которой у Морозова было в избытке, то теперь нужна была ещё и железная воля, чтобы преодолеть невыносимое отвращение к чужому вонючему калу! Когда Морозов первый раз попробовал эту мерзость, его стошнило. Но слово «надо» делает чудеса. И он стал есть эту гадость, зачерпывая её рукой из кучки в общем гальюне. А чтобы быстрее привыкнуть к испытанию, мазал ею кожу и одежду. Постепенно обоняние притупилось. Но всё же каждый приём кала вызывал у него сильнейшее отвращение. Поэтому приём мочи уже ничего не значил.
Через месяц после перехода на новый режим питания командование усложнило задание. Рацион пришлось расширить за счёт гнилых матрацев. Виталию было особенно трудно пережевывать слежавшуюся вату, пропитанную самыми разными человеческими выделениями. Но и это у него получилось!
Гордость переполняла Виталия! Он уже оправдал своё жизненное предназначение. Мало кто из живущих принёс столько пользе своей стране! Пока о его подвиге никто не подозревает. Даже бородатый Александр Петрович не знает всего. Видит только внешнюю сторону дела. Но скоро о Морозове заговорит вся страна. О нём напишут газеты. Снимут фильмы. Мама будет гордиться сыном.
И всё же одна мысль, как заноза в мозгу, мучала Морозова. С кем врач Орешкин? Сначала Виталий подозревал его в измене. Слышал, как из головы Петровича вылетали отдельные мысли схожие с идеями противников. Потом врач прижал хвост. А в последнее время Виталий почувствовал, что командование даёт указания через доктора. Говорит же он: «Хватит поедать кал!». И Виталий понимает, что пищевой эксперимент надо проводить незаметно, не выдавая себя. А ещё командование выделило ему пособие. Для маскировки назвали «инвалидностью», но и дураку понятно, что такой атлет как Морозов никак не тянет на роль инвалида. Но раз надо, так надо…
