Резким, кричащим аккордом оборвался агонизирующий джаз. Обои прорвались. Поток грязной воды рухнул на нас, смывая с меня серый пепел от затухшей сигареты, смывая лица передо мной, смывая стол и жуткий, кровавый бифштекс с белыми пятнами вырванных зубов. Вокруг меня осталась лишь серость и трава.
Серость и трава…
Джо, что лишился своего благородного носа, спал передо мной. А Фредди, самый добродушный толстяк из всего благородного рода добродушных толстяков, завернутый в старый гранитный флаг, снова тихо смеялся, и его гулкий смех эхом разливался по мне.
Я молчал, глядя в заросший цветами камень. Я не хотел говорить. Молчание затягивалось…
