водоснабжения и вернуть шланг в гнездо. Да-да, ввиду экономии жидкости и ради безопасности теплицы, я поливала растения старым дедовским методом, разве что шланг выходил из стены – соседний отсек № 5 включал в себя водохранилище, регулируемое бортовым компьютером. Он поддерживал уровень воды на верхней отметке, и если ее потреблялось больше, чем планировалось, корабль-станция вырабатывал недостающее количество посредством математических расчетов и химических реакций. Баки заполнялись по крайнюю черту.
Глаза не обманывали. Морковь готовилась дать первые плоды, опередив картофель, томаты и тыкву.
Я сделала контрольный замер, записала показатели на встроенный в эластичный рукав скафандра диктофон и, сделав снимок, покинула теплицу.
– Гонсалес! С тебя двадцатка, морковь первая в номинации блюда дня! – не скрывая радости, сообщила я, как только очутилась в рубке.
Гонсалес, одетый в свободный, не сковывающий движения нижний комбинезон, ездил на стуле от одного монитора к другому. По экранам бежали длинные вереницы цифр, мужчина стучал по сенсорным клавишам так, будто стремился разбить вдребезги панель управления. Услыхав меня, он бросил через плечо:
– Сколько?
– Треть дюйма.
Скафандр и крепившийся к нему объемный шлем я сняла между первым и вторым шлюзами и теперь, как и Гонсалес, была в одном легком комбинезоне.
– Маловато, – скептически заметил он. – У брюквы еще есть все шансы обогнать ее после новой вспышки.
Чтобы не сойти с ума от рутинных занятий, мы читали почту, отправляли родным видео из «Деметры», играли в шахматы, напоминавшие скорее пластиковых роботов, потому что использование дерева на корабле было запрещено, и делали ставки на овощи.
Брюква, за которую болел Гонсалес, дала пышные листья, но плод завязываться не спешил.
– Я верю в нее, Лоусен. Вот увидишь, – теперь он, наконец, оставил мониторы в покое и озарил меня белозубой улыбкой.
– Если мои расчеты верны, а я допускаю небольшую погрешность, еще одна вспышка увеличит темп рост плода в ноль целых семь десятых, тогда как у твоей брюквы весь рост идет только в листья, – не задумываясь, сказала я. – Ты проиграешь.
Под нами вращался мрачный спутник НТ5610011, на который раз в три луна запускались автоматизированные роботы класса МЛ6. В их задачу входила съемка местности, проба грунта участков на заданном друг от друга расстоянии и возвращение на «Деметру» в целости и с герметичными контейнерами, полными безжизненной земли.
Мы были первыми фермерами в космосе.
Уже здесь, на станции Гонсалес смешивал ее с дерном и песком, который мы привезли в грузовом отсеке с Земли, перегноем, в который при определенных условиях превратилась заготовленная органика за время полета, и снова проводил контрольные замеры и пробы. Он пересыпал получаемую смесь в контейнеры побольше, погружал в нее семена и клубни и помогал перенести их в теплицу. Попадая туда, будущие растения проходили обычный жизненный цикл в необычных для них условиях. Гонсалес с удовольствием посещал отсек № 6, чтобы поставить галочку в своем ежедневном отчете, а так же чтобы сделать очередную ставку на то, какой из овощей быстрее попадет на наш стол.
Первым на кратковременную потерю памяти начал жаловаться капитан. Он обнаруживал себя в других отсеках станции, но не понимал, как там оказался. Его давление и психическое состояние были в норме, анализы крови и энцефалограмма не показывали никаких отклонений. Шел двадцать пятый лун нашего пребывания на орбите спутника.
В один из лунов я нашла в теплице перевернутый ящик. В ней был высажен редис, который усердно гнался в росте за морковью, но, несмотря на скороспелость выбранного сорта, все равно отставал. Листья оказались смяты и переломаны, однако я не отчаивалась – сообщив Гонсалесу о происшествии, заново засадила ящик и вернула его на место.
– Большую часть растений удалось спасти, их повреждения не столь критичны, – обмолвилась я за ужином, надеясь, что вскоре на смену питательным желейным наборам придут первые плоды нашей общей работы.
– Угу, – кивнул Гонсалес и шумно втянул свою порцию, сложив губы, будто ел спагетти. – У меня сегодня отличное настроение. Как насчет партии в шахматы?
Я подозревала, что к случившемуся мог приложить руку капитан. Неосознанно. Но поднимать эту тему мне не хотелось, тем более после проделанной практически заново работы. К тому же он больше не жаловался на провалы в памяти и головные боли, а его физическое состояние было в норме.
– Ты ходишь черными, – сказала я.
Вспышки на Нербусе происходили с необъяснимой периодичностью – от двух до пяти выбросов за лун, при том просчитать, сколько именно их будет сегодня, не было никакой возможности. Когда Гонсалесу казалось, что он нашел подходящий алгоритм расчета, чужое светило будто знало об этом и выдавало совершенно иной результат.
На исходе двадцать шестого луна по дороге к своей каюте я заметила подозрительное пятно. Оно натекло из-под
