Восемь жизней [Зина Парижева] (fb2) читать онлайн

Чёрная Роза

Глава I. Совершенно обычное начало.

Роза лежала в кровати в маленькой уютной комнатке гостиницы. Её сестра Лиза наконец принесла страдалице долгожданный ужин…

Но о том, что произойдёт дальше, ты, уважаемый читатель, узнаешь позже. А пока я расскажу тебе, с чего всё начиналось.

Холодное осеннее утро. Обычный урок английского языка у 9 класса средней школы города Q, ничем не отличающийся от предыдущих. Хоть город Q и не большой, но школ в нём много, и действие происходит в одной из них.

За партой, стоящей около окна, в одиночестве сидит скромно одетая девочка. Знакомьтесь, эту девочку зовут Роза. Роза сидит на уроке английского, стараясь вникнуть в происходящее, но это у неё не очень получается. Это потому, что Роза – это русская девушка пятнадцати лет, не интересующаяся английским языком. Она хотела бы выучить итальянский, но, к её большому сожалению, в школе, в которой она учится, не преподают этот язык. Друзей у Розы нет, как и высокой самооценки, и оптимистического настроя. Своё время она проводит, в основном, в размышлениях, поэтому ей не до общения со сверстниками.

До конца урока оставалось 10 минут, которые казались Розе мучительными. Она думала о будущем, о том, что ждёт её впереди. И в этом таинственном «будущем» не вырисовывалось ничего радостного или, по крайней мере, удовлетворяющего. Но не нужно было забывать и о настоящем. Звонок с урока вернул Розу из мира мечтаний и грёз в реальный мир.

Следующим уроком была история, на которую Роза шла уже с большим энтузиазмом. Девочка любила историю, да и оценки по этому предмету у неё были далеко не плохие. На уроке Роза всегда сидела перед учителем для того, чтобы лучше слышать его. Ну, и не только для этого…

На улице шёл дождь. Он так и манил девятиклассницу, обожавшую пасмурную погоду, на улицу, но ей приходилось сидеть на уроке и слушать о расстреле царской семьи, революции, гражданской войне.... Не то, чтобы это была скучная тема, но мысль о возможности находится за стенами школы овладела сознанием Розы настолько, что она не желала слышать что-либо. У девятиклассницы появилось двоякое чувство: ей хотелось выбежать на улицу и упасть в лужу, и, одновременно с этим, послушать о том, как установилась советская власть в России. В раздумьях она пропустила и то, и другое.

Дождь закончился вместе с уроками. Несмотря на всё происходящее, мысли девушки были далеко.

Придя домой, Роза осознала всю сложность обучения в девятом классе. Ведь в этому году ей сдавать экзамены, а это, несомненно, давило на девушку.

Не успела Роза сделать уроки, как наступила ночь. Родителей, как всегда, не было дома. Только кошка мяукала, свернувшись в клубочек, на полу.

Как уже упоминалось выше, у Розы есть старшая сестра, которую зовут Лиза. Она полная противоположность Розы: любит бывать в шумных компаниях, гулять с парнями и всячески развлекаться, не брезгуя при этом горячительными напитками. Вот и сейчас Лизы не было дома: она гуляла со своим парнем Димой. Честно говоря, это был её третий парень за месяц. Хоть Роза и не придерживалась традиционных взглядов, но она считала, что воспитанная девушка не будет встречаться с несколькими парнями, тем более одновременно, но и уроки Роза не любила, у неё были свои увлечения, далёкие от школы, и по этой причине назвать её ханжой было сложно.

Было уже 2 часа ночи, а девятикласснице нужно было вставать в 7 утра. Девушка легла спать с грустными мыслями и долго не могла уснуть. Ей предстоял новый день, такой же, как и всегда. Роза так и не привыкла к этой обыденности: для неё каждый день состоял из чего-то нового, того, что она не могла никак объяснить, лишь почувствовать.

Глава II. Учёба, безразличие, одиночество.

Роза не любила ходить в школу, не потому что она не любила учиться, а потому что ей было скучно в школе. Ей было не с кем разговаривать, обсуждать события, книги, обмениваться идеями. Роза отличалась хорошим поведением, за что заслуживала доверие учителей. Учителя хвалили Розу, но они не знали о том, какой её настоящий характер. Правда, это их и не волновало. Им было важно только то, чтобы дети хорошо учились и выказывали уважение учителю. И не важно, какой ценой. Розе не нравился такой образ мыслей, но она не смела возразить учителю. Учителя кричали на детей, думая, видимо, что этим они заставят школьников их уважать. Но человека нельзя заставить уважать кого-то, тем более насильно. Поэтому крики учителей уходили в пустоту: «Вы никто без образования!», «Вы ничего не добьётесь!», «Мы решаем все задания ради вас!» и другие реплики, произносимые учителями, впечатывались в сознание учеников против их воли. Роза не была исключением. Все учителя казались глупее и невоспитаннее детей, которых они так порицали. В принципе, можно сказать, что это была обычная школа. Девочка старалась не обращать внимания на оскорбления со стороны «любимых» одноклассников и «справедливых» учителей. Но сопротивляться обидным фразам было тяжело, особенно, если учесть, что Роза подвергалась им каждый день, кроме воскресенья, разумеется.

Только одного учителя Роза считала по-настоящему умным и справедливым. Это был учитель истории. Она не просто уважала его, она его… любила. Роза ненавидела себя за эту любовь, за то, что она испытывает такие чувства к своему учителю. Но идти наперекор себе девушка тоже не могла. Она лишь тщательно скрывала свою любовь, хранила этот секрет. Правда, ей всё равно некому было рассказывать. Как уже упоминалось выше, Роза проводила своё время в раздумьях, ей тяжело было говорить с людьми, даже с родственниками. Но это не значит, что у Розы не было увлечений, помимо бесконечного самоанализа и наблюдением за окружающими.

Роза любила петь и играть на фортепиано, хоть она этому и не училась. Она пела даже тогда, когда кто-то был, кроме неё, был дома, что случалось редко. Пела тихо, чтобы никто её не слышал. Играть Роза научилась сама на бабушкином старом фортепиано ещё в девять лет. Она с удовольствием импровизировала, придумывала новые мелодии или проигрывала музыку известных композиторов, в основном, Шопена.

Когда Роза не сидела на уроке за партой, не пела и не играла, сидя дома за фортепиано, она гладила свою кошку Прагу. Именно Роза дала кошечке это имя: девушка мечтала съездить в Чехию. К тому же такое имя по мнению девушки звучало красиво и ласково.

Глава III. Повседневность.

Закончился сентябрь. Учиться стало сложнее: на дом задавали больше, а свободного времени оставалось меньше.

Роза постоянно хотела спать, и, вопреки замечаниям учителей: «раньше надо было ложиться», она не могла уснуть ночью. Засыпала она в 3 часа ночи, а просыпалась в 6 утра, чтобы успеть на уроки, начинающиеся в 8.

Девочка жила далеко от школы, но доехать на автобусе или трамвае она не могла, т.к. ни один транспорт не ходил от дома Роза до её школы. Она могла бы ездить с пересадкой, но на это понадобилось бы больше времени, и она точно бы опоздала на урок, потратив при этом деньги. Сама себя Роза не могла довести на машине, потому что не умела водить автомобиль, в отличии от её сестры. Кроме Лизы никто в семье не водил машину. Однако Лиза не желала подвозить свою младшую сестру в школу, да ещё и в такую рань.

Роза вставала рано, быстро собиралась, шла в школу. В школе она старалась собраться с мыслями и хорошо учиться. Можно сказать, у неё это не плохо получалось. В два часа дня девушка уже была дома, спокойно попивала кофе и гладила кошку, которая радостно мурлыкала, лёжа у неё на коленях. Днём, как правило, Роза спала, чтобы восполнить необходимый запас энергии. Вечером она выполняла домашнее задание и занималась такими приятными делами, как игра на фортепиано и просмотр фильмов по телевизору. Гулять девушка не любила: она не понимала, зачем это надо делать. Роза привыкла к такому распорядку дня мысли о том, чтобы что-то изменить, у неё не возникало.

Так и пролетали часы. Каждый день был таким же, как предыдущий. Только на улице становилось всё холоднее и холоднее. Мы уже далеки от первых дней сентября, когда солнце светит также ярко, как и летом, а температура воздуха достаточно высокая для того, чтобы ходить по улице без пальто и шапки.

Розе было не важно, какая погода стоит на улице, ведь ей все дни казались одинаковыми.

Глава IV. Холодные дни.

Близился конец октября. На улице было холодно. Дули сильные ветры. Листья на деревьях пожелтели, а некоторые уже опали. Парк казался сказочным лесом, в котором танцуют, забыв обо всём, прекрасные феи. Но в жизни Розы так ничего и не изменилось: она всё также ходила в школу и иногда занималась тем, что ей действительно нравилось.

24 октября. Роза, к своему удивлению, простудилась: девушка болела только пару раз в раннем детстве. Вечером того же дня у неё повысилась температура, начался сильный кашель. Роза не придала болезни особого значения, ведь это всего лишь простуда.

25 октября. Роза продолжала ходить в школу, потому что считала, что болезнь – не причина для прогулов. Мама и сестра были с ней согласны и отпускали её на учёбу. В школе девочке стало дурно. Она отпросилась домой, но ей не разрешили. Тогда Роза посидела ещё на одном уроке, а потом пошла домой, не обращая внимания на запреты преподавателей.

Весь оставшийся день Роза лежала в кровати. У неё поднялась температура.

На следующий день Роза не пошла в школу. Девушка долго спала и проснулась, когда солнце было уже высоко над горизонтом. На улице похолодало, пошёл снег, и усилился ветер.

Никого не было дома, кроме Розы и её кошки Праги. Девочка пошла на кухню и налила себе горячий чай. Она пила ароматный напиток, сидя перед телевизором. Телевизионные каналы отчего-то больше не казались такими скучными.

Роза не могла петь даже шёпотом, потому что у неё болело горло. Никакие таблетки, спреи и промывания не помогали. Казалось, будто эта боль съедала девочку изнутри. Розе было больнее не из-за болезни, а из-за осознания своей никчёмности.

Немного позже девушка пошла обратно в свою комнату, почувствовав сильное недомогание. Она хотела почитать книгу, но резко её стало клонить в сон.

Роза проснулась только вечером. Она вспомнила о том, что нужно делать домашнее задание. Девочка сидела за столом до середины ночи, сделав всё, что задали. Уснула Роза за своим письменным столом.

За окном выл ветер. Можно было подумать, что на дворе зима. По- видимому, это была самая холодная осень в жизни Розы.

Глава V. Новая жизнь.

Роза проснулась, открыла глаза и увидела перед собой лицо сестры. Лиза трясла Розу за плечи и кричала ей: «Вставай! Вставай!». У девочки уже успела закружиться голова, но она спокойно встала и собралась. Оказывается, Лиза разбудила Розу для того, чтобы они не опоздали к врачу.

В поликлинике сёстры долго ждали очереди. Время длилось ещё дольше ещё и от того, что девушки никогда не были дружны. Они сидели в очереди молча.

На приёме им не сказали ничего путного. Врач не смог точно поставить диагноз, но предполагал, что «это всего лишь какая-то простуда» и сказал, что «простуда – не повод пропускать школьные занятия».

На следующий день Розе было тяжело встать с кровати. Она чувствовала себя не лучшим образом, но нужно было идти в школу.

Во время урока химии девушке опять стало хуже. Учительница отпустила Розу домой, но взяла с неё обещание, что девушка выполнит домашнее задание.

Когда Роза пришла домой, Лизы уже не было, мамы тоже. Как всегда, дома была одна кошка, которая сейчас лежала на диване. Роза упала на кровать без сил и снова уснула.

Проснулась она только вечером. Мама вернулась домой с работы и смотрела кино по телевизору. Лиза до сих пор не вернулась. София, мать Розы, зашла в комнату дочери и решила измерить её температуру.

Температура была в норме, но вид у Розы был далеко не цветущий. София сварила компот для младшей дочери, но когда она вернулась в комнату, Роза уже спала. Мать подумала, что девочке следует следующие дни побыть дома и полечиться. Никто не посмел ей возразить.

Ночь была длинной, мрачной, нескончаемой и мучительной для Розы: она часто просыпалась в холодном поту. Только звёзды сверкали в окружающем её мраке. В этом блеске виднелась надежда.

Глава VI. Болезнь.

Утро началось необычно. Девушка встала с постели на удивление легко. Роза уже забыла, когда в последний раз радовалась пению птиц и нежным лучикам солнца, разливающимся по ажурным обоям в её комнате. О, так прекрасна жизнь, когда ты здоров! Вокруг всё искрилось и пело. Всё жило. Окружение радовалось и смеялось. Роза не могла противиться этому всеобщему порыву.

На этой прекрасной ноте наша героиня решила выйти из своего заточения на такую милую её улицу, несмотря на то, что ещё не до конца выздоровела.

Среда. Родители Розы были на работе, а сестра – на учёбе. Никто не позвонил, чтобы поинтересоваться здоровьем школьницы, и уж тем более не препятствовал её выйти на улицу и гулять по мокрому тротуару.

Яркое солнце, какое бывает обычно зимой, как будто улыбалось темноволосой девочке. На удивление, на улице не было людей, за исключением двух бабушек-подружек, что-то обсуждающих сидя на лавочке около подъезда. Мгновенное удивление развеялось после осознания Розой того, что сегодня среда, а это значит большинство людей сейчас либо на работе, либо на учёбе. Любуясь на окружающий её пейзаж, девушка вспомнила одну из песен Милен Фармер:

«C'est une belle journée

Je vais me coucher

Une si belle journée

Qui s'achève

Donne l'envie d'aimer

Mais je vais me coucher

Mordre l'éternité

À dents pleines.¹»

Но Роза, в отличии от Милен, не хотела спать. Она хотела жить и получать удовольствие от жизни! Кажется, прошла вся боль, осталось только облегчение после тяжёлой болезни. Именно в такие минуты хочется воскликнуть: «Я живу!». Но вместо того, чтобы выразить всё своё состояние на данный момент в одном восклицании, девочка молча шла по улице, не оборачиваясь назад. В её глазах отражались магазинчики, ларьки и деревянные дома с заколоченными окнами, уже давно простаивавшие без хозяев. Редко встречающиеся машины проносились с бешенной скоростью мимо Розы.

Девушка гуляла весь день и вернулась только после наступления сумерек. У Розы возникло чувство дежавю, когда она подходила к дому. Она невольно начала ассоциировать себя со своей сестрой, обывательницей ночных клубов. Ведь Лиза тоже возвращается домой поздно, и на неё тоже было всем плевать. «Может, мне тоже начать гулять в компаниях парней. Со мной есть о чём поговорить, и я не дурнушка…», - размышляла Роза, поднимаясь по лестнице, ведущей в её квартиру. Но, зайдя к себе в комнату, Роза поняла, что такая жизнь не для неё: она противоречит всем её жизненным принципам и моральным устоям.

Дома всё также никого не было. Роза почувствовала, что у неё поднялась температура. Она легла на кровать, не снимая верхнюю одежду.

Так прошёл ещё один день. Хоть девушке и стало хуже, она не жалела об этом дне. Роза уснула с мыслью о том, что дальше будет только лучше.

Глава VII. Беспокойство.

Роза проснулась ночью. Её лихорадило. Всё мутнело перед глазами. Она думала, что это конец, через пару минут она умрёт, и никто не вспомнит о ней, никто не придёт на её могилу, кроме матери, которая будет вынуждена делать это, потому что иначе её съест её же совесть. Это печально. Неожиданный приступ меланхолии кажется более разрушительным после порыва лёгкости и счастья. Эта грусть упала на душу Розы, как камень, из-за которого она резко начала тонуть в океане воспоминаний, на поверхности которого находятся самые приятные. Но этот камень тянул её на дно этого океана, где лежит всё самое худшее, то, что мы желаем забыть.

Неожиданно в комнату зашла Лиза. Она вернулась недавно и ещё не успела уснуть. Увидев Розу, сестра остолбенела. Опомнившись, Лиза бросилась к своей младшей сестре. Она вызвала «скорую помощь».

Прошёл час. Розу перестало лихорадить, и она уснула. «Скорая помощь» так и не приехала. За этот час Лиза переживала за свою сестру, как никогда. Вечно весёлая Лиза так переволновалась за Розу, что ей самой нужна была помощь. Она уснула через некоторое время, лёжа рядом с сестрой, поняв, что «скорая» уже не приедет.

Глава VIII. Последствия.

На следующее утро мать накричала на Розу за её необдуманную прогулку. Но это было только ложное беспокойство о судьбе дочери. На самом деле её не волновало состояние младшей дочери. Её больше волновали новые платья и косметика. Отец же даже не пытался делать вид, что ему интересны жизнь и здоровье его дочерей. Он просто уходил рано утром на работу и возвращался поздно вечером, не разговаривая ни с кем, кроме жены. Иногда он здоровался с дочерями, но дальше «привет» разговор никогда не заходил.

Тем временем Роза опять лежала в кровати с температурой. Она была так высоко, летала где-то среди облаков. Она казалась сама себе пушинкой. Ей было так легко и свободно. Но она упала с этой высоты в реалии повседневной жизни, жизни тяжело больного человека. Самое главное, что всем плевать, кроме, как оказалось, сестры, которая приятно удивила Розу своей заботой. Но сможет ли она помочь в дальнейшем? Может, это был просто порыв? Лишь пара мгновений, которые могут изменить человека на короткий срок. А вдруг не на короткий? А если она изменилась навсегда? Что тогда? Тогда сёстрам лучше бежать отсюда. Бежать далеко. Зажить новой жизнью без знакомых и родственников. Но это всего лишь мечты. Пустые мечты, которым не суждено сбыться… Мысли об этом долго крутились в маленькой головке Розы. Она впервые задумалась о побеге серьёзно.

Последние дни прошли для Розы в каком-то трансе. Она сказала о своих мыслях Лизе. Лиза ответила ей, что тоже думала об этом. Постепенно они начали собирать вещи. Старшая сестра стала подрабатывать продавщицей в магазине. Состояние Розы не ухудшалось, но и не улучшалось. Так прошло полтора месяца. Настал день побега.

Глава IX. Побег.

В 5 часов утра сёстры начали собираться. Сомнения нарастали с каждой минутой. Обе девушки волновались. Всё было готово, кроме одной проблемы. Проблема состояла в том, что Роза всё также болела, у неё была температура, поэтому с ней было очень тяжело куда-то уйти. Розе было тяжело встать с кровати, не говоря уже о том, чтобы идти на улицу, за пределы квартиры. Но Роза пересилила себя. Ради исполнения своих желаний, задумок, того, к чему она шла достаточно долго. Когда болеешь, не вставая с кровати, время тянется в тысячу раз быстрее. У Розы было много времени, чтобы о многом поразмыслить, пересмотреть своё отношение к некоторым вещам. За три месяца она сильно выросла, как будто прошли не месяцы, а годы. Роза была духовно старше своей сестры. Несмотря на разногласия, непонимания друг друга из-за разного мировоззрения, Лиза и Роза были дружны последний месяц. Роза нашла в своей сестре опору, так необходимую ей.

То, как сёстры собрались, то, как они вышли из квартиры, как они с каждым шагом всё сильнее и сильнее отдалялись от дома – всё это прошло как в тумане. Неизвестно, что будет через минуту или даже секунду. На улице стоял первый месяц зимы. Девушки видели перед собой только заснеженный пейзаж. Они сели на автобус и поехали в другой город.

В этот же вечер сёстры остановились в гостинице. Роза не могла больше находится в душном автобусе, а тем более идти пешком. В гостинице младшая сестра могла хотя бы прилечь. Сёстры взяли из дома лекарства, но их было мало. У Розы сильно поднялась температура, её опять начало лихорадить, как той ночью. Лиза отлучилась не на долго, оставив сестру одну. Тем временем Лиза сходила в аптеку, а по приходу обратно в гостиницу, заказала пиццу. Через полчаса доставка приехала и привезла пиццу.

Роза лежала в кровати в маленькой уютной комнатке гостиницы. Её сестра Лиза наконец принесла страдалице долгожданный ужин. Но Роза не хотела есть. Она прибывала в прострации. Лиза заставила её выпить таблетки. Роза слабела с каждой минутой. Ей было тяжело. Роза запуталась в своей жизни, болезнь вносила в эту путаницу оттенок усталости, тяжести и, вместе с тем, разочарования в своих силах и, в общем, в себе. Именно это и чувствовала Роза. Она знала, что увядает.

Был уже час ночи. Лиза не знала, что ей делать. Нельзя звонить родителям, ведь сёстры порвали с прошлым, да и они всё равно не приедут. «Скорая помощь», вызванная два часа назад, не приезжала. Старшая сестра понимала, что бесполезно было ждать врачей. Роза лежала на мягкой кровати и улыбалась. Лиза сидела, склонившись над своей младшей сестрёнкой. Она ласково смотрела на Розу. Но тихий и нежный голос больной нарушил тишину, стоявшую в комнате гостиницы:

- Сходи в цветочный магазин и купи там красную розу. Поставь её в вазу, а, когда она завянет, засуши её, пожалуйста... Пусть она напоминает тебе обо мне… Я люблю тебя… Прощай, Лиза…

После этого Роза закрыла глаза и уснула. На этот раз вечным сном. Лиза не понимала, что происходит. Разве это всё по-настоящему? Может, это сон? Нет. Это не сон, не фантазия, не видение… Это реальность. Жестокая реальность.

Осознав всё произошедшее, Лиза через некоторое время пошла в цветочный магазин, работающий круглосуточно. Покупатели и продавцы бросали на неё странные взгляды. Купив розу, девушка вернулась обратно. В номере она застала труп своей сестры. Она не могла осознать, что перед ней уже не живой человек, это холодное тело. Кажется, что Роза сейчас откроет глаза, улыбнётся и скажет, что всё будет хорошо. Но нет. Этому не суждено сбыться. Может, это правда сон, и мы все спим?

Глава X. Конец.

Сегодня день похорон. Всё окрашено в чёрный цвет. Лиза в последние дни не спала, не ела, не пила. Она организовала похороны. Роза в вазе уже завяла, и Лиза её засушила.

Родители приехали ещё до похорон. Они привезли две искусственных лилии. И мать, и отец стояли с серьёзными лицами, не выражая никаких эмоций. Они пожелали не видеть тело дочери. Мать передала Лизе цветы, отвернулась и, пройдя несколько шагов, тихо заплакала. Больше Лиза никогда не видела свою мать.

Лизе начала встречаться с Михаилом. Новым парнем девушки был её бывший одноклассник. Он нравился ей ещё с пятого класса, а она ему, как будто, всегда. Теперь это был её единственный родственник.

Лиза последний раз видела сестру. Смотря на бледное лицо, она всё ещё думала, что это её сестра, а не бездыханное пустое тело. Лиза аккуратно положила на гроб засушенный цветок, слегка смоченный её горькими слезами:

- Я тоже люблю тебя…

Михаил закопал гроб. Начал идти снег. Мокрый снег. Можно сказать, это был дождь. Любимый Розой дождь…

Через несколько лет Лиза открыла свой салон флористики. Михаил уже был её мужем и работал бухгалтером в крупной известной компании. Родители остались жить в городе Q.Они не звонили и не приезжали в гости.

Однажды, проходя рядом с салоном Лизы, маленькая девочка с мамой зашли к хозяйке.

- Тётенька, а у вас есть розы? – спросила девочка.

- Нет, мы их не продаём. – ответила Лиза.

- Почему?! Мама, я хочу розу! – закричала девочка, повернувшись к матери.

- Мы не продаём розы, но у нас есть лилии.

Девочка не стала капризничать, и мать купила ей цветок лилии.

Лиза часто приходила на могилу сестры. На надгробии стояли даты рождения и смерти, как и у всех, но ниже дат был выгравирован стих:

«Мой нежный бутончик розы,

Для меня ты всегда жив.

Я видела твои метаморфозы,

И это не миф.

Ты скрывала свои чувства от нас, как мимоза.

Твоя душа кочует, как древний скиф.

Тебе посвящена проза

И этот стих.

Я люблю тебя, моя муза.

Это мой последний штрих.»

КОНЕЦ

Мрак существования

I

Мрачный небосвод возвышается над городом N., таинственным и опасным во всех смыслах. Умеренно идёт ливень; тяжёлые капли со скоростью света ударяются об асфальт. Прохожие кутаются в плащи, скрывая лица под зонтами и шляпами. Всё идентично: погода, время года и суток, настроение. Дора еле успела добраться до своей комфортной квартиры №258², как дождь резко усилился, превращаясь в стихийное бедствие. Повесив промокшее насквозь пальто и сняв обувь, повторившую участь «Титаника», девушка посмотрела в окно, наблюдая теперь за происходящим с позиции зрителя, а не актёра; обывателя, читающего о революции спустя век, а не её современника. Как Нерон наблюдал за полыхающий в огне Рим, так и Дора смотрела на форсирующий с каждой секундой ливень и несчастных, оказавшихся в эпицентре сего действа. Такой серый день ничто не могло окрасить в яркие жизнерадостные цвета. Сбросив влажную одежду, неприятную телу, девушка направилась в ванную комнату, где пробыла под тёплым дождём, подвластным человеческим силам, что не радовать просто не могло.

Как и многие другие люди, Дора не любила попадать в ледяные ливни, часто случающиеся в её родном городе, но обожала проводить время под обволакивающим ласковым душем, по температуре близким к кипению. Покончив с успевшими утомить водными процедурами расслабления, Дора с поднявшимся настроением, чтобы получить ещё больше удовольствия, пожелала лицезреть фильм, вышедший два года назад, – «Мышьяк и старые кружева». Доре уже достаточно давно нравился Кэри Грант, а потому она смотрела фильмы с его участием. Сегодняшний вечер не был исключением, как и несколько недель до этого, и девушка после просмотра очередного кино легла спать с мыслью о Нём.

II

Утро было ясным, хоть и не радостным. Впрочем, как и всегда. В течение последнего года в Доре протекал соматез³. Находившейся в таком состоянии Доре было тяжело как морально, так и физически, однако она понимала, что этот период в её жизни переломен, а потому по окончании его настанет духовная свобода и просвещение. По крайней мере, в это девушка искренне верила и на это рассчитывала.

Пролежав в утренней сладостной неге с минут десять, Дора тихонько встала и, как и вчера, подошла к приоткрытому окну – с прошлого дня пейзаж во многом мог измениться. Дождя, обрушившегося как снег на голову всего несколько часов назад, как след простыл. В упоминание оставался лишь мокрый асфальт и капельки, нежно покрывавшие своей пеленой всю округу.

Было ещё темно, а потому тяжело проглядывались фигуры прохожих, если они вообще присутствовали на этом поле брани.

Проведя время за пустым созерцанием неизменной действительности, девушка спешно собралась и побежала на «праздник жизни», к началу которого она, к сожалению, опоздала.

***

Завернув за угол, Дора оказалась пред зданием времён постройки середины XVIII века. Она открыла дверь, представляя взору прекрасный интерьер прихожей; казалось, не может быть чудеснее, но в фойе убранство превосходило самые смелые ожидания.

- Если вы ещё раз опоздаете, мы вас уволим. – проговорила подошедшая к Доре и неизвестная читателю немолодая женщина.

- Этого больше не повторится. – ответила, как на автомате, виновница торжества.

- Вы всегда так говорите. – заключила мадам, после чего отправилась восвояси.

Проделав небольшие махинации, девушка присела на приготовленный заранее, доселе пустующий стул. Приняв незаурядную позу, Дора принялась за работу.

***

Минуло четыре столь долгих часа. Дора приходила в первоначально состояние, в котором и пришла, лицезрея работы студентов, казавшиеся ей настоящими шедеврами натурализма, сравнимые с такими гигантами живописи, как Рубенс, Брюллов или Делакруа.

- Вы очень красивая. – произнёс вдруг самый юный из учеников – Джордж.

- Большое спасибо, - улыбнулась Дора, - Ты тоже красивый.

Джордж улыбнулся в ответ – бо́льшего от него и не требовалось.

***

Можно было бы условно назвать отсутствие дождя эпохальным событием. Дора впервые за долгое время увидела яркий солнечный диск, сверкающий посреди меднокупоросового⁴ неба. И впервые она проследила свой путь от работы до дома. Магазины, жилые дома, аллеи, бутики, парки – всё это она будто не знала и не видела ранее, открыв для себя заново. Мир, ранее ограничивающийся строго намеченным планом, заиграл по-новому. Но мрачное и тяжёлое чувство так и не пропадало, не давая покоя ни на секунду. Лишь усугублялся контраст между личным состоянием и всеобщим облаком окружения. Для Доры мир существовал в виде бесконечного чёрно-белого фильмы, а люди, что вокруг, - актёров. Ей сложно было смотреть на вселенную под светлым, вероятно, мнимым углом. К тому же, она не видела смысла ни в чём. А кто захочет вглядываться в пустоту, помимо Ницше⁵? Потому, вернувшись в миленькую неизменную квартирку, Дора принялась смотреть на иную реальность, явно симпатизирующую ей, - кино. Под влиянием кинематографа девушка сбегала от обыденности: от всех и всего.

Доре двадцать четыре года. У неё нет близких и друзей. Она предоставлена только себе и не упускает возможности погрузиться в мир, создаваемый любимыми фильмами. Кроме работы, ничего больше из увлечений нет. В последнее время девушке стало сложнее держать одну и ту же позу изо дня в день – такого не было даже в первое время осваивания ею профессии натурщицы. У Доры после десяти минут позирования начинала неимоверно кружиться голова: всё вертелось, сливалось, а земля словно уходила из-под ног.

И снова два часа ночи. И снова она опоздает на работу. Но теперь будущее предопределено и закономерно – увольнение. Но, как говорили ещё до нашего рождения, - «Утро вечера мудренее».

III

Солнце висело высоко над горизонтом, когда Дора, одинокая и свободная, надевала чёрный басантюр⁶ в примерочной одного из магазинчиков в центре города N., где товаров, подобным интересующим молодую леди, не великое множество, среди которого отыскать нужное - проблема, а найти нужный размер – проблема в квадрате.

В плане басантюров у Доры, можно сказать, серьёзных сложностей выбора не представлялось, зато поиск подходящих чулок превращался в целую эпопею, ведь мерить их запрещено, а покупка «кота в мешке» далеко не всегда увенчивалась успехом. На некоторых чулках изначально присутствовали так называемые стрелки, на других – откровенные во всех смыслах дырочки. Но Дора продолжала покупать упаковку за упаковкой в надежде найти синтез удобства и красоты. В этот раз она также, приобретя шикарный басантюр, захватила чулочки, обещанные быть очаровательными.

***

Два часа утомляющих прогулок для и так уставшей девушки – и вот она в своей квартире. Морально собравшись с силами, переборов апатию, Дора решилась на примерку только что купленных новеньких чулок. Бежевая цепочка сплетённых между собой ниток скользила по изящной ножке мадемуазель, но, дойдя до середины бедра, девушка прекратила натягивать обновку: вдоль левой голени протянулась совершенно не очаровательная линия той извечной трудности – стрелка. И снова всё по-старому, и снова неудача. Пустяк, отравляющий без того эфемерную жизнь.

Однако такая необходимая мелочь, как одежда, становилась ещё меньше (в ценностном плане) на фоне отсутствия денег вовсе. Одна лишь траты. К счастью для Доры, у неё были, хоть и не богатые, но заботливые, родители, которые всегда были готовы помочь. Дора, с детства будучи самостоятельной, никогда не злоупотребляла родительской любовью и щедростью, поэтому ей было крайне неудобно просить помощи извне даже у близких людей. Таким образом, она жила на оставшиеся на дне копилки деньги, питаясь раз в сутки обедом, состоящим из около девятисот килокалорий. Долго продолжаться так не могло, потому, переборов гордость и игнорируя предубеждение⁷, девушка решилась на унизительную, как ей казалось, работу продавца. Оплата была небольшой, но главное, что хотя бы была. Правда, прежняя профессия Доры денег приносила не больше. «Как можно светиться, находясь в таком мраке?» - задавалась она ораториамом⁸. В ответ звучала лишь тишина, даже когда её не спрашивали. За окном - всё такое же серое и сырое, а в голове – мрачное и безразличное. Доре, по натуре интересующейся и объективной, было довольно сложно найти покой в индифференсе⁹, а боли в суставах чаще и чаще давали о себе знать и напоминали о действительности происходящего.

Так шли недели, и атмосфера города, той уютной квартиры, в которой, однако, царствовал беспорядок; и мыслей, поработивших полушария девушки, оставалась печальной, блёклой, как висевшая в комнате Доры картина с изображением её самой, выцветшая на свету.

IV

Дора не была одинока в своих настроениях. Ближе, чем она могла предположить, жил, вернее существовал, молодой мужчина, круглый год носивший чёрное пальто с чёрными брюками и такой же чёрной шляпой. Волосы и глаза у него были морионового¹⁰ цвета, слишком рано погаснувшие. Этого молодого человека звали Джеймсом. Ему двадцать семь лет, но он уже чувствует себя стариком – настолько тяжёлой им воспринимается жизнь. Чтобы отстраниться от земных забот, Джеймс прогуливается по одному и тому же с юношества изученному городскому парку. Он шёл, куда глаза глядят, но, по правде, ничего перед собой не видел.

Как частенько случалось, Джеймс, утомлённый часовыми прогулками, отправился в близкорасположенное кафе «Noir» (название ему дал один бизнесмен, эмигрант из Франции). Присев за единственный свободный столик, мужчина, быстро просмотрев до боли знакомое меню, подозвал официантку и заказал стакан воды. Вокруг наблюдался настоящий аншлаг, что для того кафе было необычным. Передохнув от силы минут пять, Джеймс встал и подошёл к маленькому прилавку с различными сладостями на любой вкус. Он сам не понимал, зачем ему было идти туда и смотреть торты и пирожные, ведь сам он сладости никогда не любил. Вопреки привычке, он всё же решил купить небольшой оранжевый десерт, украшенное сверху листиком физалиса.

- Можно, пожалуйста, вот это пирожное? – робко попросил он, обращаясь к незнакомой девушке, стоящей по ту сторону кассы.

- «Счастье»? Конечно, можно. – очнулась будто ото сна девушка, бережно доставая пирожное из-под витринного стекла прилавка.

- Жаль, что счастье нельзя так просто купить. – с грустной улыбкой произнёс Джеймс, смотря прямо в глаза очаровательной незнакомки, подавая необходимую сумму в её нежные руки.

- Вы же только что это сделали. – ответила она, печально глядя в потухшие глаза мужчины.

Джеймс усмехнулся, забрал покупку и двинулся к своему столику, на подходе к которому обернулся на секундную собеседницу, показавшуюся ему столь прекрасной. После он принялся ожидать заказа, наблюдая за происходящим по ту сторону окна.

Девушка, снова впавшая в меланхолический транс из-за отсутствия внимания к её пирожным, подняла тяжёлую голову, и взгляд её остановился на брюнете, только что отошедшего от неё. Изящная фигура, проглядываемая за фасоном свартурового¹¹ драпа пальто, сравнимая со статуей древнегреческого бога света, почивала, окружённая будуарной атмосферой «Noir`а». От скуки девушка наконец решилась приблизиться к загадочному господину в чёрном, показавшемуся ей столь прекрасным:

- Снова здравствуйте. Можно сесть рядом с вами?

- Конечно. – сказал Джеймс так, будто ждал этого момента всю жизнь.

Опустив своё бренное тело на венский стул, расположенный напротив молодого мужчины, Дора со спокойной и приветливой улыбкой промолвила:

- Простите за мою дерзость, но можно ли поинтересоваться – как вас зовут?

- А? Меня? – удивился неслучайный собеседник. – Я Джеймс, раз уж вам так интересно… А вас как зовут? – ради приличия спросил он спустя кратковременную паузу.

- Дора. Я вас часто здесь вижу. Вы работаете где-то недалеко отсюда?

- Эм, нет. Просто эта забегаловка – знакомое мне место.

Воцарилось молчание, и Джеймс поспешил прервать его, добавив:

- А работа моя связана с теми, кто мне всегда был любопытен: Каллисто, Ио, Европа и другие прелестные объекты.

- О, вам нравятся древнегреческие мифы? – воодушевлённо воскликнула девушка.

- Ха-ха, нет. Хотя признаю, что мифология с детства привлекала меня. Однако я занимаюсь изучением естественных спутников Юпитера. Также, присутствовал при открытии коллегами чёрной дыры на атласной ткани Вселенной. Извините, меня потянуло на поэзию.

- Думаю, это не менее увлекательно, чем древние мифы. – с меньшим энтузиазмом произнесла Дора.

- А вы, как я вижу, любите сладкое. – сказал мужчина, принимая более ласковое выражение лица, которое ему, несомненно, шло, в отличие от той угрюмой меланхолии, что висела на нём ранее отталкивающей маской.

- Да, люблю клубничку. – улыбнулась Дора, своим ответом делая ненавязчивый намёк.

- Я не удивлён.

И заговорщическая улыбка мелькнула на губах галантного кавалера.

- А чем вы увлекаетесь?

- Я… ну, я люблю смотреть фильмы… А так у меня нет хобби. Вообще ничего нет.

Джеймс понял, что последнее сказанное Дорой предложение являлось началом новой мысли, но не стал настаивать на продолжении тирады; ведь вряд ли сама Дора хотела этого, а утруждать её – дело неблагородное.

- А какие фильмы смотрите?

- Современные. В последнее время их стали называть французским словом «нуар», и это мне по душе.

- Мне тоже: и фильмы, и название.

- Вы смотрели «Мышьяк и старые кружева»?

- Пока нет, но думаю, что скоро буду иметь удовольствие узреть… Вам понравился?

- Вполне.

Столь милая беседа вынуждена была, как и всё прекрасное, вскоре кончиться. Администратор, не обнаруживший работницу на должном месте, отправился на поиски. Благо для него, пропажа мигом нашлась.

- Я за что вам плачу?! – воскликнул полный негодования администратор.

- Извините, извините, - залепетала Дора. – Там никого не было, и я решила отдохнуть…

- Сегодня, - прервал её взбешённый мужчина. – будете работать без обеда!

- Хорошо…

- В следующий раз уволю!

- Да, я поняла…

- Идите за стойку.

- Да…

- Вот и хорошо.

И Дора, и Джеймс были удивлены столь решительному прерыванию их знакомства, но внутренне понимали, что как таковой трагедии нет.

***

- Могу ли я проводить вас?

- …Э, я… Да.., конечно. – произнесла Дора, наклонившаяся над крупной кожаной сумкой и что-то там искавшая.

Пара минут ожидания Джеймса увенчались успехом: Дора, окончившая прихорашиваться, сейчас скромно приподнимала веки, поглядывала на своего верного и ставшего родным спутника, шедшего по левую руку от неё. Молчание, зависшее в воздухе, совсем не мешало кавалеру, чего нельзя было сказать о его пассии, старающейся идти как можно быстрее, лишь бы скорее закончилась эта убийственная тишина, разъедающая девушку изнутри.

- Вы любите читать? – наконец спросил Джеймс, продолжая также, как и прежде, меланхолично смотреть вперёд, дальше, чем способен видеть человеческий глаз.

- Да, иногда.

- И кто же ваш любимый писатель?

- Октав Мирбо… А вы любите читать?

- Люблю. Бальзак мне нравится более остальных… А художники любимые у вас есть?

- Эжен Делакруа и Иероним Босх, хотя импрессионисты тоже далеко неплохи.

- И я люблю импрессионистов…

Подобные салонные диалоги могут длиться часами, но, по какой-то причине, не в данном случае. Минуло полчаса – о, как быстро летит время! – и Дора уже поднимается по лестнице, с каждым шагом становясь ближе и ближе к своей мрачной и пустующей квартире. Женская фигура остановилась в сантиметрах двадцати от входной двери и резко развернулась.

- Что ж, нам пора прощаться. – пытаясь изобразить страдальческое выражение, сказала Дора, не понимающая, насколько ценен для неё в действительности этот незнакомец.

В то же время слова Доры подействовали на осознавшего всё Джеймса, словно удар кинжалом.

- Но мы ещё встретимся?

- Возможно.

Дверь со стуком затворилась и моментально разграничила два родственных мира.

V

- Я хотя бы немного вам нравлюсь?

Мужчина стоял, переминаясь с ноги на ногу и ожидающе смотря на объект собственной привязанности.

Девушка игнорировала сей проницательный взгляд. Она не желала произносить какие-либо слова, но мы не всегда делаем то, что нам хочется.

- Я вас совсем не знаю. – с чувством вины проговорила девушка.

- Узнаешь… Прости. Можно на «ты»? Ты мне сразу понравилась – во время нашей первой встречи – но именно сейчас я понял, как сильно люблю тебя.

- Вы мне нравитесь, но я недостаточно вас знаю. – повторила она. – Думаю, что мы можем быть хорошими друзьями.

- Нет. Какой смысл тратить время?

- Мне будет только хуже. – добавил мужчина, своим утверждением доказывая, что влюблённые, в сущности, излишне эгоистичны.

- Не нужно драматизировать. Бытие не так плохо, как вам кажется.

- Я понимаю, что эти отношения погубят и меня, и тебя. Знай же, что ты – лучший человек из тех, что я встречал. Ты прекрасна. Ты честна и добра. Мне очень жаль, что ты не можешь ответить мне взаимностью. Однако я был готов к этому. В любом случае, я уважаю твоё мнение. Прощай, дорогая. – заключил свою заключительную речь Джеймс и, не раздумывая – что говорило о его готовности – поднёс тщательно вычищенный револьвер графитового цвета к виску.

Дора схватила Джеймса за правую руку и, пытаясь отвести её, тем самым не допустивтрагедии, воскликнула:

- Вы с ума сошли?

- Я всё обдумал. Любовь к тебе – самое светлое из того, что случалось со мной. Не мешай мне. Песенка спета. Без тебя нет смысла жить.

- В жизни и так нет смысла, но мы же почему-то живём!

Джеймс на секунду задумался.

- Ты никогда не любила и не знаешь, что чувствую я. Если я начну заглушать боль алкоголем или сигаретами, я только буду «растягивать удовольствие». Зачем, если проблему можно решить не мешкая? Оправданные догадки и мысли о тебе съедают меня после третьей нашей встречи. Моя любовь превратилась в кошмар. Я не могу так больше, понимаешь? Даже если ты начнёшь считать меня слабохарактерным, презирать, - мне будет плевать, ведь главное, что я люблю тебя и, кажется, любил всегда. Я повторяю это сотый раз, но после моей исповеди ты не станешь относится ко мне с нежностью. Я не представляю себе жизнь без тебя. Ты делаешь мне больно, но ужаснее всего – продолжать пребывать в нашем отвратительном мире, полном самыми мерзкими людьми с такими же качествами и поступками. Всё – бессмысленно и грязно. Только любовь спасала меня, но и она исчерпала себя после лишних для твоих ушей слов. Не вини себя в моей смерти. Вини мир за то, что породил страдание и воспитал в нас бессердечность, мир, в котором всё светлое и доброе, благородное и искреннее, мигом растворяется в океане насилия и жестокости. Да, ты можешь подумать, будто я вспылил, в таком случае ты частично права, однако ваш верный слуга умолкает.

Дора прерывала его бесплодными возгласами, стараясь оспорить, сказать что-либо в противовес Джеймсу, но любые попытки были тщетны.

И грянул гром¹².

Дора потеряла дал речи. На её лице повисла гримаса невыразимого ужаса и скорби. Не проливались слёзы, не раздавался крик. Лишь сжигающая боль растекалась по тонкому телу, заполняя сердечную рану, словно едкая прозрачная кислота¹³.

VI

Будто вчера произошли события той мрачной ночи. И небо сейчас было таким же чернильным, и только дома и люди – более отталкивающими. Шёл отягощающий дождь, о характере которого точнее всего говорило чувство удовлетворения, вызванное тем, что ливень этот был земным, а не венерианским. И рассуждения, и желания, и надежды – всё переставало иметь резон впоследствии осознания удручающей действительности.

Дора двигалась размеренным шагом, приближаясь к квартире №258. Выражение её лица так исказилось, что, можно подумать, перед глазами девушки предстала настоящая смерть. Ничего лишше не существовало. Пространство растворилось, смываемое тяжёлыми каплями ледяного дождя. Мрак ласково застилал город N., поглощая его до дна.

Так тянулись дни, недели, месяцы, годы, и никто из граждан не замечал истинного виоланса¹⁴, внутреннего гниения, сгорания и, вместе с тем, утопления.

Искренне веря в прекрасное будущее, Дора продолжала выживать, хотя больше всего возможного её угнетала вина в самоубийстве единственного верного друга.

Дора провела на этом свете ещё двадцать лет, живя, как и где придётся. Чуда, вопреки всему, не случилось, и так, до последнего тая в душе своей надежду, она скончалась, тихо и мирно, какой и была всегда, в своей тёплой кровати, окутываемая ароматом лаванды, источаемого свечой, догорающей на блюдце на фоне полуоткрытого окна, открывающего вид на городской пейзаж, скрываемый невозмутимо падающим пушистым снегом.

5.04.2019 г.

Поместье диких роз

I

Великолепный сад роз, с которого постепенно сходит пушистый снег стрихнинового¹⁵ цвета, пристаёт взору и обрамляет старинное поместье, принадлежащие семье Айнзам¹⁶, известного в округе рода, берущего своё начало со времён правления Максимилиана I. Несмотря на то, что семейство происходило с германских земель, оно неплохо влилось в российскую действительность после революции 1848 года. Спокойно смотря в широкое окно, утопая в размышлениях и созерцая прекрасное, расслабленно покоится в объёмном кресле, обтянутом тканью с барочным узором, Зоя, немолодая женщина, одна из старших на данный момент обитателей поместья. Зое пятьдесят семь лет, но на вид ей не дашь больше тридцати пяти. Эта женщина всегда молчит, находясь в гостиной комнате, собственно, как и сейчас. У неё нет ни мужа, ни детей, лишь дружелюбная сестра со своим многочисленным потомством, состоящим из четырёх дочерей, сына, зятя, внука и трёх внучек. Всё семейство мирно проживает в двухэтажном роскошном доме, как было и сорок лет, и век, и два века назад.

На улице стоял июнь, но, к всеобщему удивлению, снег прибывал лежащим небольшими сугробами на траве, возможно, виной тому было северное расположение многовековой обители; однако на улице стремительно теплело.

В просторное помещение вбежала маленькая внучка Герды, сестры Зои. Это было вполне привычным действом, а потому одиноко сидящая женщина не обратила на Марину, девочку девяти лет с золотистыми локонами, никакого внимания. Если учесть неприязнь Зои к детям и её полное безразличие, дающее понять об этом каждому, то такая реакция была оправдана. Вмиг за Мариной последовала её мать – Элла, по совместительству жена Николая, брюнета с голубыми глазами, работающего прокурором, за множество его достоинств уважаемого Гердой, что являлось немаловажным. Следом за дочерью и внучкой нерасторопно вошла, будто отдельно от всего мира, Герда, матриарх сего дома, седая милая старушка, которую окружающие считали земной святой из-за количества её потомков, каждого из которых она искренне любила и о которых неустанно заботилась, чего нельзя было сказать о Зое, порицаемую за её нетрадиционный выбор.

Вдоволь налюбовавшись красотами, видневшимися по ту сторону окна, Зоя опустила свой взгляд на лежащую на подоконнике книгу и открыла её на случайно выбранной странице. Зоиному взору открылось стихотворение:

О, любовь!

Лёгкая любовь,

Неутомимая, быстрая.

Как чужда!

Чужда чувствам вдов,

Ведь по природе чистая...

Но вновь!

Возможно, вновь,

Однажды

Найдёт она свой кров.

Развеется мираж, но,

В конец отдаст, что важно,

Устроя рай без слов,

Пока не столь продажна.

Взглянув на морщинистое лицо сестры, женщина усмехнулась правдивости только что прочитанного стихотворения, автором которого являлась неизвестная «М. Т.». Герда потеряла дорогого и любимого мужа семнадцать лет назад в ужасающей даже спустя десятилетия войне. Кажется, сейчас она уже забыла об этом, но никто не мог знать, что действительно творится в душе приветливой и милой старушки.

В это время старшая дочь Герды – Берта – намывала жюлькорпом¹⁷ своего маленького сына Олежку, на что последний реагировал крайне негативно, вследствие чего брыкался и капризничал. Однако мать уже привыкла к неуёмному характеру своего сына.

Отложив в сторону книгу в красной бархатной обложке, Зоя приоткрыла другую – простую, в синем переплёте, - и прочла:

Гляжу на будущность с боязнью,

Гляжу на прошлое с тоской

И, как преступник перед казнью,

Ищу кругом души родной;¹⁸

Это усиление речевого воздействия, используемое автором, которое недавно начало именоваться идемсатусом¹⁹ не вызвало в душе Зои должного отклика.

***

Хризента, третья дочь Герды, в свои тридцать четыре года до сих пор страдала от детской нерешительности²⁰, сидя на коленях, окружённая обаянием одной из комнат в стиле рококо, по обыкновению заваленной множеством шкатулок, ожерелий, дневников, писем, колец и прочими безделушками, разбирала старинные альбомы семейства Айнзам. Глядя на утомлённые и измученные долгой фотосессией XIX века лица, Хризента – крайне сентиментальная особа – не сумела сдержать слёз и мыслей о тщетности бытия, и это чувство не покидало женщину, а только усиливалось после лицезрения фотографий своего детства и детства дочери Лины, которой исполнилось целых одиннадцать лет.

В то же время, на первый взгляд скучая в просторной классицистической комнате, Оксан упорно корпел над «делом своей жизни» - изобретением, смысл которого был ясен лишь ему одному. Творение сие представляло собой аппарат, внешне схожий с принтером, только уменьшенный и дополненный многочисленными кнопочками, какими-то рычагами и регуляторами.

По словам Оксана, этот аппарат, названный им персофоном²¹, создан для преобразования текста, написанного человеком «от руки», в печатный, сохраняя оригинальное написание, образовывая тем самым совершенно самобытный, неповторимый шрифт, который можно использовать и в последующие разы.

Оксан поселился в поместье двадцать лет назад. Тогда его, ещё юношей, приютила добрая хозяйка, которой он и по сей день безмерно благодарен.

***

Зоя продолжала перебирать одну книгу за другой. На издании, обёрнутом в зелёную обложку с узорами в стиле модерн, она остановилась.

Нежное касание,

Томное ласкание.

Люби меня трепетно, нежно,

Чтоб спадала с меня вся одежда.

Вычурные позы,

Бутон знойной розы.

Люби меня изящно, красиво,

Чтоб мысли застилал аромат ванили.

«Ох, какой романтизм,» - пронеслось в голове Зои.

Не отыскав среди океана старых и новых, но одинаково сентименталистских книг, ту, что отражала истинные эмоции, Зоя, прихватив кружевной зонтик от солнца, двинулась на встречу саду, украшенного мраморными вазонами с кустами диких красных роз – единственным, что напоминало об исконном, без фальши и китча, вычурности и обмана, эти чудесные сами по себе красоты природы.

Посреди изящества и естества Зоя мирно шагала, любуясь мечтательным окружением, словно в садах царицы Семирамиды. Утопая в море цветущей зелени, она ощущала себя, как нельзя одухотворённее. Не было и дня без того, чтобы Зоя не прогулялась по просторам дендрария, сбегая от повседневной суеты жителей поместья.

II

Максим увлечённо, с мечтательным видом писал очередную картину, насыщенную аметистовой гаммой. Его любовь к закатным цветам демонстрировалась в каждом импрессионистском полотне, начиная с подросткового возраста. Эту привязанность к фиолетовому мальчику привила его первая учительница – Кристина Степановна Перро́тт, известная в прошлом художница, ныне почившая. Максим рос в окружении искусства, не зная моментов материнской ласки, которую Герда без остатка отдавала ненаглядным дочерям.

Зое, вопреки неприязни к детям, которых она частенько именовала «сорняками на поле жизни», нравился Максим, её племянник, и она всячески поощряла любые его увлечения, которых, по правде, у Максима было не так уж и много. Макса привлекали лишь живопись и готовка, но и это давало повод для гордости племянником, который также обожал тётю, как и она его.

По характеру две эти души были взаимородственны²² не только по крови и понимали это, поэтому старались во всех ситуациях, какими бы они ни были, поддерживать друг друга.

***

Кларисса, третья дочь, самая младшая и самая своенравная, по просшествии лет, текущих словно в песочных часах, будучи тридцатилетней домохозяйкой, гуляет в красном в горошек кремового цвета платье с такой же яркой коляской –можно подумать, она подбирала её в тон наряда,- в которой умиротворённо спит маленькая девочка Ада. В молодости Кларисса не редко устраивала скандалы, вела «свободную» жизнь, откровенно раздражая тем самым членов семьи, но сейчас, после рождения единственной и дорогой сердцу дочери, в ней проснулась любовь и нежность, чем особенно была довольна её мать, не оставлявшая надежд в возможной перемене Рисы – так в семейном кругу называла Герда свою дочь. Кларисса, по мнению матери, «перебесилась», превратившись в добросовестного, интеллигентного, «нового», на первый взгляд, человека.

***

Жизнь в поместье шла своим чередом, как в лучших традициях буржуазии. Айнзам не требовалось делать ничего особенного, создавать что-либо, придумывать, благодаря нажитому предками имуществу.

Продукты регулярно, уже полвека, привозил в поместье Фёдор. Он, утомлённый выпавшей ему судьбой, намеревался сменить пост, делегируя обязанности наследнику – Илье.

Илья – простой и приученный к труду парень – никогда не перечил отцу. Всё, чего он хотел, - быть ближе к Хризенте, занимающей его мысли последний долгий год, что являлось взаимным. Но Илья давал себе отчёт о том, что их отношения невозможны по причине социального неравенства, которое и по сей день остаётся серьёзной помехой для любящих сердец. И, к счастью для обоих, Герда не знала о существовании этой порочной связи.

***

Только с первого взгляда казалось, что Герда милая и доброжелательная старушка. Однако всем жилось нелегко под её строгим надзором. Герда принимала за детей решения, начиная с их младенчества: в чём кому ходить, как и с кем говорить, что есть и чем заниматься в жизни. Дети выросли, а привычки остались.

На Зою эта власть не распространялась.

Берта перестала намывать Олежку, любимого внука Герды. И всё же на этом обязанности благовоспитанной шатенки не кончались, ведь предстояла уборка трети поместья. Служанок в доме давно не водилось, так как матриарх верил в «исцеление души упорным трудом» и был невероятно скупым, что не мешало ему покупать себе роскошные одежды, украшенные драгоценными камнями.

Элла тем временем развлекала неугомонную Марину, походящую на ангелочка, спустившегося с небес на землю, чтобы озарить своей красотой недобродушный мир.

Без ссор, без криков, без недовольств пролетел день, за ним – другой, точно такой же. Жители были довольны, либо, как это было принято, не подавали виду.

III

Минул месяц. Метаморфоз не предвиделось. Лишь розы в саду стали цвести не так красочно, а листва слегка пожухла. С деревьев начали слетать листья, будучи ещё зелёными. И Зоя, осознавая неизбежную цикличность времён, гуляла по любимому саду, словно написанном Василием Поленовым.

Деятельные жильцы, бегающие по «замку», увлечённые пустыми заботами, с непониманием время от времени глядели в сторону «сумасшедшей» старушки, которая «обязательно простудится».

Оксан всё также в душной комнатушке изобретал велосипед.

Хризента занималась домашними делами, как Кларисса, и Берта, и Элла.

Герда наблюдала за чётким выполнением обязанностей. На этом её заботы ограничивались.

Николай пропадал на работе. Он был единственным человеком, выходившим за территорию фамильных владений.

Максим писал пятую за последние две недели картину, которую намеревался скорее продать. Заказчики приезжали к нему, восхищаясь авторским стилем.

Фёдор привозил необходимые продукты, в чём ему всегда помогал простодушный Илья. И в один из сентябрьских дождливых вечеров семья трудящихся собралась за обеденным столом из ясеня.

- Илья, ты знаешь, я далеко не молод. Ты всё умеешь, со всем справишься. Пора тебе сменять пост. – произнёс старик Фёдор, попивая из старой и верной кружки чёрный разведённый чай вприкуску со сдобными булочками, сотворённые руками матушки Авдотьи.

- Хорошо, отец. – строго ответил Илья, чувствуя, что перед ним открывается что-то новое, что в его понимании являлось высшей мерой свободы. Однако Илья не взирал на труды, связанные с высокой, относительно прежней, должностью, которые возрастают непосредственно с увеличением прав.

***

На следующий же день Илья принялся за дело самостоятельно. Фёдор в то же утро слёг с простудой, и за ним крутилась его любовь – Авдотья. Илья, выполнивший работу, решил, по обыкновению, заглянуть к своей реально существующей грёзе.

- Хриза, ты прекрасна. Я хотел бы увезти тебя к себе. – уверенно заявил он, приложившись к женщине среди многообразия зелени, находящегося поблизости леса.

- Это невозможно, ты же знаешь. Куда ты меня увезёшь? Куда? У нас не будет ни денег, ни жилья, ни уважения, если ты претворишь свои мечты в жизнь.

- Я буду работать больше. Ты занимаешься рукоделием. Мы можем это продавать. Да и у тебя богатые родители. Не пропадём.

Подобные разговоры велись практически каждый день, но Хризента никогда не соглашалась.

По правде сказать, Хризента противилась радикальному решению парня не только из-за своей преданность родителям, о силе которой сама не догадывалась, и боязни осуждения, но и потому, что понимала, какие чувства в действительности испытывает к Илье. Для женщины он был приходящим развлечением, уводящим от рутинной повседневности и заставлявшим её чувствовать себя словно героиня любовного романа, романа, подобного тем, коими Хриза, будучи подростком, зачитывалась настолько, что могла весь день провести в постели, прибывая в сладостной неге. Илья был слишком простым по натуре, чтобы понять это. А примитив, помноженный на влечение, не оставлял ни капли рассудка.

***

Листья пожелтели, а небо помрачнело от обилия туч. Хризента решилась на необдуманный –как казалось со стороны - поступок. Единственным человеком, которого она любила, была дочь, но женщина осознавала, что при любых условиях не сможет обеспечить девочке прекрасное будущее и привнести в её жизнь светлые моменты по причине озабоченности собственными проблемами. Что она могла рассказать Лине? Чему она могла научить свою девочку? Стирать, убирать, готовить? Личного капитала у Хризы никогда не было, поэтому о престижном образовании и речи не шло. Лина же читала целыми днями, повторяя судьбу матери. Хриза, вечером встретившись у амбара с Ильей, думала только о стремлении начать новую жизнь, заработать деньги и все их пожертвовать на благо Лины.

- Ну что, решилась наконец? – риторически спрашивал довольный Илья.

- Как видишь, да. – монотонно откликнулась молодая женщина.

Они ехали в пыльном и тесном грузовике. Хриза устремляла меланхоличный взгляд вдаль, прощаясь с прошлым.

Пропажа дочери вызвала в Герде страх, но, немного погодя, она, завидев лежащую на консоли записку, от пребывания в волнении перешла в состояние бурного негодования. Больше имя Хризенты не произносилось в доме.

Хриза тоже не говорила о родственниках. Более того – она даже не вспоминала о них. После рискового действия, совершённого тихой женщиной, жизнь её освежилась, и Хризента словно родилась заново. Воздух будто стал легче, природа – живее, люди – радушнее, погода – теплее, а душа беглянки – свободнее.

IV

Элла, опечаленная отсутствием ласки со стороны Николая, посвящала драгоценное время юной Марине. Вся любовь её без остатка, по крупицам, дарствовалась миленькому существу, отчего последнее росло счастливым и беззаботным.

Когда Марине исполнилось десять, белокурость её принялась уступать место золотистому каштану, а прежняя худоба – нехарактерной женственности. Девочка обожала следить за тем, как пишет картины дядя Максим, к тому моменту значительно продвинувшийся в своём мастерстве.

На смену активным играм, требующим от ребёнка такого качества, как резвость, пришли рисование и пение. А ежедневные хлопоты - что неудивительно - не входили в рано сформировавшийся точный круг интересов. Элла же принимала на себя роль не только Марининой матери, но и матери Лины. Таким образом, обе прелестницы были сполна обеспечены чистым детством.

Одним ясным июньским днём Марина, будучи радостнее обыкновенного, что было вызвано предвкушением празднования дня её рождения, вбежала в мамину комнату и принялась трясти матушку изо всех сил в попытке разбудить её. Но те попытки были тщетны, и Марина, осознав это умненькой светлой головкой, рухнула на колени, заливаясь слезами. Изнурённая женщина со светлой душой скончалась во сне, оставив Марину без самого родного человека в первый - а Лину во второй в её жизни - раз.

V

Яркое июльское солнце слепило глаза нежным касанием ясных нарцисцевых²³ лучиков. Такова звёздная ласка. Ароматный бриз слабо покачивал гулливеровские²⁴ деревья с насыщенно-зелёными кронами. Птицы складно чирикали, разрезая в полёте крыльями воздух.

Марина, подражая талантливым пташкам, напевала незамысловатую мелодию, подыгрывая себе на фортепиано, которое могло бы послужить экспонатом в Русском музее. Это была весёлая песнь, помогающая отвлечься от мрачных мыслей, слишком мрачных для столь юной особы.

Герда попивала горячий чай с приготовленным Бертой кексом, отклонившись в венском стуле за круглым раритетным столом и наслаждаясь пением внучки.

Пёсик с шерстью гименокаллисцевого²⁵ цвета, подаренный Лине на прошлый Новый год, смирно лежал у ног хозяйки в просторной гостиной, вместе с остальной семьёй.

Кларисса вышивала марганцеватый²⁶ цветок ириса на флавгризевой²⁷ канве, а Ада – пренеобычный ребёнок – спала в питайевой²⁸ кроватке так, что не было слышно даже дыхания.

Берта крутилась на кухне, замешивая тесто для любимого торта «Зи́лихкаит», готовя его по вековому фамильному рецепту, который хозяйки передавали друг другу из поколения в поколение и которому Берта уже учила Лину, однако та не проявила к данному занятию интереса более, чем лицезрение чужой работы.

Николай, читающий, сидя по правую сторону от Герды, исторические справки, приподнялся в раздумье и причалил к берегам Клариссы, на что та не обратила ни малейшего внимания.

- Кларисса, вы можете сегодня вечером зайти ко мне в комнату? – сказал он тихо.

- Зачем? – не отрываясь от дела проговорила она.

- Мне хотелось бы кое-что с вами обсудить. – Николай понизил голос, отчего разговор стал заговорщически таинственным.

- Хорошо. Раз вам так хочется.

Услыхав удовлетворяющий его ответ, Николай ринулся прочь.

Олежа – маленький принц – бегал по холлу, радуясь тёплому деньку. В конец он успокоился, увлёкшись игрой с уменьшенной моделью старинного поезда, располагающегося в дальнем углу Ламинариевой²⁹ гостиной.

Широко распахнув двустворчатую дверь, ворвался Оксан, не без помощи Максима ведя огромный стол с сооружением по типу принтера на кляйневых³⁰ колёсиках.

- Дамы и… дамы! – после этого те, кто не вздрогнул от грохота импровизированной повозки, обернулись. – Время моих упорных трудов не прошло зря, а в доказательство представляю вашему вниманию персофон! Вы спросите: «Что оно делает?» Я отвечу вам! Персофон сотворит из вашего почерка уникальный шрифт! Вам стоит только написать несколько слов, чтобы указывались все буквы нашего с вами алфавита, положить листок сюда, - Оксан показал на боковое отверстие персофона, напоминающее дисковод, - теперь вы можете набрать на этой клавиатуре любой текст, который желаете. Он будет виден на дисплее, и персофон напечатает ваш документ вашим же почерком, будто вы писали его от руки!

- Невероятно! – не дав договорить Оксану, воскликнула Герда.

- Оксан, вы молодец! – послышался голос Лины.

- Здорово! – воодушевилась Марина, успевшая расстроиться из-за прерывания её арии.

- Зачем это нужно? – оценивающе смотря на аппарат, произнесла Кларисса, после переведя не менее критичный взгляд на учёного.

- Как «зачем»?! Это же прорыв в науке и технике! Совершенно новое изобретение, не имеющее аналогов!

- Риса, ну что ты в самом деле. – начала Герда журить дочь.

- Вот, попробуйте. – продолжал первооткрыватель.

- Ох… - умоляюще вздохнула Риса, но, тем не менее, приблизилась к странному аппарату.

- Так, хорошо. – сказал, помедлив, Оксан, - Теперь напишите что-нибудь на листочке… Вот, листочек, держите.

Кларисса неохотно взяла данный ей лист слегка потрёпанной бумаги и написала запомнившуюся ей фразу: «Здесь один неизвестный был убит другим неизвестным».

- Отлично. – приободрённо сказал изобретатель, увидев, как женщина поставила точку. –Бросьте его в место, которое я называю листоприёмником. Сюда. И смотрите.

Риса сделала всё, как ей сказали. Вдруг машина затарахтела. Шум, при котором Оксан периодически подёргивал рычаги, нажимал кнопки, длился минуты две. Когда никто не ожидал, питиевая³¹ лампочка сбоку персофона загорелась прострелевым³² цветом.

Из самого нижнего отверстия модернового принтера вылез лист стандартного формата. Риса аккуратно и робко взяла его, и неподдельное удивление застыло на её нежном лице.

- Это же мой почерк!

- Невероятно! – воскликнула Герда, стоящая поодаль и выглядывающая из-за плеча дочери, - Вы волшебник!

- О, что вы? Просто учёный, - со скромным видом проговорил Оксан.

- И что это за текст? Я ничего не вводила на этой вашей клавиатуре, - прерывисто продолжала ошеломлённая женщина, по-прежнему не находящая сил поверить собственным глазам.

- Сей текст является, так сказать, стандартным, - мужчина заумно растолковывал суть простых вещей, - Я ввёл его заранее, чтобы проверить работоспособность машины. Это отрывок из моего любимого стихотворения «Sens» Бертрана Жекарде.

- Что ж, я признаю, что это изобретение необычно и ново, однако, - Кларисса говорила, стойко выдерживая тяжеловесный взгляд учёного, - я не верю, что оно найдёт своё предназначение.

Оксан чуток огорчился, но не подал ни малейшего вида, оставаясь официально холодным, что не соответствовало жизнерадостной натуре холерика.

***

В дверь постучали.

- Снова здравствуйте, - неохотно промолвила Кларисса, вступая за порог помещения, окутываемого будуарным освещением.

- Здравствуйте. Я рад. Что вы пришли, - улыбаясь и вставая с искусного кресла, произнёс Николай.

- Вы хотели меня видеть?

- Да, всё верно. Мне нужно кое о чём с вами поговорить... Можно на «ты»? – заученно протягивал мужчина, придавая каждому слову неповторимое значение.

- Можно, - ответила Риса, хоть этого и не требовалось.

- Кхм, так вот. Понимаете… В общем… Я хочу сказать… Вы увлекаетесь историей, мировым прошлом, жизнь наших предков, ведь так? – менее уверенно продолжал судья.

- Так.

- Отлично! Значит вы в силах и знаниях мне помочь! – Николай восторженно восклицал, тряся хрупкую молодую женщину за плечи.

Кларисса отпрянула в необъяснимом ужасе.

- В чём состоят мои обязанности? – вопросила она, принимая отторжённый облик.

- Ну… Вы поможете мне? Необходимо найти одно незаурядное дельце, случай, произошедший более двух веков назад в Испании.

- Ладно, без проблем. – отстранённо бросила женщина и поспешила удалиться.

VI

Кларисса мигом нашла и проанализировала волнующее Николая уголовное дело. «Молодец!» - ласково хвалил он женщину, гладя её по голове. И тогда, в ту секунду, Риса поняла, чего бы ей действительно хотелось, чего не хватало и чем она желала заниматься. Жизнь окрасилась в новые цвета, более яркие, чем прежде. Молодая женщина с удовольствием оказывала помощь мужу покойной сестры, начиная чувствовать интерес не только к работе, но и к близкому ей человеку. Николай же был целиком погружен в океан забот, вызванный нагрузками на работе, не дающими мужчине возможности даже думать о чём-либо, помимо связанного с его профессией.

- Коля, - тихо проговорила Кларисса, однажды подойдя к статному брюнету, наблюдавшему за сиянием красной Луны на чёрном небосводе, - я давно хочу тебе сказать… Я… Ты мне нравишься.

Николай, словно не слыша её, молчал, как ни в чём ни бывало.

- То есть…я… я люблю тебя! – вырвались из её уст пылающие слова, приобрётшие силу после десятилетий подавления условно-необходимыми правилами.

Господин, озаряемое лунным светом лицо которого виднелось во тьме ночи, не шелохнулся. Было очевидно – он и ранее догадывался, что сей диалог состоится, но не ждал, что именно сейчас: он не чувствовал себя подготовленным. Николай знал, что тот мимолётный любезный взгляд, те быстрые прикосновения, тот мягкий высокий голос не случайны.

Осознав невзаимность переполняющей сердце любви, Кларисса, не сумев сдержаться, спустя пару мгновений крикнула в лицо Николая оскорбление, окончательно освободившись от оков условностей, и выбежала из ненавистной ей комнаты.

На следующий день Николай получил известие от Берты, которая, подобно матери, всегда была в курсе событий. Записка с коротким текстом, окаймлённая серебристым узором – фамильным знаком семейства Айнзам, гласила:

«Дорогой Николай, спешу сообщить вам печальную весть. Кларисса сегодня утром, в пять часов тридцать две минуты, была найдена мною лежащей в ванне с перерезанным горлом. Я знала о её чувствах к вам, но не пытаюсь (и не желаю) винить в произошедшем вас.

P.S. Не делайте глупостей.

Берта.»

Несколько минут Николай находился в ледяном ступоре, но, опомнившись, выдвинул ящик рабочего стола и, слегка помедлив, рывком схватил лежащий там начищенный револьвер.

Через семь секунд тело, именовавшееся Николаем, покоилось сродни револьверу в злополучном ящике дубового секретера.

VII

Трагические события, обрушившиеся как снег на голову, не укладывались в сознании привыкших к размеренной жизни людей. Берта, боявшаяся повторить судьбу одной из своих сестёр, с целью не нагружать себя «лишними» заботами, отправила Марину и Лину в школу-интернат, оставляя малолетнюю Аду и излюбленного сыночка у сердца. Девочкам в изолированной школе жилось, хоть и непривычно, но не так тяжело, как могло казаться изначально. Пробыв в небольшой, плохо обустроенной школе для девочек, Лина простудилась, а, проявившая невольно для самой себя заботу, Марина ухаживала за кузиной, примеряя роль матери, которой у Лины, можно сказать, никогда не было. Но контакт с больными людьми редко проходит без последствий: уже через неделю столь сентиментальная и позитивно настроенная в собственных намерениях Марина слегла. Две сестры, греясь и сохраняя надежду, жались друг к дружке, не ожидая помощи извне, и не без основательно: о юных созданиях позабыл весь мир. Вскоре обе девочки, оставаясь, однако, верными наилучшим убеждениям, умерли, оказавшись в итоге в нежных объятиях смерти.

Узнав страшную весть, Герда, нёсшая на руках ничего не осознающую и оттого счастливую внучку Аду, подняла, а после резко опустила в ужасе руки. Ада, не издав ни крика, упала по ту сторону, запомнив мир светлым и красочным, словно картины Максима, которых она никогда не видела.

Череда семейных трагедий тянулась неподъёмным бременем над Айнзам. Герда в одеянии вольфрамого³³ цвета бродила по комнатам, будто призрак. Берта не находила себе места, не осознавая происходящего в настоящем, видя перед собой только ушедшее прошлое. Олег больше не играл так весело: он ощущал тяжёлый дух, повисший в воздухе. Максим выражал испытываемые эмоции в мрачности написанных им произведений, всё чаще приобретающих оттенки тревоги и боли. Оксан, ставший полноправным членом семьи, приостановил работу над совершенствованием персофона, заливая время настойкой с верхней полки буфета. И лишь Зоя по-прежнему перебирала пыльные стопки книг, любуясь на неизменный вид из мутного окна.

Любовь моя, корнет!

Для вас сей пируэт.

Пусть не страшит вас та боль,

Что испытывает влюблённый порой.

Мой милый кадет!

Готов для вас обед.

Пусть не настигнет вас та месть,

Что называют в краях наших «лесть».

«Ох, как же я вас ненавижу,» - пронеслось в голове одинокой пожилой женщины перед тем, как она стремительным движением бросилась в сторону оконного проёма, освобождая от бренной жизни утомлённую душу, отправляясь в неизбежную гавань, именуемую адом, усыпанную бескрайним ковром распустивших свои очаровательные бутоны кровавых роз.

29.04.2019

Маргрет и Элина

Двадцать восьмого марта 1878 года оставшийся без работы в единственной постигнутой им отрасли – кораблестроении - Йёрген, любящий свою профессию, с исхудавшей женой Биргиттой покинул город Гётеборг, столь родное побережье реки Гёта-Эльв, опасаясь судьбы Матильды де Браоз, и отчалил навстречу неизвестному будущему, кажущемуся новоиспечённому путешественнику радужнее жестокого «настоящего». Биргитта – светловолосая и белокожая молодая женщина с осунувшимся лицом и впалыми глазами – находилась на четвёртом месяце беременности. Счастливая любящая пара стремилась за американской мечтой, к берегам США, к лучшей жизни для себя и своих ожидаемых детей. Но долгая поездка окончилась невыразимым удивлением и разочарованием – супруги неожиданно для себя обнаружили пустые поля и виднеющиеся вдалеке замки. Причалив к неизвестной бухте, Йёрген вышел и, увидав проходившего мимо непривлекательного гражданина, задал тому волновавший его вопрос:

- Сэр, это Америка? Мы в Америке?!

Неотёсанный незнакомец нахмурил брови, отчего его лицо стало казаться ещё менее приятным.

- Что ты сказал? Америка? Ты сказал «Америка»? Нет, дорогой, никакая это не Америка. Дружок, ты в Шотландии.

И мужлан в грязной разорванной одежде похлопал слегка испуганного Йёргена по плечу.

Йёрген не мог понять услышанного им диалекта, но суть уловил – пара очутилась в Шотландии.

К вечеру пара нашла ночлег, объявив дом Аллана – как позже выяснилось, так звали вызывающего отторжение внешним видом, но щедрого и добродушного внутри, незнакомца – своим временным пристанищем.

Вскоре Йёрген и Биргитта обзавелись собственным домом и начали вести хозяйство на новой земле. Биргитта, исправно выполняющая роль домохозяйки, спустя несколько месяцев разрешилась от бремени двумя чудесными дочерьми-близнецами. Девочек назвали Маргрет и Элина. Они – с волосами форзицевого³⁴ цвета, полупрозрачными голубыми глазами и бледной, иссиня-белой кожей - были похожи как две капли воды и смотрели друг на друга, будто в зеркало. Родители бесконечно радовались появлению на свет двух нежных созданий и на любые сложности взирали с невероятным простодушием.

Время шло, и девочки росли. Они уже были далеки от люлек и погремушек. Юным леди необходимо было учиться письму и счёту, чего жившие в деревне Йёрген и Биргитта позволить не могли, да и сами научить были не в состоянии по причине собственной безграмотности.

Однажды в Абердин, где проживало молодое семейство, наведалась знатная дама, имени которой не называли, однако многие полагали, что за тёмной, скрывающей лицо, шалью скрывается не кто иная, как Елена, дочь королевы Виктории, так часто одаривавшая своей добротой простых бедняков. Кем ни была загадочная герцогиня, помощь её представлялась спасением для многих. Женщина, завидев краем глаза беспечно играющих маленьких девочек, возжелала взять обеих себе на попечение, в надежде воспитать из них умных и воспитанных барышень, способных составить в учёности и благочестии конкуренцию королевским отпрыскам. Сообщив об этой идее родителям близняшек, женщина с нетерпением ожидала услышать от них одобрительного ответа. Биргитта, опустив вниз голову и устремив рассеянный взгляд в деревянный скрипучий пол, заранее принялась тихо плакать, думая о судьбе тех, кого любовно держала под сердцем немало недель, кого оберегала и о ком заботилась на протяжении семи лет. Йёрген нервно переводил взор с весёлых ангелочков на «даму с красивым хвостом»³⁵, и наоборот. Как глава семьи, он не мог принять верного решения, но, привыкший к резким жизненным поворотам, будучи неисправимым авантюристом, он высказался в пользу отъезда Маргрет и Элины в Лондон, где те будут проходить обучение у лучших преподавателей Великобритании.

Девочки не понимали, почему мама плачет, почему папа молчит и смотрит в сторону и почему странная леди улыбается. Вопреки слезам родителей и детей, женщина увела юных, в платьях, не стесняющих резвых движений, ангелов с исполненными горя и страха лазурными глазками; с длинными пшеничными волосами, укрытыми белыми чепчиками, к мрачному и устрашающему дилижансу, над которым царственно возвышался сумеречный небосвод.

***

Таинственная дама не обманула. Правда, Йёрген и Биргитта не имели возможности узнать об успехах дочерей. Теперь они, обзавёдшись четырьмя не менее чудесными детьми, отдавали всю любовь и родительскую ласку им. Трое мальчиков: самый старший - Леннарт, восьмилетний Эдвин и Феликс, недавно отпраздновавший три года пребывания на свете, а также пятимесячная Шарлотт не давали повода для волнений, а значит, не являлись толчком к усилению страха обоих родителей за потерю кого-либо из их дружной, связанную крепкими узами, семьи.

Двенадцать лет назад, под бойкий аккомпанемент лондонского дождя, женщина, походящая на призрак Банши, вела за собой двух юных прелестниц, изумлённых масштабами британской столицы. Девочки поначалу были тихи и спокойны, общаясь лишь друг с другом. Но потом, изучив обилие коридоров и комнат построенного полвека назад поместья, Маргрет и Элина стали допускать в свой круг остальных детей и взрослых, восторгавшихся красотой и обаянием близнецов.

За столько лет неумелые деревенские девочки превратились в интеллигентных девушек с искрящимися солнечными волосами и открытыми голубыми глазами, такими же, как в позабытом детстве. У Маргрет, однако, в отличие от Элины, во взгляде скользили деловые и даже повелительные нотки, какие бывают у чопорных старух, а губы её были несколько тоньше, чем у сестры. Элина, в свою очередь, обладала более полными щеками и менее плавным изгибом темноватых бровей. Сангвиничная Маргрет предпочитала общество мужчин, Элина – сестры и близкой подруги, стройной и высокой брюнетки Сары. Маргрет обожала театр, Элина – конную езду. Маргрет любила носить розовые платья, Элина – синие. Но, несмотря на мнимые разногласия, сёстры очень любили друг друга и жили душа в душу, понимая с полуслова мысли другой.

***

Попивая из милой фарфоровой чашки, украшенной растительными узорами, Маргрет бросила недвусмысленный взгляд на робко вошедшую без стука Элину.

- Ты никогда не стучишь, - сказала Маргрет после пары секунд молчания, опустив неласковый взор в полную ароматного чая чашку.

- Да, и ты это знаешь, - улыбнулась Элина.

- Да, и ты знаешь. И ты прекрасно знаешь, что Она будет злиться, - менторским тоном продолжала Маргрет.

- И что с того? – беззаботно спросила стоящая у двери девушка.

Сёстры находились одни в просторной гостиной в викторианском стиле.

- Неважно. Я не хочу ссориться с тобой, Элли, - произнесла Маргрет, поставив горячую чашку на маленький круглый стол, встав и крепко обняв, как ей казалось, глупенькую сестру, - Мне плевать на твоё непослушание. ведь я – не Она.

- Ой, Грета, ты всегда это говоришь.

- Мне не нравится, когда ты называешь меня Гретой.

- Я знаю.

Элина разняла объятия и нежно взглянула на милое лицо сестры.

- Ты такая красивая, - проговорила она.

- Как и ты.

Девушки рассмеялись и мигом направились в соседнюю комнату к Ней.

***

- Дорогая мадам, разрешите войти, - уверенно сказала Маргрет.

Из приоткрытой двери виднелась развалившаяся на жаккардовом кресле Она.

- Конечно, Элина, входи, - послышался низкий грудной голос немолодой женщины.

- Я не Элина.

- А, мисс Маргрет, я всегда вас путаю.

- Да, мадам.

- А я Элина, - вмешалась девушка в небесно-голубом, под цвет её глаз, платье.

- Я вижу. Что вы хотели, девочки?

- Мы? Да так, хотели бы поинтересоваться, едем ли мы сегодня куда-нибудь?

- Да, едем.

- Куда?! – одновременно воскликнули обе.

- К сэру Гамильтону. В его фамильном замке ожидается бал.

- О-о-о, а сэр Кавендиш будет? – с блестящими яркими глазами спросила Элина, гладя рукой другую руку.

- Да, Элина.

- Прекрасно! – на вдохе мечтательно произнесла девушка, закатив к потолку глаза.

- Извините, мадам, более не будем вас беспокоить. До свидания.

- До свидания, девочки.

Маргрет взяла сестру за руку, и две изящные нимфы поспешно удалились.

***

Спустя два часа мадам со своими воспитанницами собралась на бал, обещанный быть роскошным.

Маргрет надела великолепное алое платье с широкими у основания рукавами-фонариками. Образ дополняла плоская, впечатляющего диаметра шляпа, украшенная метровым пушистым пером ряженкового³⁶ цвета.

Наряд Элины выглядел более кэжуальным³⁷. Её бирюзовое платье с молочными вставками больше походило на дневной ансамбль, чем вечерний, тем более бальный. Шляпка с атласной лентой цвета старой пожухшей бумаги, завязанной в милый бантик, указывала на юный возраст девушки, не стремившейся взрослеть.

Мадам, мало озабоченная внешним видом, надела неизменный траурный наряд, аккуратно дополненный шляпой, с передней части которой тянулась чёрная кружевная вуаль, придававшая женщине вид печальный и, вместе с тем, таинственный, удивительно не подходящий к роду мероприятия.

В 19:17 дамы отчалили на комфортабельном ландо прямиком к замку Конфронт³⁸, располагавшемуся вблизи Эппинг Фореста.

***

- Рады видеть вас, миссис S**, - вежливо встретил выходящую из экипажа мадам сэр Гамильтон, лично явившийся с целью приветствия гостей, - Мисс Маргрет, Элина. – он подавал руку каждой, помогая выбраться из ландо.

Все женщины элегантно раскланялись и двинулись к сияющему монументальным средневековым великолепием замку.

Замысловатые встречи, новые знакомства и разговоры ни о чём не заставили себя ждать, не вызывая в близнецах каких-либо чувств.

Время неслось незаметно, и когда залы сотрясались от часового боя, в20:01, Маргрет встретила показавшемся ему знакомым строго одетого джентльмена. Мужчина, также завидев Маргрет, мгновенно оказался рядом с ней.

- Мне кажется, я знаю вас, - тихо начала Маргрет.

- Да, это верно, мисс Маргрет, - улыбнулся господин.

- Ох, простите моё бесстыдство. Я совсем не помню, как вас зовут.

- Ничего, мисс. Я уверен: это из-за вина. Имею удовольствие вновь представиться вам. Я – Реджинальд Фрэнсис Монтегю Невилл, третий маркиз Абергавенни, седьмой виконт Невилл и двадцатый барон Гастингс.

- Точно, мы с вами уже встречались, - крайне спокойно вымолвила Маргрет.

- Я рад, что вы не забыли меня, - с высокомерным видом ответил сэр Невилл.

У молодых людей завязалась милая беседа, полная смеха и воркования, привлёкшая в итоге внимание остальных гостей, по причине чего парочка вынуждена была незамедлительно ретироваться.

Остановившись у арочного проёма, разделяющего уютный холл и маленький каменный балкончик, с передней части фасада которого лианами свисали пурпурные ипомеи с цветками-граммофонами, в то время, как с боковых сторон распускались маттиолы, источающие неописуемый аромат. Внезапно молодой виконт повернулся к юной и нежной, словно бутон бегонии, девушке, уставившись прямо в её незабудковые глаза:

- Маргрет, сейчас мне необходимо отлучиться и ненадолго оставить вас, но я бы хотел, чтобы вы подошли к комнате №568³⁹ в 21:00. Не сильно опаздывайте. Я буду ждать вас.

- О, конечно, сэр!

- Только никому не говорите об этом, - повелительно понизив голос изъяснился Реджинальд, шёпотом добавив, - Я хотел бы стать рыцарем вашей подвязки.

- О, да, конечно-конечно, - залепетала Маргрет, посмеиваясь, - Знаете, сэр, я не болтушка, как вам может показаться, нет.

- Отлично, значит, в девять вечера, дорогая мисс Маргрет, - более дружелюбно произнёс милорд, целуя зарумянившуюся барышню в тонкую и изящную кисть.

***

Наряду с тем, в 20:36, Элина наконец заметила прошедшего мимо неё сэра Кавендиша и мелкими шажками подбежала к высокому статному мужчине приятной наружности.

- Роберт! Роберт!

Герцог обернулся.

- Элина? Что ты устраиваешь? – рассерженно вперив ужасающий взор в хрупкую девушку, выражался сэр Кавендиш, не ожидая с её стороны ответа.

- О, Роберт, не сердись, - мягко и чуть легкомысленно, что было для неё свойственно, промолвила застигнутая врасплох Элина, - Милый, я хочу, чтобы все знали о нашей любви. Чего нам стесняться?

Дева в бирюзовом платье кокетливо хихикнула.

- Говори тише, - свирепо отозвался «милый», - Ладно, Элина, я сам виноват. Я давно должен был сказать тебе: я помолвлен на леди Уинифред Говард.

Внутри Элины словно всё сжалось. Ей было больше не до шуток и бездумных фразочек.

- Как? Роберт, разве ты не любишь меня? – с горечью выдавила она эти жалкие предложения, догадываясь об ответе.

Молодой человек взял обескровленные руки грациозной шведки и отошёл в столь трогательном союзе подальше от основного места действия.

- Дорогая, любимая Элина, пойми, я – герцог, а о твоём происхождении мне неведомо. Я обязан жениться на более… подходящей моему статусу женщине… Это всё ради будущих детей, Элина! Да, я люблю тебя, я никогда не забуду тебя, но, чёрт, ты и сама всё понимаешь. Прости. Давай останемся добрыми друзьями.

Доселе счастливый взгляд Элины теперь был застелен призрачной пеленой. Девушка ничего перед собой не видела и не осознавала в полной мере реальность происходящего. Она с глупым и безучастным видом продолжала выслушивать оправдания сэра Кавендиша, о распутном нраве которого не слыхал разве что глухой.

Элина с силой выдернула кисти с тонкими и длинными, идеально подходящими для игры на фортепиано, пальцами из обёрнутых в кожаные перчатки рук «любимого».

- Элина, не злись! – фальшивым отчаянным тоном бормотал Роберт.

- Оставь меня! Мы никогда не будем друзьями! А ведь я пришла сюда только из-за тебя! Ненавижу тебя и твои прекрасные лживые, как у гадюки, глаза!

Элина не следила за реакцией герцога: оскорблённая барышня закрыла лицо маленькими ручками и мигом улизнула из ненавистной залы, чтобы никто из окружения не увидел её слёз.

Разочарованная красавица вбежала по винтовой лестнице наверх и оказалась в комнате совершенно иной конфигурации. Посреди помещения, у противоположной Элине стены стоял на редкость изысканный камин, а источаемое им пламя озаряло большую часть холла. У остальных стен, покрытых модными аировыми⁴⁰ обоями в полоску, мостились несколько штук торшеров с вычурными абажурами, а также лакированные консоли из тёмного дерева с изогнутыми ножками. Знатные гости разбились на небольшие группки. В воздухе чувствовался табачный дым, смешанный с цветочным ароматом дамских духов. Повсюду люди хохотали и обсуждали городские сплетни вперемешку с философскими доктринами, а на губах их не высыхали капли абсента. Стоял невыносимый гул. Это место идеально подходило для того, чтобы спрятаться ото всех и себя в том числе, затерявшись в толпе.

***

Вконец забывшись и растворившись среди баронов, герцогов, виконтов, маркизов, графов и их жён, Элина, будто сквозь сон – галлюцинация? – почувствовала, как некий господин аккуратно взял ей за руку и повёл куда-то в сторону правого входа, откуда изначально пришла юная леди.

- Дорогая, как вы здесь очутились? Я вижу, вы переоделись. Должен сказать, вам так даже больше идёт. Правда, немного провинциально. Но в моём вкусе.

- Сэр… сэр Невилл? Это вы? – не обращая внимания на сказанное виконтом, медленно, с сильным шведским акцентом выговаривая слова, молвила Элина.

- Да, а вы чуть снова меня не забыли? Как вижу, вы здесь неплохо проводите время, - с лёгкой усмешкой заметил Реджинальд, - Жду вас ровно в девять часов за дверью номер 568.

- Что?

Но никто не отозвался: собеседник будто бы испарился. Девушка осталась стоять в одиночестве, облокотившись на ледяную стену старинного замка.

***

Опомнившаяся от стука курантов Элина с испуганным лицом, сломя голову, помчалась на четвёртый этаж поместья лорда Гамильтона.

Отыскав дверь с готическими коваными цифрами, образующими заветное число «568», Элина, сперва робко постучавшись, вошла.

Пред ней во всей своей натуральной красоте представилось обмякшее тело сестры. Элину это удивило и, одновременно с тем, озадачило, но, неспособная размышлять трезво, она резво приблизилась к Маргрет.

- О, это ты, Элина? А где же Реджинальд? – завозилась, словно майский жук, заволновавшаяся Маргрет.

- Я не знаю, и мне, если честно, дело до этого нет.

- А как ты тут оказалась?

- Позвали, а я пришла.

- Вот оно как. Ох, сестрёнка, мы так давно не лежали вместе на одной кровати. Иди ко мне.

Элина задумалась, но потом отпустила предрассудки и взрослые обязанности, разрешив себе немного подурачиться. Она принялась расстёгивать платье.

- Элли, давай я тебе помогу.

Маргрет встала на колени, стянула с сестры платье и расшнуровала корсет.

- Ложись.

Элина прилегла на ложе и уголком глаза заметила, как близняшка смотрит на неё.

- Что ты там не видела?

- Ей-богу, полюбоваться нельзя?

Элина промолчала.

Спустя минут пять девушек начал пробирать холод, просачивающийся из полуоткрытого окна, вынудив их крепко обняться.

В этот момент дверь со скрипом отворилась и в комнату вошёл полный энтузиазма Реджинальд, резко впавший в оцепенение.

- Маргрет? Кто из вас Маргрет?!

- Я Маргрет, мой милый, а это моя сестра – Элина.

- Как ты могла?! Идиотка, кокотка, пьяница! Господи, какой разврат. Я не хочу этого видеть, - возмущался растерянный Реджинальд, бросив на последок - Я всё расскажу госпоже S**, - после чего с грохотом захлопнул дверь, пролившую свет, как ему казалось, на реальное положение дел.

По нежным щекам Маргрет незамедлительно заструились слёзы.

- Он больше не любит меня… А ведь мы хотели пожениться…

- Он бы не женился на тебе, - безучастно прервала стоны сестры Элина.

- Не говори таких мерзких вещей! Всё из-за тебя! Ты мне всегда завидовала!

Маргрет стала реветь ещё пуще прежнего.

- Маргрет, - пытаясь приобнять сестру, произнесла Элина, - Роберт не женится на мне также, как и Реджинальд – на тебе. Это очевидно, ведь мы не богаты и не знатны. Мы косим траву только благодаря мадам. Никто не захочет себе в жёны простолюдинку.

- Да, ты права, но мы так любили друг друга… - не унималась Маргрет.

- Он тобой воспользовался. Нет никакой любви. Одна лишь выгода.

- Но ты же любишь меня?

- Да, потому что ты моя сестра, - искренне ответила Элина, припав к розовым губам Маргрет.

- Что ты делаешь? – возмутилась Маргрет, отстраняясь от близнеца.

- Я не могу поцеловать сестру? – удивлённо пробормотала Элина.

- Можешь, но не так же страстно!

- А в чём разница?

Маргрет заколебалась, чуть погодя продолжив:

- Элина, я всем сердцем люблю тебя. Не бросай меня, будь всегда рядом! – и девушка приникла к груди инициативного звена женского дуэта.

- Да, я буду рядом, я не брошу тебя. Мы всегда будем вместе, - Элина гладила Маргрет по светлой голове.

- Зря ты меня обнадёживаешь. Тем более так глупо.

Элина усмехнулась, лаская сестру.

- Может быть, а может, и нет. Я не хочу говорить об этом. Не хочу знать, что будет потом, в будущем. Главное – сейчас мне хорошо с тобой.

Маргрет и Элина растворились в пылком поцелуе, прикасаясь ко всем участкам обнажённой девичьей кожи друг друга. Впереди была целая ночь.

***

В пять часов утра надоедливые лучики солнца разбудили прелестницу, касающуюся белоснежным животом льняного покрывала, - Элину. Молодая особа встала, окинув взглядом постельное поле, и, опомнившись, тихо собралась, стараясь не разбудить милую сердцу сестру.

Юная шведка спустилась на первый этаж, периодически встречая праздно шатающихся пьяниц. Она вылетела из величественного замка и тормознула кэб, управляемый ловким парнем.

- Да, мисс? – с сильным акцентом сказал юноша тонким голоском.

- Вези меня подальше от этого места, - скомандовала Элина, усаживаясь в экипаж.

- Да, мисс, но куда именно?

- Слушай¸ как тебя там? Вези куда хочешь, - нервно твердила обеспокоенная девушка.

- Меня зовут Леннарт, мисс. Я повезу вас к Темзе, если вы не будете против.

- Валяй, только замолчи уже.

- Слушаюсь, мисс.

После этих слов кэб помчался к набережной самой знаменитой реки Англии.

***

Маргрет проснулась значительно позже сестры. Не увидев подле себя Элины, голубоглазая блондинка поспешно оделась и соорудила на голове незамысловатую причёску, но вдруг приостановилась, взглянув в окно, как мистер Невилл усаживается в изысканный дормез. Маргрет освежила в памяти события прошлого вечера, допив оставшуюся на дне бокала «зелёную фею».

Она вышла из временных покоев, встретившись с видоизменившимися знакомыми. Её постигла невероятная печаль, заставившая красавицу, наравне со всеми, опуститься на дно бокала.

К двум часам дня протрезвели леди Изабетта Бэнкс и польская графиня Эльжбета Денгоф. Обе дамы были шокированы ужасающей находкой – бездыханно валявшейся на ламинированном полу Маргрет. На утончённой столешнице из радики лежало недописанное письмо, написанное корявым сверх меры почерком.

- Божечки! - испуганно схватилась за голову тридцатилетняя миссис Денгоф, - Что случилось с этой бедняжкой? Ах! Послушайте, леди, её, вероятно, отравили, - указывая на полупустой бокал проговорила графиня.

- Да, миссис Денгоф, я думаю, вы правы, - серьёзно констатировала Изабетта.

- Что же нам делать?! – воскликнула графиня, соединив руки, как бы пожимая их друг об друга, от переизбытка эмоций.

- А что мы можем сделать? Только посочувствовать, - не выказывая ни малейшей эмоции и строго смотря на рассыпавшиеся по полу, словно колосья пшеницы, волосы Маргрет, отозвалась леди Бэнкс.

Дамы, как ни в чём ни бывало, прошли в вестибюль, оставив Маргрет неизменно лежать на липком полу, украшенном венецианским терраццо.

***

Когда солнце висело в зените, Элина прогуливалась по берегу Темзы, задумчиво глядя на речную гладь и отражающиеся в ней лондонские здания. Она думала о их с сестрой будущем, об их жизни и положении в обществе.

К вечеру Элина прибыла в усадьбу мадам. Она отклонилась назад в широком, обитом шениллом, кресле и мечтательно попивала душистый чёрный чай из фарфоровой чашки персикового цвета.

Внезапно дверь распахнулась, и в залу ворвалась озадаченная мадам.

- Элина, тебе письмо! – крикнула удивлённой шведке госпожа.

- От кого? – произнесла первое пришедшее на ум девушка.

- Не знаю. Кучер молча отдал письмо мне и сказал: «Это мисс Элине».

- Ясно… - ответила Элина так, будто ей действительно было всё ясно.

Элина спешно распечатала конверт, порезав бумагой палец, прочитала короткое письмецо и ринулась вон из холла, не вежливо покинув старую мадам.

Юная барышня поднялась на второй этаж и заперла дверку из тёмного ореха на крохотный позолоченный ключик.

***

Омерзительные останки бывшей Элины нашла забеспокоившаяся служанка Оливия. Хрупкое тело Элины свисало с хрустальной люстры, на которую юная леди сумела взобраться, вероятно, при помощи венского стула и платяного шкафа. Свидетелями опрометчивого поступка являлись лишь яркогрудые зарянки, беззаботно исполняющие свои романтические песенки на фоне городских пейзажей и лесных массивов Великобритании.

27.07.19 г.

Слепая любовь

Мастер и Маргарита

Амстердам, возвышающийся над полями турецких тюльпанов. Его узкие улочки, будто змеи, опоясывают старинные домики, в одном из которых, с необходимым в работе мастера сосредоточением, отточенными движениями творца, скульптор вылепляет очертания будущей Венеры. Эдуард Кейнер – сорокалетний художник родом из Утрехта - с точностью, вероятно, бога, создаёт высокую скульптуру римской богини. Напротив него, блистая обаянием фаворитки и величием королевы, на изысканных бордовых драпировках расположилась прекрасная лилльчанка - Ирен Бонье́. Безэмоциональная Ирен спокойно ждёт результата их общих стараний. Её белоснежное юное тело сверкает в лучах закатного солнца. Десять лет прошло, словно мгновение.

***

За распахнутым окном дома на улице Grianestraat кипит вечерняя жизнь Амстердама. Доносящиеся с шумной улицы голоса и смех беспечных парочек вперемешку с пьяными возгласами, нотками джаза и скрипом колес машин не дают покоя даже привыкшим к городскому шуму кабачным обывателям. Но верный искусству Эдуард не слышит ничего, кроме лёгкого дыхания незабываемой музы.

Работа в ночные часы для обоих не являлась чем-то новым. Однако сегодня Эдуард решил освободить Ирен от обязанностей значительно раньше наступления утра.

- Ирен, можешь собираться.

- Что?! – воскликнула ошеломленная натурщица.

- Собирайся. Завтра закончим. Я хотел бы отдохнуть и тебе того же советую. Мы сегодня хорошо поработали, – бесстрастно проговорил он, не глядя в сторону одевающиеся девушки.

- Как скажешь.

Ирен, пока не сгорела свеча в канделябре, натянула своё любимое прямое платье малинового цвета. После она ярко накрасила пухлые губы и томные веки, посмотрев на себя в крошечное пыльное зеркальце в углу комнаты, и побежала, крикнув на прощание:

- Увидимся!

Ирен с треском захлопнула иссохшую от времени дверь.

- Увидимся, – ответил тишине художник спустя минуту.

Полин

Полин ван дер Берг размеренно шагает по улицам родного ей Роттердама. Здесь она когда-то повстречала человека бесповоротно изменившего её скучную жизнь затворницы. Полин познакомилась с Эдуардом, когда тринадцать лет назад они вместе учились в Академии изящных искусств во Франции. Непродолжительные отношения связывали их когда-то, но все мы знаем, что любовь не вечна. Полин поняла, что больше для неё не существует мужчин; как бы Эдуард ни старался привлечь внимания художницы – всё было без толку. Та игнорировала его ухаживания и прозрачные намёки, которые влюблённые, сами того не ведая, совершают.

Именно во время пребывания во Франции, летом, отдыхая на севере страны, она подметила сидящую на лавочке юную шатенку с блестящими от слёз, зелёными глазами.

- Почему вы плачете, девушка? – участливо заметила подошедшая ближе Полин.

Девушка обернулась.

- Мой пёсик – Эдгар – убежал несколько месяцев назад. Я гуляла здесь, в парке, и рядом с тем каштаном нашла его. Точнее, то, что осталось: чёрный комочек костей и шерсти.

Барышни принялась рыдать ещё пуще, надрываясь и всхлипывая.

- Я сожалею… - тихим и сочувствующим тоном проговорила наконец Полин.

- Нет, не жалеете, - резко воспротивилась девушка, - Совсем не жалеете. Вы вообще меня не знаете. Зачем вы подсели сюда?

- Хотела бы познакомиться с вами, - не смутилась художница, - Меня зовут Полин. А вас?

- Меня? – изумилась юная леди, - Меня зовут Ирен.

- Что ж, прекрасно, Ирен. Не плачьте. Думайте о том, что ваш пёс уже в раю. В вашей жизни, которая только начинается, будет много приходов и уходов. Поэтому не тратьте все свои нервы на что-то одно. Прошу прощения, за свой цинизм, но это так.

Ирен молча внимала словам собеседницы.

- Но это ещё не всё, дорогая Ирен, - продолжала чужестранка, - Ты – не возражаешь, что обращаюсь на «ты»? – ты не хотела бы поработать натурщицей?.. Подожди, - Полин прервала спокойную речь, завидев, как Ирен приоткрывает лепестки розовых губ, - Я хочу сказать, что… я учусь в Париже, в Академии художеств, и мне нужно больше практики в написании человеческой натуры… Если ты согласишься, я буду платить тебе небольшую сумму. И ты сможешь жить со мной в комнате.

Полин умоляюще смотрела в глаза избранницы.

- Я согласна, - с одобрением в голосе, но тревогой в глазах произнесла девушка.

Случай в мастерской

В маленькую, но уютную импровизированную студию вошёл Эдуард. Он сразу же заметил нагую Ирен, но воспринял её, как типичный предмет искусства – настолько она была неземная, а он – равнодушным, с замыленным взглядом.

- Здравствуй, Полин. Кто это? – Эдуард невежливо показал на модель.

- Здравствуй. Знакомься, это Ирен, моя подруга и помощница, - говорила, вставая с табуретки и подходя ближе к незваному гостю, молодая женщина.

- Неплохо она тебе помогает… - язвительно усмехнулся Эдуард.

Полин незаметно толкнула Эдуарда в бок.

- Извини… Но где ты её нашла? – продолжал допытываться мужчина.

- Хватит обращаться к ней, как к вещи. Ты даже не представился.

- Ох, простите мои манеры, миледи, - и Эдуард наигранно поклонился смущённой Ирен, - Эдуард Кейнер, норвежец, художник и скульптор.

- Ирен, не обращай внимания на этого дурочка: он всегда себя так ведёт, - оправдывалась Полин, - А ты, - сурово взглянула она на Эдуарды, - лучше уйди. Мы здесь работаем, в отличие от некоторых.

Полин вернулась к мольберту. Ирен встала в позу, которая ранее была нарушена неожиданным визитом.

- Вижу, мне здесь не рады… До свидания, милые барышни! – иронично крикнул Эдуард на прощание, захлопнув расшатанную дверь со сломанным замком.

Кабак

В час ночи день только начинается. Забегаловка под названием «Робеспьер» - прославившаяся благодаря приятной «живой» музыке и стенам-аквариумам⁴¹ – ломится от напора щедрых гостей, и даже такой нелюбитель суеты и духоты, как Эдуард, нашел здесь своё пристанище.

Пять лет прошло, как окончена Академия. Пять лет безвестный скульптор не виделся с Полин. Пять лет коротались в бесконечных попытках заработать на жизнь – увы – безуспешных.

Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих, и в том состояла неизменная суть переживаний мужчины.

- Здравствуй, красавец, - кокетливо позвал Эдуарда чей-то нежный голос, выведя мужчину из состояния прострации.

- Что надо? – грубо ответил тот.

- Не хочешь поразвлечься? – продолжал голос, доносившийся из полумрака.

- Мне и так весело.

- Вижу…

- Пошла вон! Денег нет! – неожиданно взбрыкнул Эдуард, вытащив и отложив в сторону маленький милый – скорее дамский – регеблюм⁴².

Но девушка не ушла.

- Что стоишь, шлюха?! Поищи кого-нибудь побогаче. – окончательно рассвирепев, прокричал Эдуард, попутно обернувшись в порыве эмоций.

- О, Эдуард! Это вы?!

- Ирен?

Девушка смущённо кивнула, слегка улыбнувшись.

- Ирен, что с тобой стало? Ты посмотри на себя, - ошарашенному, но в глубине души ни капли не удивленному, мужчине было тяжело подбирать слова.

- Давай, отойдем и спокойно поговорим в стороне, - заговорщически улыбалась красавица, тяня за собой вышедшего из строя господина.

***

- Эдуард, после того момента, когда мы виделись в последний раз, прошло немало лет. Мы давно знакомы, но ты совершенно не знаешь меня. В детстве я хотела стать художницей. Думаю, из меня вышел бы неплохой анималист. Но, когда фотографии перестали быть чем-то новым и удивительным и плавно влились в нашу повседневную жизнь, я приняла решение стать фотографом. Ты так странно смотришь на меня. Думаешь: «Для чего ты это говоришь?» Мне всего лишь хочется высказаться. Когда Полин подошла ко мне, я не подозревала, насколько она изменит мою жизнь. Она показала мне огромный мир искусства, в который я окунулась полностью головой и телом. Это было чудесное приключение. Но, как и всё хорошее, этот великолепный вояж вынужден был завершиться. Не буду скрывать. Говорю всё кратко и по фактам, - после этого словесного поворота Эдуард, чуть нахмурив брови и устремив мутный взгляд прямо в глаза собеседницы, присел на обитое жаккардом кресло, - Да, у меня были отношения с Полин, но только потому, что она этого захотела, хотя я тоже была не против небольшой интрижки. Однако я не относилась к этому так серьёзно, как Полин. Я хотела, чтобы мы оставались друзьями, а не становились любовниками, однако Полин хотела большего, и нам пришлось расстаться насовсем. Это было тяжело для нас обеих, ведь я потеряла верную подругу, а она – любовницу и модель. Мы обе остались несчастны, потому что не понимали, не видели и не хотели видеть желания друг друга, - Ирен сделала минутную паузу, собираясь с мыслями, - Я знаю, что ты и сейчас любишь Полин, но правда в том, что она не любит. Она хочет забыть тебя.

- Но почему?! Что я сделал такого, что она теперь хочет меня забыть?! – яростно вскочил Эдуард, - Ты в своём уме?! Как только я увидел тебя, я понял, что ты – уличная девка, что после работы у Полин ты пойдёшь по жёлтому билету. Я не ошибся. Почему я должен слушать какую-то девку? Тебе-то какое дело до моих отношений с Полин?! Отвечай, дура!

Эдуард взял Ирен за тонкие тёмные волосы и принялся трясти её изо всех сил в порыве гнева.

- Эдуард! Остановись!.. А!.. Идиот!.. Эдуард, успокойся.

Ирен начала истошно кричать сквозь слёзы, что прохладными струйками стекали по её опухшим, шероховатым щекам.

- Заткнись, тварь!..

- Отпусти!

Мольбы и стоны возымели действие, и Эдуард нехотя и резко отпустил ненавистную ему женщину, отчего последняя с грохотом повалилась на жёсткий паркет, с тревожным трепетом взявшись за затылок, на котором болталась копна взъерошенных крысиных хвостиков. Мысли Ирен переболомутились, словно тинистая вода в грязном болоте.

Собравшись с мыслями, Ирен обнаружила, что беспокойный гость движется прямиком к выходу.

- Эдуард!

Мужчина не отозвался.

- Эдуард, стой!

Ирен поползла к Эдуарду, перебирая одной рукой по полу и приложив вторую ко лбу, как при сильнейшей мигрени.

- Что ещё? – безэмоционально спросил он, взявшись за ручку многое повидавшей двери.

- Эдуард, я не виновата в том, что Полин к тебе безразлична... Эдуард! Помоги мне…

И Ирен опять заплакала, но уже не от физической, а от душевной боли.

Эдуард обернулся и взглянул на дрожащую от горя женщину.

- Ладно, теперь ты успокойся. Хватит уже, - мужчина присел рядом с женщиной и продолжил, легонько потряхивая несчастную за плечи, в надежде привести в себя, - Извини, хорошо? Чем я могу тебе помочь? Денег у меня нет, я это ещё в баре сказал.

- Я хочу выйти из этого порочного круга, - ответила она, - Я хочу снова позировать. Я подумала, что, может, тебе нужна натурщица? Во мне ещё осталась та юношеская красота. Ты можешь убедиться в этом…

Ирен дала гостю время на размышления, которое последний потратил с умом.

- Знаешь, Ирен, мне действительно не помешала бы натурщица, потому что жена отказывается сидеть подолгу, а про тебя я помню, что ты всегда была очень исполнительной и хорошо выполняла свою работу, так что я не против. Ты сможешь побыть моей натурщицей.

Ирен умоляюще смотрела на своего спасителя. Эдуарда задел её искренний и полный чувств взгляд, поэтому тот не смог удержаться и еле улыбнулся, выказывая тем самым своё дружелюбное – о чём нельзя было сказать полчаса назад - отношение к вновь встреченной знакомой.

У Эдуарда возникло ощущение, будто произошедшее за последний час – вымысел, безумный гротеск, словно он спит и хочет скорее проснуться, чтобы не видеть того ужасного сна, что пришёл к нему этой леденящей душу ночью.

Белокурая Венера⁴³

Проезжая на чёрном лакированном «форде» по улице Петра I, можно заметить, как в окне третьего этажа мелькает розоватое тело белокурой Лауры, жены малоизвестного скульптора Эдуарда. Лаура никогда не являлась для Эдуарда пределом мечтаний и любовных восторгов, ибо единственное, что мужчина требовал от неё, это регулярное исполнение муторных домашних дел, ведение хозяйства, без которого не возможна повседневная жизнь.

Лаура нередко использовалась Эдуардом в качестве натурщицы для его новых скульптур. Месяц назад его снова настигло, так называемое, вдохновение, а потому мужчина поспешил притворить собственные ведения в материальный объект – римскую богиню Венеру.

Когда под утро Эдуард притащил в их уютный дом развратную девку, жена испытала новую волну ревности, однако вида не подала.

Лаура не удивилась, когда её муж принялся ставить Ирен в необычные позы, дабы выбрать из них ту, что казалась ему наиболее привлекательной, с целью запечатлеть её в гипсе на века. Она считала Ирен очередной пустышкой, не способной вызвать никаких чувств, помимо отвращения; она – по мнению Лауры – не могла никоим образом заменить любимую Эдуардом жену. Хотя врата в мир искусства закрылись пред Лаурой, ибо Эдуард более не нуждался в её услугах, как модели.

Но однажды Лаура вернулась с тяжёлой работы, спасающей её и мужа от голодной смерти. Женщина увидела, как Эдуард корпел над статуей, вставляя время от времени комментарии, веселящие натурщицу. Лаура, разгорячённая, бросив пакеты с продуктами на пол в прихожей, ринулась навстречу с изменником:

- Не помешала вам, голубки?

Обманутая жена пронзала скульптора своим ястребиным взором хищника.

- Что молчишь? Думал, я буду вечно терпеть твоих шлюх? – спокойно, но жёстко и уверенно пролонгировала пламенную тираду Лаура.

Эдуард молчал. Он не ждал таких заявлений от кроткой жены. Ирен стояла в растерянности. В её голове промелькнула призрачная сцена прошлого, когда Эдуард вошёл в мастерскую Полин. Но сейчас всё было совсем по-другому, потому что Ирен испытывала совершенно иные чувства к теперешнему художнику, в отличие от первого.

- Вы так смеётесь; вам так хорошо вместе. Как вижу, с этой русалкой у тебя море удовольствий. Я права? Что ты молчишь, придурок? Это на тебя я потратила жизнь?! Скульптор, художник, творческая личность. Все вы такие! В вас нет ни капли чести, ни капли достоинства. Именно поэтому вы можете «творить». Вы уходите во тьму. Вы все попадёте в ад! – крикнула она в неведомом порыве и, присев в широкое кресло и развалившись в нём, продолжила более тихо, - Да, есть те, кто мнит себя творческим человеком, ничего из себя не представляя. Их я ненавижу больше вас! Они вдвойне мерзки, чем вы. Такой была твоя любовь – Полин! Она была обычной рисовальщицей, ничего из себя не представлявшей, а ты за ней гнался, постоянно рассказывал мне о ней, - женщина, запыхавшись, сделала небольшую паузу, позволившую ей собраться с мыслями, - Я думала, мы будем счастливы. Я думала, ты остепенишься. – сквозь слова проскальзывали слёзы, - Единственное хорошее в тебе – это твои работы. Но ты ничем не отличаешься от машины, что штампует детали на заводе. Только не можешь работать по графику и постоянно даёшь сбой. На этот раз я не прощу тебя, Эдуард. Чаша терпения переполнена, и теперь ты сам будешь выныривать из последствий цунами.

Лаура с красным, опухшим от плача лицом, вскочила с кресла резким движением.

- Таких тупых мужланов, как ты, миллион, но я выбрала тебя только из-за твоего творчества. В сущности, ты также врёшь и издеваешься надо мной, как и те свиньи над своими жёнами. Разница лишь в том, что ты находишь более изощрённые пути в силу своей извращённой фантазии. Я не буду больше терпеть твоё лицо, твои слова и твои поступки. Я ухожу. Делай, что хочешь. Ах, да. Тогда ничего не изменится. Но это к лучшему. Надеюсь, мы никогда не увидимся.

Лаура быстро собрала немногочисленные вещи и закрыла за собой дверь, посмотрев под конец в глаза Эдуарда холодным, словно якутская зима, взглядом.

Признание

Неделю назад была окончена работа длинною в десять лет. Множество представителей культурной сферы общественной жизни, предвкушая нечто особенное, собралось на премьере нашумевшей скульптуры, успевшей прославиться до её грандиозного завершения.

Эдуард относился к толпе великосветских зевак весьма скептично: для них это лишь очередное развлечение, секундная вспышка, вынужденная быть забытой в кратчайший срок.

- Ида, вы видели валарзены⁴⁴, представленные на недавней выставке в Королевском музее? Они показались многим такими удивительными, – донеслось откуда-то справа от Эдуарда.

- О, Панкрас, это же смешно! Конечно, видела! Газеты пестрели описаниями этих валенок! А в итоге оказалось, что ничего необычного нет! Ха-ха, как всегда! И всегда мы попадаемся на уловки журналистов!

Женщина в строгом чёрном платье с аккуратно уложенными рыже-каштановыми волосами делала глотки из изящного бокала с рубиновой жидкостью в перерывах между смехом и резкими восклицаниями.

- Ха-ха, вот и сейчас! Не думаю, что в «Венере», от которой рвутся заголовки, есть что-то интересное. Скорее всего, обычная статуйка обнажённой мадам!

Эдуард, ухмыляясь, прошёл мимо.

Слева стояла пара пожилых дам в пёстрых шалях и модных платьях, не идущим им в силу возраста.

- Дорогая Квирина, как вы считаете, что лучше использовать для «Снюведа⁴⁵»: пьёгурт⁴⁶ или зюрем⁴⁷? – вопрошала старушка с завитыми седыми волосами и маленькими круглыми очками, - Помните, Наталья из России рассказывала нам рецепт? Может, помните? Моя-то память уже совсем не так стала, - поспешила тут же уточнить она.

- Дорогая Эдит, как же это было давно! – замахала веером высокая и статная собеседница, - Вы ещё вспомните, когда мы с вами были на премьере «Нетерпимости»!

Эдуард не обратил внимания на двух вычурно одетых бабушек. Он лишь взял закуску с со вкусом сервированного стола.

Далеко позади, у самого входа, толпилась небольшая кучка молодых мужчин и женщин.

- Леонард, вы слышали? Скончалась Полин ван дер Берг, - еле слышно проговорила излишне полная для своих лет девушка.

Виновник торжества постарался уловить краем уха обрывки разговора.

- Николетта, что вы выдумываете?! – свирепо возразил элегантный мужчина. Одетый по старой моде.

- Как вы смеете! Я ничего не выдумываю! – возмутилась в ответ барышня и далее продолжила тихим голосом, - Вы не представляете! Оказывается, Полин умерла семь лет назад от пневмонии.

- Что это вы тут шепчетесь? – подошёл к отрешённой парочке знатный господин с бурыми бакенбардами и густыми, фигурно постриженными усами, - Никак, любовные дела обсуждаете.

Господин незатейливо подмигнул.

- Ох, что это вы болтаете, старый развратник! – обмахиваясь состоящим из фиолетовых перьев веером и неуклюже перебирая ножками в туфлях на высоком каблуке, подбежала к образовавшейся компании дама средних лет.

- Мистер Якобс, мы обсуждаем абсолютно невесёлую тему! – с резкостью в голосе и мольбой в глазах сказала Николетта.

- Что же волнует сердце юной красавицы? – мило улыбаясь, наклонился к полной голландке господин с бакенбардами.

- Мы с господином Петерсом обсуждали прискорбнейшее событие. Скончалась прекрасная художница – Полин ван дер Берг.

- Боже мой! – выпучила глаза неуклюжая мадам и ещё быстрее замахала фиолетовым веером, так, что из него стали вываливаться крашенные пёрышки.

- Ван дер Берг? Матушки, а когда-то я была с ней знакома! – подключилась к всеобщей беседе женщина в тёмно-синем платье и белыми короткими перчатками.

- Госпожа Госсенс утверждает, что сие событие приключилось с ван дер Берг ещё семь лет назад! – подлил масла в светский огонь местный денди по имени Леонард.

- Ах! – дама в красном, стоящая позади, неизвестно от чего потеряла сознание.

Группа переключила внимание на источник крика.

Эдуард, испив залпом предложенный ему бокал мартини и мысленно отстранившись, заторопился с целью скорейшим образом ретироваться, однако услышал, как его зовёт знакомый женский голос, и остановился, невидящим взглядом смотря в чёрную даль надвигающейся ночи.

***

- Эдуард! Эдуард!

- Ирен?

Скульптор стоял на пороге, придерживая за ручку распахнутую дверь.

- Эдуард! Куда ты? Я так долго тебя искала в этой толпе, а ты уже уходишь! – с наигранной капризностью проговорила натурщица, - Это же твой праздник! А ты сбегаешь, словно Золушка с бала!

- Совсем не мой. Эти люди собрались здесь за-ради каменной женщины, на которую я убил столько лет своей жизни. Ещё и тебя впутал. И что в итоге? Жена ушла и правильно сделала. Я сам не стал бы жить с собой, если бы оказался на её месте. Я упустил столько приятных моментов, о которых никогда не узнаю! У меня нет ни жены, ни детей, ни даже кошки. Лишь это статуя, будь она проклята! – Эдуард замолк, закрыл за собой и Ирен дверь, отчего пара оказалась на холодной и чужой улице. Мужчина посмотрел на манящую, неоновую Луну и продолжил, - И, уходя во тьму, я взял с собой тебя. Видимо, как в детстве, чтобы не было страшно одному. Как же я был глуп и упёрт! Я действительно был идиотом. Жаль осознавать это, когда ничего не в состоянии изменить.

- Эдуард, не говори так! – оборвала меланхоличную речь художника Ирен, - Ты же сам говорил, что не любил жену. И ты создал что-то наиболее важное, чем ребёнок. Ты создал произведение искусство, которое будет жить вечно. Даже самые плодовитые рода угасают, а те малочисленные отпрыски, что живут и по сей день, только и могут, что гордиться заслугами предков, не стоя при этом сами по себе и реснички дедов и прадедов, вершивших историю.

- Что мне до истории, если в лично в моей жизни нет счастья?! – злобно перебил Эдуард, - Ирен, ты никогда не понимала, что я тебе говорю.

- Однако ты не выгонял меня, - незаметно улыбнулась женщина в бордовом платье.

- У меня не было выбора: нужно было закончить работу. Я не раз жалел, что оставил тебя.

- Знаешь, - Ирен словно не слышала его ответа, - Ты говоришь, что все эти годы прошли зря. Но даже если так, есть ли смысл это обсуждать? Ведь ты сам сказал, что ничего не изменишь. Тогда лучше начни жизнь с этого момента, пока есть время.

- Не могу.

- Почему?

- Не умею.

- Дурак, - весело отозвалась Ирен.

- Я знаю.

- Не начинай.

Между старыми знакомыми вновь повисла пауза.

- Я не просто так тебя искала, - наконец нарушила тишину бывшая натурщица, - Я хотела сказать то, что должна была сказать давно…

- И что же? – нетерпеливо спросил Эдуард.

Ирен чуть помолчала, а затем произнесла:

- Я люблю тебя.

Она быстро поцеловала его, а затем убежала обратно в здание, как делают юные неопытные барышни, чего никак нельзя было ожидать от такой женщины, как Ирен.

Эдуард усмехнулся и зашёл следом. Он знал, что испытываемые Ирен чувства – не что иное, как ампор⁴⁸.

***

- Дамы и господа, спешу представить вашему вниманию скульптуру «Венера» работы достопочтенного Эдуарда Кейнера!

Присутствующие в зале мигом обернулись и застыли, рассматривая детали величественного изваяния рук истинного мастера. Результат скрупулёзной работы Эдуарда пришёлся по душе сильным мира сего.

- А вот и сам господин Кейнер! – указал ведущий на входящего в залу художника, более походящего на нежданно заглянувшего в надежде на ночлег нищего.

Богатые и знаменитые мужчины и женщины зашептались, пристально и с некоторым укором, а иные – восхищением, глядя на автора, приведшего в изумление даже самых ярых скептиков.

Спустя мгновение толпа сконцентрировалась вокруг скульптора, донимая его наивными вопросами и льстивыми похвалами.

Эдуард стремился узнать среди множества неизвестных ему лиц Ирен, но попытки остались тщетными.

Под конец, когда удовлетворённые зрители разошлись, Эдуард почувствовал недомогание. С каждой секундой боль усиливалась, и новоиспечённая звезда была вынуждена променять аллею славы на жёсткую кровать в маленьком доме на улице Grianestraat.

Ars long a, vita brevis est

Проснувшись, Эдуард встретил взволнованный взгляд Ирен.

- Он проснулся. Он проснулся! – закричала она тут же радостно.

- Ирен?

- Смотрите-смотрите, он не спит! Он очнулся!

Немолодая женщина радовалась, словно дитя.

- Ирен, что происходит? – с видимым спокойствием промямлил Эдуард.

- О, Эдуард, я так рада. Последние два месяца ты был в коме. Врачи говорили, что ты не проснёшься… Но ты проснулся! Я потеряла всякую надежду, но ты разрушил мои страхи и сомнения.

Ирен, странно улыбаясь, крепко обняла и расцеловала ничего не осознававшего Эдуарда. Мужчина не мог поверить в услышанное, но более всего его тревожил ответ на иной вопрос. Почему он слышит, но не видит Ирен?

Женщина лепетала ласковые речи в адрес любимого. Эдуард будто стал жертвой Горгоны.

На радостные возгласы Ирен примчался врач – Йоннес Баккер.

- Ирен, это вы кричали? – холодно спросил он.

- Да, господин Баккер, Эдуард проснулся! – воскликнула Ирен с наркотическим блеском в глазах – характерным эффектом, оказываемым каплями бешеной вишни.

- Действительно…

Врач устремил задумчивый взор в сторону пациента.

- Что ж, с пробуждением, господин Кейнер. Скажу вам по правде, никто из моих коллег и, в том числе, я не были уверены в вашем выздоровлении. Однако вы превзошли все наши ожидания и опасения…

- Кто-нибудь объяснит, что происходит?! Где я? Почему я ничего не вижу?! – раздражённо прервал врача Эдуард.

- Я понимаю ваше недовольство, господин Кейнер. Дело в том, что на вечере открытия вашей персональной выставки в Городском музее один из ваших недоброжелателей, вероятно, с целью убрать вас с пути подлил в ваш бокал метанол, однако мы успели вас спасти (не без помощи вашей дорогой подруги). Но, к сожалению, мы не сможем вернуть вам зрение.

В добавок ко всему, Эдуард мгновенно онемел. Он вспоминал подробности рокового вечера в надежде выловить из океана памяти лицо злостного преступника.

- Ирен, благодарю тебя, - еле проговорил Эдуард и после, истощив запас вернувшихся к нему сил, бывший скульптор уснул.

Когда Эдуард очнулся, Ирен не было рядом, как и не было рядом её тепла и нежности.

***

Минуло две недели, как Эдуард вернулся домой. Поначалу Ирен каждый день наведывалась к художнику, дабы оказывать необходимую помощь собрату по духу. В конце концов, она стала приезжать к нему раз неделю, далее – раз в месяц, оставляя Эдуарда всё чаще наедине с собственными мыслями. Он жил воспоминаниями, и ничто не могло вывести его из этого состояния.

Натурщица осуществила свою давнюю мечту: она открыла своё дело, заключающиеся в продаже наивкуснейших в стране булочек с маком. Помимо этого, на досуге Ирен занималась фотографированием видов природы и города, которые расходились на рынке любителей искусства не хуже вышеупомянутых булочек.

Близилась красочная осень⁴⁹, которая, как известно, влечёт за собой контрастную в сущности зиму⁵⁰, и господин Кейнер понимал это не хуже остальных, глядя поблёкшими зрачками на противоположные и бесконечно далёкие «счастливые» времена из окна дома на улице Grianestraat.

26.08.2019 г.

Современные феи

Глава I.

Надя проснулась рано утром. Её длинные волосы мягко рассыпались по подушке. Девушка приоткрыла сонно приоткрыла глаза. На часах 6:00. Это был обычный день из её жизни, и Надя заранее знала об этом. Она помылась, позавтракала, оделась – всё, как всегда.

На улице было ветрено. Надя оделась подобающе, пошла в школу, так как ей ещё семнадцать лет. Несмотряна это, она так и не определилась с профессией.

Мы немного отвлеклись от темы. Так вот. Надя шла по улице, на которой почти никого не было. К счастью, автобус приехал быстро, не так, как всегда. Напротив Нади в автобусе сидела девушка лет двадцати в бордовой мини-юбке, коричневой куртке-косухе и футболке с ярким принтом. Было видно, что эту даму не заботила погода. Ей был важен только внешний вид. Её макияж был сделан по моде: матовая губная помада, пудра с тональным кремом, чёрная тушь; тёмная краска на бровях, с которой многие молодые русские девушки выглядят так, будто у них кавказские корни. Ничего не имею против этого, но им это явно не идёт, и выглядят они жутковато. Надя придерживалась того же мнения.

В общем, девушка показалась главной героини легкомысленной любительницей клубов, которая не прочь выпить спиртного и пообниматься с парнями. Конечно, такой образ жизни заслуживает большого уважения… Но Надя не была готова ступить на эту кривую дорожку.

А тем временем автобус подъехал к нужной остановке. Девушка вышла, заплатив перед этим, а неизвестная так и осталась сидеть на своём месте. В школе Надю ждали одноклассники, хотя скорее ждала учительница, ведь Надя опоздала на урок. Ни оправдания, ни логичные доводы, ни даже признание своей вины не могла сдержать гнев Марии Петровны. О хорошем настроении речи уже идти не могло. Все уроки прошли быстро и незаметно. Может, потому что их было всего лишь пять?

Этот день можно было бы назвать обычным, как и казалось в самом начале, если бы после последнего урока к Наде не подошла её одноклассница Света.

- Надь, ты свободна в пятницу вечером? – спросила Света.

- Да, а что?

- Просто хотела пригласить тебя на вечеринку. В восемь часов вечера жду тебя у себя дома.

- Но я даже не знаю, где ты живёшь.

- Улица Фелизэ Реньяр, 45. Квартира пятая на первом этаже. Так ты придёшь?

- Думаю, да.

Надя сразу же пожалела о своём ответе. Она знала, что всё это неспроста, так как её ни разу не приглашали на вечеринки, даже не говорили с ней. Весь оставшийся день Надя делала домашнее задание, а перед сном почитала книгу. Ночью она долго не могла уснуть из-за предложения Светы, но вставать во вторник утром ей было не тяжело. Остальные дни прошли также быстро, как и понедельник, за исключением того, что за всю неделю к ней так больше никто и не подошёл.

Глава II.

Шесть утра. Будильник прозвонит только через сорок минут, но будет уже бесполезен, потому что Надя не спит. Она проснулась раньше, сама не зная почему. Она с усилием поднялась с кровати и собралась в школу. День начался также, как и всякий другой, вот только сегодня Надя встала рано и не знала, чем себя занять.

К её удивлению, когда она пришла в школу, там было много учеников, но ни одного знакомого.

Просидев на первом этаже полчаса и послушав музыку, издававшуюся из наушников, Надя пошла к кабинету литературы. Одноклассников всё не было. Прозвенел звонок на урок; Надя зашла в класс. И тут же за ней вбежала толпа запыхавшихся школьников.

- Здравствуйте. Садитесь. – сказала классная дама своим ученикам.

Все послушно сели.

- Итак, что мы обсуждали на прошлом уроке? – продолжала она.

Класс молчал. Надя знала, но не решалась произнести ответ на весь класс.

- Мы обсуждали произведение Тургенева «Отцы и дети», - ответила учительница на свой же вопрос, - Кто прочитал произведение полностью?

Надя робко приподняла руку. Кто-то из класса поднял руку вслед за ней.

- Хорошо. Тогда ответьте: Почему Анна Одинцова отстранялась от Базарова?

- Потому что она дура! – закричал Тима, известный в школе хулиган и шутник.

Весь класс засмеялся, кроме нескольких человек.

- Тихо! Орлов, обоснуйте свою точку зрения! – закричала Елена Степановна.

- Евгеша такой мужик, а Анька от него отказывается, потому что она дура. – сказал с умным видом Тима, стараясь обосновать сказанное им до этого.

- Во-первых, он не Евгеша, а Евгений. Во-вторых, Анна, а не Анька. Вы не Тургенев, чтобы коверкать имена литературных героев! А, в-третьих, то, что Базаров «ТАКОЙ» мужик, как вы выразились, – это не доказательство! – тут негодованию Елены Степановны уже не было предела. – Выходите, Орлов, из класса и получайте коридорное образование!

Тима с ухмылкой на лице вышел из класса. Остальные ученики резко притихли. До конца урока все послушно сидели и молчали, вникая в слова учительницы, боясь, что их ждёт участь Тимы, если они попробуют хоть как-то пошутить или сделать какое-либо лишнее движение.

Остальные уроки прошли без происшествий, как и весь день. Близилась вечеринка. Надя чувствовала небольшое волнение, но вместе с тем сладостное предвкушение чего-то важного и нового в её жизни. Она нарядилась в лучшее (и единственное) своё платье; накрасилась ярче, чем обычно; надела туфли на каблуке (по правде, не высоком, но от этого её ножки казались не менее прелестными) и сделала шикарную прическу, несоответствующую тогдашней моде, но что поделать, если личный вкусы и модные тенденции расходятся? Надя выглядела ослепительного. «Жаль, что они замечают только шлюх» - сказала про себя Надя, под «они» подразумевая приглашённых парней. Несколько циничное заявление, вы не находите? Зато правдивое.

Полностью собравшись, Надя выскочила на улицу и скорее побежала в назначенное место. Будучи с детства пунктуальной, она пришла вовремя. Поднявшись по ступенькам до пятой квартиры и позвонила в дверь.

- Кто это? – послышался голос Светы из-под приоткрытой двери.

- …Надя.

- А! Входи!

Дверь отворилась. Перед Надей предстало следующее зрелище. Тима на пару с Вовой глушили пиво за столом; Ксюша врубила одну из новинок русского репа и с чувством отплясывала какой-то, очевидно, новый танец, ещё не успевший получить своё название; Марина сидела за столом вместе с Тимой и Вовой и с кем-то переписывалась по телефону; парочка – Лена и Гоша – со страстью целовались, при этом Гоша сидел на стуле, а Лена на Гоше. А Миша и Лёня сидели напротив Марины и от чего-то смеялись.

Надя робко вошла и присела на первое попавшееся свободное место. Света последовала за ней.

- Что будешь пить? – спросила Света, обращаясь к Наде.

- А что есть?

- Есть пиво, но ты, если хочешь, можешь попить сок.

- Я буду сок.

- У нас только персиковый.

- Хорошо.

Света аккуратно налила сок в пластиковый стаканчик.

- Держи.

- Спасибо.

Надя начала пить из стаканчика, попутно оглядывая комнату. Что заставило этих детей так быстро повзрослеть? На этот вопрос Надя не могла найти ответа. Хотя какое ей дело? Может, они всего лишь жертвы обстоятельств? А, может, жертвы моды?

- Будешь чипсы?

- Спасибо, я не ем.

Наверное, это неважно, ведь они, кажется, довольны своей жизнью, в отличие от Нади, которая продолжала смотреть на своих знакомых с неподдельным интересом и, вместе с тем, непониманием.

- Почему ты молчишь?

«Они ведь такого же возраста, как и я. Почему мы такие разные? Все люди разные. Но что могло повлиять на их выбор?». В маленькой головке Нади продолжался круговорот мыслей. Стоит ли об этом думать? Стоят ли эти люди того, чтобы о них думали?

- А? Что? Да так. Мы плохо знакомы, я не знаю, о чём говорить. – сказала такая непохожая на всех гостья с улыбкой на миловидном лице, делавшей её ещё более очаровательной.

- Чувствуй себя, как дома! Мы знакомы с первого класса. Не пора ли нам узнать друг друга получше? – ответила ей Света. Видимо, она единственная из всех присутствующих проявляла к Наде интерес. С чего бы это?

- Слушай, скажи честно, почему ты меня пригласила?

Света опешила.

- Ты никогда даже со мной не здоровалась, а тут пригласила к себе домой. – Надя, поняв всё по выражению лица собеседницы, поспешила оправдаться. – Я не хочу сказать ничего плохого. Просто меня это удивляет.

Надя снова мило улыбнулась.

- Эм. Знаешь, мне всегда хотелось узнать тебя поближе. Ты такая необычная. Вот я и пригласила тебя. В школе по душам особо не поговоришь.

- Ясно.

Наступило неловкое молчание.

- У тебя есть парень? – неожиданно сотряс тишину голос Светы.

- Нет. А у тебя?

- Есть.

- И какой он?

- О-о-о, он такой красивый. Витя немного глуп и дерзок, зато влюблён в меня по уши.

- А ты любишь его?

- Конечно!.. Да… Не знаю… - Света замялась. – Вообще, любовь – это не главное!

Надя не стала вступать в спор с человеком, который, возможно, сможет быть её другом. Эта стройная блондинка почему-то внушала ей доверие.

- А почему у тебя нет парня? – спросила Света.

- Я не хочу отношений.

- Почему? Это же прекрасно, когда тебя любят.

- Я этого не хочу.

В глубине души Надя понимала, что ей не хватает именно любви.

- Будешь ещё сок?

- Да.

- Надь, а у тебя есть какие-нибудь увлечения? – спросила, глядя из-за спины, хозяйка, наливающая в пустой стаканчик свежий сок.

- Да. – ответила в свою очередь гостья, аккуратно взяв предоставленный ей напиток. – Я люблю рисовать.

- Круто! А что рисуешь?

- Натюрморты, в основном. Люблю цветы и люблю их рисовать.

- Здорово!

- А у тебя есть хобби?

- А-ха-ха, ну, если считать походы по клубам хобби, то да!

Беседа немного оживилась, как только девочки начали говорить о том, что их действительно увлекало. Они обсуждали фильмы, музыку, игры, и во всём их мнения не совпадали.

- Тебе может показаться, что я какая-нибудь шалава, но это не так. – серьёзно начала Света, что было на неё не похоже. – Если честно, я очень люблю читать романы. Да, по мне не видно, но это правда. Я люблю читать про любовь. В нашей жизни её так мало, а в книгах – хоть отбавляй! – и девушка тихонько шепнула Наде на ухо, - И… я ещё ни с кем не была… Ты понимаешь, о чём я.

Надя было поражена такой откровенностью.

Тем временем, остальные гости продолжали заниматься своими делами. Тима и Вова потихоньку пили. Они не стремились осушить всё за один присест, нет. Они смаковали, можно сказать, дегустировали.

- «Балтика» лучше. – сказал Тима.

- Мне больше нравится «Гараж» - ответил Вова.

Ксюша выбилась из сил и включила телевизор. Шло какое-то шоу о тесте ДНК. На синем мониторе отражалось уставшее лицо рыжей девочки. Оно могло бы показаться красивым, если бы не припухлость (очевидно, так сказался образ жизни молодой девушки).

Гоша с Леной уже не целовались. Парочка что-то обсуждала. Эти голубки так сладко ворковали, что никто не смел их тревожить.

Марина была далека от всех и всего: девочка крепко спала на бежевом диване.

А Миша и Лёня – два весельчака – что-то обсуждали и периодически смеялись. Со стороны могло показаться, что между ними присутствуют те же чувства, что и между Гошей и Леной, но это было только виденье. На самом деле они были всего лишь хорошими друзьями.

Весь вечер прошёл без происшествий. Надя засобиралась домой, потому что на часах уже стояло десять часов вечера, и родители наверняка волновались за свою дочь.

- Спасибо, что пригласила. – сказала Надя на прощание.

- Тебе спасибо, Надь. – ответила Света и закрыла за гостьей дверь. Больше никто не собирался уходить. Может, дальше их ждало что-то интересное?

Наде было всё равно. У неё было хорошее настроение. «А это не так уж и плохо. Что-то в этом есть.» Девушка шла по дороге. Она не торопилась домой, несмотря на поздний час. На улице было свежо, и такая погода соответствовала внутреннему состоянию Нади. «Хорошо, что завтра суббота, и мне не надо идти в школу.» Ветер перебирал её шелковистые волосы. Мимо проносились, сверкая своими фарами, машины. «Почему Света была так откровенна? Ведь мы друг друга совсем не знаем.» Надя, увлечённая всем происходящем на «вечеринке», даже не заметила, что рядом не было взрослых. Но где они могли быть в такой поздний час? С другой стороны, сегодня же пятница. Они наверняка ушли в театр или ресторан, а, может, и в кино на вечерний сеанс. «В слегка аморальной атмосфере есть что-то завораживающее. Почему мне там понравилось? Хотя почему она аморальная? Может, просто весёлая? Меня воспитывали по-другому…»

Глава III.

Диссонанс, стоящий в голове у девушки, не давал ей сосредоточиться на происходящем во круг. Даже на следующий день её размышления не утихли. Они также продолжали буйствовать у неё в голове, периодически разгораясь с новой силой. Благо, у неё было время подумать. Но стоит ли вообще размышлять на тему воспитания? При большом желании можно перевоспитать себя, начать жизнь заново, но для этого нужно обладать определённым характером и мировоззрением, которые поспособствовали бы внутренней революции. Смена видения на мир происходила в Наде. Она, хоть и ненадолго, оказалась в совершенно непривычной для неё среде, что произвело на неё неизгладимое впечатление.

- Ужин готов!

«Уже ужин? Было же утро? А я так ничего и не сделала».

Следующий день школьницы прошёл за выполнением домашнего задания. Больше к тем мыслям она не возвращалась, удовлетворившись тем, что она просто другая. Только насколько это хорошо или плохо? Наверное, это так и есть, это факт, который следует принять. Но людей на планете так много, что можно ли употреблять такое слово, как «другой», в данном контексте? Вряд ли, ведь это нелогично. Мы все «другие», все разные и непохожие друг на друга. Стоит ли делить людей на типы? Типов получится бесконечно много? Хотя бывает, что встречаешь абсолютно незнакомых друг с другом людей, которые похожи, будто знают друг друга давно, как это бывает у друзей, общающихся уже немало лет: они начинают похоже мыслить и говорить, одеваться и причёсываться даже движения их становятся схожими, повороты головы, рук. Людей больше семи миллиардов. Может ли быть столько же типов? А если бы и могло быть, то как бы эти семь миллиардов друг с другом контактировали, было ли у них что-то общее?

Но это всё мысли, мысли, мысли. Всего лишь мысли, которые не приводят никуда. Это тупик. И больше ничего. Никто не сможет ответить на эти вопросы. Нужно ли задавать эти вопросы? Лучше заняться делом. Заняться делом. Прямо сейчас. Да, сейчас. Немедленно.

«Ой, уже час ночи. Начну завтра, а сейчас пора спать».

И так всегда…

Глава IV.

Наступил новый день. Лучи солнца мягко ложатся на противоположную от окна стену, нежно стекая по ней и заканчивая свой путь на закрытых глазах спящей Нади. Через минуту прозвенит будильник, и девушка побежит сломя голову получать образование. Ещё минута счастья. Без мыслей, переживаний, решений. Так прекрасен этот миг!

- Дзыыыыыыыыыыыыыынь!!!!!!!

И тут счастье кончилось…

Глава V.

- Почему Раскольников решился на убийство? – чётко и громко спросила Елена Степановна у всего класса.

В ответ посыпались догадки учеников:

- Он ненавидел бабушек!

- Он хотел проверить свою «теорию» на практике?

- Он был жесток, как Гитлер!

- Ему было скучно в Петербурге…

- Стоп! Какие же вы дураки! – прокричала учительница, - Я услышала только один верный ответ. Из всего класса только один!

- Я знал! Раскольников – русский Гитлер! – громко сказал Тима, заставив весь класс стыдиться своего одноклассника, не отличавшегося высоким интеллектом.

- Молчать, Орлов! – вскричала вне себя учительница.

Ничем не примечательная история в этом классе. Всё, как всегда. И всем уже успело это надоесть, в том числе и Наде.

Наде всегда было горько оттого, что она знает правильный ответ, но из-за своей нерешительности не в состоянии произнести его вслух. И так ей приходится сидеть и молча смотреть в никуда. Правда, сейчас она смирилась с этой чертой своего характера и просто уходит в грёзы, не слушая происходящего. Надя забылась и на последнем уроке, физике, как вдруг:

- Сергеева! Хватит спать на уроках!

- Я не сплю, - послышался тихий голос Нади.

- Тогда ответьте на поставленный вопрос! – продолжала кричать учительница.

-… Я не знаю вопроса, - честно призналась Надя.

- Повторите вопрос!

- Как рассчитать длину волны? – сказала худенькая девочка, сидящая на первой парте и повернувшаяся лицом к Наде.

- Нужно… нужно… - проговаривала Надя, ища глазами поддержки в лицах одноклассников. Увы, безуспешно.

- Сначала надо взять линейку! – прокричал Лёня, известный в классе как дурачок и задира.

- Молчать!!!

Как и у большинства учителей, у Екатерины Дмитриевны не хватало сил и терпения на то, чтобы выносить выкрики и глупые выходки учеников. К тому же сказывалась профессиональная деформация, уже явно проявлявшаяся у только что окончившей университет учительницы. Ей было 23 года. Екатерина Дмитриевна была высокой блондинкой с голубыми, слегка поблёкшими глазами, имеющими строгий, немного с высока, взгляд. Волосы её всегда были собраны в пучок на затылке, что вызывало ассоциацию с девушками начала XX века. Стиль её одежды можно было охарактеризовать, как деловой, настолько деловой, что сложно было представить её в более легкомысленном наряде, например, в коротком платье или пижаме. Ещё достаточно молодая женщина, далеко не глупая, хорошо воспитанная, но одинокая и обладающая традиционными взглядами на свою личную жизнь и жизнь других людей, была психологически не гибкой, что только усугубляло её взаимоотношения с учениками. Она выросла в семье, которая, несмотря на жизнь ещё во времена СССР, сохранила любовь к богу и беспрекословно соблюдала все православные обряды, в отличие от большей части населения СССР, а в последствии – Российской Федерации. У Екатерины Дмитриевны, или Катюши, как называли её родители и немногочисленные друзья, была единственная сестра – Саша. Саша была младше сестры на восемь лет, однако девушки всегда легко находили общий язык. Сейчас Саше было восемнадцать лет, и она продолжала, как и в детстве, брать пример с Катюши, и поэтому сейчас готовилась поступать на учителя физики и математики. Саша, в отличие от сестры, была не так успешна в учёбе (Екатерина Дмитриевна всегда была отличницей), однако стремление быть лучше, вызванное воспитанным в ней перфекционизмом, всегда присутствовало в ней. Каждое утро Катюша вставала в пять часов, чтобы успеть приехать на работу с окраины города. Жила она с семьёй: матерью, отцом и сестрой, и утром всячески старалась не разбудить их. Возвращалась она уставшей и замученной в восемь часов вечера. Мать, поддерживавшая дочь в желании стать учителем, сейчас, наблюдая за Катюшей, понимала, что не такой судьбы она хотела для дочери, поэтому она старалась повлиять на младшую из сестёр, но Саша, обладая природным упрямством и целеустремлённостью, которые усугублялись юношеским максимализмом, пропускала слова матери мимо ушей. Матери было тяжело смотреть на то, как живут её дочери, хотя это не мешало ей гордиться, как Катюшей, так и Сашей в равной степени.

И на работе, и дома Екатерина Дмитриевна вела себя очень сдержанно и официально, не позволяя себе ничего за пределами допустимого. Кроме того, если кто-либо из учеников или других учителей вёл себя по её мнению недостойно, она сразу делала замечания, либо шла к директору. Екатерина всегда такой: и во время учёбы, и во время работы – всегда она была строга ко всем и, прежде всего, к самой себе, с раннего возраста приучая себя к усердному труду и развивая ненависть к излишкам и не подчинению чётко поставленной задаче.

Неудивительно, что у Катюши никогда не было отношений с мужчинами. Она сторонилась их, как огня. Да и мужчин не особо привлекала внешность Екатерины, а ведь мы знаем, что все судят по обложке, ведь нельзя заранее сказать, какой у человека внутренний мир, даже если он прекрасен, как распустившийся в один из июньских дней пышный цветок пиона.

Шесть часов вечера. Надя уже сидит у себя дома, с чистой совестью лежа на кровати в полной расслабленности, ведь она готова к завтрашнему не менее лёгкому рабочему дню. Она изящно потягивается, а после облизывает палец и перелистывает страницы очередного фантастического романа. Беззаботное времяпрепровождение вполне приятно, когда нет горы дел.

Тем временем Елена Степановна, учительница русского и литературы; строгая, но справедливая; красивая тридцатидвухлетняя женщина, собирает вещи в свою большую чёрную сумку, поправляет волосы у зеркальца и уже предвкушает тот момент, когда она ляжет и отдохнёт от ненавистной ей работы, сидя перед телевизором. Елена Степановна не обратила внимания на только что вошедшего в почти пустой кабинет Тиму, одноклассника Нади. Парень нередко оставался в школе до позднего вечера, так как дома его совсем не ждали.

- Елена Степановна, можно сдать стих? – резко спросил Тима. На днях ученикам 11 «В» задали рассказать три стихотворения поэтов Серебряного века, и Тима, воспользовавшись этой возможностью, решил взять себя в руки и сделать хоть что-то ради получения положительной оценки.

- Сейчас? Может, лучше завтра? – ответила учительница, мысленно погрузившаяся в уютную атмосферу пятничного вечера.

- Ну… я быстро. Можно? – настаивал школьник.

- Эх, ладно.

Тима протараторил стихотворение Александра Блока «Незнакомка». Учительница остановила его на последнем четверостишии.

- Всё, достаточно. Я поставлю тебе пятёрку.

- Спасибо.

Елена Степановна продолжила собираться домой. Теперь она надела свой красный берет, а затем накинула коричневое пальто. Взяла сумку и направилась к выходу. Ученик стоял и заворожённо наблюдал за действиями учительницы.

- А ты почему не идёшь? – наконец спросила Елена Степановна, почувствовавшая пристально следивший за ней взгляд.

- Я?! – очнулся Тима, - Я… Да так, вас жду…

- Зачем? – удивилась учительница.

- Ну… а вы где живёте?

- …На площади Каролины Лэм. – ответила ещё более удивлённая Елена Степановна.

- О! А я живу на улице Байрона. Это недалеко. – Тима застыл и не знал, что ему сказать. – Можно поехать с вами?

- …Да. На трамвае.

- Хорошо. – наконец оживился школьник.

Через несколько минут они уже ехали вместе в трамвае. Тима заплатил за свою учительницу, чему последняя была крайне обескуражена, однако нельзя сказать, что ей это было неприятно. Они ехали молча на протяжении получаса. Никто не смел проронить ни слова. Тима лишь иногда поглядывал на преподавательницу, которая, в свою очередь, смотрела в окно на проносящиеся огни фонарей, дома и машины. Несмотря на присутствие ученика, она чувствовала себя вполне комфортно, чего нельзя было сказать о Тиме. Его очень волновала сидящая рядом учительница. Но незаметно настало время Елене Степановне выходить из трамвая. Тима лишь проводил её взглядом. Через пару остановок вышел и он. Ему долго пришлось идти до дома. Тима соврал учительнице о своём месте жительства, чтобы поехать вместе с ней. Школьник пришёл, поднялся на свой четвёртый этаж, разделся и сразу же лёг спать. Перед сном он думал о той прекрасной женщине, вместе с которой ещё недавно ехал. Она представлялась ему статуей греческой богини, и этот образ не выходил у Тимы из головы ещё очень долго. Он смог уснуть лишь в первом часу ночи.

Надя закрыла книгу, аккуратно отложила её на край прикроватной тумбочки, потянулась, погасила свет и улеглась на левые бок. Всё в этом мире притихло. Только чудные феи со своими кавалерами кружат за окном, распивая эликсир, дающий им силы и желание жить и радоваться. Все они неустанно поют и танцуют. В общем, время они проводят весело на свои балах и пирах. Жаль, что именно когда все попрятались по домам и спят, укрывшись одеялом и сложив руки под щёку, смотря десятый сон. Эти радостные моменты в жизни одних и угнетающие в жизни других не давали Наде расслабиться. Она смогла уснуть лишь в первом часу ночи.

Глава VI.

Сегодня Надя, зайдя утром в ванну, повернула голову вправо, в сторону зеркала, и впервые за несколько лет решила подойти к нему ближе, рассматривая своё лицо. Она смотрела на свои губы, глаза, щёки, нос… Всё в этом лице казалось ей таким незнакомым. Было заметно, что она повзрослела. И впервые она решила прихорошиться. Её волосы уже превратились в сосульки. Так долго она их не мыла. Надя помыла голову, посушила волосы, причесалась. После этого она ещё раз заглянула в зеркало. Новый вид был таким необычным и таким приятным.

Через час Надя уже была в школе. Снова и снова одно и то же. Может, поэтому некоторые люди любят проводить время весело и беззаботно, образовывая группы в какой-то степени маргинальные? Несомненно, они делают это, чтобы забыть о рутине. Так можно жить и дни, и недели, и месяцы, и даже годы. Рутина, да и сама работа, забудется. Вследствие этого происходит подзигация⁵¹. Наверное, как и, в общем, во всё, не нужно увлекаться.

К Наде подсела очаровательная Света.

- Можно к тебе? – спросила «гостья», уже севшая на пустое место, не дождавшись ответа «хозяйки».

- Да. – ответила ошарашенная Надя, хоть её ответ уже ничего и не значил.

- Спасибо.

Девушки молчали, боясь начать разговор. Прозвенел звонок, и начался урок. Через двадцать минут Света всё же решила задать соседке по парте вопрос:

- Надь, - начала Света шёпотом, - у тебя было такое, что парень возвращается поздно домой и не говорит потом, где был?

- У меня не было парня, поэтому нет.

- Ой, я совсем забыла. Так вот. Ну, ты поняла. Я же с парнем в последнее живу. В его квартире. Ему двадцать три. И он стал поздно домой приходить, часа в два ночи. Я его спрашиваю, а он не отвечает. Ложится спать, и всё. Не знаю, что делать.

- И что думаешь по этому поводу? – вникла в историю Надя.

- Не знаю. Боюсь, что изменяет. – сказала с грустью в голосе Света.

- Ты его действительно любишь?

- Конечно, да. А что?

- Знаешь, я никогда не понимала, как можно так любить человека, ревновать. – призналась Надя.

- Ты просто никогда не любила. – вполне стандартно ответила голубоглазая блондинка.

- Это всего лишь моя позиция… Я не верю в любовь и отрицаю брак… Ну, неважно.

После кратковременного молчания Надя вновь заговорила:

- Эм, а ты не хочешь проверить, куда идёт твой… любимый, где он проводит время и т.д.?

- Хм, ну, хотела бы… А как? – проговорила задумчиво собеседница.

- Можно проследить за ним. – предложила энтузиастка.

- Я одна побаиваюсь. – намекнула Света.

- Тогда давай вместе.

- Тебя отпустят? – ответила на такое простое решение ревнивица, после добавив:

- Это же будет поздно, уже ночью.

- Да и ладно.

- Ну хорошо. Давай сегодня в 22:00 у меня? Обычно в это время у него заканчивается рабочий день. - обратив внимание на вопросительный взгляд Нади, она поспешила ответить на вероятный вопрос – Он работает во вторую половину дня. Говорит, что задерживается, что много работы. Я ему не верю.

- А где ты живёшь? Ты же сейчас в другой квартире живёшь…

- А, точно. На проспекте Марии Лещинской.

- Он каждый день уходит?

- Нет, но вчера он говорил, что сегодня придёт поздно.

Прозвенел звонок с урока.

- Ладно, тогда в десять вечера у меня? – спешно сказала Света, вставая со стула.

Надя кивнула.

Глава VII.

Чуть раньше назначенного часа Надя, отличающаяся пунктуальностью, подходила к дому своей новой подруги. Они попили чай, ожидая десяти вечера. Наконец, Света позвонила тому самому парню, ради которого одноклассницы собрались, чтобы удостовериться, что его рабочий день ещё не окончен. Ждать пришлось недолго, и девушки уже через десять минут собрались и поехали на работу парня, в верности которого так сомневалась его любимая.

Минуло полчаса, а, может, и меньше (ведь кто следил за временем?) девочки добрались до здания, где трудился молодой человек. Света вновь позвонила своему «милому», как она его называла. Он сказал, что скоро выйдет и поедет прямиком к своей ненаглядной. Но кто знает, правда ли это? Однако, на этот раз, как минимум, он не соврал и вскоре девушки увидели тёмную фигуру, вальяжно проходящую в двух метрах от них. Несмотря на мрак, царящий на улице, Света узнала Александра, своего возлюбленного. Но, к удивлению и негодованию Светы, он шёл совсем не в сторону их дома. Девушки, не теряя из вида подозрительного ухажёра, последовали за ним. Двадцать минут спустя и парень, и обе девушки оказались около сияющего яркими огнями фонарей и вывески бара «Абсент», находящегося на углу. Две школьницы зашли вслед за молодым мужчиной. Александр явно пришёл не просто так. Он прошёл уверенно, как частый гость, легко ориентируясь в пространстве, и подсел к юной девушке-блондинке, похожей на Свету. Он завязал с ней разговор, всегда улыбался и периодически смеялся. У Светы, сидевшей вместе с Надей за недалёким от парня столиком, накатились на глаза слёзы. Она отвернулась. Через непродолжительное время слёзы Светы переросли в тихий, но горькой плач. Девушка уже ничего не видела и не слышала, но она не видела самого главного – неоспоримого доказательства. Надя слегка толкнула соседку в плечо, но так не отреагировала. Тогда Надя сказала:

- Свет, он поцеловал её.

Света на секунду подняла голову. «Её» дорогой мужчина обнимал другую, неизвестную девушку. Зрелище это стало до того неприятно юной даме, что она вновь опустила свою маленькую светлую голову.

- Свет…, пойдём отсюда. Мне кажется, всё уже ясно. – решилась Надя шепнуть на ухо подруге спустя несколько минут.

Сквозь рыдания такая слабая и хрупкая, маленькая девочка ответила, как бы осмелев:

- Давай.

Это звучало больше как выдох, а не как чётко выверенное решение.

Надя встала, слегка придерживая подругу за плечи, и они вместе вышли из злосчастного бара. В эти моменты Света ничего не видела и не понимала: она окончательно утонула в своих слезах.

- Идём-идём. – поторапливала Надя. – Всё хорошо. Он просто идиот: не понимает, чего лишился. – добавляла она, пытаясь успокоить и заодно подбодрить беззащитную барышню.

Незаметно они сели на автобус и доехали до квартиры изменщика.

Доходит час ночи. Света сидит на диване и пьёт воду; Надя стоит рядом. «Уже поздно. Где он? Мама там совсем меня потеряла» - подумала Надя. В мыслях же у Светы была настоящая путаница. Она сидела, молча смотря в пол. Послышался поворот ключей в двери. Пара секунд, и дверь отварилась, а за ней стоял «тот самый». Он, как ни в чём не бывало, вошёл, но, увидев красное заплаканное лицо «своей» девушки и стоящую рядом незнакомку, произнёс с недоумением:

- Света, привет. Ты чё красная такая? Чё плачешь? – поинтересовался он и, повернувшись к Наде, спросил - А это кто?

- Это кто?! Это КТО?! – подскочила Света. - А кто ТА, с которой ты сегодня сосался?! А?! Чё молчишь?!

- Свет, не кричи, это подруга.

- Подруга?! «Не кричи»?! Ты издеваешься?! Какие друзья в одиннадцать вечера, с которыми ещё и целуются?! – оскорблённая девушка в порыве гнева хлестнула по щеке со всей силы своему обидчику. – Оборзел, идиот?! Ненавижу тебя, мразь!

Сев обратно на диван, Света начала говорить сама с собой:

- Дрянь, как ты мог? Как ты мог играть моими чувствами? У меня тоже есть чувства. А ты – бессердечная скотина.

Александр пребывал в ступоре, не понимая, как «его» девушка, дожидавшаяся обычно в столь поздний час дома своего «благоверного», узнала о его тайных ночных посиделках. Тем временем Света встала, умылась, подошла к молодому человеку, вызывавшему у неё сильное отвращение, и сказала уже более спокойным тоном, явно взяв себя в руки:

- Я всё поняла. Иди и развлекайся дальше хоть всю ночь. Я не хочу тебя больше видеть. Ты для меня - никто. Я надеюсь, что мы больше не встретимся. Пока, я пошла.

Девушка развернулась. Надя всё это время молча стояла в углу комнаты, опустив голову и время от времени поглядывая на происходящее в близи.

- Да ты такая же шлюха. Ещё и обижаешься, дура. Посмотри на себя. И орёшь на меня. Точно дура. – неожиданно осмелел обвиняемый.

Но прокурор резко развернулся:

- Я тебе всё сказала. Ты не стоишь моего внимания. Я ухожу. Делай, что хочешь, но без меня.

Света, полностью придя в себя, собрала вещи и отправилась из ненавистного ей теперь помещения к своей любимой маме, которая всегда поймёт и приютит.

В ответ на удивлённое лицо парня девушка лишь прошла мимо не посмотрев.

Подходя к остановке Света вновь заговорила:

- Спасибо, Надь. Я очень рада, что точно знаю, какой он на самом деле придурок. Одна я бы ни за что не решилась проверить. Да, ещё раз спасибо.

- Не за что. – ответила Надя с улыбкой.

- Ладно, пока. Я поеду.

Девушки обнялись.

- Пока. – сказала Надя на прощание вслед подруге.

Глава VIII.

Этой ночью и Надя, и Света спали спокойно в квартирах своих родителей на разных концах города. И той, и другой виделись прекрасные сны, полные нежных пастельных оттенков и приятных, милых образов. Девушки спали сладко и улыбались во сне.

Полседьмого. Надя потянувшись встала с кровати и спустя пару мгновений очутилась в ванной. Она успела привыкнуть причёсываться и красить губы. Это вошло в привычку и не вызывало таких эмоций, как раньше. Школьница оделась, поела – всё, как по плану – и сейчас не торопясь шла в иной мир, отличающийся от привычной ей зоне комфорта дома.

Шесть часов и тридцать семь минут. Света приподнимает голову, спросонья не понимая, где она находится (настолько она привыкла просыпаться каждое утро в совершенно другой квартире). Немного погодя она вспомнила события сегодняшней ночи; события, произошедшие несколько часов назад. И теперь она понимает, где оказалась. Это всего лишь квартира матери. Мама Светы живёт одна. Воспитывала дочь она тоже одна, так как отец её единственной инфанты скончался в первые годы жизни девочки вследствие злоупотребления алкоголем. После него у Екатерины, матери Светы, было немало поклонников, но замуж во второй раз она так и не вышла. Спустя семнадцать лет душевные раны зажили, и Екатерину, посвятившую жизнь карьере и воспитанию дочки, вполне устраивала её жизнь.

Света аккуратно встала с кровати. Она прошла, паря, будто в невесомости, в коридор, в конце которого виднелась знакомая кухня. Мама Светы колготилась, готовя завтрак. Прошла минута, и Света поняла, что опаздывает в школу. Она начала суетиться, но почувствовала слабость и прилегла обратно в кровать. Она уснула мгновенно. Мать, увидев, что дочь не встаёт, пошла в её комнату и начала будить соню, но та сопротивлялась. В конце концов Света всё же открыла глаза:

- Мам, можно я не пойду? Мне почему-то плохо.

- Измерь температуру.

Спустя семь минут термометр показывал 38 градусов.

- Ладно, не иди.

Света повернулась на бок и снова заснула.

Придя в школу, Надя удивилась отсутствием своей приятельницы. «Света всегда приходила в школу, даже когда болела. Странно». Надя села за то же самое место, где сидела всегда. И вновь одна. И вновь она не думает ни о чём, и при этом каким-то неведомым образом учится лучше всех в классе. И вновь день прошёл незаметно. Надя думала, что разоблачение изменника Светы послужит началом чего-то нового, но нет. Это было лишь необычное событие среди пустых и блёклых дней, которых за короткую жизнь девушки уже было предостаточно.

Надя сидела и тихо рисовала в своей тетрадке, так и не заметив, что кончился последний урок. В кабинете, кроме неё, около своего стола стояла учительница русского и литературы, потихоньку складывавшая вещи в объёмную сумку, а в метре от последней перепрыгивал из стороны в сторону Тима, тщательно мывший доску. Когда Тима вымыл её практически до блеска, Елена Степановна остановила старательного ученика в своей строгой манере:

- Всё, хватит. И так достаточно. Можешь идти.

Но Тима не собирался уходить.

- Может, вам ещё с чем-то помочь?

- Хм, пожалуй, полей цветы.

Тима беспрекословно отправился выполнять задание.

Надя смотрела на эту сцену издалека, с последней парты. Всё же она решила, что пора бы идти домой, ведь нельзя весь день торчать в школе, и принялась собирать принадлежности со стола. Через минуту ученица уже мчалась по школьному коридору. Тима и Елена Степановна остались в кабинете одни.

- Что мне ещё сделать? – спросил готовый ко всему школьник.

- Пожалуй, ничего. Ты и так хорошо потрудился. – ответила учительница улыбнувшись.

На лице Тимы отражалось искреннее удивление: никто не мог предположить, в том числе и Тимофей, что Елена Степановна может похвалить кого-то. Он попрощался с учительницей и отправился по прозрачным следам только пробежавшей Нади по коридору, потом по лестнице, а вскоре и по дороге. Он думал о милой улыбке на красивом, но замученном лице его любимой учительницы, и этот прекрасный образ не выходил у него из головы даже дома. На следующий день по расписанию стоял урок русского языка, и Тима знал, что снова увидится с Ней. Спустя сутки он, не сделав домашнего задания, пришёл на урок. Ещё в начале урока ученику пришла идея, и он с ловкостью её осуществил. Тима незаметно сфотографировал объект своей привязанности, чтобы её образ всегда был рядом с ним, но самое очаровательное мгновение, когда она улыбнулась ему, он трепетно хранил в своём молодом сердце.

…Дни Нади были такими же обыденными, как это было всегда, что, очевидно, волновало девушку. Она просыпалась утром с мыслью, что «этот день будет лучше предыдущего», и засыпала, думая «нет, завтра всё точно будет не так». В итоге она уже перестала думать о том, как ей сделать день лучше. Теперь она думала, как бы ей сделать так, чтобы день хоть чем-то выделялся, уже не говоря о том, чтобы в лучшую сторону.

Утром пятнадцатого января девушка встала, как ни в чём не бывало. Казалось бы, и этот день пройдёт также – впустую. Надя привела себя в порядок, взяла сумку и побежала в школу, на встречу трудному дню.

Зайдя в класс, школьница не застала свою парту пустой: за ней уже сидели две хохотушки, своими писклявыми голосами раздражающие половину класса.

- Ой, а помнишь того пацана?

- Рому что ли?

- Да, он такой классный. Мы теперь встречаемся.

- Он такой красивый. Тоже хочу с кем-то встречаться.

- Пойдём к Лере в субботу?

- А чё там?

- Ну, как всегда…

- А, конечно приду.

Надя постояла пару минут в полном непонимании происходящего. То, что она считала практически непоколебимым, ускользнуло от её власти. Звонок на урок вернул девушку из состояния транса, и она присела за парту в другом конце кабинета. Такое маленькое и незначительное событие смогло вызвать такую реакцию. Надя сама не могла в это поверить. «Неужели я правда такая не гибкая?» - мысленно задавалась она вопросом.

На уроках Надя отвечала уже с большим энтузиазмом, и, придя домой, чувствовала радость от минувшего дня, это почти полностью забытое ею чувство. На волне бодрости и положительных эмоций ученица принялась за выполнение домашнего задания, которое её слегка утомило. Позже она начала рисовать – впервые за несколько месяцев. По окончании работы, она была крайне довольна. Вечером она рухнула на кровать и не заметила, как уснула. Ей виделись яркие сны, красивые и, одновременно с тем, нежные, и отражали именно то, чего Наде так не хватало.

Глава IX.

Сны Светы были совсем не радужными. В перерывах между просмотром кошмаров она просыпалась и лежала с полчаса, а позже засыпала. Так длилось всю ночь. Состояние Светы было отягощено расставанием с любимым. Пережить непростые моменты и поднять настроение ей помогала Надя, ставшая за пару недель другим человеком. Никто, кроме Нади, не писал и не приходил к неё, и Света наконец поняла, кто действительно для неё друг. Недостаток общения она по совету подруги сглаживала чтением книг, чем она раньше занималась нечасто. Девушка с самого детства считала чтение книг невероятно скучным занятием для социопатов, хотя, однако, любила иногда полистать любовные романы, о чём сказала однажды Наде. Теперь же Света понимала, что дело в самой книге: она может быть увлекательной, а может – и нет.

Через месяц внутренней борьбы Света вернулась в школу. Она порвала отношения со своими старыми приятелями и знакомыми: они, со своим скудным запасом слов и мыслей, больше не привлекали её. Её круг интересов расширился. Вследствие этого Света общалась с Надей и ещё парой человек, которых раньше считала «отличниками» не в лучшем смысле слова.

- Свет идёшь сегодня на тусу? – спросил её несколько дней назад Гоша.

- Нет, домашки много задали. – сказала на ходу, будто сама себе, Света.

- Блин, ну ладно.

Внешний вид Светы изменился вслед за внутренним. Короткие обтягивающие юбки и шорты, прозрачные блузки и туфли на высоком каблуке уступили место более скромным нарядам. Образ тусовщицы стал сдержаннее. Она носила чёрные брюки в сочетании с облегающими кофтами ярких цветов, а также туфли на невысоком каблуке. Так она умудрялась выглядеть и элегантно, и модно одновременно; без пошлости, как раньше.

- Это чё за штаны? Ты чё, пацан что ли? – задала вопрос ошарашенная видом «подруги» Ксюша.

- Пол определяется не одеждой. – спокойно, не поведя бровью, ответила Света.

- Ой, какие мы умные. Извините забеспокойство, Светлана Владимировна. – сказала Ксюша, отвернулась и пошла восвояси.

Надя стала рисовать больше, и с каждым разом у неё получалось всё лучше и лучше. В результате она пошла на курсы рисования. Она определилась с профессией. Надя мечтала стать модельером и постепенно шла по пути к своему желанию, которое было не мимолётным и вполне осмысленным. Ради этого она также научилась шить.

- Вау! Это ты рисовала? – спросила её как-то Марина.

- Да. – сказала Надя, увлечённо продолжая рисовать.

- Красиво.

Марина ещё пару минут рассматривала художеств Нади, но вскоре ей это наскучила, и она ушла. Это был первый и последний их разговор.

Обе девушки – и, Света, и Надя – старательно учились. Веселье для одной и мечты для другой теперь отошли на задний план.

Задумался о своём будущем и Тима, чем приятно удивил родителей и учителей. Но его не волновала реакция ни мамы, ни папы, ни математички или историка. Все усердия он прикладывал лишь для одного человека, для единственной значимой в его жизни женщины. Елена Степановна, как и все, заметила перемены в Тиме и потому начала хвалить его часто, потому весь 11 «В» считал Тиму новым учительским любимчиком, но он не обращал на одноклассников внимания. Смутный объект обожания был реален, и поэтому Тима, удовлетворившись созерцанием, решил действовать дальше. Он понял, насколько сильно в нём это незнакомое ему доселе чувство.

- Эй, Тим, пойдём на большой перемене за школу? – подошёл весело настроенный Лёня.

- Зачем? – произнёс на ходу адресат вопроса.

- Ты чё забыл? Мы же пили «Балтику» в прошлой четверти. Не хочешь больше? Круто же было.

- Нет, не хочу.

- Ты ЗОЖник что ли?

- Нет…

- Скоро веганом станешь. – сказал в заключение Лёня и пошёл к остальным ребятам, обернувшись напоследок и добавив:

- Потеряли пацана.

Для Елены Степановны Тима постепенно стал родным. Она не поняла, с какой нежностью теперь относится к нему, и главное, когда успели произойти эти метаморфозы.

С начала февраля Тима начал оставаться после уроков русского языка и литературы, чтобы общаться с учительницей на разнообразные темы, выходящие за пределы школьных стен. В следующем месяце он уже называл классную даму Еленой, не говоря отчества. Этого хотела сама Елена Степановна, так как думала, что это сделает их отношения более тесными, возможно, дружескими, чему были бы рады они оба. Так и вышло. В Елене Степановне возникали настолько нежные и даже отчасти благоговейные ощущения при виде Тимы, что она уже начала сомневаться в их невинности. Приходя вечером с работы она с наслаждением утопала в фантазиях, в которых главным героем, помимо её самой, был Тима.

Платоническая любовь не устраивала парня. Он ждал большего, но понимал значение моральных норм, существующих в обществе.

Учительная со своим возлюбленным пребывали в неведении относительно того, насколько их желания совпадают. Но оба осознавали, что так продолжаться долго не может.

Глава X.

Надя робко постучала в дверь кабинета физики и приоткрыла её:

- Извините за опоздание. Можно войти?

- Почему опаздываем? – задала вопрос, вероятно, риторический, Екатерина Дмитриевна.

- Проспала. – назвала типичную причину Надя.

- Опоздания недопустимы. – с этого началась тирада преподавателя, длившаяся чуть больше трёх минут.

Всё это время Надя стала, пошатываясь, в дверном проёме.

- …Так можно войти? – ещё раз спросила непутёвая ученица.

В ответ - молчание. Учительница отвернулась от школьницы и пошла в лаборантскую. Она начала старательно мыть тряпку. Никто не понимал, что происходит.

Надя постояла ещё. Екатерина Дмитриевна была единственной учительницей, которую школьница уважала. Она чувствовала с ней духовную связь. Часто Надя оставалась после уроков физики и общалась с утомлённой женщиной. Если бы сцена, которая стояла сейчас перед глазами 11 «Д» произошла бы между Надей и другой учительницей, то девушка уже бы начала хамить, огрызаться и выказывать непослушание, но только не с Екатериной Дмитриевной, на которую она даже в такие минуты смотрела с чистым благоговением.

- ...Можно?

- Заходи! – крикнула, подняв голову над раковиной, Екатерина Дмитриевна.

От урока прошло десять минут. Вернувшись и сев за учительский стол, учительница физики посмотрела на часы, висящие в классе над входом в кабинет.

- Вот и из-за вас мы ничего не успеваем. – говорила педагог сама с собой.

Она методично раскрыла журнал и отметила всех присутствующих.

- Ладно, эта явилась. – посмотрела она на Надю с каким-то презрением. – А Орлов где? – раздражённо спросила у 11 «В» Екатерина Дмитриевна.

- Не знаю. – ответил кто-то, сидящий на первой парте за весь класс.

- Так. Иноземцев, где твой друг? – спросила Екатерина Дмитриевна, обращаясь к Вове, который услышал её не с первого раза:

- А? Чё? – Вова посмотрел на легко толкнувшего его соседа по парте.

- Как вы с учителем разговариваете?! – взревела женщина. – Где Тимофей, я спрашиваю!

- А, да он с Еленой Степановной. Русский подтягивает. – наконец ответил Вова и вмиг подмигнул кому-то из одноклассников.

- А, точно. Не русский, а руссичку подтягивает. – весело отозвался Гоша.

-. Так, замолчали быстро! – прервала шутки учеников Екатерина Дмитриевна. – Записываем тему урока «Дифракция света»…

Екатерина Дмитриевна прекрасно знала (по слухам от других учителей), как Елена Степановна проводит свои вечера, и знала, какие уроки русского проводит преподавательница на самом деле. Учительницу физики эта ситуация крайне возмущала: как-то раз она подумала о том, чтобы рассказать об этом директору. Она представить не могла, что директор всё точно знал. Правда, ему не было до этого дела.

Ученики же знали далеко не все, а те, до кого дошла эта информация, узнали её от самих же учителей, выведавшим им этот факт «совершенно секретно». Это были старшеклассники. Часть из них эта ситуация приводила в шок, часть – поддерживала этот роман, либо относилась нейтрально, другую часть – смешила. Но никто не желал обсуждать это с Тимой и тем более с Еленой Степановной, героями этой истории. Школьники лишь оглядывались то на него, то на неё. Хоть парочка и не выдавала своих отношений и тщательно скрывалась, Тима всё же однажды рассказал о своих похождениях Мише, а тот – всему классу.

Елена Степановна не знала, что весь учительский состав в курсе её романа, пока к ней на большой перемене в учительской не подошёл Александр Валерьевич, учитель истории:

- Что вы себе позволяете? Это хоть понимаете, что вы делаете?

- О чём вы?

- Я? – сбавил тон Александр Валерьевич. Он наклонился к попивающей кофе коллеге и ответил на её вопрос уже шёпотом:

- О ваших… отношениях.

У Елены Степановны глаза стали, словно у совы, но не от крепкого кофе, а от этой новости.

- Вы… знаете? – проговорила она медленно через полминуты.

- Вся школа знает. – утвердительно отозвалась сидящая рядом и слышавшая разговор Людмила Николаевна.

Александр Валерьевич лишь кивнул и сразу же отправился в свой кабинет.

Виновница торжества со слезами на глазах также удалилась к себе.

В тот же вечер Елена Степановна подала заявление о добровольном увольнении. Она не могла пережить такого позора. Общаться с Тимой она также перестала. Она решила забыть о всех, что связывало её с компрометирующим прошлым. Елена уехала в соседний город и в ближайшие дни устроилась учителем в местную школу. Её приняли с распростёртыми объятиями, однако вскоре выгнали за то, что женина вела уроки в нетрезвом состоянии. Больше Елена учителем никогда не работала.

Тима не понимал, что происходит с его любимой. Она, не сказав ничего на прощание, лишь поцеловав его в щёку, уехала. Таким образом резко рухнули все его мечты об их совместном будущем, несбыточность которых прекрасно понимала Елена Степановна. Так Тима задумался о том, чтобы направить всю свою любовь и заботу другим людям, а потому принял решение стать врачом. До этого он так и не мог предположить, кем хочет быть, но эта любовь всё в нём изменила. На уроках он вёл себя смирно. Его уже несколько месяцев не волновала «жизнь школы».

Как и все одноклассники Тимы, Надя и Света знали и обсуждали его взаимную любовь к преподавателю.

- Ты же знаешь, что Тима встречается с училкой? – спросила Света в один из мартовских дней.

- Ну да. – ответила в своей обычной задумчивости Надя.

- И что ты думаешь?

- Я считаю, что они не должны были этого делать. Дождались бы, пока Тимофей школу закончит, а потом бы уже…

- А я думаю, что это интересно. – оптимистично произнесла Света. – Кто сказал, что учителя должны быть образцами морали? Да и вообще, что значит мораль?

- Я думала об этом и, знаешь, пришла к выводу, что правила приличия должны существовать, потому что иначе будет хаос.

- Пф, у нас и так повсюду хаос.⁵²

- Это ты так считаешь. На самом же деле, всё вокруг – одна большая система, которая складывалась тысячелетиями. – начала заумно говорить Надя, однако Света прервала менторский тон подруги:

- Ты превратилась в ханжу. У тебя пуританские взгляды на жизнь. Это давно устарело.

- А ты начиталась маркиза де Сада.

- Нет. Ты же знаешь, какой я была? Знаешь. Да, я не была примером, но разве это настолько плохо? Мне кажется, в этом и есть свобода. Хотя всё же следует держать баланс, который в наше время многие теряют его, как Ксюша, к примеру, ну ты это видишь.

- И что теперь? Хочешь новый Галантный век? Какой баланс? «Свобода человека ограничивается свободой другого человека». Своим поведением ты нарушаешь чью-то свободу.

- Свободу бабушек? Ладно, я не хочу ссориться. Ты так в монахини скоро пойдёшь. – бросила Света.

- Нет, не бабушек. Да, давай не будем это больше обсуждать. Я для себя выводу сделала. – закончила разгорячённая Надя, но вскоре добавила:

- Всё же я считаю, что учительница поступила неправильно.

- Она поступила так, как считала нужным. Не стоит её осуждать.

- Если ты считаешь, что быть проституткой – это нормально, то хорошо. Решай сама. А я вот считаю, что нужно уважать себя.

- Как это связано? Можно уважать себя и любить многих. Да и Елена Степановна не проститутка. Если женщина отдаётся другим и при этом не теряет самообладания, то это как раз говорит о том, что она любит и уважает себя. Как раз когда женщина верна кому-то одному, она лишается свободы. А не свободный человек не уважает себя.

- Опять ты про свою свободу. Я же не про это.

- Я просто хочу сказать, что любой человек распоряжается своей жизнью, как хочет. Имеет на это полное право. Какое тебе дело? Как ты можешь осуждать кого-то? Если это не противоречит закону, то почему нет?

- Так растление малолетних – это нарушение закона. – с язвительностью проговорила Надя.

- Тиме семнадцать лет. Далеко не маленький мальчик.

- Она далеко не девочка…

- Господи, пусть делают, что хотят.

- И всё же я считаю, что общественности должно быть дело до этого. К тому же встречаться сначала с одним, а на следующий день с другим – жестоко.

- Мне уже всё равно. Я не хочу тебя переубеждать.

На этом девушки разошлись. Надя с каждым днём всё больше убеждалась в своей правоте. Смотря на окружающих её «непристойных девиц», она отчётливее понимала, что она выше их и что ей есть чем гордиться. А может заблуждалась? Но Надя становилась чёрствой, упёртой и излишне самоуверенной.

Вскоре дружба Нади и Светы была разрушена их полным нежеланием понять друг друга. Девушки пошли по разным путям. Надя – по пути закрепощения и целомудрия. Света – свободы и распущенности. Надя перестала задаваться вопросами нравственности, так как считала все аспекты ясными для себя. Света вынесла урок из своей прошлой жизни и стала разборчивее. Надя совсем не переживала по поводу прекращения дружбы с «недостойной» Светой, а Свету очень волновало расторжение отношений с милой ей девушкой, мнение которой всегда её интересовало, которая повлияла на неё в своё время. В результате Света стала очень печальной, что было несвойственно ей ранее.

Глава XI.

Наступило двадцать шестое июня. Выпускной. Все были необыкновенно красивыми. Девушки – в изящных платьях, а некоторые – в ярких комбинезонах, либо юбках и брюках, парни – все в строгих костюмах. Тима находился в подавленном состоянии, но решил отвлечься от заботивших его мыслей. Он заново начал общаться с теми, кого почти забыл. Света надела красное, длинное платье, сделала яркий макияж в стиле тридцатых годов прошлого века и завила свои блондинистые волосы. Благодаря этим преобразованиям, девушка походила на актрису времён Золотого века Голливуда. Надя выглядела более скромной, относительно своей бывшей подруги. Её образ состоял из синего платья, длинной до середины голени, которое необыкновенно подходило к её прекрасным каштановым локонам. Большинство девочек было одето в платья пастельных тонов. Только Ксюша надела зелёный комбинезон с красными гвоздиками. Одноклассники, уставшие после экзаменов, казавшимися нескончаемыми, соскучились и были рады видеть друг друга в актовом зале на церемонии вручения аттестатов. Но некоторые, как Надя, одиноко сидели, ожидая окончания торжества.

Получив аттестаты, радостные, уже вошедшие во взрослый мир, вчерашние школьники отправились отмечать вместе в учителями и родителями в кафе «Старый замок», очень красивое и уютное.

Надя спокойно сидела, пировала за огромным столом и пребывала в своих мыслях. Света веселилась в стороне: разговаривала на несерьёзные темы в большой компании и попивала спиртное. Обе девушки в полной мере осознавали разницу своих убеждений. Они держались подальше друг от друга. Так прошёл весь вечер. Свете было весело, и она уже забыла обо всех возможных условностях, чего нельзя было сказать о Наде, для которой всегда было важно, как её видят люди.

- Потанцуем? – спросил Миша, подойдя к Наде, чем вызвал её удивление.

- Нет, я не люблю танцевать. – сказала Надя, скрывая свои эмоции. Миша ей нравился ещё с того времени, когда он пришёл учиться в их класс пять лет назад. Но она действительно не любила танцевать и не могла перебороть стеснение.

- Ладно. – ответил Миша равнодушно, восприняв отказ как личное оскорбление.

Так и прошёл весь вечер и вся ночь. Все веселились, кроме Нади, что сидела на выпускном, как тогда, на вечеринке у Светы в начале года, робко и безучастно. Однако она осталась довольной. Либо её это не волновало. Даже на выпускном она не могла расслабиться, думая о своём будущем.

В пять утра, когда многие либо заснули, либо не соображали, что происходит и где они находятся. Надя, оценив обстановку, поднялась на второй этаж здания, где находился широкий, роскошный балкон, огороженный перилами, поддерживаемыми изящными балясинами. Девушка стояла, смотря на всё и всех свысока и наблюдая за рассветом. Свежий утренний воздух расслабил её тело и мысли. Она запуталась в себе, своей жизни. Что делать? А ведь жизнь так проста. Один миг может решить судьбу. Её васильковое платье легко развевалось на ветру, и Надя в этот момент выглядела как античная богиня, следящая за своими поданными. Нежные солнечные лучи растекались по её стройной фигуре. «Как же красиво. Я совсем забыла, как прекрасен этот мир. Вокруг одни шлюхи и идиоты. Зачем эти жалкие люди портят своим присутствием чудесный мир? Жизнь прекрасна лишь отчасти. Какое удовольствие жить среди этих уродов? Михель⁵³ была права. Я не верю в бога, хотя в религии есть смысл. Прощай, жестокий мир, погрязший в греху».

Первой, спустя три часа, проснулась Марина, ничем не примечательная выпускница. Она вышла на улицу и увидела тело в луже алой крови.

- Надя? – сказала про себя Марина, как бы пытаясь угадать девушку.

Осознав случившееся, она вернулась в здание и поднялась на второй этаж. Там Марина нашла огрызок белой бумаги. На нём не было ни одного слова, ничего, кроме нарисованного чёрной ручкой цветка георгина⁵⁴.

19.01.19 г.

Шоколадница

Ида

В ту окутанную тьмой пору, когда ледяной воздух пронизывает беспокойные души, а пурга застилает и без того туманный взор, произошла эта история.

Ида, эмигрантка из Германской империи, проводила часы на улицах нового для неё города – Санкт-Петербурга. Светловолосая девушка девятнадцати лет, склонная к полноте, с глазами цвета незабудок и взглядом, отражающим моменты людского счастья, очутилась в Российской империи два года назад, когда, проникнутая верой в безоблачное будущее, к удивлению близких, приняла решение получить высшее образование. До сих пор она не могла привыкнуть к этой чуждой ей атмосфере, так разнящуюся с уютными уголками её малой родины – Трира.

С возраста Поллианны она мечтала о жизни в вызывающей во всём её существе небывалый интерес стране, откуда тётушка Лида привозила маленькие милые сувениры, облачённые в яркие и жизнерадостные одёжки-росписи. Помимо этого, Ида любила слушать рассказы тётушки о России, относящиеся, в основном, к детству графини Крузенштерн, воспоминания которой уносили в бытность её юности, когда статная нынче дама была лишь младшей дочерью чиновника Ивана Костылёва, худенькой и бледной девочкой с, словно горящими пламенем, карими глазами.

Фрейлейн была далеко не глупа и знала это. Родители Иды всегда много читали, увлекались разнообразными вещами и прививали те же привычки своим детям практически с младенчества. А благодаря графине девочка также научилась – хоть и с акцентом – говорить на языке Тургенева, Лермонтова и других великих писателей.

Без особых проблем Ида была принята на Бестужевские курсы. В этом ей безвозмездно помог «русский» родственник – дядя по материнской линии, муж тётушки Лиды – Алексей Крузенштерн, так как, хоть и Высшие женские курсы существовали более двадцати лет, отношение к их слушательницам являлось посредственным. Ида, как известно, была иностранкой, а посему ей приходилось особенно тяжело.

Проучившись два года и заимев множество юных подруг, Ида, всегда делавшая невероятные успехи в познании психологии и логики, не сумела достичь тех же высот в изучении французского и латинского языков и истории педагогики. По сообщениям преподавателей, примерным поведением юная хохотушка тоже не отличалась. Сие побудила руководство, несмотря на мольбы тётушки Лиды, отстаивавшей право каждой на высшее образование, отстранить Иду от курсов.

Теперь Ида пространно шаталась по улицам Петербурга в не самую подходящую для сего занятия погоду. Невысокая девушка со светлой головой, закутанная в тёмно-коричневую шубу, торопливо перебирая нечувствительными более из-за холода ножками по белоснежной поляне, двигалась прямиком к дому приютивших её родственников.

***

На пути домой, у очередного поворота, Ида остановилась, завидев краем глаза незнакомую витрину, богато обставленную манящими сладостями. Через запотевшее стекло это обилие слабо виднелось, но, несомненно, ласково влекло к себе. На секунду задумавшись, Ида постояла, уставившись по ту сторону витрины, но поняв, что мороз пробирается к недрам её создания, фрейлейн мигом юркнула в магазинчик, вывеска на котором гласила «Шоколадный поцелуй».

Хозяин лавки с явным изумлением взглянул на ворвавшуюся из ниоткуда девушку, но сразу же, боясь спугнуть своим недружелюбием предполагаемую покупательницу, сменил недовольное выражение лица на радушное и приветливое.

- Здравствуйте, - улыбнулся полный господин сорока лет.

Ида оторвала взгляд от сладкого и растерянно ответила:

- Здравствуйте.

- Чего желаете? – с натянутой улыбкой, но вполне вежливо полюбопытствовал продавец.

- М… Я… - девушка снова обратилась к океану всевозможных десертов, не знаю, на чём заострить своё внимание, - Мне, пожалуйста, вот этот liebesknochen⁵⁵.

Продавец недоумённо посмотрел на говорящую с сильным акцентом красавицу с щекастым, добрым, румяным лицом, обрамляемым золотистыми локонами.

- Что, простите, вам? – переспросил он, стараясь оставаться приветливым.

- Вот это, - Ида так резво тыкнула пальцем, указывая на приглянувшийся ей эклер, что тронула шоколадную глазурь, которой тот был украшен.

- Я вас понял, - холодно ответил продавец.

- Ой! – воскликнула бывшая курсистка, оттянув руку, и, отвернувшись, облизала испачканный палец.

Продавец тем временем уложил заварной пирожок в маленькую коробочку и огласил цену:

- Тридцать копеек.

- Что?! Да за такой… да… такую цену! Да вы… - заикаясь, возмущалась покупательница.

- Успокойтесь, барышня! – не в силах себя держать прокричал лысый продавец, красное лицо которого обрамляли густые бакенбарды, - Эти сладости прямиком из Германии! Из Германии, милочка! Не думайте, что я буду продавать качественные и вкуснейшие в Европе десерты по пять копеек!

- Я сама из Германии и таких тонких liebesknochen никогда не видала!

Продавец на мгновение опешил.

- Так вы из Германии? – не теряя самообладания, смутился он, - Что ж, тогда двадцать.

- Десять, - не уступала фрейлейн.

- Пятнадцать, и на этом всё. К тому же, вы буквально собственными руками испортили мой эклер, который я старательно готовил.

- Хорошо, - беззаботно, будто бы ничего не было, улыбнулась Ида, обменивая у продавца деньги на сладость.

- До свидания! – крикнула, захлопывая дверь, девушка.

- Скатертью дорожка, - сам себе буркнул под нос недовольный продавец.

Рождество

Двадцать пятого декабря приехавшие из Германии гости в лице всех представителей семьи Краузе: родителей – Вольфганга и Натальи, а также многочисленных детей - Герды, Феликса, Артура, Людвига, Озетты, Петры и даже годовалый Отто. Ида радостно встречала родных у порога поместья Крузенштерн, чуточку припорошенного пушистым снегом.

Вольфганг – отец Иды – единственный сохранял хладнокровие, будучи суровым и молчаливым человеком. Наталья была полной противоположностью мужу: она с радостью дарила положительные эмоции своему окружению. Ида, и внешне, и внутренне похожая на Наталью, продолжала заданную матерью традицию.

Белокурая, двадцатитрехлетняя девушка Герда, будучи старшей, войдя в дом, мгновенно принялась за готовку. Петра – пятнадцатилетняя брюнетка – последовала за сестрой. Артур и Людвиг – одиннадцатилетние мальчики-близнецы, любимчики матери – скорее побежали к крепкой и высокой, тщательно украшенной милыми новогодними игрушками, ели, восторгаясь её нарядом, а после поспешили играть, бросаясь друг в друга мягкими клубочками снега. Озетта, семнадцатилетняя, стройная леди с ледяным снобистским взглядом отца, после длительных поисков по обширной библиотеке развалилась в травяного цвета кресле с томиком отечественной литературы. Феликс – двадцатилетний студент Гёттингенского университета, элегантный юноша в умбровом⁵⁶ пиджаке – бродил по скрупулезно обставленной тётушкиной усадьбе, оценивая красоту и практичность её убранства. Тем временем маленький Отто сладко сопел в чёрной ажурной люльке.

Семья Краузе ежегодно приезжала на католическое Рождество к родственникам из Петербурга, весело проводя время в российской столице, готовой к празднованию Нового года. Не забывали они и о бабушке Тоне, матери Натальи и Лиды, несколько лет проживающей во Вдовьем доме. Бабушка со спокойным довольствием встречала внуков, внимательно рассматривая каждого из-под круглых очков в черепаховой оправе. Как только семейство начинало выпроваживаться, бабушка, печально смотря вслед родне, уже мечтала о следующем её посещении.

Навестив одинокую старушку, Краузе отправлялись по неизменному плану мероприятий, составленному лет тридцать назад, глядеть на те же достопримечательности и захаживать в те же музеи. Только малыш Отто вместе с мамой ещё не дорос для столь продолжительных прогулах, а потому проводил время под кровом дружественного поместья, в котором ненадолго обосновалась его семья.

Вечером уставшие взрослые и раззадоренные дети собирались за одним большим столом, педантично накрытом Гердой, совсем юной и послушной Петрой и заявившейся в последний момент Озеттой, прозванной в семье Лавлейс, ввиду увлечения фрейлейн алгебраическими вычислениями.

Взрослые делились планами и обсуждали последние новости, происходящие в жизни обеих стран и всего мирового сообщества. Младшие дети, толком не поев, выпрыгивали из-за стола и носились по дому, играя и веселясь. Девушки, отужинав направлялись в комнату, где проживала Ида. Там они общались, придумывали разные забавы и, в общем, приятно проводили часы до празднования. Феликс, явно скучающий, сидел в стороне, изредка поглядывая на остальных оставшихся сидеть за столом.

Поздним вечером, когда мрак улицы озаряли лишь высокие солдаты-фонари, семейство вновь собиралось на первом этаже, у огромным дубовым столом, накрытым теперь более скромно, и принималось праздновать рождение Христа. Дети восхищались полученным подаркам, взрослые же больше относились к презентам, как к вынужденной обязанности, а потому их реакция не могла сравниться с детским, непосредственным удивлением и радостью от приобретения новой и оттого необычной штуковины.

Ближе к ночи юнцы угомонялись и, кутаясь и обнимая мягкие одеяла, засыпали в специально приготовленных для них заранее тётей Лидой чистых, белых постелях. Взрослые, следуя примеру детей, тоже быстро ложились спать, обсудив всё волнующее и высказав неуёмные мысли, частенько мешающие здоровому засыпанию. Одна Ида не могла уподобиться мирно спящим родственникам: внезапно взявшиеся из ниоткуда тревоги не отпускали её.

Не спал, вопреки всему, и Алексей. Он не появлялся ни в момент встречи гостей, ни во время празднования. Мужчина тихо сидел в тёмном, освещаемом одним светом лампы, кабинете, что-то читая и ища в пыльных страницах вековых архивов. Он не любил, когда Краузе приезжали в его дом. Сам не зная причину немого конфликта, он сторонился общения с ними. Только Иду он принимал и, казалось, понимал с полуслова.

На следующий день семья Краузе, за исключением Иды, рано утром собравшись и распрощавшись с тётей Лидой и расстроенной дочерью и сестрой, скучающей по теплу близких, находясь вдали от дома, возвращалась на родину, в Трир,

«Шоколадный поцелуй»

Близилась середина января, и Ида, проведя последний месяц в беспутном существовании: новинки беллетристики и бездумные прогулки сменялись пустыми разговорами с подругами и катанием на коньках. В конце концов девушка, изголодавшись по настоящему труду, направилась искать незамысловатую работу, достойную её незаконченного образования.

Тяжёлый физический труд леди автоматически отвергала, но и к лёгкому не лежала душа.

Позже Ида вспомнила о «Шоколадном поцелуе» и тонком liebesknochen`е. «Вряд ли этот мужчина захочет меня вновь видеть, не говоря уже о работе на него,» - думала девушка.

Но, отбросив сомнения и набравшись уверенности, Ида всё же вернулась в злосчастную лавку на углу. Это было маленькое помещение прямоугольной формы. Стена с входной дверью с правого края далее была полностью занята витриной. Вся площадь от витрины до противоположной стены была занята сильно вытянутым столом, длина которого равнялась примерно трём обычным столам, с угощениями, которые оканчивались маленьким столиком продавца. Напротив входной двери имелась такая же дверь, только, вероятно, более прочная и надёжная (с какой целью – неизвестно). Параллельная стойке со сладостями стена была пустой. Лишь маленькие картинки и карточки с изображениями Германии и немецкими надписями украшали её (или закрывали неприятные глазу трещины).

- Здравствуйте, - робко приоткрыла дверь самозванка.

Продавец сидел, откинувшись на стуле и погружённый в размышления. Голос, показавшийся знакомым, вернул его в ненавистную реальность.

- Здравствуйте, - пробурчал он, узнав в лице девы ту раздражающую покупательницу, что наведалась к нему незадолго до Нового года.

Ида, спустя пару нереализованных попыток начать разговор о сути своего прихода, продолжила, нервно перебирая пальцами:

- Господин продавец, я хотела бы узнать, не нуждаетесь ли вы в помощниках?.. Понимаете, мне нужна работа. Я могла бы подменять вас… Или вы могли бы только готовить, а я – продавать, или наоборот… Что скажете?.. Только не прогоняйте меня. Я буду честно работать.

Глаза продавца пугающе блеснули исподлобья.

- Поплачь ещё, - прервал он речь молодой девушки и, помолчав, добавил, - Откуда я знаю, как ты будешь работать? Приходили такие же. Плакались, просили работы, а то и приюта. Проститутки, в основном. И что? Поначалу всё хорошо: работают, а после – опоздания, прогулы. Бывало и хуже – претензии, споры, крики. Одному всегда спокойнее.

- Но пожалуйста! Я не многого прошу!

- Да, и так тоже говорили.

Ида капризно надула губы, но мигом опустила голову, дабы мужчина не заметил этого.

- Работать больше не кем, что ли? – ехидно усмехнулся лавочник.

В ответ – тишина.

- А готовить-то умеешь? – более серьёзно спросил господин.

- Да, - в несвойственной ей манере проговорила Ида.

- Продавщицей раньше работала?

- Нет.

Мужчина нахмурился, однако решил продолжить собеседование:

- А кем работала?

- Никем.

- Никем?! – вспылил тот, - Такая взрослая девушка, и ещё не работала?! Барышня, вы явно не из бедных. Это и по вашей одёже видно. Что это вас побудило пойти в продавщицы? Или это новое развлечение в «высшем» свете? Может, я вас разочарую, милочка, но это всё же, как-никак, труд.

Теперь полный господин глядел на красавицу с неприкрытым интересом.

- Я прекрасно вас понимаю.

- Ничего прекрасного.

Ида приподняла наконец голову и посмотрела в лицо продавца. Оно всё было изрезано морщинами; узкие губы прямо и строго, может, даже слегка высокомерно, складывались в ровную полосу; тёмные, холодные и бесстрастные глаза были опоясаны сине-фиолетовыми кольцами. На затылке у мужчины виднелась обширная лысина, и тот недостаток волос, который, вероятно, ощущал хозяин, он восполнял наличием густых бакенбард, бистровый цвет которых разбавлялся редкой серебристой сединой.

- Я действительно не из простой семьи, - продолжила барышня, - однако светских забав никогда не любила. По правде сказать, родители мои скупы, а потому жизнь наша не полна излишеств, которые иные позволяют себе в огромных размерах... Я надеялась, что вы позволите мне приобрести опыт профессии, с представителями которой мы встречаемся практически ежедневно. Вы мне действительно мне помогли. Понимаете, я училась, посещала женские курсы, но – так вышло – меня попросили покинуть то чудесное место, и я осталась жить в доме своих дядя и тёти. Родители мои живут в Германии. Когда они узнали, что я хочу учиться в России, отец пожелал не видеть меня больше в их доме; матушка с ним согласилась, но лишь частично – она сказала, чтобы я приезжала в гости, когда получу диплом. Вообще родители мои – умные люди, образованные. Они всегда подавали пример мне и моим братьям и сёстрам. Но они, к тому же, невероятно упрямые патриоты. Потому меня они восприняли как изменницу, забыв о том, что я ещё и дочь. Зря я рассказываю это незнакомому человеку. Тем более, вы не получили ответы на ваши вопросы. Короче, я хочу получить опыт хоть какой-то – не в обиду вам – работы, чтобы в будущем не остаться без гроша и, что самое ужасное, не упасть на дно общества.

Продавец внимательно слушал рассказ иностранки, сперва приняв его за обычную душещипательную историю, какими богата популярная литература. Как только женский голос стих, мужчина промолвил:

- Да, не простая у тебя житейка, но и похлеще бывает. Ладно, работай, раз так хочется. Но будешь только продавать. Готовить буду я. В эту дверь, - продавец показал на глухую мрачную дверь, находящуюся по правую руку от него, - не заходить. Поняла? Там у меня кухня и спальня. Думаю, это должно удовлетворить твоё любопытство в сим отношении, если таковое, конечно, возникло. Теперь ближе к делу, - толстяк, на удивление, резво поднялся со стула, - Завтра придёшь в девять утра. Без опозданий. Сядешь на моё место, - мужчина повернулся и указал на стул, - Начнёшь работать. Клиент приходит – здороваешься. Всегда улыбаешься, даже если грубят. Цены на бумажке записаны. Здесь, в этом ящике листок, - и начал рыться в ящике, - Сейчас… А, вот. Ну, в общем, смотришь всегда сюда, цены все указаны поштучно. Поняла? – Ида кивнула, - Кажется, всё объяснил… А! Ещё. В дверь эту не заходи, хорошо?

Мужчина, слегка улыбнувшись, похлопал юную прелестницу по плечу.

- А ты дородная такая девица. Небось, от ухажёров нет отбоя? – расфамильярничался он.

- Совсем нет.

Ида, краснея, приподняла уголки пухлых лепестков губ.

- Да ты не смущайся, - сказал продавец, всё также держа тяжёлую руку на плече красавицы, - И, кстати, зовут меня Василий Ефимович. А вас как, барышня?

- Ида.

- Хорошо. Меня можешь звать и по имени, хотя больше мне нравится «хозяин». Я ведь хозяин? – Василий резко хлопнул Иду по плечу, стараясь вызвать в девушке добродушный отклик, но новоиспечённая продавщица лишь удивлённо взирала на мужчину, продолжая улыбаться всё также робко, - Этого заведения, я имею ввиду.

Пухлый господин, словно ястреб, пронзал юное создание своими чёрными зрачками, растянув и без того широкий рот в поганой искусственной улыбке.

- Да, хозяин. Я всё поняла и завтра обязательно приду, - поспешила удалиться собеседница, рывком выбравшись из крепких объятий подозрительного продавца.

***

Этой туманной и промозглой ночью Ида не могла сомкнуть глаз. Мысли о будущем не давали покоя юной фрейлейн. Она размышляла о предстоящей работе в магазине, пророча сама себе неудачи. От подобных безрассудных выводов не редко начинает болеть голова, не выдерживая негативного потока сознания.

Сквозь тьму часы показывали два часа ночи. Ида лежала без одеяла, в одной ясминовой⁵⁷ сорочке, помутневшими от усталости глазами смотря в даль, открывающуюся ей не зашторенным окном и освещаемую загадочным светом уличных фонарей. Стояла белая мгла.

В такие моменты Ида не могла понять сама себя. Её с детства лёгкий и непринуждённый нрав будто преобразовывался в что-то ещё не ясное и чужое. Ида не узнавала себя. Всё чаще она придавалась тревожным мыслям и печали. Утро не радовало своими лучами, а ночь казалась бесконечной, словно пожирающей изнутри.

Бессонница больше не была жалобой какого-то незнакомца в толпе. Теперь она явилась, чтобы встретиться с Идой лично.

Сие знакомство тяготило Иду, и каждый новый визит отнимал её энергию не хуже, чем усердная работа – у шахтёра.

В итоге разочарованная в себе девушка зажгла свечу, аккуратно взяла с полки первую попавшуюся книжку и принялась с запоем читать её.

Наступил чарующий рассвет. Иде оставалось спать четыре часа. Нежное и светлое, подобно бизе, тело красавицы распростёрлось поперёк дубовой кровати. Изящная ручка свисала с бортика маленького корабля сновидений, а книга – не ясно, за что – была выкинута с палубы в открытое море, но осталась, однако, крейсировать неподалёку от штирборта.

***

Вот и наступил новый день. Ида спешила, боясь опоздать. Она с лёгкостью львицы перемахивала через напоминающие сахарную пудру сугробы, соседствовавшие с замёрзшими лужами, противоречиво смотрящимися в симбиозе на зимнем пейзаже.

Ида чуть не пробежала знакомую дверцу, но, резко остановившись напротив магазина, отдышалась и медленно скользнула внутрь. Старинные часы под потолком, покоящиеся напротив входа, показывали восемь часов пятьдесят семь минут. Ида с облегчением вздохнула и принялась снимать пушистую шубку.

Внезапно загадочная дверь отварилась. Владелец магазина, пошатываясь, вышел из неё и одобрительно взглянул на запыхавшуюся и разрумянившуюся барышню. Далее он перевёл взор на часы и, незамедлительно нахмурив густые брови, злобно промолвил:

- Я же сказал тебе: «Без опозданий».

Ида оторвалась от привычных действий. В её испуганных глазах отражалось лицо хозяина, становившееся ещё более некрасивым, чем при спокойном утреннем свете и гармоничном ему выражении, от негативных эмоций, которые источало всё его существо. Ида, волнуясь, ответила:

- Но ведь до девяти ещё три минуты.

- Какие три минуты?! Откуда ты, корова, взяла эти цифры?! – стремительно и жутко приближаясь, вопрошал продавец.

- Посмотрите на часы, - послышался тихий голосок леди.

Василий Ефимович мигом обернулся и спустя секунду, громко рассмеялся.

- Ах, какая ты дура, - сказал он, - Эти часы давно не ходят! Сейчас девять часов восемнадцать минут. Ты опоздала. Но, ладно, на первый раз я тебя прощу. Всё равно покупателей в это время нет.

На этом хозяин, развеселившись, потирая своё мерзкое пузо, зашагал к мрачной двери, после чего вошёл в неё, и эхо его громкого смеха пугающе раздавалось из-за тонкой потёртой стены.

***

Ида честно проводила часы, сидя за сладким прилавком. Дни её работы проводили в скуке, время от времени развеивающейся безосновательными криками вечно недовольного хозяина. Покупатели заходили редко, набирали множество вкусностей, но, узнавая цену, брали что-то одно, нехотя отдавали деньги и быстро уходили, пропадая в снежной буре навсегда.

Когда сумерки начали ласково укрывать своим одеялом российскую столицу, Василий Ефимович со скрипом отворил толстую дверь и торжественно внёс противень, до краёв набитый шоколадным печеньем.

- Василий Ефимович, но сейчас же так поздно! Вряд ли кто-то придёт, а у нас ещё это не распродано, - нежным, по-детски порицающим тоном проговорила немецкая Даная.

- Ха! Не учи учёного, дорогуша! Стал бы я готовить такую партию за просто так? Я лучше тебя в этом деле разбираюсь, - после небольшой паузы, заполненной стариковской улыбкой, хозяин продолжил несколько серьёзнее и холоднее, перекладывая сладости с подноса на дно яркой праздничной коробочки, - Граф Евдокимов повелел сготовить в честь дня рождения его дочери Натальи. Очень она любит эти печенюшки. Граф сказал, что те, что я пеку, - лучшие во всём Петербурге! Намечается, как у всех этих богатеньких бывает, большое празднование. Скоро прибудет слуга господина Евдокимова и заберёт печенье, а также передаст от графа кругленькую сумму. Вот как, - мужчина самодовольно глядел в сторону улицы, - Я, Василий, сын простого пекаря, начинал с того, что продавал леденцы за две копейки. А теперь сама знать молит о том, чтоб я им печенюшки испёк.

- Это чудесно, хозяин! – искренне ответила Ида.

- Ещё как.

В магазинчик неожиданно вбежал мальчик лет десяти. Он раскраснелся от мороза, а его чёрные волосы выбились из худой шапки.

- Лучше займись клиентом, - шепнул продавец на ухо Иде. Сам же он продолжал аккуратно укладывать печенье в коробку.

- Что тебе, мальчик? – спросила новоприбывшего Ида, внимая словам хозяина.

- Мне? А? Ну… - мальчик замешкался, - Э, простите, я просто хотел погреться. Простите, тётенька, у меня нет денег. Я не могу ничего купить. Если хотите, я уйду. Просто мне холодно, простите…

- Ничего-ничего, не извиняйся, - оторопела Ида, - Всё хорошо.

- Да? Можно? Спасибо.

Мальчик облегчённо улыбнулся, но, переметнув взгляд на стоявшего поодаль хозяина, он, словно почувствовав тревогу, окаменел.

- Куда ты смотришь? – голосом, вызывающим доверие, задала вопрос Ида, сама инстинктивно глянув в сторону.

- … Простите, тётенька, я… я пойду.

После этих слов мальчик отшатнулся назад, ко входу развернулся, суетливо начал нажимать на ручку и, после того как, ударившись об дверь в попытке её открыть, всё же распахнул спасительную створку, стремглав помчался по пустынной улице.

Ида взволнованным взглядом провожала его.

- Странный мальчик, - заключила она.

- Дети все со странностями, - подтвердил Василий Ефимович.

В воздухе повисла неуёмная тишина.

- А… Василий Ефимович, а вы были единственным ребёнком в семье? – робко спросила, прервав общее молчание, дева, посчитав, что хозяин будет не против личных расспросов, находясь в неплохом расположении духа.

- Смешно! Где ты видела, чтобы в семье рабочих был один ребёнок?! Нет. Но я был старшим в семье. У меня был младший брат, Ваня. В четыре года он умер от дифтерии. Я это хорошо запомнил, хоть и сам был маленьким. Ещё были сёстры – Марья, Ольга, Фрося и Настасья. Настасья была самая слабая. Я заботился о ней, так как был старшим, но она умерла. С другими тремя я постоянно ругался. Сейчас мы не общаемся. Знаю только, что Ольга осталась с родителями, печёт хлеб. Не слышал, чтобы она замуж выходила, но ухаживали за ней знатно. Марью вот рано выдали замуж за какого-то гуся. Странный был тип, но с деньгами. И вот приглянулась ему Марья, на радость нашим родителям. Её, конечно, никто не спрашивал. В пятнадцать уже была беременна от него первенцем. Сейчас – не знаю. Фрося была самая бестолковая. Это можно простить, если девушка красивая, но Фрося и красотой не блистала. В мать пошла, как и я. Когда я ушёл из дома, ей было одиннадцать. Больше я её не видел.

Хозяин замолк и опустил голову, мутными глазами смотря на свежеиспечённые сладости. Через минуту он,оттачивая каждое слово, добавил:

- Я разоткровенничался, Ида. Это плохо. Не спрашивай меня больше о том, что тебя не касается.

- Только один вопрос! – по-дружески улыбаясь прервала его калужноволосая⁵⁸ красавица, ясно глядя прямо в глаза хозяину.

- Что тебе надо?! – прикрикнул тот.

- Я только хотела спросить, - слегка кокетливо, не обращая внимания на реакцию мужчины, продолжила она, - Почему у вас нет жены, детей?

- А то по мне не видно? – ехидно ответил Василий. Он действительно был далеко не прекрасным принцем, и даже не князем.

- Ну, это же не главное…

- Заткнись! Это не твоё дело, толстуха!

Мужчина весь покраснел, отчего начал походить на отвратительного варёного рака.

- Знаешь, как в народе говорят?! Меньше знаешь – крепче спишь! Вот и ты помалкивай и в чужие дела не суйся!

- Хорошо…

- Ничего не хорошо! Ты, вся такая красивая, сидишь здесь, у меня, ничего не делаешь, задаёшь тупые вопросы. Если бы я сразу знал, что найму такую дрянь, я бы…

В дверь постучали. Хозяин, уже успевший припасть своей мерзкой мордой к лицу Иды, подсознательно пытаясь достучаться до неё, сразу же повернулся к двери. У магазина стоял господин в чугунной меховой шапке и такой же шубе. Василий Ефимыч мгновенно изменился в лице, что Ида наблюдала не раз, и с радушным видом распахнул дверь перед гостем.

- Рады вас приветствовать, господин…

- Да-да, здравствуйте, я за печеньем, - торопливо проговорил молодой человек.

- О, да, вот оно.

Хозяин взял огромную жестяную коробочку и протянул в руки графского слуги. Слуга внимательно посмотрел внутрь коробки, потом – на хозяина, и снова – на печенье. Сомнений не было: в коробке именно то, что нужно. Единственное не мог понять слуга: как такое некрасивое печенье с неприятными нотками в запахе, который никак нельзя было назвать «ароматом», может стоить так дорого?

Парень, не теряя времени, рассчитался, схватил коробку и ринулся прочь.

- Ты тоже можешь идти, - процедил сквозь зубы продавец, перебирая в мозолистых руках долгожданные купюры.

Конфликты

- Здравствуйте, хозяин! – радостно воскликнула Ида, завидев выходящего из таинственного помещения господина, на что тот, откликнувшись, обернулся, смотря на леди в упор своим туманным и безэмоциональным взглядом. Он намеренно молчал. Было ясно, что мужчина пребывает не в лучшем настроении.

- Хозяин! – вновь попыталась начать разговор Ида спустя парочку столь эфемерных мгновений, - Гляньте!

Дева достала из маленькой сумочки, именуемой ридикюлем, завёрнутый в платочек кулёк. Она лёгким движением стянула красочный платок, мигом обнажив старую медную коробку, которая не предвещала своим видом ничего положительного. Далее фрейлейн резво открыла коробочку, из которой показалась более милая глазу шоколадка.

- Смотрите же! – восторженно произнесла Ида, заметив, как чем-то озабоченный хозяин пропустил только что случившееся прямо перед ним зрелище, - Я сама сделала эту плитку! Будьте любезны, попробуйте!

Василий Ефимович бросил на юную прелестницу мутный взор, полный ужаса и негодования.

- Ты из тех, кто любит лезть не в своё дело. Это было сразу ясно, - промычал он.

- Но дорогой, Василий Ефимович! Я хотела сделать вам приятное в такой холодный и мрачный день!

- Не стоило. Я об этом не просил, - упорно гнул свою линию продавец, - Я говорил тебе ранее и скажу сейчас. Не суйся!

- Извините, - молодая женщина, словно провинившийся ребёнок, склонила голову. Из светлых и добрых глаз блеснули прозрачные слёзы. Хозяин, обратив на это внимание, смягчился.

- Да не реви ты, - промолвил он, приближаясь к девушке сзади, нависая и приобнимая её, - Подумаешь… Ну попробую я твой шоколад.

Мужчина отломил от огромной плитки аккуратненькую скромную дольку и запустил в рот.

- Ну, что хочу сказать. Неплохо. Но для наших клиентов готовить буду я, - чавкая, разглагольствовал полный господин.

Он отламывал одну дольку за другой, шумно чавкая. В результате Василий Ефимыч заляпал густые пиратские бакенбарды и обеспечил себя дневной нормой килокалорий, что, конечно, не скажется на его округлой фигуре. Однако, мужчину не волновали ни его внешний вид, ни производящее им на окружающих впечатление.

Шоколадница тем временем глядела исподлобья на мастера, жадно пожирающего её труды.

Мужчина, кончив с шоколадом, начал прижимать к себе очаровательную Лукрецию, на что та реагировала совершенно не благосклонно. Хозяин проявлял настойчивость, к какой Ида не была готова. Прелестница начала отбиваться, стараясь высвободиться из объятий мужчины, вызывающего в женщинах лишь отвращение. В конце концов она, молча переносящая мерзкие прикосновения, не в силах больше сдерживать эмоций, переполняющие чашу её терпения с каждой секундой, вскричала, но любвеобильный господин сразу же прикрыл источник звука – изящный рот богини. Прелестница, не растерявшись, с остервенением куснула мужчину за руку, отчего вскрикнул уже он.

- А! Мерзавка! Корова! Сука! – посыпались оскорбления.

Ида резко встала, вышла из-за лавки и подбежала к противоположной стене. Постепенно отходя к вешалке-стойке, она приближалась к выходу. Мужчина тем временем пристально наблюдал за малейшим движением пышнотелой красавицы, словно коршун за перебежками невинной мышки-полёвки. Не менее пристально смотрела на него и дева. Но бдительность подвела её в тот момент, когда она ударилась спиной о флохангер⁵⁹, чуть не упав, но, к счастью, на жёстком потёртом полу оказалась лишь источающая красоту и обаяние живописная нутриевая шуба.

Леди прислонилась к стене, не обращая ни капли внимания на приземлённый предмет роскоши. Наконец немая сцена нарушила своё молчание женским пугливо-настойчивым голосом:

- Хозяин! – взывала она к совести господина, - Хозяин, стойте!.. Я вызову полицию!

Она будто говорила с внезапно рассвирепевшим диким зверем.

- Я вызову полицию! – повторила она.

Полный мужчина, тяжело приподнимаясь с кресла, ухмыльнулся, бросив в ответ:

- На свете существует нечто более серьёзное, для чего действительно следовало бы вызывать полицию.

С этими словами хозяин развернулся в обратную от входа сторону и с необычной для его тучности незаметностью скрылся за мощной, пугающе-таинственной дверью, оставив Иду наедине с собственными мыслями.

***

Через две недели после предыдущего события.

- Уважаемый Василий Ефимыч, не разрешите ли вы мне отлучиться сегодня в часов пять? – строя глазки, умоляла владельца сладкого магазина Ида.

- Нет. – холодно отрезал тот.

- Пожалуйста, будьте милы, Василий Ефимыч, - повысив голос на октаву, продолжала требовать своё девушка. Продавец был непреклонен:

- Я же сказал тебе: нет.

- Вы даже не спросили, почему я вас так прошу… Это первый и последний раз, я обещаю…

- Да тут и так всё ясно. Что мне спрашивать. Мне врать не надо, и себе не советую.

- Но пожалуйста! – красавица упала в ноги господину, чем вызвала невероятное удивление в мужчине, увлечённом монотонной работой: подсчётом количества нереализованного товара. Ида с силой зажмурила глаза: больше от растекающейся по голеням боли, нежели от декларативных страданий, именуемых в сим случае капризом, тем самым заслужив глупым эмоциональным поступком ушиб коленей.

- Да что тебе нужно! – прикрикнул хозяин, добавив тихо про себя, - Вот, девица, хрен поймёшь её.

- Пожалуйста! Я всего лишь хочу навестить свою больную бабушку!

Ида стояла на коленях рядом с хозяином, оперев сложенные в молитве руки о бёдра господина. Лицо, устремлённое ввысь, и невинный блеск в распахнутых ясных глазах не давали повода усомниться в словах «девицы».

- А бабушку случайно не Игорем зовут? - делая не двусмысленный намёк, улыбнулся продавец.

- Как вы смеете! – взбунтовалась немецкая Мадонна. Она разительно изменилась в лице. Перед зеницами Василия Ефимыча застыла гримаса обиды и ненависти.

- Это была шутка. Какая же ты всё-таки дура… Хотя, как говорится, «в каждой шутке есть доля правды». И действительно, как я могу быть уверен, что ты не пойдёшь к какому-нибудь хахалю? – строго отвечал мужчина.

Девушка встала с колен, оставляя неизменным злостный взгляд, нацеленный на несговорчивого господина. Причины её столь богатого на чувства поведения не были в полной мере ясны. Возможно, сумбур, царящий в голове фрейлейн, способствовал таким перформансам.

Поразмыслив долю секунду над словами мужчины, она смягчилась.

- Хорошо, я вас понимаю, - упрямо и чётко проговаривала она, явно осознавая собственную беспомощность над положением, - Я всегда была честна с вами. «Хахаля», как вы сказали, у меня нет. Но есть больная бабушка. Она живёт во Вдовьем доме.

- Это что ещё за чертовщина? – прервал оправдательную речь Иды хозяин заведения.

Девушка недовольно вздохнула.

- Это место, где содержаться вдовы высокопоставленных особ, пожилые женщины. За ними там ухаживают; делают всё необходимое, чтобы эти женщины спокойно дожили свой век. Вот, что это такое!

- Впервые слышу. Моя бабка умерла, когда мне и семи не было. Вторая бабка, по мамкиной линии, дольше прожила. До последних дней бегала, суетилась. Как садилась отдыхать – дед её брал за шкирку да поколачивал. Она сразу поднималась – и суетиться. Домашними делами всё занималась. Никогда не видел, чтоб улыбалась она. Всегда строгая была, хотя я знал, что она не просто так это всё делает, а любит она нас… Так. А чём я? Опять я перед тобой разоткровенничался. Хотел сказать, что ерунда это всё, от лукавого. Ухаживать ни за кем не надо. Если плохо человеку, болеет, значит оставить его надо. Сам не может жить – не чужих умов это проблема. А тут придумали… Ещё и для старух. Сиделки эти в пустую силы тратят. Дуры. Собрали всех дураков в одной избе, да и назвали «Вдовий дом». Тьфу!

- Как вы жестоки! – отрицательно воскликнула барышня, - Как вы смеете?! Я вас не понимаю. Сами в таком положении не были, а потому и не знаете. Вот старым станете, будете помощи просить, а вам что должны отвечать? «Простите, дедушка, не хотим мы силы свои молодые на вас тратить. Нам есть чем заняться, а ты ступай и не мешайся здесь нам». Так, что ли? Вы что, рады этому будете?

Начальник задумался.

- А даже если и так! Да! Я, может, лучшего и не заслужил.

- У живых людей нет времени беседовать с мертвецами, а старики уже одной ногой в могиле, - со спокойной уверенностью добавил он, подумав.

Искреннее признание Василия Ефимовича удивило Иду, но она не намерена была мириться с такой нигилистической точкой зрения. Между собеседниками вновь повисла тишина, дающая обоим право поразмыслить над мнениями друг друга.

- Знаете, я тут недавно думала, - мечтательно начала Ида, - Как было бы чудесно, если бы для животных из питомников строили маленькие загончики в больницах, вдовьих домах и других местах, где людям одиноко и тоскливо. Тогда этим несчастным было бы не так плохо, и, думаю, животным тоже данное решение пошло бы на пользу. Как вы думаете, это хорошая идея?

- Ох, снова ты херню городишь, женщина. Вам, бабам, лучше бы молчать в тряпочку и не мешать. Хотя б выглядеть будете красиво и настроение поднимать, - нудно бурчал хозяин, - Но, если представить, что к твоим словам прислушаются и сделают, как ты говоришь, одна проблема решится, а вот другая – посерьёзнее – останется. Люди, которых ты считаешь несчастными, изолированы. Своей «доброй волей», как и любой «хорошей» идеей, ты сделаешь хуже. Те люди просто будут жить в «своём» мире. Когда-то их загнали в дома, отгородили от общества, так они и живут в «своей» среде. Животные только помогут им окончательно закрепоститься. Так они и будут жить, далёкие от мира. Лучше б этих домов не было. Всем проще стало б сразу. Но тебе, я вижу, этого не понять, так что не начинай разговоров, которых не можешь поддержать.

Ида была не согласна, но вида не подала, сдерживая себя от инициирования нового конфликта, страшась его разгорания, не выгодного обоим. Выполнив немую просьбу мужчины, она всё же решила удостовериться:

- Так вы запрещаете мне уйти пораньше?

Мужчина, кончив с подсчётами и отложив в сторону клочок пожелтевшей бумаги, мельком глянул на прелестную леди, столь далёкую от него по духу.

- О, чёрт с тобой! Вали к своей бабке! Можешь вообще не возвращаться! – свирепо откликнулся он, однако в его неприятном тоне чувствовалась вполне объяснимая усталость.

- Благодарю, - неловко ответила красавица и незаметно ретировалась. Виной её нерадостной реакции служило разочарование, вызванное впечатлением от вышеописанного разговора, опустошившего надежды и альтруистские мечты девушки.

Вдовий дом

Во Вдовьем доме пахло неизвестными медикаментами и немытой плотью, давая своевременно понять незваному гостю, куда он пришёл. Несмотря на, возможно, кажущийся заботливым уход за бывшими жёнами гражданских и прочих деятелей, запах не оставлял сомнений в недобросовестности обслуживающего персонала. Хотя у иных возникало предположение, что запах этот вечно сопровождает престарелых людей.

Ида не могла смотреть на обитательниц сего учреждения без жалости, но, не владея рецептом эликсира молодости, невозможно облегчить страдания личностей, чей путь медленно подходит к ожидаемому концу.

Девушка, чувствуя себя неуютно, стыдясь своих молодости и прекрасного здоровья, маленькими, неуверенными шажками перемещалась по коридору жилья призренных. Завернув в знакомую комнату, Ида обнаружила отсутствие любимой бабушки, ласково именуемой Тоней. Койка пустовала, а по ту сторону запотевшего окна беспокойный ветер качал искусные ветви молодого вяза.

Не менее взволнованная барышня поспешила выведать у остальных жителей судьбу милой старушки. Ида выбежала из пустующей бледной комнаты и отправилась на поиски живой души.

Удача ждала Иду недолго, и вскоре фрейлейн встретила спокойно идущую ей навстречу худощавую, с маленькими неприветливыми глазками, медсестру, которую чуть ли не сбила с её и так тонких ножек добродетельного призрака.

- Здравствуйте, простите, вы не знаете, куда пропала Антонина Семёновна из восьмой палаты? – нервно, запинаясь на каждом слове, спросила дева.

Медсестра размеренно остановилась и, изучая высокомерным взглядом Иду, ответила:

- Никуда она не пропала, - с ледяным равнодушием, отточено говорила женщина в белом одеянии, - Антонина Семёновна была по собственному желанию переведена в другую палату. В восьмой её слишком сильно дуло, если вам интересно. Сейчас лежит в третьей, на первом этаже.

- Спасибо! – послышалось у боковой лестницы. Эхом раздался дубовый стук каблуков, становясь слабее и слабее и, в конец, спустя минуту, глухо затих окончательно.

Медсестра механически повернулась, жёстко и громко спросив:

- Но… кто вы?!

***

Ида сбежала с ложной дороги и молниеносно очутилась в дверном проёме, над которым красовалась крупная цифра «3». Девушка, отдышавшись, придя в себя и вспомнив о вежливости, робко постучала, ожидая ответа.

- Кто это? – прохрипел чей-то раздражённый голос.

- Это Ида. Бабушка, я могу войти?

- Что ещё за Ида?

Грустный скрип кровати раздался в тишине, создавая в мыслях обеих женщин непонятную пропасть.

- Я. Твоя внучка.

С правого края комнаты показалась маленькая старушечья голова, которую, словно нимбом, опоясывал пух белых, слегка сероватых, волос, видневшийся на свету. Подслеповатые, блёклые глаза тупо смотрели вдаль, слегка приоткрытый, с пересохшими губами рот будто издавал неслышимый звук или пытался что-либо произнести, а вопросительное выражение лица достигалось лишь за счёт тонких, почти невидимых бровей. Пожилая дама, вероятно, разглядев лицо девушки, стоящей напротив неё, нахмурилась и посмотрела осмысленно и строго прямо на Иду.

- У меня нет внуков, - прохрипела печальным и, вместе с тем, вызывающим тоном, не требующем опровержения сказанных слов, старуха.

Ида была шокирована.

- Нет! Бабушка! А как же я? А Феликс? Петра? Озетта? Артур, Герда, Людвиг? А как же маленький Отто?.. Бабушка, ты не помнишь нас? Мы приезжали к тебе на Рождество год назад. Мы всегда приезжаем к тебе на Рождество и Пасху.

Женщина недоумённо смотрела на Иду, пытливо ища в её лице знакомые черты.

- Что ты говоришь, милочка? Я впервые тебя вижу, а тех имён я и не слышала ни разу. Я не твоя бабушка.

- Но бабушка… Но я… я не могла ошибиться!

Голубые глаза девы, словно мраморные, античные вазы, наполнились влагой. Не в силах сдерживать внезапный поток слёз, юная барышня заплакала, прикрывая покрасневшее лицо мягкими ладонями. Однако, чуть поразмыслив и опомнившись, Ида спросила:

- Если вы не моя бабушка, скажите, пожалуйста, как вас зовут?

Старушка перевела взгляд в сторону, припоминая ответ и готовясь вот-вот произнести, развеяв сомнения вопрошающей. Придя к умозаключению, бабушка промямлила:

- Меня… Хм… Меня зовут… Милочка, в моём возрасте я всё забываю… Меня зовут Антонина… М… Вроде, Антонина Владимировна… или… нет. Антонина Ивановна…

- Антонина Семёновна! Нет, ты моя бабушка! – оживилась непризнанная внучка, но, смутившись, промолвила, - Ты просто… не помнишь.

Ида подошла ближе к старушке, отчего последняя боязненно шелохнулась. Девушка продолжала, ласково взяв трясущиеся, неуверенные в движениях руки пожилой дамы в свои:

- Бабушка, посмотри. Разве ты не помнишь меня? Я приходила к тебе не так давно, месяц назад. Ты говорила, что всё забываешь, что у тебя болят ноги. Тебе тяжело было ходить, и я помогала тебе с этим. Тогда ты узнавала меня. Ты сказала, что я изменилась, повзрослела, но всё такая же улыбчивая…

- Прости, деточка, не узнаю я тебя, - прервала ровную и убедительную речь Иды, старушка, - Впервые тебя вижу, хотя на кого-то ты похожа. Когда-то у меня была дочь. Ты на неё немного похожа. Прости, милочка, кажется, я не твоя бабушка. У меня нет больше родных. Мой муж умер в 1886 году, а дочь – от туберкулёза в 1893…

- Нет! Нет! Мама жива! – восклицала Ида, возобновив течение прозрачных холодных слёз, - Бабушка, твоя дочь не умирала. От туберкулёза умер твой сын, Илья.

- У меня не было сына, - с удивительным спокойствием, пространно и кратко ответила Антонина Семёновна, - и внуков не было. Деточка, у меня нет родственников. Одна я осталась смерти ждать.

Последние слова женщины звучали так убедительно, что Ида не посмела более возразить. Она выпустила руки старушки, оставив их болтаться в спёртом воздухе Вдовьего дома. Молодая бледная женщина медленно, молча вышла, не вспомнив, как, разочарованная, с мокрым от слёз, порозовевшим лицом, оказалась посреди Очаковской улицы, на всей площади которой царило броуновское движение. Над Идой нависал купол мрачных туч. Едущая за её спиной повозка мигом привела мечтательницу в чувство.

Сориентировавшись, Ида побрела к ближайшей лавке, распахнутые окна которой открывали барышне светлый мир приятных ароматов хлебобулочных изделий. Героиня картин Рубенса вошла в наполненную запахами, словно флакон французских духов, лавку. В обширной площади магазина умещалось множество сладостей на любой вкус. Проходя мимо одного из столиков, краем глаза дева приметила лежащий в аккуратной, но, будто выцветшей от яркого света, упаковке шоколад, но тут же в её юной голове пролетела мысль: «Не могу больше смотреть на шоколад. Ненавижу шоколад. Как он мне противен.»

***

Пышная красавица, расправив полы своей пушистой и изящной шубки, с замёрзшими на улице слезами, покусанным морозом лицом и опечаленным взглядом в пустоту съедала по дольке бесформенную плитку низкокачественного шоколада, думая лишь о том, как она желает уйти с тяготившей её работы. Покрывшиеся инеем длинные густые ресницы застилали ей вид противоположной части неизвестной тёмной аллеи. Мокрый снег только усугублял и без того плохую видимость. Ветер был морозным, словно на кладбище.

Девушка ещё не знала, что представшее этим вечером перед ней явление, доведшее её до слёз, имело под собой название – деменция.

Загадка

Безвременно наступивший февраль пробуждал в людях воспоминания о светлой весне, до которой оставалась пара недель. Небо будто стало выше, и пространство города больше не выглядело погрузившимся в темницу зимы. На дворе чаще появлялись оледеневшие лужи в противовес угрюмым сугробам. Рутинное времяпрепровождение Иды словно бы стало разнообразнее, потому она передумала уходить от хозяина, превратившегося всего за несколько месяцев в единственного друга, обладающего своеобразным мировоззрением и эмоциональным фоном. В попытке узнать «друга» получше, фрейлейн решила тайно проникнуть за холодные засовы мрачной двери. Иде было невдомёк, что скрывает за собой металлическая задвижка, и оттого загадка эта становилась для девушки привлекательнее, взывая к пытливому уму и незыблемому любопытству барышни.

Однажды, когда Василий Ефимович отлучился за покупкой ингредиентов, что случалось раз в месяц, Ида, осмелев и заранее проследив за тем, куда владелец заведения кладёт ключ от загадочной двери, направилась открывать завесу тайну.

Ида, проверив, ушёл ли хозяин, и после удостоверившись в этом, посмотрев через плечо за плоскость витрины, медленно повернула старый медный ключик, взятый из кляйнового⁶⁰ сундука, покоящегося в одном из четырёх ящиков секретера. Заглянув за с усилием отворившуюся дверь, продавщица не могла поверить собственным глазам, раскрывшимся от ужаса и походившим на блюдца старинного семейного сервиза. В продолговатом помещении, напоминающем широкий тёмный коридор, освещаемый несколькими подсвечниками, господствовал мерзкий запах тухлого мяса, от которого молодой женщине мгновенно стало дурно. В середине комнаты стоял высокий и широкий в диаметре – как и хозяин магазина – чан с чёрной густой жидкостью. Ида подошла ближе к огромному котлу и, взобравшись на стремянку, посмотрела внутрь. Запах, источаемый жидкостью, был более приятным, нежели в остальной части помещения, - это был шоколад. Ида мигом спустилась и направилась дальше по коридору. Справа стоял грубо отёсанный деревянный стол, на котором красовался нож мясника. На другом конце стола покоились формы для шоколада, детально вымытые и вычищенные. Но не это вызвало в неподготовленной барышне чувство страха и беспомощности. Помимо ножа для резки мяса, на столе находилась лампа, сделанная из человеческого черепа. В дальней части коридора, на противоположной стене, болтались гирлянды из белёных костей, а на тумбе, стоящей недалеко от чана, лежали чья-то окровавленная ладонь, ухо и язык. Не выдержав отвратительнейшего смрада в симбиозе с не менее кошмарным зрелищем, Ида, задыхаясь, выбежала из комнаты, тряся волосами цвета поздно скошенного сена. Тщательно заперев за собой дверь, она бросила ключ в привычное для него место и села, как ни в чём не бывало, пытаясь смириться с увиденным или хотя бы отвлечься.

***

Ида с шумом ворвалась в уютные апартаменты с полосатыми обоями, устрашив тем самым мирно читающую любовный роман тётю.

- Ида, Господи! – хватаясь за сердце, воскликнула перепуганная женщина; её глаза сверкали, как тлеющие угольки в камине, - Нельзя же так врываться! Ох, ты меня до смерти напугала. Что случилось? Ты выглядишь взволнованно.

- Извини, тётя. Я не знала, что ты читаешь, - монотонно сказала Ида, проигнорировав заданный ей вопрос. Бывшая курсистка суетливо металась по комнате, будто ища забытую вещь.

Лидия Крузенштерн, вальяжно развалившись в кресле, принялась за очередную главу, часто посматривая на племянницу из-под строгих очков учительницы. Над головой фрау висела, обрамлённая в позолоченную раму, картина генуэзского художника Бернардо Строцци «Кухарка». «Кухарка» затейливым взглядом смотрела на «Аллегорию искусств» того же мастера.

Вскоре необъяснимое поведение девушки вывело тётушку из себя, и она, подняв тонкое мраморное лицо, спросила:

- Ида, ты что-то забыла?

- Нет, - последовал ответ.

- Тогда что ты делаешь?

- Ничего… Неважно, тётя…

- Нет, важно, - тётя отложила книгу в бархатном переплёте и ровными шагами приблизилась к племяннице, - Ида, ты как будто привидение увидела. Скажи, что случилось?

Но дева молчала, стоя у растянутого во всю стену шкафа и перебирая в нём каждую книжку, попадавшуюся под руку.

- Ида, ты снова пугаешь меня, - более мягким тоном промолвила графиня.

- Тётя, всё хорошо. Просто…

- Если всё хорошо, почему ты так побледнела и, кажется, осунулась? У тебя глаза, какие, наверное, были у мучеников во время пыток. Молю, скажи, что происходит?

Тётя Лида с жалостью смотрела на Иду, гадая, что могло произойти и как помочь беспокойной девушке. Ида, отложив пустое занятие, повернулась к заботливой тётушке.

- Тётя, не волнуйся, просто проблемы на работе… Частые ссоры с начальством. Ничего более, - добродушно и легко произнесла она.

Графиня, не удовлетворившись данным ответом, но не подавая вида, с обескровленным лицом вернулась на прежнее место, открыла книгу и продолжила чтение.

***

Изложив увиденное на измятом листе бумаги, Ида последовала в Департамент полиции. Моросящий дождь ударял тонкими противными каплями. Тяжёлое серое небо давило своей атмосферой. Птицы порхали низко, хохлились и жались друг к дружке, сидя на ветках кустарников и прячась от дождя. Ида, ловко перемахивая через расплывшиеся по тротуару лужи, приближалась к месту защиты и спасения. Резко остановившись при входе и отдышавшись, она, собравшись с мыслями, прошла за порог учреждения.

- Здравствуйте, - обратилась она к первому встреченному человеку, - Мне нужно кое-что рассказать. Я видела… В общем, здесь всё написано, - девушка, дрожащая всем существом одновременно от холода и испытываемой тревоги, достала из кармана пальто свёрнутый клочок бумаги, вручая его в руки усатому господину в жандармском мундире, - Да, посмотрите, здесь всё написано. Смотрите-смотрите. Я всё описала. Теперь мне страшно, что он узнает, что я заходила в дверь.

- Так-с, барышня, это не к нам-с. С этим вы в сыскную полицию обращайтесь, - ответил мужчина, возвращая красавице поверхностно изученную записку.

- Хорошо, хорошо, спасибо, - удаляясь и дрожа, шептала нежданно заявившаяся незнакомка.

***

В соседнем здании располагалось отделение сыскной полиции. Ида мигом примчалась туда, юркнула в могутную, отливающую бронзой, сосновую дверь.

Молодой женщине представилось глухое, душное и плохо освещённое помещение. Четверо сыщиков столпилось в левом углу комнаты у грубого секретера, что-то усиленно обсуждая. За столом сидел средних лет полицейский надзиратель, изучающий стопку документов.

- Извините, - вежливо прервала общение гостья; один из сыщиков обернулся и с высока посмотрел на гостью, - Я хотела бы… хотела бы рассказать… Вот! Уважаемый детектив, прочтите. Здесь всё написано.

Ида дала заинтересованному мужчине тот же смятый пожухший листок. Остальные присутствующие в отделении умолкли; лишь надзиратель, не поднимая головы, продолжал ознакомляться с каким-то муторным делом.

Сыщик бегло прочёл записку. Бросив на незнакомку подозрительный взгляд, мужчина промолвил:

- Барышня, а имеются ли у вас вещественные доказательства? Чтобы обвинять человека в столь серьёзных преступлениях, недостаточно маленького клочка бумаги. К тому же без опроса свидетелей мы не имеем права арестовывать человека. Вы знаете хотя бы одного свидетеля?

Внутри Иды всё будто сжалось. Она была не готова к сему вопросу, и детектив заметил это.

- Э… Ну, сейчас у меня нет доказательств, но я постараюсь их отыскать и обязательно принесу.

- Так, хорошо. Но что насчёт свидетелей? – промычал мужчина в драгунской форме, широко расставив ноги и скрестив руки на крепкой груди.

Девушка усердно рылась в памяти. Наконец, вспомнив испуганного мальчика, отступающего назад и бегло ретировавшегося в один из зимних вечеров из магазина, Ида сказала:

- Боюсь, я не смогу найти свидетеля.

Запинаясь, она поведала полиции о пугливом юнце. Чуть позже фрейлейн добавила к своему рассказу новые подробности и высказала самые страшные предположения. Сыщик внимательно, однако со скептическим взглядом, выслушал женщину, записывая только важные для нового дела аспекты.

- Записочку вашу я изымаю, - прервав повествование, произнёс он. Клочок бумаги скрылся в складках мундира.

- До свидания, барышня. Спасибо за донесение, - лучезарно улыбаясь, прощался молодой детектив. После он развернулся к коллегам и принялся за обсуждение странной истории неизвестной.

- Слышали?

- Да уж, - протянул стоящий по правую руку от говорившего с Идой мужчина.

- Не верится мне-с. Странно-странно. И барышня слишком уж тревожная-с. Странно, - послышался гундосый голос опытного сыщика.

Самый молодой из присутствующих – светловолосый парень с острыми чертами лица – молча стоял поодаль, анализируя каждое произнесённое слово.

- Николай Амосович, вы записали имя и адрес той барышни? – прорезался надзиратель полиции, чисто выбритый сероглазый джентльмен.

- Да, Павел Григорьевич, - сказал уже знакомый детектив, - Вот.

- Думаю, следует узнать побольше о так называемой «Иде». Нужно опросить её родственников, - сделав в задумчивости паузу, он, тыкая пальцем, добавил повелительным тоном, - Вы, Михаил Афанасьевич, - надзиратель указал на пухлого человека с рыжей бородкой, - и вы, Александр Иванович, - молодой парень с светло-русыми волосами, - этим займетесь. Чем скорее, тем лучше.

Ида, уходя, бросила невнятное «до свидания». Тем временем она, шагая по мокрой мощеной дороге, спешила к поместью любимой тёти.

***

Полупрозрачный, призрачный тюль скользил дугой по раскрытым створкам окна. Прохладный ветер надувал из него свободно болтающийся спинакер.

Лидия Крузенштерн не сумела поверить в фантастический рассказ племянницы.

- Прости, Ида, - сказала она, - Я не верю. Это больше похоже на кошмарный сон. Может, тебе это приснилось?

- Тётушка, стала бы я идти в полицию, если бы мне это приснилось? Посуди сама.

- Нет, не верю я, - упрямо отвечала Лидия, - Я помню, как ты мне рассказывала про шестнадцатилетнюю девочку Азалию, которая повесилась из-за того, что с ней плохо обращались родители, да ещё и гнобили в гимназии⁶¹. А потом оказалось, что это был твой сон, и не было никакой Азалии. Зато с такой уверенностью, в таких красках мне рассказывала.

- Это совсем другой случай. Да, тогда мне приснилось, но сейчас…

- Нет! Ида, дорогая, не кричи: «Волки!», когда овцы кругом.

Помолчав и остыв, Лидия добавила:

- И всё равно я тебе не верю.

После тётя перевела взгляд на распахнувшееся окно и, размеренно ступая, направилась к нему. Ида же молниеносно выбежала, хлопнув дверью, поднялась на второй этаж, в свою комнату, заперлась и, свернувшись клубочком, укутавшись с головой в одеяле, тихо и нервно заплакала.

***

Озадаченная и удрученная, Ида побрела солнечным первомартовским утром на работу, отношение к которой изменилось по мановению ока; стоило только открыть дверь…

По привычке она вошла в пропахшую сладостями каморку, сняла тяжёлое пальто и аккуратно повесила его на бронзовый стёртый крючок старой стоячей вешалки. Сев за ненавистный прилавок, красавица с исказившимися от переносимого стресса чертами принялась за работу: ожиданию покупателей. Мысли её были далеки от реальности. Найти свидетелей по делу не представлялось возможным, а вот наличие улик могло бы сгладить ситуацию. Хозяин, как и большую часть времени, сидел в тайной комнате ужасов.

- Ида, я – на рынок, - предупредил боров в жилете и брюках, натягивая шляпу и тёмно-серый честерфилд,

- Если покупателей не будет, можешь уйти пораньше, - бросил начальник, скрывшись за дверью.

- Спасибо, - про себя ответила Ида.

Дождавшись ухода владельца, она, используя проверенный путь, пробралась в мрачную камеру шоколадоварения с чаном, напоминающим импровизированный меланжер. В обстановке будто что-то поменялось, и запах теперь стоял не столь едкий и мерзкий. Все предметы, лежащие на том же деревянном столике, были прибраны. Единственное, что смущало вошедшую девушку – стон, исходящий из глубины коридора.

Ида прошла вперёд и, обнаружив на тумбе отрубленный мизинец, взяла его. Подбежав к стене с «украшениями», нежданная гостья ухватила висящий на гвозде амулет из тонких костей. После обезумевшая от страха барышня, не глядя, бросилась к выходу, игнорируя стон узника, который позже ни раз будет слышаться ей в кошмарах.

Дева заперла дверь и, вернув ключ на место и отдышавшись, завернула кровавые находки в платок, который сразу же сунула в карман серого пальто.

Как ни в чём не бывало, Ида продолжила работу.

***

Освободившаяся поздним вечером четверга Ида вновь шагала навстречу представителям правопорядка. Она шла твёрдой поступью, увереннее, чем прежде. Мокрый редкий снег покрывал уличную плитку. Рабочие возвращались домой, а знать насыщенно проводила время в опере.

В отделении полиции стройный высокий мужчина в тёмно-бирюзовом мундире принял свёрток с уликами от незнакомки, проведя заранее небольшой допрос. Когда фрейлейн ушла, он тихо сказал:

- Да уж, необычное дельце.

- И не такое решали, Юрий Степанович, - подхватил другой, облокотившись на стол первого.

- С трудом верится в показания этой гражданки, хотя улики… - не останавливаясь, говорил Юрий Степанович.

- Девушка либо нервничает, либо врёт.

- Очевидно, совершено множество убийств, но не понятно, почему сия барышня обвиняет именно владельца магазина.

- Может, затаённая обида? – предположил второй мужчина, но тут же отказался от собственных слов, - Нет. Думаю, гражданка Краузе говорит правду. Ведь, судя из показаний, она нашла палец и это ожерелье, - сыщик указал на улику, - в магазине. Значит, преступления мог совершить только один человек – господин Орлов, то есть владелец.

- Слабо вериться в существование «комнаты», которую она так подробно описывала. Больше смахивает на плод бурной фантазии или галлюцинацию, - делая памятки в документах, ровным голосом рассуждал первый.

- Да, Юрий Степанович, не лёгкое дельце, не лёгкое.

Расследование

- Уважаемая Лидия Крузенштерн, соизволите ли ответить на пару вопросов. Это необходимо для дела, - строгим басом произнёс Михаил Афанасьевич, скрестив ладони у низа своего круглого брюшка.

- Да, конечно, - немного растерянно ответила графиня, - Что вас интересует?.. Ой! Я совсем забыла предложить вам пройти! Ох, где мои манеры! – засуетилась женщина, - Давайте пройдём в залу. Там вам будет удобнее.

- Не стоит, - спокойно сказал Александр Иванович, однако, встретившись с недовольным взглядом коллеги, исправился, - А знаете, нет, давайте всё-таки пройдём.

- Вот и хорошо. Хотите чаю? – услужливо спросила Лидия.

- Да, если можно, - ответил Михаил Афанасьевич, тяжело усаживаясь в роскошное кресло.

- Варя, принеси гостям чаю! – крикнула Лидия служанке. Сама же графиня села напротив гостя, но мигом встала и начала расправлять скатерть на маленьком столике, разделяющем женщину с сыщиками и вносящем в интерьер гармонию.

Александр Иванович скромно встал рядом с более опытным детективом, следя за тем, как металась гостеприимная женщина. Второй мужчина, поглаживая реденькую рыжую бородку, ожидал прихода служанки.

- Ну, так что вас интересует? – спросила графиня, с прямой спиной садясь в кресло и сводя ладони в замок.

- А? А, да, Лидия Ивановна, мы бы хотели узнать побольше о вашей племяннице, госпоже Краузе, - сказал полный господин в кресле, переминая в руках бумаги, и, поднимая глаза на графиню, приступил к беседе, - Для начала. Замечали ли вы что-либо необычное за своей племянницей в последнее время?

Служанка аккуратно поставила на столик крошечные чашки, наполненные чёрным свежезаваренным чаем. Из чашечек – подарка супругам Крузенштерн на Фаянсовую свадьбу – вился горячий ароматный пар. Михаил Афанасьевич незаметно ущипнул милую девушку, на что та, бросив удивлённый взгляд на гостя, без лишних движений пожелала быстро скрыться.

Графиня, касаясь пианинными пальцами тонких губ, роясь в закоулках памяти, смотрела на красочный ковёр с цветочным рисунком. Дневной свет озарял её вытянутое, в румянах лицо. Чуть погодя, фрау промолвила:

- Да, господин офицер, замечала. Знаете, моя племянница всегда жизнерадостной девочкой, всегда улыбалась и заражал всех нас своим смехом. Всегда с лёгкостью делилась даже мелкими переживаниями. Но в последнее время она стала отмалчиваться, что-то утаивать. Она всё время ходит грустная. Я давно не видела её улыбки. С каждым днём она будто становится всё более скрытной. С ней что-то происходит, и я из-за этого очень переживаю. Не знаю, что на неё так повлияло. Возможно, отчисление с курсов.

- Так, - прервал монолог графини полный сыщик, - Она была отчислена с курсов. Эта информация у нас записана, но по какой причине её отчислили? Вы можете нам сказать?

Лидия глубоко вздохнула.

- Ну, во-первых, не все предметы ей одинаково хорошо давались. А, во-вторых, с поведением были проблемы. Уж слишком она у нас общительная.

- Ясно. Помимо того, что вы назвали, наблюдали ли вы какие-то странности за племянницей? Может, неожиданный поступки, поведение?

- Хм, я только помню, как она искала что-то в библиотеке. Наверное, книгу. Я пыталась расспросить Иду о её состоянии, но она уклонялась от ответа. Это показалось мне странным, потому что обычно Ида не просто не утаивала от меня, что читает, но и рассказывала, делилась впечатлениями. Когда её не было дома, я зашла к ней в комнату. Я хотела узнать, что она читает. На её прикроватной тумбочке я нашла «Заблуждения женщины» Мэри Уолстонкрафт, а в ящике стола - целую стопку книг Афры Бен, Изотты Ногарола, Мэри Эстел и Лауры Черета. Эти книги она привезла с собой из Германии. Вряд ли это как-то поможет вам, но я говорю, что видела, - сыщик понимающе кивнул, - Со мной она не общается. То книги читает, то на работе.

Михаил Афанасьевич сделал несколько записей, после чего, облизнув толстый палец, перевернул страницу документа.

- Понятно, - продолжал он, - Как давно ваша племянница работает у господина Орлова?

- Кажется, с января.

Лидия смотрела на царящую за окном погоду. Можно было подумать, её совершенно не интересует происходящее в данный момент.

- Возникали ли у неё какие-либо проблемы на работе в магазине господина Орлова?

- Она особо не говорила мне о работе. Насколько мне известно, она часто ругалась с Василием Ефимовичем – вроде, так его зовут.

Детектив сделал пометку.

- И больше она вам ничего не рассказывала?

- Нет, - удручённо сказала женщина.

- Ясно. От лица полиции благодарим вас за оказанное нам время. Информация, которую мы от вас получили, очень важна для дела. До свидания.

Михаил Афанасьевич поднялся и направился к выходу. За ним последовал бессменный спутник - Александр Иванович.

- Не за что, - ответила Лидия и, последовав примеру сыщика, встала и проводила гостей.

Графиня долго стояла у закрытой двери, собираясь с мыслями.

- Что с вами, хозяйка? – поинтересовалась Варя с горой тарелок в худых руках, остановившись у женщины, приложившей ко лбу широкую ладонь и глядевшей в пустоту.

- А? Нет, Варя, ничего. Работай, - откликнулась очнувшаяся от транса графиня.

- Хорошо, хозяйка.

***

Двое сыщиков шло по тенистой аллее. Ветер хлестал могутные ветви деревьев друг об друга, а клубящиеся серые облака сурово нависали над прохожими.

- Александр Иванович, - нарушил тишину первый, - Чтобы пролить свет на эту историю, нам нужно посетить магазин «Шоколадный поцелуй».

- Бесспорно, Михаил Афанасьевич, - отвечал второй, - Бесспорно.

***

Ида устало потянулась на кровати с белоснежными простынями. Маленькие птички изящно порхали по клетке и радостно чирикали. Пасмурная погода не давала и шанса солнечным лучам прорваться сквозь перину облаков. Барышня переводила взгляд с потолка на окно, с окна – на клетку, и так по кругу. Набравшись сил, юная прелестница, достав из ящика прикроватной тумбочки книгу, принялась за чтение.

Раздался стук. Ида повернула голову в сторону двери.

- Кто там?

- Можно? – входя, спросил Алексей, муж Лидии.

- Да, конечно. Проходите.

- Я ненадолго.

- Не имеет значения, - девушка вновь уткнулась в книгу.

- Что читаешь? – присаживаясь на край постели, спросил Алексей.

- …

- А, это то, что читают сейчас юные леди? Суфражетки, кажется?

- Да, - протянула Ида.

- Ясно. Я вот считаю, что равноправие – это важная вещь, а тётка твоя со мной не согласна. Странно. Ну, я не за тем пришёл, - граф сделал небольшую паузу; его миндалевидные глаза радостно блестели, - Мне тут сказали, что к нам приходили из полиции и спрашивали по поводу тебя. Это правда?

- Я не знаю, - честно ответила подозреваемая.

- Хм, а ты ходила в полицию?

- Да, - нехотя ответила Ида.

- Зачем? Что случилось? – интересовался мужчина.

- Я нашла в магазине нечтотакое, о чём следовало сообщить властям, - загадочно произнесла фрейлейн, в конец оторвавшись от чтения и вытянув вперёд ноги.

- И что же? – предельно серьёзно спросил граф.

- Кровь, кости, части людских тел, - сквозь плач говорила красавица, - Хоть вы мне поверьте, Алексей. Мне никто не верит, - на последнем выдохе девушка окончательно разрыдалась.

- Действительно, звучит крайне неправдоподобно.

Граф Крузенштерн пронзал племянницу суровым взором.

- Тебе это не привиделось? Не приснилось?

- Нет, -Ида закрыла лицо ладонями.

- Точно?

- Да! Вы мне не верите? – поднимая голову, вопрошала девушка с молящими глазами.

- Верю.

- Я видела, - задыхаясь, продолжала рассказ Ида, - Я видела, как он входил и выходил оттуда, как ни в чём не бывало. Эта дверь... Я видела, куда он клал ключ. Когда он ушёл, я достала ключ и… и зашла в ту комнату. Она была тёмная и страшная. Там пахло тухлым мясом. А ещё там стоял котёл с шоколадом. А на тумбе было настоящее человеческое ухо! Алексей, вы мне верите?

- Я тебе верю.

Алексей по-отцовски обнял нервно истощённую барышню, обдумывая сказанные ею слова. Ида долго плакала и бормотала какие-то небылицы, чувствую жёсткие поглаживания по спине тяжёлой руки графа. Через час красавица успокоилась и заснула. Алексей медленно вышел, прикрывая за собой дверь.

Он не поверил ей.

***

Парочка сыщиков поздним вечером, когда улицы города пронзали сумерки, методично приблизились к «объекту». В витрине «Шоколадного поцелуя» ещё горел тёплый свет. За столом сидел скрюченный Василий Ефимович. Он внимательно пересчитывал дневную выручку, записывая кривым мелким почерком результаты на иссиня-белый листок.

- Добрый вечер, господин Орлов, - весело поприветствовал владельца Михаил Афанасьевич, отчего тот вздрогнул и резко встал, выпрямившись в ровную струну.

- Добро пожаловать. Чего желаете? – вежливо произнёс хозяин.

- Желаем уладить некие неурядицы, возникшие совершенно внезапно в нашем отделении, - оглядывая ассортимент продукции, говорил полный сыщик, поглаживая рыжую бородку, за которой виднелся второй подбородок.

Александр Иванович, как всегда, стоял сзади коллеги, будто защищая его с тыла.

- Чем могу помочь? – не теряя самообладания, спросил Орлов.

- О, вы очень нам поможете, если скажете, что находится за той чёрной дверью? – детектив вытянул руку и показал напротив себя.

- Извините, - замялся Василий Ефимович, - Но, к сожалению, я не смогу открыть её. Эта дверь, со слов прежних хозяев, никогда не открывалась.

- Вот как, - смутился сыщик, - А одна барышня говорит, что была за этой дверью и что за ней скрываются следы множественных убийств. Что вы на это скажете?

- Не имею понятия, о чём идёт речь, - спокойно ответил хозяин.

Михаил Афанасьевич медленно достал из кармана полицейского обмундирования перчатки и кулёк, покрытый испачканным платком. Натянув перчатки, он раскрыл свёрток и достал из неё вещественное доказательство.

- Вам знаком этот предмет? – показывая ожерелье из костей владельцу магазина, промолвив сыщик.

- Впервые вижу.

Василий Ефимович скрестил руки на груди, опираясь чреслами о деревянный, без изысков, стол.

- Да? А это?

Вслед за ожерельем, детектив показал подозреваемому палец, испачканный в запёкшейся крови.

- Тоже не видел, - простодушно ответил Орлов.

Михаил Афанасьевич быстрым движением спрятал улики, снял перчатки и подошёл ближе к мужчине с ледяным взглядом.

- Извините за беспокойство, мы обязаны сделать это в целях установления правды.

Детектив резко дёрнул ручку таинственной двери, на что та не поддалась.

- А ключа у вас нет? – спросил он.

- Нет.

- А нам сказали, что в ящике вашего секретера есть шкатулка, в которой лежит ключ.

- Можете проверить, - освобождая дорогу, ответил Василий Ефимович.

- Позвольте, - Михаил Афанасьевич, тяжело переминаясь, подошёл к столу и открыл ящик. В нём действительно лежала шкатулка.

- Ага, и что же там? – улыбнулся сыщик.

- Деньги.

Полный господин потряс шкатулку. Послышался шум монет. Лёгким движением подняв крышку шкатулки, он обнаружил море медных, серебряных и золотых окружностей, достоинством от одной копейки до десяти рублей.

- И правда.

Михаил Афанасьевич бесхитростно посмотрел в глаза подозреваемого.

- Извините, - повторил он, после чего откланялся, развернулся и широким шагом устремился к выходу.

- Подождите! – прервал его продавец и, играя недовольного человека, прикрикнул, - А в связи с чем такие вопросы на ночь глядя?!

- Доложили на вас, господин Орлов, - заявил Александр Иванович, - Мы обязались проверить, оклеветали вас или правду сказали.

- То есть, меня в чём-то подозревают? – переполошился хозяин магазинчика.

- Именно, - просто ответил стройный светловолосый парень, изучая голые стены и ломящиеся от сладостей прилавки.

- Так. А кроме меня есть подозреваемые? – оттягивал окончание беседы Василий Ефимович.

- В сущности, господин Орлов, это вам знать не обязательно, - сказал Михаил Афанасьевич, - Однако мы не заметили в вас ничего подозрительного. Надеемся, что вы умеете хранить секреты, - «гость» подошёл ближе к владельцу и шёпотом сказал ему на ухо, - Мы считаем, что та барышня, что работает у вас, немного больна. Она, вероятно, выдумывает, поэтому, - мужчина повысил громкость, - Извините ещё раз.

- А, вы про Иду? – сыщик кивнул, - Знаете, она странная девушка. Я это сразу понял. Сидит у меня, работает, бормочет бред всякий. Иногда кричит без причины. Но работу хорошо выполняет, вот и не увольняю.

- Хм, спасибо за информацию.

- А ещё, - продавец добавил шёпотом, - Пару месяцев назад, когда только начинала работать, домогалась меня.

Михаил Афанасьевич совиными глазами взирал на «откровенного» собеседника.

- Что ж, мы учтём ваши показания. До свидания.

Двое господ в мундирах спешно ретировалось, оставив гражданина Орлова наедине со своими мыслями.

Апрель

Природа очнулась после зимней спячки и расцвела, представляя миру своё обаяние. Мелодично шумела река, а птицы радостно ей подпевали, встречая новое утро. Ничем не примечательный весенний день, открывающий удивительные вещи тем, кто этого желает.

Служанка Варя просыпалась раньше всех в доме. Она глядела из окна спальни на городской пейзаж, наблюдая за редкими прохожими и такими же экипажами. Варя была стройной смуглой девушкой лет двадцати с тщательно уложенными чёрными, как смоль, волосами и круглыми, серо-голубыми, как мутная вода, глазами. Пышные волны её воздушной причёски «помпадур» выбивались из-под ваесового⁶² чепца. В целом образ, который она являла собой, был близок к гибсоновскому⁶³.

Налюбовавшись видами весенней столицы, прислужница побрела по делам, которые всегда найдутся. Заранее утомлённая, она вышла из коморки и направилась в комнату графа Крузенштерна, находившуюся в самом конце коридора на верхнем этаже.

Распахнув дверь, красавица вошла к только проснувшемуся хозяину.

- Доброе утро, - мило поприветствовала она графа.

- Доброе утро.

Алексей улыбался, смотря на девушку, принявшуюся за расшторивание окон и протирание пыли.

- Прекрасно выглядишь, - сказал он.

- Спасибо, - ответила Варя, не отрываясь от работы и обдавая господина кокетливым взором.

В глазах мужчины горел ласкающий огонёк, однако, он не смел отрывать юную прелестницу от дел. Граф настойчиво лежал в жемчужной постели, ожидая завершения слугой незамысловатой работы.

Наконец, окончив уборку, Варя засеменила к выходу.

- Стой, - остановил её Алексей.

Барышня развернулась.

- Что, господин Алексей? – растерянно проговорила она.

- Подойди ко мне.

Девушка повиновалась.

- Садись.

Служанка села на край кровати. Граф резким движением притянул её к себе и сжал в крепких сильных объятиях. Пара слилась в нежном поцелуе под лучами рассвета. Время будто остановилось у порога рая. Бутоны проснувшихся цветов раскрывали нежные лепестки, показывая солнцу лимонное чрево, готовое принимать в себя разного рода букашек. Журчание реки и стук лошадиных копыт доносились с улицы умиротворяющей мелодией. Гладкие изумрудные листья берёзы трепетали под лёгким, свежим и тёплым ветерком. Молодая женщина и мужчина растворились в океане страсти и экстаза…

Расправив платье и наспех уложив выбившиеся волосы, Варя продолжила утренний обход. Так начинался апрель.

***

Василий Ефимович яростно посмотрел на входящую в магазин девушку.

- Ну здравствуй, - продавец подошёл ближе к перепуганной красавице и встал в позу Наполеона, свысока наблюдая за реакцией вошедшей, - Чё зыришь? Проходи, устраивайся. Я к тебе со всей душой, а ты… - барышня спешно уселась за прилавок, - Идиотка, - поворачиваясь, сказал он ей, - Проработаешь неделю, а дальше – чтоб духа твоего здесь не было. Знал же, что не надо бабу нанимать.

- Василий Ефимыч, - залепетала Ида, - Что я сделала?

- «Что я сделала?» – высоким голосом передразнил хозяин, - Что сделала?! И ты ещё смеешь спрашивать меня? Заткнись и работай, дура!

Взбешённый мужчина удалился в злосчастную дверь, с силой захлопнув её.

День проходил, как обычно. Вечером, когда лавка озарилась лучами буквичного⁶⁴ заката, Ида, завидев в очередной раз выходящего из «темницы» начальника, встала и обратилась к нему:

- Василий Ефимович, пожалуйста, не злитесь на меня, - фрейлейн склонила голову, словно провинившийся ребёнок. В ответ мужчина отвесил ей болезненную пощёчину. Девушка, рефлекторно схватившись за щёку, медленно села на прежнее место.

- Не злиться?! – взревел продавец, - Ты привела сюда полицейских! А я должен тебя простить, не злиться?! Да?! Отвечай, мразь!

Мужчина взял Иду за светлые курчавые волосы и обратил её испуганное и мокрое от слёз лицо к себе.

- Простите, - тихо произнесла она.

- Что?! «Простите»?!

Василий Ефимович залился отвратительно устрашающим смехом.

- Ты бы видела сейчас свою рожу!

Ида была в растерянности. От такого непредсказуемого поведения чувство самосохранения в ней ускоренно обострялось.

- Так, - после кратковременного молчания рявкнул владелец киоска, - Раз ты всё знаешь, тогда идём со мной, потаскуха.

Жирный вандал вцепился в шею жертвы, сжал её и поволок в ужасающе мрачную коморку.

***

- Михаил Афанасьевич, вы уверены? – вызывающе вопросил полицейский надзиратель, сидя за широким столом и держа в руках стопку документов.

Чиновник по особым поручениям хладнокровно следил за ситуацией со стороны. Александр Иванович занял ту же позицию.

- Да, Павел Григорьевич, - воодушевлённо ответил детектив.

- А вы что думаете, Константин Юрьевич? – поинтересовался всё тот же джентльмен.

- Павел Григорьевич, - выступая вперёд, начал чиновник; его голос был ровным и - в чём-то - успокаивающим, - Лично мне кажется, что улик недостаточно, а обвинения сшиты белыми нитками. Нельзя полагать, что виновна лишь девушка также, как и нельзя утверждать то же в отношении владельца магазина. Ввиду столь чудовищных находок, принесённых девушкой, мы не можем закрыть дело. Но и изобличить преступника мы пока не можем. Продолжайте искать, продолжайте. Вот, что я могу сказать.

- Спасибо, Константин Юрьевич, - сказал надзиратель и без промедления заключил, - Пожалуй, так мы и поступим. Михаил Афанасьевич. Александр Иванович. Собирайте информацию. Ступайте.

***

- Мерзкая стерва! Дрянь! Ты отсюда не выйдешь! – кричал Василий Ефимович.

Ида отчаянно выбивалась из грязных рук хозяина, заталкивающих её в глубину комнаты, откуда нет выхода.

Мощный укус снова выручил девушку, и продавец, рассыпаясь проклятиями и ругательствами, выпустил пленницу. Барышня поспешила к выходу. Через чуть приоткрытую створку двери просачивался белый спасительный свет. Но мужчина мигом настиг её, схватив сзади и опрокинув на окровавленный стол.

Ида извивалась, словно незадачливая рыбка, угодившая в сети. Фрейлейн с усилием высвободила руку и, по-звериному скрючивая пальцы, вонзила ногти в опухшее лицо психа, раздирая его. Василий вновь отпустил метежницу, заслоняя ей, однако, путь своим могутным телом. Ида не остановилась и вдавила пальцами глаза нападавшего, отчего тот, закрыв тяжёлой ладонью лицо, отошёл вбок и свернулся пополам, держась за деревянную столешницу.

Девушка спрыгнула и ринулась на свободу, но Василий, не унимаясь, рывком притянул её к себе. С закрытым глазом и исцарапанным лицом, он прохрипел:

- Знаешь, что делают с борзыми скотинами? С такими, как ты? Их усыпляют, - хозяин улыбнулся, - Ха! Идиотка, - его лицо опять стало серьёзным, - Полезай, дрянь!

Ида дёргалась, дико сопротивляясь уготованной ей судьбе. В момент одной из судорог, она дюже двинула чан. Шоколадный котёл, источающий жар, закачался. Дева не поддавалась, уверенно стоя на ногах.

Долгая и яростная борьба окончилась нежданным для мужчины приёмом – ударом между ног. Обратив внимание на беспомощность хозяина, Ида дерзким толчком отправила его в сторону чана. Василий прислонился к разгорячённому чугунному котлу и чуть было не свалился в вязку массу, но, по воле случая, лишь обжёгшись, упал на ледяной пол, распластавшись по каменной плитке и обессилев.

Чудом выбравшаяся шоколадница в панике выбежала из магазина, не оборачиваясь и не вспоминая о произошедшем, следуя прямиком к поместью любимой тётушки.

***

Наступила ночь, чёрной материей обволакивая небеса. Запертое окно не пропускало ни свежести, ни звуков, ни прохлады. Полоска лунного света спускалась с потолка, завершая путь изысканным ковром на дощатом полу. Романтичный интерьер замер, что обычно бывает в нежилых помещениях. Ида тоже застыла, казавшись тем самым мёртвой.

Старая подруга-бессонница навестила барышню. Кошмарные видения, доводящие до безумия людей с обширным воображением, возникали из темноты ночи.

Измучавшись, Ида решила отвлечься. Она взяла первую попавшуюся книгу и принялась за расслабляющие чтение.

Спустя полтора часа бледная красавица дремала на вишнёво-бурой деревянной кровати с кованым изголовьем, прижав к груди слабыми пальцами развёрнутую книгу.

Следствие

Перенасыщенный эмоциями Василий Ефимович ворвался в Департамент полиции.

- Здравствуйте, - не забывая о приличиях, прорычал он, - Уважаемые господа полицейские, разрешите представиться, - присутствующие Александр Иванович, Павел Григорьевич и – один из чиновников по особым случаям - Лаврентий Петрович молча уставились на гостя; ворвавшийся «неизвестный» сменил тон на спокойный, с налётом жалобы, представая перед блюстителями закона в роли жертвы, - Я, Василий Ефимович Орлов, простой владелец магазинчика, зарабатывал честным трудом. Нанял я, значит, - усевшись на близкую к нему лавку, декларировал господин, - Девушку. Ида, её зовут. Странная девушка. Сразу она вызвала у меня подозрения. А теперь видите, чем это для меня обернулось, - мужчина показал на расцарапанное лицо, - Вот. И она же ещё меня обвиняла. И, знаете, с сумочкой она чёрной ходит. Так вот. Сумочку она как-то эту поставила, а я мимо проходил да учуял из неё запах… пропастины какой-то. Как описать?.. В общем, думайте, что думайте. Не знаю, как вы воспримите такое. Девушку я, конечно, выгнал. Считаю, что её вообще нужно оградить от людей. Мало ли, на что способна… Спасибо, что выслушали, уважаемые господа полицейские. До свидания.

Искалеченный, бедный мужчина откланялся и ретировался. Работники сыска переглянулись и приступили к бурному обсуждению.

***

Поздним вечером, когда большинство порядочных людей сидят по домам и готовятся ко сну, тёмные личности выходят на поиски приключений. Освежающая, таинственная и свободная атмосфера ночи раскрепощает многих даже без их согласия, а бездонность неба сводит иных с ума. В городском шуме и мраке конфиденциальность обеспечена.

Среди время от времени встречающихся на улице прохожих очутился Василий Ефимович. Давно следивший за Идой, он знал, где она живёт. Прибыв на место, бывший начальник, легко взломав ненадёжный замок, пунктуально пробрался в поместье, окружённое вечнозелёными хвойными деревьями-солдатиками. Дом сладко спал, за исключением Алексея, что не было удивительным. Граф сидел на верхнем этаже, в своём неизменном кабинете и делал астрономические расчёты, портя зрение под лучами старинного фонаря.

Мастерски тихо крадучись, излишне полный господин прошёл в залу. На широком, обитом жаккардом кресле, Василий обнаружил вместительный ридикюль Иды. Нечестивец достал из глубокого кармана драпового пальто завёрнутое в бьянковую⁶⁵ салфетку человеческое ухо и поместил кровавую улику в труднодоступный угол сумочки. Опустив личную вещь на изначальное место, чёрный человек скрылся, не оставив за собой ни капли грязи, ни частицы пыли, ни молекул аромата.

***

Юная фрейлейн Краузе проводила четверг, тринадцатое апреля, с подругой, также бывшей курсисткой, не сумевшей окончить обучение по причине нехватки денег. Ида не виделась со знакомыми более двух месяцев: круг её общения ограничивался начальником и обитателями поместья Крузенштерн, а в последнее время – ещё и полицией. Теперь же она была счастлива вновь видеть Марфу – застенчивую, но, однако, властную и – в некоторых моментах – грубоватую особу крепкого телосложения с гладко уложенными в пучок каштановыми, тонкими, жидкими волосами и глазами цвета древесной коры.

Барышни гуляли по парку под манжетковыми⁶⁶ кронами, болтали и смеялись. Ида была в прекрасном настроении. Больше она не вспоминала об ужасных событиях, недавно происшедших в её жизни.

Девушки проходили мимо Большого Царскосельского дворца, Эрмитажа, Смольного монастыря, Мариинского театра, Зимнего дворца, Русского музея, Казанского собора, по Невскому проспекту, Дворцовой и Исаакиевской площадям. С раннего утра до позднего вечера молодые женщины веселились, словно резвые дети, обыкновенные беспризорники.

- Почему такая грустная? – полюбопытствовала Марфа.

- Не важно, - опустив уголки губ, ответила Ида.

- Нет, важно, - собеседница остановилась и взяла фрейлейн за руку, - Люди не меняются так быстро. Ида, я вижу, что с тобой что-то произошло.

- Не морочь себе голову, - отмахнулась подруга, - Лучше сменим тему.

- Как хочешь.

Более они не возвращались к сему разговору.

Сгущались сумерки. Девы торопились к уютным, родным домам, где их любят и ждут. Прошлые слушательницы сердечно попрощались на Львином мосту и разошлись в противоположные стороны.

***

Иду разбудили шум и неразборчиво повествующие о чём-то низкие голоса. Юная леди, откинув тяжёлое одеяло и расправив искусную ночную рубашку, глядела в потолок, не стремясь выходить наружу. Мысли её смешались в тугой клубок. От многочисленных разнообразных идей у девушки разболелась голова. Наступившая мигрень будто мстила Иде за чересчур активную умственную деятельность: она вовсе не давала проснувшейся думать. Любая попытка наказывалась обострением боли.

Ида перевела взгляд на укрытую платком птичью клетку, после чего закрыла глаза, стараясь отстраниться от реальности, забыться и уснуть.

Мученице помешал неожиданный стук.

- Ида! Ида! Ты спишь? Открой! (шёпот) Ида!

Это был голос тёти Лиды.

- Я не сплю! – вставала красавица, - Сейчас открою!

Дверь отворилась.

- Ида, - начала графиня, - Тут к тебе пришли.

Глаза Лидии были явно смочены слезами.

- Хорошо, я сейчас спущусь. Только оденусь, - дева в одеянии нимфы направилась в комнату.

- Давай, но поторопись, - попросила племянницу женщина.

Ида наспех облачилась в скабиозовое⁶⁷ платьице, столь чудесно шедшее к юному лицу дочери Германии. Она собрала волосы в миловидный шиньон и, оправив одеяние, вышла в свет.

- Долго ты, - напряжённо подметила тётя.

- А иначе – никак.

- Здравствуйте, барышня, - радушно улыбаясь, произнёс мужчина, выныривая из-за угла, - Мы с вами уже виделись. Помните?

- Да, - ответила девушка с округлившимися очами.

- В общем-то это не имеет значения, - господин изменился в лице и тоне: он словно источал холод, - Прошу вас, уважаемая гражданка Краузе, пройти со мной для дальнейшего разбирательства.

- Какого разбирательства? – отступая назад и группируя руки, вопрошала фрейлейн.

- Как? Вы не помните? Ну, гражданочка, как же? Вы показания давали? Заявление писали? Жаловались, плакались? – в глазах Иды читалось согласие; она нервно кивнула, - В таком случае, дорогая барышня, пройдёмте, - мужчина отошёл назад, делая широкий жест.

Девушка испуганно посмотрела на тётю, потом – на гостя и прошла вперёд.

- Да, и захватите, пожалуйста, сумочку, - добавил элегантный парень, спускаясь за Идой по лестнице.

У порога поместья красавица оглядела знакомую гостиную: утончённой формы кресла; низкие могутные шкафы; картины эпох рококо и ренессанса; стул - ровесник Александра III; вместительный диван, обтянутый ажурной тканью; дорогие паласы и маленький столик.

Белокурый мужчина встал вровень с дамой и взял её под руку. Ида, медленно ступая, следовала по велению парня. Пара погрузилась в закрытый экипаж и отправилась в путь по широким улицам столицы.

***

Спустя два дня.

Дождь лил, не переставая. Серость и меланхолия окутали город: день не отличался от вечера. Прохожие прятались под ореолами зонтов. Продавец неуклюже выбежал из маленького магазинчика, вставая под вырастающий из здания шатёр.

- Добрый день, господин полицейский! – добродушно поприветствовал он сотрудника правоохранительных органов, - Дело продвигается?

- О, здравствуйте, господин Орлов! – мужчина с бакенбардами остановился на оживлённой улице, - Так решили уже всё. Нашли доказательства правоты вашей. Сажать будут девушку.

- Неужели! – толстяк был искренне поражён, - А какие именно доказательства?

- Ой, да сначала проанализировали показания, а когда сумку барышни открыли – сомнений не осталось: виновна!

- Что же там было?!

- Не поверите. Настоящее ухо! Всё в спёкшейся крови, порезанное, само - полупрозрачное. Кошмар, одним словом! Но нам не привыкать.

- Ужасно! Я и не подозревал, что такая милая красивая девушка…

- Да, внешность обманчива, господин Орлов. В чужой голове тайн больше, чем нераскрытых преступлений. Ну, пойду я. До свидания! – мужчина шагнул вдоль дороги, но в момент замер, - А, Василий Ефимыч, забыл сказать! Благодарю вас от лица сыскного отделения за содействие следствию!

Человек в мундире удалился. Продавец вернулся к прежним занятиям.

Апофеоз самообмана

В особняке супругов Крузенштерн, несмотря на весеннее время года, стало прохладнее. Лидия и Алексей молча сидели друг напротив друга за ужином. Круглый стол в обеденной комнате был накрыт белоснежной скатертью. Супругам, как и всегда, прислуживала горничная Варя. Кухарка – необъятная тётя Клава – трудилась, готовя вкуснейшие блюда.

- Лида, скажи, где Ида? – прервал тишину граф, когда Варя унесла суповые тарелки.

- Я же сказала: она заболела, - невозмутимо ответила жена.

- Почему тогда я не могу зайти?

Лидия подняла на мужа суровый взор.

- Я же тебе говорю: Ида больна. Ей нужен покой.

- Но ещё вчера всё было отлично, - сомневаясь, расспрашивал мужчина, - Гуляла с подружкой.

- Гуляла да простудилась, - пожимая плечами, молвила тётушка, - Ничего удивительного. Лёша, успокойся. Что ты меня пытаешь?

- За её дверью тихо.

Алексей не сводил глаз с жены.

- А ты подслушивал?

На лице графине впервые появился эмоциональный след.

- Подслушивал. Больше скажу. Я открыл дверь, Лида. Иды там не было. Где Ида? – жёстко спросил он.

Женщина расплакалась.

- Её забрали, Лёша.

- Кто?!

- Полиция… Мне сказали, что она… преступница, что… она сумасшедшая, что… её нужно изолировать!

Алексей подошёл к графине, приобнимая её за плечи.

- Лёша, я не могу!.. Я не верю!.. Тот полицейский сказал, что… Ида убийца!.. Говорил, что она…ох… клевещет на владельца… магазина, что она кричала, домогалась его!... Я не верю, Лёша!

- Тише, Лида, нужно разобраться, - целуя и держа руку женщины, успокаивал её муж.

- Разобраться?! Всё давно доказано! В чём разбираться?!.. Ты думаешь я не узнавала? Мне всё показали, рассказали… Это… это кошмар.

Графиня Крузенштерн прикрыла опухшее красное лицо руками. Алексей нежно обнял её, поглаживая жену по голове.

- Я не верю, - произнесла женщина.

Лидия вырвалась из объятий и поднялась в свои апартаменты. Она свалилась на кровать, где, обессиленная, мгновенно уснула.

***

Молодая девушка и галантный, уверенный мужчина выбрались из дилижанса. В тёмном помещении, освещаемом единственной лампой, сухонький человек с седыми усами, в круглых очках, допрашивал шоколадницу, сидящую в зажатой позе на старом деревянном стуле.

- Вы утверждаете, что, якобы, видели какую-то чёрную дверь в магазине, заходили в неё? – хладнокровно говорил седой человек.

- Да, - слышался тихий голосок юной девы.

- Так. И то, что вы там увидели, вас до ужаса поразило?

- Да.

- Вы утверждаете, что сии вещи, - пожилой человек достал улики из ящика секретера, - Вы нашли в той комнате?

Ида мимолётно посмотрела на предметы.

- Да, - со слезами на глазах подтверждала она.

- Хорошо. Вы долго находились в том помещении?

- Нет. Да. В смысле,.. минут пять, наверное... Это немного.

- Вы были там два раза?

- Да.

- Ясно… Почему вы обвиняете владельца магазина, господина Орлова?

- Потому что эта дверь, эта комната… Она находится в его магазине. Он заходил в эту дверь при мне много раз.

- Полиция посещала господина Орлова. Орлов сказал, что дверь действительно есть, но она никогда не открывалась. Эта правда?

- Нет. У него есть ключ в столе. В шкатулке.

- Полиция проверила ящики и нашла шкатулку, но в ней были только деньги. Никакого ключа там не было. Дверь открыть не сумели. Что вы на это скажете?

Подозреваемая молчала.

- Я не знаю, - промолвила она, - Я сама видела, куда он кладёт ключ. Я вяла ключ, открыла дверь, зашла... Это была ужасная комната. Пахло тухлым мясом…

- Сего запаха ни в магазине, ни конкретно у двери не было. Вам не кажется, что такой запах просочился бы в весь магазин? Ведь,.. помещение небольшое.

- Кажется, но, - девушка споткнулась, - Но… В магазине пахло сладостями.

- Хотите узнать, что нам рассказал господин Орлов?

- Наверное.. да, хочу.

- Ваш бывший начальник сказал, что вы вели себя, мягко говоря, странно. Вы кричали, ругались, домогались. Это правда?

- Нет! – Ида была возмущена.

- А какой резон господину Орлову врать?

Человек следил за реакцией барышни, глядя поверх толстых очков.

- Я не знаю, - произнесла она и добавила, - Но я этого не делала.

- Я вас понял.

Мужчина несколько секунд перелистывал страницы, прежде чем вновь обратиться к девушке:

- Помимо господина Орлова, мы опрашивали вашу тётю, госпожу Лидию. Она подтвердила, что в последнее время вы ведёте себя «странно». Также она утверждает, что вы увлекаетесь суфражизмом, а для полиции сие значит, что вас привлекают революционные организации.

Ида разглядывала собственные руки. Человек продолжал:

- Лидия сказала, что вас устранили от слушания Бестужевских курсов. Это так?

- Да.

- А за что вас устранили?

- За то, что общительная была слишком.

Перемена темы благоприятно подействовала на молодую женщину: она выпрямилась и, подняв голову, изучала коморку, в которой оказалась.

- То есть вы много и громко разговаривали?

- Да.

- Ваше поведение было неудовлетворительным?

- Именно.

- Так… А почему вы решили устроиться на работу в магазин господина Орлова?

- Сама не знаю.

- Жалеете об этом?

- Да.

- Почему?

- Потому что… - слёзы снова накатились на девичьи глаза, - Потому что попала из-за него в такую ситуацию. Никто мне не верит.

- «Он» - это господин Орлов?

- Да.

- Но если бы ваш бывший начальник врал, его показания не подтвердились бы. Однако мы видим, что даже ваша тётя, с которой вы живёте, независимо от Орлова утверждает тоже самое. Сотрудники полиции, когда впервые, да и в другие разы, - исправился он, - встречали вас, подмечали, что ведёте вы себя странновато.

Барышня внимательно слушала, после чего крикнула:

- Я невиновна!

- Я понимаю.

- Вы мне верите?!

Пожилой мужчина не ответил.

***

Тусклые лучи солнца пробивались сквозь хмурые тучки. Двое полицейских курило у невысокого здания в неоклассицистическом стиле.

- Знаешь, что Шоколадницу поймали? – начал первый – парень с тёмно-русыми прямыми волосами и орлиным носом.

- Да? Когда? – заинтересовался второй мужчина – черноволосый, статный джентльмен с усиками и аккуратной испанской бородкой.

- Недавно. Саныч сказал, - просто пояснил собеседник.

- И каков приговор?

- По-разному все говорят. Пока неизвестно. Вроде как, смертная казнь. Хотя многие считают, что она умалишённая, так что думаю, смягчат как-то. Тем более, девушка.

- Да уж, - заключил, затягиваясь, второй.

Финал

Густые кустарники цветущей сирени украшали фамильное поместье Крузенштерн. Тощая, безвкусно, но богато одетая девушка постучалась в запертую дверь.

- Кто это? – раздался голос служанки.

- Вера Гербель.

- Что вам нужно?

- Я хочу поговорить с Лидией, - чётко сказала незнакомка, добавив, - Я приятельница Иды.

- Входите, - Варя впустила леди в просторную гостиную.

Девушка огляделась:

- Где Лидия?

- Она на втором этаже, в библиотеке. Пройдёмте.

Горничная сделала широкий жест и, идя с ровной спиной, проводила Веру.

Те же картины завершали вычурный интерьер комнаты, видя которую в головах у гостей и случайных людей проносились вопросы: «Что? Где? Когда?». Графиня развалилась в кресле и читала толстый том романа зарубежного автора.

- Добрый день. Извините, что отвлекаю, уважаемая Лидия. Мне нужно передать вам сообщение от вашей племянницы.

Статная женщина методично отложила книгу, сняла очки и, не меняя положения тела, повернула голову в сторону гостьи.

- Ну здравствуйте, - произнесла она раздражённо, - Может, для начала представитесь.

Девушка смахнула с узкого бледного лица короткую, выбившуюся из причёски «помпадур» прядь густых каштановых волос.

- Я Вера Гербель. Училась с Идой, дружила с ней. Мой отец работает врачом в психиатрической больнице, где Ида пребывает.

- Отлично. И что ваш отец?

- Мой отец общался с вашей племянницей. Он говорит, что её оклеветали...

- Само собой, - нервно вздохнула графиня.

- Ида просила передать, что любит вас, родителей, братьев и сестёр. Она жалеет, что вмешалась в эту ужасную историю…

- Всё?!

- Э, нет. Она просила вас помочь ей, потому что она не больна и преступлений не совершала.

- А я-то что сделаю?! – возмущённо воскликнула женщина, - Благодаря моему мужу её не повесили, и то, ему стоило больших усилий уговорить судью…

- Я понимаю, но…

- Так, девушка, - поднялась Лидия, - Возвращайтесь туда, откуда пришли. Я и слова не хочу слышать об Иде, - женщина обильно жестикулировала, - Вы меня понимаете? Для меня Ида умерла. Её не существует. Понимаете? Нас никто не поддержит. Нас все ненавидят, показывают пальцем. И всё это из-за Иды. Что сделано, то сделано. Всё, уходите. Мне плохо, - графиня схватилась за грудь и медленно присела обратно в кресло.

- Извините. До свидания, госпожа Лидия, - попрощалась собеседница и, спустившись с лестницы с низкими ступенями и пузатыми колоннами, Вера последовала настоятельному совету графини Крузенштерн.

***

Пасмурный, однотонный денёк. Штормовой ветер трепал густые кроны, устраивая преждевременный листопад. Под покровительством Минервы две зрелые женщины в узких платьях до пола наслаждались петербургской прогулкой. Когда дамы заметили справа от себя ставший знаменитым магазинчик «Шоколадный поцелуй», они остановились у витрины.

- Видишь, Агата, - неприлично, средним пальцем показала на богатые прилавки сквозь витрину одна из аристократок, - Вот здесь работала Шоколадница.

- Господи, так об этом все говорят! - перекрестилась Агата, старшая подруги на пять лет, - Ксения, а правда, что она из Германии?

- Да, - отвечала бледная, как моль, дама, разглаживая пурпурное платье, - Не зря мой отец немцев ненавидел. Приезжали к нам на всё готовенькое.

- Тьфу! – сплюнула пятидесятилетняя женщина, оперев руки в бока,

- Мне Татьяна по секрету сказала – сама видела, что эта девица была красива, поэтому-то владелец её и нанял. А она юродивой оказалась! Убийцей! Людей невинных, говорят, режет.

- Ох, дорогая! У меня сердце заболело, - Агата Евгеньевна – эксцентричная бабушка в ярком красном платье - схватилась за бесформенную грудь.

- Да не переживай ты так! И не такое в жизни небось видала.

В переулке не было ни одного горожанина, помимо великовозрастных подружек. Ксения, глубоко вздохнув, продолжила полушёпотом:

- Говорят, эта Шоколадница - будь имя её проклято – больна шизофренией, да ещё и вольнодумка! Она теперь в больнице психиатрической. И то, благодаря своему дядюшке. Алексей или Александр его зовут, не помню. Так вот. Её казнить должны были, а он помог племяннице, и всё. В сумасшедший дом посадили.

- Ну, хоть не навредит никому больше, - констатировала оправившаяся старушка.

- Согласна! А ещё – мне Наталья сказала – Шоколадница из богатой семьи. Жила хорошо; все её любили да не догадывались, что такая милая барышня – монстр!

- Да, - покачала головой Агата, - Ну, в доллгаузе ей точно придётся не сладко.

5.11.2019 г.

Медальон

Необычное утро

Вторая половина двадцатого века. Так условно, но так маняще. Стояла удручающая лондонская погода. Впрочем, как и всегда. Шелестели листья на ветру, дождь поливал брусчатку. Небо оставалось мрачным, хотя за окном ещё был день. Свежий воздух навевал приятные мысли и радостное начало дня. В уютной и со вкусом меблированной комнате начинала свой день Эдита. Она нежно потягивалась в мягкой кровати. Её супруг к тому моменту уже час как отправился на работу в преуспевающую компанию.

Часы пробили полдень, а к Эдите подбежала её любимая кругленькая карликовая свинка Марфа, скрашивающая её беспробудное одиночество.

- Только ты меня понимаешь, - промолвила женщина, трепя свинку за бока.

В ответ свинка весело захрюкала.

- Как же я устала. Я не могу так больше. Почему ты происходит со мной? – спустя паузу высказывала мысли вслух Эдита.

Женщина встала и направилась в сторону кухни, пока свинка с раболепной преданностью глядела на хозяйку с низу вверх.

- Можешь пойти со мной, - сказала Эдит, словно чувствуя грустный взгляд питомицы.

***

После быстрого, но сытного завтрака, состоящего из макарон и говяжьей отбивной, послышался настойчивый звонок в дверь. Эдита, раздражённая, двинулась к прихожей. Дверь бесшумно отворилась и на пороге женщина встретила низкого и грузного господина с не внимающим ни к чьим интересам лицом.

- Миссис Уэнсдей, я должен сообщить Вам прискорбную новость, - таинственным и низким тоном проговорил неизвестный.

- Для начала представьтесь, - капризно отозвалась миссис.

- Мистер Брунсмит, офицер полиции Скотленд-Ярда.

- Что же произошло? – любопытно спросил Эдита.

- Произошло несчастье. Ваш муж погиб, - холодно отвечал он.

В груди вдовы что-то щёлкнуло и будто оторвалось. Из глаз мгновенно полился град слёз, а мысли смешались в один огромный путанный клубок. Она не помнила себя и её внимание было сосредоточено лишь на трагедии.

- Как? Когда? – переступая чрез себя, задыхаясь, спрашивала она.

- Двумя выстрелами в упор. Сегодня утром, - леденящим душу голосом продолжал полицейский.

- Кто это сделал?! Ещё есть надежда на то, что он жив? – рыдая, пропускала она сквозь слёзы горькие слова.

- Мы не знаем, кто это, мэм. Надежды нет. Пули задели мозг. Ваш муж скончался мгновенно.

- Нет! – вне себя вскричала Эдита.

- Завтра вы должны будете прийти на допрос. До скоро, миссис Уэнсдей, - сказав сие, господин удалился, словно его не было, и всё происходящее было кошмарным сном.

Эдита будто не слышала этих слов. Она устремилась к кровати, но рухнула на пол, не дойдя до неё. Её слёзы орошали дубовый пол. В то время свинка, пытаясь подбодрить хозяйку, крутилась рядом с ней.

- Марфа, ты не можешь меня утешить, - с трудом говорила молодая вдова.

- Хрю-хрю.

- Я не хочу больше жить! - исходила на крик Эдита, - Уйди от меня! Оставь меня! Этого не должно было произойти!

Свинка печально ушла, оставив вдову наедине со своим горем, слыша вслед:

- Почему я жива, а он мёртв?! Ты не сможешь ответить мне, глупая свинья!

Эдита плакала и только погода Лондона поддерживала её. Женщина еле подошла к окну, высунула голову из него и посмотрела на фигуры людей внизу. Она прикрывались зонтиками и были похожи на грибы с широкополыми шляпками. Они торопились куда-то по своим делам, не представляя, какая трагедия приключилась сегодня утром в их городе.

Дождь усиливался, и уже гроза начинала давать о себе знать. Складывалось впечатление. Что только природа понимает всю боль, которую испытала одна семья за один день.

Спустя час Эдита смогла собраться с мыслями, и слёзы на её щеках начали высыхать.

- У нас было много проблем, много неурядиц, много недопонимания и конфликтов, но он не должен был умирать, не должен был, не так быстро. Я не смогу быть без него. Я хочу умереть, но прежде я должна узнать, кто совершил это с ним и со мной. Если я сейчас убью себя, я никогда не узнаю этого, а полиция решит, что это сделала я, и закроют дело. Я должна помочь им раскрыть это убийство, - думала Эдита, засыпая на жёстком и влажном полу.

На следующий день

Эдита проснулась раньше обычного и, не позавтракав, двинулась в путь. Магазинчики только начинали свою работу. На улице было пустынно. Утренняя роса собиралась на травинках клумб. Мокрые улочки словно не просыхали после вчерашней грозы. Однако всё это было безразлично безутешной вдове.

В Скотленд-Ярде Эдиту уже давно ждали, и вот дверь отворилась.

- Здравствуйте, миссис Уэнсдей. Вы опоздали на двадцать минут, - язвительно приветствовал следователь мрачную тонкую фигуру в углу комнаты.

- Здравствуйте, извините, я не могла прийти раньше.

Дама была одета просто, но со вкусом. Возможно, это была дань стилю, какой проповедовала Шанель, а, возможно, это неуловимое чувство присутствовало ещё в задатках мышления вечно очаровательной Эдит.

- Что ж, приступим, - не обратив внимание на слова женщины, говорил худощавый и невысокий блондин с косыми глазами.

Эдита сняла пальто и, взяв его в руки, подошла к следователю.

- Садитесь и отдайте своё пальто ему, - мужчина указал ладонью на юного парня, стоявшего рядом с Эдит, - Не тратьте наше и без того потерянное время.

Когда растерянная женщина села, следователь, одним глазом посмотрев на неё, приступил к допросу, перед тем рассказав ей о законе и о самом допросе.

- Итак, Вы Эдит Уэнсдей, жена покойного Чарльза Уэнсдей? – сухо спрашивал сухопарый господин.

- Да, это я, - нервно отвечала женщина.

- Где вы были на момент совершения убийства вашего супруга?

- Дома.

- Дома? И что же Вы делали?

- Спала.

- Спали? Так просто? В одиннадцать часов? – с любопытством заметил дознаватель.

- Да, обычно я сплю до двенадцати или часа.

- С чем это связано? – не скрывая эмоций допрашивал коронер.

- Я поздно ложусь и сплю очень долго…

- Ладно, - прервал её следователь, - Значит, Вы просто спали, пока убивают вашего супруга?

- Да, получается так, - медленно подтвердила женщина, и из её слёз снова пробились слёзы, градом стекавшие по её бледным щекам.

- Хватит этих слёз. Я вижу их каждый день. Вытирайте лицо, и мы продолжим.

Эдита послушно вытерла щёки салфеткой.

- У Вас были ссоры с супругом за ночь до его смерти?

- Нет.

- А Стивен Грант, коллега Вашего мужа, рассказал другое, - следователь надел очки, взял листок – один из множества – со стола и принялся читать: «Миссис Уэнсдей и Мистер Уэнсдей ссорились вечером перед убийством Чарльза. Их крики слышала вся округа. Чарльз был очень озабочен конфликтом с женой, был сам не свой, не разговаривал ни с кем и был безразличен к работе. Думаю, личная жизнь у него складывалась не лучшим образом». Что Вы на это скажете? –смотря исподлобья своими змеиными глазками, давил на вдову коронер.

- Я не знаю… Мы ругались, но за два дня до убийства. Позавчера же всё было нормально, вернее, мы мало общались. Возможно, он был удручён, но не делился со мной своими переживаниями.

- Так, - ожидающе глядел на «подсудимую» господин в костюме.

- Мне больше ничего сказать. Я всегда любила своего мужа и не желала ему зла. У нас была прекрасная совместная жизнь. Мы были вместе уже тринадцать лет, и я не ожидала, что всё кончится так скоро, и резко, и… - слёзы снова покатились по щекам красавицы.

Следователь, не скрывая своего раздражения, отрезал:

- Не вижу смысла на данный момент Вас задерживать. Ступайте.

- Хорошо, - скрывая лицо руками, Эдита направилась к гардеробу, спросив уходя:

- Вы сообщите, если появится подозреваемый, или когда Вы раскроете убийство Чарльза?

Помолчав коронер произнёс сквозь зубы:

- Возможно.

Эдита моментально ретировалась, чтобы не показывать своего горя всем и не раздражать тем самым следователя и других сотрудников полиции. Она шла быстро, не замечая людей, дома, растений и даже троп. В её голове ещё вчера всё смешалось, и она никак не могла справится с ворохом накопившихся проблем и стресса, источаемого ситуацией. «Как могло произойти нечто подобное? Почему именно сейчас? А ведь ему было всего сорок два года. Я знала, что он уйдёт раньше, но не сейчас. Почему именно сейчас? Я хочу увидеть его, но живым. Я должна увидеть его, но он мёртв. Что мне делать теперь?» Эдита повернула за угол и очутилась рядом с уже бывшей работой своего мужа. Она преодолела ступени и двинулась в двери.

- Кто Вы? – спросил некий мрачный господин.

- Я жена Чарльза Уэнсдея! Пропустите меня!

- Извините, но нет, миссис Уэнсдей.

- Почему?! – кричала женщина. Её нервы уже были на пределе, - Я хочу видеть своего мужа здесь и сейчас!

- Прошу прощения, миссис Уэнсдей, но это место оцеплено полицией. Никто не может быть здесь, кроме представителей полиции.

- Как Вы смеете?!

- Вашего мужа всё равно нет здесь, - выпроваживая говорил мужчина.

- Где же он?! – женщина не отходила от шока.

- В морге, милочка. Уходите.

Эдита со злостью посмотрела на этого человека, который просто выполнял свою работу, развернулась и вновь направилась в полицию.

Путь казался ей не таким долгим и туманным. Теперь она знала, чего хочет и к чему стремится.

- Где мой муж?! – свирепо нависнув над следователем, облокотясь об обширный стол, спрашивала вдова.

- Он, а точнее его тело, на вскрытии, миссис Уэнсдей, - коронер встал и направился к выходу.

- Но я хочу видеть его! – побежала за ним Эдита.

- Пока это невозможно, миссис Уэнсдей, идите домой, - следователь галантно открыл перед дамой дверь.

Глаза Эдиты были полны отчаяния и страха.

- Так и быть. Но вы позвоните мне, когда я смогу увидеть его.

- Обязательно, миссис Уэнсдей, а теперь не мешайте нам работать, - на губах этого неприятного господина повисла еле заметная улыбка ящерицы.

Эдита посмотрела на него и, огорчённая, пошла домой.

«Отвратительный день, отвратительный мир, отвратительная жизнь. Почему я? Почему я?»

- Гав! Гав! – послышалось откуда-то снизу.

Эдита опустила голову и увидела под ногами маленького пушистого белого щенка, шерсть которого была вся в грязи.

- Как ты здесь оказался? – спрашивала она у щенка, опускаясь на колени, - Ты тоже всеми покинут?

- Гав!

Эдита уже собиралась погладить пёсика, а на её глазах снова выступили слёзы, как вдруг послышался властный женский голос:

- Паппи, вот ты где, грязная псина! Беги к хозяйке!

Щенок послушно последовал за полной и статной женщиной, одетой в кучу одежд, что делала её похожей на лук.

- Даже ты меня бросаешь, - сказала про себя Эдит и побрела свои путём по ледяным лужам.

Дома её ждала голодная свинка, соскучившаяся по своей владелице.

- Привет Марфа. Я совсем забыла о тебе со всеми этими неурядицами.

Свинка только захрюкала в ответ и тяжело побежала к Эдит.

- Сейчас я тебя накормлю, и всё будет хорошо. Так ведь? – успокаивала скорее себя, чем питомицу, женщина, - Это был тяжёлый день, но нас ждёт ещё многое. Но главное, что у меня осталась хотя бы ты, - поглаживая Марфу, говорила она, - Сейчас я приготовлю что-нибудь, и тебе тоже перепадёт. Мы будем жить также, как и раньше, правда? – Марфа только грустно смотрела на хозяйку. Не в силах что-либо ей ответить.

- Да, ты права, Марфа. Как раньше уже не будет.

День из жизни

«Сегодня я не буду грустить, хотя это сложно. Мне нужно провести приятный день с родственниками и друзьями. Мне нужно вернуть веру в жизнь,» - с этих мыслей начиналось очередное утро Эдиты.

Казалось, ничего не изменилось. Всё та же сырая погода, всё те же кровать и окно, всё та же свинья, но Эдита уже не была прежней. Проблемы, которые до того казались глобальными, на данный момент перестали иметь смысл.

Эдита договорилась встретится с подругой, а потом говорить по телефону с мамой.

Подруга Эдиты, Валентина, была старше её на два месяца и моложе лет на пять, однако, с учётом этих особенностей, им нравилось проводить время вместе. Девушки часто встречались и разговаривали в кафе или гуляли по парку. Правда, за последний год молодые женщины виделись намного реже, а точнее ни разу. Это было связано с тем, что покойному мужу Эдиты не нравилась Валентина (он её просто терпеть не мог) из-за её ребячества и узкой осведомлённости практически во всех жизненных вопросах. Эдита сама понимала, что Валентина не самая умная женщина, зато с ней всегда было весело, и на том держалась их дружба.

Когда в доме Валентины послышался звонок, она не была удивлена, ведь у неё было множество знакомых и друзей, а также любовников, которым она не знала счёта.

- Алло, кто это? – игриво спросила Валентина, - Неужто это мой дикий волчок, который ушёл вчера, забыв кошелёк?

- Это я, Валентина.

В трубке воцарилось краткая пауза.

- Это ты, Сьюзан? Прости, я пока не могу вернуть тебе те тени. Ты же знаешь, я люблю делать яркий макияж…

- Это Эдита, - прервала её молодая вдова.

- А, это ты Эдит! Извини, не знала твой голос. Ты, кажется, расстроена? Снова твой муж устроил тебе скандал из-за холодного завтрака?

- Он умер, Валентина, - со слезами на глазах сказала Эдита.

- О, Господи, я могу чем-то помочь? – тут игривость Валентины куда-то запропастилась.

- Нет. Я просто хочу видеть тебя; провести день, как это было раньше, помнишь? – Эдита плакала, но старалась держать свой голос ровным и даже улыбалась, хотя абонент, очевидно, не видела её.

- О, без проблем, дорогая. Только дай мне собраться.

- Могу я приехать?

- Да, конечно! Так будет даже лучше. Ты ведь знаешь, как долго я могу собираться! – шутливо отвечала Валентина.

- Хорошо. Ты живёшь всё там же?

- Да, на Верчеллана⁶⁸-авеню 3Б.

- Скоро буду, - Эдита резко положила трубку, после чего вновь расплакалась, ведь, чем больше она сдерживала слёзы, тем в большем объёме они вылились.

Свинка подошла утешить хозяйку, но Эдита прошла мимо и, наспех накинув двубортное длинное пальто, выбежала на улицу.

Спустя полчаса Эдита была уже в квартире у Валентины.

- Рассказывай, как ты? – начала Валентина, изображая сочувствие, что категорически не вязалось с её образом весёлой простушки.

- Отвратно, - коротко ответила Эдит.

- Понимаю, может…

- Нет. Не понимаешь, Валентин, - отрезала женщина, - Ты не теряла мужчины. Ты всегда сама их бросала. Ты не знаешь, что значит потерять человека, с которым ты жила тринадцать лет, в один момент, просто так, и даже не увидеть его после смерти.

- Да, я согласна, но дай мне хотя бы попытаться понять тебя, милая, - Валентина положила руку на плечо подруги.

- Ладно. Я не хочу думать об этом сейчас, хоть мне и тяжело. Я хочу провести весёлый и беззаботный день с тобой, как это было раньше.

- Боюсь, я сегодня не смогу, дорогая. Я должна встретиться…

- Почему ты не можешь отложить одно дело ради того, чтобы провести время с человеком, которого ты называешь другом? Мы не виделись больше года, а у тебя есть дела?

Эдита была вне себя. Слишком много потрясений для трёх дней.

- Могу, конечно, но…

- Что «но»?

В глазах Эдиты была безграничная печаль.

- Ох, конечно, дорогая, я смогу! Прости, пожалуйста, мы и правда не виделись с прошлого лета!

Подруги обнялись. Им казалось, что теперь они всегда будут вместе.

- Куда ты хочешь пойти? – с энтузиазмом спросила Валентина.

- Я хочу погулять по парку.

- О, да, это было наше любимое место! Но сегодня так холодно. Давай лучше посидим в кафе.

Эдита впервые за последнее время искренне улыбнулась.

- Давай погуляем по парку, а потом пойдём греться в кафе.

- Да, согласна!

Девушки снова обнялись. Казалось, они неразлучны.

- Слушай, Эдит, прости, но ты выглядишь не очень…

- Да, не очень красиво, я знаю.

- Да, я понимаю… Может, я накрашу тебя?!

- Можешь попробовать, - меланхолично промолвила Эдит.

- Отлично! Я обожаю красить тебя. У тебя такие красивые глаза и губы. Тебе нужно чаще краситься, и у тебя не будет отбоя от поклонников!

- Мне не нужны поклонники, - отрезала Эдит.

- Они всем нужны, - загадочно и весело говорила Валентина, ища косметичку в ящике столика.

- Нет, не всем. Да и кому теперь нужна я?

Эдит глядела в окно. В склерах её глаз отражался печальный пейзаж деревьев и домов окраины.

- Как будто ты была нужна своему мужу. Он не уважал и не любил тебя, - заметила Валя.

- Как ты можешь говорить о нём так, ведь его уже нет в живых? – злостно отвечала Эдит.

- Я просто сказала правду, - тихо отвечала Валентина, начиная красить миндалевидные глаза вдовы.

- Я не правда. Он любил меня и делал всё ради меня.

- Ты зря ему верила.

- Почему же? Тебе что-то известно? – с недовольством, но ещё с большим интересом спрашивала Эдита.

- Помнишь Монику?

- Да… и что?

- Твой муж приставал к ней.

Для Эдит это было громом среди и без того не ясного неба.

- Ты уверена? Моника сплетница, - волнительно говорила Эдита.

- Да, уверена. Я видела их вместе. Это было неделю назад.

Валентина красила губы Эдит, пока у той в голове проносилось: «Неделю назад? Значит, у неё мог быть мотив. Не она ли убила его? Хотя зачем? Она должна была бы убить меня. Но у Моники есть муж. Возможно, это он».

- О чём задумалась, милая? – Валентина с довольным видом взглянула на свою работу.

- Да так. Ни о чём. А где сейчас Моника?

- Уехала в деревню к родителям. Сказала, что у неё плохое настроение, она плохо себя чувствует и хочет побыть в окружении семьи.

- Ясно. Ты готова?

- В общем, да, - с улыбкой отвечала Валентина.

- Тогда пошли.

Подруги отправились в парк, где много смеялись, кормили уток и разговаривали о личной жизни Валентины, которая так переменчива. Чуть погодя, они уже сидели в ближайшем кафе, где продолжили общаться. Со стороны не было видно, что у Эдиты большое горе, словно она всё забыла. Но это было не так. Ей ещё предстояло дать наводку полиции, а, если она не захочет её слушать, самой найти и расспросить Монику.

- Вот, а Дмитрий приехал из России. Плохо говорит по-английски, зато страстный любовник, красивый. Но мне с ним не очень интересно…

Валентина замолкла, заметив вновь прибывшую грусть на лице Эдиты.

- О, Эдит, что снова случилось?!

- Ничего нового. Всё старое.

Мимо столика прошёл статный незнакомец. Валентина положила свою ладонь на руку Эдиты и наклонилась к ней.

- Ой, извини. Может, встретимся завтра или когда захочешь? В любом случае, можешь звонить мне, а я тебя оставлю, хорошо?

- Да, без проблем. Я вижу, что лишняя здесь. Увидимся.

- Ой, ты не лишняя… Ну ладно, прощай.

Молодые женщины обнялись, и каждая пошла своей дорогой. Эдиты старалась мысленно вернуться в прежние времена, но каждый раз сталкивалась с реальностью, оттого ей было горько и больно в душе.

Вернувшись домой, Эдит набрала телефон матери.

- Алло, мам, это ты?

- Да, любимая, ты так давно не звонила…

- Знаю, - сухо ответила Эдит, - Но позавчера произошло ужасное событие.

- Что же случилось, доча?

- В общем, э-э, Чарльза убили.

- О, боже мой, дорогая! Почему ты не позвонила сразу?

- Весь первый день я проплакала, на второй я ходила на допрос, а сегодня провела день с подругой…

- Это с той Валентиной. Говорила я тебе, не общайся с этой девчонкой!

- Мама, мы не виделись с ней больше года.

- Хорошая ты жена. Как только муж умер, сразу гулять с подружкой! Если бы твой отец был жив…

- Знаю-знаю, мама. Мне очень плохо. Я чувствую такое опустошение…

- Когда умер твой отец, я чувствовала тоже самое. Я понимаю тебя, дорогая. Ты приедешь ко мне в гости?

- Не сейчас, мам. У меня много дел в Англии, и я не могу так всё бросить.

- Ну хорошо, что хотя бы позвонила, - спокойно отвечала мать Эдит, - Твой брат совсем от рук отбился. Вот пропал. Уже второй день как исчез.

- Патриؘк?! Что с ним?

- Уехал к тебе, хотел увидеться, но до сих пор не отвечает. Ни слуху, ни духу.

- О, надеюсь, он скоро вернётся.

- Я тоже на это надеюсь, дорогая моя.

«Куда же пропал Патрик? И зачем он ехал ко мне? Слишком много загадок.»

- Как у тебя здоровье, мамочка? – заботливо спросила Эдит.

- С сердцем проблемы, а в остальном всё хорошо. Грустно без вас с Патриком. Раньше была такая большая семья: ты, твой отец, Патрик, твоя бабушка Эллен, а сейчас только я одна старая осталась.

- Мамочка, я приеду, как только смогу.

- Надеюсь, дорогая, надеюсь.

- Ладно, мама, я пойду спать, у меня завтра сложный день.

- Понимаю, любимая, спокойной ночи. Обнимаю и целую тебя. Звони чаще.

- Хорошо, пока, мам.

- Пока.

Связь оборвалась. Обилие мыслей не давало Эдит уснуть этой прохладной ночью. Она пыталась понять, кому и зачем нужна была смерть её мужа, кому он мог перейти дорогу. Эдита смогла уснуть лишь за полночь. Сон её был беспокоен и тревожен. В эту ночь страх и волнение смешались, образовав кошмарное сновидение, в котором Эдита видела, как убивают её мужа. Это совершила тёмная фигура, лица которой она не сумела разглядеть.

Гость

Рано утром в дверь Эдиты постучали. В ответ – тишина. Неизвестный переключился на звонок – всё также тихо.

- Там кто-то есть?! – кричал незнакомец.

Эдит сквозь ужасный сон услышала чьи-то крики и тут же проснулась. «Это не сон? Кто это может быть?» Она надела халат, чтобы скрыть своё тело и отворила входную дверь.

Перед ней стоял не известный ей человек.

- Вы из полиции? – спросила Эдита.

- Да, меня прислали расследовать дело об убийстве вашего мужа, - холодно ответил худой и высокий мужчина, глаза которого были скрыты под тенью шляпы, - Я могу войти?

- Да, конечно.

Незнакомец вошёл в комнату, огляделся и повернулся к хозяйке дома.

- Куда я могу присесть? Мне нужно задать вам несколько вопросов.

- О, пройдёмте… на кухню. Я только проснулась. Не ожидала, что кто-то придёт, - замешкалась Эдита, - Вы можете представиться?

- Детектив Берч.

- Хорошо, детектив, пройдёмте.

Эдита и детектив сели за стол друг напротив друга.

- Что же вы хотите знать? Мне казалось, я ответила на все вопросы в полиции.

- Да, Вы правы, но расследование идёт, а потому появляются новые подробности и, соответственно, вопросы.

- Да, точно.

Каждый смотрел в свою сторону, не пересекаясь взглядами.

- Извините, я только что встала. Я знаю, что ужасно выгляжу…

- Это не имеет значения для моей профессии.

Тишина.

- Вы можете задать мне вопросы, которые Вас интересуют, - сказала Эдита, растерявшись.

- Да, я просто не понимаю, кто мог убить Вашего мужа. По-вашему, у него были враги?

Эдита задумалась.

- Думаю, да, ведь он был директором в крупной компании. У него было много конкурентов и…

- И?

Детектив записывал слова женщины на диктофон.

- И я как раз сегодня хотела прийти в полицию и сказать, но раз Вы уже здесь… В общем, вчера я узнала от своей подруги, что у моего мужа была любовница и у неё есть муж, и, возможно, у него был мотив…

Детектив слегка поднял брови, хоть это и не было заметно под его шляпой.

- Хорошая работа, миссис Уэнсдей. Как же зовут его любовницу?

- Моника Эттвуд.

- Как зовут её мужа?

- Фредерик Эттвуд. Он работает грузчиком в фирме моего мужа, покойного мужа, - Эдита осеклась.

- Думаю, этот след действительно нужно проверить, - детектив посмотрел на лицо женщины. Оно было в слезах.

- Я понимаю, что Вам пришлось пережить за последние дни, но, уверяю Вас, это необходимо.

- Я знаю, детектив.

- Итак, были ли у Вас ссоры с мужем перед его убийством?

- Нет, я говорила об этом следователю.

- О, значит, мне не передали Ваших слов, - детектив занервничал.

- Ничего, всё нормально.

- Значит, Вам говорили, что коллега Вашего мужа сказал, что Вы часто ссорились?

- Да, но я не знаю, что это за недоразумение. Мы ссорились, но не часто. В вечер перед убийством мы не общались. Я думала, что всё неплохо. Я хотела приготовить ему вкусный ужин, чтобы он не думал о прошлых обидах, но этому было не суждено случиться, - из её глаз потёк град слёз.

- Я понимаю Вас, миссис Уэнсдей. Но слезами горю не поможешь, как говорят в народе.

- Вы правы, но иногда слёзы – это полезно, потому что так можно освободиться от напряжения.

- Согласен. Но мы отклонились от темы.

В кухню вошла свинка.

- Марфа, дай мне поговорить с детективом!

Свинка грустно захрюкала.

- Это Ваша свинья? – улыбнулся детектив.

- Да, ей уже пять лет.

- Очень мило.

Свинка ушла в конец кухни и тихо легла на лежанку.

- У кого ещё мог быть мотив, как Вы считаете? – продолжал детектив.

- Я не знаю. Наверное, у каждого в его фирме.

- Да, очевидно, придётся проверять каждого. Следствие может затянуться. Если Вы больше ничего не знаете, я пойду. Спасибо за гостеприимство, - детектив встал и направился к выходу.

- Подождите, детектив. Вы случайно не видели мужчину лет тридцати с каштановыми короткими волосами, бледной кожей и голубыми глазами?

- Я вижу таких мужчин каждый день, - с улыбкой ответил детектив, - Что-то случилось?

- Пропал мой брат Патрик. Патрик Виллеؘн. Ему двадцать девять лет. Рост примерно сто семьдесят восемь сантиметров, вес восемьдесят килограмм. Он уехал ко мне из Франции три дня назад, и до сих пор ничего о нём не известно.

- По такому описанию ни один человек из тех, кого я видел, не подходит. Если увижу кого-то подходящего, сообщу Вам.

- Хорошо, до свидания, детектив Берч.

- До свидания, миссис Уэнсдей.

Эдита затворила дверь и снова отправилась спать. Однако уснуть она больше не смогла и. встав с постели, принялась выполнять обычные домашние хлопоты, не забывая ни о муже, ни о брате, ни о детективе.

Подробности дела

В полной всеобъемлющей тишине послышался громкий звонок. Эти раздражающие звуки уже начали действовать на и без того прожжённые нервы Эдиты.

- Алло? – взяла она трубку.

- Миссис Уэнсдей, это полиция. Вы должны срочно приехать в участок.

- Но я…

На той стороне повесили трубку.

- О боже, когда это кончится?

«С другой стороны, мне необходимо узнать, кто и зачем убил моего мужа. Сон подождёт.»

Эдит встала и направилась в ванную, а после – в полицию.

Вскоре она очутилась у дверей Скотленд-Ярда.

- Здравствуйте, миссис Уэнсдей. Извините за срочность и за то, что разбудили Вас в столь ранний час. Готово вскрытие Вашего мужа.

- О, что с ним? – испуганно, словно выдохнув вопрошала женщина, садясь в кресло.

- Он умер, мадам.

- Это я знаю…

- Да, мы тоже. Он умер от двух выстрелов в голову и одного в живот.

- Что это значит?

- Это значит, что у него не было шанса выжить, миссис Уэнсдей. Мы полагаем, что у убийства был личный мотив.

- Что же дальше?

- Вы можете забрать тело Вашего мужа и похоронить его. Всё, что нам было нужно, мы сделали. Пройдёмте.

Офицер полиции вместе с Эдитой прошли в светлую, но дурно пахнущую комнату, в которой покоился её муж. Увидев лицо бывшего супруга, вдова была в шоке.

- Как он изменился, - тихо прошептала она.

- После смерти все меняются, - просто заметил полицейский.

Мёртвая тишина пронизывала пространство.

- Знаете, как говорят, - прервал её сотрудник полиции, - «Хорошо там, где нас нет, если это не касается морга», - рассмеялся он.

Эдита вызвала похоронную службу и вскоре уже сидела в кабинете, выбирая памятник на могилу любимого мужа.

Эдита с испугом и отвращением оглянула мужчину. «Мерзкий тип», - произнесла она про себя так, что мистер ничего не заметил.

«Как же это всё не подходит Чарли,» - думала она, перебирая цветы.

Похороны были назначены на восьмое ноября, через всего три дня. Выйдя из кабинета ритуальной службы, женщина, до того державшая эмоции в себе, мгновенно разрыдалась, присев на скамейку вблизи одноэтажного здания. «Кто мог убить тебя? Кто мог разрушить наше счастье? Хотя было ли это счастье? Я многого о нём не знала,» - думала Эдита, и повторяющиеся, словно по пластинке, слова разрывали её сердце и душу.

Тут вдова почувствовала, как рядом с ней зашуршали чьи-то шаги: кто-то шёл, перебирая ногами разноцветную листву.

- Добрый день миссис Уэнсдей, - поприветствовал женщину детектив.

- О, детектив Берч, это Вы? Как Вы здесь оказались? – не скрывала удивления Эдита. «Его ещё не хватало,» - подумала она про себя.

- Я часто бываю в подобных местах по долгу службы, - отвечал детектив, садясь рядом с женщиной.

- И почему же сейчас Вы здесь?

- Офицер отправил меня к Вам. Вы не против, если я закурю? - доставая сигару, спрашивал Берч.

- Не против. Но не дымите в мою сторону: я не курю.

- Без проблем.

Между ними вновь повисла пауза.

- Вы опрашивали Монику? – прервала безмолвие Эдита.

- Да, она говорит, что её муж не знает о том, что она изменяла ему, и сама она в шоке от происходящего и соболезнует Вам.

- Удивительно!

- Напротив. Я опросил её мужа, и он сказал, что действительно не знал о её бурном романе, но, как только узнал, пообещал расправиться с непутёвой женой.

- Ясно.

- Кажется, Вам не очень интересен мой рассказ, - приподнимая полы шляпы, посмотрел на женщину детектив Берч.

- Нет, что Вы, - отозвалась Эдита, - Просто у меня такая путаница в голове. Мне очень тяжело. Я не понимаю, как жить дальше. И я не знаю, кто мог бы убить Чарльза.

- В расследовании первый вариант очевидный, но обычно ложный. Хотя очевидные варианты часто бывают верны, но как только ты до них догадываешься, они начинают казаться тебе очевидными, а до того – нетипичны. Надеюсь, Вы меня поняла. Держите голову в холоде, вот мой совет Вам, миссис Уэнсдей, - детектив встал и направился прочь.

«Тоже мне умник,» - бросила мысленно Эдита и через пару мгновений сама ретировалась.

Валентина

Двадцать лет назад погода стояла та же, правда, уже не в Лондоне. Ярко-зелёные листья тихо шелестели. Птицы прятались, ютясь в кругу своих многочисленных семей, и жалобно попискивали в такт дождя. Кончался август, и вся природа начинала готовиться к осени.

В этот день Эдита вышла во двор, соединяющем два бедных дома во французской провинции, округе Дюнкерк. Эдита спокойно – как и всегда – бродила по безмолвному двору, разглядывая окна домов и клумбы, разбитые вблизи их. Сегодня все: и люди, и птицы, и насекомые попрятались в свои норки. Но Эдита любила дождь и одиночество, поэтому не могла пропустить такое прекрасное для себя время.

Внезапно её мирное времяпрепровождение было прервано вечно хохочущей и жизнелюбивой девочкой с косичками длиной до пояса.

- Эй, ты почему здесь одна?! – крикнула девочка, обращаясь к Эдит.

- Я люблю дождь. Мои родители на работе, а брат на учёбе, поэтому я осталась одна, - отвечала маленькая Эдит.

Девочка подошла ближе.

- Я тоже люблю дождь. Не понимаю, почему все сидят по домам, когда можно прыгать по лужам!

Эдита засмеялась.

- Да, ты права.

Девочки продолжили гулять вместе, перепрыгивая через лужи и проходя по скамейкам, словно по мосту.

- А тебя как зовут? – спросила Эдит.

- Валентин, но все называют меня Вале. А тебя как?

- Эдит, но мне все так и называют.

Девочки рассмеялись.

- Почему ты раньше не гуляла здесь? – спросила Эдит.

- Мы только вчера переехали в этот дом, - Вале показала на дом, стоявший по правую руку от неё, - Здесь скучно. Раньше мы жили в Париже, но после того, как папа умер, мама решила переехать сюда, к нашим родственникам. Я о них мало что знаю. Ну, только то, что бабушка была раньше в банде «сорока слонов».

- О, значит у тебя нет папы?

- Да. Мама сказала, что он умер от какой-то болезни, - казалось, Вале никак не задевало отсутствие отца.

- А как там, в Париже? – любопытно раскрыла глаза Эдит.

Валентина присела на скамейку, стоявшую под навесом и с видом знатока принялась рассказывать про свою жизнь в Париже:

- Там было много людей, много магазинов, много… Да всего просто много! И всегда было весело. Там у меня было много-много друзей. Мы много гуляли, играли в догонялки, прятки и ещё во много всего. А ещё у нас там была своя кондитерская, где родители давали мне столько сладостей, сколько я захочу! Хочу обратно в Париж, - грустно заключила она.

- Вау, это так здорово! – Эдита не скрывала своего удивления, - А ты уже ходишь в школу?

- Я ходила, но моей маме сказали, что я глупая и мешаю другим и что меня нужно сажать на поводок.

- Сажать на поводок? Как собаку?! – смеялась Эдит.

- Да, - расстроенно говорила Валентина.

- Ха-ха, и они бы придумали тебе милое имя, как собачке?

- Да! Но я не хочу быть собакой, а мадам Лоррен об этом всё время говорила.

- Может она шутила? – предположила Эдит.

- Но это же не смешно!

Вале, обиженная, встала и пошла в сторону нового дома:

- Если захочешь гулять, постучи ко мне в окно: я живу внизу. У меня здесь нет больше друзей, кроме тебя.

С этими словами Вале побежала к громоздкой двери, которую она еле открыла, спрятавшись во мраке дома.

Эдита тоже пошла прочь с улицы. К тому же, уже закончился дождь, и родители должны были прийти с минуты на минуту. Она была счастлива, ведь сегодня у неё впервые появился друг.

Похороны

Дни пролетели, словно в густом тумане Лондона, без которого невозможно вообразить себе эту местность. Эдита выполняла заученные годами действия, не замечая происходящего вокруг неё. Еда казалась пресной, а дни – серыми. Ей представлялось всё, что угодно, любые, но главное – приятные, моменты из жизни. Она вспоминала детство, школу, первую влюблённость, первый поцелуй, поступление в университет. Это всё казалось таким далёким, невозвратным, и от того становилась печальной любая мысль, всплывающая в изнурённой страданиями голове женщины. Так много оставалось позади, так много всего предстояло. Её было невероятно больно осознавать, как мало она имеет сейчас, после смерти её единственной настоящей любви.

Похороны были назначены на утро. Облачённая в траурные одежды, Эдита шагала, теряя связь с миром. И вот она уже была здесь. Ледяной ветер треплет её короткие густые волосы. Она видит яму и нескольких мужчин, опускающих гроб её мужа, который ещё пару недель назад целовал её по утрам, во тьму земли, на влажное и прохладное дно рва. У неё уже не было слёз. Только снедающая изнутри боль пронзала её душу, не оставляя ничего светлого за собой. Лишь мрак оставался в её сердце.

Она подошла к памятнику. Теперь они были одни. Она положила цветы на свежевскопанную землю и долго вглядывалась в эпитафию, вырезанную на куске камня, давящем тело её супруга. Переживать потерю близкого человека – это самое страшное, что может быть в жизни.

«Почему умер он, а не я?» - проносилось в голове Эдит раз за разом, - «Он не должен был умирать так быстро. Лучше бы умерла я».

Выйдя с кладбища, Эдита всё больше погружалась в раздумья. Ей было тяжело дышать, слышать, ходить, словно внутренне она умерла вместе с ним.

Дома её ждала маленькая свинка, но даже она молчала и как будто понимала, как сложно хозяйке, проскальзывающей вдоль комнат, словно призрак. Вдова, не раздеваясь, легла в их с мужем постель и долго смотрела перед собой, куда-то во тьму. Потом она закрыла глаза и вновь отстранилась от реальности.

Она смогла уснуть только под утро.

Встреча

Серый облака застилали глубокое небо. Не отличающийся от других день. Сегодня немного потеплело, однако в душе Эдит всё оставалось ледяным и чёрствым, как и неделю назад. Она не здоровалась со знакомыми, всегда шла с опущенной головой, словно искала что-то, что выпало у неё из рук секунду назад. Она даже не надевала уличную одежду, набрасывая пальто на пижаму. Всех встречных настораживало поведение молодой женщины, но никто не считал своим долгом задать ей вопрос, поинтересоваться, всё ли с ней хорошо.

Эдита стояла в магазине у прилавка с крупами, подолгу выбирая, чего она хочет. В истинности же ей ничего не хотелось: она уже несколько дней питалась практически одной водой. Когда женщина, стоявшая ровно напротив прилавка, подняла руку, чтобы достать овсяную крупу, как кто-то прошёл мимо неё, сбив руку Эдит, отчего та выронила пачку крупы, так долго ждавшую её решения.

- Что вы делаете? Боже мой, разве нельзя было пройти с той стороны?! - она показала на противоположную от себя сторону.

- Прошу прощения, миссис Уэнсдей, - поднимая лежащую на полу крупу, сказал детектив.

Он протянул пачку женщине, после чего та с недоумением приняла её в свои руки.

- Как Вы здесь оказались? – более спокойным тоном спросила она.

- По-вашему детективы не ходят в магазин? – усмехнулся Берч.

Эдит стояла, вперив глаза в стоявшего поодаль детектива.

- Вы очень не вовремя, - сказала она наконец, кладя крупу в корзинку.

- Возможно, я всегда не вовремя, как Вы считаете, миссис Уэнсдей? – ехидно спросил детектив.

Эдит снова подняла взгляд на мужчину, будто он стал незваным гостем в её доме.

- Возможно, - сухо ответила она и заторопилась к кассе, лишь бы не пересекаться больше с этим господином.

- Ещё увидимся, - ответил он ей вслед.

«Надеюсь, что ты скоро раскроешь это дело,» - отдавало эхом в голове Эдит.

- Пакетик нужен? – спросила кассирша.

- А? Нет, спасибо.

***

Вернувшись домой Эдита уже с боؘльшим воодушевлением, увидев бежащую к ней Марфу, встретила её. Она присела и обняла розовенькую хрюшку со словами:

- Ты единственное, что осталось в моей никчёмной жизни. Я не перестаю повторять тебе это, хоть ты и не понимаешь меня.

Марфа лишь весело захрюкала, почувствовав ласковый нрав хозяйки.

- А это что?

Эдита встала и направилась к стоявшей в коридоре консоли. На узенькой тумбочке лежала ровно вырезанная маленькая бумажка, сложенная вдвое. Эдит поднесла листок к лицу и развернула страницу. В нём говорилось: «Вы следующая».

«Что это значит? Неужели меня тоже хотят убить?» - пронеслось вихрем в мозгу женщины.

- О боже! Почему я?! – смотрела она на ничего не осознающую свинку.

«Возможно, детектив что-то знает. Может, это всего лишь чья-то злая шутка. Или враги были не только у моего мужа? Когда это закончится?» От этих мыслей её бросило в жар.

Эдит была готова к смерти, но не таким путём, хотя, наверное, она всё это придумала, и это действительно шутка соседских мальчишек. Но кто мог проникнуть в закрытую дверь? Родственник? У Эдит в голове кружился сноп вопросов. Она уже привыкла к этому состоянию также, как и к бессоннице и приёму успокоительных таблеток.

- Завтра я должна найти детектива. Почему, когда он нужен, его нигде нет, а когда я не вспоминаю о нём, он оказывается рядом? – спрашивала у пустоты Эдит.

Свинка тихо хрюкнула в ответ владелице.

- Марфа, нам обеим пора спать, - сказала женщина, после чего не могла уснуть в течение часа, пока прохладный ветер грозы доносился с распахнутого окна.

Школа

Торжественный момент, которого многие дети так ждали. Сегодня день, когда Эдита пойдёт в первый класс. Ей страшно, волнительно, но вместе с тем невероятно интересно, что ждёт её за коваными воротами, в этом старинном и хмуром здании. Солнечные лучи подбадривают её по дороге к сему чарующему месту. За руку её ведёт мама, кажущаяся такой большой и сильной по сравнению с маленькой худенькой девочкой.

- Мам, а как там в школе? – спрашивала девочка у своей матери.

- Придёшь – увидишь. Там будет много таких же деток, как ты, - с улыбкой отвечала мать.

- Мама, мне страшно. Вдруг я им не понравлюсь, - тревожно откликалась Эдит.

- Не переживай, они тоже впервые пойдут в школу, - подбадривала дочку мама.

- А Вале тоже пойдёт в школу?

- Не знаю, дорогая, возможно. Её мама ничего не говорила об этом.

- Без Вале мне будет плохо, - грустно вздохнула Эдит.

- Не волнуйся, милая, она должна прийти, ведь ей уже пора во второй класс.

- Почему во второй?

- Потому что она пошла в школу на год раньше тебя.

- Но ведь она старше меня всего месяц, а не на год, - смутилась Эдита.

- Не на месяц, а на два, но в Париже в школу берут на год раньше. Так говорила мама Вале, - рассудительно утверждала мать.

- Как же сложно. Надеюсь, учиться будет проще.

Мама рассмеялась:

- В жизни часто бывает сложнее, чем в школе, любимая, - поцеловала дочь в лоб.

- А когда мы уже придём?

- Скоро. Нам осталась всего пару минут, - озираясь, монотонно отвечала мама.

- А что мы будем делать в этой школе, кроме учёбы?

- Вы будете учиться. Для этого и создана школа.

- Это же скучно! – Эдит надула губы.

- Но это необходимо.

Пара обогнула переулок и вышла к новому, неизведанному зданию.

- Вот мы и пришли, Эдит, - констатировала мать.

- И это школа? Она такая огромная!

- Да, чтобы все дети могли в ней поместиться.

- А где все?

- Скорее всего, во дворе или внутри.

- Так во дворе или внутри? Это же разные места, мама!

- Сейчас посмотрим.

Мама и девочка подошли ближе, минули у ворот и направились ко входу. Там их уже ждала толпа первоклассников и их родителей.

- Я не вижу здесь Вале, - сказала Эдит на ухо маме.

- Я тоже, но, может, она где-то спряталась?

- Да, она любит прятки!

- Давай-ка её поищем.

Несколько минут Эдит с мамой безрезультатно бродила по первого этажу учебного заведения.

- Я её не вижу! – воскликнула Эдит со слезами на круглых щеках.

- Наверное, она уже сидит в классном кабинете со своими одноклассниками, - предположила мама.

Это объяснение не успокоило девочку, и она расплакалась.

- Не переживай, доченька, ты увидишь Вале во дворе, и вы погуляете- успокаивала её мать; она присела и заглянула в лицо девочки, - А теперь утирай слёзки и пойдём в класс. Нас там уже заждались.

Эдит послушно вытерла слёзы и пошла прямиком за мамой. Вскоре она уже сидела в классе и слушала речь преподавательницы, собравшей вокруг себя птенцов, будто бы курочка-наседка.

После Эдит познакомилась с другими ребятами и уже не печалилась из-за того, что не встретила Вале. Когда она вместе с мамой выходила из школы, позади послышался знакомый голос:

- Эдит! Эдит!

Эдит обернулась.

- Вале?!

Девочки устремились навстречу друг другу и крепко обнялись. До дома они шли вместе.

- Вале, а где твоя мама? – спросила Эдита.

- Она работает. Я долго искала школу, но нашла, - хвасталась Валентина, гордо подняв подбородок.

- Молодец, - улыбнулась Эдит.

И девочки мирно, под впечатлением разошлись по домам в предвкушении завтрашнего, не менее интересного дня.

Будни

Дождь настойчиво колотил по стеклянным окнам. Эдита сидела в роскошном широком кресле и размышляла. Она повернулась в сторону маленького журнального столика, на котором покоилась настольная лампа. Женщина зажгла светильник, взяла со столика сегодняшнюю газету и принялась читать новости.

«Рубрика: Психология. Американские учёные выяснили: если женщина каждый раз перед занятием любовью будет говорить слово «клюква» или вести себя так, словно она сошла с ума, в глазах мужчины она будет выглядеть сексуальнее», - говорилось в заметке.

«Какой бред,» - подумала Эдит, но продолжила чтение.

«Так говорилось в одном из наших последних выпусков. На самом же деле это был очередной эксперимент наших психологов. Как выяснилось, большой процент женщин, прочитавших эту рекомендацию, прислушались к её сути, а пять процентов опрошенных даже опробовали её в своей интимной жизни. Однако, всё же большинство женщин сочли это «очередной глупостью психологов», «обыкновенной шуткой» или «бредом сумасшедшего». Удивительно, но среди мужчин также оказались те, кто поверил в доводы «психологов» и рассказал об этом своей жене или подруге. Есть предположение, что такие эксперименты не лучшим образом сказываются на репутации психологов. Наша редакция согласна с этими доводами.»

Эдита слегка улыбнулась, но к концу статьи на её лице отразилась печаль. «Как грустно. Что многие верят в такую чушь, но игнорируют официальные источники, предаваясь глупости,» - пронеслось в её голове.

Женщина полистала газету и, остановившись на одной из страничек, опустила взгляд в самый низ листа. Внезапно лицо Эдит исказилось. Надпись гласила: «Вчера, четырнадцатого ноября, за магазинчиком на Эбби роуд было найдено тело молодой девушки со следами ножевых ранений в области рук. Труп нашёл владелец магазина, пожилой мужчина, ветеран войны. Во время разгрузки товара он случайно обнаружил девушку, поначалу приняв её за манекен. Правда ошеломила продавца, когда он начал разглядывать тело. По его словам, мужчина сразу вызвал полицию. Полиция предполагает самоубийство, однако общественность резко взбунтовалась подобному вердикту. В том числе, семья несчастной утверждает, что та собиралась выйти замуж и уже вовсю готовилась к свадьбе. Множество людей поддержало семью девушки, присылая письма с соболезнованиями и деньги. Полиция не распространяет детали дела.» Эдит закрыла глаза и подумала: «Кому-то не повезло также, как и мне».

В остальном газета была обыденна и скучна. Настолько, что Эдит после прочтения пары «жёлтых» заголовков, вновь разочаровавших в мире, уткнулась в телевизор. На любимом канале Эдит только началась очередная мелодрама с Робером Оссейном и Мишель Мерсье в главных ролях. Это «старое» кино вызывало во всём существе зрительницы печаль, и она вновь вспомнила о своём муже и его скоропостижной кончине. Она выключила телевизор и теперь сидела в полной тишине и полумраке. Её мысли и чувства, раздражённые и усиленные, создавали огромный клубок в её голове, который она не в силах была размотать. Она помнила, как смотрела этот фильм вместе с мужем в кинотеатре прохладным весенним вечером. Всё спуталось. Всё мешало. Эти навязчивые мысли не давали ей покоя. «Сколько можно?!» - кричала она, но никто не слышал её, ведь крик раздавался в её голове.

Злостно раздался звон трубки. Эдит, опомнившись, потянулась к ней, но не успела: всё затихло, и больше мёртвая тишина не могла быть нарушена.

«Я так устала. Я так хочу уснуть, проснуться, и чтобы всё было, как раньше. Я просто устала. Я так привыкла, что моя жизнь беззаботна. Я так не привыкла к проблемам. Всё так сложно. Я хочу спать долго и не просыпаться, пока всё не наладится. Я не так много прошу,» - на этом она заснула, погрузившись в воспоминания-сны.

Новые знакомства

Шумные коридоры школы не утихали ни на минуту. Всем было так весело и интересно просто потому, что они дети, и каждый день видят новое, неизученное, неразгаданное, что только предстояло изучить и понять. Это так радует и удивляет!

Такой прекрасный день, и так много детей радуются ему. Эдит была счастлива, как и другие дети, хотя непривычное окружение и новые обязанности вызывали у неё небольшую печаль, но, вместе с тем, интерес.

Урок французского языка прошёл, на удивление, легко, и Эдит, увлечённая и наконец проснувшаяся, ощутила, что любит школу, не зная, что ждёт её впереди. Она вышла на перемену, чтобы размять затёкшие конечности, и, увидев стоящую вблизи девочку, подошла к ней.

- Привет, я Эдит, а тебя как зовут? – скромно спросила она.

- Меня зовут Мари. Я не люблюучиться, а ты? – бойко ответила маленькая кудрявая головка.

- А мне нравится, - словно испытывая вину, наклонила голову Эдит.

- Значит, мы не будем друзьями!

Девочка развернулась и ушла в противоположную от Эдит сторону.

- Разве это плохо? – сказала про себя девочка, но её уже никто не слушал.

Она подошла к толпе других девчонок.

Прогулка

Эдит решила прогуляться в этот не самый чудесный денёк. Ей было плевать на погоду, ведь главной её целью было развеяться. Может, этот день мог бы скрасить её пустое существование.

Эдит надела своё драповое пальто, взяла чёрный саквояж и двинулась в путь. Ей открывался унылый, но вместе с тем успокаивающий и милый глазу вид. Мимо женщины проносились автомобили, люди, пролетали птицы, а в окружении покоились стройные дома и понурые деревья. Она собирала каштаны и разглядывала отражения в лужах.

Эта очаровательная прогулка могла бы длиться вечно, если бы не подозрительный шорох, помешавший героине предаваться безделью. Эдит обернулась.

- Кто здесь?

Ей казалось, что всё вокруг остановилось, словно её вновь окутала тишина. Никого не было рядом, и только птицы давали понять, что жизнь продолжается.

Начался дождь. Эдит, как назло, напрочь забыла о зонте. Это было не впервой. Дама подошла к ближайшему киоску, купила газету и, накрыв голову ей, побежала домой.

«Кто бы это мог быть? Или я начала бредить? Я схожу с ума,» - думала она, снимая промокшую насквозь обувь. Свинка, не изменяя привычке, радостно бежала к хозяйке.

- Любимая моя, ты, как всегда, меня ждёшь, - Эдит усталыми, но добрыми глазами посмотрела на вечно неунывающую Марфу.

Эдита прошла мимо питомицы, сняла пальто, повесила его на один из трёх крючков и медленно опустилась на холодный пол. Марфа тут же подбежала к хозяйке. Эдит снова посмотрела на привлёкшее её внимание животное. Свинка обнюхивала руку дамы.

- Представляешь, Марфа, как я сегодня испугалась.

- Хрю.

- Нет, не представляешь. Мне показалось, что кто-то идёт за мной. Это так смешно, ведь я живу в таком большом городе. Я совсем сошла с ума и не знаю, как мне жить. Прошло столько времени, а я до сих пор не привыкла. Не знаю, привыкну ли…

- Хрю.

- Да, ты всегда подбадриваешь меня. Без тебя меня бы уже не было, - Эдит осеклась на секунду, - То же самое я говорила когда-то Чарли. Его нет, но я всё ещё жива. Врала ли я тогда? Наверное, нет. Я полностью доверяла и себе, и ему. Я слишком многое пережила, а. может, наоборот, мало. Это так сложно – жить.

- Хрю.

- Да ты-то что? Ты просто свинья, которую кормят, моют, которая просто хрюкает целыми днями и бегает по квартире. Ты не понимаешь проблем людей. Хотя сами люди обычно придумывают себе проблемы сами. Это так глупо. Наверное, хорошо, что тебе этого не понять, правда?

- Хрю.

- Ты самый лучший собеседник из всех, - Эдит слегка улыбнулась, взяла свинью на руки и прижала к себе. Она до сих пор лежала на полу, стараясь охладить разум. Этот способ казался ей эффективным, а ещё за него не нужно было платить.

- Хрю.

- Это ещё не конец, - с энтузиазмом сказала Эдит, приподнявшись на руку, - Я ещё молода. Если Чарли не любил меня, как говорит Валентина, значит, мне должно быть его жаль. Он был моим миром, но я не была его. Это печально, но это жизнь. Я должна больше думать о настоящем и будущем, а не о прошлом. Нам было хорошо вместе, но это прошло, давно прошло.

Эдит посмотрела в окно. Дождь кончился. Она перевела взор на Марфу. Она лежала у ног Эдит и радовалась своей мирной жизни.

«Я так много читала книг, газет, смотрела кино и новости о самых трагичных событиях, но никогда не думала, что когда-нибудь стану героиней подобной истории. Мне казалось, это так далеко от реальности, хотя, вероятно, это было ближе ко мне и всему миру, чем я могла бы представить. Сейчас я думаю, что зря прожила свою жизнь, по крайней мере, последние года. Я просто жила свою пустую уютную жизнь, не замечая чужих невзгод. Я просто мусор». После этих мыслей в уголках глаз женщины выступили слёзы. Она проследовала в кровать, обняла подушку и уткнулась в неё лицом. Возможно, это единственное, что оставалось ей в данной ситуации, ведь изменить что-либо было не в её силах. И самое главное, что Эдит понимала, что, в какой-то степени, она права.

В этот же вечер она решила поднять себе настроение сладким: испечь торт. Эдит любила готовить, особенно десерты, и в сим ремесле у неё получилось достигнуть определённых высот. Но сегодня всё падало из рук, ничего не ладилось. Она испекла три бисквитных коржа, промазала их сливочным кремом, а сверху полила тёмным, почти чёрным шоколадом, украсив торт сверху красными марципановыми сердечками. Выглядело прекрасно и, вместе с тем, мрачно. Эдит понимала, что её творение должно быть вкусным, но всё равно кусок не лез в горло. Так и не попробовав очередное своё детище, она убрала его в холодильник, до лучшего времени.

«Я всего лишь в отчаянии,» - с иронией подумала Эдит, выключила настольную лампу и, погрузившись во тьму, начала свой путь по знакомой дороге с названием «бессонница».

Первая любовь

Эдит училась в седьмом классе. Тогда она встретила его. С виду несуразный, худощавый, с тонким и нежным лицом. Его звали – Рафаэль. Он был немного старше Эдит. Она не общалась ни с теми, кто был старше, ни с теми, кто был младше, и даже с теми, кто был с ней одного возраста. Как только девочка увидела его, она поняла, что именно с ним она хочет познакомиться больше всего. Тогда она проявила решительность и подошла к нему первой, сказав:

- Привет, как дела?

Это было многообещающее начало.

- Так себе. А у тебя?

- Также.

На самом деле внутри неё всё кипело. Она наверняка не понимала, как её волнение отражается на её юном лице.

Такой наивный разговор постепенно зашёл в глубокие рассуждения. Уроки уже закончились, поэтому, к счастью, никто их не отвлекал. Так выяснилось, что Рафаэль был неглуп, хотя своим видом никак этого не обозначал.

- Ты знала, что один шведский изобретатель создал тетрапак?

- Нет, а что это?

- Это такая картонная упаковка с крышкой. Но я задумался и пошёл дальше. Я решил добавить к этой упаковке ещё одно отверстие. Смотри что вышло, - он показал Эдит рукотворную изобретение.

Эдит с интересом наблюдала за детищем нового друга.

- Он подходит для двух напитков – там два отсека.

Эдит была поражена. Пара стала часто встречаться, гулять и общаться, но дальше философствований дело не заходило.

***

Дождь поливал и без того мокрую брусчатку. Запах свежести распространялся по улице со скоростью света.

- Люди часто не понимают, что они роботы, которые действуют согласно алгоритму, прописанному у них в голове. Этот алгоритм говорит им: что хорошо, а что плохо, что правильно, а что нет. И всё «плохое» получает порицание, а «хорошее» – уважение, - сказал он однажды.

- Ну а как же творчество? Люди разные. Они создают новое. Даже ты, возразила Эдита.

- Да, но они действуют в рамках идеологии и традиций.

- Возможно, ты прав.

Как бы то ни было, эта подростковая влюблённость продлилась лишь год, а после завершилась печальным для Эдиты расставанием – одарённый парень уехал на учёбу в Сорбонну и больше Эдит ничего о нём не слышала. Только спустя года она поняла, что его не интересовала любовь и вообще чувства. Это объединяло практически всех её мужчин.

Фотографии

Эдита снова вспоминала прошлое. Сегодня была пятница, хотя Эдит казалось, что суббота, но пока она была этому рада. Прошло уже много месяцев с момента трагической гибели её мужа. Однако прошлое не отпускало её, да и как можно забыть то, что было в твоей жизни и от чего ты не можешь уйти, что ты никогда не забудешь? Она достала коробку с фотографиями и принялась тщательно разбирать каждую из фотокарточек. Здесь ей всего год, а здесь – пятнадцать, и она юна и прекрасна, пышет красотой и любовью к миру и людям. Она видела фотографии своего класса, знакомых, Вале. Ей попалась фотография мужа, которая вызвала у неё слёзы. Фотографии родителей также наводили печаль. И тут, среди всех памятных вещей, она нашла медальон. Она вспомнила, как Чарльз вручил ей этот чудный сувенир, как она была удивлена и - вместе с тем - рада.

- Я буду любить тебя всегда. Помни это, - говорил он, надевая ей на шею медальон.

Чарльз в юности был музыкантом. Ему не платили денег, он был крайне беден. Тогда благодаря протекции знакомого он попал в знаменитую и уважаемую фирму. Он начал зарабатывать, но позднее страсть денег так овладела им, что он начал забывать всё, что было в его жизни до этого. Тогда он ещё не знал Эдит. Об этом ей было известно лишь с его слов.

Эдита вздохнула и вновь принялась плакать над безвозвратно утерянными годами.

Звонок

Эдита очнулась от ужасного звонка. Марфа бегала рядом с кроватью и неистово визжала.

- Алло? – наконец ответила Эдит, и шум пресёкся.

-- Это детектив Берч.

- Вы узнали какие-то подробности?

- Да, и мне нужно срочно увидеть вас, миссис Уэнсдей. Сегодня вечером я приду.

- Хорошо, - сказала Эдит, но трубка уже была брошена.

Она с трудом встала, но толстенькая и розовенькая свинка приподняла ей настроение. Её депрессия начала отступать, хотя Эдита понимала, что этот ужасный недуг не может пройти так легко. Возможно, она теперь не столь идеализировала свою жизнь с мужем. Она по-прежнему горевала по нему. Также она понимала, что каждый день её проходит одинаково. Она выходит из дома раз в две недели.

Она не помнит своих знакомых. После последних разговоров с ними, она больше не общалась ни с Вале, ни с матерью. Но интереснее всего то, что ей никто и не звонил. Никто не хотел общаться с ней. Все видели объявления, читали газеты. Все знали об убийстве её мужа, но предпочитали искать информацию на своей кухне, а не из первых уст. А, может, их это не волновало, или они не хотели травмировать и без того слабую психику женщины, которую знали. Истина лишь в том, что каждый следует по тому пути, что сам себе начертал. Каждый делает так, как считает нужным. И каждый решил не общаться с Эдит.

Не сказать, что у неё было много подруг, если они вообще были. Но она свыклась с таким отношением, и её, возможно, мало волновало то, общаются с ней или нет. Она пережила этот период. Теперь её тревожила именно её жизнь, происходящее в ней, а также, безусловно, память её мужа.

***

Она долго ждала Берча, поэтому воспоминания, не дающие покоя в старой, некогда уютной квартире, возвращали её обратно в свой мир.

Эдит успешно окончила школу. Она легко поступила в университет, желая стать переводчиком. Она также любила посещать уроки актёрского мастерства и выступать в любительских спектаклях. Сначала об этом никто не знал, но позднее все называли её актрисой, забывая о её действительной профессии.

Изначально Эдита боялась молодёжных вечеринок, однако Вале, теперь уже открывшая для себя мир беззаботного веселья. Именно она вынудила Эдит пойти с ней. Там девушке было скучно. Она не находила ничего интересного в обсуждении чьей-то личной жизни. Она знала, каким может быть общение, но после Рафаэля у неё не было даже намёка на романтические отношения с кем-либо. Казалось, она даже не искала их. Да и те отношения сложно было назвать романтическими.

В толпе было «весело». Люди пили, шутили, танцевали. Всё это даже раздражало.

Внезапно мимо толпы торопливо прошёл высокий стройный человек в очках с чёрной оправой.

- Вам куда? – спросил один из собравшихся.

Мужчина обратился к скопившемуся люду:

- За знаниями.

- Вам не сюда.

Все дружно рассмеялись. Другой из снопа обратился к уже уходящему парню:

- Это вашу жену отправили в монастырь?

- Да, - опустив голову, ответил тот.

- Вас это ничему не научило?

Снова поднялся шум веселья, в то время как незнакомец поспешил ретироваться.

- Кто это был? – с интересом спросила Эдит.

- Жан, в этом году оканчивает университет, - сказала Жербен, однокурсница Эдит, которая часто смеялась над последней.

- У него действительно была жена? – продолжала допрос девушка.

- Да, это долгая история. Потом как-нибудь расскажу.

Эдит думала об этом всю ночь, но только по той причине, что всю ночь она не спала, а никаких значимых событий более не произошло.

Теперь Эдит поняла, что вечеринки – это не страшно, но это своеобразная пытка. Пустое времяпровождение. Она не понимала этой прелести. Это просто было не для неё. Она увлекалась зарубежной литературой, легко учила языки и хотела читать Стивенсона и Дойла в оригинале. Ей не нужно было многого для счастья. Она сама так считала.

***

Раздался звонок в дверь. Эдит поспешила ко входу. На пороге стоял детектив. Она отворила дверь. Берч, чувствую себя удивительно смело, прошёл в квартиру – он явно помнил её планировку – и приземлился на стул, стоящий в комнате.

- Я должен кое в чём вам признаться. Это была тайна, но отныне договор расторгнут, и я должен сообщать вам истину.

Эдит смутилась и растерялась, будто была не у себя дома.

- Лучше сядьте, - сказал детектив Берч.

- Убийца вашего мужа не оставил отпечатков. Однако он оставил отпечаток ступни.

Эдита непонимающе посмотрела на собеседника.

- Понимаю ваш вопрос. Это значит, что дело вашего мужа может быть раскрыто.

- Это вся тайна?

- Это тайна следствия. Я не должен был разглашать её.

- Но вы раскрыли её мне, - перебила Эдит.

- Да.

- Почему?

- Потому что я знаю, какого потерять любимого человека.

Эдит осеклась, молча опустив голову. Она не должна была этого говорить, но она не знала, что на душе у детектива.

- Нет, у меня не умирала жена. У меня её не было. Но я встречал многих людей с вашими проблемами.

- И вы всем разглашали тайны?

- Нет, но… - детектив понял, что попал в ловушку, - Но не все были в таком горе, как вы. Вы даже не выходите из дома, и это…

- Вы следите за мной? – глаза Эдит раскрылись, и сердце начало учащённо биться.

- Нет, но я живу недалеко.

Это объяснение не устроило женщину, но она не стала продолжать единственный за два месяца разговор.

- Что ж, вижу, что вам стало лучше. Рад за вас. Я, пожалуй, пойду.

Детектив направился к двери. Он откланялся, сказав:

- Встретимся позже, миссис Уэнсдей.

- До свидания, - промолвила Эдита.

- Кстати, у вас милая свинья. Необычный питомец для городского жителя.

- Спасибо.

- До свидания.

- Прощайте.

Сей разговор показался Эдит странным. Всё произошло так быстро, без излишней официальности, присущей полицейским. Несколько дней она размышляла по этому поводу, но не могла поверить, что что-то действительно изменилось в ходе расследования, хотя надежда её оставалась. Она также не понимала причину весёлого поведения Берча, но она так давно не видела его, что подумала, что он всегда был таким с ней. Однако, другие мысли занимали её голову.

Разговор девиц

Симонеؘؘ, подруга Вале, с которой иногда виделась и Эдит, была смуглой девушкой с глазами мрачными, как душа чиновника, и столь же тёмными, графитовыми волосами. Она привлекала мужчин, и ей нравилось их внимание. Это вызывало презрение у Эдит и восхищение у Вале. Симоне была наполовину итальянкой, ведь её мать когда-то переселилась сюда, бежав от режима Муссолини. Сама Симоне не привыкла к труду, в отличие от её матери, но любила дорогую выпивку и такие же развлечения. Однако предложений удовлетворения её желаний не поступало. Она рано стало матерью, ещё когда была ученицей средней школы, а после все её отношения кончались быстрым и скандальным разрывом. Это печалило Симоне, но не на долго. Вскоре она находила нового кавалера и старалась построить с ним взаимовыгодное сотрудничество, забывая об искренних чувствах, понимании и уважении. Хотя о таких понятиях Симоне знала лишь понаслышке, не осознавая сути этих слов.

Именно к ней пришли в гости Вале и Эдит. Дочка Симоне – Жюли – играла на полу, пока «подруги» общались, рассуждая о браке, семье, мужчинах и немного об образовании. Эдит сидела в стороне пока две близкие по духу сплетницы общались между собой. Эдит смотрела в одну точку, и точка эта, как назло, оказалась на дочери Симоне.

- Почему ты так смотришь на мою дочь?! – возопила Симоне.

- Я смотрю не на неё, а сквозь.

- О боже, почему ты такая Эдит?!

- Мне неинтересно, сколько у вас было мужчин, - ответила Эдит.

- Потому что у тебя их не было?

Вале и Симоне засмеялись.

- Тебе следовало бы найти хотя бы одного! – продолжала Симоне.

- Мне всего лишь двадцать два.

- Тебе уже двадцать два!

Эдит с надеждой посмотрела на Вале. Та просто опустила голову, но было видно, что она улыбается.

- Ты думаешь, кто-то посмотрит на девушку двадцати двух лет, у которой нет опыта? Ты просто никому не нужна. Признайся в этом хотя бы себе.

- Хватит. Для меня важно не это.

- Ну да, твоя учёба. Только о ней и говоришь, - продолжала Симоне.

- Ну хватит, успокойтесь, - прервала их Вале.

Девушки замолчали.

- Я младше тебя, Эдит, но у меня больше опыта и… - вновь заладила Симоне, но взгляд Вале её остановил.

Тогда Симоне отвлеклась на свою дочь.

- Смотри, какая она милая и красивая. Она настоящая девочка.

Жюли, смотревшая на мать, весело захлопала.

- Вот видишь! – сюсюкала Симоне.

Вале улыбнулась и замахала ребёнку рукой. Эдит молчала и игнорировала присутствие ребёнка в компании.

- Ты же можешь сказать: «Вау!», и ребёнку будет интересно и весело, - сказала Симоне.

- Я не хочу, - холодно окликнулась Эдит.

- Но ты ведь актриса!

- Да, но я не переигрываю.

Симоне замолчала, но лишь на время:

- Слушай, Эдит. Скажи, на чём же тогда по-твоему держится брак, если не на любви?

- Любви не существует. Это наивность. Сегодня он «любит» тебя, завтра – другую. Вот и вся любовь, - резко ответила Эдит.

- Как ты можешь так говорить? Ты, наверное, - хотя нет, - точно не испытывала любви мужчины, его страстного взгляда, его жарких прикосновений. Ты не знаешь, о чём говоришь, Эдит. Так ведь, Вале?

Обе девушки посмотрели на Вале.

- Я думаю, - отвечала третья, - что брак держится на верности. Это самый важный показатель. Не только верность в постели, но и верность своим идеалам и поступкам, своей женщине в конце концов.

- Я всегда знала, что ты, Вале, умная девушка, - сказала Симоне, - А ты что скажешь, неверующая?

- Я согласна с Вале, но всё же я думаю, что брак должен основываться на доверии. Это значит, что между парой не будет секретов друг от друга. Если мужчина доверяет женщине, он не будет изменять ей, будет обо всём ей рассказывать. Он будет любить её, как скажешь ты, Симоне. Эта любовь будет, если то, что связывает мужа и жену вместе⁶⁹.

- Хоть иногда ты можешь сказать что-то внятное? Это уже не брак, и дружба получается. Но ты так глупа, что не видишь в этом разницы. Почему мы вообще тебя с собой берём? – сказала Симоне.

- Можете не брать. Я буду только рада.

Больше Эдит не ходила в гости к Симоне, не встречалась с ней и не разговаривала, а о событиях её жизни нехотя узнавала только от Вале.

Вспомнив об этом случае, Эдит позвонила Вале. Они разговаривали два часа, пока к Вале не пришёл её очередной ухажёр. Подруги условились встретиться на следующий день.

Мир

Это утро началось, как обычно, за исключением того, что сегодня Эдита решила встретится с Вале в кофейне, и, сидя на улице под зонтиком за круглым столом, обсудить забытое и памятное, разговаривать о прошлом и настоящем, по-новому смотря на события минувших лет. И Эдит теперь была более воодушевлена. Дни не казались такими пасмурными, а комната – мрачной. Жизнь налаживалась. Оказалось, что она продолжает течь, и в ней остаётся нечто прекрасное.

- Привет, - весело сказала Эдит идущей на встречу подруге.

- Привет, дорогая! – ответила Вале.

- Знаешь, я думала о многом в последнее время. Я совсем забыла о том, какой я была, сколько всего изменилось. Это грустно, но и радостно. Думаю, без смерти Чарли я бы так и не задумалась об этом.

- О, как серьёзно, любимая! Но ты всегда была такой, - Вале мило улыбнулась, как в былые времена.

- А ты не меняешься, - улыбнулась в ответ Эдит.

- Хочешь сказать, я всё также красива, как раньше? – засмеялась Вале.

- Да, именно это я и хочу сказать, - с грустью в голосе произнесла Эдит.

Вале заметила тон подруги:

- О, не переживай. Главное, что мы столько лет вместе и всё как раньше. Наша дружба также крепка. Мужчины приходят и уходят, но дружба остаётся.

- Да…

- Что-то ты погрустнела.

- Да. Я вспомнила наши школьные разговоры, потом студенчество. Ты всегда была такой беззаботной. Ты всегда помогала мне расслабиться. И ты всегда понимала меня. Спасибо тебе за это. Я тебя очень люблю, - призналась Эдит.

- Надеюсь, по-дружески, потому что эта кандидатура занята.

- Конечно!

Подруги рассмеялись.

- А я помню, как ты встретила Чарли и стала меньше со мной общаться, - сказала Вале.

- Да, но мне казалось, у тебя нет недостатка общения.

- Это да. Но с тобой всё всегда было по-особенному. Ты всегда была другой. Сначала тебе это не нравилось, да и большинству тоже. Но потом ты поняла, что это твоё преимущество.

- Ты права, Вале. Только ты знаешь и понимаешь меня.

- Не глупи! Тебя сложно узнать. Ты бываешь слишком разной. К тому же, тебя хорошо понимал Чарли. Ты сама мне об этом говорила.

- Сейчас я думаю, что он не понимал меня. Он думал, что всё знает, в том числе меня. Но с каждым годом я осознавала всё отчётливее, как он далёк от меня. Он нарисовал себе картинку и поверил в неё. Это было неправильно. Но он был единственным мужчиной, который смог понять меня даже на этом уровне. По этой причине я всё же согласилась выйти за него замуж.

- Я бы вышла за него уже после того, как он подарил тебе медальон. Кстати, почему ты его не носишь?

- Это слишком ценная вещь, чтобы носить её всюду и светить ею перед всеми.

- Жаль, красивая вещь.

Пауза, и Вале, поразмыслив, продолжила:

- Ну, не говори плохо про него. Он ведь столько для тебя сделал – и квартира, и одежда, и украшения, и светские приёмы.

- Только мне всё это было ни к чему. Я хотела доверия и надёжности. Не было ни того, ни другого. По крайней мере, с его стороны. Он говорил, что доверяет, но проверял мои счета и спрашивал о покупках. Он говорил, что с ним я буду чувствовать себя в безопасности, но он пропадал ночами, оставляя меня одну, не отвечая на мои вопросы. Я не знала, когда он придёт в следующий раз и придёт ли. Он говорил, что любит, но это была правда только первые три года.

- Но он умер, и ты всё равно его любишь и горюешь по нему.

- Да, это так. Думаю, это привычка.

- Возможно. Но так могла бы сказать я, но не ты.

- Я изменилась. Время меняет людей, - отрезала Эдит.

- Ты всегда говорила, что люди не меняются.

- Я успокаивала себя. Это помогало раньше, но не сейчас. После его смерти мир разделился на «до» и «после». Я очень боялась «после», но теперь я понимаю, что это лучше, чем «до».

- Ладно, давай не будем об этом.

- Извини. Просто я многое переосмыслила за это время.

- Я понимаю, - Вале взяла подругу за руку.

Она рассмеялись, и Вале принялась болтать о жизни множества её знакомых, о том, как Моника бросила мужа; о том, как Симоне родила пятого ребёнка, вновь осталась без любовника и как Жюли не похожа на свою мать, из-за чего те часто скандалят; о том, как Жербен потеряла работу секретарём и уехала в глухую деревню, занявшись сельским хозяйством; о том, как Жан стал священником, чтобы быть ближе к уже бывшей жене; о том, как Сьюзен вышла замуж за рабочего фабрики; о том, как Стивен занял пост Чарльза в компании и многое другое.

Поездка

Эдит получила образование. Она уже работала переводчиком. Она любила английский и испанский языки, но не менее сильно она любила и культуры разных стран, хотя была только в своей родной Франции, соседних Испании и Германии и в Великобритании, где сейчас жила. Когда представилась возможность, она с удовольствием отравилась в Мексику. Она понимала, что эта страна небезопасна, но она слишком любила культуру этой страны, чтобы не поехать туда, следуя по пути своего страха.

Девушка рассказала об этом всем, кого можно было назвать для неё «близким человеком». Среди прочих был и её новый друг – Адам. У них была пара свиданий и несколько совместных прогулок в обеденный перерыв. Эдита придавала большое значение их отношениям, но с ним поехать не могла, да и парень был слишком занят своей карьерой, чтобы присутствовать с романтической знакомой.

Таким образом, Эдит, уведомив всех, в то время жившая одна, собрала огромный чемодан, куда вошло множество книг, отправилась открывать для себя окно в Новый Свет.

***

Три дня она изучала достопримечательности Мехико, пока не попала в китайский квартал. Здесь её внимание привлёк мужчина европейской внешности, привлекательный, но и в чём-то отталкивающий. Он сидел за одним из столиков на улице. Эдит фотографировала всё, что видела, и когда в поле её зрения попал незнакомец, она решила сфотографировать его на фоне кафе.

- Я не фотогеничен, - усмехаясь сказал тот на английском.

Эдит покраснела.

- Я всего лишь фотографирую кафе, - оправдывалась она.

- Я шучу, меня зовут Чарльз, можно просто Чарли, а вас как?

- Эдит.

- Вы француженка?

- Да.

- Акцент выдаёт, хотя вы пытаетесь его скрыть. И что молодая француженка делает одна посреди не самого благополучного места в не самой благополучной стране? – улыбаясь, продолжал он.

- Я турист. Я очень люблю бывать в разных странах, правда, я не много путешествовала. На самом деле, это первая моя серьёзная поездка. Это волнительно, но очень интересно.

- Понимаю. Не хотите ли посидеть со мной. Я закажу вам то, что захотите.

Эдит насторожилась.

- Да не переживайте. Я вас не обижу. Мне просто интересно пообщаться с вами. Намного интереснее, чем смотреть на этих людей.

- Не говорите так о них. Вы ведь их не знаете.

- Я приезжаю сюда не в первый раз и поверьте – здесь ничего не меняется.

Эдит неохотно села напротив Чарльза.

- И как вы попали сюда? – Чарльз наклонился вперёд, смотря на девушку в упор, что выглядело зловеще, если учесть наличие на нём солнцезащитных очков.

- Я долго собирала деньги, чтобы попасть сюда во время отпуска, - робко сказала она.

- Кем же вы работаете?

- Я переводчик. Недавно начала жить в Лондоне. Точнее, пару лет назад.

- Оу, а жили во Франции?

- Да.

Голова Эдит была опущена то ли от солнца, то ли от смущения.

- Ну что ж, не буду вас мучить. Выбирайте себе заказ.

- А как вы сюда попали? – неожиданно спросила Эдит.

- Я часто бываю здесь по делам. Я работаю в крупной лондонской компании и мне нередко приходится вылетать сюда, так как здесь находится филиал нашей компании. В общем, работа. Понимаю, скучно. Мне тоже скучно.

Воцарилась пауза.

- Извините, я не хочу ничего есть, - тихо сказала Эдит.

- От меня не убудет. Заказывайте. Можно на «ты»?

- …Можно. Но я правда не хочу есть. Я лучше пойду.

- Можно в таком случае мне тебя проводить? Уже вечер. Опасно гулять одной.

И в данных обстоятельствах это звучало как никогда убедительно, и Эдит с неохотой согласилась. Её пугал незнакомец. Её пугала скорость. Но он проводил девушку, и она спала спокойно в постели приютившей её семьи.

***

Через два дня Эдит должна была вылететь обратно, но она так не хотела возвращаться. Ей хотелось узнать больше, но она понимала, что успеет не всё. Она вышла из своего временного места пребывания и столкнулась с тем мужчиной, что проводил её вчера.

- О, извините, - сказал он, улыбаясь.

- Вы вчера меня провожали? – Эдит знала ответ на этот вопрос.

- Да, я знал, что мы ещё увидимся.

«Странный,» - подумала Эдит. Она была крайне напугана

- Не хотите ли позавтракать вместе? – спросил Чарльз.

- Нет, я уже поела и у меня скоро экскурсия.

- Что ж, увидимся в следующий раз, - его вид не выдавал его отчаяния. И что он в ней нашёл?

В остальном день прошёл как обычно. Оставшееся время она фотографировала и общалась с местными людьми. Она была робка, но любопытство брало верх над её скромностью. То же происходило, когда играла на сцене когда-то, не так уж и давно.

Чарльз больше не объявлялся. Эдит уже успела практически забыть о нём. Встреча произвела на неё неизгладимое впечатление, ведь она всегда была серой и незаметной, с ней не знакомились, тем более так настойчиво.

Поездка вызвала в Эдит множество эмоций. Она была счастлива, расслабилась, отдохнула, открыла для себя новый мир, уникальный и по-своему прекрасный.

Новая информация

Прошла лишь неделя, но Берч снова позвонил Эдит и договорился о встрече.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, - торопливо сказал детектив и вошёл в квартиру.

Когда все сели, в том числе и Марфа, детектив Берч произнёс:

- Я должен сказать вам, точнее, предупредить о том, чтобы вы не верили никому.

- К чему этот разговор? – удивилась Эдит.

- Я не должен был говорить вам, но я понимаю… то есть… Будьте аккуратнее в общении с Валентиной.

- Почему? Я только вчера общалась с ней. Или вы хотите сказать…

- Нет, она точно не убила вашего мужа. Но я просто знаю, какого вам, - он снова замолчал.

- Слушайте, миссис Уэнсдей. Валентина говорила вам, что ваш муж вам изменял?

Эдит насторожилась и, вспомнив об этом разговоре, по-новому перенесла тот момент, служивший для неё молнией в сердце.

- Да, я знаю, что это была Моника Эттвуд, - кротко ответила она.

- Миссис Уэнсдей, ваш муж не изменял вам с Моникой.

Лицо Эдиты расцвело. Она, казалось, была счастлива.

- Вы говорите правду? – воскликнула она.

- Я не хотел обнадёживать вас. Ваш муж изменял вам с Валентиной, и об этом знали его коллеги.

Внутри женщины всё рухнуло.

- Этого не может быть. Я не верю, что это могла быть Вале.

- Мне очень жаль, но это правда, миссис Уэнсдей. Я должен оставить вас.

Эдит посмотрела на Марфу. Розовенькое существо ничего не осознавало, но видело, как тяжело её хозяйке. Она подошла к ней и уткнулась пятачком в ногу Эдит, по щекам которой лился град слёз. Она не заметила, как ушёл детектив. Она даже забыла закрыть дверь и не помнила, как уснула этой ночью. Возможно, она и не спала.

Лондон

После поездки в Мексики жизнь вновь стала рутиной, но казалось, что Эдит не нуждалась в прогулках с «подругами». Она жила работой, и это её устраивало.

Спустя две недели после её возвращения в Лондон Эдит, заходя в офис компании, столкнулась с высоким мужчиной со знакомым лицом. Как вы поняли, это был не её коллега.

- Мы снова встретились, - прервал удивлённое молчание Эдит Чарльз.

- Да, как вы и обещали…

- Я хотел бы узнать о вас больше, - чётко обозначил он.

- Вы меня пугаете.

- Даже не пытался.

- Мне нужно идти на работу, - твёрдо сказала Эдит.

- Понимаю. Я тоже очень занят. Но, может, у вас найдётся свободная минутка, скажем, в восемь вечера?

- Зачем?

- Затем, что я хочу пригласить вас на свидание сегодня вечером. Так вы согласны?

- Мне правда нужно работать, - Эдит не думала, что всё может происходить так быстро.

- Сегодня в ресторан «Winter Cherry», - на этом Чарльз удалился, оставив Эдит в размышлениях.

Она долго не могла сосредоточиться, но в конце концов приступила к работе. Она уже бывала в кафе вместе с мужчиной, но никогда это не заканчивалось чем-то серьёзным. «А как же Адам? Что я ему скажу? А если он увидит нас? Я не должна была соглашаться. Хотя я не соглашалась. Я промолчала, но что я могла сказать? Он слишком прямолинеен, слишком настойчив. Ненавижу его. Как я могу сидеть в кафе с тем, кого не знаю? И зачем я ему? Ищет развлечения на одну ночь. Как будто вокруг мало проституток. По нему видно, что он может себе это позволить. Но причём здесь я?»

Эдита долго колебалась. Дома она продолжила думать об этом загадочном мужчине, о котором она знала лишь имя. «Но в моей жизни и так ничего не происходит. Адам явно не любит меня, как и все. Я просто милая хорошая подруга. И больше ничего. Если я не пойду сейчас, больше шанса не будет. Я никогда не встречу никого, кто будет так во мне заинтересован. Я должна пойти».

Она пришла в кафе без двух минут восемь. Чарльз уже ждал её. Он заказал алкоголь, хотя Эдит боялась пить из бокала, зная, к чему это приводило в криминальных фильмах, которые она любила смотреть по вечерам, релаксируя после работы.

- Ты когда-нибудь слышала пословицу: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского»?

- Да, но я не хочу ни того, ни другого, - ответила Эдит.

- А ты забавная, - Чарльз отпил из бокала.

- Ты всегда так много молчишь? – спросил он наконец.

- Мне не о чем говорить.

- Сколько у тебя было мужчин? – неожиданно начал он.

- У меня? – Эдита была ошарашена, - Ноль.

- В смысле?

- У меня их не было.

- Интересно, - заключил Чарльз.

Воцарилось молчание, сравнимое для Эдит с пыткой.

- А влюблялась?

- Да, но это ни к чему не приводило.

- Даже не целовалась?

- В щёку.

- Интересно, - снова сказал он.

- А что насчёт вас? – взяла инициативу Эдит.

- Лучше тебе не знать, - мрачно ответил Чарльз.

- Я хочу знать о тебе больше.

- Без проблем. Я уже говорил, что работаю в компании. У меня много знакомых, у меня было много женщин. Я даже был женат когда-то. Но все они одинаковые. Ты не похожа на них.

- Почему?

- Ты умная, и я это вижу.

Эдит молчала. Ей никогда не говорили подобного.

- Поэтому я хочу знать тебя. Раньше я всегда понимал всё о людях, лишь взглянув на них. Но с тобой так не получается. Расскажи о себе.

Так Эдит с неохотой рассказала небольшие подобности своих детства, юности, студенчества, о том, как попала на работу. В ответ на это Чарльз лишь изредка задавал вопросы и строго наблюдал за каждым её словом, вслушиваясь в каждое её предложение. В итоге он не стал приводить ей своего анализа её жизни, но рассказал о себе. Тогда Эдит узнала о том, что Чарльз любил музыку, играл на барабанах и даже пел, но ему пришлось бросить любимое дело ради денег, потому что нужно было на что-то жить. Он жалел об этом решении, но понимал, что иначе нельзя. Эдит увидела печаль в его глазах. Ей стало жаль его. Он впервые открылся ей, и она осознала, что действительно значит нечто для него. Нечто большее, чем просто «любовь». Это нашло отклик в её сердце. Но нежданно Чарльз осёкся.

- Это всё алкоголь, - твёрдо сказал он, и в его голосе чувствовалась сила.

Эдит не придала значения его последним словам.

- Ты говорила кому-нибудь обо мне? – продолжил Чарльз.

- Нет. Мне особо некому говорить.

- Я знаю, что у тебя есть подруга.

Эдита вновь насторожилась

- Ну, то есть у всех девушек твоего возраста есть подруги.

Она расслабилась:

- Да, точно. Но я не говорила ей о… тебе, - ей было ещё сложно называть ухажёра на «вы».

- Хорошо… Мы слишком много говорим обо мне. Я ни с кем так много не говорил о своём прошлом. Я пригласил тебя, чтобы узнать больше о тебе.

- Но ведь я всё уже сказала.

- Я знаю, что не всё.

И пройдя множество испытаний в виде каверзных вопросов, она получила самую желанную на свете награду – ключ к его сердцу. Только Эдит ещё не догадывалась, как эта встреча повлияет на её и его жизни.

- Спасибо за вечер, Эдит, - её имя из его уст звучало как-то особенно, как будто он вкладывал в эти звуки что-то своё.

- Спасибо тебе.

Выходя из ресторана, они обнялись. «И пусть небо видит судьбы наших объятий,» - подумала она. Они попрощались и договорились о завтрашней встрече. Расставание овеяло Эдит неизвестной печалью.

Дома Эдит стало веселее. Она испытала совершенно новые, не сравнимые ни с чем эмоции.

Не повезло мне в сердце,

Так повезёт же в средствах!

Девушка весело насвистывала песенку, но её голос был отмечен печатью грусти. С этими мыслями она уснула и вошла в новый день.

Детектив

Берч часто звонил Эдит, и это начало пугать её. Она уже смирилась со многими событиями, о которых она узнала в последнее время. Она была готова ко всему, ведь больше в этой жизни её ничто не держало. Но теперь это не печалило её, не вызывало страха перед будущим. Она приняла это и продолжала жить так, как она того хотела.

Детектив был непростым человеком. Не из-за профессии, но из-за натуры. В своей жизни он видел много смертей – в детстве живодёры замучили его собаку; в подростковом возрасте он узнал, что его настоящий отец умер через полгода после его рождения, а человек, которого он называл «отцом» - любовник матери, с которым она имела отношения ещё до смерти мужа; в молодости же его первая любовь погибла под колёсами автомобиля, и самое ужасное, что она сама хотела этого. Позднее Дуглас – именно так звали детектива – принял решение помогать другим и, что самое главное, предотвращать случаи, подобные тем, что пережил он.

Раздался очередной звонок. Эдит слышала их несколько раз в неделю и успела привыкнуть. Это снова был Берч.

- Я должен сказать вам, почему я занимаюсь делом вашего мужа.

- Берч, вы каждую неделю говорите мне об этом. Сколько можно? – Эдит уже не могла выносить этого, - Я хочу знать, что случилось. Говорите мне всё и сразу. Зачем утаивать? Я понимаю, что это ваша профессия, но я не могу больше терпеть. Я устала от ваших звонком. Скажите мне всё или не звоните вовсе. Вы только больше мучаете меня.

- Я приеду к вам через час, - ответил детектив, не обращая внимания на вопль женщины.

Сегодня он был необычно пунктуален.

- Я могу войти, миссис Уэнсдей? – спросил он, входя.

Теперь уже Эдит была удивлена. В последнее время он совсем не обращал внимания на вежливость и врывался, не спрашивая разрешения.

- Да, конечно, - робко отвечала Эдит. Это было вызвано столкновением будто бы с новым человеком.

Детектив Берч прошёл на кухню и сел на стульчик, как раньше.

- Итак, я долго не хотел сообщать вам. Я работаю не на полицию. Я частный детектив. Я не говорил вам, и это очень важно. Меня нанял Стивен Грант.

- Но зачем? – Эдит не подавала виду, хотя это обстоятельство смутило женщину.

- Я не должен был говорить вам об этом, но мистер Грант разорвал договор со мной. Он нанял меня, чтобы я обвинил вас в убийстве вашего мужа. И знаете, улик было достаточно, чтобы посадить вас за решётку.

- Так почему же я не в тюрьме?! – опешила Эдит.

Берч молчал. Марфа подошла к нему. Свинка уже привыкла к частому гостю.

- Дело в том, что я понял, что вы, на самом деле, невиновны. У меня были сомнения на этот счёт, но сейчас их нет. Мистер Грант начал обращать внимание на то, что очень часто звоню и хожу к вам. Он решил, что мы в заговоре. Поэтому он разорвал наш договор. Теперь я ничем не связан. И я считаю, что справедливость должна восторжествовать. Никто не заплатит мне столько, сколько мистер Грант, поверьте. Но у меня есть работа помимо него. В общем, полиция уже вышла на след убийцы вашего мужа и его арест – вопрос времени.

- Что вы хотите этим сказать? – Эдит догадывалась, но боялась верить сумбурным словам детектива.

- Всё просто. Вы вне подозрений. Мистер Грант скоро будет арестован.

- То есть Стивен убил моего мужа?

- Да, именно так.

- Но зачем? – Эдит тоже села на стул.

- Он хотел занять его место в компании. На что только не идут люди ради денег, не так ли? – Берч с усмешкой посмотрел на Эдит, - Я и сам чуть не попал в пучину корысти. И я вас уверяю, что, если бы не мои попытки сбить с толку полицию, мистер Грант уже бы сидел в тюрьме.

- Так вы обманывали меня?! – Эдит встала.

- Я не обманывал, но собирал информацию о вас, точнее о ваших отношениях с мужем. Но вас очень тяжело вывести на разговор – вы очень скрытны. Поэтому это было нелегко. Однако всё встало на свои места. Вы точно невиновны. Полиция знает это. Мистер Грант совершил глупый поступок, хоть и продуманный. Вам нечего бояться.

У Эдит выступили слёзы. Она, казалось, была счастлива, но и вдруг открывшиеся тайны не давали её разуму покоя. Вдова считала Стивена другом её мужа. Ей было сложно поверить в его виновность. Также женщину тревожило то, что она легко впускала в дом человека, работавшего против неё. Она не доверяла никому, но в глубине души у неё оставалась вера в людей. Это стало для неё настоящим потрясением.

- Не плачьте, миссис Уэнсдей. Вы теперь в безопасности.

Однако Эдит не успокаивалась, и детектив произнёс:

- Я могу надеяться на вашу дружбу?

Эдит распахнула свои большие и яркие глаза.

- После всего, чтовы сделали?!

- Я ничего не сделал, вернее, я пытался, но, к счастью для вас, мои рвения были безуспешны. Полиция не всегда бывает так проницательно. Думаю, дело в молодом сыщике, полном энтузиазма в раскрытии дел… Впрочем, это не важно.

Эдит опустила голову, чтобы не показывать слёз. Марфа плелась у её ног.

- Мне нужно время, чтобы это принять, - отрезала Эдита.

- Понимаю вас.

- Вы всегда так говорите, но не понимаете. Оставьте меня!

Детектив молча ретировался, чтобы не вызывать ещё большего гнева хозяйки дома.

Брак

Отношения развивались стремительно, и уже через месяц Чарльз сделал Эдит предложение. Она колебалась, но всё же согласилась. Она не была уверенна в том, что хочет этого, но Чарли был слишком настойчив, а она была не так смела, чтобы противиться его решению.

Свадьба была роскошна. Она состоялась на родине Эдит в присутствие всех её родственников и подруги. Со стороны жениха были его друзья, отец и старшая сестра со своей семьёй. Эдит думала, что попала в сказку, ведь всё виделось ей невероятным.

- Эдит Версан, вы согласны выйти замуж за Чарльза Уэнсдея?

- Да.

Пышное празднование продолжалось до утра, даже когда молодожёны уединились в домике на берегу Лионского залива.

Этот день стал для Эдит самым лучшим в её жизни. Она вспоминала его даже в те ужасные моменты, когда муж начал меняться, а пелена с её глаз неустанно спадала тонкой розовой вуалью.

Уже через два года после свадьбы Чарльз кричал на жену при малейшем поводе. Соседи давно не видели Эдит весёлой и гордой за своего мужа. Напротив, она была тиха и незаметна, как некогда в детстве.

Позднее крики сменились жестокостью. Эдит плакала каждый день, и это ещё больше выводило Чарльза из себя. В моменты просветления он дарил ей красивые и милые подарки, в том числе и поросёнка, которого Эдит в период своего увлечения славянской культурой назвала Марфой. Отныне ей было не так тяжело в одиночестве.

Чарльз обвинял Эдит во всём, начиная от того, что именно из-за неё, по его мнению, ему пришлось забросить карьеру музыканта, до неровно поглаженных рубашек, в который он «выглядит как клоун». Эдит понимала, что не может этого терпеть, но и уйти она не могла, поэтому ей оставалось уходить лишь в себя, и частично это помогало ей справляться с жизненными неудачами и проблемами в браке.

Под давлением мужа ей пришлось покинуть работу, но это не мешало ей заниматься переводом на дому. Правда, это больше никому, кроме неё самой, не было нужно.

Она редко общалась с Вале. Только короткие встречи в тайне от мужа спасали её от голода общения. О друзьях мужского пола не могло быть и речи, но Эдит к этому не стремилась.

В конце концов контроль перерос в то, как Эдит должна выглядеть, как краситься, как стричься и как одеваться. В её адрес сыпались угрозы в случае, если она покинет супруга, а оскорбления заменили тривиальное «привет, пока, спокойной ночи».

Вероятно, Эдит сама не осознавала, в каком мраке живёт и как выйти из него на свет. И всё решилось слишком неожиданно для неё, также быстро, как и начиналось.

Взятие под стражу и Несение ответственности

Ясным майским утром Стивен Грант был арестован полицией Скотленд-Ярда. После полицейский, ведущий дело об убийстве мужа Эдит, позвонил вдове:

- Здравствуйте, это полиция Скотленд-Ярда. Подозреваемый в убийстве вашего мужа арестован, - сухо поведал он.

- О… - у Эдит не было слов. Детектив не обманул её, и она была рада этому обстоятельству.

- Мы свяжемся с вами, когда начнётся суд, чтобы вы ещё раз дали свои показания.

- Хорошо… - но полицейский уже бросил трубку.

Эдит опустила взгляд, в поле которого попала Марфа. Женщина улыбнулась, взяла маленькую хрюшку на руки и обняла. «Теперь всё будет хорошо. Теперь всё точно будет хорошо».

***

«Сегодня прошёл суд над убийцей Чарльза Уэнсдея. Им оказался друг покойного – Стивен Грант, признавшийся в совершении убийства из корыстных побуждений с целью продвинуться по карьерной лестнице. Мужчину обнаружили по тому, какой отпечаток ступней он оставил. Эти ботинки, произведённые на заказ, имели рисунок, созданный самим мистером Грантом.

Присяжные совещались шесть часов, признав Стивена Гранта виновным. Судья быстро вынес приговор – десять лет лишения свободы в тюрьме Уандсворт, куда преступник будет этапирован в ближайшее время. Во время оглашения приговора лицо преступника было спокойным. Он казался собранным и готовым к заключению.

Также на процессе присутствовали коллеги убитого, его любовница Валентина Журне и жена Эдит Уэнсдей, по решению суда обязанная получить компенсацию, сумма которой не разглашается.»

Эдит выключила телевизор и, увидев своё отражение в нём, встала и направилась к двери, из-за которой доносился неистовый звон.

На пороге стояла Валентина.

- Эдит, мы дружили с тобой столько лет, и ты хочешь так всё разрушить?!

- Ты сама всё разрушила ещё до меня. Я не хочу тебя видеть. Наша дружба была фальшью, как в американских комедийных сериалах, которые я терпеть не могу. Я больше не могу общаться с тобой как прежде. Уходи и не появляйся, - жёстко сказала Эдит бывшей «подруге».

- Твой муж всё равно мёртв. Какая теперь разница? – возразила Валентина.

Эдит была ошарашена.

- Как ты смеешь так говорить? Когда я тайком общалась с тобой. ты спала с моим мужем! Вот почему он так не хотел, чтобы мы виделись. Он знал, что ты всё растреплешь. У тебя ведь ничего не держится.

- Да, я эмоциональная…

- Вот видишь. Ты даже здесь находишь повод похвалить себя. Убирайся. Я больше не хочу тебя знать.

- Но вспомни, как всё было…

- Я достаточно вспоминала, - прервала её Эдит, - Я слишком много вспоминала. И знаешь, я всегда была о тебе хорошего мнения, даже с учётом твоих недостатков. Я многое прощала тебе, даже когда ты позволяла другим унижать меня и стояла с ними, а не со мной. Да, это детство, но этого не вычеркнуть из жизни. Этого я точно тебе не прощу. Уходи, или я вызову полицию.

- Но Эдит, не обижайся.

- Я не обижаюсь. Я всего лишь сделала выводы. На этот раз окончательные.

Валентина заплакала, но на Эдит это не действовало. Обе больше не могли говорить. Одна потому, что была огорчена, а её губы не складывались, чтобы произнести хоть что-то. Другая потому, что ей было нечего говорить, и её решение не поддавалось оспариванию.

- Я всегда буду любить тебя, как подругу, - еле сказала Валентина.

- Нет, ты никогда и никого не любила. Живи, как тебе хочется, но меня больше не беспокой. Эта дверь для тебя закрыта навсегда.

Валентина неожиданно начала успокаиваться и поправила макияж, смотря в закрытую перед ней дверь.

Внутри уже Эдит пустила слезу. Слишком много событий обрушилось на неё. Плача, она уснула, очнувшись от того, что Марфа лежала рядом с хозяйкой, уткнувшись пятачком в её грудь. Эдит резко поднялась с дивана, взяла трубку и принялась набирать номер.

- Алло? Здравствуйте, приезжайте.

Через полчаса в квартиру вошёл мистер Берч, как всегда серьёзный и немного мрачный.

- Вызывали меня?

- Да, Берч, я хотела сказать вам… - Эдит опустила глаза, - Я хотела сказать вам спасибо за то, что вы помогли мне справиться с кончиной мужа и что именно вы раскрыли все тайны передо мной.

Берч был удивлён. Не часто он слышал благодарности в свой адрес. Обычно люди забывают сказать «спасибо», когда у них в жизни всё налаживается, и они уже не думают об этом.

- Я помню, что вы обвиняли меня. Что же случилось теперь?

- Я всё поняла. Я слишком доверяла. Я жила во лжи. В какой-то степени смерть Чарльза помогла мне осознать, как я на самом деле жила. Благодаря вам я узнала об измене и о том, кто убил моего мужа. Вы многое сделали для меня и за это я вам безмерно благодарна, - Эдит посмотрела в глаза Дугласу; он был спокоен, но в его очах виднелся блеск, - Я хочу остаться с вами друзьями. То есть я хочу, чтобы вы не держали на меня зла…

- Что вы говорите, миссис Уэнсдей! – перебил её детектив, - Я не держу зла на вас. Я очень тронут вашим признанием. И я хотел сказать, что вы хороший человек. Вы попали в ужасную ситуацию, но я вижу, что вы справляетесь и идёте дальше. Можете обращаться ко мне, если вам потребуется помощь.

- Спасибо.

Марфа вышла к беседующим и легла в ноги Эдит.

- Это единственный друг, который вас не предаст, - сказал детектив.

Эдит опустила голову, смотря на свинку:

- Да, вы правы, - она повернулась к нему, - Я только что разорвала свою «дружбу» с Валентиной. Больше у меня никого нет.

- О, так значит. А как же ваша семья?

- Моя мать умерла месяц назад. Теперь я одна, но, поверьте, я совсем не унываю, - на её глазах снова проявились признаки горя, - Да, мне бывает тяжело, но это жизнь. Я знаю, что всегда буду одна и причина в моём характере.

- Я не думаю, что у вас плохой характер, миссис…

- Нет, он не плохой. Просто я другая. Мне суждено быть такой, и я почти смирилась с этим. Некоторые рождены, чтобы быть одинокими. Вам так не кажется?

- Я считаю, что люди с одинаковыми характерами в той или иной ситуации могут быть одинокими или семьянинами. Всё зависит от того, с кем вы встречались за свою жизнь, с кем общались. Вы замкнутый человек, поэтому вам сложнее найти себе близких по духу людей, но вы рано отчаиваетесь. Возможно, у вас ещё всё впереди.

- Берч, я уже не юная девушка. Кого я могу встретить?

- Никогда не поздно, миссис Уэнсдей.

- Не называйте меня так. Я ненавижу эту фамилию, - раздражалась женщина, - Меня зовут Эдит.

- Как скажете, Эдит. Я знаю, с чем вам пришлось столкнуться.

- И я не уверена, что это конец.

- Поверьте, это конец, - на этих словах детектив приподнял шляпу, улыбнулся и, прощаясь, ушёл, оставив Эдит вместе с единственным родным существом.

Как ни странно, лишившись всех, она поняла, что не одна, а мир полон красок, ярких и мрачных, сверкающих и матовых, нежных и отвратительных. Это была её жизнь и больше она не посвящала себя кому-либо, вновь занявшись переводом, устроившись в компанию, - хоть и наследства хватало до безбедного существования – и только сейчас жизнь для неё стала поистине увлекательной и прекрасной. Ни одна душа более не могла уничтожить её изнутри, а тихая гавань её квартиры стала успокоением, а не местом ссор. Она общалась только с коллегами, и этого хватало её натуре, потому что дружба была излишней. Она повидала множество стран и жила только этим, а именно – интересом к жизни и людям без контакта с оными. В этом и был её рай, не тревожимый призраками минувшего, лишь изредка видимыми в приоткрытой створке медальона.

23-24.11.2021, 11.12.2021, 20.12.2021, 1-2.01.2022, 25.03.2022, 22-23.05.2022

Notes

[

←1

]

«Прекрасный денек.

Я пойду спать.

Такой прекрасный денек

Заканчивается.

Он пробуждает желание любить,

Но я пойду спать.

Буду наслаждать вечностью

На всю катушку.»

[

←2

]

Номер дома на одном из кадров в фильме «Огни большого города» 1931 года.

[

←3

]

Соматез (от фр. somatiser) – это превращение психического переживания в соматическое изменение.

[

←4

]

Сульфат меди(II) (медный купорос) — неорганическое соединение, медная соль серной кислоты с формулой CuSO4. Обладает голубым цветом, а потому «меднокупоросовый» - значит, голубой.

[

←5

]

Аналогия. Ницше принадлежит фраза, к которой и идёт намёк: «Если долго всматриваться в бездну - бездна начнет всматриваться в тебя».

[

←6

]

Басантю́р (от фр. bas – низ, чулки; ceinture - пояс) – пояс для чулок (прим. автора).

[

←7

]

Отсылка к роману Джейн Остин «Гордость и предубеждение» (прим. автора).

[

←8

]

Ораториа́м (от лат. oratoriam – «риторический вопрос», также «красноречие») - риторический вопрос (прим. автора).

[

←9

]

Индефференс (от «indifferens») - безразличный, равнодушный, (част.) инертный (прим. автора).

[

←10

]

Мориóн — чёрный или тёмно-бурый кварц. Морионовый – то же, что чёрный (прим. автора).

[

←11

]

Свартуровый (от исл. Svartur – чёрный) – то же, что чёрный (прим. автора).

[

←12

]

Рассказ Рэя Брэдбери (прим. автора).

[

←13

]

Имеется ввиду соляная кислота (прим. автора).

[

←14

]

Виола́нс (от англ. Violence – жестокость, насилие) – боль, переносимая извне, поглощающая и губящая человека морально; состояние, бывающее при депрессии (прим. автора).

[

←15

]

Стрихни́н — C21H22N2O2 индоловый алкалоид, В медицинской практике применяют нитрат стрихнина — бесцветные кристаллы или белый кристаллический порошок, а потому «стрихниновый» - значит «белый» (прим. автора).

[

←16

]

А́йнза́м (от нем. Einsam) – одинокий, покинутый (прим. автора).

[

←17

]

Жюлько́рп (от фр. gel - гель; corps - тело) – то же, что гель для тела/ душа (прим. автора).

[

←18

]

Стихотворений М.Ю. Лермонтова «Гляжу на будущность с боязнью...».

[

←19

]

Идемса́тус (от лат. idem – одинаковый, то же самое; satus- начало) – то же, что синтаксический параллелизм (прим. автора).

[

←20

]

Детская нерешительность – неуверенность в собственных силах, инфантильность, поиск одобрения со стороны родителей, находясь во взрослом состоянии (прим. автора).

[

←21

]

Персофо́н (от лат personality – личность, font – шрифт) – вымышленный прибор для конвертации индивидуального почерка в печатный шрифт без изменений в написании.

[

←22

]

Взаимородственные (от. «взаимность» и «родство») души – две духовно родственные души.

[

←23

]

Нарци́сцевый – то же, что жёлтый.

[

←24

]

Гулливе́ровский – гигантский, высокий.

[

←25

]

Гименокалли́сцевый (от названия цветка - гименокаллис) – то же, что белый.

[

←26

]

Марганцева́тый – то же, что фиолетовый.

[

←27

]

Флавгризевый (от эсперанто flavgriza - бежевый) – то же, что бежевый.

[

←28

]

Питайевый (от названия плода – «питайя, питахайя») – то же, что розовый.

[

←29

]

Ламина́риевый – тёмно-зелёный цвет холодного оттенка.

[

←30

]

Кля́йневый (от нем. klein – маленький) - небольшой, маленький.

[

←31

]

Питиевый (от фр. petit – маленький) – небольшой, малый.

[

←32

]

Прострелевый (от названия цветка «прострел») – то же, что фиолетовый.

[

←33

]

Вольфрамовый – то же, что чёрный.

[

←34

]

Форзи́цевый – то же, что жёлтый (от названия кустарника «форзиция»).

[

←35

]

Так называл Каспар Хаузер дам с шалью.

[

←36

]

Ря́женковый - цвет, схожий с молочным, но более оранжеватого оттенка.

[

←37

]

Кэжуа́льный - то же, что простой (здесь), повседневный (от англ. «casual» - повседневный).

[

←38

]

От англ. «confrontation».

[

←39

]

Число гостиничного номера из фильма «Выпускник» (1967).

[

←40

]

Аи́ровый – то же, что зелёный.

[

←41

]

Так это выглядит в разрезе:

[

←42

]

Регеблюм (нем. Regeblume – сочетание слов «regenschirm» - зонт и «blume» - цветок) – приспособление в виде маленького цветка на ножке, крепящееся к краю стакана (украшение). Край стакана, на который установлен регеблюм:

[

←43

]

Венера — в римской мифологии богиня красоты, плотской любви, желания, плодородия и процветания; в просторечии – венерическое заболевание; «Белокурая Венера» - фильм 1932 года.

[

←44

]

Валарзе́ны (valaarzen; нид. laarzen –сапоги; сочетание слов «валенки» и «laarzen») – валенки-ботфорты (валенки до середины бедра).

[

←45

]

Торт «Sneeuw weide» (в пер. с нид. «Снежная поляна»).

[

←46

]

Пьёгурт (азерб. «piy ogurt» - жирный йогурт) – жирный йогурт.

[

←47

]

Зюре́м (нид. «crème» - сливки, «zure room» - сметана) – сливочно-сметанный крем.

[

←48

]

Ампо́р (от фр. ampoir – соед. двух слов – amour (любовь) и désespoir (отчаяние)) – чувство (явление), описанное Бальзаком в романе «Блеск и нищета куртизанок»; любовь, вызванная отчаянием, характеризуется потребностью в «чистой» любви, отчего возникает невероятная привязанность.

[

←49

]

Аллегория старости.

[

←50

]

Аллегория смерти.

[

←51

]

Подзигация (от кит. 破的资格 (pò dì zīgé) – сломанная квалификация) – потеря умения в какой-либо области; утрата квалификации (прим. автора).

[

←52

]

Намёк на песню Милен Фармер «Désenchantée», в которой звучит: «Tout est chaos à côté…» (Всё вокруг – хаос).

[

←53

]

Аннелиза Михель - немка, погибшая после проведённой над ней серии обрядов экзорцизма. Была очень религиозной. Раскаивалась и страдала, по её утверждению, за грехи своего поколения.

[

←54

]

Чёрный георгин – отсылка к истории загадочного убийства Элизабет Шорт. Также на языке цветов георгин значит «Рад тебя видеть».

[

←55

]

Эклер (дословно - «любовная косточка»; нем.)

[

←56

]

Оттенок коричневого.

[

←57

]

Ясми́новый - то же, что белый (от «ясминник»).

[

←58

]

Калу́жновый – то же, что жёлтый (от «калужница»).

[

←59

]

Флохангер (от англ. floor – пол, hanger – вешалка) – напольная вешалка.

[

←60

]

Кляйновый (нем. klein) – маленький.

[

←61

]

Старая, неосуществившаяся идея для романа (прим. автора).

[

←62

]

Ва́есовый (от нем. «weiß» - белый) – то же, что белый.

[

←63

]

Девушки Гибсона — идеал женской красоты, созданный американским иллюстратором Чарльзом Дана Гибсоном на рубеже XIX и XX столетий.

[

←64

]

Букви́чный – то же, что фиолетовый (от «буквица лекарственная»).

[

←65

]

Бья́нковый (от ит. «bianco» - белый) – то же, что белый.

[

←66

]

Манже́тковый – жёлто-зелёный, также – веерообразный (от «манжетка обыкновенная»).

[

←67

]

Скабио́зовое – нежно-розовый (от «скабиоза»).

[

←68

]

В честь Розы Верчеллана, 1-я графини Мирафьори и Фонтанафредды, фаворитик и морганатической жены Виктора Эммануила II, короля Сардинского королевства (Пьемонта) c 1849 года и первого короля единой Италии нового времени с 1861 года.

[

←69

]

Если хотите знать мнение автора, то я считаю, что отношения основываются на уважении. Без уважения не будет ничего из вышеперечисленного.