***
Маринетт не спится.
Маринетт вздрагивает от мерного шума ночного города, который приглушённо раздаётся из-за слабо шевелящихся на ветру занавесок.
Маринетт уже которую ночь подряд не может сомкнуть глаза: в противном случае ужасная картина того, что могло произойти, ярко вспыхивает перед глазами.
Даже лёгкая дремота не помогает.
Летние ночи в этом году на удивление душные, жаркие и отвратительные. Из-за пота майка неприятно прилипает к коже, вызывая раздражение, а вентилятор, установленный у изголовья кровати, ни капли не помогает. Одеяло бесформенной кучей давно уже валяется на полу, а на простынях жарко, влажно и противно.
И ещё эти сны.
Сны, повторяющиеся каждую ночь, показывающие, что могло произойти, будь они с Котом Нуаром чуть менее расторопными и проворными.
С Котом…
С Адрианом.
Превращающийся в золотую пыль напарник — и по совместительству лучший друг и любимый парень — пожалуй, худшее зрелище после той холодной альтернативной вселенной, прожигающей до мурашек равнодушными голубыми глазами и отрешённым хриплым смехом бесконечного океана одиночества.
Им с Котом (Адрианом!) пришлось поневоле раскрыться друг перед другом в этом чёртовом лифте. Она никак не ожидала увидеть, забегая в стальную кабинку, как любовь её жизни, призывая квами неудачи, превращается в её дурашливого Котёнка. Впрочем, Маринетт видела, как он сам изумлённо таращился на неё своими яркими зеленющими глазами, когда розовые всполохи света трансформировали её в Ледибаг.
Всё случилось так абсурдно и нелепо.
Но в то же время Маринетт чувствовала, что всё было правильно.
Почти всё.
Всё, кроме того, что человек, которого она любила, тысячу раз умирал за неё, неуклюжую девушку Маринетт, которая, не сумев рассказать о своих чувствах, пыталась отречься от них.
Всё это было так нелепо, абсолютно нелепо, как выразилась бы Хлоя, узнай она о сложившейся ситуации.
Однако же…
Всё было правильным.
Всё, за исключением кошмаров Маринетт, которые стали преследовать её каждую ночь. Игры разума, воспалённого и измождённого раскрытием и возможных негативных последствий, зашли столь далеко, что Маринетт даже не нужно было засыпать: достаточно прикрыть глаза, чтобы увидеть, как алчущие тени скакали под веками.
Это оказалось очень болезненно.
Кот всегда заставлял её переживать за него, хоть Ледибаг и не показывала ему своего беспокойства. Но теперь, зная, что он был Адрианом…
Маринетт с криком, полного ужаса, подскакивает на кровати и, пытаясь, сообразить, где находится, утыкается лицом в дрожащие ладони.
Кошмары становятся всё более реалистичными.
Сегодня Маринетт побывала в искажённой версии событий, произошедших совсем недавно, когда была акуманизирована Кагами.
Она как наяву видит, как Нуар (Адриан-Адриан-Адриан!) падает прямо в светящийся шар света, доверив Леди самое дорогое, что было у него — собственную жизнь. Но у неё, к сожалению, ничего не выходит.
Ледибаг не успевает уничтожить заражённый предмет.
Злодейский хохот и отчаянный вопль боли режут по ушам, когда среди белого света вспыхивает зелёная вспышка — это Кагами отбирает кольцо и заставляет мучиться того, из-за кого оказалась заражена. А затем поворачивается к застывшей от шока Ледибаг и швыряет в неё телом поверженного напарника, который сломанной куклой падает у её ног.
— Не-е-ет! — Ледибаг на подкашивающихся ногах бросается к нему и…
…просыпается.
Тяжело дыша, Маринетт дрожащей рукой нащупывает кнопку от ночника. Оранжевый комок света тускло пронизывает темноту подобно светляку, и пляшущие тени напоминают о кошмарах, тонкой нитью тянущихся как будто бы из головы Маринетт.
Она отмахивается от них и прижимает колени к груди. Обнимает их и тихонько-тихонько плачет.
Проснувшаяся от крика Маринетт Тикки взволнованно подлетает к ней, трётся о мокрую от слёз щёку, стараясь показать, что её хозяйка не одна. Однако это не приносит должного спокойствия. Маринетт продолжает трясти, а воспоминания о кошмарах ярко вспыхивают перед внутренним взором.
— Мне… Нужно проветриться, — хрипло выдыхает Маринетт, с трудом выбираясь из влажной от пота постели.
Тикки вздыхает. Она прекрасно знает, что Маринетт подразумевает под «проветриться», и уже больше не сопротивляется. Если ей от этого станет лучше, спокойнее на душе… Тикки готова перевоплощать её столько, сколько Маринетт пожелает.
Минуты спустя, после того, как квами хорошенько подкрепляется, Ледибаг яркой красной стрелой мчится сквозь душную ночь по Парижу. Йо-йо привычно цепляется за крыши и парапеты, а Маринетт несётся вперёд и вперёд по знакомому, вызубренному маршруту. Пути, навсегда отпечатанному в голове.
Дома мелькают перед глазами; Эйфелева башня выскакивает перед ней и тут же пропадает из виду, стоит Леди свернуть в сторону. Она пролетает мимо многоэтажек и, наконец, попадает в элитный район, где расположены маленькими неприступными крепостями особняки и коттеджи. Но разве какие-то замки и охранные системы могут стать помехой для Ледибаг?..
Маринетт тенью проскальзывает через открытое настежь окно второго этажа известного многим поместья Агрестов, оказываясь в огромной неуютной комнате. После раскрытия она так часто здесь бывала… Ночью, разумеется. В другое время она так ещё и не приходила к нему, хотя Кот робко предлагал зайти к нему в гости.
Как забавно.
Днём, когда кошмары отступали и дремали на периферии сознания, Маринетт опасалась встречи с тем, кто волновал её сердце и душу, а вот с наступлением темноты — сама же и появлялась у него каждую ночь.
Какая ирония.
Мягко ступая по комнате, Маринетт приближается к беспокойно спящему на кровати Адриану. В противоположность ей он, наоборот, оказывается, кутается в одеяло, чуть ли не по подбородок натягивая его; мелкая дрожь сотрясает его тело, а сам он хмурится и что-то бормочет. Однако стоит Леди только коснуться ладонью его лба, проверяя, нет ли у него температуры, как Адриан тут же успокаивается. Дыхание его выравнивается, а тело расслабляется.
Маринетт тихо выдыхает и присаживается на самый краешек кровати.
Она обеспокоенно вглядывается в его красивое лицо и, сжимая и разжимая кулаки, опасается поддаться соблазну прикоснуться снова.
Каждую ночь, после очередного кошмара, в котором Адриан-Агрест-чёрт-его-побери-Кот-Нуар погибал от той или иной акумы в их прошлом, Маринетт появляется в его комнате. Она боится, что страшные сны окажутся реальностью, поэтому всякий раз приходит к Адриану, проверяя, дышит ли он.
Жив ли.
Маринетт ненавидит собственное подсознание, играющее с ней дурацкие шутки. Это ведь всё из-за того, что она в полной мере после раскрытия осознала, что человек, которого она любит всем сердцем, — каждый раз умирал за неё, жертвуя всем ради её безопасности. Это приносит ей ужасную боль. Стоит только вспомнить любую из битв, когда их жизни висели на волоске, как мысли вытаскивают из подкорки слова «Адриан Агрест = Кот Нуар».
И Маринетт замирает.
Застывает, подобно мраморной статуе. А потом — разбивается на тысячу унций, вспоминая каждую его смерть.
И голубые холодные глаза.
Глаза, принадлежавшие Коту Нуару. Адриану Агресту.
И от этого становилось ещё больнее.
Погрузившись в очередные безрадостные мысли, Леди не сразу осознает, что Адриан проснулся, чувствуя чьё-то присутствие в комнате.
Плагг, разумеется, крепко спит; обычно он часто выпроваживал Леди прочь со словами: «Тебе нужно выспаться, маленький Жучок. Завтра будешь похожа на опухшего тридцатилетнего мужика с таки-и-ими вот синяками под глазами».
Однако сегодня Плагг слишком сильно вымотался и не слышал ни звука от незваной ночной гостьи.
Поэтому Маринетт остаётся сидеть, обхватив себя руками за плечи, и смотреть в одну точку.
Поэтому она ничего не слышит и не видит: видения снова захватили её.
Поэтому Адриан открывает глаза и видит её, испуганную, сжавшуюся в маленький комок: Маринетт явно чувствует себя неловко здесь.
Почему же она пришла?
Он тихо садится на постели, отмечая, что Леди его совсем не слышит, и, помедлив, протягивает к ней руку. Осторожно кладёт на девичье плечо и несильно сжимает в качестве поддержки.
От этого невинного, казалось бы, жеста, Маринетт подскакивает как ужаленная и во все глаза смотрит на него, такие пронзительные, тёмно-голубые. Адриан мамой готов поклясться, что она жутко покраснела — жаль только, что темнота скрывает какие-либо мелочи.
— Моя Леди? — негромко зовёт Адриан.
Молчание.
— Маринетт? Принцесса…
Она всхлипывает, мотая головой, прячет лицо в ладони.
— Прости, — сдавленно выдыхает Маринетт, стараясь успокоиться и взять себя в руки.
«Только не разревись, только не разревись, — прокручивает она у себя в голове. — Не хватало ещё выставить себя полной дурой и нюней».
Но…
Кошмары от этого никуда ведь не денутся.
— Эй, Мари, — ласковым шёпотом зовёт Адриан, нарочито медленно скользя кончиками пальцев по всей её руке от плеча до кисти, намереваясь обхватить её дрожащую ладонь.
Маринетт выдыхает и, прикусив губу, поднимает на него голову.
Адриан вздрагивает, видя в драгоценных для него океанах глаз боль и слёзы.
И он неожиданно понимает, что могло заставить Маринетт прийти сюда посреди ночи, и от этого сердце сжимается от тоски: Леди не так давно случайно обмолвилась о кошмарах и… Адриану не нужно было долго думать, чтобы связать два и два и понять, что именно она в них видела.
Потому что после раскрытия он с трудом засыпал по той же самой причине. Особенно после раскрытия.
Страх потерять Маринетт, свою дорогую подругу и напарницу, любовь всей его жизни, материализовывался в его ночных кошмарах.
— Сними трансформацию, — просит он, переплетая с ней пальцы. — Пожалуйста.
Маринетт покорно отпускает Тикки, которая тут же скрывается в темноте, чтобы не мешать им. Из груди доносится удивлённый вздох, когда Адриан вдруг садится ближе и мягко прикасается губами к её ладони затянувшимся поцелуем.
— Иди сюда, — шепчет Адриан, притягивая её ближе, и…
Ну, серьёзно, разве можно тут хоть как-то сопротивляться?
Адриан притягивает её в свои объятья, и Маринетт уютно устраивается на его груди, прижавшись ней ухом. Сильное биение его сердца успокаивает её, приносит умиротворение. Кожа словно вспыхивает в тех местах, где Адриан, обнимая, случайно касается её тела — Маринетт могла бы частично проклинать так не вовремя задравшуюся футболку, если бы не нежные поцелуи, которыми Адриан начинает одаривать её лицо.
Их ноги оказываются переплетены — и это, пожалуй, лучшее место на свете, рядом с ним. Маринетт осталась бы так навечно.
— Что тебе снилось, Багибу? — наконец, негромко спрашивает он.
Пальцами Адриан успокаивающе поглаживает её спину, и это добавляет Маринетт уверенности. Поколебавшись несколько минут, она, наконец, начинает описывать всё то, что измученный разум подкидывает ей по ночам; то, чем рано или поздно доведёт её до отчаяния. Ментально или физически — неважно. Суть тут вся в том, поддастся она или нет. Сможет выкарабкаться из затянувшегося кошмара или так и останется прозябать в нём.
Горячие губы Адриана прижимаются к её лбу, напрочь выбивая посторонние мысли из головы.
— Прости, Принцесса, — шепчет он, опаляя её лицо дыханием.
— Ты невыносимый суицидник, — всхлипывает Маринетт и прижимается к нему ещё ближе — расстояние, уже недопустимое между «просто друзьями».
Адриан это чувствует, но его устраивает абсолютно всё.
Он скользит пальцами под подбородок Маринетт и вынуждает её поднять на него голову.
— Это моя работа — защищать тебя, — серьёзно говорит Адриан. — Париж не справится без тебя, если с тобой что-то случится плохое.
Маринетт прикусывает губу изнутри, стараясь не расплакаться.
— А я не справлюсь без тебя, если что-то плохое случится с тобой, — в том же духе отвечает она ему, неотрывно глядя Адриану прямо в глаза; задержав на миг дыхание, Маринетт прижимает ладонь к его груди, слегка поглаживая, где так отчаянно бьётся молодое влюблённое сердце. — Ледибаг нужен её Кот Нуар.
— А Коту нужен лишь только его единственный Жучок, — улыбаясь, вдруг говорит Адриан.
Маринетт жутко краснеет.
А в следующий миг — его губы находят её и отказываются отстраняться.
— Я рядом, — шепчет Адриан после продолжительного поцелуя, прерываясь лишь на короткий миг. — Слышишь меня? Ты никуда не денешься от этого кота, ты серьёзно влипла, Миледи!
Маринетт жмурится, улыбается и крепче прижимается к нему. В голове ни одной мысли — в то же самое время там ни одной приличной мысли — она так близко, так близко к нему сейчас. Ей хочется остаться так на веки вечные.
И она останется.
Адриан докажет ей это нынешней же ночью, и будет доказывать каждой следующей.
Но пока что…
— Я рядом.
И разве что-то ещё имеет значение?
