Розовый Дождь [Skyrider] (fb2) читать онлайн

Skyrider РОЗОВЫЙ ДОЖДЬ

Интерлюдия. Император

В последнее время мне часто снится мир, каким он был в далеком прошлом, во времена моей юности. Как вживую, я вновь вижу сочные изумрудные луга и аккуратно постриженые фруктовые деревья садовых рощ, бескрайние леса, больше напоминающие благоустроенные городские парки, и множество рек, словно кровеносные сосуды, перегоняющие из одного конца континента в другой потоки свежей, прозрачной как горный хрусталь воды. Я вновь вижу многолюдные города, которые ни за что не отличишь друг от друга — так они похожи друг на друга — , аккуратные черепичные крыши и кирпичные ограды домов, беззаботные толпы обывателей, работающих не до усталости, даже не подозревающих, что такое опасность, голод или старческая немощь.

Целестия…  Благословенная страна, обетованный край блаженства и покоя! Страна, где лето никогда не сменяется зимой, где дожди выпадают как по заказу, в лесах которой ты не найдешь ни одного хищного зверя. Миллионы квадратных миль ухоженных пашен, пастбищ, лугов, лесов и садов. Миллионы счастливых обитателей, не знающих что такое нужда, болезни, голод. Тысячи ничем не отличимых друг от друга городов. Пятьдесят королевств, спаянных, как пластины кольчуги, в единое Содружество под сенью могучего Авалона…

Когда я думаю о том, как жили тогда люди, первое, что приходит мне в голову — это дети. Ведь дети, пожалуй, единственные существа, которые воспринимают все имеющееся у них, как данность, как само собой разумеющееся, совершенно не подозревая, что все те блага, что у них есть, кто-то потрудился произвести, заработать, а, может быть, даже украсть. Ну, а если кто-то тебе эти блага дал, значит, ты уже от него зависим, значит, ты не свободен. Ребенок всегда зависим от своих родителей, даже если это самые лучшие родители в мире, даже если он сам об этом не подозревает.

Так жили тогда все обитатели Благословенной Страны. Жили в свое удовольствие, не замечая оков на своих руках и ногах, считая их просто ювелирными украшениями. И ведь и в самом деле — оковы наши были сделаны из чистого золота…

Имея вот уже почти полувековой опыт управления Империей, я могу сказать, что самая крепкая власть — эта та власть, о которой ты не подозреваешь. Так правили всем человечеством, ловко и умело, Небесные Владычицы. И лишь немногие тогда знали правду. Но даже из тех, кто знал о ней, лишь единицы могли желать иной доли.

Сейчас, когда прошло вот уже почти полвека, как минула Эра Порядка и Процветания, меня часто просят написать о том, что было тогда — каким был мир до того, как на него пролился Розовый Дождь. Да и сам я давал себе обет рассказать о том, что происходило со мной и с другими участниками мировой драмы в те смутные времена, на переломе Эпох. Но раньше на моих плечах невыносимым грузом лежало много неотложных государственных дел, и я никак не мог заставить себя взяться за перо. Сейчас, когда всем заправляют уже мои внуки и правнуки, я все же решил заставить себя выполнить обещанное, чтобы написать то, что должен. И, кто знает, может быть тогда эти сны оставят меня, наконец, в покое?

Писано в лето пятьдесят второе от начала Эры Императора.

КНИГА ПЕРВАЯ ОТВЕРЖЕННЫЕ

Пролог Пылающие небеса

1.

Огненный смерч как всегда обрушился словно из ниоткуда. Ревущие, воющие, охающие звуки, от которых закладывало уши, от которых хотелось, крепко-накрепко обхватив голову ладонями, бежать без оглядки, зарыться поглубже в землю или вообще перестать существовать, вскоре обрели форму пылающих как стога сена огненных шаров, которые то тут, то там разрывались с такой силой, что вековые дубы переламывались как щепки, а ещё влажная, терпко пахнущая древесина от поистине адского жара мгновенно вспыхивала, как высохшая былинка.

Лес горел уже повсюду, грозя поглотить весь лагерь. Полуодетые люди выскакивали из охваченных пламенем палаток, на ходу сталкиваясь друг с другом, осыпая друг друга ругательствами и совершенно не обращая внимания на тех несчастных, кого постигла ужасная участь превратиться в живой, пылающий факел. Десятки таких — извивающихся, как полураздавленные черви, воющих, как поросята на бойне, — ни одна милосердная рука не захотела прикончить. Никому до них не было дела. Каждый хотел только одного — выйти за пределы огненного смерча, спастись самому.

Хаоса и беспорядка как всегда добавили лошади. Обезумевшие животные скидывали всадников, рвали уздечки, оглашая лес неистовым ржанием, затаптывали раненых. Где-то перевернулась телега — возница ругался на чем свет стоит, придавленный ею к земле. Но на него никто уже не обращал внимания.

Огненные снаряды падали все чаще, все ближе подбираясь к сердцевине лагеря — обители «черных» — , отгороженной от всех остальных бревенчатым частоколом, на заострённых вершинах которых красовались человеческие — и не только — черепа, неизменно испускающие из своих унылых пустых глазниц пучки зеленовато-белесого мертвенного света.

Но внутри цитадели как раз и не наблюдалось ни следа паники. Несколько десятков мужчин в черных одеяниях и непроницаемых черных металлических масках, наглухо скрывавших лица, быстро, но без панической торопливости, образовывали магический круг вокруг его стен. Слова заклинаний, произносимых ими, вряд ли кто мог расслышать и в обычное время, а сейчас, в этом сплошном огненном аду ревущего пламени и криков боли, страха и ужаса, — и подавно.

Можно было видеть лишь как они мерно раскачиваются в такт мелодичным напевам с таким видом совершенного безразличия ко всему происходящему, как будто вокруг совершенно ничего не происходит. Но так мог подумать лишь невежда. Всем известно, что «черные», даже погруженные в самый глубокий транс, продолжают видеть все происходящее лучше самого внимательного наблюдателя — «умным», магическим зрением. А вскоре стал очевиден и результат их усилий. Пламя, ревущее как стая голодных драконов, внезапно остановилось, словно наткнувшись на невидимую стену, и подалось назад, охватывая ещё недоеденные островки зеленого леса. Ни дать, ни взять морская волна, разбившаяся о каменный мол.

Но это было только начало сражения.

Внутри лагеря уже вовсю пели серебряные трубы, выбивали дробь барабаны. Тысячи рук выхватывали из стоек оружие, тысячи ног пришпоривали лошадей. Разорённый муравейник обретал утраченный было порядок. Хаотическое движение сменилось движением упорядоченным, бодрые звуки заговоренных музыкальных инструментов развеяли панику в сердцах людей также легко, как магический ветер — наступающее пламя. И вот уже вместо криков и стонов тысячи глоток лающими голосами выкликивают «песнь ненависти», испытывая только одно желание — разорвать, уничтожить, растоптать того, кто осмелился совершить это дерзкое нападение.

Снаружи лагеря тем временем все стихло, остался лишь гул угасающего пламени, треск разламывающихся от жара стволов деревьев и камней. Несмотря на глубокую ночь, от пылающего зарева было светло, как днем.

Сколько будет остывать лес? Не меньше чем двое-трое суток. Но у подвергшихся ночному обстрелу было другое мнение. Так долго ждать они не могли.

Внезапно, как по команде, со стороны лагеря подул сильный холодный и влажный ветер, словно огромный язык циклопического невидимого существа слизывая остатки пламени, а вслед за ним, по дюнам из серого, ещё теплого пепла, хлынула стальной змеей конница. У каждого всадника за спиной располагался лучник, а также длинный шест с флагом, на котором трепетал фамильный герб. А вслед за ними со стороны лагеря вверх взметнулись какие-то тени, на миг закрыв луну и звезды.

С высоты птичьего полета все окружающее выглядело площадкой для игры в солдатики. Выгоревшая часть леса неровной черной кляксой виднелась внизу, оскверняя океан девственной зелени, словно уродливое пятно на ткани роскошного костюма. Вдали можно было различить темную ленту реки, в водах которой поблескивали звезды. Ещё дальше начиналось лесистое всхолмье. Туда в первую очередь устремились крылатые наездники, судя по всему именно оттуда стреляли.

И в самом деле, стоило только подлететь им поближе, как целый рой огненных стрел, со свистом прорезая воздух, устремился им навстречу. На ночном небе одновременно распустились несколько десятков багрово-алых цветов, а вслед за ними, запаздывая, послышался оглушительный грохот разрывов, от которых закладывало в ушах. Шипение и свист раскаленных добела осколков — и вот уже несколько темных крыланов вспыхнули и, шипя как ракеты из праздничного фейерверка, рухнули прямо в воду, всего в нескольких десятков шагов от моста, по которому уже отбивали звонкий марш ярости сотни подкованных копыт.

Впрочем, и здесь не обошлось без неожиданностей. Передовые всадники едва успели затормозить — почти в самой середине моста произошел взрыв, однако напиравшие сзади силой инерции вытолкнули впереди стоящих прямо в разлом — и вот уже множество закованных в броню воинов камнем пошли ко дну, исключая тех, кто сумел удержаться на спинах своих коней. Из прибрежных кустов раздались торжествующие вопли — и тяжелые свинцовые пули раскаленным градом полетели навстречу нападавшим. Те смешались, подались назад. Чтобы не быть раздавленными в толпе, пехотинцы спрыгивали с моста в воду — их доспехи были не так тяжелы. Но по ним уже прицельно стреляли с берега — огненные цветы в воздухе позволяли увидеть — куда.

Между тем битва в воздухе только разгоралась. Подлетев поближе к холму, со спин уцелевших черных крыланов — что-то вроде гигантской летучей мыши с мордой очень большого крокодила — всадники уже могли различить располагавшиеся на вершине огневые точки. Собственно, что они из себя представляли, видно ещё не было. Зато отчетливо можно было заметить, как из определенных мест — густо покрытых зеленью — вспыхивали огненные молнии.

Именно туда хищно спикировало передовое звено черных крыланов, сложив крылья на манер ястребов, завидевших на земле добычу. Потеряв ещё несколько сбитыми и заживо согревшими, они бреющим полетом пронеслись над вершиной, пока всадники сбрасывали вниз какие-то черные круглые предметы. Черные мячи, бесшумно упав на поверхность или зацепившись за ветви, стволы деревьев, начинали стремительно набухать, а потом, достигнув объема примерно с трехэтажный дом, с треском лопаться. Из вязкой черной зловонной слизи на свет выползали странные существа — размером почти с тигра, закрытые блестящей хитиновой броней крабопауки и ракоскорпионы, а также Создатель знает какие ещё противоестественные уроды. Учуяв добычу, они бросились в заросли и вскоре лес огласился воем попавшихся в их хищные жвалы и клешни невидимых врагов.

Впрочем, на реке битва тоже была в самом разгаре. Кому-то из всадников и пехотинцев удалось догрести до противоположного берега — благо, река была хоть и глубока, но с характерным для равнинной реки медленным течением — и мечами и кинжалами расчистить небольшой песчаный выступ. Под градом раскаленных свинцовых пуль они несли большие потери, но с каждым разом к мысу прибывали пополнения — уже на грубо сколоченных плотах. А когда до места добрался один из «черных», точность стрельбы заметно снизилась, а сплошная стена из стальных копий с исступленным бешеным воем перешла в наступление.

Бой прекратился также внезапно, как и начался. Просто в какой-то момент все стихло. Карлики (а судя по оставшимся на поле брани трупам, это были они), всегда исчезли также тихо и незаметно, как и появлялись. Попрятались в подземных норах, расположение которых знали только они сами, оставив только изуродованные тела павших и потрясающие воображения остовы диковинных металлических орудий, из которых вели стрельбу. Очередное безымянное сражение в этой Создателем забытой глуши закончилось вничью.

В этих лесах карлики уже не раз устраивали свои совершенно неожиданные засады — которые так характерны для этого хитрого и подлого народца! — , каждый раз ловко избегая заслуженной расплаты. Найти проход в их подземное царство, из которого они каждый раз появлялись, до сих пор не удавалось даже с помощью магии «черных».

Будучи на первый взгляд такими неуклюжими со своими короткими, кривыми волосатыми ножками и пухленькими брюшками, карлики были на удивление ловкими и шустрыми, когда убегали от преследователя в знакомой им местности. Считается, что тут не обходилось без магии. Хотя карлики обожали строить самые разные технические штуковины, вроде огнестрельных орудий, начиненных искусственным драконьим огнем разрывных снарядов, механических летательных драконов или бурильных установок, они не пренебрегали и магией. Поговаривали, что карлику достаточно вырвать один волосок из своей густой и длинной бороды, чтобы стать невидимым, бесшумным, а вдобавок приобрести недюжинную скорость. Даже быстрые и ловкие в преследовании добычи крабопауки и ракоскорпионы не могут угнаться за ними и на плечах ворваться в их подземные владения.

Но даже если бы им это и удалось сделать, война в бесконечных лабиринтах Подземья продлилась бы много лет. Заминированные тоннели, тупики, коварные ловушки, а также множество превосходных воинов верхом на причудливых обитателях подземного мира и хитроумных машинах — все это делало их страну практически неприступной крепостью. Впрочем, завоевание Подземья и не представлялось целесообразным, потому что ключ к победе в этой войне был не внизу, в мрачных туннелях хитроумного народца, а наверху, за пеленой зловеще черных этой ночью облаков — в розовой стране тех, кто претендует на владычество в Целестии.

2.

Но вот тишина предрассветных сумерек, нарушаемая только редкими стонами раненых и умирающих, разорвалась радостными воплями, гоготом и возбужденным гомоном. На вершине только что взятого безымянного холма происходило явно что-то примечательное.

За кругом из больших камней, искусно замаскированных ветками и охапками травы, располагался, по-видимому, вражеский командный пункт. Об этом говорил круглый обсидиановый стол-тележка, с вделанным посредине круглым хрустальным шаром-визатором, при помощи которого опытный маг мог обозревать своим мысленным взором окружающее пространство.

Судя по всему, здесь ещё совсем недавно кипела короткая и отчаянная схватка. Отрубленные, ещё шевелящиеся черные щупальца, клешни и жвала, источающие на редкость отвратительный смрад, растерзанные, опутанные липкой мерзкой паутиной тела дюжины карликов, зазубренные топоры и сломанные алебарды.

Но не эта привычная для бывалых воинов картина смерти так развеселила патрульных.

У одного из камней, опутанная липкой гадостью, билась, как бабочка, попавшая в коварные паучьи сети, какая-то хрупкая и тоненькая фигурка. Толком рассмотреть, что это такое, было нельзя из-за слепящего радужного света, исходившего от неё. Именно этот свет доводил до исступления двоих мохнатых, как медведей, крабопауков, пугливо пятившихся назад, но в то же время не в силах оставить намерение разделаться до конца с пойманной в их сети добычей — эти чудовища удивительно ловко и метко выстреливают свои липкие и невероятно крепкие нити на расстояние до трех сотен шагов. Само же существо тщетно пыталось взлететь в воздух на одном крыле — второе было намертво склеено паучьим клеем — , равно как и дотянутся до волшебной палочки, лежащей у столика с кристаллом. Тот же самый клей накрепко удерживал её возле камня.

Грубые солдафоны, ещё не остывшие от жаркого ночного боя, вовсю наслаждались неожиданно подвернувшимся им развлечением. Лагерная жизнь — увы! — не слишком разнообразна, а увольнительных они не видели уже шестой месяц.

— А ну-ка, ребята, давайте-ка поближе посмотрим, что за рыбка попала в наши сети!

С этими словами несколько парней осторожно подобрались поближе к радужной фигурке, но только один из них запустил куда надо руки.

— Ого, парни, да это ж баба!

Взрыв восторженного гогота, однако, вскоре сменился криками ужаса и боли. Увязнув в паутине, чересчур любопытный солдат стал добычей сразу обоих крабопауков. Его товарищи, похватав оружие бросились спасать несчастного. Когда наконец, после довольно продолжительной схватки, разрубленные, но ещё судорожно дергающиеся тела чудовищ были с отвращением низвергнуты с холма, солдаты получили ещё один повод для веселья.

— Смотрите, смотрите, а-ха-ха! Рой превратился в дохлого клоуна!

Спелёнатый в кокон как младенец, его молочно-бледное, опухшее лицо с остекленевшими глазами и удивленно открытым ртом действительно напоминало чем-то изуродованную детскую игрушку.

Однако вволю посмеяться им и на этот раз не дали. Порыв ветра разметал в стороны сухие ветки и листья, и огромный черный крылан приземлился прямо в центре площадки. Сложив кожистые крылья таким образом, что всадник смог спуститься по ним со спины, он покорно затих — что представлялось совершенно невероятным, надо сказать, при его росте и силе.

При появлении черного человека в маске веселье само собой прекратилось. Солдаты встали по стойке «смирно», но тот даже не обратил на них внимания. Казалось, он целиком был поглощен представшим его взору зрелищем. Затем, подойдя к столу, он заметил потерянную палочку, внимательно её осмотрел и покачал головой. Радужная фигурка перестала двигаться, застыв в немом ожидании решения своей судьбы.

— Тебе все равно не вырваться из паутины без усилителя, — наконец, произнес «черный». — Сдавайся, и я гарантирую тебе жизнь.

В ответ на его слова из кокона радужного света донесся удивительно мягкий, тонкий и чистый голосок, настолько музыкальный, что могло показаться, что существо поет, а не говорит, и настолько сладкий, что всякий, слушающий этот голос, готов слушать его вечно.

При первых же звуках этого необыкновенного, чарующего голоса солдаты пришли в замешательство — чувство всепоглощающего благоговения и восхищения перед носительницей такого прекрасного голоса заполнило их грубые ожесточенные сердца.

— Тот, кто дает такие серьезные обещания, не скрывает своего лица под маской, — услышали они. — Да и потом, где гарантия, что, сохранив свою жизнь, я не потеряю нечто гораздо более важное, чем она?

— Не потеряешь, — послышался глухой ответ.

— Но даже если это и так, возможно, тот, кто является твоим господином, милейший, не разделит твоих благих намерений.

— Нет никого во всем мире, кто был бы выше меня, фея. Я сам себе господин! — с этими словами «черный» снял маску и взорам всех присутствующих открылось хорошо известное лицо, чей профиль каждый день можно было увидеть на монетах и воинских штандартах.

— В таком случае, я сдаюсь, — после некоторой паузы с оттенком легкой грусти выдохнул голос.

Радужное сияние постепенно угасло и на месте искрящегося шара оказалась совсем юная хрупкая девушка в белоснежной тунике, украшенной рисунком с изображением пчелы угрожающе выставившей жало.

Вскоре крылан уже нес воина в черном и его прекрасную пленницу по направлению к лагерю. Девушка сидела впереди него, держась тоненькими ручками за кожистую складку на шее чудовища и с видимым любопытством рассматривала то, что творилось внизу. Врожденное острое зрение существа, усиленное немалыми магическими способностями, позволяли увидеть происходящее в деталях.

Цепи солдат с факелами, сверху казавшимися россыпью рыжих звезд на темном небосклоне, обшаривали округу в, как всегда, тщетных поисках нор, в которых скрылись враги. Другие на носилках относили тела убитых к реке, где над ними колдовали фигуры в черном. Третьи приступили к починке взорванного моста, чтобы солдаты могли переправиться обратно. Больше всего внимание феи привлекло то, что происходило с мертвецами. После некоторых манипуляций чернокнижников, те начинали судорожно подергиваться, а затем вставать, постепенно образуя стройную и, надо сказать, довольно жуткую колонну, готовящуюся, по-видимому, после починки моста протопать в лагерь.

Всецело поглощенная зрелищем внизу, девушка как будто и не замечала такого же пристального внимания к своей особе. Воздушная материя туники плотно облегала тело, в точности повторяя его восхитительные формы, не скрывая ни одной возбуждающей воображение черты. Золотистые волны волос, ниспадавших на плечи, излучали мягкое свечение в темноте. Влажный блеск глаз, полных, словно рожденных для поцелуев, губ, ну, и, в дополнении ко всему, ни с чем не сравнимый сладковато-медовый аромат, источаемый каждой порой её слегка розоватой бархатной кожи — все это, пожалуй, смогло бы свести с ума любого мужчину!

«Это тело словно создано для любви», — пронеслось в голове воина. — «Как же такое существо способно воевать, сеять разрушение и смерть?» — словно одна морская волна нагнала другую, возникла в его голове следующая мысль.

Совершенно бессознательно одной рукой он прикоснулся к осиной таллии прекрасной пленницы. Что-то мягкое, теплое, нежное затрепетало под его холодными пальцами. Ему на миг показалось, что он услышал легкий полувздох и ответное движение…

Впрочем, крылан уже начал снижение и пришлось сосредоточиться на посадке.

3.

— Прошу проследовать в мои скромные владения, — хрипло выдохнул воин. — Они не рассчитаны, конечно, на таких гостей, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя как можно уютнее.

Ему действительно было стыдно за эти, впервые показавшиеся ему нелепыми, черепа на вершине частокола, за эти черные шатры с вышитыми на них хищными мордами чудовищ, за уродливую тварь, что скулила у его плеча, изрыгая волны нестерпимого зловония из клыкастой пасти, от вида уныло плетущейся колонны оживших мертвецов, входящей через открытые ворота лагерной цитадели. Он сам себя не узнавал, но ему было стыдно.

Наоборот, любопытные глазки прекрасной гостьи, казалось, не упускали из виду ничего, с жадностью пленника, только что выпущенного на свободу, наблюдавшие за всем, происходящим вокруг. Она с видимой неохотой нырнула в открывшееся чрево самого большого шатра, стоявшего на отдалении от остальных.

Внутреннее убранство помещения оказалось намного более привлекательным, чем снаружи, демонстрируя одновременно солдатскую аскетичность и немалый вкус. Примитивная раскладная походная кровать была застелена шелковым бельем с причудливым орнаментом. Все пространство шатра разделялось на несколько «комнат», отделенных друг от друга ложными стенами, роль которых выполняли шпалеры с полотнами, имитирующими гобелены, расшитыми сценами охоты на самых причудливых существ, сценами войны и придворного быта, по-видимому, хорошо знакомого хозяину шатра. Черный, эбенового дерева стол украшали изящные статуэтки из слоновой кости, а несколько шкафов были буквально забиты самыми разнообразными книгами в роскошных кожаных переплетах. Пол шатра был устлан мягким ковром с густым ворсом, ласкающим ноги, а тускло горящая под самым куполом ароматическая палочка источала приятный запах свежей хвои.

Войдя в такие покои, можно было поразиться, насколько они контрастировали с этим ужасным лагерем. Войдя сюда, мысли о войне, крови и страданиях уходили прочь. Можно было подумать, что ты находишься в покоях какого-нибудь аристократа, совершающего длительную прогулку по своим лесным угодьям, а не в лагере чернокнижника.

— Очень мило, Ваше Высочество, очень мило, — похвалила ночная гостья. — Я вижу, несмотря на весь этот кошмар, Вы не утратили поистине королевского вкуса.

— Хотите вина? Поесть?

— От вина не откажусь, — лукаво улыбнулась пленница и буквально упала на мягкие подушки, рассыпанные по ковру. — Умираю от усталости!

Раздевшись, он направился к шкафу. Резко пахнуло потом, грязными ногами и мокрой кожей. Фея брезгливо поморщила носик, но ничего не сказала.

Вскоре из-за шпалеры показался её господин. На этот раз фее удалось внимательно рассмотреть его внешний вид, более не скрытый излишней одеждой. Высокий и широкоплечий, казалось, состоящий из одних мускулов мужчина, его фигуре, тем не менее, не хватало тех пропорций, которые разительно отличают людей подлинно благородных от тех, кто ими является, если угодно, только по титулу. Сейчас, сняв с себя величественный плащ, шлем с маской, кирасу, он уже не казался таким статным, как при первой встрече. Некоторая сутулость плеч, излишняя широта туловища, короткие — хотя и мускулистые — ноги придавали ему сходство скорее с дровосеком или конюхом, чем с лицом королевского происхождения. То же самое касалось лица — слишком широкое для аристократа, борода лопатой, нос-картошка, слишком уж низкий лоб и немного оттопыренные уши, наверное, разочаровали не одну женщину. А вдобавок ещё этот непонятный цвет волос — огненно-рыжий! Разве бывают на свете рыжие и бородатые принцы?

Впрочем, такое впечатление возникало только у того, кто смотрел на него только глазами. Умный и смелый взгляд его желтовато-зеленых глаз, галантные манеры и правильная речь выдавали человека благородного происхождения даже несмотря на внешний вид простолюдина.

Фея невольно залюбовалась тем, как он необыкновенно изящно разливал по серебряным кубкам терпко пахнущее вино, как раскладывал на серебряном блюде мясо, сыр, засахаренные фрукты.

«Что же толкнуло этого человека на сторону зла?» — недоуменно подумала она — и её высокий умный лоб прорезала еле заметная, неприятная складка. — «Что заставляет его вот уже какой год служить причиной самых жутких страданий для обитателей всей Нижней Целестии»?

— Позвольте и мне оказать Вам, Ваше Высочество, ответную услугу, — бархатным голоском пропела она.

Не дожидаясь ответа, она извлекла из кармашка пояса крохотный пузырек и, молчаливым жестом указав принцу на подушки, начала втирать его содержимое в обнаженные ступни. По шатру разнеслось приторное благоухание только что распустившихся бутонов роз, ощущение свежести и мягкости охватило ноги принца, которое, вместе с кровью, поползло вверх, и вскоре усталость тяжелого дня и неспокойной ночи как рукой сняло.

— Ну, а теперь, думаю, пора выпить за Вашу блестящую победу, мой…  спаситель! — закончив, нежно пропела красавица. С этими словами она опустилась на мягкие подушки и взяла с маленького коротконогого столика, специально предназначенного для еды лежа, бокал.

Принц поперхнулся.

— В чем же тут победа, извольте? Нападавшие разбежались и попрятались в своих норах, как кролики. И вот в который раз я опять остался с носом!

— Неправда, милейший. Вы взяли в плен меня — ту, которая изводила все Ваше победоносное войско в этой глуши, и, вдобавок, спасли мою жизнь и честь от поругания, совершив колоссальную нравственную победу! Теперь, если Вы отпустите меня восвояси, я непременно донесу до слуха Их Премудрости — да будет благословенна она во веки веков! — о том, что Вы не кровожадное чудовище, а весьма милый молодой человек, который пока, по непонятным нам причинам, находится в сетях заблуждения и обмана…

Свою пышную тираду, с таким свойственным для своей расы пафосом, фея произнести до конца не успела, потому что её прервал приступ громкого хриплого смеха.

— Что, я что-то не так говорю? — удивилась девушка.

— Нет, ничего. Просто я настолько отвык от женского общества…  Не обращайте внимания.

Но повторить или продолжить свою речь фея не захотела. В желтоватых глазах принца мелькнул холодный хищный огонек.

— Скажите, Ваше Высочество, что заставило Вас, — тут она почему-то бросила взгляд на изящные фигурки из слоновой кости, стоявшие на столе, — развязать эту ужасную войну?

— Хотите сыграть? — не слишком заботясь о манерах, грубо перебил принц.

Не дожидаясь ответа, он принес фигурки и игровое поле со стола на ковер.

— Белые и черные…  Не правда ли, весьма символично? Вы — за белых, я — за черных, или хотите наоборот?

— Нет, — вздохнула фея.

Поле — Целестия в миниатюре: травянистые луга и густые леса, а посредине — катит свои воды в неизвестность, за пределы поля, широкая и полноводная река.

Фигурки представляют собой разных существ — реальных и магических, каждая из которых имеет определенные свойства — свои преимущества и недостатки, учет которых в игре позволяет игроку проявить в полной мере свои способности стратега. Поставленные на свои места, с началом игры фигурки таинственным образом оживают, двигаются, издают звуки, сражаются, умирают. Среди них можно увидеть и людских воинов в доспехах, и карликов со своими причудливыми машинами, и огнедышащих драконов, и оживших мертвецов, паукообразных чудовищ и даже прекрасных фей. Каждая фигурка удивительно точно похожа на свой оригинал, разумеется, за исключением размеров.

— Так Вы спросили, почему я играю за «черных»? — расставляя свои фигурки, задумчиво произнес принц. — Разве не видите сами? Место белых уже занято, а не играть я не могу, что ж мне тогда остается?

— Это только в том случае, — натянуто улыбнулась фея, — если Вы хотите командовать. Посмотрите, сколько фигур у белых! — она показалась на два десятка уже оживших, зашевелившихся фигур на своей стороне. — Вы можете занять любое место в строю! Лю-бо-е! Вам предоставлен абсолютно свободный выбор!

— Абсолютно свободный…  — криво усмехнулся принц. — В рамках заданного поля!

— Ну и что ж? — изящно пожала плечиками она. — Все мы находимся в рамках заданного! Я не выбирала родиться феей, Вы не выбирали родиться человеком, я не занимаю высоких постов в иерархии Сообщества, а кто-то мог бы позавидовать Вам, что не родился принцем…  Жизнь — это не маскарад, где каждый из нас выбирает свою роль, свою маску. Жизнь — это школа, куда мы приходим, чтобы получить урок и постараться усвоить его. Учителя дают нам знания и полезные навыки, которые мы можем приобрести лишь если проявим должное послушание и смирение!

— «Послушание и смирение»! — по лицу принца пробежала тень, а губы скривились, словно он съел ложку соли. — Вижу, в «ЖАЛЕ» Вам изрядно промыли мозги!

— Неправда! Ещё до поступления в «ЖАЛО» я согласилась с этими мыслями, очень и очень давно, когда деда твоего отца ещё не было на свете!

— Это ваше личное дело, прекрасная фея, с чем соглашаться, а с чем нет, — парировал принц. — Что касается меня, то я не собираюсь до гробовой доски быть лишь маленькой фигуркой в чужой игре, — тут он щелкнул пальцами по шлему широкоплечего рыцаря с гордо развевающимся стягом над головой, стоящего в первом ряду войск «белых», самой игрой обреченного сыграть скромную роль разменной фигуры. Тот обиженно погрозил человеку закованным в железо кулаком и что-то пропищал. — Поэтому я и выбрал сторону, оказавшуюся ещё не занятой.

— Заблуждение! Самообман! Безумие! — вскипела фея. — Тебе кажется, что ты стоишь во главе всего этого воинства, но на самом деле ты — как раз всего лишь разменная фигурка в чужой игре! Ты думаешь, что твои руки и ноги двигаются по твоей воле, но на самом деле ты всего лишь марионетка, за ниточки которой дергает невидимый тебе кукловод! Ты думаешь, я не знаю, откуда ты получил все эти магические книги!? — указала она на шкаф с фолиантами. — Откуда ты научился поднимать из могил мертвецов, выращивать всех этих уму непостижимых ужасных чудовищ, превращать нормальных людей в толпы кровожадных фанатиков?! — Тоненький пальчик феи беспощадно тыкал в сгрудившиеся толпы фигурок, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу (или с лапы на лапу) в ожидании начала сражения. — И насколько велика твоя уверенность в том, что тот, кто решил поделиться с тобой знаниями и тайной властью — поделился с тобой бескорыстно?!

На миг лицо принца омрачилось. Вопрос феи попал в самую точку. Видно, он и сам не раз задумывался над этим.

— Знание и сила — это власть. И тот, кто усердно приобретает их, сможет превзойти со временем и своего учителя. Вам, феям, это более чем знакомо, не так ли?

— Даже если ты превзойдешь своего учителя, а затем и низвергнешь его во прах, — невозмутимо парировала она, — свободнее от этого ты не станешь! Тенета тьмы опутывают последователя зла вне зависимости от того, есть ли у него зримый хозяин или нет. Свобода состоит не в том, чтобы никому не подчиняться, а в том, чтобы делать то, что соответствует твоей природе. Возьми пчелу, помести её внутрь дома и закрой все окна и двери — она погибнет, погибнет от того, что ты не даешь ей возможность жить на природе. Если же ты превратишь свой дом в парник, обсаженный цветами, пчела нисколько не пожалеет о том, что не сможет вернуться на свой луг, потому что она сможет заниматься тем, что больше всего соответствует её природе — собирать нектар. Также и люди. Узник в темнице порой ощущает себя свободнее, чем король, если первому предоставить возможность заниматься любимым делом, а у второго не будет на это времени. Тебя же тьма будет принуждать во имя твоего властолюбия совершать то, что для тебя противоестественно!

— Но мне нравится то, чем я занимаюсь! Я знаю столько, сколько не знает никто из смертных, я могу летать в воздухе, могу воспрепятствовать смерти своих солдат, могу создать любое мыслимое и немыслимое существо!

— Но ты убиваешь, ты причиняешь страдания!

— Это необходимое зло. Разве не ваш прославленный орден утверждает: «Иногда для победы добра приходиться надевать перчатки»?

— Да, но мы так говорим о тех случаях, когда без этого не обойтись! Например, в ситуации справедливой войны…

— А разве я не нахожусь в такой ситуации? Я хотел знаний, я хотел обучиться магии, но мне говорили, что людям заниматься этим нельзя. Я хотел стать воином, но мне сказали, что война — это плохо, что убивать нельзя.

— Ты ничего не понимаешь! Вы же не даете своим детям в руки нож, чтобы он не покалечил себя и других?!

— Но мы даем детям деревянный меч, чтобы он получил возможность когда-нибудь, научившись владеть им, взять в руки стальной!

Доска со скучающими фигурками так и осталась не тронутой, а фея и принц не заметили, как вскочили на ноги, сверля друг друга непримиримыми взглядами, сжав кулаки.

— Ты не такой, как они…  — наконец, выдохнула фея. — Я видела твои глаза. У нас говорят: «глаза — зеркало души». В них ещё много добра, но слишком много гордости.

— Я не верю в добро, моя прекрасная…  гостья. Но я не верю и во зло. Есть только власть, которая имеет несколько источников: знание, силу (физическую, магическую) и…  — тут он сглотнул — красоту. Если применение власти соответствует твоим интересам, ты называешь это добром, если не соответствует — злом. Вот и все. Я творю зло только потому, что я посягнул на то, чтобы сделать человека тем, чем вы не хотите, чтобы он стал больше, чем человеком. То же, что на моей стороне стоят существа, которых, по вашему мнению, быть не может и эти существа кого-то убивают — ровным счетом ничего не значит. Разрушение — это только один из этапов созидания. Страдания — это движущая сила развития. А уродливое и противоестественное — это всего лишь результат вашего непонимания. Паук не менее прекрасен, чем пчела, но образ жизни пчелы вам более понятен и привычен, а потому пауки обречены на то, чтобы их с гадливым выражением на прекрасных личиках давили каблучком, а пчел искусственно разводили. Но, хочу заметить, иногда от приторной патоки случаются рвоты.

С этими словами принц замолчал. Замолчала и фея, не в силах найти, что ответить.

— Что ж, Ваше Высочество, я — Ваша пленница, а пленницам полагается молчать и во всем соглашаться со своим господином. Единственное — увы! — я, пожалуй, не смогу сыграть с Вами партию. Слишком устала…

— Отложим её на следующий раз, — охотно согласился принц. — В какой-то степени у нас ничья. Если Вам удобнее, я уступлю Вам свою кровать.

— О, нет! Мне будет достаточно подушек и ковра…

На рассвете по войску разнесся совершенно неожиданный приказ — дальнейшее наступление отменяется, армия отходит на исходные позиции, а сам принц с «черными» вылетел по направлению на восток. Помимо всего прочего, с собой он забрал и прекрасную пленницу, о которой уже ходили самые невероятные слухи.

4.

Мертвенно-белесый свет полночной луны хорошо освещал поверхность Лысой Горы, по крайней мере, достаточно ярко, чтобы заметить, что на её покатой, как череп, поверхности не росло ни единой травинки. Исполинские монолиты молча стояли, казалось, совершенно безразличные к окружающему миру, полностью погруженные в свои недоступные для смертных думы о вечном. Монолиты стояли не хаотически, но составляли несколько концентрически сужающихся колец, в центре которых на широком постаменте, напоминающем языческий алтарь каких-то давным-давно забытых народов, возвышался массивный, идеально отполированный эбеново-черный камень — плоский, как крышка саркофага, глубокий, как океанские бездны, безмолвный, как отверстая могила. Даже яркая луна, горящая на ночном небосводе как зажженный масляный фонарь, совершенно не отражалась от его полированной поверхности, наоборот, сама поверхность была такова, что свет луны и звезд поглощался ею и пропадал в её бездонных безднах безвозвратно.

Внезапно замогильный покой этого места был нарушен. Откуда-то послышались тихие, приглушенные шаги. С разных сторон кольца монолитов к камню стали приближаться люди, полностью укутанные в плащи с капюшонами. Приблизившись на пару шагов, они остановились и в миг словно превратились в безмолвные изваяния, образовав ещё один круг вокруг черного камня.

Когда луна достигла зенита, воздух над темным святилищем пришел в движение и на вершину горы приземлилась циклопическая крылатая тварь. Несмотря на свой поистине ужасающий облик, она покорно, как прирученный слон, опустила свою массивную голову, позволив спуститься на землю всаднику, державшему за руку какую-то фигурку, значительно тоньше и меньше ростом, чем все присутствовавшие здесь. Стоявшие «черные» не шелохнулись.

— Мы на месте, — раздался хриплый, сдавленный голос вновь прибывшего. — Настала пора для того, о чем я молил всех демонов подземного мира многие годы.

С этими словами он с силой потянул за собой тонкую фигурку и одним движением руки скинул с неё темный плащ. Под ним оказалась девушка с золотистыми как солнечные лучи волосами и прозрачными как слюда крыльями, впрочем, связанными чем-то белесым и липким.

Девушка внимательно оглядела все вокруг. Хотя лицо её было так бледно, что напоминало гипсовую маску, однако на нем не было заметно и тени страха. Глаза горели непреодолимой волей к борьбе, губы стянуты в одну тонкую ниточку, а пальцы сами собой сжались в кулачки.

— Ты обещал мне неприкосновенность! — прошипела она. — А сам приготовил мне пытку!

— Ничего подобного, — невозмутимо ответил её спутник. — С тобой ничего плохого не произойдет. Как только мы получим от тебя то, что нам нужно, ты будешь свободна. Я обещаю неприкосновенность твоей жизни и…  чести. Просто то, что нам нужно, мы не сможем получить иначе.

Всадник слегка подтолкнул девушку к черному камню и дал знак рукой живым изваяниям вокруг.

В тот же миг те ожили и какими-то нечеловеческими заунывными голосами затянули древнюю как мир песню. Взявшись за руки, они еле заметно раскачивались из стороны в сторону. Все окружающее пространство стало покрываться невесть откуда взявшимся черным туманом, напрочь скрывшим звездное небо и белесые монолиты вокруг, огородив место действия мрачного ритуала темной пеленой. Все присутствующие вмиг оказались словно в какой-то темной комнате, в которой не стало видно ничего, кроме светящихся волос феи и Черного Камня, ибо по его поверхности побежали яркие фиолетово-лиловые искры.

— Лунный Камень вновь ожил! — ахнула девушка, но тут же взяла себя в руки.

— Да, моя дорогая, — ответил её спутник. — И сейчас ты одновременно узнаешь и то, как я умею держать слово, и то, сколько во мне осталось «добра». — С этими словами он взял девушку за плечи, но та отстранилась.

— Не нужно. Я сама.

Она подошла к камню вплотную и взглянула в его черные бездны. Глаза её расширились от изумления и ужаса, но девушка осталась безмолвной.

— Ты хочешь получить ключ к вратам Поднебесья? — прошептала она.

— Да. Одним ударом, раз и навсегда, я прекращу эту войну.

— Безумец! Этого не удалось Падшему, который был намного могущественнее тебя, это не удастся и тебе! Я вижу, что светлая сущность Лунного Камня изуродована злобой, а зло всегда теряет в силе. В нем уже не осталось былой мощи. Это просто тень, жалкое пародия на то, чем он когда-то был!

Но голос девушки потонул во все усиливающемся шуме пения. Камень искрил все сильнее и сильнее и неодолимая сила, как магнит железо, уже затягивала пленницу в его орбиту.

— Пусть будет так! Пусть будет! Но ты все равно не добьешься победы! Поднебесье станет для всех вас могилой! — И девушка, прошептав что-то на тайном языке своего народа, легла на уже пылающую как раскаленный металл поверхность.

Тонкое тело содрогнулось от судорог. Колоссальное количество энергии, освободившейся из бездонных недр Камня, трясло его словно ураганный ветер молодое деревце. Пение все усиливалось, а тот, кто обрек доверившуюся его слову девушку на муку, не открываясь смотрел на происходящее. Его лицо было скрыто черной маской, как и лица всех остальных, а потому никто не мог сказать, что же происходило в тайниках его темной души.

От тела пошел дым, оно стало съеживаться, сморщиваться, как сдувающийся шар, стаивать, как масло на раскаленной сковороде. Однако дым никуда не улетал, темным облаком продолжая висеть над Черным Камнем, как будто бы его таинственная магическая сила не отпускала его.

Внезапно рука главного чернокнижника взметнулась вверх и пение прекратилось. В одно мгновение камень погас, вновь превратившись в бездушное изваяние.

— Точные координаты Врат и отпирающее заклинание считано Камнем из твоей памяти. Отныне ты свободна, — к этому моменту на поверхности Камня не осталось ничего, даже горстки пепла…

Темная пелена как по команде спала, рассеялась без следа, яркое звездное небо вновь показалось над головами. Облако темного дыма, получив, наконец, свободу, стало подниматься вверх. На какое-то мгновение, попав в круг яркого лунного света, оно на миг заслонило сверкающий диск, но потом, издав подобие унылого вздоха, растворился в воздухе без следа.

— Я никогда не нарушаю своего слова, — почти шепотом проговорил колдун. — Твоя жизнь, как и твоя честь осталась в неприкосновенности, и я, пусть будутвсе свидетелями, дал тебе свободу.

Он взглянул на своих спутников, без движения стоявшими вокруг камня, но они ничего не ответили ему. А уже мгновение спустя легкие чернокнижника пронзила огненная боль, как будто в дыхательные пути попала горсть раскаленного пепла, и он хрипло закашлялся.

5.

Вскоре все было готово. Ничего подобного Целестия не видела со времени своего создания. Как при извержении вулкана облака черного пепла покрывают небосвод, заслоняя свет солнца, так и сейчас — сплошное черное шевелящееся облако сделало ясный день вечерними сумерками. Орды самых невообразимых крылатых тварей заполонили воздух как мошкара. На каждой из них — при все разнообразии форм неизменно клыкастых и невыразимо уродливых — сидело по черному наезднику. Кроме них силой магии в воздух поднимались тысячи и тысячи отвратительных летающих спрутов и паукообразных уродов, а также причудливых деревянных кораблей с носами в виде драконов и других чудовищ, набитых странной солдатней — оцепенело стоящих у бортов без одного движения.

Согнанные на Кормалленское поле, что у самых врат белокаменного Авалона, обыватели уныло смотрели на чудовищное воинство, готовое отправиться нанести последний, всесокрушающий удар по военному и магическому могуществу небесных владычиц. Все капища «черных» — эти отвратительные пирамиды, по ступеням которых к подножию низвергали изуродованные трупы жертв — изрыгали в небеса клубы жирного дыма, а вой их отвратительных рогов наводил ужас на всю округу. Истерично лающий голос Верховного Пророка с трибуны обещал полную победу истинному королю Авалона, ведь после того как владычество небесных кукловодов будет сокрушено раз и навсегда, трусливо прячущийся где-то в необозримых лесах Хартленда коронованный предатель уже не будет представлять никакой опасности. Как особая милость Великого Короля — в последней решающей битве на небесах ни один авалонец не сложит своей головы. В бой пойдут одни мертвецы и чудовища! Отныне они — бесстрашные, неуязвимые и ничего не стоящие Содружеству воины — станут воевать, предоставляя обывателям спокойно наслаждаться мирными промыслами.

Лающий голос визжал уже на самых высоких нотах, которые только мог взять, хлопья слюны брызгали со всех сторон, когда раздался громоподобный удар — это при совершенно безоблачном небе! — и чудовищная воздушная флотилия, уже названная лживым оратором «Непобедимой Армадой», понеслась как черное грозовое облако куда-то вдаль, в сторону Моря.

Вскоре последние черные точки скрылись за горизонтом и над землей воцарилась мертвая тишина, какая бывает только перед самой страшной бурей.

6.

Чудовищный черный дракон с просторной бронированной кабиной на спине, размеренно махая огромными кожистыми крыльями, как и все тело покрытыми плотной, неуязвимой для самого острого в мире клинка броней, летел во главе воздушного воинства. Внутри кабины, у ярко светящегося в темноте — она была без единого окна — визатора, стоял широкоплечий воин в сплошном шлеме из вороненой стали, увенчанном золотой короной. Всматриваясь в хрустальные бездны шара, он видел перед своим мысленным взором бескрайние просторы Моря Тэтис, покрытые густой сетью горизонтальных и вертикальных линий. Черное облако медленно передвигалось от одной горизонтальной линии к другой, расстояние до ярко пульсирующей точки сокращалось отвратительно медленно. Наконец, розовая точка последний раз мигнула и погасла, будучи целиком поглощена черной двигающейся кляксой.

Черный король еле слышно шепнул, и картинка в шаре сменилась на другую. Его взору открылось невинно голубое небо, клубящаяся вата кучевых облаков далеко внизу.

«Пора!»

Он взял за руки без единого движения стоявших за спиной безмолвных спутников, те — других. Вновь образован магический круг, вновь пропеты магические формулы — и вот уже в монолитном голубом небосводе появляются розовые врата, медленно, но верно раскрывающие свои объятия навстречу пришельцам с земли. Розовый свет слепящими потоками хлынул оттуда, но магическое «умное» зрение не уязвимо для него. За пеленой сплошного света уже виднелись розовые пушистые барашки плотных, застывших как кисель, облаков, парящих прямо в воздухе островков суши, а где-то далеко на горизонте — величественное строение, напоминающее колоссальный живой цветок.

— Ну, вот и все…  — почему-то вслух сказал король. — Теперь либо мы, либо они…

Как чудовищный змей медленно втягивает свое длинное тело в узкую нору, так крылатое воинство просачивалось сквозь узкие врата. Вперед полетели самые быстроходные крыланы, наездники которых вслепую нанесли удар. Черные молнии и огненные шары ударили во все стороны. Небеса наполнились грохотом, но им никто не ответил. По ту сторону врат их никто не ждал.

Король с досадой отдал приказ прекратить бесполезную пальбу — так глупо было себя выдать! Пришлось ещё почти полчаса ждать, когда через врата пройдут последние, тихоходные летающие корабли с мертвым десантом, после чего Непобедимая Армада полетела по направлению к самому крупному розовому острову.

Отдельные отряды, как брызги черной кляксы, то и дело отлетали в стороны, осматривая мелкие островки и облака, но те были абсолютно пусты. Все без исключения «черные» тщетно обшаривали магическим зрением окрестности, но нигде не могли обнаружить признаков жизни.

Наконец, флагманский черный дракон достиг Розового Чертога и завис над ним. Визатор замерцал. Там было что-то обнаружено.

Король направил свой мысленной взор и увидел то, на что и не надеялся — в центре окружавших зал многоэтажных трибун, на трех пурпурных тронах сидели три крылатых девушки, одинаковых как две капли воды, в пурпурных туниках и пурпурных же мантиях.

От неожиданности король на миг растерялся, а потом визатор заботливо перевел в слова телепатически посланный сигнал:

— Не хорошо врываться в чужой дом без разрешения, человек. А тем более, заносить в него сор. Впрочем, Мы были готовы к тому, что это рано или поздно произойдет. Довольно мучить омерзительными миазмами благословенную землю доверенной нашей заботе Создателем Целестии. Пусть все закончится прямо здесь. Мы приняли твой вызов, несчастный. Мы даже не предлагаем тебе сдаться — переговоры надлежит вести только с позиции силы. Мы только предупреждаем, что это ты принес войну в наш дом, а не мы…

Король не стал дожидаться конца монолога. Черный дракон спикировал и струя жидкого пламени полетела прямо в то место, где сидели Три. Но розовый цветок в то же время захлопнулся и пламя не причинило им никакого вреда.

В тот же момент отовсюду донеслись пронзительные звуки фанфар и ударных. Доселе пустые и безжизненные розовые острова наполнились движением. Из тучной розовой земли то тут, то там вырастали циклопические цветы, чьи бутоны больше напоминали отверстые пасти, а мясистые шипастые ветви и листья — лапы и когти. Воздух загудел от тысяч и тысяч крыльев самых причудливых разноцветных животных — крылатых львов с хвостами скорпионов, крылатых коней, с сияющей золотом гривой. Каждое — с прекрасной всадницей наверху.

Ещё мгновение — и целая туча сверкающих золотых, как солнечные лучи, стрел дождем накрыло нападающих, от которых тела темных плавились как куски льда под лучами жаркого летнего солнца. Огромные цветы хватали своими пастями или лапами пролетающих, поглощая их без возврата.

Поредевшие было ряды нападающих перегруппировались и как щупальца черной кляксы полетели во все стороны. Одни полчища крыланов, пролетая над островами, бросали вниз целый град черных шаров и вот уже целая армия чудовищных насекомых осадила травяные крепости. Заработали жвала и щупальца, разрывая мягкие стебли и листья, но заросли хищных растений не сдавались, поглощая и превращая в перегной нападавших.

А между тем десятки летающих кораблей стали приземляться на островах и орды безмолвных и бесстрашных мертвецов присоединились к сражающимся чудовищам.

Другая часть крыланов и летающих щупальцеобразных чудовищ устремились на крылатых наездниц. Но те бросились в рассыпную. Неуклюжим чудовищам было трудно гоняться за ловко скользящим по воздуху, как конькобежцы по льду, крылатым животным.

Вскоре сражение потеряло организованный характер, превратившись в хаотическую череду поединков.

Одни крылатые наездницы старались попасть в самые уязвимые места чудовищ огненными солнечными стрелами, другие — забрасывали их морды ароматными розовыми шарами, от которых те начинали задыхаться и терять высоту. Черные наездники метали в них черные молнии, разрывы которых гулом сотрясали небеса, а ядовитый дым от которых испепелял легкие вдыхавших их животных. Хотя немало уже крылатых чудовищ нашло себе могилу в глубинах Моря, но задержать их напор все же не удавалось — численный перевес был колоссален.

В то же время уже почти все острова было захвачены отвратительными пришельцами — разодранные груды зеленой массы — вот все, что осталось от их защитников, но ещё ни одному врагу не удалось высадиться на главном острове. Черные шары, которые бросали нападавшие, поглощались цветами, которых здесь росло необыкновенно много, прямо на лету, а несколько десятков летучих кораблей с неумирающими буквально разлетелись в щепки от солнечных шаров, которыми забросали их крылатые защитницы.

Однако было понятно, что вторжение в цитадель, в Святая Святых Небесных Владычиц — это лишь вопрос времени.

Пока бой с переменным успехом шел у Островов, флагманский дракон завис на безопасном от стрельбы расстоянии, а собравшиеся внутри бронированного шатра «черные» творили самое страшное заклинание, которое готовилось специально для этого случая.

Внезапно над драконом стали появляться тысячи и тысячи каких-то маленьких черных точек. Сначала разрозненные, они стали притягиваться друг к другу и вращаться, образуя завихрения. Эти завихрения, в свою очередь, соединялись друг с другом до тех пор, пока не образовалась огромная воронка колоссального смерча. Этот смерч как по команде полетел в сторону Розового Чертога, на ходу сминая не успевших увернуться от него крыланов и прочую нечисть. Крылатые всадницы в ужасе бросились в рассыпную. А между тем смерч опустился на поверхность главного розового острова и стал сминать и разрывать в труху заросли хищных цветов. По следу его движения оставалась широкая черная полоса словно борозда исполинского плуга.

Оставив без внимания крылатое воинство, которое и без того не могло приблизиться к острову из-за сильного ветра, все феи, образуя между собой круги, пытались остановить чудовищный смерч. Многочисленные неразумные обитатели острова — летающие розовые осьминоги, говорящие трехголовые попугаи, забавные розовые крокодилы и многие другие совершенно безобидные существа — в ужасе бежали на другой его конец — как стада животных от лесного пожара. А на лишенную защиты опустошенную часть острова уже высаживались полчища мертвецов и паукообразных тварей.

Казалось, от неминуемой катастрофы Остров Фей спасти уже невозможно. Смерч пропахал уже половину острова, добравшись до Розового Озера, на берегу которого рос сам Розовый Чертог. Магические барьеры замедлили его движение, но остановить вовсе не могли — его двигала вперед неодолимая и смертоносная сила «черных».

В этот критический момент, совершенно неожиданно, без всяких видимых причин смерч вдруг стал вращаться все медленнее и медленнее, затем стал колебаться и мелко дрожать, уменьшаться в размерах. А затем, последний раз содрогнувшись — полностью исчез, распавшись на мириады мелких черных песчинок!

Крики удивления в стане фей сменились воплями радости и несмолкаемыми рукоплесканиями. И вся мощь самых сильных волшебниц теперь, вместо того, чтобы поддержать ставший ненужным барьер, была перенаправлена на завершение заклинания, над котором они трудились с самого начала боя.

Вода Розового Озера закипела, и тысячи тысяч огромных воздушных розовых пузырей устремились в небо над Островом, над которым уже растянулась черная туча крылатых чудовищ. Пузыри заволокли все вокруг — так, что не было видно ничего, как внутри пелены очень плотного тумана. Твари, чуя отвратительный для них запах цветочного нектара колдовских цветов, завыли и вслепую рвались кто куда, скидывая своих всадников, тараня и переворачивая летающие корабли. Но никакого магического барьера не было выстроено, совершенно непонятно было что делать.

А в этот момент с вершины розового чертога ударила тройная молния и — исполинское облако розового тумана вспыхнуло, как стог сена. Подувший со всех сторон магический ветер нес языки пламени прямо к центру, испепеляя без следа попавших в розовые тенета корабли флотилии. В это же время наездницы полетели вперед, разбрасывая на изуродованную поверхность острова розовые семена, которые в ту же минуту всходили новыми цветочными полчищами, хищно накинувшимся на незваных пришельцев. И битва разгорелась с новой силой!

И лишь один исполинский черный дракон, паривший на отдалении, не принимал участия в схватке. В темном чреве бронированной кабины лежал на полу и задыхался от жгучего кашля его хозяин. На эбеново-черном столе стояла разбитая склянка с черным песком. Прислужники сняли со своего короля тяжелый панцирь и шлем, но ничего не помогало — красное от кашля лицо, выпученные глаза, кровавая пена на губах…  Им ничего не оставалось, как дать приказ дракону покинуть поле битвы и вернуться на землю.

7.

Ещё до самых сумерек поднебесное воинство добивало высадившихся тварей на островах и даже ночью нашлась работа. От пылавших розовым огнем небес ночью было светло как днем. Из объятий пылающего тумана не ушел никто.

— Ваша Премудрость воистину благословенна во веки веков! Вы все-таки остановили этот ужасный ураган! — соскочив с серебристого крылатого коня, проговорила фея с необычными для существ этой расы каскадом пепельно-белых, почти седых, волос на голове. Её когда-то жемчужно-белая туника была вся в грязных пятнах от пота и пепла, прожжена в нескольких местах, а лицо смертельно бледно, но глаза так и сияли от неожиданно свалившейся на голову победы. — Значит, операция по эвакуации в Астрал отменяется!

— Да, дорогая, — слабо улыбнувшись одним уголком бледных от усталости и волнения губ, тихо сказала Вторая из Трех. — Отменяется…  Но молодежь мы вернем чуть позже, когда наведем здесь порядок. Только вот остановили смерч не Мы. Признаюсь, его появление для Нас было полной неожиданностью. Мы недооценили знания и силу Ренегата…

— Как? — удивленно распахнулись глаза Жемчужно-Белой.

— Думаем, ответ на этот вопрос мы получим только тогда, когда Ренегат или его тело попадет к нам в руки. Но так или иначе здесь не обошлось без помощи Создателя, к которому Мы непрестанно взывали…  — все три Премудрости благоговейно сложили руки на груди.

Жемчужно-Белая на миг застыла, о чем-то задумавшись. Но только на миг. Её активной натуре не пристало надолго оставлять кипучую деятельность.

— В таком случае, Ваша Премудрость, я отдам приказ о наступлении внизу. Как говорят люди, «куй железо пока горячо».

— Ты права. Настало время прекратить эту чудовищную войну и привести, наконец, корабль Целестии в тихую гавань порядка и процветания. Да пребудет с тобой Создатель, Которому все мы служим, — тихим от изнеможения голосом выдохнула Вторая и все три Премудрости устало смежили веки.

Жемчужно-Белая знала, что Они умеют спать даже сидя, пережидая, когда пройдет характерная слабость, всегда наступающая после применения особо сильных заклинаний — синдром «отката». Стараясь не мешать отдыху Триады Совершенных, она тихонько выскользнула из залы-бутона.

Уже через час из командного пункта донеслись телепатические сигналы и без малого сотня агентов «ЖАЛА», возглавлявших в Нижней Целестии отряды сопротивления, отдала приказ наступать. Войска карликов и сторонников свергнутого Ренегатом законного короля покинули свои подземные и лесные укрытия и бросились восстанавливать законную власть. Лишь только один из агентов не ответил на позывной, хотя никаких данных о его гибели «наверху» не было. Впрочем, в общей суматохе об этом быстро забыли. На войне часто такое случается, что кто-то пропадает бесследно — на то она и война.

Когда черный дракон, наконец, добрался до столицы, над ней уже реял штандарт другого короля и с белокаменных башен в него полетели стрелы. Распугав стада городских коров, грозное чудовище удалилось восвояси, взяв курс на северо-запад. Там, во чреве Лысой Горы, полумертвый чернокнижник, король-узурпатор, проклятый небом и землёй Ренегат нашел свое последнее пристанище.

Глава 1 Ученик мага

1.

Белая, ослепительно белая земля, черное, иссиня-черное небо — насколько хватает глаз. Никакого разнообразия! Тусклый, невыносимо скучный пейзаж. И так — годами, многими годами, невероятно долгой похожих друг на друга как две капли воды вереницей лет.

Да, конечно, снег, укутавший толстым пушистым покрывалом бескрайнюю тундру, чем-то напоминающую грудь спящего исполина, красиво переливается при дневном свете алмазной россыпью мириадов искр. Да, полярное небо усыпано множеством светящихся, похожих на шляпки серебряных гвоздей, звезд. Да, во время полярных ночей на нем распускаются ледяные цветы северного сияния…

Но за многие, многие годы то, что, без сомнения, привело бы в восторг случайного посетителя этой Создателем забытой страны, ему приелось до тошноты. Даже короткий летний период — всего месяц-полтора — , когда эта унылая твердь ненадолго покрывается ковром из невысокой бледно-зеленой травы, а на ветвях карликовых берез появляются нежные клейкие листочки — только подчеркивает кричащую нищету этой земли. Не успеешь порадоваться ласковому солнцу, траве, теплому ветерку, как уже опять похолодание, опять заморозки, опять эта проклятая белая холодная гадость, называемая снегом, облепляет все вокруг!

Из груди юного охотника, в какую уже тысячу раз оглядывающего с тоской унылый пейзаж, вырвался сдавленный стон — стон боли и досады:

«Сколько можно?! В самом деле, ну, сколько можно смотреть на это проклятое белое безмолвие, на эту ледяную черно-белую пустыню?!»

Правда, сам юноша жил не в ледяной пустыне. В десятке миль к югу располагался небольшой лесок, хорошо защищенный от мертвящего дыхания северных ветров грядой достаточно высоких гор. А коренастые, мохнатые, чуть ниже среднего человеческого роста, карликовые ели вокруг его дома заменяли ему парк.

И эти ели были для него едва ли не единственной отдушиной в этом ледяном аду. Он любил, возвращаясь с охоты, смотреть на их вечнозеленые пушистые лапы, чувствовать, как отдыхают утомленные черно-белой палитрой снежной пустыни глаза, вдыхать казавшийся таким необыкновенно насыщенным после безвкусного морозного воздуха легкий аромат хвои, гладить обнаженными пальцами, освобожденными от тесных оков меховых рукавиц, совсем не колючие, нежные, а, самое главное, живые, в отличие от мертвого снега, иголки.

Казалось, человек, который вырос в этом суровом краю, не должен был тяготиться им. Казалось, для него он давно должен был стать чем-то родным и близким, подобно тому как саблезубые моржи или жирнобокие тюлени, обитающие здесь, и не мечтают об иной доле.

Но нет! Хотя юноша, сколько себя помнил, видел всё время одно и то же — белое безмолвие да карликовые ели — , тем не менее, уже задолго до откровений Учителя в его сердце крепло убеждение, что эта ледяная пустыня — не его родина, не его место, не его мир.

Жизнь на крайнем Севере была также занудна и скучна, как и убогий пейзаж здешнего ландшафта. Дни ничем не отличались друг от друга, месяцы — от месяцев. Подъем среди ночной темноты, рубка дров, разжигание печи, кормежка полярных собак, приготовление завтрака, потом — экспедиция в ледяную пустыню за дичью или в лес — за дровами или на берег моря — ловить рыбу. Если дичи, рыбы и дров достаточно, то домашняя работа — обработка шкур, шитье новой одежды, починка старой, латание крыши или конопатка стен, изготовление стрел…  Скучная, нудная работа!

Правда, короткое северное лето вносило в череду серых будней приятное разнообразие. Летом можно было ходить по карликовому лесу собирать ягоды и коренья. Летом можно было плавать на лодке в море — ловить рыбу сетью. Летом же нужно было варить варенье из клюквы и морошки на зиму…  Беда состояла лишь в том, что проходило оно чересчур быстро — месяц, самое большее — полтора.

Наверное, от всего этого, прямо скажем, ужасного занудства юноша окончательно потерял бы рассудок, если бы не было «Учебы» — воистину благословенного времени, когда ему дозволялось общаться с «Учителем».

Обычно Учитель, вдоволь отужинав сырым, ещё обильно сочащимся кровью мясом, смачно рыгал, а потом, покровительственно кивнув своей большой насекомьей головой, протягивал к нему свои длинные усы-вибриссы. Юноша, с трудом скрывая дрожь нетерпения, затаив дыхание, садился рядом. После чего усы молниеносно втыкались в уши, и поток удивительных образов начинал входить в его сознание. Поток символов, знаков, таинственных формул и чертежей.

Приём длился недолго. Полчаса — не больше. Потом сильно начинала болеть голова и больше ничего не усваивалось. После чего Учитель заставлял его на практике показывать то, что он запомнил, исправляя по ходу дела ошибки и, в буквальном смысле слова, вбивая в него то, что он не понял телепатически.

Юноша мечтательно зажмурил глаза, и перед его мысленным взором тут же возникла картина вчерашнего занятия.

2.

— … Ну, ш-ш-ш-ш-ш-то ты делаеш-ш-ш-ш-ш-ь, болван, ну, ш-ш-ш-ш-то?!

Урок был посвящен практическому применению заклинания левитации. Формула его была несложной, запоминалась легко. Трудность состояла лишь в том, что для того, чтобы полететь, надо было очень точно сконцентрировать сознание на объекте и всей силой своей мысли потянуться к нему, но, одновременно с этим, необходимо было держать в голове и другую мысль — мысль о Потоке.

«Поток» был источником магической энергии, а, следовательно, любого колдовства юноши, хотя при этом сам он видел его всего один раз в жизни.

Это произошло ещё в раннем детстве, когда Учитель как-то, открыв своей длинной паучьей лапой потайной люк в погребе их хижины, позволил ему спуститься в доселе неизвестную ему комнату. Говоря проще, «комната» была обычной ямой, в которую можно было попасть только по веревочной лестнице. В центре ямы был вырыт колодец, со дна которого струился такой яркий свет и шел такой жар, что из глаз мальчика брызнули слезы, а одежда его тут же стала мокрой до нитки от пота, как будто он вошел в жарко натопленную баню.

Тогда Учитель подвел его к самому устью колодца и позволил всего один раз — и то на мгновение — взглянуть вниз, а потом сразу же потащил его — полуослепшего, в полуобморочном состоянии — за руку обратно, на поверхность. За это мгновение мальчик успел увидеть где-то далеко, на самом дне колодца потоки какой-то светящейся раскаленной жидкости, похожей на расплавленное золото.

Но сам по себе вид светящейся жидкости, ослепившей его глаза, — ничто по сравнению с ощущением, которое испытал юный ученик. Все тело мальчика словно пронзили мириады тонких, раскаленных невидимых спиц, а вслед за ними в само его естество вошла какая-то сила, смешалась с его кровью, наполнила его невиданной доселе мощью, стала как бы частью его самого.

А когда Учитель и ученик поднялись на поверхность, Учитель потребовал, чтобы отныне, перед каждым колдовством, юноша держал в памяти увиденное и мысленно обращался к «Потоку» — так он называл сияющую золотистую жидкость в колодце — , чтобы тот соизволил даровать ему часть своей силы.

Надо сказать, это было довольно трудной задачей — плести в голове заклинание, держать в голове образ Потока, а теперь, с этой самой левитацией, ещё и мысленно тянуться к объекту! А уж тем более, когда твою голову забивают разные посторонние мысли, например, о том, какие странные яркие вспышки он видел уже несколько дней подряд по ту сторону Оленьей Тропы.

— … Ну, ш-ш-ш-ш-ш-то ты делаеш-ш-ш-ш-ш-ь, болван, ну, ш-ш-ш-ш-то?

Глухой шепелявый голос, напоминающий нечто среднее между шипением змеи и жужжанием навозной мухи, резко и неприятно ворвался в сознание юноши как раз тогда, когда тот, увлекшись посторонними воспоминаниями, упустил мысль о Потоке и рухнул из-под потолка прямо на пол.

— Ой, дядя Азаил, прости меня, я просто задумался немножко…  — пробормотал он виновато, потирая ушибленный зад.

Но паукообразный монстр с тускло мерцавшими в полутьме белесыми насекомьими глазами, не слушая оправданий своего так не вовремя размечтавшегося ученика, стремительно прыгнул на него и стал бить наотмашь мохнатыми лапами по лицу, пинать по бокам, по спине.

— З-з-з-з-з-з-запомни, щ-щ-щ-щ-щ-енок-сссс, я тебе не «дядя», з-з-з-з-з-запомни! «Учитель»! «Учитель»! «У-чи-те-ль-ссс»!!!

— Учитель, премудрый учитель, ой, больно! — не выдержав, пронзительно закричал юноша, когда удар пришелся по чувствительному месту внизу живота.

Наконец, паукомонстр перестал бить несчастного юношу и тот смог, охая и потирая ушибленные места, встать. Из носа шла кровь, лицо — в царапинах и синяках, все мышцы болели.

Но для молодого колдуна это не составляло проблемы. Он тут же вернул свою мысль к Потоку, пробормотал стандартные формулы болеутоляющих и кровоостанавливающих заклинаний и через пару минут был в норме.

— Не думай, не думай, не думай, да-ссс! Никогда-ссс не думай ни о чем, когда колдуеш-ш-ш-ш-шь! Понял, щ-щ-щ-щ-щенок? — все шипел монстр, угрожающе протягивая первые две паучьи лапы с острыми черными когтями к лицу юноши.

— Понял, Учитель, Премудрый Азаил! — с готовностью ответил он, боясь очередных побоев.

— Ду-р-р-р-р-рак, ты, болван! Я ж-ж-ж-ж-ж-е о тебе, щ-щ-щ-щ-щенок, забочус-с-с-с-ь! В бою рас-с-с-с-с-сеяннос-с-с-с-с-сть мо-ж-ж-ж-ж-ж-ет с-с-с-с-с-стоить тебе ж-ж-ж-ж-жизни! Ну, ш-ш-ш-ш-што стоиш-ш-ш-ш-ь, лентяй, ш-ш-ш-ш-што стоиш-ш-ш-ш-шь, время тянеш-ш-ш-ш-шь, а ну, снова, ещ-щ-щ-щ-ще раз-з-з-з-з…

И упражнения в левитации продолжалось снова и снова. Юноша ещё не раз падал с потолка на пол и получал «на орехи» от Учителя, пока, в конце концов, ближе к полуночи, не научился порхать как мотылек.

Да, Учеба была настоящей отдушиной для юноши, настоящим отдыхом после многочасовых рутинных дел. Но не только она.

В определенное время — в день своего рождения, в день рождения матери и ещё в некоторые дни, значения которых он не знал — Учитель устраивал для юноши «праздник». Вечером, вместо Учебы, он в полной темноте доставал откуда-то иссиня-черный шар и прикасался к нему своими тонкими усиками-вибриссами. Шар тотчас же вспыхивал, в черной глубине шара начинали хаотически бегать фиолетово-лиловые искорки. Затем излучение, исходившее от шара, обретало форму картины, объемной картины.

Именно тогда юноша впервые увидел Золотой Чертог — так он про себя прозвал дворец или башню, полностью сделанную из сверкающего на солнце золотого кирпича — , который гордо как боевое знамя на башне замка возвышался на гребне высокой горы. Изнутри Чертог весь был покрыт сверкающими полированными золотыми зеркалами. Вокруг Чертога — сад, густо обсаженный золотыми деревьями, по ветвям которых скакали, весело вереща, стайки золотых говорливых мартышек и золотых попугаев.

За пределами Золотого Чертога, куда ни кинь взгляд — бескрайние просторы горных пиков, упирающихся седыми от снега вершинами в облака, над которыми парят гигантские многоглавые орлы; бездонные ущелья, высокогорные изумрудно-зеленые луга.

Юноша, ничего не видевший в своей жизни кроме унылых плоских ледяных пустынь и рощ карликовых деревьев, упивался роскошными видами, всякий раз с затаенным дыханием ожидая появления главного лица в этом представлении. ЕЁ…

Когда ему казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди от волнения и нетерпения, вдруг картинка менялась. Перед его восхищенным взором возникало изображение комнаты, стены, пол и потолок которой искусно отделаны каменными плитами из темно-зеленого малахита. В этой комнате, за малахитовым же, отполированным до зеркального блеска столом, сидела ОНА — Само Совершенство.

Округлое, чем-то напоминающее солнечный диск, лицо, длинные и прямые как солнечные лучи золотистые волосы, длиннополое платье, словно сотканное из солнечных волокон и — поток жгучего солнечного света из пустых глазниц!

Эти мгновения созерцания совершенной красоты и величия в образе его родной матери казались ему самыми счастливыми мгновениями его жизни.

А потом Учитель снова и снова рассказывал ему одну и ту же историю. Что все, что он видел, было некогда владением его матери, которую коварно убили её враги — злобные завистницы «белобрыс-с-с-с-сые летуньи». И если он будет прилежно учиться и со временем овладеет вершинами воинского и магического мастерства, то сможет отомстить за свою мать и вернуть то, что принадлежит ему по праву рождения — Золотой Чертог и все примыкающие к нему владения.

И каждый раз юноша искренне клялся в том, что он совершит все это и будет очень, очень прилежно учиться. И клятву свою — исполнял, исполнял, как мог, от всей души, от всего сердца. Можно сказать, что юноша только и жил — от вечера до вечера, от Учебы до Учебы, от одной встречи со своей солнечной матерью до другой — и только это по-настоящему и поддерживало в нем силы не сойти с ума в бескрайнем лабиринте белого безмолвия.

3.

Все это пронеслось в сознании юноши, когда он шел в очередной раз на охоту.

Как обычно, перед ним, сколько хватало глаз, расстилалась плоская, как поверхность стола, белая ледяная пустыня. По корке лежалого снега белой змейкой вилась поземка, дул, как всегда пронизывающий до костей, северный ветер. Иссиня-черное небо давило на грудь — полярная ночь вот уж как месяц вступила в свои законные права.

Юноша, как обычно наглухо укутанный, словно рыцарь в полный доспех, в теплую одежду — шубу, ушастую шапку, штаны и унты, сшитые из шкуры и меха полярного медведя, убитого им на охоте, на лыжах шел сквозь ледяную мглу. За собой он тащил деревянные сани, предназначенные для будущей добычи, а впереди бежали, звонко лая и виляя своими баранкой загнутыми кверху пушистыми хвостами, полярные белые собаки — Белка, Стрелка и Гром.

Собаки были в приподнятом настроении оттого, что недавно учуяли северного оленя. Юноша знал, что, взяв след оленя, собаки приведут его к нему непременно.

Но мысли его занимала отнюдь не предстоящая охота.

Воспоминания о давно минувших днях сменились воспоминаниями о недавних событиях, совершенно необычных событиях.

Дело в том, что в последние недели две юноша регулярно наблюдал какие-то странные яркие вспышки за горизонтом, но что это за вспышки — он так толком и не узнал. На северное сияние явно было не похоже. У северного сияния свет ледяной, холодный, а те вспышки были яркие, слепящие, сродни солнечному свету.

Юношу разбирало жуткое любопытство, но всякий раз ему что-то мешало выяснить, в чем дело: то полярный медведь выйдет на охоту и приходится быть настороже, то собаки возьмут след оленя, который уведет его в сторону, то разыграется такая снежная буря, что приходится поскорее уносить ноги.

Вспоминая об этих таинственных вспышках, юноша в какой уже раз проклинал себя за нерешительность и клялся самому себе, что если они повторятся, то он обязательно, во что бы то ни стало, выяснит, в чем дело, даже если это ему будет стоить добычи или даже жизни!

И как только он подумал об этом, вспышки возобновились.

На линии горизонта, справа от себя, он вновь увидел яркие желто-оранжевые всполохи, но — что было особенно странно — и собаки его понеслись именно туда.

Молодой охотник побежал следом. Он совершенно забыл про мучившую его тоску, про отвращение к белому безмолвию, про мороз, больно щипавший лицо, про обжигающий ледяной ветер. Он думал только об одном — о том, что он находится в двух шагах от разгадки какой-то очень важной тайны, способной коренным образом перевернуть его жизнь…

Но вот собаки как по команде замолкли. Юноша понял, что дичь где-то рядом. Он прибавил шаг и скоро увидел на горизонте странную рощу из неизвестно откуда взявшихся в заснеженной пустыне высоких, намного выше человеческого роста деревьев удивительной красоты и формы, которых юноша раньше отродясь не видел. Именно оттуда были видны таинственные вспышки.

Юноша сразу смекнул, что собаки могут испортить все дело, которое в тысячи крат важнее, чем поимка жалкого оленя. А потому, прикоснувшись пальцами к вискам, отдал им телепатический приказ затаиться и не подавать голоса без его команды. Собаки тут же легли на животы и закопались поглубже в снег, полностью слившись с ним благодаря своей белой шерсти.

А между тем юноша, бросив сани и лыжи, ползком, для верности прикрыв себя глазоотводящими заклинаниями (несмотря на строгий приказ Учителя ни в коем случае не пользоваться на охоте магией!), стал приближаться к этой странной, если не сказать, чудесной роще.

4.

Толстые стволы поднимались высоко, на три-четыре человеческих роста, если не больше. Стволы коричневого цвета были полностью лишены ветвей. Верхушки деревьев венчали хвосты из длинных и широких мясистых зеленых листьев. Там же, наверху, под самыми листьями росли странные круглые коричневые плоды.

Но поразил его не только вид совершенно незнакомой растительности. Все довольно большое пространство этой странной рощи было полностью лишено снега — и это прямо посреди ледяной пустыни! Наоборот, на тучной черной земле росла довольно высокая, наверное, по пояс, а то и по грудь, сочная мясистая трава, которой он также отродясь здесь не видывал. По ветвям незнакомых деревьев прыгали какие-то неизвестные маленькие птицы с ярким оперением всех цветов радуги и что-то весело и громко щебетали.

Создавалось впечатление, что эта роща каким-то таинственным образом отделена от всего остального мира незримой стеной, и за ней, как за стеной парника, расцвел пышным цветом совершенно другой мир — мир тепла, радости, блаженства и покоя. Мир, который был совершенно не известен молодому охотнику.

Но откуда же вспышки?

Юноша внимательно всмотрелся и увидел в крайней левой части рощи какие-то фигурки. Заклинание дальнезоркости — и вот картинка значительно придвинулась, а размытые крошечные фигурки превратились — в трех безупречно прекрасных существ, таких, которых юноша никогда в жизни не видел.

Стройные, тонкие, в длинных, почти до колен, странных рубашках из мягкой материи без рукавов, туго перетянутых на поясе ремешками. Светлые волосы до пояса, синие, как ясное летнее небо, глаза, открытая обувь на ногах, а самое главное — большие прозрачные крылья за спиной в пол человеческого роста!

Девушки походили одна на другую как сестры-близнецы, однако внимательно присмотревшись, юноша увидел, что различия между ними все-таки есть. На одной из них была одета небесно-голубая рубашка, на другой — изумрудно-зеленая, а на третьей — розовая. У одной волосы были пепельно-белые, у другой — светло-русые, а у третьей — золотистые. Да, и ещё — одна из трех, сразу видно, была намного младше остальных, совсем девочка — как раз та, с золотистыми волосами и в розовой рубашке.

Девушки не стояли на месте, наоборот, пребывали в постоянном движении. Они сновали то туда, то сюда, как трудолюбивые пчелы.

Присмотревшись, юноша заметил, что одна из девушек что-то постоянно приносила с собой из глубины рощи, какие-то странные разноцветные колышки. Принеся колышек, она вбивала его металлическим молоточком в вечную мерзлоту (каким образом тонкие ручки девушки могли вбить колышек в ВЕЧНУЮ МЕРЗЛОТУ — было ему совершенно непонятным, но скорее всего здесь не обошлось без магии!). После чего она произносила какие-то слова на незнакомом, мелодичном, но удивительно красивом языке. Колышек начинал светиться, как раскаленный металлический прут, только в тысячи раз ярче. Именно это и было, как догадался юноша, источником замеченных им ранее вспышек. А потом снег в этом месте, радиусом примерно в сотню шагов, начинал стремительно таять. После этого другая девушка посыпала это место каким-то розовым порошком, и земля тут же становилась темной, тучной, плодородной. И, наконец, третья девушка сажала в уже подготовленную почву какие-то розовые семечки и поливала их из лейки, после чего буквально на глазах в этом месте вырастали те самые гигантские деревья и высокая трава, из которых и состояла роща.

Проделывая такую работу, которая, судя по всему, их нисколько ни обременяла и не тяготила, девушки не переставали болтать друг с другом на своем языке, словно веселые разноцветные пташки на ветвях этих странных деревьев.

Юноше жутко захотелось узнать, о чем же они могли между собой говорить. Запомнив наизусть несколько их выражений, он мысленно запустил заклинание, которому его буквально месяц назад научил Учитель, — заклинание перевода. Несколько минут — и вот уже молодой охотник готов понимать, что же они говорят.

Но как раз в этот момент из ледяной пустыни к таинственной роще вышел тот самый северный олень, по следу которого шли собаки. Он передвигался быстрым шагом, почти бежал. Видимо, инстинктивно чуя за собой погоню, он уже давно решил, что только в этой роще обретет по-настоящему безопасное пристанище. Достигнув её границ, он принялся радостно мычать и забавно мотать из стороны в сторону своей рогатой головой.

— Ой, смотрите, сестры, да ведь это же настоящий северный олень! — первой закричала «розовая» и радостно засмеялась, указывая на животное длинным тонким пальчиком. — Давайте откроем стену и пустим его, он, наверное, замерз и устал!

— Ну, что ты, сестра! — укоряющее посмотрела на неё «голубая», видимо, самая старшая в группе. — Это ж северный олень! У него толстая шкура, он не мерзнет в снегах. Наоборот, климат нашей рощи будет для него губителен.

— Ой, смотри, сестричка, как он радуется, как он хочет к нам! Ну, разве мы можем его оставить здесь одного!? — не унималась младшая, тем более что и олень стоял как вкопанный, всем своим видом показывая, что никуда отсюда уходить не намерен. Не в силах пересечь невидимый предел, он стал громко мычать, смешно вытаскивая большой розовый язык изо рта, нетерпеливо рыхля снег длинными острыми копытами.

— А вдруг за ним кто-нибудь гонится? Волки, белый медведь или кто-нибудь ещё похуже? Разве мы оставим его в беде? А как же Священные Принципы…

Не дожидаясь ответа, самая юная из девушек взмахнула руками вокруг себя и…  перешагнула незримую границу, совершенно не боясь холода и метели! Она стремглав бросилась к оленю, обняла за шею и принялась с жаром целовать его. А олень, в свою очередь, довольно терся своей большой неуклюжей головой о плечи девушки, лизал гладким влажным языком и целовал мохнатыми заледеневшими губами её ручки, радостно при этом мыча, отчего девушка ещё больше смеялась и ещё больше ласкала животное.

Юноша во все глаза смотрел на такое странное поведение крылатой девушки. Он настолько привык воспринимать оленя только как источник мяса и теплой шкуры, что совершенно не думал, что с ним можно обращаться таким образом!

Между тем другие девушки сначала некоторое время наблюдали за происходящим со стороны. Потом, не выдержав, сами бросились к оленю и стали трепать его по шкурке, обнимать и целовать это действительно красивое и милое животное. А потом вдруг самая юная направилась куда-то вглубь рощи. Через пару минут она вернулась с огромной охапкой зеленой травы. То же самое сделали и другие. И вот — олень уже пировал, с огромным аппетитом поглощая мясистые сочные травяные стебли, которых, вероятно, не ел никогда в жизни. Громко чмокая и чавкая, он от удовольствия зажмуривал глаза. А крылатые девушки не могли насмотреться на своего новообретенного питомца и весело, заливисто смеялись.

— Слушайте, сестры! — вдруг сказала самая младшая, «розовая». — А ведь если мы всю эту ледяную пустыню переделаем в кокосовый сад, что же будет с этими симпатяшками? Они же вымрут! Для них эта пустыня — дом родной…  — и голос её внезапно прервался от волнения.

Но «голубая» повернулась к ней, оторвавшись, наконец, от оленя, и строгим назидательным тоном проговорила:

— Неужели ты думаешь, младшая сестра, что Их Премудрость способна уничтожить среду обитания хоть одного из мирных существ Целестии? Побойся Создателя, милочка! Так можно усомниться и в премудрости Их Священной воли, а это, знаешь…

«Розовая» побледнела и закрыла ручками свой ротик.

Но «голубая», увидев её замешательство, смягчилась и покровительственно потрепала «розовую» по плечу:

— Не бойся, мы на тебя не донесем, малышка. Ты ещё не закончила обучение, а потому имеешь право ошибаться. Как говорится, кто не ошибается, тот и не учится, — это нормально. А по поводу кокосовых садов я тебе скажу, что далеко не все Полярные Пустоши будут в кокосах. Будут и сосны, будут и дубы, будут и липы…  Все будет, и все — разное. А на долю оленей останется достаточно полярной тундры — им ведь много не нужно — , зато она будет очищена от хищников и чудовищ и их уже никто и никогда не обидит! Повсюду для них будут расположены кормушки со свежим душистым сеном, так что они будут здесь как сыр в масле кататься. Мы выведем теперь эту Создателем забытую пустошь на новые, доселе невиданные рубежи. Понимаешь теперь, сестренка?

— Понимаю…  — тихо проговорила «розовая», а потом вдруг резко выкрикнула. — Да будут трижды благословенны Священные Замыслы Их Премудрости, отныне и до века!

— Да будут! — хором повторили две другие девушки, и громко и весело засмеялись.

А юноша смотрел на всё происходящее здесь, широко открыв рот, и ничего не понимал. «Их Премудрость», «Священные Принципы», «Целестия», «кокосы»…  — совершенно незнакомые слова, незнакомые понятия, которые заботливо переводило для него запущенное заклинание, но о смысле которых он совершенно не догадывался.

А потом ему вдруг стало не по себе. Голова закружилась, его затошнило, перед глазами все поплыло. Все эти лужайки, деревья, крылатые девушки, странные слова, смех…  — все это было таким чуждым, таким новым, так не вписывалось в устоявшиеся границы его мира, ещё недавно казавшегося таким опостылевшим, таким скучным, что его голова просто не в силах была все это принять и…

Юноша вдруг резко вскочил во весь рост. Быстро нацепив лыжи, он бросилсябежать без оглядки из этого странного и страшного места, волоча за собой так и оставшиеся пустыми сани. Собаки же, грустно вздохнув, уныло поплелись за ним следом.

5.

— Чую, чую, чую зас-с-с-с-саду, да-ссс! Белорыс-с-с-с-сые с-с-с-с-совс-с-с-сем рядом, да-ссс! — с громким чавканьем поглощая сырое кровавое мясо, сипел Азаил, злобно сверкая при этом своими белесыми насекомьими глазами. — Ты ничего не видел на охоте, с-с-с-сынок?

Слово «сынок» вывело юношу из какой-то розовой задумчивости. Он сидел за простым тесаным деревянным столом рядом с насекомообразным чудовищем и держал в руках деревянную ложку. Её, впрочем, он так ни разу и не опустил в миску с супом, который успел уже порядком остыть.

За окном — полярная ночь, пронзительно и злобно, как голодный дикий зверь, завывала вьюга, но в их домике было жарко натоплено. Освещение домика состояло из четырех глиняных ламп, чадно горевших на оленьем жиру. Светили они себе под нос, а потому все внутреннее пространство хижины тонуло в бархатной полутьме.

«Сынком» Азаил называл его крайне редко: либо когда был особенно доволен успехами юноши, либо когда хотел получить от него что-то такое, чего не мог добиться силой. Поскольку особенных успехов у ученика мага давно не наблюдалось, то это обращение Азаила показалось ему подозрительным. И он в очередной раз мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность: если бы не тщательно сделанные им после удачных охот запасы, подозрения Учителя быстро перешли бы в нечто гораздо более серьезное.

— Нет, Учитель, ничего не видел, все как обычно. Только вот оленя трудно стало доставать. Может, снеги опять вернулись к нам, ведь медведи да волки столько не переедят, — «честно соврал» Азаилу юноша, что, надо сказать, ему всегда удивительно легко удавалось.

Почему-то ему не хотелось говорить Учителю о таинственных вспышках за горизонтом, о странных деревьях и, особенно, о красивых крылатых девушках — ведь они так идеально походили на «белобрысых летуний», о которых часто говорил Азаил, а потому реакция его могла быть только одна: «немедленно убиратьс-с-с-с-с-ся отс-с-с-с-с-с-сюда, да-сссс, немедленно-сссс». А именно этого больше всего на свете и боялся юноша — ему уже через пару часов после такого смешно, наверное, выглядевшего со стороны панического бегства так захотелось ещё и ещё понаблюдать за ними, послушать их беззаботный звонкий смех и разговоры, снова вдохнуть приторно-сладкие запахи волшебной рощи.

Вот уже раз десять после того памятного посещения таинственного места он бывал там, всякий раз наблюдая за девушками из укромного места и всякий раз с большим сожалением уходил, чувствуя, что так и не насытился этим прекрасным зрелищем. Была б его воля, он бы остался там навеки!

Уходя, он всегда мечтал только о двух вещах: чтобы Азаил, обладающий поистине нечеловеческой интуицией не догадался о его походах, а вторая — чтобы ему хотя бы раз представился случай поговорить с одной из девушек, особенно с той, «розовой» незнакомкой.

— С-с-с-с-мотри, Люк-с-с-с-с, — подозрительно сверля его своими холодными насекомьими глазами, прошипел Азаил. — Ес-с-с-с-сли увидиш-ш-ш-ш-ш-шь белобры-с-с-с-с-сых, немедленно ко мне — будем с-с-с-с-с-сматывать удочки-сссссс, понял, да-сссс? — и тонкая паучья лапа с острым черным когтем стремительно сдавила шею юноши, как тугое лассо. Люку стало не хватать воздуха, и он захрипел. Но в тот же момент Учитель ослабил хватку.

— А-а-а, п-п-п-очему, дядь Азаил, а? Что в них такого опасного, что даже ты, кому и десяток снегов нипочем, их боишься? — сделав намеренно невинное, как у ребенка, лицо, спросил юноша, втайне пытаясь получить хотя бы косвенное подтверждение тому, что страхи Учителя носят болезненный, надуманный характер. Ему так хотелось верить, что эти прекрасные существа — добрые и милые, а Азаил все выдумывает про них из-за какой-то затаенной обиды, которые они когда-то, в далеком прошлом, нанесли ему.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! Я — боюс-с-с-с-с-ь?! — зашипел на всю комнату Азаил и прыгнул, как сущий паук, с места прямо через весь стол, к Люку. — Я? Я? Я-ссс?! Аз-з-з-з-з-заил Премудрый, Аз-з-з-з-з-заил Бес-с-с-с-с-с-с-траш-ш-ш-ш-шный! Да я, щ-щ-щ-щ-щ-щенок, один с-с-с-с-с-спалю с-с-с-с-с-с с-с-с-с-с-отню белобры-с-с-с-с-сых! — он воинственно ощерил свои острые отвратительные жвалы, длинные когтистые лапы угрожающе потянулись к лицу юноши. Тот, впрочем, как ни в чем не бывало принялся поглощать суп, не обращая на чудовище никакого внимания.

— А-а-а-а! Кажется, я понял, дядь Азаил, — не отрываясь от еды, с набитым ртом проговорил юноша. — Просто их больше сотни, а потому сто первая, наверное, раскатает в лепешку тебя самого, да? — и, не выдержав, вдруг прыснул от смеха.

Но Азаилу было не до смеха. Ударом лапы он перевернул тарелку, так что суповая жижа пролилась прямо на штаны юноши, а сам принялся кругами ходить по горнице, уже не обращая никакого внимания на него, глухо бормоча себе под нос:

— Ничего, ничего-ссс, Аз-з-з-з-з-аил, мы е-щ-щ-щ-щ-щё поквитаем-с-с-с-с-я с-с-с-с-с ними, поквитаемс-с-с-с-с-я! Чудненько, чудес-с-с-с-с-сненько поквитаемс-с-с-с-с-я! Не с-с-с-с-сотню, не две, не тр-р-р-р-и, а вс-с-с-с-сю с-с-с-с-с-вору под нож-ж-ж-ж-ж! Да-ссс, под но-ж-ж-ж-ж-ж, белобрыс-с-с-с-с-ые обманщ-щ-щ-щ-щ-щ-ицы, да-ссс!..

Взглянув на него, юноша понял, что ни одного слова от него больше не добьешься. Когда Азаил впадал в такое состояние, он мог часами напролет повторять одно и то же и ходить кругами, пока совершенно не выбьется из сил. А потому решил воспользоваться этим и завалился на печку спать — все равно Учебы сегодня не будет. И сделал он это с ещё большим удовольствием не только потому, что, наконец-то, сможет выспаться по-человечески, а и потому, что может теперь сколько угодно, не боясь выдать себя перед Учителем, вовсю мечтать о «розовой» незнакомке.

6.

Юного охотника звали Люцифер, что, как объяснял ему Учитель, означало ни много ни мало как «Светоносец». Почему ему суждено было носить такое странное имя, юноша не знал — Учитель вообще особенно-то и не посвящал его в свои замыслы, цедя сведения обо всем и вся как какой-то сильнодействующий лекарственный настой — по капле.

Впрочем, кое о чем Люк — так звал его Азаил для краткости — и сам догадывался. Таинственная власть, которая ему была подарена Потоком, — что это как не сила солнечного света, которую он постоянно носил в своем естестве? Раз войдя в него двенадцать лет назад, когда ему стукнуло пять, она больше не покидала его, послушно откликаясь на каждый его зов. Стоило юноше захотеть сотворить какое-либо заклинание, он обращался к Потоку и легкое приятное жжение в груди, а потом и по всему телу, а также ощущение нарастающей силы внутри, говорило ему о том, что его зов принят. Иногда это проявлялось даже видимым образом, особенно в темноте. Если Люк творил заклинание полярной ночью, то можно было заметить, как вокруг становилось светлее, как будто бы кто-то зажег фонарь, а снег вокруг начинал подтаивать. Когда Люк заметил это в первый раз, он сразу и догадался о значении своего имени.

Гораздо сложнее было узнать хоть что-то о своей матери. Да, красочные иллюзии, которые демонстрировал ему Азаил, давали определенное представление, но ничего конкретного Учитель так и не рассказал. Смешно сказать, Люк даже не знал её имени, не знал имени отца, не знал, где находится та сказочная страна с Башней из золотого кирпича! Никаких книг, кроме книг по практической и теоретической магии, у него не было. Что было за границами Ледяной Пустыни — также оставалось неизвестным.

Ещё один вопрос, который не давал покоя Люку, — это вопрос о его происхождении. Азаил открыл ему, что он — человек. Но ни одного «человека» Люк отродясь не видал. На все просьбы о том, чтобы показать ему страны, где обитают люди — хотя бы в иллюзии — , Азаил уклонялся, ссылаясь на то, что «у нас-сссссс итак очень мало времени-ссссс, некогда-сссс, некогда-ссссс». Но почему «у нас мало времени», Люк не мог понять. Вроде бы они никуда не торопились, наоборот, время в этой полярной пустоши как будто бы совершенно остановилось. И лишь потом, после участившихся обеспокоенных монологов о «белобры-с-с-с-с-с-ых летуньях-сссс», сказанных, как обычно, «про себя да вслух», Люк понял, что «мало времени» относится именно к ним. Азаил определенно скрывался в этом безлюдном необитаемой месте от их преследований и, возможно, от мести и боялся, что вот-вот они здесь появятся, а до этого надо успеть, как он говорил, «поднять щ-щ-щ-щ-щ-щенка на ноги, да-сссс» и тогда, тогда он им ещё «пока-ж-ж-ж-ж-ж-жет». Видимо, Азаил всерьез рассчитывал на его все возрастающие магические способности в предстоящем сражении, что также вводило Люка в состояние недоумения. Кажется, чтобы достигнуть уровня знания и силы Учителя, надо практиковаться многие десятилетия, но тогда смысл «ускоренной» подготовки терялся, учитывая кратковременность человеческой жизни.

Так или иначе, но людей Люк так за все это время и не увидел — приходилось удовлетворяться тем, что он видел сам, глядя на собственное отражение в воде. Наверное, люди — они какие-то такие…

7.

Люк опять глубоко и грустно вздохнул и повернулся на другой бок. Азаила нигде не было, комната пуста. Спать не хотелось. Видимо, привычка мало спать сыграла здесь свою роль: рано заснув, он слишком рано и проснулся. Эх, спать бы ещё да спать!

Люк блаженно потянулся и спрыгнул с печи. Огонь уже погас, но раскаленные головешки давали ещё достаточно тепла. Зато вся комната погрузилась в кромешную тьму. Люк зажег магический светильник — маленький светящийся шарик, парящий над его головой. В комнате никого не было.

Обычно Азаил всегда спал в дальнем теплом углу за печью, как паук забравшись на потолок. Спал с открытыми, только слегка поблекшими, глазами. Впрочем, даже тогда застать его врасплох было невозможно — тончайшие чувствительные усы-вибриссы улавливали малейшее колебание воздуха в комнате. Но сейчас угол был пуст.

Признаться, Люку было недосуг знать, куда мог пропасть Учитель — тот никогда не давал ему никакого отчета в своих поступках. Зато совершенно неожиданно получив два часа свободы, ученик решил ею воспользоваться сполна.

В том самом углу, в котором обычно спал Азаил, всегда стоял большой черный сундук из неизвестного материала. Во время Учебы именно оттуда, как по мановению волшебной палочки, появлялись необходимые книги и магические артефакты. Но все эти предметы доставал Азаил лично, никогда не позволяя ученику делать это самому. И вот сейчас Люк стоял у вожделенного сундука…

Естественно, он был заперт! Хотя никакой замочной скважины на гладкой полированной поверхности не было видно. Но Люк не унывал. В самом деле, а как же заклинание «отпора всех дверей», которое он освоил пару месяцев назад?

Знакомое жжение в груди, жар на ладонях, отблески света по всей комнате — и вот уже тысячи тысяч тончайших, не больше волоса, солнечных волокон-лучей прощупывают — пядь за пядью — поверхность сундука, пытаясь найти потайную скважину. Люк закрыл глаза и магическим зрением увидел, что в матово-черном сундуке, чуть выше середины, виднеется крохотное, с булавочную головку, светлое пятнышко. Ещё мгновение — и теперь вся совокупность волокон-лучей направлена именно туда. Легкое жужжание и скрежет — и вот уже невидимая доселе крышка отъехала в сторону. Сундук был открыт!

С непередаваемым восторгом в груди, Люк обеими руками залез в темное чрево сундука — он оказался воистину бездонным! Таинственные книги на незнакомых языках, разноцветные шары, манипуляторы, порошки…  От всего этого кругом шла голова, равно как и от резкого запаха, которым было пропитано все его содержимое.

Наконец, вот оно! Дрожащие руки Люка сжимали большой иссиня-черный шар, пульсирующий изнутри россыпью фиолетово-лиловых искр. Запустить его — пара пустяков — Люк знал, что заклинание обычно выгравировано на его поверхности, стоит только прощупать её досконально магическим зрением.

Несколько минут, и заклинание обнаружилось — оно было написано крошечными буквами в самом низу шара, прочитать которые можно было только магическим зрением и то при очень сильном увеличении.

Стоило Люку произнести несколько слов, и шар, вспыхнув потоком яркого света, ожил: трехмерная полупрозрачная картинка фиолетово-лилового цвета заполнила все свободное пространство хижины. Как Люк уже догадался, камень был вместилищем информации, которую тот выдавал графически, в виде иллюзии, в зависимости от того, чего хотел тот, кто владел им.

Но не успел он дать первую мысленную команду, как деревянный люк, ведший в подвал, тихо скрипнул и поток ослепительного света, как будто бы кто-то открыл ставни одного из окон наглухо заколоченного дома, хлынул в комнату. Глаза Люка на миг ослепли, а уже в следующий момент он получил такую затрещину от Учителя, что отлетел в другой конец комнаты.

— Ты ш-ш-ш-ш-ш-ш-то это ш-ш-ш-ш-ш-ш-алиш-ш-ш-ш-ш-ш-шь, щ-щ-щ-щ-щ-щ-екнок-сссссс? Кто тебе раз-з-з-з-з-зз-реш-ш-ш-ш-ш-шал лаз-з-з-з-з-зить в моих вещ-щ-щ-щ-щ-щах-х-х-х-х-сссс? Ш-ш-ш-ш-ш-ш-шпиониш-ш-ш-ш-ш-шь з-з-з-з-з-з-а мной-ссссс?

Паук стремительно прыгнул на Люка, хищно вытянув вперед когтистые лапы, но, как муха о стекло, бессильно натолкнулся на мощнейший невидимый магический барьер, который выставил Ученик. По комнате пронесся запах жареного и Азаил взвыл от боли, забегал кругами, поджимая обожжённые лапы. Люк удивленно смотрел на эту сцену, совершенно не понимая и сам, что произошло: реакция у Азаила была в тысячи крат быстрее, чем у него, поистине насекомья! За такое короткое время он не успел бы сотворить даже самого простого заклинания, не то, что такого мощного!

— Ах-х-х-х-х-с-с-с-с-с, ах-х-х-х-х-х-с, Люкс-с-с-с-с-с-ик, малы-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-што ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж ты твориш-ш-ш-ш-ш-ш-шь со стариком-с-с-с-с-с-с, ах-х-х-х-х-х-х-сс-с-с-с-с! У-ф-ф-ф-ф-ф-ф-сссс, уф-ф-ф-ф-ф-сссс…

Азаил забавно подпрыгивал, дул на обожжённые лапища, но, наконец, пришел в себя и обратился к магии — дело пошло быстрее.

— Дядь Азаил, да ты не сердись! Я и сам не знаю, как так получилось! И я честно не хотел залазить в твои личные вещи, но ты пойми, мне нужно знать! Мне нужно знать, как звали мою мать и отца, почему я не живу как все нормальные люди и почему я должен жить здесь, в этой поганой ледяной пустыне, хотя я знаю, что есть, есть более пригодные для жизни места!

Азаил некоторое время пробурчал что-то нечленораздельное, но было видно, что гнев его сходит на нет, да и демонстрация магических способностей Ученика, превзошедшие возможности Учителя, если не отрезвила, то порадовала его.

— Хорош-ш-ш-ш-ш-ш-шо-сссс, хорош-ш-ш-ш-ш-ш-ш-о-ссс, с-с-с-с-сынок. Только убери это проклятое-сссс поле-ссс, убери-ссссс…

Весь остаток утра они провели за беседой, в которой Азаил «поведал (ему) все-сссс». Однако чем дольше продолжался разговор, тем большее Люк испытывал разочарование. Юля и изворачиваясь, Азаил сообщил ему немногим больше, чем раньше, но преподал все с таким видом, будто сообщил великую истину.

Оказалось, что с людьми Люку нельзя быть, потому что все люди проживают на территории врага — «белобрыс-с-с-с-с-сые летуньи, подлые обманщ-щ-щ-щ-щ-щицы, да-сссссс». Они обманули все человечество и держат его под властью своих чар. Попади Люк в населенные людьми области — и, пиши пропало, сразу окажется в цепких лапках крылатых владычиц. Его мать и отец вместе с Азаилом вели с ними войну, но из-за подлого коварства последних колдуньям удалось победить. Отец и мать его погибли, а сам Азаил с ребенком на плечах, «тайными х-х-х-х-х-ходами, куда и мы-ш-ш-ш-ш-ш-шки не з-з-з-з-з-з-аполз-з-з-з-з-зали», уполз сюда, в свою секретную лабораторию на крайнем севере, похороненную под толстым слоем вечной мерзлоты. Но играть в прятки он всю жизнь не намерен. Как только Люк войдет в возраст зрелого мага и воина, они разберутся с ними — «раз-з-з-з-з и навс-с-с-с-с-сегда-ссссс, раз-з-з-з-з и навс-с-с-с-с-сегда-ссссс, раз-з-з-з-з и навс-с-с-с-с-сегда-ссссс, да-сссс!».

Люк разочарованно зевнул и решил, что в следующий раз все-таки доберется до проклятого шара, хотя, если честно, и сам в это особенно не верил — Азаил дважды на одну и ту же удочку не попадается.

Когда, наконец, Люк вновь лег спать, он снова видел «розовую» и она отнюдь не показалась ему «белобрысой обманщицей». Они весело играли друг с другом в прятки в таинственной рощице, а когда, наконец, девушка попала в его объятия и он попытался её поцеловать, она тут же превратилась…  — в хорошо знакомую по магическим иллюзиям солнцеликую красавицу, его родную мать. Люк покраснел, смутился и…  проснулся.

Глава 2 «Новые Рубежи»

1.

Со всех сторон света на тонущий в розовой дымке Остров Фей, словно рой деловито жужжащих пчел в родной улей, слетались длинные вереницы крылатых красавиц. Такое зрелище, если бы его мог видеть посторонний наблюдатель, навсегда оставило бы глубокий след в его душе.

В самом деле, чтобы все феи Целестии в один и тот же час появились в одном и том же месте…  Неслыханно! Ведь обычно Всеобщий Совет Поднебесья собирался только в исключительных случаях, происходивших, как можно догадаться, весьма редко — раз в многие тысячи лет.

Впрочем, никакого «постороннего наблюдателя» не было и не могло быть, ибо Остров Фей — заповедное место, где никогда, от самого сотворения мира, не ступала нога чужака.

Остров Фей — поистине чудесное место, какого не встретишь больше нигде в Целестии. Довольно протяженный кусок суши, в тридцать с лишним миль в диаметре, он парил над необъятным мировым океаном Тэтис, подвешенный на заоблачной высоте на магической воздушной подушке. Уже одно это обстоятельство делало его практически недосягаемой для постороннего глаза и неприступной для любого врага Сообщества крепостью.

Однако даже если допустить совершенно невероятную ситуацию, что какой-нибудь особо любопытный человек и доплыл бы неведомо как до самой середины безбрежного Океана, он и в ясную безоблачную погоду не увидел бы ровным счетом ничего. Дело в том, что на Остров были наложены сильнейшие глазоотводящие заклинания. Никто, кроме самих фей, не сможет его увидеть, даже если будет находиться буквально в двух шагах от него. Именно поэтому Остров Фей никогда, с самого начала своего существования, не знал посторонних посетителей, а потайная жизнь его обитательниц осталась доселе никому не известной, послужив, как это обычно бывает, богатой почвой для распространения всякого рода сказок, небылиц, легенд и мифов.

Здесь, пользуясь случаем, сделаю небольшое отступление. Скажу сразу, что все те истории, которые и по ныне рассказывают не в меру благочестивые авалонцы о том, что феи рождаются прямо из цветков, что они не знают, что такое страсти и чувства, что все они одного пола или вообще бесполы, а также то, что с Создателем они на «ты», поскольку Он ежедневно посещает свои «избранные сосуды» в чудесных садах у Розового Озера, не имеют ничего общего с истиной. В действительности, Остров Фей, при всей своей сказочной обстановке, в общем-то, такая же страна, как и все остальные сообщества в Целестии: со своими законами, своими правителями, своей армией, полицией и судами. Но все же есть в нем какое-то волшебство, какая-то невыразимая магия…  Впрочем, обо всем по порядку.

Если бы какой-нибудь человек каким-то чудом смог попасть на Остров Фей и осмотреть здешние красоты, он, наверное, подумал бы, что попал в тот самый «Эдем», о котором он столько слышал на проповедях в храмах Создателя.

Практически вся площадь Острова буквально утопала в благоуханных садах. Деревья, из которых состоят эти сады, не имеют никакого соответствия с теми, что произрастают у нас, в Нижней Целестии. Главное их отличие состояло в том, что они — живые. Они умеют двигаться, хотя предпочитают стоять на месте, чтобы не нарушать стройный, геометрически идеальный порядок аллей, разговаривать друг с другом и с посетителями и даже шутить. Кора у них была самых разнообразных цветов, в зависимости от положения солнца над Островом, — от солнечно-желтой до фиолетово-сиреневой, а листья переливались попеременно всеми цветами радуги. Они устроены так, что накапливают за день солнечный свет, чтобы затем уже ночью излучать мягкое радужное свечение повсюду. Именно поэтому на Острове Фей никогда не бывает темно, даже самой безлунной ночью.

Единственный род деревьев, свободно передвигающихся по Острову — это Летающие Деревья в Садах Прозрений. Хрустально-прозрачные, усыпанные такой же листвой, они постоянно меняют свое местоположение, как будто бы танцуя, отталкиваясь от земли лапищами корней. Их вечное мягкое вращение по кругу, говорят, дивно помогает мыслительной работе. Именно по этой причине, опять же по слухам, эти сады облюбовала для своих прогулок Их Премудрость.

Кроме деревьев каждый клочок розовой земли садов покрывало множество цветов — от привычных обитателям Нижней Целестии ромашек, незабудок и роз, до огромных, в несколько человеческих ростов, которым нет названия на человеческом языке, в бутонах которых легко могла бы уместиться влюбленная парочка. Цветы тоже были живыми. Они часто, стройными рядами, чтобы не нарушать общей гармонии садов, передвигаются с место на место, любят петь и рассказывать ненавязчивым шепотом интересные истории.

Особо выделялись на Острове два рода волшебных цветов (хотя все, что произрастает и живет на Острове — в той или иной степени волшебно): это Цветы Любви и Цветы Забвения. О них надо рассказать особо.

Цветы Любви, на первый взгляд, мало чем отличаются от обыкновенных лилий — у них вытянутые, нежно-розовые, мягкие на ощупь, хрупкие бутоны. Однако свойства их необычны. Раскрываются бутоны только после захода солнца, зато источают такой дивный аромат, что понюхавший их, не может совладать с желанием полюбить кого-нибудь, приласкать, утешить. Эти цветы выращиваются здесь для того, чтобы всецело погруженные в заботу о Порядке и Процветании Целестии феи хоть иногда, с заходом солнца, отвлекались от своих важных дел, чтобы уделить время мужьям и детям.

Цветы Забвения же, наоборот, представляют из себя гигантские цветы, много выше человеческого роста, внешне напоминающие кроваво-красные маки. Тот, кто проведет хотя бы несколько часов внутри такого цветка, накрепко засыпает. А если огромные лепестки цветка запечатать специальным заклинанием, то проспавший там несколько недель и больше напрочь забывает обо всем, что с ним происходило. Сначала он забывает свои земные заботы и печали, потом сами земные события кажутся ему сном, а вслед за этим и сами воспоминания об этих снах полностью стираются из памяти, как будто бы их и не было. Эти цветы используются Сообществом для двух целей: предоставления отдыха морально уставшим в борьбе со злом, душевно страдающим феям и для исправления заблудших людей. Достаточно поместить в такой цветок закоренелого преступника и злодея хотя бы на пару лет, и обратно из ароматного красного бутона выйдет уже совершенно новый человек — чистый и невинный как дитя, которого можно воспитать заново, сделать из него нормального члена человеческого сообщества. Правда, само перевоспитание происходило не на Острове Фей, а на таинственных, окутанных загадочными легендами Островах Блаженных, на противоположном полушарии Целестии, в центре мирового океана. Пожалуй, о цветах и деревьях — довольно.

В самом центре Острова Фей располагается знаменитое Розовое Озеро, неоднократно упоминаемое в Священных Писаниях как место первого явления Создателя. В нем совершенно невозможно утонуть, розовая вода его вкусна и целебна, как и розовый песок вокруг озера — между прочим, съедобный, напоминающий по вкусу сладкую кашу с земляничным вареньем. Главное же чудо Розового Озера — это его обитатели. Розовые крокодилы в забавных шарфах плавают по его поверхности, всегда готовые прокатить желающих. Они всегда говорят только на «вы» и при желании могут рассказать бездну веселых анекдотов. Летающие розовые осьминоги, готовые обнять гуляющих своими нежными щупальцами, прямо как ласковые кошечки, а также розовые пузырьки, всегда поднимающиеся с поверхности и разносимые ветром по всему острову. Сталкиваясь с препятствиями, они лопаются, разбрызгивая повсюду медово-земляничное благоухание.

Но главной достопримечательностью всегда был Зал Собраний, располагавшийся в Розовом Чертоге, который можно было увидеть с любой точки Острова благодаря своей исключительной высоте — полторы мили.

Розовый Чертог представляет из себя уникальное здание, если вообще его можно назвать зданием. Он похож на нечто среднее между лесом из колоссальных живых розовых колонн и лабиринтом. В Розовом Чертоге не было никакого намека на крышу — только бесконечные розовые колонны, казалось, достигающие небес, как стволы высочайших деревьев, выстраивались концентрическими кругами вокруг главной Залы — Залы Собраний. Кругов было ровно семь — как и три и один — считавшееся священным числом у фей. Следует заметить, что колонны от стволов деревьев отличало лишь то, что они не были прямыми. Наоборот, форма их была чрезвычайно необычной. Ближе к вершине они изгибались в стороны, так что, если на Чертог посмотреть с высоты птичьего полета, они напоминали лепестки раскрывшегося, колоссального по размеру цветка, сердцевину которого и составлял Зал Собраний.

Но самое удивительное здесь было то, что сами колонны были живыми, как и все на этом Острове. Они дышали, вдыхая воздух, а выдыхая опьяняющий розовый аромат, а между постоянно расширяющихся и сужающихся пор росли шевелящиеся отростки-щупальца, которые были невероятно вкусны и питательны, если их съесть, а сок их утолит любую жажду. Колонны всегда источали мягкий розовый свет, а потому даже самой темной ночью Чертог был освещен, что было чрезвычайно, надо сказать, на руку Их Премудрости, чья мыслительная работа не прекращалась и ночью.

Сам же Зал Собраний представлял из себя круглую арену, усыпанную розовым песком, с уходящими в бесконечность, словно легендарная лестница на небо, колоссальными рядами трибун, обступавших её со всех сторон. В центре же арены располагались три пурпурных трона, соединенных вместе — на них восседала Их Премудрость.

И вот сегодня, в ночной ещё темноте, тысячи и тысячи фей, подобно пчелам в улей, со всех сторон слетались к Залу Собраний и в одно мгновение облепляли сплошным разноцветным шевелящимся ковром трибуны. Вскоре весь зал наполнился неистовым жужжанием и звонкими переливчатыми голосами (ведь феи были ужасно общительными, как и все женщины на свете), которые слились в один нескончаемый гул, ещё больше придавая ему сходство с пчелиным ульем. При этом феи умудрялись совершенно не путаться, не толкаться, но организованно и упорядоченно садиться четко на свои места строго в соответствии со своим рангом в Священной Иерархии Сообщества.

Низшие ранги садились на самые верхние трибуны, высшие — на более низкие — поближе к тронам Их Премудрости. Первый ряд традиционно занимали Перворожденные — старейшие феи, заставшие младенчество этого мира. Десять рядов выше — воительницы ЖАЛА — Ордена полностью отрекшихся от своей воли фей, целиком подчинивших себя повелениям Их Премудрости.

А чтобы феи, впервые посетившие Зал, не ошибались в определении своего местоположения в Зале Собраний, трибуны были окрашены в те цвета, которые соответствовали рангу в Священной Иерархии Сообщества и, соответственно, цвету туник его членов. Четырнадцатый — фиолетовый, тринадцатый — сиреневый, двенадцатый — лиловый, одиннадцатый — багровый, десятый — красный, девятый — темно-синий, восьмой — темно-зеленый, седьмой — салатовый, шестой — розовый, пятый — яично-желтый, четвертый — оранжевый, третий — голубой, второй — золотистый, первый — белый. Трибуны «ЖАЛА» были выкрашены в черно-желтые цвета «пчелиной расцветки», а трибуны «Перворожденных» — в жемчужно-перламутровые.

2.

Как только все расселись, на середину арены стремительно, по-военному печатая шаг, вышла пепельноволосая фея в жемчужно-белой тунике с изображением рассерженной пчелы с угрожающе выпяченным жалом. На её хорошенькой головке красовалась серебряная, украшенная розовым жемчугом диадема.

Эту особу очень хорошо знали, пожалуй, все феи Сообщества, и не только они. Её Верность — это Уста, Уши и Десница Их Премудрости, как между собой называли её феи. И это не случайно. Ведь только от неё до Их Премудрости доходила вся самая секретная и полная информация о положении дел в Целестии, именно она оглашала принятое Премудростью решение, именно она организовывала его исполнение. Можно со всей уверенностью сказать, что она была своеобразной шеей, связующей между собой тело Сообщества с его триединой главой. Всегда собранная, всегда активная, никогда не унывающая, бесстрашная в сражении, неприхотливая в повседневной жизни, неутомимая на работе, волевая и решительная — она как будто бы целиком и полностью сошла с пропагандистских картинок из учебников Школы Фей, олицетворяя в себе все мыслимые и немыслимые добродетели Сообщества, кроме одного — материнства.

Их Верность целиком посвятила себя служению Порядку и Процветанию Целестии, возглавив сонм подобных ей фей в составе Ордена «ЖАЛО». Она отреклась от любой возможности иметь семью, детей, свой собственный дом. «Ничего кроме…». — гласил девиз, написанной на груди её туники и на нарукавной повязке: ничего кроме Премудрости, ничего кроме Целестии, ничего кроме исполнения воли Создателя! Вот тот незыблемый принцип, которому всю свою жизнь, отдав самое себя, подчиняла себя «Жемчужно-Белая» фея, чье личное имя давно было предано забвению не только членами Сообщества, но и ею самой.

При появлении Жемчужно-Белой гул в Зале Собраний моментально стих. В абсолютной тишине в полутьме предрассветного утра раздался ясный и звонкий голос Её Верности:

— Возрадуйтесь, о, сестры! Их Премудрость уже с нами!

При этих словах все феи одновременно поднялись со своих мест и поток ритуальных славословий заполнил все пространство Зала. А в это время царственной походкой на арену вышли три облаченные в пурпур и золото феи, держащие друг друга за руки, окруженные почетным караулом из воительниц «ЖАЛА» с обнаженными серебристыми клинками наголо. Длинные пурпурные мантии всех трех Премудростей торжественно несли совсем юные феи четырнадцатого ранга.

Пурпур был единственным цветом, который могла использовать в своей одежде только Их Премудрость. При этом ни одной фее даже не пришла бы в голову крамольная мысль о том, что Их Премудрость носит пурпурные сандалии, туники и мантии, как монархи у нижестоящих по уровню развития народов Нижней Целестии. Все феи были уверены, что Сообщество — это свободное, добровольное единство поднебесных волшебниц, а пурпур лишь означает любящее сердце, которое три избранные Создателем ещё на заре этого мира феи целиком посвятили служению Священным Принципам Порядка и Процветания. «Только в единстве — свобода», — гласил популярный лозунг, и в эти слова верила всякая уважающая себя фея.

В сущности, кроме пурпурных одежд и обуви, золотой диадемы с рубинами на головах, да, пожалуй, более умудренных опытом глаз, три Премудрости ничем не отличались от других фей. Такие же стройные, атлетически сложенные фигуры, длинные, светлые, светящиеся даже в темноте, волосы, синие как море глаза.

Глядя на Них, невольно могла закрасться в голову мысль, что именно Они и послужили тем образцом, тем лекалом, по которому были вылеплены все остальные, что обращение «сестры», которые используют по отношению друг к другу феи — это не метафора, а реальная действительность. Как пчелы в улье почти не отличаются друг от друга, составляя единую и слаженную семью-государство, так и члены Сообщества фей едины в своей похожести и, будучи действительно прекрасными существами, персонажами волшебных сказок и чудесных историй в человеческом фольклоре, они были прекрасны какой-то стандартной, типовой красотой, лишенной всякой уникальности и индивидуальности, которая, казалось, целиком была отдана на откуп человеческому роду.

3.

Тем временем все три Премудрости заняли свои престолы, а славословия стихли. Воцарилась торжественная, благоговейная тишина.

Тогда все три Премудрости обратили свой взгляд в сторону востока и, заметив, что краешек неба уже посветлел и там показались первые, ещё красноватые, неяркие лучи, одновременно величественно поднялись со своих мест, подняли все шесть рук и громким, звонким, необыкновенно мелодичным и приятным голосом запели Гимн Восходящему Солнцу.

Этот гимн тут же подхватили, взявшись за руки, все остальные феи, образовав собою воистину колоссальный солнечный круг, раскачиваясь в такт песнопению. Звуки их голосов сливались в единое целое и со стороны могло даже показаться, что это не столько гимн солнцу, сколько гимн единству и согласию всего Сообщества, собравшегося здесь.

В гимне пелось о том, что Солнце — это единственный и нерукотворный образ Создателя, сотворившего все сущее, Которому верно служат феи и воля Которого для них священна. Как солнце согревает и освещает мир, является источником жизни, так и Создатель — источник жизни и блага всего сущего. Он — податель доброй розовой энергии, которая содержится в розовых облаках — источника жизни и всякого доброго волшебства фей, нацеленного на то, чтобы творить добро всему миру, всякой нуждающейся твари. В конце гимна следовали просьбы фей Создателю всего помогать им и подавать сил для того, чтобы творить Его благую волю в этом мире.

В общем, гимн этот довольно сложно пересказать, тем более прозой. Он построен скорее на выражении чувств — чувства благоговения перед высшим существом, перед красотой природы и всего миропорядка — и написан такой прихотливой изящной поэзией, что её не передашь на человеческом языке. Рефреном же гимна была одна фраза — вечная клятва каждой феи служить Священным Принципам Порядка и Процветания, которые есть высшее выражение воли Создателя.

Феи раскачивались в такт своему песнопению, лица их были необыкновенно воодушевлены, взволнованны, они светились от счастья, переживаемого ими чувства единства между собой и Создателем, по их щекам текли слезы. Каждая из них в тот момент остро ощущала, что все они — одно целое, одно Сообщество, одна семья, все они — сестры и все они одновременно верные дочери своего Создателя. А во главе их дружной семьи — поставленная Создателем Триединая Премудрость, чье имя священно, которая есть живой символ единства и премудрости Сообщества, которая возвышается посреди него как гигантский маяк над морской пучиной, указывая всегда верное направление, куда плыть и к чему стремиться.

Гимн начался, когда первые лучи солнца только показались на горизонте, а закончился — когда весь диск был уже отчетливо виден. В глубоком изнеможении феи опустились на свои места — настолько их потрясло переживание мистического единства между собой и Создателем.

Наконец, как всегда, заговорила Вторая из Трех.

Почему из Трех Премудростей всегда говорила Вторая, толком никто не знал. Ясно было одно, говорить одновременно три феи не могли, но ясно также было и другое, что Вторая никогда не скажет того, что противоречило бы мыслям Первой и Третьей, с которыми она находилась в постоянном телепатическом общении. Тем самым Триединая Премудрость служила своеобразным воплощенным символом единства Сообщества, когда три воли и три разума свободно и добровольно сливались воедино и выражали свои мысли через одни уста.

Именно поэтому, наверное, все решения всех Советов, которые происходили здесь за многие тысячелетия Эры Порядка и Процветания, всегда были единодушны и единогласны. Никогда ни один член Сообщества не возражал против коллективной воли и коллективного разума, как никогда не возникало противоречий внутри единства Трех. В отличие от несовершенных людских «советов», построенных на праздной болтовне и нелепых спорах, где каждый стремился доказать свою точку зрения, как правило, ошибочную и выдвигаемую исключительно из самомнения говорящего, Советы Сообщества скорее были призваны продемонстрировать нерушимое единство коллективного живого существа, нежели рассматривать чьи бы то ни было мнения по отдельности. «На Советы — как на праздник» — это была ходовая поговорка среди фей Сообщества, отражавшая глубинную правду жизни. Феи летали на собрания скорее для общения друг с другом, с Их Премудростью, с Создателем, открывшим однажды, что где собираются многие, там и Он среди них, нежели для того, чтобы что-то «решать». Всякая здравомыслящая фея итак прекрасно знала, что все решено без них и, возможно, даже месяцев за пять-за шесть до самого собрания.

— Возлюбленные сестры! — в тишине, которая, казалось, совершенно невозможна в этом несовершенно мире, раздался музыкальный, звучный, одновременно убаюкивающий и повелительный голос, голос, чьей силе и чьему обаянию совершенно невозможно противиться.

— Возлюбленные сестры! Вы, наверное, сейчас гадаете о том, по какому поводу Мы собрали Всеобщий Совет Сообщества в такое мирное и спокойное время, которого, казалось бы, никогда ещё не было за всю Эру Порядка и Процветания.

Многозначительная пауза. Все три Премудрости опять встали со своих мест, что позволило Второй из Трех обвести всех присутствующих глазами. Все феи хранили гробовое молчание, но каждая из них понимала, что Их Премудрость попала в точку.

В самом деле, когда феи слетались на Всеобщий Совет, каждая думала о том, что же такое могло произойти, что вызвало необходимость в собрании такого уровня. За те пятнадцать лет, что прошли со времени операции «Возмездие», когда была разгромлена солнечная колдунья вместе со своим бесноватым сообщником Азаилом, замышлявшим уничтожить всю Целестию при помощи солнечной бомбы и Золотого Рыцаря, вся опекаемая Сообществом вселенная наслаждалась миром и покоем. Дела шли своим чередом, феи мирно управляли своими подопечными, людской род жил в тиши и покое. Правда, имели место несколько крупных операций по истреблению чудовищ и хищников в Скалистых горах, а также по приручению популяции полуразумных летучих обезьян и превращении всего континента Заморья в парк культуры и отдыха, но все они проводились силами различных отделов «ЖАЛА», никто из рядовых фей в них не участвовал. Да и операции были завершены всего в пять лет (план, утвержденный Их Премудростью, был, как всегда, перевыполнен), не затронув жизни большей части Сообщества. И вот уже пятнадцать лет совершенно ничего. А тут вдруг Совет, да ещё и Всеобщий, и это в мирное-то время! Небывалое дело!

— …  А повод есть, и повод — весьма весомый. Как вы знаете, сестры, ровно через десять лет, минута в минуту, в это самое время, истекает срок договора, подписанный между представителями Сообщества Поднебесных и Содружества суверенных королевств, объединяющих весь человеческий род, которому завещана Самим Создателем вся Нижняя Целестия, как нам — Верхняя. Я имею в виду договор об Опеке.

Легкая волна недоумения прокатилась по рядам трибун. Конечно же, большинство фей (из старших поколений) давным-давно забыли про этот договор, а многие (из младших поколений) о нем и вовсе не подозревали. А те, что помнили, считали его просто бумажкой, фикцией, никто всерьез не предполагал, что этот договор вообще имеет какое-либо значение, а потому слова Их Премудрости настолько удивили фей, что все они разом нарушили негласный закон — слушать Их Премудрость в абсолютно гробовом молчании. Как растревоженный пчелиный улей, зал опять зашумел, зашуршал, зажужжал.

Но это нарушение негласного правила отнюдь не обескуражило Их Премудрость. Казалось, ничто не могло удивить или раздосадовать Их, казалось, все что произойдет, давно уже предвидено и предусмотрено в этих таких с виду юных, но таких мудрых головках.

Подождав немного, Они одновременно подняли вверх все три правые руки и гул моментально затих. Вновь подала голос Вторая из Трех:

— Да, сестры, да, двадцать пять тысяч лет со дня торжественного провозглашения в этом самом Зале Эры Порядка и Процветания прошли совершенно незаметно, по крайней мере, для Нас…  — по щекам всех трех Премудростей скатились крупные влажные горошины. Прослезились и Жемчужно-Белая, вспоминая тот исторический день, и многие свидетельницы тех ставших уже достоянием легенд и мифов исторических событий. — А потому, до истечения срока Опеки, Мы должны успеть совершить нечто незабываемое, нечто, что оставит в человеческой истории память о нас и наших благодеяниях в веках, в тысячелетиях, в вечности, то, что станет последним аккордом великой эпохе. И этим аккордом для нас будут «Новые рубежи»!

Гул недоуменных голосов. Феи переглядываются друг на друга и пожимают плечами. Только ряды «ЖАЛА» и Перворожденных хранят гордое молчание — они уже давно в курсе этого спецпроекта, предварительное осуществление которого началось уже несколько месяцев назад на «Полярных пустошах» — ледяной, необитаемой для разумных существ пустыне у северного и южного полюсов Целестии.

— «Новые рубежи» — это программа полного переустройства и благоустройства Целестии, программа, достойная стать исторической вехой в развитии этого мира. Род человеческий, окруженный нашей заботой, необычайно размножился, ему тесно даже на гигантской площади Хартленда. А потому, перед окончанием срока Опеки, мы обязаны успеть обеспечить человеческий род новыми территориями, вывести его на новые рубежи. Именно для этой цели мы за десять лет превратим почти три сотни миллионов миль полярных пустошей обоих полюсов в цветники, поднимем со дна океана Тэтис новые острова и континенты, построим при помощи карликов новые подземные города, создадим систему воздушных архипелагов, на которых также смогут жить люди, подарим людям новые виды транспорта, средств связи, проведения досуга и отдыха. Вся Целестия будет перестроена, переблагоустроена, все будет совершено для блага человека, все во имя человека — любимейшего творения Создателя, Которому все мы служим! — голос Второй из Трех, обычно всегда бесстрастный и величественный, по мере приближения к концу монолога становился все более взволнованным, все более переходил на крик, слезы текли из её глаз, а слова звучали как магические заклинания.

Когда же речь Второй подошла к концу, трибуны как всегда взорвались бурными аплодисментами, возгласами единогласного одобрения и славословия бесконечной премудрости Трех. Феи взлетали в воздух, кричали, обнимались и целовались друг с другом, заливались слезами, и только лишь одна-единственная фея, в светло-голубой туникетретьего ранга робко подняла руку и, когда всеобщее ликование мало-помалу стихло, поднялась со своего места и произнесла дрожащим от волнения голоском:

— Ваша Премудрость, но неужели Эра Порядка и Процветания…  закончилась навсегда? А что же будет с Пределом? Ведь, если мы не будем за ним следить, его ужасные обитатели разорвут людей на куски! А что же будет с безобидными зверями и птицами, на которых тут же начнут охотиться люди!? А что будет…

Робкий, прерывающийся голосок феи еле слышен даже в гробовой тишине Зала Собраний, но эффект его был эффектом разорвавшейся бомбы. Нарушение этикета было просто чудовищным, ведь в её голосе явно слышалось неприятие «генеральной линии», всегда намечаемой именно Их Премудростью и спускаемой «сверху» для всеобщего одобрения и ликования, но нельзя было не признать, что эта скромная фея выразила мысли всего Сообщества, которые никто, кроме неё, не осмелился высказать вслух.

Сначала было на неё сдавленно зашикали со всех сторон, кто-то даже попытался усадить её силком, вцепившись в полы туники, но три пары глаз Их Премудрости уже заметили худенькую фигурку в голубой тунике с серебряным ремешком на таллии.

Ласковый взгляд, мягкий жест трех рук — в конце концов, на Совете имела право высказываться любая допущенная на него фея! — и шиканья прекратились. Фее удалось договорить до конца, хотя она всё равно чувствовала себя не в своей тарелке, комкая в ручках голубой носовой платок, а лицо её покрылось от волнения красными пятнами.

— Ну что вы, милочка, ну что вы…  — снисходительно сказала Вторая, с откровенной симпатией глядя на задавшую откровенный вопрос фею. — Конечно же Сообщество не оставит своего попечения о Целестии, ведь договор всегда можно продлить, не так ли? А программа «Новые рубежи», достигнув блестящих результатов, поможет показать нашим подопечным, что лучше жизни, чем под нашей бдительной Опекой, им все равно не найти. Разве не так?

Взрыв восхищения, взрыв славословий, шум такой, что вообще ничего невозможно разобрать. Но робкая фея в голубой тунике, как одинокая скала посреди бушующего моря, продолжает стоять и комкать в руках итак весь измятый платочек.

А когда по взмаху рук Их Премудрости славословия снова стихли, опять прозвучал смущенный тонкий голосок:

— Но…  Ваша Премудрость…  а что…  если…  люди…  ну-у-у, все-таки…  не продлят…  договор?

Фея говорила, дрожа как осиновый лист, едва выдавливая из себя слова, мучительно краснея и бледнея одновременно, понимая, что нарушает все мыслимые и немыслимые писанные и неписаные нормы этикета Сообщества, но тем не менее по велению какой-то роковой неизбежности продолжая это делать.

И опять — гробовое молчание. Тишина стояла такая, что слышалось даже чириканье птиц вне Розового Чертога. Пауза тянулась неприлично долго. Даже Триединая Премудрость НЕ ЗНАЛА, что ответить. Ведь в Их премудрые головы уже неоднократно приходила эта мысль — там много раз, что и перечесть нельзя. И всякий раз отогнать её даже Им было не просто. А что сказать здесь, перед всем Сообществом? Договор, скрепленный клятвой именем Создателя, — не оберточная бумага, которую можно выкинуть в мусорную корзину!

Труднейшее положение, в которое попала Их Премудрость впервые за многие тысячи лет безоговорочного доминирования в Совете, неожиданно спасла Жемчужно-Белая Их Верность.

— Они подпишут! — четко и ясно, по-военному коротко и громко, на весь Зал, произнесла она. — «ЖАЛО» обо всем позаботиться. Священные Принципы Порядка и Процветания останутся незыблемыми, как само Сообщество, навсегда!..

Глава 3 Школа фей

1.

— Левой! Левой! Раз! Два! Три! Левой! Левой! Раз! Два! Три! Левой! Левой! Левой! Напра-а-а-а-во, стой, раз! Два!

Длинный строй худеньких девочек-подростков с ещё непропорционально вытянутыми ручками и ножками, одетых в одинаковые уставные светло-серые туники, звонко и практически одновременно притопнул по плацу из розового пористого бетона подбитыми железом деревянными сандалиями и замер, не шелохнувшись, как змея перед броском. Со стороны могло показаться, что девочки даже и не дышат, хотя каждая из них перед маршем пробежала по 10 миль пешего кросса и любой человек, мужчина, на их месте задыхался бы от усталости.

Но в том-то и дело, что стоявшие ровным строем худенькие девочки-подростки не были людьми. Об этом говорили, главным образом, прозрачные крылышки у них за спиной, но не только. Одинаковые светящиеся даже во тьме волосы, полностью лишенные какой-либо растительности бело-розовые тела, необыкновенно тонкий и хрупкий скелет с полыми, как у птиц, костями, а также воистину не женская выносливость и всегда активная жизненная позиция в сочетании с несгибаемой силой воли — вот отличительные свойства расы Поднебесных, высшей расы Целестии, женская ипостась которой только с легкой руки людей зовется «феями».

Да, феи не были людьми, хотя внешне и походили на человеческих девушек, но беда была бы тому несчастному мужчине, которому вздумалось бы повести себя с ними чересчур вольно! Одного движения изящного феиного пальчика хватило бы, чтобы в одно мгновение убить человека, хотя они никогда и не прибегают к такой мере воздействия, чаще всего предпочитая усыплять и перевоспитывать дерзких нарушителей порядка.

Длинная змея шеренги располагалась с правой стороны огромного плаца, у здания столовой, как и все здания Школы построенного в виде правильного стеклянного, полностью прозрачного прямоугольника розового цвета с ромбовидными многоугольниками окон-сот.

Учебный отряд № 15 только что совершил утреннюю разминку и теперь стоял у столовой, в ожидании доклада от дежурных, накрывавших на стол в их секторе. И ждали — не шелохнувшись. В самом деле, один посторонний звук, один шепоток — и могла быть «влетка». Две воспитательницы — «старшие сестры» — с нашивками «ЖАЛА» на груди и на нарукавных повязках с бесстрастными лицами, вытянувшись по струнке, зорко смотрели каждая за своей половиной шеренги с электрошоками наготове — белоснежными металлическими прутами, по заостренному концу которых угрожающе пробегали сине-зеленые искры. Все воспитанницы учебного отряда, усвоившие горькую науку жесточайшей дисциплины, стояли, не шевелясь, хотя у каждой из них от полутора часов «разминки» урчало в животах: помимо кросса были занятия на гимнастических снарядах, виражи в воздухе — опасные и утомительные — и полоса препятствий.

Пока девочки стояли, не шелохнувшись, можно спокойно оглядеть окружающее их пространство.

Помимо прямоугольной столовой справа здесь были и другие здания. Слева стоял «Улей» или общежитие — одного размера и величины со столовой — тридцать этажей. Перпендикулярно обоим зданиям стояло собственно здание Школы, тоже в тридцать этажей. Там располагались учебные классы. Напротив Школы стояла ещё одна тридцатиэтажка — в ней располагалась Библиотека, Лаборатория и Тренажерные залы. Её называли «Практикумом». Плац представлял из себя ровную площадь из розового — мягкого и пористого — бетона, на который можно было без всякой опаски падать даже с большой высоты (но, главным образом, после удара электрошоком).

На стенах всех четырех зданий, прозрачных настолько, что можно было без труда увидеть, чем каждая конкретная фея там занимается, а также на стойках по краям плаца было развешено множество ярких, красочных плакатов. На одних были просто лозунги, типа «Сама погибай, а доверенный Создателем мир выручай!», «Вместе мы все — порознь ничто!», «Ты для Сообщества, а не Сообщество для тебя!»

На других можно было увидеть движущиеся изображения — волевые женские лица с лучащимися энергией глазами, несгибаемым взглядом смотрящих куда-то вдаль или буквально испепеляющие ненавистью каких-то уродливых врагов, вроде чудовищ из зоны Предела. Но были и такие плакаты, где феи любовно гладили ланей, зайчат, голубок с источающими любовь и тепло лицами. А были и комбинированные, где изображения сочетались с лозунгами.

Вот, например, одна из фей сложила свои тонкие ручки на груди и устремила мечтательный взор на небо, томно полуприкрыв глаза, а внизу надпись: «Создатель, я люблю Тебя!» А вот и три феи в пурпурных туниках и золотых диадемах, держащихся за руки, и надпись: «Единство Премудростей — Единство Сообщества» или другой вариант этого же плаката: «В Единстве — наша Сила», «В Единстве познается Любовь».

А вот и плакат с пепельноволосой Старшей Сестрой «ЖАЛА». Она изображена поражающей клинком смертоносного луча десятки ужасных монстров с лицом, не выражающем ничего, кроме воли к победе и презрения к смерти. А внизу надпись: «Моя Верность — непоколебима!»

На другом плакате была нарисована фея с маленькой крылатой девочкой рядом и бескрылым мальчиком на руках и надпись: «Мои дети — мой долг перед Сообществом».

А вот и нечто похожее на творческий подход — плакат-аллегория: вся Целестия с маленькими человечками, зверьками и прочими обитателями покоится на руках колоссального размера феи с необыкновенно добрым и нежным лицом, по щекам которой, оставляя влажные дорожки на персиковых щечках, скатываются слезы умиления, и надпись: «Порядок и Процветание Целестии — наш Священный Долг перед Создателем!»

Эти и многие другие надписи и изображения каждая стажерка видела по тысячи раз на дню (и это не считая того, что во время пробежек на «разминках» эти и многие другие лозунги скандировались и пелись в виде специальных рифмованных речевок). А потому они въедались в память так крепко, что любая из девочек могла воспроизвести их даже если её разбудить в три часа ночи (что иногда практиковалось в Улье). И это не удивительно. Ведь в этом четырехугольнике по большей части и проводила все тридцать лет обучения и воспитания любая юная фея от семи до тридцати семи лет от роду, пока, по окончании обучения, она не направлялась на предназначенное для неё по решению Совета Школы место служения — зачастую пожизненное — Священным Принципам Порядка и Процветания.

2.

Наконец, стеклянная дверь столовой бесшумно открылась и, четко печатая шаг, две со стороны почти неотличимые девочки спустились по крыльцу и подошли к обоим воспитательницам. Встав по стойке смирно, они ударили кулачком правой руки в грудь, а потом вытянули правые руки на всю длину в уставном салюте, символизировавшем полную самоотдачу воле старших сестер.

— Старшие Сестры, задание по подготовке к завтраку успешно выполнено! — в один голос отчеканили обе стажерки. А потом, по знаку воспитательниц, они встали с краю шеренги, чтобы возглавить колонну, которая должна отправиться на завтрак. Чуть только они заняли свои места, как раздалась команда:

— Напра-а-а-а-аво! На завтрак — шаг-о-о-о-ом марш! — и вот уже бесцветная и безмолвная шеренга, ещё мгновение назад замершая, как змея, подстерегающая жертву, вдруг ожила и стала подниматься строевым шагом через стеклянный портал сектора № 15 общей столовой. После чего стажерки принялись также четко и организованно рассаживаться на свои места, каждая — согласно своему номеру, вышитому на груди туники и выбитому на спинке казенного стула.

Внутри столовой обстановка была предельно аскетичной. Одинаковые розовые занавески, длинные розовые столы из искусственного дерева и стулья с номерами на спинках из того же материала, стандартные миски, кружки и столовые приборы — тоже с номерами, соответствующих номерам стажерок. Завтрак тоже стандартен — розовая каша на первое, розовый сок на второе, розовая вата на третье. По свистку одной воспитательницы младшие сестры молча принялись за еду, в то время как вторая по секундомеру засекала время приема пищи. Стажерки должны были уложиться в пять минут.

Пронзительный свист — и тут же феи вскакивают с мест (вне зависимости, успели они доесть или нет) и уже стоят строем, каждая за спинкой своего стула с руками по швам. Дальше — дежурные остаются убирать, а остальные строем идут, печатая шаг, в учебный класс. Впрочем, урок начнется только через тридцать минут — после завтрака полагается пятнадцать минут отдыха в рекреации на пятнадцатом этаже здания Школы.

По команде «вольно» и свистку девочки облегченно вздохнули и как козочки на лугу тут же разбрелись кто куда. Большинство рухнуло на мягкие розовые кушетки и диванчики — ноги болели от строевой, которую ненавидели все стажерки черной ненавистью, гораздо больше, чем от «разминки». Не дай Создатель не попасть в общий ритм, отбивавшийся барабанщицей учебного отряда, — удар электрошоком тебе обеспечен! Впрочем, к 15-му году обучения строевая доходит до такого автоматизма, что никто уже не ошибается, но устаешь от напряжения все равно.

Но кое-кто отдыхал по-другому. Одни взяли лежавшие в шкафчиках из искусственного розового дерева, стоявших по бокам рекреации, скакалки и уже с наслаждением прыгали, другие, взявшись за руки, танцевали, третьи играли в мяч, а кто-то даже кувыркался в воздухе, играя в догоняшки. Но были и такие, что тряслись, побледнев, как осиновый лист — они не сделали домашнее задание и теперь им предстоит «влетка». Несколько из таких девочек пристали к подружке, видимо, отличнице и пытали её навязчивыми просьбами.

— Ну, Миленочка, ну, золотце, ну, сестренка, — взывали они к самой низкорослой фее из всего Отряда № 15, которая с виду казалась младше остальных. — Скажи, ну, скажи, как решается уравнение из семи неизвестных! Честное слово, вчера так устала и заснула!.. А как определить угол поражения, если сила равна 5000 эр при сопротивлении 5М?.. А как можно распределить 30 унций розового концентрата на 30 дней, чтобы иметь минимальное количество эр, достаточного для боя средней продолжительности? А как…  а как…  а как…  а как…

Милена даже не пыталась ответить на эти и многие другие вопросы несчастных — за десять минут, да и для такого количества страждущих это было физически невозможно. Она лишь с искренним состраданием смотрела на бледные от испуга лица сестер и мысленно просила Создателя смягчить сердца строгих воспитательниц. В самом деле, может, их и не спросят сегодня, а спросят её или других отличниц и их, как говорят послушницы, «пронесет»?

Наконец, раздался пронзительный свист, и вот уже в считанные мгновения стадо игривых козочек превратилось в монолит из стоящих попарно неподвижных послушниц, которые, звучно печатая шаг, зашли в учебный класс.

3.

Учебная комната № 15–21 была стандартной, ничем не отличимой от тысяч таких же комнат-клонов. Длинные плоские столы-пеналы из искусственного дерева, длинные скамейки, возвышение для воспитательницы с кафедрой, с которого она могла видеть каждую послушницу как на ладони, учебный визатор на стене за спиной воспитательницы — и больше ничего. Голые стеклянные звуконепроницаемые стены вокруг.

Как только послушницы зашли и заняли свои, согласно номерам, места, тут же вспыхнул экран визатора и девочки как по команде вскочили на ноги и запели гимн Премудрости, предварявший каждое занятие. Из экрана лилась торжественная и красивая мелодия, а по его поверхности пробегали сменяющие друг друга изображения.

Все изображения были объединены одной общей темой. Это был нескончаемый поток плодов совокупной премудрости Сообщества фей. Причудливые машины, благодаря которым феи поражали легионы врагов Сообщества, облегчали жизнь людям и другим подопечным созданиям, обеспечивали процветание дикой природы Целестии. Общим рефреном видеоряда были три феи в пурпурных туниках и золотых диадемах — олицетворения Премудрости Сообщества — чьи изображения, исполненные величия, ненавязчиво сменяли каждый третий или четвертый кадр.

В Гимне Премудрости пелось о том, что все в мире сотворено премудрым Создателем и все в мире — прекрасно, но часть этой премудрости Он милостиво подарил феям, своим верным дочерям. Её они должны употребить на всемерное укрепление и внедрение Священных Принципов Порядка и Процветания в Нижней Целестии. Припев гимна состоял из торжественной клятвы, которую давали от лица всего Сообщества три Премудрости и которую повторяли из уст в уста юные послушницы. Гимн этот, впрочем, трудно передать словами. Это скорее выражение глубоких чувств, чем мыслей, и постоянное повторение одного и тоже рефрена: «Наши знания — наше служение — наш долг».

Наконец, мелодия умолкла и экран визатора погас, а воспитательница и воспитанницы, вытерев слезы умиления, начали урок.

— Итак, сестры, — как всегда строго чеканя слова, сказала преподавательница предмета «общая теория магического поля» — одной из базовых дисциплин учебной программы Школы, меряя шагами пространство возле кафедры. — Начнем урок, как всегда, с проверки домашнего задания. Кто напомнит мне тему предыдущего урока? — Преподавательница резко остановилась и острым взглядом обвела всю классную комнату.

Тут же поднялся лес рук. Особенно активно тянули руки девочки, не выучившие уроки, чтобы «засветиться» на таком легком ответе.

— Прошу, № 15–03 — быстро и сухо произнесла преподавательница, указав на малорослую «отличницу», которую «пытали» не сделавшие домашнего задания девочки в рекреации. Она знала все нехитрые уловки послушниц и не поддавалась на них.

Низенькая девочка с длинными тонкими косичками, переплетенными, как и у всех, невзрачными серыми лентами, быстро вскочила из-за парты и четко произнесла:

— Тема предыдущего урока: «Особенности магического боя в условиях недоступности естественных источников розового субстрата».

— Хорошо. Какой же выход Сообщество рекомендует в этой ситуации?

— Использовать неприкосновенный запас сухого розового концентрата, всегда хранящегося у каждого члена Сообщества в несгораемой капсуле на груди и в секретном кармашке на ремне туники под бляхой.

— Замечательно, № 15–03. Я помню, ты всегда очень хорошо и внимательно слушаешь на уроках. Ну, а теперь, сестры, приступим к проверке домашнего задания. Сестра № 15–07 — на кафедру!

Фу! Пронесло! На этот раз вызвали послушницу, приготовившую урок.

Печатая шаг, девочка взошла на возвышение и, одев учебный анализатор с тускло серым камнем, спроецировала решение задачи на плоский кристаллический экран визатора размером почти во всю стену.

— Условия задачи были таковы. Как распланировать использование неприкосновенного запаса сухого розового концентрата в условиях окружения противником на протяжении тридцати дней, если каждый день приходится вступать в оборонительный бой средней степени тяжести и продолжительности, — четко и ясно произнесла послушница.

А потом…  Передать дальнейшее на человеческом языке было бы весьма проблематично. Яркий луч анализатора на лбу послушницы выводил замысловатые формулы, графики, нарисовал объемную трехмерную схему, внутри которой были обозначены векторы Сил различной заряженности и направленности. Девочка довольно ловко выдавала результаты расчетов.

— Довольно, № 15–07! Задача решена на «отлично». Сделай вывод.

— Так точно, старшая сестра! — вытянулась по струнке худенькая «семерка». — Минимум двадцать унций, максимум 100 «розового концентрата» потребуется для тридцатидневного боя в условиях недоступности «розовых облаков».

— А что будет потом? — не выдержала преподавательница и задала провокационный вопрос, не входивший в стандартное решение задачи.

— Неприкосновенный запас сухого концентрата — 500 унций — фея может продержаться и дольше!

— А если окружение продлится ещё дольше? Вопрос всем, сестры, не отсиживаемся! — воспитательница строго оглядела розовые парты и сидящих за ними послушниц. Школа Фей учила своих юных учениц не только практическим навыкам, но и навыкам абстрактного мышления, хотя и в заранее жестко заданных рамках догматики Священных Принципов Порядка и Процветания.

Озадаченные девочки загалдели и принялись выкрикивать разные гипотезы совершенно фантастического характера, вроде того, что произойдет чудо, которое сотворит Создатель, что врагам Сообщества надоест такое упорное сопротивление, что придет неизвестно откуда взявшееся подкрепление…

Но тут в воздух взметнулась тоненькая беленькая ручка малышки № 3 и воспитательница тут же дала ей слово, сделав знак другим молчать. «Тройка» была любимицей всех учительниц их потока — и за постоянное усердие в учебе, и за дисциплину, и за незаурядные умственные способности.

— У Триединой Премудрости, Старшая сестра, есть самые мощные анализаторы в Поднебесье. Они рано или поздно засекут попавшую в беду фею и Сообщество непременно придет ей на помощь. Триединство Премудрости — это триединство любви, а любовь сильнее всех видимых и невидимых врагов Сообщества вместе взятых! — как по учебнику продекламировала «тройка» и воспитательница вытерла слезы умиления, вторые уже за этот урок, со своих щек.

— Садись, № 15–03, отличный ответ! — и тут вдруг всегда строгая учительница как-то смягчилась что ли, замялась. Её всегда бледные, сильно напудренные щеки окрасились румянцем. — Когда-то, девочки, — тихо произнесла она, — со мной так и произошло. Стадо огромных мурронов, не поддающихся гипнозу и почти не уязвимых для воздействия магии, заперло нас с сестрой в обледенелой пещере, мы не могли подать сигнал бедствия, так как лед экранировал лучи анализаторов. Но перебить этих ползучих упырей мы не могли — их было очень много, а у нас был только неприкосновенный запас концентрата. В той ситуации мы могли только отбивать их атаки и держать защитное поле. И тогда, девочки, мы с сестрой решили именно эту задачку и распланировали концентрат на максимально долгий срок. Мы продержались ровно три месяца и когда уже силы были на исходе, Триединая Премудрость заметила нас и лично пришла на помощь…  — голос учительницы дрогнул и она замолчала.

Притих и весь класс. Девочки с завистью смотрели на учительницу — мало того, что она совершила подвиг, так ведь ещё и никто об этом не знал: такая скромность — одна из высших добродетелей члена Сообщества. А те девочки, что не сделали домашнее задание, покраснели — им стало стыдно, что они не усвоили такую важную тему.

Но вот Старшая Сестра пришла в себя, мечтательный взгляд исчез, глаза вновь вспыхнули строгим и требовательным ледяным огнем, губы опять сжались в тугую как тетива натянутого лука нить. Испепеляющим взглядом «уничтожив» провинившихся сестер, она процедила:

— Вы думаете, девочки, что мы вас тут в Школе третируем и мучаем для своего удовольствия? Что задаем задачки, чтобы вы не спали по ночам и не видели радостей жизни, да? — фея как-то злорадно усмехнулась и в глазах её мелькнул кровожадный огонек. — Так думала и я в вашем возрасте, а между тем — каждая задачка на уроке, каждая буква Правил — написаны кровью! Кровью тех фей, которые не делали уроков, а потом, попадая в такие ситуации, погибали, и кровью фей, которые на своем опыте, ранами, полученными в боях за светлое настоящее и будущее всей Целестии, открывали те принципы и законы, которым мы вас учим в этих уютных и светлых аудиториях.

«Виновницы», наконец, не выдержали и тут же ещё раз громко разревелись, размазывая слезы по щекам и обещая, что отныне всегда будут делать домашнее задание, а учительница, довольно усмехнувшись, послала мысленный сигнал на экран визатора и на нем появилась большая надпись феиной вязью:

ТЕМА УРОКА: «Общие принципы магического поля в аномальной зоне «Пустыня Желаний».

А в это время соседка по парте послушницы № 3, легонько «боднув» её тонким остреньким локотком в бок, прошептала:

— Слушай, Милка, а ведь наша «Белоснежка» героиня, оказывается! А я думала, она всю жизнь тут просидела, в четырех стенах!

Милена же не спускала восхищенного взгляда со своей учительницы, запускающую в это время на визаторе красочную схему Пустыни Желаний, а потом одними губами прошептала, скрестив тонкие ручки на груди:

— Создатель, умоляю, сделай так, чтобы я попала в «ЖАЛО»! Я тоже хочу совершать подвиги на Дальних Рубежах, я тоже хочу сражаться с чудовищами, я тоже хочу стать такой, как она!

Следующим по счету был, пожалуй, самый серьезный и строгий предмет всей программы под корявым названием «социомантия». Этого предмета боялись абсолютно все послушницы, но не потому, что он был каким-то чересчур сложным. «Общая теория магии» — гораздо сложнее, тут надо знать уйму всего — магические формулы, вычисление углов, теорию сопротивления антагонистических сил, магического поля и т. д. и т. п.

В «социомантии» ничего такого не было. Точнее даже сказать, истины, которые преподавались там, лежали на поверхности, были абсолютно самоочевидны для всякого члена Сообщества. Трудность состояла в том, что этим истинам надо было следовать с абсолютной точностью. Малейшая ошибка в формулировке, малейшая неточность объявлялась «беззаконием» и за это следовало наказание — не только снижение отметок и незачеты, но даже и штрафные послушания. За эту особенность предмета девочки прозвали его «догматикой» и тихо его ненавидели, тем более что в школьной программе он числился одним из главных предметов, оценка которого идет напрямую в диплом.

Вела предмет всегда одна и та же преподавательница — сама Жемчужно-Белая Её Верность. Никому другому этот предмет доверить она не хотела — и это при её-то колоссальной занятости! Впрочем, курс не отнимал у неё много времени. Она преподавала его раз в неделю, поочередно на всех потоках, а основной материал для лекций и семинаров готовили её помощницы. Понятно, что на её занятиях была идеальная тишина и внимание. Даже особо сонные послушницы — и те умудрялись засыпать сидя и с широко открытыми глазами.

Сегодня темой урока была заявлена, как всегда, «необыкновенно важная для формирования вашего миросозерцания» теорема: «Женщина — космологическая ось вселенной».

Как всегда, после ритуальных приветствий и гимна премудрости, Её Верность обрушила на головы своих учениц масштабную трехмерную презентацию (она обожала использовать техномагические эффекты на занятиях). Окна аудиториума задернуты автоматическими шторами и из хрустального прозрачного шара, вложенного в отверстие круглого учительского стола, полыхнул поток радужного света, постепенно принявшего форму трехмерной картинки. Звучный, мелодичный, но в то же время металлически твердый и жесткий голос Её Верности рассказывал, комментируя вспыхивающие одно за другим видения.

— Как известно, первым существом видимой вселенной была женщина. Ещё в те времена, когда в Целестии царил хаос, когда не было континентов, материков и островов, а в безжизненном первобытном океане не водились и бактерии…  — послушницы между тем созерцают весь ужас хаотического состояния Целестии — небо без солнца, сплошные молнии и громы, не умолкающие ни на минуту, бурные черные волны бескрайнего океана, непрекращающиеся ливни.

— … на Острове Фей — этой благословенной цитадели нашей цивилизации — уже зародилась разумная жизнь. Из куполовидного Первоцвета — первого цветка, который произвели благословенные Создателем розовые пески, оплодотворенные первыми (и единственными в своем роде) розовыми дождями — появилась единственная в своем роде Девочка…

Бушующий черный океан в одно мгновение сменился красочным пейзажем хорошо знакомого Острова Фей, только тогда на нем не было ничего — ни колоссального Чертога Собраний, ни ходячих деревьев, ни летающих осьминогов, ни прочей живности. Лишь розовые пески вокруг Розового Озера — в восточной части побережья которого вырос колоссальный розовый цветок, напоминающий чем-то розу. Цветок медленно раскрыл свои мягкие лепестки — и внутри бутона восхищенным взорам послушниц показалась — очаровательная маленькая золотоволосая девочка в розовом платьице, но с уже взрослыми, смотрящими не по-детски серьезно, васильковыми глазами.

— … Почему девочка? Ответ на этот вопрос прост. Женщина является средоточием творящей и созидающей силы вселенной. В этом смысле она является живым образом Создателя на земле. Женщина — это то существо, которое первым видит родившееся дитя, это то существо, от которого полностью зависит его жизнь и благополучие, которая является источником любви, нежности и заботы. Без женщины невозможна жизнь на земле. Мужчина — это только помощник, без сомнения важный, но вторичный элемент бесконечного цикла воспроизводства жизни, это спутник, вечно вращающийся вокруг планеты, это луна, вечно отражающая чужой свет…

Перед глазами юных фей развернулась масштабная картина — как из второго цветка, уже голубого цвета, по форме напоминающего лотос, — появляется бескрылый мальчик. Девочка — между тем — выглядит уже значительно старше и у неё за спиной очаровательные прозрачные как слюда крылышки. Сменяющийся видеоряд дает возможность увидеть, как девочка начинает воспитывать своего мальчика, как ребенка, учить его грамоте, наукам и магии. Как затем, повзрослев, они вступают в брак, и вот уже беременная молодая женщина рождает двойню, которую со слезами на глазах прижимает к груди счастливый отец.

— … Конечно, скажете вы, — между тем монотонно продолжал голос Её Верности, — а как же быть с homo sapiens, а также другими видами фауны Целестии, в семьях которых мы наблюдает явное доминирование самцов над самками?..

Тут девочки видят несколько человеческих семей, стадо крупнорогатого скота, во главе которого стоит мощный бык, семью человекообразных обезьян.

— … Однако это ничуть не должно удивлять вас, поскольку все эти существа находятся ниже расы Поднебесных в иерархии живых существ (девочки видят лестницу по нисходящей, на ступеньках каждой из которой изображено какое-то живое существо, на вершине лестницы — крылатая фея). Между прочим, если мы обратимся, например, к высокоразвитым насекомым — пчелам, муравьям, осам и шершням, — то увидим, что здесь соотношение полов вновь приобретает правильные пропорции. И это также не удивительно, поскольку интеллект и организаторские способности этих существ намного превышают даже человеческие. Да, человек — любимое творение Создателя, но также верно и то, что это — не самое развитое из сотворенных Им существ, которому ещё только предстоит «дорасти» до нужного уровня…

4.

После четырех пар лекций и практикумов юные послушницы строевым шагом сходили на обед. А потом был часовой перерыв.

За стеклянным прямоугольником из четырех зданий Школы, обрамлявшим розовый плац, располагались — с юга на север — спортивная площадь, которую скорее можно назвать спортивным городом, и амфитеатр. А с севера на юг — Цветочный Угол — самый настоящий цветопарк с озером для купания.

Спортивная площадь включала в себя все мыслимые и немыслимые спортивные снаряды и сооружения, раскинувшиеся под вечно ясным голубым небом Целестии. Амфитеатр — усыпанная розовым песком площадь, окруженная множеством рядов трибун на 600 послушниц и 60 преподавательниц Школы. Здесь проводились самые разные мероприятия — от празднований «красных дат» календаря и награждений особо отличившихся до учебных боев со специально выращенными чудовищами или их иллюзиями.

Цветочный Угол же представлял из себя, в общем-то, место для отдыха, хотя и здесь зачастую проводились разные учебные мероприятия, например, в довольно глубоком пруду проводились занятия по глубоководному нырянию и плаванию, а в зарослях — учебное ориентирование на местности. Но главным образом Цветочный Угол «населялся» в короткий час послеобеденного отдыха. Именно в это время сюда слетались несколько сотен юных фей, чтобы насладиться, наконец, вожделенной свободой после часов муштры на занятиях и на плацу и размять свои прозрачные крылышки. У постороннего наблюдателя, попади он туда в послеобеденный час, могло создаться впечатление, что он видит луг, заполненный роем жужжащих пчел — только пчелы эти были в человеческий рост.

Огромные пространства Цветочного Угла были заполнены куполообразными, в несколько раз выше средней феи, яркими цветами, от которых исходил приторный медовый аромат. От этого аромата усталость снимало как рукой и поднималось настроение. Юные девушки и девочки в «мышиных» серых туниках облепляли цветы не хуже пчел, родство с которыми постоянно подчеркивалось на уроках «догматики».

Большинство блаженно развалились на мягких венчиках цветов, отдыхая после обеда — по две, по три, а то и по четыре на цветок. Угощаясь сладким нектаром, весело жужжали о самой разной чепухе, о которой говорят, наверное, все девчонки в мире, независимо от того, к какой расе они относятся. Другие совершали пешие прогулки, играли в догоняшки, прыгали через скакалку или купались в озере. Ко многим пришли плюшевые зверята — из тех, кто не был занят другими делами, ведь на зверят тоже налагались послушания — кто будет стирать одежку занятых по горло учебой юных фей? кто будет убирать их уютные комнатки? кто будет шить им платья на выходные? Свободные же зверята приходили в обеденный перерыв, чтобы поразвлекать своих юных хозяек, принести им что-нибудь вкусненькое и сладенькое, составить компанию для игры в мяч или в городки.

На одном из цветков — внешне напоминающем со стороны огромный пунцовый мак — расположились послушницы № 15–03, 15–04, 15–01 и 15–02. Сняв с себя туники и оставшись в одном нижнем белье, они загорали, с наслаждением подставив свои по подростковому немного угловатые, худощавые тела яркому солнцу, от лучей которого совершенно невозможно было «сгореть».

А между тем на цветок забрались три зверенка — зеленый плюшевый Дракоша, разноцветный Попугайка и синий большеголовый в смешных круглых очках Слоненок. Все три зверенка принадлежали «тройке».

Дракоша был занят очень важным делом. Он описывал круги вокруг цветка, разгоняя крылышками воздух, чтобы девочкам не было особенно жарко загорать. Слоненок периодически опрыскивал их из своего хобота струйками холодной воды, которую с шумом втягивал из ведра, а Попугайка делал массаж то одной, то другой девочке.

Все четыре закадычные подружки блаженствовали — после последнего урока, практикума по магическому бою с симулякром пещерного дэва, они были выжаты как лимон. Все четыре девочки в этом бою составили одно «звено», так как охотиться на дэва в одиночку строго-настрого запрещали Правила. Одна девочка отвлекала на себя внимание чудища («двойка»), другая её прикрывала («единичка»), а остальные две били. Причем все три девчонки, в конце концов, были «убиты» в учебном бою, а вот «тройка» не только продержалась, но и нанесла пещерному дэву смертельный удар — прямо в нервный узел над скоплением глаз. Она получила «пятерку» и зачет, остальным предстояла пересдача.

Несмотря на то, что бой был учебный, все девочки выкладывались по-настоящему и устали, как проклятые. Дэв был хоть и иллюзорный, но его бесчисленные щупальца с присосками и коготками «выстреливали» также быстро и метко, как и у настоящего, так что юным феям пришлось попотеть изрядно, уклоняясь от ударов. Казалось, на их телах не осталось живого места, а потому пришедшие навестить «тройку» зверята пришлись как нельзя кстати.

— Слушай, Мил, ну ты сегодня дала жару! Как ты смогла попасть этой твари прямо в шары, а?! Я все время промазывала! — полусонным от удовольствия голосом проговорила «четверка».

— А это все потому, что ты боялась, Леся. Ты постоянно смотрела, как бы тебя не сцапали щупальца, а потому не целилась как следует — вот и все! Главное в бою — вспомни Правила, пункт 1.3. - это хладнокровие! Бой надо воспринимать как игру — и тогда у тебя все-все получиться! — малорослая «тройка» повернулась к своей старшей соседке и потрепала её по головке, а потом не удержалась — и поцеловала в щечку.

«Четверка» смутилась, что её тщательно скрываемый страх оказался заметен со стороны и покраснела до корней волос.

— А как ты догадалась?

— Очень просто. Когда ты летала, ты постоянно кричала и визжала, типа «мерзкая тварь», «сейчас я тебя раздолбаю», «уродина» и все в таком духе. У тебя на одни крики уходила бездна сил и внимания. Я сразу поняла, что ты испугалась, впрочем, он был и в самом деле почти как настоящий!

— Во-во! — подхватила «двойка». — Рычала как стадо динозавров! Я сама чуть в обморок не грохнулась! Слушай, Мил, ну откуда ты такая храбрая уродилась? А ведь младше всех нас на два года, между прочим!

— Да ладно вам, девчи! — махнула ручкой Милена. — Я тоже струхнула поначалу, у меня аж «гусиная кожа» появилась и волосы зашевелились на макушке, когда я услышала эту тварь, как она зарычала-то. А глазища! Холодные, мелкие, хищные, ни капли чувства, как мертвые! Б-р-р-р-р-р! А потом, когда я увидела, как она к тебе, Эль, потянула свои лапища, ну, когда ты была «отвлекающей», и как ты завизжала, удирая от неё…  Мне так жалко тебя стало и такая ненависть была к этой твари, что я уже ничего не боялась! Само как-то произошло…  А потом втянулась и все вроде ничего пошло, как игра. Это как со скакалкой — если будешь постоянно думать, как прыгать, никогда и десяти прыжков не сделаешь, а когда все это как игра, можешь и сто, и двести сделать, пока не выдохнешься.

— Ну вот, девчонки, и на обеде никакого покою нету! — разочарованно протянула «единичка», которой как раз в это время Попугайка делал массаж. — Бои да бои…  Ух, скукотища! Как будто больше не о чем поговорить! Сегодня же последний день индикта! Завтра — абсолютная свобода! Бассейны Грез! Хоть бы подумали, кто что будет выбирать!

— А ты уже выбрала, Дин? — спросила «тройка».

— Ну, конечно! Я возьму «голубой шар»! В прошлый раз было так здорово…

— И кто в прошлый раз у тебя родился?

— Опять девочка…  — разочарованно вздохнула «единичка». Она повернулась лицом к подружкам (она лежала на самом краю цветочного венчика). — Выбираю уже какой шар — и все девочка и девочка, а я так хочу мальчика! Потискать его, помыть в ванночке, поиграть с ним в мячик!

— Да тебе, Дин, тогда не «голубой» надо брать, а «розовый», там тебе этих мальчиков будет — бери не хочу! — вставила «двойка», шутливо щекоча свою напарницу и по месту в строю, и по двухъярусной кровати.

«Единичка» рассмеялась от щекотки и принялась щекотать её в ответ, а потом к их веселой потасовке присоединились другие.

— А я…  а я…  а я…  кажется, знаю, почему она «розовый»-то не берет! Там все заканчивается поцелуями при луне, а в «голубых» есть зачатие! Иначе откуда бы и беременность была? А-ха-ха! — покатилась со смеху «двойка».

— Ах ты какая догадливая! — и «единичка» с ещё большим азартом накинулась на подругу.

Девчонки вошли в такой азарт, что цветок стал колыхаться, как будто бы его качал штормовой ветер. Дракоша перестал летать от испуга — а вдруг чашечка цветка перевернется и девочки упадут на землю — высота-то нешуточная! А потому он, недолго думая, спикировал вниз и легонько подогрел веселье своим пламенем, вызвав бурю довольного визга у девочек, ощутивших к своим спинам прикосновение раскаленных, как в бане, струй воздуха. Это отвлекло девчонок от борьбы между собой и они тут же взлетели в воздух, чтобы как следует надрать уши Дракоше, который, не будь дураком, принялся от них удирать в сторону озера, смешно высунув, дразня их, свой длинный розовый язычок и радостно сверкая зелено-желтыми глазками при этом. Девочки так увлеклись погоней, что забыли, что летают они не в уставных мышино-серых туниках до колен, а прямо в нижнем белье!

Наконец, они догнали Дракошу, не долетая до озера, схватили его все вчетвером, спустились на прибрежный песок и стали его теперь все вместе тискать, громко визжа, а Дракоша визжал не меньше их от удовольствия. Чем это все кончилось бы, неизвестно, но тут раздался резкий звук свистка. Девочки тут же вскочили по стойке смирно и покраснели — рядом стояла воспитательница их отряда.

Ну, все — теперь электрошока не избежать, да и наряда вне очереди! Каждая из них про себя молилась Создателю — пусть все что угодно, только бы не лишали их завтрашнего выходного, ведь индикт бывает раз в три недели!

— Так, что здесь происходит, сестры? Почему в нижнем белье? Это что за вопиющее нарушение дисциплины?! — строго, громко потрескивая электрошоком, сказала воспитательница из «ЖАЛА». Казалось, её собственные глаза были заряжены ещё сильнее, чем электрошок, и искры из них ударили бы побольнее, чем от белоснежной металлической палки в её руках.

— Простите, старшая сестра, это я виновата! — тут же воскликнула «тройка». — Я спровоцировала сестер № 1, 2 и 4 на то, чтобы позагорать, хотя это и неуставное поведение в обеденный перерыв…

— От кого угодно, но только от тебя, № 15–03, я этого не ожидала, — разочарованно произнесла воспитательница, сжав губы в бесцветную ниточку.

— Нет, это я виноват! — тихо проговорил Дракоша. — Я затеял игру в догоняшки! Накажите меня, госпожа, меня!

— Накажу, накажу, не беспокойся! — сухо ответила воспитательница. — Всех четверых. Номер 1 и 2 — ночной наряд на мытье окон в секторах А-6 и А-8. Номер 4 — на чистку овощей — тоже на ночь. А «тройка» со своим зверенком…  — в храм Создателя, будете там на ночной службе читать молитвы за послушниц и воспитательниц Школы. Наряд у всех на всю ночь, до 4 утра, понятно?

— Так точно, Старшая Сестра! — вытянулись по струнке все пятеро, даже Дракоша смешно сложил свои плюшевые крылышки по «швам», чем едва не вызвал приступ смеха у самой воспитательницы.

— А сейчас — марш одеваться! Не дело это голышом летать, вы что — уподобляться падшим задумали? Фея — это представительница Создателя в этом мире, помните это. По фее судят по Создателю, по нашим делам — по Его делам, по нашему внешнему виду — по Его образу. Если вы будете без штанов бегать, что о нас подумают? Фея — образец нравственности, чистоты и целомудрия, постоянная готовность прийти на помощь слабому, наказать любое злодейство и устанавливать на каждом пятачке опекаемой территории Порядок и Процветание, а вы…  Бегаете в трусах как непотребные женщины, как русалки какие-нибудь, тьфу ты! — не сдержалась воспитательница и скривила личико так, как будто бы ей на обед положили в тарелку червяка. — А ты, «тройка»! Отличница, а туда же! Что о тебе подумает твоя мама? А мы так гордились, что её дочь учиться в нашем отряде, всегда хвалили ей твою успеваемость и поведение, а ты нас так подводишь! И не нас только, все Сообщество! Стыдно!

Девочки стояли красные как раки, тем более что вокруг них уже собралось едва ли не пара сотен любопытных девчонок, которые вовсю шушукались, а некоторые даже пересмеивались и показывали пальчиками в их сторону. Воспитательница явно рассчитывала на такой эффект, говорязаведомо громко. Девочки не знали куда прятать глаза. Но вот уже к ним подошли Слоненок и Попугайка. Слоненок нес на своей плюшевой спинке комплект брошенных туник и Зверята быстро помогли одеться хозяйке и её подружкам.

Слава Создателю, зазвонил звонок, сигнализируя конец полуденного перерыва и призывая девочек строиться в колонны по потокам, чтобы двигаться обратно на учебные занятия. Девочки, приняв от воспитательницы штрафные желтые билеты с назначением на ночные послушания, быстро ретировались к месту построения своего отряда, про себя благодаря Создателя за то, что Он внял их молитвам и им не впаяли послушания на выходной, а поскольку завтра выходной — то и после ночных послушаний хоть выспаться можно будет.

«Фу-у-у-у-у! Пронесло!»

5.

— Сегодня, сестры, мы освоим с вами особенности магического боя в зоне Предела, — важно произнесла высокая, атлетически сложенная, загорелая как бывалая гончая, инструкторша по магическому бою. Легкий ветерок шевелил её пышные, редкого для фей серебристого цвета длинные волосы, заплетенные для удобства боя в две косы с заколками в виде луны.

Занятия по магическому бою как всегда проводились на открытом воздухе, в амфитеатре, сейчас пустынном — только пятнадцать послушниц и инструктор — , который девочки между собой называли просто «песочницей», потому что арена амфитеатра была усыпана золотистым песком.

Высокие и длинные ряды трибун из розового мягкого пористого камня напоминали стенки глубокой чаши, опоясывая правильным овалом арену. До обеда тут был уже «зачетный» бой с симулякром пещерного дэва — правда, зачет, кроме «тройки», сдали только «семерка» и «десятка», остальным предстояла пересдача «хвоста». А вот теперь предстояло освоение новой темы — бой с тварью из-за Предела.

Услышав название новой темы, девочки невольно разочарованно вздохнули. Все, кроме Милены. В самом деле, ну зачем изучать особенности боя с этими тварями? Ведь в Хранительницы Предела может никто, кроме Милки, и не попадет! Их всего двенадцать! Ведь всем было известно, что по негласному обычаю должность Хранительниц Предела, за редкими исключениями, была практически наследственной. В самом деле, проще отправить на Предел уже знакомую с детства с тамошними порядками фею, чем совершенно новенькую.

— Ну, что скисли, сестренки? — недовольно нахмурилась инструкторша. — Думаете, что кроме «тройки» никто из вас туда не попадет? И зря так думаете! Во-первых, далеко не факт. Могут взять любую. А, во-вторых, каждая боевая фея должна иметь навыки борьбы с этим типом монстров на случай Прорыва из-за Предела.

— А разве такие прорывы были? — ляпнула невпопад худощавая «восьмерка» — и тут же осеклась, и покраснела. Информация о таких вещах была строго секретной, за это могла быть и «влетка»!

Но инструкторша, казалось, не обратила на это никакого внимания.

— Таких прорывов не было, — быстро и сухо произнесла она. — Но Сообщество должно быть готово к любой ситуации, ибо именно на нем лежит вся ответственность за Порядок и Процветание Нижней Целестии. Ни один волос не должен упасть с головы мирных жителей опекаемой территории, и мы, как добрые пастыри, свято соблюдем доверенное нам Создателем стадо! — лицо инструкторши гордо покраснело при осознании важности миссии, возложенной на Сообщество Создателем, и все послушницы благоговейно замолчали, вытянувшись по струнке.

— Старшая Сестра, разрешите вопрос? — дерзнула «тройка».

— Разрешаю.

— Моя мама — Хранительница Предела, я выросла там, и все время у меня на языке вертелся вопрос — а почему бы просто не устроить всему Сообществу поход внутрь зоны Предела и не истребить всех этих тварей начисто? Тогда никого не надо было бы сдерживать и не было бы никакой угрозы людям, ведь ликвидировали же всех других чудовищ на Хартленде!

Инструкторша внимательно посмотрела на «тройку» — редко на каком курсе находится девочка, которая задает этот вопрос, но все же за многие тысячи лет таких случаев было уже не мало.

— Диалектику давно проходили в Школе?

— Нет, только в прошлом семестре.

— Хорошо. Помнишь, что такое «мыслетерапия»?

— Так точно, Старшая Сестра!

— Излагай.

— «Мыслетерапия» — это диалектический метод борьбы с сомнениями, которые в нас всеивают как внешние, так и внутренние враги Сообщества. Внешние враги — это те разумные существа, которые противятся внедрению Священных Принципов Порядка и Процветания. Внутренние враги — это наши страсти и слабости — трусость, лень, удовольствие, печаль. Основные принципы «мыслетерапии» состоят в том, чтобы любое сомнительное утверждение разбить на две категории — положительную или отрицательную. Положительная категория — это когда враг утверждает о том, что якобы есть, но это порочит Сообщество. Отрицательная — чего якобы нет, и это порочит Сообщество. Положительное утверждение можно отразить следующим образом. Если что-то есть и это якобы порочит Сообщество, то необходимо искать в этом факте более глубокий, недоступный для среднего ума смысл. То, что есть — обязательно целесообразно, ибо все действительное — разумно, а разумное — действительно. Если чего-то нет и это якобы порочит Сообщество, то необходимо найти положительные стороны отсутствия, также недоступные для среднего ума, имеющие высшую целесообразность… 

Милена стояла, вытянувшись по струнке, и выстреливала чеканными фразами из учебника по диалектике, запомнив его дословно — память у неё была фотографическая. Для верности она даже закрыла глаза, чтобы точно представить себе страницу в своем сознании. К концу последней фразы чеканного монолога у неё не хватило дыхания и она остановилась, судорожно хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— А если ты не можешь найти такие аргументы? — воспользовалась паузой инструкторша.

— Тогда надо ограничиться допущением о высшей целесообразности наличия или отсутствия чего-либо, о целесообразности, которая нам не известна, но которая непременно есть и будет либо найдена в будущем, либо уже известна более посвященным членам Сообщества!

— Замечательно. Пять баллов! — похвалила Милену инструкторша и даже похлопала в ладоши. — Я обязательно расскажу преподавательнице диалектики о том, как ты хорошо помнишь написанный ею учебник. Только вот надо запоминать материал не только для экзаменов и зачетов, но и для практики. Ты меня поняла?

Милена кивнула.

— Все поняли? — инструкторша обвела строгим взглядом строй девочек, стоящих по стойке смирно.

— Так точно!

— А ну, «четверка», скажи, как бы ты ответила на вопрос послушницы № 15–03!? Почему Сообщество не может просто-напросто стереть с лица земли зону Темнолесья, а на протяжении всей Эры Порядка и Процветания содержит охраняемый Предел?

— Потому что в этом есть высшая целесообразность, которая не доступна уму средней феи. Целесообразность, о которой известно только Триединой Премудрости и Создателю!

— Браво! Браво! — захлопала в ладоши инструкторша. — Вот — налицо практическое применение диалектического метода под названием «мыслетерапия»! — а потом, немного помолчав, добавила. — Мы вас, сестренки, тут не просто так мучаем, в Школе. В Школе вы не проходите ни одного бесполезного предмета. Каждый предмет, каждая дисциплина, каждая лекция, практикум, лабораторная — все здесь полезно, все направлено на то, чтобы наши выпускницы были образцовыми служительницами Порядка и Процветания, видимым проявлением Создателя в этом таком прекрасном, но таком хрупком и ранимом, а потому нуждающемся в неустанной Опеке мире. А особенно о мире людей, наших младших братьев и сестер — самых любимых творений Создателя! — на глазах инструкторши показались слезы умиления, также, как и на глазах всех послушниц.

— Простите меня, Старшая сестра, за мою дерзость! — по щекам Милены стекали две крупные прозрачные капли. — Я…  Внутренний враг Сообщества отравил меня ядом сомнения…

— … да, сестра, — тут же радостно подхватила инструкторша. — И вот видите, как мы всем нашим дружным коллективом, маленьким сообществом, расправились с ним? Помните? «Вместе мы все…

— … порознь ничто»! — подхватил дружно весь строй.

— Ну и слава Создателю, сестры, — облегченно вздохнула инструкторша с серебристыми косами. — А теперь приступим непосредственно к учебному материалу!

Она махнула волшебной палочкой и белый круг в центре арены ярко засветился и внутри него показалась какая-то фигура. Сначала фигура была серебристо-белого цвета, но когда она приобрела четкие формы, она стала стремительно чернеть.

По рядам послушниц прокатились смешки и удивленный шепот. Тварь была действительно на редкость уродлива. Торс у неё был человеческий, голова — козлиная, с длинными острыми рогами, глаза красные, без зрачков и радужной оболочки, зато зубы во рту явно не принадлежали к травоядному — это были зубы то ли волка, то ли льва — с длинными белыми клыками и острыми резцами. Вместо рук у него были длинные шипящие и извивающиеся змеи, а ноги — как у огромной курицы. Все тело его было покрыто густой, медвежьей, шерстью. Именно нелепо уродливый вид чудовища и вызвал смешки у стоявших поближе девочек.

— Так, сестры, ведите себя прилично! — резко одернула их инструкторша. И быстрым шагом подошла к стоявшей внутри белого круга твари, сделав приглашающий жест девочкам. Те уже, нарушив строй, веселой стайкой окружили белый круг и вовсю таращились на тварь, с трудом подавляя смех. Тварь же отнюдь не выглядела смешной. Она полностью ожила, дико рычала, бросалась на невидимые стены круга, как муха, если её накрыть прозрачным стаканом, и бешено вращала своими красными глазами, испуская слюну.

— Перед вами, сестры, — указывая на тварь магическим жезлом, как указкой, менторским тоном начала вступительную лекцию инструкторша, — типичный полиморф. «Полиморфы» — это научное название рода монстров, которые обитают в зоне Предела. В просторечном языке людей это — «оборотень». Твари из Темнолесья биологически состоят из темного субстрата — особого вещества, которое находится только в этой зоне — и субстрат этот имеет одним из основных свойств способность постоянно менять формы, но редко полностью. Иногда эти существа могут полностью превращаться в людей или в животных, обычно хищных — волков, например. Но чаще всего, они всегда имеют элементы двух, трех, четырех и более существ. В этом полиморфе, которого совершенно случайным образом сгенерировал наш учебный симулятор, как вы заметили, сочетаются элементы человека, козла, волка, курицы, змеи и медведя. И это далеко не предел! Бывают двенадцатисложные полиморфы и даже пятнадцати! Но мы пока поработаем с шестисложным, «гексаморфом».

А теперь перейдем к средствам обороны и защиты.

Как можно догадаться, полиморфы обладают всеми свойствами существ, чьи элементы они в себя включают, а потому убиваются они сравнительно просто, хотя быстрота реакции этих существ и сила — намного превосходят существа-оригиналы. Посмотрите!

Инструкторша взмахнула магическим жезлом и белый круг стал быстро расширятся, так что девочкам пришлось отходить все дальше и дальше, пока круг не охватил практически всю площадь арены, почти в милю в диаметре. Чудовище теперь стало носиться по всему периметру круга, клацая зубами и скрежеща когтями, как будто бы стремясь нащупать хоть какую-то лазейку, чтобы броситься на крылатых тонких девочек, стоящих вокруг. Смотреть на него было неприятно и даже жутковато.

Потом инструкторша взмахнула магическим жезлом ещё раз и вдруг на противоположном конце арены из белого серебристого тумана материализовалось существо — абсолютно белая стройная лань с золотистыми копытцами. Она выглядела как настоящая — можно было видеть, как робко она прядет ушами, как фыркает и бьет копытцем о землю, как испуганно вертит своей изящной головкой.

По рядам девочек прокатился вздох жалости и одновременно умиления. Ещё мгновение — и тварь резко развернулась в сторону лани, учуяв её запах, и хищно зарычала. Лань резко всхрапнула и бросилась бежать, не в силах, однако, выскочить за пределы замкнутого пространства. Тварь кинулась за ней — и все девочки ахнули, поражаясь её быстроте и проворству. Уж на что быстро бегают лани — не каждый волк сможет догнать здоровую молодую особь, а тут…  Не успела лань пробежать и четверти круга, как мерзкое чудовище в два прыжка настигла несчастное животное, причем юные послушницы даже не успели толком заметить её движений. Казалось, она просто телепортировалась, а не двигала ногами.

Тварь прыгнула на лань. Личики девушек исказились гримасой отвращения, кое-кто даже взвизгнул, а тварь между тем, обхватив передними лапами белоснежные бока лани, вцепилась зубами в её загривок, сладострастно ворча и роняя хлопья черной слюны.

Но в этот же самый момент инструкторша взмахнула магическим жезлом опять — и в противоположной части арены из белесого тумана сконденсировался большой, самый настоящий пещерный лев.

Это доисторическое чудовище давно вымерло на основном материке Целестии, точнее, было истреблено феями, хотя до сих пор некоторые виды его сохранились в труднодоступных районах Полярных Пустошей на Крайнем Севере и Крайнем Юге. Пещерный лев отличался от обычного льва, обитавшего ранее на Дальнем Юге, но также истребленного феями. Он был раза в два крупнее своего тропического собрата и весь покрыт, как медведь, густой мохнатой шерстью, и жил в глубоких пещерах. Лев свирепо рыкнул, видимо, учуяв запах добычи — как известно, оленина была его любимым лакомством — и, хищно сверкнув своими зелеными глазами, бросился на конкурента.

Появление голодного пещерного льва не входило в планы твари — она явно не спешила делить свою добычу с кем-либо. Оставив на время в покое бедное животное, гексаморф быстро развернулся, готовясь встретить противника.

Тварь, надо сказать, была чуть ли не вдвое меньше ростом, чем пещерный лев, да и по массе тела даже на первый взгляд проигрывала ему. В самом деле, она была ростом с высокого человека, а пещерный лев был почти в два человеческих роста.

Лев глухо рыкнул и ударил несколько раз своим покрытым густым теплым серым мехом хвостом по мохнатым бокам, как бы высокомерно напоминая, кто здесь хозяин, а потом большими прыжками бросился вперед. Но как бы быстро не бежал пещерный лев, тварь оказалась быстрее.

Оставив в покое несчастную лань, которая, не веря своему счастью, стояла как вкопанная на месте, робко прядя ушами и подрагивая каждым мускулом своего тела, бросился на своего противника. Лев как раз, ловко отпружинив от поверхности арены, летел в прыжке. Инструкторша махнула жезлом с ярко-синим камнем на вершине, и иллюзорный пещерный лев стал двигаться в десятки раз медленнее, так что юные послушницы могли ясно и четко увидеть, как летящий в воздухе пещерный лев, выпустив длинные и острые когти, был прямо в воздухе перехвачен ловко подпрыгнувшей тварью.

Глухо шипящие черные змеи, заменявшие твари передние лапы, мгновенно, как петля аркана, опутали толстую мощную как у медведя шею льва, и резко рванули животное книзу. Лев, явно не ожидавший такой стремительной реакции, растерялся и рухнул на песок не на лапы, а на спину, сдавленно хрипнул от боли. Он попытался дотянуться своими толстыми мощными лапами, способными переломать шею и медведю, чтобы освободиться от змеиных пут, но змеи стянули его шею так быстро и так сильно, что лев уже ничего не мог поделать — задыхаясь, он терял силы…

Картинка по взмаху магического жезла остановилась. Мало кто из юных фей мог равнодушно наблюдать за развернувшимся перед их глазами отвратительным зрелищем. Хоть пещерный лев и был хищником, а, значит, по определению был «вне закона», на него не распространялась Опека Сообщества, но смотреть на его тело, растерзанное на куски, было невыносимо.

— Сестры, не отвлекаться! Обратите внимание на труп пещерного льва. Что нового вы в нем замечаете?

Юные феи явно были поставлены в тупик. Что можно заметить в этом сплошном куске кровавого мяса?

Видя, что задача оказалась для учениц чересчур сложной, инструкторша вновь запустила динамическую составляющую иллюзии, только в замедленном режиме. И тут только ученицы заметили на растерзанной туше льва отвратительные черные пятна, которые со временем становились все больше и больше, а от всей туши к тому же пошел отвратительный черный дым. И вот уже она стала таять, как сугроб снега под жарким солнцем, буквально на глазах разлагаясь, утрачивая сколько-нибудь определенную форму.

— Что это, старшая сестра? Что это? Какой ужас! Создатель! — посыпались со всех сторон восклицания.

— То, что вы видите, сестры, есть результат действия темного субстрата. Его свойства до конца не изучены, но одно из них лежит на поверхности — субстрат обладает сильной способностью разлагать живую материю подобно кислоте, превращая её в самое себя. Если понаблюдать за этой картиной до конца, то вы увидите, как через полчаса от туши льва не останется ничего, кроме черной лужицы. Но сейчас и это не так интересно. Посмотрите, что будет дальше (для чистоты эксперимента остановим активность нашего гексаморфа).

Инструкторша указала на черное облако, поднимавшееся над обезображенным телом, а затем подула на чувствительный камень на своем магическом жезле, и легкий ветерок погнал темное облако прямо на лань. Та испуганно шарахнулась в сторону, но облако уже успело накрыть её целиком.

Волна возмущенного ропота пронеслась по рядам девочек, но инструкторша была неумолима, доводя программу до конца. Лань забилась в судорогах, пронзительно замычала и упала на бок. Все её тело также покрылось отвратительными пятнами; оно тут же, буквально на глазах, стало разлагаться.

— Как видите, темный субстрат активен не только в жидком, но и в газообразном состоянии. Достаточно большая его доза смертельна, а потому первое правило сражающейся с полиморфами феи — не доводить дело до ближнего боя, чтобы существо не могло даже оцарапать её. А второе правило таково: как только тварь убита и начинает испускать смертоносные испарения, необходимо немедленно вызвать магический ветер, дующий в противоположную от феи сторону. Если же естественный ветер дует ей в лицо, необходимо поставить воздушный щит и, так или иначе, перебороть действие ветра. Понятно?

Инструкторша обвела пронизывающим взглядом ряды юных учениц, пытаясь по выражению их лиц понять, усвоили ли они сказанное ею.

— Можно вопрос, старшая сестра? — опять подняла руку неугомонная «тройка».

Инструкторша удивленно посмотрела на неё, но не стала возражать.

— А если нападающих тварей будет достаточно много и они будут наступать плотными рядами со всех сторон, в таком случае испарения будут обратно пропорциональны их массе, следовательно…

— Можете не продолжать дальше, сестра. Такая возможность совершенно исключена. Многотысячелетние наблюдения за Зоной Предела свидетельствуют, что во всем Темнолесье тварей никогда не бывает более чем двадцать пять — тридцать штук сразу. Видимо, способности к размножению у полиморфов сильно ограничены, хотя, признаться, как они размножаются, пока современной монстрологии не известно…

— … И все-таки, в таком случае, облака ядовитого дыма все же смогут накрыть обороняющихся фей. Если же субстрат настолько едок, то в таком случае воздушный щит не удержит его надолго и так или иначе он будет угрожать их безопасности…

— … Такого не может быть, повторяю, сестра, такого не было зафиксировано никогда, за всю Эру Порядка и Процветания…

— … И все-таки, нет ли возможности, старшая сестра, изучить эти твари пристальней, чтобы изобрести оружие, полностью препятствующую выделению субстрата в атмосферу, — никак не унималась любопытная «тройка», совершенно, к ужасу всех одногруппниц, уже давно потерявших нить разговора, забывшая о субординации.

— Такого вещества нет! Нет, понятно? Не обнаружено! — внезапно рассвирепела инструкторша. — А за грубое нарушение субординации и дисциплины, № 15–03, ты первая пойдешь на арену, понятно? Сестры, быстро, все по местам!

Девочки с возбужденным гоготом, как стайка веселых бабочек, разлетелись по трибунам. За ограждение ушла и инструкторша, оставив смущенную и покрасневшую от стыда «тройку» на арене. После этого она прошептала короткую команду, и купол, внутри которого находилась тварь, стал расширяться, словно раздуваемый воздухом шар, пока он по площади не сровнялся с самой ареной. Внутри круга оказалась, один на один с застывшим пока на месте чудовищем, проштрафившаяся ученица.

Ещё мгновение — и тварь ожила. Бой — начался!

Первое, что успели заметить восхищенные зрительницы, это черная молния, рванувшая от одного конца поля к другому, второе — это не менее стремительная серебристая молния, взмывшая вверх, под самый купол. Длинные передние лапы-змеи всего на вершок не достали до ступней взлетевшей юной феи. Зато, пользуясь промахом, та полоснула тонким как волос и ярким как солнечный луч огнем из навершия магического жезла. Тварь резко подалась назад, но лезвие огненного магического меча успело зацепить её лапы и две змеиные головы-кисти были как бритвой отсечены от конечностей. Тварь пронзительно взвизгнула и заскулила как пес, которому камнем подбили лапу. Между тем из отрубленной конечности обильно выливалась черная густая жидкость, тут же испарявшаяся.

— Минус один балл. Ты допустила ситуацию ближнего боя. Минус ещё один балл. Произошла утечка смертельно опасной дозы субстрата, — хладнокровно, поджав губы, произнесла инструкторша.

А бой, между тем, продолжался.

Стремясь удержать инициативу в своих руках, юная фея перешла в наступление. На этот раз, отлетев подальше от твари, она начала обстреливать её огненными шарами. С грохотом разрываясь, они оставляли глубокие воронки на песке. Милена обожала внешние эффекты боя. Ей было недостаточно поразить враждебную тварь, ей нужно, чтобы был огонь и дым, громы и взрывы — а иначе зачем ещё сражаться?

Инструкторша осуждающе покачала головой.

— Ещё минус один балл. Стрельба ведется беспорядочно, боец находится в состоянии аффекта.

При такой оценке продолжать бой не было уже смысла — все равно «не зачет». Но Милена, видимо, решила довести дело до конца из принципа.

«Вот настырная же! — подумала инструкторша. — Придется написать докладную наверх. Такие качества, если им потворствовать, могут завести слишком далеко!»

Тварь, визжа, выпрыгнула из сплошного круга огня — пылая, она дымила как сырой факел, повсюду расточая клубы жирного черного дыма. От визга её закладывало уши. Однако тварь упорно не хотела умирать. Наоборот, бегая по кругу, через который она не могла вырваться, как насекомое из прозрачной банки, она мешала Милене сосредоточиться и добить её. Вдобавок дымное облако теперь распространилось почти по всему пространству арены.

Милена запоздало вызвала магический ветер, но вокруг неё все стало уже черным от дыма. А через мгновение, одновременно с падением почти полностью сгоревшего трупа чудовища, пронзительно завыли сирены — это означало проигрыш в игре (как фанфары — победу).

Иллюзия исчезла, и мягкий нежный голос объявил, что игрок № 15–03 набрал десять из десяти штрафных очков и ему предлагается пройти переэкзаменовку.

— А теперь, сестры, я продемонстрирую, как правильно в такой боевой ситуации должна вести себя фея. Смотрим, запоминаем, конспектируем. После чего приступим к индивидуальной боевой тренировке, — совершенно не обращая внимания на «тройку», отчеканила инструкторша.

Милена смущенно поднялась на свое место среди зрителей. Она честно пыталась уличить себя в непослушании, гордости, себялюбии, что является страшными грехами для любого члена Сообщества, но раз засевшая в её чересчур умную головку мысль никак не давала ей покоя. И эта мысль — страшная как ночной кошмар — все время упорно маячила где-то на горизонте сознания. Мысль о том, что старшие сестры не всегда бывают правы. Оказалось, что со «внутренним врагом» Сообщества бороться куда сложнее, чем с внешним! Именно навязчивые мысли вызвали такое позорное поражение в схватке обычно не по годам хладнокровной и расчетливой юной феи, именно они отравляли ей душу сейчас, отвлекая от наблюдений за образцово-показательным боем инструкторши.

Лишь под самый конец боя Милена отметила про себя, что преподавательница, метким выстрелом издалека уложив тварь, до этого завязшую в наколдованной трясине, вызвала, как по инструкции, искусственный ветер, который и отогнал ядовитый дым в противоположную сторону, пока тот не рассеялся в воздухе.

И опять волна сомнений в правоте действий инструкторши захлестнула юную фею с головой: «Ну, а если, ну, а если твари будут нападать плотными порядками со всех сторон — каким образом можно защититься от дыма? Не лучше ли пересмотреть инструкции и придумать средство для нейтрализации самого субстрата?»

5.

— Да брось ты, Милка, переживать, нам вот ещё этого урода щупальценогого пересдавать! Подумаешь, настучит она…  Да таких как ты на руках носить надо! Ты ж первая ученица на потоке!

Совместное штрафное послушание «тройки» и «семерки», которой влетело за сон на уроке высшей математики, проходило в непривычно унылой атмосфере. После полуночи в школьном храме Создателя здесь ровным счетом никого не оставалось, за исключением пары плюшевых мишек — зверят-прислужников — , которые подносили им длинные, в сотни строк, записки, которые нужно было поминать в молитвах к Создателю. А поскольку мишки были не из болтливых, когда от чтения сотен ничего не говорящих имен начинала болеть голова или сводить скулы, девочки обычно позволяли себе поболтать и даже похихикать.

Но в этот раз все было иначе. «Тройка» замкнулась в себе, полностью уйдя в чтение записок, а губы её немо шевелились, прямо как у рыбы, хотя иногда можно было услышать отдельные звуки, произнесенные шепотом. «Семерка» перепробовала уже все шутки и анекдоты, но ей никак не удавалось вывести подругу по несчастью из ступора.

— Ну, хочешь, я тебе расскажу, что вчера было, пока ты дежурила в оранжерее, а? — и, не получив никакого ответа, продолжила, раскрасневшись в предвкушении удовольствия от очередной сплетни. — Так вот, лежим мы ночью, лежим, что-то не спится. А тут «девятка» и ляпнет: пойдем, мол, подышим свежим воздухом…

Но Милена не слушала и не слышала подругу, продолжая читать записки.

На рассвете, когда срок послушания истек, «семерка», зевая раз по десять в минуту, удалилась спать, а Милена добровольно решила остаться на утреннюю службу.

Скоро в храме показалась колонна певчих — сегодня послушание исполняли младшенькие — 8-я группа. Саму службу отправляла преподавательница древней и древнейшей истории Целестии — одна из самых великовозрастных фей Школы, у которой несмотря на её солидный возраст, до сих пор не сошли веснушки, за что послушницы и прозвали её за глаза «молодуха».

В отличие от большинства преподавательниц, она была несколько рассеяна и не очень собрана, позволяла себе на уроке замирать с закрытыми глазами на полуслове, словно что-то наблюдая «мысленным взором» (её любимое выражение), а также тянуть гласные: «э-э-э-э-э…  а-а-а-а-а…  н-у-у-у-у-у», что едва не вызывало гомерические приступы хохота у учениц. Впрочем, даже если кто-то срывался и закатывался от хохота, она никогда не наказывала и не доносила, поэтому на её уроках девушки чувствовали себя более расковано. Поговаривали, что «молодуха» даже не состоит в «ЖАЛЕ», как абсолютное большинство преподавательниц, и, более того, имеет свою семью. Так это или не так, но по всему образу поведения она резко отличалась от остальных. Впрочем, это и нормально. Историки, как известно, всегда немного «того».

Милена, признаться, была очень рада тому обстоятельству, что обязанности жрицы выполняла сегодня утром она. Хотя на обязательной исповеди раз в неделю, в день Солнца, когда проводились общешкольные службы Создателю, она была прикреплена к другой преподавательнице, остроносой «диалектичке». Но той, сухой и строгой «догматичке», она бы никогда не решилась поведать о своих страхах и сомнениях, боясь осуждения, а тем более, доноса.

Школьный храм Создателя, располагавшийся в уютной тенистой рощице к востоку от многоэтажных жилых и учебных корпусов из розового стекла, в общем-то, мало чем отличался от подобных храмов в других местах страны фей. Идеально круглый как солнечный диск, со сферической стеклянной крышей розового цвета, круглыми, как иллюминаторы, окнами, украшенными яркими витражами, все окна заставлены вечно живыми благоухающими розами.

На балконе в западной части стены, там, где был вход, уже разместились певчие, в алтарную часть по переливающимся всеми цветами радуги ступеням поднялась жрица, облаченная в роскошные золотистые свободные одежды без рукавов, в золотой диадеме, со знаком солнца на толстой цепочке на груди.

Как только первые рассветные лучи пробились через витражные окна в алтаре, грянул восторженный хор. Милена, как это с ней всегда было на службе, почувствовала трепет во всем теле, отчетливо ощутила как какая-то добрая и могущественная сила, как луч света в темную комнату, проникла в её сердце и блаженное тепло распространялась оттуда по всем частям тела, озаряя все естество радостью и благоговением.

Лица поющих, прихожанок и самой жрицы, просто сияли, и Милене даже показалось, что все вокруг потонуло в потоке чистого, гораздо более тонкого, чем солнечный, света, проникающего сквозь пол, стены, сквозь плоть и кровь молящихся. В считанные мгновения она напрочь забыла о тревоживших её мыслях, совершенно потеряв счет времени. В самом деле, какое значение имеют все эти мелочи, если сам Создатель неба и земля, всякой твари под солнцем, всего сущего, спустился сюда, в этот храм, в храм её сердца, чтобы сказать ей пару теплых слов на гораздо более совершенном и прекрасном языке, чем язык слов или мыслей — языке любви и чистого бестелесного света!

Милена улыбнулась, благоговейно сложив «лодочкой» на груди тоненькие ручки и прошептала, точь-в-точь как та сестра на плакате: «Создатель, я люблю Тебя!»

Лишь только когда последние аккорды прекрасных мелодий окончательно стихли и послышался такой не вяжущийся со всем, что происходило дотоле, прозаический звук сдвигаемых стульев и нотных подставок, а потом и кашля, шушуканья и даже смешков певчих, она окончательно пришла в себя и опустилась на землю. Недоуменно оглядевшись, словно не понимая, как она здесь оказалась, Милена увидела спускающуюся с алтаря жрицу, и тут же все вспомнила. Но теперь игла страха и сомнений покинула её сердце. Ей показалось совершенной нелепицей, что она так долго могла сомневаться в очевидных вещах. Сообщество во всем повинуется воле Создателя, а сам Создатель обитает в Сообществе, как душа в теле, чему свидетельницей стала она сама на сегодняшней утренней службе.

Сердце юной феи наполнилось медовым ароматом блаженного покоя, и она, широко улыбнувшись, направилась к жрице за традиционным утренним благословением.

Глава 4 Ничего кроме…

1.

Празднование медианы — середины обучения в Школе фей — как всегда обещало стать событием. В самом деле, только в этот день, раз в пятнадцать лет, родители юных фей допускались на территорию Школы, а это, согласитесь, весьма неординарное явление!

Остались позади бессонные ночи подготовки к сессии, зубрежки конспектов, волнения перед кабинетом строгого экзаменатора и многое, многое другое, что испытывают, пожалуй, все школяры Целестии — будь то феи, люди или карлики. И, вот, наконец, после всех этих мучений, наступило долгожданное время свободы и подлинного торжества! После пятнадцати лет почти непрерывной учебы, с каникулами всего две недели в год и выходным днем раз в три недели, на плечи многострадальных школьниц свалилась совершенно необычная и непривычная для них свобода.

Сектор № 15 «Улья», в котором обитали «медианницы», выдержавшие прессинг многих сотен экзаменов и практикумов, десятков тысяч учебных часов, действительно напоминал настоящий пчелиный улей. Полуодетые девушки — хрупкие и тонкие, с ещё не оформившейся до конца угловатой фигурой, непропорционально длинными и тонкими ручками и ножками — летали туда-сюда. Одной срочно понадобилось зеркальце, чтобы подкрасить губы и она искала его повсюду, даже под кроватью, другой — во чтобы то ни стало — завить волосы, третьей — одолжить у подруги на вечер шикарное платьице с золотыми пуговицами. В общем, все были заняты по горло.

Только одна юная фея, с виду младше остальных, одиноко сидела на своей кровати и о чем-то думала, печально глядя на вышитый мамой розовый платочек. И ей явно было не до суеты окружавших её сестер.

О чем думала эта девушка, было неизвестно. Но судя по её грустным, наполненным слезами глазам, она явно прощалась с этим местом, в котором она провела казавшиеся ей бесконечными пятнадцать лет своей жизни, навсегда.

Да, за это время, когда она в пять лет (за два года до положенного Правилами срока) за свои исключительные способности была отдана в Школу, она успела привязаться к этому месту, которое стало для неё вторым домом.

Высокое, тридцатиэтажное здание желтого цвета с ромбовидными, как в улье (за что оно и получило свое название), окнами желтого цвета. Одинаковые комнатки, заполненные многоэтажными стандартными кроватями, застеленные стандартным розовым постельным бельем, с одной розовой тумбочкой на сестру, общей душевой и общей раздевалкой со стандартными шкафчиками для одежды. Никакой косметики, никаких украшений, никакой обновки. Только уставные «мышиные» туники, уставные туго заплетенные косички.

Образ жизни «Улья» — подъем в пять утра для пения гимна Рассвету, принятие душа и умывание в общей душевой, завтрак в общей столовой, занятия по аудиториям, трудовые послушания, коллективное выполнение домашних работ, уборка комнат и помещения, обед и ужин. Хождение только строем и только по отрядам, держась за руки, по парам. Любая отлучка только по специальному разрешению старшей сестры из «ЖАЛА», отбой в десять часов вечера, после гимна ночным светилам, строго по команде…

Никаких различий в образе жизни, никакое малейшего уклонения от дисциплины, никакого разномыслие не допускалось в принципе. Все это настолько вошло в саму ткань сознания юной девушки, что она не могла поверить, что теперь все это закончилось.

— Эй, сестренка, что с тобой? Все радуются, готовятся к Родительскому Дню, а ты как будто бы и не рада? Что с тобой? Уж не заболела ли ты? — встревожено спросила юную фею её соседка по кровати, спавшая на втором этаже вечная «напарница», с номером № 15–04, вышитом на форменной тунике. — Или, может быть, ты не с нами? Не с сообществом нашего сектора, а? Разве ты не знаешь, что отделяться от сообщества — это первый шаг к пропасти? — Девочке явно нравилось играть роль старшей, ведь она действительно была старше юной феи на целых два года. Она приняла позу учительницы, свысока глядя на сестру.

Юная фея вздрогнула от одной мысли, что её могли заподозрить в том, что она выступает против сообщества. Спрятав платок в карман туники, она обняла свою напарницу и торопливо проговорила:

— Ну что ты, сестричка! Ну как ты могла подумать! Просто немножко взгрустнулось…  Я так полюбила всех вас, все сообщество нашего сектора, «Улей», Школу, что…  — тут голосок её дрогнул, и из небесно-голубых глаз юной феи брызнули слезы.

— Ну, ну, ну, не надо, малышка, а то я сейчас сама заплачу, — запричитала старшая сестра.

А потом вдруг вырвалась из объятий юной феи и удивленно спросила:

— Да что же это ты? У нас же ещё следующие пятнадцать лет учебы впереди! Ведь каникулы — всего месяц, а потом мы снова будем вместе спать на одной кровати и держать друг дружку за руку в строю, что ж так убиваться-то из-за такой пустячной разлуки?

Но юная фея только покраснела и потупила взор — выдавать свою тайну она не имела права даже лучшей подруге и напарнице.

Но та, вдруг подозрительно прищурившись, внимательно посмотрела на подругу и понимающе закивала головой:

— А-а-а-а! Я, кажется, догадалась! То-то у нас между сестрами ходит слушок, что кого-то из нашего сектора скоро заберут.

— Тише! Тише! Молчок, сестричка! Ты же знаешь! — испуганно всплеснув руками, зашептала юная фея.

— Не беспокойся, дорогая, я тебя не выдам, — покровительственно похлопала по плечу подруги старшая сестра. — Но если это правда, то я понимаю твое горе, мне тоже, да и всем сестрам, будет тебя не хватать…  — прослезилась старшая, торопливо вытирая слезы розовым платком. — Но зато, понимаешь, ты будешь служить Сообществу и Священным Принципам и даже самой Триединой Премудрости на более важном и почетном посту, чем мы! Подумай только! Тут не печалиться надо, а радоваться! Мы все будем гордиться, что учились и жили в одной комнате вместе с тобой! — лицо «четверки» засветилось от восторга. Ведь далеко не каждому сектору выпадает честь хотя бы одну послушницу отдать в Орден «ЖАЛО»!

2.

Юную фею вызвала к себе сестра-воспитательница, когда та выполняла обычное трудовое послушание — мыла розовой водой окна на пятом уровне «Улья».

Конечно, при помощи магии эту работу можно было сделать без особого труда — по одному мановению тонкой феиной ручки розовые губки прекрасно справились бы с этой работой и сами. Но послушания в Школе давались не столько для выполнения самой работы, сколько для упражнения послушниц в дисциплине.

В этот момент, когда Послушница № 15–03 старательно мыла уже пятое окно, по-детски от усердия даже высунув розовый язычок, к ней подошла сестра-воспитательница.

— Послушница № 15–03, оставь все свои дела и следуй за мной.

А потом последовал долгий путь куда-то в подземелья, располагавшиеся под «Ульем» и Школой. Многочисленные двери, открывавшиеся только при сканировании специальными приборами радужной оболочки глаза или отпечатка пальца, запутанные развилки, неожиданно резкие спуски, крутые подъемы, лестницы, лифты, колодцы…

От всего этого у юной феи закружилась голова и она совсем потеряла направление движения, перестала понимать куда она идет и лишь послушно следовала за сестрой-воспитательницей — феей 6-го ранга из 5-го, воспитательного, отдела «ЖАЛА».

Наконец, головокружительное и утомительное путешествие по длинным подземным переходам закончилось, и воспитательница остановилась возле желтой круглой двери, в тупике одного из тоннелей. Сканирование глаза — и вот дверь открылась.

Фея оказалась в маленькой круглой комнатке, с голыми стенами, абсолютно пустой. Без окон, без шкафов, даже без стульев, она была освещена мягким розовым светом, хотя его источника и не было видно. Не успела она оглянуться, как её проводница куда-то пропала, и фея оказалась одна, совершенно одна в этом пустом и незнакомом помещении. Не успела она испугаться, как невидимая дверь в абсолютно гладкой розовой стене открылась и в комнату вошла высокая и стройная пепельноволосая фея в жемчужно-белой тунике, с нарукавной повязкой и медальоном на шее с изображением рассерженной пчелы.

— Ваша Верность! Чем я…  — испуганно воскликнула юная фея и чуть не упала от неожиданности на колени.

— Ну что ты, милочка, не надо, — быстро подхватила её под руку Жемчужно-Белая. — Уставное приветствие со страху забыла? А на колени падать не надо. Наше Сообщество — сообщество абсолютно свободных и равных фей, и я такая же фея, как и ты, ничем не лучше, — сказала та со снисходительной улыбкой.

— Чем…  я…  — мучительно краснея, едва выдавила из себя юная фея.

— Не торопись. Все узнаешь в свое время, — оборвала её Жемчужно-Белая и щелкнула пальцами. Откуда ни возьмись, буквально из воздуха материализовались два мягких стула, стол, а на столе — бокалы и графин с розовым соком.

— Присаживайся, дорогая, нам предстоит серьезный разговор, — сказала Жемчужно-Белая и указала на стул.

Юная фея покорно села и также покорно взяла в свои дрожащие от волнения ручки (шутка ли — аудиенция у Старшей сестры «ЖАЛА», второго лица в Иерархии Сообщества, ближайшей помощнице Их Премудрости!) бокал с розовым соком, который ей протянула Жемчужно-Белая и немножко отпила. Ей стало лучше. Приятное успокаивающее тепло разлилось по всему телу, она почувствовала покой и мир в душе и теле, захотелось смеяться и радоваться жизни — «розовое настроение» начинало действовать, страх и волнение ушли. Юная фея, разомлев, облокотилась о мягкую спинку стула и блаженно вздохнула.

— Ну вот и хорошо, младшая сестра, ну вот и хорошо. Волнение нам ни к чему, — успокаивающе и как-то почти по-матерински ласково произнесла Жемчужно-Белая. — Итак, дорогая, а теперь приступим к делу. Расскажи о себе.

— Так точно, Ваша Верность, — привычно четко отрапортовала фея. — Мое личное имя Милена. Моя мать — Хранительница Предела № 3, фея 3-го ранга. Мой отец — Добрый Принц. Оба родителя имеют заслуги перед Сообществом и награды от Их Премудрости лично. В Школу поступила досрочно, по рекомендации Верховной Хранительницы Предела. Училась на «отлично». По поведению серьезных нареканий не имела. Специализация — боевая магия. Бакалаврский диплом написан по теме «Особенности боевой защиты в патовых ситуациях» — защищен на «отлично». Боевая практика на симулякрах также пройдена на «отлично»…

— Достаточно, дорогая, достаточно, — мягко прервала доклад Жемчужно-Белая. — Твое досье я изучила досконально. Родителей твоих я хорошо знаю. Равно как и о твоих отличных показателях в учебе. Именно поэтому я и велела вызвать тебя сюда, ко мне. Я хочу сделать тебе предложение, от которого просто невозможно отказаться. Твои показатели в учебе, по поведению, тесты на психологическую устойчивость делают тебя достойной войти в Орден «ЖАЛО» и уже сейчас прекратить дальнейшую учебу в Школе.

Глаза юной феи полезли на лоб от удивления. ТАКОГО она совершенно не ожидала! Мало того, что она вдруг стала ни с того, ни с сего собеседницей второго лица в Иерархии, она ещё получила предложение — одна из всего потока — вступить в Орден, а тем более — прекратить учебу на пятнадцать лет раньше срока!

— Но…  как… ?

— Не беспокойся, ты ничего не потеряешь от этого. Все оставшиеся для усвоения магические и боевые навыки ты получишь индивидуально, а также на практике служения в Ордене — наоборот, в процессе обучения ты получишь гораздо больше, чем обычные феи. Более того, уже сейчас, в этом году, ты получишьответственное задание — бойцы «ЖАЛА» всегда обучаются на практике реального боя, реальной экстремальной ситуации, а не на симулякрах.

Ну что могла юная фея ответить на это предложение? Конечно же, ничего кроме…

— Так точно, Ваша Верность! — взлетев в воздух, воскликнула юная фея. — Я согласна, Ваша Верность! Служение в Ордене для меня — заветная мечта, ведь только там я смогу внести наибольший вклад в претворение в жизнь Священных Принципов!

— Другого я и не ожидала, милочка. После медианы наше сестричество заберет тебя, а пока храни сделанное мной предложение в строгом секрете — это твое первое секретное задание, понимаешь, сестренка? — Небесно-голубые глаза Жемчужно-Белой с неестественно расширенными почти во всю радужную оболочку зрачками пронзительно впились в глаза юной феи, и Милена почувствовала, что сознание её куда-то уплывает. Она едва успела сесть обратно на стул, как что-то щелкнуло в её голове…  Она очнулась уже глубокой ночью, в своей постели на нижнем ярусе пятиэтажной кровати.

Воспоминание об этом событии молнией промелькнуло в сознании юной феи. Из задумчивого состояния её вывел радостный визг, охвативший всю комнату — девушки узнали, что к воротам Школы пристал целый караван воздушных шаров — счастливые родители, наконец, приехали повидать своих драгоценных чад.

3.

С самого вечера Принцу было не по себе. И без того разлука с любимой дочерью и сыном, отданным, соответственно, в Школу фей и Школу пажей, была для него невыносимой, а тут ещё, когда до встречи с сыном и дочерью оставались считанные часы — терпеть даже минуты было настоящей пыткой.

Когда пятилетнюю малышку Милену вместе с семилетним сыном Зверята отводили на приготовленный для отправки воздушный шар, Принц думал, что его сердце разорвется от боли. Он почти ничего не видел от затуманивших его глаза слез, он не мог ничего сказать от душивших его рыданий. Только любящие руки Прекрасной Феи да добрые слова Зверят, особенно Щенка, помогали ему выстоять. Фея держала его за руку и время от времени крепко сжимала его ладонь, от каждого сжатия Принцу становилось чуть-чуть легче. А Щенок и другие Зверята все время его утешали:

— Хозяин, ну не убивайся ты так! В Школе им будет хорошо, там о них позаботятся — не переживай ты так! Все родители Сообщества через это проходят…

Мальчик ревел и визжал как сущая сирена — Осленку приходилось тащить его к корзине воздушного шара чуть ли не силком. Его лицо покраснело как помидор от натуги, он тянул свои ручки к родителям и никак не мог успокоиться. А малышка Милена, наоборот, была спокойна и даже весела:

— Мам, пап! Не переживайте! Вот я выучусь в Школе и буду как мама — буду всех защищать, буду заботиться, буду…  Да замолчишь ты, наконец, плакса! — вдруг не выдержала девочка и как грохнет своего братца кулачком по голове! Мальчик тут же затих, а малышка Милена стала махать ручкой маме и папе, пока шар медленно взлетал вверх:

— Мамочка! Пока-а-а-а-а! Папочка! Я люблю-ю-ю-ю-ю в-а-а-ас!

Прекрасная Фея тоже не могла скрыть слез, хотя старалась держаться при муже — фея ни в коем случае не должна показывать слабости при мужчине — ведь она же глава семьи, первичной ячейки Сообщества! Она махала детям платочком, а Осленок — сопровождавший их в пути — уже взял их за руки и отводил вглубь корзины, на сидячие места.

Принц не помнил как дошел до дому тогда.

Сначала Принц держался. Старался заниматься своими обычными делами. Но скоро Фея заметила, что он часто остается один в опустевшей детской, смотрит на детские игрушки, на портреты детей, гладит оставшиеся от них платьица и штанишки, а по щекам его беззвучно текут слезы. Дошло до того, что Фея запечатала дверь в комнату сильными заклинаниями, чтобы Принц не заходил в детскую. На время он вроде бы успокоился. Но с каждым новым отъездом детей после проведенных дома ежегодных каникул она усиливалась, возвращаясь в ещё худшей форме.

Наконец, тоска стала такой, что он не мог ни есть, ни спать. В лес он не ходил, с русалками больше не плавал, даже почти ничего не ел. Фея пыталась запустить свои обычные уловки с розовой пищей — но помогало ненадолго — на час, на два. Принц сильно тосковал без детей, а увидеть их раз в год на две недели было, конечно же, совершенно недостаточно.

— Хозяйка, мр-р-р-р-мяу, эдак наш Хозяин-то помрет с тоски! Почти не ест, не гуляет, не спит…

— Вижу, Котенок, вижу. Тоскует без детишек-то, уж не знаю, что и поделать, — горестно всплеснув руками, вздохнула Прекрасная Фея.

— Ну как что, мр-р-р-р-мяу, — хитро сверкнув зелеными глазками, посмотрел на неё Котенок. — Одних детишек отправили учиться, пора и за нового приниматься…

Фея покраснела до корней волос и присела на краешек стула. Действительно, как ей эта мысль не пришла в голову раньше! Зачем придумывать всякие уловки с соком, если есть гораздо более естественный способ утолить тоску по разлуке с детьми — и для Принца, и для неё самой.

Сказано — сделано, тем более, что дело это, как говорится, нехитрое.

— Эй, Принц, При-и-и-инц! Ну что ты тут сидишь уже целый день, а?

Молчание.

— Из реки наши детишки, наверное, не выплывут, не так ли?

Молчание.

— Все, слушай, ночь уже, поздно, пойдем спать. Пойдем-пойдем! Ну не на земле же будешь…  Давай, давай, подымайся!

Фея решительно взяла Принца за руку и потащила домой едва не силой — не обошлось здесь, конечно же, без магии.

А через определенное природой время в семействе Принца и Феи произошло прибавление. Родилась — ДВОЙНЯ! — мальчик и девочка сразу.

Тут уж все Сообщество стало просто на уши. Такого случая даже Их Премудрость не помнила — за все бесчисленные тысячелетия Эры Порядка и Процветания.

Обычно феи не могли рожать больше трех детей — на третьем ребенке они проходили обязательную стерилизацию, чтобы случайная беременность не унесла на тот свет драгоценного члена Сообщества — четвертые роды приводили к полному истощению организма феи с летальным исходом. А потому феи всегда имели самое большее троих детей, не больше. Двойни не рождались ни у кого и никогда, только Триединая Премудрость помнила один-единственный такой случай, на заре истории Сообщества.

А потому это поистине чудесное событие ошарашило все Поднебесье, а особенно — саму Премудрость и Перворожденных. Все понимали, что такое чудо произошло явно не случайно, а скромная Хранительница Предела № 3 стала первой в истории феей за многие тысячелетия, которая родила в сумме четверых детей, да притом двух мальчиков (редко какая фея могла похвастаться и одним)!

Событие это было такой важности, что роды проходили на Острове Фей под бдительным присмотром Их Премудрости. Прекрасная Фея родила двойню совершенно безболезненно и быстро и даже почти не болела после родов, как обычно это случается у фей, что ещё раз удивило всех. А потом, на торжествах, Их Премудрость даже наградила Фею почетной, специально придуманной по этому поводу наградой «мать-героиня», и взяла воспитание детей под свой личный контроль — ведь такое чудо никак не могло произойти случайно!

Но самое главное было даже не в этом. Впервые за многие тысячелетия истории Сообщества мальчик у феи родился — крылатым и умственно полноценным!

Принц был на седьмом небе от счастья!

Однако это совсем не значило, что он забыл о своих старших детях. Нет, он скучал и тосковал. Иногда часами мог смотреть на их портреты, читать их детские каракули, рассматривать игрушки. Просто тоска уже не была такой смертельной, как раньше. Вид маленьких розовых комочков, протягивающих к нему свои крошечные розовые кулачки и разевающие беззубые ещё ротики, быстро вернул ему вкус к жизни.

Но сейчас, когда до встречи со старшими детьми, которых Принц не видел уже почти год, оставалось несколько часов, он не находил себе места.

— Дорогой, ну ты собираешься спать или нет, а?! Не ходи как маятник! Слышишь?

Прекрасная Фея только что вышла из бани и оделась в ночную рубашку, готовясь ко сну. Сейчас она специальным заклинанием вызвала теплый ветерок, который просушивал её мокрые волосы. Принц действительно как маятник ходил туда-сюда по комнате и в нетерпении отвратительно хрустел костяшками пальцев.

— Принц!? Я что — стене говорю, а?!

— Да, да, дорогая, прости, просто не знаю уж, как я засну, если моя голова так и кипит. Представить только, ведь завтра я, наконец, увижу моих драгоценных крошек! Ну как я могу заснуть — сама подумай! — Принц остановился и посмотрел на Фею — постепенно его взгляд утратил выражение лихорадочного возбуждения, красота любимой жены полностью вытеснила из его сознания тревогу.

Она поистине была прекрасна в своей серебристой полупрозрачной шелковой ночной рубашке, с распущенными пушистыми от действия теплого воздуха золотистыми волосами, мягко светящимися во тьме.

Но особенно Принца восхищало в ней мужество и твердость характера. Истинная фея, истинный член Сообщества! Ведь Принц знал, что его любимая жена не меньше его самого нервничает и жаждет встречи с детьми. Но при этом ей удается так мастерски не обнаруживать перед мужем этой слабости и с самым невозмутимым видом продолжать, как ни в чем не бывало, сушить волосы, как будто вообще ничего не происходит.

Фея заметила на себе восхищенный взгляд Принца и почувствовала глубокое внутреннее удовлетворение — она обожала, когда он смотрел на неё так. А потом мысленно прекратила действие заклинания и, хитро прищурившись, ласково промурлыкала:

— Ну-у-у-у, спать вовсе и не обязательно. Если ты не можешь заснуть, можно найти и другие, более интересные занятия…  — с этими словами Фея, мягко жужжа крыльями, подлетела к Принцу и обняла его. Принца ощутил легкий и нежный аромат только что распустившихся роз, и от него тут же закружилась голова, словно он залпом осушил стакан крепкого вина. «Розовое настроение» опять ударило в голову, и он почувствовал, что уже не может стоять на ногах.

— Да, пожалуй, — глухо прошептал Принц. — Пожалуй, ты действительно, как всегда, права…

4.

Когда родительские воздушные шары причалили, наконец, к посадочной площадке Школьного Острове, все послушники и послушницы уже с нетерпением стояли у самой ограды.

Школьный Остров был одном из крупнейших островов Архипелага и располагался совсем недалеко от Острова фей. В ясную погоду с его крайней восточной части можно было бы увидеть даже Зал Собраний.

«Можно было бы» — если бы у послушников и послушниц было для этого время. Но все-таки из-за близости обоих островов (весьма неслучайной, конечно же), считалось, что учеба в Школе проходит практически на Острове фей, хотя это было и не совсем так.

Школы для мальчиков и девочек располагались на противоположных концах Острова, и архитектура зданий обоих была совершенной одинаковой. Мужская и женская части Острова разделялись непроницаемыми стенами из розового органического стекла, через которые невозможно было увидеть, что происходит на противоположной стороне. Правда, стену можно было перелететь, но таких случаев в многотысячелетней истории Школьного Острова никогда не было — дисциплина для Поднебесных — это не просто плод воспитания, это часть их природы. Ни одной юной фее даже в голову не придет такая, возможно, естественная, для человека мысль. А пажи физически не могли этого сделать, даже если бы сильно захотели — у них ведь вообще нет крыльев, а боевой магии, к разряду которой относится левитация, их не обучают.

Между стенами — одной с женской, другой с мужской стороны — была нейтральная территория — специально для родительских дней, а также для прогулок Обрученных — фей и пажей выпускного класса, которые по жребию предназначались друг другу в супруги. Эта нейтральная территория представляла собой большую лужайку, миль в десять в диаметре, с уютными рощицами, беседками, мягкими лавочками. Прямо посередине было вырыто искусственное розовое озеро, точь-в-точь как на Острове фей, только намного меньших размеров, вода которого была всегда теплой, как парное молоко, и от купания в котором всегда улучшалось настроение. В озере плавали ручные розовые бегемоты, в рощицах вечно трещали без умолку говорящие попугаи и мартышки, а лужайка была усыпана никогда не увядающими цветами.

В южной части нейтральной полосы располагалась посадочная площадка, куда пришвартовывались пассажирские воздушные шары, привозившие родителей. Конечно, феи-мамы могли бы спокойно прилететь сюда и без всяких шаров, но ведь папы-то крыльев не имели, а потому приходилось прибегать к таким не слишком удобным средствам передвижения.

Когда шар, в котором сидели Принц, Фея и Зверята, пришвартовался к посадочной площадке, Принц выскочил из корзины первый. Однако это ему никак не помогло поскорее увидеть своих возлюбленных чад. Пришлось ещё дожидаться, пока выгрузятся все родители, пока откроются невидимые дверцы в розовых стенах и драгоценные отпрыски организованным строем не выйдут к строго размеченным по номерам площадкам. Номер площадки был заранее сообщен каждому послушнику/послушнице и их родителям. А потому — никакой давки, никакой толчеи, никаких забытых или потерявшихся дочурок и сынуль, никаких криков, никаких…  В общем, все как и водится у расы Поднебесных — абсолютная предсказуемость и абсолютный порядок.

Фея, Принц и Зверята спокойным шагом двинулись по направлению к их площадке — площадке № 0-25, а там их уже ждали их ненаглядные — счастливые, улыбающиеся, довольные.

Милена — в нарядном розовом платье, с расписанными золотистыми нитями узорами в виде зайчат (вне Школы разрешалась личная одежда, которую феи шили сами на уроках рукоделия) и Алоис в голубом костюме, украшенном аппликациями веселых крокодильчиков из Острова фей в шляпах и в шелковых шарфах. Оба высокие, стройные, красивые.

«Совсем взрослые!» — с умилением подумал про себя Принц и глаза его наполнились слезами.

Оба голубоглазые, у обоих золотистые волосы, бело-розовая, пышущая здоровьем кожа, белоснежные зубы.

«Кровь с молоком! Все — в Фею», — подумал Принц, и что-то неприятное кольнуло его в сердце — ни одной его черты детям не передалось. Казалось, гены членов Сообщества безоговорочно подавляли человеческие, не терпя никакой конкуренции. Может, поэтому Алоис заметно уступал по своим интеллектуальным способностям даже Принцу?

Принц не выдержал и побежал навстречу детям, тогда как Фея не прибавила шаг, демонстрируя достойное члена Сообщества самообладание. А потом дети бросились на шею матери, расцеловали и вдоволь потискали Зверят. И вот уже дружная семья идет по дорожке, усыпанной розовым песком, прямо на берег озера, к маленькой рощице из молодых сосенок, недавно посаженных выпускницами Школы. Там располагалась закрепленная за ними розовая беседка с мягкими скамейками, где они и намеревались присесть.

— Ну как у тебя дела, сынок, как успехи? — затаив дыхание, дрожащим голосом спросил Принц, сев на розовую скамейку в беседке и приглашая сына сесть рядом с собой. Он всегда боялся, что его сына когда-нибудь да отчислят — уж очень он отставал в развитии даже от своих сверстников. При поступлении в Школу едва-едва читал по слогам (в семь лет!), и это в то время, когда его младшая сестра уже вовсю писала стихи!

Алоис — высокий, стройный, красивый, но несколько щупловатый, юноша с вьющимися золотистыми волосами — покраснел:

— Ой, пап, давай не будем про учебу, а то меня итак от неё тошнит!

— В самом деле, ну что ты пристал к малышу, будто и поговорить больше не о чем! — строго посмотрела на мужа Фея. — Бедняжечка ты мой! Ну, ничего…  Вот приедете к нам с сестренкой на целый месяц — будешь отдыхать. Будешь с папкой по лесу гулять, плавать сколько угодно…  Правда, дорогой? — сделала Фея «страшные глаза» Принцу, так что тот потупил взор.

Эта история повторялась каждые каникулы. Принц, правда, пытался украдкой учить «сынулю», но тот неизменно жаловался «мамочке» и все попытки Принца беспощадно пресекались. Зато когда дело доходило до прогулок и походов…  Тут уж сынуля был первый любитель — из леса или реки его просто не вытащишь и арканом!

— Да, конечно, просто хотелось бы, чтобы мой сын тоже хоть что-нибудь умел делать, а не только гулять по лесу?! — возмутился Принц.

— Так, дорогой, давай обсудим это дома. Мы детей не видели не знаю сколько, а ты тут скандал устраиваешь! Лучше посмотри, какой наш сыночка стал большой уже — ну прям завидный жених, а то все «малышок» да «малышок», а тут за год вымахал! Ух! — в глазах Феи промелькнула гордость, и она ласково потрепала сына по густой золотистой шевелюре.

— Да, мам, нас в этом году каждый день поили какими-то вкусными коктейлями, и мы все так подросли. У нас же скоро уже выпуск…

— А у вас уже проводили жеребьевку?

— Ну да, как раз после экзаменов и проводили.

— И кто тебе досталась, ещё не знаешь?

— Пока нет. У выпускниц последний год самый трудный, ты же знаешь, мам, так что увижу её только после каникул. Будет вечер, вот здесь, на лужайке, танцы, иллюзии…

— Вот видишь, Принц, — торжествующе, с нотками материнской гордости в голосе сказала Фея, обняв и поцеловав своего ненаглядного, — наш сын уже без пяти минут жених, а ты — учеба, учеба…  Да зачем ему учеба-то?! Женится, детишки пойдут, жену будет любить…  Он же не фея, воевать ему не надо.

— Мр-р-р-р-мяу, ты как всегда права, Хозяйка! — вставил свое веское слово Котенок, пригревшийся на коленях у Милены. — Осленок мне тут сказал, что скоро вообще все книжки для мужей фей будут делать без букв. Одни движущиеся картинки и звуки — и все! Так что и наш юный хозяин не пострадает!

— А-а-ав! Точно говорит Котенок! — поддакнул Щенок, сидевший у ног Алоиса, положив свою морду ему на колени — он так по нему соскучился! — А жена его все равно любить будет — хоть грамотного, хоть нет, а-ав! Я вот читать не умею, а разве я страдаю от этого? А-ав!

Только Осленок печально посмотрел на все это сквозь стекла своих круглых старушечьих очков и многозначительно промолчал. Но даже и без Осленка общественное мнение было явно не на стороне Принца, а «сынуля», напротив, ликовал.

«Поскорей бы уж жениться и жить как хочется! Ходить, куда хочешь, делать, что хочешь, без книг, без нотаций, без учителей…  Вот это жизнь!» — и с завистью посмотрел на своего любимого папку. — «Вот и мне бы такую жену как мамочка! Не жизнь, а сказка сплошная…». — и мечтательно закрыл свои красивые большие точь-в-точь как у мамочки глаза.

Принц был явно сконфужен, но выступать против всех не стал. Но чтобы как-то сгладить неловкое положение, повернулся в другую сторону, к дочери, и только сейчас заметил, что та молчит и за все время беседы не проронила ни слова.

— Эй, Милочка, золотце мое, а ты что молчишь? Не рада что ли родителям? Ну что с тобой, пчелка моя ненаглядная? — заговорил Принц, обнимая любимую дочурку и целуя её в отчего-то побледневшую щечку.

Милена действительно сидела молча, не отрывая глаз от своих коленок, судорожно сжимая в ручках розовый платочек. Фея с первого взгляда поняла, что творится с дочерью — она явно что-то хочет сказать, но боится. И Фея даже начинала догадываться, о чем…  Ведь именно на медиану проходит секретный отбор в «ЖАЛО»! Но даже несмотря на сосущую пустоту в сердце, возникшую от этой страшной догадки, Фея смолчала и виду, как всегда, не подала.

— Пап, я рада, я безумно рада, — пролепетала Милена. — Я очень рада и тебе, и мамочке, честное слово! Просто…  просто…

— Что — «просто»? Говори, детка! Неужели тебя не отпускают домой?! — нахмурил брови Принц. Изуверские обычаи Сообщества его уже начинали порядком раздражать. В самом деле, то детей забирают и не дают воспитывать самому, то каникулы отменяют ради каких-то дурацких «послушаний», то сыновья рождаются умственно отсталыми! Принц успел прочитать на досуге научный трактат Осленка, магистра педагогики, чтобы убедиться, что это явление — повсеместное.

— Да, пап, не отпускают…  И не отпустят уже…  Никогда…  — тихо, но твердо произнесла Милена.

— ЧТО-О-О-О-О?! — глаза Принца буквально полезли на лоб. Он вскочил с сиденья прямо на середину беседки и сжал кулаки.

Все удивленно посмотрели и на Принца, и на Милену. Все, кроме Прекрасной Феи.

Она резко встала и подошла к Принцу, взяла его за руку и прошептала:

— Милый, только без скандалов, хорошо? Иначе ты разобьешь нашей доченьке сердце. Её просто забирают в «ЖАЛО», понимаешь?

А потом она незаметно провела ручкой по волосам Принца и потянула его за собой. Принц сразу стал спокойнее, весь обмяк и послушно опустился на сиденье рядом с Феей. Она взяла его голову в свои руки и крепко прижала её к груди, продолжая поглаживать своими тонкими мягкими ладошками его волосы, отчего Принц становился все спокойнее и спокойнее.

— Ничего, ничего, дорогой, ты должен понять и смириться…  Мы, феи, не такие, как вы — люди. Мы — другие, у нас все совсем, совсем по-другому, понимаешь? Всё, всё по-другому…  У нас дети недолго живут с родителями, у нас семья — это Сообщество, ты понимаешь, милый, понимаешь? — казалось, Фея уже не замечает никого, ни детей, ни Зверят, она не видит никого, кроме Принца и как ребенка убаюкивает его, гладя по головке, при этом накладывая все новые и новые магические «швы» на его сознание.

Она и сама была готова зарыдать, заплакать, а потому она как никто понимала горе Принца, горе отца, обреченного больше никогда в жизни не увидеть свою дочь. Отдать дочь в «ЖАЛО» — это высшая жертва, которую требует Сообщество от своих членов и на этот подвиг должна быть готова каждая мать.

А потому для Феи, знавшей, что её дочь необыкновенно развита и вполне способна стать воительницей «ЖАЛА», это известие было не таким тяжким ударом — она внутренне готовилась к этому все пятнадцать лет. Но вот Принц…  Фея понимала, что ему этот удар перенести будет намного тяжелей. И потому она накачивала его просто лошадиными дозами успокаивающих заклинаний.

Наконец, работа была закончена, и Принц блаженно закрыл глаза, убаюканный на груди у Феи, а Фея, повернув теперь лицо к своей дочери, тихо сказала:

— Да будет на все воля Создателя неба и земли, доченька. Не опозорь там меня и твоего отца. Служи честно и самоотверженно и приноси пользу Целестии. Защищай слабых и помогай нуждающимся, сей добро и выжигай беспощадно всякое зло. Я…  благословляю…  тебя…

Слова застряли в горле, а слезы затуманили взор. Но Милена уже обняла маму и тихо прижалась своей головкой к её плечу, а Алоис, предчувствуя расставание с сестренкой, заплакал навзрыд вместе со Зверятами.

5.

Просторная зала, где-то в трех милях под землей, была наполнена феями так, что, казалось, и яблоку негде было упасть. У всех фей — нарукавные повязки, медальоны на шее и аппликации на туниках в виде рассерженной пчелы, показывающей свое смертоносное жало.

Феи стояли длинными плотными рядами по отделам:

1-й отдел — разведывательно-боевой;

2-й отдел — расследование особо опасных преступлений против Сообщества;

3-й отдел — воспитательно-исправительный;

4-й отдел — медицинский;

5-й отдел — воспитательно-образовательный;

6-й отдел — научно-исследовательский и конструкторский;

7-й отдел — научно-просветительский.

Первый отдел «ЖАЛА» занимался разведкой, диверсиями, специальными операциями. Он был самым малочисленным, зато каждая фея здесь стоила сотни обычных — необыкновенно выносливые, бесстрашные, безгранично преданные лично Их Премудрости.

Второй отдел имел громкую славу «палачей» и занимался не столько расследованиями, сколько пытками тех, кого доставили в застенки «ЖАЛА» сестры 1-го отдела. Из их рук любой лев выходил кротким, как заяц, способным есть вместо мяса — траву.

Третий отдел занимался доводкой тех, кто прошел через второй. Они ведали плантациями Цветов Забвения, Островами блаженных, где бывшие преступники полностью забывали свое прошлое и становились совершенно новыми людьми.

Четвертый отдел занимался разработками в области военной медицины.

Пятый — воспитывал новые поколения членов Сообщества. В нем состояли все преподавательницы и воспитательницы обоих Школ.

Шестой отдел разрабатывал военные и магические технологий, а седьмой — писал и издавал общеобязательные книги по истории, по религии, создавал иллюзии (за что и получил говорящее название «Фабрика грез»), в которых четко отстаивал «генеральную линию», в общем, формировал мировоззрение членов Сообщества.

В просторной зале уместились все члены «ЖАЛА» — всего не более тысячи, из них членов 1-го отдела, в который по результатам многочисленных исследований должна была войти Милена, всего около полутора сотен.

Зала почти полностью была погружена во тьму, лишь только слабенькие шарики-светлячки, переливаясь разными цветами радуги, летали под потолком. При слабом свете светлячков можно было различить стройные ряды воительниц «ЖАЛА», их нарукавные повязки, длинные розовые колонны, высокие потолки, но все остальное тонуло во мраке. Даже лиц стоящих не было видно, что, видимо, и входило в цели организаторов Таинства Приема.

На Милену это зрелище произвело устрашающее впечатление. Длинные ряды не шевелящихся молчаливых стен из вытянувшихся по стойке «смирно» тел, без лица, без голоса, без чувства — поистине жуткое зрелище для совсем юной девушки.

Она робко перешагнула порог и медленными неуверенными шажками двинулась вперед, к центру зала, где светился багровыми линиями круг, внутри которого была изображена рассерженная пчела. Когда она дошла до круга и встала на изображение пчелы, то услышала раздавшийся откуда-то спереди по-военному четкий голос:

— Стоять! Смирно!

Милена автоматически встала по стойке «смирно» и, затаив дыхание, боялась даже шелохнуться. А к ней уже шли с противоположного конца залы Жемчужно-Белая и три феи в кремово-белых туниках и плащах. Они держали в руках какие-то предметы.

Затем они остановились, а Жемчужно-Белая подошла к самому кругу и тихо, но торжественно спросила:

— Кто ты, дитя мое? И зачем ты сюда пришла?

— Мое личное имя Милена. И пришла я сюда, чтобы смиренно просить Вас, Ваша Верность, и всех сестер Ордена, принять меня, недостойную, в число верных служительниц Триединой Премудрости…  — тихо, но четко произнесла Милена заученную наизусть формулу. Затем она опустилась на колени, смиренно склонив свою голову перед Жемчужно-Белой, словно жертва перед топором палача.

— Пришла ли ты сюда добровольно?

— Совершенно добровольно.

— Знаешь ли ты, что Триединой Премудрости можно служить и не входя в наш Орден?

— Знаю, Ваша Верность…

— Знаешь ли ты, что войдя в Орден, ты никогда больше не увидишь своих родителей, никогда не выйдешь замуж, никогда не родишь детей и вполне возможно умрешь скорее, чем другие феи Сообщества?

— Знаю, Ваша Верность…

— Знаешь ли ты, что если ты самовольно покинешь Орден, ты будешь распылена на кварки?

— Знаю, Ваша Верность…

— Знаешь ли ты, что за разглашение тайн, полученных в Ордене, ты будешь распылена на кварки?

— Знаю, Ваша Верность…

— Знаешь ли ты, что отныне ты не будешь иметь своей воли, своего дома, своего личного пространства, что ты будешь всего лишь передаточной шестеренкой машины, принцип работы которой, возможно, тебе никогда не дано будет постичь?

— Знаю, Ваша Верность…

— Так, дитя мое, зачем же ты идешь к нам? Ещё не поздно, двери открыты — ты можешь уйти! — по мановению руки Её Верности двери в задней части залы распахнулись сами собой.

— Я не уйду, Ваша Верность, — дрожащими губами произнесла Милена.

— Почему?

— Потому что только в «ЖАЛЕ» я смогу в наибольшей степени исполнять заповеди Создателя, в наибольшей степени служить Священным Принципам Порядка и Процветания, в наибольшей степени принести пользу Целестии и всех населяющих её существ.

Жемчужно-Белая удовлетворенно кивнула, а Милену трясла мелкая дрожь от волнения и осознания того, что она переходит через рубеж, переступая который у неё уже не будет возможности вернуться назад.

— Итак, приступим, — сказала Жемчужно-Белая и кивнула своим помощницам.

Сначала подошла первая кремово-белая.

— Сестра, скажи мне, как тебя зовут?

— Я не знаю.

Потом подошла вторая кремово-белая и спросила:

— Сестра, скажи мне, как тебя зовут?

— Я не знаю.

Потом подошла третья кремово-белая и тоже спросила:

— Сестра, скажи мне, как тебя зовут?

— Я не знаю…

Затем подошла Жемчужно-Белая снова и провела рукой.

И в тот же миг все вокруг исчезло — и зала, и воительницы «ЖАЛА», и кремово-белые, и Её Верность. Остался только огненно-красный круг с пчелой в центре и непроглядная тьма за его пределами. И из этой самой темноты, прямо у границ круга, внезапно возникли…  её собственная мама и отец!

Сначала подошел отец, Добрый Принц. Лицо его было заплаканным, веки — покраснели и опухли от слез, волосы давно не стрижены, лицо заросло недельной щетиной. Он то и дело сморкался, вытирал мокрые глаза платком. От вида потерянного, убитого горем отца юной фее хотелось буквально провалиться сквозь землю. Сердце заболело от жалости и чувства вины.

Принц подошел вплотную к кругу, но никак не мог пересечь багровую черту. Он встал на колени и протянул свои такие тонкие, такие беззащитные и жалкие руки — такие знакомыми ей с детства, которые так нежно когда-то давно, словно в прошлой жизни, обнимали её и ласкали. А эти глаза…  Какую любовь, какое добро они излучали, добрые, кроткие глаза родного отца, который был порою ближе ей, чем родная мать! Она помнила их с колыбели.

Папка, любимый папка рассказывал такие дивные сказки! Он был такой добрый, такой ласковый! Даже когда она капризничала, он никогда не повышал на неё голос. Его голос всегда был таким нежным, таким кротким, что даже когда она испытывала его терпение, ей всегда становилось неудобно — обижать такого доброго, такого хорошего папочку…  А сейчас он стоит на коленях и умоляюще протягивает свои руки к ней, а глаза его наполнены слезами:

— Доченька, дочурочка, пчелка моя, зайчик ненаглядный! Ну, куда ж ты уходишь? Зачем же ты оставляешь меня, крошечка моя, рыбка! Ну, иди к папе, иди, дорогая! У меня для тебя новая сказочка! Иди ко мне, белочка моя! — Голос его был таким жалобным, таким дрожащим, что у юной феи сердце разрывалось на куски.

Но она собралась с духом и прошипела, тихо, но четко:

— Я не твоя дочь, уходи! Немедленно!

Глаза Принца буквально полезли на лоб от удивления, рот открылся, слова застряли у него в горле.

— К… .как…  не моя…  дочь…  А чья же? Ты ведь Милена, Миленочка, доченька…

— Меня…  зовут…  не…  Милена…  Я не з-з-знаю…  кто…  это…  такая…  — каждое слово давалось ей с невероятным трудом, словно шаги босыми ногами по битому стеклу, каждое слово впивалось в её сердце стальной, безжалостной иглой.

— Мать, да что же с нашей дочерью происходит? А, мать? Быстро сюда, иди скорее! — обратился Принц к своей жене, и та, в свою очередь, подбежала к кругу и заголосила:

— Доченька! Да что ж ты делаешь! Ты ж отца в могилу сведешь! Как ты можешь! Мы ж тебя растили, кормили, любили! Ведь Создателю и Сообществу можно служить и иначе…  Миленочка моя! Пойдем с нами, у нас целый месяц отпуска, будешь дома, с мамой и папой, с братиком, у нас малыши дома, будешь с ними возиться, ты же любишь…  А потом выдадим тебя замуж, будут у тебя детишки, любимый муж, дом…  Ведь ты же знаешь, как это здорово, иметь свой дом, любимого человека, малышат…  Иди ко мне, доченька, Миленочка моя ненаглядная, иди ко мне! К нам с папой, а?

И мать тоже встала на колени рядом с отцом и протянула к ней свои руки, как когда-то давным-давно, в детстве, когда юная фея только начинала ходить на нетвердых ещё ножках, а мамочка тогда точно так же встала на колени и протянула к ней свои любящие, нежные руки.

«Иди, иди ко мне, доченька, иди, Миленочка, иди, солнышко мое ненаглядное…». — говорила тогда мама. А папа отпустил её ручки, и она пошла, пошла…  бух, и чуть не упала, не удержавшись на слабеньких ещё ножках, но её подхватили заботливые материнские руки и прижали к своей такой мягкой, такой нежной и теплой груди…

— Я НЕ ЗНАЮ ВАС! — последовал четкий и твердый ответ. — Уходите, я не ваша дочь, а вы — не мои родители, уходите! НИЧЕГО, КРОМЕ СООБЩЕСТВА, НИЧЕГО, КРОМЕ ЕЁ ВЕРНОСТИ, НИЧЕГО, КРОМЕ ИХ ПРЕМУДРОСТИ! Вон отсюда! Убирайтесь! Во-о-о-он! — истерически закричала юная фея, вскакивая с колен и указывая пальцем в противоположную сторону, крепко-накрепко закрыв глаза.

А когда она устала кричать и вновь открыла глаза — ни отца, ни матери уже не было. Зато стояли собственноручно сделанные ею…  Зверята!

Сердце её снова закололо от боли. Все трое — маленький зеленый Дракоша из плюша, с розовой пастью, большими стеклянными глазами и смешным алым гребешком на головке, Слоненок с непропорционально большой головой в смешных очках и маленьким хвостиком, которым он так мило вилял, и любимый Попугайка — плюшевый разноцветный попугайчик, умненький, большой сказочник.

— Хозяйка, Хозяйка, Хозяюшка-а-а-а-а! Ну почему ты нас оставила, почему-у-у-у? Как мы будем без тебя? А-а-а? Ты же нас сотворила, как мы будем без теб-я-я-я? — плаксиво, жалобно, перебивая друг друга, заголосили Зверята.

— Убирайтесь вон! Я не ваша хозяйка! Не ваша! Ищите себе других хозяев!

Зверята тут же в один голос зарыдали на все голоса, судорожно трясясь мягкими плюшевыми тельцами. Сердце юной феи разрывалось от жалости. Ведь она сама, с такой любовью придумала этих Зверят в первом классе Школы, нарисовала их, подобрала нужного цвета плюш, с высунутым от старания язычком шила их по выкройкам, наполняла ватой, а потом, на практическом семинаре, ПЕРВАЯ в группе, вдохнула в них жизнь.

Сколько радости и восторга испытала она тогда! Она вспомнила, как взлетела под потолок от счастья, а когда опустилась снова на землю, Зверята, тогда ещё величиной с нее саму, обняли её своими мягкими лапками и сказали, тихо, нежно, ласково: «Хозяюшка ты наша! Хозя-я-я-я-я-йка…».

— Хозяюшка, хозяйка, Миленочка, — заговорил застенчивый книжник Слоненок гнусавым в нос и таким милым и кротким голоском, — а вспомни, сколько ночей мы спали с тобой на одной кроватке под одеялком, как я согревал тебя, как ты обнимала меня своими детскими ручонками, как целовала меня…  Неужели ты меня бросишь, неужели?

— А я, а я, а я, — заголосил Попугайка, — сколько я сказок рассказывал тебе на ночь, сколько смешных историй, когда тебе было грустно…

— А я, а я, а я…  — не мог найти подходящих слов Дракоша, — а я гулял с тобой по всем рощам и лугам! Я играл с тобой в догоняшки, в прятки…

— Неужели ты нас после всего этого оставишь, Миленочка! — в унисон жалобно закричали все трое.

— А нас, а нас, а нас? — раздались голоса слева и справа. Милена старалась не смотреть туда — это были мамины Зверята — Котенок, Осленок и Щенок. — Мы же тебя растили, мы с тобой играли, мы тебя утешали, мы…  мы…  мы…  Не оставляй нас, Миленочка-а-а-а-а!!!

— Доченька, девочка! — откуда-то сзади, из-за спины снова раздался дребезжащий, надломленный горем голос отца и глухой, совершенно не узнаваемый голос мамы.

Голоса сливались, голоса опутывали, оглушали её со всех сторон, руки, плюшевые лапы тянулись к ней, норовя прикоснуться, погладить, приласкать. Глаза, полные слез, рыдания, стенания и вздохи…

Все смешалось в одну сплошную какофонию боли, от которой закружилась голова, подкашивались ноги, ныло сердце.

Изнемогая от переживаний, юная послушница рухнула на колени — стоять уже не могла — и закрыла личико руками, а голоса не прекращались, звали, молили со всех сторон.

Наконец, собравшись с духом, она открыла лицо и поочередно глядя прямо на жалобные плюшевые, такие добродушные мордочки Зверят, на опухшее от плача лицо отца, на потухшее и посеревшее от горя лицо матери, пронзительно закричала:

— Я не Милена! Убирайтесь прочь! В-О-О-О-О-ОН ОТСЮДА! НИЧЕГО КРОМЕ СООБЩЕСТВА, НИЧЕГО КРОМЕ ЕЁ ВЕРНОСТИ, НИЧЕГО КРОМЕ ИХ ПРЕМУДРОСТИ! НИЧЕГО! НИЧЕГО! НИЧЕГО! НИЧЕГО! НИЧЕГО! НИ-ЧЕ-ГО-О-О-О-О-О-О-О-О!!!!

Юная фея билась в истерике, зажмурив глаза, она колотила кулачками по полу, снова и снова повторяя охрипшим голосом как заклинание только одно слово — «ничего».

Наконец, кто-то тронул её за руку, приятный теплый покой разлился по всем частям её тела, и она затихла. Когда Милена снова открыла глаза, то увидела, что ни родителей, ни Зверят больше не было, а прямо перед нею стояла Жемчужно-Белая. Их Верность удовлетворенно кивнула головой.

— Добро пожаловать в наше сестричество, дорогая! Отныне твое имя — Послушница № А3-09. Это твое временное имя. Когда твое обучение будет закончено и тебе будет определено постоянное место Служения, ты получишь имя соответственно своей должности. За время обучения, если ты нам не подойдешь, ты сможешь вернуться к образу жизни обычной феи. Но мы надеемся, что ты выдержишь все трудности и останешься с нами навсегда — до самой смерти, которая у нас, особенно в 1-м отделе, куда ты направляешься, — явление весьма и весьма нередкое.

С этими словами она протянула руку Послушнице №А3-09 и подняла её с колен. А три кремово-белые феи подошли с боков и сзади. Одна из них провела рукой по воздуху сверху вниз. Из ладони показался яркий свет — и на бесцветной тунике Послушницы тут же проступил узор — рассерженная пчела с угрожающе обнаженным жалом, а сама туника стала розового цвета. Ещё минуту назад ученица Школы в тунике мышиного цвета теперь, за несколько мгновений, стала феей 6-го ранга!

Другая фея одела на её шею золотую цепочку с медальоном в виде рассерженной пчелы, а третья — повязала ей нарукавную повязку с тем же символом.

Затем Жемчужно-Белая сказала:

— На колени, сестра!

И когда юная послушница опустилась на колени, Жемчужно-Белая вместе с кремово-белыми феями, скрестив ладони, возложили их на её голову и произнесли, громко и отчетливо, какое-то сложное заклинание.

Поток невиданной силы обрушился на юную послушницу, как водопад, так что она едва не потеряла равновесие. Огненная сила, как электричество, пропитала каждую клеточку её тела, каждый капилляр от макушки до пят. От чувства запредельного восторга голова Милены пошла кругом, перед мысленным взором словно взорвалось множество ярких фейерверков, в ушах загудело, словно её со всех сторон окружил настоящий пчелиный рой. Пол стремительно уходил у неё из-под ног, и юная фея с головокружительной быстротой проваливалась в какую-то сладостную розовую бездну.

6.

Уже на следующий день Послушница №А3-09 проснулась в другой постели, в другой комнате, в другой обстановке, привыкать к которой пришлось долго и тяжело.

Подъём по звуку сирены ещё до рассвета (а иногда и ночью — «боевая тревога»), пять минут по секундомеру, чтобы умыться, одеться, да ещё и идеально убрать кровать. Затем построение по номерам, перекличка. За каждое опоздание сестра-воспитательница без разговоров наказывала электрошоком. Очень скоро юная послушница поняла, что опаздывать не стоит — уж очень, очень это больно — опаздывать…

Общий гимн Рассвету, душ под ледяной водой, потом длинные и нудные физупражнения самого разного толка — от стандартных приседаний и подтягиваний до пробежек (или полетов) под линиями высокого напряжения или между крутящихся в разные стороны обнаженных мечей. Потом весьма аскетичный завтрак, полдня теории — зубрежка десятков сложнейших заклинаний за несколько часов, а помимо заклинаний — ориентировка на местности, особенности строения тех или иных организмов, преимущественно монстров, огромное количество совершенно секретной информации.

После короткого обеда — практика до самого глубокого вечера. Бои с реальными (а не виртуальными, как в Школе!) монстрами на секретных полигонах (правда, пока с подстраховкой со стороны старших сестер), тренировочные полеты на летающих животных вплоть до механических драконов, практическое применение заученных заклинаний.

И ни минутки на отдых! В Школе были по крайней мере трудовые послушания — когда делаешь рутинную работу, вроде мытья полов, голова здорово отдыхала — а тут — зубрежка и бои, бои и зубрежка, снова и снова. А когда, наконец, ты падаешь от усталости и тебя качает как траву, идешь снова в классы и начинаются ещё и политзанятия.

Политзанятия состояли в том, что все «личинки» (так назывались на жаргоне только что посвященные младшие адепты ордена «ЖАЛО») рассаживались вкруговую. В центре круга появлялись в реальную величину различные враги Сообщества, принимавшиеся клеветать на него.

Так, паукообразный Азаил выкрикивал разную нелепицу о том, что именно он — законный правитель Сообщества, что «белобрысые обманщицы» — подлые узурпаторши и что Триединая Премудрость — это, якобы, его жена и две его родные дочери. А ещё он клеветал, что Её Верность — это глупая посредственность, которая даже в детстве все свои экзамены сдавала за счет того, что коварно списывала у других и т. п.

Он так омерзительно размахивал своими черными хитиновыми лапами с острыми когтями, так отвратительно шевелил усами, плевался, а шепелявый голос его действовал на нервы, словно навязчивый комариный писк, что «личинкам» не нужно было приказывать, чтобы тут же вскочить со своих мест и с пеной у рта закричать: «Заткнись, лживая сволочь!». А когда тот начинал брюзжать в ответ, что они ничего не знают, им все врут, сестры вставали с кресел, брались за руки и, образовав Круг Единства, скандировали в один голос: «НИЧЕГО КРОМЕ СООБЩЕСТВА! НИЧЕГО КРОМЕ ЕЁ ВЕРНОСТИ! НИЧЕГО КРОМЕ ИХ ПРЕМУДРОСТИ!» — до тех пор, пока иллюзия не исчезала.

Или, например, владычицы «падших» — ночная королева Кора или морская королева Лора. Бесстыдно обнаженные, лежа в объятиях очередных любовников, они снисходительно-презрительно глядели на недоразвитых «личинок», бархатными голосками выводя липко-сладкую ложь.

«Отдайтесь порыву своих темных чувств! Не теряйте даром бесценное время юности! Получите от жизни все! Смотрите, как это приятно! Триединая Премудрость выдумала Создателя, чтобы иметь власть над феями, но его нет, есть только вы и ваше юное тело, а также океан наслаждений! Ну же! Смотрите, как это хорошо!» — и обе падшие бескрылые феи просто захлебывались в восторге от чувственных наслаждений.

Выглядело это настолько гадко, мерзко, что юные феи чувствовали себя так, словно на них вылили ушат нечистот, а потому они все как одна вскакивали с мест и с пеной у рта кричали: «Заткнитесь, похотливые потаскухи! НИЧЕГО КРОМЕ СООБЩЕСТВА! НИЧЕГО КРОМЕ ЕЁ ВЕРНОСТИ! НИЧЕГО КРОМЕ ИХ ПРЕМУДРОСТИ!»

После такихполитзанятий можно было выжимать туники, и Милена еле доходила до своей лежанки — спали здесь не на многоэтажных кроватях, как в Школе, а в специальных ромбовидных ячейках в стене. А тут ещё и не каждую ночь поспишь целиком — в любой час ночи может грянуть сирена и опять по ночной тревоге надо бежать в боевой отсек, вспоминая на бегу самые мощные заклинания, для отражения внезапного ночного нападения врагов Сообщества.

Но худшим из зол были занятия на выносливость, которые проводили сестры-экзорцистки из 2-го отдела.

Перед занятием «личинке» давали на ознакомление лист с информацией под грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». После чего начиналось форменное сумасшествие. Электрошоки и электрические стулья были самым стандартным и самым банальным из методов «работы». Растяжки, погружение в ледяную воду, заморозка, раскаленная докрасна баня, злобные кусачие муравьи и огромные москиты…  — и притом полный запрет на использование защитной магии.

Магию можно (и нужно!) было использовать, когда экзорцистки из 2-го отдела пытались взломать сознание, когда «личинка» не поддавалась на пытки. При помощи сверхмощных анализаторов они буквально вламывались в сознание — и задача состояла в том, чтобы несмотря на то, что ты не спала уже третьи сутки, не ела, не пила, твое тело болит от пыток и полностью истощено, собрать всю свою волю в кулак и всеми силами борясь со сном (потому что если уснешь, в тот же момент из твоего сознания всю информацию и вытянут!), поставить такой барьер, чтобы ни одна из мучительниц не смогла его преодолеть.

Это-то и было самое тяжелое! Голова болит, перед глазами все бегает и прыгает, вот-вот провалишься в кромешную тьму беспамятства, а в сознание ломится какая-то сила и ты на последнем дыхании пытаешься не допустить её куда-то внутрь, одной силой своей мысли.

После таких занятий послушницам давали день постельного режима и усиленного питания. А потом — снова подъемы, снова упражнения, зубрежка, бои, политзанятия — снова и снова, снова и снова…

Юная послушница потеряла уже счет дням — так они были похожи один на другой, пока однажды, на обычной утренней линейке, она не услышала:

— Послушница А3-09 — выйти из строя!

Милена, печатая шаг, вышла из строя и вытянулась по стойке «смирно».

— Следуй за мной!

И снова какая-то невзрачная комната с однотонными стенами и непонятно откуда идущим светом, снова открывающаяся часть стены, снова Жемчужно-Белая, снова из воздуха появляющийся стол и стулья, снова бокалы с розовым соком и графин.

— … Помнишь, сестра, я тебе обещала, что обучение в «ЖАЛЕ» будет проходить без отрыва от боевой практики?

— Так точно, Ваша Верность! — вскочила со стула Милена.

— Садись, садись…  — спокойно сказала Жемчужно-Белая. — Сегодня ты отдохнешь, отоспишься, а завтра ты отправляешься с группой 1-го отдела «ЖАЛА» на Крайний Север. Там ты будешь проходить обучение на практике с опытными воительницами. Ты будешь состоять в отдельном боевом звене — «Шершень-2». Поняла?

— Так точно, Ваша Верность!

— Там довольно опасно. Сильный холод, хищники, опасные чудовища…  — в общем все, о чем ты мечтала. Там у тебя будет два задания. Первое — общее. Ты будешь вместе с другими сестрами по специальной технологии превращать ледяную пустыню в кокосовый сад. Как — тебе объяснят на месте. Но не ради этого я тебя туда посылаю. Второе задание будет гораздо, гораздо более серьезным и ответственным, и оно тебе будет сообщено мной под грифом — помни об этом — СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО, СЕКРЕТНОСТЬ № 1 — а ты понимаешь, что последует за разглашение такого секрета?

— Так точно, Ваша Верность!

— Ну, вот и замечательно. А теперь — выпей сока и расслабься.

Послушница взяла стакан розового сока, выпила его полностью и блаженно облокотилась на мягкую спинку стула, а Жемчужно-Белая, направив луч своего сверхмощного анализатора на переносицу младшей сестры, начала телепатировать второе, СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНОЕ задание — первое в жизни секретное задание для новорожденного бойца 1-го отдела Ордена «ЖАЛО» Послушницы № А3-09.

Глава 5 Зачарованная Роща

1.

Когда Люк шел на охоту, его не покидало ощущение, что сегодня что-то случится, что именно в этот день произойдет что-то, что окончательно разделит его жизнь на «до» и «после». Сердце стучало так, что болели виски и трудно было дышать, а от внутреннего жара ему не раз приходилось расстегивать, несмотря на мороз, ворот меховой куртки.

Даже погода говорила об этом. Снежный буран, не стихавший неделями, прекратился, многомесячная полярная ночь закончилась, впервые за долгое время показалось холодное, но яркое северное солнце. Впервые за долгое время юноша смог порадоваться весело сверкавшему, словно россыпь самоцветов, снегу.

Лыжи мягко скользили по сугробам, Люк радостно насвистывал веселую мелодию, а впереди, заливаясь громким лаем, бежали полярные собаки. Они чувствовали, что хозяину хорошо, и это наполняло их бесхитростные собачьи души радостью — они забавно махали круглыми как бублик хвостами-колечками, высунув розовые слюнявые языки, и сверкали добродушными, безгранично влюбленными в хозяина карими глазами.

Люк шел за собаками по следу северного оленя. Он рассчитывал загнать его за ближайший час, чтобы потом, закопав в снег и оставив собак охранять тушу, все остальное время, как обычно, провести у таинственной рощи. Тогда и Азаил не заподозрит его, и день будет прожит не зря, ведь юноша уже не мог себе представить и дня без своих таких притягательных подглядываний, без картин нового, совершенно неизвестного ему и такого притягательного мира.

Однако от приятных мыслей его вдруг что-то отвлекло. Радостный перезвон собачьего лая внезапно прекратился. Животные встали как вкопанные и утробно зарычали, шерсть на спинах у них встала дыбом, глаза налились кровью, белоснежные зубы оскалились.

Юноша приблизился к собакам и сразу же понял в чем дело. Они стояли возле огромных — в пол человеческого роста — следов и именно запах от них приводил собак в бешенство.

«Да уж, — подумал про себя Люк, — только этого не хватало! Эти снеги мне тут всех оленей окончательно распугают — охотиться не на кого будет!».

Настроение Люка упало ещё больше, когда стало ясно, что следы снега и оленя идут параллельно.

Юноша прибавил ходу — не хватало ещё, чтобы его оленя сожрал этот наглый соперник — попробуй-ка найди другого в это время! А если и найдешь, времени на чудесную рощу совсем не останется, а уж этого юноша перенести не мог. Он уже не мог себе представить жизни без неё.

Очень скоро раздававшиеся откуда-то неподалеку испуганное мычание оленя и громоподобный рыкающий рев снега подтвердили его догадку. Люк прекратил играть в обычного охотника и, произнеся заклинание левитации, в тот же момент, прямо на лыжах, взмыл в воздух и полетел со скоростью полярной совы, оставив далеко позади помчавшихся следом верных собак.

В милях двух посреди плоской как стол белой пустыни Люк увидел большой нанос снега, у самого берега моря. Как он образовался посреди плоской пустыни, было до конца непонятно, но, возможно, это были куски льда, во время летнего ледохода выдавленные другими льдинами на берег и ставшие на дыбы, а потом занесенные снегом. Так это было или не так, но горка была приличной, не меньше чем в десять человеческих ростов. Туда-то и направился Люк — она была идеальным пунктом для наблюдения.

Полет до снежной горы был недолгим — Люк летел на максимально скорости. Но как бы быстро он ни летел, похоже, что было слишком поздно. Мычание оленя становилось отчаянным, а рев снега — торжествующим.

Но в тот момент, когда юноша уже готовился услышать предсмертный крик животного, вместо него вдруг раздался — пронзительный женский крик. Люк увидел отблески каких-то вспышек, услышал оглушительный гром разрывов, рев, и был просто вне себя от нетерпения, но прибавить скорость полета не мог — экономил силы для боя.

Когда, наконец, он приземлился на вершину горы и взглянул вниз, то остолбенел от увиденного внизу зрелища.

У подножия холма, у самого берега покрытого льдом Моря, лежал раненый олень с кровоточащим боком. Олень истерически мычал, вытаращив свои испуганные, в красных прожилках, глаза. Он все время порывался встать, но не мог (видимо, нога у него была сломана), что приводило животное в отчаяние — он судорожно бился в розовой каше растаявшего от теплой крови снега.

Но не это поразило привыкшего к крови охотника. А то, что рядом с оленем стояла та самая «розовая» девушка — несмотря на довольно ощутимый мороз, в одной розовой рубашке до колен с ремешком на талии и легком плаще до пояса. Но хуже всего, что всего в паре десяткой шагов от неё оглушительно ревел здоровенный снега!

Легендарное чудовище ледяных пустошей, «снега», давно истребленный в населенных людьми частях Целестии, доживал свой век в белом безмолвии обоих полюсов, оставленных феями в покое, поскольку люди здесь не обитали, а соваться в ледяные пустыни им попросту не хотелось.

Снега — это огромная живая гора, раза в три больше самого большого слона, вся сплошь покрытая снежно-белой шерстью (за что и получил он свое название), с гигантской пастью с тремя рядами желтых, острых как бритва, зубов, маленькими как у медведя ушами, белоснежно-белыми глазами без зрачков и радужной оболочки, и мощнейшими лапами с когтями длинной в два человеческих локтя. Один удар такой лапы мог раскроить череп киту, если бы он попался в лапы снеге.

Как ни странно, эта белая громадина питалась в основном падалью — то, что выбрасывало море, то, что гибло в ледяной пустыне. На живую «дичь» они охотились редко, лишь тогда, когда дармовой добычи им не попадалось. Да и в самом деле, такой громадине нелегко загнать и поймать подвижную добычу.

Но Люк знал, что, несмотря на свою внешнюю неповоротливость, снеги необычайно хитры. Они в совершенстве владеют искусством охоты из засады, прячась в пещеры или зарываясь в снег, к тому же снеги очень выносливы и упорны. Пусть олень легко ускользнет от огромного увальня, но если преследование будет длиться много часов подряд, то настойчивый хищник, в конце концов, всегда настигает свою уставшую от погони жертву.

Помимо природного упорства и хитрости, снеги обладали незаурядным для животного умом. Для убийства жертвы он пользовался не только когтями и зубами. Он мог метать в неё камни, льдины, огромные массы снега.

Не нужно было особой сообразительности, чтобы понять, что снега был не на шутку рассержен тем, что ему так дерзко помешали полакомиться с таким трудом загнанную добычу, а потому его громоподобный рев гремел на всю округу. А это означало, что, если в округе кочуют ещё парочка голодных чудовищ, они могут прийти на его зов и потребовать свою долю добычи.

Разъяренный снега наносил мощнейшие удары своими поистине устрашающими лапами по «розовой», которая закрыла себя и раненого оленя магическим щитом — выглядевшим со стороны как бледно-розовая мерцающая окружность. Снега бил как раз по поверхности этой окружности, не давая крылатой девушке опомниться.

Приглядевшись, Люк заметил ещё один источник бешенства полярного чудовища — снега был ранен. На его правом боку была прожжена шерсть, такая же рана виднелась на левой лапе. Видимо, предположил Люк, крылатая девушка не успела нанести настоящего удара, стремясь во что бы то ни стало прикрыть оленя. Её подвела давно замеченная им весьма странная страсть «белобрысых летуний» к заботе о травоядных животных.

Как бы то ни было, но, прикрыв оленя щитом, крылатая девушка в розовом сама стала заложницей ситуации. Разъяренный снега, не переставая, бил по щиту, так что все силы «розовой» уходили только на то, чтобы держать его — ведь удары-то были не шуточные!!! -, и это, судя по всему, мешало ей перейти в атаку. Мало того, силы самой девушки явно были на исходе — из её ушей и носа струйками лилась кровь, а на лбу блестели капельки пота.

«Вот неразумная! — подумал Люк. — Из-за какого-то несчастного оленя жертвовать собой! Воистину прав Азаил, белобрысые не в своем уме!»

Но в глубине души, сам себе не признаваясь в этом, он был счастлив — ему, наконец, представился шанс, о котором он столько месяцев напролет мечтал, лежа долгими зимними ночами на печи — спасти девушке жизнь и в ореоле Романтического Героя познакомится с нею.

А потому, не теряя больше ни мгновения, Люк стал готовиться к бою, который даже для него был смертельно опасен.

Прежде всего, он достал из колчана стрелу с особенным, зеленым, оперением. Таких стрел у него было всего три. От обычных они отличались только тем, что их наконечник был пропитан ядовитой слюной Азаила, любезно предоставленной самим хозяином. Для охоты эти стрелы были бесполезны, а потому Люк брал с собой всего несколько штук. Они ему и нужны были как раз для таких случаев, как неожиданная встреча со снегой — такого огромного монстра нельзя убить обычной стрелой. Люк стрелял без промаха, а снеги никогда не охотятся стаей, так что трех стрел, как думал юноша, вполне достаточно.

Конечно, можно было обойтись и боевой магией, но Люк почему-то не хотел раньше времени обнаруживать свои магические способности перед крылатой девушкой. Он думал, что победить опасного снегу при помощи обычного оружия гораздо труднее, чем при помощи магии, а потому и гораздо почетнее. Это произведет большее впечатление на спасенную красавицу.

Но было и что-то ещё…  Какой-то внутренний голос подсказывал ему, что о том, что он не просто охотник, но маг, лучше лишний раз ни перед кем не обнаруживать — тем более, перед «белобрысыми летуньями».

Звонко пропела спущенная тетива и вот уже ядовитая стрела с зеленым опереньем вонзилась в лапу страшного зверя. Люк целился, конечно же, в глаз, но в последний момент тварь дернула головой, и это её спасло от мгновенной смерти.

Снега дико взвыл и, оставив на какое-то время в покое свою «розовую» жертву, повернул свою косматую морду в его сторону, высматривая нового обидчика.

Люк плюнул от досады — такого промаха с ним давно не случалось! А все из-за этой проклятой «розовой» — она лишила его всегда присущего охотнику хладнокровия! Теперь жди, пока яд подействует на такую огромную тушу! Впрочем, уже то, что удалось отвлечь чудище от девушки и дать ей передышку само по себе было большим успехом. О себе Люк не беспокоился — белая меховая одежда надежно скрывала его от посторонних глаз, сливаясь со снегом.

Но дело испортили собаки. В этой кутерьме Люк совсем забыл о них. Теперь же верные псы, с боевым лаем бросившиеся на выручку хозяину, поставили его перед выбором — спастись самому и отсидеться в безопасности, пока яд не свалит чудище (левая лапа двигалась у него уже заметно медленнее), а тварь растерзает собак (слишком легкая для него добыча!) или…

Ну, конечно же, Люк выбрал второе. Он встал во весь рост и свистнул, вызывая огонь на себя.

Распространенная ошибка думать, что снеги — неповоротливы. Вернее, так можно сказать о них лишь в сравнении с быстроногими оленями. Но и только. Подобно медведям снеги, при кажущейся неуклюжести, на самом деле при необходимости на диво проворны и быстры. Их длинные плоские лапы как лыжи легко скользят даже по глубокому снегу и льду, что позволяет им развивать невиданную скорость. Единственное, что высокую скорость снеги не могут поддерживать долго, но этого вполне достаточно, чтобы настичь менее подвижную, чем олень, дичь.

Зная об этом, Люк не медлил. Как только тварь заметила его и бросилась к нему с поистине ужасающей быстротой, Люк был готов сделать следующий выстрел.

Снова звонко пропела тетива, но тварь оказалась, даже для видавшего виды Люка, на диво умна — снега сбил стрелу прямо на лету — поразительная реакция!

А потом, выломав огромной ручищей кусок льда величиной раза в полтора больше самого Люка, швырнула его прямо в обидчика — юноше с трудом удалось в последний момент увернуться (что на лыжах было довольно неудобно!). Однако, не удержавшись на склоне горы, он покатился вниз прямо навстречу косматому чудовищу. А твари, видимо, того и надо было — она, в свою очередь, бросилась навстречу незадачливому охотнику.

Две когтистые лапы ударили в снег всего в двух шагах позади от Люка, стремительно проехавшего на лыжах прямо между ног твари, словно через арку с двумя колоннами, пригнув тело и голову так, чтобы не задеть низ живота снеги. Люк оказался, таким образом, в тылу грозного врага.

И только здесь он заметил, что прямо к нему уже летела, громко жужжа, словно исполинская пчела, «розовая» девушка. Пока снега занимался Люком, она успела остановить кровотечение и накачать болеутоляющими заклинаниями раненого оленя — тот уже блаженно спал на испачканном кровью снегу.

— Уйди за спину, я тебя прикрою! — крикнула «розовая». — А ну, быстро, тебе говорят!

А сама, между тем, уже приняла уставную боевую позу прямо в воздухе — левая рука вытянута вперед, правая, с белоснежным магическим жезлом с розовым блестящим на солнце камнем — назад.

— Ещё чего! — возмутился он. — Это моя добыча, и я сам с ней справлюсь!

С этими словами, юноша развернулся лицом к снеге, который уже отламывал новый кусок льда, чтобы зашвырнуть в молодых людей.

Ещё мгновение — и здоровенная льдина величиной в человеческий рост полетела прямо в них, но девушка взмахнула жезлом — и льдина разорвалась на сотни мельчайших осколков, не причинив им вреда.

Но за то мгновение, пока девушка «стреляла» по льдине, Люк успел достать свою третью отравленную стрелу и рвануть на сближение с тварью, чтобы попасть в неё наверняка — стрелять на бегу он научился давно.

Строго говоря, в таком геройстве не было нужды — можно было подпустить снегу поближе, закрывшись магическим щитом, тогда как чрезмерное приближение к твари было сопряжено с большим риском. Но Люку было не по себе от одной мысли, что эта девица сумеет убить снегу раньше него, а обнаруживать свои магические способности ему по-прежнему совсем не хотелось.

Туго натянута тетива, взят прицел и третья по счету — и последняя ядовитая — стрела полетела в снегу.

Но и здесь Люк второпях допустил досадную промашку. Двигался он уж слишком быстро, а потому, когда стрела, наконец-то, достигла цели и вонзилась прямо в белесый глаз твари и та, мгновенно парализованная ядом мурины, стала падать как подкошенная, Люк остановиться или свернуть уже не успел.

Огромная белая косматая гора падала прямо на него. Люк видел это, но изменить ничего уже не мог…

Странное дело, в те считанные мгновения он видел происходящее так, словно мгновения превратились в долгие минуты. Он видел неотвратимо приближающееся к нему тяжеленную тушу, понимал, что она раздавит его в лепешку и в его сознании промелькнула одна-единственная мысль: «а ведь прав был дядя Азаил, в бою нельзя ни о чем думать, кроме боя, иначе — пиши пропало».

Последнее, что он услышал, был пронзительный женский крик. Какая-то молния стремительно промелькнула перед его взором, а потом громадная туша накрыла его с головой…

2.

Когда Люк, наконец, открыл глаза, он долго не мог понять, где он собственно находится — на том свете или на этом. Какие-то белые пятна сновали вокруг него и издавали какие-то странные звуки. Видно больше ничего не было.

Но когда эти белые пятна вдруг навалились ему на грудь и он почувствовал прикосновение чего-то мягкого, влажного, теплого, щекотливого, он сразу все понял.

— Песики мои! Вы меня нашли даже на том свете, вот дела! — произнес он одними губами.

Услышав знакомый голос хозяина, собаки подняли такой радостный визг, такой лай, так заплясали вокруг, что теперь уже у Люка не осталось никаких сомнений. Он попытался было встать и приласкать верных друзей, но в спине так закололо и так закружилась голова, что он громко застонал.

— А ну лежать! Куда это ты собрался? Лежать, говорю! Сестра, оттащи собак, они только мешаются! — раздался знакомый звонкий голосок.

Звук чьих-то легких шагов, яростный рык собак — незнакомка отшатнулась в сторону.

— Слушай, в первый раз вижу такое!

— Да уж, точно. Собаки нас не признают.

— И не мудрено — это единственные животные, безоговорочно преданные только человеку.

— А давайте их пока усыпим, а то они нам не дадут к нему подойти, а мне сращивать кости надо.

— Давай…

Раздался звонкий хлопок, резко и приторно запахло медом — и белые пятна прекратили двигаться, а затем Люк почувствовал, как к нему прикасаются чьи-то нежные, мягкие руки и все его тело пронизывает какая-то сильная теплая энергия, а боль утонула в какой-то розовой дымке. А вместе с нею в этом розовом тумане растворилось и сознание. Люк погрузился в розовое, беззаботное забытье.

Сколько он пробыл в этом состоянии, Люк не помнил. Время от времени он словно всплывал на поверхность бескрайнего розового океана, а потом снова, обессилев, тонул в его бездонных глубинах. В короткие мгновения на поверхности этого океана он слышал какие-то голоса, ощущал прикосновения к своему телу, но не мог пошевелить ни одной его частью.

— Смотри, да он совсем ещё ребенок, телосложение-то ещё не мужское!

— Да, но он не по годам развит — какие бицепсы, а сколько шрамов, ссадин…

— Бедняжка…  Слушайте, сестры, надо немедленно вызвать патруль и эвакуировать его на карантин.

— Да ну…  Мы должны вначале сами разобраться, кто он и что здесь делает. Ты разве не знаешь, что — на Острова посылают уже идентифицированных?

— Хорошо, давай введем ему побольше снотворного и просканируем его память.

— Уговор, сканировать буду я — я его нашла, я его спасла, это мой трофей, сестры, согласны?

— Ради Создателя, начинай…

«Ага! Так я ещё и твой трофей, милочка! — подумал про себя застрявший где-то в серой зоне между явью и сном Люк. — Что спасла, спасибо, конечно, но трофеем я быть точно не хочу и в память свою я вас не звал!»

С этой мыслью, с трудом держась на зыбкой поверхности сознания, Люк собрал все свои силы и мысленно потянулся к Потоку — и Поток откликнулся на зов сына своей хозяйки. Мгновенно. И последнее, что услышал юноша, окончательно погружаясь в розовую бездну, было:

— Сестры! Жжется! Да у него защита, и мощная! Быстро! На помощь! Ломаем все вместе!

— За руки, за руки, сестры, в цепь! Быстро!..

3.

Окончательно Люк пришел в себя ночью. Вокруг — кромешная тьма, хоть глаз выколи — ничего не видно.

На удивление быстро он встал на ноги, чувствуя себя полностью обновленным, вернее, заново рожденным, и огляделся.

Первое, что он заметил, что он был совершенно наг. Люку стало жутко неудобно при одной мысли, что все эти «сестры» созерцали его в таком неприглядном виде. Но тут же его поразила другая мысль: «Ну, дела! Я — голый, и мне не холодно!» И действительно, температура воздуха там, где он находился, была как в жарко натопленной комнате.

Люк посмотрел вниз и обнаружил, что рядом мягкое ложе, что-то вроде тюфяка, набитого душистым сеном, но одежды своей так и не нашел. Пришлось ходить пока голышом. Благо, видно почти ничего не было, но все-таки свет звезд помогал различить силуэты тех самых странных деревьев, что раньше он видел лишь издали, а под босыми ногами шелковым ковром расстилалась мягкая трава.

«Видимо, я в гостях у хозяек этой рощицы. Интересно, смогли ли они взломать мою память?» — с тревогой подумал Люк и принялся мысленно прощупывать поставленную защиту.

Нет, с облегчением убедился он, здесь все было в порядке, замок не взломан — стена солнечного пламени по-прежнему защищала его сознание и память от посягательств чужаков.

«И все же ясно, что они догадались, что имеют дело не с обыкновенным охотником», — с досадой подумал он — тщательно сберегаемое им инкогнито было наполовину нарушено. Почему-то ему не захотелось больше оставаться в этой, такой ранее вожделенной, роще, а всплывшие из глубин сознания слова «розовой» про «трофей» и про «взлом» наполнили его душу праведным гневом. Теперь он не доверял ей ни на мизинец!

И все же что-то надо было делать, хотя бы найти, наконец, какую-нибудь одежду и прикрыть наготу — ведь не ходить же ему голышом, особенно среди дам — для этого он был готов даже запустить поисковое заклинание, но его намерение было предупреждено.

— Куда это ты собрался, а? Тебе полагается лежать ещё пару суток, не меньше, — раздался знакомый голос «розовой» — включать заклинание перевода уже не требовалось, говорила она на этот раз на общечеловеческом наречии, на котором с Люком говорил Азаил.

Люк, покраснев до корней волос, опрометью бросился к ближайшему дереву и спрятался за его стволом.

— А-а-а-а-а, в-о-о-о-т ты зачем? — захихикала «розовая». — Да ладно, можно подумать в человеческом теле есть что-то постыдное, а уж тем более, чего не видели мы…  Впрочем, если для тебя это проблема, держи — вот твоя новая одежда! — С этими словами она бросила какой-то сверток в сторону Люка, который тот на лету поймал. Золотистая рубашка, изящный пояс, украшенный серебряными бляхами, странная открытая обувь на ремешках — одежда была уж очень непривычной, зато на диву свободной, мягкой, шелковистой, идеально подходящей для здешнего жаркого климата.

— Ну как, доволен? Не стесняешься больше?

Люк кивнул.

— А теперь — спать. Быстро! У тебя постельный режим ещё двое суток, понял? Или тебе дать снотворного?

Командный резкий голос «розовой» весьма ему не понравился. Он уже начинал разочаровываться в своей прекрасной незнакомке. Образ девушки его мечты совершенно не вязался с её солдафонскими замашками, а манера командовать — с таким с виду тонким хрупким телом и худеньким полудетским личиком.

— И не подумаю, дорогуша! — не выдержал Люк. — Я что тебе — собака что ли? Лежать, сидеть…  Да кто ты такая, чтобы мне приказывать! За одежду, конечно, спасибо, но лучше верните мне мою, моих собак и, как говорится, спасибо за гостеприимство!

Выпалив эту тираду, Люк на всякий случай приготовился вновь прибегнуть к помощи всегда безотказного Потока.

Можно предположить — хотя выражение её лица он и не мог различить в полумраке ночной рощи — , что «розовая» просто оторопела от такого ответа и некоторое время молчала, не зная, что и сказать, но нападать не стала.

Вместо этого она щелкнула пальцами и в воздухе, прямо над головой юноши, загорелся маленький светящийся шарик. Все пространство между двумя молодыми людьми теперь было ярко освещено. И только теперь Люк смог, наконец, по-настоящему рассмотреть Её — девушку своей мечты.

Красивое, с тонкими и благородными чертами, лицо, розовато-белая мягкая и нежная как у младенца кожа, большие миндалевидные голубые, как лед, глаза, золотистые, тускло светящиеся в темноте волосы, по-детски заплетенные розовыми лентами в две косички. Девушку можно было бы назвать мечтой поэта, если бы прекрасные черты её лица не искажались уродливой гримасой гнева и раздражения. Пухленькие розовые губки стянуты в ниточку, глазки мечут молнии, ручки сжались в кулачки…  Казалось, будь у неё хвост, она бы, наверное, била им по бокам, как рассерженная пантера.

«Видимо, — холодно отметил про себя Люк, — она впервые встретила настоящий отпор», — а потому приготовился к самому худшему.

— Слушай, откуда ты такой появился, а? Ты что, не знаешь, что смертные феям должны повиноваться беспрекословно!

— Если честно, слово «фея» я впервые слышу от вас, дорогуша, как и слово «смертный». А с какой это стати я должен тебе повиноваться?

— Я спасла тебя, выходила, вытащила с того света!

— Я тебя об этом и не просил, между прочим. А если ты это сделала для того, чтобы потом мною командовать, то ничего благородного в твоем поступке нет.

— Ах ты, негодяй! — лицо феи покрылось отвратительными красными пятнами, а по пальцам пробежали сине-зеленые молнии — вот-вот ударит!

Но в этот момент из-за деревьев вышли две другие феи — одна в голубом, другая в зеленом.

— Что здесь происходит, сестра?

— Представляете, наш больной отказывается соблюдать постельный режим и ещё и не признает над собой Опеку Сообщества! Вы можете себе это представить?! — «розовая» буквально задыхалась от гнева.

— Ну, не будь такой резкой, сестричка, — мягко сказала «голубая». — Откуда ему знать об Опеке, о Сообществе, о цивилизации, если он, судя по всему, вырос в этой ледяной пустыне, если он — дикарь? — а потом, обернувшись к Люку, произнесла уже на человеческом наречии:

— Вы уж простите нашу младшую сестренку, она всего на пару лет старше вас, она — стажерка, горячая, импульсивная…  Я вижу вы вполне поправились и постельный режим вам уже и не нужен. Лучше пойдемте с нами. Хотя уже темно, но мы с сестрами быстро организуем ночной ужин. Вам понравится. Вы, наверное, проголодались, ведь, правда? — и «голубая» фея с пепельно-белыми волосами обворожительно улыбнулась и нежно взяв Люка за руку, мягко, но настойчиво повела за собой, еле заметно подмигнув «розовой». Конечно же, от такого предложения, а тем более исходящего от такой обворожительной красавицы, Люк не мог отказаться.

«Голубая» повела его между зарослями чудных деревьев, которые она представила ему как «кокосовые пальмы». По пути она объяснила, что эти деревья растут далеко на Юге, в жарких странах, где никогда не бывает ни снега, ни льда, а теперь они сажают их здесь. Их плоды — большие орехи — очень вкусные и она непременно угостит ими его.

Голос «голубой» был мягкий, бархатистый, он журчал как ручеек, и от него по всему телу распространялась приятное тепло и покой. Люку хотелось слушать его вечно и вечно следовать за обладательницей голоса, куда бы она не направлялась.

Но вот волна усыпляющей неги добралась до сознания Люка, защищенного солнечной стеной Потока и…  Он тут же проснулся, а «голубая», закусив губку, вырвала ручку из его ладони.

— Что с вами? — притворно удивляясь, спросил Люк фею.

— Да нет, ничего, пустяки…  Ну и руки же у вас, молодой человек!

Наконец, пробравшись через очередные заросли кокосовых пальм, Люк и хозяйки рощи вышли на полянку, на которой уже стоял длинный раскладной столик. Какие-то металлические существа ростом с высокого мужчину уже накрывали на него. Он был заставлен тарелками с причудливыми блюдами — ни одного из них Люк не узнавал, да и не мудрено — его рацион был прост — мясо вареное, мясо тушеное, мясо жареное, мясо соленое, рыба в тех же видах, да варенье из морошки и клюквы. Единственное, что он узнал, были те самые кокосы — в верхней части которых металлические люди сверлили дырочки…

Полянка была ярко освещена хаотически летающим повсюду разноцветными огоньками и облепившими стволы пальм, отчего полянка приобретала необыкновенно праздничный и таинственный вид. Люк просто открыл рот от восторга, а «голубая» удовлетворенно кивнула и подала знак своим напарницам.

Когда все уселись и металлические люди наполнили хрустальные бокалы розовой жидкостью, «голубая» взяла один из них и подняла вверх:

— За наше такое невероятно счастливое знакомство!

Люк тоже взял бокал и о его бокал все зачем-то стукнули свои, но пить ароматную розовую жидкость ему почему-то не захотелось. Вместо этого он взял кокос и утолил жажду его теплым, приторно сладким, но необыкновенно ароматным и вкусным соком.

— А эти кокосы действительно вкусные! Никогда ничего подобного не пил! — улыбнулся Люк, опорожнив кокосовый орех полностью, после чего, недолго думая, принялся набивать рот всем, до чего мог дотянуться — нарезанными овощами, фруктами, названия которых он не знал и особенно не интересовался. Все они были вкусными, сочными, ароматными — поди разбери, что от чего!

А у фей лица так и вытянулись. Мало того, что их гость демонстративно отказался от сока, он ещё и ел руками, нарушая все мыслимые нормы этикета, и притом совершенно не смотрел на них, даже не пытаясь поддерживать беседу. Феям есть сразу расхотелось и бокалы свои они поставили на стол нетронутыми.

Наконец, когда Люк утолил свой первый голод, он довольно облокотился на спинку стула и с усмешкой посмотрел на молчаливые и удивленные лица фей.

Первой пришла в себя «голубая» — как видимо, старшая.

— Мы с сестрами необычайно рады, что вы, наконец, насытились…  Вам нужно было восстановить силы. Выпейте ещё розового сока — он очень полезный, выпейте, прошу Вас, как врач…  — и бокал с соком сам вдруг оказался в руках у Люка.

— Спасибо, я уже пить не хочу. Ну, а теперь, благодарю вас за гостеприимство, дорогие мои. А вас, — тут он поклонился, несколько неуклюже, «розовой» — за спасение, думаю, я ещё верну вам свой долг сторицей. А теперь мне пора идти. У меня дом, меня там ждут, — тут Люк послал мысленный сигнал и где-то в глубине рощи раздался радостный лай и уже через минуту три большие полярные собаки подбежали к его ногам и юлой завертелись вокруг хозяина.

Феи тревожно переглянулись и «голубая» сделала еле заметный знак.

«Розовая» и «зеленая», как сговорившись, обошли стол стороной и встали по левую и правую стороны от Люка — и тот окончательно убедился в том, что его отсюда уже никто и никогда не выпустит.

Если бы Люк вырос среди людей, то он бы знал, что среди них ходит весьма мудрая поговорка: «кто к феям попал, тот почитай что пропал». За всю историю человеческого рода ни один человек, которого нелегкая привела во владения фей, никогда оттуда не возвращался. Объяснять это свойство этих странных существ, лишь внешне обманчиво похожих на человеческих девушек, а по сути совершенно отличных от людей, нельзя только тем, что феям нужны особи мужского пола для размножения и развлечения, нет. Просто феи считают, что то, что когда-то пересекло границу их владений, теперь по праву принадлежит только им, как мы, люди, считаем, что то, что мы нашли на своей земле — оброненную брошь или мешочек с монетами — своим. При этом ни одна фея ни за что не признается, даже самой себе, что она делает что-то не то…  Она всегда будет говорить, что попавшему в её розовые сети человеку от этого будет только лучше, что она позаботиться о его благополучии и благоденствии, что так ей повелевают Священные Принципы, а, самое главное, что этого хочет сам человек — хотя при этом сделает все возможное, чтобы полностью подчинить его своей воле, тем более что сделать это для феи — не сложнее, чем нам прикормить котенка. Впрочем, мы немножко отвлеклись.

— Простите, молодой человек, но у нас не принято, чтобы гость покидал стол, когда ужин не закончен. Да и куда вы пойдете, посудите сами, — одежду вашу, всю рваную и в крови, мы уже уничтожили, снаружи — мороз, ночь, да и через Врата вам не пройти все равно. А если у вас есть родственники, родные, по которым вы скучаете…  Вы только скажите нам, где они находятся — и мы сами за ними слетаем и привезем их сюда. Этот кокосовый сад, если хотите знать, создан нами не для нас, а для вас, людей, вы — предмет нашей неустанной заботы, любви…  Не правда ли, сестры? — закончила свой монолог «голубая», заходя незаметно Люку в тыл.

Юноше не стоило большого труда понять, чего они хотят. В самом деле, крылатым хозяйкам не удалось взломать его память, и они, наверное, только и задаются вопросами: кто он? откуда? кто его родные и родители? Отсюда весь этот маскарад с заботой о его родных.

«Азаил был прав. Более опасных существ, чем «белобрысые летуньи» действительно не существует! — стиснув зубы, подумал Люк. — Но — спокойствие и только спокойствие! Поток со мной, а пока он со мной — я такой орешек, который им явно не по зубам!»

Тем временем обе «сестры» наперебой заговорили:

— Ну, конечно, оставайтесь, оставайтесь, куда вам торопиться? — и взяв его за руки, потянули опять за стол, а сами сели на соседние стулья. «Голубая» села напротив.

Собаки было зарычали, но Люк цыкнул на них и они забрались под стол и послушно сели у ног хозяина.

За одним ужином следовал завтрак, обед и снова ужин, и снова завтрак, и снова обед…  Радушные хозяйки, забросив все работы, постоянно вертелись возле Люка, не спуская с него глаз, и упорно не хотели отпускать его домой. Впрочем, Люк подумал, что это даже и к лучшему. Если они его и отпустят, то все равно будут следить, куда он направиться. Не хватало ещё выдать тайное убежище Азаила его злейшим врагам! Но как выйти из этого положения — Люк тоже пока не знал.

Однажды, когда Люку не спалось. Он все время думал, как там Азаил, ведь он не был дома неизвестно сколько времени. Смешно подумать, но даже сколько времени прошло с тех пор, как он оказался в плену в кокосовой роще, Люк не знал — в этом зачарованном месте время текло совершенно по-другому.

Измученный беспокойством, юноша встал и направился к самой границе тропического анклава, чтобы полюбоваться настоящей, а не наколдованной, природой. Однако стоило ему только дойти до предела, как он встал как вкопанный.

За незримой стеной — тундра, начисто лишенная снежного покрова, вся утопает в зелени и россыпи бледных цветов…  Невероятно! Уходил он сюда, пока ещё лежал снег, а тут…  Неужели уже прошло несколько месяцев?!

Люк попытался пройти незримую черту, отделявшую кокосовый сад от тундры, но наткнулся на упругую стену. Он призвал на помощь Поток и попытался воздействовать силой. Но, даже при помощи Потока, проломить такую стену оказалось не так просто…

— Эй, человечек, почему это ты стоишь у предела? — раздался знакомый голосок «розовой».

— Не называй меня так, я никакой не «человечек»! — раздраженно огрызнулся Люк.

— А как тебя ещё называть? Ты же не открыл нам своего драгоценного имени!

— Как и вы мне — своего!

— Но ты пойми, дурачок, у нас нет имен, как у вас, людей, только номера! Зачем тебе знать номера?

— А зачем вам знать мое имя? — дерзко ответил вопросом на вопрос Люк.

— Ну, скажи мне, почему ты такой злой? — с каким-то странным придыханием, произнесла «розовая» после недолгой паузы. Она вплотную приблизилась к Люку и мягко обняла его за плечи. — Мы ведь твои друзья, а я вообще жизнь тебе спасла…  — и прислонилась своей золотистой головкой к его плечу. Волна предательской слабости накрыла Люка, но опять вовремя подоспел на помощь никогда не дремлющий Поток.

— Друзья? Друзья! А взламывать чужую память во сне — так поступают друзья? Держать свободного человека в заключении — так поступают друзья? Шпионить за мной, изводить меня допросами — может, и так тоже поступают друзья?

Поток отрезвил его сознание от запущенного в действие приворотного колдовства. Люк отбросил руку и отстранился от «девушки своей мечты».

— Да ты вообще не так все понял! — истерически закричала «розовая». — Мы просто хотели узнать твое прошлое, чтобы понять, откуда в таких опасных для человека пустошах ты появился?! Кому, кроме тебя, надо помочь?! Может, требуется эвакуация, спасательная экспедиция, медицинская помощь?! Разве не понятно?! А если ты без сознания, как иначе мы могли бы получить эту информацию?! Да и сейчас — ты от нас отгородился какой-то стеной, блокируешь свое сознание от нас, а ведь мы только того и хотим, что тебе помочь!!! — последние слова «розовая» просто провизжала, сжав ручки в кулачки, а из глаз её брызнули слезы обиды и досады.

Но Поток подсказал Люку, что эта «обида» — очередная уловка — его просто «ломают».

— Я у вас помощи не просил, дорогуша, — холодно ответил Люк.

«Розовая» закусила губку. Ответить ей было нечего.

4.

Люк понимал, что такое положение не может продолжаться бесконечно. С одной стороны, он не может ускользнуть из цепких ручек фей, с другой стороны, они не могут «сломать» его. А значит, что-то они обязательно предпримут, вызовут мощное подкрепление. А то, что это будет именно так, Люк отчетливо понял за последним ужином:

— Скажите, пожалуйста, молодой человек, вы всегда жили здесь? Ну, в этой ледяной пустыне, — буравя Люка глазками, спросила бархатным голоском «голубая».

Люк, как всегда, набивал рот вкусными угощениями, а потому не сразу смог ответить. Феи, по крайней мере, две из них — «голубая» и «зеленая» — с каким-то невыразимым чувством жалости и сострадания смотрели на него, провожая каждый кусок, и у них от умиления даже проступили слезы.

С набитым здоровенным куском мясистого сочного красного плода, размазывая руками сладкий сок по щекам и подбородку, он едва смог ответить:

— Всегда…  Сколько помню…  Белое безмолвие…

— А есть ли у тебя отец, мать, друзья, жена?

Люк отрицательно помотал головой — щеки у него надулись как у хомячка.

— А как ты сюда попал, помнишь? — спросила «зеленая», подсев рядом и жалостливо поглаживая его по голове нежной ручкой.

Люк чуть не подавился, как от вопроса, так и от поглаживаний, и закашлялся, так что пришлось и «зеленой», и «розовой» изрядно поколотить его между лопаток.

— Слушай, а ты хотел бы увидеть нечто большее, чем эта ледяная пустыня? — вдруг спросила «голубая».

При этих словах Люк вдруг перестал жевать и с нескрываемым интересом посмотрел на «голубую». Та, удовлетворенно кивнув, щелкнула пальцами и летавшие над ними по воздуху разноцветные огни вдруг погасли. Прямо в центре обеденного стола, напротив Люка, появилось голубое мерцающее облако, вращавшееся вокруг своей оси, которое стало постепенно расти и расти, пока, не достигнув вдруг размеров человеческого роста, не вспыхнуло. И Люк вдруг обнаружил, что он уже не сидит за столом, а летит на бешеной скорости по воздуху и ветер свистит в его ушах. Дыхание перехватило, острое чувство наслаждения от опасности, эйфория!

От остроты переживаемых чувств Люк рассмеялся в восторге, а потом взглянул вниз и увидел, что он летит совсем недалеко от земли, всего в шагах трехста, не более. Скорость его полета вдруг резко упала и он увидел, как внизу проплывают бесконечные зеленые лесные массивы. Деревьев, конечно, Люк не узнавал, но они были весьма разнообразные. Высокие и не очень, с хвоей или листьями, с коричневыми, белыми, черными стволами…

А вот и березы, и ели — хоть что-то знакомое! — да только какие большие! Какие у них толстые стволы — толще чем тело взрослого человека! — да и высота приличная! Настоящие березы, настоящие ели…  По веткам этих деревьев прыгают небольшие, похожие на мышей, рыжие животные с длинным пушистым хвостом и что-то грызут. Ух ты! А вот и медведь, только другого цвета, да и крупнее белого…

Чем дальше, тем больше менялись леса. Вот пропали хвойные деревья, остались только лиственные, да только листья у них стали такие широкие, такие большие…  А вот и кокосы! Ух ты, сразу узнал! — Люк даже рассмеялся — хоть что-то знакомое в этом лесном море!

Вдруг раздались резкие верещащие звуки и какие-то маленькие мохнатые человечки забегали покрупным влажным листьям одного из деревьев. Они срывают изогнутые желтые плоды, счищают кожуру и пожирают их. А вот один из них стал ногой чесать себе за ухом — так забавно! Люк чуть не задохнулся от смеха!

Наконец, лес закончился, Люк стал набирать высоту. Между тем лес сменили горы. Высокие, с обрывистыми тропками, белоснежными пиками, длинными бездонными ущельями, в которых с грохотом текли бурные стремительные потоки, водопады…  Люк сразу же вспомнил «праздничные» видения Азаила. А вот и орлы, вот и круторогие козероги, вот и летучие обезьяны…  Это мне знакомо!

Но вот закончились и горы, и под Люком распростерло свои бескрайние объятия Её Величество Море! Но не покрытое ледяным панцирем, как крышкой гроба, а настоящее, голубое, теплое…

Люк снова снизил высоту, едва не касаясь его ласковой, прохладной глади, чтобы окунуть руки в воду. Эх, искупаться бы хоть раз в жизни в такой теплой воде, не боясь простудиться, нырнуть бы! Но нельзя — невидимая сила толкает его все дальше и дальше — ни на мгновение нельзя остановиться!

А вот и обитатели Моря — странные большие рыбы, похожие на тюленей, весело резвятся и издают свистящие пронзительные звуки, то ныряя в воду, то выныривая обратно. Завидев Люка, они подняли свои смешные морды и приветственно засвистели ему. А вот и кит — его я знаю — плывет как огромная лодка по воде. Люк подлетел поближе, но чудище вдруг всхрапнуло и из верхней части её гигантского туловища вырвался такой мощный поток соленой воды, что Люк промок до нитки. Но юноша ничуть не расстроился, а наоборот, радостно рассмеялся. Вот здорово-то! Как бы хотелось поиграть с этим чудищем, покататься на его спине, да и вода кстати — в такую жару в самый раз освежиться!

А там, на нагретых солнцем скалах, сидят странные девушки, похожие на знакомых ему хозяек рощи. Только длиннющие волосы и глаза у них зелены, как водоросли. Они почти обнажены, ибо платья их прозрачны, не скрывая от постороннего глаза красоту их тел. Они держат в руках какие-то музыкальные предметы со струнами и звонко поют. Их голоса так сладки, их музыка так прекрасна, а сами они так красивы, что так и хочется спуститься вниз и слушать их колдовское пение до самого заката, а потом нырнуть вместе с ними в пучину, о которой они и поют, чтобы остаться там навсегда…

Но вот Море осталось позади и взору Люка вновь открылась бескрайняя суша. Только теперь это были не леса, не горы, а возделанные поля, изгороди, дома из настоящего камня, много, много домов, с дорогами, выложенными из цветного камня, а по краям скученного пространства — высокая ограда из кирпича…

Но ведь это же…  Люди, ЛЮДИ!!!!!!!!!!!! Дыхание Люка перехватило. Ведь он за все время своей жизни ни разу не видел людей! Да, он смотрелся на свое отражение в лохани с водой и знал, как выглядят люди — у них руки, ноги, голова…  Дядя Азаил ещё в детстве сказал, что он, Люк-Люцифер, человек, по крайней мере, отец у него был человеком. Но других людей, кроме себя, Люк никогда не видел, а тут…

Как забавно! Вот два человека в разноцветных одеждах сидят за столом на ярком солнышке и пьют какую-то коричневую пенную жидкость и весело и беззаботно смеются. Носы их красны, как и щеки, а зубы — белы как молоко. Они счастливы. А рядом, неподалеку, две женщины сидят на лавочке и щелкают какие-то черные семена и о чем-то весело болтают, а рядом бегают детишки в одних трусиках. В руках у них какие-то деревянные предметы. Они весело смеются, что-то кричат друг другу пронзительными тонкими голосками, а женщины вдруг перестали щелкать семена и болтать, повернулись к детям и, продолжая о чем-то говорить, наблюдали за ними. Люку показалось, что сердца этих свободных и счастливых людей наполнены радостью и покоем.

Острая боль в груди поразила Люка. Ему вдруг мучительно захотелось сказать: «Стоп! Хватит!» и он почему-то знал, что он имеет право так сказать. И тогда он остановит полет, опустится вниз, на эту рукотворную полянку с аккуратно постриженной травой и ухоженными деревьями, с этими раскрашенными разноцветной яркой краской изгородями, с этими домиками, такими аккуратненькими, уютными…  И он останется здесь, навсегда, с этими такими милыми и счастливыми людьми — существами его расы, для которых он будет не «щ-щ-щ-щ-щ-щенком», а братом!

В этот самый момент, как бы в ответ на его мысли, полет прекратился, он завис над полянкой, а женщины, дети, мужчины вдруг заметили его и радостно стали кричать и указывать на него пальцами. На крики из домов выбегали другие люди, а одна черноволосая девушка в длинном белом платье с красивой вышивкой, восторженно посмотрев на Люка, закричала восхищенно: «Какой миленький!» И Люк подумал, как было бы здорово опуститься вниз и взять беленькую ручку черноволосой красавицы и прижать к своим губам, а потом сказать…

Впрочем, что конкретно сказать, Люк не успел придумать, потому что вдруг почувствовал, что начинает резко терять высоту. Ещё пару минут — и он приземлится как раз рядом с черноволосой, чтобы сразу попасть в её такие желанные, такие нежные объятия.

Когда до земли оставалось всего ничего, Люк с трудом оторвал взгляд от такой желанной черноволосой красотки и напоследок взглянул на небо. Небо было не таким, каким он его привык видеть — черным, с серебристыми гвоздиками звезд. Оно было голубое, ясное, без единой тучи, а в самом центре его — ярко-желтое, настоящее, летнее солнце.

Но вот чудо — глаза Люка едва не полезли на лоб от удивления. Такого он ещё никогда не видел! И без того намного крупнее, чем здесь, на севере, солнце вдруг на глазах стало стремительно расти. Слезы хлынули потоком из глаз, но Люк не мог отвести их от слепящего светила, как будто его удерживала какая-то могущественная сила. Наконец, солнце выросло до исполинских размеров, закрыв собою добрую половину неба.

Стоп! Да ведь это не диск, это же…  Лицо! ЖЕНСКОЕ лицо!

Дыхание Люка перехватило. Он увидел, как на огромном круглом диске вдруг появились глазницы, правда, без глаз, красиво очерченный с пухлыми чувственными губами рот, гордый подбородок, чуть курносый аккуратный носик, высокий умный лоб, щечки с ямочками и…  копна золотистых прямых волос.

— Мама?.. Мамочка! — закричал во весь голос Люк — он узнал бы её из тысячи тысяч, из миллионов лиц — ведь он так часто видел её лицо, точнее даже, Лик в «праздничных» видениях Азаила.

— Сын мой! — произнесло Лицо с нотками неудовольствия в голосе. — Сын мой! Ну как же ты? Как же ты мог?! Не понимаю!

— Что, мамочка? — недоуменно спросил Люк.

— Как же ты мог, могущественный маг, с таким учителем как Премудрый Азаил, которого я специально к тебе приставила, чтоб он сделал из тебя настоящего человека, повестись на такую простую уловку…  И не стыдно тебе!

— Мам, но ведь это же люди! Такие как я! Неужели я не могу с ними общаться? Ведь мы с ними одной крови, одной плоти! Ведь мой отец — тоже был человек! Разве не так?

Прекрасное солнцевидное лицо исказила недовольная гримаса. Уголки губ презрительно изогнулись, ямочки на щечках пропали, сами губы сжались в тонкую нить, голос стал металлическим, жестким:

— Глупец! Дурак! Простак! Ради чего я отдала свою жизнь, скажи на милость? Чтобы видеть, как мой единственный сын превращается в овцу, да?! А ну — посмотри вниз, не медля!

Люк посмотрел вниз…  и ужаснулся. Люди на глазах стали преображаться. Один за другим они стали падать на траву и передвигаться на четвереньках, обрастать кудрявой шерстью, а вместо слов у них из уст слышалось блеянье. Только черноволосая девушка, так понравившаяся Люку, не превратилась в овцу, зато её волосы вдруг стали золотистыми, глаза — голубыми, платье укоротилось до туники, а из лопаток выросли прозрачные крылья.

Проклятье! «Розовая»! А из окрестных домов уже выходят «голубая» и «зеленая»…

— Ма-а-а-а-ама-а-а-а-а-а! — закричал Люк.

— Иди ко мне, сынок, иди ко мне, сокровище мое! Только протяни ручки к мамочке! Только протяни!

Невидимая сила заставила лицо Люка вновь посмотреть вверх. Он увидел, как из солнцевидного Лика вырастают, вытягиваются миллионы тончайших золотых лучей, которые прямо на глазах превращаются во множество тонких ручек. Затем они потянулись к нему, подобно рукам заботливой матери к своему малышу, а Люк, точь-в-точь как малыш в колыбели, в свою очередь, потянулся к ним.

Их руки соединились, и нечеловеческая сила потянула его вверх, на самое небо. И вовремя! Потому что все три феи уже полетели наперехват. Но куда там! Сила солнечных «рук» была бесконечно больше.

Люк полетел на самое небо с такой скоростью, что его преследовательницы остались далеко позади. Люк оказался лицом к лицу со своей Спасительницей. Ух, как жарко было рядом с ней! Пот градом катил с него, рубашку — хоть выжимай! — глаза все в слезах от яркого света.

— Мам, почему ты меня покинула? Мамочка! Мама-а-а-а! Не покидай меня, Лили, не покидай меня-я-я-я-я!

— Я всегда буду с тобой, избранник мой, всегда, ты только, только позови…  — прошептало Солнце и…

Люк очнулся.

Был уже рассвет, солнечные лучи, ещё красные, неяркие осветили лицо Люка. Пот катил градом с его лба, вся одежда — мокра от пота.

Все три феи, вытаращив глаза и открыв рты от удивления, не смея сказать ни слова, смотрели на Люка.

Первой пришла в себя «голубая».

— Ш…  шт…  что…  вы…  за…  имя назвал…  назвали… ?

Люк сразу понял, что видение видением, а кричал он по-настоящему и выдал что-то очень и очень важное.

— Не помню…  — как можно спокойнее сказал он. — Совершенно не помню…  Я заснул, наверное, здесь, за столом, не так ли?

5.

— Ваша Верность, докладывает Послушница №А3-09, звено «Шершень-2», подозрительный объект идентифицирован. У нас есть неоспоримые доказательства в пользу того, что в нашу мышеловку угодил не кто иной, как «солнечный ублюдок», собственной персоной.

Нестерпимо долгая пауза.

— Не может быть…

Снова пауза.

— Какие у вас, сестра, имеются доказательства?

— Он — абсолютный блондин, волосы золотистого оттенка — таких у людей не бывает. Живет один, замкнут, не признает Опеки Сообщества, сам без помощи магии успешно сражается с чудовищами…

— Ну, это, сестра, вполне объяснимо. Что ещё?

— Он совершенно не поддается контролю самых мощных анализаторов, причем ставит щит странного свойства. Внешне он напоминает солнечное пламя, нестерпимо жжется, когда мы пытаемся его взломать. Кроме того, по своим свойствам щит напоминает зеркало — он отражает лучи анализаторов прямо на нас…

— Так, так, так, это уже интереснее…  Ещё!

— Когда мы с сестрами попытались его ввести в сильный транс, щит стал агрессивен — он сам стал атаковать нас! А потом он в трансе произнес имя «мама», «мамочка» и «Лили»…

— «Лили»!!! Вы не ослышались?

— Нет, сестры могут подтвердить.

Снова долгая пауза.

— С ублюдка — не спускать глаз! Отвечаете за сохранность головой. Ничего не предпринимать. Я немедленно высылаю всех перехватчиков в ваш район! Если ублюдок здесь, значит, где-то должен быть и его похититель! Если операция пройдет успешно, сестра, вам гарантирован первый ранг, если не больше, а если мы провалимся и ещё раз упустим ублюдка и особенно его уродливого друга — Их Премудрость…  Впрочем, не будем о плохом. Инструкция ясна, сестра?

— Так точно, Ваша Верность!

— Исполняйте! Да пребудет с вами Создатель, которому мы служим!

Телепатический контакт прервался, и Послушница №А3-09 с трудом встала с тростникового кресла, на котором она полулежала с закрытыми глазами и мысленно беседовала с Их Верностью. Остальные сестры в данный момент были в отлучке. Одна зорко следила за «объектом», впавшим в беспамятство, другая — совершала обход территории.

Юную фею лихорадило. Одна мысль о том, что ответственейшее задание, свинцовой тяжестью давившее ей на плечи, скромной Послушнице №А3-09, может быть провалено, доводила её до безумия.

Со стороны могло показаться странным, почему ей, стажерке, фее 6-го ранга, доверена такая важная операция, когда наблюдение за подозрительным участком Пустошей ранее возглавляла «голубая» фея 3-го ранга, притом неоднократно участвовавшая в самых рискованных операциях в Заморье, в том числе и в последней войне с Непобедимым Солнцем. Но так может показаться только тому, кто ничего не смыслит в организации работа «ЖАЛА». В «ЖАЛЕ» обучение проходит всегда строго на личном опыте. Если стажерке не доверять самостоятельных ответственных операций, как же она научится их вести в дальнейшем? Да и к тому же опытные феи всегда рядом, всегда подскажут, подстрахуют, помогут.

Послушница №А3-09 с благоговением сложила ручки на груди и подумала о том, как же премудры порядки, установленные в Сообществе! Все продумано, и до мелочей. И ей стало невыразимо радостно от мысли о том, что она, ещё недавно скромная и незаметная фея, стала частью этого премудрого, могущественного механизма, созданного бесконечно премудрым существом, троекратно премудрым, чья жизнь и энергия направлена на достижение только одной цели — установить во всем мире вечный Порядок и вечное Процветание.

От этих благочестивых мыслей юную Послушницу оторвал мысленный сигнал от «голубой», старшей сестры звена «Шершень-2»:

— Послушница №А3-09, Послушница №А3-09, как восприятие?

— Восприятие отличное, старшая сестра! — вытянулась по стойке смирно перед невидимой собеседницей Послушница. — Как обход?

— Все в норме. Что у вас?

— Вышла на связь Её Верность и я дала ей полный отчет. Скоро прибудут перехватчики и объект будет нейтрализован.

— Перехватчики? И как скоро они пребудут?

— Она не сказала. От ближайшего Летающего Острова до нашей рощи — пять часов полета, но скорее всего они используют «разрывы». Будут здесь максимум через полчаса.

— Полчаса? Интересно. Сейчас буду.

— Как скажете, старшая сестра. Конец связи.

Послушница №А3-09, завершив телепатический разговор со своей непосредственной наставницей, отправилась к объекту под условным наименованием «Дикарь», который уже успел очнуться и, как ни в чем не бывало, пожирал поданный ему обед. Создатель! Этот человечек умудряется за сутки съедать их месячный запас на троих! Им уже трижды приходилось летать на ближайший Летающий Остров за продуктами и там их уже прозвали «обжорками». Даже обидно, как-то…

Стоп! — вдруг юная фея встала как вкопанная — странно как-то…  А чего это старшая сестра «Шершня-2», фея, которая здесь дежурит уже больше полугода, вдруг спрашивает, когда прибудут перехватчики? Ей ли не знать, сколько им нужно времени…  «Что-то тут неладное!» — подумала Послушница №А3-09 и прибавила шагу.

«Объект» как всегда сидел за столом и наворачивал голыми руками — причем немытыми! Фруктовый сок так и стекал по его подбородку. Ничуть не смущаясь, он вытирал его рукавом туники, да ещё умудрялся бросать куски этим противным собакам!

Послушница №А3-09 испытала стойкое отвращение к этому дикарю, но постаралась подавить его усилием воли, как их учили в «ЖАЛЕ», сделала доброе и веселое лицо, растянув губы в обворожительной улыбке.

«Зеленая» сидела напротив Дикаря и что-то ворковала ему про то, что было бы здорово, если бы он все-таки согласился поехать в Обитаемые Земли, к своим собратьям по расе, может, удалось бы отыскать его родных там. Или, наоборот, слетать вместе с ними в Поднебесье. Там у фей есть мощные приборы, при помощи которых можно проанализировать его кровь и найти его родных таким образом. Дикарь как всегда притворялся дурачком и набивал рот все больше и больше, как бы стремясь таким образом оправдать свое нежелание вступать в беседу. Да уж, такого человека, наверное, не попадалось даже старшей сестре за все время её службы в «ЖАЛЕ»!

«Ну ничего — подумала Послушница №А3-09, - во втором отделе и не такие орешки раскалывают. Расколют и его — недолго осталось!»

От наблюдения за «объектом» Послушницу отвлекла вошедшая с противоположной части рощи «голубая». Она быстрым и уверенным шагом подошла к столу и проворковала бархатным мягким голоском:

— Ну что, человеческий юноша, надеюсь, вы уже успели наесться как следует, потому что нам пора идти.

— Куда…  Идти…  — чуть не подавившись произнес Дикарь и удивленно посмотрел на «голубую». Удивленно посмотрела и Послушница №А3-09.

— Как куда? Вы у нас, как выяснилось, несовершеннолетний. А при обходе территории я встретилась с вашим отцом. Между прочим, он очень, очень о вас беспокоится…  Он чуть не умер от горя, обыскался вас за эти месяцы. Ай-яй-яй, молодой человек! — цокнув язычком «голубая», с укором покачала головой она. — В какое вы нас положение поставили! Мы ж, получается, нарушили один из главных принципов Опеки — ни в коем случае не разрушать человеческие семьи! Мы оказались преступницами! А все по вашей вине! Что ж вы не сказали, что у вас есть семья, отец…  Он от горя едва не умер за эти месяцы разлуки с вами!

У Дикаря, который успел прожевать, наконец, пищу, просто челюсть отвисла к низу и он, вытаращив глаза, посмотрел на «голубую»:

— Отец? Отец! — и вдруг в одно мгновение что-то изменилось в его лице. — Ах, да, отец! Ну конечно! — он хлопнул себя по лбу. — Конечно! Да, у меня был отец, я с ним живу в хижине неподалеку…

— Стоп! А почему ж вы нам раньше не говорили? — недоуменно спросила «зеленая», медленно вставая со стула.

— А…  Просто боялся, что вы и моего отца запрете здесь и не выпустите на волю. Мы с ним очень любим свободную жизнь на природе, и я не хотел, чтобы он, как и я, кончил свои дни в этой кокосовой тюрьме!

— Ну и зря! На кого мы, по-вашему, похожи! На тюремщиц или рабовладельцев что ли? — в голосе «голубой» сквозили нотки обиды. — Хотите, ради Создателя, живите в тундре. Вы, люди, свободны, а мы, феи, только помогаем вам пользоваться своей свободой.

— Ну, раз инцидент исчерпан, пойдемте, я вас прямо сейчас отведу к вашему отцу. Он вас уже ждет.

С этими словами «голубая» взяла Дикаря под руку и он послушно пошел за ней, а за ним — его собаки.

От удивления Послушница №А3-09 впала в ступор и не могла произнести ни слова. Почему вдруг её начальница нарушает явную инструкцию Её Верности, которую она только что сообщила ей, да и при чем тут отец, ведь у «солнечного ублюдка» отца и нет — он рожден вне брака, как и всякий ублюдок!

И только когда «голубая» с Дикарем исчезли в густых зарослях папоротника, до неё, наконец, дошло…

— Сестра! В погоню! «Объект» украли!

— Что-о-о-о-о? — недоуменно посмотрела на неё «зеленая», раскрыв от удивления рот.

— Что, что…  Украли, говорю! Ты что не понимаешь, что у «солнечного ублюдка» не может быть никакого отца! Это похищение! Быстро-о-о-о-о-о!

И, не дожидаясь реакции «зеленой», Послушница №А3-09, жужжа крылышками, как рассерженная пчела, подобно выпущенной из лука стреле, понеслась вдогонку. «Объект» нужно было захватить любой ценой! Иначе задание, первое настоящее задание в её карьере в качестве бойца ордена «ЖАЛО», будет провалено!

— Пусть весь мир перевернется, но я этого не допущу! — сжимая кулачки до боли в ладонях, думала юная фея, ловко лавируя между кокосовыми пальмами. И, глядя на её решительное, воинственное выражение лица, на стянутые в ниточку губы и едва ли не мечущие молнии глаза, было видно, что она — не шутит.

Глава 6 Орел расправляет крылья

1.

Над белоснежными башнями древнего Авалона занимался рассвет. Величественные стены из белого камня, высокие стальные шпили с полоскавшими на ветру флагами, обитые листовым золотом огромные ворота, целые острова парков — все это за считанные мгновения исторгла из своего всепоглощающего чрева ночная тьма, явив наблюдателю воистину достойную кисти величайшего художника картину.

На самом большом острове Зеркального озера — самого крупного из череды Великих Озер Хартленда, чистота водной глади которого с лихвой оправдывала свое название — раскинулся этот впечатляющий образец человеческого архитектурного гения. Семь концентрических кругов крепостных стен, каждый последующий ряд которых располагался выше предыдущего, семь великолепных врат — от позолоченных Медных до Золотых, широта которых такова, что через них может пройти целое войско. Широкие многолюдные проспекты, обсаженные тут и там цветниками и тенистыми аллеями, почти полтысячи площадей и скверов с фонтанами и беседками, прославленными яблоневыми садами, каменный дворец, занимавший все пространство авалонского холма (почти в тридцать миль в диаметре)…  Такого города не найти ни в одной стране Нижней Целестии!

Город, казалось, специально созданный для того, чтобы сочетать несочетаемое: красоту и могущество, изящный вкус и утилитарность, мастерство искусства и непосредственность природы. Город-крепость, город-сад, город-дворец. Город, в котором, несмотря на огромное население, никогда нет тесноты и давки, город, в котором полностью решены проблемы с жильем, нет нищих и голодающих, сирот и вдов. Город-солнце, город-мечта…

Собственно, последняя фраза, заимствованная из популярной авалонской песни, отнюдь не покажется чем-то надуманным. Над Авалоном всегда стоит ясная погода, солнечные лучи вечно обнимают в своих жарких объятиях эти радужные мостовые, аккуратные, почти игрушечные домики, уютные аллеи и скверы. Город, в котором приятно отдыхать и не менее приятно работать, растить детей и верить в доброго Создателя, город, в котором не найдешь ни одного унылого лица. Город, о котором мог бы мечтать каждый.

Таким был Авалон в благословенные, воспетые в легендах времена Эры Порядка и Процветания, родной город и возлюбленное детище Великого Короля, город, который трижды посетила сама Триединая Премудрость. Город, который, по слухам, на протяжении последующих тысячелетий не раз посещали и другие феи, тайком, незамеченными, прогуливаясь по его прекрасным улицам и переулкам. По крайней мере, так говорили сами его жители.

Авалон был великим городом. С него, как говорят летописцы, началось восхождение человеческого рода из тьмы нищеты и страданий к тому состоянию, в котором он был сейчас, за десять лет до завершения великой Эры Порядка и Процветания. Он вырос из маленькой каменной крепости посреди уединенного острова, которую воздвиг Роланд, тогда ещё мало кому известный вождь небольшого пастушеско-охотничьего племени. Здесь он держал оборону от монстров, населявших в те времена всю Целестию. Глубина озера и высокие обрывистые берега позволяла это делать наилучшим образом. Когда же Роланд стал королем, Авалон стал его столицей. Но подлинный расцвет города пришелся на последние годы его королевствования, когда под мудрым водительством Поднебесных Владычиц город был полностью перестроен, благоустроен и украшен. Именно феи насадили здесь великолепные яблоневые сады и парки, именно они позаботились о красоте домов и стен, ставших с тех пор больше украшением, чем защитой для города, именно они дали городу водопровод и канализацию, фонтаны и светильники, прекрасные статуи и барельефы, сделав из мрачной крепости времен Темных Веков настоящее произведение архитектурного искусства.

Самое интересное, что традиционные черты крепости, пусть и в декорированном виде, были сохранены и после переустройства. Сохранились массивные башни и бастионы, врата по-прежнему внушали ощущение грозной силы, а по стенам прогуливалась закованная в броню стража. Но во всем этом проглядывало нечто музейное, искусственное, архивное: на воинов давно смотрели как на достопримечательность, обязательную часть городского антуража, а стены служили площадкой для игр городских мальчишек в войну и в прятки. Вот уже сто тысяч лет авалонцы не знали ни войн, ни нашествий, ни мятежей. «В Авалоне все спокойно» — ритуальная фраза ночной стражи прочно вошла в народный фольклор. Авалон стал живым символом, самим воплощением спокойствия и порядка, мира и безмятежности. В нем никогда не может произойти ничего непредсказуемого, опасного, в нем всегда было, всегда есть и всегда будет царствовать только покой.

2.

Или…  Почти всегда. Как сегодня, когда в Авалоне, чуть только показалась далеко на востоке светлая полоска, вовсю затрезвонили все колокола. А колоколов в нем было, прямо скажем, немало: древний город был известен на все Содружество своим благочестием; в нем почти на каждом перекрестке возвышался пусть небольшой, но гордый своим достоинством храм Создателя, со своей собственной, пусть, зачастую, и весьма небольшой, колокольней. Именно поэтому перезвон стоял такой, что, казалось, от него вылетят из рам драгоценные витражи, а все мертвецы на кладбище встанут из своих могил, чтобы посмотреть, по какому поводу нарушен их вечный покой!

А повод был веский. Шутка ли — коронация нового короля Авалона! Именно по этому поводу весь город не спал, а толкался в городском кафедральном соборе, именно по этому поводу оглушающе трезвонили колокола, именно по этому поводу город было не узнать.

В самом деле, все мостовые до блеска вымыты специальной пеной, так что разноцветные камни всех цветов радуги, из которых она была выложена, блестели как полудрагоценные украшения. На окнах даже небогатых домов за королевский счет поставлены вместо обычных стекол красочные витражи. Дома также все вымыты, так что разноцветные наличники, черепица крыш и кирпичи печных труб также едва не сияли как тщательно начищенное зеркало. Все деревья на улицах и в парках были декорированы красочными лентами и фонариками. Город было не узнать — он превратился в настоящий цветник.

Ну, а все коренные горожане и некоторые избранные гости других городов королевства, а также королевств-членов Содружества (потому что никакой самый большой собор не вместит ВСЕ население королевства, а не то, что Содружества) собрались внутри высокого, в сотню человеческих ростов, круглого здания с длинным конусообразным куполом. Циклопическое здание венчало перекрестье золотых пластин — знак Создателя, религия которого является единственной истинной и дозволенной для исповедания среди граждан Содружества.

Горожане в ярких разноцветных одеждах — в зависимости от сословия — заполнили собор, так что яблоку негде было упасть. Высшая аристократия, потомки рыцарей Круглого Стола, соратников Роланда, в белоснежных одеждах, служилое дворянство — в голубых, слуги дворян и воины — в красных, купцы — в золотистых, ремесленники — в оранжевых, крестьяне — в зеленых. Но различия между собравшимися были только в цветах и в покрое одежды, тогда как качество материи было одинаково высоким у всех вне зависимости от сословия. Эра Порядка и Процветания давно осуществила заветные мечты бедноты всех времен и народов — стерла имущественную разницу между вельможами и простолюдинами. Одежда сплошь были из шелка да бархата, украшена золотой и серебряной вышивкой, драгоценными камнями. Мужчины носили короткие нарядные бархатные куртки, по старинной моде, крепившиеся на шнурках. Сзади, на плечах к куртке крепились короткие плащи до пояса. Причудливые тряпичные башмаки с непропорционально длинным, загибающимся кверху носом вызывали улыбку у гостей столицы. А в руках авалонцы держали благочестиво снятые в храме широкополые круглые шляпы с перьями.

Женщины здесь по-старинке носили шелковые платья до носков на кринолине и с корсетами, а также длиннополые шляпки на головах с яркими разноцветными плюмажами, вооружившись веерами — в соборе было душновато. Одежда была старинная, какую давно уже никто, кроме как в Авалоне не носил, давно уже ставшая предметом острот со стороны приезжих. Однако в этом городе, воздвигнутом Великим Королем, традиции блюли свято: то, что было модным в его эпоху, оставалось в ходу до сих пор.

Но не странные наряды больше всего поразили бы стороннего наблюдателя. Если внимательно присмотреться, то можно было заметить удивительную вещь: во всей этой празднично разодетой толпе не было заметно ни одного морщинистого лица, ни одной седой головы, ни одного инвалида на костылях, с признаками болезни в какой-либо части тела. Наоборот, все одинаково пышущие здоровьем, свежестью, красотой: здоровые белоснежные зубы, румяные щеки, гладкая кожа, стройная осанка и, конечно же, горящий радостью взгляд счастливых глаз. Дедушек и бабушек внешне почти совершенно невозможно отличить от своих взрослых детей, разве что по более зрелому выражению глаз и сдержанным манерам поведения.

Впрочем, внимание впервые оказавшегося здесь посетителя разноцветно одетая толпа привлекла бы в самую последнюю очередь, ибо сам кафедральный Собор был поистине чудом среди всех храмов Нижней Целестии.

На стенах его были с удивительным искусством изображены основные сцены мироздания.

На северной стене — творение мира, когда множество крылатых девушек в разноцветных туниках во главе с тремя в пурпурных одеждах, держащихся за руки, поднимали из глубин первозданного, не имевшего ещё имени Океана континенты, сажали на них растения, выращивали животных. А над ними возвышался указующий перст, сотканный из света — руководящая и направляющая их десница Создателя. Вот первые люди, только-только сотворенные красивыми девушками из обезьян, — обнаженные, с широко раскрытыми, как у детей, удивленными глазами, смотрят на своих прекрасных создательниц и с благоговением падают ниц, воздевая руки к небу. А три девушки в пурпуре показывают пальцами на небо, как бы говоря о том, что не им надо кланяться, а Создателю, который изображен в виде доброго дедушки с длинной белой бородой и сияющим диском над головой, сидящим на облаках.

На западной стене показано, что девушки куда-то улетели, а какие-то черные паукообразные существа с крыльями как у летучей мыши стали выращивать из грязи хищников и чудовищ с большими зубами и когтями — жутких мохнатых волколаков, щупальцеруких пещерных дэвов, тигровидных крыс с змееголовыми хвостами и многих других — и направлять их на людей. Они же сыпали на людей, таких слабеньких, беспомощно поднявших худые слабые руки кверху, черный порошок, и на людских телах появляются отвратительные язвы, ожоги, седые волосы в голове, морщины на лице. Люди с печальными бледными лицами и опущенными вниз уголками губ стоят на коленях и умоляюще воздевают руки к небу в безмолвной мольбе о помощи.

На южной стене росписи повествуют о том, как с неба вновь прилетают красивые крылатые девушки и прогоняют своими сияющими палочками крылатых злодеев, низвергают их в подземелья. Затем ловят желтыми сетями чудовищ и хищных животных — волков, змей, пещерных львов, саблезубых тигров — и кидают их туда же, а на людей сыплют розовый порошок, от которого те становятся веселыми, красивыми, здоровыми и радостно пляшут вокруг своих спасительниц, одетые в новые яркие одежды. Спасительницы опять указывают на небо — мол, вся честь и слава Тому, Кто сверху — доброму дедушке на облаках.

Восточная же стена, — та, что возвышается над алтарем, — самая важная. Она изображает жизнь крылатых девушек на небесах — красивые розовые дворцы из живых колонн, большие цветы, в которых девушки спят, причудливые животные, вроде летающих осьминогов и розовых крокодилов в круглых шляпах и розовых шарфах, ходящих на задних лапах. А на самом верху — тот же добрый дедушка на троне, которые улыбается и протягивает свои непропорционально длинные руки к смотрящему, как бы обнимая всех стоящих в соборе.

Изображения на стене собора были удивительно красочными, насыщенными, экспрессивными. Они так радовали глаз и смотреть на них никогда не надоедало, тем более что мало кто из присутствующих толком знал, что здесь было нарисовано — читать в Содружестве умели только представители высшего сословия да купцы. Знали только, что дедушка — это Создатель, девушки — это феи (которых никто никогда отродясь в глаза не видел) — и все. Даже кто такие злые крылатые существа никто не знал. А потому смотреть на картинки было тем интереснее — в самом деле, если все итак известно, что и смотреть?

Но росписи были не единственным, что привлекало внимание в храме. Пол в храме был выложен из блестящей разноцветной плитки, отполированной до зеркального блеска, у стен стояли подсвечники из золота, на которых горели вечные магические свечи — сами собой загоравшиеся во время служб, переливавшиеся при этом всеми цветами радуги, источая вокруг чудесный розовый аромат. А престолу на алтаре и свечи были не нужны — он сам собой горел ярким и мягким золотистым светом.

Наверху располагались хоры — балконы, на которых собирались певчие, возносившие славу Создателю на службах. Сейчас все они щеголяли в золотистых длинных шелковых одеждах, украшенных причудливой вышивкой из драгоценных камней. Шутка ли — коронация нового короля!

А алтарь — главное место предстоящего действа — располагался на востоке здания, ведь Солнце — единственный и нерукотворный образ Создателя — восходит именно там. Он представлял из себя углубление в стене, внутри которого стоял на большом возвышении сделанный из литого золота престол, к которому подняться можно было только по специальной золотой лестнице.

3.

Однако несмотря на всю торжественность обстановки и убранства храма, несмотря на всю торжественность момента, к сожалению, далеко не все благочестивые прихожане хранили благоговейное молчание, подобающему этому священному для всякого уроженца Содружества месту. Группка прихожан у самого входа в Собор что-то увлеченно обсуждала…

— В самом деле, кум, виданное ли это дело! — хлопнув по плечу своего соседа — высокого зрелого мужчину, сказал огненно-рыжий детина с бородой лопатой. — За не знаю какую уже тыщу лет на престоле будет король, НЕ НОСЯЩИЙ имени «Роланд»!

— Во-во, дружище, — подхватил тот, кивая в знак согласия головой. — А имя-то какое — ну смешно просто…  «Гастон»! Где это видано, чтоб с таким именем были не то что короли, а и благородные господа!? Да это имя совсем не благородное, незвучное какое-то…  На кличку собаки больше годится!

— Да-а-а-а уж, кум, помяни мое слово, старого башмачника Горри, жди беды от такого короля, жди беды…  — сокрушенно покачал головой рыжебородый.

— А ведь все из-за этого слабоумного дурачка, старшенького-то их, помните? — вмешалась в разговор высокая дородная женщина в зеленом платье, держащая одновременно двух малышей на руках. — Я помню его, бегал как козленок по лугу за коровами, гладил их, разговаривал с ними…  Тьфу ты, прости Создатель! Я уж тогда сказала Марте: «помяни ты мое слово, дорогуша, короля из этого больного на всю голову не выйдет, не выйдет, это уж точно!»

— Да-а-а, помню, помню, Розочка, помню…  — вторила ей другая женщина в зеленом, но худощавая и без детей. — Как в воду глядела! И сам дурачок этот как сквозь землю провалился, и матушку свою — Царствие ей Небесное — свел в могилу раньше времени, и папашу…  — Марта выразительным жестом у виска без слов показала, какая участь постигла отца несчастного принца.

— Да мало что сынуля с папашей-то «того» — вмешалась в разговор миловидная девица в оранжевом платье с большим вырезом на груди и шляпке по последней моде — на затылочке. — Так ещё и этот — туда же! Виданое ли дело, чтоб до сорока лет дожить — и не жениться! И это притом, что невест у нас — пруд пруди: и красивые, и здоровые, и чего им только мужикам не имется-то! — возмущенно кудахтала девица, одновременно умудряясь посматривать в зеркальце — не съехала ли шляпка с затылка — и аккуратно поправлять прическу. Ведь посещение собора всегда было благоприятным поводом для того, что показаться «в свете».

— Но-но, дорогуша, ты на всех-то огород не городи! — возмутился рыжебородый, которому явно стало обидно за представителей своего пола. — Сколько уж не живу на свете, сколько стариков не слушал, все говорят — женились всегда в двадцать, самое большее — в двадцать пять. Никто не засиживался в холостяках, так-то! Я сам на своей благоверной в двадцать женился, а в сорок, помню, у меня уже два старших сына женатые были. Во как!

— Во-во! — подхватил его кум. — Этот Гастон один такой у нас — никто так больше и не поступал, никто! Да и удивительно ли — мать умерла, отец — «того», вот и не уследили…  Не женили в свое время, а сам все — турниры да охоты, турниры да охоты, да пиры — где уж тут о женитьбе-то подумать! Не на собаках ведь да не на кобылицах женится-то!

Все собеседники покатились со смеху. А потом рыжебородый толкнул в плечо своего соседа:

— Да ладно бы турниры да охоты…  Он же ведь все время за книгами сидел! Читал что-то! У меня-то зять был лакеем во дворце у него, так он-то мне и говорит, что этот Гастон все страницами шебуршит по ночам да бормочет что-то под нос, как умалишенный!

— Ну уж если до книг дошло — пиши пропало! — отчаянно махнула рукой грудастая дородная Роза, при этом ухитряясь не уронить заснувших ребят. — Моя б воля — выкинула бы все эти книги на помойку или растопила бы ими печь — что пользы-то от них? Закорючки какие-то, петельки…  Сидеть, горб себе насиживать! Пошел бы лучше на танцы с девушкой, на лужок поплясать в обнимку у костерка или в иллюзиум…  А там, глядишь, и жену бы себе сыскал — да получше, чем у благородных! Нашенские-то, посмотри, кровь с молоком — по двоих-троих младенчиков за раз рожают, у-у-ух!

— Во-во, — подхватила миловидная девица. — Уж я бы точно не промахнулась! — и прыснула от смеха.

Неизвестно, чем бы дальше кончился этот весьма не благочестивый разговор (все-таки кости-то перемывались не какой-нибудь соседке, а членам королевской фамилии, и не где-нибудь на кухне, а в кафедральном Соборе столицы), если бы вдруг с хоров не грянуло громкоголосое пение, едва не заглушаемое бешеным звоном всех — а их без малого почти сотня — больших и малых колоколов собора.

Наши собеседники тут же замолкли. Входные ворота у западной стены открылись настежь. По пурпурной ковровой дорожке, оцепленной стражниками в белых плащах с изображением распростершего крылья черным орлом в короне, двинулась процессия.

4.

Впереди коронационной процессии важно шествовал Его Святейшество Первосвященник — глава всей церкви Содружества. Он был облачен в золотистые длиннополые священные одежды со знаками Создателя на ней, вышитом алмазными нитями, в высоком конусообразном головном уборе с таким же знаком и посохом в правой руке. За ним шел высокий мужчина с обнаженной головой, в белоснежном камзоле, расшитом серебром, с медальоном на толстой золотой цепи, на котором была изображена выложенная из бриллиантов корона с литерой «А» наверху, в белоснежных брюках, заправленных в белоснежные же мягкие ботфорты. На поясе у него висела длинная шпага в серебряных ножнах. Мужественное, вытянутое лицо с острым подбородком, задумчивые серые глаза, плотно сжатые волевые губы, иссиня-черные волосы и кустистые брови, идеально выбритые до синевы щеки и выдающиеся скулы — с первого же взгляда все присутствующие узнали в мужчине принца Гастона. Ведь именно этот мрачный царственный профиль красовался на всех монетах Королевства!

Принц шел медленно, торжественно, под оглушающий звон колоколов и пение хорала, а сзади юноши-пажи в белоснежных плащах с черным орлом несли за ним длинную пурпурную мантию. За юношами величаво ступали все сорок девять королей Содружества — верных вассалов главы Содружества короля Авалона — в горностаевых мантиях и золотых коронах, «принцы крови» (многочисленная их родня мужского пола), сливки знати, купцы высших гильдий. Все — рука об руку со своими раззолоченными женами, одежда которых, впрочем, была не богаче, чем у простолюдинов, однако сделана с большим вкусом и изяществом.

Лицо принца Гастона было бледным как смерть, что, в общем-то, никому не показалось удивительным — в конце концов, коронация — дело ответственное, в каком-то смысле гораздо важнее, чем брак. Наоборот, лица его свиты, королей Содружества и самого Первосвященника — торжественны, сияющи, величественны, как и подобает моменту.

Первосвященник торжественно, не торопясь восходит по ступенькам к алтарю и алтарь, испускающий золотистое свечение, начинает переливаться всеми цветами радуги. На престоле уже лежит золотой венец-диадема, украшенный бриллиантами. Внезапно пронзительный перезвон колоколов и пение хорала стихают. Первосвященник при гробовом молчании берет венец, а принц Гастон смиренно опускается на колени на заранее положенные пажами пурпурные шелковые подушечки. Первосвященник с венцом в пухлых руках, круглое румяное жизнерадостное лицо которого совершенно никак не вязалось с серьезным и торжественным выражением, которое оно вынуждено было сейчас принимать, произнес:

— Сын мой, наследный принц Гастон Кронбургский, от имени Создателя я, недостойный его слуга, спрашиваю тебя, клянешься ли ты верой и правдой служить Создателю этого неба и этой земли, сотворившему все из небытия?

— Клянусь, — немного дрогнувшим от волнения голосом, но четко и ясно сказал Гастон.

— Клянешься ли ты верой и правдой служить благу твоего народа во исполнение заповеди Создателя — любить своих ближних, как самого себя?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты верой и правдой служить Священным Принципам Порядка и Процветания как наиболее полному выражению святой воли Создателя и тем силам, которые поставлены Им для исполнения этих принципов в Нижней Целестии…

Формулы вопросов, как и формула клятв, была стандартной для всех королей — не только Авалона, но и всех остальных королевств-членов Содружества — и произносилась она механически. Троекратный вопрос Первосвященника, троекратная клятва и — под гром хорала и перезвон колоколов, торжественное водружение венца на голову наследного принца. Этот ритуал повторялся сотни тысяч раз в людских королевствах без малейших изменений. А потому Первосвященник, задавая третий вопрос, одновременно уже опускал свои румяные пухлые руки с короной на голову Принца Гастона, но на этот раз, совершенно неожиданно, возник сбой…

Вдруг, вместо ожидаемой клятвы, возникла пауза — и руки Первосвященника остановились на полпути к голове коронуемого.

По всей публике, свите и даже хорам прокатилась волна глухого ропота. Брови Первосвященника поползли вверх, лысина под конусообразным головным убором покрылась испариной — ему уже было под девяносто лет и короновал он уже двадцать пятый раз — и впервые произошла осечка.

— Святой отец, я не могу дать такую клятву! — раздался дрожащий от волнения, но тем не менее ясный и громкий голос принца Гастона.

Весь собор просто взорвался гулом возмущения, свита из королей и «принцев крови», окружавшая Гастона, отшатнулась от него как от зачумленного, как и сам Первосвященник. Гастон же междутем встал с колен и посмотрел прямо в глаза священнослужителю, и тот не выдержал пронзительного и безумно-смелого взгляда его серых глаз.

Народ бушевал, и если бы не сильные руки стражи в бело-черных плащах, при помощи алебард сдерживавших толпу, то она бы ворвалась в алтарь и растоптала бы наверное насмерть всех там присутствующих. Такого богохульства никто не смог бы стерпеть! Народ ревел, стражники едва не падая держали строй, сквозь запасные ворота вбегали десятки и десятки новых — крик стоял такой, что ничего не было слышно. Торжества были безвозвратно испорчены…

Впрочем, принц Гастон отвернулся от побелевшего как бумага пухлого лица Первосвященника и, повернувшись спиной к престолу и лицом к толпе, властно воздел руки. И жест его был настолько исполнен величия и силы, а лицо его — благородства и решительности — губы сжаты в тонкую нить, челюсти — так, что выступили желваки, а красивые черные как южная ночь глаза, казалось, едва не испускали испепеляющих лучей — так они горели! — что толпа вдруг сама собой стихла и успокоилась. Воцарилось гробовое молчание.

— А теперь слушайте вы, свободные граждане королевства Авалон и королевств-членов Содружества, ибо говорю я, по праву рождения король Авалона и президент Содружества, я, Гастон I, слушайте и не говорите потом, что вы не слышали.

Молчание такое, что слышен даже шелест женских юбок и лязг ножен шпаг на поясах дворян.

— Я не могу поклясться Священным Принципам, как клялись все мои предки, все 39 999 Роландов Кронбургских и не могу поклясться, дабы не стать в будущем клятвопреступником…

Гробовое молчание.

— … Ибо ровно через 10 лет, минута в минуту, знайте, о, люди, прекращается действие договора об Опеке, подписанного между представителями Сообщества Небесных Владычиц и представителями Содружества суверенных королевств, который гарантирует соблюдение Священных Принципов на территории Нижней Целестии. И если этот договор прекратит свою силу, я не могу сейчас, перед престолом Создателя, поклясться в том, что буду ему следовать.

А потом, повернувшись лицом опять к Первосвященнику и буквально впившись в его испуганные бегающие карие глазки прямым и несгибаемым как меч взглядом черных глаз, он властно воздел руку и сказал:

— А потому я повелеваю тебе, Твое Святейшество, как король Авалона по праву рождения, совершить таинство коронации БЕЗ третьей клятвы!

Толстые щеки Первосвященника затряслись, он сделал несколько неуверенных шагов назад, прижимая к груди корону, как бы боясь, что у него её отберут силой, а свита Гастона возмущенно зароптала.

Но в этот момент вдруг корона сама выскользнула из рук Первосвященника и, взмыв в воздух, сама опустилась на голову Гастона и яркая вспышка озарила весь собор. С потолка посыпались тысячи тысяч лепестков роз, издававших дивное благоухание под оглушающий звон фанфар, а народ в ужасе, уже не сдерживаемый стражей, валил толпами из собора…

5.

Вот уж месяц прошел со дня злосчастной коронации, а толки о ней не утихали. К счастью, никаких заговоров или мятежей за это время не произошло. Тысячелетиями воспитанная, впитанная с молоком матери, лояльность Трону и Династии Великого Короля, не могла быть так легко поколеблена. Однако репутация Гастона, и без того весьма сомнительная в народе, окончательно рухнула. При его появлении на улицах народ почтительно кланялся и снимал шляпы, но на лицах уже не было былого благоговения перед царственной персоной, только страх. Короли и нобили избегали поводов являться во дворец, который раньше был олицетворением веселой и праздничной жизни. Известно ведь, что последний король превзошел всех своих предшественников в беззаботном образе жизни, особенно когда потерял разум от внезапного исчезновения старшего сына. Его так и прозвали в народе «Роланд Праздник Каждый День» или «Веселый Король». Теперь же, при скучном Гастоне, не раз и не два и знатные, и простолюдины со вздохом вспоминали о «старом добром времени»: какие балы и огненные потехи были тогда, как ставились длинные столы по всему городу, на которых мог угоститься всякий желающий, а на площадях демонстрировались бесплатные зрелища…

Гастон, казалось, совершенно не тяготился вынужденной изоляцией. Такое впечатление, будто он её специально и спровоцировал. Утром он уезжал обычно на охоту или, когда квота на убийство животных и птиц была превышена, устраивал учебные бои среди своей маленькой армии. После обеда лично занимался государственными делами — чего отродясь не помнили государственные советники за другими королями — , вникая буквально во все — от финансов и торговли до развития изящных искусств. Ну а вечером, прогоняя от себя всех, запирался в своих апартаментах или в архиве, и занимался изучением каких-то книг.

Большинство заскучавших не на шутку придворных разъехались по своим поместьям. Дворец опустел. Впервые за многие столетия стало слышно громкое тикание механических часов да гулкий стук башмаков королевской стражи.

Подобное положение дел не могло не вызвать беспокойства не только у благочестивых авалонцев…

Однажды утром свора королевских гончих взяла след необыкновенной дичи — серебристой лани с золотыми копытцами. Как только главный егерь короля — здоровый рыжебородый увалень по кличке «Малыш» — сообщил об этом, Гастон велел оставить его и пустился за нею в совершенно одиночестве. Лань бежала так быстро, что угнаться за нею не могли даже самые быстрые гончие, уводя погоню все дальше и дальше, в самый глухой уголок Оленьего Парка. Здесь, среди болотистых озер, она внезапно остановилась. Но стоило только уставшим собакам добежать до неё, как яркая вспышка заставила их с визгом кинуться в рассыпную, а взору короля предстало удивительное зрелище: лань в одно мгновение превратилась в прекрасную золотоволосую девушку с прозрачными крыльями за спиной, в белоснежной тунике с изображением рассерженной пчелы на груди.

Король, впрочем, совершенно не удивился произошедшему. Казалось, он давно ждал чего-то подобного, ведь когда-то давно погоня за чудесной ланью закончилась почти так же…

Ловко спрыгнув с коня, он уверенным шагом подошел к девушке и, сняв шляпу, галантно поклонился. Та важно и с достоинством подала руку для поцелуя.

— Приветствую тебя, король Гастон, от имени всех служительниц Порядка и Процветания Целестии! Не сердись за испорченную охоту. Нам приходиться прибегать к таким маскарадам, чтобы не афишировать наше присутствие среди людей.

— Как я могу сердиться? Посещение такой прекрасной особы — величайшая честь для меня! Сожалею, что не могу принять Вас в моих скромных чертогах…  С кем имею честь говорить?

— Мое имя — Хранительница Престола № 1. Я возглавляю службу, целиком занятую Опекой над царственной особой Содружества. Наша служба невидимо следит за всеми делами в Содружестве и помогает сохранению Порядка и Процветания на территории вверенного Вам королевства.

— Странно, — хмыкнул король Гастон. — Никогда бы и не подумал, что Мое королевство нуждается в опеке…

— Не ёрничайте, Ваше Величество, — важно ответила гостья. — Вы прекрасно знаете, что без нашей силы земля не будет плодоносить, дожди не будут орошать её, даже само солнце отвернется от Вашего королевства.

Гордое бледное лицо короля исказила гримаса еле сдерживаемого гнева.

— Добро творится не для того, чтобы им попрекать…  — процедил он сквозь зубы. — Впрочем, ближе к делу. Вы, догадываюсь, не за тем явились ко мне, чтобы говорить о погоде?

— Естественно, Ваше Величество.

— Ну, так приступайте. Я весь во внимании.

— Ваше Величество, Сообщество весьма обеспокоено Вашим поведением. Скандал на коронации, святотатственные слова, которые Вы позволили вынести на суд толпы, нежелание работать с нами…  Прошло уже сто дней, как Вы король, но Вы даже и не притронулись к магическому кристаллу на Вашем рабочем столе!

— Правда? — удивленно поднял брови Гастон. — А я и не знал, что он — магический…  Я думал, что это пресс-папье. Кстати, он отлично себя зарекомендовал в колке орехов. Совестно признаться, обожаю их грызть по ночам, копаясь в бумагах!

Лицо прекрасной собеседницы стало белым как мел, губы сжались в тонкую ниточку, из глаз едва не сыпали искры.

— Смеяться изволите, Ваше Величество?

— Я? Упаси, Создатель, — совершенно серьезно сказал Гастон. — Я никогда себе не позволяю смеяться над хорошенькими и милыми особами…

— Хватит! — рявкнула фея. Теперь её лицо покрылось отвратительными пунцовыми пятнами. — Я знаю, что Вы отнюдь не дурак и все понимаете совершенно ясно, как никто из тех, кого я знала на этом престоле!

— От Вас слышать такой комплимент мне вдвойне приятно! — склонил голову король, пряча усмешку.

— Предупреждаю Вас, Гастон Первый и Гастон Последний, Вы встали на опасный путь, только по своему глубочайшему невежеству думая, что идете по нему первым. Были такие до Вас, увы, вероятно, будут и после…  И путь этот ведет отнюдь не на небеса, — подняв вверх свой тоненький пальчик, воскликнула фея, — а в глубины преисподней! Но знайте, Гастон, что Сообщество не позволит Вам утащить в эту бездну доверенных нашей Опеке людей. Второго Ренегата на престоле мы не потерпим!

Гастон, у которого ухмылка давно сошла с бледных губ, с жадностью ловил каждое её слово.

— Второго Ренегата…  — эхом произнес он. — Кто же он? Кто? Назовите его имя!

— И не подумаю, — спохватилась фея. — Его имя вычеркнуто из Книги Жизни и предано заслуженному забвению. Впрочем, не об этом речь. Знайте, Гастон, я Вас предупредила. И не от своего имени — кто я такая?

— От чьего же?

Лай собак отвлек Гастона, а когда он вновь повернулся к своей собеседнице, на лужайке уже никого не было…

6.

Три часа после полуночи пробили механические часы на башне городской ратуши. Черное небо, усыпанное россыпью серебристых точек, — звезд. Полная луна. Абсолютную тишину на сонных улицах Авалона нарушают только одинокие всплески рыб в озере и мерные шаги часовых на крепостных стенах. Все жители столицы давным-давно спят. Даже пивные и иллюзиумы — самые популярные места в городе — закрываются после двенадцати — законы Содружества строго следят за здоровьем подданных короля.

Впрочем, несмотря на запрет, кое-кто не спал — тот, для кого, видимо, закон не писан. Только из одного-единственного окна во всем городе был виден свет — на самом верхнем этаже высокой как шпиль башни королевского замка.

Авалон был древним городом, построенным задолго до Эры Порядка и Процветания. Как достояние прошлого, его архитектуру отчасти пощадили. Отсюда и узкие кривые улочки, сохранившиеся в самом центре города, и архаические в эту мирную эпоху крепостные стены, только мешавшие городу застраиваться вширь, и нелепая Главная Башня в центре города, на холме, в которой теперь не было никакого смысла.

Раньше все это имело смысл. Улочки были узкие и кривые, чтобы сэкономить пространство внутри города для застройки, стены нужны были для защиты от чудовищ, Главная Башня — чтобы король мог следить за обороной города. Теперь — это была только дань прошлому, отдававшая запахом нафталина. Теперь огромное большинство городов Содружества — это широкие и длинные проспекты, это многоэтажные дома-соты, это многомильные города, застройка которых не стеснена ненужными крепостными стенами.

Но Авалон — столица древнего королевства, город, лично построенный легендарным королем-рыцарем Роландом Древним — это святыня, в нем все должно было остаться таким, каким было когда-то, когда Их Премудрость впервые посетила этот город. А потому хотя город был украшен цветным кирпичом, аллеями, фонтанами, фонариками и гирляндами, отмыт, очищен, подновлен, в целом он оставался таким каким был тогда, в те легендарные времена…

Именно об этом думал король Авалона Гастон I, сидевший у открытого по причине летней ночной духоты окна, грустно обозревая город, в котором родился он сам и бесчисленная вереница его коронованных предков. Его глаза довольно быстро нашли ту самую улицу, по которой феи шли тогда к замку Роланда Древнего. Теперь, конечно, она вся обсажена розовыми кустами, которые вечно цветут и издают сильное благоухание, увита фонариками и гирляндами в виде роз, а мостовая вымощена розовым кирпичом. А на том самом месте, где Их Премудрость увидела повозку с телом мертвой старой женщины — так поразившую ту, что явилась из мира вечной юности, стоит памятник из бело-розового мрамора. Там их Премудрость и феи из её свиты, искусно сделанные изваяния, и поныне стоят на коленях перед катафалком со старушкой. На их щеках навсегда застыли каменные слезы. Улица же с тех пор носит то самое романтическое название, о смысле которого не догадывается подавляющее большинство авалонцев, — Улица Роз.

Король Гастон вздохнул и отвернулся от окна, вновь сев за свой письменный стол. Здесь все было подчеркнуто аскетично. Простой деревянный стол, несколько простых деревянных шкафов с книгами, стойка с оружием, несколько картин из рыцарской жизни да солдатская раскладушка. Эта комната раньше служила «курилкой» для стражи (название идет с тех древних времен, когда солдаты ещё курили) — из неё было удобно обозревать город и его пределы. Кроме стражи в ней никто никогда и не жил. До Гастона.

Но однажды, осматривая свои новые владения незадолго до коронации, принц Гастон нашел эту всеми забытую комнатку и именно она — а не раззолоченные палаты древних королей — пришлась ему по душе. Здесь не было пуховых перин, не было бассейнов с ароматической водой, музыкальных стен, иллюзиумов, не было навязчивых летающих огоньков, не было…  Да ничего не было из благ набившей ему оскомину Эры Порядка и Процветания! Только скромный солдатский быт. А ничего больше Гастону и не нужно было. Здесь он отдыхал душой, здесь он проводил бессонные ночи, сюда он велел слугам доставлять книги и летописи из архивов в подземельях Замка, здесь он был один на один со своими мыслями и мечтами.

Молодой король ещё раз глубоко и грустно вздохнул и вновь, в который уже раз за эту ночь, сел за письменный стол и взглянул на пожелтевшие страницы. Эта была древнейшая хроника, написанная изящной феиной вязью: что поделаешь — до фей не было грамоты, не было и алфавита! Gestae Rolandi, написанная Танкредом Бесстрашным, одним из рыцарей Круглого Стола, который на склоне лет, навсегда вложив свой славный меч в ножны, решил взяться за составление летописи той героической эпохи.

Хотя книга была довольно объемной, почти под тысячу страниц, Гастон знал её чуть ли не наизусть. С самого детства, пока его старший братец бегал за бабочками и белками, он читал этот единственный дошедший до современников источник о том, что было ДО пресловутой «Эры ПП». Хотя хроника была записана, как сказано во введении, уже после того, как феи обучили людей письму, но автором все-таки был один из приближенных великого короля, который был личным участником всех «деяний» оного.

Для Гастона эта хроника была всем. Она была его воздухом, его пищей, его питьем. Отсюда он черпал материал для своей богатой фантазии, все свои знания об эпохе Настоящих Мужчин, которые не проводят дни напролет в иллюзиумах, банях да в пивных, а бьются не на жизнь, а на смерть, совершают подвиги, настоящие мужские поступки.

Но сейчас Гастон читал хронику, эти хрупкие, пожелтевшие от старости страницы, которые давно бы распались в прах, если бы не феины сохраняющие их волшебные бальзамы, не ради юношеских фантазий. Ему было сорок лет, фантазировать ему уже давно надоело. Он хотел знать другое. ОПЕКА! Как возникла Опека, кто заключил договор об опеке, каковы конкретные пункты этого договора — он искал ответы на эти вопросы — и…  не находил ответа.

— Но ведь должно же это быть где-то здесь…  Должно же…  — бормотал себе под нос Гастон, в который уже раз быстро, но аккуратно, специально надев на руки тонкие защитные перчатки — переворачивая пожелтевшие страницы, исписанные витиеватой вязью.

Гастон невольно остановился и, на какое-то мгновение забыв о цели своих исследований, залюбовался одной из случайно открытых страниц. Какая все-таки красота! Ну, разве современные книги с движущимися картинками, звуками и даже запахами сравнятся с этим сокровищем! На желтоватом плотном пергаменте текст написан витиеватыми черными буковками, заголовки — красной киноварью более крупного размера. Заглавные буквы глав — также красной киноварью — вообще представляли собой произведение искусства — увитые цветами, щитами и мечами, станами красивых девушек, а то и причудливыми сказочными существами. Но самое главное — это миниатюры. Не какая-нибудь движущаяся безвкусица, вроде зайчат да бельчат, поющих на зеленых полянках частушки, а самые настоящие древние картины, рисовавшиеся не один месяц.

Вот, например, эта. Король Роланд в оплавленных доспехах, с обожженным плащом и плюмажем на шлеме, везет на коне возлюбленную принцессу Элвин, только что спасенную им из логова дракона. Как мастерски нарисовано! Сейчас так не умеют. Сделать магическую картинку по шаблонному алгоритму проще, чем при помощи тончайших кисточек нарисовать вот такую Элвин. Нарисовать ямочки на её персиковых щечках, нарисовать чувство радостного покоя на её исполненным незнакомым для наших современников благородством лице, когда она обнимает своего спасителя, нарисовать вот эти морщинки у глаз и в уголках губ короля Роланда — скорбные плоды забот и горестей, пережитых им за свою многотрудную жизнь…  Нет, так нарисовать сейчас и не смогут!

— И все же, ну должен же быть здесь текст договора, ну должен же! Ведь Танкред был очень ответственным летописцем, ничего не упускал! — раздраженно и нетерпеливо бормотал себе под нос Гастон, вновь и вновь перелистывая страницы хроники.

И в самом деле, Танкред Бесстрашный в таких подробностях описал поединок короля с драконом! Даже уточнил, что король победил его только благодаря тому, что Элвин открыла возлюбленному слабое место чудовища — маленькую дырочку под панцирем у левой ноги. А ещё не преминул написать, что дракон обожал сквернословить и пить пиво, которые вместе с девушками крал у людей, а также рыгать столпами пламени и серного газа после выпитого, и смеяться над дурными анекдотами тоже.

Да и не только. Вот, например, текст договора о создании Содружества, где 49 королей поклялись создать союз ради совместной обороны от чудовищ, вот условия, вот статьи…  А вот договор о совместной торговле…  А вот и…  Да много тут договоров в хронике, много, а вот этого — нет! Как в воду канул!

Только два скупых упоминания хрониста, которые в вольном переводе с языка Поднебесных на общечеловеческий звучат так:

«В Лето пятого года от э. П. П. (Эры Порядка и Процветания, ибо эру сию провозгласили наши покровительницы — поднебесные владычицы, иначе называемые «феями» — для того, чтобы род человеческий и всякая тварь, что под небом, радовались сотворенному миру и благодарили Создателя), был завершен — хвала Создателю — кафедральный Собор Авалона. Его расписывал…». и так далее.

И второе —

 «В Лето двадцатого года от э. П. П. Их Премудрость совершили визит в стольный град Авалон, да хранит его Создатель во веки веков, на великие торжества по случаю юбилея заключения договора об Опеке. Они преподнесли…». 

— дальше следует скучный перечень её волшебных даров, что-то вроде всякого рода магических игрушек и предметов развлечения и комфорта.

«…  Его Величество король Роланд II и все короли Содружества возрадовались, что договор будет действовать аж 100 000 лет от э. П. П. и что теперь человеческий род будет надолго иметь гарантию своего благополучия и благосостояния, и прослезились…»..

Потом идет длинное описание торжеств, подробное описание нарядов, а потом —

«Хвала Создателю! На сем великом событии завершаю летопись сию, а что не так написал, уж вы меня за то простите, грешного раба Создателя Танкреда Смиренного».

И все…  Ничего больше. Ни статей договора, ни то, кто его заключил, ни-че-го. Только дата заключения и дата окончания.

Да, конечно, Гастон учил по учебникам такие важные для любого будущего короля предметы как «Общая теория Священных Принципов Порядка и Процветания», «Общее представление о принципах Опеки»…  Но эти учебники были написаны гораздо позже, это не оригинальный источник. Где гарантия, что все это не позднейшие домыслы? Где?!

«… А никакой гарантии и нет! Никакой, милейший!» — вдруг в голове Гастона произнес какой-то странный голос.

Реакция Гастона была мгновенной. Не успел бы сторонний наблюдатель, если бы таковой был, и глазом моргнуть, как молодой король вскочил на ноги и оказался у стойки с оружием. Выхватив в одно мгновение из деревянного гнезда длинную, в человеческий рост алебарду, он угрожающе рассек ею воздух.

«Хорошая реакция, ничего не скажешь! — усмехнулся Голос. — Только вот железка эта вряд ли меня напугает, как, впрочем, и соглядатаев «ЖАЛА», у которых ты на крючке, хе-хе…».

— Кто ты? — выкрикнул Гастон. И в ответ на его вопрос из открытого окна подул сильный ветер, разметав все бумаги и письменные принадлежности на столе, а желтые страницы летописи стали вдруг перелистываться сами собой, как будто бы чьи-то невидимые пальцы переворачивали их. Длинные цвета вороньего крыла волосы на голове Гастона разметались по плечам.

«Не важно. Я твой благожелатель — и этого пока достаточно», — ответил Голос.

Голос этот, впрочем, не был голосом в обычном смысле этого слова. Это был не звук, а поток мыслеобразов в голове, но таких ярких, таких выразительных, что сообщенное им запоминалось и понималось гораздо лучше, если бы все это произносил видимый собеседник — из плоти и крови.

«Вот-вот, хорошо, что ты заметил, что мой голос только в твоей голове. Советую и тебе перейти на язык мыслей — здесь слишком много ушей, слишком много…».

Гастон прикусил язык. Он давно догадывался, что за ним следят и следили все эти годы. То слуги с каким-то странным любопытством смотрят на него, то, находясь один в комнате, он ощущает спиной чьи-то взгляды, то замечает, что его книги и записки убраны в ящике стола не в точности так, как он их убирал. Сегодняшняя же встреча с «Хранительницей Престола № 1» окончательно убедила его в том, что он не спятил.

А потому Гастон, успокоившись, вновь сел за стол и, сосредоточившись, послал ответный мысленный сигнал. При этом он, как заправский подпольщик, сделал вид, что углубился в чтение книги.

«Если ты благожелатель, скажи мне, где хранится оригинал договора и почему самая подробная хроника тех времен ничего не говорит о нем прямо, только вскользь?»

«Легко, — тут же последовал ответ. — Оригинал договора находится в спецхране «ЖАЛА», а из хроники все подробные упоминания изъяты. Оригинал хроники — также в спецхране «ЖАЛА», а то, что у тебя на столе — жалкая подделка».

Гастон не мог вымолвить ни слова. По спине пробежал неприятный холодок, а на коже выступила «гусиная кожа». Дрожащими руками он судорожно потирал виски и пытался понять, что происходит. Конечно, установленный феями порядок он и раньше недолюбливал, но никогда не думал, что они способны на такое…

«Наивный ты человек! Ты ДАЖЕ не догадываешься, на ЧТО они способны! Феи такая раса — если они чего-то очень сильно хотят, они добьются своего ЛЮБЫМИ путями…».

«А ты откуда всё это знаешь?» — мысленно огрызнулся Гастон.

«Тебе придется верить мне на слово. Либо не верить вообще», — ответил Голос.

«Ну, положим, феи такие, но какой им смысл красть договор, подделывать книги — не понимаю…».

«Да очень просто. У фей смысл жизни — помыкать людьми под соусом опеки. Если люди освободятся от их опеки, тогда окажется, что делать им больше нечего. Тогда не нужна будет ни Триединая Премудрость, ни «ЖАЛО», ни плантации «цветов забвения» и «цветов любви», ни пыточные 2-го отдела, ни «острова блаженных»…  Ни-че-го! А это все равно, что сделать все цветы луга самоопыляющимися — что тогда, скажи-ка мне на милость, будут делать пчелы?

«Ну, а причем тут договор?»

«А в договоре черным по белому написано многое такое, что люди могут использовать в свою пользу, например, досрочно его расторгнуть. Или, например, есть там такой интересный пунктик — параграф 3 пункт 7 — , который гласит, кхм-кхм, цитирую, что «личность человека как любимейшего творения Создателя, неприкосновенна, а потому оный человек не может быть никем похищен, как физически, так и духовно — его память, его чувства, его мысли — неприкосновенны, а за посягательство на них…».. И далее идут всякие там кары — это уже малоинтересно.

«Такой статьи в учебниках я не помню…».

«То-то и оно! Её там и не может быть, потому что как тогда объяснить, почему ни один из людей, что попал на территорию фей, не возвращается обратно, почему те, кто попал на «острова блаженных», теряют память, почему…».

«Прекрати, не надо! Не могу больше этого слышать! — от навязчивого Голоса Гастона стало подташнивать — он крепко закрыл уши руками, тщетно стремясь закрыть доступ Голосу в свое сознание.

«Ты просил, я и ответил» — обиженно произнес Голос.

«Прости…  Просто слишком уж много всего за раз. И что же мне теперь делать?»

«Праздный вопрос. Ты прекрасно и сам знаешь, ты давно уже сам все решил, что делать, не так ли?»

«Да, так…».

«Ну, вот и поступай, как решил! Ты — король, вождь и учитель твоего народа, тебе и, как говорится, все карты в руки».

«Только вот…  без договора я…  Ну, доказать ничего не смогу, поэтому я и искал…».

«Ах, да, чуть не забыл, — усмехнулся Голос. — Держи! Читай и наслаждайся!»

Вдруг на поверхности стола в одно мгновение появились два пергаментных кодекса — один тонкий, страниц в пятьдесят, другой — толстый, чуть ли не в полторы тысячи страниц. На одном было написано «Договор об Опеке, подписанный между…  и т. д. и т. п.», а на другой — «Деяния Роланда».

«На целых пятьсот страниц больше!» — чуть не закричал Гастон, в последний момент сам себе заткнув рот.

«Запомни, Твое Величество, самое главное лицо в литературе — это не автор, а редактор, — усмехнулся Голос. — И, кстати, заруби себе на носу раз и навсегда: драконы НИКОГДА не сквернословят, не пьют пиво. Поверь мне на слово, я их знаю гораздо лучше тех посредственностей, кто выдумал эту чушь, переписывая хроники…  Кстати, думаю, не лишне тебе будет утаить, откуда ты получил эти документы. Скажи, нашел в архиве — пусть «ЖАЛО» побесится — много голов там у них полетит за недосмотр (Голос резко и злорадно рассмеялся). Рекомендую также следить за ними глаз да глаз. Лучше даже сними копии — и побольше, не поскупись. Пусть все знают, как их надувают «белобрысые»…  Ну а мне пора!»

«Постой, «благожелатель» или как тебя там! Неужели мы с тобой больше не увидимся, точнее, неужели я тебя больше не услышу? Мне нужна твоя помощь!» — мысленно закричал Гастон, крепко сжимая пальцами виски.

«Ага, сам попросил, хе-хе…  Ну что ж, помогу тебе, когда сочту нужным. А пока — перемени всех твоих слуг, кроме болвана Малыша — все они шпионы, брось дурную привычку записывать свои мысли и тем более говорить их вслух как бы «наедине», и приготовься к тому, что тебя будут ломать так, что мало не покажется! Действуй осторожно. Когда запахнет жареным, я приду к тебе, в одну из ночей и, поверь мне, тогда ты будешь мне рад, как родной матушке, хе-хе!»

Голос также внезапно пропал, как и появился.

На горизонте уже занимался рассвет, но король и не думал спать. Ему не терпелось во что бы то ни стало прочесть, изучить от буквы до буквы те запретные, те вычеркнутые безжалостной рукой неведомого цензора строки Хроники, о которых сказал Голос.

Вглядываясь слезящимися от напряжения и усталости глазами в пожелтевший пергамент, он с трудом разбирал старомодный витиеватый почерк Великого Летописца и в его полусонном уме сами собой возникали картины…

Глава 7 Ренегат

1.

Гулкий стук копыт пронесся по безмолвным ночным улицам Кронбурга, многократно умножаемый эхом. Хотя вряд ли кого эти звуки могли разбудить — в такой глухой час спал уже весь город. Только шастающие в поисках своей законной добычи одинокие кошки пробегали в те глухие предрассветные часы по темным мостовым.

Спали все — нобили и простолюдины, старые и молодые, женщины и мужчины. Даже стражники на крепостных стенах, которым, казалось бы, по должности полагалось бодрствовать, и те в этот час дремали в караулках. Впрочем, даже если бы стража должным образом выполняла свои обязанности, вряд ли она смогла воспрепятствовать ехавшим, ибо всадники попали в город по секретному подземному ходу, который вообще не охранялся. Тщательно замаскированный от посторонних глаз вход в него известен был только одному наследному принцу Авалона, правителю Кронбурга. Патрули же стражи внутри самого города давно были отменены, ведь и на крепостных стенах охрана скорее была частью омертвевшей со временем традиции, нежели действительной необходимостью — пространство в тысячи и тысячи квадратных миль от Кронбурга было полностью очищено от чудовищ. За считанные годы важнейший элемент городского антуража превратился в анахронизм. А всеобщее изобилие, свалившееся на голову гражданам Содружества с наступлением эры ПП — как сокращенно именовалась в дворцовых хрониках «Эра Порядка и Процветания» — , послужило почвой для практически полной ликвидации преступности. В самом деле, когда ты сыт, одет и обут — зачем тебе грабить и убивать? А если пиво или эль, который ты пьешь, содержит в себе успокаивающие вещества, то риск преступности будет совершенно исключен!

Именно поэтому всадники, укутанные в длинные черные плащи до пят с капюшонами, полностью скрывавшими их лица, могли скакать совершенно никем не замеченными.

Ночь была безлунной и почти беззвездной, всё небо затянуло густыми облаками. Близилась гроза. В кромешной тьме узкие улочки Кронбурга почти не отличались друг от друга: разноразмерные, во всем не похожие друг на друга, кое-как сляпанные грубые каменные хижины с покрытой дранкой крышей, свидетельствовавшие о полном отсутствии вкуса у их строителей; ограды, больше напоминающие крепостные стены, как будто бы предназначенные для того, чтобы вести оборону города даже тогда, когда враг ворвется внутрь; зловонные канавы, протекающие по обочинам неровной мостовой. Правда, в новых районах города строились уже другие дома: одинаковые уютные двухэтажки из цветного кирпича, с черепичной крышей и розовыми наличниками, соседствовавшими тут и там с зелеными насаждениями, правильными аллеями со скамейками и беседками для отдыха. На деревьях и домах в таких районах весело сверкали разноцветные гирлянды, выполнявшие одновременно задачи и ночных фонарей, и украшений. Вместо грязной мостовой — видимая даже темной ночью разноцветная плитка брусчатки, а вместо зловония открытой канализации — целые заросли ароматно пахнущих розовых кустов. Но эти районы были пока скорее исключением, чем правилом — работы по переустройству Кронбурга начались буквально в позапрошлом году и ещё не коснулись большей части города. Всадники довольно быстро — даже чересчур быстро — проскакали их, не останавливаясь, и погрузились в спасительную тьму старого Кронбурга. Здесь было гораздо легче затеряться всадникам, одетым во все черное!

Наконец, гулкий цокот копыт прекратился — всадники остановились у одной захудалой хижины без вывески или какого-либо другого опознавательного знака, позволявшего догадаться о занятиях её хозяина — башмака, каравая или даже меча, — и ловко спешились. Один из них, коренастый и мощный телом, быстрым и решительным шагом направился к двери и несколько раз постучал — первые два удара были короткими и тихими, третий — посильнее и погромче, а последние два — опять короткими и тихими. Где-то в глубине дома раздалось еле слышное шарканье, тихо звякнул замок и дверь отворилась. Всадники вошли в черный провал неосвещенного пространства дома, как в утробу какого-то древнего морского чудовища, и скрылись в нем…  Но не все. Трое из них — один у калитки, другой у двери дома, а третий — у черного входа — уселись караулить. Причем — странное для постороннего наблюдателя дело! — все трое, молча встав на назначенные им посты, тут же превратились в подобие безмолвных статуй, а потом и вовсе исчезли. Впрочем, возможно, в таком волшебстве и не было необходимости — в такой глухой час вряд ли кто мог за ними наблюдать…

Только после того как двери мягко затворились, хозяин, торопливо задернув плотные шторы на окнах, зажег свечной огарок, осветивший пространство внутри дома. Убогая его обстановка не делала бы чести даже и крестьянину: полтора десятка деревянных стульев, круглый, плохо отесанный стол, заставленный простой глиняной посудой — кувшинами с пивом, блюдами с солониной и нескольких грубых, но объемных кубков.

Всадники с видимым удовольствием скинули с себя покрытые дорожной грязью плащи с капюшонами и, устроившись за столом, накинулись на еду, жадно хватая руками куски мяса и большими глотками гулко заглатывая темное пиво. Некоторое время в комнате слышались только чавканье, хлюпанье и рыгание полтора десятка мужских глоток. Не ел лишь один из всадников — огненно-рыжий коренастый и широкоплечий мужчина с веснушчатым лицом, желтыми, хищными, как у волка, глазами, крупным, почти курносым, носом, и аккуратно постриженной бородой. Вместо еды он предпочел набить чем-то деревянную трубку и комната наполнилась ароматным сизым дымом. Рыжебородый здоровяк блаженно вытянул под столом усталые ноги в грязных сапогах и облокотился о спинку стула, шумно затянулся и с наслаждением выпустил к потолку первую партию синих колечек.

— Никогда бы раньше не подумал, что так приятно нарушать законы! — задумчиво сказал он и мрачно хмыкнул. — Не спать по ночам, курить травяное зелье, есть мясо в постные дни…

— … и пить настоящее пиво! — добавил белобрысый детина с длинными висячими усами и смачно рыгнул.

— Можно подумать, Гунтер, ты бы отличил по вкусу «настоящее» пиво от «ненастоящего»! — скривил толстые губы рыжебородый. — Если бы Я тебе об этом не сказал!

— Ошибаетесь, Ваше Высочество! — невозмутимо воскликнул Гунтер, наколов на длинный кинжал ещё один кусок соленой свинины. — Уж кто-кто, а я, Гунтер Астурийский, знаю толк в пиве. Вкусом, конечно, оно не сильно отличается от нынешнего — это все верно — , но вот одно скажу точно — от нынешнего пива у меня бы и мысли не появилось полезть в драку, отлить на лысину жирного пекаря с балкона или, скажем, загнуть на сеновале девку буквой «ге»…

Договорить он не смог, потому что его слова прервал дикий хохот товарищей. От хохота не удержался и рыжебородый, впрочем, раньше других прекратив смеяться. Он опять помрачнел, быстро встал из-за стола и стал ходить по темной комнате, меряя её и без того небольшое пространство широкими шагами. Создавалось ощущение, как будто бы дикого зверя заперли в чересчур тесную для него клетку и именно это обстоятельство изрядно портило ему настроение.

— Да уж, да уж…  Кто бы мог подумать, друзья, что за двадцать лет наша жизнь изменится настолько сильно, совершенно неузнаваемо! Удивительно, но я даже не могу поверить, что когда-то все было совсем-совсем по-другому…  Как будто бы не я жил тогда, а…  — эти слова рыжебородый бормотал себе под нос и в общем гомоне на них почти никто не обратил внимания, кроме сидевших рядом.

— А по мне, так и сейчас живется не худо, — неожиданно вставил светловолосый молодой человек с тонким и благородным, как будто бы вырезанным искусным резчиком по слоновой кости, лицом, нежными, румяными, покрытыми белесым пухом персиковыми щеками. Он аккуратно вытирал жирные руки полотенцем, что сильно отличало его от всех остальных участников ночной трапезы, которые их просто либо облизывали, либо вытирали о края рубах или штанов. — Город становится с каждым годом все красивее, на ночных улицах уже не проливается кровь и не валяются трупы нищих бедолаг в канаве, ну, а пиво…  Какая разница! Вкус-то все равно тот же! — молодой человек допил свой кубок и аккуратно промочил носовым платком губы.

Рыжебородый остановился, тяжело посмотрел на светловолосого юношу и рыкнул:

— Зачем же ты тогда поехал с нами, братец, если тебе все равно? Ну, и пил бы свое пиво у отца в Авалоне да дрых бы вместе с ним за Круглым Столом, слушая слащавые песенки о ласковом майском ветерке, о котором даже отец уже, наверное, не помнит — месяцы теперь вообще ничем друг от друга не отличаются!

— Ну, как же я оставлю тебя одного, брат? — парировал с улыбкой невинного младенца светловолосый. — Мы ж с тобой не разлей вода! Да и потом…  Мяса за Круглым Столом уж точно не хватает! — в темноте, при свете жалкого огарка, блеснули его влажные белые зубы. Он взял ещё один кусок и стал его с удовольствием жевать.

Рыжебородый, глядя на то, с каким аппетитом он пережевывает мясо, успокоился, и подозрительный огонек, на мгновение вспыхнувший в его желтых волчьих глазах, погас. Он докурил трубку и выбил пепел из неё прямо на пол.

К тому времени мужчины из его свиты уже почти закончили есть и пить, а в их пьяных глазах заиграли лукавые огоньки. Они явно чего-то ожидали, но не в их привычках было высказываться до команды «сверху» — рыжебородый желтоглазый здоровяк был их признанным вождем.

Но он и не стал долго томить своих друзей. Вызвал низкорослого тщедушного слугу — именно он открывал дверь и подавал пиво и мясо — и что-то коротко ему приказал, тот понимающе кивнул и скрылся во тьме. Раздался только скрип невидимой из комнаты деревянной лестницы. А уже через пару минут откуда-то из черной глубины донесся веселый женский смех, и по этой же лестнице спустилась целая вереница ярко накрашенных девиц с полными бюстами, в вызывающе откровенных платьях, которые тут же бесцеремонно, как ночные бабочки на цветы, усаживались на колени мужчин, обвивая их шеи руками и покрывая поцелуями их потные лица. Дурманящий приторный запах дешевых духов тошнотворным облаком окутал всю комнату. Мужчины жадно щупали своих гостий, казалось, не оставляя ни одного кусочка тела без жарких объятий и поцелуев, послышались сладострастные смешки и чмоканья.

Одна из девиц легкого поведения — огненно-рыжая, с зелеными, похотливыми, как у кошки, глазами — ловко вспорхнула на колени светловолосому и томно обняла его. Однако реакция светловолосого была иной, нежели остальных в этой компании. По его лицу пробежала гримаса отвращения и он сделал судорожное движение, как будто бы хотел сбросить незваную гостью со своих колен.

— Что? Не нравлюсь? — обижено надула губки девушка и повернулась в сторону рыжебородого. — Рик! Кого ты привел к нам?!

— Кого-кого? Брата своего! Он просто немного стесняется, Лара, он в первый раз…  Впрочем…  Грим? Внизу все готово?

— Да, милорд. Музыканты уже настроились, — ответил тщедушный слуга.

— Ну и замечательно! — воскликнул рыжебородый. — Братья! Айда вниз! Музыка уже готова!

Мужчины с шумом повскакивали с мест, схватив своих девиц кто на руки, кто за талию, под руку, и всей толпой повалили вниз, в открытый люк с лестницей, ведущей в подвал.

Просторный подвал, в отличие от комнаты, был отлично освещен множеством факелов, на импровизированной эстраде уже расположились волынщики, скрипачи, барабанщик, а также музыканты с лютнями, рожками, свирелями и флейтами. Когда за вошедшими плотно закрылась крышка люка, тут же грянула плясовая музыка и порядком поднакачавшиеся пивом мужики бросились впляс в обнимку со своими девицами. Все пространство наполнилось топотом ног, дикими визгами и хохотом, бешеным ритмом и мелодиями оркестра. Рыжеволосая Лара схватила своего немного робкого и скованного спутника одной рукой за талию, а другой — за плечо и повела его в неистовой пляске по кругу.

Только один человек во всей этой компании — сам рыжебородый мужчина — не плясал, а уселся в кресло в углу, прямо у камина, закурил ещё одну трубку и молчал, казалось, совершенно не разделяя всеобщего веселья. Большие кольца синеватого дыма медленно поднимались к потолку, сталкивались как игривые барашки друг с другом, постепенно превращаясь в бесформенное облако ароматного дыма.

Молча докурив и выбив трубку о стул, он поднялся было с места, чтобы покинуть собрание, но тут в его сознании внезапно появился Голос!

Рыжебородый сразу же собрался, сосредоточился, взволнованно задышал. Голос был беззвучным, напоминая скорее поток мыслей и образов, нежели слов, но был от этого не менее четким, ясным и понятным.

«Ну, что? Долго будешь ещё баловаться, Твое Высочество? Почему не следуешь нашему Плану?»

Рыжебородый быстро сел опять в кресло и, положив руки на подлокотники, сжал пальцами виски, целиком сосредоточившись на мысленном диалоге.

«Я ждал тебя, Учитель…  Как чувствовал, что ты найдешь меня сегодня. Вообще, я и не намеревался развлекаться. А с Планом проблемы вышли. Не всем из моих ближайших друзей я могу доверять, да и отец что-то подозревает. А те, кому доверяю, туги на подъем. Учиться не хотят, говорят, наше ли это дело, книжными червями быть, наше дело — мечи да быстрые кони…».

«Чушь, чушь, чушь! — взбесился Голос. — Какая чушь! Ваши мечи да кони — детские игрушки! Без науки и магии вы все — кучка оловянных солдатиков, понятно? Выпивку с бабами заменить на правильные занятия, как я тебе и предписывал!»

«Но без неё никто к нам не присоединится, Учитель! Их это-то и привлекает…».

«Тогда делай это после занятий! Собирайтесь тогда пораньше!»

«Это рискованно».

«Все наше Дело — рискованно! Зачем брата привел? Чую, не наш он, белобрысый!»

«Наш, Учитель, наш. Я в него верю, как в самого себя…  Лучше подскажи, что с отцом делать! Не снимает он этот проклятый «анализатор» с головы, да и в шар этот постоянно смотрит…  Ни шагу без него не делает, вцепился, как клещ!»

«Убирать его пора. Он не исправим».

Рыжебородый на мгновение прекратил сжимать виски, все его лицо покраснело, на лбу показались бисеринки пота, руки медленно задрожали. Он захотел было встать, но какая-то сила вдавила его в кресло.

«Так будет лучше, Риккаред, поверь мне! Когда ты станешь королем, тебе легче будет осуществлять План, надеюсь, ты это понимаешь?»

«Но…».

«Просто несчастный случай — и ничего больше. Про тебя даже никто и не подумает, поверь! Ты просто подменишь его парадный меч на настоящий, я скажу тебе, где его прячут — и попросишьотца исполнить несколько боевых трюков. Хе-хе-хе…  Все будет шито-крыто, не робей! Как станешь королем, все тебе будет позволено! Все! Не забывай об этом!»

Голос пропал также внезапно, как и появился. Риккаред встал, вытирая рукавом обильной пот, выступивший на лбу, и с трудом переводил дыхание. Ноги его дрожали, были как ватные. Он механически обвел взглядом весьма колоритную картину подпольных увеселений своих друзей, также механически удовлетворенно заметив, что его белокурый брат уже вошел во вкус. А потом, быстро позвав жестом тщедушного слугу, что-то шепнул ему на ухо, после чего стал медленно подниматься наверх, в дом. Там, через щели закрытых ставней уже пробивались первые лучи восходящего солнца.

2.

Яркие лучи полуденного солнца, причудливо преломлявшиеся через застекленные витражами стрельчатые окна, веселыми разноцветными солнечными зайчиками играли на полированных мраморных ступенях Парадной Лестницы. По Лестнице гулял приятный прохладный ветерок, как будто бы специально созданный освежать внутренние покои королевского дворца во время летнего солнцепека. Стражники, облаченные в роскошные шелковые белоснежно-белые длиннополые туники и плащи, с вытканными на них черным королевским орлом, молча стояли «под караул» и солнечные лучи весело играли на начищенных до зеркального блеска бляхах их ремней, шлемах и алебардах. Красочные, ручной работы гобелены, увешивавшие стены, чуть колыхались от порывов ветра и от этого вытканные на них всадники, гончие, охотничьи соколы казались постоянно движущимися, из года в год продолжая одну и ту же погоню. В стенных нишах стояли белоснежные фарфоровые вазы, наполненные свежими ароматными цветами.

«Опять эти вонючие розы! Ненавижу их тошнотворный запах!» — мрачно подумал быстро поднимавшийся по лестнице рыжебородый мужчина, судорожно сжимая потной левой ладонью рукоять меча. Он смотрел себе под ноги, не отвечая на салюты стражи. Его мрачный и усталый вид резко контрастировал с праздничным убранством дворца, а падавшие с запыленных сапог куски грязи отвратительно смотрелись на полированном мраморе ступеней. Немытые и нестриженные волосы сальными прядями падали на его плечи. Одет он был в простой старый пыльный плащ с капюшоном, кожаную куртку и штаны. Похоже, всю ночь он провел не иначе как в седле.

Наконец, Парадная Лестница с её полутысячей широких ступеней закончилась и рыжебородый достиг главного чертога Дворца — после небольшого коридора, также застеленного гобеленами и вазами с цветами, располагалась большая овальная зала. В центре этой залы стоял круглый стол с пятью десятками кресел, совершенно одинаковыми, сделанными из красного дерева с полированными ручками, с искусно вырезанным орлом на спинках. В стенных нишах красовались рыцарские доспехи, висели ярко раскрашенные разноцветными гербами щиты и оружие, а значительную часть залы «населяли» чучела убитых чудовищ самых разнообразных видов и размеров, череду которых венчала туша огромного дракона.

У туши дракона стоял высокий человек с длинными черными волосами, впрочем, уже испещренными проседями, в пурпурном плаще до пят. Его голову венчала золотая диадема, украшенная большим кроваво-красным рубином в центре.

— Я рад, что ты так быстро внял моей смиренной просьбе, сын мой, — немного дрожащим и дряблым, но все ещё красивым и властным голосом сказал, не оборачиваясь Король. — Сожалею, что тебе пришлось провести всю ночь в седле.

Рыжебородый уже подскочил к отцу и, припав на одно колено, как предписывает рыцарский этикет, поцеловал перстень на правой руке Короля.

— Это мне ничего не стоило, отец…  Но я удивлен, почему ты не воспользовался более современными средствами связи?

Король хмыкнул, не сводя глаз с морды дракона, в глазные отверстия которой были вставлены огромные изумруды, сиявшие при ярком свете полуденного солнца. Он гладил золотой панцирь чешуи дракона слегка дрожащей рукой и о чем-то думал.

— Мое дело к тебе слишком важно, чтобы доверить его визаторам…  — наконец, после долгого раздумья, с тяжелым вздохом ответил Король. — Встань, сын мой!

Рыжебородый Риккаред встал на ноги, но даже стоя не смел поднять голову, изучая грязные носки своих сапог. Он уже почувствовал, что разговор не предвещает ему ничего хорошего.

— На тебя и твоего брата поступило много жалоб…  — Риккаред вытянулся, подобрался, напрягся. — Особенно прискорбно, что жалуются ваши жены, которых вы совсем забросили. И ещё более прискорбно, что жена Роланда, которая раньше души не чаяла в своем муже, теперь стала проявлять недовольство. Ты с недавнего времени стал оказывать на него дурное влияние. Он больше проводит время в Кронбурге, у тебя, чем с ней. И меня это не может не беспокоить, сын.

— Не дело жен выносить сор из дому и доносить на мужей! — круглые щеки Риккареда стали пунцовыми.

— Они не доносили, сын…  Я читал их мысли! — Король медленно повернулся и ярко-красный камень на его диадеме вспыхнул, как глаз хищного зверя.

Лицо Короля — удлиненный овал, без бороды, кое-где испещренный глубокими, как шрамы, морщинами — сохранило следы прежнего величия. Массивный мужественный подбородок, орлиный с горбинкой нос, черные глаза, смотрящие властно и твердо, плотно сжатые в тугую как тетива нить губы — даже сейчас, на склоне лет, это лицо подавляло чужую волю. Риккаред отшатнулся и спрятал глаза.

— Я знаю и твои помыслы, сын. Они исполнены мрака и черной злобы. Мне известно все…  — при этой фразе Риккареда затрясло и его румяное полное лицо побледнело, а щеки задрожали. Король выдержал паузу. — За что ты так ненавидишь меня, своего отца? За что ты ненавидишь дела рук моих? За что?! Всю свою жизнь я трудился во благо своего народа, работал и сражался, не покладая рук…  Посмотри — они все в мозолях и шрамах! — Король скинул мягкие пурпурные перчатки и показал свои руки — действительно, пальцы и ладони были в мозолях, а сами руки — в застарелых шрамах. — Я был избран королем в тридцать, сын, на Ронсельванском поле. До этого я был простым пастухом и охотником. Я вставал рано утром, до рассвета, и засыпал задолго после заката. Я каждый день бился на дуэли со смертью, а первые морщины и седина у меня появились в двадцать пять. Твою мать я потерял, когда ты только родился…  И все это время я мечтал, чтобы мои дети и внуки жили лучше, чем жил я! Чтобы женщины не умирали в родах, а дети не боялись по ночам крысолюдов, чтобы люди спокойно гуляли по лесам и чтобы никто и никогда не знал, что такое голод и болезни! Ты знаешь, что такое голод, сын? И как умирает зараженный чумой? А я знаю, сын, я знаю! — Король яростно ударил себя кулаком в грудь. — Я умирал и от голода, и от чумы, когда был ещё юношей! И я видел, как сильные пожирали слабых и матери боялись выпускать своих детей на улицу, чтобы их тоже не сожрали, и я видел, как зараженных чумой выкидывали умирать в канаве и ни один из родственников не подходил к ним, чтобы проститься! Я видел все это! Я видел!!!

Король внезапно стих, выдержав паузу, а потом смягчился. Он взял сына за плечи и обнял.

— Мои труды близки к завершению, я чувствую это. Вчера ночью мне приснился сон, там был этот дракон, я вновь слышал его проклятье…  Я знаю, что скоро умру…  Но я умру спокойно. Я оставляю свой народ в несравненно лучшем состоянии, чем я его получил на Ронсельванском поле. И лишь одно не дает мне покоя, лишь одно…

— Что…  отец…  — с содроганием прошептал Риккаред, заранее зная ответ.

— Ты…  — Король отстранил сына и внимательно посмотрел в его желтые волчьи глаза. — Я не верю тебе и знаю, что ты ненавидишь дела рук моих, ненавидишь наших небесных покровительниц, ненавидишь Триединую Премудрость. Ты шляешься по ночным притонам и развращаешь молодежь и теперь сердце моей Элвин разбито, ибо ты развратил и её любимое исчадие. Ты — хуже, чем предатель, ты — РЕНЕГАТ!

В глазах у Риккареда потемнело. Яркий солнечный свет, заливавший залу, померк в его глазах, ему стало не хватать воздуха. Он сделал шаг назад…

— Сегодня юбилей основания Ордена Круглого Стола — потрудись на нем присутствовать, сын, — уже официальным тоном, сухо и холодно произнес Король. — Но на следующий день я провозглашу лишение тебя наследства. Наследником престола будет Роланд, а ты отправишься в изгнание, в Заморье, с отрядом своих приверженцев. Поживешь там среди чудовищ, посражаешься, потрудишься…  Может быть, тогда ты поймешь, почему я все это затеял, поймешь мою правоту…

Риккаред судорожно сглотнул, но не ответил ничего, мужественно выдержав удар судьбы.

— Впрочем, чтобы подсластить тебе пилюлю — статус принца ты сохранишь навечно — для себя и для своих потомков, равно как и даруемый мною тебе титул маркграфа Заморья. Взять туда, помимо тех, кого обязан, ты сможешь кого угодно и кто согласится туда с тобой пойти.

Волчьи глаза Риккареда наполнились предательскими слезами и две крупные горошины потекли по круглым щекам.

— Разреши мне покинуть тебя, отец…  — еле слышно прошептал он.

— Разрешаю, сын, — тихо ответил Король и подал руку для поцелуя.

Когда Риккаред дошел уже до дверей, он вдруг резко повернулся к отцу и воскликнул:

— Зачем ты сказал мне об этом СЕЙЧАС?!

— Чтобы ты был морально к этому готов. И, ещё…  Знай, сын, что это не наказание для тебя. Это — твое спасение, которое я дарую по великой любви к тебе. Я не хочу, чтобы ты всю вечность провел во сне и навсегда утратил свою память, хочу, чтобы ты жил так, как САМ хочешь, но и не вредил при этом своим образом жизни другим…  Ты ЭТО понимаешь? — Король взглянул принцу Риккареду в глаза, тот опять не выдержал взгляда.

— Я…  понимаю, отец…  — и, быстро повернувшись, вышел из залы.

3.

Через час весь Авалон огласили звуки серебряных труб герольдов, созывавших «честную публику» на увеселения. На Ипподроме — колоссальном поле в десять миль в диаметре, обнесенном разноцветными трибунами с мягкими креслами — состоялся великолепный рыцарский турнир. Рыцари Круглого Стола — в белоснежных плащах, серебристых доспехах, в высоких шлемах с плюмажем из перьев, на белоснежных же жеребцах — показывали свое мастерство, преломляя копья между собой и со всяким, кто бросит им вызов, под ликующий вой толпы. Первый среди рыцарей — сам Король — гарцевал в таком же одеянии, только на шлеме его красовалась корона. Изящно одетые дамы махали платочками и одаряли сплетенными из цветов венками копья победителей. Многочисленные слуги бесплатно разносили прохладное разбавленное вино и горячие пирожки зрителям. Празднично развевались на ветру тысячи флагов с гербами рыцарей, гремели барабаны. Ясное голубое небо не предвещало непогоды.

Королю не было равных на этом турнире. Несмотря на свой возраст — а ему стукнуло уже под шестьдесят — он ловко держался в седле и без всякой посторонней помощи сбивал с коней своих противников. Не было равных ему и в поединках на мечах или в единоборстве. Народ гордился своим Королем и не раз теплый и насыщенный цветочными ароматами воздух прорезали звуки толпы, скандировавшей «Роланд! Роланд! Роланд!».

На этом фоне черным пятном смотрелся Риккаред, чужой и чуждый всему окружающему. Он одиноко сидел в королевской ложе и о чем-то мрачно размышлял, даже не глядя на состязания. Казалось, они его совершенно не интересовали, как и его собственная жена и дети. Он задумчиво рисовал что-то на каменном помосте ножнами меча и не проронил за все время турнира ни слова. Его не раз звали показать своё мастерство на поле, но он даже не поднимал своего взгляда. Белокурая Элвин в шелковом розовом платье с высоким конусовидным убором на голове, сидевшая рядом, несколько раз бросала на пасынка неприязненные взгляды и поджимала губы, но ничего не говорила, делая вид что наблюдает за играми. Её собственного сына, Роланда-младшего, не было. Он сказался больным.

Король как всегда представлял собой воплощение галантности. Каждую победу он посвящал своей даме, подъезжая на коне к королевской ложе и склоняя свое длинное копье перед королевой, для получения очередного венка из белоснежных роз. Что думал в тот момент Король, пожалуй, сказать не смог бы никто — его лицо было закрыто сплошным шлемом. Движения его были как всегда энергичны, изящны, стремительны. Он был в своей стихии.

После турнира были массовые гуляния. Народу на всех площадях накрыли столы за королевский счет, выкатили сотни бочонков вина, пива и меда из королевских кладовых, в изобилии были мясо и рыба — день был праздничный, не постный. Уличные музыканты уже вовсю играли плясовые мелодии, а уж шутов и фокусников было — пруд пруди! Народ с радостью пил за здоровье своего Короля и желал ему «многая и благая лета». Полностью перестроенный в последние пять лет Авалон, утопающий теперь в зелени садов, парков, скверов, с множеством фонтанов — из которых сейчас лилось вино — и белое и красное, — ликовал. А в самом Дворце пир был для знати. Под плавные звуки волынок и лютен уже кружились кавалеры и дамы в череде поклонов, обводов, прихлопов и притопов, а в других залах пели свои баллады королевские и приглашенные менестрели. Шелк дамских юбок, бархат мужских костюмов, аромат духов и веселый смех — все сливалось и кружилось в одном танце, танце радости и торжества по поводу рождения нового мира — мира, где нет больше места печали и боли…

Венцом торжеств стало исполнением самой королевой — а у неё было чудное сопрано — баллады о Роланде, которую сочинила она сама, повествующей о славном подвиге Короля, который спас её некогда из лап кровожадного дракона. Баллада заканчивалась счастливым воссоединением влюбленных.

Наконец, королева — все ещё сохранившая остатки былой красоты, хотя и предпочитавшая теперь закрытые платья открытым — закончила перебирать своими тонкими белыми пальчиками упругие струны лютни. Большая Каминная Зала огласилась радостными рукоплесканиями присутствующих. Между тем Король, сидевший в уютном кресле у камина, отставил на поднос бокал с охлажденным вином и, хитро улыбнувшись, сказал:

— А все-таки, дорогая, слукавила ты в своей песне. Дивно ты её спела, бесподобно, но все-таки упустила одну очень важную деталь…

Королева слегка покраснела, но смолчала.

— Какую, Ваше Величество? Какую же? — отовсюду донеслись голоса присутствующих, хотя все итак прекрасно знали, что имеет в виду Король.

— Предсказание дракона Хмага. О том, что, пролив его кровь, я умру от неё же…

— Ну, Ваше Величество! — вспыхнула Королева. — Зачем же о грустном в такой радостный и светлый вечер! Да и потом, всем известно, что драконы — лгуны и им совершенно нельзя верить на слово!

— Можно или нельзя…  сложно сказать, — уклончиво проговорил Король. — Но давно уж я не видел того меча, которым я сразил Хмага! Хотелось бы мне и сейчас подержать его в руках, вспомнить молодость…  Эх! — Король встал с кресла и размял свои члены. — Смешно сказать, Я — Король в своем королевстве, а не знаю, где лежит мой собственный меч!

— Он в надежном месте, дорогой! — ответила Элвин. — У тебя есть другой, совершенно такой же, да и потом…  Зачем тебе этот проклятый меч, если у тебя не осталось врагов и в твоем королевстве процветает мир и благополучие?!

— Интересно было бы снова взглянуть на него…  — упрямо сказал Король и в его глазах зажглись гневные огоньки. — Хотя бы раз подержать его в своих руках, почувствовать его благородную тяжесть…

— А мне было бы интересно знать другое, — вдруг раздался голос с противоположной стороны залы. Все посмотрели туда — там, в одиночестве, в полутемном углу, сидел принц Риккаред. — В песне неясно, каким образом отец убил дракона, если известно, что эту тварь можно поразить только в одно место — в глаз — , а при этом дракон — очень подвижное существо, извивается как змея, летает, как птица, да ещё и поливает все жидким пламенем!

Зал ахнул от возмущения такой бестактностью.

— Хороший вопрос…  — невозмутимо ответил Король. — Впрочем, в песне такое и не опишешь. Пожалуй, такое можно только показать!

С этими словами Король быстро встал и хлопнул в ладоши. Толпа из полусотни пажей быстро принялась отодвигать столы к стенам, освобождая пространство Большой Каминной Залы для представления. Затем Король прикоснулся пальцем к рубину на своей диадеме, закрыл глаза и что-то прошептал на незнакомом языке. Камень загорелся, и ослепляюще яркий луч вырвался из него и уперся в пол. Крохотный красный кружочек вдруг стал расти все больше и больше, из него пошел клубами розовый дым и…  На глазах у восхищенной публики дым стал сгущаться, обретая формы настоящего дракона! Дамы взвизгнули от ужаса, кое-кто бухнулся в обморок, некоторые из молодых кавалеров обнажили мечи, но бывалые рыцари покатились со смеху, как и сам Король. А между тем дракон продолжал расти, добирая до своих настоящих размеров.

— Господа! Спешу заявить, что тогда у меня не было ничего, кроме этого меча. Даже щит я потерял в горах в схватке с пещерным дэвом! Ну вот, пожалуй, и все…

Дракон уже свирепо рычал и сверкал своими холодными зеленовато-желтыми глазищами, из ноздрей его валил едкий серный дым, а из пасти, в которую мог бы уместиться небольшой бычок, валили языки оранжевого пламени. Он бил по своим золотистым бокам длинным хвостом и свирепо топал ногами. А потом, как будто бы только сейчас заметив высокого воина с обнаженным мечом, ринулся на врага.

Движения дракона были на редкость стремительными, как и у всякой змеи, молниеносными. Король едва успел отскочить в сторону, а струя жаркого пламени, спалив перевернутый стул дотла, не задела героя. Впрочем, зрителям нечего было опасаться — вокруг арены схватки мерцала ярко-красная стена, напоминавшая стекло, только сотканная из необыкновенно плотно сжатого воздуха, за пределы которой пламя не пробивалось.

Музыка смолкла, кавалеры и дамы, прекратив смешки и шушуканья, затаив дыхание, следили за каждым движением Короля на импровизированной арене, особенно сильное волнение читалось на лице Королевы и наследного принца Риккареда, которые оба буквально пожирали фигуру Короля. Все знали, что стоит только Королю оступиться или ошибиться — и он сгорит дотла. Дракон хоть и не был Хмагом, а его двойником, но он не был и иллюзорным призраком. Это был настоящий, практически ничем не отличимый от оригинала, магический клон. Впрочем, пока Король не давал повода подумать о печальном исходе поединка. Несмотря на свои шестьдесят, он ловко уворачивался от стремительных выпадов уродливой морды на длинной шее, равно как и от ударов исполинского хвоста-бича, способного сломать хребет и быку, и от пламени, хотя было видно, что лицо Короля вспотело, как в бане, и его пурпурная туника покрылась множеством мокрых пятен. Плохо было то, что пот заливал глаза и щипал их, отчего Король мог утратить видимость и сделать ошибку.

С другой стороны, и Королю не удавалось нанести удар, так как исполинский ящер постоянно находился в движении, а поражать его в золотой чешуйчатый панцирь было бесполезно — его не пробьет ни один меч в мире, даже волшебный — подобраться же к морде Королю никак не удавалось.

Наконец, после уже седьмого или восьмого захода в тыл Дракону, когда тот в очередной раз готов был уже развернуться и послать струю пламени на дерзкого и чересчур ловкого человечка, Король с разбегу, мягко спружинив ногами, прыгнул и…  — оказался прямо на шее золотого чудовища!

Зал разразился бурными аплодисментами и криками «Браво!», а королева была просто на грани обморока. Риккаред был бледен и нервно кусал губы. А потом, один, другой, третий…  И вот уже весь зал скандировал, как на рыцарском турнире, «Роланд, Роланд, Роланд!», поддерживая своего Короля.

Дракон, почувствовав на своей спине и шее непрошенного гостя, заревел, как необъезженный дикий конь, и принялся смешно болтать своей спиной и шеей, чтобы сбросить наглеца, но не мог — Король крепко держался за его длинные рога, а хвост не доставал до шеи. Самое же мощное оружие Змея — огненное дыхание — стало бесполезным. Тогда Дракон быстро взмахнул огромными кожистыми крыльями и взлетел под самый потолок, мотаясь из стороны в сторону, кувыркаясь в воздухе, всеми силами пытаясь сбросить седока, но все было тщетно. Наконец, достаточно укрепившись на спине зверя и крепко сжав его шею ногами, Король смог постепенно высвободить правую руку и, прицельным ударом, быстро вонзить серебристое лезвие прямо в правый глаз чудовища!

Зал огласился диким ревом, таким, что повылетали все стекла из оконных рам, а не одна дама рухнула в обморок. Мужская же аудитория огласилась ненамного слабейшим торжествующим криком, видя, как смертельно раненый дракон, дергаясь в конвульсиях, несколько раз перевернулся в воздухе и упал прямо в центр Залы. Он бы похоронил под собой и Короля, но тот ещё в воздухе, разжав руки и ноги, ловко спрыгнул с шеи Дракона и приземлился в нескольких шагах от него.

Когда Дракон затих и замолкли все болельщики, Король резким движением, уперевшись ногой прямо в уродливую морду, обоими руками не без труда вынул меч из глаза чудовища. Серебристое лезвие прославленного клинка стало золотистым от драконьей крови, которая густым дымящимся желе ниспадала с меча прямо на пол.

— Вот именно так — Элвин это подтвердит, — чуть задыхаясь — годы уже не те! — проговорил Король, — я и победил Величайшего из драконьих королей, Хмага. В этом магическом клоне все было натурально — и пламя, и хвост, и зубы…  Плохо бы мне пришлось, если б он все-таки меня зацепил! Только вот кровь…  Драконью кровь — самый сильный и быстродействующий яд на свете — никакое заклинание подделать не может, так как её состав до сих пор не разгадан, а жаль…  Так что я могу сколько угодно резаться этим мечом и так, и эдак — и мне совершенно ничего не будет!

В доказательство своих слов довольный произведенным на зрителей впечатлением Король ловко порезал ладонь окровавленным мечом. На ладони образовалась пустяковая царапина, какую любой мальчишка ежедневно получает, играя в ножички или строгая палку. А потом немного театрально, как фокусник в цирке, торжественно продемонстрировал кровоточащий порез всем…

Но в следующий миг лицо Короля смертельно побледнело, он стал задыхаться, ноги его задрожали и он рухнул навзничь. По Залу прокатился вздох удивления, недоумения, а потом ужаса и боли. Королева упала в обморок, рыцари и пажи бросились было к Королю, но магический щит, поставленный им ранее, не пускал их к нему — они бились о плотную невидимую стену как мухи о стекло. Поднялась суматоха, ор, крик, шум, гам! Кто-то бросился в Тронную Залу нажать заветную кнопку у королевского престола для вызова Небесных покровительниц…

Но Король был уже мертв. Драконий яд действует практически мгновенно. Его сильное и мужественное тело с пустяковой царапиной на ладони лежало неподвижно. Но на его лице не было выражения боли, страха, ужаса или ненависти, что придает умершим зловещее выражение, нет! За несколько мгновений до того, как его мужественное сердце окончательно остановилось, он перестал бороться за жизнь, расслабился и, просто закрыв глаза, сложив руки на груди, — умер спокойно. Стоявшие вокруг него подданные, не в силах сдержать слез от осознания такой внезапной и невосполнимой утраты, рыдали, но, глядя на своего Короля, не могли поверить в его смерть. Им казалось, что он просто уснул, а не умер, так мирно и так спокойно он лежал, закрыв навсегда свои грозные черные очи…

Только когда прилетели феи удалось снять магический щит и перенести тело Короля в его опочивальню. На его торжественных похоронах была сама Триединая Премудрость со всей своей свитой. Вторая из Трех не в силах была сдержать своих слез…  Королю соорудили великолепный мавзолей из розового мрамора, тело его было забальзамировано розовым соком и благоухало, как только что распустившийся цветок, морщины на его лице разгладились и на щеках даже выступил румянец. Он был почти как живой…  Склеп весь утопал в алых и белых розах, вечноцветущих и никогда не увядающих. А на его мраморных плитах безутешно рыдала вдова…  Феи пели печальные похоронные песни, а Триединая Премудрость лично отслужила похоронную службу, вознося молитвы к Создателю с просьбой упокоить душу первого и самого великого короля смертных. И от Их высокого и печального сопрано никто не мог сдержать слез…

А потом, когда двери мавзолея были навсегда заперты, она передала символы власти законному наследнику. На престол взошел Риккаред I, бывший принц Кронбургский.

4.

— Ваша Верность, у меня для Вас срочный доклад! Вы можете говорить?

— Да, сестра, что такое?

Фея с пепельными волосами в жемчужно-белой тунике встала с мягкого розового диванчика в круглой комнате с матовыми стенами, больше напоминавшей перевернутый вверх дном стакан. В комнате не было ни окон, ни дверей, ни шкафов, ни стульев, никакой мебели, кроме розового диванчика, такого же цвета половичка рядом с ним и стеклянного прозрачного круглого столика на одной ножке. Все пространство помещения заливал мягкий розовый свет, который струился непонятно откуда. Приторно пахло розами.

Жемчужно-Белая нажала пальчиком на середину стеклянного стола, стол засветился мягким розовым светом, над его поверхностью показалось розовое облачко, которое скоро стало принимать антропоморфные очертания — в нем можно было различить красивое девичье лицо с длинными волосами и обручем с ярким камнем на лбу.

— Старшая Хранительница Престола докладывает, что в Авалоне происходит нечто странное, на что Сообществу следует обратить пристальное внимание.

Жемчужно-Белая удивленно подняла брови и поудобнее села на диванчике, сложив руки на груди.

— Докладывайте, сестра! Я вся во внимании…

— Прежде всего, следует отметить, что при дворе Авалона, как докладывают наши маленькие крылатые помощники, начались раздоры. Там и раньше-то все было на грани, а тут…  Вы знаете, что новый король Риккаред никогда не ладил со своей мачехой, вдовствующей королевой Элвин. А сейчас они вовсе прекратили разговаривать. Королева не появляется на протокольных мероприятиях и обедах и службах в кафедральном Храме Создателя. Её место везде пустует и это порождает беспокойство у народа. А позавчера она вообще покинула Авалон безо всяких объяснений и уехала на Море, якобы, для поправки здоровья…  И это притом, что официальный траур по погибшему Королю ещё не завершен! Вместе с собой она забрала и своего сына, принца Роланда. И, как докладывают наши крылатые помощники, вокруг них группируются недовольные новым королем из самой высшей знати. Они распространяют слухи, что королем должен быть сын благородной Элвин, а не рыжеволосой свинопаски, а также не тот, кто приложил руку к смерти своего собственного отца!

В этом месте доселе спокойно слушавшая доклад Жемчужно-Белая не выдержала, вскочила с диванчика и принялась нервно ходить вокруг столика, точнее, стилизованного под столик магического визатора.

— Насколько обоснованы эти слухи, сестра? — наконец, сухо и коротко спросила Жемчужно-Белая.

— Трудно сказать, Старшая сестра…  — замялась докладчица. — Дело темное…  Старшая Хранительница Престола лично анализировала тело умершего Короля и я проверяла результаты анализов. Он умер от драконьего яда. Царапина на его ладони была желтой и пахла серой. Ясно, что яд он получил от меча. Но в этом-то вся проблема! Отравленный меч, как уверяет королева, был спрятан и где он был спрятан, знала только она. Король носил точную копию этого меча. Возникает вопрос — кто мог подсунуть Королю вместо безопасной копии отравленный оригинал? Точно не Королева Элвин…  Но кто? У кого был мотив? Напрямую доказать, что к этому приложил руку Риккаред мы не можем, тем более, что мотива у него не было, ведь престол все равно рано или поздно перешел бы к нему, как к старшему сыну Короля.

— Хм…  Действительно…  А Король не мог изменить порядок престолонаследия?

— В принципе, мог, но об этом у нас нет никаких свидетельств. Мы уже изучили все бумаги Короля и ничего подобного не было обнаружено.

— Какие ещё есть новости из Авалона?

— Вторая неприятная новость состоит в том, что поведение молодого короля нам не нравится. Он практически не сотрудничает с нами. Все проекты по благоустройству городов Содружества приостановлены. Пока Король отговаривается трауром, но это все ложь. Он редко бывает в столице и постоянно куда-то отлучается.

— Может, у него есть женщина на стороне?

— Если бы! — докладчица едко усмехнулась. — Все его женщины — наши агенты. Мы знаем про него все — про его пирушки, проституток и все в таком духе. Как раз от женщин-то он и скрывается. У них он не был ни разу, со дня смерти прежнего Короля. Он ездит куда-то в другую сторону…

— Надо выяснить, куда, сестра, чую, что дело тут не чисто…  — задумчиво произнесла Жемчужно-Белая. — А также дать инструкции одной из наших Хранительниц Престола связаться с вдовствующей Королевой. Пусть поговорит с ней по душам и выяснит все подозрения на этот счет. Да, и ещё…  Насколько мне известно, принц Роланд был уже на одной из пирушек Риккареда, за несколько дней до смерти старого Короля. А что если нам использовать его в этом деле? Пусть съездит со своим братом, как в тот раз…

— А это идея! — воскликнула докладчица. — Я так и сделаю, потому что посылать крылатых помощников чревато. Хоть они и малы, но от них идет излучение и владеющий магическими навыками может их засечь.

— А разве Риккаред владеет магией? Насколько мне известно, обучен был только его отец, и то — в пределах минимума.

— Надо учесть все варианты, Старшая сестра, возможно, в игру ввязались и более интересные для нас силы…  — голос докладчицы многозначительно замолк, но Жемчужно-Белая, казалось, поняла, ЧТО она имела в виду.

— Действуйте, сестра, и да пребудет с Вами Создатель, Которому мы служим! Каждый день в это же время — срочный доклад мне. А я сейчас же полечу на аудиенцию к Их Премудрости.

— Так точно, Старшая Сестра! — докладчица быстро отсалютовала и розовое облако над столом исчезло. А через мгновение в сплошном матовом потолке комнаты образовалось круглое отверстие, ведущее в заполненную голубым светом шахту, и в это отверстие, жужжа крылышками, устремилась Жемчужно-Белая фея.

5.

Одинокий всадник в оливково-зеленом плаще с большим капюшоном, закрывающим практически все лицо, кроме кончика носа и подбородка, во весь опор мчался на гнедом жеребце. Плащ развевался сзади всадника, как парус корабля при хорошем ветре. Он скакал быстро. Вокруг не было ни души, ночь была безлунная, небо было затянуто темными тучами. Всадник скакал через темный лес, по едва заметной тропинке. Темнота стояла такая, что невозможно было даже разобрать, какой породы деревья росли вокруг. Видно было только, что деревья стояли на диво большие, с крючковатыми сучьями, хищно направленными во все стороны, как бы с намерением схватить заблудившегося путника. Зловеще где-то завывали волки, то и дело кричали ночные птицы.

Всадник боязливо поёжился, но продолжал гнать лошадь все вперед и вперед, вглубь леса. Он-то знал, что в этом лесу находиться отнюдь небезопасно. Здесь ещё не побывала карающая десница поднебесных владычиц и напороться на крупных хищников, а, может быть, и на каким-то чудом выживших чудовищ вполне было возможно.

Внезапно гнедой жеребец пронзительно заржал и встал на дыбы. От неожиданности всадник не удержался в седле и рухнул на землю. Он больно ударился о дубовый корень и перед его глазами поплыли огненно-красные круги. Когда всадник смог хоть как-то прийти в себя, жеребца не было — он куда-то уже ускакал.

Голова раскалывалась на куски, все тело, особенно спину, нестерпимо ломило. Он со стоном поднялся на ноги и оперся о толстый ствол векового дуба. Тут только всадник заметил, что из темноты чащи на него смотрит пара горящих, размером с большую тарелку, глаз…  По его спине поземкой пробежал неприятный холодок. Всадник не стал испытывать дальше судьбу, а тут же повернулся спиной к глазам и быстро-быстро стал карабкаться по ветвям дуба на самую его верхушку.

И вовремя! Потому что обладатель страшных глаз с диким громоподобным рыком вырвался из чащи. Огромная, величиной с двухэтажный дом черная туша оказалась под дубом, но слишком поздно! Проворный всадник был уже почти на самой верхушке. Туша разочарованно завыла, но не потеряла надежды. Поскольку её размеры и вес не позволяли ей карабкаться по дереву, как всаднику, она, тем не менее, казалось, была полна решимости добраться до него другим способом. Темная тварь с диким рыком встала на задние лапы и, схватившись передними за ствол дуба, стала его сильно расшатывать из стороны в сторону, как порой поступают мальчишки с яблонями, чтобы полакомиться спелыми плодами, в то же время не отрывая жадного взгляда с судорожно схватившегося за верхние ветви дуба человека…

Что произошло дальше нетрудно было бы предсказать, так как человек едва держался за верхние ветви. Но в самый последний момент какая-то темная тень мелькнула сзади чудовища. Раздались короткие глухие приказы на незнакомом языке и…  чудовище, тут же отпустив ствол дерева, подбежало к говорившему, точь-в-точь как собака, которую позвал хозяин, а потом, повинуясь властному жесту, и, с грохотом и треском ломая сучья и ветви, скрылась в непролазной чащобе.

— Эй, Рол, надеюсь, я не опоздал? — раздался снизу знакомый голос.

— Рик? Ты?

— Я тебя прождал целый час в условленном месте, а теперь вижу, что ты просто решил поразвлекаться, собирая желуди! — и Риккаред, чья коренастая и мускулистая фигура, чем-то напоминающая рослого медведя, скрывалась за черным плащом и большим капюшоном, глухо рассмеялся.

С верхушки дуба раздался шум трескающихся ветвей и через несколько минут принц Роланд оказался на земле и тут же был стиснут до полусмерти в медвежьих объятиях старшего брата.

— Откуда…  откуда…  откуда у тебя…  брат…  такая…  власть…  над…  — Роланд задыхался, ещё не в силах прийти в себя от пережитого. Он лишь неопределенно махнул рукой в сторону сбежавшего чудовища.

— Будешь дружить со мной, брат, и ты сможешь делать такое, а, может, и ещё почище, — Риккаред криво усмехнулся и в темноте из-под толстых мясистых губ хищно блеснули его крупные влажные белые зубы. — Однако, где ты так задержался, братец? Если бы ты приехал вовремя, тебе бы ничего не угрожало!

— За мной следили…  или мне показалось…  пришлось делать крюк, чтобы избавиться от «хвоста»…

При этих словах лицо Риккареда помрачнело и улыбка сошла с его губ.

— Твоя мать строит против меня козни, все рыцари Круглого Стола на её стороне, они все в сговоре…  Наверное, это их люди…

— Наверное…  Но я тут не причем, брат! Ты же знаешь! Мы всегда были с тобой одной крови, мы с детства вместе и я тебя не предам! Ты — истинный Король Авалона и нам не нужен другой. А у меня — ты знаешь — нет никакого желания царствовать. Ну какой из меня Король? Я люблю читать книги, рисовать, играть на лютне…

— … развлекаться с красивыми женщинами, — усмехнувшись, добавил Риккаред. — Нет, тебя я не подозреваю, брат…  Впрочем, нам пора! Даже если за тобой был «хвост», мой мохнатый хранитель, который так тебя напугал, крепко будет стеречь эту тропинку, и не только он…  Нам нужно спешить, скоро полночь!

С этими словами Риккаред пронзительно свистнул и из темноты показались несколько всадников в черных плащах, держа под уздцы пару лошадей. А через несколько мгновений небольшая кавалькада уже во весь опор поскакала вглубь леса.

Путь их закончился у склонов высокой горы.

Гора была, мягко говоря, довольно странной. Снизу она была покрыта густым лесом, однако по мере подъема лес все больше и больше редел, пока не исчез совсем, а за ним и трава, так что ближе к вершине гора была совершенно голой. На её вершине, как на лысом черепе старого короля красуется корона, стояли правильным кругом ряды белесых вертикальных камней. Камни эти соединялись друг с другом при помощи других — горизонтально положенных на их верхушки.

Подъем был долгим и трудным. Гору обвивала извилистым серпантином единственная тропа, по которой можно было подняться. Роланд старался не смотреть вниз, так как от большой высоты сразу же начинала кружиться голова.

Когда подъем был закончен и всадники оказались на самой вершине, их уже встречали другие люди в черном. Факелы здесь были не нужны, так как от колоссальных мегалитов исходил серебристо-белесый свет, напоминавший лунный, который и освещал все вокруг. Но именно при таком ярком свете особенно резко бросился в глаза большой иссиня-черный камень в центре круга, блистая изнутри фиолетово-лиловыми искрами. Он был источником большой силы…

— Добро пожаловать, брат! — с видимым удовольствием от произведенного на гостя впечатления улыбнулся Риккаред, снимая с головы капюшон. Его огненно-рыжие кудри потоком заструились по широким и мощным плечам. — Сила Черных Камней приветствует тебя!

Роланд робко, но в то же время внутренне сгорая от любопытства, пошел вперед, вглубь каменной рощи, завороженно глядя на развернувшееся перед его глазами зрелище. Остальные последовали за ним. Роланд широко раскрыл свои большие небесно-голубые глаза, облизывая от волнения пересохшие губы, а руки его так и тряслись от волнения. Он шел как заколдованный, вытянув впереди себя дрожащие пальцы, и не видел вокруг себя ничего, кроме сверкающего темными искрами Камня…

— Осторожно, брат, не касайся его! Он может убить тебя! — раздался предупредительный окрик Риккареда и в последний момент он, схватив брата за капюшон, помешал ему вплотную подойти к Камню.

— Аххх…  — только и прошептал Роланд, как бы очнувшись ото сна. По его щекам бежали слезы…

— Что с тобой, брат? — недоуменно воскликнул Риккаред. — Черный Камень что-то сказал тебе?

— Он…  да…  я…  что-то видел, но…  уже сейчас не помню, — быстро закончил он.

Риккаред внимательно посмотрел на лицо брата и о чем-то подумал.

— Значит, я правильно поступил, что привел тебя к нему. Редко кому Камень раскрывается. Из всего нашего Братства только я один раньше имел видения…

— Старший Брат, луна уже показалась из-за туч, она почти в зените — пора начинать! — раздался голос одного из людей в черном. И этот голос оторвал Риккареда от его мыслей.

— Да, пора…  Но сначала, брат, ты дашь клятву, что все, что ты увидишь и услышишь здесь, ты никогда и никому не откроешь, равно как и тех, кого ты здесь увидишь или услышишь! Поклянись своей жизнью и жизнью своих детей, жизнью своей матери! Иначе тебе придется остаться здесь навсегда! — огромная ладонь Риккареда легла на рукоять черного кинжала с головой дракона и Роланд судорожно сглотнул.

— Я клянусь, брат…

— Нет, не так…  Вот теперь как раз положи свою правую ладонь на Камень и произноси клятву за мной по слогам.

Лицо Роланда побледнело как полотно, он хотел было отшатнуться, но две фигуры в черном уже стояли за его спиной и слегка подтолкнули его к Камню.

— Брат! Брат! Разве…  разве ты не доверяешь мне и так? Я ведь твой любимый братец, Рол!

— Почему же? Доверяю…  Но если ты пришел с честными намерениями присоединиться к нам, как ты уверял меня несколько дней назад, то клятва тебе не помешает, а только докажет твою честность. А если с нечестными, то твой замысел будет разрушен и ты, даже и против воли, вынужден будешь стать честным! — в волчьих желтых глазах Риккареда дико заплясали зловещие искорки.

Роланд не выдержал взгляда этих глаз и отвел взор.

— Хорошо…  — тихо сказал он. — Я…  поклянусь.

С этими словами он быстро положил свою ладонь на полированную поверхность Черного Камня и он ощутил нечто похожее на удар, только не по определенной части тела, а по всему телу сразу. Роланд с трудом удержался на ногах, но отнять руку от Камня уже не мог — она накрепко прилепилась к Камню, как железо к магниту. По поверхности пробежал сноп фиолетово-лиловых искр, а потом Риккаред громко, медленно и четко стал произносить своим мощным басом слова страшной клятвы, которые повторял слово в слово дрожащим голосом его младший брат.

— Я, принц Роланд, клянусь перед этим Черным Камнем, что я никогда, ни при каких обстоятельствах, ни при каких соблазнах, угрозах или пытках, не выдам никого из присутствующих здесь, ничего, из происходившего здесь, ни самого этого места. Клянусь своей жизнью и здоровьем, клянусь жизнью и здоровьем своей матери, клянусь жизнью и здоровьем моих детей и потомков. И если я нарушу её, пусть Закон Равновесия покарает и меня, и мою мать, и всех моих потомков по прямой линии так, как ему будет угодно. Да будет! Да будет! Да будет!

Последние слова торжественно повторили все присутствующие, включая Риккареда. После этого невидимая сила отпустила руку Роланда и он, вспотев и тяжело дыша, отступил от Камня.

— Не переживай, братец…  — снисходительно похлопал его по плечу Риккаред. — Все мы давали эту клятву, в том числе и я. Без этого никак…

— По…  че… му…  Что мы делаем здесь…  противозаконного? — прошептал Роланд непослушными губами.

На его слова все присутствующие разразились громким смехом. И громче всех был громкий хриплый бас Риккареда.

— Да все, мой мальчик, всё! Мы занимаемся здесь магией и наукой, а это, пожалуй, самое тяжкое преступление в глазах новых владычиц мира, с легкой руки нашего отца, впавшего к старости в маразм, овладевших нашим миром и задумавших лишить нас и свободы, и разума, и силы!

— Не…  понимаю…  — пожал плечами Роланд. — Феи всегда помогали нам, они защитили нас от чудовищ, болезней и голода…  Они всегда были добры к нам и не сделали нам ничего дурного!

— Если бы мы владели той силой и теми знаниями, что владеют они, мой мальчик, мы давно бы справились со всеми нашими бедами и сами. Феи же, под видом помощи, добиваются неограниченной власти не только над людьми, но и над всей Целестией!.. Впрочем, тебе ещё о многом предстоит узнать, находясь в лоне нашего Братства, в которое ты теперь посвящен, дав страшную клятву…  Ты говорил, что обожаешь читать и узнавать новое? Ты прочтешь много книг и узнаешь много нового! Ты сможешь приручать чудовищ и драконов, ты сможешь обращаться в дикого зверя, ты сможешь поднимать из могилы мертвецов, сможешь летать без всяких крыльев…  Да что я говорю!? Ты сможешь все! Трон Авалона покажется тебе жалкой игрушкой по сравнению с той свободой и той властью, что ты обретешь здесь, на Лысой Горе, у Черного Камня! Ты станешь богом, как стану им я. И мы будем править вместе, два бога-брата, как написано в одной древней книге, ивместе мы свергнем ненавистное иго белобрысых летуний — раз и навсегда, раз и навсегда, раз и навсегда!

Последнюю фразу Риккаред повторил трижды, почти крича. Лицо его, в процессе произнесения странного монолога, стремительно менялось. Он начинал говорить в спокойном тоне, но с каждой фразой его голос становился все громче, лицо багровело, а глаза метали громы и молнии, сверкая сумасшедшим блеском, с губ падала пена. Роланд задрожал всем телом и подался назад. Ему было страшно смотреть на брата.

6.

События развивались стремительно.

На следующий день принц Роланд был арестован в Авалоне. Тут же начались аресты сторонников Риккареда по всему королевству. Чаще всего это происходило в тайных притонах, где происходили их сборища и ночные оргии. И все — по одному сценарию. Выпив вина в присутствии «жриц любви», они крепко засыпали и их тела забирали появлявшиеся словно бы из ниоткуда крылатые феи. Однако агентов «ЖАЛА» ожидало глубокое разочарование. Самому главному врагу вместе с кучкой самых преданных и опытных сторонников удалось неведомо как ускользнуть и укрыться в глубинах дремучих чащоб. А потом началось то, что вошло в историю Целестии как «Забытая война», целых шесть лет пожинавшая кровавую жатву. «Забытой» она называлась по той простой причине, что после её завершения память о ней была начисто стерта у всех её очевидцев-людей, а страницы Хроник, зафиксировавшей основные её события, были безжалостно вырваны или заново переписаны. Память о ней сохранилась только в «Анналах» «ЖАЛА».

Оказалось, что Риккаред оказался крепким орешком. Он многому успел научиться и многим успел овладеть, вдобавок, помогали ему гораздо более могущественные силы, чем могли представить феи. Вся территория Содружества превратилась в арену страшных событий, ни один город и ни одно село не могло быть уверено в своей безопасности. Из глубин лесов и болот поднимались самые отвратительные чудовища, из могил — тысячи тысяч разлагающихся мертвецов, небо зашумело от шума сотен и сотен огромных кожистых крыльев черных драконов. Месть Риккареда была ужасной…

Сообщество фей было мобилизовано все до одного. В этой войне их впервые поддержали карлики, поставляя легионы искусственных големов. Силы света и силы тьмы сошлись в ожесточенном бою.

Что, однако, больше всего удивило Жемчужно-Белую фею — Старшую Сестру ордена «ЖАЛО» — , равно как и саму Триединую Премудрость — так это то, что у Риккареда нашлось большое количество сторонников. Маленькая секта из нескольких десятков молодых рыцарей-повес разрослась до целой армии приверженцев. И Риккаред щедро платил за поддержку — каждый из вступивших в его черный орден получал искомое — магическую силу, дававшую власть и свободу делать все, чего только ни пожелает душа. Кто-то экспериментировал с созданием совершенно новых чудовищ, скрещивая горилл и медведей, драконов и львов, кто-то стремился изобрести элексир вечной молодости и жизни, научив мертвецов питаться кровью своих жертв, а кто-то вовсю потакал своим желаниям наслаждаться жизнью, наводя ужас на благочестивых горожанок и селянок, подражая в женонеистовстве древним драконам…

Но кроме прямых сторонников, нашлись и любители половить рыбку в мутной воде — по всему Содружеству поднялись банды головорезов и смутьянов, живших необузданным насилием и грабежом, пользуясь возникшей повсюду анархией. Риккаред был щедр ко всем и каждый находил у него все, о чем он мечтал и чего он хотел — кто власть, кто славу, кто наслаждения. И, надо сказать, несколько раз он был близок к победе…  Когда легионы чудовищ увидели над Островом Фей, многим показалось, что чаша весов окончательно склонилась на сторону Ренегата — так прозвали его враги.

Но так могло только показаться…

К концу шестого года войны всё было кончено.

Жалкие остатки приверженцев Ренегата бежали в подземелья под Лысой горой, накрепко защищенные силой Черных Камней, с которой не так-то просто было сладить и феям. Лысая Гора была окружена плотным кольцом армий Сообщества под личным руководством Их Верности — таким плотным, что и муха бы не пролетела между сверкающими рядами боевых големов с огнеметами наперевес и летающими в воздухе на крылатых грифонах, мантикорах и пегасах небесными владычицами. И хотя прорваться внутрь Горы они пока не могли, но они знали, что голод и болезни рано или поздно станут гораздо более мощным и безопасным оружием, чем самая что ни на есть сильная магическая атака…

7.

— Ваше Величество! Ваше Величество! Похоже, к нам идет парламентер! — воин в оборванном черном плаще отвернулся от экрана перископа.

В холодной пещере было темно и сыро, слышался отдаленный звук падающих где-то капель. Посередине пещеры, на куче тряпья сидел мрачный иссохший человек. Щеки его ввалились, вокруг глаз были черные тени, лицо бледно как мел, глаза потухли. Он что-то чертил на песке палочкой и о чем-то думал — в тех промежутках покоя, что позволял ему душивший его кашель.

— Подойдет поближе, кха-кха, пристрели, кха, его.

— Я…  я…  не могу…  это…  Ваш…  брат…

— Чт-о-о-о-о?!

Риккаред вскочил на ноги и, расталкивая лежащих в беспорядке на полу больных и раненых, подбежал к экрану магического перископа.

Действительно, он увидел, как по склону горы, по знакомой тропинке, поднимается высокий светловолосый человек в блестящей кирасе. На его поясе красовался отцовский меч, а в руке он держал древко, на котором было прикреплено белоснежное полотнище.

— Вы…  стрелить? — прошептал сухими губами часовой.

— Нет…  Кха…  Пусть зайдет…  Кха…  Кха…  Это ведь…  Кха…  мой…  Кха…  Кха…  брат…

Через несколько минут в сплошной стене образовался еле заметный проем, в который смог протиснутся парламентер. Роланд зажег магический светильник над своей головой и шел по узким мрачным коридорам со смешанным чувством страха, отвращения и любопытства, написанным на его красивом лице. Наконец, он оказался в главном гроте…

— Ну, здравствуй, брат…  Кха…  Кха…  — еле выговорил Риккаред, но тут же судорожно закашлялся. На его кулаке, которым он закрывал рот, осталась кроваво-красная пена.

— Здравствуй…  — отозвался Роланд. — Вижу, ты тяжело болен…  Чахотка.

— Да, в последней стадии уже…  Кха…  Кха…  Дышать почти не могу и спать тоже…  Кха…  Жить мне осталось не больше месяца, и то не дают помереть спокойно…  Кха…  — мрачно усмехнулся Риккаред и опять зашелся приступами хриплого кашля.

— Удивительное дело, Рик…  Ты овладел такой невиданной для человека мощью, уничтожал целые города и угрожал самим поднебесным владычицам, а изобрести волшебство, исцеляющее от самых элементарных болезней, не смог…  Неужели Черные Камни тебе в этом не помогли?

Риккаред, наконец, откашлявшись и вытерев рот, грустно посмотрел на брата.

— Нет…  Кха…  Их сила может только разрушать…  Кха…  Кха…  Я изобрел множество болезнетворных инфекций, но даже ангину могу лечить только дедовским методом — отварами трав и горячей баней, ха-ха! Кха…  Кха…  Кха…  — Риккаред вдруг залился безумным смехом, который многократно усилило эхо пещерных сводов, и только очередной приступ хриплого кашля с обильным выделением крови заставил его замолчать.

— Вот что, Рик…  Я пришел с предложением, от которого просто невозможно отказаться. Буду с тобой откровенен. Гору подкапывают изнутри «кроты» карликов, потом под неё будет заложен заряд огромной мощности и все здесь взлетит на воздух. Шансов у тебя нет. Ни одного. Это с одной стороны…

Роланд взял многозначительную паузу.

— … А с другой? Кха…  Кха…  — прохрипел Риккаред и закашлялся.

— … А с другой стороны, я вымолил у Их Премудрости вам всем жизнь. Все оставшиеся в живых члены Братства будут помилованы, вам будет оказана медицинская помощь, вас накормят…

— Ну, а дальше, а дальше-то что? — недоверчиво глядя на брата, спросил Риккаред. — Что будет ПОСЛЕ этого? Кха…  Кха…  Кха…

— Вы будете погружены в глубокий, спокойный и приятный сон, ваша память будет очищена от груза страшных грехов, а когда вы проснетесь — вы уже будете новыми людьми, вы начнете новую, полную радости и добра жизнь под новыми именами на новых землях, где вас уже никто не будет помнить! — лицо Роланда просветлело и он широко улыбнулся. — Я уже распорядился о том, чтобы смертная казнь была навсегда отменена в пределах всего Содружества и заменена гипнотерапией! Если бы отец прожил ещё пару месяцев, он сделал бы это сам. Я лично нашел черновик такого закона в его бумагах…

Риккаред слушал Роланда молча, глядя на него исподлобья. А потом резко развернулся в сторону своих товарищей.

— Уходите с ним, с моим братом, это ваш единственный шанс выжить…  Кха…  Кха…  Слышите? Уходите! Кха…  Ваша клятва исполнена! Я освобождаю вас от неё! Кха…  Кха…

Те из воинов, кто ещё мог стоять, недоуменно переглядывались, а потом — один за другим, сначала неловко, робко, а потом все увереннее и быстрее, потянулись к выходу из пещеры, неся на руках неходячих.

— Пойдем со мной, брат! Чахотка излечима! — проговорил Роланд, и на его глазах показались слезы.

Риккаред мрачно улыбнулся и на уголках его бледных губ опять показались сгустки розоватой пены. Он сделал еле заметный жест рукой и Роланд подошел поближе. Риккаред прислонился к его уху и еле слышно зашептал.

— А ведь я все знаю, брат, все знаю…  Кха…  Ты предал меня и все наше дело…  Кха… Ты…  Кха…  Кха…

Роланд задрожал и хотел было отпрянуть в сторону, но руки Риккареда крепко схватили его за плечи и не выпускали.

— Если бы ты не сдал нас тогда, не было бы крови, не было бы разрушения, я начал войну только из самозащиты…  Кха…  Кха…

Роланд хотел что-то возразить, но Риккаред опять зашептал и зловонное дыхание из его уст заставило молодого короля сморщиться от отвращения.

— Ты дал клятву тогда? Помнишь?.. Кха…  Я знаю, помнишь…  Кха…  Кха…  Камни мне все открыли, все…  Кха…  открыли…  Кха…  все…  Кха…  Кха…

— Ш… то открыли? — непослушными губами прошептал Роланд.

Лицо Риккареда приняло злорадно-торжествующее выражение, потемнело, а ужасный кашель будто оставил его. Неприятным каркающим голосом он проговорил:

— Запомни, брат, слушай и не говори потом, что не слышал! Все твои старшие сыновья, наследующие престол, отныне будут рождаться слабоумными, неспособными к управлению королевством, твоя мать уже умерла, но и ты скоро последуешь за нею! И все твои потомки будут иметь только по одному сыну и не переживут того возраста, в котором умрешь ты, пока проклятая Эпоха Праздности и Подлости не подойдет к концу!

Губы Роланда затряслись и он с силой вырвался из зловонных объятий умирающего брата и с ужасом глядел на его белое как саван мертвеца лицо.

— А теперь уходи! Уходите все! Скажи своим госпожам, что они смогут войти сюда беспрепятственно через полчаса. Уходи!

Но этих просьб уже и не требовалось. Молодой Король уже бежал по темным переходам вслед за оставшимися сторонниками Ренегата, а потом, выбежав на свежий воздух, в припадке, похожем на эпилептический, рухнул на руки уже стоявших у входа фей…

Когда магический щит исчез и Триединая Премудрость с Её Верностью вошли в грот, при ярком свете магических светящихся шариков они увидели скорченное тело на полу, в луже крови, из-под левой лопатки которого торчал окровавленный конец клинка.

— Бросился на меч…  Как романтично! — усмехнулась Её Верность. — По крайней мере, ему хватило мужества хоть на такой поступок, в отличие от этой мерзкой сволочи, Азаила! У того кишка и на это оказалась тонка! — и пепельноволосая фея презрительно поджала алые губки, кончиком сандалии переворачивая тело лицом вверх.

Триединая Премудрость многозначительно промолчала.

— Велите похоронить карликам его здесь же, в этой пещере, пусть дух его вечно сидит в этой темнице! А имя его вычеркнуть из истории, пусть оно будет вечно предано забвению! Пусть помнят только одно, что старший сын Роланда I погиб на охоте в юности. И больше — ничего! Слышите? Ничего! Этот ренегат не достоин называться сыном Великого Короля! — резкий, командный голос Её Верности вывел из оцепенения свиту и одна из фей «ЖАЛА» тут же полетела выполнять приказание.

Три Премудрости же, молча скрестив три пары рук на груди, прошептали несколько молитв. Смрадный воздух пещеры наполнился розовым ароматом, а на бледном лице мертвеца показался румянец.

— Пусть спит здесь спокойно. Создатель рассудит, как поступать с его душой, но Мы попросили Его быть милосердным…  — сказала грустно Вторая из Трех и, развернувшись, все Три направились к выходу из пещеры.

Скоро пещера была замурована карликами и каменный гроб с телом старшего сына Роланда Древнего навсегда остался в мрачном чреве той горы, на которой когда-то оно принесло клятву верности.

А Его Величество Король Роланд II Авалонский, пролежав несколько недель в глубокой коме, причины которой даже феи-целительницы не смогли открыть, очнулся, совершенно не помня, что с ним произошло, с полубезумным-полудетским выражением в глазах. Всю оставшуюся жизнь он только и занимался тем, что играл в солдатики, смотрел красочные волшебные иллюзии, развлекался игрой на барабане и конными скачками, в то время как все бремя государственных дел легло на плечи его сановников и монархов вассальных королевств Содружества. Первый и последний его ребенок, хилый и молчаливый светловолосый мальчик, названный по традиции Роландом, увы, с самого детства мало чем отличался от отца. А когда королю исполнилось пятьдесят — нежный возраст для людей, живших в Эру Порядка и Процветания по сто и больше лет — он переел на ночь персиков с яблочным сидром и скоропостижно скончался. И все бесчисленные тысячи последующих «роландов» либо не переходили, либо незначительно переходили этот роковой рубеж. Проклятие Черного Камня, таким образом, полностью сбылось…

Глава 8 На заре новой эры

1.

Зал Собраний Содружества в Замке Его Величества, короля Авалона, был заполнен битком. Такого рода собрания не созывались со времени коронации недавно умершего короля, Роланда 39 999-го, а это без малого пятьдесят с лишним лет назад.

Зал Собраний располагался в самом сердце древнего королевского Замка. Когда-то он служил для пиршеств рыцарей Круглого Стола — об этом по-прежнему напоминал большой, шагов в двести в диаметре круглый стол посередине. Однако уже во времена Роланда Древнего, как гласят хроники, бывшие рыцари Круглого Стола благодаря своим славным подвигам стали королями окрестных земель. Будучи друзьями, соратниками и вассалами короля Авалона, они заключили с ним, в этой Зале, за этим самым столом Договор о Содружестве, избрав неизменным председателем-президентом его — короля Авалона. С тех самых пор Зала Собраний превратилась в место сбора Совета Содружества — главного совещательного органа этого причудливого государственного образования, не имевшего аналогов ни в Нижней, ни в Верхней Целестии.

Совет Содружества раньше собирался исключительно для военных нужд, а потому заседания проводились часто — по нескольку раз в год. Теперь, когда о войнах не вспоминали много тысячелетий, а все срочные вопросы можно было решить при помощи магических передатчиков, такое сборище стало просто формальным ритуалом, обычно проводившемся по поводу воцарения нового короля Авалона.

Зал Собраний, в общем-то, мало чем отличался от всех остальных зал королевского замка. Такие же стены, увешанные драгоценными гобеленами, такие же витражи на окнах — посвященные деяниям великого короля — такие же статуи великих королей и воинов древности, такой же давно не действующий гигантский камин, когда-то согревавший залу в холодные зимы. Отличительной чертой этой залы было только то, что посредине её стоял круглый каменный стол из полированного мрамора и сама зала была идеально круглой формы. Да и ещё — у дальней стены по-прежнему пугала впервые вошедших в Залу исполинская золотая туша дракона, сраженная некогда рукой Великого Короля.

Устанавливая здесь Круглый Стол, король Роланд, как говорят легенды, хотел подчеркнуть равенство всех рыцарей, а затем и королей Содружества, между собой, хотя впоследствии великий замысел короля-основателя, как это часто бывает, был забыт. Когда места в Совете заняли уже не былые боевые сотоварищи Роланда Древнего, а обыкновенные, пусть и коронованные, люди, ни о каком равенстве уже речи, конечно же, не было. Отсюда, например, появилось со временем и право вето короля Авалона, которое он мог наложить на любое решение Совета.

2.

Сейчас в Зале Собраний было особенно шумно, потому что впервые за многотысячелетнюю историю король Авалона настоял, чтобы кроме сорока девяти королей-членов Содружества, рассевшихся на белых стульях из слоновой кости, были приглашены по представителю от каждого сословия оных королевств — начиная от принцев крови и дворян до крестьян. Для них соорудили специальные трибуны вокруг Стола. Внизу сидели те, кто познатней, вверху — кто попроще — каждый в своих цветах.

Теперь, когда все представители были в сборе и до торжественного открытия Собрания оставались считанные минуты, на этих самых трибунах шло бурное обсуждение как недавнего скандала на коронации молодого короля, так и странного «новшества» (ругательного слова для всех благочестивых граждан Содружества) в принципах созыва Совета.

Наконец, раздался пронзительный звук фанфар и гул тут же стих. А на середину зала вышел глашатай в белом плаще с черным орлом, в круглой длиннополой шляпе с белым пером и, громко несколько раз стукнув тяжелым посохом с металлическим наконечником внизу по полу, воскликнул высоким и приятным голосом:

— Возрадуйтесь! Его Величество король Гастон Авалонский уже с нами!

Все — от землепашца до короля — встали и почтительно склонили головы. Только короли Содружества при этом не снимали своих корон, тогда как все остальные, в том числе принцы крови, обнажили головы. Раздались тяжелые чеканные шаги, и в Залу вошел король.

Впереди, по бокам и сзади его окружал почетный караул из высоких стражников в шлемах с белыми плюмажами и алебардами в человеческий рост. Но каково же удивление всех собравшихся, когда они увидели, что и сам король идет в такой же форме. В доспехах, шлеме, воинском плаще, с мечом у пояса. Оттого-то и звук его шагов был таким гулким…

— Странное, однако, намерение Его Величества поиграть в солдатиков, — усмехнулся один из монархов с длинной рыжей бородой до пояса. — От века такого не было, чтобы на Совет король авалонский приходил в таком виде!

— Он, наверное, турнир решил тут устроить, Ваше Величество, он до этого дела известный любитель, — прыснул со смеху другой монарх, с аккуратно подстриженной бородкой, в щеголеватом бархатном костюме и руками, явно никогда не державшими не то, что меч, а даже игрушечную рапиру.

— И вправду о нем говорят, чудной он, — поддакнул белокурый юнец в короне, сидящий по левую руку от рыжебородого, — ну, жди беды, Ваши Величества, с таким-то королем, помяните мое слово!

И двое его коронованных собеседника мрачно покачали головами в знак согласия.

Но король Гастон, ловя на себе недоуменные и неприязненные взгляды, не обращал на них ровным счетом никакого внимания. Он подошел к своему месту у западной части Круглого Стола и облокотился кулаками в латных перчатках об его полированную поверхность. Воцарилось неловкое молчание.

— Я думаю, мы с вами, дорогие друзья, обойдемся без той чепухи, что обычно окружают такие мероприятия — без всякого рода приветственных речей, славословий, гимнов и всего прочего — и приступим сразу к делу. Я — солдат, воин, меня не обучали, по понятным причинам, всякого рода виртуозностям. Надеюсь, Ваши Величества, а также представители всех сословий королевств Содружества, уже догадываются, по какому поводу я позволил себе воспользоваться своим правом собрать этот совет, не правда ли?

Ответом ему было сосредоточенное молчание.

— По Вашему напряженному молчанию я догадываюсь, что вы знаете, но не решаетесь высказаться вслух, и не мудрено, после эпизода с коронацией я прослыл чуть ли не ведьмаком, который якшается с нечистой силой…  — Гастон усмехнулся и его красивое лицо стало ещё красивее, когда улыбка обнажила ровные как на подбор и белые как молоко зубы. Но черные как ночь глаза короля остались серьезными. Жизнерадостные румяные лица королей-членов Содружества и не менее румяные лица представителей народа резко контрастировали с лицом этого странного аскета в латах.

— … Спешу заметить, что это не так. Впрочем, не для обсуждения этих бабьих басен я вас здесь собрал. У меня есть для вас гораздо более важное дело. Дело, которое возникает лишь раз в сто тысяч лет! — вдумайтесь в эту цифру, господа. Это вам не шутки!

Собравшиеся недоуменно переглянулись.

— Ладно, ближе к делу, — сказал Гастон и кашлянул в кулак. — Итак, господа, ситуация такова. Менее чем через десять лет истекает срок Договора об Опеке, заключенный между представителем Сообщества Поднебесных и между представителем Содружества суверенных королевств. И теперь нам предстоит решать, что же делать — подлежит ли Договор продлению или нет…

Вздох облегчения в Зале — всего-то! Они-то думали! А тут — всего-навсего решить, продлять ли какой-то там договор…

— Да продлить его — и вся недолга! — выкрикнул с места рыжебородый король Эрик, из королевства № 27. Его зычный голос — мужчина он был довольно крупный, мускулистый, с объемным животом, никак не умещавшимся в тесном для него позолоченном камзоле, который напирал на ткань как медведь — на прутья тесной клетки. — Что тут решать, Ваши Величества?

Гул одобрения пронесся по Зале. А кто-то даже облегченно рассмеялся. Что трагедию здесь делать? Надо продлить — так продлим, что такого?

— Нет, подождите, Ваши Величества, так не пойдет! Если бы вопрос о продлении был таким простым, я бы не стал собирать вас за десять лет до истечения срока, не так ли?

— А что в нем сложного? — не унимался рыжебородый, видимо, решивший взять на себя роль выразителя воли Совета. Он повернулся лицом к монархам с противоположного конца Стола за поддержкой. — Сообщество никогда ничего нам плохого не делало, только хорошее. Лето никогда не сменяется зимой, урожай постоянный, дожди — вовремя, здоровье — отменное…  Чего ещё желать? Ну и пусть дальше нам помогают, в чем проблема-то? Ни войн, ни преступности, один сплошной порядок и процветание! На что жаловаться-то?

— Вот если бы они ещё морских ведьм прищучили, — раздался голос с другой части стола — там встал с места безбородый, но длинноволосый блондин Айстульф из королевства № 42, располагавшегося у юго-восточного побережья Хартленда, — вообще было бы замечательно. А то они только за прошлый год пять кораблей китобоев и столько же рыболовов утопили! Неслыханно!

Одобрительный гул прокатился по Зале.

— … И чтобы карликов прижали к ногтю — где ж это видано такие дикие проценты брать — 15 % годовых! — закричал худощавый скупердяй с крючковатым носом, король Вертер из королевства № 45.

— А ещё поставить заслон у Древляндии — эти ведьмы у нас уже две деревни мужиков потаскали только за прошлый год — убытки одни! — замахал руками тучный Арчибальд из северного королевства № 28, что недалеко от Потаенной Чащи.

Шум и гам заглушил отдельные голоса — Их Величества принялись живо обсуждать между собой свои проблемы. Лейтмотив был один: хорошо было бы, если бы феи лучше соблюдали подписанный Договор об Опеке, а то не «Порядок и Процветание» получается, а незнамо что — «Произвол и Поношение», как изволил выразиться один из коронованных остряков.

Представители же народа безмолвствовали — они вообще впервые слышали такие слова как «Опека» и до сих пор думали, что феи — это всего лишь персонажи сказок, а не могущественные повелительницы этого мира.

— Тише, Ваши Величества, тише, — вновь взял слово рыжебородый Эрик, — давайте действительно примем, с позволения высокочтимого президента Содружества, короля Гастона, такую резолюцию, кхме-кхме. «Обязать, — значится, — Поднебесных Владычиц лучше исполнять взятые на себя, согласно Договору об Опеке, Обязательства, в частности, навести порядок на море и в лесу!» А то что же это такое?! Договоры, понимаете ли, дорогие господа, пишутся не для того, чтоб чернила переводить, а чтоб исполнять! — и с этими словами он погрозил невидимым феям пальцем.

Крики одобрения заседателей Круглого Стола заглушили последние слова рыжебородого оратора.

Гастон скорчил недовольную мину. Впрочем, он ожидал такого поворота дела — именно поэтому он и пригласил на Совет представителей населения королевств, в надежде, что они поддержат нужное ему решение.

Он подал знак рукой и глашатай стал бить своим тяжеленным посохом о плиточный пол, так что не в меру разгалдевшиеся величества стихли.

— А что скажут господа-представители сословий? — внешне невозмутимо спросил Гастон.

Представители сословий по-прежнему безмолвствовали. Они вообще впервые были на Совете, очень многие впервые услышали, что оказывается есть какая-то «опека», «феи» и чувствовали себя явно не в своей тарелке.

Наконец, нашелся один смельчак, с самой верхней трибуны, в зеленой куртке хлебороба и такого же цвета широкополой шляпе. Это был уже взрослый мужчина с длинными цвета спелой ржи усами. Он встал и широко улыбнувшись во весь рот, распахнув неведомо кому объятия, радостно сказал:

— Да нам ли, неучам, балакать в таком-то опчестве, но раз Вы, Ваш Величство, велите, просто, по-мужицки, скажу. Вот у нас мужики все время спорят, есть ли феи на самом деле — мы их отродясь у себя, у Заячьих Холмов, не видывали — или, значт, нету их. А вот, слухая вас, пане, я щас вижу, что есть они, родименькие! — хитро ухмыльнувшись, проговорил мужик, грозя кому-то пальцем.

Все присутствующие покатились со смеху, но оратор в зеленой куртке не унимался. Сминая в руках шляпу, он продолжил:

— Так вот, а если феи есть, значт, и другое верно, что про них брешут, что мужичков-то у них не хватат, верно я говорю?! — повернулся мужик к монархам, которые не могли смотреть без смеха на его конопатую хитрую рожу. — Так вот, Ваш Величство, а што если мы обратимся к ним (тут он указал пальцем на небо), штоб они нашенских-то мужичков к себе брали, в мужья, уж очень они по рассказом-то крассявые, сущие королевны, и нам хорошо и им тожа…

Последние несколько слов уже никто не слышал, все просто попадали со смеху. Совет явно грозил превратиться в балаган. Только король Гастон помрачнел как туча, а потом, выхватив жезл у глашатая, начал со всей силы бешено колотить им по полу, так что даже крошка от плитки полетела во все стороны, сам же посох переломился напополам.

В Зале вновь воцарилась гробовая тишина.

Лицо Гастона было бледным как смерть, глаза, черные как ночь, казалось, готовы испепелить всякого. Никто не дерзал пересекаться с ним взглядом.

— Ну, о чем вы говорите, господа?! Что за балаган вы тут устроили?! Речь идет о том, жить ли человеческой расе самостоятельно, опираясь на собственные силы, или по-прежнему все задарма получать от пришельцев с небес — вот о чем речь! Помимо процентов по кредитам, мореходства и прочего есть более высокие ценности, разве не находите? Мы не можем определить нашу собственную жизнь даже в таких пустяках, как когда и в каком количестве есть нам мясо и рыбу, носить нам оружие или нет, мы, короли, на самом деле не имеем никакой власти — даже покарать преступника не можем — его надо немедленно сдавать на перевоспитание в агентам «ЖАЛА»! Разве не так, Ваши Величества?! Где наши гордые армии, где наши морские армады, где быстроногая конница?! Где?! Мы даже отбить нашествие из-за Предела не имеем права! Мы, взрослые мужчины, прячемся за женские юбки! Где герои прошлого, где рыцари, где воины?! Одни бабы с бородами, отвисшими пузами и в штанах! — Гастон не выдержал и со всей силы грохнул латной перчаткой по столу.

Некоторое время в Зале царило напряженное молчание.

А потом опять встал рыжебородый Эрик, смущенно покашливая в кулак.

— Мы все собравшиеся тут короли, — обвел он глазами своих соседей по Круглому Столу, — понимаем Вашу тоску по прошлому. Кони, доспехи, армии…  Это, конечно, хорошо, но согласитесь, Ваше Величество, что феи — это не «женские юбки», отнюдь! Те, кто повелевает облаками, дождями, морскими волнами, те, кто могут мановением руки испепелить любое многотысячное войско — я бы не дерзнул назвать просто «юбками»! Хоть они по виду и женщины, но никто из нас их по-настоящему женщинами и не назовет. Это другая раса, другие существа, — намного более сильные существа! — а потому нам, слабым человекам, и не зазорно терпеть их Опеку на своей шее — они сильнее нас, — рыжебородный грустно замолчал.

— Но что удивительно, — вдруг внезапно повеселел рыжебородый великан, — при всем своем могуществе, они этим не кичатся! Наоборот, во всем нам помогают и даже не мозолят своим присутствием глаза — кроме королей и тузов общества о них никто и не знал доселе, даже вот этот вот малый, — рыжебородый указал своим толстым, как сарделька, пальцем на конопатого мужика на трибуне.

По Зале прокатился одобрительный гул.

— Да и зачем, если уж на то пошло, нам армии эти? — поддержал его сосед в бархатном костюме. — Будут армии — будем между собой воевать — кому это надо? Мужики будут бунтовать, рыцари мятежи устраивать, заговоры…  Зачем? Что мы — историю не знаем что ли? Пока фей не было — везде смута, раздоры…  Не вижу смысла ничего менять!

— Да и потом, — встал со своего места блондин Айстульф, — а как мы будем лечить болезни, если они возникнут, как мы будем обеспечивать урожайность? Ведь мы ничего не умеем делать, вот в чем вся штука! У нас нет ни медицины, ни наук никаких, ни магии…

— То-то и оно, Ваши величества! — подхватил Гастон. — А почему это феи ни разу не научили ни одного человека магии, а? Ведь была бы у нас магия — мы бы и на поле брани могли против них постоять, и с болезнями справиться, и с неурожаем…  Почему — спрашиваю я вас! Да, они нам дают всякие магические штуковины — иллюзиумы, ароматические ванные, летающие светильники и прочую дребедень, а настоящей магии ни один человек не обучен!

Тут король Гастон попал в самую точку. Все Величества понурили головы — видимо, такие вопросы приходили в голову не ему одному…

— А я, милостью Создателя, возьму на себя смелость ответить на этот вопрос, — поднялся со своего места на нижней трибуне представитель епархии Кронбурга, худощавый, аскетичного вида, священнослужитель, укутанный с головы до пят в длинный черный плащ с большим капюшоном на голове, из-за которого не было видно его лица.

Гастон вопросительно посмотрел в его сторону, как и все остальные Величества.

— В Писании сказано, Ваше Величество, «каждый да познает свою меру»! — поднял назидательно вверх костлявый палец священнослужитель, а из-за капюшона показался острый сухой подбородок и бледные полоски бесцветных губ. — Раса Поднебесных, как повествует Писание, создана для управления этим миром, ей дана соответствующая её задаче волшебная сила, она — руки Создателя, тысячи, десятки тысяч заботливых и сильных рук. Люди же — смертные — гости в этом мире, мы здесь живем временно, а потому нам такая сила и не дана. Мы здесь — чтобы научится смирению, терпению, а что может быть хуже для смирения, нежели могущество мира сего? Вот почему мы не имеем этой силы…

Гастон хмыкнул.

— Насколько мне известно, святой отец, в Писании нигде не сказано, что люди не способны к волшебству и что им запрещено пользоваться волшебством, также там нигде не написано, что феи могут помыкать людьми, как могут — управление миром одно, а управление людьми — такими же свободными существами, «любимейшим творением Создателя», как гласит Писание, — это совершенно другое…  К тому же в Писании сказано, что власть над Нижней Целестией Создатель завещал именно людям, как верхней — народу Поднебесных. А потому Ваше мнение заслуживает внимания, но ничего толком не объясняет.

Вновь воцарилось молчание. Спорить больше никто не решался. Позиции были прояснены, основные аргументы высказаны.

— Ваши Величества! Уважаемые господа представители! Я ещё раз повторю, — примирительно обратился король Гастон к собравшимся, — я вас собрал не для того, чтобы немедленно решить вопрос — продлевать ли нам договор или нет. Во-первых, у нас ещё впереди целых десять лет, а это срок, согласитесь, немалый. Во-вторых, этот вопрос действительно сложный и невозможно его решить всего за пару часов. Я вас собрал для другого…

Недоуменные взоры присутствующих обратились на короля Гастона. Для чего же, если не для этого?

— … Посудите сами, Ваши Величества, даже среди представителей Ваших подданных, собравшихся в Зале, многие впервые достоверно узнали о существовании фей. Эта тема многие тысячелетия была закрытой, о ней знали только представители высших сословий, обученных грамоте и знающих историю. Девять десятых граждан королевств Содружества неграмотны. Они не читали ни Священное Писание, ни исторические хроники. Они проводят большую часть своего досуга в пивных и в иллюзиумах, на танцах и в балаганах. А ведь они составляют большую часть населения вверенных Вашей заботе королевств! Было бы несправедливо, если бы такой важный вопрос как продление или расторжение Договора об Опеке, который касается непосредственно каждого, был решен помимо их участия! Это касается КАЖДОГО представителя человеческого рода, ибо по Писанию вся Нижняя Целестия есть собственность всего человеческого рода, как верхняя — рода Поднебесных. Понимаете? Вся! А потому я предлагаю следующее. До истечения Договора у нас есть ещё целых десять лет — это срок немалый. Так вот. За эти десять лет мы обучим все неграмотное население Целестии чтению и письму. Когда же они осилят эту премудрость — пусть каждый свободный гражданин Содружества прочитает подлинный Договор об Опеке, изучит историю Нижней Целестии до вмешательства в неё фей и после — и сделает свой выбор СОЗНАТЕЛЬНО!

Волна ропота и недоумения прокатилась по Зале. А потом опять с места поднялся рыжебородый Эрик:

— Но, Ваше Величество, как же они прочитают текст Договора, если его не сохранилось в оригинале?

— Сохранился он, сохранился! — с торжествующим выражением лица воскликнул Гастон. Как заправский фокусник, он щелкнул пальцами и достал из черного сундука, который поднес ему юноша-паж, текст договора, а следом за ним — объемистый фолиант Хроники. — А вместе с ним — самый полный список Хроники Танкреда Бесстрашного «Деяния Роланда» — на 500 страниц больше прочитанного всеми вами в школе, Ваши Величества! Я лично отыскал эти документы, роясь ночами в королевском архиве!

Тут уж просто рев аудитории невозможно было сдержать! Даже рыжебородый Эрик, как и смазливый щупленький король в бархатном костюме не удержались и, забыв о своих королевских достоинствах, опрометью подбежали к королю, чтобы лично увидеть найденные документы…

— Внимание, господа! Конечно же, гражданам Содружества придется изучить и другие хроники, помимо этой, ведь им предстоит сравнить жизнь до владычества фей с той, которая наступила после. Придворные историки мои и Ваших Величеств, на основании проверенных документов, сделают краткое изложение, доступное для простого человека, я сам лично буду следить за этой работой, чтобы при изложении важнейшие детали не были упущены. Мы развернем походные школы, обучим десятки тысяч учителей, подготовим тысячи историков и правоведов…  Чтобы каждый, повторяю, КАЖДЫЙ человек мог спустя десять лет сделать свой осознанный выбор!

Тут вдруг шум и гам в Зале внезапно стих. Кажется, только теперь до Их Величеств и представителей народа стал доходить смысл сказанного.

— Подождите, Ваше Величество, это как же получается, — недоуменно развел руками высокий как жердь мужчина с тонкими усиками и бородкой клинышком, весь в кружевах, в одежде цветов «принцев крови» — что мужики ничем не будут отличаться от потомков Роланда Древнего? Так что ли?

— … Что всякий невежда сможет, как ему взбредет в голову, искажать Священное Писание? — недоуменно воскликнул, вставая со своего места, сухопарый аскет в капюшоне священнослужителя.

— … Ваш Величсво, да на кой нам сдалась эта грамота, Создатель с вами! — обезоруживающе добродушно улыбнулся конопатый мужик в зеленом, комкая шляпу в руках. — Нихай пане мучатся по столько лет, нам-то на што? Мы люди маленькие, урожай собрали, варенья наварили, пивка выпили да на боковую…  Да и куда я с этой храмотой — корове штоль читать буду, с подсолнухом?..

С места вставали все новые и новые представители и их мнения были явно не в пользу высказанного Гастоном. И только теперь Гастон был по-настоящему растерян. Такой реакции он явно не ожидал. Из сложившейся ситуации мог быть только один, один-единственный выход.

Гастон выпрямился во весь рост, согласно древнему обычаю поднял правую руку вверх, как это делают обычно при клятве, и громко и четко, на весь Зал Собраний, произнес:

— Я, король Авалонский и президент Содружества суверенных королевств, пользуясь правом, присущим Нам по рождению, налагаю «вето» на любое решение Совета, которое противоречит Нашему решению. А вам, Ваши Величества, повелеваю в недельный срок принять моих людей, которые начнут приводить угодное Нам решение Совета на вверенной Вам территории.

— Да будет так! — согласно древнему обычаю, в один голос воскликнули Их Величества, встав со своих мест с поднятыми вверх правыми руками.

— Объявляю заседание Совета законченным!

3.

А уже ровно через неделю, в один и тот же день, во всех пятидесяти королевствах Содружества, на заранее воздвигнутый по этому случаю во всех городах и селах покрытый алым атласом помост, вошли герольды в белых плащах с черным орлом. Протрубив в серебряные фанфары, они торжественно зачитали с длинных, сделанных из искусственного пергамента, листов, решение Короля:

— Граждане и гражданки королевств Содружества, слушайте и не говорите потом что не слышали! Решением Совета Содружества во главе с Его Величеством королем Гастоном Авалонским, постановляется:

1. «Всем без исключения, вне зависимости от пола и сословия, пройти проверку на знание грамоты и письма, которая будет проводиться во всех городских ратушах и зданиях деревенских сельских советов.

2. Те, кто получил желтый билет, после проверки, должен в это же время каждый день, вместе с этим билетом приходить по указанному на нем адресу для последующего обучения грамоте и письму.

3. Те, кто получил красный билет, также должны приходить в дома по указанному адресу для углубленного изучения указанных на билете предметов.

4. Те, кто получил белый билет, могут получить книги на дом и заниматься дома, но обязуется сдать через год экзамен.

5. Все дети от семи лет, вне зависимости от сословия и рода занятий, отныне и навсегда обязаны посещать школы — общие школы для всех сословий, как и получившие желтые билеты.

Те же, кто ослушаются коллективной воли Совета и лично Его Величества, короля Гастона Авалонского, будут пороты на псарне арапником, вне зависимости от чина и звания, а если не послушаются, будут поставлены у позорного столба, а если и тогда не послушаются, будут отправлены на галеры или в подземные копи карликов рудокопами!

Решение окончательное и обжалованию не подлежит!»

Прочитав королевскую грамоту, герольды ещё раз протрубили в серебряные фанфары и, чинно откланявшись, прыгнули на коней и поскакали восвояси.

Народ слушал в безмолвии — приказы короля, возглашаемые герольдами с атласных помостов, не принято было оспаривать, но слушать, сняв шляпы и смиренно склонив головы. Воля короля — помазанника Создателя — была священна. Однако выражать радость по поводу этого непонятного указа они были не обязаны. А потому, когда народ расходился по домам с площадей, то-то было разговоров…

— Ну, што ж, король совсем рехнулся-то, а, Марта? — покрутила пальцем у виска грудастая баба в зеленом. — У меня уж третья пара внуков дома, а я пойду книжки штоль читать? С ума сойти!

— А я говорила тебе ещё в Соборе-то, — вторила ей долговязая Марта. — Не будет толку от такого короля! И-и-и, быть беде — нутром чую! Эт тольк начало…

И обе бабы набожно осенили себя знаком Создателя и понурили головы. Настроение было безвозвратно испорчено.

4.

— Ваша Верность, — выкинув в уставном жесте приветствия правую руку, на которой красовалась повязка с изображением рассерженной пчелы, отрапортовала кремово-белая фея. — Я принесла, как Вы и просили, протокол заседания Совета Содружества и только что полученную грамоту его постановления.

С этими словами Кремово-белая фея положила стол прозрачный шар, на который были записаны изображения документов. Но Жемчужно-Белая даже не обратила на неё внимание, продолжая сидеть на розовом табурете. Она была всецело погружена в себя, нервно барабаня пальцами по поверхности стола.

— Ну и как, сестра? — наконец, задумчиво проговорила Жемчужно-Белая.

— Дело серьезное. По-моему, король Гастон не в своем уме и пора его убирать, как того, чье имя предано забвению. Тем более, прецедент у нас уже имеется.

Жемчужно-Белая пронзительно посмотрела в глаза Кремово-Белой и та, не выдержав, отвела взгляд.

— Легко сказать, как «того»…  «Тот», если ты помнишь, был вооружен и очень опасен…  Да и потом, а кем мы его заменим? Ведь это же династия самого Роланда Древнего, друга и любимчика Их Премудрости! Это же святыня, незыблемый столп Порядка и Процветания в человеческом сообществе! — Жемчужно-Белая, не выдержав напряжения, встала и принялась нетерпеливо ходить туда-сюда, заложив руки за спину и сосредоточенно что-то обдумывая.

— Ваша Верность, а что если…  Ведь у нас же есть ещё в запасе старший брат умалишенного Гастона…

Жемчужно-Белая вдруг остановилась как вкопанная и взгляд её посветлел.

— Идея, сестра! Ну как же я сама не додумалась?! Вот что значит — эмоции и переживания омрачают разум! Конечно! Про этого «Принца» я ведь совсем забыла! — тут она хлопнула себя по лбу. — Ведь его кровь по своему составу полностью совпадает с кровью прямых потомков династии Роланда Древнего!

— Правда, Ваша Верность, он явно подает признаки слабоумия…

— Можно подумать, другие короли были умнее! Зато ты посмотри, какая у него жена! Умница, красавица,прекрасный боец с тысячелетним стажем, фея, оказавшая неоценимые услуги Сообществу в войне с Непобедимым Солнцем, безоговорочно преданная Их Премудрости! Кроме того, мы её, между прочим, уже много лет как хотим повысить в Иерархии, но она упорно отказывается, а тут — самый подходящий случай для повышения сразу в 1-й ранг!

— Точно, Ваша Верность! Как раз накануне этого странного голосования по вопросу продления Договора у нас во главе человеческого сообщества будет своя королева, и какая!!!

Жемчужно-Белая опять принялась возбужденно ходить из стороны в сторону, довольно потирая руки. План действительно был гениальней некуда. Даже если что-то случится с «Принцем», бывшая Хранительница Предела № 3 по праву его жены и матери его детей — отпрысков увядающей династии Роланда Древнего — , сможет управлять Содружеством…  Целую вечность! С такой королевой устроить продление Договора об Опеке будет проще простого!

Жемчужно-Белая, наконец, остановилась и поднесла тонкий пальчик к губам.

— Смотри, сестра, пока — молчок! Я должна лично доложить этот план Их Премудрости. Но это вовсе не означает, что до принятия Высочайшего решения мы будем бездействовать. Выходи на связь с Хранительницей Предела № 3 и подготовь её. Кроме того, отправь-ка ты её в Авалон вместе с мужем и детьми под каким-нибудь благовидным предлогом…  Да хотя бы в качестве наблюдателя Сообщества над королем — это должность, по-моему, сейчас вакантна. Ну и пусть она ещё раз пригрозит этому Гастону, что если он не прекратит ставить нам палки в колеса — мы ему быстро найдем замену. Как тебе?

— Отличный план, Ваша Верность! — вытянулась по струнке Кремово-Белая.

— Исполняйте, сестра, и да пребудет с тобой Создатель, которому мы служим!

5.

— Дорогой, ты меня слышишь, слышишь, дорогой, а? Мы скоро отправляемся в Авалон. Посмотри, какие там тебе вещи необходимы, я прикажу Зверятам их собрать!

Принц как раз играл с сынишкой и дочуркой в кубики, ползая с поистине детским азартом на коленках по ковру, и совершенно не слышал слов своей любимой жены.

Второе поколение детей Принца и Феи были близнецами, ведь они родились с разницей всего в несколько минут — одинаково золотистые вьющиеся в колечки волосики, голубенькие глазки, пухленькие ротики, щечки с ямочками и немножко курносенькие носики — вылитая мама! Даже крылышки — маленькие, прозрачные — были у обоих — нонсенс! В одних трусиках они ползали по мягкому ковру и пытались построить игрушечный город с башенкой.

А Принц тем временем достал из коробки игрушечные волшебные палочки и хотел научить детишек строить без помощи рук.

Сначала и мальчик, и девочка пытались строить ручками, но у них ничего не выходило. Неловкими движениями то тот, то другая рушили только что построенные стены и чуть от этого не плакали. Но когда Принц взял в руки крышку от набора и показал детям написанные там заклинания, все изменилось.

Сначала они хотели строить стены, как и раньше, но Принц произнес заклинания и движениями палочки стал направлять кубики в нужные места. Они вставали как раз куда надо и не падали. Полет кубиков вызвал такой восторг у детей, что они тут же принялись просить папочку научить их делать также. Принц воспользовался этим и заставил их вспомнить уроки Осленка по чтению и осилить несколько довольно простых предложений, из которых состояли заклинания. А потом…

Вооружившись палочками, они сами стали руководить стройкой. Одни заклинания двигали кубики вперед, другие — назад, третьи — влево, четвертые — вправо, пятые — вниз, шестые — вверх…  Нужно было только назвать номер кубика и произнести соответствующее заклинание. А можно было проще — двигая палочками, мысленно ставить кубики на свои места, произнося при этом лишь одно заклинание — отвечавшее за связь кубика и палочки. Дети смогли довольно быстро самостоятельно оценить преимущество второго способа.

Дети были просто в восторге — ведь управлять кубиками палочкой было гораздо интереснее, чем передвигать их руками! А в каком восторге был Принц! Ведь и его маленький сын не отставал от сестренки! Также ловко махал палочкой, также ловко произносил заклинания…

Вот мальчик, ловко орудуя палочкой, воздвигает высокие белокаменные стены с зубцами и бойницами, вот девочка подводит кубик с подъемными воротами, а вот — легкое движение палочки — и появляется иллюзия рва, заполненного водой. А потом построены ратуша, рыночная площадь с прилавками, дома, деревья с чирикающими на них иллюзиями птиц, фонтаны…

А когда замок из кубиков был полностью построен и над главной башней уже гордо реял флаг Авалона — белый с черным орлом, расправившим крылья — Принц начал второй этап игры. Он произнес заклинание, написанное серебристо-белыми буквами на черной карточке, и, откуда ни возьмись, появились большущие, размером с три кубика, поставленных друг на друга, тигровидные крысы, которые с хищным видом напали на только что сооруженный замок. Крысы были почти как настоящие — также скалят свои тигриные острые зубы, также свирепо бьют по бокам толстыми хвостами с змеиными головами на конце, также сверкают красными как головешки глазами.

Но мальчик не растерялся. Он звонко прочитал заклинание на белой карточке, и на стенах замка появился с десяток лучников, открывших огонь по крысам. Детям приходилось постоянно корректировать огонь при помощи палочек — ведь стрелы летели туда, куда показывает луч, испускаемый рубиново-красным камешком на их конце. А Принц, в свою очередь, направлял своей палочкой крыс то в одну сторону, то в другую, так что они ловко уворачивались от стрел воинов сверху.

Причем у Принца задача была сложнее — ему приходилось каждой крысой командовать отдельно, тогда как лучники били одновременно в одно место. Принц наводил луч своей палочки на крысу, а потом — на нужное место игрового поля, но делал это так быстро, что детишки явно не поспевали. Тогда девочка взяла другую карточку — желтую — и ворота города открылись и выскочила конница. Маленькие рыцари в доспехах принялись ловко колоть крыс своими длинными копьями, а те в свою очередь — бить их хвостами. При этом змеи на хвостах пытались укусить коней за ноги. Зато крысы теперь не могли так ловко уворачиваться как раньше от стрел, а потому сынишке удалось пристреляться и уложить сразу три крысы замертво. Однако остальные крысы, ловко руководимые Принцем, зашли им в тыл. Положение стало безнадежным для рыцарей, и девочка уже потянулась было за розовой карточкой, чтобы вызвать на подмогу фей из Поднебесья, как тут…

Вошла мама!

— Принц! Ты меня опять не слышишь? Мы собираемся в Авалон! Давай, прекращай играть. Пусть дети сами доигрывают.

— Ну, мама, мамочка! Мы хотим ещё поиграть с папкой! Кто же ещё будет командовать крысами? Мы боимся! — закричали в один голос дети.

— Это что такое, дети! И кто это боится крыс, а? — нахмурил брови Принц. — Вы что это меня позорите перед матерью? То же мне! А если война начнется? Тоже будете бояться? А если нападут ВОТ ТАКИЕ ВОТ страш-ш-ш-шш-ные, страш-ш-ш-ш-шные крысы…  — Тут Принц скорчил гримасу и зарычал, а потом схватил дочурку и стал её щекотать. Та в восторге засмеялась, а сынишка взлетел под потолок и сел прямо на плечи отцу, крепко-накрепко обхватив его шею руками…

— Все, дети, а ну отстаньте от отца! Осленок, доиграй с ними, мне нужен Принц.

— Да, госпожа! — услужливо поклонился Осленок. — Деточки мои, а ну ко мне! Кто первый пойдет на речку купаться, и-а-а?!

— Я! Я! Я! Первый! — воскликнул мальчонка, и, отпустив отцовскую шею, громко жужжа вылетел прямо в открытое окно на реку, а за ним полетела девочка, но — так и не смогла его догнать. В воду плюхнулся первый, как выпущенный из катапульты снаряд, именно мальчонка…

… - Дорогая, а в чем дело? — спросил Фею, оставшись с нею наедине в детской Принц, все ещё глядя на развевающееся белое полотнище с черным орлом на шпиле игрушечного замка.

— Ничего. Просто меня повысили в должности. Я теперь назначена полномочным представителем Сообщества при персоне короля Авалона и мы переезжаем на постоянное местожительства именно туда. Твоя мечта сбылась, дорогой, теперь ты хоть каждую неделю будешь смотреть на рыцарские турниры, соревнования лучников и прочие мужские забавы, — улыбнулась Фея и чмокнула мужа в щеку.

Но Принц, казалось, не рад был этой новости. Он как-то тревожно посмотрел на Фею и, после долгой паузы, нехотя произнес:

— Что-то не нравится мне в этом назначении…  И почему именно в Авалон?

— Дорогой, у нас в Сообществе не принято обсуждать приказы. Раз сказали, значит, поедем. Это не нам решать. Или ты хочешь остаться здесь и подождать здесь, в хижине, другую Хранительницу Предела и стать её мужем, а? — Фея, лукаво прищурив глаз, посмотрела на Принца и игриво дернула его за мочку уха.

Принц же только грустно вздохнул и пошел собирать свои вещи. А в душе у него остался какой-то дурной осадок — такие резкие перемены в их жизни явно не к добру!

Последнее, что запечатлелось в его памяти по выходу из комнаты, — был черный орел, горделиво расправивший свои крылья на белом полотнище флага, реявшего на вершине игрушечного замка.

Глава 9 Напрямик — на дно морское

1.

Все произошло так стремительно, что разум Люка не успевал осознать, что с ним происходит.

Сначала известие «голубой» о том, что нашелся его отец, которого у него и в помине не было. Затем, чуть только он стал возражать, его взгляд встретился с взглядом «голубой» феи и он против своей воли стал утверждать, что отец у него есть. Потом «голубая» взяла его за руку и в его тело вошла какая-то до боли знакомая могущественная сила, по венам потекло что-то похожее на расплавленное золото, кровь в жилах закипела, глаза затуманила солнечная паволока, и он перестал понимать, что происходит.

Люк послушно, как верный пес, проследовал за своей хозяйкой. Но как только они зашли в гущу кокосовых пальм и папоротника, доходившего до пояса, а местами даже до груди, «голубая» взлетела и потащила за собой Люка — он только и успел подумать: откуда же у хрупкой женщины такая силища? А ещё с тоской взглянуть на своих внезапно осиротевших собак, которые жалобно завыли где-то там внизу, расставаясь с горячо любимым хозяином, возможно, навсегда.

А между тем «голубая» набрала нужную высоту, поднявшись выше верхушек пальм, — видимо для того, чтоб их стволы не мешали увеличивать скорость — стремительно полетела вперед, крепко держа такой тонкой женской ручкой довольно крупное, не по годам развитое, тело Люка.

Люку так лететь было очень тяжело — рука просто отваливалась от боли, тело неодолимо тянуло вниз, в голове шумело, его мучительно тошнило.

— Э-э-й, ты, красавица, можно полегче? Может, отпустишь на землю, я лучше пешком пойду, а? Не могу, рука болит…

— Молчи, у нас погоня на хвосте! Готовься, сейчас будет очень, очень неприятно…

— Погоня?

Люк посмотрел назад и увидел как справа и слева им на перехват летят «зеленая» и «розовая».

— Красавица, так ты не из них что ли?

«Голубая» фея не ответила. Вместо этого она выбросила вперед левую руку и из оттопыренных тонких женских пальчиков вырвались струи жидкого пламени. Пламя ударило в невидимый для глаза, но очевидный для любого, владеющего технологией «умного» зрения, магический щит, отделяющий островок «кокосового рая» от серого безмолвия тундры.

Сначала струи пламени не смогли пробить в нем брешь, разбиваясь о невидимую глазу преграду, подобно пламени свечи о стекло. Но вскоре Люк увидел, как постепенно в сплошной, бледно-розовой стене-колпаке начинает образовываться отверстие — стена плавилась от огня. К тому времени как они подлетели к ней, отверстие в стене выросло до размеров человеческого тела.

Остановив пламя, «голубая» закричала:

— А ну, давай, малец, позаботься о мягкой посадке сам! — и с нечеловеческой силой швырнула его, как тряпичный мяч в корзину — в образовавшуюся дыру. Падая на землю с весьма приличной высоты, Люк совершенно механически наколдовал себе воздушную подушку, которая смягчила удар — спасибо дяде Азаилу за бесконечные тренировки! Только сейчас он понял, что казавшаяся бессмысленной во время Учебы зубрежка в действительности великая вещь — в страшной суете магического боя заклинания творились сами собой!

Едва приземлившись, он посмотрел в сторону своей спасительницы — как же она теперь вырвется из ловушки, ведь отверстие в магической стене уже исчезло?!

«Голубой» действительно пришлось плохо. Пока она выкидывала Люка вон, за пределы заколдованной рощи, к ней уже успели подлететь «зеленая» и «розовая» и открыть огонь на поражение. Из синих камешков на магических жезлах вырвались струи жидкого пламени и ударили прямо в «голубую». В то же мгновение та вспыхнула как факел. Люк, не выдержав этого ужасного зрелища, отвернулся. Неужели ради него это прекрасное существо пожертвовало своей жизнью?!

Каково же было его удивление, когда вместо ожидаемых душераздирающих криков и проклятий он услышал торжествующий хохот!

Люк обернулся и раскрыл рот от удивления. Тело «голубой», вместо того, чтобы сгореть дотла и упасть жалкой горсткой пепла на землю, продолжало сохраняться в целости и сохранности, а охватившее его пламя стало гореть ещё сильнее, ещё ярче, ещё жарче, языки пламени поднимались все выше и выше.

И вот, перед изумленным взором Люка горящая фея превратилась в огромное пылающее существо. Голова, руки, ноги, крылья существа представляли собой одно сплошное бушующее и гулко гудящее пламя, издали чем-то напоминающее чудовищный огненный цветок. Достигнув же поистине колоссальных размеров, огненное существо атаковало.

Струи жаркого пламени полетели во все стороны, как это бывает от взрыва зажигательного снаряда. Нападавшие феи едва успели защититься, поставив огнеупорный щит из сжатого влажного воздуха. Однако если феям удалось отбить удар, то защитить от огня «кокосовый рай» было уже некому.

Потоки жидкого пламени огненным дождем падали на заросли папоротника, на пальмы, языки пламени лизали высокие громады причудливых деревьев. Огненные ручейки сливались в настоящие реки и, подобно вулканической лаве, сжигали все на своем пути. И вот уже весь кокосовый чудо-остров охвачен огнем, подобно пылающему стогу сена.

Покончив с рощей и феями, едва державшими удар, существо всю свою мощь обратило теперь на щит. Тот, не выдержав и пары мгновений, с оглушительным треском взорвался, как перегретая на огне стеклянная чаша. Взрывная волна исполинской силы разбросала фей в стороны, как тряпичных кукол.

«Бедные мои собачки, они были так преданы мне, что ушли за мной в эту кокосовую мышеловку, а теперь они сгорят там заживо», — грустно подумал Люк и мысленно попрощался с каждой из трех — Белкой, Стрелкой и Громом.

От грустных мыслей Люка отвлекло огненное существо, приземлившееся в двух шагах от него — от нестерпимого жара вся одежда Люка мгновенно промокла от пота, стало тяжело дышать.

— Мой юный хозяин! Медлить больше нельзя! Через пару минут тут будут вся свора «ЖАЛА». Даже мне будет трудно выстоять против них. Уходим!

— Кто ты?

— Не время для вопросов. Уходим!

— А как же дядя Азаил?

— Мурина тебя подери, любопытный мальчишка! Он меня и послал к тебе! Он уже в безопасном месте. Уходим! Проклятье — они уже здесь!

И в самом деле, высоко в небе, прямо у группы облаков к югу, что-то полыхнуло и прямо в лазоревой глади образовался светящийся разрыв, словно по ту сторону небесной тверди кому-то вздумалось открыть окно. Из этого «окна», как пчелы из растревоженного улья, одна за другой, верхом на крылатых животных — белоснежных пегасах, розовых мантикорах, золотистых грифонах — стали вылетать десятки фей. Кавалькаду крылатой кавалерии замыкало несколько исполинских зеленых дракона — похожих на орлов, плетущихся позади стаи жужжащей мошкары.

— Ух, ты! Целая армия! — только и успел удивленно прошептать Люк, как огненная «птица» уже устремилась навстречу врагу, на ходу меняя свой облик — доселе бесформенные огненные языки стали приобретать более или менее отчетливые очертания. Ещё мгновение — и перед восхищенным взором Люка появился самый настоящий огненный дракон — раза в два больше феиных, зеленых, с чешуей цвета раскаленных углей.

Все в этом драконе было из пламени и сам он был — пламя. Расплавленное золото чешуи, пылающие красные глаза-угли, острые зубы-кинжалы из языков пламени, крылья и хвост — из огня. Дракон был настолько исполнен огненной стихии, что ей, казалось, было тесно, она не умещалась в насильственно принятых формах даже исполинских размеров чудовища. А потому пламя, ища выход, вырывалось у дракона не только из пасти, как у остальных представителей его рода, но и из глаз, из ноздрей, из ушей. Искры чудовищной зажигательной силы разлетались в стороны от его крыльев, от хвоста, от рогов, от чешуи, как искры от гигантской пылающей головни.

Многократно усилив свое зрение заклинанием дальнезоркости, Люк отчетливо видел, как побелели лица перехватчиц, как бросились они врассыпную, чтобы не попасть всем вместе под удар огненного существа, которое устремилось в гущу их порядков, как волк в стадо пасущихся северных оленей.

Впрочем, досмотреть исход боя Люку не дали.

Удар электрического тока свалил его на землю и на какое-то время Люк не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. К парализованному пленнику подбежали «розовая» и «зеленая». Обе, впрочем, выглядели весьма неважно.

У «розовой» было обожжено левое плечо — уродливое красное пятно расползлось чуть ли не по всей руке, обгорела одежда, сгорели ресницы и брови. Когда-то дивные, цвета чистого золота волны волос струились по плечам и спине, достигая поясницы. Теперь же все, что от них осталось — лишь жалкие, напоминающие скорее жженую паклю, неровно обгоревшие обрывки, не достававшие даже до плеч. У «зеленой» ожогов было больше — на обоих плечах, ногах, щеках, правда, волосы уцелели лучше. Но, самое главное, обе феи почти лишились своей главной гордости — крыльев — от них остались лишь обгоревшие обломки.

«Летать теперь они, судя по всему, будут не скоро», — злорадно подумал Люк — хоть какое-то утешение!

— Ух! Так бы и выбила мозги у этого змееныша! — зашипела «розовая», замахнувшись на обездвиженного пленника магическим жезлом, из навершия которого до сих пор раздавалось характерное электрическое потрескивание. — Старшую сестру из-за него убили! — по обожженным щекам поползли слезы, оставляя светлые дорожки на густо измазанном сажей лице.

— Прекрати, сестра! Он-то тут причем? К тому же у нас приказ — доставить его живым! Покойная Сильвия не одобрила бы нарушения приказа даже ради мести!

С этими словами «зеленая» достала из-за пояса железный «смирительный обруч» и собиралась уже защелкнуть его на голове Люка, как в этот самый момент раздался звонкий громкий лай, а вслед за ним — утробное рычание. И на обоих фей накинулись три обгоревшие, но каким-то чудом выжившие в этом огненном аду полярные собаки. Женский визг, суматоха — всего на мгновение, но этого мгновения хватило Люку, чтобы нечеловеческим усилием воли заставить себя вскочить на ноги. И тут уж было не до нежностей! Ударом одной ноги он выбил магический жезл из рук «розовой». Вывернув руку у запястья «зеленой», он избавил от магического оружия вторую фею. Потом — пара молниеносных бросков через плечо (Азаилова школа!) — и обе феи уже беспомощно лежат на земле, а собаки навалились на них всей своей массой, угрожающе рыча и грозя разорвать обоим глотки при малейшей попытке встать.

В считанные мгновения роли поменялись. Люк поднял упавшие на землю смирительные обручи и сам одел их им на головы, нажав на бесцветный камень в лобовой части. Раздался пронзительный писк и обе феи застонали от острой головной боли, сжав ободок обруча руками — такова была реакция этого чуда изуверской техники «ЖАЛА» на попытки пленниц оказать сопротивление!

— Эх, ты, «розовая»…  — сокрушенно проговорил Люк. — Ты была «девушкой моей мечты», о которой я грезил не один месяц, а оказалась…  Вот теперь лежи здесь и не вздумай шевелиться — не то хуже будет. И заодно подумай на досуге о том, как недостойно вламываться в чужую память, думать о людях, которые ничем не хуже тебя, как о «трофеях», и вообще быть жестокой и самовлюбленной дурой. Да — и ещё называть других «ублюдками». Такая молодая, такая красивая, а такая жестокая! — укоризненно покачал головой Люк.

В этот момент в небе раздался оглушительный грохот. От взрывной волны сверху Люка бросило на землю и на некоторое время он даже оглох. Когда же, наконец, ему удалось поднял голову, он увидел, что с неба дождем падают оплавленные металлические обломки — все, что осталось от механических драконов фей.

Впрочем, как оказалось, это был последний успех пылающего как раскаленная головня огненного дракона, потому что феи «ЖАЛА», наконец, сумели согласовать свои разрозненные удары и сплели общее заклинание. В материи, из которой сотворена Целестия, по их мысленному приказу образовалась черная дыра, вакуум, и этот вакуум, как воронка, с громким свистом принялся затягивать в себя все живое. Не исключением оказался и огненный дракон. Даже языки пламени, вырывавшиеся отовсюду, из каждой части его тела, стало со страшной силой затягивать в эту кромешно-черную воронку.

Казалось, торжество «ЖАЛА» будет полным — огненного дракона неумолимо затягивала в черную дыру неодолимая сила. Но там, где нельзя победить силой, таинственное существо применило хитрость.

Внезапно дракон стал стремительно утрачивать свои прежние четкие формы и превратился в сгусток расплавленного золота, который обрушился на землю настоящим золотым ливнем.

Не прошло и минуты, как образовавшееся на земле довольно крупное озерцо из расплавленного золота вскипело и тут же стало стремительно испаряться. Поднимавшийся пар стал конденсироваться и вот — из золотистого пара возникла фигура Золотого Рыцаря — до боли знакомого воинам «ЖАЛА» со времен последней войны с Непобедимым Солнцем! Такой же, как и тогда — в сияющих зеркальных золотых доспехах, в сплошном шлеме с алым плюмажем, в маске, полностью скрывающей лицо, с лучащимися прожекторами света из пустых глазниц.

Пока феи пребывали в растерянности от таких стремительных метаморфоз, Золотой Рыцарь, не обращая на них ровным счетом никакого внимания, подбежал к Люку. Заключив его в свои объятия, он тут же с умопомрачительной скоростью взлетел — и был таков.

А Люк только и успел, что помахать на прощание своим верным собакам, печально скулившим далеко внизу — своим необыкновенно острым собачьим чутьем они почувствовали, что на этот раз они расстаются со своим хозяином уже навсегда.

2.

Впервые оказавшись на такой высоте, Люка охватила такая эйфория, что он напрочь забыл о грозящей ему опасности и просто наслаждался полетом.

От скорости и высоты захватывало дух, от дикого восторга хотелось кричать — и если бы не бешеный встречный ветер, он, наверное, так бы и сделал — такой бодрости, такой радости он давно не испытывал. Вот он — леденящий дух свободы! Долой отныне и навсегда скучное прозябание в узилищах ледяного безмолвия, приторную неволю кокосовой мышеловки!

И только одна-единственная мысль не давала ему покоя.

«Эй, как тебя зовут? И что случилось с «голубой», чей облик ты украл? Неужели убил?» — телепатически задал он вопрос своему огненному спасителю.

«Зачем сразу убил? — обиженно ответил ему металлический голос. — Я её расплавил в себе, вот и все. Она стала частью меня, как и другие…».

«Не…  понимаю…  — подумал Люк, чувствуя, как похолодело у него в груди. — Как — «расплавил»? Как расплавленное золото — другой металл, что ли?»

«Да нет, конечно! Что за примитивное представление! Все гораздо сложнее…  Возьми, например, солнечный луч и посмотри на него сквозь призму, что ты там увидишь? Совершенно верно, семь цветов радуги. Помнишь присловье — «каждый охотник желает знать, где сидит фазан»?»

«Ну да, — все ещё ничего не понимая, подумал Люк, — дядь Азаил мне рассказывал его, когда я ещё под стол пешком ходил».

«Ну, и чудесно. Как ты помнишь, солнечный луч включает в себя все цвета и все цвета в нем живут вместе, не теряя своей индивидуальности, но при этом будучи одним лучом, одним цветом — золотистым. Хотя цветов на самом деле много больше, чем различает человеческий глаз, да и луч не золотой, но аналогия вполне себе годная. Я — один, но во мне — много кто помещается. Твоя мать, например, твой отец, фея 3-го ранга Сильвия…  Да много кто! И уверяю тебя, им там всем — весьма неплохо!» — Золотой Рыцарь довольно рассмеялся и смех его напоминал перезвон золотых колокольчиков.

«Кто же ты, ответь мне, кто ты НА САМОМ ДЕЛЕ?!» — не выдержал Люк.

«Я — Непобедимое Солнце, чью красоту и совершенство ничто не может затмить, Я — неиссякаемая Премудрость, просвещающее все сущее, пребывающее во тьме, Я — само Бытие, к которому никогда не прикоснется смерть, Я…».

«Все, не могу слушать больше, прекрати!»

«Сам же попросил…». — обиженно ответил Золотой Рыцарь.

«Я тебя не просил мне тут целую тираду самовосхвалений зачитывать, скажи короче!» — пояснил Люк.

«Ну…  если совсем коротко, то я — Поток Непобедимого Солнца, пробужденный к жизни гением моего Создателя и твоего Учителя, который верно служил твоей матери и который, надеюсь, верно послужит и тебе, её сыну, моему юному хозяину Люку…». — и золотые колокольчики зазвенели так, что у Люка смертельно разболелась голова.

Чтобы хоть как-то перевести тему разговора, Люк стал вертеть головой по сторонам и обнаружил, что тундра осталась далеко позади, а прямо под ногами простирается, всюду, куда ни кинь взор, бескрайняя водная гладь. Море — бескрайнее, спокойное, безмятежное, небесно-голубое. Воздух значительно потеплел, а солнце стало даже больше размером.

Люк посмотрел назад, но погони не увидел.

«… И не увидишь — прочитав его мысли, произнес Золотой Рыцарь. — Белобрысые летуньи из «ЖАЛА» хитрые. Они не будут гнаться за нами следом, как борзые за зайцем. Руку готов отдать на отсечение, что они полетят нам наперерез, используя «разрывы» в материи».

«Ого! И ты ничего не предпримешь?»

«Ну почему же, мой маленький хозяин…  У меня уже есть план! Ты заклинание «невидимость» и «воздушная подушка» хорошо помнишь?»

«Ну да, в общем…». — лихорадочно роясь в глубинах своей памяти, подумал Люк.

«Ну, ничего, я напомню! Как только я дам сигнал — немедленно запускай оба — понял? Лететь тебе придется, мой юный хозяин, с высоты эдак в пару тысяч миль — это точно!»

От такой перспективы Люк, конечно, мягко говоря, был не в восторге, но виду не подал — огненный великан итак столько для него сделал, вытащил его из такой переделки, что просто совестно продолжать это неблагородное дело — выезжать на чужом горбу!

Впрочем, долго расстраиваться ему не пришлось. Яркие вспышки в облаках впереди показали, что сейчас прямо по курсу их будет ждать засада.

3.

Погода в Заливе Грез была, как всегда, отличная. Ни шторма, ни бури…  Даже настоящего прибоя здесь никогда не бывает. Идеальное место для отдыха!

А, надо сказать, к отдыху здесь располагало всё — золотистый мягкий песчаный пляж, — никаких тебе острых камней и противных водорослей! — , гладкие белые камни, торчавшие прямо из моря у побережья, словно созданные для того, чтобы беспрепятственно греться на жарком солнышке, которое здесь никогда не закроет туча. Лежи, загорай, пой песни под аккомпанемент шелеста морских волн, наслаждайся жизнью! А если ещё наколдовать нежный прохладный ветерок…  Вот и получится настоящий Залив Грез — иначе и не назовешь!

Одно только плохо — место совершенно безлюдное. Удивительно, ну чего этим людям надо? В такой-то райский уголок — и никто никогда не заплывает! Юная русалка, недавно справившая девятисотый день рождения (точнее, «ночь рождения», ибо русалки рождаются только ночью, и только при полной луне), от досады ударила о водную гладь тонкой ручкой.

Русалка лежала, как и полагается морским девам, прямо на горячей, гладкой, как кожица младенца, поверхности плоского камня в миле-полторы от пляжа. В лунные ночи одним мановением пальчика она легко могла сделать его невидимым и тогда на него налетали и разбивались торговые корабли. Это было так здорово — наблюдать, как медленно корабль идет ко дну, как люди, сущие муравьи, суетятся на палубе, выбрасывая оттуда в шлюпки сундуки с каким-то барахлом (нет чтоб жизнь свою спасать!), как они ныряют в воду и тонут там, а она с сестрами их спасает…

А ещё интереснее, когда корабль проплывает мимо, а она с сестрами под аккомпанемент арф и морских раковин поют песни, да так сладко, что моряки сами бросаются с корабля прямо в море и плывут к ней, подобно змеям, зачарованным волшебными дудками факиров из Дальнего Юга.

Правда, вот уж лет триста тут никто не плавал — видимо, уцелевшие моряки рассказали другим о том, что в Заливе Грез опасно. И с тех пор наступило время настоящей скуки…  Ну не будешь же на пляже целыми столетиями валяться, скучно же! Была, правда, и у неё одна маленькая отдушина — в милях в пяти от Залива в Море впадала большая река и там можно было встретиться с речными русалками и отвести душу в веселой болтовне, а заодно узнать и о новостях с континента.

«Эх, везет же некоторым! Ну почему я не родилась речной русалкой? Они поближе к людям, к настоящей жизни…».

Из трясины грустных мыслей юную русалку вывели яркие вспышки, которые она увидела на горизонте.

«Странно, — подумала юная русалка, — молнии — посреди бела дня? Экая невидаль!»

Но вспышки прекратились так же внезапно, как и возникли, а вместо них в небесной тверди отворились светящиеся «оконца», из которых хлынули…  Морская Королева! Целая кавалькада фей, да не просто — а верхом на крылатых зверях!

«Ого! — подумала русалка. — Что это они — совсем рехнулись, что ли? Никак учения тут вздумали проводить? Впрочем, хоть какое-то развлечение!» И, довольная таким оборотом дела, блаженно растянулась на горячем белом камушке, предвкушая необычное зрелище.

Русалка восхищенно наблюдала за тем, как разворачиваются в несколько цепей боевые порядки фей, как откуда-то с севера показался ещё один летающий объект, ярко светящаяся точка, устремившаяся прямо в центр строя крылатых воительниц.

По мере приближения — а приближалась она необыкновенно быстро! — , точка росла и юная русалка с удивлением отметила, что по форме она напоминает человека, правда, мягко говоря, несколько необычного вида — словно он целиком и полностью был сделан из золота.

Феи как по команде подняли свои магические жезлы, и из каждого из них стали сами собой вытягиваться золотистые нити. Нити с необыкновенной быстротой стали сплетаться друг с другом так, словно чья-то невидимая рука ткала золотистое как солнце покрывало. Покрывало росло буквально на глазах и приобретало поистине исполинские размеры, так что к тому моменту, когда золотой человечек подлетел к расположению фей, оно уже растянулось от самых облаков до моря. Золотой человечек заметался из стороны в сторону, видимо понимая, что обойти «покрывало» ему никак не удастся. Затем, повернул было назад, но предательская сеть, ведомая на расстоянии магическими жезлами крылатых воительниц, «обходила» его с флангов, сверху, «заходила» в тыл. Ещё пара минут и мышеловка захлопнется.

Но не тут-то было! Загнанный в ловушку зверь стремительно бросился прямо в морскую пучину…

Юная русалка разочарованно надула губки — такого быстрого финала она не ожидала. Чтобы хоть как-то продлить интригу, она плюхнулась, как тюлень, в воду и поплыла к тому месту, куда упал золотой человек.

Но как бы быстро ни плавала русалка, крылатые феи оказались у места падения быстрее.

— Ваша Верность, рискнем ли мы нарушать границы Морской Конфедерации?

— К муринам границы! Нас тут полторы сотни — пусть попробуют что-нибудь возразить! Быстро ныряйте!

С пару десятков крылатых девушек в белых и золотистых туниках, наколдовав защитное магическое поле, нырнули в море. Юная русалка видела как голубоватая мерцающая сфера вокруг фей позволяла им дышать под водой — она сохраняла внутри себя определенное количество воздуха, подобно баллону из непромокаемой ткани, которым пользуются ненавистные русалкам ловцы жемчуга.

Опустившись на самое дно, они щелкнули пальчиками и прямо в морской воде зажглись небольшие фонарики, которые позволяли видеть в сумрачных подводных глубинах. Дно покрывали лишь невысокие заросли бурой морской капусты, более крупных водорослей на дне Залива Грез не было — об этом заботилась юная русалка. А потому обнаружить остатки золотого человека не составляло большого труда. Феи перевернули труп на спину и обнаружили в намертво сжатых металлических объятиях золотого человека бездыханного юношу.

Русалка чуть не выдала себя криком — такой хорошенький! Большие миндалевидные голубые глаза, так удивленно распахнувшиеся, открытый от удивления рот, в который уже заплыли две маленькие любопытные рыбешки, но, самое главное, — эти чудесные золотистые шелковистые волосы…

«Проклятые белобрысые! Чтоб вам пусто было! Такого мальчика погубили! Я тут столетиями жду-жду, а они — бах — за пару минут и все!» Юная русалка стиснула зубки и кулачки, но нападать на такое количество перехватчиц «ЖАЛА», конечно же, и думать было нечего.

— Сестры, кажется, это он. Поднимаем.

— Так точно, старшая сестра!

Старшая из фей воздела магический жезл, и вот уже под трупами забурлили потоки сгущенного воздуха. Подушка из огромных водяных пузырей стала поднимать тела на поверхность. А над поверхностью моря уже завис механический дракон, готовый принять в свое зеленое чрево скорбный груз.

Феи окружили трупы и стали бурно о чем-то совещаться. Но русалке не было дела до их болтовни — слезы застили ей глаза, в горле застрял противный ком. Смахнув слезинку со щеки, она нырнула в глубины моря и была такова.

4.

Ночь в Заливе Грез как всегда на диво прекрасна: спокойное, ласковое море, прохладный ветерок с севера, ясное звездное небо, серебристая лунная дорожка…  Но именно в такие ночи юной русалке становилось ещё тоскливей на душе. Ведь радость от созерцания красот природы разделить ей было не с кем.

Одинокая морская дева вновь расположилась на своем любимом, ещё теплом после дневного солнцепека белом камне и со скуки считала звезды на небе, мысленно соединяя их в созвездия.

Внезапно она заметила ярко вспыхнувшую и тут же скрывшуюся за линией горизонта звезду. Мечтательно закрыв глаза, юная русалка загадала заветное желание — ну конечно же о том, чтобы здесь и сейчас в Залив заплыл какой-нибудь человек, ну, скажем, примерно такой же юноша, которого она видела сегодня…  Да, да, именно такой! Теперь главное в точности восстановить в памяти его образ — и тогда её желание непременно сбудется!

«Итак, пусть он плывет, такой несчастный, заблудший, замерзший, совершенно одинокий посреди этого бескрайнего моря. Его длинные золотистые волосы промокли насквозь, под его чудесными голубыми глазами — тени усталости, а его чудная белая кожа стала белесо-бледной от долгого пребывания в воде…».

Стоп! — юная русалка мгновенно открыла глаза. Чуть не заснула! Потому что она отчетливо услышала плеск воды где-то недалеко, в полумиле от своего камня, в глубине моря…  Наверное, все-таки задремала!

«Да нет же! Точно! Я и сейчас его слышу! Плеск, который могут издавать только руки пловца-человека! У тюленей, котиков, касаток — движения слишком шумные, у рыб — наоборот, слишком тихие. А здесь — осторожные, мягкие, гармонические движения, явно разумного существа, словно пловец намеренно не хочет себя обнаружить…».

Юная русалка всмотрелась во тьму. Её глаза заискрились ярко-зелеными огоньками — зрение русалок острее, чем у кошек, сов и других ночных животных. Оно позволяло им видеть не только ночью в надводном мире, где, по крайней мере, светят луна и звезды, но даже и в подводных глубинах, где и днем-то царит непроглядный мрак. Но даже обладая таким зрением, ей не удалось ничего увидеть на поверхности гладкого, словно уснувший сытый питон, Моря. Или — почти ничего…

Внимательно присмотревшись, юная русалка, наконец, различила в полумиле отсюда подозрительные всплески на поверхности воды. И всплески эти медленно, но верно приближаются к её камню.

Юная русалка — как это могут делать только представители её расы — неслышно нырнула и поплыла по направлению к месту, откуда раздавались звуки и, остановившись в шагах в десяти под поверхностью, затаилась.

Не прошло и пары минут, как она, подобно древнему морскому хищнику, кожей почувствовала какое-то движение вверху и, недолго думая, устремилась к его источнику. Удача! Её руки схватили что-то осязаемое и это «что-то» она тут же потащила на дно — что делать она, как и всякая морская охотница, умела мастерски.

Раздался сдавленный крик и что-то судорожно забилось в её цепких холодных объятьях. Но русалка крепко держала свою добычу. Она мертвой хваткой оплела цепкими ручками и ножками невидимое существо, не давая ему вырваться из своих смертоносных объятий. Тело существа судорожно билось и пыталось оттолкнуть русалку, но его — руки или лапы? — лишь беспомощно скользили по её гладкому телу.

Наконец, сопротивление несчастной жертвы становилось все слабее и слабее, пока не прекратилось вовсе. И когда оно затихло, тело тут же стало видимым и — , о ужас! — жертвой морской охотницы оказался тот самый юноша, чьей неземной красотой она восхищалась днем!

Сердце в холодной груди русалки затрепетало — ещё полчаса назад она сокрушалась о смерти этого мальчика и обвиняла в его гибели белобрысых фей, а сама…  Нет! Это непереносимо!

Обхватив тело несчастного, русалка что было сил устремилась назад, к своему плоскому белому камню и одним движением вытолкнув (не без помощи магии, конечно) юношу на камень, сама забралась на него и принялась делать искусственное дыхание. Руки замком, один большой нажим на грудь, два маленьких, один большой, два маленьких, один большой, два маленьких…  Мутная зеленоватая морская вода толчками выливалась из его посиневшего рта. Цикл толчков — вдох воздуха в рот. И снова, и снова, и снова…

Руки болят, по щекам струятся соленые русалочьи слезы, которые нечем вытереть, в груди застрял то ли плачь, то ли крик, а она — один большой, два маленьких, один большой, два маленьких…  Вдох…  Один большой, два маленьких…  И так до бесконечности.

«Только не умирай, человечек, только не умирай!» — одна мысль вертится в голове. «Только не умирай!» Но — никаких признаков жизни…  Вот уже и вода больше не идет изо рта, а результата все нет и нет.

«А может быть правы эти белобрысые летуньи, может, действительно есть Создатель неба и земли, может, только Он в силах мне помочь?» — в отчаянии подумала юная русалка и всей душой обратилась к Нему — ведь никакая магия на свете, — хоть русалочья, хоть феина, — не может вернуть в этот мир уже умершего! Если кому это и под силу, то только Ему!

«Создатель! Если Ты есть, пусть этот юноша оживет, и я больше никогда и никого топить больше не буду! Честное слово! Помоги же мне, Создате-е-е-е-ель!» — мысленно возопила юная русалка и прикоснулась своими нежно-розовыми как морские кораллы солеными терпкими губами к синим от холода губам юноши, чтобы вдохнуть очередную порцию воздуха, как…  Его губы внезапно ожили, зашевелились, а потом удивленно открылись большие небесно-голубые, как горные озерца, глаза.

Когда, наконец, юная русалка отпустила губы утопленника — а это произошло, надо сказать, совсем не сразу — он уже окончательно пришел в себя.

— Кто ты? — только и произнес он сдавленным шепотом, пытаясь высвободиться из-под по-рыбьему холодного русалочьего тела.

— Кто-кто…  Как видишь, дева морская! Кто ж ещё тут может быть за полночь, посреди моря? — и русалка освободила пленника, главным образом для того, чтобы он мог рассмотреть её во всей красе, с головы до пят. Она гордо расправила свои роскошные зеленые, как морские водоросли, волосы и соблазнительно «стрельнула» глазками. Но вместо ожидаемой бури восторга и страсти, к своему, надо сказать, величайшему изумлению, она увидела, как тот покраснел как мак и закрыл лицо руками, а потом и вовсе отвернулся.

— Как?! Не нравлюсь?! — чуть не закричала она, но вовремя спохватилась. От обиды глаза её наполнились солеными как само море слезами. — Я, между прочим, тебе жизнь спасла, а ты…  — обиженно надув губки, прошептала она и уголки её губ предательски дрогнули.

— Ну что ты…  — смутился юноша, по-прежнему разглядывая что-то между пальцами ног. — Ты только оденься во что-нибудь — не могу смотреть на тебя такую…  Совестно как-то…

— Ой! А я и не думала, что люди-то такие стеснительные! — облегченно выпалила русалка и радостно рассмеялась, забыв о конспирации. — Моряки так наоборот таращатся — чуть дырку глазами не протерли, а ты…  Ну да ладно, сейчас! — юная морская дева нырнула обратно в пучину, но уже через мгновение её хорошенькая головка и чудные круглые плечики вновь показались на поверхности. — Смотри у меня: сбежишь — подниму такой крик, что все «ЖАЛО» сюда слетится, ух! — и, игриво погрозив юноше кулачком, была такова.

Люк же блаженно растянулся на ещё теплом белом камне, даже и не помышляя о побеге, и просто-напросто — уснул как убитый! Шутка ли — за один день совершить побег из «кокосовой рощи», пролететь шут знает сколько миль на бешеной скорости по небу, со страшной высоты упасть в открытое море, полсуток плыть, да ещё и чуть не побывать на том свете…  — такое выдержит далеко не каждый бывалый воин, не то, что совсем юный ученик мага!

Когда луна близилась к закату, у белого камня вновь раздался тихий всплеск и, истекая водой, на него взгромоздилась морская дева. На ней было роскошное облегающее полупрозрачное зеленое платье, сотканное из водорослей, жемчужная диадема венчала её хорошенькую головку, волосы украшены чудным морским цветком, источавшей чудное благоухание, на тонкой девичьей шее — прекрасное ожерелье из розовых кораллов, прямо под цвет губ.

— Смотри, человечек, теперь, небось, не совестно будет…  Ой, уснул! Намаялся, бедненький…  Рыбка ты моя…  — нежно проворковала морская дева и погладила перепончатой лапкой юношу по голове. А потом, хитренько ухмыльнувшись, прошептала. — Ну, раз ты заснул, то сам виноват — утащу тебя в такие бездны, что пусть все«ЖАЛО» бросится на поиски — не найдут!

Она достала из укромного места в расщелине камня припрятанную перламутровую раковину и тихо-тихо в неё подула. Спустя некоторое время вода вокруг камня забурлила и из глубин поднялись чьи-то ярко-красные мясистые щупальца и нежно обвили спящее тело.

— Эй, подожди, рано ещё…  — прошептала она.

Русалка достала палочку, сделанную из розовых кораллов, которая в её руках тут же загорелась мягким розовым светом, и обвела ею вокруг юноши. В тот же миг вокруг него запульсировало невидимое человеческому, но очень хорошо видимое русалочьему взору бледно-розовое сияние.

— А теперь давай, валяй, песик…  — хихикнула морская дева, и щупальца осторожно обхватили спящее тело — как нежные родительские руки — горячо любимого младенца, — и потянули за собой в морские бездны.

5.

Люк проснулся хорошо отдохнувшим, бодрым, с ясной и свежей головой и, конечно же, жутко голодным. Его быстро растущий молодой организм настойчиво напоминал о себе свирепым урчанием в животе. От этого-то урчания он, собственно, и проснулся.

Люк лежал на какой-то мягкой и шелковистой подстилке, очень, надо сказать, мягкой и очень шелковистой…  и…  подвижной весьма! Люк всей спиной ощутил какое-то шевеление…  А потом резко прыгнул в сторону и увидел, что «движущаяся подстилка» — это не что иное как розовый язык огромной черепахи! Черепахи, чья голова была в три человеческих роста, а уж про размер коричневого панциря и огромных плавников-ласт и говорить не приходится!

Люк в ужасе отшатнулся в противоположный конец комнаты и там уже до него донеслись переливчатые трели чьего-то звонкого и мелодичного смеха.

— Ничего не вижу в этом смешного! — обиженно нахмурился Люк и внимательно осмотрелся.

Позади него с подносом в руках стояла его вчерашняя знакомая — «морская дева», как она представилась тогда. Она так смеялась, что, казалось, вот-вот выронит все его содержимое. Но что самое удивительное — так это то, что и гигантская морская черепаха засмеялась тоже — кряхтящим, скрежещущим старушечьим смехом.

— Прости, дорогой, просто ты так смешно, хи-хи, отпрыгнул, у тебя было, хи-хи-хи, такое уморительное, хи-хи, выражение лица…  Как будто тебе за шиворот ледяной воды налили! Все, не буду больше, прости, хи-хи…

Морская дева действительно честно пыталась справиться с позывами смеха, а потому даже на некоторое время отвернулась, предоставив возможность Люку осмотреться.

А находился он в странном сферическом помещении перламутрового цвета, размером шагов в сто в диаметре, высотой — шагов в тридцать. Стены у него были полупрозрачные, так что сквозь них можно было видеть, что творится снаружи. А снаружи, куда ни кинь взор, было самое настоящее морское дно! Целые джунгли из темно-зеленых высоченных водорослей, чьи тонкие стебли и листья плавно покачивались из стороны в сторону, как бы под действием ветра, неприступные скалы из разноцветных кораллов. Целые стаи рыб — от размером с ноготок до настоящих гигантов в пять и больше человеческих ростов, — ловко лавировали в джунглях из водорослей и кораллов, не обращая никакого внимания на Люка. Само дно, покрытое жемчужно-белым песком, сплошным ковром усеивали всевозможные моллюски с раковинами самых причудливых форм, с усиками-антеннами и без, морские звезды, крабы и прочая живность. Все здесь шевелилось, дышало, плавало, бегало, ходило…

А потом Люк заметил другие «жилые пузырьки» самых разнообразных цветов и оттенков, но по форме — точь-в-точь такие же, в котором находился сам — в них жили другие русалки. Пузырьки были привязаны тонкими, но, видимо, очень прочными, серебристыми нитями к гигантским кораллам и водорослям.

А вот и его недавняя знакомая, огромная черепаха, медленно уплывающая куда-то вдаль, машет своими плавниками-ластами, словно гигантская птица. Видимо, честно исполнив роль «ложа», она теперь была отпущена хозяйкой по своим личным, черепашьим, делам.

— Добро пожаловать, мой дорогой человечек…  А как, кстати, тебя зовут? Мы ж даже не познакомились с тобой! Меня — Марина. Я — морская дева, хранительница Залива Грез, а ты?

— А я, — смущенно кашлянув в кулак, проговорил Люк, — Люк, просто — Люк.

— «Просто Люк» и все? — недоверчиво посмотрела на него Марина, стоя все с тем же подносом в руках.

— И все! А что ещё нужно?

— Да нет…  Просто за тем, кто «просто Люк и все» «ЖАЛО» не носится как угорелое, в полном составе, с этой ненормальной белобрысой во главе! — воскликнула Марина и только теперь заметила, что её гость переминается с ноги на ногу. — А-а-а, тебе сесть не на что…  Один момент!

Марина звонко щелкнула пальчиками и тут же со дна поднялись три больших краба. Ловко хватаясь клешнями и лапками за стебли огромной водоросли, к третьей снизу ветви которой серебряной нитью был привязан их пузырь, залезли по ней и совершенно беспрепятственно прошли сквозь перламутровую стену пузыря — причем не впустив ни капельки воды! Сложив под себя лапки, крабы сели, образовав, таким образом, два табурета и один плоский столик, поскольку третий краб был раза в два крупнее остальных.

— Прошу к столу, «Просто Люк», кушать подано! — пропела звонким и веселым голоском Марина и опустила свой поднос на импровизированный стол.

Люк, голодный как белая акула, не заставил себя просить дважды. Села и Марина. На подносе лежали листья настоящих кувшинок, на которых, в свою очередь, располагались какие-то раскрытые раковины с белесой жидкостью.

Лицо Люка разочаровано вытянулось. Марина с тревогой посмотрела на него.

— Что? Не нравится? Да это ж устрицы! Неужели никогда их не ел? Их же людские короли за большие деньги покупают! Они вкусные, честно-честно! Попробуй! А для мужчин это вообще — первое дело, — не удержалась все-таки и хихикнула, — знаешь, какую силу придают по мужской части…  — и хитро подмигнула. — Давай, ам — и все! — протянула русалка одну из устриц своему гостю. Но, прочитав выражение отвращения на лице Люка, сама взяла одну и вылила содержимое раковины себе в рот. — М-м-м-м, как вкусно! Ну попробуй, во!

Люк, все ещё не сводя недоверчивого взгляда со своей смешливой сотрапезницы, взял одну из раковин и залпом выпил.

— Ух ты! Действительно вкусно! — воскликнул он. — Что-то вроде совиных яиц, только лучше…

А дальше его уже не надо было просить дважды. Через пару минут все двадцать раковин он выдул в одного. И только когда на столе ничего съедобного не осталось, Люк отвалился от стола — устрицы оказались на диво сытными.

— Ой, Марина, а я ведь и твою порцию съел тоже…  — запоздало спохватился он и густо покраснел.

Морская дева все это время, облокотив головку о перепончатые ручки, с нескрываемым удовольствием наблюдала, как и все, наверное, женщины в мире, как любимый мужчина ест её стряпню.

— Да чепуха! Я себе ещё насобираю! — пренебрежительно махнула ручкой она. — И вообще, я есть не хочу…

Только теперь, насытившись и отдохнув, Люк по-настоящему смог рассмотреть свою хозяйку и отдать должное её красоте. Теперь она уже не вызвала в нем такого страха — кричаще дерзкая нагота, впрочем, весьма привлекательная нагота, теперь заботливо была прикрыта тканью нежно-зеленого, сплетенного из тончайших водорослевых волокон, платья.

— Ну как тебе? — заметив его восхищенный взгляд, спросила Марина.

— Чудесно…  — только и смог прошептать Люк — и опять густо покраснел.

— То-то же! А то чуть не довел меня до слез ночью. Отворачивается, понимаешь ли, как от болотной кикиморы…  — тут Марина вскочила со своего ходячего сиденья и принялась кружиться по розовой комнате в своем новом платье в каком-то невиданном и изящном танце.

— А ну, что сидишь, давай-ка потанцуем! Ха-ха-ха!

И тут же подскочила к Люку и, схватив его за руки, вытащила на середину пузыря. Крабы тут же попятились назад, унося посуду с собой, освобождая для них пространство.

— Марина, подожди, так ведь музыки все равно нет…  — пытался выйти Люк из неловкого положения, ведь чему-чему а танцам «дядя Азаил» его не обучал.

— Музыки? Ах, м-у-у-узыки…  Ничего нет проще! Музыка, быстро! — хлопнула она в ладоши и звонко засмеялась. Тут же, откуда не возьмись, появились целый десяток бородатых тритонов с разными инструментами — от арф, лютен и цитр с русалочьими волосами вместо струн до раковин и тростниковых флейт — и грянула заводная плясовая мелодия!

Но напрасно Люк так испугался танцев. Марина обхватила его шею своими хоть и тонкими, но цепкими ручками, а потом шепнула ему на ушко какое-то заклинание и его ноги сами так и пустились в пляс под аккомпанемент задорного русалочьего смеха…

Люк не помнил, сколько они скакали — именно скакали — танец, под стать мелодии, был просто диким, когда вдруг музыка, взвизгнув на полутакте, не умолкла. Танцующие встали как вкопанные, а Марина, нахмурив брови, гневно повернула свое личико, чтобы задать жару тритонам, но вместо тритонов увидела…  Двух морских дев верхом на больших белых акулах с коралловыми магическими жезлами в руках.

— Ой, подводный патруль…  Попались…  — прошептала юная русалка и испуганно закрыла ротик ладошками.

— А что такого? — спросил Люк. — Они тебе угрожают? Так я разберусь! — сжал кулаки юноша.

— Ты что! — зашипела Марина. — Это ж гвардия Её Величества!

— Дева Марина! Извольте дать отчет — почему Вы похитили этого человека с поверхности, не поставив в известность Её Величество? — голос наездницы в тунике из багрово-красных водорослей дышал угрозой.

— Меня никто не похищал, если хотите знать! — с вызовом ответил Люк, задвигая свою спасительницу за спину. — Дева Марина спасла мне жизнь, и я ей очень благодарен…

Но багрово-красная русалка не обратила ни малейшего внимания на слова Люка, повторив свое требование Марине дать отчет в своем поступке. Акулы при этом обнажили свои огромные пасти, показав длинные ряды белых кинжаловидных зубов, словно собаки, готовые наброситься на врагов хозяина.

— Знаете ли вы, Дева Марина, что за похищение собственности Сообщества Поднебесных, вы подлежите наказанию — выдаче вашей персоны наверх, в руки представителей Сообщества? — грозно произнесла вторая стражница.

Люк чуть не подавился от гнева — то его «трофеем» назвали, то теперь — «собственностью»…

— Только попробуйте прикоснуться к ней хоть пальцем, — не выдержал он — и я за себя не отвечаю!

И с этими словами Люк поднял руки, между пальцев его пробежали разряды электрического тока.

Стражницы удивленно переглянулись, а Марина обняла его сзади за плечи и прижалась щекой к его лопатке (Люк был выше её на целую голову).

— А ты какое право имеешь на подданную Морской Королевы? — в один голос воскликнули стражницы, тем не менее, не решаясь напасть первыми.

— А такое…  — дерзко ответил Люк, но тут же споткнулся на полуслове — ему никак не удавалось придумать никакого основания для своей наглости. — Такое…  — и тут его осенило! — Дева Марина больше не принадлежит вам, она моя жена — а потому принадлежит только мне, по праву мужа. А посему я попрошу вас покинуть наш дом, пока я не выпроводил вас вместе с вашими уродливыми рыбинами отсюда прямо за шиворот!

И как бы в подтверждение того, что он не шутит, Люк пустил несколько молний в непрошенных гостей. Молнии легко пробили перламутровую стену пузыря и ударили прямо в морды акул, которые тут же перевернулись вверх тормашками и всплыли на поверхность моря вверх брюхом, как и всякая оглушенная рыба. А их наездницы — временно парализованные — камнем ушли на дно.

— Ой, ты их убил…  Сумасшедший! — вскрикнула Марина, и, зажав ротик ручками, подбежала к краю пузырька, чтобы высмотреть, куда упали стражницы.

— Да нет, ну что ты! — успокоил её Люк, взяв её за руку. — Они просто в шоке. Разряд был не сильный, щадящий.

— Ах, ну и ладно! — беззаботно махнула ручкой Марина и тут же звонко рассмеялась — русалки известны внезапными перепадами настроения, будучи по природе непостоянными, как само море. — Так им и надо…  Стой! — вдруг до неё, наконец, дошел смысл последних слов Люка. — А ты…  ну…  ты…  серьезно…  про мужа…  и-и-и…  жену…  или…  — замялась она и щечки её порозовели, что, надо сказать, совсем не типично для русалок, которые славятся у людей и фей своей распущенностью и бесстыдством.

— Ну конечно серьезно! — совершенно простодушно ответил Люк. — Ты ведь мне жизнь спасла и я теперь твой навеки! — и, обняв изящное, приятно-прохладное тело морской девы, крепко прижал к своей груди.

— Ну тогда и к Морской Королеве с визитом пойти не грех! — вдруг снова внезапно повеселев, рассмеялась Марина. — Только она может меня отпустить с тобой, Люк, у нас тоже свои законы…  Но зато и эти чудики нам ничего сделать не смогут, ведь если я твоя жена по факту, то на меня они права точно не имеют — я принадлежу только тебе!

6.

Марина хлопнула в ладоши и немного погодя к их розовому пузырьку подплыла давешняя огромная черепаха и опять просунула свою циклопическую морду в пузырек. Русалка снова наколдовала вокруг Люка защитную сферу, а потом они вместе, рука об руку, прямо по плоской чешуйчатой голове черепахи забрались на её панцирь. Черепаха, подобно старому, повидавшему виды парому, медленно и важно отчалила и понесла новоиспеченных новобрачных куда-то в сумрачные глубины Моря.

Марина сидела впереди, Люк сзади. Марина держалась за морщинистую, как у старухи, шею черепахи («ей уже почти сто тысяч лет» — шепнула юная русалка на ушко жениху), а Люк — за тонкую таллию своей невесты.

Пока они плыли, у Люка из головы никак не выходила мысль, а почему это русалки могут под водой обходиться без воздушных камер? Но, внимательно присмотревшись, он заметил, что у самой ключицы морской девы открылись закрытые ранее щели, напоминавшие рыбьи жабры, через которые она и дышала, а носовые отверстия, наоборот, закрылись какой-то пленкой, так что вода не попадала в их легкие.

«Удивительно! — подумал Люк. — Ну и чудо природы — эти русалки. И не рыбы, и не звери, и не люди, и не феи, а что-то совсем-совсем особенное».

А о чем думала морская дева…  — об этом нетрудно было догадаться. Как и всякая девушка перед свадьбой, она была только тем и занята, что мысленно выбирала себе наряды и делала прически, и от этих радужных мыслей она не замечала ничего вокруг.

Люк же, наоборот, во все глаза смотрел на окружавший его подводный мир, стараясь не упустить ни одной самой маломальской детали.

А смотреть было на что!

Мимо Люка проплывали целые города из разноцветных пузырьков, в них то и дело заплывали или, наоборот, из них выплывали хозяйки подводного мира.

Оглядываясь вокруг, Люк заметил огромное разнообразие в способах передвижения, которыми пользовались обитатели подводного царства. Одни плыли своим ходом, как рыбы, изящно вращая обнаженными телами (Люк уже привык, не отворачивался), другие — на разного рода морских существах — кто на морских коньках, кто на морских черепахах, кто на акулах — удивительно, впрочем, смирных. Многие из них останавливались и приветственно махали руками Марине и её жениху и просили приглашения на свадьбу — так как Марина тут же, после первых слов приветствия, всем сообщала о ней, чем приводила в смущение Люка — при таком количестве свидетелей отказаться от опрометчиво взятого на себя обязательства было уже нельзя.

Однако кроме русалок, выглядевших, для Люка, чуть ли не на одно лицо — зелено- и длинноволосые, зеленоглазые, с молочно-белой кожей, перепончатыми пальцами на изящных ручках — он заметил и других обитателей.

Так, некоторые русалки прямо на спинах катали своих дочурок — уменьшенных копий самих себя. Правда, Люку бросилось в глаза, что их было как-то не особенно много…

— Да нет, ты не подумай! — махнула ручкой в ответ на его вопрос Марина. — Икры мы мечем много, по три-четыре десятка икринок за раз! Только вот созревает она долго, столетиями…  Тут целый подвиг надо совершить…  Узнаешь потом, на собственном опыте, — хихикнула она и хлопнула Люка по ноге правой ручкой, — и тут же вновь стала серьезной. — Да и далеко не всегда вызревает — много икры так и пропадает — почему — не спрашивай, не знаю…  А из большинства икринок вообще вылупляются гибриды…

Люк вопросительно посмотрел на Марину.

— Ну, мы так называем полуразумных — это тритоны — они ведь ничего не умеют, кроме как на дудках играть, к размножению не способны, правда, умеют колдовать, сила в них есть, но сами — ни бум-бум, — выразительно стукнула себя раковиной по лбу Марина, — ими надо руководить, направлять…  Либо какие-нибудь сирены, гарпии, морские змеи…  Они нам служат, привязываются, как домашние животные к людям, но…  — развела она ручками — сам, понимаешь…  А ещё могут вылупится…

— Нет, не надо, я…  как-нибудь в другой раз послушаю…

— Ух ты! Уж не раздумал ли ты случайно жениться-то?! — испуганно спросила Марина и, повернувшись к нему бочком, посмотрела прямо в глаза. — Да ты не бойся, Люк, малыш, — вдруг резко перешла она опять на легкий и беззаботный смех, похлопывая его ладошкой по щекам, — один все равно рождается либо русалкой, либо водяным, честно-честно…

Люк судорожно сглотнул.

— Ну-у-у, русалок-то я видел…  А водяные где?

— А вот они — плывут уже, родименькие! — Марина указала перепончатым пальчиком куда-то в сторону и по её мысленному приказу морская черепаха резко повернула вправо.

Люк с любопытством посмотрел в указанную сторону и увидел стайку таких же длинноволосых, красивых существ с молочно-белой кожей, с такими же перепончатыми пальцами на руках. Марина поманила их и те послушно поплыли к их черепахе.

— Мой жених, без пяти минут муж, Люк, хочет с вами познакомится! — как всегда выложила все сразу Марина.

Водяные молча поклонились.

— А почему они молчат, Марина? — спросил встревожено Люк.

— Да они телепатией не владеют — будут говорить — вода в рот нальется — кто откачивать будет? — усмехнулась Марина, а Люк только сейчас понял, что все это время слышал голос своей странной спутницы непосредственно внутри своего сознания. — Да и зачем она им? Они все равно магией не владеют…  Но мы их все равно любим! Они — хорошие…  На арфах играть умеют, на рыбах кататься, песни петь…  Правда мало их у нас! Все больше русалки да русалки вылупляются…  Вот и приходится корабли топить с моряками — иначе вымрем, как ихтиозавры…

— Чего-чего?

— Ихтиозавры — чудища такие морские. Её Величество королева Лора на них с гарпуном любила охотиться, да потом перебили всех под корень…  Жаль, скучно без них стало! Ой-ой-ой, — вдруг рассмеялась опять Марина, указывая куда-то пальчиком, — смотри! Похоже наши стражницы уже очухались. Злобные такие! Смотри, да у них все физиономии в синяках, хи-хи-хи!

Люк посмотрел туда, куда указывала Марина и действительно увидел плывущих к ним стражниц в багрово-красных туниках.

Они подплыли к черепахе и мрачно телепатировали:

— Морская Королева Лора ждет тебя, Люк, он же — Люцифер в своих Коралловых Чертогах! А ты — нарушительница порядка…  — и свирепо посмотрели на Марину, но та, взяв за руку Люка, совершенно по-детски скорчила им рожицу.

— Только попробуйте что-нибудь сделать мне! У меня муж есть. Вот! — и пригрозила им кулачком.

Стражницы только хмыкнули и подули в маленькие коралловые свисточки, что висели у них на груди. Откуда ни возьмись показались те самые акулы, на которых они грозно восседали раньше. Стражницы знаком указали Люку и Марине пересесть на этот более быстроходный вид транспорта, чем их черепаха, а потом прикоснулись своими коралловыми магическими жезлами к головам акул и те во всю прыть припустили в заданном направлении.

Акулы плыли так быстро, что Люк уже не смог так тщательно рассмотреть удивительный подводный мир. Перед глазами мелькали только бесчисленные джунгли водорослей и кораллов, вереница жилых пузырьков, каких-то рыб, моллюсков и животных…

Наконец, акулы остановились возле огромной пещеры, диаметром не меньше чем в пятьдесят человеческих ростов, сделанной в скале, которая вся целиком — и изнутри, и извне заросла большими розовыми кораллами.

У устья пещеры стояла почетная стража из пурпурных в три человеческих роста весьма грозного вида спрутов и такого же роста крабов с острыми как бритва клешнями, а между ними — сама Морская Королева Лора — собственной персоной. И выражение лица её не предвещало для Люка ничего хорошего…

7.

— Ты хоть знаешь, мальчишка, во что ты сам впутался и во что ты впутал меня, а? — не находя себе места, ходила из угла в угол, как рассерженная пантера, Морская Королева. Наконец, остановившись, грозно посмотрела на обоих — понурившего свой взор Люка и морскую деву Марину, как дети державших друг друга за руки. Видимо, они и смотрелись со стороны, как нашалившие дети, потому что Лора на мгновение не сдержалась и улыбнулась.

— Ваше Величество, это я во всем виновата, — жалобно пискнула Марина, — но вы же не выдадите моего жениха, без пяти минут мужа, «ЖАЛУ», ведь правда? «С моря выдачи, ведь, нет»! — А потом вдруг, набравшись храбрости, бросилась к ногам своей королевы и истошно затараторила. — Ваш Величество, мы его спрячем в самой глубокой-преглубокой впадине, там, где только морские змеи обитают да эти…  ну как их там…  рыбешки с фонариками! Никакое «ЖАЛО» не найдет! Скажем, утонул — и все тут…  Ваше Величество, умоляя-ю-ю-ю-ю!

— Да пойми ты, глупая, дело совсем не в этом! Во-первых, «ЖАЛО» уже знает, что он здесь и жив — шпионов у них хватает. Во-вторых, дело не в «ЖАЛЕ», а в том, что этот юноша, сам того не ведая, несет в себе проклятье. Он связан — и связан навеки, по самому факту своего рождения — с силами, которые враждебны этому миру, а потому ему не место здесь, НЕ МЕСТО! По правилам, я его должна либо сама уничтожить, либо обезвредить и передать «ЖАЛУ», и я бы сделала это, не задумываясь, если бы…  — Морская Королева, высвободив свои ноги из рук рыдающей Марины, быстро подошла к юноше и, подняв тонким пальчиком опущенный подбородок, внимательно всмотрелась в его лицо.

Несколько минут она напряженно что-то искала в его лице.

— Удивительно, — пробормотала Лора, — ни одной его черты, ни одной…

— Что — «если бы», — вдруг неожиданно спросил Люк и пронзительно, и дерзко сам посмотрел ей в глаза.

— Ничего…  — отвела она свой взгляд. — Я тебя не сдам «ЖАЛУ», Люцифер, но и дать убежища тебе не могу. Ты несешь в себе проклятие, и я вижу его знаки даже в твоих глазах…  Тебе не место здесь, уходи! Я дам тебе самую быстроходную акулу — плыви в любой конец Моря, высаживайся на любом берегу, но территорию Морской Конфедерации ты должен покинуть — сегодня же и навсегда!

— Ваше Величество, а как же я-а-а-а-а? — завопила Дева Марина и подползла на коленях к своей госпоже, чтобы поцеловать её руку.

— Ты свободна, как и любой другой представитель Морского Народа, — немного брезгливо отдернула Лора руку от губ русалки. — Правда, твое преступление тяжко и я бы по-хорошему должна была заморозить тебя лет так на десять тысяч в леднике (при этих словах Марина в ужасе закрыла свое лицо руками)…  Но, поскольку ты сама отдала свою жизнь этому…  даже не знаю как его назвать, к какой расе он относится вообще…  Этому…  Люциферу…  Иди с ним — куда хочешь, я освобождаю тебя от служения в Заливе Грез! Теперь твоя жизнь принадлежит этому существу, как его — тебе. Но свадебной церемонии я проводить не буду — этот брак противоестественен по существу. Русалки могут выходить замуж за людей, это принято и разрешено, но за ТАКИХ гибридов…  — нет уж, увольте! Живи с ним как хочешь, но я — королева Лора — за это ответственности нести не буду!

Люк за все это время почти не проронил ни слова. Но молчал он не потому, что ему нечего было сказать. Обида комом встала в его горле и если бы он и попытался что-то сказать, то либо заплакал бы (а это не по-мужски), либо стал бы страшно ругаться (что тоже — не по-мужски).

В надежде отвлечься, он несколько раз бросал взгляд на роскошные, увитые разноцветными кораллами и украшенными жемчужинами стены тронной залы, на полированный до зеркального блеска пол из плит морского зеленого мрамора, на роскошные фрески и мозаики на потолке с причудливыми сценами из морской жизни обитателей глубин.

Но вся эта красота как то не запоминалась. В голове вертелось одни и те же жестокие слова: «гибрид», «солнечный ублюдок», «проклятый»…  И от этих слов ему некуда было скрыться!

Ещё каких-нибудь полгода назад он был просто Люком — просто полярным охотником, учеником мага, одиноким, правда, но все-таки, как открыл ему дядя Азаил, человеком — воином и мужчиной. А тут…  Сначала он совершенно неожиданно узнал, что он «ублюдок», «враг Сообщества», а теперь, что он — «проклятый» и «гибрид», не достойный ни убежища, ни таинства брака.

И все-таки Люк нашел в себе силы проглотить обиду:

— Все в порядке, Ваше Величество, я ухожу, — тихо произнес он. — Я не просил у Вас убежища и не прошу теперь. Прошу только об одном…  Только об одном…  Я знаю, по Вашим глазам вижу, Вы знаете, кто мой отец. Меня назвали «солнечным ублюдком», человеком без отца…  Откройте мне эту тайну, и я буду Вашим должником навеки! И уйду отсюда, из Коралловых Чертогов, с легкой душой навстречу своей судьбе, своему проклятию!

— Не обольщайся, Люцифер, я не открою тебе имени твоего отца, которого я действительно знаю, и знаю так, как его не знает и его собственная жена, — с ледяным холодом в голосе ответила Морская Королева. — Уходи, пока я не выгнала тебя силой! Я не хочу, чтобы солнечное проклятие пало и на мой народ.

— Но…  почему? Я-то тут причем? Что я плохого сделал?

— Ты — ничего. Но те силы, что тебя используют в своих целях…  Уходи, повторяю, уходи, а имени твоего отца я тебе не открою, чтобы он не пострадал из-за тебя, чтобы тень не пала на его доброе имя! Уходи — немедленно, — и Морская Королева отвернулась, показывая этим, что аудиенция окончена.

Люк стиснул зубы, а потом — повернувшись к Марине — сказал:

— Я не могу взять тебя с собой, дорогая. Ты спасла мне жизнь, но я не хочу вместо благодарности погубить твою собственную…  Путь мой — опасен и труден — и я не могу обрекать тебя на то, чего не пожелал бы самому себе…  Прощай!

С этими словами он быстро поцеловал Марину в щеку и направился к выходу из Коралловых Чертогов.

Глава 10 Совершенно невероятная встреча

1.

— Как ты могла, ну как ты могла, сестра, нас так подвести! Это просто невероятно! Провалить такое важное задание! Упустить такой опасный для Порядка и Процветания всей Целестии объект! При этом допустить гибель одной из лучших наших сестер! Мы так тебе доверяли, а ты…  — лицо Жемчужно-Белой исказила гримаса осуждения и разочарования.

Милена все время пыталась спрятаться от пронизывающего, такого тяжелого взгляда Их Верности, но ей никак не удавалось этого сделать. Она отворачивалась, она смотрела в сторону, вниз, на пол, но даже когда она закрывала глаза, она все равно видела осуждающий взгляд Жемчужно-Белой, и ей становилось невыносимо тяжело…

— Сожалею, Ваша Верность, что я не оправдала возложенное на меня доверие…  Позвольте же мне, наконец, искупить свою вину…  искупить…  кровью…  — судорожно глотая горький комок в горле, еле выговорила Милена, не поднимая взгляд с кончиков сандалий, сжимая и разжимая кулачки.

— Кровью? Кровью! Да после того, что ты сделала, тебе не доверят больше ничего…  НИЧЕГО! Задания, связанные с пролитием крови, доверяются только лучшим из лучших воительниц «ЖАЛА», а ты и этого — не достойна! В общем, иди с глаз моих долой, возвращайся домой, выходи замуж и рожай детей для Сообщества — больше ты ни для чего не пригодна! — и Жемчужно-Белая презрительно отвернулась, красиво качнув роскошной шевелюрой пепельно-белых волос, блистающей волной рассыпавшихся по её тонким и стройным плечикам. Глядя на неё, трудно себе было представить, что эта красивая девушка руководит самым сильным сообществом боевых волшебниц всей Целестии и ни дня не проводит в покое, на одном месте.

Милена в отчаянии взвыла и бросилась вон из округлой, без окон и без дверей, розовой комнаты в открывшееся в сплошной стене отверстие и тут же оказалась в кокосовом саду. Кокосовые пальмы в несколько человеческих ростов вышиной окружали её со всех сторон, заросли хвоща и папоротника доходили до груди и шеи. Милена с плачем продиралась через заросли, даже не пытаясь взлететь.

Наконец, она вышла на поляну в центре рощи, на которой стоял тот самый раскладной обеденный стол. Но на столе, вместо обычных блюд, лежала…  фея 3-го ранга, Старшая Сестра звена «Шершень-2», личное имя — Сильвия! На неё страшно было смотреть. Тело все обожжено, местами даже до костей, обрывки обугленных, когда-то голубых одежд. Она еле стонала, еле дышала. В воздухе носился запах обгорелого мяса.

Милена быстро подбежала к столу, на ходу подбирая наиболее сильные болеутоляющие заклинания, чтоб сестра хоть умерла — с такими ожогами ведь уже не живут! — без страданий. Но когда она подбежала к старшей сестре, та внезапно открыла глаза, пронзительно посмотрела на Милену и мертвой хваткой вцепилась в её руку.

— Что ты наделала, сестра, что ты натворила!? — зловещим шепотом прошипела она. — Ты всех нас подвела! Моя смерть будет напрасной, понимаешь, напрасной!!! Почему, ну почему ты упустила объект?! Почему ты поверила моему убийце, не распознав подлог?! ПОЧЕМУ???! Я ухожу из этого мира неупокоенной, неотмщенной, и только ты, только ты в этом виновата, ТОЛЬКО ТЫ!!!

Милена хотела что-то возразить, попросить прощения, покаяться…  но прерывистое болезненное дыхание Сильвии вдруг остановилось и её взгляд — таких красивых небесно-голубых глаз — пожалуй, единственного, что осталось красивого на её страшно изуродованном теле — остекленел.

Милена завыла, как раненая волчица, и бросилась бежать куда глаза глядят — бежать, бежать из этого кокосового ада, чтобы никогда, никогда больше его не видеть, НИКОГДА!!!

Очнулась она уже где-то далеко в тундре. Она сидела на мягкой кочке, покрытой серо-бурым мхом. Куда ни кинь взор, вокруг — без конца и без края — плоская как блюдце унылая равнина, усыпанная мертвенно-бледными северными подснежниками. Было довольно прохладно, так как северное солнце светило, но почти не согревало. Неприятный ветер дул с Ледовитого моря.

Милена зябко поежилась, но почему-то не стала произносить заклинание «тепловой щит». Ей даже нравилось страдать от мороза — ведь она заслужила гораздо большее страдание!

— Вот-вот, помучайся теперь, «розовая», помучайся, — вдруг раздался откуда-то сзади знакомый голос. Милена резко повернулась и увидела стоящего сзади Дикаря — с луком в руках, с колчаном стрел — за плечами, в какой-то уродливой куртке из оленьей кожи и кожаных штанах. Его длинные золотистые — совершенно нетипичные для людей волосы — такие бывают только у фей! — развевались на ветру. Голубые глаза его не выражали ничего, кроме ледяного презрения, уголки губ также презрительно сжались в некое подобие издевательской усмешки, а рядом стоящие с ним полярные собаки угрожающе зарычали, показывая свои огромные белые зубы.

— Ты была девушкой моей мечты, я грезил о тебе месяцами…  А ты оказалась жестокой, деспотичной, лживой тварью! Ты пыталась взломать мою память, нарушая статьи Договора об Опеке, запрещающей похищать у людей память, — договор, скрепленный клятвой Создателю! — , ты называла меня «ублюдком», хотя ты не имела права меня так оскорблять, ведь даже сама Их Премудрость не посмела меня так называть и запретила другим, ты назвала меня «трофеем», хотя мы — люди — свободны…  Ты злая, жестокая! Ты не фея, не служительница Создателя, а гнусная, тщеславная, жестокосердная тварь! — с этими словами Дикарь собрал всю слюну, которую только мог собрать во рту, и смачно плюнул ей под ноги, а потом развернулся к ней спиной и, свистнув собакам, пошел прочь.

И тогда Милена закричала и…  проснулась.

Вся туника была мокра от пота, лицо — от слез, все тело её трясло, будто её не раз и не два ударили электрошоком.

Лежать больше она не могла. Встав же на ноги, она тут же сморщилась от боли, задев левой рукой огромный, в человеческий рост, пестик цветка, в котором спала. Левая рука её ещё не зажила. Большое алое пятно уродливой формы портило её красивую белую ручку, а прикосновение к пятну вызывало жуткую жгучую боль. Слава Создателю, с ней был её палочка! Несколько стандартных болеутоляющих, прикосновение ярко-синим камнем магического жезла к больному месту — и на пару часов можно забыть о боли.

О, если бы душевную боль можно было вылечить также быстро, как телесную! Милена отдала бы все на свете, если б это было возможно…  Но даже аромат Цветов Забвения на лечебно-профилактических плантациях Острова фей, куда её поместили для реабилитации после тяжелого боевого ранения, не помогал! Стоило ей вдохнуть их аромат и погрузиться в лучезарные розовые сны — обычные для этих цветов — как все горести проваленного задания и потери боевой подруги тут же пропадали. Но «розовые сны», рано или поздно, неизменно сменялись кошмарами…  То вдруг во время купания в теплой и ароматной воде розового озера её вызовут «на ковер» к Жемчужно-Белой, то в массажной, где делают такие приятные массажи, она встретит жестоко израненную «голубую», то играя с маленьким олененком на берегу тихой речки она увидит Дикаря…  А в последнее время все три персонажа её кошмаров стали сниться одновременно!

Из трясины горьких воспоминаний Милену вывел мягкий шелест раскрывающихся лепестков цветка — занимался рассвет.

Повсюду, куда ни посмотри, можно было наблюдать одну и ту же картину. Высокие, выше самых высоких деревьев в Нижней Целестии, большие розовые цветки, чем-то напоминающие маки, но намного большие по размеру. И хотя далеко не в каждом из них кто-то спал, но очень многие были действительно заняты. Здесь феи лечились от телесных и душевных ран, ибо сам запах этих цветов утолял боль, перенося сознание феи в мир розовых грез, сладких снов, хорошего настроения.

Плантация на Острове фей была лечебно-профилактической, а потому цветы раскрывались каждое утро, выпуская своих ночных пленниц на волю. Но далее, по ту сторону Розового Озера, располагались и другие плантации, для исправления заблудших. Те цветы не раскрывались столетиями, а то и тысячелетиями.

Милена спустилась со своего цветка и тут же её окружили несколько соседок — фей более низшего порядка, судя по цветам туники — 7-го, 8-го, 9-го рангов. Они здесь лечились кто от послеродовой депрессии, кто от обычной депрессии (часто возникающей на почве одиночества), кто просто проводил здесь свой отпуск. Все они наперебой загалдели, каждая непременно, совершенно не слушая друг дружку, стремилась выложить своим товаркам именно свой сон. От этого поднимался такой шум и гам, что и у без того плохо чувствовавшей себя Милены, разболелась голова. А потому она захотела как можно скорее тихонько улизнуть — это было тем более легко сделать, что спор между феями разгорелся не на шутку — они живо обсуждали, что лучше, когда тебе приснился мужчина или новорожденный ребеночек — от какого сна ты скорее пойдешь на поправку.

Милена, для вида соглашаясь и с теми и с другими и кивая обоим головой, бочком-бочком выползла из кружка любительниц погалдеть, и быстрым шагом направилась по Аллее Грез прямо к Розовому Озеру.

Аллея Грез — главная улица Плантации. Она целиком состояла из Цветов Забвения и воздух здесь был просто пропитан сладковатым запахом, чем-то напоминающим мед. От него кружилась голова, становилось весело на душе, хотелось смеяться. А потому смотрительницы плантации, медики из 5-го отдела «ЖАЛА», ходили здесь строго в респираторах — иначе они не смогли бы работать.

Но Милене этот воздух почему-то не помогал. Она ощущала, конечно, его медовую сладость, ощущала и шум в голове, и томную слабость в теле. Но тяжелые мысли её все равно не покидали. Наоборот, становились все навязчивее, приобретая форму сонных фантомов, удивительно ярких и отчетливых.

Милена убыстрила шаг и почти побежала. Она старалась не смотреть по сторонам, чтобы случайно не ответить на приветствия отдыхающих и не ввязаться в очередную глупую беседу о снах или предстоящих удовольствиях на этот день. Ей хотелось остаться наедине — и как можно скорее!

Наконец, Аллея Грез подошла к концу и Милена вышла на берег Розового Озера. Это было, в общем, обычное розовое озеро со сладковатой ароматной водой, представлявшей собой, в общем-то, знакомый каждой фее с детства «розовый сок». От обычного озера оно отличалось лишь тем, что вода в нем была теплой как в бане, пузырилась и как бы кипела изнутри. Получалось так, что, когда заходишь в такую воду, ты одновременно получаешь и теплую ванну, и массаж — так как бесчисленные пузырьки массируют каждую клеточку твоего тела. К тому же в этом озере невозможно было утонуть. На его мягкую поверхность можно было лечь и совершенно спокойно лежать под всегда теплым солнышком весь день напролет, причем волны будут тебя покачивать мягко и убаюкивающе.

Именно за это свойство Розового Озера так любила Милена. Здесь можно было притвориться загорающей и остаться одной — вдали от этих галдящих сестричек, которых вообще видеть не хочется, не то, что говорить с ними. А право на покой на Розовом Озере соблюдали свято.

Дойдя до побережья, Милена одним движением сбросила с себя тунику и нырнула в ласковую розовую воду и быстро поплыла прямо к его центру — там уж точно её никто не побеспокоит.

Добравшись до середины, она перевернулась на спину и блаженно закрыла глаза. Лечебная розовая вода умиротворяюще действовала на её раны, которые затягивались сами собой, а волосы от неё становились блестящими и пушистыми и очень быстро отрастали.

«Нет, ты только посмотри на неё! Бесстыдница! Старшую сестру ещё не похоронили, а она уже валяется, отдыхает, блаженствует!»

«Вот тебе и на! Задание провалила, а вместо наказания — ещё и наградили! Сестры не на жизнь, а на смерть бьются с этим солнечным чудовищем, а она тут загорает и нежится!»

«Жестокая, жестокая тварь! А все почему? Да потому что все тебе на блюдечке с розовой каемочкой! Откуда сердце-то станет добрым, если все у вас — задарма! Вот тебе и пляж, вот тебе и озерцо, вот тебе…  А посмотри, сколько животных страдают! Только о себе да о себе думаешь! Дрянь — она и есть — дрянь!!

— Н-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!! ПРЕКРАТИТЕ!!!!! ПРЕКРАТИТЕ!!!! НЕ МОГУ-У-У-У-У-У!!!

2.

— Ну и что будем делать, какой диагноз поставим?

— Навязчивые идеи, слуховые галлюцинации, постоянные кошмары…  В таком состоянии даже Цветы Забвения смертельно опасны! Интересно, кто ей прописал такой идиотский курс лечения? С ума сойти! Ведь иллюзии во снах будут становится все сильнее! Надо выписывать и…  списывать с «ЖАЛА». Психика крайне расшатана. Для неё служба в таком месте будет смертельно опасна. А ты как думаешь, сестра?

— Я думаю о том, как могли преподаватели, дававшие ей рекомендацию в «ЖАЛО», просмотреть это. Психика-то у неё — никудышная! Я обязательно доложу наверх, пусть разберутся.

— Не надо! Давай лучше думать, что делать.

— Слушай, а может попробовать другой метод…

— Какой?

— Какой-какой…  Это между прочим краеугольный камень моей магистерской диссертации был!

— А-а-а-а, ты про это…  Но он же совершенно не апробирован, это ж чистая теория…

— Вот и апробируем заодно! Мы тут с тобой таких открытий наделаем! Давай, я пойду с докладом «наверх», а ты подготовь все внизу. Кстати, подними самое подробное досье пациентки и выясни для начала, есть ли у неё природные «амортизаторы» и какие — это ключевой момент моей теории. Ну и…  возьми разрешение на сканирование памяти. Для верности. Все, я пошла.

— Слушай, смотри, а она, по-моему, слышит…  Вон, голова дернулась!

— Давай вколем ей такую дозу, чтоб спала неделю и без всяких сновидений!

— Давай…

3.

Первое, что увидела Милена, открывая глаза — был самый обыкновенный потолок розового цвета, на котором были нарисованы веселые птички-синички на ветвях покрытых зеленой листвой деревьев. Они были нарисованы так ярко и так живо, что, казалось, вот-вот можно увидеть, как они смешно прыгают по веткам, постоянно вертя туда-сюда хорошенькими головками, моргая глазками-бусинками, при этом не переставая весело чирикать.

«Прям как у меня дома, у мамы с папой» — подумала Милена и улыбнулась во весь рот. Ей вдруг показалось, что она по-прежнему та маленькая пухленькая девочка с только-только проклюнувшимися крылышками у лопаток, вот она лежит в своей детской кроватке с потолком из синичек и вот-вот к ней подойдут Зверята, чтобы помочь ей умыться и одеться.

Милена привстала в кровати и посмотрела вокруг. И верно — это была её собственная детская, точь-в-точь такая же. Вот они — розовые обои на стенах, с изображениями березового леса, кустов малины и ежевики, ромашек и клевера, по которым водят хороводы зайчата и бельчата. Такие веселые, такие радостные, с такими забавными детскими добродушными мордашками…

Ой, и кроватка такая же — сделанная в виде лежащего на спинке медвежонка, расставившего лапки. Получалось, что ты как бы спишь на груди у медвежонка, а на ночь он сам закрывает тебя своими мохнатыми теплыми лапками, так что и одеяла не нужно. А ещё, если нажать на носик, он начинает добрым голоском рассказывать сказки и петь песенки.

Милена вскочила с постели и прошлась по комнате. Да, все также…  Вот и розовые занавески с веселыми крылатыми феями, вот и цветные стекла с изображением розочек и клубничек, вот и мягкий красный коврик, а вот и кроватка братика. Только теперь она пустует…

Тут взгляд Милены упал на зеркальную дверцу шкафа и…  вздох разочарования вырвался из груди! Вместо пятилетней малышки-карапуза на неё смотрела взрослая девушка в розовой пижаме с синими кругами под глазами, опухшими веками и бледными щеками…

«Значит, все это правда! И «ЖАЛО», и проваленное задание, и голоса врачей…  Ой, меня же с «ЖАЛА» списали как «непригодную к службе!»

Из груди Милены вновь вырвались глухие рыдания и тонкие плечики затряслись. Милена села на розовый стул и, облокотившись руками о стол, зарыдала.

Внезапно за её спиной раздался скрип двери и послышались чьи-то мягкие шаги. Но Милена не обратила на них внимания — горе всецело поглотило её. Раздался громкий шепот, какое-то шушуканье, а потом…

— С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ! С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ! С ДНЕМ…  РОЖ-ДЕНЬ-Я-А-А-А-А!!!

Взрыв хлопушек, цветное конфетти,блестящий разноцветный новогодний дождик…

Милена удивленно повернулась и…  увидела веселые улыбающиеся рожицы своих родных Зверят — Дракоши, Слоненка и Попугайки! Дракоша и Попугайка — с разряженными, ещё дымящимися хлопушками, а Слоненок — с большим голубым фарфоровым блюдом, которое он держал прямо на хоботе. На блюде красовался настоящий праздничный торт со взбитыми сливками, который раньше так вкусно готовила мама, с двадцатью горящими свечами на нем.

— Ой, Зверятки мои дорогие! Ой, милые мои!!! — и тут же опять зарыдала.

Зверята недоуменно переглянулись, а потом, тихо положив на стол хлопушки и торт, подошли к своей хозяйке. Дракоша и Попугайка забрались к ней на колени и обняли её, а Слоненок, который на них бы и не уместился, сел у её ног и своим мягким хоботком из синего плюша обнял её ножки.

— Хозяйка ты наша, хозя-ю-ю-шка! Мы тебя очень, очень любим!

— Зверятки вы мои дорогие, милые мои, как мне вас все это время не хватало…

4.

Домик, в котором лечилась Милена, был действительно точной копией её родного дома. Двухэтажный деревянный коттедж с просторной мансардой, в которой как раз и спали Зверята, с баней на первом этаже и верандой. Он был построен на такой же лесной полянке, у примерно такой же тихой заросшей ивой и камышом речки, с заброшенной речной мельницей. Даже русалки тут плавали, как и дома. Только вот братца с родителями и Зверятами старшего поколения не было…

Всезнающий Попугайка сказал, что такое совпадение и не удивительно, ведь это действительно её родительский дом и есть. Просто родителей её перевели куда-то в другое место, вот домик и освободился.

— Надолго ли? — грустно улыбнулась Милена. — Ведь если маму перевели в другое место, сюда должна заехать новая Хранительница Предела № 3…

— На столько, на сколько потребуется! — взлетев в воздух, весело ответил Попугайка. — В конце концов, что стоит новой Хранительнице построить новый дом? Пара пустяков!

— Значит, надолго…  А может, навсегда…  — грустно сказала Милена и опять её глаза наполнились слезами. Так часто она никогда не плакала. Наверное, тот безымянный врач была права — психика у неё расшатана до предела.

— Ну, не убивайся ты так, хозяюшка, агххх! — из розовой пасти Дракоши вырвался язычок пламени. — Лучше пойдем искупаемся в речке, а? Погода — просто блеск!

— Нет, что-то не хочется…  Пусть лучше Слоненок мне почитает что-нибудь.

— С удовольствием, госпожа, — прогнусавил Слоненок и стал нараспев рассказывать шуточный стишок Принца, который он как-то сочинил, гуляя по лесу «Если б мишки были пчелами…»., но Милена прервала его на полуслове.

— Нет, Слоненок, спой мне лучше «Песнь о Роланде». Помнишь, ту, которая как-то исполнила в детстве мама?

— Ах, ту-у-у-у…  Ну, хорошо, хозяйка!

И Слоненок нараспев стал декламировать древние как небо стихи, повествующие о поединке славного рыцаря с Драконом и о проклятии, которое постигло несчастного Короля.

Милена сидела на залитой вечерним солнцем веранде родительского дома, качалась на мамином кресле-качалке и дремала, слушая гнусавый мерный голосок Слоненка, а Дракоша с Попугайкой в это время аккомпанировали ему, достав из маминой комнаты лютню и арфу. Милена слушала их и отчетливо представляла описываемые там события. Вот он Роланд — красивый, высокий, статный, настоящий рыцарь. Иссиня-черные волосы, черные как ночь глаза, преждевременные морщинки у переносицы и у уголков губ — от скорби и забот, преждевременная проседь…  Вот он скачет на бой с Драконом. Весь в броне, с большим белым щитом с изображением черного орла, расправившего крылья, длинный плащ, как и волосы, развеваются на ветру. А боевой конь так и ржет в предчувствии боя!

Милене вдруг очень сильно захотелось увидеть этого легендарного человека, о котором сложено столько песен и легенд! Жаль, здесь, в домике, нет Бассейна Грез…  А может — и к лучшему? Зачем эти иллюзии? Они — не настоящие. А как было бы здорово, увидеть его по-настоящему…

Милена все больше и больше погружалась в дрему.

И вот она уже видит, как скачет этот древний воин, а она стоит у самого края лесной дороги. Она поднимает свой восторженный взгляд прямо на него. Когда всадник поравнялся с нею, он посмотрел на неё сверху вниз и сказал:

— Прекрасная леди, не дадите ли мне напиться воды? — и посмотрел на неё — так ласково, так нежно…

А потом он протягивает ей свой шлем и она из колодца набирает ему прохладной, вкусной воды. Он пьет, не сходя с седла.

— Благодарю тебя, прекрасная леди, путь мой не близок и труден. Рад бы я провести с тобой не один вечерок, да не могу!

— Куда ж ты путь держишь, мой король? — спросила Милена, смахивая со щеки предательницу-слезу.

— Пленил проклятый дракон Хмаг мою невесту, дочь Родерика Храброго, прекрасную принцессу Элвин. Вот, еду с ним сразиться! — нахмурил кустистые черные брови молодой, но уже с проседью и морщинами, король.

— Возьми меня с собой, мой король, я тоже хочу сразиться с драконом! Я оправдаю твое доверие, клянусь!

Но король Роланд лишь грустно хмыкнул.

— Как же ты оправдаешь мое доверие, если ты уже провалила свое задание? — и осуждающе взглянул на неё, а потом дернул поводья, пришпорил коня и стремительно скрылся за поворотом. А Милена упала на дорогу и забилась в истерике…

5.

— Нет, вы как хотите, друзья, но так больше я не могу, — маячил из угла в угол Попугайка. — Того и гляди, наша девочка совсем с ума сойдет! Что они там, в пятом отделе, думают?!

— Лучше скажи, что они там в первом отделе думают, агххх! — возразил Дракоша, гневно наворачивая круги вокруг люстры у потолка. — Отдали девочку здоровую, веселую, жизнерадостную, общительную, а получили — чуть что — в слезы, в истерику, не выходит из депрессии, не спит…

— Вот-вот, друзья, — прогнусавил Слоненок, только-только зайдя в комнату. — Насилу уложил! Пришлось двойную дозу препарата колоть. Зато хоть спать будет без сновидений, а то они её с ума сведут окончательно…

— Надо что-то делать…  надо что-то делать…  надо что-то делать…

— Что-что…  известно, что! — прорычал Дракоша и спикировал с потолка прямо на спину Слоненка. — Надо брать крылья в руки, брать девочку нашу — и тикать отсюда!

— Как тикать? Куда тикать? — в один голос спросили Слоненок и Попугайка и уставились на Дракошу. Дракоша, в отличие от них, никогда не слыл интеллектуалом, даже грамоты не знал, но голова у него соображала иногда получше, чем у самых заядлых грамотеев.

— Глупенькие вы…  неужели не догадались? Слоненок, ты постоянно дежуришь у её постели…  Что она во сне кричит?

— Ну-у-у-у…  как что…  все одно и то же — «не оправдала доверие» кричит, «провалила задание»…

— Понимаете, друзья, все просто! — Дракоша от волнения опять взлетел под потолок и стал нарезать круги вокруг люстры — когда он летал, у него лучше работала голова. — Пока она не выполнит свое задание, она не успокоится! Ты ж Слоненок, без пяти минут магистр педагогики, должен знать, что феи, пока не добьются своего…

— А какое такое задание? — хором спросили Слоненок и Попугайка.

— А вот это нам и предстоит выяснить по ходу дела. Главное — не в этом.

— А в чем?

— А в том, что мы устроим ей побег, но с условием, что она возьмет нас с собой, а там она сама дорогу найдет — волшебница-то она у нас ого-го! Сильная! — прокричал Дракоша и, увлекшись, изрыгнул из себя такой длинный поток пламени, что случайно задел потолок и на нем остался уродливый черный след.

— Ну ты, потише! — заверещал хозяйственный Попугайка. — Потом оттирай за тобой!

Сказано — сделано.

На следующий день Зверята подали коллективное прошение на имя Старшей сестры 5-го отдела с просьбой разрешить им вместе пациенткой совершить прогулку вниз по реке в целях улучшения её самочувствия.

— А потом куда, ну, с речки-то? — шепотом спросил Слоненок, ловко расписываясь на прошении пером, которое он сжимал своими синим плюшевым хоботом.

— Там видно будет, — ответил Дракоша и радостно захихикал.

6.

Прогулка по речке, носившей красивое имя «Лесная», была просто сказкой. Здесь, в верховьях, она была неширокой, течение было медленным.

Речка действительно оправдывала свое называние, поскольку большая часть её русла приходилось на дремучие леса. Она брала свое начало у Зеленых Холмов — несколько ручьев, бивших там, скатывались по довольно крутым склонам вниз и там соединялись в одно целое. От Зеленых Холмов до сектора № 3, на границе с Пределом, было всего ничего — миль 30–40, если по прямой. Речка затем круто брала к северу, огибая зловещий Предел стороной, потом шла немного на восток, и дальше уже — строго на север, до самого Моря. И везде были одни леса — сначала леса различных секторов у Предела, потом леса Древляндии, а затем — леса различных заповедников, устроенных феями специально для диких животных, где они могли спастись от охотников-людей. Именно за эту особенность реки её облюбовали русалки. Ведь они любят, как известно, водится только в лесных водоемах!

«Наверху» разрешили Зверятам прогулять Милену на деревянной прогулочной лодке, на которой Принц обычно катал своих детей, почти до границы сектора № 3, примерно на расстоянии десяти миль.

Милена была не против прогулки. Она проснулась после дозы снотворного в немного каматозном состоянии и была рада освежиться речным воздухом.

Полуденное солнце стояло в самом зените и жарило так, что пришлось наколдовать прохладный ветерок. Милена села на заднюю скамейку, а все три Зверенка — на переднюю, мордочками к ней. Легкий взмах руки — и лодка сама оттолкнулась от берега и медленно поплыла вниз по течению. Можно было бы, конечно, обойтись без магии, но Зверята грести не могли — лапки слишком короткие.

Отчалив, Зверята тут же затянули протяжную песню, а Милена, глядя на их забавные плюшевые мордочки, пытающиеся петь серьезную песню, даже засмеялась.

Рыбы весело плескались за бортом, шумно шелестел камыш и ивы, а по обе стороны лодки медленно проплывали стены древнего леса — все больше древние заскорузлые мохнатые ели и пихты.

— Эй, далеко плывете?! Хотите прокатим с ветерком?! — раздался веселый голосок и по обе стороны лодки вынырнули зеленоволосые головки любопытных русалок. Они схватились ручками за борта лодки и стали толкать её вперед — да так, что лодка понеслась как быстрая яхта под парусом!

Впервые за все это время Милена засмеялась полной грудью и весело обернулась к русалкам.

— А ещё быстрее — можете?!

Те в ответ звонко рассмеялись и прибавили скорости, да так, что дух захватило. Деревья проплывали так быстро, что невозможно было определить, к какой породе они относились, а от встречного ветра волосы у Милены развевались, как будто она не плыла на лодке, а летела во весь опор. Зверята удивленно переглянулись между собой, а Дракоша довольно подмигнул друзьям: мол, видите, все идет как надо! Действительно, на такой скорости им будет весьма сподручно «невзначай» пересечь пограничную черту, а там…

Правда, лодку так качало, а на поворотах, довольно резких, так кренило, что приходилось очень крепко держаться за сиденья, чтоб не вылететь, а сама лодка жалобно скрипела и трещала по всем швам — казалось, вот-вот развалится. Все-таки лодка — прогулочная — не рассчитана на такие скорости!

Но вот, на очередном крутом повороте, русалки не справились с управлением и…  Лодка со всего размаху вылетела прямо на берег — причем, шагов на двадцать от береговой полосы!

Зверята полетели, как тряпичные мячи, по которым дали хорошенького пинка и застряли в верхних ветках мохнатых елей, а Милену спасли только её крылышки — когда она вылетела из лодки, она вовремя ими заработала и сумела избежать столкновения с толстыми стволами.

Хуже же всего пришлось русалкам — они прямо носами проехались по песку, так что встали все чумазые, в грязи, точь-в-точь как нашалившие дети!

— Ой, простите нас, не подрассчитали…  — отряхиваясь от грязи, извинилась одна из них. И тут же все четверо прыснули от смеха! Русалки, как известно, не умеют долго пребывать в одном настроении…

Милена же взлетела, чтобы снять Зверят с ветвей ели, на которых они висели словно новогодние игрушки. Взглянув на русалок, она покатилась со смеху, потому что даже в ноздри и в рот им забился песок, не говоря уже о других частях тела.

Отсмеявшись, она сказала:

— Давайте, я вам помогу…  — Она взмахнула магическим жезлом и над головами русалок образовалась тучка, которая пролила на них обильный дождь, а Милена принялась смывать с них грязь губкой, а потом помогала им расчесывать их роскошные волосы своим гребешком. Затем они развели магический бездровный костер и сели греться.

— Эх, как мы тут будем теперь жить, без Принца-то! Столько лет он нас тут развлекал, играл с нами, а теперь…  — протягивая ручки к огню, вздохнула одна из русалок.

— А что, отец больше сюда не вернется? — спросила Милена.

— Не, здешнюю хозяйку отправили на повышение, в город на озере. Но там — не наша территория. Там слишком людно и феи запрещают нам жить там.

— Интересно, а где мы сейчас находимся? — тревожно озираясь по сторонам, спросила Милена. — И деревья тут не такие как у нас…  Одни хвойные, лиственных почти нет…

Действительно, на побережье высились только мохнатые ели, пихты, сосны и кедры. Ни одной березки…

— А-а-а, мы немножко разогнались и теперь, судя по всему, во владениях королевы Коры. Тут самая Древляндия, что ни на есть, — беззаботно махнула перепончатой лапкой одна из русалок. — Да вы не переживайте! Мы вас живо обратно докатим, так что с берега до дому опять воздухом долетите! — и все вчетвером прыснули со смеху.

— Странно…  Древляндия…  Запах тут какой-то…  особенный…  — медленно прошептала Милена и встала, принюхиваясь. — Пахнет…

— … свободой? Ты это хотела сказать? — откуда-то из чащи донесся низкий грудной голос и на свет склоняющегося к закату солнца вышла…

— Ваше Величество, Ночная Королева Кора! — в один голос запищали все четыре русалки, вскочили с поленьев, на которых сидели и пали ниц перед могущественной лесной владычицей.

А выглядела она действительно — могущественной. Высокая, подтянутая, в кожаном черном плотно прилегающем к телу комбинезоне, в плаще из шкуры пантеры, накинутом на плечи, голова которой вместо капюшона покоилась на роскошной черной шевелюре королевы. На шее у неё висело ожерелье из клыков хищных зверей, на голове красовался венок из лесных цветов, в руке она держала магический деревянный посох черного цвета.

Зверята почтительно преклонили колена рядом с русалками.

Но Ночная Королева, похоже, не обратила на них никакого внимания, не отрывая пристального взгляда от Милены. Её глаза бегали по лицу, глазам, волосам девушки и как будто что-то напряженно искали…  Или вспоминали?

— Ну вот ты и пришла, Обещанная, как и предсказано Черным Камнем…

Милена непонимающе посмотрела на Ночную Королеву, не в силах скрыть того трепета, что вызвала у неё эта легендарная владычица дремучих лесов, до которых не дотрагивался топор дровосека десятки тысяч лет.

— Всему свое время, всему свое время, дитя мое…  А пока — изволь следовать за мной, мне многое тебе нужно показать и многое рассказать…

— Как…  следовать…  — недоуменно прошептала Милена. — Мне ж нельзя покидать территорию…  санатория…

Кора остановилась и повернулась в её сторону:

— Ну, во-первых, ты её уже покинула, а, во-вторых, спроси у своих плюшевых друзей — чем должна была закончиться ваша прогулочная поездка, а?

Если бы Зверята были сделаны не из плюша, они покраснели бы как маки — Ночная Королева раскрыла их тайный заговор.

— Пойдем, только я могу подсказать тебе, как выполнить твое задание, которое, как ты считаешь, ты провалила. Только у меня — ключ к твоей свободе, только у меня…

С этими словами Ночная Королева подняла вверх свой черный жезл и непроходимая чаща расступилась, открыв удивленному взору путников торную и гладкую тропинку, ведущая в темную неизвестность Заповедной Чащи.

— Ну как, идем? — обернулась она ещё раз к Милене, а та, словно очнувшись ото сна, не без труда сделала шаг вперед, словно преодолевая какую-то незримую черту — после которой нет уже пути назад.

За своей хозяйкой вприпрыжку бросились все три Зверенка, боясь, что вот-вот тропинка исчезнет и их вновь разделит непроходимая чаща. И в самом деле, чуть только они вступили на тропинку, как за их плюшевыми спинками сомкнулись мохнатые хвойные ветви и больше их русалки уже никогда не видели.

— Ну дела-а-а-а, сестры, — хлопнула себя по лбу одна из них. — Так исчезли, как будто бы их и не было!

А потом все четверо поспешили нырнуть в речной омут, и только разбитая вдребезги белая прогулочная лодка осталась стоять на берегу, напоминая о происшедшем здесь удивительном событии.

7.

Люк не поднимался на поверхность всё время, пока плыл от Кораллового Чертога до устья реки Лесной, что в пяти милях к востоку от Залива Грез. Плыл он на самой быстроходной акуле, которая только нашлась в зверинце Морской Королевы. Внизу и по сторонам мимо него проплывали серо-зеленые джунгли водорослей, разноцветные заросли кораллов, с привязанными к ним домиками-пузырями Морского Народа, руки и щеки его порой щекотала озорная мелкая рыбешка.

Русалки кричали ему «привет», а водяные махали ему руками, но он никого и ничего не замечал. Его единственным желанием было убраться из негостеприимных владений Морской Королевы как можно скорее. «Гибрид» — обидное слово, сорвавшееся из её уст, жалило его больнее, чем самая ядовитая морская мурена.

Акула долго не хотела плыть вверх по течению реки — ей пресная вода была неприятна — так что пришлось изрядно повозиться. Только припугнув её именем королевы Лоры, которая приказала этому зубастому морскому коню слушаться Люка во всем, что бы он ей ни приказал, он добился своего. Неприятно поморщившись, акула сделала над собой усилие и пошла вверх по течению Лесной. Правда, скорость её заметно снизилась, так как акуле приходилось идти против течения.

Наконец, когда Люк отсчитал примерно 20 миль пути, он решил больше не мучить несчастное животное и дал телепатический сигнал всплывать на поверхность. Они всплыли посреди густого лиственного леса, совершенно пустынного и безлюдного — надо сказать, к большому удовольствию Люка. Иначе получилось бы забавно, если бы люди увидели, как из реки всплывает настоящая морская белая акула, да ещё и с человеком на спине! Такие пошли бы слухи о нем, что инкогнито его было бы безвозвратно нарушено.

Люк покровительственно похлопал по брюху акулы, пожелал ей доброго здоровья и…  вышел на пологий, покрытый бурым речным песком берег, а потом, не оглядываясь, решительным шагом пошел вглубь леса.

Одежда Люка промокла до нитки, с него ручьем стекала вода, но это его ничуть не расстраивало. Вечер был теплым — «так обсохну…»., — махнул рукой Люк, — «не за полярным кругом же…»..

Постепенно настроение его улучшалось. В самом деле, наконец-то он на свободе, наконец-то позади осталась эта проклятая ледяная пустыня, этот коварный кокосовый остров, эти коварные и жестокие феи! Правда, жаль было собачек, Марину…

Но, взглянув на радостно бегающие по стволам деревьев и по земле солнечные зайчики, вдохнув полной грудью аромат зеленой листвы, услышав веселое пение птиц и шум ветерка в настоящих, высоких (а не карликовых) березах, он решил не думать о потерях.

Сколько часов Люк шел, он не знал. Два или три, а может и больше. Наконец, он почувствовал, что неплохо было бы и перекусить, ведь со вчерашнего дня, с обеда из устриц в гостях у Марины, он ничего не ел. Благо, невдалеке Люк услышал журчание речки, небольшого ручья.

И действительно, вскоре почва под ногами стала подниматься — Люк шел явно вверх по холму. Добравшись до самой вершины, он стал спускаться и спускался до тех пор, пока не наткнулся на небольшой ручей, всего шагов в десять в ширину, протекавший как раз мимо двух пологих сопок, покрытых густым лесом. По бокам ручей сильно зарос ивняком.

«То, что надо!» — довольно подумал Люк и забрался в самую гущу. Там Люк внимательным и опытным взором охотника наметил себе длинную гибкую ветвь, отломал её, согнул — хорошее начало для лука!

«Эх, жаль, тетиву придется наколдовать — взять её негде — дядя Азаил был бы просто в гневе!» — и почему-то Люку стало удивительно смешно при этой мысли и как-то легко на душе. Наконец-то он стал взрослым! Наконец-то он свободен! Сам определяет и сам отвечает за свои поступки!

Для того, чтобы что-то появилось из ничего — даже магу пришлось бы попотеть. Пришлось применять довольно сложное заклинание класса «превращение», а это — высший пилотаж магии, когда из одного вещества необходимо сделать другое.

Для этого Люк прочертил деревяшкой на прибрежном песке круг, а в центре нарисовал солнечный диск со ртом, глазами, множеством лучей-рук. Так надо — ведь обращаться за Силой ему придется к Потоку, а он изображается именно так. В центр круга он положил стебелек травы, точь-в-точь такой же длины как тетива, зажмурил глаза и теперь ему предстояло самое сложное — представить, что в центре круга лежит не травинка, а настоящая тетива! Не поверишь — ничего и не произойдет. В этом-то вся сложность магии превращений, доступной по силам далеко не каждому!

Но в этот раз все произошло идеально. Люк представил себе вместо травинки, тонкую, упругую, прочную тетиву и ощутил знакомое тепло на ладонях, а потом он провел ими над нарисованным кругом. Потоки солнечного света вырвались из ладоней Люка, круг загорелся, а когда он потух, в его центре лежала уже готовая шелковистая упругая тетива.

А дальше он наломал с десяток тонких веточек, речным камнем заострил их — без наконечника не очень, конечно, но сойдет. Да и без оперения далеко лететь не будут, но перья тоже сначала надо добыть.

И вот, десяток стрел готов — можно отправляться на охоту — благо где-то неподалеку он слышал утиное кряканье.

Люк пошел вниз по ручью. В одном месте он сильно зарос камышом и из этих зарослей и раздавалось утиные кряканье.

Люк сел и стал ждать. Наконец, одна из уток взлетела, видимо, у неё где-то в округе было гнездо. Звонко пропела тетива и даже плохая стрела без наконечника и оперения с близкого расстояния попала в цель — пробитая навылет птица упала на прибрежные камни.

«Ну вот, оперение я уже добыл», — довольно хмыкнул Люк и побежал к своей добыче.

Но каково же было его удивление, когда, нагнувшись, чтобы поднять подстреленную утку, увидел, что на неё нагло наступил чей-то грязный зеленый сапог!

Люк поднял глаза и увидел здоровенного рыжебородого детину в зеленой непромокаемой куртке и зеленых же штанах, с луком и колчаном стрел за плечами и большим длинным посохом с железным наконечником в руках.

— Эй, отдай мою добычу, слышишь? — Люк попытался вытащить утку из-под сапога детины, но тот слишком крепко придавил её к земле.

— А на чьей земле ты её подстрелил, малец, а? На своей, что ли? — и одним рывком здоровущей руки поднял Люка за шиворот, но и тогда рыжий детина оставался на голову выше его.

— На ничьей, — невозмутимо ответил Люк. — Лес-то — ничейный!

Рыжебородый покатился со смеху. А когда отсмеялся, сказал:

— Ну ты и шутник, малый! Ты что, с неба свалился? У нас в Целестии все чье-то, ничего ничейного нету! Лес этот, например, принадлежит мне и моим веселым ребятам, а если ты хочешь получить эту утку себе на ужин — а не отдать её на ужин нам — то докажи свое право на это!

— И как я его докажу? — недоуменно спросил Люк.

— Ты, я вижу, парень из благородных, а мы, мужичье деревенское, когда говорим «доказать свое право», то подразумеваем под этим либо биться на кулаках, либо — на дубинках, — и рыжебородый подбросил высоко вверх свою тяжеленную дубинку-посох и потом ловко её поймал.

— Ну, на кулаках, пожалуй, биться мне с тобой не с руки — твои кулаки — с мою голову…  — проговорил озадаченно Люк, — а вот дубинка бы уровняла шансы…

Люку рыжебородый детина положительно понравился и ему почему-то не хотелось обижать его, раскрыв свои магические способности. Было бы как-то нечестно одним щелчком пальцев повалить на землю такого кабана! Если б детина напал бы на него с намерением убить, тогда другое дело — в таком случае все средства хороши. Но рыжебородый здоровяк предлагал поединок, причем явно ради забавы (Люк был уверен, что утка — просто повод)…

— По рукам, — согласился Люк. — Только вот дубинки-то у меня нет…

— У меня найдется запасная, в кустах, как раз по твоему росту. Эй, ребята, а ну выходи, потеха намечается! — и засунув толстые как сардельки пальцы себе в рот, пронзительно свистнул.

Совершенно безлюдный лес вдруг ожил и послышался шум шагов, хрустящих под ногами сучков, ломающихся ветвей и на берег ручья сверху, с холма, спустились человек с двадцать таких же молодцев в зеленом — юных и постарше, с бородами и без, блондинов, брюнетов, рыжих, высоких и коренастых…  Но всех как на подбор мускулистых, подтянутых…  Кровь с молоком! У всех за плечами по луку со стрелами, на поясах — длинные охотничьи ножи и рога, оправленные медью.

Они тут же образовали довольно большой полукруг, а ещё с десяток мужиков спустились с того берега ручья и сели смотреть оттуда.

Как только мужики подошли поближе, все они разом засмеялись, показывая на Люка пальцами. Люк покраснел от смущения и закричал:

— Я ещё не проиграл, а вы уже надо мной смеетесь! Это не честно!

— Да ты успокойся, малец, это они над твоим прикидом смеются! Ты прям как девочка оделся, на первое свидание…  — ответил рыжебородый и сам прыснул от смеха.

Люк посмотрел на себя и верно — роскошная золотистая шелковая туника с вышитыми на ней розами, серебряный изящный поясок вполне походили на женское платье…  Для непосвященных, конечно же.

— Смейтесь, смейтесь…  Мужчина не тот, кто в штанах, а тот, кто ведет себя как мужчина! — дерзко выкрикнул он им.

— Золотые слова! Учитесь, дурачье, как говорить надо! Говорю ж, парень явно из благородных…

В это время один из мужиков — высокий черноволосый парень с длинными усами — подошел к Люку сзади и потрепал его за плечо. Люк повернулся к нему и тот молча передал ему свою дубинку, как раз по росту.

Потом оба соперника встали у самого ручья — здесь почва была более-менее ровная, дальше — был довольно сильный подъем и биться было неудобно.

Люк ни разу ни бился таким способом. Битва на палках, как и кулачные бои — излюбленное развлечение деревенской молодежи королевств Содружества, также как поединки на мечах и копьях — у благородных. Люк, по понятным причинам, не умел биться не так и не эдак. Он умел метко стрелять из лука, но состязаться в стрельбе рыжий детина как раз и не предложил. Впрочем, Люк знал общую технику рукопашной борьбы, а остальное, как говорится, приложится…

Первым напал рыжий детина. Он держал посох ближе к середине и наносил удары двумя крайними концами. Сначала Люк просто от них уворачивался — то вниз присядет, то влево, то вправо отпрыгнет, а то и отскочит — ловкости ему было не занимать — всё-таки охотник со стажем без малого лет семь, не меньше!

Но его увертки только вызывали смех у толпы молодцов. Все сразу смекнули, что биться мальчишка не умеет. Да и куда ему — эти благородные лентяи настоящих мужских дел и не знают! Одно дело — тонюсенькой рапирой махать, а другое дело — попробуй дубинкой тяжелой! А потому они предвкушали тот момент, когда их рыжебородый товарищ свалит мальца, намнет ему бока и уж они посмеются в его лице над всеми этими благородными сморчками! А потом уж так уж и быть — отпоим его пивом, быстро оклемается! Мужики из леса не были злодеями, просто им было чертовски скучно…

Но от уверток был и второй минус. Рыжебородый детина медленно, но верно загонял Люка все дальше и дальше в реку. Вот уже вода была по пояс. Расчет был верен — чем дальше в воду, тем меньше мальчишка сможет уворачиваться — вода сковывает движения.

Это понимал и Люк, а потому готовился перейти в отчаянную контратаку.

Когда очередной раз деревянный конец посоха размером с кулак со свистом пролетел всего в вершке от носа Люка, он рванулся вперед. Момент был выбран удачно — пока рыжебородый сможет нанести следующий удар, у Люка будет целых пара секунд. Этого для бывалого охотника, чья жизнь порой зависела и от куда меньшего времени, было достаточно.

Он сделал резкое движение вперед — хотя по пояс в воде это усилие далось неимоверным трудом — и резко ударил палкой наотмашь, прям в объемистое брюхо рыжебородого, а потом ещё и ещё — по ребрам, по ребрам!

Свист и аплодисменты были Люку наградой. Вся толпа уже разделилась на тех, кто болел за Люка и тех, кто за рыжебородого. Галдеж стоял — невероятный!

Так вот, рыжебородый от этих ударов покачнулся, но выстоял, а потом нанес свой, который пришелся прямо по незащищенной спине Люка. От боли у него перед глазами поплыли оранжевые круги — ведь силища у рыжебородого была едва не медвежья! Люк выронил палку и упал в реку.

Торжество болельщиков рыжебородого было почти полным. Тот повернулся к ним и деланно поклонился, а потом нагнулся чтобы выловить Люка и…  не нашел его!

Пока он рылся здоровущими пальцами по дну реки, Люк, между тем, вынырнул сзади и со всей силы огрел палкой рыжебородого прямо между лопаток. А потом подставил подножку и теперь уже рыжебородый окунулся в реку.

Шум стоял просто невероятный. Болельщики Люка вскочили с места и стали прыгать, скандируя «Бе-ло-бры-сый!», а болельщики рыжебородого тоже повскакивали с мест и кричали «Мал-ыш! Да-вай!».

Рыжебородый кое-как поднимался из реки, а Люк его уже ждал, ударив дубинкой прямо по лопаткам. Теперь уже для рыжебородого река обернулась проблемой. Его грузное тело было слишком неповоротливым для реки, а плавать он скорее всего умел не очень.

Рыжебородый опять упал в реку, а Люк оседлал его и, прижав дубинку к горлу и приподняв его голову над водой, сказал:

— Ну что, сдаешься?

— Сда-ю-сь! — прошептал Малыш и Люк его отпустил и довольный, но жутко уставший, отправился к берегу.

Рыжебородый Малыш, кое-как придя в себя, вдруг зарычал и, не вытерпя позора, схватил свою дубинку и намеревался кинуть её в своего победителя, но тут чьи-то цепкие ручки вынырнули из воды и, схватив его за ноги, потащили в пучину!

Рыжебородый не успел и охнуть, как скрылся под водой, а вода закипела от происходившей там борьбы. Раздался свист, и парни в зеленом, схватив кто лук, кто нож, бросились спасать своего вожака. Но Люк, кажется, уже догадался в чем тут дело…

— Марина! Слышишь меня? Немедленно его отпусти, я тебе приказываю! Немедленно! Иначе ты меня больше не увидишь, слышишь?

Борьба тут же прекратилась и рыжебородый, как здоровый кит, с шумом всплыл на поверхность, громко ругаясь, плюясь, отхаркиваясь и кашляя. К нему уже подбегали его товарищи.

А немного погодя, с торжествующим смехом всплыла собственной персоной и морская дева Марина — и сразу же бросилась на шею Люку.

— Как я?! Как я?! А?! Теперь ты мой должник дважды! — смеялась она, все норовя поцеловать Люка, которому было жутко неудобно перед всеми за её поведение. — Думал, убежал, да?! Я за тобой следила! Я тебя нашла!

— Ну, ну, прекрати, тут люди смотрят…

— Ну и пусть, мы ж с тобой почти муж и жена! — она прыснула со смеху. — Пусть только этот рыжий попробует ещё сунуться, я его так закопаю на дне — что никто не найдет, ух! — и она помахала кулачком в сторону рыжебородого Малыша, который в изнеможении завалился на берег на противоположном конце реки и никак не мог отдышаться.

Только тут Люк заметил, что они с Мариной на прицеле у лучников.

— Эй, рыбка моя, давай-ка ты быстро нырнешь, а я переговорю с этими молодыми людьми, а то у нас могут возникнуть неприятности…

— Ну и пусть! Я их всех тут закопаю, тоже мне, вояки! — крикнула на весь лес русалка. — Давай лучше поплывем вместе…  Я тут в речке присмотрела одно местечко…  ну просто рай…  мы там вместе хорошо заживем…  рыбка свежая, ракушки…

Не известно, чем бы все кончилось, если бы к реке с холма не спустился вожак молодцов в зеленом — высокий стройный человек с иссиня-черными волосами и черными глазами, явно благородной осанки, но одетый также как и все остальные — в защитные зеленые одежды.

— Что это за балаган?! Что здесь происходит?! Опять драки устраиваете?! Почему луки?! Я ж приказал — никаких драк! Вы хотите, чтобы нас тут засекли, что ли, а? Рольф, я ж оставил тебя за старшего, мурина тебя подери!

Мужики явно испугались пришедшего и быстро спрятали ножи и луки, а здоровяк Малыш опрометью бросился через реку к своему господину.

— Создателя ради, прости меня, господин! Это я виноват…  Хотелось с мальчишкой поиграться, скучно же…

Но черноволосый господин — явно, не чета своим сотоварищам — уже во все глаза смотрел на Люка и на морскую деву в его объятиях. Та в ответ оскалила зубы и зашипела. Но Люк, отняв её от груди и не без труда освободившись от её объятий, припал на одно колено перед господином, интуитивно чувствуя, что это человек — явно королевских кровей…

— Ваша милость, Люцифер, к вашим услугам, — и поцеловал его руку.

— Встань, Люк, я знаю кто ты…  И жду тебя уже давно…  — уже мягко и спокойно сказал черноволосый.

Люк встал и указал на морскую деву:

— А это — моя невеста — морская дева Марина. Она немножко не привыкла к людскому обществу, а потому пока поживет в вашей реке — надеюсь вы не против?

Мужики тут же прыснули со смеха, но черноволосый не засмеялся, а внимательно посмотрел на морскую деву.

— Ой, я не одета как следует, — смутилась Марина, — не могу при короле быть такой…  замарашкой…  Ладно, Люк, я, пожалуй, нырну в речку…  Попрошу у здешних сестер одежки получше…  Я буду ждать тебя в полночь, на этом же месте…

А потом, ещё раз зашипев как змея в сторону рыжебородого Рольфа, сверкнув зелеными кошачьими глазками, она с разбегу нырнула в воду и исчезла в глубине.

— Откуда ты знаешь меня, господин? — спросил Люк.

— У нас с тобой общий знакомый. Он ждет тебя и не дождется…  Но обо всем — на месте. Рольф, свисти отбой, нам пора уходить.

Рыжебородый опять пронзительно свистнул, и большая часть мужчин в зеленом бросилась в рассыпную и скрылась в лесной чаще, остался только десяток.

Рыжебородый гигант Рольф по кличке «Малыш» пошел впереди, по одной ему ведомой тропинке в чаще леса, за ним проследовала пятеро мужчин с луками наизготовку, потом — черноволосый господин с Люком, а цепь замыкали ещё пятеро.

Сначала они резко поднимались в гору, густо поросшую сосняком, потом спустились в какой-то овраг, также густо заросший деревьями, и по дну этого оврага шли, уже не сворачивая.

— Так ты с Морским Народом дружбу водишь? — спросил, бросив любопытный взгляд на Люка, черноволосый.

— Если бы…  — смущенно улыбнулся Люк. — Они меня, наоборот, выгнали из своих владений, а морская дева Марина добровольно разделила со мной мое изгнание, хотя я был и против…

— Значит, она тоже отверженная, как и все мы? — грустно подытожил черноволосый.

— Как? — недоуменно повернулся к черноволосому Люк и остановился. — Я думал, вы обычные охотники…  в лесу…

— Охотники? — усмехнулся черноволосый. — Охотники! Слыхали, ребята? Знай, Люк-Люцифер, что ты говоришь с бывшим королем Гастоном I Авалонским, а ребята, которые тебя окружают, мои верные слуги, которые тоже, совершенно добровольно, разделили со мной мое изгнание!

— Ваше Величество…  — Люк чуть не бухнулся на колени, но Гастон подхватил его за руку.

— Сейчас не до сантиментов. Мы должны поторапливаться.

Группа мужчин в зеленом между тем продолжала спускаться вниз по оврагу, пока не дошли до чащи из терновника и крапивы. Лишь продравшись через неё, они оказались на довольно небольшой площадке, на дне лесистого оврага, спереди и сзади окруженной настоящей стеной из терновника и крапивы, а с боков — отвесными стенами оврага.

— Ну, вот мы и пришли…  Недурно для короля? — с горькой усмешкой проговорил Гастон.

— Да уж…  Но ведь на этом пятачке поместится от силы человек десять!

— А больше и не нужно. Остальные ребята живут в других лагерях. Чтобы не накрыли всех сразу…

Между тем молодцы в зеленом уже забегали по лагерю, каждый занимаясь своим делом. Одни рубили дрова и разводили костер, другие бежали за водой к ручью, третьи — рубили на куски оленьи туши. А рыжебородый Малыш занимался самым важным делом — он готовил на обед самое любимое свое блюдо — оленье рагу.

— Постойте, Ваше Величество, но ведь дым от огня могут увидеть шпионы «ЖАЛА»! Да и вообще, как вас до сих пор здесь не обнаружили?

— Не беспокойся, Люк. У нас есть средство, которое отпугивает шпионов «ЖАЛА» как нафталин — моль. И ты его скоро узнаешь, а пока тебе надо кое с кем повидаться. Он, точнее, они с нетерпением ждут встречи с тобой…

И с этими словами Гастон повел Люка к своей довольно просторной палатке, разбитой у самой крайней стены оврага.

Люк, робко кашлянув в кулак и почему-то поправив волосы, вошел в палатку.

— Ну, наконец-с-с-с-с-с-то, наконец-с-с-с-с-с, какая приятная нео-ж-ж-ж-ж-ж-жиданнос-с-с-с-сть, да-сссс! Нет, ну ты только по-с-с-с-с-с-смотри на него! С-с-с-с-с-сбегает от учителя, попадает в переделки-с-с-с-с-с-с-с, а потом — как ни в чем не бывало-с-с-с-с-с-с-с, как тебе?

— Думаю, мой юный Хозяин, сделал это не нарочно. К тому же белобрысые все равно бы вышли на наше убежище. Как мне удалось выяснить, кокосовая роща была прикрытием для организации целенаправленной слежки за нами. А мальчишка проявил себя просто молодцом, не так ли, Премудрый Азаил?

— Эх-х-х-х-х-сс-с-с-с, и дал бы я тебе по ш-ш-ш-ш-ш-е-е, щ-щ-щ-щ-щ-щенок, да не могу…  Ты вроде как без пяти минут ж-ж-ж-ж-ж-женатый, хе-хе! Вз-з-з-з-з-рос-с-с-с-сленький, как-никак…  Ладно, давай, с-с-с-с-с-с-садись и выкладывай, с-с-с-с-с-скорее, да-сссс!

— Дядь…  Ой, Учитель, да вроде вы и так все знаете…

— Вс-с-с-с-сё да не вс-с-с-с-сё-ссс! Мне ва-ж-ж-ж-ж-жны твои личные наблюдения-сссс, мнения-ссс, размыш-ш-ш-ш-шления-с-с-с-с…  Давай, начис-с-с-с-с-с-с-стоту, да пос-с-с-с-с-корее-сссс!

— Хорошо, Учитель, началось все с того, что я увидел, как след моего оленя перешел след снеги и я подумал, что…

Пока Люк рассказывал Азаилу свою историю, которую мы с вами уже знаем, бывший король Гастон сидел у горящего костра и слушал благословенную, ласкающую слух музыку аппетитно булькающего мясного бульона. Рядом с ним сидели в ожидании ужина молодцы в зеленом и подогревали аппетит недавно добытым пивом, радостно смеясь в предвкушении вкусного обеда. Малыш Рольф колдовал у здорового, шагов в десять в диаметре, котла, что-то туда все время подсыпая и помешивая. При этом под нос он напевал какую-то развеселую солдатскую песню из разряда «пошел в кабак, выпил, да подрался, а проснулся — без кошелька остался».

Но король Гастон, слушая, ничего не слышал. Он как завороженный смотрел на весело пляшущие язычки пламени, но не видел и его. Перед его мысленным взором пробегали картины недавнего прошлого, когда он за считанные дни потерял свое королевство…

Глава 11 «Из искры да возгорится пламя!..»

1.

Учебный класс в большом селе «Искра», что всего в 30 милях к югу от Кронбурга был просторным, так что в нем спокойно помещалось почти три сотни учеников. Это и не удивительно, ведь школа размещалась в здании сельской ратуши, в которой собиралось главы всех домохозяйств для решения различных местных вопросов — сбора урожая, нарезки наделов по семьям, определения очереди на охоту и рыбалку и так далее.

Ратуша, переделанная ныне в школу, внешне походила на обыкновенный двухэтажный крестьянский дом — прямоугольный, с черепичной крышей, цветными наличниками и печной трубой — только очень большой, во много раз больше обычного дома, зато по стенам на уровне второго этажа располагались довольно широкие деревянные галереи, напоминавшие клиросные хоры в храмах Создателя, на которые подымались по специальным лестницам. Эта особенность планировки позволяла части присутствующим — тех, для кого не нашлось места внизу — разместиться на галереях и участвовать в совете вместе со всеми.

Весь первый этаж был заставлен скамейками, разделенными проходом на две части, а впереди, в восточной части дома, было возвышение для ораторов (председателя совета, королевского герольда, сельского пастыря, местного помещика и других важных лиц).

Там, между окон, висели два больших портрета — хорошо знакомый всем с детства портрет основателя Содружества короля Роланда Древнего и нынешнего короля — Гастона — во всех королевских регалиях: диадеме с изумрудами, пурпурной мантии, со скипетром и державой в руках. С первого взгляда бросалось колоссальное сходство обоих королей — одинаково иссиня-черные вьющиеся волосы до плеч, серьезный, почти мрачный взгляд черных глаз, сросшиеся на переносице кустистые черные брови, тонкий нос с горбинкой, напоминавший орлиный клюв, плотно сжатые губы…  Только у короля Роланда было много седых волос, преждевременные морщины избороздили его переносицу, лоб, уголки губ. В верхней части каждого портрета красовалась переливающаяся всеми цветами радуги надпись феиной вязью: «Rex Gratia Creatoris» — «Король милостью Создателя».

Деревянные стены сельской ратуши были обклеены красными обоями с изображением золотого льва, вставшего на дыбы — герба принцев Кронбургских, ибо село относилось к владениям принцев Кронбургских.

На потолке висели самовозгарающиеся магические люстры — подарок Небесных Владычиц, которые загорались сами при первых признаках темноты и горели разноцветными огоньками, источая при этом приятные запахи душистых цветов или хвои — в зависимости от того, каким цветом они горели.

Прошло вот уже без малого два месяца с тех пор, как после оглашения указа нового короля Авалона Гастона все здания сельских ратуш в деревнях переделывались в школы, и в них вели уроки специально присланные учителя.

Как и всегда, в этот день в школе было не протолкнуться. Ведь здание совета было рассчитано только на триста человек, а здесь без малого собралось свыше пятиста. И это была только первая смена, которая занималась с восьми часов утра до двенадцати дня. Это были мальчики и юноши. Потом, во вторую смену, приходили ещё пятьсот — женщины и девушки, которые занимались до четырех вечера. Затем — третья смена — мужчины — до 18 часов. Следом, четвертая — оставшиеся мужчины и женщины — до 22 часов. Согласнопрограмме, принятой Ученым Советом под председательством самого Короля, сначала проходили занятия по чтению и письму, потом давались азы истории и географии, биологии и государствоведения, где проходили основы государственного и правового устройства Содружества и Сообщества, принципы Опеки, Порядка и Процветания.

Все лавки в школе были заняты, все хоры тоже — яблоку негде было упасть. Но при этом тишина сохранялась идеальная — ещё бы! — у столичного учителя ведь были розги…

Лавки были наскоро переделаны в парты, такие же парты были установлены и на хорах. Каждому ученику бесплатно, за счет государства, выдали набор тетрадей, чернил, перьев, песочниц, учебников — в общем, всего необходимого для учебы.

Сейчас, в первую смену за партами сидели мальчики от семи до двадцати одного года — года совершеннолетия, который у благородных называется годом «опоясывания мечом». У всех были раскрыты учебники по грамматике, тетради, открыты чернильницы и по белоснежно-белой бумаге скрипели перья. И семилетние юнцы, и двадцатилетние парни, старательно высунув языки, выводили феиной прихотливой вязью, но на языке Содружества, предложение «Его Величество Гастон Авалонский, Король милостью Создателя».

А по возвышенности туда-сюда ходил учитель и зорко смотрел на пишущих. Это был высокий человек в длинном черном плаще почти до щиколоток, прямоугольной шляпе с кисточкой и круглыми очками на носу, длинной острой бородкой клинышком. Лицо его было не старым, но оно почему-то всегда имело какое-то кислое выражение, как будто бы его постоянно поили виноградным уксусом или лимонным соком — он был постоянно чем-то недоволен. А огромная толстая линейка в его правой руке, которой он постоянно угрожающе бил по левой — делала его особенно ненавистным для всех учеников импровизированной школы.

Пожалуй, ненависть к учителю была единственным, что объединяло между собой всех этих совершенно разных ребят — и по возрасту, и по происхождению, ибо рядом сидели и простые крестьяне в зеленых домотканых куртках, и довольно большой выводок соседского сквайра в красных шелковых рубашечках, и детки владельца всех сельских лавок и распивочных заведений «Искры» в оранжевых одеждах. И все они с одинаковой ненавистью выводили уже раз пятый одно и то же предложение: «Его Величество, Гастон Авалонский, Король милостью Создателя». В самом деле, вместо беззаботных прогулок по лесу, купания в речке приходиться сидеть в душной, битком набитой комнате часами и писать и писать всю эту совершенно ненужную для жизни ахинею…

— Итак, ученики, кто из вас закончил писать диктант? — наконец, остановился Магистр и строго посмотрел на сидящих учеников поверх своих круглых очков.

Молчание.

— Я не слышу?

Молчание.

— Хорошо, я буду вызывать по списку.

Магистр взял толстый журнал и наугад ткнул пальцем в имя ученика под номером 275.

— Корвин, сын Айсмута, к доске. Напиши на доске то, что написал у себя в тетради.

Из заднего ряда встал тучный круглолицый и круглощекий крестьянский сын в зеленой курточке лет пятнадцати, с лицом, совершенно не обремененным потоком мыслей, но зато вдоль и поперек измазанного чернилами. Он испуганно моргал своими пушистыми рыжими ресницами и не знал, что сказать. По рядам прокатился сдавленный смешок.

— Так, кто смеялся?! — взвизгнул Магистр. — Кто смеялся, я спрашиваю?! — Ответом было гробовое молчание. — Ну, смелей, Корвин, выходи к доске и продемонстрируй свое искусство письма, освоенное на сегодняшнем уроке. Быстро!

Корвин, тяжело вздохнув, обреченно покачал головой, собрался с духом и пошел — как приговоренный на эшафот.

— И тетрадь свою захвати! Я посмотрю, что ты написал…

Корвин захватил тетрадь и нарочито медленным шагом пошел к доске.

— Итак, Корвин. Возьми мел и напиши то, что ты написал в тетради. Ну? Что ты стоишь столбом?!

— Многоуважаемый Магистр, я…  я…  — Корвин всхлипнул и понурил голову, густо покраснев.

— Что «я»? А ну-ка, дай-ка мне свою тетрадь…

Но Корвин вдруг отпрянул от учителя, как от змеи, и крепко прижал тетрадь к груди, как будто бы это был мешок с золотом, а перед ним стоял не учитель, а бандит.

Лицо учителя побелело как тетрадная бумага и губы сжались в одну ниточку, он угрожающе стал бить толстой линейкой по своей левой руке.

— Так, так, Корвин, неужели тебе не удалось выполнить такое простое задание, а?

Лоб Корвина покрылся потом, а пальцы его судорожно вцепились в розовую обложку тетрадки, как будто бы от того, что тетрадь останется в его руках зависела сама его жизнь.

Весь класс, не отрываясь, смотрел на учителя и ученика, затаив дыхание.

— Так, Корвин, ну долго будем в «молчанку» играть? Отдай мне тетрадь, я жду. Я жду-у-у!

Корвин дрожащими руками протянул тетрадку учителю и закрыл лицо руками. Учитель раскрыл тетрадь и на странице, подписанной сегодняшним числом, увидел две большие жирные кляксы, а между ними — улыбающуюся рожицу козла с длинными рогами и бородкой…

У учителя перехватило от гнева дыхание, он дрожащими руками поправил на носу свои круглые очки и непослушными губами скорее прошипел, чем сказал:

— Эт…  эт…  это я-то…  к…  к…  козел? — указывая на картинку в тетрадке, прошипел он.

— Нет, нет, что вы, многоуважаемый магистр, это козел из моего дома, его зовут…

Как его зовут, учитель уже не услышал, поскольку весь класс сотрясся от такого бурного смеха, как будто бы в зале разорвалась бомба, из тех, которыми карлики взрывают горные породы в поисках золота.

— И ты думаешь, маленький негодяй, что я тебе поверю?! А?! Мало того, что ты ничего не сделал и даже не потрудился ничего сделать, ты ещё оскорбляешь учителя, поставленного самим Королем, а, значит, и самого Короля! — истерически завизжал учитель, который уже давно слышал, как его украдкой, за глаза, называли шепотом то «козлом», то «крысой», то другими нехорошими словами и теперь, наконец, у него появился повод отомстить.

— А Гастон-чернокнижник нам не король! — вдруг раздался чей-то юношеский, ломающийся голос откуда-то из дальних хоров. И тут же воцарилась напряженная тишина.

— Ка-а-а-а-ак не король!!!??? — закричал учитель и рассек воздух линейкой, словно воин — мечом. — Это кто ж такой там выискался, а? А ну, выходи сюда, к доске, покажись! Или ты смельчак только за чужими спинами выкрикивать, а?

Но ответом учителю была только тишина.

— Ну уж нет, я этого так не оставлю! Это уже не просто оскорбление, это преступление против Государя! — с пафосом воскликнул учитель. — Если ты не выйдешь сюда, то за твое хулиганство ответит вот этот, ты понял?! — взвизгнул учитель и указал линейкой на несчастного Корвина. — Тем более, что он оскорбил учителя!

С этими словами учитель схватил Корвина за ухо, подвел его к доске, сорвал с него рубаху и взял из стоявшей у учительского стола большой белой вазы с соляным раствором длинную розгу. Но стоило ему только поднять розгу, чтобы нанести удар…

… Как с пронзительным свистом, откуда-то с дальних хоров, в учителя полетела стеклянная чернильница и упала, не долетев всего пары шагов, у его ног, звонко разлетевшись на куски, словно разрывной снаряд, обрызгав учителя с ног до головы чернилами.

Не успел пораженный учитель и рта раскрыть, как тут же, с хоров, в него полетела вторая, третья, четвертая чернильницы, «разрываясь» то слева, то справа от него. А затем раздался всё-тот же юношеский голос:

— Бей чернильную крысу! Долой Гастона-чернокнижника! — и одна из чернильниц, ловко пущенная с хоров, пролетев над головой учителя и сорвав с него прямоугольную шляпу, попала прямо в центр портрета короля Гастона и уродливая темно-синяя клякса растеклась по лицу Государя.

А потом раздался пронзительный свист и с хоров уже, громко стуча деревянными башмаками, сбегали старшие ученики, а впереди них — долговязый рыжий брат Корвина Айстульф.

Тут началось что-то невообразимое. Ученики вскакивали из-за парт, переворачивали их, рвали тетради, топтали ногами учебники, ломали перья и дико смеялись. Кто-то уже вскочил на учительский стол и стал на нем плясать вприсядку, кто-то бросил чернильницу и разбил в дребезги окно…  Шум, гам, крики, вой…

А Айстульф «со товарищи» уже бежали к схватившемуся за голову учителю с дубинками наперевес, видимо, с намерением изрядно намять ему бока. Известно ведь, что Айстульф был первым парнем на деревне в этом излюбленном мужицком виде спорта!

Но учитель не стал дожидаться, пока его постигнет печальная участь противников Айстульфа, и, недолго думая, кинул стул в окно, стекло разбилось вдребезги, а учитель, совершенно несвойственным для его положения образом, подобрав полы длинной одежды, запрыгнул на подоконник и спрыгнул на улицу. А потом бросился к конюшне.

— Корвин! Ату к колокольне, бей в набат! — закричал брату Айстульф, а сам вместе со своими товарищами сорвал изуродованный портрет короля Гастона, бросил его на пол и смачно плюнул в его едва узнаваемое под чернильной кляксой лицо, растерев плевок подошвой.

2.

В два часа пополудни на центральной рыночной площади «Искры» собралось все село — мужики, бабы, дети. Побросав работу, они сгрудились вокруг простой крестьянской телеги, выполнявшей теперь роль трибуны. На неё взгромоздился почитаемый всеми за строгую и воздержанную жизнь настоятель местного храма Создателя — преподобный отец Сильвестр. Его уважали в селе все, хотя бы за то, что тот никогда не ел мяса и не пил вина — попробуй-ка, поживи так! Даже на Совет Содружества пару с лишним месяцев назад от села выбрали именно его, а не какого-то купчишку или эсквайра!

Высокий, худощавый, жилистый как жердь, в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим почти все лицо — кроме острого бритого подбородка и бледных губ — он, театрально жестикулируя руками-оглоблями, произносил какую-то речь то лающим, то каким-то каркающим голосом. Смысл её был малопонятен для простых селян, а потому они лишь бессознательно кивали головами, выхватывая из общего потока только отдельные слова: «чернокнижник», «самозванец», «еретик». После каждого такого слова святой отец воздевал правую руку с вытянутым указательным пальцем в небо, как бы ставя на языке жестов своеобразные восклицательные знаки к этим уничижительным прозвищам, которыми он награждал ненавистного нового короля, или призывая гнев небес на лицо, которое скрывалось под этими именами.

Более понятной для простых селян речь святого отца стала только к концу:

— … А это ненавистное самим небесам новшество, учить баб, мужиков грамоте, оторвать от родителей их чад, жен от мужей, мужей от работы?! Где это видано, чтоб мужики учились грамоте?! Где?! Покажите мне в Писании, где написано, чтобы мужики были грамотеями, где?! Ничего там не найдете, ни-че-го! — сам отвечая на свой же вопрос, кричал с пеной у рта отец Сильвестр, с торжеством вынимая из кармана толстый томик в кожаном переплете со знаком Создателя на обложке и показывая его всем, будто бы неграмотные селяне могли собственными глазами убедиться, что на обложке действительно ничего подобного не написано. — Наоборот, как сказано в Писании?! «Трудом своим зарабатывай хлеб свой»! Как сказано, а?! Трудом?! Слышали?! А где написано про грамоту?! Где?! Я вас спрашиваю!

А посмотрите отцы и матери на ваших детей! Видели ли вы их спины, их руки?! Все в синяках, в побоях! Сколько можно над детьми издеваться, а?! (это фраза вызвала бурю поддержки среди присутствующих, женщины одобрительно закивали головами). Изверги, изуверы! Вредители!

Нет, вы как хотите, дорогие мои братья и сестры, но я вам скажу, что король этот — НЕ НАСТОЯЩИЙ, не настоящий он! Я, священник Сильвестр, лично видел, как на коронации корона сама вылетела из рук Его Святейшества и опустилась на голову этого чудовища. Я сам, сам видел! — забил себя в грудь отец Сильвестр. — А потому я вам говорю, не настоящий он король, не настоящий, чернокнижник, колдун, знается с нечистой силой! Вот и детей наших и жен наших решил он извести при помощи грамоты! А как?! Да очень просто! Мужик грамотный перестанет слушать господина, перестанет слушать священника, будет считать себя умнее всех, жены перестанут слушать мужей, а дети — родителей!

И тут же, без всякого перехода…

— А Создатель познается только верой, только молитвой, только сердцем смиренным и сокрушенным, грамота тут не нужна, не нужна, братья и сестры! Не нужна!

— Так в огонь её — и все тут! — вдруг раздался чей-то голос из толпы.

— Правильно, сжечь все книги — и дело с концом!

Случайно сказанные слова тут же завладели толпой и вот уже все закричали «Сжечь! Сжечь их! На костер!» и с десяток охотников — мальчишек — бросились в разгромленное здание школы, располагавшееся тут же, у площади, и стали охапками тащить из неё порванные учебники, тетрадки и бросать их к телеге, на которой ожесточенно жестикулировал оратор.

Толпа тут же расползлась кто куда, каждый спешил к себе домой, чтобы вытащить из дома ненавистную тетрадку с несделанными или недоделанными домашними заданиями, учебники с непонятными словами, перья…  И все это притащить сюда, к ногам преподобного отца Сильвестра, чтобы все это сжечь, сжечь дотла. Бородатые и усатые мужики в шляпах, дородные их жены в длинных платьях, юноши и девушки, дети несли и несли из домов ненавистную бумагу. И скоро на площади была уже выросла целая гора из рваной и потоптанной макулатуры, а Айстульф уже бежал с горящей головней.

— Да свершится великий почин! — заверещал отец Сильвестр, воздевая к небу тощие кулачки, энергично взмахивая черными рукавами сутаны, что придавало ему сходство с черной вороной, размахивающей крыльями. — Да возгорится из искры пламя! Да будет сей костер началом великого очищения нашего славного королевства от скверны! Да будет!

В этот момент Айстульф кинул головню в бумажную кучу, и пламя веселыми язычками заплясало, превращая в черный пепел то, над чем трудились селяне на протяжении двух месяцев обучения в школе. А селяне, схватив друг друга за руки, бросились на радостях в пляс вокруг костра, как на празднике сбора урожая вокруг снопов с убранной пшеницей. Конец ненавистной школе, конец скучным урокам, конец, конец, конец!

— Только верой, только верой! — истерично кричал отец Сильвестр, напоминая чем-то древнего языческого жреца, в каком-то наркотическом экстазе выкрикивавшего заклинания во время ритуальных плясок дикарей вокруг костра. — Буква убивает, вера животворит! Буква убивает, убивает, убивает!

А неугомонные мальчишки, видя, что костер стал затухать (бумага горит, как известно, довольно быстро), вооружившись дубинами, уже бросились к домам, где, как известно, были книги.

Вот уже выбита бревном дверь с петель в доме у купца третьей гильдии Горзая, вот уже разбит дубинками полированный розовый шкаф. И несмотря на истерические крики купца и его жены, на коленях умолявших остановиться, здоровенные верзилы-мальчуганы тащат все новую и новую пищу огню.

Драгоценные тома в сафьяновой обложке по истории Целестии, красивые разукрашенные детские книжки с картинками по флоре и фауне, путевые записки купца — любителя попутешествовать, даже бухгалтерские книги с многолетними записями приходов и расходов — все составило пищу для беспощадного огня.

А потом пришла очередь дома сквайра Эрменгарда. Не пощадили даже семейной генеалогической хроники…  А потом других домов, где жили «грамотеи» — сельские старосты, служители местного храма Создателя, купцы…

Везде одно и то же — выбивается дверь с петель, а где дверь прочная — мальчишки тут же подставляют лестницу и как при штурме настоящего замка ловко забираются на второй этаж и выносят окна дубинками. Дальше — с диким гоготом носятся по дому, переворачивают вверх дном семейные сундуки, разбивают зеркала, переворачивают кровати, шкафы…

Когда старый сквайр Эрменгард обнажил свой старый, дедовский меч и замахнулся на разгулявшуюся детвору, его просто подняли на смех, дали дубинками хорошенько по спине, а его визжащих жену и дочь — заперли на засов в чулане. А когда Айстульфу удалось добраться до семейной библиотеки…  Здоровенные шкафы из красного дерева, высотой до потолка, до отказа набитые книгами составили пищу для костра на несколько часов подряд!

Горело все — личные дневники и детские книжки, финансовые документы и копии древних хроник. Огонь, самый великий демократ на свете, не делал различий между ними — он поглощал все с одинаково утробным ревом, отрыгивая лишь клубы черного дыма.

А домик ненавистного магистра и вовсе облили маслом и подожгли — пусть сгорит все! Чума его подери!

3.

Однако, когда огненный пир был в самом разгаре (в основном, благодаря богатой библиотеке сквайра Эрменгарда — неизменного председателя сельского совета и доверенного лица короля на селе, известного любителя книг, автора многотомной истории Кронбурга и его окрестностей), вдруг на окраине села раздался отчетливый громкий стук множества копыт.

Раздался сначала громкий свист, а потом — прерывистое пение армейской трубы.

Толпа бросилась в рассыпную и вскоре на площади, кроме отца Сильвестра и пылающего костра, никого не осталось…

На площадь со всех сторон на взмыленных лошадях ворвались одетые с ног до головы в броню, в белых плащах с изображением черных орлов всадники с длинными копьями наперевес. Позади каждого всадника сидело по пехотинцу, тоже в доспехах, которые на ходу спрыгивали с лошадей и вытаскивали из-за плеча заряженные, размером в пол человеческого роста, арбалеты и быстро выстраивались в цепь.

Солдаты окружили всю площадь. Один из всадников выделялся среди остальных особенно высоким ростом — выше примерно на голову любого из них — и лошадь под ним была черная. Он лихо спрыгнул с коня и снял шлем с головы. Иссиня-черные кудри рассыпались по могучим плечам, черные глаза сверкали от бешенства. Он быстро подскочил к костру, а потом быстро выхватил из огня какую-то книжку, но обжегшись, сморщился и бросил её на мостовую, а потом стал быстро затаптывать огонь сапогами. И только после этого он взял то, что осталось от книги в руки и прочитал на обугленном переплете частично сохранившуюся золотистую надпись: «Песнь о Роланде…».. На переплете же он различил обуглившуюся тесненную золотом корону.

Лицо черноволосого покраснело от гнева:

— Быстро! Воду сюда! Тушить немедля!

Солдаты-пехотинцы остались стоять с заряженными арбалетами по кругу, а всадники соскочили с седел и бросились в ближайшие дома, выбивая двери с петель пудовыми кулаками, к водопроводным кранам.

Пока они заливали костер водой, черноволосый указал пальцем на мрачно и безмолвно стоящего на повозке, словно черная статуя на кладбище, священника и быстро сказал:

— Взять его!

Двое арбалетчиков, спрятав арбалеты в наспинные сумки, бросились к отцу Сильвестру и под руки потащили его к своему господину, заломив руки за спину, и сильными ударами кулаков в латных перчатках поставили на колени.

— Ты этот цирк здесь устроил, а?! Ты?! Отвечай, кому говорю! Знай, с тобой говорит король Гастон Авалонский, собственной персоной!

— Ты для меня не король, — еле слышно прошипел преподобный отец. — Самозванец…

В этот момент один из всадников, здоровенный рыжий детина вышел из разгромленной школы, неся с собой изуродованный, измазанный чернилами и истоптанный и исплеванный портрет короля.

— Смотри, твое величество, что они сделали, с-с-с-собаки! И показал портрет.

Солдаты аж присвистнули. А лицо Гастона покрылось красными пятнами. Портрет было не узнать — сплошное темно-синее месиво посередине. Только надпись «Hastonus — rex Gloriae Creatoris» позволяла догадаться, кто же был все-таки на нем изображен…

— Рольф, давай, собирай всю деревню, строим эшафот, — а потом, не удержавшись, со всего размаху ударил латной перчаткой в челюсть отцу Сильвестру. Тот, не проронив ни звука, мешком рухнул на мостовую и на измазанные золой когда-то цветные камни вместе с кровавой слюной выпали два коренных зуба.

Солдаты собрали на площадь кого смогли. Большая часть селян успела разбежаться кто куда, но по чердакам и погребам и сараям удалось собрать довольно много народу, в основном, детей, женщин, девушек.

Здесь уже был наскоро сколочен из досок, выдранных из собственного дома отца Сильвестра, небольшой эшафот, а в середине его, вертикально, поставлено бревно. К нему-то и был привязан бывший священник. Впрочем, узнать, что этот человек — священник — можно было только по одному признаку — выбритой на макушке тонзуре. Все остальное — священные одежды, плащ с капюшоном — были с него сорваны; он был в одной рубашке и босиком.

Эшафот окружали со всех сторон спешенные всадники с копьями наперевес, оттесняя ими от эшафота напиравшую толпу. Второй линией стояли арбалетчики с заряженными арбалетами.

Рядом с провинившимся стоял рыжебородый Рольф, с длинным семихвостным бичом со свинцовыми гирьками на концах, а у края помоста, заложив руки за спину, ходил из стороны в сторону, как лев в клетке, король Гастон.

На площади царило угрюмое молчание.

— … Итак, я повторяю свой вопрос — последний раз повторяю! — кто был зачинщиком этого мятежа?!

— Я повторяю, — спокойным и тихим голосом сказал отец Сильвестр, — это я подвиг народ сжечь книги и разгромить школу.

— Я не верю тебе, скотина, не верю! — в бешенстве подлетел Гастон к осужденному и, схватив его за шиворот, поднял над землей и стал трясти как тряпичную куклу. — Не верю, чтобы в твою слишком умную голову пришла такая слишком глупая мысль! — А потом, бросив его на землю, он повернулся лицом к толпе и закричал.

— Слушайте вы все! То, что вы сотворили здесь — не имеет названия! Такого оскорбления королевской персоне не наносил никто и никогда за многие тысячи лет. И будьте уверены, что это оскорбление не останется без отмщения. Не останется! Но пока не явятся истинные зачинщики этого преступления, за их вину будет отвечать этот. Бей Рольф!

Рыжебородый Рольф, как-то чересчур робко и нерешительно для такого здоровяка, поднял свой страшный бич и…  опустил его.

— В чем дело, Рольф? Ты что, оглох?

Но Рольф, обычно по-собачьи преданный господину, которого приятели в шутку называли «Малыш», лишь потупил свой взор и мучительно покраснел — шутка ли — поднять руку на священника, служителя самого Создателя!

— Тьфу на тебя, слабак! Смотри, как надо! Снять с меня эти железки, немедля!

Несколько юношей-пажей подбежали к своему господину и в пару минут расшнуровали доспехи, так что Гастон остался только в нижней одежде, состоявшей из мягких стеганных красного цвета штанов и куртки и в мягких тапочках — все это одевалось под доспех, чтобы металлические пластины не натирали тело. А потом, ловко закатав рукава за локти и поплевав на руки, словно дровосек перед тем, как взяться за топор, вырвал бич из рук Рольфа и нанес первый удар.

Языки бича резко свистнули в воздухе и опустились на длинную и тощую как жердь спину отца Сильвестра. Белая рубаха на его спине разорвалась в клочья, а из ран брызнула кровь, как сок из раздавленного томата. Весь деревянный помост покрылся множеством кроваво-красных пятнышек, как и лицо короля Гастона. Отец Сильвестр как подкошенный глухо повалился на помост. Правда, полностью упасть ему не удалось — его держали веревки — привязанные к столбу.

За первым ударом последовал второй, третий, четвертый, пятый…

Отец Сильвестр уже не вставал с колен, лишь глухо стонал, а кровь хлестала во все стороны — даже плащи стражников были ею измазаны, а у ног священника набралось на небольшую лужицу. Спина несчастного превращалась в кровавое месиво, одежда, точнее то, что от неё осталось, словно выкрашена ярко-красной краской.

В толпе раздались истерические женские крики и визги детей, кто-то упал в обморок.

Король Гастон, кровожадно ухмыляясь, повернулся в сторону толпы — глаза его горели яростным огнем, как глаза хищника, учуявшего кровь, а по щекам и губам стекали капельки крови:

— Ну что, не нравится да?! А портрет мой топтать, нравилось?! А книги, не вами написанные, сжигать, нравилось?! Смотрите на этого святошу — так будет с каждым, кто посмеет плюнуть на короля и его указы!

В этот момент где-то вдали послышался сильный шум — шум множества голосов, звон стали, топот множества ног, а потом — на колокольне, где-то на окраине села, забили в набат.

Женщины с детьми как по команде с диким визгом бросились врассыпную и на опустевшей площади остались только солдаты, зато из окрестных улиц вываливались толпы мужиков и молодых людей, с охотничьими луками наперевес, с топорами, вилами, цепами, а многие — с деревянными дубинками, с железными наконечниками по краям. Хотя у них не было доспехов и настоящего оружия, но их было раз в десять больше королевского отряда и они окружили его со всех сторон. В окнах вторых этажей домов и на крышах появились лучники, взявшие на прицел солдат.

— Ты ищешь зачинщика, Гастон?! Знай же, что это я, Айстульф, сын Айсмута-мельника! — раздался дерзкий голос с одной из крыш — там стоял рыжий молодой человек, с не по годам развитым мускулистым телом, в охотничьей зеленой куртке и шляпе с пером и с натянутым луком в руках. — Оставь в покое нашего священника и убирайся, пока мы не прострелили тебе голову!

Арбалетчики взяли на прицел лучников, спешенные всадники ощетинились копьями и подняли свои округлые бело-черные щиты на уровень лица.

— Ваше Величество! — схватил за руку Гастона рыжебородый Рольф и горячо зашептал ему на ухо. — Все это слишком далеко зашло! Тут может пролиться кровь! Надо, пока не поздно, решить это дело миром!

Гастон и сам это понимал. Первая волна ослепляющего гнева уже спала и Гастон начинал понимать, что явно переусердствовал. Но и отступить ни с чем он тоже не мог.

— Слушай, ты, Айстульф! Если ты зачинщик — давай слазь с крыши и вместе со священником поедете со мной, в Авалон. Там будет над вами совершен справедливый и беспристрастный суд. А остальные пусть разоружаются и остаются здесь — их вина будет определена позднее…

— Ты кажется не понял, Гастон! — нагло оборвал его юноша. — Эта земля, как и все королевство, тебе больше не принадлежит. Ты — не наш король, ты — ненастоящий король, чернокнижник, самозванец! Наш король — это Роланд, Который Пропадал и Нашелся!

С этими словами Айстульф свистнул, и к нему на крышу забрался другой юноша с шестом в руках, на котором развевалось полотнище с изображением…  Старшего брата Гастона — Роланда! Точь-в-точь такое же, как на его портрете в галерее наследных принцев в Кронбурге!

Всеобщее ликование охватило ряды мужиков, которые радостно потрясали своим нехитрым вооружением и скандировали: «Ро-ланд! Ро-ланд! Ро-ланд!»

У Гастона засосало под ложечкой, по спине пробежал неприятный холодок.

«Неужели, мой брат…  Не может быть! Тут что-то не так…  Явно что-то не так…».

Возникла неловкая ситуация. Уйти без потери лица Гастон не мог, атаковать при таком численном превосходстве противника — тоже, да и пролить кровь простых селян, мужиков…  Впервые за десятки тысяч лет, в течении которых земля древнего Авалона не знала войн! А тут ещё портрет его брата…

И в этот момент, откуда — никто не мог бы сказать, да никто и не заметил этого! — раздалось звонкое пение спущенной тетивы, свист и стрела, как рассерженная оса, ужалила Гастона в левую кисть руки, пробив её навылет. Гастон побелел и со стоном упал.

И тут же пятьдесят королевских арбалетчиков, итак в течении томительно долгих минут напряженно державших пальцы на спусковых крючках, разрядили свое оружие по заранее взятым целям, в свою очередь, лучники выстрелили в солдат.

Издав воинственный клич, толпы мужиков, потрясая дрекольем, бросились на стройную цепь пятидесяти спешенных всадников с копьями и началось настоящее побоище!

Хотя арбалетчики били почти в упор в незащищенные доспехами тела, их было слишком мало, чтобы остановить волну наступающих. Почти каждая стрела находила свою цель — и то там, то тут валялись убитые и раненые, но чрез них перепрыгивали, переступали — и бежали дальше живые. Наоборот, легкие стрелы охотничьих луков, конечно же, не были рассчитаны на серьезный бой с защищенным доспехами противником и потому эти стрелы лишь беспомощно отскакивали от брони солдат, не в силах причинить им серьезный ущерб, а потому многие лучники на крышах побросали свои бесполезные луки и, достав спрятанные дубины и топоры, спрыгивали с крыш, чтобы присоединиться к атакующим. Другие же остались стрелять в надежде попасть опрометчиво снявшего доспехи Гастона.

Зато пешая атака была не в пример успешней. Правда, сначала очень много людей было сразу поколото стоявших плотной стеной копейщиками, но вот — то тут, то там — кому-то из мужиков удавалось то сбить с ног окованной железом дубинкой ловким ударом в забрало шлема, то, схватив сильными мужицкими руками за копье, силой выдернуть рыцаря из строя, а потом вломится в образовавшуюся брешь, то перерубить топором древко копья, а потом броситься кубарем под ноги рыцаря, сбивая его с ног…  Чтобы спасти строй, некоторые арбалетчики, стоявшие сзади, бросив арбалеты, вытаскивали из ножен короткие мечи и бросались вперед, затыкая образовавшиеся в строю бреши — беспощадно рубя по рукам, головам и плечам нападавших.

Кровь лилась рекой. Вся площадь наполнилась стонами раненых, предсмертными криками убитых, яростным ревом сражающихся. Ясно было одно, поражение сплоченного, до зубов вооруженного и от макушки до пят закованного в железо, но уж очень малочисленного королевского отряда было лишь вопросом времени…

— Ваше Величество, надо уходить! Их очень много! — закричал Рольф, поднимая забрало шлема.

Гастону только что, закрыв его со всех сторон, в том числе и сверху, щитами, юноши-пажи вынули стрелу из ладони и перевязали рану. Рана была не опасна, но он потерял очень много крови. Гастон был бледен как смерть и плохо ориентировался в том, что происходит из-за болевого шока. Пажи и оруженосцы спешно облачали его, сидящего на деревянном помосте, в доспехи, под непрерывным градом стрел. Они, как капли дождя, непрерывно барабанили о поднятые оруженосцами щиты — и без того утыканные ими как ежи.

И все же, несмотря на стену щитов, две шальные стрелы каким-то чудом пройдя через щели между щитами, вонзились одна в левое плечо Гастона, другая в левое бедро. От боли и потери крови Гастон потерял сознание.

— Быстро! Черепаху! Пробиваемся! — истошно закричал Рольф.

Воинов не надо было просить дважды. Протрубил горнист, и передние ряды как по команде начали пятиться назад, боковые ряды, также медленно, стали передвигаться приставными шагами, а задние ряды пошли в наступление, расчищая себе дорогу копьями и мечами.

Но не тут-то было!

Айстульф, ловким ударом в лоб сбил рыцаря с ног и, выхватив из его рук копье, ударил в глазное отверстие забрала пехотинца, а потом бросился в образовавшуюся брешь. Захватив у мертвеца щит и меч, он сбил с ног ещё двоих — и вот уже в эту брешь хлынули его не менее ловкие и сильные товарищи. Подобные бреши образовались ещё с двух сторон, и единый строй стал рассыпаться. Битва распалась на череду поединков, в которых уже одерживали победу нападающие, так как воины, пусть и защищенные доспехами, подвергались теперь нападениям со всех сторон, в том числе и с тыла.

— Проклятье! Все кончено! — выругался Рольф, — ребята, бросаем всё! Спасаем короля!

Рольф вскочил на своего гнедого жеребца, посадил потерявшего сознание Гастона впереди себя и, вместе с десятком пажей и оруженосцев, бросился в самую гущу сражающихся, стремясь во что бы то ни стало выбраться из окружения.

Рольф махал своим гигантским, под стать росту и медвежьей силище хозяина, мечом как косарь на лугу. И как трава вокруг него падали сраженные враги, пока, наконец, они не поняли, что себе дороже преграждать дорогу закованным с головы до ног в железо всадникам и не расступились. Десять-одиннадцать всадников вихрем вырвались из окружения и понеслись во весь опор в ближайших город, в Кронбург. А остатки королевских солдат, увидев безнадежность своего положения, побросали оружие на скользкую от крови мостовую и сдались на милость победителя.

Кроваво-красное солнце опустилась за линию горизонта, естественным образом завершая сражение — первое настоящее сражение между людьми на территории Содружества за все сто тысяч лет эры Порядка и Процветания…

Но хотя сражение закончилось, ещё долго дикий женский и детский визг стояли на укутанных ночной тьмой улицах села — визг и плач матерей, жен и детей, потерявших своих родных в этой кровавой трагедии.

В этот день село «Искра», что в тридцати милях к югу от Кронбурга, не досчиталась 271 мужчины в возрасте от 18 до 98 лет, а ещё 704 получили различные степени увечий и ран. Из ста королевских солдат в живых осталось 47.

4.

— Мама, мама, смотри, сколько дядей и тетей! Я раньше столько не видел! Ух, ты!

— Сын, не высовывайся из окна! Закрой занавеску, немедленно!

— А что там происходит, дорогая, откуда этот шум? — недоуменно поднял брови Принц, смотря на запруженную со всех сторон дорогу на Авалон сквозь щелку между окном кареты и занавеской.

— Сама не знаю, дорогой…  Неужели ярмарка какая-то…

— Ой, смотри! А там какие-то флаги…  Да это ж я на них изображен, представляешь?! Ничего себе, я до них не доехал ещё, а меня уже встречают! К чему бы это, не понимаю…

— Так, так, так…  А это уже интересно, дорогой, — проговорила Прекрасная Фея и, открыв переднее окошечко кареты, крикнула форейтору:

— Эй, милейший, скажи, пожалуйста, что всем этим людям надо? Что происходит?

— Как что, госпожа, — недоуменно ответил форейтор — крупный мужик с окладистой рыжей бородой, в зеленой бархатной куртке и длиннополой шляпе. — Известно, что…  Народ прослышал, что Настоящий Король, который Пропадал, Нашелся, ну, в смысле пропавший без вести принц Роланд, а потому уже третий день тут караулят — все только и говорят о том, что вот-вот должен он сюда явиться.

— А мы-то тут при чем? — крикнул Принц, инстинктивно крепко прижав к своей груди малышей. — Мы едем своей дорогой, нас это вообще не касается…

— А при том, — словоохотливо перебил его рыжебородый, — что они досматривают все кареты, которые едут в Авалон, потому что известно, что он обязательно должен приехать в свою любимую столицу…  Эй, а ну разойдись! Задавлю же! — вдруг закричал форейтор кому-то впереди и замахнулся плеткой.

— А ну ребята, навались, сбросим этого рыжего козла! Опа-а-а-а! — раздался чей-то звонкий голос и несколько молодцев в шляпах, сдвинутых набекрень, кинулись на штурм кареты, не обращая внимания на бешеные удары плетки, которыми их награждал рыжебородый. Между тем другие уже барабанили кулаками и ногами в дверцы. А когда кто-то разбил окно и осколки чуть не поцарапали личики детишек, терпение Феи окончательно лопнуло!

— А ну, дорогой, подержи-ка деток, сейчас я им покажу, где раки зимуют! — и по белоснежно-белым ручкам Феи угрожающе пробежали электрические разряды.

— Нет, дорогая! — неожиданно возразил Принц, — сиди уж с детишками ты! Кто муж? Не я ли? А мы, между прочим, на территории Содружества, у нас муж — глава семьи, а не жена…

И, не давая жене опомниться, Принц пинком ноги открыл люк и выскочил прямо на крышу кареты и закричал:

— А ну прочь от моей кареты! Вы что — с ума все посходили, что ли?! Мы едем в Авалон по воле самой Триединой Премудрости, а потому — прочь отсюда, вы нам мешаете! — Принц выпалил этот экспромт и тут же осекся — и откуда его голос стал вдруг таким властным и строгим?

Но эффект от его речи был просто потрясающим. В то же мгновение воцарилась гробовая тишина. Многотысячная толпа мужиков, баб, детей, всех сословий и возрастов, в разноцветных одеждах всех цветов радуги, заполонявшая все пространство от разводного моста, который вел на авалонский остров до Развилки, уставилась на него.

Принцу даже стало как-то не по себе. Неужели его слова оказались настолько значимы для этих людей? Он густо покраснел, оробел и уже хотел было спрыгнуть через люк обратно внутрь кареты, как раздался пронзительный выкрик из толпы:

— Друзья, да это ж наш король! Который Пропадал и Нашелся! Король! Отец! Разве вы не видите?! На колени!

И вдруг вся эта многотысячная толпа одновременно грохнулась на колени, а где-то на ближайшей колокольне ударили в набат, который подхватили тут же все колокольни храмов Создателя в окрестностях и в самом Авалоне. Словно ни дать ни взять наступил великий праздник Летнего Солнцестояния — главный праздник религии Создателя.

А потом кто-то затянул древний королевский гимн «Создатель, храни короля…». и вся толпа, с рыданиями, размазывая слезы по щекам, затянула знакомую с детства мелодию…

Прекрасная Фея сразу все поняла и только теперь до неё дошел смысл странных намеков, которыми обильно потчевала её Верховная Хранительница Предела, оформлявшая в канцелярии перевод на прохождение службы в Авалоне. Вот, оказывается, в чем был подлинный смысл её командировки! Ну что ж — играть роль так играть…

Фея зажужжала крылышками и через люк кареты вылетела на открытое пространство, зависнув прямо над толпой, а потом, специальным заклинанием усилив звук своего голоса, воскликнула:

— Возрадуйтесь, о, доблестные граждане и гражданки свободного и славного города Авалона! Вы обрели своего короля — Роланда 40 000-го — моего любимого мужа — , а король милостью Создателя — вас! Примите его и будьте счастливы!

А потом она громко хлопнула в ладоши, воздела магический жезл — и десятки разноцветных огней вырвались из него и с громким свистом полетели вверх, разорвавшись в небесах множеством разноцветных вспышек и всё пространство от Развилки до Пристани наполнилось душистым ароматом свежих цветов. Сверху на толпу дождем стали падать лепестки цветов, которые тут же, на одеждах и руках таяли, словно снежинки, оставляя приятный аромат на одежде и коже. Ещё хлопок — и откуда ни возьмись заиграла торжественная музыка и нежные голоса запели гимн «Славься, Целестия…». — главный гимн Сообщества Поднебесных.

— А теперь — гони! — скомандовала фея рыжему форейтору, у которого под обоими глазами уже сияли ярко-красные «фонари», набитые теми наглыми молодчиками.

И пока народ зачарованно смотрел на разноцветные взрывы, продолжавшие окрашивать голубое небо во все цвета радуги, пока вдыхал успокаивающий аромат розовых цветов и слушал чарующий гимн, карета рванула вперед — да так, что Принц едва не свалился с неё вниз. Но Фея вовремя подхватила его за руку, приземлившись на крышу кареты, и помогла ему спуститься вовнутрь. Люди как зачарованные уступали дорогу, не сводя восхищенных глаз с небес, а карета мчалась во весь опор к спасительному мосту через Долгое Озеро, который вел в город.

— Что это было, дорогая? Я ничего не понимаю! — недоуменно воскликнул Принц.

— Потом объясню, — отмахнулась Фея. — Пока тебе нужно знать только-то, что отныне ты — король, а дальше — видно будет.

— А разве в Авалоне нет своего короля? Там же была недавно коронация…

— Дорогой, нам с тобой этими вопросами задаваться не следует. Был — да сплыл. Все, теперь ты король — и это — самое главное!

Принц насупился — опять эти феины загадки — надоело уже! Между тем карета во весь опор неслась к Мосту.

5.

Весть о том, что Истинный Король Авалонский, который Пропадал, теперь Нашелся разлетелась по всему королевству с быстротой молнии. А весть о кровавом побоище в селе «Искра» — о сотнях погибших, избитом настоятеле местного храма, сожженных книгах и растоптанном портрете самозванца — ещё быстрее.

Все Содружество было объято пламенем. По всем городам и весям происходило одно и то же — срывались и сжигались на площадях портреты короля Гастона, сжигались учебники, тетради, перья, а вместе с ними — все попавшие под руку книги — от детских сказок до бухгалтерских книг и исторических хроник. Короли Содружества и знать в ужасе сидели запершись от народного гнева в своих замках — благо, запасов в погребах было на год — , учителя и ученые — просто-напросто бросали свои дома и бежали кто куда — кто к карликам, кто в море, а кто и к феям — просить политического убежища. Книжники и библиотекари зарывали книги в землю, как сокровища, в надежде спасти от пламени безумного и беспощадного народного гнева хоть что-то…

В каждом городе, в каждом селе был свой костер!

Люди отказывались повиноваться королевским чиновникам, гнали в шею королевских переписчиков, судей, нотариусов, шерифов, а королевские стражники, которых было всего ничего — четыре сотни, не больше — на взмыленных лошадях бежали в Кронбург, где, по слухам, ещё сохранилась власть у короля Гастона…

— … Какие новости, Рольф? — слабым голосом, ещё не оправившись до конца от ран, произнес король Гастон, полусидя на кровати. Его лицо было бледно как мел, казалось, ни одной кровинки не осталось в его жилах, даже губы покрылись легкой синевой, под глазами — глубокие тени. Его левая рука и нога были туго перевязаны бинтами, раны постепенно затягивались.

— Плохие, мой король. Вся страна рехнулась и все летит в тартарары! Сегодня прибыла последняя партия стражников, человек двадцать, может больше, все с разных концов королевства и все говорят одно и то же — везде костры с книгами, везде портреты вашего брата, везде священники ораторы, везде…

— Да что ты заладил — «везде да везде»! — нетерпеливо махнув рукой, прервал его Гастон. — Думаешь, я не понимаю, что этот заговор — чистой воды провокация? Все по одному сценарию, все прекрасно организовано, как на королевской охоте, только теперь в роли оленя выступаю я…  — грустно хмыкнул Гастон. — Но кто же загонщик?

— Как кто, ваше Величество, ваш брат, наверное…  Вы ж сами мне говорили, что он жив!

— Дурак ты Рольф! Не бывать тебе никогда начальником королевской стражи — глуп ты, как деревянная чурка! Тебе только оленей по лесу гонять! — неожиданно рассвирепел Гастон. — Мой брат — божий одуванчик — он кроме как над зайцами да белками — ни над кем королем не станет! Смотри глубже!

— Феи?! — хлопнул кулаком по столу Рольф так, что с него посыпались на пол бумаги.

— А кто ж ещё?! Это заговор, и заговор — спланированный! Думаешь, почему они не вмешались, когда мы бились на смерть в «Искре»? Ты думаешь — не знали? Знали все! Просто хотят, чтоб я по уши залез в это дерьмо, а потом они прилетят сверху, под занавес, и сыграют роль эдаких спасительниц…  Миротворцы, тьфу на них! — и Гастон плюнул прямона ковер.

— Ну и…  что же мы будем делать? — неуверенно спросил Рольф, но ответить ему Гастон уже не успел.

Вдруг со всех сторон вокруг замка раздались трубные гудки охотничьих рогов и послышался топот тысячи, десятков тысяч ног и рев десятков тысяч глоток.

Рольф тут же, как пришпоренный, выскочил на балкон — а комната Гастона располагалась на самом верхнем этаже Главной Башни Кронбургского замка — и посмотрел вниз.

— Проклятье, Твое Величество, мы окружены! Толпы мужиков с лестницами идут к городу! Нас будут штурмовать!

Гастон, сморщившись от боли, кое-как поднялся с кровати и вышел на балкон. С высоты Главной Башни можно было видеть далеко за пределы крепостных стен.

Все пространство вокруг городских стен, куда ни посмотри, было запружено тысячами и тысячами людей, преимущественно в зеленых и оранжевых куртках — выходцы из крестьянского и ремесленного сословий. С дубинками, топорами, вилами, охотничьими луками, пращами. Редко у кого был меч или копье и то, видимо, трофейные. С простыми деревянными щитами, переделанными из деревенских корыт. Но зато с гордо поднятыми знаменами с изображением пропавшего двадцать с лишним лет назад принца Роланда. Но не только — были и целые транспаранты с разными лозунгами: «Вон отсюда, самозванец!» или «Чернокнижник!», «Ты — ненастоящий король!», «Людоед!», «Убийца!», «Богохульник и Еретик!», а были и претендующие на оригинальность — «Лиса в норе, ату её!»

Среди простонародья, словно черные вороны среди стаи синиц, виднелись целые отряды из служителей Создателя — в своих мрачных черных рясах с надвинутыми на лоб капюшонах, со знаками Создателя на длинных шестах, распевающих религиозные гимны.

Конечно, подумал Гастон, все это жалкое воинство он мог бы рассеять за полчаса, будь у него хотя бы пара тысяч хороших всадников, а если б были на стенах ещё баллисты и катапульты, как у Роланда Древнего…  Но ничего этого не было. Было жалкие четыре сотни дворцовой стражи с легким вооружением, да полторы сотни коней…

«Проклятье! Руку дам на отсечение, что эти феи специально запретили нам иметь настоящую армию — как раз для таких вот случаев! Ведь мне некого даже мобилизовать на битву, а численное превосходство этого мужичья — колоссально. Даже без оружия они одними ногами затопчут мою жалкую стражу. Но без боя я все равно не сдамся! Они запомнят ещё Гастона Первого, на всю жизнь запомнят!» — и Гастон, сжав кулаки, приказал верному Рольфу:

— Труби закрытие ворот! Стрелков — на стены!

И Рольф, выхватив из-за пояса здоровенный рог настоящего дикого тура, во всю мощь своих легких протяжно затрубил.

Ворота с шумом и лязгом захлопнулись перед носом наступающих, а звук рога подхватили с десяток армейских труб, бордо и заливисто призывая солдат к бою. Сотни ног в подкованных железом сапогах побежали по крепостным стенам и галереям с арбалетами и длинными луками наперевес, занимая четко определенные — по номерам — места у бойниц и зубцов.

Мужицкая армия остановилась в нерешительности. Одно дело — нападать на отряд стражников в своем родном селе, а другое дело — на хорошо укрепленный замок, с прочными каменными стенами в пять локтей толщиной и десять человеческих ростов высотой, которую защищает небольшой, но хорошо обученный и вооруженный до зубов гарнизон.

Правда, тут же нашлись смельчаки, которые, схватив заранее приготовленные длинные лестницы, как раз в высоту крепостных стен, яростно крича, бросились вперед.

Звонко пропели тетивы луков и арбалетов, свистнули стрелы — и пара таких смельчаков упали, утыканные стрелами словно ежи.

Но именно вид крови почему-то произвел какое-то пьянящее впечатление на толпу, и вот уже сотни и сотни мужиков, закрываясь нелепыми деревянными щитами-корытами, с лестницами наперевес, с дикими криками, как стая хищных зверей, учуявших кровь, бросились, несмотря на град стрел сверху, вперед. Заиграли охотничьи рога, громко взвыли священнослужители и битва началась!

Позади штурмующих стены выстраивались в длинные цепи охотники с луками. На этот раз луки у них были получше. Не простые охотничьи, опасные только для диких уток и оленей, а длинные, в человеческий рост — стрелы их летели далеко, а стреляли из них не мальчишки, а те, кто слыл настоящими охотниками — и потому они нередко находили свою цель. Меткий охотник мог и с расстояния в тысячу шагов при хорошем свете попасть через узкую щель бойницы в глазное отверстие шлема или в щель между пластинами доспеха. А потому то тут, то там королевские стрелки в белых плащах с черным орлом или алых плащах с золотым львом падали на пол крепостной галереи со стрелой в голове, шее или руке.

Однако королевские стрелки знали свое дело — каждый из них натаскивался на меткую стрельбу годами охот и турниров — а потому пока никому из нападавших не удавалось даже подняться на стену. Большая их часть даже до неё не добегала, а те, кто добегал и пытался карабкаться по ней, падал подстреленный — ведь когда он лез по лестнице, он не мог защищаться даже жалким подобием щита. Десятки и десятки окровавленных, истыканных стрелами тел плавало во рву и устилало собой луг, и жатва смерти в тот день, казалось, будет как никогда обильной…

— Я думаю, Рольф, пора подумать о контратаке, — как ни в чем не бывало сказал Гастон, не без удовольствия наблюдая за ходом обороны. — Противник истощен потерями, если мы выберемся через подземный ход хотя бы с сотней всадников — победа будет полной.

— Так точно, Ваше Величество, — сказал верный слуга. — Я пойду распоряжусь.

— Да, Рольф, распорядись…  Да скажи моим пажам и оруженосцам, чтоб приготовили для меня коня, доспехи! Я возглавлю атаку лично!

Рольф тут же побежал исполнять приказ своего короля, послышались его гулкие удаляющиеся шаги, грохот захлопнутой двери, а Гастон целиком сосредоточился на наблюдении за ходом боя. И не мудрено — ведь это был первый в его жизни бой, который он видел непосредственно — бой в деревне он пропустил из-за так некстати полученных ранений!

Между тем внизу мужицкие толпы опять собирались на штурм, а самое интересное — что впереди них шел, что-то истерически крича, долговязый священник с длинными узловатыми руками-оглоблями.

— Ха! Да этот, никак, преподобный Сильвестр! — хмыкнул Гастон. — Оклемался уже…  Не имётся же ему! — но где-то глубоко внутри Гастон проникся уважением к этому человеку, готового претерпеть физические страдания и даже смерть за свою идею, в которую искренне верит. — Эх, жаль, если подстрелят…

«… А мне будет жаль, если тебя закатают в Цветы Забвения на добрых двадцать тысяч лет, да так, что ты потом позабудешь даже свое имя! И это будет гораздо большей потерей для Авалона, чем этот жалкий святоша! — вдруг раздался в сознании Гастона знакомый Голос — тот самый, который он слышал два месяца назад, в сторожевой башне Авалона.

— Ты-ы-ы-ы-ы? Опя-я-я-ять? — едва не подпрыгнув на месте, резко повернулся Гастон к невидимому собеседнику и спиной — к улице.

«Он самый. И пришел я как раз вовремя — скоро тут будет весь воздух гудеть от жужжания крылышек фей, но ты ещё успеешь уйти — если доверишься мне…».

— Уйти? В самый разгар сражения, которое я выигрываю?! Куда? В лес, в изгнание? Ни за что! — закричал Гастон. — Я — законный король Авалона и я своего права не отдам никому! Запомни это! — с этими словами Гастон, прихрамывая, зашел в комнату и снял со стены висящий меч, вынул его из ножен и грозно рассек воздух сверкающим на солнце клинком.

«Глупец! Твоя железка против магии фей — что жало комара против меведя!» — возопил в голове Гастона Голос.

— Ну так обучи меня волшебству! Научи меня противостоять магии фей! Почему за эти два месяца ты не пошевелил и пальцем?

«Потому что чтобы мне учить тебя, мне надо было появиться в Авалоне, лично, а мне нельзя — меня сразу засекут…».

— Засекут?

«Да, засекут! Тут везде шпионы, везде! Мерзкие пчелы, осы — всюду летают, всюду все вынюхивают…  Они так и ждут, что я клюну на наживку в твоей милости, чтобы мышеловка захлопнулась! Думаешь, почему они тебя до сих пор не трогали? Ждут Главного Зачинщика!»

Гастон озадаченно замолчал. Ему стало не по себе от мысли, что все это время он был под колпаком и то, что если до сих пор ему не мешали, так это только оттого, что все, что он, Гастон, делал, укладывалось в планы невидимых ему кукловодов. Он глухо застонал, стиснув зубы, и больно ударил пудовым кулаком о стену.

Но как раз в этот момент опять затрубили сотни охотничьих рогов и армия мужиков вновь перешла в атаку. На этот раз — во главе как ошалелый несся преподобный Сильвестр, махая знаком Создателя в руках, и истошно, на всю округу, кричал: «Чудо! Чудо! Сейчас Создатель сотворит чудо! Видение! Мне было видение!»

Он во весь опор бежал впереди наступающих толп, тащивших за собой деревянные лестницы и пытавшихся прикрываться своими нелепыми щитами-корытами. Бежал совершенно беззащитный! На бегу с него слетел капюшон, обнажив покрасневшую и вспотевшую тонзуру, он держал обоими руками длинный шест со знамением Создателя и махал им как флагом из стороны в сторону. Даже с крепостных стен было виден маниакальный блеск его пронзительно-глубоких карих глаз и искаженные в истерическом крике тонкие бесцветные губы…

Стрелы летели со стен градом, свистели то слева, то справа от него. Бежавшие рядом мужики то один, то другой падали подстреленные, со стрелой в руке, ноге, а то и груди или шее, а он бежал и бежал, казалось, совершенно неуязвимый для земного рукотворного оружия. Один на один — без доспехов, без щита, с одним знамением Создателя в руках против почти сотни стреляющих лучников и арбалетчиков короля…

Вот уже вокруг преподобного не осталось никого — все были убиты или ранены, остальные отстали, а он все бежал и бежал, кричал и кричал: «Чудо! Чудо! Создатель! Яви чудо!» и, добежав до самого крепостного рва невредимым, вдруг резко остановился и воздел знак Создателя над собой и…

Знак Создателя загорелся ослепительно-ярким, солнечным пламенем, а с неба — на котором не было ни тучки — грянул громкий раскат грома! А потом с дикими криками тысячи и тысячи мужиков бросились всей толпой вперед, с лестницами и без, прямо на стены, по всему периметру обороны.

Но в этот момент небеса в буквальном смысле слова разверзлись — по крайней мере, в голубом полотнище образовалось сразу несколько десятков светящихся «дыр» — и из этих «дыр» вылетали, громко жужжа, сотни и сотни невероятно прекрасных крылатых существ в разноцветных коротких одеждах, с золотистыми длинными волосами и ярко блестящими на солнце магическими жезлами, чем-то напоминая издали пчелиный рой.

А потом этот рой закружился на огромной скорости на высоте в милю от замка. Крылатые волшебницы одновременно взмахнули сотнями руками и сотни ослепительно-ярких вспышек, сопровождаемые громкими хлопками, усеяли небеса. А затем на головы сражающихся — и атакующих мужиков, и королевских стрелков — посыпались хлопья розовых лепестков — тысячи тысяч их — и по всему городу, замку, прилегающим полям разлился сладковатый медовый аромат.

Люди сотнями, роняя оружие, падали как подкошенные, мгновенно засыпая — прямо на камнях крепостных стен, на траве, на мостовых. И скоро поле брани превратилось в исполинскую спальню. Упал и неугомонный преподобный Сильвестр, выронив из рук знамя Создателя. Преодолевая сильные позывы зевоты, он пробормотал: «Только вера…  только вера… я же говорил…  что… агххх…  будет…  агххх…  чудо…».. А потом, крепко обняв древко знамени, свернулся клубком на траве у самого рва и громко захрапел.

Не прошло и пяти минут, как весь город и все его окрестности утонули в розовых облаках ароматного тумана — видно ничего не было даже в двух шагах — в этот туман под действием солнечных лучей превращались розовые лепестки. Город, крепостные стены, луг вокруг крепости был завален тысячами спящих тел — воинов и гражданских, женщин и мужчин, детей и взрослых…

А сверху уже спускались сотни и сотни прекрасных девушек в коротких разноцветных туниках, с закрытыми оливковыми и белыми масками ртами и носами. Они летали по всему полю и крепостным стенам, обнаруживая раненых и при помощи магических жезлов поднимая их тела для доставки в медицинские палатки, разбитые вне пределов досягаемости розового тумана.

Но две феи — одна в жемчужно-белой тунике с длинными пепельными волосами, другая — в кремово-белой тунике с пшеничного цвета волосами, не спешили заниматься этим благородным делом. Они зависли прямо над крепостной стеной и чего-то ждали.

Вдруг к ним подлетели две феи в золотистых туниках и выкинули вперед руки в приветственно жесте:

— Ну как, сестры?

— Ничего, Ваша Верность, обшарили все комнаты — его нет!

— А подземный ход?

— Тоже.

— Проклятье! Но ведь он был, был же! — всплеснула Жемчужно-Белая руками. — Я ж своими глазами видела его, когда мы только выходили из «разрыва»! Он сидел там, в комнате на верху башни! И что нам теперь докладывать Их Премудрости, скажите на милость? Что мы его упустили, как того мальчишку, да? — из глаз всемогущей Старшей Сестры «ЖАЛА» чуть не брызнули слезы досады.

— Ваша Верность! — воскликнула Кремово-Белая. — Позвольте нам с сестрами провести тщательный магический анализ помещения. Я уверена, что без постороннего колдовства ему так быстро скрыться ему бы не удалось.

— Хорошо, сестра, действуй, доложишь мне лично, — и Кремово-Белая тут же, резко набрав высоту, улетела.

— А с этими что делать, Ваша Верность? — спросила одна из фей в золотистых туниках. — Ну, с теми, кто проливал кровь?

— Всех на плантации Цветов Забвения, да позаботьтесь, чтобы, когда проснутся, правую руку не отличали от левой, понятно?

Глава 12 Зов из Бездны

1.

Ночь. Полнолуние. Тишина. Лишь только тихо плещется время от времени рыба в реке да шуршит камыш и длинные гибкие ветви ив от легкого случайного ветерка. Поют сверчки.

Люк любил такие ночи. В это время так хорошо погулять по лесу и побыть один на один со своими мыслями. В такие ночи обычно тяжелые мысли как будто бы обретают крылья. Ничем не сдерживаемые — ни суетой дня, ни общением с другими людьми — они поднимаются куда-то далеко-далеко, к самым звездам…

В такие ночи Люк мог представить себе все, что угодно — то он был мудрым и могущественным правителем, чьи повеления приносят людям пользу и благоденствие, то могучим воином и магом, побеждающим отвратительных чудовищ, то мудрецом и ученым, открывающим тайны мироздания…  Но самой любимой его мечтой была встреча с матерью. Особенно он любил об этом мечтать в полнолуние. Полная круглая луна так напоминала округлое лицо его матери, а темные пятна на бледно-желтом диске игрой воображения превращались в глаза, в нос, в губы…  Как бы хотел Люк хоть раз в жизни поговорить с живой матерью — не с иллюзией, навеянной Потоком, а с живой, настоящей, без этой проклятой безглазой маски! Или с отцом — тоже без маски, без доспехов…  С живым отцом!

Люк грустно вздохнул и остановился. Он вышел как раз к тем самым зарослям камыша у реки, как раз в том самом месте, где он неделю назад подстрелил утку. Сейчас уток не было и заросли выглядели необитаемыми. Люк набрал в легкие побольше опьяняющего свежестью ночного воздуха и присел на большой круглый камень у самой кромки воды. Заворожено глядя на искрившую вдалеке лунную дорожку, он почти задремал — день сегодня был тяжелый. А потому он и не заметил, как вода заволновалась, раздалось еле слышное хлюпанье и вот — из воды показалась пара тонких рук с перепонками между пальцев и…  резко потянули его за ноги в воду! Хлюп! — и вот уже Люк барахтается по шею в воде, а его оглушает звонкий, мелодичный русалочий смех…

— Ну что, испугался?! Да?! Ха-ха-ха! Эх ты, охотник, тоже мне! — тонкое прохладное русалочье тело крепко прижалась к Люку, её руки обвили шею.

— Марина! Ну что ты! Опять за свои шалости?! Ни разу ещё не встретились по-человечески! — недовольно произнес Люк, с трудом освобождаясь от её рук — он был мокрый до нитки.

— А я и не человек, чтобы встречаться «по-человечески»! — послышался дерзкий ответ и вслед за Люком на берег, раздвигая заросли камыша, вылезла, довольно хихикая, веселая русалка.

— А я, в отличие от тебя, человек, и мне бы хотелось…

— Ладно, ладно, не буду больше! — махнула ручкой русалка и села рядом с Люком на землю. — Хочешь, скидывай свою мокрую одежду, и я обсушу её — проще простого! — Русалка потерла ладони и от них потянуло жаром, словно от нагретого на солнце камня. Она прикоснулась к рукаву мокрой рубашки Люка и от него тут же пошел пар, как от прикосновения горячего утюга. — О, видишь, как я умею?! Давай-давай, скидывай — и я вмиг просушу!

Но Люк покраснел и отдернул руку.

— Все бы вам одежды скидывать! А вот людские девушки никогда не обнажаются перед молодыми людьми…  Для них скромность и целомудрие — это очень, очень важно!

Лицо юной русалки сразу погрустнело. Она осмотрела себя и увидела, что даже то, что на ней надето восхитительное тонкое изумрудно-зеленое платье, в глазах Люка не оправдывает её. Ведь платье скорее напоминало чем-то рыбацкую сеть, надетую на голое тело — тонкие зеленые нити, сплетаясь, образовывали ячейки, а потому одеждой это платье назвать можно было с большой натяжкой — все соблазнительные части девичьего тела видны сквозь него, как если бы на ней вовсе ничего не было надето.

Люк отвернулся, чтобы не видеть её наготу.

— Люк, а Люк…  — потрепала его за плечо морская дева. — Ну прости меня…  Я совсем-совсем забыла, что ты не такой, как все…  В следующий раз я обязательно сошью себе новое платье — такое, какое тебе нравится! Хорошо? Ну, Люк, ну посмотри ты на меня, пожа-а-а-алуйста…  — холодные руки обвили шею Люка и её мокрая голова крепко прижалась к его спине. — Ты чем-то расстроен, да?

— Да, расстроен…  В груди что-то жжет, покоя нет…  Тоска…

— Ой, а не заболел ли ты, любимый? — встревожено проговорила морская дева. — А ну давай-ка я проверю температуру…  — Влажная ладонь прикоснулась ко лбу. — Да лоб-то горячий!

— Пустяки…

— Нет не пустяки! Всё! Плывем в Ивовую Заводь, я там закончила рыть хижину сегодня, и пол уже застелила сухим камышом — там будешь лежать, спать, лечиться, а я буду за тобой ухаживать. Вот! — и Марина хлопнула ручкой по воде так, что брызги полетели во все стороны. — Ну, поплыли, а? — Она взяла Люка за руку и настойчиво потянула в воду.

Люк поддался и плюхнулся в воду вместе с ней.

— Подожди, дорогой, дай-ка я наколдую…

— Нет, я хочу плыть как нормальный человек, сам — без всяких воздушных пузырей!

А потом, набрав в легкие побольше воздуха, он нырнул поглубже в бодрящую прохладу лесной реки.

Плыли они не долго. И не мудрено, морская дева постаралась устроить свое логово поближе к месту жительства самого Люка, тем более, что она втайне надеялась, что из-за близости её логова к лагерю «отверженных», он переберется к ней жить. Хижина располагалась всего пару миль вниз по реке, там, где из-за множества мелких островков, заросших ивами, река разделялась на множество небольших рукавов. Некоторые из них густо заросли ивой и камышом и вода в них застоялась. В таких заводях любили устраивать свои лежбища русалки.

Когда они с Люком доплыли до места, Марина потянула Люка и они вместе нырнули. Марина плыла впереди. Она ловко раздвинула в стороны заросли камыша и Люк увидел скрытую за ними пещеру, вырытую (явно, не без помощи магии) прямо в мягкой почве одного из «Ивовых» островов. Вход в неё был небольшой — в диаметре меньше человеческого роста и Люк удивился, как же они там поместятся вместе, но Марина уже ловко юркнула в отверстие и исчезла в темноте, а потому ему ничего не оставалось, как последовать её примеру.

Чудеса начались сразу же. Как только Люк пересек невидимую границу между пещерой и заводью, он тут же почувствовал, что может дышать легкими — внутри пещеры не было ни капельки воды. Люк посмотрел назад и увидел, что воду от пещеры отделяет какая-то невидимая стена, прозрачная как стекло, но которую он совершенно не ощутил, когда заплывал внутрь.

Затем Люк пополз на четвереньках вперед, но тут же откуда-то спереди до него донесся звонкий смех Марины:

— Ты всегда в гости на четвереньках ползешь, как собачка, хи-хи?!

Люк покраснел и встал во весь рост — пещера оказалась довольно просторной. Воздух здесь был не затхлым, а свежим, приятно пахло скошенным сеном. Под ногами — мягкий ковер из сухой травы. Видимо, она и была источником этого запаха. Люк зашагал вперед, тем более, что где-то впереди был виден неяркий свет.

Вскоре он вошел в жилые покои — небольшие, всего на двух человек. Здесь пол также был устлан сухим камышом, а у стены располагалась одна лежанка из кучи этого же камыша. Посередине комнаты — выложенный камнями круг, в центре которого уже горел магический бездровный и бездымный огонь. Все стены комнаты-пещеры были украшены лесными цветами.

— Ну как тебе? — торжествующе воскликнула Марина, бросаясь навстречу. — Всю неделю старалась! Я это место высмотрела ещё давно…  Пришлось попотеть конечно, но теперь все позади — нам тут будет уютно, хорошо, тепло…  А, самое главное, никто, никто нам здесь не помешает! Ой, ты ж у меня больной…  А ну-ка быстро скидывай одежку сушиться, а раз ты такой стеснительный, я тебе дам другую — сама шила, старалась…

Марина достала из небольшой ниши в стене, закрытой занавеской-циновкой из сухого речного тростника, длинную рубашку-тунику, сплетенную из какого-то мягкого зеленого материала.

— Давай примерим заодно, а то я твой размер на глаз прикидывала…  Между прочим, совершенно непромокаемая, как и мое платье! Но перед этим я тебя натру такой мазью, что ты вмиг согреешься.

Люк снял с себя мокрую до нитки одежду, предварительно попросив морскую деву отвернуться, а потом лег на лежанку из сухого камыша животом вниз, а Марина принялась натирать его какой-то терпко пахнущей белой мазью. У Люка от неё защипало в носу и в глазах, зато тело стало приятно согревать.

От нежных прикосновений рук морской девы и приятно согревающего кожу крема и без того уставший Люк разомлел и погрузился во тьму беспамятства…

… Бездонная пропасть черного колодца, наполненного доверху темной мертвой водой, в которой не отражается ничего, даже луна и звезды.

«Лю-ю-ю-ю-ю-юк! Лю-ю-ю-ю-ю-ю-юк! Освободи н-а-а-а-а-ас! Только т-ы-ы-ы-ы-ы! Только т-ы-ы-ы-ы-ы-ы! Освободи на-а-а-а-а-с!» — темная вода вдруг становится прозрачной и где-то в глубине колодца — тысячи тысяч тел, тысячи тысяч рук, протянутых к устью колодца — и шепот, тихий, но настойчивый, шепот тысяч и тысяч тихих, вкрадчивых голосов.

Люка неодолимо тянет нырнуть в колодец, навстречу этим протянутым рукам, он сопротивляется из последних сил, вовсю упираясь ладонями о каменные стенки колодца, но, наконец, силы ему изменяют и медленно, но верно его лицо приближается к водной глади, а где-то в глубине он видит тысячи тысяч невыносимо уродливых…  Нет, не лиц, а морд, рож, харь — невозможно сказать иначе — полу-люди, полу-козлы, полу-свиньи, полу…  да мало ли кто ещё! Со свиными пятачками, волчьими зубами, козлиными рогами, кошачьими глазами и…  — с человеческими щеками, бровями, губами, шеями…

Люку невыносимо омерзительно смотреть на этих фантастических уродов, он изо всех сил пытается отвести взгляд, поднять голову, но не может. Наконец, со всего маху плюхнувшись в колодец, он камнем пошел на дно…

— … Лю-ю-ю-ю-юк, Лю-у-у-у-к, а Люк! А ну проснись! — ледяная струйка ударила ему в лицо и Люк тут же открыл глаза. Он увидел над собой удивленное и немного испуганное лицо Марины, её нахмуренные брови, в руках русалки — пустую морскую раковину, с который на пол стекали последние капли.

— А? Что? Сколько времени? — Люк подскочил и присел на лежанке.

— Ещё час до рассвета. Ты вначале так хорошо уснул, прям как ребенок, я не стала тебя будить, а потом — как забился, как закричал!.. Тебе что-то приснилось, дорогой, да?! — Марина села рядом с ним и обняла за плечи.

— Колодец какой-то…  Вода темная, ничего не отражает, а там…  что-то страшное, жуткое…  что-то…

— Все, с меня хватит, любимый! Это мерзкий Азаил, чудо-юдо проклятое, на тебя так дурно влияет! На этого страхолюда и я, если честно, смотреть не могу, а ты с ним постоянно…  Тебе надо, во-первых, срочно переселяться ко мне — уж я-то тебя поставлю на ноги, а во-вторых — срочно развлечься! Завтра будет русалия на Священном Острове и я настаиваю, чтобы ты пошел со мной, тем более я уже сказала о тебе сестрам и…  не только…  — тут морская дева Марина как всегда стремительно переменилась — от испуганно-встревоженного настроения не осталось и следа. Она хитро улыбнулась и потрепала Люка за ухо, а потом быстро поцеловала его в губы, и, вскочив на середину пещеры, стала танцевать. — Мы будем танцевать, танцевать, танцевать — при полной луне, прыгать через костер, а потом, а потом, а потом…

Но Люк лишь удивленно поднял брови и спросил:

— Как? Разве ты не отлучена от сообщества русалок из-за меня?

— А-а-а-а! Пустяки! — беззаботно отмахнулась Марина и, подлетев опять к Люку, быстро села ему на колени, обвила его шею руками и крепко прижалась своей прохладной грудью к его груди. А потом, поправив его волосы на лбу, щелкнула пальчиками по носу и сказала:

— Глупыш! Речные русалки живут сами по себе — им приказы Лоры — до звезды, хи-хи! У нас же Конфедерация, а не Сообщество, как у фей — у нас все живут по-своему, просто иногда мы все объединяемся против общего врага, а так — мы сами по себе, они сами по себе, понял? — и быстро поцеловала его в губы.

— Ну ладно, Марин, мне пора — скоро рассвет и у меня занятия с Азаилом. Он будет очень расстроен, если меня не найдет, — волевым движением он ссадил морскую деву с колен и направился к выходу.

Марина же, встав, зашипела как змея и оскалила зубы, как дикая кошка.

— Ох, уж этот мерзкий паучок! Удавила бы его! Он один стоит между нами!

— Не смей так говорить! — резко оборвал её Люк. — Он мне как отец, он меня спас от врагов и научил меня всему тому, что я теперь знаю! Все, мне пора…  — и, не глядя на Марину, быстрым шагом покинул комнату.

2.

— Опять опоз-з-з-з-з-з-дал, щ-щ-щ-щ-щ-щ-енок, опять! У девки ночевал, да-ссс? Чую, чую, дух её, з-з-з-з-з-зеленая з-з-з-з-з-змея…  — зашипел Азаил, сидя в условном месте — скрытой со всех сторон от посторонних взглядов зарослями терновника и ежевики поляне. — И рубаш-ш-ш-ш-шку её надел, порос-с-с-с-с-с-енок, да-ссс! Так эти з-з-з-з-з-змеины и з-з-з-з-з-завладевают нами, да-ссс! — зеленая слюна падала с отвратительных, черных как вороненая сталь и острых как бритва, жвал, отчего трава увядала, отравленная смертельным ядом. Длинные паучьи лапы с острыми когтями угрожающе потянулись к Люку.

— Да успокойся ты, дядь Азаил! Вот увидишь, найдем способ тебе вернуть твой прежний облик — и тебе найдем невесту, почище моей! — хохотнул Люк, но Азаил тут же с места прыгнул на него, угрожающе вытянув когтистые лапы.

Урок учебного боя начался.

Люк молниеносно среагировал. Он сделал сальто назад, так что Азаил приземлился уже на пустое место. Потом, воздев руки, моментально взлетел, на ходу стремительно вынимая лук и стрелу из заплечного чехла и посылая стрелу в Азаила. Но Азаил поймал стрелу прямо в воздухе и переломил её надвое. Затем он громко рыгнул и из его пасти вырвался поток слизистой жидкости, застывающей на лету в длинную склизкую липкую сеть, устремившуюся прямо на Люка, но Люк ловко увернулся от неё и отлетел в сторону. Тогда Азаил взмахнул лапками и в его руках оказалась черная трубка — он поднес её к пасти и стал выплевывать сгустки зеленой ядовитой слюны. Тут уж Люку пришлось туговато. Он едва успевал уворачиваться от них, а поставить магический щит не мог, поскольку эта тренировка была рассчитана не на магический поединок — магический будет после обеда.

Плевки летели один за другим, а Люк даже не успевал выстрелить в ответ. Тогда он решил взлететь повыше, но когда достиг верхушек сосен вдруг остановился и посмотрел куда-то в сторону. В это время один из плевков попал ему прямо в заднее мягкое место. Кислота больно обожгла кожу, сожгла её до мяса, от штанов пошел удушливый черный дым. Люк утратил равновесие и рухнул прямо на траву, рядом с Азаилом, больно ударившись грудью о сук. Из носа и рта пошла кровь, но Люк даже не застонал, а то хуже будет…

К нему уже со всех сторон бежали спасатели в зеленом, а впереди всех — Гастон с заранее приготовленным противоядием в руках. Но когда рана была им быстро и заботливо обработана, рассвирепевший Азаил, раскидав «зеленых», бросился пинать Люка всеми своими лапами, неистово шипя:

— Опять з-з-з-з-з-заз-з-з-з-з-евалс-с-с-с-ся, раз-з-з-з-з-зиня, с-с-с-с-с-с-опляк, опять о бабах думал, щ-щ-щ-щ-щ-щ-енок!

— Дядь Азаил, дядь Азаил, дядь…  Учитель! Да прекрати же, учитель! Я увидел, я видел, а-а-а-а, больно же — удар как раз пришелся по солнечному сплетению — там, наверху…

— Да прекратишь ли ты мучить мальчишку, изверг! — не выдержал Гастон и ударом пудового кулака заехал между глаз Азаилу и тот, опешив и злобно зашипев, отпрыгнул в сторону, выпячивая лапы с когтями для защиты.

Люк, загибаясь и выплевывая на траву сгустки розовой слюны, поднял палец куда-то вверх и прошептал:

— Я видел…  я видел…

— Что? Что? Что ты видел? — закричали со всех сторон мужики в зеленом, даже Азаил сменил боевую стойку и зашевелил длинными усами-вибриссами, прислушиваясь.

— Ш-ш-ш-шпионы «ЖАЛА»…  две…  в голубом…  летели…  я едва успел…  щит незримости…  щит отражения…  не увидели…  — ещё не оправившись от побоев, задыхаясь, едва проговорил Люк.

— Учуяли, белобрыс-с-с-с-сые летуньи, да-ссс, учуяли! — прошипел Азаил и сплюнул зеленой кислотой прямо на землю.

3.

На этот раз Марина встретила Люка почти по-человечески. Когда Люк подошел к условленному месту у зарослей камыша, он услышал, как откуда-то сзади, с ветви большой и старой березы, кто-то по-кошачьи мягко спрыгнул и чьи-то мягкие холодные ладошки закрыли ему глаза:

— Опа! А вот и я! А вот и я! А глазки-то твои тю-тю! Не видят! А-ха-ха-ха! — залилась беспричинно веселым смехом Марина. А потом ловко запрыгнула на спину Люка, крепко обхватив точеными ножками его поясницу, а ручками — шею, и прижалась влажными губами к его затылку. — Не отпущу! Не отпущу! И не подумай!

— Ну, ладно, ладно, дорогая! А то я в речку сейчас упаду…  Слазь! — немного раздраженно, но в то же время ласково, как говорят не в меру шаловливому ребенку, сказал Люк, похлопывая рукой по её бедру.

— А вот и упади! Вот и упади! Ха-ха-ха! — засмеялась русалка. — Ты захлебнешься, а я тебя вытащу, затащу в свое логово и запру тебя там так, что больше не выберешься! Будем там жить-поживать и никто-никто нам больше не помешает, а? — С этими словами она поцеловала Люка прямо в шею, да так, что тот сморщился от боли — наверное, синяк теперь будет…  Ох уж и острые у неё зубки!

Но на этом шалость закончилась и Марина спрыгнула с Люка и он, наконец, смог увидеть свою невесту лицом к лицу. И немало изумился!

Вместо «рыбацкой сети» на русалке было одето шелковое перламутровое, цвета морской раковины, платье до колен, на шее — жемчужное, под цвет платья, ожерелье, а на голове — венок из каких-то серебристых цветов. Шикарные зеленые волосы заплетены в длинную косу, с вплетенными в неё серебристо-жемчужными нитями.

— Ну как тебе, нравится? — с торжеством в глазах воскликнула русалка и стала пританцовывать при свете луны. — А теперь быстро переодевайся! На русалии в таком виде нельзя! — мгновенно перешла она на строгий тон и легонько ущипнула Люка за шею.

Она щелкнула пальцами и тут, откуда ни возьмись, на траву упала стопка одежды — короткая туника белоснежного цвета с таким же венком из цветов, что у морской девы, и сандалии.

— Давай-давай, поскорее! За нами скоро прилетят! Будешь моим мужем сегодня! Ох уж все местные девки мне поперезавидуются! Жуть! — и разразилась веселым смехом, но встретив строгий взгляд Люка тут же опомнилась. — Ой, сейчас дорогой, я отвернусь, не бойся!..

Не успел Люк переодеться в новую одежду, как где-то неподалеку, в березовой чащобе, сова прокричала ровно одиннадцать раз «у-ух!». И тут же откуда-то сверху раздался мягкий шум крыльев, и на побережье у реки опустилась…  Огромная сова, размером с порядочного теленка! Её глаза горели желтым огнем, уши на голове двигались, к чему-то прислушиваясь, голова то и дело поворачивалась из стороны в сторону. Она несколько раз издала звук «у-ух», призывая влюбленных, и русалка Марина, взяв за руку Люка, потянула его за собой. Сова услужливо опустила крылья на землю, так что по ним, как по мосткам, Марина и Люк смогли вскарабкаться ей на спину.

— Крепко-крепко держись, любимый, прокатимся с ветерк-о-о-о-о-ом, ха-ха-ха! — закричала на весь лес русалка. А Люк только успел последовать её совету, как огромная птица, оттолкнувшись лапами от земли, стала стремительно набирать высоту. Пара минут — и камышовый заливчик совершенно скрылся с глаз, как и овраг, и под ними расстилалась только узкая полоска речки и лесное море.

Сначала ничего не происходило. Лишь редкие ночные птицы пролетали рядом, да сова издавала свое громкое «у-ух». Небо было темным, ни звезд, ни луны видно не было. Лишь где-то внизу проплывали какие-то серые тени…

Но вот подул ветер и тучи постепенно разошлись в стороны, выглянула полная луна и Люк увидел далеко впереди широкую реку. Тут же он услышал, как на «у-ух» их совы стали раздаваться радостные ответы других пролетающих сов. Люк оглянулся и увидел, что и на них летели такие же русалки и, весело смеясь, приветливо махали ручками ему и Марине.

Марина засмеялась и замахала в ответ.

— Эгей, сестра, кого везешь? А ну! Покажи!

— Ой, какой миленький! Какой молоденький!

— Слушай, сестричка, а дай нам его поиграть, а? Всего на одну ночь, на сегодня! Хи-хи-хи! Мы его отдадим наутро в целости и сохранности!

Люк от этих слов помрачнел и насупился, а Марина только захохотала во все горло:

— Ещё чего! Лапки прочь, а то глазки выцарапаю! — и продемонстрировала им свои длинные перламутровые ногти. — Это мой жених, поняли?! — и, не скрывая своего торжества, также демонстративно обняла впереди сидящего Люка за шею и крепко прижалась к его спине.

А между тем огромных сов с сидящими на них наездницами становилось все больше и больше, а шум и гам от них такой, что закладывало уши — русалки, как известно, на диво шебутной и общительный народ!

— И откуда их тут столько, да ещё и на совах…  — недоуменно пробормотал себе под нос Люк, но острые ушки Марины все расслышали.

— Как откуда? Со всей округи слетаются! Тут будут все речные русалки Лесной реки, любимый. Ведь сегодня — великий день — праздник Солнцеворот на Священном Острове, так что готовься, будет очень и очень весело! — и поцеловав его в затылок, она опять заливисто рассмеялась.

— И что — я один там буду из мужчин что ли? — недовольно надул губы Люк. — Совестно как-то, в женском-то обществе…

— Да нет же глупыш! — рассмеялась Марина. — Просто тех, кого можно назвать «мужчинами», добираются другим способом…  Вот увидишь ещё!

А в это время их с Мариной сова принялась описывать круги, заходя на посадку. Люк взглянул вниз и увидел посредине реки, утопающий в хлопьях густого тумана большой и длинный остров, весь покрытый огромными великанами-дубами, украшенными гирляндами разноцветных — зеленых и синих — светлячков. Незанятой оставалась лишь середина острова — там оставалась проплешина-полянка, где уже лежали пирамидой сложенные дрова для костра.

Наконец, сова Люка и Марины приземлилась, но как только влюбленные соскочили с её спины, она тут же, протяжно «ухнув», взмахнула крыльями и исчезла, растаяв как снег весной, а на её месте оказался…  Коренастый бородатый мужичок с курчавой шевелюрой! Нижняя часть тела его была сплошь покрыта бурой шерстью, как у козла, а ноги у него — самые настоящие копыта. На голове его красовался венок из дубовых листьев.

Остальные совы, приземляясь, также превращались в таких же существ. После превращения они, игриво хохоча, обхватывали своими мохнатыми руками тонкие таллии своих наездниц и вприпрыжку бежали к уже вспыхнувшему костру.

— А это что ещё за новости? — недоуменно сдвинул брови Люк. — Что за фокусы такие?

— А мы не фокусы, мы — хранители здешних лесов — фавны, а по-людскому — просто лешие! — представился Люку, сделав поясной поклон, «их» фавн и опять хохотнул — видимо, эти волосатые ребята под стать русалкам также были постоянно веселы и легкомысленны.

— А-а-а! Понятно, а меня зовут…

— … не надо представляться, мы тебя уже знаем, Люк-отверженный, — и, перейдя на шепот, — ты тут поосторожней! Многие побаиваются тебя — Морская Королева просто так никого не прогоняет…  — и фавн заговорщицки подмигнул и прислонил мохнатый палец к толстым мясистым губам.

Люку опять стало не по себе, но тут вступилась Марина:

— А ну, прочь с дороги, мохнатое чудище, пока я тебе тут одно место не поджарила! Люк — такой же, как мы все, ничуть не хуже! Он мой жених и мы обязательно поженимся, слышишь?! — и зашипела на фавна так, что тот предпочел, раскланявшись, удалиться, тем более что на одной сове прилетело сразу две русалки, а потому ему тоже нашлась пара. — Люк, слышишь, не обращай ты внимания на них! Дураки они лесные! Только и умеют — петь, плясать да с русалками забавляться…  Я тебя в обиду не дам, слышишь?! — она взяла пальчиками подбородок Люка и повернула его лицо к себе. Но Люк освободился от её объятий и грустно пошел к костру, прошептав: «И здесь то же самое, опять — отверженный!»

Но не успел Люк как следует опечалиться, как к нему с хохотом уже подлетели две русалки в таких же длинных платьях, как и Марина, и, взяв его под руки, приплясывая на ходу, потащили к костру — тут уже готовилось главное действо…

Полная луна была уже в зените, сов больше не подлетало и вокруг костра собралось без малого три-четыре сотни русалок и фавнов.

Раздалось условное угуканье совы — оно прозвучало 12 раз — и русалки с фавнами, взяв друг друга за руки, образовали огромный хоровод. Тут же откуда-то из дубовой рощи послышалась задорная музыка, которую исполняли невидимые глазу флейтисты и барабанщики, и пошла веселая пляска вокруг костра!

Марина взяла Люка за правую руку, а за левую — другая русалка — с сиреневыми волосами.

— Люк — это священный танец-хоровод в честь Хороса — по-нашему Солнца — будем же плясать и веселиться! — и, рассмеявшись, потянула Люка за руку.

Танец был несложный и Люк довольно быстро с ним освоился. Он состоял в том, что каждый из танцующих держался руками за таллию впереди стоящего и подпрыгивал в такт музыке, вытягивая в прыжки то левую, то правую ногу — все одновременно. Получалась такая длиннющая цепочка из танцующих, со стороны напоминающая гусеницу, чья голова вцепился в собственный зад.

Люку этот танец понравился, он быстро забыл о своей печали и весь отдался пьянящему чувству ритма. Ритм был такой, что волей-неволей руки и ноги сами пускались в пляс, причем всегда, независимо от твоей воли, попадая в такт. Особенно же Люку понравилось ощущение, что ты стал частью какого-то организма, его крохотной клеточкой, и переживание каждой клеточки по отдельности становилось общим переживанием. Для Люка это было ново — ведь он всегда был одиночкой. А тут он держался за таллию Марины, а его таллию обнимала русалка с сиреневыми волосами — и они скакали как дети на этой поляне и смеялись во все горло.

Когда, наконец, пляска закончилась, фавны принесли откуда-то большие морские раковины, наполненные водой, и русалки с фавнами стали утолять жажду — от пляски все запыхались. На каждую пару приходилось по одной раковине.

Марина дала выпить первому Люку. Люк стал пить холодную, режущую зубы воду, удивительно вкусную и ароматную и вдруг чувствовал, как от неё голова идет кругом, как от солидной порции крепкого вина…

— Эй-эй-эй, любимый, все-все-все! Дай сюда, а то захмелеешь, заснешь — я что — одна буду веселиться, ха-ха-ха! — Марина вырвала у него из рук раковину с вкусной водой и опорожнила её одним глотком, а потом — улыбнувшись влажными зубами, она крепко обняла Люка и поцеловала, да так, что он почувствовал солоноватый привкус в крови во рту — Марина опять не удержалась и прокусила ему губу…

А когда, наконец, она отпустила его, Люк заметил, что глаза её как-то странно горят, словно колодец с ключевой водой, отражающей своей кристально-чистой поверхностью ярко-светящую желтую луну. Он посмотрел вокруг — глаза фавнов и других русалок также горели. Они нестерпимо тянулись друг к другу обняться, прижаться, поцеловаться…  И вот уже поляна наполнилась томными вздохами и страстными смешками…

— Что это с ними, Марина? — с трудом произнес Люк, так как и сам чувствовал, что едва сдерживает себя, чтобы не обнять и не поцеловать свою невесту.

Марина же довольно хохотнула:

— Это вода из колодца такая. Колдовское зелье, «ведьминой водой» зовется. От неё ох-х-х-х-х как пробирает! Хорошо, правда?

Но Люк ничего не ответил, вместо этого он засмеялся во все горло и вместе с другими бросился в омут диких ночных плясок.

На этот раз пляска была поинтересней хоровода. Единое сообщество прославляющих Хороса разделилось на отдельные пары, которые под дикую ритмическую музыку, держась за руки, перепрыгивали через костер. Самое захватывающее было в этом аттракционе, что костер был совсем не обычным. Его пламя постоянно пульсировало. То спадало, то, наоборот, поднималось выше человеческого роста. А потому прыгать через такой костер было весьма захватывающим и весьма небезопасным делом! Даже омраченный «ведьминой водой» ум Люка это понимал.

Но русалки с фавнами, похоже, от воды стали ещё более легкомысленными, чем обычно. Первая пара с громким смехом прыгнула через костер, казалось, совершенно не задумываясь о последствиях. Они даже не оглянулись ни назад, ни по сторонам, а прямо с ходу сиганули через пламя, которые в этот раз как раз спадало, а потому никак не пострадали. Вторая и третья пары уже избежали касания огненных языков с трудом — огонь как будто бы расстраивался от того, что его жертвы уходили от него чересчур безнаказанно, а потому все выше и выше протягивал свои огненные щупальца, как какое-нибудь чудовище, к очередной жертве. Пятая пара пролетела всего в двух указательных пальцах от ближайшего огненного языка и с диким хохотом опустилась на землю и, совершенно не останавливаясь, продолжила танцеватьвокруг костра.

Но когда вслед за шестой парой Марина потянула Люка к костру, ему, честно говоря, стало как-то не по себе. Он вмиг протрезвел и уже стал подумывать о заклинании левитации…

— Ах-ха-ха! Бесстрашный Люк испугался! Ах-ха-ха! — засмеялась подпрыгивающая в диком танце Марина, крепче и крепче обнимая правой рукой талию Люка — Колдовать нельзя, любимый! Запрещено! — и чмокнула его в щеку. — А ну, вперед, побежали!

И Марина буквально побежала к костру, и Люку ничего не оставалось, как последовать за нею, а потом он подпрыгнул.

Но то, что случилось дальше, произошло за доли мгновения, хотя Люк отчетливо помнил, что ощущал каждое из них очень и очень долго…

Они с Мариной прыгнули одновременно. Люк уже давно научился подстраиваться под её движения, так что прыгнуть с нею вместе не составило для него труда. Но потом он почувствовал, что время как бы остановилось. Он взглянул вниз — и увидел, как медленно, вершок за вершком он отделяется от земли, как хищное пламя тянет свои жадные до его плоти красно-оранжевые щупальца, как в экстатическом веселье искажен нежно-розовый коралловый рот Марины и как развеваются, подобно боевому знамени, её зеленые волосы, как отражается пламя в её больших кошачьих глазах…

А потом…  Визг, крики ужаса оглушили его. Он попытался осмотреться по сторонам и увидел, что он по-прежнему висит в воздухе неподвижно (хотя никакого заклинания он не произносил!), внизу, вокруг костра, русалки и фавны остановились, музыка, рявкнув, прекратилась — и все они смотрят — не отрывая расширенных от ужаса глаз — на него…  Самое удивительное, что тут же внизу была и Марина — и она тоже с ужасом смотрела на Люка, в глазах её стояли слезы и она протянула к нему свои ручки в умоляющем жесте.

Люк же взглянул на свои руки…  и — НЕ УВИДЕЛ ИХ! Вместо них развевались длиннейшие языки пламени, напоминавшие крылья какой-то доисторической птицы. Он взглянул ниже — и увидел, что всё его тело таково — он весь представлял собой что-то пылающее, словно стог сена, в который попала молния, но при этом он не чувствовал ни боли, ни умирания, ни слабости. Наоборот, он ощущал в себе такую силу, что скажи он хоть слово — и весь этот остров в один миг превратится бы в огненную пустыню — в этом он не сомневался. Глаза его затуманила оранжевая паволока, изо рта и носа вырывались клубы дыма, а волосы напоминали языки пламени. А потом…

— Что не веселитесь, а?! Или я испортил вам праздник?! Ах-ха! Вы ж пришли праздновать день всемогущего Хороса?! Да?! Ну так и почтите же Меня — Вашего солнечного бога! Ха! — Люк не узнавал голоса, который вырывался из глотки — этот голос был металлически ясным, звонким и громоподобным. Он чувствовал, что слова произносятся его языком, вырываются из его глотки, но это были не его слова! Люк наблюдал за собой как бы со стороны и в то же время изнутри — и - ничего не мог сделать! А между тем, сказав это, говоривший втянул в легкие побольше воздуха и выдул такой столп пламени, что он достиг ближайшего столетнего дуба на краю поляны. Массивное старое дерево тут же вспыхнуло, как веточка сухого хвороста.

Русалки и фавны в ужасе рухнули на колени и воздели руки в молитвенном экстазе, а Марина просто упала и лишилась чувств. Все участники недавних плясок вдруг посерьезнели и на распев, мрачными, дрожащими от страха голосами, стали ритмично распевать одно и ту же слово:

— ХО-РОС! ХО-РОС! ХО-РОС!

— Да, Я пришел! Я — НЕПОБЕДИМОЕ СОЛНЦЕ, которое никогда не закроет туча, Я — НЕПОБЕДИМОЕ СОЛНЦЕ, которое будет светить вечно, Я — Тот, Кто станет всем и все станет Мною, Я — вечное бытие, вечное красота, вечная премудрость. Я — ваш бог, предвечный Хорос! Я с вами — и вы со мной! Навеки и навсегда!

И поляна огласилась металлическим хохотом, как будто бы кто-то во всю силу бил в золотые колокола. А потом двойник Люка стремительно полетел, как пущенная карликами ракета, высоко в небо — и, сделав несколько пируэтов, резко спикировал вниз — прямо на толпу, продолжая безумно хохотать.

И русалки с фавнами с диким визгом бросились врассыпную, кто куда — спасаясь от огненного смерча, грозившего спались весь остров…

Но в этот момент вода у реки забурлила и прямо из неё показалась шипастая зеленая голова морского змея, вынырнувшего из глубин. На шее у монстра сидела — во всем своем королевском величии — владычица морей Лора — в перламутровой полупрозрачной мантии, коралловой короне на голове, жемчужными браслетами на руках и копной развевающихся зеленых волос. Она легко спрыгнула с шеи своего уродливого «коня» и встала прямо посередине поляны, рядом с едва-едва начинающей шевелиться Мариной. Марина с трудом разлепила свои веки и — зрачки её расширились от ужаса при виде несущейся прямо на них огненной громадины.

— Люк, Люцифер, ты меня слышишь?! — властно и бесстрашно воздев руку, закричала Морская Королева. — В твоей власти остановить это чудовище! Остановись — или твоя невеста и я — мать твоих кузенов и кузин — погибнем! Ты МЕНЯ слышишь? Слышишь?!

В руках Морской Королевы мелькнул какой-то зеркальный предмет и его луч был направлен прямо на лицо приближающегося чудовища.

4.

ВСПЫШКА, яркая вспышка…

— Эй, Принц, ты действительно всё обдумал?

— Да, Лора. Мы видимся с тобой в последний раз. Мне очень жаль…  Но — так надо.

— Я…  понимаю…  — Морская Королева понурила свою голову и по её бледно-зеленым щекам поползли две соленые капельки. Она нервно теребила в руках коралловое ожерелье и явно не могла найти в себе сил ответить — судя по участившемуся дыханию, вслед за словами из её горла могли вырваться рыдания, а именно этого гордая королева и хотела избежать.

Рядом с ней, у невидимой границы между Коралловым Чертогом и открытым морем стоял молодой мужчина высокого роста, в зеленой тростниковой тунике и с короткими слегка вьющимися волосами, украшенными диадемой из крупного перламутрового жемчуга. В его глазах также стояли слезы.

Они стояли в полукруглой пещере с высоким потолком, стены которой целиком состояли (или обросли?) разноцветными кораллами, пол был покрыт мягким упругим зеленовато-желтым мхом, по которому приятно было ходить босиком. Всего в пяти-шести шагах от них, за невидимой стеной, простиралась бескрайняя вселенная подводного мира — с циклопическими водорослями, стаями рыб — размером от кулачка до пятиэтажного дома — , вереницами разноцветных пузырьков, раковин, моллюсков. Мужчина настолько увлекся этой величественной картиной, что, казалось, забыл на мгновение о тяжелом разговоре.

— Может, останешься ещё на пару дней? — голос Морской Королевы дрогнул — она не привыкла просить, только требовать — а сама бросила умоляющий взгляд на мужчину, который тут же покраснел как мак и отвернулся.

— Ты разрываешь мне сердце! Моя Фея уже поправилась, совершенно пришла в сознание и она может…

— Что…  может?

— … Начать задавать неудобные вопросы, ты же знаешь…  Я едва её не потерял дважды — и в третий раз я её терять не хочу, — уже твердо произнес мужчина и быстро повернулся, с намерением уйти вглубь Чертога.

— Подожди! — прокричала Лора, и Морская Королева протянула обе руки к мужчине. — Мне…  мне…  надо…  показать…  напоследок…

— Что ещё? — недоуменно поднял брови мужчина — он явно спешил уйти и покончить навсегда с этой неприятной для него сценой.

— Пойдем! — только шепнула Лора и взяла мужчину за руку. Часть стены Кораллового Чертога мягко отодвинулась в сторону, и она повела мужчину по гладким и широким, выбитым из драгоценного зеленого мрамора ступеням вниз. Дверь за ними закрылась, но темно не было, ибо каждая ступень засветились как бы изнутри мягким изумрудным светом.

— Куда мы идем? — с беспокойством спросил мужчина, но Морская Королева с легкой улыбкой прикоснулась пальчиком к губам.

И их спуск в полнейшей тишине продолжался довольно долго. Наконец, где-то впереди послышался громкий плеск — где-то внизу был водоем и кто-то в нем радостно резвился.

Наконец, спуск окончился и оба — мужчина и женщина — вышли в довольно обширный подземный грот. Посредине грота был водоем, окруженный каменными стенами. Стены были необычны — они все сверкали, да так, что слепили глаза. Казалось, они состояли из какого-то необычного материала.

— Это Алмазный грот — эти стены все состоят из природных алмазов, а свет проникает из отдушин там, наверху — днем — солнечный, ночью — лунный, — Лора указала пальчиком куда-то вверх, и мужчина увидел маленькие узкие отдушины-амбразуры, через которые действительно проникали струйки света, как в стрельчатые узкие окна замков рыцарей Авалона.

Но самое интересное было не в этом. А в том, что в бассейне грота резвилось с полдюжины каких-то существ. Они издавали громкие писклявые крики, обливали друг друга водой, словно маленькие шаловливые тюленята. Присмотревшись, можно было увидеть их ещё короткие зеленые шевелюры, перепончатые лапки и блестящие от азарта большие зеленые глаза.

— Это…  это…  — мужчина не мог вымолвить ни слова, указывая на резвящихся мальков пальцем.

— Да, Принц, это мои, нет, наши дети. Икринки вскрылись совсем недавно, месяц назад, как раз тогда, когда ты прилетел с ордой «ЖАЛА» на хвосте…

— Но…  когда…

— Разве это важно теперь? — махнула рукой Лора и замолчала. Её лицо озарилось каким-то приятным воспоминанием — черты его смягчились, властное выражение вдруг исчезло; взгляд глубоких и бездонных как море зеленых глаз стал юным и мечтательным, как у девочки. Она улыбалась, смотрела на резвящихся мальков и что-то в них видела такое, чего не видел мужчина, а может — и не видела — взгляд её был отрешенным, казалось, она скорее смотрела сквозь них, сквозь время, созерцая какое-то отдаленное прошлое.

Мужчина вдруг взял её за руку и, поднеся руку к своим губам, крепко поцеловал.

— Я…  мне бы хотелось…

— Конечно, — улыбнулась, поняв его с полуслова Лора.

Стоило ей протянуть руку к детям, как они, видимо, услышав телепатический зов матери, тут же беспрекословно бросились к ней навстречу, по-прежнему громко визжа и плескаясь. Казалось, они плескаются так сильно совершенно без нужды, как свойственно только детям — забавляться, брызгая во все стороны.

Они подплыли прямо к берегу и вылезли наружу. Хотя им был всего месяц, это были уже сформировавшиеся особи. Полностью обнаженные, три мальчика и три девочки, практически полностью одинаковые — зеленые волосики на головке, большие зеленые глаза, маленькие коралловые губки, крохотные перепонки на пальчиках…

— Но, Лора, они ведь совершенно на меня не похожи! — всплеснул руками мужчина, опускаясь на колени и обнимая сразу всех шестерых, прижимая к своей груди все шесть мокрых и холодных, как рыбки, детишек, а по щекам его стекали слезы.

— Тем лучше! Никто, даже твоя Фея, никогда не узнает о них — не правда ли? У меня это уже пятая тысяча пошла…  И все в меня, как один…  — в глазах Лоры промелькнула гордость.

Мужчина на миг прекратил целовать кругленькие щечки и выпуклые лобики детишек и с удивлением, если не сказать, с легкой неприязнью посмотрел на Лору, а та лишь улыбнулась:

— Да, мы не такие как вы, люди…  У нас, как у моря, нет ничего постоянного — и до тебя их были — тысячи, и после тебя будут — тысячи…  Что поделаешь, я — матка этого подводного улья и только я могу давать неограниченное число потомства. А это значит, на мне лежит основная ответственность за увеличение нашего рода — так что не обессудь…

Мужчина понимающе кивнул, а детки, продолжая верещать, уже забрались ему на плечи и теперь теребили его своими цепкими когтистыми пальчиками за все, за что только можно было теребить — за волосы, за уши, за края туники, за щеки. Они ползали по нему как сущие обезьянки и все кричали: «папа, папа, папка, папа»!

— Но если бы ты только согласился стать нашим королем — не было бы больше никаких тысяч…  — почти шепотом произнесла Лора и села рядом с мужчиной на мягкий прибрежный мраморно-белый песок и прикоснулась своей рукой к щеке мужчины.

— … И ты перестала бы тогда быть маткой? — с блеснувшим в глазах огнем любопытства спросил мужчина.

— Да. Я бы стала обычной русалкой…  какой я всегда мечтаю быть…

Но в этот момент дети так сильно навалились на плечи своего только что обретенного отца, что он не удержался и бултыхнулся прямо в воду, а когда вынырнул — заливисто, во всю глотку, весело рассмеялся, и смех его был в унисон подхвачен шестью писклявыми голосочками…

5.

Чудовище остановилось, не долетев всего каких-то пару сотен шагов до земли, а потом языки пламени стали стремительно спадать. Сквозь огненное марево можно было уже различить человеческое лицо, руки, торс…  А ещё через несколько мгновений Люк бессильно упал на дымящуюся землю, тяжело дыша и отдуваясь.

— Теперь ты понимаешь, почему я не разрешила твоему возлюбленному остаться в нашем королевстве? — грустно улыбнулась королева Лора, помогая встать с земли все ещё не оправившейся от пережитого ужаса Марине. — Он — оборотень по рождению, солнечная природа когда-нибудь окончательно сожжет в нем все человеческое…  Если бы не зеркальце правды, от нас с тобой, как и от всего острова — не осталось бы даже и пепла…

В это время с трудом с земли встал Люк. Костер уже почти погас, лишь отдельные угли ещё просвечивали ярко-красным огнем из под пепельно-серой коросты поленьев. Где-то на востоке уже начинало светать, куда-то пропали, как сквозь землю провалились русалки и их мохнатые спутники. Утренний туман клубился над рекой, но птицы петь ещё не начинали, лишь изредка — то там, то здесь в реке плескалась рыба.

Волосы Люка были спутаны, он чувствовал жар внутри, белки глаз были почти красными от лопнувших сосудов.

— Я видел отца, там, в этом зеркале, да? — указал он дрожащей рукой на маленький в простенькой медной оправе ничем не примечательный внешне предмет дамского туалета в руке у Лоры.

— Возможно…  — ответила она, сжав губы. — Зеркало непредсказуемо, я не могу знать, ЧТО ты видел в нем…

— Я знаю, я видел своего отца, о котором ты ничего не хотела мне говорить там, в Чертоге, я это чувствую. Его зовут «Принц», не правда ли? Я хочу знать! Я хочу его видеть!

— Нет! — взвизгнула Лора и зашипела как змея. — Ты должен уйти — и уйти отсюда — и из моих владений, и из людских тоже — навсегда!

— Но ПОЧЕМУ?!

— Разве ты ещё не понял?! Ты — оборотень, ты не контролируешь себя, в любой момент ты можешь снова стать чудовищем, испепеляющим все вокруг! И к твоему отцу я тебя не пущу — ты слишком опасен!

Люк понурил голову и по его щекам потекли слезы, которые, впрочем, тут же испарялись — кожа на его лице была ещё слишком горячей…

Марина же зарыдала и опять бросилась на колени перед своей госпожой.

— Ваше Величество, но неужели ничего нельзя сделать, а? Но он же не винов-а-а-а-т! А зерка-а-а-а-а-льце…

Лора грустно улыбнулась, пряча зеркальце в невидимый глазу карман платья.

— Люк — сын родителей, инфицированных частицами солярного вещества. Он — мутант и изменить его природу также невозможно, как превратить обезьяну в человека. Когда солярная природа возьмет свое, не поможет даже зеркальце, ведь суть этой магической безделушки — пробуждать в человеке истинную природу — добрую или злую. Но если в нем истинной природой станет солярная — и пробуждать больше будет нечего, а это произойдет — рано или поздно…

— Но Азаил…

— Твой паукообразный друг прекрасно об этом знает и ждет не дождется твоего преображения, чтобы использовать тебя для своих целей — уничтожить Триединую Премудрость — вот и все. Увы, но тот, кого ты опрометчиво называешь «Учителем», просто использует тебя, его черной душой движет только злоба и месть. Единственное, что может замедлить преображение, — все также мрачно вздохнула Лора и посмотрела на восток, где занимался кроваво-красный рассвет, — жить только по ночам, избегать солнечных и лунных лучей, одеваться в длинные черные одежды, не приближаться близко к огню, не есть горячей пищи, а самое главное — избегать даже в мыслях обращаться к Потоку, который сопровождает тебя как тень.

— Значит, и колдовать я…

— Нет, не можешь! Каждое твое заклинание, совершенное силой этого чудовища, делает тебя зависимым от него! Разве ты этого не понимаешь? Да, кстати, тебе придется поменьше спать, не пить спиртного и…  — тут Лора хмыкнула — не развлекаться с девушками — неконтролируемые эмоции могут открыть твое сознание для Него!

Возникла неловкая пауза.

— Откуда ты все это узнала, Морская Королева?

— Это не имеет значения. Тебе пора уходить. Куда — я не знаю, но лучше будет тебе уйти туда, где нет света, где тебя никто и никогда не сможет найти и где ты никому не сможешь причинить вреда, ты понимаешь?

— Да…  понимаю…  Я даже знаю, куда я пойду…

— Ну, вот и замечательно. А Марину я заберу с собой, ты ведь не против? Мне нужна толковая фрейлина при дворе…

— Я никуда не пойду! — закричала Марина и бросилась Люку на шею, покрывая поцелуями его все ещё горячую шею и щеки. — Люк — мой жених, я его не оставлю! Дайте мне это зеркальце, Ваше Величество, я буду ему помогать!

Но Люк с силой оторвал от себя по-рыбьи прохладное тело возлюбленной и, уныло опустив голову, зашагал прочь.

— Я все равно найду тебя, Люк! — закричала ему вслед морская дева. — Я все равно найду тебя! Ты от меня не скроешься! Даже если ты уйдешь в самые темные бездны подземелий, я тебя там найду! Ты меня слышишь?! Ты дал мне слово — и твое слово приведет меня к тебе, ты меня слышишь?! Слышишь?! — но ссутуленная фигурка Люка уже утонула в белесой мгле тумана, а потом раздался всплеск — Люк переплывал реку, держа курс строго на юг — в противоположную сторону от лесного оврага, где всего неделю назад нашел себе, казалось бы, надежное пристанище…

А Марина все билась и билась в истерике, лежа на уже остывшей земле. Морская Королева поднесла к губам перламутровую раковину и чуть слышно подула в неё, раздался мягкий трубный звук. Морской Змей вновь откликнулся на её зов и выполз прямо на середину острова. Лора взяла свою новую фрейлину на руки и переложила её на шею змея, сама села чуть сзади и ухватилась обеими руками за костяные наросты на его уродливой голове. Затем змей также стремительно, как и выполз, нырнул в прохладные речные воды. И только куча пепла в центре острова да сгоревшая трава напоминали о происшедшей здесь драме…

6.

Хранительница Предела № 4 сегодня планировала основательно отдохнуть. Всю неделю она только и делала, что летала по всему сектору по разным мелким, но очень важным делам — то карлики опять нагадят в лесу, то медвежонок попадет в ловушку у Предела, то у оленьей самки трудные роды…  Но сейчас вроде бы было все спокойно, и она решила устроить себе выходной.

— Малы-ы-ы-ш! А, Малыш? Ну, где ты там, а? — позвала юная фея своего самого любимого Зверенка и хлопнула в ладоши.

Малыш не заставил себя долго ждать и, звонко лая, побежал на зов своей любимой хозяйки. За прошедшие пятнадцать лет он совершенно не изменился — та же веселая бело-рыжая головка с острыми ушками, тот же розовый шелковый шарф на шее, тот же тоненький мышиный хвостик.

— А-а-ав, хозяйка! — радостно гавкнул он и с разбегу запрыгнул прямо на колени сидящей в тростниковом кресле-качалке на открытой веранде фее и принялся лизать её хорошенькое розовощекое личико своим мягким и слюнявым язычком.

Фея сидела на веранде, одев на голову широкополую соломенную шляпу, и грелась на солнышке, наслаждаясь видом недавно посаженных перед домом розовых кустов, которые уже расцвели и издавали дивный аромат. Она отдыхала…

— Ну-ссс, какие у нас новости, Малыш?

— У нас новые соседи в секторе № 3! Вчера только заехала новая фея со своим мужем и парой детишек!

— Как…  — тут же нахмурилась фея № 4. — А как же…

— А они переехали. Прежнюю Хранительницу повысили. Говорят, она стала королевой, во как! Муж-то у неё был принцем человеческим, а-ав! Все логично!

— Да уж…  Я и забыла, он ведь был настоящим принцем…  — мрачно произнесла фея. Она хотела спросить у своего верного Малыша ещё о том, где же эта гордячка умудрилась стать королевой, но в этот момент почувствовала острый приступ тревоги. А интуиция фей, как известно, никогда, никогда не обманывает…

ПРОРЫВ! СОЗДАТЕЛЬ!!!

Фея, едва силой не сбросив Малыша на землю с колен, взлетела и, жужжа, как рассерженный шмель, стремительно полетела туда, куда ей подсказывала интуиция.

Она сразу набрала большую высоту, чтобы не терять скорости из-за лавирования между стволами, и полетела прямо над верхушками деревьев. Прорыв явно не был рядовым — иначе бы беспокойство не было таким сильным!

Вот деревья постепенно из лиственных становятся хвойными, а те, в свою очередь, — все выше и все темнее, загораживая все, что внизу своими могучими кронами и хвойными лапами так, что совершенно не видно земли. Скоро она достигнет Предела. До её слуха уже доносятся дикий вой приближающейся орды.

Но — странное дело! Звуки эти, конечно, дикие, но не такие, как обычно. Обычно они — визгливые, шепелявые — смесь козлиного блеяния, свиного хрюканья да волчьего воя, а тут — какие-то совершенно незнакомые…  Как будто бы ревут какие-то более крупные существа…

Хранительница Предела № 4 прибавила скорости и вылетела как раз к границе Предела, котоую можно было с первого взгляда узнать по искореженным мохнатым деревьям неопределенной породы, иссиня-черного цвета.

Внезапно земля затряслась, уши заложило от громкого визга. То одно, то другое дерево падало, сбитое чьим-то сильным ударом. Фея заворожено смотрела на Предел — длинный и глубокий, в три человеческих роста, Ров, с обоих сторон освобожденный от деревьев на полмили в ту и другую стороны. Фея ждала, когда на это свободное для обзора пространство выйдут Издающие эти странные звуки.

Строго говоря, по инструкции, ей следовало бы вызвать сестер, Верховную Хранительницу или даже ближайший патруль «ЖАЛА», но ожидание чего-то неизведанного было настолько сильно, что все инструкции вылетели у феи из головы и она продолжала заворожено смотреть на открытое пространство.

Вдруг на поляну выскочили без малого четыре десятка тварей. С виду они ничем не отличались от обычных тварей Предела — такая же причудливая смесь полулюдей, полуживотных — с козлиными, свиными, волчьими, коровьими головами. Только раньше никогда их не выскакивало сразу так много — 10–15, максимум 20.

Первые из них подскочили ко рву и тут же сработали ловко поставленные феей ловушки. Из земли вдруг поднялись какие-то вьющиеся растения, которые опутали с ног до головы пару тварей, да так, что они не смогли пошевелиться, другие две какая-то сила столкнула в ров и там их опутали цепкие коренья, также вырвавшиеся из земли. Остальные твари отпрянули и, повернувшись к источнику все нараставших диких криков, заверещали.

И тут явились главные лица представления!

Толстенные черные стволы деревьев раздвинулись, как какие-то травяные стебли, от неведомой силы, и на поляну вышли два черных гиганта. Глаза феи расширились от удивления и ужаса — таких она отродясь ещё не видела, да и в учебниках в Школе о них ничего не было написано!

С виду они напоминали огромных медведей, только величиной с пятиэтажный дом и с восемью лапами. Ходили они на двух, а остальные шесть сильными ударами разбивали в щепы вековые деревья. Головы у них напоминали обезьяньи, но огромные черные когти и зубы были сродни медвежьим, голову венчали большие и острые рога, больше подходящие буйволу. Чудовища шли прямо на Ров, продолжая издавать гортанные дикие звуки. Ясно было, что никакие ловушки их не остановят — они на таких великанов были просто не рассчитаны!

И тут фея словно очнулась от оцепенения. «Сама погибай, а доверенный Создателем тебе мир — выручай!» — промелькнула в её голове выученная в далеком детстве поговорка и она, не задумываясь — ударила.

Потоки жидкого пламени ударили сразу в обоих — из левой руки — в левого, из правой — в правого. Твари дико заорали и отпрянули. От них повалили клубы черного вонючего дыма, заслонившие собою все — и деревья, и небо, ни солнце…  От тошнотворного запаха у феи закружилась голова, да так, что она не удержалась в воздухе и камнем рухнула прямо в Ров, ударилась головой о какой-то корень на дне — и провалилась во тьму…

Когда же она открыла глаза, то увидела склонившийся над ней черный силуэт. Человеческая по форме голова, накрытая какой-то черной накидкой или длинным капюшоном, но под которой не скрывалось ничье лицо, его просто не было — только черное, непроницаемое пятно, только два красных, как раскаленные угольки, горящих глаза.

— Кто ты!? — закричала от ужаса фея и попыталась вскочить с земли, но черный незнакомец схватил её за хрупкие плечи и прижал к земле.

— Тише, тише, моя дорогая, тише!

— Какая я тебе «дорогая», черная клякса! — лицо феи исказила гримаса гадливости и отвращения. Она судорожно пыталась вспомнить хоть одно заклинание, но не могла — какая-то черная мгла окутала её сознание и в этом мгле, как в темной комнате не виден написанный в книгах текст, тонули все её магические знания.

— Не беспокойся, дорогая, это только поначалу. Ты все вспомнишь, все, все…  Мне нужно, чтобы ты все вспомнила, мне это крайне, крайне важно…  А сейчас спи, спи, мне нужно, чтобы ты спала, так крепко, как только возможно…

Голос черного незнакомца чем-то напоминал шипение змеи, был тонким, сиплым, но при этом удивительно мягким и успокаивающим. Красные угольки глаз его смотрели, не мигая, в её глаза, гипнотизируя и завораживая. Фея почувствовала, что её сознание затягивает какая-то черная мгла, и в этой кромешной мгле она услышала какой-то зов — зов тысяч и тысяч голосов — блеющих, хрюкающих, мычащих, лающих, воющих — и все на один манер звали её: «Э-э-э-э-элис! Э-э-э-э-э-элис! Ты нужна на-а-а-а-ам! Ты очень нужн-а-а-а-а нам! Иди к н-а-а-а-а-м! Будь наа-а-а-а-а-шей!» И тысячи и тысячи лап из темноты тянулись к ней, а её тело, расслабленное и бессильное, спускалось все ниже и ниже — в самую Бездну, из которой нет возврата…

ГЛАВА 13 Король и Королева

1.

— Дорогой, ну не шевелись ты! Потрепи ещё немножко! Ты прям как ребенок, непоседа!

— Ой, дорогая, я не могу уже! Сколько можно! У меня все ноги затекли, да и не хочу я ходить в этих одеждах, как клоун разноцветный! Все, надоело!

Принц нетерпеливо брыкнул ногой, как непокорный жеребенок, отошел от сплошного, длиной во всю стену роскошного зеркала и присел на мягкий стул посреди колоссальной по размерам королевской опочивальни.

В этой опочивальне, при желании, можно было бы уместить весь королевский двор. Да и на кровати с роскошным розовым балдахином можно было положить в ряд человек десять. Довольно странные размеры для спальни!

Правда, отчасти это объяснялось тем, что посередине опочивальни много места было занято под довольно большой овальный бассейн, наполненный ароматной розовой водой с пузырьками, приятно массировавшими все тело. При желании, здесь можно было не только искупаться, но и посмотреть иллюзии. Прежние короли настолько любили это развлечение, что предавались ему, так сказать, не отходя от собственной кровати. Бассейн бурлил круглые сутки, по ночам освещая комнату приятным розовым свечением, источая чудное благоухание, а еле слышное бульканье действовало успокаивающе и хорошо усыпляло. Принц уже успел в нем пару раз искупаться и по достоинству оценить вкусы своих предшественников.

Вся комната была устлана мягкими ворсистыми розовыми коврами, стены — такими же мягкими розовыми обоями, которые украшали живые ароматные цветы в хрустальных разноцветных вазах. Под потолком летали и щебетали иллюзии птиц, белоснежные колонны были увиты плющом…  И вообще, спальная комната больше походила на какую-то оранжерею, настолько она была покрыта самой разнообразной растительностью.

— Котенок, Щенок — ну хоть вы ему объясните! Что теперь — вести его на коронацию в зеленом рванье?! — воскликнула Фея и в голосе её послышались слезы. — А между тем, пока я с тобой вожусь, я сама ещё не одета! Ты пойми, ты теперь — король — и тебе надо выглядеть — по-королевски!

— Мр-р-р-р-мяу! Пр-р-р-р-авильно говорит хозяйка, п-р-р-р-р-равильно. Давайте-ка мы встанем и не будем больше капризничать, мя-у-у-у!

— А-ав! Хозяин! Р-р-р-р-раз и готово будет! — подтявкнул Щенок, как и Котенок облаченный в роскошную шелковую белую ливрею с вышитым знаком королевского дома, в белую шапочку с пером и в белые перчатки.

Они взяли Принца за руки и потянули его обратно к зеркалу. На Принце уже были надеты роскошные короткие, до колен, брюки, подвязанные белоснежными бантами на коленях, чулки и мягкая обувь с длинными носками, по авалонской традиции. И длинноносая обувь, и чулки, и брюки переливались всеми цветами радуги при малейшей движении их хозяина — от фиолетового до оранжевого, от синего до зеленого.

— Я больше похож на новогоднюю ёлку или на клоуна, чем на короля…  — сконфузился Принц, глядя на себя в зеркало.

— Ну с чего ты это взял, дурачок! Зато смотри как красиво! Какие сочные цвета, какая музыка переливов и оттенков…  Бьюсь об заклад, таких нарядов не было ещё ни у одного короля Авалона! — в голосе Феи звучала нескрываемая гордость.

— Прелестно! Прелестно! Замечательно! Феерично! Торжественно! — замяукал Котенок, осматривая Принца со всех сторон и с удовольствием поглаживая шелковистую ткань брюк. — А все потому, мрмяу, что ни у одного короля Авалона не было такой замечательной жены, которая все наряды шьет своими такими трудолюбивыми, такими умелыми ручками! — и Котенок, поймав ручки Феи, осыпал их поцелуями.

— А-ав! А шпагу-то, шпагу-то забыли прицепить, а-ав! — нашелся Щенок, немного расстроенный тем, что вечный подлиза Котенок опять оттеснил его на второй план. — Какой, Ваш Величство, король без шпаги-то, а-ав! — он щелкнул замком вокруг таллии Принца и переливающийся всеми цветами радуги ремень с пристегнутой шпагой в золотых ножнах, эфес которой усыпан бриллиантами, оказался на поясе Принца.

— А теперь — чуть-чуть терпения…  — торжествующе пропела Фея и подмигнула Котенку. Тот стремительно забежал за стоявшую тут же, справа, ширму и вернулся с роскошной рубашкой и курткой из той же шелковистой переливающейся материи, сотканной из тончайших солнечных лучей трудолюбивой, как пчелка, рукодельницей Феей. Для того, чтобы дотащить длинную мантию Котенку понадобилась помощь Щенка.

И пришлось Принцу покорно поднимать руки, ждать, пока Котенок и Щенок вместе с Феей завяжут все шнурки на рубашке, куртке, прицепят алмазные запонки, на которых крепится мантия. А потом ещё — пока завьют ему волосы, посыплют их ароматной блесткой, причешут их…

Наконец, когда все было готово и Принц смог опустить руки — он не узнал себя в зеркале. Перед ним стоял совершенно другой человек.

— П-р-р-р-р-релестно, пр-р-р-р-р-р-релестно! Мы в восхищении, мя-у-у-у!

— Аа-в! Мне аж стыдно стоять с такой красотой, а-ав!

А Фея просто не могла вымолвить ни слова — она покраснела от гордости за своего мужа и только прошептала:

— Ваше Величество, Вы…  прекрасны…  — и чмокнула его в щеку.

Принц же вздохнул и уныло посмотрел на свое отражение — переливающееся всеми цветами радуги, как новогодняя елка. Даже волосы его испускали легкое свечение, как будто в них была спрятана гирлянда. Глаза и губы подкрашены краской, щеки припудрены, все тело благоухает розами.

— А если я стану королем, как же ты, моя дорогая, будешь меня называть? — вдруг ни с того ни с сего ляпнул Принц.

— Я?.. Ах! — голос Принца вырвал Фею из сладкого плена грез — глядя на облачение своего супруга, она в своих мечтах была уже где-то там, на балах, на приемах, в тронной зале, в Соборе. Она всегда, все детство и юность, мечтала выйти замуж за Принца и стать Королевой, так что теперь, когда волею судьбы, её мечта сбылась, она совершенно потеряла голову. — Что ты сказал, дорогой? Ах, да…  Ну конечно же «Ваше Величество», дорогой! А как же иначе? Или — «Мой Король», «Наш Венценосный Супруг»…

Принц скорчил недовольную гримасу и хотел уже что-то возразить, как вдруг дверь спальни с шумом распахнулась и в комнату вошла высокая фея в жемчужно-белом длинном платье, чьи роскошные пепельно-белые волосы были заплетены в длинную косу, прихотливо украшенную жемчужно-серебряными шелковыми нитями. Она остановилась у самого входа и громко захлопала в ладоши:

— Браво! Браво! Ваше Величество, Вы — несравненны, Вы — прекрасны, Вы — само совершенство! Клянусь, что более роскошного короля Авалон не знал за все сто тысяч лет своей истории!

При звуках голоса Жемчужно-Белой, Зверята рухнули на колени, а Прекрасная Фея присела в глубоком реверансе, почтительно склонив голову. Принц же хотел было преклонить колено, но Жемчужно-Белая уже подлетела к нему и удержала его за локоть:

— Полноте, Ваше Величество, полноте…  Вы же король, а я кто…  так, скромная фея…  Вам ли мне кланяться? И Вы, милочка, Вы что ж, забыли, что Вы уже королева? Вы больше не подчиняетесь уставам Иерархии Сообщества. Вы теперь свободны, Вы сами теперь — владычица своего сообщества, не так ли?

Фея покраснела, а Жемчужно-Белая, словно подружка невесты, подбежала к ней, обняла её и расцеловала в обе щеки.

— Мои поздравления, Ваше Величество, мои поздравления! Впервые в истории человечества королевой будет фея, а потому, уж не обессудьте, — будет очень много гостей оттуда, — улыбнулась Жемчужно-Белая, указав пальчиком на небо. — Пора, наконец, показать людям, в чем источник их благополучия!

— Как…  и…

— Да-да, Их Премудрость обещали прибыть непременно, так что церемониймейстером коронации буду я — чтоб не было никаких неожиданностей, как на прошлой, — последнее слово Жемчужно-Белая фея произнесла почти шепотом, сжав кулачки, но тут же опять повеселела и принялась вести непринужденную светскую беседу с Феей, продолжая играть роль «подружки невесты» — словно никогда и не было на свете властной, строгой военачальницы, привыкшей говорить языком команд. Жемчужно-Белая успела спросить и о детях, об их успехах, о здоровье. А Фея просто цвела от радости — она и думать не думала, что когда-нибудь доживет до такого — стать королевой, да ещё и говорить на равных со вторым лицом в Иерархии Сообщества!

— Есть ли какие-нибудь весточки от моей доченьки, Миленочки? — вдруг ни с того ни с сего вставил Принц, в одно мгновение нарушив идиллию.

Жемчужно-Белая на мгновение изменилась в лице, но только на мгновение, и тут же обворожительно улыбнулась:

— О-о-о, я понимаю…  Ваша дочь — просто героиня! Вся в маму — отважная, решительная, безоговорочно преданная Священным Принципам. Она замечательно проявила себя в бою за Полярным Кругом, получила боевое ранение…

— Ранение?! Ранение!!! — вскричал Принц и, схватившись за голову, забегал по комнате, но Фея уже подлетела к нему и схватила его за руку.

— Ну, Вы не беспокойтесь, Ваше Величество, она жива, лечится на Острове Фей и у неё все хорошо!

— Слышишь, дорогой? Она жива и у неё все хорошо! Все хорошо! — прошептала Фея, поглаживая рукой по голове мужа, глядя ему прямо в глаза. Принц постепенно становился все спокойнее и спокойнее.

— Да, у неё все хорошо. Она пройдет реабилитацию и вернется в строй…  Впрочем, давайте не будем омрачать торжества! Если вы захотите узнать о ней поподробнее, мы сможем поговорить об этом после…

— Я хочу не просто поговорить об этом — я хочу, во-первых, сам её увидеть, а, во-вторых, забрать её из вашего «ЖАЛА» и выдать замуж за хорошего человека, которого она полюбит и который сможет сделать её счастливой! Вот! — и Принц по-детски притопнул ногой. — Такова моя королевская воля! Почему на моей коронации нет моей любимой дочери?!

Жемчужно-Белая прищурилась и внимательно, очень внимательно посмотрела на Принца, как будто бы пытаясь прочесть его мысли, но от ответа её избавила предупредительная Фея:

— Дорогой, хоть ты и король, но в твоей власти только люди, заметь, только люди! Наша доченька — фея — и она сама выбрала свой путь, даже мы с тобой, как родители, не властны над её судьбой! А сейчас ей не до коронации, она должна подлечиться — это для неё важнее, не так ли?

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, но в этот момент двери опять распахнулись настежь и облаченный в роскошную ливрею Осленок ввел в королевские покои уже разодетых детишек-близнецов — в таких же, как у Принца, переливающихся радужных одеждах. Головки обоих венчали усыпанные бриллиантами маленькие серебряные диадемы, а сзади, на лопатках, в одеждах были сделаны специальные отверстия для крылышек. Ещё не переступив порог, они тут же, громко жужжа, с радостными криками полетели прямо к папе и маме.

Но Фея строго на них посмотрела:

— Дети, а ну прекратите летать! Что ж это такое? Вы ж меня позорите! Принц и принцесса — а летают как птички! Осленок!

Осленок от стыда готов был провалиться сквозь землю, но Жемчужно-Белая, с нескрываемым интересом глядя на летающего мальчика (ещё бы! за сто тысяч лет впервые в Сообществе — крылатая особь мужского пола!), вступилась:

— Ну что Вы, Ваше Величество, ну что Вы…  Они — часть Сообщества и имеют право передвигаться сообразно своему происхождению, — а сама тут же незаметно подскочила к мальчику и взяла его на руки.

— Какой крепыш, а?! Тяжеленький…  Не боишься меня, а?

— Он не боится, госпожа, — робко заметил Осленок. — Он ничего не боится…  А читать начал даже раньше сестренки, память — просто запоминающий кристалл какой-то…  Casus exclusionis…  — последнюю фразу пробормотал Осленок вполголоса и интеллигентно поправил круглые старушечьи очки на носу.

Жемчужно-Белая смерила Осленка испытующим взглядом, а потом — расцеловав малыша и отпустив его на пол, сказала:

— А с Вами, магистр, мы ещё поговорим. Научное Сообщество давно интересуют ваши исследования в детской педагогике. Мне было бы интересно изучить результаты Ваших наблюдений за этими близнецами — согласитесь, это же исключительно важный с научной точки зрения случай.

— Да, госпожа, — глаза Осленка светились от счастья — он обожал, когда высоко ценили его вклад в науку. — Я буду рад поделиться с Вами своими наблюдениями…

Между тем в королевские опочивальни одна за другой прибывали придворные феи — от высших рангов до юных учениц-пажей. А потому облачение в коронационные наряды Прекрасной Феи было недолгим — целый рой придворных дам — исключительно из числа фей, под бдительным присмотром Жемчужно-Белой — быстро сделали то, на что для Принца пришлось потратить едва ли не три часа.

— Видите, как замечательно! — воскликнула Жемчужно-Белая. — Ох, хороша…  Просто красавица! — и всплеснула руками.

Фея была облачена в длинное декольтированное платье таких же переливающихся цветов с кринолиновой юбкой и жестким корсетом — по авалонской традиции. Феи таких платьев не носили — они предпочитали более свободную одежду. На ногах её сверкали россыпью бриллиантовых искр миниатюрные туфельки, с плеч ниспадала такая же мантия как и у Принца. Золотистые волосы были завиты сразу четырьмя феями-фрейлинами и переплетены алмазными нитями.

— Да, Ваша Верность, без Ваших фрейлин я бы…

— А почему «Ваших», моя королева? Это уже твои фрейлины, твои! Я думаю, королеве Вашего происхождения нужно иметь и соответствующую свиту, не так ли? А что может быть лучше наших с вами сестер? И потом, — понизив голос и хитро подмигнув Фее, добавила она, — они одновременно будут и фрейлинами, и телохранительницами — для Вас и Вашего мужа и детей, а то времена ныне у нас неспокойные…

Принц же скорчил недовольную гримасу и едва удержался от того, чтобы не добавить вслух — «… и шпионками одновременно». Он не сомневался, что все эти фрейлины и пажи — всего лишь на всего переодетые агенты «ЖАЛА».

Наконец, когда с нарядами все было покончено, когда вся свита сопровождения была в сборе, настало время выходить — на горизонте занимался рассвет.

2.

Несмотря на ранний час, с городских улиц уже доносились радостные песни. Хотя коронация ещё не началась, народные гулянья шли уже вовсю. Все улицы дивно украшены и иллюминированы — феи постарались. Крыши, стены, деревья усыпаны разноцветными магическими огоньками, земля покрыта чудно пахнущими цвета, да и сами деревья — цвели и благоухали. По воздуху носились иллюзии птиц, бегали озорные обезьянки, неизвестно откуда звучала приятная музыка. Людям раздавали бесплатные напитки розового цвета, напоминавшие медовуху, только гораздо ароматнее и вкуснее. Они тонизировали так, что и спать не хотелось, а настроение было таким, что многие не удерживались — и пускались впляс прямо на улицах. Тут же бесплатно раздавалась и снедь — удивительные фрукты и овощи самых невероятных размеров, форм и цветов, которых люди отродясь не видывали и которые просто таяли во рту.

Коронация должна была проходить, однако, вопреки традиции, не в городе, а на широком поле возле Моста — на материке, а не на острове. Это позволяло принять участие в величайшем за всю историю Авалона таинстве гораздо большему числу людей, чем могло поместиться в королевском Соборе, да и неприятные воспоминания о прошлой коронации ещё не изгладились.

На поле был сооружен огромный помост из обитых шелком досок, в центре которого располагался переносной алтарь, на котором служители религии Создателя готовили все необходимое. Стража оцепила место коронации, а на поле расставлялись мягкие лавочки и стулья для тех, кто устанет, устраивались шелковые шатры, где будут выдавать снедь и напитки.

Все чувствовали, что эта коронация будет совсем-совсем другой…

— Во-во, милочка, а я што тебе говорю? Ещё бы, королева-то — сама фея! Видела, какие крылышки у неё на спине? А какие цветы она тогда пускала, какие песни тут пели…  Э-эх! Жаль тебя не было! — вздохнула дородная Марта, искренне сожалея о несчастье своей подруги, в тот день бывшей на ярмарке.

— А платьице, а платьице-то какое на ней было? — глаза собеседницы Марты загорелись.

— Платьице? Ой, не помню, дорогая…  Помню, тонюсенькая она такая, как девочка совсем…  Эх, а платьица-то и не помню! Создатель видит — не помню и все тут! Зато какие цветы были на небе тогда, как благоухало…

— А король, а король-то как? Ты, помнится, говорила, что он у нас «того»…  — и повертела пальцем у виска.

— Да ты што, милочка, да побойся Создателя! — осенила себя Марта набожно и вместе с тем торопливо знамением Создателя. — Я такого сказать немогла, да ты што! Наоборот, он такой миленький. Тоненький, как мальчик, и говорит так вежливо, спокойно, а как он детей обнимает и целует — сразу видно, наш человек! У кого своих детей нет — тот и королем хорошим не будет, а у него их, говорят, уже четверо…

— А правда ль, говорят, что у детей-то — крылья растут прямо на спине?

— Ну уж не знаю, крыльев не видела…  Зато видела, кума, что они как две капельки воды, близняшки, — и все в мать, все в мать-то пошли…

Но в это время к двум кумушкам подошли их многочисленные дочки и сыновья с внучатами — и им пришлось прервать разговор и заняться обычным для всех бабушек в мире делом — сюсюканьем, успокаиванием, переодеванием, убаюкиванием своих малышей. А потому они и не заметили, как стоявшие рядом с ними, у барной стойки, двое мужчин в зеленом, оставили кружки с недопитым пивом и скрылись в толпе.

Между тем, как гром среди ясного неба, раздался звук невидимого оркестра из множества арф, труб, флейт и Создатель ещё знает из каких инструментов, а потом началось настоящее светопреставление. Послышалось дивное пение, ночное ещё небо запылало огнем наподобие северного сияния — только разноцветного и намного более яркого. Запахло дивными цветами, а потом, откуда-то издали, со стороны Моста на остров Авалоне, стали видны прибывающие колонны праздничного поезда.

Но о, чудо — такого граждане Содружества не видели никогда ещё, ни на одной коронации! Кареты неслись по воздуху, запряженные не конями, а белоснежными крылатыми жеребцами, а любители погарцевать из авалонской знати — верхом на этих прекрасных волшебных животных!

Но самым удивительным было прибытие самой королевской семьи. Король, королева и их отпрыски прилетели на переливающемся всеми цветами радуги настоящем воздушном шаре, запряженном шестеркой белоголовых орлов, которыми управляли — плюшевые звери! Вот уж действительно невидаль так невидаль! По толпе прокатился гул удивления и восторга.

Как только шар поравнялся с площадью, плюшевые зверята отцепили от упряжки орлов и шар стал медленно опускаться прямо на шелковый помост. Дверца корзины распахнулась — и в сопровождении блистательной свиты на помост вышел молодой король с супругой и двумя маленькими детишками.

Толпа ахнула и заревела от восторга. В какие чудные одежды была облачена королевская семья, а какая красавица королева — просто глаз не оторвать!

На огромный, мили в три в диаметре помост взошли представители королевств Содружества, знать, но где же Первосвященник? Кто же будет совершать священное таинство коронации? Народ забеспокоился.

Но в этот момент вновь ударил во всю мощь оркестр, грянул гром, яркая вспышка, как молния, озарило небеса, а потом, в самой небесной тверди образовалось три округлых оконца, из которых потоком лился радужный свет и сыпались тысячи тысяч благоухающих лепестков. Вслед за ними из небесных «оконцев» вылетело множество прекрасных дев на крылатых зверях, в разноцветных длинных платьях и, описывая большие круги, постепенно спускались все ниже и ниже.

Конечно, такая громада гостей, в буквальном смысле слова, «свалившихся на голову» прямо с неба, не могла уместиться на помосте, но все было предусмотрено — ведь церемониймейстером была сама Их Верность! Буквально из воздуха одно за другим появилось множество золотистых облаков, нависавших над площадью, на которые и приземлялись феи.

Это зрелище окончательно покорило простодушные сердца авалонцев. Даже скептики, сомневавшиеся доселе в существовании фей, смогли воочию увидеть их — таких юных, стройных, со вкусом и роскошью одетых.

Появление Триединой Премудрости было едва ли не эффектнее появления самой королевской семьи. Как гром с небес грянул гимн «Славься, Целестия», который воспели все до одной феи, все люди как по команде упали на колени и воздели руки в молитвенном жесте. Грандиозный фейерверк дополнил величественную картину Третьего в истории Целестии официального визита Их Премудрости в Авалон.

Наконец, феи заняли свои места на своих золотистых мягких как стог сена облаках, подобно зрителям театра — в ложах и партере. Триединая Премудрость вместе с Жемчужно-Белой и избранной свитой телохранительниц и пажей в пурпурных цветах (последние — несли длинные пурпурные мантии за тремя премудростями) взошли на помост. Чуть позади Их Верности один из пажей — сын короля и королевы принц Алоис держал в руках пурпурную подушку с двумя роскошными коронами — подарком Их Премудрости. Казалось, на этих коронах не осталось ни одного пустого места — везде, где только можно вставлены крупные бриллианты.

При приближении Их Премудрости, все присутствующие, даже королевская чета опустились на колени, их примеру последовал и народ, но все три Премудрости воздели свои руки, знаком повелевая вставать, а Вторая из Трех произнесла:

— Перед нами ли склоняете свою голову, Ваши Величества? Перед скромными феями, ничем не лучших других…  Мы всего лишь Ваши гости, хотя и облеченные властью представлять Создателя в этом дивном мире.

Когда Их Величества и все придворные дамы и господа встали, Вторая из Трех продолжила:

— Нам приятно видеть все то, что происходит здесь. Ни на одной коронации, кроме коронации Роланда II, сына Роланда Древнего, Мы не были. Мы не хотели смущать своим визитом людей и нарушать обычный порядок жизни обитателей Нижней Целестии. Но сейчас — особенный случай! Впервые в истории Целестии королевой Авалонской становится фея, а королем — член Сообщества, муж феи, наделенный Создателем всеми правами и возможностями расы Поднебесных. Впервые в истории наследными принцами и принцессами также становятся представителя расы Поднебесных — это воистину дивное событие, в котором Мы усматриваем особенное знамение свыше, от Самого Создателя, да будет благословенно Его святое имя во веки веков! — при этом все три Премудрости осенили себя знамением Создателя, чьему примеру последовали все присутствующие.

— …  И это знамение говорит о том, что союз наших рас становится все крепче и крепче, а дружба наших народов — все сильнее и сильнее. И это вселяет в Нас уверенность в том, что так будет продолжать и впредь!

С этими словами все три Премудрости воздели свои руки и короны без всякой видимой причины взмыли в воздух и опустились на переносной алтарь — прямоугольные стол, обитый пурпурным бархатом с вышитым знаком Создателя.

— Ну что ж, приступим.

Торжественно запели фанфары, и юные феи-пажи постелили перед Принцем и Феей бархатные пурпурные подушечки с вензелем королевского дома. Король и Королева опустились на колени и склонили свои головы перед Триединой Премудростью. По пылающим щекам Феи текли слезы умиления, Принц же был серьезен и думал о чем-то своем.

— Итак, Ваши Высочества, — произнесла Вторая из Трех, — клянетесь ли вы верой и правдой служить Создателю этого неба и этой земли, сотворившему все из небытия?

— Клянемся!

— Клянетесь ли вы верой и правдой служить благу вашего народа во исполнение заповеди Создателя — любить своих ближних, как самого себя?

— Клянемся!

— Клянетесь ли вы верой и правдой служить Священным Принципам Порядка и Процветания как наиболее полному выражению святой воли Создателя и тем силам, которые поставлены Им для исполнения этих принципов в Нижней Целестии?

Жемчужно-Белая бросила тревожный взгляд на Принца, тот и в самом деле какую-то долю мгновения помедлил, но Прекрасная Фея уже начала произносить «клянемся» и Принц волей-неволей, хотя и с небольшим опозданием, произнес формулу клятвы.

— Властью, данной Нам Создателем этого неба и этой земли, сотворившего все из ничего, Мы объявляем вас законными монархами королевства Авалон. Да будет так!

Небо потряс оглушающий взрыв тысяч и тысяч фейерверков, сверху посыпались тысячи тысяч благоухающих лепестков, тающих как снежинки на одежде и оставляющих после себя чудесный аромат, а обе короны, взмыв с алтаря, плавно опустились на головы Короля и Королевы.

Принц почувствовал, что все его существо наполнила какая-то розовая сила — каждую клеточку, каждый волосок, — и как тогда, на свадьбе с Прекрасной Феей, у него закружилась голова, но Фея и подоспевший старший сын Алоис вовремя поддержали его. А Триединая Премудрость уже направилась к молодой королевской чете, чтобы первой принести свои поздравления.

Когда мягкие губы Премудростей касались щек и лба Короля, он отчетливо услышал в своем сознании мелодичный и ласковый Голос:

«Мы бесконечно рады твоему восшествию на престол, «Добрый Принц». Надеемся, ты оправдаешь доверие Создателя. Правь мудро, честно, с любовью к народу, но советуйся во всем со своей женой — пусть она будет твоим вторым «Я», ничего не решай без неё, во всем спрашивай совета, не прекословь и не перечь».

«Да, Ваша Премудрость, — мысленно ответил Им Король. — Я люблю свою жену и знаю, что она лучше распорядится властью, чем я…  Я, если честно, предпочел бы, чтобы правила она одна, если бы это было возможно…».

«Мы тебя понимаем, дорогой Роланд, понимаем, как никто другой не поймет. Ах, если бы Мы могли переложить на кого-нибудь Наше бремя Власти и Ответственности, хоть на пару сотен лет…».

Когда губы Премудростей касались щек и лба Королевы, она одновременно с Принцем также услышала в своем сознании дивный Голос:

«Мы бесконечно рады, что теперь наша верная сестра будет возглавлять род человеческий в этот особенно нелегкий и неспокойный период…  Будь терпимой к слабостям людей, будь заботливой, снисходительной, милосердной, помни: они — любимейшее творение Создателя, а мы — всего лишь служители, сотворенные для их блага. Наше могущество — это всего лишь инструмент для помощи слабой, нуждающейся в Опеке человеческой расы. Но на свой ум не полагайся. Советуйся с Нами во всем — Мы будем связываться с тобой через твой Анализатор, советуйся с Нашей сестрой Ариэлью — нет вернее сестры для Нас во всем Сообществе. Одна голова — хорошо, а пять — лучше…».

«Да, Ваша Премудрость, — мысленно ответила Им Королева. — «Бремя власти тяжело, и я чувствую, что мой бедный сказочник, мой муж, не выдержит его и нести его придется мне одной…  Я так благодарна за предложенную Вами помощь разделить со мной это тяжкое бремя! Вы знаете, я — верная служительница Порядка и Процветания, и, став королевой, я таковой и останусь, вечно преданная Вам, Её Верности и всему Сообществу…».

«Мы знаем, сестра, Мы знаем…  Мы во всем тебе будем помогать, во всем. Не стесняйся просить о чем бы то ни было. Любой совет, любая помощь. Мы всегда будем с тобой и твои заботы — Наши заботы, твои радости — Наши радости».

— Итак, о свободные граждане Содружества, да примите своих новых владык — короля Роланда и королеву Эсмеральду — и да будьте им послушны и верны, как самому Создателю, поставившему их над Вами! — произнесла Вторая из Трех и в этот самый момент солнце, как по заказу, показалось на горизонте и его ещё красноватые нежаркие лучи красиво заиграли на бриллиантовых коронах монархов. Казалось, что сами головы Короля и Королевы источали свет, подобно нимбам древних языческих божеств. — Как родилось солнце нового дня, так и вы, о свободные граждане Содружества, стали свидетелями рождения новой эпохи в истории Авалона, в истории всего человечества!

А затем грянул гимн Рассвету, подхваченный всеми феями вслед за Их Премудростью, которые молитвенно воздев руки благоговейно обратились лицами к восходящему Солнцу. Конечно, люди не могли знать слов главного гимна Сообщества Поднебесных, но — о, чудо! — несмотря на это уста мужчин, женщин и детей вдруг сами стали произносить доселе неизвестные им слова и даже самый безголосый человек пел как профессиональный певец. Благоговейно опустившись на колени, простые авалонцы не могли сдержать слез. Каждый человек в то мгновение остро чувствовал свое единство со всем человеческим родом, с феями, с Премудростями, с самим Создателем… .

Затем наступил черед радостного, торжественного, величественного авалонского гимна «Создатель, храни короля», к которому незаметно для всех добавилась строка «и королеву». Но этой подмены, как водится, никто не заметил.

Празднование коронации растянулось, без малого, на всю неделю — что само по себе было уже неслыханно — раньше они длились всего три дня. Чего только не придумали изобретательные на выдумку хорошенькие головки фей для развлечения людей! Тут были и воздушные танцы над самыми высокими шпилями дворца, путешествия на самое дно авалонского озера и катание на специально доставленных по этому поводу гигантских «морских змеях» и «левиафанах», бесплатные пиршества, во время которых из городских фонтанов бил опьяняющий розовый сок.

Для любителей пощекотать нервы были специально созданы иллюзии древних чудовищ, наводнивших городские парки — саблезубых тигров, тигровидных крыс и даже пещерных дэвов, от рева которых даже рыцарям Авалона становилось не по себе. Причудливые магические карусели потоками сгущенного воздуха бросали желающих на высоту чуть ли не до облаков, которых потом — падающих с диким визгом — почти у самой земли ловили специальными сетями из солнечного волокна феи. Для любителей более безопасных развлечений были полеты на специальных прозрачных воздушных пузырях, медленно поднимавших людей от самого авалонского озера, из которого они и появлялись, также до облаков, а потом опускавших вниз…

Не буду даже пытаться описать все развлечения и аттракционы Коронационных Торжеств — никогда ничего подобного древний город Авалон ещё не видел. Но, что достойно упоминания, за радужным калейдоскопом волшебных развлечений никто из авалонцев как-то и не заметил отсутствие традиционного для всех коронаций развлечения — рыцарского турнира. Составлявший программу Торжеств 7-й отдел «ЖАЛА» позаботился о том, чтобы сам вид оружия не напоминал авалонцам о прежнем короле и произошедшей всего пару недель назад гражданской войне.

3.

На исходе же недели Празднеств, перед тем как покинуть Авалон, феи оставили королевской чете огромное количество драгоценных подарков, которые та, по древнему обычаю, должна была раздавать каждому жителю Содружества.

На эту церемонию, в последний день Празднеств, собралось рекордное количество людей. Каждый хотел получить хоть что-нибудь лично из рук королевской четы. А тут ещё — и сами подарки того стоили — как-никак, волшебные, из самого Поднебесья. А потому длинная очередь желающих выстроилась до дворца от самого Моста. Впрочем, стоявшие в очереди ничуть не страдали — проходила она быстро, буквально за час-полтора, потому что при помощи хитроумного заклинания от королевской четы отделилось несколько десятков двойников, не отличимых от оригинала, но сидевших в соседних залах. Подданным же казалось, что они подходят к самим королю и королеве и получают подарки лично из их рук.

А подарки были действительно волшебные, каждый со своей «изюминкой». Женщинам обычно доставалось всё, что связано с наведением красоты — наборы волшебных искусственных рук-«манипуляторов», способных делать разные виды массажа, макияжа и причесок. Детям доставались живые игрушки — плюшевые собачки, медвежата, котята…  — которые умели рассказывать дивные сказки, петь веселые песенки и даже плясать под музыку. Мужчинам полагались полезные для дома подарки — наборы самодвижущихся инструментов, пластины с картой Нижней Целестии, на которой можно всегда видеть, где ты находишься и прочее в таком же роде. В общем, таких подарков авалонцы раньше отродясь не видывали. Каждый спешил за подарком и каждый восхвалял тот благословенный день, когда феи взяли людей под свою Опеку и искренне желал королевской чете многая и благая лета…

Когда казавшийся почти бесконечным поток стал иссякать, Король и Королева могли позволить себе расслабиться, отпустив восвояси свою свиту и охрану. Недельные торжества были для них тяжелым испытанием, особенно для Короля. Необходимо было всегда быть на виду, всегда улыбаться, всегда говорить теплые слова, никого не оставлять без своего внимание.

Для него это было настоящей пыткой. Как порой хотелось ему сбросить с себя эту радужную одежду, облачится в простую охотничью куртку и сбежать со Щенком в лес или на озеро искупаться! Но нет — строгий взгляд Феи каждый раз мысленно его останавливал: «Терпи! Терпи! Терпи!»

Фея же, наоборот, чувствовала себя как рыба в воде. Она приветливо улыбалась, позволяла целовать свои ручки, щебетала как птичка о том и о сем, а услужливые Котенок и Щенок рассыпались в любезностях и вовремя предупреждали Королеву о том, не остался ли кто из окружавших её гостей без внимания. Но даже Фея и та под конец празднеств — этой бесконечной череды балов, пиршеств, аттракционов и иллюзий — уже порядком подустала. А потому, когда в их залу вошла последняя двадцатка — она повернулась к своему супругу и, подмигнув, прошептала:

— Ну как ты, дорогой, жив ещё?

Его Величество скорчило смешную гримасу, а Фея в ответ понимающе улыбнулась.

Из этих двадцати почти все были крестьянами, о чем говорил зеленый цвет их одежд, причем крестьянами из отдаленных королевств, потому что покрой их был явно не авалонский — шляпы с узкими, а не широкими полями у мужчин, юбки не пышные, а прямые у женщин. Один из гостей — явно охотник откуда-то с севера — только там носят длинные зеленые плащи поверх одежды. Другой — священник — черная сутана до пят скрывала его фигуру, а черный капюшон — лицо до самого подбородка. Служителям Создателя разрешалось надевать капюшон даже при аудиенции у самого короля.

Первые три посетителя в зеленом — молодые родители со своим первенцем — между тем подошли к трону. Мужчина опустился на колени и поцеловал перстни на руках Короля и Королевы, а его жена склонилась в неуклюжем реверансе.

— Наши нижайшие поздравления, Ваши Величества…  — прозвучали дрожащие от волнения голоса простых деревенских работяг.

— Премного благодарны, — хором ответили Король и Королева, а Котенок и Щенок в переливающихся всеми цветами радуги ливреях уже спешили вручить им подарки — набор волшебных косметических рук-манипуляторов для женщины, сапоги-скороходы для мужчины и самоходного плюшевого мишку для ребенка. Провожая гостей до дверей, они шепотом объясняли, как все это работает.

Настала очередь следующего. Им оказался священник в черной сутане. Котенок и Щенок уже бросились за новым подарком — им должна была стать красочная «История Целестии» с движущимися картинками. Однако, пока Котенок и Щенок взяли увесистый томик из соседней комнаты и возвращались назад, священник, вместо того, чтобы последовать принятому ритуалу, стоял как вкопанный и молчал, словно старуха-смерть в детских страшных сказках. Возникла неловкая пауза.

— Святой отец, — ласково произнесла Королева, — что вы молчите? Разве вы не за подарком пришли?

— … За подарком, — эхом откликнулся из-под черного капюшона какой-то тихий шепот.

Лицо Феи побледнело — ей этот шепот совсем не понравился.

— Ну так возьмите и ступайте с миром, — приветливо сказал Король и дал знак Зверятам. Зверята подскочили было к черной фигуре с подарком — книжка была такой толстой и тяжелой, что им приходилось тащить её вдвоем, но тот даже не протянул рук.

— Вам не нравится подарок? — удивленно поднял брови Король — это был первый случай за весь день.

— Не нравится…  — эхом ответил зловещий шепот.

Король изменился в лице и широко открыл глаза.

— Да ты никакой не священник! — вскричал, наконец, он. — А ну — открой свое лицо!

— Не священник…  — также эхом прошептал темный.

Король вскочил со своего трона и, прежде чем Фея успела ему помешать, сорвал черный капюшон с головы шепчущего грубияна и…  оцепенел.

— Элис…  Какая встреча…  — прошептал Король. — Но, Создатель, что с тобой произошло? — слова застряли у него в горле. Фея, обычно решительная и властная, также растерялась. И было от чего…

Лицо юной феи с трудом можно было узнать. Вроде те же большие голубые глаза, тот же кругленький носик, тот же остренький подбородок с ямочкой. Но глаза, сохранив прежний цвет, были пусты и мертвы, как стеклянные глаза куклы. Кожа — мертвенно бледна, губы — подернуты мертвенной синевой, щеки ввалились, уродливо обозначив скулы. Но самое главное — ничего не осталось от её дивных цвета зрелой пшеницы волос — лишь лысый череп с черными проплешинами. Вид её был ужасен.

— Я пришла за подарком, мой Принц…  — из её едва-едва открывавшихся губ донесся еле слышный полузмеиный шепот. — Позволь мне взять его сейчас же!

— А ну брысь отсюда, гадина! — пронзительно закричала пришедшая в себя Фея. Она сделала резкое движение руками и невидимая сила отбросила чудовище от трона прямо к противоположной стене.

Крестьяне в зеленом закричали от ужаса и бросились вон из тронной залы. Охотник же в длинном плаще с капюшоном, вытащив из-за пояса длинный нож, бросился на неведомую тварь. Но та, подпрыгнув как пантера, стремительно полетела прямо на Короля. Черный плащ буквально на глазах превратился в большие черные кожистые крылья, а ноги и руки — в отвратительные лапы с острыми как бритва длинными когтями.

Король выхватил из-за пояса шпагу, но Фея уже встала между ним и чудовищной гарпией, молниеносно поставив барьер, о который чудище ударилось как о невидимую стену. Тогда чудовище, издав отвратительный каркающий звук, взмыло под потолок и, как взбесившаяся муха, стала нарезать неровные круги вокруг люстры, отвратительно скрежеща острыми как у змеи белыми зубами.

Охотник в зеленом выхватил из внутреннего кармана плаща метательный нож и бросил его, целясь в глаз твари. Но та перехватила его на лету лапой, а потом, описав круг, вдруг спикировала прямо на поставленный Феей щит и со всего размаху врезалась в него. Сила удара была такова, что Фея, с громким стоном, рухнула без чувств, не выдержав волны отката — из носа и ушей её полились тонкие струйки крови, а щит разбился вдребезги. Отвратительное чудовище схватило Короля, как ястреб хватает добычу, и полетела в сторону открытого по случаю летней жары окна. Зверята подпрыгнули, но не смогли дотянуться до ног Короля, зато это удалось сделать охотнику в зеленом.

Прыжок — и вот уже его сильные руки ухватились за ноги Короля и потянули его тело вниз. Но гигантская гарпия, судя по всему, обладала колоссальной силищей, потому что несмотря на удвоившийся вес ноши, она продолжала лететь прямо к окну. Король не сопротивлялся — яд когтей чудовища полностью парализовал его и он был в её лапах все равно что тряпичная кукла. Но охотник в зеленом, цепляясь руками за ноги Короля, как по веревке лез вверх, в зубах держа охотничий нож. К счастью, окно в королевской тронной зале было не настолько большим, чтобы два мужских тела вместе с гарпией могли протиснутся в него. Тем более что охотник одной рукой зацепился за оконную раму и тварь, не в силах вытащить Короля наружу, злобно зашипела.

А в это время в коридоре уже слышался топот бегущей стражи и жужжание множества крыльев — фрейлины Её Величества, отпущенные Королевой, получив сигнал тревоги, спешили на выручку. Это поняла, видимо и гарпия. Она сделала последнюю попытку протиснутся в окно, но поскольку ей это не удалось, она бросила свою жертву на пол и плюнула прямо на дверной проем. Черная как чернильная клякса слюна, попав в дверь, превратилась во что-то наподобие паутины, плотно запечатавшей проход. Тщетно слышались удары мечей, а потом и разрывы огненных снарядов, наколдованных феями — они не могли прорвать черный кляп, запирающий проход в залу.

Гарпия издала отвратительный скрежещущий звук, напоминающий смех, и вновь обратила свое внимание на лежащего без сознания Короля. Но на этот раз ей преградил путь охотник.

— Слушай, ты, тварь! К королю ты подойдешь только через мой труп! — и с этими словами он вынул из спрятанных на спине ножен сверкающий меч.

— Глупец! Кого ты защищаешь? Он же лишил тебя трона! Убей белобрысую, а я заберу мой подарочек — и ты станешь снова королем!

— Провались ты пропадом, исчадие Бездны! Он мой брат! — и с этими словами он плюнул прямо в лицо чудовища. А в следующий миг гарпия спикировала прямо на отважного охотника. Молниеносный удар — и правая лапа чудовища отлетела, отрубленная серебристым мечом Гастона — а это был, как вы догадались, именно он. Тварь издала пронзительный визг и отлетела обратно. А в это время, выбивая на ходу драгоценные витражи, в окна влетали феи «ЖАЛА».

— Все равно мы придем за тобой! Мы придем за всеми вами! Нас не остановить! Подарочек будет мой! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! — зашипела тварь, а потом плюнула на стену и в стене образовалась черная воронка, в которую та сиганула и была такова.

А Гастон, плотно натянув до самого носа капюшон, подбежал к Королю, который только-только со стоном начал открывать глаза:

— Эй, Твое Величество, как ты себя чувствуешь?

— Ш-ш-што это было…  Гастон?!

— Тише, тише, ш-ш-ш-ш…  Слушай внимательно, братец, никогда не оставайся без охраны, никогда! Я не знаю, что здесь происходит, но по-моему — ПРОРЫВ начался и скоро всей Целестии будет угрожать опасность! Ну, мне пора, я не могу больше здесь оставаться. Прощай!

— Куда ты, брат, останься! Тебя здесь никто не тронет! — закричал Король.

— Взять его, сестры! — вместо ответа раздался голос Старшей сестры королевских фрейлин. — Это мятежник Гастон! Он совершил покушение на Короля и Королеву!

Но Гастон уже бросился в открытое окно в противоположной стене тронной залы и…  взлетел в воздух, не хуже феи. За ним в погоню устремилась добрая дюжина фей, пуская в него парализующие разряды из своих магических жезлов, но Гастон так ловко бросался из стороны в сторону, что его преследовательницы никак не могли в него попасть. А потом яркая вспышка и — он исчез! Словно его никогда и не было…

4.

Фею привели в чувство Котенок и Щенок обыкновенным нашатырем. Голова её раскалывалась от боли, но увидев перед собой бледного, озабоченного, но живого супруга, ей сразу стало легче.

Вскоре весь королевский дворец был оцеплен воительницами 1-го отдела «ЖАЛА», тронная зала опечатана, запущены сверхмощные Анализаторы, а королевская чета под тройным кольцом охраны находилась в своей опочивальне. Оба не могли без головокружения и тошноты подняться с постелей. Трое суток подряд фея из 5-го, медицинского, Отдела «ЖАЛА» колола им какие-то препараты, от которых постоянно хотелось спать. Сама Жемчужно-Белая Старшая Сестра дежурила во дворце.

— Ваша Верность, что происходит? — с трудом разлепляя спекшиеся губы, прошептала Фея.

— Постарайся успокоиться, моя дорогая, — мягким бархатным голоском ответила Жемчужно-Белая, — и попытайся вспомнить, что это была за тварь, пытавшаяся похитить Короля?

— Она…  она…  — и Фея не выдержала и впервые за долгие годы расплакалась. — Сестра Элис…  че-че-четверка…

Жемчужно-Белая сразу помрачнела.

— Что…  Элис?

— Она была похожа на Хранительницу Предела № 4, Элис…  — с трудом проговорил лежащий на другой половине кровати Король. — Только…

— Что только? — резко спросила Жемчужно-Белая.

— Только…  на…  мертвую…  Элис…

И Король не смог сдержать рыданий, уткнувшись лицом в подушку. Жемчужно-Белая поняла, что от супругов ей уже вряд ли удастся чего-либо добиться и повернулась было к выходу.

— Одного только не пойму, Ваши Величества. Если Вы, моя дорогая были без сознания, как и ваш супруг, кто помешал этой твари похитить Короля?

— Мой брат Гастон, — тихо прошептал Король и выразительно посмотрел прямо в глаза Жемчужно-Белой. Та, не выдержав, отвела взгляд, а потом, быстро пожелав скорейшего выздоровления супругам и коротко проинструктировав охрану и медицинский персонал, полетела присоединиться к аналитической группе в Тронной Зале.

5.

… Темная, почти черная поляна, черный колодец посредине, черные полностью лишенные листвы мертвые деревья вокруг, угрожающе воздевающие к небесам свои хищные когтистые лапы.

ОН оглядывался вокруг и в какой уже раз задавал себе вопрос — как попал в это жуткое место, но ответа на этот вопрос не было. А пока ОН был занят подобными мыслями, ноги механически, без участия ЕГО воли, продолжали идти к страшному черному колодцу.

Когда ОН осознал, что с ним происходит и попытался остановиться, ничего не вышло — ноги было не остановить. Бездонная глубина зловещего колодца продолжала притягивать его, как железо магнит.

— Что здесь происходит?! Я ничего не понимаю! Откуда эта поляна, колодец?! Где я?! На помощь! — во всю силу легких закричал ОН, но ответом ему была только замогильная тишина.

Тогда ОН сделал над собой титаническое усилие и попытался остановиться, но в его сознании черной молнией полыхнула мысль:

«Зачем противишься? Зачем? Зачем уходишь от неизбежного?»

— Кто ты? Кто?! — закричал ОН, осматривая все вокруг в поисках источника голоса. — Зачем я тебе нужен?!

Но ответом ему был лишь леденящий кровь смех, а на стенках колодца показалась пара бледных, светящихся при полной луне мертвенно-зеленым светом, с длинными черными когтями рук.

Волосы встали дыбом на его голове, ОН повернулся спиной к зловещему колодцу и хотел было побежать, но ноги его не слушались. Тяжелое сопение вылезавшего из колодца чудовища, сводило его с ума.

А потом чьи-то руки опустились на его плечи — ледяные, холодные, мертвые руки, от прикосновения которых костенеет все тело — и он почувствовал, что они влекут его туда — в бездонные бездны страшного колодца…

Когда ОН пришел в себя, то увидел только кромешный мрак и круглое черное пятно с двумя ярко красными точками посередине, от которых не мог оторвать свой взгляд.

— Кто ты? Ответь! Зачем ты мучаешь меня? — снова и снова мысленно задавал ОН один и тот же вопрос, но ответа так и не дождался…

6.

Хотя переполох охватил весь королевский двор, но дальше дворца весть о покушении на Короля не распространилась. Несчастных крестьян под видом успокаивающего усыпили и стерли происшествие из памяти феи-телохранительницы, а кроме них других свидетелей и не было.

После веселой и суматошной недели Коронационных Торжеств население Содружества постепенно возвращалось к нормальной жизни. Довольные, с драгоценными подарками в руках, наполненные не менее драгоценными впечатлениями от увеселений, они разъезжались по домам, прославляя доброе владычество фей, боготворя Короля и Королеву, с чувством твердой уверенности в том, что старое доброе время теперь никем и ничем не будет нарушено. А на местах, во всех ратушах, общественных зданиях и даже в «красных уголках» в каждом доме уже устанавливались свеженаписанные портреты королевской четы с надписью золотой феиной вязью — «Rex et Regina Gloriae Creatoris Rolandus et Aesmeralda» — что само по себе было невиданным ранее новшеством. Никогда ещё в истории Содружества на королевском троне не сидело одновременно два монарха, никогда в истории имя и портрет королевы не размещался на равных рядом с портретом короля. Но это новшество, после всего происшедшего, ни у кого не вызвало ни негодования, ни ропота. И вскоре имя короля уже никто и не произносил без прибавки»… и королева», а фраза «Их Величества» стала такой же обычной, каким раньше было «Его Величество». Этот обычай подкрепляли и официальные документы, которые также стали писать от имени «Их Величеств, блаженнейших и благочестивейших монархов Роланда и Эсмеральды».

Люди быстро вернулись к своим повседневным занятиям — земледелию, торговле, ремеслу, рождению и воспитанию детей. Но жизнь, тем не менее, стала стремительно меняться. Новая Королева, казалось, ни минуты не сидела без дела. Она развернула такую активность, что даже до отдаленных уголков Содружества докатились следы её неуёмной энергии. Из своих фрейлин она образовала Совет по благоустройству Содружества, на заседаниях которого она придумывала все новые и новые проекты по облегчению жизни людей — начиная от массового производства големов, которые бы занимались уборкой урожая, тяжелой работой на дому — стиркой, уборкой и т. д. — и заканчивая возведением магических барьеров на границе с Древляндией (чтобы ночные охотницы мужчин не воровали), оснащением кораблей специальными магическими приспособлениями, защищавшими их от нападения русалок. А уж когда Её Величество лично посетила подземные обители карликов и заставила их резко снизить процентные ставки по кредитам — все Содружество просто возликовало! Такой заботливой королевы и таких больших успехов за такой короткий срок не добивался ни один правитель Содружества со времен Роланда Древнего.

На этом фоне никто как-то даже и не заметил, что бурная активность Королевы в первые же месяцы после коронации как-то заслонила самого Короля. В самом деле, на экранах визаторов — поставленных по приказу Её Величества в каждом доме — Король практически не появлялся, зато заседания Совета по благоустройству и Королеву показывали постоянно. Вот она заседает во главе своих фрейлин — писаных красавиц — за овальным хрустальным столом и приветливо улыбается каждому смотрящему. Вот она посещает в больнице умирающих и раздает совершенно не старым, но ослабленным до предела людям усыпляющие розовые таблетки, под действием которых человек погружался в розовые сны и уходил на тот свет без страданий, плача и страха. Вот она на переговорах с карликами бьет по столу кулачком, а карлики падают на колени, умоляя о прощении. Вот она на торжественной службе в Соборе — по её щекам текут слезы умиления и она первая подходит поцеловать руку Первосвященника в шелковой перчатке…  А где же Король? Где же? Но вряд ли кто-то задавался таким вопросом, также как и почему в Авалоне полностью прекратились ежегодные рыцарские турниры и соревнования по стрельбе из лука.

«Жить стало лучше, жить стало веселее» — так гласили плакаты, развешанные по всем городам и весям, с довольными и улыбающимися лицами молодых и красивых мужчин, женщин и детей. Фонтанчики с бесплатным розовым соком теперь струятся в каждом доме — и веселое настроение больше никогда не покидает ни одного жителя Целестии, а приятная бодрящая музыка льется из установленных отовсюду волшебных раковин — так и хочется пуститься в пляс! Да почему бы и не пуститься? Все равно все домашние работы будут сделаны волшебными манипуляторами, а на поле и в мастерской, да и за прилавком постоят послушные големы — мастера на все руки. Роды принимают теперь плюшевые зверята, да и за детьми они могут прекрасно присмотреть и без хозяев — на диво умные и смышленые помощники! Производительность почв повысилась так, что сама торговля вот-вот отомрет — большая часть продуктов вообще раздается бесплатно из специально устроенных королевских магазинов. Продаются только дефицитные товары, такие как устрицы с моря или мясо и рыба…  Но и те покупают только любители. Напившись розового сока, никому уже особо и не хочется есть животную пищу — разве что какому-нибудь упрямому старомодному гурману. Королевские фабрики сами ткут одежду, шьют обувь, что сделало ненужным труд городских умельцев. Но торговцы и ремесленники в накладе не остались. Ведь теперь все необходимое они и сами получают с королевских складов — зачем торговать, зачем работать, если ты и так даром получаешь все необходимое для самой уютной и беспечной жизни? Жить, поистине, стало лучше, жить стало веселее…

— Ты куда собралась, Марта? Ой…  да какой на тебе наряд странный! Ой, да как ты похудела-а-а-а-а, ну просто куколка!

— Ну, ты и отстала от жизни, Роза — сейчас же длинных юбок-то уже в Авалоне никто не носит. Туники — вот это да! Да и пышные формы давно вышли из моды!

— Да как же я тунику-то одену? Ноги-то у меня, как у коровы — толстые, — грустно усмехнулась дородная Роза.

— Ничего ты не знаешь в своей деревне-то! Мне в городе вместе с одежкой ещё кое-чего дали — во, посмотри! — и Марта вытащила из кармана туники розовую коробочку, наполненную терпко пахнущими медом пилюлями.

— Ну и што, дорогая?

— А то, деревенщина ты эдакая, что это таблетки от похудения! Вот! Через неделю приема ты будешь как девочка стройненькая, тогда наденешь и не такое платьице! — и довольно расхохоталась.

Роза аж вспотела от радостного возбуждения.

— Ой, Март, а где все это выдают, а?

— Да на бывшем Ярмарочном Острове, ты знаешь! Ярмарки там больше не будет, а вот зато там построили Хрустальный Павильон — и там не только таблетки и одежку раздают…  — тут Марта опять довольно хихикнула. — Скоро мы с тобой не только как девочки будем выглядеть…

Но что произойдет потом, любопытная Роза выведать не успела, так как Марта села на подъехавшую бесплатную безлошадную самодвижущуюся карету и отправилась по своим делам. А Роза опрометью кинулась к остановочному столбу, мерцающему разноцветными огнями, чтобы нажать кнопку вызова такой же кареты и немедленно отправится в Хрустальный Павильон за чудесными пилюлями…

Не прошло и трех лет, как Содружество Суверенных Королевств под властью благовернейших и благочестивейших монархов Роланда и Эсмеральды изменилось до неузнаваемости. Дома из переливающегося всеми цветами радуги стекла (чтобы не изводить драгоценного дерева!), с бассейнами грез и фонтанами розовой воды, огромными визаторами на каждой стене, круглыми как тарелка танцевальными площадками, станциями для парковок самодвижущихся повозок и летательных аппаратов, миллионы големов из металлозаменителя, снующие с различными предметами в руках туда-сюда, торжественная и сладкозвучная музыка, льющаяся отовсюду и радостный смех…  Одинаково стройные молодые женщины в туниках и коротких платьицах, одинаково стройные молодые мужчины, без бород и коротко стриженные по последней моде, также в туниках и коротких плащах.

Если бы какая-нибудь обитательница Поднебесья, спустившись на землю, увидела все это впервые, она бы не поверила своим глазам — куда я попала? Неужели по ошибке полетела не туда и оказалась в своем родном Поднебесье?

Хотя нет…  Внимательно присмотревшись, она увидела бы, что все-таки она не перепутала небо и землю. У женщин не золотистые волосы, за спинами у них не видно прозрачных крылышек, а у мужчин видны следы бритья на подбородках и щеках. Но, самое главное, — феи всегда чем-то заняты, всегда куда-то летят, что-то делают, словно пчелы в улье, а здесь…  Миллионы и миллионы людей только и заняты тем, что переходят с танцплощадки на пляж, с пляжа в иллюзиумы, из иллюзиумов к визаторам, от визаторов — в общественные рестораны…  Миллионы и миллионы абсолютно свободных от всякой заботы и абсолютно счастливых людей!

7.

— Ваша Премудрость, по-моему, нашему Совету по благоустройству Содружества уже нечем заняться, Вы не находите? Мы осуществили уже все, что только было нам под силу. Разве что пилюль, дающих вечную жизнь, не придумали, но это — не в нашей власти…

— Да, работа Совета за прошедшие три года нас потрясает, милочка, вам действительно удалось сделать все, что Мы задумывали и разрабатывали на протяжении многих и многих тысячелетий. Думаю, теперь наши подопечные легко продлят договор об Опеке, даже при вынесении вопроса на Всеобщее Голосование!

— Да, Ваша Премудрость. Но остается ещё одно «но»…

— Какое же?

— Мой муж, Король…  Он серьезно болен. Его кошмары не прекращаются…  Я, по совету Их Верности, окружила его такой охраной, что даже пылинка не может упасть на него без моего ведома, но эти кошмары…

— Мы думаем над этим, дорогая, Мы думаем. Скоро все проясниться, не переживайте…  Будьте счастливы!

— Да, Ваша Премудрость, да будут трижды благословенны Ваши слова отныне и до века.

Сеанс «умной» связи прекратился, и Её Величество встала со своего кресла, сняв с головы Анализатор. Она с тревогой взглянула на широкую кровать. Король, по-своему обыкновению, лежал с открытыми, невидящими глазами, смотрел в потолок, судорожно подергивая всеми членами тела, из его рта доносились глухие нечленораздельные звуки. По уголкам его губ стекала темная пена, заботливо вытираемая Щенком, лоб покрыла холодная испарина, по щекам скатывались слезы.

«Как, ну как я могу быть счастлива, если мой муж — несчастен!? Мы сделали миллионы людей блаженными — хотя и пришлось потрудиться дни и ночи всему Сообществу — но при этом я сама, их Королева, глубоко несчастна, видя страдания моего возлюбленного мужа. Какая горькая ирония судьбы!» И по щекам Её Величества скатились две крупные, величиной с горошину, слезы, а потом она опустилась на колени перед кроватью мужа и, уронив хорошенькую головку на его грудь, беззвучно зарыдала.

КНИГА II ВТОРЖЕНИЕ

ГЛАВА 14 И снова — «Королевская Охота»

1.

В «Королевской Охоте» в этот день было особенно много посетителей, так что новенькой Смотрительнице приходилось туговато. Хотя большую часть работы — разнос напитков и угощения, уборку посуды, уход за столиками — все это делал целый взвод специально запрограммированных големов из розового металлозаменителя, однако помимо этого приходилось делать много чего ещё — того, что не под силу пустоголовым «железякам», как их прозвали в народе. А улыбнуться клиентам, а сказать пару ласковых слов, а угадать музыкальную программу…  — эти, и многие другие операции, големы как раз делать и не способны — им бы только миски подавать…  Вдобавок ко всему сегодня было особенно много посетителей — наступал день третьей годовщины коронации Их Величеств — блаженнейших и благочестивейших монархов Роланда и Эсмеральды — да будет их имя трижды благословенно от ныне и до века!

Конечно, если бы «Королевская охота» оставалась прежней маленькой забегаловкой на пару сотен человек, а сам хутор не состоял бы, как раньше, из полутысячи убогих хижин — справиться было бы не сложно и без всяких големов. Однако буквально за три года «Королевская Охота» изменилась до неузнаваемости. Раньше вся молодежь стремилась из него уехать куда глаза глядят — жить в такой «дыре» никому не хотелось, а потому население хутора было весьма немногочисленным. Оставались только ярые любители охоты в здешних богатых на дичь лесах да стойкие патриоты своей маленькой родины. Но после того, как Роланд и Эсмеральда стали «Их Величествами» — все поменялось. Оказалось, что молодой король некогда целых полгода прожил в местной гостинице, а молодая королева лично спасла хутор от нашествия из-за Предела. «Королевская охота» из захудалого поселка сразу же превратилась в место паломничества. В трактиребыла поставлена мемориальная доска на том месте, где обычно сидел «Принц», а рядом с ним — памятник «Прекрасной Фее», отбивающий нашествие чудовищ из леса.

Но это только начало. Поскольку с каждым годом туристов становилось все больше и перевалило за десятки тысяч, хутор быстро разросся. Стали строится новые дома, и причем дома нового типа — стеклянные, прямоугольные, с ромбовидными, как в улье, окнами, многоэтажные, с просторными комнатами, бассейнами, визаторами, спортивными площадками в просторных дворах. Были проведены широкие асфальтовые дороги для самодвижущихся повозок, посадочные площадки для летательных аппаратов. А рядом со старой таверной, ставшей музеем, было воздвигнуто совершенно новое строение из стекла и металлозаменителя с причудливым названием «Релаксариум» или, как их коротко называли по всей стране, просто «релакс». Со старой таверной ему, конечно, было не сравниться. Это было колоссальное здание, высотой в пятьдесят человеческих ростов, а в диаметре в десять раз больше, с более чем двадцатью этажами вышиной. Причем сама крыша здания была стеклянной. Танцевальные площадки здесь перемежались с барными стойками, бассейнами грез и залами с визаторами на все четыре стены, тренажерными и спортивными площадками…  В общем, в «релаксе» было все, что душе угодно — здесь можно было погрузиться в иллюзию, выпить в веселой компании розовой воды, потанцевать или позаниматься спортом — все в одном месте. А потому в «Королевской Охоте», как и в любом городе Содружества, «релакс» очень скоро стал самым посещаемым местом, центром городской жизни.

Вот и сегодня «релакс» был забит до отказа. Помимо своих родных завсегдатаев сюда понаехало посетителей со всей страны — не все же могли позволить себе такую роскошь как поехать на коронационные празднества в сам Авалон! Да и зачем? Ведь и здесь, в этом памятном месте, погрузиться в бассейны грез и побывать на коронационных торжествах в ничем не отличимых от реальности иллюзиях и лично пообщаться с королем и королевой, а потом, проснувшись, получить от королевских особ подарки, которые загодя были завезены сюда карликами. Ну а потом — пуститься в омут удовольствий по той программе, которую подготовили феи-специалисты 7-го отдела «ЖАЛА», или говоря попросту — «Фабрики грез». Смотрительница получила эту программу ещё неделю назад и всю неделю программировала устройство «релакса» так, чтобы никаких сбоев не было. Чтобы и падающие с потолка ароматные лепестки, и музыкальные фейерверки, и клубы опьяняющего розового дыма на танцполе, и вырывающиеся неизвестно откуда иллюзии гигантских стрекоз и пчел, хватающие празднующих и улетающие с ними под облака, и многое-многое другое, работало как часы.

Но даже теперь — когда программа работала безотказно и в строю были полторы сотни «железяк» — она не могла по-настоящему расслабиться — необходимо было следить, чтобы не было сбоев, но, самое главное, чтобы никто из празднующих не пострадал — не утонул в бассейне грез или не полез кататься на аэронах, перепив розовой воды. А для этого необходимо было посматривать в операторской, нашпигованной экранами визаторов, как себя ведут люди в различных залах «релакса».

Но пока никаких отклонений не было. Люди просто развлекались, благо, праздничная ночь только началась. Молодые подтянутые мужчины и такие же молодые и стройные как на подбор женщины, выпив розовой воды, двигались в полутьме танцполов под ритмичную музыку, бассейны грез были заполнены обнаженными телами, ну а уж столики в барах были заполнены так, что яблоку негде было упасть…

Смотрительница зевнула во весь рот и потерла опухшие от бессонницы глаза — она уже неделю нормально не спала, готовясь к празднику. В это время раздался осторожный стук в дверь, а затем в комнату вошел один из големов-распорядителей:

— Госпожа, может, стакан розовой воды? Ночь ещё только началась…

— Нет, спасибо, С-300, я справлюсь. От розовой воды я могу потерять над собой контроль, а мне этого как раз и нельзя делать — с меня потом спросят, если что-нибудь омрачит празднества.

— Как хотите, госпожа…  — и голем также осторожно закрыл дверь. А Смотрительница опять повернулась к визаторам и, рассеянно просмотрев экраны почти пятидесяти из них и уже собираясь встать и пойти в «обход», вдруг резко остановилась на последнем, пятьдесят первом визаторе, показывавшем происходящее в секторе № 1-15, бар № 7, на первом этаже. Там за столиком в дальнем углу сидел какой-то человек, мужчина. Её внимание привлек уже сам факт того, что мужчина сидел один. Такого быть не могло — если человек выпил хоть один стакан «розовой воды» — а пить её пили все — человек не мог просто так сидеть один и молчать. Он должен смеяться, танцевать, шутить, бегать на спортплощадке, болтать — в общем, хоть как-то выражать ту бурную радость, которую приносит этот чудесный напиток. Вторая странность была в том, что на его столе ничего не было, кроме блюда с овощами. Пил он только из своей фляжки. А третья состояла в том, что он был одет в зеленый плащ с капюшоном, который полностью скрывал его лицо. В принципе, конечно, носить такую одежду не запрещалось, тем более, что рядом — Лес, а в него любили ходить всякого рода охотники. Странность состояла в том, что он не переоделся, направляясь в «релакс»…

Смотрительница буквально пожирала глазами странного посетителя и полностью забыла о своих непосредственных обязанностях. Она прикоснулась пальцем к экрану визатора и картинка приблизилась. Теперь она видела странного человека в реальную величину, но лицо по-прежнему рассмотреть не удавалось — проклятый капюшон скрывал его.

Она уже хотела вызвать себе замену, чтобы пойти в обход как раз в этот зал, чтобы попытаться «разговорить» странного человека, но тут к пустующему столику подошла одна, с виду весьма перепившая розовой воды длинноволосая женщина. Смотрительница нажала ещё раз на визатор и появился звук. Эта женщина оказалась весьма кстати — может, наблюдая за их беседой, удастся узнать что-нибудь о странном посетителе, не «подставляясь» самой.

Черноволосая женщина в оранжевой тунике довольно развязно села на пустующее кресло напротив человека в капюшоне и положила свои тонкие красивые ноги в оранжевых сандалиях прямо на столешницу, «стрельнув» глазками в сторону незнакомца. Не дожидаясь реакции с его стороны, сказала заплетающимся языком:

— Молодой человек, а почему вы не танцуете? Это просто возмутительно! Девушка тут одна, ей скучно, а он, понимаете ли, сидит тут в гордом одиночестве и даже не пьет!

Но незнакомец ничего не ответил, продолжая сидеть неподвижно, не обратив на неё ни малейшего внимания.

— Нет, ну вы только посмотрите на этого грубияна! — еле ворочая языком, вскочив из-за стола, сказала женщина. — Он даже не отвечает мне!

Хотя в зале на полную катушку гремела танцевальная музыка, но сидящие за соседним столиком люди обратили на неё внимание и стали недоуменно оборачиваться, а кое-кто прыснул со смеху. Очень скоро, никем не замеченный ранее странный человек оказался объектом для всеобщего обозрения и шуток. И только тогда он стал подавать признаки жизни. Он резко встал и направился к выходу из зала, совершенно не обращая внимания на приставшую к нему женщину и зевак. Упустить этого человека не входило в планы Смотрительницы, а потому она уже хотела броситься в залу, но что-то её остановило.

Она вновь бросила взгляд на визатор № 51 и увидела, как на полпути к выходу из зала странному человеку преградил путь широкоплечий великан с густой рыжей шевелюрой и здоровенными бицепсами на руках.

— Эй, парень, у нас с девушками так не поступают! Ты откуда взялся дикарь такой, а?

Он угрожающе положил свои массивные ручищи на плечи странного человека, который был ниже его на целую голову.

— Во-во! Покажи ему, красавчик, дай ему в ухо, научи его, как надо вести себя в сообществе! У нас ни один одинокий мужчина не имеет право отказывать одинокой женщине во внимании! — закричала черноволосая, заходя странному человеку с тыла и хищно облизывая губы тонким розовым язычком.

Тут уж Смотрительница не могла не вмешаться. Потасовок допустить она не могла! А потому, нажав специальную кнопку на панели — для вызова напарнице, которая должна была возвращаться из «обхода» внешней части «релакса», со всех ног устремилась в зал.

А потому не увидела, как странный посетитель, попав в действительно затруднительное положение, стоял как вкопанный, не зная, что предпринять.

Но в этот самый момент, когда черноволосая девица, не спуская с обидчика пристального «хищного» взгляда, подкрадывалась сзади, рыжий детина вдруг вместо того, чтобы ударить его, схватил его за руку и что было силы в его огромных медвежьих ручищах, отбросил в сторону, прямо на столик ничего не подозревающей влюбленной паре. Незнакомец, упав всей своей тяжестью на столик, разбил его вдребезги. Хозяева столика закричали, но вскоре этот крик был подхвачен всем залом.

Потому что как раз в тот момент как рыжий великан отбросил незнакомца в капюшоне, пустое пространство, где только что стоял незнакомец, вхолостую схватили руки девицы и раздался пронзительный визг. Девица буквально на глазах стала преображаться — длинные накрашенные ярко-красным лаком ногти превратились в когти, белоснежные зубы — в пасть, усеянную острыми зубами хищника, глаза исчезли, и на их месте оказались какие-то черные провалы. В то же мгновение она по инерции бросилась на рыжего великана и, хотя и была в два раза ниже его, повалила его на пол, схватила когтистыми «руками» чем-то напоминающими лапы гигантской черной кошки его за горло и потянулась белыми клыками к его глотке.

Крик ужаса охватил весь бар и люди толпой повалили к выходу. Завыла сирена. Рыжий великан, несмотря на всю свою медвежью силу, никак не мог освободиться от женообразного чудовища, оторвать её от своей шеи. Та вцепилась в неё намертво — ему удавалось только удерживать её страшные, хищно клацающие челюсти на некотором расстоянии от лица — и то с трудом — ужасные зубы неумолимо приближались, а рыжеволосый здоровяк уже хрипел от удушья…

В этот момент незнакомец в плаще пришел в себя от удара об стол и, вскочив на ноги, бросился на помощь своему спасителю, но в это время в дверном проеме показалась Смотрительница.

— Ни с места! Прочь! Я — сама! Я — сама, говорю! — взвизгнула она и с этими словами она сорвала со своей форменной туники розовый ремешок и, быстро сделав петлю, накинула её на шею беснующейся твари и резко потянула её на себя. Но тварь оказалась на диво сильной и никак не хотела оставлять горла своей жертвы в покое. Смотрительница ничего не могла сделать.

Незнакомец в плаще, оправившись от растерянности, выхватил из ножен длинный охотничий нож с серебряным лезвием и подскочил к твари. От быстрого движения и сильного взмаха рукой капюшон спал с его головы и обнажил голову — длинные золотистые кудри, причудливо светящиеся в полумраке, рассыпались по плечам. Смотрительница ахнула, а тварь пронзительна закричала: «Зде-е-е-е-е-е-е-е-ес-с-с-с-с-с-с-сь!!!!!!!!!!!!!!!», но уже в следующий момент получила удар в горло, раздался громкий булькающий звук и чудовище обмякло.

— Быстро! Оттащи её в сторону! Её кровь — сожжет его! — нечеловеческим голосом закричал Люк (а это был именно он), и Смотрительница тут же рванула тварь в сторону и бросила её на опустевший диванчик. Хлынувшая черная кровь отвратительно закипела, оставляя проплешины на стеклянном полу и шелковых подушках дивана. Рыжеволосый великан, судорожно хватаясь за горло, громко кашлял и не мог подняться с пола. Смотрительница уже подбегала к нему.

— Не, кх-кх…  не беспокойтесь…  кх-кх-кх…  все…  в…  порядке…

Но в этот миг раздался звук бьющегося сразу в нескольких местах стекла (бар находился на первом этаже) и толпа чудовищ ворвалась в зал: пятеро «мужчин» — обнаженных, покрытых черной шерстью с длинными космами и две женщины — безволосые, лысые, но с кожистыми крыльями за спиной. И все как один кинулись на Люка, не обращая внимания ни на Смотрительницу, ни на рыжего великана.

Люк, запертый в углу между барной стойкой и стеной, схватив стул в одну руку, а в другой держа охотничий тесак с серебристым лезвием, пытался отбиваться от тянущихся к нему когтистых лап, парируя их удары стулом и сам нападая.

— А-а-а-а-а-а!!! — заорал рыжеволосый великан и метнул в толпу нападающих большущий стеклянный стол. Отломав у другого металлическую ножку, он размахивал ею как дубиной — причем держа её посередине и нанося удары двумя крайними концами. Смотрительница тоже не осталась в стороне — она сняла со своих запястий бирюзовые браслеты и, что-то крикнув на незнакомом языке, бросила их на пол. Браслеты разомкнулись, зашипели…  и в один момент превратились в две змеи, которые стремительно увеличивались в своих размерах, пока не превратились в два огромных — выше среднего человеческого роста — ящера со змеиной шеей и головой. Оба ящера бросились на нападавших — и вовремя!

Потому что и Люк, и рыжеволосый великан бились уже из последних сил. Какая-то тварь вырвала у Люка стул, а сравнительно короткое лезвие тесака мешало ему держать нападавших на безопасном для себя расстоянии. И хотя одну из тварей ему удалось убить метким ударом прямо в сердце, другая, летающая женообразная горгулья, кинулась на него сверху и обхватила его шею. Рыжий же не мог прийти ему на помощь, поскольку его самого окружило четверо волосатых «мужиков» и он едва отбивался от их когтистых мускулистых лап железной дубинкой.

Зеленые ящеры подоспели как раз вовремя — один из них ударом длинного и мощного хвоста сбил с ног сразу двоих «мужиков», а его пасть сомкнулась на шее нападавшей на Люка горгульи, в то время как вторая сбила с ног троих «мужиков» и расправилась с другой горгульей. А Смотрительница, подбежав к Люку, схватила его за руку и тревожно прошептала:

— С тобой все в порядке, Дикарь? — и пронзительно посмотрела на него. Их взгляды встретились и Люк усмехнулся:

— Привет, «розовая»…  Какая встреча! Теперь мой долг перед тобой вырос вдвое!

— Дурак ты был, дураком и остался! — только и успела прошептать она, как до обоих донесся рев рыжего:

— Мурины вас подери! Уходим! Тут их скоро будет не счесть!

Он кое-как отшвырнул в сторону очередную тварь, но в окна уже пролазили все новые и новые «гости».

Подбежав, рыжеволосый бесцеремонно схватил одной ручищей Смотрительницу-Милену, другой — Люка, и бросился бежать к двери, предоставляя возможность бирюзовым ящерам, отчаянно шипя и свистя, обиваться от все новых и новых нападающих тварей.

Едва они миновал дверной проход, как до них донесся предсмертный визг одного из ящеров и пара-тройка тварей ринулись за ними в погоню. Но к двери уже подбегала пара десятков големов с шоковыми дубинками наперевес — грозным оружием для пьяных дебоширов и, увы, только для них. Они отважно бросились на выскочивших тварей, нанося точные и быстрые удары. Из дубинок вырывались сине-зеленые искры, слышался сухой треск электрических разрядов. Твари взвыли и подались обратно, но к ним уже подходили подкрепления…

Оглушающе громко взвыла сирена и мелодичный женский голос, радостно и спокойно, произнес:

— Внимание! Внимание! Уважаемые посетители, просьба немедленно покинуть «Релаксариум» через аварийные выходы, отмеченные серебристо-белым мерцанием. Здание подверглось нападению. Не беспокойтесь! Служба безопасности «ЖАЛА» уже вызвана! Скоро все будет в порядке!

— Только «ЖАЛА» мне тут не хватало! — в сердцах крикнул Люк. — Ну, все, мне пора!

— Да подожди ты, дурачок! — крикнула Милена — «ЖАЛО» — это единственное спасение для тебя! Эти твари охотятся за тобой! Только «ЖАЛО» может тебя укрыть! Его крепости в Поднебесье неприступны!

— Опять ты за старое, «девушка моей мечты»!?

— Да прекратите же вы оба! — взревел рыжеволосый, все ещё не отпуская их рук. — Пойдем туда, куда скажу я! Живо на аэроплощадку, за мной! — и, не спрашивая согласия обоих, потащил их к ближайшему аварийному выходу. А в это время уже два десятка тварей, разбив вдребезги оставшихся големов, бросились за ними вслед.

На аэроплощадке царил сущий кошмар. Люди бегали в беспорядке, как перепуганные овцы во время бури. Кто-то уже влетел в аэроны и стремительно поднимался в воздух, но большая часть людей просто носилась туда-сюда, не в силах что-либо предпринять. Пара тварей уже выскочила на посадочную площадку, вызывая оглушающую волну женского и детского визга. На них бросились големы-охранники и потому некоторое время твари не могли никому причинить вреда. Из окон второго этажа выпрыгивали люди, выбивая стекла стульями, где-то полыхнули языки пламени, повалил дым. Посетители как горох высыпались через аварийные выходы из «Релаксариума».

— Мурина вас побери, господин, где же вы! — в сердцах закричал рыжий, но в этот миг к ним подлетел белоснежно-белый яйцеобразный четырехместный аэрон с черноволосым мужчиной за рулем.

— Быстро! В машину! — закричал он, с беспокойством глядя на «релакс», из окон которого уже выпрыгивал с десяток тварей. — Скоро здесь будет жарко, как в жерле вулкана!

— Гастон! Слышишь? Я никуда не поеду! — закричал Люк. — Тут люди погибают!

— Рольф, тащи обоих в кабину, быстро! — закричал Гастон. — Быстро, кому говорю!

Но в этот момент к открытой дверце аэрона уже подлетела какая-то мамаша с потекшей по всему лицу тушью с двумя малышами в руках:

— Дети! Мои дети! Спасите детей! — заверещала она. — Умоля-я-я-я-яю-ю-ю-ю-ю!

— Тьфу ты! — в сердцах плюнул прямо на посадочную площадку Гастон и выскочил из машины, с небольшой зеленой заплечной сумкой в руках. — Быстро, садись! — и втолкнул мамашу с детьми в кабину, а потом быстро нажал какую-то красную кнопку на пусковой кабине и аэрон тут же взмыл в воздух.

— Они…

— …  улетят на ближайшую стоянку аэронов на автопилоте — махнул рукой Гастон. — Мое место здесь, с тобой! — и с этими словами быстрым движением достал из сумки какую-то маленькую золотистую трубку с ручкой, а две других кинул рыжеволосому великану Рольфу и Люку. — Это подарок нашего паукообразного друга, тысяча зарядов. Вам же, леди, я настоятельно советую держаться за нашими спинами.

— Ещё чего! — вспыхнула девушка, но договорить не успела. С десяток тварей — волосатых обнаженных «мужиков» с головами волков, кабанов, козлов, с такими же черными как ночь, без зрачков и белка, провалами вместо глаз — добив големов-охранников, бросились на стоящих.

— Цельтесь и жмите на спусковую скобу, как я! — закричал Гастон, прицеливаясь, а потом выпуская ярко-желтые, похожие на солнечные, лучи из своей трубки. От попадания одного луча твари превращались в живые факелы и в считанные мгновения сгорали дотла. Малыш Рольф, для конспирации лишившийся своей чудной окладистой бороды и усов, в дурацкой тунике, переливающейся всеми цветами радуги, вместе с Люком присоединились к нему.

Когда от тварей остались только черные вонючие лужицы, все четверо бросились обратно в разгромленный «Релаксариум», осторожно перелезая через разбитые окна, чтобы не пораниться об осколки стекол. Здание было уже почти пусто, по крайней мере, на нижних этажах. Всюду были перевернутые столы и стулья, битое стекло, лужи и навязчивый вой серены, вещавший умилительно спокойным и радостным голосом.

— Бежим наверх! Может быть там требуется наша помощь! — закричал Люк и все четверо побежали по лестнице. И действительно, с четвертого этажа раздавались какие-то крики — оттуда уже значительно сложнее было убежать, чем с первого и второго.

Хрустя стеклянной крошкой под ногами, все четверо, перепрыгивая через ступеньки, добрались до верха и попали в огромное помещение бассейна грез. Овальное пространство бассейна было все заполнено обнаженными женщинами, сбившимися в кучу у середины, по грудь в воде. Сигнал тревоги автоматически прекратил трансляцию грез, но, видимо, выбраться из бассейна они не успели. И теперь они не слабее сирены верещали на весь зал, глядя как несколько десятков мужеобразных обнаженных тварей с звериными головами носились по кругу и щерили на них свои острые зубы, утробно рыча.

— Ого! — довольно гоготнул Малыш Рольф. — Никогда не видел столько голых дам в одном месте! — и тут же получил подзатыльник от Милены, которая сбросила с себя ставшую ненужной иллюзорную внешность Смотрительницы «релакса». Вместо белоснежной туники — черный облегающий кожаный комбинезон, вместо изящных туфелек — черные кожаные сандалии, вместо серебряного анализатора на голове — черный деревянный. Люк, случайно бросив на неё взгляд, лишь присвистнул, но Милена, оттолкнув растерявшихся от такого количества голых дам мужчин, бросилась на выручку. Вынув из кармана комбинезона эбеново-черную лакированную палочка, она взмахнула ею и прямо из воздуха стало конденсироваться черное облако. Но не просто облако, а живое, движущееся, даже…  жужжащее! И вот уже живая туча черных лесных ос — тысячи и тысячи особей — с злобным воем полетели на чудовищ. И вот уже они катаются по полу, неистово вереща.

Но и мужчины не остались без дела, так как новые твари уже ломились из обоих дверных проемов.

Пока мужчины отстреливались, Милена подбежала к несчастным женщинам.

— А ну молчать! — не выдержала она. — Сидите здесь, в водоеме, тут вы в безопасности! «ЖАЛО» прибудет и вас эвакуируют!

Женщины как по команде замолчали, опасливо озираясь на мужчин. Те как раз закончили стрелять, добив даже тех тварей, что ещё выжили от укусов черных ос.

— А мне кажется…  что…  кх…  кх…  кх…  — закашлял Люк, — что даже…  здесь…  мы не…  в без…  опас…  ности…  кх…  кх…  кх…

Закашляли и Гастон, и Малыш. Лица у всех трех покраснели. Милена бросила беспокойный взгляд и все поняла. «Ядовитый черный дым!»

— Быстро, в воду, все трое! Намочить ткань в воде и дышать через неё. НЕМЕДЛЯ!!!!!!!!!!!!

И в самом деле, от пострелянных лучевыми трубками и сгоравших тварей поднимались клубы черного как ночь дыма — от него жгло горло, кружилась голова, в голове путались мысли, возникало удушье. Все трое мужчин беспрекословно бросились в розовый бассейн и, намочив в воде ткань одежды, приложили её к носу и рту и стали дышать через неё. А Милена уже вызывала искусственный ветер, чтобы развеять смертоносную заразу.

2.

Летучий Остров № 4, отвечавший за безопасность Западной части Хартленда, представлял собой огромное искусственное облако голубого цвета миль в двадцать в диаметре. Он парил, как одинокий парусник посреди бескрайнего моря выше уровня облаков, защищенный глазоотводящими заклинаниями, делавшими его невидимым с земли. На Острове были установлены специальные капсулы, напоминавшие внешне выросшие прямо из поверхности облака голубые цветки с большими, в три человеческих роста, бутонами. Именно в них и спали феи сторожевого взвода «ЖАЛА» «Шершень-1». Лишь две дежурные феи бодрствовали, сидя в миниатюрном зале собраний — уменьшенной копии того, что находился на Острове Фей — и играли в самую любимую для всех фей-часовых «ЖАЛА» игру — «бумбарашки». С виду она напоминала чем-то шашки или шахматы, но в отличие от них, здесь в роли фигур выступали, с одной стороны, войско фей разных рангов и разных способностей, а, с другой стороны, разнообразные монстры — каждый со своими боевыми способностями — от мурин, снегов и драконов до волколаков и тигровидных крыс. Игра называлась «бумбарашки», потому что во время столкновения враждующих фигур раздавались звуки «бум» и «барах». Феи в зависимости от рангов били своих врагов то огнем, то молниями, то огненными бичами, а монстры атаковали их своим оружием: мурины — скорпионьими хвостами, снеги — длиннющими когтями на лапах, драконы — огнем и так далее. В этот раз фея в золотистой тунике, что играла монстрами, была близка, как никогда, к победе — горстка игрушечных фей была зажата в угол и со всех сторон атакована вдвое превосходившими их по численности монстрами.

— Так нечестно, сестра! Враги Сообщества ни в коем случае не должны победить! Это противоестественно! — воскликнула другая фея, также в золотистой тунике.

— Ха-ха! — довольно засмеялась её противница. — А почему бы и нет? Надо было играть внимательнее! Ты сама виновата, что четыре фигуры потеряла в самом начале — и ради чего! — ради двух жалких волколаков! — и, скорчив рожицу, показала своей неудачливой сопернице язык.

— Ну все, держись! Я перехожу в решительное наступление! — воскликнула фея и телепатически передала приказ своему последнему резерву атаковать левый, самый слабый, фланг армии монстров — прикрытый всего тремя волколаками. Крошечные миниатюрные феи, жужжа крылышками, послушно полетели на указанные им ячейки и ударили молниями по кровожадно скалящим зубы миниатюрным монстрам. Раздалось звонкое «бум» и «барах», волколаки взвизгнули…  — Ну, и что ты на это ответишь?! — торжествующе воскликнула фея и…

В этот момент анализаторы обоих завибрировали.

— Проклятье! В самый интересный момент! — недовольно скорчила рожицу атаковавшая фея, но в следующий момент она уже напрочь забыла об игре…

— … Ваша Верность, вызывает старшая сестра взвода «Шершень-1», Летучий Остров № 4! Беспрецедентное нашествие на «Королевскую Охоту», сектор 5-16. Твари из-за Предела…

— ЧТО-О-О-О-О-О!? А чем, мурина их подери, занимаются Хранительницы Предела!!!!!!!?????

— Мы уже связались с ними. Эти твари каким-то образом проникли, минуя Предел. Обстоятельства требуют расследования, но возможно это какой-то подземный ход, Ваша Верность!

— Пещерные дэвы вас подери! Твари Предела неразумны — они бы никогда не догадались до такого! Это ж не карлики, не мурины в конце концов!

— Да, Ваша Верность, но это единственное разумное объяснение. Старшая Хранительница Предела уверяет, что через её заслон пока никто не прошел, она продолжает удерживать его…

— Удерживать?!

— Толпы этих тварей совсем недавно атаковали и как безумные рвутся через Предел! Аватары и големы едва справляются, но пока ещё никто не прорвался. Каковы будут инструкции Вашей Верности?

— Немедленно приступить к эвакуации людей на ваш Остров! НЕМЕДЛЯ!! Ни один человек не должен пострадать! Отвечаете головой! Доклад через каждые полчаса. А я уже лечу за подкреплением!

— Так точно, Ваша Верность!

— Да пребудет с вами Создатель, Которому мы служим!..

Телепатическая связь прервалась, и старшая сестра в кремово-белой тунике бросилась к поднятым по тревоге сестрам, чтобы немедленно запускать аватары, приводить в движение боевых големов и снаряжать многоместные аэроны для эвакуации.

3.

А у Предела между тем действительно творилось что-то невероятное.

После таинственного исчезновения три года назад сразу половины сестер-Хранительниц — № 4,6,7,1,9 и 12 в зоне Предела были собраны значительные силы — почти полторы тысячи боевых големов с огнеметами и отряд аватаров — по десять на каждую сестру охраны. Было выкопано три рва глубиной в двадцать человеческих ростов и шириной в пятнадцать, заполненных кислотой. За рвами сделан высокий частокол из несгораемого металлозаменителя в три ряда с башнями, на которых были установлены новинки боевой техники от шестого отдела «ЖАЛА» — крупнокалиберные автоматические, самонаводящиеся пушки, стреляющие разрывными и зажигательными снарядами. Зона Предела превратилась в неприступную крепость, которую, ко всеобщему удивлению, никто и не пытался штурмовать. Посланные же на поиски пропавших фей отряды големов и аватаров исчезали бесследно, что с ними случалось — никто так и не узнал, так как связь с ними прерывалась гораздо раньше. А жертвовать новыми феями Старшая Хранительница Предела, конечно же, не хотела — пропавших шести сестер для год от года сокращающегося Сообщества — это и без того слишком, слишком много…

Так вот, в праздничную для всего Содружества полночь — трехлетнюю годовщину коронации Их Величеств — началось настоящее светопреставление. Из мрачных глубин по ту сторону Предела вдруг невесть откуда стали вылезать даже не десятки и сотни, а тысячи тысяч самых разнообразных тварей. Тут были и традиционные полиморфы, гибриды людей с животными — волками, кабанами, козлами и так далее. Однако наряду с ними появились и совершенно невиданные монстры — исполинские шестирукие медведеобразные гориллы, летающие кривозубые женщины с черными провалами вместо глаз, вырывающиеся прямо из-под земли черные щупальца, громадные мохнатые пауки и многие-многие другие. Но самое удивительное было в том, что ранее неразумные твари теперь действовали на удивление организованно и целенаправленно, как будто их направляла чья-то вполне разумная воля! Шли они молча, а потому их засекли только после того, как они переправились через первые два рва, положив на них заранее заготовленные мосты!

Охрана Предела ответила ураганным огнем из пушек и огнеметов, а аватары, взявшись за руки, низвели с небес целый ливень огня. Первые ряды тварей — сразу тысячи полторы — сгорели дотла, но от них поднялись клубы удушливого черного дыма, который в сторону частокола понес непонятно откуда взявшийся ветер. От едкого дыма такой чудовищной концентрации распадался в прах, буквально за считанные минуты, даже нержавеющий металлозаменитель, из которого были сделаны и частокол, и башни, и пушки, и големы. Сотканные из воздуха аватары, попав в облака дыма, сразу же теряли связь со своими хозяйками.

В образовавшиеся бреши хлынули первые волны чудовищ.

— Прекратить огонь! Прекратить! Немедля! — истошно закричала Верховная Хранительница в Командном центре, в двадцати милях от частокола, который размещался в уютном домике у водяной мельницы, в котором обитала когда-то бывшая Хранительница Предела № 3, ныне Королева. Она как завороженная смотрела на плоский, длиной во весь стол, экран визатора, на котором отображалась в реальном времени вся система укреплений. — Големы пусть бьются вручную, дубинками, оставшиеся аватары отвести! Сестры, готовимся ставить сверхмощный барьер!

Все сестры-хранительницы встали в круг и взялись за руки. Закрыв глаза, они стали представлять, как белесые капельки ночного тумана конденсируются, соединяясь друг с другом невидимыми нитями в одну прочную, неразрывную ткань. Туман становится все выше и выше и выше, и вот — он уже достигает верхушек самых высоких деревьев. Туман совершенно непроницаем, сквозь его пелену ничего не видно даже в двух шагах. Туман сверхвязок, и всякий, кто попадает в него, напрочь застревает в нем, как в болоте — застревает и задыхается, потому что мельчайшие частицы-капельки заполняют легкие вязкой влагой…

Пока воздушные аватары — летучие обезьяны с прозрачными крыльями, розовые грифоны и орлоголовые крылатые люди, взявшись за руки, образуя круг, выращивали сплошную стену из тумана, остатки големов героически погибали, защищая третью линию частокола. Не знающие страха и боли, эти высокие, выше человека, псевдо-люди из металлозаменителя, с бесстрастными лицами, с тяжеленными дубинками, способными проломить череп дракону, группами по 5-10 штук отважно сражались с черной волной тварей из-за Предела. Но результат был один. Стоило только голему удачно проломить череп той или иной твари, как черная жижа, заменявшая им кровь, потоком лилась на его серебристую грудь или живот или ноги, и вот уже беспомощная конструкция со скрипом падала на землю, разъеденная странным темным веществом, циркулировавшим в жилах чудовищ! Против же гигантских шестилапых горилл големы вообще были бесполезны. Они растаптывали их как крыс, на ходу круша кулаками остатки стен заграждения.

Однако к тому времени, как с големами было покончено и волна черных тварей, ликуя, хлынула было дальше, она внезапно натолкнулась на стену водянистого тумана и — разбилась об неё! Эта преграда пока оказалась не по зубам тварям из-за Предела! Пронзительно вереща, завывая и рыча, черная волна отхлынула от нового рубежа обороны, как волна прибоя откатывается от неприступного для неё скалистого берега.

— Фу, сестры, хвала Создателю, кажется, мы остановили их! — утирая холодный пот со лба, сказала Верховная Хранительница, и впервые за последние два часа улыбнулась. Морщинка на её красивом высоком лбу разгладилась, а в небесно-голубых глазах мелькнули радостные огоньки.

— Старшая сестра, старшая сестра, смотри, они перед кем-то расступаются! — вдруг пронзительно закричала Хранительница Предела № 2, указывая пальчиком в центр визатора.

И в самом деле, на плоском экране отчетливо было видно, как толстая черная цепь тварей у самой границы тумана порвалась в одном месте, и сквозь неё прошел кто-то странный. Ростом он был не выше обыкновенного человека и вообще с виду был как человек — с головой, руками и ногами, но как бы сотканными из кромешной тьмы, причем такой кромешной, что даже в такую темную ночь как эта, его черный силуэт отвратительной кляксой выделялся среди темного леса и земли. Самое же странное было в том, что у этого «человека» не было лица, только две красные, ярко горящие, точки.

— Создатель! Такую тварь мы отродясь ещё здесь не видели! — прошептала Старшая сестра. — Безликий какой-то…

Но это последнее, что успела сказать Старшая сестра, потому что в этот момент Безликий вдруг поднял голову и прямо с экрана визатора посмотрел на Старшую Хранительницу Предела. Раздался глухой стон — и та упала замертво — немой ужас навсегда застыл в её остекленевших глазах…

— Немедленно гасим все визаторы, сестры, НЕМЕДЛЕННО!!!!!!!!!!!!! — раздался истошный крик Хранительницы Предела № 2 и мерцающий экран на столе, равно как и висящие в воздухе шары, отвечающие за управление аватарами, потухли. А вместе с ними отряд Хранительниц Предела потерял всякую связь и с линией фронта, и с Командным Центром на Летающем Острове № 4.

4.

Наконец, искусственные маленькие торнадо очистили воздух и все трое мужчин смогли вылезти из розовой воды. Дышать были по-прежнему больно, а одежда в некоторых местах была прожжена, словно кислотой. А под прожогами на коже появились красные волдыри, так что пришлось Милене приняться за обработку ран. Твари вроде бы попритихли.

— Кто-нибудь есть ещё в здании? — спросил женщин Люк, которого Милена перевязала в первую очередь.

— Вроде бы больше никого, — неуверенно пожала плечиками одна из женщин. — Когда я проснулась, уже никого не было, чуть только из бассейна полезла — а тут — раз! — и эти страхолюды поперли, ну я и поплыла в центр…  — Остальные женщины быстро закивали головами в знак согласия.

— Видимо, остальные успели спуститься вниз, пока мы удерживали первых тварей в том баре, — обернулся к спутникам Люк. — Хорошо, сигнализация среагировала вовремя! А посетительницы бассейна грез проснулись не сразу…  Слушай, как тебя?..

— «Милена», — не поворачиваясь, ответила Милена, перевязывая большой ожог на шее у Малыша Рольфа, и, к его несказанному удовольствию, нежно прикасаясь тонкими нежными пальчиками к его коже.

— … ты ж Смотрительницей тут была, а мужской зал бассейна здесь есть?

— Конечно! Но он в другой части «Релакса». Не могут же мужчины и женщины голышом друг перед другом щеголять! — усмехнулась она.

— Та-а-а-к, понятно…  Значит, я пойду туда и посмотрю — может им тоже нужна помощь! — сказал Люк, засовывая лучевую трубку себе за пояс.

— Только через мой труп! — взвизгнула тут же Милена. — Либо я с тобой!

Малыш Рольф загоготал на весь зал:

— Ты что ж это, красотка, на голых мужиков поглядеть захотела! — но тут же получил от Милены по больной шее.

— Второй раз упустить тебя я себе не позволю! Я тебя два года выслеживала по всей Целестии! Я ради тебя продала душу Ночной Ведьме! И теперь ты ни шагу не сделаешь без меня! — в одно мгновение Милена оказалась между дверным проемом и Люком. И только теперь удивленный молодой человек заметил, что не видит у бывшей «девушки своей мечты» таких тонких и таких прозрачных крылышек…  И из его груди едва не вырвался горький стон.

— А потом, что ты сделаешь со мной потом? Сдашь «ЖАЛУ» или Ночной Королеве или кому бы то ни было ещё? — с вызовом воскликнул Люк, посмотрев ей прямо в глаза.

— Сдам…  — Люк сжал кулаки. — Но для тебя так будет лучше, Люцифер! Ты это поймешь, если я скажу тебе то, что мне открыла Ночная Королева!

— У меня нет времени выслушивать твои откровения, я должен спасти людей, которые нуждаются в моей помощи! — буркнул Люк, собираясь силой расчистить себе путь к выходу, оттолкнув Милену в сторону.

— Глупец! — истерически заверещала Милена. — Если тебя не остановить — погибнут не полсотни человек в этом бассейне — погибнет весь человеческий род, вся Целестия! Ты понимаешь?! Безликий охотится за тобой и если Он тебя получит, Он либо обретет неограниченную силу Потока, либо его сила и твоя, столкнувшись, всю Целестию превратят в пустыню, населенной одними тенями и призраками! Ты ЭТО понимаешь?! Люк! Брат мой! Понимаешь?!

Люк остановился, побледнел и мелко задрожал всем телом.

— Ч-что…  ты…

— Я твоя сестра по отцу, Люцифер, а Гастон, твой дядя, тоже по отцу. Мы…  мы…  одна семья…  — и по щекам Милены беззвучно потекли слезы. — Поверь мне, Люк, «ЖАЛО» обеспечит тебе безопасность от Безликого, оно будет лечить тебя от солнечной заразы, ведь вылечили же они отца, в конце концов! Триединая Премудрость примет тебя по-королевски! Никто тебя мучить и пытать не будет! Ночная Королева лично просила за тебя перед Их престолом!!! Только сдайся нам! Я сама буду тебе помогать, я ведь твоя сестра, в конце концов! И отец, он тоже! Ну же, Люк, родной мой!!! — Милена обняла его и положила свою головку на грудь Люка и зарыдала. Люк был не в силах освободиться от её объятий, а марево слез мешало ему видеть что-либо вокруг себя. А потому он не заметил, как к брату и сестре подошли молча Гастон и Малыш. Гастон положил свою тяжелую руку на плечо Люка и сказал:

— Тебе действительно предстоит сделать выбор, Люк, но я тебе предлагаю иной путь…

Люк и Милена одновременно повернулись в сторону Гастона и недоуменно уставились на него.

— Но в чем состоит этот путь, я не могу тебе открыть вслух, при всем моем уважении к вам, прекрасная леди! — он слегка поклонился Милене. — За этим я и вызвал тебя в «Королевскую Охоту», и послал к тебе моего верного Рольфа. И если ты хочешь воспользоваться этим путем, то нам лучше уйти отсюда, пока сюда не нагрянули главные силы Безликого или «ЖАЛА»…

— Только через мой труп! — как змея зашипела Милена и, отскочив от Люка, угрожающе воздела руки для магического удара.

Но в этот момент откуда-то из другого конца разоренного «релакса» раздались крики о помощи.

И Люк, не обращая внимания на Гастона и Милену, бросился бежать, на ходу вынимая лучевую трубку из-за пояса. Милена и Гастон пустились за ним, а Гастон успел крикнуть на бегу:

— Рольф! Охраняй женщин! Отвечаешь головой! — и скрылся в полутьме.

Аварийное освещение было скудным, мерцающим, в его красноватых сумерках мало что было видно. Повсюду следы колоссальных разрушений. Слава Создателю, трупов не было — здание действительно успели покинуть довольно быстро! Битое стекло повсюду, лужи пролитых напитков, обрывки одежды, потерянная обувь, перевернутая мебель, разорванные диваны, омерзительные черные вонючие следы всюду. И так — в каждом зале: и на танцполах, и в барах, и на спортплощадках, и в иллюзиумах…  Обрывки оборудования, ободранные стены, вонь…

Крики приближались. Люк бежал значительно быстрее остальных — годы, проведенные в Полярных Пустошах, давали знать свое. А потому он первый добрался до места.

В светящейся от розовой воды зале Люк отчетливо увидел этих кошмарных чудовищ: их длинные, в полчеловеческого роста, когтистые крылья, свирепые женские головы с пастями, унизанными длинными клыками, черные провалы вместо глаз и когтистые лапы. Чудовищные твари кружили вокруг нескольких десятков обнаженных мужчин, также как и женщины ранее, по грудь сидевших в розовой воде. Несчастные пытались отбиваться от гнусных тварей руками, но их руки и плечи все кровоточили от порезов и укусов. Наконец, несколько тварей объединились. Им удалось спикировать на одного из мужчин и, крепко схватив его за плечи, вытащить его из воды. Остальные пытались удержать его, но сила гарпий была поистине нечеловеческой! Оставшиеся чудовища сладострастно каркали, кружась под потолком, явно предвкушая пиршество.

Однако появление Люка сразу все изменило. Увидев его, одна из гарпий закричала пронзительным каркающим грубым женским голосом:

— Он здес-с-с-с-с-сь, сестры, он здес-с-с-с-с-сь, он не сбежал, он здес-с-с-с-с-сь! — а после этого дико завизжала, да так, что и мужчины перестали орать и зажали уши руками — так они заболели!

И все как одна крылатые чудовища кинулись за Люком, а по нижним этажам загрохотал топот десятков лап.

— Проклятье! Милена! Ставим барьер, сейчас их тут будет не счесть!!!!!!!! — закричал во всю глотку Гастон и, взяв за руку племянницу, поднял в воздух оставшуюся свободной руку. После чего в доли мгновения прямо из воздуха стали материализовываться красные кирпичи, которые образовали крепкую стену там, где раньше был дверной арочный проем. И вовремя — десятки кулаков и ног стали оглушительно барабанить в стену. Стиснув зубы от напряжения и боли, Гастон с Миленой стену держали — пока…

А в это самое время Люк, стоя спиной к ним, открыл огонь из лучевой трубки по гарпиям: поставив одну руку горизонтально и положив на неё ствол оружия, он прицельно бил по тварям. Меткий глаз опытного охотника не подводил его и здесь — каждый выстрел находил свою жертву. Вспыхивавшие словно пучки соломы черные твари падали одна за другой в бассейн и тонули там. Скоро вода в бассейне стала черной и завоняло тухлятиной, так что несчастные мужчины нагишом выпрыгивали из воды и бежали прятаться прямо в расположенные дальше раздевалки. Розовая вода же не давала горящим тварям отравить воздух едким черным дымом.

Но в тот самый момент, когда последняя из тварей была застрелена, барьер, наспех воздвигнутый Гастоном и Миленой, рухнул — все-таки он не был рассчитан на удары почти сотни свирепых чудовищ!

— Гастон! Милена! Прикрывайте людей! Слышите?! Эти твари охотятся только за мной!

И с этими словами Люк вскочил на подоконник и прямо с четвертого этажа сиганул на землю. А Милена с Гастоном отпрянули вглубь зала и…  действительно! — все твари, совершенно не обращая внимания на практически беззащитную добычу, как заговоренные, бросились к разбитому окну и один за другимпрыгали вниз, вслед за Люком! А тот уже бежал без оглядки в сторону аэродрома, где ему наперерез выбегали уже другие твари.

Люк бежал зигзагами, бежал быстрее, чем олень, которого травят охотники, и тем не менее появлявшиеся из ночной тьмы твари приближались к нему все ближе и ближе. Люк уже добежал до конца опустевшего аэродрома (к этому времени люди все его покинули, также как и стоявшие здесь аэроны), когда первая из тварей — огромный черный волк с кабаньей головой — схватила его зубами за край плаща…

Но в этот же момент упала, застреленная метким Гастоном, а потом ночные небеса разверзлись и из образовавшегося яркого, изнутри светящегося окна, показалось огромное ярко-голубое облако, с которого спускалась почти сотня переливающихся голубым цветом крылатых существ — летучих обезьян, орлоголовых людей, грифонов, мантикор. Странные существа одновременно взмахнули лапами, раздался оглушающий взрыв и…  Целый огненный водопад накрыл всю толпу черных тварей без остатка!

От колоссальной силы взрывной волны Гастон и Милена отлетели прямо в водоем и погрузились с головой в розовую воду, остатки аппаратуры у бассейна перевернулись вверх тормашками, а вместо аэродрома осталась только огромная черная воронка глубиной в десять человеческих ростов…

Но тут-то и началось самое страшное! Облако едкого черного дыма, исполинским черным грибом поднявшееся в воздух, накрыло почти весь поселок «Королевская Охота». Стены стеклянных домов в считанные минуты стали чернеть и разваливаться на глазах, как изъеденное червями дерево, само голубое облако в одну минуту стало черным и тоже стало разваливаться и таять в воздухе прямо на глазах! Феи попытались было покинуть свой гибнущий воздушный корабль, но, задыхаясь в дыму, стремительно падали на землю с разъеденными почерневшими крылышками, словно бабочки во время лесного пожара! Через 5-10 минут все было кончено. От взвода «Шершень-1» ни осталось никого, а о Летучем Острове № 4 могли напомнить лишь остатки расплавленного как слюда голубого вещества на земле.

5.

Взрывная волна добралась и до временного Командного Центра отряда Хранительниц Предела. От неё мелко задрожала земля и зазвенела посуда и стекла, с потолка посыпалась штукатурка.

— Интересно, что это? — с беспокойством спросила Хранительница Предела № 2. — Карлики взрывают что-то под землей?

— Вряд ли, сестра, — тут же нет ничего…  — отозвалась Хранительница Предела № 9. — Это, наверное, нам на помощь идут! — и робко улыбнулась.

— Так давайте свяжемся с ними по Анализатору! — подхватила № 11. — Сообщим свои координаты, а?

С этими словами сестры нажали пальчиками на камешки Анализаторов, но…  они не отвечали. Камни не загорались, оставаясь тусклыми и холодными.

— Не нравится мне это! Мы ж отключили только Визаторы! Почему не работают обручи? — недоуменно пробормотала Хранительница Предела № 2 и присела на стул, устало потирая ручками лоб — сестры не спали уже почти всю ночь.

— Единственное место в Целестии, где они не работают, — это Пустыня Желаний, насколько мне известно…  — сказала сестра № 9 и зябко поежилась — близилось утро.

— … И Зона Предела! — добавила № 2, мрачно глядя на черные деревья за окном.

— Чепуха какая-то, сестры! — сказала № 9, нервно шагая из одной комнаты в другую, — но ведь Зона Предела далеко, она не может глушить сигналы здесь!

— На это может быть только один ответ, — вставила № 11, стоявшая прямо у окна, — Зона Предела каким-то образом расширилась и теперь мы — внутри неё. — И повернулась к сестрам: глаза её были исполнены тревоги.

Все сестры подавленно замолчали. Нет, Хранительницы Предела с большим стажем — это феи не робкого десятка! Дело здесь не в страхе. Просто ни одна из Хранительниц не была готова к тому, с чем им пришлось столкнуться этой сумасшедшей ночью. Перестрелка с парой десятков тварей из Леса — неорганизованных, диких, неразумных — это одно. А тысячи хорошо организованных бестий, прорывающих все оборонительные укрепления, истребляющие сотни големов…  а тут ещё этот Безликий, в одно мгновение умертвивший Старшую Сестру, лежащую сейчас неподвижно на кровати с покрытым простыней лицом…  — на кого угодно нападет неуверенность в своих силах!

— Единственное, что мы можем сделать в данных обстоятельствах, — нарушила «заговор молчание» сестер Хранительница Предела № 2, - это эвакуация. Мы свое дело сделали — ближайший Летучий Остров мы предупредили, скорее всего, людей уже эвакуировали, Её Верность собирает все силы, а мы все равно потеряли связь с передовой…  Думаю, пора уходить пока не поздно!

Но ей никто не ответил, ибо ни одна из сестер не хотела взять на себя ответственность за этот беспрецедентный за всю Эру Порядка и Процветания шаг — Хранительницам Предела оставить свой пост! Всем! Вместе! На произвол судьбы!

Всем сестрам стало неуютно, горько. Стало как-то холодно. И все хранительницы волей-неволей старались держаться рядом, вокруг стола, поближе друг к дружке…  Хорошо хоть мужья и дети не здесь, в безопасности. После сооружения частоколов и введения усиленной охраны, семьи фей жили отдельно, вдали от Предела.

Вдруг гробовое молчание прервал какой-то змеиный шепот, чей-то злорадный смешок. А в следующий миг все магические огоньки, освещавшие комнату, в одно мгновение погасли. Кромешная тьма непроницаемым покрывалом окутала комнату. Сестры вскочили и стали звать друг друга, но даже звук тонул в этой осязаемой тьме. А потом они увидели два кроваво-красных шара-прожектора, испепеляюще светивших из кромешной тьмы и им все стало ясно. Подняты руки для элементарных защитных и боевых заклинаний, но ни одно из них не приходит на ум, окутанный тьмой, хочется закричать, но нет сил, ноги наливаются свинцовой тяжестью, веки смежаются…  И одна фея за другой падают наземь без сил…

6.

Люк очнулся от того, что почувствовал удушье. Обломки металлических конструкций, осколки стекла, битый кирпич и прочий мусор похоронил его под собой. Голова раскалывалась, все тело жгло, предательская слабость…  Люк пытался вспомнить, что же с ним произошло. Ах, да, он прыгнул в окно какого-то здания, потом яркая вспышка, грохот…  Он юркнул в какую-то дыру в полу…  Наверное, в подвал и…  Дальше что-то стукнуло его по голове и…  все…

С трудом выбираясь из-под завала, Люк думал только об одном — что же стало с Миленой, с Гастоном, с Малышом, а не о том, где он собственно находится. Мысль о том, что только сейчас он обрел, наконец, своих родных, к тому же знающих, кто его отец, опять заставила увлажниться глаза. И именно сейчас, именно сейчас он мог их потерять! Мысль об этом была для него невыносимой!

Все эти три года долгих странствий по необъятным просторам Целестии, после того как Люк покинул Священный Остров и наткнулся на непреодолимый кордон, воздвигнутый феями вокруг Зоны Предела, куда он первоначально собирался попасть, он много думал.

И главное место в его думах занимала его семья — мать, отец, возможные родственники. Люк часто беззвучно плакал, лежа на земле, после несытного ужина из холодных овощей, думая о погибшей матери, об отце, который, судя по туманным намекам Морской Королевы Лоры, был жив…  Как бы он хотел их увидеть, а также своих братьев и сестер! Он бы все на свете отдал бы только за то, чтобы жить как все обычные люди, в кругу своей семьи!

Он часто представлял сцены семейных ужинов, праздников, обычные домашние будни, но потом постарался избегать таких представлений — уж очень сильно они резали ему сердце. И вот один — без семьи, без друзей, без дома, без будущего — он скитался по городам и весям, избегая солнечного света, колдовства, огня и женщин, пока ему не стало сниться из ночи в ночь одно и то же место.

«Да уж, дядя Гастон постарался, — подумал Люк, — наверное, он был очень неплохим учеником Азаила все эти годы! Ну да, ему же не грозит опасность превратиться в огненное чудовище, как мне!» И тут же спохватился: «Ой, да о чем же это я!»

Люк понял, что пора что-то предпринимать. Он быстро оглянулся и увидел, что находится в каком-то подземелье, даже скорее в темном тоннеле.

«Видимо, я в него упал через ту дыру в полу», — подумал он.

Тьма здесь была кромешная, а использовать магию Люк, по понятным причинам, не спешил. Зато в его кармане есть спички! — чудесное изобретение карликов. Ещё мгновение — и длинная, с ладонь, спичка ярко вспыхнула, озарив своим желто-оранжевым пламенем темное пространство, приятно запахло жженной серой.

Пламя осветило пятачок пространства вокруг Люка. Он поднял голову и увидел, что проход, в который он упал, был наглухо завален и выбраться без помощи магии из него теперь совершенно невозможно. По бокам — кирпичные стены — , а впереди и позади — кромешная тьма.

«Та-а-ак, — подумал Люк, — вперед мне точно не надо — это в сторону Зоны Предела, а вот назад — можно попробовать. Интересно, а почему это под «Королевской Охотой» такой странный тоннель, кто его прорыл? Явно, не люди да и не феи тоже. Интересс-с-с-с-с-сненько, как говорит дядя Азаил, очень интерес-с-с-с-с-сненько…».

И, недолго думая, Люк отправился навстречу неизвестности.

7.

Сознание к Гастону возвращалось толчками. Последнее, что он помнил, было то, как плюхнувшись в воду бассейна, он быстро всплыл на поверхность, но услышал телепатический сигнал: «Ныряй! Ныряй! Немедля!», а потом его плечо кто-то обхватил и он почувствовал вокруг себя какую-то невидимую оболочку, а потом они вместе нырнули и… .

— Эй, дядь Гастон, ты жив? — раздался где-то на периферии его сознания смутно знакомый женский голосок.

— Все зависит от того, чей это голос — если это голос с того света, то, наверное, уже нет, — попытался отшутиться Гастон.

— Ну и слава Создателю! — облегченно вздохнула Милена. — Благодари Создателя, что была безветренная погода и что у нас под рукой был этот водоем, а то бы точно уже мы с тобой слушали голоса призраков с того света! Я ничего точно не знаю, но, похоже, что розовой воды боятся не только эти твари, но и то, что от них остается.

Гастон с трудом открыл глаза. Они сильно чесались от мелкой пыли, запорошившей их, также как и голова. Шатаясь, он встал и увидел, что от их «релакса» действительно мало что осталось: груда развалин, битого стекла, оплавившиеся жерди из металлозаменителя…

— А…  — открыл рот Гастон и только сейчас заметил, что его рот закрывает какая-то плотная повязка, а глаза и руки — какие-то очки и перчатки.

— Накрыть щитом мне удалось только нас двоих, сил ни на что больше не хватило, — отвечая на немой вопрос, сказала Милена. — Повязку, очки и перчатки не снимай, вся атмосфера отравлена. Я ввела тебе сильную дозу универсального иммунитета, но лучше выбираться отсюда поскорее. Это последнее, что мне удалось наколдовать. Сил больше нет. Я слишком далеко от Черного Камня, мой запас силы иссяк.

Только теперь, оглядевшись, он увидел стоящую за горой обломков Милену, задумчиво смотрящую куда-то вдаль. На ней тоже была повязка, очки и перчатки. На горизонте занимался серый, совершенно безрадостный рассвет.

— Ты думаешь, он погиб? — мрачно спросил Гастон, подойдя к ней, с трудом передвигая израненными стеклами и арматурой ногами.

— Нет, он жив…  — еле слышно проговорила Милена.

— Интуиция? — грустно улыбнулся Гастон.

— Интуиция — кивнула Милена. А потом повернулась к Гастону. — Теперь наши пути расходятся, дядя Гастон. Мне надо искать Люка и в напарники я тебя не возьму — мы стоим по разную сторону баррикад, но и «ЖАЛУ» я тебя не выдам.

— Ещё бы! — хмыкнул Гастон и неожиданно привлек Милену к своей груди и крепко обнял, похлопав ладонями по её спине, и почувствовал, что она беззвучно рыдает. — Ты вся в мать, Милена, хоть и волосы твои черны как уголь, да крылышек на спине уже нет, вся в мать…  — и глаза Гастона затянуло паволокой.

— Я знаю, дядя Гастон, я знаю…  Ну, мне пора. Я должна выйти на связь со своей Королевой и доложить ей обо всем. Я не прощаюсь! — и Милена резко оттолкнула Гастона и скрылась в предрассветной тьме. Но перед этим Гастон успел увидеть, что она сильно хромает на правую ногу…

А Гастон отправился искать в этих дымящихся развалинах тело Малыша, но нигде его не нашел. Овал бассейна был полностью завален мусором, но ни следов тел, ни следов крови не было.

«Будем надеяться, что Малыш вместе со своими подзащитными успел вовремя выйти из здания. Если это так, то этим женщинам повезло гораздо больше, чем нашим мужчинам!»

Гастон вздохнул и, поминутно морщась от острой боли в ноге и левой руке, отправился в сторону, противоположную проклятому Лесу.

Глава 15 Dies Irae

1.

— Ваша Верность, визаторы запущены, извольте взглянуть, сектора от 45–90 до 45–98 доступны для наблюдения и сканирования.

— Благодарю, сестра. Создатель! Да что же это! Не могу поверить своим глазам!!! О, силы небесные…  Проклятье! Да это же мертвая пустыня какая-то…  О!

— Напоминает чем-то «Зону Предела», только…  В несколько сотен раз больше по площади!

— А это, сестра…  черный туман какой-то…  движется…

— Посланные аэроны-разведчики не вернулись. Залетев в зону тумана, они перестали посылать нам сигналы…

— Все! С меня хватит! — наконец, не выдержала Жемчужно-Белая и отшатнулась от плоского визатора на поверхности огромного овального стола для совещаний на Летучем Острове № 1. Всегда выдержанную и бесстрастную Её Верность буквально трясло, руки её покрылись гусиной кожей, она с трудом подавляла приступы рвоты. Такого она не видела за всю свою многотысячелетнюю жизнь ни разу!

Тысячи и тысячи миль абсолютно мертвой земли, усеянной мертвыми черными деревьями, хищно протянувшими к небу словно мертвецерукие крючковатые безлиственные ветви, какой-то странной черной хищно шевелящейся и что-то шепчущей травой с ужасными зубастыми фиолетовыми цветами. Ни одной птицы, ни животного, ни насекомого. Только замогильная тишина и мертвящий шепот страшных цветов и трав…  Да, ещё клубы густого жирного черного тумана, стелящегося у корней мертвых деревьев.

Но самое ужасное зрелище представляло собой поселение-призрак «Королевская охота». Груда ещё дымящихся развалин — вот все, что осталось от только что построенных стеклянных новостроек-многоэтажек — с черными провалами окон, скрипящими полуразрушенными арматуринами и дырявыми крышами. От здания «Релакса» в самой восточной части «Охоты» не осталось и этого…

— Да, сестра, а что с Верховной Хранительницей Предела? — устало спросила Её Верность, в изнеможении падая на кресло — она не сомкнула глаз за всю ночь.

— На связь не выходит. Но лететь в тот сектор очень опасно — черный туман там стоит буквально стеной. Наш Остров там может постичь судьба аэронов-разведчиков, да и видимость там нулевая — лучи анализаторов не могут проникнуть через эту странную завесу.

— Понятно. Если уж в «Королевской охоте» такое…  И что мне теперь докладывать Их Премудрости! — в ярости воскликнула Жемчужно-Белая фея и, вскочив опять с кресла, принялась нервно ходить из угла в угол по Командному Центру.

Ей потребовалось немало времени, чтобы успокоиться. Наконец, остановившись, она пристально посмотрела на Кремово-Белую, решительно произнесла:

— Нет, сестра, подождем с докладом до лучших времен. Доложим Их Премудрости, когда дела у нас с тобой пойдут на поправку. Как там у людей? «Победителей не судят»? — и она грустно усмехнулась. — Победа, сестра, нам с тобой нужна только победа! Иначе с нас спросят за все! Почему рухнул Предел, почему пострадали люди, почему…  почему…  почему…  Да к муринам все эти «почему»! — вдруг взвизгнула Жемчужно-Белая и, схватив Кремово-Белую за плечи, стала трясти её. — Победа, победа, победа, победа, понимаешь?! Враг должен быть уничтожен, уничтожен, любой ценой! ДО ДОКЛАДА, ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!!!

— Так точно, Ваша Верность, мы за ценой не постоим! — побледнев, выпучила глаза Кремово-Белая — она впервые за все сто тысяч лет беспрекословного служения в «ЖАЛЕ» видела Их Верность в таком состоянии.

— Ну и чудненько…  Ну и чудесненько…  — облегченно вздохнув, как бы очнувшись от какого-то наваждения, сказала уже спокойно Её Верность — надежда на победу придала ей сил. — Итак, сестра, во-первых, отправить в ближайшие районы поисковые отряды — надо найти беженцев и эвакуировать их на плантации Цветов Забвения и чтобы — ни-ни! — пусть спят подольше и чтоб память у них отшибло начисто, понятно?!

— Так точно, Ваша Верность!

— Во-вторых, секретный приказ по внутренней линии связи — немедля мобилизовать все имеющиеся у нас силы «ЖАЛА», все отряды големов и аватаров с техникой — из тех, что находятся в нашем личном ведении — Их Премудрость ничего не должна знать, понимаешь?!

— Так точно, Ваша Верность!

— Силы расположить в этих секторах, — Жемчужно-Белая отметила довольно большую окружность, ещё не пострадавшую от нашествия, но примыкавшую к зоне поражения. — Но сделаем хитро — фронт будет составлять только треть наших сил, две трети оставляем в резерве — тут, у Зеленых Холмов, — она усмехнулась и посмотрела на Кремово-Белую. — Куда ударит противник, туда и обрушим главные наши силы — раскатаем их по полной программе, так что и мокрого места не останется! А там уж и на «ковер» к Их Премудрости не страшно…  Победили же, в конце концов!!! — Её Верность нервно хихикнула и потерла вспотевшие ладони. Под опухшими веками резко обозначились темные круги, а сами глаза лихорадочно блестели — такого провала за всю историю «ЖАЛО» ещё не знало со времен Первой Войны с Непобедимым Солнцем! Хотя, как интуитивно чувствовала фея с пепельно-белыми волосами, угроза из-за Предела намного, намного страшнее.

— … Так точно, Ваша Верность! Разрешите приступать к исполнению?

— Разрешаю! И да пребудет с вами Создатель, Которому все мы служим.

Кремово-Белая вскинула правую руку в привычном салюте Её Верности и покинула Командный Центр, а пепельноволосая упала опять без сил в кресло и задремала. И сны ей снились ужасные…

Она видела подробную карту Хартленда — центрального материка Целестии — и все его пространство было заполнено этими ужасными мертвецерукими деревьями, шепчущей травой, хищными зубастыми цветами и отвратительным жирным черным туманом, под прикрытием которого ходил и бродил Кто-то Темный, Без Лица, и этот Кто-то что-то искал в нем…

2.

Орден «ЖАЛО» только по названию является орденом. В действительности «ЖАЛО» — это государство в государстве. «ЖАЛО» — это и армия, и тайная полиция, и система исправительных лагерей, система разработки и производства оружия, образовательных и исследовательских учреждений, и…  — в общем, это самое настоящее государство, подчиняющееся только одному лицу, облаченному всей полнотой власти, одной фее — Её Верности. Её слово здесь — закон, её приказ не подлежит обжалованию, а разглашение приказа равносильно самому тяжкому преступлению, за которое самое мягкое наказание — полное стирание памяти на корню.

А потому приказ Её Верности под грифом «Совершенно секретно! Секретность № 1» был исполнен в самые кратчайшие сроки и ни одна непосвященная фея Сообщества, даже сама Их Премудрость, об этом не узнали.

И вот уже к следующей ночи район Прорыва был оцеплен тройной линией боевых соединений — да так, что и бабочка бы не пролетела кольцо окружения безнаказанно.

Десятки тысяч боевых големов из металлозаменителя сверкали серебристой броней, зарывшись с головой в только что вырытые ими самими окопы, выставив вперед дула огнеметов и ручных пушек, стреляющих разрывными снарядами — последнее изобретение 6-го отдела «ЖАЛА». Десятки тысяч аватаров — усовершенствованная технология теперь позволяла одной фее управлять сразу двадцатью существами одновременно — парили в воздухе, прикрытые мощными, но совершенно невидимыми невооруженному глазу магическими щитами. Все имеющиеся в наличии Летучие Острова со всем наличным составом «ЖАЛА» — вплоть до преподавателей Школы, тайно мобилизованных, и практиканток, ещё не прошедших Посвящения, с учебными номерами на мышиного цвета туниках. На Летучих Островах в полной готовности стояла тысяча зеленых механических драконов, заправленных топливом до отказа, несколько тысяч боевых двухместных аэронов.

В общем, сила собрана колоссальная. Одной только боевой мощи этой армии хватило бы, чтобы стереть с лица Целестии всю эту раковую опухоль Зоны Предела — Её Верность решила сыграть ва-банк.

Мало кто знал и почти никто не помнил о том, что это была не первая за тысячелетия Эры Порядка и Процветания инициатива, не согласованная Старшей Сестрой «ЖАЛА» с Их Премудростью. Многие тысячелетия назад, во времена, навеки ставшие Эрой Легенд, она впервые дерзнула взять всю ответственность на себя — не допустив мятежного Азаила до переговоров с Их Премудростью.

Пепельноволосая Ариэль закрыла глаза, отвернувшись от плоского экрана визатора, на котором она наблюдала стройные боевые порядки армии «ЖАЛА», и отчетливо вспомнила тот день…

«Вы извергнуты», «Теперь у вас только два варианта — либо возвращайтесь, откуда пришли, либо сдавайтесь без всяких условий», «феи с таким именем у нас нет» — жесткие, если не жестокие слова, сказанные ею тогда металлическим голосом, в одно мгновение вновь зазвучали в её голове — словно все это происходило вчера. Тогда она взяла инициативу на себя, так как Их Премудрость задержалась в Астрале, а потом подала дело так, что Азаил напал первым и они были вынуждены защищаться.

«Но ведь это было оправдано! — сама себе мысленно сказала, вот уже в какую тысячу раз за все эти годы Жемчужно-Белая. — Посуди сама, что было бы, если бы мы не попытались тогда преградить ему путь? Ну а переговоры все равно ни к чему бы не привели! Да и их Премудрость застряла в Астрале…  Ну да, немножко приврала про капитуляцию, но в конце концов — не оставлять же их в покое там, внизу, в Нижней Целестии! Рядом с людьми, любимейшим творением Создателя!»

Ариэль встала и непроизвольным движением пепельно-белой головки попыталась избавиться от навязчивых мыслей, укоров совести. Нет, она не жалела о том, что попыталась остановить Азаила силой. Не жалела о погибших феях. Но она жалела об одном — о том, что тогда впервые взяла на себя полномочия Их Премудрости принимать ответственные для всего Сообщества решения.

И вот теперь история, проделав круг, вернулась в исходную точку. Снова, как и тогда, она была вынуждена произвести всю операцию без ведома Триады Совершенных, объекта благоговения всей расы поднебесных и особенно самой Их Верности!

«Ну, ничего, ничего…  — пытаясь мысленно успокоить саму себя, подумала Их Верность. — Одержим победу, восстановим Предел, а там уж — и «на ковер»! В конце концов, и раньше бывали прорывы, и восстанавливали же! Вон и в тот раз Их Премудрость ничего нам не сказала, совершенно ничего…».

— Ваша Верность, последние приготовления сделаны. Големы, драконы заряжены, в память аватар загружен полный комплект боевых заклинаний. Все готово для наступления!

— Нет, нет, нет, сестра!!! — замахала руками Их Верность. — Какое ещё вы тут вздумали наступление? Не-е-е-ет! Кто тише едет — тот дальше будет! Будем ждать их атаки! Зато потом, так сказать, на плечах врага и ворвемся в их цитадель, не так ли?

— Как скажите, Ваша Верность! Тогда, с Вашего позволения, мы переключим големов, драконов и аватаров в ждущий режим.

— Переключайте, сестра, переключайте! Выставите часовых и дайте рядовому составу отдохнуть. Во время боя им потребуются все их силы.

Кремово-Белая отсалютовала и, развернувшись по-военному на месте, вышла из Командного Центра, а Её Верность, протяжно зевнув — присела на кресло и…  тут же заснула как убитая! — волнения последних суток до предела утомили её.

3.

Пронзительный визг сирены заставил бы, наверное, проснутся и покойника в гробу! Жемчужно-Белая моментально взмыла под потолок и метнулась к мигающему ярко-красным цветом тревоги визатору, на плоском экране которого в реальном времени отображались боевые порядки войск «ЖАЛА».

— Создатель! Да что же это такое!!! — охнула Их Верность. — Да откуда ж их тут столько!!! — она схватилась за голову и тихо завыла — весь её план рухнул! Ибо десятки и десятки тысяч тварей сплошным потоком лезли неизвестно откуда ПО ВСЕМУ периметру обороны равномерно!

Твари появились словно из ниоткуда. Сначала был непроницаемо темный клубящийся туман, который поднимался от корней мертвых деревьев. Этот туман украдкой приближался к высоким брустверам земляных окопов и траншей, вырытых големами, так как будто бы был гоним ветром. Но именно «как будто бы»…  Потому что выходило так, что ветер дул сразу во ВСЕ стороны — от центра Зоны Предела к его окружности, сразу по всем радиусам. Но если бы кто-то в ту глухую, безлунную и беззвездную ночь и стал свидетелем этого необычайного зрелища, то он заметил бы, что в шевелящемся мареве тумана что-то есть…

Что-то неодолимо подкрадывалось к порядкам армии «ЖАЛА» под прикрытием зловещего тумана, поглощающего без остатка лучи самых мощных анализаторов. А потому и ни один голем, в ждущем режиме сканирующий красными лампочками-глазами пространство в диаметре пяти миль, ни один сторожевой аэрон с диапазоном слежки в 25 миль, не мог предупредить о надвигающейся угрозе.

А потом началось форменное светопреставление!

Из тумана молча и в строгом порядке вдруг вылезали, откуда ни возьмись, тысячи и тысячи уродливых тварей — полумужчин-полузверей — и бросались на едва успевающих выйти из ждущего режима големов. Когда те стали бить в упор из огнеметов (разрывные ручные пушки по понятным причинам пришлось выбросить, так и не использовав) по рвущимся из темной бездны тварей, добрая треть големов уже была уничтожена. Твари оказались на диво сильными! Одним ударом своих лап они сбивали с силачей из металлозаменителя головы с плеч! Но когда струи пламени накрыли прорвавшихся, стало ещё хуже! Сгорая в жутких муках, вереща во все горло, твари причиняли едва ли не больший вред. Клубы вязкого черного дыма окутывали големов и, прежде чем растворится в воздухе, разъедали металлозаменитель, так что механические солдаты армии «ЖАЛА» падали грудой бесполезного лома сотнями.

Одновременно с пешими мужеобразными тварями из мглы вылетали целые стаи женообразных гаргулий и гарпий — со свирепыми клыкастыми женоподобными лицами с черными провалами вместо глаз — , которые тучами атаковали Летающие Острова. Аэроны и драконы тут же поднялись по команде «Воздух!» и закипел жестокий воздушный бой. Неповоротливые драконы никак не успевали прицелиться в эту мелочь — стаи монстров ловко уворачивались от них, рассыпаясь во все стороны, а струи жидкого драконьего огня, плавящего даже гранит, попадали в других драконов, в аэроны и даже в сами Острова. Двое последних вспыхнули как факелы и феи «ЖАЛА» поспешно эвакуировались, бросив все дорогостоящее оборудование.

В воздухе царил настоящий хаос, не меньший, чем на земле. Оружие драконов, как и собственно стреляющих разрывными снарядами аэронов, не было рассчитано на такой бой. Аватары же, сработавшие от сигнала тревоги в автоматическом режиме, только усугубили ситуацию, выстреливая все запрограммированные в них до этого заклинания без учета ситуации. В результате струи жидкого огня, молнии и разрывные шары отправили на тот свет ещё один Летающий Остров, взорвавшийся прямо над Лесом, и добрый десяток аэронов. Правда, и несколько сотен тварей были уничтожены, хотя и с тем же результатом — клубы смертоносного дыма приводили к моментальной коррозии даже выполненные из сверхпрочных сплавов корпуса зеленых драконов! Потери в технике не поддавались исчислению и в первые полчаса боя было потеряно больше половины всего парка.

Повсюду царила сумятица. Черный туман успел охватить все кольцо обороны войск «ЖАЛА», внутренняя связь не работала, потухли камни анализаторов и визаторов, нарушилась связь Командных Центров со своими аватарами, продолжавшими бить в автономном режиме, нагоняя ещё больше сумятицы в этот ад.

В полумраке тумана можно было различить только множество летающих и бегущих темных силуэтов, рвущихся снарядов, вспыхивающих то тут, то там языков пламени, грохот, крики, вой, стоны…

— Что, мурина вас подери, тут происходит!!! — кричала в бешенстве Их Верность у внезапно потухшего экрана визатора. — Сестра! Сестра! Старшая Сестра отдела № 1!

Но ей никто не ответил. Тогда Жемчужно-Белая выскочила из пустого Командного Центра наружу и…  За пределами своего Облака она увидела только сплошную колышущуюся стену жирного темного тумана, в вязкой бездне которого тонули чьи-то крики, визги, вспышки, взрывы…

— Проклятье! — в ярости топнула ножкой Жемчужно-Белая. Ей стало ясно, что все пропало. Контроль над войсками потерян и сражение проиграно менее чем за час.

В этот момент Жемчужно-Белой вспомнился рассказ из хроники Танкреда Бесстрашного, которую она лично рецензировала когда-то, о том, что в таких случаях делали человеческие полководцы — бросались на меч! Именно так или, что равносильно, кидались навстречу врагу, ища верной смерти. Но, вспомнив об этом, Жемчужно-Белая Ариэль в тот же миг вдруг отчетливо поняла, что она не сможет сделать ни того, ни другого…

И тогда она просто взлетела и, используя чисто феину интуицию, полетела по направлению строго на юг — к Зеленым Холмам, где были спрятаны её резервы, рассчитанные на то, чтобы «на плечах врагов ворваться в их цитадель» — надо было спасти от этой ужасной участи главные силы.

А чуть только Её Верность взлетела, как в флагманский Летающий Остров воздушного флота «ЖАЛА» врезался потерявший ориентацию в этом ужасном тумане механический зеленый дракон. Раздался взрыв и пылающее облако камнем полетело вниз, падая прямо в центр кишащего черного ковра из мужеобразных чудовищ. А через минуту черный гриб ядовитого дыма заключил в свои мертвящие объятия последние ещё выжившие в этой кутерьме Летучие Острова…

4.

В Командном Центре на Зеленых Холмах не спали. Сигнал тревоги оповестил всех о том, что позиции фронтовых частей атакованы. Впрочем, этому не удивились. Кремово-Белая Фея, вторая помощница Её Верности, ждала инструкций, когда и в какое место нужно ударить, а эта инструкция, как она знала, поступит к ней только тогда, когда Её Верность определит направление главного удара. А потому оставалось только ждать в полной боевой готовности. Големы были выстроены в походные колонны, драконы и аэроны, также как и аватары, были подняты в воздух. Все ждали только приказа…

— Старшая сестра! Связь с Её Верностью прервалась! Фронтовые линии скрылись с экранов визаторов! На экранах один какой-то темный туман и помехи…

Кремово-Белая недоуменно посмотрела на докладчицу — юную стажерку в розовой тунике — и быстро подошла к плоскому экрану визатора и увидела, что все пространство севернее Зеленых Холмов утонуло в темном шевелящемся мареве.

У Кремово-Белой засосало под ложечкой…  Нет, она была не робкого десятка. Она прошла всю войну с мятежником Азаилом, всю кампанию по зачистке Хартленда от чудовищ, обе войны с Непобедимым Солнцем, лично участвовала в штурме Муравейника, в бесчисленных локальных конфликтах и, конечно, в Тридцатилетней войне от начала и до конца. Но всегда, в любой войне, она была уверена в себе. А уверенность в себе ей придавал четкий приказ, четкий план действия, а тут…  ЕГО НЕ БЫЛО! Никто не предусмотрел сложившейся ситуации: нет ни связи с Её Верностью, ни точного знания о положении вещей на фронте…

Что в таком случае прикажете делать?! Ведь ясно же, что сестры атакованы и, быть может, находятся под угрозой разгрома или даже физического уничтожения!!!

И тут вышколенная многотысячелетней практикой беспрекословного повиновения военная машина дала сбой — Кремово-Белая не выдержала и закричала:

— Сестра, мы не оставим своих на произвол судьбы! «Вместе мы все — порознь ничто!» «Сама погибай, а сестер выручай!» А потому приказываю: телепатировать всем соединениям приказ выдвигаться!

И вот уже плотный многотысяченогий и многотысячерукий строй големов мерным шагом, с оружием наперевес, направился к кромке черного тумана, а сверху загрохотали реактивные двигатели искусственных драконов и летающих аэронов. За ними медленно и бесшумно, фланируя на воздушных потоках, потянулись тысячи аватаров, управляемых сидящими в Командных Центрах на Летучих Островах феями.

И все это огромное войско, ряд за рядом, проникало в черную завесу и исчезало за нею — чтобы не выйти оттуда уже никогда…

А потому, когда Жемчужно-Белая, с ожогами по всему телу, в ободранной черной от едкого дыма тунике, с облезлыми волосами и сгоревшими ресницами, еле держась в воздухе на полуобгоревших крыльях, добралась до Зеленых Холмов, она уже не увидела ни одной живой души…

И тогда, впервые за сто тысяч лет Эры Порядка и Процветания, белокурая Ариэль зарыдала во весь голос — точно также, как тогда, у катафалка с мертвой старой женщиной в городе Авалоне. И было отчего — за одну ночь Орден «ЖАЛО», гроза Целестии и Врагов Сообщества, перестал существовать как организованное целое. Хотя ещё долго то тут, то там попадались чудом прорвавшиеся из черного ада небольшие группки выживших, израненных и обожженных до неузнаваемости фей…

5.

Первых вестников наступившего апокалипсиса встречали со смешанным чувством недоверия и страха. Бегущие куда глаза глядят люди — мужчины, женщины с детьми — кому повезло, на аэронах или безлошадных самодвижущихся повозках, кому нет — пешком, на своих двоих, с детьми на плечах или на руках…  В обожженных чем-то черным одеждах, с безумно вытаращенными глазами, не способных сказать ничего путного, только мычавших что-то нечленораздельное и судорожно жестикулировавших. Население деревни или города — которые, впрочем, мало отличались теперь друг от друга, разве что размерами и числом жителей, а так — везде одинаковые типовые стеклянные многоэтажки с неизменным «релаксом» в самом центре — шарахалось от них как от зачумленных. Они с ужасом смотрели как эти несчастные жадно пьют воду из реки и поедают фрукты и овощи-самосевки. Но с ещё большим ужасом они смотрели на то, как они умирали…

Все те, у кого находили на теле черные порезы или укусы, покрывались отвратительными черными пятнами и начинали гнить заживо. Они смердели и за считанные дни у них отваливались пальцы, носы, уши — в зависимости от того, где у них была рана. Кое-кто не выдерживал: брали кухонные ножи, топоры и…  добивали несчастных. К тому же скоро заметили, что подышав отравленным такими людьми воздухом, скоро и сами заболевали. И тогда убийства стали носить массовый характер. Убивали всех чужаков, прогоняли их, заставляли обходить свои поселения стороной. Но уже через пару дней сами оказывались в таком же положении, когда по ночам приходили ОНИ.

Тьма расползалась по Западному Хартленду как раковая опухоль, всюду пуская отвратительные метастазы. И, казалось, ничто не могло её остановить. Тщетно били в набат, тщетно молились по ночам в закрытых храмах Создателя, тщетно ждали помощи с небес, от фей, чудных «поднебесных владычиц», «вернейших служительниц Создателя и покровительниц человеческого рода», дававших на протяжении десятков тысяч лет безмятежную жизнь. Но…  Подаренные ими големы воевать не умели, равно как и ласковые и услужливые зверята. И вот уже целые города и села бежали, куда глаза глядят, и дороги наполнились обозами с беженцами. И великий плачь и стенание охватил всю землю…

Когда Их Премудрость увидела перед собой, на Острове Фей Их Верность, Они не смогли произнести ни слова — на Их Верности не было лица. Оборванная, обгоревшая, с безумными глазами, с облезлой спутанной шевелюрой когда-то блестящих при луне пепельно-белых волос, она стояла на коленях с посыпанной пеплом головой и с затянутой веревкой на шее — об этом обычае покаяния Ариэль прочитала из древних летописей — и не могла произнести ни слова. Благо, никого больше в Розовом Чертоге не было…

— Что стряслось, сестра? Где ты пропадала все эти дни? До нас доходят слухи о Прорыве Предела! Но на Наш зов не откликнулся ни один разведчик! И Мы в полном недоумении! — все три Премудрости резко подняли брови и строго посмотрели на Их Верность.

— Они…  их…  они…  их больше нет…  — кое-как выдавила из себя Их Верность.

— Кого «нет»?..

— Раз…  вед…  чиц…  Прорыв полный…  Весь…  Запад…  потерян…

— ЧТО-О-О-О-О-О??????????? Немедленно созвать все силы быстрого реагирования для эвакуации выживших! Люди ни в коем случае не должны пострадать!!!!!!

— Их…  тоже…  нет…  «ЖАЛА»…  больше…  нет…  — и вдруг плечи пепельноволосой Ариэли судорожно затряслись от рыданий и она, обняв ступни в пурпурных туфельках Второй из Трех, прижалась к ним губами. — И…  людей…  больше…  нет…  П-п-п-пустыня…  черная пустыня…

Все три Лица в пурпурных диадемах побелели как смерть и все три Премудрости встали и в который уже раз подошли к визатору. Черное облако закрыло почти всю западную часть континента. Все попытки просканировать его ничего не дали. Сплошная черная дыра — засасывающая лучи анализаторов, разведывательные аэроны, аватары…  — и ничего не отдающая назад…

— Остается только одно…  — мрачно, как бы самим себе, сказали все три Премудрости одновременно. — Надо отключить Излучатель в Башне из Слоновой Кости и прекратить процесс облучения — Зона Предела лишится своей пищи и проблема будет решена, — и тут же обратила все три Лика к по-прежнему стоящей на коленях замарашке.

— Простите, Ваша Премудрость…  Я…  я… я…  сделала это ещё накануне сражения, без Вашего ведома…

— И?

— Бесполезно…  Твари по-прежнему размножаются в невиданных…  ранее…  размерах…  Видимо, они открыли какой-то…  другой способ, доселе нам…  не известный…  Излучатель не смог бы…  породить…  десятки и десятки тысяч…

— Без тебя знаем! — вдруг вышла из себя обычно бесстрастная Триада. — И почему это верное «ЖАЛО» — пропади вы все пропадом! — до сих пор не открыло этот способ! ПО-ЧЕ-МУ??????????

Но облезлая и обожженная Её Верность лишь молча бухнулась лбом об пол и прошептала:

— Я…  подлежу…  высшей мере…  наказания…  Я…

Но Триединая Премудрость уже не слушала её маловразумительного и совершенно неуместного покаяния. Она смотрела на гигантскую черную кляксу, пожравшую уже почти пять сотен городов и в двадцать раз больше человеческих деревень. Ледяные когти отчаяния сдавили сердца Трех и Они без сил опустились на розовые троны.

6.

Никогда ещё Всеобщий Совет Сообщества не был таким молчаливым и мрачным. Сбивчивый доклад Их Верности, стоявшей перед всем Сообществом на коленях, при гробовом молчании Сообщества, бледные как смерть лица Их Премудрости.

Феи мрачно смотрели себе под ноги, на кончики своих ярко накрашенных ногтей и подавленно молчали. Впервые не было славословия Премудрости, впервые не было громогласного одобрения линии, спущенной «сверху», впервые не было радостных перешептываний и смеха…  Зал Собраний напоминал могильный склеп, лица Трех — маски покойников, а исповедь кающейся грешницы Ариэли — причитание какого-то неупокоенного привидения.

Всем было ясно одно — это КОНЕЦ! Конец привычного всем мира, мира Порядка и Процветания, мира, когда можно было положиться на Премудрость Трех и Верность Одной. И Верность подвела, и Премудрость тоже подкачала. Старый мир рухнул, а Нового — нет и в помине…

— Итак, — мрачно подытожили сразу все три замогильных голоса Триады, — думаем, всем вам, сестры, ясно, что это конец…  Конец Нашей власти в Совете. Грех Их Верности — это не только её грех, но и Наш. Мы показали себя некомпетентными в руководстве Сообществом, Мы не оправдали доверия Совета и Самого Создателя, как когда-то наш падший муж и отец Азаил…  Но в отличие от него, Мы находим в себе сил признаться в этом и…  уйти…

В этот момент руки Их Премудрости разъединились и каждая из Них, отдельно друг от друга, сняли с себя пурпурные мантии и диадемы и молча вышли из Зала. Вслед за ними вышла и Ариэль — никто уже не мог назвать её Их Верностью после всего произошедшего — и Сообщество осталось, впервые за сто тысяч лет своего существования, без руководства.

Никто не осмелился ни предложить свою кандидатуру на освободившийся пост, ни позвать обратно покинувших Зал. А потом феи просто стали разлетаться и расходится из ставшего таким пустым и мертвым Зала, словно пчелы из Улья, в котором погибла царица. Квелые, тихие, полусонные, они ходили в беспорядке по Острову Фей и другим островам Поднебесья. Кто-то целыми днями спал, кто-то ушел в розовый мир бассейнов грез, а многих — таких были даже не десятки! — находили мертвыми.

Даже Розовый Чертог побледнел, и его ароматные живые стены стали дышать в несколько раз медленнее, прекрасные цветы пожухли, веселые крокодилы скрылись на дне Розового Озера, пузырьки пропали, а ласковые осьминоги уже не летали, а ползали по земле как полураздавленные дождевые черви.

Где же находилась в это время бывшая Премудрость и бывшая Верность — не знал никто, да и, в общем-то, и не интересовался этим. Коллективный разум Сообщества погрузился во тьму.

7.

Как по заказу, накануне трехлетней годовщины царствования блаженнейших и благочестивейших монархов, Их Величеств Роланда и Эсмеральды, Королю полегчало. Такое бывало не раз и раньше. После нескольких месяцев сплошных приступов, ему вдруг становилось легче и неделю-другую он чувствовал себя превосходно. Мог ходить, играть с детьми, иногда даже под бдительной охраной «ЖАЛА» ходить на прогулки в лес или у Озера вместе со Щенком или своим сыном, Принцем Алоисом — тот после коронации жил при дворе со своей юной женой. Правда, был он всегда какой-то квелый, тихий, бледный.

В такие недели Королева брала «отпуска» и всюду сопровождала своего мужа, сдувая с него каждую пылинку. Король был молчалив, замкнут, только тихо улыбался, наблюдая за веселыми проделками Щенка или за «обыкновенными чудесами» природы — весело плещущейся в Озере серебристой рыбой, жужжащими на пушистых бледно-розовых шариках клевера пчелами, смешно чмокавшими губами телят.

А потому Фея не удивилась, когда накануне празднования годовщины Коронации, на которой его уже хотели заменить ничем не отличающейся от оригинала магической иллюзией, Король пришел, наконец, в себя.

— Дорогой, цветочек мой сладенький, как ты себячувствуешь? — озабоченно и нежно проворковала Фея, заметив, что Король открыл глаза и куда-то задумчиво смотрит, как бы проницая взглядом стены. Взгляд его больших голубых глаз был осмысленным, темная пена больше не стекала с его губ.

— Все закончилось, моя дорогая, все закончилось…  — полушепотом произнес Роланд.

— Что…  закончилось? — с испугом прошептала Фея, обнимая мужа и пристально глядя в его глаза, словно стараясь прочесть каждую его невысказанную вслух мысль.

— Кошмары…  Безликий…  Их больше не будет…  — опять прошептал Роланд, по-прежнему не глядя на жену, устремив взгляд в пространство.

— Ну и слава Создателю! — облегченно вздохнула Фея, а потом вспорхнула с постели и закружилась в веселом танце по королевской опочивальне. По мановению её ручек розовые шелковые шторы, украшенные яркими аппликациями цветов и пчел, переливающихся всеми цветами радуги, сами раздвинулись в стороны, впустив потоки яркого солнечного света в комнату, а через открывшиеся створки окон комнату заполнил свежий бодрящий утренний ветерок.

— А это значит, — пропела Фея, — что мы сейчас одеваемся и идем кататься на лодке по Озеру и петь песни, как раньше! — и звонко рассмеялась. В тот же момент, откуда ни возьмись, в её руки прыгнула лютня и Фея, жужжа крылышками, взлетела к потолку и заиграла утреннюю песню, которую так любил раньше её любимый супруг.

Но Роланд не проявил никаких признаков радости при звуках мелодии. Он повернул свое бледное истощенное страданием лицо в сторону Феи и прошептал:

— ОН сказал мне, что в них больше нет необходимости, ПОТОМУ ЧТО ОН САМ ИДЕТ ЗА МНОЙ! Я ему нужен! И скоро ОН будет здесь!

Мелодия оборвалась на полутоне, лютня с глухим стуком упала на пол, воцарилась неловкая пауза…  А потом Фея вдруг рассмеялась и, подлетев к мужу, обняла его и покрыла поцелуями такое милое и доброе, но такое бледное и такое печальное лицо:

— Зайка моя, меня радует уже то, что твои кошмары сами тебе сказали «Пока!» — такое не у каждого маленького человечка бывает! — тут она нежно потрепала Его Величество за мочку уха. — А если твой «Безликий» попробует сюда сунуться сам, мы уж, не беспокойся, найдем на него управу!

— Правда?! — с какой-то почти детской надеждой воскликнул Король и подскочил в постели.

— Честное-пречестное слово, любимый! — сказала Фея. — Ты же знаешь, дорогой, феи никогда, никогда не лгут! — и, лукаво улыбнувшись, щелкнула мужа по носу, как в те славные добрые времена, когда они были просто Добрым Принцем и Прекрасной Феей.

Весь день накануне праздничных торжеств прошел великолепно. К Его Величеству вернулся аппетит, щеки порозовели и он почти весь завтрак, а потом и обед — беззаботно смеялся. Фея переложила всю организацию торжеств на своих фрейлин, решив весь день посвятить мужу — она так истосковалась по нему за три месяца пребывания в коме!

Особенно здорово было на обеде. Фея решила устроить его без посторонних, собрав только членов их маленькой семьи, без слуг и придворных, как «в старые добрые времена». В уютной розовой абсолютно круглой комнатке за круглым же столом, застеленным скатертью с зайчатами и бельчатами, весело пляшущими на лугу, уселись Король и Королева, Принц Алоис со своей супругой принцессой Элен, которая была на шестом месяце беременности, королевские дети и, конечно же, Зверята. Детишкам шел уже девятый год, но к огромной радости Короля их не забрали, как старшеньких, в Школу. Оно и понятно, теперь они — принц и принцесса королевского дома Авалона, они уже не подчиняются законам Сообщества. А потому все необходимые магические предметы они просто проходили на дому под руководством домашних учительниц и воспитательниц-фей в специально отведенных покоях королевского дворца.

Котенок и Щенок были в ударе. Самый смешной номер, который они показывали, был номер «глупый рыцарь». Котенок с печным ухватом вместо копья изображал глупого рыцаря, который вместо коня сел на осла (которого конечно же изображал Осленок!). Когда этот горе-вояка увидел проходящую по улице собаку (которую изображал Щенок), то подумал, что перед ним чудовище и завязал с ней драку деревянным мечом (потому что при покупке меча его надул продавец, продав ему вместо стального — деревянный!). Тут собаке пришлось бы плохо, если бы в конце сцены не заявилась жена этого рыцаря, которую Котенок наколдовал, и оказалось, что рыцарь оказался простым мужиком, который просто допился до «белой горячки», а потому и потянуло его на подвиги.

Роланд смеялся больше всех! Сценка изобиловала сальными остротами и комическими ситуациями. А Фея заворожено смотрела на лицо мужа и вся светилась от счастья — как давно она не видела мужа смеющимся! А потом она по многочисленным просьбам взяла в свои тонкие бело-розовые ручки лютню, а её невестка — Элен — гитару, чтобы дуэтом исполнить любимые для всей семьи песни по мотивам сказок Принца. Тут нашлось место и мышонку Ушастику, который любил греться по ночам на теплой серенькой шерстке Котенка, и бурундучку Бунди и его друзьям — белочке Белле и суслику Сэму, которые жили вместе в одной норке и никогда не скучали, и Маленькой Фее, жившей в розовом цветке и любившей танцевать прямо в воздухе.

Песни были веселые светлые, голоса фей были наполнены радостью, а играли они так, что все стали прихлопывать им в такт, а детишки даже взлетели на крылышках в воздух, чтобы станцевать под потолком, изображая танец Маленькой Феи, о которой пели их мама и тетя Элен.

— Я вижу, дорогой, наши детки соскучились по танцам, — весело подмигнула мужу Фея. — Сегодня же вечером будут танцы!

И верно, вечером были танцы. Роланд давно не танцевал, а потому когда он зашел в украшенную разноцветными магическими фонариками бальную залу и ощутил запах Цветов Любви, чьи чувственные мягкие бутоны украшали розовые шелковые занавески, он не мог удержаться. Элен решила не рисковать в своем положении, а потому заняла место с феями-музыкантами, и танцы начались. На них были приглашены только самые близкие друзья, здесь не было официоза и помпы. Это был домашний праздник, праздник выздоровления Короля.

Король танцевал только со своей Королевой, а Королева — только со своим Королем, и они никого не замечали вокруг, как тогда, на празднике их бракосочетания. И им было хорошо вместе.

Король даже не помнил, какие танцы они танцевали — авалонские или феины. Впрочем, это было и неважно — от волшебных инструментов оркестра ноги и руки сами бросались в пляс. Король не помнил, во что была одета супруга — в платье традиционного покроя на кринолине, с корсетом и декольте или в феино легкое короткое воздушное платьице. Он видел только её огромные голубые глаза, глубокие и яркие, как само авалонское Озеро, и её смеющееся счастливое, светящееся каким-то внутренним светом лицо. И он сам — смеялся, смеялся и смеялся…

А на праздничные мероприятия Король и Королева решили вообще не ходить. По просьбе феи, её фрейлины так ловко запрограммировали иллюзии, что они всем казались настоящими Королем и Королевой! А сами они, рано утром, вместе с детьми и Зверятами отправились кататься по Озеру на роскошной одномачтовой розовой лодке с тентом и алым шелковым парусом. Охрану не взяли — ведь все думают, что Королевская Чета в городе, на празднике — , а за весла сели Зверята вместе с самим Королем. Ему нравилось грести — огромное наслаждение размять отвыкшие от нагрузки мускулы, тем более когда на корме сидит Прекрасная Фея и с такой любовью смотрит на тебя и улыбается. А когда Король устал, Фея наколдовала ветерок и лодка шла под парусом ровно туда, куда им хотелось — на Зеленые Острова.

Там вся счастливая семья высадилась на берег, а Фея с Котенком и Осленком уже накрывали раскладной столик вкусными яствами, с любимой для всех розовой ватой в розовых мисках и прохладным розовым соком в бокалах. А Король со Щенком и детишками отправились приглашать к столу местных жителей — маленькую черепашку, выводок зайчат и ежика, с которыми детишки познакомились ещё пару месяцев назад, гуляя по Островам. Король с огромным удовольствием познакомился с находкой своих детишек — ведь он отлично умел общаться с животными и растениями! А потом они понесли своих друзей к столу. Черепашка и зайчата с большим аппетитом уплетали листья салата, а ежик даже не отказался от блюдечка с розовым соком. Он так смешно сопел и хлюпал, когда его пил, что вызвал восторженный смех всей семьи. Каждый хотел приласкать зверушек, даже Осленок!

— Ты бы знал дорогой, как я счастлива! — располагаясь под жарким солнышком на постеленном посреди лужайки, поросшей клевером и ромашками, покрывале, сказала Фея. Она была в белом платьице с синими васильками и соломенной длиннополой шляпке с голубыми ленточками. Она похлопала рукой по покрывалу, молчаливо приглашая мужа прилечь с нею. Пахло цветами, оглушительно стрекотали кузнечики, летали разноцветные бабочки, деловито жужжали пчелы и шмели, кропотливо лаская мохнатыми лапками нежные цветы. Детишки со Зверятами возились со своими новыми друзьями, устроив соревнования по бегу между черепашкой, ежиком и зайчатами, где-то вдали раздавались их счастливый смех и крики.

— Я тоже, — прошептал Король. — Знаешь, Фея, было бы здорово, если бы мы с тобой, как раньше, жили бы вот так, в лесу. Без всяких дворцов, корон, двора…  И были бы мы снова — не Их Величествами, а Добрым Принцем и Прекрасной Феей…  А? — он поправил рукой выбившуюся прядь волос Феи и посмотрел ей в глаза.

— Ну-у-у-у, — протянула Фея и лукаво посмотрела на мужа. — Королем и Королевой тоже быть неплохо! Балы, приемы, выходы в свет…

Лицо Короля скуксилось и он отвернулся.

— Ну, дорогой, я пошутила! Хочешь, я наколдую такие иллюзии, которые будут сидеть на престоле вместо нас, а мы на целый год уедем с детьми путешествовать инкогнито, а? — Лицо Короля просветлело и он повернулся к Фее. — Только ты, я, дети и Зверята…  Идет?

Король счастливо рассмеялся.

— А теперь, айда купаться! — и, схватив легкую и воздушную Фею, бросился в нагретую жарким солнцем теплую воду Озера. — Кто вперед доплывет до того островка!

— Это не честно! Тебя русалки плавать учили! — засмеялась Фея и, одним движением скинув мокрое платье, бросилась догонять мужа.

А вечером был костер, магические ароматические светлячки, песни под лютню и полные любви взгляды…

Возвращались во дворец уже далеко за полночь. Дети уже спали. Их на руках тихо унесли в спальню Котенок, Щенок и Осленок. А Король и Королева уединились в своих покоях.

Вспоминая потом эти два чудесных дня, Роланд и Эсмеральда могли сказать только одно — это были самые счастливые два дня за всю их жизнь, начиная со свадьбы.

Следующие две недели были наполнены множеством хлопот — в самом деле, надо было столько всего сделать для подготовки такого длительного путешествия!!! Ведь в этот раз им с семьей предстояло объездить чуть ли не всю Целестию — заглянуть в гости даже к Морской Королеве и на Остров Фей, куда её мужу в виде исключительной привилегии от Их Премудрости было предоставлено право являться по своему усмотрению.

Фея была на седьмом небе от счастья оттого, что её любимый здоров — после стольких месяцев и даже лет разлуки, она теперь не могла допустить, чтобы обычные повседневные дела мешали ей вернуть утраченное время! Тем более, что жизнь в Содружестве текла как по маслу и особенного вмешательства королевских особ не требовалось. Повседневные дела пусть решают феи Совета по Благоустройству, имеющие прямой выход на Их Верность…

Ах, да, Их Верность! Странно, что за эти дни Их Верность ни разу не связалась с ней! Впрочем, у неё много всяких важных дел по всей Целестии, так что не удивительно…

«Хотя надо бы с ней поговорить насчет этого самого Безликого, кто знает, может, она что подскажет. Впрочем, скорее всего, это просто фантазия моего бедного впечатлительного мужа. Ещё бы, подвергнуться нападению такой страхолюдины! Но откуда взялась она?»

Фея на некоторое время озадачилась, но потом решительно выбросила эту мысль из головы: «ЖАЛО до всего докопается само! Да наверное уже и так все выяснено, ведь с тех пор не нападала же эта тварь на него! Насколько я помню, в Лес ввели такую армию, что и пчела не пролетит незамеченной…».

Эта мысль окончательно успокоила Фею, которая переключилась на более насущные дела: пойти в гардеробную и лично заняться выбором туалетов, которые она возьмет с собой в путешествие. А ведь это нешуточная проблема: из пяти тысяч платьев выбрать всего пару десятков! «Да, надо бы вызвать Котенка — у него все-таки отменный вкус!»

— Ваше Величество! Вас вызывает Их Премудрость! — Фея скорчила недовольную рожицу, но потом подумала, что это как раз удобный повод сказать об их семейном отпуске — все равно Их Премудрость надо будет поставить в известность.

Фея прошла в Залу, где когда-то собирались рыцари Круглого Стола во главе королем Роландом Древним, в центре которого теперь был установлен визатор — плоский кристаллический экран, который позволял Королеве и Её Совету напрямую общаться с Их Премудростью и узнавать Их мнение в деле решения повседневных вопросов. Фея присела на свое обитое пурпурным плюшем кресло.

— Да будут трижды благословенны Ваши дни! — воскликнула Фея и поклонилась экрану Визатора.

— Приветствуем тебя, сестра…  — как-то глухо и сухо сказала Вторая из Трех. — Как Ваши дела, как здоровье Вашего венценосного супруга?

— Он пошел на поправку, а потому и мои дела находятся в отличном состоянии! — сверкнула искренне счастливой улыбкой Фея, но тут же с тревогой заметила, что все три Премудрости почти не слушают её.

— Мы рады слышать это, дорогая…  — и тут же, без перехода — Что слышно, милочка, из западных королевств Содружества?

Фея покраснела как мак. За все эти дни подготовки к путешествию, она так и не удосужилась заняться государственными делами!

— Я…  я…  Ваша Премудрость, к стыду своему, я совершенно не в курсе…

На какое-то мгновение Фее показалось, что Вторая из Трех облегченно вздохнула.

— Что-то случилось?

— Вы, кажется, собирались с мужем и детьми немного попутешествовать? — словно прочитав её мысли, сказала Вторая, пристально взглянув в глаза Феи.

— Д-да…  Ваша…  Премудрость…  я как раз…

— Вот и чудненько! — как-то быстро проговорила Вторая. — Берите мужа, детей, принца Алоиса с Элен, прислугу — и приезжайте поскорее к Нам, на Остров Фей, погостите, отдохнете. А Совет по Благоустройству позаботиться о текущих делах. Мы уже ввели их в курс последних дел, пока ты отдыхала, и он обо всем позаботится, хорошо?

Лицо Феи вытянулось. Ещё пару минут назад она была бы только счастлива такому предложению, но сейчас в груди что-то неприятно кольнуло, возникли неприятные предчувствия — а феина интуиция, как известно, никогда не ошибается…

— Да, Ваша Премудрость…  Мы как раз хотели посетить Остров Фей всей семьей…  Но…

— Никаких «но», милочка, никаких «но»! Вы собираетесь и прилетаете сегодня же. Мы пришлем за вами воздушную повозку.

Тут уж Фея начала нервничать и…

— Ваша Премудрость, что стряслось на Западе? На что Вы намекаете? Я должна знать, я ведь Королева, в конце концов! — выпалила Фея и сама испугалась своей дерзости.

— Ничего страшного! Совершенно ничего! Просто был небольшой Прорыв Предела и на западной границе Содружества неспокойно, только и всего…

— ПРОРЫВ! НЕБОЛЬШОЙ! — Фея вскочила с кресла, опершись ручками о стол. — Там же стоит целая армия, там же целая крепость построена! — и тут же она вспомнила старательно забытые доселе странные слова её мужа «ОН САМ ИДЕТ ЗА МНОЙ! Я ему нужен! И скоро ОН будет здесь!» — и её прошиб холодный пот.

— Да, милочка, небольшой…  Его уже ликвидируют, Их Верность и отряды «ЖАЛА» уже там…  Не стоит беспокоится…  Все под контролем…  Все хорошо…  — и только сейчас Фея внимательно взглянула на лица Их Премудрости и не узнала их — ничего не осталось от их былого величия, властности, могущества, бесстрастия — бледные щеки, сжатые губы, потускневшие глаза…

И тут Фея поняла, что все эти «все хорошо и все под контролем» Премудрость говорит не столько для неё, сколько для самой себя! Сама Премудрость больше не контролирует ситуацию!

В сердце Феи похолодело. Она внезапно почувствовала, что такой крепкий, такой незыблемый мир, мир Порядка и Процветания во главе с совершенной Премудростью — его гарантом и фундаментом, начал давать трещину. Она вспомнила странные слова, сказанные её мужем давным-давно, когда они покидали цитадель Непобедимого Солнца, о том, что скоро старый мир рухнет, и свои ощущения в тот момент — тогда её феина интуиция подтвердила истинность его слов. Все эти годы, что минули с тех пор, Фея упорно старалась об этом не думать, как страус прятала голову в песок повседневных дел, забот и маленьких радостей и вот теперь…  Расплата!

— Нет, Ваша Премудрость, я никуда не поеду! Мужа, детей, Зверят — да, но сама я останусь здесь, пока не выясню, насколько пострадали Западные территории от Прорыва и пока лично не ликвидирую его последствия. Такова моя королевская воля! — и посмотрела прямо в глаза Второй из Трех и та, впервые, не выдержала взгляда.

— Хорошо, как тебе будет угодно, ты ведь Королева и Премудрость своего, человеческого, сообщества…  Твоя семья найдет достойный прием у Нас и нашего Сообщества…

Как только сеанс связи прервался, Фея уже летела — в буквальном смысле слова, на крылышках, каковые она обычно избегала использовать во дворце — в свои личные покои, на ходу вызывая через анализатор всех членов Совета по Благоустройству.

Его Величество, между тем, пока Фея готовила все необходимое для путешествия, слонялось без дела — Фея была занята по горло, у детей продолжались интенсивные занятия с учителями, а потому из Зверят остался свободным только Щенок — Котенок как всегда помогал Хозяйке, а Осленок — детям. Король вместе со Щенком, одевшись в простые солнцезащитные белые брюки и рубашку, а на голову напялив широкополые соломенные шляпы, отправлялся, как в старые добрые времена, гулять по окрестностям.

Вот и сегодня Его Величество вернулось с прогулки прямиком к обеду, но вместо накрытого стола и веселых рожиц Зверят он увидел Фею, одну, нервно барабанящую костяшками пальцев по крышке стола. Щенок не знал, что и предпринять, пока его за лапку не схватил Котенок и не оттащил, что-то тихо шепча, куда-то в сторону.

— Дорогая, что произошло? — недоуменно поднимая брови, проговорил Король.

— Ничего, цветочек мой сладенький…  — попыталась натянуто улыбнуться Фея. — Просто через полчаса ты вместе с детишками и Зверятами отправляешься в путешествие, только начнешь ты его не с Нижней Целестии, как мы планировали сначала, а с Верхней. Отправишься прямиком на Остров Фей — там тебе уже готовят достойную встречу!

— А-а…

— … А я присоединюсь к вам чуточку позже, максимум на недельку. Возникли кое-какие срочные дела и мне их надо быстренько доделать. Хорошо, зайка моя? — Фея подошла к Королю и подняла свою ручку, чтобы привычно погладить светлые вьющиеся волосы Роланда и усыпить на корню в нем возможное прекословие её феиной воле. Но тонкая ручка её так и не коснулась головы Роланда — Король перехватил её в воздухе.

— Так, дорогая, что это значит? Что произошло? Ну, говори! Я, в конце концов, пока ещё Король этой страны! — и гневно притопнул ногой, одетой в мягкие белоснежные сапоги.

Фея вырвала ручку из его ладони и быстро отошла на исходные позиции, сев в кресло.

— Ничего, дорогой, ничего, совершенно ничего. — А потом вдруг громко ударила в ладоши, над головой Короля раздался хлопок и словно ниоткуда сверху посыпался целый ворох ароматно пахнущих медом розовых лепестков, которые, касаясь его тела, таяли как снежинки на ладошках. Его Величество зашаталось, его глаза стали слипаться, он протяжно зевнул…

— Дорогой, ты, я вижу, совсем уж устал, тебе надо немножечко отдохнуть, — проворковала Фея как бы ни в чем не бывало и звонко хлопнула ещё раз в ладоши. — Зверята! Ко мне!

Тут же в открытую дверь вбежали Котенок и Щенок.

— Ваш Хозяин очень устал. Ему нужно отдохнуть. Придется вам лететь на Остров Фей со спящим хозяином…  Ну ничего, я предупрежу, чтобы на Острове его не беспокоили пышной встречей. Где Осленок?

— Мр-мяу, он уже отводит с принцем Алоисом и принцессой Элен детей на воздушный шар.

— А-ав! Не беспокойся, хозяйка, мы позаботимся о Хозяине, а-ав!

— Ну и замечательно, друзья, — Фея подошла к Королю, которого уже держали под руки Зверята, чтобы он не упал прямо на пол.

— Почему…  — сквозь сон прошептал Король.

— Прости, дорогой, но это нужно для твоего же блага. Пока в Содружестве небезопасно, тебе лучше побыть с детьми на Острове Фей. Более безопасного места во всей Целестии не найти! — с этими словами она прикоснулась тонкими пальчиками к его покрасневшим векам и они окончательно закрылись. А потом Фея взмахнула магическим жезлом и Зверята положили Короля на образовавшуюся из сгустка воздуха невидимую подушку, которая поплыла в сторону взлетной площадки.

Когда розовый шар, запряженный шестеркой королевских белоголовых орлов, медленно улетал прочь, Фея, единственная свидетельница этого события — иллюзии Короля, принцев и принцесс ещё долго видели авалонцы то в садах, то в тронной зале, то в карете — облегченно вздохнула:

«Хоть за этих, самых родных и близких, беспокоится уже не надо — проблем и так хватает выше крыши!»

В самом деле, ведь всего пару часов назад…

8.

— … Итак, сестры, я как Королева Авалона и Председательница Совета Содружества, требую от вас полного отчета за истекшие две недели, в которые я была в отпуске. Быстро, четко, по пунктам: «первое», «второе», «третье» и так далее, я жду-у-у! — нервно забарабанила пальчиками Фея по полированной до зеркального блеска крышке Круглого Стола, за которым заседал полный состав Совета по Благоустройству — 49 фей из всех отделов «ЖАЛА» 1, 2 и 3-го рангов.

Совет по Благоустройству всем составом замялся и тянул время. Фея, пока её верные сотрудницы за все три года её королевствования, откашливались и переглядывались, невольно отвлеклась и задумалась.

Зала Круглого Стола — это, пожалуй, единственные покои авалонского дворца, которые не подверглись никакой переделке. Повсюду как старый хлам были убраны все эти железки рыцарских доспехов, воинственные гобелены, ужасные чучела убитых чудовищ и волколаков — все это Фея, пользуясь в особенности продолжительными комами мужа, велела сдать в музей. Вместо них повсюду были развешены горшочки и вазы с вечно живыми ароматными цветами. На гобеленах и витражах теперь красовались сцены добрых животных, растений и цветов, а статуи были под стать вкусам Королевы — красивые и стройные молодые мужчины и женщины в свободных феиных одеждах, с веселыми и улыбающимися лицами, часто с детьми и парами.

Но Зал Круглого Стола даже Фея не посмела тронуть. Зал, где сидели рыцари Роланда Древнего, где принимались судьбоносные решения, где был подписан договор об Опеке…  Нет, это — святое! Пусть здесь все останется как было — и эти дурацкие железки доспехов, и чучела трофеев самого Роланда, в том числе в три человеческого роста останки дракона Хмага на металлических подпорках, и выцветшие гобелены с рыцарями, и разнообразное оружие и щиты на стенах…

«Вот ирония судьбы! — подумала вдруг Фея. — В этом Зале, построенном рыцарями и для рыцарей, куда не ступала нога женщин, даже прекрасной Элвин, сейчас на местах этих самых рыцарей сидят дамы и решают когда-то чисто мужские дела…».. И впервые за все время бесчисленных заседаний Совета она почувствовала себя как-то неуютно, неловко, как будто бы она здесь чужая, уселась на чужое место, в чужое кресло…

«Наверное, это оттого, что тут осталось все это рыцарское барахло. Вот справимся с этой передрягой, выкину все это на помойку, называемую музеем, куда все равно никто не ходит! Поклеим розовые обои, цветочки, посадим пальмы в кадках, вместо рыцарей маленьких мальчиков и девочек с крылышками, а потом…  потом…». — тут Фея так замечталась и загорелась этой идеей, что совсем, ну совсем забыла о Совете, а потому глухой голос Старшей сестры Совета в кремово-белой тунике неприятно резанул её слух:

— Ваше Величество…  простите нас за то, что мы не совсем были готовы к докладу…  Сами понимаете, то, что происходит…  в общем, не лезет ни в какие рамки…  Кое-какую информацию мы сейчас имеем… но…

— Ближе к делу! — сухо отрезала Фея и пристукнула кулачком по столу. Ей было досадно, что в такой ответственный момент она как девочка на скучном уроке отвлеклась на нечто совершенно постороннее.

— В общем, ситуация такая. Их Верность не выходит вот уже почти две недели на связь и не отвечает на запросы даже Их Премудрости. На Западных Территориях ничего не ясно — ни один искусственный разведчик — ни аватар, ни аэрон, ни голем — назад не вернулся, связи нет, визаторы показывают только черное пятно…  Рискну предположить, что даже мощнейшие анализаторы Их Премудрости бессильны…

— Та-а-а-а-ак…  — личико Феи помрачнело и некрасивая складка прорезала немного выпуклый лоб, она часто забарабанила по крышке стола пальцами. — А что Короли Западных Королевств?

— Они пропали ещё в первые дни. На запросы не отвечали.

— Но должны же быть их министры, заместители, принцы, в конце концов…

— Ваше Величество! — умоляюще глядя на Королеву, сцепив ручки в замок на груди, почти закричала бледная Кремово-Белая. — Ну, нет с ними никакой связи! ВООБЩЕ НИКАКОЙ!!! Просто недосягаемы!

— Да что вы мне тут тыкаете, в конце концов, «нет, нет, нет и нет», мурины вас подери!!! — вдруг в бешенстве вскликнула Фея и, вскочив со своего кресла и выхватив у феи-пажа секретаря бумагу с протоколом, кинула, порвав на мелкие кусочки, прямо в лицо Кремово-Белой. — А на что вы тут вообще нужны мне!!! «Нет» и «нет»!!! Мало того, что две недели молчали в тряпочку, скрывали все от меня, ещё и не сделали ничего!!! В Западных районах Содружества проживает пятьдесят миллионов человек!!! Вы слышите, ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ!!! А сколько там животных, растений, насекомых — ВООБЩЕ не перечесть! И вы — за две недели! — не пошевелили и пальцем, чтобы начать эвакуацию! Разогнать вас всех надо, вот что! Разжаловать из «ЖАЛА» и отправить работать в библиотеке, а не в Совете Содружества!!! — Фея в гневе взлетела в воздух и нарезала круги вокруг люстры, забыв про все, даже про то, что она людская королева, а не феина.

— Мы…  мы…  — хрипло шептала Кремово-Белая, ломая пальцы, не в силах поднять взгляд. По её щекам скатывались слезы; все остальные феи подавленно молчали и смотрели на край стола или на подолы своих туник. — Мы…  ждали…  инструкций Её Верности, Их Премудрость…  тоже…  ждала…  Их…  Мы…

Фея резко спикировала прямо перед Кремово-Белой, схватила её за плечи и затрясла:

— Слушай, ты…  ты…  За погибших людей ответишь перед трибуналом, поняла?! — и отвесила ей звонкую пощечину. — Вы все…  слышите?! Вы все разжалованы!!! Совет по благоустройству распущен, понятно?! Такова моя королевская воля! Вон! Вон отсюда! Вы только и можете, что людей развлекать фокусами своими, а защитить вы их не способны, потому что головы у вас набиты всякой дребеденью! Думать, думать надо учиться, — в бешенстве кричала Фея, стуча пальцем себе по голове, — а не только по струнке вытягиваться и «так точно» орать хором!!! -, а потом отвесила ещё одну пощечину, уже другой рукой и по другой щеке Кремово Белой Старшей Сестре Совета и полетела прочь к распахнутому окну, совершенно забыв, что она у людей, а не в стране фей и что у людей принято выходить через двери.

Теперь только Фея поняла подлинные масштабы катастрофы! Теперь только она восприняла всерьез странные слова своего любимого мужа. Теперь только она поняла, какую опасность представляет этот Прорыв для её любимых!

«А я-то, дура, все эти годы занималась всякой ерундой, машинками да пилюлями, каруселями да развлечениями, доверилась этому «ЖАЛУ», думала, у них все под контролем…  Проклятье! Была бы я там, у Предела, как раньше, а не здесь, в Авалоне, уж я бы сложа ручки сидеть не стала! Я бы провела расследование! Я бы…  Я бы… Король! Мой любимый Король, детки мои! Какая им угрожает опасность!!!»

А потому первым делом Фея полетела организовывать принудительную эвакуацию в самое безопасное во всей Целестии место — на Остров Фей — и мужа, и детей, и беременную невестку, и любимых Зверят.

9.

Когда же розовый шар окончательно скрылся за белоснежными облаками, Фея, наконец, закончила махать розовым платочком и, вытерев быстрым движением слезинки со щек, быстро полетела в тронную Залу собирать общий совет Королевства, а также вызывать ещё доступных для связи королей Содружества, которые совершенно не в курсе происшедшего…

Заснула Фея только глубоко за полночь. Но даже во сне не могла избавиться от тревожных мыслей, несколько раз просыпалась в холодном поту.

В самом деле, одно дело — предупредить всех об опасности с Запада, настоятельно убедить каждое королевство Содружества выделить все доступное количество аэронов и самодвижущихся грузовых повозок для эвакуации беженцев, пограничные королевства — не препятствовать беженцам, сооружать временные лагеря для них, обеспечить их медицинской помощью и питанием, позаботиться об оставшихся без родителей детях и предпринять другие экстренные «пожарные» меры…  Но совершенное другое дело — решить, что же делать дальше? Как остановить вторжение?

Фея вот уже третий раз за ночь проснулась и прямо в ночной рубашке, при свете луны и полуночных магических ароматических светлячков, источавших мягкий розовый свет, не мешавший спать, принялась летать, нарезая круги под потолком — так ей лучше думалось.

ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ? ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ? ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ? ЧТО, ЧТО, ЧТО, ЧТО-О-О-О???

«Проклятье! Ведь у меня, в моем собственном многомиллионном Содружестве нет даже армии, чтобы противопоставить хоть что-то нашествию извне! Проклятая политика «ЖАЛА»! Мол, а зачем им армия, будут ещё между собой воевать, мы их сами защитим…  А теперь, ну, скажите, пожалуйста, что теперь??? Ну, эвакуирую я центральные королевства, а дальше что? Кто остановит эту тьму с Запада, кто остановит Безликого? Если даже феи расписались в своем бессилии!!!

Нет, остается одно — мне надо выяснить, в чем слабое место этой тьмы, а пока это не выяснено…  надо воссоздавать у людей армию! Эх, как бы мне пригодился бы сейчас этот вояка Гастон! — Фея даже застонала от досады. — Уж он-то собаку съел на чудовищах из Зоны! Ну, ничего, я тоже не дурочка с переулочка…  У меня у самой, небось, стаж в пять тысяч лет у Предела…  Хотя то, что происходит, действительно ни в какие ворота не лезет, но все-таки кое-что о тварях из Леса я знаю…  А остальное смогу узнать только на месте!»

И Фея, прекратив летать, приземлилась у своей кровати, скинула ночную рубашку, приняла ледяной душ, растерев до красноты тело полотенцем — в конце концов, вряд ли она уже уснет в эту сумасшедшую ночь!

Затем одела простую кремово-белую тунику и знак отличия феи 1-го ранга — серебристого единорога на серебристой цепочке. Потом, разбудив до смерти перепугавшегося Хранителя Королевской Печати и передав ему текущие дела, она запустила программу своего иллюзорного двойника, чтобы не перепугать подданных своим отсутствием. Разделавшись со всем этим, она, жужжа, как рассерженная пчела, взяла курс строго на Запад — пора было разобраться с природой этой странной Черной Тьмы и Безликим, на месте, самой, лично…  Как там говорят у людей? «Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сама».

«Прекрасно сказано! — грустно улыбнулась Фея. — Давно пора учиться думать своей головой!»

Но не успела она перелететь потонувшее в предрассветном тумане голубое блюдце Озера, посреди которого располагался древний остров Авалон, как какие-то тени окружили её со всех сторон. Фея взмахнула магическим жезлом и яркий огонек развеял ночную тьму: вокруг неё парили 49 фей лично расформированного ею бывшего Совета по Благоустройству Целестии…

— Ваше Величество, простите нас за дерзость, — кашлянула в кулачок Кремово-Белая с ещё видимыми следами от пощечин на лице, — но мы вас одну не отпустим! Вы поймите нас правильно, мы бы давно и сами слетали на разведку на Запад, мы ничего не боимся, но у нас была инструкция от Их Верности — охранять прежде всего Вас и Вашу семью…  — Кремово-Белая замолчала на полуслове, ожидая очередной вспышки гнева, но её не последовало. Фея не умела долго сердиться, да и в данном положении главным для неё был вопрос не «кто виноват?», а «что и как делать?» К тому же такая солидная сила как 49 боевых фей «ЖАЛА» в предстоящем опасном рейде ей могли ой как пригодиться!

— Ладно, вояки…  Следуйте за мной, только тихо! И ещё — отныне подчиняться будете только МНЕ, понятно? Мне и только мне, как Королеве, как людской королеве!

— Так точно, Ваше Величество, — вытянулась по струнке Кремово-Белая. А потом полушепотом добавила — тем более что «ЖАЛО», судя по всему, перестало существовать…

Но Её Величество Королева Эсмеральда уже ничего не слышала, целиком сосредоточившись на сотворении заклинания «разрыв материи» — это позволило бы сэкономить силы и такое ценное сейчас — как никогда! — время, совершив прыжок через пространство.

Глава 16 «Зеленое Братство»

1.

Унылая лента скоростной трассы для самодвижущихся повозок тянется, извиваясь, какой-то причудливой фиолетово-черной змеёй. Жаркий, такой невыносимо жаркий день близится к концу, далеко на западе красный диск солнца вот-вот соприкоснется с линией горизонта. В какой уже раз солнце готовилось умереть, оставив лишь ошметки своей крови на ватных хлопьях облаков у кромки земли.

По этой дороге, посреди покинутых, брошенных полей такой же унылой змеей тащились несколько сотен беженцев на жалких телегах, запряженных лошадями или быками везя свой убогий скарб — большую часть вещей пришлось бросить в покинутых домах. Это шли неудачники. Те, кто не успели захватить аэроны и мобили и улететь или укатить на них. Даже при всем размахе предпринимаемых Советом по Благоустройству Целестии преобразований до сих пор не удалось обеспечить современными средствами передвижения все многомиллионное население Содружества. И те и другие были пока, увы, только общественным, а не частным транспортом, а потому, кто успел, как говорится, тот и сел…

Колонна двигалась очень медленно, периодически вставая из-за сломанной телеги или взбрыкнувшей лошади. Плакали маленькие дети, кто-то причитал, большая часть мрачно молчала — проявлять эмоции не было сил. После того, что увидели эти несчастные — как за считанные часы исчезали целые графства, целые города-миллионеры, как люди в считанные часы гнили заживо от укусов непонятных тварей — им было уже все равно, лишь бы поскорее убраться подальше от этого ада, оставить между собой и следующей по пятам тьмой как можно больше миль. О том, что рано или поздно кромешная тьма их нагонит, старались не думать…

Юный Асмунд тоже не плакал и не причитал. Хотя ему было только шестнадцать, но он старался изо всех сил вести себя как взрослый, ведь теперь он был главой семьи. Отец исчез пару дней назад, когда уехал на ярмарку в главный город графства Бергстад. Те, кто выжил, рассказали, как он с большим удовольствием смотрел на рыночной площади выступление какого-то скомороха в маске и гриме. Скоморох сказал, что покажет какой-то совершенно новый фокус и просит уважаемую публику не расходиться. А потом он достал какую-то коробочку и из этой коробочки пошел какой-то дым, дым в считанные мгновения заполнил всю площадь, во мгле появилось какое-то движение…  И вот уже муже- и женообразные твари бросились в толпу и грызли всех направо и налево! Отец не смог спастись…

Маму он потерял уже на следующий день после гибели отца. Она обрабатывала раны какому-то выжившему мальчику, спасшемуся из той ярмарки, а потом…  Она умерла быстро…  Теперь тех, у кого находили черные пятна на коже, избавляли от мук по благословению святых отцов быстро и безболезненно — нельзя было, чтобы зараза распространялась и угрожала всему сообществу, тем более, что она была все равно неизлечима. И теперь Асмунд остался за старшего. У него на руках — точнее, на маминой телеге, запряженной гнедой кобылой Мерри, — остался его младший брат, десяти лет, и малышка сестренка, трехлетняя крошка. А потому Асмунд не мог плакать. Никак. Просто не имел на это права!

Правда, ему помогали. Хотя из его родни не выжил никто — все поехали на эту проклятую ярмарку! — но зато ему помогал их деревенский приходской священник, отец Эйсмер — добродушный увалень с круглым румяным лицом и небольшим брюшком, с всегда потной тонзурой на макушке, которую он вытирал шелковым платочком. До Вторжения это был самый любимый и уважаемый человек в деревне. Добрый, мягкий, понимающий, он хоть и читал по складам, а службу правил наизусть, зато всегда всем помогал, всегда готов был выслушать чужое горе и помочь — и словом, и делом. Его матушка и дети погибли на той же ярмарке, а потому забота об Асмунде и его брате с сестренкой, которых он знал с рождения, стала для него особенно важным делом. Асмунд держал поводья лошади, а отец Эйсмер только-только убаюкал малышку на своих коленях. Он осенил её знаком Создателя и она улыбнулась во сне.

— Святой отец, скажите, почему Создатель допустил этим чудовищам жить на свете? Вы ведь говорили нам на службах, что Он добрый и заботится о людях? Почему всемогущие поднебесные владычицы нам не помогают и не защищают нас? — не выдержал Асмунд и высказал то, что всю эту страшную неделю мучило его и днем, и ночью.

— Пути Создателя неисповедимы, сынок, — вздохнул отец Эйсмер и грустно улыбнулся. — Но я знаю одно — все, что Он делает, исполнено смысла и все пойдет нам на благо…  Да, и ещё, — в конце концов, все обязательно закончится хорошо!

— Правда? — с чисто детской непосредственностью воскликнул Асмунд — отцу Эйсмеру он верил безоговорочно, ведь его устами говорит на службе сам Создатель! — Честно-честно?

— Честно-честно! — грустно улыбнулся отец Эйсмер и на миг его круглое добродушное лицо просветлело… . Но только на миг. А потом он взглянул назад, на запад, на заходящее кроваво-красное солнце и опять на его лице резко обозначились морщины — морщины заботы и тревоги. Он сложил руки на груди и, закрыв глаза, стал читать молитву Закату — молитву, посвященную заботам о посмертной участи человеческих душ. Асмунд не посмел ему в этом мешать.

Но и ему стало как-то не по себе. Конечно, твари могли нападать когда угодно, и днем, и утром. Но всё-таки ночь они любили больше всего. Ночью они были особенно сильны. Ночью их сложнее было заметить, дать сигнал тревоги, ночью от них сложнее убежать. А потому красное око заката пугало всех, особенно на этих покинутых людьми землях. Местные жители бросили их намного раньше, чем здесь показалась колонна из графства Бергстад.

Да, Асмунду было не по себе, как и остальным, но он старался держаться, тем более, что у него было то, что придавало ему уверенность в себе…  ОРУЖИЕ! Да, у него, Асмунда, вчерашнего мальчишки, было настоящее оружие — отцовский охотничий лук со стрелами, длинный охотничий нож и его собственная дубинка — Асмунд преуспел в этом самом любимом развлечении деревенской молодежи (после стрельбы из лука и кулачных боев, конечно же) — бое на палках! Втайне Асмунд даже хотел, чтобы на него кто-нибудь напал, чтобы на нем испробовать свое вооружение и стрелять не по мишеням или уткам, а по врагу; мутузить не деревенских соседских мальчишек, а диких тварей из Леса! Но при этом он хотел бы, чтобы его братишка и сестренка, да и отец Эйсмер были бы где-нибудь очень, очень далеко…

Протяжный вой охотничьего рога возвестил всем участникам поезда о том, что пора останавливаться на ночлег — в самом деле, менее чем через полчаса закат сменится густыми как сливки сумерками. Телеги одна за другой съезжали на обочину. Старшие каждой полусотни — обычно самые крепкие мужики — уже суетились и подгоняли лошадей и быков плетками — предстояло построить вагенбург — походную крепость из повозок. Хотя вдали виднелись многоэтажные прямоугольники покинутой деревни, но ночевать там боялись — там могла быть и засада, и зараза — хотя с точки зрения обороны здания из розового прочного бетона подходили лучше повозочного городка. Позапрошлая ночевка в таком брошенном селении в 80 милях отсюда обошлась слишком дорого…

Наконец, мычание и ржание сотен животных, щелчки плеток и ругань погонщиков прекратились, и правильный прямоугольник из повозок был построен, а сами повозки связаны друг с другом крепкими кожаными ремнями. На сторожевые посты заступили наиболее зоркие и меткие охотники, а остальные занялись всем необходимым для ночлега — кто-то разводил костры и грел воду для похлебки, кто-то рубил дрова, кто-то расстилал соломенные матрацы. На тяжелую работу направили тех немногих големов, которых удалось увезти с собой (большая часть големов отключилась, попав в зону действия черного тумана), а плюшевые зверята, изрядно обтрепавшиеся за эти дни (у кого не хватало пуговичного глазика, у кого — оборвано ухо, у кого — вываливалась вата), принялись готовить нехитрые блюда или успокаивать и переодевать детей. Каждому нашлось свое место.

А потом — общая молитва Ночным Светилам, которой руководил отец Эйсмер и ещё десяток выживших священников, и торопливый и тревожный ужин при факелах.

Весь ужин Асмунд мечтал только об одном — чтобы его отправили в ночной дозор. В самом деле, ведь он лучше всех мальчишек своей деревни лазал по деревьям и лучше всех стрелял из лука! Вон, в позапрошлую ночь брали же несколько парней! И то — прошляпили! Твари застали их врасплох! Слава Создателю, их было немного и удалось тогда отбиться кое-как…

Асмунд мечтательно зажмурил свои большие серые глаза, на время забыв про похлебку, и представил себя среди других дозорных. Вот его темно-русые до плеч волосы закрывает зеленый капюшон охотника, в его руках лук, за спиной колчан стрел, а у пояса — охотничий нож. Вот он стоит и смотрит куда-то в темноту и вот, когда все заснули — именно он — да, именно он и никто иной! — один не спит и вовремя поднимает тревогу…

— …  Нет, Асмунд, в дозор ты не пойдешь, — устало и как-то потерянно сказал Герхард, старший их колонны — он тоже потерял всю свою семью. — У тебя брат и сестра, ты нужен им. Поверь, малыш, — он ласково потрепал Асмунда по плечу, — натвою долю ещё выпадет множество подвигов, но только не этой ночью. Кроме тебя, у твоих младших никого нет…  — голос Герхарда дрогнул и пресекся. Он поспешно отвернулся и скрылся в темноте, за пределами видимости костра.

Вот уже третья по счету просьба Асмунда была отвергнута.

Асмунд тяжело вздохнул и вернулся к своей палатке. Там отец Эйсмер уже уложил спать и братика, и сестренку. Те, причмокивая во сне губками, уже крепко спали. Сам святой отец стоял на коленях возле зажженной свечи и шептал молитвы Создателю, перебирая четки из ярко-желтого янтаря, священного солнечного камня. Асмунда успокаивали молитвы отца Эйсмера — их ровный ритм, мелодичное постукивание камешков, а также какая-то добрая и светлая сила, которую как будто бы излучал святой отец — от всего этого становилось легко и спокойно на душе, как будто бы какой теплый ветерок отгоняет темные тучи с сердца, просветляет разум.

Асмунд не хотел мешать отцу Эйсмеру, а потому решил не подходить к братику и сестричке, чьи матрацы лежали рядом с молящимся, а тихонько лег на свой соломенный тюфяк, не накрываясь (ночь была теплой) и тут же погрузился в глубокий сон.

Странный, весьма странный сон…

Асмунду снилось, что он по-прежнему у себя дома. Вот их просторная квартира в новом доме из розового бетона из четырех круглых комнат и большой гостиной, с ромбовидными окнами, что придавало ей сходство с ячейкой пчелиного улья. Вот круглый стол, накрытый солнечно-желтой скатертью с зайчатами и бельчатами, весело танцующими на лугу под ярким солнышком. Вот розовые шелковые занавески с аппликациями в виде ярко-желтых фей. Они сидят всей семьей, с папой и мамой. Зверята уже накрыли на стол и ушли за сладким на кухню. Огромный экран настенного визатора излучает красивую цветомузыку. Через стеклянные окна струятся потоки солнечного света, теплый ветерок развевает розовые занавески. Папа и мама улыбаются, у них новые туники, им хорошо…

Вдруг внезапно раздается какой-то грохот, скрежет, рев. Яркое летнее солнце покрывается какой-то черной мохнатой тучей, становится темно, а визатор во всю стену начинает рябить, музыка заменяется шипением и помехами. Асмунд хочет встать и позвать Зверят, сведущих в этой технике, но мама останавливает его: «Погоди, все само собой разрешится», но в этот момент изображение на визаторе гаснет и он становится темным. «Выключился, что ли?» — подумал Асмунд, но в тот же момент увидел, что нет. Потому что в центре темного экрана визатора вдруг показались две ярко-красные точки-глаза, злобно и свирепо смотрящие на Асмунда.

— Папа, папа, смотри, что за страхолюдина такая! — закричал от страха Асмунд, вскакивая со своего стула.

Но папа, да и мама, лишь недоуменно смотрят на Асмунда.

— Сына, да это просто выключенный экран! Сейчас вернутся Зверята и все починят. Ты ешь, ешь…

Но Асмунд не мог отвести взгляда от этого жуткого черного пятна во весь экран с красными глазами, тем более, что эта тварь стала сгустками черного тумана проникать из экрана и постепенно заполнять всю комнату…  И тогда Асмунд закричал!

Вся палатка погрузилась во тьму, все спали, даже отец Эйсмер.

«Фу, слава Создателю, что я кричал только во сне!» — подумал Асмунд и встал со своей лежанки. Вся рубашка была в поту. «Что бы это могло значить?» «Впрочем, ясно одно, после такого сна я уже точно не засну».

Асмунд вышел из палатки на свежий воздух. Ночь была очень темная, тучи закрыли все небо. «Видимо, скоро будет дождь». Костры кое-где уже потухли, где-то остались только угли, где-то догорали. Все спали — неделя тяжелого пути и лишений, как-никак, давала знать свое.

Асмунд решил прогуляться. Он одел охотничий непромокаемый плащ с капюшоном, взял лук, нож и дубинку — на всякий случай — и тихонько пошел к стене вагенбурга.

«Странно, а где же часовые?» — встревожено подумал юноша. «Что-то не вижу обхода». Он подошел к ближайшей повозке и увидел торчащие из-под неё ноги незадачливого сторожа — из-под повозки раздавался громкий храп.

Асмунд тяжело вздохнул и решил пока что покараулить вместо бедолаги, тем более, что ему было не привыкать — отец часто в детстве его брал на ночные прогулки.

Ночь была темная и тихая. Странно — даже птиц и тех не было слышно — тихо, как на кладбище! Асмунд зябко поежился и посмотрел в сторону покинутых многоэтажек. Черные провалы окон словно пустые глазницы на черепе мертвеца, кое-где колышутся занавески, где-то одиноко хлопает незакрытая оконная рама…

Вдруг Асмунд ощутил, как постепенно наливаются тяжестью и его веки, как слабеют и дрожат ноги. Вот бы присесть, хоть на чуть-чуть на самый краешек повозки, посидеть немножко, отдохнуть…  Асмунд протяжно зевнул. И, сам не заметив того, упал на землю, как мешок с овощами, закатился под телегу и заснул, как и его предшественник на посту.

2.

Пронзительный визг пробудил бы даже и покойника в могиле! Визги десятков женщин, плач детей, крики мужчин, рев и храп напуганных животных…

Асмунд хотел вскочить на ноги, но тут же больно ударился головой о днище телеги. От боли он едва не вскрикнул — даже в глазах зарябило, поплыли оранжевые круги! Но именно это его и спасло…

Как раз в это же мгновение здоровенная тварь — волосатый обнаженный мускулистый мужик с когтями на руках, как у медведя, и волчьей головой на шее с ощеренной пастью полной белых клыков и черными провалами вместо глаз, соскочил с телеги на землю, хищно нюхая воздух вокруг. Вылези Асмунд из-под повозки — и его песенка была бы спета!

Асмунда затрясло крупной дрожью — он впервые видел тварь из Леса так близко от себя. Тем более, что кроме этой твари ВООБЩЕ ничего видно не было — все пространство слева и справа от повозки, послужившей ему укрытием, утонуло в пелене черного непроницаемого тумана. И где-то изнутри, из самой глубины этого туманного чрева до него доносились крики, визги, какое-то стремительное движение, рык…

Асмунд осторожно вынул охотничий нож из-за пояса и освободил его из ножен — единственное оружие, которым он мог воспользоваться в такой тесноте. И вовремя! Потому что тварь, наконец, его учуяла и, припав на четвереньки, повернула свою серую морду прямо в его сторону и утробно зарычала…  А потом — бросилась под повозку!

Но Асмунд оказался проворнее. В долю мгновения, совершенно не отдавая отчета в том, что он делает, он вынырнул из-под повозки в противоположной стороне, стремительно запрыгнул на неё, а потом спрыгнул с неё, оказавшись в тылу чудовища, после чего мгновенно вонзил здоровенный охотничий тесак, с лезвием длиной в локоть, прямо между лопаток твари! Тварь дико взвизгнула и стала стремительно съёживаться, источая зловонный ядовитый дым.

Но Асмунд не стал дожидаться того, что воспоследует за этим. Он знал одно — охотничий нож он потерял, а его братик и сестренка с отцом Эйсмером находятся в опасности! Он схватил покрепче свою дубинку и лук, оставленные прямо на земле, и нырнул в казавшееся бездонное чрево шевелящегося и кричащего тумана.

Внутри тумана царил беспросветный хаос.

Несколько раз Асмунда толкали, так что он едва не падал. Несколько раз кто-то пытался его схватить или укусить, но Асмунд проверенным движением первого на деревне бойца на дубинках неизменно попадал в цель, которую сам не видел, — об этом говорили визг и брызги черной жидкости на концах дубинки. Несколько раз кто-то кричал и умолял о помощи…  Сердце Асмунда разрывалось, но он заставлял бежать себя дальше — он должен был спасти прежде всего свою сестренку и братика — все остальное — потом!!!

В черном тумане разобраться было невозможно, Асмунд бежал по памяти — так, как запомнил путь от палатки до повозки — память у него была, слава Создателю, крепкая, юношеская. Налево…  налево…  направо…  прямо…  опять налево…  ещё налево…  прямо…  прямо…  прямо…

Вот она! Удар в какую-то ощерившуюся пасть, ещё один по какой-то мохнатой лапе с когтями величиной со средний палец, и вот Асмунд ворвался в палатку!

Проклятье! Она пуста! Вот плюшевый медвежонок сестренки, вот потерянные янтарные четки отца Эйсмера, вот игрушечный деревянный меч братика…

Из горла Асмунда вырвался почти волчий вой «НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!», а вслед за ним послышался сухой треск разрываемой ткани — и в палатку ворвались сразу три твари — полулюдей-полузмей. Вместо головы — отвратительные змеиные морды с длинными ядовитыми зубами и черными языками, холодными немигающими глазами, а вместо рук — самые настоящие живые змеи!!! — извивающиеся, шипящие, злобные. Все три пары рук-змей стремительно кинулись на Асмунда, раскрыв свои ядовитые пасти.

Асмунд механически сделал прыжок назад, а потом стремительный удар одним концом дубинки, вторым — и две головы-кисти упали на землю разбитыми вдребезги, а люди-змеи зашипели от боли. Дожидаться их реакции Асмунд не стал — выскочив через запасной выход из палатки и что есть силы ударив дубинкой по её деревянной оси. Палатка рухнула, похоронив омерзительных людей-змей под тканью, а дальше Асмунд уже бил по шевелящимся внутри уродам то одним концом, то другим. «Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни!» Твари шипели и кричали, но удары сыпались так часто, что им не удавалось оправиться. Наконец, движение под тканью затихло…

Асмунд пришел в себя. Туманное марево по-прежнему не давало возможности увидеть что-либо, кроме как в пяти-шести шагах от себя. Рассудок подсказывал ему — никого не спасти, надо бежать отсюда, куда глаза глядят, тем более, что он пока ещё помнил, как добраться до внешней ограды! А сердце кричало — если их нет в палатке, значит, они где-то поблизости, может, бегут, спасаются, надо искать! Но как их можно найти в таком мареве? Асмунд готов был просто заплакать от досады!

И как раз в этот момент раздался пронзительный прерывистый позывной сигнал кавалерийской трубы — этот звук Асмунд узнал бы из тысячи! Он любил смотреть красочные иллюзии в Бассейнах Грез на тему подвигов Его Величества короля Роланда Древнего. И он знал, что именно такой звук издают трубы кавалерии Его Величества, когда Он, во главе своих славных Рыцарей Круглого Стола, в блистающих доспехах, в шлемах с опущенными забралами и плюмажами их перьев, с распущенными знаменами с черным орлом на белом фоне, атаковал с копьями наперевес противника.

А потом сигнал подхватила другая труба, третья, четвертая…  А потом раздался шум множества скачущих во весь опор коней.

«Трубы?! Кони?! Откуда!!!??? — вдруг дошло до Асмунда! — Ведь я же не иллюзию смотрю, я в этом проклятом тумане!»

Но больше думать было некогда, потому что из черного тумана сверху на него прыгнула какая-то тварь с большими черными кожистыми когтистыми крыльями и больно ударила его в затылок. Асмунд кубарем покатился на землю, а тварь уже забралась ему на спину и схватила когтистыми лапами шею.

— А-а-а-а-а-а! — закричал от страха и омерзения Асмунд, ощутив холодные и склизкие когти кожей, и резко перевернулся на спину, придавив тварь к земле. Тварь заверещала и Асмунд ощутил как что-то острое как бритва и холодное как металл вонзилось в его шею и спину и в голове у него помутилось. Асмунд перевернулся и встал на четвереньки, но тварь прицепилась намертво. Ноги дрожали, голова болела, в руках — слабость — и скинуть тварь нету никаких сил! Из носа и рта хлынула почерневшая кровь.

«Ну, вот и все» — подумал Асмунд, и ему стало как-то удивительно спокойно на душе…

… И в этот момент из пелены тумана выскочили ноги лошади, а в следующий момент сверкнула какая-то серебристая молния и — раздался пронзительный визг твари и жгущая боль, как от прикосновения расплавленного железа, обожгла кожу на спине Асмунда. Он упал на землю и погрузился во тьму.

А в это время одна за другой десятки лошадей перепрыгивали, прямо с ходу, с галопа, через промежутки между повозками в туманную мглу внутреннего двора вагенбурга. Блистали серебряные клинки и наконечники копий, свистели десятки стрел с серебряными наконечниками, которые выпускали прямо на ходу спрыгивающие с седел, сидевшие сзади конников, лучники. И вот уже на всем пространстве палаточного городка закипел ожесточенный бой!

Ни один взмах меча, ни один выстрел из лука не был впустую — таинственные всадники и пехотинцы, облаченные с ног до головы в зеленые плащи с большими капюшонами, скрывавшими лица, свое дело знали! Твари из леса частью были окружены в палаточном лагере, частью оттеснены к лесу и брошенной деревне. Бой кипел повсюду. Вдобавок, откуда ни возьмись, подул сильный ветер и туман стал рассеиваться.

Твари явно не были готовы к такому обороту дел. Летучие женообразные крылатые чудища одна за другой падали, сраженные меткими лучниками. Мужеобразные зверолюды падали под ударами копыт коней и погибали от копий всадников и их длинных мечей. Однако остальные продолжали сражаться как одержимые. Они бросались на коней, норовя перегрызть им глотки и стащить всадников, летучие твари пикировали на лучников, чтобы выцарапать им глаза или перегрызть тетиву лука, с душераздирающим визгом, пеной из отвратительных пастей и черным огнем, вырывающимся из их безглазых глазниц…

То тут, то там лежали убитые и раненые воины в зеленом, но похоже, что тварей было недостаточно много, чтобы переломить ход боя в свою пользу, но тем не менее они и не отступали — ни одна, ни на шаг — , пока с первыми лучами восходящего солнца последняя из них не лишилась головы.

3.

— Ай-яй-яй-яй, больно как!!! — закричал во все горло Асмунд — вся спина просто пылала, словно к ней прикасались раскаленным добела прутом. Отчетливо ощущался запах подпаленного мяса и кожи.

— Держите, держите его покрепче, а то он сейчас вырвется! — закричал чей-то тонкий, похожий на детский, голосок. — Дракоша, подожди, не дыши пока!

Но Асмунд уже вырвался из чьих-то плюшевых лапок и забегал по кругу внутри просторной палатки, пытаясь остудить горящую спину. Однако бегая по кругу, он успел, тем не менее, заметить, кто же были его мучители.

К его удивлению это были три хорошо знакомых плюшевых Зверенка! Правда, не такие, которые были у его родителей — Обезьянка, Крокодильчик и Барашек — они сгинули во время их суматошного бегства из охваченной паникой деревни. Один был разноцветный, буквально всех цветов радуги, попугайчик, другой — большеголовый синенький слоненок в очках да зеленый дракончик, порхавший как раз над кроватью. Слоненок держал в своем хоботе какую-то серебристую коробочку, дракончик выпускал клубы дыма и пламени из своей пасти, а попугайчик держал в своих крылышках раскаленную добела серебряную палочку.

— Молодой человек, кхе-кхе-кхе, — важно кашлянул в ярко-зеленое плюшевое крылышко попугайчик, — успокойтесь и лягте обратно на кровать, мы ещё не закончили процедуру лечения. Мы ещё не обработали все ваши раны!

— Лечения?! Лечения! — воскликнул Асмунд, останавливаясь и тяжело дыша, — да это процедура не лечения, а мучения какая-то! — и сжал кулаки.

— Ничего вы не понимаете, — также важно и невозмутимо ответил попугайчик. — Я, между прочим, магистр медицины, а не палач, — попугайчик важно поклонился Асмунду и принялся ходить взад вперед — словно настоящий профессор на лекции. — Вирус niger maleficus истребляется только argentum purum самой, заметьте, только самой высокой концентрации и только драконьим огнем! — попугайчик важно поднял крылышко вверх, как бы ставя в воздухе восклицательный знак. — Так что, — повернувшись к Асмунду, хотел было сказать попугайчик…

… - так что давай, агххх, ложись и не дергайся! — перебил его дракончик. — Нам ещё три пореза обработать осталось! — и спикировал прямо на плечо Асмунду и деловито уселся на нём.

Но Асмунд не сдавался.

— Слушай, ты, плюшевый зверь, если ты такой умник, скажи, почему же другие зверята не могли вылечить покусанных этими тварями раньше, а? Почему мою маму убили мои же собственные соседи? Почему гнили заживо другие? Где вы, твари из Леса вас подери, все это время были, а-а-а???!!! — вдруг побелел от гнева Асмунд, стряхнул с плеча фамильярно присевшего дракончика и угрожающе сжал кулаки.

Зверята понурили головы, а ниже всех — попугайчик. Возникла неловкая пауза.

— Видите ли, многоуважаемый, — гнусаво в нос, не поднимая глаз на Асмунда, интеллигентно вежливо прогундосил слоненок. — Людские зверята, они…  ну…  понимаете…  не рассчитаны на такие задачи, господин. Не за-про-грам-ми-ро-ва-ны, — по слогам кое-как произнес новое для него словечко Слоненок — он любил щегольнуть тем, что сам только недавно узнал.

— Не запрограммированы? Не запрограммированы!!! И вы так просто мне тут это говорите!!! Погибла моя мама, соседский мальчик, которого она лечила, погибла тетя Агнета, погибла…  Да человек сто погибло из нашей деревни только от этой заразы!!! — хватаясь за голову, воскликнул Асмунд. — А кто за это будет отвечать???

Зверята уныло и многозначительно переглянулись и замолчали.

И тут вдруг до Асмунда, наконец, полностью дошел смысл сказанного Слоненком.

— Ой! А вы тогда чьи зверята-то, если не людские? И где я тогда нахожусь…  Ой! Неужели сами поднебесные владычицы прилетели нас спасти!? — вдруг от радости чуть не подпрыгнул Асмунд.

— Слишком много вопросов, агрххх! Слишком, господин! — прорычал Дракоша, выпуская опять клубы дыма и пламени — он как ни в чем не бывало беззаботно нарезал круги под куполом палатки. — Ложитесь, а то как бы вам самим не разделить их участь.

Асмунд заколебался, но испытывать опять нечеловеческую боль от раскаленного добела серебряного прута ему как-то не очень хотелось.

Чем все это закончилось бы — неизвестно, но в этот момент внутрь палатки вошла высокая стройная смуглокожая девушка с копной иссиня-черных волос, заплетенных в тугую косу, большими черными глазами, в обтягивающем тело черном кожаном комбинезоне с деревянным жезлом того же цвета в руках.

— Ага, пациент, я вижу, уже пришел в себя. Ну и слава Создателю! У нас итак слишком много погибших, — вздохнула девушка и, окинув беглым оценивающим взглядом Асмунда, сразу же подошла к попугайчику.

— Ну как он?

— Успели прижечь почти все раны, кроме трех, когда действие вашего обезболивающего заклинания закончилось и…  — он многозначительно кивнул головкой в сторону Асмунда.

— Бедняжка! — жалостливо пропела девушка и погладила Асмунда по щеке, теперь уже внимательно рассматривая глазами каждый вершок кожи на его лице, словно ища что-то. — Больно было, да? Здесь слишком далеко от Лысой горы. Сила действует очень ненадежно. Ну, ничего-ничего, малыш, сейчас мы все поправим…  Давай, ложись, я тебя сейчас опять усыплю, — она подняла жезл и тот засветился изнутри каким-то фиолетово-лиловым свечением.

— Вот ещё! — едва не отпрыгнул от девушки Асмунд. — Можно подумать, я боюсь боли…  Ха! — ему вдруг стало очень неприятно от мысли, что этот плюшевый попугай выдал перед такой красавицей его слабость. — Да я вообще! Да я! — слов Асмунду не хватало, от возмущения они просто повылетали все из его головы, он покраснел. Но из неудобного положения его вывел голос снаружи:

— Госпожа Милена, госпожа! Вас срочно вызывает господин…

— Да, да, сейчас! Так, малыш, через пару минут я приду и все сделаю, хорошо? — она прелестно улыбнулась и потрепала Асмунда за мочку уха как шаловливого малыша — и быстро вышла из палатки.

А Асмунд в тот же миг сам запрыгнул на кровать, лег на живот и крикнул:

— А ну, налетайте, живодеры, быстро, кому говорю! Да, быстро, быстро, пока она не вернулась!!!

Зверята недоуменно переглянулись, не понимая, чью инструкцию надлежит выполнить.

— Ну что, агхх, встали?! — рыкнул Дракоша. — Айда опять прижигать!

Он спикировал к открытой жаровне в центре палатки, на которой лежал уже потухающий серебряный прут, и окатил её струёй драконьего пламени, так что прут опять побелел. Попугайка взял его осторожно и, найдя очередную почерневшую отвратительную царапину на спине, оглянулся на Слоненка. Тот насыпал на неё порцию серебристого порошка, а Попугайка приложил прут…

Асмунд судорожно скрипнул зубами, впиваясь в подушку, из всех сил сжимая простыню руками, но не издал ни одного звука.

4.

Солнце было уже в зените, когда похороны погибших, наконец, закончились. Выжило немногим больше половины. Напуганные, усталые, измученные, они даже не подавали признаков жизни. Так и сидели кучкой, куда их посадили утром — на остатках соломенных матрацев, палаток. Даже маленькие детишки не плакали, серьезно смотрели куда-то в сторону, словно это не дети, а какие-то маленькие старички. Редко кто из них не потерял кого-то из близких этой страшной ночью…

Рослые мужчины в зеленых плащах и капюшонах их не трогали. После того как те отказались от хлеба и вина, они больше к ним не приставали, занявшись целиком похоронами погибших в братских могилах, закапыванием в землю черного зловонного пепла от чудовищ, очищением территории от мусора, размещением раненых по уцелевшим палаткам. Все это они делали быстро, слажено и молча — как тени, больше походя на каких-то призраков из загробного царства, нежели на людей. Тем более что и лиц их не было видно из-за низко опущенных капюшонов.

Когда же, наконец, работа была закончена, в центре разгромленного лагеря развели уже настоящий костер для приготовления полноценной горячей пищи, стали накрывать походные раскладные столы. У пятидесятиведерного походного котла кашеварил огромный здоровяк с едва отрастающей рыжей бородой. Вокруг него скоро собрались остальные «зеленые» — по мере того, как из котла все обильнее стали доносится запахи жаркого. А когда рыжий здоровяк запел какие-то скабрезные песенки, ему уже стали подпевать, поигрывая деревянными ложками, и вот уже вокруг костра сидят не зеленые призраки, а самые обычные люди, тем более что от жаркого солнца они стали снимать свои капюшоны.

Вдруг к месту сборища как бы ниоткуда быстрым и резким шагом подошел ещё один человек в зеленом, с длинными иссиня-черными волосами (впрочем, кое-где уже тронутыми преждевременной сединой) и пронзительными черными глазами на бледном вытянутом лице. При его появлении все как по команде вскочили, но он тут же властным жестом руки велел всем сесть и, бросив тревожный взгляд на выживших, быстро спросил:

— Что с людьми? Так и сидят по-прежнему?

— Так точно, старший брат! — ответил кто-то из «зеленых». — Так и сидят…  Как заколдованные прям!

— Заколдованные?.. — тихим эхом отозвался черноволосый. — Заколдованные, значит…  Эй, Рольф, а ну оставь кашеварить — позови мне Милену!

Когда у костра показалась черноволосая девушка в кожаном комбинезоне, лица людей несколько оживились. У некоторых в глазах промелькнуло какое-то смутное выражение узнавания, а несколько детишек даже робко подошли к девушке и крепко-крепко обняли своими детскими ручонками её стройные ноги. Кто-то тихо прошептал «похожа на фею» и этот шепот тут же подхватили остальные.

Милена бросила взгляд на этих несчастных — в оборванных грязных одеждах, со спутанными волосами, бледными лицами — и сразу все поняла:

— Дорогие мои! Я понимаю, любимые мои, как вам сейчас тяжело, как вы скорбите по потерянным родным и близким, как вы задаете мысленно вопрос «почему», «за что»…  — тут её глаза наполнились слезами. — К сожалению, я не фея, по крайней мере, не та фея, которую вы, вероятно, хотели бы увидеть…  Я — лесная волшебница, дочь Ночной Королевы Коры. Это, конечно, не совсем то, чего вы ждете, но тем не менее…  Двор Ночной Королевы Коры в Потаенной Чаще открыт для всех, желающих обрести там укрытие в эту скорбную годину бедствий! И я прибыла с этим известием от неё ко всем скорбящим и страдающим людям Целестии! Её Величество видит скорбь людей и она послала меня и многих других своих слуг, чтобы помочь вам!

Слова Милены, наполненные такой искренней любовью и состраданием к людям, её такой на удивление музыкальный и нежный голосок, её наполненные слезами глаза, а также еле заметный аромат каких-то незнакомых цветов, венок из которых был на её голове, произвели заметное оживление и люди начали шевелиться, оттаивать и даже переговариваться друг с другом, в их глазах засветился робкий огонек надежды.

— Но не только я, лесная волшебница Милена, спешу к вам на помощь, возлюбленные! У вас есть намного более достойный меня защитник, который только по своей величайшей скромности до сих пор стоит в тени. Дядя Гастон, ну же! Народ должен знать своего героя! Если бы не ваши доблестные воины, даже я бы не смогла справиться с этой ордой в одиночку! — и Милена, грациозно повернувшись в сторону черноволосого воина в зеленом на своих черных кожаных туфельках, взяла его за локоть и потянула к толпе. — Прошу любить и жаловать! Его Величество, король Гастон Авалонский, собственной персоной!

Тут уж людское собрание, казалось, окончательно проснулось. По толпе прошел удивленный ропот. Одни смотрели на Гастона с недоверием, другие — с интересом, третьи — с благодарностью и восхищением. Но никто — с ненавистью или презрением. А кто-то даже и со стыдом — сразу вспомнились пылающие портреты короля на сельских и городских рыночных площадях…

Гастон весь покраснел и неловко как-то — что совершенно не вязалось с его такой массивной и рослой фигурой, которая, казалось, состояла из одних только мышц — кашлянул в кулак:

— Да, мои дорогие сограждане (не говорю, подданные!). Это я, ваш бывший король, отвергнутый почти единогласным решением всего народа Содружества три с лишним года назад, и ушедший в изгнание. Это я, Гастон, единокровный брат вашего короля Роланда…  — воцарилась долгая пауза, Гастон не в силах был говорить дальше — это было его первое публичное выступление перед народом после того злополучного собрания в «Искре» и он порядком нервничал, ожидая что вот-вот вновь раздадутся крики «Самозванец! Чернокнижник!» и все в таком духе, а люди, уже почти забывшие своего бывшего короля, совсем растерялись.

Наконец, Гастон собрался с духом.

— Не беспокойтесь, я здесь не для того, чтобы вам мстить и уж тем более не для того, чтобы, пользуясь смутой, воцарятся над вами. Я здесь для того, чтобы вам помочь — просто я оказался в нужное время в нужном месте, вот и все. Преданные мне братья, я сам, моя племянница Милена с её свитой, которые быстро нашли меня в милях в тридцати отсюда и мои познания в природе чудовищ из Зоны, с которыми я не один год сражался и знаю, как и чем их победить — вот и все…

Воцарилась неловкая пауза.

— Хотя нет, не все! — смущаясь ещё сильнее, опустив голову, уже тише проговорил Гастон. — Я…  я…  я прошу у вас, у всех, прощения за то, что прибыл слишком поздно и не смог спасти всех тех, кто нуждался в моей помощи! Простите…  — последнее слово Гастон уже прошептал и замолчал. Вместе с ним молчала и Милена.

А потом…

Вдруг кто-то воскликнул:

— И ты нас прости, родимый, и ты нас! Согрешили против помазанника Создателя, согрешили! — и один из мужчин, прямо на коленях, пополз к Гастону, обхватил его зеленые кожаные охотничьи сапоги, покрытые ещё свежей грязью, и, щедро поливая их слезами, принялся целовать.

А вслед за ним заголосили и бабы, и мужики — и все-все-все…

— Согрешили…  согрешили…  священные портреты…  жгли…  плевали…  неразумные…  за то Создатель и покарал…  всю жизнь искупать будем…  родимый…  государь ты наш…  Ваше Величество…  Отец родной…

Толпа в одно мгновение пришла в движение и вот уже соратники Гастона в зеленом во главе с Малышом бросились к своему господину, чтобы оттащить народ от его ног, а сам Гастон уже не мог скрыть своих слез и поспешно отвернулся.

— Ну, я пойду, — прошептала Милена на ушко Гастону, — меня ждут раненые, хорошо?

— Ты что-то наколдовала? — также шепотом спросил Гастон.

Милена хитро улыбнулась.

— Почти ничего, дядя Гастон. Ну, разве что цветочки Потаенной Чащи…  А так…  Любовь, дядя, и не такие чудеса творить может! Ты — король, тебе это особенно знать нужно…  — она быстро чмокнула Гастона в щеку и побежала по своим делам, а в это время молодцы в зеленом оттаскивали, впрочем, вежливо, осторожно, аккуратно, последних рыдающих на «исходные позиции».

— Не время плакать, друзья (не говорю, подданные)! — опять взял слово Гастон, воздев руки и искренне и тепло улыбнувшись. — Мы — живы и мы с вами встретились, а это — самое главное! Будем же пить и веселиться, а потом, вместе с вами, решим, что делать дальше и как нам дальше жить! А ну, Рольф, накрывай на стол, братья, помогайте, и чтоб у каждого кружка была наполнена до краев, и вина — не разбавляйте! — ребята в зеленом повскакивали и прямо как в сказке — откуда ни возьмись, на длинных походных раскладных столах появились миски, кружки, ложки. И вот уже ароматная мясная похлебка дымилась перед каждым на столе.

5.

— Ага! Все без меня сделали! А ещё зверята называются! — сложив «руки в боки», в притворном гневе воскликнула Милена, с удивлением глядя на темно-русого юношу — уже не мальчика, но ещё и не мужчину, с ещё не до конца развитым, угловатым подростковым телом, который с трудом поднимался с лежанки. Лицо его было бледным, усталым, но при этом светилось каким-то внутренним удовлетворением, если не гордостью.

— Простите, прекрасная леди, — старательно, медленно, чуть не запинаясь, выговорил юноша такие непривычные для него слова. — Но настоящему мужчине не подобает спать как кролику. Он должен мужественно терпеть боль…  — и юноша непритворно сморщился — спина отчаянно горела огнем.

Милена взглянула на него с глубоким уважением и восторгом — и выражение её глаз с лихвой — по крайней мере, так посчитал Асмунд — вознаградило его за все понесенные им страдания.

— Ну, и настоящему мужчине, даже если ему ещё не исполнилось и восемнадцати — не правда ли — , хитро взглянула на него Милена, — полагается отдыхать после ранений, а? — и она мелодично засмеялась. — Ну-ка, давай-ка я намажу нашему герою спинку вкусной мазью, а наши зверятки пусть-ка посмотрят других раненых…

Зверята без лишних слов тут же бросились к выходу, забирая свои медицинские принадлежности. Хотя все остальные раненые уже были обработаны их клонами, наколдованными Миленой (ещё бы, втроем ведь не управились бы!) — случай с юношей был самым тяжелым и сложным — , но Зверята не посмели перечить своей госпоже. Тем более, что работа клонов все равно нуждается в проверке.

И вот уже мягкий бархатистый крем из баночки черного дерева с чудным ароматом корицы приятно прохлаждает горящую спину и боль проходит буквально в считанные мгновения, но что ещё приятней — так это нежные прикосновения таких тонких, таких заботливых пальчиков…

— Как тебя зовут, госпожа?

— Меня? Милена.

— Ты фея, да?

— Не знаю…  — вдруг массирующие движения пальчиков приостановились, а голос погрустнел. — Когда-то была феей, а потом…  Все сложно…  — Милена замолчала.

— Прости, красавица, я не хотел тебя обидеть.

— Да нет, все в порядке…  А тебя как?

— Меня зовут Асмунд, сын Гримвальда. Правда…  теперь я уже, похоже, ничей ни сын и ни брат…  — голос Асмунда оборвался, а массирующие движения вдруг тоже прекратились.

Асмунд резко встал с кровати — боли уже не было, к нему быстро возвращались силы.

— Эй, не грусти! — вдруг потрепала его по плечу Милена. — У нас у всех, и у меня в особенности, есть над чем погрустить, но лучше не стоит! Печаль отнимает силы, а настоящий мужчина ведь у нас, — тут голос её опять стал игриво-ласковым — не захочет остаться бессильным — ему ещё предстоит много, много битв…

Асмунд повернулся в сторону Милены и их взгляды встретились. И Асмунду стало как-то не по себе. Ему показалось, что черные как ночь глаза Милены проникают в самую глубину его души и читают неизвестное даже ему самому, а ещё…  Ещё в них было какое-то совершенно новое, неизвестное до сих пор юноше выражение, которое он ни разу не видел ни в глазах у мамы, ни сестренки, ни деревенских девчонок…  Что-то новое, манящее, незнакомое и потому…  немножко страшное…

Асмунд покраснел и ему вдруг стало стыдно, что он голый до пояса. Он стал искать глазами рубашку, а в это время раздался басовитый голос:

— Кхе, кхе…  Госпожа! Трапеза уже началась, ждут только вас!

— Иду, Малыш, иду! — звонко пропела мелодичным голоском Милена. — Ну что — пойдем? Разве даме можно появиться на пиру без сопровождения настоящего мужчины? — и она весело рассмеялась, подавая ему новую рубашку.

На трапезе много пили и ели — выжившим надо было немного прийти в себя. Яркое солнце, голубое небо были как нельзя кстати. Багряное вино из кожаных мехов весело искрилось в кружках, мясная похлебка дымилась и вскоре сами пострадавшие уже весело смеялись и шутили — особенно над шутками Малыша. Тот был известный балагур и душа компании. Правда, все его шутки можно был описать в нескольких словах: женщины, кабаки, пьяные мужики и связанные с этими тремя компонентами приключения. Но именно такие шутки и действовали на людей отрезвляюще.

Когда же Милена показалась за столом, держа за руку покрасневшего от смущения юного Асмунда, им приветливо захлопали, а Гастон, до этого задумчиво и как-то отстраненно разглядывавший содержимое своей кружки, впрочем, никогда надолго не пустевшей, улыбнулся:

— Я рад, что этот юноша выкарабкался. Честно говоря, уже и не надеялся…  Одежда на нем так и кипела от этой черной гадости!

— Так своим спасением я обязан вам!!! — вскричал Асмунд и, вырвав свою руку из ладони Милены, бросился на одно колено перед Гастоном, протянул к нему свои руки и закричал. — Примите мою жизнь в свои руки навеки, милорд, ибо она уже не принадлежит мне!

— Охотно принимаю! — снова улыбнулся Гастон и взял ладони Асмунда в свои ладони, как делают издревле бароны и короли Содружества, принимая вассальную клятву. — Мне нужны молодые крепкие ребята. Впереди у нас будет ещё много и много битв…  Но знай, что ты поступаешь в «Зеленое Братство» Гастона Отверженного, в братство отважных воинов и настоящих мужчин, но гонимых и потому живущих в лесах как волки и лисы, которым негде и главы преклонить!

Асмунд онемел от неожиданности, разинув рот — то-то ему показалось лицо этого человека таким знакомым!

— Малыш! Посади парня с братьями, а после обеда выдай ему снаряжение кого-нибудь из убитых. Я беру его в свои оруженосцы. А ты, Милена, сядь со мной. Мне нужно с тобой ещё пошептаться, — и Гастон указал на место по правую руку от себя.

Пир длился едва ли не три часа подряд, пока солнце не стало постепенно клониться к линии горизонта. Когда Гастон заметил, что люди уже почти совершенно оправились от пережитого, он закончил перешептываться с Миленой и громко стукнул по деревянной доске раскладного походного стола.

— Итак, господа! Пир пиром, а нужно решать, что делать дальше! Тварей мы уничтожили, но могут явиться другие, хотя пока наши разведчики молчат. Женщин и детей нужно укрыть в безопасном месте, а вот мужчин, способных держать оружие в руках, я призываю взять оружие убитых и восполнить мой поредевший отряд. Впереди у нас много работы — есть очень много других беженцев, которые тоже нуждаются в нашей защите! Есть возражения?

Возражений не было. Решительный властный тон Гастона, его горящие каким-то нестерпимо яростным огнем глаза, пудовые кулаки, массивный подбородок и плотно сжатые в нить губы — все выдавало в нем прирожденного вождя и полководца, чьи команды не вызывают никогда прекословия, за которым хочется идти и которому хочется повиноваться. Особенно в эти, страшные для всех времена…

— Если возражений нет, то женщины и дети отправятся с Миленой и её свитой к Лесной реке, милях в двадцати к югу отсюда. Там мы оставили лодки. По реке вы сможете с помощью речных русалок безопасно добраться до владений королевы Коры. Пока это единственное надежное убежище в округе, я так понимаю? — Гастон выразительно посмотрел в сторону Милены.

— Пока оно надежно, у нас сильная защита, но…

— Этого достаточно пока, — кивнул Гастон. — А все мужчины, годные к строевой службе, пойдут за мной. Мы будем все вместе искать других выживших, защищать и спасать их, по возможности.

Одобрительный гул мужской части пирующих, уже изрядно захмелевших, поставил точку в предложении Гастона.

— Ну что ж, не будем терять времени! А ты, Милена, будь на связи. Всегда будь на связи, хорошо? — уже тише сказал Гастон и выразительно посмотрел в глаза племяннице.

— Не знаю, дядя Гастон, смогу ли?.. У меня ведь и своя миссия есть…

— Нет, Милена, никаких миссий! Ты нужна здесь! Ты нужна людям! А Люк — и не в таких переделках бывал! Он о себе и сам сможет позаботиться. Или твоя интуиция говорит что-то иное? — он улыбнулся и ласково погладил своими грубыми мозолистыми пальцами нежную щечку Милены.

Она немного помолчала, покраснев как мак.

— Моя интуиция говорит, что после моего с Корой колдовства, Люк уже никуда не денется и рано или поздно наши пути опять пересекутся, как тогда, в «Королевской Охоте».

— Ну вот и чудно! А то людей у меня наперечет, а кроме тебя защитить женщин и детей будет некому, — он ласково потрепал по плечу Милену. — Не жертвовать ведь мне второй раз ради женщин моим Рольфом? — усмехнулся он, а потом встал и отправился к своим солдатам отдавать необходимые приказания. Милена же, бросив красноречивый взгляд в сторону своего «настоящего мужчины», начала подготовку к эвакуации беженцев.

6.

Когда отряд «зеленых» уже был в седлах и Гастон занял место во главе конной колонны, к нему подъехал раскрасневшийся от гордости Асмунд. В серебристой кольчуге с серебристыми пластинами на груди, руках и ногах, сверкающем шлеме на голове, зеленом плаще, с мечом на поясе и луком за спиной — он и впрямь выглядел как настоящий рыцарь. Он жалел сейчас только об одном — что Милена его не видит!

— Я вижу, амуниция Готвальда тебе пришлась впору! — грустно улыбнулся Гастон. — Он был всего года на два постарше тебя…  Надеюсь, ты проживешь дольше! Помни, сынок, самое главное правило в бою — НЕ ДУМАТЬ НИ О ЧЕМ, кроме боя, понимаешь?..

Ехали молча. По два всадника в ряд. Лучники шли пешком, чтобы не обременять лошадей, и заодно вели под уздцы запасных лошадей. Ехали по брошенному кукурузному полю, вдоль тракта — беженцы могли ходить только по тракту. Предварительно во все стороны света отправляли конных разведчиков из опытных воинов, новички-то и в седле чувствовали себя непривычно — за три года отвыкли уже, как-никак, от верховой езды.

Всюду — картина унылого запустения. Брошенный урожай, брошенные дома, брошенное имущество, мусор и хлам, кое-где — изуродованные трупы, растерзанный плюш зверят, остатки разбитых големов…

Заночевать решили в ещё одной брошенной деревне.

— Ваш…  ой, прости, старший брат, а у нас позавчера, тоже в брошенной деревне, была засада…

— У вас не было того, что есть у нас, — усмехнулся Гастон. — Наши серебряные мечи при приближении тварей из Зоны вспыхивают ярким огнем, от поражения этими мечами нет ядовитых испарений, а если они все-таки бывают — твари иногда сами их изрыгают — маска из серебряной нити, что у тебя спрятана в седельной сумке, предохраняет от всей их заразы. Так что все нормально, сынок! — похлопал Гастон по плечу Асмунда и первым тронулся по направлению к видневшимся в вечерних сумерках розовым многоэтажкам с ромбовидными окнами.

— Ой, старший брат, но откуда тебе все это известно — и мечи, и повязки, и…  ну и все остальное? Феи тебе, что ли, рассказали?

Гастон хмыкнул.

— Феям махать мечами несподручно, да и до изрыгающей ядовитые испарения Зоны Предела, бьюсь об заклад, они никогда не добирались. А вот рыцари Авалона издревле охотились на тварей из Леса и проводили вылазки в самую глушь. И они накопили бесценный опыт, хранимый в строжайшей тайне. Как ты думаешь, сумел бы я иначе пролезть в Зону Предела?.. Феи думали, что наши вылазки туда — это просто развлечение, а вот теперь вышло так, что только мы — авалонцы — обладаем хоть каким-то реальным оружием против общего врага, — последнюю фразу Гастон произнес уже тихо, почти под нос самому себе, а потом резко пришпорил коня и скрылся во мгле.

А глубокой ночью на связь с Гастоном вышла Милена и сообщила, что по данным Черного Камня, ближайший поезд беженцев всего в 20–25 милях к северо-востоку, в районе графства Вудлоу. Второй поезд обнаружили в районе Серебристых Прудов. Третий — далеко к востоку, у брошенной столицы королевства Грунден. А потом ещё один и ещё…

«Зеленое Братство», несмотря на потери в боях, все больше росло. Из всех поездов Гастон отбирал почти поголовно все взрослое мужское население, начиная с 15 лет, женщин и детей отправлял под усиленным конвоем либо к Коре, либо в восточную часть Содружества. Скоро у Гастона было уже две тысячи всадников и четыре тысячи пеших лучников.

«Целая армия — с гордостью подумал Гастон. — Как у короля Роланда Древнего при образовании Содружества…».

Однако набрать людей — мало. Надо было их экипировать. Теперь каждую деревню, каждый город прочесывали тщательнейшим образом. Везде искали серебро — серебряные украшения, утварь, посуду, даже чайные ложки, которое потом расплавляли в переносных печах на колесах. Из сплава серебра с железом потом выливались клинки, наконечники копий и стрел, вытягивали нити для защитных масок и перчаток, для кольчуги. У беженцев реквизировали всех годных к строевой службе лошадей. В перерывах между походами не долго отдыхали — новичков надо было обучать бою. Слава Создателю, большинство умело стрелять из луков, но фехтованию и бою на лошадях приходилось учить почти с нуля. Гастон лично давал уроки вместе со своими бывалыми «зелеными братьями», которые очень скоро превратились каждый в командующего своим отдельным подразделением. Даже Малыш Рольф уже водил под своим началом 200 всадников и 400 лучников.

— Какая главная цель нашего Братства?

— Наша цель — защита Целестии!

— Почему на нас зеленые плащи и капюшоны?

— Зеленый — цвет жизни и цвет свободы, мы сражаемся за жизнь и свободу против сил мрака и смерти!

— Почему мы — Братство?

— Мы все равны, у нас все — общее, мы вместе делим радости и скорби, походы и привалы, еду и постель. Мы — братья по оружию и братья по призванию!

— Вольно, братья! Я доволен вами…

Одно только омрачало чело Гастона день ото дня все сильнее и сильнее — Пелена Тьмы. Она неумолимо шла на Восток, к самому сердцу Хартленда, все дальше и дальше, оставляя позади себя мертвую пустыню, а вслед за Ней уходил все дальше хотя и существенно выросший за последнее время, но все-таки такой ничтожный по численности отряд «ЗеленогоБратства»! Пытаться встать на пути этой Тьмы было бы самоубийством. И это — осознание своего бессилия — и тяготило душу Гастона…

«Эх, если бы у меня было хотя бы полгода, а лучше год для подготовки! Я бы создал такую армию, такую армию…».

Но не было не то что полгода, не было ни дня свободного, а потому отряд Гастона уходил все дальше на Восток, спасая, по возможности, попадавшиеся ему на пути поезда ещё выживших беженцев.

7.

— Брат Гастон, скажи, ну почему мы все время прячемся и отступаем, а? Так и до Авалона рукой подать будет! Может, сделаем вылазку в глубину Пелены Тьмы, а? — спросил как-то Асмунд, натачивая свой меч при свете костра, в лагере под открытым небом. — Ты мне сам рассказывал, что ходил не раз в самое сердце Леса…

Гастон, сидевший над красиво переливавшейся во тьме сине-зеленым свечением проекцией карты Целестии, не отвечал. Он делал вид, будто занят изучением маршрутов движения отряда на завтра, но на самом деле думал о другом. Ему и самому неоднократно приходила в голову эта мысль. Ведь без этого он никогда не узнает о том, что послужило причиной такого беспрецедентного Прорыва, почему Зона Предела вдруг стала такой могущественной, почему её воинство стало таким многочисленным, откуда у неё появился этот странный Туман?! Ответа же на эти вопросы он не получит, если они будут только ловить отдельные отряды беженцев, драться с разрозненными ордами странствующих чудовищ и отступать все дальше на Восток. Ответа не будет…  Но и бросить на произвол судьбы несчастных людей, без его оружия практически беззащитных, также было выше его сил! А потому он молчал.

А потом вдруг раздался пронзительный протяжный вой охотничьего рога, протрубивший тревогу, и Гастон с Асмундом во мгновение ока взлетели на спины привязанных к дереву лошадей.

— Твари из Леса тебя подери! Ориентировку, ориентировку давай! — закричал во всю глотку зычным басом Гастон.

С верхушки дерева, где сидел разведчик, раздался крик:

— Направление север-север-запад, примерно пять миль, большой отряд вынюхивает наш след, идут сюда!

Весь лагерь ожил и пришел в движение, как растревоженный пчелиный улей. Воины в зеленом запрыгивали в седла, на ходу закрывая лица масками из серебряных нитей, поплотнее закутываясь в плащи, также подбитые серебряным волокном, защищавшие от ядовитой крови и испарений тварей, натягивая перчатки. Лучники вынимали луки, натягивали тетивы и выстраивались в цепь.

— Всадники — назад! Пропустить лучников вперед! Рольф — командуй лучниками, спешься, Асмунд — остаешься здесь, ты быстро стреляешь.

Гастон пришпорил коня и со всадниками поскакал к противоположной части лагеря для того, чтобы составить ударную группу. А лучники уже вставали каждый на одно колено и прицеливались в темные провалы чащи спереди себя, воткнув заранее вынутые из ножен серебристые мечи рядом с собой в землю, чтобы успеть их быстро выхватить, если противник прорвется прямо к ним.

А потом…

Рык, визг, пронзительные крики и целая волна из нескольких сотен черных тварей, как чудовищный прибой, накрыла поляну. В одно мгновение лагерь затянуло темной туманной мглой, видимость стала нулевой.

Свист сотен и сотен стрел, крики и закипел ожесточенный бой.

Те твари, что выжили от десяти залпов — лучники стреляли неприцельно, «от живота» — все равно ничего не видно, да и в такой толпе все равно в кого-то попадешь…  — натолкнулись на стальной ряд мечей — лучники побросали луки и схватили уже заготовленное оружие.

Твари были разумны, но сражались как одержимые. Даже лишившись обоих лап, они норовили перегрызть в средний палец длиной клыками глотку, а если лишались головы — все равно атаковали — пока не отрубят рук и ног. Асмунд только и успевал отбивать сыпавшиеся на него удары. Он даже сам поражался той бешеной, почти звериной реакции, которая у него проявлялась. Он не думал ни о чем — только черные провалы вместо глаз, только белые в черной слюне зубы, только черные длиннющие когти. Только его горящий как расплавленное серебро меч. Страшно не было — он просто не успевал испугаться! Он просто знал — что надо ударить влево, отскочить, повернуться, сделать выпад мечом вправо, отскочить, пригнуться, потом опять сделать выпад, потом отскочить — и так далее, и так без конца! Ни одной мысли посторонней, ни о чем — только выпад, движение назад, удар, движение назад и снова и снова…

Поэтому когда раздались звуки серебристых кавалерийских труб слева и справа он даже не повернул головы. Вокруг него уже не сталось никого — оба соседа по строю уже лежали убитые — , а Асмунд продолжал свою пляску смерти — удар, движение назад, удар, поворот, выпад, движение назад…

А потом вдруг подул сильный ветер, разгоняя в стороны сгустки темного тумана, а с флангов сплошную черную толпу шевелящихся тварей накрыла кавалерия. Серебристый дождь стрел забравшихся на деревья лучников накрыл тех, что в центре. И когда последние две твари — быкоголовый мужик с когтями медведя и пантера с головой женщины, у которой все волосы состояли из шевелящихся змей, упали замертво, — тогда Асмунд, устало опустив тяжелый меч, прилег на траву. Гастон впереди конного войска уже добивал оставшихся.

— Ну как, жив ещё? — усмехнулся Гастон, подъехав к Асмунду. — Не ранен?

— Нет…  Устал очень только…

— Ты слишком много сил вкладываешь в удар, брат, а потому сильно устаешь. А битва может ведь длится часами, надо беречь силы. Ну, ничего, потренируемся вместе, я тебя научу, — Гастон протянул руку Асмунду и помог ему встать.

Но в этот момент раздался треск ломаемых ветвей и, громко рыча, на поляну выскочили сразу пять гигантских медведеобразных обезьян с шестью лапами у каждой.

— Ого! — присвистнул Гастон. — Таких чудищ вижу впервые! — и тут же вскочил на коня и кинулся вместе с другими воинами им навстречу.

Шестилапая медведеобразная горилла, что бежала впереди остальных, одним движением схватила, как бы зачерпнув руками из миски куски мяса, в каждую свободную лапу по всаднику и раздавила их, как орехи, так что послышался отвратительный треск ломающихся костей.

Но Гастон с копьем наперевес впереди всех, на коне, на всем скаку, уже подскочил к ней и пронзил низ её живота насквозь. Тварь дико закричала, но не умерла, а ударила ногой по коню Гастона — и тот отлетел вместе с всадником далеко назад, словно тряпичный мяч. А потом она кинулась, топча людей как муравьев, вместе с другими вперед.

Люди, увидев обезьяну живой после такого страшного удара, неуверенно подались назад, а потом бросились бежать без оглядки, но Асмунд, забравшись на самую верхушку высокой сосны и оказавшись таким образом вровень по росту с одной из обезьян, уже натянул свой лук и прицелился прямо в черный провал в глазнице шестирукого чудовища. Звонко пропела тетива и стрела с серебряным наконечником уже вонзилась в глаз. Обезьяна заверещала, бессильно загребая лапищами, словно гигантскими ковшами, воздух, а потом она рухнула замертво.

— Бей в глаз! Бей в глаз! Бей в глаз! — подхватили сотни голосов и вот уже со всех сторон в бегущих и рвущих все на своем пути шестируких гигантов полетели тучи стрел. Но только те, что попадали в глаза тварям, оказывались смертельны.

Когда последняя обезьяна упала замертво, туман окончательно рассеялся, и Асмунд первым делом бросился искать Гастона.

— Брат Гастон! Брат Гастон! — он переворачивал то один труп всадника, то другой и внутренне содрогался — погибло довольно много людей, да и раны были страшные — перегрызенные глотки, распоротые животы, откушенные конечности, выцарапанные глаза…

Наконец, он добрался и до Гастона.

Тот уже выбрался из-под погибшей лошади — от удара шестирукой обезьяны на неё страшно было смотреть, но сам Гастон не пострадал.

— Еле успел воздушный щит поставить. Встречу Азаила — накормлю его сырой олениной до отвала — без его уроков я был бы уже раз двадцать как мертв! — хмыкнул Гастон, снимая маску с лица.

— Эти…  эти…  шестирукие…  — запыхаясь, прошептал Асмунд.

— Мне они тоже не понравились. В недрах Зоны явно произошло что-то не то, что-то необычное, никогда раньше таких тварей там не было, да и таких живучих к тому же. Возможно, что где-то здесь, брат, скрыта загадка, и от её разгадки, мой мальчик, зависит не много не мало, а существование всей Целестии вместе взятой…  — и мужественное лицо Гастона как-то помрачнело и постарело, некрасивая складка прорезала его высокий лоб. — Впрочем, мы нужны раненым. Пойдем! — хлопнул Гастон по плечу Асмунда и отправился по направлению к ближайшему месту, откуда раздавались стоны.

Глава 17 Хранители Пути

1.

Люк старался зажигать спички только в случае крайней нужды, когда у него появлялось смутное предчувствие какой-то опасности, которое, как правило, подтверждалось — под ногами то и дело оказывались предательские расселины или провалы. Зажигать спички постоянно он боялся — их было ограниченное количество, да и приближение к коже жара от огня вызывало столь подозрительный жар в груди. Перед мысленным взором Люка сразу же возникали испуганные лица королевы Лоры и девы Марины…  Нет, лучше не рисковать!

А потому Люку оставалось положиться только на свое чутье бывалого охотника полярных пустошей и на органы осязания — он старался держаться руками за склизкие холодные стены тоннеля.

«Интересно — кто проложил этот тоннель? — подумал Люк. — Он ведь явно искусственного происхождения…».

Люк решил пожертвовать ещё одной спичкой и внимательно осмотрел стену. Да, она был выложена из кирпича, самого настоящего кирпича, хотя и очень и очень давно, так что кирпич потерял присущий ему красноватый цвет и весь покрылся зеленоватой плесенью и грибком. Особенно же странным Люку показалось, что тоннель этот вел (если пойти в противоположную сторону) не куда-нибудь, а в сторону Зоны Предела…  Зачем? Если бы кто-то искал золото или другие ископаемые, например, существование тоннеля тогда было бы оправдано. Но зачем прокладывать искусственный тоннель в сторону Зоны — одного из самых опасных и неприятных мест в Целестии?! Этот вопрос терзал Люка, но ответа на него он не находил.

«Ну, ничего, ничего, вот доберусь до конца и обнаружу, кто там живет, на противоположной стороне…».

Эта мысль, это здоровое любопытство и придавало ему сил в его нелегком путешествии. В самом деле, мало того, что он не ел уже довольно долго и не спал, он ещё ни разу даже не присел и не отдохнул. Сколько длился его путь? Неизвестно. Здесь, в подземелье, определить время не было никакой возможности.

Хорошо ещё, что с водой здесь не было проблем — с потолка то и дело капало. Люк подставлял рот и жадно ловил капельки языком. Вода была вкусной и холодной, минеральной. Жаль только, что во фляжку не наберешь — долго стоять придется.

Наконец, когда силы иссякли совершенно, даже выносливый в прошлом охотник решил сделать привал. Воздух заметно посвежел и потеплел.

Люк расположился у стены, закутался поплотнее в свой черный плащ, покрытый сверху слоем непромокаемой ткани, свернулся калачиком и задремал. Правда, при этом он не забыл положить рядом с собой последнее чудесное изобретение гениального Азаила, лучевую трубку с ручкой, — это единственное оружие, которое у него осталось.

Люку было не привыкать — он уже бесчисленное количество раз за минувшие три года странствий спал на земле, даже под дождем, в лесу или на болотах, да и в пещерах тоже. А потому довольно быстро заснул — сказался груз опасностей и трудов, который свалился на него в последнее время, да и капельки воды, мерно плюхавшиеся о камень, действовали усыпляюще.

2.

… Длинный-длинный тоннель, черный желоб, ведущий вникуда, но ещё чернее — черные ленты щупалец, тянущихся откуда-то из глубины — десятки и десятки щупалец чернее ночи. И эти щупальца тянутся и тянутся к нему, жадные, голодные, хищные — схватить, задушить, сожрать, утащить!

«Лю-ю-ю-ю-ю-к! Лю-ю-ю-ю-ю-к! Иди к на-а-а-а-ам, ты на-а-а-а-а-ам нужен, ты нужен на-а-а-а-а-ам!..»

Щупальца добираются до Люка, они прикасаются к его рукам и ногам, к коже его лица, опутывают горло и торс, а он не может и пошевелиться, не может ничего сказать, закричать. А потом щупальца волокут его куда-то и Люк ничего — ну совершенно ничего! — не может поделать! Люк делает судорожное усилие и…

… Просыпается!

Но самое ужасное, что и проснувшись, он по-прежнему не может пошевелить ни рукой, ни ногой, да и ни сказать, ни увидеть ничего не может! Люк дернулся раз, другой…

— Эй, похоже, белобрысый шевелиться, давай его вырубим, а?

— Да ну, а вдруг помрет…  Его допросить сначала надо! Откуда он — оттуда или сверху?

— Все равно ничего не видит да и не скажет. Потащили дальше!

Да уж! Страшный сон обернулся не менее страшной явью!

Люка волокли как куль с овощами, а он не только не мог ничего сделать, не применив волшебства, конечно же, но и узнать и увидеть тех, кто взял его в плен! Одно утешение было: «Ну, если меня не убили, если они говорят на всеобщем наречии, если меня будут допрашивать, значит, по крайней мере, это не твари из Леса и не неразумные обитатели подземелий, а как-никак цивилизованные существа. А это значит, что с ними всегда можно договориться. Тем более что если они реально будут угрожать моей жизни, всегда можно воззвать к Потоку…  Ну это уж на самый крайний случай!»

— Эгей! Кого везем?

— Да тут нашли одного, почти на самой границе сидел, спал. Вот, тащим на дознание. Тяжелый как мешок угля! Слушай, подвези, а?

— А что — можно! Ну-ка давай-ка, оп-п-п-п-ля! — Люк почувствовал, как один из говоривших взял его за шиворот, а другой за ноги, а потом они его несколько раз раскачали и закинули на какую-то выпуклую гладкую поверхность, точь-в-точь как крестьяне закидывают мешки с овощами на телеги!

— На, привяжи его, а то соскользнет ещё! — Люк почувствовал, что его привязали к гладкой выпуклой поверхности, а потом…

— Поехали, ха-ха-ха! — Люк почувствовал, что он скорее даже не «поехал», а полетел — причем в буквальном смысле слова! Потому что сначала он передвигался по земле, потом он почувствовал, что каким-то образом едет уже по стене, а потом — и вверх ногами! И причем так быстро — что ветер аж засвистел в ушах! У Люка закружилась голова, его затошнило, и он громко застонал.

— Что? Не нравится каруселька, да? — кто-то довольно засмеялся густым низким голосом. — А ну, верни её на пол, а то он нас ещё измажет! — скорость передвижения значительно упала и Люк почувствовал, что они вновь движутся по полу, как положено.

Сколько продолжалась эта гонка в кромешной тьме, Люк не знал. Он только ощущал, что воздух становится все свежее и свежее, а вскоре даже сквозь темную повязку и закрытые веки он стал ощущать присутствие света.

А потом неизвестное средство передвижения встало, и Люк почувствовал, что его отвязывают от его спины и ставят на ноги.

— Ну, все, думаю, можно повязку снимать — путь он уже не запомнит. Пусть смотрит, пока может, хи-хи-хи! — раздался гаденький смешок и Люк почувствовал, как с его глаз сняли повязку.

В глаза ударил яркий свет и он инстинктивно сморщился от боли и закрыл их ладонями — слишком много времени он провел во тьме. Когда, наконец, он смог по-настоящему открыть глаза, он чуть не упал от удивления.

Люк стоял у обрыва и смотрел вниз — в чашеобразной подземной долине стоял гигантский город, целиком построенный из горного хрусталя. Многоэтажные дома с блестящими хрустальными стенами, с длинными башенками на крышах, шпили которых венчали какие-то яркие светящиеся камни. Камни были прозрачные как слеза, но рассмотреть, что же в них находится, было невозможно — такой яркий свет от них исходил, что смотреть было больно. Именно свет из этих камней и освещал весь подземный город.

Мостовые все были выложены из золотых кирпичей, по бокам мостовых «росли» деревья, сделанные из серебра, на ветвях которых чирикали золотые и серебряные птицы. А в самом центре города стоял огромный дворец из хрусталя грибовидной формы. Он был весь испещрен различными отверстиями-входами, к нижним отверстиям вели простые лесенки, а к верхним — хрустальные лифты, на которых множество маленьких, словно муравьи, существ постоянно поднимались и спускались.

— Что, нравится? Смотри-смотри, белобрысый, может, видишь все это ты в первый и последний раз!

Тут Люк повернул голову в сторону своих мучителей и с удивлением чуть не присвистнул — перед ним стояли два маленьких человечка, ростом ему по пояс. Длинные оранжево-рыжие бороды, румяные щеки, глаза, скрытые за темными очками, широкие мозолистые сильные руки, кривые крепенькие ноги. Оба человечка были одеты в одинаковые кожаные комбинезоны, на головах обоих — металлические каски с фонариками, оранжевые нарукавные повязки на плечах. В руках каждый из них держал металлический прут, по которому пробегали сине-зеленые искры, а рядом с ними стояла огромная, больше человеческого роста тварь — какой-то подземный жук с большими, фосфоресцирующими глазами и хищными жвалами, с которых падала желтая пена. На жуке с деловым и важным видом восседал ещё один такой же карлик. Он тоже держал в руках электрическую палочку — видимо, она у него играла роль одновременно и поводьев, и шпор, и хлыста для его весьма странного «коня».

Люк вопросительно замычал.

— А-а! Поболтать захотелось! Как бы не так! Перед Советом Мудрых разговоришься, белобрысик, а пока — двигаем к твоему новому дому! — с этими словами карлик, что стоял слева, прикоснулся своим прутом к спине Люка и тот аж взвизгнул от сильного удара тока. Волосы на голове встали дыбом, а перед глазами поплыли оранжевые круги.

— Это тебе так, на перспективу, — хмыкнул карлик. — Смотри у нас, не балуй больше! Ну, все, кум, спасибо за подвоз, а то бы полдня с этим шелупонились! Давай! — сказал карлик и помахал рукой всаднику, а тот, махнув в ответ рукой товарищам, прикоснулся электрической палкой к левому усу-вибриссе жука и тот мгновенно развернулся в противоположную сторону, когда же карлик прикоснулся к центру его головы — то тот припустил обратно в тоннель, оставшийся за спиной Люка.

— А ну пойдем за нами, а то, сам понимаешь, управа на тебя у нас есть! — гоготнул левый карлик и подтолкнул Люка идти направо, вдоль обрыва.

Шли недолго, минут десять-пятнадцать, пока не дошли до какой-то странной конструкции — это была грибовидная каменная будка с какими-то хитрыми колесами и шестернями внутри, на которых крепились стальные тросы. Эти тросы затем тянулись куда-то вниз, будучи прикреплены к вершинам специальных стальных башен, поднимавшихся снизу. Когда Люк с карликами подошли к будке, один из них нажал скрытую от глаз кнопку, колеса и шестерни пришли в движение, и вскоре к ним со стороны обрыва «подъехала» металлическая кабинка, прикрепленная сверху к тросу, и остановилась. Люк вместе со своими конвоирами зашли в кабинку, карлик нажал кнопку на передней панели, и кабинка вместе с двигающимся тросом поехала вниз, в сторону хрустального города.

Люк во все глаза смотрел на это небывалое чудо техники. Видимо, карлики это заметили и довольно хихикнули:

— Смотри, смотри, белобрысая человечина, как жить-то надо! Это вам не на электромобилях да аэронах гонять — которые, между прочим, мы и придумали! — тут потрудиться надо, чтобы такую чудовину создать! Ха! — чтобы лучше видеть восхищенное лицо Люка, они даже сняли свои темные очки, которые крепились на их голове на специальной упругой ленте, с глаз и одели их на лоб. Люк увидел их глаза — хитрые, шустрые, умные, которые постоянно бегали и казалось ни мгновения не хотели остаться на месте.

Но Люк скоро отвернулся от них и обратил все свое внимание на приближающийся город, растущий буквально на глазах. При большем приближении Люк увидел, что золотые мостовые достаточно широки и разделены на две части — по одним ходили пешком, а по другим передвигались что-то вроде повозок, в которых возят уголь и руду в шахтах. Они, как и те повозки, передвигались по металлическим рельсам, но внутри них размещались мягкие сиденья, какие-то рычаги, да и двигались они совершенно самостоятельно.

Люк молча показал на них рукой.

— А-а-а! Интересно? Во-во, деревня, увидел цивилизацию! Это покруче ваших, точнее, наших, электромобилей, посложнее…  Ваши — точнее, наши тоже, потому что мы их придумали! — электромобили ездят на батареях, заряжаемых от солнца, а наши роллы берут энергию от самих рельс, через которые пропущен ток. А потому они могут ездить круглые сутки, сколько угодно, а ваши — то есть опять-таки наши! — если солнца не будет дня три (мало ли!) сдохнут все и никуда вы на них не уедете, ха!

Карлик опять довольно хмыкнул и потер от удовольствия свои маленькие, но широкие как лопаты мозолистые красные ручки — видимо, не часто у них был повод похвастать мастерством своей расы перед посторонними.

Наконец, кабинка на тросе добралась до днища чашеобразной подземной равнины, и карлики вывели пленника к такой же, как наверху, грибовидной каменной штуковине. От неё же начиналась те самые серебристые рельсы, которые как вены и артерии пронизывали все городские мостовые. Один из карликов нажал кнопку на грибовидном здании, и вскоре к ним подъехала свободная тележка. Карлик нажал на кнопку на передней панели и тележка на удивление мягко, но довольно быстро поехала вперед. Когда она добиралась до перекрестка, карлик, что сидел впереди, нажимал управляющий рычаг то влево, то вправо, то прямо, и в зависимости от этого вагонетка ехала в соответствующую сторону.

К удивлению Люка, несмотря на обилие вагонеток, в движении царил полный порядок, пеших карликов было очень немного — зато любопытных было не занимать! Проезжающие мимо них в противоположную сторону роллы битком набитые карликами — не все из которых имели бороды, было много молодых безбородых лиц и даже женских — круглые мясистые щечки, курносые носики, пухлые губки, белые накрахмаленные чепчики на головах — все они таращились на Люка и тыкали в него пухлыми розовыми пальцами, а совсем малютки даже плакали от страха.

— Видал? — толкнул его в бок сидящий рядом карлик. — Многие из наших вообще ни разу в жизни не видели таких громадин. Нечасто они у нас бывают. Даже дети напугались, ха!

А между тем вагонетка двигалась прямо к хрустальному дворцу. Дворец не был окружен никакими стенами — да и здесь, глубоко под землей, они, видимо, не были нужны — зато со всех сторон его опоясывал ров с булькающей водой, от которой поднимался куда-то вверх теплый пар. Теперь-то до Люка, наконец, дошло, почему воздух в тоннеле становился все теплее и теплее, а здесь, внизу, и вообще была комнатная температура.

— Все, все, человечина, все делали вот этими вот ручками, с трудом, с напряжением мысли! — тряс перед лицом Люка красными мозолистыми широкими как лопатка ручками карлик. — Мы — не вы, лентяи и раздолбаи! Мы постоянно в трудах, постоянно в поиске, вот! Вы — тупиковая ветвь развития, избалованные трутни! А мы — мы…  мы…  — карлик, сидевший справа, тыкал себя в грудь большим пальцем правой руки и не мог никак подобрать подходящего слова.

Между тем вагонетка уже переехала по мосту ров с теплой водой — видимо, выведенной сюда из какого-то подземного источника — и оказалась на территории хрустального дворца — тут была конечная остановка. А потому карлики вывели пленного из вагонетки, которая тут же уехала, видимо, кем-то вызванная, и пошли напрямик к хрустальным воротам, к которым через сад из серебряных и хрустальных деревьев, вела золотая дорожка.

— Кто? Куда? Зачем?

— Дозорные Дальнего Круга Эрл и Керл, просим аудиенции у Совета Мудрых! Ведем белобрысого лазутчика, шпионившего у Врат!

Люк тут же протестующее замычал — его возмутила такая постановка вопроса — ни за кем он не шпионил и понятия не имел, что оказался у каких-то там Врат! Но в ответ лишь получил весьма болезненный удар электрошоком и предпочел за лучшее помолчать.

— Проходите! — раздался голос и хрустальные створки ворот плавно и бесшумно раскрылись.

3.

Хрустальный Дворец был практически необитаем, но ничего подобного на свете Люк ещё не видел! Разве что Золотой Чертог его матери, который ему показывал дядя Азаил…

Дверцы в этом чертоге раскрывались и закрывались сами — бесшумно, быстро, плавно. Лестницы тоже двигались сами, стоило только ступить на одну из ступенек, этажей было — море. Ходы — запутанные и перепутанные. Но — при этом нет никакой стражи, ни придворных, ни лакеев. Хрустальные залы украшены драгоценными камнями — преимущественно, бриллиантами — однако сами залы почему-то были практически пусты, да и мебели здесь совсем немного, а картин, барельефов, мозаик и витражей, как во дворце его матери, не было совсем. Это Люка немного разочаровало.

Наконец, очередная самодвижущаяся лестница подняла их на новый этаж и они оказались перед массивной дверью, сделанной из чистого серебра, украшенной изображениями герба подземной страны — наковальни и скрещенных над нею молотом и киркой.

Ворота бесшумно распахнулись, и Люк оказался в просторной зале, практически полностью пустой, украшенной хрустальными колоннами. Зато подняв голову вверх, Люк чуть не ахнул — весь потолок был усеян бриллиантами, а из сверкающего серебра была сделана луна — потолок изображал ночное небо, которого подземные жители были навсегда лишены.

Люка подтолкнули в спину, и он пошел вперед и в середине залы увидел большое круглое пространство. В центре его — круглый стол, разбитый на сектора. Каждый сектор стола был окрашен в свой цвет, повторяющий цвета солнечного спектра — от красного до фиолетового. В каждом секторе стояло кресло соответствующего цвета, на котором восседал седовласый карлик с длиннющей, почти до носков длинных туфель с бриллиантом на кончике, бородой. Карлики были облачены в бархатные костюмы, на шеях у них красовались серебряные цепи с различными символами, головы венчали серебряные обручи. Волосы у них были длиной до плеч, а на плечах — короткие плащи. Облачение у них было одинаковым, но разных цветов, соответствующих цвету сектора. Все карлики уставились на пленного, не сводя с него внимательных и недобрых глаз.

Люка отвели в центр круга и только теперь сняли с его рта повязку, мешавшую ему говорить.

Люку хотелось, конечно же, сказать им в лицо все, что он о них думает сразу же, но он сдержался. Хотя карликов встречать ему доселе не приходилось, но он за три года странствий достаточно о них наслышался, чтобы знать, что народец этот крайне обидчивый, злопамятный и сварливый — начинать с ними беседу со взаимных угроз и ругани было чревато. Тем более, что эти старцы явно были здесь не теми, кто позволяют с собой ТАК говорить!

Карлики не спешили начинать беседу, долгое время, со всех сторон осматривая Люка — внимательно, пронзительно, испытывающе. Люку это жутко не нравилось, особенно когда тебе смотрят в затылок. Ему нестерпимо хотелось оказаться спиной к стене, но здесь, в центре круга, это сделать было невозможно.

— Докладывайте! — вдруг прервал напряженное и неприятное молчание Красный.

Эрл и Керл почтительно поклонились и, перебивая друг друга — каждый из них хотел показать, что именно он сыграл главную роль в пленении лазутчика «сверху» — и даже иногда и отталкивая, они поведали старцам, что нашли незнакомца спящим у Дальнего Круга, покрепче усыпили его, потом связали и доставили сюда. При этом Эрл вынул из-за пояса изъятую у Люка золотую лучевую трубку и продемонстрировал старцам свою находку — к пущей зависти Керла.

При виде золота глаза у старцев жадно заблестели и они оживленно зашушукались. Фиолетовый, ближе всего сидевший к Эрлу, выхватил штуковину из его рук и стал внимательно рассматривать. Лучевая трубка пошла по рукам, послышались цоканья языками, одобрительные возгласы и восклицания.

— Осторожно, Ваши Величества, — не выдержал Люк. — Не нажимайте на спусковой крючок, она может выстрелить!

Эрл и Керл схватились в ужасе за головы, а разноцветные старцы побелели от гнева.

— Какие такие «Величества»! И кто тебе дал право говорить, человечина! — закричали они во весь голос, перебивая друг друга, но все-таки оставили золотую лучевую трубку в покое, а Эрл и Керл уже взяли наизготовку свои электрические прутья.

Люк с ужасом взглянул на них и быстро проговорил:

— Ставят ли в вину чужестранцу, что он не знает обычаев чужой для него страны, досточтимые старцы? Ставят ли в вину человеку, если он предупреждает вас об опасности?

Разноцветные старцы переглянулись и одобрительно закивали головой, а Красный поднял предупреждающе ручку и Эрл и Керл остановились в полушаге от Люка.

— Кхе, кхе, кхе…  — важно кашлянул в розовый кулачок Красный. — Ты прав, человек, твое невежество в обычаях подземного народа простительно, а твое чудесное оружие наши мудрецы ещё будут иметь возможность изучить и испытать. Знай, человек, что у подземного народа нет королей, как у человечин. Мы — свободный народ, у нас — республика, и назвать нас «королями» — значит, смертельно оскорбить не нас. Нет, не нас только — но весь от века свободный народ бирдингов! Мы — семеро мудрых — не короли. Мы главы семи родов нашего народа, самые старые, самые опытные, самые премудрые, мы — Совет Мудрых — и этим все сказано. Впрочем, довольно с тебя, не мы должны отвечать тебе, а ты — нам. Отвечай немедля — и это облегчит твою участь, если ответишь искренне и честно! — кто ты? с какими целями ты проник в наши секретные тоннели?

Люк взял небольшую паузу, нужно было решить, что говорить этим старцам, а о чем говорить не нужно, но при этом говорить максимально правдоподобно, ведь в правдоподобную ложь верят быстрее. И правдоподобная история вдруг родилась в его голове сама собой.

— Меня зовут Люк, я простой охотник из «Королевской Охоты», поселения наверху. В трехлетнюю годовщину коронации Их Величеств Роланда и Эсмеральды, прямо во время празднеств, на нашу деревню напали какие-то твари…  — тут Люк сделал многозначительную паузу и обвел взглядом тех старцев, которые попадали в угол его обзора. Старцы как-то неловко заерзали на креслах и испуганно стали переглядываться друг с другом и догадка Люка о связи этого подземного города с тоннелем в Зону, а, значит, и с его тварями, подтверждалась сама собой. Старцы явно знали очень и очень многое…

— … так вот, — простодушно, с совершенно невинным видом продолжил Люк. — на нас напали эти твари, все разбежались кто куда, а я забежал в какой-то дом — уже и не помню какой — там был какой-то подвал, я туда нырнул и… — и…  — напряженно прошептали старцы, крепко хватаясь своими цепкими пальчиками за золотые набалдашники на подлокотниках кресел.

— … и тут грохнул взрыв, меня завалило, а потому я не смог вылезти обратно, я стал искать другой выход ну и…  нашел какой-то тоннель, пошел по нему и шел до тех пор, пока не устал, лег отдохнуть, ну а остальное вам уже известно.

Старцы перевели дух. Слова о том, что проход завалило, явно принесли им облегчение. Но все же лица их оставались встревоженными и даже испуганными.

— И это все? — недоверчиво спросил Красный, прищурившись.

— И это всё! — с совершенно невозмутимым видом сказал Люк, хлопая длинными ресницами.

— А почему это ты, — вдруг спросил Желтый, приподнимаясь в кресле, — не пошел в противоположную сторону, а? Почему пошел именно сюда?

— А потому, глубокоуважаемый, — вежливо поклонился ему Люк, — что оттуда очень уж плохо пахло! — и все старички вдруг прыснули от смеха, Желтый покраснел и быстро сел на свое место.

Но это был совсем коротенький всплеск веселья, вскоре лица старичков стали опять помрачнели. Они о чем-то стали перешептываться и переговариваться. До Люка доходили только отдельные слова или обрывки фраз: «Прорыв», «а Предел на что?», «крылатые девчонки», «невероятно», «они слишком близко», а также совершенно загадочные и непонятные — «а Излучатель?», «Первичный субстрат» и — «Безликий»!

— Безликий? Безликий! — не выдержал Люк. — Что вы знаете о Безликом?!

Карлики в один момент замолчали и мрачно уставились на него.

— А ты откуда о Нем знаешь, а? — подозрительно посмотрел на него опять Желтый.

— Я…  Я…  Я видел его…  в «Королевской Охоте»…  — выдохнул Люк, сказав полуправду.

— В «Королевской Охоте»!!! Уже!!!! — карлики повскакивали с мест. И тут уже невозможно было разобрать вообще, что они говорят друг другу.

Наконец, первым пришел в себя Красный — видимо, он был председателем. Он сел на свое место и стал звонить в серебряный колокольчик.

— Господа! Господа! Сядьте, пожалуйста, на свои места! Стыдно перед чужеземцем Совету Мудрых впадать в панику! — и громко откашлялся.

Все старички-карлики сели на свои места, но было видно, что каждому из них явно не по себе. Их розовые щечки побелели, губки и ручки дрожали, лбы и переносицы избороздили глубокие морщины…

— Что все это значит, досточтимый Совет Мудрых? — искусно изображая недоумение, громко спросил Люк. — Что происходит? Уж не боитесь ли вы вторжения из Леса? Уж не думаете ли вы малодушно, что Их Премудрость и Сообщество фей оставит нас на растерзание этих тварей? Когда я прятался в подвал я слышал громкий взрыв и я знаю, что его произвели наши небесные покровительницы — они защитят нас, не бросят, и нас…  Ну и вас тоже!

Однако внимательно глядя на старичков, он заметил кислое выражение их сморщенных, как печеные яблоки, лиц — они явно знали больше, чем хотели показать, однако никто из них и не попытался возразить на «правоверные» слова Люка.

— Кхм, кхм, кхм…  — опять прокашлялся Красный. — Ваш допрос, чужестранец, закончен. Мы видим, что вы оказались на территории нашего государства случайно. Мы скорбим о постигшей вашу родину участи. А потому мы не будем стирать вам память за то, что вы увидели здесь (хотя на это мы имеем полное право!), тем более, что ничего секретного вы и не увидели. Однако и отпустить вас обратно мы не можем. Тайны нашего города должны умереть вместе с вами. А потому мы определим вас в один из семи кланов нашего города и попросим вас остаться на вечном поселении у нас. Мы подберем вам девицу из нашего народа и вы станете нашим согражданином. Такие прецеденты у нас уже были. Думаю, Совет не будет возражать против моего предложения? — раздался одобрительный гул. — А чтобы вы не вздумали убегать…  — не успел Люк переварить все вышесказанное, как сзади к нему подлетели, видимо, получив соответствующий молчаливый знак, Эрл и Керл, и одновременно коснулись его спины своими электрическими прутами.

Удар был такой силы, что волосы Люка встали дыбом, а от его тела повалил пар — он рухнул без сознания на пол.

4.

Когда Люк пришел в себя, некоторое время он не мог понять, что с ним происходит — давно он не лежал на таких мягких перинах, под мягким пуховым одеялом, на подушке.

Он был чисто вымыт — от кожи пахло цветочными ароматами — , на нем — свежая ночная рубашка. Волосы пушились от чистоты и, судя по всему, аккуратно пострижены.

Люк ущипнул себя за щеку, чтобы убедиться, что это не сон, но видение не пропало.

Нет, он по-прежнему лежал в уютной круглой комнатке с оранжевыми обоями и такими же оранжевыми занавесками. Все здесь дышало чистотой, уютом, комфортом. Люк протяжно зевнул и потянулся — надо вставать. Все происшедшее накануне казалось каким-то идиотским сном…

— Госпожа! Госпожа! Господин Люк уже проснулся! — раздался какой-то металлический голос.

«Скорее всего, голем из домашней прислуги», — лениво подумал Люк.

— Да, да, я слышу уже! Он так сладко зевает! А у меня и завтрак уже готов…  А ну-ка поднимай-ка его, будем нашего Люка кормить! — раздался мягкий низкий грудной голосок какой-то невидимой хозяюшки.

— Почему это «поднимай»?! — возмутился Люк. Тон голоса невидимой девушки навел на него неприятные воспоминания о полугодовом плене в кокосовой роще, хотя, казалось, это произошло так давно, как будто бы в прошлой жизни. — Я и сам встану!

Люк сделал резкое движение и тут же закричал от боли.

— Тише! Тише! Тише! Люк, дорогой, только без резкий движений! Вколи ему обезболивающего, быстро! — послышались быстрые шаги, стук металла о паркет и в вену Люка вонзилась игла. Приятное ощущение покоя тут же расползлось от локтя по всему телу. Боль ушла…

— А теперь поднимай его, сади на кресло! Да осторожнее, железяка ты неуклюжая!

Люк почувствовал как осторожные руки из металлозаменителя взяли его как младенца и подняли с ложа и вот он оказался на мягком кресле с колесами и смог, наконец, увидеть свою хозяйку.

Ею оказалась довольна миловидная карлица, ростиком как и все остальные карлики — по пояс взрослому человеку — с копной апельсиново-рыжих волос, убранных под белый накрахмаленный чепчик, жизнерадостным розовощеким круглым личиком, курносым носиком, хитрыми и игривыми желтоватыми глазками, пухлыми ручками. Она была одета в длинное платье «колокольчиком» до пят оранжевого же цвета, поверх которого красовался снежно-белый, хрустящий накрахмаленный передник. Ручки у неё были белые, испачканные в муке, мука припорошила даже кончик её носика-пуговки, и пухленькие щечки и подбородок с ямочками. Она приветливо улыбнулась и присела в реверансе:

— Меня зовут Апельсинка из Оранжевого Клана! И я ваша супруга. Прошу любить и жаловать. А это мой помощник — голем Астур. Он будет вам помогать во всем, в том числе и в ваших, мужских, делах, правда? — тут она хитро подмигнула голему. — А я возьму на себя все остальное — буду вас прогуливать, кормить и…  ну, в общем все остальное. Мы вас вдвоем будем любить и уважать! Я думаю, мы легко сойдемся характером. Я не из строптивых…  — и тут Апельсинка радостно и заливисто засмеялась.

Люк хотел что-то сказать, но вколотое лекарство совершенно отключило его разум. Нет, думать он думал, но с трудом, а выговорить ничего не мог уж точно. Он лишь вяло кивнул головой, а хозяйке и этого было достаточно.

— Ну что ж, Астур, вези господина к столу, я как раз пирожков напекла. Вы с чем пирожки любите? С земляникой, персиком или капустой? Видите ли, я ещё не знаю ваших вкусов, мы потом с вами обязательно сядем вместе и вы мне все-все расскажете — что вы любите, какие фрукты, овощи, блюда, какой покрой одежды…  Все, все! Чтоб я не экспериментировала, не ошибалась…  Хорошо? Ну, вот и чудненько! Астур, да кати же быстрее, а то у меня так все пирожки остынут! Давай…  Вот так…  Повяжем салфеточку…  Чудненько…  А теперь, давайте я подую, а то обожжетесь! Ам, ам…  ну вот и умница! У нас, знаете Люк, с мужчинами совсем плохо…  То там пропадет бедолага, то тут…  Народ мы неспокойный…  То тут золото ищем, то там…  Ну и…  У меня у самой три жениха пропали…  Ну, ничего, мы с вами так заживем…  Вы уж точно никуда не пропадете! — хихикнула Апельсинка, накладывая кашу в тарелку. — А теперь, Астур, ротик-то ему держи, будем кормить, а то пирожки пирожками, а каша — это самое главное! Правда, золотко?..

А потом была прогулка по саду, который располагался рядом с их домом. Правда, жили они почти на самом верхнем этаже высотного дома из стекла и металла, а потому спускались на хрустальном лифте. Прогулку Люк плохо помнил. Астур мягко и осторожно вез кресло-каталку, Апельсинка что-то щебетала, причем успевая одновременно говорить и с ним, и с големом, и с проходящими карликами, карлицами и карлятами, и даже иногда сама с собой. Карлики и карлицы в оранжевом почтительно кланялись Люку, называя его почему-то «братом Люком». Карлята же сначала вроде его боялись, а потом попривыкли и с радостным визгом бросались ему на колени. Для них он был совершенно небывалой игрушкой-великаном, ещё бы — они доходили ему едва до колена! — и теребили его за все доступные им части тела — за волосы, за нос, за уши, за пальцы, за щеки, за воротник оранжевого камзола карличьего покроя.

После прогулки был обед — ещё более сытный и обильный — потом ванная, массаж…  Вечером его повезли в маленький ресторанчик в подвале соседнего дома. Там были уютные оранжевые занавески, веселые пухленькие официантки, громко играли скрипки, дудки, волынки, деревянные флейты, губные гармошки. Карлики и карлицы в оранжевом отплясывали веселые «прыгательные» танцы, пили темный эль из больших даже для человека кружек, весело рыгали и смеялись. При появлении пары они весело рассмеялись и кинулись обнимать и целовать Люка и Апельсинку, поздравлять, желать счастливой совместной жизни, а Люка называли опять «братом Люком». Их угощали копченым окороком, элем, яичницей с ветчиной и жареными колбасками. И танцевали в их честь веселые хороводы. А потом были игры в карты, домино и шашки…  Люк плохо помнил, что было потом.

А когда приехали домой, словоохотливая карлица рассказывала ему сказки и говорила о том, что у них будет много-много маленьких карликов, и тогда она эти сказки будет рассказывать уже им…

Ближе к ночи голем уложил его в постель и ушел в соседнюю комнату, а маленькая Апельсинка между тем крепко-крепко прижалась своим маленьким горячим тельцем к Люку и ласково прошептала на ушко:

— Ничего-ничего, привыкнешь. У нас уже жили такие же «попаданцы» сверху, как ты. И ничего, не жаловались…  У нас тебе будет хорошо. Мы за своих — горой! А какие у нас жены…  У людей таких и не сыщешь! Все будет хорошо…  — её пухленькие ручки крепко обняли его шею, губки крепко прижались к его губам и он почувствовал, как кругленькая карлица осторожно забирается к нему на грудь и на живот, точь-в-точь как ласковая кошечка.

На следующее утро действие лекарства прекратилось, сознание снова стало ясным и четким, речь вернулась, и Люк решил больше не испытывать судьбу с резкими движениями. Ясно было одно — если боли были в районе позвоночника, значит, дело было плохо — карлики, в безумном желании сохранить секретность своей обители любой ценой, могли его если не сломать, то что-нибудь там повредить, сделав его на всю жизнь прикованным к креслу-каталке.

А потому Люк не стал до поры до времени делать резких движений и спокойно позволил голему себя поднять, сводить по всем необходимым делам, помыть в ванной и переодеть в свежую, приятно пахнущую цитрусовыми оранжевую одежду, а потом отвезти к завтраку.

— Ой, мое золотко уже просн-у-у-у-улось! А я как раз нажарила тебе яичницу с колбасой и кашку на молочке! — всплеснула руками просто светящаяся от счастья Апельсинка. — Я вижу лекарство уже перестало действовать. Глазки у нас…  ос-мыс-лен-ные…  — Апельсинка отдернула веко одного глаза и посветила на глазное яблоко маленьким фонариком. — На свет — ре-а-ги-руют…  Ну ичудненько! А теперь кушать, кушать, набираться сил и хорошего настроения! — Апельсинка радостно засмеялась и побежала хлопотать у очага.

И тут Люк собрался с силами и выдохнул.

— Апельсинка! Послушай. Ты очень добрая и хорошая женщина. Я ценю твою заботу, ты молодец. Вчера из-за лекарства я языка связать не мог. В общем, Апельстнка, ты должна мне помочь…

— Конечно, мое золотко, конечно, мое сокровище, конечно, бриллиантик мой ненаглядный! — закудахтала Апельсинка, выставляя на стол тарелку с яичницей, горшочек с ароматной кашей, крынку молока и наливая кипяток в заварной чайник. — У нас что-нибудь болит, золотко мое? Или зайка хочет погулять? Или…

— Да нет же, нет! Да выслушай ты меня сначала!

Апельсинка встала как вкопанная и недоуменно захлопала своими длинными густыми ресничками.

— Апельсинка, ты пойми, вашему городу и вашему народу угрожает смертельная опасность! И эта опасность тем более сильна, что она напрямую связана со мной! Твари из Леса — знакомо ли тебе это название?

— З…  знак… комо…  — прошептала Апельсинка и с трудом опустила свое пышненькое пухленькое тельце на оранжевый мягкий стул рядом с Люком.

— Это хорошо. Ты пойми, Апельсинка, эти твари прорвались через Предел. Их — не счесть! Они уже уничтожили «Королевскую Охоту», они прорвутся и к вам — тем более, что тоннель, по которому я к вам и попал, НАПРЯМУЮ ведет в Зону!

— Аххххх! — взвизгнула Апельсинка и побелела. Крынка с молоком упала на пол и разбилась вдребезги.

— Более того, малышка ты моя, — я говорю тебе это по секрету, так как уверен, что ты искренне относишься ко мне хорошо!!! — ЭТИ ТВАРИ ОХОТЯТСЯ ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ ЗА МНОЙ — И ОНИ, УЧУЯВ МЕНЯ, ПРИДУТ СЮДА!!! Единственное спасение для вас — если я немедленно убегу отсюда! Помоги мне бежать — и ты спасешь и свою жизнь, и жизнь твоего оранжевого клана, и всего твоего народа!!! Помоги мне!!! — почти закричал Люк, сжимая её розовую пухленькую ручку своими руками.

Томные золотисто-желтые глаза Апельсинки наполнились слезами, несколько капель скатилось по побелевшим от волнения и страха пухленьким щечкам, она мелко затряслась.

— Я…  я…  сама…  не…  могу…

— А кто?! Кто может?!

— У м-меня…  б-братцы…  родные…  Эрли и Керли…  Они тебя…  п-поймали…  п-подарили мне…  любят… меня…  — и залилась слезами, обхватив своими пухленькими ручками шею Люка. Люк обнял в свою очередь её и громко зашептал:

— Тише, тише, малыш, все хорошо, все хорошо…  Ты можешь им все объяснить, попросить о помощи?

Апельсинка быстро вынула из карманчика пышной оранжевой юбки «колокольчиком» оранжевый платочек и вытерла слезки.

— У тебя в позвоночнике — штырь металлический…  Его можно вынуть…  Если я попрошу их — они сделают это ради меня…

— Ради всего вашего чудесного города, ради вашего народа, ради…

— Я все поняла, милый, но с одним условием — я убегу с тобой, куда бы ты ни пошел!

— Это невозможно! Твари идут за мной по пятам! Я им нужен! Я, а не ты!

Апельсинка опять громко взвыла, механически торопливо вытирая разлитое молоко и собирая черепки веником в совок, но ничего не сказала.

5.

А через пару часов пришли уже знакомые Люку Эрл и Керл — серьезные, мрачные. Правда, одеты они были в оранжевое, а не как тогда — в кожаные комбинезоны.

— Твари бешено атакуют Дальний Круг, наша оборона изнемогает. На поверхности — пустыня. Скоро они будут здесь…  — тут же, с порога, выпалили оба, пряча глаза.

— Сестра…

— Сестра нам сказала все. Ты солгал на Совете — никакой ты не охотник. Ты тот, кого ищет Безликий. Ты его Источник! — и кулаки обоих братьев крепко сжались и Люк очень пожалел, что лучевой трубки у него с собой нет — в таком беспомощном состоянии они его задушат голыми руками, а руки у них ой какие крепкие!

— Я…  я не понимаю, о чем вы говорите…  Какой такой Источник? — пытаясь выиграть время, быстро заговорил Люк, лихорадочно переводя взгляд с одного карлика на другого.

— Из-за тебя Он появился и перебил в Хранилище Первичного Субстрата почти полтысячи наших, и жениха Апельсинки, и нашего отца, и других…

— Я…  я…

Братья подошли к нему вплотную. Эрл уже схватил его за плечи и яростно их тряс.

— То-то я гляжу, он белобрысый как фея — у человечин таких не бывает! Да и борода у него не растет! Надо было перерезать ему глотку, пока он спал!

Но в этот момент руки из металлозаменителя с силой оттолкнули Эрла от Люка. Бездушная машина встала между братьями и Люком.

— Господа! Я вынужден вмешаться. Хозяйка запрограммировала защищать своего мужа…

— Да к Безликому мужа! Этот белобрысый мутант во всем виноват! Скоро его безликая морда будет здесь и всем нам крышка! — истерически закричал Эрл, а Керл просто сунул руку в карман и вынул до боли знакомую Люку золотую лучевую трубку.

И тогда Люк понял, что у него не остается выбора.

Поток быстро, если не сказать — молниеносно, отозвался на зов Хозяина.

Вот знакомое ощущение теплоты на ладонях и в груди, знакомое ощущение Силы, возбуждение, радость…  Люк рассмеялся, а потом — резко воздел руку — и…

… лучевая трубка вырвалась из рук Керла и оказалась в руках Люка, мысленная команда — и оба карлика уже лежат, сбитые горячей волной, исходящей от глаз Люка. Впрочем, не глаз, а пустых впадин, из которых излучался нестерпимо яркий солнечный свет.

А потом — резкое движение — и вот он уже встал с инвалидного кресла, как ни в чем не бывало, а из лопнувшего нарыва на его спине, ближе к тазу, уже вытекал на землю расплавленный металл от штыря в позвоночнике…

А потом — вдребезги разбитое окно — и светящийся словно из раскаленного металла человек ракетой полетел в сторону Хрустального Дворца.

6.

Совет Мудрых собрался на чрезвычайное заседание. Обсуждать было что — с полуночи с Дальнего Круга поступают известие одно страшнее другого. По тоннелю, ведущему к Зоне, надвигается кромешная тьма, а в этой тьме — легионы и легионы тварей. Сторожевые големы встретили их стеной огня, но от черных испарений не знающие ржавчины гиганты рассыпаются в прах. Та же судьба постигла «кротов» и «черепах». Слава Создателю, отступающие Хранители Пути подорвали все тоннели и на время остановили натиск. Но даже и сейчас, через мили твердой породы, слышны звуки ударов — рано или поздно легионы Безликого будут здесь!

— Надо немедленно готовить эвакуацию! Прежде всего, женщин и детей! Ну и золото, драгоценности, конечно же…  зашьем им в платья и сумочки…  — нервно проговорил Красный. Остальные члены Совета мрачно молчали. — Всех мужчин мобилизовать, големам сменить программы на боевые, выводить «жуков», многоногих, огненных червей, ящеров…  Всех! Все, что мы имеем! Немедленно связаться с другими городами Гильдии — надо их предупредить, да и нам нужно убежище…  — Красный ходил по кругу, секретарь — юный карлик с только пробивающейся ещё бородкой — торопливо записывал протокол. — На крайний случай — будем топить город кипятком!

Возникла пауза, только слышны гулкие шаги Красного и сдавленное пыхтение остальных старичков.

— А я ведь вам говорил, старые дураки, я ведь вам говорил ещё когда! — внезапно закричал фальцетом, словно раздраженный петух, Красный. — Когда эта образина только выплыла из Хранилища Субстрата, я говорил — надо сматывать удочки, надо уходить, а вы — феи все контролируют, «ЖАЛО», «Премудрость»…  Тьфу, на вас, жлобы! Денег они пожалели, жил золотых…  А теперь — где это «ЖАЛО», где «Премудрость»? Где Хранительницы Предела? Тю-тю! Мы создали эту канализацию своими руками, а когда её прорвало — нас теперь все это дерьмо расхлебывать и оставили наши белобрысые покровительницы, мать вашу!!! — взвизгнул Красный, остальные карлики угрюмо молчали, кое-кто даже закрыв уши руками.

— Какую такую «канализацию»? Какое такое «дерьмо»? — раздался звонкий металлический голос. В открытое окно на самом верхнем этаже Хрустального Дворца шагнул словно бы из ниоткуда, из самого воздуха, высокий человек, целиком сотканный из огня. Его волосы — солнечные лучи, его руки и ноги — пылающие языки, плащ — пламя, а голова — солнечный диск, из безглазых глазниц которого струились ослепляющие снопы света.

Красный заорал, остальные карлики-старички бросились врассыпную вместе с секретарем. Но Его они не интересовали. Он воздел руку — и Красный взлетел в воздух, словно бы его глотку сжимала чья-то невидимая рука. Он задыхался, извивался как червь на рыболовном крючке, пускал слюну, пухленькое личико его посерело.

— Скажешь? — зазвенел металлический голос.

— Ска-шу…  — прохрипел Красный — и тут же рухнул мешком на пол.

— Знай, что с тобой говорит Люцифер — третья ипостась Потока Непобедимого Солнца. Только я могу спасти твою землю от Безликого. А теперь говори мне все без утайки. И побыстрее. Время истекает.

— Да…  Повелитель…  — все ещё хрипя и потирая шею ручонками, проговорил Красный. — Безликий, мой Повелитель, — стоя на коленях и молитвенно сжимая ручки на груди, дрожа всем телом проговорил Красный. — Это твоя Тень, это твой Двойник, твой родной брат…

— Я догадывался об этом. Дальше. Почему.

— Все дело в желании фей сделать людей добрыми и хорошими, убрать у них все злое, агрессивное, страстное — темную сторону человеческого естества…

— Хватит лепетать! Так я у тебя тут до Последнего Суда стоять буду. Дай-ка мне свою руку…  Ну же, не бойся! Вот так…  А теперь мне нужна твоя память…  ВСЯ твоя память, ВСЕХ твоих предков, до конца…

ВСПЫШКА, ЯРКАЯ ВСПЫШКА! Свет спадает, а потом…  Поток образов, как кадры чьих-то сновидений, поток в Потоке, новое совершенно новое Знание…  Сокрытое от всех…  знание…

Интерлюдия О, ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР!

1.

Небесно-голубого цвета грифон поднимается все выше и выше, прорезая сплошную ватную пелену непроницаемой завесы жемчужно-белого тумана, отрезающую неведомый миру Астрал от обитаемой Целестии. На грифоне, съежившись от страха, намертво вцепившись в пушистые перья его массивной шеи, сидит карлик с длинной белой бородой почти до пят, в красном атласном камзоле, красных штанишках, мягких полусапожках и длинном колпаке того же цвета с белым помпоном. Его лицо бледно от страха, глаза плотно закрыты, он мелко дрожит всем телом. Но грифон, совершенно не обращая на его страх внимания, продолжает подниматься все выше и выше.

Страх карлика можно понять — мало того, что грифон оставил далеко внизу слой атмосферных облаков и земля давным-давно исчезла где-то далеко-далеко внизу, сам по себе Внешний Пояс Туманности Астрала мог напугать и самого неслабонервного путника — сплошная непроницаемая пелена жемчужно-белого тумана, без начала и без конца, без направления и сторон света — и так десятки и десятки миль подряд…

Впрочем, грифон держал у себя в клюве тоненькую серебристую нить, которая одна была ориентиром в этом бесконечном туманном лабиринте, которая вела грифона в нужном, единственно верном направлении. Карлик в красном то и дело приоткрывал свои глазки и с ужасом поглядывал на клюв грифона, боясь, что вот-вот по какой-нибудь нелепой случайности он отпустит эту нить (или она оборвется) и тогда их участь будет ужасна — затеряться в этих краях — верная погибель для всякого смертного!

Но вот, долго ли, коротко ли, нить вывела грифона из жемчужно-белесого лабиринта. Карлик облегченно вздохнул, прекратив жмуриться, и почти весело оглянулся. Вокруг него, куда ни глянь, простиралась совершенно ровная пустыня из того же самого серебристо-белого тумана. Над нею — вечно черное небо, на котором сияли необычные, с голову величиной, яркие звезды и луна, закрывавшая едва ли не пол небосвода, такая же необыкновенно, не по-земному яркая, слепящая. Карлик невольно зажмурился и отвернулся. А грифон тем временем полетел куда-то в сторону.

Странное дело! — карлик аж от удивления потер кулачками глаза, не веря собственным глазам — грифон вроде бы летел в одну сторону, но при этом его небесно-голубое тело двигалось в совершенно противоположную! Мало того, оно вдруг стремительно стало менять окраску — из голубого перекрасилось в оранжевое, потом — в синее, потом…  Да оно каждые несколько минут меняло свои цвета!

Карлик посмотрел на свой камзол, штаны — и они тоже! При этом цвета совершенно неизвестные, подобрать названия которым невозможно, так как на всеобщем языке Целестии для них просто нет слов!

Но чудеса продолжались. Мало того, что грифон двигался задом наперед, но перед взором карлика вдруг совершенно внезапно — словно ниоткуда — выросла высокая, в 50 или 60 человеческих ростов, Башня из желтовато-белого матового материала с высокой наблюдательной площадкой почти на самой вершине, напоминающее блюдце.

Вдруг грифон остановился, перестав махать крыльями — при этом продолжая висеть в воздухе! — а Башня сама стала надвигаться на грифона с карликом и притом — стремительно! Казалась, она просто летит на него, как одинокая скала в бушующем море летит на несчастный корабль, и вот-вот разобьет его вдребезги. Карлик в ужасе закрыл глазки маленькими пухленькими розовыми ручками и пронзительно заверещал…  Но как раз в этот момент грифон заработал крыльями и Башня остановилась, а серебряная ниточка в клюве у грифона растворилась и исчезла.

— Добро пожаловать в Астрал, Наш бородатый друг! — раздался чей-то мягкий, звонкий, мелодичный, но в то же время властный, с легкими нотками металла, женский голос. — Башня из Слоновой Кости ждет тебя!

В этот момент в нижней части Башни бесшумно открылось прямоугольное отверстие и грифона вместе с карликом стало затягивать в неё, как щепку в водяную воронку. И вот — оба оказались внутри, а отверстие столь же бесшумно закрылось. Грифон, взлетев вверх, приземлился, а карлик торопливо соскочил на пол, дрожащей ручкой вытирая холодный пот со лба. Бледность не сошла ещё с его полных пухленьких щечек — видимо, он до сих пор не верил в то, что пережил это ужасное путешествие.

Он опасливо оглянулся по сторонам и увидел, что оказался в довольно просторной зале с высокими матово-белыми колоннами, которая вся была залита серебристым светом. Ничего кроме колонн карлик не увидел, а потому стал торопливо оборачиваться в поисках источника голоса, но от резких движений своей головой и тельцем, произошла беда — он вдруг полетел то в одну сторону, то в другую, а потом вообще перевернулся вверх ногами! Его колпак слетел с головы и уплыл в противоположном направлении.

— Ай-яй-яй-яй-яй!!! — пронзительно заверещал карлик.

Но в ответ ему раздался только тот же самый мелодичный металлический смех.

— Мы бы посоветовали тебе быть поосторожней, Наш бородатый друг, здесь, в Астрале, совершенно другие законы пространства и времени, расстояния и притяжения, и тебе лучше не экспериментировать с ними без нужды, ах-ха-ха-ха!!!

Карлик гневно насупился: его что — для насмешек и издевательств сюда тащили за тридевять земель, в самом деле!

— Ну да ладно, не сердись…  Дадим тебе совет. Ты крепко-крепко зажмурь глаза и представь мысленно, что ты стоишь на земле, а перед тобой — три матово-белых трона на которых сидим Мы. А потом иди к нам — вот и все! Ах-ха-ха-ха-ха!

Карлик действительно крепко зажмурился, словно ребенок перед новогодней елкой, ожидая подарков, а потом…

Внезапно он, движимой какой-то невидимой силой, вдруг вновь принял нормальное положение, колпак сам подлетел к нему и нахлобучился ему на голову, а сам карлик спокойно пошел по воздуху, как по земле. И вот уже через какую-нибудь пару минут стоял у трех тронов матово-белого цвета, на которых сидели три ослепительно прекрасные молодые женщины в пурпурных туниках, пурпурных сандалиях, с золотыми обручами на головах с большими рубинами в центре. Все три женщины были феями — сзади виднелись прозрачные крылышки, сложенные на спине на манер пчелиных — с длинными до пояса золотистыми волосами, вьющимися на кончиках, большими цвета горных озер глазами. При всей своей вечной молодости и изумительной красоте словно выточенных искусным мастером фигурок, выражение их глаз выдавало их истинный возраст — древнее гор, а в каждой черте лица и тела сквозила поистине королевская властность, величие и достоинство. Ибо это были не просто феи, но древние могущественные Повелительницы рода Поднебесных.

— Можешь открыть глаза. Возьми этот лунный камешек, он зафиксирует твое положение, а то улетишь ещё куда ворон костей не заносил, ха-ха-ха! — зазвенел опять металлический смех. — Давно Мы не смеялись так — позабавил ты Нас, — вдруг в руках у карлика появился, словно из воздуха материализовался, матово-белый камешек, как будто бы кусок луны, отколовшийся и каким-то невероятным образом оказавшийся на земле — свет, от него исходивший, точь-в-точь как свет от луны. Карлик сжал в руке камешек, а потом положил его в карман своего камзола и почувствовал себя заметно уверенней.

— Я…  я…  я…

— Не надо. Перейдем сразу к делу. Тебе незачем знать слишком много об этом месте. У нас есть более важные дела…  Докладывай, что вы сделали за это время — голос стал опять серьезным, бесстрастным, непроницаемым. По-прежнему говорила Вторая из Трех, но её белоснежные руки, лежащие на подлокотниках матово-белого кресла, были соединены с руками других Двух, а их головы согласно кивали, показывая тем, что говоримое Второй — Их общая воля.

— Ваша Премудрость, — уже уверенно, не боясь никуда улететь, поклонился до земли Премудростям карлик. — Совет Мудрых посовещался по поводу Вашего предложения и сделал кое-какие расчеты…

Тут карлик достал из левого кармана камзола маленький хрустальный шарик, нажал на какую-то невидимую глазу кнопку и шарик стал излучать из себя радужное свечение. А потом внутри этого свечения стало появляться изображение, которое росло буквально на глазах, пока не заполнило все расстояние между карликом и Триединой Премудростью.

— По нашим расчетам выходит, что котлован под Хранилище должен быть не менее 50 квадратных миль, глубиной в 20 миль. Оптимальное для рытья место мы тоже разведали — это Зеленый Лес, всего в 30 милях от нашего города, — карлик указывал пухлым розовым пальчиком на светящуюся в воздухе голограмму. На голограмме действительно проступило изображение котлована глубоко под густым зеленым лесом. — Лес довольно далеко располагается от людских владений, так что в случае чего — опасность людям угрожать не будет…

— И это самое главное условие, достопочтенный! — прервали его сразу три Премудрости одновременно, приподнимая брови и указательные пальчики правых ручек.

— Да, да, Ваша Премудрость, — торопливо закивал головой карлик. — Именно это мы и положили в основу наших расчетов, именно это…

— Дальше.

— Дальше надо будет прорыть колодец на поверхность, чтобы Испарения Первичного Субстрата могли найти выход, — на голографической схеме стал виден тоннель, проходящий от центра котлована до центра леса, венчающийся колодцем.

— Но нельзя допустить…

— Да-да, Ваша Премудрость, да-да, — поспешно закивал седой бородой карлик. — Совершенно верно, нельзя допустить, чтобы Субстрат покинул пределы Леса, а потому колодец будет покрыт сверху грибовидной крышкой — вот она, на схеме. Здесь субстрат будет конденсироваться. Конденсат скатываться по «шляпке» прямо на землю.

— А дальше?

— А дальше он будет принимать произвольные формы — никто не знает, какие — вы же понимаете, каков Источник субстрата, такова будет и его конечная форма — прямо пропорциональная зависимость…

— Да, да, Мы понимаем…  А что насчет входа?

— Да, Ваша Премудрость, только что собирался перейти к этому, — опять поспешно затряс бородой карлик. — Вот, посмотрите, здесь будет Приемник чашеобразной формы, здесь, здесь, здесь и здесь — всего пять. Они будут впитывать сигналы Излучателя из Астрала, а вот по этим каналам они будут передавать Отражения прямо в Субстрат в Хранилище.

На голографической схеме проступили пять чаш, спрятанных за густой травой в разных частях леса, от которых шли какие-то трубки по шахтам к подземному котловану, в котором находилась какая-то черная кипящая жидкость.

— Замечательно. Значит, вам удалось разобраться в Наших несколько сумбурных заметках — это радует! Думаю, установка и настройка Излучателя здесь у вас не займет много усилий и времени. Тебе поможет Хранитель Башни — он намного сообразительней и намного расторопнее, чем кажется на первый взгляд. Он в курсе всех наших дел и Мы постоянно пользовались его консультациями и советами.

— Да, Ваша Премудрость.

— Ну а как на счет рисков? Не выйдет ли субстрат из-под контроля?

— Не думаю, Ваша Премудрость. Излучатель ведь будет настроен только на людей — я так понимаю? — а среднее излучение отрицательно заряженной энергии у человека не больше 30, 40…  ну, максимум, 50 эр в год. Даже если у нас будет, скажем, невероятно, 500 миллиардов человек, получаем, 25 триллионов. Делим на ёмкость концентрата, прибавляем коэффициент поглощения, учитываем неизбежные потери при конденсации…  Получается в среднем при окончательном оформлении отрицательной энергии 10000 фунтов чистой биомассы в год. Это, примерно, при среднем весе человеческого тела в 50 фунтов — всего 200 средних человекообразных субпродуктов в год, соответственно чуть более 20 в месяц…

— Ну и замечательно! — облегченно выдохнули все Три Премудрости, с замиранием сердца и в то же время с восхищением глядя на то, с какой ловкостью карлик производит в уме сложнейшие расчеты. — Думаем, с таким количеством биомассы справится даже отряд самых обычных фей, даже «ЖАЛО» трогать не будем. Издержки почти ничтожны, а выгоды — колоссальны!

Все три Премудрости, совершенно забыв про карлика, вдруг сбросили с себя маску бесстрастия и отрешенности. Лики их просияли какой-то удивительно детской, наивной и непосредственной радостью. Они мечтательно закатили глазки, скрестили ручки на груди и ослепительно улыбнулись:

— Всего-навсего небольшой отряд фей, один город карликов и…  миллионы и миллионы людей — самых любимых творений Создателя — подумать только! — будут наслаждаться вечным миром и гармонией, покоем и счастьем! Все злое, все мрачное, все тяжелое и грязное, что порождает человеческие сердца, вся эта пена, эта извечная тень — все это будет уходить в небольшой резервуар, а его побочные выбросы будут легко уничтожаться небольшим отрядом наших сестер. Люди же будут жить спокойно и счастливо — их не будет тянуть ни на преступления, ни на насилие, ни на гнев, ни на печаль, ни на мятеж, ни на беспокойство…  Спокойное существование — О, ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР!!! Плантации Цветов Забвения опустеют, армия и полиция прекратит существование и досадный эпизод с этим неблагодарным и сумасшедшим Риккаредом — НИКОГДА-НИКОГДА не повторится вовек…

Все три Премудрости легко и звонко рассмеялись, а потом поднялись со своих престолов и, подойдя вплотную к карлику, по очереди его обняли и расцеловали:

— Мы наградим тебя, Греф, по-королевски! И за расчеты, и за работы — за все! Знай, Греф Красный, — карлик упал перед Премудростями на колени, а все три девушки в пурпурном возложили на его голову правые ручки. — Отныне ты и твои потомки из Красного клана будут навеки председателями Совета Мудрых с правом решающего голоса. Твой город будет отныне главой Гильдии Подземных Рудокопов и будет получать от нас по десять тысяч золотых полновесных авалонских дукатов ренты в год за содержание Хранилища. Вам будет дана монополия на все заказы от Сообщества фей во всех товарах — от предметов роскоши до оружия. И, наконец, вы будете под Нашим непосредственным покровительством, а это…

— … а это, — подхватил дрожащим от волнения голосом карлик Греф, — самый драгоценный, самый несравненный Ваш дар, о котором мы, жалкие земляные черви, и мечтать не могли! — и Триединая Премудрость снисходительно подала белоснежные, пахнущие медом и цветущими розами, ручки, чтобы карлик их с неподдельным благоговением облобызал.

— И больше ничего, никаких рисков? — вдруг резко спросили все три.

— Никаких, Ваша Премудрость, совершенно никаких! Правда, эксперименты на реакции субстрата на разные препараты ещё до конца не завершены…

— Это не важно! Субстрат полностью изолирован. Со стороны фей — уж точно. А с вашей стороны…

— О, не беспокойтесь, Ваша Премудрость, не беспокойтесь! У нас такая охрана будет, что и мышь не проскочит! Вся военная мощь нашего города — избавленная Вашими стараниями теперь от бесконечных войн с чудовищами — будет служить только на обеспечение безопасности Тоннеля! Уже дан приказ о формировании элитного корпуса Хранителей Пути — никто не проскользнет! Другое дело, что и с Вашей стороны нам бы не помешало содействие…

— Какое? — подняли брови все три Премудрости.

— Если к нам попадут нелюди — никто живым не уйдет, а вот если в тоннели проникнут люди…  Мы же не можем их убивать — Священные Принципы незыблемы для нас…

— Мы понимаем. Позволяем вам удалять у них память или оставлять у себя на пожизненное поселение — так и Священные Принципы будут нерушимы, и секретность объекта сохранена.

— Да будут трижды благословенны Ваши дни! — и карлик упал ниц, поочередно целуя каждую из мягких пурпурных сандалий Их Премудрости.

2.

Вспышка. Яркая вспышка. Ничего не видно. Свет сначала режет глаза, а потом — угасает…

Знакомая Хрустальная Зала, в которой размещается Совет Мудрых. За круглым столом сидят шестеро мудрецов. Их лица встревожены, глазки бегают, пальцы барабанят по крышке стола, они переглядываются и перешептываются. А седьмой — красный — чем-то похожий на предыдущего красного карлика, только вот ростом чуть пониже да телом пошире, ходит кругами, заложив ручки за спину, смотря только себе под ноги, вокруг карлика в кожаном комбинезоне.

— Ты уверен, Грозли, в том, что видел? Ещё раз все вспомни, как было.

— Да уверен я, уверен, ваши Премудрости! — с надрывом всплеснув ручками, воскликнул кожаный. — Это был…  это был…  В общем, сижу я себе сижу у Аппарата…  а тут вдруг…  все запикало, запиликало…  ну, сирена, значит…  Я с фонариком полез…  смотрю…  опа! Прибор показывает 50 000 эров — самую предельную величину! И я уверен — Создателем клянусь! — что это был не конец — просто прибор зашкалило, ну не мог он больше показать, НУ НЕ МОГ, не рассчитан он на большее! А потом — ну, Субстрат, закипел, ну, прям как вода в котелке, а потом — как вышел из берегов Хранилища! Ну, и мы побежали…

— Побежали?! Побежали?! — закричал что есть силы Красный, а потом сорвал у себя с головы атласный колпак, бросил его на землю и принялся его топтать в гневе ногами. — ПОБЕЖАЛИ!!! «Хранители Пути» называется, твари из Бездны вас подери!!!

Грозли рухнул на колени и молитвенно воздел руки, губы у него задрожали.

— Ну как же, ну что же, ну как же! Ну, волна такая была! Мы бы…  погибли…  ну и…  — Грозли замолчал, сжав крепко-крепко руки в замок, так что кончики розовых пальцев побелели от напряжения, вздохнул виновато и замолчал.

— Ну и что там теперь, в Хранилище?

— А от чего была передозировка-то?

— И что теперь будет, а? — посыпались со всех сторон на бедного Грозли вопросы остальных мудрецов Совета.

Но Грозли молчал, молчал и Красный. И вопросы сами собой прекратились.

А потом, после почти десятиминутной паузы, Красный сказал:

— Немедленно посылаем кого-то из толковых Хранителей наверх, в 6-й Отдел «ЖАЛА» — у них есть все данные наблюдений за атмосферой, солнечной активностью и так далее — пусть выяснят, от чего могло произойти такое сильное излучение. А в Хранилище посылаем экспедицию…  Думаю, пяти сотен Хранителей достаточно — естественно, с големами, с машинами и всем прочим снаряжением. Надо узнать на месте, что там произошло, что требуется починить, ну и все такое прочее…  Кто из Совета возглавит экспедицию? Есть добровольцы?

Ответом ему было глухое молчание. Все старцы стыдливо спрятали свои глаза — руки у всех предательски дрожали.

— Тогда пойдет Оранжевый!

— Да будет так! — облегченно выдохнули остальные пять старичков, а оранжевому ничего не оставалось, как подчиниться единогласной воле Совета.

3.

Вспышка. Яркая вспышка.

Опять Совет, опять Старцы, опять Красный ходит нервно по кругу, опять карлик в кожаном в центре круга, только оранжевое кресло теперь пусто. Оранжевого Советника нет в Зале.

— Есть ли ещё какие-то сведения об экспедиции?

— Ваши Премудрости, — мрачно проговорил кожаный, рассматривая на носки своих сапог. — Они уже третий день не выходят на связь.

— Ставь запись…  БЫСТРО! — не своим голосом прокричал Красный и отвесил кожаному оплеуху. Тот вынул дрожащими ручками хрустальный кристалл из нагрудного кармашка кожаного комбинезона и, отойдя от центра круга между столами членов Совета, вставил в круглое отверстие шар. Шар засветился ярким светом и в его нежно голубом свечении стали проступать черты каких-то голографических фигур.

По темному тоннелю идут тысячи серебристых големов с тяжелыми огнеметами наперевес, у дула которых горит синий язычок пламени, а на их спинах — баллоны с искусственным драконьим огнем. Сзади бесшумно едут подряд десять пятиместных «кротов» на больших каучуковых колесах — у них впереди большие металлические лапы для рытья горных пород и мощный спиралевидный бур для сверления, на башнях установлены огнеметы.

— Курс 5-03, восток-восток-юг. Скорость — 5 миль в час, приборы показывают сильную энергетическую активность, больше 10 000 эр. Продолжаем идти к источнику Излучения.

— Промотай, промотай…  — махнул ручкой Красный.

Хранитель в кожаном прикоснулся к кристаллу и фигурки на голограмме стали двигаться очень быстро. Но вот тоннель стал подходить к концу, и где-то впереди показалось устье какого-то огромного широкого грота. Фонари на лбах големов, прожекторы на «кротах» тщетно пытались выхватить хоть что-то из цепких объятий кромешной тьмы.

— А тут останови, быстро! — приказал Красный.

Фигурки перестали бегать. Движение их резко замедлилось.

— Голем № 12–98, № 12–98, как слышите?

— Слышу отлично, господин.

— Что видите прямо по курсу, что там с Хранилищем?

— Все спокойно, господин, только излучение превышает все допустимые пределы.

— Так, слушайте внимательно, старший Первого отряда — поворачивай налево, старший Второго — направо, а мы поведем машины прямо вперед. Оружие держать наизготовку, приготовить Анализаторы, будем сканировать, все что попадется. Как поняли?

— Так точно, господин, приступаем к исполнению.

Изображение пропало — такое впечатление, что и големы, и «кроты» просто растворились. Видимость — нулевая.

— Ну и темнотища же здесь! Туман какой-то странный…  Как связь? Да, помехи какие-то…  Эй, № 12–98, 12–98, как слышите?! Как слышите, повторяю?! 12–06, как слышите? 12–09? 12–15? Проклятье, связь прервалась! Слушай, Мерль, вылези посмотри, а? Куда они провалились? Излучение просто зашкаливает!

Пауза.

— Ну как, слышишь? Мерль, слышишь? А?

— Слыш…  Помех…  Нул…

— Что там наверху? Что? Что видишь, докладывай!

— Нич…  Тум…  Нул…

Снова пауза.

— Ой…  Созд…  Тут что-то…  на нас…  Силы Поднеб… ! Без…

— Без чего? Без чего, Мерль! Без чего!!!!

— Без…  Без…  Без…  Лик…

Треск! Связь прервалась, изображение погасло. Воцарилась гнетущая тишина.

— И…  и…  это…  все… ? — судорожно сглотнул слюну Красный, комкая в ручках колпак.

— Все, — мрачно сказал кожаный. — После этого «Безликого», как я понял, больше ничего. Никакой связи, ничего…  Уже три дня.

Воцарилась гнетущая тишина.

— Приказываю…  приказываю…  — захрипел Красный, судорожно махая ручками, как испуганная курица — крыльями. — Взорвать Путь к Хранилищу!

— Но…  но…  но…  — закричали со всех сторон, как бы проснувшиеся ото сна премудрые. — Там могут быть выжившие!

Но Красный в ответ кинул в одного из них свой колпак и все мудрецы затихли. А потом он молча повернулся опять к Кожаному и тихо сказал:

— Поставь передатчик от «ЖАЛА».

Кожаный поставил другой хрустальный кристалл в отверстие в центре круга. Появилось розовое свечение и в нем — золотоволосая и голубоглазая тоненькая, с виду такая хрупкая, фея с нарукавной повязкой и медальоном с изображением рассерженной пчелы, выпятившей вперед свое жало.

— Приветствую Совет Мудрых славного города Унтервальда! — натянуто улыбнулась она. — До нас дошел ваш посыльный, но мы не решились передавать наши сведения ему. Первая степень секретности.

— Совет готов выслушать вас, — сухо сказал Красный, одновременно делая выразительный жест рукой. Кожаный понял его и быстро покинул Хрустальную Залу.

— Что касается вашего запроса, нами выяснено, что в атмосферу было выброшено, буквально четыре дня назад, рекордное количество солиума, превышающего все мыслимые пределы. Мы затрудняемся сказать сколько, но по самым скромным подсчетам — 50 триллионов эр, если не больше…  — у всех советников при этих словах задрожали руки, а Красный взял платочек и стал дрожащими ручками торопливо вытирать пот с лысого лба.

— Вы…  вы…  вы…  можете…  определить…  Источник…

— Точно — нет. Выброс произошел слишком быстро и теперь вещество распылено. Но судя по всему, это Северное полушарие, Полярные Пустоши. Аномалия явно оттуда. Мы уже послали туда сестер из 1-го Отдела, они ведут исследования. Как будут результаты — сообщим. А что произошло у вас? Что-то с Хранилищем?

— Д-да…  У нас тоже — аномальный выброс энергии…  Похоже, начались какие-то непредвиденные реакции в Первичном Субстрате…  что-то вроде мутации…  мы не контролируем ситуацию…  Совет отдал приказ замуровать…  э-э-э, законсервировать Объект…  У нас…  у нас…  пропала экспедиция…  пять тысяч големов, пятьсот Хранителей с Оранжевым Советником во главе…

Было видно, как на голограмме лицо феи изменилось, побелело как бумага, губы плотно сжались в тонкую нить.

— Вы…  думаете…  это связано?

— Я в этом уверен! Излучатель реагирует только на особей человеческой расы, только их отрицательную энергию он собирает в Хранилище. Но как это связано с выбросом солиума, о котором говорите вы, я, честно говоря, не знаю…

— А я знаю…  или, кажется, знаю…  — прошептала фея.

Все члены совета напряженно направили свои взгляды на красивое голубоглазое юное лицо в больших важных очках, затаив дыхание.

— Есть только один человек во всей Целестии, который может быть Источником выброса ТАКОГО количества отрицательной энергии — это тот, кого мы зовем «солнечный ублюдок».

— Какой такой…  ублюдок… ?

— Внебрачный сын человека по имени «Принц» и Непобедимого Солнца, которого нам так и не удалось найти после смерти этой сумасшедшей ведьмы. Он — мутант, в значительной степени состоит из полупогашенных частиц солиума, так как его родители были инфицированы, а это вещество, как известно, до конца не выводится из организма и вызывает мутации во втором поколении. Видимо, этот змееныш сумел как-то подключиться к Потоку и в этом состоянии он подпал под луч Излучателя, а поскольку заряд Потока измеряется триллионами эр, излучение отрицательной энергии его в триллионы раз превосходит дозы обычного человека…

— Вы…  вы…  вы…  — забегал по периметру круга Красный, судорожно вырывая волоски из своей роскошной белой бороды. — Вы…  вы…  вы понимаете хоть, что у нас тут будет при таком излучении!!! Наши формулы, субстрат, Хранилище…  да они и не рассчитаны на ТАКОЕ!!! Это же…  Да у нас тут…  Все взорвется, как перегретый паровой котел, твари из Леса вас подери!!!!!!!!! — заорал Красный. — Немедленно отключите Излучатель в Астрале! Немедля!!!! — и замахал ручками на фею.

— Но, милейший, мы не можем…  — испуганно захлопала длинными ресничками фея. — В Астрал имеет доступ только сама Триединая Премудрость. Да и потом — вы же знаете, что стоит нам его отключить — люди начнут выходить из-под контроля — начнутся убийства, преступления, насилия, да Создатель только знает, что тут начнется! Священные Принципы…

— Да к тварям из Леса ваши «принципы»!!!! — заорал Красный. — Если мы его не отключим или не устраним Источник, все это дерьмо из всей этой канализации выльется наружу — и вся Целестия засмердит, как помойная яма! Вы — ЭТО — понимаете????

Фея сжала губы в трубочку и немного промолчала, постукивая тоненькими пальчиками по крышке стола.

— Мне нужно доложить лично Её Верности. Только она может непосредственно говорить о таких секретных вещах с Их Премудростью.

— А нам, а нам, твари из Леса вас подери, что нам делать прикажете?! — заверещал, брызгая слюной карлик, махая ручками, сжатыми в кулачки.

— Взрывайте Путь, как и планировали, замуровывайте, запечатывайте — как знаете, в общем, и…  ни слова. Никому. Вы знаете, что за разглашение тайн Сообщества под грифом «секретность № 1»…

Красный судорожно сглотнул. Ни быть распыленным, ни, в крайнем случае, навечно потерять всю свою память, ему не хотелось.

— Да будут трижды благословенны ваши слова, Старшая Сестра, — прошептал одними губами он.

— Будем на связи! — сухо, поджав губки, процедила Старшая Сестра 6-го, научно-исследовательского и конструкторского, отдела «ЖАЛА», и голограмма потухла.

На этот раз пауза длилась почти полчаса. Никто не в силах был нарушить тяжкое давящее молчание. А потом Красный повернулся лицом к Совету и, мрачно ухмыльнувшись, сказал:

— Каково будет решение Совета?

Встал Желтый и тихо сказал:

— Взрываем и замуровываем Путь, — все остальные мрачно кивнули в знак согласия.

А потом Красный сказал:

— Предлагаю вместе с этим начать эвакуацию всего нашего города в более безопасное место.

Но это предложение не было поддержано Советом.

— Немыслимо…  невозможно…  глупо…  столько всего построили…  благоустроили…  куда пойдем…  где жить будем…

А затем опять встал Желтый и громко сказал:

— «ЖАЛО» во всем разберется, Их Премудрость все сделает, нет никаких оснований для паники, а Путь мы запаяем так, что даже сотня огненных червей вместе взятая не прогрызет стену! — остальные советники одобрительно загудели, а Красный одел свой колпак и, сгорбившись в три погибели, шаркающей походкой глубокого старика молча покинул Совет.

4.

— И это все? — громыхнуло Огненное Существо, изрыгая вместе с воздухом из легких язычки пламени, словно настоящий дракон.

— Д-да, Повелитель, — продолжая стоять на коленях, дрожащим голосом прошептал Красный.

— А как ты догадался, что Безликий — моя тень?

— Путем умозаключения, господин. Хранилище — это своеобразный театр теней, это отбросы темной энергии каждого человека, преобразуемой в чудовищ Зоны. Вы, досточтимый Люцифер, тоже человек, но очень необычно могущественный за счет того, что вы находитесь в Потоке, а Поток — в вас. Именно поэтому Ваша тень, ваша темная сторона, проецируемая Излучателем, неизбежно будет и более могущественной, и вполне может обладать новыми, необычными для обычных «теней» свойствами, например…

— … разумностью, одушевленностью, личностью? Ты это хотел сказать? — громыхнул Огненный Человек.

— Да, это…  Но это — мои умозаключения, я не видел Его…

— Хм, — хмыкнул Люцифер. — Думаю, это поправимо. Я чувствую Его силу. Он скоро будет здесь.

И Красный, взвизгнув от ужаса, рухнул прямо на хрустальный пол совершенно без чувств.

Глава 18 Сонное царство

1.

Роланд проснулся сразу, словно какая-то сила извне вырвала его из блаженного розового небытия, словно кто-то внезапно и одновременно зажег множество светильников в темной комнате.

Пробуждение было настолько внезапным, что он некоторое время лежал, совершенно ошарашенный и, часто хлопая длинными ресницами, осматривал обстановку вокруг себя, не в силах понять, что с ним происходит и где он.

Он лежал на чем-то удивительно мягком и ароматно пахнущим медом, желтого цвета, а вокруг — куда ни глянь — такие же желтые круги на зеленых ножках.

«Ба! — Роланд хлопнул себя по лбу. — Да ведь это же цветы какие-то! Только почему-то у этих цветов лепестки куда-то подевались…  Опали что ли?».

Роланд подполз к концу своего цветка и посмотрел вниз — действительно, вся земля под цветком была усыпана исполинскими жухло-желтого цвета лепестками. Почему-то в голове Роланда промелькнуло слово «осень», но что означало это слово, он, сколько ни напрягал память, не мог припомнить.

«Ой, а как же я здесь мог оказаться? — недоуменно подумал Роланд и почесал макушку, — Где я и что, собственно, тут происходит?».

Роланд точно помнил, что его зовут «Роланд» и что он — Король. Ещё он помнил, что у него был Щенок — собачка из коричневого плюша с длинными висячими ушами и большими карими глазами, которая почти всегда ходит на задних лапках и с которой всегда весело бродить по лесу. Ещё, что у него была жена, Фея, — прекраснее которой нет никого на свете, и дети…

Но почему-то в его воспоминаниях лицо её озабочено, на переносице — морщинка, а глаза — прекрасные голубые, как горные озера — задернуты паволокой, она словно не видит его, совершенно не замечает…

А потом — бац! — раздался какой-то хлопок и вот уже веки сами собой закрылись, и он начал проваливаться в какую-то розовую бездну, словно неосторожный путник, невольно сошедший с тропы, утопать в болотной трясине — все глубже и глубже, все глубже и глубже…

«Все! Больше ничего не помню! И не буду ничего вспоминать — итак голова болит! — подумал Роланд. — Лучше мне найти кого-нибудь, кто мне сам все расскажет, хотя бы того же Щенка…  Вот было бы здорово!».

Эта мысль понравилась ему и он облегченно вздохнул. Но подумать — не значит сделать! Для начала, надо бы как-то спуститься вниз — высота-то у цветка была приличной, а крыльев у него не было — не фея же он, в конце концов!

«Эх, ну почему мужья фей не имеют крылышек, как их жены! Странно как-то…». — подумал Роланд.

И вот, случайно проникшая в его сознание мысль, пробудила целый ворох сомнений и догадок, лежавших под спудом где-то глубоко внутри подсознания.

«Да и вообще, ну почему у фей девочки рождаются с крылышками всегда, а мальчики — без крылышек. Что за несправедливость такая, а?!» — Роланд аж всплеснул руками от досады.

Тут перед его мысленным взором всплыл образ другого плюшевого существа — только черного цвета — с длинными ушами, большими черными глазами-пуговичками в круглых старушечьих глазах и соломенной шляпе с обгрызеннымиполями.

«Эх, вот его-то как раз мне и не хватает…  Вот кто знает ответы на все вопросы, это уж точно!» — подумал Роланд.

Но думай не думай, а слазить с осыпавшегося цветка все равно как-то надо! Придется обойтись своими силами, без крыльев.

Роланд опасливо взглянул вниз — высота-то была приличной! — с пятиэтажный дом, как-никак! — , судорожно сглотнул и, ухватившись за край желтой сердцевины цветка, крепко держась руками, стал вслепую искать ногами точку опоры. Но — не находил её! Ноги Роланда бессильно бултыхались и дергались в воздухе, но не находили ни стебля — до которого они не дотягивались — , ни листьев на стебле.

На Роланда напала паника — сила в руках иссякала, и ему показалось, что вот-вот он не выдержит и выпустит из рук сердцевину цветка. О том, что будет потом — он и подумать боялся. Роланд попытался подтянуться, что есть силы, чтобы забраться обратно на цветок, но и на это сил уже не хватало.

К счастью, в этот момент стебель цветка сам стал прогибаться под тяжестью судорожно болтающегося мужского тела.

«Ого! Спасен! — радостно подумал Роланд. — Ещё немного — и падать будет совсем не страшно!».

И в самом деле, облысевшая головка цветка опускалась все ниже и ниже к земле, а потому, когда руки Роланда, наконец, разжались, падать ему было не так высоко, притом что упал он на толстый покров из опавших лепестков, так что посадка была мягкой.

«Ну вот, кажется, я и приземлился, слава Создателю, благополучно!» — подумал Роланд, вставая на ноги и механически отряхивая одежду — белоснежную тунику, подпоясанную ремешком, украшенным золотыми бляхами.

Теперь, наконец, он мог полностью оглядеть то место, где оказался.

«Да уж, мрачновато как-то…». — подумал Роланд и слегка присвистнул.

И действительно, место выглядело мрачновато и уныло. Всюду лес из жухлых стеблей, без листьев, таких же, как и головки цветов — без лепестков, некоторые из стеблей уже настолько ослабли, что поникли как подрубленные деревца.

«Теперь понятно, почему я так легко спустился, — догадался Роланд. — Стебель больно ослаб: даже мое тело для него оказалось слишком тяжелым».

Землю устилал сплошной ковер из жухлых лепестков. Когда-то они были, видимо, сочно розовыми, а теперь розовый цвет едва угадывался по некоторым пятнам, большая часть поверхности этих лепестков теперь была желтого цвета, а кое-где даже коричневого — цвета гнили.

«Да тут не луг, а кладбище какое-то! — с ужасом подумал Роланд. — Кладбище цветов…  Создатель! А идти-то куда?».

Роланд ещё раз повнимательнее огляделся и заметил, что слева от него — просвет между стеблями — «Видимо, это дорожка…»..

Недолго думая, Роланд зашагал по этой внезапно открывшейся дорожке, не прекращая думать о том, где же он все-таки оказался. Место казалось ему смутно знакомым, но до конца он его не узнавал, и это его ещё больше расстраивало. Весьма неуютно ощущать себя в таком положении!

Вдруг Роланду стало не по себе. Ему было одиноко и страшно. Он словно оказался в какой-то страшной сказке, а скорее даже в каком-то кошмарном сне и ему нестерпимо хотелось проснуться. Но как это сделать, он не знал.

Вдобавок ко всему, жуткое кладбище опавших цветов никак не кончалось. Даже ноги устали по нему идти! «Эх, присесть бы…»..

Но не успел он и подумать об этом, как внезапно бесконечная, на первый взгляд, вереница жухлых стеблей закончилась и впереди показалось открытое пространство. Роланд не выдержал и побежал к нему, как можно быстрее — так ему не терпелось поскорее выбраться из этого цветочного кладбища! Но когда он выбрался, ему стало ещё хуже.

Взору Роланда открылась обширная плоская равнина, покрытая ещё влажным мелкозернистым песком бледно-розового цвета, усеянным различными высохшими, увядшими остатками каких-то растений, ракушками, кораллами. Такое впечатление, что здесь совсем недавно был когда-то водоем, который, однако, уже пересох.

Само по себе это зрелище производило гнетущее впечатление, а тут по ещё влажному песку то тут, то там ползали, как полураздавленные дождевые черви, какие-то розовые сгустки, тот тут, то там попадались какие-то шевелящиеся бревна.

«Ой, да не бревна это! — воскликнул Роланд. — Бревна не шевелятся!».

И верно, ближайшее «бревно» зашевелилось, и Роланд увидел, что у него четыре лапы, а сзади что-то напоминающее хвост.

— Эй, кто бы ты ни был, назовись! — дрожащим голосом пискнул Роланд и легонько толкнул ногой шевелящееся «бревно».

«Бревно» тяжко застонало и, наконец, прекратило шевелиться.

Тогда Роланд сам подошел к нему и с силой перевернул его вверх ногами и воскликнул от ужаса!

Перед ним лежал крокодил, бледно-розового цвета, в дырявом шарфе с закрытыми глазами. Волосы у Роланда на голове, казалось, стали дыбом от догадки, поразившей его. Ведь розовые крокодилы водятся только на одном-единственном месте на свете…

— Розовый крокодил! Крокодильчик! — закричал в ужасе Роланд, обхватив не шевелящееся уже прохладное тело руками. — Скажи, что здесь произошло!? Что здесь происходит!? Почему Розовое Озеро пересохло!? Почему погибли Цветы Забвения!? Почему?!

Но сколько бы он ни тряс розового крокодила, добиться от него ни слова ему не удалось.

Голубые глаза Роланда наполнились слезами, грудь сотрясали рыдания, руки сжались в кулаки и он поднял глаза к небу и — только сейчас заметил, что некогда всегда ясно лазоревое небо теперь свинцово-серого цвета, сплошь затянутого тучами.

И Роланд побежал. Он бежал, увязая ногами в ещё влажном рассыпчатом розовом песке, больше не обращая внимания на полусонных розовых крокодилов и когда-то летающих осьминогов — ими оказались еле шевелящиеся сгустки — смотреть на все это было выше его сил. Он хотел бы найти хоть кого-нибудь, кто внятно смог бы ответить на вопрос — что произошло с Островом Фей? Что здесь ВООБЩЕ происходит, в конце концов?!

2.

Роланд не знал, сколько пробежал, но очнулся он оттого, что споткнулся обо что-то и полетел вверх тормашками, уткнувшись носом прямо в кучу рыхлого песка.

Роланд быстро вскочил и оглянулся. Он стоял на кучке розового песка. Впрочем, не на обычной кучке, потому что среди рыхлого месива кое-где уцелели полуразрушенные строения, напоминавшие башенки, домики, мостики.

«Ой, да это ж я на чей-то песочный город свалился! Ай-яй-яй! Кто-то ведь его строил…  Обидится ещё!».

Роланд сразу же вспомнил, что похожие городки из речного песка делали его дети и им бы не понравилось, если бы их кто-то вот так вот небрежно разломал.

Роланд оглянулся вокруг в поисках неизвестного строителя и так и присел от удивления прямо на горку с песком. В двух шагах от него, сзади, у самой кромки песочной кучки сидела…  Нет, не ребенок, не мальчик и не девочка, но…  совершенно взрослая фея!

В грязно-белой, измазанной песком тунике, спутанными распущенными золотистыми волосами, босиком, без сандалий. Но что ещё удивительней — без обруча-анализатора, обычного для всякой феи, и без медальона на шее, обозначающий ранг. Взгляд потухших прекрасных глаз уткнулся в землю, свободно ниспадающие спутанные золотистые пряди полностью скрывают лицо. Она молчит, как смерть. Похоже, что судьба песочного городка, так неуклюже разрушенного Роландом, её совершенно не волнует…

— Простите, прекрасная госпожа, — смущенно проговорил Роланд. — Я, кажется, раздавил ваш городок…  Поверьте, я не хотел! Мне очень жаль…  — и покраснел, как девушка.

Фея даже не посмотрела в его сторону, но из-за завесы из прядей волос раздался тихий, едва слышимый шепот.

— Сядь со мной, Роланд — и голос этот показался Роланду смутно знакомым.

Он послушно сел, механически послушно — за годы супружества с Прекрасной Феей он привык к тому, что любое слово феи для него — это закон. А ещё одним законом, как можно догадаться, было то, что негоже первому разевать рот и совать свой нос в дела фей без спросу — если нужно, фея сама все расскажет или подаст явный знак, что вопрос задавать можно.

Не то, чтобы эти два правила были какими-то приказами, навязанными Роланду женой, нет. Просто за долгие годы супружества они проникали в повседневную жизнь Роланда постепенно, исподволь, совершенно неосознанно, закрепляясь в строгую привычку. Такую же, как, например, ежедневная чистка зубов, умывание рук перед едой или «спасибо» и «здравствуйте», которые мы даже не помним порой, когда нам в первый, а то и во второй и третий раз просили сделать наши родители.

А потому Роланд тихо сидел рядом с феей, с закрытым прядями волос лицом, а та, в свою очередь, не торопилась ничего говорить и также тихо сидела рядом с ним — создавалось впечатление, что она, как и розовые крокодилы и когда-то летающие осьминоги, находилась в таком же полусонном состоянии.

Вдруг Роланду стало так жалко, так жалко все, что он видел вокруг — и пересохшее Розовое Озеро, и опавшие Цветы Забвение, и крокодилов, и осьминогов, и разрушенный песочный городок, и эту таинственно печальную фею, что он не выдержал — и зарыдал. Громко, по-детски, размазывая по лицу слезы и слюни, трясясь всем своим телом.

И тогда на его плечо мягко опустилась чья-то нежная рука.

— Кому из нас больше пристало плакать — тебе или мне, Роланд? — раздался еле слышный шепот, словно шебуршание осенних листьев от легкого порыва ветра.

От удивления Роланд перестал плакать и посмотрел на фею. А потом, внутренне дрожа от поразившей его сознание мысли, он протянул руку и отвел в сторону одну прядь длинных волос, мешавших увидеть лицо, и вскрикнул.

— Добро пожаловать на Остров Фей, Твое Величество, — прошептала фея и грустно улыбнулась. — Прости, что прием не соответствует твоему высокому сану…  — и в голосе послышалась горькая ирония.

Но Роланд не услышал этой иронии, настолько он был поражен тем, что увидел! Белое как полотно лицо с бледными, чуть синеватыми губами, как у утопленника, впавшие щеки, резко обнажившие скулы, некрасиво обозначившиеся морщинки у переносицы и уголков губ, но самое главное — мертвые стекляшки голубых глаз, как у детской куклы, а не живого существа, невидящие стекляшки глаз…

— Кто ты?! — воскликнул от ужаса Роланд и отпрянул в сторону. — Впрочем, не говори! Не хочу знать, не хочу, не хочу! — истерически закричал он. — Скажи только, что здесь происходит? Что случилось с Островом Фей, и как я тут вообще оказался? Может, все это всего лишь кошмарный сон? — в голосе Роланда прозвучала робкая нотка надежды.

— Удивительная ирония судьбы…  — отстраненно прозвучал шепот феи, которая медленно зачерпнула в свои ручки горсть песка и стала просеивать его через тонкие пальчики. — Круг замкнулся…  Он тоже споткнулся о мой замок из песка и разрушил его — и с этого началась моя подлинная жизнь, а теперь ты — полная его противоположность, его антипод — делаешь то же самое, знаменуя её конец…

— Конец? Конец чего?! — вскричал Роланд, но вместо ответа бледная фея тихо поднесла свой тонкий пальчик к губам, а потом раскрыла объятия и Роланд, сам не зная почему, вдруг оказался в них и крепко-крепко обнял фею.

— Ну, вот и чудно, ну вот и чудно…  — прошептала она. — Успокоился, да? — наконец, сказала она, отрывая Роланда от своей груди. — Бедный мой человечек! Ты даже не подозреваешь, как мне сейчас больно…  за тебя, за всех вас, бедных маленьких человечков, таких беззащитных, таких слабых, таких…  таких…  — в стеклянных глазах печальной феи затеплились искорки жизни, а её руки скрестились на груди так, как будто у феи на руках младенчик, которого она силится прижать к груди, укрыв от всех треволнений окружающей жизни.

И тут Роланд услышал, как из бледно-синеватых губ феи раздалось тихое пение. Прислушавшись, он услышал какие-то неразборчивые слова, но эти слова складывались в рифмы.

«Ба! Да это ж колыбельная! Обыкновенная детская колыбельная!» — догадался Роланд, разобрав с трудом рифму «спи — усни». — «Не безумна ли она?» — тут же подумал он.

Сердце Роланда защемило от жалости к ней. Он слегка обнял фею и привлек к себе и прошептал на ушко «Все будет хорошо! Все будет хорошо!» и погладил её по спутанным золотистым волосам.

— Нет, Роланд! — вдруг совершенно неожиданно раздался осмысленный голос феи. — Хорошо уже не будет, пока вы не найдете себе новую Премудрость! Премудрость, которая сможет спасти висящий над пропастью мир от почти неизбежной погибели…

Роланд подскочил как ужаленный и вытаращил глаза на сидящую фею.

— Ты…  ты…  вы…  вы…  — указывая дрожащим пальцем правой руки на неё, только и смог проговорить он.

— Приятно познакомиться, Роланд…  Мое имя Стелла…  Боюсь, оно мало что тебе скажет, но это лучше, чем ничего…  И я не безумна…  Просто мой разум время от времени погружается в грезы, в сумерки, он как бы засыпает…  Тьма растет, поглощает Целестию и это сказывается на мне, на всех нас, феях…  Мы слишком связаны с Целестией, если угодно, мы её мозг и нервы, такими нас сотворил Создатель, а потому болезнь Целестии — это наша болезнь, моя…  болезнь…

— Значит, Безликий — это не мой кошмар…  — прошептал Роланд. — Значит, он реален?! Ой, да что же это я, да что же это…  Да как же…  — он подскочил к Стелле и, схватив её за плечи, быстро затряс их и закричал:

— Но ведь Он же сказал, что придет за мной! А Она сказала, что они скоро будут везде! И кто же нас защитит от этого?! Кто?! Где же феи?! Где Триединая Премудрость?! Кто?!

Стелла внимательно посмотрела в глаза Роланду.

— Она перед тобой, Роланд…  Точнее, её одна треть…  Я — Вторая из Трех…

Роланд некоторое время непонимающе тупо смотрел на бледное лицо некогда всемогущей Владычицы и никак не мог придумать, что же ему сказать или как поступить. Ему казалось, что то, что происходит, происходит не с ним, а с кем-то другим, что это всего лишь дурной сон или розыгрыш, и скоро, через пару минут, все станет на свои места и он вновь вернется к своим привычным делам — прогулкам по лесу, купанию и играм со зверьками и птичками. Но ни розыгрыш, ни сон упорно не хотели прекращаться, хотя он прождал и две, и три, и четыре минуты…

И тут Роланд спросил первое, что пришло ему в голову, чтобы хоть как-то заполнить паузу:

— Ну а где остальные Две и где Их Верность?

— Не знаю…  Мы все разошлись в разные стороны…  Я ушла сюда…  Здесь я впервые встретила своего мужа, давно…  Здесь меня впервые посетил Создатель…  — глаза Второй немножко оттаяли, ожили, в них появилось какое-то чувство, чувство ностальгии, приятной тоски по давно утраченному прошлому.

— И все-таки, Ваша…  Стелла — с трудом выговорил незнакомое имя Роланд, присев на песок, крепко взял ладонь феи в свою. — Объясни мне, что здесь произошло — от этого ведь зависит, как мне поступать, что делать, ведь я ничего не понимаю!

— А что тут понимать? — усмехнулась Стелла и горько улыбнулась. — Разве непонятно? От нас отвернулся Создатель, вот и все, как когда-то от моего мужа Азаила, когда он не оправдал Его доверие, а тот, от кого отвернулся Создатель, утрачивает свою премудрость и совершает безумные поступки. Азаил нарушил волю Создателя и был низвергнут в подземелья Скалистых гор. Мы нарушили волю Создателя и по нашей вине Целестия находится на грани погибели.

— Безликий?! — воскликнул Роланд.

— Да…

— Кто он?!

— Я не знаю…  Но знаю, что он — порождение темной энергии человеческих страстей, которую мы, при помощи специального Излучателя, конденсировали в резервуаре под Зоной Предела, чтобы люди были спокойными, добрыми и не стремились совершать преступления, мятежи и другие непотребные поступки. Если угодно, это была своеобразная «канализация» отбросов человеческих душ, побочные продукты которой — чудовищ Предела уничтожали феи-хранительницы, в том числе и твоя горячо любимая женушка, — тут Стелла опять печально улыбнулась.

— И…  почему…

— Я сама не знаю, Роланд, но почему-то совсем недавно, всего несколько лет назад, эксперимент вышел из-под контроля. Появился Безликий…  стали пропадать феи…  потом покушение на тебя…  потом пропала экспедиция карликов-хранителей…  Точной причины мы до сих пор не знаем, да и не знаем, как победить этих тварей. Все достижения нашей цивилизации отказываются работать там — анализаторы и аватары не действуют в странной темной пелене, которую научилась испускать Зона, наша техника плавится от испарений убитых чудовищ, погибла вся армия «ЖАЛА», цвет нашей расы и теперь тьма упорно идет на Восток — и остановить её уже не в наших силах…

Роланд слушал все эти откровения Стеллы и не мог поверить своим ушам. Одна мысль о том, что чудовищные твари толпами бродят по его родной земле, что они пожирают людей, животных, что гибнут растения, деревья, что Фея — его любимая Фея — находится в опасности — пронзила его сердце и он просто не мог сидеть сложа руки!

— Да как же…  да как же…  Да как же вы можете сидеть тут и обо всем этом говорить, а?! Там погибают люди! Люди погибают, Целестия! Зверушки, птички! Моя Фея! А вы тут…  Да вас же Создатель поставил хранить, а вы тут…  Плачетесь! — и тут вдруг Роланд почувствовал в себе дерзость какую-то что ли, какую-то необычную для его обычно мягкого, кроткого характера силу, он вскочил на ноги сам, а потом резко взял Стеллу за руку и поднял её с ног тоже. — А ну, прекрати хныкать, нам тут Целестию надо спасать, а?! А ну стоять! Я приказываю! — и топнул ногой по песку. — Такова моя королевская воля!

Бледные губы Стеллы растянулись в улыбке — уж очень не вязались такие слова как «приказываю», «моя королевская воля» с этой почти мальчишеской, щупловатой, нелепо долговязой фигурой, с такими хрупкими кистями рук, больше присущих писцу, чем воину, детскими кроткими глазами и мягкими, даже изнеженными, чертами лица.

— Помимо твоей воли есть ещё воля Создателя, — невозмутимо возразила Стелла. — А я со времени появления Тьмы из Леса уже не чувствую его присутствия в моей душе…  Он оставил меня…  и моих дочерей…

— А мне все равно, что ты там себе чувствуешь! — притопнул ногой Роланд. — Как вы тут у себя на советы собираетесь, а?! У нас колокола есть на башнях, а у вас? Во что можно ударить?! Мне нужно собрать срочно всех фей, срочнее некуда!

— Это будет сделать трудно. Почти все феи в спячке…

— В спячке? — удивленно уставился на неё Роланд.

— Да, в спячке…  Видишь ли…  без Премудрости Сообщество не жило никогда…  когда Мы сложили с себя регалии — это вызвало шок…  Видишь ли, феи — не люди, мы не можем жить сами по себе, мы — как рой пчел…  Без матки пчелы погибают…  Нам нужна новая Премудрость, а Её может выбрать только Создатель…

Больше слушать Роланд не стал. Хотя у него вертелся на языке вопрос — «почему же вы тогда сложили регалии?» — но он его не задал, так как беседа явно пойдет опять по замкнутому кругу — она опять скажет, что Создатель оставил её и т. д. и т. п. Он просто взял Стеллу на руки — благо, она, как и все феи, была легкая и тонкая, как пушинка — и просто побежал, побежал, куда глаза глядят.

— Куда это ты бежишь? — недоуменно спросила Стелла.

— Куда-куда…  В Розовый Чертог, куда ещё! — воскликнул Роланд — этого вопроса он ждал, так как все равно не знал, где он находится.

— Так он же в другой стороне! — сказала Стелла и Роланд, обрадовавшись, повернул в противоположную сторону.

3.

Розовый Чертог представлял собой не менее жалкое зрелище. Да и Розовым его теперь трудно было назвать. Его живые дышащие колонны, расходящиеся кверху в стороны, напоминая тем самым лепестки исполинского цветка, были уже не розового, а бледного цвета, да и дышали они очень редко, едва раз в три-четыре минуты.

Роланд вбежал со Стеллой на руках прямо в центральную залу и, отыскав глазами, три престола на возвышении, посадил в центральное кресло Стеллу — она не сопротивлялась — и встревожено оглянулся на бесконечно уходящие куда-то вверх круговые разноцветные трибуны, соображая, что же делать дальше — как пробудить это сонное царство.

И в этот самый момент раздалось вежливое кашлянье где-то сзади.

Роланд резко обернулся и увидел, что перед ним стоят Котенок и Щенок — собственными персонами! — и смущенно переминаются с ноги на ногу.

— Котенок?! Щенок?! А вы-то тут что делаете! А?! — воскликнул Роланд, не веря своим глазам от радости.

Оба Зверенка радостно бросились в объятия хозяина и заголосили, перебивая друг друга:

— Хозяйка послала нас с тобой…  Эвакуировать…  Детишки…  Осленок…  Увяло…  Заснули…  Исплакались…

— Так, стойте-стойте, торопыжки! А ну не плакать и не рыдать! Говорите по порядку! — и опять Роланд топнул ногой, всеми силами пытаясь придать своему полудетскому лицу выражение серьезности.

— Да как тут не плакать, мр-мяу, хозяин! — вытирая глазки лапкой, мяукнул Котенок. — Сначала все хорошо было. Вас привезли сюда, спать уложили в цветок…

— А-ав! Чтобы вы, значит, хозяин, раньше времени домой-то не запросились, а-ав! Внизу-то опасно! А-ав! — поддакнул Щенок, преданно виляя хвостиком.

— Вот-вот, мяу, а потом вдруг все вянуть стало, феи летать перестали, вода из озера куда-то уходить и…  — тут уж Котенок не мог дальше говорить и зарыдал, а вместе с ним завыл, как всякая уважающая себя собака, и Щенок.

Роланд понял, что и тут ничего не добьется.

— Так, все, хватить плакать — слезами горю не поможешь! — а то я сам с вами тут заплачу! Если вы здесь, Осленок с детишками тоже, да?

— Д…  да, мяу, тоже…  Они…  в бывшей Школе Фей…  — Котенок, рыдая, неопределенно махнул куда-то лапкой.

— А-ав! И Принц Алоис с супругой. Там тоже, а-ав! — подтявкнул Щенок.

— Итак, друзья, нечего унывать и плакать! — вдруг собрался с духом Роланд. — Вы знаете, каким образом можно всех фей собрать здесь? А особенно Двух из Трех в первую очередь?

Щенок с Котенком тут же прекратили плакать и удивленно посмотрели друг на друга.

— А…  а…  зачем… ?

— Вопросы здесь задаю я! — непререкаемым тоном, опять топнув ногой, воскликнул Роланд. — Кто здесь хозяин, а?

— Они тебе не скажут, Роланд, — раздался сдавленный голос Стеллы из-за спины. — Они не знают…  Вызвать фей на собрание можно только через анализаторы, но они сейчас все равно не работают. Собрать их здесь можно разве что перетаскав их на руках, как меня…

— Ну что ж…  Перетаскать так перетаскать! — чуть дрогнувшим голосом воскликнул Роланд. — Итак, Зверята, за работу — немедля! Я буду таскать один, а вы — вдвоем. Идет? Нам бы хоть пару сотен перетаскать до темноты…  А особенно найти ещё двух премудростей — их найти — строго обязательно! Понятно?

— А-ав, хозяин! — за обоих ответил Щенок, преданно виляя своим коричневым плюшевым хвостом. В его глазах уже горел радостный огонек — как-никак хоть какое-то дело, хоть какая-то жизнь посреди этого сонного царства! — Ну что, Котенок, побежали? Кто первый? Чур, только не ты! А-ав!.. — и радостно бросился вон из Чертога.

4.

Такого сумасшедшего дня Роланд не знал за всю жизнь, да и Зверята, наверное, тоже.

В самом деле, ну когда ещё они целый день бегали, не отдыхая, буквально, как говорится, «свесив язык на плечо», всюду разыскивая полусонных фей, а потом на своих руках перетаскивая их обратно в Розовый Чертог! Феи лежали где попало: кто в гуще жухлых цветов, укрывшись палыми лепестками, наподобие насекомых, готовящихся к зимней спячке, кто — зарывшись в розовый мягкий и теплый песочек, кто — сидя на лавочках в беседках, а кого-то приходилось извлекать прямо из Бассейнов Грез — ох уж и промокли Зверята с Роландом в розовой воде — буквально с головы до ног!

Редко какая фея спала в полном смысле слова. В основном, они пребывали в полусонном, коматозном состоянии, в каком обычно бывают насекомые или животные перед зимней спячкой. Они лежали (или сидели) с полузакрытыми глазами, полностью расслабленные, но в то же время руки и ноги у них были теплые, пульс чувствовался довольно отчетливо, хотя и был он намного медленнее, чем обычно. Никто из них не пытался сопротивляться, никто из них не задавал никаких вопросов, никто из них не выказывал удивления, раздражения, недоумения…  Более того, никто и ничего не говорил!

Обычно при первом прикосновении Роланда или Зверят они открывали глаза, вяло и безразлично смотрели на них и закрывали их снова, а потом Роланд или Зверята брали фею — Роланд брал на руки, а Зверята — Котенок за ноги, а Щенок — за руки — и осторожно несли в Розовый Чертог. Феи не сопротивлялись и ничего не говорили. А в Розовом Чертоге их укладывали — без разбора, не обращая внимания на совпадения цвета трибун и туник — на первые попавшиеся лавочки и шли за «новой порцией». Хотя феи были тоненькими и лёгонькими созданиями — косточки у них были не толще птичьих — но перетаскав каждый по сотне фей — и Роланд, и Зверята умаялись не на шутку! Все-таки по сотне рейсов туда и обратно — работенка будь здоров! А Стелла все это время сидела на своем кресле и даже не пыталась помочь, но, однако, с видимым любопытством смотрела за этим предприятием. И с каждой новой принесенной друзьями феей её любопытство все возрастало и возрастало. Когда Роланд принес 95-ю, Стелла даже слегка зааплодировала и сказала:

— Думаю, моих дочерей и Ариэль ты сможешь найти на Лугу Перворожденных…

— ??? — вопросительно взглянул на неё Роланд.

— Интуиция подсказывает…

И вот уже через какое-то время Роланд со Зверятами отправились строго на восток — Луг Перворожденных располагался в восточной оконечности Острова Фей.

Когда друзья добежали до Луга, они не смогли сдержать звуков восторга, так и вырывавшихся у них из груди! Луг Перворожденных, в отличие от всего остального Острова, не затронуло всеобщее увядание! Здесь по-прежнему произрастали высокие и сочные стебли Первоцветов — ровно сто штук — пятьдесят розового цвета, пятьдесят — голубого. Это были чудесные цветы, что-то среднее между нашими тюльпанами и розами, только в высоту в десять человеческих ростов и в три — в диаметре. Они были живы и также весело раскачивались на ветру, как и прежде. Единственное, что было не так — это то, что бутоны их были закрыты, хотя солнце ещё не село. Да и сам Луг был тих и сонлив — здесь не летали больше розовые осьминоги, не видно было ароматных розовых пузырьков, здесь не трещали трехголовые цветастые попугаи, любители поболтать и порассказывать интересные истории…

Две Премудрости отыскались быстро. Они сидели внутри маленького, выращенного из розового живого дышащего материала домика, который располагался на невысокой платформе из этого же материала, на зеленой ножке словно цветок. Роланду пришлось попотеть, прежде чем добраться до платформы! Щенок встал на мягкие плюшевые плечики Котенка, а уже по этой живой лестнице Роланд кое-как дотянулся до края платформы и с трудом забрался на неё. Внутри домика, у самых окошек, сидели две феи — точные копии Стеллы, практически ничем не отличающиеся от неё.

В отличие от других фей они не спали, а просто грустно смотрели на внутренние стены домика, которые были украшены какими-то детскими рисунками — маленькими корявыми розовыми феями с непропорциональными головами — намного большими, чем само тело. Но — что особенно удивило Роланда — на рисунках встречались и маленькими мальчиками с крылышками! — такие же, как феи, только чуть выше ростом, да и крылышки у них — не прозрачные, а радужные, цветные.

Роланд так поразился этим зрелищем, что даже немного забыл, зачем он сюда с таким трудом забрался. А потом даже подошел к стене и стал внимательно их разглядывать, проводя задумчиво и восхищенно, пальцами по изображениям.

— Вот те на-а-а-а! Мальчики с крылышками…  Значит, они действительно были и раньше, до рождения моего младшенького!

— Ещё бы…  — раздался тихий и спокойный голос сзади него. — Раньше их было едва не больше нас…  Сам Остров Фей не мог их всех уместить…

— А когда они взмывали вместе с Азаилом в воздух, казалось, что на небе зацвела радуга — так было ярко и пестро от тысяч и тысяч их разноцветных крылышек…  — добавил второй голос.

Роланд резко развернулся и увидел, что обе феи смотрят на него и что-то затеплилось в их таких печальных глазах, какой-то огонек, огонек сладостной тоски по прошлому.

— Значит, правду мне говорила Лили, тогда, давно, что мурины были прекраснее и могущественнее фей, а во главе их был премудрый Азаил…

— Да, правду…  И он был нашим отцом…  — сказали обе одновременно.

Воцарилась пауза. Роланду было как-то неудобно прерывать своими расспросами и беспокоить фей, которые переживали в эту минуту какие-то особенно сладостные воспоминания — они обе смотрели на него, но глаза их не видели его, они как бы смотрели сквозь него, сквозь стены домика, сквозь пространство и время…

Паузу прервали тонкие детские голоски Зверят.

— Хозяи-и-и-ин, хозяи-и-и-и-н, мр-мяу, а-ав! Ты куда там подевался, Хозяи-и-и-ин!

Роланд набрался смелости и сказал:

— Позвольте мне вас отвести в Розовый Чертог, прекрасные госпожи. Мы со Зверятами собираем Совет Поднебесья и вам там обязательно надо присутствовать.

— Совет? Совет? — обе феи удивленно подняли брови, но, как и все остальные, возражать не стали.

— Милости прошу, прекрасные госпожи, — галантно поклонился Роланд и протянул обе руки феям, те протянули свои, и вот уже все трое подошли к краю платформы. Здесь феи заработали крылышками и помогли спуститься и Роланду на землю.

— Ну вот, вас даже и нести не нужно! — обрадовался Роланд. — Зверята! Отведите прекрасных фей в Чертог, а мне ещё нужно найти Их…  кхм — быстро оправился Роланд — пепельноволосую Ариэль!

— В таком случае, тебе надо пойти прямо, там будет Хрустальное Озеро и лодка посредине. Там её найдешь…

— Она там уже наверное все Озеро слезами переполнила…  Плачет и плачет, словно хочет выплакаться за все сто тысяч лет, пока она была Старшей Сестрой «ЖАЛА»! — добавила вторая.

Роланд быстро кивнул и, не теряя ни мгновения, побежал в указанном направлении — прямо по белой, усыпанной мраморной крошкой дорожке, по бокам которой росли, с одной стороны, розовые, а, с другой, голубые Первоцветы.

Когда аллея закончилась, он действительно выбежал на берег маленького озерца, скорее даже прудика с небольшим розовым причалом, в центре которого застыла как призрак розовая лодочка сделанная в виде лебедя — её нос изображал голову с клювом дивной птицы, а весла по бокам были сделаны в виде крыльев. Вода в озере действительно была Хрустальной, так что в неё можно было смотреться как в зеркало, правда, как и все здесь на Острове — безжизненной, сонной.

На лодке можно было увидеть фею с длинными пепельно-белыми волосами, которая молча сидела, склонив голову, а с её удивительно красивого белоснежного личика текли капельки слез…

Роланд, недолго думая, ухнул с разбега в прохладную, бодрящую воду озера и быстро доплыл до лодки. Он взялся за левое весло, оказавшись аккурат прямо под плачущей фигуркой. Фея заметила Роланда и хотела отвернуться и перейти на другую половину лодки, но Роланд окликнул её:

— Эй, почему ты прячешься, красавица? У тебя такие дивные голубые глазки, такие красивые волосы…  Прыгай ко мне, в воду, знаешь, как тут здорово! Тебе сразу станет веселее!

От удивления фея перестала рыдать и во все глаза посмотрела на Роланда, а тот, недолго думая, ка-а-а-а-ак схватит её за руку и ка-а-а-а-а-к потянет её в воду — ну прямо как заправская русалка! И, не успев ничего понять, фея бултыхнулась в воду и погрузилась в неё с головой.

От прохладной воды у феи перехватило дыхание, а потому, когда она вынырнула, то судорожно забилась на поверхности, ничего не понимая и…  звонко рассмеялась!

— Ну вот, ну вот, ну вот и хорошо! — обрадовался Роланд, прижимая к груди фею и гладя её по голове. — Не надо плакать! Нам ещё столько всего надо успеть сделать!

Фея внимательно посмотрела на него своими голубыми, как небо, глазами, но ничего не сказала.

— Ну а теперь, айда, кто вперед доплывет до берега! Спорим, ты? — крикнул Роланд и окатил фею потоком брызг, а потом бросился вперед. Но до берега первой доплыла пепельноволосая…

— Отвернись, Роланд, у меня вся туника мокрая — я не могу в таком виде показаться мужчине…  — смущенно сказала фея.

Роланд отвернулся и подождал, пока фея вызовет теплый ветерок и не высушит свою тунику, и только когда ветерок перестал дуть, он повернулся к ней снова лицом.

— Зачем ты пришел сюда? Кто тебя уполномочил? — отрывисто и коротко сказала фея.

— Никто…  Просто в Розовом Чертоге сегодня будет Совет, и я подумал, что тебе там надо быть обязательно, — развел руками немного опешивший Роланд.

— Совет?! Какой ещё Совет? — удивленно захлопала ресницами фея. — Не-е-е-е! Ни на какой совет я не ходок! — тут же быстро проговорила она, покраснела и развернулась, чтобы уйти. — С меня Советов на всю жизнь хватит…

— Да подожди ты! — не выдержал Роланд, хватая её, довольно бесцеремонно, за руку. — Тут дело очень важное — Целестия погибает! — и притопнул ногой о землю.

Лицо пепельноволосой феи передернула судорога, но руки своей она не выдернула. А потом Роланд отправился в обратный путь, а за ним, так и не вынув руки из его ладони, шла пепельноволосая фея, понурив голову.

5.

Когда Роланд с пепельноволосой переступил порог Розового Чертога, внутри него уже находилось почти двести фей — самых разных рангов, в беспорядке сидящих не на своих по цвету трибунах. А в центре, на трех престолах — три премудрости и о чем-то тихо переговаривались друг с другом..

— Ну, вот и все в сборе, хвала Создателю! — радостно воскликнул Роланд на весь Зал. — Впрочем, не все, конечно, но это все-таки лучше чем ничего — а то уж до смерти меня напугало это сонное царство! — а потом повернулся к Зверятам — Ну, ни трубы, ни флейты у нас, увы, нет…

— Почему же, Хозяин, а-ав! — гавкнул Щенок, который вместе с Котенком сидели у ног Премудростей, на возвышении. — А флейту-то волшебную ты что, забыл? Подарок Лесной Владычицы Коры? — и Щенок торжественно выудил из плюшевого кармашка на пузике простенькую деревянную вещицу — восемь трубочек разного размера, скрепленных вместе.

Роланд удивленно и радостно взглянул на неё и не знал — сердиться ему на Щенка за то, что только сейчас о ней рассказал — или расцеловать его! Конечно же, он узнал это чудное устройство, которое, как он знал из рассказов жены и Зверят, таким чудесным образом помогло им уйти от преследования целого отряда «ЖАЛА», а потом — преодолеть ужасную Пустыню Желаний!

— Ну и почему же ты, плюшевая твоя голова, молчала, что у тебя флейта-то волшебная в карманце, мр-мяу! — мяукнул Котенок, и, сердито сверкнув зелеными огоньками в глазах, дал легонького подзатыльника Щенку. — Вот и доверяй тебе волшебные вещи! Ты, небось, и волшебную палочку — голова твоя садовая! — в костер на растопку кинешь!

— А-ав! — виновато тявкнул Щенок и завилял тоненьким коричневым хвостиком. — Да я и сам забыл про неё! А чем она тут может нам помочь?

— Мр-мяу! Ещё и спрашивает! — зашипел Котенок. — Флейта, которая распугала магических животных, которая перепугала призраков Пустыни, которая…  Да что с тобой, балбесом, разговаривать, а ну давай её сюда! — Котенок выхватил своими пушистыми лапками деревянную вещицу. — Ну что, Хозяин, сыграем в этом сонном царстве, а? — и весело подмигнул Роланду хитрющим кошачьим глазом.

— Сыграем! Труби подъем, как войне! — подхватил радостно Роланд и заливисто засмеялся.

А Котенок, недолго думая, поднес флейту к губам и — что есть силы подул в неё! Конечно, из обычной флейты при такой игре раздался бы отвратительный визгливый звук, но эта флейта была не обычной, а волшебной, а потому даже при неумелой игре она могла издавать прекрасные звуки.

Вот и сейчас, стоило только Котенку изо всех сил подуть в неё, как, совершенно неожиданно, из флейты полился необыкновенно чистый и звонкий звук — такой, что и передать на словах невозможно. Звук напоминал нечто среднее между пением утренней птицы и звоном шумного водопада — звонкий, сочный, кристально чистый, радостный…  От этого звука хотелось проснуться, откинуть в сторону теплое одеяло и выбежать на рассвете на лужайку и, радостно рассмеявшись, искупаться в утренней росе! От этого звука хотелось плясать и смеяться, наслаждаться жизнью и дарить счастье другим! От него хотелось петь и рассказывать веселые истории! От него, проще говоря, захотелось ЖИТЬ!

Мелодия лилась и лилась, как пение соловья, не прекращаясь. Перед мысленным взором Роланда, да и, наверное, не только перед его взором, пронеслась картина яркого, прохладного и бодрящего утра в лесном домишке, который освещает ещё нежаркое красноватое предрассветное солнце, а жаворонки и синицы уже запели свои песни рассвету. А в это время окошко домика раскрывается и из него буквально выпархивает Маленькая Фея — тоненькая, золотистая, воздушная, с парой прозрачных крылышек за спиной — и тут же, в воздухе, на изумрудной лужайке, покрытой серебряной росой, начинает весело танцевать, заливаясь мелодичным радостным смехом.

Казалось, само видение, столь внезапно возникшее перед глазами Роланда, ожило. Он готов был поклясться, что не просто слышит её пение, но даже ощущает бодрящий прохладный утренний ветерок, опьяняющий запах свежей травы и росы.

Роланд открыл глаза и увидел, что кое-что из этого видения действительно стало явью. Ибо все две сотни фей, до этого бывшие в полусонном, как пчелы при первых заморозках, состоянии, развалившиеся как кули с овощами на своих местах на трибунах, вдруг встрепенулись, проснулись и…  Звонко и радостно рассмеялись — точь-в-точь как та Маленькая Фея, а кое-кто уже взлетел в воздух и закружился в такт мелодии, исполняя танец Маленькой Феи. Но что ещё удивительнее — так это то, что сами Премудрости ожили и, взявшись за руки, также взлетели и закружились в радостном хороводе. И даже мрачная доселе пепельноволосая фея, хоть и не пустилась в пляс, но захлопала радостно в ладоши и тоже от души звонко смеялась. И голос её был мелодичней самого тонкого серебряного колокольчика…

Но когда всеобщее веселье достигло своего пика, флейта — уже давно выскользнувшая из лапок Котенка и сама танцевавшая по воздуху — вдруг прекратила играть и послушно опустилась в протянутые лапки своего постоянного хранителя — Щенка, к его несказанной, надо сказать, радости.

Феи перестали танцевать в воздухе и смеяться, но радость у них никуда не исчезла. Их щечки порозовели, глазки блестели лукавым огоньком, волосы развевались золотистым шелком.

Молчание прервала Стелла.

— Да уж, помню-помню эту вещицу, — закивала она своей золотокудрой головкой. — Танец Маленькой Феи…  — задумчиво произнесла она, взяв у Щенка деревянную флейту и ласково поглаживая своими длинными тонкими пальчиками янтарно-желтое дерево. — Эта флейта древнее, чем этот самый Чертог — приятно увидеть вещицу из такого невыносимо далекого детства! Её смастерил для меня Азаил, когда я ещё была совсем маленькой…  Маленькой Феей…  Флейта играла тогда мой любимый танец, — глаза Стеллы вновь наполнились слезами. — Он так и назывался, «танец Маленькой Феи». Я ужас, помню, как не любила вставать по утрам, а Азаил настаивал, чтобы я вставала на Рассвете. Вот он и придумал тогда эту флейту, чтобы пробуждать меня…  Ну а потом, — после некоторой паузы, радостно вздохнув, сказала Стелла, — флейта пошла по рукам — сначала моим дочерям, потом дочерям их дочерей, дочерям дочерей дочерей…  Пока не попала к моей пра-пра-правнучке, Коре…  Тогда у неё были ещё дивные платино-серебристые волосы, цвета лунного луча, и звали её просто Лючиэнь — «светлячок»…  И она танцевала под эту флейту на берегу Хрустального Озера…  «Танец Маленькой Феи»…  — флейта едва не упала на пол, если бы её не подхватил заботливый Щенок из расслабленных рук Стеллы, вновь погрузившейся в грезы о былом.

— … Ну что ж, — наконец, вернувшись к реальности, чуть ли не пропела звонким голоском Стелла, окидывая взглядом всех присутствующих, в свою очередь не спускавших с неё глаз. — Раз уж мы все тут собрались, тогда начнем Совет. Прошу Ваше Величество сюда — Вы нас собрали — Вам и карты в руки! — все три Премудрости вспорхнули с возвышения, взяли Роланда под руки и посадили на центральное кресло, а сами сели в первый ряд трибун, на свободные места.

Сказать, что Роланд смутился — значит, ничего не сказать — он покраснел как мак и не мог вымолвить ни слова, а потом, немного поерзав на непривычном месте, со смущением встал, торопливо откашлялся в кулак и произнес:

— О, прекрасные поднебесные госпожи, возлюбленные верные дочери Создателя, феи! Не по праву стою я, человек, здесь, на этом священном месте перед вами. Не король я здесь — ибо Верхняя Целестия не подвластна земным королям! — а гость, допущенный по неизъяснимой милости Создателя, в этот Чертог. Но не только гость, но и посланник! Да, я — посланник! — и Роланд вдруг как-то подобрался, приосанился, точь-в-точь как важный посол перед двором государя, поднял с достоинством голову и правую руку, обратив её к Премудростям.

— Да, я — посланник — я, Роланд 40000-й, король Авалонский! Когда-то давным-давно, мой прямой предок, которого мы называем «Роландом Древним», хотя по праву бы ему носить титул «Великий», заключил великой важности договор об Опеке с вами, расой поднебесных владычиц, попросив вас о помощи в лихую годину бедствий. И вы откликнулись тогда на его зов, и спасли людей от зла и страданий! И этот договор — насколько мне известно — ещё в силе и будет действовать ещё шесть с лишним человеческих лет. И вот теперь, я, прямой потомок Роланда Древнего, стою здесь, в колыбели расы Поднебесных, в Зале Собраний Розового Чертога, перед лицами, подписавшими этот договор, чтобы вновь, как и в несчетные века назад, попросить вас исполнить этот договор — и помочь человеческой расе — «любимейшему творению Создателя», как гласит Писание — в лихую годину — спасти её от нашествия орд Безликого из проклятого Леса!..

Как Роланд умудрился выговорить такую длинную и важную речь — один Создатель знает! Не то что Зверята, а даже все три Премудрости и пепельноволосая фея с удивлением уставились на этого долговязого худощавого человека с детскими глазами, смешным длинным носом и тонкими, как у юноши, руками и ногами, которому совершенно не шли такие важные и пафосные речи.

«Чудеса какие-то! — подумала Пепельноволосая. — Да этот мальчишка действительно изменился! И откуда все это у него? Точно и впрямь Роланд Древний восстал из мертвых и явился сюда, чтобы укорить нас в неисполнении нашего долга!».

Когда Роланд закончил свою речь, воцарилась пауза. Все двести фей ждали реакцииПремудростей, а Премудрости, внимательно глядя на Роланда, о чем-то думали.

Наконец, молчание прервала Стелла.

— Я думаю, что выражу волю всего Сообщества, когда скажу, что феи не отступятся от своего обещания. Феи придут на помощь своим младшим братьям и сестрам! Феи будут сражаться за людей, как сражались все сто тысяч лет, с той первой их встречи с королем Роландом Древним, когда мы спасли его от нашествия тигровидных крыс!

И только она произнесла это, как все присутствовавшие феи взлетели в воздух с радостными криками восторга и бросились прямо в воздухе друг друга обнимать и целовать. Наконец-то у них снова есть Премудрость, наконец-то у них снова есть цель и смысл жизни, наконец-то они снова будут единым Сообществом, единым роем вокруг своей королевы! Щенок и Котенок от радости схватились лапками и запрыгали от радости, а Роланд весело засмеялся и с облегченным вздохом опустился на кресло и блаженно закрыл уставшие глаза.

Не ликовала лишь одна Пепельноволосая Ариэль.

Глава 19 Рыцари Черного Камня

1.

Темная вода еле слышно плескалась о черные берега, лизала черный приречный песок своими черными язычками. Сухо шелестел камыш, движимый легким ветерком. Ночь стояла безлунная, лишь редкие блистали звезды. Но видящим и в самой глухой темноте русалочьим глазам было все равно — зеленоватые огни то тут, то там вспыхивали над поверхностью лениво текущей посреди лиственного лабиринта лесной реки.

Несколько десятков русалок, как утлые лодочки, колыхались на поверхности воды, прячась в зарослях густого ивняка и держась за длинные гибкие ветви, чтобы не унесло течением. Заметить их посторонним невооруженным глазом практически невозможно — только если иметь чутье как у лесного зверя или воспользоваться магическим «умным» видением. Обнаженные тела полностью погружены в прохладную воду, из воды торчат только их тонкие бледно-зеленоватые руки, держащиеся за ветви ив, да хорошенькие такого же цвета головки с густой зеленой шевелюрой и узкими деревянными ободками на головах с зеленым камнем в центре на лбу. Русалки лежали на воде безмолвно и невидимо, даже для птиц, которые мирно дремали на деревьях, не ощущая ничьего присутствия в округе.

Однако отсутствие звука было обманчивым — русалки активно переговаривались друг с другом телепатически, через анализаторы. Впрочем, передавать здесь их беседу бессмысленно: как всегда, даже сидя в засаде, на боевом задании, они продолжали, как обычно болтать о всяких пустяках и подтрунивать друг над дружкой — такой уж удивительно легкомысленный и веселый народ эти русалки!

Но вот где-то далеко ухнул три раза филин и неслышимая для чувственного уха беседа тут же прекратилась. Русалки напряженно всматривались своими по-кошачьи видящими во тьме глазами, пронизывая темноту, стараясь первыми увидеть того, о ком предупреждал их дозорный. И вскоре их надежды оправдались — с приречного всхолмья стали постепенно спускаться одна за другой молчаливые темные фигурки. Разобрать пока ничего было нельзя даже необыкновенно острому зрению русалок, но фигурок собиралось все больше и больше. От общей массы, заметно опередив остальных, оторвалась одна и быстрым шагом подошла к кромке воды.

— Llaed crimmen hashd, Millene — прошептала она.

И тут же одна из русалок вынырнула из укрытия и, еле сдерживая веселый русалочий смех — её явно жутко забавляла эта игра в конспирацию — также шепотом ответила:

— Llashman ley, Marinnen.

— Хвала Создателю! — облегченно произнесла, хотя и тихим шепотом, Милена на всеобщем языке. — Вы здесь. Я уж боялась…  Чую — вокруг неспокойно. Тьма давит на сердце, мысли путаются…  Надо поскорее убираться отсюда. Лодки на месте?

— А куда ж им подеваться? Ног-то у них нет! — и русалка, не выдержав, хихикнула.

— Давайте, подвозите по одной. Будем погружать беженцев. У нас мало времени — мрачно произнесла Милена, ясно показывая, что не разделяет легкомысленного веселья русалки — для неё ответственность за такое количество беззащитных женщин и детей лежала на сердце слишком тяжким грузом — темные фигуры продолжали спускаться и спускаться бесконечной змейкой с приречного всхолмья. Где-то заплакал ребенок, и Милена рванулась быстрее ветра назад, чтобы восстановить так некстати прервавшееся усыпляющее заклинание.

А в это время остальные русалки бросились врассыпную как стайка вспугнутых кем-то рыбок. И вот, с противоположного берега уже, как бы сами по себе, а на самом деле движимые невидимыми русалочьими перепончатыми ручками, — медленно подплыли темные силуэты лодок с длинными носами в виде речных лебедей и первые темные фигуры стали молча и осторожно опускаться в лодки, рассаживаться по местам. Лодки качались, но русалочьи руки удерживали их с обоих сторон, не давая перевернуться.

И вот уже первые четыре лодки — по 30 мест в каждой — отчалили от берега и медленно поплыли прямо по течению, сопровождаемые четырьмя русалками, и скрылись в кромешной тьме. А вслед за ними уже очередная партия принимала в свое деревянное чрево скорбный и молчаливый караван.

— Я их накачала успокаивающим, — пояснила шепотом вернувшаяся Милена. — Думаю, очнутся как раз уже в Чаще, а то хлопот было бы невпроворот. Людские женщины вообще малоуправляемы, а тут ещё и дети…

— Как там дела у короля Гастона? — с легким придыханием отозвалась Марина.

— Уже нет известий дней десять. Тьма наступает и наша связь постоянно прерывается. Анализаторы отказываются работать в зонах, куда она проникла. Но когда я его оставляла, все было хорошо. Пока удача на его стороне и он ещё не проиграл ни одного сражения. Странно как-то…

— Что не проиграл?

— Что Тьма ослабила свой натиск. В «Королевской Охоте» была преисподняя, а сейчас…  Отдельные банды, без общего управления…  Такое впечатление, что Она на кого-то отвлеклась и пока пренебрегает нами…

— Ну а нам-то что? Нихай отвлекается, нам-то лучше! — беззаботно махнула ручкой Марина. — Лучше скажи, слышно ли что-нибудь о моем Белобрысике, а?

— Мы его нашли с Гастоном в «Королевской Охоте»…

— Ах…

— Тише ты! Всех тут выдашь визгом своими! Но мы его упустили. Где он — не знаю. Но у меня очень большое подозрение, что Тьма отвлеклась именно на него. Он ей нужен. По-настоящему…  — Милена мрачно замолчала, рассматривая блики звезд на воде и о чем-то задумалась. — А как дела в Коралловом Чертоге?

— Фи! Скучно там стало! Ни балов ни стало, ни охоты, ни людоловли…  Все как на ушах…  Королева Лора то сидит целыми сутками у Старой Черепахи, то спускается в Неодолимые Бездны. А я ей хи-хи да ха-ха! Вот она и отправила меня сюда, говорит, «иди хихикай в Чаще…  будешь…». этой, как его, «связанной», вот, хи-хи!

— «Связной», наверное, — строго поправила Милена и больше ни о чем не спрашивала. Среди фей ходит поговорка: «От русалок, как от ветра, не жди ответа» — русалки необыкновенно умные и даже хитрые существа, но они очень редко выставляют на поверхность свой ум и свои знания, предпочитая быть с чужаками легкомысленными — и выудить у них что-то важное совершенно невозможно.

В этот момент уже третья четверка лодок медленно отчалила от берега и скрылась во мгле опять-таки с эскортом из четырех русалок. Оставалось отправить ещё две партии.

Милена лично проследила за погрузкой следующей партии. А потом немного расслабилась и даже позволила себе немножко пошутить с Мариной — осталось всего ничего — а там — поминай, как звали, тем более что на воде тварям сложнее уже будет нападать, чем на суше.

Милена лишь изредка посматривала, как почти одинаковые во тьме серые фигуры погружаются в последнюю лодку, как та покачивается на волнах, раздается легкий всплеск воды — глаза её закрывались, бдительность слабла — она уже не спала больше суток.

Вот уже лодка наполнилась наполовину, как вдруг…

Из полусонного забытья её вывело громкое шипение! Милена тут же проснулась и увидела, что Марина, стоящая рядом, шипела, как змея, шевеля крыльями носа, принюхиваясь.

А потом…

Вдруг одна из серых фигур, уже усевшаяся на лавочку, резко дернулась и накинулась на свою соседку, обхватив её шею руками и потянувшись блеснувшими при свете звезд молочно-белыми клыками к её шее, а её жертва даже не дернулась — она была усыплена крепкими чарами Милены, как и все её соседки. Лодка закачалась, но и Марина и Милена уже бросились, как две черные пантеры в лодку. В руках у Милены показался черная плеть-удавка, а у Марины — маленький кинжал в виде трезубца из зеленого морского металла. И когда зубы твари были всего в дюйме от шеи спящей жертвы, на её собственную шею была ловко накинута удавка и Милена изо всех сил потянула тварь на себя. А в это время Марина, прыгнув в саму лодку, с размаху вонзила твари в глотку свой маленький трезубец — тварь забилась, как вытащенная из воды рыбина, и черная жгучая жидкость потоком хлынула прямо на днище лодки — там тут же образовалась огромная уродливая как клякса дыра и лодка стала тонуть.

— Проклятье! — выругалась Милена. — Ещё лодки есть?

— Откуда? — развела руками Марина, выкинув тварь за борт. — Эй, сестрички, а ну сюда — помогите выгрузить пассажиров!

Пока выгружали дремлющих с широко открытыми глазами женщин и детей, пока решали, что теперь делать — лодка развалилась, разъеденная черной гадостью, буквально на куски — , а пока решили, что надо срочно строить плот — прошла уйма времени.

А в это время заухали уже не одна, не две, а целых шесть сов, в самых разных частях приречья.

— Дело плохо, сестричка! — встревожено прошептала Марина, сверкнув зеленым кошачьим огоньком в глазах. — Фавны говорят, что опасность со всех сторон. Нас выследили!

— Быстро! Давайте делайте плот, а я буду прикрывать, сколько смогу! — шепнула Милена и стремительно вспорхнула на приречное всхолмье — она чуяла — Тьма надвигается. Чуяла по давящей сердце тоске, по путающимся мыслям в голове, по тошноте в горле…  Тьма надвигается! И на этот раз отряд нешуточный!

Милена быстро прикоснулась рукой к фиолетово-сиреневому камню на деревянном ободке, и перед её глазами тут же предстал образ Черного Камня — большой, округлый, зеркально-черный, светящийся изнутри мириадами фиолетово-сиреневых искр. Она потянулась к нему своим сознанием, и Камень ответил ей, узнав в ней приемную дочь своей Королевы. Искры вырвались из глубин Камня наружу и ослепили Милену, наполнив её силой. Сила была не меньшая, чем от розовой пищи, но «привкус» — если так можно сказать о Силе — был другой. Розовая сила страны фей — это что-то сладкое, медовое, легкое и воздушное, как облака, светлое, как летнее солнышко, а темная сила Камней Потаённой Чащи — это другое…  Это вкус жареного мяса с кровью, что-то темное, древнее, дремучее, привкус темных болот и потаенных чащоб, призрачного холодного света луны и горячего вожделения охоты. Могущество темной силы болот и чащоб было не меньше, чем силы розовых облаков, но характер её был иной, совершенно иной…

Тело Милены наполнилось Силой, она почувствовала, что та переполняет каждый капилляр, каждую клеточку, каждое сухожилие в её теле и тогда она выпустила Силу наружу — через вытянутые руки с длинными, покрашенными фиолетовым лаком ногтями. И вот уже прямо из-под земли вырастают хищные лапы корявых сучьев, мощные, древние, страшные, способные сломать шею даже медведю! Холодные зеленые стекляшки глаз, беззубые дупла ртов, высота — два-три человеческих роста, а вокруг них вырастают стены из тонких, но необыкновенно прочных ветвей, тесно переплетенных между собой — все выше и выше — не каждый человек перемахнет через неё! — тем более, что покрыты прутья длинными ядовитыми шипами.

Вырастив древесную стражу, Милена удовлетворенно вытерла трудовой пот.

«Буду я не наследной принцессой Лысой Горы, а деревенской бабой-повитухой, если эта громадина не удержит их тут до утра!» — подумала про себя юная волшебница.

А в это время Марина и две оставшиеся русалки уже заканчивали сооружать плот. Как по мановению волшебных палочек, откуда ни возьмись, из речки выплыло множество бобров, которые стали грызть близлежащие деревья, а когда те падали — они их разгрызали на несколько частей и укладывали друг с другом, а русалки связывали деревья нитями своих волос — самого крепкого материала на свете! Получался довольно большой плот. Конечно, плыть на нем не так удобно, как на лодке, но ничего не поделаешь!

Плот ещё не был закончен и наполовину, как совы перестали угукать и бросились врассыпную. Это означало, что дело совсем плохо — никто из фавнов погибать просто так не собирался. А в следующий миг — пелена тьмы, как предрассветный туман, покрыла все побережье и неслышно, бесшумно, сразу четыре десятка волкообразных тварей с головами вепрей, крыс и змей, прыгнули через поставленную Миленой ограду.

Но не тут-то было! Ограда-то была не простой! Чуть только первые твари стали пролетать в воздухе над живым палисадом, как хищные ветки с ядовитыми шипами, тут же опутывали их тела прямо в воздухе и, впиваясь шипами, душили их, а тех, кому удавалось приземлиться, уже встречали древесные великаны, от ударов чьих пудовых суковатых рук головы слетали с плеч как тряпичные мячи под ударами мальчишеских ног. Воздух наполнился жутким визгом и криками.

Милена довольно усмехнулась и побежала к реке — убираться все равно надо было поскорее. Хотя стена была поставлена мастерски, но все эти твари настолько непредсказуемы…  Кто знает, сколько она сможет их сдерживать?

— Быстрее, сестрички! Быстрее!

Но стена продержалась не до утра…  Стоило только черной крови тварей пролиться на палисады, и вот уже раздалось зловонное шипение — и грозные шипастые лапы-щупальца отваливались, мгновенно засыхая, и в сплошной стене стали образовываться бреши. То же самое происходило с древесными гигантами. Черные пропалины на их деревянной коже становились все больше и больше, и вот уже двое из них бессильно упали на землю, а твари, теряя десятки и десятки своих товарищей, упрямо ломились вперед, не считаясь с потерями, с какой-то бесноватой одержимостью. А тут ещё и сверху раздалось сиплое то ли карканье, то ли кряканье — и стаи женообразных уродин с кожаными крыльями и клыкастыми пастями показались на горизонте — их стене уж точно не удержать!

— К муринам плот! Спускаем на воду, что получилось! — истошно закричала Милена. — Немедля!!!

Но русалки и сами понимали, что дело плохо. Плот был сделан едва наполовину, так что поместиться на нем будет трудновато, но времени уже не было. Все вместе они столкнули его в воду и стали буквально силой заталкивать оставшихся полусонных женщин и детей, а бобры бросились в реку и были таковы.

2.

Когда первые волкообразные чудища прорвались к берегу, Милена уже с силой оттолкнула плот от берега шестом. Твари истошно заверещали, как будто бы их поджаривали на сковородке, да так, что женщины и дети очнулись от колдовского сна и сами в ответ закричали от страха и забились в истерике — плот накренился и если бы не три русалки, которые его держали по бокам — то, наверное, перевернулся бы.

Начался сущий кошмар — пассажиры бились в истерике, волкообразные твари с черными провалами вместо глаз бежали за ними по обе стороны реки, свирепо рыча и истекая черной слюной, но не решаясь прыгать в глубокую воду, а черные гарпии тучей накрыли воздух над плотом и кружили и кружили, готовясь спикировать для нападения. Положение было — хуже некуда!

— Да замолчите вы все! — не выдержала, наконец, Милена. — Молчать! Стоять молча, не шевелиться! Плот перегружен — ко дну все пойдете! Молчать! — и грозно сунула сжатый кулак под нос самой нервозной дамочке — и та сразу все поняла. — Всем сесть — на колени, на корточки! Крепко держитесь друг за друга, крайние — за край плота! Ваша жизнь сейчас зависит только от вас! Сестры! Гребите побыстрее, морской змей вас подери!

Все три русалки, схватившись за края плота, изо всех сил вращая гибкими и изящными как у рыб телами, перепончатыми ногами, присовокупив сюда же нужные заклинания, развили довольно большую скорость. Деревья и кустарник по берегу стал пробегать мимо них довольно быстро.

— Быстрее не можем! — кричали русалки. — Плот перевернется! — и в самом деле, русло реки стало вилять из стороны в сторону и без того перегруженный плот едва-едва вписывался в повороты, особенно мимо песчаных отмелей и крошечных островков, поросших ивами, попадавшимся то тут, то там.

Но мало того, что наземные твари не отставали, совершенно не уставая от бега, летучие твари, наконец, стали пикировать прямо на пассажирок плота, едва не хватая ближайших из них за волосы или плечи. Только невидимый магический щит, поставленный второпях Миленой, о который летучие твари, как мухи об оконное стекло, ударялись и отлетали в сторону, спасал несчастных.

Милена лихорадочно соображала, что же ей сделать, как вдруг услышала у себя в сознании чей-то голос.

— Немедленно погружайтесь на самое дно — иначе вам конец!

— Погружаемся на дно, сестрицы! Марина! Подушку давай, подушку!

Милена всё ещё препятствовала тварям всей стаей — а их была даже не сотня! — спикировать всей массой на почти беззащитный плот, но силы её оставляли. Она была даже не уверена, что Марина услышала её — настолько сильный шум и гомон стоял вокруг — шум десятков и десятков кожистых крыльев, гогот и гомон хищных глоток — отвратительные каркающие звуки. Но кричать больше у неё не было сил — все уходило на удержание примитивного грубого воздушного щита. Даже заклинание она не могла сейчас подобрать — чуть отвлечется, щит падет и…  поминай как звали!

Но Марина услышала. Все три русалки бросили поддерживать выталкивающие заклинания, двигавшее плот вниз по реке, — все равно не оторваться! — и, взявшись за руки и образовав магическую цепь, мелодично запели.

Над головами пассажиров вдруг образовалась воронка из сгущенного воздуха — маленькое торнадо — а потом эта воронка широкой своей частью как бы «засосала» всех обитателей плота в свое прозрачное чрево, образовав водонепроницаемую подушку, а потом плот медленно стал погружаться в воду, словно улитка, набравшись воздуха, медленно уходит на дно.

Глаза женщин и детей наполнились ужасом, видя как они все дальше и дальше погружаются в воду — сначала по щиколотки, потом по колени, по грудь, по шею…  Некоторые завопили, когда вода дошла до рта…  Но, к всеобщему удивлению, никто из них не пострадал и не задохнулся — под водой они дышали также, как и над водой — плотный слой сгущенного воздуха защищал людей и Милену от воды, а у русалок просто открылись жаберные щели у ключиц. Извечные водные обитательницы чувствовали себя под водой лучше, чем на суше.

Когда плот погрузился на дно реки, Милена упала на деревянную поверхность почти без чувств — с неё градом лил пот, из носа шла кровь, она тяжело дышала — в последние мгновения держать щит для неё было все равно, что держать падающую на них гранитную глыбу! Некоторые женщины тут же бросились ей помогать — вытирать кровь, пот — но Милена уже лишилась чувств. А русалки продолжали двигать плот уже по дну речному все в том же направлении, и лишь разочарованное карканье женообразных гарпий, едва доносившееся до путников через толщу воды, возвещало о том, что они спасены.

3.

Плот с беженцами вынырнул уже далеко в сердцевине Древляндии, совсем недалеко от Потаённой Чащи.

Милена с наслаждением вдохнула освежающий терпкий аромат ночных цветов, который легкий прохладный ветерок приносил из Потаенной Чащи. От их бодрящего аромата так и хотелось резвиться на освещаемой луной и звездами Лысой Горе, летать на крылатых животных и петь восторженные песни о Любви и Свободе…

«Наконец-то, я дома!» — прошептала она и широко улыбнулась. Дома — значит, в безопасности. В месте, где не надо постоянно следить за показаниями анализатора, где не надо опасаться удара в спину, внезапного налета, в месте — где тебя любят, и ждут всегда, с распростертыми объятьями.

Да, три года жизни в Потаенной Чаще не прошли для Милены впустую. Ночная Королева Кора действительно стала за эти годы её матерью, сестрой и лучшей подругой, а не просто — Наставницей, каковых Милена сколько угодно повидала в Школе фей. Она готова была биться об заклад, что Кора её по-настоящему любила, как свою родную дочь, которой у Коры никогда не было…

— Я рада, дочь моя, что ты добралась до дому, хотя и не без приключений, но, по крайней мере, живой и здоровой. Мы с сестрами помогали тебе, как могли…  — раздался откуда-то из глубины леса низкий грудной, но в то же время ясный, чистый и звонкий женский голос.

— Я чувствовала вашу поддержку, Ваше Величество, — выдохнула Милена и быстро спрыгнула с мокрого плота на берег. — И я тоже…  очень и очень Вам рада…

Плот всплыл в небольшом заливчике, образовавшимся по неизвестным причинам слева от основного русла Лесной реки. Заливчик был достаточно глубок — его дно представляло собой довольно глубокую впадину в почве. Берег полностью зарос густым камышом и ивами. Высадиться здесь можно было только в одном месте, где ивы как по команде оставили проход — буквально шагов в двадцать длинной. Дальше по тропинке можно было подняться тоже шагов в двадцать-тридцать, чтобы упереться в сплошную стену из толстенных стволов дубов и жесткого кустарника. Первые напоминали колоссальные башни лесной крепости, а жесткий колючий кустарник с зубастыми ядовитыми цветами, росший между ними, запертые врата этой самой крепости. Хотя была ночь, но дальше этих дубов вообще не было ничего видно, что было довольно странно — свет звезд был достаточно ярок — как будто бы кто-то повесил темное покрывало на окно. Голос раздавался оттуда.

Женщины и дети, еле-еле пришедшие в себя, пугливо озирались — куда их завели эти странные спасительницы? Кое-кто уже стал всхлипывать и вздыхать. Но их плач был тут же предупрежден и, можно сказать, пресечен.

В одно мгновение, как по мановению волшебной палочки, ближайшие к тропинке дубы и колючие кусты раздвинули свои хищные крючковатые и суковатые ветви, словно дворцовая стража раздвигает алебарды перед проходящим господином, и через проход вылетело несколько больших черных как уголь пантер. Мягко шурша большими мягкими лапами, они выбежали на тропинку, раздался хлопок, и все пантеры покрылись снопом фиолетово-сиреневых искр. И вот уже перед тремя десятками пораженных пар глаз предстали фигуры нескольких высоких женщин с длинными иссиня-черными шелковистыми волосами до пояса, в черных кожаных комбинезонах, с черными же деревянными жезлами-посохами с яркими фиолетово-лиловыми камнями наверху в виде голов пантер. Зрелище было настолько эффектным, что глазки детишек засветились восторженным огнем и некоторые даже захлопали в ладошки, а женщины и девушки облегченно вздохнули и улыбнулись.

— Ну, вот вы уже ничего не боитесь — и правильно! Здесь вы под надежной защитой сил, которые любят человеческую расу не меньше, чем золотоволосые гордячки из Поднебесья, — Кора самодовольно усмехнулась и здесь не отказав себе в удовольствии поставить шпильку своим вечным соперницам. Голос её был мягкий, низкий, бархатистый, мурлыкающий, точь-в-точь как у сытой пантеры, он успокаивал и одновременно завораживал, усыплял. Теперь уже ни у одной женщины или ребенка не было никакого намека на страх или панику. — Ну что ж, я вижу, вы успокоились, а потому прошу следовать за мною. Прошу служанок моей сестры Лоры также проследовать за мною и быть моими гостями.

С этими словами, не дожидаясь реакции присутствующих, Кора повернулась и пошла вглубь чащи. Непроходимые с виду заросли из дубов и колючего кустарника продолжали покорно раздвигаться, беспрепятственно пропуская вглубь Чащи свою Королеву и тех, кого она соизволила принять в качестве гостей и подзащитных. Милена знаком приказала всем следовать вперед. Колонну замыкали все три русалки.

Шли молча. Лес тоже молчал. Лишь изредка где-то далеко раздавались редкие крики ночных птиц. Тропинка ярко освещалась звездами и только что, как по заказу, выплывшей из-за облаков луной. Перепуганные беженцы кожей ощущали на себе внимательные взгляды тысяч и тысяч внимательных глаз — древних, поросших мхом. Давненько они не видали здесь столько человеческих существ подряд!

Сколько длился их путь — определить было невозможно. Время здесь вообще выделывало какие-то странные штуки. Во всяком случае, луна никуда не исчезала, звезды тоже, утром даже и не пахло, хотя шли они довольно долго.

Наконец, тропинка вывела их из Чащи на довольно просторную и плоскую, как блюдце, лужайку, ярко освещенную лунным светом. В западной оконечности её стояла на высокой деревянной платформе простая деревянная избушка, а рядом с ней лежал овальный, красиво излучающий в темноте фиолетово-сиреневое свечение, Черный Камень.

— Ну, вот мы и пришли, дорогие мои! — опять бархатно промурлыкала Ночная Королева. — Здесь вы в безопасности, по крайней мере — пока…

Кора стукнула в определенном месте своим посохом, голова пантеры на нем глухо рыкнула и часть «лужайки» вдруг стала медленно «отъезжать» в сторону — словно крышка погреба! — открывая широкую лестницу, ведущую в подземелье. Подземелье, однако, не было мрачным и темным, нет. Оттуда струился мягкий голубоватый свет, а воздух там был свежий. Пахло влажной землей, бодрящими подземными ключами и грибами.

— Мои младшие сестры проводят вас, дорогие мои, в Потаенные Ходы. Там светло, тепло, вдоволь целебной минеральной воды, вкусных грибов и не менее вкусной подземной рыбы, — сказала Кора. — Там обилие комнат для всех вас. Там вы будете даже в большей безопасности, чем я. Кроме того, на случай беды, вас всегда можно эвакуировать прямо в морское царство моей сестры Лоры — для чего, собственно, и был вырыт этот проход. Не будь его, мы бы никогда не выиграли войну с белобрысыми гордячками, — довольно хмыкнула Кора. — Только им удавалось прижать нас в лесу, как мы — опа! — уже и под землей, откуда нас не достать, а только они улетят — мы тут как тут, наверху. И так все тридцать лет войны, пока им это до смерти не надоело! — в глазах Коры мелькнул какой-то озорной, девчоночий азарт, она мечтательно глядела куда-то в сторону, как бы проницая своим взглядом бесчисленные тысячелетия. — Впрочем, сейчас война будет посерьезней, — мрачно добавила она и отвернулась.

А тем временем следовавшие вместе с ней молчаливые сестры уже подходили к беженкам и под ручки отводили их к лестнице, брали маленьких детей из уставших от этой ноши материнских рук. А женщины и дети, в свою очередь, радостно спускались в подземелье — о более надежном убежище от вездесущих безглазых тварей они и мечтать не могли.

Наконец, последние женщины скрылись в подземелье и опять-таки по мановению пантероголового посоха «крышка» медленно закрылась. И вот уже перед удивленными глазами речных русалок — но не Марины — опять, как ни в чем не бывало, стоял обыкновенный лесной луг, поросший ароматными белоснежными ночными цветами.

— Ну а теперь, когда наша миссия выполнена, прошу к столу. Думаю, все вы изрядно устали и проголодались.

И Кора опять ударила посохом, но только уже о край деревянной платформы и та стала с легким скрипом опускаться на землю. И вот уже все гости вместе с Миленой вошли в небольшую деревянную избушку Ночной Королевы. Платформа опять поднялась, и они оказались на высоте в десять человеческих ростов над землёй.

4.

К удивлению речных русалок, довольно невысоко оценивших скромную избушку, подходящую больше какой-нибудь лесной ведьме, нежели самой Ночной Королеве, внутри им открылось огромное пространство. Помимо прихожей и основной залы с длинным деревянным столом посередине, были видны коридоры и коридорчики в разные комнаты. Изнутри Чертог был богато украшен. Крышу подпирали толстые деревянные столбы с причудливой резьбой, с барельефами, преимущественно состоящими из сцен охоты на диких зверей — пантер, львов, волков, тигров и леопардов, давно уже невиданных в Целестии, но существующих в недоступных для посторонних уголках Заповедной Чащи. На стенах висели живые гирлянды ароматных ярких цветов, чьи стебли вились, напоминая чем-то плющ, издающие успокаивающие мелодичные звуки. Впрочем, и стены были покрыты резьбой. Дерево также было не простым, а драгоценных пород — преимущественно, красное и эбеново-черное, полированное до блеска. Пахло хвоей и цитрусовыми. Окон не было вообще. Свет струился из многочисленных плавно летающих под потолком светлячков всех цветов радуги.

— Добро пожаловать в мою скромную обитель! — воскликнула Кора. — Ужин, как всегда, готов!

Русалки удивленно переглянулись, глядя на совершенно пустой деревянный длинный стол.

Но тут же откуда-то из глубины Чертога раздался радостный крик.

— Конечно, конечно готов! Всегда готов! — и в главную залу тут же влетела, паря в воздухе, белоснежная скатерть.

Она ловко приземлилась прямо на поверхность длинного стола, а Коре осталось только прикоснуться к ней своим посохом. Раздался хлопок — и вот уже скатерть вся заставлена множеством яств. На деревянных блюдах дымились жареные поросята, дичь, осетровая рыба, икра. В корчагах ароматно пахло пиво и брага. Ну, а главное блюдо — жареный баран с начинкой из каши и чеснока — по-королевски разместился в самом центре.

Русалки присвистнули, но долго просить себя не заставили. Аппетит у них после пережитого ночью разыгрался не шуточный. Они быстро накинулись на еду и набивали ею рот прямо как дети на новогодний праздник — всем подряд — будто бы стремясь до насыщения перепробовать все, что только возможно.

Одна Милена почти ничего не ела, уныло ковыряя деревянной двузубой вилкой в куске осетрины. Кора тоже лишь пригубила немного пива.

— Думаю, мы с тобой, Милена, в одном настроении. Посмотрим, совпадают ли его причины. О чем ты думаешь?

— Обо всем…  О Люке, о Гастоне, о людях, о Безликом…  Но больше всего меня беспокоит последний. Долго ли ещё, Кора, мы будем играть в прятки? Вот уже третью неделю мы не предпринимаем практически ничего! А ведь мы даже не знаем причин, по которым эта тварь вылезла из своей преисподней!

— Да, причина, ты права, нам пока не известна, зато известно следствие. Мы знаем самое главное — Безликий охотится за Люком…

— … которого я опять упустила! — мрачно закончила Милена, воткнув с яростью вилку в осетрину по самую ручку.

— Ну-ну, не вини себя, малышка! — ласково, по-матерински, прикоснулась смуглая рука Коры к намного более светлой коже запястья Милены. — Его исчезновение было вне твоей власти. Значит, пока Звезды не хотят выполнять нашу волю, значит, ещё не пришел его час. Кто знает, может быть, в таких прихотливых поворотах событий кроется спасение Целестии…

— … или её погибель, — опять мрачно закончила Милена.

— Нет, милочка, нет, — покачала головой Кора. — Черные Камни отчетливо говорят о том, что Целестия выживет в этой свистопляске. Просто…

Милена бросила испытывающий взгляд на Кору — её пророчества всегда сбывались…

— … Просто она станет другой. Если бы ты, моя дорогая, не пришла ко мне, во исполнение клятвы твоего отца, я бы могла поверить в гибель нашей общей матери, но клятва исполнена — и нарушившееся Равновесие рано или поздно само собой восстановится. Вопрос только — когда? Но на этот вопрос тебе не даст ответ никто, даже Черные Камни здесь бессильны…  Впрочем, нашествие Безликого тоже не останется без следа. Вполне возможно, Целестия уже никогда не будет той, что была тысячелетия Эры Порядка и Процветания. И раса поднебесных — в том числе и мы с тобой — вполне возможно навсегда уступит свою власть в этом мире людям. Следующая Эра будет Эрой людей. Об этом Черные Камни говорят совершенно четко и однозначно.

— А что же будет тогда с нами? — чуть не подавились все три русалки, едва оторвав свои физиономии от поедания барашка, на которого они накинулись все одновременно — с трех разных сторон. — А что будет с Океаном, с Владычицей вод?

— Этого Камни мне не открывают, — печально улыбнулась Кора. — Они открывают только то, что сами хотят и только в той степени, в которой считают нужным. Наверное, мы будем живы и здоровы, боюсь только что граница между нами и людьми станет намного большей…  Впрочем, за это ручаться я не могу, это так, мои личные догадки, — Кора поставила корчагу с пивом и быстро встала из-за стола. — Скоро рассвет, друзья мои, и нам пора спать. Впереди у нас ещё много, очень много работы — сердце у меня не на месте, Тьма приближается…

5.

Иээээххххх! Ааааххх! Ууууффф! Бац! Бац! Бац! Шифффффф!

Всю поляну, залитую ярким солнечным светом, оглашали эти и подобные им звуки. И хотя поляна была наполнена сидящими вкруг сотнями и сотнями мужчин — бородатых и безбородых, брюнетов, блондинов, рыжих, высоких и коренастых — в одинаковых, однако, зеленых одеждах, больше никаких посторонних звуков не было. Все молча, затаив дыхание, смотрели на впечатляющий танец смерти, который перед ними исполняли два ярко сверкающих на солнце серебристых клинка. Оба хозяина клинков, также в зеленом, были уже порядком измотаны. Оба при выпадах и ударах натужно кряхтели и ухали, у обоих были красные от напряжения лица, пот с обоих катил градом. Впрочем, все-таки можно было понять, что более старший по виду боец — с угольно-черными длинными волосами, свободно ниспадавшими на плечи — явно теснил молодого, почти мальчика, но не по годам развитого. Оба бились без щитов, шлемов и кольчуг.

— А ну держи удар, держи, говорю! — закричал черноволосый. — При выпаде руку чуть расслабь, не вкладывай все силы в удар, посвободнее, посвободнее! Так…  так…  хорошо…  Дыши через нос, через нос дыши! Выдохнешься быстро! Глубже дыши, глубже! Поменьше прыгай, прыгай поменьше! Торсом больше двигай, а не ногами, мы с тобой не барышни на балу! Вот так, вот так…

Юноша еле успевал отбивать выпады черноволосого, но старался по мере возможностей не отставать от учителя. Было заметно, как он действительно стал меньше уворачиваться и скакать по полю, дышать он стал все глубже, рот закрыл и двигать мечом он стал плавнее, мягче.

— Ну вот, уже лучше, лучше…  Ну а теперь наступай! Чего ждешь, наступай-наступай!

Черноволосый сделал несколько шагов назад, и юноша кинулся в атаку. Черноволосый ловко парировал быстрые удары, нацеленные ему в грудь и живот, и резко сам перешел в контратаку. Юноша, уже порядком уставший, не успел среагировать и получил прямо по макушке удар мечом плашмя и упал на колени. Меч выпал из его рук и он со вздохом облегчения упал, уткнувшись лицом прямо во влажную зеленую траву.

— Уф! Ну, наконец-то я убит! Впервые в жизни я так жажду смерти! Если бы ты меня не убил мечом, я бы, клянусь Создателем, сам умер бы от усталости!

— А ты молодец, Асмунд, сегодня ты продержался дольше ведь, чем раньше, а?

— Так точно, брат Гастон, — воскликнул Малыш с большими песочными часами в руках. — Ровно на пять минут! Мальчишка делает успехи. Я бы, если честно, против тебя и двух минут не устоял…

— Пить пиво надо меньше, да есть жирную оленину, Малыш, — парировал Гастон. — Ты тоже большие надежды подавал лет двадцать назад…  — Он вогнал свой меч в ножны и подал руку Асмунду. — А вы что тут собрались? Что — дел больше нет? Мурина вас подери! — гневно нахмурил Гастон лоб и его густые черные брови слились в одну сплошную черту, как будто бы только что заметив толпу зрителей.

Тут только молчавшие «зеленые братья» загалдели и загудели, но постарались как можно скорее скрыться с глаз грозного «Старшего брата Гастона» — он был скор на расправу — мог и мечом плашмя по шее больно-пребольно отходить. Уже через минуту лужайка была полностью пуста. Осталась только примятая трава там, где сидели мужики.

— Дай попить, Малыш, угорели мы что-то…

Малыш быстро сбегал к журчащему неподалеку, у корней большого дуба ручейку и вернулся со шлемом, наполненным холодной ключевой водой. Гастон подал пить младшему, а потом уже сам припал сухими, потрескавшимися от жары губами.

— Думаю, если братья почти в полном составе собрались поглазеть на наши с Асмундом тренировки, они уже порядком отдохнули. Как ты думаешь, Малыш?

— Я думаю, брат Гастон, что они просто любят глазеть на поединки и ради этого решили сэкономить время на сне, — отозвался Малыш, идя впереди Гастона по тропинке, в сторону лагеря.

— Как бы ты ни думал, Малыш, но все равно выступим мы буквально через полчаса. Нечего нам здесь залеживаться. Давай, дуй вперед — собирай мне командиров отрядов в мою палатку, а ты, Асмунд, готовь мою лошадь и снаряжение.

Буквально через пять минут в палатке Гастона — с виду ничем не отличающейся от всех остальных, разве что более просторной — собрались все командиры отрядов за походным раскладным столом. Здесь Гастон, пробормотав что-то под нос и проведя ладонями по его поверхности, вызвал голубовато-прозрачную иллюзию карты местности, на которой отчетливо, в центре, было видно расположение лагеря. На дальнем западном краю была шевелящаяся темнота.

Гастон и все командиры уставились на карту. Но не прошло и пары мгновений, как шевелящаяся на дальнем западе темнота вдруг выбросила из своего чрева черную лапку, которая медленно, но верно стала тянуться куда-то на северо-восток.

— Ого! — присвистнул кто-то из смотревших. — Ишь, куда намылилась! — по собравшимся пробежал возбужденный шепоток. За последние несколько дней активность черной кляксы на западе была почти нулевая. Им удалось без всякого боя эвакуировать на Восток и Север несколько караванов беженцев, хотя повозиться и не поспать по ночам и пришлось изрядно. Но такое впечатление, что жирную черную кляксу ускользающие из-под её щупалец отдельные ручейки людской биомассы не очень-то интересовали. По крайней мере, так казалось. Гастон даже всерьез задумался над контрнаступлением, а тут…

— Да уж, братья, вовремя, нечего сказать, я вызвал карту…  Вовремя…  — по широкому мужественному лбу Гастона пролегла глубокая вертикальная морщина.

— И куда она потянулась, интересно знать? — вставил Малыш, также не отрывая глаз от внезапно обнаружившего движение щупальца.

— А сейчас мы это увидим…  — Гастон закрыл глаза и прикоснулся к замерцавшему на его среднем пальце рубиново-красному камню на перстне-печатке — мини-анализатора, изобретенного Азаилом специально для него, чтобы черепной анализатор не мешал надевать на голову шлем. Гастон мысленно произнес нужное заклинание и наложил его на тянущееся щупальце на карте. Заклинание заработало, анализатор стал высчитывать траекторию вероятного движения объекта и вскоре выдал результат. От черного щупальца отделилось другое — серое щупальце, границы которого были закрашены пунктирными линиями, и стремительно потянулось на северо-восток, а потом — на восток, насквозь продырявив большое темно-зеленое пятно на карте с неправильной окружностью в центре, где пульсировали две фиолетовые точки.

— Создатель! Да он прямо к лесным ведьмам прет! — воскликнул Малыш. — Видать, разозлили они его сильно, укрывая у себя беженцев-то!

— Похоже на то, — кивнул головой Гастон. — А может и нет…  Может, он подумал, что люди у него итак в кармане, а Древляндия с её могущественной госпожой — это единственная крепость на Западе, способная оказать ему реальное сопротивление. Мы ведь для него — не страшнее кучки досадливых мурашей в траве!

— Мурашей не мурашей, старший брат, а кусаться мы умеем не хуже пчел! — парировал Малыш. — Прикажи трубить сбор, брат Гастон, не бросим ведь мы наших помощниц на произвол судьбы! Да и там жены и дети каждого второго из наших бойцов!

Тут же в поддержку Малыша раздался одобрительный гул всех командиров. Каждому не терпелось на словах воткнуть в одно место Безликому свой клинок и запихать ещё кое-что ему прямо в пасть. Но стоило Гастону бросить свой черный, пронзительный взгляд на них, как все как по команде утихли — авторитет Старшего Брата был непререкаем.

— И мы дадим им там настоящий бой! Пусть это всего лишь одно из десятка щупалец этой твари, но мы постараемся, чтобы после этого боя она и нас приняла в число своих злейших врагов, чтобы и к нам она тянулась с таким же упорством, как тянется к обители ночных охотниц! Заставим её себя уважать!

А уже через минуту весь лагерь огласил пронзительный и прерывистый, бодряще заливистый звук доброго десятка кавалерийских серебряных труб. Из сотен и сотен палаток выскакивали тысячи полуодетых воинов в зеленом, а из леса и от реки бежали другие. Лагерь во мгновение ока превратился в потревоженный муравейник — кто-то седлал лошадей, кто-то натягивал шлем или одевал кольчугу, кто-то сворачивал палатки или разбирал частокол.

А через полчаса здесь не было уже никого. И только мятая трава, следы многочисленных конских копыт да вырытый прямоугольником ров напоминал о том, что здесь ещё совсем недавно располагалась целая армия.

6.

Первая волна тьмы обрушилась на зеленые стены Древляндии в самый жаркий полдень, когда практически все ночное королевство погрузилось в глубокий сон. Трудно сказать, специально Безликий выбрал такое время для удара или нет, но факт остается фактом — когда солнце достигло своего зенита и парило так, что даже лесные птахи попрятались в чащу леса — неожиданно пришли ОНИ…

Сначала можно было подумать, что просто от жары где-то вспыхнул пожар и черный дым стремительно несется на восток. Однако языков пламени видно нигде не было, а «дым» был странным — во-первых, внутри облака не было вообще ничего видно, а, во-вторых, при практически полном отсутствии ветра он двигался — и притом с ужасающей быстротой! — сразу в нескольких направлениях — охватывая кольцом площадь протяженностью в несколько сот миль. Но, не охватив ещё плотным кольцом все древесное царство, «дым» уже пошел на штурм древесных твердынь, как сказочное морское чудовище, проталкивая в свое бездонное черное чрево десятки квадратных миль древнего леса, которого доселе никогда не касался топор дровосека.

Однако недолго Завеса Тьмы беспрепятственно маршировала по владениям Ночной Королевы!

— Сестры! Быстро! На Лысую Гору! Подъем — все вкруг! — закричала с опухшими от недосыпа глазами Ночная Королева — как стрела вылетая из своей «избушки» при первых сигналах из западной окраины Леса. Кору корежило от невыносимой боли — она каждой клеточкой своего тела ощущала как одно за другим гибнут десятки деревьев — многие из которых были её ровесниками — , как гибнут сотни исотни кустарников, бабочек, муравьев, веселых лесных пичужек…  Мозг взрывало от их предсмертных криков, когда они попадали в чрево Завесы Тьмы, внутри которой их разрывали тысячи и тысячи челюстей, когтей, лап, да и просто задыхались или сгорали от зловонного дыхания, вырывавшегося из тысяч и тысяч ноздрей и пастей, отравлявшего все вокруг.

Оба Черных Камня мигали фиолетово-лиловым светом, посылая сигналы тревоги во все стороны. От этих сигналов такого же цвета камешки анализаторов вспыхивали и пробуждали заснувших ночных охотниц. И вот уже сотня за сотней черноволосых красавиц летела кто на метлах, кто на своих звероподобных мохнатых мужьях (у кого они были) — на Лысую гору, брезгливо отворачивая привыкшие к ночной тьме смуглые лица от солнечного света. Как и все обитатели ночи, они не переносили дневной свет, глаза у них слезились, и они то и дело сослепу натыкались друг на друга.

Скоро на вершине Лысой Горы, у самых гипсово-бледных каменных развалин, особенно бледных при свете полуденного солнца, собралось почти все лесное сообщество. И без того огромная Гора была забита до отказа, казалось, не было места, где яблоку упасть.

— Сестры! Быстро! Составляем круг! — закричала Кора. — Милена встань с противоположной стороны. Будешь замыкающей. Сестры, отпустите мужей занять внешние пределы обороны. Надеюсь, это нам не пригодится, но все-таки…

Ночных охотниц, беспрекословно повиновавшимся своей госпоже, просить дважды не нужно было. Они всего за несколько мгновений, словно рой пчел, сорганизовались, четко заняв свое место в магическом круге по заранее известным им номерам. Свое место в круге заняли и прибывшие сюда русалки, кроме тех, что остались в подземелье на случай спасения людей во владениях Морской Королевы. Кора и Милена — Королева и Её Наследница — были замыкающими, встав, соответственно к западу и к востоку от Черного Камня. Мохнатые мужья охотниц — здоровенные мускулистые мужики откровенно животного вида уже сбегали со склонов Лысой горы, чтобы занять позиции на более низких ярусах горы. И никто из них, включая Милену и Кору, даже и не подумал о том, что собравшись на самой высокой точке всей западной части Хартленда и самого священного места Древляндии, они тем самым отрезают себе возможность отступления в Потайные Ходы…

Наверху Лысой Горы дул холодный бодрящий ветер, развевавший иссиня-черные волосы ночных охотниц, от яркого солнца у них слезились глаза. Каждая из них чувствовала прибывающую от Камней — незримо связанных друг с другом — Силу, удесятерявшейся от каждой принимающей Силу сестры в цепи. Каждая из них смотрела вдаль, где по всей линии горизонта, на самом краю сплошного зеленого моря, виднелась черная пелена. С виду она напоминала то ли дым лесного пожара, то ли очень плотный туман. Но так или иначе — она приближалась.

Но то, что видели рядовые охотницы невооруженным глазом, было ничто по сравнению с тем, что видели Кора и Милена, стоявшие с закрытыми глазами и фокусировавшие в себе всю энергию Камней, собираемую для них всеми сестрами. Они вперили свои умы в буквально горящий изнутри Камень и видели гораздо, гораздо больше…

Они видели как за черной, непроницаемой для глаз Завесой двигались сплошным покровом тысячи тысяч тварей, как черная саранча, пожирая все на своем пути. Они видели как чудовищные мужеобразные твари с головами волков, вепрей, медведей, а то и горилл и змей, хватают сов, белок, зайцев, зазевавшихся бурундуков и бессмысленно и глупо разрывают их на части. Как они вонзают свои зубы и когти в стволы деревьев, ломают кусты и как те тут же засыхают, превращаются в мертвый крючкообразный сухостой. Как от самих их лап земля становится черной, а вслед за ней становится черной и трава, а в их следах вырастают ядовитые, что-то зловеще шепчущие плотоядные цветы…  Это был не лесной пожар, нет, это была сама Смерть, сама слепая сила Разрушения, абсолютное Зло!

И все же до Заповедной Чащи, с её живыми деревьями, древними как сама Целестия, им было далеко. Пока смерть пожирала только обычный лес…

Кора и Милена обе, как по приказу, содрогнулись от увиденного. Но не пали духом, а ещё крепче сжали ладони стоящих рядом сестер и приготовились ткать заклинания.

«Дочь моя, начнем с того, что остановим Тьму — без неё твари не будут такими уж неуязвимыми» — послала мысленный телепатический сигнал Кора.

«Да, моя Королева, я уже разгоняла эту тьму, правда, это почти нечеловечески тяжело. На это у меня тогда ушли почти все силы и я не участвовала из-за этого в самом бою.».

«Сейчас мы у эпицентра Силы и нас много».

«Но сейчас и Тьма гуще. Я чувствую это. Даже сейчас мне хочется плакать, биться в истерике, убежать и спрятаться…  Она давит на мое сердце!»

«Крепись, детка, крепись…  Какое ты использовала заклинание тогда?»

«Тонкий ветер. Тьма тонкая, нематериальная, и ветер тоже должен быть необычным».

Кора беззвучно кивнула и стала вызывать заклинание «тонкого ветра».

«Тонкий ветер» — действительно необычное заклинание. Оно вызывает не обычный атмосферный ветер, а тот самый ветер, который воздействует не на тело, а на душу. Каждый сталкивался с такой ситуацией, что вдруг, внезапно, ему стало весело или, наоборот, плохо, что жить не хочется. Все это — воздействия тонких ветров, которые направляют светлые или темные духи. Такой ветер может навеять панику во вражеском войске и тем самым помочь выиграть сражение без больших потерь. И наоборот, вселить такую веру в успех, что и армия трусов будет сражаться как львы и даже если и потерпит поражение, то погибнет вся до последнего солдата — такая храбрость будет в их сердцах.

Вот и теперь Кора вызывала такой ветер.

В её сознании вдруг возник бескрайний океан — голубой, чистый, могущественный, но — какой-то призрачный, ненастоящий, как бы сделанный из воздуха или тумана. Вдруг внезапно огромные массы воды заволновались, ударил гром, молния блеснула, и из самых из глубин вышел гигантский вихрь и со скоростью ветра понесся куда-то. Только торнадо это был не обычный, а насквозь прозрачный, едва видимый, тонкий. И вот уже, пронзая пространство и время, торнадо попадает в наш мир, вот он уже вертится вокруг своей оси прямо над Лысой Горой, но никто — никто его не видит, кроме двух владычиц заколдованного леса. Все остальные ощущают только присутствие великой силы, от которой тяжело стоять на ногах.

А потом — мысленный приказ — и торнадо вдруг начинает менять форму, приобретая вид шара, и вот уже он громко взрывается и со скоростью света потоки «тонкого воздуха» летят, как взрывная волна, в разные стороны, прямо навстречу всепожирающей тьме!

Звук взрыва услышали даже те немногие ночные охотницы, что остались охранять женщин и детей в Потаённых Ходах. От взрыва затряслась под их ногами земля, сверху посыпалась щебенка, дети и женщины в ужасе закричали и лишь только успокаивающие заклинания охотниц и русалок восстановили порядок, а то, что творилось наверху, вообще не поддается описанию!

Две невиданные по силе мощи столкнулись на краю Древляндии — мощь двух Черных Камней, накопивших за сто тысяч лет в себе колоссальную силу миллионов и миллионов эр Лунного и Звездного Света, и Сила Безликого, которая не поддается прямому исчислению, ибо она неведома. Как в атмосфере, когда сталкиваются массы холодного и теплого воздуха, происходит взрыв, который мы называемым громом, так и здесь противоположно заряженные силы, одна из которых неслась со скоростью света, столкнулись с другой и с потрясающим грохотом разорвалась.

«Щит! Щит ставим! Самый сильный! Щи-и-и-и-и-ит!» — едва успела телепатировать Кора.

Сестры едва успели его поставить, как чудовищная волна отката накрыла всех сразу. Те, кого щит покрыть не успел, те, кто слишком близко стояли к его краю — разорвало на куски. Магическая цепь порвалась. Стоявшие глыбы белоснежного камня все как карточный домик попадали. Те, кто не успел спрятаться под щитом — погибли под обломками. Снизу раздался протяжный вой — те несчастные мужья охотниц, что не попрятались по пещерам, сколам и расщелинам, были разорваны в клочья. Тысячи и тысячи деревьев у подножья Лысой Горы упали с вывороченными корнями. Вой и рык передавленных животных ещё долго оглашал Потаенную Чащу…

Но даже те охотницы, что были покрыты щитом, оглохли на время, упали кто на колени, кто ниц, кто потерял сознание. Лишь Милена и Кора остались стоять, но у обоих носом и из ушей шла кровь. Обе еле стояли на ногах…

Но и Тьма поколебалась и отступила, хотя и не рассеялась.

— Сестры…  встать…  быстро…  — почти шептала Кора. — Цепь…  цепь…  сестры…  цепь…

Милена же бросилась сама кого поднимать, кого извлекать из обломков. Но это было практически бесполезно. Почти все сестры были в шоковом состоянии. Кое-кто вообще ничего не слышал, кто-то ничего не понимал, некоторые и слышали и понимали, но были совершенно без сил, некоторые кричали от боли…

Шум в голове был невыносимым, по голове как будто били молотком, в глазах — красный туман; Кора и Милена попытались вдвоем остановить Тьму — они упрямо выстаивали хаотически вращающиеся маленькие торнадо — на которые разбилась волна — в одно целое.

— Мурина тебя подери! — досадно плюнула Кора. Силы были истощены до предела и остановить Тьму не получалось, тем более что боеспособных волшебниц было всего двое. Вдобавок Черный Камень дал несколько трещин с левого краю, и часть Камня больше не горела фиолетово-сиреневым светом. Что было со вторым Камнем внизу, было пока неясно.

Тьма же вновь конденсировалась в атмосфере и вновь медленно, но верно, как руки убийцы на шее жертвы, стягивали свою смертоносную хватку у горловины Лысой Горы. Хотя — и это Кора и Милена видели отчетливо — их удар все же не прошел без толку. Целые десятки квадратных миль были просто завалены кучами — как минимум, десятью тысячами, если не больше, разорванных на куски трупов этих невероятно омерзительных тварей — их головы, лапы, внутренности усеивали, как игрушки новогодние елки, ветви и стволы деревьев и кустарника. Впрочем, их ядовитая кровь продолжала делать свое черное дело — деревья тотчас же сохли, земля становилась черной и мертвой.

— Ну что ж — придется поработать и нашим деревянным друзьям, — еле проговорила Кора — она сама едва стояла на ногах. А потом покачнулась, и её вырвало кровью прямо на землю. Милена пыталась остановить кровь из носа, но тщетно — весь комбинезон был в подтеках.

А в это время Тьма, с каждым разом наращивая и наращивая скорость движения, упрямо приближалась к Заповедной Чаще.

Древним обитателям Заповедной Чащи не нужно было давать дополнительных приказов к самообороне. Они заранее были запрограммированы на защиту своей территории. Огромные суковатые дубы и вязы, исполинские черные сосны и мохнатые ели воинственно сдвинули свои ветви, как стража в замке — свои алебарды. Непролазный шипастый кустарник угрожающе зашелестел. И когда первая волна тварей обрушилась на лесную твердыню — та дала ей достойный отпор!

Длинные суковатые ветви пронзали как копья тварей насквозь, длинные коренья хватали их за ноги и топтали, кустарник выстреливал ядовитыми шипами. А сзади уже подходили подкрепления из дреонов — более чем семифутовые великаны, в полтора раза выше человеческого роста, покрытые древесной корой вместо кожи и листьями вместо волос, с ветвями вместо рук и корнями вместо ног — но в целом больше напоминавших людей, чем деревьев. А из болот восстали древние как сам лес болотные хмари — чудовищные зеленоватые как само болото твари, с виду как разлагающийся труп с длинными бледными волосами до пояса. Дреоны одним ударом своих суковатых рук сбивали головы с нападавших, а одним движением обоих рук разрывали их напополам. Хмари затаскивали их в болото и топили там.

Но и твари сражались с упорством одержимых. Они даже не думали уворачиваться от ударов. Даже когда тварь проткнули, она кусалась и вонзала свои когти длинной в локоть в дубовую кору, впрыскивая яд, от которого деревья быстро сохли и мертвели. А утопая в болоте, они травили его своими зловонными трупами так, что все живое в нем тут же умирало. А тут ещё сверху нападали целые орды крылатых женообразных чудовищ!

Бой кипел почти по всему периметру Леса. Оставляя тысячи и тысячи убитых, Тьма продолжала медленно, но верно идти вперед.

Кора с бессилием и яростью побежденной видела, как умирает её царство, но поделать ничего не могла. Безумный удар в самое сердце Тьмы полностью лишил её сил и здоровья. Знай она, с какой колоссальной мощью она столкнется, она бы сто раз подумала бы…  Впрочем, а как ещё остановить ЭТО?

— Милена, доченька…  — тяжело дыша, тихо сказала Кора, облокотившись на кусок белого камня от окончательно рухнувших Священных Развалин Храма Луны, которые как исполинская корона венчали череп Лысой Горы ещё совсем недавно. — Возьми Марину — в-о-о-о-он там она лежит — и ступай в Потаенные Ходы. Проследи, чтобы людей отправили для пущей безопасности в Морское Царство. Будь умницей…

Милена, которой уже удалось унять кровь из носа, широко распахнула глаза, удивленно уставившись на приемную мать.

— И…  что…  это…  значит? Уж не умирать ли ты тут собралась, а?

Кора лишь улыбнулась, но ничего не ответила.

— А как же пророчества Черных Камней?

Кора опять грустно улыбнулась.

— Черные Камни — это вероятность, но не предопределенность. Они показывают наиболее вероятный сценарий развития событий, но не предопределяет ничего, дочка. Ступай, пока они не отрезали путь к отступлению! А мы, в крайнем случае, попытаемся, если что, прорваться с воздуха…

— Глупости! Ты прекрасно знаешь, что если сила Черного Камня не уничтожила Тьму, то и вы через неё не пролетите — это все равно, что мухе пытаться прорвать сеть паука!

Кое-кто из Охотниц уже более менее пришел в себя, помогали друг другу подняться, унимали кровь, перевязывали раненых, некоторые с немым вопросом смотрели на свою Королеву — «мол, что дальше будем делать?».

Кора волевым движением оторвалась от опоры:

— Будем воздвигать рубеж обороны здесь, на Лысой. Дадим здесь последний бой. Если этот рубеж падет — разрешаю каждой прорываться из окружения, как сама умеет. А пока потрудитесь восстановить цепь, сестры!

Первой в цепь встала Милена.

7.

Почти сутки армия «Зеленого Братства» скакала без передышки. В погоне за блудными караванами беженцев, Гастон зашел далеко к югу. И вот теперь предстояло покрыть колоссальное расстояние — почти в 70 миль, тогда как обычный дневной переход армии с обозом и пехотой — 30 миль, не больше.

— Бросить к муринам обоз! Оставьте две сотни пехотинцев охранять добро. Остальные пехотинцы пусть садятся на запасных лошадей. Те, кто не умеет быстро ездить верхом, пусть остаются с обозами. Мы не успеваем!!!!!!!! — кричал Гастон, едва не подпрыгивая на вороном жеребце, так и рвущемся в поход, ржащем и кусающим удила.

Пришлось бросить обоз с продовольствием, палатками, бытовыми вещами, серебром. Осталось охранять его почти пятьсот человек — просто очень многие лучники ещё не научились, как следует, ездить верхом. Они краснели от стыда, но в поход уйти со всеми не могли.

Оставшиеся скакали как на пожар. Многие лошади пали от бешеной гонки, многих пришлось бросить. Если б оставались запасные…  Но Гастон решил, что лучше будет пожертвовать частью лошадей, чем оставить всю пехоту с обозом. Лишившихся лошадей воинов пересаживали вторым седоком на оставшиеся, отчего эти лошади, не выдерживая нагрузки, падали ещё чаще. В общем, до пункта назначения добрались едва ли с половиной от имевшихся лошадей, но зато за сутки покрыли все 70 миль. Благо, никаких нападений не было.

Мимо проплывали бесчисленные брошенные деревни и городишки, пустые окна навевали тоску, а растерзанные трупы людей, а то и зверят, вызывали горечь и желание отомстить. Кое-где валялись и ржавые обломки вышедших из строя аэронов и мобилей с истлевшими трупами их водителей — «недалеко ушли, бедолаги…».. Пару раз попадались одичавшие коровы и свиньи и солдаты пожалели, что им нельзя остановиться взять мяса в дорогу и что обоз остался далеко позади. Одна корова упорно бежала за скачущей во весь опор армией, грустно мыча. Ей было жутко одиноко в этом опустошенном краю и страшно, но куда ей догнать боевых лошадей! Ни одного выжившего в этих пустошах не нашли…

На Гастона было страшно смотреть. Выпученные, горящие черным огнем глаза, напряженные скулы, вцепившиеся в поводья скрюченные пальцы — сплошной пучок энергии, такой бешеной, что тысячи мужчин скакали за ним, не подавая ни голоса протеста или сомнения. Страшно было даже вообще подать голос. Казалось, этот человек испепелит говорящего одним взглядом!

Верный оруженосец Асмунд скакал рядом, не отставая ни на вершок. За прошедшие две недели со дня их первой встречи трудно было узнать в этом мрачном, собранном воине, потерявшего и дом, и семью, вчерашнего юношу-несмышленыша. Он постарел за две недели лет на двадцать. Но все его мысли были сейчас там, на Лысой Горе, с Миленой.

«Я не позволю себе её потерять, как всех остальных! Только через мой труп, только через мой труп! Пусть весь мир провалится в преисподнюю, но Милену я спасу, обязательно спасу!». И у переносицы Асмунда показалась его первая морщинка…

А о чем думал Малыш Рольф — не знал никто. Кто-то бы даже и сострил бы — что — разве может пивной бочонок думать? Но чело Рольфа тоже было мрачным. Все понимали, что завтрашний бой будет для очень и очень многих — последним. Шутки кончились — перед ними уже будет не банда из пары сотен блуждающих мародеров, а многотысячная организованная армия, которая никого не берет в плен, ни с кого не берет выкупа, цель которой только одна — уничтожить, спалить, сожрать, разрушить…  Это армия абсолютного зла, не знающего пощады!

Когда до Древляндии оставалось всего ничего, судя по карте, которую у себя в голове время от времени вызывал Гастон, прикасаясь к анализатору на среднем пальце, Гастон велел сделать привал — дать отдохнуть час-другой и лошадям и людям перед боем — скакали ведь почти всю ночь! Люди падали на траву не раздеваясь, не раскладывая палаток (которых и не было — остались в обозе), и тут же засыпали, кони жадно накидывались на островки жухлой травы посреди выжженной черной гадостью пустыни. Мертвые деревья угрожающе подняли свои сухие суковатые ветви, как бы предупреждая воинов о том, что дальше идти не следует. Все было тихо, мертво, гадко.

Гастон с командирами отрядов, поручив своего вороного заботам Асмунда, поднялся на близлежащий холм и планировал операцию. Руки у него слегка дрожали, сердце учащенно билось — это было первое его НАСТОЯЩЕЕ сражение! Не вылазка, не стычка, не ночная диверсия, а НАСТОЯЩАЯ битва! И он — нервничал.

С холма даже невооруженным глазом было видно, как на горизонте колебалась завеса сплошной Тьмы, издалека напоминая тучи от дыма лесных пожаров. За Завесой видно ничего не было — даже Лысую Гору, которая обычно виднелась высоко-высоко над лесом со своей короной из обломанных камней. Гастон на походном столике воспроизвел магическую карту-иллюзию. На мерцающей голубой поверхности было видно, как зеленое море было по всем сторонам изъедено черными пятнами, как гангрена пожиравшими все новые и новые участки зеленого царства. Особенно плохо дело было с западной и южной стороны — здесь зеленое море было почти полностью съедено чернотой, с севера и востока — только по краям.

— Гм…  — протянул Гастон. — Значит, можно сделать вывод, что источник этой черной гадости — кто бы он ни был — находится где-то здесь — Гастон провел рукой по зоне наибольшей концентрации черноты в юго-западной части. — Значит, туда и бить будем всеми силами, братья. Сами понимаете, нас слишком мало, чтобы бить по всему фронту — ударим только по трем направлениям — с юга, с запада, и с юго-запада. Причем юго-западное направление будет главным.

— Кто возглавит удары? И кто будет бить по главному направлению?

Гастон молчал не дольше мгновения.

— Главный удар нанесу я лично. Слева от меня поведет людей — Малыш. Справа — Асмунд.

— Оруженосец? — недовольно скорчил гримасу Артур, бывший граф Остхафен (в «Зеленом Братстве» все титулы были упразднены, все были равны). — Мальчишка?

— Да. Он, — бесстрастным и в то же время непререкаемым тоном произнес Гастон, пригвоздив взглядом возразившего. — В этом сражении у нас не будет правильного боя. Здесь опыт и тактика нас не спасут. Тут нужно упорство и бесстрашие, фанатичное желание отомстить и грызть глотку врагу. Я бы поставил тебя, брат Артур, ты хороший воин, но вся твоя семья цела, жива и здорова, а у этого мальчишки нет никого, а его возлюбленная вон на той самой горе. Он будет лететь к горе как выпущенная из лука стрела и грызть глотки как бешеная собака, а только это и даст нам шанс на победу…  Впрочем, так уж и быть — будешь у него помощником. Если он умрет — возглавишь атаку ты.

Ещё полчаса ушло на занятие исходных позиций. Часть лучников посадили сзади конников, для тех, кому мест не хватило — уйма лошадей погибла — выдвинули поближе вперед, чтобы меньше было бежать.

— Брат Гастон — но там ведь Завеса Тьмы — неужели мы будем проходить сквозь неё?

— Будем, брат, будем. Пусть все воины оденут маски, пусть потуже затянут плащи и привяжут к запястьям перчатки, пусть каждый наклеит на спину знак Создателя из серебряной фольги — её будет видно в мареве — пусть каждый держится впередистоящего. Оружие держать повыше — оно тоже будет сверкать в темноте. Другой связи у нас не будет. Малыш, Асмунд, братья мои, — ведите людей строго по намеченному курсу, компасы у вас есть. Не откланяйтесь ни на градус — иначе заплутаете в мареве и пропадете. Главная цель — прорваться к Горе. Думаю, там все и закончится…

Последние приказы Гастона были выполнены и кони сорвались в галоп, догоняя уже побежавшую вперед пехоту.

Со стороны могло показаться, что это и не люди вовсе. Без лиц, без фигуры, у коней не видно морд, лишь ярко светящиеся на солнце серебристые наконечники копий и мечей говорили об обратном.

Тьма встретила воинов практически равнодушно. Не было ни одной бесноватой твари, ни одного нападения. Тихо, как в могиле. Ряд за рядом воинов скрывались в липкой тьме, но не растворялись. Серебряные клинки и наконечники копий, серебряные знаки Создателя, наклеенные на зеленых плащах, излучали яркое свечение даже во тьме. И хотя все остальное утопало во мраке, разобрать товарищей впереди или сбоку все-таки можно было. Маска, перчатки и плащи из серебристых волокон, серебряная кольчуга защищала от ядовитых ожогов. Но, несмотря на это, каждый из воинов ощущал, что на него что-то давит — что-то нечеловечески сильное, хищное, злобное и агрессивное. Тьма была живой, разумной, активной. Она стремилась найти любую щель в обороне противника, чтобы навалиться туда всей силой и разрушить её полностью, растоптать дотла. Каждый из воинов ощущал навалившуюся на него смертную тоску, страх, каждому хотелось бросить оружие, спрятаться, убежать…  Но куда? Уже через несколько шагов — все было покрыто сплошной шевелящейся тьмой. Воины чувствовали себя похороненными заживо.

Именно об этом и думал Гастон — пару раз он побывал в свое время в самом сердце Зоны и знал, что это такое! — когда ставил во главе отрядов Малыша и Асмунда. Малыш был предан ему как пес — он никогда не свернет с пути. А Асмунда вело неодолимое желание спасти Милену — такое желание не сломит даже плотоядная Тьма. А поскольку только у них были компасы — самостоятельно свернуть с пути не мог уже никто. Лучше уж идти в пасть преисподней вместе и иметь шанс выжить, чем плутать в черном мареве одному — и наверняка погибнуть!

И все три отряда брели и брели в кромешной тьме, закрывшись защитными масками, перчатками и плащами с плотно завязанными капюшонами — навстречу неизвестности.

Смотреть вокруг было не менее страшно, чем идти. Хотя видно почти ничего не было, но предметы в диаметре пяти-шести шагов вполне можно было разобрать. Мертвые сухие стволы, сухие ветки, черная шепчущая трава и кусающиеся цветы — благо, они не прокусывали защитную ткань плащей и лошадиных попон. Множество изуродованных тел тварей, а также животных и птиц — они шли буквально по трупам!

Цветы и трава что-то шептали, но в ушах у воинов и у коней предусмотрительно были вставлены затычки — не дай Создатель разобрать мертвящий шепот из этих ядовитых уст! О последствиях такого шага Гастон не говорил, но никто его и не спрашивал.

Время во чреве этого черного чудовища текло непонятным образом. Казалось, идут они сквозь эту могилу уже вечность, но определить точнее никто не мог — солнца видно не было. Но все три отряда упорно шли вперед, не смотря ни на что.

8.

Кора со слезами на глазах смотрела, как погибает Её Лес — с такой любовью выращенный ею на протяжении бессчетных тысячелетий. Многие из этих превращающихся в бездушные сухие палки деревьев она знала лично, как и становящиеся зловонными лужами волшебные источники, купание в которых приносило телу здоровье и красоту. Тьма беспощадно пожирала все, до конца — до листочка, до веточки, до травинки. И вот уже один из черных языков — особенно длинный и особенно быстро продвигавшийся вперед, шедший с юго-запада, — вышел вплотную к Лысой Горе — величайшей святыне древесного царства. Кора уже невооруженным глазом видела, как маленькие — если смотреть с вершины горы — твари — несколько десятков зверолюдов с головами волков, вепрей, козлов и змей, две шестилапые медведеобразные гориллы — с диким визгом перепрыгнули через пересохшие деревья-защитники, подбежали к подошве горы и вперили свои отвратительные безглазые черные глазницы наверх. Коре даже показалось, что они искали именно Её…

Во всяком случае, увидев, чего им хотелось, они яростно завыли, заблеяли, захрюкали, зашипели — и опять как одержимые бросились наверх, карабкаясь по довольно крутому склону. Впрочем, это делать им было не так сложно, поскольку и на ногах и на руках — если ЭТО вообще можно было назвать руками и ногами — у них имелись длинные когти, которыми они как крючьями вгрызались в каменистую почву и ловко, как кошки или муравьи, карабкались наверх.

Но защитники Горы тоже не дремали.

Первая же особенно нахальная морда, преодолевшая Первый Круг — ибо путники на Лысую гору поднимались по тропинкам, которые опоясывали гору кругами — получила камнем в морду, выпущенным из пращи мохнатым мужем какой-то ночной охотницы. А вслед за ней засвистели ещё и ещё камни, а дальше полетели черные стрелы из охотничьих луков, охотничьи дротики. За одним последовал другой, третий, четвертый…  И вот уже дождь камней, проламывавших черепа тварям, стрел и дротиков, протыкавших насквозь из грудные клетки, шеи и брюха, полетел сверху вниз. И вот уже один за другим десятки дрожащих в предсмертной агонии и рычащих и визжащих от боли тварей, истекающих черной кровью, полетели вниз. И сверху раздался торжествующих хохот спрятавшихся в пещерах и за валунами, а также за редкими на горе соснами невидимых защитников. Первая волна была без потерь отбита…

Но не тут-то было! Чем дальше — тем хуже!

Во-первых, твари теперь полезли сразу с нескольких сторон — ещё и с юга и с запада. Во-вторых, к сухопутным тварям на помощь пришел целый рой женообразных, с огромными когтистыми кожаными крыльями как у летучих мышей, гарпий и гаргулий, от одного вида которых начинали шевелиться волосы на голове. Белые как мел лица, черные провалы вместо глаз, лысые черепа с черными проплешинами, длиннющие кинжалы-клыки, изуродованное белесое как у мертвеца тело, длинные когти на руках размером с локоть…  Эти твари с воздуха атаковали стрелков и им пришлось туго. Твари оказались настолько сильны, что одна особь могла схватить коренастого, но упитанного и мускулистого волосатого мужика и швырнуть его как мальчишка тряпичный мяч в воздух, так что несчастный разбивался в лепешку, падая на землю. Но ещё хуже, если она вонзала свои когти ему в горло и начинала лакомиться фонтанами крови, бьющими из разрезанной глотки…  Мужики стали стрелять и в них, но это ослабило их огонь по мужикообразным тварям и те с новыми силами полезли вверх, отвоевывая все новые и новые участки Горы.

А за ними сплошной стеной наступала Тьма, осваивая завоеванное пространство. И вот уже подошва Горы совершенно исчезла из вида. Казалось, Гора как айсберг в безбрежном океане тьмы плывет — неизвестно куда и неизвестно зачем. А из океана тьмы выползали все новые и новые кошмарные его обитатели.

Наконец, немногие выжившие от чудовищной волны Отката сестры кое-как собрали, под руководством Коры и Милены, новый, уже значительно поредевший Круг. У кого голова была перевязана оторванным от одежды лоскутом, у кого от самой одежды остались лоскуты, но ночные охотницы готовы были поддержать своих отчаянно защищавших последний рубеж обороны косматых мужей.

— Так, сестры! — прокричала Кора. — Выдумывать ничего серьезного не будем. Некогда. Камней у нас тут навалом. Тысячелетия они у нас тут служили украшением наших ночных мистерий — пусть же теперь послужат надгробьями нашим врагам — тем более, что камни это не обычные, а волшебные — может, от них толку будет больше, чем от стрел наших мужчин!

А потом Кора соединила свое сознание с сознанием других сестер и, прежде всего с Миленой, и работа пошла.

Кора мысленно тянулась то к одной гипсово-бледной каменной глыбе, то к другой, а потом мысленно же велела им подниматься в воздух и взглядом перемещала на нужное расстояние, а потом — пускала их вниз. Потом уже и Милена стала проделывать ту же операцию, беря часть Силы Черных Камней на себя.

И вот — многопудовые гигантские глыбы бывшего Храма Луны летели вниз, как выпущенные откуда-то снаряды, с грохотом срывая сразу по пять-шесть десятков одержимых тварей со склонов и ещё столько же давя в лепешку, скатываясь вниз по склонам. Такие махины разбивали вдребезги даже гигантские туши медведеобразных горилл!

Но самое интересное было другое. Кора и Милена аж ахнули — никто из них все же не ожидала такого эффекта. Камни и впрямь оказались непростыми! Как только глыбы лунного мрамора попадали в зону Завесы Тьмы, которой было окутано уже едва не четверть горы, так что подошвы её уже не было видно, они ярко вспыхивали в ней и горели словно свечи или как звезды посреди кромешной тьмы! Словно огни маяков в ночном океане! И те круги света, которые они таким образом создавали — тьма не могла объять!

Кора с беспокойством бросила взгляд на стремительно уменьшающуюся груду развалин Храма: «Надо оставить напоследок хоть немножко…  Может, это послужит нам последним укрытием, до того как я прикажу Камням самоуничтожиться и оставить здесь воронку диаметром эдак миль в двести. Но это в крайнем уже случае…  В САМОМ крайнем…»..

А пока твари, неся колоссальные потери — сотни и сотни их изуродованных, рычащих, визжащих, с чудовищными ранами тел, скатывались со склона Горы — продолжали, пусть уже и медленнее, но все же с завидным упорством отвоевывать драгоценные Круги. Вдобавок женообразные горгульи и гарпии, увидев, откуда идет подлинная угроза, почти в полном составе, как рой разозленных черных лесных ос, полетели к вершине Горы. Кора спешно поставила щит и твари лишь досадливо щелкали своими клыками-ножами и когтями, упершись в невидимую стену, как мухи о стекло, но на поддержку щита, который таранили сотни и сотни крылатых бестий с одержимостью безумных, уходили драгоценные силы. А потому камни стали подниматься в воздух медленнее и обрушиваться на головы наступающих — реже — и торжествующие орды монстров радостно взвыли и, ободренные, полезли карабкаться по склонам Горы с удвоенной силой. А лохматые мужья ночных охотниц, израсходовав уже почти все стрелы и дротики, медленно поднимались наверх, чтобы на самой вершине дать последний — уже рукопашный — бой за своих черноволосых и смуглых жен, матерей и дочерей.

9.

Даже Гастон стал удивляться, когда на протяжении многих миль, казалось, полностью вымершего леса, они не встретили совершенно никакого сопротивления. По всем расчетам они должны были уже давным-давно добраться до Лысой Горы и сразиться с осаждавшими её тварями, но…  Гастон уже в сотый раз посмотрел на компас — нет, все верно, стрелка показывает четкое направление на север, как всегда, а ему надо на северо-восток, все верно. Но — где же Гора, где же твари? С кем, собственно, сражаться?!

«Проклятье!» — в сердцах мысленно выругался Гастон, внешне, впрочем, не подавая вида — не хватало ещё, чтобы его люди подумали, что он — их Вождь, неизменно приводивший их доселе к победе — сбился с пути!

«Как там в Писании? «Слепой слепого заведет в яму». Надеюсь, это написано не про нас, — тут же пресек панический настрой Гастон. — Неужели Завеса разрушительно действует не только физически и психологически, но и магически? Проверить это я раньше не мог…  Да, то что Зона постепенно отравляет тело и помутняет разум — это рыцари Авалона узнали на опыте давно, а вот магия…  Они ведь никогда ею не владели…  До меня…  Впрочем, само по себе предположение, что Тьма глушит и магию — это вполне и вполне вероятно. Иначе бы феи давным-давно справились с нашествием своими силами, да и Ночная Королева тоже…  Мурина меня подери! Ну почему я подумал об этом только сейчас! Завел людей в болото и только сейчас понимаю, что не знаю сам из него выхода!».

Гастон прикусил губу под маской из серебряных нитей, но смолчал. «Спокойно! Спокойно! — сам себе мысленно сказал Гастон. — Главное — мы ещё живы, да и потом — если на небе все-таки есть Создатель, если Создатель — не выдумка фей для упрочения своей власти над людьми — то Он просто не может нас вот так вот бросить здесь, в этом темном мареве, не может!».

И только Гастон подумал так, как сквозь плотную, почти непроницаемую, живую, шевелящуюся, что-то мертвяще шепчущую Завесу Тьмы показался какой-то яркий свет — как если бы где-то в кромешной тьме с неба упала звезда, но размером с небольшое дерево и светящееся скорее не как звезда, а как яркая луна. Тем более чудным было то, что за одним падающим светящимся предметом стали падать другие.

Первый падающий «светильник» Гастон увидел боковым зрением — он рухнул у него почти за спиной. Гастон резко развернул своего коня и второй «светильник» увидел уже обоими глазами, а потом третий, четвертый, пятый…

Воины, следовавшие за ним, как по команде повернулись и тоже, как зачарованные дети на новогодний праздник смотрят на фейерверк, удивленно уставились на это зрелище — посреди почти кромешной тьмы — ярко светящиеся искры, как новогодние ракеты, падающие куда-то вниз, за кромками тысяч и тысяч мертвецеруких деревьев.

«Что бы это ни было, — подумал Гастон, — а я даже и не представляю, ЧТО это могло бы быть — это знак! Не знаю, свыше он или нет, но ничего другого у меня пока нет».

И Гастон поскакал в совершенно противоположном направлении, прямо на падающие «светильники», высоко воздев свое серебристое копье — и все остальные воины поскакали за ним вслед. На волшебный компас Гастон больше не смотрел.

Гастон скакал как мог быстро — он знал, он чувствовал — уже по этим многим милям мертвого пространства — что положение у Коры очень плохое. Возможно, бой идет уже на самых склонах Горы! Гастон старался не думать о том, что бой мог уже вполне и закончится и он явится прямиком на пир победителей…

«Светильники» стали падать заметно реже, но зато они были уже размером не с небольшое дерево, а сначала с двухэтажный, а потом и трех- и четырехэтажные дома. И даже больше. Теперь можно было увидеть их формы — и формы у них были — правильные: кубические, прямоугольные, округлые…  Это не были бесформенные порождения дикой природы. Эти «светильники» явно несли на себе печать искусственного происхождения. А вскоре у Гастона появилась возможность посмотреть их поближе.

Один из «светильников» вдруг ухнул всего ничего впереди, переломав сразу три десятка сухих хрупких деревьев и «вырыл» себе воронку в полчеловеческого роста. Гастон соскочил с коня и бегом подбежал к воронке и посмотрел на «светильник» — им оказался просто очень большой кусок какого-то строения — Гастон различал следы искусной резьбы на камне и какие-то неизвестные символы.

«Ничего себе у них баллисты такие глыбы швырять! Ба! Да мы уже близко к месту сражения, если и до нас долетело! Ух, как бы и мы не попали под огонь! Впрочем, сидеть некогда, они — живы и отстреливаются, а это — главное!».

Гастон быстро вскочил на коня и призывно махнул серебристым острием копья — и вся колонна двинулась за своим вождем в черную неизвестность.

А вскоре правота догадки Гастона подтвердилась — впереди он увидел уже бегущие впереди спины и зады самых разнообразных тварей. Самое удивительное, что они даже не обратили на приближение Гастона и его войска внимания — они как одержимые неслись вперед, влекомые чей-то беспощадной и могущественной волей. Гастону оставалось только опустить длинное кавалерийское копье в боевое положение и дать коню шпор. И тысяча всадников за ним сделала то же самое, а две тысячи пехотинцев обнажили свои мечи. И молча, с плотно закрытым масками ртами и наглухо закрытыми затычками ушами, воины атаковали беззащитные спины тварей.

10.

Груда каменных глыб почти полностью иссякла, впрочем, это было уже и неважно. Тварей теперь было так много, что почти все силы уходили только на удержание защитного поля, ибо к одержимым крылатым бестиям присоединились их сухопутные товарищи, уже забравшиеся на самую вершину Лысой Горы.

Остатки мохнатых древлянских мужиков, кто ещё выжил, уже стояли внутри защитного поля. Они готовились к тому, что как только силы ночных охотниц окончательно иссякнут, умереть в рукопашном бою. Они не боялись. Сила Черных Камней наполняла их простые немудреные по-собачьи преданные своим хозяйкам сердца безграничной — но не безумной — храбростью. На их губах были улыбки, в их мохнатых руках тяжелые дубинки, ощетинившиеся острыми каменными зубьями, и копья с наконечниками также из заостренного камня. Они свирепо глядели на тварей и грозно махали своих оружием, только и ожидая того момента, когда смогут пустить его в ход.

Под натиском бешеных ударов, ночные охотницы организованно отступали вглубь горы, к самому Черному Камню и оставшимся там пяти-шести большим глыбам лунного камня — остатки древних колонн с причудливой доисторической резьбой и надписями, смысл которых был не ясен даже самой Ночной Королеве. Охотницы были совершенно измотаны, с них градом катил пот, с носа и ушей опять капала кровь — последствия откатов от ударов в защитный барьер сотен и сотен бешеных бестий. Ночная Королева уже телепатировала сестрам, что как только барьер рухнет — каждая из них имеет право вступить в последний бой единолично, либо — если сможет — попытаться прорваться воздухом. Спрятавшимся же в Потаенных Ходах с людскими женщинами и детьми сестрам — приказ срочно бежать на недосягаемую глубину и по одним им известным тоннелям идти в Морское Королевство её сестры Лоры. Сама же она решила продержаться несколько минут, а потом дать команду Камням на самоуничтожение. Это единственный выход, который у неё остался…

«Ну вот, — мрачно подумала Кора, — и конец…  Говорила же я им — нет никакого Создателя! Триединая Премудрость просто придумала его, чтобы оправдать свои претензии на власть. В мире правит закон силы: кто сильнее — тот и прав. Орды Безликого оказались сильнее нас — им и достается теперь Лысая Гора…  Впрочем, последний ход все равно остается за мной — и я не премину им воспользоваться!» — на бледных полных чувственных губах Коры зазмеилась жестокая улыбка. Даже сейчас эта ночная валькирия не боялась смерти! Даже сейчас она думала только о воинской славе…

«Если не получается победить, надо умереть достойно — унести на тот свет как можно больше врагов!».

Но вот спина уже уперлась в Черный Камень — отступать больше было некуда. Пора отпускать ставший уже бесполезным и бессмысленным воздушный щит.

Но в этот как раз момент — твари прекратили свой бешеный натиск! А ещё через мгновение как по команде резко отшатнулись назад и, свирепо рыча и мерцая черными впадинами вместо глаз, расступились. На самую вершину вошла на диво омерзительная тварь, даже Кору едва уже второй раз за день едва не вырвало от этого отвратительного зрелища!

Это была ростом с человека уродина. Лицо её лишь отдаленно напоминало женское. Глаз не было, только зияющая в провалах глазниц тьма. Череп лысый, но с высокими острыми рогами по всему черепу, напоминающими какую-то костяную корону. Вместо носа — черные гнойные трещины. Вместо рта — зияющая рваная прорва, утыканная острейшими кинжалами зубов. Губ вообще не было, как и ресниц и ушей. Шеи тоже не было. Было лишь мохнатое туловище с большими змеями вместо грудей, руки — с вилками острейших когтей, кожистые крылья за спиной. А внизу живота — ещё одна омерзительная голова, напоминающая голову человеческого младенца, но с острыми зубами и безглазыми глазницами. Изо рта у неё был виден змеиный черный язык.

— Что ты за чудо-юдо такое! — вскрикнула Кора, пытаясь выиграть время для удара.

— Как? — прошипела тварь. — Ты не замечаеш-ш-ш-ш-ш-шь моей божественной кра-с-с-с-с-соты, неве-ж-ж-ж-ж-жа! Я — с-с-с-с-с-само соверш-ш-ш-ш-ш-енство! Ха-ха!

— И что тебе от нас надо, раз ты такое совершенство?! — воскликнула Кора — заклинание уже обрело в её голове форму — это был мысленный приказ Камням самоуничтожиться.

— Я предлагаю с-с-с-с-с-делку! Малюс-с-с-с-с-сенькую с-с-с-с-с-сделочку! — зашипела тварь. — Я могла бы раздавить вас-с-с-с-с-с-с как клопов, да-с-с-с-с-с. Но вы мне мертвые не нужны, вы и так бессильнее клопов, ха-ха! Но мне нужно знать, ха, куда вы с-с-с-с-спрятали мой подарочек — Мы не можем его нигде найти!

— Ка…  кой такой подарочек? — уже искренне удивляясь, воскликнула Кора.

— А такой! — раздался вдруг громкий и четкий мужской бас. — Мой брат Роланд — вот кто ей нужен!

И Кора, и тварь, и Милена и остальные охотницы вдруг резко повернулись в сторону и увидели, как прямо над Лысой Горой парил в воздухе (сложнейшее заклинание «левитация» + «воздушная подушка»! — молниеносно, с долей профессионального интереса, отметила про себя Кора) человек в зеленом плаще. В руке он держал серебристый меч, голова его полностью была укутана длинным капюшоном, совершенно скрывавшим его лицо.

Милена восторженно ахнула: «Дядя Гастон!».

— …Вот только зачем — это для меня загадка! — не обращая на неё внимания, продолжил человек.

Но тварь взвизгнула, едва взглянув на зеленого человека, «ненавиж-ж-ж-ж-ж-жу» и стрелой полетела на него. Тут же все твари пришли в движение — летающие бестии частью полетели в сторону парящего в воздухе человека, а другая часть вместе с сухопутными — опять бросились на и без того едва стоящий щит с прежним беснованием.

Кора вновь потянулась к заготовленному заклинанию самоуничтожения, как…

Сильнейшее землетрясение сотрясло гору — такое сильное, что все ночные охотницы и их мужья попадали с ног. Попадали и твари. От горы стали отваливаться большие куски породы, она стала крошиться изнутри. Чудовища, стоявшие ближе к краю, чем их жертвы, стали десятками срываться в бездну, а те, что не срывались, не могли встать на ноги от сильной тряски, словно новички-мореходы не могут устоять на палубе корабля во время первой серьезной качки! А Гора крошилась все сильнее и сильнее, все больше и больше, и бездна неумолимо захватывала все новые и новые ряды совершенно беспомощных тварей.

А в это время в воздухе человеку пришлось не сладко. Крылатые бестии, злобно рыча, окружили его со всех сторон, но бился он как безумный. Жаль, что этого поединка не видел никто из сражающихся — все охотницы лежали на земле от невыносимой тряски! Наверное, кого-то бы она вдохновила на великую поэму!

Но если бы такой наблюдатель и нашелся бы, он бы увидел лишь зеленое пятно, находившееся в постоянном движении, и серебряную молнию, блиставшую рядом с ним. Гастон бился с чудовищами за целую армию — именно так, как всегда и мечтал с самого раннего детства, когда впервые прочитал Gestae Rolandi — один — против всех. Всю свою жизнь он готовил себя к этому моменту — и теперь он настал! Гастон вложил в этот бой все — всю свою силу, всю свою ловкость, все свое искусство фехтовать, которое оттачивал ежедневно вот уже почти тридцать лет…

Отрубленные головы, отрубленные лапы тварей падали вниз на своих сотоварищей на горе, сжигая их черные тела своей едкой черной кровью. Твари попытались зайти к нему с тыла, но Гастон всякий раз вовремя менял позицию, то взмывая вверх, то бросаясь назад, то в стороны и притом так работал мечом, что каждая попытка обхода стоила многих жизней. Сколько он продержится? Минуту, две, три? Гастон не знал, но он держался и держался, а его серебряный меч пожинал кровавую жатву.

11.

А в это время, закончив прорубаться через легионы черного воинства, к горе прибыли два запоздавших и заплутавших отряда — Малыша и Асмунда. И тут же бросились в бой. Часть тварей, стоявших у подошвы горы, бросились к ним навстречу. Малышу и Асмунду пришлось бы плохо, если бы Гору не начало трясти, как больного лихорадкой. С Горы срывался поток камней, которые давили десятки и десятки тварей, а на земле повсеместно стали возникать трещины и провалы, куда толпами падали твари. Впрочем, плохо пришлось и людям…

Но Асмунда это не интересовало. Он посмотрел наверх и почувствовал — там Милена, там его возлюбленная Милена и он не имеет права — НИКАКОГО морального права её потерять — как он потерял ранее и отца, и мать, и брата с сестрой, и доброго отца Эйсмера…  Никакого!

И Асмунд, бросив все, пошел на прорыв, поручив командование отрядом брату Артуру. Благо, твари впереди рассеялись, кто подавлены камнями, кто упав в расселины. Юркий и ловкий Асмунд же, бросив лошадь, без труда перемахнул через парочку нешироких расселин, отбившись от пары случайно попавшихся на пути волкоголовых тварей мечом, полез карабкаться по содрогающейся в какой-то предсмертной агонии Горе.

Несколько раз здоровенные камни, срывавшиеся с Горы чудовищным землетрясением, пролетали буквально в нескольких пальцах от него, он еле держался. Слава Создателю! Асмунд добрался до первого Круга — более или менее ровной тропинки, серпантином опоясывавшей гору — и устремился по ней. Бежал он с трудом, тяжело. Земля под ногами ходила ходуном, видно было во Тьме всего пять-шесть шагов впереди, на ходу попадались твари, но немного — видимо, землетрясение спихнуло их с Горы, как блох. Асмунд сам раз двадцать, а то и больше, чуть не канул в бездну, раз двадцать на него чуть не упала глыба. Заклинаний он никаких не знал, отвести от себя ничего не мог. Он только бежал и молился Создателю, как его учил в детстве о. Эйсмер: «Создатель неба и земли, Ты мне в беде — помоги! Создатель неба и земли, Ты от меня зло отведи!». Он шептал эту молитву-заклинание и бежал, бежал, бежал. Чем выше он поднимался, тем трясение становилось все сильнее. Но Асмунд бежал и бежал, шептал и шептал. И, о чудо, добрался почти до самой вершины цел и невредим!

Добравшись почти до вершины, Асмунд внимательно огляделся. На вершине Горы Тьма была уже не так непроницаема. Серебристое свечение исходило из её вершины, и Тьма не могла его одолеть. И в этом свечении Асмунд ясно увидел мечущуюся фигурку с серебристой молнией в руках и множество крылатых чудищ, нападающих на него, а среди них — одна особенно большая и отвратительная.

— «Будь я последним дураком, я бы и тогда догадался, что это брат Гастон! Эх, фехтовальщик же он…  — Асмунд качнул головой. — Но чем же я ему могу помочь? Я ведь не маг никакой…  Ба! Уровняю-ка я шансы!».

Асмунд стремительно достал прикрепленный ремнями к спине арбалет с уже натянутым болтом с серебряным наконечником — наследство погибшего прежнего оруженосца Гастона Готвальда, которое Асмунд принял взамен бесследно пропавшего отцовского лука. Асмунд взял на прицел самую большую и жирную тварь — если уж с кого начинать, то с неё! Вон как она нагло пытается обойти Гастона с тыла! Целиться было ужасно тяжело. Гору трясло, да и тварь летала из стороны в сторону как бешеная муха. На третьей минуте Асмунд был близок к отчаянию. Конечно, можно и промазать, но болтов всего ничего, да и пока буду тетиву натягивать…  Может, у Гастона уже и рука дрогнет!

И тогда Асмунд вдруг прошептал сами собой пришедшие ему на язык слова: «Создатель неба и земли, Ты стрелу мою наведи! Создатель неба и земли, Ты Старшего брата спасти помоги!». А потом вдруг какая-то сила стала настойчиво поворачивать арбалет в поисках цели, и Асмунд готов был поклясться, что к его рукам — одна из которых сжимала деревянное ложе арбалета, а вторая — приклад — прикоснулись чьи-то призрачные, как бы сотканные из тумана руки, которые двигали в свою очередь его руками.

А потом его палец сам, без участия воли, нажал на спусковой крючок и тетива, звонко пропев, послала тяжелый металлический болт с серебряным наконечником прямо в гущу бьющихся крылатых отродий. А потом…  Самая большая и самая уродливая тварь с костяной короной на лысом бледном черепе резко дернулась, перевернулась через голову в воздухе и, сложив крылья, вспыхнув серебристым пламенем, рухнула в бездну!

Но не успел Асмунд порадоваться меткому выстрелу, как Тьма вокруг в то же мгновение рассеялась — как будто просто в темной комнате кто-то зажег все светильники одновременно — и Асмунд зажмурился от боли в глазах. А когда он их открыл — землетрясение уже прекратилось, а перед ним расстилалась величественная панорама кроваво-красного заката — особенно величественного с высоты древней горы.

А потом…  Жалобно скуля, как потерявшие своего хозяина собаки, крылатые бестии бросились врассыпную, а вслед за ними бросились кто куда и сухопутные твари, казалось, в одно мгновение потеряв всякий стимул к сражению, к которому они с такой одержимостью стремились ранее.

Но их никто и не преследовал. Ночные охотницы без сил рухнули на землю, как и Гастон, а остатки его воинства у подножия Горы были так обрадованы буквально свалившейся им на голову нежданной победой, что даже и не подумали никого преследовать. Тем более, что потери были очень велики — и притом больше от погибших под каменными глыбами и упавших в расселины от чудовищного землетрясения, чем от зубов и когтей бесноватых тварей. Жалобный вой бегущих тварей едва не перекрыл рев многих и многих сотен мужских глоток: «Победа-а-а-а!».

И в этот торжественный миг Асмунд готов был поклясться, что рядом с ним стоит также ликующая фигурка — коренастая, в серебристо-белой длинной рясе с капюшоном на спине, с круглым добродушным лицом и выбритой круглой тонзурой на макушке, со знаком Создателя на груди. Но только Асмунд бросился к ней, как она тут же исчезла.

12.

Только с наступлением вечерних сумерек защитницам Лысой Горы удалось прийти в себя. Благо, большую часть работы по уборке Лысой Горы и её ближайших окрестностей сделали «зеленые братья», значительно меньше пострадавшие в этом сражении. А уже утром все собрались у потрескавшегося Черного Камня.

Ночных охотниц осталось всего ничего — не больше полутора сотен, их мужей — ещё меньше, от некогда величественного Лунного Храма осталось всего несколько полуразрушенных лежащих колонн, даже Черный Камень, как одноглазый ветеран, показывал безжизненную бесцветную пустоту в том месте, которое уродливо отделило от остальной части его эбеново-черного тела отвратительная трещина. Да и сама Гора уже не была Лысой, скорее, её можно было назвать Щербатой. Правильная окружность «лысого» «черепа» была теперь нарушена обрушившимися в бездну краями. Охотницы были в рваных комбинезонах, со спутанными и даже смоченными кровью волосами, бледные, до смерти уставшие — но — счастливые.

Тут же у Камня устроили импровизированный стол — остаток сил у Коры с Миленой ушел на то, чтобы наколдовать что-нибудь простенькое.

Первый кубок был за погибших. Сестер и мужей, а также погибших «зеленых братьев» положили, по обычаю лесной страны, на огромные кострища — благо, в сухих деревьях недостатка не было — и подожгли. С вершины когда-то Лысой Горы был виден этот костер. Трупы тварей пока покидали в ими же оскверненную землю.

Ну а второй кубок поднял Гастон.

Гастон молча встал из-за стола и, выдерживая паузу, бросил долгий взгляд на всех рядом сидящих, на остатки Горы и Камень, на лежавшие внизу мертвые пустоши и его лоб прорезала уже вторая глубокая морщина.

Зрелище действительно было безрадостным. Куда хватало глаз, внизу — десятки и десятки миль мертвого сухостоя. Великое древесное море превратилась в древесное кладбище. Сухие корявые деревья как могильные памятники, протянутые к небу крючковатые сучья как руки мертвецов, черная шевелящаяся трава и зубастые хищные цветы…

Правда, на Севере и Востоке лес почти уцелел, там натиск был слабый, и древесным стражам удалось его остановить. Довольно большие площади зеленого леса выхватывало поднимавшееся на востоке кроваво-красное солнце. Под горой догорали погребальные костры, зажженные уже за полночь. Обугленные пирамидки, разбросанные в шахматном порядке, напоминали погребальные сооружения древних язычников. Уродливые трещины и кучи беспорядочно валяющихся на земле валунов дополняли безрадостную картину страшного опустошения.

За столом сидело много людей, но очень мало коренных обитателей и обитательниц бывшей Заповедной Чащи. Все подавленно молчали. Даже «зеленые братья», казалось, уже и не рады были одержанной победе. Осунувшиеся лица охотниц и солдат даже не смотрели на Гастона, сжимая бокалы, наполненные темным вином и пивом. Бледное лицо Гастона с черными провалами глаз и черными же спутанными волосами было исполнено печали, но в то же время какой-то мрачной решимости и упорства. Он не собирался опускать руки и унывать!

— Я поднимаю этот кубок за Хозяйку этой Горы и её верных сестер и братьев! За тысячи человеческих жизней, что они спасли, и за драгоценные тысячи жизней, которыми они пожертвовали ради спасения нашего общего дома — Целестии — от уничтожения силами тьмы и зла! — и попытался улыбнуться. — За вечный союз людей и волшебниц лесного края, которые так долго друг другу не доверяли, но которых общая беда соединила вместе и — надеюсь — никогда глупые россказни и бабьи басни не посеют его вновь! — Он выразительно взглянул на ночную королеву, которая как будто бы впервые увидела Гастона и — не смогла отвести от него взгляд. В его мужественном воинственном лице она, при свете восходящего солнца, вдруг — или ей показалось? — увидела знакомые, доселе незамеченные ею черты. Неземной взгляд глубоко посаженных глаз, еле заметная мечтательная улыбка, развевающиеся на ветру чуть вьющиеся волосы, благородный профиль…

«Лесные боги! — сердце Коры забилось, как молоток, и все её мрачные мысли по поводу сомнительного будущего её края вдруг как-то сразу отступили куда-то в сторону. — Да он же вылитый Принц! Только, только…  чуть покрупнее и черненький…»..

Кора, сама не замечая, тут же встала из-за стола и подняла свой кубок, опорожнила его и наполнила вновь, уже не отводя черных как ночь глаз от лица Гастона:

— Я присоединяюсь к твоему пожеланию, мой…  Нет, Наш спаситель! Я многое слышала о тебе и многое мне говорили Камни, но, как говорят у людей, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Ты — великий воин и великий вождь людей по рождению, не меньший, чем твой славный предок, Роланд, которого я помню, хотя и была тогда совсем юной феей…  — Кора мечтательно закрыла глаза и сделала паузу, как бы сопоставляя у себя в уме образ Гастона с образом Роланда Древнего. — Твое появление было как раз вовремя — не появись ты, я бы отдала Черным Камням приказ самоуничтожиться. Но они решили поступить по-другому, приведя тебя сюда и твоих славных воинов на самую вершину, такое количество которых давненько не видела эта Гора…  — ночные охотницы, уже немного подвыпив, наконец, стали подавать признаки жизни, с любопытством и с явным интересом оглядывая мощных и мужественных как на подбор воинов Гастона.

— Что можем мы воздать тебе за твой подвиг — тебе и твоим воинам? — продолжила Кора, не опуская своего черноокого взгляда с глаз Гастона, а тот уже физически не мог отвести своего — сила могущественной волшебницы была не в пример больше его. — Ничего. У нас нет ни бренного золота, ни серебра, ни драгоценных камней — что так ценят люди. У нас нет ни боевых коней, ни быстрокрылых колесниц, а наши магические знания вряд ли заинтересуют кого-то из вас. Кроме разве что тебя, тайный ученик Отверженного Демиурга…  — на уже порозовевших полных губах Кора зазмеилась усмешка — она наслаждалась недоуменным выражением лица Гастона, ей было приятно показать, что ей известно очень, очень многое из сокрытого от других.

— Но это не значит, что мы оставим воинов без награды, не правда ли сестры? — те одобрительно загудели. — Так что же мы можем предложить? Только одно. Силу Черных Камней, которые так и вопиют в моем сердце — их вечной хранительницы на протяжении бессчетных веков — , желая излить свою благодарность на вас. Черные Камни повелевают мне, чтобы все сражавшиеся за их спасение воины отдали им свое оружие, на которое Камни ниспошлют свое благословение — сила Ночи, сила Луны и Звезд, сила Древнего Леса и Древних Источников — даст им то, чего не может придать им ни самый искусный кузнец, ни самый искусный боец. Они придадут их хозяевам силу в бою, так что биться они будут не зная усталости, они придадут искусство и самому неискусному фехтовальщику, так что ни один удар не будет им пропущен, они придадут лукам и арбалетам власть бить без промаха, а доспехам — неуязвимость, а сами клинки и стрелы будут пробивать любую броню. Получивший благословение Черного Камня станет непобедимым воином, великим среди людей, его потомство будет многочисленным и сильным и воинственным, женщины не будут переводиться у славных воинов. Да нарекутся все явившиеся сюда Рыцарями Черного Камня — величайшими из воинов человеческой расы, избранным семенем великого воинства, которое принесет людям победу и сделает их хозяевами своей земли!

— Но…  — сама себя прервала Кора — Черные Камни повелевают, чтобы и среди Рыцарей была иерархия. Они избрали 49 человек в качестве паладинов, облеченных властью над остальными, а один будет Магистром первого ранга, чья власть будет превыше прочих. У него обязательно из 49 паладинов двое должны быть оруженосцами и ближайшими помощниками — Магистрами второго и третьего ранга! Их тоже избрали Камни!

Слова Коры потонули в восторженных криках «зеленых братьев». Забыв о горестях, они уже, вскочив из-за стола, бряцали оружием — поднялся гвалт. А из-за шума никто не услышал тихих слов восхищенного Гастона:

— Сорок девять…  сорок девять…  сорок девять…  Рыцари Круглого Стола…  Роланд Древний…

«Да, история повторяется, круг замкнулся, отважный Гастон! — вдруг почувствовал он у себя в сознании голос Коры. — Ты все верно заметил…  Камни велят возродить славный Орден твоего великого предка. И это возрождение они взяли на себя. Ты — новый Роланд, ты — новый спаситель человечества, ты — его новый вождь. И по рождению, и по праву!»

— Ну а теперь, — торжественно сказала Кора вслух, — прошу тебя, Гастон, подойти к Черному Камню и водрузить на Него свое стяжавшее великую славу оружие. Мне дана власть посвятить тебя первым, как Магистра первого ранга, главу Ордена, ибо Я избрана Прекрасной Дамой этого собрания мужчин и воинов.

«Как когда-то Прекрасная Элвин» — тут же мелькнула в сознании Гастона параллель.

Воины расступились, и Гастон подошел к Овальному Черному Камню, изуродованному слева глубокой трещиной. Уцелевшая часть Камня, несмотря на яркий свет восходящего солнца, переливалась темными фиолетово-сиреневыми искрами. Гастон молча вынул свой серебристый меч из ножен и, встав на одно колено, передал его Коре. Кора взяла его и положила на поверхность Черного Камня. Серебристый металл меча тут же охватили фиолетово-сиреневые искры и меч стал нагреваться, как в плавильном тигле, от него пошел дым. На серебристом металле отчетливо обнаружились витиеватые феины буквы, которые вскоре сложились в фразу: «NASCIENDO VINCERE», что на феином магическом языке означает «Рожденный побеждать». Меч почернел, надпись пропала, но по краям острия осталась серебряная кайма. А потом Кора торжественно взяла меч с Камня и, взяв его за рукоять, подошла было к стоящему на одном колене с опущенной головой Гастону, чтобы посвятить его…

… Как вдруг в последнюю минуту Гастон резко встал и, пронзительно взглянув в глаза Коре, сказал:

— Нет! Я не могу быть Магистром Первого Ранга этого Ордена! Я не Роланд Древний, бывший законным Королем Авалона. Я — Гастон Отверженный…  — голос его дрогнул. — Я принимаю титул только Магистра Третьего Ранга. Первые же два принадлежат по праву Королю и Королеве Авалона — моему старшему брату Роланду и его жене Эсмеральде…

Кора так и открыла рот от удивления, но ничего возразить не могла — Черные Камни никак не предупреждали её об этом. Ночные Охотницы, окружившие Черный Камень, гневно зашипели, а воины недоуменно загудели.

— … И я принимаю их за себя и за своего мужа! — раздался ясный и чистый тонкий голосочек, в котором, однако, слышались отчетливо металлические нотки власти и сознания своего королевского достоинства.

Все удивленно оглянулись на источник голоса — в том числе и Кора — и…  обомлели.

В рассветных лучах восходящего солнца над Черным Камнем в воздухе парили пятьдесят прекрасных фей в белоснежных и золотистых туниках, с серебряными обручами на головах и длинными золотистыми волосами ниже плеч. Правда, туники у них где были прожжены, где замараны кровью, у некоторых на коже были видны следы ожогов, а у некоторых — даже на крылышках. Но все же это были феи, настоящие феи, а среди них первая, самая прекрасная, Её Величество Королева, правда, не в королевском пурпуре, а в скромной тунике феи первого ранга со знаком серебряного единорога на шее.

Описать дальнейшее просто невозможно!

Люди, ещё недавно роптавшие, здоровые мужики в зеленом и с оружием в руках, зарыдали как дети и рухнули на колени. С их уст только и слышалось: «феи», «небесные владычицы», «Её Величество», «мы спасены», «небо услышало», «Создатель с нами» и все в таком духе. Благоговейный шепот с придыханием, молитвенно воздетые руки, восхищенные глаза и лица, капающие из глаз слезы…  В доли мгновения было забыто все — монстры, опустошение, потери, а также таинственное бездействие фей…  Теперь Они здесь — и значит все будет по-прежнему, все будет хорошо, Они здесь — значит, Создатель рядом, значит Небеса близко, значит…  Скоро все переменится к лучшему и победа уже не за горами!

Наоборот, ночные охотницы зашипели, их косматые мужья утробно зарычали, Кора раздосадовано поджала губы, но промолчала, глядя как Гастон плачет вместе со всеми, глядя на сияющее царственное личико Прекрасной Феи. А Милена, ойкнув, спряталась за ближайшую колонну, моля Создателя лишь о том, чтобы её родная мать не узнала свою изменившую Сообществу дочку — пусть лучше считает её погибшей вместе со всеми остальными воительницами «ЖАЛА»!

— Я рада, о, возлюбленные мои, — воскликнула Фея, — что Я обрела вас, и Вы — Меня. Жаль, что я прилетела слишком поздно — тут в её глазах мелькнули слезы, когда она бросила взгляд на картину колоссального опустошения внизу, — но нас задержали дела и прорывались мы сюда тоже с боем. К тому же, вся Целестия тряслась от каких-то чудовищных катаклизмов — землетрясений, бурь, ураганов…  В общем, мы немного опоздали, но вижу, что не совсем.

— А тебя, Гастон, Я особенно рада видеть, тем более, что именно ради тебя я здесь. Ты мне нужен — и как можно скорее. Я с радостью благословляю твое посвящение Магистром Третьего Ранга нового Ордена и с радостью принимаю для себя и мужа первые два ранга. Но, поскольку ни ему, ни мне не с руки руководить людскими воинствами, Я с радостью назначаю тебя исполняющим обязанности Магистра Первого Ранга и хочу, чтобы ты сам подобрал себе двух наиболее отличившихся в последних сражениях воинов. Но это не единственный Мой Дар. После посвящения Я предлагаю тебе занять вакантную должность Главнокомандующего всеми вооруженными силами Содружества, которые я уже начала собирать в Кронбурге, а взамен торжественно объявляю тебе и твоим людям амнистию во всех преступлениях, которые они совершили три года назад против Священных Принципов Порядка и Процветания. Тебе возвратится твой титул Принца Кронбургского, все твои владения и имущество, а также будет даровано право быть наместником Короля и Королевы в тех графствах, которые ты отвоюешь силой оружия и в четверти доходов, получаемых с них. Думаю, это поистине королевское вознаграждение! — и Фея торжественно опустилась на землю, окруженная своими фрейлинами и протянула свою тонкую ручку, покрытую нежной розовой кожей, Гастону для поцелуя.

Весь монолог Феи Гастон и его людьми слушали, не прерывая, с придыханием. Асмунд даже рыдал, не стыдясь слез. Мягкий спокойный голос Феи убаюкивал и исцелял душевные раны, они как будто бы вкушали мед, хмельной и сладкий, и не могли оторвать своих глаз от её светлого как солнце личика.

А когда Фея протянула ручку для поцелуя, Гастон тут же приложился к ней и к большому рубину в перстне-печатке с символом герба Авалона — черным орлом с распростертыми крыльями.

— Я…  Я…  Я принимаю твой Дар, Моя Королева, — тихо, с придыханием произнес Гастон и слезы в его глазах говорили о том, что он говорит искренне. — Готов служить Вам как преданный слуга, до последней капли моей крови!

— Ну, вот и чудненько, — облегченно выдохнула Фея, выдавая этим свое тщательно скрываемое напряжение. — Возлюбленная Кора, можете продолжать таинство посвящения! — повернулась Фея, как ни в чем не бывало к оторопевшей от такой дерзости Коре, как поворачивается Королева к своей служанке. — Вы ведь избраны Прекрасной Дамой этого Ордена, — голос Феи дрогнул, но она тут же отвернулась и отошла к своей свите, которая уже ставила на землю материализованный из воздуха стульчик с вензелями королевского дома с пурпурными подушками на сиденье и спинке.

Кора сжала губы и проглотила унижение. Ничего другого от фей она и не ожидала — вековая вражда, взаимное непонимание и соперничество…  Но сейчас все должно отойти на второй план перед главной задачей — мы должны объединиться ради спасения Целестии — это, и только это отныне имеет значение, тем более что ночных охотниц осталось всего ничего…

Кора незаметно смахнула рукой слезинку и, улыбнувшись, приступила к Таинству — произнося «nasciendo vincere», она била мечом плашмя по голове и по плечам опять склонившегося на одно колено Гастона. При каждом прикосновении меч ярко вспыхивал и Гастона била какая-то сила, как электрический ток, а одежда и сам внешний вид Гастона стремительно менялся. Одежды под зеленым плащом стали серебристо-черными, а его внешний вид приобретал поистине царские черты.

А потом, встав и приняв меч из рук Коры, Гастон повернулся к своим воинам и сказал:

— Моими заместителями будут Асмунд и Рольф. Нет преданнее и величественнее воинов в Братстве. Асмунд, хоть и юн, однако именно ему мы обязаны сегодняшней победой. Рольф — простолюдин не рыцарского рода, но он всегда был мне верен и проявил себя как великий воин. Подойдите ко мне, о, возлюбленные братья, я посвящу вас!

Рольф покраснел до кончиков ушей, а Асмунд — до корней волос — , но оба они подошли к Гастону и тоже припали на одно колено. Гастон посвятил их своим мечом. А те — в свою очередь — остальных 49 паладинов, а паладины — рядовых воинов своих отрядов.

Когда же были посвящены последние, Кора воздела свои руки и воскликнула:

— Да будет данная Вам сила и достоинство использована на благо Целестии и никогда — во зло! Да будут Рыцари Черного Камня новыми хранителями этого мира! Хранителями, а не Разрушителями!

И крики сотен и сотен глоток заглушили её слова, равно как и лязг мечей, которыми били по железу снятых с голов черных шлемов. Почти тысяча рыцарей приняли возложенное на них свыше призвание. И не было минуты более счастливой для них!

Но больше всех ликовали трое. Гастон — что обрел вновь свой дом, Авалон, из которого был изгнан, и прекрасную даму, которой ему так не доставало, чтобы быть настоящим рыцарем. Асмунд — что вживую увидел Королеву и услышал её медовый голос, а также что его посвятили в рыцари на глазах у Милены. А Рольф — что в одно мгновение стал из простого мужика человеком благородного звания и что теперь он может сам содержать свой собственный замок, и никогда уже он не будет спать в псарне, а спина его никогда уже не будет знать плети.

Лишь только Кора не могла разделить всеобщей радости. Она бросила взгляд на Фею, их взгляды встретились, и в глазах давней соперницы она прочитала то же, что чувствовала сама — тревогу, сомнение, боль…

Но Фея, спохватившись, тут же вернула глазам прежнее выражение радости и властности, а улыбке — медовую сладость. Кора усмехнулась, но как всегда промолчала.

ГЛАВА 20 Пламя во мраке

1.

Темнота…  Нет ничего более загадочного, ничего более пугающего, ничего более интригующего, чем темнота! Кто в детстве не боялся темноты, кто с испугом не смотрел, чуть высунув нос из-под одеяла, в окутавший комнату мрак, в котором привычные предметы приобретают совершенно непривычные очертания — в мрак, одновременно пугающий и манящий неоткрытыми никому, кроме тебя, тайнами?

Впрочем, наверное, для ребенка это и так, но для взрослого карлика, который вот уже не одну сотню лет совершает невероятно скучные обходы темных тоннелей в окрестностях Пути, — темнота выглядит совершенно по-другому. Темнота для него также привычна, как паутина за печкой, как вечно дремлющая на табурете кошка, как покосившийся забор за окном. Скучно!

Карлик Мерлин из Желтого Клана откровенно скучал. Он ненавидел эти проклятые обходы.

«Ну почему, ну почему же, — думал в сердцах он, скрипя зубами от досады, — ну почему же не изобретут там наверху машины, которые будут сами ходить за нас, а мы просто будем сидеть и кнопочки нажимать! Ведь изобрели же големов, аватаров — почему их не послать ходить по этим муравьиным ходам!?».

Эта мысль приходила ему неоднократно, но каждый раз он вынужден был её отправлять куда подальше. Мерлин был не просто карликом, он был одним из лучших тоннелепроходчиков и что-что — а технологию он знал хорошо. Никогда, никогда ни один голем или аватар, никакая искусственная машина не заменит необыкновенно острое чутье карлика — прирожденного обитателя подземелий, с молоком матери впитавшего в себе «тонкое ощущение» происходящего в толще пород. Именно благодаря этому «ощущению», похожему на «интуицию» фей, карликам удавалось находить рудные и алмазные жилы, нефтяные озера, залежи горного хрусталя и пласты каменного угля — все их карличье богатство. Среди карликов даже ходила присказка, что хотя у каждого из них есть своя мать, но настоящей, в подлинном смысле слова, матерью карлика является сама Мать сыра-земля, все то подпочвенное царство, которое, как женское чрево, выносило и выкормило своих верных детей — неутомимых тружеников и изобретателей, расу бирдингов, которых только по большому невежеству надземные жители прозвали уничижительно-снисходительно «карликами». Согласно древним легендам, сами бирдинги когда-то, в незапамятные времена, когда Целестия была ещё не обитаема, сами родились из камня и когда выскочки люди только начали одеваться в звериные шкуры, они уже строили свои невиданные никем из «громадин» великолепные города из горного хрусталя, с канализацией и центральным отоплением, золотыми деревьями и дорожками из гранитного кирпича.

Так оно было или не так, карлик Мерлин сказать определенно не мог — он был тоннелепроходчик по специальности — тот, кто прорубает новые тоннели, строит рельсовые дороги и налаживает освещение и вентиляцию в них — , а не историк или, ещё того почище, мифограф, протирающий штаны в Хрустальных Чертогах. Им, наверное, все доподлинно известно, и что было До Эры Порядка и Процветания, ставшей для их города — Унтервальда — воистину Эрой Процветания, поскольку неизвестно откуда на них посыпался золотой дождь, и что было До создания Пути…

Мерлин, если честно, никогда этим не интересовался. Даже в Школе он спал на уроках по истории, за что ему перепадало — в школах карликов практиковали и розги, и стояние на горохе, и прочие изуверства над учениками. Он знал одно. «Путь» — и его обслуживание — это источник процветания Унтервальда, источник его могущества и несомненной гегемонии среди всех многочисленных подземных республик Лиги Подземных Рудокопов — великого Сообщества бирдингов под почвой Нижней Целестии. Остальные города всегда им завидовали и не скрывали этого. Ещё бы! Все заказы, щедро оплачиваемые из казны Их Премудрости, проходили только через них. Другие карлики бьются в поисках новых золотых или алмазных жил, а Унтервальду это вообще не надо — золото и так льется к ним щедрой рекой, в уже готовых полновесных золотых дукатах. За что — каждому гражданину Унтервальда известно — за Путь. А почему — это никого и не интересует, и в первую очередь — самого тоннелепроходчика Мерлина. Нужен белобрысым Путь — значит, нужен, платят за него — значит, платят. А больше ничего знать не нужно, да и не хочется.

Правда, остается одна проблема — эти невероятно скучные обходы. Хотя и здесь есть плюс. Каждый клан заступает на свой пост раз в неделю, а внутри клана — своя жеребьевка. В среднем, в обход, на вахту, заступать приходится не раньше, чем раз в месяц, а так — занимайся своими делами, но рано или поздно проторчать сутки в этой черной дыре, умирая от ничегонеделания, придется, тем более, что для внешнего обхода недавно запретили брать напарников — чтоб не трындели все сутки о том о сем друг с другом, не играли в кости или в карты — а зорко следили бы каждый за своим участком. От скуки волей-неволей следить будешь…

— Агххххххх!. - карлик Мерлин протяжно зевнул и оглянулся.

Яркий фонарик на его желтого цвета металлической каске выхватил из кромешной темноты Внешнего Кольца несколько случайных кусочков породы. Однако Мерлин сразу же узнал, где он сейчас стоит. Весь путь до этого момента фонарик освещал кирпичные стены тоннеля, а тут — хаотичное нагромождение самых разных элементов — щебня, камня, земли, железных балок, песка и все — залитое чем-то серым. Мерлин сразу узнал, что он находится у того места, где Путь лет десять назад был взорван по приказу Совета Мудрых и залит бетоном. Прочнейшим бетоном. Даже стальные буры «кротов» такой не возьмут, разве что алмазными бурами, да и то — бурить придется полгода, не меньше!

Мерлин с удовольствием постукал кулачком в кожаной перчатке по куску породы. Он сам принимал тогда участие во взрывных работах и в заливке. Все сделано как надо.

«Мы — не громадины-тунеядцы, — подумал самодовольно Мерлин, — все делаем так, что комар носу не подточит, все на совесть!».

Но стоило только Мерлину убрать кулачок с породы, как он почувствовал какое-то дрожание. Как будто бы где-то далеко-далеко взрывали породу, делая очередной тоннель, да так, что волна от взрыва доходит и до сюда. Земля под кожаными с металлической подковкой сапогами Мерлина затряслась, сверху посыпались камешки, звонко ударяя о металлическую каску. Мерлин не удержался и упал прямо на свой толстый зад, голова у него закружилась.

«Странно, — недоуменно потирая ушибленное заднее место, подумал он. — С чего бы это, а? У нас же нет здесь добычи ископаемых и в сотне миль вокруг! Как могут взрывать, а?».

Тряска вроде бы прекратилась. Мерлин на всякий случай достал электрошок из чехла на спине и нажал красную кнопку. По металлическому пруту высотой почти в полкарличьего роста пробежали с треском сине-зеленые искры. Мерлин переключил электрошок на максимальный удар — такой удар убьет и подземную жужелицу! И — замер, напряженно вслушиваясь.

Тряска возобновилась, но уже не так сильно. Стоять было можно и камешки больше не сыпались сверху, однако, прислонив свое мохнатое остренькое ухо к породе, Мерлин услышал, что где-то там, далеко, в толще породы что-то стучит.

«Проклятье! Неужели правду говорят, что там, у конца Пути, стряслось что-то страшное и потому Путь замуровали, а? Но если там что-то произошло, то как оно может прорваться сюда? Вулканов тут нету, других бирдингов тоже, подземных рек тоже, диких жужелиц и огненных червей — тоже, да и не пробьют они такую толщу! Тут же две мили сплошной бетонной пробки!».

Впрочем, как бы в ответ на невысказанный вопрос, толчки возобновились с ещё большей силой, и Мерлин опять не удержался, покатившись прямо на землю. На этот раз он, отбросив в сторону пока бесполезный электрошок, достал из левого кармана кожаного форменного комбинезона со знаком Лиги — молотом и киркой над наковальней — «эрометр» и нажал на красную кнопку пуска. Прибор, напоминавший с виду черный металлический пенал с диском из молочно-белого горного хрусталя в центре, тут же, взвизгнув, засветился. Точнее, засветился молочно-белый диск. Проступившие на нем темно-синие деления и темно-красная стрелка заставили густые кустистые брови Мерлина поползти вверх. Стрелка дико заплясала по всей окружности, словно от удивления и ужаса не зная, на какое деление ей стоит показывать, а потом, несколько раз описав круги, остановилась на предельном значении — 50 000 эр — и замерла.

«Пещерный дэв меня подери! — выдохнул про себя Мерлин, судорожно сглатывая слюну. — Что бы это ни было, но это…  это…  это…»..

Тут очередной удар опрокинул Мерлина с ног и приличного размера камушек больно ударил его по ноге — благо, кожа сапог толстая, хромовая.

«Это приближается СЮДА!» — дошло, наконец, до Мерлина, когда даже до его ушей достиг дикий рев. Как будто бы где-то в глубине прорвался бешеный подземный поток, раздвигающий тонны подземной породы своими холодными и могучими руками.

И тогда Мерлин, наконец, побежал — побежал изо всех своих необыкновенно выносливых карличьих ног, бросив к муринам и «эрометр», и электрошок. Только он добежал до конца этого тоннеля и свернул в другой, как где-то сзади раздался невероятной силы взрыв и потоки черной, как подземный мрак, бурлящей жидкости рекой потекли дальше по тоннелю.

Но Мерлин — как и все остальные карлики-патрульные — этого уже не увидел. От удушающего пара, наполнившего все ближайшие тоннели сразу после прорыва черным потоком бетонной пробки, он потерял сознание, а потом его тело полностью исчезло под надгробием из черной зловонной влаги.

2.

Но все же внезапная гибель дюжины патрульных не осталась незамеченной. Командный центр Хранителей Пути у Внешних Врат сразу получил своевременную информацию.

«Врата» представляли собой всего лишь на всего металлические, толщиной в два карличьих роста, пластины, запиравшие проход в Потаенные Пещеры. Их было всего трое — по одной на каждый тоннель. Одни для пешеходов, другие для техники, третьи — запасные. Все они были открыты. Но как только на анализаторах исчезли изображения почти всех патрульных, автоматика сработала безотказно — Врата тут же захлопнулись так, что даже и ножу невозможно было бы найти щель между металлическими пластинами и тоннелем. А уже в следующий момент бешеные потоки черной жижи разбились о неожиданно возникшее препятствие. Но Врата — по крайней мере, сейчас — выдержали. Даже пещерные дэвы, против которых они в незапамятные времена создавались, и те не смогли бы их выломать. По Командному Центру прокатил вздох облегчения…

Командный Центр — это небольшая круглая пещерка — освещенная электрическими лампами дневного света, искусственно выбитая в боковой стене от левых, запасных, Врат. Здесь постоянно дежурило по одному Старшему Хранителю от каждого Клана. Помимо уютных диванчиков и кресел, здесь в центре стоял круглый гранитный камень, в центре которого был вделан большой хрустальный кристалл-анализатор, на котором изображалась вся схема ближайших тоннелей. Вокруг этого круглого «стола» сейчас толпились, почти не дыша, с круглыми от удивления глазами, все семеро Старших Хранителей в разноцветных касках и с разноцветными значками на кожаных комбинезонах. Вся многомильная сеть внешних тоннелей покрылась тьмой — все, что было за пределами Врат видимо ещё каких-нибудь пять минут назад — за считанные минуты перестало быть видимым.

— Не-ве-ро-ят-но…  — прошептал, наконец, Зеленый Хранитель, снимая каску и обнажая слипшиеся от пота огненно-рыжие волосы.

— Ш-што бы это могло быть, а, братья? — подхватил почему-то тоже шепотом Синий.

— Ж-жидкость какая-то…  Может, подземный поток изменил свое русло или извержение сверхнового вулкана… ?

— Дурак ты, Круль! Какой тут вулкан! Да и какой, скажи мне, пожалуйста, подземный поток заглушит лучи анализатора, который ежесекундно сканирует внешние тоннели?! — вдруг заорал Красный, но тут же притих, потому что все на него посмотрели так, как будто бы от его крика неизвестная угроза станет ещё опаснее.

— А мне кажется, что это Первичный Субстрат, — вдруг тихо, но уверенно, с видом знатока, вставил Голубой. — Только он обладает свойством поглощать излучение анализаторов. И не удивительно, ведь он же по своей природе ничто, просто бескачественная материя, а потому…

— Слушайте, заткните этому умнику глотку, пока я ему в рожу не дал! — опять взбесился Красный и сунул под нос Голубому свой увесистый кулак, но Желтый его вовремя перехватил, а кто-то толкнул локтем Голубого и тот замолчал на полуслове. — Нам только лекций по физике тут не хватало! Срочно связываемся с Советом Мудрых!

— Но сейчас ещё ночь…  А если тревога ложная? — попробовали было ему возразить, но тот уже прикоснулся пальцем к лобовому камню анализатора, вызывая круглосуточного диспетчера в Хрустальных Чертогах.

Вскоре все тоннели у Внешних Врат были забиты техникой. По десять машин на тоннель в ряд стояли испытанные в бесчисленных сражениях с подземными чудовищами «кроты», направив жерла своих огнеметов на закрытые Врата. На «броне» и между машинами стояли стройные ряды големов, также с огнеметами наперевес. Прожекторы на машинах и на лбах големов ярко освещали Врата. Все карлики, даже из Командного Центра, были давно эвакуированы. Големы и машины работали в автоматическом режиме.

Зато у Внутренних Врат, копии Внешних, но закрывающих тоннели, непосредственно ведущие в подземный город — уже собрались почти полсотни ученых, инженеров, конструкторов и ведущих тоннелепроходчиков. Здесь был оборудован переносной Командный Центр. Большой дисковый анализатор с картой стоял на переносном металлическом лафете с колесами и моторной тягой. Вокруг него стояли все присутствующие и что-то гулко обсуждали, махали короткими пухлыми ручками, что-то друг другу доказывая. В этом шуме совершенно ничего не возможно было разобрать. Лишь только один карлик — с длинной седой бородой и в длинном желтом колпаке на голове с белым помпоном и в круглых очках на красном носу «картошкой» молчал. Это был Желтый Советник.

Сверхмощный анализатор показывал на своем голубом экране предельно возможную для себя единицу — 1 миллион эр — это энергия, сопоставимая с энергией, выделяемой средним по мощности вулканом — , но уверенности в том, что излучение у Внешних Врат не больше не было никакой.

Наконец, Желтый отвлекся от своих дум и знаком подозвал к себе Голубого Старшего Хранителя.

— Итак, ты считаешь, что это Первичный Субстрат…

— Да, Советник, — тихо, но твердо сказал Голубой Хранитель, почтительно сняв с головы каску, теребя её в своих пухленьких карличьих ручках.

— Хорошо, — поджав губы, процедил Советник. — А как ты объяснишь, что Субстрата так много? Ведь чтобы затопить все тоннели и, более того, чтобы прорвать Завал потребовались бы миллионы и миллионы…

— Я знаю, Советник, — также тихо, но твердо сказал Голубой Старший Хранитель. — Это вполне объяснимо. Субстрат может бесконечно увеличиваться в объеме, если он не будет испаряться. Он ведь бескачественен, а потому может вбирать в себя бесконечное количество энергии.

— И… ?

— Кто-то закрыл каналы, по которым он раньше испарялся на поверхности и искусственно создал ситуацию, когда он стал бесконечно возрастать в объеме.

— Забавно! Но тогда Субстрату надо стать разумным, таким же умником, как и ты, Старший Хранитель, — натянуто хмыкнул Советник. — Да и потом…  Насколько Совету известно, Излучатель давно уже отключен. Что тогда служит катализатором для увеличения объема?

— Субстрату совершенно не обязательно получать энергию только от Излучателя в Астрале, — опять тихо и твердо, почтительно поклонившись Советнику, сказал Голубой. — Я написал на эту тему докторскую диссертацию ещёсемьсот лет тому назад! Субстрат положительно реагирует и на другие источники энергии, в частности, на кровь…

Желтый Советник опять мрачно замолчал.

— Сколько у нас времени, пока Субстрат разъест Врата? Что может остановить его?

— Это мне неизвестно, Советник. Нужно измерить концентрацию субстрата, чтобы определить его едкость, но если он прорвал бетонную пробку толщиной в две мили, то даже сверхмощные Врата протянут не долго, — тихо и сдержанно ответил Голубой. — Чем его можно остановить? Огонь приведет к его быстрому испарению и конденсации, однако испарение Субстрата — процесс непредсказуемый и нелинейный…

— Короче, умник! — чуть не зарычал Советник, топнув ногой, а от его крика все окружавшие анализатор ученые карлики вдруг стихли. Воцарилась гробовая тишина. Было слышно, как где-то далеко звонко падают капельки подземной влаги и Советнику показалось почему-то, что это не капельки, а песчинки песочных часов, отсчитывающих секунды оставшейся ему жизни.

«А как же хочется пожить ещё!» — промелькнула молнией в его мозгу мысль. А сердце тут же ему подсказало, что нет — его часы уже сочтены…

… - я бы рекомендовал — и я об этом уже не раз писал Совету — немедленно затопить Город водой из Горячего Озера, перед этим срочно эвакуировав население. Горячая вода гейзера, фактически, кипяток, нейтрализует действие субстрата. Она замедляет химические реакции, а огонь здесь только выполнит функцию сильнейшего катализатора и…

Советник уже не слушал, что говорит Голубой Старший Хранитель. Почему-то ему вдруг показалось, что все, все, что сейчас происходит — все, что говорит вот этот вот умник из Голубого клана, все, что думает он сам, все, что думают и говорят все эти яйцеголовые инженеры и конструкторы — все это совершенно не важно, что все уже давным-давно предопределено и все, что бы они не делали — это все равно что беседы о смысле жизни на утопающем посреди океана судне.

… - Советник, Вы слышите меня, Советник?! — Голубой тряс его за длинный рукав парадного желтого атласного кафтана.

— Слышу, слышу…  — закивал головой Советник и потер кулачками опухшие от недосыпа веки. — Бери с собой сколько надо способных ребят и дуй к плотине. А я сообщу Председателю Совета…

Голубой тут же бросился куда-то в сторону и был таков.

«Этот выживет, — вдруг подумалось Советнику. — Такие умники нигде не пропадут».

И лишь только Голубой вскочил на жужелицу с пятью товарищами, и та с присущей этим подземным жукам скоростью исчезла за поворотом, раздалось пронзительное шипение, точь-в-точь как от раскаленного металла, и яркий свет ослепил Советника. В темных коридорах стали светло, как днем на поверхности! Это десятки и десятки огнеметов ударили струями искусственного драконьего огня по струям черной жижи, рванувшей через разъеденные участки Внешних Врат — Врат, которых не расплавит и две дюжины драконов, изрыгающих пламя одновременно!

— Уходим, немедленно, за Внутренние Врата! Закрываем! — закричал Желтый Советник. Карлики подались назад, прислуга включила мотор переносного Анализатора и он плавно, на колесиках, поехал вслед за остальными.

— Советник! Желтый Советник! Пойдемте с нами! — задергали его за складки одежды какие-то ручки. — Здесь опасно! Советник! Советн-и-и-и-и-ик!

Но Советник досадливо махнул рукой — «мол, не до вас!» — и как бы повинуясь какому-то зову, пошел вперед, прямо к линии «кротов» и големов, тупо поливавших огнем все увеличивающиеся струи вязкой черной мерзости. В тоннелях стало жарко, словно в кузнице. Пот выступил на лбу Советника, он снял колпак и расстегнул кафтан.

Подходя все ближе и ближе к Вратам, он видел, как струи черной жидкости стремительно испаряются от потоков огня и клубы черного дыма конденсируются под высоким потолком.

Но клубы дыма были какие-то необычные, точнее, не совсем обычные. Советнику показалось, что они были…  ну, как будто бы живые. Они шевелились, двигались. Из черного марева то появлялись, то исчезали какие-то щупальца, отростки, можно было различить какие-то головы, лапы, хвосты…

А потом — началось что-то невообразимое!

Прямо из шевелящейся под потолком густой массы стали выделяться какие-то сгустки, как капли стекающие по стенкам тоннеля вниз. Прищурившись, Советник ахнул — «капли» или «сгустки» на ходу обретали какие-то ужасные уродливые формы — полутараканов, полупауков, полузверей. С разными головами, порой их было даже несколько, козлиных, волчьих, обезьяних, бараньих, с щупальцами, жвалами, крыльями…  Да мурины их знает ещё с чем!

И все они черное волной стремительно, как рой кочующей саранчи, двинулись вперед.

Одни — прямо по потолку и стенам — вперед, другие — вниз — , спрыгивая на «кротов» и големов.

Те среагировали мгновенно, перенеся бешеный огонь по новым противникам, и уши Советника заложило от визга сотен и сотен заживо сгорающих в жутких муках тварей, а потоки черной жижи все больше и больше прорывались сквозь все более и более разлагающиеся Врата и вот уже первые ряды «кротов» и големов скрылись под её потоками.

А потом…

Раздался оглушительный треск — и центральные — самые большие, сделанные для выхода на Путь тяжелой техники, — Врата рухнули. И поток черной влаги смыл начисто стоявшие там несколько десятков машин, подхватив их, как весенний ручеек хватает и крутит в своих водах щепки. Но Советник увидел и нечто гораздо более ужасное. На гребне гигантской волны он увидел человекообразную черную кляксу с двумя огненно-красными точками, там, где на человеческом лице обычно располагаются глаза.

И в этот момент легкие Советника вспыхнули от жара, голова закружилась, ноги задрожали и он почувствовал сильный приступ удушья.

«Ну вот и все, — как-то отстраненно подумал он. — А я-то думал, что смерть — это что-то страшное…».. Он упал навзничь, и его сознание навеки погрузилось во мрак.

3.

Ещё до рассвета все обитатели Унтервальда были разбужены по тревоге. Сирена ревела так, что проснулся бы даже и мертвый. Механический голос говорил:

— Внимание! Внимание! Без паники! Ситуация под контролем! Внутренние Восточные Врата атакованы! Просьба всем гражданам незамедлительно начать эвакуацию через Западные Врата!

Но механический голос мог бы и ничего не говорить о панике. Паника уже была фактом. Тысячи и тысячи карликов толпами ломились в западную часть города. Благо, руководство города отключило рельсовые вагонетки — иначе бы передавило или перерезало многих. Визг карличьих женщин, писк карличьих детей, звон бьющихся стекол, топот тысяч и тысяч ног…  Почти на всех улицах подземного города образовались пробки, кое-кто погибал от удушья или тесноты. Горе матерей, потерявших детей, и детей, потерявших матерей, просто не поддается описанию.

Самое плохое, что в пробках оказались и двинувшиеся на подмогу атакованному Восточному отряду подразделения Хранителей с безопасных участков. Сотни и сотни карликов на жужелицах, на механических «кротах», подземных гусеницах застряли в пробках, мешая несчастным мирным гражданам поскорее покинуть обреченный город.

Положение спасло чудо. Кто-то из карличьих командиров, видимо, додумался до того, что сейчас всего важнее спасти гражданское население и на свой страх и риск скомандовал всем своим погружать на «кроты», жужелиц и гусениц женщин и детей и бежать к Западным Вратам. Его пример подхватили и остальные — и пробки мало по малу стали рассасываться. Женщины буквально кидали в люки «кротов» или на спины жужелиц и гусениц своих детей, как тряпичные мячи, а уже потом их затаскивали на поверхность сильные мужские руки.

Благодаря такой вот природной сметливости карличьей расы уже в течение часа улицы опустели и сирена тщетно призывала к эвакуации — эвакуировать было больше некого. Стояли пустые хрустальные многоэтажки, мертвые отключенные рельсовые вагонетки, да несколько десятков погибших в толчее трупиков в пол человеческого и ниже роста…

Если не считать сигнализацию, воцарилась гробовая тишина.

4.

Красный Советник очнулся от обморока, когда на улицах уже никого не было. От механического голоса сигнализации его тошнило. Он нажал на кнопку на круглом столе в Зале Совета и она, наконец, замолчала. Он облегченно вздохнул.

Дрожащей рукой Красный взял со стола графин с прохладной минеральной водой, налил стакан и, громко глотая и причмокивая, осушил его, а потом также громко икнул. В глазах все плыло — только через пару минут до него дошло от чего — очки! Красный отыскал их под столом и быстро нацепил на нос. Голова болела, лоб пылал как раскаленный, на шее ныли ожоги. Красный потер шею и тут же вспомнил огненное чудо-юдо, удушье, потом вторжение в его память…

«А может мне почудилось? — подумал он. — Может, кошмар какой от волнения? Ба! А где же все? Бросили меня, старика, на произвол судьбы!» — он притопнул ножкой и на глаза его навернулись слезы обиды. Он вытер их белым помпоном на конце своего алого атласного колпака.

Красный подошел к Анализатору, встроенному в крышку круглого хрустального стола в Зале Совета, и привычным движением ладони запустил хитроумное устройство. Анализатор приветливо вспыхнул и указал карту Города с окрестными тоннелями. Красный тут же бросил взгляд на восточную часть и увидел, что она вся покрыта Тьмой и тот сектор, где располагались Внутренние Врата — тоже.

Карлик мрачно махнул рукой — мол, а чего же ещё было ожидать? — и заковылял к выходу из Чертога, на ходу нажав на красный камешек черепного анализатора, пытаясь вызвать хоть кого-нибудь из Советников. Как он и ожидал, он услышал только помехи. Это означало лишь одно — либо Советники погибли, либо они побросали свои анализаторы, либо…

Впрочем, гадать Красному не хотелось — голова мучительно болела и мысли путались. Он кое-как вышел из Хрустального Чертога и шаркающей старческой походкой шел неизвестно куда по пустым улицам. На душе было пусто, тускло, грустно и мерзко. Красный Советник впервые не знал, что ему сейчас делать и куда ему идти. Не разбирая дороги, Советник плутал по пустым улицам с переломанными золотыми деревьями, поваленными вагонетками, окнами с выбитыми стеклами. Наконец, он устал и присел на одной лавочке внутри какого-то двора.

Свет здесь был особенно ярок, так как на многоэтажке этого дворика, на длинном шпиле, горел искусственный светильник. Советник посмотрел на него и невольно зажмурился. Ох уж и яркий он!

«Ой! — вдруг сам себя поймал на мысли Советник — а разве может газовый светильник быть таким ярким? У него ж энергоёмкость всего 100 эр, не больше!»

Старик опять взглянул на источник света и — сдавленно ойкнул. На шпиле, на искусственном светильнике сидело сверкающее как настоящее солнце существо, впрочем, совершенно неподвижное. Советник, преодолевая боль в глазах и поминутно смахивая с них слезы, всмотрелся и увидел золотистого человека, одну руку прислонившего ко лбу, как делает человек, всматривающийся вдаль.

«Значит, он не солгал, — подумал Красный. — Он действительно хочет встретить здесь Безликого! Эх, убраться бы отсюда подобру-поздорову от них обоих!».

В этот момент раздался какой-то шум сбоку, и Советник испуганно вскочил с лавки. Из ближайшего окна выпрыгнули два карлика, одетые в оранжевые кафтаны, но без колпаков.

— Эй, а вы что здесь делаете?! — удивился Советник.

— Советник? Советник! — в один голос воскликнули карлики.

— Мародерствуете? — подозрительно хмыкнул Красный.

— Да что вы! Мы из своего дома! Точнее, сестрички нашей, Апельсинки. Не знаете, случаем, где она? — выпалил стоявший справа.

— Мы Эрли и Керли из Оранжевого Клана, две недели назад мы нашли этого, белобрысого «попаданца»! Разве не помните? — выпалил стоявший слева.

— Этого? — грустно усмехнулся Советник, показав толстым как сарделька пальцем вверх. Эрл и Керл одновременно задрали головы, увидели светящееся существо. Лица их тут же побелели как полотно.

— Бежим, Советник, отсюда подобру-поздорову, а?! Пока этот страхолюд нас не заметил. У него глазища — во!

— А как он рукой световую трубку у меня — во! — выразительным жестом поддакнул своему брату-близнецу Керл. — Нам нельзя тут оставаться!

— Думаю, что если вы ещё живы после встречи с ним, он не такой уж страшный, как вы его рисуете. Но, впрочем, вы правы — ждать нам его встречи с Безликим точно не стоит!

Однако только Советник это проговорил, как раздался оглушительный взрыв и где-то далеко, на восточной стене колоссальной чашеобразной пещеры, где располагался город, стали появляться первые черные пятна.

— Ну, вот и все, — устало заключил Советник. — Значит, Восточного отряда Хранителей больше не существует…

Эрл и Керл обернулись в ту же сторону и увидели, как в том самом месте, где стояла станция канатной дороги — на высоком уступе на самой восточной окраине пещеры — показалось множество черных пятнышек, которые стали потоком спускаться прямо по стене вниз — ну точь-в-точь как муравьи или тараканы! Причем с ошеломительной скоростью!

Оба карлика и Красный Советник смотрели на них как завороженные, не в силах оторвать своих взглядов от этой сплошной черной волны, спускающейся вниз, подобно кролику, которому не под силу оторвать взгляда от удава, его загипнотизировавшего, вместо того, чтобы спасаться. Зрелище и в самом деле было завораживающим. Тысячи и тысячи черных многоногих фигурок, стремительно, как насекомые, спускающихся со стены, а ещё сотни их летящих по воздуху и отвратительно каркающих.

Но вот уже первые черные фигурки, добравшись до низа, бегут по улицам, а летающие каркающие — увеличиваясь на глазах — летят прямо к центру города. Все три карлика кожей почувствовали, что омерзительные летуньи видят их и их омерзительные черные лапки уже трутся друг о друга, как лапки черных мух, в предвкушении кровавой добычи…

И тут произошло что-то совершенно невероятное!

— Убери эту мелочь с дороги, Черная Клякса, и выходи помериться силами один на один! — раздался громоподобный, звонкий и высокий металлический голос, как звук несколько десятков медных труб. От этого звука затряслись своды пещеры, посыпались камни, некоторые из которых разбили вдребезги несколько хрустальных крыш и раздавили немало золотых деревьев. Все три карлика зажали уши и рухнули навзничь. — Это говорю тебе Я, Третья Ипостась Потока Непобедимого Солнца — Властелин Обоих Целестий!

Как по команде движение черных тварей тут же прекратилось, а через мгновение они отхлынули назад, словно море при отливе. Крылатые бестии отлетели к восточному уступу и сели там, а сухопутные — уселись у его подножия. В это же время из тоннеля в восточной части чашеобразной пещеры полились потоки черной жижи, водопадом низвергаясь вниз, образуя на восточной половине города большое черное озеро, которое непрерывно кипело, как поставленный на огонь бульон. Казалось, черное озеро кишело какой-то непонятной жизнью, было живым, органическим, и — агрессивным.

Но вот жижа перестала прибывать, а озеро, закипев ещё сильнее, вдруг стало сильно испаряться, пока все не обратилось в черное облако, которое приняло антропоморфные формы. И вот уже от мостовой до верхнего свода пещеры выросла гигантская, сотканная из черного тумана, фигура с нестабильными контурами, но отдаленно напоминавшая человека — вот вроде бы голова, туловище, руки и ноги, а вот — два злобных ярко-красных прожектора-глаза.

— Мне ли бросаешь вызов, малявка!? — зашипел как исполинский змей гигант и прерывисто закряхтел.

— Малявка? Малявка! — и на всю пещеру раздался звонкий металлический хохот, от которого опять затрясло пещеру и сверху стали срываться с потолка глыбы камня. — У меня, Клякса, нет, в отличие от тебя размеров. Я — Поток Непобедимого Солнца. Я — Свет и Рожден из Света, а Свет — не имеет ни размеров, ни границ. Я могу принять любую форму и любой размер. Для меня это — раз плюнуть!

И с этими словами маленькое солнечное существо сорвалось со шпиля здания, и, взлетев под самый потолок, вдруг взорвалось. И целый поток миллиардов огненных искр упал на мостовую, эти искры тут же стали соединяться друг с другом и образовалось огненное озеро, которое тоже стало стремительно испаряться и огненное облако стало принимать гигантские антропоморфные формы. И вот уже — золотой блистающий человек был ростом со своего теневого противника.

Безликая тень зашипела — то ли от досады, то ли от удовлетворения.

— Зачем ты пришел сюда, Клякса? Зачем разрушаешь среду обитания живых существ Целестии? Зачем тебе нужен Я? Отвечай, Враг! Или Я получу от тебя все это силой! — загремел трубоподобный металлический голос, сотрясая все подземелье. На этот раз в образовавшуюся расщелину рухнуло сразу две хрустальные многоэтажки, а другие две вдребезги разбили упавшие со сводов пещеры глыбы.

— Ты все итак знаеш-ш-ш-ш-ш-шь, Люцифер! Зачем притворяеш-ш-ш-ш-ш-шься невеж-ж-ж-ж-ж-дой? — зашипел Безликий, медленно двигаясь навстречу солнечному великану.

— Я хочу услышать это от тебя, Безликий! Из твоих смрадных уст! Разве ты не предложение мне пришел сюда делать?

— Мож-ж-ж-ж-жет и предложение, а мож-ж-ж-ж-ж-жет и нет-с-с-с-с-с…  — зашипел Безликий. — Вс-с-с-с-с-е завис-с-с-с-с-сит, как пос-с-с-с-смотреть…

— Я жду!

Безликий, наконец, остановил свое движение в полумиле от солнцеликого и опустил голову — ярчайший солнечный свет из пустых глазных впадин Люцифера ему явно не нравился.

— Не препятствуй мне, Люцифер! Я и Ты — одно, и ты знаешь это! Я — твоя Тень, Я луна, светящая отраженным от тебя — солнца — светом, Я — твой брат-близнец от одного с тобой отца и матери, Я — такой же Отверженный, как и Ты! Куда пойдешь Ты — пойду и Я с тобой. Чего хочешь Ты — хочу и Я с Тобой. Ты хочешь владеть вселенной, и Я хочу, Ты хочешь растворить все в Себе, и Я хочу! Я — это Ты, а Ты — это Я! Мы с тобой, если угодно-ссссс, одной крови! Ты и Я, Я и Ты, Мы — Единое! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш… .

— Я тебе не верю, тварь! Я — Свет, а Ты — Тьма. Я — за добро, а Ты — за зло. Я хочу создать мир счастья и добра, где все будут одинаково счастливы, где не будет эгоизма, дурных чувств и страстей, где все будут одинаково бесстрастны и добры, бестелесны и духовны, а Ты хочешь все разрушить, изуродовать, растоптать, сожрать! Какое же между нами может быть сходство? — загремел солнечный великан, сложив на груди руки.

Но в ответ ему раздалось злорадное змеиное шипение и кряхтение, а Безликий сложил руки точь-в-точь как его солнечный антипод, одновременно, в одну и ту же секунду, словно отражение в зеркале или тень!

— Тьма, с-с-с-с-с-свет, добро и з-з-з-з-з-ло…  Слова, с-с-с-с-с-с-слова-сссс — и не больше! Мы оба — Отвержены, мы оба хотим власти, мы оба с тобой — творцы, и нам обоим с тобой нужен материал для творчес-с-с-с-с-ства и мас-с-с-с-с-терская. Ты растворяеш-ш-ш-ш-ш-шь все в свете, я растворяю во тьме, но результат — один, ты сжигаешь, а я — подвергаю мутации. Ты думаеш-ш-ш-ш-шь, я просто убиваю и разрушаю? О нет-сс-с-с-с-с…  Никого! Никого я не убиваю! Я прос-с-с-с-сто перевожу одну форму в другую, одну форму энергии в другую, через Первичный С-с-с-с-с-убстрат. Я даю новую жизнь, и готов поклясться, что никто ещё не жаловался на меня, ш-ш-ш-ш-ш-ш! С-с-с-с-спроси бывших фей! Они всс-с-с-с-се довольны своим совершенством!!!! — закряхтел Безликий.

Но смех его тут же прервался. Солнечный великан в одно мгновение — не успели глаза карликов, завороженно наблюдавших эту сцену, моргнуть — воздел руки и прямо из блистающих солнечным золотом кулаков вырвались потоки солнечного пламени, словно два исполинских меча, — и Великан бросился вперед. Но в то же самое мгновение из черных рук Безликого вырвались два черных как ночь клинка и — в точности повторив движение Люцифера — он бросился навстречу.

Что тут началось — описать невозможно!

Как только клинки ударились друг об друга раздался такой взрыв, что уши всех троих карликов заложило и из них потекла кровь. С потолка посыпались потоки камней, разбивавших вдребезги десятки хрустальных домов, другие десятки проваливались в расселины в полу, вместе с вагонетками, деревьями, садами. Погасли искусственные светильники, но пещера не погрузилась во тьму — так ярко горел солнечный исполин!

Все три карлика бросились бежать в западную часть города, дико визжа. Только карличье «тонкое ощущение» спасало их, помогая уворачиваться от падающих сверху каменных глыб, от разверзающихся пропастей. Несколько раз Красный Советник чуть не улетел в пропасть, но Эрл и Керл — опытные тоннелепроходчики — вытаскивали его, а потом вообще потащили под руки, так как силы изменяли старику.

Спасаясь, куда глаза глядят, они, конечно, не видели, что происходило сзади, а это стоило увидеть и стоило описать, и даже сложить об этом героическую поэму, которые бы древние язычники, наверное, назвали бы не иначе как «битвой богов»!

Совершенно одинакового роста и телосложения, одинаковой формы и силы, два Исполина — Светло-солнечный и Черный — кружились в поединке. Разобрать движения было невозможно, настолько они были быстры и стремительны. Со стороны казалось, что это просто два пятна — черное и светлое — кружатся друг вокруг друга. Движения их клинков были абсолютно симметричны. Удар клинка одного тут же встречался с ударом клинка другого, движение в сторону одного тут же порождало движение в ту же сторону другого. Такое впечатление было, что это кто-то бьется со своей тенью или с отражением в зеркале. Но от каждого удара, как от встречи разных по температуре воздушных масс бывают громы и молнии, так и здесь, в глубине карличьей пещеры, от каждого удара раздавались громоподобные взрывы и миллиарды и миллиарды раскаленных искр сыпались вниз, расплавляя горный хрусталь домов и гранит мостовых. Наверное, если бы кто-то из смертных и наблюдал этот безумный поединок, он бы ослеп, оглох и попросту лишился рассудка!

Вот уже большая часть города превратилась в руины, а бессмысленной и бесполезной битве не было конца!

Наконец, первым остановился солнечный великан и — тут же остановился Безликий. И все три карлика возблагодарили за это Создателя — Советнику порезало осколками хрусталя все ноги, и он уже не мог бежать. Эрлу и Керлу пришлось схватить его за подмышки и тащить волоком.

— Ну, как-ссссс…  — зашипел Безликий, опять злорадно. — Убедилс-с-с-с-с-ся? Ты бьеш-ш-ш-шься со своей Тенью-сссс! Тебе меня не победить, впрочем, как и мне — Тебя! Я это понял гора-з-з-з-здо раньш-ш-ш-ш-ш-ше тебя, братец-ссссс, хе-хе…

— И что теперь делать? — громыхнул металлический трубный голос.

— Вот это уже вопрос-с-с-с-с по с-с-с-с-существу, хе-хе, ш-ш-ш-ш-ш-ш, — довольно просипел Безликий. — Мо-ж-ж-ж-ж-но было бы и рань-ш-ш-ш-ш-ш-ше договориться.

На некоторое время воцарилась пауза. Оба противника как бы изучали друг друга, готовясь продолжить поединок, но уже на словах.

— Ну же…  Я жду! — громыхнул солнцеобразный великан.

— Я предлагаю с-с-с-с-с-делку, малюс-с-с-с-с-енькую сс-с-с-с-сделочку, хе-хе — прошипел Безликий. — Мы — два брата, Мы — два творца, Мы — два Отверженных, Мы — Солнце и Луна, Тело и его Тень, Первообраз и Его Отражение. Давай раз-з-з-з-зделим мир напополам — Тебе — Солнцу — Небо — Все Поднебесье, а мне — Луне — Земля — Вся Нижняя Час-с-с-с-с-ть. Ты будешь властелином наверху, а Я — внизу, а вместе мы будем — два бога-брата, два демиурга, два властелина…  Хе-хе! И никто, даже сам Создатель, если он не выдумка, не сможет нам противос-с-с-с-стоять! Ха!

— Заманчивое предложение…  — процедил Люцифер и из его уст вырвались клубы солнечного пламени.

— Е-щ-щ-щ-щ-щё бы! Ведь тебе достается Ас-с-с-с-страл! А это — царский подарочек…

— И это все? — недоверчиво громыхнул металлический голос.

Раздалось довольное кряхтение.

— Умный, х-х-х-х-хитрый братец-с-с-с-с…  Нет, не все-ссс! Залог нуж-ж-ж-ж-ж-ен, что ты не будешь ис-с-с-с-спользовать тайны Астрала против Меня и Моего Темного Царства.

— Какой такой «залог»?

— Так-сссс…  Пусс-с-с-с-с-тячок, сущая безделицс-с-с-с-са…  Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…  Тебе это ничего-ссс не будет с-с-с-с-с-стоить…

— Ближе к делу!

— Отдай мне одного маленького человечка, крошечное с-с-с-с-с-существо, малыш-ш-ш-ш-шонка-зайчонка, с-с-с-с-с-ущую мелочь, короты-ш-ш-ш-ш-шку, а взамен — з-з-з-з-заберешь хоть миллион человечков, карличков или другой биомассы к себе, наверх. Мне для тебя — ничего не ж-ж-ж-ж-ж-алко-сссс!

— Что за человечек? Имя? И почему ты просишь его у меня — он тебе не доступен?

— Пока нет-с-с-с-с-с, — зашипел, заюлил Безликий, по-прежнему не смотря в глаза-прожекторы Люцифера. — Его с-с-с-с-спрятали от нас-с-с-с-с…  А зовут его про-с-с-с-с-сто «Роланд 40000-й, Король Авалонский». Отдай его — и с-с-с-сделка заключена. А я в долгу не ос-с-с-станусь…

— Роланд, Король Авалонский? Не знаю такого, — громыхнул солнечный великан. — Неужели эти игрушечные людские короли представляют для тебя ценность? Интересно, какую?

— Нет-с-ссс, ничуть-ссс не представляют. Это просто с-с-с-с-символ, з-з-з-з-забавная игруш-ш-ш-ш-шка, которую я обещал одной моей ф-ф-ф-ф-фрейлине, да-ссс…  Ну как-ссс? По рукам? — зашипел Безликий.

— По рукам! — громыхнул Люцифер и сделал несколько широких шагов, от которых опять затряслась земля, навстречу Безликому и протянул свою сверкающую, как полированная медь, руку. Безликий протянул свою…

И тут внезапно Люцифер резко изменил движение руки и схватил Безликого прямо за горло, правда, и рука Безликого тоже схватила его за горло. Но глаза прожекторы Люцифера впились в красные шары Безликого и тот забился и заверещал, зашипел, как дикая змея, не в силах выдержать яркого как расплавленный металл, как полуденное южное солнце взгляда Люцифера:

— Отвечай! Отвечай! Черная Клякса! Зачем ОН тебе нужен НА САМОМ ДЕЛЕ! Отвечай, а то спалю! В устах твоих чую ложь змеиную!

Безликий забился, заизвивался, как придавленная чем-то тяжелым змея или червь, зашипел и завизжал. Но рука Люцифера крепко сдавила его горло и не давала отвести взгляд.

— Отпус-с-с-с-с-сти! Отпус-с-с-с-с-ти! Это нечес-с-с-с-с-тно!

— А честно мне лгать?! А ну говори, черная лужа, зачем тебе понадобился именно этот человечек?! Говори, а то хуже будет!

Но в этот самый момент раздался дикий грохот откуда-то с северной части пещеры и — огромный изрыгающий клубы белесого пара поток кипящей влаги из только что взорванной Голубым Старшим Хранителем и его товарищами плотины обрушился на почти полностью разрушенный город!

Белесый пар в считанные доли секунды заполонил все пространство пещеры, окутав его как горячую баню. Видимость стала нулевой. Даже сверкающие потоки огненного света, волнами испускавшиеся солнечным великаном, потонули в белесой завесе пара. А потоки кипящей воды начисто смывали, как морской прибой песочные домики на пляже, остатки полуразрушенных хрустальных сооружений, разбрасывая в стороны как детские игрушки перевернутые вагонетки, золотые деревья, заполняя собой глубокие расселины, как чудовищные шрамы испещрившие подземный город. Но даже громоподобный шум извергавшейся стихии не мог заглушить визги тысячи-тысяч черных тварей, тщетно пытавшихся убежать от накатившей на них волны кипящей воды и пара, а также визг самого Безликого, от которого рушились и без того хлипкие остатки подземных перекрытий. А потом раздался колоссальный взрыв — и все затихло.

5.

Эрл и Керл в изодранных до дыр кафтанах совершенно неузнаваемого цвета вылезли на поверхность, еле протащив через узкий проход одного из вентиляционных тоннелей довольно упитанного Красного Советника, и повалились без сил.

Прохладный, послегрозовой воздух приятно ласкал обожженные паром красные лица, мокрые от пота волосы и бороды. Где-то вдали ещё слышались отдаленные удары грома, но они уже не ранили уши и не пугали. Блаженная истома накатила на братьев и они, хотя и не могли заснуть — так бывает после очень больших переживаний — , лежали без движения, ни о чем не думая, ничего не слушая и не желая давать себе труд открыть глаза, чтобы посмотреть на окружающее.

А посмотреть на окружающее стоило бы. Они лежали посреди полянки когда-то густого зеленого леса. Когда-то — потому что от леса ничего не осталось. Мало того, что деревья были мертвы и сухи. Сами деревья, вдобавок ко всему, были вырваны с корнем, лежали то там, то сям, бессильно распластав мервецерукие голые ветки, иногда «с мясом» оторванные от стволов, по земле. Такое впечатление создавалось, что кто-то здесь просто-напросто взорвал кладбище и теперь бесчисленные кости усыпали сухую и мертвую землю. Сама же земля была изрыта так, как будто её пропахали исполинским плугом — всюду были овраги, по которым текли новообразовавшиеся горячие, как кипяток, ручейки и в которых располагались такие же горячие новообразовавшиеся озера. Чуть дальше — милях в десяти к востоку — образовалась уродливая впадина глубиной в милю, внизу заполненная кипящим подземным гейзером, от которой поднимался вверх густой пар. У самого края гейзера стояли несколько карликов с мокрыми бородами, в облезлой полинявшей одежде, среди которых выделялся один, в потрескавшихся очках и голубой металлической каске.

— Ну, вот и все…  — как то отстраненно, безразлично, непонятно к кому обращаясь, сказал тихо карлик. — Вот и все, что осталось от славного города Унтервальда — жемчужины Подземья.

Возникла пауза. Никто из стоявших с ним рядом не осмеливался прервать грустные размышления старшего.

Наконец, один из стоявших кашлянул в кулак и робко спросил:

— Господин Старший Хранитель, неужели мы утопили черную образину в кипятке? Неужели все кончено?

Карлик в голубой каске только снисходительно посмотрел на вопрошавшего и грустно хмыкнул, но ничего не ответил.

— Господин! Господин! Господин Старший Хранитель! — вдруг раздался пронзительный голос какого-то молодого карлика. — Посмотрите на это, господин!

Карлик в голубой каске и все остальные повернулись и увидели запрыгнувшего на здоровенный поваленный дуб молодого, почти безбородого карлика в выцветшем голубом кафтанчике. Он стоял и призывно махал рукой, указывая куда-то дальше, в сторону, туда, куда обзор закрывал толстый ствол поваленного дуба. Остальные карлики тут же бросились к нему, но карлик в голубой каске пошел не торопясь — он был старше других и явно сильно устал от пережитого за эти сумасшедшие полсуток (как раз в это время из-за грозовой тучи показалось садящееся кроваво-красное солнце).

Он кое-как доковылял до дуба и более молодые карлики помогли ему забраться на ствол. Протерев потрескавшиеся запотевшие круглые очки полой кафтана, карлик в голубой каске посмотрел в ту сторону, куда ему показывал палец молодого карлика из его свиты и ахнул.

Шагах в пятиста — карличьих шагах — на таком же поваленном стволе мертвого безлиственного дуба лежал Молодой Человек. Он лежал животом поперек ствола, как забытый кем-то на спинке стула плащ, и не шевелился. Он был полностью обнажен — ни лоскутка одежды не было на его теле. Но самым удивительным было то, что у него были густые мягкие вьющиеся волосы — правда, полностью мокрые — необычного цвета, золотистого, с характерным, пожалуй, только для настоящего золота сочным благородным отливом. Карлик ахнул, ибо такие волосы он видел только у одних существ — у поднебесных владычиц-фей, но никак не у людей! И ещё — от тонкого юношеского обнаженного тела шел белесый пар, как будто бы это было не человеческое тело, а сосиска, только что вынутая из кастрюли с кипятком.

Карлик в голубой каске сразу же, забыв свою старческую степенность и слабость, бегом побежал к лежащему обнаженному юноше, а за ним припустили и все остальные карлики из его свиты. Пробегая под поваленными деревьями, перепрыгивая через здоровенные расщепленные пни и вырванные змееобразные корни, они довольно быстро добрались до юноши и сняли его со ствола — сил карликам — несмотря на их маленький рост — было не занимать! Быстро положив его на чудом оставшееся чистым место, они тут же как по команде стали дуть на свои обожженные даже под перчатками пухлые ладошки и пальцы — кожа юноши была горячей, как котелок с кипящей водой.

Карлик в голубой каске, ничуть не смущаясь наготой юноши, внимательно осмотрел каждый вершок его тела, что-то бормоча себе под нос.

— Аптечку! Быстро! — последовала короткая команда.

Один из карликов достал из кожаного рюкзака плоский предмет черного цвета и подал старшему. Тот вынул из него что-то и сунул под нос Молодому Человеку. Молодой Человек сморщился и, громко чихнув, открыл глаза. Карлик ахнул второй раз, потому что глаза у юноши были необыкновенно большие, миндалевидные, ярко-синие, как море, «с искоркой» — каких у людей тоже обычно не бывает — , покрытые пушистыми ресницами.

Глаза молодого человека долго не могли принять осмысленное выражение, глядя на незнакомое бородатое лицо в каске.

— Господин, да это ж муж Апельсинки — дочери Оранжевого Советника! — воскликнул один из карликов, указывая на юношу пальцем. — Я сам его пару раз видел в Оранжевом Квартале! Его «Люк» кажется зовут, но тогда его возили на коляске. И как он тут оказался?

Карлик в голубой каске бросил быстрый взгляд на говорившего, а потом опять, сощурив правый глаз, на юношу.

— Какая «Апельсинка»? Какой «Советник»? Какой «квартал»? — недоуменно проговорил юноша. — Где я?

Юноша недоуменно оглянулся, со стоном встал с земли и сделал несколько неуверенных шагов и, быстро ослабев, упал на руки подбежавших карликов.

6.

Лишь ближе к полуночи карлики нашли, наконец, своих. Несколько Советников вместе с остальными беженцами располагались в двадцати милях к северу. Благодаря «кротам» и жужелицам, им удалось довольно далеко убраться от места катастрофы и теперь они раскинули лагерь в одном из оврагов. Овраг не был заполнен водой, был сух и достаточно глубок — почти в полмили. Стены его были узкие, отвесные, так что он был идеальным укрытием для беженцев. Это всех устраивало. Надо было переночевать, отдохнуть, а потом уходить дальше — просить убежища у других подземных городов-государств Лиги Подземных Рудокопов.

Карлики сидели молча вокруг разложенных костров. Жарили свое любимое блюдо — сосиски на вертеле — этот сухой паек в изобилии нашелся у тоннелепроходчиков, которым они теперь делились с согражданами. Нашлось и пиво во флягах. Старались не говорить, даже дети не плакали. У отдельного костра собрались оставшиеся Советники и Старшие Хранители и о чем-то шушукались.

Когда до них дошла весть о том, что нашелся Голубой Старший Хранитель, все тут же вскочили на ноги. Когда же увидели странного юношу, в котором все узнали таинственного «попаданца», то большинство карликов в испуге шарахнулись в сторону, а кто-то даже злобно зашипел, не без основания считая, что видит виновника всех их бедствий. Впрочем, попыток напасть на таинственного гостя не было. Зато одна карлица в оранжевом платьице, увидев юношу, пронзительно заверещала — ей пришлось срочно заткнуть рот кляпом и вколоть успокаивающего. Правда, потом выяснилось, что эта истеричка и была той самой Апельсинкой, которая считала «эту громадину» своим законным мужем.

Юношу накрыли какими-то простынями, соорудив нечто напоминающее то ли халат, то ли тунику, перевязав ткани веревками, посадили у центрального костра с Советниками и даже налили пива. Но к величайшему разочарованию — он не мог ничего сказать, только удивленно таращился на этих странных бородатых человечков.

— Что касается его личности, здесь нет никаких сомнений, — сказал Голубой Советник. — Это тот самый человек, которого взяли две недели назад тоннелепроходчики из Оранжевого Клана. Он назвался «Люком» и у него было странное оружие, стреляющее огненными лучами, плавящими даже гранит. Этого человека мы отдали поймавшим его охотникам в навечное владение, как это нам предписывают Особые Правила. С этим все просто…  Но откуда он взялся здесь, голый и, как вы говорите, Старший Хранитель, горячий как чайник? Ума не приложу! Среди эвакуированных я его не помню…  И как он — на крыльях что ли вылетел из зоны взрыва и лег на этот ствол?

Карлики недоуменно зашумели. Все взглянули на Старшего Хранителя в каске, но тот ничего не сказал, что-то таинственно рисуя на земле палочкой и не принимая участия в обсуждении.

— Господин Советник! Может, спросить его жену, Апельсинку, может, она знает больше? Или её братьев?

Но Апельсинка оказалась в коме от успокаивающего и мирно спала в импровизированном лазарете, а братьев её среди спасшихся не оказалось.

Пришлось на том и окончить дознание пленника, потому что даже анализатор не смог пробиться в сознание юноши и прочитать его мысли.

— Видимо, здесь такая же аномалия, как в Подземье, — решил Советник. — Анализаторы работают с перебоями. Ну, что ж — хлопнул он ручками по круглым пухлым коленцам — давайте тогда отложим выяснение этого обстоятельства до завтра. «Утро вечера мудренее», как говорится. Старший Хранитель Голубого Клана — вам поручаю охрану этого пленника, и за его сохранность вы отвечаете головой! Понятно? Я нутром чую, что он для нас очень и очень ценен. Не мог обыкновенный человек появится на поверхности после такой катастрофы вот таким вот образом, не мог!

Уже под утро все карлики улеглись и лишь только часовые во главе со Старшим Хранителем не спали.

Старший Хранитель пригласил часовых на партию в кости и незаметно вырвал крошечный пучок волос из своей белоснежной бороды, бросив его, также незаметно, в костер, и что-то очень тихо прошептал себе под нос. А уже через пару минут все охранники благополучно посапывали, прислонившись к стенам оврага. После этого Старший Хранитель быстро, но тихо — как это умеют делать только карлики — прошмыгнул в одну из палаток и, прислонив палец-сардельку к губам, тихо растолкал спящего юношу, а потом знаком позвал его следовать за ним.

Предрассветные сумерки уже рассеивались, на востоке отдаленные облака у линии горизонта стали кремово-розового цвета, а карлик в голубой каске быстро-быстро карабкался по склону оврага, а за ним — юноша с золотистыми волосами в странном одеянии из скрепленных веревками простыней. Оба спутника были на редкость ловкими, привычными к лазанью, а потому подъем — хотя и довольно крутой — не составил для них проблемы.

Когда карлик помог юноше залезть на вершину оврага, он тут же, молча, бросился, не оглядываясь, бегом на север, ловко перепрыгивая поваленные стволы, рытвины и бесчисленные ручейки, так что юноше ничего не оставалось, как последовать за своим таким странным проводником.

И лишь когда лагерь беженцев остался далеко позади, а даже необыкновенно выносливый от природы карлик выдохся, он остановился, быстро оглянулся по сторонам, а потом юркнул в небольшую рытвину, знаком пухлой ручки показывая следовать за собой. Юноша и на этот раз, почти инстинктивно, механически, последовал за ним.

— Ну, вот вроде бы и все…  — сказал карлик, проводя ручкой по красному потному лбу. — Кажется, оторвались немного…  Ты как?

— Хорошо, — так же недоуменно, как ребенок, раскрыв свои большие синие миндалевидные глаза, сказал юноша.

— Ну и слава Создателю! — облегченно ответил карлик. — Мое имя — Хрофт. — Он протянул свою ручку юноше и тот её пожал. — Ну, а ты можешь не представляться — ты Люк из «Королевской Охоты», муж Апельсинки, дочери Оранжевого Советника. Так?

— Не помню, — честно ответил Люк и заморгал длинными пушистыми ресницами.

— Ещё бы помнить…  — понимающе кивнул карлик Хрофт. — После такого…

— После чего? — опять недоуменно хлопнул ресницами Люк.

— Неважно, — махнул ручкой Хрофт. — Сейчас тебе надо знать одно — ты в опасности. Во-первых, упаси Создатель, тебя настигнуть тварям Безликого. А во-вторых, как только мои сограждане узнают, кто ты такой — жить тебе останется совсем недолго. А потому надо тикать — и чем дальше — тем лучше. Куда? Сам не знаю. К феям — не на чем. К людям — далеко. В Море — тоже далеко. Но тикать надо. Ты меня понимаешь? А? — Карлик провел ладошкой перед носом Люка.

— Понимаю, — неуверенно сказал Люк, выдавая тем самым, что ничегошеньки не понимает. — А почему ты помогаешь мне, достопочтенный карлик? — вдруг спросил Люк — без всякой подозрительности, просто из одного любопытства, непосредственно, как ребенок.

Карлик понимающе улыбнулся и одобрительно кивнул — у его подопечного явно пробуждается подавленный шоковым состоянием интеллект.

— Ну, во-первых, помогая тебе, я помогаю всей Целестии — не дай Создатель тебе попасть в таком беспомощном виде Безликому! Страшно и сказать, что ТОГДА произойдет!

— А во-вторых?..

— … а во-вторых, в отличие от моих узколобых собратьев, которых я, впрочем, люблю, как родных, я прекрасно понимаю, что если бы не ты — от всех нас ВООБЩЕ ничего не осталось бы! Если угодно, ты наш спаситель, хотя и сам этого не помнишь, а потому и не понимаешь…  Но мои братцы этого не поймут и легко могут обвинить тебя во всех своих несчастьях и убить, а ты в таком состоянии даже не сможешь от них убежать — не то что дать им отпор. Ты сейчас слабее маленького олененка и сколько продлится такое состояние — я лично не знаю — но явно не один и не два дня. А потому, смиренно прошу принять мою помощь — бывший Старший Хранитель Пути от Голубого Клана Хрофт! — и он низко, до земли, поклонился удивленно смотрящему на него юноше. — Тем более, что после нарушения приказа Советника путь домой мне теперь заказан, — добавил он уже шепотом, про себя — впрочем, юноша, даже если бы и услышал эти слова, наверное, не понял бы их смысл.

— Ну, а теперь, дорогой мой человек или как там тебя звать, уж и не знаю — больно ты на фею похож! — за мной в путь! Транспорта, достойной такой особы, как ты, уж не серчай, предоставить тебе не могу — придется на своих двоих топать. Мне, в общем-то, не привыкать, мы, карлики, народ ко всему привычный…

— А мне тоже! — вдруг резко вставил Люк. — Я тысячи миль тундры за десять лет обходил на лыжах!

Карлик удивленно взглянул на юношу и цокнул языком.

«А память-то быстро у него восстанавливается…  Это хорошо! А то ведь одному-то его защищать мне не с руки будет…»..

— Ну и тем более, — улыбнулся в седую бороду карлик. — А потому вылезаем и…  — ту-ту! — неопределенно махнул рукой карлик.

— А куда мы пойдем? Направление знать надо.

— А куда бы ты хотел? — испытующе взглянул на него карлик.

— Я? Я? — юноша вылез из оврага и осмотрел все вокруг — безрадостную картину — куда глаза глядят — изуродованной земли. — Мне нужен дядя Азаил. Он знает все ответы на все вопросы. Я хочупоговорить с ним, — уже уверенным и твердым голосом сказал юноша.

— А-за-ил…  Что-то знакомое… . - протянул карлик, тоже вылезая из оврага. — А как он выглядит? Какой он расы? Из какого сообщества?

Юноша задумался, наморщил лоб и некоторое время молчал.

— Не помню. Знаю, он мой дядя и самый мудрый…  мудрое…  В общем, он знает все, но где он и кто он — не знаю…  Не помню…

— А как же мы его тогда найдем? — опять осторожно спросил Хрофт.

— Ну, это как раз не сложно! Я знаю, он меня сам давно ищет, и…  В общем, я его чувствую.

— Во-о-о-о-о-от ка-а-а-а-а-ак…  — понимающе покачал головой карлик, внимательно, вершок за вершком, измеряя необыкновенно умным и проницательным взглядом своих карих глаз своего таинственного собеседника. — Ну что ж — тогда вести придется тебе, Люк! И заклинаю тебя именем Создателя — веди поскорее!

Люк улыбнулся и похлопал карлика по голове.

— Со мной не пропадешь, Хрофт! — и тут же, словно лесной олень, легко и быстро побежал на северо-восток, ловко перепрыгивая через рытвины, рухнувшие стволы деревьев, бесчисленные ручейки и речки. А карлик Хрофт едва поспевал за ним — и в этом пути ему потребовалась вся его карличья немалая выносливость! А между тем солнце окончательно взошло, где-то запел неизвестно как выживший в этой кутерьме жаворонок, и на сердце карлика полегчало.

Когда до временного лагеря беженцев из Унтервальда доковыляли, наконец, порядком измочаленные Эрли и Керли с раненым Красным Советником на плечах, солнце стояло уже высоко. Их встретили с восторгом и тут же потащили под руки в палатку Советников. Там пострадавшему перевязали ноги, напоили всех троих пивом.

Уже через несколько минут маленький карлик-посыльный бросился бегом к палатке с пленником, ловко перепрыгивая через лежащих ещё в спальных мешках насельников лагеря, а ещё через несколько минут весь лагерь стоял на ушах. Все искали золотоволосого юношу, а потом и Старшего Хранителя Хрофта, а когда нашли мирно спящих часовых…

— Подумать только! Солнечный оборотень был у нас в руках, а мы — нет вы!!! — его упустили!!!!!!!!!!!! — рычал Голубой Советник, топча свой колпачок кожаными сапожками. — Обессиленного, слабого!!!!!! Всех сторожей разжаловать, снарядить погоню!

— На Вашем месте, — спокойно ответил Красный Советник, лежа на носилках, — я бы сейчас думал не о погоне, а о том, как бы нам отсюда убраться подальше. Нужно немедленно выйти на связь с другими городами, обо всем их предупредить. У нас полторы тысячи женщин и детей на руках!

Голубой Советник замолк на полуслове. А готовых уже к погоне зубастых жужелиц стали запрягать в наскоро сколоченные телеги для перевозки женщин и детей. Лагерь зашевелился как растревоженный муравейник, и вот уже длинная змея беженцев из недавно ещё купавшегося в золоте и драгоценностях славного города Унтервальда отправилась искать себе приюта на новом месте.

ГЛАВА 21 Два совета

1.

Только к полудню, когда церемония посвящения в рыцари была полностью завершена, в избушке на «курьей ножке» смогли собрать, наконец, импровизированный Совет.

К удивлению всех присутствующих, да и самой Хозяйки Потаенной Чащи, лужайка со вторым Черным Камнем и сама избушка ничуть не пострадали от нашествия. Хотя, в сущности, это было вполне объяснимо. Основной удар пришелся с юго-запада, запада и юга, а с северной и восточной стороны, где как раз и располагалась избушка и Второй Камень, удар был слабее и орды тварей из Леса сюда попросту не дошли. А потому у всех участников и участниц Совета — а особенно у Владычицы Коры — посветлели лица и показались улыбки, когда они увидели лужайку, наполненную свежей зеленой изумрудной травой вперемешку с ароматными фиолетовыми маками, а также возвышающийся над лужайкой такой с виду нелепый деревянный домишко без окон.

— Ба! — воскликнул Гастон. — Да это же настоящая «избушка на курьих ножках»! Вправду, значит, бабы брешут, что есть она…  Небось, вы и на метлах, и на ступах летаете, а? — он с неподдельным интересом взглянул на Кору, которая ехала на вороном жеребце рядом с ним.

Кора с удовольствием выдержала глубокий выразительный и как-то немного по-детски мечтательный взгляд Гастона и не осталась в долгу.

— А на чем же ещё нам передвигаться, сам подумай?! Крыльев-то у нас, в отличие от некоторых, нету. Вот только заборов из человеческих костей с навершиями из человеческих черепов, которые светятся по ночам, как видишь, не заимели.

— Это я и сам вижу, — хмыкнул Гастон. — Ну, значит, и ваши непристойные игрища на Лысой Горе такая же бабья брехня! — разочарованно махнул рукой Гастон и хотел было уже отвернуться, как ручка Коры прикоснулась к его локтю.

— Ну почему сразу непристойные…  — низкий грудной голос Коры сразу стал приторным, в глазах, под которыми четко обозначились тени усталости и пережитых скорбей, блеснул игривый хищный огонек. — Вот будешь у нас в гостях на летний Солнцеворот…  Сам посмотришь — пристойные они или не пристойные…

Гастон не успел ничего ответить, как конная кавалькада добралась до самой что ни на есть избушки, а скакавшие впереди Асмунд и Малыш уже соскочили с коней и приготовились помочь дамам, которых оказалось, между прочим, намного больше, чем мужчин.

В общем-то мужчин было всего трое — Гастон, Асмунд и Малыш; все остальные — дамы. Тут была и Владычица Кора, и Её Величество Королева Эсмеральда, и самые ближайшие её фрейлины, включая бывшую кремово-белую фею, и русалка Марина как представительница Кораллового Чертога, и ближайшие фрейлины Коры…

Вот только Милены нигде не было видно. Асмунд хотел было заикнуться об этом — ведь он ясно видел при посвящении, что Милена стояла рядом с Корой, а потом куда-то исчезла, — но красноречивый взгляд Коры донес до него молчаливый приказ «молчи, мальчик!».

Феи тоже ехали на конях, одолженных у людей, хотя могли бы и лететь по воздуху, но поскольку все ехали на конях, то и они решили не отличаться ничем от других. Кони радостно приветствовали своих наездниц веселым ржанием — известно ведь, что все животные обожают фей, чуя в них великую любовь ко всей живой твари! — , а феи не остались в долгу — тут же со слезами на глазах расцеловали лошадок и потискали их за густые гривы. Легко поэтому понять, что феям не требовалось для поездки ни седел, ни шпор, ни узды, ни стремян. Легкие как перышки, они одной силой мысли направляли движение коней, а кони настолько легко и радостно подчинялись своим наездницам, что никаких других средств управления и не требовалось! Сама Её Величество ехала на белоснежной кобыле, которую ей уступил Асмунд.

Кора, приняв руку Гастона, изящно соскочила с седла, — то же самое сделал для Её Величества, до сих пор не в силах сдержать слез благоговения и восторга, Асмунд. Затем Владычица подошла к столпу и ударила в него своим магическим жезлом с головой пантеры. Пантера рыкнула и столп опустился. Гости вошли внутрь.

Все, кроме Марины, ахнули от удивления, увидев, что неказистая с виду избушка изнутри оказалась достаточно просторным деревянным дворцом с длинными залами, высокой крышей, державшейся на толстых деревянных колоннах, покрытых причудливой резьбой из барельефов диких животных, ягод, цветов и трав. Длинные столы, вьющиеся растения с ароматными цветами, отсутствие окон, движущиеся светильники, запах свежей хвои — все это создавало ощущение уюта, комфорта и покоя.

— Прошу всех к столу! — тоном ласковой хозяйки произнесла Кора, усаживаясь на мягкое кресло во главе длинного деревянного стола. — Ваше Величество, Ваше место на противоположном краю стола!

Асмунд проводил Её Величество к другому концу стола, как раз напротив хозяйки. Гастон, чуть поколебавшись, сел рядом с Корой — Рыцарю полагалось сидеть рядом со своей Дамой, даже в присутствии Королевы — так гласил Кодекс чести. Асмунд же сел рядом с Королевой, приняв на себя роль пажа. Малыш Рольф сел с Мариной, которая разместилась по левую руку от Коры. Кремово-Белая Фея — по левую руку от Королевы. Остальные феи и охотницы заняли оставшиеся места.

Кора щелкнула пальчиками и из открывшегося огромного, черного дерева, сундука прилетела белая, вышитая черными пантерами и лиловыми цветами, скатерть, которая опустилась на длинный стол и уже через мгновение наполнила его различными яствами и напитками. Из уважения к гостьям, кроме множества мясных и рыбных блюд и пива, — на которые тут же набросился Малыш, а вслед за ним и Марина — изрядно оголодавшие! — здесь были и салаты, и фрукты, и разбавленное вино для фей.

Впрочем, феи как всегда ели мало, а вино только пригубили — мало ли что ещё тут примешают эти лесные ведьмы! Зато Гастон ел за четверых, что необычайно забавляло Кору — она просто не могла оторвать глаз от того, как он умудрялся за один раз есть сразу три блюда — поросенка, жареного гуся и баранью ногу — и при этом активно участвовать в работе Совета. Сама Кора лишь съела немного осетровой икры и выпила пива — она обдумывала с чего начать Совет.

— Итак, возлюбленные! — наконец, раздался громкий, низкий, грудной, но в то же время нежный, певучий и красивый голос Ночной Королевы. — Прошу Вас не отрываться от трапезы и напитков — Вы все очень устали и нуждаетесь в подкреплении сил — , но с Вашего разрешения я начну Совет. Мы все здесь присутствующие собрались здесь не случайно. Никто не собирался специально на это совещание, но оно происходит помимо нашей воли, и оно и понятно — всех нас здесь собрали Черные Камни, чтобы помочь нам определиться, что же нам делать дальше…  — Кора взяла небольшую паузу и глотнула ещё немного пива из корчаги. — Да, битва выиграна, но война продолжается, да, Её Величество Королева собирает армию, но исход войны, думаю, всем очевидно, будет решаться не на полях сражений…  И именно поэтому, прежде чем что либо предпринимать далее, мы должны решить, что же собственно нам нужно делать, как победить всеобщего врага — врага, которого доселе не знала Целестия, врага, равного которому по могуществу и злобе не было никогда.

Воцарилась тишина. Даже Гастон и Малыш прекратили есть и посмотрели сначала на Кору, потом на Фею — вторая скрипка должна быть уже за Королевой…

— Да, Кора, — раздалось звонкое и мелодичное сопрано с противоположной части стола. — Ты верно определила задачу этого импровизированного Совета. Все мы так или иначе имеем отношение к тому, что происходит здесь. Ты — Кора и твои подданные участвовали в сражении, кроме того, с тобой говорят Черные Камни, чья природа до конца не разгадана феями, но ясно, что они хранят в себе какую-то древнюю мудрость и мощь. Ты — Гастон — и твои рыцари хранят предания глубокой старины касаемо Зоны Предела, и ты уже наглядно продемонстрировал свою способность давать отпор этим чудовищным тварям. Мы — феи — давно следим за Пределом и я сама в течении пяти тысяч лет была его Хранительницей. Все мы непосредственные участники событий и все мы так или иначе связаны с возникшей угрозой. И поэтому именно мы и должны решить, что с ней делать. И ещё…  — тут Фея немного замялась и потупила взор. — Ты права…  Исход войны будет решаться не на полях сражений, как и тогда…  с Непобедимым Солнцем, восемнадцать лет назад…  — и она почему-то покраснела и замолчала.

2.

— Итак, — опять взяла на себя инициативу Кора, — прошу дать слово принцу Гастону, магистру рыцарского Ордена, учрежденного сегодня на рассвете Черными Камнями.

Гастон встал из-за стола и смущенно кашлянул в кулак. Он уже успел снять с себя зеленый плащ и доспехи. Он был в новом — после своего посвящения у Камня — черном одеянии с серебристой каймой — замшевой куртке, замшевых облегающих штанах, мягких кожаных сапогах с серебристыми шпорами. Черные вьющиеся волосы с едва обозначившимися в них серебристыми проседями свободно ниспадали на его широкие плечи. Узкий овал лица, покрытый загорелой как пергамент кожей, с резко обозначенными морщинами у переносицы и у уголков губ, черные немного навыкате глаза смотрели твердо, властно, губы плотно сжаты, выдающийся подбородок с ямочкой — вся фигура выражала мощь и осознание своего величия. Все невольно залюбовались им, не исключая и Фею, а Кора даже подумала: «вылитый Роланд Древний…  Круг замкнулся…»..

— То, что я скажу, возможно, для кого-то не будет новостью, — тут он поклонился Коре, а потом — Фее, — но чтобы не возникло недоразумений, когда кто-то чего-то на этом Совете не узнал, я скажу все, что знаю. Так что прошу прощения за возможные повторы…

И Гастон стал выкладывать всё, что он знал о Лесе и его тварях. Всё, что передавали друг другу из поколения в поколения Рыцари Авалона, всё, что он знал сам на опыте экспедиций в Зону Предела, всё, что происходило в последние дни — от сражения в «Королевской Охоте» до битвы у Лысой Горы. При этом Гастон, поймав красноречивый взгляд Коры, тактично умолчал о Милене — он уже понял, что для Коры крайне нежелательно, чтобы её приемная дочь и наследница была найдена её родной матерью, а в их женские дела лезть он не собирался.

Все слушали его рассказ затаив дыхание. Даже Малыш прекратил жрать и довольно поддакивал, когда речь касалась и его подвигов. Когда рассказ дошел до того, как они нашли больше сотни обнаженных женщин в розовом бассейне «релакса», он довольно гоготнул на всю залу, получив, впрочем, под столом пинка от Марины, зато не преминул добавить, что именно благодаря его идее убраться куда подальше из «релакса» женщин удалось спасти.

Феи «ЖАЛА» и сама Королева особенно внимательно слушали рассказ Гастона о «релаксе». На их глазах показались слезы, когда они узнали о страшной гибели «Летучего Острова». Зато случай с бассейнами грез вызвал неподдельный интерес.

Когда Гастон кончил, Фея первая взяла слово.

— Сказать, что я удивлена, значит, ничего сказать. То, что этих тварей можно убить серебряным оружием, я знала и раньше, да ты, принц Гастон, мне об этом рассказывал ещё много лет назад, когда я гостила у тебя в замке. Странно, что феи «ЖАЛА» совершенно не учли этот факт, сражаясь с тварями, да и я порядком об этом забыла…  Впрочем, эта информация очень важна и я сегодня же отдам приказ все вооружение для Вашей, Гастон, армии делать из сплава серебра. А вот то, что твари почему-то бояться розовой воды бассейнов грез…  Вот это новость так новость! Скажи, принц Гастон, ты не ошибся в своем рассказе?

— Нет, Ваше Величество, — галантно поклонился Фее Гастон. — Когда мы с Малышом и Люком прибежали к бассейну, все женщины были целы и невредимы, хотя твари бегали вокруг бассейна как одержимые и давно могли бы их разорвать на куски. То же самое творилось и в мужском бассейне. Более того, именно потому, что я нырнул с головой в розовую воду, я и не погиб от черного газа.

Фея выразительно переглянулась с Кремово-Белой и произнесла:

— Я поясню для тех, кто не знает. Розовая вода, используемая в бассейнах грез, равно как и в других приспособлениях, — это слабенький, почти нулевой концентрат розового субстрата. Доля розового субстрата в таком растворе примерно 0,5–1%, тогда как в розовом соке или вате он содержится в количестве 95–97 %. Судя по Вашему, Гастон, рассказу, эта вода их отпугивает и нейтрализует действие газа niger maleficus. А если так, то…  Это ещё одно оружие против тварей из Леса!

— Да, Ваше Величество! — вмешалась в разговор Кремово-Белая — впрочем, её туника уже давно ничем не напоминала о своем изначальном цвете — она была прожжена в некоторых местах, на ней виднелись следы крови и пыли. — Но если серебряных мечей, стрел и копий мы можем наделать в короткий срок очень много, то как быть с розовой водой? Розовый сок — очень дефицитный продукт, Вы это знаете, достать его в количестве, необходимом чтобы покрыть все орды Безликого…  Это невозможно! Нужен целый «розовый дождь»! Но розовые облака никогда не дадут такого дождя, а если бы они и дали его, то феи остались бы без источника своей магической и физической силы! Механизм формирования розовых облаков до сих пор даже для «ЖАЛА» — загадка…

— Вы правы, дорогая, — смутилась вначале Фея. — Над этим стоит подумать. Но идея «розового дождя», впрочем, не так уж плоха. Если мы нашли возможность оснастить десятки тысяч «релаксов» розовой водой для бассейнов грез, для фонтанов радости и для пилюль вечной юности — сможем найти его и для «розового дождя» ради спасения людей, любимейших творений Создателя, от угрозы физического уничтожения! — тут же нашлась Фея и выразительно посмотрела на Кремово-Белую. Та покраснела и умолкла.

— Благодарю Вас, принц Гастон, — сказала Кора. — Ваша информация была исчерпывающей и удивительно полезной. Она немного проясняет нам способ борьбы с тварями из Леса. Однако нам до сих пор неясно, откуда появился Безликий и как с ним нам можно справиться? Почему-то мне кажется, что серебряная стрела или розовый концентрат такое чудовище не возьмет…

— Почему Вам так кажется? — спросила Фея.

— Потому что Безликий — это не обычная тварь из Леса, — мрачно и тихо сказала Кора. — Судя по совпадению во времени, он каким-то непостижимым образом связан с Люком-Люцифером, сыном Принца и Непобедимого Солнца!

Фея ахнула и побелела. Шепоток пробежал по рядам фей из её свиты: «солнечный ублюдок», «проклятие Целестии», «выкидыш солнечной ведьмы». Но Её Величество выразительно ударила кулачком по крышке стола и все смолкли. Её глазки превратились в щелочки, губки сжались в ниточку, а тонкие, усыпанные золотыми кольцами с бриллиантами, пальчики — в кулачки.

— Ахххххх! — прошипела она. — А я думала его поймало «ЖАЛО» и его давно уже держат на Островах Блаженных!

— Увы! Увы! Ваше Величество, — сказала Кремово-Белая, понурив голову. — Мерзкая тварь — да будет она навеки проклята Создателем!!! — Азаил ускользнул от нас тогда…  Я сама была в числе тех, кто шел по его следу. Мы взяли его след в комнате, где умерла солнечная ведьма, и шли по нему. Мы ушли в далекие подземелья, куда не проникает солнечный свет. Как там мог жить этот проклятый таракан, одному Создателю известно!. Но…  увы…  увы…  Он как сквозь землю провалился! Мы добрались до Создателем забытого где-то на глубине миль в пятьсот ниже уровня Моря тупика и там следы пропали. Такое чувство, что он просто испарился там! Мы вызвали карликов, мы бурили, думали, там потайной ход, но…  — фея развела руками.

— И немудрено, — отозвался Гастон и все феи тут же уставились на него. — Насколько мне известно, Азаил обладает странной способностью глушить или поглощать лучи анализаторов — он мне сам об этом говорил, да я и сам видел это не раз, когда патрули «ЖАЛА» пролетали мимо него, даже не заметив его, — хмыкнул Гастон и с вызовом взглянул в глаза Кремово-Белой. — Я удивлен, что вы до сих пор этого не знали. Ведь, насколько мне известно, все эти сто тысяч лет вы поэтому и не могли вычислить расположение Муравейника, не так ли? Если бы глубокоуважаемая Фея не выдала тогда секретный вход в него — как мне поведал Азаил — вы бы и до сих пор не смогли бы до него добраться!

Фея покраснела как рак, а бывшие воительницы «ЖАЛА» побелели от гнева, а Кремово-Белая даже заскрипела зубками, но Кора быстро встала и подняла руку в примирительном жесте.

— Спокойно, спокойно, братья и сестры! Мы здесь не для того, чтобы сводить старые счеты! Не забывайте, что мы больше не враги друг другу, а союзники, объединенные одной общей бедой — нашествием Безликого и его орд — и у нас общей предмет нашей заботы — Целестия и особенно люди! В любом случае, дуэлей — хоть магических, хоть немагических, я не допущу и дуэлянтов буду арестовывать и лишать права участвовать в Совете! Все дуэли — даже если бы здесь появился сам Азаил собственной персоной — на время войны с Безликим запрещаются, понятно? — и она властно стукнула кулаком по столу, выразительно взглянув на Кремово-Белую, уже готовую наброситься на Гастона, за которым та в течении нескольких лет тщетно охотилась. Фея также сделала знак Кремово-Белой и та, скрепя сердце, успокоилась.

— Ну, вот и хорошо, — уже спокойнее сказала Кора. — Да, Азаилу действительно удалось тогда уйти от «ЖАЛА». Насколько мне известно от Черных Камней, Азаил просто пустил вас по ложному следу, который и завел вас в тупик, а сам ушел другим путем в Полярные Пустоши, в свою сверхсекретную лабораторию во льдах. Азаил действительно обладает, как и всякая мурина, врожденной способностью поглощать лучи анализаторов, а потому настичь его можно только одним способом — зная где он сидит наверняка. После этого мальчишка воспитывался Азаилом, насколько мне известно, все эти годы именно там, а потом попался на крючок «ЖАЛА»…

— Да, — вставила Кремово-Белая. — Это верно. Нам доложили тогда, что в северных Полярных Пустошах наблюдается сильная аномалия — концентрация солиума там превышала все допустимые пределы и мы предположили, что где-то там бесноватое чудовище Азаил держит спрятанную солнечную бомбу, которую они соорудили вместе с солнечной ведьмой. Мы искали её там вдоль и поперек, но найти не могли — вроде излучение обнаруживаем, а где она…  Впрочем, все теперь ясно — проклятая хитрая мурина видимо глушила все наши анализаторы! Но нам помогло чудо. На нашу экспериментальную площадку клюнула крупная рыба — сам солнечный уб…  Люцифер, в общем…  Но его долго не могли раскусить, а когда раскусили, он сумел убежать из ловушки, причем ему помогало какое-то солнечное существо, постоянно менявшее формы…  То он был в виде одной из сестер, то в виде золотого дракона, то в виде огненного дождя и озера, то в виде золотого рыцаря…

— Рыцаря?! Золотого?! — воскликнула Фея, что-то припоминая.

— Эта-то тварь и помогла ему скрыться и мы потеряли его след…  Что это за тварь, мы до сих пор не знаем, но она очень напоминала Вашего Мужа, Ваше Величество, когда он находился под властью этой ведьмы…

— Аххххх! — Фея обмякла на спинке стула и сделала большой глоток разбавленного холодной ключевой водой красного вина.

— Это не тварь! — сказал резко Гастон. — Это существо, разумное существо! Оно называет себя Поток Непобедимого Солнца и оно действительно как-то связано с Люком — оно ему служит, что ли, оно дает ему сил…  Ну, и мне тоже — вся магия, которой меня обучал три года Азаил, — это магия Непобедимого Солнца — я беру силу для заклинаний именно у него!

Феи опять зашипели, а Кора удовлетворенно посмотрела на Гастона и понимающе кивнула, Марина же наоборот побелела и задрожала.

— Не знаю, кто кому служит, — взвизгнула она, — но эта тварь разлучила меня с моим белобрысиком! И никакой он не «ублюдок» — язык откушу, кто его так будет называть! Он мой жених — вот так вот! — тут Марина смутилась своей дерзости в таком рафинированном обществе и замолчала.

— Расскажи нам об этом — мягко и спокойно сказала Кора, взяв в свою смуглую ладонь бледно-зеленоватую прохладную ручку с перепонками между пальцев.

Марина несколько сбивчиво рассказала о произошедшем на русалии в праздник летнего солнцеворота три года назад. О том, как Люк, прыгнув с ней через костер, преобразился в огненное чудовище, и как только Королева Лора с зеркалом правды в руках привела его в чувство.

Все присутствовавшие слушали её рассказ, затаив дыхание, а Фея не смогла скрыть слез и закусила губку, вспомнив, как она была в такой же ситуации, когда, рискуя собственной жизнью, таким же образом остановила Золотого Рыцаря, грозившего смертью самой Триединой Премудрости.

— Для меня теперь все ясно! — вытирая слезы шелковым белоснежным платочком с королевским вензелем, вышитым золотыми нитками, произнесла Фея. — Случай этот совершенно аналогичен тому, что был со мной и Принцем и мне кажется, я начинаю понимать смысл…

— Расскажите нам, Ваше Величество, мы все во внимании, — прозвучало мягкое контральто с противоположного конца стола.

— Что Принц, что Лили, что этот, как его…  — Фея скривилась, но, взглянув на покрасневшую Марину, сдержалась, — Люк, что ли…  Так вот, все эти существа подвергались воздействию одного и того же солнечного существа, именуемого Потоком Непобедимого Солнца. Насколько мне известно — и из Настольной Книги Фей, и из общения с Лили, Принцем и своих наблюдений — солнечная энергия, пройдя через магическое зеркало, изобретенное Азаилом, получила качество личности, но неполноценной. Она может жить лишь в ком-то и действовать через кого-то…  Не самостоятельно…  Сначала она действовала через Лили, потом — через Принца, теперь — через этого самого Люка. Другое дело, что Лили подвергалась его воздействию, как сама она говорила, пятьдесят тысяч лет, а потому она даже и свое настоящее имя забыла, целиком отождествив себя с Непобедимым Солнцем, Принц был под его чарами совсем недолго, а этот самый Люк — тоже…

— Но что всё это нам дает для борьбы с Безликим? — вдруг вставил Асмунд, у которого вообще голова уже пошла кругом от упоминания совершенно незнакомых имен, событий, терминов…  Ему вдруг начало казаться, что Совет ушел куда-то в сторону.

— Хороший вопрос! — одобрила его замечание Кора и подарила юноше очаровательную улыбку. — То-то и оно — что это имеет прямое отношение к делу, потому что именно Люк — и прежде всего он — является объектом охоты Безликого! Не так ли, Гастон?

— Ба! — Гастон хлопнул себя по лбу. — Точно! Забыл сказать, что твари в «Королевской охоте» бежали именно за Люком, а на людей бросались лишь тогда, когда теряли его из виду, так сказать, в свободное от основной работы время, — хмыкнул Гастон.

— Причем с самого начала, — вставил Малыш, который уже начал было засыпать от выпитого пива и от того, что беседа ушла куда-то совсем в сторону. — Я помню, что ещё в баре, где я караулил Люка по заданию госп…  старшего брата Гастона, извиняюсь, эта тварь, когда у него спал капюшон, и стало видно его золотистые, словно у фей, волосы, она завизжала, как резаная, «он здес-с-с-с-сь…».!

— И не только за ним! — вставила свое слово Фея. — За моим мужем эти твари тоже охотились, почему я его и отправила первым делом в недоступное для них место. Первый раз одна тварь напала на него во время нашей коронации, потом ему снились страшные сны и он целыми месяцами лежал в коме, а потом…

Тут Фея рассказала про последний страшный сон Принца и про обещание Безликого забрать его.

— А вот это что-то новенькое! — не скрыв своего удивления, сказала Кора, внимательно глядя на Фею. — Значит…  Люка и Принца — сына и отца — объединяет с Безликим что-то общее…

— Но что? — спросила как бы саму себя Фея.

— С-с-с-с-с-с-с-солиум…  Ему ну-ж-ж-ж-ж-ж-ж-жен с-с-с-с-с-с-солиум…  Ра-с-с-с-с-с-с-творенный в крови-с-с-с-с-с-с-с отцс-с-с-с-с-с-с-са и с-с-с-с-с-с-ына…

3.

Феи как по команде вскочили со стульев и взлетели под потолок, готовясь атаковать, Её Величество ахнула и выронила стакан с вином на пол, Гастон и Малыш громко рассмеялись, Асмунд с любопытством оглянулся, а Марина зашипела от отвращения. Лишь одна Кора осталась сидеть так, как будто бы ничего не случилось, слегка улыбаясь — непонятно, правда, чему — то ли замешательству фей, то ли абсурдности происходящего. Ибо наверху, под самой крышей «избушки», точь-в-точь как таракан или паук, притаился Азаил и довольно гаденько хихикал, потирая лапки друг о друга, словно огромная жирная муха.

— Не с-с-с-с-с-с-советую меня атаковать-с-с-с-с-с-с, милые дамы-с-с-с-с-с-с! Во-первых-с-с-с-с-с-с, я могу и ответить-с-с-с-с-с, и тогда от этого доми-ш-ш-ш-ш-ш-шки ничего не о-с-с-с-с-с-с-станетс-с-с-с-с-ся, а во-вторых-х-х-х-х-х-х-х-х, я вам ну-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ен — только я з-з-з-з-з-з-з-наю, как победить Бе-з-з-з-з-з-зликого!

— Сестры! Немедля! Отставить! Сидеть! Сидеть, кому говорю! Сидеть! — закричала пришедшая в себя Королева. — Кто дал клятву подчиняться ТОЛЬКО МНЕ? А-а-а-а-???????????

Феи, а особенно Кремово-Белая, с пеной у рта, с искаженными ненавистью лицами направили в сторону вековечного врага Сообщества руки, по которым пробегали разряды молний, но Азаил с присущим ему хладнокровием даже не защищался, продолжая довольно потирать паучьи лапки друг о друга и издевательски гаденько хихикать. Впрочем, он мог бы и поплатиться за свое высокомерие и жизнью, если бы Её Величество не взлетела в воздух и не встала между ним и своими же телохранительницами. Кто знает, может ради этого Азаил и пошел на такой риск? Во всяком случае, в дотоле мертвых насекомьих фасеточных глазах его что-то мимолетно изменилось.

— Я повторяю, сестры, сесть немедля — или я вас вышвырну отсюда вон! Ясно? Ясно?????? — голос Феи сбился на фальцет и сорвался. Но Кремово-Белая и остальные феи уже пришли в себя и, посылая все мыслимые и немыслимые проклятия на голову «этой мерзкой твари», сели на свои места. Лишь после этого заняла свое место и Королева. Гастон и Малыш перестали смеяться, а Кора спокойно, как ни в чем не бывало, сказала:

— Оригинально, нечего сказать…  И как ты там оказался, Азаил? Ведь даже Я — Хозяйка этих чертогов — ничего не почувствовала!

— Черные Каму-ш-ш-ш-ш-ш-шки, мои милые созданьиц-с-с-с-с-с-а, попросили меня поучаствовать в этой очаровательной конференцс-с-с-с-с-с-с-сиии, хе-хе…  Они сосс-с-с-с-с-скучилис-с-с-с-с-ь по папочке и реш-ш-ш-ш-ш-шили увидетьс-с-с-с-с-ся, хе-хе…

Кора закусила губу. Она считала, что Камни ей доверяют, как никому. Она их холила и лелеяла столько десятков тысяч лет — и тем не менее, то, что они созданы Азаилом, они от неё утаили! ДАЖЕ от неё…  Хотя, впрочем, она могла бы и догадаться об этом сама, но все равно обидно!

— Ну, так спустись и сядь с нами, поешь, раз пришел, — непринужденно сказала Кора, ничем не выдавая своей досады.

— Охотно-с-с-с-с-с! Ж-ж-ж-ж-ж-рать хочу, как волк-с-с-с-с-с!

Азаил ловко, как настоящий паук, спрыгнул с потолка, нагло уселся на свободное место и, распространяя вокруг себя невероятную вонь (чем испортил всем окончательно аппетит), накинулся на мясо — истекая слюной, пожирая его с костями, без соусов и приправ, громко чавкая и рыгая.

— Эх-с-с-с-с-с, нет-с-с-с-с-с моего мальчика, моего милого мальчика, Люк-с-с-с-с-са, вкусненькой оленинки сырой с-с-с-с-с-с-с кровью-сссссс, нет-с-с-с-с-с, нет-с-с-с-с-с…  Ну и жареное тож-ж-ж-ж-ж-жа вкус-с-с-с-с-с-сна, акххххх, ням-ням…

Феи смотрели на Азаила так, как на кусок навоза на своей туфельке смотрит красавица, случайно не туда наступив. Примерно также смотрела на него и Марина. Гастон и Малыш откровенно смеялись, привыкшие к таким штукам Азаила — они были уверены, что это все (включая отвратительный запах) он делает специально, чтобы позлить фей.

Глаза же Коры и Прекрасной Феи застили слезы сострадания. Они обе вспоминали прекрасного золотокудрого юношу с серыми глазами и радужными крыльями за спиной. Только Королева видела его тогда в грезах, а Кора — своими глазами, вживую, но давным-давно, когда была совсем юной феей…

Наконец, Азаил закончил жрать, смачно рыгнул и окинул взглядом всех присутствующих, ждавших от него ответа на немой вопрос. Азаил с наслаждением выдержал длинную паузу.

— Я предлагаю белобрыс-с-с-с-с-с-сым летуньям и обманщ-щ-щ-щ-щ-щ-ицам с-с-с-с-с-с-с-делку, малюс-с-с-с-с-с-с-енькую с-с-с-с-с-с-сделочку, да-с-с-с-с-с-с-с! — снова потер свои паучьи лапки Азаил.

— Мы все во внимании, — ответила Королева совершенно серьезно, затаив дыхание.

— Я откроюс-с-с-с-с-с-с тайну Без-з-з-з-з-з-зликого только в обмен на полную амнис-с-с-с-с-с-стию и дос-с-с-с-с-с-ступ в Ас-с-с-с-с-страл, да-с-с-с-с! И ни на что мень-ш-ш-ш-ш-ш-шее я не с-с-с-с-с-с-согласс-с-с-с-с-ен, нет-с-с-с-с-с!

— Да это же возмутительно! — взбесилась Кремово-Белая. — Как эта вонючая тварь ещё смеет ставить нам свои условия! Да я…  да мы…  да…

— Сидеть, сестра! Сидеть и молчать! — хлопнула рукой по столу Королева и, обернувшись в сторону Азаила, медово улыбнулась. — Я лично ничего не имею против твоего предложения, Премудрый Азаил, мое мнение ты знаешь. Моя бы воля, я дала бы эту амнистию тебе ещё тогда, много лет назад…  — голос Феи оборвался и на глазах показались слезы.

Единственная оставшаяся со времен памятного разрушения Муравейника голова Азаила причудливо дернулась, и Гастон удивленно отметил, что Азаил как будто бы захотел отвернуться от Феи, но в последний момент сдержал себя.

— Я з-з-з-з-з-знаю, кра-с-с-с-с-с-виц-с-с-с-с-са, з-з-з-з-з-з-наю…  Вс-с-с-с-с-се ис-с-с-с-с-спортила моя з-з-з-з-з-злобная ж-ж-ж-ж-ж-ж-енуш-ш-ш-ш-ш-шка, с-с-с-с-с-сволочь, лж-ж-ж-ж-ж-ивая тварь, ненави-ж-ж-ж-ж-ж-у, ненави-ж-ж-ж-жу!

— Но именно от неё и, равным образом, от всего Сообщества и зависит принятие твоих требований — грустно сказала Фея. — Я — Королева, но королева только людей, а амнистия и доступ в Астрал находится только во власти Всеобщего Совета Сообщества…

— З-з-з-з-з-з-з-значит, я буду говорить с-с-с-с-с-с С-с-с-с-с-советом! — ударил Азаил толстой бараньей костью, которую, обглодав, он держал в одной из лап по крышке стола.

— Да ничего он не знает! — вспыхнула Кремово-Белая, взлетев в воздух. — Доверять ему — все равно что доверять карточному шулеру! У него все карты крапленые или он блефует!

Но в ответ ей раздалось только гаденькое покряхтыванье или подхихикивание.

— Блеф-ф-ф-ф-ф-ф-фую…  ш-ш-ш-ш-ш-ш-шулер…  му-х-х-х-х-х-х-люю…  хе-хе…  Хорош-ш-ш-ш-ш-шо-сссс! хорошо-ссссс! Много вы-ссссс с-с-с-с-с-с-воими сс-с-с-с-с-еребрянными пульками да ро-ззззззовой водичкой не навоюете-ссс! Бе-з-з-з-з-з-зликий наделает себе ещ-щ-щ-щ-щ-щ-щё и з-з-з-з-з-з-атопит всю Ц-с-с-с-с-с-елес-с-с-с-с-тию, да-ссссс! А я буду хихикать, да-сссс! Потому что ме-с-с-с-с-с-сть мурин, да-сссс, с-с-с-с-с-соверш-ш-ш-шиться, хе-хе! На-ш-ш-ш-ш-ш-ши проклятья с-с-с-с-с-сбываются, белобры-с-с-с-с-с-ые лгуньи, да-с-с-с-с-с, проклятья и пророчес-с-с-с-с-ства мурин вс-с-с-с-с-егда сбываютс-с-с-с-с-ся! Вс-с-с-с-с-е будет тьма, а я, а я, А-з-з-з-з-з-аил Премудрый, буду с-с-с-с-с-смеяться, да-сссс, с-с-с-с-с-смеяться, хе-хе!

Воцарилась неприятная, тяжелая пауза.

— И все-таки, Азаил, ты должен убедить Совет, что тебе стоит доверять, — мягко настояла Фея. — Пусть ты не раскроешь тайну Безликого без выполнения твоих условий, но хотя бы скажи, почему он преследует Люка и моего Принца, почему ему нужен солиум, растворенный в их крови?

Азаил довольно потер лапки друг о друга и опять закряхтел и засипел.

— С-с-с-с-с-с-скаж-ж-ж-ж-жу…  С-с-с-с-с-солиум — который я, кс-с-с-с-стати, первый открыл и из-з-з-з-з-учил вс-с-с-с-с-се его с-с-с-с-с-с-войства — с-с-с-с-с-с-амый с-с-с-с-с-ильный ис-с-сс-с-с-точник энергии в Ц-с-с-с-с-с-елестии. Даже микрос-с-с-с-с-скопическая его до-з-з-з-з-з-за, попади она Без-з-з-з-з-зликому, выз-з-з-з-з-з-овет бес-с-с-с-с-сконечное деление с-с-с-с-с-с-убстрата, Первичного С-с-с-с-с-с-с-убстрата, из которого выш-ш-ш-ш-ш-шел Без-з-з-з-з-ликий и его твари — с-с-с-с-с-созданные, меж-ж-ж-ж-жду прочим, Их-х-х-х-х- Премудрос-с-с-с-с-тью и карликами, хе-хе-хе! Ес-с-с-с-с-сли он получит хоть капельку крови-с-с-с-с Принцс-с-с-с-с-а или Люка — Он — с-с-с-с-с-танет НЕПОБЕДИМ И ТЬМА-СССС КРОМЕ-Ш-Ш-Ш-Ш-НАЯ ТЬМА З-З-З-З-З-З-АПОЛНИТ ВСЮ ЦС-С-С-С-С-ЕЛЕС-С-С-С-ТИЮ — И МОЕ, АЗ-З-З-З-З-АИЛОВО ПРОКЛЯТИЕ, С-С-С-С-СБУДЕТСЯ, ХЕ-ХЕ-ХЕ! — и тут Азаил залился таким злорадным и восторженным смехом, что даже Коре и Гастону стало не по себе.

— Зачем же тебе помогать нам в таком случае? — сухо спросил Гастон, поджав губы — теперь ему было не до смеха.

Азаил надолго замолчал. Его фасеточные глаза, дотоле злорадно сиявшие, казалось, потухли.

— Я хочу вернуть-с-с-с-с-с с-с-с-с-с-ебе мой пре-ж-ж-ж-ж-жний облик, а это я с-с-с-с-могу с-с-с-с-с-с-делать только в Ас-с-с-с-с-страле…  — наконец, тихо выдавил он. — И для этого мне ну-ж-ж-ж-ж-ж-ен Люк-ссс. Умрет он — я навеки о-с-с-с-с-станусь мерз-з-з-з-зкой тварью…

Азаил замолчал и его белесые фасеточные насекомьи глаза задернулись белесой паволокой. Его уродливое тело мелко затряслось…  И Гастон готов был поклясться, что Азаил беззвучно плакал!

А вместе с ним — о, чудо! — плакали уже не таясь Королева, Кора, Марина! Даже феи «ЖАЛА» потупили свои взоры — им тоже стало жалко несчастную отверженную тварь…

4.

Наконец, радостные крики и ликование в Зале Собраний на Острове Фей утихли. И в самом деле — решить объединить усилия по спасению людей от гибели — решили, но как это сделать? Вот в чем вопрос!

Впрочем, для того, чтобы приступить к великому делу спасения человечества, надо было сначала позаботиться о самом Острове, пребывающем в весьма и весьма жалком и запущенном состоянии.

Только первая радость улеглась — и вот уже все две сотни фей полетели извлекать из розового песка, из увядших бутонов Цветов Забвения, из бассейнов грез, из беседок и аллейных лавочек заснувших от смертельной тоски фей и переносить их в Зал Собрания, где при помощи волшебной флейты Зверята приводили их в чувство.

Однако розовые пузырьки так и не появились, равно как и розовая вода в озере, а Цветы Забвения так и остались вялыми и жухлыми. Правда, розовых крокодилов кое-как разместили в бывших бассейнах грез, где они могли хотя бы не умереть от жажды, равно как и когда-то веселых летающих осьминогов и змеек, но…  Остров Фей по-прежнему оставался жухлым, вялым, сонным и каким-то неуютным.

— Ничего удивительного в этом нет, — в ответ на немой вопрос всего Сообщества произнесла грустно Стелла. — Остров Фей неразрывно связан со всем происходящим в Нижней Целестии: её боль — это наша боль, она отражается на нас также, как когда-то благополучие и порядок на Острове Фей проецировался в нижние миры. Увы, увы, но пока внизу все будет плохо, и наша страна не будет знать былого благополучия и покоя. Но, самое главное, — и это действительно важнее всего — от нас отвернулся Создатель…  — голос Стеллы оборвался, глаза наполнились слезами, и она больше ничего не могла произнести.

Впрочем, нежданно-негаданно нагрянувшая на Остров вечного лета и счастья осень не помешала очнувшимся окончательно от спячки феям теперь уже в полном составе собраться вновь на Всеобщий Совет, чтобы, наконец, решить, чем же они могут реально помочь драгоценным людям — любимейшим творениям Создателя — оказавшимся в такой страшной беде.

Первое слово взяла сама Стелла. Она в кратких словах поведала об истории возникновения Зоны Предела, уже нам известной, а также о том, что совершенно не догадывается, по какой такой причине тщательно продуманный механизм утилизации темной энергии мог выйти из строя, ведь все расчеты делали карлики, исходя из максимально возможного количества населения Нижней Целестии!

Здесь слово неожиданно взяла Жемчужно-Белая Ариэль.

— Позвольте, Ваша Прем…  старшая сестра Стелла, — тут же смущенно поправилась она и покраснела. — Позвольте сказать мне, боюсь, мое покаяние перед Сообществом никогда не закончится…

Все феи Сообщества и без того шокированные откровениями Стеллы — ведь в тайну природы Предела до этого момента было посвящено только «ЖАЛО» — уставились на Жемчужно-Белую.

Стелла удивленно подняла брови, но тут же взяла себя в руки и жестом пригласила Ариэль на арену, а сама присела в первом ряду трибун, рядом с Королем.

— На самом деле, мне известна причина, по которой Система Универсальной Утилизации Темной Энергии под кодовым названием «Зона Предела», вышла из строя, — тихо и мрачно сказала она, глядя себе под ноги.

По трибунам пронесся возмущенный ропот. Но Ариэль стоически выдержала паузу. Впрочем, любопытство фей было настолько велико, что они сами, без команды, быстро успокоились.

— Ещё тринадцать лет назад, в период эйфории от успехов, мне на стол лег доклад Старшей Сестры 6-го отдела «ЖАЛА». Эксперты отдела зафиксировали огромный выброс солиума в атмосферу — на многие триллионы и триллионы эр. Как все вы, наверное, знаете, солиум, в общем-то, безвредное вещество, если он не концентрирован. Бесконечное количество этого вещества выделяется солнцем и другими звездами. Без солиума у нас не было бы ни света, ни тепла — он источник нашей жизни. Однако если это вещество каким-то образом сконцентрировать, он может превратиться в силу чрезвычайной разрушительности. Вот почему была так опасна бомба, которую сделала солнечная ведьма под руководством бесноватого Азаила — да будет его имя навеки проклято! — все феи присоединились к анафеме, все, кроме Стеллы и её дочерей, Зверят и Роланда. Стелла сделала кислую мину, но промолчала.

— Так вот…  Но нас удивило тогда, что выброс такого количества солиума произошел одновременно — солнце никогда не выделяет такую дозу сразу — и причем примерно в одном географическом ареале — в Полярных Пустошах. Я сразу тогда заподозрила, что это как-то связано с пропавшей солнечной бомбой, которую нам не удалось обнаружить там, где её видело Его Величество — Ариэль указала на Роланда — на 22-м ярусе под Башней Непобедимого Солнца. Я сразу же начала интенсивные поиски в том регионе, направив туда лучших разведчиц 1-го Отдела с техникой. Но ещё больше меня насторожил доклад, который почти сразу же был подан Старшей Сестрой 6-го отдела со ссылкой на карликов Унтервальда, — о панике в Резервуаре, о таинственном Безликом, о пропаже экспедиции, о намерении карликов взорвать Путь, ведущий к Субстрату…  Я уже тогда интуитивно поняла, что эти два события связаны, но объяснить эту связь не могла…

— Надо было доложить мне, сестра, и мы бы обязательно вместе что-нибудь придумали бы! — строго сказала Стелла, поджав губы.

Ариэль покраснела.

— Ваша правда, сестра, но…  в тот момент мне хотелось разобраться самой, да и опасность я недооценила…  В общем, — несколько торопливо, словно боясь, что её опять перебьют, сказала Ариэль, — я дала добро на взрыв Пути и приступила к поискам. Ситуация в Лесу пока не менялась, на меня навалились новые дела — по благоустройству Заморья, в основном, и я как-то успокоилась. К тому же поиски в Пустошах не давали ничего. Солиум распылился равномерным облаком над всеми Пустошами и где искать источник — было непонятно, ведь Пустоши — Вы это знаете — это миллиарды квадратных миль, вдобавок ещё и в экстремальной климатической зоне…  И мы их — признаюсь, к своему стыду, полностью забросили…  — Ариэль опять покраснела и глубоко вздохнула.

— Прошли годы. Четыре года назад, когда все работы в Заморье были закончены, и мы вовсю работали над программой «Новые Рубежи» — были буквально по горло заняты расчетами по созданию новых континентов, островов, расчистки пустынь — и песчаных, и ледяных — , в этот самый момент до меня дошел доклад одного из Летучих Островов, несшего дежурство над Пустошами. Этот Остров как раз искал удобные площадки для проведения работ по превращению Пустошей в лесной массив. Так вот, он там заметил следы, похожие на следы лыж, а также отпечатки собачьих лап. Это нас удивило, ведь Пустоши совершенно необитаемы — там людей нет и быть не может! Я отправила туда разведчиц 1-го отдела с аватарами, нонайти таинственного лыжника с собаками никак не удавалось. Такое впечатление, что он был невидимкой! Тогда я решила поступить хитрее. Я решила устроить в том районе одну из площадок по созданию лесного массива, кокосовой рощи, но поставить туда не обыкновенных сестер-озеленительниц, а под их видом — патруль разведчиц «ЖАЛА» — таинственный охотник рано или поздно заинтересуется, откуда в его ледяной пустыне появился островок тропического рая и тут мы его и поймаем. Так оно и вышло. Уже через полгода со мной связалась одна из наших сестер и доложила, что к ним попался юноша с золотистыми как у феи волосами, сознание которого от взлома защищал какой-то солнечный щит, но который во сне произнес два слова: «Лили» и «мама», — Ариэль сделала сознательную паузу, но даже если бы она её не сделала, её прервал бы шум сидящих на трибунах фей, похожий на рев предштормового моря! Отовсюду неслось — «солнечный ублюдок», «изверг солнечной ведьмы», «желтый щенок», «проклятье Целестии», «выродок».

Стелла, которой был известен этот эпизод, хотела вмещаться — как-никак тут же сидел отец «ублюдка», но Роланд уже вскочил на арену рядом с Ариэлью. Его тонкая, почти юношеская фигура с нелепо удлиненными конечностями, непропорционально длинный нос на лице довольно смешно смотрелись рядом с идеальными атлетическими пропорциями тела и правильными чертами лица Жемчужно-Белой Ариэли. Он поднял вверх свои длинные и тонкие руки и голосом, сорвавшимся в фальцет, воскликнул:

— Да как вы смеете! Да как вы! Вы, которые считаете себя благодетельницами Целестии и защитницами слабых и хранительницами Порядка и Процветания, как вы…  как вы…  Да как вы смеете! Ведь это же мой пропавший сын, Люк! Я…  я…  я…  запрещаю вам! — тут его голос сорвался — перекричать такой шум было под силу только урагану — и он судорожно, до красноты, закашлялся. К нему тут же подбежали Зверята и хотели было увести его, но он вырвался и — зарыдал, закрыв лицо руками.

Феи тут же смолкли и многие даже покраснели от стыда. Воцарилась гробовая тишина, лишь был слышен глухой плач Роланда.

— Как вам не стыдно, милостивые госпожи, обзываться и обижать нашего хозяина, а-ав! — гавкнул осмелевший Щенок. — Он вас спас, а вы…

— Между прочим, Лили была хорошая, она во всем раскаялась и умерла в мире с Создателем, мяу! — поддержал Щенка Котенок. — А ребеночка она очень любила! И нашего хозяина тоже! Ни она, ни мальчик не заслужили такого отношения!

— Я думаю, мы все должны извиниться перед Роландом, — наконец, вмешалась Стелла. — Его чувства можно понять…  Возможно, все то, что происходит сейчас с Целестией и Сообществом — это результаты наших с вами ошибок и просчетов…  Мы поступили жестоко с Лили, не дав ей возможность исправиться, равно как и с обитателями Муравейника, а мальчишка и вовсе ни в чем не виноват. Стыдно, сестры, стыдно! — по её знаку Зверята взяли Роланда под руки и отвели его на место, где он и сидел, рядом со Стеллой, а Ариэль продолжила:

— …  Увы, когда мы прибыли к Кокосовой Роще, было уже поздно — юноше удалось ускользнуть. При этом у него появился какой-то странный защитник, который принимал самые разнообразные формы, против которого бессильно оказалось все могущество воительниц 1-го Отдела «ЖАЛА», которых я привела с собой…

— …  Не буду говорить, что выслеживали мы его повсюду, но каждый раз в последний момент он уходил от нас — словно не было воли Создателя на то, чтобы он попал в наши руки. Но что самое интересное, что в этом же году начались какие-то аномалии в Зоне Предела…  Сначала пропала Хранительница Предела № 4, а потом — буквально через несколько дней — и ещё пять сестер. Потом было совершено нападение какой-то ужасной твари, напоминавшей тварь из Зоны, на Его Величество — тут Ариэль опять показала на Роланда. — Я сразу поняла, что у нас с Объектом что-то не то, но опять — каюсь — я не установила никакой связи между появлением солнечного уб…  юноши — тут же поправилась она — и активизации деятельности Безликого. Я велела в срочном порядке возвести систему укреплений вокруг Леса и поставила там целую армию. Посылала големов и аватаров в Бездну, но это ничего не дало — связь с ними быстро нарушалась и мы так ничего и не узнали…

— И все-таки, сестра, — прервала её Стелла, — ближе к делу — ты сказала, что знаешь причину аномалии, но пока не сказала нам ничего по существу. Да и потом — если бы ты знала причину, почему ты поступила так необдуманно, отправив на верную смерть весь личный состав «ЖАЛА»?

Ариэль побелела и сжала ручки в кулачки, но выдержала.

— Тогда я ещё не знала причину — знала бы — не отправила бы…  Но потом, когда я отошла от дел и сидела в лодке в центре Хрустального Озера, я очень много думала…  За эти дни, растянувшиеся в саму вечность, я много думала, сопоставляя факты друг с другом и только и хотела ответить на один-единственный вопрос — ПОЧЕМУ произошел сбой в механизме, который работал десятки и десятки тысячелетий…  И буквально вчера ночью меня осенило!

Все феи замолчали, воцарилась гробовая тишина, все глаза устремились на Жемчужно-Белую.

— Люк-Люцифер и Безликий — это одно целое! — быстро проговорила она.

Трибуны взорвались криками. Роланд вскочил со своего места — его трясло. Лишь только Стелла никак не проявила своего удивления, но задумчиво покачала головой в знак согласия.

Когда шум утих — любопытно же узнать, что будет дальше! — Ариэль сказала:

— Судите сами, сестры. До рождения этого ребенка все было в порядке. Когда солнечный юноша уходит из Пустошей, Безликий покидает свою «пустошь» — Бездну под Лесом…

— А когда Безликий проявляется? — спросила Стелла. — Как это объяснить? Ведь его появление не совпадает с рождением Люка! С интервалом в пять лет!

— Это как раз легко объясняется, — ответила Ариэль. — Скорее всего, именно в пятилетнем возрасте Азаил приобщил мальчика к Потоку — именно с этим связан выброс солиума в атмосферу. А поскольку наш Излучатель настроен на человека и вытесняет темную энергию именно и только из человеческих душ, душа Люка, заряженная триллионами эр, полученными от приобщения к Потоку, спроецировались в Субстрате и вызвали в нем взрыв и мутацию — он ведь был не рассчитан на ТАКИЕ излучения! Результатом мутации стало появление его темного двойника, цель которого отныне состоит в том, чтобы найти тех, в чьей крови струится солиум, чтобы обрести плоть и кровь — именно этим объясняется его охота за Его Величеством — Ариэль указала на Роланда — и, скорее всего, за самим Люком.

Феи больше не выражали свои бурные эмоции. Их удивление было так велико, что они были целиком подавлены свалившейся на них информацией. Зато Стелла сохранила трезвый ум и внимательность.

— А как ты объяснишь, почему мутация не возникла тогда, когда к Потоку подключились Лили, а потом и сам Роланд, а только тогда, когда подключился Люк?

— Скорее всего, это связано с тем, что и Лили, и Роланд были на тот момент частью Сообщества, а Излучатель реагирует только на людей. Люк же видимо не унаследовал природы членов Сообщества. Хотя этот момент, в общем-то, по-прежнему остается загадкой для меня и единственным слабым звеном в моей цепочке…

— И все же, — настояла Стелла.

— Может быть, все дело в том, что Лили очень не хотела, чтобы её сын был урожденным членом Сообщества, и её желание повлияло на перекомбинацию генов, а может быть…

— … Не может быть, а так оно и есть! — внезапно вставил Король. — Когда ребенок был ещё во чреве Лили, она дала свое феино благословение. Она не хотела, чтобы её сын был частью Сообщества, она хотела, чтобы её сын был великим магом и воином и чтобы он воссел на престоле Триединой Премудрости и стал новым повелителем Целестии!

Стелла мрачно усмехнулась, а потом резко переменила тему.

— Думаю, на этот раз комментарии излишни. Жаль, что мы не знали всего этого ранее, но…  Что есть, то есть! Копаться в прошлом не будем больше — оставим это историкам — пусть судят и рядят, кто был из всех нас прав, а кто виноват — времени у нас на это нет. Давайте лучше решим, исходя из того, что все мы узнали, как нам победить Безликого и спасти Целестию!

— Поймать Люцифера и спрятать его на Островах Блаженных! — воскликнула самая смелая фея с «галерки».

— Правильно! — подхватила другая. — Если Безликий до него не доберется, то у нас будет шанс на победу!

— Если вы такие умные, — парировала Ариэль, — вам и карты в руки, но знайте, что все «ЖАЛО» не могло одолеть мальчишку!

— Да и потом, даже если Безликий не доберется до Люка — он и без того имеет огромную силу и легко захватит всю Целестию! — вставила Стелла.

Феи озадачились и умолкли.

И как раз в этот момент в Зал Собраний верхом на белоснежном грифоне влетела фея в Кремово-Белой тунике с нашивками «ЖАЛА». По Залу прокатилась волна недоуменного и восторженного ропота — все считали, что от фей «ЖАЛА» никого, кроме Жемчужно-Белой, не осталось!

Кремово-Белая, не обращая ни на кого внимания, стремительно окинула взглядом собрание и, увидев пепельно-белые волосы Ариэль, удовлетворенно кивнула, резко спикировала. Спрыгнув со своего крылатого «коня», бросилась к своей начальнице и быстро-быстро стала что-то шептать, оживленно жестикулируя. Ариэль нахмурилась и что-то ей резко ответила, указывая на Стеллу и все Сообщество. Та в свою очередь удивилась, побледнела, но согласно кивнула и, кашлянув, обратилась вслух ко всем присутствующим:

— Сестры! Я гляжу за время моего отсутствия у вас произошли радикальные перемены, что, впрочем, не удивительно…  Мир встал вверх тормашками и я уже ничему не удивляюсь. Мое имя Старшая Хранительница Престола и я возглавляла отряд фрейлин Её Величества Королевы Авалона. И сейчас я прибыла с чрезвычайно важным посланием от Её Величества…

Не успела она договорить, как Роланд, сорвавшись с места, бросился к ней и, схватив её за плечи, затараторил:

— Где она? Она жива? Что произошло? С ней все в порядке? Как там? Что с Авалоном? Что с людьми? Что…  Как…  Почему…

— С Вашей супругой все в порядке, — спокойно прервала его фея, слегка поклонившись. — Я с удовольствием с Вами поговорю чуть позже и передам весточку от Вас Вашей супруге, но сейчас мое послание не требует отлагательств.

Принц покраснел и поспешно отступил.

— … Так вот, сестры, — собираясь с духом и явно волнуясь, сказала фея. — Её Величество просит не удивляться тому, что я сейчас скажу и настоятельно просит, чтобы то сообщение, которое я вам покажу при помощи визатора, вы досмотрели до конца.

По рядам, как рябь по водной глади, пробежал вздох удивления и любопытства — все феи были явно заинтригованы. Некоторые даже подлетели поближе к трибуне.

— Её Величество передало, что вчера, на Совете всех сил, объединившихся в борьбе по защите Целестии от нашествия из Леса, среди которых была Ночная Владычица Кора, представители Морской Королевы Лоры, принц Гастон и его рыцари, она имела переговоры с Азаилом…

Зал охватил рев возмущения и ненависти! Но фея, взмахнув магическим жезлом, усилила свой голос так, что он перекрывал даже этот неистовый рев.

— … И Азаил сказал, что знает, как победить Безликого и его смертоносное воинство…

Рев усилился, но фея ещё больше усилила звук!

— …  в обмен на полную амнистию ему и оставшимся в живых муринам и беспрепятственный доступ в Астрал!

Рев стал совершенно невыносим! Феи летали под потолком, как бешеные мухи, жужжали, кричали, махали ручками, посылая все мыслимые и немыслимые проклятья этой «подлой твари», «этой смрадной гниде», этому «выродку», которого неизвестно как носит земля. Но Ариэль, Стелла и две её дочери были совершенно спокойны, равно как Роланд со Зверятами. Подождав немного и, наконец, убедившись, что буря сама собой не утихнет, Стелла решительно встала, вышла в центр и воздела руку. Феи как по команде утихли:

— У кого-нибудь есть какие-то другие предложения, как победить Безликого и тварей из Леса?

Феи молчали. Предложений не поступало. Стелла выждала ещё несколько минут.

— Если предложений нет, заслушаем мнение Азаила. Мы ничего от этого не теряем, а его мудрость доказана многими тысячелетиями его успешного противостояния всем силам Сообщества! Включай визатор, Гелла!

Кремово-Белая кивнула и, достав из кармашка туники небольшой кристалл, вставила его в углубление большого круглого розового стола посреди арены. Кристалл засветился розовым светом, воздух над столом пришел в движение — и вот уже на круглой полированной поверхности стола-визатора сидела призрачная иллюзорная фигура отвратительного чудовища. Шесть отвратительных черных паучьих лап с длинными когтями, черное блестящее, покрытое хитином, тело, голова с белесыми фасеточными глазами, отвратительные жвала, усы-вибриссы, обрубки двух шей слева и справа от головы, обрубок хвоста сзади…

Стелла, Астра и Эстер ахнули и схватились за сердце — они впервые видели воочию то, что когда было их отцом и мужем. А Азаил гаденько захихикал и, потирая передние лапки друг о друга, словно жирная навозная муха, просипел:

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-то, не ж-ж-ж-ж-ж-ж-ждали-сссс? Хе-хе! Ви-ж-ж-ж-ж-ж-ж-жу не ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-дали-сссс! Да уж-ж-ж-ж-ж-ж-ж…  давненько-ссс не видели-сссс мы это мес-с-с-с-с-стечко, чудненькое мес-с-с-с-с-с-стечко, чудесненькое-сссс, да-ссс! Хе-хе…

— Ближе к делу, Азаил, — процедила Ариэль. — Ты хотел нам что-то предложить?

— Прелож-ж-ж-ж-ж-ж-жить? Да-сссс, предлож-ж-ж-ж-ж-жить…  Хе-хе…  Точнее, не предлож-ж-ж-ж-ж-жить, а потребовать-сссс, да-ссс! Вам нуж-ж-ж-ж-ж-ж-ен Без-з-з-з-з-зликий, а мне нуж-ж-ж-ж-ж-ж-ен Ас-с-с-с-с-с-трал — будем менятьс-с-с-с-с-я?

— Да что мы слушаем эту скотину! — вдруг возмутилась какая-то фея второго ранга в золотистой тунике. — Он проберется в Астрал, а потом неизвестно что оттуда натворит — ведь сила его возрастет неизмеримо!

Другие феи тут же подхватили её возмущение и загалдели, и зажужжали, и закружились в воздухе.

— Ну не хотите, как хотите-ссс, — дернул обиженно усами Азаил, — только без-з-з-з-з-з меня Без-з-з-з-з-з-зликого вам не одолеть и вся Цс-с-с-с-с-с-елестия будет черной, как мое тело, да-ссс, вс-с-с-с-с-е это — вопрос-с-с-с-с-с времени-сссс, да-сссс! — его изображение на визаторе заколебалось — вот-вот исчезнет.

— Постой, Азаил! — вдруг воскликнула Стелла, воздевая к нему руки. — Ответь, зачем тебе нужен Астрал? Неужели ты надеешься там вернуть свой прежний облик? — и в глазах её показались слезы — она только сейчас пришла в себя от шока.

Азаил дернулся всем телом и быстро зашевелил усами-вибриссами.

— Мож-ж-ж-ж-ж-жет и так-ссс, а мож-ж-ж-ж-ж-жет и не так-ссс, мое дельцс-с-с-с-с-с-е, цс-с-с-с-с-с-селиком-ссс, мое-ссс, да-ссс! Вам-то ш-ш-ш-ш-ш-што?

— Какие у нас будут гарантии, что ты не используешь Астрал против нас? — сухо спросила Ариэль.

Азаил поводил усами-вибриссами, посучил лапками.

— В Ас-с-с-с-с-с-страле ес-с-с-с-с-сть Хранитель. Против него даж-ж-ж-ж-ж-ж-же я — бес-с-с-с-с-с-силен…

— Это правда, — сказала Стелла. — Это — лучшая гарантия. Хранителя ему не одолеть. Думаю, сестры, что у нас с вами нет выбора — победить Безликого мы все равно не знаем как, а решать надо что-то уже сейчас — довольно пролито крови и слез!

Феи успокоились и замолчали.

— Молчание — знак согласия, Азаил, — подытожила Стелла. — Мы даем тебе и твоим друзьям гарантии, клянемся Создателем!

— Клянемся! — нехотя и как-то тихо и вразброд подтвердили остальные.

— А теперь выкладывай — что ты предлагаешь!

Азаил захихикал и закряхтел, потирая лапками:

— По рукам-ссс, хе-хе, по рукам-ссс! С-с-с-с-с-слуш-ш-ш-ш-ш-айте ж-ж-ж-ж-ж-ж-е, белобрыс-с-с-с-с-с-сые летуньи-ссс, и не говорите потом, ш-ш-ш-ш-ш-ш-то не с-с-с-с-с-слышали-ссс!

Азаил ударил усиками-вибриссами друг о друга и в воздухе образовалась причудливая многосложная схема, со множеством различных силовых линий, кривых анти-сил, магических потоков, светлой и темной энергии.

Азаил заговорил на телепатическом уровне мыслеобразов, который могли воспринимать все — правда, Роланд и Зверята ни на йоту ничего не поняли — для них это была жуткая тарабарщина, от которой только заболела голова. И уже минут через десять все трое мирно посапывали: Котенок — на коленях Стеллы, Щенок — на коленях Роланда.

Зато остальные феи — и особенно Стелла — с большим интересом внимали всем тонкостям мудреных расчетов, целым вереницам формул, сложнейших уравнений с сотнями неизвестных, вникали в объемные чертежи графиков, диаграмм и в дебри сложной терминологии, которая проходится только в самых старших классах Школы Фей — и то в самом общем виде.

Приводить в этой Хронике подробный рассказ Азаила было бы очень неудобно, так как большинство терминов и понятий не имеют аналогов на человеческом языке, а тонкости теории магии, темной энергии и анти-сил вообще неизвестны человеческому уму, но общая идея Азаила была такова.

Между Люком-Люцифером и Безликим есть непосредственная связь. Люк таинственным образом является источником жизни Безликого — и не только физической жизни, но и психической. Любая эмоция, любая мысль Люка резонирует на Безликом — как любое движение человека отражается на его тени. Если бы Люк умер — умер бы и Безликий. Если бы Люк исчез — исчез бы и Безликий. Связующим же элементом между Люком и Безликим — тут Азаил показал очередную мудреную схему с множеством черных и красных линий, кривых, пунктиров и окружностей — служит Поток — чистая солярная энергия. Она, пройдя через магическое зеркало, получило отпечаток живой личности — сначала Лили, потом Принца, потом Люка, а потом и множества расплавленных в нем фей, карликов, людей и животных. Поток является своего рода аналогом Субстрата Темной Энергии в Зоне Предела. Как Безликий через Субстрат передает часть своей силы и разума порождаемым им тварям и составляет одно целое с ними, так и Люк через Поток составляет одно целое с Безликим. А потому, если Люк и Поток развести — то Безликий погибнет без необходимости в смерти Люка.

Однако с гибелью Безликого останутся его Орды…  Здесь Азаил предложил ещё более оригинальное решение. Опять запрыгали графики, диаграммы, формулы и чертежи…

Оказалось, что Темный Субстрат имеет противоположный заряд с Розовым Субстратом, который является источником жизни и могущества расы Поднебесных. Соединяясь вместе, они взаимно друг друга нейтрализуют. Розовый субстрат утрачивает всю свою живительную энергию, но, с другой стороны, приводит к истощению Темного Субстрата. А потому если заставить Розовые Облака излить субстрат на тварей и на сам Лес — то мало того, что они будут уничтожены, но и мертвая земля, отравленная темным субстратом, будет заново оплодотворена.

Правда, — здесь Азаил указал на одну диаграмму с рядом формул, — это приведет к сильным испарениям — солнце будет закрыто на много месяцев, а то и лет, произойдет резкое похолодание климата — возможно, наступит Ледниковый Период, большая часть Целестии станет снежной тундрой или суровой тайгой, а механизм самовоспроизводства Розовых Облаков будет сломан навсегда.

Этот тезис Азаила не совсем поняла даже Ариэль и Стелла, так что пришлось Азаилу прервать телепатический рассказ и опуститься до уровня слов.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-што с-с-с-с-с-с-с ва-с-с-с-с-с-с-с взз-з-з-з-з-зять, баб-ссс, ума-то нету-ссс у ва-сссс! — с досадой постукал Азаил себя лапкой по хитиновому панцирю головы. — С-с-с-с-с-с-сто тыс-с-с-с-с-сяч лет ж-ж-ж-ж-ж-ж-живете-ссс, а не догадали-с-с-с-с-с-сь как образ-з-з-з-з-зуется ис-с-с-с-с-с-точник ва-ш-ш-ш-ш-шей бабс-с-с-с-с-кой с-с-с-с-с-силы-ссс!!! Делением-сссс, делением-сссс они во-з-з-з-з-зникают-ссс, делением-с-с-с-с-с! А если мы-ссс их все спустим, делится нечему будет-ссс, нечему-ссс!!! — брызгал слюной Азаил и махал лапками, словно сумасшедший профессор, видя тупость своих учеников!

Выразив в полной мере свой праведный гнев непонятого гения, он вернулся вновь на телепатический уровень.

— Но кто же вызовет этот дождь? — успела крикнуть Стелла.

Азаил махнул лапкой и, блаженно закрыв глаза, продолжил работать на уровне мыслеобразов, — формулы, расчеты, графики, цифры — погружение в этот мир доставляло этому страшному чудовищу, по-видимому, неизреченное наслаждение!

Вызвать же такой дождь может только очень сильная инъекция солиума, которая послужит катализатором для невероятно сложной химической реакции, формулу которой с нескрываемым удовольствием показал в умах фей Азаил. Такое количество солиума может выделить только одно существо в Целестии — сам Поток. Но поскольку Розовый Субстрат чрезвычайно упрямый реагент, то потребуется триллионы и триллионы эр чистого солиума, что фактически означает полное истощение Потока, его полное израсходование, полный переход в химическую реакцию.

Поток мыслеобразов прекратился. Воцарилось гробовое молчание, которое нарушало лишь мирное сопение Короля и его плюшевых слуг, спящих в первом ряду трибун. Феи не могли прийти в себя от свалившейся на них информации.

— Ну, вот-ссс и вс-с-с-с-с! Я с-с-с-с-с-свою час-с-с-с-с-сть уговора выполнил-сссс, — довольно зашипел Азаил, как всегда в минуты радости потирая лапки. — Как победить Без-з-з-з-з-з-зликого-ссс и его Орды-ссс я открыл. У меня-ссс в-с-с-с-с-се эти рас-с-с-с-с-с-четы заняли три-сссс года, хе-хе…  Теперь-сссс ваш-ш-ш-ш-ш черед выполнять-сссс обещанное-ссс!

Стелла, пошептавшись со своими собеседницами, кашлянула в кулачок и, стараясь не разбудить причмокивавшего во сне Котенка, лежащего у неё прямо на коленях, сказала:

— Наш договор в силе, Азаил. Мы пропустим тебя и твоих оставшихся сотоварищей по несчастью в Астрал, когда только ты захочешь. Но все же хотелось бы, чтобы прежде чем ты попадешь в Астрал, ты помог нам осуществить все то, что ты нам тут так красочно и наглядно показал. Ведь, согласись, что убедить Поток совершить самоубийство ради спасения Целестии — это весьма нелегкая задача! Помимо всего прочего, сам этот Поток по-прежнему остается величайшей угрозой для неё!

— Правда-ссс, правда-ссс, хе-хе! — довольно захихикал Азаил. — З-з-з-з-з-задачка непрос-с-с-с-с-стая-ссс…  Но так уж-ж-ж-ж-ж- и быть-ссс — окаж-ж-ж-ж-ж-у я вам-ссс ус-с-с-с-с-слугу, но уж-ж-ж-ж-ж-же за отдельную-ссс плату-ссс…

— Назови свою цену, Азаил! — ответила Стелла. — Мы уже убедились с сестрами, что ты, несмотря на свою внешность, по-прежнему доказываешь свое право называться «Премудрым»!

Азаил просто запрыгал, затанцевал на месте от удовольствия, суча всеми лапками, а из жвал его потекла зеленоватая слюна.

— Мне нуж-ж-ж-ж-ж-ны украденые вами-ссс из Муравейника-сссс архивы, архивы-ссс, да-ссс! Много-ссс там напис-с-с-с-ано-ссс, тысячи томов-ссс исследований-ссс, нуж-ж-ж-ж-ж-ных мне исследований-ссс!

— И ты получишь их, — ответила Стелла, — тем более что нам так и не удалось их расшифровать…  — уже тише добавила она.

Азаил удовлетворенно зашипел.

— Я найду Люка-ссс и поговорю с-с-с-с-с-с-с ним-ссс. Только он имеет-сссс дос-с-с-с-с-ступ к Потоку, только он-ссс может его уговорить-ссс. Даж-ж-ж-ж-ж-же я-ссс, его с-с-с-с-с-создатель-ссс, бес-с-с-с-с-силен…

— Хорошо, Азаил. Но как мы найдем Люка?

— Он придет-сссс ко мне-ссс, е-с-с-с-с-сли я приз-з-з-з-ову его. Это не слож-ж-ж-ж-ж-жно…  Проблема, ес-с-с-с-с-сли Поток во-ш-ш-ш-ш-шел в него, тогда он будет-сссс невменяем и даж-ж-ж-ж-ж-ж-же я буду з-з-з-з-з-з-здес-с-с-с-с-сть бес-с-с-с-с-сполез-з-з-з-зен, да-ссс!

— Ну, это поправимо, — вдруг вставила Ариэль. — Помнится, Эсмеральда при помощи русалочьего зеркальца сумела победить Поток и в Лили, и в Роланде…

— Рус-с-с-с-с-салочьего-ссс? Русалочьего-сссс!!!! — взбесился неожиданно Азаил, в отчаянии махая передними лапками и брызжа слюной. — Это з-з-з-з-зеркальцс-с-с-с-с-е-сссс моего ученика-ссс! Впрочем-ссс, оно мож-ж-ж-ж-ж-ет дейс-с-с-с-с-ствительно помочь-ссс — его с-с-с-с-с-войства непредс-с-с-с-сказуемы-ссс…  — добавил он уже тише.

— На том и порешим, — подытожила Стелла, осторожно вставая. Котенок проснулся, как, впрочем, и Щенок и Король, которых разбудил шум сотен и сотен фей, встававших вслед за Стеллой со своих мест. — Азаил отправится с моими дочерями к Морской Королеве за зеркалом, будет ждать Люка в условленном месте и будет держать нас в курсе происходящего, но и мы с сестрами дремать не будем. Хотя нас осталось мало и у нас утрачена почти вся наша техника, пока суд да дело мы придем на помощь страждущим людям. Да, и ещё — все запасы розовой воды взять под учет. Если Розовый субстрат смертелен для тварей, то Розовая вода нам тут пригодиться…  Думаю, это и будет нашим основным оружием против них, а использовать огонь и все с ним связанное я запрещаю! — тут она выразительно посмотрела на Ариэль. Та покраснела и потупила взор.

Азаил назвал условленное место, где он будет, и исчез.

Феи загудели, как растревоженный улей, и уже организовывались на отряды — в глазах их вновь горел боевой задор, щечки алели от возбуждения, послышался мелодичный смех — наконец-то они знали что делать, наконец-то у них появилась цель, наконец-то появился смысл жизни!

Астра и Эстер, немедля, распрощались с матерью и уже улетели — предстояло мобилизовать все запасы розовой воды. Ариэль уже отдавала быстрым и сухим голосом команды — к ней вернулась привычная стать лидера и воительницы. Её пепельно-белые волосы опять засияли, а лицо приняло прежнее властное выражение — она вновь была в своей стихии.

И лишь только Король со Зверятами чувствовали себя во всей этой буре, во всем этом кишащем энергией пчелином рое совершенно лишними.

Но Роланд ничуть не растерялся и не расстроился. Он хитро подмигнул Зверятам и что-то на ушко прошептал им. Те тоже улыбнулись и понимающе закивали плюшевыми головками, а потом, пользуясь тем, что никто за ними не наблюдает, быстро шмыгнули к выходу. Там, деловито каркая, сидел, лакомясь кусочком розового облака, грифон, на котором прилетела Кремово-Белая Гелла. Принц ловко запрыгнул на его львиную спину, Зверята — Щенок вперед, Котенок — назад — и грифон, радостно каркнув, оттолкнулся от земли, загребая воздух своими огромными в человеческий рост крыльями, полетел.

— Думаю, Гелла на нас не обидится, — хохотнул Роланд, радуясь, что их никто не заметил. — У неё все равно свои крылышки есть — долетит и без своего грифона, а нам он — в самый раз!

А потом Роланд крепко обнял шею грифона, ласково почесал ему за ушком и послал телепатический сигнал — куда ему нужно лететь. Грифон довольно каркнул и, сложив крылья, камнем полетел вниз. Дух у Короля и Зверят перехватило и они завизжали от восторга, словно дети на каруселях. И когда уже казалось, что сердце у них выпрыгнет из груди от восторга, грифон заработал крыльями и взял курс строго на восток.

Роланд радостно засмеялся и изо всех сил закричал «Э-ге-гей!», с наслаждением обозревая бескрайние просторы синего Моря, простиравшегося далеко внизу бескрайнего океана Тетис, а вслед за ним раздались писклявые восторженные голоски Зверят. Грифон набрал предельную скорость и в ушах путников засвистел ветер, ласково развевавший светлые мягкие вьющиеся на кончиках волосы Его Величества.

Когда же Роланда и Зверят хватились, было уже поздно, да и искать их было некогда — каждая фея из катастрофически сократившегося Сообщества была на счету. Розовый Чертог покидала одна партия за другой — каждая со своей вожатой во главе.

ГЛАВА 22 Враг у ворот

1.

Миллионы и миллионы квадратных миль Хартленда — крупнейшего материка Нижней Целестии — в считанные недели стали похожими на гигантский муравейник при лесном пожаре. Как муравейник, находящийся под угрозой поглощения беспощадным пламенем, кишит живым ковром из черных насекомых, выносящих из одним им известным подземелий и тайных ходов белые яйца и в организованном порядке улепетывающих куда-то, так и Целестия кишела вереницами из десятков тысяч белоснежных яйцеобразных аэронов, подобно стаям перелетных птиц, бороздившим лазурные просторы небес, отвозя каждый вместо положенных трех — по семь-восемь с трудом умещавшихся в кабине беженцев. Такие же длинные вереницы из четырехместных овальных розовых мобилей на воздушной подушке, забитые до отказа, гнали с бешеной скоростью с приказом никогда и нигде не останавливаться (слишком много было нападений под видом «случайно» попадавшихся на дороге «голосующих»). Все Содружество просто с ума посходило от таких темпов транспортировки — затребовали все имеющиеся транспортные средства — даже королевские экипажи, прогулочные лодки, прогулочные же воздушные шары на орлиной тяге…  Неспешный ритм жизни людей Целестии был раз и навсегда нарушен.

Надо сказать, что такой ритм возник не сам по себе. Когда Её Величество с бешено сверкающими глазами влетела в кабинет к Королевскому Эконому с требованием предоставить ей все имеющие транспортные средства для эвакуации, он сначала было развел руками и сказал, что это невозможно сделать без нарушения транспортного сообщения внутри города и между городами. Однако, получив несколько раз по шее, он быстро нашел в себе силы тут же переменить свое мнение. А потому Королевский Канцлер предпочел вообще не спорить, когда Королева потребовала выделить почти половину золотого запаса Содружества на покупку у карликов всех имеющихся у них транспортных средств и создание новых, более вместительных — на 10, 15, а то и 30 человек сразу. То же самое касалось и создания временных лагерей для беженцев, медицинских пунктов, спешного производства вакцины против вируса…  И всюду было одно и то же — чуть стоило ленивым чиновникам — а то и самим коронованным особам! — что-то пытаться возражать, они тут же получали в зубы или по уху от самой Королевы, с угрозой тут же превратить «эдакую скотину» в кролика или ящерицу. Обычно хватало одной лишь угрозы…

И вот уже на всех площадях и без того до крайности перенаселенных городов Содружества разбили палаточные лагеря и медицинские центры. Когда кончились площади — под них выделили плоские крыши стеклянных прямоугольных домов, парки, аллеи — беженцев были не тысячи, а миллионы и миллионы беззащитных, часто раненых людей, которым срочно требовались прививки против вируса niger maleficus или, как его прозвали в народе, «черная смерть».

Королева не задумываясь отдала приказ публично казнить пару десятков тех, кто провоцировал на убийство инфицированных.

«Такие не заслуживают пощады, — прошипела она в ответ на недоуменное возражение Верховного Королевского Судьи. — Они убивали беззащитных женщин и детей — пусть и сами хлебнут того же, чтоб другим неповадно было!».

«Но, Ваше Величество, это же противоречит законам государства…». — робко прошептал краснощекий дородный судья, дрожащими руками протягивая ей листы пергамента, подписанные рукой самого Роланда Древнего.

«Государство — это Я», — отрезала Королева, швырнув скомканные листы ему в лицо. На следующий день всех зачинщиков убийств инфицированных обезглавили при огромном стечении народа.

Сладкая жизнь для граждан Содружества, казалось, навсегда закончилась. Все население повально было мобилизовано.

Женщин обычно отправляли на уход за ранеными и сиротами. Хотя наиболее тяжелая работа делалась бытовыми заклинаниями — стирка белья, мытье полов, приготовление еды…  Но, конечно же, нет таких заклинаний, которые могли бы утешить испуганных детей, потерявших родителей, женщин, потерявших детей и мужей, раненых, страдающих от прижиганий раскаленными серебряными прутами, которые производили спешно перепрограммированные Зверята.

Всех мужчин отправили в с нуля создаваемые вооруженные силы Содружества. Здесь их встретил принц Гастон. Взглянув на его горящие бешеным пламенем глаза, на белое как у мертвеца лицо с черными провалами вокруг глаз и играющими скулами даже самые смелые тряслись от страха. Он живо согнал жир с самых ленивых. Людей разделили на сотни, над каждой сотней был назначен опытный боец из «рыцарей Черного Камня» — воина в черной бархатной куртке и штанах с серебристой оторочкой, в серебристых плащах с переливающимся фиолетово-сиреневыми искрами знаком Черного Камня в центре — который выжимал из своей сотни все соки: целый день в десятимильных кроссах, отжиманиях, подтягиваниях, фехтовании на тупых металлических учебных мечах, стрельбе из луков и арбалетов, верховой езде…  Кто-то не выдерживал и пытался сбежать — таких ловили, били прилюдно палками или плетями со свинцовыми гирьками или крючками, оставлявшими кровавые рваные раны — иногда этим любил заниматься сам Гастон — так что постепенно количество желающих удрать со службы резко сократилось.

Големы тоже были перепрограммированы. Они были направлены на постройки укреплений, на перетаскивание тяжестей, рытье рвов и тесание камня. Из многих големов формировались особые подразделения. Хотя сделать из них искусных фехтовальщиков было невозможно, но вот обучить их стрельбе — вполне! Големы оказались довольно неплохими стрелками из арбалетов — самые тугие тетивы они натягивали не моргнув глазом без всякого ворота, а стреляли всегда без промаха. Да и здоровенными секирами и палицами махали они неплохо! Кроме того, големы оказались неплохими кузнецами и вовсю ковали оружие для новой армии. В сталь добавлялась четверть серебра и такой сплав — будь то в виде меча или наконечника стрелы — был смертелен для тварей из Леса. Гастон и его ближайшие рыцари из тех, что раньше сопровождали его в экспедициях в Лес, лично проверяли состав такой стали — здесь ошибаться было нельзя. Големы же готовили и такого же рода кольчуги, панцири, шлемы, маски и перчатки, делали защитные плащи.

За считанные две недели Содружество изменилось до неузнаваемости, превратившись в сплошной воинский лагерь.

А между тем Орды черных тварей из Леса захватили уже всю Центральную часть Хартленда и стремительно приближались к району Великих Озер, на одном из которых, на острове, прямо в центре, располагался древний город Авалон. Миллионы и миллионы квадратных миль брошенной без боя территории с едва успевающими улетать из-под носа тварей аэронами и мобилями. Бывало даже, что черные гарпии преследовали улетающих, но тут неожиданно пришли на помощь отряды быстрокрылых фей, которые привела с собой неизвестно откуда взявшаяся Жемчужно-Белая. Феи летали с прикрепленными за спиной небольшими баллончиками, наполненными розовой жидкостью, а в руках держали шланги, из которых они и поливали черных уродливых гарпий, как иной фермер опрыскивает свои посадки средством от вредных насекомых. Те дико визжали и в считанные мгновения превращались в черную жидкую массу, а потом бессильно падали на землю — розовая вода действовала на них как сильнодействующая кислота. Храбрые феи во главе со своей воительницей сопровождали всякий караван с беженцами. Другие караваны — уже по морю и по рекам — сопровождали русалки, при помощи заклинаний в случае опасности погружая беженцев под воду, предварительно защитив их щитом из сжатого воздуха. На помощь пришли и карлики — часть беженцев переправлялись по их секретным тоннелям на специальных вагонетках по рельсам.

Однако, несмотря на несомненные успехи в эвакуации центральных королевств Содружества, факт оставался фактом — Враг был практически у ворот. И вот уже первые шеренги чудовищных орд пересекли древнюю границу Авалонского Королевства, изгадив священные столпы, поставленные ещё Роландом Древним с отпечатком его царственной длани на каждом. Армия же Содружества все ещё не была готова дать им даже один правильный бой — шутка ли — триста миллионов мужчин, из которых всего-навсего не больше трех тысяч тех, кто вообще имел хоть какое-то представление об оружии и войне! Обучить за две недели такое количество невозможно. А потому Гастон хотел решить все просто:

— Дай Создатель обучить хоть триста тысяч, — сказал он как-то мысленно сам себе, — по сотне на каждого моего рыцаря — и то хорошо. Остальные пусть будут заниматься строительными работами, обозом…

— Ошибаешься, Гастон! — вдруг раздался голос откуда-то сверху. Гастон посмотрел вверх и удивленно присвистнул — над ним парила в воздухе, неслышно шевеля крылышками, Жемчужно-Белая. — Если не хватает учителей реальных, будут виртуальные! Воительницы «ЖАЛА» учились бою на отличных симулякрах и симуляторах — думаю, и люди их освоят!

— А что — это идея! — радостно воскликнул Гастон.

И вот уже бывшие воительницы «ЖАЛА» — а ныне фрейлины Её Величества — недолго поколдовав, сумели адаптировать феины симуляторы и симулякры для людей. И вот уже тысячи тысяч мужчин с масками на лицах отбивали видимые только им удары учебными тупыми мечами на огромных площадках иллюзиумов, уворачивались от нападений симулякров самых разнообразных и агрессивных монстров и даже во сне, засыпая в бассейнах грез, продолжали усваивать на подсознательном уровне боевые рефлексы («гипнотерапия»).

Но, несмотря на эти колоссальные усилия, вооруженные силы Целестии катастрофически не успевали — Враг приближался слишком быстро и задержать его было некому. По пустым трактам, по заброшенным замусоренным улицам с одинаковыми стеклянными домами с ромбовидными разбитыми окнами, по брошенным полям с одинокими разорванными и загаженными черной гадостью плакатами, изображающих веселых розовощеких мужчин и женщин с лозунгами «Жить стало лучше, жить стало веселее!», «От Эры Порядка и Процветания к Эре Радости и Блаженства!», «Сегодня хорошо, а завтра будет ещё лучше!» — бродили тысячи тысяч самых разнообразных уродливых тварей — козлоголовых, вепреголовых, волкообразных, с тремя головами или десятью ногами, телом паука и головой человека со свиным рылом, медведеобразных шестируких горилл — всех и не перечислишь. Сплошным живым ковром, оставляя после себя мертвую пустыню, тянулись они вперед, нацелив свои миллионопалые руки прямо в сердце Содружества — в овеянный легендарной славой город Авалон — колыбель человеческой цивилизации.

2.

Наконец, Гастон не выдержал. Осмотрев ещё один более или менее обученный полк из тысячи бойцов, он, мрачно кивнув его начальнику — Асмунду — который трудился над обучением не покладая рук всю неделю, стремительно вошел в золотой шелковый шатер, в котором заседала Её Величество.

Он застал Её Величество за беседой с бывшей Её Верностью и каким-то карликом в красном камзоле. Феи полулежали на раскладных диванчиках, потягивая прохладный розовый сок через соломинки из хрустальных стаканов, вокруг них веял магический прохладный ветерок, пахло розами и жасмином, а карлик стоял и нервно теребил в своих сморщенных розовеньких ручонках большой красный колпак с белым помпоном.

— Да, да, прекрасные госпожи, я не ошибся, я сам все видел своими глазами, слышал своими ушами! Это золотое чудовище — это тот самый золотоволосый мальчишка — он бился с Безликим и из-за него все наше подземелье обрушилось, будто десяток тысяч драконов станцевали на поверхности джигу-джигу одновременно! — карлик оживленно жестикулировал, потел и отдувался.

— Вот, значит, откуда было это самое землетрясение…  — задумчиво сказала Королева, швыркнув соломинкой в почти опустевшем стакане. — Теперь все ясно…

— … А мне ясно другое! — не выдержав, обнаружил свое присутствие Гастон. — Мне ясно, что эти бесноватые твари уже топчут мою родную землю и скоро будут здесь, а мы до сих пор после боя у Лысой Горы ничего не сделали! — Гастон в досаде сорвал с головы высокий шлем из вороненой стали с белым плюмажем и кинул его с такой силой, что он перевернул вверх ногами раскладной столик посередине шатра. Однако это не произвело никакого впечатления на фей, зато карлик от ужаса упал на колени, как бы прося пощады.

— А что мы можем сейчас сделать? — по-философски спокойно сказала Жемчужно-Белая. — Ваших людей ещё слишком мало, нас — тоже. Единственное, что мы можем сделать — это подпустить их к Авалону — может, озеро их на какое-то время остановит, а так…  Ну, выйдут ваши 5-10 тысяч — вас окружат и задавят. Вот, например, мое войско было намного многочисленнее, а какой результат…

— У вас не было надлежащих средств защиты! — уже спокойнее, мрачно сдвинув брови, пробурчал Гастон. — И потом — а что, по-вашему, нам надлежит делать?

— Эвакуироваться, — ответила Жемчужно-Белая спокойно. — Оставить в Авалоне гарнизон, чтобы он их отвлекал до поры до времени, а всех остальных эвакуировать в Заморье. Вот и все…

— Мы уже дали знать Морской Королеве. Она предоставит транспорт — вставила свое слово Королева.

— Ну и кто же останется в Авалоне? — засопел Гастон, сжимая кулаки.

— Естественно, я! Ну и мои сестры из фей — мы в любой момент сможем улететь, в отличие от вас. На данный момент мы ждем только знака от Лоры. Эвакуация назначена на завтра.

Гастон покраснел как раскаленная сковородка. Казалось, что у него из ушей сейчас повалит черный дым.

— И какого лешего я тут тренирую людей, какого лешего я тут не сплю ночами, какого…  — он не мог выговорить, задыхаясь от возмущения, рассекая воздух руками. — Да почему я об этом узнаю только сейчас!!!!

— Ты забываешься, Гастон! — раздался резкий окрик Жемчужно-Белой. — Ты всего лишь командующий армией, а Королева здесь — вот кто! — указала она на Фею. — Или ты забыл? Тебе приказали, а ты исполняешь приказ! Скажи спасибо, что тебя ещё в Цветы Забвения не упекли за все хорошее!

Гастон зашипел, карлик тут же бросился вон из шатра, предчувствуя беду. Но Фея среагировала мгновенно — взмыв в воздух, она встала между Гастоном и Ариэлью, сделала примирительный жест руками.

— Не сердись, Гастон, так было надо! Я, если честно, и сама не думала, что эти твари разовьют такую активность, с такой скоростью приближаясь к Авалону…  Да и потом — навыки, полученные твоими людьми, не пропадут. Нам потребуется помощь в конвоировании караванов с беженцами и прикрытии морских баз…

— Никакого прикрытия не будет! И беженцев не будет тоже! — прошипел Гастон, судорожно сжимая кулаки. — Мы сегодня же ночью пойдем в наступление!

— А если оно провалится и вас окружат? — раздался резкий окрик за спиной Феи.

— Мы прорвемся, отступим к Авалону и будем защищать его насмерть!

— Безумец! Глупец! Ты заведешь людей в могилу! — закричала Ариэль, не давая себе, впрочем, труда подняться с уютного диванчика.

— А ты…  а ты…  — Гастон не мог найти подходящих слов.

— Довольно! — резко сказала Фея. — Королева здесь я! И я решаю, кто и как будет поступать. Наступать Вам, принц Гастон, я запрещаю — это безумие…

Гастон зарычал, а на его глазах проступили слезы обиды и гнева.

— … но так уж и быть — защитуАвалона я поручаю Вам и наиболее подготовленным из Ваших бойцов. Все остальные уйдут сопровождать караваны, первые эшелоны которых отправятся этой же ночью. Вопросы есть???

— У меня вопросов нет, — сухо сказал Гастон, не опуская глаз. — У меня есть утверждения. От Авалона ни я, ни мои люди не уйдут ни на шаг, понятно? Авалон — святыня для нас! Авалон — город, построенный Великим Королем! Авалон для нас — все — и мы не сделаем ни шагу назад, понятно?!

Жемчужно-Белая тут же взмыла под самый купол шатра и хлопнула в ладоши. Над головой Гастона раздался хлопок и на него как снежинки зимой повалили розовые, одурманивающе пахнущие лепестки, но Гастон просто шепнул что-то под нос и лепестки, как и снотворный запах, унес из ниоткуда возникший ветерок.

— Я вам не кролик для опытов, — прошипел Гастон, а потом резко развернулся и, выхватив из ножен меч, резко рубанул по ткани шатра несколько раз — и вышел в проделанную дыру.

— Ах ты, негодяй! — взвизгнула Жемчужно-Белая, бросаясь вдогонку, но её взяла за руку Королева.

— Не надо, сестра! Он прав — сдавать Авалон нельзя.

— Это почему это? — возразила она.

— Интуиция подсказывает…  — почти прошептала Фея, смотря на свою собеседницу, но как будто бы и не видя её. — Эвакуируем слабых и беззащитных. Пусть в Авалоне останутся добровольцы.

— Тогда и я останусь здесь тоже! — вскрикнула Ариэль.

— И я…  И я останусь тоже! — кивнула золотистой головкой Королева.

3.

На огромном бывшем кукурузном поле яблоку негде было упасть. Оно все было заполнено тысячами тысяч мужчин — в форменных зеленых плащах с капюшонами за плечами, в форменных зеленых мягких куртках и штанах, с мечами у пояса, луками и арбалетами за плечами, с копьями и алебардами в руках. Все смотрели в одну точку и чего-то ждали, затаив дыхание — в дальнем конце поля стоял большой амбар, куда раньше ссыпали кукурузу. На его плоскую стеклянную крышу уже забирался могучий человек с длинными до плеч черными вьющимися волосами и белым лицом с воспаленными от бессонницы глазами. Человек этот был во всем черном, только плащ на его плечах сверкал серебристой белизной.

Наконец, человек встал, выдержал паузу, внимательно осмотрев собравшихся. Казалось, его взгляд останавливался на каждом, видел каждого насквозь, — и тяжел же был этот взгляд!

Потом он воздел руку и голос его, усиленный в тысячи раз магией, был услышан каждым:

— Сограждане! Друзья! Братья! — продолжительная пауза. — Я понимаю, все вы очень устали. После целого дня тренировок — и нелегких — вместо положенного отдыха, на который вы имеете право, вам приходится стоять здесь в тесноте. Но, скажу вам честно, все это ничто по сравнению с тем, что нам ещё предстоит. Ничего обнадеживающего я вам сейчас сказать не могу. Вы все знаете — Враг у ворот. По самым оптимистическим расчетам, сделанным нашими разведчиками, орды беспощадных тварей будут здесь послезавтра, а у Авалона, соответственно, к концу недели. Королева отдала приказ о новой волне эвакуации — теперь не только жители западных и центральных королевств Содружества, но и коренные авалонцы превратятся в беженцев, в странников, в отверженных…  — ропот и возмущенные крики в первых рядах. — Но не это самое страшное! Самое страшное, что добычей беспощадных тварей станут две святыни нашего мира — Авалон и Кронбург — город Короля и город Принца — единственные города, к которым непосредственно приложил свою руку Великий Король, чьи камни мостовых и крепостных стен ещё помнят его ноги, его руки, копыта его великолепнейшего из коней — жеребца Бальмунга! Городов, дороже которых для нас всех нет ничего на свете, городов — колыбели нашей истории, нашей цивилизации, нашей культуры…  — тут голос Гастона пресекся, и у всех присутствующих глаза замутились от слез, к горлу подкатил комок, запершило…

— Скажи, что нам делать, брат Гастон! Иначе мое сердце разорвется от печали! — раздался откуда-то из середины юношеский голос.

— Ближе к делу! Говори напрямую! Не тяни, Гастон! — раздались отовсюду поддерживающие крики.

— Вы правы, братья! Простите меня за слабость — мне действительно трудно было сказать о главном сразу…  — сказал, тяжело вздохнув, Гастон. — Я не король, я не могу вам приказывать, но я, как ваш согражданин, собрат, могу просить…  Королева разрешила мне набрать добровольцев для защиты великих твердынь. Но я и сам понимаю, что обязать вас на такое дело я бы и не смог, даже будучи королем, ведь не может даже и могущественнейший из королей вести своих подданных на верную смерть. Король дается народу, как пастух — стаду, — беречь его, а не губить — так говорит Писание. И в этом — великая мудрость. Бой, который разгорится здесь через пару дней — будет боем без надежды на победу, без правил — наши враги не берут в плен и не требуют выкупа, они не знают милосердия и сострадания, их задача — погубить, уничтожить, растоптать…  И врагу нашему имя — легион! В этом бою не может быть победы, но только смерть — и смерть — страшная…  А потому я и не приказываю вам, нет, а просто прошу — те, кто имеет горячее желание встать на защиту Кронбурга и Авалона — поднимите руки, а те, кто хочет уйти — пусть невозбранно уйдут вместе с другими беженцами, сохранив честь — они будут защищать беженцев на всем протяжении пути с оружием в руках, а когда погибнут все добровольцы и Враг доберется до Заморья — будут сражаться с ним там — в неприступных твердынях Скалистых гор — в последнем убежище человеческого рода…

Голос Гастона опять дрогнул и прервался. Он больше не мог говорить, только тяжело дышал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Но говорить ему больше и не требовалось — всё поле огласилось дикими воинственными криками и лязгом металла. Тысячи и тысячи мечей, вынутые из ножен, бьющихся о металлические щиты, были знаком согласия. Может быть, кто-то под шумок и не поднял своего меча — видно, все равно не было — но то, что огромное большинство ещё вчера мирных мужиков, многие из которых так и норовили дезертировать от тягот военных тренировок, были готовы пойти добровольцами на смерть — было видно невооруженным глазом.

Через пару минут крики и лязг мечей сменился скандированием «Гастон! Гастон! Гастон!», а Малыш, что-то прошептал на ухо Асмунду и нескольким другим рыцарям. После чего они схватили длинный и широкий, как корыто, щит, и, не дав Гастону и глазом моргнуть, водрузили своего вождя на него, высоко подняли над землей, как в глубокой языческой древности воины поднимали своих только что избранных на поле брани королей. Поле взорвалось новыми криками восторга и теперь уже скандировало: «Король! Король! Король!». Гастон не мог сдержать слез, скатывавшихся крупными горошинами по его бледным ввалившимся щекам, и не противился, а в голове у него звучало: «Роланд! Роланд! Роланд!» и видел он не своих собратьев, а воинов давно ушедших тысячелетий, которые когда-то на Ронсельванском поле подняли на щит молодого воина, сразившего в одиночку свирепого дракона.

— Проклятье! Да что же они кричат! — зашипела Жемчужно-Белая, сжимая кулачки. — Тупые мужики! У нас уже есть король и королева, посвященные свыше! А ну, Ваше Величество, давайте-ка вместе прекратим это безобразие! — фея с пепельно-белыми волосами, сердито зажужжав крылышками, взлетела, но Королева остановила её.

— Спокойно, сестра, не надо вмешиваться! В конце концов, Гастон — коронованный король — и если он выживет на войне, в Авалоне вполне может быть два короля — насколько мне известно, прецеденты уже были в истории, не так ли?

Жемчужно-Белая нахмурилась, но сдержалась, и вновь опустилась на землю. Прежняя решимость уже покинула её.

— Не нравится мне это, сестра, не нравится…

Но Королева лишь приторно улыбнулась.

— Не беспокойся, сестра, когда все утрясется и Безликий будет побежден, все вновь будет хорошо. Гастон дал им надежду, но кто будет восстанавливать разрушенное? Мы! Люди вновь будут нуждаться в феях и все будет по-прежнему. А Гастон никогда не поднимет руку против брата, а тем более — против меня. Я уже в этом убедилась на Лысой Горе. Я в нем уверена! — и с этими словами Фея чмокнула Жемчужно-Белую в щеку.

Когда, наконец, на поле прекратился шум и гам и Гастон спрыгнул со щита, возникла проблема — что же делать с таким огромным количеством добровольцев — ведь не мог же он взять с собой всех! — кого-то надо было отряжать конвоировать караваны с беженцами!

Решили отрядить в конвой мужчин, старше 90 и младше 20 лет. Таковых набралось как раз достаточно для этого дела. Правда, пришлось изрядно попотеть, чтобы отсеять самозванцев — занижавших или завышавших свой возраст, но тут уже пришла на помощь магия. При помощи нехитрого заклинания у каждого на руке проступал светящийся знак с его возрастом, так что пришлось многих отправлять в конвой едва ли не силой.

Остальных Гастон разделил на два больших отряда — один должен был защищать Кронбург, другой — Авалон. Авалонский отряд он решил возглавить лично, а вот Кронбург…

— Дозволь защищать Кронбург мне! — вызвался Асмунд, когда войско Гастона уже в походном порядке длинной — в полсотни миль — змеёй уже тронулось в путь, на юго-восток.

Гастону уже подвели оседланного коня, а он ещё стоял, не зная, на что решиться. Глубокая морщина прорезала его бледный высокий лоб. Он колебался.

— Ты ещё слишком юн, Асмунд. Бой у Лысой Горы — это просто дикая свалка, а здесь будет правильная оборона крепости. Надо уметь все — и просчитывать углы для ведения огня, и вести инженерные работы, и…  Да мало ли что ещё надо уметь! — махнул он рукой. — Пока ты умеешь только стрелять да махать мечом — а этого не достаточно. К тому же ты не владеешь магией…

Асмунд покраснел и понурил голову, в носу у него засвербило.

— Ну а если у него будет помощник? — раздался вдруг чей-то каркающий голос.

Гастон недоуменно оглянулся по сторонам. Но тут над его головой послышался шум крыльев, и на плечо Гастону приземлилась большая иссиня-черная ворона и дерзко, по-хулигански, щипнула его клювом за ухо.

Асмунд покатился со смеху — слава Создателю, они были вдвоем, без свидетелей — , а Гастон покраснел от гнева.

Но ворона уже взлетела с его плеча и, сделав несколько кругов в воздухе, опустилась на землю. Вспыхнув снопом фиолетово-лиловых искр, она превратилась — в смеющуюся Милену!

— Явилась не запылилась, — облегченно выдохнул Гастон, потирая больно укушенное и покрасневшее ухо. — И где ж ты все это время шаталась?

— Как где? — обиженно сложила руки в боки Милена. — Я все время была рядом, то летучей мышью под печкой в домике Коры, то вороной у тебя в войске. Кора меня отпустила!

— Ах ты, плутовка! Ну, что ж — пожалуй, лучшего военного советника для юного Асмунда, действительно, не найти…

— Ещё бы! После тренировочных полигонов «ЖАЛА»! — хмыкнула Милена. — Ладно, Гастон, езжай спокойно, а я сделаю все, что смогу. Асмунд будет командовать людьми, а всю магическую и инженерную часть я возьму на себя. Надеюсь, я тебя не подведу!

Но тут неожиданно восстал Асмунд.

— Нет уж, дудки! Чтобы девчонка мной командовала!

Но Милена уже была рядом.

— Ну почему сразу «командовала»? — пропела она бархатным голоском. — Я буду помогать и иногда советовать, а командовать будешь ты! Ты ж у нас рыцарь, не так ли?

Асмунд покраснел.

— В любом случае, главнокомандующий здесь я! — уже четко, отрывисто, по-королевски сказал Гастон, вскакивая на коня. — Асмунд назначается комендантом Кронбурга, а Милена — его начальником штаба и заместителем. Вам обоим я доверяю как самим себе и вверяю самое дорогое, что у меня есть после Авалона. Ну, все, мне пора! — не дожидаясь ответа и как-то чересчур быстро отворачивая свое лицо от Асмунда и Милены, добавил Гастон.

Он дал шпор коню и быстро поскакал, догоняя свою ушедшую уже далеко вперед армию. А Милена тихо взяла руку Асмунда в свою и положила ему свою черноволосую голову на плечо. Асмунд опять покраснел.

— А ведь я так и не успела поблагодарить тебя за все из-за мамы…  — прошептала она.

— Да…  — почему-то тоже шепотом ответил Асмунд, внутренне дрожа. — Я так мечтал явиться перед тобой в окровавленных доспехах, в грязи и поту, с дымящимся мечом и упасть перед тобой на колени, а потом обнять тебя и поцеловать…  — Асмунд сам испугался своих слов. А Милена подняла голову и внимательно, даже удивленно, посмотрела на него. А потом…

— Ну, грязь, пот и кровь это, прямо скажем, совсем не обязательно…  А вот насчет остального…  — Милена быстро оглянулась — на бывшем кукурузном поле, всем перетоптанном тысячами тысяч мужских сапогов, одиноко стоял только стеклянный амбар, на крыше которого держал речь вчера вечером Гастон. Внутри амбара находился большой стог сухой обмолоченной кукурузной соломы. Милена вдруг потянула Асмунда за руку. Асмунд вопросительно взглянул на неё и хотел что-то сказать, но та уже прислонила свой тонкий пальчик к его губам.

— Пойдем! А то потом будет поздно…  — Милена тревожно взглянула на Запад, откуда где-то далеко на горизонте уже возникла черная грозовая туча.

4.

Кронбургу предстояло первому принять на себя удар черной волны с Запада, словно гигантскому морскому волнорезу, а времени на подготовку к обороне было значительно меньше, уязвимость же крепости была значительно больше. Если Авалон мог похвастаться своим удачным стратегическим положением — на острове посреди глубокого озера в диаметре в полсотни миль, по которому спокойно могут плавать и океанические корабли, то Кронбург располагался посреди густого леса, который, в общем-то, не представлял большой преграды для орд тварей из Леса.

Правда, у Кронбурга были довольно высокие каменные стены, толщиной в три, а высотой в десять человеческих ростов, такие же стены были у самого замка внутри города, а также общегородской и замковый ров глубиной в три и шириной в пять человеческих ростов. Но Милена лишь скептически нахмурила свой лоб — если даже Лысая гора и Зачарованная Чаща не устояли — укрепления Кронбурга, рассчитанные на бродячие стаи диких саблезубых тигров, волков, зверозубых ящеров или, максимум, пять-шесть снегов — грозы человеческого рода в период Темных Веков, когда и был выстроен этот замок, — были просто детскими игрушками.

Но Милена не стала высказывать свои мысли вслух, чтобы не расстраивать защитников, лихорадочно занимавшихся укреплением замка. Когда же собрался совет — в главной зале Замка, где когда-то пировал с Прекрасной Феей Гастон, — на мерцающем магическом столе-визаторе Милена легким движением ладони вызвала подробную карту города, замка и прилегающей местности. Рыцари Черного Камня — двенадцать паладинов в серебристых плащах и черных бархатных куртках и штанах с мечами на поясе в серебристых ножнах — ахнули, шепнув с придыханием «фея», а Асмунд лишь гордо приосанился. Но Милене было не до восторгов. Небольшой искусственный холм, на котором располагалась крепость, был не в счет. Крепость легко было отрезать от остального мира.

Асмунд, заметив мрачное выражение на лице Милены, тут же взял слово:

— Что скажет волшебница Милена? Какие будут у неё предложения по обороне города? — этим опережающим вопросом он хотел хоть как-то подчеркнуть свой «соломенный» авторитет командующего, потому что, если честно, и сам толком не знал, что делать, кроме как расставить воинов по башням и стенам.

Милена, не обратила на его реплику ровным счетом никакого внимания, не отрывая серьезного взгляда от визатора. Немного помолчав, она, наконец, заговорила, водя пальцем по экрану:

— Первое, господин комендант, что я бы предложила — немедля заполнить рвы розовой водой, провести помповые насосы на стены — вот сюда, сюда, сюда и сюда — здесь, в центре города, в городском пруде и фонтанах, мы сделаем резервуары. Второе — вырубить лес в диаметре миль десять и накопать волчих ям и рвов, засыпать их ветками, а сами рвы утыкать серебряными кольями или залить розовой водой. Третье — разобрать ближайшие дома новой постройки и из них сделать стену надо рвом — Милена провела своим пальцем от крепости до реки — это на случай, если мы будем отступать — в реке есть шанс спастись…

— Отступления не будет! — резко возразил Асмунд и его взгляд встретился со взглядом Милены. — Впрочем, во всем остальном я с Вами согласен. И ещё — все башни, бойницы, крыши домов — оборудовать командами стрелков, ворота оковать серебряными листами, равно как и подъемные мосты, вылить новые подъемные решетки из серебра…  Пока все. Задание ясно?

Паладины в знак согласия кивнула головами.

5.

Когда первые ряды закованных в сталь всадников вступали на разводной железный мост Авалона, гулко стуча копытами, на Западе ударили первые разряды грома, и темная пелена заслонила солнце. На солнечный жизнерадостный Авалон с домами из разноцветного яркого кирпича и с улицами, утопающими в вечно живых деревьях и цветах, внезапно обрушились душные сумерки. Лошади испуганно заржали, среди солдат — а кроме них в городе уже никого не осталось — утром улетели последние грузовые аэроны и мобили — пробежал испуганный ропот. Загремели громовые раскаты, на авалонском озере зашумели волны, ветер заиграл стягами и плащами всадников. Вдруг сильный порыв ветра сорвал самый большой флаг на шпиле королевского дворца, и белое полотнище с черным орлом полетело в воздухе, при этом оно продолжало развеваться так, что, казалось, орел и в самом деле машет в воздухе крыльями…

— Летит! Летит! Летит! — со всех сторон воинской армады раздались громкие крики. — Орел Авалона летит! Орел Авалона! Орел Роланда!

— Что бы это значило? — зябко поежился Гастон, пробормотав себе под нос, глядя на летящее полотнище — температура резко стала падать, потянуло холодом. — К поражению это или к победе?

Между тем полотнище покружилось в воздухе, ветер стих и оно плавно опустилось прямо перед конем Гастона. Гастон успел схватить его до того, как оно упало на землю и крепко прижать к груди, а вокруг уже раздались восторженные крики, превозмогавшие вязкую духоту и громовые раскаты:

— Орел Роланда и Гастон! Орел Роланда и Гастон! Роланд с нами! Мы победим! Мы обязательно победим!

Гастон обернулся к Малышу, ехавшему рядом с ним, бережно протягивая полотнище ему.

— Вели сделать из него стяг. Пусть один из паладинов — из тех, кто повыносливей — будет со мной всегда, в любом месте битвы, пусть всегда, до самой последней секунды Орел Великого Короля будет со мной!

— Будет исполнено, Ваше Величество!

А уже через час в бывшей зале Рыцарей Круглого Стола собрался военный совет, на котором присутствовали все паладины Ордена Черного Камня, Королева, Жемчужно-Белая и Кремово-Белая феи тоже, а также несколько других фей-воительниц. Последние заняли пустующие места тех паладинов, что остались оборонять Кронбург.

Стол-визатор засветился голубоватым светом и совет принялся вырабатывать план сражения. Королева предоставила слово Гастону. Гастон молча и мрачно поклонился, встал и принялся четко и ясно, словно по-военному печатая шаг, излагать свой план. Феи его не прерывали. Гастон заранее знал, куда какое подразделение поместить, чем их вооружить, какие зоны кто будет простреливать и из чего. Феи и паладины только и успевали следить за его стремительно бегающим по живой мерцающей карте пальцем и за его пестрящей военными терминами речью — «рекогносцировка», «аванпост», «угол обстрела», «бастида»…

Когда он закончил, Королева только удовлетворенно кивнула.

— Что ж, Гастон, твой план хорош, и я его одобряю. Мы с сестрами тебе поможем с воздуха — чем сможем.

— Тогда не будем терять времени, — ответил Гастон. — Я чувствую, Тьма надвигается…  — сердце всех присутствующих сдавила какая-то черная тоска, комната погрузилась в сумерки, а где-то далеко на Западе вновь раздались сильные удары грома. До исторической битвы за Авалон осталось меньше суток…

6.

В то время как Авалон только готовился принять удар, Кронбург уже накрыла волна кромешной тьмы.

Лишь только солдаты успели расчистить лес в диаметре ста шагов перед крепостью и выкопать едва половину из запланированных рвов и ям, как показался предвестник надвигающейся угрозы — черный туман.

Темная мгла как чудовищная и коварная черная змея ползла по низинам и оврагам все дальше и дальше, а в живом шевелящемся мареве угадывалось движение тысяч и тысяч уродливых лап, щупалец и хвостов. Воины, только завидев её, тут же бросились наутек, к крепости, побросав инструмент, на ходу трубя в охотничьи рога, оправленные серебром, что висели на их поясах. На их зов ответили из города — тут же ударили в набат все колокола многочисленных храмов Создателя, бодро заливисто запели металлические трубы, забили барабаны. И вот тысячи и тысячи воинов уже бежали по заранее известным им по номерам позициям, стуча подбитыми железом сапогами по камню. Раздавались короткие, отрывистые команды офицеров — в цветах рыцарей Черного Камня, черном с серебром — и уверенные жесты их рук, указывающих, куда кому надо встать. Вынимались из чехлов здоровенные, почти в человеческий рост, луки, натягивались воротами длиннющие арбалеты, а вот уже металлические големы тащат на стены, словно настоящие пожарные, длинные шланги. Крепость готовилась принять на себя удар!

Наконец, последние работники забежали за спасительные стены и серебряные решетки городской крепости захлопнулись, как и окованные серебряными листами подъемные мосты и главные ворота. А буквально через несколько мгновений тьма окутала Кронбург своим замогильным покрывалом — лишь только резервуары с розовой водой да серебряное оружие и доспехи светились в темноте. И все окрестности охватил неистовый вой и гогот. Началось светопреставление!

Милена и не пыталась противиться наступающей тьме — бой у Лысой Горы показал, что даже если тогда вся мощь Черных Камней оказалось бессильной — что же могла поделать теперь она одна? Благо, у каждого воина были подбитые серебряной подкладкой плащи и маски из серебристой ткани, а големы были обиты серебряной фольгой — хорошо, карлики поделились запасами этого сравнительно редкого металла! Сама Милена также была в плаще и в маске. А потому ядовитая тьма не могла причинить ей и армии физического вреда. Плохо было другое — видимость была почти нулевой! Но, похоже, с этим ничего поделать было нельзя.

Сама Милена видела только то, что находилось на расстоянии вытянутой руки — как тут будешь командовать? А стрелять? Впрочем, прицеливаться было и не нужно. Скоро все утонуло в диком гоготе и визге и стало ясно, что твари обложили крепость со всех сторон — и имя им было — даже не легион!

Лучники, напряженно всматривавшиеся во тьму, заметили черные орды тварей, когда те подступили ко рву, заполненному розовой водой. Розовая вода светилась и когда первые чудища добрались до её кромки, цели стали видны — свистнули десятки тысяч стрел и многие тысячи тварей сразу же были объяты серебристым пламенем. За первым залпом последовал ещё и ещё — серебристые стрелы в кромешной тьме казались молниями или длинными яркими осами яростно устремившимся на своих жертв — и в такой толпе, кишащей монстрами, они неизменно находили цель.

После десятого залпа черная волна отхлынула, визжа и рыча, но на смену ей прилетела помощь с воздуха — тысячи и тысячи омерзительных крылатых тварей, мерзко гогоча и шипя, устремились на стрелков. Те, в свою очередь, перенесли огонь на воздушные цели, но попасть здесь уже было сложнее — твари виляли из стороны в сторону, то собираясь в стаю, то рассыпаясь на единицы, и попасть в цель мог уже не всякий. Скоро первые твари добрались до башен и стен с зубцами — и первые их жертвы полетели со страшной высоты, разбиваясь вдребезги — так они предпочитали расправляться с воинами, чьи серебряные доспехи препятствовали пустить им в ход зубы. Они сбрасывали воинов с высоты, перегрызали тетивы, ломали луки — и вот уже стены сплошь были облеплены этой мразью, словно труп роем черных смрадных мух. Бой закипел уже по всему периметру, стрелки выхватывали мечи и копья, оставив бесполезные луки и самострелы, и бросились врукопашную. Но этим того и надо было! Приунывшее было наземное воинство вновь хлынуло вперед, перебрасывая через ненавистные ядовитые для них рвы уже заготовленные мосты, чтобы прорваться к стенам. А прорвавшись — здоровенные шестилапые медведеобразные гориллы высотой в полстены со стволами деревьев в лапах наперевес — уже ударили в ворота, да так, что с башен посыпались камни!

— Проклятье! — взвизгнула Милена. — Ну и умные же они!

Асмунд, стоявший рядом, вопросительно посмотрел на Милену — здесь, без свидетелей, он не боялся уронить свое достоинство.

— Ну что ж, дорогой, придется раньше времени выводить главные фигуры — другого выхода я не вижу…

— Розовая вода? — дрожащим голосом подхватил Асмунд. Милена кивнула.

Когда стены наполовину опустели, а ворота едва держались на петлях, раздался пронзительный звук кавалерийской трубы — в такой темноте только так можно было координировать движения! Вот уже избранная тысяча рыцарей Черного Камня в серебристых, ярко блестящих даже во тьме плащах, во главе с самим Асмундом врубилась в черное марево из крыльев, когтей, лап, клыков и черных провалов глаз. Асмунд бился один специально выкованным по его заказу големом-кузнецом оружием — на длинном древке копья с обоих сторон были приделаны длинные ножевидные лезвия-косы. Он держал древко посередине обоими руками, как палку для потешных деревенских боев, а бил направо и налево ножами-косами. С виду это было устрашающее зрелище — на стене фигурка в светящемся во тьме плаще с мерцающими косами, с дикой скоростью рубящих, как мясорубка капусту, десятки черных крылатых тел. Но и остальные рыцари не отставали. Крылатые твари опешили и подались назад — но только это защитники и добивались!

Потому что вслед за расчистившими дорогу рыцарями избранной тысячи Асмунда уже бежали серебристые големы с резиновыми шлангами в руках. И как только они добрались до зубцов каменных стен и заняли позиции, очищенные неистовым натиском свежих сил, на здоровенных шестилапых горилл, разбивающих ворота и стены, хлынул поток светящейся розовой жидкости — и Кронбург огласил дикий неистовый рев заживо разъедаемых гигантских туш! А вслед за ними — рев тысяч и тысяч более мелких тварей, попавших под импровизированный розовый душ. А вскоре такая же участь постигла и крылатых бестий — стоило направить напор в воздух. Одни големы направляли тряпичные кишки, другие — у резервуаров — не переставая качали помповые насосы — благо, големы никогда не уставали. И Черная волна опять отхлынула!

Милена вытерла трудовой пот и впервые за многие часы улыбнулась. Правда, розовой воды — ограниченное количество, но все же первый удар они отбили.

7.

Когда Кронбург, истекая кровью тысяч и тысяч погибших, уже почти сутки отбивал все новые и новые волны из Черной Бездны, растрачивая драгоценные запасы розовой влаги, первая волна тьмы только подступила к Авалонскому Озеру.

Мост через Озеро уже давно был сожжен, все лодки и корабли отогнаны к берегу Острова, а до зубов вооруженные солдаты уже стояли у зубцов башен и бойниц с луками и арбалетами. Гастон нетерпеливо грыз ногти, пытаясь угадать, откуда будет первый удар, зато феи, расположившиеся тут же, на главной башне, проявляли чудеса хладнокровия — они спокойно играли в бумбарашки! Королева же вообще прикорнула на раскладушке, так смешно причмокивая во сне губками, что даже Гастон несколько раз оглядывался на неё, забывая о надвигающейся угрозе. Жемчужно-Белая, как всегда — никогда ей не сиделось на месте! — куда-то улетела.

Наконец, Авалон со всех сторон окутал белесый туман, зашумели волны Озера, как будто бы это было не Озеро, а предгрозовое море. А потом из тумана, жужжа как рассерженная пчела, вылетела Жемчужно-Белая с развевающимися на лету как боевое знамя пепельно-белыми волосами и, приземлившись на башне, быстро закричала:

— Подъем, сестры! Гастон — труби всем слезть со стен, мурина вас подери! — их щас всех смоет!!!!!!!!!!!!!!!!

— Как — смоет? — захлопал глазами Гастон. Но Жемчужно-Белая уже отпихнула его локтем, вырвала у стоявшего рядом с ним офицера серебряную кавалерийскую трубу — и что есть мощи заиграла сигнал, который можно было перевести на наш язык «бежать ко всем чертям!», усиленный, естественно, заклинаниями…

Воины, кто посмышленней, бросились прочь со стен, а кто не успел выучить условные сигналы или растерялся — все были смыты чудовищным цунами, которое отродясь не видывало авалонское озеро — цунами, ударившего сразу с четырех сторон!

Часть стен рухнула вместе с западными воротами, тысячи людей смыло. Город наполнился криками испуганных людей, вода настигала убегающих на улицах города, те, кого смывало в воду тонули, как если бы к их ногам был привязан тяжелый камень — тяжелые доспехи мешали плавать.

Скоро полгорода превратилось в архипелаг из множества каменных островков. Все-таки больше половины солдаты выжило — кому хватило ума или везенья забраться на крыши высоких домов и башни, а бешеные волны все били и били, как чудовищные молоты своих ещё уцелевших жертв, затапливая все вокруг.

— Дамбы, дамбы, проклятье, они взорвали дамбы!!!!!!!!!!!!! — в бешенстве заревел Гастон, вырывая целые пряди волос из головы, упав в отчаянии на колени. — Осел! Козел! Баран! Ну как же я этого не предусмотрел!!!!!!!!!!!!!!!!! — а в ответ ему раздался лишь дикий хохот торжествующей стихии.

Но беда никогда не приходит одна…

Чуть только волны успокоились, как на ослабевшее и ошалевшее от водной катастрофы воинство уже обрушились, как рои кровожадной мошкары или комаров, крылатые бестии. И тут бы ещё не очухавшимся от потопа воинам пришлось бы совсем туго — у кого утонуло вообще все оружие, у кого промокла тетива лука и лук стал бесполезным — , но тут вмешались феи. Жемчужно-Белая отважно ринулась навстречу врагу впереди своего маленького эскадрона, построившегося в форме буквы V, словно стая перелетных птиц. А за нею — добрые четыре сотни аватаров — все, что удалось сделать карличьим мастерам за то немногое время, что у них было.

Черные бестии, увидев достойного себя врага, как стая черных ворон, каркая и беснуясь, полетела навстречу, и обе тучи столкнулись! Закипел беспощадный бой в воздухе!

Каждый аватар, каждая фея несли на себе баллоны с розовой жидкостью и трубки с раструбами, которыми они тут же принялись поливать черных бестий. Бестии зашипели, завизжали, прямо в воздухе разлагаясь, превращаясь в липкую черную грязь, и отпрянули в сторону. Но быстро нашлись, и рассыпались, и стали нападать поодиночке, норовя ударить сбоку, снизу, сзади, сверху, плюясь своей ядовитой слюной. Одной фее такой плевок ударил прямо в основание крылышек и бедняжка рухнула прямо в пучину морскую и тут же скрылась на дне. Также погибли несколько десятков аватаров. Бой шел с переменным успехом.

Впрочем, и внизу, когда буря морская, наконец, утихла, появилось нечто новенькое. Вода забурлила, закипела, почернела — и из неё стали выползать самые омерзительные твари! Какие-то щупальцерукие гигантские спруты, какие-то чудовищные ящеры с плавниками, какие-то зубастые рыбы с человека ростом и другие самые разнообразные чудовища, каких свет не видывал, и все они ринулись из воды на полузатопленный город. Архипелаг из разрозненных башен, островков ещё не затопленных стен, крыш высоких домов и соборов превратились в разрозненные очаги сопротивления. Гастон только плевался от досады — весь план обороны города рухнул в тартарары, ведь в такой ситуации он даже не мог возглавить единое командование! Наконец, он плюнул, и собрал под своей командой тысячу рыцарей, что оставались перед началом потопа в Королевском Замке, и бросился в атаку — тем более, что с десяток чудовищных спрутов и пара ящеров величиной с пятиэтажный дом уже поплыли в их сторону. Крыша Королевского Дворца превратилась в плавучий бастион, со всех сторон окруженный врагами. А между тем Королева, не замеченная никем, взлетела в воздух, и скрылась из виду — зачем и куда она полетела, знала лишь она сама.

А между тем сражение распалось на несколько тысяч локальных стычек. Крупномасштабный бой был только в воздухе и на крыше и террасах Королевского Дворца, где бились тысячи воинов и воительниц. Все остальные — это сражения сотни-двух, а то и нескольких десятков солдат, окруженных на маленьком пятачке башни или крыши, или нескольких крыш со всех сторон наступающими чудовищами. Не было никакой организации, никакого командования, бились каждый как мог. Наверное, и самый отчаянный трус в этом бою был храбрее льва, ведь отступать ему все равно было некуда — повсюду была вода и страшные обитатели, выплывавшие из неё. Крики ярости, боли, визг раненых чудовищ, стоны — все смешалось в одну сплошную какофонию, тем более страшную, что туман заполонил все — ничего не видно было и в двух шагах!

В воздухе уже пятый раз летучий эскадрон Жемчужно-Белой, как рой разъяренных пчел, защищающих свой улей, отгонял черных отродий, и пятый раз отступал, существенно сократившись в числе. Запас розовой воды в баллонах иссякал — хорошо ещё, что станции заправки, у которых стояли верные големы, были расположены на двадцати квадратных милях крыш гигантского Королевского Дворца, а потому их и не затопила стихия. Феи и аватары — в основном, розовые летучие обезьяны, голубые грифоны и красные мантикоры — после каждой атаки вынуждены были садиться на крыши и там их «заправляли» новыми баллонами големы. А потом, опять построившись буквой V, эскадрон летел в атаку — магия все равно здесь не действовала, как и анализаторы, а потому розовый концентрат оставался единственным эффективным оружием небольшой армии фей. Феи сражались бесстрашно и умирали с достоинством — никто не визжал от страха, не пытался бежать или молить о пощаде. Просто подбитая ядовитой слюной или с рваной раной на шее или голове фея камнем падала в воду, не вымолвив ни звука, но поредевшая колонна вновь смыкалась и шла в очередную атаку. Впрочем, на каждую убитую фею или аватара приходилось десятки и десятки черных тварей.

А Гастон за это время успел сходить в десять атак. Как жалел он сейчас, что с ним нет боевого коня и длинного рыцарского копья! Его мечтой было врубиться в толпу врагов верхом на коне, во главе лихой конницы с длинным копьем на перевес, как на рыцарском турнире на главном Ипподроме Авалона в былые дни…  Но нет! Пришлось биться пешим.

На ходу разделив свою гвардию на пять отрядов, он поручил каждому свою часть террасы Дворца, а пятый оставил во главе с Малышом охранять заправочные станции — ведь если феи перестанут прикрывать с воздуха — пиши пропало! — без лучников они станут легкой жертвой стай крылатых хищниц! Сам же взял на себя самое опасное направление — западное. Оттуда твари лезли как одержимые и их было больше всего.

Вот два огромных черных спрута с пятиэтажный дом ростом уже выбросили свои почему-то когтистые щупальца — и с десяток воинов моментально стащили в воду. Остальные испуганно попятились, но Гастон уже успел добежать до одного из них и остервенело принялся рубить черные щупальца. Спрут заверещал от боли и ударил по Гастону одним из щупалец, а другим схватил его за ноги и потащил к себе, чтобы утопить в воде, как остальных. Но в последний момент, когда Гастон уже был у самого края, здоровенная секира перерубила щупальце, а потом метко выпущенный метательный нож попал твари в голову и спрут, дернувшись, погрузился в воду, окрашивая её в черную зловонную жижу.

— Малыш! Мурина тебя побери! Я ж тебе велел охранять заправки! — выругался Гастон, вставая на ноги.

— Вы забываетесь, Ваше Величество, я уже не Малыш, а Рыцарь, и я сам определяю место, где мне отличиться в бою за своего сюзерена.

— Прости, я опять забыл…

Но тут из воды вылезло ещё два спрута и какой-то зверозубый ящер, но на этот раз люди не сплоховали. Увидев, что король в опасности, они бросились в атаку. Туча стрел накрыла самого ближайшего спрута, и тот забился в предсмертных судорогах. А на другого бросились сам Гастон с Малышом…  И бой закипел с новой силой!

Однако с каждым часом становилось все очевиднее, что дело плохо. Количество воинов стремительно сокращалось. По существу, организованное сопротивление продолжалось только на террасе Королевского Дворца и некоторых крупных башнях и крышах восточной и северной части города — все остальные были перебиты. Даже Гастон, обливаясь потом, едва держал меч в дрожащих от усталости руках. Несколько раз он уже промахивался и в любой момент промах мог стать роковым.

— Ну, все, Малыш, — еле дыша, проговорил Гастон, отрубив очередное щупальце, — ты как-то мне говорил, что в детстве был служкой у священника?

— Угу, — мрачно сказал Малыш — он уже начинал понимать, к чему клонит король. — Было дело…

— Так вот…  Малыш…  — Гастон едва говорил от прерывающегося дыхания. — Вспомни, Малыш, очень хорошо вспомни хоть какую-нибудь чудодейственную молитву Создателю — я, признаться, в детстве, да и потом, был не особенно благочестив. Думаю, это единственное, что нам с тобой осталось…  — от тысячи рыцарей к тому времени в строю оставалось не больше трех сотен — и те, измотанные до крайности — ведь резервов то не было, а твари все лезли и лезли, как одержимые.

Малыш мрачно кивнул, а потом бухнулся на колени, что есть силы воткнул меч лезвием вниз в расщелину в камне, воздел возле этого импровизированного знака Создателя руки, как заправский священник, и зашептал:

— Pater Noster…

— Эй, ребята, а ну встать! Встать, кому говорю! Быстро, сомкнуть ряды, вокруг Малыша сомкнуть ряды! — закричал из последних сил Гастон, махая мечом. — Пусть он помолится за нас, а мы его прикроем!

Приунывшие было, падавшие с ног от усталости, промокшие до нитки воины, спина к спине сплотились вокруг Малыша, а твари уже перелезали через перила террасы и устремлялись в центр.

И в этот миг кто-то закричал…

— Корабли, корабли, тысячи кораблей, мы спасены!!!!!

Гастон и Жемчужно-Белая одновременно посмотрели в одну и ту же сторону и увидели, что туман куда-то исчез, а весь горизонт наполнен тысячами и тысячами каких-то силуэтов, напоминавших корабли. Но внимательно присмотревшись, можно было увидеть, что это не корабли, а что-то совершенно небывалое…  Огромное количество здоровенных морских черепах, китов, морских змеев, взявшихся неизвестно откуда! А впереди них — грациозно восседавшая на огромном морском рогатом змее зеленоволосая Морская Королева Лора вместе с Королевой Эсмеральдой за её спиной.

А ещё через мгновение вода забурлила, подчиняясь зову своей госпожи, подувшей в морскую раковину, как и тысячи и тысячи её прислужниц, и гигантское цунами обрушилось на армию тьмы, заодно захватывая в воздухе ещё летающих бестий, а потом — не давая им прийти в себя — морская армия перешла в атаку!

— Слушай, Малыш, — хлопнул Гастон здоровяка по толстой шее, по-прежнему стоящего в молитвенной позе, — а ты хорошо молишься, честное слово! Буду брать тебя в походы с собой, а меча тебе давать не буду — ты мне и так всех врагов на лопатки положишь! — и Гастон облегченно, во всю глотку засмеялся, а вместе с ним засмеялись и все выжившие, до сих пор не веря, что они спасены. Но Малыш не услышал Гастона, а продолжал как заговоренный твердить одну единственную молитву, которую он помнил с детства — pater noster — , а из глаз его потоком лились слезы. Гастон ещё не знал, что ни в один уже поход Малыш с ним не пойдет, навсегда променяв воинский доспех на священническую сутану…

8.

В тот момент, когда чудесным образом, благодаря расторопности Её Величества Королевы, Авалон был спасен ценой окончательно затопления почти половины Восточного Хартленда! (иначе как бы добрались морские легионы до города!), в Кронбурге дела шли из рук вон плохо.

Мало того, что защитников осталось так мало, что пришлось оставить городские стены и отступить в замок, так ещё и кончились резервуары с розовой водой!

Но хуже всего было то, что Асмунд, с оставшимися пятью сотнями рыцарей, прикрывая отступавших, оказался в западне. Пока рыцари, сомкнувшись черепахой, спиной к спине, выставив вперед только щиты и копья, медленно, шаг за шагом отступали к воротом, отбиваясь от черного месива, несколько сотен тварей обошли их с обоих сторон и отрезали от ворот замка. А в следующий момент один из офицеров приказал их опустить, пока твари не прорвались внутрь…

Милена, занятая по горло в замке, не сразу хватилась, где находится Асмунд. А потом сердце её закололо так, что она, бросив все дела, побежала по покрытым мраком узким переходам замка, каждого встречного воина тряся за плечи. Но никто его в замке не видел и не знал, где он находится. И лишь только когда она забралась на главную башню, ей открылась страшная правда. Внизу виднелся, окруженный со всех сторон черным морем маленьких островок из серебристых щитов и плащей, как одинокий айсберг посреди бушующего океана. Хотя высота была приличная, ей даже показалось, что она разобрала крошечную фигурку с необычным оружием — двуручной двойной косой. Впрочем, ей могло и показаться. Между островком из серебристых щитов и вратами замка было всего ничего — пять минут ходьбы — но эти пять минут превратились в вечность, потому что сил идти уже не было — несчастные рыцари едва отбивались от остервенело нападающих полчищ!

Милена взвыла как раненая волчица и бросилась вниз, приказывая солдатам открыть врата и контратаковать, но выживших было так мало — в изодранных плащах, усталые — ведь двое суток почти непрерывных боев! — они были ни на что не способны. Кто-то безучастно лежал на мостовой, кто-то спал…  Собрать это деморализованное стадо даже Милене было не под силу.

А твари как специально прекратили атаки на замок и всей толпой накинулись на несчастных, как стервятники набрасываются на раненое или умирающее животное, чувствуя его беззащитность. Но «черепаха» упорно отбивала все новые волны нападающих, мгновенно смыкая свои ряды, когда кого-то тварям удавалось вырвать из строя, не давая тем самым врагу прорваться в брешь.

«Создатель! И кто теперь скажет, что люди — слабые и изнеженные создания?! — невольно подумала Милена. — Ну, дела-а-а-а-а-а! Видимо, правы были Черные Камни — Эра Поднебесных уходит в небытие, наступает Эра Людей…»..

Но ход её мысли прервал громкий рев медведобразных шестилапых горилл. И в стройную линиюсеребристых щитов с размаху ударили обломки крепостных стен — «черепаха» рассыпалась на куски и тут же на них с торжествующим воплем накинулись все эти бесчисленные волко-, вепре-, козло-, змееголовые уроды. Рыцари с серебристыми щитами были теперь обречены — без строя устоять против таких масс они уже не могли. Милена до крови прокусила губы, но здесь магия не действовала и помочь Асмунду — если он ещё был жив! — она ничем не могла…

И в этот момент до Милены донеслись крики с вершины Главной Башни Кронбургского Замка:

— Дождь! Дождь! Розовый Дождь! Мы спасены-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!

Милена подняла голову и увидела, что ночное небо засияло розовым светом, заполнившись — куда только хватало глаз — чередой розовых пушистых барашков. Они пылали в темноте, а из них, меж тем, вырывались ливневые розовые струи. И визг сгоравших в этих струях черных тварей был самой приятной музыкой на свете для ушей Милены и нескольких тысяч выживших защитников замка.

ГЛАВА 23 Тяжелый выбор

1.

Две недели бежали по пустошам и мертвым лесам Люк с карликом Хрофтом, останавливаясь только на время краткого, беспокойного сна. Даже не по-человечески выносливый карлик не мог выдержать такого ритма, так что приходилось Люку порой тащить его, как отец иной раз катает своего ребенка, — на плечах. Старались бежать днем, по ночам прятались в расщелины или овраги, которые в изобилии были вокруг — «видимо, борьба двух братьев, — подумалось Хрофту, — отразилась на всем Хартленде, если не на всей Целестии!».

Всюду, куда бы ни смотрел зоркий глаз карлика и не менее зоркий глаз Люка простиралась пустыня — изгаженная, изуродованная, изнасилованная земля некогда цветущей как сад Целестии. Мертвые сухие мертвецерукие деревья, хищные кусачие цветы, шепчущая что-то замогильное черная трава, сухая черная треснутая земля — на редкость отвратительное зрелище! Но ещё отвратительнее были попадающиеся им то тут, то там пустые стеклянные дома с выбитыми окнами, ржавые летательные и самодвижущиеся аппараты в канавах, а то и белые обглоданные скелеты людей, животных.

Насмешкой над всем этим кошмаром выглядели красочные, в несколько человеческих ростов, плакаты с румяными веселыми людьми, украшенные надписями вроде «Жить стало лучше, жить стало веселее!», «Раньше было хорошо, завтра будет ещё лучше!». Попадались и такие: «Целестия — земля вечного изобилия!» с нарисованной крылатой золотоволосой феей, протягивающей зрителю огромную корзину, наполненную самыми разнообразными спелыми и аппетитными фруктами и овощами. Плакаты были кое-где рваные, кое-где загаженые, кое-где выцветшие…  А рядом — разоренная земля, брошенные детские игрушки, забытое на площадке белье, сиротливо развевающееся на ветру, словно в немой тоске тянущее свои тряпичные руки к бросившим его хозяевам, растерзанные остатки плюшевых зверят — и пустота и тишина вокруг, только глухие удары разбитых ставен, скрип ржавых конструкций.

Карлик хмурился и отворачивался от этого зрелища, старался смотреть только под ноги, но Люк осматривал все внимательно, особенно его привлекло как раз изображение феи с золотистыми волосами. Люк к большому неудовольствию карлика Хрофта остановился и показал на неё пальцем.

— Мама…  — вдруг еле слышно прошептал Люк. — Мама! — уже громко закричал Люк. — Мама-а-а-а-а-а!

— Тише, тише, тише, господин Люк! Тише, а то Вас услышат! — от испуга замахал руками карлик и, быстро озираясь вокруг, зашипел на него. — Это не Ваша мама, милорд, не Ваша, это — Владычица этой земли, Её Величество Королева Эсмеральда. Она не может быть Вашей мамой, у неё свои дети есть…

— Нет, ты не понимаешь…  не понимаешь…  — прошептал Люк, стискивая пальцами виски и мелко тряся головой.

— Что…  что… ? — прошептал карлик. — Вы что-то вспоминаете? Да, милорд? — и озабоченно посмотрел в глаза Люку.

— Да…  Золотистые волосы…  Кожа…  тоже золотистая…  И лицо…  тоже круглое…  Глаза…  Глаза…  Глаза как яркие свечи, без зрачков, без ресниц…  Нет! Это не моя мать! Это не моя! Не моя! Не моя! Не моя! Не моя-я-я-я-я! — закричал Люк, зарыдал и отвернулся. — Моя мать умерла! Умерла моя мать! Умерла! — И Люк в истерике упал на сухую выжженную землю возле плаката и зарыдал.

Карлик не знал, что и сказать, переминаясь с ноги на ногу, но и оставаться здесь ему было жутко. Лучше уж в пустыне, овраге или в мертвом лесу, но только не в этих городах-призраках с этими ужасными улыбающимися, как сама смерть, лицами на бесчисленных, натыканных на всех видных местах, плакатах…

Карлик уже не знал, что и делать, как Люк вдруг прекратил плакать и встал:

— Её убили. Да, я вспомнил, Азаил мне говорил, что её убили вот эти самые феи, как и моего отца! И если все это разорение не случайно, то это наказание свыше за все преступления этих золотоволосых фурий! — и Люк вдруг с яростью поднял кусок сухой грязи и кинул в плакат, с поразительной меткостью попав прямо в лицо золотоволосой красавице. Румяное лицо стало черным, а Люк злорадно рассмеялся.

— Пойдемте, милорд, пойдемте! — вдруг задергал его за руку карлик. — А то вдруг они нападут или ещё чего…

— Что, боишься? — усмехнулся Люк и презрительно посмотрел на своего низкорослого спутника. — Не боись, со мной не пропадешь! Непобедимое Солнце никогда не покроет тьма! — Люк замолчал, о чем-то какое-то время думая. — Ну и тех, кто пребывает под его пресветлым покровительством тоже, ха-ха! — Люк покровительственно потрепал карлика по рыжей шевелюре. — Пойдем, зайдем в тот дом — не вечно же мне в этом дряном халате бегать, там полно человеческой одежды.

Люк облачился в золотистую тунику с серебристым ремнем на поясе и мягкие пробковые сандалии — к его удивлению, в домах одежды иного покроя и не было! Заодно вместе с карликом они достали из больших холодильных шкафов кучу совершенно не испортившихся овощей и фруктов. «Эх, мяса бы…». — грустно подумал было Хрофт, но ни мяса, ни рыбы, ни даже яиц в холодильных шкафах не оказалось. Пообедав, они тронулись в путь. Теперь Люк с карликом не голодали, как в первые дни их путешествия.

Таких поселков они встретили немало, и к Люку мало-помалу возвращалась память — он даже вспомнил свой последний плен в доме у Апельсинки и очень расстроился, что не увидел её после — хорошая она всё-таки была девушка…

— Слушай, Хрофт, — как-то спросил карлика Люк, без устали неся его на своих широких плечах. — Скажи, а почему все-таки со мной это происходит?. Ну, почему я превращаюсь в какого-то другого, а потом опять становлюсь собой. Неужели я какой-то особенный, не как все нормальные люди?

— Честно сказать, господин, я и сам толком не знаю. Я ведь простой инженер-геолог, а не Мудрец из Совета Мудрых! Мне знать высокие тайны не дано, у нас, в Унтервальде, все с этим жестко было. Мы знали, что Субстрат — это очень и очень важная штука, изучали его, ставили опыты, контролировали, а откуда он появился и зачем — это не нашего ума было дело. Мы, карлики, хоть и любопытные, но если нам наши Мудрецы сказали — не лезь! — мы никогда не в свое дело не суем носа…

— Слушай, хватит придуриваться, а то сам побежишь или вообще — оставлю тебя тут — будешь знать! — не выдержал Люк. И угрожающе остановился прямо посреди очередного города-призрака со зловеще оскалившимися скелетами в обрывках одежды, в беспорядке лежащих на площади.

Карлик побелел и затрясся как осиновый лист, Люк довольно хмыкнул и побежал дальше.

— Да, милорд, Вы правы, кое-что мне известно, просто так, обрывки, с чужих слов, намеки, слухи, так сказать…  — заюлил карлик, но отнекиваться напрямую побаивался. — В общем, Вы, насколько мне известно, что-то вроде оборотня. В Вас входит периодически какое-то существо, которое Вы назвали как-то «Непобедимым Солнцем», и делает всякие такие штуки…  А Безликий — это своего рода Ваша тень, Ваша темная сторона…  Ну, точнее, не Ваша, а того, солнечного, Непобедимого Солнца, так сказать…

— Хммммм…  — протянул Люк, продолжая бежать. — Так получается, по-твоему, это я виноват во всех этих бедствиях, что ли? — тут он опять встал как вкопанный, оглядывая мрачные руины вокруг. — Я что ли? Я????

— Ты и не ты, — дипломатично пробормотал хитрый карлик. — Ты отбрасываешь слишком плохую тень…  — и тут карлик прикусил язык, сам испугавшись своей дерзости. Но Люк призадумался.

— Я не могу отбрасывать такую плохую тень! — вдруг после долгого молчания сказал он. — Либо я плохой и потому тень у меня такая, либо я хороший…  Нет, что-то не клеится, что-то не клеится…  не клеится…  — бормотал Люк себе под нос и уже не замечал притихшего карлика. — Но ведь Я — Свет, — наконец, быстро забормотал он, — который не может объять тьма, ведь Я — абсолютное совершенство, Я — радость…  Ведь Я — рожден для того, чтобы передать совершенство другим…  Если бы тогда…  если бы тогда…  если бы она…  я бы…  я…  Все было бы радостным, светлым, чистым и духовным…  Все…  было…  бы…  Нет, что-то не получается…  не получается…  — Люк спустил карлика на землю и присел на покрытую словно ржавчиной высохшей кровью лавочку и обхватил руками голову.

— Что…  не получается… ? — затаив дыхание спросил карлик, подкрадываясь на цыпочках к Люку и украдкой ощупывая его плечо — кожа была так горяча, что карлик едва не закричал.

— Понимаешь, тут логическое противоречие, которое ставит меня в тупик. Если Я — абсолютное совершенство, то я вообще не могу иметь никакой тени, а если Я её имею, значит, я не абсолют! Ведь в логике не может быть противоречий, не так ли? Ты же знаешь математику, карлик?

— Да, милорд, — прошептал карлик. — Но даже в математике бесконечность имеет «минус» бесконечность…  — и смущенно кашлянул.

— Дурак! — воскликнул Люк и вскочил — глаза его горели солнечным светом, а из уст вырывалось пламя. — Математическая бесконечность — это абстракция. Это не реальный абсолют, а просто следствие невежества твоего примитивного карличьего ума! Вы не можете объять своим умишком все числа, а потому придумали бесконечное число, чтобы скрыть от самих себя свою примитивность! Ваша бесконечность — хоть плюс, хоть минус — всего лишь иллюзия, выдумка, костыль для ваших тупых мозгов!

Люк в ярости схватился за лавку и швырнул её вперед — лавка пролетела несколько миль, и где-то далеко-далеко впереди раздался шум разбитого стекла.

— А Я — Я - реальный абсолют. Хочешь, я покажу тебе это, спалив тут весь этот жалкий город, а??????!!!!!!!!! — страшным голосом закричал Люк, ударив кулаком себя в грудь — при этом на землю из глаз посыпалось множество пылающих искр.

Но карлик, превозмогая страх и дикий жар, исходящий от Люка как от доменной печи, нашел в себе силы возразить:

— Но ведь ты не одолел Безликого…  Если бы ты был абсолютом, у тебя не было бы противников, равных тебе…

Этот простой аргумент опять поставил Люка в тупик, и он сразу же сник.

— Ты прав…  До проклятого Безликого я этого не знал…  А сейчас знаю…  Я не абсолют, если есть мой двойник, а раз я не абсолют, значит, я не могу быть совершенством, совершенным добром, совершенной красотой и всем прочим…  Я — просто одна из сил этого мира…  И как любая стихия — несу, пусть и потенциально, разрушение и зло…  Я…  — Люк утих и быстро стал остывать.

— Думаю, милорд, нам нужно поторопиться на встречу к тому мудрецу, Азаилу, о котором Вы так много говорили, может, он поможет Вам понять и объяснить то, что мучает Вас сейчас…

— Да, ты прав, Хрофт, — уже обычным голосом произнес Люк. — Азаил знает все. Больше Азаила знает только Создатель. И я отправлюсь к нему, даже если это будет стоить мне жизни!

С этими словами он опять водрузил на свои уже остывшие плечи рыжебородого карлика и побежал. Больше они на протяжении всего пути не разговаривали. Люк думал о своем, мрачно хмуря брови и что-то бормоча себе под нос, а карлик боялся его разозлить своими неуместными репликами. Да к тому же он прекрасно понимал, что его миссия уже выполнена — Люк стал думать в правильном направлении.

Наконец, города-призраки исчезли, равно как и мертвые леса, запахло живительной соленой влагой, а почва стала резко подниматься. И вот уже путники бегут по крутым всхолмьям, а внизу бушует вечно неспокойное, как бунтующий человеческий дух, море. Хрофту стало полегче — в движении моря чувствовалась незатронутая мраком из Леса жизнь, а Люк блаженно закрыл глаза и облизал губы:

— Соль…  Морская соль…  Мне это знакомо…  Марина, морская Дева Марина! Терпкая, как соль, непостоянная, как морская волна, ласковая, как подводные водоросли и опасная, как морская пучина…

Люк открыл глаза и побежал ещё быстрее, а карлику оставалось только гадать, о ком так странно говорил этот поистине самый странный человек, которого он когда-либо встречал в своей долгой жизни.

Вскоре берег стал более пологим, состоящим из известняковых холмов, изобилующих пещерами естественного происхождения.

— Ба! Пещеры! Значит, мы на верном пути! — внезапно произнес Люк. — Дядя Азаил любит пещеры, норы, укрытия, как вы, карлики! Если мы бежим к пещерам, значит, нас сюда привел Азаил! Я чую его дух, я чувствую эманации его огромного, как это море, ума! Его помыслы сосредоточены на мне, как мои — на нем. Дядя Азаил! Премудрый демиург! Я иду к тебе!!!! — закричал Люк и побежал так быстро — и это после двух недель пути! — что у карлика засвистело в ушах.

Люк поднялся по узкой тропинке, вьющейся между известковыми утесами, ныряющей между естественными пещерами, до тех пор, пока она не пропала в струях бушующего водопада. Люк прошел сквозь ледяные струи, не шелохнувшись, а карлик, наоборот, взвизгнул от холода. За струей воды пряталась большая пещера. Там Люка уже ждали.

2.

— Наконецс-с-с-с-с-с-то, явилс-с-с-с-с-ся не з-з-з-з-з-з-запылис-с-с-с-ся, ш-ш-ш-ш-ш-ш! Три года бегал от меня, а тут вдруг явилс-с-с-с-с-ся! Брос-с-с-с-с-сил с-с-с-с-с-старика, да-ссссс, такой ж-ж-ж-ж-же л-ж-ж-ж-ж-ж-ивый, как и белобры-с-с-с-с-с-с-сый, хе-хе-хе! — в темноте были видны только мерцающие белесые фасеточные глаза и зеленые капельки слюны, падающие на известковый пол пещеры.

Люк ссадил с себя карлика и учтиво поклонился, а карлик преклонил колена.

— Ну-с-с-с-с-с-с-с…  — засипел Азаил. — Говори, зачем з-з-з-з-з-з-звал меня-ссссс…

— Да, ты прав, дядь Азаил. Я тебя конечно люблю по-своему и многим тебе обязан, но сейчас я пришел к тебе именно по делу — за разъяснением и советом. И мне нужно знать все: почему я — оборотень, кто такой солнечный великан, входящий в меня и как избавиться от Безликого!

— Хе-хе-хе-хе…  — довольно захихикал паукообразный монстр, потирая лапками. — Вопрос-с-с-с-с-сы, вопрос-с-с-с-с-ы, одни вопрос-с-с-с-с-сы…  Пож-ж-ж-ж-ж-жалуй, даж-ж-ж-ж-ж-же слиш-ш-ш-ш-ш-шком много-ссс! Думаю, тебе будет с-с-с-с-с-с-куш-ш-ш-ш-шно болтать с-с-с-с-со с-с-с-с-с-тарым с-с-с-с-с-сипелявым выж-ж-ж-ж-ж-ившим из ума с-с-с-с-с-стариком, да-ссссс! Думаю, тебе будет интерес-с-с-с-с-снее вс-с-с-с-с-тертитс-с-с-с-с-я с-с-с-с-с-с моим гос-с-с-с-с-с-стем…  хе-хе…  Он давно у-ж-ж-ж-ж-ж-е ж-ж-ж-ж-ж-ждет с-с-с-с-тобой в-с-с-с-с-с-тречи-сссс!

Люк нахмурил брови — он не узнавал Азаила. Неужели он за три года смог так измениться? Или он совсем с ума рехнулся от своей премудрости и одиночества? Какой такой гость? И разве может гость знать больше, чем Азаил? Да и зачем он увиливает от столь серьезных вопросов? Уж не он ли виной всей этой передряге? Люк обиженно покраснел и насупился.

— З-з-з-з-з-з-зря обиж-ж-ж-ж-ж-жаеш-ш-ш-ш-ш-ься, не доверяешш-ш-ш-ш-ш-ь…  Ну ничего-ссссс, з-з-з-з-з-зато после будеш-ш-ш-ш-ш-ш-ь благодарить-сссс, рас-с-с-с-цсс-с-с-с-елуе-ш-ш-ш-ш-ь ещ-щ-щ-щ-щ-ё, хе-хе…  Эй, гос-с-с-с-с-ть, а ну — на сц-с-с-с-с-ену! Ра-с-с-с-с-с-ска-ж-ж-ж-жи все, что з-з-з-з-з-з-наешь своему исчадию-ссс, хе-хе!

Люк и Хрофт удивленно подняли брови, и тут из глубины пещеры вышел…  Высокого роста человек, лет, по-человеческим меркам, тридцати — хотя как обманчивы эти мерки в эпоху Порядка и Процветания, когда и в 90 выглядят как в 30! Худощавый, с непропорционально длинными тонкими руками и ногами, что придавало его фигуре немного нелепый вид. У него были мягкие светлые волосы, пожалуй, чересчур длинный нос, тонкие губы, выпуклые голубые, цвета ясного неба глаза, мечтательные, как у ребенка. Он был одет в золотистую тунику, как и Люк, а рядом с ним стояли плюшевые Котенок и Щенок.

— Люк…  Сынок…  — только и выдохнул странный смешной человечек и бросился к Люку. А вслед за ним — рыдая — бросились и Зверята, ухватившись за ноги Люка, роняя крупные, как горошина, слезы на подол его туники.

— Отец? Папа? — прошептал Люк, механически раскрыв объятия, но также широко открыв и свои глаза. — Отец, которого отравили белобрысые феи? Отец, который едва не поразил насмерть Премудрость? Отец, у которого были светящиеся доспехи? — Люк готов был разрыдаться от разочарования! — Азаил!!!!!!!!!!!!! Старый врун и обманщик!!!!!!!!!!!!!

— Ну, приврал-сссс маленечько, хе-хе-сссс…  — захихикал подленько Азаил. — Но в общшщ-щ-щ-щ-щем, все верно-ссс, с-с-с-с-смотря с-с-с-с-с какой с-с-с-с-стороны вз-з-з-з-глянуть-сссс…

Но смешной непропорциональный человечек, казалось, ничего не замечал. Он просто рыдал на груди у Люка вместе со Зверятами, да так заразительно, что даже карлик Хрофт не выдержал и завыл вместе с ними.

— Отец… . - прошептал Люк. — Отец…  Вот ты какой, оказывается…  — Люк сильным движением отстранил его от груди и, стиснув сильными ручищами хрупкие плечи отца, внимательно вглядывался в его лицо, что-то напряженно ища в нем.

— Создатель! Но ведь ни одной моей черты! У меня нос немножко приплюснутый, пуговкой, а у тебя — длинный, как клюв птицы какой-то, у меня волосы золотистые, а у тебя — темно-русые, у меня фигура стройная, а у тебя — нескладная…  Да и уши у тебя оттопыренные немного, а у меня…

На каждое утверждение Люка Роланд быстро кивал головой в знак согласия, но ничего не мог ответить, так как слезы душили его.

— А глаза, а глаза, а глаза, мастер Люк, глаза-то у вас — одинаковые, р-р-р-р-а-в-в-в-в-в! — гавкнул Щенок и завилял плюшевым хвостом.

— И точно! Глаза-то, глаза, мяу! — вставил Котенок. — Одно и то же выражение! Неотмирное какое-то, мечтательное, детское почти!

И верно. Люк взглянул в небесно-голубые глаза своего отца — и увидел в них самого себя…

Наконец, Роланд кое-как успокоился.

— Я…  я…  я…  потому плакал, сынок, что ты мне как раз и напомнил твою мать. Когда я её вспоминаю, я всегда плачу, ведь она умерла на моих, вот этих вот, руках…  — Принц затряс перед носом Люка руками, как будто бы вот-вот из воздуха материализуется на них умирающая Лили. — Тебя уже унес тогда Азаил, а я остался с ней…  Она умерла тихо так, спокойно, как уснула…  Дай Создатель всякому такую спокойную смерть! Смерть, сынок, это тоже — дар Создателя человеку, да и не только человеку — всем тварям. Феи, и Стелла прежде всего, не понимали этого…  Они, понимаешь, думали, что вечность — это благо, что человек должен жить вечно, а не понимали одного…  Мир этот не создан для вечности, не создан, а потому смерть — великое благо и для нас всех, и для Лили…

Люк, да и все остальные, удивленно уставились на Роланда — как-то необычно было услышать такие умные слова от этого нескладного, на вид слабоумного человека.

— Расскажи мне о ней! — вдруг тихо сказал Люк, присаживаясь на мягкий известковый пол пещеры. — Какая она была…  И почему она умерла…  И…

— … Она была хорошей! Знаешь, сынок, я и сам не знаю, кого я больше люблю — Фею или Лили. Иногда мне кажется, что это две сестры или вообще одна женщина. Они были так похожи — очень уж любили командовать и думать, что только они знают, как все надо делать. Наверное, поэтому они обе привязались ко мне — я им никогда не перечил, на мне их души отдыхали. Но в твоей маме было что-то особенное…  Фея, она, знаешь, жила и бед не знала, как бабочка — летала с цветка на цветок, как пчелка. А вот твоя мама — Лили — у неё в душе была какая-то трагедия, рана в душе, боль…  Она была как раненая лань — опасная — жуть! но — страдающая…  Я это понял почти сразу, в Солнечной Башне, и мне её было всегда как-то особенно жалко, она была как ребенок, потерявшийся ребенок, сирота, обиженная на всех и вся…  Впрочем, слушай, начну по порядку! Однажды моя жена, Прекрасная Фея, попросила меня набрать лечебных трав в лесу и я ушел очень далеко, пока не встретил на лужайке прилипшего к старой сосне карлика Хнума…

— Хнума? Хнума?! — воскликнул внезапно Хрофт. — А он случайно не в красном кафтанчике был?

— В красном! — хором подтвердили оба Зверенка.

— Ну, дела-а-а-а-а-а! Да это ж мой троюродный прадед из Красного Клана! Редкостный был жадюга и грубиян! Снега зимой от него не допросишься, а склочник, а сквалыга был!!!

— Во-во! — подтвердили Зверята. — Грубиян он был ещё тот! А что с ним сейчас?

— Да помер он лет десять назад! Отправился за драгоценными камнями на Дальний Юг, да и сгинул там…  — махнул ручкой Хрофт.

— Да ну вас! — перебил их Люк. — Пускай отец рассказывает! Мне про маму хочется узнать, а вы тут про что говорите? Отец, говори, говори, не тяни!

— Так вот, встретил, я, значит, этого самого карлика, прилипшего бородой к старой доброй сосне…

Роланд от удовольствия закатил глаза — рассказывать истории было самым любимым делом в его жизни, а уж когда его окружали такие благодарные слушатели — и подавно! И начал он рассказывать ту самую историю, которую я, свидетель тех событий, и изложил в Хронике Принца и Феи (иначе называемой «Непобедимое Солнце») со слов всех участников этой драмы. Рассказывал он так захватывающе и интересно, что даже Азаил, не выдержав, украдкой подсел к их кружку и стал, затаив дыхание, слушать!

Зверята то и дело вставляли свои реплики и полностью изложили историю Феи, которая удачно дополнила рассказ Роланда. И даже Азаил не остался без дела — он рассказал и свою часть общей истории — свою встречу с Феей, свои откровения о прошлом мурин и историю падения Муравейника и бегства с малышом Люком за плечами в Полярные Пустоши. А я только и успевал тогда записывать их речь на запоминающий кристалл, который у меня был в кафтанчике — уж очень чудная выходила история, тем более что отчасти виною всей этой кутерьме был мой собственный сквалыга и хулиган троюродный прадед Хнум! Подумать только! Ведь если бы не он, не было бы никогда Люка на свете, а, значит, не было бы и Безликого, да тысячи разных вещей бы не произошло! Чудеса — да и только!

Удивительное было ощущение у меня в той пещере! Вокруг — катаклизмы, идет война не на жизнь, а на смерть, орды из Леса опустошают землю, часть уже опустошена. А в этой сухой и темной известняковой пещере, спрятанной за завесой шумного водопада, сидели все мы и смотрели на лицо нескладного длинноносого человечка с детскими глазами и не замечали времени, которое, казалось, остановилось для нас навсегда.

Люк же сидел с открытым ртом и то и дело вздыхал, охал, а иногда взахлеб смеялся или плакал. Когда же рассказ, наконец, был окончен — было уже далеко за полночь — , он рыдал вместе с Принцем, Зверятами и мной, карликом Хрофтом.

— Одно не могу понять, пап, почему так все странно вышло? Ну, что я, помимо своей воли, стал виновником таких вот происшествий…

— А и не надо понимать! — улыбнулся Роланд, ласково глядя на сына. — Мы всего лишь фигурки на этой огромной доске. Как фигурки, мы видим только свое поле, ходим по назначенным нам маршрутам, а двигают нами совершенно другие игроки…  Я знаю одно, сынок, с твоей мамой я встретился не случайно, как и родили мы тебя тоже — не случайно. Во всем этом — Промысел Создателя — и это дает нам надежду на то, что все обязательно кончится хорошо!

— И ты в это веришь?

— Я это знаю! — Принц заговорщицки подмигнул Люку. — Создатель к нам гораздо ближе, чем тебе может показаться. И Он уж точно знает, что почем…  — но тут он осекся и прикусил язык.

Некоторое время помолчали.

— И все-таки, — хлопнул руками по коленкам Люк, — что мне-то теперь делать? Неужели Целестия погибнет из-за того, что я не вовремя отбросил свою тень? И если само Непобедимое Солнце не может одолеть своё исчадие, то как мы его можем победить?

— А вот это уже самое интересное…  — Принц быстро переглянулся с Азаилом и тот сделал ему знак — «мол, говори». — Пока мы поджидали тут тебя, я успел поговорить с Азаилом и он мне все популярно объяснил. Пусть я и не так умен, как твоя мама — куда мне до неё! — но кое-что и я понял. Единственный способ уничтожить Тень, которая сильнее всего на свете, — это просто убрать то, что её отбрасывает. А уничтожить его может только одно — если всю свою силу оно потратит на одно великое дело…  И имя ему — Розовый Дождь!!! — торжественно воскликнул Роланд и тут же быстро отпрыгнул, как и Зверята и Азаил в сторону — Зверята едва успели оттащить карлика Хрофта за собой под руки! — потому что тело Люка лихорадочно затрясло, от него пошел густой пар, глаза вспыхнули ярким солнечным огнем, из уст вырвались языки пламени, в пещере стало жарко, как в бане!

— МЕНЯ-Я-Я-Я-Я-Я?! УНИЧТОЖИТЬ????? Ах-ха-а-а-а-а-а! — столп пламени ударил в известняковую стену и там образовался новый тоннель, выжженный в мягкой породе огнем.

— Люк! Остановись! Остановись! Люк! — закричал, превозмогая гудение огня, Роланд своим тонким писклявым голосом. — Ты можешь это сделать, можешь, сам можешь!!! Азаил…  говорил…  Поток…  твой раб…  Прикажи ему, прикаж-и-и-и-и-и-и-и!!!!!!!!!!

— Р-р-р-р-р-р-р-а-а-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х!!!!!!!!!! — вместо Люка уже стоит золотой дракон, блистающий яркой, ярче самого солнца, крупной чешуёй. Огромные крылья, пасть, способная проглотить быка, длинный как удав хвост, а вместо глаз — пустые глазницы, изрыгающие солнечное пламя! Столп пламени уже летит в Роланда, но — натыкается на непреодолимую невидимую преграду, поставленную Азаилом, хотя при этом сам Азаил взвизгнул от боли и от его черного хитинового тельца повалил удушливый смрадный дым. Сам Роланд рухнул на услужливо протянутые лапки Зверят.

— Останови его Люк!!! Не дай ему уничтожить нас, не дай!!!!!!! Ты можешь это, можешь!!!!!!!! — продолжал кричать Роланд. — Сам, без зеркала, ты можешь, можешь!!!!!!!!!!

Дракон зарычал и бросился на невидимую преграду, как пойманный в клетку дикий зверь — на стальные прутья, ударив со всего размаху длинным и тяжелым, как палица сказочного великана, хвостом. Азаил полетел вглубь пещеры, как тряпичный мяч. Навзничь рухнули Роланд, Зверята и карлик Хрофт. Дракон, торжествующе взревев, бросился было на своих обидчиков…

Но не тут-то было!!!!!!!!!

Шипя и скрежеща, из глубин пещеры вылазили одна, вторая, третья, четвертая…  десятая, двадцатая, тридцатая…  Черные насекомообразные твари с длинными усами-вибриссами, паучьми лапками, белесыми фасеточными глазами и острыми жвалами. Что-то шепча и кряхтя, они взялись за лапки и зашептали заклинания. Черная темнота пещеры ожила, и черные нити соткались в доли мгновений в непроницаемую сеть, напоминающую чем-то паучью, но несравнимо прочнее. И когда очередной удар хвоста обрушился на Роланда, то и в этот раз он не пострадал. Сеть, упруго покачнувшись, выдержала удар! Мурины довольно закряхтели, а Азаил, уже оправившись от шока, присоединился к своим собратьям по расе.

— С-с-с-с-с-с-с-слушай меня, Ты, Непобедимое С-с-с-с-с-с-с-солнце-сссс! Это говорю тебе я-ссссс, твой с-с-с-с-с-с-оздатель-ссссс! Прекрати!!! Ос-с-с-с-с-с-с-тавь мальчиш-ш-ш-ш-ш-ш-ку-сссс!!!!!! Ты прекрас-с-с-с-с-с-с-но з-з-з-з-з-з-наешш-ш-ш-ш-ш-ь, ш-ш-ш-ш-ш-ш-то другого выхода нет-с-с-с-с-с-с! Или ты х-х-х-х-х-х-очеш-ш-ш-ш-ш-шь ц-с-с-с-с-с-с-артс-с-с-с-ствовать над пус-с-с-с-с-стыней-с-с-с-с-с-с???????? Хе-хе-хе! — заскрежетал насекомовидный демиург.

— Молчи, предатель! — зарычал дракон, испуская клубы дыма и пламени. — Где твои обещания, что мы будем господствовать над миром? Что мы построим самый совершенный из миров? Где я буду Создателем, а ты — моим советником, а????????? Где???????? Ты предал меня, аг-х-х-х-х-х-х-х!!!!!!! Сдохни, проклятый таракан, агх-х-х-х-х-х-х-х-х-х!!!!!!!!!!! — столп пламени ударил в центр черной сети и она заколебалась. Мурины едва не попадали с ног, кое-кто зашипел. Ясно было, что бесконечно сдерживать золотого дракона они не смогут.

— Дур-р-р-р-р-ак-с-с-с-с-с! — зашипел Азаил, гневно сверкая фасеточными мертвыми глазами. — Ра-з-з-з-з-з-з-ве не види-ш-ш-ш-ш-ш-ь???? Обс-с-с-с-с-стоятельс-с-с-с-с-ства изменилис-с-с-с-с-с-ь!!! То я тебе говорил до Без-з-з-з-з-з-ликого! Это чуди-щ-щ-щ-щ-щ-е спутало вс-с-с-с-с-с-е наш-ш-ш-ш-ш-ш-и планы!!!!!!!!!!! А он не по-щ-щ-щ-щ-щ-адит ни меня-с-с-с-с-с-с, ни наш-ш-ш-ш-ш-ш-мир-сссс!!!!!!!! Ты ЭТО понимаеш-ш-ш-ш-ш-шь, ящерица поганая?!!!!!!! — постучал лапкой по голове Азаил, но в ответ новый столп пламени и новый удар гигантского хвоста обрушились на сеть, от которого цепь мурин опять пошатнулась.

Дракон продолжал бесноваться, напоминая чем-то разъяренного льва в клетке — он ходил из стороны в сторону, рычал, бил хвостом и выдыхал пламя, не в силах, однако, пока сломать заградительный барьер, поставленный муринами. Впрочем, они уже выбивались из сил.

— Так я тебе и поверил, гнусная таракашка! — никак не мог в себя прийти Дракон. — Просто теперь ты сторговался со своими белобрысыми и ценой сделки — моя шкура! — казалось, от солнечного чудовища не могло быть сокрыто ничего, даже мысли Азаила. — Так знай же — не бывать этому! Я могу в одночасье сжечь мальчишку — и тогда ты навечно останешься мелким паучком и никогда не сможешь вернуть себе прежний облик, ибо ключ к нему — он!!!!

Роланд вскрикнул и побелел, держась рукой за сердце. Котенок и Щенок спешно стали обмахивать его лицо, чтобы привести в чувство, но Азаил даже не шелохнулся, гаденько скрежеща, потирая лапки как жирная навозная муха.

— Убьеш-ш-ш-ш-ш-шь мальчиш-ш-ш-ш-ш-ку, с-с-с-с-с-сам станешь бес-с-с-с-с-сплотным приз-з-з-з-з-з-зраком, бес-с-с-с-с-с-сильным и нераз-з-з-з-з-з-умным! Без-з-з-з-з-з-з него-ссссс ты ни-ш-ш-ш-ш-ш-то-сссс, хе-хе, как одеж-ж-ж-ж-ж-ж-да бе-з-з-з-з-з хо-з-з-з-з-з-зяина, хе-хе! Вы-х-х-х-х-х-ода у тебя вс-с-с-с-с-е равно-сссс нет-сссс!

— Выход — всегда есть! — рыкнул Дракон и, сверкнув огненными прожекторами-глазами, со всего маху ринулся на сеть из темных волокон. На этот раз удар был такой силы, что мурины полетели с ног, как паучки от сильного порыва ветра — один только Азаил устоял. Темная защитная пелена треснула, и Дракон прыгнул прямо в образовавшуюся брешь. Мурины бросились врассыпную, отпрыгнул назад, точь-в-точь как это делают пауки, Азаил. Даже Зверята и карлик Хрофт, но не Роланд…

Дракон от неожиданности оторопел. Но Роланд и не думал отступать, хотя был и бледен как полотно. Он зажмурил глаза — нестерпимый свет ослеплял, а от сильного жара вся его туника и волосы на голове стали мокрыми настолько, что их можно было выжимать.

— Стой, Люк! Я знаю, ты меня слышишь! — голос Короля едва перекрывал рев гудящего пламени. — Останови Поток или я погибну! Возьми его под контроль! Ты можешь это! Ты можешь!

— Хозяи-и-и-и-и-н, бегите!!!!!!! — запищали детские голоски Зверят, бросившихся было к Роланду, но огненное дыхание Дракона отбросило их назад, как осенние листья порывом ветра. Карлик Хрофт от ужаса перед огненной громадиной не мог поднять глаз. Мурины ещё не пришли в себя, как и Азаил, от мощного отката — последний мотал из стороны в сторону нелепой насекомьей головой, все перед его глазами плыло и плясало, как в детском калейдоскопе.

Но Роланд стоял — непонятно каким образом, но стоял — протягивая длинные руки с тонкими, как у музыканта, пальцами, к огненному чудовищу — и не отступал ни на шаг.

— Сожги меня, если ты хочешь, но я не отступлю ни на шаг! — пискнул он. — Или я, или он!

— Р-р-р-р-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а-а-г-г-г-г-г-х-х-х-х-х-х!!!!!!! — рыкнул Дракон и ударил по нему огромной когтистой лапой. Роланд, как мягкая игрушка, отлетел в сторону и, судорожно дернувшись, затих.

Но вместе с тем затих и Дракон — языки пламени пошли на убыль, он стал стремительно остывать, бледнеть и успокаиваться. Роланд не шевелился.

Все смотрели на Принца и на Дракона. А потом завыли маленькие Зверята, утирая стеклянные глазки своими плюшевыми лапками.

— Рр-р-р-р-р-р-р-а-а-а-а-а-а-г-г-г-г-х-х-х-х-х-х-х-х!!!!!!!!!!!! — взвыл Дракон и забегал и забился как птица в сачке в узком коридоре пещеры — и из глаз его потекли пахнущие серой слезы, остывая на полу и превращаясь в золотые самородки. — Отец! Отец! Оте-е-е-е-е-ец!!!!! Стоило мне обрести тебя, чтобы потерять вновь, аг-х-х-х-х-х-х!!!!!!

Дракон бросился к лежащему человеку и поднял его на своих чешуйчатых лапах — он был мягкий, как игрушка, казалось, в нем не осталось ни одной целой кости, а все тело было сплошным ожогом. От тела шел дым.

— Ну, вот и вс-с-с-с-с-с-с-се-сссс, ты с-с-с-с-с-с-вободен, Люк-с-с-с-с-с-с, — прошипел Азаил. — Ты вз-з-з-з-з-з-зял под контроль-сссс солнечное чудовищ-щ-щ-щ-щ-ще. А теперь с-с-с-с-с-с-луш-ш-ш-ш-ш-ай меня-сссс…

Азаил подбежал к Дракону и, стремительным ударом воткнув усики-вибриссы в его ушные отверстия, стал передавать какую-то очень важную информацию.

3.

Ещё горизонт на востоке не окрасился кроваво-красными тонами, а из пещеры уже вылетело новое солнце — объятый пламенем Дракон, чей свет разгонял ночную тьму на многие мили вокруг. Сильные, мощные взмахи огненных крыльев, разбрасывающих во все стороны искры, были видны издалека. Дракон стрелой летел под самые небеса. Там его уже ждали. Несколько сотен золотистых фей с прозрачными крылышками уже несли мелкоячеистую золотистую, необыкновенно прочную — сотканную из солнечных лучей, как-никак! — сеть. Возглавляли рой фей три, в пурпурных одеждах — Стелла, Астра и Эстер.

И Дракон, и рой фей, держащих сеть, полетели куда-то высоко-высоко вверх — выше обычных облаков — пока не исчезли из виду. Это было поистине потрясающее зрелище: летящее солнце в окружении россыпи золотистых звезд на фоне ночного неба!

Наверное, лицо Роланда, если бы он был жив, озарилось бы детским восторгом при виде этого зрелища и оно наверняка бы вдохновило его на сюжет новой сказки. Но Роланд лежал бездыханным в своей обгоревшей тунике, а его тело на грубо сколоченной из подручного материала повозке везли несколько мурин. На повозке сидели, все в слезах, убитые горем трое — два плюшевых Зверенка и маленький карлик с рыжей бородой. Волны синего Моря приняли его тело ласково, как мать принимает на руки родное дитя.

Между тем Дракон и феи поднялись на нужную высоту. Посреди них лежали бескрайние просторы сплошных розовых барашков, напоминавших со стороны пушистую сахарную вату. Эти-то розовые барашки и принялись ловить в свою огромную сеть феи. Они окружили их со всех сторон, протянув увеличивающуюся до нужных размеров сеть. Улов получился почти в пятьдесят миль в диаметре. А потом прикрепили золотые сверхпрочные нити на специальном ошейнике Дракона, после чего тот, взмахнув крыльями, с трудом, медленно, но все-таки потащил свой бесценный груз курсом на юго-юго-восток.

— И что теперь будет, мама? — еле слышно, почти шепотом произнесла одна из пурпурных фей — её глаза наполнились слезами. — Розовые Облака…  Неужели, это конец? Конец феям, конец розовому волшебству, конец Порядку и Процветанию…  — губы её задрожали. Она смотрела на медленно уплывающий колоссальный груз как на похоронный катафалк, увозящий в небытие тело глубоко любимого, дорого существа.

— Нет, дочь моя, — также сквозь слезы улыбнулась другая пурпурная фея. — Пусть выбор для нас был тяжелым, но…  — голос её сорвался, она всхлипнула, но взяла себя в руки. — Я верю…  Нет, я знаю…  Это не конец…  Это…  это…  это только начало…  Начало нового мира, дочь моя! И пусть этот мир будет не наш и не для нас, но он будет прекрасен, и в нем тоже будет место и порядку, и процветанию, и добру, и любви, и волшебству! Создатель никогда не творит ничего напрасно…  Я знаю…

— Интуиция? — прошептала первая пурпурная фея — и грустно улыбнулась.

— Интуиция, — сказала вторая и, не выдержав, все-таки разрыдалась, как и все остальные феи — всего несколько сотен — все, что осталось от когда-то казавшегося бесконечным Сообщества, которого не могло вместить само небо — последних представителей уходящего навсегда в прошлое древнего мира, древней расы. Все они чувствовали, что с гибелью Розовых Облаков закончится старый мир, а в новом — никому из них не будет уже места. Да и доживут ли они? Битва со всемогущим Безликим далека ещё до завершения!

4.

А между тем, далеко-далеко отсюда, сражение не на жизнь, а на смерть продолжалось!

Морские орды Безликого и морские легионы Морской Королевы столкнулись друг с другом как две чудовищные волны — и, столкнувшись, перемешались. Чудовищные спруты обвивали тела китов и морских змеев и душили их в пучине. Змеи разрывали чудовищными — в человеческий рост — зубами спрутов и гигантских ящеров. Беснующиеся морские молоты ломали кости чудовищам из темных легионов, а водовороты засасывали их в бездну. Морская вода постепенно становилась черной от пролитой крови и — ядовитой для её обитателей! И вот уже десятки и десятки боевых китов и змеев носимы беснующимся морем кверху животом, многие из них умирали, бились в последних конвульсиях. Из-за бушующего моря рушились последние, ещё выжившие остатки высотных зданий, крепостных стен и башен и самого королевского дворца Авалона, погребая под развалинами последнюю память о прошлом, о героической эпохе человеческой истории.

В этом кошмарном морском аду погибали и последние остатки армии Гастона…

Впрочем, многих из них, как и самого короля, всё-таки удалось спасти. Несколько тысяч людей перепрыгивали с вот-вот готовящихся исчезнуть в пучинах каменных островков на спины морских змеев, гигантских морских черепах и китов. Сама же Морская Королева прорвалась через бешеную пучину, ведомая Прекрасной Феей, и вот уже король, его телохранители и все ещё не пришедший в себя Малыш, были перемещены на спину самого длинного и самого могущественного морского змея.

Однако положение продолжало оставаться критическим. Мало того, что твари как одержимые продолжали лезть из воды, не считаясь с потерями — а гибло их по десятку или даже по два на одно морское чудовище — Безликий согнал сюда все, что только мог, а морское воинство все более слабело. Ни могущественные киты, ни морские змеи, ни огромные морские черепахи не могли выдержать в отравленной воде долго. Даже Змей Морской Королевы стал плеваться черной слюной и жалобно шипеть.

— Пора подумать об эвакуации, — сказала Жемчужно-Белая — от её отряда осталось едва полтора десятка, её туника изорвана, прожжена во многих местах черной слюной, но лицо воительницы «ЖАЛА» по-прежнему было таким, каким оно было всегда — мужественным, волевым, бесстрашным.

Морская Королева молча кивнула, стиснув зубы, — всех кого можно было спасти из людей, уже погрузили на оставшихся животных. Однако легче было сказать, чем сделать… . Черные легионы уже окружили их, а на горизонте, на Западе, уже виднелась, как черная грозовая туча, — размытая китообразная фигура с пылающими огненными глазами-прожекторами — настоящий морской Левиафан размером почти до самого неба! Туча, гонимая каким-то чудовищным ветром, неслась вперед, взбивая пучину чудовищными плавниками!

— Как бы не так! — воскликнула Лора, усмехаясь. Она протянула к своим губам морскую раковину и протяжно загудела. Море в очередной раз вздыбилось — и колоссальный водяной молот-цунами направился навстречу черной фигуре, словно метательный топор, выпущенный прямо в голову чудовищу.

Но Безликий даже не шелохнулся — одним ударом циклопического хвоста разметав водяной молот, рассыпавшийся на триллионы и триллионы брызг. И продолжал стремительно приближаться!

От движения его гигантского тела на море поднялся такой шторм, что даже остатки его собственных легионов разметало в стороны. А от прикосновения ядовитого туловища к воде та становилась черной и мертвой. Лора с болью в глазах смотрела как гибли сотни и сотни её любимых морских зверей, русалок, тритонов — в штормовом аду тонули крики, стоны, от грозовых туч, молний и ливня не было видно почти ничего.

— Его не остановить…  — прошептала одними губами Королева. Её глаза расширились от ужаса.

— Ничего подобного! — рявкнул Гастон — он уже немного оправился от шока. — Только не сейчас! — глаза его загорелись почти звериным огнем, блеснули в темноте хищно белые зубы. В ночной тьме сверкнул, как белая молния, серебристый клинок.

— Безумец! Ты погубишь себя! — вскрикнула было Фея, но Гастон уже взлетел и как выпущенная из лука черно-белая стрела стремительно полетел навстречу Безликому.

Море забилось в судорогах от мощи его голоса.

— Ты…  на меня…  комарик…  а-ха-ха-ха!!!! Ну что ж! Пусть пучина примет последнего короля Авалона — отправляйся в бездну за своим братом! — рявкнул Безликий и полетел по черным водам навстречу Гастону.

Черный хвост и серебряный клинок ударились друг о друга и Гастон отлетел в сторону, едва не упав в отравленную воду. Но вот он уже вновь восстановил равновесие и опять полетел навстречу врагу. Чудовищный поединок начался!

Движения обоих сражающихся были быстры, как молния, черное и серебристо-белое мелькали и менялись местами, так что невозможно было разобрать, кто где. Несколько раз Гастон был близок к тому, чтобы пронзить огненно-красный глаз врага — единственное уязвимое место в сплошной черной чешуйчатой броне морского чудища, но реакция Безликого была неизменно быстрее. Зато Гастону было не в пример тяжелее — он едва уклонялся от стремительных ударов черного рыбьего хвоста — парировать удары было бы безумием.

Но на помощь ему уже спешили…

Жемчужно-Белая с остатком своих фей — благо, все крылатые бестии были уже похоронены в морской пучине — и - самой Королевой! С сверкающими во тьме золотистыми волосами они, как звездочки в ночи, летели посреди морского безумия, едва успевая уклоняться от ударов рассвирепевших волн слепящих молний! Долетев до Безликого, они, как рой рассерженных пчел, принялись жалить тварь, направляя на него удары небесных молний. Безликому-Левиафану это жутко не понравилось — хотя удары не были смертельными, но они отвлекали его от поединка с Гастоном.

— Р-р-р-р-р-ах! — рявкнул Безликий — и взметнул огромным хвостом в милю высотой волну ядовитой влаги. Феи бросились в стороны, однако пятерых из них волна все-таки накрыла — и отравленные белокурые существа были навеки поглощены бездной. Однако это дало Гастону шанс подлететь сбоку и ударить серебристым мечом прямо в глаз чудовищу.

— Ар-р-р-р-р-р-р-!!!!!!!! — раздался дикий вой. Левиафан дернулся как рыба, попавшая на крючок, судорожно и попятился назад, а Гастона — чья рука сразу стала сухой и мертвой — едва успели подхватить выжившие феи и потащить обратно. Однако иБезликий не мог какое-то время атаковать, беснуясь от боли.

Это дало возможность остаткам морского воинства собраться вместе и, воспользовавшись замешательством, прорваться через кольцо врагов.

Впрочем — и Лора это понимала — уйти им все равно далеко не удастся — морские звери продолжали умирать от ядовитой воды и остатки с таким трудом спасенных людей тонули вместе с ними.

И когда отчаяние достигло предела, откуда-то раздался крик: «Солнце! Солнце взошло! Непобедимое Солнце!»

Лора взглянула на восток, но никакого солнца там не было — было ещё слишком рано. Тогда она обратила взор в ту сторону, откуда раздался крик и…

Действительно — с северо-запада надвигалось огромное рыжее солнце, разгоняя вокруг себя тьму и черные облака! А вслед за солнцем тянулись бесконечной грядой — Розовые Облака!

— Создатель! — прошептала Лора.

— Получилось! — воскликнула Фея, хлопая в ладоши. — У них получилось!!!!!!!!

И когда облака покрыли все пространство, прогнав прочь обычные грозовые облака, Дракон, что есть сил, ударил.

Раздался громкий треск, взрыв, какой бывает, когда искра попадает в пороховую бочку. От яркого розового света все зажмурились, закрыв заболевшие от грома уши ладонями, а потом…

— Розовый Дождь! Розовый Дождь! Настоящий Розовый Дождь!!!!!!!!!!!!!!!!

И действительно, потоки теплой, живительной, приторно сладкой влаги, ливнем обрушившейся на оскверненную воду, были розовыми.

Дикий визг плавящихся от прикосновения розовой влаги тысяч оставшихся в живых тварей, громоподобный вой Левиафана-Безликого, который стал стремительно уменьшаться в размерах и биться в конвульсиях, совпал с радостными криками людей, русалок, фей, с радостью подставлявших рты, руки, тела, головы под живительный дождевой поток. Мертвая черная вода тут же становилась прозрачной, а это значило, что остатки морского воинства и армии Гастона были спасены.

5.

Розовые облака заполнили все пространство Хартленда, расширяясь при нагревании от пламени золотого Дракона. Ливень лил теперь по миллионам миль оскверненной земли. Золотой Дракон своим огненным дыханием поджигал все новые и новые розовые барашки, подгоняя своим дыханием и могучими крыльями пылающие облака — все дальше и дальше ко все новым и новым землям, нуждающимся в исцелении. А барашки, пылая розовым огнем, превращались в сгустки влаги, выпадавшие дождем на истерзанные земли.

Черная трава, зубастые цветы сгорали, на некогда обугленной земле появлялись зеленые побеги, даже мервецерукие деревья постепенно оживали — на них появлялись первые листочки. Отравленные источники и озера становились прозрачными, а дождь все лил и лил, как будто бы желая перевыполнить свою задачу по очищению земли от скверны.

Дождь ещё не иссяк, а Золотой Дракон — за считанные часы проделав путь в сотни тысяч миль и израсходовав триллионы эр солнечной энергии — еле держась в воздухе, спикировал на уже успокоившуюся голубую гладь воды бывшего авалонского озера — теперь почти полностью растворившегося в морской воде, затопившей собою древний город.

На востоке уже всходило розовое солнце, некогда мощный розовый ливень сменился мелким дождичком. Дракон устало сел на воду, отчего вокруг него образовалось целое облако белого пара, и лежал на воде, покачиваясь, как гигантская водоплавающая птица. Совсем недалеко, в полумиле от него, также покачивался, почти не дыша и не двигаясь, черный левиафан — уменьшившийся до размеров золотого дракона. Оба они еле дышали.

— Ну, вот и все, Безликий, — прошипел Дракон, устало закрывая глаза.

Но Безликий ничего не ответил. Он лишь судорожно открывал и закрывал гигантские чудовищные челюсти, словно выброшенная на берег рыба.

К обоим чудовищам подплыл Морской Змей, на спине которого восседали Морская Королева, Марина, Фея, раненый, с омертвевшей рукой, Гастон и Малыш. Чудовища плескались на волнах, бесформенные, уродливые, как выброшенные на воду шлюпки с потонувшего корабля.

Дождь перестал накрапывать. Морская Королева подняла голову и увидела, что и следа Розовых Облаков уже не осталось, как будто бы их и не было. Вместо этого над головой, куда ни глянь, простиралось бескрайнее голубое небо.

— Ну, вот и все, — устало вздохнула Морская Королева. — Конец пришел обоим — и Непобедимому Солнцу, которое, наконец, закатилось уже навсегда, и его чудовищной тени — Безликому. Что-то теперь будет!

— Ой! Смотрите, смотрите, ай-яй-яй-яй! — заверещала вдруг Марина. — Смотрите-смотрите! Белобрысик! Мой белобрысик вернулся!!!!!!!!!! — Марина — её никто не успел удержать — уже сиганула в теплую как парное молоко воду и быстро поплыла вперед.

Действительно, огромная махина светоносной ящерицы стала на глазах уменьшаться, расползаться, съеживаться и — приобретать черты человеческого тела! Вместе с тем стало распадаться и тело черного Левиафана. Наконец, оба чудовища исчезли, а вместо них на волнах качалось одно полностью обнаженное тело Люка, у которого вместо правого глаза зияла безобразная рана…

Марина уже обхватила его тело своими молочно-белыми руками и тащила его к морскому змею, не уставая покрывать его лицо поцелуями. Общими усилиями Люка подняли на чешуйчатую гладкую спину змея — он еле дышал.

Морская Королева, отстранив Марину, внимательно прислушалась к биению сердца в груди, пощупала пульс, лоб, что-то шепча себе под нос, а потом — улыбнулась.

— Он жив! Просто очень устал…  Спит!

— Урр-р-р-р-р-а! — воскликнула Марина. — Ой, а что у него с глазиком?

Глава 24 Преображение Азаила

1.

Почти голые ветви деревьев, золотая листва под ногами словно мягкий, ароматный ковер, прохладный ветер, зябко…

Гастон поёжился — его тонкий плащ не был рассчитан на осень в стране вечного лета!

Климат менялся поразительно быстро. Ещё две недели назад было жарко, вся земля цвела, оплодотворенная розовым дождем, а уже сейчас на смену лету пришла осень.

«Ну, это и к лучшему…  — с наслаждением, полной грудью вдыхая бодрящий, исполненный пряного запаха прелой листвы, осенний воздух, подумал Гастон. — Хоть раз в жизни увижу настоящую осень, Золотую Осень, как она описана в хронике Танкреда Бесстрашного. Буду потом рассказывать детям, внукам, потомкам…  А почему бы и нет? Может, и я тряхну стариной да напишу свою Хронику, как Танкред на склоне лет, и назову её, назову её…  «Хроника…»., нет, «Хроники Целестии»! Неплохое название? Хм-м-м-м-м…»..

Гастон посмотрел на свою левую руку, единственную дееспособную, как бы размышляя, а сможет ли она…  В самом деле, а сможет ли она держать перо, чтобы написать такое объемное и сложное повествование, которое, пожалуй, переплюнет и творение Танкреда! Гастон поднял с земли тонкую палочку и взял её, на манер пера, но палочка с хрустом переломилась…

«Э-э-э-э, не-е-е-ет! Пожалуй, сам писать я все-таки не смогу! Перья будут ломаться…  Слишком уж у меня руки да пальцы толстые, привыкли скорее держать меч, чем перо. Придется нанять какого-нибудь смышленного карлика. Буду ему диктовать, а он уж будет писать вместо меня. Так и назову свою первую Хронику — «Отверженные». А что — хорошее название! И подпишу — «Хроника Гастона»…

Гастон вслух рассмеялся и на миг забыл и о холоде, и о неприятно кольнувшем его совсем недавно воспоминании о мрачном пророчестве Азаила о каком-то «Ледниковом Периоде»…  Победа над Безликим и его ордами далась тяжелой, слишком тяжелой ценой!

Перед мысленным взором Гастона вдруг возник образ старшего брата — долговязого и длинноносого сказочника с полудетскими глазами и из груди едва не вырвался звериный рык. Гастон выхватил из ножен меч и принялся рубить окружавшие его кусты своим серебристым мечом, чтобы задушить в себе плач…

Но в это время его уха достиг отдаленный звук колокольчика и детские голоса. Гастон устыдился своей слабости и быстро вложил меч в ножны.

На перекрестке лесных дорог, посреди почти нагих берез стоял большой черный монумент, недавно восстановленный самим Гастоном — такие монументы указывали на древние границы королевства. Возле него показалась коренастая приземистая фигурка в черном шерстяном плаще с черным колпаком, одетым на голову и полностью скрывавшим лицо. Она опиралась на длинный деревянный посох с колокольчиком, а рядом, по обе стороны от неё, шли два ребенка — мальчик и девочка семи и пяти лет — в рваных стареньких шерстяных лохмотьях.

Гастон посмотрел на них и грустно вздохнул — таких бродяг попадалось в последнее время немало. Многих не успели в свое время эвакуировать, но кто-то чудом спасся, прячась по канавам и подземельям. Эти выжившие бедолаги теперь, когда все закончилось, группками или поодиночке, пробирались в немногие уцелевшие города и села. Многие из этих странников были изуродованы страшными ранами, проказой, которую подхватили от отравленной воды или укусов зубастых цветов. Потерявшие родителей дети, потерявшие мужей и детей жены…  Разбитые судьбы, разбитые жизни, ничем не исцелимая боль…

— Мил человек, где это мы? Я чувствую тебя! Скажи на милость, мил человек, ради сирот, ради Создателя! — дрожащим голосом прохрипел старик, опираясь на клюку. Отсутствие розовых пилюль уже сказывалось — старость брала свое в когда-то не знавшем старости и болезни мире! — Сжалься над бедным прокаженным, потерявшим чудный приход, матушку и детишек, и над бедными сиротами без отца и матери, оголодавшими в конец!

Гастон внимательно посмотрел на прокаженного и на молчаливых и таких не по-детски серьезных ребятишек, и сделал шаг навстречу.

— Ты дома, святой отец, ты дома…  — дрожащим голосом проговорил Гастон, протягивая навстречу руки. — Ты всего в двух милях от Кронбурга, а перед тобой…  Принц Гастон, его владыка.

Из груди старика раздался то ли смех, то ли плач — его плечи мелко затряслись. Он облегченно вздохнул и сказал:

— Ну все, детки, вот мы и дома! С Его Высочеством мы не пропадем…  Он — муж достойный, точь-в-точь настоящий король из сказки…  Ступайте! — прокаженный подтолкнул детишек в спины и они робко зашагали навстречу страшному высокому дяде с седой как лунь длинной шевелюрой, изрезанными глубокими морщинами лицом.

Гастон присел на корточки и ласково обнял детишек — он так мечтал иметь своих! — и расцеловал их в бледные щечки. Дети заплакали, а Гастон ласково произнес: «Все хорошо, все хорошо, теперь все хорошо», поглаживая их по головкам.

— Святой отец! Идемте со мной, я проведу Вас в замок — там Вас ждет достойный уход и лечение!

— Какое там лечение! — обреченно махнул рукой старик. — Пол лица сгнило, нос провалился, глаза нету…  Да вокруг все — камнями кидают, да палками…  Насилу дошли! Лишь бы детки спаслись, а мне уж одна дорога осталась…  — просипел старик.

Но Гастон, нахмурив брови, быстро подошел к старику и силком взял его под руку.

— Хватит с нас смертей! Хватит! И так почти никого не осталось! Феи помогут. Проказа излечима.

— Правда, милок? — в голосе старика мелькнула робкая надежда.

— Правда, отец. Только придется Вам чуть-чуть подождать тут. Я встречаю здесь кое-кого, а потом все вместе отправимся в город…  Точнее, в то, что от него осталось…  — голос Гастона снова дрогнул.

Ждать пришлось недолго. Вскоре где-то недалеко за поворотом — как раз откуда вышел прокаженный священник с детьми — весело зазвенели бубенчики и показалась целая кавалькада прекрасных коней. Такой кавалькады Целестия, наверное, не видела ещё никогда, да, может быть, и не увидит никогда больше!

Впереди скакали три белоснежные лошади, на которых восседали золотоволосые девушки в пурпурных туниках и крылышками за плечами. За ними — ещё три, но уже черные как смола коня, на которых ехали — черноволосая, зеленоволосая и пепельноволосая красавицы. В третьем ряду в центре ехал высокий молодой человек с коротко стриженными темно-русыми волосами и в черной бархатной куртке с серебристыми узорами и длинном рыцарском плаще. По правую руку от него — черноволосая юная девушка в темно-синем платье, а слева от молодого человека — печальная золотоволосая девушка в королевской короне на голове, сзади и спереди которой сидели два плюшевых зверенка и обнимали её за талию. Кавалькаду завершал длинный ряд золотоволосых, черноволосых и зеленоволосых красавиц, составлявших свиту главных наездниц.

Несмотря на радостный звон бубенчиков, они были печальны, тихи, задумчивы. Все, кроме трех — черноволосой красавицы в во втором ряду, а также юноши и девушки в третьем, бросавших друг на друга влюбленные взгляды. Но они старались не выражать свою радость открыто, хотя лица их светились от счастья, но они предпочитали радоваться молча.

Гастон взглянул на них, и его мрачное белое как полотно лицо просветлело, особенно при взгляде на черноволосую красавицу. Он галантно поклонился и направился к дамам. При его приближении, кони, как по команде, остановились.

— Pax vobiscum, sorores pulchres! — произнес на феином языке Гастон, ещё раз поклонившись. — Рад приветствовать Вас снова в своих владениях, как законный принц Кронбургский. Особенно рад видеть и Её Величество, и своего товарища по оружию. Вижу, он уже предвкушает брачную церемонию!

Асмунд покраснел и отвел взгляд от Милены — ему было стыдно за столь очевидно проявленные чувства посреди всеобщего траура. Чтобы скрыть смущение, он быстро спрыгнул с лошади и бросился к Гастону, чтобы припасть перед ним на колено и поцеловать перстень на протянутой руке, как и положено вассалу, но — Гастон с радостным смехом обнял Асмунда, как своего брата, единственной уцелевшей рукой.

— Я рад, что ты выжил! Честное слово, сынок…  — и глаза Гастона наполнились слезами.

«Что-то в последнее время часто я стал плакать — мелькнула в голове Гастона беспокойная мысль. — Наверное, старею…  А ведь так много ещё предстоит сделать!».

— Ой! — вдруг раздался пронзительный крик Асмунда за плечом Гастона. — Ой! — и сильные руки оттолкнули его от себя. Не успел Гастон понять, в чем дело, как Асмунд уже бежал куда-то. Гастон оглянулся и увидел, что его старый боевой товарищ с радостным смехом заключает в объятия и целует детишек, крепко прижимая их к груди.

— Грета! Гансик! Родные мои! Род-ны-е!!! Но, о, Создатель, откуда же вы тут взялись?! Где же вы пропадали?! Отец Эйсмер! Вы?! — Асмунд опустил на землю детишек и медленно подошел к прокаженному — по щекам молодого рыцаря текли слезы.

2.

Вечером, в главной трапезной зале Кронбурга — замок, в отличие от города, благодаря мужеству защитников и Розовому Дождю, пролившемуся живительной влагой как раз вовремя, уцелел — накрыли столы. Доисторический камин был жарко натоплен дровами — климат становился с каждым часом все холоднее.

Официальным поводом для сбора были поминки погибшего короля, Роланда 40 000-го. Его портрет в черной раме висел прямо над главным столом, рядом с королевским гербом — черным орлом с распростертыми крыльями на белом фоне.

Другим, не менее важным поводом стало бракосочетание трех пар — принца Гастона и Коры, Люка и Марины, Асмунда и Милены. Три свадьбы решено было сыграть в один день ко всеобщему согласию женихов и невест. Ждать никто не хотел, а праздновать пышную свадьбу в эпоху всеобщего траура и скорби не представлялось возможным.

Впрочем, влюбленным это нисколько не мешало. По их пылким взглядам, смущенным улыбкам и пунцовым щекам были понятны их чувства. В самом деле, для любви — настоящей любви — не нужны пышные балы, пиры и увеселения. Главное для влюбленных — поскорее стать по-настоящему одним целым, «одной плотью», как говорится в Писании, а все остальное — совершенно неважно.

Во главе главного, покрытого королевским пурпурным полотном, стола были установлены два золотых королевских трона с изображениями львов, раскрывших свои пасти на ручках, но один из них пустовал. А на другом сидела белая лицом как снег, притихшая и увядшая, как замерзшая на холодном зимнем подоконнике роза, Королева. Её невидящие глаза уставились в тарелку.

Слева от неё сидел принц Гастон, в бело-черных одеяниях рыцарского ордена «Черного Камня». Рядом с ним — Кора — в роскошном черном бархатном платье. У пустующего трона сидел Люк — в зеленом костюме лесного охотника, а справа от него — русалка Марина, немного неловко себя чувствовавшая в таком рафинированном обществе и все время робко прижимавшаяся в своему избраннику. Она была облачена в полупрозрачное зеленое платье, с изумрудным ожерельем на шее и изумрудными же сережками в виде морских коньков. На лице Люка была надета повязка, скрывавшая отсутствующий правый глаз.

Милена сидела слева от Коры, а дальше — Асмунд, под столом державший её руку в своей ладони, красный как рак. Три пурпурные феи и Жемчужно-Белая сидели справа от Морской Королевы Лоры, сидевшей справа от Марины. Рядом с Асмундом расположились тихие Грета и Ганс — отмытые, в новеньких одеждах, приличествующих торжественному событию. Далее — крылатые дети Королевы вместе с неизменным педагогом Осленком. Котенок и Щенок стояли за троном своей Хозяйки, в любой момент готовые прислуживать за столом. Справа от пурпурных сидели принц Алоис с супругой, разрешившейся малышом, а вот отец Эйсмер начисто отказался сесть рядом с такими важными персонами и, отговорившись болезнью, занял место среди гостей.

Слуги неторопливо разливали вино, пиво, темный эль и мед, уцелевшие в глубоких подвалах замка, раскладывали мясо, хлеб, овощи и фрукты — поживиться было чем, одним словом! Простые мужики-солдаты уже давно работали челюстями и чокались за помин души несчастного монарха и за здравие молодых, оголодавшие дети уминали за обе щеки мясо — дармовое фруктово-овощное изобилие уже перешло в область легенд, а женщины и девушки еле слышно перешептывались, боясь нарушить благоговейную траурную тишину.

Наконец, Гастон, кашлянув в кулак, как хозяин замка, решил взять инициативу на себя. Он встал из-за стола, поднял кубок, наполненный красным вином, и торжественно произнес:

— Это вино с виноградников моего отца, урожая 99 949 года Эры Порядка и Процветания, — негромко, но уверенно сказал Гастон, оглядывая огромный зал, вместивший почти десять тысяч гостей. — Года рождения моего старшего брата, Роланда…  — Гастон сделал паузу и сглотнул слюну. — Оно родилось тогда, когда родился мой брат, и умрет тогда, когда умер мой брат — ибо все вы будете пить это вино в этот вечер. Мы все скорбим о его гибели, также как скорбим о гибели миллионов и миллионов наших сограждан и других жителей Целестии, которые отдали свои жизни в этот самый страшный год в истории нашего мира. Сегодня мы пьем за тех, кто сражался и за тех беззащитных, что пали невинными жертвами чудовищного нашествия. За всех…  Мы поминаем здесь не только моего брата, нашего Короля, но поминаем здесь всех тех, кто не дожил до нашей общей победы…  — Гастон больше не мог говорить, его душили слезы. Он одним махом опрокинул здоровый кубок, то же самое сделали и остальные.

Воцарилась гнетущая тишина. Всем стало как-то неудобно, неловко…

— И что теперь будет, что теперь, король Гастон? Что будет с Целестией? Что будет с нами? — вдруг раздались голоса из-за столов для простолюдинов. — Что?.. Что?.. Что?..

Гастон растерянно оглянулся, потом взглянул на Королеву, целиком ушедшую в себя, а потом развел руками и сказал:

— Ну, во-первых, я не ваш король — у вас есть Королева. По законам Авалона…

— Прекрати, Гастон! — вдруг резко бросила Фея, которая при слове «Королева» словно очнулась от сна. — Авалон на дне морском, как и мой несчастный муж, которого убил его собственный ублюдок! — Фея бросила тяжелый, исполненный ненависти и невыразимой горечи взгляд на Люка, который тут же побелел лицом и осунулся.

— Мама! — возмущенно воскликнула Милена, но та жестом велела ей замолчать.

— Довольно играть комедию! Для меня эта корона — как могильный камень на моей голове! Забирай её себе, как ты всегда и мечтал, восседай на троне посреди любящего тебя народа, правь и изображай из себя Роланда Древнего! Только вот посмотрим, будут ли тебя боготворить твои подданные, замерзая в сырых жилищах и умирая от старости и болезни! — Фея сняла с головы золотую корону и водрузила её на голову Гастона так стремительно, что тот не успел ей помешать, и бросилась к выходу из залы.

По собранию прокатился шум негодования и удивления.

Но тут со своего места взмыла в воздух Стелла и, стремительно подлетев, встала перед Королевой, мешая ей уйти.

— Мы все понимаем твое горе, сестра, особенно я…  Поверь мне — я тысячелетиями тосковала по своему потерянному мужу, хотя ни одна душа, кроме моих дочерей, не знали об этом! Но в своем горе я призываю тебя быть справедливой! Гастон никогда не стремился к власти, ты прекрасно знаешь это сама, а в гибели твоего мужа, как и миллионов других, я повинна гораздо больше, чем сын несчастной Лили! Я создала Излучатель, я создала Зону, хотя и из благих побуждений…  Но согласись и с тем, сестра, что именно благодаря этому злосчастному Лесу ты и встретилась со своим любимым и провела все эти годы счастливо, после десяти тысяч лет одиночества! И у тебя четверо замечательных детишек и уже родился внук…  Разве это само по себе не замечательно? — Стелла невольно улыбнулась, взглянув на пухленького малыша. — У меня, например, были десятки тысяч внуков и внучек, но ни одного из них я не знала даже по имени и не могла их воспитывать, а ты можешь с ним даже и понянчиться сама! Разве это не прекрасно?

Фея покраснела как мак, а потом, упав на грудь Стеллы, горько зарыдала.

Даже самые грубые и жесткие сердца не могли не расчувствоваться и по многим щекам, оставляя влажные дорожки, поползли слезы. Всем было жалко Королеву. Люк встал со своего места и подошел к Фее, положив тяжелую руку на её плечо.

— Я сожалею, что так вышло, Ваше Величество, — тихо произнес он. — Но я уверен, что если бы тут стоял Ваш муж и мой отец, которого я знал только несколько часов, он бы попросил Вас простить меня…  Незадолго до смерти он говорил о Создателе, о том, что Он гораздо ближе к нам, чем кажется, и мне думается, говорил он об этом не случайно. Он что-то знал…  Знал что-то такое, что ни мне, ни Вам не известно.

Но Фея резким движением отстранилась от Стеллы, сбросила со своего плеча руку Люка и немигающим, полным ненависти взглядом, уставилась на его лицо, на его единственный уцелевший глаз.

— Молчи! Молчи, волчонок! До конца жизни я буду ненавидеть тебя, и хоть во мне нет больше магической силы, но проклятие фей ещё сбывается! Я…  Я…  — но тут уже Гастон, взяв обезумевшую вдову в свои медвежьи объятия, зажал ладонью ей рот.

— Довольно проклятий и зла, сестричка, довольно! Сегодня день примирения и прощения, через неделю — Новый год — год нового тысячелетия — и мы не должны допустить, чтобы новая Эра началось со зла! — Фея бессильно кивнула и Гастон, взяв её за руку, повел обратно к трону. — Грядет новая Эра и, как знать, может быть, нас ещё ждет много хорошего впереди.

— А я больше не верю в светлое будущее. Я больше не верю в добро, я больше не верю в счастье, моя жизнь окончена…  — мрачно и громко произнесла Фея. — И я не верю больше в Создателя! Если бы Он был на самом деле, Он никогда бы этого не допустил — Безликого, чудовищ, смертей, убийства моего несчастного Принца! Его выдумали феи, чтобы оправдать свою власть над людьми, тешить его именем свое тщеславие — Лили была в этом права!

Шум возмущения и негодования от такого богохульства заглушил её голос. Стелла озабоченно переглянулась со своими дочерями и с Жемчужно-Белой — такого скандала ещё не видывало Сообщество! А Фея зарыдала, теперь уже на груди своей дочери, Милены.

Никто не знал, что и делать. Королева была безумна, хотя её горечь разделяли в этот день многие тысячи матерей и жен. Стелла и Жемчужно-Белая решили увести её в спальню, от греха подальше. Люк кусал до боли губы — радость от завтрашней свадьбы напрочь покинула его. Даже Гастон был в прострации…

Но тут произошло то, чего меньше всего на свете могли ожидать присутствующие.

— Думаю, Лили бы с тобой сейчас не согласилась, Эсмеральда! — раздался сильный, мелодичный, высокий и необыкновенно мягкий и гармоничный мужской голос.

Что тут началось! Люди и волшебницы вскочили со своих мест, озираясь, кое-где попадала посуда, стулья. Пурпурные феи, все как одна, набожно сложили свои бело-розовые, изящные ручки и воскликнули: «аххххх… !». Даже Азаил, хитро спрятавшийся в темном углу, у каминной трубы, как настоящий таракан, в надежде поживиться остатками пира, свалился на пол от неожиданности — уж кому-кому, а ему этот Голос был знаком лучше, чем кому бы то ни было!!!

— А что касается твоего мужа…  Он сам захотел уйти! Он будет тебя ждать в другом мире, там, куда, я, надеюсь, отправишься со Мной и ты. Разве ты не помнишь, что не в моих правилах разлучать влюбленных!

Фея удивленно, широко распахнутыми от ужаса глазами, посмотрела в ту сторону, откуда исходил голос, и её глаза увидели…  Всего лишь скромную коренастую фигуру священника в шерстяной черной рясе и колпаком прокаженного на голове. Фея указала на него дрожащим пальцем и прошептала непослушными губами:

— В-вы…  в-вы…

— Отец Эйсмер! — воскликнул на весь зал удивленный Асмунд.

— Да, это Я! Ну…  или почти…  Я…  — произнес отец Эйсмер, вставая из-за стола и снимая с лица холщовый колпак прокаженного. Под ним скрывалось круглое лицо — обычное, человеческое — с приятными крупными чертами лица, жизнерадостными ямочками на пухлых щеках, выбритой священнической тонзурой на макушке, но…  в то же время и совершенно необычное! От его лица изливался неземной свет и от этого яркого света зажмурились все, даже Стелла, Фея и Жемчужно-Белая, а Азаил, как таракан, снова заполз в самый темный угол.

3.

Пламя огня в камине стало бледным. Многие люди упали на колени в испуге или в благоговении. Но свет этот все же отличался от того, каким разило своих врагов беспощадное Непобедимое Солнце. Тот свет был жгучим, палящим, убивающим, как пламя солнца в мертвой пустыне. Он подавлял волю и разум.

Свет же, исходивший от добродушного лица отца Эйсмера был ласковым, теплым, добрым, как свет весеннего солнышка, дарящего всему миру жизненную силу, пробуждающего силу любви и плодородия, как свет, исходящий от лица любящей матери, ласкающей свое дитя. От этого света у всех полились слезы — но не слезы боли, а слезы умиления и тихой радости.

Сколько продлилась эта немая сцена, не знал никто, так как никто не ощущал в тот момент времени. Радость в душе и мир были так сладки, что каждому хотелось, чтобы это состояние продлилось ещё хоть чуть-чуть, но…  Свет постепенно становился все менее ярким, и вот уже можно было различить силуэты мебели, обстановки, людей…

А потом отец Эйсмер не торопясь подошел к Фее, обнял её и стал гладить её по мягким золотистым волосам, как та когда-то делала с Принцем, и Фея все больше и больше успокаивалась.

Первым очнулся от солнечного восхищения Асмунд. Он, как ребенок, с широко открытыми глазами уставившись на нового отца Эйсмера, проговорил:

— Значит…  в Бергстадском храме, с самых пеленок, я, получается, был рядом с самим Создателем!? И когда подсовывал тебе лягушек и ужей в ботинки? И когда прятался в твоем доме за занавеской от мальчишек, которые меня обижали? И когда воровал у тебя из шкафчика вкусное вино для таинств? И когда…

Отец Эйсмер добродушно улыбнулся и, оставив уже успокоившуюся Фею, ласково потрепал Асмунда по непослушным волосам.

— И так, и не так, мой мальчик. Я вечно пребываю с каждой сотворенной мною душой и, конечно же, был тогда и с тобою, все верно, но только вот отец Эйсмер был тогда другим, настоящим, и — уверяю тебя — про ужей и вино он знал и нисколечко на тебя не обижался! — и по-мальчишески весело подмигнул Асмунду.

— Но как же тогда…

— Отец Эйсмер погиб, как и твой отец, на той злосчастной ярмарке, вместе со всей своей семьей…  Но перед смертью, в последнее мгновение, он воззвал ко Мне, чтобы Я не оставил сирых и убогих детей его прихода, и Я…  Я просто не смог ему отказать! Я всегда исполняю то, что просят дети мои от всего сердца…  Так что пришлось Мне какое-то время походить в его образе! Он охотно уступил мне свое тело…  А иначе, как ты думаешь, удалось бы почти беззащитному каравану беженцев так далеко уйти целым и невредимым? Удалось бы твоим малышам спастись? Не удивило ли тебя, почему это вдруг Гастон со своей доблестной дружиной оказался в нужное время и в нужном месте?

— Но ведь многие погибли…  — грустно выдохнул Асмунд, вспоминая свою мать и отца.

— Они не погибли. Они только заснули и ждут пробуждения — в новых мирах, на новых планетах и звездных системах, которые Мне предстоит ещё создать…  Ведь Я — Создатель — не забывай это! — Мое самое любимое дело — творить и давать жизнь тому, что ещё ею не наделено!..

— … Собственно, тут мы и переходим к основной причине моего к Вам визита. Азаил! А ну, вылезай из своей щели — не вечно же тебе теперь тараканом ходить! — голос Создателя сделался строгим, властным, не утрачивая при этом теплоты и ласки — так говорит любящая мать со своим непослушным сынишкой.

Создатель властно протянул руку и, нехотя сопротивляясь, дрожа всеми лапками и усиками, на середину залы выполз насекомообразный Азаил. Наверное, если бы у него были руки и веки, он бы зажмурил глаза и закрыл их руками, но у него не было ни того, ни другого, а потому от стыда Азаил готов был провалится под землю. По собранию пробежал ропот отвращения, омерзения, гадливости. Кое-кто даже плевал в него, а какие-то дети залились издевательским смехом, прошел шепоток: «ну и уродина!», «фу, какая гадость!», «страхолюд, спаси Создатель» или просто «фу-у-у-у-у-у!». Стелла стыдливо отвернулась, не в силах смотреть на такое уничижение некогда славного демиурга.

Но Создатель властно воздел руку и все стихло.

— Ну что, Азаил, горе ты мое, не надоело тебе ещё чудом-юдом ходить, народ пугать да смешить?! — и покачал головой, как мать, которая журит малыша, пришедшего домой грязным с головы до ног.

— Надоело-сссс…  А ш-ш-ш-ш-ш-што поделаеш-ш-ш-ш-ш-шь-ссс…  — зашипел он, робко подрагивая усами-вибриссами.

— Говорил же Я тебе тогда — не лезь в эти пещеры, примирись с женой! Ну кто тебя заставлял кровь невинную проливать, а?! Сколько зла наделал, сколько слез пролил! На тебя очень многие души жалуются, требуют возмездия, между прочим!

— Вс-с-с-с-с-с-сё она-сссс, подлая лгунья-сссс, вс-с-с-с-с-ё она-ссс, со с-с-с-с-своим выводком-сссс…  Дура! С-с-с-с-с-самодура-сссс! — зашипел, роняя зловонную слюну Азаил, указывая лапкой на красную от стыда Стеллу.

— Начинается…  — разочарованно развел руками Создатель. — Какую тысячу лет выслушивать одно и то же! Никакого — даже Моего! — терпения не хватит! Ну, если так пойдет и дальше, сделаю так, как меня просят обиженные тобой души — на веки вечные останешься тараканом!

— Нет-сссс! Помилуй-сссс! — взмолился Азаил, подняв лапки на манер богомола.

— Ах, так…

— С-с-с-с-с-с-сожалею-ссс! Крови много пролил-ссс, душ-ш-ш-шшегуб-ссс…  Ра-с-с-с-с-скаиваюс-с-с-с-сь! — из фасеточных глаз чудовища потекли зловонные слезы.

— Прости его, Создатель…  — пропела тихим голоском Фея, очнувшись ото сна, припадая к руке псевдо-отца Эйсмера. — Он за все уже отплатил. Его страдания давно превысили страдания всех его жертв…  — и сама заплакала от жалости. — В глубине души он добрый, просто гордый очень…

— Это я во всем виновата! — сказала Стелла, подходя к Создателю. — Я так хотела сделать мир лучше, а он…  Он был для меня помехой…

— А я превысила свои полномочия, я повинна в той резне у входа в Астрал! — воскликнула Жемчужно-Белая. — Мы все виноваты не меньше его! Я много думала об этом там, в уединении посреди Хрустального Озера — нас всех испортила власть над миром! Мы все плохо выполняли Твою святую волю…  — и Жемчужно-Белая зарыдала как девчонка.

— Ну что ж…  Думаю, этого достаточно, — Создатель сам вытер слезы рукавом рясы. — Я милую и Азаила, и оставшихся в живых его соучастников, как милую Я и их жен. Первым будет возвращено их прежнее величие, а вторые будут навсегда избавлены от проклятья вечного одиночества! Все согрешили и все будут помилованы — грядет новая Эра и ничего из старого хлама обид и зол не должно перейти туда, не должно!

— Ну а теперь…  Пусть сбудется Мое Пророчество, которое Я открыл через Азаила. Люцифер, подойди сюда!

Люк немного смущенно подошел к Создателю.

— Чашу мне! Быстро! Побольше! Нож!

Котенок и Щенок вдвоем схватили большую чашу, из которой пил Гастон, и подали её Создателю.

Создатель взял нож и быстрым движением перерезал вены на руке Люка и — золотистая, как солнечный луч, жидкость полилась в подставленную чашу!

Весь зал ахнул! Никогда в жизни никто не видел такой крови у человека! А Азаила просто затрясло, словно в лихорадке.

— Так про-с-с-с-с-сто, так прос-с-с-с-с-сто, как я не догадал-с-с-с-с-с-я! Чис-с-с-с-с-стый с-с-с-с-с-солиум, чис-с-с-с-с-стейш-ш-ш-ш-ший…

Когда чаша была наполнена до краев, Создатель прикоснулся ладонью к ране и она тут же, без всякого шрама, зажила — как будто бы ничего и не было!

— Как же…  Гениальный Азаил, сама Премудрость, — улыбнулся Создатель, — и не смог догадаться до того, что у него в руках — его собственное спасение! Чистый солиум — вот кровь моего Избранника, Люцифера — универсальный растворитель, способный полностью очистить твой геном, как вода очищает испачканную грязью одежду, и восстановить тебя в первоначальной красе! Все началось с первой пролитой тобою кровью — и все и закончится пролитой во имя твое кровью! Так пей же, Азаил, но всего один глоток — этого будет достаточно!

Азаил дрожащими лапками взял чашу и отпил из неё. Создатель быстро выхватил её у него, потому что Азаила тут же стало бешено трясти, как будто бы через него пропускали электрический ток. Азаил упал на спину и стал конвульсивно дрыгать ногами, шипеть, извиваться, как полураздавленная змея, а потом…

Он вдруг резко вскочил на задние лапки, оказавшись выше человеческого роста, резко распрямил согнутые плечи, кожа его стала светлеть, лапки — на глазах превращаться в руки и ноги, хитиновый панцирь на спине — в радужные крылья, отвратительная насекомья башка со жвалами — в лицо, усики-вибриссы — в золотистые волосы…  Не прошло и минуты, как по толпе, смотревшей на чудо преображения, прокатился вздох удивления, а потом оглушительные крики восторга! Перед ними стояло самое прекрасное существо на свете!

Высокий, на целую голову выше даже богатыря Гастона, широкоплечий, атлетически сложенный, но в то же время — изящный и миниатюрный, как статуя, выточенная резцом гениального скульптора. Волосы его цвета солнечного луча, непослушные курчавые, мягкие, как шелк. Серые, серьезные, необыкновенно умные и глубокие глаза. Аккуратненький, чуть приплюснутый нос, усыпанный веснушками, полные румяные как спелые яблочки щеки с ямочками. Круглый подбородок, немного полные губы, белоснежные зубы. Переливающиеся всеми цветами радуги прозрачные крылья за спиной. Облаченный в шелковую золотую тунику, не скрывавшую достоинства его фигуры, он стоял — и никто не мог оторвать от него взгляд, любуясь его поистине божественной красотой — идеально сочетающей в себе мужественность, ум и изящество.

— Прошу любить и жаловать! — улыбнулся Создатель. — Первое и любимейшее мое создание — собственной персоной!

Азаил покраснел и потупил взор.

— Ты ничего Мне больше не хочешь сказать? — строго спросил Создатель.

— Я…  я…  Чем я могу отплатить тебе за твою бесконечное милосердие ко мне? — смущенно спросил он.

— Одним. И ты знаешь, чем — другого не приму, не жди!

— Стелла? Но…  — смущенно развел Азаил руками, — смогу ли я когда-нибудь простить её и сможет ли она…  простить…  меня? Ведь прошло столько тысяч лет! Все разрушено между нами, ничего не осталось!

— Разрушенное за тысячелетия, — подхватил Создатель, — за тысячелетия и восстановится. У вас впереди — целая вечность, не так ли? — А потом Он обернулся к Стелле и сказал: — Ну же, жена, подойди и прими назад своего мужа, и Я вновь соединю ваши руки, как тогда, у Розового Озера, и — клянусь — больше не допущу споров из-за власти или тяжб из-за того, кто из вас умнее или достойнее!

Стелла, красная как мак, пряча лицо, как девушка на смотринах, подошла к Азаилу и робко взяла его за руку, а Создатель накрыл их ладони своей — и по ней пробежал теплый сверкающий поток.

— Ну, вот и все…  Вас обоих я забираю с собой. Азаил Мне очень нужен — нам предстоит создавать миллионы новых миров, а Стелле Я поручу их облагораживать — тогда вы уже не будете разлучаться, и у вас больше не будет поводов для ссор, — тут Создатель помолчал немного. — Если честно, Я по тебе скучал, Азаил. Мало найдется тех, с кем есть о чем поговорить по душам…  — и Создатель улыбнулся.

— Я…  тоже…  скучал…  — прошептал Азаил.

После этого Создатель подозвал к Себе оставшихся мурин и те также испивали по глотку чудесного напитка, и также преображались. После всех пережитых ужасов, несчастные люди упивались таинством возрождения прекрасного и величественного. Один за другим паукообразные твари превращались, как в сказке, в писаных красавцев с радужными крылышками за спиной, и один за другим принимали руки своих отвергнутых жен. Первой из них оказалась Жемчужно-Белая Ариэль, отдавшая свою руку такому же пепельноволосому Жемчужно-Белому юноше — Ллаэдру, неизменному оруженосцу, ближайшему ученику и викарному ректору Школы Фей, с которым она насмерть рассорилась на заседании Совета, когда тот плюнул ей в лицо. Жемчужно-Белая просто положила свою пепельную головку на его широкую грудь и молчала. Без слов восстановился порушенный брак Астры и Эстер со своими мужьями, а также других безмужных фей, числом ровно пятьдесят.

— Ну, вот и все! Вижу, подгадал Я без ошибки! Сотня была в самом начале, сотня теперь в самом конце! Ох уж и стоило же мне труда не допустить, чтобы кто-нибудь из вас погиб! Жаль, многих других уж нет…  Но не все потеряно! Ибо Я вновь благословляю Вас, как и сто тысяч лет назад, — плодитесь и размножайтесь! Потомки ваши наполнят новые миры и души погибших поднебесных обретут себе новые тела, не хуже прежних! Вся ваша сотня отправится со Мной — будете обустраивать и населять новые миры…

— А кто же будет теперь Премудростью!? — воскликнули одновременно Азаил и Стелла и ревниво посмотрели друг на друга.

— Уж точно не вы! — усмехнулся Создатель. — Довольно с вас! Оба вы не выдержали искушения властью, впрочем, забудем былое. Теперь у вас будет новая Премудрость, как я уже тебе говорил в видении…

— Люк? Мальчик? — выдохнул Азаил.

— Он самый, — подтвердил Создатель. — Думаю, он справится лучше. К тому же он так мечтал встретиться со своей матерью, а это можно устроить, но только не в этом мире. По той же причине со мной уйдут Эсмеральда-детка со своими малышами…

— И мы!!! — запищали во весь голосок все три Зверенка.

— Ну, куда уж без вас! — улыбнулся Создатель. — Придется брать и вас, что поделаешь…

— А что будет с остальными феями? — спросил Азаил.

— Они останутся здесь. Надо ж кому-то помогать людям обустраивать все, да и Остров Фей должен быть населен…  Да и, в конце концов, надо ж и их трутням-мужьям хоть что-нибудь научиться делать! Работы здесь будет невпроворот, так что рекомендую не давать им спуску. Ответственным за Остров Фей назначаю лентяя Алоиса — если найду тебя в праздности — смотри у меня! — и Создатель строго погрозил пальцем. — Когда научитесь трудиться как следует, отрастут у вас, трутней, крылья, как у всех нормальных поднебесных. Бери пример с Азаила — он даже во зле трудился не покладая рук — вот что значит моя школа! — Алоис стыдливо покраснел и быстро закивал своей золотоволосой головой.

— Осталось последнее…  — пробормотал Создатель. — А ну, две лисички-сестрички, Кора и Лора, ко Мне! Не надоело вам тут ерундой заниматься? Одна бездетна, как пустыня, другая, наоборот, плодовита чересчур…  Не пора ли и вам успокоиться?

Кора и Лора, забытые всеми королевы, тихонько подошли к Создателю, держась за руки, трепеща всем телом, как осенние листья.

— Зачем ослушались прабабку вашу? Зачем променяли Остров Фей на чащобы да пучины? Зачем развратничали? Что — счастливее от этого стали, что ли? Думаете, счастье — в наслаждениях? Э-э-э нет…  — покачал головой Создатель. — Впрочем, сами говорите, что решите, то и будет, но знайте — один у Вас шанс. Начнется новая Эра — и ждать вам, как Азаилу, придется целую вечность.

Но обе сестры молчали, не в силах ничего сказать. Создатель выдержал паузу, но ответа все равно не последовало.

— Гордые очень…  — пробормотал Создатель, укоризненно покачав головой. — Ладно, снимаю и с вас ваше проклятие! Кора — выйдешь замуж за Гастона, вижу, любишь его, — но будешь жить с ним короткую человеческую жизнь, зато родишь много своих, родных детей. И первой будет — девочка…  А весь твой народ — те, кто остался в живых — пусть живут со своими мужьями, могут брать и человеческих мужчин, но тогда будут как ты — жить как обычные женщины. А ты, Лора, как и весь твой народ, перестанешь метать икру и рождать чудовищ, как прежде, а водяные ваши и тритоны станут вам полноценными парами. Вижу я, что ни за что на свете не согласишься покинуть морские просторы…  Ну, так уж тому и быть! Может, так оно и лучше будет — на Море порядок соблюдать будете.

Кора и Лора молча поклонились и отошли. А Создатель, довольно вздохнув, проговорил:

— Ну вот вроде бы и все…  Осталось только попрощаться…  Ну что ж, Эсмеральда, ты одна у нас в Целестии оставляешь слишком многое — прощайся с близкими, друзьями…  Не скажу — не плачь! Плакать — оно хорошо…  Слезы очищают душу от скверны, стыдиться их не надо…

— Но…  Создатель…  а как же…  люди? — смущенно проговорил Гастон, сжимая руки на груди. — О них Ты не вынес никакого суждения…

Создатель улыбнулся.

— И не буду выносить! Как сами решите, так и будете жить, Я могу только помочь вам — словом или делом — , но за вас ничего решать не буду. Кого выберете королем — тот и будет, как решите жить — так и будет!

— Но почему? — воскликнул Асмунд.

— Поднебесные и люди — разные существа. Вас обоих я люблю одинаково и многим вы похожи, но…  Поднебесные — это мое тело — ими Я творю миры — не потому, что не могу иначе, а потому, что Мне так хочется. А люди…  — это моя душа. И как душа, вы — свободны. Я сотворил мир и обустроил его с помощью поднебесных, а вы делаете еготаким, каким хотите, и посягать на вашу свободу Я не в праве…  Да и потом, Гастон, — тут Создатель хитро улыбнулся — разве не ты всегда возмущался, что феи вам проходу не дают? Вот тебе и карты в руки! — создавай свой мир, делай его таким, каким ты пожелаешь, учи доброму волшебству других, облагораживай землю, только не обижай своих подданных, а Я без помощи тебя не оставлю! Кто, думаешь, тебя возвел в короли три года назад, а?

— Но, Создатель! — тут вмешалась Фея, — как так — мы улетаем, а люди — и моя дочь в том числе — остаются на холодной земле, где они будут страдать! Ведь Ледниковый Период будет длиться столетиями, если не больше!

— Ничего страшного! — невозмутимо ответил Создатель. — А ты думаешь, детка, что оттого, что люди будут как сыр в масле кататься, они что — счастливее будут, что ли? Наоборот, какой у них будет простор для творчества, для проявления лучшего, что Я в них вложил! Ну, а Ледниковый период, в конце концов, будет не вечно…  Думаю, если Алоис перестанет бить баклуши, а Милена ему поможет, слой розовых облаков они смогут восстановить, но как это сделать — подсказывать не буду — все в ваших силах!

— А как же быть со смертью, старостью и болезнями? Неужели мы оставим людей такими? — воскликнула Стелла.

— Пока да. Но наступит день, когда творческие способности людей, заложенные Мною, раскроются во всей полноте и они смогут сами сотворить свою вечность — такого не дано даже вам, поднебесным, вы это получили даром, не трудясь — и тогда люди полностью уподобятся Мне, своему Создателю, Творцу времени и вечности…  Разве ЭТО не лучше? — у Гастона, Асмунда и Милены перехватило дыхание от слов Создателя, перед их мысленным взором в одно мгновение пронеслись картины великого будущего человеческого рода. А до сих пор унылый Алоис встрепенулся и в его нежных, прекрасных глазах блеснул огонек, доселе в них отсутствовавший — какой-то живой мальчишеской дерзости и любопытства.

— … Ну а пока — продолжил Создатель — души усопших не останутся без попечения — миров для них у меня хватит с избытком, если Азаил меня не подведет! — и Создатель ласково потрепал Азаила по плечу.

А в это время Милена со слезами на глазах прощался со своей матерью, с маленькими братишкой и сестренкой, с Котенком, Щенком и Осленком. Пустили слезу и Гастон, и Алоис…  Сам же Гастон подошел к Азаилу и пожал ему руку:

— Был рад знакомству, дружище! Спасибо за науку, сильно помогла!

— Ещё бы! — довольно улыбнулся Азаил, который теперь был на целую голову выше Гастона. — Знание — сила! Кстати, я тебя не для того учил, чтобы ты один все в себе носил. Научи теперь и ты других!

— Но ведь Потока-то больше нет, да и розовых облаков тоже…

— Зато есть мои записи в архивах Школы Фей, в том числе о том, как пробраться в Астрал — там ты найдешь источник волшебной силы почище! — прошептал Азаил на ухо Гастону. — И многое, многое другое…  Язык фей ты уже знаешь, так что — дерзай! Создай Академию Магии и Волшебства в заново отстроенном Авалоне — это будет поинтереснее, чем железками махать на турнире. Я в тебя верю, дружище! — и хлопнул Гастона по плечу.

Гастон улыбнулся.

— Кора поможет! — шепнул Азаил ещё и подмигнул. — Черные Камни не так просты, как могут показаться — я их в свое время из Астрала стащил! А Башня из Слоновой Кости…  Эх! — махнул рукой Азаил. — Кабы не Создатель…  — он бросил выразительный взгляд на спину в черной рясе — Наворотили бы мы тут дел с тобой!

— Азаил! Опять ты за старое! — одернула его за рукав Стелла. — Никаких больше «астралов», никаких «тайн», никаких, понял?! Без меня и шагу не ступишь, я — твоя жена! Создатель так сказал! — и притопнула ножкой.

Азаил скорчил кислую мину.

— Ну вот, опять начинается! Забыл тебе сказать, дружище…  Зря ты женишься, проблем…  — Азаил сделал выразительный жест у горла, но тут же почувствовал как чья-то сандалия сильно наступила ему на ногу.

— Смотри, пожалуюсь на тебя! Ты у меня на испытательном сроке, понял?

— Терпи, — в свою очередь прошептал ему Гастон. — С женщинами…  Знаешь, уступать им надо учится, а ты все время одеяло на себя тянешь…  — и довольно рассмеялся.

А потом Гастон попрощался с Люком.

— Ну, давай, сынок, я всегда знал, что из тебя выйдет настоящий герой. Думаю, с Феей ты ещё примиришься…  Она, знаешь, добрая женщина, просто очень уж переживает по Принцу, но я-то понимаю, что это сделал не ты…

— Я тоже буду скучать по тебе, дядя Гастон! — улыбнулся Люк. — А первым делом, которое я сделаю в сане Премудрости, — это создам мир, где все влюбленные встречаются и уже никогда-никогда не расстаются! И ещё…  Там не будет одиноких женщин и мужчин, и брошенных детей — тоже, там все будут счастливы! Я спрашивал Создателя, Он сказал, что можно…  И в этом мире найдется обязательно место и для Принца, и для его Феи, и для моей мамы…  Знаешь, я почему-то уверен, Гастон, что моя мама мною бы гордилась и очень была бы рада жить в таком мире.

Наконец, прощания и сборы были окончены и Создатель, взмахнув рукой, прямо посреди сплошной стены открыл Портал. И первым в портал вошли Люк с Мариной под руку. Второй парой была Стелла с Азаилом, третьей и четвертой — Астра и Эстер со своими мужьями, а пятой — Ариэль с Ллаэдром. Поднебесные волшебники и волшебницы, вечно юные и полные радости от воссоединения друг с другом и примирения с Создателем, уходили в портал и исчезали в потоке радужного света.

Когда последняя пара скрылась, к порталу подошел и сам Создатель. Тут уж люди не выдержали — женщины и дети бросились к Нему, боясь снова остаться одни в этом чуждом, холодном мире, одни цеплялись за полы его рясы, другие — за рукава. И плакали, и молили не оставлять их здесь…

Создатель остановился и ласково обнял каждого из них.

— Не плачьте, детки! Помните, Я всегда с вами всегда, до скончания века. Вы только почаще ко Мне обращайтесь и не унывайте! Творите добро и милостыню! И самое главное — любите друг друга! — после этого Он ещё раз широко улыбнулся и — исчез. А вслед за Ним исчез и сам портал…

4.

Свадьбы Гастона и Коры, Асмунда и Милены сыграли в один день в замковой часовне Кронбурга. Церемонию проводил только что рукоположенный священник, отец Августин. Он был огромного роста, здоровый, как медведь, немного неуклюжий, с пышной копной рыжих волос, посреди которых сияла свежевыбритая тонзура. Он умудрился несколько раз перепутать слова молитв и даже один раз наступил на ногу Гастону во время службы — от чего тот весь побелел, как мел, но сдержался — , но в целом все прошло замечательно.

После торжественной церемонии молодые вышли через замковые ворота по специальной дорожке, устланной лепестками роз, под дождем из ароматных цветов, которыми их осыпали придворные. С всхолмья, на котором стоял замок, отчетливо виднелся лес и прогалины, усыпанные золотыми опавшими листьями, воздух был на диво свеж и прозрачен, морозец приятно щипал щеки и нос.

А потом…

— Смотрите, смотрите, белый пух, белый пух падает! — раздались откуда-то снизу звонкие детские голоса. — Ур-р-р-р-р-ра! Чудо! Чудо! Создатель сотворил новое чудо!!!!!!!

И действительно, Гастон и Асмунд, никогда не видевшие, в отличие от Коры и Милены, снега, радостно засмеялись.

— Вот уж действительно, чудо из чудес! — воскликнул Асмунд. — С неба падает холодный пух, который тает на ладошках…

Милена легонько обняла своего мужа за талию и прижалась щекой к его плечу.

— Но самое главное чудо, что мы живы, любим друг друга и мы — вместе!

Асмунд нежно взглянул на свою молодую жену, обнял и поцеловал её.

— Это тебе интуиция говорит? — спросил он, задыхаясь от любовного волнения.

— Интуиция…  — улыбнулась Милена и крепко-крепко прижалась к его груди.

КОНЕЦ

Оглавление

Интерлюдия. Император

КНИГА ПЕРВАЯ ОТВЕРЖЕННЫЕ

  Пролог Пылающие небеса

  Глава 1 Ученик мага

  Глава 2 «Новые Рубежи»

  Глава 3 Школа фей

  Глава 4 Ничего кроме…

  Глава 5 Зачарованная Роща

  Глава 6 Орел расправляет крылья

  Глава 7 Ренегат

  Глава 8 На заре новой эры

  Глава 9 Напрямик — на дно морское

  Глава 10 Совершенно невероятная встреча

  Глава 11 «Из искры да возгорится пламя!..»

  Глава 12 Зов из Бездны

  ГЛАВА 13 Король и Королева

КНИГА II ВТОРЖЕНИЕ

  ГЛАВА 14 И снова — «Королевская Охота»

  Глава 15 Dies Irae

  Глава 16 «Зеленое Братство»

  Глава 17 Хранители Пути

  Интерлюдия О, ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР!

  Глава 18 Сонное царство

  Глава 19 Рыцари Черного Камня

  ГЛАВА 20 Пламя во мраке

  ГЛАВА 21 Два совета

  ГЛАВА 22 Враг у ворот

  ГЛАВА 23 Тяжелый выбор

  Глава 24 Преображение Азаила