========== Тюр. Вступление ==========
Трубный глас разрывает застоявшуюся тишину. Копья бьются о щиты — грохот их, орошающий поле брани, — что священный грохот града, бьющего урожай. Древо о древо — удары сопровождают тяжёлые шаги идущего вперёд.
Копьё, разящая смерть, кажется лёгкостью сильной руке достойнейшего.
«Посвящаю тебя мудрому и самому смелому из числа асов»
«Руны я режу; в битве друзей оберечь я берусь»
«В боях невредимы, из битвы невредимы прибудут с победой» — клятва за клятвой — шаг сменяется шагом. Светлые глаза с колючей решимостью смотрят перед собой, тяжёлым взглядом обводят стан врага, и пальцы перекатывают древко, готовя священное подношение.
Величественный ас, чей облик похож на несокрушимую скалу, стоит за спиной вождя. Он — судья и наблюдатель, он — воплощение справедливости. Грозно хмурит он кустистые брови, и тяжёлые надбровные дуги практически полностью закрывают ясные глаза, цвета небес, озарённых северным сиянием.
Рука не дрожит, воины бьют в щиты, сотрясая воздух, и смертоносная стрела копья срывается, направляемая усилием. Вонзается в промёрзлую землю помеж вражеского строя под колышущий сосновые ветви священный хор.
«Тюр! Тюр! Тюр!»
— В боях невредимы, из битвы невредимы да прибудут с победой! Тюр! — низкий голос гремит громом, и воины вторят ему доблестью и честью, без страха бросаясь в ратный бой.
Трубный глас разрывает застоявшуюся тишину. Лошади бьют копытами, всхрапывая и разрывая землю. Доблестные девы спешиваются с них под звуки барабанного эха — они склоняются пред величественным мужественным асом. Он направляет их, и ноги их не пятнаются пролитой кровью.
Над полем брани кружат чёрные вороны-падальщики, их глас сулит наступление тьмы; их глас звучит предвестником Вечности. В месте, где не рады живым, но где царствуют мёртвые: пожинающая горький урожай Хель и пирующие эйнхерии.
Тюр, мудрый и самый смелый из числа асов, тяжёлой поступью обходит поле битвы. Он осматривает павших воинов, доказавших силой своего духа своё мужество и честь. Благородное и честное сражение, где сила и умения идут рука об руку с доблестью и стойкостью — бой без уловок и хитростей — ничто не радует величественного аса больше равной схватки, победителем из которой всегда выходит достойнейший.
Тихий хрип умирающего воина растворился в тумане, предвестнике скорой ночи, но не остался незамеченным благородным асом. Затухающий взгляд подёрнувшихся предсмертной дымкой глаз остановился на могучей широкоплечей фигуре, и окровавленные бледные губы дёрнулись в слабой улыбке.
«Посвящаю себя мудрому и самому смелому из числа асов»
— Ты храбро сражался, Харбард, сын Олафа, — громоподобный голос отпугивает от конающего в агонии человека воронов, и они с громким карканьем срываются ввысь. — Будь смел, и пусть твоё сердце не дрожит от страха перед неизвестностью. Один выбрал тебя и одарил своей милостью. Он ждёт тебя и твоих товарищей в своём чертоге. Однако прежде чем Хильд, Гель и Труд заберут тебя, я развеселю твой дух славной историей…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Как ты лишился руки?»
Утробный рык похож на раскаты грома, предвестники шторма, оглушающие треском и ударами. От него содрогаются горы и дрожит земля. Огромные жёлтые глаза, светящиеся как факела в ночи, налитые кровью и первобытной яростью. Острые, словно кинжалы, пожелтевшие зубы; горячая вязкая слюна пенится в исполинской пасти, и от смрадного дыхания вянут деревья. Чёрная жёсткая шерсть дыбится и топорщится в стороны, а под сильными тяжёлыми лапами стонет и гнётся поверхность земли.
Огромный волк Фенрир не спит и ждёт свою добычу, дабы насытить свой неутолимый голод.
Самый смелый из асов делает бесстрашный шаг навстречу чудовищу.
— Ты пр-р-ринёс мне яства, Тюр-р-р? — низкое рычание рокотом прокатилось по долине, содрогая тишину и встряхивая горы снежным потоком лавин.
— Нет, Фенрир, — Тюр пробасил в ответ, без страха глядя прямым взглядом в горящие вечной кровавой жаждой глаза. — Сегодня я принёс тебе кое-что другое.
Асы смотрят на хтоническое чудовище с затаённым на дне глаз страхом. Они обходят гигантское животное стороной, дрожа в священном ужасе лишь от одного упоминания о нём.
— Голод Волка становится всё опасней и опасней, — доблестный Фрейр первый держит слово на тинге. — Недалёк тот день, когда он поднимется, чтобы пожрать всех нас.
— Волка надобно сковать цепями, — светлейший из асов, благородный Хеймдалль, отец всех людей, хмурит грозно брови. — Такими, какие смогут удержать его под землёй, вдали от Асгарда, вдали от Мидгарда, вдали даже от зияющей тьмы Гиннунгагап.
Лединг и Дромми, крепчайшие из цепей, рвутся словно тонкие нити — Волку не составляет никакого труда порвать их, как хрупкую паутинку, дрожащую на ветру. Он смеётся страшным рычащим смехом, и самый смелый из асов снова и снова несёт бесконечные воловьи туши на прокорм прожорливой твари.
— Что ты мне принёс, Тюр-р-р? — Волк дышит ядовитым смрадом; дыхание из его пасти плавит океанские ледники, обжигая гребни мирового брата.
В ненасытной кровавой ярости глаз горит любопытное нетерпение, и Фенрир лениво переступает с лапы на лапу.
— Что ты мне принёс, Тюр-р-р? — грозно повторяет свой вопрос чудовище. — Уж не очередную ли самоуверенную ловушку, Тюр-р-р? — слюна пенится и капает на землю, и ни один мускул не дрожит на лице самого смелого из числа асов. — Что ты мне принёс, Тюр-р-р?
… Шум шагов кошки…
… И борода женщины…
… И корни скалы…
… И сухожилия медведя…
… И дыхание рыбы…
… И плевок птицы…
Глейпнир, прочнейшие и легчайшие, тончайшие и сильнейшие путы — лишь избранному дано разорвать их и разрушить темницу голодного томления. Однако время ещё не пришло, и ни одному асу, ни одному вану не под силу уничтожить оковы, что крепче адамантовых лезвий.
— Я принёс тебе залог чести, Фенрир, — самый смелый из числа асов бесстрашно протягивает правую руку прямо в жерло горячего вулкана волчьей пасти.
— Ты не посмеешь меня обмануть, Тюр-р-р, — острые, как кинжалы валькирий, зубы предостережением скользят по плоти, и рука добровольца не дрожит.
Как и не меркнет твёрдость в ясных глазах цвета небес, озарённых северным сиянием.
Тончайшие и острейшие звенья неразрывной цепи вонзаются чудовищу под кожу. Фенрир воет от боли, унижения и злобы, и вой этот — завывание ветра в лесной чащобе зимней тёмной ночью. Сильные челюсти в безмолвном отчаянии смыкаются на руке, и треск костей самого смелого из числа асов пугает задремавших воронов.
Ни один мускул не дрожит на благородном лице Тюра, и он игнорирует горячую кровь, льющуюся из уродливого обрубка на землю. Смелейший из числа асов провожает твёрдым взглядом утаскиваемого силой под землю Волка. Дар, обернувшийся проклятием; проклятие, обернувшееся даром — колесо вирда прокручивается, и цикл завершается.
А Тюр устало прикрывает глаза.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Один ответ с аудио/песней, голос которого вы ассоциируете со своим божеством»
«Расскажите о своей роли. Вы значимые боги или нет?»
«Что для тебя важнее всего?»
«Тюр — знак особый.
С князьями он в слове твёрд.
Он вечно в пути над ночною тьмой.
Он никогда не подводит» («Англосаксонская руническая поэма»)
Он внимает каждому призыву. Однорукий бог, волка кормилец, святилища князь. Благороднейший из числа асов и наиболее смелый. Спокойная рассудительная мудрость и стойкая военная доблесть — лишь самые достойные духом смеют обращаться к нему в час нужды.
Каменная непоколебимость и приходящий в равновесие покой в мерцающих дивным ослепительным светом тысячи звёзд глазах цвета небес, озарённых северным сиянием.
Он — тот, кто ведёт руку честного воина в битве. Он — тот, кто дарует мужество и отвагу, честную победу и доблестную славу.
«Друзей оберечь в битве берусь я: в щит я пою — побеждают они»
Он — покровитель смелых и бесстрашных, тех, кто идёт впереди.
«В боях невредимы из битв невредимы прибудут с победой»
Многие из числа асов, тем не менее, смотрят на него со снисходительной насмешкой. Конечно, ведь он не был так почитаем, как Один или Тор, его отец и брат; он не был любимцем людей, как Бальдр и Фрейр; и разумеется он не привлекал внимание в своём уродливом любопытстве, граничащим с ненавистью, как Локи.
«Ты слишком мягок»
«Твоё поведение недостаточно для того, чтобы называться доблестным воином»
Тюр никогда не спорит с ними. Лишь молча взирает своими спокойными мудрыми глазами цвета небес, озарённых северным сиянием. Наблюдает за всеми со стороны и продолжает делать то, ради чего был рождён.
Самые могущественные из асов, в конце концов, всё равно всегда приходят к нему за мудрым советом и бесстрастным судилищем. Ведь нет ничего, что любил бы Тюр больше справедливости и чести. Соблюдение клятвы и долга — не существует никаких оправданий для тех, кто их нарушает.
«Путеводная звезда никогда не свернёт»
«Отдаю себя в твои руки, святилища князь. Призываю твой справедливый взор дабы укрыл он меня и сокрушил ложь недругов моих»
— Ты — закон и порядок. Решай наши судьбы по чести, волка кормилец, — благородные асы в почтении склоняют пред ним свои главы.
Пока благороднейший из их числа поднимает вверх правую руку.
— Мы призываем тебя, благороднейший из асов, чтобы ты скрепил нашу клятву.
— Свидетельствуем пред тобой, что наши слова тверды, как камень, что не по силам сокрушить ни одному турсу.
— Ты залог чести и правдивой верности наших слов.
Тюр, покровитель справедливости и честности, закона и истины, не приемлющий лукавства и обмана, единственный, кто не позволит случиться страшнейшему из преступлений.
И он же становится тем, кто его воплощает.
Справедливейший и честнейший из числа лукавых лживых асов нарушает слово. Но не потому, что он желает обмануть и нарушить клятву, нет.
Он добровольно жертвует собой, стирая чужой позор и вместе с тем служа вечным напоминанием о нём.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
«Представь, что помимо Фенрира ты воспитал и других хтонических волков (Гарма, Сколля, Хати). Как бы тогда прошёл Рагнарёк?»
Рано или поздно это должно было случиться. Судный день, о котором прорицали вёльвы, должен был прийти.
Гибель мира, конец всего старого и начало нового — Рагнарёк, безжалостная битва, что вот-вот должна была свершиться.
Асы и ваны стояли плечом к плечу друг с другом. За их спинами раздавался пронзительный трубный глас, знаменующий начало конца: светлейший из асов, зоркий Хеймдалль в первый и последний раз протрубил в Гьяллархорн.
Исполинские волки скалили пасти. Слюна шипела и пенилась, капая наземь. В их голодных глазах горела пелена кровавой ярости, а острый нюх улавливал застывший в воздухе запах прольющейся крови и смертей.
Во главе своих сыновей, мрачных и жестоких Сколля и Хати, чья участь одна — пожрать Солнце и Луну, и достойнейшего побратима Гарма, верного охранника и хранителя дражайшей и трепетно любимой сестры, стоял Фенрир. В час расплаты легчайшие и прочнейшие путы Глейпнир оказались не более чем шёлковым шнурком, разорвать который напряжённые стальные мышцы волка смогли без особых усилий.
— Вер-р-роломные, лживые асы, тепер-р-рь вы заплатите за все наши унижения! — утробный рык эхом облетает долину Вигридр.
Асы сжимают в руках копья; Локи скалится победоносно, взирая на них свысока. Никто не покинет это поле брани живым…
Мгновения отделяют стороны от кровавой бойни, и тяжёлыми шагами вперёд шагает Тюр. Он — смелейший и благороднейший из числа асов, и он взирает со спокойным принятием и решительностью. Он будет первым, кто примет бой, и первым же будет, кто в этом бою падёт.
Тяжёлая, гнетущая тишина камнем давит на плечи. Ненасытные волки скалятся, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу, и Фенрир, как лидер, первым делает первые шаги навстречу.
Ярость в его глазах, вопреки всяким ожиданиям, вдруг сменяется щенячьей радостью. Суровость на лице Тюра же уступает место широкой добродушной улыбке.
Шаг волка сменяется бегом, а грозный рык — радостным скулежом. Следом за лидером, сотрясая землю, несутся и другие, и Тюр, в конце концов, не может удержать равновесие.
Он смеётся раскатистым добродушным смехом, зарываясь пальцами единственной целой руки в жёсткую чёрную шерсть Фенрира, а после — в шерсть ластящегося Гарма. Обрубок искалеченной руки же утыкается в морду Сколля, и его брат Хати радостно лижет его.
Пока горячий огромный язык их отца проходится вдоль лица благороднейшего из числа асов.
— Мои волчата, — в его голосе отчётливо слышится умиление, и картина мира стоящих позади асов ломается окончательно. — Хорошие, хорошие мальчики… И я, я тоже по вам соскучился! — примерно так же, как у противника, трещат основы мироздания у наблюдающего за всем Локи.
Исполинские волки, хтонические чудовища, что должны уничтожить Солнце и Луну и убить Всеотца Одина, вовсе не походили на кровожадных монстров. Они ластились к Тюру, скулили и хекали, восторженно тёрлись об него и виляли хвостами, словно действительно были щенками, в то время как поваленный на землю, но принявший сидячее положение ас охотно отвечал на волчьи проявления любви такой же искренней любовью и радостью встречи.
— Похоже, Рагнарёк отменяется, — ошалело пробормотал Фрейр.
— Расходимся, парни, это надолго, — обречённо вздохнул Локи, махая на всё и всех рукой.
— И так каждый раз, — недовольно проворчал Тор. — Уже третий Рагнарёк срывают!
Видар и Магни, которые должны мстить за своих отцов и занять, в итоге, их места, недовольно переглянулись друг с другом.
— Дяде Тюру надо запретить появляться на поле боя, — нахохлившись, фыркнул сын Тора. — Ну, или по крайней мере выпустить его в битву, когда волки будут убиты, — его дядя, строгий бог отмщения, молчаливо покивал, соглашаясь со словами племянника.
Долина Вигридр медленно пустела. Расходились асы и ваны, возвращаясь в свои чертоги, расходились ётуны и турсы, прячась в своих норах до лучших времён. Но все они одинаково надеялись, что в следующий раз Рагнарёк окончательно случится. Впрочем…
Бросая прощальные взгляды на резвящихся с Тюром волков, все они, как один, думали о том, что далеко не факт, что их надежды воплотятся в жизнь.
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Ты заботился о Фенрире, но что насчёт его детей?»
На самом деле, Один действительно многое сделал для того, чтобы Тюр ничего не узнал об этом. Он даже посоветовался с головой Мимира, как лучше поступить. Голова, правда, одарила Всеотца грустным унылым взглядом снизу-вверх и флегматично отозвалась, что это заведомо гиблая идея. Но Один был не просто одним из асов — он был первым среди них, их отцом и защитником, а потому принять такой удар судьбы бездействием не мог совершенно.
Так что, как говорится, он пытался. Но Тюра, у которого словно был нюх на подобные вещи, было не остановить.
— Отец, — благороднейший из числа асов суровым непоколебимым взглядом смотрит на Одина, и тому не надо быть шаманом, чтобы понять, о чём сейчас пойдёт речь. — У Фенрира, оказывается, есть двое сыновей. Они ещё совсем волчата… Могу ли я позаботиться о них? — ни один мускул не дрожит на лице благородного Тюра, но горящие глаза выдают его с потрохами.
Один с трудом подавляет порыв схватиться за внезапно разболевшееся сердце. Он лихорадочно пытается придумать, как бы так помягче отказать сыну и при этом оставить Асгард целым и, желательно, невредимым.
Асы, шестым коллективным чувством чувствующие, что пахнет жареным, хором вздрогнули.
— Уж лучше бы он разводил рыбок, — пробормотал всевидящий и всеслышащий (к своему прискорбному сожалению) Хеймдалль. Потом подумал немного, вспомнил о Ёрмунганде, вздрогнул и от греха подальше замолчал, продолжая наблюдать за диалогом отца и брата.
— Видишь ли, Тюр, — Всеотец всегда считал себя достаточно красноречивым чтобы соблазнить какую-нибудь деву или заговорить до смерти какого-нибудь конунга. Но вот как объяснить сыну, покровителю справедливости и воинской доблести, что большего количества хтонических щенков, чем есть сейчас, Асгард просто не выдержит, не знал совершенно. — Мы не можем забрать сыновей Фенрира, — Тюр нахмурился и из-под бровей посмотрел на отца.
— Почему? — упрямо спросил он, и всем своим видом напоминал недовольного ребёнка, а не могучее божество.
— Разве можем мы отобрать их от матери, что заботится о них? — Один честно выкручивался как мог, и, судя по тому, как недовольство на лице сына сменилось задумчивостью, тактика его худо-бедно, но работала.
В конце концов, Тюр расстроенно вздохнул. Расстроенно понурил голову. Расстроенно развернулся и также расстроенно пошёл кормить Фенрира, горестно причитая что-то подозрительно похожее на «никто меня не любит, никому я не нужен».
Один тяжело вздохнул, размышляя над тем, что не для того он, вообще-то, девять дней висел на Иггдрасиле и к такому суровая жизнь его уж точно не готовила.
Асгард, меж тем, выдохнул с явным облегчением.
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
Хэллоуинский ивент, темой которого была окончательная смерть
Много имён он сменил, много форм. Тюр уже и сам не помнил наверняка, кем он был и кем в итоге стал. Древняя сущность, первоначальное призвание спало крепким сном где-то глубоко внутри него.
Быть может, оно и вовсе было забыто.
Каждый раз всё происходит как в первый. Медленное угасание и смерть — новое перерождение в новой ипостаси и с новыми функциями.
Умереть, чтобы родиться вновь.
Десятки смертей и возрождений. Безвестное забытие, холодное, тихое, статичное. Равнодушная пустота летаргического сна, в котором не существует никого и ничего. Лишь мерный поток воды, и ни время, ни обстоятельства не властны над этим пространством вечного одиночества.
Так продолжается из ипостаси в ипостась, из воплощения в воплощение. И Тюр должен был к этому привыкнуть, но…
Старые личности отслаиваются, словно сухая кора от дерева. Они теряются в вечном чёрном океане безразличной бездны Гиннунга. Тюр помнит и не помнит их, помнит и не помнит себя и каждый раз он всё тот же Тюр и одновременно совершенно новый Тюр.
Он, на самом деле, и не жалуется. Но он, на самом деле, устал.
Поэтому когда он чувствует приход нового угасания, вместе с ним он чувствует и облегчение. Тюр знает, что в этот раз это конец, окончательный и бесповоротный. Неотвратимая судьба, от которой не сбежать, — она наконец-то настигает его.
Тюр на это лишь улыбается.
Он растворяется во тьме Гиннунгагап, возвращаясь к истоку. Уходит к началу и остаётся вечностью.
Пока в ночном северном небе тусклым светом переливается северное сияние.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Расскажите о своей любимой семье и отношениях с ближайшими родственниками»
Тюр всегда держится обособленно. Он всегда будто бы в стороне, одинокий, нежеланный, никому не нужный. Не то чтобы его это как-то задевало — в их семье по странному стечению обстоятельств всегда было так.
Каждый из сыновей Одина был сам по себе. Сам Один был сам по себе. И его многочисленные любовницы, матери его сыновей, тоже были сами по себе.
Бальдр, прекраснейший из их числа, в бессознательном странном порыве тянется, пытаясь разорвать порочный круг, но его тепло и свет так или иначе натыкаются лишь на холод чужого отчуждения и обособленности. Тор, сильнейший и добрейший из их числа, своей сокрушительной энергией и силой пытается пробиться сквозь лёд и отстранённость самых дорогих и близких. Однако даже он терпит поражение в своём стремлении, и немногое меняется в самой многочисленной и благородной семье.
Вместе с тем — самой чужой семье, где все свои; самой одинокой семье, где так много родных душ.
Тем не менее, однако, отец и его сыновья всё-таки хоть как-то взаимодействуют друг с другом, но он, Тюр, всегда остаётся в стороне. Лишь молчаливо наблюдает и улыбается в бороду, прикрывая глаза.
Не потому, что он так хочет, а лишь потому, что так надо. В конце концов, он даже привык, что в их семье он — самый чужой и лишний.
Это, вообще-то, правда.
Ведь он самый старший, самый старый в их семье, и он не тот, кто должен печалиться по пустякам. Он должен наблюдать за братьями и отцом, следить за ними и молча заботиться, не требуя и не ожидая ничего взамен. А всё остальное…
Всё остальное для благороднейшего из числа асов неважно.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Что ты чувствовал, когда “заботился” о Фенрире? Как после этого ты отнесся к идее Одина сковать волка обманом цепями?»
Волчонок перед ним — ещё совсем ребёнок. Напуганный, загнанный в угол одинокий зверь, одним махом лишившийся всего, к чему он был привязан и что ему было дорого. Тюр улыбается едва заметно уголками губ, и в его глазах цвета небес, озарённых северным сиянием, отражается горечь.
Он знает, каково это. Знает, что ждёт детёныша впереди.
Наверно, именно поэтому он и берёт над ним опеку и заботу.
Волчонок смотрит недоверчиво. В чернющих глазах явственно читается настороженность, пока ещё неокрепшие мышцы натягиваются под жёсткой шкурой словно струны, а уши прижимаются к затылку. Ещё мгновение — и неумелый детёныш, которого никто не учил сражаться, бросится в бой.
Тюр усмехается беззлобно и бесстрашно протягивает вперёд правую руку.
Тяжёлая ладонь в жесте грубой, но искренней ласки ерошит жёсткую шерсть, и недоверие волчонка сменяется недоумением. Тюр улыбается ему и кормит его, и продолжать делать свои странные движения, которые вдруг оказываются даже приятными.
Так же, как и компания благороднейшего из числа асов.
Детёныш, покинутый отцом и отобранный у матери, растёт быстро и стремительно. Асы косятся на него с опаской, обходят десятой дорогой, опасаясь заранее того зверя, в которого волчонок превратится. Лишь Тюр остаётся верен своему долгу; он остаётся верен зову сердца, которое оказывается мягче и добрее, чем кажется на первый взгляд.
А может, он просто ищет хоть какое-то лекарство от одиночества, преследующего его все последние воплощения.
Тюр лохматит жёсткую шерсть на загривке Фенрира. Волк уже совсем вырос, стал в три раза больше своего воспитателя, однако в душе он по-прежнему оставался ребёнком. Он радовался тому, что порвал очередную цепь, которой глупые асы хотели сковать его, и не замечал, как печаль волнами поднималась в чужих глазах.
— Как ты думаешь, они попытаются снова? — Фенрир ластится к слишком тихому и задумчивому Тюру, легко ткнувшись влажным носом в его ладонь. Тюр молчит и лишь прикрывает глаза.
«Тюр, Фенрир вырос»
«Тюр, он не помещается в Асгарде»
«Тюр, Волк уничтожит нас всех»
«Тюр, сделай что-нибудь с ним»
Он знает, что так должно свершиться. Знает, что Фенрир стал слишком большим и опасным для окружающих, что всегда были чужими и враждебными к нему. Он знает, что они задумали, и он не может пойти наперекор их замыслу.
Как и не может предать Фенрира, который стал ему почти что родным ребёнком — Тюр делает шаг вперёд и бесстрашно вкладывает свою руку в пасть зверя.
— Давай, малыш, делай, что должен.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»
Вой исполинского волка оглушает и звенит в ушах. От него дрожат горы, отзываясь громом, и пыль каменной крошкой оседает на землю. Хеймдалль трубит в Гьяллархорн, и земля стонет под песней боевого марша храбрых эйнхериев.
Он возглавляет их. Он ведёт их в бой. Идёт первым среди равных, самый доблестный и благородный из числа асов.
Последняя битва, гибель богов — и очередное его воплощение падёт, отправившись в ледяной чертог забытия и смерти.
Тюр почти с нетерпением ждёт этого.
Земля дрожит и прогибается под шагами исполинских турсов, под лапами хтонических чудовищ. Тюр улыбается горько одними лишь глазами и не произносит ни слова, когда встречается взглядом с горящими кровавой яростью глазами Фенрира.
Он знает: на месте Одина должен быть он, нарушитель клятвы и предатель. Но Фенрир отворачивает от него голову и скалит пасть, ненавистью испепеляя другого.
Тюр не говорит этого, но на самом деле он чувствует облегчение. Вину, что спустя столько долгих лет падает с его плеч.
Он бесстрашно бросается в бой тогда, когда Один бросает копьё. Сражается бесстрастно и с молчаливой яростью, дробя кости инеистых великанов, пока перед ним не появляется его главный противник.
Тюр улыбается удовлетворённо уголками губ. Гарм рычит утробно — во многом он похож на вожака своей стаи, но до Фенрира ему всё же ещё далеко — кому, как не Тюру, знать об этом. Они бросаются друг на друга в ожесточённой схватке — противники, равные друг другу по силе и духу. Они не уступают, и исход у боя может быть только один.
Трещат, ломаясь, кости человека и зверя. Кровь заливает глаза и льётся рекой на землю. Два сошедшихся в смертельном бою врага не отпускают друг друга даже после смерти, однако прежде чем всё заканчивается, ускользающий разум Тюра улавливает скорбь в волчьем вое.
Вожак скорбит о своей потере, а благороднейший из числа асов навсегда закрывает глаза.
Пожалуй, теперь он действительно может уйти.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
Шорох листьев утопает в глухих ударах. Кажется, будто ратное войско шагает на битву, но это лишь крепкое древко копья ударяется о землю. Тюр, благороднейший из числа асов, упражняется в боевом умении, не желая оставлять дух без должной пищи.
Не тогда, когда его тело обогащают богатыми дарами те, кто спрашивают.
К нему взывают не так часто, как к другим. Отчасти потому, что он не ведает делами вопрошающих, а отчасти потому, что слишком строг к ним. Тюр, благороднейший из числа асов, принимает дары и просьбы не от каждого и не каждого одаривает в ответ своим благословением.
Если набираешься смелости обратиться к нему, будь готов ответить за каждую данную клятву. Ведь просто так он, покровитель честности и справедливости, не ответит тебе. И приносящий дары материальные должен также нести дары в своей душе.
Верность данному слову, стойкость духа и непоколебимость тела. Благородство воина, что никогда не свернёт назад и никогда не ударит в спину — Тюр, честный с князьями, никогда не откажет в призыве.
Скулят и воют волки, и ветер треплет осеннюю уставшую листву. Журчит переливом замерзающий ручей. Ясень, священное дерево асов, принимает на себя свидетельство данного обещания. Руны глубокими шрамами расчерчивают кору, и во главе их неизменно стоит она.
Копьё благороднейшего из их числа.
Свист и пляска грядущей битвы эхом предзнаменования стоят в ушах честного воина, что собирается в свой поход. Он выставляет на алтарь свежий, ещё тёплый домашний хлеб и тёмное пиво, и приготовленную на костре дичь — обед, разделённый на двоих с могучим асом, доблестным воином и желанным собеседником.
«Даруй удачу, ас могучий»
«Даруй защиту, ас благородный»
Тюр откладывает в сторону своё копьё и смеряет воина тяжёлым пристальным взглядом. А после сдержанно кивает, присаживаясь с ним рядом, принимая угощение и разделяя трапезу.
Честный, храбрый муж заслуживает его внимания, и Тюр готов ему его уделить.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
«Как на тебя повлияло лишение руки?»
Тюр смотрит на свою правую руку, которой нет, и пытается понять, что он чувствует. Нет ни боли, ни разочарования — покалеченная конечность не вызывает в нём никаких эмоций. Лишь горечь и странную пустоту. Но не из-за того, что он стал калекой, вовсе нет.
Предательство оказывается грузом куда более обременяющим.
Асы, его братья и сёстры, смотрят на него косыми взглядами. Все они как один оказываются прикованы к обрубку правой руки, но Тюр не обращает на них внимания. Даже покалеченный, он не перестаёт быть покровителем честности и военной доблести.
Что с лёгкостью и доказывает всем сомневающимся здоровой левой рукой. В конце концов, ему всегда было всё равно, какая из двух рук принесёт врагу заслуженную гибель.
Но в чужих косых взглядах всё равно читается снисхождение и пренебрежение. Неполноценный калека — как смеешь ты называть себя воином? Тюр по привычке не обращает на них никакого внимания, продолжая натачивать своё копьё.
И в прежние времена, когда он был здоров, на него смотрели косо, так почему сейчас что-то должно было измениться? И в прежние времена о нём забывали, так почему сейчас его это должно было беспокоить? Так почему чужое равнодушие сейчас должно было его задевать? Его доблесть и военное умение с утратой руки никуда не пропали — так почему он должен переживать из-за того, что никогда не имело значения?
Тюр не обращает внимания, и лишь об одном напоминает искалеченная рука. Боль тупой иглой впивается в сердце, но не потому что Тюр стал неполноценным, нет. Искалеченная рука напоминает о другом.
Боль в глазах того, кто доверял ему. Предательство во имя тех, кто теперь вовсе позабыл о нём. Во имя тех, кто теперь презирают Тюра как неполноценного калеку.
Действительно ли оно того стоило?
Тюр прикрывает глаза, откладывая точило. Копьё в его руке ещё не закончено, но благородный ас и не собирается завершать работу. Он смотрит на обрубок своей руки и не может найти ответ на собственный вопрос.
Теперь это, в общем-то, и неважно.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
Текст на новогодний ивент, тематикой которого было рождение
Его рождение уже давно не было рождением в классическом понимании этого слова. Тюр, на самом деле, уже и не помнил, когда он в последний раз был ребёнком. Мальчишкой, которого обучали бы и о котором заботились бы родители, прежде чем он вырос и стал могучим божеством.
Изменчивая человеческая память дарует ему, похоже, больше всего обличий и ипостасей, и каждая из них вроде бы похожа с предыдущей, но вместе с тем кардинально от них отличается. Заставляет Тюра снова и снова проходить бесконечный цикл перерождений.
В конце концов, он с этим даже смиряется. Он к этому даже привыкает, и когда в очередной раз открывает глаза, глядя в чистое небо, вовсе не удивляется.
Память его становится гибкой и тренированной, и части предыдущих жизней Тюр всё-таки помнит. А потому чёрная бездна провала на том месте, что обычно зовётся «детством», перестаёт пугать его окончательно.
Не потому, что он знает, чем её заполнить, а потому, что знает, что это необходимый промежуток, пустое пространство между прошлым и настоящим. Между тем, кем он был когда-то, и тем, кем он ныне не являлся.
В очередном воплощении у него, конечно, тоже есть родители, и Тюр по-своему уважает их, хоть ему и сложно воспринимать их как родителей. Как минимум потому, что они никогда ими не были и вряд ли когда-нибудь станут. Наверно, именно поэтому он держится от них в особом отдалении, как и, впрочем, от остальной своей семьи.
Память и осознание оказываются лучшими защитниками его одиночества и обособленности, а молодость очередной ипостаси отягощает словно древняя-древняя старость.
Что, вообще-то, не далеко от правды.
Его очередное «рождение» должно было стать смертью, но жизнь берёт своё, и в старом мире могучее божество исчезает для того, чтобы внезапно возникнуть в мире новом. Взрослым, умелым, опытным мужчиной, что, на самом деле, так устал от всего этого.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«Расскажи о Хюмире. Как к нему относишься?»
Рядом с инеистыми великанами Тюр всегда чувствовал себя неуютно. Возможно, сказывалась вражда, что, кажется, текла по жилам асов и ётунов вместе с кровью; возможно, напоминали о себе давние обиды и претензии обоих народов друг к другу; возможно, причина крылась ещё в чём-то. Тюр не знал наверняка, да и никогда не стремился разобраться в этом вопросе.
Но великанов он определённо не любил.
Это было иронично даже, учитывая, что его мать как раз-таки была великаншей. Тюр, впрочем, не любил и её и едва ли испытывал к ней сыновьи чувства, хоть и уважал не меньше, чем своего отца Одина.
А после она вышла замуж. Тоже за великана, которого звали Хюмир.
Суровый и хмурый, жестокий и неприветливый, Тюру он предсказуемо не нравился. Хотя он явно не был тем, кто мог повлиять на выбор своей матери, которую новый супруг вполне устраивал. Лишь принять отчима или нет — вот два доступных варианта для сына Аурбоды.
Хюмир смотрит на пасынка тяжёлым взглядом. Тюр, однако, без малейших проблем выдерживает этот взгляд. Великан усмехается сам себе, и лёд в его глазах едва заметно оттаивает. Не то чтобы он ожидает, что с сыном своей жены у него сложатся приятельские отношения, вовсе нет. Но по крайней мере, это ас не раздражает ётуна своей заносчивостью и высокомерием.
При желании с ним даже можно будет найти общий язык. И сохранять относительный нейтралитет. Во время редких визитов пасынка к своей матери, по крайней мере, уж точно, пусть Тюр и не становится желанным гостем в доме своего отчима. Ведь он — доблестный и благородный муж, что никогда не нападёт на хозяина гостеприимного дома. Что никогда не нарушит сам законы гостеприимства и не доставит неудобства жене и детям хозяина.
Тюр, в общем-то, к этому и не стремится. Хоть Хюмир оказывается самым обычным великаном, таким же, рядом с которым ему не очень приятно находиться, провоцировать его на конфликт самому благородному из числа асов вовсе не хочется. Так что равнодушный нейтралитет, к которому они приходят по общему согласию, его более чем устраивает.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Правда ли, что изначально на месте всеотца должен был ты? Как бы тогда шли события?»
«Расскажите о том, как вас почитают. Изменялось ли человеческое представление о вас или нет? Если изменялось, то как: вас превозносили или, наоборот, вы отходили в тень?»
«Что вы чувствовали, когда люди стали забывать вас? Когда на ваше место приходили другие боги (не обязательно только христианский, вы могли быть вытеснены богами и/или других религий, или же родной вам)»
«Не было ли желания поменяться местами с каким-нибудь другим Богом?»
Долгое одиночество делает Тюра смиренным. Он привыкает к нему так же, как к собственной однорукости. Как к косым взглядам других асов. Пренебрежению, веющему от них.
«Да кто ты вообще такой?» — так и просматривается на их лицах, и Тюр молчаливо усмехается.
Действительно. Кто же он вообще такой?
Когда-то давно он стоял на вершине. Возглавлял пантеон, был самым главным и самым любимым божеством из всех, кого знали смертные. Когда-то его любили и уважали, боялись и искали его заступничества больше, чем чьего-либо ещё. Ему посвящали копья, которые ныне посвящают Одину; его считали главным покровителем вступающих в бой, как ныне считают Одина; его почитали Всеотцом и хранителем мира, как ныне почитают Одина.
Человеческая память, изменчивая и податливая к изменениям, перекраивает и картину мироздания, небрежной рукой смахивая фигурки и в очередной раз не глядя переставляя их.
Воплощение сменяется воплощением, и теперь Тюр — тот самый Тюр, утративший своё значение и часть обязанностей. На самом деле — не то чтобы он уж очень был против, ведь его основная суть претерпевает малые изменения.
Он всё также покровитель честности и справедливости. Защитник сражающихся в честном бою и заступник тех, кто даёт нерушимые клятвы.
И неважно, что теперь он отходит в тень. Теряет своё значение, супругу и детей. Неважно, что теперь его место занимает другой — он, видимо, достойней Тюра и справится с этими обязанностями лучше неподкупного и благороднейшего из числа асов.
Такова, видимо, его судьба. В то время как судьба Тюра уйти в тень и заслужить долгожданный покой, о котором он так долго мечтал.
Однорукий ас улыбается, прикрывая глаза удивительного цвета небес, озарённых северным сиянием. В сложившихся реалиях смертных хитрый и изворотливый Один действительно справится лучше. Он — тот прогресс, который безостановочно движет людей вперёд, в то время как Тюр — что-то, чему давно пора уйти во мрак прошлого.
Он, в общем-то, и не против. И, откровенно говоря, он даже рад, что всё в итоге заканчивается именно так. Поэтому если бы Один вдруг предложил своему старшему сыну занять свой пост и стать тем, кем он уже был когда-то, Тюр, не колеблясь, ответил бы ему решительным отказом.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего
Звуки стихают на поле недавней битвы. В воздухе ещё витает запах мокрой земли, взбитой ногами воинов, крови, пролитой их мечами, и металла. Чёрные вороны кружат над мрачным пиршеством смерти, и их голоса разгоняют зависающую над этим местом вечную тишину.
Тяжёлая поступь благороднейшего из числа асов — единственное присутствие жизни здесь, где Смерть вступает в свои права. Он — покровитель доблести и благородства, честного боя, в котором есть лишь один исход.
Для павших воинов — это вечный сон или вечное пиршество для избранных, тех, кого Всеотец отметил своей благосклонностью. Для остальных же — переменчивость холодного мёртвого мира, где каждый находит свой последний чертог.
Вернее, им помогают сделать это.
Тюр замирает в настороженности и отдалении. Щурит глаза цвета небес, озарённых северным сиянием, вглядываясь в фигуру чужака, что не принадлежит этому месту. Но неизменно приходит тогда, когда бою покровительствует Тюр.
Он называет себя Анубисом. Проводником душ в Царство мёртвых. Не человек и не зверь, волк, что не похож на волка. Но когда Тюр видит его впервые, ассоциации сами приходят ему на ум.
Тем более случается это тогда, когда Глейпнир обретает своего пленника.
— Почему ты приходишь? — Тюр нарушает молчание, отвлекая жнеца от своего занятия.
Тот, правда, не прекращает сбор душ, лишь скашивая в сторону глаза. Щёлкает челюстью и скалит пасть, хрипло смеясь странным смехом, от которого по коже бегут морозные мурашки.
Он никогда не отвечает на вопросы. Он никогда ничего не говорит в принципе. Лишь представляется в самом начале, и на этом их общение заканчивается. В этот раз же всё совсем по-другому.
— Ты сам хочешь видеть меня, — голос Анубиса глубокий и спокойный, как и подобает слуге смерти. От него веет неизбежностью и предрешённостью, и Тюр непонимающе хмурит брови. — Ты сам призываешь меня после каждой битвы.
Анубис замолкает, продолжая собирать вокруг себя потерянные души, которых ждёт последняя дорога. Тюр смотрит долго, пытаясь понять, о чём говорит Проводник и Привратник, но смысл слов ускользает от него.
Голос Анубиса ещё долго звучит в голове Тюра. Благороднейший из числа асов долго пытается понять, что значит чужой приговор.
Понимание приходит внезапно. А Анубис вдруг улыбается. Приходит после очередного сражения и снова молча выполняет свою работу.
— Вина и раскаяние коварны, воин, — шакал скалит пасть и ухмыляется. — Но правда в том, что во мне ты не найдёшь того, к кому обращены все твои помыслы. Я же лишь выполняю свою работу… и делаю это там, где не должен делать.
Тюр смотрит долго и с горечью понимания. Он должен смириться и отпустить, но вместо принятия его поглощает тоска. И малодушное желание сбежать от того, что было его судьбой.
И Анубис — его избавление и проклятие — вечное напоминание о свершившемся грехе и слепое стремление к искуплению. Покою и успокоению, что благородный ас находит в хаосе и агонии этих неправильных встреч.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий кВопрос 15
«Боги, в современном мире вы «вышли на пенсию». Расскажите о своих занятиях в XXI веке. Кем вы работаете? Что делаете? Посвящаете себя своим хобби или незаметно продолжаете выполнять свою божественную работу?»
Тюр открывает своё кафе раньше всех остальных. Он любит свою работу, но ещё больше он любит своих посетителей, которые всегда захаживают к нему в любое время года и суток. Его кафе никогда не бывает пустынно, и даже в самую раннюю рань находится душа, которой необходим заряд бодрости на целый день или наоборот долгожданный, но по каким-то причинам недоступный покой.
Все эти люди, они ищут утешение и понимание в стенах уютного кафе, пытаются разделить с ним и его хозяином мгновения радости или горя, находят отдых и приятное умиротворение в одиночестве или беседах с угрюмым, но добрым барменом. Ещё более всё это проявляется в компании необычных четвероногих помощников хозяина, которых каждый случайный или постоянный посетитель начинает любить уже с первого взгляда.
Это, собственно, одна из причин, по которым Тюр открывается раньше всех.
Собаки в собачьем кафе Тюра все дружелюбные и очень умные. Самые разномастные — здесь обитают как безродные дворняжки, так и благородные породы. Маленькие, смешные, почти плюшевые пёсики и огромные, ростом в полчеловека, настоящие защитники и охранники — все они удивительно спокойно уживаются друг с другом, как и стоят друг за друга горой, словно одна большая семья.
Хотя почему «словно»?
Тюр всегда сам выводит на утреннюю прогулку всех собак своего собачьего кафе. Он охотно возится с каждым псом, перед выходом проверяя поводки и уделяя каждому своему четвероногому другу внимание на улице. Чешет довольно хекающих собак за ушами и скупо, но искренне улыбается в ответ на их собачьи проявления любви.
Он бегает вместе с ними наперегонки под заливистый радостный лай своих четвероногих соперников. Он играет вместе с ними, поощряя их дурашливость и любовь к мелким проказам. Он тренируется вместе с ними, поддерживая в хорошей форме не только собачье здоровье, но и своё. Воплощает в жизнь свою давнюю мечту и действительно чувствует себя счастливым.
Когда-то давно, явно не в этой жизни, его лишили возможности заботиться и любить. Его оставили в одиночестве и с грузом вины предательства, отобрав того единственного, кто мог его понять и принять таким, какой Тюр был.
Он ведь, тот, другой, был таким же, на самом-то деле, — уж это Тюр хорошо помнит.
Теперь же никто отнять у него его любимое дело не мог. А он принимал в своё собачье кафе всякого, кто нуждался в тепле, любви и ласке. Ни для кого не делал он исключения и никого не обделял своим вниманием, если в нём была необходимость. Собаки за это неизменно благодарили ему гробовой преданностью и щенячьим обожанием. Любовью, которую, казалось, после этого могли дарить всему миру.
В первую очередь, конечно, Своему Человеку.
Тюр, на самом деле, мало чем отличается от них. И обретая дело своей души, он наконец-то находит и своё место в этом мире.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Почему ты единственный ас без супруги? Правда ли, что ты был женат на Ангрбоде?»
Одиночество — это его вечный удел. Своеобразное наказание за страшное преступление, которое он добровольно взвалил на свои плечи. Тюр принимает его с достоинством; Тюр принимает его с пониманием; Тюр принимает его с благодарностью.
В конце концов, таков его удел, и он мало что может сделать с этим. В конце концов, к одиночеству ему всё же не привыкать. Вот только…
Возвращаться к нему после того, как пустота была наполнена смыслом, каждый раз всё тяжелее и тяжелее. Поэтому он не хочет привязываться; поэтому он не хочет любить. Но раз за разом то и дело попадает в одну и ту же ловушку.
Этот раз не становится исключением.
Великанша Ангрбода, наречённая его невестой, так никогда и не становится супругой доблестного аса. Ему она предпочитает мужчину из своего племени, коварного, хитрого, изворотливого. Побратима многомудрого Всеотца — возможно лишь это спасает его от смерти от руки Тюра.
Впрочем, до Локи ему всё равно никогда не было особого дела.
Однако когда в Асгард приводят его детей, чудовищ, порождённых монстров, но всё ещё детей, насильно отобранных у матери, Тюр чувствует лёгкий укол между рёбрами. Удивление мелькает в его глазах цвета небес, озарённых северным сиянием, но благороднейший из числа асов гонит его прочь, мягко ероша чёрную шерсть пугливого волчонка.
Быть может, это сожаление: ему Ангрбода, наречённая его невестой, так никогда и не подарит детей.
Быть может, это жалость: дети не виноваты в том, кем родились.
Быть может, это сострадание: ни один из этих троих не заслуживает вечных мук одиночества.
А быть может, это просто попытка сбежать от самого себя: Тюр ведь мало отличается от своих братьев, и в глубине души он тоже хочет кого-то любить и отдавать своё тепло.
Уж если не своим детям, так чужим. Уж если не своей жене, так чужой.
В Железном лесу, куда он в итоге приходит, мрачно и холодно. Ётунхейм в принципе всегда такой — мрачный и холодный. Тюр ступает осторожно, проваливаясь в снег, но это препятствие не может остановить его перед достижением цели.
Его невеста, так и не ставшая женой, по-прежнему скрывается в пещере. Смотрит волком, и в её взгляде Тюр явно читает пожелания ему скорейшей смерти. Он усмехается уголками губ и молча качает головой.
Не сегодня и не от твоей руки, дорогая.
Он сам не знает, зачем приходит к ней. Что хочет найти в холоде и мраке неприветливой пещеры. В компании той, что так никогда и не стала его. Но тем не менее он приходит снова и снова, садится на камень у входа в пещеру и долго сидит, не произнося ни слова.
Почти всё время они молчат. Ангрбода всё ещё хмурится недовольно, но с каждым новым приходом Тюра её напряжённое тело, готовое в любой момент броситься в бой, расслабляется всё больше и больше. Они не говорят друг другу ни слова, но это им, в общем-то, и не нужно — в молчании каждый из них находит то, чего ему особенно сильно не хватает.
И на краткую долю мгновения Тюр чувствует себя нужным и в полной мере живым. Глейпнир, однако, находит своего пленника, и благороднейший из числа асов снова теряет всё то, чем дорожил.
Он прячется от глаз своих братьев так же, как когда-то пряталась Ангрбода. Остаётся один на один со своей виной и долгим ожиданием возмездия.
До тех пор пока Ангрбода, невеста, что так никогда и не стала женой, не находит его в его одиночестве. Она сама приходит к нему, гордая и прекрасная, и Тюр смотрит в её чёрные глаза с непониманием. Он подвёл её, предал её сына, отправив его на мучения. Он ведь недостоин быть рядом с ней, поэтому он и не приходит более в Железный лес.
Ангрбода же лишь легко улыбается уголками губ. Уж она как никто знает, насколько, на самом деле, её жених, так и не ставший мужем, был достоин. А потому…
Теперь её очередь отплатить ему добром за его добро.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
Ивент, где божества меняли пол на противоположный и выбирали свою судьбу из трёх претендентов
Тюр всегда была такой: строгой, недоступной, холодной. Она любила честь и справедливость, но не нашёлся ещё ни один мужчина, который был бы честен и открыт с ней.
Она была единственной дочерью царя могущественной и богатой страны. И привлекала к себе авантюристов и алчных, удальцов, ищущих лишь славы и приключений.
Привлекала даже не она. Привлекало её богатство. Власть и статус, которые приобретались в браке с ней. Сама же она была никому не интересна. Тюр ненавидела это.
Отец, однако, в своём приговоре жесток: он ставит Тюр перед фактом. «Ты выйдешь замуж, дочь моя, и родишь наследника нашему славному престолу». И Тюр могла бы смириться, если бы не была столь своенравна.
— Хорошо, — она покорно склоняет голову, демонстрируя мнимое поражение. — Но я выйду замуж за того, кто сможет преподнести мне самый дорогой и ценный подарок.
Претендентов на её руку всегда было хоть отбавляй. Все они заискивают, пытаясь выделиться, но всех их Тюр отвергает. В этот же раз, когда отец ставит её перед фактом, трое ожидают свой приговор.
И получая условие, каждый из них уверен, что сможет сразить прекрасную царевну.
Кришна, прекрасный юноша, принц дальней восточной страны, славящийся своей красотой и изящными манерами, решает раздобыть царевне самый драгоценный артефакт своей родины. Прекрасную золотую диадему Верховной Богини, украшенную переливающимися самоцветами, чья красота не сможет затмить красоту Тюр, но лишь подчеркнуть её.
Аполлон, сладкоголосый, златокудрый королевич из запада, решает увековечить Тюр в искусстве. Он приказывает отлить величественную золотую статую царевны, точную копию прекрасной девы, что сохранит лик её красоты на века.
Вулкан же, единственный сын короля небольшого королевства на юге, трудолюбивый воин и искусный кузнец, решает подарить Тюр свою любовь. Единственную ценность, которой он располагает в своём маленьком бедном королевстве. И доказать её он решает не простыми словами, а тем, что у него получается лучше всего — упорным и честным трудом, несущим пользу нуждающимся.
Земли на границе его маленького королевства и величественного царства Тюр были сухими и бесплодными. Воды протекающей невдалеке реки обходили их стороной, заставляя жителей терпеть невзгоды. И тогда Вулкан решил, что даже если не сможет поразить своим поступком неприступную Тюр, то сможет хотя бы помочь несчастным людям.
Он решил повернуть русло реки и создать оазис, орошающий земли своей благодатью.
Месяц кипела, не утихая, напряжённая работа. Каждый из претендентов старался постараться на славу, дабы поразить своим мастерством прекрасную царевну.
Зорким взглядом тайно следила за каждым из них благородная Тюр. Оценивала работу и наблюдала за характером каждого претендента, пытаясь понять, кто из них кто.
И есть ли среди них хоть кто-то, кто соревнуется за неё саму, а не её богатство.
Тщеславному храбрецу Кришне всё-таки удалось раздобыть мифический артефакт. По дороге ему пришлось одолеть немало врагов, но вместе с тем пришлось ему и обмануть своего проводника, согласившегося добровольно провести его к храму, где хранился артефакт. Старец был жрецом Богини, добрым и честным человеком, доверившимся тому, кому не следовало доверять. Он отвёл Кришну в старый покинутый храм, где хранила своё сокровище Богиня.
Кришна забрал его, не спросясь, выкрал и тем самым навлёк на себя её гнев. И чтобы избавить себя от него, он принёс в жертву доброго старика, покинув его погибать под завалами камней.
Аполлон, меж тем, сладкоголосый, златокудрый красавец, больше всего на свете любивший свою красоту и богатство, любовался статуей, что медленно возводили его рабочие. «Царевна будет в восторге!» — восхищённо думал он, зная, что никто не преподнесёт ей подарка дороже. Он ценил роскошь статуи и её материал сильнее той, чьим обликом он должен был быть украшен.
А что же Вулкан? Доблестный воин трудился в поте лица наравне со своими людьми, разбивая твёрдые камни, чтобы открыть водам реки проход. Тяжёлая работа, наградой за которую были лишь тоненькие ручейки, пробивающиеся сквозь скалы, и слёзы счастья на глазах людей — это то, ради чего Вулкан старается в первую очередь, зная, что если будет процветать народ, то процветание не покинет и его правителя.
Тюр наблюдает за каждым и делает свой выбор ещё до того, как претенденты предстают перед ней.
— Кришна из восточного королевства, ты бесчестный и жестокий человек, — Тюр смотрит прямо и говорит безжалостно. — Ты предал смерти того, кто был добр к тебе. Ты предатель и эгоист — тебе не быть со мной, — холодный взгляд мгновенно перемещается на следующего, и Тюр продолжает: — Аполлон из западного королевства, ты самовлюблённый и жадный человек. В золотой статуе ты увековечил не меня, но в первую очередь себя — тебе не быть со мной, — безжалостный приговор отвергает очередного претендента, и взгляд Тюр прикован к последнему. — Вулкан из южного королевства, ты благороден и отзывчив. Вместо того, чтобы сражать меня бездушными безделушками, ты решил помочь своему и моему народу. Ты смог сделать то, что не удавалось сделать моим предкам, честно трудясь в поте лица, ты подарил надежду и процветание тем, кто был её лишён. Останься со мной, если ты всё ещё этого хочешь.
Тюр всегда была такой: строгой, недоступной, холодной. Она любила честь и справедливость, и наконец нашёлся тот мужчина, который был честен и открыт с ней. Который смог завоевать её любовь и подарить ей взамен свою.
Тюр нашла его.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«Создаём текстовую эстетику»
Тюр — удары оружия о щиты. Ритуальная песня, призывающая справедливейшего из числа асов на поле боя. Грохот древков копий о землю, высекающие комья промёрзлой земли и пыль. Басистые голоса воинов, читающих священные клятвы.
«Друзей оберечь в битве берусь я»
Тюр — рассекающее воздух копьё. Тяжёлый удар, впивающийся в землю так, что остаётся его лишь сломать. Посвящение битвы и священная жертва — тебе отныне принадлежим все мы, благороднейший из числа асов.
Тюр — грохот битвы, лязг металла о металл. Удары щитов о щиты, со свистом летящие во врагов секиры. Яростный клич битвы и стоны умирающих. Ржание коней неистовых валькирий, которых он направляет к избранным.
«Путеводная звезда никогда не свернёт»
Тюр — сила и благородство. Смелость и молчание. Честность и верность, и вечное сожаление. Груз одного-единственного предательства, что давит на могучие плечи. Вечное одиночество и отстранённость, и долгая дорога, в которой никто не сопровождает.
Тёмный холодный зимний лес и беззвёздное небо. Растекающееся по чернильному полотну мерцающее северное сияние. Переменчивое, переливающееся холодным спектром, словно кто-то небрежной рукой пролил краски, текущие и смешивающиеся друг с другом.
Северные сияния в глазах и мудрость перерождений. Покорность предопределённой судьбе и терпеливое ожидание.
Тюр — принятие и смирение. И бесстрашие в последнем бою. Багряная кровь и хруст костей, окрашенные в алый желтоватые, острые, как кинжалы, клыки. Смолянисто-чёрная шерсть и полные ярости глаза. Искупление смертью и долгое ожидание.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Среди твоих братьев любимцем отца был Бальдр. Какое твоё к этому отношению?»
От своей семьи Тюр был отстранён. Он мало общался с братьями, лишь с Видаром, более всего походящим на него, поддерживал наиболее тесные, если можно так выразиться, отношения.
Но всех их всё равно всегда затмевал Он. Бальдр.
Идеальнейший из всех созданий девяти миров, где бы он ни появился, там всегда становилось солнечно и спокойно. Там всегда все взгляды сразу приковывались к нему. Там всегда каждый мечтал снискать его благосклонность.
Не то чтобы Тюра это как-то задевало.
Однако глядя на Бальдра, сам он не чувствует ни душевного подъёма, ни беспричинной радости. Возможно, всё дело в том, что он слишком стар и прошёл слишком много перерождений. Возможно, всё дело в том, что он намеренно пытается отдалиться от всех. А может, дело и вовсе в чём-то другом — Тюр, на самом деле, никогда особо не задумывался над этим. Однако…
Странным образом даже в его огрубевшую и затвердевшую душу Бальдр приносит покой и тепло. Он успокаивает сомнения и дарит Тюру краткие мгновения примирения с самим собой. То, чего сам он не мог достигнуть уже очень и очень давно…
Пожалуй, за это он Бальдру даже благодарен. И хоть это звучит эгоистично, лишь ради этого иногда ищет общество младшего брата.
Тоска и понимание, что свет ушёл, его забрали, унынием тянет душу тогда, когда рука Хёда направляет на Бальдра смертоносную стрелу. Тюр горюет вполне искренне по смерти идеального брата. Вот только…
Горе его так же эгоистично, как и стремление быть рядом с Бальдром. И в награду за свой эгоизм Тюр несёт очередное наказание.
========== Вопрос 20 ==========
Комментарий к Вопрос 20
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
Его детство было в суровых условиях. Он — старший из сыновей Одина, прошедший больше их всех перерождений. Он с самого своего рождения должен быть сильным и смелым, должен быть достойным своего отца, который, вообще-то, и отцом ему никогда не был-то.
Тюру поэтому всегда было не до игр с мальчишками и другими детьми.
Он рано учится искусству боя, и его ещё по-детски тонкие руки отягощает оружие в тот самый миг, когда Тюр умудряется его поднять. Он рано учится метать копьё и стрелять из лука, хоть и эти виды оружия никогда ему особо не нравились.
Он рано учится, учится, учится…
И в его глазах цвета небес, озарённых северным сиянием, не мелькает на дне зависть и лёгкая горечь, когда, выглядывая в окно, он видит, как галдят друг с другом мальчишки. В своих игрищах они тоже упражняются, перетягивают канаты и борются друг с другом. Сражаются почти как самые настоящие враги, лупят друг друга едва ли не до полусмерти, а после неизменно гордые и довольные собой расходятся по домам. Тут даже те, кого поколотили, не чувствуют себя униженными, а рассказывают отцам о своих успехах с гордостью.
Ведь дух в большей мере закаляют не столько победы, сколько именно поражения, и мудры те, кто это понимают.
Но Тюр… Ему никогда не суждено вот так играть с другими. Едва завидев его, они тут же всегда расступаются с почтением и склоняют перед ним головы, глядя из-подо лба с уважением, смешанным с завистью. Той самой, с которой мальчишки смотрят на воинов, возвращающихся из походов; с той самой, с которой они смотрят на богатства, переходящие во власть чужих. С той самой завистью, в которой так и читается «когда-нибудь я тоже стану таким».
Тюр усмехается уголками губ и прикрывает глаза, отворачиваясь от окна. Он желает, конечно, этим мальчишкам, чтобы они выросли в доблестных мужчин, и вместе с тем искренне остерегает их.
«Одиночество не стоит никакого богатства и славы. Какой в них смысл, если в конце концов не будет никого, кто мог бы их сохранить и приумножить?..»
Тюр отходит от окна. Мальчишки всё-таки ещё совсем дети. А он вынужден был рано повзрослеть.
Тюр вздыхает и крепче сжимает в руках боевую секиру. Его детство было суровым, да и, вообще-то, можно сказать, что его и не было. Не было ни беззаботности, ни игр, лишь обучение, обучение, обучение.
Тюр в очередной раз выходит в учебный бой. Ведь завтра ему двенадцать, и отец возьмёт его с собой в бой реальный.
========== Вопрос 21 ==========
Комментарий к Вопрос 21
«У Вас есть свой ОС? Напишите как встетились Ваше божество с ним и что произошло дальше»
На территории этой страны когда-то его почитали. Теперь же сюда, уже очень давно, правда, пришёл другой Бог, и все остальные отошли в тень. Кого-то поглотило забвение, кто-то просто ушёл на покой, а кто-то, как Тюр, спустился к смертным и стал жить среди них одним из них.
Ну, почти.
Это, в свою очередь, порождает некоторые проблемы, ведь в те времена, когда их было много, не все, как Тюр, отвечали за благородные и достойные вещи и не все были заступниками и помощниками людей. Были среди них и те, кого смертные боялись и сторонились, не желая пересекаться с ними лишний раз.
Но если этого не желали смертные, ещё не значит, что этого не желали боги.
Тюр уже давно хотел встретиться с ним. Последние вести о нём, однако, затерялись ещё в далёком 1624 году. Ходили слухи, будто какому-то смертному удалось убить его, но Тюр знал, что это неправда.
Не каждому божеству будет под силу убить Чернобога. Что уже и говорить о каком-то смертном.
Тем более тогда, когда он смог воплотить самое страстное желание каждого, подобного им, и оставил после себя наследника. Сына, унаследовавшего силы своего отца.
Дар и проклятие, что бедный ребёнок делит вот уже более трёхсот лет.
Свои поиски Тюр решает начать именно с него. Знает ведь, что его отец попытается воспользоваться сыном, чтобы восстановить былые силы и могущество — для большего наследник ему, в общем-то, и не нужен. Лишь как подстраховка в опасной ситуации, сосуд, которым можно воспользоваться — потому практически каждый из них так и стремится соединиться с кем-нибудь из смертных.
Не от большой любви к смертным и не от большого желания оставить потомство, а ради своей эгоистичной выгоды. Ради того, чтобы всегда иметь подстраховку на случай, если собственные силы начнут подводить.
Германия, только-только ставшая Германией, встречает Тюра странной беззаботностью, смешанной с готовностью и предвкушением. Жители этой страны как и раньше, как и всегда, полны энергии и воинственности, а потому мир здесь не затянется надолго.
Тюр тяжело вздыхает. Он уже давно не божество воинской доблести и чести, да и войны уже давно не такие, к каким он привык.
В Магдебурге, однако, тихо и спокойно, и Тюру приходится изрядно попотеть, прежде чем он находит того, кого ищет. Находит то, что ожидает найти в самую последнюю очередь.
Мужчина, которого он видит, и не божество, и не смертный. Проклятый своим происхождением — до скончания веков ему предначертано влачить своё существование. Сейчас же минует лишь третий век, и Тюр ожидает увидеть более юную и уязвимую версию Чернобога. Однако…
От этого ребёнка веет благородным спокойствием. Несмотря на свою проклятую сущность, человечности и чести в нём оказывается больше, чем в некоторых людях. Да, он холоден и отстранён, но всё-таки в большей мере лишь потому, что он знает, что расставание со смертными всегда тяжело и болезненно. Вот только…
Любовь расцветает в его одиноком сердце. Тёплое, прекрасное чувство, что освещает его существование. Она искренняя и сильная — вряд ли кто-то из подобных ему когда-либо действительно чувствовал нечто подобное — она читается в его тёмных глазах, которыми он смотрит на молодую женщину подле себя. Он наклоняет к ней, нежно целуя её, и рука его плавно скользит по её округлой фигуре.
Только сейчас Тюр замечает, что возлюбленная подруга этого ребёнка сама носит под своим сердцем дитя.
Тюр ошеломлённо наблюдает за этой картиной. Меньше всего он ожидает увидеть нечто подобное. Сердце его при этом странно сжимается, и он думает о том, сможет ли этот ребёнок всё сохранить.
(должен ли Тюр ему помочь?..)
========== Вопрос 22 ==========
Комментарий к Вопрос 22
«Какого твое отношение к Локи, который убил Бальдра?»
Решения Всеотца не поддаются сомнениям и обсуждениям. Они принимаются как данность и с ними лишь необходимо смириться. Многие так и делают, и Тюр среди них не исключение.
Он не питает изначальной неприязни к Локи, но смотрит на него всё равно настороженно. Не к добру его появление в Асгарде, тем более тогда, когда только-только отгремела война с ванами.
С решением отца, однако, Тюр не спорит, и до Локи ему, в общем-то, нет никакого дела.
Во всяком случае до тех пор, пока он не уводит у него невесту. До тех пор, пока на его могучие плечи не сваливается обязанность присматривать за одним из их хтонических сыновей.
Впрочем, и тогда особо их с Локи дороги не пересекались. С ним чаще и больше якшался Тор, да Один иногда выпивал бочку-другую пива. В то время как все остальные асы всегда смотрели на Локи с презрением и недоверием, с вечными предрассудками и таким же вечным ожиданием от него кинжала в спину.
Никто, на самом деле, никогда не принимал рыжеволосого ётуна, и не было в Асгарде более одинокого существа, чем он — даже его сын-монстр, и тот имел рядом с собой хоть кого-то, кому он был нужен.
Тюр понимает его. Он видит безумие и яд, которым сочится Локи, которым он пропитан изнутри, и видит болезненную тоску на дне его зелёных глаз.
Он знает, каково это.
Но он всегда молчит и держится от Локи в стороне. Не презирает его, но и не жалеет — с этим испытанием Локи должен справиться сам. Он должен сам понять, что для него важно и нужно.
Он должен сам понять, что даже с таким, как он, на самом деле, рядом есть те, кому он дорог.
Верная супруга Сигюн, что пошла против воли матери, выходя за него замуж, а теперь была готова последовать за своим строптивым мужем хоть в ледяное царство Хель. Единственный друг Тор, враг и убийца турсов, что удивительно спелся с этим рыжеволосым ётуном и был готов ломать черепа, если ему будет грозить опасность. Локи, на самом деле, не так уж и одинок. Вот только…
Он словно сам хочет быть одиноким. Отстранённым от всех, вечным изгнанником и жертвой. Он словно специально не замечает то, чем владеет, стремясь к тому, чего достигнуть не может. И злится от этого, истекая своей злобой и ненавистью, и превращается в монстра, которым никогда, в общем-то, и не был.
И апогеем его чёрной зависти и по-детски жестокого разочарования становится убийство Бальдра. Зависть и боль, и вечная тяга к саморазрушению — кто-то всё равно должен был бы положить миру конец.
Глядя на Локи, которого асы ведут на заклание, вечные муки наказания, Тюр думает о том, что никто лучше него с этой ролью не справится.
========== Вопрос 23 ==========
Комментарий к Вопрос 23
«Модерн!АУ. Список хэдканонов или полноценный ответ»
— владелец собачьего кафе. В котором по вечерам открывается бар. Посетителей, которые нажрались до невменяемости, растаскивают по домам специально обученные собаки.
— сплетница Асгарда номер один. Все боги, приходящие к нему в кафе, изливают свою душу, рассказывают о печалях и радостях, а Тюр их молча выслушивает.
— с виду суровый мужик, который вмажет тебе в глаз, если ты его разозлишь, но в душе тот ещё романтик. Переживает за любовные отношения Фрейра и Герд и Сигюн и Локи больше чем за свои собственные.
— хотя за что ему переживать, если он хронический вОлК-оДиНоЧка.
— терпелив, дружелюбен и флегматичен, лучшая подушка чтоб поплакаться в неё.
— но лучше его терпение всё-таки не испытывать, потому что в гневе Тюр действительно страшен. Голыми руками способен в одиночку уложить дюжину головорезов.
— безумно обожает детей. В ходе странных махинаций Одина стал негласным опекуном Фенрира.
— негласным потому, что официально опекуном Фенрира стал Тор, но Тюр агрессивно отпугивает непутёвого братца от своего воспитанника.
— также присматривает и за Хель с Ёрмунгандом, но видится с ними редко.
— на свадьбе тот самый гость, который будет толкать самый длинный тост. Детальный пересказ отношений жениха и невесты на четыре часа, начиная с самого начала и заканчивая свадьбой. Параллельно с этим не специально сдаёт обеим сторонам какие-то неловкие моменты друг друга. Этим чуть не срывает пару раз свадьбу.
— постепенно собачье кафе трансформируется в детский садик. Помощником в него выпирают Бальдра, что Тюра совсем не радует, так как от совершенного младшего брата в основном одни проблемы.
— тихо бесится с Бальдра, но если младшенького начинают прессовать, то впрягается за него по полной.
— счастливый, но суровый дедушка для случайно появившихся сыновей Фенрира. Заботится о них, как о собственных детях, но и пинает их родителя, чтобы он тоже что-то делал.
— «ты ведь не хочешь стать таким, как твой отец, правда, Фенрир?»
— суровый неусыпный взор за Видаром. Особенно после того, как он узнал, что младший брат встречается с его сыном.
— когда вскрылась правда отношений Видара и Фенрира, Тюр основательно поколотил брата. Успокоить его от окончательного убийства Видара смог только Фенрир.
— тем не менее, несмотря на то, что сын часто живёт у его младшего брата, внуков Тюр ему не доверяет. Не то чтобы Видар, конечно, стремился их воспитывать и без того…
— его мнение всё равно никого не интересует.
========== Вопрос 24 ==========
Комментарий к Вопрос 24
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Дети всегда недооценивают его предмет. Считают его если не скучным, то абсолютно ненужным в повседневной жизни. Ну действительно, что им, будущим аврорам да управленцам-бюрократам до каких-то там магических тварей? Разве это нужное и полезное знание в их жизни? И разве стоит тратить на него такие драгоценные часы своей жизни?
Тюр молча качает головой. Он никогда никого не переубеждает, хоть и прекрасно знает, как заблуждаются в своей заносчивости дети. Маги и магические животные живут так же бок о бок, как и магглы и обычные животные, и знание о магической фауне необходимо как минимум для того, чтобы понимать, сожрёт тебя эта милая зверушка или нет. Или как быстро убьёт тебя яд на пёстрых красивых перьях этой с виду абсолютно безопасной птички.
Всему этому Тюр пытается научить своих учеников. Живя на самом отшибе хогвартской территории, он может позволить себе держать некоторые любопытные образцы так близко, что студенты воочию могут наблюдать за ними.
Тюра всегда, сколько он себя помнил, тянуло к животным. Он всегда удивительно легко мог находить с ними общий язык, и даже самые агрессивные твари ластились под его грубой мозолистой рукой. Казалось, животные понимали Тюра лучше людей, а потому в том, что в итоге он посвятил себя заботе о них, не было ничего удивительного.
И наверно, не было так же ничего удивительного, когда в один прекрасный момент директор Школы Чародейства и Волшебства пригласил именно его на должность преподавателя Ухода за магическими существами.
Тюр никогда не был наивным — он помнил ещё времена своего обучения в Хогвартсе, когда со всего потока, дай Мерлин, набиралось хотя бы трое-четверо ребят, которым было интересно изучать магических тварей. Сейчас же ситуация едва ли могла измениться на лучшее, однако…
Тюр всё же решил попробовать. И, честно говоря, до сих пор не пожалел о том, что сделал.
Ведь именно он поверил в забитого щуплого хаффлпаффца, которого, как и самого Тюра, всегда тянуло к магическим животным. Именно он консультировал его, уже видного магозоолога Ньюта Скамандера, когда тот отправлялся на поиски очередного редкого вида. Именно он взрастил любовь к магическим существам у Хагрида, у которого не было никаких других друзей, кроме приходящих иногда по ночам из Запретного леса единорогов да выводка ниффлеров, подаренных Тюру Ньютом. Именно Тюр следил за ними всеми, защищал и оберегал животных и пытался донести до детей, что изучение магической фауны так же важно, как и изучение Трансфигурации или Зельеварения.
И пребывая на этой должности уже почти три четверти века, Тюр хочет верить, что у него получается. И горящие глаза новой малышни, впервые приходящей на его занятия, — лучшее тому подтверждение. Ведь времена, в конце концов, меняются, и дети обращают внимание на то, что их родители считали неважным. И терпение Тюра, и его нежная любовь к делу, которым он занимается, наконец-то дают свои истинные плоды.
— Добро пожаловать на курс по Уходу за магическими животными! Здесь вам не придётся заучивать заумные заклинания, но мы поговорим с вами о различных видах и представителях магической фауны, а также о местах их обитания…
========== Вопрос 25 ==========
Комментарий к Вопрос 25
«Есть или был ли воин среди людей, которого ты мог бы признать равным себе?»
«Какого ваше отношение к смертным?»
Смертные всегда удивляют их. Многие из них относятся к ним со снисхождением, словно к детям; кто-то же вовсе смотрит на них с презрением. Считает смертных, чей век непростительно краток, а жизнь хрупка, слабыми и ничтожными, не способными противостоять им, богам.
Тюр один из немногих, кто смотрит на них под совершенно другим углом.
Он один из немногих, дольше всех общающихся с ними. Один из немногих, знающих действительно истинную силу смертных.
Без них, их веры и восприятия, они, боги, — никто и ничто. Идея, уходящая в забвение и растворяющаяся в нём — как много таких, как он, уже затерялись во тьме, утраченные навеки? И где они теперь, забытые даже собственными вчерашними собратьями, утратившие последнюю искру?
Да, смертные слабы. Но в то же время они сильнее многих из них — Тюр, наблюдая, видит это хорошо. Он знает об этом ещё с тех пор, как сам был всеведающим Всеотцом; знает он это и как покровитель воинской доблести и силы.
Он идёт в бой вместе с ними. Сражается среди них за их спинами. Видит их силу и мужество в противостоянии себе подобным, а у некоторых — отвагу и доблесть, соразмерную его собственным. Они бы могли сойтись с Тюром в честном ратном поединке, и однорукий ас даже бы смог им насладиться, но…
Никто из этих молодцов никогда не дерзит и не пытается прыгнуть выше головы. Никому из них не приходит в голову мысль бросить вызов божествам, и сами они суетятся и решают проблемы насущные, не потыкаясь дальше Мидгарда.
Они продолжают сосуществовать в гармоничном симбиозе, и никто из них не лезет туда, куда не положено. Смертные, сильные в своей слабости, и боги, слабые в своей силе, — извечное взаимодействие, вытекающее одно из другого. И Тюр, неотъемлемая его часть, будет и дальше наблюдать за ним.
И возможно когда-нибудь он встретит человека, что захочет сразиться с ним и разделить наслаждение битвой. Ну а пока… Пока же он просто смотрит за храбрыми мужами, умирающими в битвах со своими врагами, а после пирующих весело в пивном зале Вальхаллы.
========== Вопрос 26 ==========
Комментарий к Вопрос 26
«Ваше божество один из семи смертных грехов»
Зависть всегда была с ним, сколько он себя помнил. Чёрной змеёй она пригревалась в его груди, и яд с её клыков растекался по венам вместе с кровью, отравляя.
Тюр завидовал.
Он завидовал всем и вся, хоть и старался прятать эту зависть в своей груди, считая её недостойной доблестного мужа.
Но чем глубже он пытался сокрыть её, тем сильнее она становилась. Будто питалась от его тьмы, набирая могущества и заполняя собой всё пространство его души.
Куда там Локи с его жгучей злобой и ненавистью до всепоглощающей ярости зависти Тюра!
Он завидовал всем и всему. Завидовал асам, у которых были жёны и дети. Сам он был одинок и лишён тепла домашнего очага и ласки женских рук. Никогда не дано ему было обучать своих сыновей и вместе с ними ходить на тинг или в походы.
Завидовал он своему отцу, что ныне стоял на вершине власти. Могучий Всеотец, глава и правитель Асгарда, первый конунг, мудрый и могучий. Когда-то Тюр был таким же, но люди столкнули, сбросили его с пьедестала, и он превратился в тень, полузабытую и неизвестную.
Он завидовал крепким мужам, чьи тела были целы и не подвержены увечьям. Сам он после вынужденного предательства превратился в калеку, и теперь другие смотрели на него косо и с насмешкой.
Зависть, зависть, зависть. Чёрная, всепоглощающая зависть — он словно ходячее воплощение её. Она переполняет его до краёв, и кажется, будто льётся через глаза, уши и нос склизким вязким чёрным потоком. Она застилает глаза пеленой и туманит рассудок ядовитым дурманом, и Тюр сжимает в единственной здоровой руке боевую секиру.
Он никогда не станет таким, как они. Никогда не получит то, что есть у них. Но зависть пожирает его изнутри, сжигая огнём, и он лишит их всех того, чем не владеет сам.
========== Вопрос 27 ==========
Комментарий к Вопрос 27
Нц-шный ивент
Фенрир всегда был лишним в этом месте. Асгард был чужд ему и враждебен. Но он попадает сюда не по своей воле, равно как и остаётся здесь не от большого желания.
Боги намерено держат его подле себя, дабы контролировать и не позволить предначертанному свершиться. Но колесо вирда крутится, и каждое их действие становится причиной и следствием последующего.
Наверно, именно потому Фенрир и не сопротивляется. Он — сын Локи и Ангрбоды, и пусть асы считают его глупым жестоким зверем, Фенрир перенял гораздо больше от своих родителей.
А потому он смиренно ждёт. И, пожалуй, есть лишь один, кому известна правда.
Тюр удивительно добр к Волку. Он тоже знает, чем всё закончится и что от этого не уйти, как ни пытайся. Но тем не менее он удивительно чуток и добр и всегда приходит к Фенриру по своей воле. Заботится о нём и растит его, и единственный, кто искренен с ним и честен.
Он не боится. Не презирает. Любит и заботится, хоть и знает, что недалёк тот день, когда предательством и кровью омоет он свою дружбу и честность.
Фенрир тоже это знает, вообще-то. Но Тюр, по крайней мере, открыт ему. Да, его удар будет более болезненным, но в то же время и более честным, чем удар исподтишка в спину от тех, кто всегда презирали его.
Впрочем, это случится ещё нескоро. И Фенрир не думает об этом. Вместо этого его мысли занимают другие вещи, и он слегка щурится, ожидая долгожданный приход своего единственного друга.
Тюр приходит к нему каждый день. Он наблюдает за Волком, кормит его и разговаривает с ним. Его он предпочитает компании собственных братьев и товарищей и лишь с ним чувствует себя спокойно.
Фенрир всегда был благодарен Тюру за это. И всегда чувствовал необходимость как-то отблагодарить доблестного аса за всё то добро, что он делал для него — так было бы по чести, по справедливости. Но что может дать ему Волк, заложник чужого тщеславия и страха?..
И тогда ответ сам пришёл к нему.
В конце концов, от своих родителей он берёт куда больше, чем лживые асы предполагают.
Фенрир считает это своеобразной традицией. Он не очень любит эту форму, но она всё равно ближе Тюру, чем родное волчье обличье. А потому он перекидывается человеком, худым черноволосым юношей, и смотрит на аса перед собой горящими жёлтыми глазами зверя.
Тюр тяжело вздыхает, но уже давно не спорит. Упрямству Фенрира мог позавидовать даже Тор, отчего Тюр, в конце концов, сдаётся. То, что он делает, не требует отплаты, но своим примером он учит воспитанника обратному.
Дар всегда должен быть оплачен даром.
Фенрир не очень сведущ и искусен в людских отношениях. В животном мире с этим гораздо проще. Но Тюр, к сожалению, животным быть не может, а потому Волку нужно подстраиваться.
В конце концов, он всегда учился быстро и легко.
В пещере, где живёт Фенрир, подпирая один из чертогов асов, лишь они вдвоём да разгоняющий мрак огонь факелов. Тюр сидит на каменном выступе, упираясь спиной в жёсткий острый камень стен. Дышит тяжело и глубоко, неотрывно глядя на чёрную макушку, склонившуюся над ним.
Фенрир лишён стеснения, а некоторые вещи ему абсолютно безразличны. Он лишь выказывает свою благодарность и благосклонность — не более и делает это единственным доступным для него методом.
Он наклоняется и легко касается губами головки твёрдого, почти каменного члена в невесомом поцелуе. Щекочет и обжигает дыханием чувствительную плоть, возбуждённую и напряжённую. Разглядывает, дотрагиваясь кончиками прохладных тонких пальцев, слегка склоняя голову в пытливом интересе.
У людей, по мнению Фенрира, необычная анатомия. Член у Тюра ровный и прямой, хоть и, вероятно, по меркам его вида, достаточно крупный. На нём нет узла, как на члене самого Фенрира, да и форма его отличается. Под бледной кожей же выпирают синеватые реки вен, а на темноватой в неверном освещении головке поблёскивают первые капли смазки.
Фенрир наклоняет голову в другой бок, снова опускается, кончиком языка проводит по члену. Очерчивает и щедро зализывает выпирающие сосуды, с удовольствием и странным упоением проводя по ним языком. Тюр терпкий на вкус, жёсткий, и от него вяжет язык почти как от заполняющей рот крови — ассоциации сами приходят Волку на ум, хоть и, вероятно, имеют мало общего друг с другом.
Или как раз наоборот.
Впрочем, он не сильно забивает себе голову подобными пустяками. Лишь опускается языком к чувствительному основанию, помогает себе рукой, придерживая член и отводя его вверх, к крепкому напряжённому животу Тюра.
Тюр выдыхает чуть громче и дольше. Фенрир учится быстро, как нужно делать правильно. Прикрывает глаза, упираясь затылком в камень, когда влажный язык проходит по коже между членом и яичками. Опускается ниже, играя и перекатывая их, а после и вовсе заглатывая и издевательски-медленно посасывая.
Пальцы аса ненавязчиво перебирают тёмные вихры на чужой макушке. Зарываются в жёсткие волосы скорее непроизвольным движением, чем таким, которому Тюр отдаёт отчёт, и Фенрир довольно скалится.
Это — свидетельство одобрения, а значит Волк всё делает правильно.
Он отстраняется и кончиком носа проводит снизу-вверх по влажному, истекающему вязкой смазкойчлену, обжигая его своим куда более горячим, чем человеческое, дыханием. Тюр издаёт тихий одобрительный рык, и Фенрир снова целует головку. Спускается губами к уздечке, проводит по ней языком, а после медленно, мучительно медленно берёт член губами.
Во рту Волка горячо, слишком горячо, и мокро, и Фенир медленно опускает голову. Он обхватывает языком твёрдую влажную плоть, вылизывает, кончиком вырисовывая на коже одному ему понятные узоры. Двигает вместе с этим головой, то заглатывая глубже, то почти выпуская.
Он упирается узкими ладонями во внутреннюю сторону крепких бёдер. Хватка в его волосах становится жёстче, Тюр смыкает пальцы, больно оттягивая волосы, но Фенрир не поддаётся. Сам задаёт темп и ритм и делает так, как считает нужным.
Он наращивает их постепенно. То берёт до конца, то почти выпускает член изо рта. Тюр не двигается, удерживаемый удивительно твёрдой и сильной хваткой, так что Фенрир единовластный хозяин положения.
Когда он берёт его особенно глубоко, он раздразнивает ещё сильнее опасностью и желанием. Едва ощутимо смыкает челюсти и слегка прикусывает острыми зубами чувствительную кожу, скользя выше, прежде чем язык, придавленный, вновь может обхватить твёрдую плоть.
Тюр предостерегающе рычит. Но вовсе не от гнева, а от всё нарастающего и нарастающего наслаждения. Которое, в конце концов, знаменуется взрывом развязки, что горьким терпким семенем обволакивает горло.
Фенрир проглатывает его всё, хотя, в общем-то, не должен. Слизывает и тщательно вылизывает последние капли и только после этого выпускает член из плена своего рта. Облизывается и ухмыляется довольно, глядя на слегка дезориентированного Тюра, и тут же ластится к нему, тянется за поцелуем.
Это, на самом деле, меньшее, что он может для него сделать. Ведь от другого Тюр сурово и уверенно его предостерегает, хоть Волк и предлагает.
— Я могу стать женщиной, если тебя это смущает, — Фенрир равнодушно пожимает плечами, на что Тюр мрачнеет ещё сильнее.
— Норны определили тебя мужем, Волком, — он басит в ответ, тяжело ероша жёсткие чёрные волосы. — И я никогда не опущусь до того, чтобы так унизить тебя.
Фенрир в ответ поджимает губы и пожимает плечами. И пусть ему кажется, что он делает для Тюра слишком мало, спорить всё же не решается.
Всё-таки человеческие отношения сложнее животных, но если этого достаточно, чтобы сделать Тюру хоть немного приятно, то Фенрир согласен.
========== Вопрос 28 ==========
Комментарий к Вопрос 28
«Что бы ты хотел изменить в своей жизни?»
«Не возникало ли желания отомстить асам, которые смеялись над тобой и пренебрегали тобой из-за увечья?»
Иногда Тюр думает над этим. Думает над тем, как складывается его жизнь. Это перерождение — одно из многих, и Тюр действительно мог бы переживать… если бы ему уже давно не было всё равно.
На самом деле, он так устал.
Чужие взгляды, косые, иногда сочувствующие, иногда презрительные, иногда пренебрежительные, все, как один, разбиваются о могучую спину. Тюр уже давно научился не обращать на них внимания; он давно научился воспринимать их как наказание за преступление, на которое хозяева этих взглядов его же и толкнули. Он давно научился жить со своим одиночеством и болью, но иногда преступные мысли всё же закрадывались в его голову.
Всё ведь могло случиться не так. Он ведь мог пренебречь асами так же, как они пренебрегали им, и не брать на себя груз их вины. Не пятнать свою честь предательством, обагряя его собственной кровью и увечьем. Он мог бы остаться с Фенриром до конца и стать тем самым предателем своей родины и братьев.
Он мог, да… Он мог бы отомстить им всем за пренебрежение, за собственное нахождение в тени, за забывание, медленное, постепенное. Он мог бы вырвать власть из чужих рук и вернуть себе то, что принадлежит ему по праву, но…
Разве в этом был хоть какой-то смысл?
Он отходит в тень. Забывание и перемена — то, что происходит с ним в последнее время. От былой славы и величия остаётся лишь тень. Он сам — лишь тень себя былого, а потому…
Все трепыхания бесполезны. Даже если бы ему удалось отвоевать былую власть, он потерял бы её в считанные мгновения. Пал бы бесславной смертью — что так, что так исход один.
Тюр гонит от себя малодушные мысли. Он уже давно ничего не может изменить и никак не может повлиять на свою судьбу и участь. Он смирился с ними и принял их, а потому…
Думая над тем, хотел ли бы он что-то изменить в своей жизни, Тюр с уверенностью может сказать, что нет.
========== Вопрос 29 ==========
Комментарий к Вопрос 29
«Как ты относишься к отцу? Поменялось ли твоё мнение после того, что сделал Один с Фенриром?»
Отношения с Одином у Тюра были странные. Он никогда не ощущал родства с великим Всеотцом, ни кровного, ни какого-либо духовного. Как и все асы, уважал его как великого лидера и могучего конунга, но не более того.
Своим отцом Одина Тюр не воспринимал никогда.
Возможно, всё дело было в его памяти. В памяти бесконечного множества перерождений и тех времён, когда их роли были диаметрально противоположны. Когда Тюр был первым и старшим, а Один — младшим побратимом, почти что сыном великому Тивазу.
Возможно, всё дело было в том, что с самого начала своего существования в этом новом мире, новом времени Тюр намеренно держался обособленно. Учился выживать и полагаться лишь на себя, не привязывая себя узами к кому-то. Уважением, да; покорностью, да; но не более их.
В любом случае, как своего отца Тюр Одина не воспринимает. Подчиняется ему как своему правителю, как конунгу, как достойному того, чтобы стоять первым среди равных. Пусть и решения его подчас вызывают у Тюра вопросы и недовольства.
Но кто он теперь такой, чтобы подвергать их сомнениям? Кто он теперь такой, чтобы идти против собственного отца?
А потому Тюр смиряется и подчиняется. Держит своё мнение при себе, ни с кем не делясь им. Оно не имеет значения, особенно тогда, когда противоречит мнению и настроению большинства. Оно всё равно ничего не изменит, равно как и не повлияет на решения самого Всеотца.
Тюр может лишь склонить голову. Он может молча не одобрять чужой выбор. Но он обязан выполнять свой долг и делать то, что от него требуют и хотят. Пусть это претит ему; пусть это и изменит его отношения с окружающими и отношения окружающих с ним — какая, в сущности, разница, если при этом всё равно всё останется неизменным, а настроение большинства будет удовлетворено?
Тюр хмыкает себе под нос, перевязывая плохо заживающую руку. Даже если его мнение по отношению к отцу и изменилось, это не имеет никакого значения. Ведь Один всегда действует во благо Асгарда, пусть даже ради этого блага приходится кем-то жертвовать.
Что один против десяти? — ничто, пылинка, на которую никто не обратит внимания, и Тюр…
На самом деле, он уже давно стал этой самой пылинкой.
========== Вопрос 30 ==========
Комментарий к Вопрос 30
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
«Ответ, в котором отвечающие так или иначе описывают себя»
What if I’m far from home?
Oh brother I will hear you call
What if I lose it all?
Oh sister I will help you out
Oh if the sky comes falling down, for you
There’s nothing in this world I wouldn’t do
Тюр всегда был одинок в своей семье. Во многом он выбирает подобную отстранённость добровольно. Отрешается от всех и вся, предпочитая не создавать ни с кем прочные связи.
Он знает, что это неблагодарное дело. Он знает, как это на самом деле больно.
Он прошёл через много перерождений. Сменил он много форм и ипостасей. В конце концов, из всех лишь он один остался и лишь он один сохранил себя и свою память.
Но безжалостное время и забвение забрали у него всех, кого он любил. Все они остались в небытии, в прошлом, а он один продолжил своё существование.
А ведь когда-то давно он обещал. Обещал, что сможет сберечь и сохранить их всех.
Теперь он добровольно держался ото всех в стороне. Не сближался и не привязывался. Боялся новой боли и разочарования и на самом деле наступал на одни и те же грабли снова. И снова, и снова, и снова.
Ведь то, что его семья была далека от него, вовсе не означало, что он был далёк от своей семьи. То, что он добровольно держался от неё в стороне, ещё не значит, что он в этой стороне действительно был.
Самый старший из сыновей Одина — он чувствовал на себе эту ответственность. Не просто необходимость, обременяющую формальность — искренний порыв души, который не получалось никак задавить, как бы он ни пытался. Искреннее осознание, которое, конечно, обернётся для него очередной болью.
Он старший брат, который должен — хочет — заботиться о своих младших.
Пусть он держится от них на расстоянии, и кажется, что он — недосягаемая вершина, к которой страшно приблизиться. Он не может дать никому из них ни свою близость, ни тепло, лишь молчаливую поддержку издалека.
Не столько потому, что не хочет, сколько потому, что не знает точно, что должен делать и как.
Он — незримая тень для них. Стоящий всегда в стороне, отстранённый и холодный, такой далёкий, но на самом деле намного более близкий, чем другие. Он наблюдает за каждым из младших и за каждого он чувствует гордость или печаль. И ничего не может с этим поделать.
Пусть младшие, уважая его выбор, намеренно держатся от него в стороне, Тюр всё равно чувствует привязанность к ним и связь с ними. Чувствует ответственность, и ради них, ради их защиты, готов выступить вперёд перед любой опасностью.
Он — старший брат. Не самый лучший, конечно, старший брат, не самый близкий. Угловатый и замкнутый, стоящий всегда в стороне и одиночестве, но вместе с тем…
Горячее сердце воина и защитника бьётся и горит ради младших членов семьи. Тюр действительно любит их, действительно привязан к ним, хоть и всеми силами пытается испытывать обратное.
Он ведь знает, что рано или поздно потеряет их. Он знает, что не сможет сдержать и это обещание. Но он старший брат, защитник и опора всей своей семьи. А потому он действительно готов — хочет — отдать всё, что имеет, за своих младших братьев.
Возможно, это бессмысленно и глупо. Но у Тюра нет никого и ничего, кроме них. Нет никого и ничего дороже них, а потому ради кого, если не ради них, он может пожертвовать всем и ничего не взять за это взамен?
… Ради кого, если не ради них, он может с уверенностью сказать, что нет ничего на этом свете такого, что он не сделает для них?..
========== Вопрос 31 ==========
Комментарий к Вопрос 31
«Ну, что дражайшие боги и богини. Побугуртим?»
ТЫ — ТЮР, ОДНОРУКИЙ АС, ВОЛКА КОРМИЛЕЦ, СВЯТИЛИЩА КНЯЗЬ
@
СПРАВЕДЛИВОСТЬ В КАЖДОМ ВДОХЕ
@
НО ОБ ЭТО УЖЕ НИКТО, КОНЕЧНО ЖЕ, НЕ ПОМНИТ
@
ИЗ ВСЕХ ВТОРОСТЕПЕННЫХ БОГОВ У ТЕБЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО МИФОВ И УПОМИНАНИЙ В ЭДДАХ
@
ДОСТИЖЕНИЕ, БЛЯДЬ
@
СИДИШЬ СЕБЕ В АСГАРДЕ, НИКОГО НЕ ТРОГАЕШЬ, НАСЛАЖДАЕШЬСЯ СВОЕЙ ОХУЕННОСТЬЮ зачёркнуто СТРАДАЕШЬ ОТ ТОГО, ЧТО СМЕРТНЫЕ ВСЁ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ ЗАБИВАЮТ НА ТЕБЯ БОЛТ
@
ПРИХОДИТ ОДИН
@
«СЫНА, У ТЕБЯ ЕСТЬ СЫНА» — И СВАЛИВАЕТ НА ТЕБЯ ВОСПИТАНИЕ ХТОНИЧЕСКОГО ВОЛКА
@
НА ВОПРОС «КАКОГО ХРЕНА?» ПОЛУЧАЕШЬ ОТВЕТ «ТЕБЯ НЕ ЖАЛКО»
@
В СМЫСЛЕ, ТЫ СПРАВЕДЛИВЕЙШИЙ ИЗ НАС, ТОЛЬКО ТЫ С ЭТИМ ЗАДАНИЕМ СПРАВИШЬСЯ
@
НУ ЗАШИБИСЬ ТЕПЕРЬ
@
РАСТИШЬ ФЕНРИРА
@
РАСТИШЬ
@
ПОЛУЧАЕШЬ АЧИВКУ «ЛУЧШИЙ БАТЯ НА СЕЛЕ» И ЭТО НЕ САРКАЗМ
@
ДОСТИЖЕНИЕ, ХУЛИ
@
А ПОТОМ АСЫ ГОВОРЯТ, ЧТО ФЕНРИРА НАДО СКОВАТЬ
@
ЖЕЛАТЕЛЬНО ОБМАНОМ
@
КАЖЕТСЯ, НЕ ТОЛЬКО СМЕРТНЫЕ ЗАБЫЛИ, ЧТО ТЫ ПОКРОВИТЕЛЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ, ДА?
@
ДОСТИЖЕНИЕ «ПРЕДАТЕЛЬ ГОДА» РАЗБЛОКИРОВАНО
@
СИДИШЬ УНЫВАЕШЬ
@
ЕЩЁ И БЕЗ РУКИ
@
АСЫ СМОТРЯТ НА ТЕБЯ КОСО И С ПРЕЗРЕНИЕМ
@
ЛИЦЕМЕРНЫЕ ГОВНЮКИ
@
ТОСКУЕШЬ ПО ВРЕМЕНАМ, КОГДА ИМЕННО ТЫ БЫЛ ВСЕОТЦОМ
@
ПРИ ТЕБЕ ОПРЕДЕЛЁННО ТАКОГО ДЕРЬМА НЕ БЫЛО
@
АСЫ ЗОВУТ ТЕБЯ НА ПИР ЭГИРА
@
НУ КАК ЗОВУТ…
@
— ТЮР, НАМ НУЖНО У ТВОЕГО ОТЧИМА ОТЖАТЬ ПИВНОЙ КОТЁЛ
— ОКЕЙ, А ЧТО МНЕ-ТО С ЭТОГО?
— НУ, МОЖЕШЬ ПОТОМ С НАМИ ЗАТУСИТЬ…
@
ВСПОМИНАЕШЬ, ЧТО УЖЕ ДАВНО НИ С КЕМ НЕ ТУСИЛ…
@
ОТЖИМАЕШЬ ВМЕСТЕ С ТОРОМ КОТЁЛ
@
ПРОФИТ
@
СИДИШЬ НА ПИРУ, ПИРУЕШЬ, ЧУВСТВУЕШЬ СЕБЯ АСОМ, А НЕ КУСКОМ ДЕРЬМА…
@
ВРЫВАЕТСЯ ЛОКИ
@
«ТЮР, Я ТВОЮ НЕВЕСТУ ЕБАЛ, ЛОЛ))0)»
@
ТЫ: не понел
@
ЛОКИ ПОНИМАЕТ, ЧТО НАГОВОРИЛ СЛИШКОМ МНОГО
@
НО УЖЕ ПОЗДНО
@
В ОБЩЕМ МАХАЧЕ И ПОСЛЕДУЮЩЕМ ПРИВЯЗЫВАНИИ ЛОКИ К СКАЛЕ НОВОМОДНОЙ ТЕХНИКОЙ ШИБАРИ, ПОСОВЕТОВАННОЙ СИНТОИСТАМИ, ТЫ НЕ УЧАСТВУЕШЬ
@
ПРАВИЛЬНО, ЗАЧЕМ ЖЕ БОГУ СПРАВЕДЛИВОСТИ НЕСТИ СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ДА?!
@
НАБЛЮДАЕШЬ ЗА ВСЕМ СО СТОРОНЫ
@
фейспалм
@
РАГНАРЁК МОЙ РАГНАРЁК, БЫСТРЕЕ БЫ!!!
@
ЖДЁШЬ КОНЕЦ СВЕТА БОЛЬШЕ, ЧЕМ НОВОЕ ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
@
УМЕРЕТЬ РАСТЕРЗАННЫМ БЕШЕНЫМ ПСОМ ПЕРСПЕКТИВА НАМНОГО РАДУЖНЕЕ РАДУЖНОГО МОСТА
@
ПОТОМУ ЧТО ТЫ УЖЕ ПИЗДЕЦ ЗАЕБАЛСЯ ОТ ЭТОГО ДЕРЬМА
========== Вопрос 32 ==========
Комментарий к Вопрос 32
«Что бы ты сделал, если в день Рагнарёка твоим противником стал Фенрир? Смог ли бы ты убить его или принял бы его праведный гнев за предательство?»
Тюр часто думает о том, что ситуация с Фенриром с самого своего начала была несправедлива. Предательство того единственного, кому Волк доверял, оставило на сердце зверя зияющую рану. Оно не смирило его, как предполагалось и думалось; оно лишь сильнее обозлило его, закалило в боли и ненависти.
Как это ни странно, в ненависти не к Тюру, а к тем, кто сотворили с ними двумя подобное. В конце концов, Фенрир всегда был сыном своих родителей, а потому он знал, через что им придётся пройти.
Знал об этом, разумеется, и Тюр. И пусть то была вынужденная мера, груз вины и предательства на его сердце меньшим не становился. Скорее наоборот, утяжелялся с каждым днём всё сильнее и сильнее, грозясь утащить за собой Тюра на самое дно.
Даже если Фенрир не затаил на него обиду, сам Тюр простить себя всё равно не мог.
Он считал, что это было бы справедливо. Было бы справедливо позволить Волку растерзать его, предателя, а не Одина, по молчаливому приказу которого предательство было совершено. Было бы справедливо предателю, нарекаемому до сих пор благороднейшим из числа асов, пасть от гнева и мести того, кого он предал.
Тюр размышляет об этом. И думает о том, что если бы Фенриру надлежало сразиться с ним, а не Одином, он бы не сопротивлялся. Сдался бы ещё до начала боя и позволил бы чужой ярости и боли излиться на себя. Он бы не сражался, пусть даже и прослыл бы трусом. Но он сохранил бы свою честь и честь Фенрира, вступившего в право мстителя.
Тюр добровольно принял бы на себя смерть от его клыков. И на самом деле, не было бы для него смерти более желанной.
========== Вопрос 33 ==========
Комментарий к Вопрос 33
«Разочаровался ли ты в асах после того, как тебе пришлось пожертвовать собой?»
Предательство вынуждено. Оно — лишь звено в целой цепи последовательных событий, которые ведут лишь к одному исходу. От пророчеств, предопределённости судьбы не сбежать и никак не увильнуть, и на самом деле каждое действие так или иначе приближает конечную точку того, что было предречено заранее.
Странно, что великий Всеотец, познавший высочайшую мудрость, не понимал этого. И всеми силами пытался отсрочить неминуемое, каждым мгновением приближая его всё ближе и ближе.
Ведь именно решение сковать Фенрира — то, что пробуждает в нём истинную ярость и ненависть. Именно оно разжигает в нём огонь гнева и желания мести. Именно из-за него Волк без раздумий бросится в бой и разорвёт того, кто унизил и поиздевался над ним.
Неужели понятно это было лишь одному Тюру?..
Асы смотрят на него с надеждой и немым приказом. «Ты единственный, Тюр, кому Волк доверяет. Ты должен сделать это, ведь ты единственный, чьего предательства он ждать не будет» — немой посыл слишком ясно понятен Тюру, и он лишь молча сжимает кулаки.
Неужели они не понимают, что Фенрир знает о том, что предательство неизбежно?..
И тем не менее он всё равно идёт на него. Слепо следует за долгом и судьбой, на которую его обрекают асы — которая предначертана ему заранее — и даже не пытается ничего сделать с ней.
А может ли он?..
Тюр с честью и достоинством принимает наказание за нарушенную клятву. Не чувствует боли в повреждённой руке, но смотрит, как скованного Фенрира довольные свершившимся асы утаскивают в пещеру. Считают они себя в мнимой безопасности, и наблюдая за ними, Тюр чувствует внутри себя странную пустоту.
Разочарование, заполняющее его всего. Но не в асах, недальновидных глупых слепцах, нет.
Если он в ком и разочаровался, то только в себе.
========== Вопрос 34 ==========
Комментарий к Вопрос 34
«Правда ли, что Гунгнир некогда принадлежал тебе?»
«Ответьте на вопрос в несвойственной себе манере»
— Какой вздор, — на заданный вопрос Тюр усмехается криво и отвечает с ноткой усталости. — Гунгнир всегда был собственностью моего отца. По наущению лукавого Локи был он изготовлен сыновьями Ивальди, и преподнёс он его в качестве дара своему побратиму. Никогда Гунгнир не принадлежал мне, но я подозреваю, есть у этого вопроса другая сторона.
Тюр слегка нахмурил густые брови, будто вспоминая о чём-то давно забытом. Лицо его, правда, практически тут же разгладилось вновь, и странная отстранённость печатью легла на него.
— Когда-то давно великий отец мой был моим товарищем и братом не по крови, но по духу, — вздохнув, повёл свою речь Тюр, возвращаясь памятью в далёкие дни, что давно нашли своё завершение. — Был он путешественником и великим колдуном, знающим руны. Я же был на его месте, был Всеотцом, отцом ратей, справедливейшим и первейшим среди воинов. Я вёл их в битвы так, как ныне Один ведёт тех конунгов, что снискали его расположение. Я был первым во главе их войск и мне они посвящали священные копья, которые ныне посвящают Одину…
Ненадолго Тюр прервался, задумчиво глядя куда-то вперёд.
— Это был древний обычай, а копьё — священное оружие благородных мужей, — он хмыкнул, прикрывая глаза и снова глядя на случайного собеседника. — Бросить копьё перед битвой в стан врага означало призвать на поле брани бога войны, великого Всеотца. Раньше это был я; теперь — это Один. Раньше меня призывали в свидетели сражения и мне посвящали его и всех павших на нём; теперь всё это посвящают Одину. Я же отныне лишь его помощник, наблюдающий и показывающий валькириям, кто заслужил вечный пир в чертогах Вальхаллы, а кому надлежит уйти в холодный и мрачный чертог Хель…
Тюр задумчиво посмотрел вдаль, туда, где вот-вот должно было начаться новое сражение. Посвящённое отныне и навсегда не ему, но Одину, великому конунгу, ведущему в бой рати.
— Потому, спрашивающий, именно моему отцу, а не мне, сыновья Ивальди и выковали Гунгнир, что его Локи преподнёс своему побратиму, — вставая, благороднейший из числа асов повёл плечами, разминая затёкшую спину. — Теперь, когда я стал ему сыном, уступив своё место, не имею я права претендовать на него. Лишь покориться ему и принять его власть. В том числе и над самим собой.
========== Вопрос 35 ==========
Комментарий к Вопрос 35
«Откройте любую книгу на 61 странице. Ответ по последнему целому предложению на странице, или как-то связанный с ним»
Тюр был рабом. Нет, не по рождению, но по происхождению — так считали те, кто и нарекли его рабом. Потому что народ его не сумел выстоять, был разбит и порабощён.
Тюру не повезло выжить.
Он был одним из воинов и защитников своей родины. Он сражался с её врагами, он противостоял римлянам. Но он проиграл им и за это был взят ими как трофей.
Его вели в триумфальном шествии полководца по главной дороге Рима. Он был одним из многих пленников, которых вели тогда же. Богатый трофей, который удачливый военачальник привёз из далёких северных диких краёв.
Часть из них казнят, часть символично принесут в жертву, а оставшихся обратят в рабов, в вещи без прошлого, настоящего и будущего.
Тюру откровенно не везёт. Как и ещё нескольким десяткам таких же пленных, как и он. Их продают ланистам за большие деньги, и теперь их единственное призвание — умереть на арене, сражаясь друг с другом на потеху жестокой римской толпе.
Ведь Тюр был отныне не просто рабом. Он был рабом-гладиатором.
Но он сражается, неистовый, не ради потехи толпы. Он сражается, неистовый, даже не ради своей жизни, нет. Ярость, гнев и боль вскипают в его крови, он рвётся на свободу, обратно на свободу для того, чтобы отомстить им. Но правда в том, что гладиаторы редко доживают до тех дней, когда за выслугу лет и мастерство их могут отпустить. Скорее погибают они под крики беснующейся толпы на арене, но Тюр…
Умирать просто так он не собирался. И это увидел Спартак.
Они были боевыми товарищами на арене. Кажется абсурдным одна лишь мысль о том, что гладиаторы, которым в любой момент могут приказать вцепиться друг другу в глотки, могут быть друзьями. Но не было у Тюра более верного и доброго друга, чем Спартак, и лишь Спартак единственный был тем, кто истинно понимал чувства и рвения души Тюра.
Так же, как и Тюр, он хотел свободы. Не только для себя, но и для всех тех, кого римляне обозвали своими вещами. Хотел он торжества справедливости и успокоения мести тех, кого обозвали вещами.
Такие же потенциальные вещи, как и они сами, на самом-то деле.
Но для них, «варваров», даже получающих вольную, никогда не находится места на пирах римской знати. На них всегда смотрят свысока, смотрят с презрением, смотрят так, словно они люди второго сорта. Никогда не примут их победители в свой круг, какими бы заслугами они ни прославились. Всегда они чужие, всегда презираемые высокомерными и возгордившимися глупцами.
Это несправедливо. И Тюр считает, что это низко и мерзко. А потому…
— Я собираю людей, — Спартак сжимает руки в кулаках. — Мы покажем всему миру, что мы заслуживаем свободу и можем отобрать её силой, если нам не хотят отдавать её добровольно.
— Я пойду за тобой, — Тюр басит, решительно взирая на товарища. — Я помогу тебе.
«Я разделю с тобой все тяготы борьбы и паду на поле решающей битвы, убитый, но свободный»
========== Вопрос 36 ==========
Комментарий к Вопрос 36
«Ответьте на вопрос, который сами хотели бы задать своему персонажу»
«Почему предал Фенрира?»
Это был выбор без выбора. Ещё в тот самый миг, когда на Тюра взвалилась обязанность заботиться о Фенрире. Уже тогда он был предателем, хотел он того или нет.
Конечно, он мог бы этого не делать. Мог бы остаться с Фенриром, пренебречь асами и предать асов. Отплатить им той же монетой, которой они платили ему; позволить им ощутить всё то, что ощущал на своей шкуре Фенрир.
Всё равно: что так, что так, но Тюр был бы предателем — какая ирония для благороднейшего из числа асов!
Выбор без выбора: ты всё равно предатель, Тюр. Выбирай сторону с умом, Тюр, определяйся, кто и что для тебя важнее. Вот только правда будет скрыта в том, что это ни для кого не будет иметь значения.
В первую очередь для тебя же, Тюр.
Судьба предрешена уже давно. Уже давно известно, что будет с миром, как он погибнет и отчего. Какой бы выбор на самом деле Тюр ни сделал, исход всё равно будет один и тот же.
Фенрир поведёт свою стаю против богов. Но боги…
Они уже давно запятнали свою честь пренебрежением и предательствами. И даже если это сделает не Тюр, даже если Тюр выберет не асов, гнев Фенрира не станет меньшим.
Что так, что так — Волк всё равно возненавидит их.
За то, что обрекли они единственного, кем дорожил он, на предательство; за то, что убили они единственного, кто отказался предавать — каков бы ни был выбор Тюра, его судьба и судьба Фенрира предрешены.
Как и судьба целого мира, собственно. А потому…
Тюр добровольно идёт на заклание. Как и Фенрир, он знает, что это выбор без выбора. И он принимает его, следуя за ним.
========== Один. Вступление ==========
Вьюга завывает, кружит колючие снежинки в вихре безумной пляски, разбивает хрупкие ледяные стекляшки о стёкла домов.
Фигура старца, тяжело опирающегося на длинный высокий ясеневый посох, облачённого в длинный тёмно-синий плащ и чёрную шляпу с широкими полями, почти сливается с мраком ночи, едва различимая на фоне мрачных голых деревьев, изогнутых ветром в муках невероятных страданий.
На плечах его сидят два ворона, сверкая во тьме обсидианами бусин-глаз, в которых отражаются белёсые звёзды; рядом с ним вкрадчивой поступью ступают мохнатые чёрные волки, скалящие пасти и утробно рычащие. Беснующийся ветер подхватывает звуки, разнося их предупреждением по всей округе.
«Трепещите и внимайте! Вератюр-странник обходит свои безграничные владения»
Дом на отшибе — совсем один. За стёклами обледеневших окон дрожит огонёк очага. Сухое навершие посоха глухо бьётся о прочные двери, и юнец одиннадцати зим отроду прикладывает усилие, чтобы их открыть. В почтении склоняет он белокурую голову, видя на пороге высокого старца с длинной седой бородой.
— Имя мне Ганглери, юный воин, пустишь ли старика погреться у огня и переждать бурю? — в хриплом голосе — намеренное испытание, и мальчик широким жестом гостеприимства приглашает нежданного гостя внутрь.
— Голоден ли ты, старик? Матушка накормит тебя и напоит, коль хочешь этого ты, — в ломающемся, но твёрдом голосе звучит почтение, и старец усмехается в седую бороду, разглаживая её.
— Ты добр, Рагнар, сын Канута, — светлые глаза мальчишки чуть округляются в удивлении, пока в чужом сильном голосе, совершенно не соответствующем древнему старику, звучит одобрение. — И за твоё гостеприимство я отплачу тебе, удовлетворив твоё любопытство и честно ответив на все твои вопросы. Не стесняйся, спрашивай — ночь длинна и холодна, и у нас впереди ещё целая бездна времени…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Почему Бальдр твой любимый сын?»
Один смотрит на своего сына, и в его единственном глазу горит гордость. Гордость и та самая суровая отеческая любовь, которую невозможно услышать в словах или увидеть в жестах, но которая прячется на дне глаз и в уголках изогнутых в улыбке губ.
Каждый его сын — повод для гордости, но Бальдр среди них всех особенный.
Он светлый ас, несущий солнечные лучи и тепло во мрак и холод любого чертога. Где бы он ни появлялся — там всегда завершаются распри и наступает мир; там поверженная тьма всегда уступает место свету, а сковывающий льдами кости холод плавится от согревающего тепла.
Бальдр — это радость.
Бальдр — это обновление.
Бальдр — это жизнь.
Нет никого, кто не любил бы его и не склонял в почтении перед ним голову: даже братья, суровый Тор, бесстрастный Тюр, молчаливый Видар, слепой Хёд, быстроногий Хермод, светлоокий Хеймдалль, сладкоголосый Браги; даже мать, мудрая Фригг; даже он, отец, родитель всех богов Один.
Все любили и почитали Бальдра — иначе быть просто не могло.
Светлый ас всегда отличался от остальных. Он никогда не был воинственным и охочим до битв. Он был теплом и покоем, охранителем мира и процветания. Он был светом, он был спокойствием, он был мудростью, порядком и справедливостью.
В каком-то смысле он был идеалом. Шедевром. Тем, кем никогда не судилось стать ни одному асу, ведь никто из них даже близко не стоял рядом с Бальдром.
Он был их полной противоположностью. Он не любил войны, а сохранял мир. Он был воспитан и учтив, прекрасен не только телом, но и душой — бо́льшая часть воинственных асов рядом с ним казалась толпой неотёсанных грубых дикарей.
Но Бальдру никто не завидовал. Никто не желал ему зла. Никто не таил ядовитую злобу и зависть, мечтая украсть свет и красоту прекраснейшего из асов или передать их вечной тьме зияющей бездны Гиннунга, где никто и ничто не способно будет насладиться компанией прекраснейшего из асов.
Ведь Бальдр всегда был тем, на кого хотелось равняться. Он был тем, на кого все смотрели с уважением.
И своим сияющим сыном Один гордился по особенному сильно.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»
Одину, отцу богов, было известно многое. Судьба мира и разрушения грядущего — огонь и смерть, безнадёжность и предрешённость будущего, которые невозможно предотвратить.
Одину, отцу богов, известно обо всём этом.
Его единственный глаз видит дальше глаз любого смертного. Перед ним встают страшные картины, огненные реки, закипающая кровь, серый пепел, оседающий на землю, словно снег. Торжество Смерти и падение Жизни.
Он тоже будет на нём, на этом мрачном празднестве.
— О-о-оди-и-ин! — грозный рык оглашает поле битвы, братскую могилу павших в бою предначертания. — Иди, я с р-р-радостью р-р-разор-р-рву тебя на части!
Жёлтые глаза горят багряной яростью и кровавой пеленой, с острых клыков стекает горячая слюна, Волк скалит пасть, предвкушая знатный пир на костях ненавистного врага. Ступает тяжёлой, вкрадчивой поступью, и земля трещит под могучими лапами.
Один в смиренном принятии на мгновение прикрывает глаз. Лишь для того, чтобы тут же распахнуть его и с решимостью посмотреть на приближающийся рок. Сжать крепче в руке могучее копьё Гунгнир и твёрдыми шагами отправиться в свой последний бой.
Когда-то он уже пережил одну смерть. Но после неё ему дано было вернуться и переродиться вновь. Теперь же время пришло уйти навсегда.
Копьё трещит и хрустит, ломаясь, словно тонкий сухой прутик. Могучие челюсти Волка перекусывают его как соломинку, и раскатистый рычащий смех заставляет содрогаться ещё не упавшие горы.
Острые, как кинжалы, зубы вонзаются в мягкую плоть. Они разрывают её на куски, разбрасывая окровавленное мясо по обагрённой, отравленной земле. Сладкая кровь пьянит не хуже пива, и под напором сильнее смыкающихся челюстей крошатся, дробясь в пыль, кости первейшего аса. Боль пронзает всё его естество, но Один не чувствует её.
Он знает: то, что должно случиться, случится. Оно случается сейчас, растягиваясь кровавой битвой и смываясь смертью.
В том числе и его собственной.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
«Расскажи про то, как ты получил знание рун»
Ничего не желал Один так сильно, как обладать знаниями и мудростью. Ради них он отдал Мимиру свой правый глаз, однако этого всё равно было мало, чтобы постичь истину и тайну сотворения мира и его функционирования.
Один путешествовал годами в утомительных поисках. Он искал знания, искал мудрость, искал учителя, который мог бы научить его, поделиться своей тайной.
— Мы ждали тебя, Один, сын Бора, — дороги его, в итоге, приводят к трём девам, ткущим на берегу источника. Самая младшая из них, та, чей лик скрыт под полотном, пристально вглядывается в одинокого странника.
Если кто и знает ответ на неразрешённый вопрос, то это только три мудрейшие норны.
— Я ищу мудрость, всезнающие девы, — голос Одина твёрд и полон решимости. — Помогите мне постичь её.
— Ты молод, Один, сын Бора, — старческий голос Урд звучит всё равно сильно и звонко.
— Ты путешествуешь сам по себе, — Верданди осторожно держит кудель и улыбается уголками губ, не глядя на гостя.
— И в итоге заблудился на своём пути, — Скульд всё также смотрит на Одина сквозь плотное покрывало, скрывающее её глаза. — Считаешь себя богатым и продолжаешь блуждать в неведении.
Один нахмурился, задетый словами норны, но прежде чем успел возразить ей, Урд произнесла:
— Истина, что ты ищешь, ближе, чем ты думаешь. Спроси у предвечного ясеня, хранящего в себе ответы на все вопросы.
— Он ответит тебе, — Скульд улыбнулась, безмятежно и спокойно. — Если ты сумеешь правильно задать вопрос, — нить в её руке с тихим треском оборвалась надвое.
Озадаченный Один вдруг понял, что должен делать.
— Иди, первейший среди асов, и древнее древо откроет тебе свою тайну, — Верданди принялась плести новую нить, не спеша передавать её в руки сестры.
Высокое и могучее древо, кое-веками высится над всем живым — то древо Иггдрасиль, высочайшее из всех древ; первейшее из всех древ. Оно есть тайна и есть знание. Оно начало и оно конец. Оно хранит столько бед, сколько человек за жизнь не разгадает.
А потому чтобы что-то от него получить, ему необходимо что-то отдать.
В сером туманном рассвете нового дня холодный ветер лениво обтекал по обнажённой груди и спине Одина. Он колыхал листья ясеня, запутываясь в них, пока странник, сжимая в руке копьё, карабкался по ветвям ввысь.
Остановившись на одной из них, широкой и толстой, Один оглянулся вниз, замечая, что чёрная сухая земля скрыта молочной дымкой предрассветного тумана. Удовлетворённо кивнув, Один сделал глубокий вдох и решительный шаг вперёд.
Он полетел вниз, обратно к земле, однако прежде чем успел пролететь половину пути, ловким движением перекрутил в руках Гунгнир и с силой вогнал его себе в бок.
Острое лезвие легко пробило плоть насквозь, наконечником уходя глубоко в кору мирового древа. Хлынула горячая кровь, и неистовый вопль боли спугнул с высоких ветвей дремлющих воронов. Один, пронзённый собственным оружием, по инерции разрывая плоть, ещё немного проскользил по золотому древку. А после остановился и, мучимый страшной болью, замер, окропляя кровью кору ясеня и чёрную землю внизу.
Испытание Одина, его постижение тайн и мудрости началось.
Его бок проткнуло остриё копья, что приносило невыносимую боль, а тело хлестали и трепали холодные ветра. Дни и ночи он висел один, и уединение его не нарушали даже редкие птицы. Он страдал в полном одиночестве, чувствуя, как постепенно, медленно угасает в нём жизнь.
Тишину и покой ночи не нарушал ни единый звук. Ни шелест ветра, ни перекрик редкой птицы. Ночь была черна и тиха, безмолвна, и время в ней будто остановилось.
Капли крови бесшумно срывались вниз, разбиваясь о землю и с благодарностью впитываясь чёрной, влажной, солёной почвой. Сквозная рана, которой Один прибил себя к стволу Иггдрасиля собственным копьём, уже давно не болела, но всё ещё кровоточила.
Горячие алые ручейки сбегали вниз, девять долгих дней и ночей питая мёртвую бесплодную почву. Один, однако, уже давно перестал обращать на них внимание.
Боль и усталость, голод и жажда смешиваются друг с другом, и одноглазый ас перестаёт ощущать их по отдельности. Лишь неразрывной связью, кружащей голову и туманящей разум.
Силы, капля за каплей, вытекают из тела следом за кровью. Они отныне принадлежат вечной ночи ясеня Иггдрасиля, чёрной, беззвёздной и бесшумной. Мир перед глазами проваливается в такую же беспроглядную темноту, и Один закрывает единственный глаз.
Силы, как и тепло жизни, окончательно покидают его.
Холодным, леденящим ветром бьёт полночь девятого дня принесённой жертвы.
Один резко распахнул глаза. Мир вокруг него был пустынным и одиноким. В нём не было ни одного живого существа, ни одного дерева, ни одной звезды. Лишь бесконечная синева и переливающиеся зелёным, фиолетовым, оранжевым, алым и пурпурным северные сияния, разгоняющие мистический мрак. Сам Один лежал в прибрежной воде, неглубокой, омывающей его бока и достающей до его щёк.
Тишина и молчание магическим предостережением окутали пустынный статичный мир.
Один сел. Вода всколыхнулась под его движением мягким льющимся переливом. Он осмотрелся по сторонам, не понимая, где он — это место не принадлежало ни одному из девяти миров. Встал на ноги и побрёл неизвестно куда, тревожа водную гладь, как вдруг…
Воздух вокруг него задрожал. Вспыхнула поверхность воды. Магическим светом, фиолетовыми искрами и оранжевым пламенем затанцевали невидимые глазу капли древнего колдовства. В хаотичной упорядоченности они стали складываться в таинственные символы, окружившие Одина со всех сторон.
Двадцать четыре мистических знака, дрожащих и переливающихся, передали ищущему свои знания. Магические руны, постичь которые дано не каждому — наконец-то они открылись Одину.
Он резко распахнул единственный глаз. Чья-то сильная рука одним выверенным движением вырвала из ствола ясеня копьё, и Один с протяжным криком боли упал на влажную от натёкшей за девять дней крови землю.
— Пей, — строгий раскатистый низкий голос заставил мучающегося аса снова открыть глаз лишь для того, чтобы он смог увидеть перед собой глубокую чашу.
Выхватив сосуд из рук незнакомца, Один жадно припал к нему потрескавшимися сухими губами. Несколькими большими глотками он осушил чашу, чувствуя на языке кисло-сладкий привкус священного мёда.
— Ты достиг вершины мудрости, внук мой, — великан Бёльторн, коснувшись окровавленной земли, растёр на кончиках пальцев священную массу. — А теперь позволь мне, своему деду, помочь тебе истолковать её, — пальцы инеистого великана коснулись высокого лба первейшего из числа асов, проводя вдоль переносицы первую линию.
Приготовившись внимать мудрости старого предка, Один в смирении прикрыл глаз.
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Расскажи о Дикой Охоте»
Низкий трубный глас разгоняет ночную тишину. Он резкий, но протяжный, эхом отбивается от голых стволов деревьев, отголосками стелется по заснеженной земле. Повторяется несколько раз, заставляя всё живое содрогаться и дрожать от страха, прячась по своим норам.
Трепещите, смертные! Мёртвые выходят на Охоту!
Бегите, смертные! Спасайте свои души от вечного рабства немёртвых!
Прячьтесь хорошо, смертные! Иначе гончие псы вынюхают и найдут вас!
Трубы гудят, и их сигнальный глас смешивается в какофонию зловещего шума. Цокот призрачных копыт и рычание собак, лихой свист и громкий смех, лязг плетей и лошадиное ржание — Дикая Охота несётся сквозь ночной туман. Охотники объезжают свои угодья и расставляют силки, в которые непременно угодят их жертвы.
Впереди них неизменным величественным лидером идёт Он. Всеотец, первый среди равных, он несётся на восьминогом жеребце, ржание которого громом разбивается в дрожащем воздухе.
«Кто эти двое: у них десять ног, три глаза и один хвост?»
Один скачет верхом на Слейпнире. Он — предводитель и зачинатель неудержимого охотничьего гона, от которого в жилах призраков и мертвецов вскипает кровь, словно у берсерков в наркотическом угаре. Натиск и азарт — никого не упустят потусторонние охотники из своих цепких костлявых рук.
Берегитесь, смертные! В эту ночь ваши жизни и души принадлежат ушедшим!
Будьте бдительны, смертные! Встретив Дикую Охоту, вы никогда больше не вернётесь домой!
Молчите, смертные! Молчание — золото, а слова несут лишь гибель!
Деревья скрипят и гнутся, а улюлюканье немёртвых предупреждением разносится округой. Никогда ещё Дикая Охота не была неудачной и никогда ещё Ловец Душ не оставался без добычи. А посему…
Бойтесь, смертные! Час завершения ближе, чем вы думаете.
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
Хэллоуинский ивент, темой которого была окончательная смерть
Один знал.
Он знал всё ещё с того момента, как многомудрый дед снял его, едва живого, с Иггдрасиля и напоил священным мёдом. Истина открылась ему, пришла вместе с рунами, складываясь в долгую-долгую неразрывную вязь.
У которой, тем не менее, всё равно был свой конец.
Один ждал.
Он ждал со смирением и невозмутимостью. Со спокойным покоем он ждал равнодушнуюнеотвратимость, что всецело господствует над миром — какой тогда смысл бояться её и бежать от неё? Намного проще было просто принять и смириться.
Один встречал.
Он встречал Её, словно давнюю подругу, словно супругу, что делила с ним невзгоды в тяжёлые годы и радости в годы полные жизни. Она не стала для него неожиданной гостьей, отнюдь. Скорее, наоборот: Она была самым долгожданным собеседником, которого он искал всю жизнь.
Один разгадывал.
Он пытался разгадать Её суть, но его стремление раз за разом терпело крах. Кто Она? Смерть, обратная сторона Жизни? Забвение, обратная сторона Памяти? Пустота, обратная сторона Порядка и Хаоса? Или всё это вместе и во всех диаметрально противоположных воплощениях?
Один не знал.
Он сидел в одиночестве, в утомительном ожидании, но дух его был смирён. Он ждал в покорном терпении, прикрыв единственный глаз, и ни ветра, ни птицы не могли потревожить его молчаливое ожидание. В лесу вечной зимней ночи он сидел на широком ясеневом пне, зная, что неотвратимость близко.
Один уходил.
В его единственном глазу, что он открывает медленно, отражается миллиард звёзд чистого неба. На суровое лицо ложится тень улыбки и кончики губ едва заметно дёргаются вверх. Он тяжело поднимается на ноги и делает первые шаги в неизвестность, не оставляя на искрящемся снегу шагов. Он уходил, уходил навсегда, встречая свою давнюю и самую долгожданную знакомую. Верную таинственную подругу, что до этого всегда ускользала от него.
Один шёл следом за Ней и пытался догнать Её.
Он пытался постичь Её. Сколько себя помнил, столько пытался постичь Её. Все попытки его, однако, неизменно терпели крах. Все, но не эта, последняя. Ведь теперь у него было достаточно времени и возможностей, чтобы отыскать Её. Чтобы дать, наконец, единственно правильный ответ.
Она — это Вечность.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
К нему часто обращаются за помощью. Один, Всеотец, желанный и могущественный покровитель для многих, и получение его благословения для них — высочайшая радость.
Один всегда терпеливо ждёт. Слушает каждого взывающего и принимает от него дары. Не все просьбы, однако, он удовлетворяет; не все дары приходятся ему по вкусу.
— Запомни, Торстейн, если хочешь умилостивить Игга, то напои его самым лучшим пивом, что делают твои дочери, — старый жрец даёт славному конунгу свои последние наставления, прежде чем тот выйдет в свой нелёгкий путь. — А если хочешь получить его покровительство в битве, то режь на ясене Радость и Защиту — заклинания сильнейшие, в бою не оставляющие. Но коль хочешь ты принести клятву и чтобы Один засвидетельствовал её, разбрасывай кольца, Торстейн-конунг, и обагряй их кровью — такую клятву не сможет разорвать даже хладная Хель.
«Слушай внимательно слова моего любимца, Торстейн-конунг, и тогда возможно я приду, чтобы помочь тебе»
Ясень, дерево богов, трещит сухой корой. Труха осыпается на промёрзлую землю, когда умелец режет по древесине священные руны.
«Заклинание я знаю: оно в бою сбережёт»
«Заклинание я знаю: свяжет оно воедино дух мужа и аса»
«Заклинание я знаю: тот, кто даёт дары, дары принимает»
Крепкое пиво, смешанное с мёдом, пенится, когда вопрошающий поливает им ясеневый хворост; следом за ним богатое и щедрое подношение обагряет кровь, и Торстейн в почтении склоняет голову, отдавая во власть могучего аса не только свою честь, но жизнь.
Он протягивает ему обагрённый алым клинок, и если Один примет этот дар, то славного конунга ждут великие победы. Если Один отвергнет его, то несчастного конунга ждут лишения и гибель.
«В твои руки отдаю себя, ас многомудрый»
В тихом лесу по кронам деревьев проходится лёгкий ветерок. С веток срываются вороны, и их глас разрывает тишину. Где-то вдалеке воют волки — Один внимает зову, отвечая на него.
— О чём хочешь просить меня, конунг? — странник в синем плаще тяжело опирается на длинный посох, одним глазом терпеливо взирая на того, кто призвал его.
«Твои дары пришлись мне по нраву, смертный, так что так и быть, я помогу тебе»
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Расскажи о своих братьях, Вили и Ве»
В самом начале их было трое. Один и его братья, Вили и Ве. Немало зим прошло с тех пор, и сейчас, когда Всеотец закрывает свой единственный глаз, задавая себе один и тот же вопрос, он не находит на него ответ.
Кто они?
Он не помнит своих братьев. Ни как они выглядели, ни как звучали их голоса. Лишь отзвуки их имён всплывают в водах памяти Одина там, где должны мерцать их светлые лики.
Один ничего не помнит о них.
Лишь первое путешествие и два одиноких печальных дерева, лишённых судьбы и жизни. Вили дал им дух, Ве — тепло и лицам румянец, а Один вдохнул в них дыхание…
Или же тогда с ним были не его братья, а кто-то другой?..
Один хмурит брови и пытается вспомнить. Пытается найти среди разрозненных осколков нужные, узнать в безымянных лицах собственных братьев, но все его попытки как одна тщетны.
Что он делает не так?
Воин, шаман и странник — три брата, три судьбы, три дороги, которыми расходятся идущие, чтобы больше никогда не встречаться. Тогда почему другие вспоминают его братьев, словно видят их перед собой вживую тогда, когда сам Один не может вспомнить ничего, кроме их имён?
— А ты вообще уверен, что у тебя были братья? — безымянная вёльва хитро щурит косящие глаза и улыбается жуткой безмятежностью кривого рта. Один вздрагивает, в хмуром замешательстве глядя на неё и думая, уж не обезумела ли старая провидица.
Уверен ли он, что у него были братья?..
Если да, то почему он совершенно не может вспомнить их?
Вёльва смеётся скрипучим зловещим смехом, и холодный ветер уносит мрачные звуки, пока Один пытается понять, в чём сокрыт истинный смысл её вопроса.
Пока он, наконец, не вспоминает.
Трое из асов, пришедших к морю, нашли на берегу два дерева, лишённых судьбы. Хёнир, отданный ванам почётным заложником, дал им дух, Лодур, которого переменчивый цикл ныне изменил практически до неузнаваемости, дал им тепло и лицам румянец, а Один, один из троих и трое в одном, вдохнул в них дыхание.
Пока он, наконец, не понимает.
Воин, шаман и странник — три судьбы, три дороги, которыми расходятся идущие, чтобы больше никогда не встречаться. Три ипостаси единого целого, открывающиеся в познании и посвящении. Три уровня постижения, достичь и пройти которые дано не каждому.
Пока он, наконец, не осознаёт.
Его братья — это он сам.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
«Боги, в современном мире вы «вышли на пенсию». Расскажите о своих занятиях в XXI веке. Кем вы работаете? Что делаете? Посвящаете себя своим хобби или незаметно продолжаете выполнять свою божественную работу?»
Много времени проходит, утекает, словно песок сквозь пальцы. Много зим сменяет друг друга, и мир вокруг меняется до неузнаваемости. Всё в нём другое, не такое, к чему привык он, и люди в нём тоже другие, совершенно не такие, к каким привык он.
Мир меняется, и казалось бы, он должен измениться с ним, но этого, почему-то, не происходит.
Один, статный, представительный, уже давно немолодой мужчина, всегда безупречно элегантно и аккуратно одет. В его одежде чувствуется вкус, и глядя на него, невольно проникаешься уважением и харизмой этого сдержанного человека, глядящего лишь одним тёмным глазом. Взгляд его при этом всегда оценочный, и ты не знаешь, что скрывается за ним.
Как и не знаешь, что скрывается за самим Одином.
Он путешествует молча. Практически никогда ничего и никому не говорит. Не задерживается на одном месте надолго и, накидывая на седую голову глубокий капюшон длинного, но неизменно элегантного чёрного или тёмно-синего плаща, скрывает себя и своё лицо от окружающих. Ходит из города в город, из страны в страну и смотрит, наблюдает…
Прям как когда-то.
Он всегда путешествует незаметно. Так, как люди, дабы иметь возможность лицезреть мир так же, как они. Высокий мужчина в элегантном плаще едва ли может привлечь к себе ненужное внимание, а если же кто-то всё-таки на него и оборачивается, случайно задетый лёгким шлейфом приятного парфюма или же его спокойной харизмой, то видит лишь толпу и чужие скучные спины.
Пока Один продолжает свою неспешную прогулку дальше.
Он никогда не устаёт и никуда не спешит. Идёт уверенным, но размеренным шагом, чеканно постукивая тростью по заиндевевшему асфальту. Иногда рядом с ним, вывалив языки и громко хекая, трусцой бежит два чёрных волкодава; иногда за ним вьются, каркая наперебой, словно споря друг с другом, два чёрных ворона. Но чаще всего его свита невидима, однако она никогда и ни на мгновение не оставляет своего хозяина в одиночестве.
Мир вокруг меняется до неузнаваемости, люди тоже меняются под стать ему, однако Один, Всеотец, не меняется совершенно, оставаясь в стороне от любой эпохи — в конце концов, он знал, что так рано или поздно случится.
Один сдержанно улыбается.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Расскажи, зачем ты отдал глаз»
Ничего в жизни не желал Один так сильно, как мудрости. Знание обо всём, о прошлом и грядущем, о судьбах мира, о начале и конце. Желал его Один всем сердцем, и практически с самого начала своего существования пытался он найти его удовлетворение.
Но все поиски были тщетны и бессмысленны. Все они были пусты и не приносили Одину результат. Лишь разочарование и пустоту.
Но Один не сдавался и продолжал нелёгкий поиск.
Он обошёл мир, много стран он посетил, много мудрых он повстречал. Слушал он их и говорил с ними, но всего этого было ему недостаточно для того, чтобы самому называться мудрым и всеведающим.
И тогда узнал он о существовании источника в корнях предвечного ясеня, на самой границе холодного тёмного Ётунхейма, где стражем стоял его родственник по имени Мимир. Он черпал холодную, хрустально чистую воду источника глубоким рогом и пил неспешно, не давая пролиться ни капле драгоценной влаги.
Драгоценного знания.
Источник мудрости — вот ответ на все мучающие Одина вопросы, и бесстрашному асу неважны препятствия и опасности, стоящие на его долгом и нелёгком пути.
Девять дней и девять ночей длится долгое путешествие. Оно почти равносильно последнему путешествию в мрачное и холодное царство Хель, и ледяные безжалостные ветра точно также хлещут Одина по лицу. Но он лишь скрипит зубами и упрямо продолжает свой путь, не обращая внимания на трудности.
В долине, где из-под земли виднеются толстые чёрные корни исполинского ясеня, стоит полный штиль и тишина. Серая молочная дымка тумана и безжизненная голая пустыня — так выглядит обитель мудрости, до которой Один так долго добирался. Тихое журчание бездвижной прозрачной ледяной воды и такое же тихое плескание окунающегося в неё рога, из которого проливаются тяжёлые капли.
Сгорбленная фигура великана-хранителя, бережно лелеющего вверенное ему детище.
Один вдыхает полной грудью морозный воздух и, выдыхая пар, делает шаг вперёд.
— Я ждал тебя, сын моей сестры, — голос великана Мимира безмятежен и спокоен, и Один не удивляется тому, что он узнаёт вторженца даже сидя к нему спиной. — И я знаю, зачем ты здесь.
— Многомудрый родственник, — Один в почтении склоняет голову, подходя ближе и представая пред подёрнутыми дымкой глазами великана. — Я пришёл испить из твоего источника вечной мудрости. Долго она ускользала от меня, но сейчас, когда я здесь, я могу, наконец, постичь её.
— Нет, — Мимир откликается всё также безмятежно, и Один хмурит брови, тяжёлым взглядом глядя на него. — Я не дам тебе выпить воду этого источника.
— Я не прошу много, — Один умудряется обуздать вспыхнувший гнев и делает фигуральный шаг назад, проявляя смирение. — Всего один глоток из твоего рога под твоим присмотром.
— Нет, — Мимир, кажется, абсолютно непреклонен. — Ты не готов ещё, малыш Один.
— Почему ты так считаешь? — ас душит внутри всклокотавшую обиду, скрывая её за смирением.
— Отдай мне свой правый глаз, — великан щурит собственные незрячие глаза, подёрнутые молочной дымкой пелены, пристально вглядываясь в своего родственника. — Это будет твой залог, малыш Один; это будет твоя плата за ту мудрость, которую ты так отчаянно желаешь постичь.
Один знал, что расплата неизбежна. Ничто в этом мире не давалось за просто так, и даже мудрость имела свою цену. А потому, даже несмотря на слова родственника, он был готов.
Ритуальный кинжал отражает на гладкой поверхности зеркальную гладь воды. Он холодит ладонь, а после вонзается в плоть, окропляясь алым теплом и вырывая из груди могучего аса крик, разносящийся эхом по пустынной долине.
Пока окровавленные пальцы бережно сжимают хрупкий, скользкий, ещё тёплый шарик.
Мимир улыбается удовлетворённо, забирая из рук племянника его дар и бросая его в воду. Глаз опускается на самое дно источника и оттуда, словно живой, продолжает взирать на мир. Второй же рукой великан протягивает Одину наполненный до краёв рог, и чужие руки не дрожат в самый ответственный момент, забирая его.
Ледяная вода кусается, обжигает холодом, но Один делает глоток за глотком, до последней капли осушая рог. Он чувствует, как божественным мёдом в нём растекается мудрость и древнее знание, яркими образами встающее перед единственным глазом.
Который Один открывает медленно. Которым отныне он видит дальше и больше, туда, куда раньше не доставал его взор. Вот только…
Мудрость омывает память одноглазого аса, и вместе с ней приходит понимание, что этого всё ещё недостаточно. Недостаточно для того, чтобы утолить его истинное желание. Однако водам холодного источника не дано утолить эту жажду. Другая жертва нужна для неё, и Один пока что не знал, какая именно.
Но он всё равно готов был её принести.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
Текст на новогодний ивент, тематикой которого было рождение
Своего рождения Один предсказуемо не помнит. На самом деле, он даже не уверен в том, рождался ли, или же внезапно возник в какой-то один определённый момент.
Это был сложный вопрос.
Себя как ребёнка, незрелую личность Один не помнил совершенно. Он не помнил, чтобы отец или мать чему-нибудь наставляли его, учили и воспитывали. Одину в принципе казалось, что на этот свет он появился вполне себе взрослой сформировавшейся личностью.
Вопрос был лишь в том, а как он вообще появился?
Смертные приписывали ему родителей — по всей видимости, где-то они действительно были. А может, их и не было: смертным просто всегда было проще проецировать собственные реалии даже на мир божественного и того, что априори за гранью их понимания. Однако именно потому, что оно за гранью их понимания, они и старались как-либо упростить это.
Так вот, у Одина, очевидно, где-то были родители. Что всё равно не давало исчерпывающий ответ на вопрос о том, откуда и как он появился.
Лишённый детства и периода становления, нет, ну действительно, он просто взял и возник в один прекрасный момент таким, каким есть сейчас. Ну, разве что чуточку глупее и с двумя глазами, да.
На этом все знания и понимание Одина, собственно, и исчерпывались. И факт собственного появления приходилось принимать как данность.
Не то чтобы Один был против, вовсе нет. Но мысль о том, что где-то за гранью его памяти и разума остался немалый, а самое главное важный кусок его жизни, не давала покоя и крепкого сна.
Судя по тому, как усмехался понимающе Тюр, старший из его сыновей, Один не был далёк в своих подозрениях от истины.
— Ты не вспомнишь, — Тюр констатирует факт с такой лёгкостью, словно сам он с подобным смирился уже очень и очень давно. — Когда-то ты, как и я, был другим. Но ты не вспомнишь. Тогда ты не был лишён всего того, что забыл сейчас. Но это было слишком давно, и ты с тех пор прожил не одну жизнь.
Один хмурится и задумывается надолго. Он действительно многого не помнит: его память начинается резко с определённого момента, а всё остальное, всё, что было до, остаётся во мраке, словно отрезанное чьими-то невидимыми ножницами.
И Один уже никогда не вспомнит и не узнает, что же там было. По крайней мере, сам, своими силами. Однако память и разум не только у смертных оказываются изменчивой вещью, и ключ к пониманию оказывается ближе, чем Одину казалось изначально.
Что ж… значит, пришло время заглянуть за завесу тайны и узнать ответы на все мучающие вопросы.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«Расскажите со стороны божества об отвечающем»
— Она интересная, — Один долго молчит, прежде чем дать ответ на поставленный вопрос. Задумчивым взглядом единственного глаза смотрит куда-то вдаль, поглаживая бороду. — Нельзя назвать её необычной, но вместе с тем она всё равно не перестаёт быть интересной.
Он усмехается, словно вспоминает что-то забавное, и чуть щурит глаз, внимательно глядя на собеседника.
— Чем-то мы с ней даже похожи, — тянет всё также задумчиво и кивает своим словам, словно соглашается сам с собой. — Хотя она, конечно, более честная и прямолинейная, чем я. Хитрости и дипломатичной гибкости ей явно не хватает. Оно и неудивительно: недаром, в конце концов, первым среди нас она выбрала Тюра, — Один размышляет так, словно знает гораздо больше своего собеседника, словно знает гораздо больше той, о ком идёт речь.
Вероятно, так оно и есть на самом деле: соревноваться с мудрейшим из числа асов во владении тайным знанием было настоящей глупостью.
— Но тяги к знаниям и обучению ей всё же не занимать, — Всеотец одобрительно усмехается в бороду. — Как и интереса к вещам, недоступным каждому встречному. И у неё действительно могло бы что-то получиться, если бы было меньше вопросов и чуть больше веры. А не закостенелый панцирь, сквозь который она сама не может пробиться. Это, на самом деле, значительно усложняет работу. Ещё более — делает её неполной, незавершённой.
Один, конечно, знает, о чём говорит. И как никто знает разницу между тем, что видно сразу, и тем, что спрятано глубже.
— Хотя у неё неплохо получается, — он соглашается без неохоты, — с ней приятно вести беседу и находить общий язык. Она чувствует тонко и видит всё очень чётко, но, к сожалению, лишь одну сторону картины, — качает головой, прикрывая глаза. — А жаль. Из неё могла бы получится хорошая вёльва, ведь внутренних сил и энергии, необходимых для этого, ей не занимать. Однако норны распорядились иначе, и сделали из этой девочки более воина, чем колдуна, — Один неопределённо повёл плечами, возвращая своё внимание на собеседника.
Он не считал, что это было плохо, вовсе нет. Это в конце концов, всё равно не помешало им неплохо найти общий язык и начать сотрудничество хоть так. Девчонка быстро училась, во многом, конечно, заблуждалась, но пытливого ума и любопытства ей всё равно было не занимать для того, чтобы познавать своего божественного собеседника. Одну из многих его сторон, не так сильно скрытых в тумане тайного знания.
— Так вот, о чём это я? — Один усмехается в свою бороду снова и лукаво сверкает глазом. — С ней действительно приятно иметь дело. Но за более детальным рассказом советую всё-таки обратиться к Тюру: он точно от вас ничего утаить не сможет. А что до меня… — Всеотец хмыкнул. — Я понаблюдаю за ней ещё немного.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
Идущие в бой не боятся смерти. Не боятся ранений и агонии, страданий и боли. Они воздают свои молитвы тем, кто в силах их защитить.
Самый благородный из числа асов, покровитель честного боя. Тюр.
Всевидящий, всезнающий, всемогущий. Всеотец. Один.
Он тот, кому предназначено охранять всё живое на этом свете. Он тот, кто ведает судьбами всех и каждого. Он тот, кто обозревает мир, сидя на своём вечном троне Хлидскьяльве.
«Великий ас, ты тот, кто сеет надежду в самом сердце смерти»
У него много имён, много ипостасей и много форм. Он скрывается в мире, охраняет всё то, о чём ходят легенды. Наблюдает за течением Жизни и застаёт обрывы Смерти, вечный странник и страж, чью участь не дано никому постигнуть.
«Мудрейший ас, ты тот, кто проносится над нашими судьбами»
Хранитель и проводник сквозь радости и разочарования. Счастье и боль, лишения и муки. Он знает, как выглядит жизнь, знает, что за ней скрывается — ему как никому другому известна эта недоступная тайна. Он податель долголетия и мудрости, что приходит с опытом, и судья, что вынесет самый честный приговор тогда, когда идти больше не будет куда.
«Первый из числа асов, ты тот, кто наполняет нашу кровь светом и храбростью»
Идущие в бой не боятся смерти. Они вручают свои жизни в ведение самого достойного воина. Храбрейшего конунга, чьё копьё сломается лишь однажды. Тогда, когда мир будет подходить к концу.
Ну а пока идущие в бой не боятся смерти. Их защищает и ведёт вперёд лучший из всех воинов. И он всегда дарует им победу — мимолётный земной триумф, либо вечный непрекращающийся пир — разница, на самом деле, невелика.
И эйнхерии весело восседают в зале пивном.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Помнишь ли, что было в самом начале?»
В самом начале была тьма. Леденящий душу холод и тихий звон разбивающихся капель подтаивающих льдов Нифльхейма. Обо что они разбиваются? О землю ли, о воду ли? Куда они стекают и где пропадают? В бездне ли, на землях ещё одного мира?
В самом начале было одиночество. Гигантское тело Имира, от которого произошёл весь мир, и существующие где-то ещё дети, рождённые так же, как он. Кто они? Великаны ли, родоначальники иных народов? А кто он? Такой же, как они, или отличный от них?
В самом начале было незнание. Что он? Кто он? Каково его предназначение? Что он делает и что он должен делать? Есть ли что-то за границами холодной чёрной бездны Гиннунга, в которой слышно лишь таяние льдов Нифльхейма и редкие всполохи огней Муспельхейма?
В самом начале было решение. Неспокойный дух, стремящийся вперёд. Голодный, алчный до знаний и познаний — он не мог быть стеснён клеткой, в которой он был рождён. В которой он возник так же, как и те до него. Он требовал свободы и стремился к созиданию, к тому, что ему следовало постичь и познать.
В самом начале было убийство. Созидание, что было невозможно без разрушения. Воздвижение нового из старых материалов и наполнение ледяной бездны смыслом. Разнообразием миров и их жизней, тысячей новых рождений и смертей.
В самом начале были встречи. Были союзы и было рождение. Было торжество жизни и мрачная хода смерти. В самом начале было два дерева, лишённых судьбы, и было три аса, что дали им её.
В самом начале был самый конец. Точка, в которую мир вернётся, когда цикл завершится. И он снова возникнет во тьме безжизненной бездны для того, чтобы начать всё сначала.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего
Знание никогда и никому не давалось просто так. Одину за его обладание пришлось заплатить своим глазом и жизнью. Умереть и переродиться вновь, чтобы сокрытое от непосвящённых явилось ему.
Тайное знание похоже на узкую тропу, вход на которую закрыт массивным камнем. Один видит это ясно ещё тогда, когда конает на Иггдрасиле. Тогда он видит, как этот камень тяжело и с грохотом откатывается в сторону, приоткрывая Страннику проход.
Один посвящает немало времени путешествиям не только реальным, но и метафизическим. Дурман и шаманский транс для него такая же привычная вещь, как рокот сражения или непроходимые заросшие тропы Мидгарда. Он вступает на узкую дорожку бесстрашно, но движется по ней осторожно.
Кто знает, в конце концов, куда ведёт знание, которым обладают лишь единицы?
Тропинка петляет, а после и вовсе ветвится, словно ветви Иггдрасиля, открывая перед Странником бесконечное множество путей. У Одина, конечно, много времени, чтобы исходить и исследовать их все.
Тысячи миров открываются пред ним. Знания, постигнуть которые не дано ни одному смертному и даже бессмертному. Но Один всегда был жадным до них, а потому пока мог брать их, не брезговал делать это.
— Помни, чужак, не бери больше того, что можешь унести, — Один вздрагивает всем телом от неожиданности, когда в один прекрасный момент слышит чужой голос.
Шелестящий, словно прохладный ветерок в летний зной, спокойный и успокаивающий, он раздаётся внезапно и теряется в яркой, сочной, вечно зелёной листве пёстрого мира, куда Одина заводит очередная из дорог. Он первый за все путешествия Странника заговаривает с ним и нарушает его привычное уединение.
До него все путешествия были безмолвны и тихи, словно в мирах, куда заходил Всеотец, не существовало жизни. Но здесь же, в этом обилии красок и цвета, появился этот голос, что не гнал чужака с земель, не принадлежащих ему, но предостерегал от чрезмерности, что могла навредить. Как любопытно…
— Кто ты, владыка солнечного мира? — Один проявляет почтение, что не скрывает его интерес, и осторожно касается шершавой коры одного из дивных деревьев, тянущихся вверх и изгибающихся причудливыми формами.
— Вопрос неверный, чужак, — голос не меняется, всё также плавно и спокойно течёт, словно обволакивая гостя со всех сторон. — Я не владыка и не правитель.
— В таком случае, кто ты таков? — любопытство подогревает нетерпение, и Один кожей чувствует, как его невидимый собеседник усмехается.
— Ты ещё не готов, чужак. Помни, знание — оружие обоюдоострое. И если ты им пресытишься, то лишь навредишь сам себе. Уходи и приходи тогда, когда будешь готов.
Один сводит брови на переносице, пытаясь понять, в чём смысл слов хозяина заморского края. Что он подразумевает под готовностью? И как он, Один, должен понять, что время пришло?
— Ты должен сам найти ответ, сын моей сестры, — голова Мимира, мудрейшая среди мудрейших, лишь загадочно сверкает подёрнутой дымкой синевой слепых глаз. — Если действительно хочешь овладеть этим знанием. Будь терпелив, мальчишка, и усмири страсти своей души.
Один хмурится и раз по разу погружается в транс, ступая на тропу, что никак не хочет открыть ему своё скрытое сокровище. Снова и снова Странник приходит в дивный жаркий лес и снова и снова блуждает среди пёстрых, ярких зарослей в поисках понимания.
Пока однажды он всё-таки его не находит.
Терпение и смирение, и то, на что Один никогда не обращал внимания, открывают пред ним истину. Кроткая улыбка спокойного Бальдра, что как будто светится изнутри солнечным светом. Ценность, которую идеальный отпрыск ставит превыше всего того, чем дорожат его родственники, — мир, а не война, процветание, а не кровь, — вот тот ключ, что вновь и вновь ускользал от взора всевидящего Одина. Всё это снова он видит в худой фигуре мужчины, сидящего к нему спиной.
Смуглая кожа испещрена ритуальными шрамами и татуировками, длинные тёмные волосы свободными змеями струятся по плечам. В них виднеются пёстрые перья и листья деревьев, а сам незнакомец словно изнутри светится солнцем и теплом. Он сидит в медитативной позе на краю обрыва, путь до которого для Одина открылся впервые.
— Кто ты, хранитель и защитник здешнего края? — Странник повторяет свой вопрос и снова чувствует кожей, как собеседник усмехается.
Он тихо, но глубоко вдыхает, легко и плавно поднимаясь на ноги. Лёгкая светлая льняная ткань его широких штанов колышется от этого действия. Словно танцуя, он поворачивается к Одину, являя ему испещрённое ритуальными шрамами и татуировками тело — своя собственная плата за мудрость и знания. Смотрит пронзительным взглядом тёмных узких глаз и улыбается удовлетворённо.
— Моё имя Кецалькоатль, гость из далёкой страны, — его голос такой же спокойный и успокаивающий, как и в первый раз их общения, и Один внимает ему с почтением и уважением. — Ты смог пройти моё испытание. И в качестве награды я скрашу твоё путешествие здешними мирами и утолю твою жажду познания этого мироустройства…
Это будет долгое и интересное путешествие — Один не сомневается в этом. Как и не сомневается в том, что в это место он явно вернётся ещё не единожды.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
«Как вы с Локи стали побратимами? Для чего это было нужно и как ты к этому относишься?»
Голос вёльвы ещё долго эхом отбивается от стен сознания. Пророчество, что было им услышано, вызывает тревогу и надежду. Мир будет разрушен, но он же и будет возрождён.
Но если разрушения можно избежать, то почему бы не сделать это?
В ту пору он был молод и глуп. В ту пору он ещё не знал, что у всего есть своя плата и ничто не даётся просто так. В ту пору он ещё не знал, что цикл невозможно поколебать или разорвать.
И что бы он для этого ни делал, результат всё равно будет один и тот же. Ведь отныне каждое действие лежит в основе цепи событий, ведущей к логичному концу.
Однако в ту пору он был молод и глуп, а потому решил найти ётуна по имени Локи, что был упомянут многомудрой вёльвой.
Его дети уничтожат мир. Он сам, разорвав свои путы, возглавит тех, кто сразит благородных асов.
Однако Один ведь может этого и не допустить, правда? Он ведь может обхитрить судьбу и сделать так, что сильнейшее обязательство не позволит Локи обернуться врагом могущественному Всеотцу и тем, кто идут за ним.
Рыжеволосый ётун ухмыляется, щуря глаза. Смотрит на нежданного визитёра без страха, но с настороженностью. Он, так же как Один, знает, зачем он пришёл, но первейшему из числа асов не за чем забивать голову этой информацией.
— Зачем ты здесь, отец всех богов, первый среди ненавистников турсов, убийца Имира? — Локи в любопытстве наклоняет голову в сторону, и губы его растягиваются шире. Те самые губы, что в скором времени будут уродовать ужасные шрамы за лживые грязные речи, что будут проливаться из них.
Один и сам пытается найти ответ на чужой вопрос. Вернее он пытается исхитриться и скрыть истинную суть от того, кого он искал так долго.
— Я предлагаю тебе священный союз, — Всеотец прячет причины, но протягивает руку вперёд. — Ты — умнейший и хитрейший из племени Бергельмира, и ты принесёшь нам ещё немало бед. Тор, убийца турсов, раскроит твой череп, как орех, если ты допечёшь ему, и ты знаешь, что не сможешь укрыться от его гнева. Никто из твоего рода не сможет сделать это, Локи.
Рыжий ётун ухмыляется шире и хищно сверкает глазами. На его лице с острыми чертами застывает любопытство, а худая, гибкая фигура плавно и грациозно скользит, приближаясь к Одину.
— И что же ты предлагаешь мне, первый из числа асов? — его голос крадётся вкрадчивой ходой, отбиваясь от стен пещеры, где хитрец коротает своё время. — Какое тебе дело до безродного ётуна, вроде меня?
— Я предлагаю тебе священный союз, — Один повторяется вновь. — Защиту, что сбережёт тебя от гнева богов. Но ты взамен направишь свои умения нам на благо и пользу и будешь сосуществовать с нами в мире и согласии, практикуя свои многочисленные умения на врагах, угрожающих Асгарду.
Локи смеётся в ответ хрипло, но смех его отбивается от холодного влажного камня зловещим эхом. Он знает, каков истинный смысл, что кроется в сказанных Одином словах.
«Священная клятва даст власть над твоими детьми»
«Священная клятва не позволит тебе обернуть свою ярость против незыблемой твердыни девяти миров»
Локи смеётся — Один, удивительно наивный в собственной хитрости, даже не подозревает о том, что не он один может презреть любую клятву. Для Локи они, как и для самого Всеотца, практически всегда лишь пустой звук. А что до его предложения… Что ж, в будущем лишняя, к тому же ещё и законная защита побратима уж точно ему не помешает.
— Хорошо, первейший среди асов, убийца Имира, клятвопреступник. Давай смешаем с тобой кровь в древнейшей и священнейшей клятве и станем братьями не по родству, но по крови и духу…
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Открываем новостную ленту и пишем ответ по первой увиденной записи. Чем не обычнее она будет - тем лучше!»
Со своей женой Один знакомится на съёмках. Фильм — очередная кассовая бессмыслица, полтора часа отключения мозгов и наслаждения спецэффектами.
Погони, драки, перестрелки, взрывы. Крутой главный герой и сексуальная главная героиня. Предсказуемая ещё до начала фильма любовная линия, которая непременно ознаменуется поцелуями и постельной сценой, за счёт пикантности которой фильм поднимет рейтинг.
Всё слишком банально. Всё слишком скучно. А Одину просто нужны деньги.
Фригг улыбается таинственно, когда режиссёр впервые знакомит их. Точёная фигура, белокурые длинные локоны, идеальное лицо — она могла бы быть одной из тех безликих актриссок, которых так любит зритель, но у которых за красивым личиком нет больше ничего. Но Фригг не такая.
От неё веет таинственностью и загадкой. Самой настоящей головоломкой, и Один, заинтригованный, оказывается ещё и очарован.
Дешёвка, очередное штампованное клише, а не фильм, внезапно преподносит ему дорогой сюрприз.
Фригг улыбается загадочно, и в её необычных сине-зелёных глазах горят лукавые искры. Она удивительная женщина, шкатулка с сюрпризом — когда Одину кажется, что он подобрал к ней подходящий ключ, замок в очередной раз меняет свою форму.
Поцелуи с ней, пусть и экранные, сносят голову, заставляя кровь закипать в жилах. Сладкие мягкие губы прекрасной женщины — словно райский фрукт, который хочется вкушать и вкушать, не пресыщаясь им. Фарфоровая гладкая кожа и плавные изгибы тела, по которым легко струятся сбрасываемые одежды, манят и зовут к себе, и словно светятся изнутри в полумраке освещения. Стереотипный штамп, кочующий из фильма в фильм, вдруг приобретает поразительный смысл, и здравый рассудок окончательно покидает Одина.
Фригг околдовывает его собой окончательно, и съёмки отходят на второй план, воплощаясь в жизнь. Постельные сцены оказываются не все до одной пошлыми и грязными и даже в них можно вложить чувственность и глубину.
В конце концов, быть может, только это и поможет не затеряться фильму в море таких же посредственностей.
Фригг улыбается, и в её глазах пляшут весёлые искры. Один, очарованный, отдаёт ей всё, что может отдать, — в фильме и в реальной жизни — и ждёт лишь один-единственный ответ на вопрос, который может его в равной степени окрылить и убить.
Фригг улыбается — снова — и тихо смеётся, обвивая изящными руками сильную шею, повергая Одина в так несвойственное ему замешательство, пока камеры папарацци ослепляют вспышками своих объективов, запечатлевая новую сенсацию.
— Я согласна, — она выдыхает ответ прямо в губы и тут же запечатывает его поцелуем словно самый дорогой секрет.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
Ивент, где божества меняли пол на противоположный и выбирали свою судьбу из трёх претендентов
Один все знали как волевую и сильную девушку. Твёрдый характер и несгибаемая воля — немногие могли смириться с ними и принять, а потому её окружение было до смешного немногочисленным. В то время как девчонки-ровесницы весело щебетали с подружками да бегали на свидания, Один наблюдала за ними со стороны с флегматичным спокойствием.
Она была одна. И все думали, что её это устраивает. Один была и не против, ведь лишь она одна знала, как всё болезненно сжимается внутри, когда она смотрит на очередную парочку. Может, с ней и вправду что-то не так?..
На самом деле, Один не считала, что проблема была в ней. Но отсутствие отношений здорово задевало её, вызывая тень лёгкой зависти, когда она смотрела на счастливых девушек. И тогда, когда она приняла решение что-то с этим делать, любовь окрылила её.
По крайней мере, Один так думала.
Профессор Белобог был ещё молодым мужчиной и поразил Один в самое сердце своей харизмой и обаянием. Он блестяще владел материалом, который преподавал, искромётно шутил и беззлобно поддевал студентов, так или иначе выделяющихся на его лекциях. Особенно он выделял Один, которая всегда сидела на первой парте, рассыпаясь ей в комплиментах и часто одаривая загадочными взглядами. Устоять против такого шарма у девушки не было ни малейшего шанса, так что было вовсе неудивительно, что она влюбилась в этого преподавателя в прямом смысле.
— Ох, не нравится мне всё это, — Вишну, её старый и самый лучший и близкий друг, всегда мрачный и суровый, лишь тяжело вздыхал, неодобрительно качая головой. В моменты, когда в Один просыпалась авантюрная сторона её личности, он старался быть её голосом разума, пытаясь уберечь всегда прущую напролом подругу от бед.
В этот раз, правда, его начинание терпит сокрушительное фиаско, ведь Один случайно узнала, что профессор живёт практически по соседству с ней.
С тех пор девушка, как ей казалось, ненавязчиво, а на деле весьма настойчиво пыталась каждый вечер после пар увязываться следом за преподавателем, проводя с ним короткое время по дороге домой. Белобог, первые пару раз вежливо принимающий инициативу студентки, уже на третий поход постарался максимально отстраниться от решительной студентки. Один, пусть и хорошо поняла этот посыл, всё равно решила продолжить гнуть свою линию.
До тех пор, пока преподаватель не начал её откровенно избегать. На лекциях Белобог стал более дёрганным, начал иногда сбиваться с мысли, словно выпадая из реальности. Он стал вести себя слишком подозрительно и таинственно, и Один это не нравилось. Хмурясь, она решила действовать как всегда решительно и целеустремлённо, поймав преподавателя, пытающегося уйти от неё другой дорогой.
— Почему вы меня преследуете?! — в отчаянии, чуть не плача, воскликнул Белобог, едва завидев приближающуюся Один. Он смотрел на неё с таким отчаянием и паникой, что девушке всё стало понятно.
— Жалкий трус! — обсуждая на следующий день своё приключение с Вишну, с досадой негодующе выплюнула Один. Она была твёрдой и решительной личностью, а потому не терпела трусость и слабость. Особенно у мужчин. Особенно у мужчин, которых выбирала.
Профессор Белобог отныне не заслуживал от Один ничего, кроме презрительных взглядов и холодного равнодушия. Любовь, которая оказалась вовсе не любовью, словно ветром сдуло, а внутри Один осталась лишь пустота и странная уязвимость.
Которую она по собственному нетерпению постаралась заполнить новым увлечением.
Профессор Юпитер был во всех смыслах старшим коллегой Белобога. Уже немолодой, но всё ещё харизматичный и уверенный в себе мужчина и стал следующей жертвой любви Один.
Это увлечение, такое же безответное, как и предыдущее, продлилось намного дольше. Убедив себя в искренности и силе своей любви, Один смогла продержаться несколько лет. Научившись на печальном опыте с Белобогом, девушка решила действовать осторожно и неспешно, а потому какое-то время изо всех сил хранила свои чувства втайне от всех, кроме верного Вишну, который поддерживал её всегда и во всём.
А после… После, когда она всё-таки набралась смелости признаться, случилось страшное: у Юпитера, долгое время бывшего заведующим целой кафедры, обнаружили раздвоение личности. Вернее, там было далеко не раздвоение — психиатр, у которого, оказывается, профессор наблюдался ещё с юности, сказал, что у Юпитера минимум девять личностей, а то и более, просто более сильные из них их подавляют. Подобное открытые, конечно, оказалось шоком для всего факультета, но более всего оно ударило именно по Один.
— Кажется, мне всю жизнь суждено провести одной, — вытирая дрожащие на ресницах слёзы, убитым безжизненным тоном произнесла она, обнимая себя за колени, прижимая их к груди.
Вместе с Вишну Один сидела на крыше своего университета, пробравшись туда тайным ходом сразу же, как только Юпитера увезли в лечебницу, когда у него внезапно случился припадок из-за обострившегося кризиса и конфликта личностей.
Вишну в ответ на слова подруги лишь одарил её странным долгим взглядом. После тяжело вздохнул и поднял голову вверх, глядя на тёмное звёздное небо.
— Знаешь, — задумчиво протянул он. — Для меня ты всегда была намного больше чем друг. Поэтому пока ты позволишь мне быть рядом с тобой, то ты не будешь одна, — Одинна это откровение лишь изумлённо посмотрела на друга.
Вишну, тот, кто никогда её не предаст, тот, кто всегда защищает её часто даже от самой себя — как много лет она была так слепа, глуха и глупа?..
— Не подумай, что я давлю на тебя, — друг улыбается, глядя понимающе и без осуждения. — Но если ты захочешь, то давай попробуем? Я подожду, когда ты будешь готова, а потом… почему бы и нет?
И вправду, почему бы и нет?..
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«Отвечающие, расскажите, почему вы выбрали именно таких богов?»
Один… Честно говоря, изначально я решила попробовать взять его чисто по фану. С самого начала Один казался мне не то чтобы лёгким персонажем, но мысли о нём никогда не были тяжёлыми или такими, что я вынуждена была очень долго размышлять над какой-то идеей. Один словно сам захотел, чтобы я взялась за него, и на всякий вопрос практически сразу рождал в моей голове ответ.
Вообще Один, «классический» Один, тот тип людей, которых я слегка недолюбливаю. Он изображается как коварный и корыстный ас, тот, кто не держит клятв и нарушает их — мне, как человеку чести, это не по нраву. Поэтому я долго думала, стоит ли мне вообще браться за Одина, ведь я знала и понимала, что мы с ним слишком разные.
Решившись же, я была уверена, что долго не задержусь на этой роли. Изначально у меня была всего пара идей, которые я думала, что смогу воплотить. Однако по ходу работы над ними я всё больше и больше втягивалась и всё больше и больше понимала, что мне есть что добавить.
Один, несмотря на наши различия, вдруг начал даваться мне даже легче Тюра, с которым у меня, наоборот, больше всего общего.
Это, честно говоря, до сих пор удивляет меня. Но возможно дело в том, что целостный образ Одина намного сложнее и древнее того, что сейчас знает большинство на обывательском уровне. Могу сказать, что мне близко его воплощение странника и шамана, ищущего знания и постигающего мудрость. Мага, наблюдающего за происходящим со стороны и вмешивающегося в него лишь в случае крайней необходимости.
Эта же ипостась Одина, меж тем, порождает у меня больше всего вопросов и любопытства. И из-за этой же стороны я раскрываю его однобоко, практически не затрагивая «классические» темы с его нечестностью, коварством, хитростью. Когда-нибудь, возможно, я обращусь и к этой стороне характера Всеотца, или же доверю это кому-нибудь другому, но а пока…
Пока я познаю Одина с той стороны, с которой он ближе всего ко мне. С той стороны, с которой он сам захотел показаться мне.
Ну а насколько хорошо у меня это получается судить уже не мне.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Расскажи о своих именах. Что означает каждое из них?»
«Ответьте на вопрос в несвойственной себе манере»
«Ответ на иностранном языке»
Сменил я много форм, много имён. Я — три ипостаси в одной: Странник, Воин и Шаман. Путь мой всегда был непростым и запутанным.
Я хожу по всех девяти мирах, пряча своё лицо и не говоря ни слова. Лишь мои верные во́роны, Хугин и Мунин, Мысль и Память, и волки, Гери и Фреки, Жадный и Прожорливый, сопровождают меня. Они никогда не покидают меня надолго, как и я никогда надолго не задерживаюсь на одном месте.
Сидхётт-Длиннобородый и Сидскегг-Бог, что спрятал под шляпой широкой чело — так зовут меня смертные, что где-не-где видят лишь мою тень.
Другие же жители девяти миров, которые хоть когда-нибудь случайно видели меня, чаще называют меня Ганглери-Странником. Однако мне больше нравится имя Грим, что значит Тайный. Именно им я всегда здороваюсь с теми, кто хочет со мной говорить.
Из мира в мир я обхожу их все за девять дней. Те самые девять дней, которые я провисел на Иггдрасиле, повесившийся и истекающий кровью, в поисках знаний и истины. Саннгеталь и Глапсвид, Разгадчик истины и Многомудрый, — за это я получил свои имена. Я не искал их, но там, где приходят знания, приходит и ответственность за них. Теперь я должен отвечать за них, и заканчивая своё путешествие, я возвращаюсь назад.
На Хлидскьяльве, золотом троне, я вижу всё, что происходит в мире. Я смотрю и вижу, и ничто не может спрятаться от моего взора так же, как и от взора моего сияющего сына Хеймдалля. Фьёльнир и Хертейт, Бог с оком благим и Бог с огненным взглядом, — вот как тогда зовут меня, боясь моего гнева и надеясь на мою милость.
А на гнев, как и на милость, я всегда быстр. Я бьюсь с бешеной яростью каждый день с эйнхериями, которых забирают в чертог Вальхаллы девы-валькирии. Каждый из моих противников тогда даёт мне новое имя, которым я называюсь до конца кровавой драки.
Хельблинди, Ослепитель ратей, Бильейг, Сокрушительный, Бальейг, Радующийся в борьбе, Хникунд, Грозный всадник, Атрид, Разящий, Игг, Страшный,— каждому врагу известны эти имена, и всякий дрожит в страхе, когда слышит их. Я сражаюсь, неистовый, и всегда иду в битву первым. Мне посвящают священные копья, и я поражаю ими сердца своих врагов и предателей.
Я — Вальфёдр, Отец боя, любой битвы, в которой проливается кровь. Я тот, кто ведёт воинов к победе, и тот, кто поровну делит с Фрейей щедрую добычу.
Меня знают во всех девяти мирах. Я быстрый на гнев и милость и жадный к знаниям и благам. Я ищу их всегда, и когда нахожу, я забираю их себе. Я — Гримнир, Коварный, и Фьёльсвид, Искусный в обмане, я меняю лики и вид, становлюсь теми, кем никогда не был. Я обманываю хитростью и убиваю без жалости, когда кто-либо стоит между мной и тем, к чему я стремлюсь.
Санн, Многоликий, и Хникар, Меняющий образы, — никто никогда не догадается, где я прячусь и кем я прикидываюсь на этот раз. Бёльверк-Злодей — горе и страдания турсов и ётунов, сомнительная милость людей, благо и процветание Асгарда. Я — повелитель и владыка, и я должен печься о своей вотчине в самую первую очередь.
Но я создатель, и на моих плечах большая ответственность. Намного бо́льшая, чем сияющие палаты божественного чертога Асгарда. Я — тот, кто создал жизнь и наполнил пустоту и одиночество Мидгарда смыслом.
Я — Вератюр, Повелитель людей, тот, кто создал их и дал им дыхание, тем самым вдохнув в них жизнь. Я — Альфёдр, Всеотец, тот, от кого берут своё начало все асы и смертные. Я — Херьян, Повелитель, тот, чью власть нельзя оспорить.
Много имён у меня ещё есть. Хьяльмбери-Носитель шлема и Текк-Желанный, Триди-Третий и Тунд-Стройный, Уд-Неистовый и Хар-Высокий, Свипуль-Правдивый и Фарматюр-Повелитель кораблей — всех их мне дают смертные. Не меньше имён мне дают и великаны-турсы, и я пользуюсь каждым из них. Все они — искусные маски, которые я надеваю тогда, когда это нужно. И иначе относиться к ним я не собираюсь.
Потому что единственное моё имя, действительно имеющее значение, стоит всегда первым в каждом списке. И им зовусь я Один.
========== Вопрос 20 ==========
Комментарий к Вопрос 20
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
Один был любознательным ребёнком. С самого начала он задавал вопросы и никогда сам не находил на них ответы.
Но он не был один.
В самом начале была бездна Гиннунга. Были стекающие капли плавящихся льдов Нифльхейма и треск огня Муспельхейма. Был огромный великан Имир, заполняющий собою всё пространство.
Поначалу Имир пугал Одина. Он был огромным, белым, словно снег, и вовсе неподвижным. Казалось даже, будто он и не дышал, и никогда не открывал тяжёлые веки. Но это было не так.
— Я вижу в твоих глазах уйму вопросов, ребёнок, — его голос был одновременно громким и тихим, грубым и мягким. Заполняющим собой весь вакуум и слышимым только Одину. — Подойди ко мне ближе, ребёнок, и я расскажу тебе всё, что ты желаешь узнать.
Один не спорит, повинуется. Подходит ближе и садится напротив огромного лица великана и задаёт свои вопросы.
Откуда он взялся?
Откуда взялись Нифльхейм и Муспельхейм?
А откуда взялся сам Один?
Как всё устроено?
И что было в самом начале?
Имир, вопреки страхам Одина, оказывается очень добрым. Он терпеливо отвечает на каждый вопрос чрезмерно любопытного ребёнка.
— Аудумла вскормила меня там, где в холодных льдах Эливагара тепло зародило жизнь, — скрипучий голос Имира вторит вопросам Одина, и великан с усилием поднимает руку, указывая на двенадцать бурных потоков, начинающих своё течение из Хвергельмира.
— В холодной пустынной бездне Гиннунга из тьмы и льдов и первобытного хаоса и огня восстали предвечные миры, — голос Имира не заглушает мерный плеск капель плавящихся льдов и потрескивание вечного огня.
— А тебя, малыш Один, породили Бор и Бестла, родители, от которых берёт начало каждая новая жизнь. Лишь двое, мужчина и женщина, могут дать её — одному подобное никогда не будет под силу, — Имир смеётся медленным размеренным смехом, но Один слушает его внимательно, глядя широко распахнутыми глазами.
На остальные вопросы Имир, почему-то, не отвечает и говорит о том, что ответы на них Один должен когда-нибудь найти сам.
С Имиром, во мраке и одиночестве безжизненного мира, Один проводит бесконечное количество времени. Оно здесь и сейчас в принципе весьма условное понятие, но кажется, Один всё-таки немного взрослеет и даже переступает порог юности.
Хотя для Имира он по-прежнему остаётся «малышом Одином». Как и по-прежнему никуда не девается его абсолютно неуёмное любопытство.
— Скажи, Имир, — Один задаёт очередной вопрос, и великан заранее знает, как он будет звучать. — Как возник мир?
— Он ещё не возник, малыш Один, — Имир в ответ отзывается как всегда терпеливо и вдруг медленно хрипло смеётся. — Тебе только предстоит совершить это.
— Но как? — юноша хмурится, склоняя набок голову, и Имир отвечает безмятежно:
— Ты должен заполнить пустоту, малыш Один. Разогнать вечную тьму и холод и наполнить их смыслом. Но для того, чтобы сделать это, тебе необходимо избавиться от старого. От того, что занимает место и не даёт развиваться новому.
— Но как я должен сделать это? — Один в своих вопросах и любопытстве словно снова становится ребёнком.
Хотя почему же «снова»?
Имир улыбается. Устало и принимающе. Он с самого начала знал, что рано или поздно этот момент настанет.
— Ты должен убить меня, малыш Один, — в голосе великана нет ни страха, ни неприязни — лишь долгожданное облегчение. — Отнять одну жизнь взамен на другие.
Огромный, старый и добрый-добрый Имир, который ужасно пугал Одина, когда он был совсем ребёнком, смотрит на него из-под полуприкрытых тяжёлых век. Он видит страх и сомнения, отрицание и сожаление, но знает точно, что только этот ребёнок может сделать то, что назначено. Лишь ему одному под силу воплотить судьбу Имира и запустить бесконечное колесо вирда для всего мира, что будет создан.
— Давай, малыш Один, — Имир ждёт свершение своей участи со смирением и терпением. — Сделай то, что должен.
«Пролей мою кровь и вырви мои кости, сверши первейшее из убийств. Разрушь старое для того, чтобы освободить место для нового. И возьми моё тело в качестве материала созидания»
— Не печалься, малыш Один, — добрый Имир смотрит на вершителя своей судьбы из-под почти закрытых тяжёлых век. — Я послужу достойной цели.
«Я так долго ждал этого момента. Теперь я к нему готов»
Сверкает во всполохах огня Муспельхейма лезвие кинжала, и первая пролитая кровь всеразрушающим потоком сносит всё на своём пути.
«Молодец, малыш Один. Ты всё сделал правильно»
========== Вопрос 21 ==========
Комментарий к Вопрос 21
«Расскажи о беседе с провидицей накануне смерти Бальдра»
Когда Бальдру начинают сниться кошмары, Один знает, что это не к добру. Он знает, что нечто подобное должно было рано или поздно свершиться, и лукавая ухмылка Локи и жёсткий блеск в его ядовито-зелёных глазах тому подтверждение.
Он отдал жизнь за обретение мудрости и тайных знаний, однако всё же не все вещи были ему доступны.
На границе миров Ётунхейма и Хельхейма царит мрачное уныние и тяжёлое предзнаменование. Ледяной туман непроглядным покровом скрывает от глаз окружающую среду. Безжалостные ветра острыми кинжалами хлещут по лицу и рукам. Здесь темно и мрачно, и всё вокруг здесь мёртвое, давно утратившее жизнь.
Здесь же находится одинокая могила могущественной вёльвы.
Тёмные руны опускаются на могильный камень. Град и Нужда открывают проход в Царство Мёртвых и призывают давно ушедшую к Хель душу. Горят они потусторонним холодным огнём, сжигающим, но не дарующим тепла и утешения. Тревожат они дремлющих мертвецов, и мёртвый лес шелестит потусторонним ветром предупреждения.
«Не играй с нами, тот-кто-ещё-не-ушёл. Наш гнев может быть очень опасен»
— Путешествие из Царства Мёртвых не лёгкое, живущий. Зачем прервал ты мою беседу с Хель? — великанша-колдунья встаёт из могилы с явной неохотой.
Худой серый призрак, увеченный смертью. Прекрасное как и при жизни лицо, но серые белки глаз, чей взгляд пробирает буквально до костей.
— Расскажи мне о том, что происходит в её мрачном чертоге, — не смущаясь ни вида, ни силы мёртвой вёльвы, спросил у неё Один.
Та рассмеялась шелестящим смехом, и потревоженные вторженцем призраки вторили ей в её смехе.
— Ты призвал меня лишь для того, чтобы посплетничать со мной о новостях Хель? — пустые глаза сверкают предостережением, но Один не дрогнул в своей решимости. — Владычица готовится к приходу Бальдра, живущий. Мёртвые варят ему мёд и украшают мрачный чертог, готовясь принять дорогого гостя.
— Знаешь ли ты, кто убьёт его? — времени у его прекрасного сына, на самом деле, было не так уж и много.
— Знаю, — бескровные губы призрака растянулись в жуткой улыбке. — Слепой Хёд, близнец, что всегда в тени своего сияющего брата.
— Он сделает это из зависти? — озадаченный ответом, Один задал следующий вопрос.
— Нет, но свершится страшное преступление по незнанию, и Хёд быстро проследует к Хель за братом. К его приходу Владычица тоже готовится с особым рвением, — вёльва слегка склонила голову набок, впившись в Одина потусторонним взглядом.
— За Бальдра кто-то отомстит? — не медля, спросил дальше Всеотец, ожидая ответ.
— Один овладеет силой женщиной из моего рода. Имя ей Ринд, и родит она сына-мстителя, что на следующий же день после своего рождения отомстит за брата, которого никогда не знал, — отозвалась великанша, и не успел её голос затихнуть, как прозвучал новый вопрос:
— Что Один скажет Бальдру, когда тот будет лежать на смертном костре?
В мёртвом тёмном лесу повисла звенящая тишина. Замерли безжалостные ветра, затихли беспокойные духи. Замерла в изумлении призванная вёльва. Замерла в изумлении и страшном осознании.
— Ты, живущий! — громом прокатился её голос, полный страха и негодования. — Ты тот, кто принёс себя в жертву!
— А ты, мёртвая провидица, — Один расправил плечи, отчего его фигура словно стала больше и сулила опасность не только живым, но и мёртвым. — Ты Ангрбода — любовница Локи и мать владычицы Хель.
— Ты, Один, тот, кто знает, что будет сказано Бальдру, когда он будет лежать на смертном костре, — прожигая Одина взглядом невидящих мёртвых глаз, прошелестела Ангрбода. — Уходи, Один. Беги, Один. И больше никто не увидится со мной до тех пор, пока мой муж не освободится из оков и не придёт ко мне перед Гибелью Богов.
На этих словах великанша замолчала. Сломала сковывающие её руны и вернулась туда, откуда была призвана. У одинокой могилы на границе Ётунхейма и Хельхейма снова воцарилась мёртвая тишина. Безжизненный чёрный лес замер, оставляя Одина в одиночестве с самим собой и своими мыслями.
========== Вопрос 22 ==========
Комментарий к Вопрос 22
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Один был алчен. Но не до материальных благ — он был алчен до знаний и могущества. Желал он мощи, желал он ведать обо всём на свете, желал он владеть всеми доступными заклинаниями во всех сферах магии. Всю свою жизнь он провёл в поисках и постижении знаний. Собирал их по крупицам и хранил бережно, лелея словно родных детей.
Но человеческая жизнь коротка. Ничтожно, непростительно коротка. И что бы Один ни делал, как бы ни пытался продлить свою жизнь, чувствовал он, как постепенно утекает его время, словно зыбкий песок сквозь пальцы.
Один не хотел умирать. Он не хотел уходить, не постигнув все тайны мироздания. Но человеческая жизнь, пусть даже принадлежит она могущественному магу, коротка.
И ни философский камень, выдумка алхимиков, ни зелья вечной молодости не могут замедлить необратимый безжалостный процесс. Разве что…
Тёмные искусства похожи на зыбучие пески: раз попав в них, очень сложно вырваться из их плена. Один, жадный до знаний и могущества, кажется, как никто другой приблизился к их пониманию. Чёрная магия прорастает в его душе, произрастает из самых глубин сердца, оплетая своими ядовитыми корнями его разум. Тёмные искусства, коварные и опасные, даруют знания и силу, дурманят и кружат голову — тот, кто поддаётся им, падает на самое дно, и бездна пожирает его.
Один едва ли может считаться счастливцем, избежавшим подобной участи.
Старый древний ритуал почти забыт и утерян. Одину требуются долгие годы на его расшифровку и восстановление. На его реализацию и улучшение. Он не хочет умирать, и ради того чтобы продлить свой век, он готов пойти на любые жертвы.
Хоркрукс — слово горчит проклятием. Отзывается шипящими змеями и зловещим смехом потусторонних сил. Играть с чёрной магией и смертью опасно, и малейший промах может обернуться для глупца муками, страшнее адских.
Один в слепом бесстрашии игнорирует всё это. Он проливает кровь без страха и угрызений совести. Он проливает кровь ради своего эгоизма, а потому он не чувствует, как бьётся, раскалываясь, словно глиняная тарелка, его душа. Кусочек за кусочком — он проливает кровь и отправляет к праотцам свои жертвы, принесённые в дар ему же.
Больше, ему нужно больше для того, чтобы жить вечно, и он уже давно теряет счёт своим преступлениям.
Отголоски его памяти, его могущества и жизни разбросаны хаотично по всему миру. Один и сам уже не помнит, где спрятаны они все. Он лишь продолжает идти своей мрачной тропой дальше и дальше, оставляя за собой чёрный след смерти. Он продолжает уродовать свою душу до тех пор, пока его собственная жадность не приводит его к самому началу.
Сил, в конце концов, у него не остаётся вовсе, и очередное убийство оборачивается против него. Он уходит в никуда, с ужасом понимая, что это конец, но…
Он разражается зловещим потусторонним смехом, что эхом отбивается от чёрных стволов деревьев. Его алчность уничтожает его… Не-е-ет… Его алчность дарует ему то, к чему он так стремился — Вечность и Бесконечность.
Он исчезает внезапно, и память о нём стирается. Он остаётся нигде, остаётся в забытье — какая несусветная чушь! Ведь он, на самом деле, везде, и хоркруксы, хранящие осколки его души, разбросанные по всему миру, лишь ждут того времени, когда им следует пробудить своего мастера. Они таятся в тенях, ожидая подходящего искателя, что станет новой жертвой во имя их хозяина.
Раз за разом будут они пробуждать его. Раз за разом будет восставать бессмертный Один. И никто никогда не сможет побороть его. Ведь он — это Вечный Рок.
Он — Неизбежность.
========== Вопрос 23 ==========
Комментарий к Вопрос 23
«Откройте любую книгу на 61 странице. Ответ по последнему целому предложению на странице, или как-то связанный с ним»
Находиться рядом с Одином всегда было непросто. Всеотец, самый великий и знатный из числа асов, Отец битвы, Первый среди эйнхериев, Владыка людей, Всезнающий мудрец… Список его имён и званий можно было продолжать до бесконечности, и каждое из них оставляет на нём свой отпечаток, отчего аура Одина становится тяжёлой и почти невыносимой.
Она словно угнетает, притесняет каждого, кто даже просто находится рядом. Заставляет съёживаться и чувствовать себя едва ли не ничтожеством — так выглядит классический деспотичный царь, но отнюдь не северный конунг, что признан первым среди равных.
Общаться с Одином тоже было нелегко. Даже Локи, хитрецу и обманщику, острому на язык, порой было сложно совладать с собой и не стушеваться под размеренными звучными речами Одина, переговорив его.
У Одина была гнетущая аура, определённо. Слишком тяжёлая и властная — возможно, именно она и позволила, в итоге, возвыситься именно ему, а не кому-нибудь из других асов. Возможно, именно она, в конце концов, вызывала особое уважение не только у смертных, но и у тех, кто были равны Одину.
И в то же время… Уступали ему, признавая его превосходство.
Не то чтобы Один делал специально что-то для этого. Но его авторитет и могущество были красноречивей множества слов. В конце концов, не каждый встречный мог похвалиться тем, что пожертвовал собой и возродился вновь ради знаний и мудрости, а Один умер и вновь вернулся к жизни.
Он был умён, хитёр и всесилен, и не было никого, кто мог бы оспорить с ним его могущество. По крайней мере пока. А потому авторитет и влияние Одина давят собой чужие поползновения, и даже его сыновья в почтении склоняют перед ним свои головы. И Один…
На самом деле с удовольствием принимает чужое почтение.
========== Вопрос 24 ==========
Комментарий к Вопрос 24
«Изменял ли ты Фригг? Было ли это простой прихотью или ты преследовал более высокую цель?»
Фригг, хранительница тайн и очага, очаровывает своего мужа. Она прекрасна как и в самую первую их встречу, и старость почти не накладывает на неё свою печать, отчего она по-прежнему кажется молодой и красивой женщиной. Она — достойная супруга Одина, но утверждение это верно лишь отчасти, и Фригг таинственно улыбается, забирая из рук служанки веретено.
На самом деле — это Один — супруг, достойный Фригг. И только потому, что она сама так считает. Никто не рискнёт спорить с ней в этом деликатном вопросе, и Один действительно благодарен ей ещё и за это.
Ведь помимо Фригг у него так много других женщин.
Шестеро из его девяти сыновей принадлежат другим матерям. Все они между собой братья лишь по отцу. Неисчислимое количество человеческих конунгов ведёт свою родословную от него — далеко не факт, что все они лгут.
Смертные всегда наделяют верховных божеств плодовитостью. Чем больше детей — тем выше уважение. Тем явственней, по их меркам, проявляется сила и могущество, ведь плодовитость — синоним процветания. Много детей приумножают род, его славу и богатство, и смертные ценят это и стремятся к этому.
А потому у главных божеств их пантеонов всегда много детей, и Один не становится исключением.
Не то чтобы его либидо действительно так зашкаливало. В самую первую очередь он — воин. Затем маг-шаман, а уж после — странник, что бродит по свету и везде оставляет частичку себя. Не столько по желанию, сколько по необходимости, ведь чем больше детей — тем больше шансов сохранить и укрепить кровь, дать роду разрастись и приумножиться.
Один всегда чётко знал и осознавал это. Знала и осознавала это Фригг. Именно потому ни он, ни она никогда не воспринимали измены Одина как измены. Лишь необходимость; лишь приумножение; лишь слава и сила. Выполнение долга и обязанности, а подчас — предначертанной судьбы — не больше и не меньше. Измены, лишь формально считающиеся изменами, тогда, когда сердце и помыслы Одина всё равно раз и навсегда принадлежат его единственной супруге.
Фригг, разумеется, знает это. И подобной верности её мужа ей вполне хватает.
========== Вопрос 25 ==========
Комментарий к Вопрос 25
«Представляем, что вы стали людьми. Вот сейчас, в данную минуту.. Что вы чувствуете, какие эмоции испытываете? Распишите»
Сны всегда были чрезмерно реалистичны. Хельблинди, старый, умудрённый воин, потерявший в битвах один глаз, видел их так, словно они происходили с ним наяву. Он просыпался, вздрагивая, и туманные образы ещё долго стояли перед глазами, взывая к нему из тёмных углов светлицы.
Боги говорили с Хельблинди во снах. Они посылали ему знамения, и старому шаману надлежало разгадать их.
Он смотрит на воду в своих руках и видит собственное отражение. Тени потусторонних миров крадутся сквозь полумрак, и он слышит раз за разом, как они шепчут его имя.
«Хельблинди»
Вода омывает лицо и руки. После он цепляет на пояс ножны с ритуальным кинжалом. Рядом — сумка со всем необходимым, и Хельблинди покидает свой дом, одинокий дом на отшибе — так живут колдуны, которых уважают, но опасаются, пусть даже сейд не ведом им.
Рассветный туман молочной дымкой застывает в воздухе. Играют, преломляясь, солнечные блики в медленно оседающих каплях. Ноги проваливаются в мягкую, влажную от росы землю и прелые листья, что с себя на зиму сбрасывают деревья.
Холодно, но не оттого вовсе мороз идёт по коже Хельблинди. Голоса раздаются в тумане, долетают до его ушей, и снова вздрагивает он.
«Хельблинди!»
Лесной алтарь сокрыт под ветвями могучего ясеня. Камень, на котором он сам вырезал магические заговоры рунами, а рядом с ним — небольшой деревянный идол да череп, где запёкшейся кровью вычерчен знак: Дар и Защита, в центре которых — Человек.
«Надобно в дружбе
Верным быть другу,
Одарять за подарки»
Хельблинди вглядывается в сложное сплетение рун. Они — защита и проводники, посредники, направляющие его и к нему. Он прикрывает глаза и вытаскивает из ножен кинжал.
Ему не надо идти в бой, а потому он не жертвует кровь. Но жертвует оружие как знак, что покоряется воле Всеотца и отдаёт себя в его власть.
Один — величайший из странников и колдунов. Лишь он один может даровать ему знание и своё заступничество. Вызывает к нему Хельблинди и надеется, что будет прародитель всех асов благосклонен к нему.
На древесину, поросшую мягким мхом, ещё влажным, хоть солнце уже и встало, он ставит чашу из чёрной керамики. Земля там и кровь, волчьи ягоды и грибы, которые Хельблинди приносит с собой. Магическое варево — проводник между пограничьем, стирающее рамки и ограничения сковывающей плоти. Оно позволяет духу шагнуть за грань и увидеть то, что непосвящённым видеть не дано.
Хельблинди лишь предстоит сварить его на закате дня. А до тех пор он освобождает свой разум от страхов и сомнений, ищет баланс и гармонию и готовится к переходу и встрече, к которой его так настойчиво подводят боги.
Сумерки обволакивают лес и из глубин его слышится вой. Неусыпные спутники Одина бродят в поисках добычи, и Хельблинди разводит огонь, дабы отогнать их или наоборот приманить. Варит похлёбку, священное варево, и прежде чем выпивает сам, разделяет его с Одином.
«Пива не пить без тебя
Мною было обещано»
Горячая жидкость обжигает язык и нёбо. Заволакивает пьянящим дурманом наркотического забытия, в которое Хельблинди погружается тут же. Руки его слабеют, отпуская чашу, что падает на мягкий мох, проливая остатки, а тело ведёт, разделяя его с мечущимся духом.
Теперь они приходят к нему наяву. Он слышит её смех и грохот копий её спутников. Зловещий гром барабана и топот бесконечного множества ног.
«Хельблинди!!»
Их зловещая потусторонняя поступь гасит огонь, и мрак ночи слабо рассеивает лишь месяц. Руны горят на камне, отделяясь от него, и Защитой вооружается Тюр, самый доблестный из числа асов.
«В боях невредимы,
Из битв невредимы
Прибудут с победой»
Женский смех зловещим эхом отбивается от чёрных стволов деревьев. Вёльва с обнажённой грудью и в оленьем черепе, скрывающем её лицо, подходит ближе, зазывает к себе, ласкает слух сладкими речами.
«Иди ко мне, Хельблинди. Я щедро одарю тебя. Уппсальский храм станет твоим домом и ты будешь первым там среди равных»
Он отступает, запутываясь в ногах, падает. Вёльва смеётся, а над ним возвышаются воины — Мёртвый Человек и Град горят на их лбах, а под чёрными бездонными глазами кровоточит Великан. Они тянут костяные руки к Хельблинди и бьют копьями о щиты, выбивая страшную, мрачную песнь.
Вторит им боевой барабан, на натянутой коже которого — Сокрытая Тайна. Тайна, которую он должен понять и разгадать, ведь боги недаром посылают ему эти видения. Каждое из них что-то значит, каждое из них связано одно с другим.
«Хельблинди!!!»
Отзвуки его имени раздаются со всех сторон. Шепотки сводят с ума, комом тошноты подкатывая к горлу. Мир вертится в наркотическом угаре, и Хельблинди хватается за голову, падая наземь.
Видение уходит, сдуваемое ночным ветром. Приходит сон — спокойный и молчаливый. Хельблинди просыпается от него пред ликом деревянного идола, что смотрит с проницательной ясностью в мутный глаз колдуна.
«Не перепутай,
Не повреди их,
С пользой владей ими;
Пользуйся знаньем
До смерти богов!»
Хельблинди вздыхает, тяжело поднимаясь на ноги. Благодарит он за знание, за предупреждение великих богов. Режет он День в знак завершения и благодарности. Знает теперь, откуда ждать беды.
Датчане, дети Гевьон, придут с разрушением и жаждой. Много смертей принесут они шведским мужам, много горя. Разграбят и захватят Уппсальский храм, осквернят жилища богов — они же нынче предали их, отвернувшись от них, уйдя под сень Единого Бога.
Много испытаний ждёт конунга и ярлов, и бондов их земли, много лишений. Но Хельблинди готов к ним, знает о них, а вместе с ним будут готовы и братья его. Боги благоволят им, возможно, в последний раз, и возможно в последний раз поведёт своих воинов в бой доблестный Хар.
Хельблинди будет в тот день вместе с ним.
========== Вопрос 26 ==========
Комментарий к Вопрос 26
Нц-шный ивент
Фригг улыбается всегда загадочно, и странная таинственность прячется в её сине-зелёных глазах. Недаром она — хранительница тайн, коей ведомы судьбы всех живущих. Она — великая Всематерь, первая среди женщин Одина, его супруга и госпожа его дома. Она — владычица Асгарда, самая великая и уважаемая женщина.
Она всё так же прекрасна, как и в самую первую их встречу.
Она ступает мягко и вкрадчиво, словно одна из кошек прекрасной Фрейи, что и рядом не стояла с красотой и величием владычицы Фригг. Скользит по светлице плавной походкой, откладывая в сторону своё шитьё, когда уединение её нарушает чужое присутствие.
Один устал. Он — Всеотец, владыка асов, неустанный странник и хитрец, с которым может потягаться Локи. Каждый день растягивается для него бесконечными часами, за которые он успевает побывать в путешествии, пировать и воевать с эйнхериями и наблюдать за всем миром. И в ночь неизменно возвращаться в покои к своей супруге, что всегда терпеливо ждёт его возвращения.
Она всё так же прекрасна. Зрелая красота, что с возрастом не угасает, но расцветает с новой силой. Точёная фигура и тонкий гибкий, словно ива, стан, мягкие ласковые руки, что дарят нежность и любовь даже спустя столько лет — несмотря на столетия брака и многочисленные измены не угасает в них ни любовь, ни страстный пыл, отблеском сверкающий в глазах.
Фригг улыбается с извечной загадкой. Подходит ближе, совсем вплотную, опуская руки на плечи мужа. Скользит узкими сухими, но в то же время мягкими ладонями по напряжённым сильным мышцам, словно пытается сбросить с них тяжесть невидимого груза.
Один выдыхает прямо в алые губы супруги, прикрывая единственный глаз, и она запечатывает это дыхание в поцелуе — глубоком и неспешном, наполненном тоски по близости друг друга.
Фригг плавно, медленно скользит от плеч выше, по сильной шее, зарывается тонкими длинными пальцами в длинные, посеребрённые сединой волосы мужа, в то время как тот сжимает в объятиях её тонкую фигуру, прижимая к своей широкой груди. Фригг чувствует жар, исходящий от неё, даже сквозь тяжёлые одежды великого конунга, и этот жар распаляет её собственный внутренний огонь.
Поцелуй приобретает оттенки чувственности, балансирующей на грани страсти. Они вкладывают в него больший напор, и женские пальцы сами собой сжимаются на чужом затылке, в то время как мужские руки в крепкой страстности сильнее прижимают к себе чужое тело.
Платье скользит по плавным изгибам владычицы, пока её тонкие длинные пальцы ловко расстёгивают костяные пуговицы облачения великого конунга. Одежда, лишняя совершенно в такой желанный интимный момент, тяжело опадает на пол, словно листва с деревьев. Они перешагивают через неё, не замечая вовсе, лишь оставаясь в исподнем.
Фригг улыбается, лёгким движением освобождая из плена украшений густые белокурые волосы. Они золотыми реками струятся по плечам и спине, и груди прекраснейшей из прекраснейших, и Один наблюдает, затаив дыхание. Не смеет приблизиться к Фригг до того, как она сама делает шаг навстречу.
Их страсть всегда выдержана и неспешна. Каждое мгновение наслаждения друг другом растягивается, словно сладкая патока, а каждое движение преисполнено почти целомудренного величия. Ни с кем ещё, кроме друг друга, они не чувствуют такого единения, когда не похоть затмевает взгляд, но чистая любовь, что не терпит спешки и грязи.
Они обнажают друг друга сквозь поцелуи и прикосновения. Пальцы скользят по коже, словно пытаются вспомнить давно забытые формы. А после Один опускается на кровать, и Фригг нависает над ним, улыбаясь.
Он проводит рукой по её щеке, а она садится на его бёдра, глядя на мужа сверху-вниз. Тот улыбается, довольный открывающимся видом, лаская взглядом вздымающуюся грудь супруги, всё такую же аккуратную и упругую, как у молодой девы. Он накрывает её руками, несильно сжимая, и Фригг выдыхает шумно, выгибаясь, запрокидывая назад голову, обнажая лебединую белую шею. Шёлковые светлые волосы скользят по её спине, и она качает головой, откидывая их в сторону, в такт движениям мужа, мнущего её грудь, пропускающего сквозь пальцы алые бусины сосков.
Фригг щурится хитро, глядя на Одина из-под полуприкрытых век. Игриво проходит пальцами одной руки по его животу и сильной груди, поднимаясь своей лаской-касанием выше и выше к ключицам, в то время как вторую руку заводит за спину, легко проводя подушечками по влажной твёрдой плоти, упирающейся в ягодицы.
Один издаёт тихий рык, чуть сильнее сжимая в руках женские груди. Фригг упирается в его напряжённые мышцы, прикрывая глаза, и легко, медленно насаживается, принимая в себя мужскую плоть. Наклоняется к мужу, одаривая его глубоким чувственным поцелуем, и Один отвечает на него.
Они не спешат двигаться, медлят, наслаждаясь ощущением друг друга. Жаром друг друга и любовью друг друга, и Фригг первая отстраняется, упираясь лбом в лоб мужа, и, двигая бёдрами, обхватывает его плотнее внутри себя.
Грубые горячие ладони Одина скользят по бокам супруги на спину, накрывая лопатки, и он двигается в такт, подстраиваясь под чужой ритм и темп. Им некуда спешить, и наслаждение сладким тёплым мёдом разливается в крови желанием как можно больше насытиться друг другом и близостью друг с другом.
Мужские руки блуждают по изящному женскому телу, опускаются по спине ниже к ягодицам; прихватывают их — ровно в тот момент, как толчки становятся чуть жёстче и грубее, и резче. А после перемещаются к бёдрам — и там же остаются.
Жаркое дыхание липкой патокой оседает на коже вместе с тихими рваными стонами. Наслаждением и любовью, захватывающими с головой с каждым новым движением — Фригг выгибается навстречу, закрывая глаза, полностью отдаваясь чувствам и долгожданному единению с супругом. Один крепко, но безболезненно держит чужие бёдра, толкаясь в женское лоно — глубже, сильнее, и тоже закрывает глаза. Тело любимой женщины принимает его как всегда с радостью и отдачей, которую ему не способна подарить ни одна другая женщина.
Когда Фригг чувствует, что конец близко, она подаётся вперёд, нагибается ближе к Одину. Упирается ладонями в его грудь и прячет лицо на его плече. Супруг в ответ прижимает к себе влажное от пота, пышущее жаром тело прекрасной подруги и делает несколько размашистых глубоких движений. И замирает, отпуская себя горячем семенем, когда чувствует, как дрожит в его руках возлюбленная супруга.
Наслаждение растекается по их венам горячей кровью, кружащим голову удовольствием. Расслабляет мышцы, сладкой истомой поражая все члены. В праздной лености нежатся они в объятиях друг друга прежде чем засыпают перед новым днём, наполненным хлопот и обязанностей, что вновь разлучат их друг от друга.
Разлука, впрочем, не тяготит их так сильно, ведь именно от неё тем ценнее становятся их встречи и жаркие ночи, проведённые друг с другом.
========== Вопрос 27 ==========
Комментарий к Вопрос 27
«Что будет с тобой во время Рагнарёка?»
Рагнарёк — Гибель Богов. Последняя битва, в которую выйдут боги, возглавляемые им. Последний рубеж, последнее напоминание о былом мире, которому суждено сгореть в пламени кровавого сражения.
Один, Всеотец, первый, идущий в бой.
Монстры и великаны, вставшие мертвецы, вновь обрётшие крепость плоти, — все они, как один, желают в первую очередь крови Всеотца. Не забыты ими обиды и предательства, нанесённые им. Боль и унижения, и бесславная смерть — побратим Высокого скалится в ярости, как никто зная, что из себя представляет Злодей.
Бьёт Гунгнир в землю, содрогая её. Один, лжец и хитрец, обманщик и предатель, одинаково с этим доблестен и честен в бою. Ведёт он асов, ведёт он ванов, ведёт он альвов, всех, как одних, навстречу великой славе.
Он ведёт их навстречу Вечности.
Многие из врагов желают поразить своим оружием Всеотца. Отомстить ему за обиды и поругательство. С лёгкостью отражает он вражеские удары; с лёгкостью эйнхерии идут в бой вместо него. Знают они, знают все, что суждено Высокому пасть в бою с Волком. Знают они, знают все, что Волк первый в своём праве искать расправу над первейшим из числа асов.
Навстречу Волку — смерти — прорывается сквозь неистовствующих Один. Навстречу Волку — Вечности — выходит он. Единственный глаз ловит неистовый яростный взгляд, и Фенрир воет, призывая стаю в свидетели кровавой расправы.
Один усмехается — уголками губ — и бросает вперёд своё копьё.
========== Вопрос 28 ==========
Комментарий к Вопрос 28
«Вопрос для тех, у кого несколько ролей — даёшь шизофреническую общагу! Представьте, что боги, за которых вы отвечаете, пытаются “ужиться” друг с другом у вас в голове. Как они определяют между собой, за кого вы будете прямо сейчас писать ответ? Какие казусы между ними могли бы случиться? Может, вообще драку затеяли бы? Слушают ли они ваше мнение, как отвечающего? Пофантазируйте! Даёшь стёбный ответ»
Это была определённо не самая лучшая моя идея. Хотя ладно, кого я обманываю, почти все мои идеи — не самые лучшие идеи, от которых я потом огребаю, но эта…
Задуматься над тем, что что-то, чисто теоретически, может пойти не так, мне следовало, вероятно, ещё на третьей роли. По-хорошему, конечно, ещё на первой, когда ко мне подселился мрачный и молчаливый жилец, но тогда я как-то не особо обратила на него внимание.
Подселившийся к нему чуть позже с виду мудрый и интеллигентный старец тоже меня не особо смутил, но вот после того, как пришёл третий, красавец, улыбающийся так ослепительно, что можно было в прямом смысле ослепнуть, следовало задуматься.
Ну я и задумалась… когда к ними подселилось ещё двое.
Кажется, в тот день я была непростительно пьяна, иначе объяснить спонтанное решение подселить к неугомонной пятёрке ещё четверых, я не могу. Не то чтобы нам вшестером было плохо или скучно, вовсе нет, но случился алкоголь, искра, буря, безумие… и грёбаные подначки со стороны, мать его, мудрого старца.
«Асов много не бывает», — говорил он.
«Мужская компания всегда в тему», — говорил он.
«У нас ещё много места, а эту четвёрку в ближайшем обозримом будущем явно никто не собирается кроме тебя приглашать», — говорил он.
«И вообще, девять — прекрасное символичное число — тебе ли не знать, дорогая!» — говорил, мать его за ногу, он.
У-у-у, провокатор хренов! Знал, сволочь, на что давить!
В итоге я чувствовала себя многодетной матерью в перманентном унынии, и чувство того, что меня, мягко говоря, облапошили, так до сих пор и не оставляло меня.
Ну, отчасти, вообще-то, так и было, ведь из всей девятки асами были только шестеро. Ньёрд и Фрейр, хоть и причисленные к ним, всё равно гордо отстаивали честь ванов, а Тот просто тактично офигевал от происходящего, меньше всех понимая, что он забыл на этой скандинавской тусе.
(на самом деле, некоторые скандинавы тоже не совсем понимали, что они на этой тусе забыли, но я до сих пор тактично делала вид, что не замечаю их удивления)
Честно, я сомневалась, что их пятеро, а не в три раза больше.
Конечно, Тору, блин, было тесно и негде было размахнуться. Конечно, Уллю просто было по приколу подтрунивать над отчимом, неплохо так спевшись с Фрейром. Но какого чёрта во всю эту вакханалию ввязался Тот, ехидно так ухмыляясь, явно задумав очередную пакость?! Слишком остроумный и острый на язык, он, блин, создавал бо́льшую часть проблем, не успевая вовремя заткнуться.
— Воплощение мудрости, говорили они, спокойнейший и мудрейший, говорили они, — наблюдая за тем, как Тор гоняется за удирающей от него птицей, мрачно произнесла я. — И где всё это?! Почему вместо адекватного Тота я получила оптом Локи на минималках?!
Рядом со мной раздался кашляющий и очень довольный смех. Обернувшись на него, я увидела перед собой виновника всех своих бед, который где-то раздобыл трубку Гэндальфа (к ответу готовишься, засранец, что ли?!) и теперь бессовестно курил с флегматизмом Авессалома из «Алисы в стране чудес».
— Доволен? — максимально мрачно обратилась к нему я, и Один хитро сверкнул единственным глазом, которого мне очень захотелось его лишить. — Между прочим, это из-за тебя всё это!
— Зато не скучно, — он пожал плечами, ни капли не раскаиваясь, и я фыркнула, скрестив руки на груди:
— Да обхохочешься просто!
Один одарил меня ещё более хитрым взглядом. Я догадывалась, к чему была вся эта авантюра. Мстил мне, засранец, что размышляя в самом начале между ним, Тюром и Тором, я всё-таки первым пригласила именно Тюра. А теперь вот, устроил мне тут божественное мужское общежитие и радуется, довольный, своей выходке.
Я страдальчески закатила глаза. Оставалось только запастись терпением и силами, чтобы пережить это дерьмо, и вооружиться метафоричной скалкой, чтобы разогнать буйных соседей-сожителей. Вопросов, в конце концов, к ним было ещё много, так что они всё-таки были нужны мне живыми и желательно невредимыми.
Один, довольно прищурившись, наблюдал за происходящим с явным удовольствием. И конечно, даже без малейшего намёка на раскаяние.
========== Вопрос 29 ==========
Комментарий к Вопрос 29
«Расскажи, как же ты всё-таки смог соблазнить Ринд?»
Осторожно, изнасилование
Вёльва пророчит ему, что великанский род подарит жену, что сможет родить сына, который отомстит за смерть прекрасного Бальдра. Один никогда не спорит с пророчествами и всегда в почтении склоняет пред ними голову, признавая их превосходство над самим собой. А потому он идёт в страну, где никогда не был другом, в поисках той, что предстоит породить величайшего из мстителей.
Ринд, прекрасная дева из Ётунхейма, горда и неприступна. Взирает она на сватающегося к ней витязя свысока. Он не впечатляет её, и дважды гордячка отказывает ему. Дважды сама прогоняет его тогда, когда Один демонстрирует ей свою добрую волю и даёт выбор.
Но она отвергает его. Гордая Ринд отвергает его, Всеотца, отвергает того, с кем надлежит связать ей свою судьбу. Не браком, нет, но узами иными, не менее прочными и важными.
Впрочем, Один всегда отличался терпением и хитростью.
— Коль не хочешь принимать меня по доброй воле, я возьму тебя силой, — он обращается сам к себе, говорит с равнодушным принятием и давним смирением со своей участью и судьбой.
А после в мгновение ока оборачивается старой, умудрённой жизнью знахаркой. Сгорбленной старухой-ведуньей, которой ведомо страшнейшее колдовство, насылающее проклятия и наоборот исцеляющее от них.
Дивный неведомый недуг сражает ётунскую красавицу внезапно. Она слабеет от него с каждым днём, и краски покидают её лицо. Лучшие знахарки не могут ничего поделать, чтобы помочь ей, и руны молчат, не даря им знания, а деве облегчения. И когда отчаяние завладевает суровым сердцем её отца, когда надежда кажется утраченной, Один вновь переступает порог её дома.
— Имя мне Веха, — сгорбленная старуха скрипит, обращаясь к хмурому турсу. Недобрым огнём сверкают её глаза, а узловатые пальцы сжимают скрюченный, корявый посох, на который она опирается. — Известно мне о недуге дочери твоей, равно как и известно, как следует лечить его.
Глаза убитого горем отца на мгновение вспыхивают, и Один видит в них надежду. Это — добрый знак, ведь за спасение своего дитя любой любящий родитель готов пойти на всё, что угодно, теряя бдительность.
— И что же ты хочешь за своё врачевание, старуха? — басит несчастный отец свой вопрос, и вновь недобро сверкают глаза ведуньи.
— Свою плату я изыму, не беспокойся о ней, — слова её звучат зловеще, но старому ётуну нечего противопоставить им. — А пока прикажи слугам крепко привязать дочь твою к кровати, да рот ей закрыть кляпом — лечение ждёт её непростое, болезненное, как бы не навредила она сама себе.
Слуги суетятся, прежде чем Одина пропускают в светлицу к изнемогающей деве. Раскуривает он травы перед ней и сбрасывает морок, витающий в воздухе.
Недуга у Ринд словно и не бывало, равно как и старуха-ведунья будто никогда не переступала порог дома её отца.
Но стоит перед ней, привязанной и беспомощной, полный силы муж, великий Всеотец, что пришёл взять своё.
Ринд сопротивлялась отчаянно. Сопротивлялась до последнего. Великанская воинственная кровь кипела в её жилах, толкая её скорее умереть, чем быть преданной насилию и надругательству.
Она дёргает руками, но руки крепко привязаны осенёнными рунами путами. Они накрепко прикованы к изголовью кровати, и силы Ринд не хватает, чтобы сломать его и освободиться.
Она пытается кричать, но неистовый отчаянный крик тонет в плотном куске ткани, которым заткнут её рот. Из-за него доносится лишь нечленораздельное мычание, долетающее разве что до слуха Одина, который игнорирует его.
Она брыкается, бьётся ногами, но сильные руки Всеотца мёртвой хваткой придавливают за бёдра к кровати. Ринд пытается свести их вместе, но Один решительно опускается между ними. Резкими грубыми движениями разрывает платье, рвёт нательную рубаху, обнажая женское лоно.
Ринд сопротивляется до последнего. Бьётся в агонии, кричит, пытаясь перекричать преграду в своём рту. Извивается в ярости, дёргает плотно прикованными руками, прожигает ненавистного насильника полным ярости и проклятий взглядом.
Один игнорирует его. Он игнорирует всё, игнорирует Ринд и её попытки вырваться, избежать страшной судьбы, которую ей уготовил Всеотец… Нет, её уготовили ей мудрейшие норны, и хочет она того или нет, но она воплотит её.
Один берёт её силой. С силой и неистовством толкается в женское лоно, что не радо принимать его в себе. Окропляет девственной кровью льняные простыни — в действиях его нет ни ласки, ни сострадания, ни жалости. Лишь сухой расчёт и простая необходимость — прости, милая Ринд, но именно тебе (не) повезло стать матерью великого мстителя, что должен отомстить за смерть лучшего из нас.
И при этом неважно, что зачат он будет в насилии, а рождён в искренней ненависти своей матери.
Ринд кричит и сопротивляется до последнего. Даже когда над телом её творится надругательство, даже когда мужская плоть скользит в её лоне, она всё равно борется и не сдаётся. Слёзы гнева, боли, ярости и отвращения теряются в разметавшихся светлых волосах, и Ринд их даже не замечает.
Ненависть. Боль. Отвращение. Ярость. Они не дают ей сдаться, они вынуждают её бороться до последнего. Не отдаваться насилующему её мужчине, не принадлежать ему. Чтить его как ублюдка, животное, взявшее женщину силой и без её согласия.
В конце концов, в час унижения, когда всё завершается, когда горячее липкое семя исторгается в её нутро, они разжигают огонь в груди женщины, претерпевшей надругательство. Слепое неистовство и желание мести — Один, изнасиловавший Ринд, ещё понесёт в том числе и за это своё преступление наказание. Уж она, ётунская дева, в чьих жилах течёт колдовская кровь, обеспечит ему это.
Один, покидающий обесчесченную, осеменённую женщину, прекрасно знает об этом. Но это неважно пред ликом высокого предназначения, в котором и он, и своевольная гордая Ринд — лишь инструменты его наступления.
========== Вопрос 30 ==========
Комментарий к Вопрос 30
«Ответьте на вопрос, который сами хотели бы задать своему персонажу»
«Как Фрейя научила тебя сейду?»
Фрейя улыбается легко, но улыбка эта остра, как заточенный клинок, и не менее смертоносна. О-о, разумеется, прекраснейшая знает, что этот день настанет, и тот, кому была она отдана в плен, сам по доброй воле придёт к ней.
Ведь Один алчен, страшно алчен, и не должно быть ни единого искусства, в котором он не сведущ. Пусть даже будет им женское занятие, за которое будут дразнить его насмешками.
— Ты пришёл ко мне, — Фрейя улыбается, и глаза её сверкают во мраке светлицы опасностью и предостережением.
Пламя на горячих свечах и ясеневых лучинах дрожит робко, и тени пляшут на стенах светлицы, пропахнувшей запахом сухих трав и дурманящих сборов. Прячется в них древнейшая сила, что её тайны открыты взору народу, из которого Фрейя ведёт свой род.
— Как видишь, — голос её вкрадчивым шелестом вторит шелесту сухих трав, разложенных на половицах, когда Фрейя оборачивается, впиваясь взглядом в застывшую в дверях фигуру, — я ждала тебя.
Один едва заметно хмурится. Непривычная робость заставляет его мимолётно оробеть нутром. Фрейя будто преображается, и напускное легкомыслие слетает с неё столь же легко, как накидка с орлиным оперением. Сила и мощь, древнейшее знание и могущество, пред которыми Всеотец — несмышлёный младенец, исходят от фигуры статной девы. Лёгким, единым, текучим и грациозным движением поднимается она на ноги, и Один не может отвести взгляд от её фигуры.
Члены Фрейи крепки, как у воина, и полны, как у кормящей матери. Кровь с молоком, неистовство и нежность, буйство и кротость — противоположности в одном. Ступает женщина вкрадчивой ходой, босыми ногами огибая горящее пламя, не смеющее вырваться из-под контроля владычицы без её разрешения. Облачена она в шкуру животного, и Один не сомневается, что добыта она была стараниями самой Фрейи. Полуобнажённый живот и грудь покрыты землёй и рисунками, как и испещрено ими лицо прекраснейшей. В спутанные светлые локоны вплетены ветви и травы, к которым взывают могучие ваны, испрашивая у земли плодородие и милость.
— Идём со мной, Один, — Фрейя утягивает пришедшего вглубь светлицы, и Всеотец шагает за ней, гоня сомнения прочь.
Ради постижения знаний и мудрости он добровольно проткнул себя копьём и девять дней висел, страдая, на Иггдрасиле. Пути назад не было ни тогда, ни сейчас.
— Хочешь познать ты тайны родины моей, — властным движением Фрейя давит на могучие плечи великого мужа, усаживая его, словно ребёнка. — Хочешь постичь великое могущество магии, что открыта лишь женщинам народа моего…
Она раскуривает дурманящие травы, и туман заволакивает светлицу, освещаемую свечами да ясеневыми лучинами. Тени пляшут, выходят к свету из своих углов, по которым прячутся, показываются, завлекают.
— Я научу тебя, женовидный муж, — сверкают во тьме глаза Фрейи, а голос её доносится сразу отовсюду.
Тени танцуют и смеются, словно девицы во время праздника солнцестояния. Оплетают разум и тело, зазывают к себе. Фрейя улыбается хищно и страшно, как ведьма, и ведьмой сейчас она становится.
— Режущий руны, должен познать ты, что колдовство моё способно ослабить члены воинов в битве или наполнить их огнём неугасимым. Должен познать ты, что гибнут стада по желанию моему или приносят родящие с первенцем братьев ему. Должен познать ты, что сковывает чародейство моё члены мужей или делается лик их невидим, а тела неуязвимы к стрелам и ударам меча. Должен познать ты, что слова мои способны открыть спрятанные сокровища иль охранить их так сильно, что никому не дано будет найти их.
Как хищник, бродящий вокруг своей жертвы, так голос Фрейи кружил вокруг Одина, стягивая всё сильнее крепкие сети вокруг разума его.
— Ванское колдовство предков моих способно ещё на многое, — властно и сильно звучат слова женщины, познавшей могущество боевой магии. — Но прежде чем тайны его сможешь постичь ты, должен принести себя в жертву. Омыть знание кровью и отдать за один дар равноценный ему дар.
Короткий кинжал морозным холодом сверкает в свете огня. Затуплённое лезвие с усилием пропарывает крепкую мужскую кожу у основания шеи. Фрейя творит гальдр, заклиная рисунки, которые по себе оставляет проходящий клинок.
Горячая кровь пенится, течёт по могучей груди воина, стекает в глубокие чёрные чаши из озёрной глины. Собирается в них бесценной платой, которую надлежит отдать живородящей Матери всего сущего в награду за дарованное знание и могущество. А после…
Девять ночей беспрерывной агонии на грани реальности и безумия. Постижение сейда, природной магии, вплетающейся в жилы и кровь, ни для кого не бывает лёгким, и каждая из них, когда приходит время, проходит сквозь него.
Каждая из них, и алчный Один, что не боится запятнать свою честь познанием тех тайн, в которые мужчинам путь закрыть.
========== Вопрос 31 ==========
Комментарий к Вопрос 31
«Ваше божество один из семи смертных грехов»
Один был алчен. Первый среди равных — этот титул давно и безбожно устарел, на самом деле. Потому что сам Один уже давно не считал остальных асов, ванов, ётунов или смертных равными себе. Он стоял над ними, был выше их.
Потому что он был умнее и умелее. И непомерная, безграничная алчность толкала его дальше. «Ты должен знать больше, ты должен уметь больше, ты должен владеть бо́льшим богатством» — чёрные ядовитые тени оплетают его разум, нашёптывают ему свои искушения.
Больше, больше, ещё больше! Он должен познать всё; он должен постичь всю мудрость; он должен стать самым великим умельцем, равного которому не будет никого во всём мире.
А для этого он должен завладеть всем. Присвоить себе любой ценой всё доступное знание. И не должно быть в мире ничего, чем бы он не владел и чего бы не знал.
Алчность, непомерная алчность, туманит взор единственного глаза. Топит в себе, порабощает, превращает жизнь в существование, а вечное странствие — в бесконечную погоню за ускользающими сквозь пальцы крупицами знаний, которые он несёт в своих руках.
Берёт больше того, что может унести, и нарушает главный и первый завет, которому некогда обучал сам. Но алчность, безумная алчность, сводит его с ума, не даёт покоя, и Одину всё время мало.
Мало-мало-мало, невыносимо мало! Ведь он достоин большего, ведь он может постичь больше, ведь в его руках помещается больше, чем в руках кого бы то ни было!
Но чем больше он берёт, тем большего ему хочется. Тем сильнее горит алчность в его сердце, чёрным огнём сжигая душу и разум. Всё ближе и ближе подводя к опасному краю, из-за которого не будет возвращения назад.
И Один, ослеплённый, добровольно делает шаг в зияющую бездну.
========== Вопрос 32 ==========
Комментарий к Вопрос 32
«Ты являешься покровителем висельников и проводником душ. Расскажи что-нибудь об этом»
С тех пор как Один добровольно принёс себя в жертву, он стал связан с потусторонним миром. Миром теней и мрака, в который живым доступ был закрыт. Один же, не живой уже, но и не мёртвый ещё, ведал тайнами загробного чертога и мог спускаться в него или призывать из него тени.
То была плата. Плата Одином за ту мудрость, которую он взамен познал. То была не прихоть и не мимолётное уныние, а необходимость, без которой ему не удалось бы шагнуть за грань и вернуться.
Немногие, на самом деле, висельники следуют по его стопам. Не многие из них добровольно приносят себя в жертву, сходя в мрачное царство Хель как дар за тех, кто ждут ответный дар. Большинство же из тех, кто решают оборвать свою жизнь и судьбу верёвкой, поддаются унынию и усталости, что ядовитой апатией отравляет их сердца и души.
Один может понять их лишь отчасти, но это не значит, что он станет благоволить им.
За то, что он добровольно повесился на Ясене, другие висельники считают его своим заступником. Но лишь немногим является он на последней дороге, сопровождая к перекинутому через Гьёлль Гьялларбру. Он сопровождает лишь тех, кто приносят себя в жертву. Сопровождает лишь тех, кто преисполнены мистицизма и веры.
Тех, кто знают, что их время пришло, а жертва их определённо даст свои плоды.
Лишь с ними делит Один дорогу. Лишь с ними делится знаниями и своей мудростью. Лишь им, висельникам, суждено в день Рагнарёка стать великими колдунами и мудрецами вставших вновь мертвецов.
Честный обмен, ответственная судьба, почётная смерть и великая участь в последнем столкновении, когда мир разрушится и воссоздастся вновь — всё так, как и задумывалось с самого начала.
Всё так, как видел и познал Один тогда, когда сам висел, повешенный и повесившийся. Всё так, как открыли ему великие руны тогда, когда он познал их.
Всё так, да… А потому Один на этом пути лишь проводник.
========== Вопрос 33 ==========
Комментарий к Вопрос 33
«Не мучила ли тебя совесть за то, что случилось с детьми Локи? Не было ли тебе их жаль?»
«Сделайте ответ из 55 слов»
Такова необходимость. Злая судьба, которую он пытался отвратить. Великий конунг, первый среди равных, отец своего народа — он хотел защитить его. Уберечь доверившихся ему от неминуемой гибели.
Жалость в принятии такого решения — неуместная слабость. Троице детей надлежит стать проводниками смерти. Он не мог этого допустить. Делал всё, чтобы избежать судьбы.
На самом деле, лишь приближая её.
========== Вопрос 34 ==========
Комментарий к Вопрос 34
«Расскажи о своих волках, Гери и Фреки»
Гери и Фреки — волки, что грозными тенями предостережения следуют за великим Всеотцом. Верные спутники здесь, на земле, в то время как Хугин и Мунин зоркими глазами обозревают мир с высоты.
Они ступают вкрадчивой тихой ходой. Чёрные, словно смоль, скалят они свои пасти, и низкий утробный рык доносится из нутра Фреки. Гери же воет высоким воем, призывая к готовности все великие стаи.
Вот-вот начнётся охота, гон, где волки, неистовые и жестокие, будут разрывать в клочья свою добычу. Никому не укрыться от их острого нюха, никому не сбежать от их безумного бега. Воют волки, и горячая слюна пенится у их пастей и капает горячими каплями на промёрзлую землю.
Первыми среди них идут верные спутники Всеотца. Они — не просто волки. Тотемы, с которыми Один делит свою мощь и силу. Они — его отражение, отражение его могущества и отражение его сущности.
Жадный. Прожорливый. Лживый. Хитрый. Смертоносный.
Один опасен в своём неистовстве и гневе. Жесток он в битвах и расправах над своими врагами. Гери и Фреки, идущие по обе стороны от него, вкрадчивые и безжалостные, даже от своего хозяина не потерпят слабость духа и плоти и сомнений.
Они — его суть. Верные спутники, отражения и тотемы. Проводники и защитники, которых не сокрушить ни могучим чарам, ни ратным воинам.
Они — спутники, достойные великого Всеотца.
========== Вопрос 35 ==========
Комментарий к Вопрос 35
«Кроссовер с любым историческим событием»
В те далёкие дни Один ещё был не совсем Одином. Куда чаще смертные обращались к нему, называя его Вотаном. Мудрецом и хитрецом он был — качества, что редко встречались у прямолинейных германцев.
Однако если хочешь выжить и защитить свою родину, любые средства пойдут в ход, даже те, что казались и вовсе недоступны. И вот тогда могучим покровителем за их спинами и выходит Вотан.
Выходит за спиной мальчишки, напуганного и отобранного силой. Принесённого в жертву, в залог верности и покорности.
Какая невежественная наивность!
Арминий, его любимец, не только силён, но и хитёр. Наделяет его Один своей исключительной милостью и следует за ним даже в чужую далёкую страну, куда его забирает победитель.
Ещё не знает он, спесивый и возгордившийся, что победа его мимолётна и эфемерна.
В те дни Рим расцветал. Не было страны могучее и больше, но в жадности и ненасытности была она слепа. Мало ей было того, что она имела уже, и хотелось ей большего, намного большего.
Так она подобралась к самым границам Рейна, за которыми раскинулись непроходимые леса и чащобы и жили народы, чтившие Вотана.
Рим хотел войны. Всегда хотел войны. Был он неудержим в своём желании завоеваний. Он хотел укрепиться на чужих землях и обратить их жителей в рабство. Но никто другой, кроме него, этого не хотел. Никто не хотел становиться частью одного целого, чтобы в итоге раствориться в ней.
И тогда Один пришёл к Арминию.
Мальчишка, взятый в заложники. Гордый воин, из которого пытались вырастить римского патриция — никогда он, на самом деле, не смог бы стать таким. Ведь всегда был он чужим, был он чужаком в этой стране и на этих землях, а потому никто лучше него не смог бы справиться с этой задачей.
Никто, кроме того, кто знал врага изнутри, не мог вонзить ему по самую рукоять кинжал в спину.
Поступок бесчестный, зато настолько эффективный, что навсегда отвадил Рим от рейнской границы, так и не дав перейти её ему. В борьбе за выживание все средства идут в ход — враги и обстоятельства безжалостны, и если они хотят остаться и не потерять себя, они должны забыть о чести.
Зерно предательства зреет в душе Арминия и всходит на благодатной почве. Прорастает всё глубже в сердце, укореняясь в разуме вероломным и коварным планом. Римляне, слепые в своей ненасытности и гордыни, и даже не подозревают, что сами себя загоняют в ловушку, доверяя и следуя за тем, кого считают своим союзником.
Вот только сами они для Арминия никогда не были союзниками. Скрытым врагом, что вот-вот да ударит.
Арминий выбирает себе другую участь. Руку его ведёт сам Вотан, и он наносит первый удар.
Тевтобургский лес коварен и опасен. Тем, кто не знают местность, пройти его сложно, почти невозможно. Становится он идеальным хранителем тайны, свидетелем кровопролития и безмолвной могилой, из которой никому не дано выйти живым.
Вотан скалится довольно, и мрачный низкий смех теряется между чёрных деревьев. Обозревает он пиршество смерти на трупах римских легионеров и спускает своих фамильяров вдоволь насытиться свежей плотью. Воют волки и каркают вороны, пресыщаясь кровью павшего врага, пока Вотан провожает довольным взглядом покидающих лес победителей и сегодняшних триумфаторов.
Германцы идут с победой, возвращаются домой, на свои непокорённые земли. И первым среди них идёт его любимец. Первым среди них идёт Арминий.
========== Вопрос 36 ==========
Комментарий к Вопрос 36
«Модерн!АУ.
Список хедаконов или полноценный ответ»
— «вечно молодой, вечно озорной».
— о точном количестве своих детей не знает даже сам.
— в молодости был актёром, а потом что-то пошло не так, и он возглавил мафиозную семью.
— ну как семью… Отдуваться за это приходится по большей мере только Видару, Вали и Хермоду.
— любитель эффектно и не очень укатить в закат и путешествовать инкогнито по миру.
— из своего актёрского прошлого до сих пор сохранил любовь к театральности и спецэффектам.
— чел, который всех бесит, но никто ему об этом не говорит.
— имеет двух воронов и двух волкодавов, которые везде следуют за ним.
— все знают о его существовании, но никто в глаза его не видел.
— тысяча и один липовый паспорт на все случаи жизни.
— и сам толком не помнит, как его зовут на самом деле.
— на самом деле если бы не Фригг, до сих пор снимался бы в низкобюджетных фильмах.
========== Фрейр. Вступление ==========
Не было покоя и утешения прекрасному и доброму Фрейру. Печаль и тоска сковали его сердце, и ничто и никто не могло прогнать с него тяжёлые думы.
Не было радости и привычного тепла в светлом богатом чертоге щедрого Фрейра. Солнечные лучи были тусклыми и совершенно не грели, в то время как душой благородного вана обуревали бури меланхолии и грусти.
Никто не знал, в чём причина тоски всегда добродушного и открытого Фрейра. Никто не знал, какая печаль отбирает у него радость и заставляет с каждым мгновением тускнеть всё сильнее и сильнее. Никто не знал, как помочь преодолеть страшную нужду горюющему вану.
Невдомёк было доблестным в битвах и ратных спорах асам понять, отчего так тяжело на сердце Фрейра и отчего он так не весел.
Ах, если бы они только знали!.. Если бы они только знали, то непременно разделили бы печаль Фрейра.
Ведь как мог он быть весел, пока рядом с ним не было красавицы Герд, лучшей из всех женщин, самой прекрасной и благородной. Даже солнцеликая Фрейя, желанная всеми мужчинами сестра, не сравнится красотой с Герд. С Герд, любви которой Фрейру никогда не добиться, но…
Быть может, удача улыбнётся Скирниру, доброму другу и советчику, всегда выручающему Фрейра в затруднительных ситуациях. А пока…
Ожидание ответа мучительно, а каждое мгновение, проведённое без возлюбленной Герд, подобно медленной смерти и вечным страданиям, на которые глаза Фрейра, однажды увидевшие прекрасную деву, обрекли его душу. И нет ничего и никого, кто способен хоть на время прогнать любовную тоску и скрасить ожидание.
Если только не найдётся кто-то, кто сможет завлечь томящегося вана в увлекательную беседу.
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Помнишь ли что-то о своей родине, Ванахейме? Скучаешь по ней?»
Асгард отличался от Ванахейма. Впрочем, это было и не удивительно — не было ни одного среди девяти миров, который повторялся бы с остальными. Но Асгард всё же был другим.
Свою родину Фрейр вспоминал часто. Закрывая глаза, он видел перед собой разлитые, словно мёд, яркие солнечные лучи. Сверкающее золото и обволакивающее мягкое тепло. Чёрная маслянистая плодородная почва, на которой прорастёт, кажется, даже камень. Бескрайние поля, засеянные пшеницей, чьи тяжёлые колосья гнутся к самой земле. Зелёные холмы, покрытые диким клевером и вереском. Густые леса, наполненные тишиной и покоем.
Ванахейм — это жизнь.
Ванахейм — это плодородие.
Ванахейм — это тепло.
Ванахейм — это изобилие.
Милая родина, в которой царит дружба и покой. Там не бывает распрей и ссор, и каждый мужчина в первую очередь земледелец, а уже потом — воин.
К своему сожалению, в родном доме Фрейр бывал не так часто, как ему хотелось бы. Скромное жилище в пролеске наполненного магией и тайнами леса Барри большую часть времени пустовало, ожидая, когда его хозяин и господин вернётся после долгого отсутствия. Ожидал этого времени и сам Фрейр, в редкие моменты покоя представляя перед собой щемящую сердце родину.
Шум прибрежных вод, в которые в плаванье часто уходил его отец; перешёптывание листьев и летняя прохлада леса в жаркий знойный день; сочная зелень холмов, у подножий которых зарыты несметные богатства; разлитое по кромке небосвода золото, перетекающее на чёрную землю и смешивающееся с ней.
Милые, хоть и всегда сдержанно-строгие черты возлюбленной супруги, выходящей из густого пышного сада, в котором она — госпожа и царица. И мягкие губы, одаривающие скупыми, но всё-таки нежными поцелуями. И пахнущие землёй и травами руки, и пропитанные цветами волосы, и…
Разлука с родиной в моменты воспоминаний становилась просто невыносимой.
Фрейр никогда не забывал родной чертог. И хотя в Асгарде его приняли более чем достойно, и хотя он стал равным в среде асов, тоска о милом доме то и дело сковывала сердце, делая краткие визиты на родину тем слаще и одновременно с этим горше.
Ведь рано или поздно всегда наставал миг расставания.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
Хэллоуинский ивент, темой которого была окончательная смерть
В том месте, где очутился Фрейр, не было ничего из того, что он запомнил в последний миг своей жизни. Ни боли в сгоревшем заживо теле, ни слепящего света огня, ни шума битвы, ни запаха крови и гари. Здесь была лёгкость в теле, что стало невесомым словно воздух; здесь была непроглядная тьма; здесь была давящая тишина; здесь был абсолютный покой.
Статичность.
Посмертие выглядело странно. По крайней мере, Фрейр мрачное царство Хель представлял себе явно не так.
Он осмотрелся по сторонам, осторожно ступил вперёд, но ничего не изменилось. Тьма не рассеялась, воздух не наполнился звуками и запахами, тело по-прежнему парило в неизвестности. Фрейра, однако, это не сильно смутило.
Он шёл вперёд, в неизвестность. Во тьму и тишину, из которых не существовало выхода. Так, по крайней мере, считали смертные. Но Фрейр не был одним из них. Он был ваном, благородным и могущественным божеством, а потому ему были известны вещи, о которых смертные не подозревали.
Например, что существование таких, как он, циклично. И так же, как смерть настигает его, так его ждёт возрождение, возвращение к жизни и подготовка к новой гибели. Вечный непрерывный цикл, повторяющийся из раза в раз. Ну, а пока…
Одинокий путь в мрачной тишине могли скрасить только мечты о будущем. Мечты о долгожданной встрече с теми, кем Фрейр всегда дорожил особенно сильно.
Отец, сдержанный и строгий, кивнёт в знак приветствия и спрячет свою радость в скупом похлопывании по плечу.
Лучший и самый верный друг, наоборот, улыбнётся широко и солнечно, и он единственный, кому дозволено будет сжать Фрейра в крепких объятиях, от которых затрещат рёбра.
Любимая сестра непременно ухмыльнётся лукаво, не задерживая брата в своих объятиях, но крепко сжимая его предплечья. Встреча с ней словно придаст сил и уверенности перед самой важной и долгожданной встречей.
Гордая и молчаливая возлюбленная же посмотрит долгим взглядом. Она не выкажет своей радости так же, как это делают другие жёны, но лёд в её глазах растает, а губы тронет сдержанная, но искренняя улыбка. Она будет красноречивей всех слов, и Фрейр будет до скончания веков хранить её в своей памяти, влюбляясь в гордую Герд ещё сильнее, чем до этого.
От сладостных мечт душа переполняется нетерпением и сладостным томлением, и Фрейр не может дождаться, когда наступит этот миг, но…
Фрейр отчётливо чувствует, что он не наступит никогда.
Цикл завершается, и то, что Фрейр выпадает из него, — гармоничная данность. Не все погибшие вернутся назад, и в этот раз Фрейр находится в их числе.
Не дождутся его ни строгий отец, ни друг-хитрец, ни очаровательная сестра, ни милая сердцу супруга… Никто не дождётся прекрасного Фрейра.
Потому что ждать его некому.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
Пламя Сурта сжигает его до тла. Он горит снаружи и изнутри, и отчаянный крик боли застревает где-то посередине.
Та сторона встречает его одиночеством и небытием. Фрейр в смирении закрывает глаза.
В конце концов, когда-нибудь это должно было случиться.
Здесь тихо и абсолютно безлюдно. Нет никого и ничего, и Фрейр опасается, что за время, проведённое здесь, он может забыть то, что при жизни было важно.
Кто он?
Что он?
В чём его смысл?
Ждёт ли его кто-то?
Фрейр закрывает глаза и гонит сомнения прочь. Вместо них он думает о тех, кого любит. О тех, кто остался в другом мире и кто теперь ждал его возвращения.
Отец, сестра, лучший друг и…
Герд.
Фрейр улыбается с горечью в уголках губ, когда перед закрытыми глазами встаёт образ холодной и отчуждённой возлюбленной. Он отдал ей всё, на раскрытых ладонях преподнёс ей своё сердце, а она…
Не отвергла его, нет. Но и не приняла.
А Фрейр всегда знал, что гордая Герд отличается от всех остальных женщин. Она отличается от всех остальных жён и вряд ли она как и они будет ждать своего мужа со смиреной тоской и кроткой печалью расставания.
Интересно, она будет его ждать в принципе? Или оставит свой взлелеянный сад в Ванахейме и вернётся в дом к своему отцу?
От одной только мысли сердце Фрейра дрожит и срывается, разбиваясь тысячей осколков.
Как же милая недосягаемая Герд отреагирует на его возвращение? Будет ли в её глазах хоть немного радости или?..
Фрейр не знает. Но за тягостными мыслями время летит незаметно, и минуты растягиваются часами. Растекаются годами, а может быть и целыми столетиями, тысячелетиями — этого Фрейр тоже не знает. Лишь ждёт терпеливо, когда очередной цикл завершится, и он сможет вернуться.
Это случается внезапно.
Просто в какой-то момент он открывает глаза и видит перед собой родные золотистые поля Ванахейма. Он не может сдержать улыбку, а внутри растекается тепло и — самую малость — горькая тоска.
Герд не придёт. Или…
Её поступь всегда тиха и легка, и сердце внутри Фрейра замирает, когда он резко оборачивается. Его прекрасная холодная Герд стоит напротив. На её красивом лице нет места явной радости, какая была на лице Фригг; в её груди не томятся громкие стенания счастья, какие были у Сигюн; в её руках нет нежности и крепости объятий, какие были у Сив — лишь привычные холод и отчуждение, но…
На её губах цветёт тёплая искренняя улыбка, а в тёмных глазах искрится робкая радость и облегчение.
«Наконец-то ты вернулся ко мне»
«Я скучала по тебе»
«Без тебя мне было одиноко»
Фрейр едва сдерживает слёзы счастья и молча привлекает любимую подругу к себе, заключая её в крепкие объятия.
И влюбляясь ещё сильнее, хотя казалось, что сильнее любить уже невозможно.
— Я дома.
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Расскажи о Скирнире»
Фрейр смотрит на своего друга. Скирнир ухмыляется тонко, едва прищуривая раскосые глаза. Худощавый, высокий и проворный — меньше других он похож на воина, меньше других от него и требуют воинской доблести. Скирнир и не жалуется. В конце концов, его забота заключается в другом.
Он сам приходит к Фрейру, когда тот впервые появляется в Альвхейме. Обозревает один из девяти миров, полученный в подарок, и думает над тем, как в нём лучше и эффективней построить хозяйство, приносящее альвам радость и благо, а не горькие слёзы и нужду.
Скирнир, благородный, но хитрый альвский муж, оказывается первым, кого Фрейр встречает на этих землях.
— Я стану помощником тебе и другом. Правдивым советчиком и верным гонцом, — предлагает себя добровольно и по привычке едва заметно щурит раскосые глаза. — Не отказывайся, господин, я тебе ещё здорово пригожусь.
Фрейр, всегда удивительно точно чувствующий обман, лишь улыбнулся в ответ. Не отказывая альву, он принял его предложение и уже очень скоро убедился в правильности своего решения.
Проницательный и очень умный, хитрый и изобретательный — с гибкостью и практичностью его ума мог бы посоревноваться даже Локи, равно как и с поразительной бессовестностью, проявляющейся всегда, когда надо выполнить очередное поручение господина. Фрейр никогда не одобрял такие методы, но Скирнир, поразительно верный, был готов на всё, лишь бы отстоять интересы своего друга.
В конце концов, весь смысл его существования теперь — служение солнечному Фрейру.
Острый на язык, грубоватый и резкий, хитрый, вечно себе на уме и в вечной настороженности — не ровен час, где затаился враг — Скирнир будет первым, кто разоблачит его. Он будет первым, кто примет на себя его удар, будет первым, кто пойдёт в царство Хель, проторяя дорогу любимому господину.
— А то ещё, норны всезнающие, заблудишься по дороге, — Скирнир дразнится, поддевая друга беззлобно, и Фрейр смеётся беззвучно одними глазами.
Он ценит и любит своего верного товарища и слугу, для которого не существует невыполнимых поручений. Он знает, что там, в мире По-Ту-Сторону, будет скучать по нему не меньше, чем по желанной супруге или любимой родне, но…
Не в этот раз, Скирнир.
— Ты отлично справлялся со всеми моими поручениями, так что вот тебе ещё одно.
Дождись меня.
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«Расскажите о своей любимой семье и отношениях с ближайшими родственниками»
Семья у Фрейра совершенно не большая. Совсем мелкая, можно даже так сказать. Всего-то он один да сестра-близнец. Ну, и отец с мачехой.
Своей матери Фрейр практически не помнил. Она ушла почти сразу после их с Фрейей рождения, и он не знал точно, просто ли она ушла, или же её поглотило забвение.
Нертус, некогда могучая и любимая богиня плодородия.
Ньёрду, её супругу и отцу Фрейра, повезло в этом плане больше.
Спокойный, сдержанный и молчаливый — практически сколько Фрейр себя помнит, он всё время проводит у воды. В тихой заводе, у озера или уходит вверх по течению лесного ручья, доходя до водопада. Или же надолго уходит в море, с гостеприимством принимаясь добродушным великаном Эгиром.
Ньёрд не любит подолгу оставаться на земле, не тогда, когда его супруга, богиня земли, навсегда оставила его. Вода тянет одинокого вана-морехода, и даже собственные дети не могут удержать его от долгих путешествий.
Фрейр, наверно, его понимает. Хоть и никогда не говорит с отцом на эту тему. Да и вообще в принципе почти никогда не говорит с ним. Так же, как и почти не говорит со своей мачехой, которая появляется в один момент и совершенно случайно.
Скади сурова, молчалива и холодна. Она родом из тех мест, где никогда не тают снега, и сама она — что тот ледник. Цветущий, тёплый, солнечный Ванахейм чужд ей, да и постоянное отсутствие случайного супруга не поддерживает в ней желание надолго оставаться в чужой стране. Она, в конце концов, уходит и возвращается лишь тогда, когда возвращается Ньёрд.
Который вопреки здравому смыслу и любой логике внезапно сильно привязался к своей случайной супруге.
Так они и живут, странная молчаливая семья, где все друг для друга чужие. Отчуждённые и отстранённые — даже милая сестра-близняшка держится от Фрейра поодаль. И вместе с тем пребывает ближе всех из родни к нему. Усмехается лукаво, чуть щуря глаза, и тоже молчит. Она всё понимает, она всё знает и неизменно никогда не осуждает.
Фрейра это более чем устраивает. И он не чувствует себя одиноким, нет. В мире, в котором он живёт, на это просто не остаётся времени. Да и, в общем-то, это абсолютно бессмысленное занятие. Ведь судьба у них у всех всё равно одна.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Расскажи об Альвхейме»
Альвхейм был удивительным и странным миром. Многогранным и пластичным, напрочь лишённым статики и постоянства. Всё в нём менялось в динамичном разнообразии, не оставаясь надолго на одном месте.
Фрейр и любил, и не любил это место.
Мир, полученный в дар, всё равно оставался для сияющего вана чужим. Загадкой, разгадать которую было практически невозможно. Да и… Фрейр не особо эту разгадку искал.
Альвхейм жил собственной жизнью. Тягучая пластика искажала восприятие и само пространство. Время здесь жило по своим законам, и никогда нельзя было предугадать, сколько же его прошло на самом деле.
Альвхейм был сложным и тяжёлым миром. Переполненным магией и пригодным только для альвийского существования. Он словно сам по себе был отдельным живым существом со своими чувствами, эмоциями и желаниями. Изменчивостью и переменчивостью, уследить за которыми было практически невозможно.
Фрейр потому редко бывал в своих чертогах в этом мире.
Он был там явно лишним, тем, кто абсолютно не вписывается в привычную картину альвийского мира.
Как минимум потому, что был единственным, кого в нём не прятали иллюзии.
Иногда Фрейру казалось, что весь Альвхейм — одна сплошная иллюзия. Истинный облик тысячеликого мира был спрятан не за одним слоем иллюзий, отчего даже банальные вещи приобретали совершенно иной смысл.
Скрытая, осторожная, собственническая натура альвов как нигде лучше проявляется в их собственном мире. В отталкивающем, настораживающем месте, в которое не пойдёшь без видимой на то причины.
Фрейр всё-таки не любит Альвхейм. Изменчивый, тысячеликий, не стоящий на месте, сокрытый иллюзиями — он словновыпивает все соки, доставляя усталость и измученность, которые особенно ярко проявляются стоит только Фрейру вернуться в свой чертог в Асгарде или Ванахейме. Там, где стабильность и покой, солнцеликому вану намного проще и спокойнее, а потому без лишней надобности он старается не покидать эти миры.
И переживать поездки в Альвхейм исключительно в своих воспоминаниях.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Отвечающие, расскажите, почему вы выбрали именно таких богов?»
Почему именно Фрейр? Хороший вопрос, особенно если учесть, что у меня на него нет ответа, хех.
Впрочем, как и на вопрос, почему именно какой-то другой из тех богов, за которых я отвечаю.
Фрейр — солнечный и добрый бог, бог любви и плодородия, но вместе с тем доблестный защитник и храбрый воин, первый бросающийся на врага в Рагнарёк и погибающий от его руки.
Было какое-то влечение, интуитивное, подсознательное понимание: он один из тех, кого я должна раскрыть и познать сама. Словно он сам звал меня, сам пришёл ко мне и сам выбрал меня. Тогда, когда я практически ничего не знала о нём.
Сейчас же я понимаю, что, наверно, это была судьба. Ведь чем больше я познаю Фрейра, тем яснее понимаю: он тот, кто сейчас мне очень нужен.
Отчасти он — отражение самой меня. Мягкое добро и безграничная любовь, идущие рука об руку с силой, решительностью и непоколебимостью. Отчасти он — мужчина, которого я бы хотела когда-нибудь найти. Вряд ли в качестве возлюбленного; скорее как доброго понимающего друга, что никогда не предаст.
Вопрос лишь в том, захочет ли он сам видеть во мне такого друга? Или же всё-таки посчитает меня недостойной? — этого я знать не могу, но до тех пор, пока меня не отвергают, я пытаюсь по максимуму узнать то, что меня интересует.
Ну, а насколько хорошо у меня это получается, судить уже не мне.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
Текст на новогодний ивент, тематикой которого было рождение
Когда Нертус узнаёт, что беременна, её охватывает радость. В изменчивом мире, где никто не может точно знать свою судьбу и уготованную участь, останется её частичка. Пусть даже она будет забыта смертными, но её дитя будет хранить память о своей матери и будет нести её до своего собственного конца.
Когда Нертус узнаёт, что вместо одного ребёнка носит двоих, её радость удваивается, но к ней также присоединяется ещё и страх.
Там, где смертные потихоньку начали забывать её, рождение двоих близнецов могло стоить ей слишком дорого.
Ньёрд хмурится, глядя на свою супругу. Она безмятежна и нежно гладит большой круглый живот. Что бы с ней ни случилось, она всё равно рада, что сможет дать жизнь своим детям.
А она, богиня плодородия, действительно сможет.
Ньёрд смотрит на два маленьких комочка на своих руках и всё-таки не может сдержать улыбку. Маленький мальчик и маленькая девочка спят, синхронно смешно сморщив крохотные носики и тихонько кряхтя. Ньёрд крепче прижимает к себе своих детей, а на его лицо ложатся тени, и он тяжело вздыхает.
Нертус лежит на лавке. Длинные светлые волосы разметались, молодое лицо нахмурено, и женщина тяжело дышит. Ньёрд тихо проходит в комнату, присаживается на край лавки и вглядывается в лицо супруги. А затем аккуратно проводит пальцами по горящей лихорадочным румянцем щеке. Он прекрасно знает, как ей тяжело после таких долгих родов. Но Нертус ни о чём не жалеет.
Она дарует жизнь двум крепким и здоровым младенцам, которым предстоит вырасти сильными и любимыми божествами. Такими же, как когда-то была их мать.
— Позаботься о них, — на губах Нертус — слабая улыбка, голубые глаза устремлены на спящих на руках отца детей. Тонкая бледная ладошка слабо сжимает сильный локоть мужа в жесте последней поддержки.
— Они вырастут сильными, — Ньёрд кивает жене, пряча предательские слёзы, что так и норовят покатиться по щекам. — Такими же, как их мать, — Нертус хрипло и расслабленно смеётся и закрывает глаза, отворачиваясь.
Её время медленно, но верно настигает её.
— Спасибо, — Ньёрд ещё раз проводит рукой по щеке супруги и ловит её усталую, вымученную улыбку, прежде чем её глаза закрываются навсегда.
Маленькие Фрейр и Фрейя крепко спят на руках отца.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Боги, в современном мире вы «вышли на пенсию». Расскажите о своих занятиях в XXI веке. Кем вы работаете? Что делаете? Посвящаете себя своим хобби или незаметно продолжаете выполнять свою божественную работу?»
В собачьем кафе Тюра было удивительно пусто. Псы дремали под стеночками и столами, пока не было посетителей. Лишь за барной стойкой, помимо самого хозяина заведения, сидело трое мужчин.
Тор, сияя едва ли не в прямом смысле, не отрываясь, смотрел на собеседника справа от себя. Внимательным тяжёлым взглядом на него же смотрел единственным глазом сидящий с другой стороны Один.
— Рассказывай, — отставив стакан в сторону, решительно потребовал у Фрейра, к которому нынче были прикованы все взгляды, Тюр. Его глаза странного цвета небес, озарённых северным сиянием, горели нетерпением и предвкушением.
— Нет, погоди-погоди, — замахал руками Тор и, глубоко вздохнув, восторженно спросил: — Вы поцеловались?
— Да, — счастливо зажмурившись, ответил Фрейр. Троица его собеседников тут же переглянулась друг с другом.
Тюр молча сделал торжествующее движение сверху-вниз локтем; Один прошептал что-то подозрительно похожее на «ну наконец-то»; Тор же чуть не свалился со стула от восторга.
— И что? И что? Как это было? — схватив друга за предплечье, чуть не ударившись лбом о его лоб, подался вперёд Тор.
Фрейр, пребывающий на седьмом небе от счастья, странно покачнулся и блаженно зажмурился.
— Не-ве-ро-я-тно, — по слогам прошептал он. — У Герд такие мягкие губы, и наш поцелуй был таким лёгким и нежным, мне совершенно не хотелось его разрывать. Я бы и не разрывал, если бы мне не перестало хватать воздуха.
Тор зажмурился, широко улыбаясь, и до синяков сжал чужое предплечье. Один же удовлетворительно прикрыл глаз, покивав головой и похлопав витающего в облаках Фрейра по плечу. Тюр от переизбытка чувств по новой принялся протирать и без того чистый стакан.
Горе-отношения между Фрейром и Герд были отдельным сериалом на двести с лишним серий для всех посетителей собачьего кафе. Сам же его владелец уже чего только не видел и не слышал, начиная от пьяных разглагольствований Скирнира, которого, не спрашивая, сделали главным посыльным и, по совместительству, козлом отпущения, и заканчивая не менее пьяными слезами Фрейра и драматичными восклицаниями «не мил мне этот свет без любимой Герд, пойду на крышу и спрыгну вниз». Теперь же эта романтическая комедия набрала новый оборот, ознаменовавшись первыми ответными шагами неприступной холодной девушки к пылко и безумно влюблённому в неё Фрейру.
Для главных зрителей в лицах Тора, Одина и, конечно, Тюра это был ещё тот знаковый поворот сюжета. И всем при этом было абсолютно плевать, что аналогичная компания женщин во главе с Фригг, обсуждающая долгожданный поцелуй, пришла к самому что ни на есть прозаичному выводу: ну поцелуй и поцелуй, с кем, в конце концов, не бывает? Герд на это лишь пожимает плечами, даже не подозревая, до какого общего будущего уже додумался окрылённый Фрейр.
Ибо любовь — страшная сила.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
«Как относишься к Скади? Помнишь что-то о своей матери Нертус?»
О своей матери Фрейр ничего не помнит. Она уходит слишком рано, ещё до того, как её дети учатся осознанно воспринимать окружающий мир. Однако Фрейру кажется, что мать была самой доброй и ласковой из всех женщин.
Будучи ребёнком, он часто представлял, как её нежные руки перебирают светлые мягкие волосы, поглаживая тогда ещё мальчика по голове. Он представлял, как мамины руки залечивают все его раны и изобилием одаривают обеденный стол.
Нертус, богиня плодородия, могла себе это позволить.
Фрейр представлял себе её лучистые, добрые, голубые глаза, в которых плещется солнце; мягкую, прекрасную улыбку, одаривающую теплом и спокойствием; длинные, заплетённые в косу, пшеничные волосы, которые так любила бы перебирать Фрейя. Всё это, однако, лишь мечты, тогда как реальность относит Нертус в океан забвения, туда, куда человеческая память уже не вольна́ попасть.
Они, в конце концов, тоже смиряются с этим. А потом в какой-то момент в их доме появляется Скади.
Мачеха холодна и неприступна. Не то чтобы она питает ненависть к детям Ньёрда, но она достаточно отстранена от них для того, чтобы такую же отстранённость получать от них. Конечно, она никогда не заменит не знающим материнской ласки близнецам мать; она и не ставит себе такую цель. Это теперь уже и в принципе бессмысленно, ведь и Фрейр, и Фрейя давно выросли.
И не то чтобы он не любил Скади. Скорее, просто немного недолюбливал, не испытывая к ней при этом никаких определённых чувств. Они стали семьёй случайно, однако при этом ни один из них не чувствовал связывающих их узы.
Возможно потому, что не ставил себе такую цель. А возможно потому, что их просто не было — в этом не нуждалась ни Скади, ни Фрейр со своей сестрой. До тех пор, пока ледяная мачеха никак не мешает спокойному существованию солнечного Фрейра, он был согласен терпеть её, тем более что её любил отец. Ну, а всё остальное…
Всё остальное, в общем-то, и не имеет значения.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего
В загробном царстве всегда холодно. Вернее, так кажется только Фрейру. Для него, солнечного бога, любителя тепла и света, посмертие выглядит сырым, мрачным и очень холодным местом. Фрейр, попадая в него, всегда зябко ведёт плечами.
Шакалья голова его провожатого клацает челюстью и хрипло посмеивается, наблюдая, как гость с первых же мгновений пребывания в загробном мире чувствует неудобства, что будут сопровождать его вечность до начала нового цикла. Фрейр никогда на это не обижается.
— Дальше я сам, — он лишь улыбается, качая головой Проводнику, приближающемуся к нему. — К счастью, я всё ещё помню дорогу в чертог твоего отца, — Анубис смотрит долгим странным взглядом, однако лишь равнодушно пожимает плечами.
А Фрейр начинает свой путь.
Это было отчасти даже забавно. Попасть в мир посмертия другой культуры и религии — Дуат, в общем-то, мало отличается от Хельхейма, однако он всё-таки не то место, где должен быть сияющий Фрейр.
— Как интересно… — спокойный размеренный голос нарушает уединение мыслей блистательного вана, когда он впервые попадает сюда. Фрейр вздрагивает всем телом и обращает своё внимание на владельца мрачного чертога.
Мужчина статен, хоть и смертельно худ, и высок. Его зелёная кожа и впалые глаза выдают в нём хозяина и господина тех, кто почил вечным сном там, в подлунном мире. Есть в нём и что-то похожее на Хель, которую Фрейру довелось видеть лишь однажды, отчего он, глядя на здешнего царя, думает, что все владыки мёртвых чем-то схожи между собой.
— Я — Осирис, гость из далёкой страны, — движения его костлявых иссохшихся чресел плавны и неспешны, когда он медленно поднимается со своего трона, приветствуя новоприбывшего.
— Моё имя Фрейр, владыка страны ушедших, — светлейший ван представляется в ответ, на что Осирис лишь в любопытстве наклоняет голову и пристально смотрит глазами мертвеца на гостя.
— Как интересно… — он повторяется. — Тебя не должно быть здесь, воин, но тем не менее ты здесь. Что ж, будь гостем в моём чертоге, странник. Надеюсь, мы сможем развеять скуку друг друга на ближайшую вечность-другую.
Фрейр возвращается в это место после каждого своего ухода. Он узнаёт о переменчивости здешнего царства, что для каждого умершего приобретает свои собственные очертания. Для Фрейра, так или иначе связанного с холодным Севером, загробный мир жаркого Египта приобретает черты ледяного и туманного Хельхейма. А мрачный проводник душ, один из сыновей здешнего владыки, странным образом напоминает мятежного Фенрира, с которым мог управляться лишь Тюр. Да и его отец, бесстрастный царь мёртвых, оказывается не таким уж далёким Фрейру по духу.
— В наших мирах много больше схожего, чем я думал, впервые ступив на эту землю, — задумчиво тянет Фрейр, коротая время очередного посмертия в беседах с вечным царём.
— Едва ли так есть на самом деле, — флегматично отзывается тот и кривит тонкие, сухие, бескровные губы в улыбке. — Посмертие само по себе забавная штука. И для каждого умершего оно выглядит по-своему. Ты, попав в чужую среду, неосознанно пытаешься адаптировать её под то, что привычно тебе. И даже я, и мой сын предстаём пред тобой такими, какими ты сам желаешь видеть нас.
— Значит, всё происходящее — иллюзия? — Фрейр в терпеливом любопытстве наклоняет голову набок, на что Осирис смеётся тихим кашляющим смехом.
— Кто знает, солнцеликий воин, кто знает, — он щурит впалые глаза и как всегда не даёт ни одного ответа.
Очередной цикл завершается, и Фрейру приходит пора уходить. Он возвращается в подлунный мир, покидая загробное царство владыки Осириса. Однако знает точно, что в конце концов, снова вернётся в него. С новыми вопросами, которые так и не получат свои ответы.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«Вы дома у отвечающего. Как обстановочка?»
В её квартире не то чтобы тесно, но и не очень просторно. Две комнаты, коридор и кухня с санузлом — вот и всё жилище. Несколько обшарпанные стены, но в целом уютная атмосфера — хозяйка этой квартиры всегда возвращается в неё с удовольствием, уж это Фрейр знает точно.
В одной из комнат её постоянное место пребывания. Небольшое помещение, в котором она проводит большую часть своего времени. Даже, чего уж греха таить, большую часть своей жизни. Фрейр ухмыляется, качая головой. Такого домоседа, как она, ещё поискать надо.
Комнатка уютная, большую часть неё занимает кровать, которая хозяйке как раз впритык по росту. Чаще всего аккуратно застеленная и засаженная мягкими игрушками, теми немногими, что остались с поры беззаботного детства. Прямо рядом с кроватью, с противоположной от изголовья стороны, стоит старое-старое кресло, в котором она любит сидеть так же сильно, как и на самой кровати. Именно в этом кресле рождается большинство её «шедевров» и сумасбродных идей.
У кресла стоит шкаф, один из трёх, что находятся в этой комнате. Те два предназначены для одежды и стоят возле стен, примыкающих к широкому подоконнику и двери. Этот же, доверху забитый книгами, стоит напротив одного из своих собратьев, так же упираясь в стену с подоконником.
Окно широкое, большое, выходящее на балкон. На просторном подоконнике стоит два небольших кактуса и денежное дерево. Вряд ли оно приносит деньги, конечно, но она всё равно поливает его время от времени. Фрейр скользит по нему любопытным взглядом и замечает снизу белые батареи.
Взгляд его перемещается дальше, минует платяной шкаф и останавливается на столе, на котором нет свободного места. Всё пространство занято какими-то заметками, блокнотами и книгами, отчего работать за ним невозможно совершенно. Фрейр забавно усмехается, рассматривая также многочисленные полочки, тоже забитые разными бумажками и книгами. И лишь на одной из них место занимают разнообразные маленькие фигурки. В основном там стоят коты, выполненные из разных материалов и в разных стилях, но иногда попадаются и другие животные. Фрейр с интересом разглядывает их, улыбаясь.
С полочки с фигурками его взгляд скользит на стену, которая, по настоянию её матери, вся плотно завешена различными грамотами. Все они ещё со школы, разумеется, и она, на самом деле, не очень любит их. И уж тем более никогда ими не гордилась.
Фрейр заканчивает осмотр комнаты своей подопечной как раз в тот момент, когда она легко и беззвучно открывает дверь, заходя внутрь и оказываясь за спиной сияющего вана. Ослепительно улыбается, глядя на своего гостя, и спешит заключить его в крепкие дружеские объятия.
— Фрейр, какая неожиданность! Как хорошо, что ты пришёл! Я так рада тебя видеть! Знаешь, пока тебя не было, произошло столько всего интересного…
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«расскажи о свое первом знакомстве с Герд»
«Почему ты так отчаянно хотел завоевать сердце Герд?»
Любопытство всегда было его слабостью. Сколько Фрейр себя помнил, никогда не мог он отказать себе и не узнать что-то, что ему хотелось узнать.
Хлидскьяльв, трон Всеотца Одина, с которого он обозревает все миры, манил Фрейра к себе. Не то чтобы Один налагал особый запрет на сидение на нём, однако никто не дерзил покушаться на недозволенное.
Никто, кроме Фрейра.
С Одином, однако, шутки плохи, и особенно это касается его, Фрейра, чужестранца и заложника давних противников, с которыми вроде бы и мир, но кто его знает… Фрейр, во всяком случае, убеждается в этом на собственной шкуре.
Он видит Герд, прекраснейшую из женщин во всех девяти мирах, сразу же как только садится на трон. Видит, как она управляется в своём саду в Ётунхейме и, сама не зная, навсегда похищает сердце солнцеликого вана.
Фрейр не может ни есть, ни спать, мир теряет краски без прекрасной девы, что даже и не подозревает о его существовании.
А после его лучший друг, ухмыляясь лукаво, сообщает, что уговорил Герд на встречу.
Фрейр идёт к своей возлюбленной, полный робости и уверенности. Сердце в его груди громко колотится, грозясь выскочить наружу, а после и вовсе замирает, когда Фрейр видит прекрасную Герд прямо перед собой.
Он теряет дар речи, замирает столбом, очарованный, и весь мир для него в это мгновение перемещается и вмещается в очаровательную женщину, что стоит прямо перед ним. Она вольна принять или отвергнуть его, однако Фрейр чувствует, что если произойдёт последнее, то в ту же секунду он падёт, сражённый, и погибнет от невыносимой тоски.
Герд, прекрасная Герд, любовь всей его жизни, отрада его глаз… Он должен завоевать её, чего бы ему это ни стоило. Ведь без неё, без лучшей из всех женщин, не мил Фрейру больше мир и бессмысленно существование.
Он делает робкий шаг вперёд. Не отрываясь, смотрит в глаза прекрасной Герд, боясь увидеть в них презрение, и аккуратно сжимает в своих руках её. Герд не отталкивает, улыбается уголками губ, и в душе Фрейра появляется надежда.
Он позволяет себе невиданную роскошь, приближаясь ещё сильнее и заключая Герд в объятия. Зарываясь носом в её волосы, вдыхая её запах, а после немного отдаляясь и накрывая её сладкие губы своими, срывая с них лёгкий поцелуй.
Герд отвечает ему, закрывая глаза, не отталкивает, но льнёт ближе, и Фрейр чувствует себя счастливейшим мужчиной во всех девяти мирах.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«Модерн!АУ. Список хэдканонов или полноценный ответ»
— драма-квин номер один;
— до встречи с Герд клеил баб подкатом «Девушка, вашей маме зять не нужен?»;
— после отношений на одну ночь всегда уходит первым ещё до того, как очередная пассия проснётся;
— при этом абсолютно искренне страдает, что его никто не любит и очередная такая красота его бросила;
— конкретно достал этим своего лучшего друга Скирнира, которому постоянно приходится это выслушивать и успокаивать Фрейра;
— псевдо-страдашки как смысл жизни;
— после встречи с Герд — страдашки стали вполне реальными;
— его любовная драма, в итоге, стала любимым мексикано-бразильско-турецким сериалом Тюра и посетителей его кафе, так как именно там Фрейр изливает свою душу;
— и не только Фрейр, но и Скирнир, который конкретно так задолбался бегать от Фрейра к Герд и наоборот, пытаясь покорить неприступную даму;
— даже несмотря на свою неземную любовь к Герд, всё равно не пропускает ни одной юбки;
— тот самый родитель-распиздяй, который иногда забивает на своего ребёнка;
— и вовсе забывает о его существовании, если быть точным;
— один раз умудрился перепутать в садике сына с какой-то левой девочкой, на что дома получил лишь убийственно-ледяной взгляд Герд;
— «у нас, вообще-то, сын», произнесённое с металлическим спокойствием любимой супругой, стало персональным ночным кошмаром Фрейра;
— за это его до сих пор троллит Фрейя;
— но Фрейр не сдаётся и напоминает любимой сестре, что её зятем стал самый ненавистный для неё человек, ещё и уголовник, бывающий в тюрьме чаще, чем дома;
— тот самый дядюшка, которого племянники вроде бы обожают, но никогда не видят;
— вместе с Браги и Бальдром тайно посещает собрания народного ансамбля, в котором Фрейр играет на аккордеоне и иногда поёт;
— топографический кретин, способный заблудиться в трёх соснах;
— счастливый владелец мини-пига;
— потягаться с которым в аппетите может только Тор и то не всегда для себя успешно;
— Герд и Скади находят друг с другом общий язык на почве того, что их мужья — инфантильные идиоты;
— в их кружок по интересам записывается ещё и Фрейя;
— отношения с сестрой-близняшкой — постоянный взаимный троллинг, либо Фрейр жалуется ей на несправедливость жизни.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
Ивент, где божества меняли пол на противоположный и выбирали свою судьбу из трёх претендентов
Фрейр всегда была очень привлекательной девушкой. Мальчишки иногда даже в прямом смысле дрались за неё, пытаясь завоевать её расположение. В этом не было ничего удивительного, ведь помимо почти божественной красоты Фрейр так же обладала на редкость приятным нравом. Добрая и весёлая, она всегда была душой компании, а её улыбка освещала словно солнце, выглядывающее из-за туч.
Так что не странно, что парни увивались за Фрейр практически столько, сколько она себя помнила. Вот только…
Счастья в личной жизни у Фрейр никогда не было.
Ей, конечно, льстило повышенное внимание противоположного пола к себе, но все эти мальчишки для Фрейр были детьми. Девушка выросла слишком быстро, а потому ровесники были для неё лишь хорошими друзьями, не более. В то время как сама Фрейр обращала внимание на мужчин постарше.
И всегда неудачно.
Первой её любовью был Суббота. Учитель, пришедший в школу Фрейр, когда она сама была уже старшеклассницей. Он был старше её лет на восемь, не больше, но уже обладал всеми теми необходимыми Фрейр качествами: он был взрослым и твёрдо знал, чего хочет от этой жизни. С ним Фрейр могла быть на равных, по крайней мере, с ментальной точки зрения.
Так ей, правда, казалось.
Суббота действительно был необычайно харизматичен. Он был сдержан и спокоен, в меру ироничен и остроумен — ну мечта, а не мужчина! Однако стоило Фрейр приблизиться к нему чуть больше дозволенного, как она поняла, что жестоко ошибается.
Суббота, несмотря на возраст и высокий социальный статус, оказался самым настоящим раздолбаем. Прожигающим жизнь и здоровье в дорогих клубах за алкоголем и наркотиками, в объятиях многочисленных безликих девушек, меняющихся каждую ночь. Он был абсолютно безответственен и легкомыслен, и никакие обязательства его не стесняли.
Для Фрейр такой образ жизни был неприемлем. Конечно, она и сама любила встретиться с друзьями и шумной компанией, но безмозглой красоткой, которую кроме секса ничего больше не интересует, никогда не была. И тратить свою жизнь на бессмысленные мимолётные удовольствия тоже не хотела.
Так её сердце было разбито впервые.
Фрейр тогда старалась не унывать. «Первая любовь — всегда разочарование», — так ей говорил и отец, и мачеха, и даже любимый брат, и Фрейр очень хотелось верить им. Склеивая по кусочкам то, что было разбито, она не стала замыкаться в себе, а снова открылась миру.
И любовь опять пришла к ней. А вместе с ней и новое разочарование.
Даган был старше её раза в два. Преподаватель-куратор, которого поставили следить за неопытными первокурсниками. Сдержанный, молчаливый и отстранённый мужчина всегда был предельно ясен и краток, излагался только по делу и требовал от себя и окружающих профессионализма и ответственности.
Наверно, неудивительно, что такой мужчина уже жил в браке. И неудивительно, что несмотря на это он смог похитить сердце Фрейр.
Которая, конечно, была слишком благородна и ответственна, чтобы пытаться отбить Дагана у его жены. Поэтому ей не остаётся ничего другого, как молча отойти в сторону и подождать, когда боль утихнет.
Успешная, всеми любимая Фрейр… Ах, если бы кто-нибудь только знал, как она была несчастна и одинока!
«Твоё от тебя никуда не денется», — брат обнимает как всегда крепко и понимающе, но Фрейр впервые в жизни не становится легче.
Разочарование пожирает её изнутри, и девушке кажется, что ей так и суждено провести всю жизнь в одиночестве. Однако…
Ошоси врывается в её жизнь неожиданно и нагло с лёгким весенним ветром. Они знакомятся случайно на прогулке в лесу, куда Фрейр уходит от безысходности и печали. Ошоси занимается в тишине и умиротворении леса медитацией и как раз заканчивает очередное духовное путешествие, когда на поляну выходит Фрейр. Она в ярких лучах солнца похожа на снизошедшую богиню, и молодой мужчина оказывается очарован ею.
Он не так уж старше Фрейр, такой же студент, как она, любящий животных и практикующий здоровый образ жизни. Серьёзный и ответственный молодой человек, что может дать фору любому взрослому. Весёлый и образованный, и не дающий Фрейр унывать. С ним она будто чувствует крылья за спиной. С ним она снова чувствует себя живой. С ним она чувствует себя счастливой. И надеется лишь на то, что он не разочарует её так же, как и те, кто были до него.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Внезапная смена пантеона на любой другой»
Они приходят ко мне. Вопят и молят в страхе меня, дабы даровал я им свою милость и силу. Я — первейший среди богов, их владыка и господин, которого они всё ещё не признали таковым.
Я величайший среди них. Владыка судеб и справедливый судья. Долгое время я вынужден был скрываться в тени, довольствоваться малым, лишь жалкими подношениями бедняков тогда, когда моей судьбой было господство и власть.
Лишения научили меня смирению и терпению. Они научили меня укрощать свой нрав и не быть скорым на гнев. Они научили меня ждать, и я знал, что время придёт, когда боги придут ко мне и испросят моей милости.
Я был готов, когда отец мой склонил предо мной голову, вымаливая мою благосклонность. Он знал, что лишь я один могу усмирить чудовище, которое они разгневали своей дерзостью. Я мог сделать это, и я знал, что время пришло взять то, что принадлежит мне по праву.
Я — единственный владыка и господин. Я — отец всех богов, их повелитель и судья. И они должны признать это или погибнуть. Склонить передо мной головы или быть низвергнутыми. Позволить мне сокрушить чудовище или позволить чудовищу разорвать гордецов.
Они падают на колени, признавая меня. Я знаю, что это то, что я заслужил. То, чего я ждал так много лун. Я встаю, расправляя плечи, и мне подчиняются ветра и воды.
Я делаю шаг вперёд, и предо мной расступается огонь. Я выхожу на битву, из которой выйду победителем, и творю своими делами целый мир.
Я — Мардук, хозяин и господин. Повелитель и творец, и никто не оспорит со мной мою власть.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
«Почему ты отдал отцу Герд именно свой меч? Знал ли ты, что в конце концов сам падешь от него?»
Великанский род коварен и опасен. Никто добровольно не станет вести с ним дела. Все избегают его, обходят стороной да косятся с подозрением, когда видят какого-нибудь турса. В Асгарде с ними тоже разговор короткий: либо Всеотец-хитрец обманет дерзнувшего наглеца, либо Громовержец-Тор проломит ему череп своим могучим молотом.
Неудивительно, что с мужчинами-турсами у доблестных асов всегда были натянутые отношения. Удивительно то, как практически все они поголовно пленяются красотой их женщин.
Фрейр, до поры до времени не понимавший этого, в итоге тоже не стал исключением. Его нрав, однако, более мирный и мягкий, чем у асов-мужчин, а потому чтобы добиться понравившейся женщины, он не хочет убивать её отца.
Вместо этого Фрейр решает договориться. И приходит в дом будущего тестя как и подобает сватающемуся жениху.
Он приносит в дом отца Герд богатые дары, но этим хмурого и сурового турса не подкупить. Свою дочь, прекрасную Герд, он не отдаст так просто вану, что ратной битве предпочтёт богатый мир. Так что Фрейру нужно доказать своё умение и мужественность.
Меч, способный разрубить всё, к чему прикоснётся, служит символом и залогом. Ценнейшим из даров, что Фрейр приносит в дом своей невесты, и решающим словом в пользу грядущего брака. Не без сожаления отдаёт его великану Фрейр, но любовь и мирная жизнь с Герд пересиливают тоску по крепкому оружию.
Пусть и о своём опрометчивом поступке, в конце концов, Фрейр пожалеет — он не знает о том, что ему самому суждено пасть от собственного дара, но знает то, что давать турсу оружие — само по себе плохая идея.
Ведь как ни крути, но всё равно они извечные враги. А оружие, данное врагу, всегда настигает спину дающего. И Фрейр сам не становится исключением.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
Весь мир Фрейра до поры до времени ограничивался лишь любимой сестричкой и суровым, но всё равно добрым отцом, который сам справлялся с двумя маленькими детьми. Он растил и воспитывал их в строгости, но она никогда не была чрезмерной. Всё же Ньёрд помнил, как выглядит одинокое детство сирот, а своих детей он, несмотря ни на что, любил.
Фрейр рано понимает, что он — мужчина, будущий защитник семьи и её главный добытчик. А потому он смотрит на отца с искренним восхищением и уважением и со всей своей детской серьёзностью пытается повторять за ним всё то же, что Ньёрд делает сам.
Он учится быть таким же серьёзным, но у него для этого оказывается слишком мягкое и доброе сердце, которое он явно больше наследует от своей почившей матери, чем от отца.
А ещё он по-прежнему остаётся ребёнком, непосредственным и искренним, нуждающимся в любви и заботе, которых ван-мореход не может дать своим детям.
Фрейр и Фрейя чувствуют это. И пусть они спрашивают о своей матери лишь единожды, когда Ньёрд честно отвечает, что она умерла, их отец всё равно ощущает на себе этот невидимый груз вины и осознания.
Его детям нужна мать. Ну или хотя бы женщина, которая согласится её заменить.
До поры до времени весь мир Фрейра ограничивается лишь любимой сестричкой и суровым, но всё равно добрым отцом. Пока в один прекрасный момент с ледяным зимним ветром в него не врывается Скади.
Она холодна, а взгляд её так же морозен, как и край, из которого она родом. Дети под ним съёживаются, не смея поднять глаза. И Скади не то чтобы застигнута подобной реакцией врасплох, однако она никогда до этого не имела дела с маленькими детьми, отчего поначалу в глубине души действительно теряется.
Но всё же старается хоть немного смягчить колючий холод в своих глазах и смотреть на близнецов перед собой без неприязни.
Дети, всегда удивительно чувствующие фальшь и притворство, видят, что супруга их отца не желает никому в семье зла. Она холодная, как ледышка, но вовсе не злая, и неумелая приветливость скользит в её движениях и взглядах, адресованных им. Она хорошая женщина, хоть и не очень опытная в вопросах детского воспитания, но и Фрейр с Фрейей не обычные дети.
Скади им определённо нравится. А это значит, что в их силах ей немного помочь.
Удивление, мелькающее на лице мачехи, вызывает и у брата, и у сестры волну приятной гордости и воодушевления. Фрейр, как настоящий мужчина, забирает у неё ведро, наполненное водой, и, пыхтя, с трудом тащит его в сторону дома, расплескав по дороге, правда, едва ли не половину содержимого. Фрейя же, мило и смущённо улыбаясь, пользуясь тем, что брат выкроил Скади несколько свободных минут, плетёт венок из первых полевых цветов. Соцветия ещё хранят в себе солнечное тепло и свет, и бережные касания девичьих рук, и Скади с благодарностью принимает на свою голову ценнейшее украшение.
Её строгое лицо смягчается, а грубая тяжёлая рука ласково ерошит светлые волосы Фрейи и в жесте одобрения хлопает по спине Фрейра, отставляющего в сторону ведро.
Она по-прежнему чувствует себя немного неловко рядом с детьми и не совсем понимает, что должна делать с ними. Но она нравится Фрейру и Фрейе, и дети, лишённые материнской любви и заботы, тянутся к Скади в поисках утраченного.
Они не называют её мамой, нет, но это вовсе не значит, что Скади не сможет им её заменить.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Открываем новостную ленту и пишем ответ по первой увиденной записи. Чем не обычнее она будет - тем лучше!»
Это была не то чтобы странная, но спонтанная идея выучить немецкий язык. В принципе, Фрейр думал, что ничего сложного в этом не будет: во-первых, немецкий — такой же германский язык, как и исландский, во-вторых, он, Фрейр, также свободно говорил на датском, шведском и норвежском, ну а в-третьих, когда-то давно континентальные германцы также чтили его, так что он частенько бывал на территории современной Германии и даже говорил на их наречии.
«Что может быть проще?» — бодро думал тогда Фрейр, открывая первое пособие по изучению немецкого языка. Действительно, что могло быть проще изучения современного наречия того языка, который Фрейр и без того знал.
За столько лет многое, на самом деле, меняется практически до неузнаваемости. И языки, динамичные и чувствительные к изменениям, меняются едва ли не самыми первыми. Лишь тени и подсознательная память о прошлом остаётся в них, и немецкий современный совсем не такой, как двенадцать веков назад.
(и это Фрейр ещё молчит о минимум пятнадцати диалектах, которые сами по себе практически другие языки, часто очень сильно отличающиеся от так называемого хохдойч)
Но делать нечего. Решение принято, и не в принципах Фрейра пасовать перед трудностями. Поэтому он снова погружается в учебник, вычитывая основные правила…
Грамматика — основа любого языка и вместе с этим — первейшее из его зол. Лишь самый отчаянный может с первого раза понять все лингвистические тонкости, не перепутать их между собой и уж тем более не перепутать их с такими же лингвистическими тонкостями своего родного языка. Фрейр, конечно, знатным умельцем в этом деле не был, но, кажется, даже в его случае всё было не так уж и безнадёжно.
Он, в конце концов, бог или как?!
— Кажется, карантин и тотальная самоизоляция странно влияют на твоего брата, — наблюдая, как сын дописывает тетрадку до конца, выписывая в неё все правила с примерами и исключениями, скептично вскинул бровь Ньёрд, обращаясь к Фрейе.
— Всё лучше, чем если бы он впал в депрессию, — та лишь пожала плечами и бесшумной походкой приблизилась к Фрейру, заглядывая ему через плечо.
От теории к практике был лишь один шаг, преодолеть который было не так-то уж и легко. Но Фрейр совершенно точно не был намерен сдаваться.
— Mein Liebchen! — завидев сестру, тут же просиял он, широко улыбаясь. — Willst du mit mir über deine Freizeitbeschäftigungen sprechen?
— Как для того, кто учит немецкий половину дня, ты очень неплохо поднаторел, братец, — лукаво ухмыльнувшись, Фрейя взъерошила светлые волосы брата, который ответил сестре хитрым блеском глаз.
Может, он учит немецкий язык всего лишь полдня, но это не значит, что он не мог свободно говорить на нём до этого. Ведь, в конце концов, Фрейр был богом, а бог всегда понимает тех, кто к нему обращаются за помощью. И при этом абсолютно неважно, на каком языке они говорят.
========== Вопрос 20 ==========
Комментарий к Вопрос 20
«Расскажи о своём сыне»
Фрейр не может сдержать радости и трепета, когда Герд сообщает ему о том, что ждёт ребёнка. Конечно, они женаты уже достаточное количество времени, однако прекрасная великанша по-прежнему остаётся холодной и неприступной, и Фрейр уже не надеется, что она когда-нибудь захочет подарить ему наследника.
Радостное известие же вселяет в него надежду и распаляет огонь чувств к любимой жене ещё сильнее, хоть и кажется, что сильнее уже некуда.
Фрейр чувствует себя настоящим счастливцем, когда повитухи выходят от Герд.
— Жена твоя, Ингви, родила сына, — скрепят их старческие голоса. — Крепкий ребёнок, сильный. Вырастет доблестным мужем.
Фрейр улыбается солнечно, не сдерживая ни радости, ни гордости, но в светлицу к Герд заходит с осторожностью и странным трепетом.
Она смотрит на мужа чуть насмешливо, положив ладони на опустевшее чрево. Наблюдает, как и всякая мать, с настороженностью и готовностью в любой миг броситься на врага, защищая своё дитя. Даром что оно сейчас пребывает на руках своего отца.
Мальчик, их с Герд сын, растёт сильным и смелым. Благородным воином и справедливым лидером. Он будет прекрасным конунгом, добрым и честным, таким, что все люди будут любить его. Вот только…
— Судьба твоего сына покрыта туманом, Ингви-Владыка, — пророчица забрасывает кости, где руны горят предзнаменованием. — Станет он основателем великой династии, много славных мужей будут вести свои корни от него. Но сам он найдёт свою смерть не в бою и не на поле. Падёт он не от руки товарища и не от руки врага. Починет он бесславной смертью и Хель встретит его с распростёртыми объятиями. Не встретить тебе его в чертоге асгардском среди пирующих эйнхериев, но будет твой сын одним из тех, кого Владычица поведёт в бой под своим знаменем.
Предсказание мрачное и угнетающее, оно заставляет Фрейра хмурить задумчиво брови и горевать о судьбе единственного долгожданного отпрыска ещё до того, как тот встречает её.
— Не печалься, отец мой, — Фьёльнир смотрит на сияющего Фрейра чистым ясным взглядом, и в глазах его — нехарактерная юношам мудрость. — Моя судьба настигнет меня, какой бы она ни была. Но прежде чем это случится, не посрамлю я имя великого Ингви-Владыки.
Фрейр улыбается в ответ на слова своего ребёнка, и лучики-морщинки разбегаются от его глаз. Придёт время, когда ему суждено будет покинуть земли свеев, и тогда сын его станет наследовать ему.
Конечно, Фрейр не умирает, хотя смертные трактуют его уход именно так. Фьёльнир становится теперь их конунгом, и продолжает он то, что начал его отец. Мир и процветание царят на земле вокруг Уппсалы, и люди благодарят за это Фрейра-господина.
И, конечно, его сына, своего мудрого и доброго конунга, что, как предрекала провидица, начал собой великую династию. И, увы, как и предрекала провидица, позорно нашёл свою смерть, пьяным упав в чан с пивом и захлебнувшись в нём.
Видел всё это сияющий Фрейр, знал он. И не было границ его горю. Лишь одно радовало его, печального отца, — после себя сын не оставил дурной славы, и люди помнили и чтили его как великого мужа. Сделал он много добра, много хорошего, и даже позорная смерть не смогла затмить деяний его — лишь это радует безутешного Ингви, ведь нет ничего ценнее и дороже оставленной после себя памяти.
А всё остальное… Всё остальное неважно, ведь в день Рагнарёка всем им одинаково суждено пасть и сгореть в испепеляющем пламени Сурта.
========== Вопрос 21 ==========
Комментарий к Вопрос 21
«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»
Гибель Богов выглядит огненным кровавым туманом. Пышущим жаром и тотальным разрушением — всё погибнет, и мир будет уничтожен.
Фрейр, на самом деле, не застанет этого.
Он первым выходит на битву. Даром что он никогда не был воинственен. Даром что он всегда был подателем плодородия и жизни, а не кровавого месива битвы. Быть от этого защитником и воином Фрейр не перестаёт.
Ведь ему есть что защищать и есть за что умирать. У него, однако, нет оружия, чтобы противостоять могучему врагу, но для Фрейра в его неистовстве это не играет особой роли.
Для Фрейра в его неистовстве первое, что попадёт под руку, станет оружием.
Сурт смеётся низким раскатистым смехом. В его руке пылает солнечный меч, что некогда принадлежал сияющему вану. Тот, однако, добровольно отдал его и теперь вынужден был сражаться против собственного оружия.
Он отдал его добровольно и возможно опрометчиво и сейчас за своё легкомыслие должен был расплатиться собственной жизнью.
— Что, малыш Фрейр, — огненный великан смеётся со злобной насмешкой, — любовь и ласки прекрасной Герд стоили того, чтобы сейчас пасть от собственного меча?
Фрейр молчит и лишь крепче сжимает в руках своё нынешнее оружие. Оленьи рога не трещат в твёрдой хватке, а Фрейр сам не жалеет ни об одном мгновении, проведённом с любимой супругой. Хоть и ценой за них теперь станет его погибель.
В конце концов он с самого начала знал, что это была плохая идея сознательно давать врагу оружие. И в то же время это была единственная возможность быть рядом со своей возлюбленной.
Гуллинбурсти с неистовством мчит своего хозяина и друга к его врагу. Сурт смеётся, размахивая солнечным мечом, но Фрейр уверенно парирует удар рогами, хоть и знает, что это бесполезно: клинок его меча как и прежде разрубает всё, чего касается, и кость разлетается в стороны крошкой.
— Это конец, малыш Фрейр, — Сурт замахивается для следующего удара, и его противник чувствует кожей, как плавится в огне весь окружающий его мир.
Уворачиваться бесполезно, и Фрейр идёт в бой с голыми руками. Огненный великан опаляет его своей мощью, и раскалённое лезвие меча пронзает тело. Огонь наполняет жилы в прямом смысле, обращая в прах изнутри, и Фрейр не может сдержать громкий вопль, когда мышцы и кожа сгорают прямо на нём.
Он слышит отголоски низкого раскатистого торжествующего смеха, прежде чем его воспалённые глаза закрываются навсегда. Смерть его наступает быстро, и возможно, оно к лучшему.
В конце концов, Фрейр ни о чём не жалел.
========== Вопрос 22 ==========
Комментарий к Вопрос 22
«Представь, что ты с Фрейей единый бог. Каковы были бы твои обязанности, силы, как бы тогда сложилась твоя жизнь и отношения с другим асами?»
В ту пору для смертных дуализм был в порядке вещей. Общество крепло и строилось, люди осознавали себя и своё место в этом мире. Их тогда было немного, но те, что остались, помнят сквозь налёт перерождений, каково это.
Зиу и Зиса, Ньёрд и Нертус, Лодур и Локи, и они, Фрейр и Фрейя. Два божества в одном теле, две ипостаси в одном проявлении, два начала, сменяющие друг друга и взаимовытекающие. Это сейчас они — брат и сестра. Это сейчас они две отдельные личности. Но и Фрейр, и Фрейя ещё помнят те дни, когда они были едины.
В ту пору у них были не то чтобы другие обязательства. Они были божеством плодородия и любви, божеством, дающим плодючесть всему живому: полям, скоту, людям. Они были мирным божеством и любимым народом, потому что они были зачинателем жизни и символом процветания общины.
А потом смертные начали мигрировать. И к их племенам начали приходить чужаки.
Их женская ипостась постепенно взяла на себя воинствующие функции. Именно в облике Фрейи Фрейр тогда шёл в бой. Ведь тогда именно женщина, мать и кормилица, стояла во главе любой семьи, и именно от неё её дочери и сыновья вели свой род.
А потом всё опять меняется. И постепенно главенствующие функции на себя забирает мужчина. И восприятие смертных снова меняется, и в один прекрасный день Фрейр осознаёт себя именно Фрейром, а прекрасная Фрейя становится его сёстрой-близняшкой.
Иногда, однако, сияющий ван задумывается над тем, что было бы, если бы сознание смертных было чуть более стабильным. Если бы те божественные пары так и остались одним целым.
Каким бы тогда был Тюр?
Каким бы тогда был Ньёрд?
Каким бы тогда был Локи?
Каким бы тогда был сам Фрейр?
Любовь и война — вот два аспекта, в котором они были бы. Если бы они и дальше были одним божеством, Фрейя всё также вела бы валькирий в бой и делила бы с Одином урожай душ. Фрейр же обладал бы ещё большей сексуальностью и либидо, и большинство смертных конунгов и героев наверняка вели бы свой род от него.
Притом не каждый из них называл бы Фрейра своим отцом.
Зачинатель и податель жизни, отец и мать в одном воплощении, — Фрейр был бы… необычным. Однако тогда, пожалуй, лишь он смог бы приблизиться к пониманию Локи, который не по своей воле застрял в этом странном пограничье.
Интересно… а его, Фрейра, другие асы тогда тоже презирали бы? Ведь он не из их числа, но заложник, которого они добровольно взяли у чужого народа.
Любовь и война, рождение и смерть — противоположные ипостаси в одном теле. Он определённо был странным божеством, и вряд ли смертные смогли бы в полной мере понять и принять его. По крайней мере, сейчас, в ту эпоху, когда всё изменилось, и на смену одному мировосприятию пришло другое.
Но в то же время… Локи же они как-то терпят, правда?
Иногда Фрейр задумывается об этом, глядя на свою прекрасную сестру. Но с их последнего перерождения прошло уже так много времени, что он почти не помнит, как было раньше, и честно говоря…
Он рад, что теперь они с Фрейей различны. И быть вновь едиными он не хотел бы.
========== Вопрос 23 ==========
Комментарий к Вопрос 23
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Фрейр всегда был тщеславен, и тщеславие это ходило рука об руку с высокомерием. Выходец из старой, знатной, баснословно богатой даже по магическим меркам семьи, Фрейр никогда не знал в чём бы то ни было отказа.
Он был красив, словно дьявол, мог обольстить любую девушку своей белозубой улыбкой и галантными манерами, а после бросить, втоптать в грязь её честь и гордость и смотреть с надменным превосходством на несчастную так, словно она была не более чем пылью под его ногами.
Он был талантлив и сведущ во многих сферах магии, прежде всего в зельеделии. На всём курсе не было лучшего мастера в изготовлении и выдумывании ядов; никто лучше него не готовил любовные зелья и зелья помутнения рассудка.
Да, пусть он не был силён в боевой магии так же, как многие его сокурсники, но не только грубой силой выживали студенты в Дурмстранге. Фрейр был мастером интриг, с ловкостью он дёргал за невидимые ниточки других учеников и стравливал их между собой, словно разъярённых псов. Там обронить небрежную сплетню, тому шепнуть несколько слов ядовитой лжи, того подставить под удар…
Избалованный Фрейр как мог утолял свою скуку, и многие его «друзья» за глаза звали его Ингви. Друзья, которых сам Фрейр считал лишь разменными монетами в удовлетворении своих прихотей и замыслов.
Тщеславие и гордыня, осознание собственной власти и мощи толкают Фрейра всё дальше и дальше, и очень быстро ему становится тесно в тех рамках, в которые магов загоняет страх и собственная слабость. Большего, ему хочется большего, хочется полёта и размаха, так, чтобы весь мир увидел и узнал о Фрейре. Но замкнутое магическое сообщество стесняет его, давит, словно грозится уничтожить, и Фрейр злится.
Как так вышло, что они, владыки и сильнейшие этого мира, терпят подобное унижение?! Потакают желаниям жалких людишек, которым нечего противопоставить им, могучим и родовитым колдунам! Разве не пришло время вырваться из оков и заявить о себе, напомнить о своём могуществе и вспомнить былую славу?..
— Не-маги должны заплатить свою цену за столетия нашего угнетения, — вкрадчивый шёпот, ядовитый и опасный, сам находит Фрейра тогда, когда он больше всего в нём нуждается.
Сверкают во тьме обсидианом и льдом два разноцветных глаза, и высокая фигура сама ткётся из тени.
— Я ищу таких же, как ты, Фрейр, обиженных и жаждущих справедливости, — речи Геллерта Гриндельвальда оплетают разум и звучат словно самое действенное и желанное лекарство.
Панацея, способная разрешить все проблемы, и губы Фрейра сами по себе растягиваются в пьяной улыбке. Вот оно решение; вот он выход; вот то, в чём действительно нуждается весь магический мир, униженный и поставленный на колени.
— Ты нужен мне, Фрейр, — Гриндельвальд скользит вокруг словно хищник, примеряющийся к жертве, готовый в любое мгновение вонзить в неё свои клыки. — Идём со мной, и ты сможешь показать всему миру, на что способен. И твои таланты будут оценены по достоинству, истинно по тому, чего ты заслуживаешь. Больше не придётся прозябать в безызвестности и стеснении, Фрейр, ведь ты будешь со мной там, где свершится торжество магов.
Фрейр улыбается. Да-а-а, он будет там. Он собственными руками приведёт его, и те, кто торжествовали вчера, обратятся в пыль, прах, что великие будут попирать своими ногами. Фрейр не колеблется ни мгновения. Гордыня застилает его глаза, вынуждая расправить плечи и высоко вскинуть голову. Принять чужое предложение и не видеть, что конец у него всего один. И он вовсе не головокружительное торжество.
А самое сокрушительное падение.
========== Вопрос 24 ==========
Комментарий к Вопрос 24
«Как известно, твоя сестра - богиня Любви. Ловил ли ты себя на мысли, что испытываешь к ней вовсе не братские чувства?»
Осторожно, рейтинг!
Как и все боги из их числа они начинают с единства. Два начала в одном воплощении — Фрейр тогда был един с Фрейей. Они были одним двуполым божеством, что при желании могло принимать облик Фрейра или Фрейи.
А потом они переродились братом и сестрой.
Отголоски былой связи, однако, никуда не деваются. Они остаются в тяге и страсти, отнюдь не таких, какие брат должен чувствовать к сестре. Странная, почти извращённая любовь, которую и любовью-то сложно назвать, что раз по разу толкает их в греховные объятия друг друга.
Противостоять им нет сил ни у Фрейра, ни у Фрейи. Самое главное — нет желания делать это.
Он сжимает поджарое желанное тело сестры в своих объятиях. Многие мужчины отдали бы богатства своего дома за то, чтобы обладать им, но не дано им такой милости, и лишь супруг Фрейи, да многие любовники, которым благоволит она сама, имеют подобную честь.
Супруг и любовники, но самое главное — брат-близнец.
Фрейя льнёт к его объятиям. Сама ластится прикосновениям. Порочная, грязная связь, которая тем не менее остаётся тайной светлицы, в которой они её прячут, и Фрейр скользит руками по мягким округлостям собственной сестры.
Изгибы её тела плавные и правильные, совершенно не такие, как у Герд, ётунхеймской девы. Герд вся словно средоточие грубых острых линий, в то время как Фрейя — изящное, правильное творение искусного мастера.
— Никогда не будет у тебя любовницы, подобной мне, — сестра мурлычет прямо в губы брата, накрывая их своими полными устами, даруя ему сладостный пьянящий поцелуй.
Эта связь порочна и греховна. Если она даст плоды, будут они прокляты и презираемы. Но Фрейя умная женщина, и она делает всё, чтобы тайна сношения с братом так и осталась тайной. Подаётся она к нему своим разгорячённым телом, и члены её трутся о члены любовника, возбуждая их.
Фрейр целует горячо и жадно, будто давно не знал женщины. Руки его смыкаются на сестринской талии и скользят ниже по пояснице к полным ягодицам. Сжимают плоть в горячей хватке, и Фрейя горячо выдыхает в губы брата, обхватывая его шею руками. Грудью трётся о мужскую грудь, и алые гроздья сосков набухают, словно бутоны, готовые вот-вот раскрыться.
Фрейр скользит горячими ладонями по женскому телу выше, перемещаясь руками к полнокровной груди. Сжимает её, зажимая между пальцами соски, и Фрейя запрокидывает голову, обнажая шею. Брат её тут же оставляет на ней расцветающие алыми цветами поцелуи и спускается ниже, влагой орошая плодородную почву.
Фрейя льнёт ближе, желает большего, и горячие пальцы её скользят по твёрдой горячей мужской плоти.
Фрейр тихо рычит, крепче прижимая к себе сестру. Та лукаво смеётся, откидывая назад голову, и тяжёлая копна её светлых волос волнами струится по белой спине. Она сжимает властно в своей руке крепкую плоть своего брата и направляет её, принимая в своём горячем лоне.
Тихие стоны слетают с губ прекрасной Фрейи, и Фрейр вторит им, медленно двигаясь внутри её лона. Там горячо и влажно, и женское нутро сжимает плотно, обхватывает мужское естество внутри себя. Конечно, Фрейя знает, что нужно делать, чтобы доставить удовольствие, и Фрейр всегда проигрывает ей в этой борьбе.
Они двигаются вместе, плавно и размеренно. Страсть пожирает их, словно настоящих любовников. Даром что они — брат и сестра, и связь их запрещена моралью и законом.
Это не любовь, нет. По крайней мере точно не та любовь, что скрепляет брачные ложа супругов. Нет в их связи и страсти, греховной и мерзкой, но лишь давний отголосок — когда-то они были одним целым, дающим жизнь в самом себе. Теперь же они были разделены, но потребности и древняя память оставили на них свой след.
Фрейр толкается размеренно, толкается глубоко. Огонь пожирает его так же, как пожирает и Фрейю. Они стонут вместе, и Фрейя выгибается, упираясь ладонями в сильную грудь брата. Тот толкается истово в женское лоно, что принимает его, зажимая в себе, и разрешается облегчением, горячим семенем орошающим плодородную почву.
Оно, однако, не взойдёт на ней, пусть и благоприятные условия для этого. Но Фрейя знает, что не до́лжно ей нести плоды от собственного брата, а потому не принимает чрево её его дары. Лишь наслаждение и тень былой связи, что отголосками звучит в их душах. Толкает в объятия друг друга и в греховную близость, что не должна быть между братом и сестрой.
Однако взирая на спящую после всего свершившегося на его плече Фрейю, Фрейр думает о том, что не даром отголоски этой связи остались. И он, на самом деле, дорожит ими не меньше, чем редкими мгновениями близости со своей супругой. И пусть он любит свою сестру только как сестру, прошлое иногда всплывает перед ними, и Фрейр…
Не против поддаваться ему снова и снова.
========== Вопрос 25 ==========
Комментарий к Вопрос 25
Нц-шный ивент
Лес Барри встречает Фрейра спокойствием и теплом. Ветер не колышет листву на могучих зелёных деревьях, но запутывается в их кронах. Золотые лучи солнца мягко преломляются сквозь тонкие пластины, прыгают меж просветами и самоцветами теряются в мягком изумруде нежной травы.
В лесу Барри по-весеннему ласково тепло; здесь царит покой и умиротворение. Изредка слышатся перезвоны птичьего пения, а в воздухе замирает запах душистых трав и распустившихся цветов.
Лес словно окутывает своей благодатью, и Фрейр ступает легко и мягко, следуя за едва заметной тропой. Душа его трепещет от ожидания и предвкушения пред долгожданной встречей, и солнцеликий ван чуть ускоряет свой ход.
Герд, прекрасная возлюбленная, его уже ждёт. На затенённой поляне, в одиночестве, она ждёт приход своего жениха, что выбрал её в качестве супруги. Не то чтобы этот выбор совсем претил ей, но Герд до последнего надеялась, что участь её обойдёт её.
Но Фрейр пришёл, сияющий, источающий тепло и вожделённую страсть в самом лучшем её значении. Прекрасный податель плодючести, глядящий на женщину перед собой полным обожания взглядом.
Герд прекрасна. Солнце играет в её светлых волосах; его лучи, словно золотые реки, скользят по её молочной коже, ласкают плечи, шею, грудь. Она будто сама светится в этом ореоле, и Фрейр готов преклонить колени перед прекраснейшей.
Он делает шаг навстречу, чувствуя, как жар сжигает изнутри всё его естество. Герд в ответ сама приближается к нему, смиряясь со своей судьбой и готовясь принять своего мужа.
Фрейр — податель плодовитости и страсти, воплощение мужской энергии и оплодотворяющей силы, тот, к кому обращаются и женщины, и мужчины, ища его покровительства и заступничества в телесном воплощении любви и зачатии сильных крепких детей. Он, преисполненный любвеобильности и сведущий в утехах, странным образом робеет, когда Герд замирает рядом с ним. Разглядывает её полным восхищения взглядом, прежде чем спешит заключить её в свои объятия.
Она в ответ смешно фыркает, когда мужские руки прижимают её к крепкой горячей груди, и отстраняется слегка, заглядывая в светлые блестящие глаза своего наречённого супруга.
Это может оказаться даже забавней, чем она предполагала.
Герд улыбается лишь одними уголками губ. Улыбка хоть и скупая, но не отстранённая и не холодная. Она — разрешение, дозволение, без которого Фрейр не позволяет себе перейти черту, пусть даже если и очень хочет. Герд отдают ему в супруги, но вместе с этим она не теряет свою свободу и не превращается в вещь.
Кроме того — Фрейр слишком любит её, чтобы намерено причинить ей боль и унизить тем, что он возьмёт её силой.
Странным образом Герд понимает это. И тень уважения к мужу, за которого её отдают против воли, мелькает в её глазах.
Она сама тянется к нему. Обвивает руками его шею, прижимается полными грудями к его груди, и приникает губами к его губам. Фрейр мгновенно перенимает инициативу, и сильные руки смыкаются на изящной женской талии. Он вкладывает в поцелуй всю свою любовь и пыл, целует глубоко и жарко, пока женские пальцы ласково перебирают светлые волосы на его затылке.
Это может оказаться не так уж и ужасно, как она думала.
Фрейр аккуратно опускает Герд на траву. Мягкие нежные изумруды травинок щекочут распаляющуюся кожу, и Герд смотрит на склонившегося над ней любовника томным взглядом из-под полуприкрытых век. Чёрные пушистые ресницы слегка трепещут, а алые губы чуть приоткрыты, словно ждут новых поцелуев, которыми её будет одаривать мужчина.
Дыхание в груди Фрейра замирает, когда он в восторге разглядывает раскрытое тело Герд. С лёгкостью освобождает её от одежды и, раздеваясь сам, жадно пожирает полным любви и восхищения взглядом прекрасное тело возлюбленной. Она, как и все великанши, сбита крепко, но в то же время линии изгибов её тела плавны и изящны. Члены её — кровь с молоком, и много крепких и сильных детей способно породить её лоно в браке с подателем жизни и покровителем плодючести.
Фрейр приникает к ней, словно жаждущий к чаше с водой. Целует глубоко и страстно, распаляя огонь и желание не только в своей крови, но и в чужой. Блуждает руками по изгибам женского тела и касается груди, сжимая её.
Герд отвечает ему с пылом, что едва ждут от холодной неприступной дочери Ётунхейма, чувственно откликаясь на все прикосновения и ласки, подаваясь им навстречу. Сжимает в кулаке длинные светлые волосы Фрейра, второй рукой крепко хватаясь за кожу около позвоночника, чувствуя под пальцами напряжённые твёрдые мышцы.
Фрейр отстраняется от желанных сладких губ нехотя, бросая смазанный взгляд на лицо возлюбленной. На бледных щеках её медленно расцветает румянец, и она тихо вздыхает, когда распалённый страстью Фрейр приникает в поцелуе к чувствительному месту за ухом. Целует жадно и рвано, опаляя горячим дыханием кожу, и спускается в своих поцелуях ниже, оставляя за ними влажную пылающую дорожку.
Твёрдая острая выступающая косточка челюсти, шея, ключица, ямка между ними — он выцеловывает каждый миллиметр сладкой, словно мёд, кожи возлюбленной там, где солнце проливало на неё своё золото. Приникает губами к алой бусине соска, аккуратно вбирая его в себя, и Герд томно выдыхает, закатывая глаза и крепче сжимая волосы на мужском затылке.
Движения и ласки того, кто лучше всех других мужчин знает, как доставить женщине удовольствие, так умелы и правильны, что сами собой распаляют огонь в холодной женской груди.
Герд подаётся вперёд, и тихий стон срывается сладостной мелодией с её губ, когда мужские пальцы, скользящие и очерчивающие её бока и живот, опускаются ниже, туда, где вяжется тугой горячий узел желания. Мягко раздвигают влажные стенки и несильно толкаются внутрь.
Герд выгибается навстречу, подставляя для поцелуев шею. Жар желания вязкой патокой растекается по венам вместе с кровью, и румянец алеет на её щеках. Фрейр отстраняется, любуясь, а после приникает вновь к губам возлюбленной, одаривая её чувственным поцелуем.
Он покидает её лоно, и Герд обхватывает его коленями за бёдра, когда чувствует горячую твёрдую плоть. С лёгкостью принимает в себя крупный немаленький член своего любовника и становится с ним, тем самым, одним целым.
Фрейр двигается плавно и неспешно, толкаясь с намеренными задержками. Он наслаждается близостью и жаром чужого тела, ловит шумные выдохи и стоны, запечатывая их в поцелуях. Но долго терзать ни себя, ни возлюбленную подругу не может, а потому ускоряется, толкаясь глубже и сильнее.
Герд в его руках плавится от умелых действий любовника. Обвивает его бёдра ногами, а руками шею, прижимается ближе, сама тянется за поцелуями, что уже не могут скрыть их страсть и наслаждение друг другом. Они будто пытаются слиться друг с другом, раствориться друг в друге, стать окончательно одним целым…
Это получается лишь на пике блаженства. Фрейр замирает, крепко прижимая к себе дрожащее тело Герд. Она льнёт ответно к нему, пряча лицо и долгий полувсхлип-полустон на его плече, когда он исторгает горячее семя, опаляющее её лоно. Они замирают словно одно целое, и даже когда волна уходит, оставляя после себя приятную леность в мышцах, не спешат размыкать объятий.
Герд улыбается с мягкой благосклонностью, когда Фрейр всё же решается посмотреть на неё. Накрывает рукой его щёку, и он тут же перехватывает её. Благодарно целует тонкое запястье прекраснейшей из женщин и вновь одаривает её любовью и обожанием в собственных глазах.
В конце концов, это будет даже вполне себе счастливый брак, вопреки тому, чего Герд опасалась.
========== Вопрос 26 ==========
Комментарий к Вопрос 26
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
Взывают к Фрейру часто, даже очень. Он один из тех, кого смертные чтят особенно и ищут его покровительства не меньше, чем многомудрого Одина или громовержца-Тора. Не для защиты на ратном поле призывают его, но в свидетели любви. Не стесняются взывать к нему с мольбами ни женщины, ни мужчины.
Фрейр — податель жизни. Он — дающий щедрые урожаи. Плодовитый и изобилующий, чтят его потому и жёны, и мужи, ведь наделяет он их равномерно даром рождения.
Взывают к нему бездетные; взывают к нему те, чьи члены слабы. Просят о милости его, поделиться с ними своей силой и энергией и не оставить в трудный час в одиночестве.
Но знают смертные — за дар один нужно отплатить даром другим. Чтобы получить благословение, нужно задобрить божество, даже такое милосердное, как Фрейр.
За дар один приносят они дары другие.
За плодородие семени и чрева несут они плоды древ своих и хозяйств.
Плод на плод — равный обмен для тех, кто совсем отчаялся.
Плод на плод — равный обмен для тех, кто желает укрепиться.
Плод на плод — равный обмен для тех, чья любовь сильна и плодородна.
И жёны, и мужи обращаются к Фрейру с просьбами. И все они, как один, несут ему сладкие фрукты да свежий хлеб. Нет места среди даров, что принимает он, свидетельствам воинственности, и даже мужи должны проявить смирение и мягкость, что не станут порицаться.
Несут они сладкие фрукты да колосья пшеницы, горячий мягкий хлеб — дают свои дары, взамен на дар, который ждут от Фрейра.
Солнцеликий ван не отказывает им. Тем, кто дают с искренностью, внимает он, их мольбам и просьбам, и одаривает щедро. Принимает их дары, всё то, что отдают ему, и отвечает милостью на милостью.
Мужам — укрепляет члены и делает сильным семя. Жёнам — отягощает утробы их и делает их выносливыми. Покровительствует плодородию в их домах так же, как и в их полях, и просящие его собирают как всегда богатый урожай.
========== Вопрос 27 ==========
Комментарий к Вопрос 27
«Описание внешности, как можно подробнее»
Фрейр не слишком высок, но и низким его назвать сложно. Как и все, в ком течёт кровь уроженцев Ванахейма, он выше большинства асов, но некоторым из них, например, Тору в росте всё же уступает. Ладно сбитый, статный красавец, на которого заглядываются молодые девицы да девы постарше. Каждая из них мечтает называть своим мужем юношу, хоть отдалённо схожего ликом с прекрасным Фрейром.
Руки его всегда неизменно горячи, словно огонь или солнце. Касания их обдают приятным жаром, они всегда аккуратны и нежны — не чета грубым ласкам суровых воинов. Фрейр же воплощение чувственности, именно такой, какую мужчины предпочитают прятать. Или демонстрировать лишь тем, с кем оставляют свои сердца.
Его ладони мягкие и нежные. И кто-то мог бы засмеять их за излишнюю изнеженность и ухоженность, если бы не выпуклые белоснежные линии шрамов ещё с тех времён, когда Фрейр голыми руками останавливал рассекающий воздух клинок, с лёгкостью, играючи, сжимая его в кулаке и ломая.
Белёсые линии шрамов, как и на теле его отца, как и на теле любого мужа, ходившего хотя бы в одну битву, резко контрастируют с чуть смугловатой кожей. Оттенок её нехарактерен холодным северянам, но Фрейр — солнце воплоти, а потому никого не удивляет выделяющийся цвет его кожи.
Фрейр не ходит в битвы. Уже давно нет, но белёсые шрамы растекаются по его груди и спине. То узор тех битв, когда ему надлежало скинуть с себя своё мирное обличие и явить врагам сжигающую ослепляющую мощь Светила. Показать на деле, что не стоит обманываться его кротким и добродушным нравом.
Впрочем, шрамы, добытые в битвах, сплетаются в единый узор с теми шрамами, что он наносит себе сам. Фрейя, сестра его, колдует сейд, выкрикивая заклинания гальдра, пока он, опьянённый наркотическим дурманом, окропляет собственной кровью священный огонь.
Он режет руническую вязь на собственном теле. Защита и приумножение богатства, скота и детей, плодородие и изобилие, с мольбами о которых взывают к нему смертные.
Он наполняет их живительной благодатной силой и скрывает ото всех их истинное сакральное значение как и подобает всякому жрецу, приносящему себя в жертву.
Светлые волосы переливаются на солнце пшеничным золотом. Мягкие и вьющиеся, они стекают по его плечам золотыми реками. Фрейру по душе традиция асов отпускать длинные волосы, и сам он следует ей охотно. Лишь, в отличие от них, не заплетает их в косички, предпочитая держать свободными и распущенными, сверкающими на солнце и вправду не хуже золота.
Зато бороды у него почти нет. Светлая очень, почти не заметная и короткая. Так, лишь чистая формальность для того, чтобы ни у кого не повернулся язык назвать его женовидным сверх меры.
Лицо у Фрейра узкое, слегка вытянутое, с утончёнными чертами. Царит на нём почти всегда легкомысленная безмятежность или сияющая улыбка, отчего кажется, что где бы Фрейр ни появился, там везде светлеет и выходит солнце.
Сам Фрейр при этом и вправду будто солнце. Он светится, кажется, теплом и светом изнутри, согревая каждого и даруя покой каждому, кого встречает на своём пути. Даже пасмурную погоду своим появлением он делает чуточку светлее, и возможно, поэтому любят его особенно сильно.
Ведь рядом с Фрейром, тёплым и светлым солнцем, невозможно унывать и печалиться. И даже в самую обуреваемую штормами душу с его приходом ненадолго возвращается покой и умиротворение.
Фрейр полон жизни. Из-за этого он кажется легкомысленным и ветреным настолько же, насколько и его сестра. Впрочем, нет в этом ничего удивительного, ведь он в первую очередь покровитель любви и жизни.
И тем не менее Фрейр верен в своих привязанностях и любви. Как и отец, как и несчастная сестра, он верен до последнего вдоха той, с кем суждено было остаться его сердцу. И ради неё, ради прекрасной Герд, Фрейр готов на всё, о чём она его попросит.
Даже умереть.
========== Вопрос 28 ==========
Комментарий к Вопрос 28
«Как тебе живётся в Асгарде? Что думаешь о своей роли пленника?»
В Асгарде светло и просторно. Асгард шумный и суетливый, жизнь здесь кипит и не утихает даже, кажется, ночью — не чета спокойному и размеренному Ванахейму. Спокойному и размеренному Ванахейму, где тихо и умиротворённо, где лишь изредка с полей и лесов доносятся отголоски песен жнецов и прекрасных дев, зазывающих духов-покровителей.
Асгард нравится Фрейру этим намного больше. Фрейру, переполненному энергией и жизнью, которые хочется растрачивать во вне, а не копить внутри. В тихом и мирном Ванахейме это делать сложно, ведь в этом нет нужды: каждый ван сам по себе земледелец и жрец, заклинающий колосья на богатый урожай.
В Асгарде же не так. В Асгарде Фрейр — единственный истинный податель жизни, к которому взывают не только смертные, но и доблестные асы. В Асгарде также кипит жизнь, всегда что-то происходит, будь то новая война, пирушка или праздник. В Асгарде царят яркие эмоции и ощущения. В Асгарде Фрейр сам себя чувствует живым.
Пусть и приходит в него в качестве пленника. Вернее… не совсем пленника — политического заложника, залога мира между родиной, что вскормила его, и родиной, что отныне приняла его.
Фрейр, вообще-то, подписывается на это добровольно. Он добровольно идёт следом за своим отцом, которого, как вождя, требуют асы в обмен на своих ставленников; добровольно идёт следом за сестрой, которую они, прельщённые её красотой, желают заполучить себе в качестве самого дорогого и бесценного подарка. Фрейру же нет надобности идти за ними — сами асы отдают за двух пленников двух пленников, Хёнира и Мимира, — но он всё равно идёт за своей семьёй.
В Асгарде их принимают радушно, будто боятся, что плохое обращение с гостями, пусть и пришедшими не по своей воле, может привести к новому столкновению. Фрейр знает, что это не случится, ведь традиции и психология ванов значительно отличаются от традиций и психологии асов — отрубленная голова Мимира, которую вернули в Асгард, красноречиво говорит об этом. И тем не менее, асы приветливы с ними и принимают их как своих, кажется, очень скоро забывая о различиях по крови и происхождению.
Фрейр, в общем-то, и не против. И не спешит напоминать о них. Асгард с его жизнью и суетливостью нравится ему куда больше размеренного и неспешного Ванахейма. Да и как к пленнику к нему здесь уже давно никто не относится — скорее как к другу и доброму товарищу, к которому можно обратиться за помощью. Фрейр и не отказывает в ней, щедро награждая просящих, делясь своим теплом и энергией.
Ему это нравится. И если бы ему предложили вновь вернуться домой, на родину, он, скорее всего, отказался бы. Потому что Асгард сам по себе уже давно стал его родиной.
========== Вопрос 29 ==========
Комментарий к Вопрос 29
«Устройте встречу своему божеству с любимым персонажем-богом из другого пантеона. Как Ваш персонаж отреагирует?»
Встречи их коротки, но никогда не случайны. Оба они в одной из ипостасей переживают сходную судьбу. Смертные герои, что после почитаются как боги — не многие из им подобных могут похвалиться такой биографией.
Хотя бы потому, что всегда они взирают на смертных свысока, недооценивая их. Стоит ли им лишний раз напоминать о том, что упорный труд и сильная воля способны покорить любые вершины?..
Нинурта ухмыляется жёстко и хищно; высокомерием сверкают его глаза. Истинные боги по своему рождению смотрят косо на таких «выскочек», как он, и Нинурта отвечает им тем же презрением. Он гордится своим происхождением, гордится своим возвышением, и Фрейр отчасти его понимает.
Их истории схожие, но такие разные. Их характеры похожие, но диаметрально противоположные. И тем не менее они как никто понимают друг друга.
Разумеется, они не единственные в своём роде; не единственные смертные, возведённые в ранг богов. Но что роднит их особенно — они одни из немногих, кто сохраняют одновременность.
Вроде бы оба они, и Нинурта, и Фрейр, изначально по происхождению боги, но в то же время существует и другая версия их, где богами они стали после того, как прожили смертную жизнь.
Это определённо забавно и необычно. Это же создаёт причудливые связи. Связывает друг с другом совершенно разных божеств и совершенно разные культуры, совершенно разные временные промежутки, и это даже интригует.
А потому, хоть, на самом деле, Нинурта раздражает Фрейра, а Фрейр раздражает Нинурту, периодически они всё равно ищут друг с другом встречи просто чтобы отдохнуть. Побыть наедине с тем, кто понимает и сам проходит через то же самое.
========== Вопрос 30 ==========
Комментарий к Вопрос 30
«Ответ за любое другое божество вашей мифологии»
«Продолжение к любому вашему ответу»
Ожидание растягивается бесконечно долгими годами. Один цикл завершается, но новый не спешит начинаться. Мир умирает и возрождается вновь, и ждёт он теперь возвращения своих богов.
Герд тоже ждёт. Как и подобает верной супруге, она ждёт. Хоть и заманчиво предложение вернуться в отчий дом, в родной Ётунхейм, из которого забрал её Фрейр, но Герд не поддаётся ему. Остаётся в своём прекрасном саду в солнечном и тёплом Ванахейме, ухаживает за ним и присматривает.
Замужество её не было желанным для неё. Фрейр взял её по своему желанию, не спрашивая желания самой Герд. Впрочем, она всё равно не могла сказать, что было оно ужасно или как-то тяготило её — Фрейр был учтив с ней и терпелив; внимателен и демонстрировал ей своё уважение.
Кажется, он действительно любил её.
Герд усмехается уголками губ в холодной сдержанной усмешке. Она стала ему верной супругой, подругой и спутницей жизни. Хранительницей и защитницей его дома — это и не позволяет Герд сорваться с места и трусливо сбежать в Ётунхейм, оставив свой долг и обязанности на поругание врагов да забвения.
Герд ждёт. Терпеливо ждёт. Быть может, она не любит Фрейра так же, как он её, но это вовсе не значит, что она не скучает по нему. По своему супругу, спутнику и другу. По тому единственному мужчине, который любил её искреннее и самозабвенно.
И Герд всегда пыталась отдавать ему взамен не меньше того, чем солнечный Фрейр делился с ней.
Она ждёт его. Терпеливо и верно ждёт. И пока нет его, хозяйничает в его доме, поддерживая в нём порядок и жизнь; пока нет его, лелеет свой сад, отдавая цветам в нём всю копящуюся внутри неё нежность и ласку, и тепло. Она ждёт возвращение своего мужа и хочет сделать всё для того, чтобы когда это случится, родной чертог встретил его домашним теплом, уютом и любовью.
И для этого Герд сделает всё, что в её силах.
========== Вопрос 31 ==========
Комментарий к Вопрос 31
«Это правда, что у тебя есть кабан? Какую роль он при тебе играет?»
Гуллинбурсти — не просто кабан. Он — произведение искусства, невероятное детище искусных двергов, на все руки мастеров. Последствие тщеславного и дерзкого спора Локи, что понадеялся обхитрить и обставить величайших мастеров.
Всё это, однако, формальность. Ведь в самую первую очередь для Фрейра Гуллинбурсти — друг и верный товарищ.
Жёсткая щетина его переливается золотом, играя на солнце. Крепкая она и не пробивная, способна выдержать бесконечное множество ударов чужих клинков. Защитить своего хозяина от смерти, но распалить вместо неё ярость и неистовство.
Ведь Гуллинбурсти в первую очередь боевой вепрь. Он мчит Фрейра быстрее всех возможных скакунов и вместе с ним вступает в битву. Таранит крепкими острыми клыками тела врагов, ломая кости и раздирая плоть.
В нём неистовство десятка берсерков, что бросают себя в бой, не жалея ни сил, ни тел. Всё то, чего подчас не хватает самому Фрейру, ведь куда охотнее благоволит он миру, чем войне.
Впрочем, не только на поле брани Гуллинбурсти верный друг и товарищ Фрейру. В мирные спокойные дни золотой кабан любитель поластиться к своему хозяину. Или удрать от него в ближайший лес — тут всё от его настроения зависит, да. А Фрейр никогда не бывает против.
Ведь разве будет он добровольно стеснять своего друга, отказывая ему в маленьких радостях?..
Гуллинбурсти, золотой вепрь, переданный Фрейру в дар лукавым Локи, всегда был не просто артефактом и полезным приобретением. Он был другом, членом семьи Фрейра, и иначе воспринимать его солнцеликий ван не мог. Равно как и сам Гуллинбурсти отвечал ему тем же, а потому…
Ничего удивительного, что в день последней битвы он последовал за своим хозяином и вместе с ним разделил вечность.
========== Вопрос 32 ==========
Комментарий к Вопрос 32
«Один посадил тебя правителем в городе Уппсала. Расскажи, каково было править людьми»
Правителем он стал по наследству рода после того, как вынужден был отойти от дел отец его. Из жреца, обучившего смертных колдовству и призыву, сохранению урожаев, превратился он в конунга, доблестного и могучего, такого, во время правления которого приумножилось богатство человеческое и воцарились мир и процветание в стране свеев.
Смертные любили и почитали Фрейра, и как бога, и как конунга. Принёс он и его правление им великие богатства и щедрые урожаи, и золотой изобильный век, во время которого никто не знал нужды и лишений.
Это было так странно. В плане, он ведь был богом, но вынужден был, как Один и Ньёрд до него, выдавать себя за человека. Они втроём пришли к людям как проводники доброй воли, как защитники и те, кто должны были научить детей неразумных как жить и процветать.
Они должны были подать им пример, как хорошие родители. Должны были оставить по себе память такую, на которую они бы равнялись. И Фрейр не мог подвести их.
Податель жизни, он умножает и защищает. Учит людей правильно властвовать над землёй и посевами; учит их возносить молитвы духам земли и божествам плодородия, учит, как снискать их милость. При нём возвышается Уппсала, при нём превращается она в центр культа и щедрые жертвы да возлияния одаряют её алтари пока страна свеев процветает.
Благодарят за это Фрейра люди, превозносят его над богами и смертными. Перенимают мудрость его и равняются на него, желая сохранить и приумножить то, что он даёт им.
Странно и удивительно всё это, но гордость и радость поют в сердце солнцеликого вана. Знает он, что не подведёт смертных, как и они не подведут его, и Уппсала будет процветать, а вместе с ней — и вся Швеция.
========== Вопрос 33 ==========
Комментарий к Вопрос 33
«Создаём текстовую эстетику»
Фрейр — солнечный свет и тепло летнего вечера, ласковое, окутывающее с ног до головы словно кокон. Согревающее в своих объятиях и утешающее горюющих, дарующее долгожданный отдых уставшим.
Это тепло, привносящее даже в самый пасмурный и отчаянный день каплю света и надежды, что кажутся утраченными и потерянными.
Никому не даёт оно унывать и падать духом. И даже там, где кажется сил и надежды нет, они появляются словно из ниоткуда.
Фрейр — изобилие и богатство. Колосящиеся поля, сверкающее золото. Везде, где он проходит, нужда отступает, нет ей места рядом с ним, солнцеликим ваном.
Несёт он щедрость и достаток, плодородие хозяйств и самих семей. Отягощает женские утробы и наполняет каморы запасами, которых хватит для того, чтобы пережить голодные и неурожайные годы.
Фрейр — любовь и нежность, расцветающие в сердцах и душах. Благополучие и взаимопонимание не только между молодыми. Любой возраст склоняет перед ним голову, признавая превосходство и силу любви, что несёт с собой прекрасный, добрый Фрейр.
Разжигает огонь в самых холодных душах; смягчает самые твёрдые сердца. Соединяет вместе нити судеб влюблённых и единственный, кто не делает различий между их полами.
Смотрит на свою прекрасную сестру и знает прекрасно, что женщина может любить женщину так же сильно, как и мужчину. Равно как и наоборот.
Фрейр — неудержимая сила роста. Ростки, пробивающие себе дорогу даже сквозь самые твёрдые камни. Торжество жизни над смертью всегда и везде даже там, где подобное кажется невозможным.
Неистовая сила, наполняющая робкие хрупки стебли того, чему ещё предстоит вырасти огромным крепким деревом. Жажда существования и жизни, гонящая прочь тоску смерти.
Фрейр — надежда, что никогда не будет утрачена. Бесконечный цикл, который не сломить и не сломать. Даже тогда, когда сам он падёт, погибнет в день Гибели Богов, колесо вирда не остановится.
Судьба, которую не прервать, — оно лишь немного замедлит свой ход, а после с новой силой начнёт крутиться, знаменуя собой продолжение жизни.
Фрейр — бесконечность существования и радость жизни и её вечная борьба с унынием и тоской смерти.
========== Вопрос 34 ==========
Комментарий к Вопрос 34
«Каково тебе осознавать, что, пока другие будут отчаянно сражаться в Рагнарок, твоя участь — пасть безоружным от собственного меча?»
Фрейр добровольно идёт на это. Любовь прекрасной Герд он предпочитает своему солнечному мечу. Отдаёт он его сознательно в качестве дара отцу своей невесты, и возможно действительно нет ошибки более опрометчивой, чем эта.
Фрейр не знает, чем она обернётся, но знает, что давать врагу оружие заведомо гиблая идея.
Свою плату за легкомыслие он, конечно, понесёт. Пожнёт плоды пренебрежения войной в пользу мира и любви. Но ведь и он сам в первую очередь не воин, а податель плодородия и поборник спокойствия.
В конце концов, за этоему тоже предстоит ответить в Тот Самый День.
Фрейр не жалеет. Как и любой доблестный муж, стоит он твёрдо, хоть и знает, что обречён. Нет в его душе ни страха, ни сожалений, ни сомнений — он действует так, как велят его обязанности. Пожимает он их плоды и идёт в бой с тем оружием, что первое попадает ему под руку.
Оленьи рога меньше всего подходят на звание смертоносного оружия, но они единственное средство борьбы, которым Фрейр располагает. Они — всё, с чем он может идти в бой, и он идёт, не сомневаясь и не жалея. Самое главное — не боясь.
Зная, что пасть ему суждено будет первым.
========== Вопрос 35 ==========
Комментарий к Вопрос 35
«Ответ в виде тупых гугл-запросов божества»
Окей, Гугл, как подкатить к девушке?
Окей, Гугл, как подкатить к девушке, отправив к ней вместо себя своего друга?
Окей, Гугл, как жениться на девушке и не отдавать её бате свой единственный меч?
Окей, Гугл, что делать, если девушка не хочет за тебя замуж, а её батя готов тебе въебать?
Окей, Гугл, что делать, если въебали твоему другу, которого приняли за тебя, и теперь он со словами «пошёл нахер» говорит тебе самому решать свои проблемы?
Окей, Гугл, как избавиться от троллящей тебя сестры?
Окей, Гугл, как успокоить женскую истерику у той, кого бросил муж?
Окей, Гугл, как выйти из депрессии?
Окей, Гугл, как выйти из запоя?
Окей, Гугл, насколько эффективно пытаться въебать вооружённому до зубов великану рогами?
Окей, Гугл, значения слова «рогоносец».
Окей, Гугл, какова вероятность выжить после того, как тебя подожгли и сожгли живьём?
Окей, Гугл, есть ли жизнь после Рагнарёка?
========== Улль. Вступление ==========
Улль в Идалире натягивает лук. Прицеливается и отпускает тетиву. Стрела летит и как всегда попадает в цель. Улль тяжело вздыхает.
Скучно.
Привычное и любимое занятие, стрельба из лука, которая никогда не подводила и всегда прогоняла тоску и уныние, больше не спасала и не дарила того приятного спокойствия и расслабленности, что раньше. Душа продолжала томиться и бунтовать, требуя действия, но Улль ничего не мог сделать. Он был заперт в своём чертоге Идалире, словно в клетке, и не мог сделать из него ни шагу.
Скучно.
К нему редко обращались за помощью. Всегда находился кто-то более могущественный и почитаемый, чем Улль, и у него смертные с куда большей охотой просили помощь, чем у аса-лыжника. Да и сами асы редко вспоминали о его существовании, лишь матушка да названный отец изредка наведывались в тисовую рощу, укрытую вечной зимой, дабы побеседовать с Уллем и разделить его одиночество. Но это случалось так редко…
Скучно.
Улль потянулся за новой стрелой, намереваясь выпустить её в вечные льды статичного Нифльхейма. Наблюдение за полётом тонкой тисовой ветви, которая всё равно, что бы ни случилось, достигнет своей цели, возможно хоть немного уменьшит тоску лучника.
Хруст снега и ломающихся веток заставил Улля замереть. Рука едва коснулась оперения стрелы, покоящейся в колчане за спиной, не успевая вынуть её и приставить к тетиве. Ас-лучник медленно обернулся, с лёгким недоверием глядя на нарушителя своего одиночества, и солнечно улыбнулся, видя перед собой крепкую высокую женскую фигуру. Рыжеволосую воительницу, раскрасневшуюся от мороза и запала не так давно минувшей битвы.
— Труд, сестра, какая радость видеть тебя здесь, — воинственная валькирия в ответ лишь широко улыбнулась, сжимая названного брата в крепких объятиях.
— У меня для тебя припасено немало вестей, — весело промолвила она. — Но прежде чем я поведаю их тебе, расскажи мне, брат мой, сколько твоих стрел пронзило свои мишени? Расскажи мне также и о том, какими эти мишени были…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Ты помнишь своего отца?»
Улль не помнит своего отца. Но зато он помнит сурового грозного рыжебородого аса, могучего и бесстрашного воина, сжимающего в руке смертоносный молот. Улль, ещё совсем мелкий мальчишка, боязливо втягивает голову в плечи, смотрит из-подо лба и совсем не по-мальчишески прячется за юбкой матери, цепляясь тонкими детскими пальчиками за мягкую ткань.
Сив улыбается мягко, кладёт руку на худую спину сына и легко подталкивает его вперёд. Страшный грозный воин хмурит воинственно кустистые брови, и Улль вот-вот, да и расплачется. Как вдруг…
Улль помнит добродушное лицо, на котором широкая искренняя улыбка и глубокие лучики-морщинки, разбегающиеся от глаз. Тор, великий громовержец, улыбается ребёнку, и в его льдисто-голубых глазах пляшет озорное веселье. Маленький Улль для него — словно новорожденный котёнок, без трудов помещающийся в огромных мозолистых ладонях мужественного аса.
Улль помнит весёлого и немного глуповатого, смешного Тора, катающего мальчугана на своих могучих, крепких, словно скалы, плечах. Тора, который дурачится с ним, несмышлёным ребёнком, который смеётся своим раскатистым, словно гром, голосом, когда звонким ручейком пробивается заливистый смех мальчика.
Улль помнит, как его тонкие маленькие пальчики запутывались в густой жёсткой рыжей бороде. Тор всегда аккуратно брал крохотные ручки в свои тёплые пальцы, помогая распутать вечные колтуны. Он никогда не злился и никогда не ругался, но всегда был терпелив и охоч до детских шалостей.
Улль помнит жаркие аккуратные объятия, когда Тор осторожно поднимал его на руки, видя, как пасынок клюёт носом и засыпает. Он всегда в такие моменты относил его в комнату и укладывал осторожно, стараясь не разбудить. Укрывал тёплым меховым одеялом и как бы невзначай просил Фрейра задержать тепло дня в светлице чуть дольше положенного.
Улль помнит строгий голос и суровый взгляд, и твёрдые руки, учащие его правильно держать меч. Оттягивающие вместе с ним тугую тетиву лука. Метающие на дальность копья. Он помнит тяжёлую непростую науку становления воином и настоящим мужчиной.
И Улль помнит своего отца, который всегда был рядом.
И в трудностях, и в весельях, и в горестях, и в радости.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
Хэллоуинский ивент, темой которого была окончательная смерть
Это не происходит одномоментно. Постепенное угасание — вот то, что происходит с ним на протяжении многих лет.
Смертные называют это старостью, но Улль не согласен с ними. Он, как и другие такие же, как он, зовёт это более точным словом.
Забывание.
Идалир не полнится чужими голосами, в нём не звучит отзвук молитв и просьб. К хозяину тисового чертога не взывают с просьбами даровать удачу и ему не дают клятвы верности, нарушить которые не позволит честь и воля неподкупного божества. Ему больше не несут дары, и новые луки Улль тешет из ветвей священных деревьев.
Затухание растягивается на долгие годы.
Сначала о нём забывают смертные — лишь смутный шлейф памяти налётом остаётся в названиях их городов и иносказаний. Недалёк, однако, тот час, когда и эта история забудется, и слова просто станут словами.
После о нём забывают ему подобные — лишь семья худо-бедно хранит в памяти знание о его существовании. Однако с каждым годом их визиты к нему становятся всё реже и реже, и даже родная мать забывает о том, что кроме Моди и Труд у неё когда-то был ещё один сын.
И жизнь безжалостно оттесняет его на периферию, подводит к краю, с которого нет пути назад.
Зимнее яркое, но не греющее солнце в Идалире, меж тем, упорно клонится к своему закату. Затихают северные ветра, покой и статичность начинают господствовать в богатом охотничьем чертоге.
Улль улыбается горько. Когда-то это должно было свершиться.
Это не происходит одномоментно, и Улль просто закрывает глаза. Тело его обретает удивительную лёгкость и просто растворяется, теряя свою видимость. Улль уходит тихо и без лишних тревог, и только его любимый тисовый лук с глухим стуком падает в снег.
В тисовой роще Идалир впервые за всё время наступает глубокая тёмная тихая ночь.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
«Боги, в современном мире вы «вышли на пенсию». Расскажите о своих занятиях в XXI веке. Кем вы работаете? Что делаете? Посвящаете себя своим хобби или незаметно продолжаете выполнять свою божественную работу?»
Собачье кафе всегда открывается раньше других и закрывается позже других. Оно принимает у себя самых разнообразных гостей, однако есть среди них и те, кто заходит в него постоянно.
Улль, например, может гордиться тем, что он всегда самый первый посетитель кафе Тюра.
— Ты уже встал на пробежку или ещё не ложился после кутежа в казино? — Тюр, как обычно, флегматично протирает стакан, когда Улль падает за барную стойку, несмотря на раннее время излучая бодрость и хорошее настроение.
— Скажем так, — он лукаво усмехается, и вокруг его глаз разбегаются милые морщинки, — после пробежки я ещё не ложился, — Тюр странно фыркает себе под нос, качая головой, но понимающе молчит, не влезая в чужое личное пространство.
В конце концов, он всего лишь бармен. Его работа обслуживать клиентов и выслушивать их, а не нравоучать. А Уллю это и надо, чтобы привести в гармоничное равновесие два противоречия своей души.
Его отчим ещё с детства прививает ему любовь к спорту, и Улль, на самом деле, не просто его гордость — он зависть всех юношей и мечта всех девушек (которые ещё не знакомы с Бальдром, естественно). Он ярый сторонник здорового способа жизни и первый среди молодых спортсменов, их вдохновитель и талисман.
Улль может по праву гордиться собой и своей позицией, вот только… В любой бочке мёда найдётся своя ложка смолы.
Улль азартен. И азартен не только в спорте — для полной реализации своего азарта покорения одних спортивных вершин недостаточно. Поэтому взор его то и дело притягивают игорные дома и казино, и пройти мимо явно выше его сил. И не то чтобы Улль слишком много там проигрывал, наоборот, ему всегда везло как незнамо кому, однако…
Азартные игры — зло просто по умолчанию, и за свою страсть к ним Улль часто получал по шапке и от матери, и от отчима. Но бросить навсегда своё хобби всё равно не мог, а потому после очередной проигранной ночи неизменно прятался в кафе брата отчима.
Тюр качает головой в ответ на извинения во взгляде юнца и снова не выдаёт его тайну своему брату, который приходит в его кафе, по обыкновению, вторым. Тор смотрит на пасынка суровым взглядом, и Тюр снова и снова спасает азартного юнца от неминуемой расправы.
— Бегает твой пацан словно за ним стая волков несётся — ни одна из моих собак догнать его не может, — Улль улыбается с благодарностью, а суровость на лице Тора сменяется удовлетворением.
— Да, он парень такой, — отчим сгребает пасынка в крепкие объятия, от которых у того трещат рёбра, и Улль думает о том, что это, на самом деле, достойное наказание за его маленькую греховную радость.
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«не надоело постоянно выигрывать? хотелось бы хоть раз проиграть?»
«Как ты пришёл к своему мастерству?»
Отец учит его всегда стремиться к идеалу. Улль с замиранием духа слушает басистый голос громовержца, обнимая колени и широко распахнутыми глазищами глядя на него. Не сводит взгляда и не смеет перебить, впитывая в себя каждое слово Тора, словно губка.
Лишь для того, чтобы потом воплощать всех их в жизнь.
«Помни, Улль, ты — мужчина. Ты — воин и защитник. Своей семьи, своей родины, своих детей»
«Ты должен быть первым среди равных. Должен быть сильным. Должен быть доблестным»
«За какое бы дело ты ни взялся, ты должен быть сведущ в нём. Ты должен быть лучше других в нём, умелей других и искусней. Иначе, Улль, ты не должен браться за него вовсе»
Улль слушает поучения отца и запоминает их. На всю жизнь запоминает и всю жизнь воплощает их. Пусть и не становится при этом таким же прославленным воином, как отец — ему это, в общем-то, и не нужно.
Он тренируется денно и нощно, оттачивает своё мастерство. Огрубевшими пальцами натягивает тетиву лука и отпускает её, позволяя стреле со свистом рассечь воздух. А наконечнику войти аккурат в середину предыдущей стрелы, рассекая её напополам и намертво врезаясь в самый центр мишени.
Улль улыбается удовлетворённо и откладывает лук. Да, он не такой прославленный воин как отец или сводный брат, но нет никого ни из числа асов, ни из числа ванов, ни из смертных, кто мог бы сравниться с ним в стрельбе из лука.
Равно как и некому сравниться с ним в том переменчивом искусстве, где азарт разогревает кровь не хуже питья берсерков, а выигрыш — сама суть процесса. Желанная и подчас недостижимая, кружащая голову и доводящая до крайностей даже увлекающихся богов.
Изменчивая и прихотливая удача становится вечной спутницей Улля. Становится его супругой и вечной подругой — он ловит её, обуздывает и укрощает, подчиняет себе и не отпускает. И никогда ей не проигрывает. Ни в одном споре, ни в одном состязании, ни в одной азартной игре — нигде не терпит неудачу удачливый Улль, и это не надоедает ему ничуть, хоть и должно было бы.
Ведь нет никого, кто мог бы посостязаться с удачливым асом; нет никого, кто мог бы обыграть его и забрать главный выигрыш — никому не уступит удачливый Улль и всех обойдёт он своим мастерством.
Ведь отцовская наука всё ещё стоит перед его глазами: будь первым, Улль, или уйди с дистанции.
Но уходить ас-лыжник никуда не собирается, а посему продолжает обставлять умельцев, вздумавших перехитрить и обуздать удачу.
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
В тисовой роще Идалир как всегда тихо и спокойно. Лишь редкий заяц, пробегая по вечному снегу, может потревожить покой хрустом сухой упавшей ветки или скрипом снега.
Улль, как всегда, один. Аккуратно обтёсывает древесину, режет новые острые стрелы, что всегда и везде достигают своей цели. Вырезает на них тонкую серебряную руническую вязь, зачаровывая своё счастливое оружие.
Рядом с ним лежит крепкий большой лук. Над ним, на ультрамариново-синем небе, молчаливо блестят адамантовые бусины звёзд. И бесшумно растекается бирюзой северное сияние.
В Идалире всегда красивые ночи. Особенно потому, что их здесь никогда не бывает.
Улль безмятежно улыбается уголками губ. Когда-то это должно было случиться. Забывание, угасание и в итоге переход на другую сторону. В странное зазеркалье, где всё, вроде бы, как всегда, но в Идалире вместо яркого зимнего дня с не греющим солнцем царит тихая звёздная ночь с переливами северных сияний.
И ни одной живой души, что способна потревожить его покой. По крайней мере, пока.
Улль слышит лишь эхо. Скрипит снег под чьими-то тяжёлыми шагами, но их обладатель так и не показывается хозяину тисового чертога. Ускользает тенью, и Улль непонимающе хмурится.
Пока азарт привычно вскипает в крови.
Северное сияние переливается бирюзой, словно ленивые волны морской глади. Так же лениво колышутся воды памяти Улля, и ему кажется, что он сам забыл что-то очень важное, а теперь отчаянно пытается вспомнить.
Не что-то, а кого-то.
— Ни рассвета, ни дня — я в этих сумерках, в тени твоего сердца, — смех и слёзы, горечь и радость в эхе шагов и голоса, а Улль хмурится, хмурится, пытаясь вспомнить.
Кому же он подарил своё сердце в обмен на самый ценный чужой дар?
Тонкий кинжал соскальзывает с ветки как раз, когда Улль вырезает Дар. Гебо получается кривой, и мастер вынужден сломать её, чтобы не навлечь беду. Однако прежде чем он делает это, осознание настигает его, расползаясь тёплой улыбкой на губах.
И поворачиваясь назад, слыша за спиной мелодию чужих шагов, Улль наконец-то видит их обладателя.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Модерн!АУ. Список хэдканонов или полноценный ответ»
— комсомолка, спортсменка и просто красавица.
— топит за ЗОЖ.
— активист и волонтёр везде, где только можно и нельзя.
— спорт — это жизнь. А жизнь — это страдания. Поэтому берёт лук в зубы и идёт тренируется.
— на полном серьёзе хочет подать свою кандидатуру на участие в Олимпийских Играх.
— бегает быстрее гепарда. Особенно актуально, когда надо бежать от разозлённого отчима или вышибал в казино. Первое, кстати, страшнее.
— если дать ему лыжи и сказать бежать, есть шанс, что вы Улля не увидите ещё долго.
— патологически вынослив и энергичен. Этим бесит всех практически так же, как Бальдр одним своим существованием.
— несмотря на то, что активный ЗОЖник, умудряется быть заядлым игроманом.
— патологически азартен.
— удачливый аки чёрт. Обыграет даже самого себя, при этом ни разу не сжульничав.
— умением выигрывать, даже когда это просто невозможно, частенько пользуется Видар, дабы отжимать деньги у соперников.
— оба при этом потом отгребают от Тора.
— несмотря на свою устрашающую удачливость, тем не менее каким-то образом умудряется просирать половину семейного бюджета.
— нищий, как церковная мышь. Из-за этого сидит в долгах, не успевая вылезать из них.
— больше всего должен Фенриру, который тырит деньги у Видара, которому их выигрывает Улль.
— на самом деле тайно спускает все свои деньги и деньги семьи на благотворительность.
— ну как благотворительность… Обычно это махинационные схемы и левые компании по типу «спасения тушканчиков в степях пустыни Сахара».
— когда дело касается животных, верит всему, что слышит, не разбираясь особенно в деталях.
— «за животинку и двор стреляю в упор».
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Расскажите о том, как вас почитают. Изменялось ли человеческое представление о вас или нет? Если изменялось, то как: вас превозносили или, наоборот, вы отходили в тень?»
«Что вы чувствовали, когда люди стали забывать вас? Когда на ваше место приходили другие боги (не обязательно только христианский, вы могли быть вытеснены богами и/или других религий, или же родной вам)»
Когда-то давно его помнили. Когда-то давно его любили. Когда-то давно он был важен и нужен смертным. Любимое и могущественное божество, всегда защищающее и помогающее.
Когда-то давно Улль был таким. Когда-то давно Улль был одним из главных.
Ас-лыжник, ас-щита, суровый и холодный покровитель зимы и безжалостный охотник, добывающий пищу — смертные, чья работа была опасна и сложна, с уважением и почтением относились к своему заступнику. Обращались с просьбами и молитвами и славили так, как умели только они.
Они возводили в его честь капища и называли свои поселения; верили, что могучий защитник не оставит их и оградит от невзгод и буйства природы.
И Улль оберегал. Тогда у него было ещё достаточно сил для этого.
Однако время пластично, а человеческое восприятие подобно тихой реке, извивающейся и меняющей русло. С каждым новым поколением его роль и функции поддавались изменениям, пока в конце концов, с заслуженного пьедестала его не подвинули другие боги.
В глубине души Улль знал, что рано или поздно это произойдёт. Люди всегда были непостоянны, а окружающая среда — не всегда к ним враждебна. Что-то поддаётся их стараниям, что-то уходит в вечность, и память искажает мир тонких материй, подгоняя его под актуальные требования.
К своему сожалению, Улль в них практически не вписывается. И некогда важный, некогда стоящий практически на самой вершине пантеона, он теперь становится никем. Всеми забытым, второстепенным божеством, о былом величии которого напоминают разве что многочисленные поселения, названные в его честь.
Он хмыкает себе под нос и поправляет висящий на плече лук. Отталкивается лыжными палками от промёрзлой земли и тихо удаляется, скрываясь в своём уединённом доме в Идалире.
Дожидаясь того редкого удальца, что снова рискнёт обратиться к нему.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
Текст на новогодний ивент, тематикой которого было рождение
Не то чтобы Сив любила своего мужа. Она, в общем-то, его совершенно не знала. Их союз был странной спонтанностью, не более того. Не было в нём ни любви, ни дружбы, ни симпатии.
Не раздражали друг друга, и на том спасибо.
Орвандиль, звёздный герой, был доблестным воином и благородным мужем, бесспорно. Но всегда был непозволительно холоден и отчуждён. Создавалось впечатление, что его супруги для него попросту не существовало.
Не то чтобы Сив это беспокоило. Но она была замужем уже достаточно долго, и материнский инстинкт постепенно начинал пробуждаться в ней. Нежные, преисполненные тепла руки жаждали баюкать беспокойное, беззащитное дитя. Сладкий, звонкий, словно лесной ручей, голос жаждал литься плавными колыбельными, дарящими спокойный и беззаботный сон. Полные груди жаждали вскармливать своим молоком младенца.
Сив всем своим естеством жаждала познать все прелести материнства, однако Орвандиль был не тем, кто был готов сделать ей такой подарок. Или?..
Он уходит внезапно и не сказав ни слова. Просто в один прекрасный миг исчезает среди звёзд, оставляя свою супругу в гордом одиночестве. И не жена, и не вдова — Сив и сама не знает, кто она. Что, впрочем, оказывается не таким уж и важным вопросом. Ведь сияющая асинья понимает куда более важную вещь.
Она ждёт ребёнка.
Губы сами собой растягиваются в нежной тёплой улыбке, а руки накрывают ещё плоский живот. Месяцы ожидания пролетят незаметно — Сив не успеет и оглянуться, как рук её коснётся маленький, кряхтящий, беззащитный комочек.
Её сын, которому предстоит вырасти сильным и доблестным защитником не только своей матери. Умелым лучником, чьи стрелы никогда не пролетят мимо цели.
Ну, а пока же он — спящий на руках родительницы младенец. Долгожданный первенец и самая ценная награда, которой мог одарить Сив её отчуждённый, холодный супруг.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Ты покровитель азартных игр и удачи. Любишь сам играть? Кто тебя научил?»
Азартность, кажется, у Улля в крови. Мать недовольно качает головой и ворчит, что, похоже, это единственное, что сын унаследовал от своего настоящего отца. Улль на это лишь пожимает плечами, принимая единственный дар родителя как данность.
В конце концов, в одиноком Идалире не так уж и много занятий, которыми можно развлечь себя и развеять скуку, поэтому неудивительно, что азартные игры становятся одним из таких развлечений.
Улль любит играть. Он достаточно азартен для этого и ещё более удачлив, оттачивая своё мастерство если не целую вечность, то что-то около того. Подсматривает однажды за игрой отчима, мотает увиденное на ус и начинает практиковаться сам, обыгрывая поначалу самого себя.
Новое увлечение оказывается весьма затягивающим в себя занятием, и Улль очень скоро приседает на него, словно зависимые на галлюциногенные грибы.
Во всех девяти мирах, в итоге, не находится более умелого и удачливого игрока, чем Улль, и никому не дано обыграть его.
Изменчивая и прихотливая удача становится вечной спутницей Улля. Никогда не подводит своего протеже, и тот никогда не терпит неудачу там, где она переменчива. Уллю это могло бы надоесть, однако вместо этого вечное везение подстёгивает на новые подвиги и новые свершения. Ведь сколько ещё в девяти мирах осталось игроков, которых Улль не обыграл!
Раз за разом он бросает вызов в надежде скрасить серость своих будней и развеселить себя занятной потехой. И раз за разом всё заканчивается одинаково, но Улля это вовсе не смущает. Лишь продолжает разогревать азарт и желание играть дальше — никому не уступит удачливый ас и всех обойдёт он своим мастерством.
Недаром, в конце концов, он столько времени потратил, чтобы ему обучиться.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
«Расскажите со стороны божества об отвечающем»
— Не то чтобы мы не ладили, — Улль усмехается уголками губ, откладывая в сторону не до конца вытесанную стрелу. — Но, честно говоря, я не совсем её понимаю. Нет, мне безумно льстит, что нашёлся человек, который вспомнил обо мне, но… Я не понимаю, почему она.
Улль задумчиво посмотрел вдаль, вслушиваясь в тишину зимы в Идалире.
— У нас нет практически ничего общего, — он вздохнул тяжело, качая головой. — И я слишком чужой для неё. Хотя не скрою, мы оба любим честность и справедливость и не позволим нарушать данные клятвы, но у неё это всё же проявляется иначе. В этом она больше схожа с Тюром, нежели со мной.
Ас-лыжник замолчал, прикрывая глаза. Действительно, девчонка не имела с ним ничего общего, никаких точек соприкосновения, и Улль не мог многого о ней рассказать, но тем не менее…
— Я её не понимаю, — снова пожаловался он. — Она любит стрельбу из лука и даже когда-то пыталась этим заниматься, но, боги, какая же она косая! Я молчу о попадании в центр мишени — да хоть бы она в саму мишень попала! — Улль возмущённо фыркнул. — Ладно, это ей ещё можно простить, в конце концов, мир изменился до неузнаваемости, но… Я дарую удачу, я — баловень судьбы, ко мне всегда тянулись такие же удальцы и те, кто эту удачу искали. Но этот ребёнок… Не могу сказать, что норны совсем обделили её удачливостью, но они подарили ей лишь её жалкие крохи, которых хватает едва ли чтоб эта девочка просто была жива и здорова. А больше… Ей не везёт ни в чём — такие всегда просят моего заступничества, но не она, нет.
Улль вздохнул, качая головой. А после одобрительно усмехнулся.
— Она упрямая и слишком привыкла рассчитывать на себя, — он кивает сам себе и ухмыляется. — Холодная и отстранённая, говорят, Скади характером такая же. Вечная льдинка, вечная зима — общение со мной даётся ей сложно. Хотя она пытается постичь меня, но её собственная замкнутость её ограничивает. Со мной ей сложнее, чем с другими, и у меня она видит лишь поверхность, но не глубину. Возможно когда-нибудь ей и удастся преодолеть этот барьер, но сейчас…
Улль улыбнулся, прервавшись на полуслове. Его первоначальная хмурость несколько смягчилась, и он более мягко продолжил:
— Сейчас я благодарен ей за то, что она согласилась стать моим собеседником. Не самым плохим, несмотря на наше недопонимание, и очень терпеливым. Она скрашивает моё одиночество, и вместе с ним хотя бы ненадолго уходит одиночество её собственное. И пусть о ней подробней и детальней могут рассказать другие, я честно скажу, что верю в то, что когда-нибудь мы всё-таки сможем найти общий язык.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«Почему именно лук и стрелы?»
«Улль в Идалире
Натягивает лук,
Прицеливается
Стрелами острыми
В направлении девяти миров Иггдрасиля» (Wardruna — IwaR)
Улль никогда не был доблестным воином. Да, как и все мужчины, он, как того требует обычай, учится военному делу. Он всё ещё защитник и воин, и он действительно может быть таковым, вот только…
Война никогда не привлекала его. Было в ней что-то отталкивающее, что-то, что заставляло Улля держаться в стороне. Это не страх, нет, вовсе нет, лишь какое-то отторжение и отвращение.
Война это омерзительно.
Он старается избегать боёв. Конечно, если от битвы совсем не уйти, то Улль не станет поворачиваться спиной и бежать, а примет бой с достоинством и честью, но если есть шанс избежать битвы, не принимать в ней участия, то он лучше выберет этот вариант. Не потому, что он слаб или труслив, а потому, что война — это не его прерогатива.
Он, удачливейший из асов, блюститель чести и справедливости в гражданских делах, а не военных.
Оружие именно поэтому и вызывает в Улле такое же отторжение. Он отвратительный мечник, ещё хуже управляется с секирой. Даже копьё, благороднейшее и достойнейшее из оружий, плохо слушается Улля.
Драться же врукопашную — удел лишь самых отчаявшихся, лишившихся всего. Либо глупых пьяниц, не знающих меру — тут уж как повезёт. Поэтому своё оружие Уллю всё-таки тоже приходится найти.
Тисовая ветвь легко гнётся в умелых руках. Тугую тетиву оттягивают огрубевшие пальцы. Стрела срывается с неё, дрожа, и со свистом рассекает воздух, вонзаясь в цель. Умение обращаться с луком — тоже своего рода искусство.
Уллю оно приходится по душе. Ведь лук и стрелы — оружие обоюдоострое как для войны и убийства, так и для охоты и выживания.
В вечной зиме тисовой рощи Идалир по-другому и быть не может.
Он находит своё идеальное воплощение и продолжение. Оружие, которое именно его никогда не предаст. Крепкий лук и никогда не кончающиеся стрелы — вот то, что делает Улля Уллем.
Охотником, защитником, воином. Мужчиной. И пусть кто-то только посмеет усомниться в этом.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего
Кроме Тюра, он единственный, кто приходит к Фенриру. Ас-лучник всегда молчалив и всегда с пустыми руками, но от него веет запахом хвои и мороза, инея, замёрзшего на ветках, и снега. Один из немногих запахов детства, которые Фенрир всё ещё помнит.
Улль никогда ничего не говорит. Приходит к зверю и садится рядом с ним, вытёсывая новые стрелы или строгая небольшие фигурки. Тис поддаётся легко рукам мастера; Фенрир водит ушами, но внимательно наблюдает за действиями своего молчаливого собеседника, которого и собеседником назвать сложно.
— Зачем ты пр-р-риходишь ко мне, ас? — Фенрир задаётся логичным вопросом, но Улль словно и не слышит его.
На самом деле, у него у самого нет ответа на этот вопрос.
Возможно, так он пытается сбежать от собственного одиночества и вечной тишины Идалира. Странно, что утешение, в итоге, он находит рядом с хтоническим чудовищем, управляться с которым может лишь Тюр.
С другой стороны, Улль как никто понимает его.
Одинокий, заброшенный в чуждую для себя среду — Фенрир никогда и не был воплощением зла, каким его считали другие асы. Он просто был чужим там, где его никто и никогда не мог принять; он был одинок там, где никто и никогда не хотел его одиночество прогнать.
Улль, в общем-то, мало чем отличается от него. Тюр, в принципе, тоже. Вот только ему, в отличие от аса-лучника, хватает смелости и сил, и безразличия, чтобы не дрогнуть под осуждением и опаской остальных.
Всё же, что может делать Улль, — просто иногда приходить и рядом молча делать свою работу. Повергая зверя в недоумение и вызывая у него любопытство. Развеивая скуку в моменты отсутствия Тюра и давая ложную надежду: его могут принять в месте, где он по определению чужой.
Улль улыбается горько уголками губ, но привычно молчит, зная, что это не так.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Расскажи, не твоими ли руками была сделана та самая стрела из омелы? Ведь именно ты самый умелый лучник и знаешь об этом все»
Улль в Идалире гнёт тугую ветку тиса, делая из неё основу будущего лука. Он много времени проводит за изготовлением оружия и стрел к нему тогда, когда не охотится и не упражняется в своём мастерстве. Все в Асгарде знают, что он не только лучший лучник, но и лучший мастер, знающий о своём оружии всё.
Из какой древесины лучше тесать лук; какой он должен быть величины и размера; из чего должна быть тетива. Какой длины должны быть стрелы и какая древесина даёт лучшие побеги для них.
Локи, обращаясь к Уллю, попадает в яблочко.
— Ты лучший среди умельцев, — он заискивает перед невозмутимым мастером. — Лишь тебе могу доверить столь ответственное поручение.
— Зачем тебе? — Улль откладывает в сторону податливую древесину и смотрит оценивающе на рыжеволосого ётуна. — Да и омела не тот материал, из которого можно сделать стрелу.
— Это не мне, — Локи расплывается в улыбке, и Уллю чудится какой-то подвох, но он не может ухватиться за него в чужих словах. — Я хочу преподнести её твоему другу в качестве подарка, ведь все забыли о несчастном слепом Хёде, восторгаясь его сияющим братом.
Улль замирает всего на мгновение, когда слышит имя Хёда из чужих уст. В груди странно теплеет, и ас-лучник улыбается.
Хёд, такой же одинокий, как и сам Улль, становится его лучшим и самым близким другом. Пусть он и слеп, и тьма перед его глазами никогда не проходит, он несёт удивительный свет в холодный статичный мир Идалира. Он несёт свет в душу Улля, и ас-лучник дорожит этим светом сильнее всего.
— Значит, подарок Хёду? — отказать в маленьком желании, которое Уллю исполнить оказывается проще простого, он, конечно, не может, так что без лишних слов забирает из чужих рук хрупкий материал.
Ох, если бы он только знал, к какой трагедии это приведёт!..
Весть о гибели Бальдра не сразу достигает пустынного Идалира. Улль удивлённо смотрит на гонца, приносящего ему новость, и видит в его глазах немой укор и осуждение.
«Бальдр был убит твоей стрелой, Улль. Стрелой, которую натянул на тетиву твой лучший друг, Улль»
«Хёд — братоубийца, Улль. А ты его пособник, Улль. Ты дал оружие, Улль, из дерева, что единственное не дало клятвы»
«Это и твоя вина, ас-лучник. И ты разделишь с Хёдом его наказание. Не там, в мрачном чертоге Хель, но здесь, в мире живых, всеми забытый и отверженный»
Улль скрипит зубами в бессильной ярости, сжимая в кулаках волосы. Ему нет дела до проклятия, которым его одаривает всё живое — в конце концов, не он был первым и не он был последним, кому надлежало коротать свои дни в вечном одиночестве. Чувство вины — вот тот личный внутренний ад, через который ему придётся пройти. Он обрёк на муки и страдания своего единственного лучшего друга. Он предал клятву, что давал когда-то, обещая оберегать и защищать слепого Хёда.
Он толкнул его, пусть и не осознанно, пусть и желая ему только добра, пусть и желая хоть немного приободрить подарком, что было легко создать умелым рукам мастера, в объятия вечного проклятия. «Убийца! Братоубийца! Тот, кто отнял у нас прекраснейшего Бальдра!» — Улль так и слышит упрёк и злорадство в шёпоте ветра, в перезвоне капель дождя, в шелесте листвы; так и читает их в глазах животных, что одни-единственные были теперь его, Улля, спутниками.
Он не должен был делать это. Не должен был верить лживому Локи, что всегда несёт своим появлением лишь горе и неприятности. Должен был понять, что рыжеволосый ётун насмехается над ним и ведёт слепого Хёда к краю пропасти.
Ведь омела никогда не была подходящим материалом для стрел…
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
Ивент, где божества меняли пол на противоположный и выбирали свою судьбу из трёх претендентов
Улль всегда считала себя странной. Она была по большей части одиночкой и спокойней ей было в компании самой себя и немногих друзей. Совершенно незнакомых людей это, однако, абсолютно не смущало.
Улль словно магнитом притягивала к себе новые знакомства. Большинства из них она вообще не хотела, но как-то так получилось, что нежеланных поклонников это не останавливало вовсе.
— О милость Одина, это опять он! — Улль подскакивает на месте, стоит только Ао Бину появиться на горизонте. — Нэчжа, спрячь меня! — она прячется за спиной своего друга и одногруппника, надеясь, что Ао Бин её не заметил.
Семьи Нэчжа и Ао Бина были одними из самых влиятельных семей китайского квартала родного города Улль. Оба юноши дружили друг с другом едва ли не с пелёнок, поэтому, в общем-то, не удивительно, что они поступили в один и тот же ВУЗ, вот только Ао Бин почти сразу выиграл грант и на целый год уехал учиться за границу. Нэчжа же остался здесь, и Улль на свою голову умудрилась с ним подружиться.
А потом Ао Бин вернулся.
Нет, он был очень хорошим и весёлым парнем, но романтика явно не была его сильной стороной. Как и в принципе отношения.
Так, только познакомившись с Улль, он подрался с Нэчжа, так как посчитал его соперником. Своему другу он, правда, проиграл вчистую и потом валялся месяц в больничке, спровоцировав своей импульсивной выходкой конфликт между их семьями и обострение отношений Нэчжа с отцом, преподавателем китайского языка Ли Цзинем.
Другой нелепый случай был, когда, пытаясь привлечь внимание девушки к себе, Ао Бин на всю аудиторию начал орать, что Улль ему снилась в соблазнительной древнегреческой одежде и покрывала его неумелыми, но страстными поцелуями. Улль тогда думала, что провалится под землю здесь и сейчас, и только приход преподавателя спас Ао Бина от расправы.
Перечислять подобные неловкости Улль могла ещё долго. Всё, в итоге, дошло до того, что только завидев Ао Бина на горизонте, девушка старалась сбежать от него куда подальше.
— Горизонт чист, — посмеиваясь себе под нос, отрапортовал Нэчжа, когда Ао Бин скрылся за поворотом, и Улль выглянула из-за спины своего друга.
— Идём в аудиторию, — выдохнув, предложила она, и Нэчжа поддержал её. — Что у нас сейчас? — по дороге уточнила у друга девушка.
Тот посмотрел на неё с искренним сочувствием.
— Сдвоенная пара китайского, — хлопнув девушку по плечу, отозвался Нэчжа, и Улль простонала.
Сегодня явно был не её день. Иначе объяснить две пары подряд у Ли Цзиня было невозможно. Глядя на преподавателя-китайца, преподающего тот самый китайский язык, Улль сто раз успела проклясть своё желание пойти на восточную филологию.
Ли Цзинь был ещё одной головной болью Улль, возникшей опять же с подачи Нэчжа. Вернее, тут не совсем он был виноват, но Улль всё равно упорно продолжала повторять ему, что это его вина. Дело было в том, что Ли Цзинь был родным отцом Нэчжа, которого тот, правда, явно недолюбливал. Ли Цзиню, кажется, было всё равно, и к несчастью Улль, вместо сына, с которым было бы неплохо наладить отношения, он обратил своё внимание именно на неё.
Учитывая, что репутация у китайца ходила устрашающая, что он кремень, принципиальный до жути и вообще бесчувственный монстр, Улль действительно становилось немного не по себе от знаков внимания, которые Ли Цзинь начал ей оказывать ещё с первого курса.
Улль, как истинная дочь своего приёмного отца-спортсмена, стойко терпела их. Вот только и её терпение было не железным.
— Как ты думаешь, если я стравлю между собой Ао Бина и твоего отца, наш университет выстоит? — без особого энтузиазма спросила у Нэчжа Улль, уличив момент и улизнув из поля зрения настойчивых поклонников.
— Лично я не против, чтоб он рухнул, — ухмыльнулся в ответ Нэчжа, зажигая сигарету: пары закончились, и теперь друзья стояли на улице, ожидая, когда загорится зелёным светофор.
Улль тяжело вздохнула, рукой отгоняя от себя дым от сигареты друга, а после вдруг просияла.
— Что-то ты подозрительно радостная, — заметив преобразования подруги, ухмыльнулся Нэчжа и проследил взглядом за её, когда Улль вдруг кому-то помахала.
Смуглокожий низенький парень, казавшийся школьником, но на самом деле выпускник магистратуры, широко улыбнулся и подошёл к зовущей его девушке.
— Атлауа, сколько лет, сколько зим! — стиснув парня в крепких объятиях, восторженно вскрикнула она. — Нэчжа, знакомься, это Атлауа, мой давний знакомый по стрельбе из лука, которой мы вместе занимались, — юноши пожали друг другу руки. — Как ты тут? Я слышала, ты уехал в Мексику и теперь там учишься и параллельно работаешь в береговой охране!
— Я в отпуске перед сессией, — солнечно улыбнулся Атлауа. — Вот решил сгонять домой…
Не успел он толком договорить, как острый, намётанный взгляд Улль поймал выходящего на улицу Ао Бина, а практически сразу за ним ещё и Ли Цзиня. Выругавшись себе под нос и не придумав ничего лучше, девушка вдруг схватила Атлауа за футболку и, притянув к себе, крепко поцеловала.
Рядом присвистнул Нэчжа, а нерадивые поклонники, которым открылась эта живописная картина, так и застыли на месте, подбирая отвалившиеся от изумления челюсти.
— Подыграй мне, — слегка отстранившись от опешившего парня, взмолилась Улль. Тот, быстро взяв себя в руки, ухмыльнулся, сгребая Улль в объятия.
— Ты должна мне всё подробно объяснить, — лукаво глядя в лицо смущённой девушки, протянул Атлауа. — Желательно сегодня вечером в кафе возле твоего дома, — Улль нервно хихикнула, спрятав лицо на чужом плече.
Что ж, похоже, пытаясь отвадить одних ухажёров, она вляпалась в другого. Вот только… Кажется, в этот раз она была и не против.
========== Вопрос 15 ==========
«Устройте встречу своему божеству с любимым персонажем-богом из другого пантеона. Как Ваш персонаж отреагирует?»
У огня тепло. Улль зябко ведёт плечами, растирая онемевшие пальцы.
Огонь в Идалире горит не часто. Но сегодня особый случай.
Вулкан редко приходит в это царство вечной зимы. Смертные думают, что божества различных регионов не знают друг друга, но правда в том, что их связи и умения куда обширней того, о чём люди догадываются.
И в то же время сами они, боги, как никто зависят от человеческого воображения и восприятия — собственно, возможно это одна из причин, почему именно с Вулканом Улль находит общий язык.
У огня тепло. Огонь здесь, на земле, горит ровно. Трещат сухие ветки, и Улль наблюдает за танцем пламенных языков. Огонь небесный же здесь, в Идалире, странным образом кристаллизуется и жидким металлом растекается в дивные разноцветные северные сияния. Они мерцают холодным светом и вовсе не греют, но Вулкан смотрит на них и усмехается одобрительно.
Их обязанности абсолютно разные. Но есть тем не менее то, что сближает их куда сильнее. Изменчивая человеческая память, что в конце концов отбрасывает их на самую периферию.
Вулкан и те из его собратьев, кто остался, страдает от этого, конечно, сильнее всего. Их человеческое легкомыслие заставляет уйти далеко-далеко в тень. Одни там теряют сами себя, другие и вовсе навсегда предаются забвению… Вулкан так же, как и Улль, принимает это просто как данность.
Он куёт оружие и мечи, доспехи и различную утварь. Трудится в поте лица у очага и закаляет в огне самого себя тогда, когда Улль тешет в Идалире новый лук и заковывает во льдах своё смирение.
Когда-то давно они оба были значимыми и любимыми. У них были важные обязанности и силы, ну а теперь…
У огня тепло. И рядом с Уллем садится тот, кто разделяет с ним схожую участь.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Ты любитель справедливости и покровитель клятв. А что делаешь, если их нарушали?»
Сейчас к нему редко взывают и просят его справедливого покровительства. Но когда-то давно смелые благородные мужи призывали Улля в свидетели клятвы, которую нельзя нарушить.
Они клялись на священных кольцах, что их великое множество преподносили ему в качестве даров. Но не потому, что Улль был сребролюбив, а потому что кольцо как нельзя лучше может скрепить данное слово.
Ведь ходило поверье, что священное кольцо, на котором клялись, всегда особенно плотно облегало палец так, что не снять его было до тех пор, пока клятва не будет исполнена.
Однако не поверье это вовсе. А свидетельство Улля, что он слышит всё и видит, и не даст лжи просочиться в чужие слова.
Улль держит слово и всегда требует того же от тех, кто к нему взывают. Он беспристрастен и суров, и не терпит хитрость и лукавство. Жестоко карает он тех, кто клянётся, а после предаёт свои слова. Сжимает крепко священные кольца на пальцах предателей так, что кости трещат, ломаясь, и каждый честный человек видит, что перед ним обманщик и лжец.
Никому не делает поблажек Улль и строго следит за исполнением сказанного. А потому взывают к нему лишь справедливые духом и преисполненные чести. Те, кто не боятся делами доказать свои слова, — лишь такие могут снискать одобрение холодного Улля. Лишь с такими удачливый ас может поделиться своей благосклонностью и лишь таким может помочь в трудную минуту. Всех же остальных отвергнет он без зазрения совести и оставит посрамлёнными тех, кто пытается обмануть его.
Ведь колесо вирда крутится без остановок, и то, что даёшь, всегда получаешь в ответ.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
В детстве Улль был непоседлив и любознателен. Он был самым старшим в семье, и хоть и не был кровным родственником всем детям Тора, всё равно хотел быть для них крутым старшим братом, образцом, на который следует равняться. На это звание, правда, претендует ещё и Магни, но Улль не без гордости отмечает, что старше названного брата на целых пять месяцев.
Магни ворчит, и их общее соперничество подстёгивает обоих к совершенствованию самих себя и своих навыков. А ещё их общее соперничество выливается в шуточную войну за привлечение внимания младших.
Вернее, лишь Труд, ведь Моди ещё слишком мал и пока что практически всё своё время проводит с матерью.
Но сестра подрастает бойкой и воинственной девчушкой. Рыжая и веснушчатая, она сильнее всех похожа на своего отца не только внешностью, но и вспыльчивым характером, даром что она — девочка. Труд дерётся наравне с мальчишками, бегает вместе с ними в пролесок и на рыбалку и ведёт себя как юная дева щита, а не кроткая и милая хозяйка.
За её внимание и расположение Магни особенно ревниво спорит с Уллем, возможно потому, что в нём слишком сильны братские чувства, толкающие мальчишку всегда и во всём опекать единственную младшую сестру. А может, потому, что по каким-то причинам своим фаворитом из старших братьев Труд чаще всего выбирает именно Улля.
Она вместе с ним тешет луки и учится стрелять из них. Вместе с ним подолгу разглядывает ночное небо. И вместе с ним, когда выпадает снег, учится разбирать, кому из животных принадлежат какие следы на нём.
С Уллем всегда интересно. Уллю всегда хватает фантазии придумать какое-нибудь новое занятие. А ещё с Уллем всегда можно вляпаться в какое-нибудь новое приключение, вроде того, как они случайно угнали у Фрейра Скидбладнир и три дня дрейфовали между фьордами. Или того, как пробрались к Хеймдаллю на Биврёст, с Радужного Моста глядя вниз, на Мидгард.
— Куда мы пойдём сегодня? — серые глаза Труд загораются предвкушением, когда Улль зовёт её в очередное приключение.
— На охоту! — мальчик гордо выпячивает грудь, и девочка радостно хлопает в ладоши.
Улль, конечно, был уже достаточно взрослым, но на охоту его всё равно ещё ни разу не брали. Отец, тяжёлой рукой лохматя его светлые волосы, добродушно басил, что Улль ещё мал для подобных вещей. Но Улль-то знал, что это не так, а потому если отец не хотел брать его с собой на охоту, то Улль пойдёт на неё сам.
Вернее, со своей очаровательной бойкой сестрёнкой.
Зимний лес встречает детей тишиной и покоем — даже ветер не тревожит деревья, запутываясь между их голых веток. Брат крепко сжимает в одной руке лук, а второй держит сестру. Настороженно осматривается по сторонам — так далеко они ещё ни разу не заходили, а потому кто знает, что ждёт здесь юных путников?
Детские ножки глубоко проваливаются в искристо-белый снег, отчего хода их медленная и тяжёлая. Тишина обволакивает их, пряча в себе, пока небо медленно начинает темнеть в предзакатных сумерках.
Внезапный хруст веток заставляет Улля и Труд остановиться и напрячься. Медленно обернуться назад и увидеть перед собой стоящего в боевой стойке кабана, раза в два большего чем мальчик перед ним. Улль вздрагивает от мимолётного страха, но тут же его взгляд твердеет, и он отточенным движением переворачивает лук к себе тетивой. Кабан же издаёт предупреждающий рык.
— Стрелу! — Улль тянет руку к Труд, которая хранит стрелы, и девочка послушно подаёт их брату.
Улль натягивает тетиву, прицеливается и стреляет; кабан срывается с места, несясь прямиком на детей.
Рука юного лучника чуть подводит его, и стрела впивается в кабанью плоть, раня, но не убивая. Зверь издаёт пронзительный яростный клич и с удвоенной скоростью несётся на детей.
Улль едва успевает схватить сестру и отскочить с ней в сторону; кабан клыками врезается в дерево. Яростно трясёт головой, пытаясь вырваться из плена, и юный охотник использует заминку противника в свою пользу.
Коротко блестит кинжал, с которым Улль бесстрашно бросается на всё-таки вырвавшегося из дерева кабана. Однако прежде чем животное успевает атаковать, острое лезвие вспарывает твёрдую шкуру, по рукоять входя в плоть — на этот раз Улль бьёт чётко и без промаха, и кабан под ним жалобно скулит, падая поверженным.
А Труд с восхищением глядит на своего храброго брата.
— Отец будет гордиться тобой! — авторитетно заявляет она, подбегая ближе и с трепетом и лёгким страхом осматривая внушительную тушу.
Охота действительно оказывается невероятно удачной, однако вместе с удачей на детей сваливается целых ворох других проблем.
Как донести тяжёлый трофей до дома?
Где вообще находится дом?
И что делать, ведь в лесу стремительно темнеет?
— Держи, — Улль вручает Труд наспех смастерённый факел, который мальчик разжигает, до крови стирая ладони, растирая палку, высекая искру.
Сам он, при этом, связывает верёвками копыта кабана и перекидывает конец себе через плечо, с трудом начиная тянуть тяжеленную тушу. Силы, однако, быстро заканчиваются, а факел догорает. Ночь окончательно опускается на лес, и её тишину нарушает зловещее уханье совы.
Пока потерявшиеся дети пытаются придумать, что с этим делать.
— Не боись! — голос Улля удивительно твёрд и уверен. — Выберемся! — он останавливается под одним из деревьев и, разгребя немного снег, снова принимается разводить огонь.
Когда Тор сам возвращается с охоты, дома он застаёт заплаканную Сив и хмурого Магни. От них он узнаёт, что Улль и Труд ещё днём ушли в лес и до сих пор не вернулись. Тут же срывается Громовержец с места, зная не понаслышке, как опасен в ночи этот лес.
Особенно для двух детей.
Он берёт с собой самых смелых и крепких мужчин и бесстрашно входит в лес, освещая всё вокруг факелами. Продвигается всё дальше и дальше вглубь, боясь не найти сына и дочь, и случайно натыкается на догорающий костерок под одним из деревьев.
Там, прислонившись к могучему стволу старого ясеня, священного дерева, спал Улль. Положив ему голову на колени и свернувшись калачиком, прижимаясь к боку брата, мирно сопела Труд. С другой же стороны от себя Улль обхватил рукой внушительную тушу добытого в честной схватке кабана.
Тор не может сдержать добродушную улыбку и гордость в своих льдисто-голубых глазах, когда он видит то, что видит. Осторожно забирает из-под мальчишеской руки тяжёлую тушу, взваливая её себе на плечи, а после легко поднимает спящих озябших детей, прижимая их к своей горячей груди, согревая.
Возвращается вместе с ними, снова вытаскивая их из очередного приключения, и внутри него разливается гордость за своих детей. За их мужество и бесстрашие, которые они демонстрируют каждый раз. И хотя утром, конечно, он, как отец, по всей суровости обычая строго отчитает их за безрассудство и — Улля — за то, что ослушался его отцовского слова, гордость эта всё равно никуда не денется, а гнев не будет длиться долго.
Ведь дети на то и дети, чтобы каждый раз нарушать родительские запреты и ввязываться в очередное захватывающее приключение.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«На один вопрос поменяйтесь с любым отвечающим ролью и ответьте на любой вопрос из его темы»
«Ответ за любое другое божество вашей мифологии»
«Расскажи о своих взаимоотношениях с Хёдом. Что чувствуешь к нему? Считаешь ли его братоубийцей или жертвой обстоятельств? Презираешь его или всё-таки иногда навещаешь?»
Хель скользит всегда плавной походкой по уже давным-давно исхоженным тропинкам своей вотчины. Здесь ей некуда спешить, некуда торопиться, и движения её текучи и медленны. Той самой медлительностью, что всегда предвещает своей поступью приход Смерти.
Души, попадающие к ней, как и при жизни, живут в домах, объединяясь в поселения. В основном здесь живут женщины да дети, старики и реже встречаются здесь мужчины — те, что не смогли пасть смертью храбрых в боях.
Один дом, однако, стоит на самом отшибе. Это проклятый дом, который даже души обходят стороной, насылая на него проклятия. Там живёт Хёд-братоубийца, обречённый на вечный позор и ненависть.
Владычице Хель, однако, нет до этого никакого дела.
Она одна скользит своей плавной походкой по заросшей колючим кустарником тропинке. Острые шипы не ранят ноги повелительницы мёртвых — они осыпаются прахом под её неудержимым дыханием смерти.
Хель равнодушна к каждому, кто приходит в её царство. Ей нет никакого дела, кем был умерший при жизни и почему он завершил свою жизнь. Будь он при этом хоть трижды проклятым убийцей.
Но она всегда неизменно приходит к новоприбывшим в гости. Ей безумно скучно в своём чертоге-темнице, и разговоры с духами — единственное утешение в этом беспросветном мраке.
Хёд не становится исключением. А искреннее удивление и робкая надежда, отражающиеся на его лице, когда он слышит тихую шуршащую поступь, даже вызывают тень улыбки на бескровном лице.
— Я — Хель, братоубийца, — её тихий голос звучит странным переливом реки Гьёлль и потусторонним ветром, запутывающимся в листве. — Я твоя хозяйка, владычица и госпожа.
Хёд принимает её приход со смиренным принятием. Думает о том, что и она будет его порицать. Хель, однако, нет до этого никакого дела. Но к Хёду она приходит снова и далеко не раз. Чем-то он всё же цепляет равнодушную владычицу, заставляя раз по разу приходить в его одинокий дом на отшибе.
Возможно, тем, что он один из немногих не-людей и не-турсов, приходящий к ней.
Возможно, тем, что все девять миров чтят его как братоубийцу и предателя, проклиная страшнейшими из проклятий.
А возможно, он странным образом цепляет владычицу самим собой, безропотно принимающим свою судьбу, хоть и знающим, что она не заслужена.
Но Хель приходит к нему снова и снова и ведёт с ним долгие беседы. С Хёдом-слепцом оказывается намного проще, чем с его блистательным братом. Энергия Бальдра всё же чужда холодной ледяной владычице, она слепит и обжигает, и не позволяет приблизиться слишком близко.
Совершенно иное дело Хёд. Холод и тьма, мрачный покой и смирение — даже здесь влачить ему жалкое одинокое отверженное существование. Хель видит в этом тени чего-то давно забытого и утраченного, и возможно поэтому она снова и снова приходит в одинокий дом на отшибе. Пытается заполнить пустоту смыслом, найти ответы в чужом присутствии.
А быть может, в чужом одиночестве она находит спасение от одиночества собственного?..
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«верны ли слухи, что Улль - одно из имен Одина и что ты претендовал на его трон?»
Человеческая память изменчивая и переменчивая. Преодолевая время, таким, как он, приходится подстраиваться под неё и менять формы и ипостаси.
Улля, конечно, эта участь тоже не обходит стороной.
Когда-то давно он был силён и могущественен. Настолько, что мог бросить вызов даже самому Одину. Бросить вызов и выжить в схватке с первейшим из их числа.
Но это было настолько давно, что, кажется, будто всё это вовсе неправда. Напоминает, однако, об этом лишь мрачная обязанность, которую Уллю доверяют вести в Йоль.
Дикая Охота.
В назидание и в награду за былые заслуги его вынуждают покидать Идалир. В проклятие и в попытку искупления ему позволяют повести мёртвых охотников на встречу добыче. Отголосок прошлого, тесно переплетающийся с настоящим, — за свою дерзость, Улль, ты должен заплатить.
Теперь он отходит на второй план. Теперь он теряет часть своих функций и сил. Теперь остаются в прошлом воспоминания о былом могуществе. Теперь Улль не может даже помыслить о том, чтобы тягаться с самим Всеотцом.
Но Один… Если на то будет его воля, он с лёгкостью сможет оттеснить Улля на самую периферию. И окончательно занять его место так же, как когда-то безумно давно это пытался сделать он сам.
========== Вопрос 20 ==========
Комментарий к Вопрос 20
«Внезапная смена пантеона на любой другой»
Сверкают молнии в затянутом тяжёлыми тучами небе; гремит гром; гонит сухой жаркий ветер песчаные бури, перекраивает лик земли так, как заблагорассудилось великому хозяину и господину. Несчастен тот из смертных, кого непогода застала вне дома, а на дороге тяжкого путешествия. Не вернётся этот смертный больше к своей жене и детям, поглотит его буйство неистовой стихии.
Он — господин плотины небес. Он суров и могуч, он скор на гнев, а милость его бывает редким гостем в этом доме. Имя его Адад, имя его сама гроза. Война, что озаряет тяжёлые небеса яркими зарницами и заканчивается всегда проливающейся кровью-дождём.
Адад могуч и суров. Немногие могут потягаться с ним в силе, а смертные замирают от отзвука его имени, в страхе склоняя перед ним голову. Адад — гром, разящий головы врагов, разрывающий небесное полотно на части, оглушающий. Адад — неистовство и буйство, молнии, что шрамами вспарывают свинцовую тяжесть небес.
Адад — это разрушение.
Буря, натиск, безумие — они идут следом за Ададом везде, где он появляется. Оставляют после себя хаос и разрушения, что никогда не бывают бессмысленны.
Ведь Адад — это созидание.
Разрушить старое, отжившее своё, разбить оковы, стесняющие, сдерживающие — вот его истинное призвание. Пролить кровь-дождь, окропляя благодатью руины, сквозь которые прорастают новые ростки. Адад суров и могуч, и смертные боятся и благоговеют пред ним. Молятся, чтобы он не приходил, и втайне ждут его приход.
Они знают: если Адад здесь, значит, чему-то настало время умереть.
Таков вечный цикл: что-то умирает, а что-то рождается. Перемены всегда тягостны и болезненны, но они — данность и необходимость, от которой не уйти. И Адад, суровый и могучий, безжалостное их воплощение.
========== Вопрос 21 ==========
Комментарий к Вопрос 21
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
В Киеве светло, намного светлее, чем в Дании, и также намного теплее. Улль выбирает удачное время прибытия, хоть и не подгадывает специально: на дворе начало мая, и у украинских не-магов эти дни — праздничные дни.
На дворе стоит тёплая, ещё по-весеннему комфортная погода. Яркое солнце хоть и светит так, что можно ослепнуть, но ещё не печёт всё как летом. Лишь разливается золотом, в котором купаются деревья и ещё нежно-зелёная трава; разливается золотом, бликами прыгающим по тёмным водам лениво текущего Днепра; танцует отблесками на золотых куполах величественных киевских соборов. Киев словно тонет в золотом солнечном сиянии и буйстве зелени деревьев, в изобилии насаженных по всему городу не только в парках и лесах, но и вдоль улиц, на клумбах, многочисленных холмах и оврагах. И конечно, в эту пору цветут, радуя глаз, главные деревья-символы города — каштаны.
Киев — удивительное место.
Улль прибывает сюда по делам. Его отправляет Датский Тинг как одного из ведущих специалистов-магозоологов на ежегодную международную конференцию, которая в этот раз по жребию проходит в Киеве. Магическом Киеве, естественно, в который Уллю ещё предстоит попасть.
Андреевский Спуск — одна из главных туристических улиц Киева так же является и местом нахождения входа в магическую часть города. Для не-магов здесь уже давно мистика и повседневность так тесно переплелись друг с другом, что, кажется, никто мог и не заметить, если вдруг здесь произойдёт какая-то магическая странность.
Магов Европы и Америки это всегда удивляло и даже пугало, но маги Северной Европы, некоторых других славянских стран, а также гости из Латинской Америки и частично Африки прекрасно понимали подобную вольность. Здесь всегда была другая культура и другое отношение, и магия тесно существовала с обыденностью. Ещё лет сто назад практически никого из не-магов было не удивить тем открытием, что его сосед по дому вдруг оказывался колдуном. Маги тесно сосуществовали с безчарными (именно так украинцы именовали не-магов) и лишь в городах проводили хотя бы минимальное разграничение их жизненного пространства.
Так что в том, что Андреевский Спуск был одновременно центром туризма, крафтовой торговли, одним из старейших мест города, местом постоянных шабашей ведьм (ещё веке так в семнадцатом мирные жители улицы частенько жаловались на шумящих на Лысой горе кутящих колдунов, ну в самом деле, спать же невозможно!) и проходом в магическую часть города, ничего удивительного вовсе не было. А потому Улль, усмехаясь, наконец, сворачивает с Контрактовой площади на нужном повороте.
В тёплый солнечный выходной майский день на Андреевском Спуске предсказуемо ходят толпы народу. Не только киевляне и гости столицы из других уголков Украины, но и иностранцы бродят вверх-вниз по брусчатой кладке улицы. Кто-то толпится вокруг различных продавцов, торгующих антиквариатом, сувенирами с национальной символикой и вышиванками, а также разными амулетами, оберегами и прочим. В некоторых из подобных торговцев Улль с улыбкой узнаёт магов-артефакторов, и те, словно чувствуя датского колдуна, лукаво улыбаются ему в ответ. После конференции Улль с удовольствием потолкует с кем-нибудь из них и даже, возможно, разживётся парочкой амулетов от порчи и сглаза — всем известно, что украинские артефакторы одни из лучших в этом деле.
Сейчас же, пробиваясь сквозь толпы народу, Улль поднимался вверх и вверх — это была особенность Андреевского Спуска, который, кажется, сам уже давно стал живым разумным организмом. Дело было в том, что не существовало стабильного и постоянного входа в магическую часть Киева, но вся улица была одним сплошным входом. И открывала свои двери она всегда в разных местах.
Улль чувствует, как дух Андреевского Спуска сам толкает его в нужную сторону. На этот раз вход перед магом-иностранцем открывается как раз в том месте, где начинается лестница, ведущая на Лысую гору, и Улль резво ныряет в поворот, запрыгивая на ступеньку как раз тогда, когда там никого нет, а улица мастерски отводит глаза потенциальным свидетелям, дабы они не заметили такую очевидную и вопиющую магию.
Магический Киев абсолютно не отличается от своего безчарного коллеги. Он такой же солнечный и тёплый, наполненный людским гомоном и зеленью деревьев. Старыми, слегка покосившимися химерными зданиями, брусчатой дорогой и толпящимися вокруг всевозможных торговцев магами. Улль улыбается широко и бодрым быстрым шагом поднимается до самого конца вверх, доходя, наконец, до здания Магичной Рады Украины, один из департаментов которой и проводит конференцию.
И входя внутрь этого старого величественного здания самого главного органа магического управления Украины, Улль думает о том, что это будет одна из лучших его командировок.
========== Вопрос 22 ==========
Комментарий к Вопрос 22
«Расскажи о Дикой Охоте»
В ночь Йоля, самую длинную и самую тёмную, власть обретают те, кто казался навеки её лишён. Хёд-слепец, братоубийца, проклятый преступник, Владыка Тьмы, поднимается из Хельхейма. Эта ночь, единственная, целиком и полностью принадлежит ему, хозяину и господину холода и тьмы. Он властвует над ней, и даже Один-Всеотец подчиняется воле своего проклятого сына.
Что уже говорить о нём, о том, кто привёл своего единственного друга к такой ужасной участи?
Тень вины лежит на Улле. Гложет его каждый день, точит, словно Нидхёгг, подгрызающий корни Иггдрасиля. Неподъёмным камнем она лежит на плечах лучника и давит его к земле всё ниже и ниже, и ниже.
Во многом это вина Улля. Он не разгадал чужой коварный замысел, он оказался слишком беспечен. Не по злому умыслу, но он предал доверие своего единственного лучшего друга и обрёк его на вечные мучения как проклятого братоубийцу.
Тень чужого наказания ложится и на Улля, но он считает, что она — лишь малая доля страданий, которые он заслужил за свой поступок. Сердце его останавливается, заковываясь в непроницаемые льды, и тьма, идущая рука об руку с холодом, становится его вечной и желанной подругой.
Они оба непрощаемые. Хёда никогда не простит мир за убийство Бальдра; Улля никогда не простит Хёд за изготовление орудия и предательство, хоть и невольное.
По крайней мере, сам Улль себя никогда бы не простил. Однако Хёд…
Ночь Йоля самая тёмная и зловещая. Она не принадлежит живым, но в неё на охоту выходят мёртвые. Дикие неистовые всадники, что несутся сквозь лес, лязгая потусторонними цепями и оглушая округу зловещим смехом. Ночь Йоля принадлежит им, и горе тем живым, что выходят в неё на улицу.
Эта ночь принадлежит тому, у кого тьма всю жизнь перед глазами. И в эту ночь он всегда неизменно призывает к себе своего друга.
Улль никогда не смотрит Хёду в глаза. Подёрнутые дымкой и слепые — он всё равно боится увидеть в них осуждение. Пусть его раскаяние и велико, Улль всё равно верит в то, что не заслуживает прощения.
Он подчиняется чужой воле и идёт во главе Дикой Охоты. Он ведёт охотников навстречу добыче, и тоска пожирает его изнутри. Гон не дарует ему пьянящего вкуса свободы и неистовства, но вместо них оковы печали стягивают душу.
Ночь Йоля самая тёмная, принадлежащая Хёду, единственная возможность снова увидеть Уллю своего старого и единственного друга. Утонуть в вине и раскаянии и не получить долгожданный покой и прощение. Лишь сожаления и горечь не проходящего одиночества.
========== Вопрос 23 ==========
Комментарий к Вопрос 23
«Как ты познакомился с Хёдом? Что у вас были за отношения?»
У Улля большая семья. Вернее, она большая у Тора, и для большинства её членов Улль, сын жены Громовержца от другого мужчины, остаётся чужим. Улль, на самом деле, не спешит налаживать связи и что-либо менять, ведь тишина и покой Идалира устраивают его более чем.
Редко когда веления Всеотца выдёргивают Улля из его вотчины прямиком на Идавёль-поле, с которого когда-то давно начинался Асгард. Теперь же здесь место собрания главного тинга, и не смеет пренебрегать им ни один взрослый мужчина. Улль, разумеется, не исключение, а потому, когда Хермод-глашатай зовёт, ас-лучник подчиняется этому зову.
На сей раз причина сбора необычна и важна: идёт из холодного Ётунхейма дева-мстительница, и дабы откупиться от неё, решает Один отдать ей в мужья любого неженатого мужчину, которого она сама себе выберет.
Улля, вообще-то, его холостая жизнь вполне устраивает. Да и менять тишину и одиночество Идалира на супружеские палаты он не горит особым желанием. Однако противиться воле Всеотца он всё равно не может, а потому покорно следует его приказу вместе с другими асами, что до сих пор не связали себя узами брака.
Тогда Улль ещё не знает, что обретёт нечто бесценное в награду за проявленную покорность и терпимость.
Он стоит без радости и энтузиазма и надеется, что выбор Скади — так назвалась угрюмая великанша — падёт не на него. Его ноги не примечательны ничем, жилистые и сильные от постоянного бега на лыжах — вряд ли они впечатлят деву, пусть даже она и приходит как суровая воительница. От скуки, однако, скользит он взглядом по другим кандидатам и с удивлением видит среди них того, что стоит, взирая на мир со странной растерянной отстранённостью.
В молодом муже, блуждающем пустым взглядом по верхушкам виднеющихся усадьб в божественных чертогах, Улль узнаёт черты Бальдра, которым восторгается всё живое. Но не Бальдр это, точно нет, ведь Бальдр недавно лишь женился, как рассказывал Тор, захаживая к пасынку в гости, а значит…
— То Хёд-слепец, — над ухом его звучит невозмутимый голос Хеймдалля, что как всегда видит и слышит то, что ускользает от взора и слуха других. — Близнец нашего прекрасного брата.
— Зря Один поставил его средь нас, — головой качает Ньёрд, поглядывая на слепого. — Уж если дева выберет его, не станет она возиться со слепцом, как и не станет он утешением ей.
Улль не спорит, но вдруг хмурится, не отводя глаз от Хёда. Один он стоит, в отдалении, и все будто сторонятся его…
Скади, в итоге, выбирает не его, а сетовавшего Ньёрда, и Улль думать забывает о сватовстве и грядущей свадьбе. Он подходит ближе к растерянно озирающемуся родственнику его отчима и замирает рядом, сам не зная, что сказать.
— Я слышу твои шаги, тяжёлую поступь, воин, — Хёд говорит тихо, улыбаясь безмятежно. — Я не вижу тебя, но знаю, что ты рядом.
— Я — Улль, сын Сив от первого мужа, которого Тор принял как одного из своих кровных сыновей, — представился лыжник, зачем-то кивнув, и улыбка Хёда, по-прежнему безмятежная, стала шире.
— Очень приятно, Улль, пасынок Тора… Моё имя, очевидно, тебе уже известно… — Хёд замолчал вдруг и тяжело вздохнул, одарив Улля печальным взглядом слепых глаз. — Не знаю, какое желание толкнуло тебя завязать знакомство со мной — ты редкий собеседник, помимо моего прекрасного близнеца, что по своей воле начал со мной разговор. Не проведёшь ли ты меня к палатам моего брата и не станешь ли их гостем вместе со мной? — приглашение звучит внезапно, и странным образом Улль не решается ему отказать.
Тогда он даже не подозревает, началом чего станет это случайное знакомство. Крепкой дружбы, сплетённой с горькой любовью, что омрачится предательством и бесконечным раскаянием, терзающим сердце. Нет, тогда Улль об этом даже не думает. Он просто ведёт слепого Хёда к его брату и зачем-то по дороге рассказывает ему о вечных зимах холодного тихого Идалира…
========== Вопрос 24 ==========
Комментарий к Вопрос 24
Нц-шный ивент
Тишину и покой Идалира редко когда нарушают гости. В своём чертоге Улль коротает время в одиночестве, но одиночество это никогда не бывает ему в тягость.
Его навещает матушка, что своим появлением несёт всегда весеннее тепло. Его навещает отец, всегда громогласный и улыбчивый. Его навещает сестра, с которой они бегают на лыжах наперегонки и вместе охотятся в лесу. Изредка даже к нему наведываются братья, рассказывающие о своих подвигах. Все они разгоняют тоску и холод одинокого чертога, и Улль не чувствует себя покинутым.
До недавних пор, по крайней мере, именно так и было.
Тоска и томление ожидания тугими кольцами сжимают сердце. Их не способна прогнать ни компания сестры, ни компания родителей. Там, где все мысли устремлены к желанию сердца, семья бессильна в своей помощи.
Весь мир Хёда ограничивается заботой и добротой его прекрасного брата. Слепой от рождения, он неопытен и осторожен, недоверчив к миру, который не может разглядеть. Однако когда в привычное течение жизни внезапно врывается Улль, это вызывает… интерес.
Улль достаточно холоден и отстранён в покое и тишине своего холодного чертога. Но он удивительно добр к Хёду, и слепцу впервые в жизни хочется выйти из тени собственного брата в другую сторону и довериться кому-то чужому, кому-то, кто выводит Хёда за привычные тесные рамки.
Их дружба завязывается спонтанно. С каждым днём она лишь крепнет всё сильнее и сильнее, связывая двоих неразрывными прочными узами, от которых им уже никогда не избавиться.
Хёд всегда приходит в Идалир сам, по собственной воле. И когда это случается, Улль чувствует себя счастливейшим счастливцем во всех девяти мирах.
Он всегда осторожен и чуток. Хёд не уверен в себе и в мире, пуглив, словно дикий зверь, и всегда будто ждёт удар в спину. Насмешки и порицания — слепой уродец, которого следовало придушить как только он покинул лоно своей великой матери — вот как к нему относится большинство.
Улль, на самом деле, за это готов был каждому из них свернуть в своём гневе шею.
Он всегда осторожен и аккуратен. Боится спугнуть или сделать больно. Хёд добр, очень добр, не уступая в своей доброте своему идеальному близнецу, и раним. В степени большей, чем позволено мужу, что, впрочем, не позволяет ему растерять всё благородство собственного духа. Он просто ещё слишком молод и во многом неопытен, ведь никому, кроме Бальдра, никогда не было до него дела.
По крайней мере до тех пор, пока норны не связали его нить с нитью Улля.
Ему нет дела до чужого недостатка, который Улль и недостатком не считает. Он смотрит на Хёда перед собой и просто широко улыбается, чувствуя, как вечные морозные льды в его груди тают.
Они становятся добрыми друзьями, и Улль клянётся всегда защищать своего друга от врагов. Он учит его, слепого, стрелять из лука даже более метко, чем подчас стреляют живые. Учит его на слух различать ходу разных животных. Он всегда рядом и никогда не оставляет в беде, и благодарность растёт в груди Хёда.
Она удобряется странным теплом и необходимостью, и Хёд сам тянется к Уллю, пожалуй, даже сильнее чем к брату, что всегда был рядом и никогда не предавал.
Они становятся добрыми друзьями и разом с тем сами не замечают, как дружба медленно перерастает в чувство, что сильнее и крепче.
Улль понимает это первым. Но он как и всегда терпеливо ждёт, не смея спешить и не желая напугать. Но когда Хёд тянется к нему первым, не может сдержать улыбку.
Он ловит сухой смазанный поцелуй в уголок своих губ. Хёд выглядит смущённым и неуверенным собственным порывом, но Улль мягко берёт его лицо в свои руки и вглядывается прямо в подёрнутые дымкой слепые глаза. Проводит огрубевшими пальцами по чужим худым щекам и наклоняется к губам, целуя их.
Поцелуй получается медленный и размеренный. Хёд робеет на мгновение, но не отталкивает. Хватается за запястья Улля, словно утопающий за доски, и отвечает вдруг с напором, которого едва ли можно было от него ждать. Улль усмехается сквозь поцелуй, но не отстраняется, принимая чужую инициативу и развивая её.
Поцелуй становится жарче и интимней. Хёд подаётся телом вперёд, прижимаясь к Уллю. От него веет жаром и силой, что всегда скрываются где-то глубоко внутри его души. Скользит руками по сильным плечам друга, что примеряет на себя роль любовника, и обвивает его шею, зарываясь пальцами в топорщащиеся русые волосы на макушке.
Улль прижимает Хёда к себе за талию, второй рукой обнимая его за спину. Их поцелуи начинают играть разными оттенками, колеблясь от игривого противостояния до настоящей борьбы. Языки сплетаются друг с другом в неистовстве, до крови ранятся о клыки партнёра. Губы сминают губы, зубы слегка прикусывают их, отчего они припухают. Воздуха в лёгких становится слишком мало, и весь он вокруг них будто накаляется и дрожит напряжением.
Улль отстраняется и смотрит в лицо Хёда затуманенным взглядом. Сейчас он мало чем отличается от своего слепого возлюбленного, и это странным образом раззадоривает ещё сильнее. Он вновь приникает в жадном поцелуе к чужим губам, и Хёд горячо выдыхает в них.
Он прижимается ближе — тело к телу и нетерпеливо притирается — грудью к груди. Тяжёлые зимние одежды, однако, не дают им возможности насладиться близостью друг с другом, отчего они оба торопливо спешат избавить друг друга от них.
Целуются жадно — больше, глубже, сильнее. Напиться друг другом, утоляя неутолимую жажду. У тел их нет опоры, отчего они вынуждено отступают назад (вернее отступает Улль, в то время как Хёд очень уверенно теснит его), теряя по дороге одежду. И когда Улль упирается широкой спиной в шершавую кору дерева, оба они остаются лишь в исподних штанах.
Холод не страшен им, ведь он — их стихия. Он льдами заковывает их одинокие души, и им нечего страшиться его. Более того, сейчас он сам отступает от них, пока любовники, обретшие друг друга, сгорают в страсти и плавятся в прикосновениях друг друга.
Сильные грубые ладони Улля скользят по бледной коже чужих боков, опускаясь к бёдрам и крепко хватаясь за них. Хёд же упирается своими ладонями в твёрдый живот лучника, приникая грудью к чужой груди. Они продолжают целоваться, делая совсем короткие передышки, чтобы глотнуть воздуха, и поцелуи их перемежевываются с шумным горячим дыханием от каждого нового прикосновения кожи к коже.
Хёд притирается к Уллю, почти вдавливая его спину в дерево. Затвердевшие соски трутся о соски чужие, и это лишь малая часть тех ощущений, что жаждут они оба, но Хёд странным образом колеблется, не решаясь перешагнуть за эту грань.
Тогда за него это делает Улль.
Он подаётся вперёд бёдрами, собственной плотью, горячей и возбуждённой, чувствуя чужой жар и желание. Скользит членом по члену, крепче сжимая пальцами чужие бёдра, и ловит шумный выдох сквозь поцелуй.
Улль толкается медленно, но резко, выбивая из груди возлюбленного друга тяжёлое дыхание. Хёд двигается в ответ, не желая отставать, и ладони его соскальзывают с напряжённого пресса к бокам. Их тела сплетаются друг с другом — кожа к коже, и члены их трутся, будто желают стать одним целым, единым и неразделимым организмом.
Поцелуи становятся короткими, но оттого лишь приобретают интимную чувственность. В промежутках между ними же они обжигают друг друга горячим дыханием и тихими стонами, что ласкают их слух.
Возбуждение и желание повышают градус вокруг них. Жар, кажется, исходит от них осязаемыми волнами — пусть кто-нибудь скажет теперь, что они — холодные и бесчувственные исполины. Он накаляет воздух, отчего становится нечем дышать, и Улль вновь делает шаг вперёд.
Хёд, предсказуемо, всецело доверяет ему.
Широкая грубая ладонь плавно скользит под завязки исподних штанов, приспуская их. Обхватывает твёрдую горячую влажную плоть, медленно проводя шершавыми подушечками снизу-вверх от самого основания до крупной головки. Хёд снова выдыхает шумно, и хватка на боках Улля становится сильнее, когда ас-лучник обхватывает член в кулак и делает широкое движение рукой.
Его собственные штаны с лёгкостью цепляются за кору и съезжают вниз, обнажая пах. Хёд толкается вперёд, проезжая головкой по члену любовника, и тот, пользуясь близостью, обхватывает и его своей рукой.
Они близки — плоть к плоти, жар к жару. Быть ещё ближе невозможно, и они снова целуются, целуются, целуются. Пытаются утолить друг другом жажду, запечатывают друг в друге своё жаркое — одно на двоих — дыхание и стоны, будто они — величайшая тайна мироздания. Рука Улля двигается издевательски медленно и ритмично, и они двигаются ей в такт своими телами — бёдрами, грудью, свободными руками. Улль прижимает за талию Хёда к себе — ближе, ещё ближе — в то время как Хёд до синяков сжимает чужие плечи.
Конец тягуч и медленен. Растекается по венам кровью-кипятком, сжигающей изнутри, испепеляющей. Болью облегчения и обжигающим семенем, пачкающим их животы так, что никто не разберёт, где чьё.
Они дышат тяжело, полной грудью, и дыхание их по-прежнему одно на двоих. Улль с молчаливой любовью смотрит в слепые глаза Хёда и ловит его немного неуверенную робкую улыбку. Приподнимает слегка пальцами его подбородок и целует глубоко и медленно, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства.
Они становятся возлюбленными, связанными прочными нитями, и Улль клянётся всегда и несмотря ни на что быть рядом.
========== Вопрос 25 ==========
Комментарий к Вопрос 25
«Ответьте на вопрос, который сами хотели бы задать своему персонажу»
«Кто для тебя самый близкий в семье?»
У Улля небольшая семья. На самом деле, даже из неё он мог назвать лишь троих, кто считали его семьёй: мать, отчим и младшая сестра, родившаяся в их браке. Двое же сыновей — Магни, сын Тора от первой женщины, и Моди, младший брат Труд, никогда особо не воспринимали Улля членом своей семьи.
Улль и сам не особо воспринимал их как братьев.
Моди всегда был суров и самодостаточен; с Магни же они в основном соревновались. Брат-не-брат не то что недолюбливал Улля, но отношения между ними всегда были натянутыми и тяжёлыми. И лишь Труд, сестра, единственная и неповторимая, была между ними связующим звеном.
Как ни странно — именно она была Уллю ближе всех других членов семьи.
От матери он отдалился уже давно. Да и Сив в большей мере погрузилась с головой в заботу о младших членах семьи, старших оставляя самим себе. Магни был не против; Улль, в общем-то, тоже.
Отца же он уважал. Любил как родного родителя и слушался его науку и порицания как благодарный сын. Тор тоже был привязан к пасынку словно к родному ребёнку, ценил его и уважал, и старался не пренебрегать им. И всё же…
Ближе всех ему была милая сестра.
С Труд было легко. С Труд было просто. С Труд было… естественно. Она понимала Улля с полуслова, всегда поддерживала его шалости и приключения. Когда была ребёнком, вилась за ним хвостиком, обучаясь у него даже больше, чем у Магни или Тора. Когда выросла — соревновалась с ним в беге на лыжах да стрельбе и так и не смогла превзойти брата-ловкача.
В гневе и ярости, в радости, в печали — всегда прекрасная воительница Труд приходила в братский чертог, разделяя с его хозяином свои тревоги и то, что глодало её сердце. Лишь с ним могла она быть честна и открыта, лишь от него могла получить поддержку и понимание, а не упрёк, и Улль…
Он знал, что с Труд всегда может быть таким же: самим собой, не таящимся и не скрывающимся. Равно как и знал, что лишь сестра, лишь она одна не отречётся от него никогда и ни за что и не оставит одного.
Даже в наказание за страшное преступление, которому он косвенно посодействовал.
Он благодарен ей за это.
========== Вопрос 26 ==========
Комментарий к Вопрос 26
«Расскажи об Идалире»
В тисовой роще всегда тихо и царит вечная зима. Здесь царит покой и умиротворение, и тишина, окутывающая мягко всякого редкого гостя, заходящего в этот чертог.
Впрочем, гости в него почти не ходят, и Улль коротает бо́льшую часть времени в одиночестве. Не то чтобы его это не устраивало, в самом деле…
В Идалире тихо и царит вечная зима. Ясный северный день, холодный и короткий, на смену которому приходят долгие глубокие ночи. Затяжные и спокойные ночи, мерцающие переливами северных сияний и бледным блеском холодных звёзд.
Ночь прорезает уханье сов, да путающийся между тисовых крон ветер. Снующие ночные зверьки — мгновение — и нет их, скрываются они из виду, не показываясь зоркому охотничьему глазу.
Впрочем, Улль не любит охотиться ночью. Ему более по душе ходить на охоту днём. В короткое время, когда светло, и сквозь тяжёлые молочно-белые тучи пробиваются косые солнечные лучи.
Рассеянный свет блестит на мягких белых снежных сугробах. Снег переливается мерцающими драгоценностями, чей блеск слепит неподготовленные глаза не хуже алчного блеска злата. Косые лучи скользят по тёмным тисовым стволам, мерцают на изумрудно-зелёных иголках, проваливаются в тропы из следов, которые по себе оставляют жители здешнего чертога.
Улль грузно проваливается в мягкий пушистый снег. Он хрустит под ногами, окутывает почти по колена, затрудняя движение. Снега в зимней тисовой роще всегда много и падает он каждую ночь, тихо укрывая собой здешнюю землю.
Она никогда не плодоносит — ей и не положено, и снег для неё — холодная данность, покрывало, что держит её в холодных объятиях безжизненности.
Идалир — чертог небольшой. На его отшибе у высокого обрыва, там, где заканчивается или наоборот начинается тисовая роща, стоит одинокий дом. Дом Улля, в котором, однако, он бывает редко. Неприметный и небольшой — многого его хозяину и не надо. Лишь очаг да жёсткая кровать, где изредка можно уснуть и согреться, когда морозы и льды чрезмерно сковывают прямо изнутри.
Ведь в Идалире тихо, почти мертвецки, потусторонне тихо, и царит вечная не проходящая зима, не дающая ни тепла, ни надежды. В Идалире сплошное, вечное одиночество и отрешённость, с которой Улль взирает на остальных…
С которой остальные взирают на Улля, на самом-то деле.
Впрочем, Улль привыкает. И чертог его — идеальное место для него. Идеальное воплощение его, которое Улль вряд ли смог бы променять на что-нибудь другое.
Вряд ли захотел бы.
========== Вопрос 27 ==========
Комментарий к Вопрос 27
«Откройте любую книгу на 61 странице. Ответ по последнему целому предложению на странице, или как-то связанный с ним»
Христианский Ад был не самым приветливым и жизнеутверждающим местом. Стенания, крики и проклятия доносились здесь отовсюду. Из каждой щели, из каждого круга плач и страдания становились усладой для ушей тех, кому надлежало вечно следить и бдеть за грешными душами, мающимися под гнётом безжалостных мук.
Уллю относительно повезло: он был стражником. Охранял он вход на территорию мрачного города Дита и сторожил переправу на седьмой круг. Работа не пыльная и в принципе даже спокойная — насколько слово «спокойствие» в принципе применимо к Аду.
Многим другим бывшим богам и языческим идолам не повезло, вообще-то, куда больше. Так что просто стоять и охранять вход в один из кругов Ада было вполне себе завидной участью.
Улль и не жаловался. Исправно выполнял свой долг. Скучновато, конечно, здесь было немного, но ничего: в моменты редких перерывов со своего поста удавалось заглянуть в гости к кентаврам первого кольца вверенного ему круга и вместе с ними посоревноваться в мастерстве стрельбы из лука прямо по грешникам, выглядывающим изредка из раскалённых могил. Иногда же везло больше и получалось спуститься ниже, на второе кольцо того же круга к страдающим в вечных мучениях игрокам, при жизни проигравшим, кажется, даже собственные души. Толку от них, обращённых в деревья да терновые кусты, правда, было немного, но хотя бы словесно сыграть с ними снова можно было. Ощутить почти забытый азарт и пьянящий вкус очередной победы…
Ну а что? Они ведь уже всё равно обречены. Да и кару несут именно за свою безграничную азартность. А Улль, вроде как, местный страж — чем не повод проинспектировать кающихся и не очень грешников?!
В общем да, работка у него была та ещё. Но жаловаться не приходилось, так-то. Уллю, ну, насколько это было в принципе уместно, даже нравилось. По крайней мере, он точно привык, да. Никаких форс-мажоров, никаких преждевременных потрясений, обычная спокойная адская рутина, в которую постепенно вливаешься и от которой ничего не ждёшь. Ни потрясений, ни каких-то событий — скучное и уже такое привычное однообразие…
А потом в один прекрасный момент в Преисподнюю вошёл живой человек…
========== Вопрос 28 ==========
Комментарий к Вопрос 28
«Создаём текстовую эстетику»
Улль — морозный воздух, пекущий, опаляющий лёгкие, сбивающий дыхание при долгом беге. Свежий и чистый настолько, что им тяжело дышать, не задыхаясь. Весь Идалир, вся тисовая роща пропитана этим воздухом, и Улль сам, кажется, вместе с ней.
Везде, где бы он ни появлялся, от него веет суровым морозом, треском расползающимся по стёклам богатых усадьб. Веет холодом и снегом, тем самым, в котором он заперт в бесконечном чертоге Идалира.
Улль — зима, суровая, холодная зима. Зима, не щадящая никого и ничто, сжимающая в своих ледяных объятиях, превращающаяся в голод, холод и нужду.
Лишь самым стойким и сильным дано пережить её. Бездельники и лентяи замёрзнут насмерть, окоченеют и снизойдут с позором в суровое царство неподкупной равнодушной Хель.
Улль — свистящий в ушах ветер, растекающийся по крови азарт. Напряжённая охота или стремительная погоня на лыжах — не много развлечений есть у того, кто уже давным-давно покорил все вершины и превзошёл всех соперников.
Тягаться с удачливейшим из асов не имеет смысла, ведь исход любого спора с ним известен далеко наперёд.
Улль — треск гнущейся древесины в умелых руках мастера. Пение тетивы и рассекающий воздух свист летящей стрелы. Всегда они достигают своей цели, пронзают её, какой бы малой и недосягаемой она ни была.
Никогда лучник не промахивается и делает для этого своё оружие на славу. Всегда следует за идеалом, хотя однажды следовало ему всё же схалтурить.
Но Улль — ярость соблюдения всех данных клятв. Чтящий обычай и справедливость умелец, что не позволяет предавать данное слово и обещание. Обращающий ложь в наказание для любого, кого он уличает в ней.
Как в итоге иронично, что сам же он попадает в свою ловушку, предавая собственное обещание. Единственное обещание, которое он клялся выполнить несмотря ни на что.
========== Вопрос 29 ==========
Мир после Гибели Богов пышет жаром и истекает кровью. Дожди постепенно гасят полыхающие пожары и смывают угар безжалостной сечи.
Улль — один из немногих, кому удалось её пережить. Но для него, на самом деле, самая страшная и важная битва ещё впереди.
Выживших в безумном танце сражения единицы. Из сонма богов, тех, кого Улль знает, это лишь двое братьев его отца, великих мстителей за предначертанные смерти, да двое его собственных братьев, волками глядящих в уставшее, залитое кровью лицо.
Пусть цикл начнётся заново, для них он всё равно почти что предатель да пособник вероломного убийцы.
Улль прикрывает глаза, снося на себе чужое недовольство. Не оно на самом деле тревожит его сердце сверх меры. Другая встреча тяготит его ожиданием и сковывает робостью его душу.
Но Бальдр и Хёд ожидают его. Особенно Хёд.
И он в конце концов выходит к ним.
Бальдр смотрит на склонившего русую голову Улля с мягким теплом. Нет в его взгляде ни осуждения, ни злости. Понимание — все они были вовлечены в обман, и обманщик понёс за него справедливое наказание.
Равно как и Улль раскаянием от свершившегося преступления, к которому он частично оказался причастен, разобрал и собрал заново своё сердце, снедаемое виной.
— Ты достойный сын своего отца, иначе тебе бы не было суждено пережить Рагнарёк, — голос Бальдра звучит спокойно, но он лишь частично несёт лучнику облегчение.
Впрочем, прощение его придаёт ему сил, и Улль всё-таки поднимает голову, чтобы столкнуться взглядом со слепыми глазами Хёда. Друга и возлюбленного, которого он так опрометчиво подвёл к гибели тогда, когда клялся защищать от всего.
— После всего, что произошло, — голос подводит Улля, но слова даются ему удивительно легко. — Моя жизнь принадлежит тебе. Ты можешь отнять её взамен так, как посчитаешь нужным.
Это — достойная плата. Справедливая и единственная жертва, которую Улль может предложить. Он отдаёт всё, что имеет, и каков бы ни был исход, он примет его любой. Но Хёд…
Он улыбается со странной безмятежностью. Делает шаг вперёд и обнимает крепкими сильными вновь горячими руками, отчего Улль в недоумении может лишь молча распахнуть глаза.
— Наконец-то я могу сделать это, — Хёд хлопает его по спине как старого друга и отстраняется, опуская руки на плечи. — Я скучал, мой друг, — улыбка его становится чуть шире и открытие, и Улль замирает, словно поражённый громовицей своего почившего отца.
По щекам его скатываются горячие слёзы.
Комментарий к Вопрос 29
«Предположим, ты пережил Рагнарёк. Какой будет твоя встреча с другими богами, особенно близнецами Бальдром и Хёдом?»
========== Вопрос 30 ==========
Комментарий к Вопрос 30
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
К Уллю взывают редко. Не самое любимое и не самое почитаемое он божество для того, чтобы искать его заступничества.
Призывать как дарующего удачу? — это легко, это пожалуйста, ведь всем известно, как удача легкомысленна и ветрена.
Призывать как свидетеля и хранителя клятв? — это уже сложнее, и смертные здесь начинают юлить.
Потому что всем им известно, что Улль не потерпит предательства и нарушенного слова. Как никто чтит он данные клятвы и никому не прощает он их пренебрежение.
Так что с дарами просящие приходят к нему нечасто. Лишь самые смелые и стойкие, те, кто клянутся честью, правдой и верой и не боятся призвать в свидетели самого пристрастного из числа асов. Приносят они к его хёргам священные кольца, на которых дают клятвы, что не могут быть преданы и расторгнуты, и Улль принимает себе эти дары.
Следит он зорко за выполнением данных поручений и обязательств, безжалостно карает тех, кто смеют пренебрегать ими или пытаться перехитрить. Не щадит он лжецов и клятвопреступников, ведь дары, что посвящают ему, у него уже никто отобрать не может. Тенью отмщения и наказания следует он за дерзающими, мнящими себя выше и умнее божества.
Редко потому обращаются к нему и приносят кольца. Вероломна и слаба часто человеческая природа, а наказания Улля безжалостны и никогда не минуют тех, кто их заслужил.
Впрочем, не только в свидетели клятвы призывают его. Иногда охотники, отчаявшиеся или наоборот надеющиеся на удачу, несут ему пиво, хлеб и меха. Пытаются задобрить первейшего из охотников и испросить его удачу и мастерство на богатую дичь.
Улль, скучающий один, не отказывает их компании и выходит с ними на охоту вместе. Азарт пьянит его, вместе с кровью растекаясь по жилам, заставляет чувствовать себя живым. Всегда удачны такие походы, всегда богаты — Улль по чести отплачивает тем, кто добровольно согласился разделить с ним компанию на охоте.
Всё реже и реже, однако, случаются такие и без того редкие призывы. Смертные забывают о нём, обращают свои взоры более на других божеств. Хёрги Улля зарастают травой и мхом, и подношения на них становятся настоящим праздником или случайностью. Почти не получает он даров более и коротает время в собственном одиночестве своего чертога.
Привыкает к этому достаточно быстро и больше вообще не ждёт, что когда-нибудь вновь кто-то захочет добровольно обратиться к нему.
========== Вопрос 31 ==========
Комментарий к Вопрос 31
«Как ты отреагировал на смерть Бальдра?»
Тревожные, мрачные вести долетают до Идалира леденящим душу предзнаменованием. Прекрасный Бальдр убит рукою своего собственного брата-близнеца, и волосы на загривке Улля шевелятся против воли.
Птицы, животные, ветер, отдалённые шепотки — все снова и снова твердят, кричат, вопят: «Бальдр мёртв! Убит! Убит! Твоя стрела, лучник, поразила его в самое сердце! Выпущена она была рукой Хёда-слепца, друга твоего и любовника!».
Улль не может поверить в то, что слышит. Голоса раздаются отовсюду, осуждающие, полные ненависти и презрения. Вопят они в агонии отчаяния: «Предатель! Предатель!» — и Улль давится полузадушенным всхлипом. Вцепляется пальцами в жёсткие волосы и расширившимися глазами смотрит в слепящую белизну снега, что, кажется, тоже осуждает его.
Бальдр мёртв. Убит. Это невозможно! Это не может быть правдой!..
Как и омела не может быть материалом для стрел…
Он падает на колени, и крик, неистовый, отчаянный, преисполненный боли, ломает его рёбра и раздирает в кровь глотку. Нет-нет-нет! Этого не могло случиться! Это какая-то шутка! Это неправда!..
Осуждение и безжалостность давят на него со всех сторон. Бальдр мёртв, из-за тебя мёртв, лучник, из-за твоей стрелы, из-за твоего сговора с братоубийцей. Забрали вы оба лучшего из нас всех. Забрали вы оба наш свет — за это будете вы страдать вечность во тьме, кровью и слезами искупая своё злодеяние!
Крик, вопль, переходящий во всхлип, странный хрип — осознание и ужас, искреннее горе и отчаянная боль. Калёным железом выжигают они внутри Улля сердце и душу. Страшнейшее преступление, которого никто из них не желал, было совершено их руками. Страшнейшее преступление, от которого им теперь было не отмыться и не избавиться, не заработать искупление — лишь вечные муки и страдания.
Безысходность, в завершении которой лишь смирение. И искренняя ненависть самого себя ещё более сильная, чем ненависть окружающих — таков исход, такова цена и плата за жизнь совершеннейшего из них.
И во мраке беспросветного отчаяния и боли Улль заслуженно несёт своё наказание.
========== Вопрос 32 ==========
Комментарий к Вопрос 32
«Спейрингуйте себя со своим божеством»
Это был спорный вопрос, кто из нас ещё с кем сошёлся и кто из нас в действительности кого терпел: Улль меня или я Улля. Скажем так, скверными характерами наделены были мы оба и наделены в изобилии. Создавалось от того такое впечатление, что именно этим мы друг друга и привлекли.
Рыбак рыбака, как говорится, видит издалека. А нам обоим определённо нужен был кто-то, кто мог бы понять наши душевные терзания. Ну и кто мог бы побыть грушей для битья тоже, да, куда же без этого.
Правда, как-то так получалось, что грушей для битья чаще был Улль, чем я, из-за чего я постоянно чувствовала себя неловко.
Улль был спокоен, как скала, и сдержан. Отстранён, я бы даже сказала, так что, наверняка, мои душеизлияния просто проходили мимо него. Сдерживать гнев и раздражение, которые, особенно в последнее время, достаточно часто накатывали на меня, получалось у меня из рук вон плохо, а реагировать на каждую их вспышку это же никаких нервов не напасёшься!
Поэтому Улль по большей части меня честно игнорировал. Но смотрел всегда с таким пониманием, что я не могла на него злиться. Наоборот, чувствовать вину за свинское поведение, которое я совершенно не знала как сгладить.
Нет, иногда я бывала милой. Но в последнее время, почему-то, чаще включался режим злопамятной стервы. Я сама себя терпеть в такие моменты не могла, что уже и говорить об окружающих!..
Но Улль терпел. И, что примечательно, не мстил мне в ответ. Знал, наверно, что я и так прекрасно знаю, как отвратительно выгляжу со стороны, а может, просто не видел в этом смысла — этого я не знаю.
Наши отношения в принципе были странными. Я даже не была до конца уверена в том, а можно ли их вообще назвать отношениями. Мы ведь редко куда-то вместе выбирались, даже друг с другом встречались редко, предпочитая личным встречам долгие переписки. И честно говоря…
Мне было комфортно. Менять ничего не хотелось, как и не хотелось слишком много времени проводить вместе, вмешиваясь в планы и личное пространство друг друга. Уллю, вообще-то, такой формат общения тоже нравился куда больше, и это с одной стороны успокаивало, а с другой как-то угнетало.
Наверно, сказывалось долгое одиночество каждого из нас. Самодостаточность и комфорт в бытии один на один с самим собой. Но мне, почему-то, от подобных отношений в голову лезли только самые мерзкие и дурацкие мысли.
Я точно была какой-то неправильной. И, очевидно, построить правильные отношения тоже не могла. Хотя что было «правильным» в моём понимании, тоже весьма непростой вопрос.
Наверно, в какой-то мере на меня давили стереотипы и мои странные, слишком завышенные ожидания, не соответствующие моей натуре. Потому что никто, кроме меня самой, не давил на меня постоянными сомнениями и разными глупостями, занижающими самооценку. Главное — не давил Улль, такой же неправильный и неспешный, как и я, и наверно потому понимающий меня, как никто другой.
И я была за это ему благодарна.
========== Вопрос 33 ==========
Комментарий к Вопрос 33
«Какие у тебя отношения с матерью?»
«Какие у тебя отношения с родителями?»
«Расскажите о своей любимой семье и отношениях с ближайшими родственниками :3»
У Улля были прекрасные отношения с родителями — до того момента, как холодный Идалир навсегда стал его тюрьмой и избавлением, уж точно. Добродушный громовержец Тор и прекрасная, милая Сив… Они были замечательной, гармоничной парой, что как никакая другая дополняла друг друга. Глядя на них, Улль чувствовал, как сердце его переполняет гордость и радость, и думал о том, что если ему суждено будет познать все прелести брака, то он должен быть только таким.
Своих родителей Улль любил. Пусть отец был ему не родным по крови, именно он вырастил и научил Улля всему тому, что он знал и умел. Так что не всегда кровь была важна и решающа, хоть, конечно, значения её Улль никогда не преуменьшал.
Тор научил Улля быть настоящим мужчиной, смелым, сильным, умелым. Он учил стрелять из лука, ходить на охоту и в походы. Он же, случайно правда, привил ему любовь к азартным играм.
Всем Улль обязан был Тору-Громовержцу. Всем, что он знал и умел.
Отчим — нет, всё-таки отец — для Улля — пример для подражания. Сколько он себя помнит, столько восхищается могучим Тором, принявшим его и вырастившим как своего родного ребёнка. Отец для него — лучший друг и товарищ, на которого всегда можно положиться и который никогда не подведёт.
Нежная и добрать мать же — самый надёжный тыл, в который возвращаешься с радостью и охотой после тяжёлых битв и долгих походов. Всегда ласковая и улыбчивая для мужчин своего дома, она ждёт их с вкусным ужином и мягкой заботой, теплом домашнего очага.
Мама — это всегда тепло. В объятиях её всегда нежность и ласка, и Улль, как бы холоден он ни был, каким бы взрослым он ни был, вновь чувствует себя в них мальчиком. Ребёнком, что ищет и находит утешение лишь в милой матери, которая мягко перебирает волосы и шепчет слова успокоения.
Она никогда не отречётся от своего сына, сколь страшное и ужасное преступление он не совершил бы.
Последнее время Улль редко бывает в отчем доме, коротая дни в своём собственном чертоге. Но закрывая глаза, мыслями он часто возвращается в те беззаботные дни и вспоминает приветливость родного дома и материнскую заботу, которой прекрасная Сив щедро одаривала всех своих детей.
Как жаль только, что теперь всё это время осталось в далёком прошлом.
Улль улыбается горько — лишь мать да сестра по-настоящему остаются с ним. Лишь в их глазах не видит он осуждения и презрения, но в глазах прекрасной Сив теперь — не проходящая боль и печаль.
Улль знает: они разочарованы. Разочарована мать, но ещё более разочарован отец. Разочарованы в нём, Улле, что пусть косвенно, но повлиял на смерть лучшего из них.
Улль и сам в себе разочарован из-за этого.
Но мама мягко дотрагивается до его плеч. Легко завлекает в объятия и запутывается пальцами в русых волосах на затылке сына. Улль сильно, но не больно сжимает её точёный стан в своих руках… и лишь на её плече может спрятать всю свою боль и жгучие слёзы.
Мама поймёт. Мама не предаст. Самое главное — мама не осудит. Ведь со всем этим Улль и сам прекрасно справляется.
========== Вопрос 34 ==========
Комментарий к Вопрос 34
«Скади была твоей женой? Это правда или всё же вымысел?»
Как-то так получилось, что брак никогда не интересовал Улля. Не то чтобы он был слишком легкомысленен для этого, но вот как-то никогда не было для брака времени. То охота, то поход, то тренировка — время за ними всегда летело незаметно.
Улль, на самом деле, и не стремился. Он был самодостаточен, ему было хорошо и одному. Но когда Один созвал всех неженатых мужчин, дабы из них гордая воительница выбрала себе мужа, ослушаться не мог.
Тогда-то он и познакомился со Скади.
Она была сильна, крепка, сурова — многие женщины её рода были таковыми. Ничем не уступающие, а подчас и превосходящие мужчин — такая женщина может стать добрым другом и боевым товарищем. Но, по скромному мнению Улля, не женой, нет.
Не то чтобы, конечно, у Улля были какие-то предрассудки или он был подвластен стереотипам, вовсе нет. Он просто никогда, на самом деле, об этом не думал. Не хотел, да и не зачем ему это было, а тут…
Со Скади знакомство у Улля достаточно поверхностное. Он слышал о воинственности и доблести девы из Ётунхейма, мельком видел её однажды, когда пришла она в Асгард за мужем — откупом за убийство своего отца. На более знакомство их не растягивалось, и всё, что Улль знал о Скади, ограничивалось лишь слухами.
Но они были похожи друг с другом, даже слишком. Холодные лыжники, покровители зимы, если можно так выразиться — схожесть их рождает в умах смертных определённое тождество, сводящее вместе тех, кому доводилось лишь слышать друг о друге, не более.
Улль ведёт плечом, хмыкая. Пусть ётунхеймская дева и не была счастлива в браке, но, кажется, определённые узы всё же крепко связывали её с мужем её. И женщина её толка никогда не пошла бы на добровольное предательство хотя бы из уважения к супругу. Но а что до Улля…
Ему и так было хорошо.
========== Тор. Вступление ==========
Золотые колосья мягко качаются на ветру. Их тяжёлые головы гнутся к земле — они ждут, когда же придёт тот, кто подарит им облегчение. Ветер запутывается в листве, шумит волшебной песней, прогуливаясь по полю.
Зерно дозревает и ждёт того, кто соберёт наконец его богатый урожай.
Бонды трудятся в поте лица, носить тяжёлые снопы им помогают рабы. Работа кипит пока солнце стоит высоко, освещая и слабо согревая своими лучами землю.
Среди них, свободных земледельцев и их слуг, был и он. Могучий, самый могучий среди асов, доблестный воин и самый надёжный защитник, — он был среди простых рабочих и так же, как и они, резал колосья и собирал щедрый урожай.
Он трудился без отдыха и передышки, шутил и смеялся громоподобным смехом, скрашивая тяжёлую работу людей, заводил низким раскатистым голосом песни-заклинания и был лучшим и самым желанным другом-компаньоном каждому мужчине.
Ведь, в конце концов, ничто не сближает так сильно, как общий труд и общее дело.
Солнце горело в зените, когда крестьяне ушли на краткий отдых после своей работы. Лишь Тор, могучий ас, остался работать в поле, не чувствуя усталости. Доблестный воин и благородный муж, на которого всегда можно положиться.
Однако неведомо это одинокому путнику, проходящему тропой, что стелется мимо родящего поля. И могучий воин, самый надёжный защитник, занимающийся делом селян, пробуждает в нём жгучее любопытство.
Ещё более — целую охапку вопросов.
— О-о, доблестный странник, тебя интересует, почему ас-воин в поте лица трудится в поле? — могучий Тор смахивает со лба капли пота, и широкая добродушная улыбка посвящается его внезапному собеседнику. — Садись сюда, дорогой гость, раздели со мной сладкие мгновения отдыха. Я расскажу тебе о полевой работе и отвечу на все остальные твои многочисленные вопросы…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»
Вигридр усеяно телами павших в бою. Почва пропитана кровью, влажная и мягкая. Идти по ней — всё равно что идти по болоту: ноги проваливаются в чвакающую землю, окровавленную и мокрую.
Так выглядит конец мира.
Так выглядит последняя битва богов.
Так выглядит Рагнарёк.
Тор, самый могучий из числа асов, стоит в самом сердце сражения. Его рука сжимает Мьёллнир, кустистые брови сходятся на переносице, скрывая льдисто-голубые глаза.
Он видит, как заживо сгорает Фрейр.
Он видит, как во все стороны летят куски разодранного тела Одина.
Он видит, как мощные клыки прокусывают, ломая кости, шею Тюра.
Он видит, видит, видит…
Сотни смертей, тысячи: падают доблестные асы, падают благородные ваны, падают исполинские турсы — никого не щадит жестокая сеча.
Тор крепче сжимает в руке Мьёллнир.
Тело гигантского Змея Мидгарда извивается, выпрямляясь вверх, возвышаясь над полем битвы. Его голова закрывает кровавое солнце, и Тор сильнее хмурит брови.
Он давно должен был это сделать.
— Вс-с-сгляни на меня, Тор, — шипящий голос Ёрмунганда звучит вкрадчиво и, Тору чудится, насмешливо. — Ты больш-ш-ше не смош-ш-шеш-ш-шь привяс-с-сать меня к с-с-сос-с-сне, — гигантский раздвоенный язык дрожит на пропахнувшем гарью и кровью воздухе.
Тор лишь вызывающе ухмыляется в ответ — ему больше и не надо привязывать змея к палке, чтобы усмирить его.
Молот искрит молниями, Змей шипит, подаваясь вперёд, и хтоническое чудовище сходится в схватке с самым надёжным защитником.
Бой продолжился недолго. Могучий молот одним ударом размозжил змеиный череп, и Ёрмунганд, издав предсмертный клич, с грохотом повалился на землю, придавливая телом тех, кто не успел отбежать в сторону.
Тору, к сожалению Змея, удалось уйти от столкновения. Но не так далеко, как следовало бы.
— Ты не уйдёш-ш-шь от моей мес-с-сти, Хлорриди. В чертог моей дорогой с-с-сес-с-стры мы попадём вдвоём, — Ёрмунганд смеётся сипло, из последних сил широко раскрывая пасть.
От чёрного ядовитого дождя не укрыться никому, кто попадает под него. А яростный крик боли от заживо слезающей с костей кожи звучит сладостней любой песни для умирающего Змея. Он, в конце концов, выполняет своё обещание, забирая за собой следом жизнь своего главного врага.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
Хэллоуинский ивент, темой которого была окончательная смерть
Тор знает, что рано или поздно этот момент должен был настать. Нет ничего вечного во всех девяти мирах, и даже голод вечно голодного Нидхёгга рано или поздно будет утолён, а несокрушимое Мировое Древо падёт. Он же в сравнении с ним и вовсе мелкая песчинка.
Тор улыбается странной улыбкой. Его льдисто-голубые глаза вспыхивают и тут же гаснут.
На самом деле, он и так задержался непозволительно долго.
О да, он продержался дольше их всех. Дольше асов, дольше ванов, дольше альвов и двергов, дольше ётунов и турсов. Все они уже давно ушли, не оставив после себя ни следа.
Сначала их было пятеро. Тех, кого помнили и уважали в своё время больше всех остальных. После их осталось трое — столько же, сколько было в самом-самом начале. А затем…
Затем он остался один.
Удручённый одиночеством и заблудившийся — не было никого рядом с добродушным могучим Тором. Ни мудрого отца, ни красавицы-жены, ни беспокойных сыновей и воинственной дочери, ни смешливого пасынка, ухмыляющегося лукаво. Одиночество — вот вечный удел доблестного защитника Асгарда и Мидгарда.
Однако и ему вот-вот должен был прийти конец.
— Прости, благородный Тор, я подвёл тебя, — старый жрец режет последнюю руническую вязь. Дрожащими руками обтёсывает камень, отчего прямые линии искривляются и дрожат. Он улыбается безмятежно, слепыми глазами глядя туда, куда не дано посмотреть ни одному зрячему.
Тор улыбается смертному в ответ и в жесте поддержки сжимает его плечо.
— Тебе не о чем беспокоиться, юный Ивар, — громовержец басит громовыми раскатами, пока по впалым бледным щекам человека текут прозрачные ручейки слёз. — Не стоит бояться, юный Ивар. И смертные, и боги, в конце концов, подчиняются одним и тем же законам, — Тор, защитник и помощник людей, осторожно придерживает слабое дряблое тело, помогая ему опереться спиной о рунический камень алтаря.
Старый, но для аса всё ещё юный Ивар выдыхает устало, и взгляд незрячих глаз угасает, пока дыхание его подхватывает ветер. Тор улыбается странной улыбкой, глядя на последнего смертного, что верил в него, и сам прикрывает глаза.
Наконец-то он сможет встретиться со своей любимой семьёй.
Дует порыв ветра, тревожа траву и листву деревьев; несколько опавших листьев подпрыгивают вверх и оседают. На рунический алтарный камень падают первые капли робкого дождя, но до них никому нет дела.
Ведь на одинокой лесной поляне не было больше ни одной живой души.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
«Расскажи о сватовстве Альвиса. Почему так жестоко отказал ему?»
Рыжие волосы воительницы топорщатся в стороны, а в ярко-голубых глазах сверкают молнии. Дева-валькирия, прекрасная Труд, стискивает кулаки и сжимает губы в тонкую бледную линию, и Тор всецело разделяет негодование своей дочери.
Что бы какой-то дверг стал зятем самого Громовержца!
— Он сватался без твоего присутствия, — басит Магни, кладя сестре руку на плечо.
— Он не получил твоё согласие, — брату вторит Моди, выступая со второй стороны сестры.
— Проучи его, отец, — Труд успокаивается немного, но в голосе её всё ещё слышна оскорблённая обида. — Не престало деве щита пятнать свою честь подобным позором.
Альвис, дерзкий и многомудрый дверг, как только переступил порог невестиного дома, не нашёл себе друзей в её семье. Лишь врагов и скорую кончину — ни одному асу, ни одному вану, ни одному альву, двергу или турсу не дано омрачать честь семьи могучего Хлорриди.
Тор хмурит брови и скрещивает руки на груди. Наглый карлик набирается смелости дерзить и смотреть на него с высокомерной ухмылкой.
— Не быть более Труд неистовой валькирией, — он похваляется обручением, которого ещё не было. — Ведь станет она за мной, своим мужем, — он похваляется женой, которой ещё не смог добиться, и ярость вскипает в горячем сердце Тора.
А вместе с ней впервые приходит коварство.
Пусть бахвальствующий дверг падёт от собственного оружия!
— Девы любовь, моей единственной дочери, будет с тобой, гость многомудрый, — искусные речи никогда не были сильной стороной Тора, но ему всё же удаётся притворной любезностью смягчить свой голос. — Если ты сможешь о каждом мире поведать мне правду.
Альвис ухмыляется ещё более дерзко, и речь его льётся, словно ручей. И нет ни одного вопроса, на который он не даёт ответ. И нет ни одного мгновения, которое оказывается замеченным им.
— Нет никого, чья грудь вместила бы столько сведений древних! — в льдисто-голубых глазах Тора мелькает лукавство. — Но хитростью мощной тебя обманул я, — голос его вновь твердеет, и в нём звучит угроза. — Ведь солнечным светом застигнут ты в стенах этого дома! — последние слова не успевают стихнуть, как дерзкий карлик обращается в камень, который Громовержец с лёгкостью раскалывает на мелкие кусочки.
Ибо никому не дано смеяться над семьёй могучего Хлорриди!
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Давайте реакцию на изображение себя любимых в современной культуре»
Многие взывают к Тору, ищут у него заступничество и помощь. До сих пор, хоть и много зим прошло, хоть и взошёл на все престолы Единый Бог, помнят и любят могучего Тора. Мидгардцы, чьим другом и защитником он был, не забывают и не бросают громовержца.
Так же, как никогда не забывал и не бросал их он сам.
Тор улыбается в рыжую бороду, поглаживая её. Смертные всегда были изобретательны, и фантазия у них всегда была развита хоть куда. Они всегда пытались изобразить, наделить чертами то, что не могли разглядеть глазами, и воплощения каждого отличались друг от друга.
Одни были поразительно близки к истине, другие — до смешного от неё далеки и абсурдны. А третьи же умудрялись сочетать в себе парадоксальные черты, вызывающие восхищение и неприязнь.
Молодой мидгардский мужчина, примеряющий на себя образ бога грома и молний, Тору определённо нравится. Есть в них даже какая-то схожесть — так думает громовержец, прищуриваясь и пристально вглядываясь в добродушное, но серьёзное лицо смертного. И даже светлые, пшеничные волосы, больше подходящие Фрейру или Бальдру, не портят образ этого «Тора».
Хотя настоящему Тору кажется, что лучше всё-таки оставить рыжий. Он выглядит как-то… мужественней.
Мидгардский мужчина действительно старается изо всех сил. Он ищет характер бога, но он, в конце концов, всего лишь смертный, а потому попытки его заведомо обречены на провал. Тор хмурит брови и качает головой.
Мимо. Практически каждый выстрел мимо.
(и это он молчит ещё об напрочь искажённых родственных связях, мироустройстве девяти миров и их взаимодействии друг с другом)
Но всё-таки это выглядит забавно. Что-то всё-таки не только во внешности этого человека есть схожим с самим Тором. В редкие моменты ему всё же удаётся выхватить нить, поймать её и, прежде чем она выскальзывает из рук смертного опять, показать её, воплотить на экране. Донести до зрителя, простого обывателя, истинный лик божества, скрывающегося в подсознании смертного мужчины.
Тор улыбается в свою густую рыжую бороду и думает о том, что пора всё-таки нанести Крису Хемсворту дружеский визит.
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«Ты считаешь себя хорошим отцом?»
— Брат, ты считаешь себя хорошим отцом? — Тюр задаёт ему этот вопрос спустя очень, очень много веков, когда они в очередной раз перерождаются, а мир вокруг меняется до неузнаваемости.
Старший брат, самый старший в их семье, необычайно серьёзен и хмур; им обуревают тяжёлые мысли и решения, и Тор понимает его. Знает, каков на самом деле истинный смысл вопроса, когда скашивает глаза на щуплое тщедушное тело мальчишки, спящего на одном из диванов кафе. А после смотрит на благороднейшего из их семьи и отводит льдисто-голубые глаза в сторону, смотрит вперёд, и опускает взгляд на почти пустую кружку пива.
Хороший ли он отец?
(сможет ли он дать Тюру какой-нибудь дельный совет?)
Судьба его романов и похождений такая же сложная и извилистая, как у всех у них. Это понятно, в конце концов, они не так уж отличаются от смертных, которые проецируют на них самих себя, и тоже не всегда могут обуздать и побороть свои страсти. То, что они несут после себя последствия, — уже другой вопрос.
Тор никогда не бежал от ответственности и достаточно быстро понял, что наслаждение ходит с ней рука об руку. А там, где ответственность, — серьёзность и сдержанность, взрослость, там нет места легкомыслию и сомнениям, ребячеству.
(хотя многие до сих пор считают Тора взрослым ребёнком)
Ни один ребёнок Тора не остаётся без его внимания. По крайней мере, те из них, о ком он знает.
Магни, Моди, Труд и Улль, пасынок, давно ставший третьим, родным сыном могучего громовержца. Он любит их всех, заботится о них обо всех, обучает их всех тому, что знает сам. Он строг с ними и сдержан как отец, и мягок и весел как друг. Верная опора и защита на все времена и во всех ситуациях — никогда дети Тора не сомневаются в своём отце и всегда идут за помощью именно к нему.
Что в том, знакомом мире, что в этом, изменившемся до неузнаваемости.
Тору хочется верить, что он всё делает правильно. Что он хороший и любимый родитель для своих детей, но… Честно говоря, он не знает, чем помочь своему брату, кроме очевидных и банальных слов «будь искренним с ним». Тюр, патологически честный и благородный, и без того просто не сможет вести себя иначе.
— Хороший ли я отец? — Тор басит, но Тюр видит на лице брата улыбку. — Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Могу сказать только одно: я — это я, и со своими детьми я не лукавлю. Так что лучше спроси у них — они дадут тебе самый честный ответ на этот вопрос.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«расскажи о своей первой встрече с Сиф. за что ты полюбил ее?»
Золотистые стебли мягко колышутся на ветру. Он запутывается в них, играясь, и они тихо шуршат свою песню. Гнут к земле свои тяжёлые колосья, словно скорбящие девы головы, когда получают известие о гибели дорогих мужей.
Тор, самый могучий из числа асов, ступает в это девственное золотое царство, нарушая его покой и уединение.
Колосья шумят приветливо, тянутся навстречу пышущему жизнью рыжеволосому асу, а он идёт, сам не зная, куда. Скульд ведёт его, смеючись, и Тор не может ослушаться её воли.
Он возвращается с долгого, долгого и утомительного путешествия. С тысячи битв, из которых он вышел неизменным победителем. Турсы и ётуны — все склонили пред ним свои головы и думать забыли о сверкающих чертогах Асгарда.
Куда Тор возвращался после долгого отсутствия.
Поле шумит и колышется, колосья приветливо льнут к грубым рукам громовержца. И их тихая песнь сливается с мягкими переливами нежного женского голоса.
Он звучит словно прохладная вода в лесном ручье. Течёт плавно и ласково, прогоняя усталость и будоража кровь. Тор осматривается по сторонам, и ему чудится, будто он видит отголоски гибкого пластичного танца и сверкающее золото распущенных волос. Смех перезвоном колокольчиков вплетается в песню, и Тор следует за ним, зачарованный.
Прекрасная дева-асинья поёт, играя на лире. Перебирает тонкими нежными пальцами лёгкие струны, и голос её — журчание воды да перекрик суетливых птиц. Лукавый прищур глаз и мягкая улыбка — и сердце Тора оказывается нагло похищенным.
Оно остаётся у ног поющей девы и будет там всегда, сколько бы зим ни минуло.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Боги, в современном мире вы «вышли на пенсию». Расскажите о своих занятиях в XXI веке. Кем вы работаете? Что делаете? Посвящаете себя своим хобби или незаметно продолжаете выполнять свою божественную работу?»
Мало кто знал, что Тор был всесторонне развитой личностью. Для многих первое впечатление, которое создавал добродушный тренер спортзала «Асгардская сила», оставалось истиной в последней инстанции, однако Тор не спешил разубеждать их в обратном. Он в принципе не любил навязывать своё мнение и свою волю…
За исключением редких случаев, когда это было необходимо… ну, или когда кто-то отлынивал от тренировок… или если кто-то пытался прессовать Бальдра… или… Ах, да, мы вообще не об этом.
Так вот Тор не любил навязывать своё мнение и свою волю, а потому переубеждать находящихся в блаженном неведении явно не спешил. Нет, ну, а зачем? Если человеку будет необходимо, если он сам захочет, то он поинтересуется личностью Тора и копнёт чуть глубже того, что он сам выставляет напоказ, а так…
Так самое главное, что дорогие и близкие люди знают, что Тор — многогранная и всесторонне развитая личность. И не просто знают об этом, а и на себе испытывают все результаты всесторонней развитости могучего спортсмена.
Локи мрачно осматривает лежащий перед ним пакет. После поднимает убийственный взгляд вверх, натыкаясь им на сияющего радостью и энтузиазмом Тора. Лучший друг, за исключением любимой дорогой супруги, единственный, кто навещает его в тюрьме. Горе-трикстер мотает очередной срок, чем, вообще-то, уже никого не удивляет, но поднимает волну вдохновения в Торе.
— Пожалуйста, скажи мне, что там напильник илилопата, с помощью которых я могу сбежать, — Локи, на самом деле, не ожидает положительный ответ на своё риторическое высказывание, но судя по тому, что Тор начинает сильнее лучиться удовлетворением, понимает, что промахивается.
— Локи, мой друг, — Тор басит и хлопает могучей рукой по пакету. — Зачем тебе напильник и лопата! Лучше возьми свитер, который я связал тебе своими руками! В тюрьмах нынче холодно, ты должен позаботиться о своём тепле! — он отодвинул пакет от себя, протягивая его Локи. Несчастный узник на это лишь закатил глаза и тихонько простонал.
За последние два месяца это был уже четвёртый свитер, и Локи не хотел знать, откуда Тор берёт время на их вязание. Вместо этого он думал о том, что если распустит рукоделие дорогого друга, то полученных ниток ему с лихвой хватит, чтоб повеситься.
Почему-то сейчас мрачная перспектива перестала казаться Локи такой уж нереальной.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
Текст на новогодний ивент, тематикой которого было рождение
Тюр слегка щурит глаза, в лёгком интересе склоняя голову набок. Изначально их было трое, у них были другие имена и другие обязанности, но человеческая память изменчивая, и вот теперь они встретились вновь.
В новых ипостасях, с новыми именами и новыми функциями. И совершенно невообразимыми родственными связями.
Нет, вернее, они вполне себе вообразимы и, отчасти, даже прогнозируемы — их ведь всегда было трое. Их троих всегда любили и помнили, уважали и почитали. И в изменчивой человеческой памяти они втроём сплелись друг с другом, словно братья.
А точнее — братья и отец.
Тюр появляется позже Одина, а потому лишь может догадываться, как прошло перерождение Воданаза. Тейваз, уже не в первый раз проходящий через это, привычно воплощается в новой ипостаси, а вот Турисаз…
Его всё нет и нет.
Тюр улыбается странно и тихо хмыкает себе под нос. Его выдают лишь глаза — северные сияния в них искрятся радостью и весельем, переливаются и растекаются. Он явно не тот, кто может роптать на Судьбу и предъявлять ей претензии, но ничто и никто не мешает ему удивляться.
Самый старший из них, он становится старшим сыном своего некогда побратима. Воданаз превращается в Одина, а Тейваз — в Тюра, и теперь они — отец и старший сын, а вот Турисаз…
В единственном глазу Одина Тюр видит скупую радость и нескрываемую гордость, когда он на своих руках выносит от матери новорожденный, громогласно кричащий свёрток. Громогласно — не только иносказательно говоря, кстати, ведь за окном вовсю блещут молнии и басят раскаты грома.
Тюр усмехается в бороду и подходит к отцу, с почтением и лёгким внутренним трепетом забирая младенца из его рук. Своего первого из многих младших братьев, что попадая в его руки, замолкает и внимательным взглядом льдисто-голубых глаз вглядывается в чужое лицо, будто силится узнать нового знакомого.
Усмешка на губах Тюра сменяется мягкой улыбкой. Турисаз, пожалуй, единственный из них троих, кто проходит весь цикл перерождения от начала и до конца, воплощаясь в новой ипостаси так, как нужно.
Начиная новую жизнь с самого её начала. С новым именем, которым его нарекает отец, со старшим братом, который никогда и не был братом, с новыми обязанностями.
— Добро пожаловать в мир, брат мой, — Тюр посмеивается хрипло, покачивая младенца, что сурово сводит брови на переносице и цепкой хваткой хватает родственника за палец. — Нам с отцом тебя не хватало, — Тюр прикрывает глаза на мгновение, чувствуя себя, наконец, в новом мире в полной мере живым.
Ведь их снова, как и раньше, было трое.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Модерн!АУ. Список хэдканонов или полноценный ответ»
— самый лучший тренер в элитном спортзале. Парень, с которым можно проговорить всю тренировку, но ты не будешь этого делать, потому что у тебя банально нет на это сил. Требовательный тренер, который никому не даёт отлынивать и искренне печалится от того, что никто, кроме него, не может пятьдесят раз поднять штангу на двадцать пять килограмм.
— с виду тупой качок, который кроме спортзала больше ничего не знает и не умеет. На самом деле, добрейшая душа, убеждённый пацифист, но если ты его доведёшь, то получишь между глаз.
— ЗОЖ и вместе с тем любитель пожрать всё, что только можно пожрать. Тот самый член семьи, который тайно подъедает ночью еду из холодильника.
— владеет крутой спортивной тачкой с мощностью гоночной машины, но при этом невероятно хреновый водитель. О том, сколько раз его машина была на СТО, лучше и не говорить вовсе.
— умеет и знает тупо всё. Может одновременно сколачивать шкаф и рассуждать о диалектических противоречиях Канта.
— без ума от детей, но совершенно не знает, что с ними делать. Тот самый дядюшка, которого мелочь обожает, но который является набегами. Потому что в повседневной жизни как отец он ужасен. По большей части потому, что сам в глубине души всё ещё ребёнок.
— тот самый папа (да и вообще взрослый), фанатеющий от всяких детских развлечений. Покупая мелкому пасынку его первый лук и стрелы, сам же благополучно их и сломал, опробовав в действии.
— первее своих детей мчится на всякие разные горки и аттракционы. И, походу, получает от них удовольствие тоже больше детей.
— что не мешает ему быть мамочкой для всех своих братьев (а их у него аж восемь). Единственный из семьи, кого не бесит Бальдр. Единственный из семьи, кто ревностно оберегает его по собственной воле и инициативе, и единственный, кто добровольно вмажет тебе за любое кривое слово в сторону младшенького.
— помимо спорта обожает вязание. И у него есть все аргументы заставлять семью носить свитера, связанные им собственноручно.
— как и Сигюн, терпеливо дожидается возвращения Локи, мотающего очередной срок. Как и Сигюн, единственный, кто носит ему передачки. Состоящие исключительно из собственноручно связанных носков, шарфов и свитеров.
— на выходных (когда погода плохая и не располагает к поездке на дачу) открывает свой импровизированный кружок вязания. Учит всех, у кого руки не из жопы, вязать. Пока что получается это только у Сигюн и Скади.
— также обожает животных и растения. Тот самый энтузиаст, который, когда хорошая погода, каждые выходные тащит семью на дачу.
— на любой свадьбе тот самый гость, который приходит, чтобы пожрать и выпить. Тот самый гость, который первым засыпает мордой в салате. При этом успевая завязать традиционную свадебную драку.
— тот самый друг, который, приходя в гости, обжирает хозяев.
— «вечно зелёное, вечно голодное».
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
«Отвечающие, расскажите, почему вы выбрали именно таких богов?»
Итак, почему именно Тор? Уж точно не потому, что в честь него придумали супергеройского персонажа, про которого куча комиксов и даже фильмы есть. Хотя не скрою, в чём-то Крис Хемсворт совпадает с моим представлением о Торе, однако лишь временами и лишь в некоторых аспектах.
Так же мой взор пал на сурового Громовержца по большей мере потому, что я считаю его недооценённой личностью. В мифах и интерпретациях он изображается как простоватый добряк, сила есть — ума не надо, что называется, а потому многие воспринимают его как тупого идиота, у которого только один смысл жизни — начистить кому-нибудь рожу.
Конечно, Тор без этого был бы не Тором, но всё же не стоит так однобоко судить об этом божестве.
Тор не глуп и не так уж сильно воинственен. Помимо всего этого, между прочим, он является покровителем свободных крестьян-земледельцев, а также в одном из своих аспектов выступает в качестве божества плодородия. Не только жизнь забирает, но и даёт её.
В самую первую очередь он защитник. Добрый друг и товарищ, добряк, с которым всегда можно выпить кружку-другую и от пуза наесться. Поговорить о чём-то и отдохнуть морально и душевно. Ведь Тор абсолютно не глуп, и он видит и понимает гораздо больше того, о чём даёт понять собеседнику.
Этим он мне и нравится. Простотой и скрытой за ней глубиной. Добротой и силой, которая не будет обращена во вред — только во благо и защиту. Самый надёжный мужчина, который никогда не оставит в беде — вот кто такой Тор на самом деле. Гораздо более сложная и многогранная личность — в первую очередь он божество, а божества по своему определению и сути не бывают однобокими и однозначными. Все они по-своему сложны и все они — отображение тех сложных человеческих черт, что так или иначе присутствуют в каждом, что уже говорить о целых народах, которым они покровительствуют.
Именно этим меня Тор и подкупил. Тем потенциалом, что скрыт за видимостью, на которую все обращают внимание. Интересом познания его глубины и тех качеств, что скрыты и не видны при первом знакомстве. Их исследование, в итоге, и стало той мотивацией, что подвигла меня взяться за раскрытие этого божества.
Насколько же хорошо у меня это получается — уже другой вопрос.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«Какое из твоих приключений ты считаешь самым интересным и самым ярким?»
— Н-да, Трюм должен быть или слепым, или идиотом, или слепым идиотом, чтобы поверить, что ты — Фрейя, — скептически глядя на Тора, ехидно ухмыльнулся Локи.
— Знаешь, из тебя служанка тоже не ахти, — не остался в долгу Громовержец, хмурясь недовольно. — Вернём мой молот и я убью Хеймдалля, — угрюмо пробормотал он себе под нос, снова поправляя неудобное платье.
Это была идея стража Асгарда переодеть Тора в женское платье и под видом прекрасной Фрейи отправить в Ётунхейм, дабы сорвать свадьбу, вернуть украденный у Громовержца во сне молот и усмирить аппетиты обнаглевшего ётуна.
— Это гениальная идея, — глядя на Тора, насмешливо фыркнула оскорблённая Фрейя, которую, понимаете ли, хотели обменять на кусок железки.
— Это единственная твоя идея? — без особого энтузиазма посмотрел на невозмутимого Хеймдалля Тор таким взглядом, что явно говорил «дешевле для твоего здоровья сказать «нет».
Хеймдалля, впрочем, тяжёлый взгляд брата не впечатляет никак от слова совсем, и Тор мрачно выдыхает:
— Это отвратительная идея.
— А нечего было оставлять свой молот ётун побери где, — флегматично парировал отец всех людей. — Сам виноват, что его спёрли, теперь сам и отдувайся, — умозаключения светлейшего из числа асов устраивают всех, кроме, собственно, Тора, так что последнему просто не остаётся другого выбора.
— Фрейя, сделай лицо попроще, — из тяжёлых мыслей Громовержца вырывает ехидный голос Локи, который тут же ещё более ехидно добавляет: — Ты ведь всё-таки замуж выходишь.
— Лучше заткнись, — предупреждающе басит Тор. — Тебя-то я и без Мьёллнира ушатать могу, — Локи действительно благоразумно замолчал, не желая проверять на практике слова закадычного друга.
Трюм ждал их, ну, вернее, конечно, не их, а прекрасную Фрейю со служанкой, с особым нетерпением и предвкушением. Локи одарил его скептичным взглядом снизу-вверх, а после также скептично посмотрел на Тора.
— Похоже, это будет даже проще, чем я думал, — он хмыкнул себе под нос, щёлкнув пальцами, туманя из без того затуманенный разум великана.
Великий Один, насколько же всё это было абсурдно!
Тор, злой и расстроенный, был голоден. При том голоден тем самым голодом, который проявлялся у него именно тогда, когда он злой и расстроенный. Так что отказывать себе в еде и питье на свадебном банкете явно не собирался, искренне считая, что он имеет полное моральное право объесть своего «жениха» и оставить гостей голодными — должна же быть хоть какая-то радость перед грандиозной свадебной дракой!
«Великие асы, ну хоть бы немного постеснялся», — недовольно подумал Локи, лицезрея, как с мрачной решимостью хрупкая и женственная Фрейя поглощает очередного кабана.
— Невеста так сильно тосковала по тебе, что семь дней не пила и не ела, — Трюму, явно умом и сообразительностью не отличающемуся, можно было говорить любую ахинею, чем Локи, собственно, и занялся.
Счастливый «жених» стал ещё счастливее; счастливая «невеста» стала ещё более голодной.
Настроение Тора начало улучшаться лишь тогда, когда сестра великана вынесла наконец-то свадебный подарок. Им оказался Мьёллнир, верный украденный молот, и Громовержец, ещё не получив его на свои колени, уже почувствовал, как зачесались его руки посносить всем собравшимся головы к хримтурсовой прабабушке.
Это он, в общем-то, и сделал, стоило лишь металлу коснуться его колен — ещё никогда Тор не получал такого удовольствия, раскраивая ётунские черепа.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
Осторожно! 18+!
Ивентный вопрос на 14-е февраля; пейринг с божеством другого отвечающего
Иногда это было необходимо.
Они были слишком похожи друг с другом, и взаимодействие рождало резонансное противостояние. Не потому, что они были врагами или ещё что-то в этом роде, а потому, что одинаковый знак электрического заряда неизменно рождал отторжение.
Опасные искры и разгорающийся жар, кружащий голову не хуже крепкого алкоголя.
Они оба защитники людей в своих культурах. Оба воплощение гнева небес и ярких зарниц. Оба, меж тем, воплощение мужества и сексуальной энергии, оплодотворяющей и несущей жизнь. Внутреннего огня, сжигающего слабость и сомнения.
Они слишком похожи друг с другом. А потому во главе может стоять лишь один.
Их противоборство похоже на вулкан. Жар, пожирающий всё на своём пути, тяжёлый горячий воздух вокруг, выступающий на коже пот и туманящее взор желание.
Борьба, перерастающая из простого боя в самое действенное высвобождение энергии.
Их поцелуи похожи на маленькое сражение, где ни один не хочет уступать. Шанго кусается, стукается зубами, пока Тор до боли выворачивает его руки, оттесняя к стене и грубо прижимая к ней. Шанго щерится, рычит, дёргается, пытаясь вырваться, пытаясь задеть соперника, но тот держит крепко, не давая возможность манёвра.
Они целуются-кусаются, пока хватает воздуха. Он горячий и тягучий, словно мёд, липкий и густой, оседающий на кожу вместе с проступающим потом и спирающий и без того сбитое дыхание.
Шанго выворачивается, умудряясь вмазать Тору в челюсть, и тот утробно рычит, искрясь молниями. Шанго скалится в ответ, также покрываясь молниями, и они трещат, сходятся друг с другом, осыпаясь снопом ярких искр, пока кулаки божеств врезаются в челюсти друг друга.
Шанго крепко сидит на бёдрах Тора. Он прижимает аса к жёсткой деревянной доске кровати, не позволяя ему пошевелиться. Громовержец сверкает яростью и безудержным огнём в глазах и подаётся головой вперёд, ударяя слишком наглого соперника в переносицу, когда тот наклоняется за очередным поцелуем-боем.
Они кусаются и бьются до крови, не щадя друг друга. Рычат, словно звери, запаляясь лишь сильнее от треска костей и застывающего в густом воздухе запаха крови. Они словно берсерки, одержимые и яростные, и воздух вокруг них едва ли не в прямом смысле пылает.
Диспозиция меняется, и Тор грубо оттягивает кучерявые волосы Шанго. Тот скалится, демонстрируя окровавленные зубы, но дёргается скорее для проформы. Тор держит крепко, держит больно, и Шанго подчиняется.
Но не потому, что ас сражает его. А потому, что в этот раз его очередь подчиняться.
Член Тора большой и почти в прямом смысле каменный. Налитый кровью, пульсирующим в венах огнём. Громовержец наваливается всем телом на строптивого любовника, и тот в бессильном желании задеть до крови кусает чужое бледное плечо.
Пока член резко, но легко входит в горячее нутро.
В воздухе горит огонь. Воздух, словно покрывало, окутывает разгорячённые тела и липнет к ним. Пот смешивается с кровью; стоны смешиваются с яростным рычанием и шлепками кожу о кожу. Секс, безудержная энергия, сносящая всё на своём пути, похож на настоящую войну.
Шанго впивается короткими ногтями в бледную спину, до крови раздирая её. Тор яростно вколачивается в него, вжимая в дерево, что трещит под неистовым натиском. Воздух накаляется, словно испаряясь, и в нём будто нет ничего, кроме огня.
Ненасытного пламени, сжигающего и пожирающего.
Глубже, сильнее, быстрее, больше — ритм рваный и скорость всё возрастает. Стоны перемежаются с низкими криками и гортанным рычанием, возбуждение и страсть доходят до своего пика, взрываясь потоками горячей лавы, обжигающей и, кажется, распаляющей лишь сильнее.
Развязка всегда ожидаема и одинакова, как и всё то, что происходит до неё. Напряжение и излишек энергии вырывается наружу, освобождая место для накопления нового, и соперники расходятся, покидая друг друга.
Лишь для того, чтобы встретиться вновь в назначенный час и опять повторить свою борьбу.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«жалеешь ли ты, что Сигюн стала женой Локи? какую бы учесть ты выбрал для нее?»
Дочь Фрейи прекрасна, как и её мать. Их родство явно проглядывается во внешности, однако оно так же легко теряется на фоне других добродетелей.
Сигюн — воплощение добра. Женской нежности и ласки. Весенней лёгкости и кротости, молчаливого понимания и сострадания. Сигюн — воплощение верности, самой дорогой и ценной женской добродетели, что красит любую деву, возвышая её в мужских глазах.
Она сама может при этом быть кем угодно, хоть воинственной девой щита, хоть мягкой и тихой хранительницей домашнего очага. Верность должна быть в её сердце — избранному пути и товарищам битвы или же возлюбленному супругу и детям.
И тогда она возвысится в глазах любого мужчины.
Тор смотрит на Сигюн долгим оценивающим взглядом. Природа наградила юную деву всеми своими дарами сполна. Хрупкая, утончённая фигура, тонкий, словно берёза, точёный стан; светлая, словно светящаяся солнцем изнутри гладкая нежная кожа; длинная, густая копна медовых локонов, струящихся по плечам; большие светлые глаза и пухлые алые губы. Сигюн красива, с этим трудно поспорить, и в своей юности и непорочности даже может быть краше прекрасной Фрейи.
Такая женщина, как она, заслуживает лишь самого достойного и благородного мужа. Сигюн же вместо него выбирает совершенно другого.
Она дарит свою любовь и верность тому, кто меньше всего этого заслуживает. Вернее не так: тому, для кого это играет самую последнюю роль. Тор, слишком много времени проводящий с Локи, может утверждать это с уверенностью. Хитрый и изворотливый, скользкий, словно змей, — он принесёт прекрасной Сигюн лишь боль и горе, разочарование и слёзы.
Сигюн, прекрасная Сигюн, определённо заслуживает большего. Она заслуживает лучшего. Она заслуживает того, кто смог бы полюбить её и хранить ей верность так же, как это делает сама благочестивая дева.
Сигюн, прекрасная Сигюн, заслуживает счастья и радости в доме, наполненном жизнью и детским смехом. Тепла семейного очага, хранительницей и хозяйкой которого она непременно станет.
И разве Локи, этот лживый Локи, сможет когда-нибудь дать ей всё это? Разве сможет он сделать счастливой достойнейшую из дев, что добровольно хочет называться его женой?..
Тор, слишком много времени проводящий с Локи, на самом деле, не знает ничего.
Он не знает, что Локи, хитрый и изворотливый Локи, на самом деле тот, кто более всего нуждается в любви и понимании, поддержке, что будет стоять за его спиной горой, несмотря ни на что. Он как никто нуждается в том тепле и верности, которыми окутает его прекрасная Сигюн, и уж он как никто другой готов отплатить за это сторицей.
Отдать всё, что имеет сам, в обмен на сокровища дома чужой души. Протянуть хрупкой женщине на ладони своё ледяное сердце и не опасаться, что оно будет отвергнуто.
Тор, наблюдая за этим странным союзом, понимает, что так оно и должно было быть в действительности. И даже если вначале ему казался выбор Сигюн безумием, сейчас он как никогда чётко и ясно понимает, что это была судьба, которую норны спряли для этих двоих.
И Сигюн подле Локи всегда была на своём месте.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
Они всегда недооценивают женскую силу. Пусть и относятся к женщине с уважением и чтят её роль как матери и хранительницы очага, и побаиваются вещей, которыми овладеть может только женщина. Побаиваются тайных знаний, что никогда не откроются мужчине.
Но тем не менее они всегда недооценивают женщин.
Тор, на самом деле, мало чем отличается от них. Он — мужчина, защитник и воин. Он сражается непобедимый и раз за разом идёт на войну. Он, как и все другие, считает свои обязанности важнее и выше женских, хоть и при этом меньше его уважение и почтение к ним не становится.
Но всё же он недооценивает их. И в первую очередь он недооценивает свою собственную супругу.
Сив милая и кроткая, спокойная и надёжная. Она — мать и хранительница дома. Она всегда встречает с радостью возвращающегося с очередной битвы мужа. Она оберегает их поместье и достойно ведёт хозяйство — никто и никогда не заподозрит в хрупкой Сив воинственность и силу девы щита или коварство и опасность вёльвы.
По крайней мере до тех пор пока Сив сама этого не захочет.
Она улыбается таинственно. Сидя за ткацким станком, она прядёт нить. Она наблюдает за полем боя, на котором сражается неуязвимый её супруг. Пальцы плетут сложный заговор; пальцы плетут заклинание; пальцы вплетают в него руны.
Ни одна вражеская стрела не настигнет тебя.
Ни один вражеский помысел не застигнет тебя со спины.
А если кто-либо посмеет навредить тебе, то он испытает на себе мой гнев.
На небе и в море, в горах и лесах я найду обидчика. Обернусь лисицей и орлицей, медведицей и волчицей, но выслежу его. Поражу в самое сердце, сокрушу врага могучими ударами, и он познает на себе весь мой гнев.
Он станет жертвой. Жертвой моей любви к тебе, что способна повергнуть любого ётуна, любого турса, любого неприятеля, что покушается на твою жизнь.
Мужчины сражаются неуязвимые на полях войны. Они бесстрашно идут в бой, отдавая себя во власть судьбы и покровителей битв. За ними, однако, всегда незримой силой стоят их женщины, такие же защитницы и хранительницы, как и мужчины. Быть может, они даже сильнее своих мужей, братьев и отцов, ведь возложенная на них ответственность куда больше и масштабней.
Они, правда, о ней забывают и её не замечают, и в своём невежестве приписывают все победы лишь самим себе. Недооценённые, но мудрые женщины не напоминают им. В конце концов, у них ведь могут быть свои сокровенные тайны, о которых чужим знать не обязательно, верно?
Поэтому они всегда лишь рады, что их мужчины возвращаются домой живыми. Сив среди них не исключение. Она обвивает руками шею могучего Громовержца и одаривает его поцелуями — нет для могучего Тора награды выше, чем близость любимой супруги, что тенью всегда стоит за его спиной.
И пусть она такая же недооценённая женщина, как и остальные, но силы в ней столько, что позавидовать может любой богатырь. И Тор, не ведающий, но очарованный ею ещё в самую первую встречу, никогда не сможет по-настоящему уйти от неё.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
Ивент, где божества меняли пол на противоположный и выбирали свою судьбу из трёх претендентов
Это была идея Фрейи пойти на свидание вслепую. Тор до последнего ей сопротивлялась. Но третья бутылка вина и железный аргумент «на одном козле мир клином не сошёлся» сделали своё дело.
Тор была настроена решительно. Она хотела мести своему возлюбленному, который променял её на эту кикимору! Да ему что, совсем повылазило, что ли?! Он что, не видел, какие кривые у неё ноги?! А грудь?! Ну явно же силиконовая! А…
Тор рыкнула себе под нос. Этот слепой ублюдок заслуживал самой изощрённой мести…
На следующее утро, под головную боль и похмелье, пыл Тор, правда, чутка поугас. Однако Фрейя, эта стерва, которая каким-то образом выпивала больше всех, а на утро не просто не страдала от мук девяти кругов ада отходняка, но и помнила всё, что надо и не надо, вежливо напомнила закадычной подруге о её решении.
Делать Тор было нечего. Так что доверившись богатому опыту Фрейи, уже вечером она стояла перед дверью того самого кафе, где в случайном порядке могла встретить свою судьбу.
Войдя внутрь, окинув помещение скептическим взглядом, Тор прошла за свободный столик. Насколько она смогла понять из правил этого странного мероприятия, собеседники менялись каждые три минуты, и за это время ей следовало успеть понять, кто же из них та самая судьба.
Эта затея не нравилась ей всё больше и больше, и девушка даже порывалась уйти, но тут модератор объявил в микрофон, что первые тридцать минут пошли, и к Тор сразу же кто-то подсел.
— Привет, красотка, — странная смесь удивления, отвращения и опаски отразилась на лице девушки, и она от греха подальше чуть подалась назад.
Перед ней сидел, сверкая белозубой улыбкой и игриво подмигивая, какой-то дед. Присмотревшись, правда, Тор поняла, что никакой он не дед, но явно приближается к этому возрасту. Густая с проседью шевелюра и такая же борода явно не молодили этого «парня», хотя во всём остальном его внешний вид был весьма презентабельным и явно говорил о том, что мужчина следит за новинками моды и в деньгах не нуждается.
— Не хочешь завести роман с директором концерна «Олимп»? — «дед» игриво повёл бровями, вальяжно опираясь на край стола и подаваясь вперёд. Тор прямо пропорционально отодвинулась назад. Глаз у неё слегка дёрнулся.
Всем своим видом «ухажёр» был похож на её отца, и от одной только мысли девушке становилось не по себе.
— Моё имя Зевс, крошка. Пошли со мной и я расскажу тебе, как устроен «Олимп» изнутри, — Зевс был слишком наглым и настойчивым, отчего Тор уже приготовилась зарядить ему кулаком в ухо, как вдруг ей помешала влетевшая в кафе женщина.
Она была похожа на разъярённую фурию, и Тор не успела как следует её рассмотреть: дамочка, не обращая на девушку никакого внимания, тут же кинулась на вмиг побледневшего Зевса.
— Ах ты ж скотина! Старая кобелина! Что, опять на молоденьких потянуло?! Я тебе сейчас устрою свидание вслепую! Будешь по городу передвигаться с собакой-поводырём! — рявкнув на ухо Зевсу, женщина бесцеремонно схватила его за шкирку и потащила вон, всё также ни на кого и ни на что не обращая внимания.
Тор выдохнула с облегчением.
«Да ну нафиг такие свидания», — подумала она и уже собралась уходить, как модератор, эта гаденькая рожа, оперативно подсадил к ней следующего «ухажёра».
Им оказался с виду приятный молодой мужчина. Высокий, худой, но какой-то болезненно-бледный, он представился как Энлиль. Говорил неспешно, молча улыбаясь слушал рассказы Тор, и при этом его глаза лучились приятным светом. Энлиль оказался действительно обаятельным, и Тор даже подумала о том, что с ним можно было бы продолжить общение, как вдруг…
— Человечество должно умереть! — словно не своим голосом, сверкая яростью и злобой во враз потемневших глазах, выкрикнул Энлиль.
Он словно преобразился: лицо его побагровело, на лбу вздулась от гнева жилка, руки были стиснуты в кулаках, а на губах расплылась улыбка маньяка.
— Я — царь и бог этого мира! Жалкие людишки будут поклоняться мне! — резко вскинув руки, заставив Тор подскочить на месте от неожиданности, воскликнул «царь и бог». — А после я уничтожу их всех! О да… — он рассмеялся жутким смехом, и Тор решила сама отсесть от него.
А то мало ли.
— Вина? — от созерцания того, как охранники кафе пытаются скрутить отчаянно брыкающегося Энлиля, Тор отвлёк флегматичный вопрос.
От неожиданности (она была уверена, что села за свободный столик) девушка опять подскочила, схватившись за сердце. Окинув ошалелым взглядом своего собеседника, Тор без лишних слов выхватила у него из рук бутылку и крепко приложилась к горлышку.
— Впечатляет, — хмыкнул её невольный собеседник, когда девушка вернула ему лишь половину изначального содержимого.
— Эти свидания вслепую, знаешь ли, очень стрессовые, — пожаловалась Тор, и парень напротив неё опять хмыкнул. На этот раз понимающе. — Я Тор, кстати, — решила представиться девушка, раз уж сама подсела за этот столик.
— Дионис к твоим услугам, — полушутливо склонил голову парень, а после сам приложился к бутылке.
С Дионисом, в итоге, Тор проговорила до самого закрытия кафе для свиданий вслепую. Перед этим, правда, пришлось несколько раз не очень цензурно послать в леса Ётунхейма приставучего модератора, но то были мелочи в сравнении с беседой с Дионисом.
Когда же парочку чуть ли не пинками выгнали охранники, Дионис, припрятавший с собой пару бутылок вина и открывающий последнюю, вызвался проводить Тор до дома. Вместе, поддерживая друг друга, они с горем-пополам всё-таки дошли до дома, на пороге которого стояла в ожидании Фрейя. Увидев подругу с молодым ухажёром, она расплылась в довольной улыбке.
Приняв из рук Диониса похихикивающую подругу, Фрейя отодвинула её немного в сторону, а после выудила из сумочки бумажечку, «так, на всякий случай», на которой значился номер Тор.
— Позвонишь ей утром, — подмигнув парню и усадив его обратно в такси, произнесла довольная Фрейя, пока Тор расползлась у неё на плече.
Иногда она терпеть не могла свою вездесущую подругу, но иногда от неё всё же была немалая польза.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Сделайте “лук” для своего божества. (Подборка одежды для божества или ассоциации с ним в одежде)»
Зарница, прорезающая небосвод. Яркая вспышка света, что слепит, а попадая в сухое дерево, сжигает его в пепел. Оглушающий раскат грома, от которого закладывает в ушах.
Так Тор-Громовержец появляется перед своими врагами.
Молнии окружают всю его могучую фигуру. Искрятся в глазах и волосах, и, конечно, на верном молоте.
Мьёллнир, несокрушимое оружие, чья рукоять слишком коротка. Он разбивает черепа ётунов и раскалывает землю. Он сокрушает врагов, заставляет их трепетать, и он же насылает дожди, оплодотворяя землю и давая росткам взойти.
Убийца турсов Тор скор не только на гнев, но и на милость. И смерть известна ему так же хорошо, как и жизнь.
Короткая меховая куртка и штаны, меховая же шапка и неизменные железные перчатки, чтобы держать рукоять верного Мьёллнира. Простая, но тёплая одежда, позволяющая переждать суровые северные холода далёких походов.
Кожаный ремень с пряжкой и наконечником из металла. Кожаная сумка на боку, где под рукой хранится самое необходимое. Короткие ножны с другой стороны, в которые вложен кинжал — Тор не сражается мечом, но подстраховка даже ему не помешает.
На ногах — башмаки из мягкой кожи, которые завязываются ремнями на икрах. Не стесняют движений и позволяют с лёгкостью передвигаться по острым камням и мягкой траве.
Шерстяной плащ, украшенный искусной вышивкой. В неё возлюбленная супруга вплетает заклинания, что защищают в бою и не дают силам воина иссякнуть.
Орнамент, украшающий края плаща, сплетает в себе растения и стилизованных животных. Он сразу даёт понять, откуда родом его хозяин. Он закреплён на плече фибулой в виде молота Тора и совершенно не стесняет движений в бою, позволяя в любой момент беспрепятственно обнажить оружие, если это необходимо.
Символические татуировки на руках, что всегда видны в бою. На них сложная руническая вязь, которую благословляют Фригг и Фрейя. Особые заклинания, дающие силу рукам первейшего защитника Асгарда и Мидгарда.
Рисунки на лице, которые воины наносят перед битвой. У каждого из них свой скрытый смысл, известный лишь воину, рисующему их.
Кожаные браслеты, плотно обхватывающие запястья. Тор — хозяин и господин, великий воин и владелец множества трофеев. Пусть трепещут враги, глядя на него, и знают, как много побед он одержал.
Домотканая полотняная сорочка чуть ниже бёдер, перехваченная тонким кожаным ремнём, полотняные штаны, зашнурованные у ступни и кожаных башмаков — так могучий Тор выходит с бондами в поле и так трудится в поте лица в своей усадьбе.
Напрягаются сильные мышцы мужчины, доброго господина и хозяина. Работает свободный муж, не покладая рук, ради своей семьи и детей.
Длинные рыжие волосы, жёсткие и спутанные, заплетённые на висках в косички. Тугие позолоченные тонкие кольца держат концы, чтобы они не распадались.
Густая рыжая борода, жёсткие волосы которой частично собраны в тонкие косички, но основная их часть распущена.
Лучистые льдисто-голубые глаза — радость каждого, кто в них заглянет. Словно чистейшее безоблачное небо, что, однако, в любой момент может потемнеть от гнева и злости тогда, когда дорогим Тору угрожает опасность.
В них безмятежность и ласковость весеннего дня. В них ярость и буря летней грозы. Одобрение и доброжелательность и холодная сталь и беспощадность.
К друзьям благосклонен добродушный Тор, но ни одному врагу не даст уйти несокрушимый Хлорриди.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
«Расскажи о Трудхейме»
Жилище могучего Тора прекрасно и величественно. Трудхейм больше похож на маленькую страну, во главе которой и стоит Хлорриди-Громовержец. Он правит ею честно и рассудительно, и ни один свободный муж не оказывается унижен им.
В Трудхейме Тор — любимый народом конунг. Первый среди равных, их главный защитник и господин. Он мудро ведёт дела, разрешает все тяжбы и водит воинов на битвы, не давая их мечам и копьям затупиться и заржаветь. А в сезон жатвы вместе с ними, своими товарищами, он трудится в поле, собирая урожай.
Трудхейм процветает и живёт в достатке. Этому же Тор учит и своих сыновей, что будут наследовать ему тогда, когда Рагнарёк заберёт их отца. Мир и благоденствие — вот то, что должен беречь мудрый конунг. Защита и приумножение — лишь так можно добиться долгой славы и стабильности. Истинного богатства.
Это в своей вотчине и бережёт Тор. И двери его громовых палат Бильскирнир открыты для всех нуждающихся, кто приходят к Тору за советом или защитой. Открыты они также и для гостей, приходящих без злого умысла и с чистым сердцем, которых охотно и гостеприимно встречает хозяин и его очаровательная супруга.
В жилище Тора гость никогда не будет обижен. Прекрасная хозяйка и госпожа накормит досыта путника и напоит лучшим пивом, которое варит вместе со своей воинственной дочерью. А хозяин, могучий Тор, не оставит своего гостя без хорошей дружеской беседы.
В Трудхейме — мир и процветание, в нём нет места распрям и нужде. Обо всём этом заботится и беспокоится Тор-Громовержец, всё это он бдит и чтит. И каждая жизнь ценна для него, и каждое рождение — радость для него, и каждая смерть — горе для него. Ведь Трудхейм дом, его дом, а печься о своём доме — первейший долг любого хозяина.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
С самого раннего детства Тор знает: он — мужчина, главный защитник своего дома и своей матери. Он гордится возложенной на него ролью, гордится ответственностью, что лежит на его плечах, и готов сделать всё для того, чтобы её подтвердить.
Ёрд, сама Мать-Земля, родительница Тора и первая среди любовниц Одина, даёт сыну возможности проявить себя. Она растит его настоящим воином и доблестным мужем, одаривая материнской заботой и лаской и разом с тем требуя от него проливающейся крови.
Она ведь, Подательница Жизни, всегда привлекала к себе неприлично много желающих разделить с ней ложе.
Великаны часто приходят к ней свататься. Их даже не смущает факт наличия у неё сына другого мужчины — все эти женишки смотрят на юного Тора с пренебрежением и насмешкой, и молодой Громовержец сжимает руки в крепкие кулаки.
Пока на горизонте предвестником гремит гром.
Тор — защитник, убийца турсов — таково его предназначение с самого рождения. Ещё будучи ребёнком, немало великанской крови он проливает, принося своей матери богатую жертву. Ведь Ёрд отказывает каждому сватающемуся к ней, и все женихи как один пылают яростью и злостью.
Как смеешь ты, женщина, оскорблять нас своим пренебрежением?!
Они считают Ёрд слабой и беспомощной, ни во что не ставят её сына и хотят силой взять то, что им, как они считают, принадлежит по праву. Они приходят с оружием и воинами, грабят, нападают, разоряют, несут хаос и боль любимой матери Тора.
И тогда Громовержец, пусть и ещё ребёнок, являет им свой истинный лик.
Молнии уже в ту пору, когда Тор юн и молод, искрят и бьют точно в цели. Гремит гром, сотрясая землю, а твёрдые кулаки раскраивают черепа неудачливых женихов. Давят их, словно орехи, и ни один из гордецов не возвращается домой.
Тор — защитник своего дома и своей матери. И он никому не позволит надругаться над её честью или оскорбить её достоинство. Он сразит каждого, кто дерзнёт покуситься на неё, первейшую и любимейшую из всех любовниц Одина, мать Громовержца и защитника Асгарда. Падут в битве от рук её могучего сына и оросят своей кровью плодородную почву.
Тор-Громовержец не выбирает себе свою судьбу, но собственными руками он прокладывает себе тот путь, что спряли для него мудрейшие норны.
И Тор на нём — первейший из врагов всех турсов, защищающий и охраняющий. Потому что с самого раннего детства он знает: в самую первую очередь он — мужчина.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«какие действительные чувства ты испытываешь к своему брату?»
Тор тяжело вздыхает, неодобрительно качая головой. Смертные в своей вольности посеяли во многих умах заведомо ложное знание, и укоренить его оказывается сложнее, чем кажется изначально.
У него много братьев. Восемь, если быть точным. И каждого из них Тор любит по-своему, хоть и не с каждым из них у него действительно близкие братские отношения.
Двое из них и того вовсе давно отошли в загробный чертог бесстрастной Хель.
Пожалуй, из всех братьев чаще всего он пересекается с Хеймдаллем, Браги и Хермодом. Собственно, именно с этими тремя братьями у него действительно братские отношения.
(хоть и суровый Хеймдалль всеми силами пытается делать вид, что это не так)
С ними просто. Вот просто… просто. Хермод, быстроногий малый, в Асгарде чаще всего используется как посыльный, а потому частенько пропадает, бегая где-то по девяти мирам. Но всегда неизменно, когда возвращается, сразу идёт к добряку Тору.
С Хермодом всегда можно выпить и поговорить по душам. Спеть вместе (но лучше делать это вместе с Браги) или сыграть в кости (от них, вообще-то, этой ужасной игре и научился удачливый Улль). Выпить бочонок-другой пива да съесть парочку кабанов.
С Хермодом всегда так душевно, так, словно у Тора действительно крепкие узы с братьями. С Браги, кстати, так же.
Они часто собираются именно втроём. Пируют даже часто без повода, но всё-таки не настолько часто, чтобы злить Сив или Идунн. Пиво на таких пирах льётся рекой, равно как и басистые громкие голоса, затягивающие очередную песню.
Даром, что ли, Браги — самый главный асгардский скальд?!
Хеймдалль почти никогда не бывает на таких братских посиделках. Но Тор всё равно частенько приходит к нему. Отчасти потому, что через Биврёст снова отправляется в Ётунхейм на подвиги. Собственно, именно поэтому Хеймдалля Тор видит едва ли не чаще остальных братьев вместе взятых.
Не то чтобы Хеймдалль был в восторге. Но старшего брата всё равно терпел со свойственной себе стойкостью. Тор делает вид, что этого не замечает. И всё равно чувствует в груди приятное тепло.
Совсем другая ситуация с Тюром и Видаром.
Тюр, самый старший из них, на самом деле даже старее их отца. Он переживает столько перерождений, что просто банально устаёт. Он намеренно держится обособленно, намеренно отдаляется от всех. Он знает, что рано или поздно всему придёт конец. Он знает, каково это терять тех, кого любишь.
Поэтому Тюр выбирает одиночество. Но одиночество не выбирает Тюра, и иногда он всё же ходит вместе с Тором в походы.
Тор уважает старшего брата практически так же, как и отца. Смотрит на него с восхищением и всегда склоняет перед ним в почтении голову. Наверно, именно поэтому он не решается вмешаться в чужое одиночество.
Хотя в глубине души Тор всё же чувствует сожаление. С кем-с кем, а с Тюром он тоже хотел бы быть так же близок, как с Браги или Хермодом.
Почти то же самое случается и с Видаром.
В конце концов, Видар даже привыкает. И вся его жизнь — добровольное затворничество, которое никто не смеет нарушить.
Даже родные братья, которых Видар, кажется, и вовсе никогда не воспринимал за братьев.
Сожаление с новой силой поднимается в душе Тора и лишь усиливается тогда, когда самые младшие (на тот момент) близнецы оба уходят к Хель.
Ну, вернее, сначала уходит Бальдр. А потом появляется самый младший (теперь уж точно) брат и убивает Хёда — Тор до сих пор не может поверить, что тихий и спокойный слепой Хёд смог совершить такое страшное преступление.
Тору в одинаковой мере не хватает их обоих. Но простить братоубийство Хёду всё же оказывается выше его сил.
С Вали, ещё одним мстителем, особенно познакомиться Тору так и не удаётся. Он много времени пропадает у Видара, где брат обучает брата всему тому, что необходимо знать мстителю, пусть и Вали уже давно исполнил свой долг. Он оказывается таким же нелюдимым, как и старший брат, и единственный, с кем он помимо него общается, — это Форсети.
Остальным братьям, вообще-то, тоже не до Вали, и кажется, ни один из них не считает его своим братом. Тор, как и они, знает, что Вали — сын Одина, однако почему-то принять его как брата всё равно не может. Как боевого товарища и воина — легко, но не как брата, нет…
А потом смертные с какого-то перепугу зачем-то приписывают ему в братья Локи. И Тор переглядывается с ним недоумённо.
— Я надеюсь, ты не воспринимаешь меня как брата? — на всякий случай уточняет Локи, на что Тор лишь качает головой.
— У меня и так слишком много братьев, — он басит с насмешкой, так себе несвойственной. — Хватит с меня.
Локи ухмыляется довольно, а Тор думает о том, что всё-таки немного слукавил — они так часто путешествуют с Локи и ввязываются во всякие передряги, что этот несносный рыжеволосый ётун всё же умудряется занять прочное место в огромном сердце Тора как друг и брат по оружию.
Тор любит Локи по-своему и считает его частью своей семьи. Не кровной, разумеется, но той, что также немало важна.
========== Вопрос 20 ==========
Комментарий к Вопрос 20
«Создаём текстовую эстетику»
Тор — раскатистый гром, оглушающий и басом расстилающийся низко, почти у самой земли. Сверкающие молнии, бледные, белёсые, освещающие округу. Чёрные тяжёлые тучи, что, кажется, вот-вот упадут на землю, обрушивая целые небеса. Стена дождя, ливень, за которым не видно ни зги.
Тор — искрящиеся зарницы. Тяжёлые удары молота, треск костей и предсмертные хрипы. Реки крови и густой металлический запах, укутывающий воина в своих объятиях. Тела поверженных врагов и торжество победы сильнейшего из асов.
Тор — буйство войны, ярость берсерков. Безжалостность в каждом ударе, крошащиеся черепа и вязкая склизкая земля, в которую проваливаются ноги. Торжество победителя над побеждённым, пьянящее азартом и безумием.
И в то же время странная двойственность, проявляющаяся почти в каждом мужчине сурового Севера. Яростное боевое неистовство и добродушное веселье мирного времени.
Смех и пляшущий по струнам смычок, весёлый стремительный ритм. Жар и пот, застывшие в воздухе в странной смеси с алкоголем и желанием. И Тор — первейший и самый желанный из гостей на таких торжествах.
Тор — громкий раскатистый смех и добродушие во всей могучей фигуре. Льющееся реками пиво, запах зажаренной дичи и гул голосов. Пир, где сидят только друзья, пир, где нет места распрям и недоразумениям, пир, где атмосфера веселья и радости.
«Воины весело восседают в зале пивном»
Тор — изобилие в каждом доме. Богатство и радость семьи. Трудолюбивый муж, что работает в поте лица, не стесняясь этой работы. Лишь тот, кто что-то делает, пожинает в итоге щедрый урожай и владеет истинным богатством, что всегда преумножается.
Тор — золотистые колосья, гнущие свои тяжёлые головы к земле. Ждущие серп жнеца, не оставляющие хозяина в голоде и нужде. Тот, кто трудится, взлелеивая их, получает щедрую награду за свои старания.
Тор — защита и охранение, предрешённость, которой не избежать. Спокойное знание и готовность, бесстрашие, с которым воины идут в бой, зная, что он может стать последним.
Тор — Мировой Змей, поднимающийся из глубин океана. Скалящий пасть в последнем торжестве. Плавящаяся под чёрной жижей плоть, разъедающая кости. Блестящие в последние мгновения от яда смертоносные клыки и последняя битва, в которой не будет победителя.
========== Вопрос 21 ==========
Комментарий к Вопрос 21
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Тор крепко сжимает в руке палочку. Хмурит кустистые рыжие брови и сжимает губы в плотную тонкую бледную линию. Он чувствует себя охотником, выслеживающим редкую строптивую дичь, и отчасти его сравнение не так уж и далеко от истины.
Вот только это очень спорный вопрос, кто из них двоих охотник.
Геллерт Гриндельвальд — пошесть и чума всего магического мира. Он несёт хаос и разрушения, отравляет разумы своими сладкими речами. На самом деле Тор не может не признать, что что-то в них действительно есть и не поддаться им и их харизме порой бывает достаточно сложно.
Уж кто-кто, а Тор знает об этом из собственного опыта.
Он выходец древней и могущественной чистокровной магической семьи. Его корни уходят ещё в те древние глубины, когда магия и повседневность тесно сплетались друг с другом и ходили рука об руку. Тогда таких, как они, боялись, но уважали, искали их милости и обращались к ним за советами.
А потом пришли фанатики, трусы, не понимающие и боящиеся, и все они вынуждены были уйти в подполье. Спрятаться и затаиться, чтобы не быть уничтоженными.
Гордецы из их числа так и не смогли простить людям их глупость и слабость, а потому копили злобу и обиду столетиями, дожидаясь своего звёздного часа. К несчастью Тора, его семья, напыщенная и мнящая себя богами, была одной из таких. И Тор, выросший в ней и разделявший её убеждения, мало чем отличался от собственного отца и почти всех братьев.
Почти всех, потому что нашёлся среди них один, кто мыслил здраво и пытался дозваться до разума своей семьи. Но кто его слушал тогда, когда появился Геллерт Гриндельвальд — мессия и спаситель всего магического мира?
Тор слишком поздно понял, какими отравляющими были чужие речи. Как за красивыми словами скрывалась ужасающая правда о тотальном терроре и геноциде всех несогласных. Не-маги и маги, не идущие на поводу у тщеславия и гордыни, всех их ждала одна участь в грандиозном плане Геллерта Гриндельвальда.
Хладнокровно и безжалостно убитый Бальдр — самое ясное тому подтверждение.
Лишь со смертью младшего брата в разум Тора вернулась ясность. Лишь тогда он прозрел и понял, что австрийская пошесть не несёт им ничего, кроме горя, смертей и страданий, и кровавого трона гордеца, построенного из чужих костей, возведённого на чужих трупах.
Тор крепче сжимает в руках палочку и бесстрашно идёт в бой. Пусть даже против собственной семьи, пусть даже против целого магического мира. Он идёт в бой за светлую память брата, за мир, в который он верил и к которому стремился. В конце концов он идёт в бой за то, чтобы больше ни один юноша, ни одна девушка не повторили его судьбу.
И даже если ему будет суждено пасть на этой войне, Тор всё равно готов. И крепче сжимая в руках волшебную палочку, он направляет первое заклинание в сторону своего заклятого врага.
========== Вопрос 22 ==========
Комментарий к Вопрос 22
«Насколько тебе дорог Мьельнир?»
Могучий молот Тора — один из главных его атрибутов. Бессменное, несокрушимое оружие, под натиском которого крушатся черепа врагов, а небеса исторгают из себя разящие молнии. От одного его имени трепещут турсы, от одного его имени смертные в почтении склоняют головы. Чтят они его как подателя грозы и вместе с тем считают его символом плодородия. Он несёт с собой дожди, но вместе с тем его ярость способна в одно мгновение испепелить посевы.
Мьёллнир — дар, полученный от двергов, заключивших спор с коварным Локи. Мьёллнир — залог, который ловкач выплатил Громовержцу за обрезанные волосы его прекрасной супруги. Мьёллнир — сакральный символ, чей смысл скрыт от взоров непосвящённых.
В конце концов, Мьёллнир — верный друг и боевой товарищ. Оружие, что никогда не предаст и не промахнётся, никогда не заржавеет и не раскрошится.
Хоть рукоять у него коротковата, но свой молот Тор любит. Он крепок и удобен, дробит черепа врагов, словно орехи, и аккумулирует грозы тогда, когда он желает обрушить на них всю мощь своей ярости. Мьёллнир — единственное оружие, которое будет способно на это, и потому он — любимый спутник Громовержца в любой битве.
Товарищ, что никогда не предаст; товарищ, которого и Тор не может предать.
Мьёллнир ценен и важен для него. Настолько, что в своё время он даже согласился потерпеть унижение и прикинуться женщиной, чтобы вернуть его у Трюма, что его украл. Призвать на его голову гром и молнии и явить во всей красе гнев Громовержца.
Ведь Мьёллнир, по сути, — продолжение Тора. Как и любое другое оружие у любого другого воина. И отобрать его или сломать — всё равно что отобрать или сломать его конечность.
========== Вопрос 23 ==========
Комментарий к Вопрос 23
«Открываем новостную ленту и пишем ответ по первой увиденной записи. Чем не обычнее она будет - тем лучше!»
«Ответьте на вопрос в несвойственной себе манере»
У всех порой бывают тяжёлые моменты. Когда хочется всё бросить, а руки опускаются. Мало кто знает, что богам, вообще-то, тоже подобное свойственно.
У Тора была тяжёлая, стрессовая работа. С одной стороны казалось, ну что в ней может быть стрессового, в самом деле? Он был Громовержцем, властителем грома и молний, — какой же здесь стресс? Однако помимо этого Тор был защитником Асгарда и Мидгарда, сокрушителем турсов. А ещё смертные чтили его как подателя плодовитости и покровителя свободных крестьян. Вызывает уважение, правда? А ведь помимо этого Тору нужно было оставаться любящим мужем, образцовым отцом и мудрым правителем Трудхейма — количество обязанностей, которыми не каждый может похвастаться.
Богам, вообще-то, тоже свойственно уставать. Даже таким несокрушимым гигантам, как Тор.
Мало кто знает, что в моменты наибольшего накопления стресса, Тор мог потягаться в излишней драматичности даже с Локи. Угрюмый и искрящий молниями — лучше было в таком состоянии ему под горячую руку не попадать, скажу я вам. Ведь в лучшем случае схлопочите кулаком по голове, а в худшем…
Нет, не молнию в то место, которое притягивает к себе все приключения и неприятности. Я ведь сказала уже, что в драматичности Тор мог перещеголять даже Локи, верно?..
Это была скверная черта характера Громовержца. Вернее, не то чтобы скверная, но несколько позорная для такого великого воина, как он. А потому в нормальное время и в нормальном состоянии он изо всех сил старался её прятать глубоко внутри. Ведь мало кто знал, что несмотря на всю свою суровость Тор был ещё той ранимой натурой.
При том ранимой в довольно… специфический способ.
— Он опять ушёл в лес, — Локи не то констатирует факт, не то спрашивает, и Один вздыхает, устало потирая глаз.
Дал же Имир на его голову таких своеобразных сыновей, ну честное слово!
— И что на этот раз задело его тонкую душевную организацию? — Локи, меж тем, продолжает любопытствовать, на что побратим лишь качает головой.
— Он случайно сломал лук Улля, — Всеотец отвечает с убийственным смирением, — и расстроился из-за того, что расстроится пасынок. Хотя Уллю, по-моему, всё равно, учитывая сколько у него этих луков. Теперь он вместе с Труд пытается выманить Тора из леса, но, — Один скептично посмотрел на унылое, серое, затянутое облаками небо, с которого начал медленно накрапывать дождь, — как видишь, пока безуспешно.
— Н-да, — многозначительно протянул Локи, вытягивая ладонь, о которую тот час разбилось несколько капель.
Излишний драматизм Тора и такая же ранимость в итоге всегда затягивались проливными дождями. Нет, ну а что, боги не люди, что ли?! И им нельзя хандрить, да?! — Тору в любом случае было всё равно. А потому дожди заливали девять миров уже вторую неделю…
========== Вопрос 24 ==========
Комментарий к Вопрос 24
«Расскажи о своих детях»
Тор любит своих детей. Он гордится каждым из них, каждый из них — его радость и надежда. Трое сыновей — даром что один из них не его крови — и красавица-дочь — все они, однако, доблестные могучие воины, такие же, какими воспитал их отец.
Улль-хитрец, самый меткий лучник и самый удачливый игрок, — быстрее всех он бегает на лыжах и тешет самые крепкие луки.
Магни-ловкач, самый суровый воин и самый могучий из всех детей, — не снискать достойнейшего во всех девяти мирах, кто смог бы в день Рагнарёка после Тора поднять его молот.
Моди-силач, самый яростный и самый воинственный даже среди взрослых мужей, — первейший он средь берсерков и ведёт он их в бой, лишая слабости.
Вот трое сыновей Тора. Его отрада и гордость. Его продолжение и надежда. Все они те, кому суждено пережить Рагнарёк, кому суждено возродить мир из пепла и начать всё сначала.
Тор смотрит на них, на своих сыновей, и не сомневается: у них всё получится. Они смогут исполнить своё предназначение и разделить друг с другом радость и торжество на новой земле, в новой стране. Друг с другом и своей прекрасной сестрой, девой щита и воительницей Труд.
Труд…
Единственная дочь, отрада глаз и радость своего отца. Воинственная валькирия, идущая в бой и ведущая души достойных. Прислуживающая в чертогах Вальхаллы, подносящая пиво эйнхериям. Могучая дева щита, ломающая копья своих врагов — ничем она не уступает братьям по доблести и силе и может на равных потягаться с ними.
Тор смотрит на неё с гордостью и одобрением и знает, что когда придёт время, великих мужей породит её чрево.
Он смотрит на всех своих детей. На доблестных сыновей, на благородную дочь. Он любит их и гордится ими, и знает, что все они выросли замечательными воинами. Достойными, теми, кто смогут построить мир заново, и Тор не сомневается, что этот новый мир будет во стократ лучше старого.
Ведь иначе его дети просто не умеют.
========== Вопрос 25 ==========
Комментарий к Вопрос 25
Нц-шный ивент
Тор — всегда неистовство. Горячая энергия, что требует своего выхода. Неважно как: в бою ли, в весёлой дружеской пьянке ли, в любви ли. Тор — это огонь, сжигающий все преграды, оставляющий лишь пепелище, на котором взойдут новые ростки и будет построено что-то новое. Тор — кипучий натиск, неудержимая сила жизни, что льётся через край, прогоняя скуку, холод и смерть.
Тор всегда такой. Горячий и пылающий энергией, неудержимый и полный жизни — таким он был в самую первую их встречу; таким он был и сейчас.
Сив всегда особенно тянулась к нему из-за этого. Он наполнял её собой, своим жаром и любовью. Будто окрылял, делился силой, отгоняя слабость и уныние. Он был бурей и кровавой бойней, но разом с тем был он и плодородием и подателем жизни.
Ночи с ним были преисполнены огня и страсти. Любовного пыла и экстаза, сводящего с ума.
Тор скучает в своих долгих походах по своей супруге неимоверно. Она тоже томится по его ласке, а потому едва они видят друг друга, как тут же бросаются в страстные объятия друг друга. С жадностью приникают друг к другу, сливаясь в поцелуе, которым не могут утолить свою жажду и голод по ласкам друг друга.
Вечер в такие дни особенно желанный гость в их чертоге. А ночь-искусительница пополняет свою бездонную копилку ещё одной жаркой тайной, посвящённой лишь ей одной, но разделённой между двумя.
Они целуются с жаром и пылом, ухватывают короткие моменты близости друг с другом. Словно алчущие, что жадно приникают к ручью с кристальной водой, они сплетают свои языки друг с другом. Утопают в поцелуях, кусая губы и стукаясь зубами, пока руки рвано, быстро, путаясь и срываясь, освобождают тела друг друга от одежды.
Она теряется где-то на полу, но никто не обращает на это внимания. Тор легко подхватывает Сив, укладывая её на кровать, и смотрит с любовью, с тоской долгого расставания в милые черты.
Сив в ответ улыбается озорно и лукаво и с лёгкостью укладывает поддающегося мужа подле себя, возвышаясь над ним. Склоняется, заправляя за ухо прядь золотых волос, и целует коротким поцелуем. Хитро блестит глазами, отстраняясь, и двигается намеренно плавно и неспешно.
Она слегка выгибается, выставляя вперёд грудь, позволяя Тору, заинтригованному, но всё же нетерпеливому, любоваться видом. Небрежно откидывает со спины густые тяжёлые волосы и медленно разворачивается, поворачиваясь к мужу спиной.
Она соблазнительно прикусывает пухлую губу, хоть Тор этого и не видит. Слегка прогибается в пояснице, отчего явственней проступает тонкая линия позвоночника, и Тор касается её пальцами. Мягко проводит подушечками по нежной светлой коже затемнённой в неверном свете подрагивающих свечей впадинке, вторую руку положив супруге на ногу у самого бедра.
Сив выгибается чуть сильнее и делает качающееся движение тазом, проходясь по твёрдому члену супруга ягодицами. Сильнее закусывает губу, когда слышит предупреждающий рык, и делает ещё несколько таких движений, дразнясь. Хватка мужа на её ноге становится сильнее и ощутимей, и Сив в блаженстве прикрывает глаза.
Она чуть подаётся назад и плавно опускается, принимая в себя своего супруга. Садится до самого низа и медленно качает бёдрами. Изящным движением заводит руку за голову, убирая упавшие на спину золотые пряди, и перекидывает волосы себе на грудь, закрывая её.
Мозолистые сильные руки Тора медленно скользят по ногам к бёдрам и выше к плоскому, даже несмотря на прошедшую беременность, животу, одаривая грубоватыми ласками нежную женскую кожу. Скользят по бокам, будто пытаются запомнить, впитать в себя облик, очерчивая плавные мягкие линии. И вместе с тем…
Он толкается резкими рваными движениями. Сив на нём слегка подпрыгивает, постанывая, и лукаво сверкает глазами, призывно улыбаясь, глядя через плечо. Она двигает бёдрами в такт, и воздух вокруг них накаляется, медленно загораясь огнём.
Мало, невероятно мало.
Тор рычит в нетерпении, ускоряя ритм. Хватка его становится сильнее и грубее, но не настолько, чтобы причинить любимой жене боль или в порыве страсти украсить её безупречную кожу россыпью синяков. Сив от этого, наоборот, лишь смеётся и запрокидывает голову назад, касаясь затылком твёрдого сильного плеча. Выгибается, меняя угол, и крепче обхватывает мужа внутри себя.
Тор дышит глубоко и громко, и рыки, доносящиеся из его утробы, смешиваются с низкими стонами. Он поднимает выше руки, проходясь по женским рёбрам, и останавливает их на грудях, волосы с которых волнами распались в разные стороны. Хватается за них, сжимая, и Сив вторит ему громче и протяжнее, обхватывая рукой сзади за крепкую шею.
Они двигаются вместе, и огонь страсти лишь сильнее разгорается внутри. Близости недостаточно, горячий тяжёлый воздух липкой паутиной оседает на коже, но это всё не то, не то! Им нужно больше, нужно выпустить энергию и позволить огню сжечь себя дотла.
Тор с лёгкостью подхватывает Сив, прижимая её к своей разгорячённой груди. Она вибрирует от низких полустонов-полурычания, и стоит женской спине коснуться её, как обоюдный жар сливается в один поток лавы, неконтролируемой и сносящей всё на своём пути.
Ему не стоит никаких усилий опрокинуть супругу на сбитую постель. Прижать своим телом, наваливаясь сверху на её спину. Сив мычит долго и протяжно сквозь закусанные губы, выгибая шею, и сжимает в кулаках льняную простынь.
Ей не хватает воздуха, но вовсе не оттого, что Тор тяжёлый. Он просто густой и вязкий, и вовсе не хочет быть воздухом. Лишь цельным желанием и пламенем, сжигающим лёгкие, требующим больше, больше, больше.
Больше близости, больше жара. Больше, ещё, ещё больше!
Тор двигается в ней быстро, но удивительно ритмично. Глубоко и сильно, распаляя, разжигая, сжигая всё к ётунской прабабушке. Кожа к коже, тело к телу — кажется, ещё немного, и они вплавятся, врастут друг в друга и станут одним целым, как когда-то были одним целым разделённые ныне пары божественных близнецов. Однако этого недостаточно, и ненасытному пламени нужно больше.
Любовный экстаз похож на извержение вулкана. Огонь и лава, сметающие всё на своём пути. Громкий протяжный стон Сив и следующий за ним после резкого движения бурный поток обжигающего семени. Высвобождение энергии, сжигающей и возрождающей из пепла вновь и вновь после каждого раза.
Горячее тепло согревает, растекаясь по жилам вместе с кровью. Баюкает волнами успокоения и умиротворения. Животворящая сила, оплодотворяющая и несущая надежду для молодых ростков, что пробиваются ввысь, к свету и солнцу. Собственно…
Никто из существ девяти миров не оказывается отличен от них и не обделён милостью цикла. И Сив, удобно укладывающаяся на широкой могучей горячей груди своего супруга, не становится исключением. Его сильные руки мягко и аккуратно обнимают её, оберегая, и Сив спокойно закрывает глаза.
Пока в утробе её медленно, но уверенно зарождается новая жизнь.
========== Вопрос 26 ==========
Комментарий к Вопрос 26
«Какого ваше отношение к смертным?»
«Ответ на иностранном языке»
Жители Мидгарда — забавные ребята. Тор любит их словно своих детей. В принципе, хоть и отцом людей зовут Хеймдалля и Одина, Тор с большей вероятностью может называться этим почётным званием. Он — первейший защитник смертных, великий воин и суровый Громовержец. И вместе с тем он — податель жизни, а его сокрушающий черепа врагов молот в равной с этим степени считается символом плодородия.
Стилизованные фигурки с ним — любимейшее украшение и оберег и женщин, и мужчин, и детей.
Смертные любят его и чтят едва ли не больше других. Они уважают его, но вместе с тем опасаются его гнева. Тор редко гневается на людей, чаще ярость в его крови закипает от посягательств ётунов да турсов, но размах её всегда так велик, что эхо долетает даже до Мидгарда. Гнутся тогда до земли деревья, а гром оглушает, пугая скотину и людей. Сверкают молнии и хлещет дождь, словно свежая кровь из жертвенного животного.
Тор, однако, всегда отходчив. И на людей он никогда не злится. Наоборот старается быть с ними приветлив и уважать их так, как уважает отец своих детей. Помогать им с делами, сеять и собирать богатый урожай, вести мужчин в бой, обучая доблестным сражениям.
Люди за многое любят его и по праву считают своим главным заступником. Тор любит людей в ответ, льстят ему их высокие похвалы, но вместе с тем и чувствует он за них, слабых и смертных, особую ответственность. Опекается ими, своими многочисленными детьми, и старается никогда не бросать их в беде.
Старается не подводить их так же, как они не подводят его.
========== Вопрос 27 ==========
Комментарий к Вопрос 27
«Как относишься к Локи? Почему ты часто путешествовал с ним?»
Побратим Всеотца хитёр и лукав как и подобает всякому выходцу из его рода. Не ведает он чести, нет у него совести, лишь вечная, как мир, обида на этот самый мир и ярость ядовитая, да зависть непомерная. Никто не любит Локи, равно как и Локи никого не любит, ну, или по крайней мере так всем удобно думать и считать.
Тор никогда не спорит. Хотя бы потому, что словесные споры — это не его. Ему больше по душе сжать в руке молот или на худой конец секиру и решить спор в битве, ратном сражении.
Но Локи не таков. Он извивается словно змей, он ловок и хитёр, проворен, словно лис. Он избегает кровавых битв, но нет умелее бойца на поле хулы и оскорблений. Ни для кого не жалеет он свой яд и ненависть, всегда бьёт безжалостно и точно, пусть и всего лишь насмехается.
За это его, поди, и ненавидят. Впрочем, ничего удивительного.
Удивительно, меж тем, то, что из всех асов больше всего хитрец и обманщик сумел спеться с Тором. Прямолинейным, простоватым, добродушным Тором. Убийцей турсов, безжалостным громовержцем Тором, не ведающим пощады на поле брани.
Они ведь были полярностями друг друга, полными противоположностями, что по нраву, что по поведению. Асы судачили, что Тор — единственный, кого Локи действительно боится и, возможно, хоть немного уважает, и сами смотрели на Громовержца с уважением. Дескать, приструнил и остепенил мерзкого выскочку, держит ещё и его на коротком поводке — молодец, Тор!
Сам Тор от подобного чувствует себя несколько неловко. Ну да, они с Локи различались, и, будем честны, терпеть Локи было тем ещё испытанием для не отличающегося терпением Громовержца. Но если на мгновение закрыть глаза и отрешиться… Локи, в сущности своей, был не так уж и плох. Ну, вернее, было в нём и что-то терпимое, приемлемое, то, что хоть немного сглаживало невыносимые стороны его крутого нрава.
Тору это нравилось. Локи в принципе ему нравился. Ну, иногда, ладно, тогда, когда его не хотелось придушить прямо на месте, потому что терпеть его ехидство и язвительные комментарии просто уже не было никаких сил. Да и кроме того из них получился на диво гармоничный дуэт… Боевой дуэт разумеется, о мудрейшие норны, а не то, о чём все тут же подумали!
Хотя асы тоже судачили, что не только дружба и страх со стороны Локи связывают их. Особо дерзкие сплетники распускали довольно грязные слухи, сами того не ведая подпитывая ненависть и злобу униженного ётуна. Тор, как мог, пытался приструнить их — гнева его воистину боялись, но сказанного, увы, уже не вернуть.
В любом случае, они всё равно путешествовали вместе. Это было, как минимум, эффективно, ведь там, где было мало грубой силы Тора, Локи приходил ему на помощь своим гибким изворотливым умом — оружием не менее острым и значимым, знаете ли!
И Тор всегда был благодарен. Искренне, не так, как другие асы, которых Локи выручал из затруднений. Он отдавал ему самое ценное, что мог отдать в благодарность за всё пережитое вместе.
Он отдавал ему свою дружбу. Как жаль только, что в итоге её оказалось для Локи слишком мало.
========== Вопрос 28 ==========
Комментарий к Вопрос 28
«Расскажите о своей любимой семье и отношениях с ближайшими родственниками :3»
У Тора, пожалуй, самая многочисленная семья во всём Асгарде уж точно. Мать, отец, мачеха, восемь единокровных братьев, жена, трое детей, пасынок и племянник — со всеми ними у Тора одна кровь; со всеми ними связывает его родство.
Почти ни с кем, однако, это родство не ощущается.
Братья для Тора — скорее боевые товарищи и друзья; родители — старшие, которым он подчиняется. Лишь его собственная семья — действительно семья, а собственный дом — дом, в который хочется вернуться после изнурительного похода.
Там его всегда и неизменно ждут. Там всегда тепло и уютно. Этот дом наполнен жизнью и радостью, и в этом доме Тор действительно дома. Рядом с любимой женой и детьми; рядом со своей семьёй, которую он создаёт отдельно от той семьи, из которой происходит.
И пусть это немного грустно, но это правильно.
========== Вопрос 29 ==========
Больше всего в сложившейся ситуации я ненавидела тот момент, когда наступал день выбора, за кого же писать первый пост. Кандидатов, как несложно догадаться, было много, но я уважала чувства подписчиков и других отвечающих, а потому написание и публикация всегда растягивались на девять долгих дней.
Ну, кроме того случая в августе, когда во мне проснулась моя обидчивая мстительная натура, разумеется.
— Итак, мальчики, завтра первое сентября, самое время решить, кто станет первой жертвой, — скрестив руки на груди, я обвела взглядом прилежно (в кои-то веки, в самом деле!) ожидающих мой вердикт божеств.
Это всегда было непросто. И выбор всегда растягивался на долгие часы, вызывая у меня мигрень и радикальный метод решения проблемы.
— Попробуем договориться или мне сразу переходить к однозначному решению? — вопрос, на самом деле, был риторическим, но, чёрт возьми, я всегда была слишком мягким и неконфликтным человеком, который пытался решать вопросы полюбовно…
Когда-нибудь я определённо привыкну к тому, что с этими пидорасами можно сосуществовать только диктаторскими методами… Если я, конечно, хочу сберечь свою психику хотя бы в относительной целостности.
— Чего нам договариваться, ясно, как молнии, что первым буду я! — упрямо пробасил Тор и тут же обвёл всех присутствующих предостерегающим взглядом льдисто-голубых глаз. — А если кого-то это не устраивает, мой молот уже давно лежит без дела.
— Это не гуманно и не демократично, — недовольно проворчал Тот. — А влияние на потенциальных соискателей грубой силой лишь подчёркивает недостаток ума кандидата.
— Я смотрю, ты с Форсети переобщался, птичка? — дёрнув глазом, процедил Тор. — Тебя, петух забугорный, спрашивать будут в самую последнюю очередь!
Тот возмущённо крякнул. За него внезапно вступился Форсети:
— Но, дядя, ты действительно не прав. Мы должны взвесить все «за» и «против», прийти к коллективному решению…
— Форсети, брат, в нашем случае это не работает, — со знанием дела покивал Улль, а после хитро улыбнулся, сверкнув глазами. — Давайте не будем ссориться и спорить и просто бросим монетку?
— Улль, нет, второй раз мы на это не купимся, — одарив удачливого аса мрачным взглядом, отрезал Фрейр. — Лучше давайте придумаем какой-нибудь другой способ…
— Позовём Фенрира? — заинтересованно пробасил Тюр. — А что, помнится, он неплохо справлялся с этой обязанностью…
— Ага, вот только договориться с этим засранцем мог только ты, — недовольно фыркнул Хеймдалль и тут же жёстко припечатал: — И вообще, с Фенриром сейчас Локи, а я не доверяю этому ублюдку.
— Можем попросить Видара, — не сдавался Тюр.
— Видар пошлёт нас нахер, — мгновенно парировал Хеймдалль.
— Вот именно поэтому первым должен быть я! — гневно пробасил Тор. — Никто из вас не будет спорить с тем, что я всеобщий любимец и вообще Хильда любит меня больше.
— Да ну? — хором откликнулись Фрейр, Улль, Тюр, Тот, Форсети, Хеймдалль и доселе молчавшие Один с Ньёрдом. — Хочешь проверить? — на этих словах я, о которой все, как обычно, благополучно забыли, побледнела, мгновенно представив, во что может вылиться попытка выведать у меня, кого из своих подопечных я люблю больше.
— Так, а ну ша! — пока дело не запахло жареным, я поспешила вмешаться, многозначительно подбрасывая в руке звякающий мешочек. — Так и знала, что всё в итоге придётся решать самой. Буду опять разбрасывать руны.
— Ну Один, твою мать! — хором обиженно воскликнули «мальчики», все как один повернувшись к Всеотцу, спокойно курящему трубку Гэндальфа.
— А что сразу «Один»? — натурально возмутился он. — Чуть что сразу «Один»… Я тут вообще сижу и не отсвечиваю, если вы не заметили.
— Ага, вот только кто перед этим обучил Хильду рунам, а? — мрачно и недовольно проворчал Тор, обиженно нахохлившись, пока я изымала из мешочка руны каждого из божеств.
— Не печалься, Громовержец, — насмешливо фыркнув на этого обиженного ребёнка в теле взрослого божества, миролюбиво протянула я, переворачивая лицом к нему упавшую руну. — Будешь в этот раз первым.
Тор мгновенно просиял, засветился весь, гордо выпятив грудь.
— Я же говорил, я буду первым! — важно произнёс он, и я всё-таки не смогла удержаться от смешка.
Да, с этими «мальчиками» было определённо не соскучиться. Зато, как однажды точно сказал Один, было весело, и я, в общем-то, ни о чём не жалела.
Комментарий к Вопрос 29
«Вопрос для тех, у кого несколько ролей — даёшь шизофреническую общагу! Представьте, что боги, за которых вы отвечаете, пытаются “ужиться” друг с другом у вас в голове. Как они определяют между собой, за кого вы будете прямо сейчас писать ответ? Какие казусы между ними могли бы случиться? Может, вообще драку затеяли бы? Слушают ли они ваше мнение, как отвечающего? Пофантазируйте! Даёшь стёбный ответ»
========== Вопрос 30 ==========
Комментарий к Вопрос 30
«Расскажи о своей первой жене»
Ярнсакса никогда не была Тору женой. Воинственная и воинствующая дева, что наравне с мужчинами шла в бой — и против Тора в том числе — вот кем она была.
Тор в ту пору был молод и юн. Горячая кровь куда сильнее и ощутимее вскипала в его жилах. И решительная сильная женщина покорила его разум и сердце.
Она не боялась его. Она выступила как равная против него. Бой с ней был захватывающим, но честным, и сражалась она с неистовством и силой, ничуть не меньшими, чем у мужчин её племени.
Когда же она проиграла, она бесстрашно смотрела в глаза Тора, признавая его честным победителем и триумфатором — в ту пору подобным мужеством можно было снискать не только его уважение, но и женщине похитить его сердце и вскружить голову.
Впрочем… Тор солгал бы, если бы сказал, что по-своему не любил Ярнсаксу. Однако любовь эта значительно отличалась от той любви, что в итоге он дарил ласковой и нежной Сив.
Любовь, которой он воспылал к Ярнсаксе, была неистовой и безумной. Неудержимой, страстной, горячей — она была будто бы продолжением их борьбы. Продолжением войны и ненависти, с которыми ётуны всегда выступали против асов.
В первую очередь против Тора.
Ночи, которые он проводил с этой женщиной, были преисполнены огня и буйства. Они были словно маленькое сражение, в котором не было победителя. Ярнсакса принимала его добровольно, хоть и пыталась навязать своё превосходство.
Тор никогда не проигрывал ей, но это вовсе не значит, что в глубине души он ею не восхищался.
Так что не было ничего удивительного в том, что в конце концов связь их дала свои плоды. Чрево сильной женщины, неистовой воительницы, породило великого сына, крепкого и дюжего, доблестного и смелого. Сына, которому суждено в будущем поднять отцовский молот и унаследовать его.
Породило оно первенца Тора-Громовержца, его гордость и радость, сына, которого отец в конце концов забрал с собой в Асгард.
Роман их, если он вообще был, как и связь быстро затих и оборвался. Тор покинул Ярнсаксу, и едва ли она долго горевала по этому поводу. Дороги их больше никогда не пересекались, и глядя на Магни, Громовержец думает лишь об одном.
Воинственную и воинствующую деву ему суждено было повстречать только для того, чтобы родился этот ребёнок.
========== Вопрос 31 ==========
Комментарий к Вопрос 31
«Твой отец позднее женился на Фригг. Какие у тебя отношения с мачехой?»
Фригг — необычная женщина. Определённо она — та единственная, кто достойна называться женой самого Всеотца. Хитрая и лукавая — точь-в-точь как Один. Однако хитрость и лукавство её, даже в отличие от её великого супруга, не направлены во вред или зло.
Фригг — хранительница тайн. Ведает она судьбы всех живущих, оберегает их и вместе с норнами прядёт великие нити. Стойка она должна быть, бесстрастна, ведь как бы ни были переменчивы дороги судьбы, всё равно приведут они к одному и тому же концу каждого. Как ни старайся, как ни вмешивайся — итог всё равно будет один и с ним нужно лишь смириться.
Не каждый муж может похвалиться той выдержкой и смелостью, с которыми жена Всеотца выполняет свой долг.
Помимо этого, впрочем, Фригг — хранительница очага и дома. Мудрая и рассудительная хозяйка и великая женщина. Ключи на её поясе — гордость и честь, и Фригг действительно горда носить звание первой супруги Одина — ни одной конкубине великого Всеотца не было оказано высокого доверия, и ни одна из них так и не стала хранительницей очага в его доме.
Впрочем, Фригг никогда не хвалилась этим и не задирала от этого голову так, как часто делают другие жёны, торжествующие над менее удачливыми соперницами. Не смотрела, конечно, на других женщин Одина как на равных, но и не было презрения в глазах её и действиях по отношению к их сыновьям.
Наоборот, кажется, всех их она сама считает своими родными детьми. Вот только не каждый из них отвечает Фригг тем же.
Впрочем, Тору она нравится. Красивая женщина с твёрдым характером и несокрушимым стержнем — идеальная пара для отца, стоящего над всеми ними. И самому Громовержцу стала она доброй советчицей, к которой всегда можно прийти за мудрыми словами и утешением. Не матерью, но подругой, знающей и понимающей даже то, о чём не всегда хочется говорить.
А большего им было и не надо.
========== Вопрос 32 ==========
Комментарий к Вопрос 32
«Описание внешности, как можно подробнее»
Тор высокий, самый высокий из числа асов, уступающий в росте лишь вану Ньёрду. Плечистый и крепкий, он словно вытесан из камня. Мышцы его сильны и тверды, и ломаются о них мечи, словно о несокрушимые скалы. Фигура его мощна и велика, как и подобает фигуре могучего воина и богатыря.
Руки его сильны настолько, что могут с лёгкостью раскалывать камни, словно орехи. Горячие и мозолистые, даже дружеские удары, которыми Тор одаривает своих товарищей и родственников, неизменно сильны и ощутимы, трещат под ними кости и долго ещё остаётся на коже их отзвук.
Как и тело любого мужа, бывшего в бою, усеяна богато его кожа шрамами. Оружия могучие и сильнейшие могут оставить свой след на теле великого Громовержца, и каждое новое ранение встречает он раскатистым довольным смехом.
Боли он не чувствует, но коль удаётся кому-то задеть его, значит, то достойный соперник, о котором Тор ещё долго будет помнить и вспоминать с уважением.
Перед каждой новой битвой Тор украшает себя священными знаками. Не носит он, как ваны и некоторые из его братьев, постоянные татуировки, но каждый раз рисует на руках и лице своём новую вязь, укрепляющую и дарующую удачу в бою.
Рыжие волосы огнём, лишь менее ярким, чем у Локи, горят на его голове. Жёсткие и густые, как и подобает свободным доблестным асам, они длинные, но не убраны ни в косички, ни в какую иную причёску. Ярким пятном выделяют Громовержца, идущего в бой или в новое приключение.
Пышная борода такая же рыжая, жёсткая и длинная. Топорщится она в стороны и лишь она одна украшена несколькими тонкими косичками, в которые вплетены костяные бусины с вырезанными на них рунами.
Лицо у Тора широкое и круглое. Как и вся его фигура, сбитое крепко, ладно. В компании друзей царит на нём открытая добродушная улыбка; в компании недругов же хмуро оно, словно грозовое небо, навевает страх оно и дурные предчувствия.
Смотрит Громовержец глубоко посаженными льдисто-голубыми глазами, и гремит гром за его спиной и искрят молнии в напряжённом воздухе — с врагами и недоброжелателями разговор у Тора всегда краток.
Тем, кто приходят с дурными помыслами, не делает он поблажек. Ждёт их лишь одно завершение в делах с Громовержцем-Тором.
Зато с друзьями и родными всегда добр и щедр Тор. Дружелюбен и открыт он с ними и отдаёт он тепло и радость своего сердца им. Ничего не жалко добродушному Тору для тех, кто дорог его сердцу, и лишь им одним известно, сколько добра скрывается в нём за суровой внешностью.
========== Вопрос 33 ==========
Комментарий к Вопрос 33
«Пока ты не получил свой молот, как ты сражался?»
Верный Мьёллнир — самое лучшее и удобное оружие, даже несмотря на его несовершенность. Сражает он всех врагов громовержца и никому из них не дано уйти от него живым.
Но молот — это всего лишь молот. Это оружие, средство, которым Тор перенаправляет свою силу. Основная же боевая мощь и умения кроются в нём самом. Он сам своё оружие, его доблесть и сила сражает врагов.
Пока коварный Локи не преподнёс ему в дар Мьёллнир, Тор сражался сам. Мечи никогда не выдерживали его силы и натиска, ломаясь в пылу сражения; секиры и боевые топоры тоже стесняли воина, не позволяя ему разгуляться на полную мощь.
Поэтому Тор сражался голыми руками. Кулаками, крепкими как скалы, крушил он черепа врагов да пробивал их грудины, дробя рёбра. Могучими пальцами сдавливал он кости, ломая их, и не было равных ему в кулачных боях.
Даже без оружия сокрушал он врагов, повергал их не меньше, чем облачённые в доспехи воины, орудующие мечами да секирами. Слыл могучим богатырём, которому достаточно лишь кулаков для того, чтобы повергать врагов.
Но это была лишь часть правды. Ведь воин без оружия — либо отчаянный, либо глупец, ибо в любое мгновение удар мог настигнуть его.
Тор не был ни отчаянным, ни глупцом. Он просто не мог найти такое оружие, что стало бы ему верным спутником, а не обузой, стесняющей в бою и лишь мешающей в нём.
А потому лишь когда у него появился Мьёллнир, надобность воевать лишь голыми кулаками наконец-то навсегда отошла в тень прошлого.
========== Вопрос 34 ==========
Комментарий к Вопрос 34
«Ваше божество один из семи смертных грехов»
Тор всегда любил поесть. Поесть много, слишком много, настолько, что прокормить его было самой настоящей проблемой.
Тор не просто любил поесть. Он был прожорлив, прожорливее огня, что пожирает древесину и не может остановиться, пока не пожрёт её всю. Он и не скрывал этого, своей любви к тому, чтобы поесть.
Не было меры тому, сколько он ел. Где бы ни появился он, в какой компании, в каком месте, на каком празднике, всегда он ел и ел, и ел. Пожирал, сжирал всё, что было, и каждый раз ему было мало.
Ничтожное количество не могло утолить его непомерный голод, толкающий Тора есть всё больше и больше. И никогда не утолять его.
Тор ел больше того, что его организм мог использовать и переработать. Пускай поначалу это было ещё не так сильно заметно, ведь Громовержцу надлежало использовать много сил и энергии для борьбы с врагами Асгарда да ведении бесконечных войн с ётунами и турсами.
Для этого Тору надлежало есть много и часто. Но очень скоро простая нужда и необходимость превратились в излишек. Вернее…
С самого начала они были излишком.
Тор ел непомерно много, всё время оставаясь голодным. С каждым разом съедал он больше предыдущего, уже давно обогнав норму не только необходимости, но и любого приличия. Наращивал массу и обрастал жиром — даже это не могло остановить его от того, чтобы есть больше. Есть, не прекращая, и с каждым новым приёмом пищи хотеть ещё с новой силой.
Принимать новую энергию, не успевая растратить старую — всё больше и больше некогда страшащий врагов Громовержец превращался в бочонок, с трудом переставляющий ноги. Из грозы ётунов он превратился в посмешище, и молот его ещё при живом отце пришлось взять в свои руки Магни, дабы не позволить коварным турсам сокрушить Асгард.
Пока Тор продолжал жрать всё больше, больше и больше.
Желание и потребность, превратившиеся в излишество — Тор словно не замечал этого. Продолжал поддаваться пороку и заплывать жиром всё сильнее и сильнее.
Пока в один прекрасный день просто не утонул в нём.
========== Ньёрд. Вступление ==========
В Ноатуне воды прилива ласкают корабельную древесину. Суда тихо ударяются о причал, но они привязаны крепко, надёжно, так, что ни одна из дочерей ворчливой Ран не сможет умыкнуть их себе.
Трудятся слуги, заламывая грубые просоленные канаты, притягивая очередной корабль к берегу. Помогают хозяину окончательно вернуться из плавания и спокойно сойти на берег.
Ньёрд легко спрыгивает на твёрдые доски причала. Древесина слегка поскрипывает, и ван-мореход хмурит кустистые брови. Не к добру стоны причального дерева так же, как и стоны дерева корабельного.
Что ж… В таком случае, надобно исправить неисправность, подлечить причал, ставший на пороге хвори, до того, как станет слишком поздно — хороший хозяин должен заботиться о своём имуществе заранее, если не хочет получать от него неприятные сюрпризы.
Ньёрд кивает сам себе, помогая разгрузить лодчонку, на которой он вернулся с очередной рыбалки. Тяжёлые сети богато усеяны рыбой, и требуется не один крепкий молодец, чтобы унести щедрый улов. Доски, меж тем, скрипят и жалуются под чужой поступью, и Ньёрд скупо улыбается.
Похоже, в этот раз на берегу ему придётся задержаться подольше.
К вечеру работа стихает. Суль гонит коней, и Арвак с Альсвинном, быстрые, несут колесницу за край небосвода. Ньёрду кажется, будто она тонет в водах мирового океана, разливая за собой на прощание пурпурную кровь сияющей богини. Мани, её брат, готовится взойти на небосвод, но прежде чем это случится, в коротких прощальных лучах Ньёрд успеет сделать свою работу.
Молоток ударяет по деревянным гвоздям — зрение подводит Ньёрда. Свет гаснет быстрее, чем он рассчитывает, а факела с собой у него нет.
Зато он есть у Фрейра, ступающего к отцу лёгкой походкой. Есть он и у Фрейи, везде следующей за милым братом.
Ньёрд улыбается, глядя на своих детей. Фрейя мягко и плавно опускается рядом с ним, не мешая, но как-то умудряясь положить голову отцу на плечо. Фрейр же держит два факела, освещая ему работу.
— Мы пришли скрасить скуку твоей работы, — Фрейя мурлычет почти так же, как кошки, которых она так любит. Щурится хитро, кстати, один в один, как они.
— Расскажи, отец, как прошло твоё последнее путешествие, — Фрейр присаживается на корточки напротив, неотрывно глядя на родителя.
Ньёрд усмехается уголками губ и прикрывает глаза. Что ж… Немного времени, прежде чем работа будет завершена, у него всё же есть, а потому…
Он может утолить детское любопытство.
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Ответьте на вопрос, который сами хотели бы задать своему персонажу»
«Почему тебя так манит вода?»
Большую часть времени он проводит в море. Надолго уходит в плавания, лишь изредка возвращается обратно на сушу, да и то не задерживается там особо.
Вода давно манит его, ещё с детства. А теперь, когда Нертус ушла от него обратно в воду, из которой в мир и приходит всё живое, так и подавно.
Ньёрд часто задаёт себе вопрос: почему? Неужели он до сих пор в подсознательном отчаянии пытается найти Нертус? Ищет её денно и нощно и так никогда и не находит.
Эгир, старый-добрый друг, часто скрашивающий ему часы одинокого плавания, смотрит с печальным сожалением. Иногда Ньёрду кажется, что он понимает его даже лучше, чем он сам.
«Она не вернётся», — так и читается в глазах морского великана, и Ньёрд спешит отвести взгляд.
Он знает это. Но всё равно ничего не может поделать с тем зовом, что каждый раз ведёт его за собой в воду. Гонит прочь с суши, оттуда, где остаётся всё его хозяйство и их с Нертус дети.
Даже они, последние напоминания о давно ушедшей матери, не могут надолго удержать Ньёрда.
Быть может, тогда это сможет сделать новая жена?
Скади холодна и неприступна. Их брак — чистая случайность и такая же чистая формальность. Ньёрд поначалу думает, что ничего из этого не получится, однако…
Норны прядут для него другую нить. И сплетают две дороги в одну. И Скади, холодная, неприступная Скади, навсегда поселяется в сердце Ньёрда.
Он влюбляется в неё неожиданно даже для самого себя. Она наполняет его сердце смыслом так же, как когда-то его наполняла Нертус. Вот только не везёт всё равно вану-мореходу: Нертус, любящая его взаимно, навсегда покидает своего мужа и брата, в то время как Скади остаётся рядом, но она не любит Ньёрда.
В конце концов, она и вовсе возвращается в свой чертог. Не навсегда, конечно, но тем не менее дом её случайного мужа тягостен и неприятен ей. В нём она не чувствует себя дома, чувствует в нём себя чужой, а потому считает лучшим вернуться в пустынный дом своего отца.
Какая, в конце концов, разница, где коротать одинокие дни: в пустом отчем доме или в доме мужа, вечно пропадающего в море?
Ведь Ньёрд снова и снова чувствует этот зов морских глубин.
Вода манит его и успокаивает. Исцеляет израненное сердце. Тихо и плавно идёт корабль по волнам под песни дочерей ворчливой Ран, и душа Ньёрда устремляется следом за ними. Нет ни покоя, ни утешения вану-мореходу, но вода и морской ветер гонят прочь гнетущие печали.
И каждый раз возвращаясь домой, на сушу, Ньёрд надеется, что там его будут ждать и встречать. Он надеется, что настанет тот день, когда вечные поиски завершатся успехом, и сойдя на берег, он получит своё сокровище и свою награду.
Объятия и поцелуи любимой женщины, что скучала по нему, ожидая его. И думая об этом, всё чаще и чаще Ньёрд представляет, что такой женщиной будет именно Скади, а не навсегда ушедшая в воды Нертус.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Расскажи о матери Фрейра и Фрейи»
Нертус прекрасна в своём воплощении. Она — любовь и добро, плодородие и жизнь, чистота. Везде, где она проходит, смерть отступает, и новый цикл начинается.
С маленького семечка, из которого прорастёт могучее дерево; с крошечной пульсации жизни, из которой на свет появится дитя.
Нертус — радость и надежда. Люди любят и чтят её, почитают благодетельницу и подательницу жизни. Всё, что связано с ней, священно и непорочно, прекрасно и не может быть осквернено. Её превозносят на самую вершину и называют великой матерью, и любят её действительно как мать.
Ньёрд, её брат и супруг, всегда пребывает в её тени. Но он никогда не противится этому и не возмущается. Наоборот, глядя на прекрасную сестру и супругу, он восхищается ею не меньше, чем смертные, и из раз в раз приносит ей изысканные дары.
Нертус на это всегда смеётся чистым звонким, словно ручей, смехом и обвивает тонкими белыми руками могучую шею. Ньёрд в такие моменты всегда затаивает дыхание и не смеет прикоснуться к прекрасному в ответ.
Он вообще считает, что касаться Нертус — страшнейшее из всех преступлений. Кощунство, от которого не очиститься и не откупиться. Она, однако, переубеждает своего прекрасного брата и супруга в обратном и сама накрывает его губы своими.
«Ты часть меня. А я часть тебя»
Поцелуи Нертус всегда сладки. Они словно наполняют силой и жизнью. Она словно даже через них дарует своё благословение и одобрение, когда её пальцы скользят ниже, а сильные руки Ньёрда сжимают мягкие женские округлости.
Нертус ведь всё-таки в первую очередь подательница жизнь и мать-родительница.
И в общем-то, это вопрос времени, когда она вместе с Ньёрдом зачинает в своей утробе новую жизнь. И даже не одну.
С крошечной пульсации жизни на свет появится их общее дитя. Даже если это будет последнее чудо, что доведётся сотворить прекрасной угасающей Нертус.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
Ньёрд ещё с раннего детства знал: он — мужчина, и его главная задача защищать свой дом и добывать еду, чтобы прокормить и себя, и сестру. К охоте у него никогда не лежала душа, но вот вода манила к себе, тянула, и Ньёрд научился корабельному делу быстрее, чем взял в руки боевую секиру и пошёл с другими мужчинами в свой первый поход.
Нертус, его любимая трудолюбивая сестра, вместе со служанками хлопотала по дому, вела хозяйство и занималась в поле, в то время как её брат надолго уходил на рыбалку, бесстрашно выходя в море.
Они были ещё детьми, когда остались одни, без родителей, а потому повзрослеть им пришлось намного быстрее срока.
Ему едва минует двенадцать зим, а у него уже огрубевшие от постоянных мозолей руки, обветрившееся от солёных морских ветров лицо, хотя его губы ещё не тронуты даже юношеским пушком, и извечная складка над переносицей от постоянно нахмуренных бровей. Суровый взгляд и железная хватка, бесстрашие, с которым он выходит в море, и непоколебимость — Ньёрд, ещё по сути мальчишка, уже давно превращается в доблестного мужа.
Он выходит неисчислимый раз на рыбалку в море. Его воды спокойны, а дующие с берега ветра не сулят непогоды. Ньёрд щурится, вглядываясь вдаль, и серьёзно кивает сам себе: рыбалка должна быть удачной, ничто не должно пойти не так.
Лодчонка легко скользит по водной глади. Ньёрд с усердием налегает на вёсла, что с тихим хлюпом разгоняют воду. Судёнышко плавно идёт вперёд, всё дальше и дальше отдаляясь от берега, и лишь когда он окончательно скрывается из виду, Ньёрд отпускает вёсла и выбрасывает за борт сети.
Даже не подозревая, что за ним уже давно наблюдают чужие любопытные девичьи глаза.
Дочери морского великана Эгира, единственного хозяина и господина всех морей, замечают чужака, что повадился рыбачить в этих водах, не выказывая должного уважения их отцу. Он — ещё совсем мальчишка с повадками и претензиями взрослого, умудрённого жизнью мужа. Девушки-волны пересмеиваются друг с другом, поглядывая на сурового паренька, тонкими, ещё неокрепшими руками вытаскивающего тяжёлые сети, полные запутавшейся в них рыбы, и при этом пытающегося удержать равновесие на шатающейся лодчонке.
Он, этот забавный малый, приходит сюда на лов с завидной регулярностью. И дочерям Эгира, ещё совсем девчонкам, скучно одним в бескрайнем царстве их отца. А потому странный мальчишка, по их мнению, оказывается отличным объектом для игр.
Бюлгья и Кулга смеются, и вода вокруг них пенится, качая хиленькое рыбацкое судёнышко. Мальчишка на нём хмурится и тянется к парусу, натягивая его и пытаясь выровнять опасный крен лодки. Сёстры хихикают и подзывают к себе остальных, и уже все девять резвятся вокруг лодчонки. Мальчишка из последних сил удерживает тугие канаты, хмурится сурово-сурово и молча скрипит зубами.
К удивлению сестёр, он оказывается не таким, как все те, с кем им удавалось играть до этого. Стойкий и сильный, даже в таком юном возрасте ему хватает навыков, сил и умений, чтобы уберечь свой кораблик и свою жизнь, и девятерым дочерям Эгира становится не до смеха.
«Кто ты?»
«Кто же ты?»
«Не человек и не турс»
«Кто ты?»
Ньёрд хмурится напряжённо, осматривается по сторонам. Отзвуки голосов доносятся от него отовсюду вместе с девичьим смехом и солёным холодным ветром. Кажется, это море не так и просто́, как он думал изначально.
Хотя море в принципе не может быть простым.
Вода вокруг него расходится в стороны, и из неё выходит великан — владыка и господин всех вод.
— Кто ты, ребёнок? — девять дочерей Эгира приводят своего отца поглазеть на необычного мальчишку, и теперь он стоит, хмуря брови и скрестив руки на груди.
— Моё имя Ньёрд, — голос юнца не дрожит, и сам он смотрит прямо и бесстрашно. — А кто ты, владыка здешнего края?
Морской Царь в удивлении от наглости мальчишки лишь приподнимает бровь. Пацан, представившийся Ньёрдом, продолжает смотреть прямо и бесстрашно. Несколько мгновений они так и буравят друг друга тяжёлыми взглядами, пока морской великан не разражается громогласным смехом, от которого дрожат фьорды.
— Я — Эгир, ребёнок, — с весельем в голосе отзывается он. — Я — хозяин и господин всех морей, в которые ты выходишь.
— И чего ты хочешь от меня, Эгир? — Ньёрд щурится подозрительно, и взгляд его тяжелеет. — Мне нужно возвращаться на берег, меня с уловом ждёт сестра.
— Э нет, парень, — Эгир ухмыляется, наклоняясь к Ньёрду. — Ты пришёл в мои владения без приглашения и не выказав мне должного уважения. Я заберу тебя с собой — моя супруга Ран жалуется, что ей не из чего приготовить похлёбку, чтобы накормить наших девятерых дочерей.
— И ты хочешь приготовить её из меня? — Ньёрд скрестил руки на груди, продолжая хмуро глядеть на великана.
— А почему нет? — тот прищурился, окинув Ньёрда оценивающим взглядом. — Но так как ты смог заинтересовать и меня, и моих дочерей, то я хочу предложить тебе сделку: выполнишь три мои испытания, и я отпущу тебя домой и даже одарю ценным даром, а нет — сварит из тебя Ран похлёбку!
Ньёрд прищурился с подозрением. Он понимал, что отказать великану всё равно не мог, а его дар, меж тем, и вправду мог бы сгодиться юному мореходу.
— По рукам! — в итоге кивнул мальчишка, в то время как Эгир расплылся в предвкушающей улыбке.
— Тогда вот тебе первое задание, парень: я хочу позвать тебя в гости, в свой подводный дворец. Но вход в него находится между теми фьордами. Ни один корабль не может пройти мимо них целым! — морской великан махнул рукой в сторону длинной гряды, между которой действительно существовал очень узкий проход.
Ньёрд подналёг на вёсла, подплывая ближе. Проход и вправду был узким — даже его судёнышко не пройдёт сквозь него, но вот сам Ньёрд…
Несмотря на свой юный возраст, он был опытным мореходом и знал, что там, где высились над водой подобные скалы, дно не было глубоким. Экипажи суден чаще всего погибали из-за силы удара, с которым те врезались в камень, либо же из-за того, что сами травмировались во время падения в воду. Но а что до корабля Ньёрда, то парень сам его собрал из досок и, проявляя чудеса мастера судостроения, ещё тогда спрятал в своей верной лодчонке маленький секрет.
Бесстрашно спрыгнул юноша в воду, хватаясь за шершавую холодную скалу, пытаясь удержать равновесие на скользком камне под собой. Вода доходила ему почти до шеи, и Ньёрду пришлось поднять вверх руки, притягивая судёнышко к себе. Заставив его упереться носом в твёрдый камень, Ньёрд ловким движением охотничьего ножа перерезал верёвки, держащие парус. А далее лодчонка как по волшебству вдруг сложилась сама в себя, превращаясь в груду спаянных досок, которую Ньёрд с лёгкостью протолкнул сквозь узкую щель, а далее как ни в чём ни бывало проплыл следом за ними, минуя проход.
Эгир, наблюдающий с любопытством, не смог не отметить мастерство юнца, отчего интерес к нему у него возрос ещё сильнее.
— Неплохо, парень, — как только Ньёрд выплыл на той стороне прохода между фьордами, с лёгким удивлением похвалил его морской великан. — Оставляй свою лодку здесь и иди за мной. Будь гостем в моём доме!
Ньёрд пошёл с неохотой, но без страха. Он переживал, что не сможет дышать в подводном дворце Морского Царя, но, к счастью, дом Эгира оказался окружён куполом из воздуха, позволяющим редким гостям великана не чувствовать неудобств.
— Однако прежде чем ты отобедаешь с нами, как хороший гость, чтящий хозяев, помоги мне с моим садом — для такого умельца, как ты, это не должно составить труда, — заведя Ньёрда на внутренний двор своей усадьбы, лукаво улыбнулся Эгир. — Ран должна приготовить обед через час, так что поторопись, дорогой гость! — с этими словами великан ушёл, оставляя Ньёрда один на один с зарослями водорослей в своём саду.
Парень нахмурился, осматриваясь в поисках инструмента. Чуть в стороне, прислонённый к стене дома, стоял серп, и именно его юнец и схватил, намереваясь выполнить свою работу.
Острое лезвие легко скашивало нежные стебли, и Ньёрд подумал, что успеет управиться за десять минут. Однако не успевал он скосить один ряд водорослей, как они, зачарованные, вырастали вновь, становясь ещё длиннее, чем до этого. И сколько бы Ньёрд не пробовал, все его попытки были тщетны.
Времени на выполнение работы становилось всё меньше, и Ньёрд почти отчаялся управиться в срок, как вдруг увидел дивную рыбу, приплывшую в сад. На её рыбьем носу, словно специально кем-то туда вогнанный, был длинный костяной отросток. Прямой и ровный, острый, словно меч — он этот самый меч и напоминал — рыба случайно срезала им пару ростков, и водоросли не стали отрастать вновь на срезанном месте.
Это был шанс для Ньёрда, и упустить его он не намеревался.
Поймать рыбину опытному, хоть и юному, рыбаку не составило труда даже голыми руками. Цепко схватив пытающуюся вырваться рыбу, Ньёрд уверенными выверенными движениями тут же принялся ею косить водоросли-траву сада Эгира.
Последний росток упал на землю ровно в тот момент, когда Эгир пришёл проверить чужую работу. Ньёрд, поблагодарив рыбу, отпустил её на волю, а после посмотрел на изумлённое, но вместе с тем восхищённое лицо морского великана.
— Ты замечательно потрудился, мой дорогой гость, — с одобрением произнёс Эгир. — После такой работы не грех и сытно поесть. Пойдём, ребёнок, моя старуха приготовила вкусный обед…
Вопреки ожиданиям Ньёрда, в доме Эгира оказалось удивительно пусто и тихо. Кроме него и самого хозяина, больше никого не было, отчего ели они в подозрительной тишине. И лишь когда насытились достаточно, Эгир, снова лукаво усмехаясь, обратился к гостю с последним заданием:
— Ты проявил своё мастерство и ловкость, теперь прояви свой ум, парень. Помни, от этого зависит, вернёшься ты домой или нет. Станешь мне добрым другом или врагом, которого я поражу. Слушай меня внимательно: лишь одна из моих девяти дочерей может касаться своими ногами земной тверди поверхности. И лишь она одна сможет вывести тебя из моего царства обратно домой. Найди её, — не успел голос Эгира стихнуть, как в светлицу одна за другой вышли девять прекрасных дев.
Все они были красивы лицом и похожи друг с другом, и на мгновение Ньёрд растерялся, не зная, кто из них кто. Тут же, однако, взял себя в руки и стал пристально вглядываться в каждый лик.
Девушки улыбались приветливо, тихо хихикали, лукаво сверкая глазами, смотрели на Ньёрда с пытливым любопытством. Но не интересовало его ничего из этого, но напротив одной из них он всё же остановился.
Прекрасная дева была краше других лицом и фигура её более чем у других сестёр дышала жизнью и полнотой крови. Понял Ньёрд, что она старше всех остальных. Понял он, что среди дочерей Эгир также спрятал и их мать — «старуху» Ран.
— Нет среди них той, что способна отвести меня домой, — твёрдо произнёс Ньёрд, прямо глядя на Эгира.
Тот же тот час разразился весёлым раскатистым, словно прибой, смехом и посмотрел на своего гостя полным добродушного восторга взглядом.
— Ты здорово развеял мою скуку, Ньёрд! — громко произнёс он. — За это буду я тебе благодарен. Ты прошёл все мои испытания, и за это я стану тебе добрым другом. Двери моего дома будут открыты для тебя, а мои дочери станут тебе словно сёстры. Идём, Ньёрд, ты доказал, что достоин того дара, которым я награжу тебя!..
Домой юный мореход вернулся, когда солнце уже утонуло в водах Мирового Океана, разливая по краю небосвода свои прощальные лучи. Нертус, тревожась за брата, выглядывала его на пристани, куда и причалил дивный богатый корабль, впереди которого шла прекрасная дева. Бара, старшая из девяти дочерей Эгира, вела дар своего отца — чудесный корабль, способный выдержать любой шторм, чьи доски никогда не прогниют и не разлезутся, и выдержат столько рыбы, сколько Ньёрд сам сможет поймать.
— Брат мой! — Нертус сжимает его в крепких объятиях, но смотрит со встревоженным удивлением, заглядывая в холодные лазурные глаза брата, чей взгляд всегда теплеет только для неё. — Что это значит?..
— Сегодня, Нертус, — Ньёрд улыбается, глядя в морскую даль. — Я нашёл удивительного друга…
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Расскажи о Скади и ваших отношениях»
Их брак становится чистой случайностью и, откровенно говоря, полной неожиданностью для Ньёрда. Он, пребывающий в вечном плаванье, после ухода Нертус как-то и не планировал жениться ещё раз. Один, однако, обязывает каждого мужчину Асгарда выполнить долг, и Ньёрд поначалу жалеет, что всё это случается именно в то редкое мгновение, когда ему суждено пребывать на чужбине, где он заложник.
Асы пытаются задобрить мстительную воительницу, у которой они же отняли отца. И высокородный супруг для неё не более чем откуп.
Ньёрду, впрочем, нечего переживать по этому поводу. Ведь среди ног, из которых дева выбирает себе мужа, вряд ли ей приглянутся именно его.
Норны, словно специально смеясь, делают всё так, чтобы именно его холодная Скади и выбрала. А сам Ньёрд нежданно-негаданно вдруг сам захотел подчиниться.
Их брак — случайность и чистая формальность. Попытка отмахнуться от неистовой воительницы. «На, забирай, делай, что хочешь. Уходи» — примерно так это выглядит. Никто и не ждёт от этого брака ничего: ни сотрудничества, ни детей, ни уж тем более любви, но Ньёрд…
Возможно он просто слишком долго тосковал в одиночестве, один на один с холодными морскими глубинами.
Он любит Скади. Действительно любит её всем своим суровым сердцем. И если бы он мог, он бы хотел демонстрировать ей эту любовь каждый день. Но Скади не любит его в ответ, сам Ньёрд уже давным-давно забыл, как это любить, и друг с другом их всё ещё ничего не держит.
Ни сотрудничество, ни дети, ни хозяйство.
Скади уходит на большую часть года в Трюмхейм. Ньёрд как обычно уходит в море. Идеальные отношения, в которых муж и жена предоставлены сами себе, вот только…
Ньёрд особенно остро чувствует своё одиночество и тоску; Скади же переживает нечто сродни разочарованию. Чувствует себя стеснённой, хоть и сейчас, пожалуй, свободна как никогда. Однако случайный брак тяготит её, и Ньёрд видит это. Видит и не знает, что должен сделать для того, чтобы помочь Скади.
Возможно, отпустить ещё и её?..
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
Нередко к Ньёрду взывают с просьбами и мольбами о помощи и заступничестве. Здесь, на суше, он не самый могущественный и почитаемый, здесь, на суше, ему предпочитают других покровителей, сведущих в этой сфере. Ньёрд, вообще-то, и не претендует, ведь знает, что никто другой не сможет помочь там, где господствует Мировой Змей.
Вода коварна и опасна. С водой всегда плохи шутки. Глупцы те, кто не понимают это, и те, кто относятся к воде с пренебрежением. Она не прощает ошибки и забирает к себе безвозвратно и алчно, не выпуская из своих объятий.
Прекрасные и опасные дочери Ран становятся любовницами и сёстрами тем, кто попадает в ловушку воды. Тем, кому более не суждено увидеть солнечный лик.
Смертные боятся воды и уважают её. А потому прежде чем их корабли попадут в её мягкие прохладные объятия, они всегда взывают с мольбами к нему, Ньёрду.
— Будь добр к нам, удачливейший из мореходов, — возле алтарей они оставляют дары своего дома и диковинные заморские сокровища, которые привозят из торговых поездок или сокрушительных набегов.
Хлеб и вино — это выглядит даже немного символично, и возможно, Ньёрд был бы уязвлён такими дарами, если бы их не разбавляли умелицы-женщины.
Колдовские травы и морская вода смешиваются с терпким вином, что больше похоже на кровь. Ньёрду такая жертва всегда приходится по вкусу. Она отдаёт воспоминаниями о далёкой родине, с которой он пришёл вместе с другими. Она служит данью уважения: «Ты не просто удачливейший из мореходов, Ньёрд, но и главный защитник нас, купцов-авантюристов».
Ньёрду по нраву такое отношение. Ему по нраву то, как чтят его, покровителя мореходов. Никому более, ни одному асу, ни одному вану, путешествующие по воде не отдают больше свои почести.
И даже всезнающий и всевидящий Один бессилен там, где хозяйствует Ньёрд.
Он принимает дары с удовольствием и всегда оберегает тех, кто подносят их ему с чистым сердцем, от капризов вспыльчивой Ран или чрезмерных шалостей её дочерей. Заступается он за каждого, кто надлежащим образом просит его об этом, кто проявляет ему уважение.
И наполняет непростое морское путешествие лишь попутным ветром да не оставляющей удачей.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Расскажи о Ванахейме»
О своей родине у него смутные воспоминания. Он давно не был в Ванахейме, проводя большую часть времени либо в море, либо в Асгарде. С недавних пор — ещё и в холодных лесах Трюмхейма.
Но его родина, кажется… солнечная. Наполненная жизнью, богатый плодородный край, никогда не знающий нужды. Его дети любят этот мир и, кажется, когда долг не обязывает их быть в Асгарде, возвращаются туда с удовольствием.
Ньёрду же как-то нет особого дела. И Ванахейм дальше своего собственного чертога он практически не знает.
Ноатун, Корабельный двор, полностью оправдывает своё название. Он стоит на берегу, там, где начинается море. От него всегда отходит Ньёрд, когда отправляется в свои долгие морские походы, и в него же он возвращается, не задерживаясь, однако, надолго.
В Ноатуне воды прилива ласкают деревянные сваи причала. Они мягко колышут оставленные корабли, что дожидаются своего хозяина, который отправит их в очередное плавание. В Ноатуне средоточие всего того, в чём Ньёрд хорош, всего того, в чём он сведущ.
Ноатун — словно свой собственный миниатюрный мирок Ньёрда.
В Ванахейме лишь один выход к большой воде. Огромное озеро, похожее на море, плавно перетекает в пролив между фьордами, что выводит суда в открытый бескрайний океан. Это стихия Ньёрда, его вотчина и его дом. Не щедрые богатые золотые поля, не тёплая земля, не родящие поля — всё то, чем славится Ванахейм, его родина, всё то, что царит в нём в изобилии, нет.
Но холодные воды, протекающие сквозь все девять миров, перетекающие и связывающие их. И Ноатун — перевалочный пункт, в который Ньёрд всегда возвращается. Но никогда не задерживается надолго.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Описание внешности, как можно подробнее»
Ньёрд высокий, самый высокий среди всех асов. Крепко сбитый, широкоплечий – весь он – словно скала, одна из тех, что нависают над скандинавскими проливами. Мощная фигура, об которую разбиваются ветра и воды шторма.
У Ньёрда сильные руки. Мышцы словно из крепчайшего металла, о который разбиваются мечи и секиры его врагов. Несокрушимая мощь, которую не сдвинуть с места простым усилием. Ньёрд с лёгкостью тянет по мелководью деревянный корпус драккара, не чувствуя ни усталости, ни дискомфорта.
Его ладони испещрены глубокими реками линий. Кожа на них груба и шершава от постоянных мозолей, которые натирают тугие грубые канаты.
Белёсые линии шрамов странным образом покрывают всё тело Ньёрда. Он редко ходит в битвы, так что ему негде получать ранения. Так что многие из этих шрамов добыты им в морях — в сражениях с морскими чудищами да в покорении и удержании рыболовецких тяжёлых сетей, полных рыбы и других океанских обитателей. В случайных неосторожностях и порезах, на которые подчас Ньёрд просто не обращает внимания.
Однако не все его шрамы столь мирны. Выпуклость между лопаток — место, куда вонзилась секира кого-то из асов, пущенная в их войне. Широкие полосы на груди — рассекающий плоть меч его товарища, которому Ньёрд в неистовстве берсерка голыми руками свернул шею и размозжил череп. Пусть война и не мила ему, но это вовсе не значит, что Ньёрд не сможет сражаться на равных с теми, кто ею живут и дышат.
Линии шрамов переплетаются в дивный узор с сакральными узорами, которые заговаривала на удачу и добрый улов ещё Нертус. Геометрические фигуры и плавные изгибы замыкаются друг в друге, змеятся вверх по предплечьям, замыкаясь под ключицами. Руки и грудь, выше на шею и ниже по рёбрам, перебираясь на спину, сплетаясь в единый узор со шрамами. Руны и спирали, полукружия и линии — одни вытекают из других, вплетаются друг в друга, и их значения известны только Ньёрду и больше никому.
Светлые, белокурые и вправду почти белые волосы, жёсткие от соли, но всё ещё слегка вьющиеся. Они не такие, как у доблестных асов, что носят свои волосы длинными и гордятся ими, считая атрибутом красоты. Волосы Ньёрда короткие, их не заплетёшь в косички, в которые сплетены его усы и борода, они торчат, топорщатся, и Ньёрд по-своему гордится ими.
Зато борода у него густая, да. Усы срастаются с ней, и он заплетает её в косички. Вплетает в них бусины с рунами, украшая и защищая.
Лицо у Ньёрда широкое, суровое, почти всегда хмурое, отчего над переносицей залегла глубокая складка. Густые светлые брови тяжёлыми дугами нависают над глубоко посаженными лазурными глазами. Черты лица острые, угловатые, чёткие, и каждая линия, каждая деталь заметна.
Ньёрд улыбается редко, но даже если это происходит, улыбка его теряется в бороде. Ньёрд строг и молчалив, отрешён и почти меланхоличен. Одиночка, посвятивший себя вечным странствиям, он не любит шумные пиры и компании и мало на них разговорчив даже под хмелем.
Тем не менее он верен в своих привязанностях и любви. И, вероятно, именно потому норны определили ему в супруги Скади, о чём Ньёрд ещё ни разу не пожалел.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Он разбрасывает кости, и руны на них горят предзнаменованием. Хмурит густые светлые брови, одними пальцами призывая к себе магические знаки. Кости повинуются призыву заклинателя, опускаясь в его широкую ладонь, и Ньёрд прячет их в мешочек, висящий на поясе.
Он — великий шаман и могущественный колдун. Самый старый из магов племени и самый уважаемый старейшина, к чьим словам прислушиваются всегда с особым вниманием и уважением.
— Что говорят руны, мудрейший? — вождь смотрит с тревожным ожиданием, готовясь принять любой ответ великого провидца.
— Они говорят, что надвигается опасность. Римское войско форсирует Рейн и уже очень скоро оно будет здесь, — басит в ответ Ньёрд.
— Мы не успеем собраться и укрыться, — вождь качает головой, мрачно констатируя факт. — И после последней битвы у нас не осталось сил, чтобы дать римлянам бой.
— Слушай меня, вождь, и делай, как я скажу. Руны говорят, что из этого боя мы выйдем с победой…
Ньёрд великий маг народа, где магия тесно переплетается с традициями и обычаями не-магов. Простой люд боится, но почитает своих одарённых сородичей и именно на них всегда рассчитывает в первую очередь, когда надвигаются беды, с которыми простыми силами не справиться. Они верят в то, что эти избранные одарены самими богами, если не сами боги воплоти, и верят в то, что лишь они могут защитить и уберечь от верной гибели и рабства.
— Оставьте свои пожитки, — Ньёрд говорит вождю, и тот внимательно внимает чужому гласу. — Уведи женщин, детей, стариков и раненых в лес. Оставь крепких мужчин-воинов и моих учеников и верь в то, что мы сможем воплотить предсказание рун.
Вождь следует словам шамана беспрекословно. Выполняет всё точь-в-точь, как тот говорит, и в поселении Ньёрд остаётся один вместе с немногочисленными мужчинами и тройкой своих учеников.
— Вы, не рвитесь в бой, — он суровым взглядом окидывает воинов, предупреждая. — Ваши жизни ценны для нашего народа. Но кричите с яростью и неистовством и стучите своим оружием. Когда римляне ринутся к вам, все вместе бегите к реке. Они пойдут следом за вами, чтобы дать вам бой, но вы не поддавайтесь гневу в своей крови. Слушайте меня, и когда добежите до воды, укройтесь под выступом обрыва. Что произойдёт дальше — уже не ваша забота.
Мужчины не рискуют спорить, боятся навлечь на себя и свои семьи гнев могучего. Удивительно послушно следуют его словам, и Ньёрд готовится к самому главному действу, слыша лязг и тяжёлую поступь римских легионеров.
Он делает глубокий вдох, и кривая грубая палочка, которую он сам тешет себе как того требует обычай, взмывает в его руке. Шум воды в поднимающейся реке всё нарастает и нарастает, поднимаясь высокой волной, что обрушивается яростью природы на захватчиков, стоит им лишь показаться на краю обрыва.
Вода утаскивает за собой каждого, никому не даёт спастись, и лишь редкие маги, пошедшие служить в легионы, пытаются ей противостоять. Но Ньёрд старый, могущественный, опытный колдун, и в гневе защитника своих земель и людей он ломает чужое сопротивление.
Тем, кто ищет славы и наживы на чужом горе и страданиях, нечего делать в здешних лесах, и Рейн, великая река, станет могилой для каждого дерзающего. Уж Ньёрд и его ученики позаботятся об этом.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Откройте любую книгу на 61 странице. Ответ по последнему целому предложению на странице, или как-то связанный с ним»
Осторожно, рейтинг!
Это была не то чтобы странная традиция. Она, однако, была крайне губительной, хоть и случалось так, что не сразу это проявлялось. Чистота крови, что замыкалась браками между братьями и сёстрами, была таким образом похожа на застоявшееся озеро, в которое не попадает чистая родниковая вода.
Такое озеро, в конце концов, превращается в смрадное болото, несущее лишь гибель. Так же и союзы братьев и сестёр, рождающие детей.
Ньёрд не то чтобы хотел этого. В их случае всё было гораздо сложнее и запутаннее, и в самом начале они были едины сами в себе и были одним целым.
Возможно потому их и тянуло друг другу любовью, что была крепче и выше любви брата к сестре и наоборот. Но было ли это так уж греховно?..
Свою сестру Ньёрд обожал. Он считал её идеалом во плоти. Чистейшим и непорочнейшим созданием, касаться которого было величайшим святотатством. Смертные, в общем-то, разделяют его уверенность, и дотронуться до прекрасной богини, когда она во время праздника проходит меж ними, — величайшее святотатство.
Нертус всегда была прекрасна и свежа, и Ньёрд со странным ужасом ждал тот день, когда она кому-нибудь подарит свою чистоту.
Ведь в самую первую очередь она — подательница жизни. Мать-родительница, несущая плодородие, и свой высокий статус ей придётся подтвердить.
Ньёрд отчаянно этого не хочет. Он не хочет отдавать свою прекрасную Нертус, его плоть и кровь, кому-то и знать, что этот кто-то раз по разу овладевает её телом. Пусть даже по обоюдному согласию.
Возможно, это эгоистично. Возможно, Ньёрд тот ещё ревнивый собственник. Но он прижимает свою сестру к себе, а она в ответ одаривает его взглядами ласкового понимания.
«Ты единственный мужчина, которого я буду любить и желать»
В конце концов, он сам становится её супругом. И Нертус с куда большей охотой, чем должна быть, делит с ним брачное ложе.
Он сжимает её в своих объятиях. Сильные, грубые, мозолистые руки с трепетной нежностью скользят по гладкой нежной коже. Мнут и сжимают полнокровые округлости, и Нертус вздыхает шумно, выгибаясь им навстречу. Она подставляет лебединую шею, и Ньёрд тут же спешит покрыть всю её жадными горячими поцелуями. Она зарывается пальцами в его жёсткие волосы, массирует затылок и улыбается блаженно, с благодарностью принимая чужие ласки.
Ньёрд считает, что касаться её — кощунство. Тем более касаться так, как это делает он. Но Нертус сама зазывает его в свои объятия, одаривает поцелуями и призывно подаётся вперёд. Скользит руками по сильным напряжённым мышцам спины, пальцами прослеживая линии татуировок, сплетённых со шрамами, и опускается ниже к пояснице.
Тянется за поцелуем и тонет, растворяется в нём, когда Ньёрд отвечает с жаром и пылом, прижимая её тело к своей горячей груди.
Он прерывисто проводит рукой по взмокшему боку сестры и жены, опускаясь к бедру. Нертус обхватывает его ногами за поясницу, прижимаясь коленями к его собственным бёдрам. Чувствует у входа в своё лоно горячую влажную плоть и тут же выгибается, когда она легко скользит внутрь.
Горячо. Влажно. Полно.
Хорошо.
Они растворяются друг в друге. В своей близости и любви. Будто вновь становятся единым целым как были когда-то — две ипостаси, два тела, две души в одном, и единство, утраченное, вновь разливается по их венам гармонией. Они двигаются вместе — тело к телу, кожа к коже, и с каждым новым толчком достигают вершины блаженства.
Их связь ненормальна. Их любовь греховна. Их брак презираем. Но хоть они теперь брат и сестра, они по-прежнему не могут быть друг без друга. Ньёрд толкается глубже и сильнее, и Нертус выгибается ему навстречу, выдыхая.
Пусть будет так. Но именно от их брака и от их любви на свет появятся прекраснейшие из всех богов. Именно семя Ньёрда, что он даёт чреву Нертус, породит очаровательных близнецов, и многие будут искать их расположения и покровительства. Да-а…
Именно они породят их. Именно их любовь даст им жизнь. И Ньёрд, тяжело опускаясь рядом с Нертус, прижимая её, охотно льнущую к нему, никогда не будет об этом жалеть.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
Нц-шный ивент
Ньёрд не ищет этого брака, равно как и Скади не ожидает того, что норны переплетут её судьбу с судьбой хозяина Ноатуна. Но она сама выбирает его себе в качестве супруга, и сетовать особо в этом вопросе не на кого.
Впрочем, не то чтобы Скади действительно хотела это делать.
Ньёрд устраивает её всем: он не стесняет её волю и не пытается обуздать её воинственный нрав. Он не вмешивается в решения, которые она принимает, и не пытается диктовать ей свою волю. Не пытается подчинить её, но уважает и принимает её такой, какая она есть.
По-своему он даже любит её, и Скади, как может, отвечает ему взаимностью.
Их встречи редки и коротки. Оба они — гордые и привыкшие к одиночеству. Никто из них не может отказаться полностью от того, к чему привык, и единственный компромисс оказывается слишком очевиден.
Ньёрд уходит в море; Скади уходит в Трюмхейм. И встречаются они оттого намного реже, чем полагается супругам.
Как это ни странно, чаще всего именно Ньёрд приходит в чертог своей супруги. Скади встречает его со скупой выдержанностью и холодной сдержанностью. Но не оттого, что не рада видеть мужа, а оттого, скорее, что иначе проявлять эмоции просто не умеет.
В конце концов, она привыкла, что еёдействия всегда сами говорят за неё.
Скади знает, когда Ньёрд должен прийти. К тому времени она даёт распоряжения приготовить сытный обед и сама, своими руками приносит для него дичь. Она ждёт, как и подобает супруге, возвращение мужа и встречает его всегда, как того требует обычай.
Как того требует веление её собственного сердца.
Ньёрд всегда молчалив. Так же, как и Скади, он плохо умеет выражать эмоции. Но тепло и любовь растекаются по его жилам всегда, когда он видит, что супруга старается для него, ждёт его и чтит его. Тепло и любовь заполняют его сердце, когда он украдкой смотрит на фигуру жены.
Любовь и тепло, и тоска по жарким прикосновениям её холодных пальцев, что обжигают сильнее, чем огни Муспелльхейма.
На самом деле в моменты разлуки Ньёрд неимоверно скучает.
Скади будто чувствует это. Наверно потому она всегда действует первая. Первая со свойственной себе решимостью проявляет инициативу, не дожидаясь, когда это сделает Ньёрд.
Она смотрит решительным взглядом в его холодные лазурные глаза. Наступает также решительно и опускает холодные ладони на его широкие крепкие плечи. Ньёрд повинуется, неотрывно глядя в глаза супруги, и прижимает её к себе за талию.
Ладони Скади скользят по плечам выше, останавливаясь на его щеках. Она держит в руках его лицо, когда подаётся вперёд, крепко целуя своего мужа.
На самом деле, она скучала по нему не меньше, чем он по ней.
Скади лишь с виду кажется холодной и ледяной, словно вытесанной изо льда. На самом деле в груди её горит огонь и страстность, что всегда разжигает и распаляет подобный огонь внутри Ньёрда.
Он отвечает ей с большой охотой и желанием, разогревающимся внутри, но Скади действует всегда более настойчиво и уверенно, держа ситуацию под своим контролем.
Странным образом, Ньёрд никогда не противостоит ей, наоборот отдаваясь во власть своей женщины.
Скади отстраняется и смотрит решительно, жёстко, властно. Она толкает Ньёрда в грудь, вынуждая его опуститься на шкуры, добытые Скади собственноручно, на их общем ложе, что они делят друг с другом. Сама же она неспешно, но резко и странным образом грациозно обнажает сама себя, и дыхание в груди Ньёрда перехватывает, когда он смотрит на тело своей жены.
Скади, как и все великанши, будто вся состоит из кривых, грубо стёсанных линий. Она — дева щита, она сбита крепко, даже намного крепче большинства ётунок, а тело её всё сплошь усеяно шрамами от множества ран, полученных в битвах. Белёсые полосы, словно реки расчерчивают бледную кожу, и теряются в хитросплетениях тёмных татуировок, чей сакральный смысл известен лишь дочери Тьяцци.
Многие мужчины, глядя на Скади, назвали бы её некрасивой и непривлекательной, но Ньёрд, каждый раз как в первый с жадностью разглядывающий каждый изгиб женского тела, на самом деле ею очарован.
Скади усмехается лишь уголками губ, и в её морозном взгляде пляшут искорки озорного веселья.
Она склоняется над мужем, холодными ладонями упираясь в его твёрдую сильную грудь. Одаривает Ньёрда глубоким чувственным поцелуем и прогибается в пояснице, плавно покачивая обнажёнными бёдрами по скрытому льняной тканью исподнего паху супруга. Пальцы её скользят медленно, но властно, развязывая завязки исподней рубахи, которую Скади резко стягивает с Ньёрда.
Его кожа, как и у неё испещрённая шрамами и татуировками, горячая, словно огонь. Прикосновения холодных женских рук же оставляют на ней ожоги, словно калёное железо. Низкий утробный рык поднимается откуда-то из глубин мужской груди, словно из морской пучины, отдаёт вибрацией и лёгким предупреждением: не играй со мной.
Скади лишь ухмыляется в ответ, ничуть не опасаясь молчаливой угрозы.
Она расправляет плечи, подаваясь вперёд грудью. Свечи отбрасывают кривые блики на её тело, и свет играет на нём, скользя по чётким острым линиям боков, тенями прячась под грудьми. Ньёрд, заворожённый, двигается вдоль них взглядом и не решается нарушить дивную интимную красоту своим вмешательством.
Скади не спешит требовать от него обратного.
Стягивает мешающие штаны и легко дотрагивается кончиками холодных пальцев до твёрдой горячей плоти, и Ньёрд вздрагивает против воли от холода и наслаждения, покалывающего нетерпением на кончиках его собственных пальцев. Скади меж тем чуть сильнее сжимает его, придерживая, и осторожно неспешно опускается до самого низа, приставляя головку к своему влажному лону.
Она двигает бёдрами — инициатива всегда на ней. Ньёрд ждёт, подстраиваясь под выбранный супругой ритм, не вмешивается и не мешает. Его удовольствие уже в самой этой встрече и близости, а потому он хочет, чтобы Скади тоже получила его в полной мере. И лишь когда она, приловчившись, опускается вперёд, касаясь грудью его груди, Ньёрд знает, что можно.
Грубые мозолистые от постоянного натягивания канатов и рыболовецких сетей руки плавно скользят по бёдрам и бокам женщины не нём. Он двигает тазом в такт её движениям, толкаясь глубже в горячее лоно, принимающее его с желанием. Скади наклоняется ещё ближе, обнимая за затылок, перебирая пальцами светлые волосы полулежащего мужа, и целует его снова и снова.
Ньёрд ласкает прикосновениями тело возлюбленной жены, словно волны прилива. Ласково и мягко проводит по светлой коже, поднимаясь от бёдер к спине и плечам, перемещаясь к груди и плоскому подтянутому животу.
Их страсть горячая, но выдержанная. Обжигающая сильнее огней Муспелльхейма и сжигающая их изнутри, не находя должного выхода. Шумное горячее дыхание и поцелуи, и прикосновения, и движения в такт их тел. Выгибающая шею Скади, издающая низкий протяжный стон, и целующий её Ньёрд, делающий новый толчок. Она взрывается искрами, теми самыми, что дали жизнь в самом начале мира, и опаляет внутренности раскалённой лавой, плавящей льды.
В совместном экстазе они замирают, прижимаясь друг к другу. Чужие и одновременно с этим родные. Далёкие и близкие, разные и одинаковые — недаром именно Ньёрда по воле случая выбрала себе в мужья Скади.
Он осторожно снимает её с себя и укладывает рядом. Скади никогда не сопротивляется. Лишь улыбается — довольно и томно — и тянется за поцелуем, которым её охотно одаривает супруг. Ньёрд заботливо укрывает её тёплыми шкурами и прижимает к себе, и эти мгновения нежной близости — самое дорогое богатство, которым он владеет.
Дороже него лишь доверие, с которым гордая и несокрушимая дева щита прижимается к нему. И глядя на её белокурую макушку, Ньёрд с искренним сожалением думает о том, что в Ванахейме ему будет её не хватать.
Впрочем, возвращение на родину произойдёт ещё нескоро, так что пока можно насладиться благодатными благословенными моментами.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«В чём заключаются твои обязанности?»
«Сделайте ответ из 55 слов»
Ньёрд — первейший из мореходов. Тот, кому известны все воды, реки и моря.
Он — защитник уходящих в плавание: воинов ли, купцов ли, рыбаков ли. Оберегает он их от гнева ворчливой Ран и шалостей её дочерей. Путеводная морская звезда, ведущая за собой драккар и рыбацкую лодчонку; заботливый отец, оберегающий своих сыновей.
Хозяин Ноатуна, он — хранитель идущих водой.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«Как тебе участь заложника в Асгарде?»
О том, что он заложник, Ньёрду напоминает лишь его собственная гордость и чувство достоинства. Лишь то, что он сам знает — помнит — о том, что в этом месте он — заложник, до сих пор продолжает его таковым делать.
Ведь в Асгарде среди доблестных асов его уже давно воспринимают своим. Вернее, это не совсем так — скорее, из-за его постоянных отсутствий в морях и меж фьордов многие в принципе забывают о его существовании. Для них он превращается в смутную тень и на любое мимолётное упоминание о нём они отзываются туманным «Ньёрд? Который ещё один из сыновей Одина?».
И при этом никто из них не вспоминает, что сам Ньёрд старше и могущественнее великого Всеотца и когда-то так же, как и он, был конунгом великого народа.
Но воспоминания о войне постепенно стираются, превращаясь в поросшую сорняками былину. Почти никто уже не помнит ни о ней, ни о её причинах, ни о ходе. Равно как и не помнит о заложниках, которыми асы и ваны обоюдно обменялись друг с другом.
Фрейя и Фрейр давно чтятся асами как боги из их числа; Ньёрда они тоже считают своим. Однако сам Ньёрд помнит, хорошо помнит и кровавую войну, и пламя, которыми асы и ваны жгли поселения друг друга. И нет, вина не терзает его, равно как и нет в его сердце обиды.
Но о своих корнях Ньёрд не забывает. И помнит о том, что Асгард никогда не станет его родиной и домом.
По крайней мере, до тех пор пока он знает о том, что кровь воинственных асов не течёт ни в его жилах, ни в жилах его детей, ни в жилах детей их детей.
До тех пор пока он помнит, что в этом месте, как бы приветливо оно к нему ни было, он — всего лишь заложник.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Ваше божество один из семи смертных грехов»
«Ответ, в котором отвечающие так или иначе описывают себя»
На море всегда спокойно и тихо. Не в том плане, что здесь никогда ничего не происходит, нет. Здесь никого нет, не с кем разделить одиночество и не с кем говорить.
Море — одна сплошная бесконечность воды.
Где-то глубоко в его глубинах мерно и неспешно двигается Мировой Змей. Иногда статичный покой нарушает Эгир или многочисленные женщины его семьи. Но это всё не то; это всё не так, и Ньёрд добровольно отчуждается от них.
Он наслаждается. Он упивается. Он страдает. И получает от этого почти извращённое удовольствие.
Одиночество одновременно и тяготит его, и радует. Он добровольно ищет его, а когда находит неизменно чувствует внутри себя бесконечную, как море, тоску, что не проходит, но отравляет его.
Медленно, по капле, каждый день снова и снова.
Уныние расползается по венам апатией. Нежеланием что-либо делать, ведь нет в этом никакого смысла. Нет никого, для кого эти действия были бы действительно значимыми, как и нет никого, кто мог бы по достоинству их оценить.
Вернее… Они есть. Но Ньёрд добровольно их не замечает.
Он плавится в этом котле. Серая склизкая вязкость, что оплетает его по рукам и ногам, выше, сдавливая горло, расползаясь по груди, проникая между рёбер. Несчастный, вечно уставший, бесконечно одинокий страдалец, падающий в пучину всё глубже и глубже.
В бездну, что во стократ опаснее морской бездны; на встречу чудищам, в сравнении с которыми Мировой Змей — безобидная змейка.
Уныние, безграничное, не проходящее уныние. Ну же, Ньёрд, осмотрись по сторонам и ответь себе на вопрос, зачем ты делаешь всё это? Вокруг тебя одна вода и никого; когда ты сходишь на берег, тебя сторонятся, потому что ты везде чужой. Ты снова и снова уходишь в плавание, но, признайся себе, Ньёрд, тебе ведь всё это так надоело…
Бессмысленность, апатия, незнание, непонимание. И уныние, долгое, тянущееся уныние, ядовитая тоска, которую уже давно ничем не заглушить. Давай, Ньёрд, всё равно всем уже давно плевать. А ты заслужил покой и отдых…
Он добровольно поддаётся чёрному шёпоту, размягчающему мысли. Смысл давно был утрачен (а был ли он вообще?), и бездна манит к себе, зазывает.
«Отринь всё»
«Ты никому не нужен»
«Ты одинок»
На задворках сознания, возможно, Ньёрд знает, что это не так. На задворках сознания, возможно, он знает, что сам добровольно обрывает все связи и выставляет себя страдальцем. Но уныние его так велико и сильно, что последние силы утекают в безграничное море.
В конце концов, он поддаётся.
В конце концов, он признаёт своё поражение.
Уныние пожирает его душу. Растворяет в себе, и Ньёрд погружается в него окончательно и бесповоротно. Смысла, как и сил, нет уже давно, и кинжал твёрдо лежит в руке.
… в бескрайнем море дрейфует старый одинокий драккар. Парус его истерзан ветрами и птицы-падальщики — его вечные спутники. Нет у драккара ни команды, ни капитана, никого нет на нём. Кроме удивительно хорошо сохранившегося тела мужчины с перерезанным горлом. Кровь из страшной раны давно впиталась в древесину, окрасив её в бурый.
Ничто уже давно не напоминает о свершившемся здесь преступлении. Избавлении и проигрыше, триумфе уныния над жизнью. И на море всё также спокойно и тихо.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«Открываем новостную ленту и пишем ответ по первой увиденной записи. Чем не обычнее она будет - тем лучше!»
«Что думаешь о расставании с Скади?»
Море последние дни спокойно и почти недвижимо. Драккар с тихим плеском идёт промеж ленивыми волночками, которые и волнами-то язык не поворачивается назвать. Море — словно зеркало души Ньёрда. И это почти угнетает.
Ван-мореход стоит на носу корабля, вглядываясь в синюю даль. Безбрежную и спокойную — почти такую же, как безбрежная и спокойная даль в его душе.
Лишь одно гложет её, и Ньёрд, при всей своей суровости и замкнутости, никак не может победить единственную печаль.
Однажды он уже потерял жену, которую любил так сильно и бесконечно, как не раскидывается даже Мировой Океан. Он потерял её, сестру и супругу, которой принадлежало не только горячее огромное сердце сурового воина, но и вся его душа, весь дух. Она была смыслом его жизни, его единственной отрадой.
А потом река забвения забрала её. И Ньёрд думал, что вместе с ней погиб и сам, но…
Случайный брак, шутка норн, не иначе, будто заново вдохнул в него жизнь. Растопил льды, разбил камень, в который Ньёрд заковал сам себя, желая уйти от боли, избавиться от неё и исцелиться. Он вновь наполнил его смыслом и вновь дал познать любовь, чего Ньёрд, быть может, не хотел вовсе.
О чём, на самом деле, мечтал бесконечно долгие ночи невыносимого одиночества.
Однако нравы их со Скади, такой же холодной и неприступной, как и он сам, отличающейся во всём от милой, кроткой, доброй Нертус, были слишком похожи, а вместе с тем — слишком различны. Не суждено было им ужиться вместе и это был лишь вопрос времени, когда она покинула бы его.
Ньёрд знал это и осознавал, а потому не препятствовал. Тем более что Скади не отреклась от их брака и в редкие встречи их всегда была рада видеть супруга.
Как жаль только, что встречи эти были так непозволительно редки и преступно коротки!..
Ньёрд тосковал. Он тосковал так сильно, что тоску его не были способны уместить в себе ни одни слова. Внешне невозмутимый, как и всегда, он, впрочем, никому не позволял увидеть печаль своего сердца открытой. Однако…
Расставание со Скади было невыносимым. Разлука и долгие блуждания без неё были невыносимы. И если бы Ньёрд мог предать свой долг и бросить всё только ради того, чтобы быть подле своей супруги, он бы не раздумывая сделал это. Но он не мог, да и Скади бы не простила ему уныние и пренебрежение, ведь была она воспитана как дева чести, дева щита, а потому…
Всё, что ему оставалось, — лишь думать о ней. И позволять печальной тоске литься через края его сердца.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
Ходит о Ньёрде много слухов, много судачеств. Редко он бывает на суше, почти всё время проводит в море, покровитель мореходов и морских путешественников. Взывают они к нему о помощи и чтят его своим покровителем.
Но для жён их приобретает Ньёрд иные черты. Для них хранит он иные обязанности. И быть может, не до́лжно доблестному мужу вести себя так, но Ньёрд не может иначе.
Помнит он, как всегда волновалась, ждала его сестра, стоя на берегу и выглядывая его лодчонку на горизонте. А потому считал он несправедливым, что несчастные жёны не ведают о судьбах тех из мужей, кому не суждено вернуться из морского путешествия на берег.
К ним сходит Ньёрд на сушу под покровом ночи. Скрипят доски его драккара, что он его тянет по вулканическому песку и гальке, и их печальная песнь — предвестник горя, о котором жёнам предстоит услышать.
Тенью, скрываясь во мраке, ступая осторожно и бесшумно, дабы не потревожить покой тех, кого тревожить не стоит, ступает Ньёрд, отходя всё дальше от пристани. Ходит он между домами, словно неприкаянный скиталец, потерявшийся дух, ищущий пристанище. Ищет те двери, на которых должен он вырезать мрачные руны и принести печальное известие.
Отец ваш, муж, брат или сын навеки стал любовником капризным дочерям Эгира.
Предвестником смерти и горя выходит на сушу Ньёрд. Его приход никогда и никто не ждёт, вымаливает у него наоборот милость, чтобы сделал он всё для мирного и спокойного плавания.
И Ньёрд рад бы, конечно, но… Он ведь не всемогущ. И лишь одним норнам ведомо, когда и как надлежит разорваться нити судьбы. А потому он считает справедливым и не таким жестоким как неведение знание о том, что ожидание бессмысленно. И поэтому…
Поэтому он добровольно выбирает себе незавидную и жестокую роль приносящего вести.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«В чём заключалась война асов с ванами? Из-за чего вообще произошёл конфликт?»
Гулльвейг — всего лишь предлог. Глупый повод, мелкая зацепка. Искра, которой суждено положить начало безжалостному пожару. Колдунья, одна из многих женщин его рода, ведающая древнейшей и сильнейшей магией.
Она, как и все, лишь защищает свои земли и семью. Первая жертвует собой, просто не желая отдавать чужакам то, что им не принадлежит.
Но историю пишут победители. И хотя формально в этой войне победителей нет, чужаки всё равно оказываются ими. И Гулльвейг для них — корень всех зол, коварная, злобная, распущенная ведьма, что своей разнузданностью привела к ужасному кровопролитию.
Ньёрд знает. Возможно, сейчас он уже единственный, кто знает: это неправда. И никогда, в общем-то, не было правдой.
Асы пришли к ним без приглашения. Не было в их намерениях и мира. Алчность и желание обладать землями, что не принадлежат им. Забрать их у истинных владельцев и хозяев и закрепить свою власть, приумножив её. Вот зачем асы пришли к ним на самом деле, и Ньёрд всегда знал это.
Как правитель и защитник своего народа, он не должен был позволить этому случиться. И Гулльвейг…
Она была сильной и умелой колдуньей. Всё, чего она хотела, — защитить свой народ, свою семью и свои земли. За это она отдала свою жизнь; за это она разоблачила притаившуюся в сердцах асов тьму; за это она приблизила час жестокого столкновения захватчиков и защитников. За это прослыла она воплощением всего самого худшего, того, что теперь порицалось во всех доблестных мужах и верных жёнах.
Но Ньёрд помнит правду, хранит её в своём сердце. Знает, что на самом деле Гулльвейг сделала всё правильно. Жертва её не стала напрасной, и Ванахейм всё-таки смог отстоять свою независимость и честь.
Пусть и за это ему пришлось расплатиться бесчестьем на страницах истории.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
«Ждёшь ли возвращения к ванам?»
Асгард был хорошим местом, у Ньёрда к нему никогда не было претензий. Он принял их как своих родных жителей, и асы сами уже давно не делали различий между собой и Ньёрдом с его детьми. Все они воспринимали их как часть себя, и Фрейра с Фрейей это устраивало.
Но Ньёрд всё равно был тем, кто помнил: он — чужак в этом месте. Он не принадлежит ему. Он лишь заложник, вынужденно покинувший свою настоящую родину.
Ванахейм, плодородный изобилующий край, вынужден был отдать своих почётных заложников. Конунга и его детей — залог прочного мира и сотрудничества без войн. Ньёрд, который всего-то хотел защитить его, не мог пренебречь такой возможностью.
Он вынужден был уйти. Поселиться в Асгарде и стать его частью. Но это вовсе не значило, что в душе он покорился с таким же смирением, как на людях. Пусть и принял он свою судьбу, но не забыл он своё происхождение и то, чья кровь течёт в его жилах.
Не забыл он свою родину, милый край, вскормивший его. А потому терпеливо ждал он тот день, когда суждено ему вернуться обратно и более никогда не покидать свою страну.
Ждал он тот день, что настанет после гибели мира и рождения его из пепла и крови, когда старым соглашениям надлежать будет быть расторгнутыми. Обязательства более не будут сковывать Ньёрда, и долг его будет числиться закрытым.
Тогда он вернётся, наконец, домой. В одиночестве и один, потерявший своих детей, но тем не менее он вернётся. И более никогда больше не покинет свою родину. Да-а-а…
Но всё это будет ещё не скоро. А потому пока он лишь терпеливо ждал, когда это время придёт.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«МодернАУ или канон: ваше божество — родитель-одиночка»
Отцовство даётся Ньёрду непросто. Его обожаемая жена и сестра уходит практически сразу после того, как разрешается от бремени, и её мужу и брату смириться с этим куда сложнее, чем кажется. Ньёрд до последнего не может принять чужой уход, и долгие дни пребывает он в отчуждённой прострации, пытаясь смириться с тем, с чем смириться просто невозможно.
Однако не только смерть Нертус подавляюще влияет на Ньёрда. Оставаясь один на один с новорожденными близнецами, он внезапно ловит себя на мысли, что просто не знает, что должен с ними делать. Растерянность и отстранённость сковывают не только его движения, но и помыслы, и Ньёрд не знает, что должен делать и как себя вести.
Спросить, задать вопрос, чтобы получить на него ответ, ему, однако, некому. Как и не на кого рассчитывать, кроме себя самого.
В конце концов, не может же он подвести Нертус, которая отдала свою жизнь за их детей? Как и не может подвести он близнецов, отцом которых отныне называется. Свою плоть и кровь, свидетельства их с Нертус любви и связи.
Они должны вырасти сильными и прекрасными, но сейчас им нужна забота и защита, и Ньёрд, их отец, должен позаботиться о ней.
Отцовство даётся ему непросто. Не самым лучшим, не самым удачным родителем он получается. Скорбящий по ушедшей супруге и не знающий, что делать с детьми, он, тем не менее, пытается отдавать им всё, что имеет сам. Скупую заботу и ласку, любовь, что на самом деле хранится в его израненном сердце.
Он суровый отец, молчаливый, но с детьми всегда честный. Любящий их и по-своему опекающий их — знают они об этом, чувствуют. А потому никогда не упрекают отца за пренебрежение. Знают, что ему тяжело и непросто, что делает он всё, что в его силах. Принимают его в итоге таким, какой он есть, и благодарны ему за заботу и любовь, и то, что вырастил их.
Ньёрд же в свою очередь благодарен им.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Насколько ты привязан к своей обители, Ноатуну?»
Ноатун, Корабельный двор, для Ньёрда был не просто чертогом. Отдушина и свой собственный маленький замкнутый мирок на границе между великими Асгардом и Ванахеймом. Место, где Ньёрд был хозяином и господином, предоставленным самому себе и своему одиночеству.
Ноатун Ньёрд любил. Хотя бы потому, что был он для него единственной тихой гаванью, в которую Ньёрд возвращался в те редкие моменты, когда выходил из моря на сушу.
Здесь мог он отдохнуть, остаться наедине с самим собой и своими мыслями. Здесь он был предоставлен самому себе. В одиноком чертоге, в который наведывались разве что его дети.
Ноатун был неотъемлемой частью жизни Ньёрда. Местом, в которое он хотел возвращаться; местом, к которому он был особенно привязан.
Был он словно частью души самого Ньёрда. Тайной, скрытой от всех заводью, о существовании которой знал лишь он один. Идеальным местом покоя и отдыха, где никто не был властен над ним и его чувствами.
Без Ноатуна не представлял он себе свою жизнь. Было без него его существование неполноценным и неполным. А потому…
Даже после того, как всё закончится, Корабельный двор он не всё равно не оставит.
========== Хеймдалль. Вступление ==========
Страж богов неподвижной скалой стоит на своём посту. Взгляд его сияющих, искрящихся, словно звёзды, глаз спокоен, но в то же время и суров. Глядит он, не моргая, вдаль, и ни одно событие не остаётся незамеченным им.
Он видит, как раскрываются бутоны полевых цветов.
Он слышит, как с силой пробивает себе путь к солнцу первый росток восходящего зерна.
Он видит, как тают льды на замёрзшем ручейке.
Он слышит, как в материнской утробе бьётся сердце ребёнка.
Он видит…
Он слышит…
Ничто не проходит мимо бесстрастного Стража. Он стоит на границе миров и бдит, бдит, бдит… Несёт свою нелёгкую службу, и ничто и никто не тревожит её.
Молчание и статичность окутывают светлейшего из числа асов. Стоит он неподвижно, не мигая глядя в бесконечное пространство всех девяти миров. Он выполняет свой долг, чтобы в самом конце стать первым, кто узнает о приближении погибели.
И тогда Страж превратится в Глашатая.
Но сейчас служба его спокойна и размеренна. И никто не нарушает это почти торжественное уединение. Никто и не должен, ведь нельзя зоркому и чуткому Хеймдаллю предавать свой долг и отвлекаться от него, ведь ответственность, что лежит на нём, слишком высока и почётна.
Хеймдалль не может пренебречь ею.
А потому ни для кого не делает он исключений и продолжает стоять на своём месте до тех пор, пока ему положено. Разве что…
— Что видит твой зоркий глаз, сын мой? Что слышит твой чуткий слух? — голос отца всегда твёрд и властен, и перед ним, своим господином и повелителем, Хеймдалль всегда в почтении склоняет голову.
— Много чего видит мой зоркий глаз, отец мой, много чего слышит мой чуткий слух. Коль не спешишь ты и коль согласишься остаться подольше и выслушать мой рассказ, то я поведаю тебе эти сокровенные тайны девяти миров…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»
Для него это не становится неожиданностью. Хеймдалль, зоркий страж богов, первым узнаёт о начале конца. Гьяллархорн разрывает тяжёлую гнетущую тишину предзнаменования, символизируя собой начало конца.
Он идёт во главе эйнхериев, один из первых, рядом со своими братьями и отцом. Под их тяжёлой поступью трясутся горы, осыпаясь крошкой, и разверзается земля. Они выходят на бой и останавливаются напротив своего врага — ратного войска, во главе которого стоят сыны Муспельхейма. Жар и огонь расходятся от них, и плавится от них металл, и реки лавы текут в трещинах земли. Пламя пожирает деревья, и всё вокруг — огненное буйство, жар, от которого пот стекает ручьями, а доспехи обжигают кожу. Всё вокруг оранжево-красное и чёрное, и Гибель Богов подобна лесному пожару.
Хеймдалль трубит в рог — на сей раз обычный, боевой — и призывает воинов к строю. Сейчас решится их судьба, судьба их всех, и каждый здесь найдёт своего противника.
Локи стоит напротив него. Он щурит глаза и растягивает уродливые, покрытые шрамами губы в жутком ядовитом оскале.
— Ты пробудил богов слишком поздно, Хеймдалль, — его голос сочится ядом ещё более опасным, чем тот, что стекал ему на голову из пасти змеи, подвешенной Скади. — Я мечтал об этом дне, Хеймдалль. Лишь мысль о нём спасала меня от безумия тогда, когда во тьме я был прикован к камню кишками собственного сына.
Они бросаются в бой одновременно. Так же, как и тогда, когда сражались за ожерелье Фрейи Брисингамен. Тогда Хеймдалль победил, но сейчас он знает, что это не произойдёт.
Они лежат рядом, смертельно раненные и умирающие. Жизнь медленно угасает в глазах их обоих, но прежде чем это случится, Хеймдалль видит. Видит как и всегда намного дальше других.
Он видит, как Видар разрывает пасть Фенрира, мстя за их отца. Видит, как рядом с ним встаёт Вали, и братья-мстители занимают место Одина так же, как Магни и Моди занимают место Тора.
Он видит, как в тени ветвей священного ясеня, что не сможет коснуться неистовое пламя Сурта, укрылись двое людей. Лив и Ливтрасир, те, кто дадут человечеству жизнь так же, как когда-то Аск и Эмблу, — он, отец всех людей, заводит их туда, спасая от гибели. Даруя надежду на возрождение, выполняя своё главное предназначение.
Хеймдалль слабо улыбается в последний раз. Он знает, что за смертью следует жизнь. Вечный цикл, что никогда не прервётся. А потому он умирает с чистым сердцем и спокойной душой.
Он выполнил свой долг.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Как же так вышло, что у тебя целых 9 матерей? Они все тебе родные? Если да, то как ты появился на свет в таком случае?»
На самом деле, Хеймдалль не знает, кто его мать. Знает лишь то, что отцом ему приходится Один — многомудрый, он никогда не отвечает ещё совсем молодому стражу на его серьёзный вопрос.
«Кто же всё-таки моя мать?»
Девять прекрасных дочерей Эгира заботятся и играют с золотым младенцем в подводных палатах своего отца. Каждая из них — его мать, лелеющая и поющая колыбельные. Укачивающая на своих нежных и обманчиво хрупких руках — все они в равной степени берут на себя ответственность, и каждая из девяти нараспев отвечает на вопрос своего сурового отца.
«Я мать этого прекрасного младенца»
Эгир, в итоге, смиряется, пока его дочери хитро переглядываются друг с другом. Они хранят тайны верно и нерушимо, и каждая унесёт знание с собой в могилу, когда придёт время.
А золотой ребёнок растёт в окружении девяти матерей. Все они — его настоящие родительницы, по крайней мере, Хеймдалль не может думать иначе, ведь каждая из них приходится ему матерью с первых мгновений жизни чудно́го дитяти.
Руки каждой из них — родные руки.
Голоса каждой из них — родные голоса.
Ласка и нежность каждой из них — родные ласка и нежность.
Объятия каждой из них — родные объятия.
И Хеймдалль, зоркий и чуткий на слух, действительно не знает, кто же, в конце концов, та одна-единственная родительница.
Это, впрочем, со временем и вовсе теряет какое-то значение. С тех самых пор, как прекрасные дочери Эгира передают вскормленного и взлелеянного, подросшего ребёнка отцу, ласково и аккуратно вынося его на своих руках из моря на берег, Хеймдалль всё время проводит именно с Одином. От заботы его матерей остаются лишь далёкие воспоминания, вызывающие лишь ностальгию, по которым светлейший из числа асов временами скучает.
Ему уже давно неважно, кто же в итоге родил его. И он просто принимает как данность тот факт, что он сын девяти матерей.
А иначе и быть не может.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
В подводном царстве Эгира никогда не бывает тихо и спокойно. Девять дочерей, прекрасные девы, хитрые и лукавые, изменчивые, словно воды Мирового Океана — они в равной степени игривы и веселы и жестоки и кровожадны.
Но всё же в первую очередь они женщины.
Их любопытство так же безгранично, как и водная гладь моря, которое стесняет их и не даёт развернуться. Они томятся в нём, не зная, чем себя занять, и мечтают вырваться когда-нибудь из него.
Пока в один прекрасный момент в подводной усадьбе не появляется младенец.
Девять прекрасных дочерей Эгира в любопытстве и восторге глядят на золотое дитя перед собой. Ребёнок смотрит на них яркими глазами, цвета расплавленного золота, и улыбается беззубым ртом, агукая и кряхтя. Девять прекрасных дочерей Эгира кругами ходят вокруг дивного младенца, не зная, с какой стороны подступиться, прежде чем одна из них всё-таки берёт его на руки.
Они зовут его Хеймдаллем, этого чудно́го ребёнка, для которого каждая из них становится матерью — благость, которой каждая из них лишена в подводном царстве своего отца.
Они окружают его лаской и заботой, материнской любовью, ласкающей удивительное дитя. Хеймдалль в ответ смеётся каждой из них и тянет к ним пухленькие ручки.
Он хватает цепко Хрэнн за тонкий палец, и мать аккуратно сжимает руку, в нежном поцелуе касаясь губами крохотных пальчиков.
Девять дочерей Эгира все, как одна, лелеют своего единственного сына.
Он тянет за длинные волосы Дуфу, и мать тихо смеётся кристально-звонким смехом, переливающимся каплями воды.
Девять дочерей Эгира все, как одна, холят своего прекрасного младенца.
Он тянет молоко из груди Хефринг, и мать смотрит на него с любовью и нежностью, поглаживая по мягкой щёчке.
Девять дочерей Эгира все, как одна, вскармливают своего золотого мальчика молоком, тяжесть которого ни одна из их грудей ощущать не должна была.
Он засыпает под ласковые колыбельные Химинглэвы, и мать мягко покачивает его на своих руках, баюкая.
Девять дочерей Эгира все, как одна, поют колыбельные своему чудно́му ребёнку, и голоса их складываются в удивительную песнь моря, сопровождающую моряков.
Он спит, прижатый к груди Унн, когда она трудится вместе с сёстрами и родителями на своём подводном поле, и мать двигается плавно и аккуратно, стараясь не навредить своей драгоценной ноше.
Девять дочерей Эгира все, как одна, оберегают своё божественное дитя.
Он плачет на руках Кулги, и мать терпеливо утешает его, укачивая, и нежно целует в широкий лобик, когда он недовольно кривится и икает.
Девять дочерей Эгира все, как одна, гонят от милого дитяти прочь горести и страхи, беды и страдания.
Он играет вместе с Блудухаддой, и мать обучает его и поддерживает, чутко следит за каждым действием и радуется каждому достижению.
Девять дочерей Эгира все, как одна, учат своё любимое чадо, помогают ему окрепнуть и твёрдо стать на ноги.
Он растёт вместе с Бюлгьёй, и мать печалится от того, как быстро её чудно́й ребёнок крепнет и превращается в настоящего мужа.
Девять дочерей Эгира все, как одна, видят, как неокрепший детёныш превращается в статного крепкого мужа, взлелеянного и избалованного материнской любовью и лаской.
Он выходит на берег вместе с Барой, и мать горюет вместе с ним от разлуки, что больше никогда не сведёт их пути вместе.
Девять дочерей Эгира все, как одна, горюют от расставания с собственной плотью и кровью, которой у них никогда не должно было быть.
Они смотрят вслед удаляющегося юноши, идущего за своим отцом, и все девять матерей знают, что больше никогда не увидятся со своим сыном.
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Давайте реакцию на изображение себя любимых в современной культуре»
Изобретательность смертных всегда удивляла и интриговала. Изначально наделённые лишь базовыми способностями, необходимыми чтобы жить, они всегда учились удивительно быстро и также быстро превосходили своих учителей.
Светлейший из числа асов, зоркий Хеймдалль, точно знал, о чём говорил. Ведь во многом смертных обучил именно он.
Их пытливый ум часто выдавал такие вещи, которых от него не ждали. Нестандартные решения, третий выход из ситуации, в которой априори только два выхода, — никогда не знаешь, на что на этот раз извратятся эти непоседливые дети.
Фантазия у них всегда работала хорошо. Однако иногда и она срабатывала как-то ну слишком уж странно.
По крайней мере иначе объяснить своё экранное воплощение Хеймдалль не мог.
Ладно, ему ещё относительно повезло с родословной и обязанностями. Ну да, он перестал быть сыном Одина, был сам по себе, но хотя бы его роль и долг были переданы с удивительной точностью. Но, видимо, в логике смертных, придумавших это, изначально был какой-то странный, нелепый изъян.
Божество, которое они воплощали на экране не могло быть, что называется «и умным, и красивым», поэтому если более ли менее сохраняются его функции, то непременно должна пострадать внешность.
— Светлейший из числа асов, — золотоглазый, золотоволосый, золотозубый, бледнокожий Хеймдалль с лёгким унынием и скепсисом смотрел на актёра, воплощающего его на экране. Нет, у него не было к этому чернокожему мужчине никаких личных претензий, упаси Один.
Претензии были, однако, к режиссёру, который явно был плох в истории… как и в банальной логике, что так и вопила о том, что на холодном суровом Севере априори не бывает чернокожих людей.
(ну, по крайней мере, в то время, когда Хеймдалль родился, их там точно не было, теперь-то конечно, ситуация изменилась)
— Может, стоит поговорить с этим дитём неразумным? — Хеймдалль качает сокрушённо головой, а после…
Думает о том, что лучше наведаться к Идрису Эльбе и поблагодарить его хотя бы за прекрасное попадание в характер. Ведь всё равно фильм, как и сознания миллионов людей, посмотревших его, уже не изменить.
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«Раз уж ты наблюдаешь все девять миров и видишь всё, что там происходит - какой тебя привлекает больше?»
Страж зрит и обозревает. Везде достаёт его неусыпный взор, и ни один из девяти миров не ускользает от его взгляда.
Предвечные миры, Муспельхейм и Нифльхейм, всегда спокойны и статичны. Дремлют пока что великаны, что в назначенный день и в назначенный час уничтожат землю и мир. Не знают они пока, какая участь им уготована.
В Муспельхейме жарко, пламя там никогда не спит. Пузырится лавой, что лопается с оглушительным треском, высвобождая всё больше и больше энергии. Огонь горит, питаясь сам от себя, и его языки рождают всё новый и новый жар. Тот самый, что однажды растопил часть вечных льдов Нифльхейма.
Это своеобразное и такое же извечное противостояние миров. Однако льды Нифльхейма никогда до конца не тают. Толстая корка покоя и статичности, разбить которую ни одной силе не под силу. Вечный холод и мороз, безжизненная ледяная пустыня — здесь никогда ничего не происходит. Здесь всё замирает и движение не рушит тяжёлую тишину и неподвижность.
Хеймдалль простилает свой взор дальше, минуя предвечные миры. В них ему никогда не было чего делать.
За Нифльхеймом взгляд скользит дальше. В холод и мрак, туда, где нет места жизни с её теплом и надеждой. Там царит смирение и покой, уныние и ожидание. Там владычествует Смерть и оттуда нет выхода.
Хельхейм мрачен и тих, и тени бродят по нему, уставшие и обречённые. А взгляд их правительницы, плавной походкой скользящей по не зарастающим тропам, всегда задумчиво глядит вдаль.
Хель будто знает, что Хеймдалль смотрит сюда, а потому сама смотрит в ответ, и Страж спешит отвести взгляд дальше.
В царстве исполинских турсов, ледяных великанов, извечных врагов доблестных асов, повсеместно растут леса. Ётунхейм неприветливый, сплошь покрытый густыми непроходимыми лесами и крутыми отвесными скалами горных хребтов, что они хаотично разбросаны по здешним землям.
К этому миру Страж всегда присматривается особенно внимательно, ведь ётуны всегда были скоры на пакости и колдовство; они всегда были охочи до битв, и кто знает, когда им придёт в голову вновь учудить какой-нибудь поход.
Потому Страж смотрит, потому Страж бдит, и если возникает необходимость, Тор-Громовержец первым идёт в ратный бой.
Ненадолго отводит зоркий Хеймдалль свой взгляд от Ётунхейма. Зрит дальше, дальше, простирая свой взор в другой мир. Мир, что стал домом самым искусным мастерам и кузнецам, тем, кто создают величайшие артефакты, которыми пользуются и ныне великие асы.
Дверги, подземные карлики, тёмные альвы, неустанно трудятся в кузницах Свартальвхейма. Великий чертог Нидавеллир украшен искуснейшими из их работ и служит столицей в их царстве. Отсюда были родом братья Брисинги; отсюда пришли сыновья Ивальди; отсюда же пришёл и Альвис, что дерзнул свататься к воинственной Труд.
Сюда приходят великие асы с богатыми дарами и просьбами.
От Свартальвхейма, наполненного жаром горящего в кузнице огня и жаром воздуха, поддаваемого громоздкими мехами, ударами тяжёлых молотов по металлу и бесконечной работой умельцев, взор Хеймдалля движется дальше, к главной житнице во всех девяти мирах, плодородному и богатому краю, родине прекрасных ванов.
Ванахейм встречает Стража золотом колосящихся полей и зеленью лугов. Миром и благоденствием, процветающим на этих землях. Полнотой жизни и изобилием — всем тем, чего так не хватает мрачному чертогу Хель.
Ванахейм — это всегда тепло и гостеприимство, открытость и радость каждому дню, каждому случайному путнику — не чета лукавому и изменчивому Альвхейму.
Светлые альвы хранят множество тайн и секретов.Величайшие колдуны выходят из их народа. Но все они, как один, индивидуалисты, всегда с опаской и настороженностью относящиеся к другим. Берегут они тщательно свои богатства и знания, и их родина оказывается под стать им.
Альвхейм переменчив и изменчив. Он постоянно меняет формы и цвета. В нём магия пропитала его до последнего камня, и кажется, будто мир сам по себе обрёл разум. Хеймдалль наблюдает за ним всегда с осторожностью, стараясь не смотреть туда, куда смотреть нельзя.
Ведь Страж хорошо знает, что пока он смотрит в Альвхейм, Альвхейм смотрит в него.
Он переводит взгляд дальше, и золотые глаза неусыпно глядят в твердь Асгарда. Могучую цитадель, что обманом асы воздвигли вокруг своего городища руками великана-строителя — именно тогда Один получил в награду от Локи порождение его чрева, быстроногого жеребца Слейпнира.
Стоит пока ещё твердыня асов, не суждено пока ей пасть под натиском врагов. Много чертогов располагается в ней, и Хеймдалль обозревает их все, хоть и живут там мудрые боги, его братья и сёстры. Долг его, однако, не делает никаких исключений, и Страж выполняет свою работу исправно.
Пока наконец его взгляд не достигает последнего мира.
В Мидгарде всегда неспокойно. Люди множатся, воюют и заключают друг с другом мир. Рождаются и умирают, проживают краткие мгновения своей жизни. Они суетятся, копошась в грязи и пыли собственных забот, но всегда с почтением и уважением, благоговейным страхом вспоминают о своих богах. Почитают их как своих заступников и зависят от них не в большей мере, чем сами боги от людей.
Мидгард, Срединная Земля, последний и в то же время центральный из всех миров, и именно на нём всегда заканчивается его путешествие.
Хеймдалль, неусыпный страж, обозревает каждый мир. Он наблюдает за ними столько, сколько помнит себя сам. Каждый из них интересен по-своему, и светлейший из числа асов не хочет обременять себя необходимостью выбирать из них лучший. Тем более что это всё равно абсолютно бессмысленное занятие.
Он ведь всего лишь выполняет свой долг. И его единственным и родным местом пребывания будет Химинбьёрг подле Биврёста. Местом, куда он всегда будет возвращаться с радостью и охотой.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Дурмстранг был самой необычной школой Чародейства и Волшебства среди всех школ Чародейства и Волшебства. Нет, конечно, каждая из них была по-своему уникальна и необычна, и имела свою особенную специализацию, но только в Дурмстранге в большей мере ориентировались на тёмные искусства и боевую магию.
Дурмстранг определённо не был школой для слабаков. Слабые телом и духом просто не выживали здесь, и Хеймдалль знал, что ещё менее столетия назад детские трупы выносили из школы через чёрный ход и сбрасывали вниз со скал на радость волкам и воронам-падальщикам.
Теперь же времена изменились. И убивать студентам друг друга строго запрещено. Хотя, кажется, подобное правило вызывает ненависть не только у учащихся, но и у преподавателей.
Ведь слабым нет места в Дурмстранге.
Здесь в уважении сила, а ещё более — хитрость и изворотливость. Не многие, на самом деле, из учащихся могут похвастаться выдающейся физической или магической мощью, но все они — талантливые манипуляторы и хитрецы. Они всегда стоят в тени, дёргают за ниточки тех, кто им доверился, и стравливают врагов друг с другом, с упоением наблюдая, как соперники сражаются до крови и тяжёлых травм.
Не только физических, но и магических.
Им запрещают убивать друг друга. Но это нормально, если какой-то из студентов после хорошенькой драки сконает в муках в лазарете. За такое обидчика не отчислят и даже не отругают, но посмотрят на труп с презрением и без сожалений сбросят его, как и раньше, вниз со скалы.
Ведь со слабыми и недостойными в Дурмстранге разговор всегда короткий.
Не то чтобы Хеймдалля это не устраивало.
Он сам силён и физически, и магически. Не самый лидер, конечно, но и постоять за себя всегда может. Здесь, в Дурмстранге, по-другому и нельзя: здесь все ученики — волки, и авторитет добывается кровью, болью и по́том. Здесь никому нельзя доверять, но и держаться одиночкой опасно — волки сбиваются в стаи и им не нужно ждать ночи, чтобы подстеречь свою жертву в коридоре и прижать её к стене.
К своему выпускному курсу Хеймдалль знает об этом как никто другой. Ведь он тот самый одиночка, ни с кем не сблизившийся и не примкнувший ни к какой стае. Удары судьбы и кулаки студентов, однако, становятся лучшей школой жизни для того, кто учится на факультете боевой магии. И к своему выпускному курсу Хеймдалль учится уверенно и твёрдо держать удары.
И бить в ответ с не меньшей силой.
Ведь Дурмстранг жесток и опасен. Он — неистовство и безумие, и вечный кровавый угар. Он вмещает в себе выходцев почти из всей Европы и он полыхает изнутри пожарами межэтнических конфликтов.
До сих пор давние враги помнят старые обиды и не прощают их друг другу. Драки представителей разных народов превращаются в настоящие кровавые побоища, локальные войны с победителями и проигравшими. С триумфаторами и убитыми, которых всё также неизменно выбрасывают вниз со скал на радость волкам и воронам-падальщикам.
Дурмстранг жесток и опасен, он — ненасытное, вечно голодное пожарище, требующее крови. Он закаляет и он даёт выбор: либо ты выживешь, либо сгниёшь. Слабым здесь делать нечего, а те, кто не хотят умирать, зубами выгрызают своё право на существование. Выпускаются в мир с травмами и шрамами, и суровой школой жизни, после которой реальная война — не более чем лёгкая потасовка в ночной подворотне.
Хеймдалль, получая свой диплом выпускника факультета боевой магии, по крайней мере, думает именно так. И оглядываясь назад, на величественный мрачный замок, возвышающийся в суровых северных горах, он внезапно ловит себя на одной отчётливой мысли.
На самом деле, Дурмстранг — это ад.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
«Боги, в современном мире вы «вышли на пенсию». Расскажите о своих занятиях в XXI веке. Кем вы работаете? Что делаете? Посвящаете себя своим хобби или незаметно продолжаете выполнять свою божественную работу?»
Не то чтобы Хеймдалль любил свою работу. Но, кажется, у него было какое-то особое предназначение, связанное с тем, что он должен за чем-то следить и что-то охранять.
В бытность былых дней — это была божественная вотчина. Теперь же — студенческое общежитие.
Опять же таки, не то чтобы Хеймдалль не любил свою работу. Но студенты Хеймдалля не любили почти все поголовно. Ничего странного, конечно, в этом не было, ведь Страж всегда был самым суровым и строгим комендантом.
Самое главное, чёрт возьми, всевидящим.
Его неусыпный взор, кажется, в прямом смысле был неусыпен. И днём, и ночью комендант Хеймдалль был страшнее цепного пса, спущенного с привязи. Орлиный взор его каре-жёлтых глаз, кажется, просвечивал рентгеном, и никому, даже самым хитрым ловкачам, так ни разу и не удалось пронести запретные вещи мимо бесстрастного Стража.
Сигареты, алкоголь, а у особо наглых ещё и травка — всё конфисковалось и уничтожалось (сжигалось и выливалось, вызывая у студентов боль и отчаяние, разумеется), и общежитие почти в прямом смысле вело здоровый образ жизни.
Студенты стонали, студенты негодовали, студенты пытались пакостить. Но всё было без толку, ведь у коменданта, похоже, помимо орлиного зрения, собачьего нюха и кошачьего слуха ещё и были в прямом смысле стальные нервы.
И фотографическая память — куда же без неё.
Хеймдалль был абсолютно беспристрастен, а ещё на диво флегматичен. Со спокойствием айсберга он не просто изымал у студентов то, чему не место в общежитии, но и также разворачивал всех, кому в этом самом общежитии не место. Он помнил всех своих подопечных и всех их друзей (тех, которые действительно друзья и приходят в дозволенное время не бухать и заниматься прочими непотребностями) и товарищей. А также всех сомнительных личностей, которых уже хотя бы раз выставлял за дверь своей вотчины.
А потому им пройти мимо него ещё раз было заведомо гиблым делом.
Не то чтобы Хеймдалль любил свою работу. Но он привык всегда исправно исполнять её — что тогда, давно, когда он охранял чертог богов, что сейчас, когда он охраняет студенческое общежитие. Так что он едва заметно усмехается сам себе, однако на лицо его тут же возвращается привычная бесстрастность, а суровый всевидящий взор прожигает дыру в очередном робеющем первокурснике.
Всё идёт своим чередом.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
«Каково это - знать и видеть всё на свете? Не возникает ли иногда ощущение, что ты увидел то, что не предназначено для чужих глаз в принципе?»
Хеймдалль рано учится держать эмоции под строгим контролем. Он — беспристрастный страж, тот, что охраняет и следит за порядком. Он должен обозревать все девять миров и следить за равновесием в каждом из них.
Однако он никогда не позволяет себе смотреть дальше положенного. Быть может, он видит и слышит всё, но лишь он один решает, что из этого «всего» ему знать дозволено, а что должно остаться за границами его осознания.
В определённой степени это неправильно и, конечно, субъективно. Никто ведь не сможет проверить добросовестность Хеймдалля, никто не сможет сказать, прав он в своём выборе или нет. Однако все странным образом доверяют всевидящему стражу и ни у кого никогда не возникает желание усомниться в его верности и решениях.
Беспристрастность и бесстрастность Хеймдалль взращивает в себе под чутким контролем отца. Один учит своего сына так же сурово, как и остальных. Привязывает к себе личной верностью, не оставляя Хеймдаллю другого выбора. И в конце концов доверяя ему самую важную и тяжёлую обязанность — сторожить и бдеть, видя и слыша всё, что происходит в девяти мирах.
Знание бременем опускается на плечи светлейшего из числа асов. Трудными решениями и невозможностью ошибок. Безмолвным наблюдением и недопустимостью перехода невидимых зыбких границ личного пространства каждого живого существа.
Что, разумеется, не значит, что лукавые тёмные души смогут в этом личном пространстве скрыть свои злые помысли. Спрятать от стража своё коварство и вероломство — отделять зло от добра и тьму от света Один учит зоркого сына в самую первую очередь.
Собственно, это именно та причина, по которой Хеймдалль и стоит на страже Асгарда.
Однако вместе с тем есть вещи, которые Хеймдаллю видеть не следует. Есть слова, которые не предназначены для его слуха. Есть мгновения, которые должны пройти мимо всеведающего стража. Тонкая расплывчатая грань, на которой Хеймдалль балансирует изо дня в день — по прошествии многих зим он учится никогда не преступать её. А потому…
Он видит и слышит лишь то, что необходимо увидеть и услышать для сохранения порядка в Асгарде и других мирах. Более же дозволенного он не берёт никогда и, откровенно говоря, не желает этого.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
Нц-шный ивент
Локи — величайший из хитрецов во всех девяти мирах. Коварный и лживый, сеющий хаос и раздор, разрушающий и саморазрушающий — его ненавидели, его презирали и в то же время в нём нуждались будто в воздухе и отправляли разбираться со всеми затруднительными ситуациями.
Хеймдалль, возможно, единственный, кто не обманывался шаткой лояльностью рыжеволосого ётуна. Наблюдал за ним с особым вниманием и пристрастностью, раскрывая его коварные замыслы ещё до того, как они успевали до конца оформиться в сердце.
Хеймдалль никогда не доверял Локи. Хеймдалль всегда с особой силой ненавидел Локи. Хеймдалль всегда отлично от других асов презирал его.
Локи коварен и хитёр, скор на выдумки. Но хранит он в своём сердце чёрную злобу и желчную ненависть, что копятся там годами, дозревая, словно плоды на дереве. Ждёт подходящий момент, чтобы как змея, впиться клыками в незащищённую кожу и выплеснуть весь свой яд.
Но до тех пор он показательно кроток и терпелив. И лишь один Хеймдалль знает, какова цена этого терпения и кротости.
Страж богов, однако, не спешит вмешиваться. Он наблюдает, выполняя свою работу, бдит и следит. Ждёт, на самом деле, заветный приказ, когда же можно будет схватить в крепкой хватке гибкое, извивающееся тело.
Один, Всеотец, великий побратим Локи, в общем-то, не многим уступает ему в коварстве и хитрости. Он даёт одной рукой, предлагая Локи — приказывая — очередную бесчестную шалость. Другой же он тут же забирает, втайне приходя к Хеймдаллю, зоркому сыну и стражу, молчаливым согласием давая ему вольную.
Сын девяти матерей сверкает золотом глаз. Расправляет широкие плечи и рвётся в долгожданный бой. Ожерелье Брисингамен — бессмысленная красивая пустышка, что служит причиной стольких бед и распрей — и в этот раз становится причиной раздора.
Локи похищает его у Фрейи по наущению Одина; Хеймдалль должен отобрать его и вернуть хозяйке по велению Всеотца. Но прежде чем он сделает это…
Локи ухмыляется хищно, и смех его, потусторонний, дьявольский, эхом отбивается от стен пещеры. Худое гибкое тело извивается, дразнясь, в то время как золото в чужих глазах чернеет, подёргиваясь дымкой, а тяжёлая поступь отдаёт предупреждением и предзнаменованием.
— Ну же, страж богов, скажи, к лицу ли мне эта безделушка? — Локи примеряет Брисингамен на себя; смеётся ядовито, плюётся ненавистью и тупым презрением.
Не к Хеймдаллю, нет. К себе.
Время и память смертных играют с ним злую шутку. Он словно застревает на полпути, ни туда и ни сюда. Уже не женщина, но ещё и не совсем мужчина — женовидный ублюдок, что единственный в своём роде способен вынашивать и рожать детей.
Хеймдалль знает об этом. Знают об этом и другие асы, и полные презрения взгляды их для Локи приобретают особый смысл.
Физически он мужчина. У него есть жена и любовница, он зачинал в их чревах детей. Двое из них станут орудием его сдерживания; трое других — орудием гибели всего сущего. Знает об этом Хеймдалль. Знают об этом и другие асы.
Но тем не менее все, как один, они смотрят с грязной животной похотью на побратима великого Всеотца.
— Попробуй отобрать его, — Локи скалится хищно, хоть и знает, что загнан в угол. Сопротивление всегда бесполезно, а потому он пытается задеть побольнее хотя бы словами.
Хеймдалля, однако, эти игры никогда не берут. И потому его Локи ненавидит особенно сильно.
Страж богов силён и проворен, как и подобает хранителю Биврёста. Его хватка всегда груба и крепка. Локи скалится, дёргаясь скорее просто для проформы, когда Хеймдалль настигает его, грубо опрокидывая наземь. Садится на худые ноги, до синяков сжимает за спиной Локи худые запястья, придавливает его собственным запястьем в спину грудью к холодному твёрдому влажному камню. Второй рукой наматывает на кулак длинные рыжие волосы, больно оттягивая их и в то же время прижимая щекой чужое лицо к камню так, что Локи чувствует запах влаги, водорослей и плесени, которой изъедены здешние стены.
Он смеётся хрипло, смеётся с тупой ненавистью, которой не может дать ход. Хеймдалль сильнее, Хеймдалль больше — пока что, по крайней мере, так точно — и борьба с ним не несёт Локи ничего, кроме ещё большего позора и унижения.
Хеймдалль всегда груб и резок. Похоть и желание застилают ему глаза так же, как и всем другим, с кем Локи не всегда по своей воле делит постель. Лишь одно отличает его от них и в то же время роднит с самим Лофтом.
Ненависть.
Локи смеётся, смеётся назло ему, скрывая за смехом болезненное шипение. У Хеймдалля твёрдый крупный член, которым он толкается резко и властно. Горячее узкое нутро мужчины под ним принимает его словно женское, и нет, на самом деле, большего унижения в среде доблестных асов.
Поэтому они, лицемеры и глупцы, скрывают свои мерзкие связи, утоляя желание и похоть друг друга как угодно, но только не соитием, когда двое становятся одним. Подобное допустимо лишь с женщинами, но жёны их не всегда удовлетворяют своих мужей. И тогда они, животные, вспоминают о Локи.
Уже не женщина, но ещё и не мужчина — ублюдок, которого можно использовать как вещь.
Как же Локи за это ненавидит их!
Он скалится в животном оскале, до боли растягивая губы, усеянные белёсыми шрамами. Смеётся до хрипа, пряча в этом смехе боль, унижение и ненависть, когда Хеймдалль грубыми толчками вбивается в его тело. Запах плесени и прохлада воды смешиваются с по́том и жаром, а от стен эхом отбиваются яростные рыки, дьявольский смех и громкие шлепки кожи о кожу.
Перед разрядкой Хеймдалль всегда ускоряется. Каждое его движение отзывается болью в чужом теле. Наливающимися синяками на затёкших запястьях и скуле; треском в черепе, который, кажется, чужая рука вот-вот раздавит; кровавыми царапинами на груди от трения об острый шершавый камень. Хеймдалль рычит громче и яростней, будто и вправду превращается в животное, когда узость и податливость горячего тела под ним окончательно сводят его с ума.
Он бьётся пахом о чужие ягодицы и замирает. Локи чувствует, как внутри него разливается горячее семя, и усмешка ломает губы ненавистным презрением и отвращением.
Они всегда считают нужным кончать внутрь него. Будто мало ему унижений и без того — они помечают его своим семенем, словно жену, что от него должна зачать ребёнка. Вот только Локи — не жена, что бы там ни думали эти похотливые ублюдки, и за каждое подобное унижение, когда придёт время, все они расплатятся.
Хеймдалль выходит так же резко, как и начинает. Даже не смотрит на распростёртое тело под ним. Забирает то, за чем был послан, и уходит, оставляя Локи в одиночестве. Конечно, он знает, что своими действиями лишь ещё больше распаляет ненависть в ётунском ублюдке, но вместе с тем…
Хеймдалль отличается от остальных асов и тем самым роднится с ненавистным любовником. Ведь с каждой новой встречей чёрная ненависть и ярость разгораются в груди стража всё сильнее и сильнее. Лишь для того, чтобы в итоге достичь своего апогея.
И вылиться в последнее противостояние, ценой которому будут их жизни.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
«Ответьте на вопрос в несвойственной себе манере»
«Расскажи об облике Рига»
Отец мой, великий Один, прародитель асов и людей, странствовал много и многое видел. Многие тайны были открыты ему и многие знания. Обучил их он и нас, своих детей, однако не все смогли постичь их.
Я — Страж, Тот, Кто Оберегает. Я — Защита и я — Человек. Мне были даны руны и их я постиг. А после…
Отец мой дал мне девять дней для путешествий.
«Ты должен выполнить свой долг, родитель людей», — так он мне сказал тогда, и я не мог ослушаться.
Девять дней провёл я в Мидгарде, девять ночей. Род людской в ту пору был немногочисленен и жалок. Отец мой, великий Один, дал ему дух, вдохнул в него жизнь вместе с двумя своими товарищами, но более не было у людей ничего.
Самое главное — у них не было Знания.
Три дома приняло меня, три семьи. По три дня провёл в каждом из них, разговаривая с хозяевами, обучая. По три ночи делил я с ними ложе, по три ночи зачинал я в чревах хозяек детей. Тех самых, что должны положить начало многочисленному роду людскому и его сословиям. Рабы, бонды и ярлы — все они происходят от моего семени, и все они помнят имя своего отца.
Имя ему — мне — Риг, и тот он, — я — кто дал своё семя, зачиная род людской.
Нечасто мне приходится воплощаться в облике этом, ведь главный мой долг наблюдать и бдеть. Но иногда норны призывают его, и вынужден я оставлять свой пост на своего отца и спускаться к потомкам своим. И вновь путешествовать девять дней, и вновь приходить в чей-то дом, и вновь три ночи делить ложе с хозяйкой дома, пусть даже замужем она уже. Сеять семена на плодородной почве и ждать могучие всходы.
Доблестных воинов рожают жёны от моего семи. Доблестных конунгов и первых идущих в сражениях. Все они после пируют в Вальхалле, в чертоге моего отца, подле него, равные ему, а когда придёт время, возглавят они воинов-берсерков, что будут сражаться, пока мир не рухнет.
И я, Риг, их зачинатель, буду идти перед ними.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
«Ответ в стилистике заклинания-обращения к вашему божеству»
«Ответ на иностранном языке»
К Хеймдаллю взываю я, к Стражу Богов. Стоит он на Биврёсте, и его Гьяллархорн слышен будет в День во всех девяти мирах. Могучий защитник и отец всех людей — он не откажет мне в своей милости.
Я несу ему крепкое тёмное хмельное пиво в чаше из ясеня, священного древа. Ему я также посвящаю убитого мною зверя, добытого в честной охоте и борьбе. Пируй, Страж Богов! Даже твоим зорким глазам нужен отдых пока Тор-Громовержец раскалывает черепа ётунов и трусов.
К Хеймдаллю взываю я, к тебе, отец мой и всего моего рода. Следи за мной своим зорким взглядом, защити меня своим несокрушимым могуществом. Режу я на руках своих руны твои и отдаю себя на милость твою.
Кровь моя — твоя кровь; дары мои — твои дары. Милость твоя — моя милость. Отныне ты мой палач и мой судья, покуда к тебе я взываю в своей мольбе.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«В день Рагнарока ты должен будешь при помощи рога оповестить асов о начале конца. А были ли случаи, так называемых, “ложных тревог”? Если да, то по какой причине ты стал трубить в рог? Был пьян? Проиграл спор?»
Взять, что называют смертные, «на слабо» Хеймдалля всегда было очень сложно. Бесстрастный ас несокрушимой скалой стоял на страже своих обязанностей и не поддавался ни на какие провокации. А провокации были, и были частенько, ведь ничто так не распаляет азарт и соревновательный дух, как желание покорить априори недостижимую вершину.
Вот как раз Хеймдалль был такой вершиной. А потому периодически сдерживал набеги на проверку границ своего воистину божественного терпения.
Так вот, взять Хеймдалля на слабо было невыполнимой миссией. Собственно, как и споить. Как минимум потому, что Хеймдалль крайне редко появлялся на каких бы то ни было пирах, как максимум же — кто-то из его девяти матерей озаботился этим вопросом и, хорошенько поколдовав, наградил любимого сына стойкостью к алкоголю и опьянению. Так что даже под хмелем Хеймдалль продолжал оставаться неприступной скалой, на которую поди взберись. И это… доставляло некоторые неудобства.
А всё потому, что любопытство асов было ничуть не меньше любопытства смертных, и практически всем им до одного (разве что кроме Тюра и Видара, похоже) было невероятно интересно.
А что, собственно, случится, если Хеймдалль затрубит в Гьяллархорн до наступления Рагнарёка?
Вопрос этот волновал многих, даже всезнающего Одина. В первую очередь всезнающего Одина, ибо именно он предпринимал больше всего попыток склонить бесстрастного сына к тому, чтобы тот протрубил в свой рог. Все эти попытки, ожидаемо, обернулись крахом, и любопытство продолжало пожирать жителей Асгарда.
— У меня есть идея, — именно с этими словами в итоге на тинге выступил быстроногий Хермод, гонцом снующий по всем девяти мирам. — Если ни силой, ни хитростью мы не можем сокрушить принципы Хеймдалля, то тогда должны мы действовать его же методами.
— Встать рядом с ним на Биврёсте и стоять как истуканы? — иронично вскинул бровь Локи, который, вообще-то, уже давно подумывал о том, как бы так незаметно умыкнуть Гьяллархорн куда подальше.
— Нет, — ничуть не смутившись, покачал головой Хермод. — Испытать его честь — уж если и ей он предпочтёт свой долг, то тогда придётся ждать нам всем Рагнарёк, чтобы услышать звук Гьяллархорна.
— И как мы это сделаем? — скептично вскинул бровь Один, заинтересованно глядя на сына. Тот в упор посмотрел на Тора.
— Что? — тут же напрягся Громовержец. — Я не пойду испытывать честь и границы терпения Хеймдалля.
— Ты — нет, — согласился Хермод. — А вот твой пасынок, удачливейший из нас, вполне может, — посланник асов расплылся в широкой лукавой улыбке, в то время как у Улля, ещё не подозревающего о такой подставе, просто не осталось другого выбора.
В конце концов, да, именно его и делегировали на Биврёст к мрачному хмурому стражу. Не то чтобы Улль был в восторге от выпавшей ему чести, но с другой стороны послушать Гьяллархорн и вправду было интересно, так что сопротивлялся он недолго.
— О светлейший из числа асов! Ты, что неустанно бдит и охраняет Асгард от врагов! — поприветствовал Хеймдалля Улль, на что тот одарил его мрачным неприветливым взглядом.
— Зачем явился? — буркнул он, всем видом демонстрируя нежелание с кем-либо общаться и контактировать аж примерно целое никогда, но Улль профессионально проигнорировал его. Вместо этого хитро сверкнул глазами, а в руках его ударились друг о друга игральные кости.
— Ты единственный, брат моего отца, с кем мне ещё ни разу не доводилось играть, — это, вообще-то, была чистейшая правда, так что всеасгардская афера убивала Уллю сразу двух зайцев. — Быть может, тебе улыбнётся удача обыграть меня, м-м?
Вообще-то, Хеймдалль не был азартен. Но он всё-таки был сыном своего отца, а потому худшие черты его характера иногда весьма некстати проявлялись и у невозмутимого Стража. А потому долго противиться предложению Улля у него всё-таки не получилось.
— Сыграем на желание, — прежде чем выбросить кости, предложил тот.
— Идёт, — скупо кивнул Хеймдалль, и Улль сделал первый ход.
Исход игры, в общем-то, был ожидаем. Никто не мог переиграть удачливейшего из асов, и даже суровый Хеймдалль потерпел поражение.
— Загадывай своё желание, — стойко принимая проигрыш, в конце концов произнёс он. Улль расплылся в довольной улыбке:
— Протруби в Гьяллархорн — всегда мечтал услышать его звук до наступления Рагнарёка.
Несколько мгновений Хеймдалль молча смотрел на терпеливо ждущего юнца, словно размышляя, сказать ему правду или не стоит. В конце концов, он кивнул, пожав плечами, встал со своего места, удаляясь куда-то, а после возвращаясь, держа в руках рог.
— Ты уверен? — на всякий случай максимально бесстрастно переспросил Хеймдалль, на что Улль решительно кивнул.
Страж Биврёста снова пожал плечами. Приставил рог к своему рту, дунул и… ничего не произошло.
— Э-э-э, — многозначительно выдал Улль, взирая на невозмутимого родственника, откладывающего рог в сторону. — Он что, сломан? — выдвинул самое логичное объяснение, на что Хеймдалль вдруг лукаво ухмыльнулся.
— Нет, он абсолютно исправен, — возразил, едва сдерживая смех. — Просто голос его, которым он оповестит о гибели мира, сейчас находится во временном пользовании… некоторых других существ, — поманив ничего не понимающего Улля за собой, Хеймдалль пальцев указал перед собой. — Вот у них.
Перед Уллем, взирающим с высоты Биврёста, важно прохаживал петух. Распушив перья, он набрал полную грудь воздуха… и пронзительно закукарекал.
— То есть, петухи не просто так орут по ночи, да? — у Улля сделалось очень сложное лицо, на что Хеймдалль невозмутимо кивнул. — Они просто готовят нас заранее к грядущему Рагнарёку…
— Именно, — важно отозвался страж Биврёста, и день, когда тайна Гьяллархорна открылась асам, стал днём их величайшего разочарования.
И сомнительного ожидания, ведь в Тот Самый День вернувший утраченный голос Гьяллархорн должен призвать их на битву громогласным петушиным криком.
— Надеюсь, Сурт не помрёт со смеху, когда его услышит, — сдержанно произнёс Один.
— Это было бы весьма кстати, — хмыкнул Фрейр, явно пытаясь представить себе эту картину.
В любом случае, тайна была раскрыта, и асы в очередной раз получили то, что хотели. Пусть, в итоге, это и оказалось не совсем тем, на что они рассчитывали, но не всё, как известно, случается в жизни так, как хочется, а потому…
Жаловаться им было не на что.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Отвечающие, расскажите, почему вы выбрали именно таких богов?»
Хеймдалль… На самом деле, я не знаю, почему взяла его. В принципе, как и, в общем-то, со всеми богами, за которых я отвечаю, сработала тяга. То есть, был какой-то внутренний зов к тому или иному божеству, словно оно само призывало меня попробовать свои силы, как бы самонадеянно это ни звучало.
С Хеймдаллем сработала та же история. Не могу сказать, что я была очень сильно против.
Но с Хеймдаллем сложно. Так же, как было сложно с некоторыми другими. Я не могу почувствовать его сходу, сразу, так, как это было например с Тюром или Тором. Каждый вопрос и каждый ответ — попытка нащупать почву, поймать характер и настрой. Это непросто, и я, вероятно, лажаю перманентно, но это определённо интересно.
Хеймдалль мрачен и сдержан, понять и прочувствовать его сложно, но возможно. Несмотря на то, что меня тянуло к нему так же, как ко всем остальным, из скандинавов я дольше всего колебалась именно с ним, стоит ли мне брать и пробовать, или нет. В итоге, решила всё-таки рискнуть.
Ну а насколько удачным было это решение — судить уже не мне.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«Расскажи о Химинбьерге»
Небесный чертог Химинбьёрг скромен и невелик. Располагается он высокого в горах там, куда не способна ступить нога человека. Прячется он на заснеженных вершинах, скрытый белоснежным пухом облаков. Не видим он глазу ни смертного, ни бессмертного.
То — вотчина светлейшего из числа асов, зоркого Хеймдалля, стража богов.
Стоит там один-единственный дом. Сбит он из крепких тёмных досок, высится мрачной тенью на широком каменистом горном плато. Окружён он снегом, редкими деревьями и обрывом, глубокой бездной, дно которой заволокло туманом да тонкой дымкой облаков. Здесь отвесная скала заканчивается, а под ней — бездонная пропасть, оканчивающаяся твёрдой холодной землёй.
С другой же стороны прямо в гору упирается широкий мост, сверкающий в косых, ярких лучах солнца. Переливается он всем спектром цветов и слепит глаза неподготовленным, глядящим на него.
То — Биврёст, Радужный мост, граница между мирами и проход в Асгард, который защищает самоотверженный Страж.
Чертог Хеймдалля одинок, суров и неприветлив — как раз под стать хозяину. Впрочем, Стража это вполне устраивает. Никто не отвлекает его от работы, никто не мешает исполнению его долга — лишь единицам, да и то по очень важному делу, дано пресечь все трудности и попасть в Химинбьёрг, чтобы повидаться с его хозяином.
Хеймдалль не жалует в вотчине своей гостей, но если уж они приходят к нему, то не пренебрегает законами гостеприимства. Принимает приходящих как того требует обычай, но без особого рвения и охоты.
Ведь ему некогда отвлекаться от своего долга. И именно потому, в итоге, жилище его такое же неприветливое и недосягаемое, как и он сам.
Идеальное место жительства — по крайней мере Хеймдалль менять его уж точно не намерен.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
«Модерн!АУ. Список хедаконов или полноценный ответ»
— комендант студенческого общежития. Его ненавидят не только студенты, но и профессора.
— как-то раз развернул и не пустил в общагу нового проректора. На восклицания о том, что это новый проректор, с самой невозмутимой миной ответил, что он выглядит как алкаш, а потому в общагу не пройдёт.
— местный аналог мема «Ты не пройдёшь!».
— по просьбе Тора, тщетно борющегося с любовью пасынка к азартным играм, присматривает за Уллем и бдит, когда тот приходит и уходит из общаги.
— тот самый чел, который больше всех зае… кхм, устал от всего творящегося вокруг дерьма.
— за свою комендантскую карьеру повидал тысячу и один способ, как пронести в общагу бухло и травку, и левых людей.
— стоит ли говорить, что ни один из них так и не сработал?
— больше всех ненавидит Локи, который часто и подбивает старшекурсников творить всякие непотребства.
— у них, кстати, негласное соревнование кто кого: изворотливость Локи или всевидящее око Хеймдалля. Учитывая, сколько Локи мотает сроков, счёт явно не в его пользу.
— местная кличка Хеймдалля среди студентов — Всевидящее Око.
— «сердобольные» студенты пару раз пытались «помочь» Хеймдаллю устроить личную жизнь. В итоге, и потенциальных «спутников жизни», и нерадивых студентов ждала ночёвка под окнами общежития.
— для всех, кстати, тайна за семью замками, какой же комендант ориентации.
— об этом догадывается только Тор, но он молчит, опасаясь вызвать гнев брата.
— вообще-то, тот ещё грёбаный мизантроп.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Если бы кто-нибудь попытался подкупить тебя, чтобы подсмотреть или подслушать что-нибудь в его интересах - что бы ты сделал?»
Хеймдалль суров, беспристрастен и неподкупен. Всевидящий и всеслышащий — Страж Богов, что исправно выполняет свой долг и защищает Асгард от угроз.
У него нет права на слабость, а душа его должна быть лишена любых соблазнов.
Она, собственно, и лишена, равно как и практически лишена чувств. Ненужного балласта, лишь мешающего подчас исправно выполнять долг.
Договориться с Хеймдаллем потому практически невозможно. Твёрд и принципиален он в выполнении собственной работы, и дух его непоколебим. Трудится неусыпный Страж на благо Асгарда, а не собственной выгоды, и несёт ответственность за множество жизней, доверенных ему.
Он не может подвести их ради чьих-нибудь мимолётных прихотей.
Немногие потыкаются и рискуют обращаться к Хеймдаллю. Заискивать перед ним, предлагать мнимые блага за то, чтобы ненадолго зоркие глаза его ослепли, а острый слух оглох. Немногие рискуют, потому что знают, что исход у такого мероприятия неизменно будет один.
Химинбьёрг находится высоко в горах, скрытый облаками. Окружён он отвесными скалами и глубокими обрывами, и полёт с такого обрыва всегда долгий, а главное надёжный — никому не дано его пережить, на самом-то деле.
Дерзающих глупцов Хеймдалль без лишних слов толкает вниз, в долгий полёт с одним концом. Знает он, что бесчестны они раз просят пренебречь долгом ради своих эгоистичных стремлений, а потому не сомневается и не раскаивается в своих действиях. Будут одни в назидание другим, и никто больше не рискнёт проверять границы терпения Стража.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
«Ну, что дражайшие боги и богини. Побугуртим?»
ТЫ — ХЕЙМДАЛЛЬ, СТРАЖ БОГОВ, СВЕТЛЕЙШИЙ ИЗ РОДА АСОВ
@
В САМОЙ ПОПУЛЯРНОЙ ЭКРАНИЗАЦИИ ТЕБЯ ИГРАЕТ ЧЕРНОКОЖИЙ АКТЁР
@
ПРЕДПОЧИТАЕШЬ ОБ ЭТОМ НЕ ДУМАТЬ, ИНАЧЕ ОБОЗВУТ РАСИСТОМ
@
ПЛЕВАТЬ ПРИ ЭТОМ НА ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ, ИСТОРИЮ И СКАНДИНАВИЮ IX-X ВЕКОВ
@
СТОИШЬ СЕБЕ НА БИВРЁСТЕ, НИКОГО НЕ ТРОГАЕШЬ
@
К СЧАСТЬЮ, ТЕБЯ ТОЖЕ НИКТО НЕ ТРОГАЕТ
@
НАСТОЛЬКО НЕ ТРОГАЕТ, ЧТО НЕТ НИ ОДНОГО МИФА С ТВОИМ УЧАСТИЕМ В ГЛАВНОЙ РОЛИ
@
УШЁЛ НА САМОИЗОЛЯЦИЮ ЕЩЁ ДО ТОГО КАК ЭТО СТАЛО МЕЙНСТРИМОМ
@
ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ТЕБЯ НИКТО НЕ ВИДИТ И НЕ СЛЫШИТ, НИКТО ТОЛКОМ НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ТЫ ВООБЩЕ ИЗ СЕБЯ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ
@
ИМЕННО ПОТОМУ В ОДНОМ МИФЕ ТЫ ТОНКО ТРОЛЛИШЬ ТОРА, А В ДРУГОМ ИДЁШЬ ПИЗДИТЬ ЛОКИ
@
НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТА СЛАДКАЯ (зачеркнуто) ЕБАНУТАЯ (опять зачеркнуто) ПРОСТО ПАРОЧКА ТЕБЯ БЕСИТ
@
ТОР, БЛЯДЬ, ТЫ УБИЙЦА ТУРСОВ, ТЫ ДОЛЖЕН ВЪЕБАТЬ ЛОКИ, А НЕ ДРУЖИТЬ С НИМ!!!
@
НО ТОРУ НАСРАТЬ
@
ОДИНУ ТОЖЕ
@
КАК И АСГАРДУ, СОБСТВЕННО
@
ПОХОЖЕ, ТОЛЬКО ТЫ ОДИН АДЕКВАТНАЯ ЛИЧНОСТЬ, КОТОРАЯ ЗНАЕТ, КАКОЙ ПИЗДЕЦ ТВОРИТСЯ В ГОЛОВЕ ЭТОГО РЫЖЕГО ПРИДУРКА
@
АХ ДА… ТЫ ЖЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ ЗОРКИЙ АС С ЕЩЁ И ПРОКАЧАННЫМ СЛУХОМ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО…
@
СТОИШЬ НА БИВРЁСТЕ, УНЫВАЕШЬ
@
ПССС, СЫНА, МЫ ТУТ С СЁСТРАМИ ТЕБЕ МОРСКИХ ВКУСНЯШЕК ПРИНЕСЛИ
@
НУ, МАААМ
@
ВСЕ СЫНОВЬЯ КАК СЫНОВЬЯ И ТОЛЬКО У ТЕБЯ АЖ ДЕВЯТЬ МАТЕРЕЙ
@
ТЫ НИКОМУ В ЭТОМ НЕ ПРИЗНАЁШЬСЯ, НО У ТЕБЯ ДО СИХ ПОР ТРАВМА ОТ ТОГО, КАК БЛЯДЬ ТЕБЯ РОДИЛИ
@
ДОЧЕРИ ЭГИРА ТАИНСТВЕННО УЛЫБАЮТСЯ, ОДИН ПРОФЕССИОНАЛЬНО УХОДИТ ОТ ТЕМЫ
@
ТЕБЯ НАЧИНАЮТ ТЕРЗАТЬ СМУТНЫЕ СОМНЕНИЯ
@
ИДЁШЬ ЗА ПРУФАМИ К ЭГИРУ НА ПИР
@
ЛОКИ ЗАХЕЙТИЛ ТВОЮ ПРОФЕССИЮ ОХРАННИКА
@
«Я для вас какая-то шутка что ли?»
@
НАСТРОЕНИЕ: ПОЙТИ БИТЬ ЛОКИ ЕБАЛО
@
ОП, А ВОТ И РАГНАРЁК ПОДЪЕХАЛ
@
СО СПОКОЙНОЙ СОВЕСТЬЮ ИДЁШЬ БИТЬ ЛОКИ ЕБАЛО
@
ЗА БИВРЁСТ И ДВОР СТРЕЛЯЮ кхм КОПЬЁМ В ЖОПУ В УПОР
@
НА ЭТОМ ВАШЕМ РАГНАРЁКЕ И ТАМАДА ХОРОШИЙ, И КОНКУРСЫ ИНТЕРЕСНЫЕ
@
С ЧИСТОЙ ДУШОЙ ЛЕЖИШЬ ПОСЛЕ МАХАЧА С ЛОКИ И ПОЧТИ РОМАНТИЧНО УМИРАЕШЬ ВМЕСТЕ С НИМ В ОДИН ДЕНЬ И ОДИН ЧАС
@
«У меня только один вопрос, Тор. КАКОГО ХРЕНА С ЛОКИ ВОДИЛСЯ ТЫ, А УМИРАЮ С НИМ ВМЕСТЕ Я?!»
@
Но это уже совершенно другая история…
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
На Радужном мосту спокойно и тихо. Уже давно никто не рискует незаметно проскочить по нему в Асгард, чтобы навредить его жителям. Опасаются они не только Громовержца-Тора, в первую очередь опасаются они бесстрастного Стража.
Они знают, что Хеймдалль не просто так стоит на своём посту.
Они знают, что за холодным равнодушием его скрывается ярость сотни берсерков.
Они знают, что значит для Хеймдалля быть стражем Биврёста.
Химинбьёрг — холодный, суровый и неприступный чертог. Завывают в нём ветра и сковывают землю морозы, заметают метели. Редкая птица умудряется долететь до него, и бо́льшую часть времени царит в нём тишина и покой. Хеймдалль, равнодушный и статичный, единственный, кто наполняет его жизнью.
Неблагодарная и скучная обязанность, на самом деле. Никто добровольно не ищет её.
Хеймдалль, собственно, тоже принимает её не по своей воле. Но он исправно выполняет свой долг и никогда на него не жалуется.
Как и никто не жалуется. Потому что жаловаться некому.
Врагов, что хитростью пытаются пересечь Радужный мост, всегда поджидает забвение. Чёрная бездна, в которую их сбрасывает Страж, толкая в спину и сбрасывая с Биврёста вниз. Эхом в горах теряются предсмертные вопли их и затихают они, возвращая обратно в Химинбьёрг в прямом смысле мёртвую тишину.
Поэтому они знают, что Хеймдалля не проведёшь. Но вместе с тем они знают, что конец близок.
Однажды Страж вынужден будет покинуть свою вахту и свой дом и вот тогда…
Никто не останется в живых.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Что думаешь о Локи?»
Локи — хитрец, чья душа темнее бездны Гиннунга. Хеймдалль видит его помыслы и знает его суть. Никогда не доверяет он побратиму Высокого и вряд ли когда-нибудь станет.
Локи хитёр и коварен. Скрывает в своей душе он тёмные помыслы, и то, что говорит он, всегда отличается от того, что он думает. Желчь и обида, вечная как мир, переполняют его всего, и есть лишь одно чувство, в котором он всегда искренен.
Ненависть.
Ненависть сильна в нём, она подпитывает его. Она — сама его суть, обманчиво переменчивая и иррациональная. На самом деле, всё, что Локи ни делает, ведёт лишь к одному закономерному концу, и Хеймдалль, кажется, единственный, кто об этом знает.
Хаос и разрушение — то, чем Локи всегда был на самом деле. Ложь и обман — единственное, в чём он действительно был хорош. Вся его суть была скрыта в них.
Изменчивый и переменчивый, не стоящий на месте — порядок и покой были чужды ему, вызывали они в нём отвращение и отторжение, и лишь одно призвание было у побратима Обманщика.
Везде, где бы он ни появлялся, разжигались распри и ссоры, были смерти и обман, уловки и хитрости, скрывающие сердца и очерняющие души. Локи отдавал миручасть своей тьмы и всегда, кажется, был невероятно доволен проделанной работой.
Ненависть и разрушения, деструкция, которая раз по разу ломала его душу и склеивала её снова в невероятной и хаотичной форме. Постоянное движение и изменения — личное проклятие Локи, что сводило его с ума, не давая времени на передышку. Хеймдалль видел всё это; Хеймдалль знал всё это.
Он ничем не мог помочь, даже если бы и хотел. Никто не мог, кроме самого Локи. Но он падал в бездну всё глубже и глубже, и пути назад из неё у него уже давно не было. Хеймдалль наблюдал за этим и в один прекрасный момент поймал себя на единственной мысли.
На самом деле, ему было жаль Локи.
========== Форсети. Вступление ==========
В сияющих палатах Глитнир всегда многолюдно. К нему приходят многие в поисках истины и справедливого судилища. Сын блистательного Бальдра, он по определению не может быть бесчестен и лукав.
Форсети, единственный отпрыск убитого обманом прекрасного сына Одина, ещё в раннем детстве поклялся отомстить за отца. Не так, как это сделал Вали, а куда более жестоко и безжалостно.
Он дал нерушимую клятву искоренить зло и преступность. Уничтожить обман и ложь, которыми был сражён его блистательный отец.
И теперь изо дня в день Форсети исполняет свою клятву.
Его суд всегда честен и беспристрастен. Каждый несправедливо обвинённый, кто обращается к нему, всегда знает, что будет услышан судьёй и оправдан. В то время как каждый клеветник, вор или убийца непременно найдёт свою кару, что будет оглашена устами справедливого вершителя суда.
Не наскучивает Форсети, не надоедает его занятие. Неустанно трудится он в первую очередь во имя своего павшего родителя. Изо дня в день потихоньку уничтожает чудовище, пожирающее сердца своими чёрными щупальцами, побуждающими к преступлениям. Изо дня в день привносит он в мир каплю света и торжества правды.
Снова и снова выходит он на справедливый суд. Снова и снова восседает на стуле судьи. Снова и снова взирает спокойным рассудительным взглядом на тяжущихся. Снова и снова выносит свой единственно верный приговор.
И лишь по вечерам, когда последний проситель уходит, позволяет себе Форсети немного отдохнуть. Забыть ненадолго свои судейские обязанности и побыть обычным асом.
По крайней мере до тех пор, пока к нему не заходит Вали — тот, кто отомстил за убийство его отца другим убийством. Странным образом именно он выражает Форсети наибольшее почтение своими частыми визитами.
Возможно потому, что знает, что вечными судами сын тоже мстит за своего отца.
— Расскажи мне, судья, как много преступников ты покарал сегодня, — Вали всегда суров и хмур, что не мешает ему, однако, спрашивать с искренним интересом.
Форсети в ответ лишь улыбается, отвечая всегда с не меньшей охотой.
— Я расскажу тебе, брат моего отца, доблестный мститель, как много преступников я покарал сегодня…
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Все восхищались твоим отцом. Не думаешь ли ты, что ты никогда не сможешь стать таким как он? Не является ли для тебя тягостью эта связь?»
Своего отца Форсети не помнит. Он был слишком мал, когда блистательный Бальдр был убит, и от него в памяти отпрыска остаётся лишь смутный силуэт. Однако Форсети этого оказывается достаточно: то, чего не помнит он, ему с лихвой компенсируют окружающие.
Чужие взгляды всегда оценочны. Они смотрят, насколько Форсети ликом пошёл в отца и статурой. Они смотрят, присматриваются, насколько же сын во всём остальном похож на отца. Они смотрят и видят в Форсети лишь тень Бальдра и никогда — самого Форсети.
Они всегда разочарованы.
Поначалу Форсети это печалит. Он старается изо всех сил, старается не подвести память о своём отце, но он никогда не получает ни снисхождения, ни похвалы. Лишь повсеместное разочарование — ты не Бальдр, мальчишка, и никогда им не станешь. Ты даже не его тень, пусть в тебе и течёт его кровь.
В конце концов, Форсети устаёт. Устаёт от того, что все видят в нём его ушедшего отца. Устаёт от того, что все желают, чтобы он стал новым Бальдром, таким же прекрасным и идеальным.
Но Форсети — это Форсети, и он никогда не будет точно таким же, как его блистательный родитель.
Первым это особенно выделяет Вали. Его тяжёлая рука ерошит светлые волосы юнца, и дядя одобрительно улыбается.
— Запомни, — он басит, больно тыкая племянника в худую грудь, — ты — это ты. И ты не должен слушать других и пытаться стать кем-то чужим. Ты не должен терять себя лишь для того, чтобы оправдать чужие надежды. Наш блистательный брат давно почил, и ты никогда не займёшь его место — ты и не должен. Потому что ты — не Бальдр, ты — Форсети.
И он принимает чужие слова. И он не хочет быть кем-то ещё, кроме самого себя. Он — Форсети, сын Бальдра и Нанны, и он будет тем, кем сам пожелает быть.
Пусть для этого ему и придётся разочаровать всех остальных.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
Форсети думал, что у него идеальное, самое лучшее и счастливое детство. У него были самые лучшие любящие родители, прекрасная, светлая пара, а он был воплощением их любви друг к другу. Они были молоды и красивы, и полны сил, и Форсети смотрел на них всегда с восхищением.
Мама, прекрасная золотоволосая Нанна, кроткая и добрая. Её улыбка освещала всегда ярче солнца и согревала своим теплом. Её тонкие руки всегда были нежны и ласковы, аккуратно баюкали Форсети и перебирали светлые вихры его волос.
Мама была солнцем и теплом. Радостью, освещающей сердце и душу. Форсети любил её сильно-сильно и всегда тянулся к ней в поисках ответной любви и ласки.
Папа, блистательный Бальдр, самый лучший и прекрасный среди всех созданий девяти миров. Он очень добрый и спокойный, миролюбивый — везде, где бы он ни появился, затихают распри и устанавливается мир. Уходят тьма и злоба и сияют свет и доброта. Чуткий и добросердечный, он всегда подхватывал Форсети подмышки и поднимал высоко-высоко, позволяя ему, кажется, обозревать весь мир.
Папа был благородным теплом и спокойствием. Идеалом, на который хотелось равняться. Форсети всегда смотрел на него с гордостью и всегда говорил, что когда вырастет, станет таким же.
Мама смеётся тихо, одобрительно поглаживая сына по волосам; папа улыбается мягко, и от его глаз разбегаются солнечные лучики-морщинки. А сердце Форсети переполняет радость — он самый счастливый ребёнок из всех детей девяти миров.
А потом они забирают их. Сначала папу — мама, не выдерживая от горя, сама уходит следом, и Форсети остаётся один. Он смотрит непонимающе и действительно не понимает, куда в один момент исчез весь свет и радость из его души.
Он стоит в стороне, среди взрослых и незнакомых асов и смотрит на пылающий костёр. Там, на нём, лежат его мама и папа, молодые и прекрасные, и словно спящие. И Форсети хочется броситься к ним, разбудить их собственными руками и увести домой. Ему хочется, чтобы эта ужасная и совершенно не смешная шутка, наконец, закончилась.
Но это не шутка. А погребальный костёр догорает до тла. И Форсети, счастливейший из детей во всех девяти мирах, одномоментно стал самым несчастным из них. Одиноким ребёнком, потерявшим мать и отца, никому не нужным и брошенным. Враз лишившимся всего света и радости. Однако…
Грубая твёрдая рука, что всё равно аккуратно и осторожно сжимает тонкую детскую ладошку, несёт с собой робкую надежду на то, что крохотный лучик света остался припасённым для Форсети. И когда Вали, суровый и строгий Вали, единственный, кто берётся опекать покинутого племянника-сироту, поднимает его на руки, Форсети обвивает своими ещё по-детски тоненькими ручонками широкую сильную шею.
— Не уходи от меня, дядя, — он стыдливо прячет лицо на чужом плече и шепчет тихо-тихо, боясь спугнуть и потерять его.
Суровое лицо Вали смягчается, и он мягко хлопает ребёнка по худой спине. Разве может он собственноручно отнять у него последнюю надежду, единственный лучик света, оставшийся в так рано познавшей боль потери детской душе?..
— Я не уйду, обещаю тебе.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
«Расскажите о своей любимой семье и отношениях с ближайшими родственниками :3»
Никого из своей семьи Форсети практически не помнит. Его отец, блистательный Бальдр, оказывается убит, когда Форсети был ещё совсем ребёнком; горюющая мать, не выдержавшая потери, умирает практически следом за своим супругом — в последний путь их отправляют вместе.
О том дне у Форсети расплывчатые воспоминания. Он помнит яркое пламя и жар погребального костра, и невыносимую тоску и пустоту.
Он остался совсем один.
Асы и асиньи смотрят ему в спину, и Форсети чувствует жалость в их глазах. Однако никто из них не спешит взвалить на свои плечи заботу об осиротевшем отпрыске того, кого они так почитали и любили.
И даже несмотря на большую семью отца, Форсети всё равно остаётся один.
А потом к нему приходит Вали.
Дядя, самый младший из их семьи, строг и смотрит сурово, и под его взглядом ещё совсем мальчик съёживается, вжимая голову в плечи. Когда тяжёлая рука Вали в жесте скупой ласки ерошит чужие волосы.
Он понимает. И странным образом чувствует именно себя ответственным за этого ребёнка.
Вали не забирает племянника к себе, но и не переезжает в дом его отца. Он лишь наведывается, часто и регулярно, но именно наведывается, хоть и проводит вместе с Форсети целые дни от рассвета и до поздней ночи.
Он учит племянника всему тому, чему его должен был учить отец. Учит сражаться, защищать свой дом, учит ходить на охоту и рыбалку, учит ориентироваться на местности. Вали строгий учитель, да и всегда в принципе строгий, но он всегда справедлив по отношению к Форсети и никогда не ругает его сверх того, что мальчишка заслуживает. Его похвалы от этого всегда редки и скупы, но тем они и ценны. По крайней мере для Форсети уж точно.
В конце концов, он даже привязывается к Вали. И в какой-то момент ловит себя на мысли, что постепенно суровый дядя в его восприятии начинает занимать место отца — поначалу Форсети пугается, но после смиряется с этим. И думает о том, что вряд ли Бальдр был бы против.
========== Вопрос 4 ==========
В своей многочисленной семье Форсети практически всё время был предоставлен сам себе. Это, в общем-то, было и неудивительно, ведь по сути семья была и не его вовсе. Так, лишь братья его отца. А он — сирота.
Но Вали, дядя, мстящий за смерть его отца и одновременно своего брата, которого он никогда не знал, странным образом проникается ответственностью по отношению к нему. И сам принимается за обучение племянника. И сам растит его во многом по своей подобе.
Которую в нём взращивает Видар.
Странная цепь преемственности от двух наиболее мрачных и суровых сыновей Одина в итоге передаётся ему, сыну прекраснейшего и блистательнейшего среди всех асов.
Хотя в итоге Форсети не похож ни на кого из них. Ни на Видара, ни на Вали, ни на Бальдра. И в то же время…
Дядя учит его мести. Он учит юного племянника тому, что кровь может быть смыта только кровью. Одно оскорбление — другим оскорблением. Но Форсети некому мстить, некого убивать, именно поэтому он выбирает другой способ.
Торжество правосудия там, где царствуют ложь и коварство. Не мечом и боевым топором, но словом и молотком судьи безжалостно разит своих врагов справедливый Форсети. Самый справедливый из числа всех асов. И никто не посмеет упрекнуть его в слабости или излишней мягкости.
Ведь от своих дядь, суровых богов мщения, Форсети постигает трудную науку: равновесие и справедливость ходят рука об руку и держат мир в балансе. И если свершилось какое-то преступление, за него всегда должна быть кара.
Что бы ни случилось.
Комментарий к Вопрос 4
«Есть ли у тебя что-то общее с Вали и Видаром?»
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ.»
Форсети знает, каково это. Он знает, что такое убийство. Не просто вмешательство в течение чьей-то жизни — кража у родных того богатства, ценнее которого сложно что-либо найти. Форсети знает, каково это, когда ты — ребёнок, и у тебя просто так отбирают отца и мать, потому что ты ещё слаб и вряд ли можешь что-либо предпринять.
Форсети знает. Не только потому, что он — судья, повидавший на своём веку немало, но и потому, что сам он когда-то прошёл через нечто подобное.
Он видит мальчишку перед собой. Его отца убили за то, что он был хорошим воином и умелым хозяином. Завидующие его славе и богатствам смертью решили отобрать их. Его мать взяли силой, надругались над её телом и честью, и благородная дева не смогла снести такой позор. А он, мальчишка, их сын, в конце концов остался один на пепелище собственного дома.
С таким же чёрным сожжённым сердцем и переполненной жаждой мести душой.
— В мести до тех пор нет никакого зла, — голос судьи спокоен как и всегда, но ребёнок зыркает на него волком, продолжая тонуть в яде собственной боли и горя, — пока она свершается во имя очищения имени несправедливо убитых. Но когда она превращается в цель жизни, она несёт за собой лишь тьму и горе.
— Что можешь знать ты, судья?! — озлобленный ребёнок огрызается в ответ, чувствуя себя уязвлённым в своей боли и одиночестве. Он чувствует себя оставленным один на один с жестоким миром, который никогда не поймёт его страдания, ведь он никогда не переживал их.
На самом деле переживал. Не раз и не два, оплакивая сотни, тысячи смертей. Но горюющий ребёнок не может — не хочет — этого понять.
— Я был ещё младше, когда обманом был убит мой отец, а мать от горя последовала за ним, — Форсети отвечает спокойно и невозмутимо, в то время как мальчишка тушуется под его словами. Судья не злится от чужой дерзости, но его долг как хранителя правосудия уберечь пока ещё невинную жизнь от падения в пропасть.
Ведь Форсети видит — знает — что месть — клинок, с которым может управляться не каждый.
— Я был преисполнен как и ты печали и тоски, — он продолжает говорить спокойно и размеренно. — Но я сумел отпустить их тогда, когда боль ушла. Она не будет в твоём сердце вечно открытой раной, и как любое ранение рано или поздно превратится в шрам. Но ты можешь сам раз по разу бередить её, заставляя кровоточить, а можешь позволить ей зажить и направить энергию в правильное русло. Я не смог отомстить убийце своего отца, потому что это сделали за меня, но вместо этого я поклялся мстить за его память, искореняя всё зло и несправедливость.
Вали ещё в самом начале учит его: не забывай, Форсети, кто ты есть, даже если тебе больно. Прочные сети рано или поздно разорвутся, и ты вспорхнёшь в небеса как свободная птица. Этому же Форсети пытается научить и юнца перед собой.
— Поднеси свои руки к своей груди — твоё сердце всё ещё бьётся, не правда ли? — ребёнок перед ним уже не выглядит таким уверенным и преисполненным злобы как раньше. — Смерть твоих родителей не должна быть напрасной, а месть не должна превратиться в бесконечную цепь преступлений и смысл твоей жизни даже тогда, когда она свершится над твоими врагами. Ведь чем тогда ты будешь отличаться от них? — Форсети крепко сжимает мальчишеское плечо, чувствуя, как натягивается, словно тетива, тело под его рукой. — Не забывай о том, кто ты есть, Дагфинн, сын Ивара, даже если ты в беде. Боль не будет вечной, ребёнок, и рано или поздно она уйдёт. И когда это случится — отпусти её, — мальчишка вздрагивает, опуская в землю наполненный слезами взгляд голубых глаз.
Форсети улыбается, как никто понимая чувства потерянного одинокого ребёнка перед собой. А потому он в понимающем снисхождении закрывает его своей фигурой, ограждая от мира и позволяя спрятать свою слабость пред ликом честнейшего из судей, что никогда не осудит за подобное.
— Ну а сейчас, юный Дагфинн, плачь, отпуская тяжесть со своей души. И позволь реке скорби выйти из своих берегов…
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Считаешь ли ты Одина во всем правым?»
Решения Всеотца не поддаются сомнениям и обжалованиям. Он — владыка и господин, первый среди равных, тот, кто ведёт асов в бой и творит честный суд. Это своего рода константа, с которой никто уже давно не спорит, и Форсети не дурак и не самоубийца, чтобы открыто возражать ей.
Он и без того достаточно отстранён от общества, помимо этого, он и без того ещё слишком молод, чтобы в открытую выступать против мудрости и авторитета своего деда.
Один всегда и во всём прав. Даже если его поступки бесчестны и лукавы, они всё равно правильны и не вызывают ни у кого ни вопросов, ни негодования. Ведь Один мудр, он умнее каждого жителя Асгарда и, вероятно, каждого жителя всех девяти миров. Он отдал глаз и жизнь за обладание абсолютным знанием, а значит, он просто по определению не может быть не прав.
Форсети, однако, считает совершенно иначе.
Он думает о том, что справедливость и честь всегда должны главенствовать, неважно, с кем ведётся дело: со слабыми мидгардцами, простоватыми двергами или лукавыми ётунами. Настоящий правитель, истинно мудрый, всегда должен быть на голову выше, всегда должен быть честен с теми, с кем ведёт дело, и не прятать у себя за спиной для них кинжал, что в любой момент готов вонзиться в чужую спину.
С другой стороны Один учит: если тот, с кем ты общаешься, задумал лукавство — обмани его первым. Если тот, с кем ты общаешься, не доверяет тебе — не доверяй ему. Всё, на первый взгляд честно и справедливо, но Форсети всё равно чувствует лёгкую тень обмана.
Он — судья и вершитель судеб. Он беспристрастен и честен, но существует тонкая грань между равнодушной буквой закона и моралью. Один умело использует её, и Форсети чувствует в его решениях ложь.
Пусть она никогда не направлена на благо самого Всеотца, но ложью от этого быть она не перестаёт. Пусть он и использует сети коварства ради процветания Асгарда, рано или поздно обернётся его триумф его поражением. Ведь лукавство и хитрость порождают больше врагов, чем подчас жестокая правда и честность, и ими сложнее сокрушать их, чем торжеством справедливости и чести.
Но Форсети по-прежнему слишком молод и юн. Да и кто он таков, чтобы тягаться с мудростью и властью Одина? И пусть не все решения своего всеведающего деда он одобряет, сомнения и возражения до поры до времени он держит внутри себя.
Но когда придёт время… Он исправит чужие ошибки.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Рано или поздно это должно было случиться. Противостояние неизбежно должно было достигнуть своего апогея. Молодые люди и старшее поколение, что помнило ужасы первой войны — никто не хотел повторения того ужаса, что был тогда. Когда казалось, что надежды нет, а весь свет утрачен окончательно. Остался лишь страх, липкий, щупальцами оплетающий страх. Ужас и беспросветный мрак, которым нет завершения.
Но оно было. И оно наступило, кровью и жертвами, но наступило. А теперь вот всё повторялось опять.
Форсети на собственной шкуре знал, что такое война. Ещё будучи совсем несмышлёным ребёнком он потерял на ней своих родителей, что отважно сражались, желая защитить сына и его будущее. Бальдр и Нанна, ещё совсем молодые, но уже опытные авроры, добрые и верные друзья и любящие родители, были убиты Пожирателями Смерти, и Форсети остался один. И хотя он никогда не испытывал мук одиночества и рос в суровости, но любви, воспитываясь Вали, одним из братьев своего отца, он всё равно прекрасно знал, что такое война и каковы её жертвы.
Он не хотел, чтобы кто-нибудь опять прошёл через то, что прошёл он. А потому когда грядёт великая битва, семикурсник-хаффлпаффец без колебаний сжимает в руке палочку и решительно смотрит вперёд. Ему нечего терять, но есть что защищать, и если ему суждено будет погибнуть в стенах этой школы, то так тому и быть.
Война жестока и всегда беспощадна. Она отбирает силы, выжимает соки. Она забирает лучшее, что есть в душе, вытягивает весь свет и тепло, оставляя после себя лишь мрак и отчаяние, холод и пустоту. Она забирает последнее, и ты словно проваливаешься в бездну, у которой нет конца. Но Форсети сжимает в кулаках руки и скрипит зубами; он собирает остатки своих внутренних сил и знает, что должен бороться. Не ради себя, но ради тех, кто в этом нуждаются.
Палочка танцует в его руках, заклинания отточенными острыми стрелами осыпаются на головы врагов. Форсети один из лучших выпускников своего курса, взращённый семьёй опытных авроров, прошедших не один бой. Он сражается с ними почти на равных, и Пожиратели, настигнутые его ударами, падают, поверженные.
Он видит краем глаза, как одобрительно усмехается дядя, мастерски отражая летящее в него заклинание, и это странным образом придаёт Форсети сил. Он бросается в бой с неистовством, так характерным его семье, и бой продолжается.
Это было неизбежно и очевидно. Обстановка накалялась слишком долго и в итоге взорвалась войной, сражением, в котором решалась судьба не конкретных людей, но всего магического мира. Сражением, в котором каждый цеплялся из последних сил в надежду, что солнце ещё взойдёт над руинами Хогвартса, который они так отважно и доблестно защищали.
Форсети устало перебирает ногами. В Большом Зале, развороченном и разбитом, царит удивительная тишина, в то время как победители переговариваются друг с другом, устало смеются и постепенно осознают то, что произошло. Наконец-то эти безумно долгие годы страха и напряжения завершаются триумфом жизни, и война заканчивается, отходя в прошлое и забирая с собой все страхи и ужасы.
Форсети скользит уставшим печальным взглядом по телам погибших, мимо которых он проходит. Знает, что это — неизбежная плата, разменная монета войны, но легче в его душе от этого не становится. Все погибшие — чьи-то дети, родители, возлюбленные, и Форсети знает, каково это получать известия, что они больше никогда не вернутся домой.
— Их гибель не была напрасной, — низкий голос Вали звучит удивительно тихо, и Форсети вздрагивает под его тяжёлой рукой, которую дядя опускает ему на плечо. — Идём, сын мой, почтим же память павших в бою.
Форсети кивает, позволяя родственнику увести себя к остальной семье, чьи ряды за все эти годы значительно редеют, и из девяти братьев в итоге остаётся лишь четверо. Форсети опускается на лавку рядом с молчаливым Видаром и смотрит на уставшую радость на лицах Браги и Хермода. Он сам улыбается им с таким же уставшим облегчением, и Браги первый заводит низким раскатистым голосом песнь, что медленно, но верно подхватывает каждый, находящийся в Большом Зале.
Гул голосов дрожит, разливаясь в воздухе, и Форсети неотрывно смотрит на слова, вылетающие из палочки дяди. Он поёт вместе со всеми, и в песне этой — память не только о вчерашних жертвах. В ней память о всех тех, кто пал в войнах. Память о всех, кто отдал жизнь, защищая то, что любил.
— Пой песню, песню жизни,
Что прожита без сожалений.
Скажи тем, тем, кого я любил,
Что я их никогда не забуду.
Никогда не забуду.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
«Устройте встречу своему божеству с любимым персонажем-богом из другого пантеона. Как Ваш персонаж отреагирует?»
Кошки были частыми гостями Глитнира. Пушистые гордые создания, любимицы Фрейи, удивительно похожие на свою хозяйку, гуляли по всему Асгарду там, где им заблагорассудится. Однако сияющий чертог Глитнир они полюбили особой любовью.
Возможно, это было связано с тем, что золотая крыша манила к себе солнечные лучи, а оттого на ней всегда было тепло. Кошки любили нежиться и греться на солнышке особенно тогда, когда морозы сковывали девять миров. Но на золотой крыше Глитнира всегда было тепло и уютно — она будто была создана для кошек!
Форсети никогда не прогонял их. Наблюдал с лёгкой полуулыбкой за пушистыми любимицами прекраснейшей из женщин. Кошки потягивались, широко зевая, сворачиваясь мягкими клубками. Но иногда кто-нибудь из них спрыгивал вниз и ластился к справедливейшему, хозяину Золотого Чертога. Кто-нибудь из них тёрся о его ноги, довольно урча, и Форсети с тихим смешком почёсывал мягкую шерсть за ухом.
Он был, вообще-то, им даже благодарен. Ведь благодаря своим постоянным мяукающим гостьям в его доме не было ни мышей, ни других вредителей.
— Ты добр-р-р к нам, и мы платим тебе своим добр-р-ром, — полосатая пушистая красавица мурлычет, ластясь под грубую мужскую руку.
— Так учит нас наша госпожа, — её спутница обходит Форсети с другой стороны. — Не Фр-р-рейя, подр-р-руга, но матушка и защитница.
Форсети хмыкает тихо, на мгновение прикрывая глаза. Своевольные кошки, конечно, рассказывают ей о прекрасном чертоге и его хозяине. По правде говоря, они всегда всё рассказывают ей, и Бастет, изгнанная из Египта, везде следует за своими пушистыми подопечными.
Бастет — такая же свободолюбивая и гордая кошка, как и другие. Она гуляет где хочет и идёт куда хочет. Просто теперь, когда богов Египта заменили другие, она получает официальное разрешение тратить жизнь в своё удовольствие.
Так что это вопрос времени, когда она придёт к Форсети, чтобы воочию посмотреть на мужа из Золотого Чертога.
Он усмехается — эту гостью он ждёт уже давно. Изящное тело, бронзовая кожа, кошачья грация, хитрый прищур — Бастет словно кошка в теле человека, что не теряет ни свои повадки, ни облик. Впрочем… почему «словно»? Ведь она и вправду — кошка.
— Мои друзья много рассказывали о тебе, северянин, — голос её — вкрадчивый тихий шелест, и сама она щурится лукаво, наступая медленно. — И я пришла к тебе познакомиться.
— Я ждал тебя, родительница и подруга всех кошек, — Форсети ухмыляется беззлобно. — Мой Золотой Чертог всегда открыт для тебя… Как и его крыша всегда в твоём распоряжении.
Бастет смеётся в ответ красивым негромким смехом. Ступает с изящной грацией, когда хозяин дома приглашает её войти. Она — свободная кошка, которая гуляет там, где ей хочется, и сейчас Форсети… вызывает у неё любопытство. А потому…
Друг с другом они вряд ли соскучатся.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
Нц-шный ивент
Дядя учит Форсети всему, что он знает. Он заменяет ему отца, который ушёл, когда Форсети был ещё ребёнком, и в чём-то даже превосходит его.
Он учит племянника обычаям и традициям, метает с ним секиры и стреляет из лука, учит уверенно держать в руках меч и щит. Берёт юношу с собой в походы и на охоту и растит из него доблестного честного мужа, достойного и гордого наследника прекрасного Бальдра.
Но вместе с тем…
Их кровные узы слабы и туманны. И возможно лишь это позволяет Вали шагнуть за грань и не сорваться. Возможно это, а возможно и природная прямолинейность и желание действительно обучить Форсети всему, что ему необходимо будет в жизни.
Всему, что ему необходимо будет для создания и защиты собственной семьи.
Наука любви непростая и коварная. Удовольствие в ней всегда ходит рука об руку с ответственностью. Она туманит взор и дурманит разум, и даже самому стойкому мужу сложно обуздать её и подчинить себе. Не сделать роковой шаг и полететь в бездну.
Вали учит его и этому.
Дядя не то чтобы слыл знатным любовником. Он всегда был сдержан и суров, и даже жены не было у него до сих пор. Но трудную науку он всё же постигает и передаёт свои знания племяннику, что находится у него на попечении, так же, как когда-то его самого обучал Видар.
Когда Вали приходит, Форсети его уже ждёт. Дядя улыбается скупо и, запирая дверь, тяжёлым шагом подходит к кровати, где и сидит его ученик.
Сердце в груди Форсети колотится гулко. Он всегда смущается и страшится немного подобных занятий. Не то чтобы они занимались чем-то непотребным и запрещённым, ведь Форсети уже давно минуло двенадцать зим, да и Вали не состоял с ним в слишком близком родстве. Кроме того, не было в этих встречах ни страсти, ни похотливого желания — лишь практическая необходимость. Однако странная скованность, словно незримые оковы, скрепляет всё тело Форсети, и он с трудом учится бороться с ней и гнать её.
Это — самый первый урок, который он должен усвоить.
— Ведь ты не будешь робеть при виде своей супруги, с которой тебе надлежать будет делить брачное ложе, верно? — сурово басит Вали, и Форсети мысленно соглашается с ним.
Они не рассматривают друг друга как любовников. Исключительно наставник и ученик даже в подобной тонкой науке. А потому Форсети учится, каждый раз учится и с благодарностью принимает чужие советы.
Они не рассматривают друг друга как любовников, а потому каждый раз переходят непосредственно к тому, что следует Форсети запомнить на сей раз.
Вали никогда не унижает его. Он воспринимает племянника как равного себе, молодого незрелого мужа, но мужа! — и это высочайшая степень уважения. Их связь не порочна и не презираема, но они оба мужчины и сложно в полной мере одному обучить другого, когда лишь они сами есть в распоряжении друг друга.
— В любви, Форсети, ты не должен только брать, — Вали, однако, мудр и умён и знает, как следует обучить племянника. — В любви ты также должен отдавать. И когда двое становятся одним, блаженством не только ты должен владеть.
Его горячий крупный палец легко надавливает на тугое кольцо мышц. Скользит внутрь медленно и неспешно, не желая сделать больно. Кто-то мог бы расценить подобные действия как унижение, приравнять их к соитию, когда один любовник становится для другого любовницей, но такие люди — глупцы, что не знают о том, что даже жёны иногда смеют позволять себе подобное по отношению к своим мужьям.
А Вали же лишь обучает — не больше и не меньше.
Он двигается медленно, но уверенно. Знает, что делает, ведь сам когда-то проходил эту науку. Видар учил его так же, как теперь учит он, и Форсети внемлет науке, прислушиваясь к своим ощущениям.
Пусть щёки его пылают от жара, а в паху горячо и влажно, он закрывает глаза, вслушиваясь в медленно растекающееся мёдом наслаждение от мерных методичных движений учителя.
Вали наблюдает с одобрением за своим учеником. Видит, как дрожат его светлые ресницы, чувствует, как сбивается дыхание, что сложно в полной мере держать под контролем. Он толкается глубже и резче, меняя угол проникновения, и тем самым задевает чувствительную точку внутри чужого тела.
Форсети дёргается и прикусывает губу, но тихий хриплый стон всё же вырывается из его груди. Он до побеления костяшек сжимает в кулаках шкуру, на которой и лежит, но пытается сдерживаться. Мотать на ус и запоминать ощущения, пусть они и медленно превращаются в сладостную пытку.
Терпение юноши, однако, не вечно, и чужие действия несут предсказуемый результат. Форсети всё же дёргается, чуть выгибаясь, и собственное семя пачкает его.
Вали одаривает его покровительственным взглядом, когда Форсети смотрит всё же мутновато расплывчато. Протягивает племяннику тряпку, чтобы он вытер себя, и слегка кивает, когда тот рассеянными движениями, чуть подрагивающими руками делает это.
Ему предстоит ещё многому научиться, в том числе и держать крепость собственных членов даже в любовной лености.
Вали даёт ему несколько мгновений прийти в себя, прежде чем вновь врывается в чужую отрешённость.
— Давай, Форсети, покажи мне, чему я смог научить тебя в прошлые разы, — басистый голос Вали тихим рокотом разливается в жарком воздухе, и Форсети спешит сбросить с себя дурманный туман, освежая голову.
Истома, ядовитым покоем поражающая мышцы, остаточным удовольствием растекающаяся по венам, уходить просто так не хочет. Форсети всегда трудно гнать её и держать разум ясным, но он постепенно учится, перебирая хладнокровие родственника. Подтягивается на подрагивающих локтях и подаётся вперёд.
Его худое, ещё по-юношески нескладное тело смотрится тонким тростником на фоне широкой груди Вали, в которую он упирается ладонями. Не робея, тянется за поцелуем к Вали, и тот одобрительно усмехается.
Каждое подобное занятие — оттачивание мастерства, не более. Подобно обучению фехтования, когда клинок готовится разить врага, а не родственника, на которого направлен поначалу. Так и наука любви, что пригодится юнцу, когда он превратится во взрослого мужа, чьё сердце похитит прекрасная дева.
Форсети целует по-прежнему аккуратно и неуверенно, но Вали не спешит напирать. Он знает, что племяннику, всё ещё робеющему, нужно немного времени, чтобы собраться с духом. С каждым новым движением он смелеет всё больше и больше, и огонь в его груди распаляется с новой силой.
Хорошо.
Руки юноши медленно скользят по сильной груди любовника-учителя. Ниже по твёрдым мышцам к животу и ещё ниже к паху. Он разрывает поцелуй именно тогда, когда пальцы его касаются твёрдого члена.
Вали одобрительно усмехается, глядя глаза в глаза неотрывно смотрящего на него Форсети. Юноша старается держаться сдержанно и спокойно, но его бледные щёки пылают ярким румянцем смущения.
Пока пальцы медленно обхватывают твёрдую плоть.
Форсети держит её обеими ладонями. Сжимает не сильно, но ощутимо, неспешно проводит руками снизу-вверх.
Член у Вали большой, твёрдый, горячий. Он испещрённый реками выступающих вен, по которым Форсети проводит кончиками пальцев, следуя за их движением. Дядя прикрывает глаза, шумно выдыхая, и в его реакции Форсети видит одобрение.
Он движется дальше, к крупной тёмно-красной головке, большим и указательным пальцами очерчивая её. Круговыми движениями он поглаживает её, растирая вязкую терпкую смазку, то поднимаясь к самому верху, слегка прихватывая крайнюю плоть, то опускаясь ниже. Второй рукой продолжает неспешно скользить по члену, поглаживая выступающие сосуды, и опускает её ниже, к самому основанию.
Крупная мошонка свободно помещается в руке Форсети. Он перекатывает между пальцами яички, слегка сжимает их, оттягивая. Член во второй руке твердеет, кажется, ещё сильнее, напрягаясь до предела, и из груди Вали раздаётся низкий утробный рык.
Очень хорошо.
Форсети никогда не спешит в своих действиях. Движения его медленны не только из-за неуверенности и смущения. Он скрупулёзен и внимателен даже в подобных занятиях, а потому предпочитает не спешить.
Странным образом это возбуждает ещё сильнее, чем огненное страстное безумие.
Форсети оказывается способным учеником, и под его движениями напряжение, копившееся в паху, разряжается тягучим облегчением. Горячее семя пачкает руки племянника и грудь его дяди, но такой исход предсказуем и желанен.
Вали усмехается всё также одобрительно. Туман наслаждения мгновенно рассеивается в его серых, словно грозовое небо, глазах, и взгляду возвращается привычная ясность и хладнокровие. Он смотрит на смущённого племянника перед собой и тянется к нему, тяжёлой рукой ероша его пшеничные волосы.
Наука любви сложна как и любая другая. Не одна тренировка нужна в ней и не две, но Форсети — способный и ответственный малый, так что старания Вали едва ли пропадут даром.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
«Расскажи о Глитнире»
Глитнир — сверкающий чертог. Самый яркий и светлый — нет краше места в Асгарде. Когда-то он, как и Брейдаблик, принадлежал прекрасному Бальдру, был местом его отдыха и покоя. Палаты с золотой крышей и серебряными опорами, всегда сияющие, но никогда не затмевающие сияние их владельца.
Теперь же, после смерти отца, Глитнир перешёл к Форсети. Теперь здесь его дом и судилище, на котором он восседает и творит свой честный суд.
Глитнир просторен и сияние его не тускнеет от дождей и снега. Серебро не чернеет, а золото не тускнеет со временем и тёмными помыслами тех, кто приходит сюда. Это не просто любимое место отдыха почившего Бальдра, но теперь это — величайшее из испытаний, которое проходит каждый, кому доводится предстать пред честнейшим судом бесстрастного судьи.
Яркость блеска затмевает взгляд, а дорогой металл, из которого он стоит, дурманит рассудок. Поднимает в душе дремлющую там алчность, что тянет за собой и другие пороки.
Лишь немногим даны силы и твёрдость духа, чтобы с достоинством выдержать это испытание.
Остальные же прельщаются красотой и богатством Глитнира. Любовь к злату, что приходит с коварной Гулльвейг, вскипает в крови. Она толкает слабых духом не только на клевету и лжесвидетельство, но и на тщетные попытки подлизаться, задобрить бесстрастного судью. Обнажает всю чернь их душ, и Форсети видит, что каждый из них из себя представляет.
Судья судит их и выносит им свой приговор. И злато сияющего чертога Глитнира становится для них не наградой, а страшнейшим из наказаний — дом судьи подобен своему хозяину и, как и он, не терпит лжи и порока.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«Бывали ли те, кто пытался оспорить твои решения? Что ты делал в таком случае или как поступил бы?»
Форсети — мудрейший и бесстрастнейший из судей. Восседает он в золотых палатах Глитнира, и всякий приходящий к нему равен с тяжущимся. Пред ликом Форсети нет различий между богами и смертными, бедными и богатыми. Пред ликом Форсети все равны и одинаково ответственны перед законом.
Разумеется, это нравится далеко не всем и далеко не всегда.
Гордецы, что мнят себя вершителями судеб, что ставят себя на ступень выше богов, взирают на бесстрастного судью свысока. Они показательно небрежны, и никогда не бывает в них раскаяния. Лишь возмущение и злоба, и чёрная зависть, червями подтачивающая души. Считают они себя центром вселенной, а всех вокруг своими должниками.
Такие гордецы всегда недоумевают, за что попадают на честнейший суд, а после несут заслуженное наказание.
Злые языки их клевещут и сквернословят, проклинают истцов и судью, выносящего приговор. Они полны злобы, словно чаша ядовитой отравы, что льётся через край, обжигая руки и доставляя страдания тем, кто её держит.
Одни пытаются спорить, пытаются доказать Форсети, что он нечестен и предвзят. Другие пытаются заискивать пред ним, надеются лестью и сладкими речами усыпить его бдительность. Третьи неприкрыто пытаются подкупить судью, сулят ему богатства и блага чрезмерные, такие, о каких Форсети может лишь мечтать.
И лишь одно объединяет их — желание уйти от правосудия. И этого Форсети не прощает никому из них.
Он бесстрастен и твёрд, ни угрозам, ни лести, ни подкупу не сломить его волю и дух. Лишь укрепляют они уверенность судьи в правильности своего решения и лишь заставляют его ужесточить его. Наказать гордецов, мнящих себя выше справедливости, сильнее меры, дабы сбить с них спесь и гордыню.
Безжалостен с ними Форсети и строг. Но знает он, что иначе вести себя нельзя, и только так можно укротить своеволие и страсти тех, чей разум и взор затуманен бесстрашием перед законом.
А потому Форсети никогда не колеблется, вынося свой окончательный приговор. И точно знает, что делает всё правильно.
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«Ответ за любое другое божество вашей мифологии»
«На один вопрос поменяйтесь с любым отвечающим ролью и ответьте на любой вопрос из его темы»
«Одним из твоих атрибутов является связка ключей. В чём же её сакральный смысл?»
Лёгкой поступью ступает госпожа по палатам светлицы. Она — хозяйка и полноправная владычица в этом доме, в доме её мужа, в который она вошла как его супруга, мать его детей и верная подруга, идущая с ним по жизни. Она — госпожа и распорядительница, хранительница очага и уюта, берегущая его и создающая.
Муж её путешествует в вечных странствиях да пирует с эйнхериями. Ведёт в бой конунгов да владычествует на тинге первый среди равных. Он укрепляет свой авторитет и власть, думы его заняты высокими тревогами и проблемами всего народа, который он возглавляет, и нет в них лишнего места для мыслей о собственном доме.
Да и некогда великому Одину, Всеотцу, Отцу ратей, ведущему в бой, тревожиться мелочными проблемами и переживаниями о своём собственном доме. Некогда… и не за чем.
Фригг, мудрейшая и прекраснейшая из жён, ведёт хозяйство и печётся о доме и домочадцах. Она, хранительница ключей, управляет слугами и доходами, она беспокоится о сохранности и добротности земель, принадлежащих мужу, она защищает их от посягательств недостойных и тех, кто смеют бросать вызов Одину и жителям его дома.
Фригг — хранительница ключей, жена воина и верная подруга, хранящая и берегущая его тыл, в который муж всегда возвращается. Уставший от битв, дел и лишений, онвозвращается в свой дом, в уют, созданный умелыми женскими руками хозяйки и госпожи, и только в нём, в своём доме, он может действительно отдохнуть и сбросить на время груз своих забот.
Нет в этом никакой магии и никакой тайны — лишь гармония и взаимодействие, взаимодополнение супругов, каждый из которых верно трудится на своём поприще. И Фригг, мудрейшая и прекраснейшая из жён, супруга Одина, ничем не выделяется из всеобщего уклада жизни.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Что Вы думаете о древних изображениях себя любимых? А о современных? Какие из них ближе к действительности и вообще довольны ли Вы тем, как смертные изображают Вас?»
Форсети не был почитаемым богом. Так, божество второго порядка, ещё и из младшего поколения — во многом ему просто повезло получить относительно знаковые функции и то только потому, что смертные начали забывать и оттеснять на периферию других божеств.
Так Форсети, младшее и второстепенное божество гораздо более позднего периода, стал воплощением и хранителем справедливости. Бесстрастным судьёй, творящим суд над бедным и богатым, свободным и рабом, смертным и богом.
Изображений с ним практически не было. Если и были его хёрги или ве, то редко когда встречались в них статуэтки, которые резали из дерева, посвящая их богам. Были лишь подношения да рунические ставы, призывающие милость божества и обращающие его взор на взывающего.
В сагах и летописях его тоже изображали крайне редко. Гораздо большую славу и хвалу смертные, даже после воцарения Единого Бога, продолжали воздавать Одину да Тору, Фрейру и Фрейе. Форсети не мог винить их, понимая прекрасно, что иначе быть не могло.
К тому же он не жаловался. Его изображения, пусть редкие, но всё же хранились среди памятников человеческих. И даже некоторые из них дошли до современных дней.
Он усмехается уголками губ, разглядывая рисунок из исландского манускрипта XVII века. Манускриптные рисунки никогда не отличались правдоподобностью и красотой, но в данном экземпляре не это представляет ценность, нет. Сам факт, само наличие рисунка, посвящённого ему, вызывает в груди Форсети прилив благодарственного тепла — всё же его не до конца забыли, были те, кто считали нужным запомнить его и запечатлеть для потомков.
Теперь, в современную эпоху, Форсети и подавно практически никто не помнит и не знает. Он непопулярен и почти забыт, и смертные часто даже не подозревают о его существовании. Обращаются больше в своём искусстве и возрождающихся культах к другим, более известным божествам, оставляя Форсети далеко позади.
Так что ему особо нечего рассматривать и анализировать, как и жаловаться не на что, ведь изображений его практически не существует. А те, что есть… Ну что ж, он хранит их бережно и с искренней благодарностью, осознавая тем самым то, что он всё-таки не забыт.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«Часто ли видишься с Идунн? Как-никак, а она сестра твоей матушки. Похожи ли они с Нанной?»
В жизни Форсети после смерти родителей остаётся не так уж и много тепла и света и ещё меньше — тех, кому до него есть дело.
Основное воспитание и заботу об осиротевшем племяннике на себя берёт Вали, единственный, кто помнит о братских узах, связывающих почившего Бальдра и остальных сыновей Одина. Однако Вали — суровый и холодный воин, что учит Форсети по своей подобе и всему тому, что знает и умеет сам. Растит из Форсети настоящего мужчину, доблестного мужа, которому предстоит стать гордостью погибшего Бальдра.
Это всё хорошо, это всё будет в будущем, да… Но сейчас правда всё ещё в том, что Форсети — ребёнок. Ребёнок, похоронивший вместе с отцом ещё и мать, чьей ласки и любви было непозволительно мало.
Идунн, кажется, единственная, кто об этом догадывалась.
Молчаливый, суровый и холодный Вали, рождённый в насилии и знающий из близких лишь брата-мстителя, вырастившего его в холоде и молчании Ландвиди, забирает всё внимание Форсети на себя. Он хочет вырастить из него настоящего воина, такого, что в час нужды сможет отомстить любому за нанесённую обиду. Но в то же время он не замечает, что эта наука — не совсем то, что нужно юному отпрыску Бальдра.
Отпрыску лучшего и добрейшего из них, светлейшего и чистейшего. Его порождению с тёплой, мягкой, ласковой Нанной, что всегда была намного добрее и светлее своей собственной сестры.
Идунн никогда не занять её место и не стать для Форсети той, кем Нанна так толком побыть и не успела. Впрочем, она и не стремится к этому, но поделиться с одиноким горюющим ребёнком своим теплом и светом готова вполне. Более того, она хочет этого всем своим сердцем, а потому даже недовольству Вали не остановить её.
Форсети восхищается тётушкой. Она вроде бы родная сестра его матери, но совершенно на неё не похожа. Да, она добра с ним и ласкова, но в спорах с Вали всегда стоит твёрдо и воинственно. Идунн импульсивней и вспыльчивей кроткой Нанны, что, казалось, и мухи обидеть не в силах. Идунн горит энергией и силой. Она — тепло и солнце, но всё же не такие, какими была её сестра.
Ведь Нанна всегда была ласковой и мягкой и никогда никому не могла никак навредить. Идунн же нежной была до поры до времени и недаром именно ей было поручено оберегать золотые яблоки вечной молодости.
Да, она не была похожа на свою сестру, но меньше нравиться от того Форсети она не стала. И если дядя учил его быть сильным и мужественным воином, то тётушка научила его быть прощающим и справедливым мужем. Лишь дополнила она сложную науку, что взвалил на свои плечи Вали.
И Форсети был ей за это благодарен.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
«Как у тебя были отношения с дядей Хёдом до того, как он убил твоего отца? Вы вообще виделись?»
Хёда Форсети практически не помнит. Он был слишком мал, когда свершилось страшнейшее из преступлений, и память его плохо хранила детали и лица тех времён. Однако те воспоминания, что у Форсети остались, сложно было назвать ужасными.
Слепой близнец его прекрасного отца был и похож на него, и нет. Ликом они были практически идентичны, и Форсети, тогда ещё совсем ребёнка, это удивляло немало и вызывало восторг — у его папы был брат, который выглядел точь-в-точь как он!
Впрочем, на внешности сходство между Бальдром и Хёдом заканчивалось, ведь нравами и характерами братья были совершенно непохожи.
Хёд был молчалив и тих, и, размышляя об этом с высоты прожитых лет, Форсети может сказать, что в некоторой степени дядя был стеснителен и пуглив. Он был слеп, и окружающий мир был безжалостен и враждебен к нему, и именно это толкало его держаться большую часть времени своего близнеца — самого близкого и родного, того, кто никогда не подведёт.
Разом с тем, однако, обвинить Хёда в излишней мягкости и трусости было невозможно.
Дядя много времени проводил в их доме, и Форсети смутно припоминает те дни. Он колдовал над травами, создавал великолепные целительные мази и варил отвары; замечательно разбирался на ощупь и запах в их разновидностях, мог отличить один вид от другого. Ведал он также и руны, которыми заговаривал всякое своё лекарство, и слыл потому великим колдуном и целителем.
Единственный из сыновей своего отца, в силу врождённой слабости, перенял он от него его магическую мудрость и силу. Ещё в утробе матери заплатил свою цену за обладание ею, а теперь, после своего рождения, направлял её в полезное русло исцеления и созидания.
Форсети любил такие моменты. Тихо и бесшумно притаивался он в углу и, затаив дыхание, во все глаза наблюдал за тем, как ловко чувствительные пальцы перебирают листья и коренья. Заслушивался он низким голосом, читающим магические заговоры, и не было для него, ребёнка, более возвышенного и мистического действа.
Тогда Форсети мало что понимал, да. Но сейчас, вспоминая, он не может сдержать горькую улыбку. Конечно, дядя всегда прекрасно знал, как бы он, мальчишка, ни прятался, что за ним наблюдают. Но всегда делал вид, что мастерство сокрытия Форсети познал в полной мере. Варил свои снадобья, позволяя ребёнку наблюдать за этим, и читал заклинания, да… А потом, чтобы хоть немного дольше растянуть детский восторг и радость плавно завершал заговоры, переводя их в певучие стихи, которые умел сочинять не хуже Браги. Тогда Форсети не вслушивался в них, благоговея перед таинством и действом, за которым он наблюдал, но сейчас…
Сейчас Форсети не может сдержать горечь. Дядя всегда был добр и действительно был привязан к дому своего прекрасного близнеца. И то, что именно ему выпало стать жертвой чудовищной ошибки и в чужих руках орудием страшнейшего убийства, было несправедливо и по-особенному больно. Но с этим уже ничего нельзя было сделать, ничего нельзя было исправить, и всё, что осталось у Форсети, — лишь сожаления и редкие воспоминания.
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Внезапная смена пантеона на любой другой»
Косые лучи зимнего солнца ярко освещают долину. Отражаются они от шлемов, щитов и мечей гоплитов, стоящих в фаланге. Крепкие, сильные воины готовы к битве и ждут своего часа для того, чтобы вступить в бой. Ворваться в сражение на защиту своей родины и земли, своих семей и памяти своих отцов.
Хищным взором воинственная и воинствующая богиня окинула поле грядущей брани. Воинов, готовых и покорившихся своей судьбе, согласных встретить смерть в любое мгновение; великих стратигов, ведущих армию в бой; разящее оружие и местность.
Довольная скупая улыбка приподняла слегка уголки губ Афины вверх. В отличие от неистового Ареса, не запал битвы и огонь сражения привлекал её в войне больше всего. Приготовления, стратегия и тактика — судьба, решающаяся гением главнокомандующих, — вот то, что манит Афину и заставляет кровь в её жилах вскипать. Игры разума и превосходство гения над грубой силой — не все войны выигрываются столкновением одного войска с другим. Куда чаще исход целой войны может быть предрешён в палатке стратигов, обходящих своей прозорливостью и дальновидностью врага на несколько шагов вперёд.
Афина усмехается удовлетворённо. Один из этих стратигов её особенный любимчик. Наделён он умом и мудростью, и нет равных ему в продумывании стратегии и тактики боя. Ведёт он гоплитов в бой, и Афина не сомневается в том, что выйдут его люди из него победителями.
Сверкают азартом глаза богини-воительницы — это лишь первое сражение из многих. А значит, впереди ждёт её ещё много совещаний и бессонных ночей размышлений. Новых стратегических планов и тактических построений, и сражений с блестящими победами, на века входящими в историю — всё то, что так любит Афина. Всё то, что так безотказно развеивает её скуку.
И упускать момент она, конечно, не собирается.
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
«Вопрос для тех, у кого несколько ролей — даёшь шизофреническую общагу! Представьте, что боги, за которых вы отвечаете, пытаются “ужиться” друг с другом у вас в голове. Как они определяют между собой, за кого вы будете прямо сейчас писать ответ? Какие казусы между ними могли бы случиться? Может, вообще драку затеяли бы? Слушают ли они ваше мнение, как отвечающего? Пофантазируйте! Даёшь стёбный ответ»
Тот ивент я до сих пор вспоминала с содроганием сердца. И дёрнул же меня нечистый предложить такую щекотливую тему, в самом-то деле, ну!
Писать высокорейтинговые тексты всегда было непросто. По крайней мере, для меня их было писать непросто. Тут же было такое разнообразие потенциальных жертв, ещё и поджимающие сроки, что пришлось выкручиваться хоть как-то.
Ладно, с большей частью моих подопечных проблем не возникло. К моей радости, у них были жёны, а у тех, у кого жён не было, были потенциальные партнёры, с которыми, ну, худо-бедно можно было их связать.
(Хеймдалль, правда, потом ещё долго прожигал меня тем самым взглядом «я был лучшего мнения о твоих умственных способностях», но то мелочи)
Короче говоря, в принципе, я могла сказать, что справилась неплохо. Да и идеи на всех пришли мне практически сразу, отчего я могла спокойно идти воплощать их… На всех, да…
Всех, кроме Форсети.
С Форсети я тогда намучилась знатно, до последнего не зная, что про него писать. Известной в мифологии жены у него не было, ни с кем из других персонажей, кроме остатков родни и то не всех, он больше не общался. Сводить его для ивента тупо было не с кем, и тогда мне пришлось пойти на отчаянные меры…
— Серьёзно? — Форсети посмотрел на меня тогда таким уставшим взглядом человека, смирившегося со всем дерьмом, выпавшим на его голову, что мне захотелось тут же провалиться под землю. — Ты серьёзно написала обо мне и… дяде?
— Я запаниковала! — начиная паниковать опять, откликнулась я. — Идеи другой не было, а сроки поджимали! Мне пришлось писать… это, хотя я сама ненавижу инцест!
— Боги, ребёнок, ты серьёзно? — Форсети хлопнул себя по лбу, но вдруг весело улыбнулся. — Хотя знаешь, если захочешь ещё кого-нибудь взять из наших, Вали тогда лучше не трогай… Годик-другой так точно.
— Он рассердился? — виновато вздохнув, спросила я, на что Форсети неопределённо повёл плечами.
— Скажем так… — туманно откликнулся он. — Об этом… безобразии узнала тётушка Идунн. Она слишком близко к сердцу восприняла твой текст, — Форсети одарил меня красноречивым взглядом, а я понимающе прикусила губу. — Ты не представляешь, какую взбучку она ему за это устроила… Кстати, ты знаешь, что тётушка очень метко метает яблоки?
— Теперь буду, — опять вздохнув, я снова виновато посмотрела на Форсети.
Да, в конце концов, я не смогла придумать ничего лучше, как в итоге свести его с Вали. И только потом, много дней погодя, меня посетила гениальная в своей простоте мысль, которая могла стать избавлением от всех моих проблем.
Я просто вспомнила о существовании мастурбации…
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«Каждому Богу люди подносят дары, будь то сладости или дорогие сокровища. Расскажите о своих самых любимых приношениях и что Вы чувствуете, заполучив их?»
Пожалуй, во всём пантеоне Форсети тот, к кому реже всего обращаются за помощью. Никто не помнит его, никто не знает, и справедливейший из числа асов остаётся в тени.
Не просят его помощи, не просят его заступничества, и Форсети уже сам не помнит, когда ему приносили какие-нибудь дары.
Требования его никогда не были высоки, принимал он всё, что смертные могли ему дать. Главное, чтобы делали это с чистой душой и открытым сердцем, и тогда покровитель справедливости внимал им.
Помогал он в разрешении споров, да в торжестве судебной справедливости. Никогда не оставлял невиновных и строго карал тех, кто пытались обмануть его и уйти от закона. Но теперь…
Смертные отвернулись от него. Смертные забыли о нём. Не несут ему более вырезанные на ясене руны, не несут ни хлеб, ни пиво, которыми угощался Форсети после тяжёлого дня. Не с кем из них делить ему трапезу, потому что все их взоры отвернулись от него к другим богам.
И Форсети мог с этим только смириться.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Каково тебе было — потерять сначала отца, а следом за ним и мать? Не чувствуешь ли обиду на Нанну, ведь она с горя добровольно покончила с жизнью, оставив тебя круглым сиротой?»
«Расскажи о своих родителях»
Бальдр, прекрасный, совершенный Бальдр, лучший из всех живущих в девяти мирах. Форсети гордился тем, что он его сын, всегда смотрел на отца с восхищением.
Им невозможно было не восхищаться. Его невозможно было не любить. Весь мир признавал его как лучшего среди них, и не было никого, равного ему.
Но нашёлся тот, кто позавидовал ему. Тот, кто возненавидел его. Тот, кто решил отнять его у мира.
Это было жестоко. Определённо, это было очень жестоко. Но жестокая шутка, которая отбирает у Форсети отца, имеет куда бо́льшие и ощутимые последствия.
По смерти Бальдра горюет весь мир. В особенности — его семья. В особенности — безутешная вдова.
Некогда прекрасная, светящаяся изнутри теплом, светом и любовью Нанна угасает на глазах, превращаясь лишь в тень себя былой. Ничто не радует её более в этом мире, ничто не утешает. И даже Форсети, их с Бальдром любимое дитя, не может заслонить собой непомерную тоску.
В конце концов, сердце горюющей вдовы не выдерживает.
Нанна всегда сильнее других любила Бальдра. Любила его так, как может любить лишь жена. Верная, до последнего вдоха верная, она шла за ним и в огонь, и в воду, за светом своего сердца и любовью всей своей жизни.
Неудивительно, что в итоге она уходит следом за мужем, сгорая сначала фигурально буквально за считанные часы. Весть о смерти мужа убивает её сначала душевно, а лишь после ещё и физически. Она хилеет сначала и вмиг теряет тягу к жизни. Но не сама, не своими руками обрывает свою жизнь, как судачат некоторые, нет. Она позволяет слабости пожрать себя и забрать туда, куда нынче ушёл её единственный возлюбленный муж.
Горе и печаль раздавливают в своей железной хватке её сердце. И Нанна уходит следом за Бальдром, не выдерживая жизни без него. Не существует для неё жизни без него, и даже материнский долг не в силах удержать её и спасти от неминуемой гибели от разрыва сердца.
И Форсети остаётся в круглом одиночестве один на один с его собственной болью и непониманием, что делать дальше.
========== Тот. Вступление ==========
Знание — величайшая из всех сил. Многие стремятся ею обладать, но не многие могут действительно постичь её. Научиться управлять ею. Обуздать её. Это обоюдоострый клинок, который при неправильном использовании может ранить не только врага, но и хозяина.
Немногие в полной мере понимают это.
К знаниям нельзя относиться с халатностью. Знания не терпят пренебрежения. Хоть и кажется, что именно они — самая доступная и простая из всех сил, существующих на свете.
На самом деле знания — это искусство. И постигают его лишь единицы. Оно — словно капризная девушка, легко обижающаяся и отворачивающаяся от недостойного кавалера. Оно — тонкая работа мастера, зыбкий песок, утекающий сквозь пальцы.
Мудрецам требуются годы, чтобы собрать его воедино. Песчинка к песчинке, крошечная капля в бесконечном море никогда не дремлющего разума.
Знания коварны и опасны. Они никому не прощают легкомыслия и требуют к себе почтения и должного уважения.
Тот, хранитель мудрости, как никто другой знает это.
Щёлкает клюв величественного ибиса, и за ним не заметно, как ухмыляется хитро мудрейший из сонма богов. Щурит чёрные глаза и склоняет голову набок. Все они всегда приходят к нему за мудрым советом или ответами. Все они всегда приходят к нему, дабы помог он в трудной безвыходной ситуации. Знают они, что владеет Тот наимогущественнейшим оружием, и подчиняется оно ему легко, следуя каждому его слову.
Возвышается мудрейший Тот над ними всеми, но как и полагает мудрейшему, никогда не желает он быть первым. Остаётся в тени, но никогда не даёт забыть о себе, даруя мудрость и знания тем, кто вопрошает его.
Тихо смеётся умнейший из сонма богов. Приходит к нему очередной любопытствующий, и ибис стремительно срывается с места.
— Спрашивай, смертный! — в сильном голосе божества всегда слышна лёгкая насмешка, и сверкают чёрные глаза-бусины птицы. — Развей мою скуку своими вопросами! — ибис приземляется легко, в мгновение ока обращаясь высоким худым молодым мужчиной. — И я отвечу на все твои бесконечные вопросы, — он улыбается беззлобно, пока в его глазах пляшут лукавые огоньки. — Но помни, смертный, никогда не бери больше того, что можешь унести, — знанием пресытиться намного легче, чем финиками, и Тот тот, кто знает об этом лучше других.
«Однако прежде чем великие боги вновь призовут меня, я одарю тебя, смертный, своим благословением»
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Кроссовер с любым историческим событием»
Клеопатра оказывается занятной женщиной. Она не египтянка — о, место фараона, сына или дочери бога, уже давно не видело египетской крови! — но она полна уважения и такта и чтит заветы предков страны, которой управляет.
Она умна. Так же поразительно умна, как и красива, и возможно именно своим умом она в итоге и привлекает его.
Тот единственный из древних божеств, кто являет ей свой звериный лик. Он единственный и последний бог Египта, вновь ступающий на священную землю Та-Кемет.
О… Сколько же воспоминаний о былых делах она хранит! Сколько утраченных знаний похоронено в безжалостных песках пустыни!..
Он ухмыляется как всегда лукаво, в то время как клюв его тихо щёлкает, когда царица вздрагивает, с удивлением и лёгкой тенью страха глядя на него. Он кладёт правую руку на своё сердце и слегка склоняет голову в почтительности.
— Не ты должен кланяться мне, владыка мудрости, — её голос звучит уверенно и властно, но Клеопатре действительно хватает ума и величественности, чтобы не возгордиться тот час же, а вспомнить о своей слабой смертной натуре. — Я должна испросить твоей милости, дабы повергнуть всех своих врагов и вернуть былую славу Египта.
Чёрные глаза-бусины ибиса сверкают смеющимся интересом. Тот чаще других ходит среди людей, а потому ему легче всех менять свой облик на более привычный людскому глазу.
— Я верю, царица, — в его спокойном голосе всегда звучит странная насмешка, и губы молодого мужчины растягиваются в усмешке. — Ты единственная, кто сможет сделать это. Позволь же мне немного помочь тебе…
Тот, владыка мудрости, но даже ему неведомы все события наперёд. Не ведал он, что порабощение настигнет Египет. Не ведал он, что придут другие боги и люди, и забудутся те, кого чтили предки тысячелетиями. Не ведал он, что все они, в итоге, уйдут, покинут родной и священный Та-Кемет, оставят свои святилища и своих людей. Нет… Уже не своих…
Тот, владыка мудрости, возможно просто отчаивается в конце концов. Он просто хочет сохранить то, что ему дорого, он хочет уберечь свою страну от окончательной гибели и потому приходит к Клеопатре, видя в ней единственный — последний — шанс спасти то, что разрушается безжалостно.
Но человеческая природа всё также непостижима и переменчива. Внезапна и абсолютно непредсказуема — что уже говорить о природе прекрасной женщины-царицы, восседающей на троне и вершащей судьбы?..
Клеопатра умна и прекрасна, но падка на сладость любовных утех и мужскую ласку. Она, словно кошка, льнёт к прикосновениям и теплу, однако в отличие от кошки всегда привязывается слишком сильно.
И Тот, владыка мудрости, оказывается бессилен пред любовными чарами Кипрской искусницы, которыми она дурманит головы смертным.
— О царица! — Тот взывает к ней в последний раз, зная, впрочем, что это бесполезно. — Будь благоразумна! Римлянин принесёт погибель и тебе, и Египту!
Влюблённая женщина, конечно, его не слышит. Влюблённая женщина отдаёт всю себя своему мужчине — иностранцу, врагу, тому, чья судьба и на его родине уже принадлежит подземным богам. И вместе с ним влюблённая женщина погибает: вражеский клинок пронзает сердце её храброго, но безрассудного возлюбленного, а острые клыки змей даруют ей свой яд.
Триумфатор, которого нарекут Божественным и вознесут в сонм богов, поступью победителя ступает на земли некогда гордого, а теперь растоптанного Египта. Он входит в величественный дворец, и Тот видит из тени его гордый профиль.
Он улыбается печально — ничего уже не вернуть и не спасти — и оборачивается птицей. Следует за своими сородичами и вместе с другими богами навсегда покидает Египет.
Шорох сильных крыльев заставляет Гая Юлия Цезаря Октавиана вздрогнуть и с удивлением проводить взглядом вылетевшего в окно ибиса, что тут же скрывается в голубой дали жаркого египетского неба.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Каково это - обладать величайшей мудростью?»
Знания — это сила. Величайшая мощь, острейшее и смертоноснейшее оружие — это знают и признают все. Пред мудрецами склоняют головы даже фараоны и уважают их даже великие боги.
Тот — первейший среди них. Он их покровитель и защитник, податель благодати и великий учитель. Его чтят и к нему прислушиваются, и никогда не пренебрегают его советами.
К нему обращаются в самых затруднительных ситуациях, зная, что лишь у него одного хватит мудрости и прозорливости с честью разрешить их.
К нему обращаются в поисках ответов и истины, зная, что лишь он один способен пролить свет на истинное знание и даровать его тем, кто этого заслуживает.
К нему обращаются как к доброму собеседнику, отцу и учителю, зная, что каждый, начиная от фараона и заканчивая рабом, — его верный ученик и ребёнок.
Тот — податель мудрости, умнейший среди всех богов и смертных. И никто на самом деле не знает, какая ответственность кроется за этим. Как истощает владение ценнейшим богатством, что даже у богов вызывает почтение.
Тот не видит будущее, но его знаний и ума достаточно для того, чтобы делать поразительно точные прогнозы.
Память Тота как и у всех склонна предавать забвению некоторые вещи, но его знания никогда и ничему не позволяют навсегда сгинуть в песках Вечности.
Тот мудр и рассудителен, поэтому Осирис часто зовёт его на свой Суд, где Тот должен быть беспристрастен. Он должен выносить справедливые приговоры и у него нет права на ошибку.
У Тота гибкий и быстрый ум, а потому в критических ситуациях именно он принимает решения. И он не может ошибиться, ведь ошибка может стоить слишком дорого.
Тот не обременён тяжким бременем власти. Он не сидит на троне фараона ни в царстве мёртвых как Осирис, ни в царстве живых как Ра. Он предпочитает держаться в стороне, однако вместе с этим он видит и знает всё, что происходит. Он обозревает миры, следит за каждым изменением и принимает мудрые решения тогда, когда его об этом просят.
Он собирает информацию, хранит её тщательно и заботливо до тех пор, пока она не пригодится. Он следит за тем, чтобы ценнейшее и опаснейшее оружие не обратилось против владельца и сам один распоряжается этим богатством так, как считает нужным.
И ему доверяют. К нему прислушиваются, и Тоту необходимо прилагать немало усилий для того, чтобы никого не подвести и дальше быть бесстрастным и рассудительным мудрецом.
Поэтому он никогда не сидит на месте, и ибис широко раскрывает крылья, взмывая в небо, и его падающая тень словно обхватывает целый мир.
Так же, как это делает мудрость великого Тота.
========== Вопрос 3 ==========
Комментарий к Вопрос 3
Текст на первоапрельский ивент, где божества - дети
Тот отличался от других детей. Чуть более спокойный, чем мальчишки его возраста, и не такой активный — его бы можно было назвать тихоней, книжным червём, ведь большую часть времени Тот проводил, изучая древние свитки и манускрипты.
Тот любил учиться. Действительно любил учиться, чем вызывал у своих сверстников неподдельное изумление. Из-за этого они даже считали его в какой-то мере странным. Но Тот никогда не обращал на это внимания.
Он улыбается хитро, и его чёрные глаза сверкают лукавым огоньком. Никто, на самом деле, никогда не рискнул бы упрекнуть его или унизить за его любовь к знаниям, но дети часто бывают слишком неразумны и заносчивы. Они жестоки и безжалостны и всегда пытаются уничтожить тех, кто не похож на них.
А Тот отличается от них от всех.
— Книжник! — мальчишка — глава местной банды — выплёвывает слово словно самое страшное оскорбление, и его товарищи смеются подобострастно, пытаясь возвысить своего главаря.
Тот тихо хмыкает в ответ. Его оппоненты слишком глупы для того, чтобы понять, что оскорбление на самом деле самая высокая похвала. А даже если бы оно и было самой страшной бранью, обращать на него внимание Тот тоже не особо собирался.
Он игнорирует обидчика, который пытается выделиться за его счёт. Лишь аккуратно и трепетно сворачивает папирусный свиток и проводит тонкими пальцами по шершавой поверхности.
Как жаль, что красоту и ценность Знания понимают лишь единицы!..
Задиру подобное спокойное пренебрежение явно задевает. Он смотрит на обманчиво-щуплого, худого мальчишку и явно думает о том, что наказать наглеца ему не составит труда.
Действительно, разве может какой-то книжный червь тягаться с сыном воина!?
Он глухо рычит, раззадориваясь от чужого пренебрежения ещё сильнее, и не замечает, как легко дёргаются уголки губ Тота. Он хитро щурит глаза, наблюдая из-подо лба, и знает, как сжимается в кулаке рука обидчика.
Сейчас он ударит, подаваясь всем телом вперёд. Хоть он и сын воина, но даже азы ведения рукопашного боя оказываются ему неизвестны: мальчишка будет полностью открыт, и даже кто-то, вроде Тота, сможет повалить его, если будет знать, на какие точки бить.
А Тот, разумеется, знает.
Он не воинственен, вовсе нет, но это не значит, что в случае необходимости он не сможет постоять за себя. Поэтому он откладывает свиток и легко скользит в сторону, уходя из-под удара. Его обидчик, вкладывая в удар всю силу, по инерции подаётся вперёд, заваливаясь, и Тот хватает его под локоть.
Ему хватает и силы, и ловкости, чтобы повалить задиру наземь, поднимая облачко пыли.
— А в следующий раз прежде чем нападать, хорошо подумай над тактикой боя, Шушу, сын Техути, — Тот не злораден, а потому унижать забияку перед его друзьями ещё больше не хочет, отчего шепчет ему на ухо, предупреждая. — Иначе повторишь судьбу своего несчастного отца, павшего в бою с врагом, поймавшим его в ловушку, — Тот не видит, но знает, как подрагивают губы мальчишки и широко распахиваются его глаза — информация, которой владеют единицы, в то время как официальная версия со всех сторон трубит об отважном героизме египетских войск, павших под натиском превосходящего противника.
И никто не знает, что причиной разгрома послужила некомпетентность главнокомандующего. Но Тот знает, конечно, знает. Равно как и знает, что знание — оружие, острее самого острого меча. Оно — сила, способная погубить даже фараона, если ею правильно воспользоваться. Как жаль, что осознавали это лишь единицы.
И Тот — самый необычный ребёнок — был первыми среди этих счастливцев.
========== Вопрос 4 ==========
Комментарий к Вопрос 4
«Почему ты выбрал в жёны именно Маат? Чем она тебе приглянулась среди других богинь?»
«Один ответ с аудио\песней, голос которого Вы ассоциируете со своим божеством»
Маат прекрасна. Тот смотрит на неё и не может ею налюбоваться. Перья колышутся в её волосах от легчайшего движения неподкупной справедливой богини. Справедливейшей из всех и наиболее честной — Тот лукаво щурит глаза, выдерживая на себе суровый взор Владычицы.
Он мудр и умён, но эти качества не всегда ходят рука об руку с правдой и честностью. Но Маат никогда не бывает застигнута подобным заявлением врасплох.
Она — судья, чтящая закон и правду превыше всего. Она бесстрастна и строга, неподкупна и никогда не сомневается в своих приговорах. Пред ней равны все: и боги, и смертные, и фараоны, и крестьяне. Всех оценивает Маат по их деяниям и никому не простит она прегрешений, что их так тщательно пытаются скрыть нечестивцы.
Тоту, однако, известна и другая сторона неприступной богини.
Он очарован ею. Очарован целиком и полностью, и даже ему оказывается не устоять пред чарами прелестницы-Хатхор. Об уме Маат слагаются легенды, и великие боги в почтении склоняют пред Владычицей головы.
И лишь один Тот встаёт перед ней на одно колено, склоняясь пред ней как перед равной. Пленяясь её умом, равно как и красотой.
— Сестра! Сестра, не имеющая соперниц!
Прекрасная! Прекраснейшая из всех —
Она словно восходящая звезда Сопдет,
Словно восходящая звезда Сопдет,
В начале чистого нового года.
Идеальная и светлая, и сияет её кожа,
И когда она смотрит, она соблазняет лишь своим взглядом.
Её уста сладки, когда она говорит,
И никогда не бывает в них излишка слов, — Тот лукаво ухмыляется, и его сильный голос подхватывают ветра летающего везде Шу, что никогда не спит и не дремлет, и первый узнаёт о том, что сердце мудрейшего Тота смогла похитить женщина.
Вести об этом разносятся по всему божественному чертогу, и боги, изумлённые, переговариваются друг с другом. «У Тота появилась возлюбленная?» — доносится удивлённое из каждого уголка, и лишь одна Хатхор — вот уж действительно величайшая и сильнейшая из богинь! — хитро щурит глаза.
— Надо же, — Ра тихо смеётся, согревая своей лучащейся благодатью мудрейшего из их числа, — а я думал, у такого циника, как ты, сердца нет вовсе.
Тот вторит ему крякающим смехом, и печаль оседает на дне его чёрных глаз-бусин.
Маат прекрасна. Тот смотрит на неё и не может отвести от неё взгляд. Перья мягко колышутся в её волосах от легчайших движений, а точёная фигура богини правосудия плавно скользит по тропе. Вся она — средоточие грации и уверенности, точной выверенности каждого действия и абсолютное отсутствие чего-либо лишнего. Она проходит мимо Тота, бросая на него, как и на всех, свой строгий беспощадный взгляд.
Она знает о всех его прегрешениях. Кроме одного.
— Сестра! Сестра, не имеющая соперниц!
Прекрасная! Прекраснейшая из всех —
Тонкая шея и сияющее тело.
Её волосы – словно настоящий ляпис,
Её руки затмевают прекраснейшее злато,
Её пальцы – словно лепестки лотоса.
Изящная талия и полные бёдра –
Они продолжают её красоту,
Когда она грациозно ступает по земле, — Тот скорее по привычке лукаво сверкает чёрными глазами-бусинами и провожает Маат долгим нечитаемым взглядом.
Владычица проходит мимо, спеша на свой справедливый суд, и оставляет в сердце Тота томление и тоску расставания. Пока Хатхор собирает обронённые слова-жемчужины, складывая из них прекраснейшую из любовных песен.
— Сестра! Сестра, не имеющая соперниц!
Прекрасная! Прекраснейшая из всех —
Она похитила моё сердце своими поцелуями,
О, она похитила моё сердце своими поцелуями!
Она дурманит голову всем мужчинам,
И они тонут все в озёрах её глаз!
Тот, кого принимает она, — счастливец!
Он счастливейший между любовников,
Ведь он видел её в её славе
И знал её как богиню, — длинные тонкие пальцы Тота легко скользят по натянутым струнам арфы, когда Ра завершает своё путешествие, и сумерки сгущаются на небесах.
Он поднимает голову вверх и смотрит прямо в глаза прекраснейшей из богинь, что слушает песнь, стоя на балкончике своего дома. Маат знает о прегрешениях каждого, в том числе и мудрейшего Тота, и вот теперь ей становится известно об ещё одном…
Тоту не составляет труда легко вспорхнуть и встать подле Маат. Привлечь её к себе и украсть у неё всего один, пьянящий и такой сладкий поцелуй. И стать счастливейшим из мужчин, когда беспристрастная богиня с неожиданной страстью и пылкостью отвечает на его поцелуй, скользя узкими ладонями по чужим плечам и оплетая тонкими руками чужую шею, зарываясь пальцами в жёсткие чёрные волосы на затылке.
— Сестра! Сестра, не имеющая соперниц!
Прекрасная! Прекраснейшая из всех…
========== Вопрос 5 ==========
Комментарий к Вопрос 5
«МодернАУ или канон: ваше божество — родитель-одиночка»
Тот едва заметно улыбается. Лёгкой поступью он входит в комнату и замирает у двери, мгновенно цепляясь взглядом за единственное живое существо в ней.
Маленькая девочка склонилась над папирусным свитком и с усердием выводила на нём сложные иероглифы. Она сосредоточенно хмурила тёмные тонкие бровки и, не отрываясь, следила взглядом за движениями тонкой палочки из камыша, обмоченной в чернила. Ребёнок был настолько сконцентрирован на своей скрупулёзной работе, что не замечал ничего вокруг. Даже чужое вторжение.
Тот бесшумно отстранился от дверного косяка, на который облокотился плечом, и лёгкой тихой походкой приблизился к девочке. Намеренно замер так, что на неё упала его тень, тем самым оповещая о своём присутствии и не пугая слишком погрузившегося в себя ребёнка.
Девочка замерла, когда тень бога мудрости упала на пергамент, чуть подалась назад, а после подняла вверх свои ещё по-детски большие синие глаза. И тут же расплылась в широкой улыбке, демонстрируя дырку от выпавшего недавно зуба.
— Папа! — радостно вскрикнула она, тут же схватываясь на ноги и спеша заключить родителя в свои крепкие объятия.
Тот с лёгкостью подхватил дочь и с такой же лёгкостью сменил свою родную птичью форму на человеческую, чтобы поцеловать девочку в висок.
— У тебя замечательно получается, дорогая, — глядя на аккуратно выведенные иероглифы, похвалил он её. — Ты учишься просто на глазах, Сешат.
Чумазое, выпачканное чернилами лицо Сешат тут же просияло, а синюшные глаза засветились неподдельной радостью. Тот и сам не смог сдержать мягкую улыбку и коснулся кончиками длинных сухих пальцев щеки дочери, стирая оттуда чёрное пятно.
— Только у «пера» должен быть более мягкий изгиб, — сев за стол на то место, где до прихода отца сидела Сешат, Тот, посадив дочь себе на колени, внимательно посмотрел на исписанный пергамент.
Заметив ошибку, он тут же мягко указал на неё ребёнку, и Сешат, хмуря тонкие бровки, с внимательностью вслушивалась в голос отца.
— Менее острые линии, моя дорогая, — вложив в руку дочери острую палочку для письма, Тот аккуратно обхватил тонкие детские пальчики и медленно провёл рукой Сешат правильную линию.
Юная богиня письма наблюдала за действиями отца, затаив дыхание. Это было словно волшебное действие, всегда происходящее только для неё. Отцовская наука и обучение, которым Сешат всегда внимала с особой внимательностью. И в то же время волшебные мгновения, которые они проводили вместе — даже несмотря на свою занятость и важность своих обязанностей, бог мудрости всегда находит время для своей дочери.
Он знает, что обучение собственного ребёнка — не менее важная обязанность, которой не стоит пренебрегать. А потому, целуя дочь в макушку, он терпеливо объясняет ей всё то непонятное, что накопилось за день в виде вопросов в юной голове. Отвечает на все-все вопросы, которыми его осыпает дочь, и легко улыбается ей, ничуть не уставая.
Ведь это — не менее важная обязанность. Но самое главное — она самая приятная и любимая.
========== Вопрос 6 ==========
Комментарий к Вопрос 6
«Как ты делился мудростью до изобретения письма?»
Острый конец палочки из камыша с тихим скрипом скользит по шершавой поверхности папируса. Жрец, один из многих его учеников, ведёт летопись, скрупулёзно записывая все деяния фараона. Его победы и свершения, достижения и славные деяния. Он помнит всё и всё спешит запечатлеть на хрупком материале, рисуя следом за одним иероглифом ещё один и ещё.
Тот незримой тенью всегда стоит за его спиной.
Сотни поколений его учеников сменяют друг друга, и Тот наблюдает за ними всеми. Он помнит, как всё начиналось, и помнит, как учил этих детей любопытствующих.
Письменность возникает не сразу. Вернее, боги не сразу спешат поделиться ею с людьми. Они наблюдают за своими детьми, присматривают за ними и присматриваются к ним. Размышляют о том, можно ли им доверять Знания и нужно ли вообще это делать.
И в конце концов, как всегда, доверяют такой сложный вопрос Тоту.
Жрецы смотрят на него с благоговением и священным страхом в глазах, когда бог с головой ибиса снисходит к ним. Они в почтении низко склоняют пред ним свои головы, признавая превосходство его божественной мудрости и спокойствия, и Тот лукаво сверкает чёрными глазами-бусинами.
Он улыбается покровительственно, когда голова птицы преображается в лицо молодого мужчины, но во взгляде учителя всё равно сквозит беззлобная насмешка и любопытство родителя, глядящего на свои чада и размышляющего, каких вершин они смогут достичь.
Они обступают его в покорном интересе, словно дети своего учителя. Внимают его спокойному гласу, не пропуская ни слова из того, что мудрый Тот говорит им. А после пересказывают другим, храня знания трепетно, лелея их, словно величайшее сокровище, и пытаются сберечь услышанное от безжалостных песков забвения и изменчивости собственной памяти.
Уже тогда они не доверяют ей. Уже тогда они пытаются отделить зерно от плевел, которыми то начинает зарастать. Но человеческая память изменчивая и переменчивая, она ненадёжная. Она меняет формы иискажает смысл, и замещает утраченные части пазла другими деталями.
Долго хранить знания и передавать их из поколения в поколение без искажений, в конце концов, люди не могут. Им нужен другой способ, нужна другая возможность сохранить то, что не должно быть утрачено.
И тогда Тот, что всегда беседует с ними, берётся обучать их новому искусству. Это искусство тяжело и сложно, оно будет доступно не каждому, но и знания сами по себе капризны и переборчивы. Они не жалуют тех, кто владеют ими без нужды или понимания, но благоволят тем, кто ценит их.
Тот рисует на папирусном листе первые иероглифы; ведёт своей рукой руки своих учеников, обучая и наставляя. Время, когда он передаёт мудрость и знания из уст в уста, не то чтобы заканчивается, но теперь у них хотя бы будет возможность сохранить их как можно детальней и достоверней.
Тот удовлетворённо улыбается, кивая сам себе. Достойнейшие по-прежнему будут внимать его гласу как и раньше, но теперь они смогут поделиться полученным богатством с теми, кого божество не почтило своей милостью. Знания более не пропадут и не исчезнут, но останутся в веках, воплощаясь в сложной письменности, что будет доступна лишь тем, кто действительно будет желать постичь её.
========== Вопрос 7 ==========
Комментарий к Вопрос 7
Текст на ивент по Гарри Поттер АУ
Тот был тщеславен. Но не той тщеславностью, что толкала зазнавшихся глупцов красоваться и всячески привлекать к себе внимание, нет. Он был тщеславен тщеславностью, что вынуждала держаться его в тени и действовать осторожно, не показывая себя и ничем не выдавая. Ведь Тот был в первую очередь интеллектуалом, а не бойцом, а таким людям опасно держаться в открытую на виду.
Мастер интриг и хитросплетений планов, Тот действительно любил живые игры ума, считая их не менее опасными, чем банальное махание палочками и выкрикивание заклинаний. И он искал, томился в поисках достойного соперника, желая испробовать его хитрость и гибкость ума на прочность.
В конце концов, удача улыбается ему.
Альбус Дамблдор — величайший маг столетия, тонкий стратег и манипулятор. Скучающий исполин, у которого уже давно не было желающих бросить ему вызов и тягаться с ним на равных. И Тот, тщеславный, дерзкий юнец, решает развеять чужую скуку.
И заодно свою, разумеется.
Действовать в одиночку опасно и скучно, и хотя излишнее насилие и фанатизм претят ему, Тот решает, что незначительные неудобства стоят той великой цели, к которой он идёт. Он ухмыляется лукаво, сверкая тёмными глазами, и рука его не дрожит, когда фанатик, возомнивший себя богом, одаривает запястье левой руки своим знаком.
За душой Лорда Волдеморта нет ничего. На самом деле, души у него тоже нет, не сейчас, когда он добровольно раскроил её всю на мелкие осколки. Глупец, что ищет могущество и мнит себя всесильным. Зазнавшийся глупец, блуждающий во тьме, — Тот не собирался служить ему, как и не было в нём ни капли уважения, однако этот слепец, не видящий дальше своего носа, самый удобный вариант, чтобы подобраться к истинной цели Тота.
Противостояние двух гигантов вовсе не так однозначно, как думает весь магический мир. Лорд Волдеморт слишком глуп для того, чтобы тягаться с Альбусом Дамблдором, отчего всю грязную работу на себя берёт Тот. Плетёт интриги, запутывает в сетях шантажа, сбрасывает с дистанции мешающие фигуры — Альбус Дамблдор, оплот добра и справедливости, делает, на самом деле, так же, и всё это смахивает на шахматную партию. Шахматную партию, на кону которой целый мир, а вместо фигур — живые люди.
Тот ухмыляется удовлетворённо. Его гениальный план работает безупречно. Сложная тонкая схема, почти ювелирная работа со столькими переменными, что ходят по тонкому лезвию ножа, грозясь сорваться вниз и обрушить весь план… Но Тот ошибается редко, очень редко. И человеческая природа не подводит его и в этот раз.
Барти Крауч-младший блестяще справляется с возложенной на него ролью, воплощая в жизнь своё самое страстное желание, воскрешая вновь своего хозяина и господина. Не-е-ет, он делает свой ход на шахматной доске и ставит шах могущественному белому королю.
«Какой же будет твой ответный ход?» — Тот ухмыляется, наслаждаясь чужим замешательством и с предвкушением ждёт, что же предпримет соперник. Как же закончится партия и кто в итоге выйдет из неё победителем?..
В конце концов, Тот не то чтобы разочарован. Альбус Дамблдор не то чтобы перехитрил его. Но он мёртв, а безумный фанатик, в тени которого Тот прячется, окончательно теряет и себя, и здравый смысл.
Неудивительно, что в итоге он пал, и Смерть, от которой он так бежал, настигла его…
Тот смотрит без сожаления, однако за случайную связь его могут поймать. Он обращается ибисом и парой взмахов сильных крыльев устремляется ввысь. Он будет странствовать по миру в вечных поисках развлечения для его скучающего ума и, кто знает, быть может, когда-нибудь он снова сможет встретить достойного соперника.
========== Вопрос 8 ==========
Комментарий к Вопрос 8
«Создаём текстовую эстетику»
Тот — шорох пергаментных свитков и хруст страниц. Вековая пыль, которой покрываются давние фолианты, тлеющие, но не истлевающие. Знания, запечатлённые на хрупком материале, что может рассыпаться в прах от малейшего неосторожного движения.
Тот — запах чернил, повисающий в воздухе. Им пропитывается одежда писца, а пальцы его всегда окрашены в чёрный. Трудная наука, что даётся не каждому, равно как не каждый понимает, как следует использовать её с умом.
Тот — лукавый прищур глаз-бусин и хитрая усмешка, растягивающая бледные тонкие губы. Прячущееся за ней знание и осознание всего, что происходило, происходит и произойдёт.
Мудрость и осведомлённость, что не нуждаются в словах. Бремя сотен тысяч поколений, которое мудрейший добровольно взваливает на свои плечи.
Тот — белые чистые одежды, приковывающие и одновременно отталкивающие взгляды. Бесстрастный писец и беспристрастный судья, что выносит свой окончательный приговор. Ведающий судьбами и деяниями, самый надёжный помощник Ра и Осириса.
Тот — скрежет палочки из камыша по сухому папирусу. Прикосновения песка и пыли, стягивающие кожу. Знания, что никогда не будут утеряны; знания, что никогда не будут познаны. Огромный храм и библиотека в чертогах одного-единственного разума, что лишь чудом не сводит владельца с ума.
Тот — умная птица с длинным тонким клювом. Шорох перьев и горячий воздух из-под крыльев. Вечные странствия и ни мгновения покоя и отдыха — судьба, которую не он выбирает, но которая выбирает его.
Исполнение долга и обязанностей, урегулирование конфликтов и мудрые советы там, где в них нуждаются, — даже всемогущие всеведающие боги не стесняются просить его помощи, когда сами они бессильны.
Тот — Вечность в Познании. Разум, что никогда не устанет трудиться. Бесконечность сотен тысяч поколений и медленное осознание каждого из них.
========== Вопрос 9 ==========
Комментарий к Вопрос 9
«Ты мудрее и могущественнее и Осириса, и Ра - все это признают. Однако ты до сих пор не возглавил сонм богов. Почему?»
Тот никогда не стремился к власти. Он был умён и мудр, умнее и мудрее всякого из сонма богов. Нередко к нему обращались за советами и помощью, и всегда выручал он богов из затруднительных ситуаций.
Но он никогда не хотел встать в их главе.
Власть — это всегда ответственность. Больша́я, намного бо́льшая даже той, которой владеет он. Власть — это оковы, кандалы, сковывающие все члены тела правителя.
В конце концов власть отбирает всё.
Бремя власти душит и подавляет, пока вовсе не стирает личность правителя, растворяя его в себе. Он теряет себя, свои желания и потребности, потому что отныне и навсегда он в первую очередь обязан пред народом. Он несёт ответственность, и именно он должен отвечать и платить за ошибки, неважно свои ли, или же чужие.
Власть очерняет души и отравляет разумы. Лишь немногим достойным дано мужество пройти это испытание и не совратиться её соблазнами. Она стравливает брата с братом, сына с отцом и упивается распрями и кровью, что они приносят ей в жертву.
Лишь глупцы добровольно будут желать овладеть ею.
Тот же был наблюдателем. Советчиком, что следит за всем со стороны. Он мог ненавязчиво вмешиваться как третья сторона, сбоку глядя на ситуацию, на которую двое смотрят напрямую. Он мог давать советы, когда его об этом просили, и присматривать, но никогда — никогда! — он не хотел и не стремился править.
Хотя бы потому, что на самом деле никогда не был уверен в том, справится ли он.
Мудрое спокойствие Ра, что стоит во главе сонма богов, побуждает каждого подчиниться ему и склонить пред ним голову. Ни у кого оно не вызывает сомнений и вопросов, и никто не дерзнёт оспорить с Солнцеликим его право и правление.
Тот смотрит на него, наблюдает и размышляет. Великий Ра — тот, кто в том числе, обращается за советами и помощью к нему, но обращения эти — не демонстрация слабости и глупости, отнюдь. Это проявление той мудрости, которой редко оказываются одарены правители, и Тот в почтении склоняет пред ней голову, принимая её.
Он никогда не стремился к власти, и вряд ли в ближайшее будущее что-либо изменится.
========== Вопрос 10 ==========
Комментарий к Вопрос 10
Нц-шный ивент
День догорает конца, и ладья Ра плавно скользит по водам, входя в подземное царство дабы сойтись в очередной схватке со Змеем Хаоса. Сумерки мягкой вуалью окутывают разгорячённые пески пустыни, остужая их и неся облегчение.
Ночь неспешной ходой опускается на благословенную землю Та-Кемет. Она несёт с собой долгожданный отдых и завершение всех дел. Желанный гость она в каждом доме, где семья, наконец, может собраться вместе. Она соединяет друг с другом возлюбленных, что в хлопотах дня были разлучены, и хранит в себе бережно все их тайны, коллекционируя словно дорогие жемчужины.
Каждый в ней, в ночи, равен и стираются грани между бедняками и богачами, смертными и богами. Ведь боги, так же как и люди, подвластны чарам любви и томлениям своих сердец.
Эта судьба не обходит стороной даже самых великих из них. Даже мудрейшие складывают пред ней свои оружия, и вместо холодного разума в них начинают говорить чувства.
Ночь прячет в себе их трансформации и слабости. Жар разгорячённых тел и желание. Единение супругов, которых никогда никто не мог обвинить в страстности, что вовсе не означало, что они были её лишены.
Тот обнимает возлюбленную подругу со спины. Маат улыбается спокойно и довольно, охотно реагируя на чужое вмешательство в своё личное пространство.
Горячие сухие губы её супруга оставляют такие же сухие, словно шуршащий папирус, и горячие, словно пески пустыни Сета, поцелуи за ухом, и Маат наклоняет голову в сторону, подставляясь им. Они медленно неспешно спускаются ниже по шее, и Тот прижимает её за тонкую талию к себе, второй рукой аккуратно убирая тёмные волосы, обнажая кожу.
Маат медленно выдыхает застревающий в груди воздух и плавно выгибается с грацией, не хуже грации кошек Бастет. Она обнимает мужа за шею, притягивая его к себе ближе, и тянется за поцелуем.
Тот целует мягко, глубоко, неспешно. Он вкладывает в поцелуй всю нежность и любовь, восторг и обожание, которые питает к милой подруге. Горячие и сухие руки его, меж тем, легко блуждают по плавным изгибам женского тела, забираясь под лёгкие одежды Владычицы. Они обжигают кожу, и Маат выдыхает, закрывая глаза, отдаваясь во власть собственных чувств и ощущений.
Она доверяет всю себя своему мужу и растворяется в его прикосновениях, позволяя себе немыслимую роскошь, хотя бы на эти блаженные мгновения забывая о своих обязанностях и холодном бесстрастном разуме.
Поцелуи пьянят, кружа голову, и распаляют внутри огонь, что растекается огнём желания и страсти. Спешка для него нежеланна и неуместна, но медлительность наоборот постепенно разжигает его всё больше и больше.
Они сами не замечают, как лишают друг друга одежд. Ночь забирает себе эту тайну так же, как и многие другие. Укутывает своими объятиями мягко и становится единственным свидетелем любви, что растекается горячими реками нежности и страсти.
Тот прижимает к своей груди Маат, чувствуя гладкую, словно шёлк, кожу её спины. Он держит за талию, спускается руками ниже к бёдрам, но после скользит обратно выше. Линии плавные, изящные, словно специально созданы для рук Тота, и прикосновения будто довершают прекрасную мозаику, создавая целостный шедевр.
Аккуратная грудь ложится в мужские руки, и Тот несильно сжимает пальцы. Касания обжигают, и бутоны желания раскрываются яркими алыми цветами. Маат выгибается, ахая, и её ладони скользят по шее мужа вверх, пальцами зарываясь в жёсткие кудрявящиеся чёрные волосы.
Затылком она упирается в мужское плечо, когда Тот плавно двигает бёдрами, легко и неспешно скользя в горячее влажное женское нутро.
Её лоно благодарно принимает в себя твёрдую плоть мужа, и Маат качает тазом, подаваясь назад, навстречу чужим ласкам. Двое становятся одним, и изгибы одного тела идеально дополняют изгибы другого. Словно утраченные разбитые половины вновь соединяются воедино, и Хаос приходит в Порядок, а Разрозненность становится Единством.
Они двигаются плавно и синхронно. Перетекают друг в друга и чувствуют потребности друг друга, словно действительно становятся одним целостным организмом.
Горячее дыхание одно на двоих, оно в поцелуях и тихих стонах, томных туманных взглядах и нежности, осторожности движений. В толчках и раскрывающейся страсти, что в итоге взрывается снопом ярких искр.
Тот замирает, крепко прижимая Маат к себе. Она сама льнёт ближе к нему, сжимая пальцами волосы супруга. Удовольствие завершается облегчением и гармонией единения, когда двое становятся одним и воплощаются друг в друге.
Преисполняются любовью, которой даже мудрейшие боги не способны сопротивляться. Да и, на самом деле…
Они не очень-то хотят это делать.
========== Вопрос 11 ==========
Комментарий к Вопрос 11
«Открываем аудиоальбом, ставим на рандом песни и пишем по первой, которая заиграет, ответ»
Их встречи с Маат преступно кратки и редки. Правосудие и мудрость не дремлют, они всегда должны быть начеку. Отданные и верные своим постам и тем ролям, что они исполняют…
У них не было времени на самих себя. Не было времени друг на друга. Не было времени на отдых. Просто не было времени.
Но иногда, когда ночь опускалась на благословенные земли, когда окутывала своим тёмным покрывалом, даруя избавительную прохладу и покой… Иногда у Тота выдавались мгновения, жалкие песчинки, крупицы времени, когда обязанности ненадолго выпускали его из своей крепкой безжалостной хватки.
В такие мгновения Тот возвращался в свой чертог. В пустынный дом, всегда одинокий и тихий, в котором царит тишина и покой вечного уединения.
До недавнего времени Тот любил это место. До недавнего времени Тот любил эту атмосферу.
А потом в его дом однажды вошла Маат.
С тех самых пор не было более одинокого места во всём Та-Кемете. По крайней мере для Тота уж точно.
Маат вдохнула в его обитель — в её хозяина — жизнь, новую, обновлённую. Чаровница-Хатхор связала воедино их судьбы, и сердца их томятся друг по другу, желая быть рядом и в близости.
Но правосудие и мудрость не дремлют. Равно как и не принадлежат они сами себе. Их долг выше, их долг главнее, и в одиноком доме, вмиг лишившемся жизни, Тот чувствует себя таким же одиноким, вмиг лишившимся жизни.
Путь его всегда был одиночен. Мудрость должна быть хладнокровна и бесстрастна. Не место в ней переживаниями и огню страсти, не место. Но искусница-Хатхор зажгла его в чужом сердце, и отныне Тот никогда не должен был быть один.
Пусть не всегда в реальности, но всегда в своих мыслях и сокровенных желаниях своей души.
«Когда-то давно я был одинок. Я мог есть и пить, веселиться и печалиться. Я мог спать и бодрствовать. Но стоило тебе войти в мой дом и похитить моё сердце, как я навечно потерял свой покой»
========== Вопрос 12 ==========
Комментарий к Вопрос 12
«Если отвечающие хорошо друг друга знают, то на один ответ ваши персонажи относятся к друг другу так же как и вы»
«Ответьте на вопрос в несвойственной себе манере»
«Ответ, в котором отвечающие так или иначе описывают себя»
Как давно мы были знакомы? Вероятно, ещё с тех пор, как Рим впервые столкнулся с Египтом — тогда ещё не противником, но уже потенциальной жертвой чужого могущества.
Рим крепчал быстро, превращаясь из небольшой общины в огромную территориальную державу. Звезда Египта же катилась всё дальше и дальше за горизонт, догорая, и прощальные лучи её не дарили более ни света, ни тепла.
Египет был обречён, а Риму лишь предстояло расцвести в своём могуществе.
Знакомство наше в те дни было весьма скромным. Мы лишь знали имена друг друга, да смутно догадывались об обязанностях. Янус — покровитель и защитник орлиных легионеров, и я, Тот, — хранитель мудрости и давних знаний.
Я наблюдал за ним со стороны. В ту пору казалось, что нет у нас ничего общего, ничего, что могло бы связать нас и сделать хотя бы… приемлемыми собеседниками.
Что ж… и богам мудрости свойственно ошибаться.
Ближе наше знакомство началось, когда к Великой Царице прибыл Римлянин. Не тот, который в итоге сгубил её; тот, что сам пал жертвой своего народа — он был учтив, умён и амбициозен. Янус был с ним тогда, и признаюсь, я не смог противостоять своему любопытству.
— Ты пришёл сюда завоевателем, но оружие твоих людей не направлено против моих, — Двуликий вовсе не был удивлён моей компании, взирал обоими ликами он в ночное небо Египта, стоя на открытом балконе одного из залов дворца Клеопатры. — Почему? — перед равным себе я не менял свой облик и видел в отражении его глаз острый клюв ибиса, изогнутый книзу.
Янус в ту ночь молчал долго. А когда уста его разверзлись, голос его звучал странным образом устало:
— Римляне умеют договариваться, — так он сказал тогда и посмотрел на меня юным ликом, обращённым в будущее.
С этого короткого и, надо сказать, первого разговора между нами и завязалось довольно странное, если так посмотреть, общение. Ведь договариваться римляне всё-таки не умеют, а Египет, как и предрекалось, стал лишь частью могучей империи.
— Винишь меня? — Янус лишь раз задал мне этот вопрос в тот самый день, когда великий принцепс вошёл во дворец царицы; тогда, когда всё было окончательно кончено.
— Да нет, — я мог лишь пожать плечами и, в общем-то, не лукавить с ним. — Ты всего лишь выполняешь свою работу. Всё остальное было предначертано, и мы можем лишь смириться с нашей судьбой.
Янус молча кивнул, и странным образом в его глазах я увидел благодарность. Тогда я не придал ей значения, а сейчас…
Сейчас всё, что я мог дать ему прежде чем забвение окончательно поглотит меня, — редкие встречи и долгие разговоры. О звёздах и истории, о превратностях судьбы и её вариантах, о времени и встречах в нём между смертными и богами. О нашем собственном месте и предназначении.
Это были странные разговоры. Странные встречи. Странная дружба и привязанность, в которые они вылились в итоге. Спокойствие и такая необычная правильность, которую я не ощущал даже рядом со своей справедливейшей супругой. И Янус…
О, мне известно, что его личины скрывают в себе куда более глубокую тайну. Превратности игривой судьбы — не иначе. Но я лишь могу как всегда лукаво сверкать глазами — птичий лик хорошо позволяет прятать внутри горечь и вину от того, что я не могу дать больше того, что даю сейчас.
— Этого достаточно, — Янус, конечно, понимает всё не хуже меня.
И на самом деле я ему благодарен.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Допишите мифологию с вашим богом. Какие были конфликты и случаи в период средневековья, например?»
Боги Египта никогда не покидали свою родину. Отходили в тень, подчиняясь влиянию времён, склоняли головы перед Сыном Единого Бога и перед словом его же Великого Пророка. Но никогда — никогда — они не покидали благодатные земли Та-Кемет. То была их родина, то была их вотчина, то была земля, что они её обязались защищать и беречь.
Но память о них медленно угасала. Сквозь эпохи и столетия всё меньше и меньше было последователей, что сохраняли им верность, преподносили дары и взывали к их помощи. И оттого слабели они, угасали, грозясь предать не по своей воле единственную обязанность, что была им доверена.
И тогда, когда стало совсем невыносимо, когда они приблизились опасно близко к черте, из-за которой ещё никто не возвращался, они снова обратились за помощью к нему.
— Мудрейший из нас, лишь тебе одному дано предотвратить забвение, которое зовёт нас. Ну а если и тебе это не под силу, то должны мы будем смириться с неизбежностью, — так говорили они, взывали к нему, и Тот знал, что ему надлежит делать.
Расправились сильные крылья ибиса в стороны, и забытое всеми божество вспорхнуло в небо. Отправилось в свой полёт — последний или первый, знаменующий начало нового этапа их жизни — уж это было ото всех сокрыто мраком неведения.
Всё начинается жарким июльским днём предпоследнего года восемнадцатого века, который летоисчисляют смертные по новому образцу. Всё начинается с завоевателей и захватчиков, которым — какова ирония! — надлежит раскрыть тайны и мудрость утраченной и почти забытой эпохи.
В том только случае, если он пойдут за знамениями Тота, разумеется. Но он мудрейший из всего сонма богов, а потому он знает, что и как должен делать, чтобы за ним пошли так же, как и более трёх тысячелетий назад.
«Выбирай место для опорного пункта с умом, ребёнок», — в мареве египетской жары капитану чудится загадочный шёпот, и он вытирает грубой тканью рукава камзола взмокший лоб.
«Мудрость времён и отголоски древности да поведут и сохранят твердыню форта», — с шелестом ветра, перегоняющего острый горячий песок доносятся таинственные слова, и Пьер-Франсуа сам не до конца понимает, что движет им тогда, когда он даёт приказ.
Форт будет западнее Розетты и станет опорным пунктом на подступах к городу. Станет он местом легендарной находки, местом возвращения и возрождения.
Если, разумеется, боги будут благосклонны. И Тот усмехается довольно: это лишь первый шаг на долгом и непростом пути.
Впрочем… Они ждали гораздо дольше.
Сильными крыльями взмахивает невесть откуда взявшийся ибис, пролетая над головами солдат тогда, когда из песков и забвения им удаётся вытащить плиту из магматической горной породы. Издаёт он пронзительный клич, и чудится в этом кличе радость пробуждающейся надежды.
Начало положено, но Тоту предстоит ещё много работы прежде чем он, наконец-то, встречает того, кому суждено вдохнуть жизнь в их угасающие сознания.
Тенью скользит высокий худой мужчина с головой ибиса, присматривается к уставшему лицу смертного. Смертного из той страны, что не существовала во времена триумфа и подъёма Тота и остальных богов из сонма; смертного из той страны, что пришла как захватчик на плодоносные земли Та-Кемета.
Но сейчас в его руках мудрость, пусть взор его временно затуманен. Сейчас в его руках ключ к разгадке, пусть он пока не догадывается об этом. Смертный этот, как и Тот, воин слова и знания, а не орудия и грубой силы, и возможно потому божество с головой ибиса выбирает его как последнюю надежду остановить угасание.
Возможно, именно потому, оно верит в него, этого чужестранца, и дарует ему свою последнюю милость, открывая затуманенный взор и несокрушимой тенью замирая за его спиной.
Тот улыбается слабо одними чёрными глазами-бусинами. Смертный вздрагивает от осенившей его догадки и тянется за свитком с надписями, которые ему ещё предстоит прочесть.
«Имена недаром наделяют великой силой, ребёнок. Если хочешь найти ответ на свой вопрос, читай имена», — Жану-Франсуа чудится, что он слышит чуть насмешливый шёпот, подсказывающий ему, что следует делать. Всматривается, вчитывается в таинственные знаки… и действительно находит ответы в имени — сначала одном, а после в ещё одном.
Тот усмехается довольно, чувствуя, как медленно наполняется силой и энергией вновь — ощущение, забытое на много, очень много веков, но теперь… Да, теперь всё изменится вновь, и у них вновь появится шанс и возможность незаметно и тихо выполнять свою единственную работу, оберегая священный, плодородный край Та-Кемет.
Сегодня, четырнадцатого сентября тысяча восемьсот двадцать второго года новой эпохи они рождаются вновь и совершенно точно не собираются умирать.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«Насколько трудно быть писцом на великом суде богов? Трудно ли выносить окончательный приговор?»
От его действий зависит то, каким будет приговор. Он вписывает в свиток окончательное решение, и как только последнее слово оказывается выведено на грубом папирусе, судьба души становится предопределена.
Он — последняя инстанция. Он — вводящий приговор в действие. Он — палач и вершитель судеб.
От него зависит, попадёт ли душа на поля Иару, или же её ждёт растерзание в пасти Амт. До тех пор пока приговор не вписан в священный свиток, ничего не произойдёт. Но стоит Тоту навсегда увековечить его в словах, как дорога назад обрывается навсегда.
Трудно ли это? Трудно ли быть вершителем судеб?
Много соблазнов ходит рука об руку на этом пути. Всё, в конечном итоге, зависит от того, что именно он впишет в свиток. Именно от этого будет зависеть наказание или блаженство души.
Но Тот не смертный; Тот бог. Мудрейший и умнейший бог из всего сонма. Ему ли не ведать, как бороться с соблазнами и побеждать сомнения в собственной душе?
Он — супруг Маат, справедливейшей и прекраснейшей. Он — её слуга, добровольно склоняющий пред ней голову. Он — проводник её воли. И вынося окончательный приговор, он лишь выполняет свою работу. Не даёт он тяжущимся душам ни больше, ни меньше того, что они заслуживают.
Быть может, перед кем-то на его месте соблазны вершить судьбы по своей воле и возникли бы. Но Тот, мудрейший и умнейший, знает: справедливость слепа и безжалостна. И рано или поздно она восторжествует над поверженным беззаконием.
========== Вопрос 15 ==========
Комментарий к Вопрос 15
«Дети Геба и Нут смогли родиться благодаря тебе. Привязался ли ты к ним после этого?»
Вообще-то, деторождение не входило в сферу обязанностей Тота, но исходя из обстоятельств богу мудрости пришлось на время примерить на себя личину бога-покровителя рождения.
Это с самого начала была сомнительная авантюра. Но Тот, мудрейший и умнейший, знал и видел больше других. Возможно не было бы в нём столько сострадания к жестокой Нут, если бы не знал он, каких великих детей должно породить её чрево и чрева её дочерей.
Так что, технически, у него не было выбора.
Вмешиваться пришлось тайно, за спиной и могущественным проклятием великого Ра. Это было опасно и, в случае разоблачения, чревато не самыми приятными последствиями и большим скандалом.
Но Тот был Тотом, умнейшим и хитрейшим, а значит, по умолчанию, был единственной и последней надеждой — как обычно, впрочем.
Скучать не приходилось, это уж точно. Сначала сыграть с Хонсу (сложнее всего было не обыграть его, а не проиграть самому), потом — предстать перед Ра и просто поставить его перед свершившимся фактом: вот тебе пять лишних дней, пять лишних детей и ворох проблем, в которых ты не нуждался, но они есть — и при этом, желательно, ещё умудриться не огрести и оперативно ретироваться, пока ошарашенный Ра не пришёл в себя.
У Тота, вообще-то, тоже проблем было предостаточно. Потому что в промежутке между приятным времяпровождением с Хонсу и не очень — с Ра, была ещё одна маленькая загвоздка.
Детям-то надо на свет появиться. А под рукой у Нут, как назло, кроме Тота, больше никого не было.
В общем, да, бог мудрости пополнил свою мудрость бесценными знаниями и стал специалистом широкого профиля. Однако взирая на испытывающую долгожданное облегчение Нут, прижимающую к себе трёх из пяти младенцев, Тот всё-таки не может сказать, что это был плохой опыт. Возможно, так сказать он не может ещё и потому, что двух остальных детей держать пришлось именно ему…
И нет, сентиментальным Тот не был никак от слова совсем. Но знаете, некоторые события всё-таки оставляют свой неизгладимый отпечаток.
— Ты непривычно задумчив, друг мой, — голос Осириса врывается в чужие размышления, и Тот поднимает взгляд на загробного владыку. — Странно видеть тебя, умнейшего среди нас, в таком виде, будто неведомое знание охватило твой разум.
Тот хмыкнул, по привычке слегка склонив голову набок и сверкнув лукаво чёрными глазами-бусинами. Смотрел он долгим взглядом на Осириса, одного из двух младенцев, что он держал на своих руках, и поражался, насколько же он не похож на своего брата-близнеца, что довёл его до такого состояния.
Нет, Тот не был сентиментальным и всех пятерых детей, что он помог — во всех смыслах — привести в мир, воспринимал как равных себе, не более и не менее, просто…
Ну, знаете, некоторые события всё-таки оставляют свой неизгладимый след в душе.
— Не обращай внимания, загробный царь, — клюв ибиса тихо щёлкнул в спокойной тишине зала последнего суда. — Размышления мои не несут никакого дурного предзнаменования. Это так, всего лишь давние воспоминания…
========== Вопрос 16 ==========
Комментарий к Вопрос 16
«Откройте любую книгу на 61 странице. Ответ по последнему целому предложению на странице, или как-то связанный с ним»
«Так сколько залов в храме Тота?»
Это был удивительный симбиоз: боги создали людей — без них никогда не было бы человечества, но в то же время именно вера и представления людей напрямую влияли на божеств. Забывание людьми того или иного бога было для него равносильно смерти, переходу за ту черту, из-за которой нет возвращения. И в то же время…
Под воздействием человеческого восприятия меняются и сами боги. Неумолимый процесс, которому никто не может противиться — человеческая память изменчивая и ненадёжная, но именно она является источником силы любого бога. Именно она наполняет любого бога смыслом и вдыхает в него жизнь и цель существования.
А ещё вместе со своим восприятием и памятью люди отдают богам всё, что имеют сами. И даже если почитают их как существ, по всем параметрам выше и лучше них самих, всё равно наделяют их своими чертами и привычками.
Это даже забавно. Особенно если наблюдать, как человеческое уживается с божественным. И боги волей-неволей перенимают такие простые человеческие привычки и уклад жизни.
Храм любого бога, таким образом, почитался людьми как жилище. Дом, собственность не только священная, но и имеющая своего собственного хозяина. Вломиться в неё было равносильно вломиться в дом семьи любого вельможи или самого фараона, и было это, ну, по меньшей мере некрасиво.
По крайней мере, смертные именно так и считали. Стоит ли говорить, что в конце концов подобное устройство жизни укоренилось и в тонком мире, где жили боги?..
Тот усмехается одними глазами-бусинами. Щёлкает клювом и слегка склоняет голову набок — это забавно. Удивительный симбиоз, из которого рождается не менее удивительный синкретизм — смертные ведь тоже верят, что в мире богов у них есть свои храмы, — жилища — которые они иногда лишь покидают, снисходя в храмы — жилища — в мире смертных. Так почему бы, собственно, таким жилищем и не обзавестись?..
Дом каждого бога был уникален. Ни один чертог не был похож на другой — каждый из них обустраивает его по собственной подобе и нужде. Превращает его в место своего отдыха и уединения, где просто можно побыть наедине с самим собой.
Тот не становится исключением, вообще-то. Равно как и не становится самым радушным хозяином, и лишь буквально несколько богов за всю их долгую жизнь побывали в гостях у бога мудрости.
Побывали в гостях, что вовсе не значит, что смогли обозреть и осознать весь масштаб и пространство чертога мудрейшего из их числа. Неудивительно, в конце концов, что именно число палат в его доме стало притчей во язицех не только среди смертных, но и среди богов.
И тот, кто познает их число, станет носителем высочайшей божественной мудрости и власти. Но разве может сам бог мудрости и хозяин своего дома допустить подобное?..
Тот лишь смеётся кашляющим смехом. Ухмыляется хитро, лукаво сверкая глазами-бусинами. Не всем тайнам до́лжно быть разгаданным, не всем секретам — поведанным миру. Некоторые вещи так и должны остаться загадкой, терзающей разум, ведь иначе какой в них будет смысл?
========== Вопрос 17 ==========
Комментарий к Вопрос 17
«Какие у тебя отношения с Сешат?»
Сешат — умная женщина. Мудрая и прекрасная — ничуть не уступает она в своей красоте и мудрости своей великой матери. Тот смотрит на неё, и сердце его наполняется гордостью.
Их с Маат дочь определённо взяла лишь самое лучшее от них обоих.
Она — Та, кто отмеряет годы жизни. Она — Судьба воплоти. Она — та, кто сидит у самого сердца Египта, где Нижний и Верхний соединяются вместе. Бесстрастная летописица, ведущая бесконечное летоисчисление и записывающая все дела фараонов и богов.
Она хранит мудрость и память прошедших поколений для поколений грядущих. Ведает их судьбами и знает, как пройдут их жизни. Но отец и мать учат её покорности и смирению, и Сешат никогда не подводит их, наблюдая исправно и ведя списки скрупулёзно. Хранит она бесконечное множество знаний о грядущем и всей его переменчивости, но как бы ни был велик соблазн, никогда не вмешивается.
Немалая сила воли нужна для этого, немалая мудрость и понимание — вмешательство в предначертанное, то, что властно даже над богами, чревато возмездием и карой. Будущее изменчиво, как песок, утекающий сквозь пальцы, но ход его всегда безжалостен и неумолим.
Сешат, сама Судьба, как никто знает это.
Теперь, когда дочь его выросла и стала великой богиней, Тот видится с ней гораздо реже, чем раньше. Как и с её матерью, встречи их кратки и случаются нечасто. Но всегда они желанны и преисполнены искреннего тепла — сколько бы времени ни прошло, какой бы великой богиней Сешат ни становилась, для Тота она навсегда останется в первую очередь дочерью, маленькой девочкой, которую когда-то давно он обучал письму.
Он улыбается с мягким снисходительным теплом — при дочери меняет он лик ибиса на более эмоционально открытый лик человека. Сешат отвечает на это неизменной улыбкой. Синие глаза её загораются тем самым огоньком, что и в детстве, и откладывает она в сторону свиток и палочку. Приветствует отца, вставая и тонкими руками обвивая его шею, а он, как и раньше, через плечо её заглядывает в аккуратные выведенные символы.
— Более мягкий изгиб у «пера», моя дорогая, — на замечание Сешат лишь тихо смеётся, качая головой, и сверкает глазами совсем как в детстве.
— Научи меня, папа, — улыбается широко, протягивая Тоту обмоченную в чернила палочку, и тот лишь смешно фыркает, опускаясь рядом.
Аккуратно берёт изящную руку в свою и под смущённый смешок опускает её на чистый пергамент.
— Более плавные линии. Вот так, милая… — ведёт женскую руку, когда Сешат опускает голову в сторону, виском касаясь отцовского плеча.
Она снова ребёнок.
========== Вопрос 18 ==========
Комментарий к Вопрос 18
«Для египетских богов: расскажите, присутствуют ли у вас какие-то повадки ваших тотемных животных?»
Птицей было быть не то чтобы сложно. В конце концов, он ведь был не обычной птицей, а священным ибисом — полезной и достаточно умной птицей, к которой смертные относились с большим уважением.
Однако отличия между птицей и человеком всё же были куда большими, чем отличия животного и человека, а потому гармонично уживаться с ними было… непросто.
Тоту, чтобы сохранять свой высокий статус и оставаться богом мудрости, всё же приходится взять от ибиса только форму и частичное воплощение внешнего вида и следить за тем, чтобы повадки тоже были больше человеческими, а не наоборот.
Однако птичья натура всё-таки накладывает на него свой определённый отпечаток. Как ни крути, но в подобном симбиозе, в котором они жили, сложно было не принимать в повседневную жизнь повадки, которые были нормой, в его случае, для ибисов.
К счастью, их было немного. Но ох, Апоп побери, какими же странными они были!..
У священных ибисов, что были его тотемным животным, был не самый мелодичный голос. Тота, к счастью, это коснулось не так сильно, но, как назло, ударило по самому, что называется, больному.
Он один из тех богов, что почти никогда не смеётся. По крайней мере, громко и в голос. И дело вовсе не в том, что Тота трудно развеселить или он сам по себе слишком суров, нет. Дело как раз таки в том, что голоса священных ибисов, когда они перекрикиваются друг с другом, похожи на какую-то странную смесь кашля и возмущённого лягушачьего кваканья… Ну и, короче, когда Тот как-то раз забылся и искренне громко рассмеялся, своим смехом он случайно спугнул Бастет, которая до этого спокойно спала на залитой солнцем ступеньке своего храма. А услышав смех Тота, бывшего в тех краях, вскочила, выгнулась дугой, топорща шерсть, и обшипела нарушителя своего покоя, лишь дивом не вцепившись ему когтями в лицо.
С тех пор Тот не рискует и практически не смеётся. Потому что смех его, особенно внезапный, кого-нибудь случайно может согнать в Дуат. А разбираться потом с Осирисом та ещё морока будет, это уж точно.
Впрочем, смех был ещё меньшим из тех зол, которыми его наградила птичья природа. Его, по крайней мере, можно было сдерживать и просто не смеяться. Но вот куда сложнее было с другими привычками, которые в контексте Тота смотрелись, ну, по меньшей мере странно.
Особенно странно одна из них смотрелась тогда, когда великий бог мудрости злился.
Вообще-то, разозлить Тота было крайне проблематично. Он был слишком умён и спокоен и любую провокацию с лёгкостью мог перенаправить на потенциального обидчика так, что любое желание проверять границы терпения мудрейшего из них пропадало практически моментально, оставляя после себя лишь единственное желание убраться с его глаз куда подальше. Но вот в те моменты, когда Тот всё-таки злился…
Ну, ибису, вообще-то, куда сложнее нагнетать атмосферу и устрашать противника в сравнении с крокодилами, например. Или теми же соколами… Да даже в сравнении с коровами! Да и Тот сам по себе не был воинственным и воинствующим божеством, действующим, скорее, умом и магией, а не грубой силой, да.
Но ибисы, когда хотят устрашить врага, широко распахивают крылья и топорщат перья. Тоту, конечно, распахивать в человеческом теле особо нечего, как и нечего топорщить, но в моменты гнева и раздражения, когда он готов плюнуть на свои принципы и начать проклинать своих врагов (вот уж действительно самоубийцы), сам того не замечая, он всегда начинает делать очень странные пасы руками. Странные, если не сказать комичные, но в контексте взбешённого всегда спокойного бога мудрости навевающие отчего-то благоговейный ужас.
В этом Тот, конечно, ибисов превзошёл, ничего не скажешь. Хотя бы потому, что контроль над собой терял он редко, а потому приучить широкую общественность к своему… специфичному колдовству попросту не успел.
Ладно, эту особенность ещё худо-бедно можно было использовать в свою пользу. Но последняя привычка, которую он взял от своего тотема, с лихвой компенсировала всё остальное.
Дело в том, что священные ибисы гнездуются как правило на деревьях. Нет, к счастью, Тота не тянуло обустраивать свои чертоги на деревьях, но любовь к высоте проявлялась у него несколько иным способом.
Тот никогда не был тщеславным и его место в пантеоне его более чем устраивало. Как умнейший и мудрейший, он и так возвышался над другими богами, но на общих собраниях и совещаниях он возвышался над ними ещё и в самом прямом смысле… забираясь на карниз или на ближайшее дерево, составляя часто таким образом компанию любящим высоту Бастет и Гору.
Впрочем, не только на собраниях проявлялась эта черта его птичьей натуры — часто, излишне задумываясь, Тот, сам не замечая, с завидной грацией и ловкостью перемещался по веткам любого близрастущего дерева, останавливаясь где-то на середине его высоты, и прятался в зарослях листвы, не прекращая своих размышлений.
Это была неудобная особенность Тота, особенно для тех, кому он срочно был нужен и кто его искал. Находить бога мудрости с самым серьёзным видом сидящим на дереве всегда было немного странно и как-тонеуютно, но никто не рисковал делать ему на этот счёт замечания.
В конце концов, свои причуды были у каждого, и с ними можно было только смириться.
========== Вопрос 19 ==========
Комментарий к Вопрос 19
«Отвечающий и его божество на день меняются телами. Что Вы предпримете, оказавшись в теле своего персонажа? А что будет делать он в Вашем?»
Нет, ну наверно, это было вполне ожидаемо. Практически закономерно, так сказать, ведь боги они, ну, знаете… своеобразные ребята.
Боги, покровительствующие знаниям и магии, тем более.
— Это будет бесценный опыт, восхитительный эксперимент! — на самом деле это было последнее, что я услышала, прежде чем мир вокруг меня сделал немыслимый кульбит, свернулся и развернулся обратно и вернулся на круги своя.
Ну как… почти, за исключением того, что теперь я без особой радости смотрела на саму себя со стороны, оказавшись в чужом теле.
— Тот, твою мать… — без энтузиазма и просто констатируя факт, протянула я голосом божества мудрости. Хоть на том спасибо, что прежде чем меняться со мной телами, он настроил своё тело на человеческую форму, а не наполовину птичью.
Странные спонтанные идеи часто посещали Тота, и мы уже были ими практически не удивлены. Но обмен телами… Ох, это обещало превратиться в ту ещё лажу.
— Да ладно тебе, — бодро отозвалось моё тело, отчего меня с непривычки передёрнуло. — Это всего на один день.
— Ага, вот только если бы этот день не был днём моего вступительного экзамена, — мрачнея ещё больше, проворчала я, мысленно прощаясь со своей магистратурой.
— Не переживай, — видеть себя ухмыляющейся было странно. — Неужели ты думаешь, что мне не хватит знаний сдать за тебя экзамен по истории? — Тот насмешливо вскинул бровь, глядя на себя — меня — таким же насмешливым взглядом.
— Ну да действительно, — я повела плечами — и как я только могла сомневаться в умнейшем и мудрейшем! — А мне-то что делать? — скептично взглянула на него.
Тот растянул губы в лукавой плутовской улыбке (никогда бы не подумала, что умею так делать!), и мне уже стало как-то слегка не по себе от подобной гримасы на собственном лице.
— Тебе всего лишь надо вынести несколько приговоров на Суде Осириса. Ничего сложного, уверен, ты справишься, — и прежде чем я успела хоть как-то возмутиться, щёлкнул пальцами, перемещая меня в Дуат.
«Ну зашибись вообще», — мрачно подумала я, с лёгкой опаской глядя на бесстрастного Анубиса, стоящего рядом со мной с весами в руках. И вот что в такой ситуации прикажете делать?!..
— Импровизировать, — вдруг очень скорбно вздохнул Анубис с весами, отчего я непроизвольно вздрогнула, а после…
— Я так понимаю, спонтанные желания посещают не только Тота, да? — покивав самой себе, догадалась я, и Анубис, вернее, такая же жертва обстоятельств, как я, снова скорбно вздохнул.
Какой-то у этих египтян сегодня был марафон на обмен телами, ей-богу!
В любом случае, делать было нечего, пришлось действительно импровизировать. Ведь Осирис-то, кажется, был нормальным, настоящим, а потому перед ним было как-то стрёмно упасть лицом в грязь.
Впрочем… Если кто здесь и был нормальным и настоящим, то точно не Осирис.
Не знаю, то ли нахождение в теле Тота имело какие-то свои плюшки, то ли во мне просто проснулась моя внимательность, которая спала глубоким сном на протяжении всей моей жизни, но глядя в бесстрастное и абсолютно безэмоциональное лицо Осириса, я вдруг увидела ЭТО.
Немой крик о помощи и просто крик в его глазах, полных вселенской скорби и катастрофы мирового масштаба.
— Не знаю, как нам поможет эта информация, но Осирис с нами в одной лодке, — шепнула я Анубису, на что тот — та — лишь хмыкнул.
— Хоть у кого-то есть шанс с честью выдержать всё это дерьмо, — скорбно резюмировал проводник душ, и я не могла не согласиться с ней.
Меж тем, суд Осириса начался, и в зал вошла первая душа.
Как-то так получилось, что мы с Тотом не сильно обсуждали эту его работу, поэтому о том, что меня ждёт, я догадывалась очень и очень смутно. Душа же, пока я размышляла, что мне делать в самую первую очередь, предстала пред судьями и вдруг громко и чётко начала говорить.
— Привет, Сах-ниммит, выступающий вперёд из Гелиополя, я не совершал греха, — проговорила душа и замолчала, впившись в меня полным любопытства и мольбы взглядом.
— Э-э-э… — многозначительно, но, к счастью, негромко протянула я, с тревогой осматриваясь по сторонам.
Взгляды всех судей были направлены прямиком на меня так, словно каждый из них чего-то от меня ждал. Понимая, что ещё немного и я начну паниковать, я ляпнула первое, что пришло мне на ум:
— Да, этот… добрый человек не совершал греха.
Судя по тому, как облегчённо выдохнула душа, а судьи размеренно кивнули, ляпнула я очень даже в тему. Однако, как оказалось, это была лишь первая малая капля всего того ада, что мне предстояло пережить.
Следом за покаянием во грехе из уст души полилось покаяние в несовершённых убийствах, кражах и прочей стандартной мути, считающейся грехом. Каждый раз при этом (а пунктиков, на минуточку, оказалось аж сорок два!) и душа, и судьи выжидательно смотрели на меня, отчего мне снова и снова приходилось повторять одно и то же.
На этом, правда, моя экзекуция не прекратилась, ведь дойдя до конца перечисления всех грехов, которых душа не совершала, она зачем-то решила повторить всё ещё по одному кругу. Видимо, для закрепления эффекта, вот только мне, как человеку, не отличающемуся терпением, за такую сознательность хотелось чисто из вредности выписать ей самый суровый приговор.
Однако делать это, конечно, я не собиралась. Хотя бы из уважения и любви к Тоту. Ну и ещё потому, что это в принципе оказалось невыполнимым квестом. Ведь когда очередь дошла до записывания приговора, я поняла, что должна сделать это египетскими иероглифами.
Я понятия не имела о языке и письменности древних египтян, а потому на заполненную иероглифами ведомость, куда надо было вписывать приговор, смотрела как баран на новые ворота.
«Не, ну это уже слишком», — в конце концов решила я и решила не заморачиваться вовсе, царапая приговор привычной себе кириллицей. А со всем остальным пусть Тот сам потом разбирается.
Странным образом, но первый представившийся прошёл удивительно без накладок и проблем. Мы, видимо, действовали больше на аффекте, чем осознании, которое медленно начало накрывать нас чуть позже. И вот тогда началось истинное веселье.
Второй умерший тоже проскочил более ли менее гладко. Я постепенно начала вливаться и догонять, что происходит, но вот моим сёстрам по несчастью повезло в этом плане чуть меньше.
А всё потому, что эти восемьдесят четыре монотонных пункта исповеди явно были лишними на этом празднике (не)жизни. Неудивительно, в самом деле, что единственное, что можно было под них хорошо делать, это засыпать.
А тут ещё и как назло такая занудная гнусавая душа попалась, ну ёлы-палы!..
Анубис, у которого, должно быть, спина стояла колом от постоянного стояния, первая начала клевать носом. Бедняга явно задолбалась настолько, что терпеть это дерьмо сил просто не было. Весы в её постепенно расслабляющейся руке начали медленно крениться в сторону, отчего лежащее на них пульсирующее сердце также медленно начало скатываться к краю и…
Дальнейшая цепь событий выглядела, на самом деле, почти сюрреалистично. Итак, сердце, скатившись с весов клюющей, э, мордой Анубиса, с громким «бультых!» упало в воды, где обитала Амат. Анубис, мгновенно встрепенувшись, кинулась к ним, отчаянно вопя что-то подозрительно похожее на «плохая Амат, отдай сердце!». В это же время на своём троне подпрыгнула разбуженная Осирис, убаюканная бесконечным потоком сознания исповедующихся душ. Вскочив со своего места, она растерянно осмотрелась по сторонам, пытаясь в максимально короткий срок понять, где она, что происходит и что от неё хотят. Я же наблюдала за этим с очень сложным выражением лица, сжимая в руке пергаментный свиток и сдерживая панические вопли в своей душе.
Повисла максимально неловкая и драматичная пауза. Нужно было срочно что-то предпринимать, иначе следующими жертвами Амат грозились стать мы сами. И в этот момент рядом с моей ногой очень кстати пробегал скарабей.
Я не знаю как, но мне удалось сохранить ту самую невозмутимость, которая была на лицах тех, кто точно знал, что всё идёт как надо и по плану, даже если вокруг творился сущий пиздец. Схватив скарабея, я подошла к очень удивившейся душе, скорбно глядящей, как Амат смакует её сердце, и без лишних слов всучила ей в руки недоумевающее насекомое.
— Теперь это твоё сердце, — кивнув как ни в чём ни бывало, произнесла я.
— Но… — попыталась возразить душа, и я поняла, что аргументов в свою защиту у меня не так уж и много.
— И вообще, ты виновен! — прежде чем напали на меня, напала я, обвинительно тыкая пальцем в грудь тяжущегося.
— В чём?! — искренне изумился тот, и я подозрительно прищурилась.
— А нечего было обвинять царя в латентном гомосексуализме! Думаешь, мы бы не узнали?! — в конце концов, в ориентации правителя в любую из эпох каждый хоть раз да сомневался если не всерьёз, то хотя бы просто с целью оскорбления, так что в общем и целом ткнув пальцем в небо, что называется, я попала в точку, и ситуация вроде как худо-бедно разрешилась.
Впрочем, на этом, разумеется, наши злоключения не закончились, ведь помимо меня паниковать начала также Осирис. Несмотря на то, что в вопросах Древнего и, подозреваю, не очень Египта она была самая прошареная, бездействие на собственном суде её, мягко говоря, немного напрягало. И нет, она не рвалась вперёд, не вклинивалась в исповедь или ещё что-то в этом роде, изо всех сил стараясь не отсвечивать, но…
Спокойно усидеть бесконечный поток душ оказалось выше её сил, определённо, а потому пару раз она, больше неосознанно, скорее всего, вскакивала на ноги, будто желая в принципе сбежать куда подальше с этой вакханалии. В последний момент, правда, одумывалась, возвращаясь на своё место, однако такая подозрительная активность обычно пассивного царя насторожила даже приходящие души.
— Мой царь, вы ненастоящий! — в конце концов, не выдержав, возмущённо воскликнул очередной тяжущийся.
Это было чрезвычайно смелое заявление, отчего в зале суда повисла гробовая тишина. Осирис, хоть изо всех сил пыталась сохранять свою невозмутимость, всё-таки, кажется, слегка побледнела, отчего зелёная кожа приобрела ещё более насыщенный зелёный оттенок. Я незаметно переглянулась с Анубисом, шестым чувством чувствуя, что ситуация медленно приближается к отметке «тотальный пиздец».
— Да как ты смеешь! — снова неосознанно вскочив со своего трона, Осирис возмутилась почти натурально, но мелькнувшая на мгновение в её глазах паника выдавала её с головой.
— Вы последнюю вечность не отрывали свою жопу от трона столько, как сейчас! — обвинительно выбросив вперёд руку, пальцем указала на растерявшегося царя душа — откуда, правда, ей была известна эта информация, никто тактично уточнять не стал.
Дело, меж тем, запахло жареным. Нужно было что-то срочно делать. Ну я и сделала.
— Анубис, подвинься, — оттеснив офигевающую Анубиса в сторону, я лихо перехватила одной рукой папирусный свиток и палочку.
Освободившейся второй рукой схватила с весов сердце наглеца и, прицелившись получше, понадеялась на удачу, запустив пульсирующий орган прямо в наглую рожу нахала.
Впрочем, не успело то долететь до своего бывшего владельца, как на лету его лихо перехватила Амат, довольно клацнув челюстями. И пока никто не успел опомниться и осознать, что произошло, я быстро накарябала в папирусе свой вердикт.
— Виновен! — на весь зал суда рявкнула я, и как только пропащей души и след простыл, по очереди посмотрела на Осириса и Анубиса.
На их лицах застыли очень сложные выражения, а в глазах так и читался тот самый не самый цензурный вопрос.
— Что? Я запаниковала! — оскорблёно произнесла я, и прежде чем мои сёстры по несчастью опомнились, особенно громко крикнула: — Следующий!
«Ну Тот, чтоб я ещё хоть раз повелась на какую-то из твоих авантюр, пернатый засранец!» — мысленно скрипя зубами, подумала я, сжимая в руке палочку для письма.
Впрочем, к нашему невероятному счастью и облегчению, следующая душа оказалась последней. Её приговор я с особым удовольствием нацарапала своим самым неразборчивым почерком — хоть так, но я должна была отомстить этому экспериментатору хреновому, затянувшему меня во всё это дерьмо! Вот пусть теперь и расшифровывает мои иероглифы, которые ничуть не проще египетских рисунков!
Домой после такого насыщенного дня, честно говоря, я вернулась едва живая и, так сказать, преисполнившаяся. Теперь я с самой чистой совестью могла сказать, что повидала всякое дерьмо в своей жизни и меня было уже ничем не удивить.
Тот, конечно, вернулся ещё задолго до меня. Выглядел он при этом донельзя довольным, и от желания хорошенько вмазать ему меня остановило только осознание того, что в первую очередь я наврежу своему собственному телу.
— Как прошёл день? — как ни в чём ни бывало поинтересовался бог мудрости, излишне довольно ухмыляясь.
— Замечательно, — сквозь зубы процедила я, с содроганием вспоминая весь тот поток душ, который прошёл через, так сказать, мой список. — А у тебя? — что-то мне подсказывало, что я не хочу этого знать, но не спросить я тоже не могла.
— О-о-о! — мои глаза загорелись, и честно говоря от этого мне стало немного не по себе. — Мы чудесно поболтали с твоими преподавателями. Они очень приятные собеседники, хотя, конечно, компетенция их оставляет желать лучшего…
— Я надеюсь, ты им этого не сказал? — поморщившись, на всякий случай уточнила я, и я, вернее Тот, расплылся в загадочной улыбке.
— Я ненавязчиво намекнул им, что не помешало бы актуализировать знания, — туманно отозвался бог мудрости, и я простонала, пряча лицо в руках.
— Боже… Меня и так на факультете ненавидят, так теперь ещё и кафедра присоединится к общефакультетской тенденции! — скорбно резюмировала я, вздыхая, на что Тот лишь дёрнул плечом.
— Не переживай, — бодро произнёс он. — Ничего страшного не произошло. Поверь мне, моя дорогая, ты отлично написала свой экзамен, а после сегодняшней беседы тебя возьмут с распростёртыми объятиями, — Тот загадочно улыбнулся, а я одарила его полным скепсиса взглядом.
Впрочем… Он ведь был богом мудрости, значит, по идее, знал, что делает… Хотя меня это, честно говоря, не слишком обнадёживало.
Радовало одно: за собственное унижение и ворох новых проблем с универскими бюрократами я отомстила Тоту тотальным судовым фиаско.
С трудом подавив гаденькую ухмылочку, я вздохнула и махнула рукой. Что сделано, то сделано, как говорится, и после завершения этого странного эксперимента нам обоим придётся разгребать последствия — вот уж точно скучать не придётся, ага.
Скуки в принципе не будет ещё очень долго — самого заклятого врага Тота, из-за которого он и придумал всю эту авантюру. А значит, что вместе с кипучей деятельностью вернётся хоть какой-то маломальский покой, что само по себе не могло не радовать. А со всеми трудностями… мы уж как-нибудь разберёмся.
По крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь из нас не найдёт себе новое приключение на пятую точку.
========== Вопрос 20 ==========
Комментарий к Вопрос 20
«Ты придумал настольные игры, даже с Хонсу успел сыграть. А не играл ли ты с другими богами в настолки? Как они реагируют на проигрыш?»
На самом деле, этим своим изобретением Тот гордился едва ли не больше всего. Настольные игры, интеллектуальные и сложные, были прекрасны в своём изяществе. Требовали они задействования разума и заставляли думать и размышлять над каждым новым действием. Требовали немалого терпения и внимательности, ведь даже малейший промах мог в итоге привести к поражению.
Практически так же, как и в реальной жизни.
Игры были не только играми. Не только увеселение и интерес дарили они. Игры были обучением, тонким, многогранным, развивающим личность не только у смертных, что в них играли. Игры заставляли думать и анализировать, просчитывать каждый свой шаг и видеть его последствия — навыки, бесценные для любого мудрого правителя и полководца.
Жаль только оценили эту новую придумку Тота лишь единицы.
Приятней всего играть было с Хонсу, разумеется. Он лишь казался легкомысленным и юным, но годы одиночества и скуки вынудили его изощриться на многие хитрости, не позволяющие его разуму заржаветь. Играть с ним было приятно и отчасти непредсказуемо. Хонсу мыслил стремительно и неординарно и часто поступал так, как поступил бы сам Тот.
Ну а ещё само его общество было приятной и весьма желанной компанией.
Интересно играть было также с Анубисом и Осирисом. Сын и отец были слишком спокойны и рассудительны, неспешны и текучи. Партии с ними превращались в долгие философские беседы, что лились словно воды источника, лениво несущиеся течением. Ценность их была даже не столько в игре, — предлоге — сколько в этих разговорах, тренировках ума и красноречия.
К сожалению, часто играть с Анубисом или Осирисом Тот не мог. Не до того было владыкам Дуата, и мудрейший среди всего сонма не мог их в этом винить.
Забавно было играть с Гором и Бастет. Оба они чем-то напоминали в такие моменты детей: сбрасывались их суровые и надменные личины, обнажая искреннее любопытство на грани азарта. Распалялось в сердцах их нетерпение, что толкало зачастую их на необдуманные поступки. Притупляло внимательность и сопровождалось ошибками, на которые Тот всегда указывал им.
Бастет в такие моменты всегда хмурилась и демонстративно фыркала. Но её дёргающиеся уши выдавали её интерес и внимательность, с которыми она слушала чужие замечания. Гор же забавно хмурился, впиваясь взглядом в доску, и мысленно воссоздавал картину, которую озвучивал Тот, анализируя свои промахи.
Оба они, защитники и воины, как и подобает, учились на собственных ошибках, стараясь более не допускать их в будущем. Ведь было это чревато последствиями куда более пугающими, чем проигрыш в партию сенет.
Внимали они с уважением и благодарностью науке мудрейшего Тота и знали, что без проигрышей не бывает побед. И лишь с поражениями их ценность возрастает во стократ.
Однако вместе с тем были и те боги, играть с которыми было просто невозможно. Огненный нрав их был слишком жесток и буен, и не принимали они ничего, кроме побед.
Пусть даже эти победы выбивались кровью, болью и бесчестьем.
Тот не любил играть с такими богами, но как назло именно они чаще всего и искали компанию бога мудрости, чтобы разделить с ним партию. Скучающий в пустыне Сет, да не простившая ему обман Сехмет — отчего-то именно они были первыми среди таких желающих.
Быть может, своей яростью и несдержанностью они просто хотели вызвать подобную ответную реакцию у всегда спокойного оппонента?..
В любом случае игры с ними всегда заканчивались погромом и попыткой членовредительства. Тот, впрочем, уже давно научился уворачиваться от летящих в него фигур, да защищаться от вспышек чужого гнева. Это выматывало, конечно, но и в этом был всё-таки свой определённый шарм. Однако…
Особенно часто проверять его Тот не любил. А потому куда охотнее оставался в одиночестве, играя с самим собой, чем выбирался на партию с кем-то из подобных импульсивных личностей. Так… чисто из соображений безопасности и целостности не только собственных, но и окружающей среды. А то мало ли…
========== Вулкан. Вступление ==========
В божественной кузнице всё горело жаром, пульсирующим и обжигающим. Воздух пропитался им, превратившись в огненную массу, сжигающую дыхательные пути всякого, кто вдохнёт его.
Всё пылало жаром, дышало им и отдавало его. Плавило металл и клокотало огнём в негасимом очаге, энергия в котором никогда не иссякает.
Кипела работа, неустанная и непрекращающаяся. Огонь был повсюду и так и норовил сорваться, вырваться из оков, сдерживающих его, и направиться вовне, уничтожая на своём пути всё, что стесняло его и мешало.
Но хозяин здешнего чертога крепко и уверенно держал его в узде. Кажется, вовсе не замечал он никаких неудобств и свободолюбивый огненный нрав вовсе не мешал ему заниматься тем делом, которым занимался великий мастер. Трудился он в поте лица, и тяжёлый молот то и дело с грохотом опускался на раскалённый металл.
В божественной кузнице, спрятавшейся внутри великой Этны, работа не прекращалась ни на мгновение. Трудился без устали мастер, держатель огня, неистовый и неудержимый. Вспыльчивый, но отходчивый Вулкан, чей гнев и недовольство всегда несли самые страшные разрушения, утихая лишь серыми пепелищами и пустотой.
Благословения его ждали и желали всегда с не меньшим трепетом, чем благословения прекрасной Цереры или Вертумна. Дарил он смертным огонь и тепло, согревающие и защищающие, такие, что не могли более дать другие боги, как бы ни молили их об этом.
Великий мастер и покровитель ремесленников, работающих с металлом, — ценили его римляне не меньше чем Януса или Марса, ведь без покровительства Вулкана никогда не было бы у них того оружия, которым они повергают своих врагов.
Бьёт кузнечный молот по металлу, высекая искры — содрогается Этна, горящая жаром и нетерпением, сдерживающая в себе огонь и энергию. Великая кузница, в которой создаёт свои шедевры великий и грозный Вулкан — никто не рискует нарушить его рабочий процесс и потревожить его, отвлекая от дела.
Однако, быть может, всё же найдётся такой смельчак?..
========== Вопрос 1 ==========
Комментарий к Вопрос 1
«Зачем ты устроил извержение Везувия? Это вышло случайно или смертные чем-то тебя прогневали?»
Огненный нрав был у того, кто держал власть над огнём. Вспыхивающий в одно мгновение, словно лесной пожар от малейшей искры. Неистовый, неудержимый, буйный — с жаром и натиском его мог посоперничать даже воинственный Марс.
Вулкан определённо был тем богом, которого гневить не стоило ни другим богам, ни тем более смертным. Но, кажется, стали они забывать об этом, раз позволяют себе пренебрегать им.
Стали они забывать об этом, раз всё больше и больше забывали о нём.
С тем, что он отошёл в тень, уступив своё место другим богам, в частности тому же Юпитеру, Вулкан смирился. Не сразу, не легко, но со временем, с огненным буйством, что он выпускал наружу, он всё-таки смирился. Принял свою второстепенную роль, хоть и была оскорблена его гордость, а обида надолго затаилась в его сердце. Но он принял новую данность, он смирился с ней, он пытался уживаться с ней.
Но смертные обнаглели ещё сильнее. Начали забывать, что он отнюдь не мирное и спокойное божество. Начали забывать, что тот, кто управляет огнём, имеет этот самый огонь в собственной крови и сердце. Непостоянный, неудержимый, всеразрушающий.
Пренебрежение их и забывание о нём, игнорирование его праздников и открытое попустительство раздражают и уязвляют и без того задетую гордость. Чем он, Вулкан, хуже Сатурна или Юпитера? Почему их праздники проходят всегда с размахом и помпой, а на его — лишь приносятся праздничные жертвы и жрец, запинаясь, читает архаичные молитвы?..
Вулкан, никогда не отличающийся терпением, терпел долго. Но он был гордым и могучим богом, он знал себе цену и цену своей благосклонности. Смертные же, словно специально насмехаясь над ним, даже в его законный праздник, в его день, не отдавали ему и половины её. Так почему тогда он должен был их жалеть?..
Везувий, вторая его кузница после Этны, долго хранит в себе огонь и энергию, что Вулкан высвобождает в гневе своём или во время работы. Томится, ожидая, и с радостью отдаёт накопленное миру, повинуясь малейшему желанию хозяина. Взрывается огнём и пеплом, превращая располагающиеся рядом города в одну сплошную раскалённую братскую могилу, принося Вулкану щедрую жертву — он без жалости и сомнений забирает то, что принадлежит ему.
Ведь если смертные или боги забывают о границах его истинной мощи, он всегда готов напомнить о них.
========== Вопрос 2 ==========
Комментарий к Вопрос 2
«Отвечающие, расскажите, почему вы выбрали именно таких богов?»
Это было самое спонтанное, неожиданное и быстрое решение из всех, что мне доводилось принимать по поводу божеств, за которых я отвечаю. Вообще-то, я не думала о том, что решусь заполнить лимит по максимуму, так сказать. Девять ролей меня более чем устраивало и о десятой я даже не задумывалась.
Решение, однако, взять ещё и Вулкана, как я уже сказала, пришло ко мне внезапно и спонтанно. Я работала над одной из глав своей книги, над моментом, посвящённым вулканалиям — празднику Вулкана. На этом моменте один из героев рассказывал главной героине о Вулкане как о боге и чему он покровительствует. И вкладывая в его уста это описание, я почувствовала, как на меня снизошло озарение и чёткое представление образа и характера этого бога.
Прекрасно зная, что римлян не особо любят и знают, а ещё отчаянно не желают воспринимать как отдельных божеств, а не «кальку» с греков, я отдавала себе отчёт, что Вулкана я не увижу ещё долго. Поэтому, недолго сомневаясь, я и решила сама попробовать свои силы.
Кроме того, я очень тесно занималась и занимаюсь римской историей, поэтому не буду скрывать, что на римских божеств поглядывала уже давно. В большей мере, конечно, на Януса, но так как его занял другой прекрасный отвечающий, то я поглядывала и на других. Вулкан был в их числе, но, как и огненная гора, названная в его честь, долгое время он дремал, не спеша приходить ко мне целостным образом. Однако когда подходящий момент настал, он пробудился, и вот теперь он с нами, один из тех, кого моя скромная персона пытается воплотить и раскрыть.
Ну а насколько хорошо у меня это получается, судить уже не мне.
========== Вопрос 3 ==========
Вулкан всегда был строг и суров. Смертные боялись его и почитали, искали его милость и опасались гневить. Повелитель огня, могучий и грозный, он был великим богом. Одним из первых, кому римляне воздавали свои молитвы и приносили жертвы, суровым и безжалостным, самым жестоким и несокрушимым.
Даже Янус, даже Юпитер, даже Марс склоняли свои головы перед подателем огня, равно согревающего в очагах и сжигающего дотла.
Помнят они, великие боги, даже то, что смертные со временем стали забывать. Помнят они жестокие жертвы тех, кто добровольно прыгали в пламя, посвящая себя самому грозному и опасному из их числа.
Помнят они, великие боги, что прежде чем уступили они престол Юпитеру-Громовержцу, именно он, Вулкан, жестокий и неистовый, был держателем небесного огня зарниц, сверкающих в затянутых тяжёлыми тучами небесах.
Помнят они, великие боги, что в праведном гневе своём Вулкан-огнедержец был опаснее и могучее даже Нептуна, держателя морей.
Помнят они это, хоть и смертные стали забывать. Впрочем, память их всё равно хранит достаточно для того, чтобы Вулкан продолжал сохранять своё могущество и величие. Пусть ему и приходится, как и другим, уступить своё место Юпитеру и отдать ему свои громовицы, власть над огнём по-прежнему остаётся за ним.
Огнём дающим, согревающим; огнём разрушающим, сжигающим — помнят смертные, знают, как опасен он на самом деле, как жесток и безжалостен, а потому не смеют пренебрегать им так же, как другими.
И пусть ему приходится в чём-то уступить им, подчиниться влиянию времени и непостоянству памяти, быть менее важным и могучим богом Вулкан от этого не перестаёт. А если кто-то в этом сомневается… Что ж, он всегда не против напомнить.
