Володи — еще одна загадка. Судьба же дочери от первого брака неизвестна.

В 1938 году, даже не будучи членом партии, Андропов по рекомендации главного безбожника страны Ярославского Емельяна Михайловича избирается первым секретарем комсомола Ярославской области, а в следующем году вступает в члены ВКП(б).

В 1939–1940 годах Советское правительство создает Карело-Финскую ССР, где, по анекдоту, финнов числилось всего двое: Финкельштейн и фининспектор и еще один финн: первый секретарь ЦК партии республики известный деятель Коминтерна Отто Вильгельмович Куусинен. Андропов, направленный сюда на работу, финном стать не успел. Новоизбранным лидерам республики осмотреться было некогда — началась Великая Отечественная война, а в октябре 1941-го немцы с помощью финнов захватили столицу республики Петрозаводск. Андропов и Куусинен ушли в глубокий тыл. В июне 1944 года советские войска освободили Петрозаводск, куда следом за Куусиненом последовал и Андропов с новой женой и сыном Игорем. (Дочь Ира родится в 1947 году.) В том же 1944 году Юрий Владимирович станет вторым секретарем Петрозаводского горкома партии, а в 1951-м его введут в аппарат ЦК партии и не без помощи О. В. Куусинена назначат заведующим подотделом по международным вопросам.

В 1953-м Андропова, по указанию Маленкова, направят послом в Венгрию. В 1956-м там вспыхнет контрреволюционный мятеж, который возглавит Имре Надь, давний соперник Ракоши. (В Гражданскую войну Надь служил в молодой Советской республике в отрядах красных интернационалистов, проводил массовые расстрелы, в том числе принимал участие и в расстреле царской семьи в Екатеринбурге.) Имре Надь попытался вывести Венгрию из-под влияния Москвы.

Андропов попросит Советское правительство ввести в Будапешт войска. 1 ноября советские танковые колонны пересекут венгерскую границу и двинутся на Будапешт. Надь вызовет Андропова для объяснения, но посол уверит венгерского руководителя в том, что это всего лишь тактические ученья. А сам в то же время займется уговорами коренного венгра, подпольщика в годы фашизма, узника за революционную деятельность при Ракоши, сорокачетырехлетнего Яноша Кадара возглавить новое революционное правительство для свержения Имре Надя.

Эти несколько решающих дней в начале ноября 1956 года потребовали от советского посла железной воли, мгновенной сообразительности, абсолютного цинизма, самообладания, риска и беспощадности.

Утром 4 ноября советские войска займут Будапешт. Обхитрив Имре Надя, Андропов начнет давать дипломатические банкеты для объяснения своей посреднической миссии в сложившейся ситуации. Во вкусах решит быть западником. На приемах столы по его указанию будут сервировать в континентальном стиле, а гостей угощать французскими винами. Учтивый хозяин начнет обходить столы, шутить с мужчинами, любезничать с дамами… А когда начались танцы, он стал приглашать дам в несколько церемонной довоенной манере. Дамы были в восторге от его мягкой доверительной речи, от комплиментов и от приятной неожиданности — вместо увальня встретить русского денди.

Дети от европейских правил жизни тоже будут в восторге, разумеется, дети Юрия Владимировича от второго брака. Он устроит их в будапештскую школу, познакомит, а затем и подружит с венгерскими сверстниками. Летом будет возить отдыхать их на живописный берег озера Балатон или в Варну (Болгария), Карловы Вары (Чехословакия).

В награду за Венгрию Андропова переведут в Москву. В 1961 году он станет членом ЦК, а в 1962-м его секретарем. Однако ждать его будет не дипломатическая, а жандармская карьера. Он к ней готов. Ибо не пьет, не курит, в пристрастиях не замечен.

Исповедуя мораль серого кардинала М. А. Суслова, он не жалует исторической России, православия. В своей работе опирается на консультантов: А. Александрова-Агентова — в международных делах, академика и директора Института США Г. Арбатова — во взаимоотношениях с США, А. Бовина (сегодняшнего посла в Израиле), который позже вспомнит: «Последний курс моих университетов — это аппарат ЦК КПСС… Очень многому там научился. Меня окружали умные, знающие люди». (Полагаю, Ю. В. Андропов был не последним умником среди них.) А также на Ф. Бурлацкого — сотрудника международного отдела, В. Заглади-на — руководителя группы консультантов, Г. Цуканова — сына друга Л. И. Брежнева. А непосредственным его начальником и покровителем станет Б. Н. Пономарев.

В поле зрения на посту секретаря ЦК Андропов в те годы появится 13 апреля 1966 года на встрече Брежнева с кубинской делегацией, после чего на несколько месяцев исчезнет. Это время, по словам свидетелей, уйдет у него на освоение новой профессии — председателя КГБ.

19 мая 1967 года Андропова назначают председателем КГБ с освобождением от работы в ЦК и на ближайшем Пленуме изберут кандидатом в члены Политбюро.

В 1974 году Андропов создаст сверхсекретный отдел КГБ «Альфа», которого в ВЧК — КГБ не было от Дзержинского до Семичастного, и еще так называемое Пятое управление по борьбе с идеологическими диверсиями, своего рода управление политической контрразведки, и Филиппу Денисовичу Бобкову предложит стать заместителем начальника этого управления.

Впоследствии управление устроит настоящую охоту за инакомыслящими, подвергая их арестам, ссылкам, высылкам, лишениям гражданства, отправкой в психбольницы. Особо эта охота велась за творческой интеллигенцией. И это тогда, когда сам шеф сыска пописывал стихи, предпочитал рядиться в тогу демократа и, как Дзержинский и Киров, ходил на работу пешком.

Советское диссидентство возникло на рубеже двух правлений — хрущевского и брежневского. Диссиденты как бы освещали в прессе показную работу КГБ.

В 1964 году за правозащитную деятельность был брошен в одну из двух имеющихся в СССР психушек генерал Петр Григоренко; к концу пребывания Андропова на посту шефа КГБ таких психушек стало больше тридцати и за свои убеждения около тысячи совершенно здоровых людей стали их обитателями. Среди них создатель свободных профсоюзов шахтер Владимир Клебанов, математики Вячеслав Бахтин и Владимир Лавут, врач-психиатр Анатолий Корягин, радиолог Леонард Терновский. «Больных» лечили большими дозами аминазина, галоперидола и других средств, способных лишить людей разума и воли.

Позже во время недолгого андроповского правления страной милиция проводила облавы под кодовым названием «Трал». В этот «трал» попадали совершенно безвинные люди в магазинах, парикмахерских, в банях, в кинотеатрах. Впоследствии выловленных либо подвергали публичной экзекуции местного начальства, либо не менее публичному осмеянию во всевозможных средствах массовой информации.

От имени Политбюро предлагая кандидатуру Андропова на пост Генсека, К. У. Черненко будет осведомлен о тяжелом состоянии здоровья претендента на высокий пост и тем не менее предложит; другого варианта, выходит, не было. Андропову будет отпущено пробыть на этой должности всего 15 месяцев, большую часть из которых он будет тратить на врачей, а высшими делами государства с его ведома начнет заправлять Константин Устинович Черненко.

Но вернемся к кагэбэшной деятельности Андропова. При нем, как уже выше упоминалось, резко увеличится число психиатрических больниц, работающих по тюремному режиму. В 1969 году шеф сыска докажет, что стреляющий «якобы» по автомашине Брежнева Ильин безумен, и отправит того в сумасшедший дом. Из-за невыносимых условий в психдиспансере на Черняховской (где содержался генерал Григоренко) в 1981 году произойдет бунт заключенных, которые в качестве заложников захватят медперсонал больницы, протестуя против принудительного лечения больных большими дозами лекарств и других средств, способных лишить заключенных разума и воли. Через четыре дня бунт будет жестоко подавлен.

Скопировав ленинский и сталинский методы принуждения, Андропов начнет арестовывать родственников заключенных. В Киеве посадит в тюрьму Раису Руденко, у которой муж Микола отбывал семилетний срок заключения за правозащитную деятельность. В тюрьме окажется вся семья биолога Сергея Ковалева. Более того, прину-дителем станут практиковаться повторные, трехкратные и четырехкратные аресты. Среди повторников окажется Завиад Гамсахурдиа, украинцы Тихий и Лукьянок, литовцы Пяткус, Никлус, Галуская, армянин Айрикян; а русский писатель Анатолий Марченко, проведший в тюрьмах и ссылках 25 лет, будет посажен в пятый раз на пятнадцатилетний срок.

За пятнадцать лет андроповского руководства КГБ резко ухудшились условия содержания политических заключенных в тюрьмах и лагерях. Имеются свидетельства изощренного садизма в обращении с заключенными. Так, украинский писатель и кинорежиссер Гелий Снегирев погиб 28 декабря 1978 года под пытками с применением современных медицинских средств.

При Андропове восстановится практика политических убийств, замаскированных под бандитское нападение, автомобильную катастрофу, самоубийство. Эти маскировки были настолько шиты белыми нитками, что ни у кого не вызывало сомнений, чьих рук это дело.

Опытной территорией для политических убийств были избраны несколько центральных городов в России, отдельные места Украины. 28 ноября 1970 года в местечке Васильково под Киевом зверски убита художница Алла Горская. Среди бела дня под Одессой зарезан художник Ростислав Палецкий. На мосту со следами пыток на теле нашли повешенным художника Владимира Кондрашина В собственном доме заживо сгорел с женой «несогласный с властями» священник Горгула Растаскивая пожарище, сельчане обнаружили на трупах обгоревшие веревки. Другой священник с Западной Украины О. Е. Котик утоплен в колодце. Из-за угла убит брат политзаключенного поэта Михаил Осадчий. На глазах у почитателей насильно посажен в машину и увезен в неизвестном направлении украинский композитор Владимир Ивасюк, а через месяц его труп со следами жестоких пыток нашли повешенным под куполом полуразрушенного храма, находящегося неподалеку от правительственных дач.

Пятнадцать долгих лет проведет Юрий Владимирович на посту начальника политической полиции СССР. Обладая поистине невероятной выдержкой и осмотрительностью, он поведет тихую и беспощадную борьбу и с русским патриотическим движением.

Очень не жаловали шеф КГБ и его «соратники» так называемых «русистов». При этом мне вспоминается грустная история бесшабашно удалого, горько умершего поэта Александра Сухарева. Сухарев по тем временам написал крамольную поэму, в которой имелись строки:

Пытаясь найти издателя, Сухарев, ничтоже сумняшеся, передал рукопись «неизвестному иностранному подозревателю», которым оказался переодетый сотрудник упоминаемого Пятого отдела. Сухарев перестраховался. При передаче рукописи был в парике, с бородой и усами. Пятый отдел, получив крамольную вещь неизвестно от кого, кинулся на поиски диссидента по шрифту печатной машинки и выяснил, что машинка с таким шрифтом имеется в издательстве «Молодая гвардия». Сухарева взяли под теплые крылышки. Выслали из Москвы. Запретили печататься.

Дальнейшая судьба поэта, так же как и смерть его, скрыта за домыслами догадок и предположений: поэт неожиданно заболел неизлечимой болезнью. Ему ампутировали ногу, руку. В конце концов несчастный умер чуть ли не от проказы, и где захоронен — неизвестно.

Идеологическим центром русского возрождения со второй половины 60-х годов был журнал «Молодая гвардия» под руководством главного редактора Анатолия Васильевича Никонова. Свою линию Никонов вел осторожно, умело обходя все подводные идеологические рифы. В журнале стали появляться статьи об исторической России, о святых традициях Отечества, велась борьба с изданиями, стоящими на позициях космополитизма.

Идеологические префекты на заседании Секретариата ЦК в ноябре 1970 года освободили Никонова от должности главного редактора, а в ноябре 1972-го А. Н. Яковлев от имени ЦК обвинил деятелей русского возрождения во всех смертных грехах, а главное — в политических преступлениях. Статья попалась на глаза Брежневу, на что Генсек по-солдатски среагировал: «Этот м…. хочет поссорить меня с интеллигенцией». Яковлева сослали в далекую Канаду, и Андропов озлобился.

…В декабре 1967-го в Ленинграде осудят четверых руководителей Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа (ВСХСОН) И. Огурцова, Е. Вагина и других. В марте 1968-го устроят судилище уже над семнадцатью инакомыслящими, где Андропов будет играть не последнюю роль. В 1981-м арестуют редактора са-миздатовского журнала «Вече» А. Иванова.

А 28 марта 1981 года шеф КГБ попытается обратить внимание высшего партийного органа на движение «русистов». На заседании Политбюро он заявил «В последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя «русистами». Под лозунгами защиты русских национальных традиций они, по существу, занимаются активной антисоветской деятельностью. Развитие этой тенденции активно подстрекается и поощряется зарубежными идеологическими центрами, антисоветскими эмигрантскими организациями и буржуазными средствами массовой информации. Спецслужбы противника усматривают в ней дополнительную возможность для подрывного проникновения в советское общество.

Серьезное внимание этой среде уделяют официальные представительства капиталистических государств в СССР. Заметную активность проявляют, в частности, посольства США, Италии, ФРГ, Канады. Их сотрудники стремятся иметь контакты среди так называемых «русистов» с целью получения интересующей информации и выявления лиц, которых можно бы использовать во враждебной деятельности.

…Изучение обстановки среди «русистов» показываел круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организованную форму.

Опасность прежде всего состоит в том, что «русизмом», то есть демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, памятников старины, за «спасение русской нации», прикрываютсвою подрывную деятельность откровенные враги советского строя».

Вот каков по воззрениям был Юрий Владимирович Андропов, а вот какими методами расправлялся он с инакомыслящими: «В настоящее время и главный редактор журнала «Человек и закон» член КПСС Семанов С. Н… допускает злобные оскорбительные выпады в адрес руководителей государства. По оперативным данным, он пропагандирует необходимость борьбы с государственной властью и заявляет, что кончился «период мирного завоевания душ. Наступает революционный период… надо переходить к революционным методам борьбы… Если мы не будем сами сопротивляться, пропадем».

Борьба с «русистами» велась Андроповым оголтело. В декабре 1980 года без всяких объяснений выгнали с поста главного редактора «Комсомольской правды» В. Н. Ганичева. В 1978-м лишили гражданства Г. Вишневскую и М. Ростроповича. В 1979-м выслали из Москвы академика А. Сахарова. Причем инициатива от шефа политического сыска шла в обход Генсека.

В 1979–1980 годах подверглись атаке с Лубянки издательство «Современник», журнал «Наш современник». Год спустя разруган саратовский журнал «Волга» за статью М. Лобанова, подвергавшую сомнению ценности коллективизации.

С. Семанов полагает, что все это делалось за спиной Брежнева. Однако я думаю по-другому: маскируясь под послушного, исполнительного и преданного бюрократа, Андропов сначала вешал престарелому Брежневу на уши идеологическую лапшу, а затем сам же грубо ее и обрывал.

Явным наследником Брежнева все считали ленинградского секретаря партии Григория Романова, 1923 года рождения, участника войны, коренного ленинградца, инженера-корабела. Он в 1973 году избирается кандидатом, а с марта 1976 года членом Политбюро. По натуре скромный, он запретил журналистам упоминать свое имя в отчетах об официальных церемониях, был лоялен к Брежневу, близок к Косыгину.

Андропов начинает искать криминал против конкурента, с помощью спецслужб придумывать всевозможные слухи и заниматься их распространением.

При встрече с американской делегацией он с помощью переводчиков повел разговор так, что американские гости начинают обыгрывать сходную с царской фамилией фамилию Романова и титуловать его то как премьера, то как Генсека, давая понять, что метят собеседника на какой-то из этих постов. По запущенной Андроповым «утке», Г. Романов якобы устроил свадьбу одной из своих дочерей в Таврическом дворце, где угощенья подавались гостям на фарфоровом сервизе ее императорского величества Екатерины Великой, когда на самом деле свадьба проходила на квартире отца и никто к царскому фарфору не только не прикасался, но и не видел его.

Запустив одну легенду за другой, Андропов постарался, чтобы они стали достоянием Брежнева, и… Г. Романов при Брежневе в Москву не попадает. «Подмочив» репутацию одного из главных соперников, тут же начал собирать компромат на близких к Брежневу людей, и даже на него самого. К сожалению, недостойных лидера примеров оказалось предостаточно: Ильич то «кадиллак» в подарок примет, то собственный бюст чистым золотом покроет и т. п. Андропов шел напролом и вскоре вышел на брежневского приятеля Сергея Медунова. 17 января 1981 года «Правда» дает убийственный материал по кубанским безобразиям и по Меду нову лично. Но на XXVI съезде КПСС Медунов в прениях называет доклад Брежнева гениальным, а 12 марта того же года «Правда» печатает материал «Кубань начинает сев», героем сева называя того же Медунова. Начинается перетягивание каната то в андроповскую, то в брежневскую сторону.

Андропов не торопится, он видит, что Медунов подбит и с перебитым крылом далеко не протянет. С умирающим Брежневым Андропов, таким образом, повел в счете, демонстрируя перед общественностью комические, алчные и трагические стороны людей, окружающих Генсека.

Затем принимается за Галину Леонидовну Брежневу — дочь Генсека, которая к тому времени разошлась с первым мужем А. Калеватовым, оказалась одинокой и вела весьма вольный образ жизни. Губерния пошла писать о ней что ни попадя, то намекая на роман с Лиепой, то обсуждая ее наряды, то взвешивая драгоценности. А именно в это время возьми да и застрелись Семен Цвигун. Его жена Роза содержала салон, покровительствовала молодым дарованиям, под псевдонимом выпускала книги и, как Галина Леонидовна, обожала дорогие бриллианты.

Некролог на кончину Цвигуна был подписан всей верхушкой Политбюро, за исключением самого Генсека. Имеющий глаза да видит, имеющий разум да догадается. Выходит, что С. Цвигун Генсека в чем-то подвел, пере-доверившись Ю. В. Андропову. В чем?..

Брежнев не дремлет и в противовес Андропову начинает укреплять ведомство МВД. Люди, проходившие по тем временам через подъезды 1 и 1а в здание ЦК КПСС на Старой площади, искренне недоумевали: зачем рядом с рослым офицером КГБ стоит еще и юноша в красных погонах МВД? А ставили, оказывается, как молчаливого наблюдателя.

Как председатель КГБ, Андропов активно участвовал в борьбе Брежнева с оппонентами — сначала в роли исполнителя его указаний, а после 1977 года становится инициатором контрпереворотов: осмеливается подсказывать Брежневу, кто, по его мнению, внушает подозрение и кого надлежит из Политбюро изгнать. Первой жертвой стал Подгорный. Весной 1977 года он отправился в путешествие по африканским странам, а вернулся в страну никем. Андропов подсказал Брежневу самому занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Тремя следующими «падшими ангелами» окажутся Шелепин, Полянский, Шелест. Но при этом Брежнев, как Генеральный секретарь, лишался окружения, как бы охранной среды. Ему оставалось полагаться исключительно на охрану его власти Андроповым. Когда же «ушел» с поста и Косыгин, то на пути Андропова к власти оказался лишь слабосильный старик Брежнев с таким же старым окружением.

Предвидя дальнейшую незащищенность, Леонид Ильич предпринимает ряд мер по обеспечению безопасности власти от Андропова, тогда-то, помнится, первым заместителем Андропова он и назначит мужа сестры своей жены Семена Цвигуна, а первым заместителем министра МВД — своего зятя Юрия Чурбанова.

29 января 1982 года, как уже говорилось выше, состоятся похороны М. А. Суслова, а через несколько дней на всю страну прогремит скандальное дело певца-стажера Большого театра Бориса Буряцэ — очень экстравагантного, красивого цыгана аристократических кровей. Речь шла о бриллиантах, золоте, старинных иконах, больших денежных суммах и наркотиках. Задержанному разрешили позвонить по домашнему телефону Галине Леонидовне Брежневой (тайно зафиксировав разговор на магнитную ленту). Галина приехала. Именно это и нужно было Андропову. Встреча, подстроенная органами КГБ, состоялась у них же на глазах.

Эту операцию Андропов начал еще в декабре 1981 года, на следующей неделе после дня рождения Брежнева. С. Цвигун попытался ее приостановить, и ему это удалось, но после смерти Суслова расследование пошло полным ходом. Следом за Буряцэ в феврале 1982 года из членов коллегии Министерства культуры исключается директор московских цирков, первый муж Галины Леонидовны А. Калеватов — по подозрению в получении многочисленных подарков и валютных денег. Тот и другой подследственный заявили, что все обнаруженное у них принадлежит Галине Леонидовне.

На допрос вызвали Галину Брежневу. Подкоп под Генсека пошел полным ходом. Интриган от полиции одолел интригана от партбюрократии. Развернулась и телевизионная кампания по дискредитации кремлевского патриарха. В феврале показали истерику Брежнева на похоронах боевого товарища, командующего Московским военным округом генерала Константина Грушевого.

А в двадцатых числах марта, при выступлении Ло И. Брежнева на авиационном заводе в Ташкенте, в цехе над ним рухнули леса, опоясывающие строящийся самолет. Они не выдержали скопившихся на них рабочих и погребли под собой Генсека. У Брежнева оказалась сломанной ключица, задета челюсть. Брежнев, как известно, вел себя в Ташкенте мужественно. А в Москве ему отлежаться не удалось. Андропов буквально вытаскивает его из постели и вместе с А. А. Громыко, К. Уо Черненко привозит в МХАТ на просмотр пьесы Михаила Шатрова «Так победим!». Видимо, шатровские идеи так импонировали шефу КГБ, что можно было потревожить больного Генсека. А 7 ноября он настаивает на том, чтобы Брежнев во время парада и демонстрации пребывал на трибуне Мавзолея. Надо думать, что стояние это стоило Брежневу многого. А травля между тем шла в плановом порядке.

К 75-летию Генсека в журнале «Аврора» появляется веселый рассказ Виктора Голявкина «Юбиляр», где говорилось: «Позавчера я услышал, что он умер. Не хочу скрывать, я преисполнился радости и гордости. Однако моя радость была преждевременной. Но я надеюсь, нам не придется долго ждать. Он не разочарует нас. Мы все верим ему. Мы желаем, чтобы он поскорее закончил свой труд и осчастливил нас». Даже непосвященные начали понимать, что борьба двух лидеров вступает в решающую фазу. И Брежнев, как бы не желая доставить сопернику удовольствие порадоваться победой, с 9-го на 10 ноября тихо почил в своей постели, заслужив у Всевышнего милость легкой кончины.

Приняв от Брежнева бразды правления, Андропов фанатично начинает убирать из Политбюро недавно избранных партийных деятелей: Гришина, Романова, противопоставляя им выпестованного в Ставрополе М. С. Горбачева. Убрать Гришина труда не представляло — Гришин к старости, как и Брежнев, размяк, но Романов взять себя голыми руками не позволил. И тогда коварный лис Андропов переводит его из Ленинграда в Москву и поручает расправиться с оппонентом своему выдвиженцу Горбачеву.

Жандарм в роли либерала, сварганивший полицейскую модель государства, Андропов начинает везде появляться в сопровождении маленького человека с черным чемоданчиком в руке, что нагнетало на окружающих дух таинственности. Люди гадали, что в чемодане: секретный телефонный коммутатор, фармацевтический набор лучших лекарств, пульт атомного управления?.. А чемодан между тем был попросту пуст.

Первое, что сделал Андропов, — запретил на Таганке спектакль «Борис Годунов». Параллели не хотел. Намека боялся.

Выдвижение Горбачева в члены Политбюро по тем временам было случаем беспрецедентным: он некогда несколько месяцев побывал на оккупированной территории. Казалось бы, дорога в Политбюро ему заказана. Но Андропов всегда лечился в Кисловодске, а весь курорт Минеральных Вод входил в Ставропольский край, который с 1970 года возглавлял покладистый Михаил Сергеевич. По долгу службы он обязан был встречать и провожать Андропова, а по велению сердца еще и навещать его.

В 1973 году Горбачев становится секретарем ЦК по сельскому хозяйству, а в марте 1985-го — Генеральным. Карьера этого человека была деланной. В Москву Андропов вытащит Горбачева с помощью Суслова заранее, чтобы противопоставить его дряхлеющим брежневцам.

С первых шагов деятельности Андропова на посту Генерального секретаря стало ясно, что он является честолюбивым интриганом. «Наведение порядка в стране» обернется у него «укреплением дисциплины», а по сути — проведением облав по магазинам, сберкассам, парикмахерским. В Сандуновских банях его сотрудники фотографировали людей совершенно обнаженных. На что голые люди с возмущением говорили: «Они делают вид, что нам платят. А мы делаем вид, что работаем».

Вместе с тем он начинает крупную игру в поддавки с Западом: форсирует строительство газопровода «Сибирь — Европа» и перекачивает за границу сырье. По дешевке распродает на рынках Запада золото, лес, руды, нефть, необработанные алмазы. Впервые за тридцать лет снижает цены на водку и начинает спаивать народ. Развенчивает редакцию журнала «Волга», обругивает на совещании в ЦК книгу В. Белова «Лад», пытается притеснить Православную Церковь, изгоняет из официального лексикона слово «русский», возвращает в Москву А. Н. Яковлева — таков краткий перечень «благотворительных андроповских деяний». Ему поют дифирамбы Авторханов, Рой Медведев, Янов. Люди останавливались в недоумении: кому они отдали власть? Тут же последовал анекдот:

— Как вы думаете, Юрий Владимирович, пойдет за вами советский народ?

— Пойдет! А если не пойдет за мной, пойдет вслед за Брежневым.

Иными словами, чувства этого человека закостенели, а мечты огрузли.

7 ноября 1983 года Андропов на парад и демонстрацию не явился, так как по состоянию здоровья не выходил из больничной палаты. Это был беспрецедентный случай в Кремле. После похорон Брежнева он не стал проводить совещания руководителей социалистических стран, ограничился личными встречами с вице-президентом США Джорджем Бушем, президентом ФРГ Карстеном и министром иностранных дел Геншером, руководителем Афганистана Бабраком Кармалем, премьер-министром Пакистана Зия-Уль-Хаком и министром иностранных дел КНР Хуан Хуа.

Замашки Андропова по отношению к своему народу смахивали на бонапартизм и были нацелены на развал СССР, что впоследствии и было осуществлено его приспешниками.

Это подтверждает в своих воспоминаниях сын Андропова Игорь: «Помнится, в 1977 году Ю. В. мне прямо сказал: «А ты знаешь, Игорь, из Михаила Сергеевича может вырасти крупный работник, крупный руководитель. — И добавил: — Если, конечно, ничего не случится». Я спросил: «Что ты имеешь в виду?» Он ответил: «Всякое может быть…» В первую очередь, Андропов не был уверен в том. что Горбачев при принятии решений всегда видит долгосрочную перспективу, в чем сам отец был очень силен. Запомнилась еще одна реплика, услышанная от отца: «Миша, к сожалению, умеет слушать меньше, чем говорить…»

Последним толчком к обострению болезни отца была очень неосторожная и совершенно случайная простуда во время отдыха в Крыму.

Я вернулся из Стокгольма, в сознании его уже не застал. Все его помощники, с которыми довелось общаться, подчеркивали, что он был дееспособным практически до самого последнего дня — сознание ему отказато, наверное, за неделю до смерти.

Отец не одобрял моего выбора, когда я пошел в Институт международных отношений. Ю. В. представлял меня инженером, врачом. По его настоянию после школы я два года работал учеником лаборанта, потом лаборантом на одном закрытом заводе. То есть «телефонное право» по отношению ко мне не действовало. Естественно, фамилия в чем-то помогала, но сам Ю. В. к этому никакого отношения не имел. А моя сестра Ирина Юрьевна, по образованию филолог, долгие годы работала в различных изданиях. У Ю. В. есть внучка Татьяна и двое внуков — Дмитрий и Константин.

Последние годы мама тоже очень болела, что приносило отцу невероятные страдания.

Даже находясь в тяжелом состоянии, в больнице, Ю. В. звонил ей каждый день. Мама пережила отца на восемь лет — она умерла в 1992 году».

Жил Андропов в одном доме с Брежневым на Кутузовском проспекте, 26 (кстати, на этом доме висит мемориальная доска в его честь, хотя доски всех других партийно-государственных деятелей в 1991 году были сорваны, даже брежневская. А его висит до сих пор. К чему бы это?..). «Что было несносно ему на первых порах совместного житья в одном доме, так это то, что Брежнев не проводил, в отличие от него, резкой черты между службой и домом, был как сосед навязчив, сентиментален, завистлив, откровенен и вызывал на откровенность, в том числе в целях примитивного надзора», — пишут авторы книги «Заговорщики в Кремле». Андропов же предпочитал хранить свои впечатления при себе. Их встречи в лифте, в парадном, общежитейские мелочи и даже обмены семейными визитами были неизбежны. Конечно, Брежнев — не вздорный диктатор сталинской кройки, заставляющий «партийных соратников» с ним пить, смеяться, страдать, как он, бессонницей на целую ночь, удовлетворять все свои деспотические прихоти и вообще жить и действовать в ритме и диковинном колорите собственного существования. Но он требовал товарищеской спайки, искренности и не только служебных, но и бытовых доказательств «верности курсу». В этом смысле у Андропова поначалу были трудности «соответствия».

В самом деле, бытовая атмосфера в обеих семьях резко различалась. Более уравновешенная, более современная, с почти деспотическим западным столом, сохранившим Андропову моложавость, энергичность и работоспособность до преклонного возраста. И — крикливый, компанейский, ненавязчивый обиход брежневского дома с жирным, пахучим украинским столом, непременной водочкой, с пристрастием всего семейства к аляповатой громоздкой роскоши — от загородных дач с плавательными бассейнами и бильярдными залами, от «мерседесов» и «роллс-ройсов» до драгоценных безделушек и золотых кулонов, получаемых иногда в подарки от сатрапов из союзных республик. Что касается Андропова, то для него понятие роскоши совпадало с представлением о наивысшей комфортности, максимально удобных условиях отдыха после работы. Только в таком смысле привлекали его некоторые предметы западного обихода, сводившие к минимуму бытовые хлопоты.

При воспитании вкусов Андропова необходимо вспомнить Венгрию, оказавшую на него неизгладимое впечатление. Андропов набрался приличных манер и приобрел некоторую элегантность, как всякий комплексующий нувориш, получивший скудное образование, но мало-мальски дельное воспитание и с таким багажом попавший в «высшее общество». Он эту благоприобретенную учтивость свою и хороший тон оценил и втайне ими гордился, вплоть до того, что стал требователен и брезглив к партийным коллегам, которые подобных манер не выказывали и вовсе о них не заботились, не испытывая при этом никаких болезненных комплексов.

Из Кунцева, где со времен Сталина была расположена загородная резиденция кремлевских вождей, по центральной магистрали Калининского проспекта (ныне Новоарбатского) по утрам стал проноситься правительственный кортеж с освещенными фарами и усиленной охраной по бокам, спереди и сзади и исчезал в Боровицких воротах Кремля. Ровно в 5.30 вечера он появлялся оттуда снова и мчался обратно в Кунцево, а прохожие пытались отгадать, в какой из машин сидит Андропов. Скорее всего — в том черном лимузине с занавешенными окнами, который находился ровно посредине колонны. Так, во всяком случае, решили западные журналисты и на время успокоили общественное мнение, только на время, ибо вскоре догадались, что ни в какой машине Андропова нет, а происходит сплошная мистификация. Андропов был тяжело болен, а мельтешенье правительственных автокортежей являлось фикцией, которая подтвердилась перед открытием торжественного вечера в Кремлевском Дворце съездов, посвященного очередной годовщине Октябрьской революции.

Один из распорядителей с красной повязкой на рукаве и с сияющей улыбкой на лице радостно и вполне искренне заверил иностранных гостей, что Андропов пренепременно будет. Дружной стайкой появились члены Политбюро; Андропова среди них не оказалось. И здесь произошло нечто в кремлевской истории невообразимое: члены Политбюро заняли свои места в Президиуме, в самом центре оставив пустое кресло — многозначительный символ незримого, но грозного присутствия среди них Ю. В. Андропова. Это кресло определило зловещую атмосферу революционных торжеств 1983 года, которые сутью своей напоминали похороны. Тревожнее всех чувствовали себя члены Политбюро, разместившиеся по обе стороны символического пустого кресла. Было очевидно, что никто из них до конца вечера не знал, появится шеф или нет.

Фокус с креслом Андропов повторил 28 декабря того же года на сессии Верховного Совета СССР. Тогда самый старый из окружения, семидесятивосьмилетний, схожий с мумией член Политбюро, премьер Николай Тихонов, с трудом соображавший, чуть было не уселся в кресло Генсека, но, остановленный сообразительными коллегами, сразу же перешел на соседнее место, с которого в течение всего заседания с нескрываемым ужасом косился на символическое кресло невидимого вождя; «секретной персоны, не имеющей фигуры», как сказано в одной русской фантасмагорической повести. В конце-то концов, если по Эль-синору свободно разгуливал призрак отца Гамлета, то почему бы не разгуливать по Кремлю призраку его таинственного хозяина, не способного к передвижению.

Насколько члены Политбюро были осведомлены в делах Кунцева, свидетельствует расписание последних дней жизни Андропова. Ибо за день до его смерти «Правда» сообщала, что Гейдар Алиев в ближайшие дни отправляется с рабочим визитом в Сирию. А в день смерти она же информировала о заседании комиссии Политбюро по реформе образования, в котором принимало участие четверо членов Политбюро. Знай они о том, что Андропов умирает, заседание было бы отложено.

Даже сын Андропова Игорь за день до смерти отца выступал в Стокгольме на европейской конференции и вернулся в страну только 9 февраля, когда его отца уже не было в живых.

Это значит, что ни один из членов Политбюро не знал, что творится за высоким, обнесенным колючей проволокой забором кунцевского комплекса, где когда-то умер Сталин, а теперь умирал Андропов. Единственным связным между больным и кремлевской элитой был председатель КГБ Виктор Михайлович Чебриков, который и выполнял при больном роль посыльного, сохраняя в тайне от всех состояние здоровья Андропова. А Андропов скрывал состояние своего здоровья даже от самого себя, не допуская мысли, что ему суждено умереть среди задуманных трудов, не только не оконченных, но даже и не начатых…

По исследованиям, настоящая фамилия его Андропу-лос (человек) произошла из среды обрусевших греков. Сроки пребывания этого скрытного человека на двух ответственных постах символичны: 15 лет службы в КГБ и 15 месяцев — в должности Генсека. Из-за краткости отпущенного ему срока он не смог реализовать и сотой доли своих недобрых потенций. Вся его сила, образно говоря, ушла на звонок к представлению: трагический герой вышел на сцену, когда спектакль с его участием подходил к концу.

Вот что изволит сообщить в своих воспоминаниях Олег Калугин в очерке «Андропов напугал многих»:

«Все шло по старой накатанной колее, и хотя приход Андропова к власти породил определенные надежды, в жизни нашего общества принципиально ничего не изменилось.

…В феврале скончался Андропов. К власти пришел старый брежневский клеврет Черненко. Агент ленинградского КГБ, вернувшийся из Москвы вскоре после смерти Андропова, сообщал: «Среди персонала 1-го медицинского института, связанного с Четвертым главным управлением Минздрава СССР, циркулируют разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря ЦК КПСС. По мнению ряда специалистов в ГУ (Главном управлении), есть люди, которые на ранней стадии болезни Андропова умышленно вели неправильный курс лечения, что впоследствии привело к его кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать… Люди, залечившие Андропова, связаны с группировкой некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, которым пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности, намерение отменить «кремлевский паек», призывы к личной скромности партийных работников, обращение к ленинским идеалам коммуниста. Один бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова убрали. Мне трудно было оценить достоверность информации…»

Вся эта недосказанность, разносказанность и породила на свет множество разных легенд. Последние из них касались смерти Андропова. В 1983 году много шума наделала история о мнимом покушении на Юрия Владимировича жены Щелокова, что якобы подорвало здоровье Генсека и приблизило его смерть. В 1993-м появилась версия о том, что его «поторопили» на тот свет совсем другие люди. Впрочем, как утверждает близкое окружение Андропова, этот последний слух возник на чисто обывательском уровне и не имеет под собой никаких оснований.

Во всяком случае, тогдашний председатель КГБ Виктор Чебриков, державший все нити агентурной работы, ни о чем подобном даже слыхом не слыхивал. Более того, не может вспомнить ни одного намека на насильственную смерть главы государства. Когда мы с ним связались, Чебриков прокомментировал фразу из книги Калугина как «нагнетание страстей и небылиц».

— Если бы Андропов был здоровым, цветущим и умер в одиночасье, повод для разговоров был бы неоспоримый, — сказал он. — Но Юрий Владимирович еще задолго до «вхождения во власть» испытывал приступы своей болезни и ездил лечиться на воды… Во время же его избрания на главный пост страны и вовсе был тяжело больным человеком. Все видели, как он угасал. Буквально на глазах. Его ослабленный организм не мог перебороть всех болезней, возникших на фоне почечной недостаточности. Это очень сказалось на его внешнем виде — в последние месяцы жизни Андропова просто нельзя было узнать.

О том же рассказывает в мемуарах и Егор Кузьмич Лигачев, которого незадолго до смерти захотел видеть в Кунцевской больнице Андропов.

«Палата выглядела очень скромно: кровать, рядом с ней несколько каких-то медицинских приборов, капельница на кронштейне. А у стены — маленький столик, за которым сидел какой-то человек.

В первый момент я не понял, что это Андропов. Я был потрясен его видом и даже подумал: может быть, это вовсе не Юрий Владимирович, а еще какой-то товарищ, который должен проводить меня к Андропову?

Но нет, это был Андропов, черты которого до неузнаваемости изменила болезнь. Негромким, но знакомым голосом — говорят, голос у взрослого человека не меняется на протяжении всей жизни — он пригласил:

— Егор Кузьмич, проходи, садись.

Я присел на приготовленный для меня стул, но несколько минут просто не мог прийти в себя, пораженный тем, как резко изменилась внешность Андропова. Поистине, на его лицо уже легла печать близкой кончины…

Принесли чай, и мы неторопливо беседовали еще минут пятнадцать о текущих делах в стране. Юрий Владимирович был одет не столько по-больничному, сколько по-домашнему — в нательную рубашку и полосатые пижамные брюки. Я вглядывался в его лицо и по-прежнему не узнавал того Андропова, которого привык видеть в работе. Внешне это был совсем другой человек, и у меня щемило сердце от жалости к нему. Я понимал: его силы на исходе».

Помимо внешних признаков близкой кончины существовали еще подробная история болезни и заключения компетентных консилиумов, состоявших не только из своих врачей — медиков Четвертого главного управления Минздрава СССР, но и из иногородних светил. Уж их-то свежий глаз, наблюдавший высокопоставленного больного впервые, не заметить чего-то, не укладывающегося в рамки его болезни, просто не мог, как во время прижизненного осмотра, так и во время посмертного освидетельствования.

А по утверждению ведущего кремлевского врача Евгения Ивановича Чазова, Андропов вполне мог бы продержаться еще годика два-три. Если бы не случившаяся с ним беда…

«Андропов поехал в Крым и из-за непростительной оплошности охраны, когда его повезли в горы, там простыл. Началась флегмона — гнойник. У него и так был ослаблен организм. Он «сидел» уже на искусственной почке. А при диализе страдают все защитные свойства организма. Тут еще и это. Однако ведь в таком состоянии был и канцлер Австрии Бруно Крайский. Но прожил гораздо дольше Андропова. Просто какой-то рок висел над головами руководителей нашей страны».

А я думаю, это происходило потому, что с кандидатов на пост главы государства справок о состоянии здоровья не спрашивали. Шестнадцать лет медикам удавалось сохранять работоспособность и активность Ю. В. Андропова, страдавшего тяжелым заболеванием почек и надпочечников. Генеральным секретарем же он стал, когда возможности медицины уже исчерпались. В то время, как рассказывал В. М. Чебриков, не раз посещавший Андропова в Центральной клинической больнице, Генсек понимал, что болезнь его смертельная, и чувствовал, что умирает. Однако всегда держал себя в руках, даже несмотря на то, что вместе с почками у него стали отказывать легкие с печенью. И медики применили внутривенное питание. Очевидцы рассказывают, что двое охранников ухаживали за больным, как за малым ребенком: перестилали постель, переносили с места на место.

Так Кунцевская больница заменила собой Кремль, где умирающий Генсек все еще пытался руководить страной, хотя и знал, что обречен. Видеть Андропов мог уже только одним глазом, но, говорят, читал много — около четырехсот страниц в сутки. В последние дни своей жизни он ослаб настолько, что охранникам приходилось переворачивать ему страницы — сам он уже не мог сделать даже этого. Круг посещавших Андропова людей был строго ограничен: только близкие родственники и некоторые члены Политбюро. В помещении, где он лежал, было несколько комнат, в одной из которых круглосуточно находился медицинский пост и пост личной охраны Генсека. Но ни врачам, ни чекистам спасти лидера было не суждено…

Спящий в жизни мирно спи, жизнью пользуйся живущий.

ГОРБИ

Трепачом из трепачов

Был Мишуня Горбачев,

С Сашенькой-приятелем

Стал к тому ж предателем.

Частушка

Горбачев Михаил Сергеевич выдвинулся и упрочился только потому, что ему, как уже выше говорилось, долгое время покровительствовали М. А. Суслов и Ю. В. Андропов.

Как случилось, что малоизвестный и малозначащий человек в партии и в государстве, по лысине которого растеклось огромное родимое пятно с брызгами многочисленных родимчиков, так неожиданно взлетел на Олимп партийной иерархической лестницы.

В 1942–1943 годах Михаил Сергеевич находился в оккупации, потому наградить его за успехи в сельском хозяйстве (как то старались подать ретивые борзописцы) Трудовым Красным Знаменем не могли и не награждали. Молву о награждении загодя пустили ретивые холуи и подхалимы.

Студенты юридического факультета МГУ вспоминают: «Мы все упивались в доску и ничего наутро не помнили. Один Горбачев был весь вечер трезв как стеклышко и все помнил. На практику его распределили на Лубянку». А писатель Владимир Максимов, некоторое время проработавший журналистом на Ставрополыцине, доуточня-ет: «Молодой человек, старательный, благоразумный бюрократ, отнюдь не аскет: любил повеселиться и хорошо провести время, не исключая женщин и выпивку, — короче, не упускал случая». (Mulan Europeo. 1985. 13 июля.)

На поверку Горбачев оказался человеком-флюгером, очень чувствительным к запахам кадровой цэковской кухни, предпочитая при этом всем остальным лишь кремлевские запахи. Будучи первым секретарем крайкома партии в Ставрополье, он наезжал с визитами вежливости в государственные особняки отдыхающих там высших советских руководителей, устраивал пышные попойки, демонстрируя им веселый нрав и барские замашки. При этом не забывал не только гостей расположить, но и себя показать. Показывал, показывал да и убедил вельможных опекунов в некой своей незаменимости. Те дачи-то и квартиры, которые были разбросаны по курортному краю, обходились государству в весьма кругленькие суммы, но так как строились они вроде бы не ему, а стоящим над ним персонам, то с Мишатки и взятки гладки. Ежу понятно, что полит-бюровские деятели отдыхают в них от силы два-три месяца в году, зато первый секретарь Ставрополья изволит пребывать сколько пожелает.

Многим угождал Горбачев, для Андропова и Суслова он был просто душка, и они так растрогались, что помогли ему взлететь с должности первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС на пост секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству.

19 сентября 1978 года на одной из станций Ставрополья сделал остановку правительственный поезд, направляющийся в Баку. На станции по рекомендации М. А. Суслова Ю. В. Андропов представил Л. И. Брежневу и К. У. Черненко ставропольчанина М. С. Горбачева. Горбачев впечатление произвел положительное. Это он к тому времени умел делать превосходно.

При К. У. Черненко в 1984–1985 годах активность Горбачева резко возросла. В руководстве партии практически сформировалась группа лидеров, решившая взять власть в свои руки. В нее вошли Горбачев, Лигачев, Рыжков и поддерживающие их Соломенцев и Чебриков. Видя неизбежность кадровых перемен в связи с очевидной неизлечимой болезнью Черненко, они, используя свои возможности в аппарате ЦК и КГБ, обеспечили избрание Горбачева на должность секретаря ЦК КПСС. Самой активной фигурой среди них был Лигачев — секретарь ЦК КПСС, курирующий вопросы кадровой работы. Он расставил на ключевые позиции первых секретарей обкомов и крайкомов КПСС около 70 процентов своих людей, готовых выполнить любые его указания и обеспечить арифметическое большинство на пленумах ЦК по любому вопросу. Неопытные и честолюбивые молодые люди, не успевшие ничего сделать, вскоре все сумели развалить.

«После трагического августа 1991 года стало ясно, что Горбачев, Шеварнадзе, Яковлев и их сторонники, — по словам первого секретаря МГК КПСС В. В. Гришина, — выполняли определенный политический заказ на уничтожение коммунистической партии, великого социалистического государства, социализма и социалистической идеологии вообще.

Полностью «талант» Горбачева раскрылся в момент принятия непопулярных решений по событиям в Вильнюсе, Баку, Тбилиси. Всюду лилась кровь, гибли люди, а руководитель государства, как трусливый заяц, прятался за спины соратников, лгал, оправдывался и снова лгал. Шесть лет его руководства — это шесть лет предательства товарищей по партии, всех коммунистов, уничтожения великого государства.

Когда расстреливали Чаушеску и травили больного Хонеккера, Горбачев ничего не сделал, чтобы это остановить. Предатель и трус — вот психологический портрет Горбачева».

Гришин же подвергся резкой опале за то, что пользовался прежде покровительством Брежнева и Черненко, а также и за то, что решительно выступил против постройки в Люберцах гигантского литейного завода…

— В Москве и так нечем дышать, а этот… хочет нам под боком еще огромную кочегарку устроить, — сказал В. В. Гришин.

В день смерти К. У. Черненко с предложением о выдвижении на пост Генерального секретаря ЦК КПСС выступил Г. В. Романов и выдвинул кандидатуру В. В. Гришина. Ему нетерпеливо возразил А. А. Громыко:

— Хватит нам гробы носить. Пора выдвигать молодые кадры с перспективой на ближайшие десять лет, — и настоял на выдвижении кандидатуры М. С. Горбачева.

Тогда-то и возник у руководителя партии зуд к перестройке. Она, как мы сегодня отчетливо видим, поразила всю жизнь страны. Преемник Ю. В. Андропова знал, что следует сделать, чтобы угодить трупу покровителя. Тасуя кадры, как игральные карты, он прежде чем разрушить государство, начал разрушать партийный аппарат, противопоставляя ему аппарат советский. Помощниками Горбачева стали бывшие помощники Андропова. Умело стравив двух наследников одного престола, Горбачев в позе стороннего наблюдателя стал смотреть, как советские кадры, измотанные семидесятилетними окриками партийных боссов, станут вырываться к главенству, не предполагая даже, что лидер по указке неких сил заманивает их в ловушку.

Егор Лигачев, как завороженный, а в общем-то подавленный житейской формулой — как бы чего не вышло, возьмется активно помогать Горбачеву в омолаживании и без того омоложенного госаппарата.

Если короля играет свита, то Горбачева сыграли Громыко с Лигачевым. В апреле Горбачев провел Пленум под лозунгом «Перестройка!» и отправился демонстрировать красноречие в Ленинград, затем — в Днепропетровск. Демонстрировал, демонстрировал и додемон-стрировался до… борьбы с пьянством. Кампанию развернул сердитую и непримиримую, но опять не своими руками.

Лигачев из ЦК, Соломенцев из партийного контроля ударили во все колокола — и пошла писать губерния. Секретари обкомов соревновались друг с другом, кто больше закроет винных магазинов, быстрее переориентирует заводы с производства вин на производство соков. Остановили запланированное строительство пивоваренных заводов и закупленное дорогостоящее импортное оборудование оставляли ржаветь на заводских свалках.

Как же отнеслось население и интеллигенция к подобным мерам? А вот как. Привожу переведенную мною басню ныне покойного украинского поэта Ивана Сварника:

По русской поговорке, если бы я этого не высмеял, мне пришлось бы это оплакивать. Высмеивали со слезами на глазах. Со смехом начались забастовки: 10 июля 1989 года забастовали шахтеры Междуреченска, из Кузбасса волна перекинулась в Донбасс, Караганду, Печорский угольный бассейн.

Страна бастовала, а в Советском Союзе рождался первый и последний президент. Нивелировав власть Генерального секретаря ЦК КПСС, он единолично стал решать вопросы объединения Германии путем тайных переговоров с президентом Америки и канцлером Германии.

Детище Горби — перестройка — умерло сразу же после рождения, ибо являлось не перестройкой, а ее импровизацией, этакой имитацией кипучей деятельности.

Все договора, заключенные Горби, оказались кабальными для СССР, так как не укрепляли политический и экономический баланс государства, а подрывали его.

Став президентом и оставшись Генеральным секретарем ЦК КПСС, Горбачев сознательно пошел на ослабление партийной системы, а рядовые коммунисты все еще продолжали верить своему лидеру по пословице: «Идущие на смерть приветствуют тебя», в то время как им надо было бы сплотиться и низвергнуть разрушителя государства. Поздно осознав содеянное Горбачевым зло, многие из них начали по крохам собирать разрушенное. Но землетрясение оказалось столь шквальным, что и за десятилетия не удастся восстановить утраченное.

4 августа 1991 года Михаил Горбачев, его жена Раиса Максимовна, зять Анатолий и две референтши — Ольга Ланина и Тамара Александрова — прилетели в Крым с задачей подготовить выступление Президента СССР при подписании союзного договора, назначенного на 20 августа, чем с Генсеком (так и подмывает сказать — с Генсиком!) и занимались.

Приехавшие следом в Форос гэкачеписты О. С. Шенин, В. И. Варенников, О. Д. Бакланов, В. И. Болдин ставят Горби в известность, что страну ожидают неимоверные трудности: Верховный Совет СССР выступает против принятия не обсужденного ими нового договора. Приехавшие предлагают президенту принять чрезвычайные меры в ряде районов на время уборки урожая, для стабилизации экономики и приостановления падения производства. Но воля Горби была парализована. Посланцы слышат в ответ:

— Черт с вами, действуйте, а мы будем смотреть, чью сторону принять. Воистину: Христом рождаются, Иудой становятся.

Ведутся разговоры, что союз Горбачева с Ельциным был достигнут задолго до путча, что во всех внутриполитических делах они действовали сообща, только с разными целями. Ради этого разрушительного союза и ради сохранения президентской власти Горбачев и пошел против своих ближайших соратников, сам толкнул их на путч, сам подвел их под арест, сам предал армию, МВД, КГБ и КПСС, кругом оказавшись Иудой.

Августовское выступление гекачепистов из-за нерешительности очень схоже по действиям с восстанием декабристов, с той только разницей, что декабристы были масонами, а августовцы — идеалистами. Оппозиция в Форосе потребовала от Горбачева отречения от поста президента по болезни. Дача его была блокирована подразделениями пограничных войск, 19-го все телефоны и радиотелевизионные установки отключены не только у самого Горбачева, но и у охраны, у поваров, у врачей и даже у офицера, дежурившего у ядер-ной кнопки. Двое суток с территории дачи не отпускали никого, вплоть до местных жителей.

Основную роль в драме играл В. И. Болдин, как связующее звено всех путчистских сил. Начальник службы безопасности генерал Ю. С. Плеханов по приказу ГКЧП локализовал горбачевскую охрану, заменив ее начальника, генерала В. Т. Медведева, на генерала В. В. Генералова. Но Горбачев подписывать заявление об отставке отказался, чем и спутал все карты путчистов. Тогда тридцатью двумя сотрудниками Девятки была организована круговая оборона резиденции. Умельцы разыскали валявшийся радиоприемник, отремонтировали и стали слушать передачи Би-би-си. На шлюпке перевезли командиру военных кораблей, охраняющих Форос с моря, записку президента с просьбой переслать ее по назначению.

Путч захлебнулся в словопрениях и через двое суток провалился. Горбачев с умилением принял поздравления Буша. Подчинил себе кремлевский полк, приказав коменданту Кремля Г. Д. Башкину не пускать в Кремль лиц, причастных к путчу, и это в то время, когда путчисты Бакланов, Лукьянов, Плеханов, Язов и случайно оказавшийся с ними Ивашко терпеливо ожидали его приема на первом этаже форосской дачи. Приняв лишь Лукьянова и Ивашко, Горбачев срочно вылетел в Москву. Задуманный посценарию фарс превратился в драму.

Союз Ельцина с Горбачевым оказался недолгим. Ельцин, по сути, отстранил Горбачева от руководства государством, заключив в Минске тройственный союз независимых славянских государств, а на самом деле проведя путч трех славянских президентов. К этому акту присоединились затем все бывшие кавказские и среднеазиатские республики — Союз Социалистических Республик был ликвидирован, а на его обломках начали существовать суверенные княжества.

29 декабря 1991 года М. С. Горбачев спешно от президентства отрекся. Текст его отречения будет долго летать фиговым листком голого короля по истории, как образчик мыслей нравственно несо-стоявшегося руководителя, безвольного человека:

«Дорогие соотечественники! Сограждане!

В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям».

О, Мать Божья! Решение об убийстве государства преступно-беспринципный человек «принимает по принципиальным соображениям». И после этого он не стыдится жить среди соотечественников, носить на устах предательскую улыбку или попросту скалить зубы, не скорбеть при виде протянутых за милостыней рук, не содрогаться при демонстрации обнаженных язв, развращенных детей, покинутых за рубежами сограждан.

На твоем месте, Михаил Сергеевич, люди становились либо пустынниками, либо шли в монастыри и денно и нощно били покаянные поклоны перед Всевышним и перед соотечественниками, моля их простить себя за столь тяжкий поступок. Ибо он один перевешивает все преступления века перед людьми русскими, советскими. А ты не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Иди с Богом в монастырь, пока обиженные люди не догадались посадить тебя за решетку и не начали демонстрировать как редчайший образец предателя.

Дьявольски хитрый и змеино-изворотливый человек имел неоспоримый талант сталкивать между собой противоборствующие силы и мячом отскакивать в сторону. Следы его отвратительных деяний глубоко въелись в душу и тело еще совсем недавно великого государства. Начался развал КГБ, разрушение которого довершил В. В. Бакатин. Раньше он чуть не развалил МВД СССР, но вовремя был отстранен от должности главы этого ведомства. А позже с помощью российского президента, ликвидировавшего центральный аппарат КГБ СССР, все сделал для того, чтобы дискредитировать ведомство государственной безопасности. Бакатин на блюдечке преподнес послу США в Москве Р. Страусу информацию и документацию оперативно-технических средств, установленных органами КГБ в американском посольстве. Это второй случай предательства, которого не знала ни одна служба безопасности.

А когда Горбачев понял, что как политик он полностью обанкротился и выброшен на свалку истории вместе с пресловутой перестройкой, тут же возглавил некий фонд, существующий, вероятнее всего, на деньги бывших коммунистических взносов, и ввел в него вольного каменщика А. Н. Яковлева. Среди разведчиков ходят слухи, что перелет Пруста был заранее согласован между Горбачевым и Колем затем, чтобы убрать с должности министра обороны Соколова и командующего противовоздушной обороны СССР Голубко. Он знал, что эти люди не пойдут на уничтожение и унижение армии. Миссия его прошла под рукоплескание Запада блестяще.

Сегодня Горбачев М. С. все глубже пускает корни в Америке. На военной базе, расположенной недалеко от Лос-Анджелеса, состоялось открытие штаб-квартиры его фонда. В рамках сокращения вооруженных сил США база закрывается и вся ее недвижимость передается федеральному управлению национальных парков. Пока фонд Горбачева обосновывается в одном из подлежащих конверсии зданий, надеясь в дальнейшем приватизировать или даже «фонданизировать» его.

Каким же принципам следовал, какими воззрениями дышал последний советский «коммунистический» лидер?

По генетическому наследию он произошел от двух пересекшихся черниговских линий — Гопкало по матери и воронежских Горбачевых по отцу. По отцовской линии его дед Андрей Моисеевич за неприятие колхозной жизни был сослан на Магнитку, а вернувшись, замкнулся и работал на фермах вдали от сельчан и родных.

Дед по матери Пантелей Ефимович, наоборот, всю энергию употребил на организацию колхозной жизни. Маленький Михаил во время войны попал в оккупацию: часами ощипывал для оккупантов гусей и кур и однажды был отхлестан за нерадивость сотрудничавшим с немцами калмыком.

Мать Горбачева Мария Пантелеевна жила в селе Привольное Красногвардейского района. Отец погиб в плену. Дом матери был небольшим, ухоженным, аккуратно оштукатуренным. К добротным хозяйственным пристройкам двора шли асфальтированные дорожки.

В сентябре 1953 года Михаил Сергеевич женился на Раисе Титаренко, студентке философского факультета МГУ. С невесткой Раисой Максимовной отношения Марии Пантелеевны не сложились, почему одинокая, обойденная семейным теплом женщина была вынуждена принять опекунство продюсера А. Разина, возглавлявшего музыкальную студию «Ласковый май», которому и продала свой дом, переехав на жительство к младшему сыну, Александру. (Сравните, дорогой читатель, отношение к матери Л. И. Брежнева с отношением к матери М. С. Горбачева и перенесите отношения названных лиц к матери-Родине. Вы не ошибетесь в своих предположениях.)

Считаю, не было бы Горбачева Генсека и президента, если бы не работал он в курортном крае, и угодливостью своей не был бы лично известен практически всему партийному и государственному руководству, и не получил поддержки Ю. В. Андропова, М. А. Суслова, Ф. Д. Кулакова, В. Н. Ефремова, некогда живших и работавших в Ставрополье.

Сам Михаил Сергеевич в кругу приближенных неоднократно вспоминал о встречах, беседах с бывшими членами Политбюро Брежневым, Косыгиным, Устиновым и многими другими. По его словам, встречи происходили семьями во время их отдыха на курортах Минеральных Вод, где ему приходилось встречать, развлекать и провожать высших партийных и правительственных чинов. Такие посиделки чаще всего совершались на лоне природы, в местах предгорий и альпийских лугов Кавказа, в великолепных долинах горных рек и ущелий, где имелись отличные условия для отдыха, рыбалки и охоты. Именно тогда и наладились многие связи Горбачева и его предприимчивой супруги с лидерами страны. К таким хлебосольным приемам часто требовались и не менее красивые сувениры из кавказской чеканки, тонкого фарфора, почему Горбачевым приходилось всячески изворачиваться, и конечно же не за свой счет, но изворачиваться они научились.

Искусством лавирования, компромисса, уменьем со всеми ладить Михаил Сергеевич овладел в совершенстве. Сравнительно скоро постиг он азы и столичного уровня интриганства, умения говорить одно, подразумевать другое, блефовать и широко улыбаться при этом, располагая к себе непосвященных людей. В совершенстве научился присваивать себе чужие идеи, которые частенько прямо в лицо авторам выдавал за свои. Авторы от такой наглости бледнели и очень удивлялись, как одни и те же мысли приходят разным людям одновременно в головы. Чтобы понять человека, кто он, надо увидеть, как он живет, кто и что его окружает. Заглянем в бывший горбачевский кабинет цековского здания на Славянской (бывшей Старой) площади на пятом этаже, справа от входа в который идут широкие окна с тяжелыми французскими батистовыми шторами. У противоположной стены ближе к окнам стоял массивный письменный стол с большой столешницей и кожаным «генсековским» креслом на вращающейся подставке. Слева от кресла имелся пульт связи: массивная ореховая тумба, напичканная электронными системами и многочисленными проводами. К письменному столу примыкали небольшой столик и два кресла для посетителей. Пол большого зала заседаний, примыкающего к кабинету, был набран из дубового паркета и инкрустирован более темными породами дерева. Недалеко от письменного стола шла дверь в комнату отдыха, где также стоял письменный стол с телефонами, обеденный стол, кушетка и трюмо. Мебель, двери, подоконники кабинета и комнаты отдыха были из дерева темно-орехового цвета, а рамы — цвета светлого дуба. Стены оклеены слегка тонированными под цвета этого дерева красивыми обоями.

Раньше Горбачевы считали вполне возможным жить там, где квартиры им предлагались, но стоило только стать ему главой государства, как аппетиты начали возрастать. Со Старой площади он надумал вдруг перебраться на работу и жительство в Кремль. Подготовил проект о перестройке правительственного здания, но… перестройка правительственного здания и подготовка жилых помещений начались для президента — не Горбачева, а Ельцина.

По прибытии в Москву Горбачевы получили вначале пятикомнатную квартиру на улице Алексея Толстого, а через некоторое время переехали в дом № 26 по Кутузовскому проспекту, где их соседями оказались Брежнев, Андропов и Черненко. Раиса Максимовна быстро обставила квартиру в двести метров дефицитной финской мебелью, украсила дорогими бухарскими коврами, китайским фарфором и новинками западной техники. Сошлемся на воспоминания телохранителя под псевдонимом Ян Касимов, в 1986-м пришедшего в личную охрану Горбачева. Вот что сообщает он о вкусах, нравах и привычках Генсека:

«Я — в ЗИЛе, который на нашем профессиональном жаргоне называется «лидер», потому что вырывается на сто метров, разгоняя по обочинам все впереди идущие машины. Хозяин — в девятитонном броневике, полностью собранном вручную, с салоном в форме капсулы, которую даже гранатометом пробить невозможно. Рядом с Михаилом Сергеевичем неизменный Владимир Медведев (начальник охраны). Часто с собой Горбачев сажает жену, реже — кого-то одного из близких коллег (Шеварднадзе, Яковлева). Но это только в том случае, если в Кремле или на Старой площади они не успевали договориться о чем-то важном. Горбачев никогда не берет их в Барвиху (на дачу): как только тема исчерпана, высаживает.

Он просит соединить его с дочерью. Не проходит и минуты, как уже может поговорить с Ириной, где бы она в тот момент ни находилась. Кстати об Ирине. Она все эти годы ездила на машине мужа, в «Жигулях» — «восьмерке» — цвета мокрого асфальта. Анатолий, правда, машину несколько раз разбивал. Тогда на заводе по спецзаказу делали новые, но точно такой же марки и цвета. И за Ириной, и за Анатолием всегда следовала машина наружного наблюдения. Это делалось так аккуратно, что супруги могли не замечать, хотя, наверное, догадывались…

На скорости двести километров в час мы влетаем на дачу (подмосковная Барвиха-4). Кругом редкостный лес: реликтовые корабельные сосны. Дача невысокая, но просторная, с небольшим бассейном, каминным залом, домашним кинотеатром, двумя спальнями на втором этаже, кабинетом и гостиной. Есть еще дань номенклатурной традиции — бильярдная. Ею М. С. вообще не пользовался».

Дом был поделен на две половины. В одной жили хозяева, в другой — члены семьи: Ирина, Анатолий, внучки Ксюша и Настенька. Иногда приезжали мама и сестра Раисы Максимовны. И — все. Ни одного-единого гостя, никаких шумных посиделок. Жизнь затворников.

Немногочисленная беспрекословная прислуга… Вблизи дачи, в ангаре, стояли два уникальных танка: без пушки, зато с прекрасными качествами вездехода. Внутри уютно, обстановка напоминает салон президентского самолета. Это — чтобы отсидеться в момент ядерного нападения. Надежность — даже на случай, если эпицентр взрыва будет у дачи. Оба танка прошли проверку радиацией в районе Чернобыля. (Где сам Горбачев быть ни под каким предлогом не пожелал, а надежность на радиацию танков проверил. — С. К.) Один танк лично для Горбачева (с соответствующей чину связью), другой — для семьи. Для личной охраны места не нашлось. (О ней Горбачев не побеспокоится и в критической ситуации, если не побеспокоился загодя. — С. К.)

Правила безопасности не позволяли разместить дачу вблизи реки, хотя место там живописное, «русская Швейцария». Поэтому специально к территории дачи от Москвы-реки был прокопан отводной канал. А чтобы террористы не смогли проникнуть вплавь, на месте соединения канала с рекой под водой были установлены решетки. В канал постоянно запускали мальков: лещик, судачок — только уди. Но Михаил Сергеевич выбирался на рыбалку крайне редко, и то — разве чтобы уединиться. Рыбацкий азарт был ему совершенно чужд, как и любой другой азарт, кроме политического. Не ездил он и на охоту, что вообще не сочетается с образом советских генсеков.

Решетки в отводном канале — это еще цветочки: дачная территория сплошь была нашпигована аппаратурой, защищена от незваных визитеров. Аллея — место для ежедневных прогулок — просматривалась видеокамерами, кругом прожектора. На заборе — сейсмическая сигнализация. Рядом, в полуметре от земли, протянута проволока: если заденешь — мгновенный сигнал на пульте в «дежурке», причем сразу ясно, кто стал причиной тревоги: собака, ворона или человек. В дополнение ко всему — лучевая сигнализация.

В доме Горбачевых было много картин, подарков и книг. Но если книги принадлежали в основном Ирине, то все остальные вещи были государственной собственностью. Когда Горбачеву придется 29 октября 1991 года спешно с дачи съезжать, он ничего не сможет взять, кроме дочкиных книг, все будет изъято Хозяйственным управлением КГБ. Отставной президент переберется на дачу попроще, под кодовым названием «Москва-река-5». А на его дачу в Барвихе срочно, в считанные дни, не дождавшись Нового, 1992 года, въедет чета Ельциных.

Днем отдыха от кремлевских забот для Горбачевых была суббота. В субботу он основательно парился в сауне, потом смотрел кинофильм. За один присест мог посмотреть три разных по сценарию фильма — и боевик, и комедию, и историю.

Любил вечерние моционы по территории дачи. Надевал легкую спортивную курточку и отправлялся с Раисой Максимовной в полночь бродить по аллеям и говорить, говорить, говорить о государственных делах, где Раиса Максимовна выступала в роли активного советчика.

Имея великолепную квартиру на улице Щусева, своеобразный дворец с отдельным блоком помещений в Волынском, Горбачев построил себе дом на Ленинских горах, неподалеку от храма наук — университета, чтобы, по его изречению, «постоянно пребывать в студенческой атмосфере и возрасте».

Господи! Если каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает, что нужно сделать народу русскому, через какие испытания пройти, как переосмыслить и перестроить свои пристрастия и убеждения, чтобы удостоиться божеского правительства?

Горбачеву построили дачу на участке земли, которая некогда принадлежала царскому премьер-министру Витте; она обошлась государству в 6,5 миллиона рублей» По распоряжению Генсека под зимнюю резиденцию была реставрирована дача в Ново-Огареве, ставшая домом приемов Горбачева и его супруги. За нее государственная казна выплатила пять с лишним миллионов рублей. В последние годы для Горбачева построили две дачи на Черноморском побережье: в Крыму — в Форосе и на Кавказе — в районе Пицунды. В обоих этих местах имелись прекрасные дачи, на которых отдыхали Сталин, Хрущев, Брежнев, но Горбачевых они не устроили, и Генсек распорядился строить на народные деньги новые.

Его поездки в социалистические и капиталистические страны обходились казне в миллиарды рублей, потому что в каждую из них Горбачев и его супруга приказывали направлять автомашины особого гаража ЗИЛ-115. Для таких загранпоездок необходимо было транспортировать до двадцати автомашин, под которые требовалось семь транспортных самолетов ИЛ-76, так как в каждый самолет вмещалось лишь три машины. Плюс к этому президентский самолет, о котором речь особая. Его салон равен приблизительно половине самолета. Он имеет кабинет (комнату отдыха) и большой просторный зал с двумя столами и мягкими креслами-диванами, телевизором, телефоном и прочим электронным оборудованием. Вся мебель салона состоит из ценных пород дерева. К салону примыкает кухня с большим запасом продуктов, а за кухней располагается салончик со столами на восемь человек.

Встречи Горбачева с Рейганом и Бушем в Рейкьявике, Вашингтоне, на Мальте, в Москве, информирование этих лидеров о целях и намерениях привели к тому, что Запад сделал ставку на Горбачева, развернув беспрецедентную пропаганду в защиту его реформ, в поддержку лжелидера, ибо понял: его действия направлены к развалу СССР, уничтожению КПСС — и не пожалел никаких средств для успеха сокрушения оппонента, вплоть до подрывных и диверсионных методов против него. Верховная власть при Горбачеве погрязла в болтовне. Народ перестал ей доверять. Ибо понял, что лидер противоречит себе. Но остановить его деяния и намерения так-таки и не смог.

В Женеве Горбачев с супругой пригласили на обед в советское посольство чету Рейган, и когда те выехали, в посольстве отключилась электроэнергия, потому договор пришлось подписывать в пресс-центре. Казалось, сама судьба противилась заключению кабальных сделок, ибо когда Горбачев вел переговоры о разоружении СССР на корабле у берегов Мальты, его чуть не разнесло штормом. Но Горби оказался настойчив, и государство с трехсотмиллионным населением перестало существовать как на карте, так и в действительности. А Горбачев, довольный, потирал руки, справляя пиррову победу. Вот какими обедами обменивались два президента — СССР и США — в Женеве.

Обед, данный президентом США, состоял: закуска из лососины, омара и салата с различными приправами. Филе из телятины, нарезанной небольшими порциями, с несколькими долями фруктов. К закуске и мясу подавалось легкое белое вино, а к мороженому — кофе с шампанским.

Обед, данный Горбачевым в честь Рейгана: водка. На закуску: икра черная и красная, которую накладывали ложками из серебряных икорниц. Малосольная рыба: лососина, семга, осетрина горячего копчения. Жульены из грибов и крабов. Закуски из мяса. Первое — на выбор: уха, борщ, бульон. Второе — на выбор: форель, горячий ростбиф. Сладкое: пирожные, мороженое, шоколадные конфеты, вина, шампанское, кофе, коньяк.

Подарки М. С. Горбачеву к 60-летию: от Д. Т. Язова — сабля в ножнах с инкрустацией и эфесом из желтого металла. От Б. К. Пуго — коробка с пистолетом Макарова. От В. М. Чебрикова — то же. Бакатин поднес мраморную голову как бы поэта. Горбачев отправил ее на склад Управделами ЦК КПСС. Сегодня она стоит в кабинете директора издательства «Современный писатель». Общим отделом ЦК и Совета безопасности поднесена большая палехская шкатулка с Кремлем.

На счету Горбачева имелось свыше миллиона долларов за публикации за рубежом, переведенные ему Всесоюзным агентством по авторским правам. Как человек, удостаивающийся иногда редких валютных переводов, довожу до сведения, что по советским законом наш автор получал лишь пять процентов от общей суммы причитающегося из-за рубежа гонорара. Миллионные перечисления в инвалютных рублях оседали в чужом кармане, который вожди называли государственным.

До заботы ли о государстве было Генеральному секретарю ЦК КПСС М. С. Горбачеву с миллионодолларовым-то капиталом? То-то и оно-то!

А теперь давайте-ка заглянем одним глазком в уютное форосское гнездышко, которое из золотых перышков, то есть из золотых рубликов, свили советский президент с президентшей.

Форос в переводе с греческого означает порыв, порыв ветра. Берег, голые скалы, никакой растительности — и:

И действительно, трехэтажный храм с красной овальной алюминиево-черепичной крышей, улыбающийся всем встречным и поперечным ветрам, возник как бы на пустом месте.

С высоты третьего этажа этого волшебного храма президент с президентшей устремляли свои умильно-глубокомысленные взоры в бездонную синеву лепечущей стихии, а за их спиной мерно гудела схожая с казачьим яликом белолунная столовая на двенадцать гребцов-едоков. С южной стороны его балкон смотрел на море, с северной — на горы. Утомит рокочущая стихия, поворачивайся к штилевой вечности, на которую скульптор заставил смотреть еще и женское изваяние такой совершенной красоты, что президентша Раиса Максимовна рядом поблекла и… распорядилась мраморную «соперницу» убрать с глаз долой.

Здесь гэкачеписты в холле на диване ожидали приема Генсека после путча, а заодно и решения своей судьбы. Здесь, по задумке архитектора, должна была находиться еще одна спальня, да расторопная президентша превратила ее в массажный кабинет. Не кабинет, а идиллия. Ляжешь на спину, слушаешь, как под чуткими пальцами массажиста тело соком наливается, а глазами водишь по пейзажам Крыма, нарисованным под потолком, и пребываешь, по фантазии художника, то в Ялте, то в Алуште, то в Гурзуфе, то в Алупке.

В. И.Ленин И.В.Сталин в дни проведения VIII съезда партии. Март 1919 г.

И. В. Сталин на II Всесоюзном съезде Советов дает клятву идти по ленинскому пути. 26 января 1924 г.

В. И. Ленин во время болезни в Горках. 1923 г.

Курсанты школы им. ВЦИКа Советов Г. П. Коблов (слева) и А. В. Кашкин на посту перед входом в первый Мавзолей в день похорон В. И. Ленина

Почетный караул школы им. ВЦИКа Советов, сопровождавший гроб с телом В. И. Ленина от Дома союзов на Красную площадь. 27 января 1924 г.

И. В. Сталин и А. М. Горький в скверике на Красной площади. 1931 г.

Друзья и соратницы: Н. С. Аллилуева, И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, Е. Д. Ворошилова

И. В. Сталин и В. М. Молотов в дни работы V Всесоюзного съезда Советов. Май 1929 г.

Делегаты VIII Чрезвычайного съезда Советов (декабрь 1936 г.). Пока все вместе

И. В. Сталин выходит из четвертого подъезда здания правительства в Кремле. Май 1935 г.

Светлана Сталина, С. М. Киров и И. В. Сталин на отдыхе в Сочи. 1934 г.

Слева направо: М. И. Калинин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, И. В. Сталин, Л. М. Каганович, Г. К. Орджоникидзе. Кремль. При обсуждении плана реконструкции Москвы. Март 1936 г.

Г. Димитров, М. И. Калинин, К. Е. Ворошилов, И. В. Сталин на трибуне аэродрома имени Фрунзе при чествовании участников экспедиции на Северный полюс. Москва, 25 июня 1937 г.

М. И. Калинин и И. В. Сталин выходят из Мавзолея Ленина. Май 1937 г.

И. В. Сталин и А. Н. Поскребышев на XVII съезде ВКП(б). Москва, 1934 г.

Правая рука Генсека И. В. Сталина — В. М. Молотов. Москва, Кремль, середина 30-х гг.

В первом ряду слева направо: М. Ф. Шкирятов, Л. П. Берия, Н. С. Хрущев, И. В. Сталин; во втором: А. А. Жданов, Г. М. Маленков на заседании сессии Верховного Совета первого созыва. Москва, 1938 г.

Слева направо: М. Ф. Шкирятов, А. И. Микоян, И. В. Сталин, М. И. Калинин, А. А. Андреев, В. М. Молотов, Л. М. Каганович направляются на Красную площадь на Первомайский парад. 1938 г.

«Сделка века». Вячеслав Молотов и Иоахим Риббентроп после подписания советско-германского договора о дружбе и границах между СССР и Германией. Москва, 28 сентября 1939 г.

Выступление Сталина на параде 7 ноября 1941 г.

На фронт после парада. 7 ноября 1941 г.

На снимке слева направо: начальник Генштаба Красной Армии Маршал Советского Союза А. М. Василевский, начальник Британского имперского генштаба фельдмаршал Монтгомери, генералиссимус И. В. Сталин, министр иностранных дел В. М. Молотов и посол Великобритании сэр Морис Д. Петерсон

И. В. Сталин — Верховный Главнокомандующий

Что это? Л. П. Берия осмелился не подать руки вождю, а Г. М. Маленков при этом радуется?

Суслов настолько подобострастно почтителен, что у Берия аж пенсне съехало!

Начальник Лечсанупра Кремля П. И. Егоров

Микоян, Хрущев, Сталин, Маленков на прогулке по Кремлю

Завещательное выступление И. В. Сталина на XIX съезде партии. Вождь говорил так тихо, что даже члены президиума съезда слышали его с трудом

Президиум заключительного заседания XIX съезда партии слушает речь И. В. Сталина

Профессор В. В. Виноградов

Руководители партии и правительства выносят гроб с телом И. В. Сталина из Дома союзов

Траурный митинг похорон И. В. Сталина. На трибуне Мавзолея: Клемент Готвальд, Н. А. Булганин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Г. М. Маленков, Н. С. Хрущев, Л. П. Берия, М. 3. Сабуров, Чжоу Эньлай, М. Г. Первухин, Л. М. Каганович

А. В. Василевский после смерти Сталина был назначен первым заместителем министра Вооруженных Сил СССР (снимок слева)

В чине генерала армии Н. А. Булганин был назначен заместителем Председателя Совета Министров и министром Вооруженных Сил СССР

Судьба этой фотографии загадочна. В центре столицы Аргентины идет с дамой мужчина, внешне очень похожий на Л. П. Берия. Эту фотографию дважды Серго Берия и его мать Нино Гегечкори обнаруживали у себя в почтовом ящике. Неизвестный приглашал их на встречу, обещая рассказать о Л. П. Берия нечто неординарное. Когда встреча не состоялась, фотография была опубликована в журнале «Вокруг света». Имя автора до сих пор никому не известно

С ног до головы взглядом меряет,

в два ока бдит, зоркосердит

Л. А. Берия

Г. К. Жуков беседует с Н. С. Хрущевым в перерыве между заседаниями XX съезда КПСС. По лицам В. М. Молотова и Г. М. Маленкова видно, как они недовольны разоблачительной речью Первого секретаря ЦК КПСС по развенчанию культа личности Сталина

Первые лица столицы на параде московской милиции: Хрущев, Булганин, Каганович. Москва, 1933 г.

До дна ли открыта душа Никиты? Н. С. Хрущев и Л. М. Каганович на встрече с железнодорожниками Московского узла. Вторая половина 30-х гг.

Н. С. Хрущев на отдыхе. Конец 30-х гг.

Маршал С. К. Тимошенко, член Военного совета Н. С. Хрущев и начальник штаба Юго-Западного фронта И. X. Баграмян на передовых позициях боев. Воронеж, ноябрь 1941 г.

«Нынешнее поколение будет жить при коммунизме» — так заявил Н. С. Хрущев на XXII съезде партии. На снимке: в президиуме съезда

Н. С. Хрущев в колхозе «Новый быт» Минского района Белорусской ССР

Н. С. Хрущев любил поруководить на местах во время поездок по стране

Хождение в народ на территории Московского Кремля (с повязкой на рукаве — сотрудник охраны Н. М. Шигорин, возле него — В. А. Швачко, за спиной Хрущева — В. И. Бунаев

Н. С. Хрущев с Дуайтом Эйзенхауэром

Трепещи, Америка! У премьера СССР — кукурузная истерика

Хрущев и Кеннеди. Все еще впереди?

Как бы не свалиться после грузинского гостеприимства (Ф. Кастро, Н. С. Хрущев, маршал Р. Я. Малиновский в Грузии. 1963 г.)

«Зри в корень!» А корня зла не увидел

«Даже Робинзон Крузо выращивал кукурузу!»

Премьеры ПНР и СССР Юзев Циранкевич и Никита Хрущев при подписании договора о дружбе и взаимной помощи

По снегам высот кремлевских гулял он в драповом пальто. На снимке Н. С. Хрущев

Н. С. Хрущев и первый секретарь компартии Грузии Мжаванадзе (за Мжаванадзе следует сотрудник охраны В. Д. Винокуров)

Н. С. Хрущев в рабочем кабинете Кремля

Хрущев сердит потому, что покойный Генеральный секретарь ИКП оставил письменное несогласие с его политикой. Рядом с Хрущевым — секретарь ИКП Луиджи Лонго, слева — Н. В. Подгорный, Б. Н. Пономарев, справа — А. Н. Косыгин, лечащие врачи, переводчик

У смертного одра Пальмиро Тольятти. Крым. Ливадия. Стоят справа — секретарь ИКП Луиджи Лонго, Н. С. Хрущев, Н. В. Подгорный

На воде — тени элитных лебедей: Мориса Тореза, Никиты Хрущева, Климента Ворошилова, Андрея Кириленко, Екатерины Фурцевой. Ялта, 1961 г.

Пока не осоловели гости на юбилее. «Один из вас предаст меня!» (Жена Нина Петровна Хрущева-Кухарчук, дочь Елена, А. И. Микоян, Л. И. Брежнев)

Сын Сергей Никитович с детьми Никитой и Иваном гуляют по даче с дедом

В минуты скуки деда навещали внуки (сноха Галя и те же внуки у свекра и дедушки в Кремле)

Последняя официальная встреча в Москве. 1964 г. Лица встречающих омрачают тучи

Пока жизнь спорится у этой троицы (делегаты XXII съезда КПСС. Слева направо: В. Е. Семичастный, Н. А. Михайлов, А. Н. Шелепин)

Встреча с писателями Вандой Василевской, Александром Корнейчуком, Александром Прокофьевым. Сзади зять — Алексей Аджубей

М. А. Шолохов и А. В. Софронов в гостях у Н. С. Хрущева на даче

От имени коммунизма обличение абстракционизма на выставке, посвященной 30-летию МОСХа

Почти по-свойски разговор с А. Т. Твардовским

Работа над воспоминаниями Н. С. Хрущева. На снимке Леонора Финогенова и Сергей Хрущев

Не пойму я, чем правы две округлых головы? (Голова памятника Н. С. Хрущева на Новодевичьем кладбище и автор памятника скульптор Эрнст Неизвестный)

Два Никиты Сергеевича и прирученный ими грач Кава

На даче в Петрово-Дальнем

В первом ряду: Подгорный, Суслов, Брежнев, Ворошилов; во втором — Воронов, Пономарев, Гришин; в отдалении — Шелепин

Л. И. Брежнев в пятидесятилетием возрасте

В санатории «Архангельское» Л. И. Брежнев, маршалы А. А. Гречко, Н. И. Крылов, Р. Я. Малиновский. 1965 г.

Леонид Ильич Брежнев и Ричард Милхаус Никсон

Л. И. Брежнев, медсестра Н., Виктория Петровна на военном катере в Крыму

Улыбка не гасла на устах Фиделя Кастро

Леонид Брежнев и Янош Кадар делятся опытом социалистических преобразований

Душки: Валери Жискар д'Эстен и Леонид Ильич Брежнев

В таком возрасте Леонид Ильич отличал Индиру Ганди от госпожи Тэтчер

Л. И. Брежнев и Густав Гусак.

Радушная встреча на чехословацкой земле

Широкая натура! (Рядом с Л. И. Брежневым — Ш. Р. Рашидов)

Л. И. Брежнев в гостях у Николае Чаушеску

Млея и не робея возле охотничьего трофея

На переговорах с делегацией Сирийской республики. Слева направо: И. Т. Новиков, А. П. Кириленко, Н. В. Подгорный, Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин; напротив — Хафез Асад

Очень брежен Леонид Брежнев с птичкой-медсестричкой. Завидово, 1972 г.

Брежнев и Киссинджер на охоте в Завидово

Лица женщин на масленицу помазаны маслицем. Завидово. В серой шубке медсестра Н.

Брежнев Л.И. и Ворошилов К.Е. 1960 г.

Охотнички с саном охотятся с сапсаном. Киргизия. 1978 г.

Космонавты получают автографы на книге Л. И. Брежнева «Возрождение». Справа сотрудник охраны Н. Ф. Петровский

За месяц до теракта. Ильину 21 год

Последняя награда давно не в радость

Втишок, как бы на посошок ! (В центре жена Леонида Ильича Виктория Петровна)

Генерал-лейтенант Юрий Михайлович Чурбанов в должности заместителя министра внутренних дел

Галина Брежнева — жена Чурбанова

Галина Леонидовна Брежнева. Утраченные иллюзии

Чурбанов Ю. М. на суде, в качестве подсудимого

Министр внутренних дел Щелоков Н. А. с женой. Семейный портрет в интерьере

Е. А. Фурцева в санатории «Малая Сосновка». 23 августа 1959 г.

Маршалы Советского Союза С. М. Буденный и К. Е. Ворошилов среди делегатов Московской областной партконференции. 1961 г.

Даже дедушкой задрожишь от девушки!

(Л. И. Брежнев и А. Н. Косыгин среди молодежи)

Ужасный стон и ропот вновь породил Андропов. Председатель КГБ Андропов Ю. В.

Советская делегация во главе с Горбачевым М. С. на международных переговорах в Женеве

Чета Горбачевых на прогулке в сопровождении охраны

Закручинила кручина (стоят слева направо: А. И. Лукьянов, Н. Е. Кручина, А. Н. Яковлев, С. А. Лосев, М. С. Горбачев)

Кисло! (А. И. Лукьянов и М. С. Горбачев на съезде народных депутатов СССР)

Понимает или не понимает? Набычился и почти не внимает (Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич Горбачевы)

Леди Тэтчер любила присоветовать М. С. Горбачеву, что и как надо делать

М. С. Горбачев и президент США Р. Рейган (О, скольким людям слезами обернется саркастическая горбачевская улыбка)

И. В. Сталин с сыном Василием и дочерью Светланой. 1935 г.

В. М. Молотов с женой Полиной Семеновной Жемчужиной и дочерью Светланой

Семья Кагановича. Слева направо: сын Юрий, дочь Майя, жена Мария Марковна, Лазарь Моисеевич и внучка

Ворошиловы Екатерина Давыдовна и Климент Ефремович с внуком

Генеральный секретарь Компартии Франции Морис Торез с женой и сыном

Семен Михайлович Буденный с женой Марией Васильевной и детьми

Никита Сергеевич Хрущев в кругу многочисленной семьи

Георгий Константинович Жуков с дочерью

Мать Л. И. Брежнева Наталья Денисовна, жена Виктория Петровна, сын Юрий, невестка и внук

Генеральный секретарь ООН X. Перес де Куэльяр, М. С. Горбачев и Э. А. Шеварднадзе

Борис Николаевич, не контролируйте меня, я обидеться могу

А теперь это все мое!

Мать — Анна Корнеевна Гаврилова

Первое офицерское звание. 1953 г.

Братья Сергей, Иван и Алексей Красиковы. 1986 г.

Откровенный разговор с отцом (слева — Сергей Павлович, справа — Павел Егорович)

Отец — Павел Егорович Красиков

В звании старшего лейтенанта. 1958 г.

Боевая стрельба из пистолетов Стечкина

Перед 50-километровым лыжным марш-броском. С. П. Красиков — третий слева

С сыном Александром и внуком Максимом. 1985 г.

Сергей Красиков с женой Неллой Ивановной Счастной и дочерью Ладой

С. Красиков и народный письменник Беларуси Иван Петрович Шамякин. Ждановичи, Минской области, 1983 г.

Сергей Красиков в гостях у белорусских письменников Нила Гилевича, Василя Быкова, Владимира Липского

Сергей Красиков среди делегатов съезда писателей в Большом Кремлевском дворце

На поэтическом фестивале: Алена Руцкая (Белоруссия), Лидия Ильющенко (Красноярск), Михаил Луконин, Галина Турелик (Украина), Сергей Красиков (Москва). Ереван, 1971 г.

Сергей Красиков с поэтами Анатолием Парпарой и Игорем Кобзевым после выступления на Пушкинском празднике в деревне Захарово Одинцовского района Московской области

Сергей Красиков с народным артистом СССР Николаем Сличенко на Пушкинских празднествах, проходящих в деревне Захарово Одинцовского района Подмосковья

В день пятидесятилетия Победы. Фотография сделана на балконе квартиры С. П. Красикова

Композитор Григорий Федорович Пономаренко (справа) и Сергей Красиков. 1986 г.

Сергей Красиков в турпоездке по Австралии с писателем-земляком Валерием Николаевичем Мурзаковым

А надоест на третьем этаже пребывать, широкая деревянная лестница с гладкими перилами, стекающий по ней ковер кофейного цвета проведет вас мимо спальных комнат детей и внуков, мимо помещений с аппаратурой связи, мимо холодильных и морозильных установок первого этажа в огромный холл зимнего сада с двумя отдельными выходами к морю: парадно-феерическим — для хозяев и сурово-обыденным — для прислуги. (Вот где равенство людей не только не подразумевалось, но всячески игнорировалось.) В зимнем саду, под сенью пальм и магнолий, разместился уютный кинотеатрик всего с шестью мягкими креслами. Из него по аллее сбегает спуск к морю. Но возможно добраться до пляжа и на фуникулере-эскалаторе. Иными словами, хочешь — топ-топ делай, желаешь — пари в небесах. А припаришь на бережок, утомишься, тут тебе комнатка отдыха с душами и туалетами, палаточный домик — с айболитами, охрана — с топориками, то бишь с автоматиками на плечах.

Но на этом сказка не кончается. Рано ей, не начавшись, кончаться. Взыграло, скажем, море, радуясь президентскому появлению, и стало похожим на мчащееся воловье стадо. Не хочется вам в бурное море входить. Не хочется — и не надо, не входите. Входите в бассейн с пятью дорожками, в который каждый день закачивается свежая голубая водичка со дна моря.

Но и здесь сказке еще не конец. Не потрудитесь, загляните за бассейн. Заглянули? Молодцы. Правильно сделали, что заглянули. Видите перед собою словно из первобытного мира грот с гномиками, сиренами и русалками? Видите? Чувствуете, в каком чудном йодисто-хвойном аромате они пребывают?.. Да-да-да-да-да, нагнетается он искусственно бесшумными кондиционерами, а за ним… а за ним… на гладко-зеркальной латунной глади в нетерпенье застыли в ожиданье вас резвые парусники и гондолы — поторопитесь — и вы успеете открыть свои материки и континенты счастья. Но сказка эта для народа, для вождей — это реальная жизнь. И звалась она объектом «Заря». За ее владениями в прозаических двух- итрехэтажных строениях пребывали простые сказочники, что умели сказку сказывать, сказку сооружать, а вот жить-поживать им в сказке не приходится, ибо больно уж жизнь у них прозаическая.

Глядя же на умильно воркующих Михсергеича и Раимаксимовну, сказочники зачем-то сказали:

В 1996 году человек, разваливший не им созданную великую советскую империю, выдвинет себя в Президенты Российской Федерации и отправится набирать голоса в город моей родины — Омск. Там так растрогает избирателей-чалдонов, что один из них, не утерпев, как я уже упоминал, но считаю еще раз об этом нелишне сказать, от души съездит Горби по затылку так, что он и в самом деле на горби станет похожим.

Самоотстраненный Генсек ЦК КПСС и президент СССР в конце 1996 года отправится читать лекции в престижные вузы Америки. За какие заслуги перед человечеством ему предоставляются кафедры лучших вузов США? Словом, тридцать серебреников в перечислении на доллары утысячили плату за предательство.

ВЗЛЕТ НА ПОДЪЕМ С ПЕРЕБИТЫМ КРЫЛОМ

С начала 30-х годов Константин Устинович Черненко служил в войсках ОГПУ, а раньше заведовал отделом пропаганды и агитации в Новоселовском райкоме комсомола Красноярского края.

Пройдя в политбюровскую иерархию, он оттеснил от Брежнева Громыко и сделался окончательным первосоветчиком Генсека, а чтобы не заподозрили недоброжелатели его в преуспевании, настоятельно рекомендовал изучать воспоминания Л. И. Брежнева «Малая земля» и «Возрождение», называя их «учебниками политической мудрости», сокровищницей партийного опыта.

15 августа 1979 года по ВЧ он сообщит Динмухамеду Ахмедовичу Кунаеву, что летит в Киргизию вручать городу Фрунзе орден Трудового Красного Знамени, а оттуда завернет в Алма-Ату затем, чтобы вручить орден Хоргосской заставе (где имел честь когда-то служить), а заодно и напомнить, что здесь его приняли в партию, избрали секретарем парторганизации. Добавил при этом, что именно «с тех пор смыслом и содержанием всей его жизни стала партийная работа». (10 февраля 1984 года при кончине Ю. В. Андропова Черненко разослал членам Политбюро и на места шифровку: «Соблюдать спокойствие, организованность, дисциплину. Объяснять, что Политбюро будет проводить политику, которую до своего последнего часа проводил Андропов».)

До этой поездки в Казахстан никакой литературы о боевом прошлом К. У. Черненко не существовало. После поездки немедленно отыскалось групповое фото, где среди военнослужащих «восьмым слева» был Черненко К. У.

Д. А. Кунаев, прибывший на получение ордена в честь тридцатилетия целинных земель, в приветственной речи более тридцати раз воздавал хвалы новому Генсеку, заверяя, что жители Панфиловского района Талды-Курганской области «знают и помнят К. У. Черненко с пограничной заставы, и уже тогда его отличали умение зажечь людей своей энергией, сплотить товарищей на труд и на подвиг».

А второй выступающий с не меньшим пафосом уверял, что девятнадцатилетний Черненко «отважно сражался с бандитами и после одного из боев получил партийный билет».

Цветными фотографиями новоиспеченного Генсека спешно украшались подарочные альбомы, в темпе снимался художественный фильм. Дописывалась сага о пограничной молодости лидера.

К сожалению, мы многого не узнали про архитрудное житие К. У. Черненко. Оно «неожиданно» для него самого и для всех нас завершилось 10 марта 1985 года» Он прожил всего 74 года. Незадолго до кончины его выволок из больничной палаты Н. В. Гришин и заставил показаться народу якобы в «полном здравии», а показывал он нам выходца с того света. После кончины вдова лидера Анна Дмитриевна передаст в дар погранзаставе Хоргос от имени семьи покойного импортный радиокомбайн умопомрачительной стоимости.

ЖЕНЩИНА ВНЕ ВРЕМЕНИ И ВОЗРАСТА, ИЛИ УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ

Женщины не терпят предательств и не прощают их, А Хрущев настолько присвоил себе Екатерину Алексеевну Фурцеву, что услал ее мужа, первого заместителя министра иностранных дел Николая Павловича Фирюби-на, временным послом в Югославию на столь длительное время, что Екатерина Алексеевна начала даже сомневаться, жена ли она или же соломенная вдова.

Верная сторонница Хрущева, Екатерина Алексеевна Фурцева активно поддерживала шефа в момент кризиса 1957 года.

Ткачиха, затем партийный и государственный работник, она как амазонка наезжала наряду с мужчинами в Завидово, облачалась в охотничьи доспехи и подчас не уступала им в ловкости стрельбы, что служило развлечением мужской кремлевской элиты при обсуждении проведенной охоты.

Чернявый, бровастый человек донецкого типа Н.П. Фирюбин, из когорты кремлевской элиты выгодно выделялся. И Екатерина Алексеевна решила быть замужем и жить с мужем, а не влачить жалкое существование ни жены, ни вдовы и потому мужа отозвала. Хрущев при этом так осерчал на самоуправство непредсказуемой леди, что тут же решил укротить строптивую и вывел Е. А. Фурцеву из состава Политбюро ЦК КПСС.

— За что? — возмущалась обиженная женщина. — За то, что хочу, как все люди, семьей жить? Но разве это преступление? Да что он себе позволяет, этот «сшит колпак не по-колпаковски»?

Однако «колпак» как решил, так по-колпаковски и оставил. Екатерина Третья, по словам завистников, и Екатерина Алексеевна Фурцева, по паспорту, в цеков-ский Президиум больше не войдет никогда, хотя, как ни одна из элитных советских женщин, отлично разберется в цековской кухне, даже кое-что готовить для высшего правительственного стола сумеет, а следить за своей фотогеничной внешностью и гардеробом станет с таким тщанием, что не только среди мешковато одетых прези-диумствующих домовладелиц сумеет выглядеть белой ле-бедицей, но и среди ярких фазаних дипломатического корпуса окажется той жар-птицей, которую захотят взять под крылышко многие ожиревшие правительственные индюки.

Не с нее ли впоследствии захочет взять пример изящно одеваться Раиса Максимовна Горбачева, да только не найдет, а потеряет в сравнении с этой хрупкой и изящной женщиной. Недостанет Раисе Максимовне той легкости и изящества, которые были присущи министерше. И это при том, что у Фурцевой были отняты те финансовые возможности и размах, которыми по положению пользовались жены членов Президиума ЦК КПСС.

И тем не менее уникальные костюмы Екатерина Алексеевна в единственном экземпляре предпочитала заказывать у лучших модельеров Рима. Заказывала и щеголяла в них в должности министра культуры огромного Советского государства по различным престижным тусовкам мира до тех пор, пока однажды не заказала себе очередной костюм стиля а-ля мотылек в мелкую черно-белую клеточку, а на другой день не встретила на уличках Рима точно в такие же костюмчики а-ля мотылек обряженных несколько синьор.

Фурцева чуть в обморок не свалилась от наглости модельера, явилась и потребовала объяснить, на каком таком основании портняжка позволил себе нарушить самим же им оговоренное условие шить для советского министра культуры костюм только в единственном экземпляре.

— Никаких условий договора я не нарушал, сударыня! — невозмутимо на чисто русском языке отвечал модельер. — Условия договора нами подписывались вчера, а вчера, уверяю вас, ни в каком уголке Италии и ни в одном уголке мира костюма а-ля мотылек моей фирмой выпущено не было, кроме вашего. Сегодня другой день, и условия заключенного с вами договора на него не распространяются. Любопытные синьоры пришли в восторг от увиденной на вас одежды и захотели, неподражаемая сударыня, быть схожими с вами. Вам гордиться следует этим, а не сожалеть.

— Горбатых не исправишь, — тяжело вздохнула министерша и срочно заторопилась в Москву, чтобы дома хоть несколько дней покрасоваться в уникальной редкой одежде, пока и здесь ее не настигли живые манекены предпринимателя.

Изящная и загадочная, Фурцева имела свою парилку, куда приглашала понравившихся ей мастеров культуры. Людмила Зыкина вспоминает:

«С ней многие певицы ходили в баню. Это был ритуал. Никогда в бане не пили. Однажды мои подруги принесли с собой пиво. И Екатерина Алексеевна говорит: «Пивом хорошо голову мыть». Но чтобы она хоть грамм выпила — этого не было… Возможно, с кем-то она и пригубливала, на приемах, например, но со мной — никогда».

Ходит молва, что Фурцева предала Хрущева в дни его свержения. Нет, не предала она, а отплатила за предательство чистой монетой, ибо женщины не терпят предательств и больно мстят за них. На Новодевичьем кладбище Москвы над захоронением Екатерины Алексеевны развернуто огромное мраморное полотнище цвета слоновой кости, на котором золотой вязью вышито: «Екатерина Алексеевна Фурцева». Без дат рождения и смерти. Человек, создавший ритуальный памятник усопшей, обладал и тактом, и вкусом. Он без слов продемонстрировал, что под ним погребена женщина вне времени и возраста, которая таковой являлась и на самом деле.

ДОЧКИ-МАТЕРИ

Уверяют, что Виктория Петровна Брежнева (по матери Ольшевская) была дочерью преподавательницы экономического института. Что по национальности она еврейка, и, как большинство евреек, все сделала для продвижения мужа по служебной лестнице, и, как большинство жен-евреек, закрывала глаза на его любовные похождения. В Днепропетровске ему приписывали роман с некоей Т. Р., в Молдавии — с агатовоглазой молдаванкой, в Москве — с актрисой Художественного театра, а затем с медсестрой Н. Кроме них приписывали и большое количество проходных дамочек, а Виктории Петровне хоть бы что. Она как воды в рот набрала. И молчала бы, если бы медсестричка Н. не обнаглела настолько, что отважилась начать командовать самой Викторией Петровной.

— Ах так! — терпение верной спутницы второго советского Ильича лопнуло, она со слезами на глазах побежала к верному оруженосцу Генсека Александру Яковлевичу Рябенко.

— Саша, сил моих терпеть ее больше нет. Подумай, что вытворяет. Просит меня убраться из Завидова и пожить некоторое время в Москве, пока Леонид оклемается.

Рябенко понял, о ком идет речь, и решительно занял сторону Виктории Петровны, а заняв соответствующую долгу позицию, пошел к самому Ильичу.

— Леонид Ильич, Н. преступает все дозволенные моралью и этикой границы. Вчера она несколько раз оборвала меня. Сегодня обругала Викторию Петровну. Совершеннейшая пустышка в медицинских познаниях, она, по сути, отстранила от ухода за вами таких светил медицины, как Чазов и Косарев.

— Не мешай. Не лезь не в свои дела! — возмутился Брежнев.

Тогда Рябенко позвонил председателю КГБ Ю. В. Андропову, министру внутренних дел Н. А. Щело-кову и своего добился: медсестру от ухода за Л. И. Брежневым отстранили. А не прояви Виктория Петровна воли, не продемонстрируй настойчивости, глядишь, Н. находилась бы возле Леонида Ильича и помыкала его окружением.

Не испугалась Виктория Петровна и однажды заметить всесильному мужу, что орден «Победа» получает он не по заслугам, ибо по военному утвержденному статусу им награждаются только лица, совершившие подвиги при командовании войсками на фронтах Гражданской или Отечественной войн или сделавшие новейшие открытия в области военной науки.

Брежнев, насупив брови, сказал, что на награждении его этим орденом настояли члены Политбюро.

— И если ты, Вика, считаешь себя разумнее и выше Политбюро, тогда отмени их решение.

Жена поняла, что говорить с мужем на эти темы бесполезно, и больше не возникала.

Семья Брежневых была небольшой: Леонид Ильич, Виктория Петровна, дети — Галя и Юрий, сыновья Юрия — Леонид и Андрей и дочь Галины — Витуся. Юрий оказался однолюбом, через всю жизнь несет верность жене Людмиле. Галина же выходила замуж трижды: первый раз — за циркача Евгения Милаева, второй — за Игоря Кио, третий — за красавчика из ЦК комсомола, а затем старшего офицера МВД Юрия Чур-банова. Молва ходила за ней тенью.

В отличие же от дочери Викторию Петровну дурная молва обошла, и скорее всего потому, что она просто ее не заслуживала. По рождению курянка, она происходила из семьи паровозного машиниста Петра Николаевича Денисова, которая действительно состояла из семи «я»: отца, матери и пятерых детей. По окончании школы Вика поступила в медицинский техникум, а с молодым, красивым Леонидом познакомилась на танцплощадке. Леонид танцевать не умел, и Вика (так обозвал ее ухажер) стала обучать кавалера танцам. Последовали провожанья. Галантный, обаятельный ухаживатель, с прической на косой пробор, с 1925 по 1928 год провожал невесту. В 1928-м поженились. Вика стала матерью, домохозяйкой и больше, кроме дома, нигде и никогда не работала.

Зная, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, она научилась великолепно готовить холодные, горячие и постные украинские борщи. К борщам — вкуснейшие котлеты из собственноручно приготовленного фарша. Птиц предусмотрительная жена покупала только живых, сама их оскубала. Рыбу тоже предпочитала живую, в основном сазанов и судаков, чем основательно ублажила аппетиты вечно занятого и голодного мужа.

Леонид Ильич поесть любил. Кухня жены его вполне устраивала, потому по случаю и без случая любил прихвастнуть: «Лучше Вики никто не. готовит».

Не подвиг ли жены — достойно нести свои обязанности по уходу за мужем, по обучению и воспитанию детей? Подвиг. Да еще какой!

Может, никогда бы и не дошел со своими способностями до степеней известных Леня Брежнев, не окажись рядом с ним Виктории Ольшевской-Денисовой. Умное, молчаливое, трепетное создание умело создать такую обстановку в семье, что ничто мужа в ней не раздражало, а, наоборот, подзаряжало ежедневной энергией и бодростью. Не очень обременяла жена его и когда он встал на вершину пирамиды государственной власти, всего лишь дважды сопроводив его в поездках за границу: в Индию и во Францию. Может, поездила бы еще, да во Франции ее встретили демонстранты с плакатами: «Виктория Петровна! Вы еврейка! Помогите своему еврейскому народу! Пусть евреев отпустят на родную землю».

Виктория Петровна поняла, что евреи ее в покое не оставят, и придумала ход конем.

— Леня! — сказала мужу. — Не бери ты меня больше за границу. Там по протоколу надо ходить в туфлях, а я так от них устаю, что голова раскалывается.

Ларисе же Васильевой поведала другое:

— Демонстранты кричат: вы еврейка. А мне неудобно. Я не еврейка, хотя говорили, что была очень похожа. И сказать, что не еврейка, неловко, еще подумают, что от нации своей отказываюсь, как это у нас бывало.

Очень уж мудрено решает принадлежность к нации Лариса Николаевна. Казалось бы, зачем лукаво мудрствовать: узнай, какой национальности у дитя отец с матерью, и все станет ясно.

Мне пришлось быть свидетелем случая: летом 1967 года Брежнев ехал отдыхать в Крым с женой и ее родителями. В присутствии провожающих его членов Политбюро он у трапа самолета изволил отпустить в адрес председателя КГБ неуместную шутку:

— Семичастный, ты евреев не любишь. Родители моей жены евреи, попробуй арестуй их.

При обращении Генсека Владимир Ефимович напрягся, покрутил головой, как бык, которому врезали дубиной между глаз, и ничего не ответил. Стало ясно, что его судьба на посту председателя КГБ предрешена. Вскоре действительно Владимиру Ефимовичу была предложена должность заместителя Председателя Совета Министров Украины.

Что же касается родителей Виктории Петровны, да и ее самой, они при разговоре Генсека с Семичастным очень уж по-домашнему хитровато друг другу улыбались, отчего создавалось впечатление, что вопрос о Семичастном решен был на брежневском семейном совете и здесь сцена была разыграна после домашней репетиции.

Мог ли зять в присутствии всего Политбюро и огромного количества провожающих назвать близких к себе людей людьми не той нации? Полагаю, в шуточной форме мог. Но Денисовы-Ольшевские при этом в шуточной форме могли зятя поправить. Но не поправили. Почему? Хотелось ли им считаться евреями или евреями на самом деле они являлись?..

Сосредоточенно-наблюдательная жена Юрия Леонидовича Людмила Владимировна, несколько лет проведшая рядом с Викторией Петровной, иногда себе позволяла отпускать в адрес свекрови недвусмысленные шуточки: «А не догнал ли, Виктория Петровна, вашу маму, Анну Владимировну, какой-нибудь интеллигентный еврей, пока ваш отец, Петр Никанорович, управлял паровозом?» Виктория Петровна при этом загадочно улыбалась. Ох уж эти двусмысленные улыбочки!

Хозяйство в семье Брежневых держалось на Виктории Петровне. Если хозяин пообещает приехать на обед, он расшибется в доску, но приедет. Хозяйка при этом обеда без него не начнет.

Без Вики Ильич ничегошеньки в доме не решал, всех и вся переадресовывал к жене. В отпуск с ним зачастую отправлялся весь семейный клан. Будучи балагуром по натуре, Леонид Ильич занимал клан разговорами. Виктория Петровна предпочитала хранить молчание. Была замкнута. Неконтактна. Неразговорчива. Но при том очень блюла первое место мужа в семье.

Вся семья, включая доктора, медсестру, повара и горничную, должна была ожидать возвращения Леонида Ильича к обеду. И хотя повара Валера и Слава проработали у Брежневых по двадцать лет, Виктория Петровна постоянно следила за их работой, требуя, чтобы они добавляли в пищу «чуточку души». Представьте себе это назойливое опекунство и постарайтесь при этом не встать на дыбы.

Сама хозяйка с утра до вечера была занята вареньями, моченьями, соленьями фруктов и овощей. Сушкой целебных трав. Из коронных блюд ей особенно удавались пельмени, пироги с вишнями, варенье из крыжовника.

За столом она предпочитала вести беседы о вкусной еде и очень радовалась неожиданным гостям, для чего постоянно держала на столе перец с яблоками, перец в масле, сальтисоны и кровяную колбаску с гречкой.

Супруги ни разу в жизни между собой не поссорились, а обслугу так приласкали, что, когда душа Ильича отошла в мир иной, на помощь к одинокой Виктории Петровне пришли ее прежние официантки Аня и Зина и помогали престарелой хозяйке до конца дней.

В преклонном возрасте Леонид Ильич стал строго следить за своим весом, перешел на диетическую пищу, предпочтительно употребляя творог и капусту. Следить за приготовлением этих блюд, а часто и готовить их стала сама Виктория Петровна.

Отношения супругов были до умиления старосветскими. Приговоренная мужем почти к полному одиночеству, Виктория Петровна в основном общалась с Анной Дмитриевной Черненко, Татьяной Филипповной Андроповой, Лидией Дмитриевной Громыко. Новых подруг почти не заводила. Дочку Галины Витусю-Викторию от брака Галины с циркачом Милаевым, названную в честь бабушки, воспитала лично сама, таким образом как бы подготовив себе замену. Сегодня Виктория Евгеньевна (внучка Брежневых) сама воспитывает дочь.

ОЙ ТЫ, ГАЛЯ! РОКОВАЯ ГАЛЯ!

Нужна большая доза мужества,

Чтоб воздержаться до замужества.

Впадая в блуд, впадая в транс,

Впадешь в аферу и соблазн.

Галина Леонидовна Брежнева сегодня живет на небольшой даче в поселке Жуковка под Москвой. Усталая и измученная сплетнями женщина как бы переживает перерождение.

Когда ее папа был всесильным владыкой безмерного государства, Галина на порочности советской торговой системы сумела развить такую страсть к коллекционированию бриллиантов голубой и розовой воды, что просто не знала удержу. Ибо в советские времена люди практически не могли продать семейные золотые или бриллиантовые реликвии потому, что в скупочных магазинах они стоили гроши, а вывезти и продать их за границей мешали таможенные инструкции.

Однако строгость таможен распространялась далеко не на всех: для элитных государственных служащих и членов их семей делались всевозможные уступки. И если некоторые из них считали бестактным вывоз и продажу драгоценностей за границу, то Галина Леонидовна себя такими пустяками не ущемляла, предпочитая именно на уступках таможен и строить свой бизнес.

Для себя дочь Генсека решила: если ей что-то в родной стране захочется, то она это получит, и никто и никогда не должен ей в том помешать. А решив, начала действовать. В 1975 году в грузинском музее Зугдиди ей приглянулась золотая, с редкими каменьями диадема царицы Тамар, и Галина решила заполучить драгоценность как подарок от гостеприимных грузин. Директор музея всполошился и призвал на помощь первого секретаря ЦК Коммунистической партии Грузии Э. А. Шеварднадзе. Утонченный дипломат по ВЧ позвонил отцу Генсеку и, рассыпаясь в похвалах о редчайших вкусах его дочери, в заключение резюмировал:

— Я сам лично и весь грузинский народ очень уважаем и ценим Леонида Ильича и его семью и весьма сожалеем, что не можем поднести Галине Леонидовне диадему царицы Тамар, так как она занесена в каталог мировых исторических реликвий и является народным достоянием Грузии.

— Гоните Галю домой! — отрубил все понявший отец.

Галя Брежнева началась не вдруг. Каприз ребенка, которого папа очень любил, перерос в огромные для него неприятности, а началось это в 1951 году.

На гастроли в Кишинев, где Л. И. Брежнев был первым лицом, прибыл передвижной цирк-шапито. На его представлениях Галина увидела молодого талантливого силача-акробата Евгения Милаева. Милаев держал на себе пирамиду из десятка людей.

Вспыхнула любовь, и Галина, не окончив университета, уезжает вместе с цирком. Вскоре Милаев становится ее первым мужем, а через год дочь возвращается из поездки в Кишинев с дочуркой на руках. Через восемь лет брак, не выдержав испытания на разрыв, распадается. Однако родители Галины добрых отношений с Е. Милае-вым не прерывают, а, наоборот, всячески поддерживают его выступления на манеже. Милаев удостаивается звания народного артиста СССР, Героя Социалистического Труда и становится директором Московского цирка на проспекте Вернадского.

В 1983-м он умирает. Генсек держит обиду на дочь за то, что она обрекла на одиночество хорошего человека и, по сути, укоротила ему жизнь. Он лишь однажды, в 1980 году, берет дочь в официальную поездку с собой в Югославию. Но под видом гримерши Галина еще в течение нескольких лет совершает самостоятельные поездки за границу по разрешению начальника Управления цирков Анатолия Калеватова. За границей Галина увлекается эксцентриком Игорем Кио, скороспешно регистрирует с ним брак, но Леонид Ильич не менее скороспешно их брак аннулирует. Ему несколько лет удается удержать дочь в строгости, что способствует Галине защитить диссертацию и стать кандидатом наук.

Как-то ей устраивают встречу с подполковником МВД Юрием Михайловичем Чурбановым. Вечером Галина отправилась поужинать с подружками в ресторан Московского Дома архитектора и за одним из столиков увидела сына министра внутренних дел Игоря Щелокова, а с ним красивого и статного Юрия Чурбанова. Слово за слово — разговорились о личной жизни.

— Ба! — спохватился Игорь. — Юрий у нас не женат, да и Галя не замужем. Давайте-ка их познакомим.

Познакомили. В одну из встреч Галя спросила:

— Юра, а почему ты не делаешь мне предложения?

Чурбанов смутился.

— Да неудобно как-то. Ты занимаешь слишком высокое положение… — Выдержал паузу и решился: — А впрочем, считай, что я тебе его делаю.

На следующий день дочь рассказала о помолвке отцу. Отец навел справки о женихе и поведал:

— Юрий Михайлович человек достойный и ничем себя не скомпрометировал.

Доуточним детали со слов Ю. М. Чурбанова:

«В один из январских вечеров 1972 года я с товарищами поехал поужинать в Дом архитектора на улице Щусева Пришли в ресторан, сели за столик, заказали, как помню, холодный ростбиф, салаты и бутылку вина..

Когда разожгли камин, я заметил: в глубине зала за двумя столиками, сдвинутыми вместе, сидит знакомая компания. Разумеется, мы с товарищем тут же подошли, поздоровались, присели, и нас познакомили с теми, кого мы не знали, в том числе с молодой, внешне интересной женщиной, которая представилась скромно и просто — «Галина». Я и понятия не имел, что это Галина Брежнева.

Так состоялось знакомство. Наверное, если бы я был писателем, я бы говорил сейчас о том, что весь вечер старался смотреть на Галину Леонидовну, ибо вокруг стало как-то очень уютно и хорошо, но я не писатель и скажу, как было: этот человек мне сразу понравился. Мы о чем-то поговорили, но не очень долго, вечер близился к концу, пришла пора расставаться, и все разъехались по домам. Не помню, просил ли я Галину Леонидовну оставить свой телефон, как это обычно бывает между людьми, установившими добрые отношения, — кажется, нет. В конце концов, компания была знакомая, и я подумал, что где-нибудь мы конечно же встретимся.

Прошло какое-то время, и получилось так, что Галина Леонидовна сама позвонила мне на работу. В удобной и оригинально-шутливой форме спросила, куда я исчез, почему не звоню. Не скрою, я обрадовался такому звонку. Мы тут же решили встретиться. После работы Галина Леонидовна заехала за мной, и мы провели вместе целый вечер. Мне было очень интересно. Эта женщина нравилась мне все больше и больше. Потом я уехал в отпуск, отдыхал в Подмосковье, Галина Леонидовна несколько раз приезжала ко мне, и я тоже ездил в Москву. Наши отношения стали сердечными. И только тут она призналась, чьей дочерью является.

…Когда мы с Галей решили пожениться, она меня пригласила на дачу к отцу. Только решение оформить наш союз было принято не с бухты-барахты, а после долгих совместных размышлений. У меня были и просто человеческие колебания: а по Сеньке ли шапка?

Все-таки такое дело, Галина Леонидовна — дочь Генерального секретаря ЦК КПСС…

Приехали где-то к обеду, Галя сразу познакомила меня с Викторией Петровной, и я увидел очень простую, удивительно обаятельную женщину. Сели за стол, и она как-то так повернула разговор, что моя скованность… быстро прошла.

Вечером мы с Галей были в кинозале, смотрели фильм, — и я даже не сразу заметил, как вошел Леонид Ильич. Только вдруг на фоне света увидел: стоит коренастый человек в серой каракулевой шапке-пирожке. Я поднялся, а он спрашивает: «Ты — Юрий?» — «Я». Тут он говорил «А чего ты такой высокий?»

Потом был ужин: Леонид Ильич, Виктория Петровна и мы с Галей. Он задал вопрос: «Ваше решение серьезно?» И меня и Галю спросил. «Да, мы подумали». И с моей стороны было сказано: «Да».

Получив родительское благословение, молодые расписываются в загсе Гагаринского района. Свадьбу скромно справляют на даче. Тесть дарит зятю автомобиль «Шко-да-1000», а несколько месяцев спустя — новенький «Рено-16». Молодые поселились в четырехкомнатной квартире дома № 10 на улице Щусева. Галине было тогда 39, ее мужу 32. Жить бы и радоваться им, но неуемная женщина увлекается красивым, импозантным брюнетом с серо-голубыми глазами, певцом-артистом Борисом Буря-цэ. Этого молодого человека было за что любить. Сын цыганской княгини имел изысканные манеры, утонченные вкусы в еде, в музыке, в одежде. Носил джинсовый костюм, джинсовую широкополую шляпу, на безымянном пальце — перстень с огромным голубым бриллиантом, а на шее толстую золотую цепь.

Судьба обречет его на роль вечного любовника Галины Леонидовны. А Галина Леонидовна отдаст всю себя двум страстям: страсти к мужчинам и страсти к бриллиантам.

Жена известного писателя Алексея Толстого вздумает явиться на прием в румынское посольство с уникальной французской брошкой на платье. Наутро ее квартиру ограбят и брошь исчезнет. В 1981-м на торжестве в Московский цирк Галина Леонидовна придет в сопровождении жены министра МВД Светланы Владимировны Ще-локовой. Женщины нацепят самые сногсшибательные бриллианты и будут посрамлены более крупными, более чистыми, более изысканными бриллиантами укротительницы тигров Ирины Бугримовой. 30 декабря 1981 года к высотному зданию на Котельнической набережной подойдет машина, с которой трое неизвестных снимут и внесут в холл дома огромную елку для Бугримовой. Дежурный вахтер гостей пропустит. И… из квартиры Бугримовой исчезнут все бриллианты. Через несколько дней в аэропорту Шереметьево был задержан отъезжавший за границу гражданин с частью бугримовских драгоценностей. Следствие вышло на возлюбленного Галины, красивого цыгана Бориса Буряцэ.

Его вызвали на допрос. Борис надел норковую шубу, норковые сапоги, прихватил с собой маленькую собачку и на «мерседесе» поехал в следственное управление КГБ Лефортово, явно веря, что Галина Леонидовна его из цепких лап вызволит, как неоднократно вызволяла через жену министра МВД Светлану Владимировну Щелокову.

Но на сей раз вышла осечка: по Москве прокатилась волна арестов друзей Галины Леонидовны, в их числе директора «Елисеевского магазина» Ю. Соколова. У Соколова изъяли миллион рублей деньгами и на астрономические суммы золота и драгоценностей. Закачалась земля и под ногами ранее несокрушимых эмвэдэвских боссов Н. А. Щелокова и Ю. М. Чурбанова.

Следствие взял под контроль всесильный шеф КГБ Ю. А. Андропов и упросил обсудить ситуацию нераскрытых в МВД преступлений на Секретариате ЦК КПСС под руководством М. А. Суслова. Суслов начал обсуждение с куратора КГБ в ЦК КПСС Семена Кузьмича Цвигуна. Цвигун и Брежнев были женаты на родных сестрах. Обсуждения С. К. Цвигуна 19 января 1981 года не произошло. Узнав от Суслова мотивы предстоящего обсуждения, Цвигун по возвращении домой покончил с собой. У Л. И. Брежнева произошло нелицеприятное объяснение с секретарем идеологической епархии.

Это событие повлекло за собой трагическое ухудшение здоровья восьмидесятилетнего идеолога ЦК М. А. Суслова. Его поразил инсульт. Через несколько дней после похорон Цвигуна Центральному Комитету КПСС пришлось хоронить Суслова. Но аресты не утихают. Следствие забирает нескольких лучших друзей Генсека Брежнева. А. А. Громыко, желая выгородить закадычного друга, забирает Галину Леонидовну на работу в архив МИДа. Однако остановить карательную машину никому не удается: Ю. Соколова расстреливают, Б. Буряцэ приговаривают к пяти годам лишения свободы. Но после отбытия срока наказания сын цыганской княгини по болезни попадает на операционный стол и умирает под ножом хирурга. Лечиться он не собирался. Он собирался выехать из СССР, для чего начал обучаться классическому исполнению эстрадных цыганских песен. Пытался сколотить свой ансамбль, чтобы вместе с ним выехать за границу и там остаться.

После смерти Л. И. Брежнева КГБ начинает подбираться к несокрушимому шефу МВД Н. А. Щелокову и его первому заму Ю. М. Чурбанову. В то же время ноябрьский Пленум ЦК КПСС единогласно избирает Генеральным секретарем ЦК КПСС Ю. В. Андропова. По его указанию в один из сырых зимних дней Николая Анисимовича вызывают в Центральный Комитет. По поручению Генсека с ним беседует К. У. Черненко. Черненко предлагает Щелокову оставить пост министра внутренних дел и перейти на работу в группу генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Николай Анисимович дипломатничает: увольнение оспаривает, от предложения не отказывается, но просит разрешения «после новогодних праздников уйти в отставку».

Но новый Генсек не ждет, а с переводом Щелокова назначает на пост министра МВД председателя КГБ Виталия Васильевича Федорчука. Однако через два дня после появления бывшего шефа КГБ в новом ведомстве демонстративно подает в отставку начальник хозяйственного управления МВД Виктор Калинин. Федорчук назначает срочную комплексную финансовую проверку деятельности МВД, и результаты проверки повергают в изумление даже самых осведомленных профессионалов. За бывшим министром МВД Щелоковым и его семейством значатся растраты по тому финансовому курсу на 124 тысячи рублей. Ими присвоены два «мерседеса» и машина БМВ. За нарушение финансовой дисциплины Щелоков выводится из состава ЦК КПСС, Калинин арестовывается.

В ноябре Н. А. Щелокова лишают воинских званий, исключают из партии, по решению Президиума Верховного Совета СССР лишают всех воинских наград, кроме фронтовых. Не перенеся потрясений, добровольно уходит из жизни жена Николая Анисимовича, Светлана Владимировна. А 13 декабря бывший министр облачится в парадный мундир генерала армии, зарядит карабин и выстрелит себе в голову.

А Юрий Михайлович Чурбанов в это время все еще пребывает на посту первого заместителя министра внутренних дел СССР, даже не ведая о том, что Генеральный прокурор СССР А. М. Рекунков поручает Тельману Гдляну расследовать в Ташкенте дело о взятках, в котором извозят репутацию Ю. М. Чурбанова до неузнаваемости. В августе 1985-го Гдляном арестовывается заместитель министра внутренних дел Узбекистана Бегельман и ответственный работник МВД Хейдар Халикович Яхьев. Они дают показания о взяточничестве в высших эшелонах власти, в частности, в МВД СССР при бывшем его руководстве. За Чурбановым устанавливается негласное наблюдение. По решению Политбюро 14 января 1987 года его арестовывают.

В книге Фридриха Незнанского, следователя московской прокуратуры, члена московской коллегии адвокатов, и Эдуарда Тополя «Журналист для Брежнева» говорится, что амплуа Чурбанова — агент семьи Брежнева в МВД. Может быть, и так. Авторы рассказывают, как начальник МУРа Минаев и заместитель министра МВД Чурбанов «проверяют» подготовку бассейна «Москва» к Олимпийским играм… Проверка становится для них ежедневным ритуалом, потому что в нем имелась замечательная сауна… Здесь же присутствует и Белкин, «похищенный журналист для Брежнева». Мало кто знал, что главной достопримечательностью этого московского спорткомплекса была доступная только партийной и административной элите сауна. Здесь сухой пар, финское оборудование, чешское пиво, экспортная водка и русские массажисты.

Чурбанов вертел в руках золотую брошь в виде розочки, украшенную хризолитом и бриллиантами.

— Галина Леонидовна эти штучки любит, — сказал он. — Я возьму это до завтра, покажу ей. — И повернулся к Минаеву: — Завтра у меня заберешь. А вообще, я думаю, надо им дать возможность найти этого Белкина… Если будет полная коллекция, МУР вполне может Галине Леонидовне на день рождения поднести достойный подарок. — И встал, бросив во внутренний карман новенького генеральского кителя золотую брошь.

А разыскиваемый журналист тем временем находится в умело спрятанной советской психушке… Двух липовых бумажек оказалось достаточно, чтобы упрятать в спецбольницу МВД СССР одного из лучших журналистов страны, любимца самого Брежнева. В психушке журналиста залечили, сделали наркоманом, и поставить его на ноги могла лишь пограничная ситуация, мобилизация всех чувств. Ему на помощь приходит племянница Генерального прокурора СССР Оля, которая знала, что под наркозом секс потрясающ. «Она одна вошла в палату к психически заключенному человеку, и затем через каждые полчаса они требовали еду, коньяк, чистые простыни и сигареты…»

Авторам отказать в желании правдивого описания событий нельзя. Ибо именно при Ю. В. Андропове практиковались принудительные лечения инакомыслящих в спецбольницах.

А вот какими воспоминаниями делилась в свое время о Галине Леонидовне ее лучшая подруга, жена дипломата, Нина Васильевна Ференц:

«Мой папа был работник КГБ, исключительной честности человек. Потом, когда Людмила Вучетич меня спрашивала: «Нина, как ты могла сохранить такую чистоту в этом клане?» — я отвечала: «Это папа мне ее вбивал — и ремнем, и примером…» Мы в Сочи жили… Замуж я вышла в 1955 году за Виталия Николаевича Ференца. Была вроде как женой дипломата, а оказалась служанкой Гали Брежневой. Много лет я бесплатно на нее ишачила. Держала дом, где она встречалась со своими любовниками. Она в моей квартире их принимала. Я, правда, тоже, быть может, преследовала какую-то цель — я наблюдала ее. Потому что такой тип человека я не встречала нигде, ни в литературе, ни в театре, ни в кино. То была квинтэссенция эгоцентризма!

В Сочи мы и познакомились… Красотка! Я в нее влюбилась с первого взгляда. Очаровательная физиономия, вот такой торс, талия, бедер не было, ноги скаковой лошади. Всегда — на высоченных каблуках. Как-то на приеме ее увидел Фидель Кастро: «Боже, какие ноги нервные! Чьи это?..»

Я на нее залюбовалась. Подхожу: «Вижу, вы не сочинская. Откуда вы?» — «А я из цирка». Она уже была замужем за Милаевым, моталась с ним по гостиничным номерам. Она бежала «домой» как угорелая и варила ему на крохотной плиточке супчик. Она ведь против воли родителей за него вышла. Но это был первый человек, который подарил Леониду Ильичу заграничную машину.

У нее случались элементы показухи. Скажем, приходят ко мне новые гости. Галя же должна показать, что она дочь царя, — она тут же зажигалку дарит, а это тогда был дорогой подарок.

Но если человек в ней нуждался, даром она ничего не сделает. Она платила только тем, кто от нее требовал — «баш на баш». Она вот ненавидела Щелоковых, но им она помогала. Щедро одаривала маникюршу, педикюршу — тех, кто обслуживал ее тело. Она всех рассматривала с точки зрения пользы. Если же на нее работал просто хороший, порядочный человек — она считала, так и должно быть. А потом, уже после «падения», она упрекала меня: «Ты не смогла меня обворовать! Твой муж даже министром не стал при мне!»

Мы все на нее торговали. Она завезет кучу барахла: шуба, картины, а мне надо еще к вечеру котлет накрутить, ее встретить, гостей принять. Мы на нее, как фабрика, работали. Шмотки были ее хобби. У нее гардероб был — от той стенки до вот этой, весь забит. Она и Юру Чурбанова приучала. Юра был нормальный мужик, ему было надо пять рубашек — она ему покупала двадцать пять. Да еще упрекала в том, что она его одевает. Юра вообще несчастный человек! Вы знаете, когда прочитала его интервью в «Независимой газете» — «Я расскажу все, как было», — я расплакалась! Мне говорят: «Нина, ну нельзя так реагировать!» А я нервная с ними стала, я просто рыдала: «Раздавили, испоганили, уничтожили, посадили человека — а он теперь слова против нее сказать боится, пишет, какая она хорошая жена…» Она его посадила! Во-первых, нужен был козел отпущения — за общие грехи. Во-вторых, она ему не могла простить Бориса Буряцэ — она считала, что его убрал Юра. Он, Борис, за цыгана себя выдавал, а был евреем и общался с теми, которые уезжали. Скупал у них добро, которое нельзя было вывезти…

А откуда сам он (Борис Буряцэ) возник? Галя его купила. У Инки Косой. Певица была такая в парке Горького. Буряцэ дружил с этой Инкой, был простым мальчишкой. Галина всегда страсть питала к молодым, единственный пожилой у нее промелькнул Милаев, а остальные — моложе на 18, 20, 30 лет… У Бориса была смазливая мордашка, но круглая, рыхлая. Я бы, например, на него внимания не обратила. Но ей он чем-то нравился, видно, еще и тем, что в то время был любовником Инки. Ей и захотелось… Она плавала, купалась в интрижках. Она говорила мужу моему: «Виталик, все хорошо у нас с Нинкой, один недостаток — она не ревнует меня к тебе… Но зато мы с тобой как два парня. Правда, моя лапонька? Давай поцелуемся… Но Нинку люблю, — добавила, — за то, что ей никто не нужен — она же недое….я сука…»

Во мне все вскипит, но я привыкла к ее «царской» речи. Она свободно изъяснялась, могла моему пятилетнему сыну сказать: «Иди сюда, пи…к». Он подходит и говорит: «Галина Леонидовна, у вас новое выражательство». Она могла голая по квартире бегать — без стыда, без совести, — что перед младенцами, что перед столетними стариками…

А Илюшку, сына моего, она за язык не любила. Она, например, мою собаку, маленького тойтерьерчика, поила водкой. Я всегда обижалась. А она: «Ой, Нин, смотри зато, как интересно они ходят, пьяные — не только люди, но и собаки». А Илюшка однажды не выдержал: «Галина Леонидовна, вы вот нашу поите, а свою не трогаете». Она: «Я сейчас и свою… Жуля, иди сюда, Жулечка, давай выпьем с тобой шампанского…» Она всегда собаку за стол сажала и ела из одной с ней тарелки — я потом долго посуду отмывала…

А «покупку» Буряцэ она даже от меня в тайне держала. Но как-то проболталась: «Сука Косая, ведь взяла с меня пять тысяч за Бориса. Да еще хотела кольцо присвоить. Но я из-за этого кольца заставила Юру надеть форму генеральскую, мы пошли и все забрали…»

Она его, Бориса, завела, пока я отлучилась в Германию. Оставила ее на Милу Башкову: «Мила, береги ее, не выпускай никуда, не доводи до скандала». Если честно, я жалела Леонида Ильича. Он был красивый, добрый. Я дала ему кличку Леня-миролюбец. Все им пользовались, от Громыки до Гали. При мне с Галей никаких ЧП не случалось. Она всегда говорила: «Ты — нужный человек, ты не пьешь. Кто-то один должен не пить». В ней все-таки были элементы очарования. Когда она трезвела, сама признавалась: «Мне б месяц не попить, знаешь, какая я б стала красавица!»

Но мне нужно было съездить в Германию с мужем-консулом. У меня же в доме есть было нечего! У мужа зарплата в МИДе 225 рэ плюс 20 процентов за два языка Она об этом не думала, а мне по 10 бутылок коньяку каждый день на стол приходилось ставить. Марис, например, мог ложками икру есть, а все думали, что она принесла Марис Лиепа ведь был практически ее мужем пять лет. Папа не разрешил за него выйти. Она вот о нем ничего в «Столице» не говорит. Потому что его она все-таки любила сделала «заслуженным».

Она многое решала Могла человека посадить. Или — на пенсию отправить. Как, например, Колю Бандуро, ночного секретаря Леонида Ильича Коля попросил у Гали поездку за границу, съездил, а привез ей хреновые искусственные жемчужины. Она и сказала «Жадность фрайера сгубила», — и сделала В Германии я и услышала, что к ней прилепился какой-то цыган. Что в моем доме они стали какие-то деньги брать, валютные дела крутить. Бросила я мужа в Лейпциге — лечу назад.

Борис этот изображал из себя певца «У меня бриллиант в голосе». Она-то так не считала «Никакой не бриллиант, козлетон в голосе. Зато извращенец». То есть как мужик он ее удовлетворял отменно. Она свое кредо выражала недвусмысленно: «На мой век дураков хватит. За мои-то деньги! — даже в сто лет мальчики будут…» Мужики, и правда, в очереди стояли.

А Борис между тем предлагал мне, чтобы я ему Галю продала «Нина Васильевна, хоть вы и подруга, но я вижу — вы голы как соколы. Для вас даже стол накрыть — проблема. Помогите мне в работе с Галей, и вы будете как сыр в масле кататься. Со мной вы сможете иметь тысячу рублей в день…»

Она же не дура — она его баловала, но — в меру. А он надеялся с моей помощью подкопаться к ней поглубже, чтобы попасть в хранилище ценностей — в Эрмитаж, в Алмазный фонд… Но он ошибся во мне — я никому не продавалась.

Мне до чертиков надоело хлебать это дерьмо. Я выгнала ее из дома Всем я говорила, чтопоссорились мы из-за занавесок. Она при гостях меня упрекнула за дешевые занавески. Конечно, она нарочно это сделала, чтоб те хоть чем-нибудь отблагодарили хозяйку. А то ведь они уходили, а мне приносили счета телефонные на две-три тысячи в те времена!

Но я просто устала. Больше всего от страха перед Юрой. Я к нему очень хорошо относилась. Он сперва и водки-то не пил — только молоко, кефир. Потом она его заставила, он и пил — все ее боялись. Вот я ее ослушалась — и по сей день не живу нормально…

Мне стыдно было смотреть Юре в глаза. Он ее ко мне привозит, сам — по делам… А у нас устраиваются сцены сексуальные — она еще любила их показать. Позовет — и ты заходишь. А у меня муж — инвалид войны II группы, и все гости сидят и слышат ее крики, стоны. Коллег-дипломатов мы даже в дом не пускали. Пустили одного Романова, он хотел послом уехать в Лондон. «Мы, — говорим ему, — поможем, только возьмите нас с собой». Но она же меня не выпускала за границу — лишь на минуточку, туда и обратно, чтобы с голоду не умереть.

Ей самой нельзя было «светиться». Я ей квартиру однажды пробовала снять — на свое имя. В доме возле американского посольства. Для встреч с Юрой, чтобы он на ней женился. Так стоило ей появиться в золотых туфельках, в необыкновенном длинном платье — ее сразу же заприметили консьержки. И тут же доложили… А когда она, пьяная, из окошка бросила елку на Новый год — стали тормошить хозяйку, которая сдала квартиру жене дипломата…

— Как же, обошлось?

— Для нее всегда кто-то другой таскал из огня каштаны… Поэтому я смеялась, когда читала где-то, будто она сегодня с сеточкой за водкой ходит. У нее более чем достаточно средств…

— А вам это откуда знать?

— Была ночь накануне описи — когда имущество в ее квартире описывали. Она все припрятала вместе с этим Власовым. Он все перетаскивал с этажа на этаж к дочери — бриллианты, серебро, золото, а теперь она специально все льет на него. Я его всегда презирала, но если сказать честно — он прав. Он хотел получить плату за свои многолетние услуги, ибо в отсутствие Юры служил ей рабом: возил продукты, водку, чинил отопление на даче, устраивал ее нового любовника в общежитие на работу. Власов действительно себе урвал, но Юрка здесь ни при чем.

А то, что у нее нынче в холодильнике пусто, — показуха. Мир в ее лице потерял великую актрису! Она могла сидеть и плакаться любовнику на свою бедность — и он ей привозил золотые горы. Она была как змей-искуситель.

— Не по ее наводке арестовали Чурбанова?

— Мила Вашкова мне рассказывала: «Когда Юру посадили, водит она гостей по даче и вроде как спьяну, вскользь, ненароком проговаривается: «Вот эту вазу моему мужу подарил такой-то, эту картину — тот-то»» Она всем своим видом подтверждала, что Юра брал взятки…

Она недаром говорила мне до ссоры: «Ты что, думаешь, меня сгноят, как Светлану Аллилуеву, после смерти папы? Придет человек (она имела в виду Черненко), при котором буду лучше жить, чем при папе…»

— На что вы сегодня живете? Поддерживаете хоть какие-то связи с Галиной Леонидовной?

— Она ведь меня без пенсии оставила. Я же все продала, чтобы дело начать… Два карата, которые она мне когда-то всучила, и я потом долго долги выколачивала. Колье жемчужное, бриллиантовые серьги, хрусталь, норковую шубу… Все спустила.

Сама-то она получает пенсию. За что? — она ведь ничего не делала, а только значилась в МИДе. Громыко вынужден был взять ее — Леонид Ильич лично велел. Громыко даже дал ей орден, чтобы она пенсию получила. Как она работала? Она всем доставала шубы. Снабжала всех кольцами, серьгами: купит за три копейки, продаст за три рубля. Я уже знала, если она сегодня пошла по ювелирным, значит, завтра будет повышение цен на золото. Система была отлаженная…

— Не жалеете ли о том, что произошло?

— Я все-таки счастливый человек. Мне за седьмой десяток, но я участвую в такой интересной жизни! Я могу быть хозяином собственного дела. Я больше десяти лет выращиваю тюльпаны — и я их отдаю человеку, чтобы он в моем кооперативе вел «тему» тюльпанов. Другому отдам теплицу — сам-то он из бедноты, построить ее не смог бы…

А при Гале все это было немыслимо. Я, жена советника, не могла получить участок. Если в МИДе узнавали, что ты — «при Брежневой», ты перед всеми становилась должницей. Одному — лекарство, другому — зарубежную командировку… Как она мне сказала однажды: «Кто ты такая?» И я, дочь своего отца, была — НИКЕМ.

— А о случившемся с Галиной Леонидовной что думаете?

— Как первый раз увидела ее, пьяную, по телевизору, читающую стихи, у меня сжалось сердце: «Боже, до чего она дошла». Пока она тихо сидела в моем доме, никто ничего не видел, не знал — я берегла покой двух людей: Леонида Ильича и Юрия Михайловича. Когда прочитала в «Столице», как она продолжает дурить людей своими баснями и поливать помоями Юру, я решила: хватит молчать! И я наконец открыла рот. Если раньше во мне был страх, теперь освободилась от этого чувства. Ну убьют меня, похоронят — плевать».

Таковы вот воспоминания «лучшей подруги Галины Леонидовны Брежневой Нины Васильевны Ференц». Комментировать их я отказываюсь, ибо пресмыкающиеся люди всегда впоследствии надевают на себя тогу обличителей. И никто так строго не судит своих господ, как бывшие их слуги.

После смерти К. У. Черненко все посты вынужден был оставить и Юрий Леонидович Брежнев.

Социалистическая система для людей их круга, ставшая родной сестрой системы социальной, на какое-то время перестала существовать.

Словно замерло все до рассвета…

Наступит ли рассвет?

РОЗОВОЕ ОБЛАЧКО, ИЛИ РАЙСКОЕ ЯБЛОЧКО

Счастье било через край.

Отмечался с Раей рай

С музыкой и форсом

В райской даче Фороса.

Раиса Максимовна Титаренко была первым ребенком в семье. Родители тайком окрестили дочурку на квартире священника и на радостях назвали ее в честь райского яблочка — Раечка. Являлась ли она таковой на вкус, умела ли создать тот семейно-бытовой уют, который именуется райским, дано судить лишь одному человеку, с коим «райское яблочко» связало свою жизнь. А то бывает и с Адой рай, и с Раей — ад.

В 1949 году золотая медалистка Р. М. Титаренко из Стерлитамака поступает на философское отделение Московского университета и получает от родителей в подарок первое темно-серое бостоновое пальто с каракулевым воротником. Даже для Москвы по тем временам это не просто обнова, но и роскошь.

С Мишей Горбачевым Рая встретится на студенческих танцах. (Вот ведь совпадение — Вика с Леней познакомились на танцах, и Рая с Мишей — на танцах. Совпадение или предначертание судьбы?) Они приходятся друг другу по нраву, ходят друг к другу в гости и перед окончанием университета устраивают студенческую свадьбу.

Кое-кто пытается уговорить молодоженов остаться в Москве, им предлагают поступить в аспирантуру, однако молодой муж настроен ехать на свою родину. Жена не перечит. Она привыкла видеть соподчиненное положение провинциальных жен, ей ли, умнице, проявлять здесь твердость характера; куда лучше изобразить из себя слабую женщину и в слабости обрести силу.

Судьба уготовила ей быть всю зрелую жизнь провинциальной женой номенклатурного работника, которая заставила Раечку освоить умение держать дистанцию перед женами вышестоящих начальников, а также ставить на дистанцию женщин, стоящих с мужьями на ступеньке ниже цековской иерархической лестницы.

Уменье проявлять твердую волю Раиса Максимовна приобретет позже. Пока же эта женщина очень доступна в общении, мила в обхождении и находчива в разговорах 6 января 1957 года она подарит избраннику дочь Ирину. Все время будет находиться как бы в зависимом положении от мужа и дождется: Михаила Сергеевича изберут в члены Политбюро. В 1984 году накануне Рождества Раиса Максимовна с мужем совершит загранпоездку в Англию. Она будет переодеваться по нескольку раз в день на каждое мероприятие.

На осмотр королевских драгоценностей она наденет модную шелковую блузку, удлиненный костюм и белую норковую горжетку. На прием переоденется в шубу из нутрии, а в зале приемов появится в кремовом атласном платье и шитых золотом открытых туфлях, тем самым она попытается доказать и докажет, что супруги Горбачевы более эмансипированы и современны, чем старомодные пары хрущевско-брежневского разлива.

Подчеркивая же пристрастие к роскоши, она допустит серьезный тактический промах, недопустимый в прежней советской морали: она купит в фешенебельном лондонском магазине «Картье» бриллиантовые сережки стоимостью в 2500 долларов, а расплатится за них с помощью кредитной карточки «Америкэн экспресс». Наличие этой карточки говорило, что у ее владелицы или имеется счет в одном из западных банков, или (что значительно вероятней!) Советское правительство, имеющее такие счета, оплачивает ее покупки.

Все члены Политбюро и Секретариат имели секретное и нигде не обнародованное право на «открытый счет» в Государственном банке, откуда могли брать когда угодно и сколько угодно денег, только не в рублях, а в свободно конвертируемой валюте.

Общественное же мнение — кто как знает, так и понимает. Раису Максимовну оно в большинстве своем восприняло в штыки: она-де всякой бочке затычка. Нахальна, Нагла, Всем навязывает свои взгляды, которых, в сущности, не имеет. По примеру мужа любит растекаться мыслью по древу, когда за пышными, ничего не значащими словами сквозит пустота и цинизм. Да, цинизм, доходящий до последней стадии. Но чего руками-то разводить, Раиса Максимовна злопыхательных разговорчиков либо старалась не замечать, либо в корне их пресекала.

Худенькая, элегантная, в ловко скроенных и ладно пригнанных платьицах, она утверждалась по поговорке: «Стерпится — слюбится», И стерпливалось. И слюбливалось. Если Михаил Сергеевич был пунктуален, то Раиса Максимовна являлась типичной капухой. Даже перед официальными приемами за рубежом заставляла мужа вечно ждать себя, при этом мучительно выбирая, в какой наряд стоит облечься. Или вот она каждый вечер мелькает на экранах телевизоров. Вот председательствует на заседаниях Всесоюзного фонда культуры. Вот замещает президента Алмазного фонда СССР на переговорах с международной алмазной корпорацией «Де Бирс».

Раечка — там! Раечка — здесь! Раечка! Раечка! Раечка!

Возникает вопрос: а разбиралась ли она в классификации драгоценных камней? В тонкостях ювелирного мастерства? Методике огранки? Искусстве живописи? Разбиралась ли?!

Как же тогда Хаммер под видом ранее вывезенных из СССР картин-оригиналов подсуропил нам две эпигонские копии, и не кому-нибудь, а именно Раисе Максимовне из рук в руки, а та, откуда ей было знать про подделку, продемонстрировала их по телевидению как возвращенные оригиналы?

Старый хлыщ, неоднократно обобравший и обманувший советских людей, знал, что настоящих искусствоведов, доподлинно разбирающихся и понимающих секреты живописи, в мире всего единицы. Заранее навел справки о том, что Раиса Максимовна в этом вопросе полный нуль, и пошел ва-банк.

Пошел и… просчитался. Искусствоведы Эрмитажа обман тут же обнаружили, а обнаружив, молчать не захотели. На воре загорелась шапка. Шуточное ли дело — на старости лет его наконец-то изобличили в воровстве, а воровал он всю жизнь. Но мало того, Хаммера изобличили еще и в мошенничестве. А потому дело предали огласке, а Хаммера — анафеме. Ну а Раису Максимовну пожурили хотя бы? Или забыли? Конечно же забыли: с какой стати жену Генсека журить?

Вот разве только на съезде Советов депутат Сухов, обращаясь к Горбачеву, заявит, что тот плохо руководит страной потому, что находится под влиянием жены, да до горячности возмутится Б. Н. Ельцин вмешательством Раисы Максимовны в руководство Московским комитетом партии.

Милое «райское яблочко» Раиса Максимовна начинает становиться твердым и жестким орешком с властным и необузданным характером. Она стремится всех и вся подчинить своей воле, добиваясь желаемого любыми силами и средствами. Изо дня в день она могла настойчиво и неуклонно повторять мужу одну и ту же овладевшую ею идею, пока своего не добивалась.

И вот мало-помалу утверждается первой леди страны. Не стесняясь, звонит и дает поручения помощникам Генсека и даже секретарям ЦК. Занимает руководящий пост в союзном Фонде культуры. По ее поручениям правительственные телефоны устанавливаются во многих структурах культуры и массовой информации. Довольно скоро она налаживает контакты с супругами дипломатов, устроив им прием по случаю 8 Марта. Церемония выглядела впечатляюще: на прием съехались жены руководства страны, послов, известные актрисы, дамы из сфер культуры, искусства, науки.

К генсекше выстроилась огромная очередь — пожать небрежно протянутую руку. Первая леди выглядела довольно чопорно. В красном костюме, цвета пионерского галстука, и красной блузке, оттенком сливающейся с костюмом, в белых лодочках на высоких каблуках, она казалась эдаким неземным аленьким цветочком, пришедшим из аксаковской сказки. Цветочек наметанным глазом оценивал все дамские туалеты, привзвешивал драгоценности. А кое-кому подпускал и еле заметные уколы невидимых шипов, ибо на то он и аленький цветочек. А под конец произнес такую сердцещипательную речь, где не забыл и гостюшек почтить, и себя показать.

Я там был, словес мед пил, по усам текло, а в память не запало! А «райское яблочко» каждой пришедшей пожимало ручку, каждой подошедшей говорило приличествующие случаю слова…

Нэнси Рейган почему-то обратила внимание на нравоучительную манеру разговора и барское отношение Раисы Максимовны к тем, кто ее окружал: «Если я нервничала перед первой встречей с Раисой Горбачевой… то она, должно быть, нервничала еще больше перед встречей со мной. Я не знала, о чем буду говорить с ней, но скоро выяснилось, что это не имеет никакого значения. С первой минуты она сама говорила, говорила — так много, что мне едва удавалось вставить словечко. Быть может, это было от неуверенности, которую она испытывала, но после почти дюжины наших встреч в трех разных странах основное впечатление, которое осталось у меня от Раисы Горбачевой, — что она никогда не перестанет говорить. А точнее сказать, читать лекции. Иногда темой ее был триумф коммунистической системы. Иногда — советское искусство. А чаще всего — марксизм-ленинизм. Один или два раза она даже прочла мне лекции о недостатках американской политической системы.

Я к этому не была готова, и мне это не нравилось. Я предполагала, что мы будем говорить о личной жизни: о мужьях, о детях, о трудностях существования на виду у всех или, наконец, о наших надеждах на будущее. Я хотела рассказать Раисе о нашей программе борьбы с наркоманией. Но как только я начала, она быстро сменила тему, заявив, что с Советском Союзе проблемы наркомании не существует. Ой ли?

В тот первый раз в Женеве, придя на чай, она поразила меня тем, что явно хотела казаться женщиной, чье слово — закон. Ей не понравился стул, на котором она сидела, — она щелкнула пальцами. Охранники из КГБ тут же подали ей другой. Я глазам своим не поверила. Я видела первых леди, принцесс, королев, но никогда не видела, чтобы кто-то из них вел себя подобным образом».

Для многочисленных поездок по стране и за рубеж для супруги Генсека потребовалась специальная охрана КГБ. Но Раиса Максимовна потребовала себе еще и адъютанта, который бы все время находился при ней. Разыскали в Сочи симпатичного парня с высшим образованием. Он продержался всего несколько месяцев и был изгнан без объяснений. Ей не могли угодить повара, горничные, уборщицы, которых леди меняла по нескольку раз. Единственным мерилом ее было — подбирать не самых симпатичных и не самых молодых девчат. Начальник охраны при этом восклицал:

— Это где же я им столько дурнушек-то наберу! Ведь к нам всегда зачисляли девчат симпатичных. А заново учить, звания присваивать времени-то сколько надо.

Но Генсек сделать ничего со всесокрушающей силой энергии своей женушки не мог. Не он, а она формировала характер президента-Генсека. Во время одной из поездок на Волжский автомобильный завод Р. М. Горбачева заявила: «Люди здесь прекрасные, а освещение визита в средствах массовой информации никудышное. Михаила Сергеевича показывают как-то с затылка». А дело оказалось в том, что телевизионщики не показали всего шарма супруги лидера…

Телевизионщики впоследствии учли пожелания президентши.

Особую заботу составляли наряды Раисы Михайловны. Одеваться она любила с большим вкусом, изяществом и элегантностью, имея для этого обширный гардероб, чтобы не повторяться. Украшала себя довольно массивными браслетами, серьгами и кольцами из белого металла. Очень удачно подбирала обувь, в основном в западных магазинах. На ней были аккуратные шубки, ладные меховые горжетки, шапочки. При каждой поездке в самолет загружалось большое количество чемоданов, специальных пакетов с верхней одеждой.

При этом у Горбачевых существовала и своя кладовая для подарков, которая располагалась на третьем этаже главного здания и была набита картинами, скульптурами известных мастеров, шкатулками Палеха, тульскими ружьями, множеством часов, альбомами с редчайшими марками. Но особое место здесь занимали украшения из благородных металлов. Оказалось, что в ней находились и предметы Гохрана, такие, например, как серебряный самовар с чашками работы XVIII века. Уникальные подносы. Клинки и т. п.

Выходит, не брезговали первые персоны коммунистического государства раздаривать нажитое народное состояние и не мучились бессонницей от угрызений совести. Легко раздаривать то, что тебе лично не принадлежит. Но особые хлопоты Раиса Максимовна проявляла в общении с теле- и фотокорреспондентами, требуя, чтобы кассеты с записью зарубежных визитов после возвращения их из поездок давали на просмотр сначала лично ей, ибо хотела прежде увидеть себя, а потом все остальное.

На встречах, приемах, проводах стояла спокойной до тех пор, пока операторы не наводили камеру на нее. А увидев наведенную камеру, без причин начинала с кем-то разговаривать, либо на что-то указывать, либо ни к селу ни к городу улыбаться, либо кого-то поучать.

А операторам говорила: Михаила Сергеевича часто снимают неудачно, не с той точки, не в том ракурсе. Подразумевалось же при этом, что не так с ее точки зрения показывалась она.

После провала ГКЧП с телевизионного экрана исчезла и Раиса Максимовна. Зато появилась ее книга «Я надеюсь», в которой сделан акцент на мужественном и материнском поведении ее в Форосе. Она переживала и боролась за семью так, что даже заболела. И это стало главным поступком ее жизни.

Княгиня-хранительница очага — она испугом выразила всю суть женской, супружеской и материнской логики. Воздадим ей должное — она поступила достойно. Но по христианским канонам генсекше-президентше нравственнее было бы проявить заботу прежде о государстве, о народе, о мире, а уж потом о семье. К сожалению, заботы о государстве, даже в самые критические минуты, Раиса Максимовна не только не проявила, но даже и желания не продемонстрировала для ее проявления.

Господь Бог предупреждает: «Не судите, да не судимы будете». И я не сужу, Господи! Я констатирую.

Что же касается имени, данного при крещении, может, и была Раиса Максимовна для кого-то «райским яблочком», но, ей-ей, не для страны своей.

ЧТО ДЕЛАЛА ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ОТ СТАЛИНА ДО ЕЛЬЦИНА?

Трудно сегодня сказать наверное, кто принес человечеству больше вреда и по возрождению культов личностей, и по развалу государства — номенклатурные правительственные чиновники, без удержу возвеличивающие вождей, или угодничающие перед лидерами писатели, в миллионах экземпляров воздающие хвалы сильным мира сего?

В оркестрах трубадуров всегда находились отдельные люди, стремящиеся играть истинно, но их голоса заглушались ораториями хористов и становились голосами вопиющих в пустыне.

Попробуем сопоставить, как это согласовывалось и диссонировало в великом оркестре, руководимом дирижером Центрального Комитета ВКП(б) — КПСС, ибо сквозь людей и события просматривается время, а по лингвистике КПСС — это скопление глухих согласных.

Начнем исследования с великого пролетарского писа-теля А. М. Горького (Пешкова), пытающегося быть объективным. А по Сталину, личность должна быть либо возвеличена, либо обезличена. Горький под эти определения не подходил, и пролетарский вождь пролетарского писателя стал опасаться.

В дореволюционной России Горький пользовался репутацией защитника угнетенных и мужественного противника самодержавия. Задолго до смерти писателя Сталин пытался сделать его своим политическим союзником. Те, кому была известна неподкупность Горького, знали, насколько безнадежной является эта задача. Но вождь, никогда не веривший в человеческую неподкупность, настраивал сотрудников НКВД на мысль, что неподкупных людей не существует, а существует у каждого своя цена.

Руководствуясь концепцией подобной философии, вождь начал писателя обхаживать и в 1928 году развязал всесоюзную кампанию за возвращение Горького в СССР. Писатель вернулся. С этого момента и начала действовать программа его задабривания. В распоряжение Горького были предоставлены особняк в Москве и две благоустроенные виллы: одна — в Подмосковье, другая — в Крыму. Вокруг вилл были высажены любимые писателем цветы, специально вывезенные из-за границы.

Снабжение писателя и его семьи осуществляло Девятое управление НКВД, отвечавшее за обеспечение Сталина и членов Политбюро. Для поездки в Крым и за границу Горькому был выделен специально оборудованный железнодорожный вагон. А поскольку писатель курил особые папиросы, ему привозили их из Египта.

С 1929 по 1933 год осенью и зимой Горький находился в Италии, в постоянном сопровождении двух советских врачей.

Сталин вызвал Горького затем, чтобы писатель убедился в том, что вождь строит настоящий социализм. Ему была дана возможность якобы свободного общения с людьми. Писателя возили на те же зрелища какими гиды потчевали иностранных туристов. И особо навязывали ему две коммуны, организованные под Москвой в Болшеве и Люберцах для бывших уголовников. Те постоянно встречали писателя бурными аплодисментами и заранее заготовленными речами, в которых благодарность за возвращение к честной жизни выражалась только двум лицам: Сталину и Горькому. Горький оставался в счастливом неведении до тех пор, пока сталинская коллективизация не привела к массовому голоду.

Сталину хотелось, чтобы популярный писатель обессмертил его имя, написал о нем роман, и потому осыпал Горького благодеяниями: именем Горького назвал Нижний Новгород, переименовал в улицу Горького Центральную улицу Москвы Тверскую, имя Горького присвоил Московскому Художественному академическому театру.

Но время шло, а писать книгу о Сталине литератор не начинал, поняв, что за фальшивой вывеской сталинского социализма царят рабство, голод и власть грубой силы. Тогда Ягода, с подачи Сталина, стал просить Горького написать статью «Ленин и Сталин» к годовщине Октября. Горький уклонился.

После убийства Кирова его попросили выступить в печати с осуждением индивидуального террора. На что писатель заметил: «Я осуждаю не только индивидуальный, но и государственный террор» — и потребовал выдать ему загранпаспорт для выезда в Италию. В выезде ему отказали.

В архивах Горького остались тщательно припрятанные заметки, к которым исследователям путь до сих пор заказан.

Писатель Виктор Васильевич Вересаев (Смидович) по грустному поводу писал: «Когда после Перекопа красные овладели Крымом, было объявлено во всеобщее сведение, что пролетариат великодушен, что теперь, когда борьба окончена, белым представляется на выбор: кто хочет, может уехать из СССР, кто хочет, может остаться работать с советской властью…

Вскоре после этого было предложено всем офицерам явиться на регистрацию… Офицеры явились… И началась бессмысленная кровавая бойня. Всех явившихся арестовывали, по ночам выводили за город и там расстреливали из пулеметов».

Осип Эмильевич Мандельштам в 1932 году написал стихотворение и прочел ближайшим друзьям:

Сталин написал: «Изолировать, но сохранить». Сохраняли до 1938 года. После первого ареста писатель был освобожден, написал в честь Сталина оду. Снова арестован и уничтожен.

Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) в начале 20-х годов жил на территории Кремля и имел очень приличную библиотеку, из которой с разрешения хозяина брал книги И. В. Сталин. Писатель заметил, что после возвращения Сталиным книг на них отчетливо видны отпечатки пальцев. Бедный поделился возмущением с одним из писателей, и о том стало известно Сталину.

Прибыв вместе с Советским правительством из Петрограда в Москву, Д. Бедный имел квартиру в белом коридоре Большого Кремлевского дворца. Перевез в нее жену, детей, тещу, няню для детей и, почувствовав себя обделенным, 15 июля 1920 года послал письмо председателю Реввоенсовета Л. Д. Троцкому, занимавшему с тремя домочадцами пять комнат в Кавалерском корпусе, следующего содержания:

«Дорогой Лев Давидович! Препровождаю Вам пять моих листовок и одну книжечку, изданную на Западном фронте… В пятницу снова уезжаю для агитации — «До Советской Варшавы!», если не последует иных указаний… Что касается не разъездной, а оседлой работы, то я предвижу, что, проработав минувшую зиму самое большое вполовину своей мощности, скоро я сойду на одну треть… У меня нет рабочего кабинета. Я — писатель, работающий на ночном горшке. Справа у письменного стола — две кровати — семейная и детская. У меня две комнаты с третьей — полусартиром.

Естественно, что кремлевское домоуправление — по моему заявлению — сочло необходимым дать мне соседнюю с отдельным ходом комнату (№ 6 белого коридора) для рабочего кабинета. Ордер был написан, но Лутовинов (член Президиума ВЦИК) его зачеркнул, а Енукидзе (секретарь Президиума ВЦИК) исправить такое свинство отказался…

Не поставить Вас в известность об этом я не мог. Моисей как-то ударил палкой по скале, и из скалы брызнула живая вода. Вы меня осенью и зимой ударите партийной палкой десять раз, и ни черта из меня не брызнет. Или брызнет вода, а нужны боевые стихи.

Рядом со мной живут Петропаловские (семья комиссара Кремлевских курсов)… а дальше за ними т. Никитин (зав. Финансовым отделом ВЦИК). Я предлагал: отдать мне соседнюю комнату № 6 Петропаловских, а им отрезать комнату от Никитина.

Казалось бы, просто. И необходимо. Для дела И кремлевское домоуправление в таком смысле и составило ордер, отмененный Лутовиновым. Теперь я упираюсь в милейшего Енукидзе, который рассуждает как ишак.

Хоть для очистки совести знайте, дорогие товарищи, что после этого можно с меня спрашивать?

Уважающий и любящий Вас Демьян Бедный.

Приложения: 1) Листовки. 2) План вышеперечисленных квартир…

Новой квартиры Бедный не получил. Более того, Сталин не только выселил поэта из Кремля, но и проработал его за поэму «Богатыри», а затем установил за ним соглядатаев.

Однажды, пока Бедный со своей пассией ожидал в ресторане подачи блюд, к ним подсел сексот. Поэт рассердился и на салфетке подал соглядатаю стихотворное послание:

Юрий Борев утверждает, что эти стихи-песню написал поэт Юзик Алешковский.

А. Т. Твардовский в середине мая 1954 года собрал в редакции «Нового мира» Веру Инбер, Михаила Светлова, Николая Асеева и читал им вариант поэмы «Теркин на том свете». Поэма была набрана и разослана членам редколлегии. На обсуждении редколлегии присутствовали И. А. Сац, Н. Н. Асеев. «Стих самый обычный, русский, сказочный, — сказал Асеев. — А что касается того света, я давно на нем живу».

Из «Правды» поэму вернули с курьером. Хрущева напугала строфа, принадлежащая лирическому герою-генералу: «Мне бы полчок солдат, потеснить царство мертвых». В июле Союз писателей начал обсуждение поэмы в зале гостиницы «Советская». Автор на экзекуцию не пошел. «Новый мир» представлял критик Алексей Григорьевич Дементьев. После обсуждения было принято постановление ЦК об освобождении Твардовского от должности главного редактора «Нового мира».

После этого обсуждения Твардовский сказал: «У нас церковь отделена от государства, а к государству присоединена литература. Для этого придуман Союз писателей. Членство в Союзе писателей — это пожизненная рента».

В Институте мировой литературы работала преподавателем старая дама, некогда любившая А. А. Блока, а затем директора института И. И. Анисимова. Узнав об этом, Твардовский сказал:

В 1958 году Александр Трифонович снова принял «Новый мир» и 20 октября 1962 года принес Хрущеву повесть «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына. Никита Сергеевич, расчувствовавшись, сказал: «Это жизнеутверждающее произведение. Я даже больше скажу — это партийное произведение», по инерции одобрив и «Теркина на том свете».

Михалков Сергей Владимирович вошел в литературу с публикации в «Пионерской правде» стихотворения Светлане, по словам автора посвященного любимой девушке. Михалкова пригласили в ЦК и сообщили: «Ваши стихи понравились товарищу Сталину, и он поинтересовался, как вы живете, — пишет автор. — Так, благодаря случайным стечениям обстоятельств, в том числе, что дочь Сталина звали Светланой, моя жизнь изменилась».

Но вот что о том же напечатано в воспоминаниях филолога А. Л. Жовтиса: «В середине 30-х годов в «Пионерской правде» появился высокий, красивый и очень вежливый молодой человек. Войдя в редакторский кабинет, он сказал:

— Это стихотворение прочтите, пожалуйста, сами.

Редактор прочел стихотворение «Светлане» и полушепотом спросил:

— А когда у нее день рожденья?

— Через три дня, как раз в день выхода «Пионерки».

— Оставь стихи, Сережа!

Через три дня девочка Светлана открыла утром «Пионерскую правду» и увидела стихотворение, которое не могло не относиться к ней, поскольку именно ей, а не какой-нибудь другой девочке сегодня исполнилось десять лет. Она обрадовалась и побежала к папе Иосифу Виссарионовичу Сталину… Дальнейшая судьба поэта Сергея Владимировича Михалкова стала больше чем благополучной.

Всю описанную историю сам поэт недавно объяснил совпадением случайностей. Давайте отбросим всякую предвзятость и поверим ему».

Отбросим предвзятость и мы с небольшим уточнением: стихотворение было опубликовано в 1936 году. Светлане Сталиной в день публикации (именно в день публикации!) исполнялось десять лет. Случайность предопределила судьбу автора текста гимна Советского Союза, музыка которого композитором Борисом Александровым заимствована из довоенного «Гимна партии большевиков» на стихи В. И. Лебедева-Кумача:

Стихи «Славься, отечество наше свободное, дружбы народов надежный оплот, знамя советское, знамя народное нас от победы к победе ведет» по сути и по ритмическому рисунку совпадают.

На одном из совещаний Сталин заметил Михалкову:

— Михалков, вы написали плохую пьесу «Раки».

Михалков взял слово и разнес пьесу в пух и прах. Закончил выступление поговоркой: «Век живи — век учись, а дураком умрешь!»

Сталин при этом походил, походил по залу и изрек: «Первую половину поговорки придумали мудрые люди, а вторую — пошляки».

При заступлении на пост Генерального секретаря ЦК КПСС М, С. Горбачева Сергей Владимирович Михалков написал следующий пассаж: «Когда меня сегодня спрашивают за границей о Михаиле Сергеевиче Горбачеве, я говорю, что сама жизнь выдвинула его на пост Генерального секретаря. Пришло время нового мышления».

В Кремле идет банкет в честь Первомая. Приглашена писательская элита. Поэт Александр Прокофьев поздравил Л. М. Кагановича и от избытка чувств поцеловал. Затем расцеловался с Ждановым и Микояном. Наконец подошел с фужером к Сталину. Потянулся расцеловаться и с ним, но вождь отклонился:

— Нельзя же за один вечер перецеловать все Политбюро. Оставьте кого-нибудь для следующего раза.

Партийный руководитель писательской организации Д. А. Поликарпов жаловался вождю:

— Трудно работать с творческой интеллигенцией: один — пьет, другой — гуляет, третий — плохо пишет, четвертый — вообще не пишет.

Сталин вспылил:

— Товарищ Поликарпов, других писателей у меня для вас нет. Придется работать с этими.

В. А. Антонов-Овсеенко сравнил Сталина с горным орлом.

М. С. Шагинян всегда носила слуховой аппарат, за что была вознаграждена эпиграммой с прозрачным намеком:

К ее девяностолетнему юбилею первый секретарь Союза писателей Г. М. Марков приготовил сюрприз и на торжествах заявил:

— Мне удалось сделать почти невозможное, прикрепить Мариэтту Сергеевну к сверхсекретному спецмагазину…

— И вам не стыдно! — возмутилась юбилярша. — Как вы могли додуматься отметить мой юбилей столь низменным образом?

Фи, Георгий Мокеевич! И еще раз — фи!

Работая над книгой о предках Ленина по отцовской линии, Шагинян стала уточнять происхождение предков вождя и по материнской. И выяснила, что в 20-х годах некий Бланк обращался к ректору Медико-хирургической академии Санкт-Петербурга с просьбой зачислить его вольнослушателем и в заявлении писал: «В минувшем году мне было отказано в приеме по причине иудейского вероисповедания. Предоставляя справку о крещении, прошу меня зачислить…»

В Тбилиси еще недавно жила Нина Никоновна К., в прошлом научный сотрудник одного из институтов грузинской Академии наук. В годы петроградской юности она училась в восьмом классе женской гимназии на Васильевском острове и была страстно влюблена в знаменитого политического деятеля Церетели и потому не пропускала ни одного его политического выступления. Летом 1917 года она присутствовала и на заседании Петросовета, где ее кумир заявил: «В России в настоящее время нет такой партии, которая могла бы взять на себя всю полноту государственной власти».

— В этот момент какой-то рыженький человек, — вспоминала Нино Никоновна, — сидевший рядом со мной в последнем ряду, вскочил со своего места и, размахивая кулаками, яростно закричал:

— Есть такая партия!

— Замолчи, выскочка! — зашипела Нино Никоновна и прижала коротышку к стулу.

После возвращения из эмиграции в Москву Александр Иванович Вертинский давал концерт в Доме литераторов, на котором исполнил песню на свои стихи и музыку, посвященную Сталину:

Тогдашний руководитель Союза писателей А. А. Фадеев выпросил у певца нелитованные стихи и показал их вождю. Сталин прочел, минуту подумал и сказал:

— Сочинил их честный человек. Однако публиковать и исполнять не надо.

В. М. Молотов жаловался поэту Ф. И. Чуеву:

— Всемирный конгресс физиологов в 1935 году мы организовали специально для Павлова. В перерыве Иван Петрович, академик и великий ученый, подошел ко мне и сказал:

— Ваша власть говенная, а за конгресс спасибо.

Азербайджанский поэт Самед Вургун (Самед Юсиф-оглы Векилов) читал на приеме в Кремле стихи о вожде:

При этом поэт пал на колени и протянул руки к вождю.

— Наш человек. Надо поддержать! — бросил Сталин через плечо Кагановичу.

На следующий день Вургун был удостоен ордена и звания народного поэта.

…Узнав о разногласиях между писателями К. А. Фединым и М. А. Шолоховым, Сталин пригласил оппонентов в Кремль, усадил за стол и стал громко удивляться:

— Ходят слухи, что вы постоянно между собой спорите. В интересах советской литературы прошу вас помириться и подать друг другу руки в знак примирения…

Писатели молчат.

— Я прошу вас! — настаивает Сталин.

Писатели упорствуют.

— Сталин вас просит! — с металлическими нотками в голосе говорит Генсек.

Литераторы встают и нехотя протягивают друг другу руки.

— А теперь поцелуйтесь! — говорит Сталин.

И когда оппоненты начинают целоваться, громко смеется:

— А я думал, вы принципиальные!

…Друг детства И. В. Джугашвили-Сталина священник Георгий приехал из Грузии в Москву и попросил у вождя аудиенции.

— Не могу я принять тебя в одежде священника. Люди неправильно поймут. Скажут, Генеральный секретарь ЦК КПСС встречается со священниками. Сшей себе гражданское платье — и милости прошу.

Георгий шьет модный гражданский костюм и идет на прием к Сталину. Военные проводят священника до кабинета вождя, распахивают двери и слышат характерный негромкий хрипловатый смех:

— Ай, Гога! Переоделся! Бога не побоялся, а меня испугался! Ай, Гога!

Ранее упоминаемый киноактер Геловани, исполнявший роли Сталина в кино, для того чтобы лучше вжиться в роль прототипа, попросил поселить его на даче вождя у озера Рица.

Сталин ответил:

— Почему вживаться в мой образ надо с жизни на даче у озера Рица? Не лучше ли начать с Туруханского края?

И. С. Козловский обратился к Сталину с просьбой:

— Я никогда не был за границей.

— А не убежишь?

— Что вы, товарищ Сталин, мне родное село дороже, чем все заграницы, вместе взятые.

— Вот и поезжай в родное село.

…Сталин любил слушать старую граммофонную пластинку с записью оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Когда оперу вновь поставили в Большом театре, музыка была без звона колоколов и без концовки во славу царя.

Сталин спросил:

— Где же колокола?

— Их велели снять.

— Снимите того, кто велел снять колокола. А колокола верните.

После прослушивания оперы директор спросил вождя:

— Понравилась ли вам постановка?

— Да! Но опера не окончена. Когда-то была концовка, которую театр убрал.

Концовку восстановили, но вместо славы царю хор начал исполнять славу русскому народу.

В последние годы жизни Сталин подолгу слушал 28-й концерт Моцарта, — разговор души самой с собой.

Душе Иосифа Виссарионовича было о чем с собой поговорить, и она исповедовалась.

Архитектуру Сталина называют «вампир во время чумы», а Хрущева — «хрущобы».

В районной газете Омской области учащенное дыхание Чейна-Стокса было названо болезнью Чаянная Стойка. Когда редактора спросили, что сие означает, он, ни-чтоже сумняшеся, объяснил:

— У охотничьих собак бывает нечаянная стойка, а бывает чаянная.

…Министр угольной промышленности А. Ф. Засядько, не выбирая выражений, часами отчитывал подчиненных по правительственному телефону.

Министра пригласили на заседание Политбюро. Он прибыл, когда все члены Политбюро уже были в сборе. В углу стоял чугунный магнитофон.

— Товарищ Засядько прибыл! — доложил Поскребышев.

— Просите, — распорядился Сталин, — и начинайте. Поскребышев приглашает Засядько, включает магнитофон, и Политбюро в течение часа слушает такой отборный мат министра, что начинает ерзать на стульях.

Поскребышев выключает магнитофон.

— Есть ли вопросы к товарищу Засядько? — спрашивает Сталин.

Вопросов нет.

— Вы свободны, товарищ За-сядь-ко, — медленно, с растяжкой фамилии говорит Сталин, как бы стараясь министра засадить.

Всю жизнь Александр Федорович ждал оргвыводов Политбюро, не предполагая, что был наказан прослушиванием магнитофонной записи.

Шолохова пригласили в Кремль по случаю обвинения его Берия в несогласии со сталинской политикой в области сельского хозяйства. Писатель прибыл в Москву, ждал приема вождя четверо суток и запил в ресторане «Метрополь». Неожиданно его позвали к телефону, и Поскребышев сказал:

— Товарищ Сталин срочно просит вас пожаловать в Кремль!

Постовые у Спасской башни, почувствовав запах алкоголя от идущего в Кремль писателя, отправляют того домой.

Сталин, устав от ожиданий, интересуется:

— Где же Шолохов?

— Он пришел под хмельком, и его не пустили.

— Вернуть!

Будучи рассыльным, я догнал Михаила Александровича возле Мавзолея, Извинился за неправильные действия постовых и от имени Иосифа Виссарионовича попросил вернуться в Кремль. Проводил до дверей кабинета вождя, а затем и на выход из Кремля.

На прощание Михаил Александрович сказал:

— Легкая у вас рука. Спасибо, что вернули. Все сложилось лучше, чем я ожидал. Могло быть… — и, оборвав фразу,многозначительно посмотрел в глаза.

Василий Иванович Лебедев-Кумач, избранный депутатом Верховного Совета, выступил на сессии с опусом в стихах:

Поэт Олжас Сулейменов выступил в «Казахстанской правде» со статьей «Почему худеет овца», в которой расплылся мыслью по древу и решить проблему на государственном уровне испугался, за что удостоился эпиграммы поэта Валерия Антонова:

В начале 60-х годов Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев во все заграничные командировки брал с собой Председателя Совета Министров Н. А. Булганина. Приехав в Алма-Ату, он разговорился с глазу на глаз с певицей Розой Б., и та поинтересовалась:

— Никита Сергеевич, зачем вы всюду возите с собой этого бородача Булганина?

— Ты, Розочка, лучше пой! — ответил Хрущев и умолк.

В стихотворном сборнике башкирских поэтов, вышедшем на русском языке в издательстве «Советский писатель», были помещены стихи Салавата Юлаева. Редактор выписал гонорары переводчику и автору и отослал авторский гонорар в Союз писателей Башкирии, в Уфу.

— Не пропадать же шальным деньгам! — решил руководитель Союза писателей и выдал доверенность на получение гонорара Юлаева любимой секретарше со словами: — Если мне представится случай выписать гонорар на имя Емельяна Ивановича Пугачева, первый секретарь Союза писателей СССР от имени Пугачева выдаст доверенность на получение гонорара своей любимой секретарше.

Переводчик 3. переводил поэзию с разных языков. Его спросили:

— А с накатского можете перевести?

— Переводил! — не моргнув глазом, ответил 3., не зная, что так называемым накатским языком среди шутников-литераторов считался язык, произошедший от слова «стакан», прочитанного сзаду наперед.

17 декабря 1962 года на Воробьевых горах состоялась встреча Н. С. Хрущева с творческой интеллигенцией. Разносу подверглись А. А. Вознесенский, Е. А. Евтушенко. Досталось И. Г. Эренбургу, В. П. Некрасову за записки, опубликованные в «Новом мире». Евтушенко, прижавшись спиной к стене и подпершись левой ногой, плакал. Проходившая мимо уборщица стукнула его по ноге и грубо сказала:

— Ты мне, хлыщ, стены не пачкай!

— Все против меня! — констатировал поэт. — Все, от премьера до уборщицы!

Бывший офицер штаба Разведуправления Владимир Резун, проработавший в женевской резидентуре ГРУ, в 1978 году бежал в Великобританию. За измену родине приговорен к расстрелу. Выступает под псевдонимом Виктор Суворов. Родился в 1947 году в Черкассах. Но автором книги «Ледокол» и двух других является не он, а группа высококвалифицированных консультантов. Рядовой сотрудник резидентуры доступа иметь к такой информации не мог.

Наум Коржавин с Евгением Долматовским выступали в Казахском университете перед студентами. Долматовский прочел стихи о том, как с именем Сталина шли в бой, а о том, что делалось вождем противозаконного, поэты не знали.

Выступающий следом Наум Коржавин заявил:

— Теперь говорят иногда: мы не знали, не ведали… Допускаю, что кто-то не понимал. Но теперь-то зачем своей глупостью хвастаться?

Стихи казахского поэта Дахана Алиева в переводе Валентина Смирнова «Здравствуй, утро праздника безбрежного» на Первомайской демонстрации были прочтены как «Здравствуй, утро праздника без Брежнева», а словосочетание «Сталина портрет» как «стали на портрет».

Когда поэта Николая Глазкова обидел Лев Ошанин, а Лев Озеров защитил, Глазков отблагодарил оппонентов стихами:

Бывший первый секретарь МГК КПСС В. В. Гришин вспоминал: «Случай посещения мной и моей женой спектакля «Пристегните ремни» в театре на Таганке был злостно обыгран в статье газеты «Известия» от 23 апреля 1989 года А. Вознесенским.

На спектакль мы приехали за полчаса до начала. Нас пригласил к себе в кабинет Ю. Любимов. Там присутствовали тт. Дупак, Глаголин. В стороне сидел А. Вознесенский. Шел разговор о работе театра, о новых постановках.

Без десяти минут семь я сказал Ю. Любимову:

— Нам пора идти в зрительный зал.

Ю. Любимов попросил меня подождать, сказав, что за нами придут.

В семь часов я встал и сказал:

— Мы идем на спектакль!

Хозяева повели нас не через дверь, расположенную ближе к сцене, а через дверь в средине зрительного зала, чтобы провести мимо кресел, заполненных зрителями.

Спектакль начинался так: открытая сцена представляла салон самолета. Вылет самолета задерживается, так как опаздывает какое-то начальство, и вот в это время нас ведут в зрительный зал, и мы оказываемся как бы теми бюрократами, по вине которых задерживается вылет самолета. Зрительный зал громко смеется, раздаются аплодисменты. Мы чувствуем себя неловко. Думаю, все это было подготовлено, организовано, с целью поставить меня в смешное положение».

ПРЕДЧУВСТВИЯ

Грустное впечатление производит моя книга, хотя я всячески пытался увеселить ее смешными и комичными сторонами действий людей высшего эшелона власти и представителей низшего сословного слоя.

Всем сердцем верю в наступление того времени, когда люди Земли не на словах, а на деле станут друзьями и братьями и не позволят себе не только совершения дурных поступков, но и возникновения нежелательных помыслов по отношению друг к другу.

Апокалипсис святого Иоанна и прозрения Мишеля Нострадамуса тому свидетельство. Апокалипсис святого Иоанна говорит о двух праведных, которые будут принесены в жертву во имя союза между «двумя северными братьями», СССР и США, в результате которого окрепнут силы мира и к 1999 году сделают невозможными крупные военные конфликты. Именно в это время миллионы людей, не запятнавшие себя «печатью антихриста», переживут грандиозный переворот, названный Иоанном «первым воскресением». А кто переживет первое воскресение, тому станет нестрашна и вторая смерть, ибо «и отрет Бог всякую слезу со глаз их».

В 1999 году окончательно восторжествует и прозрение великого праведника.

Мир ждет повелителя света и знаний.

Казалось, что никогда не придет.

Дорогу Гермеса мостят ожиданья,

И гений Востока в любви оживет, —

предрекает М. Нострадамус.

В этом же 1999 году произойдет особого рода контакт с Марсом. Земля войдет в соприкосновение с великой космической цивилизацией, от имени которой на Земле в умах и сердцах людей начнет властвовать праведник.

Апокалипсис утверждает, что после этого наступит на Земле тысячелетнее царство Христа, и лишь к 3000 году антихрист снова будет выпущен на свободу. Итак, согласно Апокалипсису, многих из нас ждет «первое воскрешение» — необъяснимое по сегодняшним понятиям изменение человеческой природы, по которой еще при жизни смерть утратит для воскресших людей свою силу. Возможно, это произойдет в результате контакта с высшей цивилизацией Марса к началу следующего тысячелетия. Многим из ныне живущих такая перспектива покажется фантастичной, но им же не казался фантастичным сам факт недавно сбывшегося предсказания Нострадамуса о том, что спустя 73 года и семь месяцев после Великой Октябрьской революции будет подведена зримая черта под этим периодом нашей родины.

Ныне предполагается близким великий духовный переворот, в результате которого, по словам Евангелия, «не все мы умрем, но все изменимся». Начнутся массовые исцеления, ибо многие научатся так управлять собой, что обычные природные процессы — болезнь и смерть — претерпят в глазах людей существенные изменения.

Нострадамус не только великий астролог, но и непревзойденный врач, победивший в свое время эпидемию чумы. Прислушаемся же к великому астрологу и великому медику мы, к потомку библейского Авраама — Нострадамусу и к великому целителю душ, ученику Христа — Иоанну.

Нельзя нам не поверить и в мрачные предсказания, которые тоже почти полностью сбылись. Нам, измученным страшными потрясениями XX века, следует помнить и никогда не забывать вещие слова Христа: «Услышав о войнах, эпидемиях и землетрясениях, не ужасайтесь. Всему этому надлежит быть, но это еще не конец».

К сожалению, пророчество святого Иоанна Богослова о «первом воскресении» праведников почему-то ускользало и до сих пор ускользает от объяснения толкователей, и неудивительно: оно дано в обрамлении тех ужасных событий, которые мы с вами в уходящем столетии прямо или косвенно пережили.

Вернемся еще раз ко второму абзацу провидения М. Нострадамуса:

Конец и начало столетья

мятежным живут человеком,

Открытие Марса свободе грозит.

Следовательно, будут на Земле и волнения, и попрание свобод. И надо обладать настоящим мужеством, чтобы в сегодняшние времена обрести в себе веру в духовное и телесное исцеление. Ибо сами по себе пророчества не сбываются, их следует всегда поддерживать бесконечной верой убежденья.

Что же касается прочитанной книги, пусть она станет предупреждением людям о недопустимости возврата к правлению беззакония и произвола. И как сказал поэт: «Люди, будьте бдительны!»

Примечания

1

Любимое ругательство Сталина, что в переводе с грузинского означает: «Я заставлю плакать твою мать».

(обратно)

2

Сохранены орфография и синтаксис подлинника.

(обратно)

3

Пельше А. Я. - председатель КПК при ЦК КПСС.

(обратно)

4

Постовалов С. О. — член КПК при ЦК КПСС.

(обратно)

5

Мельников Р. Е. — член КПК при ЦК КПСС.

(обратно)

6

Но оппозиция зачастую прибегала к запрещенным приемам. Так, в стихотворении А. И. Солженицына «Пир победителей» говорилось, что система напридумывала себе Матросовых, Космодемьянских, Кошевых и под их именами на плакатах вела молодежь в мясорубку на войне. Там же Солженицын походя разносил и весь командный состав Красной Армии.

На активе писателей Москвы «Пир победителей» был зачитан без комментариев и А. И. Солженицын исключен из членов Союза писателей СССР.

(обратно)

7

Лебедев В. С. согласовывал с Хрущевым Н. С. публикации книг Казакевича «Синяя тетрадь», поэмы А. Твардовского «Теркин на том свете». После смещения Хрущева Суслов изгонит Лебедева из аппарата ЦК и направит на незначительную редакторскую должность в Политиздат и целым рядом придирок доведет его до могилы.

(обратно)

Оглавление

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

АХ! ОХ! А В КРЕМЛЕ ПЕРЕПОЛОХ!

ИСКУШЕНЬЕ ПРЕГРЕШЕНИЙ И ПОПЫТКИ ПОКУШЕНИЙ НА ИХ ВЕЛИЧЕСТВА ЧЛЕНОВ ПРАВИТЕЛЬСТВА

ПОПЫТКИ ПОКУШЕНИЙ НА СОВЕТСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ

СТОНЫ И ПЛАЧИ НА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ДАЧЕ

КТО ЧЕМ ДЫШИТ, ИЛИ СЛУШАЮЩИЙ ДА УСЛЫШИТ…

КАК ВЫШИВАЛ УЗОРОМ ПОЭТ С ГОРЯЩИМ ВЗОРОМ

ОБРЕЧЕННЫЙ НЕПРЕКЛОННЫЙ

БЛИЗКО ЛИ, ВЫСОКО ЛИ ЛЕТАЛИ НАШИ СОКОЛЫ?

ОКАЛИНА, ИЛИ ТАЙНА СМЕРТИ ВАСИЛИЯ СТАЛИНА

ИЗВОЛЬТЕ СКЛОНИТЬСЯ ПЕРЕД ПЕРВОЙ ЖЕНОЙ КРЫЛАТОГО ПРИНЦА

НЕРАВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ЛЮБВИ И ОСТОРОЖНОСТИ

ВОЗЬМУТ ЛИ НА ПОРУКИ ДЕДА СТАЛИНСКИЕ ВНУКИ?

ВЕРЧЕНИЕ В КРУГОВЕРТИ, ИЛИ ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА РАЗГАДКИ СТАЛИНСКОЙ СМЕРТИ

ПОПЫТКИ СМЕРТНЫХ СЕБЯ ОБЕССМЕРТИТЬ

БУДУТ ЛИ ОТКРЫТЫ ДИАГНОЗЫ ЗДОРОВЬЯ КРЕМЛЕВСКОЙ ЭЛИТЫ?

СИНДРОМ СТАЛИНА — СИНДРОМ ТИРАНА

ХРУЩЕВИНА, ИЛИ БЫЛА ЛИ ПРАВА УДАЛАЯ ГОЛОВА?

БЕЗ «ЯТИ» — ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ПАЛЬМИРО ТОЛЬЯТТИ (Публикуется со значительными сокращениями)

СЛЕЗАМИ ПОЛИТ ХРУЩЕВ ЛЕОНИД

СЕРГЕИ НИКИТИЧ ХРУЩЕВ НЕ ПОЗНАН ЕЩЕ

ЗАМЕНИЛ СТО ДРУЗЕЙ ЗЯТЬ ХРУЩЕВА АДЖУБЕЙ

УГРО НА ПОЛИТБЮРО (Справка)

ПАРТИЙНЫЙ ПРИВАТ-ДОЦЕНТ, ИЛИ МЯГКОТЕЛЫЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ

КОВАРНЫХ ПРЕТЕНДЕНТОВ НА ЦАРСТВО ЖДЕТ КОВАРСТВО

ОБОЖГЛА ЗАРЯ ОТЦА ЛАЗАРЯ, СМЯЛА ФУРИЯ СЫНА ЮРИЯ

ПОЛВЕКА НА МАРШЕ, ИЛИ БЕССМЕННЫЙ МАРШАЛ

КОНЯЗЬ БУДЕННЫЙ

СОКОЛЫ ВЫСШЕГО И НИЗШЕГО КЛАССА ИЗ ГНЕЗДА МИКОЯНА АНАСТАСА

БУЛАНЫЙ БУЛГАНИН

КАК МАЛО ПРОЖИТО, КАК МНОГО ПЕРЕЖИТО

ИНОРОДЕЦ-ЗВЕЗДОНОСЕЦ

ГРЕШЕН ЛИ БРЕЖНЕВ Л. И.?

ПРЕФЕКТ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЕПАРХИИ, ИЛИ КАЩЕЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ МОНАРХИИ

ХАЛИФ НА ЧАС

ГОРБИ

ВЗЛЕТ НА ПОДЪЕМ С ПЕРЕБИТЫМ КРЫЛОМ

ЖЕНЩИНА ВНЕ ВРЕМЕНИ И ВОЗРАСТА, ИЛИ УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ

ДОЧКИ-МАТЕРИ

ОЙ ТЫ, ГАЛЯ! РОКОВАЯ ГАЛЯ!

РОЗОВОЕ ОБЛАЧКО, ИЛИ РАЙСКОЕ ЯБЛОЧКО

ЧТО ДЕЛАЛА ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ОТ СТАЛИНА ДО ЕЛЬЦИНА?

ПРЕДЧУВСТВИЯ

*** Примечания ***