Какой-то придурок однажды сказал, что жизнь — это полет. Вроде как потом он помолчал минуту и добавил: «Полет тунца после умелой подсечки».
Обычно я не слушаю всяких придурков, но это запомнил. Уж очень ярко представил, как летит выдернутая из воды рыба, летит в никуда, в пустоте, по ее рыбьему мнению, разевает рот, извивается и дергается, чтобы в итоге шлепнуться на палубу, разбившись в кровь.
Ошибся тот придурок. Когда после удара ты лежишь на раскаленной под солнцем металлической палубе, как на сковороде, — ты все еще живешь.
Но я так удачно сохранял видимость полета, что меня к нему снова допустили — и даже повысили в звании. Капитан космофлота Дерек Ривв — если у тунца может быть имя…
Нас тогда подсекли всем дивизионом: отправили на околосветовых в сектор «В-13», «Вулкан», горячее местечко, ничем не хуже адской сковородки. Славное, то, что надо: основной центр военного производства — гордость повстанцев на самой планете и наша «Немезида-4» сверху.
Поначалу мы и не поняли, что это за полет, радовались. Как же, настоящее дело: хренова туча вражеских истребителей против космической крепости и нас, едва обстрелянных сопляков, наивно считавших себя ветеранами.
Помню, мы отмечали назначение. Бриана, румяная и шумная от возбуждения, прыгнула на стол, подняла бутылку — смешно сказать: мы ведь, строго по уставу, крепче пива-то и не пили ничего — и провозгласила:
— Мы — меч «Немезиды»! Мы — идем! И пусть небо над Вулканом горит и плачет! За нас!
— За нас, за меч «Немезиды», — орали парни, и я тоже…
Ничего не соображал тогда. А она была так хороша, моя Бри…
…потом я смотрел, как символическая капсула лейтенанта Брианы Рейн, обернутая сине-красным знаменем конфедерации, плывет мимо станции к звездам. Думал: почему? Почему она, а не я? И, если уж так, почему из четверых ведомых она успела первой?..
И летящий на леске тунец шмякнулся на жесть палубы.
А двумя днями позже я нашел в ее вещах этот чертов файл: море, солнце, поцелуи на песке. «Ангел мой Бриана, возвращайся! Ты будешь самой красивой невестой во вселенной… Мы будем счастливы, как тем летом… Я смогу для тебя… твой Габи». Патока и розовые сопли. И это — Бри?! Та самая отчаянная Бри, которая?..
Что только дернуло сунуть туда нос?
Вот тогда меня расквасило окончательно.
Да… год назад на самые рубежи отправляли только обстрелянных пилотов. Теперь все изменилось: пополнение состояло сплошь из вчерашних выпускников академии. Я, глотнув обычную утреннюю порцию дешевого бренди, бегло просматривал личные файлы новичков: родился… учился… полетов на тренажере… полетов в открытом космосе… рутина. Мне было скучно и хотелось бросить, когда на экране появился он: совсем пацан, какой-то щуплый, бесцветный и жалкий… неужели так может повезти — тут, у черта в заднице, встретить щенка, умыкнувшего мою девушку! Нет, не почудилось: точно, он — с теми же девичьими локонами по плечам и дурацкими цацками на шее… Габриэль Вилмер. И имя такое же дурацкое: Габи… как раз для сопливого курсантика. И что только Бри нашла…
Да пошло оно все!
Я взял бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, не утруждая себя стаканом. Мальчишка на экране слегка улыбался, словно потешался надо мной, неудачником и горьким пьяницей.
Перешел дорогу в рай, и в ад перейти хочешь? Что ж, это устроить можно… это даже очень просто устроить, лейтенант Габриэль Вилмер.
Разведчики, наконец, выдали новую карту расположения подземных цехов и оружейных складов, и мы готовились к вылету: пилоты, как обычно, собрались в кают-компании на вводную.
«Молодые орлы академии, вам выпала честь служить щитом законности конфедерации, бла-бла-бла…»
Адмирал вещал патриотическую чепуху в честь первого боевого вылета пополнения, а я пытался не уснуть, чтобы не прослушать и все же задремал, благо кто-то из ребят позаботился ткнуть в бок.
— …капитан Ривв проведет вводный инструктаж, — закончил адмирал.
Я поднялся, повернулся к аудитории, едва различая отдельные лица. Хотелось спать.
— Ну, в общем, так, парни, — начал я, — как обычно: звено истребителей ведет и прикрывает бомбардировщик. Подходим, целимся, поражаем цель и уходим. Никто не геройствует и без нужды в драку не лезет. Всем все понятно?
— Я слышал, что истребители «Немезиды» гордятся «огнями» на бортах, а не красой задних сопел.
Я повернулся на голос:
— Кто тут у нас самый умный?
Вроде и не поняли, что отвечать надо, особенно молодые: некоторые лишь отвели глаза, другие же так и смотрели с наглым вызовом прямо на меня.
— Хорошо, детки. Тогда спросите у вон того здоровяка справа… Дэн, расскажи, как вы с Лу спорили о том, кто первым получит седьмую отметину на борт? И, главное, упомяни, о судьбе Лу. Или, может, кому интересно, где теперь непобедимый Рокки? Или что случилось с Джул, которая любила высовываться?
— Лучше расскажите, что бывает с ведомыми, когда ведущий накануне вылета надирается в стельку…
…Вот же черти, заметили! Я еще не дослушал, когда в груди все заледенело от злости. Хмель испарился мгновенно.
— Кто это сказал?
— Я, капитан Ривв, — новобранец вскочил и вытянулся по стойке смирно, — лейтенант Габриэль Вилмер, сэр.
В форме он казался еще более щуплым и нелепым, чем в гражданской одежде: белесые волосы, стянутые в тугую косицу, бледная кожа, бескровные губы делали его вид болезненным. Но серые глаза мальчишки сверкали сатанинской гордостью и страстью.
— Ах, малыш Габи…
— Габриэль, сэр.
— Так вот, Габи, — повторил я с нажимом, — когда сепаратисты — а у них есть очень опытные пилоты — поджарят твой бледный зад…
— Я не покажу им зад, сэр. Ни свой, ни зад своего ведущего.
Сопляк! Я сжал кулаки и даже успел в подробностях представить, как с хрустом ломаю тонкую переносицу, как кровавые сопли текут по губам… но сдержался. Только усмехнулся как можно язвительнее:
— Лейтенант Вилмер, вы отстраняетесь от полетов.
— Нет, капитан. — Адмирал, как оказалось, все это время был в каюте, сидел в кресле в углу за моей спиной и наблюдал. — Лейтенант Вилмер полетит в твоем звене первым ведомым. Драться можете отлично, хочется увидеть, как получится сотрудничать. — И сразу отсек: — Не обсуждается.
Я до вечера не притрагивался к выпивке, и вскоре понял, что не могу уснуть. Я думал о Бриане, и ее образ все ярче и полнее возвращался ко мне: вот ее лицо, лучистый взгляд карих глаз, улыбка, ироничная на людях и нежная, светлая наедине. Вот солнечно-пряный запах ее волос… он был именно таким, солнечным, даже через много месяцев после того, как мы в последний раз видели солнце. Вот ощущение кожи под пальцами… и голос. Мягкий чуть хриплый шепот, только для меня: «Здравствуй, мой хороший».
«Бри… зачем ты это сделала, любимая? Я не отдавал такого приказа!»
Она, конечно, ничего не ответит — она считает, что сделала все правильно.
«Бри, знаешь, кто к нам пожаловал сегодня? Твой блондинчик Габи. Кажется, малыш хочет сдохнуть, а я хочу ему помочь. Прости, любимая, но я очень хочу… знаю, если бы ты могла — стала бы просить, чтобы я его поберег, чтобы позаботился. Но не могу я! Не могу простить ему того лета у моря, объятий и поцелуев, твоего счастливого смеха… знаешь, ему так и надо было оставаться мармеладной картинкой из райских кущ, а не являться сюда, в мой мир. Потому что тут он чужой… и, вот сопляк же, хлюпик, раздавил и забыл. А жалко. Как подумаю, что ты его обнимала, что ты бы по нему плакала — и убить хочется, и жалко».
С утра я сам себе казался рассеянным, от этого злился на всех и вся, а больше всего — на себя и белобрысого лейтенантика. Мы с ребятами уже пару месяцев летали вместе: доверяли друг другу, научились понимать с полуслова, с тени движения, а этот мальчишка… словом, я постоянно помнил о том, что за правым плечом у меня Габи Вилмер, пилот-недоучка вчера из академии, несостоявшийся муж моей погибшей девушки.
Впрочем, вылет проходил успешно. Мы дружно встретили боевым кличем черный гриб, выросший точно над указанной целью, и уже были на полпути к базе, когда появился он: особенные обводы корабля, неповторимый стиль ведения боя. Беркутом называли его повстанцы, я звал убийцей Бри.
Он казался легкой добычей, уводил, заманивал. И мы купились. Все. Как наивные дети бросились в погоню. Уже окружили, почти настигли, уже поймали в прицелы… как вдруг он пропал.
И вынырнул сзади и сбоку, мгновенно превращаясь из добычи в удачливого охотника.
— Дерек, держись, я прикрою… — последние слова Бри, которые я успел услышать…
…и безмолвная вспышка на краю видимости.
Как и тогда, Беркут вел свою, одному ему понятную игру, а вся стая вражеских перехватчиков, как шакалы за крупным зверем, носились следом в поисках легкой поживы. И вот уже третье звено, наполовину укомплектованное новобранцами, уничтожено, второе — разбито и рассеяно, четвертое ведет бой.
Пятое в полном составе благополучно вернулось под защиту «Немезиды». Следом — наш бомбардировщик.
Я опять жив, здоров, словно заговорен. Как в тот раз, как много раз после…
— Звено один, слушать приказ: все — на базу. Не сметь следовать за мной, ясно?
— Дерек, брось. Его не одолеть…
Это Калеб. К нему присоединились и другие, но я уже не слушал — по дуге вокруг станции возвращался к Вулкану.
Я несся на предельной скорости — сердце как бешеное перегоняло адреналин — и не сразу заметил, что не один. За правым плечом по-прежнему был злополучный мальчишка.
— Назад, щенок! — заорал я. — Под трибунал отдам!
На дисплее видеосвязи сопляк был бледен, как покойник, но взгляд! Взгляд одержимого. Наверное, точно такой, как и у меня.
— Я же сказал, капитан, что не покажу врагу зад ведущего, помните? — прошептал он и злобно оскалился.
Беркут был дьявольски хитер, а меня, видно, и правда хранил бог. Или, может, я просто стал старше и опытнее. Но ни божья помощь, ни опыт, ни вся моя безграничная ненависть к ублюдку не приносили победы.
Мальчишка по-прежнему висел на хвосте как приклеенный и хоть не создавал помех, помочь тоже ничем не мог. Цел, и ладно, — думал я.
Это была безумная гонка, и я по-прежнему чувствовал, что враг опережает.
Как ему это удавалось? Он играл со мной, всегда знал, что произойдет в следующий миг, словно его обучали наши инструкторы, словно сам он нас учил. Я вновь и вновь ловил его в перекрестье прицела, стрелял. И каждый раз мимо.
Последняя ракета опалила пустоту. «Нет! Сегодня ты сдохнешь, гад!» — я направил свою машину прямо на Беркута и рванул скорость. И он опять понял меня, решил поддержать.
Я уже не помнил ничего, кроме летящего навстречу врага, когда вдруг услышал:
— Капитан, прячьтесь. За меня! Я собью.
Вот дурак! И правда решил сдохнуть? Как Бри?
Нет!
— Нет! — приказал я. — Она хотела, чтобы ты жил.
— Капитан, я знаю, что делаю!
Он был в отчаянии, но вдруг успокоился.
— Дерек, верь мне.
И я поверил. Внезапно. Необъяснимо. Резко ушел вниз под нос Беркута.
В следующий миг меня подхватило ударной волной, ослепило, закрутило и отбросило.
— Габи… герой сопливый…
Холодный пот градом покатил по спине, по лицу, закапал с волос.
И тут связь ожила:
— Вышло, капитан. Мы победили.
Нас встречали как героев. Только я чувствовал себя паршиво. Так паршиво мне не было с того самого дня, когда сидел в каюте Бри перед монитором и тупо смотрел, как на экране моя любимая плещется в волнах вместе с ангельского вида мальчишкой. И смех ее казался таким счастливым, каким никогда не был со мной.
А теперь мальчишка растерял всю свою ангельскую невинность. Хмурый и злой сидел за соседним столом, исправно подставлял свой хайбол и опрокидывал, не задумываясь. По всем признакам пора бы мертвецки пьяным свалиться под стол, но он вдруг поднялся и подошел ко мне.
— Выпьешь со мной, капитан? — голос казался на удивление трезвым.
Несколько мгновений я просто смотрел на него, не в состоянии сообразить, что же мне теперь делать? Он отнял у меня любовь, отнял веру в то, что я и в самом деле был кому-то дорог. А теперь отнял последнее, ради чего я еще жил — мое священное право мести.
Но вообще-то, если вся наша жизнь — лишь полет подсеченного тунца, то, может быть, я поторопился упасть? Может быть, моя раскаленная палуба еще далеко? И полет в пустоте еще продолжается…
Я взял бутылку и ответил:
— Давай стакан, лейтенант. За твою победу.
— За нашу победу.
