Порожденная грехом 1 (ЛП) [Кора Рейли] (fb2) читать онлайн

Порожденная Грехом (Часть Первая) - Кора Рейли

}}Автор}: Кора Рейли}

}Книга}: Порождённая Грехом (Часть Первая)}

}Серия}: Грехи Отцов #1}

}Перевод сделан группой}: } (Кора Рейли)}

}

}

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

} }Не использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо.}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}

}}АННОТАЦИЯ}

}

} Мэддокс — Бешеный Пес — Уайт ненавидит всё, что символизирует фамилия Витиелло, после того, как стал свидетелем, как его отец и его люди были убиты Капо Итальянской Мафии на их же территории. }

} Воспитанный своим дядей, президентом МотоКлуба Тартар, Мэддокс обречен пойти по его стопам. Сейчас их глава снова на подъеме, но для их окончательного триумфа им необходимо уничтожить империю Витиелло. И что может быть лучше, чем похитить избалованную принцессу Витиелло и сломать её кусочек за кусочком, пока её отец не попросит пощады.}

} Известная как избалованная принцесса Нью-Йорка, Марселла Витиелло выросла в золотой клетке. Если ваш отец самый опасный человек в Нью-Йорке, люди относятся к тебе с почтением.}

} Обречённая выйти замуж за парня, одобренного её отцом, Марселла устала от того, что с ней обращаются, как с неприкасаемой фарфоровой куклой. }

} Она возмущена жизнью, навязанной ей её семьей, пока у неё не отнимут всё, что она принимала, как должное. Там, где она сейчас, её фамилия не вызывает благоговения и восхищения, а только боль и унижение.}

} Если ты вырос в высоком замке, падение более глубокое.}

} Грехи отцов имеют свойство настигать тебя... кто прольёт кровь за них на этот раз}?}

}

}

}

}

}

}

Пролог

Некоторые вещи текут в твоей крови. Их невозможно пошатнуть, их невозможно изменить, их невозможно лишиться, но их можно забыть. С раннего возраста я обладала безошибочным инстинктом, когда дело касалось опасности или вынюхивания человека, которому нельзя было доверять. И я слушала, всегда брала паузу, прежде чем действовать, заглядывая глубоко внутрь себя, проверяя это внутреннее чувство, перепроверяя.

До того, пока я не перестала слушать, пока не привыкла к тому, что другие заботятся о моей безопасности, пока я не стала доверять их суждениям больше, чем своим. Я передала свою жизнь другим, способным телохранителям, мужчинам, которые были гораздо лучше подготовлены, чтобы защитить меня, чем я — простая девочка, а позже девушка — была. Если бы я прислушалась к своим внутренним ощущениям, к покалыванию в затылке в ту первую ночь и позже, когда они украли меня, я бы находилась в безопасности. Но я научилась быть глухой к своему внутреннему голосу, к инстинкту, унаследованному моим отцом, потому что я должна не обращать внимания на опасности нашей жизни.

Маленькие дети быстро усваивают, что закрытые глаза не защитят вас от зла. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы усвоить этот урок.

С самого первого момента, как я увидел Белоснежку, она выжгла себя в моем мозгу. Каждую чертову ночь образ ее обнаженного тела мучил меня в сводящих с ума деталях.

Иногда я просыпался с остатками ее вкуса во рту, наполовину убежденный, что действительно зарылся языком в ее, несомненно, красивую киску. Черт, я еще не видел ни сантиметра этого легендарного тела, не говоря уже о прикосновениях к ней. Ох, но я бы прикоснулся, даже если для этого потребовалось бы отравленное яблоко.

Такого парня, как я, никогда бы не подпустили к Белоснежке. Я не неудачник, отнюдь нет. Я собирался стать президентом МотоКлуба Тартар, следуя по стопам своего дяди, нынешнего президента. Конечно, это делало меня последним подонком на земле, если бы вы спросили Белоснежку и ее гребаного отца, Луку Витиелло, Капо Итальянской Мафии на Восточном побережье. Я был маленьким мальчиком, мне едва исполнилось пять лет, когда жизнь, которую я знал, была вырвана из моих рук. Будучи сыном президента отделения МотоКлуба Тартар в Нью-Джерси, я в юном возрасте стал свидетелем множества тревожных вещей. Братья по клубу, развлекающиеся со шлюхами посреди клуба средь бела дня, жестокие бои, перестрелки... но ничто не оставило такого следа, как та ночь, когда Капо Фамильи жестоко убил моего отца и его людей.

Этот кровожадный ублюдок уничтожил целое отделение нашего клуба — в одиночку.

Вычеркните это.

Не в одиночку — с проклятым топором и ножом для снятия шкуры. Крики моей умирающей клубной семьи все еще преследовали меня по ночам, эхо воспоминаний, от которых я не мог избавиться, пока не выпил достаточно выпивки, чтобы убить этого слона. Эти образы стали топливом для моей жажды мести.

И месть, которую я, наконец, получу, с помощью избалованной принцессы Нью-Йорка: Марселлы Витиелло.

Глава 1

5 лет

Я скорчился на полу клуба и покрутил пустую пивную бутылку. Мои ладони были липкими. Когда я поднес пальцы ко рту, чтобы попробовать их на вкус, мои губы скривились в гримасе. Горький, гнилой привкус взорвался у меня на языке, прилипнув к деснам и горлу. Я сплюнул, но мерзкий привкус не исчез.

Комната была наполнена дымом от сигар, отчего у меня немного чесался нос, а иногда в моих соплях даже появлялись черные точки.

Я продолжал крутить бутылку. У меня здесь не было никаких игрушек. Все игрушки находились у мамы, но папа забрал меня оттуда вчера, и они кричали друг на друга, как всегда. Папа ударил маму, оставив красный отпечаток ладони на ее щеке, и с тех пор у него отвратительное настроение. Я всегда держался от него подальше, когда он в таком состоянии. Прямо сейчас он кричал на кого-то по телефону.

Поп, его правая рука, обычно играл со мной в игры, но сейчас он сидит в баре с блондинкой и целует ее. Остальные байкеры собрались вокруг стола и играют в карты. На самом деле они не хотели, чтобы я их раздражал. Один из них оттолкнул меня, так что я упал, когда спросил, могу ли я посмотреть за их игрой. Мой копчик все еще болел.

Загрохотали шаги. Дверь в здание клуба распахнулась, и один из проспектов, спотыкаясь, вошел внутрь с широко раскрытыми глазами.

(Проспект – кандидат в члены мотоклуба.)

— Черный лимузин!

Все вскочили, будто эти слова были секретным кодом. Моя голова повернулась к отцу, который выкрикивал приказы, что аж слюна вылетала у него изо рта. Я не понимал, что плохого в чёрном авто. Раздался крик, пронзительный, затем булькающий. Я оглянулся на дверь, и проспект упал вперед с топором в расколотом, как спелый арбуз затылке. Я выронил бутылку, мои глаза расширились. Тело упало на пол, и кровь брызнула во все стороны, когда топор выпал из его головы, оставив глубокую рану в черепе, так что я мог видеть кусочки его мозга. Совсем как арбуз, вновь подумал я.

Папа бросился ко мне и больно схватил меня за руку.

— Спрячься под диваном и не вылезай! Ты меня слышишь?

— Да, сэр.

Он подтолкнул меня к старому серому дивану, и я упал на колени и заполз под него. Прошло некоторое время с тех пор, как я пытался протиснуться под диван, и уже едва помещался, но в конце концов лег на живот, лицом к входной двери и комнате.

Огромный мужчина с дикими глазами ворвался внутрь с ножом и пистолетом в руке. Я затаил дыхание, когда он с ревом зашёл, как бешеный медведь. Он метнул нож в папиного казначея, который потянулся за пистолетом. Слишком поздно. Он упал вперед, прямо перед диваном. Его огромные глаза уставились на меня, а под головой собралась лужа крови.

Отодвинувшись на несколько сантиметров, я резко замер, опасаясь, что мои ноги покажутся наружу. Крики становились все громче и громче, пока я не зажал уши ладонями, в попытке заглушить их. Но я не мог отвести взгляд от, происходящего. Сумасшедший схватил свой нож и бросил его в Попа. Он попал прямо в грудь, и Поп опрокинулся назад, словно выпил лишнего. Папа бросился за стойку бара с двумя проспектами. Я хотел спрятаться с ним, хотел, чтобы он утешил меня, даже если он этого не делал. Безумец выстрелил другому брату по клубу в руку, когда тот потянулся за брошенным пистолетом. Я слышал выстрелы даже сквозь ладони, закрывающие уши, приглушенные удары, от которых я каждый раз вздрагивал.

Безумец продолжал стрелять в бар, но в конце концов все стихло. У папы и его проспектов закончились боеприпасы?

Мой взгляд переместился на оружейный склад в конце коридора. Один из членов клуба выскочил из-за стойки, но мужчина погнался за ним и замахнулся топором ему в спину. Зажмурившись, я сделал несколько судорожных вдохов, прежде чем осмелился открыть их снова. Кровь казначея медленно растеклась и начала пропитывать мои рукава, но на этот раз я не осмелился пошевелиться. Даже когда она пропитала мою одежду и покрыла мои маленькие пальчики. Пришли еще двое папиных людей, в попытке помочь. Но этот безумец был похож на разъяренного медведя. Я лежал неподвижно, слушая крики агонии и ярости, наблюдая, как одно мертвое тело за другим падает на пол. Повсюду было так много крови.

Папа закричал, когда мужчина вытащил его из-за стойки. Я дёрнулся вперед, желая помочь ему, но он посмотрел на меня и предупредил, чтобы я оставался на месте. Глаза плохого человека проследили за взглядом отца. Его лицо было похоже на лицо монстра, покрытое кровью и искаженное яростью. Я опустил голову, испугавшись, что он меня увидел. Но он продолжал тащить папу к стулу.

Я знал, что лучше не нарушать приказы отца, поэтому оставался неподвижным, как мне казалось, несколько дней, но, вероятно, прошли всего лишь минуты. Плохой человек начал причинять боль папе и проспекту, который все еще был жив. Я больше не мог смотреть, отчего закрыл глаза так крепко, что у меня запульсировало в висках. Я прижался лбом к рукам. Моя грудь и руки были теплыми от крови, а штаны мокрыми там, где я обмочился. Все вокруг пахло мочой и кровью, и я задержал дыхание, но у меня заболела грудь, поэтому пришлось сделать глубокий вдох. Я начал считать секунды, пытался думать о мороженом, жареном беконе и мамином пироге с лаймом, но крики были слишком громкими. Они вытесняли все воспоминания из моей головы.

В конце концов вокруг воцарилась тишина, и я осмелился поднять голову. Мои глаза наполнились слезами, когда я огляделся. Там была красная лужа и повсюду были разбросаны куски плоти. Я вздрогнул и меня вырвало, от желчи у меня пересохло в горле, а затем я замер, испугавшись, что плохой человек все еще рядом, чтобы убить меня. Я не хотел умирать. Я заплакал, но быстро вытер слезы. Папа не мог терпеть слезы. Некоторое время я прислушивался к биению своего сердца, которое звенело у меня в ушах и вибрировало в костях, пока не почувствовал себя спокойнее и мое зрение не прояснилось.

Наконец, я огляделся в поисках мужчины, но его нигде не было. Входная дверь была открыта, но я все еще ждал, прежде чем наконец выполз из-под дивана. Несмотря на то, что моя одежда была испачкана мочой и кровью, а тело кричало о еде и воде, я не ушел. Я стоял посреди разорванных тел мужчин, которых знал всю свою жизнь, мужчин, которые были ближе всего к нормальной семье, которая у меня когда-либо была. Я почти никого из них не узнал. Они были слишком изуродованы.

Хуже всего обошлись с телом папы. Я не узнал его лица. Только его татуировка на шее —череп, изрыгающий пламя, — сказал мне, что это он. Я хотел попрощаться с ним, но не осмелился подойти ближе к тому, что осталось от его тела. Он выглядел пугающе. Наконец я выскочил на улицу и не останавливался, пока не добрался до дома Пожилой Леди. Она была собственностью казначея. Я навещал ее несколько раз до этого, когда она пекла для меня печенье. Увидев меня в крови, она сразу поняла, что произошло что-то ужасное.

— Они мертвы, — прошептал я. — Все до единого.

Она попыталась дозвониться до своего старика, потом до папы и других братьев клуба, но никто не отвечал. В конце концов, она позвонила моей матери, чтобы та приехала за мной и вымыла меня, пока я ждал, когда меня заберут.

Когда мама наконец приехала, она была бледна как полотно.

— Давай, нам нужно уходить.

Она взяла меня за руку.

— А как же папа?

— Мы больше ничего не можем для него сделать. Нью-Йорк больше не безопасен для нас. Мы должны уехать, Мэддокс, и мы никогда не сможем вернуться.

Она потащила меня к нашему старому Форду Мустангу и усадила на пассажирское сиденье. Машина была так набита мешками, что я не мог смотреть в зеркало заднего вида.

— Мы уезжаем? — спросил я в замешательстве.

Она повернула ключ в замке зажигания.

— Ты не слушал? Мы должны уехать навсегда. Это больше не территория Тартара. Теперь мы будем жить с твоим дядей в Техасе. Это будет твой новый дом.

Мама немедленно позвонила моему дяде Эрлу, прося о помощи. У нее не было денег, которые папа всегда давал ей, хотя они постоянно ссорились и больше не жили вместе. Эрл принял нас к себе, и мы переехали в Техас, и в конце концов мама стала старушкой Эрла, и у них родился мой брат Грей.

Техас стал моим временным домом, но мое сердце всегда звало вернуться на родину, заявить о своих правах по рождению и отомстить.

Я не возвращался в Нью-Джерси много лет, но, когда я наконец вернулся, у меня была одна цель: убить Луку Витиелло.

5 лет

Я присела на край кровати, мои ноги подпрыгивали вверх и вниз. Взгляд был прикован к двери, ожидая, когда она откроется. Было уже семь. Мама всегда будила меня в это время. Часы показывали 7:01, и я начала слезать с кровати. Мама опаздывает сегодня?

Я больше не могла ждать.

Дверная ручка опустилась, и я замерла, откинувшись на матрас и наблюдая, как мама просунула голову внутрь. Заметив меня, ее лицо просияло, и она рассмеялась.

— Как долго ты не спишь?

Я пожала плечами и спрыгнула с кровати.

Мама встретила меня на полпути и крепко обняла.

— С днем рождения, дорогая.

Я извивалась в ее объятиях, отчаянно желая спуститься. Отстранившись, я спросила:

— Мы можем спуститься? Там вечеринка?

Мама снова рассмеялась.

— Еще нет, Марси. Вечеринка состоится позже. Сейчас только мы. А теперь пойдем, взглянем на твои подарки.

После короткого мгновения разочарования я взяла маму за руку и последовала за ней вниз. Я надела свое любимое розовое ночное платье с оборками, в которой чувствовала себя принцессой. Папа ждал в фойе, когда мы спускались по лестнице, поднял меня, прежде чем я дошла до последней ступеньки, и поцеловал в щеку.

— С днем рождения, принцесса.

Он поднял меня над головой и понес в гостиную. Она была украшена воздушными шарами розового цвета, гирляндой с надписью «С Днем Рождения», а на столе рядом с огромным розовым тортом с единорогом лежала золотая корона. На другом столе ждала большая куча подарков, все завернутые в розовую и золотистую оберточную бумагу. Я бросилась к подаркам.

— С днем рождения! — закричал Амо, бегая вокруг стола, пытаясь украсть шоу.

— Подарки от нас, а также от твоих теть и дядь, — сказала мама, но я слушала только вполуха, нетерпеливо разворачивая подарки.

Мне подарили почти все, о чем я просила. Почти.

Папа погладил меня по голове.

— Ты получишь больше подарков на сегодняшнем торжестве.

Я кивнула и улыбнулась.

— Я буду принцессой.

— Ты всегда принцесса.

Мама бросила на папу взгляд, которого я не поняла.

Несколько часов спустя дом был заполнен друзьями и семьей, а также мужчинами, работавшими на папу. Все пришли отпраздновать вместе со мной. Я надела платье принцессы и корону, мне нравилось, как все дарили мне подарки, поздравляли и пели для меня песню «С Днем Рождения». Башня из подарков была в три раза выше меня. Поздно ночью, когда мои глаза закрывались, папа отнес меня в мою комнату.

— Нам нужно переодеться в твою пижаму, — пробормотал он, опуская меня на кровать.

Я схватила его за шею и энергично затрясла головой.

— Нет, я хочу остаться в своём платье принцессы. И в моей короне, — добавила я, зевнув.

Папа усмехнулся.

— Ты можешь остаться в платье, но корона слишком неудобна.

Он осторожно снял ее и положил на мою тумбочку.

— Я все еще принцесса без короны?

— Ты всегда будешь моей принцессой, Марси.

Я улыбнулась.

— Обнимешь меня перед сном?

Папа кивнул и неловко растянулся рядом со мной, свесив ноги со слишком короткой кровати. Он обнял меня, и я прижалась щекой к его груди, закрыв глаза. Папочка был лучшим папой в мире.

— Я люблю тебя, папа. И никогда не оставлю тебя. Я буду жить с тобой и мамой вечно.

Папа поцеловал меня в висок.

— И я люблю тебя, принцесса.

Глава 2

Мягкое покачивание гамака убаюкивало меня в полудреме, пока я наблюдала, как пенистые волны плещутся у нашего причала и пляжа. Гамак в нашем особняке в Хэмптоне был моим любимым местом в солнечный день, и с начала Июня были недели солнечных, жарких летних дней, но у меня было не так много времени на отдых.

Я пошевелила пальцами ног, испуская вздох. Последние несколько дней были утомительными, поэтому пару дней отдыха были крайне необходимы. Организация моего девятнадцатого дня рождения означала недели интенсивной подготовки с дегустацией тортов и меню, покупкой одежды, корректировкой списка гостей и многими другими задачами. Даже организатор мероприятий едва ли уменьшил мою рабочую нагрузку. Все должно быть идеально. Мои дни рождения всегда были одним из самых важных общественных событий года.

После большой вечеринки два дня назад мама отвезла меня и моих младших братьев, Амо и Валерио, в Хэмптон на неделю столь необходимого отдыха. Конечно, Валерио не понимал значения отдыха. Он ловил волны, катался на водных лыжах в то время, как один из наших телохранителей управлял лодкой в рискованных маневрах, удовлетворяя брата. Сомневаюсь, что у меня когда-либо было столько энергии, как у этого ребенка, даже в восемь лет.

Мама читала книгу на шезлонге в тени, ее светлые волосы обрамляли лицо пляжными волнами. Мои волосы всегда были прямыми, даже день на пляже этого не изменил. Конечно, мои волосы были угольно-черными, а не ангельски светлыми, как у мамы.

Черные, как твоя душа, Амо любил шутить. Я впивалась в него глазами. Он организовал тренировочный Кроссфит в менее важной части нашей собственности и тренировался в течение дня. Судя по выражению его лица, это было похоже на самоистязание. Я предпочитала курсы пилатеса тети Джианны. Конечно, целеустремлённость Амо позволила ему выглядеть, как Халк в пятнадцать лет.

Раздвижная дверь открылась, и наша горничная, Лора, вышла с подносом. Я спустила ноги с гамака и улыбнулась, увидев, что она приготовила наш любимый напиток: Клубничная Фреска. Он охлаждал меня даже в самые жаркие летние дни. Она налила в стакан и протянула мне.

— Спасибо, — сказала я, дрожа от удовольствия, делая глоток.

Она поставила тарелку с кусочками ананаса со льдом на боковой столик.

— Ананас не так хорош, как в прошлый раз.

Я отправила кусочек в рот. Он был немного слишком терпкий. Я вздохнула.

— Так непросто получить хорошую продукцию.

Амо трусцой подбежал к нам, пот струился отовсюду с его блестящей верхней части тела.

— Не замарай мою еду, — предупредила я.

Он устроил шоу, отряхиваясь, как мокрая собака, и я вскочила с гамака, сделав несколько шагов назад, спасая напиток. Братская любовь зашла так далеко...

Он украл несколько кусочков моего ананаса, даже не извинившись.

— Почему бы тебе не взять свою собственную еду?

Я указала на Лору, которая в настоящее время подавала маме ее фреску и фрукты. Он кивнул на книгу по маркетинговой аналитике, лежащую на боковом столике.

— Сейчас лето. Тебе действительно нужно брать с собой домашнюю работу? Так или иначе, ты лучшая в классе.

— Я лучшая в классе, потому что беру домашнюю работу с собой, — пробормотала я. — Все ждут, когда я оступлюсь. Я не доставлю им такого удовольствия.

Амо пожал плечами.

— Не понимаю, почему тебя это волнует. Ты не можешь всегда быть идеальной, Марси. Они найдут в тебе что-то, что им не понравится. Даже если ты организуешь вечеринку века по случаю дня рождения, кто-то все равно пожалуется, что гребешки не были гладкими.

Я напряглась.

— Я несколько раз говорила шеф-повару, чтобы он был особенно осторожен с гребешками, потому что... — я замолчала, увидев ухмылку Амо. Он меня разыгрывал. — Идиот.

— Просто расслабься, ради Бога.

— Я расслаблена, — сказала я.

Амо бросил на меня взгляд, который говорил, что я определенно не расслаблена.

— Так гребешки были ровными или нет?

Амо застонал.

— Они были идеальными, не собирай свои трусики в кучу. И знаешь что? Большинству людей ты все равно не понравишься, даже если бы гребешки были не от мира сего.

— Я не хочу им понравится, — твердо произнесла я. — Я хочу, чтобы они уважали меня.

Амо пожал плечами.

— Они будут. Ты Витиелло.

Он побежал за Лорой и за дополнительным ананасом и фреской. Для него дискуссия была закончена. Амо собирался стать Капо, и все же он не ощущал такого давления, как я. Как старшая Витиелло и девушка, ожидания были заоблачными. Я могла только потерпеть неудачу. Я должна была быть красивой и морально безупречной, чистой, как снег, но в то же время достаточно прогрессивной, представляя новое поколение Фамильи. Амо получал плохие оценки, спал со всеми подряд и выходил в поту, и все просто говорили, что он мальчик и вырастет из этого. Если бы я когда-нибудь сделала что-то подобное, я была бы социально мертва.

Мой телефон запищал сообщением от Джованни.

Джованни: Я скучаю по тебе. Если бы у меня не было так много дел, я бы присоединился.

Мои пальцы зависли над экраном, но затем я отдернула их. Я была рада, что его стажировка в юридической фирме адвоката Фамильи — Франческо не давала ему скучать. Я нуждалась в нескольких днях наедине после нашей почти ссоры в мой день рождения. Если бы мне не удалось избавиться от своего раздражения до нашей официальной вечеринки по случаю помолвки, было бы непросто сохранять выражение щенячьей любви.

Я выключила звук, положила телефон экраном на стол и схватила книгу. Я погрузилась в особенно увлекательную часть, когда на меня упала тень.

Подняв глаза, я увидела, что папа возвышается надо мной. Он остался в Нью-Йорке по срочному делу — с Братвой.

— Трудолюбивая, как обычно, моя принцесса, — сказал он и наклонился, целуя меня в макушку.

— Как все прошло? — с любопытством спросила я, откладывая книгу.

Папа натянуто улыбнулся.

— Тебе не о чем беспокоиться. У нас все под контролем.

Я стиснула зубы, борясь с желанием расспросить его. Его пристальный взгляд искал Амо, который немедленно прекратил свою тренировку и подошел к нам. Папа хотел, чтобы он присутствовал при всем, что касалось Братвы, но мама отговорила его от этого. Она не могла перестать защищать его.

— Привет, пап, — сказал Амо. — Было весело сносить головы Братве?

— Амо, — в голосе папы прозвучало предупреждение.

— Марси не слепая. Она знает, что происходит.

Иногда мне казалось, что я понимаю жестокость папиной работы лучше, чем Амо. Он все еще считал это большим развлечением и на самом деле не видел опасности. Мама, наверное, была права, что держала его подальше от крупных боев. Он только позволил бы себя убить.

— Мне нужно с тобой поговорить. Присоединяйся ко мне на лодке, — сказал папа Амо.

Амо кивнул.

— Позволь мне захватить сэндвич. Я умираю с голоду.

Он побежал обратно к дому, вероятно, чтобы навязаться Лоре, чтобы она приготовила ему сэндвич с сыром на гриле.

Лицо папы было напряженным от гнева. Он явно хотел поговорить, как можно быстрее.

— Он думает, что конфликты с Тартаром и Братвой это очень весело, как еще один уровень в одной из его компьютерных игр. Ему нужно повзрослеть, — сказал папа.

Его глаза метнулись ко мне, словно он забыл, что я рядом.

Я пожала плечами.

— Ему пятнадцать. Рано или поздно он повзрослеет и осознает всю ответственность.

— Хотел бы я, чтобы он был таким же ответственным и разумным, как ты.

— Быть девушкой помогает в этом, — сказала я с улыбкой.

Но это также означало, что моя ответственность и разумность никогда не будут мне полезны. Я никогда не смогу стать частью этого бизнеса.

Папа кивнул, и на его лице появилось выражение защиты.

— Не беспокойся ни о чем из этого, принцесса. У тебя и так достаточно забот с колледжем, планированием помолвки и свадьбы... — он замолчал, будто был в недоумении, чем еще я занималась в свободное время.

У нас с папой не так много общих интересов не потому, что я не интересуюсь бизнесом Фамильи, а потому, что он не хочет моего вовлечения. Вместо этого он пытается проявить интерес к вещам, которые, по его мнению, мне нравятся, а я притворяюсь, что они мне интересны.

— Вечеринка по случаю помолвки уже запланирована. И до свадьбы еще достаточно времени.

Наша вечеринка по случаю помолвки состоится через две недели, хотя мы помолвлены почти два года, но до свадьбы оставалось еще два дополнительных года. Передо мной лежало тщательно спланированное будущее.

— Знаю, ты любишь, когда все идеально. — он коснулся моей щеки. — Джованни приедет?

— Нет, — сказала я. — Он слишком занят.

Папа нахмурил брови.

— Я могу позвонить Франческо и сказать ему, чтобы он дал Джованни пару выходных, если ты хочешь...

— Нет.

Глаза папы с подозрением сузились.

— Он...

— Он ничего не сделал, пап, — твердо сказала я. — Я просто хочу немного времени, чтобы позаниматься и подумать о цветовой гамме вечеринки, — солгала я и широко улыбнулась, как будто не могла придумать лучшего способа провести день, чем размышлять между сливками и яичной скорлупой.

Я даже не начала ничего планировать на свадьбу и не испытывала ни малейшего желания заниматься этим прямо сейчас. После нескольких дней отдыха после организации вечеринки по случаю дня рождения я, вероятно, почувствую больше энтузиазма.

Амо вышел из дома с тарелкой, на которой лежали три бутерброда, и уже поедал четвертый. Если бы я так ела, то могла бы поцеловать свое расстояние между бедрами на прощание. Папа вновь оставил поцелуй на макушке, прежде чем они с Амо направились к причалу, чтобы обсудить дела Фамильи. Я вздохнула, взяла свою книгу и погрузилась в страницы. Папа хотел защитить меня от нашего мира, и я должна это принять.

— Знаешь, в чем дело? — спросил Гуннар, подъезжая к моему Харлею.

Я развернулся и провел рукой по своим спутанным волосам. Это была самая короткая стрижка, которая у меня когда-либо была, только длинные сверху, чтобы я мог зачесать их назад, но шлем все равно создавал беспорядок.

— Эрл мне ничего не сказал.

Гуннар слез со своего байка, старой модели с большим количеством хрома. Мой же Fat Boy был полностью чёрным, даже спицы матово-чёрные. Единственным цветным пятном была маленькая надпись: МотоКлуб Тартар, вышитая кроваво-красным на кожаном сиденье, и адская гончая рядом с ней.

Гуннар огляделся.

— Где ребенок?

— Наверное, потерялся в какой-то в киске, — сказал я с усмешкой, когда мы направились к зданию клуба.

Это четвертая домашняя база за последние два года. Витиелло и его люди продолжали вынюхивать, так что нам часто приходилось бросать старые места. Другой резни не будет.

Мы расположились вокруг дубового стола, где Эрл уже ждал, развалившись в своем гребаном массажном кресле. Нам приходилось перевозить тяжелое кресло из одного клуба в другой. У Эрла было такое выражение лица, будто ему вручили чертову Нобелевскую Премию. Все больше и больше братьев рассаживались вокруг, пока не собрались все члены клуба, имеющие право голоса, за исключением одного. Эрл покачал головой, встал, отодвинул свободное кресло от стола и поставил его в угол комнаты. Затем откинулся на спинку своего кресла, готовый начать собрание.

Дверь распахнулась, и пошатываясь, вошел Грей, с расстегнутой ширинкой и курткой, надетой не в ту сторону. Его длинные светлые волосы были в полном беспорядке. Я подавил улыбку. Этому мальчику предстояло еще многое, чтобы повзрослеть.

Лицо Эрла потемнело, еще больше подчеркивая многочисленные шрамы. Несмотря на то, что у него такой же цвет волос, как у Грея и у меня, с годами его волосы поседели.

— Ты опоздал.

Грей, казалось, стал меньше ростом, когда, спотыкаясь, направился к своему обычному месту за столом, застыв, когда понял, что его кресло исчезло. Он огляделся и наконец заметил его в углу. Он двинулся за креслом.

— Ты можешь сесть в углу, пока не научишься приходить вовремя, мальчик, — рявкнул Эрл.

Грей недоверчиво взглянул на него, но Эрл был чертовски уверен, что не шутил, судя по злому блеску в его глазах.

— Садись или проваливай, — приказал он. — И надень свою гребаную куртку правильно, идиот, или катись к чертовой матери с собрания.

Грей посмотрел на себя, его глаза расширились. Он неловко снял куртку и вывернул ее наизнанку, затем вновь надел, прежде чем сесть в углу.

— Закончил? У меня нет времени. Нам нужно кое-что обсудить.

Грей кивнул и глубже погрузился в кресло.

Я подмигнул ему и расслабился, откинувшись на мягкий подголовник своего кресла. Эрл попросил плотника соорудить тяжелые кресла из красного дерева с красной обивкой, придавая нашему столу для совещаний королевский вид. Даже его массажное кресло было обито красным атласом. Конечно, после того как Эрлу самому удалось нанести первый ожог от сигареты на дорогой атлас, все пошло только под откос.

Грей все еще сидел, сгорбившись в кресле, как утонувшая собака. Он всегда принимал выговоры Эрла близко к сердцу. Возможно, дело было в его возрасте, но я не так жаждал одобрения Эрла, когда мне было семнадцать. И все же Эрл всегда отдавал мне одобрения более свободно, чем своему сыну. Но даже я почти никогда не получал теплых слов. В раннем возрасте я научился находить теплые слова от женщин, а не от моих братьев по клубу, не говоря уже о дяде.

— Так что происходит, През? — спросил Коди.

Неодобрение Эрла сменилось лукавой улыбкой.

— Я придумал идеальный план, как надрать задницу Витиелло.

— Слушаю, слушаю, — сказал я. — Что пришло в твою хорошенькую голову?

— Мы похитим Марселлу Витиелло.

— Его дочь? — съязвил Грей.

Его открытое потрясение отразило мои собственные чувства — только я научился держать их при себе. Позже я поговорю с Эрлом наедине о своих проблемах.

Эрл бросил на него суровый взгляд.

— Есть кто-то еще? Или ты знаешь кого-нибудь еще с этим гребаным именем и фамилией? Можно подумать, что Бог не наградил тебя более чем двумя клетками мозга, как ты иногда действуешь.

Шея Грея покраснела — явный признак его смущения.

— Думаешь, Луке Витиелло не будет наплевать, если мы похитим его потомство? Она не его наследница. Быть может, нам стоит украсть его крупного пацана, — сказал Коди.

Он был сержантом Эрла по вооружению и по-королевски злился, потому что я был вторым по старшинству, а не он.

— Он бы сожрал волосы прямо с наших чертовых голов, — пробормотал я, чем вызвал смех у всех вокруг, кроме Коди и Грея, который все еще лелеял свою уязвленную гордость.

— Я хочу, чтобы ты исследовал ее, Мэддокс. Ты будешь руководить операцией, — сказал Эрл.

Я кивнул. Это личное. Я бы настоял на участии в этой операции, даже если бы мой дядя не попросил меня об этом. Избалованная принцесса Витиелло будет моей.

Эрл подтолкнул ко мне газетную статью. Заголовок сообщал о помолвке Марселлы Витиелло с каким-то скользким придурком. Мои глаза приковались к снимку ниже.

— Черт, — пробормотал я. — Это она?

Несколько мужчин тихо присвистнули. Эрл ухмыльнулся.

— Шлюха, которая будет стоить Витиелло его состояния и жизни.

— Они, должно быть, наложили какой-то фильтр. Никто не может быть таким чертовски великолепным, — сказал Гуннар. — Думаю, что мой член отвалился бы от благоговения, если бы он когда-нибудь приблизился к этой киске.

— Не парься, этого не случится, — сказал я, подмигнув. — Твоя старушка, вероятно, отрубила бы его, прежде чем ты приблизился.

Гуннар коснулся своего сердца. Он был казначеем нашего клуба уже десять лет и часто вел себя скорее, как отец, чем как Эрл.

— Без сомнения, над снимком была проведена манипуляция, — сказал другой брат.

Я мог только согласиться. Витиелло, вероятно, заплатил дополнительную сумму, поэтому фотографы отретушировали снимок его дочери, пока она не стала похожа на привидение. Длинные черные волосы, бледная кожа, небесно-голубые глаза и полные красные губы. Придурок рядом с ней в рубашке и тщательно причесанных темных волосах был похож на ее налогового консультанта, а не на того, кто делал ее мокрой до сливок.

— Как Белоснежка, — прошептал я.

— Что? — спросил Эрл.

Я покачал головой, отводя взгляд от снимка.

— Ничего.

Прозвучав как гребаный идиот не принесло бы мне никакой пользы.

— Полагаю, ее усиленно охраняют?

— Безусловно. Витиелло держит свою жену и дочь в золотой клетке. Твоя работа найти лазейку, Мэд. Если кто и может это сделать, то только ты.

Я рассеянно кивнул, еще раз просматривая снимок на столе. Рискованные маневры были моей специальностью, но с годами я стал более осторожным. Я больше не подросток. В двадцать пять лет я понял, что, если меня убьют до того, как я отомщу, это не поможет.

Мои глаза вернулись к снимку, словно меня потянули за невидимую ниточку. Слишком великолепна, чтобы быть правдой.

Витиелло был в центре моего внимания, но никогда не его семья и уж точно не его дети. По какой-то причине меня чертовски раздражало, что ему удалось стать отцом такой потрясающей дочери. Я действительно надеялся, что снимок был сильно отретуширован, и Марселла, блядь, Витиелло была уродливой в реальной жизни.

Я был в гражданской одежде, когда в первый раз последовал за Марселлой. Ее телохранители заподозрят неладное только в том случае, если парень на мотоцикле будет появляться снова и снова. Витиелло, конечно же, раздал своим солдатам фотографии всех известных членов нашего клуба, чтобы они могли убить нас на месте. К счастью, за последние несколько лет я залег на дно и лишился мальчишеских черт лица и волос до плеч, характерных для моих подростковых лет. Те дикие годы, которые чуть не стоили мне жизни и дали прозвище Безумный. Сразу после возвращения в Нью-Йорк я совершал одну атаку за другой на заведения Фамильи, пока пуля не задела мою голову и чуть не оборвала жизнь. Я умру, как только Витиелло получит по заслугам, и ни днем раньше.

Сегодня я даже надел чертову водолазку с длинными рукавами, скрывая свои татуировки и шрамы. Я выглядел как чертова радость тещи. Но даже в таком виде я старался держаться на расстоянии. Телохранители Марселлы настолько осторожны, насколько можно ожидать от солдат, которым пришлось бы отвечать перед Лукой Витиелло, если бы что-то стряслось с его драгоценным отпрыском. Хуже, чем мой выбор одежды, была Toyota Prius, которую Эрл нашел для меня, чтобы преследовать нашу цель. Мне не хватало своего байка, вибрации между бедер, звука, ветра. Сидя в машине, я ощущал себя полным идиотом. Но мой камуфляж дал мне возможность внимательно следить за машиной Марселлы, и когда они наконец остановились перед модным бутиком, я припарковался в нескольких машинах от него. Я вылез из своего авто, как раз в тот момент, когда один из телохранителей открыл заднюю дверь для Марселлы. Первое, что я увидел в ней, была длинная стройная нога в красных туфлях на высоких каблуках. Даже чертова подошва была красной.

Когда она выпрямилась, пришлось подавить проклятие. Эта девушка не нуждалась в фильтрах. На ней было красное летнее платье, подчеркивающее ее узкую талию и округлую попку, а ноги казались длинными, как километры, хотя она была миниатюрной девушкой. Я заставил себя продолжать следить за витринами магазинов, потому что застыл на месте, заметив принцессу Витиелло. Ее походка говорила о непоколебимой уверенности. Она ни разу не покачнулась, несмотря на высокие каблуки. Она ходила по улицам так, словно они принадлежали ей — с высоко поднятой головой, с холодным и болезненно красивым выражением лица. Были красивые девушки, были милые девушки, и были девушки, заставляющие мужчин и женщин останавливаться на месте, чтобы любоваться ими с отвисшей челюстью. Марселла относилась к последней категории.

Когда она исчезла в бутике, я покачал головой, как будто пытался прийти в себя от ее чар. Мне нужно сосредоточиться. Внешность Марселлы не имела никакого отношения к нашей миссии. Единственное, что имело значение, это безумная защита Витиелло. Если мы заполучим ее к себе, мы поймаем его на крючок, и тогда этот ублюдок заплатит.

Я вздохнул с облегчением, когда снял гребаную водолазку после возвращения в клуб той ночью. В одних боксерах я спустился в бар и взял пива. Мэри-Лу вышла из комнаты Грея, когда я открыл свою дверь. На ней были шорты и майка без лифчика.

Ее лицо просияло, когда она заметила меня.

— Выглядишь так, словно нуждаешься в компании.

Я сделал глоток пива. Я нуждался в женском теле, чтобы отвлечься от Марселлы Витиелло.

— И я полагаю, ты хочешь стать этой компанией?

Она неторопливо подошла ко мне и провела ногтями по моей обнаженной груди, одновременно дергая за пирсинг в соске. Она наклонилась, будто хотела поцеловать меня.

— Ты только что делала Грею минет этим ртом? — спросил я с ухмылкой.

Она покраснела.

— Он вырубился пьяным, прежде чем...

— Я не хочу знать, кончил ли мой брат тебе в глотку, Лу, — пробормотал я и широко распахнул дверь. — Никаких поцелуев, но я в настроении для минета, и обещаю не отключиться, прежде чем не выстрелю своей спермой в твое красивое горло.

Она хихикнула, когда я шлепнул ее по заднице и закрыл за нами дверь. Лу была одной из наших проходных девушек, но у нее имелись все амбиции стать старушкой. Но не моей, это уж точно.

Я проснулся посреди ночи от сна — или, возможно, от кошмара, взависимости от точки зрения. Остатки этого все еще крутились у меня в голове. Голубые глаза, смотрящие на меня сверху вниз, красные губы, приоткрытые для крика экстаза, и киска у меня во рту.

Мои глаза широко раскрылись. Блядь. Я почти ощущал этот вкус. Видеть сон, как я лакомлюсь Марселлой Витиелло, было, блядь, последним, чем я должен заниматься. Теплое тело шевельнулось рядом со мной, и на гребаное сердцебиение я задумался, не удалось ли мне каким-то образом забыть о похищении Марселлы и затащить ее в свою постель.

— Мэд? — послышался сонный голос Лу, и мое сердцебиение вновь замедлилось.

— Спи, — сказал я хрипло.

Мой член пульсировал от избытка крови. В последний раз, когда я просыпался с таким бешеным стояком, я был подростком.

Лу прижалась ко мне, ее рука погладила мой член.

— Хочешь, я возьму тебя в рот?

Да, черт возьми, но я мог только представить на этом месте Марселлу.

Это привело бы к тому к очень опасному пути.

— Нет, ложись спать.

Ее дыхание выровнялось в течение нескольких минут, а я продолжал смотреть в потолок, игнорируя свой пульсирующий член.

Я должен был знать, что отродье Луки Витиелло превратит мою жизнь в ад еще до того, как она оказалась в наших руках. Ее отец годами преследовал меня в ночных кошмарах. Было вполне уместно, что теперь его дочь взяла верх.

Глава 3

Я в последний раз взглянула на свое отражение. Все было идеально. Ровно в четыре часа дня раздался звонок в дверь. Джованни никогда не опаздывал. И даже не приходит раньше. Он всегда вовремя. Поначалу я находила его желание доставить удовольствие мне, и особенно моему отцу, восхитительным. Теперь пришлось подавить свое раздражение, когда он вошел в фойе после того, как наша горничная Лора впустила его.

Он был одет в идеально выглаженную рубашку и брюки, а волосы в совершенстве были уложены, несмотря на бушующий снаружи ветер. Я направилась вниз по лестнице, чтобы поприветствовать его. Когда я встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы, он быстро увернулся от меня и оставил поцелуй на моей ладони, бросив осторожный взгляд на Лору, которая демонстративно смотрела куда угодно, только не на нас.

Я взглянула на него, больше не пытаясь скрыть своего раздражения.

— Джованни, отца нет дома, и даже если бы он был, он знает, что мы пара. Ради всего святого, мы помолвлены.

Я видела, что мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления. Его страх перед моим отцом был слишком велик. Это не было новостью и даже шоком. Джованни одарил меня одной из своих умоляющих улыбок, которая всегда выглядела немного болезненной. Он взял меня за руку.

— Давай поднимемся в мою комнату, — сказала я, беря нас за руки.

Джованни колебался.

— Разве я не должен сначала поприветствовать твою мать?

Это его жалкая попытка определить, дома ли мама.

— Ее тоже нет дома, — съязвила я, теряя терпение.

В конце концов он последовал за мной наверх, но я все еще ощущала его беспокойство, и в конце концов оно прошло, когда мы добрались до площадки первого этажа.

— А твой брат? Он хозяин дома, когда твоего отца нет.

— Мой брат в своей комнате, вероятно, играет в Fortnite или что-то еще, чем он сейчас увлекается. Ему все равно, поздороваешься ли ты с ним.

— Но, может, нам следует предупредить его о моем присутствии.

Я начинала терять терпение. Прищурив глаза, я сказала:

— Он знает, что ты здесь, и его это не волнует. Я самая старшая из присутствующих Витиелло.

— Но ты...

— ... Девушка.

Ему не нужно было этого говорить. Только девушка, а, следовательно, совершенно неуместна.

Я подавила новую волну разочарования.

— Не похоже на то, что ты незнакомец, Джованни. Ты мой чертов жених.

Джованни ненавидел, когда я ругалась — он считал, что это не подобает леди и не подходит для дочери Капо, — именно поэтому я использовала это, досаждая ему. Очевидно, у него не было проблем с тем, чтобы раздражать меня своим страхом остаться со мной наедине.

Мы наконец устроились на моей кровати после очередного спора, стоит ли нам оставлять дверь моей комнаты приоткрытой. Я могла бы сказать, что Джованни не понравился наш поцелуй. Его язык был как безжизненная улитка у меня во рту. Поцелуй с ним никогда по-настоящему не разжигал мою кровь, но это довершило дело. Казалось, он за много километров отсюда. Я встала с соблазнительной улыбкой и стянула платье через голову, представляя новый комплект бюстгальтера и трусиков La Perla, который я купила только на прошлой неделе в надежде, что кто-то, кроме меня, увидит его. Комплект был из черного кружева, открывая намек на мои соски.

Глаза Джованни расширились, окидывая меня взглядом, и во мне вспыхнула надежда. Может, мы действительно к чему-то пришли. Я забралась обратно в постель, но уже видела, как на лице Джованни появилось беспокойство, словно я собиралась навязаться ему. Поцеловав его, я попыталась притянуть к себе, но он приподнялся на руках, паря надо мной с болезненным выражением на лице. Я почувствовала, как жар прилил к моим щекам от его отказа. Я даже не была уверена, почему я все еще ощущала себя так, когда его отстранение стало болезненной рутиной.

Джованни покачал головой.

— Я не могу, Марселла. Твой отец убил бы меня, если бы узнал.

— Но моего отца здесь нет, — прорычала я.

И все же он был. Папа всегда находился в комнате, когда я оставалась наедине с Джованни, но не физически. Он не должен присутствовать физически, потому что он сидел в голове Джованни. Все боялись папу, даже мой жених. Тень моего отца следовала за мной повсюду, куда бы я ни направлялась. Я любила свою семью больше всего на свете, но в такие моменты, как этот, я жалела, что я Марселла Витиелло. Несмотря на то, что папа позволял мне встречаться, просто существованием, он поддерживал старые традиции, к которым я технически больше не была привязана. От меня все еще ожидали, что я останусь девственницей до первой брачной ночи, но чем бы мы с Джованни не занимались, это наша проблема. Конечно, так и было бы, если бы у Джованни хватило смелости прикоснуться ко мне.

Я оттолкнула его, и он сдался, откинувшись назад и облокотившись на спинку кровати. Он выглядел так, словно спрыгнул бы прямо с кровати, если бы не боялся меня обидеть. Боялся обидеть меня, боялся моего отца. Всегда боялся.

— В чем твоя проблема? Мы встречаемся уже больше двух лет, а ты до сих пор и близко не подобрался к моим трусикам.

Я не могла поверить, что затеяла этот спор. Я не могла поверить, что практически умоляла своего жениха сделать его. Всякий раз, когда мои подруги говорили о манипуляциях над своими парнями с помощью секса, я ощущала острую боль, потому что Джованни, вероятно, заплакал бы от облегчения, если бы я перестала приставать к нему с этим. Я чувствовала себя нежеланной. Я даже не осмеливалась говорить об этом со своими друзьями, а вместо этого притворялась, что я та, кто хочет дождаться замужества, как хорошая, добродетельная дочь Капо, которой все хотели меня видеть.

— Марси... — начал Джованни тоном, который наводил на мысль, что я маленькая девочка, нуждающаяся в выговоре. — Ты же знаешь, как обстоят дела.

Ох, я знала. Дело было не в обществе. А в его страхе перед отцом.

Я покончила с этим, покончила с тем, чтобы быть желанной издалека.

— Я больше не могу этого делать. Три человека это слишком в отношениях.

Я схватила свое платье и сердито натянула его через голову, не обращая внимания, услышав треск. Оно стоил целое состояние, но я могу купить новое. Я могу иметь все, что можно купить за деньги, и даже больше, если бы отец потянул за нужные ниточки. Все обращались со мной как с принцессой. Избалованная принцесса Нью-Йорка. Я знала, что это прозвище распространялось неприятным шепотом в наших кругах. Ни на что не годна, кроме как ходить по магазинам и быть красивой. Конечно, я преуспела и в том, и в другом, но я также была лучшей в классе и имела цели в жизни, которые никогда не имели значения.

— Я никогда... — сказал потрясенный Джованни, карабкаясь за мной.

— Не изменял, нет, ты этого не делал.

Часть меня хотела, чтобы он изменил. Тогда я могла бы бросить его, отплатить, отомстить, что могло бы занять меня, но сейчас его растерянное выражение лица заставляло меня испытывать вину.

— Мой отец всегда был и всегда будет частью этих отношений. Он также бросит тень на наш брак. Меня тошнит от этого. Ты хочешь жениться на нем или на мне?

Джованни уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Это сводило меня с ума. Это не его вина. А моя, что я никогда не была довольна тем, что имела, за то, что хотела любви, которая горела бы так ярко, что прорвалась бы сквозь тень папы. Быть может, этой любви и не существовало, но я еще не была готова проглотить эту горькую пилюлю принятия.

— Послушай, Марси, успокойся. Ты знаешь, что я поклоняюсь земле, по которой ты ходишь. Я обожаю тебя, почитаю тебя. Я буду лучшим мужем, каким только смогу быть для тебя.

Он боготворил меня, как недосягаемую принцессу. Каждый поцелуй, каждое прикосновение были пропитаны заботой, уважением, страхом... страхом перед тем, что сделает мой отец, если Джованни рассердит меня или его. Я ненавидела это.

Поначалу его мягкость и сдержанность были подкупающими. Он знал, что это мой первый поцелуй, и ему потребовалось три месяца, чтобы поцеловать меня. Мне пришлось силой поцеловать его. Каждый второй шаг в наших физических отношениях тоже был инициирован мной, и их было немного, чтобы сосчитать. Иногда мне казалось, что я навязываю ему себя. Я, у которой парни чуть не сворачивали себе шею, чтобы посмотреть.

Если бы я пошла куда-нибудь, где меня никто не знал, тогда у меня мог бы быть новый парень каждую ночь. Но я не хотела убегать. Я не хотела скрывать, кем я являюсь, кем является мой отец. Я хотела кого-то, кто хотел бы меня достаточно сильно, рискуя навлечь на себя гнев папы. Джованни не был таким человеком. Я давно поняла это, но цеплялась за эти отношения, даже согласилась на его предложение руки и сердца, хотя уже тогда знала, что он не даст мне того, чего я хотела. Два года, три месяца и четыре дня. Еще один день не прибавился бы к нашим отношениям. Через десять дней после нашей помолвки все было кончено. Я уже могу предвидеть, какой шум вызовет эта новость.

— Все кончено, Джованни. Прости. Я просто больше не могу этого делать.

Я повернулась и поспешила прочь, но Джованни последовал за мной.

— Марси, ты же не всерьез! Твой отец будет в ярости.

Я резко повернулась к нему.

— Мой отец? Что насчет тебя? Что насчет меня? — я оттолкнула его и умчалась прочь.

Шаги Джованни раздались позади, и он догнал меня на лестнице. Его пальцы сомкнулись на моем запястье.

— Марселла, — его голос был низким, безумным. — Ты не можешь этого сделать. Мы должны пожениться, как только ты закончишь учёбу.

Через два года я получу степень по маркетингу. От одной мысли, чтобы продолжать наши отношения таким вот образом, у меня скрутило живот. Я больше не могла.

Джованни покачал головой.

— Марси, перестань. Мы можем даже раньше пожениться, если ты захочешь, тогда мы сможем делать все, что ты захочешь.

Все, что я захочу? Новая волна нежелательного чувства захлестнула меня.

— Мне жаль, что для тебя так тяжело сблизиться со мной на физическом уровне.

— Нет, конечно, нет. Я хочу тебя. Ты красивая девушка, и я не могу дождаться, чтобы заняться с тобой любовью.

Он поцеловал мне руку, но я ничего не почувствовала, и идея заняться любовью с Джованни на самом деле казалась менее привлекательной, чем когда-либо прежде. Глаза Джованни умоляли меня передумать, но я цеплялась за свою решимость, даже ощущая себя виноватой. Было бы только хуже, если бы я закончила это позже, и я бы закончила это в конце концов. Я покачала головой.

Джованни крепче сжал мое запястье. Это еще не причиняло боль, но было близко. Он наклонился ближе.

— Ты знаешь о наших традициях. Фамилья по-прежнему консервативна. Если ты не выйдешь за меня замуж после двух лет отношений, ты лишишься своей чести.

— Мы ничем не занимались, кроме поцелуев, нескольких сжатий груди и одного касания промежности, которое я тебе навязала.

— Но люди подумают, что все было.

Я не могла поверить в его дерзость.

— Это угроза? — прошипела я, готовая ударить его.

Он быстро покачал головой.

— Нет, конечно, нет! Я просто беспокоюсь о твоей репутации, вот и все.

Как это заботливо с его стороны.

— Амо переспал с половиной Нью-Йорка. Если консерваторы хотят разорвать кого-то за свои сексуальные практики, они должны выбрать его.

— Он парень, тебе придёт конец.

— Укуси меня, — я сделала паузу. — Ох, я почти забыла, что ты не можешь. Ты, наверное, обмочился бы от страха перед моим отцом. Так что уходи. — я попыталась вырваться из его хватки, но он не отпускал.

Мы не сделали и половины того, что я хотела, потому что Джованни не хотел рисковать, а теперь он осмелился шантажировать меня всем, чем мы не занимались, но могли бы? Мудак.

Что-то сдвинулось в гостиной, и Амо встал с дивана, где он, по-видимому, был занят своим телефоном, и медленно направился в нашу сторону.

Я прищурилась, глядя на Джованни.

— Отпусти меня прямо сейчас, или, клянусь, ты пожалеешь об этом.

Его глаза метнулись к дверному проему, где мой брат возвышался с убийственным взглядом. Джованни отпустил меня, словно обжегся.

— Мне нужно идти, — быстро сказал он. — Я позвоню тебе завтра, когда у тебя будет время успокоиться.

Мои глаза расширились от ярости.

— Не смей. С нами все кончено.

Амо подошел ближе.

— Ты сейчас же уходишь.

Джованни повернулся и направился к входной двери. Амо последовал за ним и захлопнул дверь. Затем подошел ко мне. Я стояла на последней ступеньке, а он все еще был выше меня. Его глаза горели желанием защитить.

— Что случилось? Хочешь, чтобы я пошел за ним и убил его?

Когда другие братья говорили эти слова своим сестрам в порыве защиты, это фигура речи. Амо же смертельно серьезен. Если бы я сказала эти слова, он бы отправился за моим бывшим женихом и покончил бы с ним. Джованни разозлил меня, но, насколько я понимала, он мог найти свое счастье с кем-то другим.

— Он заставил тебя сделать что-то, чего ты не хотела?

Конечно, он подумал именно так. Никто бы не поверил, что мне пришлось умолять мужчину прикоснуться ко мне.

— Нет, — выдавила я, испытывая предательскую тяжесть в горле и глазах. — Джованни идеальная папина комнатная собачка, сдержанный джентльмен.

Амо бросил на меня взгляд, ясно дававший понять, что он беспокоится за мое здравомыслие.

— Если бы перед тобой лежала полуголая девушка, ты бы отказал ей?

Губы Амо сжались от дискомфорта.

— Наверное, нет. Но я действительно не хочу представлять тебя голой или занимающейся сексом. Если бы отец знал, он бы убил Джованни просто так.

— Зачем? Джованни хорошо обученная комнатная собачка и не опозорил меня. — я стиснула зубы, чтобы не чувствовать жара в глазах.

Я не буду плакать из-за Джованни.

Какое-то время я была уверена, что люблю его, но теперь поняла, что хотела любить его — мне нравилась идея любить его. Мое облегчение от того, что я положила этому конец, было слишком велико для настоящей любви. И все же печаль поселилась глубоко внутри. Печаль из-за потерянного времени или потерянного будущего, я не была уверена. Я думала, что смогу заставить полюбить, смогу воссоздать то, что было у мамы и папы, одной лишь силой воли, но потерпела неудачу.

— Мне нужно подумать, — сказала я и развернулась на каблуках, направляясь в свою комнату.

Амо был отличным братом, но говорить об отношениях с ним спорно.

Как только я вошла в комнату, мой взгляд остановился на рамке на прикроватной тумбочке. В ней была вставлена фотография нас с Джованни на вечеринке по случаю нашей помолвки. Джованни сиял, но мое лицо казалось... отстраненным. Я никогда не замечала этого раньше, но я не похожа здесь на девушку, влюбленную в своего жениха. Я выглядела как девушка, выполняющая свой долг.

Подойдя к своей кровати, я перевернула рамку. Разглядывание снимка не помогло бы прояснить голову.

Я ощущала себя немного потерянной, стоя в комнате. Каждое мгновение, которое я не проводила со своей семьей, на тренировках или в колледже, было посвящено Джованни. Теперь с этим покончено. Нелегко найти кого-то, кому можно доверять, кого можно любить, с кем можно быть, если оказаться на моем месте. Я знала Джованни уже давно, и он был частью моей жизни с детства. Как сын одного из папиных Капитанов, мы всегда посещали одни и те же светские мероприятия.

Я не хотела думать об этом. Схватив свой Айпад, я уютно устроилась в укромном уголке своего широкого окна и зашла на свои любимые сайты с одеждой. Но даже это не помогло, поэтому я схватила сумочку и направилась в офис телохранителей в соседнем здании, чтобы сказать им, что хочу пройтись по магазинам.

Два часа спустя я вернулась домой с дюжиной пакетов. Я бесцеремонно уронила их на пол. Теперь, когда суета с покупками закончилась, в моей груди разлилась знакомая пустота. Подавив это ощущение, я схватила ближайшие ко мне пакеты и открыла их. Я надела платье Max Mara, затем вытащила коробку из другого пакета.

Раздались шаги, и появился Амо. Несколько мгновений он ничего не говорил, стоя в дверях, скрестив руки на груди и напрягая мускулы.

Я подняла брови.

— Когда других девушек бросают, они плачут навзрыд. Ты тратишь целое состояние на одежду.

У меня сжалось в груди. Я чуть не заплакала, но скорее воткнула бы себе в глаза шпильки, чем позволила бы этому случиться.

— Меня не бросили, — сказала я, надевая свои новые черные лабутены из кожи. — Таких девушек, как я, не бросают.

Джованни никогда бы меня не бросил. Проблема состояла в том, что я не была до конца уверена, стала ли причиной этого его боязнь моего отца или его обожание меня. Я попыталась вспомнить наши хорошие моменты, но, оглядываясь назад, ни один из них не обладал той эмоциональной глубиной, о которой я мечтала.

— Я все еще могу убить его, ты знаешь. Это не составит никакого труда.

Амо пытался быть похожим на отца, но у него не получалось. Пока нет.

Я выпрямилась, затем повернулась, показывая Амо свое новое платье.

— Что думаешь?

Он пожал плечами, но его глаза оставались встревоженными.

— Выглядишь хорошо.

— Хорошо? — я спросила. — Я хочу выглядеть сексуально.

Амо приподнял бровь.

— Ты чертовски хорошо знаешь, как ты выглядишь, и я не стану называть свою сестру горячей.

— Я хочу пойти в клуб.

Амо покачал головой.

— Мама убьет меня, если я провалю еще один тест по математике.

Амо провалил математику в прошлом году, и только репутация отца спасла его. Теперь мама заставляла его сдавать тесты по математике даже летом.

Закатив глаза, я подошла к нему и откинула голову назад.

— Серьезно? Ты предпочитаешь математику вечеринкам?

Амо вздохнул.

— Там будет кто-нибудь из твоих подруг?

— Половина из них ненавидит тебя, потому что ты их бросил. А другая половина сходит по тебе с ума, так что я держу тебя подальше от них.

Не говоря уже о том, что никто из них еще не знает о моем разрыве, и на данный момент я не собиралась это менять.

—Тогда я пас.

Я сделала умоляющее лицо.

— Пожалуйста, Амо. Ты же знаешь, что мне разрешается веселиться только тогда, когда ты со мной. Мне нужно отвлечься.

Амо закрыл глаза и зарычал.

— Черт. Я действительно не понимаю, как Джованни мог сказать тебе «нет», когда ты делаешь такое лицо.

Я одарила его улыбкой, зная, что победила. Ему, как и папе, было трудно мне отказать.

— Он был слишком занят, думая о том, как папа собирается его убить.

Амо усмехнулся, доставая телефон, вероятно, чтобы попросить одобрения у телохранителей.

— Да. — улыбка исчезла. — Ты уверена, что ты все в порядке?

Я толкнула его в грудь. Он не сдвинулся с места.

— Я в порядке. — я откинула волосы назад. — А теперь давай покажем мужскому населению Нью-Йорка то, чего они никогда не получат.

— Ты такая чертовски тщеславная.

— Говорит мистер Тщеславие.

— Когда ты собираешься рассказать маме и папе?

Я сделала паузу. Этого разговора я не ждала с нетерпением. Не потому, что я боялась, что они заставят меня пересмотреть свое решение. Мне не хотелось объяснять им свои причины, и они, конечно, потребовали бы объяснений. Наше окружение также, безусловно, задавало бы вопросы, а если бы я не дала удовлетворительных ответов, они начали бы распространять слухи — они, вероятно, сделали бы это в любом случае. Люди искали скандала, особенно в том, что касалось меня. У меня было больше врагов, чем сторонников.

— Завтра утром, когда они вернутся.

У мамы и папы было еженедельное свидание, которое они проводили в отеле. Тем временем Валерио остался с тетей Джианной и дядей Маттео, вероятно, затевая что-то нехорошее с нашей кузиной Изабеллой, а мы с Амо были в доме одни — и телохранителями.

— Мы получили разрешение от телохранителей?

Амо кивнул, отрываясь от телефона.

— Мы можем отправиться в один из клубов Фамильи.

Именно этого я и ожидала. Мы с Амо только однажды переступили порог клуба Братвы, и папа полностью потерял голову.

— Тогда давай собираться. Я хочу отвлечься.

Клуб посещало много людей из наших кругов, поэтому мы с Амо оказались под пристальным вниманием, как только вошли. Но мы привыкли к этому, поэтому игнорировали нескончаемое внимание. Или, по крайней мере, притворялись. С раннего возраста каждый наш шаг контролировался, поэтому мы научились вести себя прилично на публике. Никаких срывов или размазанного макияжа. Слишком часто папарацци следили за нами. Я не хотела, чтобы подобная моя фотография появилась в газете. Это выставило бы мою семью в дурном свете.

Мы с Амо направились к одному из частных балконов, выходящих на танцпол. Поскольку заведением владел папа, никому не было дела до того, достаточно ли мы взрослые для выпивки, и мы не были привязаны к минимальной потребности в напитке в тысячу долларов за вечер, но большую часть времени мы с Амо легко превышали это с нашими друзьями. Теперь, когда мы одни, этого не будет. Пить бутылку Dom Perignon в одиночку или с младшим братом после разрыва слишком грустно. Я вновь проверила свой телефон. Я спросила Марибель и Констанс, двух моих ближайших подруг по колледжу, не хотят ли они присоединиться, но у них уже были планы, потому что сегодня я должна была пойти на свидание с Джованни. Я проигнорировала их вопросы, почему я вдруг оказалась не занятой, и выключила телефон.

Я просто хотела на несколько мгновений забыть о, произошедшем и о том, кто я, но, видя все эти осуждающие взгляды, по крайней мере, последнего не произойдет.

Высоко держа голову, я показала свое идеальное лицо избалованной принцессы, давая им то, чего они ожидали. Они ненавидели меня, потому что думали, что у меня есть все, в то время как то, чего я хотела больше всего, всегда было вне моей досягаемости. За деньги можно купить так много вещей, но не счастье или любовь. Черт, я даже не могла выбрать работу, которую хотела.

Папа никогда бы не позволил мне стать частью бизнеса, делать то, для чего я была рождена, и следовать по пути, который у меня в крови. Я перекинула волосы через плечо и заказала бутылку шампанского. Моя жизнь была наполнена всеми богатствами, которые можно купить за деньги, и другие девушки ненавидели меня за это. Я подумала, стали бы они все еще ненавидеть меня, если бы узнали о невидимых кандалах на моих запястьях. Иногда я просто хотела освободиться от них, но для этого мне пришлось бы оставить позади ту жизнь, которую я знала, и, что еще хуже, свою семью.

Глава 4

Я потратил целую вечность на то, чтобы превратиться в изящную версию самого себя, которая соответствовала бы требованиям для входа в клуб. Эрл утомился от моего плана отправиться за Марселлой в один из клубов Витиелло, обеспокоенный опасностью или, возможно, просто тем, что миссия раскроется. Но прятаться прямо под носом у врага было одним из лучших мест. Лука никогда бы не подумал, что член МотоКлуба Тартар войдет в одно из его заведений. Этот мудак слишком уверен в себе. Гарантируя свой успех, я выбрал Мэри-Лу, в качестве спутницы. Она могла бы довольно хорошо принарядиться и притвориться, что ее место в модном клубе Манхэттена. Парням с девушкой обычно было легче попасть в клубы.

— Возьми меня за руку, — сказал я, когда мы встали в очередь, и Мэри-Лу сразу же сделала это, выглядя так, будто я сделал ей величайший подарок из всех.

Конечно, не повредило и то, что я дал ей несколько сотен баксов на одежду, чтобы она выглядела как цыпочка Манхэттена.

Подойдя к одному из огромных мужиков, которых Витиелло выбрал в качестве вышибал, он окинул меня взглядом, затем осмотрел Мэри-Лу и жестом пригласил нас войти. Мэри-Лу крепко вцепилась в мою руку, когда мы вошли в клуб. Это не моя обычная компания, и музыка мне не нравилась. Монотонный ритм и толпа, двигающаяся в такт, вызывали желание прикоснуться кувалдой к виску. Я быстро осмотрел клуб, но не потребовалось много времени, чтобы определить свою цель. Она и ее брат восседали высоко над мирской толпой на своем VIP-балконе, взирая на своих подданных, как король и королева Нью-Йорка, которыми они себя считали.

— Давай потанцуем, — крикнула Мэри-Лу.

Я бросил на нее взгляд. Мы здесь по делу, а не для развлечения.

— Нам нужно слиться с толпой, — она напомнила мне, словно ей было наплевать на нашу миссию, а не на то, что она точно знала, зачем мы здесь.

Эрл не доверял клубным девушкам держать язык за зубами. Но в ее словах был смысл. Мы должны слиться с толпой.

Как обычно, Витиелло окружала свита телохранителей. Смешиваться с толпой не в их стиле.

Телохранитель на лестнице, ведущей на балкон, быстро оглядел меня, но на его лице не отразилось никакого узнавания. В рубашке и зачесанных назад волосах я был слишком похож на одного из тех брокеров с Уолл-Стрит, которые часто посещали клубы Витиелло, чтобы вдувать кокаин в нос.

Я танцевал с Мэри-Лу, но мой взгляд все время метался к VIP-балкону. К сожалению, угол обзора был не самым лучшим, так что я едва мог разглядеть Марселлу Витиелло. Главной причиной, по которой я знал, что она там, наверху, было множество любопытных взглядов людей на танцполе.

— Пойдем в бар, — крикнул я, устав от танцев.

— Я в туалет, — сказала Мэри-Лу, и я рассеянно кивнул, потому что Марселла направлялась к лестнице, ведущей вниз на первый этаж.

Несколько человек вытянули головы, смотря на избалованную принцессу Нью-Йорка, когда она скользила вниз по лестнице в вызывающем стояк платье. Мои глаза были прикованы к ней, когда она направилась к танцполу сквозь расступающуюся толпу. Она была на каблуках, от которых у меня закружилась голова. Высокие и острые, но она танцевала в них, как в кроссовках. Каждое движение, каждый взмах ее волос, даже каждый взмах ресниц были идеально синхронизированы с музыкой, словно она потратила месяцы на совершенствование хореографии. Марселла Витиелло была чистым совершенством. Она знала это, и всем вокруг лучше признать это.

А я презирал ее за это. Она жила испорченной жизнью, лишённой трудностей. Она никогда не страдала, как я. Ее отец посадил ее на трон, сделал принцессой без каких-либо собственных достижений. Тяжелая работа, боль, жертвы ничего не значили для принцессы Нью-Йорка.

Ее падение будет мощным. Блядь. Я бы заставил ее упасть на ее высокомерный нос.

Я позволил своему взгляду блуждать по переполненному клубу. Кроме ее брата, ребенка, чье сходство с отцом вызывало у меня желание перерезать ему горло. С ней было трое телохранителей. На этот раз около неё не было комнатной собачки-жениха. Проблемы в раю?

Я улыбнулся, уткнувшись в свою пивную бутылку, и сделал еще один глоток. Я должен уйти. Даже в маскировке риск быть узнанным одним из солдат Фамильи слишком высок. Это испортило бы план, но оторваться было невозможно.

Я оставался на месте еще пару минут и смотрел, как она танцует. Эта девушка не нуждалась в телохранителях или ее брате-гиганте, чтобы держать всех на расстоянии. Ее взгляд этих ледяных голубых глаз, высасывающих душу, возводил стены выше, чем у китайских императоров.

Еще один взмах черных локонов, и внезапно эти голубые глаза встретились с моими, меньше чем на секунду, но мой пульс ускорился. К черту. Единственный раз, когда я почувствовал, что меня так остановил пристальный взгляд, был взгляд ее отца, но совсем по-другому. Скоро роли поменяются. Я улыбнулся. Она нахмурила брови, и я отвел взгляд. Оставив бутылку и наличные на стойке бара, я нашел Мэри-Лу и вышел с ней из клуба.

— Что на тебя нашло, Мэд? Выглядишь так, словно за тобой гонится дьявол, — сказала Мэри-Лу, ковыляя за мной на каблуках, не проявляя ни капли той грации, которую Марселла с лёгкостью демонстрировала.

Я снова сел в гребаный автомобиль, который Эрл мне дал, и подождал Мэри-Лу, прежде чем нажать на газ.

— Давай возвращаться. С меня хватит.

Она с любопытством взглянула на меня, но я сосредоточился на дороге, а иногда и на зеркале заднего вида, когда мы спешили прочь. Марселла Витиелло обладала взглядом, который мог заморозить кровь в чьих угодно венах в то время, как остальная часть ее тела производила противоположный эффект.

В ту ночь она приснилась мне во второй раз, и с того дня она стала преследовать меня по ночам.

Обычно танцы всегда творили чудеса с моим настроением. Это было мое личное счастливое место, лекарство по выбору, когда мне было грустно, но сегодня оно не оказало должного эффекта.

Я предпочитала, чтобы все шло, по-моему, следуя планам, которые я тщательно разработала для своего будущего. До сих пор все мои планы осуществлялись. Я окончила среднюю школу лучшей в классе и поступила в университет по своему выбору. Когда я что-то начинала, я всегда заканчивала, а когда заканчивала, то делала это, как одна из лучших. Расставание с Джованни, даже если это был правильный выбор, казалось мне неудачей, как признание поражения с моей стороны. Я сдалась.

— Почему у тебя такое лицо? Думал, мы здесь для того, чтобы повеселиться, — прокричал Амо сквозь музыку.

Мои глаза искали в клубе что-нибудь, что могло бы привлечь мое внимание и отвлечь от блуждающих мыслей. А затем я заметила парня, который казался совершенно неуместным в этом модном месте, несмотря на стандартный наряд из рубашки и темных брюк. Что-то в его глазах сказало мне, что он презирает все, что связано с пребыванием здесь, словно ему приходилось притворяться кем-то другим. Я знала это чувство, но никто никогда ничего не подозревал. За эти годы я усовершенствовала свою маску. Может, он тоже, в конце концов, или просто перестанет делать то, что ненавидел.

Он прислонился к стойке бара, держа в руке бутылку пива. Мой внутренний инстинкт подсказывал, что ему плевать на чье-либо одобрение, что делало его выбор одежды еще более странным. Ему, наверное, было бы все равно, если бы мой отец разозлился. Хотела бы я быть такой же, наплевать на то, что люди думают обо мне, но это роскошь, которую я не могла себе позволить, почти единственная. Парень встретился со мной взглядом, и его улыбка вокруг ободка бутылки стала практически самодовольной. Мою кожу начало предательски покалывать, признак надвигающейся опасности, но мои телохранители выглядели невозмутимыми, поэтому я проигнорировала реакцию своего тела на парня, но не могла перестать смотреть ему в глаза. Что-то в них вызвало мурашки по всему телу. Многие люди не любили меня, но его чувства по отношению ко мне казались темнее и глубже.

Он резко повернулся и исчез в танцующей толпе, как призрак. Иногда мне хотелось сделать то же самое, просто исчезнуть на некоторое время в тени, в анонимности. Я еще раз взглянула на своих телохранителей, но они даже не обратили внимания на парня. А Амо? Он танцевал с двумя девушками по меньшей мере на пять лет старше его, которые выглядели готовыми сорвать с него одежду.

Я закатила на него глаза, продолжая танцевать в одиночестве, как обычно, окруженная запретом. Мужчины не приближались ко мне из-за страха перед отцом, а девушки держались на расстоянии, чтобы они могли порочить меня. Амо помахал двум девушкам и, пританцовывая, направился ко мне.

— Ты не должен составлять мне компанию, как будто я какая-то неудачница, — пробормотала я, но была рада его присутствию, которое многое говорило о моем дне и моей жизни в целом.

Необходимость полагаться на своего младшего брата в танце с тобой, была печальной во всех отношениях.

Амо пожал плечами.

— Ты единственный человек, с которым я могу быть самим собой, неудачница ты или нет.

Я снова закатила глаза, но мое горло сжалось от эмоций.

— Заткнись и танцуй!

Было почти два часа ночи, когда мы с Амо потащили наши уставшие задницы домой. Несмотря на три коктейля с шампанским, которые я выпила за ночь, я почувствовала себя разочарованно трезвой, как только легла в постель. Все мысли о Джованни и моем теперь удручающе незапланированном будущем вернулись в полную силу.

Я вспомнила парня, исчезнувшего в тени, и как в тот момент мне хотелось сделать то же самое, но я не из тех, кто убегает. Даже если эта жизнь часто была отстойной, я слишком благодарна своим родителям за то, что они сделали для меня.

Несмотря на мое настояние Амо не нервничать из-за разговора с мамой и папой, мой желудок сжался, утром спускаясь вниз. Я уже слышала, как разговаривают мама и папа, и время от времени звякают столовые приборы.

Войдя на кухню, они оба подняли головы. Мама лучезарно улыбнулась, выглядя так, словно они с папой только что завершили свой медовый месяц.

— Как прошло свидание? — спросила я без всякой необходимости.

— Чудесно, как обычно, — ответила мама, одарив папу одной из своих загадочных улыбок.

Его лицо всегда было наполнено огромной нежностью, что я поняла, почему у нас с Джованни ничего не получилось. Я стремилась к тому, что имели мама с папой, но в то время, как Джованни поклонялся земле, по которой я ходила, из-за того, кем я являлась, и кем являлся мой отец, он никогда не смотрел на меня так, будто он прошел бы сквозь огонь ради меня. Папа никому бы не позволил указывать ему, как любить маму. Он определенно не испугался бы ее отца.

— Марселла? — спросил отец, в его голосе послышались нотки беспокойства, а темные брови сошлись на переносице.

Позади меня послышались шаги, и вошел Амо, в спортивных штанах и больше ни в чем, похожий на разогретую смерть и щурящийся от солнечного света. Щетина на его щеках и подбородке все еще сбивала меня с толку, хотя волосы на его лице росли уже некоторое время.

На случай, если мама и папа еще не знали о нашей вечеринке в клубе, они узнают об этом сейчас. Амо едва заметно кивнул и со стоном сел на стул.

Выражение папиного лица стало суровым.

— Что я говорил тебе насчет выпивки?

— Я ожидаю, что ты будешь готовиться к тестам по математике, даже если у тебя болит голова, — добавила мама.

— Это моя вина, — сказала я, потому что Амо не выглядел так, словно в состоянии защищаться, и несправедливо, что он попал в беду из-за меня.

Папа откинулся на спинку стула с выжидающим взглядом.

— Я рассталась с Джованни, — выдавила я.

Мамины глаза расширились, она тут же вскочила и поспешила ко мне.

— Ох, Марси, мне так жаль. Что случилось? — она коснулась моей щеки.

Я была примерно на два с половиной сантиметра выше мамы, но ей все равно удавалось заставить меня чувствовать себя окруженной ее комфортом.

Папа, однако, выглядел так, словно готов выследить Джованни.

— Что произошло?

Его слова, даже если повторяли маму, имели совсем другое значение. Я видела, что он уже представлял себе все ужасные вещи, которые мог сделать Джованни, чтобы расстроить меня, и как заставить его десятикратно заплатить за свой проступок.

— Что он сделал?

— Ничего, — твердо ответила я.

В этом-то и была проблема. Я не могла сказать папе точные причины, по которым я порвала с Джованни, особенно потому, что именно по этим причинам отец, вероятно, выбрал его. Из-за этих причин папа дал добро на отношения с Джованни в первую очередь. Он умел читать людей и, наверное, за километр учуял, что Джованни слишком труслив, чтобы когда-либо прикоснуться ко мне.

Отец посмотрел на Амо так, словно надеялся, что мой брат докажет неверность моих слов, но Амо только пожал плечами, будто не имел ни малейшего понятия и предпочел бы умереть, чем еще раз страдать от похмелья.

Глаза мамы еще больше смягчились.

— Может, вы с Джованни сможете это исправить?

— Нет, — немедленно ответила я.

Если бы я вернулась к Джованни, это произошло бы только по привычке и потому, что я ненавидела перспективу неопределенного будущего, но это недостаточно веские причины для продолжения отношений.

— Я только что поняла, что не люблю его. И не хочу довольствоваться меньшим, чем то, что имеете вы.

Мама мягко улыбнулась.

— Иногда любовь требует времени. Мы с твоим отцом не были влюблены, когда поженились.

— Я знаю. Вы даже не принимали решения о свадьбе, но вам не потребовалось много лет, чтобы полюбить друг друга. Мы с Джованни вместе уже больше двух лет, но я не люблю его и никогда не любила.

Папа, наконец, тоже поднялся со стула.

— Должно быть, произошло событие, заставившие тебя осознать это.

— Не было ничего, пап. Честно. Я поняла это некоторое время назад, но не хотела сдаваться слишком быстро, особенно зная, что это может плохо отразиться на вас с мамой, если я разорву отношения и, что еще хуже, нашу помолвку. В некоторых отношениях Фамилья все еще застряла в Средневековье.

Мама кивнула, но папа все еще смотрел на меня так, как будто ожидал, что я дам ему более удовлетворительный ответ на его вопрос.

— Я поговорю с Джованни.

Мои глаза расширились в тревоге, имама предупредила:

— Лука, это решение Марселлы.

— Это ее решение, но я все равно должен поговорить с Джованни и посмотреть, что скажет он.

— В его защиту, ты имеешь в виду, — добавила я сердито.

Я любила своего отца и его заботу, но иногда это заходило слишком далеко.

— Это моя работа убедиться, что тебе не причинят вреда.

Я сорвалась.

— Но ты причина, по которой это не сработало в первую очередь! Поэтому, если желаешь найти ответ на свой вопрос, тебе нужно посмотреть в зеркало.

— Следи за своим тоном, — твердо сказал папа, затем нахмурился. — Теперь объясни. Я поддерживал твои отношения с Джованни. Разве нет? — спросил он, поворачиваясь к маме.

— После твоих первоначальных негодований ты был за отношения, да, — нейтрально сказала мама.

Амо подавил усмешку, но мне было далеко не весело.

— Ты был за Джованни из-за того, как легко ты мог его контролировать. Он всегда жаждал твоего одобрения. Ты мог быть уверен, что он никогда не сделает ничего такого, чего бы ты не хотел.

— Я не вижу проблемы.

— Конечно, ты не видишь. Но то, чего я хочу, должно иметь значение в отношениях, а не твои желания!

— Я тот, кто я есть, Марселла. Моя репутация распространяется даже за пределы наших кругов. Мало у кого хватает смелости пренебречь моими желаниями. Это то, с чем тебе придется смириться. Я даю тебе больше свободы, чем у большинства девушек, гораздо больше свободы, чем когда-либо было у твоей матери, но ты всегда будешь связана определенными правилами.

— Думаю, тогда мне просто придется найти кого-то, у кого хватит смелости противостоять тебе, — процедила я сквозь зубы.

— Язык, — сказала мама.

Я покачала головой и зашагала прочь.

— Завтрак еще не закончен, — напомнил мне папа, но я проигнорировала его.

Я направилась прямиком в свою комнату и упала на кровать, издав разочарованный крик. У кого хватит смелости пойти против воли отца? Джованни и все остальные солдаты Фамильи даже пытались предугадать невысказанные желания отца. Такой мужчина никогда не сделал бы меня счастливой. Но нормальные парни, которых я встречала в колледже, еще хуже. Они едва смотрели в мою сторону, потому что боялись, что папа начнёт преследовать их в стиле Аль Капоне. Они не знали никаких реальных фактов о Фамилье, но даже их воображение было достаточно ужасным, держа их на расстоянии вытянутой руки. Если бы они действительно знали, на что способен отец, они бы убежали в слезах. Нет, я никогда не смогла бы зауважать такого человека.

Я тупо уставилась в потолок. Может, кто-то из другой мафиозной семьи. Но у меня не было абсолютно никакого намерения переезжать на Западное побережье или становиться частью Каморры. На мой вкус, они были слишком сумасшедшими. А кто-нибудь из Наряда? С таким же успехом я могла бы просто всадить пулю в сердце папы.

Думаю, мне придется оставаться одинокой до скончания времён.

Раздался тихий стук, и вошла мама.

— Я могу с тобой поговорить?

Я кивнула и села. Я не хотела хандрить на кровати, как пятилетний ребенок. Мама присела на матрас рядом со мной и одарила понимающей улыбкой. Она всегда была понимающей. Я предположила, что она научилась этой особенности в браке с отцом.

— Ты в порядке?

— Да, — ответила я. На самом деле мне не было грустно из-за потери отношений с Джованни. — Мне просто жаль, что я не покончила с этим раньше.

Мама наклонила голову.

— Есть ли что-нибудь, что ты хочешь мне сказать, чего не можешь произнести при своем отце?

Я рассмеялась.

— Джованни ничего не сделал, так что мне не нужно его защищать. Папа, наверное, похвалил бы его за то, что он такой идеальный джентльмен.

Мама прикусила губу, явно борясь с весельем.

— Давай, смейся. Я все равно чувствую себя посмешищем, — пробормотала я. — Разве это так неправильно хотеть всего этого? Любви, страсти и кого-то, кто нравится папе... или, по крайней мере, кого он терпит?

— Может, после твоей свадьбы все наладится.

Я покачала головой.

— Джованни всегда будет стараться угодить отцу всем, что он делает.

— Полагаю, ты права.

— Тебе так повезло, что у тебя есть папа. Он тот, кого все боятся. Он никогда не пытался никому угодить. Он берет то, что хочет.

— Сначала я не была такого мнения. Я была в ужасе от твоего отца. Любовь и страсть требовали некоторой работы с обеих сторон.

— Как бы я ни старалась, я не могу представить, что ты боишься папы. Вы похожи на инь и ян, вы дополняете друг друга.

— Когда-нибудь ты найдешь этого особенного человека.

— Где?

— В том месте, где ты меньше всего этого ожидаешь.

Глава 5

Мы с Гуннаром ждали в фургоне, дым заполнял салон. С тех пор как мы покинули клуб, я курил почти без остановки. Сегодня тот самый день. Должен признать, что я нервничал, как девственник, пока ее вишенка не будет сорвана. Мы следили за Марселлой уже несколько недель, ожидая подходящего момента, чтобы похитить ее. К сожалению, меры безопасности, которые Витиелло принял для нее, были почти непробиваемые. Эрл терял терпение, но рискованный маневр только насторожил бы Витиелло и ничего бы нам не дал. Возможно, это наш единственный шанс. Я не стал бы все портить.

— Может, она вышла через другую дверь, — произнёс Гуннар.

Его седые волосы до плеч почти полностью выбились из конского хвоста из-за постоянного беспокойства. Я никогда не видел его таким нервным.

— Нет, — ответил я. — Машины все еще здесь. Позволь мне осмотреть окрестности.

Я выскочил из фургона и раздавил сигарету ботинком, прежде чем пошёл по тротуару. Я чувствовал себя голым без косухи, но надеть что-то, что связывало бы меня с Тартаром, было бы глупо и почти самоубийственно. Даже в гражданской одежде риск быть замеченным одним из телохранителей Марселлы все еще высок, но я чувствовал в своей крови, что сегодня тот самый день.

В конце концов, я заметил избалованную принцессу. Она разговаривала с пожилым мужчиной в мокасинах и горчично-желтом пиджаке, вероятно, профессором. Я даже не окончил среднюю школу, так что у меня не было большого опыта в подобных вещах, но он выглядел как человек, который слишком много времени проводил, уткнувшись носом в книги.

Ее телохранители держались на почтительном расстоянии, но все еще стояли слишком близко, чтобы мы могли схватить ее. У нас достаточно боеприпасов и оружия, чтобы захватить весь колледж, но мы хотели, чтобы все прошло, как можно более сдержанно. Мы не горели желанием, чтобы полиция оказалась у нас хвосте. Того, что Витиелло и Фамилья разжигали огонь у нас под задницами, было более чем достаточно. Не говоря уже о том, что Витиелло заплатил половине копов, так что они, вероятно, передали бы нас прямо ему, и тогда мы были бы трупами.

Я следил за Марселлой на безопасном расстоянии в кампусе. Я даже прихватил пару книг в библиотеке, чтобы выглядеть соответсвенно. Она изучала бизнес и маркетинг или делала вид, что изучает. Держу пари, ее папочка купил для нее диплом. Не то чтобы она нуждалась в высшем образовании, она вышла бы замуж за этого глупого жениха и стала бы трофейной женой, как все дамы мафии.

Я не видел Марселлу и ее парня-игрушку вместе больше недели, что необычно, но сегодня он вновь следовал за ней, как потерянный щеночек. Он мало что знал о девушках, если не видел, как ее раздражают его жеманные мольбы. Но его нытье в конце концов подействовало, и она последовала за ним к его машине для разговора. Конечно, у шикарного парня был невероятный кабриолет Мерседес. Фамилья просто купалась в деньгах.

Она приказала своим телохранителям отойти, и они остались у лестницы, ведущей в главное здание.

Я выпрямился и схватил телефон, отправляя Гуннару сообщение. Не сводя глаз с Марселлы и ее парня-игрушки, я подбежал к старому фургону и сел на пассажирское сиденье, где бросил книги. Медленно Гуннар направил машину к стоянке, где Марселла и ее жених, казалось, были втянуты в спор перед его элегантной машиной.

Ничто не могло лучше отогнать телохранителей, чем неловкая ссора между влюбленными птичками. Ее телохранители притворились, что не обращают внимания на ссору, явно смущенные этой сценой. Хорошо обученные собачки. Я надел свой серебряный кастет на случай, если жених Марселлы будет сопротивляться сильнее, чем выглядел.

— Ближе, — сказал я Гуннару, который направил машину к Марселле.

Она выглядела разъяренной. Вспыхнувшие щеки, выглядели совершенно поразительно на фоне ее фарфоровой кожи.

— Чертова Белоснежка, — пробормотал я.

Марселла из моих снов имела поразительное сходство с сердитой Марселлой из настоящего, только тогда у ее раскрасневшихся щек была совсем другая причина.

Гуннар бросил на меня любопытный взгляд, но я проигнорировал его. Марселла толкнула своего жениха в плечо и развернулась на каблуках, так что ее волосы ударили его прямо в лицо. После обиженного выражения лица он схватил ее за руку, и теперь все ее телохранители смотрели на него. У нас только один шанс. Скоро они вновь окружат принцессу, и у нас не будет ни малейшего шанса приблизиться к ней. Я распахнул дверь до того, как Гуннар остановился, и выскочил из фургона. Бросился к Марселле с полным туннельным зрением. Ее глаза поразили меня, а лицо изменилось от замешательства до понимания, а затем шока. Эти пухлые губы приоткрылись для крика. Ее телохранители побежали, вытаскивая оружие.

Гуннар выскочил из машины, поднял помповое ружье и выстрелил. Звук превратил мирный кампус в адскую дыру. Раздались крики, и люди бросились врассыпную, спасая свои жизни.

Их паника сыграла нам на руку. Они натыкались на телохранителей Марселлы, которые пытались добраться до нас, замедляя их. Я добежал до Марселлы и ее жениха. Он схватил свой пистолет, но я был быстрее и ударил его кулаком с кастетом в лицо. Из его носа и рта хлынула кровь, и он рухнул на землю. У меня не было времени отделаться от него, не сейчас, когда весь ад вырвался на свободу. Это всего лишь вопрос нескольких минут, прежде чем десятки солдат Фамильи присоединятся защищать свою принцессу. Я знал, что произойдет, если они доберутся до меня. Они доставили бы меня к Витиелло, и то, что он сделал с моим отцом, выглядело бы детской забавой по сравнению с тем, что он сделал бы со мной за нападение на его драгоценного отпрыска. Этого не случится.

Ничто не имело значения, когда я, наконец, схватил Марселлу за руку и дернул ее к себе. Ее широко раскрытые, потрясенные голубые глаза ударили меня, как кувалда. Ее глаза встретились с моими, не испуганные, только удивленные. Голубизна ее радужек подчеркивалась более темным внешним кольцом. По инерции она прижалась к моей груди. Облако ее экзотических духов, чего-то неуловимо сладкого, но и пряного, ударило в меня. Она ниже, чем я думал. Даже на высоких каблуках она доставала мне только до носа. Прежде чем она успела отреагировать, я прижал пропитанную хлороформом салфетку к ее рту. Ее веки опустились, и она прислонилась ко мне. Я перекинул ее через плечо и побежал к фургону. Гуннар все еще стрелял в телохранителей, у которых не было выбора, кроме как искать укрытие, даже если страх перед гневом Витиелло делал их безрассудными. Я положил Марселлу на погрузочную площадку фургона, прежде чем закрыть дверь и скользнул на пассажирское сиденье. По моему сигналу Гуннар прыгнул в машину и нажал на газ.

— Я зацепил одного из них.

Он протянул мне помповое ружье, и я взял его на случай, если мне придется иметь дело с преследователями. Вскоре кампус исчез вдали, и Гуннар направил машину в гараж, где мы сменили машину. Новый фургон с логотипом прачечной принадлежал члену семьи одной из старушек. Я сомневался, что Эрл сказал им, для чего мы будем его использовать. Ему было все равно, попадёт ли фургон в руки Витиелло, лишь бы наш план сработал. Незначительный сопутствующий ущерб.

Марселла не шевелилась, когда я переносил ее из одной машины в другую.

Еще спустя тридцать минут, когда я был совершенно уверен, что за нами никто не едет, я положил помповое ружье на пол. Белоснежка медленно приходила в себя, стонала и мычала так, что это напомнило мне сон прошлой ночи. Я повернулся на сиденье и посмотрел на нее. Доза, которой я ее отключил, была не очень сильной. Ее черные ресницы затрепетали на фоне бледной кожи. Я был почти на сто процентов уверен, что ее снимки были сильно отретушированы, но теперь, с близкого расстояния, я понял, что Марселла Витиелло была так же безукоризненно великолепна, как предполагали ее фотографии в Инстаграм и прессе. Пришлось подавить желание придвинуться ближе, прикоснуться к ней и узнать, такая ли на ощупь ее кожа гладкая, как кажется. Короткий миг, когда я схватил ее, пролетел в мгновение ока, и у меня не было времени обратить на это внимание.

Ее веки поднялись, и она посмотрела на меня пронзительно и бесстрашно. Я замер, ошеломленный интенсивностью ее взгляда, тем, как он схватил меня и не отпускал. К счастью, этот момент быстро закончился. Ее глаза закатились и закрылись, и я подавил вздох облегчения, освободившись от ее пронизывающего взгляда. Блядь.

Мы еще два раза сменили машины, прежде чем добрались до нашего нового здания клуба в лесу к северо-востоку от Морристауна. Мое сердцебиение начало замедляться, когда мы проехали через ворота из проволочной сетки. Я почти ожидал, что Витиелло и его солдаты нападут на нас. К этому времени Марселла уже шевелилась, все еще не придя в себя, но становясь все более настороженной. На этот раз я не совершил ошибки, посмотрев на нее снова.

Эрл ждал на крыльце старого фермерского дома, скрестив руки на груди. Он получил мое сообщение о нашем успешном похищении. Я выпрыгнул из фургона, подняв большой палец в направлении Эрла, и открыл дверь. Марселла сидела, поддерживая себя одной рукой. Откинула голову назад, смотря на меня, когда я возвышался над ней.

— Пора переезжать в твой временный дом, мисс Витиелло.

Я наклонился, чтобы поднять ее, но она поспешила назад.

— Не прикасайся ко мне своими грязными руками.

Она нацелилась пнуть меня в промежность, но я схватил ее за лодыжку, прежде чем она успела нанести реальный ущерб, и дернула ее в мою сторону. У нее не было никакого боевого опыта, так что мне не составило труда вытащить ее из фургона. Моя попытка опустить ее на землю, чтобы она могла идти самостоятельно, была сорвана, когда она нацелила еще один удар в мою голень.

— К черту это, сука.

Ее возмущенные голубые глаза поразили меня. Никто, вероятно, никогда раньше не называл ее сукой, и обычно я не бросался этим термином, но она действительно разозлила меня.

— Иди, или я перекину тебя через плечо, чтобы мои братья могли увидеть твою дерзкую задницу.

Она напряглась, что дало мне возможность поставить ее на ноги и схватить за руку, таща за собой. Марселла боролась с моей хваткой, но я только крепче сжал пальцы на ее предплечье, рыча.

— Прекрати.

Она вздрогнула, прежде чем ее рот сжался в тонкую, упрямую линию, но, по крайней мере, она, наконец, последовала за мной без борьбы.

Эрл спустился по трем ступенькам крыльца и встретил нас на полпути.

— Никто за вами не следил? — спросил Эрл, оглядывая Марселлу с головы до ног.

Она вздрогнула. Я не был уверен, было ли это из-за Эрла или потому, что она наконец-то узнала, кто мы такие. В отличие от нас с Гуннаром, Эрл носил свою косуху с большой надписью «МотоКлуб Тартар» сзади и поменьше спереди.

— Никто, не волнуйся. Мы были осторожны, — сказал я.

Я направился к дому, но Эрл поднял руку, останавливая меня.

— В собачью конуру, — приказал Эрл, резко кивнув в сторону ряда клеток, расположенных вниз по склону от дома.

Я колебался, мои брови сошлись на переносице.

Глаза Эрла предупреждающе заострились.

— Покажи шлюхе ее законное место.

Марселла напряглась, но когда я начал тащить ее к конуре, борьба вернулась в ее тело. В конце концов, с меня было достаточно, и я перебросил ее через плечо, как и обещал. Она была легкой, но то, чего ей не хватало в весе, она компенсировала гибкостью и ударами. Она попыталась разодрать мою шею и руки, каждый сантиметр кожи, который не был прикрыт одеждой.

— Ты пожалеешь об этом! Мой отец убьет тебя.

Стойко перенося царапанье ее ногтей, я пробормотал:

— Уверен, что он с удовольствием расчленил бы меня, но я не дам ему этого шанса.

Лай поприветствовал нас, когда мы добрались до собак. Они являлись одним из новых дополнений к собственности. Эрл никогда никуда не ходил без нескольких своих бойцовых собак.

— О Боже, — прошептала Марселла.

Возможно, она думала, что я ее не расслышал. Это, конечно, не предназначалось для моих ушей, но впервые я почувствовал ее страх и ощутил его в дрожи ее тела.

Это было странно, но я не испытывал никакого удовлетворения от ее горя.

Я отнес ее в единственную свободную конуру, несмотря на ее сопротивления. Ротвейлеры заполнили другие клетки, звери, которых мой дядя превратил в злобные боевые машины, которые подчинялись только ему, а иногда и мне. Их лай и рычание усилились при виде незнакомки.

Я бесцеремонно поставил ее на ноги, затем повернулся и захлопнул дверцу клетки. Собаки, окружившие ее конуру, прыгнули на решетку, рыча и брызгая слюной, когда их злобные глаза уставились на Марселлу, желая вцепиться в нее. Эрл зарабатывал хорошие деньги на собачьих боях, но ходили слухи, что он и в прошлом вот так расправлялся с предателями, но это было еще до меня.

Марселла вздрогнула и попятилась к стене собачьей конуры, сжимая одну из своих дорогих на вид черных туфель на высоких каблуках. Эрл наблюдал за всем с довольной улыбкой, прежде чем подошел ко мне. По какой-то причине, увидев ее в клетке, я испытал то же самое неприятное ощущение, которое испытывал всякий раз, когда видел тигра в зоопарке. Ей там не место, но дело не в моих неразумных чувствах, а в мести. Ее дискомфорт будет недолгим и ничем по сравнению с тем адом, в котором я жил после того, как ее отец убил моего.

— Лежать! — прошипел он, и собаки во всех конурах послушно легли. Он остановился рядом со мной, но смотрел только на девушку в клетке.

— Марселла Витиелло, наконец-то мы встретились.

— Я должна знать тебя? — надменно спросила она.

У меня было такое чувство, что она очень хорошо знала, кто мы такие. Ее реакция на куртку была слишком сильной. Она не могла быть настолько не обращающей внимания. Хотя я был уверен, что Витиелло сделал все возможное, чтобы превратить ее жизнь в гребаную сказку. Но даже ее зацикленный на покупках мозг принцессы должен был знать истории о нашем клубе и Фамильи.

— Быть может, ты и не знаешь, — сказал Эрл, пожимая плечами. Он повернулся, показывая ей символику «адской гончей» с нашим шрифтом. — Я президент клуба Тартар, и мы должны свести счеты с твоим отцом. К несчастью для тебя, мы намерены уладить это с твоей помощью.

Марселла скрестила руки на груди.

— Я не стану помогать тебе ни в чем. Твой план обречен. Мой отец убьет всех вас, как он должен был сделать давным-давно.

Очевидно, она не была слепа к, произошедшему. Внезапно, увидев ее в клетке, я перестал так сильно беспокоиться. Может, ей пойдет на пользу немного поспать с собаками.

— Давай посмотрим, как долго ты сможешь сохранять такое высокомерие. Наслаждайся нашим гостеприимством, — сказал он с хриплым смешком.

Кивнув мне, он повернулся и направился обратно к дому.

Марселла не шевелилась. Она все еще размахивала той единственной туфлей в руке. Ее ноги были босыми, так что, должно быть, она потеряла одну туфлю по дороге.

— Тебе здесь не понадобятся модные туфли, поверь мне, — сказал я, прислоняясь к решетке.

Она взглянула на свой высокий каблук, потом снова на меня.

— Я не доверяю ни тебе, ни другим деревенщинам.

— Деревенщинам? — я ухмыльнулся и спокойно достал сигарету из пачки в джинсах. — Не очень умно оскорблять людей, ответственных за твою безопасность. — я закурил сигарету, не сводя глаз с девушки.

Даже ее ноги были безупречны. Пальцы ее ног были выкрашены в красный цвет, вероятно, в каком-нибудь модном салоне красоты на Манхэттене. Такие девушки, как она, не делали себе маникюр, прическу или что-то еще. Они привыкли, что люди все делают за них. Избалованные до глубины души.

Я наконец оторвал взгляд от ее ног, не желая выглядеть каким-то извращенцем, любящий сосать пальцы. Марселла наблюдала за мной так же, как я наблюдал за ней. Ее лицо было маской самообладания, но глаза не могли скрыть страха. Это не принесло мне того удовлетворения, на которое я надеялся. Ее отца я хотел видеть в своих руках.

— Я даже не знаю твоего имени, — сказала Марселла, словно можно было ожидать официального представления.

— Мэддокс —Бешеный Пёс — Уайт.

Я внимательно наблюдал за ее реакцией на мое имя, особенно на прозвище. Если она и узнала, то не подала виду, но мое второе имя определенно привлекло ее внимание.

— Бешеный Пёс, — сказала она, качая головой с горькой улыбкой. Она щелкнула наманикюренными пальцами в направлении собак. — Значит, они твои?

Я усмехнулся.

— Думаешь, они называют меня Бешеным Псом, потому что я без ума от собак?

— Откуда мне знать о байкерском этикете, если среди вас вообще существует какой-либо этикет.

Я стиснул зубы.

— Бешеный Пёс, потому что мне неизвестен страх, как бешеному псу.

— Тогда ты никогда не встречался с моим отцом.

Я тихо рассмеялся, покачав головой, и ткнул носком своих черных ботинок в грязь. Если бы она только знала. Она с любопытством наклонила голову, но я не собирался рассказывать ей больше прямо сейчас.

— Почему я здесь? — спросила она почти надменно.

Я должен был признать, что она удивила меня. Я бы подумал, что сейчас она начнёт умолять и плакать, но до сих пор она сохраняла холодную маску, которой была печально известна. Может, в Марселле было больше от отца, чем мы с дядей думали.

— Как сказал мой дядя, из-за твоего отца и счетов, которые мы хотим свести.

Она покачала головой.

— Чего бы вы от него ни хотели, вы этого не получите.

— Мы хотим его жизни, и уверен, что мы ее получим, учитывая, что у нас в руках его драгоценная дочь.

Марселла взглянула на клетку слева от нее, где Сатана, любимая собака Эрла, сидела за решеткой и наблюдала за ней, как за следующим лакомством. Я никогда не понимал, почему он назвал самку Сатаной, но понимание рассуждений Эрла в любом случае было потрачено впустую.

Она сглотнула и вновь перевела взгляд на меня.

— Мой отец самый жестокий человек, которого вы когда-либо имели несчастье встретить. Единственное, что его волнует, это Фамилья.

Я усмехнулся.

— Ты действительно думаешь, что я в это поверю? Твой отец хорошо умеет сохранять свое холодное выражение лица ублюдка на публике, но ты и твоя мать смотрите на него с любовью. Если бы он вел себя с вами, как мудак за закрытыми дверями, вы бы так на него не смотрели.

За последние несколько недель я часами рассматривал фотографии Луки с его семьей. Интернет был переполнен официальными снимками, немногие из которых выражали какие-либо искренние эмоции, но несколько нежелательных фото папарацци показали чувства Марселлы и Арии к человеку, которого я ненавидел больше всего на свете. Каким-то чудом они, казалось, обожали его, и хотя он всегда держал свой холодное ублюдочное выражение на публике, у меня было чувство, что он, по крайней мере, защищал и был собственником по отношению к дочери и жене. Он начнёт действовать, когда она у нас в руках.

Марселла пожала плечами, пытаясь казаться пресыщенной, но вонзила свои накрашенные красным ногти в предплечья.

— Если ты так говоришь. Многие жертвы любят своих обидчиков и восхищаются ими.

Я затянулся сигаретой.

— Некоторые да. Но это всегда смешивается со страхом вызвать неудовольствие своего обидчика и оказаться в центре их гнева.

— Откуда тебе знать? — резко спросила она. — Ты специализировался в психологии?

Я натянуто улыбнулся ей. Ей не нужно было знать о моем прошлом больше, чем историю о смерти моего отца.

— Нет, в отличие от тебя, мне не дали привилегии поступить в колледж.

— Дело не может быть в деньгах. Держу пари, твой клуб зарабатывает кучу денег на наркотиках и оружии. Это прибыльный бизнес.

— Удивлен, что ты знаешь о деньгах больше, чем ценник на твоих модных туфлях.

— Я никогда не смотрю на ценники, — сухо сказала она, деликатно пожимая одним плечом.

Я действительно рассмеялся. У нее были зубки. Мне это нравилось. Я ожидал чего-то другого.

— Значит, твой отец делится с тобой своей работой?

Возможно, Марселла действительно могла бы быть полезна не только как материал для переговоров. Эрл стремился расширить наш бизнес, но Фамилья крепко держалась за наркотики и оружие.

— Нет, не делится. Это то, что знает каждый, у кого есть немного мозгов.

Я не мог сказать, лгала ли она. У нее хорошее бесстрастное лицо. И она определенно слишком самоуверенна для своего же блага.

Когда молчание между нами затянулось, она осторожно оглядела свою конуру.

— На случай, если ты ищешь туалет, он вон там. — я указал на ржавое ведро в углу.

— Я не буду использовать ведро, — сказала она с отвращением.

— Тогда ты можешь просто сходить на пол, как это делают собаки.

Она вновь посмотрела на клетку слева от себя, где Сатана теперь лежала в своей будке, пристально следя за Марселлой.

Рев нескольких мотоциклов подсказал мне, что скоро начнется празднование успешного похищения. С радостными криками и улюлюканьем несколько моих братьев по клубу направились к клеткам. Они хлопали меня по плечам и осматривали пленницу подозрительными глазами и грязными комментариями. Через несколько минут, в течение которых Марселла, казалось, пыталась исчезнуть в стене, они отправились в клуб.

Марселла еще крепче сжала свои предплечья, мельком взглянув на меня.

— И что теперь?

Я бросил сигарету на землю.

— Оставайся здесь и устраивайся поудобнее, а я пойду к своим братьям.

Через открытые окна доносилась громкая музыка в стиле кантри, и несколько парней фальшиво подпевали. Должно быть, они уже нашли самогон. Дверь клуба распахнулась, и оттуда, спотыкаясь, вышел Гуннар в наполовину расстегнутой рубашке и с бутылкой самогона в руках.

— Мэддокс, ты пропускаешь вечеринку, — крикнул он.

— Иду!

— Полагаю, вы празднуете мое похищение? — спросила Марселла, заправляя прядь волос за ухо.

Сегодня я впервые увидел, что ее волосы не идеально выпрямлены.

— Да, а также предстоящую мучительную смерть твоего отца, как только он обменяет тебя на себя.

Марселла удивила меня, когда оттолкнулась от стены и подошла ближе. Я прищурился и оторвался от решетки. Она была миниатюрной, на голову ниже меня, но иногда внешность обманчива. Улыбка, которую она послала мне, была ледяной.

— Наслаждайся вечеринкой, пока она длится, но не совершай ошибки, единственная смерть, которую ты отпразднуешь, это твоя собственная.

В этот момент Грей подъехал на своем байке.

— Наконец-то, Грей, тащи свою задницу. Твой старик искал тебя весь день, — крикнул Гуннар.

Грей кивнул мне, слезая со своего байка. Я покачал головой, гадая, чем он опять занимался. Его взгляд остановился на Марселле, и он поморщился. Его отношение к похищению не изменилось. У меня тоже, но мы должны идти на жертвы, если хотим заслуженной мести.

Гуннар обнял его за плечи и повел к клубу, хотя Грей выглядел так, будто предпочел бы провести вечер в собачьей конуре со мной.

Взгляд Марселлы метнулся от них ко мне.

— Твой брат?

Я наклонил голову, понимая, что она внимательно за всем наблюдает. Я не был уверен, как она узнала, что мы родственники. У нас обоих светлые волосы, но у Грея серые глаза нашей мамы, и его лицо мягче моего.

— Сводный брат, — сказал я.

Она кивнула, будто записывала информацию для последующего использования.

Я закурил еще одну сигарету и приподнял воображаемую шляпу, прежде чем направиться к зданию клуба.

— Наслаждайся свежим воздухом.

Она ничего не сказала, но я почти почувствовал ее яростный взгляд на своей шее.

В клубе вечеринка была в самом разгаре. Весть об успехе миссии быстро распространилась.

Все хотели хлопнуть меня по плечу и поздравить с успехом. Я только с усмешкой качал головой. Эрл подошел ко мне и протянул Будвайзер.

— Почему не празднуешь?

— Еще слишком рано, — крикнул я ему в ухо. — Мы выиграли битву, но не войну.

— Это важная битва, сынок. Пусть наши люди отпразднуют и почувствуют, что мы близки к победе в этой чертовой войне.

Я кивнул, затем сделал глоток пива, прежде чем позволил Черри, одной из новых клубных девушек, тереться об меня в очень откровенном танце. Мои мысли находились где-то далеко. Я не мог перестать думать о девушке, запертой в конуре снаружи. Она так долго была плодом моего воображения, что ее близость стала шоком для моего организма.

Как только я допил пиво, Грей сунул мне в руку бутылку самогона. Я сделал маленький глоток, а затем поставил его на стойку бара.

Я предпочитал оставаться трезвым, когда Марселла находилась в наших руках. Я бы не стал недооценивать Луку Витиелло. Этот человек был маньяком-убийцей с армией верных солдат в его руках, и он смертельно защищал свою семью. Похищение его дочери могло бы стать гвоздем во все наши гробы, если бы мы не разыграли все правильно. Эрлу следовало отложить празднование, даже если бы нашим братьям это не понравилось. Алкоголь и киски могут подождать, пока Витиелло не умрет.

Черри прижалась ко мне.

— Выглядишь скучающим. Давай поднимемся в твою комнату. Я знаю, как тебя развлечь.

Я позволил ей повести меня вверх по лестнице в мою маленькую комнату. Единственным предметом мебели были кровать и кресло, на которые я обычно бросал свою одежду.

Она толкнула меня на кровать и начала раздеваться. Я всегда был доволен девушками в клубе, но теперь я не мог перестать сравнивать их с Марселлой, блядь, Витиелло. И черт меня побери, Белоснежка играла в своей собственной лиге. Черри сбросила лифчик, но не поэтому мой член затвердел в джинсах. Образ холодных голубых глаз, черных волос и пухлых красных губ задержался в моей голове.

Мне нужно перестать фантазировать о Белоснежке, особенно теперь, когда она в пределах досягаемости.

Глава 6

Я наблюдала, как Мэддокс исчез внутри обшарпанного фермерского здания, уверенной походкой. Его приятели байкеры, вероятно, приветствовали его, как короля после моего похищения. Я двинулась к клетке, стараясь не обращать внимания на неодобрительное рычание собаки в соседней клетке и мой учащающийся пульс в ответ. Должно быть, не так давно прошел дождь, потому что от вони мокрой шерсти и мочи у меня сильно скрутило живот. Влажность и продолжительная жара только усугубляли ситуацию. Я старалась не думать обо всем, с чем соприкасались мои босые ноги на грязном полу. Я забралась на будку, поморщившись, когда осколки грубого дерева впились в мои ладони, и прижалась к грубой стене. Вокруг меня сгущалась тьма, отчего поза, казалось, еще более отчаянной. По привычке я полезла в задний карман за телефоном, но, конечно же, они от него избавились.

Папа всегда предупреждал меня об опасностях нашей жизни, но ни он, ни я никогда не думали, что до этого дойдет. Что меня действительно похитят.

Я содрогнулась. Это все еще казалось кошмаром.

Я не знала, который час. Должно быть, я потеряла свои часы, как одну из своих туфель, во время борьбы, но, наверное, прошло несколько часов с момента похищения. Мысль о том, что я находилась в отключке в течение нескольких часов, возможно, вызвала у меня ледяную дрожь по спине, задаваясь вопросом, что эти животные сделали за это время.

К этому времени папа уже должны уведомить. Мне интересно, сказал ли он маме. Он предпочитал скрывать некоторые темные темы от нас с ней, но мы не были глупыми и знали больше, чем он думал. И все же мне хотелось, чтобы был способ скрыть эту новость от мамы. Она сломается, если узнает. Мама никогда не была создана для этого мира.

А Амо? Он, вероятно, сделает что-то абсолютно глупое, даже более глупое, чем его обычные действия. Я улыбнулась, но вскоре глаза наполнились слезами. Я быстро моргнула, отгоняя их. Я не стану плакать. Вместо этого я упрямо смотрела вперед, в окружавший местность лес, прислушиваясь к звукам близлежащей дороги или человеческой жизни. Но кроме случайных птиц, прощающихся с заходящим солнцем и шелестом деревьев, я ничего не уловила — кроме шума из клуба.

Наступила ночь, и пение птиц стихло. Вой байкерской вечеринки усилился, и к нему время от времени присоединялся звук бьющегося стекла. Истощение, скорее эмоциональное, чем психологическое, но столь же сильное, овладело мной. И все же я не засыпала до тех пор, пока мое тело больше не выдерживало. Не с этими животными — собаками и байкерами — так близко.

Хрустнула галька. Я напряглась и села, когда парень лет двадцати, спотыкаясь, направился в мою сторону. Он был пьян и даже не мог идти прямо, но пристально смотрел на меня. Он столкнулся с решёткой, затем вцепился в неё, прижавшись лбом к щели, будто хотел протиснуться сквозь металл. Мои глаза метнулись к двери, которая была заперта, но что, если у него при себе ключи?

Он широко улыбнулся мне.

— Вот она. — он звучал так, словно пытался быть змеей, гротескно шипящую букву «о». — Прелестная принцесса.

Он раздевал меня жадными, прикрытыми глазами.

Мои руки задрожали еще сильнее, и я вцепилась в колени. Его взгляд метнулся к двери клетки. Я молилась, чтобы у него не было ключей. Может, он достаточно пьян, чтобы я могла одолеть его и убежать, но, может, он не был пьян, и он определенно сильнее меня. Он, спотыкаясь, направился к двери и подёргал ее, сначала слегка, потом сильнее. Я вздохнула с облегчением, когда его сердитая тряска у двери ничего не дала.

— Жаль. Возможно, позже, — сказал он с глупым хихиканьем.

Затем начал расстегивать ремень. Ему потребовалось две попытки, чтобы опустить собачку, и я с отвращением отдернула голову. Он собирался дрочить прямо у меня на глазах?

Но вскоре звук жидкости, ударившейся о стенку клетки, эхом разнесся в тишине. Несколько теплых капель попали мне на руки, и я издала крик отвращения, прижимаясь еще ближе к стене.

— Ты животное!

Раздались шаги.

— Денвер, ты придурок! — Мэддокс взревел и толкнул другого парня в грудь так сильно, что тот просто упал и пьяно рассмеялся, а затем замолчал.

Мэддокс был в своих мешковатых джинсах, но без футболки, шнурки его ботинок волочились по земле. В мягком свете с крыльца я разглядела, что у него на груди было несколько татуировок, одна из них, над грудью, череп, извергающий пламя. Тени подчеркивали выпуклости его мускулистого живота вплоть до дорожки волос.

— Черт, — прорычал Мэддокс и пнул неподвижного Денвера, чья голова упала набок. — Этот мудак потерял сознание и обоссался. — он повернулся ко мне, прищурив глаза. — С тобой все в порядке?

— Тебе какое дело? Ты запер меня в собачьей клетке, — мой голос стал гнусавым, борясь со слезами.

Я убрала руку от себя, гадая, как бы мне избавиться от мочи. Мой желудок сжался при одной мысли об этом.

— Я не знаю, — холодно сказал он и повернулся, чтобы уйти. — Спокойной ночи.

— Он помочился на клетку, и я немного испачкала руки, — поспешила сказать я, ненавидя отчаянные нотки в своем голосе.

Я никогда не впадала в отчаяние, по крайней мере, не перед незнакомыми людьми.

— Тупой придурок, — прорычал Мэддокс в сторону своего приятеля-байкера, который определенно не слышал его, прежде чем сказал мне: — Я принесу полотенце.

Он повернулся и зашагал по усыпанной галькой дорожке, ведущей к зданию клуба.

Я посмотрела на вырубившегося парня на земле, но он не шевелился. Пару минут спустя Мэддокс вернулся с полотенцем. Он протянул его мне через решетку. Я спрыгнула с будки, убедившись, что не приземлилась в мочу, и схватила полотенце. Оно было холодным и сырым. Я понюхала, не доверяя никому здесь, но уловила лишь слабый намек на моющее средство.

— Это вода и мыло, или ты ожидала, что я вручу тебе полотенце с большим количеством мочи? — сказал Мэддокс.

Он действительно казался оскорбленным. Какое он имел право обижаться? Это он сидит в собачьей конуре?

Я вытерла руки, бормоча.

— Откуда мне знать? Этот парень хотел пописать на меня, и ты, наверное, думаешь, что я этого заслуживаю, потому что я дочь своего отца.

Папа вызывал ненависть у многих людей, и, просто поделившись его кровью, я пожинала в свою сторону те же эмоции. Сила отца защитила меня от силы людской порочности, их страх всегда был сильнее неприязни. Теперь я осталась без защиты.

— Нет, то, что ты пленница, не значит, что с тобой следует обращаться как с грязью. Мне нужен твой отец, а не ты.

Я продолжала вытирать руку полотенцем, но вонь мочи с пола конуры забивала мне нос, так что я все еще чувствовала себя грязной.

— Значит, собачья клетка это твоя версия того, чтобы не обращаться со мной, как с грязью?

— Это решение клуба.

Я с любопытством наклонила голову.

— И где бы ты меня держал?

— У нас в подвале.

— Звучит великолепно.

Я протянула полотенце.

Он покачал головой, наблюдая за мной таким взглядом, который казался слишком личным.

— Оставь себе.

Я кивнула, затем обошла лужу мочи и забралась обратно на будку.

— Я попрошу кого-нибудь убрать это утром или, может быть, днем, в зависимости от того, когда все будут трезвыми.

У него едва заметный акцент, которому здесь не место, и который я не могла определить, но он определенно был южным.

— Ты понимаешь, что моему отцу было бы легко, если бы он напал на вас сейчас.

— Именно, но твой старик не имеет ни малейшего понятия о твоем местоположении. Мы только недавно переехали в этот клубный дом.

— Где мы находимся? — небрежно спросила я.

Мэддокс внимательно наблюдал за мной, и на его губах медленно появилась улыбка, отчего на правой щеке образовалась ямочка.

— По какой-то причине я думаю, что было бы ошибкой рассказывать тебе слишком много.

— Мэддокс! — позвал высокий женский голос.

Мэддокс вздохнул, глядя в окно, где голая девушка махала рукой.

— Твоя девушка ждет, когда ты развлечешь ее, — пробормотала я.

— Не моя девушка, но я должен идти, — сказал он.

Он схватил парня, лежащего на земле, и потащил его прочь.

Как только он оказался вне поля зрения и слышимости, я судорожно вздохнула. Слезы подступили к глазным яблокам. Я недостаточно сильна, чтобы сдержать их.

Сидя в темноте, слушая ворчание, вой и лай собак вокруг, тихие слезы текли по щекам. Было не холодно, но я не могла унять дрожь. Я всегда знала, что бизнес отца опасен, но это была лишь отдаленная опасность, несмотря на то, что телохранители следили за каждым моим шагом. Теперь они мертвы. Либо байкеры убили их, либо папа сделал это в тот момент, когда узнал, что они позволили меня похитить. Я их не винила. Джованни так сильно вывел меня из себя, пока я не приказала телохранителям уйти, чтобы поговорить с ним наедине и отвязаться от меня. Папа не пришёл бы к такому мнению. В ярости он обвинил бы моих телохранителей, а меня не было рядом, чтобы сказать ему обратное и взять вину на себя.

В конце концов я вытерла слезы и тупо уставилась в темноту, прислушиваясь к случайным воплям байкеров, когда они напивались все больше и больше. Огромная собака слева начала расхаживать, навострив уши. Она поскребла пол, а затем свернулась калачиком. Несмотря на мой страх перед собаками, мне было жаль их за то, что они проводили свою жизнь запертыми в маленькой клетке.

Как долго я здесь пробуду? Может, папа и Маттео уже в пути, чтобы спасти меня. Я молилась, чтобы это было так. У меня не было желания выяснять, что эти байкеры задумали для меня. Мэддокс мог бы спасти меня от того, чтобы на меня помочились, и притвориться, что со мной будут обращаться прилично, но пока все указывало в другом направлении.

Моя красота всю жизнь была оружием, чем-то, что запугивало других без оружия и насилия, но теперь она стала обузой. Я находилась в раннем подростковом возрасте, когда поняла, как выгляжу глаза многих мужчин, и вскоре научилась использовать это в своих интересах, но сейчас...

После того, как я позволила себе слёзы, я пообещала себе быть сильной, чтобы выбраться из этого живой. Папа сделал бы все, ради моего спасения, но мне нужно убедиться, что он и Маттео не убьют себя, пока они это делали. Я должна придумать способ облегчить ему задачу или, может, даже сбежать. Эти байкеры были не самыми яркими свечами на торте. Я должна найти способ обмануть их и суметь убежать.

Мои веки вскоре отяжелели, но я заставляла их открываться, пока они не начали яростно гореть. Собаки сопели в конурах рядом с моей, вероятно, мечтая о том, чтобы я стала их следующей едой.

Фигура вышла из дома задолго до того, как вечеринка улеглась.

Я узнала Мэддокса, когда он прислонился к крыльцу, освещенный светом из окон. Он был самым высоким из всех байкеров. Время от времени кончик его сигареты вспыхивал. Даже не видя его глаз, я могла сказать, что он наблюдал за мной. Это из-за ощущения покалывания. То, что я почувствовала в клубе, где впервые увидела его.

Мэддокс Уайт.

Я знала, кто он. Папа никогда не делился темными сторонами своей жизни со мной или мамой, будто мы не могли справиться с ними, потому что были женщинами. Мама не хотела знать, и я никогда по-настоящему не пыталась узнать больше, потому что это казалось бесполезным. Это только еще больше возбудило бы мой интерес и заставило бы меня возмущаться тем фактом, что я никогда не смогу стать частью бизнеса еще больше. Тем не менее, я слышала историю о байкерах в Нью-Джерси, которых мой отец уничтожил в одиночку. Я следила за тем, чтобы все время держать глаза и уши открытыми, и эта резня все еще была популярной темой среди членов мафии на светских мероприятиях. Поскольку большинство мужчин старались быть чрезвычайно забавными рядом со мной, производя на меня впечатление, подобные истории всегда достигали моих ушей.

Я глубоко вздохнула и прижалась к шершавой стене. Мои пальцы болели от того, как сильно я сжимала туфлю. Мэддокс был сыном одного из убитых байкеров. Должно быть, он действительно ненавидит папу, поэтому я еще меньше доверяла его дружелюбию. До сих пор я не пыталась обдумать их план мести. Это только заставило бы меня нервничать еще больше, но наличие четкого представления о том, что может произойти дальше, может означать разницу между побегом отсюда живой или в гробу.

Мой пульс участился от осознания того, насколько я близка к смерти. Всю мою жизнь возможная угроза моей безопасности висела у меня над головой, как дамоклов меч, но она всегда была абстрактной, никогда не была чем-то осязаемым, за что я могла ухватиться. Теперь тревоги папы воплотились в реальность, и мое раздражение из-за его настойчивости постоянно держать меня под строгой охраной казалось детским и наивным. Возможно, было бы хорошо подготовить меня таким же образом, как он подготовил Амо, действительно показать мне опасности нашего мира. Теперь я столкнулась с ними без особой подготовки.

Эти люди хотели моего отца, но, чтобы заполучить его, они, конечно, не постеснялись бы причинить мне боль. У меня никогда в жизни не было шрама. Я молилась о том, чтобы у меня хватило сил сохранять достоинство, даже столкнувшись с пытками. Я хотела, чтобы моя семья гордилась мной. Эти байкеры жаждали запятнать фамилию Витиелло, но я сделаю все возможное, чтобы помешать им. Я должна верить, что во мне больше от моего отца, чем он когда-либо хотел для меня.

У меня не было никакого оружия, кроме одного. Амо всегда говорил, что моя внешность смертоносна. Я должна надеяться, что смогу доказать его правоту.

Глава 7

Несмотря на пронизывающую мозг усталость, я не мог заснуть даже спустя долгое время после того, как мои братья по клубу поддались алкогольному сну. В конце концов я бросил попытки и провел ночь на крыльце, наблюдая за сгорбленной тенью Марселлы на будке, чувствуя, что она тоже не сводит с меня глаз. Время от времени уханье совы или драка енотов нарушали мирную тишину. Лишь малая часть причины моего дежурства заключалась в том, чтобы убедиться, что никто из людей моего дяди не поднимет руку на нашу пленницу, особенно после животного поведения Денвера и справлении нужды в конуру Марселлы. Другая причина заключалась в моем желании побольше узнать о Марселле Витиелло, а через нее о ее отце. Фамилия Витиелло так долго преследовало мою жизнь, что казалось глупым упускать возможность узнать больше об этой семье.

Когда первые туманные лучи солнца выглянули из-за верхушек деревьев, я бросил сигарету в пепельницу, оттолкнулся от крыльца и направился к собачьим клеткам. В глубине души я знал, что мне следует держаться подальше от Белоснежки. Во-первых, я называл ее Белоснежкой, а во-вторых, я не мог перестать думать о ней.

Она сидела на будке, подтянув ноги к груди и положив подбородок на сложенные на коленях руки. Ее глаза были стеклянными и красными. Должно быть, она плакала. Было слишком темно, чтобы я мог что-то разглядеть. При мысли о ее слезах мне стало не по себе. Марселла не тот человек, которого я хочу запереть в клетке и провести через ад. Она всего лишь приманка для гораздо более крупной добычи.

Ее каблук упирался в будку рядом с ней. Ведро было задвинуто в угол, как можно дальше. Но даже, если она обладала стальной волей, потребности ее тела, должно быть, одержали верх в течение ночи. Дерево будки было темным там, где на него попала моча Денвера.

Заметив меня, она выпрямилась и села, скрестив ноги, ее спина была прямой, как шомпол. Ее блузка помята, а брюки покрыты грязью, но ей все равно удавалось выглядеть так, как надо. Дерьмо. Эта девушка все еще умудрялась выглядеть пресыщенной и похожей на чертову светскую девушку в гребаной конуре.

Собаки заскулили и запрыгали у клеток, жаждая еды. Но это работа Грея, а не моя. Я подозревал, что он все еще страдал от похмелья после нашей вчерашней вечеринки. Я бы послал одного из членов клуба, чтобы он все убрал позже.

Я остановился перед клетками, несколько минут молча разглядывая девушку внутри. К сожалению, Марселла просто смотрела на меня в ответ, скрывая свой дискомфорт, если она его и испытывала.

— У тебя красные глаза. Ты плакала?

— У меня красные глаза, потому что я всю ночь боролась со сном. Я не закрою глаза, когда вокруг так много отвратительных животных. — она сделала паузу, подчеркивая сказанное. — Не говоря уже о собаках.

Я улыбнулся.

— Твои оскорбления жемчужина для меня.

Она соскользнула с будки элегантными ногами балерины, стараясь держаться подальше от пятен мочи, и схватила свою туфлю. Мне пришлось подавить веселье по поводу ее настойчивости держать эту туфлю поближе.

— Я не отправлюсь на поиски второй туфли, какими бы дорогими они ни были. И никого не волнует, как ты выглядишь. В ближайшее время тебе не понадобятся модные туфли.

Не говоря уже о том, что девушка выглядела как секс-бомба даже в своей разорванной одежде. Она, наверное, все еще выглядела бы, как гребаная модель в мешке из-под картошки.

Марселла ухмыльнулась и подошла ко мне, ее бедра покачивались из стороны в сторону самым завораживающим образом, прежде чем она остановилась рядом с решеткой. Прошлой ночью, когда я застал Денвер писающего у будки, я на мгновение увидел за ее высокомерной маской, но теперь выражение ее лица вновь стало стальным.

— Тебе не все равно, судя по тому, как ты продолжаешь меня разглядывать. Я думала о тебе всю ночь...

Я приподнял бровь.

— Я не освобожу тебя для быстрого перепихона, независимо от того, насколько хорошо ты трахаешься. Но попытка неплохая.

Ее губы сжались.

— Я лучше буду спать в конуре с этими собаками, чем пересплю с тобой. Но могу сказать, что ты много об этом думал.

В ее глазах было столько высокомерия, что пришлось подавить желание распахнуть дверь и прижать ее к себе, чтобы она заткнулась.

— Рано утром я поняла, где видела тебя раньше. В клубе несколько недель назад. Ты смотрел на меня так, как смотрят все мужчины, будто готов был продать свою левую почку за ночь со мной.

Я схватился за прутья, посмеиваясь.

— Черт, ты чертовски тщеславна. Я наблюдал за тобой, потому что искал возможность похитить тебя.

Марселла ухватилась за прутья под моими пальцами, наклонившись вперед, так что наши лица стали намного ближе. Верхние пуговицы ее шелковой блузки были оторваны, открывая мне вид на ее декольте и соблазнительную выпуклость груди. Я оторвал взгляд, но встретился с ее душераздирающими глазами. Я никогда не видел таких голубых глаз, как у нее, но с более темным кольцом вокруг них, никогда не видел такой безупречной кожи, почти перламутровой, особенно на фоне ее черных волос. Словно она действительно материализовалась из сказки. Из очень грязной, взрослой сказки. Действительно, Белоснежка.

— Но не из-за этого ты не мог оторвать от меня глаз. Я знаю, какое у тебя было выражение лица. Ты можешь отрицать это сколько угодно, но держу пари, что ты фантазировал обо мне после той ночи.

Я хотел, чтобы она ошибалась. Но девушка оказалась права. Она была настолько великолепна, что даже после ночи в конуре без доступа в ванную, по сравнению с ней разодетые девушки в клубе выглядели, как крысы из сточной канавы.

— Твоя красота не вытащит тебя отсюда, и не спасет.

Ее улыбка стала шире, будто она знала лучше, будто она была абсолютно уверена, что ее спасут.

— Даже твой отец не найдет это место, если ты на это надеешься. Он не сможет тебя спасти, — продолжил я.

— Мой отец собирается спасти меня. Он собирается убить всех, кто встанет у него на пути. Каждого мужчину, каждую девушку из клуба, даже твоего младшего брата. Он убьет их так жестоко, как только сможет, а мой отец самый умелый человек, когда дело доходит до жестокости, Мэддокс. Ты будешь смотреть, как они все истекают кровью у твоих ног, а их внутренности разбросаны по полу, как конфетти. Грей умрет, и в последние мгновения своей жизни ты будешь слушать его крики и чувствовать себя виноватым за то, что навлек это на него и на себя.

Ее слова застали меня врасплох, особенно горячность и ярость в них. Эта девушка не выглядела так, словно уклонялась от грязной стороны жизни, но я сомневался, что она когда-либо видела кровь и смерть, конечно, не так, как я.

Ее слова также показали, насколько внимательной она была на самом деле. Увидев, как мы общаемся всего мгновение, Марселла уже поняла, что я очень защищаю Грея, и пыталась сыграть на моем беспокойстве за него. Она была хороша и более опасна, чем я думал. Я должен быть осторожным с ней по нескольким причинам.

— Думаешь, что знаешь все, не так ли? Но ты не знаешь, Белоснежка, — прорычал я. Брови Марселлы поползли вверх. — Я знаю, насколько умелый твой отец. Ты только слышала истории, но я видел его в действии. Я видел, как он расчленил и содрал кожу с моего отца и его людей, когда я был маленьким мальчиком. Я стоял на коленях в их крови, пока твой отец продолжал кромсать их трупы, как чертов маньяк. Я обмочился в штаны, испугавшись, что он найдет меня и тоже прикончит. Я все еще слышу эти крики в своих кошмарах. И ты хочешь сказать мне, что я не знаю, на что способен твой отец?

Впервые мои слова пробились сквозь ее холодную красивую маску. Ее лицо смягчилось от осознания, затем понимания и, что еще хуже, сострадания.

Вид более мягких углов ее лица ударил меня, как кулак в живот.

Я слышала истории, бесчисленные версии событий. Если люди моего отца рассказывали эту историю, они прославляли его и его поступки, как будто он был сверхчеловеком. Если посторонние шептали истории приглушенными голосами в моем присутствии, даже их слова все еще звучали с уважением и болезненным очарованием. Я гордилась всякий раз, когда сталкивалась с этой историей. Теперь, впервые в своей жизни, я не испытала гордости. Впервые я увидела другую сторону медали, очень кровавую, болезненную правду.

Слова Мэддокса были злобными, но я видела боль, которую воспоминание вызвало в его голубых глазах. Я не хотела представлять, как ужасно, должно быть, было маленькому мальчику наблюдать, как убивают его отца, особенно таким жестоким способом.

Я скрывала свои чувства, не желая испытывать жалость к человеку, похитившему меня. Какой бы жестокости он ни подвергался в детстве, это не оправдывало его поступков сейчас.

— Тогда ты должен быть благоразумен и отпустить меня, прежде чем мой отец доберется до тебя, — сказала я.

Мэддокс отступил от решетки.

— Я всю свою жизнь ждал шанса убить твоего отца. Ничто не отнимет этого у меня. Ничего.

В глазах Мэддокса не было и тени сомнения. Он выполнит свой план, и весь клуб, казалось, поддержит его. Смерть моего отца была их единственной целью. Они не остановятся ни перед чем.

— Значит, твои друзья байкеры готовы умереть, ради твоей мести?

— Это не просто моя месть. Каждый из нас жаждет мести. Твой отец убил целый орден. Мой дядя потерял своего брата. Никто из нас не успокоится, пока счет не будет сведен, и мы все готовы умереть за это.

— Вы умрете, — сказала я, пожимая плечами, звуча уверенно, даже когда я не была.

Папа был могущественным, но он мог действовать, не задумываясь, когда дело касалось меня. Он не обладал никакими слабостями, кроме любви к своей семье. Он не стал бы прислушиваться к голосу разума, если бы на кону стояла моя жизнь. И, мама, человек, который обычно мог урезонить его, когда он впадал в бешенство, вероятно, был не в состоянии ясно мыслить.

— Месть пустая трата времени и энергии, — солгала я.

Мэддокс дерзко улыбнулся. Я должна была признать, что удивилась его ровным белым зубам и приятному запаху. По какой-то причине я всегда представляла байкеров немного потрепанными, с немытыми волосами, спутанными от их вонючего шлема, и желтыми зубами. Даже его волосы казались гладкими, как шелк, падая на глаза. Он убрал их назад, привычка, которую я заметила ранее.

— Ты используешь отбеливатель, чтобы сохранять свои зубы такими белыми? Со всем тем курением, которым ты занимаешься, это кажется единственным способом для тебя иметь красивые зубы.

Мэддокс с недоверчивым видом покачал головой, и у него вырвался смешок.

— Черт, только ты можешь думать о чьих-то зубах, находясь в плену у смертельного врага твоего отца.

Он прислонился к решетке, и я попыталась увидеть в нем человека, которого я могла бы встретить в клубе, а не моего врага и похитителя. Тогда он был бы вне досягаемости, с его татуировками и наследием, не относящимся к Фамилье, и поэтому я бы не бросила на него второй взгляд, который бросила на него сейчас, но он не был жестким в глазах с его остроугольным лицом, голубыми глазами и высоким, мускулистым телом. Темные джинсы, белая футболка и чёрная кожаная куртка действительно работали в его пользу, даже когда я никогда не была девушкой, которой нравился повседневный образ.

Разыграть единственную карту, которая у меня была, используя мое лучшее оружие, с ним было бы вполне возможно. Если бы это был любой другой байкер, даже моя жизнь на кону, не смогла бы заставить меня флиртовать с ними. Но с Мэддоксом...

Он разглядывал меня с первого момента, как увидел, и не только, как пленницу. Желание парня было мне знакомо, по крайней мере, на расстоянии. И Мэддокс желал меня. Не так сильно, как желал мести. Ещё нет.

— Я больше ничего не могу сделать, — сказала я, мой голос был менее враждебным, более мягким и почти игривым.

— Ты могла бы плакать и молить о пощаде.

— Это что-нибудь изменит? — сухо спросила я.

— Нет.

— Я не люблю тратить свое время впустую, — сказала я. — Жизнь слишком коротка, чтобы не заниматься тем, что нам нравится...

Он улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка, которая на самом деле была не ямочкой, а шрамом.

— Тогда зачем ты тратишь свое время, флиртуя со мной, избалованная принцесса? Возможно, ты думаешь, что я животное, но мой член не управляет шоу. Извини, что разочаровал тебя. — он приподнял воображаемую шляпу и отступил от решетки, улыбка исчезла, а глаза стали более бдительными. — Держи ноги на месте и не флиртуй с моими братьями по клубу, они могут взять больше, чем ты предлагаешь. Но, если ты будешь держать голову опущенной, то скоро вернешься домой без единого волоска. Твое наследство гарантирует тебе жизнь, полную походов по бутикам после того, как ты вытрешь слезы из-за смерти своего папочки.

Я подавила свою ярость.

— Думаешь, смерть моего отца осушит твои слезы из-за потери своего отца?

Он прищурил глаза.

— Я не просто потерял своего отца, его оторвали от меня самым варварским способом.

— И ты думаешь, что, будучи варваром, ты почувствуешь себя лучше.

— Речь идет не о том, чтобы почувствовать себя лучше, а о мести.

— Но, если ты убьешь моего отца, ты не причинишь ему вреда. Мой отец не боится смерти. Если хочешь отомстить, тебе нужно причинить ему боль, как он причинил тебе.

— И как я могу причинить ему боль?

Я горько улыбнулась. Если Мэддокс действительно хотел отомстить, он должен причинить боль мне.

Мой отец пострадал бы самым ужасным образом, если бы я заплатила за его грех прошлого. Мэддокс наклонил голову.

— Полагаю, что причинение тебе боли сделало бы свое дело.

Я ничего не ответила. Я не совсем понимала, что я здесь делаю. Я хотела освободиться как можно скорее, но, зная папу, он без колебаний обменяет меня на себя.

— Ты не та, кого мы хотим. У меня нет абсолютно никакого желания причинять тебе боль. Твой отец заплатит, а не ты.

Слова прозвучали окончательно.

— Если ты убьешь моего отца и позволишь мне жить с чувством вины за то, что я стала причиной его смерти, я заплачу за его грехи.

— Но, если я причиню тебе боль, чтобы заставить страдать твоего отца, ты тоже заплатишь за его грехи, только более болезненным способом.

— Думаю, я заплачу в любом случае, — тихо сказала я. — Но ты ошибаешься, физическая боль не будет более болезненной.

— Если ты не испытывала ни того, ни другого, ты не можешь быть уверена.

— Думаю, я скоро узнаю.

— Ты не испытаешь физической боли, пока будешь здесь, но я не могу избавить тебя от горя из-за того, что стала причиной смерти твоего старика, — пробормотал он. Он засунул большие пальцы в карманы джинсов. — Может, это утешение знать, что он заслуживает того, что мы для него запланировали.

Мой желудок сжался, когда разум представил ужасные подробности.

— Мэддокс, — тихо сказала я. — Такие люди, как ты и он, всегда заслуживают смерти. В какой-то момент взаимное убийство должно прекратиться. Если ты убьешь моего отца, мой брат и дяди будут мстить.

Маттео любил моего отца, а Ромеро уважал Луку и был ему почти, как брат. Они не успокоятся, пока каждый байкер не найдет болезненный конец.

— Я живу ради мести.

— Кажется, что жизнь бессмысленна, если она наполнена только желанием отомстить.

— Для меня достаточно.

— Будут ли твои братья по клубу, и дядя оплакивать тебя так же глубоко, как моя семья будет оплакивать моего отца? Будет ли кто-нибудь так же сильно скучать по тебе, потому что любил тебя всем сердцем?

Он одарил меня суровой улыбкой.

— Боюсь, у меня больше нет времени на болтовню. Хорошего дня.

Не ответив, он дал мне ответ, которого я ожидала.

— Так я и думала.

Он наклонил голову в знак прощания и повернулся, не сказав больше ни слова. Я определенно попала в слабое место. Движение на крыльце привлекло мое внимание. Другой байкер, намного старше Мэддокса, с черными с проседью волосами до плеч, наблюдал за мной. Мурашки побежали по моей коже при взгляде в его глаза.

Мэддокс прошел мимо него по пути в клуб, сказав ему что-то, что заставило мужчину на мгновение отвести от меня взгляд.

Но моя отсрочка была недолгой. Вскоре его жадный взгляд вернулся ко мне, и теперь Мэддокс исчез. Я могла только надеяться, что мои слова не заставили его уйти. У меня возникло чувство, что он мой лучший выбор, чтобы пройти через это невредимой.

Глава 8

Коди продолжал наблюдать за клетками, как волк на охоте. Он не сводил глаз с Белоснежки, ощущая легкую киску. Он никогда не имел большого представления о значении согласия.

Я остановился рядом с ним на крыльце.

— У тебя нет дел поважнее, чем пускать слюни по девчонке Витиелло?

Он усмехнулся.

— Не я провожу половину своего утра, сплетничая с этой киской.

— Я пытаюсь собрать информацию от нашей пленницы, пока она в наших руках, — лгу я.

Это был первоначальный план, но всякий раз, когда я оказывался рядом с ней, любые тщательно продуманные планы испаряются.

— Какого рода информацию? Сколько членов она может взять в свой грязный рот?

— Просто держись от нее подальше. Мы оба знаем, что у твоего члена своя собственная жизнь.

Я вошел в клуб, и меня сразу же поразил запах дикой вечеринки. После нескольких часов на свежем воздухе от вони я чуть не потерял сознание. Грея вырвало в ведерко со льдом, а кто-то еще помочился в пивную бутылку. Это, смешанное с запахом дюжины потных тел, было мощной смесью.

Я застал Эрла уже на ногах, он сидел в своем кресле за нашим столом для совещаний и курил сигару. Он мог довольно хорошо пить после десятилетий тренировок. На столе лежала полуголая девушка и крепко спала.

— Ты рано ушёл с вечеринки, — сказал он, не потрудившись выпустить дым изо рта.

— У меня было достаточно вечеринок, чтобы хватило на всю жизнь, и я все еще не думаю, что у нас есть причина праздновать прямо сейчас.

— Когда я был в твоем возрасте, я не говорил «нет» вечеринке или киске.

— Значит, ничего не изменилось, — сказал я с усмешкой.

Он усмехнулся, затем закашлялся и, наконец, убрал сигару.

— Что сказала эта сука? Она плакала и умоляла тебя отпустить ее?

Я отрицательно покачал головой.

— Она слишком горда. В ней больше от отца, чем я думал.

Выражение лица Эрла потемнело.

— Посмотрим, как долго она сохранит высокомерие Витиелло.

Что-то в тоне Эрла заставило меня встревожиться. Если ему кто-то не нравился, по-настоящему не нравился, этому человеку лучше держаться от него подальше.

— Когда ты собираешься попросить Витиелло произвести обмен? Я хочу покончить с этим и, наконец, добраться до самого Витиелло.

Эрл никак не отреагировал, только покосился на сигару в своих руках.

— Это все еще план, верно?

После моего первоначального нежелания участвовать в похищении Эрл настоял, чтобы мы оставили Марселлу, как можно на более долгий срок. Теперь он, казалось, вновь надел свою мыслительную шляпу, и это никогда не было хорошим признаком.

— Да, но это было бы слишком просто, и это последнее, что я хочу дать Витиелло — легкий выход из этого. Он должен эмоционально пострадать, прежде чем мы действительно разорвем его на части.

Я последний человек, который хочет избавить Луку Витиелло от боли в любой форме. Он должен страдать, как можно больше за то, что разрушил мое детство.

— Мы прошли через много дерьма, но нам нужно оставаться на верном пути, иначе мы рискуем вновь получить пинка под зад. Уверен, что этот мудак уже настрадался после новостей о похищении его дочери.

— Одна ночь. Это ты называешь настрадался? Ты писал в свои чертовы штаны каждую ночь в течение первых трех месяцев, что жил со мной. Это страдание, Мэд. Пусть Витиелло обмочится от страха за жизнь своей драгоценной дочурки. Как только он приползет, мы все равно сможем обменять ее на него и замучить его до смерти.

По голосу Эрла было ясно, что для него дискуссия окончена, и, поскольку он упрям, как осел, я знал, что продолжать разговор бесполезно.

Раздался мужской крик, за которым последовали проклятия и крик боли Марселлы.

— Что теперь? — раздраженно пробормотал Эрл, вставая с кресла, но я уже выходил из комнаты.

Я вылетел из клуба, бросив взгляд на собачью конуру, откуда доносился шум. Собаки громко лаяли, прыгая по клеткам, но мои глаза были прикованы к клетке Марселлы. Коди стоял внутри, схватив Марселлу за руку и тряс ее.

Он так сильно ударил Марселлу по лицу, что она с визгом упала на пол. Я бросился по дорожке в клетку и взял его за руку, не давая ударить ее.

— Что, блядь, здесь происходит? — я зарычал.

Марселла села на пол, дотронувшись до своей ярко-красной щеки. По тому, как она сжала губы, я мог сказать, что она боролась со слезами.

— Ответь мне, — прошипел я, встряхивая Коди.

Он отмахнулся от меня и схватился за голову, где у него сильно кровоточила рана на линии роста волос. Он сделал движение, будто хотел вновь замахнуться на нее, но я толкнул его к решетке.

— Что здесь произошло?

Почему, черт возьми, мне никто не отвечал?

— Эта шлюха напала на меня своей ебаной туфлей, — кипел Коди.

Я проследил за его указательным пальцем в сторону каблука на грязном полу и чуть не расхохотался.

— Это Лабутен, а не какая-нибудь туфля, —

надменно произнесла Марселла, все еще держась за щеку, но уже не казавшаяся близкой к слезам.

Я понятия не имел, что это значит. У меня было ровно две пары обуви.

Я послал ей убийственный взгляд.

— Тебе лучше заткнуться.

Коди был мстительным мудаком. Провоцирование его не только сделало бы ее жизнь намного сложнее, но и мою, если я хотел убедиться, что она выйдет из этого невредимой. Эрл стоял на крыльце, наблюдая за происходящим. Я не был уверен, какова его точка зрения, так что он, вероятно, не стал бы оберегать Марселлу. Ирония судьбы заключалась в том, что мне выпало защищать дочь моего злейшего врага.

— Что ты делал в ее клетке?

— Я должен был покормить ее. Эта киска не заслуживает еды, если спросишь меня.

— Тебя никто не спрашивает, Коди. В следующий раз тебе лучше быть повнимательнее, пока она не выколола тебе глаз, — сказал я ему. — Или еще лучше, позволь мне или Грею заняться кормёжкой.

Я предпочитал, чтобы Коди держался подальше от нее. В конце концов он не сможет удержать свой уродливый член в штанах. Мне действительно не хотелось добавлять такое дерьмо в свой список грехов.

— Неважно, — пробормотал Коди, потирая голову, выходя из клетки.

Последний взгляд, который он послал Марселле, сказал мне, что у меня будет больше бессонных ночей. Он зашагал прочь, бормоча оскорбления.

Эрл покачал головой, глядя на Коди. Его неодобрение только усилило бы желание Коди отплатить Марселле за унижение.

Я повернулся к Марселле. Ее блузка лишилась еще одной пуговицы и была покрыта грязью, как и ее ноги, но ее взгляд был таким же гордым, как и в первый раз, когда я ее увидел. Я протянул ей руку, и, к моему удивлению, она приняла ее без колебаний. Я поднял ее на ноги. Она наткнулась на меня, и я не был до конца уверен, что это произошло случайно. Вместо того, чтобы мгновенно оттолкнуть ее, я на секунду наслаждался ощущением ее груди, прижатой к моей, смотря вниз на ее лицо. Схватив ее за плечи, я отодвинул ее.

— Тебе больно? — спросил я, указывая на ее покрасневшую щеку.

Она пожала плечами.

— Твоему приятелю еще хуже. Думаю, что выбила последние клетки его мозга.

— Может, тебе стоит слезть со своего высокого коня, пока кто-нибудь не сбил тебя с ног. Все здесь горят желанием сломить избалованную принцессу. Имей это в виду, прежде чем снова предпринимать действия.

— Мой отец скоро спасет меня. Держу пари, он уже в пути, а за ним по пятам следует армия верных последователей. И ты поймешь, что меня трудно сломить, — просто сказала она.

Ее абсолютная уверенность в том, что ее отец спасет ее, задела меня за живое. Ее абсолютное доверие к отцу привело меня в ярость. Я хотел, чтобы она сомневалась в нем, ненавидела его. Я хотел, чтобы она продемонстрировала трещину в своем холодном фасаде принцессы Нью-Йорка. Эта ее сторона слишком похожа на отца.

Я ухмыльнулся.

— Может быть, потому что никто еще не пытался сломить тебя, Белоснежка. — я снова подошел ближе, пока не навис над ней и не вдохнул ее запах. — Ты выросла в замке за защитными стенами, построенными твоим гребаным отцом.

Черт, часть меня хотела сломать ее, но другая часть хотела узнать о ней больше, хотела привлечь ее на свою сторону. В любом случае, ломать девушек не мое. Коди и несколько других парней, с другой стороны, могли бы найти это приятным.

Марселла только смотрела на меня, но в ее глазах мелькнуло беспокойство. Она знала, что я сказал правду. У нее очень уединенная жизнь. Единственные проблемы, с которыми она сталкивалась до сих пор, заключались в том, что ее туфли не подходили к платью. Я пришел из совсем другого мира, наполненного кровью и болью.

— Ты хочешь сломать меня, Мэддокс? —

спросила Марселла, и то, как она произнесла мое имя, как ее язык ласкал каждый слог, вызвало мурашки по моей коже.

Блядь. Никогда прежде ни одна девушка не вызывала у меня мурашек по коже.

Ее голубые глаза, казалось, зарывались в мою душу, копаясь и ища.

— Я довольно занят. — я попятился и поднял туфлю. — Боюсь, мне придется конфисковать это до твоего освобождения. Хотя я уверен, что у тебя дома имеется впечатляющая коллекция, и ничего не случится, если ты лишишься одной пары.

— Когда меня освободят?

Я вышел из клетки и закрыл дверь.

— Когда твой отец будет готов сдаться.

Ей не нужно было знать правду. Может, она наконец научилась бы презирать своего отца, если бы думала, что он не решается предложить обмен.

— Ты дашь мне одежду, чтобы переодеться, или возможность помыться?

Я отрицательно покачал головой. Я не был уверен, что она специально пыталась вывести меня из себя.

— Я пришлю кого-нибудь с ведром воды позже. Но не думаю, что кто-то из девушек захочет, чтобы их одежда была испорчена в конуре.

— Ты, наверное, предпочел бы, чтобы я сидела здесь голая, — пробормотала она.

— Нет, — сказал я, и я даже не лгал, потому что у меня было чувство, что, увидев обнаженную Марселлу, я запутаюсь в своих мыслях так, как я действительно не нуждаюсь.

Я слез с байка. С тех пор, как Марселла оказалась здесь три дня назад, я всегда парковал свой байк дальше вниз по склону, так что мне приходилось проходить мимо клеток, и я мог мельком взглянуть на нее. Увиденное, заставило меня остановиться.

Ее блузка была разорвана. Один из тех причудливых прозрачных рукавов, свисал на ниточке. Сегодня утром, перед уходом, этого еще не было. Блядь. Почему Эрл настоял, чтобы я проверил наше хранилище оружия и наркотиков?

Я направился прямиком к ней, мой пульс уже ускорился.

— Что случилось?

Марселла ковырялась в своей тарелке с яичницей. Я понял, почему она не ела. Блюдо выглядело так, словно его уже ели.

— Кому-то нужно пройти курсы кулинарии, — сказала она, будто не понимала, о чем я говорю.

Она обладала талантом доводить меня до белого каления. Я отпер дверь, и едва заметное напряжение вошло в тело Марселлы. Я замечал это раньше, и, как обычно, это раздражало меня не в ту сторону.

Я указал на ее разорванный рукав.

— Что произошло?

Она наконец оторвала взгляд от тарелки. Ее щека все еще была слегка опухшей от пощечины Коди, и это зрелище до сих пор усиливало мою ярость.

— Коди был недоволен моим отказом признать его присутствие, поэтому он безошибочно дал о себе знать.

Я стиснул зубы от приступа ярости, которую испытывал по отношению к этому идиоту. Ему всегда нужно было к кому-то придраться, предпочтительно к девушке.

— Что именно он сделал?

Марселла прищурила глаза в той оценивающей манере, которой владела.

— Почему тебя это волнует?

— Ты наш рычаг давления на твоего отца. Я никому не позволю испортить мои планы, повредив при этом рычаги воздействия.

— Новость: рычаг был поврежден раньше. — она указала на свою щеку. — И сомневаюсь, что порвать рукав моей блузки будет последним, что сделает Коди. Кажется, ему это слишком нравится.

Она старалась говорить легкомысленно и хладнокровно, словно ничто из того, что могло произойти, ни в малейшей степени не касалось ее, но в ее голосе слышалась небольшая дрожь, выдававшая ее хладнокровие за шараду.

— Коди больше не тронет и гребаного волоска на твоей голове. Я позабочусь об этом.

— Твое последнее предупреждение не возымело должного эффекта. И твоему дяде, похоже, все равно, повредит ли он товар.

Это было правдой. Беспокойство Эрла по поводу физической невредимости Марселлы ограничивалось тем, что она была жива достаточно долго, чтобы пытать Витиелло своей безопасностью и шантажировать его, чтобы он сдался.

У меня зазвонил телефон. Я поднял трубку. Это был Лерой, один из проспектов, присланный в наш старый клуб, для наблюдения. Его дыхание было хриплым.

— Мэд, они сожгли все дотла. — его слова мешались друг с другом, переполненные страхом.

— Притормози, кто, что сжег?

Хотя я догадывался, что могло произойти.

Марселла поставила тарелку и поднялась на ноги. Я понял, что, возможно, это не лучшая идея дать ей узнать слишком много. Даже, если у нее не было никаких жучков, которые мы могли бы обнаружить, у меня было чувство, что она достаточно умна, используя любую крупицу информации против нас.

Слушая болтовню Лероя, я вышел из конуры и снова запер ее, к явному неудовольствию Марселлы. Как я и опасался, Витиелло сжег наш предыдущий клуб, который также находился в секретном месте, и его нелегко было обнаружить.

— Ты в безопасности? — я спросил у него.

— Я не знаю. Несколько из них последовали за мной, но я, должно быть, стряхнул их с хвоста. Я их больше не вижу.

— Ты знаешь протокол. Не приезжай сюда, пока не будешь абсолютно уверен, что за тобой никто не следит. А до тех пор оставайся в одном из обходных путей.

Отправиться к старушке было бы слишком рискованно, и пока мы не убедимся, что наши конспиративные квартиры действительно в безопасности, ему нужно держаться подальше от них.

— Будет сделано, — сказал он.

Его голос все еще звучал затравленно.

Не обращая внимания на любопытное выражение лица Марселлы, я повесил трубку и побежал в клуб, чтобы сообщить Эрлу плохие новости. Я нашел его в кабинете с девушкой у него на коленях. В прошлом это зрелище всегда приводило меня в ярость из-за мамы, но она всегда говорила, что ей все равно, пока она его старушка. Байкеры не могут быть верными, особенно президент. Я думал, что она была слишком снисходительна к Эрлу, но ее благодарность после того, как он принял ее в свой дом — и в постель, после жестокой смерти отца, зашла дальше моих рассуждений.

— Клубные дела, — сказал я.

Эрл бесцеремонно столкнул девушку со своих колен, и я даже не взглянул в его паховую область. Я уже видел его член слишком много раз в подобных случаях.

— Что такого важного?

— Плохие новости о нашем старом клубе.

Эрл наклонился вперед в своем кресле, будто готовился к броску.

— Витиелло нашел его и сжег дотла. Он, должно быть, надеялся обнаружить там свою дочь и, вероятно, хотел отправить нам сообщение уничтожив клуб.

Эрл вскочил на ноги.

— Ублюдок! Я передам ему ебаное сообщение, если он хочет!

Он выглядел мертвенно-бледным. Его голова не просто покраснела, она стала фиолетовой, а вена на лбу гротескно вздулась. Это никогда не было хорошим признаком.

— Он пытается запугать нас. Если мы проигнорируем его сообщение, это только еще больше разозлит его.

— Проигнорируем? Блядь, я это сделаю. Ему нужно понять, кто дергает за ниточки, и это, черт возьми, точно не он.

— Каков твой план? — осторожно спросил я, пока он расхаживал по комнате, хрустя татуированными костяшками пальцев.

Вместо ответа он вышел из своего кабинета, как человек на миссии.

— Собраться у клеток! — рявкнул он парням, развалившимся в общей комнате.

Большинство членов клуба отсутствовало, но не Коди, Гуннар, Грей и проспект. Они все встали и посмотрели на меня с вопросом, будто я знал, что за безумие было у Эрла на уме.

— Возьми свой телефон, Грей! — приказал Эрл.

Я последовал за Эрлом, когда он выбежал на улицу.

— Зачем телефон? Ты можешь воспользоваться моим.

— Звонить Витиелло большой риск, През. Он может выследить нас, — вмешался Коди.

Я чуть не закатил глаза. Словно Эрл этого не знал. Каждый, кто занимался незаконным дерьмом больше суток, знает, как легко можно отследить телефонные звонки.

— Я похож на идиота? — Эрл зарычал. — Это, чтобы записать видео для ублюдка, Витиелло.

Мой пульс ускорился, и стало интересно, про какое видео Эрл имел в виду.

Выражение лица Марселлы стало обеспокоенным, когда она заметила, что мы направляемся в ее сторону.

— Эй, принцесса, пора продемонстрировать твоему папочке, чтобы он не связывался с нами.

Взгляд Марселлы метнулся ко мне, затем к Эрлу.

— Раздевайся, — приказал Эрл.

Моя голова повернулась.

— Для чего? — спросил я встревоженным голосом.

— Кому-то не терпится увидеть киску, — хихикнул Коди, приняв мое беспокойство за волнение.

Он такой идиот. Эрл, с другой стороны, казалось, точно знал, как я отношусь к этой ситуации.

— Ты можешь загрузить видео в Интернет без какой-либо ссылки на это место? — спросил Эрл у Грея.

Грей выглядел поставленным в тупик.

— Думаю, да.

Эрл ударил его по голове.

— «Думаю, да» не пойдет, если ты не хочешь, чтобы Витиелло содрал тебе кожу с яиц.

— Я могу это сделать, — тихо сказал Грей.

— Ты хочешь выложить видео с обнаженной Марселлой в Интернете?

Это было не так плохо, как я боялся, когда Эрл попросил ее раздеться, и это определенно вызвало бы сильную реакцию Витиелло.

Эрл кивнул, но смотрел на Марселлу.

— Раздевайся!

Она покачала головой, высоко подняв голову.

— Я точно не стану раздеваться ни перед кем из вас.

— Ох, ты не станешь? Тогда нам придется сделать это за тебя, — сказал Эрл с мерзкой ухмылкой.

У Коди уже потекли слюнки от перспективы заполучить Марселлу в свои руки.

— Я могу это сделать, — сказал он таким тоном, будто никогда раньше не видел киски.

— Нет, я хочу это сделать, — прорычал я, посылая Коди хмурый взгляд. Затем взглянул на Эрла и позволил своему выражению лица стать хитрым. — Хочу, чтобы Витиелло знал, что это я раздел его драгоценную принцессу.

Марселла послала мне полный отвращения взгляд.

Эрл одарил меня доброжелательной улыбкой.

— Продолжай. — он кивнул Грею. — Приготовь телефон.

Я отпер дверь и вошел в клетку, поправляя косуху, чтобы она хорошо смотрелась на записи.

— Остальные из нас будут выть и бить по клетке на заднем плане, — проинструктировал Эрл, словно Коди нуждался в стимуле для этого.

Грей устроился в углу конуры, чтобы снимать Марселлу, а также остальных, когда они столпились вокруг конуры.

Собаки начали лаять и прыгать на решетку, разгоряченные накаленной атмосферой.

Марселла сделала шаг назад, когда я подошел к ней, но затем взяла себя в руки, расправила плечи и подняла голову, посылая самый снисходительный взгляд, который я когда-либо видел, словно я был тараканом, недостойным быть раздавленным ее дорогой туфлей. Гнев пронесся по моим венам. В такие моменты, как этот, она слишком сильно напоминала мне своего отца. Почему я вообще пытался защитить ее?

Я остановился прямо перед ней, разрываясь между яростью и беспокойством. Это быстро выходило из-под контроля.

— Сними с нее эту одежду, — крикнул Эрл.

— Я досчитаю до пяти, а потом начну записывать, — сказал Грей.

Я потянулся к блузке Марселлы и заметил легкую дрожь в ее теле. Мой гнев быстро испарился, но я не мог урезонить Эрла и был чертовски уверен, что не позволю Коди прикоснуться к ней. Я начал расстегивать оставшиеся пуговицы ее блузки. Мои пальцы коснулись кожи Марселлы, и по всему ее телу пробежали мурашки, но все, о чем я мог думать, это о том, что я никогда не прикасался к коже мягче, чем у нее.

Она отпрянула, когда я добрался до ее живота.

— Я сделаю это сама.

— Поторопись, черт возьми, ладно? — я зарычал, зная, что это дойдет до Витиелло.

Я сделал шаг назад и наблюдал, как Марселла расстегнула последнюю пуговицу, а затем сбросила блузку с плеч. После этого она выскользнула из своих черных брюк. Ткань упала на грязный пол, оставив ее в черных кружевных трусиках и черном лифчике без бретелек. Я даже не пытался не смотреть на нее. Это физически невозможно. Привлечение было просто слишком сильным.

— И остальное тоже, — прорычал Эрл.

Пальцы Марселлы дрожали, когда она расстегивала лифчик, и она заметно сглотнула, когда он упал на пол. Ее розовые соски сморщились. Я оторвал взгляд от ее круглых грудей и встретился с ней взглядом, стараясь не вести себя, как гребаный извращенец, но это стоило мне каждой унции самообладания, о котором я и не подозревал.

На заднем плане Эрл и остальные начали выть и биться о решетку. Вскоре собачий лай стал пронзительным и возбужденным. Марселла зацепила пальцами пояс своих трусиков, ее полные ненависти глаза уставились на меня, прежде чем она сняла тонкую ткань. На мгновение мой взгляд метнулся вниз, как рефлекс, который я не мог контролировать, но у меня не было достаточно времени, чтобы в полной мере насладиться ее красотой. Я только мельком увидел треугольник черных волос и стройных бедер, прежде чем спохватился. Я боролся с желанием встать перед ней, защищая ее от голодных взглядов остальных. Я не хотел ни с кем делиться этим зрелищем, хотя и не имел никакого права видеть сам. Блядь. Мне никогда не было дела до того, что кто-то из девушек, с которыми я спал, передавался моим братьям по клубу, так почему я заботился о Марселле?

— Повернись, — приказал Эрл.

Теперь гнев Марселлы обрушился на него. Она дрожала, и страх плавал в глубине ее голубых глаз, но по ее холодному выражению лица этого нельзя было сказать.

С изяществом, с которым немногие люди справились бы в грязной конуре, окруженной злобными мужчинами и разъяренными собаками, Марселла медленно обернулась. Я понял, что перестал дышать, когда последний предмет ее одежды упал на пол, и быстро сделал глубокий вдох. Мне нужно взять себя в руки. Я сосредоточился на Коди, пытаясь оценить его реакцию. Он практически истекал слюной, страстно желая наброситься на нее.

К счастью, выражение лица Эрла было в основном расчетливым, даже если он тоже смотрел на нее с каким-то голодом с отвисшей челюстью, как сделал бы любой мужчина, увидев тело Марселлы.

В конце концов Эрл жестом велел Грею выключить запись. Марселла стояла неподвижно, ее руки свободно свисали по бокам. Судя по тому, как она выглядела, у нее не было причин стесняться своего тела, но не поэтому она казалась совершенно равнодушной к своей наготе. Она была слишком горда, чтобы показать какую-либо слабость. Мне стало интересно, что на самом деле происходит у нее в голове.

— Будем надеяться, что твой отец получит сообщение, — сказал Эрл, прежде чем повернулся и направился обратно в клуб, вероятно, чтобы окунуть свой член в киску клубной девушки.

Грей, проспект, и Гуннар вскоре последовали за ним. Остался только Коди, все еще, разглядывающий Марселлу.

— Почему бы тебе не свалить? — я пробормотал.

— Зачем? Чтобы ты мог погрузить свой член в эту девственную киску? Не слышал, чтобы ты звонил бабе.

Я взглянул на Марселлу. Девственница? Она встречалась с этим итальянским придурком больше двух лет. Я знал, что итальянская мафия традиционна, но даже они, должно быть, уже вступили в двадцать первый век. Лицо Марселлы все еще выражало ненависть и жуткую гордость.

— Никто не собирается звонить бабе, — прорычал я.

— Посмотрим, — сказал Коди и, наконец, развернулся и ушел.

Как только он ушел и оказался вне пределов слышимости, я повернулся к Марселле.

— Ты можешь одеться.

Она резко улыбнулась, но я не упустил блеска ее глаз.

— Уверен, что хочешь это? Разве у тебя нет желания наложить лапы на мою девственную киску?

Последние два слова она выплюнула с отвращением. Было очевидно, что она не привыкла говорить непристойности.

Я чуть было не спросил, действительно ли она девственница. Потом решил, что будет лучше, если я не буду знать. Это не имело никакого отношения к нашему плану, и все же мои мысли кружили вокруг этого лакомого кусочка информации, так как Коди поднял его, как мухи вокруг дерьма.

— Просто оденься, — резко произнёс я, злясь на себя.

Марселла прикрыла грудь, наклонившись, чтобы поднять свою одежду, затем на цыпочках подошла к будке, где накинула ее, будто она не была разорвана и пыльна.

— Я не знал, что это произойдет, — сказал я, хотя и не был уверен, зачем говорю ей это.

Я не должен оправдываться перед ней ни за себя, ни за действия клуба.

— Тебе понравилось, — пробормотала она, снова натягивая трусики.

Я видел, как она мыла их в ведре с водой из моего окна прошлой ночью.

Этого нельзя отрицать. Марселла была красивее, чем в моем воображении. Черт, красота была для нее оскорблением.

— Есть ли мужчины, которым бы это не понравилось?

— По крайней мере, один, — сказала она, полностью одеваясь.

Мне стало интересно, кого она имела в виду.

— Твой жених?

— Бывший жених. — она пристально посмотрела на меня. — Так что дальше? Ты собираешься выложить видео, где каждый байкер набрасывается на меня?

Мой пульс ускорился.

— Нет, — прорычал я. Одна мысль о том, чтобы позволить этому случиться, воспламеняла мою кровь. — Мы не животные.

Она с сомнением взглянула на меня. Я даже не мог винить ее после шоу, которое только что устроил Эрл.

Ярость в голосе Мэддокса застала меня врасплох.

— Почему тебя это волнует? Или ты хочешь меня для себя? — я спросила.

Я подавила желание потереть руки. Это не избавило бы меня от грязного ощущения на моей коже, когда они смотрели на меня с вожделением. Сосредоточенность на Мэддоксе немного помогла. Его пристальный взгляд, кроме взгляда его друзей байкеров, не заставил меня почувствовать себя грязной. Я не была уверена, что в нем такого, что успокаивало и поднимало мне настроение одновременно. Это абсолютно иррациональное чувство.

И все же у меня скрутило живот, когда я подумала о записи, которая скоро попадет в Интернет, на миллионы компьютерных экранов, даже папиных и Амо. Я надеялась, что они не станут смотреть. Я также хотела, чтобы ни одна из девушек, которые презирали меня, не увидела меня такой, но это принятие желаемого за действительное. Они все ухватились бы за возможность увидеть меня униженной. Во власти этих ублюдков. Я бы не позволила им заставить меня чувствовать себя униженной.

Мэддокс вышел из клетки и запер ее, словно не мог больше ни минуты находиться рядом со мной. Он закурил сигарету и сердито посмотрел на клуб, но не ответил на мой вопрос. Я не слепа. Я видела, как он смотрел на меня, как бы он ни старался не смотреть.

Он глубоко затянулся сигаретой и выдохнул.

— Я лучший выбор, чем Коди, — он пробормотал.

Мой желудок скрутило от этого намека. От одной мысли о прикосновениях Коди ко мне, меня чуть не вырвало. С другой стороны, Мэддокс... Его тело не вызывало у меня отвращения, и я не испытывала к нему такой неприязни, как можно ожидать. Не говоря уже о том, что он, вероятно, единственный шанс выбраться отсюда. Никто из других байкеров не проявил ни малейшего интереса к моему благополучию.

— Ты не выбор. Никто не спрашивал меня, чего я хочу.

Мэддокс кивнул.

— Я должен идти.

Страх охватил меня, и я рванула вперед, хватаясь за прутья решетки.

— Что, если Коди придёт, чтобы получить, желаемое? Сомневаюсь, что твоему дяде есть до этого дело.

Мэддокс напрягся, но я не смогла прочитать выражение его лица, когда он повернулся ко мне. Несколько светлых прядей упали на его голубые глаза, и шрам, похожий на своеобразную ямочку, стал еще глубже, когда он нахмурился.

— Коди ничего не может сделать без разрешения моего дяди.

Это должно меня успокоить? Коди был похож на голодающего человека, который заметил свою следующую еду, когда посмотрел на меня.

Мэддокс пристально наблюдал за мной, и то, что я увидела в его взгляде, было чистым голодом. Я вздрогнула и еще теснее прижалась к решетке.

— Ты не можешь позволить ему овладеть мной, — прошептала я.

Я могла бы стать твоей, я позволила своим глазам сказать. Он хотел меня, хотел с самого первого момента. Мне нужно, чтобы он перешёл на мою сторону, если я хочу выжить в этом. Я не могла полагаться только на папу и Маттео, ради своего спасения.

В глазах Мэддокса бушевала война. Может, он понял, почему я флиртовала с ним. Он отбросил сигарету, растоптал ее, прежде чем придвинуться ко мне очень близко, что только решетка разделяла нас. Собаки взволнованно затявкали. Он приблизил свое лицо так близко, что наши губы почти соприкоснулись.

— Я не дурак, — прорычал он. — Не думай, что сможешь манипулировать мной. Я не такой, как тот глупый бывший жених.

Его яростные глаза метнулись к моему рту, желая, несмотря ни на что. Он подозревал меня и все же не мог перестать желать — хотеть того, чего не должен был. Я не отвела взгляда. Я выдохнула, затем вдохнула его запах, смесь кожи, дыма и сандалового дерева. Ничего из того, что я когда-либо ценила, но Мэддокс заставил это сработать. Мое тело удивлялось, жаждало того, в чем мне так долго отказывали.

— Кто сказал, что я манипулирую тобой? — затем я внесла поправку. — Но даже, если бы я пыталась это сделать, ты не должен позволять мне добиться успеха. Ты мог бы просто использовать меня так, как, по-твоему мнению, я использую тебя.

— Я не обязан использовать тебя. Ты в нашей власти, Марселла, возможно, ты забыла. Я могу сделать с тобой все, что захочу, без каких-либо последствий.

— Ты мог бы, но ты не такой. Ты хочешь меня, но хочешь, чтобы я была готова.

Костяшки пальцев Мэддокса побелели, когда он крепче сжал прутья решетки.

— Ты меня не знаешь.

— Нет, не знаю. Но я точно знаю одно, — прошептала я, а затем очень легко коснулась его губ своими, стараясь не обращать внимания на то, как мое тело нагревается от легкого контакта. — Ты не можешь перестать думать обо мне, и после сегодняшнего тебе будет сниться мое тело и каково это прикасаться ко мне каждый момент бодрствования и даже когда ты спишь.

Он отпрянул от моих губ, словно его ударило током. Я тоже почувствовала, как от этого короткого поцелуя по моему телу пробежала волна.

— Не играй с вещами, которые ты не можешь контролировать, Белоснежка. Ты не знаешь, во что ввязываешься.

Он повернулся и ушел. Вероятно, он был прав. Мэддокс другой тип мужчины, к которому я привыкла. Он груб и не имел ни капли уважения к моему отцу. Он бы с удовольствием разозлил его. Но это было частью того, почему меня тянуло к нему, несмотря на ужасную ситуацию. Не то, чтобы мои желания имели какое-то значение. Мне нужно было выбраться отсюда, неважно как.

Мэддокс держался на расстоянии весь остаток дня, и, к счастью, больше никто не приходил.

У меня снова заурчало в животе. После записи я была уверена, что больше никогда не смогу есть, мне было так плохо. Последние несколько дней я тосковала по своему мобильному телефону, а теперь была рада, что его нет. Мой Инстаграм и мессенджеры, вероятно, были переполнены сообщениями из-за записи обнаженной натуры. Я отбросила эту мысль и посмотрела налево.

Сатана снова прошлась по конуре рядом с моей. Она, наверное, тоже голодна. Я не видела, чтобы кто-нибудь приносил собакам еду. Я спрыгнула с будки, единственного места в тени, и осторожно приблизилась к собаке.

Она бросила на меня быстрый взгляд, затем вновь зашагала взад-вперед перед дверью клетки. Ее миска с водой тоже пуста. Я посмотрела в сторону дома. В послеполуденную жару собаке нужно было что-нибудь выпить, даже я это знала. Я подумывала позвать Мэддокса. Может, он в своей комнате и услышит меня, но я не могла заставить себя сделать это.

Дверь дома открылась, и я крикнула:

— Эй, собакам нужна вода и еда!

Потом я поняла, что это был Коди. Я захлопнула рот, но он уже направился в мою сторону с широкой ухмылкой.

Я отступила от решетки, желая, чтобы между нами было как можно больше расстояния.

— Чего ты хочешь, принцесса?

Я проглотила свое отвращение и гордость.

— Собак сегодня не кормили, а у Сатаны нет воды.

— Собаки становятся более злобными, когда голодны. Сегодня вечером собачий бой, так что они должны быть сообразительными.

Я поморщилась.

— Сомневаюсь, что они смогут сражаться, если умрут от жажды.

Коди прислонился к решетке, позволяя своим глазам скользить по моему телу очень отвратительным образом.

— Что я получу взамен за то, что дам им воды?

Я усмехнулась.

— Не то, чего ты хочешь.

Его лицо посуровело. Он взял шланг, которым они наполняли миски, но вместо того, чтобы направить его туда, он замахнулся на меня. Мои глаза расширились за секунду до того, как холодная вода ударила мне в грудь. Я попятилась назад, но мне негде было укрыться, если только я не заползу в собачью будку, чего я никогда бы не сделала. Собаки возбужденно залаяли. Я повернулась так, чтобы вода ударила мне в спину. В конце концов Коди выключил воду. Я была совершенно мокрой. Оглянувшись через плечо, я увидела, как Коди злобно ухмыляется.

— Вот твоя вода. Уверена, что не хочешь дать мне чего-нибудь, чтобы я наполнил собачьи миски?

Я нахмурилась, и он отбросил шланг, прежде чем уйти. Моя конура была полностью мокрой, но вода стекала по небольшому склону к дверям клетки и не достигала других клеток. Сатана легла на живот и попыталась просунуть морду в щель между решеткой и полом, чтобы слизать воду, но ей не удалось. Я взяла тарелку, которая была наполнена водой, но она не пролезала сквозь решетку. Сатана пристально наблюдала за мной. У меня не было никакого опыта общения с собаками, поэтому я не могла сказать, была ли она дружелюбна или ждала шанса съесть меня.

Моя жалость к животному победила, даже когда пульс участился. Я зачерпнула воду ладонями и осторожно провела ими через решетку. После минутного колебания Сатана подошла ко мне. Я напряглась, когда она раскрыла пасть, но только ее язык высунулся, и она начала жадно пить. Я повторила этот процесс несколько раз, пока она не показалась удовлетворенной.

— Что ты делаешь? — спросил Мэддокс, напугав меня так сильно, что я ушибла запястья, когда дернула их назад через решетку.

Сатана издал резкий лай при этом быстром движении.

— Даю ей воды.

Мэддокс осмотрел мою промокшую одежду.

— И почему ты мокрая?

— Коди облил меня из шланга вместо того, чтобы дать собакам воды, когда я попросила его наполнить их миски.

Выражение лица Мэддокса вспыхнуло яростью.

— Придурок, — пробормотал он, затем нахмурился. — Почему тебя вообще волнует, есть у собак вода или нет?

— Они заперты в клетке без собственной вины, как и я.

Мэддокс покачал головой со странной улыбкой, взял шланг и наполнил все миски водой. К этому времени уже начало темнеть.

— Это правда, что собакам приходится голодать, чтобы они дрались более жестоко сегодня вечером?

— Да, — сказал Мэддокс. — Приказ Эрла.

— Это неправильно. Собачьи бои отвратительны. Мне их жаль.

— Мне тоже не нравятся бои, но президент принимает решения, и мы все следуем им, даже если ненавидим.

Я была удивлена его честностью, и по его лицу я видела, что он не собирался раскрывать так много.

— Ты был против моего похищения?

Мэддокс покачал головой со странной улыбкой.

— Тебе нужно одеяло или полотенце?

— Нет, здесь достаточно тепло.

Он приподнял воображаемую шляпу, прежде чем направиться обратно в клуб, где присел на перила и закурил сигарету. У меня было такое чувство, что он будет наблюдать за мной до тех пор, пока сможет отказаться от сна.

Вскоре Денвер, который не осмеливался снова приблизиться ко мне, и Гуннар забрали нескольких собак, в том числе Сатану. Глубоко в лесу были установлены фонари, но я не могла разглядеть никаких деталей. Тем не менее, когда первое рычание, а затем визг и скулеж эхом разнеслись по округе, я закрыла глаза и зажала уши руками.

Глава 9

Собачьи бои были абсолютно ненужными, особенно потому, что сегодня вечером у нас даже не было посетителей, которые могли бы сделать ставку на исход. Это было исключительно для развлечения Эрла и клуба. Когда я был ребенком, Эрл заставлял меня смотреть, как собаки разрывают друг друга на части, но теперь я достаточно взрослый и держусь подальше. Грею повезло меньше. Эрл все еще думал, что ему нужно ожесточить мальчика, заставив его смотреть это садистское зрелище.

Я старался не обращать внимания на звуки борьбы и вместо этого наблюдал за Марселлой. Она погрузилась в себя, зажав уши ладонями. Она удивила меня сегодня. Я бы никогда не подумал, что она заботится о чем-то, кроме себя. Видеть, как она помогает Сатане, рискуя своими пальцами, сделало со мной что-то, что я не мог объяснить.

Было около полуночи, когда Коди и Грей отвели выживших собак обратно в клетки в то время, как Эрл застрелил тех, кто был слишком тяжело ранен. Марселла села, когда Сатана, прихрамывая, вошла в конуру и свернулась на полу. Коди сказал ей что-то такое, от чего ее лицо исказилось от отвращения.

Я выпрямился, готовый броситься и врезать ботинком в задницу Коди. С каждым днем он все больше выводил меня из себя и, в отличие от Денвера, казалось, был доволен игнорированием моих предупреждений. Его интерес к Марселле выходил из-под контроля. Наконец, он пошел в том направлении, где Эрл всегда стрелял в собак, вероятно, чтобы с нетерпением понаблюдать. Марселла что-то сказала Грею, а он пожал плечами.

Я прищурил глаза, гадая, о чем они говорят. Она сказала еще что-то, и Грей кивнул, затем направился к сараю с собачьим кормом и схватил горсть. Я напрягся, когда он протянул его Марселле через решетку, но она просто забрала, ничего не предпринимая. Бледный Грей направился обратно в клуб.

— Чего она хотела?

— Собачий корм для Сатаны.

— И?

— И все. Она спросила меня, все ли со мной в порядке, потому что я выглядел не очень, — сказал он, смущенно потирая затылок.

— Скажи Эрлу, что не хочешь смотреть.

— Я сказал, но ему все равно. Сегодня было действительно ужасно. — он покачал головой, будто не хотел думать, не говоря уже о том, чтобы говорить об этом. — Мне нужно напиться до беспамятства, — пробормотал он и исчез внутри.

Несколько минут я сопротивлялся желанию пойти к клеткам, но тяга оказалась слишком сильной. Марселла подняла глаза, когда под моим ботинком сломалась ветка. Она опустилась на колени у решетки и бросила еду Сатане, которая съела, но, очевидно, была слишком измучена, чтобы встать и подойти ближе.

— Это варварство, — кипела она. — У нее идет кровь. На ухе и морде дыра.

— Если это ее единственные травмы, то другая собака, вероятно, мертва, — сказал я.

Сатана была любимицей Эрла не просто так. Она была крупной для сучки, и так как у нее имелся выводок, который Эрл забрал у нее сразу после рождения, она была жестоким бойцом на ринге.

— Ее не следует заставлять драться с другими собаками.

Я наблюдал за ней, ничего не говоря. Лунный свет заставлял ее кожу светиться, а волосы блестеть, как нефть, но, что действительно делало ее великолепной в тот момент, так это заботливое выражение, которое она дарила для собаки. Она кинула на меня косой взгляд, бросила оставшуюся еду в сторону Сатаны и вытерла ладони о брюки, прежде чем встать. Она подошла ко мне с таким взглядом, от которого у меня, блядь, скрутило живот. Схватившись за решетку, посмотрела на меня снизу вверх.

— Людям, которым нравятся собачьи бои, обычно также нравится мучить людей. Я не доверяю Коди и Эрлу. А ты?

Я рассмеялся.

— Они мне не враги.

— Коди уж точно.

Я пожал плечами.

— Я могу справиться с Коди.

Я не доверял Коди, но в какой-то степени доверял Эрлу.

— Он не перестанет приходить к клеткам. Его тянет ко мне. Он не выносит, когда его отвергают. В конце концов, он получит то, что хочет, Мэддокс.

Я знал, что она права, но не мог позволить ей сделать из нас союзников. Мы не были ими. Она пленница и дочь моего злейшего врага.

Она наклонилась еще ближе, ее голос был низким.

— Ты действительно хочешь однажды прийти сюда и узнать, что он навязался мне? Ты хочешь, чтобы это осталось на твоей совести? — я стиснул зубы. — Ты действительно смог бы жить с собой, если бы Коди взял то, в чем ты себе отказываешь?

Я дернулся назад, мой пульс участился. Ее слова, казалось, проникали в меня и гноились.

— Не... — предупредил я, но даже не знал, как закончить предложение.

Я развернулся и зашагал обратно в клуб.

Блядь, блядь, блядь.

Марселла Витиелло пыталась водить меня за яйца, ради своего спасения, и я был почти готов позволить ей испытать удачу. Направляясь к клубу, я рискнул еще раз оглянуться через плечо на конуру. Она все еще прижималась к решетке, наблюдая за мной. Ее волосы были в беспорядке, а одежда видала лучшие времена, но она выглядела так, словно именно так и должно было быть, словно она устраивала какую-то модную постапокалиптическую фотосессию журнала Vogue. Я стиснул зубы и отвел глаза. Становилось все труднее игнорировать ее, забывать о ней. К этому времени мои сны полностью вышли из-под контроля, и после, увиденного сегодня, ситуация, конечно же, не улучшится. Но мой член наименьшее из моих проблем. Похотливость Коди, вот настоящая проблема. Увидев ее обнаженной, он получил массу новых фантазий, которые он собирался осуществить в какой-то момент. Я не мог этого допустить. Причины, по которым я должен защитить Марселлу, были чертовски неуместны. Все, что имело значение, это вывести ее из опасности. Ее отец заплатит за свои грехи — не его дочь. Быть может, она была избалована и вела хорошую жизнь благодаря его гнилому характеру, но это не оправдывало наказания, и я, безусловно, последний человек, который должен судить о кровавых деньгах человека.

Расхаживая по крыльцу, я выкурил две сигареты, прежде чем в голове сформировался план. Это рискованно на многих уровнях, но единственное, что я мог придумать, это отпустить Марселлу, и ад замерзнет, прежде чем это произойдет. Она наш билет к гибели Витиелло.

Я затушил сигарету в переполненной пепельнице и поднялся в свою комнату, решив поговорить с Эрлом утром. После собачьих боев он не в том состоянии, чтобы что-то обсуждать. Я взгромоздился на подоконник. Слова Марселлы повторились в моей голове. Что, если он возьмет то, в чем ты себе отказываешь?

Блядь. Я бы снова провел ночь, присматривая за клетками.

После быстрого утреннего сна я отправился на поиски Эрла, но у меня не было возможности поговорить с ним, потому что он послал меня забрать деньги у одного из наших дилеров. К счастью, Коди не было рядом, так что мне не нужно было беспокоиться за Марселлу. Я просто должен поторопиться, черт возьми.

Вернувшись домой поздно вечером, байк Коди уже был припаркован перед клубом. Я быстро слез со своего Харлея и побежал по тропинке, пока не заметил конуру. Марселла сидела рядом с решеткой и, судя по всему, разговаривала с Сатаной. Собака растянулась рядом с ней, между ними была только решетка.

Успокоившись, я вошел внутрь. Следуя за звуками пуль, попадающих в банки, я направился через черный ход и обнаружил своего дядю в его любимом кресле, стреляющего в банки на деревьях. Его косуха с вышивкой «Президент МотоКлуба Тартар» висела над спинкой кресла. Как обычно, при виде этого у меня вздулась грудь. Однажды я надену эту куртку и возглавлю наш клуб. Долгое время я не рассматривал этот вариант, был уверен, что Грей пойдет по стопам своего отца, но три года назад Эрл сказал мне, что я, а не Грей, стану будущим президентом Тартара. Я был более чем немного удивлен, а Грей опустошен, но Эрл упрямый мудак и не передумает, как только уже принял решение.

Эрл оглянулся через плечо, а затем продолжил стрелять по банкам.

— Не стой за моей гребаной спиной, это вызывает у меня зуд.

Я опустился в кресло рядом с ним, но твердо поставил ноги на пол, чтобы оно не двигалось. Я ненавидел монотонное движение. Предпочитал прогрессировать. Ощущение преодоления сотен километров на моем байке — вот какое движение мне нравилось. Ну, было одно движение, против которого я не возражал...

— Выкладывай. Ты издеваешься над моим прицелом.

— У тебя есть еще планы с девушкой, о которых ты мне не сказал? — я спросил.

Лицо Эрла сердито исказилось.

— Если и так, ты узнаешь, когда я сочту нужным, мальчик

Я неохотно кивнул.

— Я думал, что наш шанс отомстить убийце моего отца. Думал, мы в этом вместе, но теперь ты делаешь свое дело.

Эрл вздохнул и откинулся на спинку кресла, положив пистолет на бедро.

— Ты отомстишь, не волнуйся. Нам нужно использовать отродье Витиелло, пока она у нас, по-настоящему довести ее отца до грани, увидеть, как этот итальянский мудак постепенно сдается.

Я упёрся локтями в колени.

— Ты доведёшь, — сказал я и криво улыбнулся. — Вот почему я хочу, чтобы она оказалась в моей постели.

Коди, который незаметно для меня вышел на улицу, недоверчиво рассмеялся.

— Правильно.

Но я проигнорировал его и просто продолжил:

— Ни у кого нет больше причин мести, чем у меня.

Эрл с любопытством посмотрел на меня и закурил сигарету.

— Почему ты передумал? Разве ты не говорил, что она просто торгуется, и мы не должны причинять ей боль. Теперь ты хочешь затащить ее в свою постель?

У меня не было абсолютно никакого права защищать ее. Ее отец жестоко убил моего отца на моих глазах, но я не мог позволить Коди добраться до нее.

— Некого тащить, — сказал я с усмешкой. — Девка флиртовала со мной, как сумасшедшая, вероятно, пытаясь расположить к себе. Полагаю, она привыкла получать то, что хочет, используя свои сиськи и киску.

— Держу пари, так оно и есть. У нее отличные сиськи и симпатичная киска, насколько я мог видеть, так что ей есть с чем работать.

Я закурил сигарету, позволив своей ухмылке стать грязной.

— Если она хочет повлиять на меня своей хорошенькой киской, кто я такой, чтобы отказывать? Особенно когда это разозлит Витиелло.

Лицо Коди становилось все более и более расстроенным.

— Будь осторожен, чтобы не попасть в ее ловушку. Держу пари, она водила за член не одного мужика.

Эрл все еще наблюдал за мной. К его бесстрастному лицу я научился относиться с опаской.

— Не переживай. Моя ненависть к тому, что сделал ее отец, поможет мне. Я чертовски уверен, что мой член не будет водить меня за нос, но если она хочет хорошего байкера, кто я такой, чтобы отказываться?

Я усмехнулся про себя, схватившись за промежность.

Эрл издал свой хриплый смешок.

— Чертовски возбужден. Мне все равно, ты можешь заполнить ее дырки, если это не противоречит нашему плану. Ты тот, кто заслуживает немного киски Витиелло, как ты и сказал. Я не стану запрещать. Но будь осторожен. Уверен, что милое личико это маска, а киска вонзит тебе нож в спину в тот момент, когда ты не обратишь внимания.

Коди скрестил руки на тощей груди. Может, ему следует ограничить свои физические движения жимом лежа вместо того, чтобы трахать каждую доступную киску в клубе.

— Думаю, было бы справедливо, если бы каждый из нас попробовал ее. Мы все в этом замешаны. Не думаю, что это справедливо, если только Мэд окунёт свой член.

— Мэддоксу пришлось наблюдать, как Лука Витиелло разрывает на части его отца и братьев по клубу, и он рисковал своей шкурой, выслеживая и похищая Марселлу. Разве это несправедливо?

Коди повернулся к Эрлу. Я слушал, как он изо всех сил пытается наложить свои грязные руки на Марселлу, и, пока Эрл качал головой, я задавался вопросом, как долго он еще будет отказывать в просьбе Коди. Поддержание хорошего настроения в клубе было одной из главных задач президента. До сих пор никто из других братьев по клубу открыто не просил Марселлу для себя, но если Коди начнет извергать свою чушь, это вполне может измениться. Он похож на гребаного бульдога, когда чего-то хочет.

Но если кому-то и будет с ней уютно, то мне.

— Она не прохожая. Я не стану раздавать ее, как трофей. Это только приведет к новым спорам между вами, извращенцами. Я не буду ссориться из-за того, что кто-то провел со шлюхой еще десять минут. Пока только Бешеный Пёс получает свой бонус после всего того дерьма, через которое Витиелло заставил его пройти, все будет хорошо.

Коди выглядел так, словно проглотил горькую пилюлю, но больше не осмеливался беспокоить Эрла. Его лицо давало понять, что тема для него решена, и он хотел своего гребаного покоя, чтобы стрелять в банки.

Я послал Коди ухмылку и кивнул Эрлу в знак благодарности, прежде чем уйти, чтобы сообщить Белоснежке хорошие новости.

Мое сердце билось, как барабан в джунглях. Я прибывал в чертовом восторге, но в то же время знал, что это может все испортить. У меня уже имелись проблемы с тем, чтобы вытащить свой разум из сточной канавы. Спать в одной комнате с Белоснежкой определенно не помогло бы ситуации. Предупреждение Коди попало в цель. Я мало что знал о Марселле. Она вполне могла ударить меня ножом в глаз, пока я спал. Мне придется избавиться от каждого потенциального оружия в комнате, что займет некоторое время.

— Хорошие новости, ты переезжаешь сегодня, — сказал я ей.

Она вскочила на ноги, ее глаза расширились от надежды.

— Ты помогаешь мне, — прошептала она, ее взгляд метнулся к зданию клуба, будто это был секрет.

В такие моменты, как этот, проявлялось ее защищенное воспитание. В ее жизни все всегда шло по плану. Ее отец позаботился об этом. Невозможно было понять, что кто-то может не упасть на колени перед ее могуществом и не последовать ее приказу.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я отвезу тебя обратно к папочке или отпущу. Еще не вся моя кровь покинула мой мозг.

Она нахмурилась, становясь бдительной.

— Куда ты меня отведешь?

Я отпер клетку и вошел, все больше раздражаясь ее реакцией, особенно когда она отступила на шаг. Она думала, что я схвачу ее и перекину через плечо? Я рисковал своей головой ради нее, а она вела себя так, словно я какой-то извращенец.

— Наверх, в мою комнату. Вот где ты проведешь остаток своего пребывания здесь, пока твой отец не решит обменяться.

Ее рот обмяк.

— Ты с ума сошел? Я не собираюсь делить с тобой спальню.

— Если ты останешься в моей комнате, я смогу защитить тебя от Коди. Здесь, снаружи, ты в его власти, особенно ночью. Я не буду бодрствовать всю ночь и наблюдать за тобой через свое окно. Извини, принцесса, этого не произойдет.

— Ты хочешь, чтобы я думала, что ты какой-то рыцарь в сияющих доспехах? — она зашипела.

Эти голубые глаза светились недоверием, и у нее имелись все основания не доверять мне.

— Мне все равно, что ты думаешь, Марселла, но, если я скажу тебе оставаться рядом со мной ради твоей же чертовой защиты, ты действительно должна это сделать.

Ее глаза сузились еще больше.

— Я не верю, что ты делаешь это по доброте душевной.

— Ты можешь остаться здесь и дождаться, пока Коди не дотронется до тебя своими нетерпеливыми лапами, либо можешь пойти со мной в мою комнату.

— Чтобы ты дотронулся до меня своими нетерпеливыми лапами.

Я издал саркастический смешок.

— Не переоценивай себя. — затем наклонил голову. — И если я правильно помню наши последние разговоры, ты сделала шаг ко мне, а не наоборот.

Взгляд, которым она одарила меня, ясно дал понять, что она очень хорошо знала о том, какой эффект произвела на меня, и, черт, она права.

Я пожал плечами и развернулся, чтобы выйти из клетки. Я не стану умолять ее спать в моей комнате. Если она хочет остаться с собаками. Это ее решение. В любом случае, они наименьшие из ее проблем. У Коди уже текли слюнки при мысли о том, чтобы засунуть свой крошечный член в ее киску.

Конечно, ее отказ означал только то, что я буду проводить весь день и ночь, наблюдая за клетками из своего окна, убеждаясь, что никто не тронет Белоснежку.

— Подожди, — крикнула она, когда я уже собирался закрыть клетку.

Я скрыл свое облегчение и поднял бровь, глядя на нее.

— У меня нет целого дня на принятия твоего решения. Возможно, до сих пор все потакали каждому твоему капризу, но я не стану.

Я мог сказать, что она боролась с собой и сдерживалась.

— Я пойду с тобой, — неохотно произнесла она.

— Тогда вперёд. Поторопись.

Она на цыпочках вышла из клетки, но Сатана нетерпеливо прыгнула на прутья, заставив ее подпрыгнуть. Она повернулась к собаке.

— Я позабочусь о том, чтобы мой отец освободил тебя, как только он уничтожит это место.

Я усмехнулся.

— Твой отец сделает коврик из ее меха.

— Ты ничего не знаешь о моем отце.

Раздраженно покачав головой, я жестом велел ей идти вперед. Она наконец набрала немного скорости, когда я повел ее в свою комнату. Братья по клубу, собравшиеся в общей зоне, завопили и засвистели, увидев нас. Я усмехнулся им, усилив настороженность на лице Марселлы.

В тот момент, когда мы вошли в мою комнату, и она, и я напряглись, только по совершенно разным причинам.

Как вице-президент МотоКлуба Тартар, получить киску никогда не было проблемой. Сексуальныедевушки, стремящиеся угодить, входили и выходили из нашего клуба каждый день. Но провести ночь в комнате с Марселлой было чертовски сильным искушением, не похожим ни на одно из тех, с которыми я когда-либо сталкивался. Я привёл ее в свою комнату ради защиты, но теперь, когда она здесь, я подумал, не испортит ли это мне все всерьез. Я хотел ее, хотел ее с самой первой секунды, как увидел, если быть честным с самим собой.

— Мне нужно в душ, — сказала она, отрывая меня от мыслей.

Она осмотрела мою комнату. Конечно, она привыкла к лучшему. Я жил во всех мыслимых хижинах, и мне было плевать, думала ли она, что это ниже ее достоинства. Ей повезло, что она выбралась из конуры.

— Будь моим гостем. За этой дверью душ. Конечно, нет ничего лучше мраморной ванной с тропическим душем.

Она поджала губы, ее глаза остановились на мне.

— Возможно, ты думаешь, что я избалованная...

— Я думаю?

— Может, я избалованная, но я не думаю, что у тебя есть какое-то право судить меня. Я не хожу и не похищаю людей.

— Нет, ты получаешь выгоду только от преступлений своего отца, а похищение людей самый маленький из его грехов.

Всякий раз, когда я нападал на ее отца, ее стены поднимались, переходя в защитный режим. Неужели ничто не могло заставить ее усомниться в нем?

— Мой отец никогда бы не похитил девушку или чьего-то ребенка. У него есть честь, в отличие от тебя и твоего идиотского байкерского клуба.

— Ты слишком высокого мнения о своем отце. Если бы ты знала все, что он сделал, уверен, ты бы изменила своё мнение.

— Ничто из того, что ты можешь сказать, никогда не заставит меня усомниться, Мэддокс, так что не трать свое дыхание на убеждения меня.

На ее лице не было и тени сомнения, и это привело меня в ярость. Я хотел разрушить ее представление об отце. Хотел, чтобы ее ненависть к нему сравнялась с моей собственной. Хотел, чтобы она перешла на мою сторону. Это действительно сломило бы Луку Витиелло.

Я отчаянно нуждалась в душе, но я едва ли могла носить свою грязную одежду еще день. Они воняли мокрой собакой и потом и были испачканы тем, что прилипло к собачьей конуре.

— Тебе следует приготовиться ко сну. Завтра у меня ранний рабочий день, и я не могу позволить себе обсуждать с тобой всю ночь всякую чушь, — сказал Мэддокс.

Он держался на расстоянии нескольких шагов, между нами, чему я была рада. Я не была уверена в его мотивах.

— Мне нужна сменная одежда. Моя испорчена.

Он указал на кучу мятой одежды на кресле в углу.

— Выбери футболку и боксеры для сна. Я не поеду в магазин.

Бросив еще один взгляд на двуспальную кровать, я подошла к креслу. За два года наших отношений Джованни ни разу не оставался на ночь. По иронии судьбы, первым мужчиной, с которым я провела ночь в одной комнате, был тот самый человек, который похитил меня и хотел смерти моего отца. Байкер. Человек, определенно не разделявший ни одной из наших ценностей. Я флиртовала с ним, но спать в его комнате никогда не входило в мои планы. Я с любопытством оглядела комнату. В ней не было ничего особенного. Кровать, кресло и письменный стол. Последние два служили только предметами, на которые можно было бросить одежду.

Я осторожно подобрала предмет одежды, остро ощущая, как глаза Мэддокса следят за каждым моим движением. По беспорядочной куче было трудно сказать, была ли одежда грязной или чистой.

Мэддокс тихо рассмеялся, усаживаясь на подоконник и выпуская дым наружу.

— Вся одежда чистая. Но, как ты можешь видеть, у меня нет шкафа, так что приходится обходится креслом.

— Глажка и складывание слишком сложны для тебя? — спросила я после того, как выбрала простую черную футболку и черные боксеры.

Это странное прикосновение. Нижнее белье Мэддокса. Мысль о том, чтобы надеть их, казалась еще более странной. Мои отношения с Джованни всегда были слишком формальными, чтобы я могла ходить в его одежде, не говоря уже о том, что он никогда бы не позволил мне приблизиться к его нижнему белью.

— Будь моим гостем, если хочешь остаться в своей грязной одежде.

Я схватила футболку, и его боксеры и исчезла в ванной. Комната была чистой, но маленькой. Мэддокс прав. Я никогда не находилась в такой простой ванной, как эта. Даже мои друзья из богатых семей, и у них большие и роскошные ванные, чем у большинства людей. Я постирала нижнее белье в раковине с мылом, но мои брюки и блузка не спасти. Быстро приняв душ, я переоделась в одежду Мэддокса. Его футболка доходила мне до бедер, а боксеры висели низко на бедрах, почти соскальзывая. Было странно чувствовать себя такой уязвимой рядом с таким парнем, как он.

Выйдя из ванной, Мэддокса уже не было. Я подошла к окну, не зная, что делать. Лежать в постели Мэддокса казалось плохой идеей. Я смертельно устала, но мои подозрения не давали мне уснуть. Через некоторое время дверь открылась, и вошел Мэддокс с тарелкой, уставленной бутербродами. Он сделал короткую паузу, его взгляд скользнул от моих босых пальцев ног по моим обнаженным ногам до лица. Он ничего не выдал. Обычно у мужчин всегда отвисала челюсть, но обычно я наряжалась.

— Принёс для тебя несколько сэндвичей.

— Ты их приготовил?

Он покачал головой с веселым выражением лица, будто само это предположение было абсурдным.

— Попросил Мэри-Лу. Она неплохо готовит.

— Девушка, с которой ты проводил время несколько дней назад?

Он кивнул, словно в этом не было ничего особенного.

— Она не возражала, что ей пришлось готовить ужин для другой девушки, которая проведет ночь в твоей комнате?

— Мы не встречаемся, только трахаемся. Она просто проходная. Ей все равно. Я не единственный парень, на которого она положила глаз. Если кто-то другой попросит ее стать его старушкой, она в мгновение ока повергнет меня в прах. Все, чего хотят эти девушки, это мужчину, который объявляет их собственностью байкеров.

Мои губы скривились.

— Проходная, серьезно? Каким сексистом ты можешь быть?

— Не веди себя так высокомерно и властно. В твоих кругах девушек используют как выгодную сделку. Я имею в виду, кто все еще использует браки по договоренности?

— Они работали веками, — сказала я надменно. — И я не обещана.

— Больше нет. Разве ты и этот глупый парень не должны были пожениться через два года?

— У нас не было даты. Но к твоему сведению, я выбрала его, а не мои родители.

— Ты выбрала того, кого твой отец подпустил к тебе, чтобы ты выбрала его.

Я никогда не видела этого таким, но это правда, что только некоторым парням разрешалось приближаться ко мне, как только я достигла половой зрелости. Все они вели себя хорошо и уважительно, не говоря уже о том, что боялись моего отца.

— Ты ничего не знаешь о нашей жизни. Но это определенно лучше, чем та беззаконная деревенская жизнь, которую ты ведешь.

— Я волен делать все, что мне заблагорассудится. Ты связана своими старомодными правилами.

Даже если он прав, я не могла просто так оставить это. Я указала на татуировку адской гончей на его предплечье, знак его клуба.

— Ты тоже не можешь просто так уйти из клуба. Это не свобода.

— Я живу ради этого клуба. Я бы никогда не покинул его. Это моя чертова жизнь.

— А моя семья это моя жизнь, так что я не менее свободна, чем ты.

— Не думаю, что ты действительно понимаешь, что значит свобода.

Я часто стремилась к свободе, но не вдали от своей семьи и мира, в котором выросла.

Мэддокс снова протянул тарелку, затем поставил ее на тумбочку.

— Ты можешь поесть в постели, если хочешь, я не возражаю.

— А крошки? — спросила я, больше для того, чтобы выиграть время и избавиться от своей внезапной нервозности.

— Эти простыни видели и похуже, — сказал Мэддокс со смешком, направляясь к креслу.

Мои губы скривились.

— Думаю, что посплю на полу.

Мэддокс бросил на меня сердитый взгляд.

— Я сменил их сегодня утром, так что не собирай свои трусики в кучу. Но, если предпочитаешь пол, будь моим гостем. Мне все равно.

Он снял свою косуху и повесил ее на спинку кресла. Это первый раз, когда я увидела его без куртки с момента похищения. Судя по тому, как он на неё смотрел, кусок кожи казался ему важным.

Он бросил на меня предупреждающий взгляд.

— Не трогай мою куртку, пока я принимаю душ.

— Не волнуйся.

Он обернулся в дверях ванной.

— И не пытайся ничего предпринять, или я снова брошу твою дерзкую задницу в конуру. — он закрыл дверь.

— Придурок, — пробормотала я, но была почти благодарна.

Если он действительно сделал это, чтобы защитить меня, то это хороший жест. Однако я не могла поверить, что это только из-за этого.

Я унаследовала недоверчивый характер своего отца, и теперь он поднимал голову. Когда потекла вода, я направилась к двери и подергала ручку, но она была заперта. Внизу раздавались мужские голоса и громкий смех, так что запертая дверь, наверное, была к лучшему в любом случае.

Взглянув на сэндвичи и услышав сердитое урчание в животе, я наконец взяла один с сыром и ветчиной. Обычно я не ела углеводов или молочных продуктов. От одного ты растолстеешь, а от другого у тебя появятся прыщи, но я действительно не могла заставить себя переживать. Я запихнула треть бутерброда в рот и откусила, жадно пережевывая. После нескольких дней жизни в вонючей конуре и пребывания во власти этих байкеров большинство моих предыдущих забот казалось ужасно неуместными. На мгновение мой разум зацепился за видео, задаваясь вопросом, кто его увидел, но я отбросила эту мысль в сторону. В данный момент это бесполезное дело. Прошлое в прошлом. Нужно придумать, как улучшить свое будущее.

Раньше, чем ожидалось, Мэддокс вышел из ванной, и у меня чуть не случился сердечный приступ. На нем не было ничего, кроме боксеров, открывающих мускулистую верхнюю часть тела, покрытую татуировками. Теперь турник для подтягиваний, свисающий с потолка у окна, обрел смысл. Этому телу требовалась работа. Мне пришлось заставить себя отвести от него взгляд. Его тело кричало «плохой парень». Я выросла среди плохих парней, но Мэддокс носил свою собственную запретную ауру плохого парня.

Мэддокс посмотрел на меня так, словно я вторглась в его личное пространство, будто я сама напросилась сюда, будто все это было моим выбором. Он подошел к маленькому столику и схватил лежавшую там пачку сигарет.

— Ты трогала мою куртку?

Я закатила глаза.

— Это кусок кожи.

Он поднял брови.

— Нет, я не трогала.

Он кивнул, явно удовлетворенный и взял пачку сигарет.

— Ты куришь в своей спальне?

Он сунул сигарету в рот, закурил и глубоко затянулся, прежде чем, наконец, удостоил меня ответом.

— У тебя с этим проблемы?

Я пожала плечами.

— Это негигиенично и отвратительно. Не говоря уже об опасности, учитывая, сколько людей засыпают с горящей сигаретой и поджигают себя. Это твое здоровье. Но я бы предпочла, чтобы ты выбрал что-нибудь, что убьет тебя быстрее, чем никотин.

Выражение лица Мэддокса исказилось от гнева, и он направился ко мне. Я заставила себя оставаться на месте и не отступать от его ярости.

— Я единственное, что стоит между тобой и кучкой похотливых байкеров, которые хотят попробовать мафиозную киску.

Почему это так разозлило его? Он особенно напряжен с тех пор, как мы вошли в его спальню. Я напряглась.

— Почему тебя это вообще волнует? Почему бы тебе не позволить им наброситься на меня, если ты так сильно ненавидишь мою семью?

— Я ненавижу твоего отца. Ты же чертовски раздражаешь меня, потому что даже не осознаешь, насколько привилегированна.

Из-за своей вспышки он подошел ко мне очень близко, так что запах его бодрого мятного геля для душа заполнил мой нос. Его волосы все еще были влажными и беспорядочно свисали на лоб. Мои глаза приковались к татуировкам на его верхней части тела и руках. Изображение адской гончей, ножей, черепов и байков.

— Перестань разыгрывать жертву, —

сказала я в конце концов.

Мэддокс пристально посмотрел на меня, но что-то в его глазах заставило меня испытать жар.

— Я был жертвой давным-давно, но не сейчас.

Мои глаза метнулись от пирсинга на его языке к штанге в его соске.

— У меня есть еще, — сказал он и сделал еще одну затяжку.

— Где? — я спросила.

Его взгляд опустился на боксеры.

— Еще два.

Я открыла рот, пытаясь представить, где именно они были. Мои щеки запылали.

— Ты играешь со мной. — я прищурилась. — Ты просто хочешь заставить меня нервничать.

— Почему два пирсинга в моем члене заставляют тебя нервничать? — спросил он, но в его голосе появился новый, более глубокий тембр.

Я пожала плечами.

— Они не заставляют меня нервничать.

Он ухмыльнулся, видя меня насквозь. Все в Мэддоксе заставляло меня нервничать.

— Ложись спать, принцесса.

Ему всегда удавалось заставить это слово звучать, как самое страшное оскорбление, какое только можно вообразить.

Не желая показаться испуганной, я села на самый край кровати, опустив ноги на пол. Постельное белье пахло свежестью, а не дымом или потом. Может, он обычно курил только с открытым окном и просто не хотел меня раздражать.

Мэддокс бросил на меня наполовину удивленный, наполовину раздраженный взгляд.

— Простыни чистые, как я и сказал, не беспокойся.

— Я не беспокоюсь об этом.

Он кивнул, задумчиво прищурив глаза.

— Тогда о чем ты беспокоишься?

— Разве это не очевидно? Я не в восторге от того, что буду спать рядом со своим похитителем без защиты.

Он указал на свою грудь.

— Я твоя защита, и ты чертовски уверена, что не нуждаешься в защите от меня. Твоя киска в безопасности.

Я стиснула зубы, затем, наконец, легла на кровать. Она была намного жёстче, чем дома, но после конуры казалось мягким облаком.

Мэддокс докурил свою сигарету, но даже тогда остался у окна, глядя наружу. Буквы «МотоКлуб Тартар» были написаны на его спине и плечах, а под ними череп, извергающий пламя — такое же изображение, как и на его груди.

— Почему черепа?

Он посмотрел на свою грудь.

— У моего отца была такая же татуировка. Я мало что помню о его внешности. Всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить, как он выглядел, я вижу кровавое месиво, в которое превратил его твой отец. Эта татуировка все, что у меня осталось.

Я сглотнула.

— Я сожалею о том, что сделал мой отец.

Он кивнул, пристально наблюдая за мной.

— Не твое извинение, чтобы раздавать, и сомневаюсь, что твой старик когда-нибудь произнесет эти слова.

Скорее всего, он этого не сделает.

Я отвела взгляд от его слишком личного взгляда и осмотрела другие его татуировки. Слова «Никаких Сожалений» украшали его левое предплечье.

— Ты сожалеешь только о том, чего не сделал, — пробормотала я.

Это цитата, которую я однажды прочитала в мотивационном посте в Инстаграм, и она глубоко меня задела.

Мэддокс послал мне растерянный взгляд, пока я не указала на его татуировку. Он криво усмехнулся.

— О чем ты сожалеешь, что не сделала?

Список был длинным, но я не чувствовала себя комфортно, обсуждая его с Мэддоксом. Оторвав от него взгляд, я уставилась в потолок. Вентилятор вращался медленными, завораживающими кругами.

— Ничего.

Он засмеялся, и у меня внутри все перевернулось. Он появился у кровати, возвышаясь надо мной, все еще одетый только в боксеры.

— Я тебе не верю. Уверен, что есть много вещей, которые ты до смерти хочешь сделать, но не можешь, потому что твой старик всегда прикрывает тебе спину.

Я ничего не сказала. Мэддокс опустился на другую сторону кровати, и я сжала руки в кулаки.

— Не пытайся задушить меня, пока я сплю. Если ты попытаешься что-нибудь предпринять, я сам передам тебя Коди.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Мне стало слишком жарко, когда Мэддокс растянулся рядом. Его кровать была слишком мала для двух людей, которые не состояли в отношениях. Наши руки практически соприкасались. Едва можно было сосчитать полсантиметра между нами. Я сложила руки на животе, чтобы между нашими руками было больше пространства.

— Для того, кто флиртовал со мной в конуре, ты сейчас ужасно тихая, — пошутил он, наклонив ко мне лицо.

Я повернула голову в его сторону. Несмотря на нашу близость, я и вполовину не была так напугана, как должна была бы. Если бы я хотела, чтобы мой план сработал, мне следовало бы флиртовать с ним сейчас, но это определенно выходило за рамки моей зоны комфорта.

— Я думала, ты хочешь спать.

— Я хочу, — сказал он, но его глаза говорили что-то еще.

Я сглотнула, когда он, наконец, отвернулся и погасил свет.

Прислушиваясь к его дыханию, я цеплялась за сознание, надеясь, что он заснет раньше меня. Но я просто знала, что он не спит. Я задавалась вопросом, что мешало ему уснуть. Это не могло быть беспокойством за его жизнь. Может, он воображал все то, что мог бы со мной сделать. Мой пульс ускорился. Проблема состояла в том, что это было не только от беспокойства.

Глава 10

Проснувшись на следующее утро, я резко вскочила в постели, оглядываясь по сторонам. Мэддокс сидел на подоконнике. На его щеке появилась ямочка, когда он встретился со мной взглядом.

— Ты выжила, видишь?

Я прочистила горло и пригладила волосы, чувствуя себя уязвимой, зная, что Мэддокс видел меня спящей. Это очень личное, и я никогда не делилась ею ни с кем, кроме своей семьи. Солнце только что взошло, но Мэддокс выглядел так, будто уже некоторое время не спал.

— Почему ты не спишь?

Мэддокс пожал плечами.

— Ты заняла слишком много места в постели.

Я наклонила голову в раздумье. Все почти выглядело так, словно Мэддокс чувствовал себя неловко со мной в кровати. По крайней мере, я не единственная, кому было не по себе. Я встала и потянулась. Мэддокс проследил за движением. Может, он испугался собственного желания. Я должна этим воспользоваться. Когда я подошла к нему, под его пристальным вниманием, мое мужество ускользнуло. Как он и сказал, он не похож на Джованни. Мэддокс не стал бы сдерживаться из-за страха перед моим отцом. Он, вероятно, отправил бы ему подробный отчет, если бы у нас когда-нибудь произошёл секс.

Горячая волна прошла по моему телу при этой мысли.

Я обхватила себя руками за грудь, когда остановилась рядом с ним, и холодный утренний воздух ударил в меня. Мои соски затвердели, и я остро осознала, что Мэддокс мог видеть это сквозь тонкую ткань футболки.

— Меня не будет большую часть дня, но я оставлю достаточно еды и воды и запру дверь.

Я кивнула, проследив за его взглядом за горизонт и удивляясь тому, насколько странной вышла ситуация. В мгновение ока моя жизнь перевернулась с ног на голову, и у меня возникло ощущение, что это только начало.

Я осматривала профиль Мэддокса, острые углы, затем задержалась на шраме, который выглядел как ямочка.

— Откуда у тебя этот шрам?

Мэддокс коснулся этого места и криво улыбнулся.

— Когда мне было девять, я пытался выпустить собак Эрла на свободу в ночь боя. Нескольким из них удалось убежать. Он ударил меня одним из ошейников с шипами, которые он использует на собаках.

— Это ужасно. Но почему шрам так плохо зажил? Рана не могла быть настолько глубокой.

— Он сказал, что если я захочу встать на сторону собак, со мной будут обращаться как с собакой, а их раны всегда должны заживать без лечения. Он также запер меня в клетке на пару дней, так что я знаю, каково это.

У меня отвисла челюсть.

— Неудивительно, что ты так запутался.

Он рассмеялся глубоким, полным животом смехом.

— Это одна из причин, да, но твой старик все еще выигрывает приз в этом всем.

Я прислонилась к стене, нахмурившись.

— Но Эрл должен был заботиться о тебе после смерти твоего отца, а не травмировать тебя морально и физически.

Он вздохнул и покачал головой.

— Я даже не знаю, зачем тебе это сказал.

— Потому что у тебя больше никого нет, ты достаточно доверяешь, чтобы делиться этим.

Я весь день просидела на подоконнике. Сначала я была удивлена, что Мэддокс не запер окно. Но вскоре поняла, почему побег через окно, помимо риска спрыгнуть со второго этажа, не был вариантом. Я заметила охранников, патрулирующих изгородь из проволоки, и у одного из них был ротвейлер на поводке. Он, вероятно, послал бы животное за мной, если бы я попыталась убежать. Вспомнив острые зубы Сатаны, я содрогнулась при мысли о том, что они сделают с моей плотью. Мы с ней заключили — по крайней мере, временный — мир, но я не слепа к той опасности, которую представляли собаки.

Я оглядела горизонт в поисках признаков того, что папа уже в пути. Я даже не была уверена, что именно ищу. Он, конечно, постарается как можно дольше держать свою атаку в секрете, чтобы застать байкеров врасплох. Я знала, что он искал меня, но, будучи не в состоянии связаться с ним или с кем-либо еще из семьи, я чувствовала, будто часть меня оторвана. Даже когда я находилась вдали от дома, у меня всегда был при себе телефон, чтобы связаться с ними, когда мне заблагорассудится. Теперь я чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо в своей жизни.

Мэддокс вернулся домой после наступления темноты, растрепанный и злой.

— Что случилось? — спросила я, садясь в постели.

— Твой отец.

Он не стал вдаваться в подробности, просто исчез в ванной. Я не могла не улыбнуться.

Мэддокс вышел через десять минут и, не сказав больше ни слова, лег в кровать, но свет не выключил.

— Я говорила тебе, что мой отец не остановится ни перед чем, чтобы спасти меня, — сказала я, не в силах сдержать головокружение.

Мэддокс усмехнулся.

— Как ему удалось промыть тебе мозги, чтобы ты стала его самой большой поклонницей, несмотря на все его недостатки? Какой бы наркотик он тебе ни дал, он, должно быть, стоит миллионы.

— Он мой отец, конечно, я верю в него. И наркотик, который ты ищешь, это любовь.

Я внутренне съежилась от того, как глупо это прозвучало, но это было правдой. Папа не только баловал меня подарками и деньгами, он также баловал меня любовью и привязанностью.

— Меня сейчас стошнит. — Мэддокс развернулся, полностью глядя на меня. — Ну же, будь честна хоть на мгновение. Ты должна понять, что за человек твой отец. Только не говори, что тебе все равно.

— Я знаю, что он за человек. Все в моей семье связаны с мафией. И члены твоей семьи преступники, так что не говори мне, что в этом есть большая разница. Ты оправдываешь свои действия лояльностью к клубу и своей косухой, а члены моей семьи оправдывают это своей клятвой и верностью татуировке на груди.

Мэддокс покачал головой.

— Ты защищаешь Фамилью, даже если они смотрят на тебя сверху вниз. Однажды я стану президентом клуба, но ты всегда будешь всего лишь женой члена мафии. Твое слово никогда не будет иметь значения в мафии. И все же ты защищаешь правое дело. Ты не похожа на девушку, которая любит сидеть сложа руки и ничего не делать.

— Кто сказал, что я ничего не собираюсь делать?

— Ты не можешь управлять Фамильей, как твой отец.

— Мой брат станет Капо.

— Разве ты не злишься, что твой брат займёт должность босса, хотя ты старшая?

Иногда я представляла себе, что бы я сделала, если бы стала Капо, но никогда по-настоящему не считала это приемлемым вариантом.

— Разрешены ли девушки в вашем клубе?

— Конечно, разве ты их не видела?

Я закатила глаза.

— Не для развлечений и не для передачи из рук в руки. Я имею в виду, как члены клуба.

— Нет, это против правил.

— Значит, если бы у тебя была старшая сестра, она не смогла бы присоединиться к клубу?

Он нахмурился.

— Хорошо, и клуб, и мафия не допускают девушек. Но ты похожа на девушку, которая привыкла получать, желаемое. Должно быть, трудно быть на втором месте, и даже не это. Твое слово никогда ничего не будет значить в Фамилье. Если ты выйдешь замуж за какого-нибудь напыщенного итальянского гангстера, он поднимется в ранге Фамильи, а ты сможешь растить его детей и отсасывать ему, если он вернется домой после тяжелого рабочего дня.

— Отсасывать? — повторила я с отвращением, скривив губы в то время, как жар очень неловко поднимался по моему горлу.

Мэддокс очень явно провел языком по внутренней стороне щеки.

— Это отвратительно.

— Отсасывать или моя интерпретация этого?

— И то и другое, — пробормотала я.

— Только не говори, что ты ни разу не отсасывала этому бедному мудаку за два года отношений. Неудивительно, что он всегда выглядел таким измученным. Я бы тоже был таким, если бы не получал хорошего длинного минета в последние годы.

— Прекрати произносить это слово, — пробормотала я.

Я никогда не хотела делать Джованни оральный секс, и ему бы и в голову не пришло попросить меня об этом. В наших отношениях он никогда даже близко не подпускал меня к своей ширинке.

— Эта дискуссия окончена.

— Я заставляю тебя испытывать неловкость? — спросил Мэддокс, явно наслаждаясь собой.

Он заставлял меня чувствовать неловкость по разным причинам, ни одну из которых я не стала бы обсуждать с ним, особенно когда мы делили постель.

Флирт с ним.

Таков был план, но выполнить его оказалось сложнее.

Мэддокс наблюдал за мной, и мои ладони вспотели. Мое тело никогда так не реагировало на чье-то присутствие. Я заставляла других нервничать, а не наоборот.

— Зачем кому-то прокалывать гениталии? — выпалила я, желая нарушить тишину.

Ответная улыбка Мэддокса только заставила меня почувствовать себя еще горячее.

— Получать больше вожделения и, что еще более важно, отдавать больше вожделения.

Мой разум пришел в бешенство. Мы с Мэддоксом уставились друг другу в глаза, затем он со смешком покачал головой и перевернулся на спину.

— Ложись спать, пока мы оба не сделали то, о чем могли бы пожалеть.

— Сомневаюсь, что ты пожалеешь обо мне, — сказала я.

Мэддокс закрыл глаза с сардонической улыбкой.

— Я не пожалею.

Его подтверждение ошеломило меня. Мои глаза скользнули по его груди, которая не была прикрыта одеялом.

— А ты, ты бы пожалела? — спросил он в конце концов.

— Определенно, — ответила я.

Я даже не хотела думать о том дерьме в социальных сетях, которому меня подвергнут, если станет известно, что я переспала с байкером, даже если это должно было спасти меня. В наших кругах девушек осуждали в мгновение ока. А моя семья? Папа бы сошёл с ума.

Мэддокс кивнул, его глаза все еще были закрыты.

— Да. Ты определенно пожалеешь.

Марселла провела последние три ночи в моей постели, и каждая ночь была более мучительной, чем предыдущая. Я ощущал ее присутствие повсюду. Когда я лежал без сна рядом с ней ночью, и почти не спал, я практически обезумел от ее запаха и образов ее тела, прокручивающихся перед моими закрытыми глазами.

Я наполовину надеялся, наполовину боялся, что Марселла наброситься на меня, даже если это будет только ради ее спасения, но до сих пор она сдерживалась. Несмотря на ее убийственное тело, она не привыкла заигрывать с мужчинами. Я не был уверен, было ли это из-за ее консервативного воспитания или потому, что она привыкла к мужчинам, бросающимся к ее ногам.

У меня мелькнула мысль сделать то же самое.

Некоторые девушки одевались в дорогие платья и накладывали тонны макияжа, чтобы выглядеть презентабельно, но Марселла в моей одежде и без макияжа была видением, которое заставляло их всех стыдиться.

— О чем ты думаешь? — спросила она ни с того ни с сего.

— Разве это не тот вопрос, который ты задаешь своему жениху, когда он остается на ночь?

Она пожала плечами.

— Джованни никогда не оставался на ночь.

Придурковатое имя для придурка, затем мой мозг зарегистрировал ее слова.

— Почему?

— Мы придерживаемся наших старых ценностей, — сказала Белоснежка как ни в чем не бывало. — И я живу со своими родителями.

Я не мог оторвать взгляда от ее голубых глаз, сияющих на фоне темных угольных волос.

— Дай угадаю, твой жених обмочился бы из-за твоего старика.

Она ухмыльнулась.

— Как и большинство людей.

— Не я.

— Нет, — согласилась она мягким голосом. — Не ты, Мэддокс.

Блядь. Мне хотелось, чтобы она перестала произносить мое имя таким нежным напевом. И все же я никогда не спрашивал ее, потому что в тот момент, когда последний слог замер на ее губах, я страстно желал услышать его снова. Она была как наркотик, перед которым я не мог устоять, а я еще даже не пробовал ее на вкус. Без сомнения, она была бы похожа на крэк. Один раз и ты станешь зависимым, и в конечном счете она погубит тебя.

— Какое твое любимое детское воспоминание об отце?

Я не ожидал такого вопроса. Никто никогда не спрашивал меня о чем-то подобном. Я ломал голову, пытаясь придумать ответ. Большинство моих воспоминаний не были счастливыми. Мой старик не был лучшим отцом, но он был отцом.

В моей голове промелькнули образы отца, ссорящегося с мамой, или сидящего на диване с пивом, или вообще отсутствующего.

— Он умер до того, как мы смогли создать много хороших воспоминаний, — сказал я.

Но в глубине души я знал, что счастливых воспоминаний было бы немного и они были бы далеко друг от друга, даже если бы Витиелло не убил его. Но иметь плохого отца было лучше, чем не иметь его вообще.

— Но ты скучаешь по нему?

Больше всего я скучал по тому, что могло бы быть. Я скучал по тому, что у нас никогда не было шанса наладить хорошие отношения. Я скучал по тому, что мой старик так и не получил шанса стать хорошим отцом.

— Конечно, — ответил я, но слова прозвучали неубедительно.

Марселла наклонила голову так, что ее волосы веером рассыпались по подушке, как смола.

— А твоя мама?

— Она стала старухой моего дяди через несколько недель после убийства моего старика.

Это должно было ответить на ее вопрос. Моя мама никогда по-настоящему не скучала по отцу. Она могла бы не становиться старушкой президента, если бы мой дядя немедленно не сделал ее своей.

Я указал на нее жестом.

— Твоя очередь.

Я все еще не мог смириться с тем фактом, что Марселла Витиелло лежала в постели рядом со мной, в моей черной футболке и боксерах, и разговаривала со мной так, будто это была самая нормальная вещь в мире.

— Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о своем любимом воспоминании детства? Уверен, что хочешь услышать какие-нибудь истории о моем отце?

Я чертовски уверен, что не хотел представлять Луку Витиелло хорошим отцом. Я хотел бы, чтобы воспоминания Марселлы о нем были такими же мрачными, как мои о моем отце, но я не слабак. Я могу принять правду.

— Продолжай.

Взгляд Марселлы стал отстраненным, затем ее губы изогнулись в мягкой улыбке, которую я никогда раньше не видел на ее обычно таком сдержанном и осторожном лице.

— Когда мне было семь, я впала в период, когда была убеждена, что монстры жили в моей гардеробной и под кроватью. Я едва могла заснуть. Поэтому папа каждый вечер проверял все возможные укромные места в моей комнате, и даже когда он возвращался домой поздно ночью, после тяжёлого рабочего дня, он все равно пробирался в мою комнату и убеждался, что я в безопасности. Как только он проверял комнату, я знала, что монстры ушли, и всегда засыпала в течение нескольких минут. Но за несколько секунд до того, как я проваливалась в сон, папа всегда целовал меня в лоб.

Я не мог представить Луку Витиелло таким, каким его описывала Марселла, любящим, заботливым отцом. Он был монстром, который все еще преследовал семилетнего меня. Думая о нем, я всегда видел безумца с топором и ножом, убивавшего людей, похожих на мою семью. Он человек, ставший нашим врагом еще до моего рождения. Это не новая вражда, но она длилась несколько поколений.

Марселла посмотрела на меня.

— Ты мне не веришь?

— Я верю, что ты видишь его таким, но это не меняет моих чувств к нему. Ничто не может стереть мою ненависть, ничто никогда не сможет.

— Никогда не говори никогда.

— Ты скорее научишься презирать своего старика, чем я его прощу, это факт, Белоснежка.

Я съежился. Это второй раз, когда я назвал ее этим именем вне моих мыслей.

Ее брови нахмурились, и она посмотрела на меня так, словно пыталась заглянуть прямо в мой мозг.

— Белоснежка?

Я пожал плечами и перевернулся на спину, уставившись в потолок. Она продолжала выжидающе смотреть на меня.

— Да ладно, не удивляйся. Я не могу поверить, что никто никогда раньше не называл тебя Белоснежкой. Черные волосы, перламутровая кожа, красные губы.

Одна темная бровь дернулась вверх, и я понял, что с каждым словом, вылетающим из моего глупого рта, я только копаю себе еще более глубокую могилу. Тень улыбки скользнула по ее губам, и это все, что я мог сделать, чтобы не притянуть ее к себе и не поцеловать.

Девушки занимают определенное место в мотоклубах, и не на равных правах с мужчинами. Они должны говорить только тогда, когда к ним обращались, и обязаны ублажать своего мужчину. Я никогда просто так не разговаривал с девушкой больше, чем для бессмысленной болтовни до и после секса, и, если возможно, я даже избегал этого. Единственной девушкой, с которой я когда-либо вел хоть сколько-нибудь приличную беседу, была моя мама, но в последние годы я замкнулся даже в ее присутствии.

Я не был уверен, что именно в Марселле заставляло меня хотеть говорить или, по крайней мере, слушать. Она была искушенной и тщательно подбирала слова. Я никогда не разговаривал с девушкой, которая была бы хотя бы наполовину такой образованной и умной, как она. И иногда мне просто нравилось получать от нее реакцию.

— Что произошло с твоим женихом? Он бросил тебя за то, что ты не дала ему?

Ее губы сжались.

— Таких девушек, как я, не бросают. Я порвала с ним.

— Такая чертовски высокомерная. Думаешь, что ты подарок мужчинам, что никто не бросит твою дерзкую задницу?

— Никто бы не бросил меня из-за моего отца, — пробормотала она.

Я оживился, услышав горькие нотки в ее голосе.

— Слишком боятся старика, я понимаю. Но почему ты говоришь так, будто это тебя бесит? Разве тебе не нравится, что тебя боятся из-за твоего страшного папочки?

— Я бы предпочла, чтобы меня боялись или скорее уважали за то, кто я есть.

Ее слова удивили меня, но я не смог сдержать ехидного комментария.

— Люди, как правило, не уважают или не боятся людей за их выдающиеся навыки шоппинга.

Она прищурила глаза.

— Для меня есть нечто большее, чем просто ходить по магазинам. Ты меня не знаешь.

— Тогда просвети меня, Белоснежка.

— Моя жизнь не сказка, так что перестань меня так называть.

Моя ухмылка стала шире от ее очевидного гнева.

— Жаль, уверен, что большой злой волк с удовольствием съел бы тебя.

Румянец пробежал по ее шее и щекам, делая ее еще больше похожей на принцессу из сказки.

— Я изучаю маркетинг, и я одна из лучших.

Я не мог перестать ухмыляться.

Она нахмурилась.

— Полагаю, ты видишь себя большим злым волком, Бешеный Пёс?

Я бы определенно с удовольствием съел ее.

Она покачала головой и стала очень тихой.

— Прошло уже больше недели. Когда это все закончится?

Я больше не спрашивал Эрла. Он наказывал Витиелло молчанием, надеясь, что этот мудак умрет от беспокойства за свою дочь. И я был не против провести еще несколько дней с Марселлой.

Моя улыбка погасла.

— Скоро. Когда твой старик умрет.

Она закрыла глаза.

— Что бы тебе потребовалось, чтобы отказаться от своего плана?

— Не трать свое время на поиски способа убедить меня. Я не стану лгать, мои сны наполнены образами твоего обнаженного тела поверх моего, но даже это не изменит моего мнения, так что не пытайся манипулировать мной с помощью секса.

— Никто ничего не говорил о сексе, — пробормотала она. Затем с любопытством наклонила голову. — Так ты бы предпочел, чтобы я не пыталась тебя соблазнить?

— Я ждал каждую гребаную ночь, когда ты наконец попытаешься, но не делай этого ни по какой другой причине, кроме как потому, что ты этого хочешь.

— Словно тебя волнует, почему я сделала бы шаг к тебе.

Я ухмыльнулся.

— Я бы не стал, если бы оказался между твоих бедер. Но я хочу избавить тебя от разочарования, если ты не получишь от этого ничего, кроме грязного, потрясающего секса.

— Если бы секс это все, чего я хотела, я могла бы переспать с большим количеством сексуальных парней, чем я могу сосчитать. Мало найдется мужчин, которые не согласились бы провести со мной ночь.

Без сомнения...

— Возможно, ты не выбрала одного из них, потому что все эти мужчины съежились бы перед твоим отцом. Я первый парень, который его не боится, и, признай это или нет, тебя это заводит.

Она не стала отрицать,только посмотрела на меня так, что во мне вспыхнуло желание.

Глава 11

Я залезла на подоконник, выглядывая наружу. Как это часто бывало, я пыталась найти ориентиры, которые могли бы подсказать, где я нахожусь, но лес вокруг клуба ничего не давал. После десяти дней в руках байкеров я начала терять надежду, что папа и Маттео найдут меня. В коридоре скрипнула половица, заставив напрячься. Всякий раз, когда Мэддокс отсутствовал, мои нервы находились на пределе. Каким бы безумным это ни было, он защищал меня. Я видела взгляды, которые бросали на меня другие мужчины, голодные и полные ненависти. Я не могла ожидать от них милосердия, и хотя я хотела бы сказать, что не желала их милосердия, я прибывала в ужасе от того, что они могли со мной сделать.

— Ох, избалованная принцесса, где ты прячешься? — позвал Коди певучим голосом.

Это было его любимое хобби: прятаться перед дверью, когда Мэддокс уходил, и мучить меня комментариями о том, как он меня изнасилует. Он издавал громкие фыркающие звуки.

— Я чувствую запах этой итальянской киски. Позволь настоящему мужчине заполнить эту грязную дырочку.

Я постаралась не издать ни звука. Может, тогда он уйдет. Вместо этого он подергал дверную ручку. Хотя я знала, что он нарочно пытается напугать, я не могла не испытывать беспокойства. Только дверь и уважение байкеров к Мэддоксу спасли меня. На то, и другое я не хотела бы полагаться.

Чем дольше длился мой плен, тем выше шансы, что Эрл Уайт в конце концов сорвется и причинит мне боль, тем самым надавив на папу. Я не хотела ждать, пока это произойдет, но бежать без помощи Мэддокса бесполезно.

Он ясно дал понять, что не поможет мне, что бы я ни делала, но в этот момент я подумала, не следует ли мне проверить его теорию. Я слышала, как он бормотал мое имя во сне по ночам.

Рев двигателя повернул мою голову в сторону подъездной дорожки, и я не смогла сдержать улыбку, когда заметила Мэддокса на его Харлее, остановившегося перед крыльцом. Он снял шлем и провел рукой по своим непослушным волосам. Я должна признать, что вид Мэддокса, сидящего на своем звере мотоцикле, был странно привлекательным. Даже его байкерский образ с косухой хорошо смотрелся на нем. Он слез с байка и посмотрел в окно. Наши глаза встретились, и мой живот дернулся так, что я даже не хотела анализировать. Я отвернулась от окна, будто мне было все равно, что он вернулся, но всепоглощающее облегчение в теле говорило совсем на другом языке.

Было темно, и тепло Мэддокса было повсюду. В конце концов я перевернулась. Я с трудом могла разглядеть его силуэт. Занавески не пропускали слишком много лунного света. Мэддокс хотел меня, и даже если бы я никогда не призналась в этом, я испытывала влечение к нему. Даже заводилась, как он говорил. Я могла следовать своему желанию и надеяться, что оно спасет меня, или могла отказать себе в том, чего я хотела, и положиться на других, чтобы они спасли меня. Может, я и была избалованной принцессой, но я не нуждаюсь в принце, который пробудит меня от вечного сна.

Темнота, казалось, окутала нас коконом, полных возможностей. Я лег на спину рядом с Марселлой. От нее пахло неприятностями и искушением. Она подвинулась, и теперь ее колено слегка коснулось моего бедра, и это прикосновение, казалось, наэлектризовало все мое тело. Ее близость приводила меня в смятение. Она была теплой и так чертовски близко.

Спать рядом с ней каждую ночь было пыткой. Эрл упомянул, что скоро свяжется с Витиелло, чтобы произвести обмен, и вместо того, чтобы с нетерпением ждать возможности отомстить, я думал только о том, что потеряю Марселлу еще до того, как она у меня появится. Я был таким придурком.

— О чем ты думаешь? — она спросила.

— Что я жалею, что вообще пригласил тебя в свою комнату, — сказал я.

— Почему?

У меня было такое чувство, что она знала о своем влиянии на меня. Для меня было почти невозможно не смотреть на нее, не фантазировать о ней днем и ночью.

— Думаю, ты догадываешься, — сказал я хрипло.

Она придвинулась, но все равно только ее колено касалось меня. Мне хотелось перевернуться и прижать ее к себе, поцеловать, попробовать на вкус, особенно киску, о которой я мечтал.

— Догадываюсь?

Мое терпение лопнуло. Я перевернулся, приблизив наши лица невероятно близко. Даже ее дыхание было сладким, когда она резко выдохнула. Я не прикасался к ней, хотя каждая частичка меня жаждала этого.

— Я не могу перестать думать о твоей киске и о том, капает ли с нее, — грубо произнёс я, надеясь заставить избалованную принцессу застесняться, но она только сглотнула.

— Ничто не мешает тебе узнать, — она прошептала.

Я был уверен, что ослышался. Я коснулся ее бедра, и после краткого напряжения она смягчилась под моим прикосновением.

— Что ты делаешь? Думаешь, что сможешь соблазнить меня, чтобы я помог тебе? Как часто я должен говорить тебе, что это не сработает?

— И даже, если не сработает, разве не стоило бы попробовать на вкус испорченную принцессу?

Блядь. Я не мог устоять. Погладив ее по верхней части бедра, я провел пальцами под боксерами. Теплое дыхание Марселлы коснулось моих губ не выдохе, когда мои пальцы скользнули под ее нижнее белье. Я подавил стон от ощущения ее шелковистой теплой плоти. Ее киска была такой чертовски мягкой. Она затаила дыхание, когда я провел указательным пальцем по ее входу. Кончиком пальца я обнаружил тонкий намек на влагу между ее половыми губами.

— Блядь, — простонал я.

Решив подразнить ее еще больше, я провел пальцем вверх и вниз по ее киске.

Ее дыхание все еще было медленным и контролируемым, но участилось, когда я начал играть с ее киской, поглаживая ее указательным и средним пальцами и проводя суставами пальцев по ее клитору. Она начала тяжело дышать, и вскоре мои пальцы стали скользкими от ее возбуждения. Я не мог устоять. Погрузив в нее один палец, я подавил проклятие. Она ощущалась так, словно я умер и попал в рай. Она была так напряжена, что мне вспомнились слова Коди. Возможно, он прав. Дерьмо, я неторопливо касался ее пальцами, желая насладиться каждым мгновением этого. Она схватила меня за плечи и начала двигать бедрами в такт моим пальцам, соприкасаясь о мою ладонь своим клитором. Я замедлился, и, как я и надеялся, она потерлась о мою руку, снова и снова вводя мой палец в себя. Мой член был готов взорваться.

— Не останавливайся, — хрипло прошептала она.

— Черт, ты действительно думаешь, что что-нибудь остановит меня от касаний тебя пальцами, пока ты не кончишь, не истекая сливками? Я бы даже продолжал это делать, если бы у меня отвалились пальцы.

— Заткнись, — простонала она, затем резко втянула воздух.

Я задвигал пальцами быстрее, почти опьяненный от ее стонов и ощущения ее тугих стенок вокруг пальца. Я добавил второй, мой член дернулся от ее резкого выдоха. Ее губы нашли мои для нескоординированного поцелуя.

А потом она взорвалась криком, ее стенки сжались вокруг моих пальцев. Ее оргазм был подобен неудержимой лавине, ее соки стекали по моим пальцам и запястью.

— Капает, — прохрипел я.

Марселла только тихо застонала, когда я продолжал медленно входить и выходить из нее, продлевая оргазм. В конце концов я остановился, но оставил пальцы внутри нее, наслаждаясь случайными спазмами, которые охватывали ее стенки. Я вышел и поднес их к губам, облизал дочиста, убедившись, что она слышит, что я делаю.

— Это отвратительно, — прошептала она.

— Вынужден не согласиться. — я ухмыльнулся, вдыхая ее аромат после оргазма. — Я все еще не уверен, что это не сон.

Марселла легла на спину.

— Уверена, что ты бы кончил во сне.

Я рассмеялся, даже если мой член пульсировал от неистовой потребности.

— Это не принесет тебе дополнительных очков.

Она наклонилась и нежно поцеловала меня в щеку.

— Спи спокойно, Мэддокс. Не могу дождаться, когда снова услышу, как ты шепчешь мое имя во сне.

Блядь.

Конечно, она мне приснилась, и я проснулся со стояком. Возможно, кровь не покидала мой член не протяжении всей ночи. А яйца предательски болят. Быстро приняв душ, я гордо расхаживал совершенно обнаженный по своей комнате, закончив играть в кошки-мышки с Белоснежкой.

Она следила за моими движениями с возмущенным выражением лица, но в ее глазах было то же желание, что и у меня. Вскоре мой член вновь затвердел. Взгляд Марселлы остановился на пирсинге у основания и на кончике. Последнее на самом деле было результатом проигранного пари, но я быстро понял, что мне нравится ощущение прохладного металла, и девушкам тоже.

Очарование Марселлы определенно того стоило. Я погладил пирсинг у основания, привлекая ее внимание.

— Этот пирсинг расположен так, чтобы стимулировать клитор, — сказал я, мой голос был грубее, чем обычно. — А этот, — продолжил я, дотрагиваясь до пирсинга на кончике. — Стимулирует точку G.

Марселла ничего не произнесла, но после прошлой ночи она не могла притворяться, что я ее не возбуждаю. Я знал, что вновь найду ее мокрой, если прикоснусь к ее киске.

Прошлая ночь с Мэддоксом стала откровением. Его простое прикосновение воспламенило мое тело. Быть может, потому что я изголодалась по касаниям.

Я боялась, что после этого почувствую сожаление, но сожалеть о том, что ты хочешь повторить, казалось лицемерием. Я пыталась утешить себя тем фактом, что нахожусь в экстраординарной ситуации, о которой нельзя судить по стандартным правилам. И все же в глубине души я задавалась вопросом, было ли это единственной причиной моего желания.

Когда я вышла из ванной той ночью, Мэддокс лежал, растянувшись на кровати, наблюдая за мной с голодной улыбкой.

Он был только в боксерах, демонстрируя свое мускулистое, покрытое чернилами тело.

Я притворилась равнодушной.

— Эрл сказал, что он доберется до места с твоим стариком. Это может быть одна из наших последних совместных ночей.

Мое сердце забилось быстрее.

— Серьезно?

— Не можешь дождаться, когда избавишься от меня? — он спросил.

Удивительно, но я хотела больше времени провести с Мэддоксом, каким бы приводящим в бешенство он ни был. Будучи запертой в спальне Мэддокса, вдали от отвратительных байкеров, я почти забыла об опасности, в которой находилась. Это казалось странной версией творческого отпуска вдали от моей обычной жизни.

— Может, стоит использовать сегодняшнюю ночь на поедание твоей киски, прежде чем ты вернешься к своему жениху.

— Он бывший жених, — немедленно ответила я.

Джованни никогда не пробовал меня на вкус между ног, только пару раз прикасался ко мне через джинсы (потому что боялся, что я буду голой, если мой отец ворвется в комнату), но этот опыт не доставил мне удовольствия. Тем не менее, учитывая, что его язык ощущался так, словно золотая рыбка боролась за свою жизнь на суше у меня во рту всякий раз, когда мы целовались, я не слишком стремилась, чтобы он оказался у меня между ног. Я не достигала пика несколько раз, когда он прикасался ко мне, что стало ударом по его уверенности, и в чем он обвинил меня, желая подождать до моей первой брачной ночи... по крайней мере, подсознательно. Конечно, это полная чушь.

Мэддокс лежал на спине, грязно ухмыляясь.

— Я могу довести тебя до отличных сливок.

Мои губы скривились.

— Сливок, серьезно? Не трать зря время, я не увлекаюсь оральным сексом.

— Отдавать.

— Принимать, — огрызнулась я в ответ, хотя на самом деле не могла знать.

Я никогда не ублажала парня. Джованни был слишком напуган моим отцом и не осмеливался так оскорблять меня перед нашей свадьбой.

Улыбка Мэддокса стала еще более грязной, и меня обдало жаром. Я была слегка скользкой между ног только от того, что смотрела на него.

— Твой жених настоящий неудачник. Он не попробовал тебя на вкус, как следует, иначе ты бы не несла эту чушь. Если бы ты была моей девушкой, ты бы брызгала, как фонтан, просто думая о моем языке в твоей киске.

Я не поправила его в предположении, что Джованни доставлял мне удовольствия. Это не имело никакого отношения к тому, что у нас было. Я подошла ближе к кровати, пристально глядя на него сверху вниз.

— У тебя грязный рот.

Ты сожалеешь только о том, чего не сделала.

— У меня волшебный язык, — прорычал он, высунув язык так, что пирсинг сверкнул на свету.

Я не могла перестать гадать, каково было бы, если бы он доставил мне удовольствие пирсингом. При одной мысли об этом мои бедра сжались в предвкушении. Если это действительно одна из наших последних ночей, то это также мой последний шанс привлечь его на свою сторону... и немного развлечься.

Я не была уверена, почему я это сделала, но я встала на кровать и посмотрела вниз на Мэддокса.

Он откинул голову назад, заглядывая мне под футболку. На мне не было трусиков. Он присвистнул сквозь зубы.

— Черт, Белоснежка, дай мне съесть эту королевскую киску.

Я приподняла одну бровь.

— Только если это заставит тебя замолчать.

Он дьявольски ухмыльнулся.

— Оседлай мое лицо. Давай. Раздвинь для меня эти молочно-белые бедра.

Я одарила его своим самым снисходительным взглядом и взобралась на кровать, так что я возвышалась над ним, поставив ноги по обе стороны от его плеч. Я знала, какой премиальный вид я ему предоставляла, и ему это нравилось. Тем не менее, я не могла отрицать, что меня тоже все больше возбуждала эта ситуация, грязный рот Мэддокса, голодный блеск в его глазах. Я так часто сомневалась в себе в прошлом, но с Мэддоксом его желание ко мне было совершенно очевидным. Не существовало места для сомнений.

— Встань на колени, чтобы я мог попробовать тебя на вкус.

— Витиелло не преклоняют колено.

Он схватил меня за икры и потянул так сильно, что я потеряла равновесие и упала вперед, мои колени погрузились в мягкий матрас рядом с его головой.

— Я могла бы разбить тебе лицо коленом! — прошипела я.

Мэддокс был моим единственным шансом выбраться из этой адской дыры. Даже, если я хотела бы убить его, в чем ещё я не была уверена, мне пришлось бы подождать, пока я не освобожусь. Мэддокс схватил меня за задницу и дернул к своему лицу. Его глаза поймали мои, а затем его язык медленно выскользнул, грязная ухмылка появилась на его лице. Кончик его языка скользнул по моим половым губам, раздвигая их, лаская чувствительную внутреннюю часть. Я вздрогнула от почти ошеломляющего ощущения, на мгновение забеспокоившись, что кончила от короткого контакта.

— Черт, — сказал он низким рокотом, его губы вибрировали на моей пульсирующей плоти.

Он начал лизать меня медленными движениями, пирсинг дразнил мой клитор. Я вцепилась в его волосы, придвигая его рот ближе к моей киске, и он принял мое приглашение, погрузив свой язык. Я вращала своими бёдрами, оседлав его рот, язык Мэддокса находился глубоко внутри меня, его пирсинг дразнил то, что, как я предполагала, было моей точкой G. Я наблюдала за ним, пока он неторопливо, порой даже закрывая глаза, будто бы ел вкусную еду, которой необходимо насладиться в полной мере. Пирсинг сверкнул, когда его язык неторопливо коснулся моего клитора. Я схватила его за волосы, почти злобно дёрнув, но Мэддокс только ухмыльнулся и сомкнул губы вокруг моего клитора. Мои

зубы впились в нижнюю губу, сдерживая стон.

— Ты должна кричать и стонать. Все девушки так делают, когда находятся в моей комнате. Мои братья по клубу заподозрят неладное, если ты будешь молчаливой, как церковная мышь.

Я сверкнула глазами.

Мэддокс, казалось, воспринял это как вызов, заставляя мои губы издавать звуки, когда он сосал и облизывал, покусывал и щелкал. Вскоре мое дыхание стало прерывистым, а бедра почти отчаянно раскачивались. К этому времени я уже без стыда оседлала его рот. Сильные руки Мэддокса обхватили мои ягодицы, разминая и направляя мои движения. Он отстранился примерно на сантиметр, и я чуть не дернула его обратно за волосы. Так отчаянно желая освобождения, я была близка к потере хоть какого-то подобия контроля.

— Кончи мне в рот, Белоснежка, — прорычал Мэддокс.

Его голубые глаза не отрывались от моих, когда его губы вновь обхватили мой клитор. Удовольствие исходило из моей сердцевины, через каждый сантиметр моего тела неудержимыми волнами. Я кончила так сильно, что каждый мускул, казалось, напрягся до предела. Ахнув, мои руки взлетели к мускулистым плечам Мэддокса, чтобы успокоиться. Закрыв глаза, я поддалась ощущениям и закричала, словно ничего вокруг нас не существовало. И это было так хорошо. Я качнула бедрами назад и с силой, загнала его язык глубже, пока волны удовольствия не начали отступать. В конце концов мои веки открылись, и я посмотрела вниз на Мэддокса.

Мэддокс жадно поглощал мое освобождение, ухмыляясь, его лицо блестело от моих соков. Я наблюдала за ним и продолжала тереться своей киской о его губы. Мне нравилось, как это было грязно, как неправильно. Это — Мэддокс — может стать моим спасением, или может стать грехопадением, которого так многие ждали.

Я все еще стояла на коленях над ним, моя грудь тяжело вздымалась.

Его губы и подбородок блестели.

— Видишь, я же говорил тебе, что заставлю тебя кончить сливками мне в рот.

— Ты понимаешь, что это звучит отвратительно, верно?

Но в глубине души я была ужасно возбуждена. Мэддокс под запретом, груб и дерзко свободен от условностей. Это должно было стать средством для достижения цели, но я не могла заставить себя испытать вину за наслаждением этим в то же время.

Мэддокс поднял голову и высунул язык. Провел его кончиком по моим складочкам, а затем взял одну из них в рот.

— Кто не любит сливки? Особенно, если это так же вкусно.

Я встала, футболка вновь упала мне на колени, скрывая наготу. Но мои ноги были липкими, а сердце все еще пульсировало от освобождения.

Мэддокс медленно сел.

— Ты не ответишь мне тем же?

Я приподняла бровь.

— Почему бы тебе не попросить кого-нибудь из девушек сделать это для тебя?

Несмотря на резкую нотку моих слов, мысль о том, что Мэддокс мог уединиться с другой девушкой, мне не пришлась по вкусу. Он принял сидячее положение, его джинсы были натянуты. Вспомнив пирсинг и его греховно сексуальное тело, я почувствовала, что должна встать на колени и сделать то, о чем он попросил, но моя гордость держала на месте. Он достал сигарету из пачки и поднялся на ноги с таким видом, будто ему было все равно. Пожав плечами, он неторопливо направился к двери.

— Как хочешь. Я знаю девушку, которая отсосет мне.

Горячий шар ярости вырос в моей груди.

— Если ты сделаешь это... — закипела я, не уверенная, чем я собиралась ему угрожать.

Мы не были парой, поэтому я не могла порвать с ним. Мы были всего лишь пленницей и похитителем, что делало ситуацию еще более нелепой. У меня не было ничего, чем я могла бы его шантажировать.

— Тогда что? — спросил Мэддокс, поворачиваясь с довольной ухмылкой, словно моя реакция была его планом.

Он обманом довел меня до эмоционального взрыва?

Я не могла ему поверить. С отвращением покачала головой.

— Мне все равно. Делай то, что должен. Мне все равно, что ты можешь позволить всем старушкам... — я хотела сказать что-нибудь грубое, чтобы соответствовать ему, но слова застряли у меня во рту. — ... делать с тобой, что угодно. — я неубедительно закончила, и мое лицо вспыхнуло.

Улыбка Мэддокса стала шире, став такой самодовольной, что захотелось задушить его золотой цепочкой на шее.

— Делать со мной, что угодно? — эхом отозвался он, с зубастой и самодовольной улыбкой. — Отсосать мне член, вот что они сделали бы. Не можешь произнести эти слова, Белоснежка?

— В отличие от девушек, которых ты выбираешь для выполнения твоих приказов, у меня есть некоторый стиль.

— Ох, у тебя есть стиль и много высокомерия, чтобы соответствовать ему. Разве ты не чувствуешь себя лицемеркой, травя этих девушек, когда твоя киска все еще влажна от моего волшебного языка?

Он прав, но я не могла этого признать.

— Они сами выбрали такой образ жизни. Меня похитили. Ничто не является моим выбором.

— Оседлать мой рот своей киской, как чертово гонщица родео, было твоим выбором, принцесса. Твои сливки на моем языке доказательство этого.

Так же часто, как его грубость заводила меня, так же часто она раздражала.

— Эксперты называют это Стокгольмским Синдромом, — пробормотала я, ненавидя свои щеки за то, что они еще больше разгорелись, потому что я чувствовала себя пойманной.

Даже если бы я говорила себе, что это было частью плана привлечь Мэддокса на мою сторону, чтобы он помог мне сбежать, я слишком наслаждалась нашими физическими встречами, чтобы винить в этом стратегию. Я чувствовала себя распутной, сексуальной и непослушной так, как Джованни никогда не позволял. Я почувствовала себя свободной от оков, которые тяготили меня больше, чем я думала.

— Бред, Белоснежка. Не оскорбляй мой интеллект и уж точно не свой собственный чертов характер. Ты бы никогда не позволила какому-то дерьмовому синдрому определять твои действия. Сомневаюсь, что кто-то или что-то может заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. — он сделал паузу. — И ты хочешь меня. В твоей чопорной светской жизни тебе бы никогда не позволили вести себя непристойно с кем-то вроде меня, но теперь у тебя появился шанс, и ты жадно воспользовалась им своими идеально ухоженными ногтями.

Он прав. Я хотела его. В кои-то веки я почувствовала себя свободной от правил Фамильи. Это была зона беззакония. Что бы ни случилось, пока меня держали здесь, меня никогда не обвинят в этом.

Это трусость, нежелание рисковать жизнью, которой ты желаешь.

Его глаза прошлись по мне, заставляя вновь почувствовать жар.

— Тебе даже не нужно этого говорить. Я знаю, что ты ничего так не хочешь, как стать еще более похабной со мной, по-настоящему раскрыть сексуальную вампиршу, которую ты прячешь за этой Белоснежной внешностью. — его ухмылка стала еще грязнее. — Разве тебе не любопытно?

— О твоих гениталиях? — сказала я саркастически.

Мэддокс глубоко рассмеялся, что мне это начало слишком сильно нравиться.

— Не совсем те слова, которые я бы выбрал, но да.

— Нет, спасибо. Любопытство погубило кошку.

Его улыбка стала шире. Боже, улыбка никогда не заставляла меня чувствовать себя так, словно мои внутренности охвачены огнем.

Он сунул руку в боксеры и высвободил свою длину. Я не могла отвести взгляд, хотя и хотела. Но пирсинг на его кончике привлек мое внимание и не отпускал. Он несколько раз провел большим пальцем по блестящему куску металла, потирая головку.

Я подошла ближе.

— Ты действительно собираешься сделать это у меня на глазах. У тебя совсем нет стыда?

— Совсем нет стыда, Белоснежка. Но, если ты так беспокоишься о моем достоинстве, помоги мне.

Я отрицательно покачала головой.

— Ты невозможен, груб и абсолютно бесстыден.

— Виновен по всем пунктам обвинения. Но ты трусиха, лицемерка и лгунья.

Я прищурила глаза.

— Нет.

Но я была такой. Мэддокс обхватил меня за шею и потянул вниз, пока мне не пришлось опереться одним коленом на матрас.

— Да, — пробормотал он, прежде чем поцеловать меня.

Он продолжал двигать рукой по всей своей длине, и когда я наконец освободилась от его поцелуя, мой взгляд метнулся вниз, наблюдая, как его рука увлечена членом.

У меня потекли слюнки, увидев, как его пресс напрягается при каждом движении.

— Трусиха.

— Заткнись. Ты не можешь дразнить меня, чтобы я прикоснулась к тебе. Если я прикоснусь к тебе, то сделаю это, потому что хочу.

— Конечно, — сказал он.

Саркастическая нотка в его голосе едва была поймана, потому что я просто не могла обращать внимания ни на что, кроме ритмичного движения его руки вверх и вниз. На кончике его пальца собралась капелька молочно-белой жидкости.

— Ты невозможен, — вскипела я, сердито поцеловав его и, наконец, дотянулась до его длины.

Мои пальцы сомкнулись вокруг его твердого, но гладкого члена. Он выдохнул, прежде чем сказать:

— Наконец-то храбрая.

Я заставила его замолчать еще одним поцелуем и начала двигать рукой вверх и вниз, эффективно отталкивая его руку. Мой большой палец исследовал пирсинг на его кончике, взволнованная резким вдохом, за которым последовал низкий стон. Я провела кончиками пальцев ниже, к другому пирсингу у основания, как украшение для его яиц, и вновь была вознаграждена шипением.

— Раздевайся, — прорычал он.

Мои брови взлетели вверх. Я еще не решила, хочу ли дойти до конца с Мэддоксом. За последние тридцать минут чаша весов определенно склонилась в пользу Мэддокса. Я просто не могла перестать задаваться вопросом, станет ли секс таким же откровением, как оральный. Почему я должна ждать другого члена мафии, будущего мужа, который переспал с бесчисленным количеством девушек до нашей первой брачной ночи? Почему я не могла немного развлечься?

И более того, тихий голос, который я привыкла называть своим инстинктом, сказал мне, что Мэддокс тот парень, которому я должна уступить.

Мэддокс усмехнулся, словно мог прочитать, по крайней мере, часть моих мыслей.

— Я хочу кончить на твое идеальное тело.

— Не уверена, хочу ли я заразиться какими бы то ни было заболеваниями, которые у тебя есть.

— Если бы у меня были какие-то болезни, ты бы заразилась ими от того, как я вылизывал твою киску языком.

Он был прав, и я ненавидела чувствовать себя глупой.

— Но не волнуйся, я обычно пользуюсь презервативом, но, если я забываю, я сдаю анализы. Я чист.

Я перестала двигать рукой и стянула футболку через голову. Взгляд Мэддокса ласкал мои изгибы. Мои соски затвердели, хотя в комнате не было холодно. Я вновь коснулась члена. Мэддокс потянулся к моей груди, захватил один твердый сосок пальцами и покрутил его. Его другая рука гладила мою попку, прежде чем скользнула между моих ног сзади. Его большой палец раздвинул меня, касаясь клитора, который уже снова пульсировал от нетерпения. Один щелчок, и я загорелась желанием, готовая дать волю чувствам.

— Я думала, что теперь твоя очередь, — сказала я тихим голосом, когда его большой палец вновь поднял меня на облака.

Я должна была признать, что доведения Мэддокса до пика в то же время было огромным возбуждением, заставившим меня приблизиться к краю намного быстрее, чем ожидалось.

— Наблюдая за твоими сливками, я кончу намного сильнее, Белоснежка.

На этот раз у меня не нашлось умного комментария. Я была слишком поглощена ощущениями, жаром, исходящим от кожи Мэддокса, удивительной твердостью его члена и пульсирующей потребностью между ног. Вскоре мои бедра начали двигаться, преследуя палец Мэддокса.

Когда мой второй оргазм охватил меня, он тоже кончил на весь свой пресс. Глубоко вздохнув, он схватил меня за шею и притянул к себе для поцелуя.

— Мне действительно ненавистно отпускать тебя.

Глава 12

Сегодня что-то было по-другому. Байкеры, прибывшие после того, как Мэддокс и Грей ушли, казались взволнованными, жужжа вокруг крыльца. Когда Эрл Уайт посмотрел в окно, поймав мой взгляд с блеском превосходства в глазах, мой желудок резко сжался. Я сомневалась, что меня отпустят сегодня. У него еще кое-что в запасе для меня.

Эрл кивнул Коди, а тот ухмыльнулся.

Мои глаза метнулись к запертой двери. Несколько мгновений спустя я услышала громыхающие шаги. Спрыгнув с подоконника, я бросилась в ванную как раз в тот момент, когда зазвенел замок.

— Ты никуда не можешь убежать, сука.

Коди схватил меня за волосы и дернул назад. Я вскрикнула от острой боли, пронзившей череп. Вцепившись в его запястья, я впилась ногтями, но он продолжал тащить меня из комнаты и вниз по лестнице. Мои колени ударились о несколько ступенек, заставив меня вновь завыть от боли.

Он не останавливался, пока мы не добрались до общей зоны внизу. Мой и без того бурлящий желудок скрутило, когда вонь разлитого алкоголя и застарелого дыма заполнила нос. Что происходит? Обменяли бы они меня на отца? Атмосфера была слишком напряженной для этого.

— Дерьмо, эта тупая шлюха поцарапала меня.

Коди оттолкнул меня от себя. Я приземлилась на колени перед Эрлом, задыхаясь от острой боли, но быстро встала на ноги. Я никогда бы не преклонила колени перед кем-то вроде него.

Он усмехнулся.

— Все еще слишком горда, чтобы поклониться тем, кто выше тебя? — он отрицательно покачал головой. — Совсем, как твой старик.

— Однажды мой отец заставит тебя пожалеть о том дне, когда ты появился на свет, — сказала я, вздернув подбородок.

Меня охватило чувство полной беспомощности, но я не позволю ему взять контроль.

Эрл улыбнулся так, что кровь застыла в жилах.

— Я был так близок к тому, чтобы позволить твоему старику произвести обмен, но в его голосе не хватило необходимой покорности, которую я ожидал в подобной ситуации, понимаешь?

Я сглотнула, мне не нравилось, как байкеры смотрели на меня. Я не могла винить папу. Быть покорным не в его крови. Даже если бы он попытался выглядеть таким, это никогда бы не выглядело убедительно.

— Сегодня я заставлю его пожалеть о том дне, когда он пошел против Тартар, и научу его новому месту.

Он кивнул Коди, который схватил меня за шею и прижал к стойке бара. Острая боль пронзила мои тазовые кости от удара. Он опустил мою голову так, что моя правая щека прижалась к липкой деревянной поверхности. Вонь дешевого спиртного была почти невыносимой. В поле зрения появился Эрл с длинным ножом в руке. Я попыталась отодвинуться, но Коди крепко держал меня, а его тело прижималось к моему самым отвратительным образом. Лезвие блеснуло в свете ламп над стойкой бара. Паника пронеслась по моему телу, как яд.

Эрл поднял нож со злобной улыбкой, наблюдая за моей реакцией. Мне хотелось выглядеть храброй и равнодушной, но я была слишком напугана его будущими действиями.

— Ты чертовски хорошенькая, шлюшка. Это идеальное лицо злит меня каждый раз, когда я его вижу.

Страх душил меня, когда он придвинулся еще ближе, держа острый кончик ножа прямо перед моим левым глазом.

— Интересно, что бы ты делала без этих убийственных взглядов. — он улыбнулся леденящей душу улыбкой, обнажив один золотой зуб.

— Не смей, — выдавила я.

Я хотела, чтобы это прозвучало свирепо и угрожающе, но все прозвучало испуганно и почти умоляюще, но я ничего не могла с собой поделать. Что, если он лишит меня зрения? Было еще так много всего, что я хотела увидеть, так много вещей, которые я недостаточно ценила, потому что думала, что у меня будет время посмотреть на них. Мое сердце бешено колотилось, кровь бурлила в венах, как лавина.

— Прости, сладкая, но мне нужен небольшой подарок для твоего старика. Он должен знать, что мы не играем. Мы уничтожим его.

Он придвинул нож еще ближе. Где Мэддокс? Боже, где он?

Когда лезвие вонзилось в меня, пронзительный крик вырвался из самой глубокой части моего тела, пока все не погрузилось во тьму.

В тот момент, когда я вошел в клуб, я понял, что что-то чертовски не так. Руби, любимая девка Эрла и достаточно глупая, чтобы думать, что он когда-нибудь сделает ее своей старухой, удовлетворенно ухмыльнулась, когда Эрл вытер кровь со своего ножа. Кровь также покрывала стойку бара. Мое сердце дрогнуло.

— Что здесь произошло? — спросил я, пытаясь скрыть беспокойство.

Эрл спокойно вложил нож в чехол, выглядя чертовски скучающим.

— Преподал урок принцессе Витиелло и ее старику тоже.

Блядь. Эрл, должно быть, воспользовался своим запасным ключом, чтобы попасть в мою комнату. Я протиснулся мимо ухмыляющегося Коди и бросился наверх, мой пульс бешено колотился. Что, черт возьми, он натворил? Я думал, Витиелло был готов к обмену? Отперев дверь, я вошёл в комнату. Брызги крови покрывали пол, ведя в маленькую ванную. Кровь никогда не беспокоила меня. После резни, которую Витиелло учинил на моих глазах, когда я был маленьким мальчиком, я слишком ожесточился, чтобы беспокоиться об этом. И все же вид этих нескольких брызг крови заставил мое сердце учащенно забиться.

Я последовал за ними в ванную, а затем, пошатываясь, остановился в дверях.

Марселла сидела на краю унитаза, ее лицо было пепельного цвета, плечи и футболка были в крови. Она прижимала полотенце к левой стороне лица.

— Что случилось? — спросил я, опасаясь худшего.

Эрл мне как отец, но я знал, на что он способен. С годами его одержимость местью быстро возрастала, даже сильнее, чем моя собственная.

Она опустила полотенце, которое ее дрожащая рука прижимала к голове. Увидев ее голубые глаза нетронутыми, я почувствовал облегчение, но затем заметил ее ухо, которое сильно кровоточило. Потребовалось мгновение, чтобы увидеть, что Эрл отрезал ей мочку левого уха.

Мое зрение покраснело, я развернулся и побежал вниз по скрипучей лестнице. Я едва мог дышать от ярости. В ушах звенело, в висках пульсировало. Я ворвался в общую зону клуба. Эрл и Коди сидели на барных стульях и пили бурбон, словно праздновали свой успех.

Я бросился к Эрлу и схватил его за косуху, сдернув со стула.

— Мы договорились не пытать ее! Ты поклялся в этом.

Я никогда не разговаривал со своим дядей в таком тоне, особенно в присутствии других.

Глаза Эрла сузились, и он схватил меня за запястье сокрушительной хваткой, пытаясь разжать мои пальцы, но я не отпустил его.

— Что ты натворил? — я вскипел.

Впервые в жизни мне захотелось убить его.

— Не забывай, кто дергает за ебаные ниточки в клубе, Мэддокс, — пробормотал он с выражением, полным предупреждения. — И не забывай, кто приютил тебя, когда старик мелкой шлюхи убил твоего отца.

Коди встал со своего барного стула и был готов вмешаться. Он годами присматривался к должности заместителя президента, всегда говорил, что я слишком молод для этого. Убийство меня, сделает его день.

Я разжал пальцы, глубоко вздохнул и отступил назад.

— Тебе не следовало этого делать. Ты зашел слишком далеко. Я никогда не соглашался на это дерьмо. Я хочу пытать и убить Луку Витиелло, а не Марселлу.

Эрл наклонил голову, подходя ближе и рассматривая меня с вызывающей улыбкой.

— Она залезла тебе под кожу? Где твоя преданность?

— С клубом, — ответил я.

Губы Эрла сжались. В прошлом преданность всегда была с ним, но после, сегодняшнего, я больше никогда не буду слепо следовать за ним.

— Я и есть клуб, не забывай об этом, Мэддокс. Если хочешь отомстить, тебе лучше перестать ложиться в постель с отродьем Витиелло. Она заставляет тебя терять концентрацию. Возможно, с моей стороны было неразумно позволять тебе приводить ее в свою комнату. Быть может, нам всем стоит поделиться ею.

Лицо Коди засияло, как гребаная рождественская елка. Я бы отрезал ему член, прежде чем позволил бы ему приблизиться к Марселле.

— Я не теряю концентрации, — сказал я гораздо более спокойным голосом. — Но провоцирование Витиелло подобным образом может привести к необдуманным действиям с его стороны. Ты же знаешь, на что он способен.

Эрл мрачно улыбнулся.

— На этот раз мы контролируем ситуацию. Он не застанет нас врасплох, как тогда. С его дочерью в наших руках он дважды подумает, прежде чем действовать.

До этого момента я бы согласился с оценкой моего дяди. Лука не стал бы рисковать благополучием Марселлы, но теперь, когда мой дядя начал ее мучить... моя кровь вскипела, грудь сдавило. Эрл не сводил с меня глаз.

— Своими поступками ты вынудил Витиелло перейти к действиям. Он не станет ждать, пока ты отрежешь дополнительные кусочки от его дочери, дядя. Я думал, он был готов обменяться.

— Он нас не найдет. Мы хорошо прячемся. И если он нападет на другого из наших братьев, мы пошлем ему еще один кусочек его дочери, пока он не узнает свое место. — он снова забрался на барный стул и допил свой бурбон. — Он хотел произвести обмен, но мне не понравился его тон при разговоре. Он все еще думает, что он лучше нас. Пока он не узнает свое место, его дочь останется с нами.

Я втайне желал больше времени с Марселлой, но не так, как сейчас.

— Чем дольше это займет, тем выше риск для всех нас, — сказал я, стараясь держать свой голос под контролем.

— Я контролирую ситуацию, — сказал Эрл, в его голосе звучала злоба.

Я коротко кивнул, кипя от злости. Коди смотрел на меня с таким превосходством, что захотелось разбить его лицо о стену. Я мог себе представить его возбуждение, смотря, как пытают Марселлу. При одной мысли об этом мне захотелось всадить пулю в его и даже Эрла голову. Блядь.

Я направился обратно в комнату, мой разум лихорадочно искал выход из затруднительного положения, в котором я оказался. Марселла больше не была в безопасности в этом месте. Теперь, когда мой дядя начал мучить ее, он не остановится. Ему это слишком доставляет удовольствие. Черт. Я тоже хотел крови, но не Марселлы. Я хотел жестокого конца ее отца, а не ее. Я обнаружил Марселлу все еще в ванной. Она не сдвинулась со своего места и смотрела, как кровь капает из ее уха, капля за каплей, и падает на ее босые ноги. К этому времени большая часть лака на ее ногтях облупилась, но то, что от него осталось, было того же цвета, что и ее кровь.

Она проигнорировала меня и уставилась себе под ноги. Затем медленно подняла голову, но все еще не смотрела на меня. Я уставился на ее профиль, пытаясь разобраться в вихре своих эмоций.

Даже в изодранной и окровавленной футболке и моих старых боксерских трусах Белоснежка выглядела более царственно, чем любая королева на троне из золота и бриллиантов когда-либо. Она несла свою невидимую корону с нескрываемой гордостью. Черт, эта девушка была рождена, чтобы быть королевой, и она, блядь, владела этим титулом.

Я опустился на колени рядом с ней, но она не посмотрела в мою сторону. Вместо этого она продолжала пялиться прямо перед собой, ее взгляд был отстраненным.

— Белоснежка, — пробормотал я. Она никак не отреагировала. — Марселла.

Ее глаза опустились на мои, холодные и непроницаемые, как лед. Она не могла скрыть следы своихслез.

— Позволь мне взглянуть на твое ухо, — сказал я манящим голосом.

— Ты имеешь в виду то, что от него осталось? — хрипло произнесла она, ее глаза были полны ненависти и обвинения, но помимо этих очевидных эмоций, эмоций, которые она хотела, чтобы я увидел, я заметил ее боль и страх, и они глубоко ранили меня.

Может, мне следовало предвидеть это. С первого момента, как я ее заметил, она не выходила у меня из головы. То, что вначале было вожделением, превратилось в нечто большее. Мне нравилось разговаривать с ней, поддразнивать ее. Черт, мне даже нравилось смотреть, как она спит. Что бы я ни испытывал, а я еще не был готов или не хотел анализировать свои эмоции, это противоречило моей чистой ненависти к ее отцу.

— Я не знал. Я бы не позволил этому случиться. Это не входит в наш план.

Ее губы растянулись в натянутой улыбке.

— И каков план?

— Тебя должны были обменять на твоего отца, как я тебе и говорил. Это должно было произойти на этой неделе.

— Но каков план сейчас?

Я не был уверен, что, сказав ей, все улучшиться, но я знал, что Марселла слишком умна, чтобы не понимать, происходящего.

— Эрл хочет наказать твоего отца твоими страданиями.

Она кивнула, словно все это имело смысл. Марселла вновь отдернула голову, ее плечи напряглись. Я подвинулся, пытаясь разглядеть ее лицо. Я мог видеть борьбу в каждом ее идеальном сантиметре, но, наконец, слезы хлынули наружу. Сначала она сдерживалась, но потом ее стены рухнули.

— Белоснежка, мне жаль, чертовски жаль, — пробормотал я, касаясь ее щеки.

Ее глаза вспыхнули.

— Это не сказка. И это твоя вина, что это происходит.

Она права. Не имело значения, что Эрл все равно выполнил бы свой план даже без моей помощи.

— Позволь мне обработать твою рану, —сказал я.

Она сверкнула глазами.

— Это твоя вина. Уходи.

Но я не ушел, не тогда, когда она открыто плакала передо мной, уязвимая, какой я никогда раньше не видел Витиелло. Я достал бинты и дезинфицирующее средство, прежде чем начал промывать ее рану. Порез был довольно чистым, и я был уверен, что пластические хирурги могли бы заменить мочку уха, но дело не в этом. Марселла тихо сидела, пока я заботился о ней, и мне хотелось, чтобы она что-нибудь сказала, даже если слова были злобными. Все лучше, чем эта грустная, тихая версия ее.

— Готово, — сказал я.

Наконец, ее взгляд вернулся ко мне. Улыбка, которую она мне подарила, была горькой.

— Этого ты хотел, да? Довести Витиелло до слез.

— Не ту Витиелло. Даже если я никогда не видел девушки, которая может плакать красивее тебя, я никогда не хотел твоих гребаных слез.

По какой-то причине это вызвало новую волну слез, которые, казалось, только разозлили ее еще больше. Я просунул руки под колени Марселлы и ее спину и поднял девушку на руки. Она не сопротивлялась, вместо этого обмякла на мне. То, что это со мной сделало, застало меня врасплох. Я почувствовал волну покровительства и привязанности, которая чуть не сбила меня с ног.

Я положил ее на кровать и погладил по спине. Уверенный, что она не хочет, чтобы я приближался, я отступил назад, желая пройтись по лесу, чтобы прочистить голову и придумать план.

Ее рука метнулась вперед, хватая меня.

— Нет, останься со мной.

— Марселла, ты...

— Останься.

Я растянулся позади и заключил в объятия. Я никогда не обнимал ее так, просто показывая свою привязанность и утешение. Я вообще не помнил, когда в последний раз кого-то обнимал.

— Будет только хуже, — прошептала она. — Твой дядя хочет сломить моего отца, но папу невозможно сломить, поэтому он сломает меня.

Я знал, что она права. Возможно, я должен был предвидеть это, но я слишком отчаянно жаждал мести.

— Я буду защищать тебя, — поклялся я.

Эта клятва стала бы моим падением, я чувствовал это глубоко в своих костях. Тем не менее я не собирался забирать ее обратно.

Когда час спустя я вышел из спальни от спящей Марселле, у меня все еще кружилась голова. Я не был уверен, как убедить Эрла продолжить обмен, особенно после нашей стычки. Наверное, он все еще злился на меня. Общая зона была заполнена мужчинами. Слухи о моей реакции на пытки Марселлы, должно быть, распространились, судя по любопытным, а иногда даже вопросительным взглядам, которые я получал. Я просто кивнул им и вышел на улицу, не в настроении оправдываться.

Я бродил по лесу, когда заметил Грея. Он сидел, сгорбившись, на поваленном дереве, курил, волосы падали ему на лицо. Как и я, он в клубе с пятнадцати лет, хотя членам клуба обычно требовалось быть не моложе восемнадцати.

— Эй, почему ты прячешься здесь? — спросил я, подходя к нему и опускаясь рядом.

Удивленно подняв глаза, он предложил мне закурить, и я принял сигарету.

Он ничего не сказал, только прищурился на светящийся кончик. Я глубоко затянулся, но заметил немного крови Марселлы на своих пальцах. Новая волна гнева, смешанного с отчаянием из-за безнадежной ситуации, обрушилась на меня. Это такой чертов беспорядок.

— Слышал о ситуации с девчонкой, — наконец сказал Грей.

По выражению его лица было ясно, что его тошнит от этого.

— Это была ошибка, — сказал я.

На его лице отразилось удивление. Я редко критиковал решения Эрла.

— Я думал, ты хотел похищения.

— Сначала нет, но потом я решил, что это идеальный способ заполучить Витиелло в наши руки.

— А теперь ты так не думаешь?

— Я все еще думаю, что мы должны позволить ему произвести обмен. Но Эрл хочет, чтобы Витиелло ползал и умолял, и даже тогда он, вероятно, не будет удовлетворен.

— Мужик сойдет с ума, если увидит мочку уха своей дочери, — пробормотал Грей. — Эрл попросил меня отправить это ему.

Я покачал головой.

— Блядь. Это чертова неразбериха.

— Как она? Она в твоей комнате?

— Да, спит. Конечно, она в шоке. Кто бы не сошёл с ума после, произошедшего?

Грей вздохнул.

— Надеюсь, что это скоро закончится.

— Похищение?

— Похищение, месть. Всю свою жизнь я слышал только, как Эрл и ты говорили о мести Витиелло. Я просто хочу, чтобы мы двигались дальше и действительно сосредоточились на усилении Тартара.

Жизнь без сосредоточения на мести казалась невозможной. Это стало неотъемлемой частью клуба. Месть причина, по которой авторитет Эрла никогда не подвергался сомнению. Драки внутри клуба просто не были вариантом во время войны с Фамильей. Возможно, именно поэтому Эрл вдруг не слишком захотел покончить с Витиелло.

— Может, ты сможешь поговорить с Эрлом, спросить его, когда произойдет обмен, и убедить его поторопиться, черт его возьми.

Грей посмотрел на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

— Ты же знаешь, что он меня не слушает. Он думает, что я неспособный. Ты его любимый сын.

— Я не его сын, — твердо сказал я, удивляясь самому себе.

В прошлом я часто ловил себя на том, что страстно желаю, чтобы Эрл стал моим отцом, но после сегодняшнего это желание полностью исчезло.

— Кто-то должен поговорить с ним и заставить его понять причину. Клубу нужно двигаться дальше, как ты сказал. И это может произойти только тогда, когда мы наконец убьем Витиелло.

— Иногда я думаю, что убийство Витиелло станет лишь еще одним шагом в войне. После этого Фамилья начнёт мстить, а затем мы перейдём к мести, и так по кругу.

В глубине души я знал, что Грей, вероятно, прав, но мне было все равно, что произойдет потом, я просто хотел избавиться от Луки. Но сначала я должен убедиться, что Марселла в безопасности. Что бы ни случилось потом, это не имело значения.

Глава 13

Я проснулась от сильной пульсации в левом ухе. Сев, я поморщилась, коснувшись своего забинтованного уха, вспомнив события вчерашнего дня. Я мгновенно потеряла сознание после того, как они отрезали мне мочку уха, и не испытала большой боли, и не видела кусочек своей плоти. Я проснулась только тогда, когда Грей неуклюже понес меня вверх по лестнице в спальню. Затем я потащилась в ванную, где Мэддокс в конце концов нашел меня.

— На тумбочке обезболивающие, — сказал Мэддокс.

Моя голова повернулась туда, где он сидел на подоконнике, в одних только джинсах. Волна облегчения от его присутствия, за которой последовал гнев, прокатилась по мне. Это его вина, и даже обеспокоенное выражение лица не делало его менее виноватым.

Его куртка лежала рядом с ним. Он всегда держал ее поближе к себе. Косуха, клуб, они значили для него целый мир.

— Ты имеешь полное право так на меня смотреть. На твоем месте я бы тоже себя ненавидел.

К сожалению, я не испытывала к нему ненависти. Я была в ярости, но все еще не испытывала ненависти по отношению к нему. Я встала с кровати, слегка покачнувшись. Мэддокс в мгновение ока пересек комнату, схватив меня за талию.

Через мгновение я оттолкнула его. Мне нужно принять душ, чтобы смыть засохшую кровь с волос и шеи и вновь почувствовать себя самой собой. Мэддокс не остановил меня, когда я, спотыкаясь, направилась в ванную. Съежившись под струящейся водой, я ощутила, как меня охватывает отчаяние. Я боялась того, что еще Эрл запланировал для меня. Я боялась за папу, за свою семью. Я даже боялась за Мэддокса, что даже не имело смысла. Мне нужно сбежать отсюда.

Выйдя из душа, на крышке унитаза меня ждали чистая футболка и боксеры. Я оделась, затем не торопясь расчесала волосы, пытаясь успокоиться и понять, что делать дальше, но независимо от того, как часто я искала выход, Мэддокс был рядом. Он единственный, кто мог спасти меня, всех нас, даже самого себя, сейчас.

Высушив волосы полотенцем, я вернулась в спальню. Мэддокс выглядел так, будто тоже ломал голову в поисках решения. Он должен понять, что все идет не в том направлении, что это в его руках вывести нас из зоны опасности. Он встретился со мной взглядом, и я коснулась своего уха, задаваясь вопросом, что он видит на данный момент.

— Ты все еще чертовски великолепна. Зная тебя, люди, вероятно, скоро попросят пластических хирургов отрезать им мочки ушей, потому что ты положила начало тенденции.

Я хрипло рассмеялась.

— Ты не знаешь людей, с которыми мне приходится иметь дело. Они будут в восторге, увидев меня в таком виде.

— Ты не расслышала меня? Ты все еще чертовски великолепна.

— Пока Эрл не отрежет от меня еще кусочки.

Это страх, которому я не позволяла больше места в своем мозгу, но он таился на периферии всю ночь, наполняя мою ночь ужасными образами.

Глаза Мэддокса вспыхнули яростью.

— Он не будет. Это скоро закончится. Я поклялся защищать тебя.

Я подошла к нему и заглянул в его суровое лицо.

— Чем это закончится, если не ужасом? Как ты защитишь меня? Ты не видел своего дядю, когда он резал меня. Он сделает это снова, что бы ни сделал мой отец или ты. Твои братья по клубу стояли рядом и наблюдали. Они тоже пойдут по этому пути вслед за твоим дядей.

Он схватил меня за плечи, выглядя разорванным на части, злым и отчаявшимся одновременно.

— Этот клуб моя жизнь, Марселла. Я истекаю кровью за него. Я знаю, чего ты от меня хочешь, но я не могу предать клуб, ни ради тебя, ни ради кого-либо другого. И твоего отца я тоже не пощажу. Он умрет, но ты будешь в безопасности.

— Ты потеряешь меня, и тогда мой брат, или дядя, или кто-то другой убьет тебя, отомстив за моего отца. Этого ты хочешь?

Я видела одну вещь, которую он хотел больше всего на свете, даже если он не мог в этом признаться.

— Последние несколько дней были больше, чем я когда-либо ожидал получить с избалованной принцессой Нью-Йорка.

Он хорошо умел уклоняться от горькой правды.

— И этого достаточно? — тихо спросила я.

Он зарычал и притянул меня к своему телу, его губы обрушились на мои. Часть меня хотела оттолкнуть его, но другая хотела этого, его. По многим непонятным причинам.

Запустив пальцы в его волосы, я сильно потянула, желая, чтобы ему тоже было больно. Он зарычал мне в рот, но только поцеловал меня сильнее, его руки блуждали по моей спине.

Его пирсинг дразнил мой язык, посылая всплески удовольствия через каждый сантиметр тела. Поцелуи никогда не ощущались так, как сейчас, словно молнии зигзагами пронзали мое тело. Мир вокруг нас и все, что происходило, исчезли.

Он стянул с меня футболку и провел языком по моему соску, убедившись, что несколько раз коснулся его пирсингом. Затем глубоко втянул его в рот, посасывая сильнее, чем я ожидала. Мое сердце сжалось. Откинувшись назад, я наблюдала, как его губы обхватывают мою чувствительную плоть. Его рука скользнула вниз по моему животу, дразня кожу кончиками пальцев. Я уже намокла и отчаянно хотела почувствовать его прикосновение у себя между ног. Это наш момент и мой последний шанс. Мы попятились к двери.

Он обхватил меня через боксеры, скользнув средним пальцем между моими половыми губами по тонкой ткани. Дополнительное трение промокшего материала о мою чувствительную плоть заставило меня тяжело задышать. Он медленно растирал меня, полностью испортив мое нижнее белье, но меня это не волновало. Он опустился на одно колено.

— Это единственный случай, когда я преклоняю колено перед Витиелло, — прорычал он, но я могла сосредоточиться только на его губах, которые находились так близко к моим трусикам.

Он просунул руку мне под колено и приподнял мою ногу. Моя задница ударилась о дверь, заставив старое дерево застонать.

Мэддокс сдвинул трусики в сторону.

— Капает, — пробормотал он.

Затем зарылся лицом в мою киску. Его пирсинг безжалостно дразнил мой клитор.

— Мэд, — крикнул кто-то.

Я не узнала голос в своем затуманенном похотью мозгу. Он забарабанил в дверь, чуть не доведя меня до сердечного приступа, но Мэддокс не отпустил меня. Его лицо оставалось у меня между ног.

— Отвали, я поедаю киску, — крикнул Мэддокс, прежде чем шумно пососал мои половые губы.

Я хотела оттолкнуть его, но он щелкнул своим пирсингом по моему клитору, прежде чем взять его в рот, и я взорвалась. Мои пальцы вцепились в его волосы, когда я прижалась к нему, отчаянно оседлав его лицо. Это почти как внетелесный опыт, словно я могла оставить позади весь груз прошлого и страх перед будущим.

Я знала, что тот, кто назвал имя Мэддокса, все еще стоял за дверью, но мне было уже наплевать. Он все равно не дожил бы до того, чтобы рассказать эту историю. Как только моя семья спасет меня, все будут мертвы, и они заберут все, что слышали или видели, с собой в могилу. Я могла только надеяться, что Мэддокс поймет причину, прежде чем ему придется разделить их судьбу.

Мэддокс выпрямился, и взгляд, которым он одарил меня, был почти прощальным.

— Еще слишком рано прощаться, — я прошептала.

— Не надо, — пробормотал он.

Я поняла. Он не хотел думать или говорить об этом сейчас.

Он прижался ко мне, выражение его лица сменилось игривой улыбкой.

— Это правда, что вы, итальянские девушки, должны оставаться девственницами до первой брачной ночи, Белоснежка? Или ты сделала своему жениху ранний подарок?

Я ухмыльнулась, подражая его наигранной беззаботности.

— Тебе придется выяснить это самому, Мэддокс. Но предупреждаю, мой отец убьет тебя за это.

— Думаю, что смерть того стоит.

Он прижался ко мне. Боже, я никогда не была такой мокрой. Один взгляд Мэддокса возбуждал меня больше, чем часы поцелуев с Джованни.

— Я не буду нежным, Белоснежка. Последний шанс сказать мне то, что я хочу знать.

Сейчас я не нуждалась в его нежности. Я нуждалась в нем, в этом. Я сильно прикусила его губу в ответ. Он зарычал, его глаза стали дикими. Он стянул с меня боксеры и поднял с пола, так что мои ноги обхватили его. Затем одним яростным движением вошел в меня, или, по крайней мере, так глубоко, как позволяло мое тело. Выдохнув, мои ногти оставили кровавые следы на его спине.

Мэддокс испустил вдох, его лоб прижался к моему, его грудь вздымалась, губы приоткрылись в резком выдохе.

— Черт, Белоснежка. Твой старик определенно убьет меня за это.

— Замолчи, Мэддокс.

Один из них умрет, но я не хотела думать об этом сейчас. Достаточно скоро кровавая реальность настигнет нас.

Достигнет его. Мои внутренние мышцы бедер задрожали, когда я привыкла к ощущению его внутри себя. Мое тело опустилось, позволяя его длине все больше и больше скользить в меня. Я затаила дыхание, когда мой таз прижался к его, и он полностью вошел в меня. Его пирсинг прижался к моему клитору, как он и обещал, но дискомфорт не позволил мне ощутить точку G.

— Почему твой идиот жених не сорвал твою вишенку?

Я еще глубже вонзила ногти в его плечи, но он даже не вздрогнул.

— Потому что он слишком боялся моего отца.

— Ты стоишь того, чтобы за тебя умереть. Он был идиотом, если не понимал этого. — Мэддокс встретился со мной взглядом, его голубые глаза были полны вызова и темного голода. — Я не боюсь твоего старика. Когда я встречусь с ним, я скажу ему, что трахнул тебя.

— Нет, ты этого не скажешь, — прорычала я, но должна была признать, что меня взволновало то, что этот человек не побоялся пойти против моего отца.

Я только хотела, чтобы у нас был шанс, чтобы они оба остались в живых.

Его пальцы запутались в моих волосах, слегка потянув, пока я не обнажила перед ним свое горло. Он неторопливо лизнул точку моего пульса.

— Я, блядь, точно скажу, Белоснежка.

Он схватил меня за задницу и начал двигаться. Я резко выдохнула от дискомфорта, и Мэддокс ненадолго замедлился, его глаза искали мои.

— Не останавливайся, — выдохнула я.

Его пальцы еще сильнее сжали мою попку, и он вошел в меня. Я ахнула от острой боли, за которой последовала вспышка удовольствия, когда его пирсинг потерся о мой клитор. Мэддокс начал входить в меня в умеренном темпе. Пот блестел у него на лбу поддерживая меня и контролируя движения.

— Не сдерживайся, — вырвалось из меня.

Он врезался в меня длинными сильными толчками, заставляя сердце гудеть от боли. Он изменил наклон движений так, чтобы его пирсинг продолжал тереть мой клитор, а затем поцеловал меня. Ощущение его языка, когда он овладевал мной, только увеличивало удовольствие. Вскоре стало трудно определить, где заканчивался мой дискомфорт и начинается низкий гул нарастающего оргазма.

— Такая мокрая, — прохрипел он, врезаясь в меня снова и снова.

Мои глаза закатились. Я находилась на грани оргазма, но каждый раз, когда я была уверена, что падаю с обрыва, боль сдерживала меня. Он напрягся, становясь намного больше внутри меня, а затем взорвался, пробормотав проклятие. Его движения стали еще жестче, но менее скоординированными. Мой рот открылся от переполняющего ощущения. Я затаила дыхание, когда боль стала почти невыносимой. Он укусил меня в плечо, когда его толчки замедлились. Наконец он поднял глаза, совершенно растрепанный и потный.

— Блядь. Ты должна была кончить сливками.

— Большинство девушек не кончают в первый раз.

— Чушь собачья, — прорычал Мэддокс.

Он приподнял меня еще на пару сантиметров и вышел. Я выдохнула от жгучей боли. Мои ноги почти подкосились, когда Мэддокс поставил меня обратно на пол, но не позволил упасть. Прижавшись ко мне, он глядел на меня сверху вниз с новым собственническим чувством и необузданным голодом, которого раньше не было.

— Ты будешь кончать сливками и кричать для меня, Белоснежка, — прохрипел он.

Он потер меня двумя пальцами, затем без предупреждения вонзил их в меня и начал быстро и сильно входить. Мои глаза расширились от новой волны дискомфорта, смешанного с удовольствием. Мэддокс внезапно замедлился, а затем добавил третий палец. Я резко втянула воздух, качая головой.

— Слишком? — пробормотал Мэддокс, втягивая мою нижнюю губу в свой рот. — Твоя прелестная киска только что приняла весь мой член. Ты можешь взять три пальца. Это того стоит, Белоснежка.

Он двигал пальцами в мучительно медленном темпе, пока я не начала отвечать на его толчки, и мои веки не опустились от удовольствия.

Наконец кончив, я крепко прижалась к Мэддоксу. Он обнял меня еще крепче, и я положила подбородок ему на плечо. Постепенно возбуждение утихло, и я почувствовала пульсацию в ухе, которая соответствовала жжению между ног.

Слегка отстранившись, я встретилась с ним взглядом.

— Ты должен спасти меня. Ты можешь, и ты знаешь, что есть только один способ сделать это.

Марселла лежала, свернувшись калачиком, на боку рядом со мной, ее элегантная спина была обращена в мою сторону. Мои глаза проследили мягкие выпуклости ее позвоночника вниз к ее круглой попке с двумя дразнящими ямочками. Я боролся с желанием поцеловать каждый сантиметр ее слишком совершенной кожи.

Ее слова после секса крутились в моей голове. Я должен был спасти ее, но о том, что она имела в виду, не могло быть и речи. Я не мог позволить ей убежать. Это наш единственный шанс заполучить ее старика. Если я отпущу ее, Эрл и мои братья по клубу никогда не простят меня. Черт, они бы назвали меня предателем, отрезали яйца и скормили их мне или ротвейлерам. Я не предатель.

Мои глаза были прикованы к пластырю на ее ухе. Он начал кровоточить во время нашего секса. Я все еще не мог поверить, что переспал с Белоснежкой, что сорвал ее вишенку.

До того, как я познакомился с Марселлой, я часто фантазировал о ней в моей постели, но никогда не так. Я думал, что почувствую торжество из-за того, что прикоснулся к драгоценному отпрыску Витиелло. Представлял, как дразню его каждой грязной деталью, представлял, как использую Марселлу, как часть своей мести. Теперь все, о чем я мог думать, это о том, что я хотел удержать ее в своей постели, в своей жизни. Я чуть не рассмеялся при мысли о том, что Марселла станет моей старушкой. Витиелло слетел бы с катушек. И все же, как бы я ни старался, я не мог по-настоящему представить Марселлу частью нашего образа жизни. Она из совсем другого мира.

Несмотря на невозможность для нас, я хотел пробовать ее на вкус каждый день, видеть, как похоть сменяет холодное подозрение в ее голубых глазах. И последнее, что я хотел сделать, это поделиться с кем-либо подробностями нашей первой ночи. Я желал каждый миг с Марселлой, каждый сантиметр ее тела для себя. Но я также желал, чтобы она была в безопасности, и для этого ей нужно находиться подальше от клуба, подальше от меня. Я принадлежал клубу, а она не могла остаться.

Я провел рукой по волосам.

— Глупый идиот.

Марселла пошевелилась, повернула голову и сонно посмотрела на меня.

— Ты что-то сказал?

— Спи, — пробормотал я.

Она просто кивнула, повернулась и снова заснула. Я растянулся на спине, скрестив руки за головой. Эрл начал что-то подозревать. Остальные начинали ревновать. Все шло не так, как я планировал. Я не хотел отпускать Марселлу, но должен. Я не мог надеяться, что Эрл удержится от того, чтобы причинить ей еще большую боль. Я закрыл глаза, желая надрать свою глупую задницу. Когда безопасность Марселлы стала моим главным приоритетом, даже более важным, чем то, ради чего я работал всю свою жизнь: месть?

Я уставился в потолок. Марселла сказала, что ее отец убьет меня за то, что я лишил ее девственности. Учитывая все, что я сделал, у него имелось несколько причин покончить со мной, как можно более жестоко. Но это, секс с его дочерью, определенно был верхушкой айсберга.

Но она стоила того, чтобы за нее умереть. Черт, я бы умер тысячью смертей только за еще одну ночь с ней.

Глава 14

Лука

Защита моей семьи всегда была моим главным приоритетом. Ничего не было важнее, даже Фамилья.

Уставившись на записку от Эрла Уайта, я понял, что потерпел неудачу.

Время расплаты, Витиелло.

Эрл Уайт

Президент МотоКлуба Тартар

— Этот идиот, вероятно, не знает больше слов, — пробормотал Маттео.

Я никак не отреагировал. В моих ушах стоял статический шум, похожий на тот, который я испытал много лет назад, когда подумал, что Ария изменяет мне, и я пошел на убийство МотоКлуба Тартар. Тогда я потерял контроль над собой и был близок к повторению.

Маттео был там тогда, как и сейчас. И в его взгляде стояла та же озабоченность, когда он молча наблюдал за мной, как и в прошлом.

Мое тело требовало крови, криков и резни.

Я ничего не мог поделать, кроме, как слушать бешеное биение своего сердца.

— Как я собираюсь сообщить Арии? — я выдавил из себя.

Я только четыре часа назад узнал, что Марселлу похитили из кампуса. Один из мужчин, ответственных за ее безопасность, позвонил мне, сообщая об этом. Единственная причина, по которой он еще не мертв, заключалась в том, что мне понадобится каждый человек, в уничтожении Тартар, и попытка спасти его шкуру стала бы отличным стимулом.

Маттео коснулся моего плеча.

— Я могу это сделать.

— Нет, — прохрипел я, качая головой.

Я искоса взглянула на своего мальчика, его лицо все еще было закрыто ладонями. Амо был рядом, когда поступил звонок. Его шок отразил мой собственный. Несмотря на то, что он был посвящён в Фамилью в его тринадцатый день рождения, я скрывал от него многие ужасные аспекты этого мира по просьбе Арии.

Я встал с кресла в своем кабинете, куда мы вернулись после тщетных поисков. Не было и следа ни Марселлы, ни членов клуба Тартар. Они все заползли в свои укрытия, боясь того, что я сделаю, если поймаю одного из них. Они запоют, как канарейки, раскрывая каждую секунду, о которой и не подозревали, что хранили.

— Я должен поехать домой, пока весть не дошла до Арии.

Я уже созвал собрание с каждым мужчиной Фамильи, который находился достаточно близко, чтобы присутствовать сегодня. Некоторые из моих Младших Боссов и их солдат были слишком далеко, чтобы присоединиться к поискам.

Амо подошел ко мне, сжимая мое предплечье, его глаза были суровыми.

— Позволь мне принять участие в поисках и уничтожении Тартара. Я не хочу защиты. Я не нуждаюсь в защите. Мне хочется спасти Марси и убить каждого ублюдка, причинившего ей боль. Я хочу превратить их тела в кровавое месиво.

Он был почти моего роста, и ярость в его серых глазах, моих глазах, напоминала мне меня больше, чем когда-либо прежде.

Защищать его больше не было вариантом. Я кивнул и сжал его плечо. Я не смог защитить Марселлу, и я больше не могу защищать Амо.

— Мы будем сражаться бок о бок.

Выражение его лица наполнилось решимостью и гордостью. Возможно, мне следовало позволить ему стать частью миссии раньше. Это его первое настоящее задание, более рискованное, чем все, с чем мы сталкивались за долгое время.

Мое сердцебиение участилось, когда я вошёл в наш особняк тридцать минут спустя. Маттео и Амо были рядом, но сообщить новости Арии, стало моим бременем. Валерио бросился вниз по ступенькам, ухмыляясь, но один взгляд на мое лицо, и выражение его лица изменилось.

— Что такое?

Я указал Амо и Маттео, чтобы они позаботились о нем. Он был слишком маленьким для ужасных подробностей, но он тоже нуждался в правде. Тем не менее, сейчас моим единственным вниманием была Ария.

Я последовал за тихим пением на кухню, где и нашел ее. Она дула на дымящуюся чашку чая, читая журнал. Я не ожидал увидеть, как она готовит. Ария была худшим поваром в мире.

Ее светлые волосы были собраны в беспорядочный пучок, несколько непослушных прядей обрамляли ее великолепное лицо. Марселла унаследовала красоту Арии и ее глаза, но мои черные волосы.

Мы с Арией были женаты двадцать четыре года, дольше, чем оба прожили друг без друга. Она была все так же красива, как и в день нашей свадьбы, возможно, даже больше. Что делало ее еще красивее, так это то, что она любила сильнее, чем кого-либо другого, кого я знал, и именно поэтому эта новость сломила бы ее.

— Ария, — выдавил я.

Каждая клеточка моего тела восставала против нарушения ее спокойствия уродливой правдой, которую даже я с трудом мог вынести. Я поклялся не причинять ей и нашей семье никакого вреда и потерпел ужасную неудачу.

Ария повернулась с мягкой улыбкой, которая исчезла при взгляде на мое лицо. Она знала меня лучше, чем кто-либо другой, каждое подергивание моего лица и скрытый за ним смысл. Я мог только представить, каким должно было быть выражение моего лица.

Она медленно поставила чашку, ее глаза наполнились беспокойством.

— Что не так?

Как я ей скажу? Я хотел солгать ей, по крайней мере ради ее защиты.

Я не был человеком, шарахающимся от уродливой правды или от чего-то еще.

Я видел и совершил слишком много, чтобы бояться, но в этот момент я был чертовски напуган.

— Ты помнишь МотоКлуб Джерси?

Ее брови сошлись на переносице.

— Ты убил их всех, когда я была беременна Марселлой.

Мое сердце сжалось. Конечно, она помнила. Тогда я действовал из чистого отчаяния и ярости, не думая о последствиях своих действий. Я хотел калечить и убивать, а эти байкеры показались идеальной мишенью. Они уже нападали на склады Фамильи и убивали моих солдат раньше, так что они были далеко не невинны, но тогда я бы убил их, даже если они не были бы причастны.

Мои действия десятилетиями оставались безнаказанными, но теперь Марселла расплачивалась за мой грех.

— Они восстановили своего президента за последние несколько лет.

Она кивнула, потому что я упоминал об этом при случае, особенно если одна из их безумных атак вызывала у меня головную боль.

— Лука, ты меня пугаешь. Что произошло? Зачем ты мне все это рассказываешь?

Я подошел к ней и коснулся ее плеч.

— Марселла, они похитили...

Ария сделала шаг назад, ужас исказил ее лицо.

— Нет.

— Ария...

— Нет, — прошептала она.

Она начала дрожать, пятясь, пока не уперлась спиной в кухонный стол. Из ее глаз брызнули слезы. Она прикрыла дрожащей рукой рот, хватая воздух, когда ее мучения вырывали его у нее. Мне хотелось прикоснуться к ней, утешить ее, но я не был уверен, хочет ли она моих прикосновений. Я был причиной всего этого. Марселла стала мишенью из-за моих действий в прошлом.

— Она жива, — сказала она, а не спросила, будто ее слова могли сделать это правдой.

— Да, конечно, она жива. Президент, вероятно, хочет шантажировать меня. Они не убьют ее. Они знают, что я в отместку уничтожу их и каждого члена клуба на своей территории и за ее пределами.

Я не верил ни слову Эрла Уайта, ни его чести, но я должен был поверить его инстинкту самосохранения. Это не означало, что они не причинят ей вреда. Но даже если нет, Марселла должна быть в ужасе в руках этих людей, в ужасе от того, что они могут сделать... Я не хотел рассматривать ужасные варианты.

Ария закрыла глаза, сглотнув.

— Ох, Марси.

Ария обмякла на мне со сдавленным воплем, ее пальцы впились в мои руки. Я поймал ее и прижал к своей груди.

Ее боль ранила меня сильнее, чем любое лезвие когда-либо.

— Прости меня, любимая. Наша дочь расплачивается за мои грехи. Я никогда не прощу себя и не жду, что ты когда-нибудь простишь меня.

Ария медленно отстранилась, вытирая глаза, прежде чем посмотреть на меня. Она сжала мою руку.

— Эти люди виноваты, а не ты, Лука. Здесь нечего прощать. Когда я вышла замуж за тебя, я знала о риске связать жизнь с Капо.

Однако этот брак никогда не был ее выбором, даже если мы выбирали друг друга снова и снова в течение многих лет со дня нашей свадьбы.

— Я предложу обмен. Им нужен я, а не она.

Выражение лица Арии стало неожиданно свирепым.

— Спаси нашу дочь и убей этих людей. Они не могут выжить, иначе мы никогда не будем в безопасности. Ты самый сильный мужчина, которого я знаю. Покажи им, и не смей не возвращаться ко мне.

Непоколебимая вера Арии в меня была величайшим даром, который я мог себе вообразить, и бременем, которое я с радостью нес. Я бы не разочаровал ее доверие. Я бы спас нашу дочь с чистой жестокостью и своей жизнью, если бы это было необходимо.

Амо вошел в столовую, и его лицо не предвещало ничего хорошего. Я сразу же встал. Я все равно не был голоден. Единственная причина, по которой я сидел за обеденным столом, заключалась в желании Арии сохранить видимость нормальной жизни для Валерио. Он знал больше, чем она хотела, но потакал ей, притворяясь, что не знает.

Ария и Валерио замолчали.

Я придвинулся ближе к Амо, понизив голос, когда спросил:

— Что случилось?

Лицо Амо покраснело от гнева.

— Байкеры выложили видео с Марселлой в Интернет.

Ария встала и подошла к нам.

— С Марселлой все в порядке? Что случилось?

— Что это за видео?

Телефон Амо несколько раз запищал от входящих сообщений. Он искоса взглянул на экран.

— Черт. Я убью их всех.

Я схватил его за запястье.

— Амо, что это за видео?

Мой собственный телефон начал гудеть от сообщений.

— Они опубликовали видео с обнаженной Марселлой и выложили в социальные сети. Оно повсюду, в Инстаграме, Тиктоке и Твиттере.

Я сжал руки в кулаки, моя ярость была такой всепоглощающей, что я с трудом сдерживал ее. Валерио и Ария обеспокоенно наблюдали за мной, и мне нужно было сохранять свое самообладание, пока я не уеду из дома.

Ария взглянула на свой мобильный, и краска отхлынула от ее лица.

— Мам? — спросил Валерио, но она никак не отреагировала.

Я подошел к Арии и коснулся ее плеча. Она подняла голову.

— Я хочу, чтобы они все умерли, — тихо прошептала она.

Как будто она должна была спрашивать. Они умрут, так или иначе. Либо от моей руки, либо от рук Амо и Маттео после моей смерти.

Я склонился над столом, уставившись на телефон. Мой последний разговор с Эрлом Уайтом состоялся вчера. С тех пор я ничего о нем не слышал, и у меня не было номера, по которому я мог бы позвонить. Его последние слова заставили меня опасаться худшего за Марселлу.

Маттео прошелся по комнате.

— Он хочет, чтобы ты умолял. Не могу дождаться, когда поменяюсь ролями и заставлю его умолять.

Я почти умолял, не в точных словах, и сдержать свою ярость было почти невозможно, после видео Марселлы, опубликованным МотоКлубом, но я предложил себя Эрлу Уайту на серебряном блюдце, но он отказался. Если бы мои люди были близки к обнаружению нынешнего укрытия Тартара, тогда все стало бы проще. Я бы стер в порошок каждого байкера. Черт, я бы наслаждался этим больше, чем когда-либо.

— Мне каждую ночь снятся сны об убийстве Уайтов. Это все, о чем я могу думать, — сказал Амо со своего места на моем диване.

Он проводил каждый час бодрствования в поисках Тартара и его сестры с тех пор, как ее похитили. Даже Ария, которая обычно так непреклонна в его сосредоточенности на учебе, не спорила.

Нет ничего важнее семьи.

Два дня назад мы шли по следу всю ночь, но хижина, которую мы нашли, была всего лишь заброшенным складом оружия и боеприпасов. От нынешнего клуба Тартар не осталось и следа. Если бы мы только могли добраться до одного из байкеров. Они бы раскрыли местоположение, но последний парень, которого мы преследовали и загнали в угол, пустил пулю в голову, прежде чем мы смогли его схватить.

Раздался стук, и Валерио просунул голову в мой кабинет.

— Мама только что получила посылку. На ней отпечаток адской гончей.

Амо вскочил с дивана, но я уже оказался за дверью, бросившись за Валерио, который повел меня к Арии. Мы нашли ее в гостиной. Она уставилась на посылку с ножом для писем в руке, но та все еще была закрыта.

— Не открывай! — крикнул я.

Ария подскочила, ее взгляд метнулся ко мне. Я подошел к ней и осторожно отстранил, прикрывая своим телом.

Амо забрал нож из ее руки. Я отрицательно покачал головой.

— Я открою.

Он протянул мне нож, и я разрезал упаковочную пленку. Я сомневался, что внутри было что-то опасное, но даже если и было, то только я пострадаю.

Я разорвал упаковку и нашел банку с окровавленным куском плоти внутри. Мой пульс ускорился, когда я прочитал этикетку. «Первая частичка твоей дочери, которую ты получил. За этим последует еще больше, пока ты не проявишь хоть немного уважения.»

Глаза Маттео расширились.

— Что это? — пробормотал он.

Амо все еще сдерживал Арию и Валерио.

Я поднес банку ближе к лицу.

— Мочка уха.

Маттео стиснул зубы и отвернулся, бормоча что-то себе под нос. Я не был уверен, что смогу говорить. Моя ярость горела слишком ярко.

— Лука? — позвала Ария, ее голос звенел от паники. — Что это?

— Отведи свою мать и брата наверх, — приказал я Амо.

Ария этого не допустила. Она вырвалась из хватки Амо, и он, очевидно, не посмел схватить ее снова. Я передал банку Маттео, прежде чем подойти к Арии, не давая ей взглянуть на предмет.

— Лука.

Голос Арии дрожал, ее глаза наполнились слезами и ужасом, когда она смотрела на меня.

— Поверь мне, любимая. Марселла скоро вернется к нам.

— Я не слабая. Я хочу знать, что происходит.

Я жестом велел Амо вывести Валерио из комнаты, который в знак протеста последовал за своим братом.

Ария схватила меня за руки. Я не мог подобрать слов, не мог сказать ей, что происходит с Марселлой и что я не могу предотвратить. Даже я, видевший и совершивший так много ужасных вещей, не мог вынести мысли о том, через что прошла Марселла. Боль, страх...

Эти слова не сорвались бы с моих губ. Я на мгновение закрыл глаза.

— Они хотят наказать меня, любимая. Я не позволю им еще больше навредить Марселле.

Ария посмотрела на Маттео, который все еще держал банку. Она прошла мимо меня.

— Покажи мне, — приказала она.

Маттео взглянул на меня. Я кивнул.

Ария взяла банку и бросила ее обратно в коробку. Я обнял ее сзади, прижимая к себе, пока она плакала.

Тартар ударил меня самым худшим из возможных способов, и Эрл Уайт знал это. Он наслаждался этим, и, зная таких людей, как он, ему было бы неприятно потерять этот источник власти. Он не отпустит Марселлу. Если мы не найдем ее в ближайшее время...

Беспомощность была чувством, к которому я не привык, и я не дам ему укорениться. Пока я дышу, я буду искать свою девочку и убивать каждого байкера на своем пути к ней.

Глава 15

Я избегал Эрла, насколько это было возможно, с момента нашей ссоры два дня назад, но, если я хотел убедиться, что все, наконец, пошло в правильном направлении, я должен поговорить с ним и выяснить, что происходит у него в голове. На вечер у нас было назначено собрание, и почти все согласились прийти.

Марселла весь день была ужасно тихой, и я подумал, не сожалеет ли она о нашей ночи. Она упомянула, что пожалеет, но теперь я хотел, чтобы она передумала.

Марселла села на кровать и расчесала волосы расческой, которую я забрал у одной из клубных девушек, это движение было почти гипнотическим. Я не мог отвести взгляд. Она повернула голову, пристально глядя на меня своими проницательными глазами.

— Что будете обсуждать на собрании?

— Когда мы планируем произвести обмен.

Марселла одарила меня странной улыбкой, как будто я действительно не мог в это поверить.

— Я их уговорю. Они прислушаются к голосу разума, — сказал я, сам с трудом веря в это.

— Чего ты хочешь, Мэддокс?

Тебя. С тех пор, как я встретил тебя, только тебя. У меня было искушение сбежать с ней, оставить все, что я когда-либо знал, чего когда-либо хотел, позади. Но я не мог. Жизнь в клубе это все, что я знал, все, чего я хотел. У меня не было друзей или семьи за пределами клуба. У меня был только Тартар.

И все же... внезапно появилась Марселла, девушка, дочь моего врага, занимавшая все больше и больше моего пространства.

Я ничего не сказал. Мои мысли были безумием и предательством. Я направился к ней и склонился над ней. Схватив ее за шею, я запрокинул ее голову назад для глубокого поцелуя. Сначала она ответила, но потом отвернулась, лишив меня этих неотразимых губ.

— Это закончится, как только твой дядя вернет меня моему отцу. Если только он не решит пытать и убить меня, наказывая моего отца.

Она сказала это так, словно говорила о ком-то другом, ее голос был холодным и сдержанным, но в глазах отражался страх, в котором она никогда бы не призналась. Мое сердце забилось быстрее при одном упоминании о ее смерти.

— Я бы никогда не позволил Эрлу убить тебя. Я защищу тебя.

Она улыбнулась, но это была не радостная улыбка.

— Ты можешь? Защитить меня? Твои братья по клубу хотят сжечь меня на костре, как ведьму, за которую они меня принимают.

Мои братья по клубу хотели заколоть ее совсем другим способом. Этого я бы тоже не допустил. Пока Марселла под нашей крышей, я бы позаботился о том, чтобы ей не причинили большего вреда, чем уже причинили. Но однажды ее отпустят...

Мысль о том, чтобы отпустить ее, о том, что я никогда больше ее не увижу, легла тяжелым грузом на мои плечи.

— Ты не хочешь потерять меня, — прошептала она, поднимаясь на ноги и хватаясь за мою куртку.

Ее глаза, как всегда, держали меня в плену.

Я подумывал солгать, но просто не мог этого сделать, когда она вот так на меня смотрела. Я сильнее сжал ее шею.

— Конечно, я не хочу тебя потерять. — я сунул руку под футболку, которая доходила ей до бедер, и отодвинул боксеры в сторону. — Мне не хватало бы этой милой киски.

Я бы скучал, но это лишь малая часть причины, по которой я не мог представить, как отпущу ее. Делясь подробностями из моего детства, рассказывая не только о поставках наркотиков, самогоне и оружии, она была единственным человеком, с которым я мог это сделать.

Мои пальцы нашли ее клитор, и я начал слегка обводить его, дразня ее только тогда, когда мне действительно хотелось погрузиться в нее.

— Это нечто большее, Мэддокс, — тихо сказала Марселла, ее дыхание сбилось, когда я продолжал гладить ее чувствительную плоть.

Наклонившись, я втянул ее нижнюю губу в свой рот, прежде чем поцеловать ее. Ее язык встретился с моим в нежном и медленном танце, так непохожем на наши предыдущие поцелуи. Ее глаза не отрывались от моих, и она вздохнула мне в рот, когда мои пальцы прошлись вверх и вниз по ее киске, собирая ее возбуждение, чтобы еще легче скользнуть по ее маленькому бугорку.

— Что бы это ни было, мы не можем иметь это вечно, — прорычал я.

Она отрицательно покачала головой.

— Мы можем иметь все, что захотим. Нам просто нужно дотянуться до этого. Ты можешь получить меня целиком, если поможешь мне сбежать.

— Сбежать, — эхом повторил я. — Мои братья убьют меня, как предателя.

— Ты мог бы сбежать со мной и попросить моего отца о помощи.

Я поморщился. Сама мысль о том, чтобы попросить о помощи Луку Витиелло, человека, убившего моего отца, оставила горький привкус во рту.

— Твой отец убьёт меня за похищение его драгоценной дочери.

— Он не сделает этого, если я попрошу его пощадить тебя.

— Я не хочу находиться во власти твоего отца. Он должен находиться в моей власти, и я определенно не дам ему этого.

Выражение лица Марселлы посуровело, и она попыталась отстраниться, но я удержал ее на месте за шею и погрузил свой язык в ее рот одновременно с тем, как два моих пальца вошли в ее влажную киску. Она застонала мне в губы, ее стенки восхитительно сжались. Я вонзался в нее в быстром темпе, наслаждаясь ее возбуждением и огнем, горящим в глазах. Желание и гнев прекрасное сочетание. В конце концов, хватка Марселлы на мне стала болезненной, когда ее бедра качнулись под моей рукой, преследуя оргазм.

Ее стенки сомкнулись на моих пальцах, а глаза расширились от силы оргазма, и я оторвался от поцелуя, чтобы услышать ее крик экстаза.

— Да, Белоснежка, — прорычал я, лаская ее еще быстрее.

Она прижималась ко мне, пока, наконец, ее оргазм не утих. Опустив руку, я расстегнул ширинку.

Марселла потянула меня за волосы, заставляя встретиться с ней взглядом.

— Ты можешь жить и быть со мной, если оставишь свою байкерскую жизнь позади и станешь работать на моего отца.

Я усмехнулся.

— Хочешь, чтобы я служил под началом твоего отца.

Она стала серьезной.

— Ты можешь либо служить под началом моего отца, либо править кладбищем.

— Мы еще не трупы, и меня и моих братьев очень трудно убить, как видишь.

— Мой отец убивал людей Тартар и раньше. Он сделает это снова.

Я стянул боксеры и толкнул Марселлу к кровати. Она вызывающе улыбнулась и раздвинула свои длинные ноги. Схватив ее за лодыжки, я притянул к себе, прежде чем врезаться в нее одним сильным движением. Она все еще была напряжена, и ее лицо вспыхнуло от дискомфорта, но я подождал только секунду, пока ее киска не приспособится к моему члену. Мои яйца яростно бились по ее киске, а бедра по ее заднице, пока не покраснели. Но этого было недостаточно, и никогда не могло быть. Мне нужно было видеть ее лицо, я хотел видеть его каждое утро, когда просыпался, и каждую ночь перед сном. Я перевернул ее и забрался на нее сверху.

Ее глаза прожгли дыру в моей душе и сердце.

— Черт, — прорычал я. — Я не могу, блядь, потерять тебя.

После секса она лежала в моих объятиях, ее дыхание было тихим. Скоро мне придется встать, чтобы отправиться на собрание.

— Я боюсь умереть, боюсь, что они причинят мне еще большую боль, Мэддокс, — прошептала она так тихо, что сначала я не был уверен, что правильно ее расслышал.

У нее имелись все основания бояться.

— Я здесь, — пробормотал я, целуя ее в шею.

Ее забинтованное ухо дразнило меня правдой.

Дыхание Марселлы выровнялось, и я встал, чувствуя, как нервная энергия овладевает телом. Спускаясь по лестнице, я пересек дорогу Гуннару. Он коснулся моего плеча.

— Ты проводишь с ней много времени. Все это заметили. Скоро тебе придется сделать выбор.

— Я сделал свой выбор давным-давно, — сказал я, указывая на свою косуху. — Тартар течет в моей крови.

Гуннар пожал плечами.

— И все же. Некоторые люди беспокоятся. Сегодняшнее собрание твой шанс их успокоить.

— К черту их. Я пролил за этот клуб больше крови, чем кто-либо другой.

— Успокойся. Я просто говорю.

Если такой человек, как Гуннар, уже начал опасаться меня, я должен быть осторожен. Когда мы с Гуннаром вошли в конференц-зал пять минут спустя, большинство членов клуба уже сидели за столом, а некоторые прислонились к стенам. Большинство кивков, которые я получал, были такими же дружелюбными, как и в прошлом, но я видел недоверие на нескольких лицах. Судя по выражению лица Коди, он, вероятно говорил обо мне дерьмо. Эрл, как обычно, сидел во главе стола. Я занял свое место рядом с ним, но он едва признал мое присутствие. В прошлом мы спорили, особенно когда я был вспыльчивым подростком, но это никогда не казалось окончательным. На этот раз мне показалось, что между нами образовалась трещина, которую нелегко преодолеть. Я не был уверен, как это закрыть, не был уверен, что хочу попробовать.

К моему удивлению, Эрл не начал собрание с самой очевидной темы: похищения. Вместо этого он хотел обсудить новые маршруты транспортировки нашего оружия и возможное сотрудничество с другими МотоКлубами. Учитывая, скольких мы убили за эти годы, я сомневался, что найдется достаточно желающих поговорить, даже если Фамилья была общим врагом.

Я был близок к взрыву, когда мы, наконец, были готовы перейти к следующей теме.

— Как насчет того, чтобы обсудить Витиелло прямо сейчас? — сказал я, не сумев скрыть раздражения.

Послушалось несколько смешков от старших, которые, вероятно, вспомнили о моих подростковых днях, когда я постоянно перебивал Эрла и несколько раз был отстранен за горячую вспышку.

Глаза Эрла, полные ярости, впились в меня.

— На данный момент нам нечего обсуждать. Витиелло не может слезть со своего высокого коня, и пока это так, итальянская шлюха остается с нами.

Оскорбление вызвало во мне новую волну ярости, которую я с трудом подавил. Я стукнул кулаком по столу.

— Тартар не мучает представительниц противоположного пола. Мы имеем дело с нашими врагами, а не с их детьми. Мы хотим Витиелло, и он предложил нам себя. Давай наконец-то отомстим. Пришло время. Я призываю к голосованию.

Эрл откинулся на спинку кресла, но его наигранное спокойствие никого не обмануло. В его глазах отразилась та же ярость, что и у меня. Если бы это не заставило его выглядеть слабым, он бы накричал на меня в ответ и отказался голосовать.

— Тогда давайте проголосуем, — произнёс он с суровой улыбкой. — Кто голосует «за» за то, что мы должны оставить шлюху Витиелло, пока Лука Витиелло не проявит к нам уважение, которого мы заслуживаем, и не пострадает за всех братьев, которых он пытал и убил. Или «против», если хотите поскорее положить конец этому ради него и его отродья.

Я стиснул зубы. Судя по его формулировке, голосование уже было проиграно. Я видел это по выражению лиц моих братьев по клубу и их утвердительным кивкам.

Как и ожидалось, только трое проголосовали «против», Гуннар, Грей и я в то время, как остальные, более десяти человек проголосовали «за» за то, чтобы оставить Марселлу и позволить Луке страдать из-за нее. Может, мне следовало предвидеть это. Более умеренные голоса в нашем клубе с годами превратились в Кочевников или присоединились к небольшим отделениям Тартара в Техасе или на севере, потому что они не хотели участвовать в наших планах мести. Люди, оставшиеся сейчас, были абсолютно преданы Эрлу и придерживались его радикальных взглядов.

Когда собрание закончилось, я остался в своем кресле и наблюдал, как мои братья по клубу отправились в бар, чтобы отпраздновать успешное собрание. Гуннар мимоходом коснулся моего плеча.

— Ты пытался, — сказал он. — Скоро все это закончится, и тогда мы сможем сосредоточиться на вещах получше, чем месть.

Я кивнул, но не поверил в это.

Эрл заметил меня и вернулся, возвышаясь надо мной.

— Этой шлюхе нужно убраться из твоей комнаты, Бешеный Пёс. Она морочит тебе голову. Это ген Витиелло. Это наш момент мести, не позволяй ей все испортить.

Я встал и натянуто улыбнулся Эрлу.

— Последние несколько недель сильно повлияли на меня, Эрл. Это все. Я просто хочу добраться до Витиелло, пока он не ускользнул из рук.

— Он не ускользнёт. Не в этот раз. А теперь давай отпразднуем.

Я последовал за ним к бару и выпил пару рюмок с членами клуба, развевая их подозрения и прощаясь с теми, кто не выживет.

Я поклялся отомстить Луке Витиелло, заставить его истекать кровью эмоционально, а позже и физически. Я хотел, чтобы он страдал так же сильно, как страдал я.

Марселла была средством для достижения цели. Она должна была стать выкупом, в котором мы нуждались, чтобы заполучить Витиелло в свои руки. Я презирал ее до того, как узнал, а теперь эта девушка владела мной так, как я никогда не должен был позволять. Я не предвидел этого, но должен был. Марселла Витиелло девушка, не похожая ни на одну из тех, кого я встречал раньше.

И сегодня я бы предал свой клуб ради нее. Я бы отказался от своей жизненной цели ради нее. И, возможно, я даже отдал бы за нее свою жизнь. Я никогда не думал, что что-то может стоить этого, и меньше всего девушка. Отношения приходят и уходят в жизни байкера, единственной прочной связью была связь с клубом и братьями, но с Марселлой я знал, что хочу всего, пока смерть не разлучит нас. Конечно, смерть, скорее всего, очень скоро разлучит нас.

Она того стоила. Блядь. Теперь я это знал. Я бы умер тысячу раз за нее.

Сделав последнюю глубокую затяжку, я щелчком отбросил сигарету. Было около десяти утра, и я пришел сюда после празднования со своими братьями прошлой ночью, вместо того чтобы лечь спать. Я не мог заснуть, а также не мог смотреть в лицо Марселле. Мне нужно было время подумать. Сегодня Марселла должна вернуться в собачью конуру, как можно дальше от меня. Эрл дал мне еще несколько часов, чтобы трахнуться с ней, прежде чем она станет честной добычей. Я прошелся по территории, проверил забор, но он тщательно охранялся.

Схватив свой телефон, я уставился на него, когда первые солнечные лучи пасмурного дня коснулись земли у моих ног. Слишком много охранников окружало периметр, чтобы я мог спасти Марселлу в одиночку. Дерьмо.

Мой пульс участился, когда я набрал номер ночного клуба Витиелло, где у него был расположен кабинет. Я никогда раньше с ним не разговаривал. Это всегда было привилегией Эрла, как президента.

Через несколько минут меня наконец соединили с мобильным телефоном Капо, потому что его не было в клубе. Я не удивился, что он не присутствовал на работе. Он и его люди, вероятно, работали двадцать четыре на семь, чтобы найти способ спасти Марселлу.

— Чего ты хочешь? — спросил Витиелло.

Его голос был напряжен от сдерживаемой ярости. Я мог представить, что он хотел со мной сделать, и, вероятно, я это заслужил. Но Витиелло последний, кто должен кого-то судить.

— Тебе лучше слушать внимательно, потому что то, что я скажу тебе дальше, это то, где ты можешь найти Марселлу. — я продиктовал ему адрес, а затем добавил: — Тебе следует поторопиться, если хочешь защитить свою дочь от большего вреда.

— Мы оба знаем, что это ебаная ловушка, — прорычал Витиелло.

— Разве это имеет значение? Ты бы умер за нее. Это твой шанс доказать это.

Он стал не отрицать, и впервые в моей жизни у меня появилось что-то общее с моим злейшим врагом. Самое смешное, что человек, который, вероятно, лишится своей жизни, это я. Если бы Витиелло напал на наш клуб со всей силой своих солдат, никто из нас не выжил бы. Быстрая смерть это все, на что мы могли надеяться, и, вероятно, нам было бы отказано.

— Будь быстр. У Эрла еще кое-что в запасе для твоей дочери.

— Я разорву вас всех на части, — прорычал он, но я повесил трубку, прежде чем он смог уточнить свое послание.

Я видел, на что он был способен.

Прислонившись к стене сарая, я уставился в небо. По иронии судьбы, солнце взошло сейчас, когда я решил уничтожить то единственное, за что я цеплялся всю жизнь. Затем перевел взгляд на татуировку адской гончей на предплечье. Я родился в этом клубе и любил его всем сердцем, поклялся в верности и жизни ему и моим братьям по клубу, но всего за несколько недель Марселла перевернула мою жизнь с ног на голову. Ее похищение показало уродливую голову Тартар, которую я всегда старался игнорировать. Я все равно сражался бы на стороне своих братьев по клубу и попытался бы убить Витиелло, как только Марселла оказалась бы в безопасности. Я хотел помочь ей, а не пощадить его.

Я оттолкнулся от стены и отправился на поиски сводного брата. Ему нужно убраться отсюда до того, как приедет Лука. Я нашел Грея, Гуннара, Коди и еще нескольких человек, собравшихся за столом и игравших в покер, большинство из них выглядели, как смерть, согретые выпивкой. Некоторые из этих людей были мне как друзья. Они не заслуживали смерти, но если я расскажу им о том, что ждет их впереди, они сообщат Эрлу, а он эвакуирует всех и увезёт Марселлу в новое укрытие. Только на этот раз я не смогу защитить ее. У меня только один шанс, и я бы ни за что его не упустил.

— Хочешь присоединиться к нам и перестать хандрить, Бешеный Пёс? — спросил Гуннар с сигарой в зубах. — Я все равно не знаю, зачем ты собрал свои чертовы трусики в кучу. Если бы в моей постели была великолепная девка, я бы ходил, ухмыляясь от уха до уха.

— Ты меня знаешь. Я хочу, чтобы голова Витиелло была трофеем на стене нашего клуба. Я не удовлетворюсь, пока это не произойдет.

Это все еще оставалось правдой. Я хотел смерти Витиелло. К сожалению, это желание противоречит моей одержимости его дочерью. Быть может, было бы и к лучшему, если бы Витиелло убил меня, тогда я не столкнулся бы с этой неразрешимой проблемой.

— Тебе не придется долго ждать. Витиелло отрежет себе член, чтобы спасти свою дочь, как только мы все набросимся на нее, — сказал Коди с усмешкой.

Даже больше, чем в прошлом, я ощутил желание разбить его глупую физиономию.

— Эй, Грей, мне нужно с тобой поговорить.

Грей покачал головой.

— Я выигрываю здесь. Мы можем поговорить позже.

Мое терпение лопнуло. Витиелло, вероятно, уже был на пути сюда со всеми предметами пыток, когда-либо изобретенными на этой планете. Я подошел к нему и вырвал карты у него из рук.

— Положи.

Грей запротестовал, но потом покачал головой.

— В чем твоя гребаная проблема?

— Моя проблема в том, что ты не выполняешь приказы. Ты ниже меня по званию, не забывай об этом.

— Пока, — пробормотал он с легкой запинкой в голосе.

Должно быть, он много выпил, раз все еще пьян на утро. Этот парень доведет меня до белого коленья. Коди и Гуннар обменялись взглядами.

Грей поднялся. Я решил проигнорировать его комментарий, хотя, вероятно, это было правдой. Его зависть проявлялась только тогда, когда он был пьян. Эрл рано мам поздно предпочтет Грея в качестве своего преемника. В конце концов, он его сын. Но все это больше не имело значения. После сегодняшнего дня президент МотоКлуба Тартар будет мертв, и я стал гвоздем в его гробу. Возможно, Кочевники соберутся и изберут нового президента, но я сомневался, что они сделают это близко к Нью-Йорку.

Грей последовал за мной на улицу, когда я направился в лес. Я не хотел рисковать, чтобы нас кто-нибудь подслушал.

— Что такого срочного, что ты испортил мой стрит флэш?

— Мне нужно, чтобы ты сейчас сходил и захватил для меня несколько вещей.

— Нет, не могу. Отец созвал весь клуб на очередное собрание около обеда. Вот почему мы все встали так рано. Он что-то задумал.

Мои брови сошлись на переносице. Эрл не говорил мне об этом.

— Что это?

Грей пожал плечами.

— Обычно он всегда делится дерьмом с тобой, а не со мной.

Я думал, что празднование с ними прошлой ночью убедило Эрла в моей преданности, но, очевидно, он все еще относился ко мне с подозрением. По уважительной причине.

— Что бы это ни было, это может подождать. Тебе нужно идти прямо сейчас.

Грей прищурил глаза, внезапно больше не выглядя пьяным.

— Зачем? В чем дело?

Эта дискуссия была пустой тратой времени, которого у нас не было. Я схватил Грея за воротник.

— Послушай меня хоть раз и уноси свою задницу отсюда.

— Что ты сделал? — процедил он сквозь зубы.

— Покинь здание клуба немедленно.

Он вырвался из моей хватки.

— Я не сбегу, несмотря ни на что.

Я мог бы смириться с собой, если бы Витиелло убил моих братьев по клубу и даже Эрла, но я бы вечно ненавидел себя, если бы Грея не стало.

— Черт, придурок, Витиелло знает, где мы находимся. Он, наверное, уже на пути к тому, чтобы убить нас всех.

Грей отступил от меня на шаг, на его лице промелькнуло ужасное осознание.

— Ты сказал ему?

— Я должен был. Эрл зашел слишком далеко. Мы все зашли слишком далеко. Это никогда не должно было превратиться в пытку его дочери. Витиелло не должен был платить ей.

— Ты предатель!

Он повернулся, словно собираясь броситься обратно в клуб и предупредить всех. Я не хотел их смерти, но если Грей предупредит их, Эрл может убить Марселлу и, вероятно, позволит каждому брату попробовать ее до того, как сам это сделает. Я не мог этого допустить. Я вытащил пистолет и ударил своего сводного брата рукояткой по голове. Он упал на землю. Схватив его под мышки, я потащил его в лес и спрятал под несколькими ветками и листьями. Если немного повезет, он не проснется до того, как все закончится. Тогда, по крайней мере, он выживет. Это единственное, что я могу сделать.

Я поспешил обратно в клуб и остановился, когда заметил тату-машинку на стойке бара.

— Кому бьют татуировку? — спросил я.

— Шлюха получит татуировку, которую она заслуживает, что-то действительно подходящее, — сказал Коди с мерзкой улыбкой, явно наслаждаясь тем, что он знал больше меня. Он положил свои карты на стол. — Фул хаус!

Гуннар застонал, откладывая карты, и остальные тоже пробормотали проклятия.

— Татуировка никогда не упоминалась ранее, — сказал я.

Мне не удалось скрыть шока.

— То, что сделал Витиелло, требует соответствующего наказания.

— Он должен заплатить, а не его дочь, — пробормотал я, как заезженная пластинка, все еще надеясь вопреки здравому смыслу, что мои братья по клубу послушают.

— Это решение Эрла, мальчик, — дипломатично сказал Гуннар.

— Ее киска затуманила твой разум? — спросил Коди.

Я показал ему средний палец. Затем отправился на поиски Эрла. Я даже не был уверен, почему я все еще беспокоюсь, возможно, чтобы убедить себя, что он не совсем потерял совесть.

Я нашел его за нашим столом для совещаний, погруженным в свои мысли, что никогда не было хорошо. В последний раз у него было такое лицо, когда мы узнали о кроте в наших рядах. Только на этот раз я был гребаным кротом.

— Это правда, что Коди говорит, что ты хочешь сделать татуировку Марселле?

Эрл очнулся от своих мыслей и, прищурившись, посмотрел на меня.

— Она получает то, что заслуживает. Я думал, мы договорились об этом прошлой ночью.

Я отрицательно покачал головой.

— Это заходит слишком далеко. Давай схватим Витиелло и заставим его заплатить.

Эрл вскочил на ноги и посмотрел мне в лицо, и я понял, что теряю его, его доверие и ту малую привязанность, на которую он был способен. Я хотел спасти его, спасти нас, какие бы узы, между нами, ни были, но я не был уверен, как это сделать, не принося в жертву Марселлу и ту совесть, которая у меня еще оставалась.

— Я не уверен, что ты все еще на правильной стороне, сынок.

Какое-то время мне нравилось слышать, как он называет меня сыном, но в последнее время это не звучало как приятный термин. Я сомневался, что Эрл когда-либо действительно видел во мне своего сына. Он оценил мое желание мести и то, что моя печальная история создала более прочную связь между нашими мужчинами.

— Ты будешь проблемой? — прорычал он.

Коди ворвался в клуб.

— Грей в лесу. Кто-то вырубил его.

Эрл сразу последовал за Коди, но я развернулся и бросился к своей куртке, брошенной на один из барных стульев, хватая ключи от мотоцикла, а затем поспешил в оружейную. Прежде чем я успел схватить автомат, что-то ударило меня в спину, и я упал на колени, застонав от боли. Мой лоб столкнулся со стеной, заставляя звезды танцевать в видении. Я моргнул, чтобы взять себя в руки. Кровь капала из раны на лбу и стекала в левый глаз, когда я поднял глаза. Коди стоял рядом со мной с бейсбольной битой в руке.

— Твой дядя был прав, подозревая тебя. Сказал мне присмотреть за тобой, пока он будет разговаривать с Греем. Если мальчик скажет своему папаше, что ты вырубил его из-за шлюхи, ты труп.

Я бросился на Коди, пытаясь вырвать бейсбольную биту у него из рук, но в дверях появился Эрл и направил на меня пистолет.

— Ложись, или я всажу пулю тебе в череп, Мэд.

Я снова опустился на колени, мое видение плясало перед глазами.

Эрл возвышался надо мной с жесткой улыбкой.

— Грей сказал мне, что ты позвонил Витиелло, чтобы он мог спасти свою маленькую шлюшку.

Черт, Грей. Я надеялся, что парень прислушается к голосу разума и не будет слепо следовать суждениям своего старика, особенно когда Эрл потерял рассудок.

— Ты зашел слишком далеко, Эрл. Я предупреждал тебя.

Эрл наклонился, плюнул и зарычал.

— Это наша месть.

— Мы должны покинуть клуб, — предложил Коди, нервно оглядываясь по сторонам, будто ожидал, что Витиелло в любой момент выскочит из-за забора.

По иронии судьбы, появление Витиелло было моей единственной надеждой на данный момент. Кто бы мог подумать, что этот день настанет?

— Мы не будем убегать. У нас его дочь. Он не может слишком сильно рисковать. Убедись, что периметр в безопасности, и впусти Грея внутрь.

С мерзкой улыбкой в мою сторону Коди неторопливо удалился.

Взгляд Эрла остановился на мне. Долгое время он занимал место моего отца, и он все еще являлся моей единственной семьей после Грея и мамы. Я мог бы лишиться их своими действиями. Возможно, я смогу вернуть их доверие, помогая им в борьбе с Витиелло. Я все еще хотел смерти этого человека, но не ценой риска жизнью Марселлы. Как бы сильно я ни ненавидел ее отца, мои чувства к ней были еще сильнее. Я обреченный ублюдок.

Эрл покачал головой с резким смехом.

— Глупый мальчишка.

Он направил дуло своего дробовика мне в голову, и все почернело.

Глава 16

Я выглянула в окно, и тяжелое чувство глубоко в животе нарастало с каждым мгновением. Мэддокс не лег спать прошлой ночью, впервые с тех пор, как привел меня в свою комнату. Я пыталась подслушать у двери обрывки разговоров, которые могли бы подсказать, почему, но никто и близко не подходил к комнате.

Несколько байкеров приехали на своих байках, и на подъездной дорожке началась суматоха. Я села, охваченная любопытством. Лица у всех были напряжены от беспокойства. Надежда поселилась в моей груди. Может, папа нанес удар. Моя рука потянулась к уху, едва касаясь повязки. Затем я быстро отдернула ее. Я еще даже не видела раны. Я не была уверена, что у меня хватит смелости сделать это в ближайшее время.

Что, если что-то случилось с Мэддоксом, и именно поэтому он не появился? Что, если отец был причиной исчезновения Мэддокса?

Замок повернулся, и я встала, улыбаясь. Улыбка исчезла, когда в дверях появился Гуннар.

— Нет причин улыбаться, куколка, — сказал он своим грубым голосом.

— Где Мэддокс? — резко спросила я, отступая.

Гуннар покачал головой.

— Глупый мальчишка. — он подошел ко мне и схватил за руку. — Мэддокс не может помочь тебе сейчас. Тебе лучше молиться, чтобы твой отец увидел причину.

Он вытащил меня наружу, несмотря на мои сопротивления. Мои босые ноги царапали по грубым половицам.

— Что ты имеешь в виду? Что произошло? — я спрашивала снова и снова, но он игнорировал меня.

Когда мы пересекли общую зону, в ней никого не было. Где все? И что происходило?

Гуннар отвел меня в конуру и запихнул в ту же клетку, в которой я находилась раньше. Я обернулась как раз в тот момент, когда он закрывал дверь.

— Что происходит? Пожалуйста, скажи мне, где Мэддокс?

— Он скоро присоединится к тебе, — загадочно сказал он, прежде чем уйти.

Собаки расхаживали по своим клеткам, зараженные нервной атмосферой. Однако Сатаны в клетке не было, и я тоже не могла не беспокоиться о ней. Знакомая вонь собачьей мочи и кала почти мгновенно забила мне нос. Я села на будку, наблюдая, как байкеры собирают оружие и заносят доски в здание клуба, словно для забаррикадировки окон. Некоторые из них проходили мимо клеток только для того, чтобы оскорбить меня и поглазеть на мое тело. Только в боксерах Мэддокса и футболке я чувствовала себя еще более незащищенной.

— Поставьте больше людей к забору! — прорычал кто-то, в их голосе слышалось беспокойство.

Надежда вспыхнула в моих венах. Это мог быть только папа. Но где Мэддокс? Что все-таки происходит? Что, если отец заполучил Мэддокса в свои руки? Мой разум не переставал кружиться. Страх боролся с надеждой. Я хотела освободиться, но не хотела терять Мэддокса.

Это роковая мысль и роковое влечение.

Прижав колени к груди, я наблюдала за окружающим, пытаясь понять, происходящее. После первых оскорблений никто не обращал на меня никакого внимания, но страх, который я видела на многих лицах, мог быть только из-за папы.

Движение вернуло мой взгляд к клубу.

Эрл Уайт вышел за дверь, волоча за собой за руку неподвижного Мэддокса. Я спрыгнула с будки и пересекла грязную конуру на босых ногах, мое сердце билось где-то в горле. Собаки в соседних клетках начали лаять и прыгать. Я больше почти не вздрагивала. Я уже привыкла к их буйному характеру. Они не самые опасные звери в округе.

Мэддокс выглядел безжизненным, конечности волочились по грязи, голова почти комично болталась взад и вперед. Эрл мрачно улыбнулся мне, когда наши глаза встретились, и у меня сразу же побежали мурашки по коже. Я пыталась скрыть беспокойство, но сомневалась, что смогу его обмануть. К этому времени, казалось, все знали о Мэддоксе и обо мне.

— Может, это поможет тебе прояснить голову и заставить осознать ошибку. Если ты извинишься, я дарую тебе быструю смерть, — сказал Эрл, затаскивая Мэддокса в клетку рядом со мной.

Смерть? О чем он говорил? Левая сторона лица Мэддокса была залита кровью из раны у линии роста волос. Я, наконец, заметила, как грудь Мэддокса поднимается и опускается. По крайней мере, он не мертв — пока. Что-то происходило ужасно неправильное. Эрл повернулся и закрыл клетку, затем злобно улыбнулся мне.

— А для тебя у меня скоро будет особый сюрприз.

Я даже не хотела думать о том, что это может означать.

Я обеспокоенно посмотрела на пса, который расхаживал вокруг Мэддокса, будто только и ждал подходящего момента, чтобы вцепиться в него. Когда Эрл и Коди ушли, я опустилась на колени у решетки.

— Мэддокс, — прошептала я, затем громче. — Мэддокс, очнись!

Его веки затрепетали, но не открылись. Собака обнюхала его рану. Что, если животное начнет грызть его? Их кормили сегодня? Я не обращала внимания на клетки, когда смотрела из окна комнаты.

— Кыш, — прошипела я, пытаясь отпугнуть пса, но он только бросил на меня быстрый взгляд, прежде чем продолжить обнюхивать Мэддокса. — Уходи! — прорычала я, ударяясь о решетку.

Когда это не возымело желаемого эффекта, я повернулась и схватила свою тарелку с водой. Плеснув водой в пса, он отскочил назад. Затем бросился на меня и прыгнул на решетку. Я отшатнулась.

Мэддокс застонал. Часть воды попала ему в лицо. Его глаза распахнулись, и он перевернулся, затем приподнялся на локтях. Он покачал головой, очень по-собачьи, прежде чем огляделся. Его пристальный взгляд остановился на псе, пытающимся разорвать решетку между ним и мной.

— Вессон, место! — приказал он голосом, резким, как удар хлыста. — Место!

Зверь действительно послушался и опустился на живот, лениво высунув розовый язык. За исключением Сатаны, я по-настоящему не общалась ни с одной из других собак.

— С тобой все в порядке? — я спросила.

Мэддокс потер голову, поморщился и поднялся на ноги. Он слегка покачнулся, когда подошел ко мне.

— Только чертова головная боль.

— Твой дядя очень зол на тебя.

— Да. Он думает, что я предпочел тебя клубу.

Я ничего не ответила.

— Он сказал что-то об особом сюрпризе для меня сегодня.

Мэддокс вздохнул.

— Это одна из причин, по которой я хотел вытащить тебя отсюда.

— Что это?

— Мой дядя хочет сделать татуировку у тебя на спине.

Кровь застыла в жилах.

— Не думаю, что эта татуировка мне понравится, — сказала я, пытаясь казаться пресыщенной, но потерпела неудачу. — Что за тату?

Мэддокс покачал головой.

— Скажи мне.

Он крепко сжал прутья, его глаза были свирепыми.

— Честно говоря, я не знаю. Они больше не делятся со мной своими подробностями.

Я кивнула. Мои пальцы коснулись повязки над изуродованным ухом.

— Полагаю, я могу считать, что мне повезло, что они не выбрали мой лоб для татуировки. Может, в следующий раз?

— Я больше не могу защищать тебя, — тихо произнёс Мэддокс. —Вот почему я связался с твоим отцом и рассказал ему о нашем местонахождении.

Мои глаза расширились, и я прижалась ближе, мои пальцы сомкнулись на его.

— Ты сообщил моему отцу?

Несмотря на его ненависть к папе — учитывая то, чему он стал свидетелем в детстве, я могла понять его рассуждения, даже если бы не разделяла их, — он связался с ним, ради моего спасения.

— Он может спасти тебя. У него имеется необходимая рабочая сила. Он, наверное, уже в пути. Если немного повезет, ты вернешься домой сегодня.

Мое сердце забилось быстрее.

— А как насчет тебя? После этого предательства твой дядя тебя не простит.

— Он не простит. Он убьет меня после того, как покончит с тобой. Он хочет, чтобы я смотрел, как тебе причиняют боль, потому что знает, что это сделает со мной. Но сомневаюсь, что он переживет нападение твоего отца, как и я.

Папа замучил бы и убил их всех, как они того заслуживали. Если только я не попрошу папу пощадить Мэддокса. Это никогда не входило в план. Изначально я искала доверия и близости Мэддокса, ради своего спасения на случай, если отец не найдет меня вовремя. Но все изменилось, даже если я никогда не хотела этого. Я не хотела смерти Мэддокса. Моя грудь болезненно сжалась при одной мысли о его смерти. Он не был невинен, отнюдь нет. Он виновен в моем похищении, в том, что отдал меня в руки своего дяди. Конечно, его дядя просто послал бы кого-нибудь другого, если бы Мэддокс не согласился, но дело не в этом.

— Мой отец не убьет тебя, если я попрошу его пощадить тебя.

Мэддокс прислонился лбом к решетке.

— Зачем тебе делать что-то подобное?

— Потому что я хочу, чтобы ты жил, — просто сказала я.

В этом было нечто большее — ничего, что я хотела бы рассмотреть или озвучить в данный момент.

— Но какой ценой? О чем попросит меня твой отец, если он вообще тебя послушает, — тихо спросил Мэддокс.

— Он попросит тебя сжечь свою косуху, разорвать любые связи с другими байкерами и, по крайней мере, поклясться в верности.

И для того, чтобы это произошло, было необходимо чудо. Без сомнения, ненависть отца к байкерам в этот момент безгранична, и Мэддокс на самом верху его списка ненависти.

Мэддокс медленно покачал головой, его губы скривились от отвращения, словно сама мысль о том, чтобы сделать что-то из этого, была для него невозможна.

— То, что, между нами, это одно, но мои чувства к твоему отцу не изменились.

— Тогда ты должен положить им конец. Это твой единственный шанс, если ты хочешь, чтобы мой отец пощадил тебя.

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, Белоснежка. Я скорее умру, чем встану на колени перед твоим отцом и попрошу пощады.

Я закатила глаза.

— Для мужчин все всегда черное или белое, особенно для альф. Но жизнь полна серых зон. Ты все еще можешь быть свободен и сохранить свою драгоценную гордость, если поклянешься в верности моему отцу.

— Белоснежка, я буду повторять это тысячу раз, пока это не войдет в твою хорошенькую головку. Твой отец никогда не будет доверять мне, а я не буду доверять ему. У нас с ним есть прошлое, которое невозможно игнорировать. Даже твое обаяние и наши чувства к тебе этого не изменят.

Я прижалась лбом к его лбу, разделенная решеткой.

— Какие чувства?

Мэддокс мрачно улыбнулся.

— Я предал своих братьев по клубу и свою собственную кровь ради тебя. Как думаешь, что это за чувства?

— Похоть, — пошутила я, но голос был приглушен.

Ничего из этого не было частью плана, ни для Мэддокса, ни для меня.

— Гораздо больше.

Суматоха и треск веток заставили меня и Мэддокса разойтись, обыскивая местность. Коди и Эрл направлялись к нам с двумя байкерами, имен которых я не знала. Эрл держал Сатану на поводке, а Коди нес какую-то машинку.

— Как мило, — крикнул Коди с мерзкой улыбкой на своем уродливом лице.

Дядя Мэддокса, сдругой стороны, выглядел разъяренным.

— Если бы я знал, как легко ты позволяешь киске затуманивать твой разум, я бы позаботился о том, чтобы ты держался от нее подальше.

Мэддокс взглянул на своего дядю с презрением и настороженностью.

— Пришло время закончить эту игру. Нашей целью был Витиелло, Эрл.

Его дядя проигнорировал его, остановившись перед моей клеткой и глядя на меня с тревожным блеском в глазах.

— У Коди талант к тату. Надеюсь, ты это оценишь.

Он отпер дверь. Я сопротивлялась желанию отступить, даже если каждая клеточка тела кричала о побеге. Я Витиелло. Я не могла показаться слабой, даже если была в ужасе от того, что ждало меня впереди. Я испытывала тот же ужас, когда меня впервые похитили, готовая сломаться под силой своего страха, но я не сломалась и сейчас тоже не сломаюсь.

Теперь я поняла, что Коди занёс машинку для тату в клетку, прежде чем схватил меня за плечо сокрушительной хваткой, когда еще два байкера втиснулись в узкую клетку. Они поставили генератор рядом со мной и подключили к нему тату-машину.

— Отпусти ее, — кипел Мэддокс, его глаза наполнились яростью, когда он схватился за решетку, выглядя готовым разорвать их.

— Твое слово ничего не значит, мудак, — сказал Коди.

Будут ли они пытать и убьют нас до того, как приедет мой отец?

Я верила в высшую силу, но никогда не молилась. Тем не менее, я умоляла того, кто слушал, позволить моему отцу прибыть вовремя. Вовремя, чтобы избавить меня от еще большей боли и того, что Коди собирался нанести чернилами на мою кожу. Чтобы спасти Мэддокса тоже.

Коди толкнул меня к собачьей будке, и я упала вперед, упираясь в грязную поверхность. Другой мужчина схватил меня за шею и прижал к поверхности. Раздался звук разрыва, и воздух коснулся моей кожи, когда моя спина обнажилась. Я боролась, но у меня не было ни единого шанса против троих мужчин, сидевших со мной в клетке.

— Эрл, будь благоразумен, ради всего святого. Витиелло будет здесь с минуты на минуту. Не трать свое время на это, — Мэддокс попытался урезонить своего дядю, но его голос не был похож на голос человека, хотевшего вести переговоры.

Это звучало убийственно.

— Витиелло хочет поиздеваться над нами? Его дочь расплатиться за это.

Я закатила глаза так сильно, пока не поймала пристальный взгляд Мэддокса. Послышалось жужжание иглы. Я впилась зубами в нижнюю губу. В тот момент, когда игла коснулась моей спины, боль разлилась по позвоночнику. Я зажмурилась, защищаясь от отчаянного выражения лица Мэддокса и мира в целом. Коди, вероятно, хотел, что это было особенно больно, но, за исключением нескольких резких вдохов, я не доставила никому из них удовольствия ни криком, ни мольбой. Они все заплатят в десятикратном размере. Даже если бы это потребовало моего последнего вздоха, я бы позаботилась об этом.

В конце концов боль превратилась в огненный ожог и пульсацию, к которой я в конце концов привыкла. Я не была уверена, сколько времени заняло это испытание, но когда меня наконец отпустили, я почувствовала себя слишком слабой, чтобы выпрямиться. Я притворилась, что потеряла сознание. Мои глаза горели от слез, готовых пролиться, поэтому я заставила себя закрыть веки.

— Не такая жесткая, как отец? — сказал Эрл.

Я никак не отреагировала. Я должна ответить, но прямо сейчас я не могла этого сделать. Я нуждалась в энергии для предстоящей борьбы. Я нуждалась в силах для воссоединения с семьей, чтобы им не пришлось беспокоиться больше, чем они уже беспокоились. Я не стала бы тратить их на Эрла, Коди или любого другого уродливого байкера.

— Ты труп, — прорычал Мэддокс.

Я не была уверена, с кем он разговаривал. Наверное, с Коди. Его связь с дядей все еще слишком сильна.

Теплое дыхание коснулось моего уха, вызывая мурашки по всему телу и посылая дрожь по позвоночнику, что вызвало новую волну боли в спине.

— Вот что ты получишь за то, что связалась с нами. И скоро я трахну тебя в задницу прямо на глазах у твоего отца. Возможно, я заставлю его трахнуть и тебя, ради твоего спасения, — прохрипел Эрл.

Мне ничего так не хотелось, как пнуть его по яйцам, но я оставалась неподвижной. Я все еще не была уверена, что мои ноги понесли бы меня, если бы я попыталась. Меня трясло, а в спине пульсировала боль. Но хуже боли была неуверенность в татуировке. Это должно быть что-то отвратительное. Эрл казался слишком самодовольным.

— Теперь к тебе, Мэд. Я думал, что с тобой сделать, если заставлю тебя смотреть, как каждый из нас трахает шлюху, прежде чем убить тебя, но понял, что сохранить тебе жизнь в этот момент это риск, на который я просто не могу пойти.

Я повернула голову в сторону, пока не смогла все разглядеть. Эрл отпер дверь клетки, и Коди выпустил другую собаку из клетки. Эрл запустил Сатану.

— Думаю, мы оба знаем, что это должно закончиться вот так. — улыбка Эрла была жестокой.

Он запер Сатану в клетке вместе с Мэддоксом, который медленно повернулся так, чтобы его спина прижималась к решетке.

Моя кровь похолодела, поняв, что Эрл собирался сделать. Но Мэддокс знал собак... Сатана не стала бы нападать на него... Верно?

— Сатана, взять, — крикнул Эрл.

Я приподнялась, несмотря на боль в спине. Сатана мгновение колебалась, прежде чем бросилась на Мэддокса и напала на него. Мэддокс поднял руки, защищая лицо и горло. Сатана залаяла и оскалила зубы, но не укусила Мэддокса.

— Убей его! — прорычал Эрл.

Я, спотыкаясь, встала и бросилась к решетке, вцепившись в нее.

— Нет, Сатана, остановись!

— Отпусти! — закричал Мэддокс. — Нет!

Сатана снова опустилась на лапы и обернулась, явно сбитая с толку мириадами приказов. Эрл, возможно, и был ее хозяином, но никогда не обращался с ней так, как полагается. Может, это сейчас укусит его за задницу.

— Глупая сука, — прошипел Коди.

Эрл подошел к другой клетке с большим самцом и, схватив его за шею, потащил к клетке Мэддокса.

— Нет, — прошептала я.

Кровь застучала у меня в ушах. Меня начало подташнивать от страха, но я вцепилась в прутья, несмотря на дрожащие ноги.

Эрл вновь отпер дверь и завел другую собаку. Сатана развернулась, оскалив зубы. Эти собаки были обучены сражаться друг с другом.

— Взять, — приказал Эрл, указывая на Мэддокса, и кобель не колебался.

Он бросился на Мэддокса, но Сатана, очевидно, хотела защитить свою территорию и столкнулась с ним.

Эрл пожал плечами.

— Он на одиннадцать килограмм тяжелее ее. Когда он убьет ее, он разгрызёт тебе лицо, Мэд. Наслаждайся представлением, шлюха.

Коди и Эрл развернулись и ушли.

Большая собака находилась сверху Сатаны, но было трудно следить за их жестокой борьбой, когда они рычали, кусались и боролись.

Сатана закричала от боли.

— Мэддокс!

— Черт, — пробормотал Мэддокс.

Он снял ремень и обернул его вокруг руки так, чтобы пряжка закрывала костяшки пальцев, затем направился к собакам, схватил крупного самца за ошейник и дернул его назад. Животное было тяжелым, поэтому оно не улетело далеко и быстро повернулось к Мэддоксу, который нацелил удар пряжкой в морду собаки. С громким воем собака отскочила, тряся головой.

Мэддокс возвышался над ним.

— Место, сейчас же!

Собака легла, тяжело дыша, ее морда была залита кровью. Возможно, Сатаны. Она лежала на боку, тяжело дыша.

Я опустилась на колени, чувствуя дрожь. Моя спина пульсировала, и я была в ужасе. Ради себя, ради Мэддокса, ради Сатаны. Это слишком тяжело переварить. Все накрыло меня в один момент, и часть меня хотела свернуться калачиком в углу.

— Белоснежка? — пробормотал Мэддокс, его голос был полон беспокойства. — Марселла?

Я слишком быстро подняла голову и почти сразу пожалела об этом, когда острая боль пронзила спину. Казалось, что моя кожа слишком мала для моего тела и может порваться в любой момент. Игнорируя это, я вновь полностью выпрямилась, а затем присела на край будки. Когда мое головокружение исчезло, я встретилась взглядом с Мэддоксом.

— Сатана сильно ранена?

Он покачал головой.

— Не думай об этом сейчас. Мы должны вытащить тебя отсюда живой.

Его взгляд метнулся к моей обнаженной спине. Вина и ярость создали мощную комбинацию в его глазах.

— Что говорит татуировка? — спросила я, удивленная тем, как грубо и сухо прозвучал мой голос.

— Не думай об этом сейчас. Есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться.

— Не говори мне, о чем беспокоиться, Мэддокс. Я хочу знать.

Мне нужно знать. Все лучше, чем эта душераздирающая неопределенность. Мой разум рисовал в воображении самые худшие сценарии.

— Марселла, — прохрипел он, его глаза призывали меня опустить это.

— Скажи мне, — прорычала я. — Я не хрупка, так что не веди себя со мной так!

— Шлюха Витиелло.

Я кивнула, затем вскочила на ноги и на мгновение повернулась спиной к Мэддоксу, скрывая от него выражение лица. Я так зла на него. Это его вина.

— Мне чертовски жаль. Этого никогда не должно было случиться. Клянусь. Если бы я знал...

— Тогда что? — резко спросила я, поворачиваясь к нему. — Ты не похитил бы меня?

Мэддокс прижался лбом к решетке.

— Да. И я бы тоже сделал все, что в моих силах, чтобы Эрл не позволил кому-либо другому похитить тебя.

Я недоверчиво посмотрела на него.

— Ты ненавидишь моего отца больше всего на свете. Ты сам это сказал. Ты сделал бы все, чтобы отомстить ему. Какое тебе дело до потерянной мочки уха и оскорбительной татуировки для дочери твоего злейшего врага?

— Иногда приоритеты меняются. Ты не обязана мне верить, но это чертова правда.

Я подошла к нему ближе. Поднялся ветер, коснувшись моей ноющей спины.

— И каковы твои приоритеты сейчас, Мэддокс?

Мэддокс вытянул татуированную руку ладонью вверх, ожидая, когда я возьму ее.

Я не сдвинулась с места.

— Я предал своих братьев ради тебя. Возможно, я умру за тебя, как только твой отец доберется до меня.

— Ты сам навлек это на себя, а не я.

— Если бы кто-то убил твоего отца прямо у тебя на глазах, разве твой брат не захотел бы отомстить?

— Не только мой брат, — призналась я.

Мэддокс мрачно кивнул.

Я вложила свою руку в его, и его пальцы сомкнулись вокруг моих.

— Ты хочешь смерти моего отца. Пока это так, мы потеряны.

— Я так долго жил ради мести, что мне трудно отпустить что-то подобное. Но если и есть кто-то, ради кого я бы это сделал, то это ты, Белоснежка. Я сделаю ради тебя все, что угодно.

Мне хотелось ему верить. Но после всего, произошедшего, мне не хотелось давать ему презумпцию невиновности.

— Атака! — закричал кто-то.

Рука Мэддокса сжала мою крепче.

— Твой отец здесь, чтобы спасти тебя и убить меня, Белоснежка.

— Если только один из твоих братьев байкеров не убьет меня первым, — сказала я.

Он притянул меня к себе, его глаза горели от эмоций.

— Я позабочусь, чтобы ты добралась до своего отца в целости и сохранности. А теперь поцелуй умирающего в последний раз.

Я позволила ему притянуть меня еще ближе, пока мои губы не коснулись его через решетку. Он углубил поцелуй, наполнив его тоской и желанием. Я погрузилась в него, даже когда раздалось еще больше криков, когда мир вокруг нас взорвался войной. Выстрелы прорезали крики. Огонь из скорострельных пулеметов. Как утопающий, выныривающий за воздухом, Мэддокс оторвался от меня и отпустил.

— Прижмись к стене, пока я не скажу тебе двигаться, или ты не увидишь своего отца. Живо!

Я сделала, как он просил, и, спотыкаясь, направилась в заднюю часть конуры.

Мы с Мэддоксом снова посмотрели друг на друга, и это было похоже на прощание. Один из нас, скорее всего, умрет, возможно, даже мы оба. Мое сердце сжалось при мысли, что это конец для нас, для любви, которой никогда не суждено было случиться, любви без шанса на счастливый конец.

Глава 17

Мне нужно было убедиться, что Марселла выберется отсюда живой. Я в любом случае труп, либо от рук братьев по клубу, либо от ее отца. Было странное чувство облегчения от осознания неминуемой смерти.

Я осмотрел наше окружение, надеясь, что Грей пронесется мимо. Он наша единственная надежда. Никто из других мужчин, даже Гуннар, не помог бы мне сбежать. Я даже не был уверен, сделает ли это Грей. За последние недели между нами возникла пропасть. Внизу, у забора, послышались выстрелы. Наша оружейная мощь на некоторое время задержала бы Витиелло и его армию. Я не стану ждать здесь, как мышь в мышеловке.

Я старался не смотреть на Марселлу, которая прижималась к стене конуры. Я хотел, чтобы она находилась подальше от беды. Шансы попасть под шальную пулю были просто высоки. Не говоря уже о том, что Эрл все еще может убить ее, наказав этим Витиелло.

Я бросил осторожный взгляд на пса. Он не сдвинулся со своего места, но наблюдал за мной. Я надеялся, что он забыл приказ Эрла. Быть разорванным на части зубами не было моим желанием смерти. Не то чтобы смерть от рук Луки была бы намного лучше. Сатана все еще дышала, но под ее задней ногой собралась кровь. Я сомневался, что она справится.

А потом я заметил вспышку ярких светлых волос и соответствующую стрижку.

— Грей! — крикнул я.

Его глаза метнулись ко мне, широко раскрытые от растерянности и тревоги. Он наклонился, избегая пуль.

— Грей! Иди сюда!

Он еще раз взглянул в мою сторону, на его лице отразился конфликт. Когда Эрл уходил со своими братьями по клубу, напивался, а мама впадала в депрессию, я заботился о нем, обнимал его ночью, когда он боялся ночных монстров.

Затем он бросился ко мне, низко опустив голову. Я не был уверен, что Лука и его люди уже прорвались через забор, но подозревал, что да. Забор из проволочной сетки не задержал бы их надолго, но прохождение сквозь наших вооруженных охранников заняло бы больше времени.

Когда Грей наконец появился перед моей клеткой, я вздохнул с облегчением.

— Что случилось с собаками?

— Ты должен помочь мне, Грей. Я умру, если останусь запертым здесь.

Взгляд Грея метнулся к Марселле, и он прищурился.

— Ты причина, по которой мы подвергаемся нападению. Если я выпущу тебя, ты будешь сражаться против нас.

— Грей, — умоляюще сказал я, крепко прижимаясь к решетке. — Эрл натравил на меня собак, чтобы они разорвали меня на части.

Грей покачал головой, словно не мог в это поверить.

— Он не стал бы...

— Делать этого? Ну же, мы оба знаем, что это неправда.

Грей ничего не ответил, только наблюдал за Сатаной.

— Мы братья. Ты действительно хочешь, чтобы я был беззащитен в собачьей клетке, чтобы Витиелло мог разорвать меня на части? Ты знаешь, что он сделал с моим отцом. И он сделает то же самое со мной, независимо от того, помогу ли я его дочери, а это все, чем я занимался. Ты видел, что Эрл сделал с ней. Это неправильно. Это не имеет никакого отношения к Витиелло. Я все еще хочу его смерти и без колебаний убью его, если представится такая возможность.

Мне нужно было быстро достучаться до Грея, пока Эрл нас не заметил, или в моего брата не попала пуля Фамильи.

Он оглянулся на клуб, затем на меня.

— Я не знаю, могу ли я доверять тебе.

— Ты можешь, — яростно сказал я, но не был уверен, что он может.

Прямо в этот момент моим единственным приоритетом было доставить Марселлу в безопасное место. Как только с этим будет покончено, я сделаю все возможное, чтобы помочь Грею. Если с ним что-то случится из-за моего предательства, я никогда не смогу простить себя. Я хотел, чтобы он был в безопасности. Я хотел для него другой жизни.

Грей достал связку ключей, и мне пришлось подавить желание вырвать ее у него из рук. Вместо этого я ждал, пока он откроет клетку. В тот момент, когда раздался знакомый щелчок, я распахнул дверь и бросился в конуру Марселлы.

— Теперь она.

— Нет, — прорычал Грей. — Мне все равно, что с ней случится. Она причина этого.

— Это был не ее гребаный выбор быть похищенной нами.

— Но это ее выбор соблазнить тебя и запудрить тебе мозги. До нее клуб всегда был на первом месте. Ты жил ради клуба, ради мести, а теперь посмотри на себя.

— Ты никогда не был за ее похищение. Посмотри на ее спину! — я повернулся к Марселле. — Покажи ему.

Она представила нам свою обнаженную, татуированную спину. Это зрелище все еще заставляло мою кровь пылать от ярости. Место между ее плечами было красным и окровавленным, а на коже уродливыми черными буквами было написано «Шлюха Витиелло».

Глаза Грея расширились, и он сглотнул.

— Грей, помоги мне. Ты хочешь, чтобы смерть невинной девушки была на твоей совести?

Раздались крики.

Грей повернулся к бою, но я не мог позволить ему уйти с ключами. Бросившись к нему, я схватил его за руку.

— Дай мне ключи.

Он повернулся ко мне с недоверчивым выражением лица.

— Я так и знал!

— Ты ничего не знаешь, Грей. Не будь овцой, которая слепо следует за стадом навстречу смерти. Уходи, пока у тебя еще есть шанс.

— Я не покину клуб.

Я притянул его еще ближе.

— Грей. Наш клуб свернул не туда, когда мы похитили Марселлу, но мы, черт возьми попали прямо на территорию адского пламени, когда Эрл приступил к ее пыткам. Только не говори мне, что ты вдруг смирился с, произошедшим?

— Нет, — прорычал он. — Я с самого начала был против похищения, но Эрл президент клуба, и наша работа выполнять его приказы.

Грей вырвался из хватки и отшатнулся. Я надеялся, что он сядет на свой байк и спасет свою задницу. Он хороший парень и не заслуживал пойти ко дну вместе с этим клубом. Если бы Витиелло добрался до него, он не проявил бы к нему милосердия, даже если он все еще ребенком.

Я развернулся к клетке Марселлы. Она, спотыкаясь, направилась к двери, когда я отпер ее, и упала в мои объятия. Я яростно поцеловал ее, не заботясь о пулях и криках. Мне нужно было еще раз попробовать ее на вкус, прежде чем я, возможно, никогда больше ее не увижу. Она ненадолго расслабилась, прижавшись ко мне, и время, казалось, остановилось. Ничто не имело значения, кроме ее губ, ее тела, огня, горящего в ее глазах.

— Нам нужно отвезти тебя к твоему отцу, — прохрипел я.

— А Сатана?

— Марселла, мы не можем помочь ей сейчас. Она слишком тяжелая, чтобы мы могли ее унести.

Я взялся за наши руки и повел ее прочь от клеток. Остальные собаки успокоились и спрятались в своих будках. Зрение в моем левом глазу все еще было нарушено. Может, кровь засохла на глазном яблоке, или удар по голове оставил неизгладимые повреждения, я не был уверен. Марселле было трудно поспевать за моими шагами, но она не жаловалась.

Я заметил, как Гуннар и пара членов клуба выбежали из дома и направились к забору, вероятно, чтобы защитить наши границы, но, зная численность Витиелло, я сомневался, что у них были какие-либо шансы. Он пронесся бы прямо сквозь нас и ничего не оставил бы после.

Раздался взрыв, разбросав вокруг нас щепки дерева и забора. Я толкнул Марселлу вниз и заслонил ее своим телом. Моя спина горела, но я не двигался, пока не раздалась новая волна криков и выстрелов. Звук пуль заставил меня поднять голову. Как я и опасался, Эрл и несколько байкеров выскочили из клуба и направились в сторону клеток.

Я рывком поднял Марселлу на ноги. Она тоже видела байкеров, направляющихся в нашу сторону. Я потащил ее прочь, но бег к линии забора, где происходило большинство боевых действий, создавал риск попадания пули с любой стороны. Витиелло уже в пути, мне нужно было только убедиться, что Марселла останется в живых до тех пор. Все остальное не имело значения.

Я ворвался в самое неподходящее место, в здание клуба. Как и ожидалось, клуб был пуст, за исключением одного испуганного. Он возился со своим пистолетом, но не мог ослабить английскую булавку. Отпустив руку Марселлы я бросился на него, вырвав пистолет из его руки, прежде чем ударить его стволом по голове. Я схватил другой пистолет и его нож, а затем потащил Марселлу за стойку бара. Он был укреплен деревянными досками и мог выдержать несколько пуль. Конечно, дробовики в конце концов пробьют его, но я должен верить, что Витиелло найдет нас.

Стрельба и крики приближались. Все звучало так, словно разразилась третья мировая война. Марселла смотрела на меня широко раскрытыми глазами, тихо дыша.

— Все будет хорошо. Твой отец будет здесь с минуты на минуту, а я позабочусь о твоей безопасности до тех пор.

А потом вокруг разверзся ад. Полка позади взорвалась. Алкоголь и осколки стекла катапультировались в нашу сторону. Моя спина озарилась новой болью, но я сосредоточился только на Марселле, которая съежилась передо мной. Я коротко коснулся ее щеки, желая запечатлеть образ ее лица в своем сознании, чтобы вспомнить его в свои последние мгновения.

Раздались шаги, и дверь захлопнулась.

— Забаррикадируйте дверь! — Эрл закричал, в я затаила дыхание, осознав, что он в клубе и, судя по множеству голосов, с ним несколько мужчин.

Мы с Мэддоксом оказались в ловушке.

— Эрл! — взревел папа. — Я даю тебе пять секунд, чтобы отдать мою дочь, прежде чем я снесу этот чертов дом и разорву тебя и твою ублюдскую семью на куски.

Мое сердце наполнилось облегчением, услышав папин голос.

— Пошел ты! Я пришлю тебе ее голову, и это все, что ты получишь. Мы сохраним ее холодную киску, чтобы она развлекала нас.

Мышцы Мэддокса напряглись, когда он поднял оружие.

— Оставайся на месте, — одними губами произнес он.

Раздался еще один взрыв, и по комнате разлетелись осколки. Какой-то мужчина, пошатываясь, направился к нам, вероятно, в поисках укрытия.

— През, они...

Мэддокс выстрелил ему в голову прежде, чем он успел закончить предложение, и весь ад вырвался на свободу. У меня зазвенело в ушах от выстрелов. Мэддокс вскочил, поднимая оружие.

— Эрл, не будь дураком. Все умрут из-за твоего эго.

Мэддокс пригнулся, и пуля пробила еще одну бутылку из-под ликера.

— Проклятые собаки, я их всех утоплю.

— Ради всего святого! Будь благоразумным и отдай Марселлу!

Раздались новые выстрелы, за которыми последовал звук ломающегося дерева. Мгновение спустя что-то с громким стуком упало на землю.

— Дверь вниз! — закричал кто-то.

Мэддокс вскочил на ноги, когда появился Гуннар с ножом в руках. Они сцепились. Было очевидно, что Мэддокс не хотел убивать пожилого мужчину. В конце концов Мэддоксу удалось нанести ему сильный удар в висок. Гуннар рухнул на пол и больше не шевелился.

Следующему байкеру, который бросился на Мэддокса, повезло меньше. Мэддокс вонзил свой нож в его грудь.

Меня начало трясти, в ушах звенело от выстрелов и криков раненых от боли. Может, я умру прямо на глазах у папы.

Брызги крови покрывали деревянные доски и стены. Мэддокс вышел из укрытия и выстрелил. Я поползла вперед, выглядывая из-за стойки. Вокруг меня царила жестокая бойня. Кровь и части тел лежали на земле.

И посреди всего этого стояли папа, Маттео, Амо и несколько солдат Фамильи, прямо перед входной дверью в то время, как Эрл и его люди спрятались за перевернутым бильярдным столом. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать Амо. Его глаза были дикими, а в правой руке он держал топор, покрытый кровью и плотью. Я не знала, сколько из зверски убитых байкеров были его виной. Не этого Амо я помнила.

Брат, которого я оставила позади, воспринимал бои, как забавную игру. Стать Капо было далекой целью, к которой он еще не был готов. Он был дерзким, ищущим острых ощущений парнем, которому нравилось производить впечатление на девушек своим будущим титулом и внешностью. Его посвящение было проформой. До этого момента папа держал его подальше от худших дел по просьбе мамы. У Амо всегда имелась склонность к насилию. Это текло у него в крови, как и у меня, хотя и не так ярко. Но оно дремало. Теперь, увидев его окровавленное лицо и неприкрытую жажду мести в его глазах, таких же, как у отца, я поняла, что его истинная природа пробудилась.

Мэддокс оттолкнул меня, когда другой байкер прыгнул на нас и вонзил нож в мужчину, убив еще одного из его братьев, спасая меня. За диваном справа я заметила Грея. Мэддокс будет опустошен, когда поймет, что его брат не сбежал, а остался для боя.

Еще больше мужчин Фамильи ворвались в клуб, пока Эрл и несколько других байкеров не бросились к лестнице, в поисках безопасного

места на втором этаже.

Мэддокс схватил меня за руку и помог подняться на ноги, таща через комнату и прикрывая своим телом.

— Иди к своей семье.

Он подтолкнул меня вперед, подальше от своего тепла, и я, сбитая с толку, сделала несколько шагов, спотыкаясь. Маттео подхватил меня на руки, но я ахнула от боли, когда он коснулся моей спины. Он мельком взглянул на мою обнаженную спину, и выражение его лица исказилось сначала недоверием, а затем яростью.

— Я получу удовольствие, убивая их.

— Отведи Марси в безопасное место, — прорычал папа.

Марси, это имя больше не казалось подходящим для девушки, которой я стала.

Маттео начал тащить меня прочь с места происшествия, но я повернулась в его объятиях, обращаясь к папе.

— Не убивай его!

Я указала на Мэддокса, но больше ничего не смогла сказать, потому что Маттео крепче обнял меня и увёл прочь. Мой взгляд скользнул по Мэддоксу и его прощальной улыбке, когда он стоял весь в крови среди своих мертвых братьев по клубу. Он примирился со смертью. Последнее, что я видела, было то, как он запрыгнул за диван рядом со своим братом Греем, чтобы сражаться на его стороне.

— Нет! — я закричала.

— Вперёд, Марселла. Давай отведём тебя к врачу.

Я пристально посмотрела на своего дядю.

— Скажи папе, что он не может убить Мэддокса.

— Позволь нам с твоим отцом разобраться с этими мудаками. И не волнуйся, твой отец хочет сохранить как можно больше из них живыми для допроса и тщательной расплаты.

Я оглянулась на клуб, когда, спотыкаясь, шла рядом со своим дядей. Двое вооруженных охранников были рядом с нами и не ушли, даже когда мы сели в черный фургон. Внутри уже ждал доктор Фамильи. Папа подумал обо всем.

— Почему Амо не отвёл меня в безопасное место? — спросила я, удивленная тем, что папа позволил ему остаться.

Маттео покрутил нож в руке, явно желая использовать его на ком-нибудь.

— Твой брат настоял, чтобы ему разрешили сражаться, а твой отец предпочитает следить за ним, чтобы он не наделал глупостей. Но я позабочусь о твоей безопасности.

Его губы растянулись в улыбке, которая выглядела совершенно неправильно. Маттео был легок на подъем для члена мафии, но сегодня его темная сторона проявила себя.

Выражение его лица вновь исказилось, когда он посмотрел мне в спину. Я могла только представить, как это выглядело. Я повернулась к нему лицом.

— Ты не можешь отправиться к папе и сказать ему, чтобы он не убивал Мэддокса? Иначе, я не позволю доктору осмотреть меня.

Маттео с любопытством оглядел мое лицо.

— План состоит в сохранении Эрла, Мэддокса и Грея Уайта, а также сержанта по вооружению живыми, чтобы мы могли тщательно разобраться с ними в ближайшие несколько дней.

Волнение прозвучало в его голосе, напомнив мне истории о склонности Маттео к пыткам, которые я слышала. Это всегда было трудно представить, учитывая, каким забавным он часто был.

— Все остальные в безопасности? Мама? Валерио? Изабелла и Джианна? Лили и дети?

Я что-то бессвязно бормотала, но мои губы двигались сами по себе.

— Ромеро и Гроул отвечают за их безопасность. Не переживай. Скоро все закончится, и люди, причинившие тебе боль, станут собачьей едой.

Мэддокс.

Я знала, что планировала моя семья, но это дало мне время понять, что делать с Мэддоксом и как убедить папу не разрезать его на кусочки размером с укус. Я могла только молиться, чтобы Мэддокса сегодня не убили.

— У тебя есть какие-нибудь травмы? — спокойно спросил доктор, садясь на скамейку рядом со мной.

Я осторожно коснулась своего уха, которое Мэддокс вчера перевязал.

— Мое ухо и спина.

— Давай начнем с твоей спины, хорошо?

Я тупо кивнула. Док имел свободный доступ к моей спине из-за моей разорванной футболки. После нескольких минут осторожных надавливаний он сказал:

— Я собираюсь продезинфицировать и обновить прививку от столбняка. И просто, чтобы охватить все наши базы, я сделаю анализ крови, проверив организм на всевозможные инфекции, которые могла занести игла.

Чего он не осмелился сказать: возможные заболевания при половом акте.

Мое сердце пропустило удар, и я в ужасе уставилась на него.

— Какого рода инфекции? — спросил Маттео, прежде чем я успела произнести хоть слово.

— Гепатит, ВИЧ и многие другие.

Я чувствовала, как кровь медленно отливает от лица. Я даже не подумала о том, что игла может быть загрязнена. Уродство татуировки было моей единственной заботой до этого момента.

Маттео присел передо мной на корточки, ободряюще глядя на меня.

— С тобой все будет в порядке, Марселла.

— Что насчет возможной беременности? — спросил доктор очень тихим голосом.

Выражение лица Маттео сменилось яростью, но затем его взгляд метнулся ко мне.

Я энергично покачала головой, но не могла быть уверена, что не беременна. Я принимала таблетки больше года, когда Мэддокс похитил меня. Конечно, у меня их с собой не было. Но я не хотела думать об этом сейчас. Я позабочусь об этой проблеме, когда окажусь дома.

Облегчение на лице Маттео было ошеломляющим. Он коснулся моей руки.

— Скоро ты будешь дома и забудешь, что это вообще произошло.

Я кивнула, но меня трясло и знобило. До этого момента мне удавалось надевать маску контроля, но она быстро ускользала. Я едва успела заметить, как доктор снял повязку, проверяя мое ухо.

— Есть возможность исправить мочку уха. Я знаю одного из лучших пластических хирургов Нью-Йорка, который с радостью тебя прооперирует.

— Как будто мы с твоим отцом дадим ему выбор, — пробормотал Маттео, ударяя по ладони лезвием своего любимого ножа.

Я отрицательно покачала головой.

— Все останется так, как есть. Только, доктор, убедись, что она не заражена.

Маттео встретился со мной взглядом, явно смущенный. Может, он беспокоился, что я страдаю от ПТСР, но я не думала, что это так.

— Я хочу помнить.

— Надеюсь, ты не подумаешь оставить татуировку, — пошутил он сухим голосом.

Я пожала плечами.

— Насколько все плохо?

— Ужасно, — сказал он.

— Есть варианты свести татуировку.

— Я знаю, — сказала я.

Я еще даже не осмелилась оглянуться через плечо. Позже придет время встретиться лицом к лицу с этим ужасом.

Доктор накрыл татуировку бинтами, а Маттео накинул мне на плечи одеяло, после чего мы сидели в тишине, ожидая окончания битвы. Я видела по лицу Маттео, что он хотел вернуться и принять участие в кровопролитии. Я была благодарна, что он остался со мной. Не хотелось сейчас оставаться одной.

Мои мысли вернулись к Мэддоксу, который рисковал всем, ради моего спасения. Позвонить отцу и рассказать ему о клубе было равносильно самоубийству. Он сказал мне, что любит меня. Я не доверяла своим собственным чувствам. Может ли настоящая любовь зародиться в неволе?

Глава 18

Я наблюдал, как Марселлу утаскивал брат Витиелло, любитель ножей. Ее глаза вспыхнули паникой, остановившись на мне, и она крикнула своему отцу, чтобы он пощадил меня.

Я криво усмехнулся. Выражение, которое я увидел на лице Луки Витиелло, было таким, какое я видел много лет назад: он пришел, чтобы калечить и убивать, никого не щадя. Конечно, не меня, и не Грея тоже. Я не заслуживал пощады и никогда не хотел ее. Мой взгляд метнулся к брату, сгорбившемуся за диваном. Мне наплевать на свою жизнь, но я бы вытащил Грея отсюда живым, даже если бы мне пришлось убить Луку и его людей.

Я сделал безумный рывок к дивану и приземлился на пол рядом с Греем. У него текла кровь из пулевого ранения в предплечье, но в остальном он выглядел невредимым. Я проверил рану, игнорируя его вздрагивание, когда надавил пальцем в его разорванную плоть. Пуля застряла, что неплохо, учитывая, что это предотвращает еще большее кровотечение. Позже будет время вытащить ее.

Грей держал пистолет в левой руке, но, зная, что он предпочитает свою правую, теперь раненую руку, он мог бы с таким же успехом быть безоружным.

— У тебя есть патроны?

Он кивнул.

— Еще четыре выстрела.

Этого недостаточно против армии, с которой мы столкнулись. Этого недостаточно даже против Луки, блядь, Витиелло, жаждущего крови.

— Хорошо, послушай меня, Грей. Я постараюсь отвлечь их и выпущу в них все пули, которые у меня есть, чтобы ты мог спасти свою жалкую задницу.

Его глаза расширились.

— Я не убегу, как трус. Отец нуждается в моей помощи.

— Эрл убежал наверх, спасая свою задницу, оставив тебя здесь разбираться с Витиелло и его армией. Он не заслуживает твоего беспокойства.

Грей покачал головой.

— Я не трус.

— Нет, ты не трус. Но ты также не дурак, и оставаться здесь очень глупо. Мы не сможем выбраться отсюда живыми, не с численностью против нас. Но ты знаешь все тайные тропинки леса. Если кто и может сбежать отсюда, так это ты.

Грей продолжал качать головой.

Я схватил его за куртку.

— Черт. Ты нужен маме. Если мы с Эрлом умрем, тогда ты ей понадобишься.

Это, казалось, проникло в его толстый череп.

— Вылезай, Уайт, — крикнул Лука.

Я предположил, что он имел в виду меня, учитывая, что Эрл побежал наверх, прячась.

Я кивнул в сторону Грея.

— Когда я подам тебе знак, ты побежишь к задней двери так быстро, как только могут твои ноги, понял?

Я не стану ответственен за его смерть.

— Понял, — пробормотал Грей.

— Хорошо.

Я вскочил на ноги и начал стрелять во всё, что двигалось. Лука и еще один незнакомый мне мужчина искали укрытие снаружи, но продолжали стрелять в меня. Амо Витиелло спрятался за перевернутым бильярдным столом, но тоже выстрелил в меня. Я нырнул за диван, радуясь металлическим листам, которые Гуннар прикрепил к нижней стороне несколько недель назад, готовясь к возможному нападению.

Я вскочил как раз в тот момент, когда Лука и двое мужчин снова вошли. Я поднял пистолет, готовый проделать дырки в каждом.

Лука был отвлечен тем, что его сын сделал безумный рывок наверх, вероятно, чтобы убить оставшихся байкеров в одиночку. Я знал это непобедимое чувство моих подростковых дней.

— Следуйте за Амо! — прорычал он своим людям.

Они, не колеблясь бросились за младшим Витиелло, оставив своего Капо наедине со мной.

— Беги, — крикнул я Грею, когда использовал этот единственный в жизни момент и бросился вперед.

Витиелло отреагировал слишком поздно, и я налетел на него, отчего мы оба полетели на пол. Он схватил меня за горло, перекрыв доступ воздуха, но я только крепче сжал нож и вонзил его ему в ногу, единственное место, до которого я мог дотянуться. Ублюдок едва поморщился, но его хватка на моем горле ослабла достаточно, чтобы я сделал глубокий вдох. В его глазах я увидел ту же ненависть, что и почувствовал.

Его сын издал рев наверху, за которым последовали выстрелы, крики и еще одна стрельба. Снаружи стрельба прекратилась, а это означало, что скоро прибудут остальные солдаты Витиелло. Их Капо к тому времени будет мертв.

Лука опять крепко сжал мое горло, его глаза горели яростью. Я повторно вонзил нож ему в бедро. У меня закружилась голова от недостатка кислорода. Я попытался оттолкнуть его, но его пальцы на моем горле были как чертовы тиски. Я поднял нож, и его другая рука взметнулась вверх, хватая меня за запястье, чтобы я не вонзил лезвие ему в голову и не расколол череп.

Наверху раздался крик, и на мгновение внимание Витиелло переключилось, полное беспокойства, и я вырвался из его хватки и опустил нож, целясь ему в глаз. Это момент, которого я ждал всю свою жизнь.

Перед моим мысленным взором промелькнуло лицо Марселлы, и в последний момент я дернул рукой в сторону, задев его голову сбоку и вонзив нож в деревянную доску. Я не мог так поступить с ней. Блядь. Что эта девушка сделала со мной?

Глаза Витиелло встретились с моими, яростные и задающие вопросы. Он не понимал, почему я не убил его. Я и сам с трудом не мог понять.

— Это ради Марселлы, только ради нее, ты, ублюдок убийца.

Его взгляд переместился на что-то позади меня, но прежде, чем я успел среагировать, боль пронзила мой череп, и зрение потемнело.

Дверь фургона открылась, и папа забрался внутрь, сильно хромая. Длинная рана на его голове сбоку сильно кровоточила, кровь капала на рубашку, лицо и руку. Он сразу же заключил меня в крепкие объятия, которые ослабил, когда я поморщилась. От него пахло кровью и еще менее привлекательными телесными жидкостями, но его близость все еще казалась бальзамом на мою мятущуюся душу. Отстранившись, он обхватил мои щеки ладонями, заглядывая мне в глаза, будто беспокоился, что я не та дочь, которую он помнил. Я, конечно, изменилась, но я все еще была собой, той версией себя, которая никогда не всплывала на поверхность, потому что моя уютная жизнь никогда этого не требовала. Позади папы, все еще снаружи фургона, ждал Амо. Он вытирал кровь и плоть со своих рук. Я поразилась резким чертам его лица, которых раньше не было. Он на мгновение поднял глаза и выдавил улыбку, которая выглядела гротескно на егоокровавленном лице. Я все еще могла видеть жестокость и гнев в его взгляде.

По какой-то причине мне невыносимо видеть его таким. Похищение изменило меня. А как могло быть иначе? Но я надеялась, что это не нанесло серьезного ущерба людям, которых я любила. Увидев их сейчас, я поняла, что мое желание не исполнилось.

— Что случилось с твоей ногой? — спросила я папу, отводя взгляд от Амо.

— Ничего. Сейчас мы отвезем тебя домой, — сказал он хриплым голосом.

Я никогда не видела папу таким, покрытым кровью и на грани самоконтроля.

— Что насчет Мэддокса? — спросила я, не в состоянии с собой ничего поделать.

Мне нужно было знать. Быть может, его смерть облегчила бы все, но мое сердце мучительно сжалось при одной мысли об этом. Он причина, по которой я здесь сегодня, во многих смыслах этого слова. Он виновен в моем похищении и нес ответственность за мою свободу. Я ненавидела и... возможно, любила его — если бы любовь вообще могла расцвести в такой ситуации, как наша.

Папа ударил кулаком по стенке фургона, выражение его лица исказилось от ярости.

Мое сердце забилось сильнее.

— Папа?

Лицо отца потемнело.

— Он жив, как и некоторые другие, и его доставят в место, где их можно будет допросить.

Облегчение нахлынуло на меня. Я знала, что означает допрос в терминах мафии, но пока он еще не убит, для него, для нас, все еще оставалась надежда. Если я вообще должна надеяться на нас или на него. Мои мысли были путаными и слишком неустойчивыми, чтобы за них ухватиться. Каждая новая мысль ускользала, как зыбучий песок, прежде чем я успевала ее закончить.

Маттео схватил свой телефон и вышел из фургона.

— Позвоню Джианне. Она убьёт меня, если я не скажу ей, что с нами все в порядке.

Так много людей беспокоились за своих близких, которые рисковали своей жизнью ради меня. Я не могла себе представить, через что прошли Джианна и Изабелла, пока Маттео сражался с безумными байкерами, спасая меня.

Папа поднял трубку телефона. По выражению его лица я поняла, что он звонит маме.

— Она в безопасности, — сказал он первым делом.

Я услышала, как мама судорожно вздохнула. Затем он протянул мне телефон. Я взяла его дрожащими пальцами.

— Мам, — сказала я. — Со мной все хорошо.

— Ох, Марси, я так счастлива слышать твой голос. Не могу дождаться, когда заключу тебя в свои объятия.

— Мы будем дома примерно через час, — крикнул папа.

— Поторопитесь, — тихо произнесла мама.

Папа обнял меня за плечи и повел в дом, пытаясь скрыть свою хромоту, но, должно быть, это было серьезно, если он не мог скрыть ее даже рядом с мамой. И даже Амо маячил рядом, как будто теперь я нуждалась в постоянном наблюдении. Часть жестокости покинула его лицо, но не вся.

— Возьми себя в руки, — пробормотал папа. — Твоей маме не нужно видеть тебя таким.

Амо кивнул и на мгновение закрыл глаза. Я видела, как его лицо преображается во что-то более нежное и мальчишеское, но это была явная борьба, и его глаза, когда он их открыл, все еще казались странными.

Как только я вошла в дом, мама спрыгнула с дивана. С ней был Валерио, а также мои тети Джианна и Лилиана, а также двоюродные братья и сестры Изабелла, Флавио, Сара и Инесса. Ромеро и Гроул продолжали охранять, как и сказал Маттео. Мама бросилась ко мне, а папа наконец отпустил меня только для того, чтобы мама заняла его место.

Мама обняла меня так крепко, что я едва могла дышать. Я вздрогнула, когда ее ладони коснулись свежей татуировки на моей верхней части спины. Она отстранилась с полными слез и беспокойства глазами. Ее взгляд скользнул по моему изуродованному уху, прежде чем она заставила его вернуться к моим глазам. Ее ладонь все еще слегка касалась повязки на моей спине.

— Что случилось с твоей спиной?

Я не хотела ей говорить. Не потому, что мне стыдно. Нет. Я была взбешена и напугана. Взбешена, потому что Эрл сделал это со мной, а напугана, что мне всегда придется носить его суждение обо мне на своей коже. Когда я ничего не сказала, она посмотрела на папу. Человек, убивший нескольких байкеров в порыве ярости и силы, в этот момент выглядел усталым. Его вина за, случившееся со мной, была безошибочно видна в каждой черте его лица, но хуже всего в его глазах. Амо старался смотреть куда угодно, только не на маму, что, наверное, было к лучшему, учитывая, что в его глазах все еще горел тот безумный блеск.

Я не хотела взваливать на папу бремя рассказа маме о татуировке. Она не смотрела на него так, словно винила его в, случившемся, но я все еще беспокоилась, что их отношения пострадали из-за моего похищения. Отношения моих родителей были моей целью, и мысль о том, что что-то может измениться, была почти хуже того, что случилось со мной за последние несколько недель.

— Они сделали мне татуировку, — сказала я, пытаясь казаться пресыщенной.

Краска отлила от лица мамы, а губы папы сжались в попытке сдержать ярость из-за мужчин, сделавших это со мной.

Мама вопросительно посмотрела на папу, но не спросила, что за тату.

— Мы сведём ее, как только ты почувствуешь себя лучше, — твердо сказал папа. — Я сообщил доку, чтобы он сделал все необходимые приготовления.

— Спасибо, папа.

Валерио подошел ко мне и тоже обнял.

— В следующий раз я тоже надеру байкерам задницу, когда они похитят тебя.

Я подавилась смехом.

— Я очень надеюсь, что это было последнее похищение, и ты не должен ругаться.

Он закатил глаза, и я взъерошила его светлую гриву, прежде чем он успел увернуться. Еще раз обняв Джианну и Изабеллу, тетю Лилиану, Ромеро и моих двоюродных братьев и сестёр, я наконец поднялась наверх, смертельно уставшая. Я быстро извинилась, охваченная волной эмоций, которые испытывала.

Оставшись одна в своей спальне после первого душа, как мне показалось, за несколько дней, я сняла повязку со спины и повернулась к длинному зеркалу. Я резко втянула воздух. Мэддокс рассказал мне, что означала татуировка, но, увидев ее собственными глазами все равно было похоже на удар в живот.

Черные буквы выглядели почти размытыми и тонкими. Они напомнили мне татуировки, которые заключенные делали в тюрьме. Слова «Шлюха Витиелло» смотрели на меня в ответ. Они сидели прямо между моими лопатками ниже шеи. Печать шлюхи, как назвал это Эрл. Я сглотнула один раз, затем отвернулась от зеркала. Как только люди узнают о, произошедшем между мной и Мэддоксом, я буду часто слышать оскорбления.

Раздался стук в дверь, и я подпрыгнула, мое сердцебиение сразу же участилось.

Я схватила халат и накинула его, прежде чем направиться к двери, пытаясь прогнать свое необоснованное беспокойство. Это мой дом. Здесь я в безопасности.

Когда я открыла дверь, мама улыбнулась мне.

— Я просто хотела проверить, как ты.

Я впустила ее.

— Папа дома?

— Да, он внизу с твоими дядями, обсуждает их планы на завтра. Он хочет пожелать тебе спокойной ночи позже.

Я улыбнулась, вспомнив все те времена, когда он делал это, когда я была маленькой.

Мама поколебалась, потом коснулась моего плеча.

— Есть ли что-нибудь, о чем ты хочешь со мной поговорить?

Я отрицательно покачала головой.

— Пока нет. Сейчас я в порядке.

Было так много вещей, которые сбивали меня с толку, но я нуждалась во времени, чтобы разобраться в них, прежде чем я смогу с кем-нибудь поговорить.

— С тобой все будет хорошо, если ты останешься одна ночью? Я могла бы остаться с тобой.

Я поцеловала маму в щеку.

— Со мной все будет хорошо, мам. Я не боюсь темноты.

Мама кивнула, но я могла сказать, что она все еще беспокоилась обо мне.

— Тогда спокойной ночи.

После ее ухода, я надела одну из своих любимых пижам, чтобы вновь почувствовать себя самой собой, и скользнула под одеяло. Лежа без сна, я приняла решение превратить татуировку на спине во что-то, что доказало бы, что я сильнее, чем Эрл думал, что я когда-либо смогу быть. Я бы не стала прятаться или отступать. Я нападу.

Я взяла телефон и начала искать мастера по тату. Я не позволила бы ничьему суждению определять, кто я такая. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Несмотря на мои слова, ужасные образы начали преследовать меня в тот момент, когда я выключила свет. Грубые татуировки, отрезанные части меня, разорванные на части тела и дерущиеся собаки. Мой желудок скрутило.

Стук в дверь заставил меня подскочить в постели.

— Да? — позвала я дрожащим голосом.

Папа вошел, нахмурив брови.

— С тобой все в порядке, принцесса?

— Ты можешь не называть меня так? — спросила я, вспомнив, как много раз Эрл или Коди использовали это прозвище, заставляя меня ощущать себя грязной.

Папа напрягся, но кивнул. Он остался у двери, как будто внезапно не был уверен, как вести себя со мной. Я могла сказать, что у него было много вопросов, которые он хотел задать, но не сделал.

— Я пришел пожелать тебе спокойной ночи.

— Спасибо. — тихо сказала я.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Папа?

Он развернулся.

— Я отправлюсь с тобой завтра на допрос пленников.

— Марси...

— Пожалуйста.

Он кивнул, но выражение его лица все еще говорило «нет».

— Не думаю, что это хорошая идея, но я не стану тебя останавливать. Мы с Амо собираемся отправиться в тюрьму очень рано. Тебе следует выспаться и приехать позже с Маттео.

Как только он ушел, я еще час ворочалась в постели, но темнота навевала плохие воспоминания, и я не могла спать с включенным светом. В последние несколько недель Мэддокс был рядом со мной по ночам, и неважно, насколько нелепо это было, я чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Теперь, в полном одиночестве, тревога взяла надо мной верх.

Я встала с кровати, накинула халат и пересекла коридор, направляясь в комнату Амо. Я постучалась.

— Войдите, — позвал Амо.

Я проскользнула внутрь и закрыла дверь. Амо сидел за своим столом перед компьютером, только в спортивном костюме.

— Играешь в Fortnight? — спросила я, радуясь, что он вернулся к своей рутине.

— Это для детей и неудачников, — он пробормотал. — Я провожу исследование методов допроса, используемых Моссад и КГБ.

— Ох, — прошептала я.

Я испытала странное чувство потери. Мой младший брат исчез. До его шестнадцатилетия оставалось еще два месяца, но он вырос за те недели, что меня не было.

Амо оторвал взгляд от экрана и нахмурился.

— Тебе нужна помощь?

Я отрицательно покачала головой.

— Могу я остаться на ночь?

Я не могла вспомнить, когда в последний раз мы с Амо спали в одной комнате вместе. Мы были слишком взрослые для ночевок, но я не знала, куда еще пойти.

— Конечно, — медленно сказал он, критически оглядывая меня.

Я забралась под одеяло.

— Я лягу на краю.

— Не переживай. Я все равно не могу заснуть. Слишком много адреналина.

Я кивнула.

— Ты должен снова играть в видеоигры, как раньше, понимаешь?

— Завтра я собираюсь разорвать байкеров в клочья. Это единственное развлечение, в котором я нуждаюсь, — пробормотал он.

Я закрыла глаза, надеясь, что Амо скоро вернется к своему прежнему облику, но в глубине души я знала, что ни один из нас не сможет вернуть то, что было потеряно.

Я почти не спала, так что уже проснулась и вернулась в свою комнату, когда мама постучала в мою дверь рано утром на следующее утро. Большую часть ночи мои мысли крутились вокруг Мэддокса и моей семьи.

— Войдите, — сказала я, садясь в постели.

Ночь была наполнена болью в моей спине и неуверенностью в сердце.

Мама уже была одета в тонкое вязаное платье, и, в отличие от вчерашнего, ее глаза были ясными. Никаких признаков слез. Она выглядела решительной, словно пришла спасти нашу старую семью в одиночку. Она держала что-то в руке, когда направилась ко мне и присела на край кровати.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказала она.

Я была рада, что она не спросила, как прошла моя ночь. Она, вероятно, могла догадаться, что я почти не спала. Я надеялась, что Амо не скажет ей или папе, что я была слишком напугана, чтобы спать в своей комнате. Сегодня ночью я останусь сильной, несмотря ни на что.

Она погладила меня по волосам, как делала, когда я была маленькой девочкой, а затем раскрыла ладонь, демонстрируя каффу в форме полумесяца из белого золота, усыпанную бриллиантами.

Мои глаза расширились.

— Это прекрасно.

Я осторожно коснулась своего уха. Она все еще была нежной, но я старалась не прикасаться к ней.

— Пока ты не решишь исправить ее, ты можешь покрывать ее красивыми украшениями.

Я взяла в руки каффу.

— Не думаю, что смогу это исправить. Это хорошее напоминание о том, что я ничего не должна принимать, как должное. — я подняла каффу. — Не поможешь надеть?

Я все еще не осмотрела рану, но мне пришлось бы это сделать, если бы я надела каффу сама.

Мама придвинулась ближе, затем очень осторожно приложила каффу к моему уху. Я сдержала дрожь, когда украшение коснулось моего все еще нежного уха.

— Хорошо, что у тебя в ухе много дырок.

Я рассмеялась. Я все еще помнила, как папа не одобрял то, что я прокалывала ухо, но я всегда носила только элегантные маленькие бриллианты, так что в конце концов он смирился с этим.

— Как это выглядит? — я спросила.

Мама просияла.

— Совершенно потрясающе. Иди, посмотри сама.

Я вылезла из кровати и взглянула на свое отражение. Каффа идеально прикрывала мою отсутствующую мочку уха. Я коснулась ее и улыбнулась. Таким образом, я могла бы сохранить напоминание, но выбрать, когда я хочу представить это миру.

Я повернулась к маме.

— Как тебе удалось купить украшение так быстро? Пожалуйста, только не говори мне, что папа пригрозил каждому ювелиру в Нью-Йорке, чтобы получить украшение, как можно скорее.

Мама хихикнула.

— Нет, нет. Я действительно начала каффу, когда... когда мы узнали, что произошло с твоим ухом. — она произнесла это так, будто я попала в аварию, которая стоила мне мочки уха, а не то, что мстительные байкеры отрезали ее и отправили моей семье. — Но твой отец пригрозил бы им всем за тебя, если бы это было необходимо. Он сделает ради нас все, что угодно.

— Я знаю, — ответила я. — Я не виню его, ты же знаешь. Пожалуйста, не говори мне, что вы с папой поссорились из-за меня.

Мама встала и подошла ко мне. Она коснулась моей щеки.

— Я ужасно боялась за тебя. А твой отец винил себя. Я видела, как сильно он ненавидел себя за это. Но я с ним не ссорилась. Мы все часть этого мира. Твой отец пытается защитить нас от этого в меру своих возможностей.

— Я всегда знала, что он спасет меня. И никогда в этом не сомневалась.

— Он почти не спал. Он и каждый солдат в его команде искали тебя день и ночь.

Слезы навернулись мне на глаза, но я не позволила им пролиться. Мне не нравилось плакать, даже перед мамой.

Мама тоже боролась со слезами. Она коснулась моей руки.

— Твой отец сказал, что один из байкеров сообщил ему о местонахождении клуба.

Я кивнула.

— Мэддокс.

Между нами воцарилась тишина, пока мама искала мои глаза. Мой голос без эмоций, даже я могла это сказать. Я прочистила горло.

— Мы с ним сблизились во время моего плена.

Мама не показала своего шока, если и почувствовала его. Было приятно рассказать ей об этом. Если кто и мог понять, то она. Мама верила в любовь вопреки всему, в настоящую любовь. Она научила и меня верить в это. Я цеплялась за Джованни, отчаянно надеясь, что то, что у нас было, волшебным образом превратится во всепоглощающую любовь, которую мама и папа переживали на моих глазах каждый день.

Я боялась, что теперь нашла это: любовь, от которой у тебя перехватывает дыхание, которая причиняет почти такую же боль, как и доставляет удовольствие. Это любовь, в которой я не была уверена, что должна стремиться к ней.

— Ох, Марси, — сказала мама, словно она могла видеть все мои мысли.

— Я хотела использовать его, чтобы он помог мне сбежать, и он в основном помог мне...

— Но ты влюбилась в него?

Влюбилась. Я никогда по-настоящему не понимала этого термина, словно любовь была чем-то таким же неизбежным, как сила тяжести. Словно она хватала тебя и тащила за собой вниз. С Джованни это был логичный выбор. Но то, что мы с Мэддоксом имели, бросало вызов логике. Это шло вразрез со всем, во что мы с ним верили. Это шло вразрез с разумом, против убеждений моей семьи.

— Папа никогда бы этого не позволил. Только не с байкером. Не после того, что сделал Мэддокс.

Мама задумчиво наклонила голову.

— Думаю, что последнее является большей проблемой. Что насчет тебя? Можешь ли ты простить Мэддокса за, сделанное? За твоё похищение? За то, что позволил другим причинить тебе боль?

Это вопрос, который я часто задавала себе, уже во время плена и тем более в течение нескольких часов после побега. Мое сердце и разум находились в противоречии. Я не хотела прощать его, но мое сердце уже простило. Но я не из тех, кто действует импульсивно. Я обдумываю, взвешиваю все «за» и «против».

Любовь не так работает. Но, если любовь Мэддокса ко мне или моя любовь к нему ядовита, я предпочла бы найти противоядие, как можно быстрее.

— Если ты вынуждена так долго думать об этом, он действительно должен много значить для тебя. Но, пожалуйста, не забывай, что доверие основа рабочего брака.

Мои глаза расширились.

— Мам, я никогда ничего не говорила о том, чтобы выйти замуж за Мэддокса.

Тогда я поняла, что от меня ожидали бы именно этого — выйти за него замуж. Мои отношения с Джованни терпимыми, потому что он был моим женихом, и дата нашей свадьбы была назначена. Последовавший скандал после нашего разрыва был ничем по сравнению с волнами, которые могли бы создать отношения с Мэддоксом. Даже если бы меня не волновала негативная реакция на мою репутацию, я должна подумать о том, что это сделает с моей семьей. Но даже отношения с Мэддоксом казались невозможными в этот момент. Я не могла понять, как мы могли бы наладить это в будущем.

— У тебя не так много времени на принятия решения, любимая, — тихо сказала мама. — Ты знаешь, что твой отец запланировал для байкеров, которых он поймал.

— Я знаю, — ответила я. — Дядя Маттео заберет меня и отвезет в тюрьму Фамильи.

Мама поджала губы.

— Твой отец упомянул об этом. Не думаю, что это хорошая идея противостоять человеку, который сделал это с тобой.

Я улыбнулась.

— Не переживай, мам. Роли поменялись. Я больше не в их руках. Я не сломаюсь сейчас, не после нескольких недель плена.

— Я в этом не сомневаюсь. Я поражаюсь твоей силе. — она сделала паузу. — Если ты когда-нибудь захочешь поговорить о, произошедшем между тобой и Мэддоксом, я здесь, ты же знаешь это, верно?

Я кивнула.

— Все видели мое видео?

— Многие, — честно призналась мама. —Твой отец перепробовал все, чтобы удалить его, и в конце концов он это сделал.

— Интернет никогда не забывает, — сказала я.

Подумать только, что я потратила часы, мучаясь над идеальной картинкой для Инстаграма. В конце концов мне пришлось бы посмотреть видео и столкнуться с возникшим скандалом в своих аккаунтах в социальных сетях. Но не сейчас.

— Тебе нечего стыдиться. Они заставили тебя, и ты выглядела гордой и великолепной, несмотря на ситуацию.

— Это был не мой выбор, — согласилась я. — Но я спала с Мэддоксом. Не потому, что он заставил меня, и даже не потому, что я надеялась, что он поможет мне сбежать, если я пересплю с ним, а только потому, что в тот момент я хотела этого.

Я хотела сбросить этот груз с души.

На секунду мама не смогла скрыть своего шока, но потом кивнула.

— Я думала, что такое может произойти, но надеялась, что ошибаюсь.

Я поджала губы.

— Потому что я должна была остаться девственницей до замужества.

Мама покачала головой.

— Меня это не волнует, Марси.

Я не была уверена, действительно ли мама это имела в виду. За годы мало, что изменилось. Возможно, папа отменил традицию кровавых простыней, как только я приблизилась к брачному возрасту, но многие люди все еще следовали старым обычаям. Теперь это выбор невесты, а не обязанность, которой она должна подчиниться. Но мало у кого из девушек хватало смелости отказаться от традиции кровавых простыней, а те, кто отказывался, их часто считали шлюхами, которые не хотели рисковать, раскрывая свои распутные замашки. Иногда выбор не был таковым до тех пор, пока общество считало правильным только одно решение.

— Но папу волнует.

— Твой отец предпочел бы, чтобы ты ушла в монастырь и вообще никогда не связывалась с парнями.

Я сдержала улыбку.

— Но он принял Джованни.

— Он знал, что ему придется отпустить тебя и позволить тебе стать взрослой. Когда ты выбрала Джованни, он терпел его, потому что он его знал, и...

— Мог контролировать.

Мама пожала плечами.

— Твой отец любит контроль.

— Мэддокса не так легко контролировать. Примет ли его когда-нибудь папа?

— Я не знаю. Возможно, на на это потребуется времени и большой работы со стороны Мэддокса. Возможно, тебе пока не стоит говорить своему отцу, что ты переспала с Мэддоксом. Это только все усложнит.

— Ты действительно думаешь, что он ничего не подозревает?

— Ох, я уверена, что он подозревает. Но твой отец слеп, когда дело доходит до того, что ты становишься женщиной.

— Мужчины.

Мама коснулась моей руки.

— Вы использовали защиту?

Потребовалось мгновение, чтобы понять, что она имела в виду, и жар прилил к моим щекам.

— Нет, — призналась я.

Мама кивнула, сглотнув.

— Я принесу тебе тест на беременность сегодня, а потом ты сможешь пройти его на случай, если у тебя будет задержка.

Мои месячные должны были начаться со дня на день. У меня не постоянный цикл, так что трудно сказать.

— Спасибо, мам.

Моя жизнь всегда была тщательно спланированной конструкцией, сложной сущностью, которую я годами структурировала и строила. Теперь я поняла, что это был всего лишь карточный домик. Я всегда думала, что в мой план на будущее встроено достаточно мер безопасности, чтобы даже несколько пропавших карт не разрушили карточный домик. Конечно, я никогда не думала, что кто-то ворвется в мою жизнь и разрушит мой карточный домик на мелкие кусочки. Все мои хитроумно продуманные планы на будущее внезапно оказались на грани развала.

Я любила Мэддокса, любила его так сильно, как всегда, мечтала любить кого-то, желала его так сильно, как надеялась. Мои мысли вращались вокруг него так, как я никогда раньше, и уж точно не с Джованни. Я любила его, но я также любила свою семью. Как можно сравнивать одну любовь с другой? Как можно сравнивать это друг с другом? Я не могла. Я не могла отказаться от Мэддокса. Я не могла бросить свою семью.

Я вновь уставилась на каффу.

Я бы предоставила Мэддоксу выбор сегодня, невозможный выбор, тот, который определил бы, был ли у нас вообще шанс, выбор, который мог бы разорвать мое сердце надвое.

Глава 19

Моя голова раскалывалась от боли, когда я пришел в себя. Я не был уверен, сколько сейчас времени. Я слышал шарканье вокруг себя и хриплое дыхание. Со стоном я заставил себя открыть глаза, несмотря на агонию, которую это вызвало.

Сырые стены. Вонь сырости и плесени, мочи и крови. Я в подвале, в камере пыток Витиелло, без сомнения.

— Наконец-то проснулся, хах? — пробормотал Коди.

Я повернул голову и понял, что привязан к стулу. Я попытался опрокинуть его, но ножки были прикреплены к полу. Конечно, Витиелло обо всем подумал.

— Это твоя вина, — прорычал Эрл.

Он и Коди сидели на стульях слева от меня, а рядом с ними сидел Смит, перспектив. Он выглядел довольно плохо, из двух ран на ноге и боку текла кровь. Но я был только рад, что вместо него был не Грей.

— Как долго мы здесь находимся?

Коди плюнул в мою сторону, но плевок приземлился в нескольких сантиметрах от моих ботинок.

— Достаточно долго, чтобы я дважды сходил в штаны, мудак.

Эрл смотрел на меня свирепыми глазами.

— Если бы ты послушал меня и обменял Марселлу на Витиелло, мы были бы теми, кто подвергал бы пыткам. Но ты не мог насытиться, — прорычал я.

— Не упоминай имя этой шлюхи!

Я отрицательно покачал головой.

— Надеюсь, что Витиелло очень скоро начнет нас пытать. Нет ничего хуже, чем находиться в одной комнате с вами, двумя мудаками.

— Он убьет меня последним, так что я увижу, как ты умрешь медленно и мучительно, — сказал Эрл с мерзкой ухмылкой.

— Грей? Ты его видел?

— Трус сбежал. Он мертв для меня. В любом случае, он долго не протянет один. Витиелло вскоре его поймает.

— Это твоя работа охранять его. Вместо этого ты спасал свою собственную задницу и побежал наверх.

Тяжелая дверь застонала.

— Вот дерьмо, — сказал Коди. — Пожалуйста, Боже, сохрани меня.

Я послал в его сторону веселый взгляд.

— Ты действительно думаешь, что Бог будет благосклонен к тебе?

В помещение вошли Амо и Лука Витиелло. Один взгляд на них, и я понял, что не умру сегодня, даже если буду умолять.

В меня стреляли, кололи, жгли, я переломал бесчисленное количество костей в несчастных случаях.

Я не боялся боли или смерти, но я знал, что у Витиелло есть способы заставить даже закаленных мужчин заплакать по своей мамочке.

— С Марселлой все в порядке? — я спросил.

Эрл фыркнул.

Амо подошел ко мне и ударил кулаком в ребра и живот.

— Никогда больше не упоминай о ней.

Я кашлянул, затем ухмыльнулся.

— Так ты теперь заменяешь отца в качестве главного палача?

— Нет, — сказал Лука низким голосом, который мог бы заставить меня наложить в штаны, если бы я не слышал его раньше. — Я позабочусь и разберусь с каждым из вас. Но у нас достаточно времени, чтобы Амо и мой брат тоже получили свою возможность.

Амо подошел к столу с инструментами, которых я раньше не замечал.

— О боже, — захныкал Коди, когда Амо поднял зубцы.

Я собрался с духом, молясь, чтобы у меня хватило сил не молить о пощаде.

Может, у меня хватит смелости откусить себе язык. Закрыв глаза, я вспомнил Марселлу. Образ, достойный моих последних мгновений.

Я редко прикладывала столько усилий к тому, чтобы появиться на вечеринке или светском мероприятии, как сейчас, наблюдая, как Эрл Уайт умирает жестокой смертью. Я купила черные кожаные брюки и красную шелковую блузку после разрыва с Джованни, но у меня так и не было возможности надеть ни то, ни другое. Сегодня тот самый день.

Мои руки дрожали, когда я надела свои черные лакированные лабутены. Я согнула пальцы, желая, чтобы они перестали дрожать. Сделав глубокий вдох, я открыла дверь и направилась к выходу.

Мама ждала меня в вестибюле. Ее глаза наполнились непролитыми слезами и беспокойством. Она взяла меня за руку, заглядывая в глаза.

— Ты уверена?

Она не пыталась отговорить меня от встречи с моими похитителями, но я видела, что ей почти плохо от беспокойства. И все же я нуждалась в этом, чтобы действительно примириться со всем, произошедшим. Валерио был у тети Лилианы, так что он не станет свидетелем нашей суматохи. Держу пари, он и наш двоюродный брат Флавио не говорили бы ни о чем другом, кроме похищения и того, что в любом случае случится с моими похитителями. Наши родители всегда думали, что мы ничего не замечаем и что они могут защитить нас.

— Безусловно. Я хочу быть там. Хочу показать им, прежде чем они умрут, что я сильнее, чем раньше.

— Так и есть. Я так горжусь тобой, Марси. Ты настоящий воин. В тебе сила твоего отца.

— И твоя. Я знаю истории о том, как ты рисковала своей жизнью ради отца, как ты отправилась на вражескую территорию, чтобы помочь своему младшему брату. Твоя свирепость более утонченна, чем у папы, но она все равно есть.

Мама с трудом сглотнула, но слезы все равно полились.

— Покажи им свое истинное лицо.

Я кивнула с твердой улыбкой, прежде чем направиться на улицу.

Дядя Маттео ждал меня в своей машине на подъездной дорожке, и я опустилась на пассажирское сиденье рядом с ним. У него также был байк, на котором он обычно приезжал к нам домой, без Джианны и Изабеллы. Это единственное, что у них с Мэддоксом общее. И даже Амо, который изредка участвовал в гонках по грязи. Я поймала себя на том, что представляю, как они могли бы однажды отправиться вместе на прогулку на байках, и мне сразу же захотелось влепить себе пощечину. Эти люди смертельные враги. Ничего не изменится.

Маттео вгляделся в мое лицо. Хотела бы я, чтобы макияж мог скрыть мое смятение, как это было с пятнами, но Маттео, вероятно, мог ясно их видеть.

— Ты готова? — осторожно спросил Маттео.

Он, как и многие другие, не колеблясь рисковал своей жизнью ради меня. Я могла только представить, как Изабелла боялась за своего отца, как, должно быть, волновалась тетя Джианна. Мне было трудно выразить ту благодарность, которую я испытывала к ним, а также к солдатам, которых я даже не знала.

— Да. Это моя битва, и я не уклонюсь от нее, — твердо произнесла я.

Маттео усмехнулся.

— Это моя крутая племянница.

Я улыбнулась, но постепенно в моей голове возник еще один вопрос, который я еще не успела полностью обдумать.

— Сколько людей погибло в попытке спасти меня?

Маттео внимательно посмотрел на меня.

— Ты должна поговорить об этом со своим отцом.

— Маттео, — сказала я раздраженно. — Я больше не маленький ребенок. Я могу справиться с правдой, и нуждаюсь в ней.

Маттео кивнул. Он, в отличие от папы со мной, позволял своей дочери Изабелле больше свободы и рассказывал ей то, что папа всегда пытался от меня скрыть.

— Трое мужчин погибли.

Я сглотнула. Моя жизнь стоила не больше, чем их, но они пожертвовали ею ради меня.

— Они знают о риске, когда становятся членами мафии, и наши битвы с байкерами стоили жизни гораздо большему количеству людей. Это не твоя вина.

Возможно, и не моя, но я все равно чувствовала себя виноватой.

— Я хочу выразить свои соболезнования семьям погибших. Они должны знать, что я сожалею об их потере и понимаю их скорбь.

— Ты повзрослела.

— Думаю, что это естественно.

— Нет, я имею в виду, пока тебя не было.

— Что-то подобное меняет взгляд на жизнь, — тихо сказала я.

— Именно.

Маттео остановился перед складом в промышленной зоне. Я никогда здесь не была, но до сегодняшнего дня мне не разрешали присутствовать на каких-либо делах Фамильи, не говоря уже о пытках.

Маттео вышел из машины, но я еще немного посидела. Это непросто по двум причинам. Эрл Уайт.

...и Мэддокс.

С тех пор, как я видела его в последний раз, прошло меньше двадцати четырех часов. Моя первая ночь на свободе, наполненная небольшим количеством сна и еще большим количеством кошмаров. Я жила привилегированной жизнью до того дня, когда Мэддокс вырвал меня из моей зоны комфорта. Теперь я изменилась. Из-за боли и унижения, которые я пережила, но также и из-за моих чувств к Мэддоксу. Чувств, которых я боялась. Моя жизнь была бы проще, если бы я забыла их, забыла его. Если бы я позволила папе и Амо убить Мэддокса. Таким образом, выбор был бы вырван из моих рук.

Маттео бросил на меня обеспокоенный взгляд. Я застыла в машине, уставившись на огромное здание, будто оно означало мою гибель.

Не мою судьбу.

Это стало бы моим окончательным освобождением. Мои ладони стали липкими, когда я последовала за Маттео к стальной двери. Прежде чем открыть ее, он еще раз повернулся ко мне.

— Мэддокс Уайт, ты хочешь его смерти?

Я была ошеломлена прямотой Маттео, но мне не следовало удивляться.

— Нет, — сказала я, правду, в которой до сих пор не могу признаться даже самой себе.

— Твоему отцу это не понравится, и мне тоже. Он означает неприятности.

— Ты всегда говоришь, что Джианна это неприятности, и что ты любишь неприятности. Почему я не могу?

Маттео усмехнулся.

— Ты не должна использовать меня в качестве примера для своего жизненного выбора.

Я пожала плечами, затем мой взгляд вернулся к стальной двери. Пульс участился, в странной смеси страха и возбуждения.

— Я еще не приняла решения насчет Мэддокса.

— Ты должна сделать это, как можно скорее. Твой отец скоро убьет его.

Маттео наконец открыл мне дверь, и мы направились к другой стальной двери в конце огромного зала. Мои каблуки стучали по голому каменному полу, и с каждым шагом мой пульс учащался. Маттео коснулся моего плеча.

— Подожди здесь и позволь мне проверить, можем ли мы войти.

Я кивнула и не стала указывать, что знаю, что папа и Амо будут делать с байкерами. Маттео просунул голову внутрь, затем открыл дверь пошире и жестом пригласил меня войти. Сделав глубокий вдох, собираясь с духом, я вошла, сопровождаемая Маттео. С леденящим кровь лязгом тяжелая стальная дверь закрылась за мной. Дрожь пробежала по спине, когда я оглядела пустую комнату.

Четверо мужчин были привязаны к стульям, один из них Мэддокс. Его пристальный взгляд поразил меня, голубые глаза, снова пробудили мои эмоции. Левая сторона его лица распухла и посинела, но, кроме этого, папа и Амо еще ни разу не прикоснулись к нему. Другим мужчинам повезло меньше — один из них человек, отвечавший за все.

У Эрла Уайта была сломана рука, а его ухо тоже выглядело не очень хорошо. Коди безвольно повис на стуле. Я не знала имени четвертого. Я думала, что один из пленников может быть Греем. То, что его здесь не было, беспокоило меня из-за Мэддокса. Было очевидно, как он защищал своего сводного брата. Если бы он был мертв, это разбило бы сердце Мэддокса и определенно не улучшило бы его отношения с моим отцом.

Папа сразу же подошел ко мне, заслоняя от мужчин.

— Марси, ты же знаешь, я не думаю, что тебе следует здесь находиться. Этим людям нечего сказать такого, что ты должна услышать, и они не достойны услышать ни единого слова из твоих уст.

— Ты сказал, что не остановишь меня, — я напомнила ему.

Я не удивилась, что он передумал. Он все еще думал, что сможет защитить меня от зла.

Мой пристальный взгляд вновь отыскал Мэддокса. Его проницательные глаза не покидали меня ни на мгновение.

Папа проследил за моим взглядом и тихо вздохнул.

— Не подходи слишком близко. — затем он повернулся лицом к пленникам. — Если кто-нибудь из вас попытается что-нибудь сделать, я заставлю вас пожалеть об этом.

Обещание насилия в голосе папы заставило меня вздрогнуть, но я слегка улыбнулась ему, прежде чем пройти дальше.

— Пришла присоединиться к веселью? — спросил Эрл с мрачной улыбкой, открывая окровавленный рот, в котором не хватало пары зубов. Это объясняло окровавленные плоскогубцы на одном из столов. — Разделяешь кровожадность своего папочки?

Я хотела последней конфронтации, но еще не решила, смогу ли наблюдать за пытками, которые папа, Амо и Маттео, безусловно, имели в виду для байкеров.

— Твоя грязная кровь никогда не коснется меня, — просто сказала я, довольная холодностью своего голоса.

Увидев Мэддокса, привязанного к стулу, я с трудом подавила желание броситься к нему и освободить его. Он не был невинен, и мне нужно было убедиться, что я действительно могу ему доверять. Быть может, он уже пожалел о своем решении помочь мне сбежать. И все же в его глазах я видела ту же тоску, которую испытывала и отчаянно пыталась скрыть.

— Позволяешь папочке и твоему брату делать грязную работу, шлюха? — сказал Эрл, врываясь в мои мысли, явно расстраиваясь из-за отсутствия моей реакции.

Я напряглась, вспомнив уродливые слова, вытатуированные у меня на спине. Подобные слова, вероятно, быстро распространились бы по всему миру, если бы люди узнали, что я переспала с Мэддоксом. Если бы я забеременела... Я не чувствовала себя беременной и не хотела рассматривать этот вариант. Прямо сейчас я могла сосредоточиться только на одном, если бы у нас с Мэддоксом был шанс, если бы вообще имело смысл дать нам шанс.

Папа схватил Эрла за горло, выглядя менее человечным, чем я когда-либо видела его. Амо стоял рядом. От младшего брата, которого я видела в последний раз перед похищением, не осталось и следа. Эти люди напугали бы меня, если бы не были моей кровью, моими защитниками. Если бы их беззастенчивая ярость и мстительность не были эмоциями, кипевшими глубоко внутри меня.

— Нет, — твердо произнесла я, обращаясь как к Эрлу, так и к папе и Амо.

Папа не ослаблял хватки на Эрле, который медленно краснел, брызгая слюной, пытаясь отдышаться.

— Папа, не надо.

Папа посмотрел на меня, явно не понимая, чего я хочу.

— Дай нам показать ему то, чего он заслуживает. Он будет страдать больше, чем когда-либо страдал любой человек.

Он думал, что я хочу, чтобы он пощадил моего мучителя? Это последнее, о чем я думала. Мама была всепрощающей, но даже она, вероятно, заставила бы Эрла умереть мучительной смертью от рук отца, если бы он спросил ее мнение. Конечно, он никогда бы так непоступил, потому что не хотел, чтобы на ее руках была кровь.

— Позволь мне выковырять его чертовы яйца ложкой для мороженого, — прорычал Амо, указывая на ассортимент ножей, плоскогубцев и других инструментов для пыток, разложенных на маленьком деревянном столе.

Мой желудок скрутило от лужи крови под ним, и я отвела глаза. Я не такая, как папа и Амо. Я не такая, как мама. Я что-то между. Способна на определенную жестокость, если доведена до крайности, но не способна выполнить ее сама. Возможно, это слабость, но я больше не стремлюсь к совершенству.

Мерзкая улыбка промелькнула на лице Эрла при моем кратком проявлении нерешительности. Я сглотнула и расправила плечи, прежде чем направилась к столу и взяла нож. Ручка показалась мне незнакомой в ладони. Папа всегда следил за тем, чтобы я не держала в руках оружие. Моя защита задачей других. Я смирилась с этим, уверенная, что ничто не сможет тронуть меня, пока папа рядом. Но я поняла, что независимо от того, насколько сильны ваши защитники, ты должен быть способен выжить самостоятельно.

— Он будет страдать, но не от твоих рук, папа, — твердо сказала я, заставляя себя улыбнуться, и повернулась к Мэддоксу.

Его взгляд переместился с блестящего лезвия на мои глаза. Как всегда, мое сердце пропустило удар, когда я встретилась с ним взглядом. Это наш момент истины, момент, который докажет его преданность или положит конец тому, чему никогда не суждено было случиться. Я не была уверена, что мое сердце переживет последнее.

Эрл кивнул мне на ухо. Еще одна отметина, которую он оставил. Иногда я задавалась вопросом, что еще он сделал бы со мной, если бы Мэддокс не сообщил папе о моем местонахождении. Эрлу Уайту нравилось мучить меня, и не только потому, что я дочь своего отца.

— Ты можешь прикрыть свое испорченное ухо дорогими украшениями, но эта татуировка...

— Скоро будет покрыта красивой татуировкой, разработанная лучшим мастером в Штатах, — перебила я его.

Я не собиралась позволять ему заставлять меня чувствовать себя ничтожеством даже на секунду.

Он хмыкнул.

— Есть вещи, которые ты никогда не сможешь скрыть. Мы оставили свой след внутри тебя. Ты будешь бояться темноты до самой смерти.

Хотела бы я, чтобы он был не прав. Быть может, прошлая ночь была исключением, но я беспокоилась, что мне потребуется некоторое время, чтобы вновь чувствовать себя комфортно в темноте, не вздрагивать, когда кто-то стучался, и не оглядываться через плечо. Но в конце концов я преодолею это.

Я шагнула ближе к нему, мрачно улыбаясь.

— В моих жилах течет тьма. Я дочь своего отца, никогда не недооценивай меня, потому что я девушка. Быть девушкой не значит, что я слабая. И поверь мне, когда я говорю, что ничто из того, что ты сделал, не оставит шрама. Твое имя и семья будут надолго забыты, в то время как моя будет править Востоком и выслеживать каждого байкера, связанного с Тартаром.

Я двинулась к Мэддоксу, следуя невидимому притяжению, которое почувствовала с самого первого момента, увидев его. Он не сводил с меня глаз. Он выглядел как человек, готовый умереть. Может, мне следует позволить ему. Моей семье полегчало бы, мне полегчало бы, если не принимать во внимание мое сердце, и, возможно, ему тоже полегчало бы, потому что я не была уверена, сможет ли он справиться с выбором, который я скоро ему предоставлю.

Я обошла его, пока не оказалась у него за спиной, и наклонилась, разрезая веревки. Папа и Амо качнулись вперед, но я покачала головой.

— Нет.

Они остановились, но я могла сказать, что оба были готовы броситься, если Мэддокс двинется не в ту сторону. Мэддокс был достаточно умен, чтобы оставить руки по бокам после того, как я освободила его от верёвок. Вернувшись к выходу, я встретилась с ним взглядом. Я видела вопросы в его голубых глазах.

Перевернув нож, я протянула ему рукоятку.

— Марси, — прорычал папа.

Я снова покачала головой. Это мой момент истины с Мэддоксом, определяющее решение в наших отношениях. Мне нужна правда, даже если она убьет меня.

— Мэддокс, — сказала я, наклоняясь к нему, несмотря на предупреждение отца. Он не мог понять связь, которую мы с Мэддоксом разделяли. — Возьми этот нож и убей своего дядю. Сделай это для меня.

Его голубые глаза не отрывались от моих, один из них был налит кровью. Его губы разбиты, а верхняя часть тела усеяна порезами и синяками, и это только начало, если я позволю.

— Убей своего дядю этим ножом. Заставь его истекать кровью. Сделай это для меня. Пусть он почувствует каждую унцию моей боли, пусть почувствует ее в десятикратном размере. Заставь его молить меня о пощаде, особенно о смерти. Сделай это, если любишь меня.

Любовь. Слово, которое я боялась произнести, слово, которое все еще разрывало пропасть в груди, которое мог закрыть только Мэддокс. Я почти не спала ночью, размышляя, смогу ли я, должна ли я взвалить на Мэддокса этот выбор, но это единственный вариант залечить некоторые раны, которые вскрыло похищение.

Я бы не позволила папе или Амо убить еще одного отца Мэддокса. Мне нужно, чтобы он сделал это. В этом мире не было места мужчине, который отрезал мне мочку уха и набил татуировку. Человеку, который убил бы меня и даже Мэддокса, потому что он был настолько ослеплен своей жаждой мести, что не мог остановиться, какой бы ни была цена.

Мэддокс не сводил с меня глаз, медленно вытягивая руки вперед. Они были перерезаны там, где он был связан, и он согнул пальцы, будто они затекли от неудобного положения, в которое их поместили. Секунды, казалось, тянулись мучительно медленно, пока он, наконец, не забрал нож из моей руки.

— Марси, — прорычал Амо, направляясь ко мне с обнаженным ножом, но я подняла ладонь, и он остановился как вкопанный.

Его замешательство было ощутимым, но как я могла объяснить то, что сама едва понимала?

— Отойди, — приказал мне папа.

Я не послушалась. Вместо этого я схватила Мэддокса за шею и резко поцеловала его, прежде чем прошептать ему в губы:

— Заставь его истекать кровью за то, что он сделал со мной.

Я сняла серьгу, напоминая ему, затем подняла волосы, показывая уродливую татуировку.

Мэддокс наклонился вперед, прижимаясь горячим поцелуем к татуировке.

— Ты действительно дочь своего отца, Белоснежка, и настоящая королева, если таковая когда-либо существовала. И если это то, что нужно, чтобы доказать мою любовь и преданность тебе, тогда я сделаю это.

Мое сердце наполнилось облегчением. Я отступила назад, когда Мэддокс, спотыкаясь, поднялся на ноги, слегка пошатываясь от пыток, которым он подвергся от руки моего отца и брата. Мои собственные ноги подкашивались, когда я попятилась. Его губы потрескались от обезвоживания, но он высоко держал голову и, пошатываясь, направился к своему дяде.

Папа схватил меня за руку, с беспокойством заглядывая в мои глаза.

— Доверься мне, — сказала я. — Мэддокс заставит его истечь кровью за меня.

Папа покачал головой, словно я бредила.

— А если он освободит его?

— Он не станет, — ответила я и почувствовала это глубоко в своем сердце.

Мэддокс сделал свой выбор, и этот выбор: я. Его дядя потерял Мэддокса по пути, потому что он выбрал путь, по которому Мэддокс не мог следовать, не только из-за своей любви ко мне, но и потому, что в глубине души он был порядочным.

Я снова повернулась к Эрлу с жесткой улыбкой.

— Некоторые люди думают, что девушки не могут быть жестокими. Думаю, мы просто более изобретательны, когда дело доходит до жестокости. Наслаждайся болью от рук своей собственной плоти и крови.

Прошлой ночью я несколько раз повторяла эти слова, пока они не прозвучали без усилий жестоко, будто для меня это было обычным делом, даже если нет.

— У тебя могут быть все киски мира, сынок. Не позволяй этой шлюхе играть с тобой своей волшебной киской.

Амо рванул вперед и ударил Эрла кулаком в лицо. Его голова откинулась назад, и на мгновение я забеспокоилась, что Амо действительно сломал Эрлу шею и испортил мой план. Но Эрл наклонился вперед и ошеломленно покачал головой.

Он медленно поднял взгляд обратно.

— Она использует тебя. Она манипулировала тобой с самого начала, чтобы ты помог ей. Я не увидел этого достаточно скоро, иначе бы держал ее в своей спальне и трахал бы ее в три дырки до крови, пока она не познала свое место.

Рука Мэддокса метнулась вперед, вонзив лезвие в живот своего дяди. Я резко втянула воздух, уверенная, что он убил его. Я разрывалась между облегчением, что все закончилось и Мэддокс действительно покончил со своим дядей ради меня, и разочарованием, потому что этот человек еще недостаточно страдал. Это ужасная мысль, но я не могла ее подавить.

Глаза Эрла расширились, и он издал сдавленный стон. Лицо Мэддокса было всего в нескольких сантиметрах от лица его дяди, и выражение его глаз прогнало последнюю крошечную вспышку сомнения в моей голове. Он отомстит за меня и докажет мне свою любовь.

— У тебя никогда не будет шанса прикоснуться к Марселле. И сегодня я заставлю тебя пожалеть о каждой секунде боли, которую ты причинил ей. Ты будешь молить ее о прощении и называть ее королевой, когда я закончу с тобой.

Краем глаза я увидела, как Амо и папа обменялись ошеломленными взглядами. Моя грудь расширилась еще больше.

Его первый крик отразился от стен. По моей коже побежали мурашки. Несколько месяцев назад я не смогла бы остаться, но мои собственные крики боли не так давно заставили меня оцепенеть от этого звука. Я бы осталась до самого горького конца и наблюдала.

Скрестив руки на груди, я прислонилась к стене и надела бриллиантовую каффу обратно на изуродованное ухо. Раздался еще один крик, еще более громкий, чем предыдущий. Амо наклонился ко мне, рассматривая меня так, словно увидел в новом свете.

— Ты изменилась, — тихо сказал он.

— Как и ты.

Он кивнул. Папа посмотрел на нас, сожаление промелькнуло на его лице. Он посвятил свою жизнь защите нас, но эта жизнь не оставила ничего нетронутым. Это только вопрос времени, когда нас утащат в темноту.

Глава 20

— Грей возненавидит тебя за это, — прохрипел Эрл, его дыхание было прерывистым.

Я ничего не сказал, только наблюдал, как жизнь покидает его, как кровь покидает его тело. Он не упомянул маму. Мне придётся самому рассказать ей о его смерти. Я в долгу перед ней, даже если она никогда больше не заговорит со мной. А Грей? Я мог только надеяться, что он далеко. Он еще молод. У него впереди будущее. Я надеялся, что он попытается найти то, в чем он хорош, и не отправится на поиски следующего МотоКлуба.

Грудь Эрла вновь поднялась, прежде чем он ушёл. Я почувствовал острую боль в груди, странную смесь вины и тоски.

Мое дыхание было поверхностным и быстрым, все еще ничто по сравнению с бешеным биением пульса. Эрл безжизненно лежал у моих ног, не сводя с меня глаз. В них светилась ненависть, но также и разочарование. Быть может, я вообразил все это. Он никогда не был хорошим человеком и определенно не был хорошим отцом, даже меньше для Грея, чем для меня. И все же я никогда бы не подумал, что убью его. Он был моим наставником на моем пути мести. Он разжигал мою ненависть всякий раз, когда она угрожала погаснуть. Он был моим кумиром, когда дело касалось девушек, школы и любого другого жизненного выбора. Многие из них были дерьмовыми, но я сомневался, что мой собственный выбор был бы лучше. С кровью моего старика, текущей в моих венах, беспорядочная жизнь всегда была моей судьбой. Влюбиться в принцессу мафии стало вишенкой на вершине.

Не поэтому мы здесь сейчас, не поэтому я убил единственного отца, которого знал с детства. Я не хотел видеть его плохие стороны, а у меня самого было достаточно плохих сторон, поэтому я никогда не осмеливался судить других. И все же Эрл зашел слишком далеко. Он пересек барьер, который повел его и наш клуб по дороге, откуда не было выхода. Мы должны были понять это, когда все больше и больше членов становились Кочевниками, многие хорошие люди, которых клуб мог бы использовать во время голосования.

Я был виновен в похищении невинной девушки и даже позволил Эрлу запереть ее в собачьей конуре и снимать на видео ее обнаженную. Все это заставляло меня чувствовать себя чертовски виноватым и большим придурком. Нам следовало остаться с Витиелло и его людьми. Мы должны были напасть на него напрямую, но, по крайней мере, мы должны были уберечь Марселлу от боли. То, что Эрл начал мучить ее, что он хотел продолжать это делать, я не мог этого принять. Я видел выражение его глаз. Я был так же потерян для него, как и он для меня. Он хотел убить меня и сделал бы это, если бы Витиелло не разрушил наш клуб до основания. Он, вероятно, сначала убил бы Марселлу и заставил бы меня смотреть. Я был предателем в его глазах, когда он предал все, что мы всегда хотели, чтобы клуб отстаивал. Честь и свободный образ жизни. Дом для всех тех, кто не вписывался в рамки общества. Братство, дружба. Мы потеряли все это по пути, и то, что осталось, это горечь, жажда мести и денег.

Тем не менее, смерть Эрла стала милосердной по сравнению с концом, который дал бы ему Лука.

Я наконец оторвал взгляд от Эрла. Мои пальцы судорожно сжали рукоятку ножа, а кожа была липкой от пота и крови. Кое-что из этого принадлежало мне, но большая часть принадлежала Эрлу. Я встретился взглядом с Марселлой. Я не был уверен, сколько пыток она наблюдала. Она была бледна, прислонившись к стене, обхватив себя руками, а костяшки пальцев побелели от того, как она сжимала локти. Она сглотнула, ее глаза искали мои, прежде чем она выпрямилась и прочистила горло.

— Спасибо, — просто сказала она.

Я кивнул, не находя слов.

— Нож, — сказал Лука голосом, похожим на удар хлыста.

Вероятно, он был зол из-за недолгих страданий Эрла. Он, без сомнения, позаботился бы о том, чтобы я страдал вдвое больше, компенсируя это.

Я разжал пальцы и позволил ножу со звоном упасть на пол. Возможно, это мой последний шанс вонзить нож в грудь Луки, но жажда мести сменилась моей потребностью гарантировать благополучие Марселлы. Как только я умру, а у меня не было абсолютно никаких сомнений в том, что ее отец скоро прикончит меня, Марселле понадобиться вся ее семья, чтобы пережить события похищения. Даже если она сказала Эрлу, что его действия — наши действия — не оставили шрамов, я услышал малейшую дрожь в ее голосе, увидел краткую вспышку боли в ее глазах.

Амо двинулся вперед и поднял нож, не сводя с меня глаз. В них закипала ненависть. Я бы испытывал то же самое, если бы был на его месте.

— Пора идти, Марселла, — твердо сказал Лука.

Он указал на своего брата, который наблюдал за всем с расчетливым видом.

Она кивнула, но вместо того, чтобы уйти, направилась к нему. Он наклонил голову, чтобы она могла прошептать ему на ухо. Сначала он покачал головой, но она схватила его за руку, ее пальцы вновь побелели, и прошептала еще что-то. В конце концов он отстранился и резко кивнул, но не выглядел довольным тем, о чем договорился.

Ее глаза метнулись ко мне, и я почувствовал гребаную боль в сердце, зная, что это последний раз, когда я ее вижу. Я хотел больше времени с ней. Я хотел еще одного поцелуя, еще одного дуновения ее запаха. Я нуждался в больших секундах, минутах, часах, днях с ней, но даже этого никогда не будет достаточно. Было такое чувство, что даже жизнь с Марселлой не утолит мою тоску и желание по ней. Это ненасытный голод, жгучая потребность. У меня нет целой жизни, даже нескольких секунд.

Она повернулась и вышла из помещения. Тяжелая стальная дверь закрылась с душераздирающим грохотом.

Эрл мертв. Коди все равно что мертв, а Смит представлял собой жеманное месиво. Я предполагал, что я следующий. Может, Марселла попросила своего отца подарить мне быструю смерть, каплю милосердия. Может, он согласился. Может, она поверила его обещанию. Но сейчас ее здесь не было, и я знал, какую ненависть Лука должен испытывать ко мне. С этой ненавистью я до боли знаком. Я отказался от своей ради Марселлы.

Опустившись на стул, я стал ждать, когда они сделают то, что хотели. Я встретился взглядом с Лукой. Я не боялся его и умер бы с высоко поднятой головой. Амо покачал головой и, пошатываясь, направился ко мне. Убьет ли он меня тем же ножом, которым я убил Эрла? Этот конец был бы достойным.

Амо схватил меня за руку, и пришлось подавить желание ударить его кулаком в лицо. Это мои враги. Мои чувства к Марселле этого не изменили.

— Тебе повезло, что у моей сестры есть сердце, — прорычал Амо, рывком поднимая меня на ноги. — Если бы это зависело от меня, ты бы захлебнулся своей кровью.

Он подтолкнул меня к двери, где ждал Лука. Мое тело ощетинилось от его близости. Два десятилетия ненависти вспыхнуло.

— Из-за Марселлы ты будешь жить, даже если ты этого не заслуживаешь, — прорычал Лука.

Я холодно улыбнулся.

— То же самое.

Его глаза вспыхнули яростью. Он хотел моей смерти. Я видел, как его сжигает желание. Но влияние Марселлы было слишком сильным. Эта девушка держала в своих изящных руках больше власти, чем она предполагала.

— Отведи его в другую камеру, Гроул, — рявкнул он здоровяку с татуировками по всему телу.

Мужчина выглядел так, будто не был уверен, что правильно расслышал своего босса, но не протестовал, только схватил меня за плечо и повел по темному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь и втолкнул меня внутрь. У меня чуть не подкосились ноги, но я удержался у стены. Гроул смотрел на меня еще секунду.

— Красивые татуировки, — сухо сказал я.

Он кивнул, но не удостоил меня ответом. Не говоря ни слова, он закрыл дверь. Я опустился на холодный каменный пол, внезапно ощутив каждый порез, синяк и сломанную кость в теле. В ожидании смерти, ничто не имело значения. Теперь я задавался вопросом, оставят ли меня гнить в этом месте. Возможно, смерть была бы добрее, чем быть запертым в подвале с одной лишь памятью о Марселле, пока она не нашла нового парня, возможно, какого-нибудь придурка из Фамильи, чтобы выйти замуж. В конце концов я закрыл глаза, ожидая смерти или чего-то еще, что Витиелло приготовил для меня.

Когда стальная дверь захлопнулась за моей спиной с леденящим душу грохотом, я прислонилась к ней и судорожно вздохнула.

— Марселла? — спросил Маттео.

Он должен был отвезти меня домой.

— Дай мне минутку.

Я закрыла глаза. Мэддокс действительно убил своего дядю. Я надеялась, что он не испытает вину за это. Он должен понять, что его дядя был мертв в ту секунду, когда моя семья схватила его. Папа сделал бы его конец гораздо более мучительным.

— К такому зрелищу нужно привыкнуть, — мягко сказал Маттео.

Я открыла глаза.

— Не думаю, что хочу привыкать к чему-то подобному.

Маттео улыбнулся.

— Тебе и не нужно. После сегодняшнего ты можешь оставить все это позади.

— Ты действительно думаешь, что я смогу?

Маттео пожал плечами.

— Нет, если не попытаешься. Некоторые вещи всегда остаются с тобой. Ты просто учишься игнорировать их. Давай сейчас отвезем тебя домой. Ария, наверное, уже очень волнуется. Не хочу, чтобы она надрала мне задницу.

Я не засмеялась, несмотря на юмор в его голосе.

— Я останусь. Подожду, пока папа и Амо не закончат. Я хочу быть здесь, когда они выйдут. Они делают это ради меня. Я в долгу перед ними, — твердо сказала я.

— Пытать байкеров не такая уж большая жертва для них, поверь мне. Поехали домой и подумай о чем-нибудь другом. Пусть сегодняшний день станет для тебя новым началом, — умоляюще сказал Маттео.

Это новое начало, но не в том смысле, который имел в виду Маттео.

— Я остаюсь.

Маттео вздохнул.

— Ты предупредишь свою мать.

Я достала новый телефон и отправила ей короткое сообщение, прежде чем последовала за Маттео к столу и стульям рядом с захудалой мини-кухней. Он сел, но я была слишком взволнована.

Я расхаживала по складу, мои шпильки громко стучали в огромном здании. Я посмотрела на Маттео.

— Почему ты не там, не помогаешь папе и Амо пытать и убивать двух байкеров?

— Двух байкеров недостаточно для всех нас, особенно с тех пор, как ты позаботилась о двух Уайтах, которых мы действительно хотели заполучить в свои руки.

— Ты хочешь смерти Мэддокса.

— Все мы хотим его смерти, а он хочет нашей.

— Мэддокс убил своего дядю ради меня, и папа пообещал сохранить Мэддоксу жизнь.

Маттео усмехнулся, качая головой.

— Не этого результата я ожидал.

На самом деле он имел в виду не тот результат, которого хотел. Я не ожидала, что их ненависть испарится, но хотела, чтобы у нее был шанс в конце концов угаснуть.

— Куда Гроул увёл Мэддокса?

— Даже не думай идти туда сейчас. Поговори со своим отцом и матерью и переспи с тем, что, как тебе кажется, ты хочешь прямо сейчас. Хорошо?

Я кивнула. Маттео прав. Я села рядом с ним. Пара охранников пересекла склад и бросила на меня любопытные взгляды. Я кивнула им в знак приветствия.

Прошло два часа, прежде чем папа и Амо наконец появились. Они переоделись, но темнота все еще цеплялась за них, особенно за папу, он выглядел измученным. Он невероятно силен, но чувство вины разъедало его изнутри. Я видела это каждую секунду, когда находилась с ним.

Он взглянул на Маттео.

— Что она все еще здесь делает?

— Я отказалась уезжать, — ответила я, прежде чем он успел сделать выговор Маттео.

— Ты должна забыть все это, Марси. Живи той жизнью, которая у тебя была раньше. Я позабочусь о том, чтобы с тобой больше никогда ничего не случилось. Я усилю твою охрану и убью каждого, кто будет представлять для тебя опасность.

Я грустно улыбнулась.

— Этот мир означает опасность. Ты не можешь оградить меня от этого.

Мне нравилось, что он все еще думал, что может.

Он покачал головой.

— Этого никогда не должно было случиться.

Он выглядел так, словно хотел бы замучить себя до смерти. Чувство вины не было той эмоцией, с которой он хорошо знаком. Вероятно, это усложняло задачу. Я подошла к нему и крепко обняла за талию, прижавшись щекой к его груди.

— Я дочь своего отца, пап, — хрипло прошептала я. — И если это означает, что мне придется пролить кровь за нашу семью, то это то, что я сделаю. Я с радостью выполню это.

— Ты заплатила за мои грехи, — прохрипел он, и мне пришлось поднять глаза.

Его глаза были так полны темноты, что даже мамин свет не смог бы проникнуть сквозь них.

— Что такое грех, как не вымысел?

— Слишком умна и красива для этого мира.

— Этот мир не пугает меня, папа. Я благодарна тебе за защиту, но в конечном счете свобода всегда сопряжена с определенным риском, и я предпочла бы иметь свободу ходить и делать то, что мне нравится, чем быть запертой в особняке. Я не жду, что ты гарантируешь мою безопасность, но я люблю тебя за старания.

Папа коснулся моей щеки.

— Я мог бы отправить тебя в университет в Англии, где ты была бы в большей безопасности.

— Папа, куда бы я ни отправилась, я всегда буду Витиелло, и не хочу быть никем другим. — я сделала паузу, зная, что то, что скажу дальше, будет еще более трудной пилюлей для отца. — Я хочу стать частью этого бизнеса.

Папа напрягся, уже начиная качать головой. Я ожидала такой реакции, и в прошлом это заставило бы меня отступить, но я прошла через ад.

Я отстранилась от него. Обнимать его, как маленького ребенка, не увеличило бы моих шансов.

— Не говори, что хочешь защитить меня от этой стороны нашего мира, пап. Я заслуживаю того, чтобы пожинать плоды своих страданий.

Папа взглянул на Амо, который слушал, нахмурившись, все еще вытирая руки полотенцем. Брат встретился со мной взглядом. Амо альфа. Он рожден, чтобы стать Капо. Он обладал природной властностью. Однажды он станет хорошим Капо. Я бы никогда не отняла это у него. Я видела, что и он, и папа думали, что я прошу стать главой Фамильи, первой девушкой, которая когда-либо возглавляла Итало-Американскую семью. Но, как сказал папа, я умна и знала, как ведут себя наши мужчины. Они никогда не примут меня, что бы я ни делала. Мне пришлось бы править с предельной жестокостью, и все равно они никогда бы не восхищались мной и не любили меня так, как любили папу и однажды полюбят Амо.

Моя семья важнее, чем быть номером один.

— Ты старше, — тихо сказал Амо. — Это твое право по рождению.

Я видела, сколько ему стоило сказать мне это, и не могла поверить в то, что он предлагал, в то, что он действительно был готов отступить от должности, к которой его готовили с рождения.

Я сглотнула, охваченная нежеланной эмоциональностью. Подойдя к нему я обняла его, прижавшись лицом к его груди, чувствуя, как его сердце бьется у моей щеки.

— Никто не заслуживает этого больше, чем ты, — пробормотал он.

— Ты заслуживаешь, — прохрипела я. — И я не отниму этого у тебя. Никогда.

Отстранившись, я уставилась на Амо. Темнота и гнев все еще кипели в его серых глазах, и я волновалась, что они никогда не исчезнут.

Он кивнул, явно борясь с собой.

Я повернулась к папе, который выглядел искренне смущенным.

— Я еще не знаю, какое место хочу в Фамилье. На данный момент мне хочется возглавить группу Головорезов, которые будут выслеживать каждого члена МотоКлуба Тартар на нашей территории, выслеживать тех, кто выражает сочувствие Эрлу Уайту, и, если Римо Фальконе позволит, даже за пределами наших границ. Они могут умереть или встать на колени и поклясться нам в верности. Как только с этим будет покончено, я смогу заняться логистикой или договориться о новом сотрудничестве.

В глазах папы мелькнуло восхищение, но в то же время нерешительность не покидала его. То, что я должна сказать дальше, не облегчит ему задачу.

— Я хочу Мэддокса рядом со мной.

Выражение папиного лица посуровело, и Амо усмехнулся.

— Он не один из нас.

— Сохранить ему жизнь это одно, что я все еще считаю ошибкой, но позволить ему работать на нас и быть рядом с тобой? Об этом не может быть и речи, Марси. Я никогда этого не позволю.

Я расправила плечи, готовясь к битве.

— Он мог бы стать одним из нас. Он спас меня.

— После того, как похитил, — прорычал Амо. — Эти куски дерьма из МотоКлуба не верны.

— Он верен мне.

Папа нахмурился.

— Марси, не принимай его уход с тонущего корабля за что-то другое, кроме того, что это есть: страх лишиться своей жизни.

Я прищурила глаза.

— Я не ребенок и не дура. Мэддокс не боится смерти. Вы были близки к тому, чтобы найти их клуб, когда он позвонил вам?

Папа и Амо обменялись взглядами.

— Мы бы нашли его в конце концов, — осторожно сказал папа.

— Было бы слишком поздно. Эрлу нравилось мучить меня. Он хотел передать меня всем, как трофей.

Я видела борьбу в глазах отца.

— Твоя мама сказала мне, что ты не... — он с трудом сглотнул, разрываясь между яростью и отчаянием.

— Меня не насиловали, нет, папа. Мэддокс оберегал меня. Он рисковал своей жизнью, спасая меня. Он убил своего дядю, чтобы отомстить за меня.

— Тогда почему он это сделал? — спросил Амо.

— Потому что он любит меня.

Амо рассмеялся, будто я сошла с ума, но папа смотрел на меня только с беспокойством.

— Откуда ты знаешь?

— Он сказал мне, и я вижу это в его глазах. Я просто знаю это в глубине души.

Папа отвернулся.

— Позволь ему проявить себя перед тобой, перед мной, перед нашей семье.

— Я не позволю ему находиться рядом с тобой, твоей матерью или Валерио без присмотра.

Я коснулась папиной руки.

— Доверься мне в этом, папа.

— Я доверяю тебе, Марси, но после того, что он сделал, я не могу представить себя доверяющим этому человеку. И сомневаюсь, что твоя мама хотела бы, чтобы твой похититель был рядом с тобой или нашей семьей.

— Я поговорила с мамой о Мэддоксе. Она знает, как любовь может все изменить. Это изменило тебя.

Амо поморщился, словно вся эта любовная дискуссия вызвала у него тошноту.

— Если любовь превращает тебя в идиотку, я бы предпочел не влюбляться. Это пустая трата времени и энергии. Мы враги, Марси. Это не изменится.

Папа проигнорировал его. Он смотрел только на меня и выглядел почти испуганным, спрашивая:

— Если ты говоришь о любви, ты имеешь в виду его возможные чувства к тебе.

— Его чувства ко мне, да, и мои чувства к нему.

Папа тяжело вздохнул.

— О чем ты говоришь, Марси? Что ты любишь его?

Я с трудом сглотнула.

— Думаю, что да.

Амо выругался по-итальянски, а папа покачал головой, выглядя полным отчаяния.

— В данном случае размышлений недостаточно. Он причина, по которой ты получила эту ужасную татуировку. Из-за него ты лишилась мочки уха, и ты говоришь мне, что тебе нравится этот ублюдок?

— Мэддокс не причина. Он хотел остановить своего дядю.

— Но не остановил.

— Он не мог.

Папа покачал головой.

— Он враг.

— Он не должен им быть.

— Он не может стать частью нашего мира. Наши люди никогда не примут его.

— Я знаю, что это будет тяжелая битва, но я готова сражаться.

— И Мэддокс, ты действительно думаешь, что он хочет работать на меня, выполнять мои приказы? — папа указал на порез сбоку на голове, затем на ногу. — Он ударил меня ножом. Он хотел убить меня. Он, вероятно, все еще хочет убить меня и твоего брата.

— Но он этого не сделал?

Папа мрачно усмехнулся.

— Ты спросила его, хочет ли он стать частью нашего мира?

Я сглотнула, пытаясь смириться с тем фактом, что Мэддокс напал на папу. Может, его жажда мести все еще слишком сильна. Но что тогда будет с нами? Я бы не бросила свою семью.

— Я должна поговорить с ним.

— Мы можем подарить ему быструю смерть, если это то, чего ты хочешь после разговора, — сказал Амо.

Я пристально посмотрела на него.

— Это не смешно.

— Нет, не смешно, — согласился Амо. — Это гребаная чушь, что ты думаешь, что любишь нашего врага.

Папа обнял меня одной рукой.

— Подожди день или два, прежде чем с ним поговоришь. Дай себе время и дистанцируйся от похищения. Поговори со своей мамой еще раз.

— Хорошо, — ответила я.

Папа прав. Я нуждалась в ясной голове для разговора с Мэддоксом. Слишком многое поставлено на карту. Не только мое счастье и его жизнь, но и благополучие моей семьи. Я не могла быть эгоисткой в этом.

Папа и Амо переглянулись с Маттео. Было нетрудно прочесть выражение их лиц. Они все надеялись, что я передумаю и позволю им убить Мэддокса.

— Если мы оставим его в живых, возможно, даже отпустим, он может снова попытаться убить твоего отца и брата. Ты действительно хочешь рискнуть? — тихо спросил Маттео, когда мы направились к машине.

Глава 21

В помещении без окон, куда меня затащили после того, как я убил своего дядю, было темно. Вонь мочи и крови переросла в непреодолимый запах отчаяния. Я задавался вопросом, сколько людей погибло в этих стенах, раздавленные умелыми руками Витиелло. Теперь было два Витиелло, и я не мог сказать, кто хуже, отец или сын.

Мои руки все еще были липкими от крови дяди. Я убил его по просьбе Марселлы без колебаний. Я бы сделал это снова, даже если бы это привело меня сюда, в эту безнадежную тюрьму, а не в объятия девушки, о которой я не мог перестать думать. Может, мне следовало знать, что она не простит меня так легко. Даже убийство моего дяди не изменило того факта, что я похитил ее и не смог защитить от жестокости дяди. Она будет нести на себе следы моих грехов всю жизнь.

Я потерял всякое чувство времени, хотя это и не имело значения. Я часто ловил себя на желании смерти.

Дверь со скрипом открылась, и свет из коридора ударил мне в лицо, на мгновение ослепив. Я прищурился от яркого света, чтобы увидеть, кто пришел. Марселла, чтобы попрощаться до того, как ее отец покончит с этим? Но сложившийся вид был слишком огромным, чтобы принадлежать кому-либо, кроме самого Луки Витиелло. Прошло несколько секунд, прежде чем он сфокусировался.

Выражение его лица было чистой сталью, а глаза безжалостными озерами, которые я помнил годами. Он ничего не сказал. Возможно, он надеялся увидеть, как я буду молить о пощаде, но это было бы пустой тратой нашего времени. Он не даровал пощады, а я бы отрезал себе член, прежде чем когда-либо попросил его об этом. Может, я убил своего дядю и помог Витиелло спасти Марселлу, но я чертовски уверен, что сделал это не для него. Все, что я делал, было ради Белоснежки.

Я все еще хотел его смерти. Быть может, так будет всегда.

— Пришло время? — прохрипел я.

У меня запершило в горле от слишком долгого отсутствия жидкости.

Лицо Луки даже не дрогнуло. Он, вероятно, представлял себе все способы, которыми он расчленил бы и пытал меня. Он ненавидел меня до чертиков за то, что я сделал с Марселлой — и я от всего сердца согласился с ним в этом вопросе, — но также и за то, кем я являлся, байкером, сыном моего отца, человеком, прикоснувшимся к его дочери. Если бы Марселла рассказала ему, как я лишил ее драгоценной девственности, он, вероятно, убил бы меня только за этот проступок.

Черт, умирать с этим воспоминанием в голове, возможно, стоит того, чтобы умирать снова и снова.

— Ты похитил мою дочь, рисковал ее благополучием и безопасностью только для того, чтобы спасти ее несколько недель спустя. Интересно, зачем ты это сделал? Возможно, ты осознал, что мы с Фамильей наверстаем упущенное, и увидел в этом свой единственный шанс спасти свою чертову шкуру.

Я вскочил на ноги, но пожалел об этом, когда волна головокружения накрыла меня, поэтому вновь сел на пол. Витиелло смотрел на меня без эмоций. Я меньше, чем грязь в его глазах.

— По той же причине, по которой я не воткнул свой нож тебе в глаз. Ради Марселлы.

— Потому что ты чувствуешь себя виноватым? — он усмехнулся.

Я чувствовал себя виноватым, но разве это побудило бы меня уничтожить клуб?

— Чувство вины лишь крошечная часть этого.

— Тогда что? — Лука зарычал.

— То, что я люблю ее. — я рассмеялся, осознав абсурдность ситуации. — Я люблю дочь человека, разрушившего мою жизнь.

Лука отмахнулся от меня.

— Многие люди теряют кого-то. Это часть нашего мира.

— Уверен, что многие дети смотрят, как кишки их отца разбросаны по всей комнате, как чертово конфетти, — пробормотал я. — Что мне было интересно с тех пор, как ты разгромил мой клуб, заметил ли ты меня в тот день?

Лука уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

Я поднялся на ноги, даже если они казались резиновыми. Я не мог вести этот разговор, сидя у ног Витиелло, как собака.

— Я спрашиваю, заметил ли ты испуганного пятилетнего мальчика, съежившегося под диваном, пока ты калечил людей, которых он считал своей семьей?

Лицо Луки оставалось бесстрастной, суровой маской, которую я знал. Марселла тоже владела холодным бесстрастным лицом, но это ничто по сравнению с лицом ее старика.

— В тот день я не видел мальчика.

— Это изменило бы ситуацию или ты убил бы меня вместе с моим отцом и его людьми?

— Я не убиваю детей или невинных женщин, — сказал Витиелло.

Трудно поверить, что он мог кого-то пощадить. История Марселлы о ее отце просто не соответствовала образу мужчины, которого я знал.

— Значит, ты бы развернулся и ушел, если бы знал, что я там?

Это риторический вопрос. Взгляд Витиелло не был взглядом человека, способного отвернуться от кровопролития. Он жаждал насилия и неистовства. Ничто, даже маленький мальчик не смог бы его остановить.

Его проницательный взгляд дал мне ответ, которого я ожидал.

— Что бы ты тогда сделал со мной?

— Запер бы тебя в моей машине, чтобы тебе не пришлось смотреть в идеальном мире.

— Твой идеальный мир включает в себя запирание маленького мальчика в машине, чтобы ты мог убить его отца и его людей?

— Сомневаюсь, что твой идеальный мир наполнен солнечным светом и радугами. — он прищурил глаза. — И ты похитил невинную девушку, так что у тебя определенно нет права судить меня. Моим единственным судьей будет Бог.

— Ты веришь в Бога? — он не ответил. — Ты забываешь о правоохранительных органах. Однажды они могут осудить и тебя тоже.

— Маловероятно. Но дело не в этом. Ты похитил мою дочь.

— Чего бы никогда не произошло, если бы ты не убил моего отца и клуб! — я резко выдохнул, снова погружаясь в гнев прошлого.

Блядь. Я все еще хотел убить его.

— Ты заслуживаешь смерти, и я ничего так не хочу, как убить тебя, но я не могу, потому что люблю твою дочь!

Лука сделал шаг ближе, свирепо глядя.

— Ты заслуживаешь смерти так же, как и я, и я хочу убить тебя больше всего на свете за то, что ты позволил случиться с Марселлой, но я не могу, потому что люблю свою дочь.

Мы уставились друг на друга, пойманные в ловушку нашей ненависти и обузданные нашей любовью к одной девушке.

— И вот мы здесь, — сказал я криво. — Ты мог бы позволить одному из твоих людей убить меня и инсценировать самоубийство. Сказать Марселле, что чувство вины погубило меня из-за смерти моих братьев по клубу.

— Это вариант, — ответил Лука. — Ты чувствуешь себя виноватым из-за этого?

— Большинству из них пришлось умереть, чтобы Марселла оказалась в безопасности.

Лука долго ничего не говорил. Может, он действительно обдумывал план самоубийства.

— Моя дочь считает, что ты верен ей.

— Да, — сказал я. — Я бы сделал ради нее все, что угодно.

Лука мрачно улыбнулся.

— Думаю, что она проверит нашу любовь к ней. Не знаю, должен ли я надеяться, что ты потерпишь неудачу или нет. В любом случае, Марселла столкнется с препятствиями, которыхя никогда не хотел для нее. — он задумчиво наклонил голову. — Мне не нужно говорить тебе, что я сделаю, если подумаю, что ты с ней играешься.

— Я бы отдал за нее свою жизнь. Я никогда не причиню ей вреда.

— Если это так, то тебе следует уйти и никогда не возвращаться. Поезжай в Техас и в чертов закат со своим братом, но позволь Марселле иметь будущее, которого она заслуживает и которое всегда планировала для себя, прежде чем ты все разрушил. — он бросил мне журнал. — Открой первую страницу.

Я открыл журнал и, прищурившись, посмотрел на бумагу. Это была своего рода газета новостей, и Марселла перечисляла свои планы на следующие пять лет. Получить диплом в двадцать два, выйти замуж в том же году, разработать маркетинговые планы для бизнеса Фамильи, родить ребенка в двадцать пять...

— Жизнь нельзя так планировать, — я пробормотал, но надежды Марселлы на ее будущее рухнули. Ее жизненные планы до сих пор не совпадали с моим жизненным выбором. — Ты уверен, что это не то, что ты хотел для нее?

— Она их писала. Ты действительно думаешь, что ты когда-нибудь смог быть с ней вместе? Марселла образованна и социально подкована. Она преуспевает на светских мероприятиях. Она всегда старалась защитить свой публичный имидж. Если станет известно, что она с тобой в отношениях, все, что она построила для себя, рухнет. Ты действительно хочешь погубить ее?

Я не мог поверить, что он платил карточкой вины, и не мог поверить, что он действительно давил на меня.

— Ты бы позволил девушке, которую любишь, уйти?

Лука мрачно улыбнулся.

— Я эгоист. Возможно, ты хочешь быть лучше меня.

— Ты делаешь это не ради нее.

Он схватил меня за горло, и в моем ослабленном состоянии я не смог отбиться

от него. Моя спина ударилась о стену. Его глаза горели чистой яростью.

— Не говори мне, что я делаю это не ради Марселлы. Я бы умер за нее. Я хочу для нее только лучшего, и это, черт возьми, точно не ты. — он отпустил меня и отступил назад, тяжело дыша.

Я потер горло.

— Марселла не ребенок. Она может сама делать свой жизненный выбор.

На мгновение я был уверен, что Лука убьет меня прямо на месте, но потом он развернулся и ушел. Я не был удивлен, что он не одобрял того, что я был с Марселлой. Мы пришли из разных миров, этого нельзя отрицать. Я ничего так не хотел, как быть с ней, но я не был уверен, как наши миры когда-нибудь смогут слиться.

Несколько часов спустя вошла Марселла, а за ней ее брат, который посмотрел на меня так, словно хотел разбить лицо. Чувства взаимны. Она была похожа на девушку, которую я видел до похищения. Высокие каблуки, обтягивающие кожаные брюки, шелковая блузка и бриллиантовая серьга на отсутствующей мочке уха, которая, вероятно, стоила больше, чем мой Харлей.

Мне стало интересно, почему она здесь. Выражение ее лица было чистым контролем, прекрасным совершенством, которое дразнило меня, когда я сидел в своей собственной вони, ожидая конца.

Марселла повернулась к Амо.

— Я хочу поговорить с Мэддоксом наедине.

— Я должен охранять тебя.

— Не будь смешным, Амо. Мэддокс убил своего дядю и братьев байкеров ради меня. Он не причинит мне вреда.

Амо посмотрел на меня так, что стало совершенно ясно, что произойдет, если я прикоснусь к ней.

— Ты можешь принести Мэддоксу что-нибудь выпить и поесть?

Моя последняя трапеза?

Амо коротко кивнул и вышел. Марселла закрыла за ним дверь, прежде чем полностью повернуться ко мне.

Я вскочил на ноги, пытаясь скрыть тот факт, что у меня обезвоживание и я умираю от голода. Я не хотел, чтобы она запомнила меня слабаком.

— Это прощание? — я спросил.

— Мой отец тебе не доверяет. Он не думает, что ты верен.

Я придвинулся ближе, с каждым шагом по моему телу пробегала боль. Я был совершенно уверен, что у меня было несколько сломанных костей, которые нуждались в лечении.

— Разве я не доказал это, предав клуб ради тебя?

Я бы все отдал за эту девушку, за вкус ее губ, чтобы услышать признание в любви с этих красных губ.

— Я так и думала, да, но потом ты попытался убить моего отца. Я видела колотую рану у него на ноге и порез на голове, где ты промахнулся.

— Промахнулся? — эхом повторил я, а затем рассмеялся. — Я не промахнулся, Белоснежка. Я решил не убивать его, потому что не мог поступить так с тобой, и это именно то, что я ему сказал. Полагаю, он не упомянул эту деталь?

Она задумчиво прищурилась, но ничего не сказала, все еще не желая вонзать отцу нож в спину.

— Ты отказался от мести ради меня?

— Именно.

Но после моего сегодняшнего разговора с Лукой я пожалел, что не прошел через это.

— Что насчет следующего раза, когда у тебя будет шанс ударить моего отца ножом? Что ты тогда выберешь?

Я, без сомнения, хотел убить его, но пройти через это? Я усмехнулся.

— Думаю, ты не понимаешь. Всегда есть только один выбор, и это ты. Если ты не хочешь, чтобы я убил твоего старика, что, вероятно, произойдет только в моих снах, я не буду пытаться лишить его жизни снова. Не уверен, что он может сказать то же самое.

— Итак, ты хочешь убить его, а он хочет убить тебя, но вы оба не пойдете на это ради меня.

— Более могущественная, чем любая королева, которую я знаю.

Марселла вздохнула и коснулась своих локтей недавно наманикюренными ногтями. Блядь. Я хотел ее в своих объятиях. Было физически больно чувствовать ее так близко и не прикасаться к ней.

— Чего ты хочешь, Мэддокс?

— Тебя.

— Но я с багажом. Я Витиелло. Я всегда буду частью своей семьи и даже присоединюсь к бизнесу. Если ты хочешь меня, ты должен найти способ тоже стать их частью.

Я рассмеялся, ничего не мог с собой поделать.

— Послушай, я за то, чтобы мечтать и ставить высокие цели, но твой старик никогда не примет меня, как часть бизнеса. — я сделал паузу, осознав ее другие слова. — Ты хочешь, чтобы я стал частью твоей семьи?

— Моя семья часть меня, так что, если ты любишь меня, тебе придется попробовать полюбить и их тоже.

Я покачал головой, прислонившись к стене.

— Я только недавно отказался от мести за тебя. Переход от ненависти внутренностей твоего отца к любви это большой скачок, который может занять несколько жизней. Даже если я такой же гибкий, как он, я не кот.

Марселла закатила глаза и придвинулась ближе, пока не оказалась прямо передо мной. Я не был уверен, как она могла выносить эту вонь, но я был рад ее близости.

— То, что мой отец сделал с тобой в детстве, ужасно, и я понимаю твою ненависть. Прощение требует времени. Я просто прошу тебя попытаться преодолеть свой гнев.

Я не был уверен, что это вариант, ни для Луки, ни для меня.

— Что насчет тебя? Сколько времени тебе потребуется, чтобы простить меня?

— Я прощаю тебя, — тихо сказала она.

— Прощаешь?

— Но я еще не доверяю тебе полностью. Я не могу, не после, случившегося.

— Если ты мне не доверяешь, то твой отец точно не будет. — я криво усмехнулся. — Тогда это все-таки прощание.

— Нет, — твердо сказала она. Она пристально посмотрела на меня своими преследующими голубыми глазами. Глазами, заставляющими меня хотеть верить в невозможное. — Я ему не говорила. Это касается только нас с тобой. Я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Теперь тебе решать, хочешь ли ты этого тоже.

Я не хотел ее терять.

— Прощать твоего отца это пытка, — я пробормотал, и на лице Марселлы промелькнуло разочарование. — Но я с радостью пострадаю ради тебя. Я собираюсь доказать тебе свою преданность миллион раз, если придется, Белоснежка. Я заслужу твое доверие. Я истеку кровью ради тебя. Я убью ради тебя. Я сделаю все, что угодно, пока ты мне абсолютно не доверишься.

— Абсолютное доверие редкая вещь.

Мне ничего так не хотелось, как поцеловать ее, но я мог представить, как мерзко я выглядел.

— То, что у нас есть, тоже редкая вещь.

— Чтобы завоевать мое доверие, тебе придется помириться с моим отцом, с моей семьей. Тебе придется избавиться от своей жажды мести. Ты должен быть на стороне моего отца, потому что я на его стороне, и это не изменится. Ты действительно можешь это сделать?

— Ради тебя, да.

Я был готов попробовать. Я не был уверен, что у меня получится.

Вернулся Амо, критически оглядывая нас. Он действительно нес поднос с едой и водой, хотя я с опаской относился к содержимому.

— Пора возвращаться домой, — сказал он.

Марселла медленно кивнула, но не двинулась с места.

— Ты выглядишь на миллион долларов, — я пробормотал.

— Больше, чем ты можешь себе позволить, — прорычал Амо.

— Амо, — прошипела Марселла, прежде чем вновь повернуться ко мне. — Прими правильное решение.

Она повернулась, каждый шаг был полон элегантности, и ушла. Амо покачал головой, прежде чем тоже уйти, и захлопнул дверь.

— Если бы я только знал, какое решение правильное.

Глава 22

Прошел еще один день, в течение которого мне приносили еду и воду. Несмотря на мое беспокойство, что они плюнут в мою провизию, я был слишком голоден и хотел пить, чтобы быть привередливым. Мои мысли становились все более и более запутанными.

Когда Лука открыл дверь в следующий раз, выражение его лица ничего не выдало.

— Что теперь? — я спросил.

— Я тебе не доверяю. Но я доверяю своей дочери, и она хочет твоей свободы.

Я оживился. Я не мог поверить, что Марселла действительно убедила своего старика.

— Должен сказать, я удивлен.

Губы Луки сжались в тонкую линию.

— Я все еще верю, что ты заслуживаешь смерти за, сделанное, но страдала Марселла, и это ее решение.

Я встал.

— Ты действительно собираешься отпустить меня? Как это должно работать? Что насчет твоих солдат, разве они не разозлятся, что ты освободил их врага?

— Если бы ты убил одного из моих солдат во время боя, я бы лишил тебя жизни, что бы ни говорила Марселла, но ты этого не сделал. Ты даже убил другого байкера. Мои люди хотят, чтобы Фамилья была сильной, и если я скажу им, что то, что ты на нашей стороне, делает нас сильнее, они в конце концов привыкнут к тебе.

— Сомневаюсь, — пробормотал я.

В последние несколько лет ссоры между нашим МотоКлубом и Фамильей становились все более кошмарными. Между нами было слишком много вражды. Потребуются годы, чтобы преодолеть это, если у нас вообще получится.

Лука прищурил глаза.

— Марселла сказала, что ты готов сотрудничать, набирать байкеров, готовых работать с нами, и устранять тех, кто все еще представляет опасность для Марселлы.

— Все верно. Но я чертовски уверен, что не собираюсь давать тебе клятву, Витиелло. Я делаю это ради Марселлы, но у меня все еще есть моя гордость.

— Ты действительно думаешь, что в состоянии вести переговоры?

Я встретил его пристальный взгляд прямо.

— Если тебя это не устраивает, убей меня. Я люблю твою дочь. Мужчина, которого она встретила и в которого влюбилась, обладает твердостью характера и гордостью. Я не стану кем-то другим, поэтому ты решил меня пощадить. Я буду работать с тобой, а не ради тебя, и буду делать это с радостью, потому что это укрепит позиции Марселлы в Фамилье. На этом все. Если тебе это не нравится, немедленно всади мне пулю в голову и избавь нас обоих от болтовни.

Лука кивнул. Может, он просто согласился покончить со мной. Этого мужчину невозможно прочесть.

— Ты не трус. И мне плевать, как ты это называешь, пока ты не сделаешь ничего, что повредит Фамилье, а особенно Марселле. Мне даже плевать, имеется ли у тебя свой побочный бизнес, если это не мешает моему бизнесу. Фамилья зарабатывает достаточно денег, чтобы немного сэкономить.

Я стиснул зубы от его снисходительного тона, даже если был рад, что он предоставил мне такую возможность. Я бы все равно попытался заработать деньги на старых контактах. Я не собирался принимать зарплату Витиелло.

— Ты не был так любезен, когда дело дошло до Тартар, пытающегося продать наркотики и оружие на твоей территории.

— Твой клуб наводнил мои клубы и улицы дерьмовыми наркотиками, даже притворяясь, что это дрянь Фамильи. Не говоря уже о том, что вы пытались вмешаться в мой бизнес и сожгли один из моих складов. — он замолчал, свирепо глядя на нее. — Возможно, ты не помнишь, но, когда твой отец был президентом отделения Джерси, твой клуб все еще занимался торговлей людьми в сексуальных целях. Полиция выловила из Гудзона несколько мертвых проституток и начала задавать мне вопросы. Я предупреждал твоего отца, чтобы он прекратил это дерьмо, но он пытался финансировать свое оружие с помощью секс-рабынь.

Эрл упоминал что-то в этом роде. В то время главное отделение в Техасе все еще занималось торговлей людьми в сексуальных целях, но в конце концов они получили слишком много тепла от Русских и Мексиканцев, поэтому прекратили. К счастью, это произошло за много лет до того, как я стал частью клуба.

— Не притворяйся, что ты убил моего отца, потому что тебе было жаль бедных секс-рабынь. В тот день ты жаждал крови. Ты просто хотел убить, а мой отец и его братья по клубу стали удобной мишенью.

— Я не отрицаю этого. И я чертовски уверен, что не стану извиняться за это. Твой отец заслуживал смерти, и он бы тоже без колебаний убил меня. Оглядываясь назад, я бы убедился, что тебя там не было и, чтобы ты не смог наблюдать.

Я предположил, что это было близко к извинению, которое Лука Витиелло когда-либо давал. Марселла упомянула, что у ее отца не было привычки извиняться. Мы замолчали и просто уставились друг на друга. В его глазах отразились то же недоверие и отвращение, что и у меня.

— Черт, это кажется неправильным.

— Я не нуждаюсь в твоей чертовой клятве, но я хочу, чтобы ты дал слово, что не причинишь вреда Марселле и поможешь нам с другими байкерами.

— Даю тебе слово. Удивлен, что тебя это волнует. Разве слово байкера чего-нибудь стоит в твоих глазах?

Лука пожал плечами.

— Если ты не сдержишь слово, я все еще могу выследить твоего брата Грея.

Я впился в него взглядом.

— Он под запретом, Витиелло. Он занимается своими делами, и это не изменится.

Я чертовски надеялся, что это действительно так. Грею нужна сильная система поддержки, и я беспокоился, что он будет искать ее в другом МотоКлубе или, может, в восстановленном Тартар.

Лука только холодно улыбнулся. Черт, Марселла, как я должен это сделать?

— Где Марселла?

Мускул на щеке Луки напрягся.

— Дома. Она знает, что я здесь, чтобы поговорить с тобой, но я не думал, что это хорошая идея держать ее рядом, пока нам все еще нужно уладить дела.

— На случай, если тебе придется пристрелить меня.

Он ничего не сказал.

— Если ты меня отпустишь, мне сначала нужно будет кое о чем позаботиться, особенно поговорить с мамой, а потом я хотел бы поговорить с Марселлой. Как я могу с ней связаться?

— Приходи в Сферу, и я организую встречу.

Мне пришлось сдержать комментарий. Это горькая пилюля для Витиелло, поэтому я дал ему некоторую поблажку, но я чертовски уверен, что не буду спрашивать его каждый раз, когда собираюсь встретиться с его дочерью.

— Ты уверен, что никто из твоих людей случайно не выстрелит в меня, потому что они подумают, что я в бегах?

— Мои люди делают, как я говорю.

— Держу пари, — сказал я. — Твоя репутация держит их в узде.

— Дело не только в этом. Фамилья основана на верности. Ты не можешь это понять.

— Верность никогда не должна проявляться вслепую. Ее нужно заслужить, и мой дядя и многие мои братья по клубу выбрали путь, который я не мог поддерживать.

— Что насчет остальных? Мы не убили всех.

— Как я уже сказал, мой брат под запретом. Он ребенок, и он не причинит неприятностей без Эрла. Зная его, он станет механиком и будет заниматься своими делами в глуши Техаса с моей мамой. Она тоже под запретом.

Лука мрачно улыбнулся.

— Не уверен, что доверяю твоей оценке безвредности брата. Но Марселла попросила меня пощадить его и твою мать, так что ради нее я сделаю это, пока твой брат не даст мне повод посчитать его опасным для моей семьи.

— Он не даст повод. Грей не мстителен.

— Ты уверен, что он не будет возражать, что ты убил его отца?

Я не видел Грея с тех пор, как ему удалось сбежать. Я не был уверен, как много он знал, определенно не о том, что я убил Эрла.

— Если ты не распространил эту информацию, никто не знает, что я убил Эрла.

— Значит, ты не планируешь говорить ему.

Грей заслуживал правды, но я боялся, что это выведет его из себя, не говоря уже о том, что это еще больше усложнит мою работу по поиску байкеров, желающих убить Марселлу. Хотя, слух о том, что я стал предателем, вероятно, уже распространился, так что это только вопрос времени, когда за мою голову назначат награду.

Лука указал на дверь.

— Ты можешь идти.

Меня захлестнуло удивление. Я все еще думал, что он не пойдет на это. Я все еще не был на сто процентов уверен, что не закончу с пулей в затылке в тот момент, когда повернусь к нему спиной.

— Полагаю, мой байк превратился в пепел, верно?

— Мы сожгли все дотла.

Я кивнул, на самом деле не удивленный.

— Что насчет собак?

Они не были моими, и я никогда им полностью не доверял, но на самом деле не их вина, что Эрл превратил их в боевые машины. Они заслуживали лучшего.

— Один из наших охранников, Гроул, взял одного и нашел место в приюте для остальных. Не спрашивай меня, где. Он единственный, у кого есть сердце для таких зверей.

Он повернулся и вышел из камеры. Повернувшись ко мне спиной, он должен был показать, что не боится меня. Но он все еще слегка прихрамывал, даже если пытался это скрыть. Я осторожно последовал за ним, все еще опасаясь его мотивов. Снаружи, в длинном коридоре, ждал высокий татуированный мужчина, который отвел меня в камеру.

Лука кивнул ему, и я почти ожидал, что Гроул вытащит пистолет и всадит пулю мне в голову. Вместо этого он жестом пригласил меня следовать за ним. Под мышкой он нес охапку одежды. Я огляделся, но больше никого не увидел. Лука все еще наблюдал за мной с оценивающим выражением лица. Он думал, что я недостаточно хорош для его дочери, но я докажу, что он ошибается, но более того, я собирался доказать Марселле, что она может мне доверять.

Мужчина, Гроул, остановился в туалете и положил одежду на скамейку перед шкафчиками. Душевые кабины были чистыми и довольно современными. Лука и его люди, вероятно, принимали здесь душ после пыток. На моей коже все еще была кровь Эрла, а также моя кровь, смешанная с потом и грязью. Я начал снимать футболку, когда понял, что Гроул прислонился к стене, на самом деле не наблюдая за мной, а сосредоточившись на экране телефона.

— Ты собираешься приглядывать за мной, чтобы я не наделал глупостей? — сухо спросил я.

Он кивнул.

Я поморщился. Часть футболки прилипла к ране у меня под ребрами. С рывком она оторвалась.

— Дерьмо, — пробормотал я, когда начала сочиться кровь.

— Надо наложить швы, — пробормотал Гроул.

Я приподнял бровь.

— Да, спасибо. Я был занят гниением в камере.

Снова кивок.

— Так это ты позаботился о собаках?

— Они заслуживают лучшей жизни.

— Спасибо.

Гроул кивнул.

— Доверие Луки нужно заслужить. Раньше я был врагом. Но теперь нет.

Я снял с себя оставшуюся одежду.

— Не уверен, что он действительно хочет попробовать.

— Если бы он хотел твоей смерти, ты был бы мертв, поэтому он дает тебе шанс, который мало у кого есть. Не облажайся.

Я со стоном вошёл в душ.

Тридцать минут спустя я последовал за Гроулом на улицу. Джинсы и рубашка были немного маловаты для моего высокого роста. Они явно не принадлежали Гроулу. К моему удивлению, Маттео Витиелло ждал на подъездной дорожке рядом с байком. Рядом с гладким и черным Кавасаки.

— Не облажайся, — сказал Гроул на прощание.

Я направился к Маттео, который, по-видимому, ждал меня.

— Гроул не самый общительный, не так ли?

Усмешка Маттео стала вызывающей.

— Полагаю, ты увидишь больше Гроула, как только начнешь работать с нами.

Было очевидно, что он не думал, что я это сделаю.

— Похоже на то. Может, ты сможешь вызвать для меня такси, так как мой телефон и байк превратились в пепел.

— Куда ты направляешься? — спросил он все с той же улыбкой, от которой мне захотелось вырубить его.

— Мне нужно заняться делами и проверить, как там моя мать.

— Какого рода делами? Встретиться со старыми друзьями?

— Мои старые друзья мертвы или жаждут моей крови, — сказал я с суровой улыбкой. — Но есть несколько старых накоплений, которые я хотел бы сохранить, прежде чем это сделает кто-то другой. Я на мели. И чертовски уверен, что не позаимствую денег у Фамильи.

Расчет и недоверие в глазах Маттео действительно вывели меня из себя. После нескольких дней в вонючей камере, где почти не было еды и воды, я не в настроении для ерундовых разговоров. Он не должен полюбить меня или доверять. Все, что имело значение, это то, что делала Марселла.

Маттео указал на Кавасаки.

— Знаешь, что, почему бы тебе не взять мой байк. Это не Харлей, но он отвезет тебя туда, куда нужно.

Я поднял брови.

— Ты отдашь мне свой байк.

— Уверен, что ты вернешь его, как только разберёшься с делами.

По его голосу было ясно, что он думал, что я сбегу и никогда не вернусь. Я взял ключи, которые он протянул.

— Спасибо. Я позабочусь о нем, — сказал я с вымученной улыбкой. — Тебе нужно, чтобы я вызвал тебе такси?

Маттео одарил меня усмешкой.

— Ох, не волнуйся. Я поеду с Лукой.

Конечно, Капо все еще где-то поблизости. Они, вероятно, соберутся вместе, как только я уеду, чтобы обсудить меня, возможно, даже пошлют кого-нибудь за мной, чтобы проверить, не делаю ли я что-нибудь против Фамильи.

— Как только ты вернешься, нам нужно будет многое обсудить. Если ты хочешь быть с Марселлой, мы должны договориться о помолвке и свадьбе, сменить твой гардероб и дать тебе несколько уроков этикета, чтобы ты мог влиться в ее круг общения.

Придурок издевался надо мной. Словно он или Лука хотели, чтобы я женился на Марселле. К сожалению, его слова произвели желаемый эффект. Мое тело ощетинилось при одной мысли о, сказанном. Я не хотел, чтобы меня превращали в кого-то другого. Черт, брак всегда казался мне ненужным.

Я надел шлем и завел мотоцикл. Маттео отступил назад. Отдав честь, я уехал. Я подавил желание оглянуться через спину. Повернувшись спиной к Витиелло, я все еще испытывал озноб. Езда на Кавасаки была для меня совершенно новым чувством. Я предпочитал ровный гул Харлея и испытал острую боль, когда подумал о своем теперь сгоревшем Харлее. И все же знакомое чувство свободы, которое всегда переполняло меня на байке, охватило меня.

Мог ли я действительно отказаться от своей свободы, своего образа жизни, даже от части себя ради Марселлы?

Мама с беспокойством смотрела на меня, когда мы сидели за обеденным столом. Мэддокса отпустили утром, а Маттео даже дал ему свой мотоцикл, потому что Мэддоксу нужно было выполнить несколько дел. Я подозревала, что он отправился на поиски своего брата и матери, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. И все же я надеялась, что он придумает способ связаться со мной.

— Маттео не следовало отдавать ему свой байк. Я просил его об этом несколько месяцев, а он просто подарил его нашему врагу, — пробормотал Амо.

— Это был не подарок. Он должен его, пока он не вернет его по возвращению, — твердо сказала я.

Амо покачал головой.

— Верно.

— Марселла, — начал папа, явно пытаясь нанести удар как можно мягче.

Я знала, о чем они все думали.

— Мэддокс не сбежал. Он позаботится о нескольких делах, а затем вернется в Нью-Йорк, чтобы проявить себя.

Папа посмотрел на маму.

— Марселла знает его лучше, чем мы, — сказала она в своей обычной дипломатической манере. — Если она доверяет ему, уверена, что у нее есть на то свои причины.

— Спасибо, мама.

— Но я действительно хочу встретиться с ним лично как можно скорее.

Я подавила улыбку, услышав внезапную сталь в ее голосе.

— Я представлю его тебе.

Я не пропустила настороженное выражение на лице папы. Он, вероятно, стоял бы на страже каждую секунду, пока мама встречалась с Мэддоксом. Это странно. Несмотря на его радиомолчание и сомнения моей семьи в его возвращении, я верила, что он вернется. После того, чем он рисковал, чтобы спасти меня, я уверена в его чувствах ко мне.

Когда на следующее утро не было ни слова о Мэддоксе, я действительно начала нервничать. Но я не хотела тратить время на беспокойство. Мэддокс вернется, а если он этого не сделает... тогда он никогда не заслуживал меня с самого начала. И все же при мысли об этом у меня болело сердце.

Я решила отвлечься тем, что собиралась сделать уже пару дней. Я позвонила Гроулу и спросила, может ли он забрать меня и отвезти в приют, который он построил вместе с Карой, помогая подвергшимся насилию бойцовским собакам. Папа упоминал, что они отвезли туда ротвейлеров.

Тридцать минут спустя он остановился перед нашим особняком. Два телохранителя ждали перед дверью, когда я вышла на улицу. Они проводили меня до машины Гроула, затем сели во вторую машину и последовали за нами.

— Спасибо, что приехал так быстро, — сказала я.

— Я удивился, что ты хочешь увидеть собак.

— Сначала я боялась их, но потом как-то привязалась к собаке, которая находилась рядом с моей клеткой. Ее зовут Сатана, но она была тяжело ранена. Ты не знаешь, выжила ли она?

— Я не знаю их имен. Мне все еще нужно дать им имена.

— Пожалуйста, не называй ее Сатаной.

Гроул кивнул.

— Должна признать, что снова увидеть собак не единственная причина, по которой я попросила тебя забрать меня.

— Я понял, — прохрипел Гроул. — Твой отец сказал мне, что ты присоединишься к бизнесу.

— Я хочу возглавить нашу команду Головорезов, координировать атаки на МотоКлубы, которые доставляют нам проблемы, а также найти оставшихся байкеров Тартар, представляющие опасность.

Гроул просто кивнул, но я действительно хотела, чтобы он что-нибудь сказал.

— Я хочу знать, возникнут ли у нас проблемы из-за того, что я девушка, или из-за того, что ты хотел возглавить команду Головорезов.

— У меня нет проблем с тем, чтобы служить тебе, и я никогда не горел желанием никем управлять. Я доволен работой, которую выполняю на ежедневной основе.

— А что насчет других Головорезов? Они тебе что-то говорили?

— Большинство из них знают, что лучше не ругать тебя.

Они боялись моего отца, но не уважали меня. Я бы сделала все возможное, чтобы изменить это. Почти через час мы прибыли к зданию приюта с несколькими огромными огороженными участками. Мы вышли, и к нам подошёл долговязый парень лет двадцати.

— Трудные подростки управляют приютом под твоим руководством, верно?

— Это дает им и собакам новый дом.

Гроул привел меня на меньшую площадь, где в общей сложности содержалось десять ротвейлеров.

— Они еще не ладят с другими собаками, поэтому мы должны держать их отдельно.

Не потребовалось много времени, чтобы заметить Сатану, и облегчение нахлынуло на меня. Ее бок был перевязан, и она вынуждена была находиться в конусе, чтобы не зализывать рану, но в остальном она выглядела хорошо.

— Она одна в клетке, потому что другие собаки не приняли бы ее, пока она ранена.

К моему удивлению, она побежала к решётке, как только заметила меня. Учитывая нашу первую встречу, мы прошли долгий путь.

— Привет, девочка, — сказала я.

Она фыркнула и завиляла хвостом. Хорошо накормленная и с огромной территорией, по которой можно бегать, она казалась гораздо более расслабленной, чем та собака, которую я помнила.

Встреча с ней также вернула мне много воспоминаний из моего плена, которые я не хотела вспоминать. Я все еще чувствовала себя пойманной в своего рода подвешенном состоянии, физически вернувшись домой, но мой разум все еще был затерян в здании клуба. Я нежно погладила ее через решетку.

— Ты найдешь для нее хороший дом?

— Это будет нелегко, учитывая их воспитание.

— Я хотела бы забрать ее к себе, но папа никогда этого не позволит.

— Твой отец хочет защитить тебя.

— Знаю, — сказала я. — От всего. От Мэддокса, собак...

— Мэддоксу нужно заслужить доверие твоего отца. Это нелегко сделать, но когда-то я был врагом твоего отца, и он дал мне презумпцию невиновности. Мэддокс может сделать то же самое.

Я улыбнулась.

— Спасибо, Гроул. — я взглянула на Сатану, которая наблюдала за мной. — Ты можешь сделать мне одолжение и назвать ее Сантаной? Это все еще похоже на ее старое имя, но намного лучше.

— Конечно. Ты хочешь провести с ней больше времени?

— Да.

Я осталась еще на час, чтобы погладить ее, прежде чем Гроул отвез меня домой. Я поднялась в свою комнату, чтобы изучить возможные татуировки и не думать постоянно о Мэддоксе.

Ранним вечером снаружи заурчал двигатель байка. Мои глаза расширились, и я вскочила с дивана в своей комнате. Я бросилась вниз по лестнице и направилась к входной двери, мое сердце бешено колотилось. Открыв ее, я сдулась, увидев Маттео на его байке, который он дал Мэддоксу.

Он провел рукой по волосам и слегка улыбнулся мне.

Позади меня послышались шаги, и рядом со мной появился папа. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Что не так? Где Мэддокс?

Маттео поднялся по лестнице, обменявшись еще одним таинственным взглядом с папой.

— Папа, — сказала я сердито. — Где Мэддокс?

Амо и мама уже стояли в вестибюле.

Папа тронул меня за плечо.

— Он появился в приюте Гроула сегодня днем и высадил еще двух собак и байк Маттео.

Мы, должно быть, разминулись друг с другом на час.

— Но где он сейчас?

— Он убежал, как мы все и предполагали, — сказал Амо.

Я повернулась к нему, чтобы наброситься, но сострадательное выражение лица мамы сказало мне, что слова Амо были правдой.

— Что? — прошептала я, потрясенная. — Он бы просто так не сбежал. Он спас меня, он предал свой клуб ради меня...

— Может, он пожалел о своем решении, — мягко сказал Маттео.

Папа тронул меня за плечо.

— Мэддокс знает только свой байкерский образ жизни. Он не хочет быть связанным девушкой или социальными условностями. Зов дороги, зов свободы слишком силен.

— Думаешь, он предпочел свободу мне?

— По крайней мере, то, что он считает свободой.

— Это он сказал Гроулу?

Маттео кивнул.

— Я разговаривал с Гроулом, когда забирал свой байк. Мэддокс не задержался надолго. Он постарался убежать так быстро, как только мог. Сейчас он, вероятно, направляется за пределы нашей территории. Люди, которые следили за ним вчера, видели, как он забирал сумку, полную наличных.

Я с трудом сглотнула.

— Он мог бы быть свободным рядом со мной.

— Хороший выбор. Если он вновь создаст клуб, я убью его, и на этот раз Марси нас не остановит, — пробормотал Амо.

Я проигнорировала его. Мама обняла меня одной рукой.

— У тебя впереди прекрасное будущее, Марси. Он не нужен тебе. У тебя есть мы.

Он мне не был нужен, но я хотела, чтобы он был рядом со мной. Я хотела, чтобы он стал частью моей жизни, моей семьи. Я думала, что мы сможем преодолеть пропасть между нашими корнями.

Но наша связь была фатальной с самого начала. Мэддокс спас меня, а я спасла его. Все.

Теперь мне просто нужно было убедить в этом свое сердце.

Продолжение следует...

Всю информацию о книгах Коры Рейли, тизеры к будущим релизам автора и многое другое в (Кора Рейли)

КНИГИ КОРЫ РЕЙЛИ

Серия «Рождённые В Крови»:

         0,5. Лука Витиелло (сюжет «Связанные Честью» от лица Луки)

         1. Связанные Честью (Лука & Ария)

         2. Связанные Долгом (Данте & Валентина)

         3. Связанные Ненавистью (Маттео & Джианна)

         4. Связанные Искушением (Ромеро & Лилиана)

         5. Связанные Местью (Гроул & Кара)

         6. Связанные Любовью (Лука & Ария)

         7. Связанные Прошлым (Данте & Валентина)

         8. Связанные Кровью (Антология серия «Рождённые В Крови»)

Спин-офф серия «Хроники Каморры»:

         1. Извращённая Преданность (Фабиано & Леона)

         2. Извращённые Эмоции (Нино & Киара)

         3. Извращённая Гордость (Римо & Серафина)

         4. Извращённые Узы (Нино & Киара)

         5. Извращённые Сердца (Савио & Джемма)

         6. Извращённое Притяжение (Адамо & Динара)

Вне серий:

         1. Сладкое Искушение (Кассио & Джулия)

         2. Грязная Сделка (Талия & Киллер)

         3. Любовь Взаперти (Мауро & Стелла)

         4. Король Дроздобород (Пейтон & Джин)

         5. Хрупкое Желание (Данило & София)

         6. Не Суждено Быть Сломленной (Зак & Эмбер)

Серия «Жестокая Игра»:

         1. Только Работа, Никакой Игры (Ксавье & Эви)

ОБ АВТОРЕ

         Автор бестселлера по версии USA Today. Автор серии «Рождённые в Крови», «Хроники Каморры» и многих других книг, большинство из которых посвящены опасным, сексуальным плохим мальчикам.

         До того, как она нашла свою страсть в романтических книгах, она была традиционно издаваемым автором литературы для взрослых.

         Кора проживает в Германии, вместе с милой, но сумасшедшей собачкой, любимым мужем и дочкой Тони (21.01.2021).

         Когда автор не проводит дни, работая над книгами, Кора планирует свои следующие путешествия или готовит слишком острые блюда со всего мира.

         Кора имеет степень юриста, но несмотря на это, полностью окуналась в написание романов.