<p>
- Вот! Смотрите туда! - Паша вытянул руку. - Видишь ущелье под камнями?
- Вижу, - Марина прикрыла ладонью глаза, чтобы не слепило заходящее солнце. - Это и есть твоя Долина духов?
- С виду ничего особенного, - Лена вгляделась в далекие камни.
- А как, по-твоему, оно должно быть 'с виду'?
- Ну, мрачно хотя бы, как-нибудь, - Лена прижмурилась на солнце. - Ты такие вещи рассказывал - ужас какой-то.
- И вы еще не всё знаете, - отозвался Паша зловеще. - Ладно, пора на ночлег, баиньки. Проспим - опоздаем на вечернюю лошадь.
- Опоздаем - так опоздаем, - Марина отвернулась от солнца. - Деревня все-таки не Долина духов. Можно и переночевать.
- Так и там можно переночевать. Идти полчаса. До темноты успеем.
- Нетушки, - Лена засмеялась. - Сам иди. Я палатку тут поставлю.
- У нас только одна палатка. Значит если я туда пойду...
- То будешь ночевать без палатки.
- Пусть идет, - Марина кивнула. - Сам говорил, что там люди ночуют.
Паша скинул рюкзак, присел к камню. Прислонился к нагретой за день стенке, зажмурился, стал нежиться в закатных лучах.
- Ночуют... Лично знаю таких... Знал... В позапрошлом году водил, например...
- Ты про норвегов? - Лена сбросила рюкзак, пристроилась рядом, протянула уставшие ноги. - Которые все с ума сошли?
- Не все. Двоих нашли утром с разрывом сердца.
- А еще рассказывал про москвичей, которые тоже свихнулись, - Марина опустилась рядом.
- Там свихнулся только один. Лешу помнишь? Утром пошли через долину... Утром там просто супер, никогда не подумаешь... Так трупов было только четыре. Пятый куда-то делся. Искали его, искали. Нашли вечером. Забился в какую-то щелку и мычал. В общем, увезли в дурку... Эта долина тут главный аттракцион. Все считают, что самые умные, ну и... Хотя я уверен, что это все бред. Как-нибудь схожу и переночую.
- Ну, сегодня и переночуй, Если такой уверенный...
- Мне палатка нужна. Без палатки я там ночевать не буду. Знаю я эти долины. Утром все мокрое и холодное, яйца простудишь за нефиг делать.
- Фу, грубиян... А что, Ленка, - давай дадим ему палатку? Пусть правда пойдет и переночует?
- А давай! Давай дадим ему палатку! Пусть правда пойдет и переночует!
- Не-е... - протянул Паша сонно. Последние солнечные лучи, прохладно-свеже-оранжевые, падали ему на лицо, и он благостно жмурился. - А вы как будете ночевать? Тогда вы у меня простудитесь...
- А мы пойдем с тобой, и посмотрим, - пробормотала Марина. - Какой ты у нас храбрый...
- Так уж пойдете... Щас...
- Пойдем-пойдем... - пробормотала Лена. - Мне, например, наплевать на твоих духов... Я так устала, что как упаду, так и просплю до утра... Из пушки не разбудишь...
- Ну, пошли... Что лежишь тогда...
- Спать хочу...
Сидели, дремали. Солнце скрылось за кряжем, опускались сумерки. Паша выпрямился.
- Народ! - он растолкал девушек. - Хватит спать! Надо ставить палатку, а то спать надо.
- А долина? - спросила Марина, зевая. - Мы вроде в долине ночевать собрались? Или уже передумал?
- Вы серьезно? Я ничего не передумал. Идти - так пошли. И быстрее, а то сегодня луны нет. Идти - так пока видно.
- И пошли, - Лена поднялась, взялась за рюкзак. - Пошли, Пашенька! Или что?
- Что 'что'? Пошли!
- Пошли! - Марина хмыкнула. - Духи и привидения, хи-хи-хи.
Паша начал спускаться, перепрыгивая с камня на камень. Спустившись до половины, он обернулся. Девушки по-прежнему стояли на вершине склона.
- Ну, что стоите! Темнеет!
- То это серьезно? - отозвалась Лена.
- Не понял! Сами тут что каркали?
- Грубиян! Мы не каркали! Мы рассматривали возможность.
- Ну, вот и рассмотрели возможность! Или струсили?
- Ничего не струсили, Сам дурак!
- Слаби-бо-бо? - закривлялся Паша внизу. - Слаби-бу-бу? Я пошел, - он отвернулся, заскакал по камням.
- Ринка! Он уносит нашу палатку!
- Отдай нашу палатку! - крикнула та. - Отдай, мы всё простим!
- Щас! - отозвался Паша, невидимый в сумерках. - У-лю-лю!
- Нет, вот ведь хам! - крикнула Марина в сумерки. - Давай ему все-таки вставим, хоть раз как следует!
- Мы идем тебя бить! - Лена стала спускаться за Мариной. - Ой, мамочка, осторожно... Тут можно скатиться и шею свернуть...
- Народ, вы только там осторожней... - донеслось снизу. - Тут можно скатиться и шею свернуть!
- Я поняла! - закричала Лена во тьму. - Ты все специально подстроил! Чтобы смыться вперед и нас бросить! С утра замышлял!
- И это после того что мы для тебя сделали! Ленка, давай его сами бросим! Мы для него наизнанку - а он?
- Сначала вставим, а потом бросим!
- А-а-а!!! - донесся вопль.
Девушки замерли в ужасе.
- Духи! Меня уже хватают за яйца!
- Дурак! - закричала Марина. - Козел! Нет, что за кретин на нашу голову взялся!
- Отдай палатку, мы всё простим! - закричала Лена.
- Не отдам, не отдам! Тра-ля-ля, тру-лю-лю!
- Ну все, Пашенька! Больше нашего терпения на тебя нет. Вот идиот на нашу голову взялся! всё, Ленка, вставляем?
Девушки продолжили осторожно спускаться.
* * *
- Как-то здесь на самом деле, - Марина оглянулась в сумерки. - Жутковато...
- Ха, - усмехнулся Паша зловеще, сбросив рюкзак. - Долина духов все-таки, не хрен соба...
- Пашка! - Лена треснула его по шее. - Хватит уже! Матерщинник!
- Фух, вот я устала сегодня. - Марина сбросила рюкзак, присела. - Даже есть не хочу.
- Я тоже, - Лена опустилась рядом. - Вот чая можно попить... У нас там шоколадка осталась? И спать. Я падаю просто. В ушах гудит...
Какое-то время сидели, слушая загадочную тишину. Тишина в долине стояла странная, совсем не горная - когда донесется то шелест листьев, то шорох веток, то еще какой-нибудь живой звук. А здесь было тихо, совсем.
- Какая-то тишина мертвая... - прошептала Марина и придвинулась к Лене.
- Пашенька, - Лена схватила того за колено. - Давай ставить палатку. Страшно.
- Не сиди тогда, если страшно, - Паша раскрыл чехол, выворотил палатку. - Ну! Давайте ставить палатку.
Лена и Марина сидели прижавшись друг к другу, не шевелясь.
- И долго так будем сидеть? Я один не поставлю, держать надо!
- Держать? - прошептала Марина.
- Не понял! - прошипел Паша. - Ты что - первый раз замужем?
- Сейчас... Сейчас встану...
- Лена!
- Сейчас... Сейчас, посижу минутку и встану... Ставить палатку...
- Але, народ! - Паша опустился на корточки, стал трясти девушек. - Рано с ума сходить! Сначала надо поставить палатку.
- Надо, - прошептала Марина. - Сейчас встанем... Минутку только одну...
- Рина!
Он дернул ее за руку. Она наконец поднялась, стала как вкопанная.
- Помогай! Лена!
Дернул за руку Лену - та поднялась, застыла таким же образом.
- Не понял! Вы что? Надо ставить палатку! Завтра вставать чуть свет - на автобус опять опоздаем! Эту палатку в одного не поставить!
- Сейчас, - Марина вцепилась ему в локоть. - Чуть-чуть постоим, и будем ставить палатку...
- Лена! - он схватил сложенную палатку, сунул той шнур. - Держи! Я пошел разворачивать... Марина! - он потряс ее за плечо. - Что за беда еще! Надо ставить палатку!
- Да-да, палатку, сейчас... - Марина смотрела на веревку.
- Что за ерунда? - бормотал Паша под нос, разворачивая палатку и втыкая в почву крепления. - Я тоже хочу спать, но ведь не торможу так страшно.
Наконец палатка была поставлена. Он затолкал в нее девушек, закинул рюкзаки, забрался сам, застегнул вход, уселся. Включил и подвесил фонарик. Девушки сидели по углам и молча смотрели.
- Чай пьем?
Они молчали. Паше стало страшно.
- Чай, говорю, пьем?
Он подергал их за плечи. Первой очнулась Марина.
- Чай... - она обернулась к Лене. - Ленка... Термос где - у тебя?
- Что? - та очнулась, оглядела палатку. - А, чай... У меня кажется... - стала копаться у себя в рюкзаке. - Чай... Чай... Вот он...
Сидели и пили чай. Палатку накрыла такая тишина, что казалось было слышно как шевелится пар над чашками. Стал проникать холод.
- Как бы нам тут даже в палатке не обморозиться, - пробормотал Паша. - Хорошо - мешки проверенные...
- Тихо! - Лена поперхнулась. - Не ори так! - она втянула голову в плечи. - Тише...
- Я не ору, ты что? - прошептал Паша и тоже втянул голову в плечи.
- Тихо! - прошептала Марина и схватила его за руку. - Не кричи! Нельзя тут кричать...
- Я не кричу! Вы что - спятили? - он помолчал, отхлебнул чая.
- Не шуми так! - прошептала Марина и дернула руку. - Тише не можешь пить?
- Это как? Что значит 'пить тише'?
- Ай! - Лена закрыла уши руками.
Чай вылился на свернутый спальный мешок. Лена застыла, глядя как пятно расползается по мешку.
- Та-а-ак... - Паша доглотал чай, отставил чашку. - Что-то мне это уже очень не нравится. Лена!
Он покрутил ладонью у нее перед носом. Лена посмотрела на ладонь, на Пашу, на ладонь снова. Взгляд был осмысленным, ясным. Паше опять стало страшно.
- Рина! Давайте спать. Ну его, этот чай.
Он забрал у нее чай. Она не сопротивлялась; рука у нее была оцепеневшая, холодная.
- Снимем ботинки...
Он стал развязывать у них шнурки, снимать ботинки. Девушки покорно слушались.
- Развернем мешки, - развернул спальники, расстегнул, - залезем, - засунул Лену и Марину, застегнул 'молнии', - и баиньки... Баиньки, спатеньки, что там еще...
Сложил чашки в кулек, уложил кулек в рюкзак, поставил рюкзак в угол, забрался в мешок, устроился между девушками. Подумал, что фонарик надо бы выключить. С фонариком было страшнее. Приподнялся на локте, протянул руку, как его схватили за локти. Обернулся - Лена держала с одной стороны, Марина - с другой. Они молчали, смотрели в глаза, и ему в третий раз стало страшно. Захотелось крикнуть - чтобы не было так по-жуткому тихо...
- Ладно... Пусть горит... Пусть светится...
Вернулся на место. Девушки лежали - так тихо, что показалось вдруг, что они умерли. Приподнялся, оглядел Лену, повернулся, оглядел Марину. Спят наконец, и дышат - тихо-претихо, больше видно чем слышно. Дернуло их сюда притащиться. Скорей бы уснуть.
* * *
Спать хотелось ужасно, а заснуть Паша не мог. Тишина угнетала, давила, душила. Он лежал, вздыхал, удивлялся - интересно, никогда не подумал бы, что бывает такая вот тишина, которая заснуть наоборот мешает. Лежал как бревно, боялся пошевелиться, чтобы не побеспокоить девушек. (Проснутся - станут опять чудить; уснули - и хорошо, теперь самому бы тоже.) Спина стала ныть, мешала заснуть, но он не шевелился, утешаясь мыслью, что как следует выспится завтра, когда они доберутся до нормального дома с нормальной кроватью.
Наконец ему стало казаться, что от этой тишины начинается какой-то бред. За палаткой кто-то бил в бубен и бормотал. Молился - по-здешнему Паша кое-что понимал, и кое-что разобрал. Он лежал, слушал бубен, бормотание и молитвы, и вроде наконец уснул. Но тут Лена зашевелилась, привстала, стала расстегивать свой мешок. Паша в секунду очнулся и сел.
- Лена!
Он схватил ее за руку. Рука была ледяная. Лена пыталась расстегнуть 'молнию', но рука дрожала, и у Лены не получалось.
- Что-то у меня молния не расстегивается... Помоги...
- Ты куда собралась? - у него самого похолодели руки.
- Пашенька, мне нужно... Туда... Слышишь?
Паша понял, что бубен и бормотание не прислышались. Недалеко кто-то бил в бубен и бормотал, напевал - уныло, негромко, тягостно.
- Слышу, - он стиснул холодную руку. - Кто-то бьет в бубен и молится. И что? Не надо ему мешать, не надо к нему ходить.
Он попытался ее уложить. Она стала сопротивляться, несильно, но настойчиво. Схватил за руки, но она пыталась освободиться и расстегнуть 'молнию'.
- Нет... Ложись отдыхать... Нам рано вставать, и целый день топать. И, главное, не опоздать на автобус...
Лена заплакала. Она смотрела Паше в глаза, по щекам текли слезы. Снова вцепилась в 'молнию'.
- Помоги, пожалуйста, расстегнуть... Молния какая-то дурацкая...
Бубен приблизился к палатке. Глухой унылый стук раздавался у самого входа. Лена вцепилась в 'молнию', стала беспорядочно дергать. 'Молния' не открывалась. Лена стала выкарабкиваться из мешка. Паша схватил ее за руки, обнял, прижал к себе.
- Лена!.. Там сейчас холодно. Ты простудишься. Лежи здесь... Нас трое, и нам тепло.
- Пашенька! - Лена плакала, слезы текли по щекам. - Выпусти меня туда... Мне нужно...
- Нет! Не пущу.
Он вцепился в Лену, прижал к себе изо всех сил. Она долго плакала, дергалась, пыталась вырваться, наконец стихла.
- Ну вот, - прошептал Паша, сам дрожа как осиновый лист. - Вот и баиньки... Нечего тебе там делать... Холодно, сыро, вымокнешь, простудишься, этого не хватало...
Лена уснула. Осторожно уложил ее рядом, улегся сам. Долго лежал так, не выпуская ладони, - которая становилась теплой и мягкой. Бубен по-прежнему бился, но дальше. Паша лежал, лежал, лежал и лежал; бубен снова стал приближаться. Тогда зашевелилась Марина. Привстала, стала расстегивать свой мешок. Паша сел.
- Рина!
Он схватил ее за руку. Рука была ледяная. Марина пыталась расстегнуть 'молнию', но рука дрожала, и у Марины тоже не получалось.
- Что-то у меня молния не расстегивается... - Помоги...
- Ты что? - у Паши перехватило горло. Ты куда?
- Пашенька, мне нужно... Туда...
Бубен снова стучал у входа. Кто-то снова сидел перед палаткой, стучал, бормотал, молился. Негромко, уныло, тягостно, глухим голосом.
- Слышишь? - Марина посмотрела Паше в глаза.
- Слышу, - он стиснул холодную руку. - Кто-то бьет в бубен и молится. Ну и что? Не надо ему мешать! Молится - значит надо. Значит совесть нечистая. У нас совесть чистая, и нам там нечего делать. Ложись, моя девочка, спать... - стиснул ладонь так, что заломило пальцы. - Кому говорю!
Марина дергалась, плакала, наконец уснула. Он уложил ее рядом, улегся, и долго лежал так, не выпуская ладони. Бубен стучал и звенел, но снова - дальше и дальше, теперь совсем далеко.
- Выйти, что ли? На самом деле? В рыло ему настучать, уроду... Мешает спать девочкам, сука.
Когда бубен, бормотание и молитвы растворились, появилось другое. В удушающей тишине послышался топот и детский смех. Паша разом вспотел. Вот он лежит, здесь, в палатке, голова прозрачная; соображает четко, кристально - как никогда в жизни. Ребенок (дети, ребята?) бегал вокруг палатки (бегали, несколько?), и смеялся (смеялись, несколько?). Он лежал, лежал, лежал и лежал, и топот не прекращался, и смех раздавался то справа, то слева, то спереди, то сзади, то сразу со всех сторон.
Иногда топот стихал, смех прекращался, и Паша не сомневался, что проклятый ребенок (проклятые дети) сидит (или, гады, сидят) перед входом и слушают (что?). Потом снова - топот, веселый смех; потом вновь тишина - сидят перед входом, сволочи, слушают (что?).
- Паша!
Он как лежал - подскочил. Повернулся - Лена, приподнявшись на локте, смотрит в глаза.
- Выйди из палатки, Паша!
- Ты почему не спишь? - Паша осип. - А ну, спи, сейчас же, дура! - он в ужасе наблюдал как по щекам опять текут слезы.
- Я никуда не пойду! - он сел. - А ты спи. Спи - кому говорят!
Попытался засунуть Лену обратно в мешок, и это ему удалось. Она не сопротивлялась, и Паша затянул 'молнию' до предела. Лена лежала, смотрела на него, плакала.
Топот и смех не прекращались. Потом перестали опять - сидят у палатки, у входа, слушают.
Вдруг Лена - как была, в мешке, со спрятанными руками - села, выпрямилась, и сказала, ясным спокойным голосом:
- Выйди из палатки!
- Я никуда не пойду! - от страха он вцепился ей в плечи.
- Выйди из палатки, Пашенька, - она опять заплакала.
- Не пойду, - просипел Паша. Опять обнял Лену, зашептал: - Зачем ты меня прогоняешь? Я тебя обидел хоть раз? По-настоящему? А ты меня выгоняешь... Там холодно, сыро... Я там простужусь, заболею... Намокну, охрипну, умру... Ты что - хочешь чтобы я умер?
- Нет... Ты что - дурак, что ли... Выйди из палатки, Паша!
Она забилась, пытаясь высвободиться из мешка. Билась, рыдала, дергалась, наконец успокоилась, снова заплакала.
- Не выйду - и все! Меня там съедят эти дети... Ты что - хочешь чтобы меня съели дети?
- Нет... Дурак, что ли...
Она плакала, всхлипывала, наконец уснула. Он уложил ее, сел - стараясь не слышать топот и смех, которые то удалялись, растворяясь в жуткой тиши, то приближались, отдаваясь в ушах молотками. Затем настала очередь Марины.
- Паша!
Он повернулся. Она, приподнявшись на локте, смотрела ему в глаза.
- Выйди из палатки, Паша! - Выйди из палатки! - Выйди из палатки, Пашенька!
- Рина! - сказал Паша устало. - Ведь сказал уже. Не пойду. Давай спать. Нам рано вставать. А до автобуса - идти целый день, мало ли что...
Топот и смех не прекращался. Проклятых детей там штук не меньше десятка...
- Не пойду. Не проси даже, - он обнял ее, прижался к мокрой щеке. - Я ведь там пропаду, один... Ты что - хочешь чтобы я там пропал?
- Нет... Ты что - дурак, что ли?
...и они бегают вокруг палатки, смеются, останавливаются у входа, тихо шепчутся, трогают вход...
- Выйди из палатки, Паша!
- Я никуда не пойду! Давай спать, дура! Я тебя обидел, хоть раз?
...и трогают снова, трогают и хихикают, топчутся и смеются, сидят у порога и слушают; шепчутся, хихикают снова, и так без конца...
- Нет... - Марина плакала, слезы лились по щекам. - Дурак, что ли...
Наконец успокоилась тоже, уснула. Дети по-прежнему бегали и смеялись - то удаляясь, то приближаясь - справа, слева, сзади, спереди; справа и слева, сзади и спереди сразу...
Сначала вернулась сволочь с бубном и бормотанием. Мерный, однообразный 'бум-бум' доводил до остервенения сам по себе, а тут еще молитвы могильным голосом. Бубен плавал вокруг палатки, голос напевал унылый, мертвый, адский мотив.
Потом вернулись сукины дети. Бегали вокруг палатки и хихикали, хихикали и бегали вокруг палатки. Иногда хихикать и бегать переставали, и замирали у входа, и шептались, и трогали вход, и касания были видны бугорками на материале...
Бубен бубнил, голос молился. Дети хихикали, топтались у входа. Бубен бубнил, бубнил, бубнил и бубнил; дети бегали, смеялись, подслушивали. Первой очнулась Лена. Она привстала, выпрямилась, схватила за руку.
- Паша! - прошептала, глядя в глаза. - Не выходи из палатки!
- Я никуда не выйду. Ни из какой палатки. Ты что - не веришь?
- Верю... Только не выходи, ладно? Не бросай нас.
- Паша! - на плечо легла рука. - Не выходи из палатки!
Он отпустил Лену и обернулся.
- Рина! Я здесь, я никуда не пойду. Вот он я, здесь, - он, сам дрожащей рукой, привлек Марину.
- Не выходи из палатки, Паша! - плакала Лена с другой стороны.
- Лена, ложись отдыхай, - не отпуская Марину, он обернулся к Лене. - Ложись спать... Завтра вставать рано... Автобус... Я никуда не уйду! - обернулся к Марине. - Ну хватит же, блин! Ты что - тоже не веришь?
- Верю... - Марина вцепилась в него. - Только не выходи, ладно? Не бросай нас.
- Не бросай нас, пожалуйста... - Лена вцепилась с другой стороны, потянула к себе. - Мы ведь тебя любим... Правда иногда обзываемся, и кричим, но это ведь так, несерьезно, в шутку...
- Не выходи из палатки, Паша, - плакала с другой стороны Марина.
Бубен бубнил, кто-то хрипло молился, дети хихикали, бегали, шептались у входа. Паша понял, что если крыша у него сейчас все-таки съедет, и он действительно выйдет наружу, Лена с Мариной тут же умрут, без шуток.
Не бросай нас, пожалуйста... Мы ведь тебя любим... Правда иногда обзываемся, и кричим, но это ведь так, несерьезно, в шутку...
Марина плакала, тихо, почти не слышно, как одинокая девочка. Так горько, что он наконец сорвался и заорал:
- Я никуда не пойду! Хрен вам! Давайте спать, дуры! Нам рано вставать! И идти целый день! И на автобус ведь опоздаем!
И так они сидели неизвестно сколько, и он слушал как они плачут - тише, тише, тише и тише... И бубен тоже стихал, и растворялся вдали, и с ним угасала молитва, и дети уже не садились у входа, и не шептались, а только топтались вокруг, хихикали...
Стук бубна ушел, с ним молитва и бормотание. Звук шагов тоже стихал; они удалялись, наконец растворились. Вдалеке хихикнуло в последний раз; вновь настала тяжелая, вязкая, ужасная тишина.
Паша разложил девушек по местам. Они лежали теперь так мирно, спокойно, что в голове промелькнула мысль - все это бред, дурной сон, не было ничего... Ни бубна, ни бормотания, ни молитвы, ни смеха... Никто не хихикал, не шептался, не сидел у порога, никто ничего не трогал, никто ничего не подслушивал...
Он расстегнул 'молнию', выскочил из палатки.
На востоке небо ярко синело. Был предрассветный, самый студеный час.
- Нифига себе... - Паша потер руки. - Лето только закончилось... - несколько раз подпрыгнул. Горы, блин...
Преодолевая идиотскую слабость, прошелся вокруг палатки. Так и есть. Никаких следов.
- Откуда им взяться, - бормотал он, смотря под ноги. - Сволочи... Зря я не вышел и не начистил им пятаки. Не посмотрел бы, что дети.
* * *
Паша слонялся вокруг палатки пока из-за кряжа не показалось солнце, и холодные утренние лучи не растеклись по долине. Тянуть было некуда. Как в омут нырнул в палатку.
- Народ! Хватит спать! Нам идти целый день! На автобус ведь опоздаем!
Первой проснулась Лена. Вытащила руки из мешка и стала потягиваться - так сладко будто проспала ночь в уютной постели в уютном доме.
- Нет, вот дался тебе этот автобус... - открыла глаза, привстала на локте. - Ринка! - перекатилась к Марине, стала расталкивать. - Вставай, а то Пашище мне тут все мозги за-это-самое, со своим автобусом.
- Какой такой автобус-мавтобус... - та также стала потягиваться, так же сладко. - Давайте еще полежим... - открыла глаза, приподнялась на локте. - Вот запытал ты, Пашенька, со своим автобусом. Опоздаем - и хрен с ним. Будем теперь из-за этого автобуса бежать целый день.
- В горах нужно бродить и наслаждаться пейзажами, - Лена выбралась из мешка, оттолкнула Пашу, полезла из палатки. - А не бегать за автобусом.
- Быстро собираемся, и вперед.
Он вытолкал Марину на холод, высунул вслед ботинки, стал сворачивать спальники.
- Ты видела, Ленка? - возмущалась Марина, обуваясь. - Как он меня выпихнул? И это после того что я для него!.. Мы для него!.. А он!..
- Да он хам вообще просто. Нет, все-таки пора ему вставить!
Паша стал укладывать вещи, и если бы не проклятый автобус, возился бы полчаса, укладывая все каким-нибудь невероятно тщательным образом. Наконец вернулся в утренний холод, убежал на другой конец палатки.
- Держите там за веревочку...
- За эту? Тут их клубок...
- За эту, дура...
- Хватит ругаться! Еще раз услышу - вставлю! Перестаньте ругаться, вообще!
Лена с Мариной переглянулись.
- Паша?
- Плохо выспался?
- Да.
- Почему? - Марина подняла брови. - Я выспалась просто обалденно как.
- А я как! - воскликнула Лена. - Уже давно так сладко не высыпалась! Надо будет еще как-нибудь здесь остаться.
- Ой, Пашенька! Наврал ты все про мертвых норвегов, с разрывами сердца.
- И про москвичей дохлых наврал!
- Собираем палатку и сматываем. Там внизу ручеек. Набираем воды - и валим.
- А мне здесь нравится! - воскликнула Марина. - Давайте здесь погуляем!
- Давайте! - подхватила Лена. - Здесь так здорово, просто супер!
- Нет. Собираем палатку и валим, сейчас же.
- Паша! - Марина перестала смеяться и подбежала. - Брось эту веревку! Ты ее уже полчаса в закрытый карман тыкаешь! Что случилось? - схватила его за руки, прильнула холодной щекой.
- Что случилось? - подбежала Лена, прильнула к другой щеке. - Что ты какой-то вздернутый?
- Не выспался, - он стоял, вытянув руки по швам, смотрел в точку на горизонте, и боялся пошевелиться.
- Ну ты что? - удивилась Марина. - Даже не обнимет нас, гадкий!
Паша аккуратно освободился, присел, стал запихивать палатку в чехол. Лена с Мариной присели, отобрали палатку, стали запихивать сами.
- Ну, мы слушаем.
- Я не выспался, - повторил он в пространство.
- И кто тебе спать мешал? Духи?
- Типа.
- Мы слушаем!
- Вы уснули. Я лежу. Вдруг звуки. Кто-то долбит в бубен и молится. Молится и долбит. Уснуть невозможно.
- И так всю ночь?
- Нет. Потом еще дети пришли.
- Дети?!
- Бегают вокруг палатки, топчутся. Потом садятся у входа, шепчутся и хихикают. Подслушивают что мы в палатке делаем.
- А что мы в палатке делаем?
- В палатке мы спим!
- Щас. Вы мне всю ночь спать не давали.
- Это как так? Что ты выдумываешь?
- Врун! Мы так спали, что нас из пушки не разбудить было!
- Щас. Сначала ты, Лена, проснулась, и как начала лезть из палатки, что я тебя еле скрутил. Потом ты, Марина, проснулась, и тоже как начала лезть из палатки, что я тебя тоже еле скрутил. В общем, кто-то бьет в бубен и молится, а я с вами воюю. Скрутил, значит, засунул в мешки. Вроде уснули. Ну, думаю, может тоже усну. А то на автобус ведь опоздаем.
- Пашка! Промокашка! Еще слово про автобус...
- Ну, вроде как бубен заткнулся. Тишина. Потом эти дети долбаные как стали бегать вокруг палатки, как стали топтаться. Бегают и смеются. А потом как сядут у входа, и как начнут царапаться. Тут ты снова, Лена, просыпаешься, цепляешься, и начинаешь меня выгонять.
- То есть? - Лена весело рассмеялась.
- Выйди, мол, из палатки, Паша... А дети смеются и топчутся. А ты меня к ним выгоняешь. В общем, я тебя скрутил и засунул в мешок. Тут просыпаешься ты, Рина.
- И тоже начинаю гнать тебя из палатки? К долбаным детям?
- А ты не смейся... В общем, бился я с тобой, бился, засунул в мешок. Вроде уснули.
- А дети? Ушли? А где же следы тогда?
- Это же духи. Какие следы? В общем, дети ушли. Но потом снова пришли. И дети, и кретин этот с бубном. Как начал бубнить, снова. Бубнит и молится, молится и бубнит. И дети хихикают, топчутся, шепчутся и скребутся. И тут вы опять просыпаетесь. Цепляетесь, тянете, тащите на кусочки. Пашенька, не выходи из палатки, Пашенька, не выходи из палатки. И ревете.
- Что?
- Как дуры.
- Что-о?! Ах ты!.. - Лена дернула Марину за руку. - Нет, слышала?
- Вот нахал! - Марина даже обиделась. - Ты хоть раз видел чтобы мы ревели - как дуры?
- Чтобы вообще ревели - видел?
- Видел. Сегодня ночью... Пошли! Быстро, на авто...
- Достал ты с этим автобусом! - Марина разозлилась. - И вообще, нам здесь нравится!
- И мы остаемся!
- И будем еще ночевать!
- Да пожалуйста, - Паша схватил свой рюкзак. - Вот ваша палатка, - он пнул свернутую палатку. - А я на автобус опаздываю, - он отвернулся, запрыгал к ручью.
* * *</p>
