космический мечтатель.
Сережа уже громко фантазировал, как едет по космодрому, как здоровается за руку с капитаном корабля, как смотрит на яркую вспышку во время старта ракеты. А там, кто знает, возможно с этого как раз и начнется путь в космонавтику.
– Вы слышали, парни, космонавт-колясочник, – сзади донесся глупый пронзительный хохот. К берегу озера спускались трое рослых мальчишек. Тоха, самый задиристый и крупный из всех, вечно подтрунивал над Сережей.
– Ну и куда наш мальчик на колесах собрался? Неужто покорять космос? – зычно бросил он и снова вызвал взрыв дурацкого гогота. Даша вскочила, готовая дать отпор:
– Вы чего приперлись? Идите отсюда и оставьте нас в покое, а не то…
– Не то что? Папочке пожалуешься, козявка?
Двое ребят по кивку ринулись к девочке и быстро заломали руки за спину. Она неистово вырывалась, пыталась пнуть, кусаться и посылала в адрес хулиганов самые злобные проклятия.
Тоха выхватил журнал и принялся разглядывать:
– Ого, конкурс. Неужто надеешься выиграть? И полетишь в космос. Будешь болтаться в инвалидном скафандре на орбите, как улитка, – он старался имитировать движения в невесомости, раскидывал крепкие руки и нелепо задирал коротковатые для его роста ноги. При этом шалопай глупо смеялся, заручившись поддержкой подельников. Он внимательно наблюдал за Сережей, ждал просьб, уговоров и слез. Не добившись нужной реакции, Антон надорвал журнал и стал выдергивать с мясом по листку. Часть из них медленно опускалась на гладкую поверхность озера, превращаясь в островки. Часть становилась бескрылыми птицами, которых подхватывал усиливающийся ветер.
– Ты просто жалкий трус, – гневно прошипел Сережа, едва сдерживая слезы.
– Что ты сказал, колясочник? Это я-то трус? Ну давай, сразимся на равных. Я даже прилягу, чтоб все по-честному. Ну, валяй.
Сережку разрывало от чувства несправедливости и собственного бессилия. Он прижал 4 пальца к ладони, размахнулся и попал Тохе в челюсть. Руку пронзило словно током: никогда прежде не дрался и совершенно не представлял, как это делать.
– Ах, ты, гаденыш. Я к нему со всей душой, а он… Ну, держись.
Первый удар пришелся под глаз. Боли Сергей не успел почувствовать, только сильное жжение и оторопь. Второй раз Тохин кулак угодил прямиком в губу. От него стало досадно и захотелось плакать.
Двое приятелей замешкались и ослабили хватку. Даша наконец вырвалась, подлетела как пантера и продемонстрировала обидчику свой фирменный хук слева пару раз.
Тоха никак не ожидал такого поворота. Он резко вскочил, свистнул и троица в спешке принялась карабкаться к кромке кратера.
– А ну, валите отсюда, бесхребетные. Только суньтесь еще, – победно крикнула в след заступница.
Места́ встречи с вражеским кулаком начинали ныть, во рту появился привкус металла. Из разбитой губы падали красные бусины и становились неприятными кляксами, встречаясь с клетчатыми штанами.
– Сержант, у тебя кровь идет. Вот ведь беспозвоночные! Давай умыться принесу, а? – с сочувствием произнесла Даша. Сергей покачал головой. Девочка, не зная, как поддержать друга, принялась молча собирать обрывки журнала.
– Смотри, страница с конкурсом осталась, – радостно воскликнула она.
– Брось, Дашка. Ерунда все это. Не буду я участвовать. Они правы: ну какой из меня космонавт.
Даша натянулась струной, быстро подошла и резко сказала:
– А ну, посмотри на меня. Да ты что?! Поверил этому идиоту?! Человеку, который кроме Колобка в жизни ничего не прочел! Если из-за такой фигни ты намерен сдаться, то я не знаю, что. То ты мне больше не друг, вот что, – она говорила уверенно, с какими-то стальными нотками в голосе. Впервые Сережа видел подругу такой, и в груди становилось горячо от ее слов. – Никогда, слышишь, никогда нельзя опускать руки! Это самое последнее дело. Ладно вот я, девчонка, мне положено киснуть и все такое. Но ты не имеешь права. Ради матери, ради погибшего отца, ради нашей дружбы в конце концов. Понял? – Дашкин голос задребезжал, и она резко отвернулась. Сергей заметил, как по щеке побежала маленькая прозрачная капелька, которая тут же спряталась в рукаве футболки.
– Понял, Дашка.
– Что ты понял? – уже спокойным тихим голосом спросила девочка.
– Что ты мой самый лучший друг.
***
Вечером на кровати мама прикладывала лед к посиневшему глазу и смачивала салфеткой распухшую окровавленную губу.
– Ну надо же, а. Сереженька, сынок, ну как же так. Скажи мне, кто это. Я разберусь! Ну разве можно. И у кого это только рука поднялась. Совсем совести нет! Очень больно, да? А вдруг сотрясение? – женщина в ужасе поднесла к губам тыльную сторону ладони. – Нет, надо тебя врачу показать. Если я только узнаю, кто это!
Мама периодически вздыхала, хваталась за сердце, а по лицу ее бродили противоречивые эмоции: то скорбь всех наций, то гнев громовержца, то нежность и сочувствие. Сережа решил прервать этот нескончаемый поток:
– Мааам, серьезно, хватит уже. Мы с ними сами разобрались, по-мужски. А это пройдет на изи,
