Психотерапия для святого отца (СИ) [Grooln] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 - Исповедь ==========

Я не была слишком набожной, но никогда полностью не отрицала веру. Посещая церковь от случая к случаю, да по большим религиозным праздникам вместе с родными, иногда я находила в ней для себя желанное успокоение.

А после, став психотерапевтом и начав собственную практику, я нашла некоторое родство между религией и психотерапией, ведь и священники и врачи по сути занимаются одним делом — лечат людские души. И, врачуя в своё рабочее время душевные раны, в свободные часы я периодически заходила в наш приход: посидеть в тишине, проникаясь величием старинного костёла, послушать музыку или сходить на мессу. А пару раз, в особо тяжёлые моменты жизни, когда даже участие коллег не помогало разобраться с накопившимися проблемами, я открывала дверь небольшой темной исповедальни, преклоняла колени и произносила:

— Благословите меня, отче, ибо я согрешила…

Все это в одно мгновение пронеслось в моей голове, пока я приглашала в кабинет нового пациента — высокого худощавого мужчину лет сорока, весьма привлекательного, с умным острым взглядом чуть насмешливых серых глаз. Не будь на нем темного костюма с характерной деталью — воротничком-колораткой{?}[Колоратка — элемент облачения клириков и иных священнослужителей, представляющий собой жёсткий белый воротничок с подшитой к нему манишкой, застёгивающийся сзади и надевающийся под сутану, или же белую вставку в воротничок-стойку обычной рубашки (как правило, однотонной). ], я бы всё равно его узнала. Потому что это был отец Томас, священник нашего прихода.

— Добрый день, святой отец, — кажется, мне не удалось скрыть своё удивление, — присаживайтесь, пожалуйста.

— Прошу вас, просто Том, — мягко попросил мой посетитель и удобно устроился в кресле напротив меня.

— Хорошо, Том, — я улыбнулась и взяла в руки блокнот и ручку, — давайте поговорим. Что бы вы хотели обсудить?

Он немного нервно сплел длинные пальцы рук и, помолчав, сказал:

— Признаться, я чувствую себя не совсем в своей тарелке. Это новый опыт для меня, обычно я выслушиваю других, а сейчас оказался по другую сторону, — он смущённо улыбнулся.

— Мне понятны ваши чувства, многие ощущают себя неуверенно в начале сеанса. Но вас ведь что-то привело сюда, верно?

— Верно, — он провел большим пальцем по тыльной стороне ладони в самоуспокаивающем жесте, — причём именно сюда, а не на исповедь к своему коллеге, — его губы дрогнули в лёгкой усмешке.

Я ободряюще улыбнулась и кивнула, поощряя его продолжать.

— К священнику я обратился бы в том случае, если бы у меня был кризис веры, — продолжил он, чуть заметно расслабившись, — но с моей верой всё в порядке. Я всё так же верую в Господа, верно исполняю обряды и не впадаю в ересь.

Я внимательно слушала, делая небольшие пометки в блокноте.

— Кажется, то, что происходит со мной, многие священники назвали бы «кризисом священства{?}[Реальный термин, описывающий снижение количества католических священников, которые выходят из служения, будучи недовольными нововведениями Ватикана. Также многих не устраивает целибат, и выйдя из священства, они зачастую вступают в брак. ]».

— Мне не знаком этот термин, — сказала я, — что он означает?

— Попробую объяснить, — Том соединил кончики пальцев и слегка нахмурил брови, подбирая верную формулировку. — Я не разочарован в Боге и в вере, — он подкреплял свои слова изящными жестами рук. — Я разочарован в себе, как в священнослужителе.

Я сделала ещё несколько быстрых пометок и подняла глаза на моего пациента.

— Как давно вы чувствуете это разочарование?

Он поднял глаза наверх, припоминая. А я исподволь оглядела его лицо, которое всегда казалось мне одним из самых красивых мужских лиц, что я знала. Пронзительные светлые глаза, тонкой формы нос, рельефно очерченные скулы, светлые кудрявые волосы, в которые так и хотелось зарыться руками…

Я моргнула несколько раз, обнаружив, что Том пристально смотрит на меня, и в глубине его глаз, как мне показалось, искрится усмешка. Я постаралась спокойно выдержать этот взгляд, не выдавая ничем своего смятения.

— Мне кажется, — продолжил он как ни в чем не бывало, — это ощущение со мной уже очень давно, но осознал я его совсем недавно.

— Произошло какое-то событие, после которого вы осознали, что разочарованы в себе, как в священнике? — я продолжала выстраивать линию беседы, направляя её в нужное русло.

Том задумался, постукивая пальцами по своим губам, а я усилием воли не позволила своей фантазии увести себя за пределы приличий. Но, черт возьми, эти руки! Эти губы! Эти глаза!!! Черт, черт, черт!!!

— Возможно, вы правы, просто я как-то не задумывался об этом, — сказал Том с лёгким удивлением, — кажется, действительно, кое-что произошло перед тем, как я в первый раз ощутил, что что-то не так.

— Вы помните, что именно?

— Не уверен, мне нужно это обдумать…

— Хорошо, возможно, мы к этому ещё вернёмся. Скажите, какие именно чувства вы испытываете к себе, как к священнику? Что именно разочаровывает вас?

— Мне кажется, — раздумчиво произнес он, — я утратил безмятежность.

— Безмятежность? — я удивлённо подняла брови.

— Именно так, — серые глаза посмотрели прямо на меня и по моей спине пробежал холодок.

Я сделала паузу, собираясь с мыслями, но взгляд прозрачных серых глаз не давал сосредоточиться. О чем он говорит, черт его возьми со всеми потрохами? Пауза затягивалась, я снова и снова просматривала свои записи, но каждый раз, поднимая голову, опять терялась под его взглядом. Я никак не могла расшифровать выражение его лица. Боже, как это… непрофессионально!

— В чем это выражается? — наконец сформулировала я.

— Понимаете, — начал объяснять Том, подкрепляя свои слова жестикуляцией, — довольно продолжительное время мне было достаточно только Бога. Бога, моей веры, религии, всего этого хватало, чтобы целиком заполнить мою жизнь.

— А сейчас? — у меня почему-то пересохло в горле.

Том опустил взгляд, а затем пронзительно взглянул прямо в мои глаза. Как будто выстрелил в упор. По крайней мере, я почувствовала себя простреленной насквозь.

Совсем как в первый раз, когда он вот так же посмотрел на меня во время воскресной службы. Я скромно сидела с краю, тайком любуясь чертами его лица и слушая так приятно звучащий голос. И, когда он внезапно посмотрел в мои глаза, у меня как будто остановилось дыхание, а сердце пропустило пару ударов.

А ведь он тогда сбился, вспомнила я, прямо посредине фразы. Заминка была довольно заметной, две сидящие рядом со мной прихожанки покосились на меня и зашушукались. Отец Томас отвёл взгляд, прочистил горло и продолжил речь. А я постаралась уйти сразу после окончания проповеди, не оставшись на причастие…

— Сейчас, к сожалению, — медленно произнес Том, не отводя от меня взгляда, — мне этого уже мало.

Я поймала себя на том, что безотчетно затаила дыхание и сделала глубокий вдох.

— Чего же, как вы думаете, вам не хватает? — мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы задать этот вопрос. Почему-то мне было очень страшно услышать ответ.

— Это хороший вопрос, — медленно произнес Том, — и, похоже, чтобы сформулировать ответ именно на него, я сюда и пришел.

Он задумался, чуть нервно сплетая и расплетая пальцы рук.

— Кажется, мне не хватает… жизни, — наконец сказал Том как будто рассуждая вслух сам с собой.

Я молча слушала, ожидая продолжения.

— Да, именно так. Я перестал ощущать течение жизни. Словно я упускаю что-то крайне важное. То, что даст мне возможность почувствовать себя живым человеком.

Его голос звучал чуть удивлённо, и это было мне понятно. Такой эффект я периодически наблюдала во время приемов. Когда человек точно формулирует то, что его тревожит, он испытывает удивление и, зачастую, облегчение. На облегчение я всегда очень рассчитываю, приятно видеть, как у пациентов расправляются плечи, с которых спадает часть ментальных проблем. Но, конечно, это только первый шаг к исцелению.

— И что же может дать вам эту возможность? — негромко спросила я.

Том долго смотрел на меня внимательным взглядом, как будто решая про себя, стоит ли ему продолжать, но всё-таки ответил на мой вопрос:

— Любовь.

Я так растерялась, что чуть было глупо не переспросила: «Что-что?». В этот момент коротко тренькнул телефон, сигнализируя, что до конца приема осталось пять минут и я отчаянным усилием воли взяла себя в руки.

Улыбнулась и сказала:

— Сегодня мы почти что закончили. Хотите ли вы что-то ещё обсудить? Или может быть, у вас есть ко мне вопросы?

Том покачал головой.

— Какие у вас ощущения после нашей беседы?

— Определенно, мне стало легче, — сказал Том и мягко улыбнулся, — во время обсуждения как-то незаметно всё встало на свои места. Это удивительно, совершенно не ожидал такого эффекта. Большое вам спасибо, доктор Фокс.

— Прошу вас, просто Линн.

— Хорошо, спасибо, Линн, — Том собрался встать из кресла, но я его остановила.

— Последний вопрос, если можно?

— Да, разумеется, — Том вернулся в кресло и выжидающе взглянул на меня.

— Почему вы обратились именно ко мне? — мне удалось скрыть волнение и задать вопрос ровным голосом.

Том снова задумался, а потом ответил, тщательно, как мне показалось, подбирая слова.

— Мне подумалось, что это хорошая идея, — он потёр пальцами подбородок и рассмеялся, — так сказать, двух птиц одним камнем{?}[Английский аналог поговорки «Убить двух зайцев одним выстрелом»].

И поднялся с кресла, завершая нашу встречу.

— Ещё раз благодарю вас за беседу, Линн, — сказал Том, — определённо, мне есть теперь о чем подумать.

Я автоматически подала Тому руку для рукопожатия, он слегка сжал мою ладонь, улыбнулся, поднял мою руку к своим губам и оставил на ней галантный поцелуй.

— Надеюсь, мы ещё увидимся, — с этими словами отец Томас попрощался и ушел, оставив меня в полном смятении…

========== Часть 2 - Отпущение грехов ==========

Мне пришлось приложить большие усилия, чтобы провести все оставшиеся приемы пациентов в этот день. Когда рабочий день закончился, я чувствовала себя совершенно вымотанной и выбитой из колеи.

Я снова и снова возвращалась к разговору с Томом. Вспоминала слова, интонации, формулировки. Снова и снова повторяла про себя: двух птиц одним камнем. Что он имел в виду?

Перед сном я привычно начала раскладывать события прошедшего дня, акцентируясь на положительных моментах, но так и не достигла желанного спокойствия. Тогда я начала анализировать собственное эмоциональное состояние. Что я чувствую? Волнение, неуверенность и… надежду?

Я со вздохом закрыла глаза. Самокопанием эту проблему точно не решить. Проворочавшись с добрых полчаса в постели, я приняла наконец решение. И, относительно успокоившись, всё-таки уснула.

Как жаль, что одного лишь принятия решения недостаточно. В большинстве случаев нужно ещё и выполнить то, что задумано. Несколько дней я малодушно откладывала активные действия на завтра, но моя нервозность от этого только увеличивалась. Наконец я набралась решимости и, страшно нервничая, переступила порог старинного костёла.

В церкви было почти безлюдно — только пожилая женщина в черном устанавливала свечу возле икон. Я тихо прошла к исповедальне, чувствуя, как удары сердца отзываются во всём теле. Перед дверью я помедлила, собираясь с духом, открыла дверь и шагнула внутрь. Ощущение при этом у меня было такое, как будто я делаю шаг с отвесной скалы.

Я устроилась на скамье и несколько раз кашлянула, прочищая внезапно охрипшее горло.

— Благословите меня, отче, ибо я согрешила, — сказала я дрожащим от волнения голосом.

После небольшой паузы я услышала знакомый голос:

— Слушаю тебя.

Я задохнулась от волнения. На мгновение у меня появилось сильное желание трусливо сбежать, но я сделала глубокий вдох и осталась.

— Отче, меня захватило греховное чувство, — начала я, — как я не старалась от него избавиться, у меня ничего не получается.

— Что это за чувство? — спросил глубокий бархатный голос.

— Я влюбилась в одного мужчину, — сказала я почти шепотом.

— Он женат? — спросил отец Томас.

— Нет, — чуть слышно сказала я.

— Почему же это чувство греховно? — мне показалось, что его голос дрогнул.

— Потому что этот мужчина — священник, — и я замолчала, чувствуя, как сердце бьётся в моей груди испуганной птицей, которая пытается выбраться из клетки.

Я услышала еле слышный вздох и снова заговорила, боясь растерять решимость:

— Как я не пыталась, я не могу не думать о нем. А когда я вижу его, мне больше всего на свете хочется к нему прикоснуться. Дотронуться до его волос, коснуться пальцами его щеки, почувствовать вкус его губ…

Мой голос упал до чуть слышного шёпота. Я сцепила подрагивающие пальцы рук в замок и оперлась о них лбом. Святой отец молчал, а я будто лишилась сил, потратив их все на своё признание, не могла ни говорить, ни пошевелиться.

— Как его имя? — спросил меня бархатный голос.

— Отец Томас, — выдохнула я и вздрогнула от резкого звука отодвигаемой занавеси, которая до этого момента разделяла нас.

Подняла голову и увидела перед собой бледное лицо Тома. Он молча смотрел на меня с нечитаемым выражением лица, его глаза, казалось, прожигали меня насквозь. Меня охватила паника. Что я наделала? Все испортила… И теперь ничего не исправить.

— Отче, я не… — начала я умоляющим голосом, но он меня прервал, приложив палец к губам.

— Чшш-чшш-чшшш…

Он отодвинул перегородку и потянул меня за руку к себе. Я молча смотрела, как он медленно наклоняется к моему лицу, не сводя взгляда с губ. Его пальцы коснулись моих щек и ласково провели от висков к подбородку. Я замерла, боясь пошевелиться. Он приподнял мою голову за подбородок и его губы коснулись моих губ. Очень осторожно и нежно, словно боясь спугнуть или обжечься. Я будто загорелась изнутри, сердце бешено стучало, каждым ударом разгоняя по венам раскалённую лаву. А губы Тома становились все настойчивее в своей ласке, и я просто умирала от чувств и желаний, которые разбирали на клетки моё грешное тело. Мне отчаянно хотелось, чтобы это мгновение тянулось и тянулось бесконечно.

— Ты не представляешь, — прошептал Том, целуя краешек моих губ, — как долго, — он провел влажными губами по моим губам, — как мучительно долго, — его губы коснулись моей щеки, — как бесконечно долго я мечтал о твоих губах, — его губы прочертили влажную дорожку на моем подбородке, — Линн, я с ума схожу, когда вижу тебя, — он еле ощутимо прикоснулся губами к моей шее, но меня от этого почти невинного прикосновения пробила дрожь, — а когда не вижу, схожу с ума вдвойне…

— Это безумие, Том, — простонала я, проводя пальцами по его волосам и притягивая его голову ближе к себе.

— Самое настоящее, — он откинул голову, подставляя шею под мои поцелуи, — я пытался побороть это чувство, но так и не смог. Это выше моих сил.

Его руки легко огладили мою шею, с лёгким нажимом провели по плечам и спустились по спине. Я снова не смогла сдержать стон. Том обнял меня за талию и с усилием прижал к себе. У меня помутилось в голове от острого, как нож, желания почувствовать его. Ощутить гладкость его кожи, тяжесть его тела, огонь его желания.

— Том, — жарко прошептала я, — мы же не думаем останавливаться?

— Нет, — тут же откликнулся он, медленно проводя руками вниз по моим бёдрам, — мы не сможем.

— О, боги, — простонала я, чувствуя, как его пальцы поднырнули под край юбки и коснулись открытой кожи.

Том слегка сжал мои бедра и тут же ослабил хватку, и повёл кончиками пальцев, едва касаясь, по моим ногам вверх. Я задохнулась очередным стоном, откидываясь плечами на стену за моей спиной. Пальцы Тома добрались до моих ягодиц и он хрипло выдохнул в мою шею:

— Ты не надела бельё?

— Не надела, — я прикусила губу и посмотрела прямо в его глаза.

Том закрыл глаза и сглотнул. Я видела, как часто и глубоко он дышит, слышала, как дыхание с лёгкой хрипотцой вырывается из его груди. Когда он снова открыл глаза, они показались мне черными. Я потянулась к нему и он впился в мои губы, как умирающий от жажды. Я провела ладонями по его груди, чувствуя пальцами частый стук его сердца и нетерпеливую дрожь тела. Мои пальцы спустились к животу и Том судорожно вздохнул, когда я коснулась его паха. Мои пальцы, еле касаясь, очертили контур его эрекции и я осторожно расстегнула первую пуговицу ширинки.

— Ох, гореть нам в геенне огненной, — прошептала я, расстегивая одну за одной оставшиеся пуговицы и одним движением высвобождая напряжённый член Тома из-под одежды.

Том негромко зарычал и прижал меня своим телом к стене, приподнял подол моей юбки, притягивая меня за бедра к себе. Я чуть расставила ноги и поднялась на цыпочки, облегчая ему доступ. Его член плавно вошёл в меня и я стиснула зубы, чтобы не закричать. Он положил ладонь на мой затылок, прижался лбом к моему лбу, и мы замерли, тяжело дыша и ловя разбежавшиеся по нашим телам ощущения.

— Линн, — со стоном прошептал мне на ухо Том, — ты мой самый сладкий грех…

— О, Том… — я закусила губу, подавляя очередной стон.

Он провел пальцами по моим волосам и очень медленно качнул бедрами взад-вперед, начиная двигаться во мне. Он ловил губами моё дыхание, следил за выражением моего лица и постепенно ускорял движения. А я плавилась в его руках, теряя контроль и задыхаясь от наслаждения. Его дыхание начало сбиваться, хриплые стоны опаляли кожу моей шеи, пальцы сильнее сжали плечи, движения сделались резче, он начал входить в меня быстрее и глубже. Я теряла разум, с каждым его стоном, с каждым движением его члена, мне хотелось ещё и ещё. Сильнее, резче, глубже.

— Так ты отпустишь мои грехи, отче? — спросила я со смешком.

Том зарычал, куснул меня за плечо и начал вбиваться в меня так, что я утратила всякую способность ясно мыслить и складно выражаться.

— Будем считать это твоей епитимьей{?}[Епитимья — род наказания, налагаемого церковью на нарушившего религиозные нормы (состоит в посте, длительных молитвах и т. п.).], — рычащим шепотом сказал он мне на ухо и тут же издал сдавленный долгий стон, кончая, но продолжая ещё двигаться. В ту же секунду оргазм нахлынул и на меня.

После, приведя в порядок свою одежду, мы долго стояли, обнявшись. Том ласково целовал моё лицо, а я прижималась к нему, стараясь запечатлеть в памяти этот момент. Разговаривать не хотелось. Меня снова охватило чувство безысходности, но я старалась не выдавать своего настроения. Где-то через час я ушла, ощущая полное опустошение и какое-то безнадежное отчаяние.

Следующую неделю я постаралась загрузить себя работой под завязку, чтобы не было сил и времени на вечернюю хандру и пустые воспоминания. Нет, я ни о чём не жалела, и, подвернись мне возможность вернуться во времени назад, я сделала бы всё то же самое. Но… Я понимала, насколько безнадежна наша ситуация и не строила иллюзий. И в церковь больше не ходила. Не хотелось травить себе душу.

А потом однажды вечером в мою дверь позвонили. Я открыла дверь и замерла соляным столпом на пороге. А Том смотрел на меня с лёгкой улыбкой и молчал.

— Ты…? — я наконец-то отмерла и протянула руку, чтобы коснуться его. — Что ты тут делаешь?

— Пришел позвать тебя на праздничный ужин, — ответил он.

Я отступила назад, пропуская его в дом.

— Что будем праздновать?

Том переступил порог и встал передо мной, засунув руки в карманы брюк и лукаво улыбаясь.

— То, что я больше не святой отец, — ответил он.

— Что? — я не верила своим ушам. — Ты это серьезно?

— Серьёзней не бывает, — ответил он уже без улыбки.

— Но почему? — растерянно спросила я.

— Я встретил женщину, которую полюбил, — Том подошёл вплотную и посмотрел мне в глаза, — и хотел бы стать её мужем. Если она, конечно, не против.

— Она не против, — сказала я и поцеловала его в губы.