Злата заметила его на перроне Белградского Центрального Вокзала. Они только что вернулась из Праги, где Димитрий Старович – ее отец, известный сербский доктор, участвовал в важном медицинском консилиуме по установлению диагноза одной особе королевского двора. Отец всегда командировался вместе с дочерью. Девочка так познавала мир, да и оставить ее было не с кем. Мама ее умерла еще при родах.
Номак убегал так быстро, как мог, словно что-то украл. Перепрыгивал через чемоданы, стоявшие прямо на платформе и солдатские рюкзаки, пытался протиснуться между людьми, ожидающих посадки. Несколько профессиональных носильщиков побросали свои тележки и преследовали его, выкрикивая проклятия.
Девочка остановилась и внимательно наблюдала за происходящим. Она была частой гостьей Центрального Вокзала, но его видела впервые. Мальчик сразу понравился Злате. Было в нем что-то беззащитное, но и в тоже время дерзкое. Он бежал по перрону босиком, в дырявых штанах и рубашке огромного, явно не детского, размера. Что-то невнятное кричал, то ли от страха, то ли звал кого-то.
«В руках ничего не нет, вряд ли он украл вещи, может деньги?» – подумала она. На вокзале жило полно воришек, и Злата многих уже знала в лицо и держалась от них как можно дальше. Но мальчик явно выделялся из этого контингента. А чем – было непонятно.
– Не отставай, Злата! – крикнул отец, который уже ушел довольно далеко.
Они жили напротив здания вокзала в роскошном особняке, к которому была пристроена больница. Там и велась медицинская практика отца Златы, в качестве главного врача. Сама Злата училась дома, так как частые поездки с отцом не позволяли успевать за школьной программой. Тем не менее Злата была умной девочкой и по многим дисциплинам опережала сверстников. Девочка росла без друзей и подруг. Вместе с отцом они проживали в единственном жилом доме вокзальной площади. Да и то, потому что жилое помещение являлось частью муниципальной больницы. Ближайшие соседи жили в километре отсюда. Но отец девочки запрещал гулять так далеко. А возле дома играть, по сути, было негде. И Злата часто посещала вокзал, где бродила и незаметно наблюдала за жизнью этого огромного организма.
На крыльце их уже ждал дворецкий, который забрал багаж у Димитрия.
– Господине Старович, – обратился лакей к отцу Златы, – вам пришло двадцать четыре письма и три телеграммы. А еще в ваше отсутствие приходили супруги Славицкие. Йована жаловалась на…
– Потом, Драган, – перебил его доктор, – Работа потом. Мы умираем от голода, – и посмотрел на дочь. Так молча и еле заметно кивнула.
– Я позволил себе запечь кролика с яблоками и купил бутылку белого вина у Иосифа, – добавил управляющий, когда они уже поднимались по деревянной лестнице, ведущей в спальни. – Ну и, разумеется, горячие лепиньи – только что из печи.
Через двадцать минут отец с дочерью уже сидели за столом, а Драган ухаживал за ними, подкладывая горячее в тарелки и ломая лепешки руками.
– Папа, ты видел мальчика на перроне? Он убегал от носильщиков. Смугленький такой.
– Очередной воришка, – ответил отец, опустошив бокал – украл кошелек у сельских зевак и удирал. Почему он привлек твое внимание?
– Я никогда его там не видела. Да и не похож он на местных воришек.
– Ты слишком часто ходишь на вокзал, девочка моя. Я начинаю волноваться.
– А мне больше негде гулять. На площади – лошади затопчут, а далеко уходить – цыгане украдут.
– Совсем ничего не ешь, – упрекнул ее отец, убрал с тарелки дочери холодные кусочки мяса и положил горячие.
– Я лепинью съем, – торопливо сказала она, взяла половину лепешки и выскочила из-за стола.
Отец, сжав губы, громко ударил вилкой по столу.
Злата бежала по привокзальной улице, шлепая по каменной брусчатке маленькими каблучками и ловко огибая зевак и полицейских. Она юркнула за открытую дверь, которую отец какого-то многочисленного семейства придерживал для прохода своих детей. В здании вокзала девочка, не снижая скорости бега, успевала здороваться с продавцами еды, уборщиками, просто с незнакомыми людьми, которых она видела здесь частенько. И через минуту она уже выскочила на перрон, заполненный дымом и паром готовых к отправлению паровозов.
– Привет! Меня зовут Злата. Мне десять лет.
Она нашла его в багажной нише вокзальной весовой. Он сидел на корточках и воровато оглядывался.
– Как ты меня нашла? – спросил он. – Я вообще-то здесь прячусь от портеров.
– А я здесь все знаю. И все места, где можно спрятаться. И это место самое лучшее для этого. Сюда тяжело пролезть взрослому. Я знаю, ты пытаешься подработать носильщиком, но им это не нравится, – она села на корточки рядом с ним. Не бойся меня.
– Я – Номак! Мне тоже десять. Я тебя видел. Ты с папой на прошлой неделе из поезда выходила. Я тебя и раньше видел. Ты живешь в богатом желтом доме.
– Это не наш дом, – попыталась оправдаться девочка. – Папе его выдали городские власти. Он хороший доктор и часто принимает пациентов прямо дома. – Она вытащила из холщевого мешочка четвертинку лепиньи и протянула мальчику: – Хочешь есть?
Хлеб почти мгновенно исчез во рту мальчика. Номак проглотил лепинью, почти не жуя, вытер рукой губы от крошек и посмотрел на Злату:
– У меня есть пятачок. На него здесь можно купить два пирожка с брынзой у бородатого продавца. Знаешь его?
Девочка, улыбаясь, кивнула.
– Страшный такой. Но очень добрый, – сказала она. – Он отдает помятые пирожки бездомным, а крошками из мешка кормит голубей.
– Пойдем, купим, я тебя угощаю, – улыбнулся он и подал ей руку, как джентльмен. – Портеры, наверное, меня уже не ищут.
Они сидели на парапете крыши вокзала, свесив ноги, ели пирожки с брынзой и мило болтали.
– Ты появился здесь совсем не давно, правда? – спросила Злата.
– Я приехал из Стамбула, – ответил Номак.
– Ты что, турок?
– Нет, я поляк. Но родился в Турции. Маму мою туда продали, когда она была еще девочкой. Как ты сейчас. Потом родился я. Мама меня прятала все время. Потом ее зарезали. А я сбежал.
– Ты очень хорошо говоришь на сербском. Как на родном языке. Как же так получилось?
– У меня способность к языкам. Я легко и быстро учусь. А сербский язык не сложнее польского.
– А еще у тебя очень красивый голос. Ты как будто поешь, – она отломила половинку того, что осталось от ее пирожка, и протянула все еще голодному мальчику.
– Я могу говорить даже с набитым ртом! – сказал Номак, откусывая пирожок. – И даже петь могу. Хочешь, я тебе буду петь?
И он ей пел. Пел почти каждый день, когда Злата могла его посещать. Они вместе гуляли по вокзалу и прилегающей территории. Бегали от злостных портеров по путям. И все это время он пел. Громко, красиво и все время по-разному. А Злата таскала ему лепиньи, пряча под платьем. Выпросила у Драгана мальчиковую одежду его выросших детей. Принесла свою старую азбуку и учила его буквам. И с нескрываемым восхищением слушала сотни песен, которые пел маленький артист. Это было самое счастливое время, которое закончилось одним хмурым и печальным утром.
– Ты пришла! – чуть слышно прошептал он, сидя на брусчатке в весовой, обняв коленки – я так звал тебя.
– Мы были в Варшаве восемь дней с папой. Он там лечил одного генерала, – испуганно ответила она. – Что с тобой, Номачек? Ты весь трясешься, а губы такие синие.
– Мне холодно, – он дрожал и кутался в рваный пиджачок.
– У тебя, наверное, температура! Пойдем ко мне домой. Мой папа тебя вылечит. Номак, ты очень плохо выглядишь. У тебя, наверное, инфекция. Может даже тиф!
– Нет. Я не заболел, – еле улыбнулся мальчик.
– Ты весь холодный, – Злата положила ладонь ему на лоб. – Но почему? Здесь же тепло.
– Нет. Сейчас очень холодно. Сейчас зима.
– Нет, нет, нет, нет! Сейчас лето. Ты бредишь! – она обняла его и прижала к себе. – Но что с тобой?
– Все хорошо. Посиди со мной.
– Почему твои губы не шевелятся? – спросила она с удивлением. – Скажи еще что-нибудь.
– Кажется, я люблю тебя, – он попытался улыбнуться
– Не шевелятся губы, а я тебя слышу. Я тебя слышу, но не вижу, как ты разговариваешь.
– Все нормально. Это потому, что я глухонемой. Я не умею разговаривать. И ничего не слышу. Я даже не знаю язык жестов.
– Что? Но ты со мной разговариваешь. Как же я слышу тебя? Что происходит?
– Я умираю, – ответил он. – И ты тоже.
– Нет! Нет, нет! Никто не умирает! Номак, все хорошо! Вставай, мы пойдем к моему папе.
– У тебя нет никакого папы. И тебя тоже нет. Я придумал тебя. У меня не было ни одного друга. Никто не хотел со мной дружить. Все гоняли меня как собаку. Я увидел одну девочку на перроне, она шла с взрослым мужчиной. Мне так захотелось иметь такого друга, как она. Красивую, чистую, грамотную. Из богатой важной семьи. Вот я и придумал тебя. И чтобы папа был врачом. У меня лишаи и гноится нога. Вот чтобы вылечил меня.
– Номак, нет! Посмотри на меня! Я – человек! Человек!
– Прости меня, – он закрыл глаза, – мне нужно поспать.
– Не надо спать, родненький мой! – она обняла его, прижав его голову к груди. – Спой мне лучше! Спой, как умеешь. Громко и красиво. Спой, пожалуйста!
– Я не умею петь, – он еле заметно улыбнулся. – Видел, как поют. Но даже не знаю, как это делается. А сейчас я хочу поспать. – Он слегка оттолкнул девочку и приподнял воротник пиджачка.
Злата вскочила, чтобы позвать на помощь. Рядом не оказалось ни одного человека. Она выбежала на пустой перрон, где стояли пустые поезда. Не было ни дыма, ни пара. И ни единого человека.
Она пробежала насквозь пустое здание вокзала, которое раньше никогда не пустовало, и выбежала на привокзальную площадь. На скамейке под фонарем сидел бородатый продавец пирожков в черном пальто и куда-то смотрел. Злата побежала к нему.
– Помогите, пожалуйста! Там мальчик умирает! – стала кричать она, еще не добежав до продавца.
Но тот не отвечал. Сидел как кукла с остекленевшими глазами. Девочка взяла его за рукав пальто и начала трясти.
– Дяденька! Помогите!
Тот неподвижно сидел и не двигался. Злата осмотрелась. На другой скамейке сидела женщина с ребенком на руках. Девочка побежала к ним. Но те также не реагировали на крики девочки и смотрели в никуда.
«Я сейчас побегу за папой, – решила она, – и он обязательно поможет. Папа добрый». Она побежала через площадь по направлению к своему дому мимо застывших прохожих, которые все как на подбор казались одинаковыми на лица и выглядели словно мертвые. Злата посмотрела на свой дом, который вдруг стал выглядеть безжизненно серым, как и все другие здания рядом. Она испуганно огляделась. Цвета вокруг блекли, и даже небо посерело. Девочка подбежала к двери и дернула ручку. Та не поддалась. Она начала барабанить в дверь, но не слышала ударов.
– Папа, папа, открывай быстрее! Драган! Там Номак умирает, – закричала она и тут же осеклась. Злата не слышала ни одного слова, которое выкрикивала.
Она вновь огляделась. Мир вокруг плыл и сливался. Предметы медленно растворялись друг в друге. Дикая паника охватила девочку. Злата плакала и не знала что делать. С миром явно творилось что-то очень плохое. Мир таял. Таял вместе с ней.
– Нет! – неслышно сказала она и перестала рыдать. – Я человек! – Она огляделась.
Злата огляделась и заметила витрину обувного магазина. Она явно контрастировала со всем серым и угасающим миром. В витрине было четкое изображение, как на фотокарточке с четкими очертаниями и цветными образами. Девочка, не раздумывая, подбежала к ней и прижалась лицом к стеклу. Она не увидела обувного магазина сквозь стекло, но увидела весовую вокзала, где на брусчатке сидел Номак и обнимал свои коленки.
– Номак! Номак! – попыталась крикнуть она. Но мальчик никак не реагировал.
«Что же делать? Думай, Златка, думай, думай!» Девочка начала изо всех сил бить кулаками по стеклу, которое даже не колебалось. Руки уже были в серой крови, когда она увидела, как Номак полностью ослаб и повалился на землю, выдыхая последнее.
«Нет, нет, нет!» – ей вновь захотелось разрыдаться, но она собрала всю свою детскую волю в кулак и посмотрела по сторонам. Рядом стояла зеленая урна для мусора, которая так же, как и изображение в витрине, имела четкие контуры и яркий цвет. Злата, что было сил, подняла ее, и, срывая голос, прокричала:
– Я – человек! – она швырнула урну в стекло витрины, которая не выдержала и с громким звоном разбилась.
Было тепло и не больно. Пахло малиновым чаем и чистой одеждой. Он открыл глаза. Потолок был красиво разрисован, а в центре висела роскошная хрустальная люстра.
– Номак, ты живой! – к своему удивлению, он услышал приятный мелодичный и знакомый голос. – Я спасла тебя!
Он попытался приподняться.
– Лежи, не вставай, – сказал грубый взрослый голос. – Тебе нужен покой и некоторые лекарства, которые ты сейчас выпьешь.
Номак повернул голову и увидел высокого бородатого мужчину с моноклем.
– Это мой папа! – сказала Злата, которая стояла с другой стороны от кровати.
– Злата говорила, что у тебя нет родных, – улыбнулся бородатый мужчина. – Хочешь остаться с нами? Будешь мне сыном, а Злате будешь братиком. Хочешь?
– Да! – ответил Номак.
