Зинаида Порох
ЛЮБОВЬ И МИРЫ
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто.
И если я раздам всё имение мое и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.
Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.
Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно, как я познан.
А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».
Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла, глава 13.
«Существует очень мощная Сила, которой до сих пор наука не нашла официальное объяснение. Это Сила включает в себя и управляет всеми остальными явлениями, работающими во Вселенной. Эта Вселенская Сила — ЛЮБОВЬ…
Любовь есть Бог, и Бог есть Любовь. Эта сила всё объясняет и дает смысл жизни. Это переменная, которую мы игнорировали слишком долго, может быть, потому, что мы боимся Любви…
Только через Любовь мы можем найти смысл в жизни, сохранить мир и каждое разумное или чувствующее существо, помочь нашей цивилизации выжить».
Из письма Альберта Эйнштейна к дочери Лизерл.
Часть 1
Древняя традиция
Сегодня на Хрустальной Скале будет праздник, знаменующий наступление очередной Ночи Полнотуния. Ночи, когда Туна — небесный спутник планеты Итты, изливает на неё мощный поток космической Силы. Даже Великий Океан в Полнотуние будто приподнимается, вздымаясь до высших отметок, подводная растительность неудержимо тянется вверх, к мерцающим звёздам, а каждая частица планеты, трепещет от избытка космической энергии. А иттяне, собравшись вместе, пускаются в пляс. Эту традицию — отмечать Полнотуние магическим Танцем Силы — с незапамятных времён завели ещё Древние Мудрецы. Совершался он в Местах Силы, избранных ими, и позволял иттянам сохранять молодость и бодрость, черпая из этого неисчерпаемого источника. Танец — это их послание вселенной, с которой они вступали в эту Ночь в диалог. «Мы — твои дети! Нас — мириады миров! Мы едины! Вселенная любит свои творения, как и мы любим её!» — говорят они. Ключом и кодом являются древние символы, выраженные в танцевальных па. Правила Танца и его традиции, передавая из поколения в поколение, иттяне также получили от Древних Мудрецов. Кто они были и откуда пришли, никто не знал, и даже их имена не сохранились. Да разве это важно? Главное — это мудрые традиции, оставленные Древними Мудрецами, объединяющие народ Итты, и позволяющие не терять связь с вселенной, жить с ней в гармонии и созвучии.
Хрустальная Скала, расположенная на окраине города Поона, также была избрана Древними Мудрецами и считалась красивейшим Местом Силы на планете. Хотя это мнение упорно оспаривали другие города.
Тоонцы, например, были убеждены, что их чёрный базальтовый кратер потухшего вулкана Тахико, украшенный сверкающими выходами алмазных трубок, гораздо красивее Хрустальной Скалы. Ещё бы не красота. Какая глубокая чернота! Какие яркие алмазы сверкают на этом чёрном поле! Будто звёзды на ночном небе! И во время Танца границы Ночи и чернота кратера сливаются в единое пространство!
— Так и кажется, что ты улетаешь к звёздам и паришь в небесах, — говорили тоонцы. — Потанцуйте с нами в Полнотуние, сами убедитесь!
Лоонцы же — столичные снобы — настаивали на превосходстве своего нефритового каскада Пуссон.
— Зелёное — это цвет Туны, цвет жизни и надежды! — говорили они. — Может ли быть что-то лучше нашего нефритового каскада, включающего все оттенки зелёного, особенно — для Танца Силы?
Моонцы же превозносили выше волн Океана достоинства своей лазуритовой скальной гряды Лолото, украшенной прото-иттянскими рисунками. Их сюжетом был Танец Полнотуния. На нём древние иттяне, изображённые в образе танцующих гигантов, переставляли горы и доставали руками звёзды!
— Они и сейчас танцуют вместе с нами, будто перебрасываясь с моонцами звёздами и горами, уверяли моонцы. — Не верите? Проверьте сами!
Нет сомнения: все Места Силы на планете уникальны — не зря же их избрали когда-то Древние Мудрецы. Но именно Хрустальная Скала стала символом этой галактики, именуемой Тиуана, в которую входила Итта. А изображение Хрустальной Скалы было растиражировано в КСЦ — Космическом Сообществе Цивилизаций, как одно из чудес света. К ней постоянно — чтобы полюбоваться — устремлялись межгалактические туристы, а остальные красоты Итты, в том числе — кратер Тахико, каскад Пуссон, как и прото-рисунки лазуритового Лолото, шли лишь приложением в путеводителе. Да и сами поонцы смирились с тем, что живут в лучах славы своей Хрустальной Скалы. Они так и говорили: «Я из Поона, что рядом со Скалой». И все понимали, о чём речь. Так что, как говорится — стоит ли пускать пузыри, оспаривая её превосходство?
Скала сверкала прозрачными хрустальными друзами, нежно расцвеченными в пурпурные, розовые, зелёные и лиловые оттенки примесями кобальта, лазурита и бирюзы. И выглядела великолепнее праздничной Гирлянды Героев, собранной из уникальных светящихся ракушек с планеты Тооса. Террасы Скалы украшали разноцветные ковры из звёздчатых актиний и букетов из анемонов, будто висящие в воде. А сквозь чистый хрусталь тут и там просвечивали затейливые золотые прожилки, переплетаясь в узоры, подобные древним символам Танца. Днём Хрустальная Скала ослепительно сверкала в ярких лучах голубого Фоона, будто гигантская драгоценность. А сейчас, ночью, в матовом искусственном освещении, она парила над городом будто мираж.
Здесь иттянами отмечалась Ночь Полнотуния! Ночь приобщения к древним традициям!
Самые благоразумные поонцы уже загодя оккупируют места у балюстрады, откуда можно было первым увидеть величаво поднимающуюся над поверхностью Океана зелёную Туну, а, в высоте, у вершины — заводил, начинающих Танец Силы. Некоторые поонцы, ожидая, уже пританцовывают от нетерпения, разминая свои конечности. Их лица сияют — «Танец! Скоро здесь будет Танец Полнотуния! А руки и ноги, каждая из которых имеет свой собственный разум, уже вспоминают танцевальные па и древние символы, настраиваясь на нужный ритм.
В эту Ночь и пожилые поонцы участвуют в Танце Силы, держась подальше от острых друз. И лишь мерно покачиваясь и придерживаясь общего ритма, обретают новые силы и будто на глазах молодеют. Ведь этот традиционный Танец — их воспоминание о молодости, плодотворно прожитой жизни, о лучших витках жизни.
Будут здесь сегодня и малыши. Они, как заведённые, вертясь с края, поодаль от танцующих, получают первые навыки в Танце. В эту Ночь им раздолье — никто не отправит их в сонный куб. Да разве можно в такую ночь спать?
Волшебство! Праздник! Торжество гармонии и вселенского ритма! Танец Полнотуния! Танец Силы!
И с особым нетерпением все ждут шоу, которое обычно происходит в начале Танцев. В нём участвуют прославленные танцоры-виртуозы. Их ещё называют заводилами, открывающими Танцы. Они выделывают такие невероятные акробатические па, проносясь в опасной близости от острых друз и хищных актиний, что дух захватывает. Такое мастерство — это особый талант или результат учёбы у великого танцмейстера Танэна Таноона, хранителя и законодателя танцевальных традиций в Пооне. Но в основном иттяне, всё же, предпочитают наблюдать за этими трюками, не рискуя повторять их. Ведь в обычное время среди головоногих моллюсков почитается разумное здравомыслие и рассудительная осторожность. Риск и азарт — не их морской конёк. Прослыть в иттянском обществе оригиналом или чудаком это плохой тон. Однако в Ночь Полнотуния танцорам-виртуозам многое прощается. А некоторые чудачества даже поощряются аплодисментами. Ничего не поделаешь — Ночь волшебства! Ночь лёгкого безумия. Но завтра каждый из этих танцоров-виртуозов непременно станет таким же консервативным и сдержанным, как и все — до следующего Полнотуния.
Подруги
Вот и две подруги — Лана и Мэла — тоже собирались сегодня на Танцы Полнотуния, вертясь у зеркала и подбирая оттенок для праздника.
— Что это у тебя? — вдруг сказала Мэла, указав на лицо подруги.
— О, Древние Мудрецы! — воскликнула Лана, узрев в зеркале на щеке алый след от ушиба. — Случайно ударилась в университете. Об окно. Жаль, что я не удосужилась приложить к щеке походный магнитул, который всегда валяется в её сумочке. Сейчас бы от него и следа не осталось.
Имея в виду — от ушиба, конечно, а не от магнитула. Магнитулы вечны, как скептицизм её подруги Мэлы.
«Как же — случайно! — хмыкнула про себя Мэла. — Удивительно как она вообще жива осталась, саданувшись сегодня щекой о раму. Вылетая в окно аудитории, она, как всегда, пребывала в восторге от лекции профессора Натэна о дальних мирах. Теперь вот — щека красная. А как же Танцы Полнотуния? Ведь для Ланы с её любимыми лимонными расцветками это трагический диссонанс», — усмехнулась она.
Кстати, конечно, Лане можно было бы облачиться в красное, отвлекая внимание от алой щеки, но этот цвет… Как бы это сказать… был под негласным запретом на Итте. Ведь красный это цвет страха, испуга, паники. Стыдно быть красным. Кто ж добровольно на такое согласится?
— Как некстати! — вздохнула Лана. — Может, здесь станцуем? — предложила она, нерешительно покосившись на подругу.
И резонно полагая, что та не согласится. Мэла обожает всякие общественные мероприятия не меньше, чем пробовать новые коктейли. Разве она усидит сегодня дома?
И действительно услышала в ответ возражения.
— Танцы дома? Фи! — скривилась Мэла. — Мы ещё пока, слава Древним Мудрецам, не инвалиды. Подумаешь — ушиб! И где тут танцевать? — критически огляделась она вокруг, будто впервые видя их совместное с Ланой жилище, приобретённое на период студенчества.
Кстати — двухэтажное, да ещё с террасой на крыше. Действительно, где тут танцевать?
В общем, вопрос зашёл в тупик.
И тут Мэла заявила:
— О! Я же забыла тебе сказать! Почтенный доктор Донэл вернулся! А он, ты же знаешь — завзятый заводила, и непременно будет открывать сегодня Танцы у Хрустальной Скалы! Не хочешь полюбоваться? Он та-а-кой стартёр! — мечтательно подкатила она хитрые глазки.
Провокация была излюбленным приёмом Мэлы.
— Донэл? Так он же в экспедиции! На Баритане! — вскричала Лана.
— Танита сказала, что он уже здесь, — пожала плечами плутовка Мэла. — Ну что, поплыли? Или ты, всё же, здесь станцуешь? Без меня, разумеется.
Могла бы и не тратить свой яд. Теперь, когда на горизонте возник почтенный Донэл, для Ланы все беды мира утратили свою актуальность. Её глаза сияли, как фонарики глубоководной рыбки пурины, а движения лихорадочно ускорились.
«Донэл! Я увижу сегодня Донэла! Жизнь прекрасна!» — ликовала Лана. Вертясь перед зеркалом.
В таком состоянии её можно было смело выбрасывать в открытый космос без скафандра. Та, даже не заметив, что лишилась воды, будет всё также счастливо улыбаться.
Мэла с усмешкой наблюдала за ней.
«Знаю, подруга, о ком ты грезишь, — думала она. — И теперь пойдёшь на Танцы, даже если покраснеешь вся снизу доверху. Раз уж почтенный Донэл Пиуни, наш декан, будет там».
И не ошиблась.
Лана, радостно сияя, заявила:
— Ну, чего задумалась? Давай, давай! А то опоздаем!
Она, конечно, облачилась в свой любимый кислотно-жёлтый цвет, забыв об ушибе, и порхнула к окну, рыбкой взвившись наверх — к транспортной площадке на крыше, где их уже ждала вызванная кабинка. Мэла, любительница холодных оттенков — сегодня сиреневая — едва успела за ней.
— Пригаси свой реактор, подруга! — взмолилась она. — Восход ещё не скоро! Успеешь навздыхаться, глядя на своего обожаемого декана!
А про себя добавила: «И на то, как он танцует… не с тобой».
Но Лана её не слышала. Она пребывала на своей волне.
«Дониэл, Донэл, Дон!» — пела её душа, как заевшая пластинка.
Хотя, надо признать, Мэла тоже была уже слегка на взводе, едва не пританцовывая от возбуждения.
«Танец! Танец Силы у Хрустальной Скалы! Древнее волшебство!» — звучало в её голове.
Транспортная кабинка с подругами резко взмыла вверх, распугав мирно парящих над верхней террасой сонных рыбок-губастиков, и устремилась в направлении сверкающей огнями Хрустальной Скалы на окраине города.
Ожидание
Отпустив кабинку, подруги нашли на одной из террас своих однокурсников, смешавшись с толпой университетской молодёжи.
Хотя до подъёма Туны в зенит ещё оставалось время, но здесь уже было немало поонцев, находящихся в прекрасном настроении и наряженных в наилучшие расцветки. Всюду слышался смех, приветствия, обмен любезностями. В атмосфере уже витал праздник.
Лана, сама не зная почему, была уверенна, что сегодня с ней обязательно произойдёт нечто особенное. Может, даже Донэл станцует с ней?
«Хотя это вряд ли, — вздохнула Лана, стоя в толпе однокурсников и не участвуя в общей беседе. — У него своя компания, он меня и не заметит».
Тут Сэмэл Сиуни, лучший студент курса, прибывший сюда со своей подругой Танитой — куда же он без неё — прервал её мечтания.
— Эй, Лаонэла Микуни! — вскричал он. — Что это с твоим лицом? Ты так соскучилась по Скале, что на радостях приложилась к ней щекой? Оставила отпечаток на долгую память? Или сейчас так модно — румянить одну щеку? Поделись — информацией! Может, и я подрумянюсь?
Все рассмеялись — Сэмэл, известный на курсе шутник, как всегда, скрашивал ожидание насмешками над всем и вся. Даже над Ланой, с которой он был в дружеских отношениях.
Но Лана ему не ответила. Её вдруг пронзило чистое электричество, отнявшее у неё способность соображать. Так с ней всегда было при появлении на горизонте почтенного доктора Донэла Пиуни. Он спустился с небес и, отпустив кабинку, приблизился к группе университетских преподавателей. Причём, держал под руку некую особу. Среди них тут же раздался смех и вспыхнул какой-то спор.
Обычное дело! Все знали — доктор Донэл Пиуни не лезет за словом в чужой рюкзак. Тот ещё балагур. Про таких иттяне в шутку говорили: «Мама не приучила малыша к соске, вот язык и великоват».
Кстати, его появление привлекло внимание не только Ланы. Со всех сторон раздались приветствия и пожелания поонцев.
— Мира и радости тебе, Донэл! Рады видеть тебя! Энергии и драйва, Донэл! Без тебя тут было скучно! Ждём твоего выступления! — говорили они ему.
Доктор Донэл Пиуни был здесь известным танцором и прославленным виртуозом-заводилой, частенько открывающим Танцы Полнотуния в Пооне. Что, конечно, не очень-то сочеталось с его званием декана факультета минералогии поонского университета. Но в такие Ночи это сходило ему с рук. Да что там — ему всегда и всё сходило с рук, благодаря неунывающему характеру и лёгкому пофигизму, обычно свойственному молодёжи, с которой он ежедневно общался и — как видно, опылился. Он не боялся прослыть оригиналом — консерватизма и академичности ему хватало на работе и в науке. Зато в Ночь Полнотуния Донэл отплясывал так, что вода в Океане закипала.
Лана всегда с ужасом следила за опасными виражами Донэла. Сама она, увы, танцевала неважно, лишь плавно покачиваясь и вертясь в такт общему ритму рядом с малышнёй. Во время Танца она видела лишь Донэла, в которого вот уже второй виток была безответно влюблена. Впрочем, как и половина особ женского пола их университета. Ответных чувств она не ждала — её романтической натуре вполне хватало лицезреть его. А сам Донэл наверняка не замечал её. Мало ли кто прозябает там с края праздника жизни.
В прошлое Полнотуние почтенного доктора Донэла Пиуни к большому разочарованию Ланы на традиционных Танцах не было. Он возглавлял очередную научную экспедицию и — ясное дело — отплясывал там со своими аспирантами. А местное шоу открывали другие.
Лана радостно выдохнула: «Как же здорово, что Донэл, наконец, вернулся».
А Мэла ехидно шепнула:
— Видела? Донэл опять с новой подружкой! Это Сионэла Титуни — лучшая его аспирантка. Она была с ним в экспедиции на Баритане.
Только теперь Лана обратила внимание на спутницу Донэла и на то, как он что-то с улыбкой рассказывал этой самой Сионэле Титуни. И вдруг Лану пронзило уже не просто электричество, а настоящая молния.
«Тысяча барракудр! — мысленно вскричала она. — Зачем я сюда пришла? Лучше б дома станцевала!»
— Меня это не интересует! — прошептала она.
— А ещё говорят, — продолжала Мэла, — что Сина с Донэлом нашли в пещере Баританы какие-то древние таблички, ставшие научной сенсацией. О них, наверное, на днях даже в новостях расскажут.
— Я рада за них! Но и это меня не интересует! — сердито пробормотала Лана.
«Я тоже сделаю открытие! — вдруг решила она. — А сейчас я просто станцую! Пусть все видят, что мне весело!»
— О, уже Туна показалась! — воскликнула Лана.
И, схватив Мэлу за руку, неожиданно устремилась куда-то вверх. Туда где обычно танцоры-заводилы открывали Танцы Полнотуния своим захватывающим шоу.
Поонцы с удивлением перед ними расступились: эти подружки в заводилах не числились. Некоторые даже заинтересованно переглянулись — мол, сегодня нас ждёт некий сюрприз. А кто-то, поднял вверх руки, одобрительно похлопал, подбадривая их.
Тут уж Мэла не выдержала и, вырвав руку, испуганно отскочила назад.
— Куда тебя несёт? — задала она вопрос. Оставшийся без ответа.
«О, Древние Мудрецы! Кажется, Лана сошла с ума! — с раскаянием подумала Мэла. — Не надо было её дразнить».
Но Лану уже было не остановить. Она станцует! И докажет, что не хуже некоторых!
Она взлетела вверх и, отчаянно оглядевшись, начала свой сольный Танец.
Одна. Такого здесь ещё не бывало. Обычно шоу начинали двое заводил или даже группа танцоров-виртуозов. Ведь первый шквал Потока Силы от Туны, находящейся в зените, очень мощный. Не каждый танцор с ним справиться, особенно в одиночку.
Все заинтересованно замерли, ожидая чего-то необычного. И они его получили.
Танец со Скалой
Дело у новой танцорки-заводилы сразу как-то не заладилось.
Слишком разогнавшись в первом пируэте, Лана едва не въехала в острые друзы Хрустальной Скалы. И лишь чудом сумела вывернуть в сторону в последний момент.
Поонцы ахнули — как эта неумеха взялась открывать Танцы Полнотуния?
Тем временем Лана вознамерилась, согласно древним традициям, сложить первый символ Танца — распускающийся бутон, символизирующий зарождение вселенной. Однако её конечности мгновенно разметало мощным косым потоком Силы и, вместо бутона, получилась некая увядающая актиния. Поток отчаянно завихрило и он снова понёс Лану. Всё к той же Скале. И к её острым друзам.
Поонцы замерли в ужасе:
— Что творится? Что за безумие? — переговаривались они. — Кто она? Как её остановить?
— Остановись! Ты же погибнешь! Прекрати! — телепатически требовали некоторые.
Но Лана их не слышала — её снова завертело в Потоке Силы. Надо было с этим как-то справляться. Но как? Но она упорно продолжала. Однако и вторую позицию Танца — спираль, позволяющую вступить с Потоком в гармоничный диалог, Лане выстроить не удалось. Её руки и ноги, разметавшись от вращающей турбулентной Силы, хаотично замелькали, так и не сложившись в осмысленное па.
И Лану снова понесло на Скалу. Опять на Хрустальную Скалу, призывно посверкивающую друзами.
«Почему на моём пути всё время возникает эта Скала? Ведь тут столько места! — пронеслось у Ланы в голове. — Надо вспомнить символы Танца. Только как? Все они вылетели из моей головы!»
Тем временем Скала вновь возникла поблизости от Ланы. И в этот раз её пронесло лишь в нескольких миллиметрах от острых сверкнувших друз благодаря завихрению Потока. Всё вокруг неё гудело от разбалансированных энергий, смешалось в круговороте света и тени. Пылающее сияние зелёной Туны неудержимо влекло Лану куда-то вверх, а её сердца замерли в самых кончиках дрожащих ног и рук. А где-то с краю этого бессмысленного верчения маячили ошеломлённые лица поонцев.
Всем было понятно: хаос сумбурных па этой особы, усиленный неимоверной Силой Потока, порождал невероятную какофонию во всех сферах Энергий, окружающих Сил. Вмешаться сейчас, войдя в разбалансированный Поток, было равносильно смерти.
И поонцам больше ничего не оставалось, как потрясённо ждать страшной развязки.
«Как-то всё сложилось не так, — отстранённо подумала Лана. — А как — так?»
Мощь магического Потока Силы, которую она сегодня впервые по-настоящему ощутила, не находя с ней взаимопонимания, снова несла Лану в никуда. Хотя это никуда, скорее всего, называлось: опасные друзы Скалы…
Серый гигант
Но вдруг что-то изменилось.
Вихревые потоки замедлились, гудящие энергии повысили тон, утратив угрожающую агрессивность. Скала отодвинулась.
И тут Лана увидела, что рядом с ней танцует… Но, кто это? Что за странный силуэт? Это был серый гигант, каких раньше она здесь не видела. Он выделывал такие невероятные акробатические па, которые мало какому заводиле были по плечу! И от него исходила очень непривычная аура. Если б Лана способна была сейчас соображать, то могла б назвать её очень древней. И, без сомнения он владел всеми тонкостями Танца Силы в совершенстве.
Поток почувствовал это сразу. Его вихри превратились в грациозную феерию, а тона зазвучали слаженно и гармонично. Время вдруг будто остановилось…
Лана и Серый Гигант летели меж сияющих звёзд. Их овевала невероятно мягкая Сила, вливаясь в каждую клеточку. Лана, наверное, могла бы сейчас, как герои прото-иттянских рисунков, передвигать руками горы и доставать до звёзд. Лишь недавно, будто пылинка, уносимая неуправляемым Потоком, она стала вдруг едина с ним.
«Ты это я, а я это ты! Вселенная безгранична и близка!»
И тут Серый Гигант телепатически сказал ей:
«Я помогу тебе, Жёлтая Звёздочка! И научу парить среди звёзд! Запоминай!»
Он направил в её сознание перечень символов, знаков, правил и выкладок о Танце Силы. Многие из них — она это чувствовала — были просто уникальны. Одновременно гигант продолжал Танец, поддерживая с Потоком энергий гармоничный диалог.
«Любовь, гармония, свет, энергия! — пел он. — Мы неразделимы!»
И — о, чудо! — Лана сумела легко продолжить Танец и даже повторить па, которые изображал Серый Гигант. И вот она уже вступила во взаимодействие с Потоком Силы. Оказывается это так просто!
Но ту вдруг опять всё что-то пошло не так.
Поток отяжелел и просел, давя Лане на плечи, а звёзды отступили, скрывшись в безднах космоса. И вот Хрустальная Скала вновь возникла где-то рядом с ней, сверкнув разноцветными друзами.
Серый Гигант исчез.
Лана, оставшись одна, запаниковала.
Все символы перепуталась в её голове, а их последовательность прервалась. Поток, мгновенно потеряв с ней контакт, опять начал завихриваться. Ещё миг и он снова понесёт Лану. Всё к той же Скале. Вот уже и золотые прожилки стали видны. А в её голове возник сумбур и всё та же мешанина из символов и па.
«Теперь надо «треугольник» вверх или же — вниз? — запаниковала она. — Как остановить эти вихри?»…
Потому что Лана не могла оторвать взгляд от мерцания прожилок на Скале. Раньше Лана не думала, что эти золотые искорки в хрустале могут так пугать. И они были всё ближе…
И тут Поток вновь утихомирился и плавно замедлился. А рядом с ней кто-то появился, ведя с ним диалог.
«О, слава Древним Мудрецам! Серый Гигант вернулся?» — обрадовалась Лана. И, успокоившись, сразу же вспомнила всё, чему он её учил.
Танец с Донэлом Пиуни
Лана, виртуозно увернувшись от коварных друз, легко подхватила сюжет Танца. Поток радостно обвил её, приняв в свои объятия, а её партнёр уверенно повёл свою партию.
Но что это? Это был не гигант! И у него была совсем другая аура!
Не может быть! С ней танцует… Донэл Пиуни?
Приняв на себя значительную часть Потока Силы, он подхватил сюжет Танца, начатого Серым Гигантом, и восстановил гармонию Потока. А Лана, неожиданно для себя продолжив каскад па и переворотов, легко присоединилась к нему. И, о чудо! Потоки энергии, вторя их па, радостно подхватили обоих танцоров. Спасибо Серому Гиганту! Танец для Ланы был теперь просто удовольствием. Спасибо Донэлу, что выручил её в нужный момент!
Как это чудесно — танцевать здесь, под Туной! Рядом со сверкающей Скалой.
— Какое необычное шоу! Славный сюжетец! Оригинальные у нас сегодня заводилы! Наши заводилы в ударе! — восхитились поонцы. — А почему это мы в стороне? Какой искрящийся Поток! Какая гармония! Пора бы и нам включиться в танец. Станцуем, как сможем! — решили повеселевшие поонцы. — Не всем же звёзды с неба хватать!
И они дружно влились в общий Танец.
Поток радостно засиял, наполнившись гармоничным пением их сердец и слаженно посылаемыми вселенной символами. И Танец Силы у Хрустальной Скалы, как и Тунный Поток, стал общим, единым, заиграв всеми оттенками вибрирующей Силы.
Лану и Донэла мгновенно окружила толпа согласованно двигающихся поонцев. И, судя по эмоциональности, активности, насыщенным изумрудным и фиолетовым всполохам, Сила Потока сегодня была особенно целительна и бодра.
«Так мастерски Танцы Полнотуния здесь ещё не начинали! Молодец, Звёздочка! Молодцы, заводилы!», — слышалось общее телепатическое мнение.
Поняв, что их миссия завершена, Донэл сместился к краю танцующей толпы и, плавно описав положенную обратную спираль, подхваченную Ланой, выбрался с ней к балюстраде.
Поонцы проводили их благодарными овациями, хлопая над головой руками. Они уже вынесли своё резюме, которое было подхвачено в эфире: сегодня в Пооне было проведено гениальное шоу. И мастерски разыгран талантливый спектакль. Его сюжет был следующим: юная и неумелая особа, вступив в диалог с Потоком Силы, ощутила его волшебное воздействие. И, вдруг познав гармонию вселенной, обрела невероятное мастерство. После чего научилась танцевать так, как умели лишь древние мастера, знающие утерянные тайные секреты Танца.
Так что считалось, что сегодня в Пооне свету явилась новая танцорка-заводила, обладающая невероятным мастерством, дающим возможность одной укрощать Поток Силы. Даже в новостях Итты уже показали этот сюжет и эпизоды с рисковым выступлением Лаонэллы Микуни. Её назвали «Звезда Поона». Благодаря этому город Поон и сверкающая в Тунном Потоке Хрустальная Скала обрели ещё большую известность. За что поонцы были дополнительно ей благодарны.
Дружба — не любовь
Донэл и Лана, оказавшись у балюстрады, с которой открывался вид на ночной Поон, с облегчением уселись на скамью в тени беседки.
Кажется ей, наконец, можно выдохнуть.
Но пережитое волнение всё ещё давало о себе знать. Лане казалось, что Энергия Потока всё ещё переполняла её и лилась через неё в мир. И что это именно она освещает сейчас город, а не РКЭ — Ретранслятор Космической Энергии. Ей даже привиделось, будто по её телу стекают потоки фиолетовой энергии и, искрясь, стекают со скамьи в Скалу. А, может, так и было.
И только теперь Лана ужаснулась.
Что это на неё нашло? Буйный пещерный стункс укусил, что ли? И что за таинственный Серый Гигант явился ей сегодня в состоянии аффекта? Может, это был один из Древних Мудрецов, который вышел из Потока, возмущённый её дилетантством? Энергетика у него, кстати, была очень необычная. Но, возможно, что в древности иттяне именно такими и были? Большими и странными. Или же у неё от пережитого волнения случилась галлюцинация. И никакого Гиганта не было. Тогда кто же ей, неумехе, постоянно въезжающей в Скалу, подсказал уникальные символы? Например — вот этот и вот это? — вспомнила она эти па. — Ни один заводила такого не знает. Может, даже великому учителю Танца Танэну они не знакомы. Но куда же делся этот Гигант? Она уже начала догадываться, что никто кроме неё не видел его. Ведь появление среди поонцев такого великана могло произвести гораздо больший фурор, чем её неумелые пляски. Его бы приняли… за Древнего Мудреца или прото-иттянина. Ведь именно такие гиганты, перебрасывающие звёзды, изображены на древних рисунках нефритовой гряды Лолото. Однако кто бы ни был этот Серый Гигант, он явился весьма кстати.
Впрочем, она подумает об этом позже.
Пора, наконец, осознать, что с ней сегодня танцевал сам Донэл. Когда-то она о таком только мечтала. И что именно он сейчас держит её за руку, безуспешно интересуясь её самочувствием. А она почему-то даже не ощущает привычного электричества. И думает о Сером. Странно это. Может, Танец с ним излечил её от любви к бездушному декану? И позволил взглянуть на него… более сфокусировано, что ли? Вот — виртуоз Серый Гигант, возможно — призрак, а вот — давно знакомый ей декан Донэл Пиуни. Мир разнообразен и не сосредоточен на одних деканах. Неужели она теперь влюблена уже в таинственного Гиганта, забыв о Донэле? Хотя, вряд ли. Она, может, и легкомысленная особа, но не до такой же степени, чтобы полюбить призрака? Кстати, хотя она с ним и побывала среди звёзд, но никакого электричества не ощутила.
И всё же, почему Донэл Пиуни кажется ей теперь таким… обычным, что ли? Ведь он самый настоящий герой. Если б он не вмешался, она бы, точно, впечаталась в золотые искорки Скалы. Вовремя он сдержал буйный Поток. Хотя и сама она сегодня была довольно буйной. А теперь ещё и неблагодарной. Мало того, что не испытывает пытки электричеством, но даже — в то самое время, как декан Донэл сочувственно держит её за руку — с интересом думает о неком призраке. Странно это!
«О, Древние Мудрецы! Помогите! Я, кажется, совсем запуталась!»
— Ты в порядке? — уловив её сфокусированный взгляд, снова спросил Донэл Пиуни, почтенный доктор минералогии. — Какой был феерический танец, малышка! — восхитился он. — Тебя научил этому гениальный Танэн?
Лана неуверенно пожала плечами и вздохнула: как, она всели лишь малышка?
— Наверное, Танэн и написал сценарий твоего выступления, — предположил Донэл. — Не удивлюсь этому. Ведь он — известный оригинал, — сказал он, конечно, не имея в виду ничего плохого. — Но, согласись, малышка, это было слишком… эксцентрично! Тебе не кажется? Ты шутила со смертью!
Лана снова пожала плечами.
«Эксцентрично — это ещё слабо сказано, — уныло подумала она. — Особенно для малышки».
— И, всё же, признаю — твоё шоу было великолепно! — восхищённо заявил доктор Донэл, продолжая свой одинокий монолог. — Кто тебя научил вот этому и этому? — подскочив, виртуозно изобразил он пару особо сложных па из арсенала Гиганта. — Бесподобные выкрутасы! Обязательно выскажу Танэну своё восхищение. И возмущение тоже! Почему он скрывал такие замечательные па? Ты его любимица? Или лучшая ученица?
И тут Лана окончательно поняла, что Серого Гиганта во время её безумного танца не видел никто. Он, и правда, призрак и ей просто привиделся, что ли? А откуда же её внезапно обретённые познания о выкрутасах?
Но об этом она тоже подумает позже. Пора, наконец, что-то ответить. А то она снова ведёт себя, как… малышка.
— Никто меня этому не учил, — пробормотала Лана, вновь охваченная бунтарским настроением. — У великого Танэна я побывала всего лишь на одном уроке. После чего он меня отчислил — за отсутствие способностей.
— Шутишь? — удивился Донэл. Лана отрицательно потрясла головой. — Даже так? — изумился он. — Хотя, возможно, как всякий самородок, ты не была им оценена по достоинству. — Лана только усмехнулась. — Таков удел всех истинных талантов — быть не понятыми, — продолжал развивать свою версию событий Донэл. — Твой сюжет сегодняшнего шоу был хотя и рискованным, но он удался! Начать так беспомощно, изобразить почти неизбежную гибель, а потом поразить всех невероятными способностями и изумительными акробатическими па! Как тебе всё это удалось? Пару раз ты была практически в миллиметрах от смерти. Я не смог остаться в стороне. Не сильно испортил твоё гениальное шоу?
— Да какое там шоу! Настроение такое было! — буркнула Лана, потупившись и слегка покраснев. — Вот я и закрутилась.
Она боялась встретиться с Донэлом взглядом. Как же нелепа была её выходка! Все смотрели на неё как… на сумасшедшую. Да она такой и была! И если б не Серый Гигант, пришедший на выручку, она бы… обязательно впечаталась. Это было так глупо! Теперь она наверняка прослывёт среди иттян оригиналкой! О, Древние Мудрецы! Это всё равно, что считаться сумасшедшей!
Лана прислушалась к эфиру и поняла, что сегодня стала знаменитой…
Не только поонцы, но и вся Итта восприняли её нелепую выходку за оригинальную пантомиму. А от сюжета шоу — то, как одинокая неумелая танцорка, приняв от Потока Силы древнее мастерство, превратилась в мастера — иттяне были в восторге. Со всех сторон эфир доносил восхищённые отзывы и восторженные комментарии специалистов. Предполагали, что Лаонэла Микуни — Пооне талантливой юная ученица достойнейшего Танэна Таноона, поонского танцмейстера. Оживлённо обсуждались её новейшие па и идеи оригинального шоу. Им бы в такое шоу попасть, не к сонному кубу будь сказано! Хотя, сама виновата. М-да! вот так бывает, когда попадаешь в плен эмоций. А великий Танэн Таноон сейчас, наверняка, в полном недоумении. Уж он-то, конечно же, вспомнил её и ужаснулся. Мол, куда эта нескладёха лезет? Какие у неё могут быть оригинальные па?
О, Древние Мудрецы! Помогите мне это пережить!
— Настроение такое было, значит? Ну-ну, малышка! — продолжал тем временем свой монолог почтенный доктор Донэл. — Если в следующее Полнотуние будет настроение повертеться, тебя придётся изолировать.
«Если он ещё раз скажет — малышка, я… уплыву!» — с отчаяньем подумала Лана.
— Иначе Скалу нам разнесёшь! Океан из берегов выйдет! Цунами нам здесь только не хватало! — добродушно хихикал доктор Донэл. — А то и тайфун! Ого-го! Держись!
— Не удержите! — сердито вскинулась она, понимая, что с тем багажом знаний о Танце, которым наградил её Серый Гигант, она ни за что не удержится с края танцующих. — Я теперь буду самая ярая танцовщица! Танец — моя стихия!
— О, Древние Мудрецы! Ярая? — с притворным ужасом вскричал Донэл. — Остальным поонцам, похоже, у Скалы и места не останется. Не знаешь случайно, где тут ещё можно покрутиться?
Лана хихикнула, Донэл вторил ей. И тут, наконец, Лану отпустило.
Познакомились
— Спасибо вам, почтенный доктор Донэл! — сказала она виновато. — Вы меня сегодня спасли. Не знаю, что на меня нашло. Глупо было так… выставляться…
— О, нет! Выставляйся, пожалуйста! Ты же теперь «Звезда Поона»! Заводила, милостью богов! А для меня танец с тобой это всегда удовольствие, — галантно поклонился Донэл. И хихикнул: Давно так не крутился. У юных иттянок подобный кураж я наблюдал… Да нет, подобного вовсе не наблюдал! Они предпочитают… более спокойный ритм, что ли. Да ты и сама знаешь.
Лана знала. Она вспомнила себя, прежнюю, вяло пританцовывающую рядом с малышнёй, и смутилась.
— И всё же, где-то я видел тебя раньше, малышка? — сказал доктор Донэл, присматриваясь. — Только вот не могу вспомнить…
Ну, вот! Он даже толком не помнит её…
Лане стало стыдно. Намечтала себе какой-то нереальный образ и стремилась к нему, будто рыбка туняна на свет недостижимой Туны.
— Конечно, видели, почтенный доктор Донэл. Я ваша студентка, — сконфуженно проговорила Лана. — Четвёртый курс, факультет космических исследований и космо-навигации, Лаонэла Микуни.
Она готова была забиться в самую дальнюю пещеру от стыда и обиды.
«О, Древние мудрецы! Вот и познакомились!»
— О, даже так? — рассмеялся доктор Донэл. — То-то мои коллеги повеселились, небось, любуясь, как я лихо отплясываю со своей ученицей! Кручусь, так сказать, под Туной. Но мне казалось — тебя надо остановить. Пока ты Скалу не разнесла. Думаю — чего ты на неё так разъярилась? Ведь это же гордость поонцев! — снова рассмеялся он. — Я, каюсь, поначалу и не понял, что это всего лишь спектакль, — покачал он головой. — Талантливо сыграно! М-да, хорошие кадры мы растим. Творческие! Не закомплексованные! Верткие, так сказать! И не зацикленные на учёбе, кстати. Теперь-то я кое-что припоминаю. Это ты, Лаонэла Микуни, аж три раза сдавала мне теорию формирования древних аллювиев? Зато в третий раз отвечала блестяще, — щедро подсластил он пилюлю.
— Ага, это я была, — потупилась Лана.
К её стыду, она специально заваливала тот экзамен по аллювиям — чтобы ещё раз увидеть Донэла. И то, как он, сочувственно вздыхая, слушает её лепет. Отчасти возникающий по причине электричества. Хотя, если честно, предмет, который преподавал доктор Донэл, Лана знала лучше всех на курсе. В него она была влюблена не меньше, чем в самого преподавателя. Неужели это она сейчас болтает с ним о Танце, не испытывая в его присутствии даже лёгких разрядов электричества? После пропущенного через себя, одинокую танцорку, Потока Силы ей рядом с ним легко и спокойно. Никакого электричества! Как говорится — ток током вышибают. Или что-то подобное. Точно сейчас эту поговорку она не помнила.
— А скажите, почтенный доктор Донэл, это правда, что вы с аспиранткой нашли в пещере Баританы древние таблички? — спросила Лана, меняя неприятную тему.
— Пока ещё трудно судить, насколько они ценны, — рассеяно проговорил доктор Донэл. — Но некоторый фурор в научных кругах они, несомненно, произвели. — И вдруг спохватился: А откуда тебе о них известно, Микуни? Эта находка пока что держится в тайне.
«О, уже Микуни, а не малышка!» — обрадовалась Лана.
— Да? — удивилась она. — Боюсь — о том, что известно моей подруге Мэле, скоро узнают все мальки в Океане.
Донэл рассмеялся:
— Малькам это ни к чему! Будем искать источник утечки информации. Хотя, я уже догадываюсь, откуда она произошла. Это Сионэла славы захотела. Будем воспитывать.
— Почтенный доктор Донэл, а в ваши экспедиции берут студентов? — спросила она. — Мне бы очень хотелось в них поучаствовать.
Немного нахально, конечно. Но надо пользоваться моментом. Вдруг тоже повезёт таблички найти? Ведь она уже станцевала с Донэлом, как мечталось. Пора осуществлять и другую мечту — делать открытие. Сегодня же такая ночь. Волшебная. Чего стоит один Гигант, за две секунды научивший её Танцу. И Донэл, как настоящий рыцарь, пришедший её на выручку.
— В экспедицию хочешь? Думаешь, где-нибудь ещё пара артефактов завалялась? — усмехнулся Донэл. — Похвально, конечно, но — увы, бесперспективно! Такие учёные сухари, как мы, Микуни, уже всё на Итте перерыли. С таблицами Баританы нам просто повезло. Мы с Сионэлой случайно заглянули в пещеру, изученную уже вдоль и поперёк. А там произошёл оползень, из-за чего вскрылся тайник. Иначе эти таблички скрывались бы там ещё не одну тысячу витков.
— А сколько же им?
— На мой взгляд — миллионы. Но точно это определят только радиоуглеродные и термолюминесцентные тесты, на которые они сейчас отправлены. Ну и архивариусы посмотрят…
— Ого! Расскажете нашему курсу о результатах, почтенный доктор Донэл?
— В своё время — обязательно. Знаешь, а давай с нами в экспедицию! — вдруг согласился он. — Ты уже на четвёртом курсе — пора уже к серьёзной практике переходить. Ваши придонные рейды, конечно, интересны, но настоящая наука это совсем другое. А такая талантливая тунная танцорка, как ты, уверен — обладает огромным потенциалом, — похлопал он её по плечу. — Люблю рисковых, сам такой! Зайдёшь как-нибудь в деканат, обсудим этот вопрос. Можешь, кстати, и подружку прихватить. Только пусть насчёт таблиц пока с мальками не мутит.
— Ой, спасибо, почтенный доктор Донэл! — обрадовалась Лана. — Я не подведу, вот увидите!
— Да уж, не подводи! — улыбнулся он. — Я этого не люблю.
И тут Лана поняла, что она теперь абсолютно свободна от пытки электричеством. И относится к декану Донэлу… как к товарищу. Она больше не будет в его присутствии таять, словно медуна в лучах Фоона и страдать от электричества. Он — мудрый наставник, она — почтительная ученица. И — не более того.
Почему же она раньше не удосужилась разобраться в своих чувствах? Он считает её неразумной малышкой? Но она такая и есть! А Донэл — он почтенный педагог, хотя и вызывающий у некоторых студенток восхищение своими несомненными достоинствами. И всё! Она приняла уважение за любовь. Выходит — Поток Силы в Ночь Полнотуния загасил в ней это излишнее электричество, сменив его на разумную диэлектрическую мудрость. Лана с облегчением выдохнула. Стыдно быть смешной. Не зря Мэла над ней всё время потешалась.
— А не кажется ли тебе, тунная танцорка Микуни, Звезда Поона, что мы сейчас пропускаем лучшую часть этой волшебной Ночи? — сказал вдруг Донэл, поняв её настроение по-своему. — Туна льёт на нас могучую Силищу, наши ноги и руки так и закручиваются винтом, стремясь к выкрутасам, а мы прячемся от неё здесь, в тени, как робкие крабацы.
— Вы правы, почтенный доктор Донэл! — весело согласилась Лана. — Крабацам необходимо срочно погреть клешни, — изобразила она символ созвездия Крабацев.
— Так вперёд же, тунная танцорка! Без тебя там скучно! Скала ждёт! Ударим ещё разок по её друзам! — посмеиваясь, воскликнул Донэл, помогая Лане подняться. — Тебе это
отлично удаётся, Микуни. Да и я, старичок, на что-нибудь сгожусь! — добавил он, притворно прихрамывая на ходу. — Кхе-кхе! Если только ты, конечно, научишь меня паре твоих выкрутасов. Вот этому, непременно! — изобразил он. — И вот этому, обязательно! Договорились?
— Но ведь вы уже всё и так умеете! — посмеиваясь, ответила Лана, сама себе удивляясь. Она с ним шутит? А где волнение? Где восторг от его — ЕГО! — приглашения на Танец? Ведь в начале вечера она об этом только лишь мечтала!
Но сегодня Ночь Полнотуния и все самые смелые мечты сбываются! Она — тунная танцорка! А скоро об её открытиях заговорит весь мир! А почему — нет? Она, если захочет, всего добьётся!
«Что это со мной? — спохватилась Лана. — Мания величия? Мне не нужна слава! Я хочу… сделать что-то значительное! Пусть это случится!»
— О-хо-хо! Теряю квалификацию! В ученики к своей студенточке подался! — притворно ковыляя рядом, сетовал Донэл. — А ведь считал, что я уже дока в Танцах! — прибеднялся он. — Ошибался! Смена поколений не за волнами! Придут и превзойдут!
Лана, посмеиваясь, следовала рядом.
И вот, под приветственные овации поонцев, они снова влились в магический Танец, закружившись с ними в едином ритме. Лишь Донэл, осваивая новые выкрутасы, подсказанные Лане Серым Гигантом и показанные ею сейчас, то и дело выскакивал за край балюстрады, демонстрируя их восхищённым горожанам. А Лана, не замечая касаний воды, просто парила в Танце. Все танцевальные па и древние мистические знаки, недавно ею освоенные, мгновенно завладели её невесомым телом. И ей казалось, что она ничуть не уступает лучшим виртуозам Поона. И, уж точно, ничем не напоминает ту унылую личность, которая недавно вяло кружилась где-то там, с краю, вздыхая о неосуществимом.
Она намечает цели и добивается их! Она — Тунная танцорка Микуни! Она — лучшая!
Ну, или станет такой, если ещё немножко поупражняется.
«Как прекрасна Ночь! Какая великолепная ярко-зелёная Туна! — ликовала Лана, взлетая и паря, вращаясь и переворачиваясь. — Жизнь прекрасна! Спасибо тебе, Поток Силы, за то, что ты вынес меня к звёздам!»
А Мэла, танцуя неподалёку и поглядывая на неузнаваемую Лану, недоумевала:
«У них теперь роман начался с нашим деканом, что ли? Вот так всегда! Всякие чудеса происходят в Ночь Полнотуния, но только не со мной!»
А умник Сэмэл с его подругой Танитой, увлечённо танцуя, уже забыли о странной выходке Ланы. Ничего удивительного. Она ведь всегда рвётся в первые ряды, это всем известно. Вот и теперь выбилась в звёзды Поона, став знаменитой танцоркой и заводилой. Ну, что ж, успехов ей! Хотя могла бы и не нервировать публику. Ведь поначалу это был просто бульк, а не Танец! Мало ли что сюжет её шоу такой! Могла бы нервы друзей поберечь — предупредить их о своём сногсшибательном замысле. Придонный катась, а не Лана!
Оуэн и Луна
Он не знал, сколько ему витков. Да и зачем их считать? Это люди отмечают завершение каждого прожитого ими лично года-витка как невероятно важное событие. Причём, чем больше этих витков, тем им грустнее. Какой в этом смысл?
Хотя он ещё помнил времена, когда и сам считал свои витки. Тогда таких, как он, разумных головоногих моллюсков на этой планете было много. И обретать индивидуальность помогало не только имя, выбор которого был ограничен историческими традициями и фантазией родителей, но и число витков прожитой жизни, то есть — возраст индивида. Допустим, в твоём окружении было несколько Саниэнов, но они рознились числом витков. Так и говорили — Саниэн, который четырёхсот витковый: Саниэн мэ ти-тан го. А сейчас его звали просто — Оуэн. Безо всяких там «го». Потому что называть его, как бы то ни было, сейчас было некому. Имя это всё, что осталось ему от той давней, очень давней, жизни. А число его личных го… Зачем их считать, если отличаться уже не от кого? Ни одного Оуэна на планете — впрочем, как и Саниэна — больше не было. Когда-то ему было пятьсот тысяч витков — Оуэн мэ до-мэн го, но он уже давно сбился со счёта этих го…
«Почему Творец дал мне такую длинную жизнь? — в который раз спросил себя Оуэн, сидя в своей пещере, расположенной неподалеку от некоего южного острова. — Зачем я вообще живу, если я никому не интересен? — Он виновато покачал головой, устыдившись себя. — Опять хандра? Унылое настроение недостойно звания морского философа, каковым я себя считаю. Я ведь догадываюсь — зачем? Мне, как и каждому мыслящему существу, надо постигнуть смысл жизни. А для этого необходимо научиться воспринимать все перипетии судьбы с философским спокойствием. И быть благодарным Творцу за то, что Он дал мне это время на постижение истин. И в моей жизни есть смысл. А одиночество… Путь философа всегда одинок. И тот, кто уходит вперёд, не имеет попутчиков. Это путь сильных. Буду считать, что я добровольно избрал его. Но как же труден мой путь! — не удержавшись, вздохнул он. — Я ведь начал его совсем в ином мире — в Великом Океане, моей прародине… Мировия — нарекли его люди, обнаружив его древние знаки, мы же называли его — Тоо-Тэто-Кан: Великий и Могучий Поток. Потому что наш Океан был живым и постоянно двигался. Когда-нибудь и я уйду в бескрайний Океан Света — туда, куда ушёл мой род. В Иной Океан. А каков он и что там, за гранью реальности, я до сих пор не знаю. Мои соплеменники говорили — там, в Океане Света, объединившись с Творцом, каждый из нас постигает Истину — всё то тайное и вечное, что скрыто за границами материального мира. Как радостно мне будет понять всё то, что влечёт и мучает меня здесь: смысл существования, законы мироздания, истоки и цели возникновения вселенных… Но мне, наверное, сначала надо постараться понять и осмыслить всё это самому. А иначе — зачем же Творец подварил мне столь долгую жизнь? — Оуэн снова вздохнул. — Надо учиться быть беспристрастным. Ведь Истина не даётся не сдержанным. А это не просто. Ведь каждым существом, живущим по законам этого мира, управляет инстинкт самосохранения. Он и внушает ему постоянную тревогу за себя — возможности жить и быть в безопасности. Но я всё ещё не научился полностью нейтрализовать эту тревогу. Разве что вот тут, в тишине пещеры, где в безопасности так легко думается о смысле жизни. Здесь я вне эмоций. Но какова в этом моя заслуга? Ведь за пределами этой самой жизни многое по-другому. Но иногда и здесь это удаётся — свести два непересекающихся мира воедино. Но это удаётся лишь иногда и если ты бесстрастен»…
Да, сегодня Оуэн даже в своём надёжном укрытии не был бесстрастен. Мало того — он был сильно встревожен. И для этого была веская причина. Он недавно сделал кое-что не так. И это его тревожило. Что само по себе, конечно, бессмысленно — ведь прошлое уже свершилось. И тревожится о нём не разумно. Ибо исправить это уже невозможно. Но он ничего не мог с собой поделать. Ведь он впервые с незапамятных времён не завершил свой танец Полнолуния достойно — так как это положено делать согласно древним традициям. Он не послал вселенной символ обратной спирали — знак беспредельной благодарности. Обычно он с его помощью вежливо прерывал контакт с небесными сферами — таковы правила. То, что он нарушил их, недостойно древнего существа. И могло внести дисбаланс в его физические и духовные силы. Возможно, что его сегодняшнее уныние и есть последствие этого. Единственное, что служит хоть каким-то оправданием — ему помешали. До древних ли традиций, если под вопросом сама твоя жизнь? Хотя и это его не оправдывает. Отнять или оставить ему жизнь — это не в его власти, а в воле Творца.
Оуэн с недоумением покачал головой, заново осмысливая события вчерашнего дня. Вернее — сегодняшней Ночи:
Этого Полнолуния, впрочем, как и других, он ждал с радостным нетерпением. Танец в дивную Ночь Полного Сочетания Небесных Сфер был лучшим моментом в его однообразном существовании. Он позволял ему до следующего Полнолуния сохранять Дух бодрым и активным.
Но в этот раз всё пошло не так.
Дождавшись момента, когда Луна поднимется в зенит, Оуэн с помощью древних символов плавно включился в мощный Поток Света и Мудрости, полившийся на мир с небес. Он давал толчок к новому росту всему живому, восполняя растраченную энергию и налаживая ритм всех жизненных систем организма. Именно для этого спутник Земли раз в месяц оптимально приближался к этой планете. Древние существа это знали, а нынешние почти все забыли. Оуэн знал.
Он, радостно поприветствовав сияющую Луну, ликующе закружился в Танце, демонстрируя вселенной, с отточенным за тысячелетия мастерством, универсальные знаки, соединяющие его с мирозданием. И сочетающие его биополе с невероятным потоком чистой энергии Сфер и гармоничных колебаний космических тел…
Но вдруг Оуэн с удивлением увидел рядом с Луной ещё одно небесное светило — огромное, зелёное, полупрозрачное. Оно изливало такую мощь, что Оуэн растерянно замер. Зелёный поток энергии тут же слился с голубоватым сиянием Луны и нездешние вибрации охватили его, чуть не завертев штопором. Справиться с этим вихрем Оуэну помог лишь его немалый опыт. Они договорились. И Оуэн вернул гармоничное взаимодействие двух потоков космической энергии со своей. И музыка небесных сфер вновь зазвучала слажено. Благодаря этому звучанию его Танец обрёл новые невероятные ощущения и Оуэну даже показалось, что он куда-то летит между пылающих звёзд и галактик…
Но что это?
Ощутив некий сбой и дисбаланс сил, Оуэн увидел неподалёку чей-то танцующий силуэт. Нет, скорее это был дисгармонирующий вихрь, который создавала некая особа в жёлтом. Её движения и незавершённые знаки Танца Сфер несли хаос, поскольку она явно не владела знаками сфер. Поэтому её и бросало из стороны в сторону — Поток не знал, что от него хотят. Её понесло к некой сияющей скале… И тут Оуэн понял, что дело плохо. Он, не рассуждая, бросился на выручку. Послав разбалансированному Потоку знаки гармонии и спокойствия, он остановил его хаотическое вращение. Особа попыталась вступить с Потоком в диалог, но тут же сбилась с ритма.
И тогда Оуэн, проникнув в её растерянное сознание, мягко сказал: «Не бойся, Жёлтая Звёздочка! Я помогу тебе! Запоминай!» Он почему-то сразу связал её образ со звёздами. Ведь она явилась сюда вместе с загадочным зелёным светилом. Жёлтая Звёздочка оказалась одаренной ученицей и мгновенно освоила урок. Оуэн понял, что успешно научил её Танцу сфер и его правилам. Эти знания были уникальны — он их за множество витков практики невероятно усовершенствовал. Его приёмы были точны и эффективны. И Жёлтая Звёздочка тут же закружилась вместе с ним в потоке энергий. Их охватила и понесла к звёздам необычайная гармоничная Сила, наполняя вибрациями, присущими Полнолунию. Но сегодня это была Сила двух ночных светил — зелёного и голубого.
Это был чарующий Танец вдвоём среди звёзд и поющих Потоков…
Но тут что-то случилось.
Жёлтая Звёздочка вдруг растаяла, прихватив с собой зелёное светило.
Оуэн остался под Луной один.
«Что это было? Наваждение? Сон?» — потрясённо подумал он, автоматически продолжая свой Танец, но в то же время понимая, что с окружающим пространством что-то совсем не так.
Ловцы
Замедлив Танец и оглядевшись вокруг, Оуэн увидел, что свет, в котором он танцует, всё ещё слишком ярок. Оказалось — теперь на него был дополнительно направлен… ослепительный луч подводного фонаря. Оуэн растеряно замер, не понимая, что происходит.
И тут пришло объяснение.
— Вот он, монстр! Танцует под Луной! Ишь, как колбасит его! — прожужжал в его голове человеческий голос. — Я же говорил, что это гигант? Музей отвалит тебе кучу денег!
«Музей?»
Перед мысленным взором Оуэна пронеслась странная картинка: ряд неких безводных помещений, в одном из которых торчит на постаменте его гигантская туша, лишенная внутренностей. И — о, ужас! Мозга тоже! Он набит какой-то сыпучей субстанцией. А рядом стоит множество таких же несчастных выпотрошенных существ, вокруг которых бродят люди! Некоторые, с ужасом таращась на него, брезгливо говорят: «Вот ещё одно чудовище! Жуткий монстр!»
— Отличный экземпляр Octopus vulgaris! Или, скорее — Giant Octopus, гигантский криптит, — шелестел тем временем в рацию другой, довольно занудный голос. — Ну, Мэйтата! Удивил!
— Давай, хватай его, Стивен! Чего телишься! — зажужжала беспардонная радио-речь другого ловца. — Забрасывай сети, пока не улизнул! Эх, раззява! Лови!
Но ловить было некого — Оуэн уже был далеко. Он ловко «улизнул» от Стивена с Мэйтатой, применив один свой фокус: создал в пространстве световую иллюзию своего тела, а сам тем временем дал дёру. Это было просто — от пребывания на большой глубине его чернильный мешок изменился и теперь был наполнен светящейся флуоресцирующей жидкостью. Её-то, придав облаку свой облик, он и выбросил наружу. А сам, став почти невидимым, мгновенно опустился вниз, во тьму, дав дёру. И сеть, наброшенная на этот обманчивый силуэт людьми, прошла сквозь него, лишь разбросав вокруг флуоресцирующий состав и ослепив незадачливых ловцов.
Раздалась злобная ругань Мэйтаты и разочарованные стоны Стивена. Но Оуэн, включивший реактивный режим — набирая в себя побольше воды, которую с силой выталкивал наружу — уже мчался к своей пещере. Влетев в неё, он забился в самый дальний угол и замер там. Все его три сердца были готовы выпрыгнуть наружу, а древнее тело от пережитого страха стало почти белым. Но, главное — чтобы оно не было алым. Он уже давно не позволял себе алой окраски — признака сильных и неуправляемых эмоций. Но и белеть — стыдно…
«Меня, древнее существо — выпотрошить? За что? Хотя я и из отряда Giant Octopus — гигантский осьминог, Cephalopoda — головоногий, подотряд Cirrina — глубоководных, если уж быть точнее и правильно использовать благородную учёную латынь. Это вам не беспомощные Protozoa — простейшие. Но я не монстр! И я не только тело, но ещё и разум! За что меня его лишать? Я — мирный морской философ, никому не причиняю вреда! — бормотал он, постепенно розовея. Однако, тут же придя в себя, Оуэн застыдился. — Чего я разошёлся? Неразумное поведение людей не должно меня раздражать! Они же ещё неразумные и жестокие дети. Неужели я ещё так держусь за свою никчёмную древнюю жизнь? — вздохнул он. — Возможно, вариант того, чтобы попасть в компанию вполне приличных реликтов — не самый плохой из возможных. Они бы с интересом слушали мои истории о древних мирах. Осмысливали бы мои сокровенные философские выводы и теории, наверняка считая, что я просто сошел с ума из-за психологической травмы при поимке. И относились бы с сочувствием. — Оуэн, расслабившись, раскинул руки, удобно упершись ими в стены. Надо отдохнуть — пережитое волнение всё ещё давало о себе знать. — Иногда я и сам не знаю, для чего живу? — думал он, смеживая зрачки. — Мне ведь даже некому пожаловаться на Стивена с Мэйтатой, ловцов музейных редкостей. Но моя жизнь мне почему-то ещё дорога. Ведь я всё ещё надеюсь, что она дана мне Творцом не зря, а для каких-то таинственно-значимых и важных целей. И не Мэйтате со Стивеном её у меня отнимать! — отголоском отозвался гнев. — Да ведь они и так остались ни с чем! Стоит ли на них сетовать? А жаловаться кому бы то ни было — это вообще непродуктивно! — думал Оуэн, постепенно засыпая. — Это почти что сдаться. А я должен быть оставаться борцом — чтобы жить за весь мой род столько, сколько позволит мне Творец. И я буду бороться за свою жизнь всегда. Ведь она — Его великий дар мне, — Оуэн снова приоткрыл зрачки. Он всегда думал о важном, когда хотел привести свои мысли и чувства в порядок — чтобы заново расставить все приоритеты. — Такому как я — Giant Octopus, и цели под стать великие. Например — постичь Истины Творца. Как ни кощунственно это звучит от такого, как я, монстра, — усмехнулся он. — Я должен по Его замыслу совершить путешествие в неизведанное. В будущее, например, которое таит в себе много нового и прекрасного. Хотя, куда уж дальше-то путешествовать? — опять усмехнулся он. — И так уже сквозь века прошёл. Так что и рядом уже никого не осталось. По крайней мере, я должен думать, что это имеет смысл! — опять попытался он себя приободрить. — Иначе… сам полезу в сети Мэйтаты. А это неразумно и недостойно реликтового существа. Я — морской философ! То есть — любящий мудрость, по латыни. Я изучаю то, что ускользает от других — великую нить времён! Хм! Когда, конечно, самому удаётся ускользнуть от преследователей. Или — «улизнуть» от Мэйтаты со Стивеном, — хмыкнул он.
И Оуэн понял, что стресс, наконец, им преодолён. Именно улыбка помогала ему обрести равновесие. Сузив зрачки, Оуэн положил голову на руки и задремал…
Но одна рука с отдельным, стационарно работающим в ней мозгом, даже во сне продолжала внимательно ощупывать пространство вокруг — чтобы подстраховаться от внезапного нападения мурен, мечтающих отхватить от тела морского философа лакомый кусочек. Хотя он, даже будучи в панике, успел завалить вход камнем. Но осторожность никогда не повредит. «Опасность, всюду опасность! Но я держу всё под контролем!» — посылала конечность сигналы в его мозг. И Оуэн мысленно похвалил её. Ничего, пусть сигналит. Такова задача восьми автономных участков его мозга, расположенных в гибких и умелых конечностях, обладающих даже обонянием — быть настороже, ведя дозор. Их цель — защитить основной мозг, находящийся в голове криптита, от неожиданностей и опасностей, чтобы он не отвлекался на мелочи и, соблюдая спокойствие, вовремя сортировал сигналы, поступающие от внешнего мира.
«Надо выспаться, — плыли мысли, — и набраться сил перед дальней дорогой… Какой ещё дорогой? — встрепенулся Оуэн, открывая зрачки. И тут же согласился: — Ах, ну да, правильно — надо отсюда уходить. Опасность извне не исчезла. Стивен с Мэйтатой где-то здесь».
Оуэн всеми своими многочисленными нейронами чувствовал, что ловцы быстро не успокоятся. Придётся, наверное, и вправду, искать другое место обитания. Не то можно угодить в компанию к реликтам.
«Как? — пожаловался его основной не дремлющий разум. — Я, древнее мыслящее существо, гожусь лишь на то, чтобы стать всего лишь ёмкостью для сыпучего вещества? А, да, вспомнил, как оно называется — опилки, крошки от деревьев. Смешно. «Музей отвалит кучу денег», — так сказал Мэйтата?» — вспомнил он. И вздохнул: Деньги, деньги… Древний божок людей…».
Власть денег над людьми Оуэн хорошо знал. Он ведь с начала человеческой цивилизации наблюдал за нею. И мог легко проникать в их не слишком высокоразвитое моно-сознание — способности к телепатии у его сородичей были врождёнными. А деньги — мера обмена — для людей всегда были очень важны. Даже когда это были всего лишь продукты или шкуры животных.
«Разве может быть мера ценностей важнее самих ценностей? Например — жизни этих животных, с которых сняли шкуру?» — в полудрёме вздохнул криптит.
Сам человек, приобретая тем или иным путём много денег, редко становился от их наличия лучше. Чаще было наоборот — он делался жадным и безжалостным, считая себя, богача, выше других. И при этом ему хотелось иметь их всё больше и больше. На протяжении истории человечества деньгами — эквивалентом обмена, были: продукты и шкуры, ракушки и бусы, минералы и металлы. А потом даже простые клочки бумаги — вексели, едва ли пригодные ещё на что-либо. А с недавних пор деньги людей стали и вовсе невидимы. Это были всего лишь символы в некой банковской системе, кровеносных артериях, основе человеческой цивилизации. Полный абсурд! По сути, жизнями миллиардов людей управляли закорючки с нолями. И за эти нули люди были готовы на любое преступление…
«Что такое ноль? — приоткрыл Оуэн зрачки. — Ничто. Дырка, пустота в пространстве, которая играет какую-то роль, если только рядом с ней есть хотя бы одна мизерная закорючка — единица. И в зависимости от того, куда человек помещает этот ноль — впереди единицы или за ней — значение нуля меняется — мгновенно возрастает или обесценивается. А если за единицей эта пустота повторяется многократно, то она раздувается до невероятных размеров: тысяча, миллион, миллиард… Дурная бесконечность с мизерной циферкой в начале. Какой в этом смысл? Ведь вселенная порождает только реальные вещи и даёт человеку всё нужное без меры, не ожидая от него оплаты нолями. Хотя, чего уж там — нолями он и платит, считая себя единственным хозяином вселенной и потеснив на планете все прочие формы жизни. Боюсь, вселенная скоро, исчерпав выданный человеку кредит доверия, в очередной раз переставит все нули, которыми он так раздул значение собственной единицы, вперёд человека и превратит его самого в мизер. Как это уже было не раз. И отправит его в начало Эволюции. И тогда шкала ценностей на планете вновь поменяется, оставив лишь реальные величины. Возможно, на этот раз другой Вид займёт первенство на планете. — Оуэн усмехнулся. — Что-то я сегодня не в меру строг. Не из-за Мэйтаты же? Никто не знает, когда и как Творец решит судьбу человека и куда переставит нули. Возможно, человек ещё образумится, вернув долги миру, благодаря которому существует. Да, пусть всё идёт, как идёт, и будет, как будет — как говорят мудрецы. Лучше я подумаю, как мне самому быть дальше? — вздохнул он. — Шкалу ценностей Стивена с Мэйтатой легко определить. Я для них и есть тот самый ноль. Добавленный к единице Стивена, я увеличу его значимость в деревне. Среди них, по сравнению с человеком, моя роль — ноль и он явно не в мою пользу, — усмехнулся он. — И никто не поставит меня вперёд человеческой единицы, скорее — позади. Впрочем, как и любое другое существо на Земле».
Оуэн всегда старался держаться от людей подальше. Лишь эйфория Танца Сфер и явление одновременно двух светил лишила его бдительности, помешав избежать серьёзной опасности. Хотя нет, скорее — инцидента. Он, Giant Octopus, порвал бы их сети в клочья. Его паника была неразумной и возникла лишь от неожиданности.
«Но я ведь осьминог, а для нас характерна некоторая… эмоциональность, — попытался оправдать себя Оуэн. — Надо было просто использовать телепатию и внушить им, что я, например — китовая акула, которая их сетям не по зубам».
Оуэн, как и некоторые другие животные на Земле, был телепатом. Он мог даже проникать в ИПЗ — Информационное Поле Земли и узнавать любую информацию и жизненную историю любого существа. Не секрет были для него мысли и судьбы двух этих ловцов.
Один — Мэйтата, местный темнокожий рыбак, был ловцом жемчуга и изменчивой удачи. Он жил в бедной деревеньке на острове, мечтая разбогатеть и уехать в большой город. Жаль только, что не имел для этого никаких талантов, кроме непомерного бахвальства. Гигантский осьминог, которого он случайно заметил при сборе раковин на большой глубине, мог стать его выигрышным билетом в счастливую жизнь. Он показался ему настоящим монстром из легенды, подобным древнему спруту Туму Раи Фенуа, который поддерживал небо после сотворения мира высшим африканским богом Тангароа. И на этом монстре можно было заработать неплохие деньги! Мэйтата потом специально съездил в прибрежный город на материке, где, по разговорам, один гринго, заезжий учёный, скупал у населения всякие морские диковины и собирал слухи. Звали его Стивен Смит. Этот гринго с восторгом отнёсся к рассказу Мэйтаты о гигантском осьминоге. И — глупец, даже не скрывал своего интереса. Тут же вознамерился снарядить шхуну для поимки этой научной редкости. Поэтому Мэйтата сразу перестал уважать этого Смита за полное отсутствие у него хитрости и деловой хватки. Глупому гринго напустить бы на себя побольше важности и презрения, пару раз отказать Мэйтате, а потом уж, хорошенько поторговавшись, чего-нибудь предложить. Тут бы и началась настоящая торговля. По крайней мере, сам Мэйтата, считающий себя очень неглупым малым, именно так бы и поступил. А так даже неинтересно. Глупый гринго, не торгуясь, сразу согласился на все его условия и на непомерно большую цену. Он был согласен ловить монстра. Если Мэйтата, конечно, не соврал ему насчёт размеров. А он — в данном случае — не соврал. Хотя сам африканский бог Тангароа или, чуть менее великий, Ньянкупонг не возражали бы, если б Мэйтата хорошенько одурачил этого гринго и глупца, возомнившего себя великим учёным. Мэйтата ликовал от своей удачливости, хотя, конечно же, Стивену этого не показал. Даже наоборот, как всякий умный и уважающий себя человек — недовольно скривился, сделав вид, что сильно продешевил. И ещё раз, хорошенько поторговавшись — чтобы поднять свой статус и — кто б сомневался! — выбил из пустоголового гринго надбавку в виде хорошего аванса. И мог бы на этом и закончить, скрывшись от Смита. Ведь он даже не знал, откуда прибыл к нему Мэйтата. То-то в деревне потом посмеялись бы над глупым одураченным гринго! Но деньги ему были очень нужны.
Мэйтате нравилась Нкиру — самая красивая девушка в их деревне, племянница самого вождя. Необходимой суммы, чтобы купить стадо коров — на выкуп Нкиру, как невесты — у него не было и никогда не будет. Поэтому он надеялся просто выманить Нкиру с собой в город. И там уже жениться. Или уж как получится. Если прокормить её не удастся, то пусть сама о себе — да и о нём — заботится. В городе это легко, особенно если девушка красивая. Мэйтата уже всё продумал, оставалось только добыть немного денег на первое время. Родители Нкиру — весьма уважаемые люди, не ставили этого босяка ни в грош и не отдали бы за него дочь, даже если бы он пригнал это самое стадо коров за неё. И правильно — у Мэйтаты неважное будущее, как предчувствовал Оуэн. Он не был хозяином ни себе, не своему слову.
Другой ловец, Стивен Смит, был относительно хорошим человеком. Ведь вряд ли этот эпитет можно применить к учёному в человеческой цивилизации. Их учёные, как правило, мыслят умом, полностью отключая при этом сердце. А это сильно высушивает душу. Они, скорее, приборы, чем люди. Проникая умом на разные глубины бытия и оставляя незадействованным сердце, учёные становятся лишь генераторами идей или заблуждений. Для этого и живут. Но у Стивена есть семья, которую он действительно любит — жена Кэтрин и двое маленьких детей: Энни и Том. В остальном Стивен всецело посвятил себя науке, так называемой морской биологии — ихтиологии, малакологии, а также тевтологии, изучающей моллюсков. И достиг в этом определённых успехов, получив какие-то научные титулы и степени, которые были лишь несущественной добавкой к его всепоглощающей тяге к познанию. И изучению моря и его обитателей. Одно Оуэна удивляло — зачем Стивену, чтобы изучить какую-нибудь селёдку, её обязательно сначала надо убивать? Неужели мёртвая селёдка ему больше о себе расскажет? Ведь все её жизненные процессы при этом угасают, а для её изучения остаётся лишь незначительная биомасса. Истоки жизни селёдки гораздо сложнее, а биомасса — лишь слабая тень живого существа. Оуэн в своё время тоже был учёным-биологом и всегда изучал жизнь существ во всей её полноте, никогда не причиняя им — венцу Эволюции — вреда. И почему Стивен при этом так презирает её? Иначе его отношение к изучаемой селёдке и не назовёшь. Он полностью отказывает ей в интеллекте! Да, он невысок, этот селёдкин умишко, но она же старается — изучает жизнь, тысячи лет эволюционно приспосабливаясь и стремясь больше узнать о жизни — строит планы, вынашивает икринок-детей. Радуется жизни, в конце концов. И, по крайней мере, никого не убивает из любопытства. Самое непостижимое для неё, наверное, то, что убивая её, Стивен даже не голоден. Это бы она простила — такова жизнь. А любопытство… Просто чтобы отметить, сколько весит её икра, её не рождённые мальки, и выбросить всё это потом за борт, потому что воняет… Странно это. Никакая наука этого не стоит. Оуэн в свою бытность учёного так не поступал. Изучая, он оберегал и защищал тех, кто, как и он, шёл по пути Эволюции, обитая рядом с ним, деля одну планету и помогая ему познать мир. Достойно ли такое поведение, как у Стивена, звания учёного? А уж тем более — представителя господствующего на планете Вида? Нет, конечно! И всё это потому, что человек сам ещё ребёнок, возомнивший себя взрослым, и ломающий всё, до чего дотягиваются его любознательные руки.
Оуэн мог бы многое рассказать Стивену Смиту. О том, как рождался заново этот мир, как трудно восстанавливался. И какой неимоверно длинный и нелёгкий путь прошло каждое существо на этой планете — от бессмысленной клетки до красивого и сложного создания, минуя для этого невероятно много стадий развития и преодолевая постоянные опасности. Каждое такое творение — это триумф неутомимой Природы и Эволюции. Можно ли относиться к нему пренебрежительно? Да, никто не отменял еду — это также закон Природы и её пищевых цепочек: одни помогают выжить другим. Но всё должно быть разумно: в пределах необходимого и достаточного. А у человека наука сродни варварству дикаря — разобрал по винтикам и выбросил, потому что, став разобранным, всё теряет смысл. Сам такой мастер-ломастер подобного чуда уже никогда не сделает. Потому что не понимает, как оно устроено. И не поймёт, потому что, изучая, сломал…
Перед взором Оуэна вдруг пошла череда разнообразных Видов — от простейших до самых сложных. Все они были прекрасны и добры, потому что вспомнили, зачем пришли в этот мир…
* * *
Оуэн открыл зрачки. Кажется, он, всё же, уснул. Наступил вечер. Кстати, надо бы подкрепиться, а то за день он даже не подумал о еде.
Оуэн не помнил, с каких пор он перестал употреблять в пищу живых существ — рыбу, крабов и прочую живность. От рождения, как и его предки, питающиеся искусственными смесями, приготовленными из полезных растительных и минеральных компонентов, он был вегетарианцем. Необходимость стать хищником появлялась вынужденно — когда ему надо было выживать в критических условиях. Хотя для него это было непросто — есть живых существ, мыслишки которых он телепатически слышал. Пришлось ему научиться ставить на свои чувства и внутренний слух блок, что для истинного учёного подобно слепоте. Ведь он любил эти создания, такие разнообразные, по-своему красивые и разумные — соответственно достигнутой ими степени совершенства. Истинным избавлением от этой муки для него стал момент, когда Оуэн обнаружил, что стаи мельчайшего планктона вполне могут быть ему пищей. Планктоновая диета помогла ему вернуть самоуважение. И слух. Фитопланктон, зоопланктон, как и биопланктон прекрасно насыщали его. К тому же голос этих маленьких существ был тих, а эмоции невнятны. Огромные стада планктона, конечно же, обладали неким коллективным разумом — хотя и довольно невысоким, но потеря тысячи-другой особей не наносила ему вреда. Оуэн договорился.
Итак, пора перекусить.
Оуэн, выбравшись из пещеры через узкий лаз, прикрыл вход камнем — чтобы в его жилище никто не пробрался и не затаился там. И медленно побрёл вдоль скалы. Он уже слышал дружный слаженный шум стаи планктона, состоящей из миллионов мельчайших созданий. Сейчас он подкрепится, а потом подумает — что же делать дальше?
И вдруг Оуэн, весь покраснев и покрывшись пупырышками, кожей почувствовал опасность. Прислушавшись, он понял, откуда она исходит. Там, наверху стояла шхуна, на которой происходила какая-то неприятная суета. Да-да, так и есть! Это неугомонные Стивен и Мэйтата готовят ему очередную каверзу, хотят найти Туму Раи Фену и Giant Octopusа, монстра. Сосредоточенно налаживают водолазное снаряжение, сворачивают сети, регулируют лебёдку. Спорят — выдержит ли она вес такого гиганта? На этот раз они решили выйти на подводного зверя во всеоружии. Прислушавшись, Оуэн с тревогой почувствовал, что это ещё не всё в их каверзах. И понял — сплавав в порт, ловцы приготовили ему сюрприз, на который гринго Стивен Смит, учёный-тевтолог, возлагал особые надежды, а Мэйтата готов был поверить в бога Тангароа — лишь бы прибор помог. Так, так — ага… Вслушавшись, Оуэн понял, что это за прибор. Оказывается, он способен прощупывать рельеф морского дна с помощью особых лучей. Оуэн услышал и его название — сонар бокового обзора. А в Информационном Поле с читал, что сонар работает по такому принципу: излучая звуковые сигналы, он улавливает ответные сигналы, отражающиеся от дна и крупных объектов, находящиеся на расстоянии до километра от него. И при этом рисует на экране контур, на котором он — Giant Octopus, бредущий по дну, конечно же, обозначится. В настоящий момент коварный луч сонара уже шарит по дну прямо рядом с ним. Вот-вот нащупает криптита, мирно пробирающегося к стае аппетитного планктона.
Оуэн отреагировал мгновенно.
Он резко выпустил реактивную струю и, сместившись от лучей, прижался к скале. Предательский невидимый луч проскользнул мимо. А Оуэн осел на камни — от пережитого волнения, снова побелев, как привидение. Ему помог жизненный опыт, обретённый в те времена, когда от определения опасных мест, таящих излучение, зависела жизнь.
«Да. Игра в прятки уже меня не забавляет, — усмехнулся Оуэн, распластавшись по камням. — Придётся уходить, не прощаясь, по-английски, — вздохнул он. — Непонятно, правда — почему по-английски, если не только англичане, но и многие другие Виды и народности частенько действуют по этой поговорке? Особенно если их пытаются задержать сетями. М-да. Тысяча метров… Долговато притворяться крабом, таясь от сонара. А если прямо сейчас попытаться «улизнуть» магически? — вдруг осенила его идея. — Жаль, что я мало практиковался в магии. Получится ли? Попробую сначала вспомнить, как тогда всё произошло? Как мне удалось «улизнуть» от акул?»
Оуэн расположился поудобнее среди камней и попытался восстановить события того дня. Он ведь так и не понял тогда, как произошёл тот фокус. Иначе происшедшее и не назовёшь. Но разгадать его сейчас просто жизненно необходимо…
Часть 2
Буфет
Лана с Мэлой, вылетев в окна двести пятого этажа из библио-архива, где они готовились к занятиям, спускались на двухсотый этаж — в буфет. Они, как и транспортные балконы, располагались на каждом десятом этаже университета. Подруги решили перехватить пару подкрепляющих коктейлей перед лекцией Натэна Бишома.
Мимо них, весело болтая, бодро проносились стайки студентов, важно проплывали преподаватели с выделяющимися на плече голубыми рисунками. Две «Звёзды Знаний» — «ЗЗ», у аспирантов, три — у докторов и четыре — на плече у профессоров. Академики с пятью «ЗЗ» здесь встречались весьма редко. Они обитали в нижних этажах, в самой глубине, где царила почтительная академическая тишина, способствующая сосредоточенным раздумьям и открытиям. Обычно студенты и аспиранты спускались к ним вниз снаружи здания, а они всплывали наверх, чтобы дать лекцию, по центральной его штольне, связанной входами с преподавательскими кабинетами. У студентов-первокурсников, только начавших свой путь к знаниям, на плече сиротливо голубел всего лишь один начальный «ЛЗ» — «Лучик Знаний» от «Звезды Знаний». У второкурсников было два «ЛЗ», у третьекурсников — три и четыре «ЛЗ» у заключительного, четвёртого курса университета. Пятый лучик и полную «Звезду Знаний» студенты получали, лишь защитив диплом. А следующие «ЗЗ» добавлялись уже за научные степени — по восходящей до пяти «ЗЗ» у академиков. Но никто так не гордился одиноким и неярким «ЛЗ», начавшим освещать их путь к мудрости, как первокурсники. Они старались выбирать себе окраску исключительно тёмного цвета — чтобы почётный синий лучик особо выделялся на плече. Ещё бы — для поступления в университет они прошли самый строгий отбор и собеседование. Но, честно говоря, и без «ЛЗ» и прочих ухищрений они были здесь самыми заметными. Никто так не шумел и не радовался всякой студенческой мелочи, как они. «О, ура! Вот наша аудитория!», «Все сюда, расписание вывесили!», «Все за мной! Я знаю, где эта лаборатория!», «Гляньте, какую я книгу откопал в библио-теке!» И — «О, этот препод такой махровый!», «Ага, губчато зажигал!» — так, на молодёжном сленге, они комментировали свою студенческую суету и маститость лекторов. Или: «Такой стартёр! Я от его лекций просто в стратосфере зависаю!» Жизнь и нерастраченная энергия в них так и била реактивной струёй. Старшие курсы только посмеивались, наблюдая за их шумной суматохой — и им поначалу всё здесь было также интересно. Пройденный этап развития от личинки до взрослой особи.
— Мама моя, как же они вопят! — поморщилась Мэла, садясь с питательным коктейлем за столик. — Дали б мне волю, я бы их отправила на самый верхний трёхсотый этаж. Пусть перекрикивают там шум волн и морских тахун. И не разрешила бы им оттуда даже щупальца сюда всовывать! Пока не научатся себя вести. Нечего мешать старшим!
— Да ну? — улыбнулась Лана, отпивая свой любимый коктейль со вкусом маниолы. — Какая же ты у нас суровая! А помнится, пару витков назад громче тебя здесь никто не вопил! Забыла, как тебя чуть не наказали за то, что ты наскочила на глубокочтимого академика Замэла? И он едва не полетел кувырком? Ты избежала общественного порицания только благодаря ходатайству твоего папы, уважаемого губернатора округа. А твоя мама, член Совета Итты, помнится, тогда не захотела за тебя заступаться. Сказала, что ты должна отвечать за свои поступки и неумение вести себя в общественных местах. Чтобы впредь была повежливее и смотрела по сторонам.
— Ишь, чего вспомнила! — недовольно фыркнула Мэла. — Да этот академик Замэл просто зануда! Я только чуть задела его. Он сам отлетел, заохал! Чтобы мне досадить! А потом поднял такую бузу! Сам виноват — шествует, не глядя, будто пит на океанском просторе. А тут народ вокруг, студенты! Смотреть же надо! И нечего ему было лезть в эту суету! У них своя штольня, у нас — своя!
— Ладно-ладно, ты же у нас просто ангел, а все просто так кувыркаются у тебя под ногами и мешают тебе шествовать спокойно, — усмехнулась Лана. — Не так-то просто было заметить пять «ЗЗ» академика.
— Ну да, где-то так, — кивнула Мэла невозмутимо. И перевела разговор на более интересную тему: — Слушай, Лана, ты мне лучше расскажи, что там случилось у Хрустальной Скалы между тобой и почтенным Донэлом? А то всё отмахиваешься от меня, как от малька неразумного! Сама на себя не похожа. Раньше ты бы всю голову мне замутила своими восторгами: «А он мне вот так сказал!», «А я, такая, растерялась!» Я-то думала, что у вас роман закрутится! А ты про него и не вспоминаешь. Что случилось? Ему понравился твой танец? Все поонцы в восторге, ты же знаешь. Да и в других городах все забульбились от восторга. Теперь у тебя полно последователей среди танцоров — заводил. И, говорят, что такой сюжет замутить ещё труднее, чем просто делать виртуозные пируэты. Я-то считала тебя так себе танцоркой, — недоверчиво оглядела она подругу. — Хотя я тогда и не поняла, чего ты там утворила? Слишком перепугалась. И главное было, что ты жива осталась. Обнимались хоть с Донэлом на террасе? Он так бережно тебя увёл.
Лана лишь махнула рукой и вздохнула. В этот раз ей надо что-то говорить, уйти в свою комнату, как дома, или закрыться библом не удастся.
— Я сама не знаю, как всё это случилось. Просто спонтанно взяла и освоила Танец. — Про Серого Гиганта она не хотела говорить, ещё примет её за сумасшедшую, беседующую с призраками Древних. — А Донэл… Да, ему понравились мои… выкрутасы. Но нам было не до обнималок! Мы знакомились! И я вдруг поняла, что моя влюблённость — иллюзия. Мы стали просто друзьями, — сбивчиво поясняла Лана, пытаясь объяснить свои сложные чувства подруге, адаптируя под её понимание.
— Во как? Друзьями? Шутишь! — подозрительно уставилась на неё Мэла. — А, может, и правда? — задумалась она, даже забыв о коктейле. — А то — куда делся твой мандраж, трепавший тебя перед каждой его блестящей лекцией и при случайной встрече? Я не узнаю влюблённую Лану! Он что, дал тебе потрогать у Скалы электрического ката? Или сказал там, в таинственной тени беседок, что навсегда убывает с Синой в экспедицию на Боруту? И этот низменный поступок навеки исцелил тебя от непреодолимой тяги к докторам наук? Да, Борута — ещё тот подарок! — закатила глазки эта любительница захватывающих саг и романов, — Я б тоже излечилась. Там же ни капли воды! — актёрствуя, воскликнула она. — Всюду один аммиак! Жить всё время в скафандре? Кошмар! Пусть себе едут! Правильно, дорогая!
— Типа того, — усмехнулась Лана. — Но всё не так печально, подружка. Он едет в экспедицию. Но не с Синой, а со мной! И не на Боруту!
— Да ты что? Вот это да! — возбуждённо уставилась на неё Мэла. — А куда?
— Пока не знаю. Да это и неважно.
Мэла пристально всмотрелась в её лицо, пытаясь прочитать мысли подруги. Но та тут же закрылась от неё.
— Что ж, твоё право, — скорбно пожала плечами Мэла. — Право на личную жизнь и всё такое. Но это же нечестно! Я твоя подруга и хочу о тебе знать всё! А ты что-то скрываешь от меня! Я теперь спать не буду! И приду ночью к тебе в куб с вопросами. Сонная, ты выдашь мне все тайны! — пригрозила она.
— Нет, поверь, — усмехнулась Лана. — Не надо — в куб. Я и так всё расскажу. Мы теперь с ним, и правда, друзья. Доктор Донэл отличный моллюск, но не мой идеал. Хотя он геройски выручил меня. Это я напросилась к нему в экспедицию — по дружбе. Он сказал, чтобы я в деканате записалась в его экспедицию. Хочешь со мной? Он разрешил и тебя взять. Только просил пока про таблички Баританы никому не говорить.
— Какие ещё таблички? — отмахнулась та. — И что, он с риском для жизни выдернул тебя из безумного танца со смертью, чтобы просто пригласить в экспедицию? Какой скучный тип! Занудный препод!
— Типа того. И я ему очень благодарна за это.
— А, я всё поняла! — радостно блеснула глазами Мэла. — Весь твой любовный бред и дикие танцы в Полнотуние это всего лишь хитрый ход! И всё из-за непреодолимой тяги к… успешной научной карьере! — радостно усмехнулась Мэла. — Вот уж не думала, подруга, что ты такая карьеристка! Аспиранткой хочешь стать? Как Сионэла? Научным сухарём?
— О! Ты меня плохо заешь! Я ещё та штучка! — рассмеялась Лана. — Так пойдёшь со мной в экспедицию? Доктор Донэл опять что-нибудь интересное замутит. Он замечательный! Я его обожаю!
— О, узнаю прежнюю Лану! — усмехнулась та. — Всё ж таки ты к нему до сих пор неравнодушна, а? Но нет, подруга! Я не пойду в эту занудную экспедицию с твоим занудным деканом. Что интересного может быть у нас на Итте? — отмахнулась Мэла. — Тайны, покрытые толщей веков и донных отложений? Это не моя стихия. Предлагаешь мне самозабвенно хватать в забытых веками пещерах грязные осколки прошлого и, подкатив от восторга глаза, радоваться им, как плодам
голубой мокуты? Нет, это не про меня! Я люблю чистоту и более-менее обжитые места. Комфортные! И романтичные. Типа — космоса. Или книги о космосе.
— Жаль! Вдвоём было б веселее радоваться осколкам прошлого, — усмехнулась Лана, отправляя пустой контейнер в утилизатор в центре стола. — Ладно, пошли, подруга, а то опоздаем на лекцию.
И, выпорхнув в широкое окно буфета, они быстро спустились к окнам сто сорок третьей аудитории — входу в храм науки профессора Натэна Бишома — лауреата, дипломанта, эксперта и обладателя прочих степеней и учёных наград. Влетев в аудиторию, они оказались в родной атмосфере — в гомоне, спорах, мельтешении входящих и уходящих студентов. Лекции — дело добровольное. Передумал присутствовать лично или появилось дело — окна всегда открыты. Онлайн-режим и записи лекций доступны всегда.
Натан Бишоп
Профессор космогонии Натэн Бишом давно приметил эту большеглазую студентку с четвёртого курса — Лаонэлу Микуни. На его лекциях она всегда задавала самые каверзные вопросы, а на практических занятиях выбирала самые сложные темы. Глядя на неё, профессор вспоминал свою юность. Он когда-то тоже был довольно тугристым студентом. Ему тогда казалось, что время идёт слишком медленно и самое интересное происходит без него, и что он не успеет открыть и сделать нечто важное. Его опередят. Натан всегда бредил космосом, тайнами вселенной и загадками неоткрытых галактик. Возможно, когда-нибудь он превратился бы в Вечного Астронавта, бесконечно путешествующего по неизведанным мирам, как это случилось с его лучшим другом Шанэном, ставшим легендой Цивилизаций. Но он не стал. На этом пути для юного Ната оказалось слишком много преград, создаваемых запретами и ограничениями, обозначенными строгими правилами КСЦ — Космического Сообщества Цивилизаций, куда входила и Итта. Его свободолюбивой душе были тесны эти рамки. Они казались ему слишком жёсткими и негуманными. И Бишом, лучший студент курса, успев лишь немного попутешествовать по мирам, вернулся в университет, избрав своим Полем деятельности науку. Ведь она, хотя и имеет ограничения в пределах возможностей разума, но в ней нет границ для интуитивных прорывов. Более того — в научной деятельности даже приветствуется стремление рушить стереотипы, раздвигать горизонты знаний и, не оглядываясь на общепринятые теории и установленные законы, открывать свои собственные. А также есть возможность, став наставником, щедро делиться своими знаниями и сомнениями с теми, кто ещё не закоснел, не утратил интерес к новому, кто не боится спорить с авторитетами, строя свои версии. Такими, например, как Лана — пытливыми и колючими, как морские беджи. Она не была отличницей, но всегда стремилась поспорить, ко всему подобрать свой особый ключик или низвергнуть авторитеты. Конечно, со временем все они да и Лана, как многие другие до них, станут сдержанными и консервативными — как того требуют должностные инструкции и правила КСЦ, являющиеся для космо-исследователей и космо-навигаторов основой профессии. Они изменятся, поняв и приняв причины и истоки этой жёсткости. А юношескую пытливость и эмоциональность сменит разумная мудрость. А пока он ос удовольствием наблюдал, как его студенты с азартом спорили с ним и меж собой, противореча и сомневаясь, изрекая глупости и свергая признанные авторитеты в неустанных поисках истины и понимания законов вселенных. Его это восхищало — профессор Натэн Бишом не любил равнодушных моллюсков. Сдержанных — да, ведь это главное качество осьминога, но не безразличных. А заодно он продолжал спорить и с собой, с прежним юным Натом. И, если честно, в этом споре всё чаще прежний Нат отступал под натиском аргументов или даже вставал на сторону нынешнего Натана — досточтимого профессора и авторитетного эксперта в области исследования космоса и тенденций его освоения. Наверное, он стал мудрее. Или, может, скупее в эмоциях. Возраст брал своё — Натану Бишому было уже почти тысяча витков. Девятьсот восемьдесят восемь, если точнее. Хотя — какая разница, разве дело в витках? Главное — опыт и выводы из его уроков.
Сегодняшнюю лекцию, как и было принято на Итте, длящуюся весь учебный день — так удобнее погружаться в тему, не отвлекаясь на иные размышления — досточтимый профессор Натэн Бишом посвятил СНиПу и ЭСЗ — нормам и требованиям, согласно которых принимались новые члены в КСЦ — Космическое Сообщество Цивилизаций. Уже были изучены все своды параграфов и правил, последовательность прохождения испытаний и необходимые тесты. Так что можно было переходить и к самому интересному — к Полемике, которая была призвана закрепить материал и выявить не понятые моменты.
— Итак, дорогие друзья, прошу высказывать своё мнение и задавать вопросы, на которые я с удовольствием отвечу, — этим обращением профессор, как всегда, завершил лекцию.
В аудитории раздался звонкий голос Ланы — Лаонэлы Микуни:
— Досточтимый профессор Натэн! А почему так строг отбор в КСЦ? Этот СНиП мало кого пропустит через свои рогатки, а уж про мелкие ячейки ЭСЗ — Энергетического Сита Заповедей, и говорить нечего! В него не проскользнёт и икринка маули, не то, что кандидат. А как поступает Комиссия, если цивилизация лишь немного не дотягивает до требуемого совершенства? Есть ли возможность быстро её подтянуть? И время не терять. Ведь чтобы соответствовать требованиям Приёмной Комиссии КСЦ, надо быть, как минимум — святым.
— А как максимум? — улыбнулся профессор.
— Равным самому Творцу! — вздохнула Лана.
— Что ж, к тому чтобы стать подобными Творцу, должны стремиться все разумные существа, — кивнул профессор Натэн. — Жаль только, что Эволюция Видов так редко создаёт столь совершенные творения. Как я уже говорил — через СНиП и ЭСЗ проходит лишь одна цивилизация из трёхсот. И задача Комиссии — найти эту жемчужину.
— Да-да, я помню: одна из трёхсот… Но это ведь так мало, — посетовала Лана. — Может, какую-то Заповедь можно иногда и не учитывать?
— Какую, например? Перечисли-ка их ещё раз, уважаемая Лаонэла, — предложил профессор. — А мы вместе подумаем — все ли они нужны?
— О, их целых двадцать! — сказала Лана. — А вы ещё не ответили на мой вопрос. Это, хотя бы, возможно?
— Такой серьёзный вопрос не терпит спешки, — улыбнулся профессор. — Итак, мы слушаем.
Лана вздохнула и застрочила.
Заповеди совершенства
— Ну, во-первых, десять Заповедей, которые являются крупным Ситом для цивилизаций. Это то, что касается действий и поступков. То есть — проявлений в материальном мире.
Первая Заповедь: Превыше всех миров и их славы Тот, Кто сотворил их — Творец Вселенных превыше всего. Или: ТВ = бесконечность.
Вторая: Не создавай себе кумира, существующего лишь в тварном мире. Не поклоняйся и не служи творению твоих дел или творению твоего разума. ТВ = бесконечность.
Третья: Не произноси в пустых речах имени Бога — Творца Вселенных, тем самым присваивая себе роль судьи или представителя Бога в тварных мирах. ТВ = бесконечность.
Четвёртая: Посвящай часть своей жизни Творцу. И тогда Он будет во всех твоих делах. ТВ = бесконечность.
Пятая: Почитай Род свой и Эволюцию, которые сотворили тебя, и которые созданы Творцом твоим для совершенствования тела и Духа твоего. ТВ = бесконечность.
Шестая: Не вреди тому, что создано для Эволюции, и простирающему Дух свой ко Творцу. Их сотворил твой Творец. ТВ = бесконечность.
Седьмая Заповедь: Не стремись к телесным радостям, не служи им в ущерб Духу твоему, ради совершенства которого ты и создан Творцом. ТВ = бесконечность.
Восьмая: Не считай себя распорядителем того, что сотворил твой Творец, ибо тебе не принадлежит в этом мире ничего тварного. А принадлежат лишь плоды Духа твоего. ТВ = бесконечность.
Девятая: Не произноси клятв, ведь судьбы мира и нити судеб не в твоей власти. Они — в руках Творца твоего. ТВ = бесконечность.
И Десятая Заповедь: Не простирай свои действия и помыслы на то, что достигнуто другими. Это обкрадывает Творца и Дух твой. ТВ = бесконечность.
— Прекрасно, Лаонэла, — сказал профессор Натэн. — Итак, это крупное Сито, основные десять Заповедей. А теперь назови нам малые ячейки Сита, — предложил он.
— Постараюсь ничего не перепутать, досточтимый профессор Натэн, — сказала, улыбнувшись, Лана. Ведь все на курсе знали, что её память безупречна. — Итак:
Одиннадцатая Заповедь: Счастлив тот, кто посвятил жизнь свою совершенствованию Духа, а не запросам тела. Стремись к совершенству Творца и совершенство Творца будет с тобой. ТВ = бесконечность.
Двенадцатая Заповедь: Счастлив тот, чей Дух не останавливается на достигнутом, стремясь к совершенству Творца. ТВ = бесконечность.
Тринадцатая: Счастлив достигнувший мирности Духа, и мир Творца будет с ним. ТВ = бесконечность.
Четырнадцатая: Счастлив ищущий путь к Творцу, не идя на зов мира, и Творец идёт навстречу ему. ТВ = бесконечность.
Пятнадцатая Заповедь: Счастлив тот, чей Дух дарит мир миру, и мир возвратится ему. Ведь так поступает Творец. ТВ = бесконечность.
Шестнадцатая: Счастлив чистый сердцем, в нём поселилась Любовь к миру — она и есть Творец миров. ТВ = бесконечность.
Семнадцатая: Счастлив тот, чей Дух не в замыслах тварного мира, поскольку так поступает Творец. ТВ = бесконечность.
Восемнадцатая: Счастлив дарящий истины Творца, не принятые миром, поскольку не отвергнут самим Творцом. ТВ = бесконечность.
Девятнадцатая: Счастлив изгнанный из мира за правду и истину, ведь его Дух принят самим Творцом. ТВ = бесконечность.
Двадцатая Заповедь: Радуйтесь, поскольку высок ваш путь и неоценима награда — достижение Мудрости Творца. ТВ = бесконечность.
И, наконец, Истина, стоящая вне всех Заповедей и всех норм и правил, которая является основным принципом вселенной. Это — соблюдение БВЛ, — завершила свой перечень Лана.
— И что это такое? — спросил профессор. — Поясни, пожалуйста.
— БВЛ — это проявление Безусловной Вселенской Любви ко всему сущему.
— Почему это так важно?
— Безусловная Любовь, проявленная Творцом — основа существования вселенных. Она — ключ понимания между различными Видами и мирами. Безусловная Любовь и Творец Вселенных уходят в вечность и они превыше всего:
БВЛ + ТВ = бесконечность.
— Поясни подробнее! — предложил профессор.
— Да-да, досточтимый профессор, — кивнула Лана. — Безусловная Вселенская Любовь это и есть Творец Вселенных! Они едины, поскольку Любовь — Его основное свойство, проявленное Им в созданном Им мире. Любовь это есть Бог. Но, как сказано в Третьей Заповеди: имя — Бог не упоминается попусту. И потому мы заменяем его в речах на имя — Творец Вселенных.
— Так, ещё что важно учесть?
— Основное Правило СНиПа, так называемая Универсальная Формула Совершенства — УФС, выглядит так:
УФС: БЛ))) = ТВ))) = бесконечность.
Что значит: стремись к совершенству, достигай Безусловной Любви, которая и есть Творец Вселенных, и они приведут тебя в вечность. То есть, не только Творец превыше всего, но и Безусловная Любовь также.
Что исключить?
— Отлично. Ну и какую из этих Заповедей, уважаемая Лаонэла, ты бы хотела исключить, чтобы облегчить кандидатам вступление в КС? — прищурился Натэн. — Какие ячейки Сита показались тебе слишком мелкими? Разрешить сотворять иного кумира, кроме Творца? Красть чужое достояние? А вы как считаете? — оглядел он аудиторию. — Согласны, что ЭСЗ требует пересмотра?
— Я бы присмотрелась повнимательнее к пятой Заповеди, — подала голос Мэла. — «Почитай Род свой и Эволюцию, которые сотворили тебя, и которые созданы Творцом твоим для совершенствования тела и Духа твоего». Зачем продолжать почитать Род и Эволюцию? Они ведь свою роль уже выполнили, если Вид достиг БВЛ, и теперь могут отойти в сторонку. В нарушении этой Заповеди, на мой взгляд, нет ничего безнравственного. Или опасного — для кого бы то ни было. Если такая цивилизация получит доступ к Сверх Знаниям — СЗ, ничего плохого не случится.
— Так, давай хорошо подумаем, Мэла, — предложил профессор. — Обрати внимание на последние слова Заповеди: «… которые созданы Творцом твоим для совершенствования тела и Духа твоего». Ничего не смущает и не вызывает сомнений?
Мэла задумалась, но промолчала.
— У меня вызывает, — сказал Сэмэл, — Почитать Род и Эволюцию, это не только их почитать. Это значит — почитать и своего Творца, сотворившего нас и условия для Эволюции, благодаря чему и существует путь к совершенству Духа.
— Верно. Выходит — кто не почитает Род и Эволюцию, тот не почитает и Творца, закрывая источник, благодаря которому существует, — кивнул Натэн.
— Не почитая свой Род, легко можно погубить и другой, — задумчиво проговорила Лана. — Неисполнение пятой Заповеди ведёт к деБВЛ — дефициту БВЛ. И порокам общества.
— На мой взгляд, нарушение любой Заповеди означает деБВЛ, — заметил Сэмэл. — Ведь не зря же в конце каждой из них пишется: Творец Вселенных превыше всего. То есть: ТВ = бесконечности.
— Так, пятую оставляем, — прищурился профессор. — Ну, какие ещё Заповеди кажутся вам наиболее незначительными? Или же наименее значительными? Какой ещё пункт в ЭСЗ можно свести к минимуму?
— Я считаю — никакие. Все двадцать — это одна Заповедь: БЛ = ТВ = бесконечности, — заметил Сэмэл. — Они лишь записаны разными словами.
— Так. И каков вывод? — подзадорил аудиторию профессор.
— Любое невыполнение правил СНиПа и Заповедей проявляется дефицитом Любви и снижением роли Творца, — вздохнув, сказала Мэла. — Что говорит о серьёзном дефекте в цивилизации.
— Как это сказывается на Универсальной Формуле Совершенства? — продолжил Натэн. — Наверное, её деформацией? Вместо символа Любви и Творца возникает нечто другое.
— Другое? Но ведь это уже будет и не УФС? — сказала Танита. — И если, например, сообщество индивидов воспринимает образ Творца искажённо. И, вместо Него, возникает тварной кумир — тк, в случае идеализации некоего несуществующего образа, или идол — тк, после изготовления болванки для поклонения, — предположила она. — А Любовь, лишаясь достойного объекта, становится уже не Безусловной, а ограниченной надуманными возможностями этого идола. То есть, поклонением: кумиру — пк, или же идолу — пи. Поскольку в УФС уже примешано несовершенство и сомнение, то и результат сомнителен и не определён. Это всего лишь ФЗ — Фетиш заблуждений. И в итоге возникает знак вопроса.
— Совершенно верно, — согласился Натэн. — Таким образом, вместо Универсальной Формулы что мы получаем?
— Нечто странное, — сказала Танита. — Было:
УФС: БЛ = ТВ = бесконечность.
А в результате искажения образа Творца получаем:
ФЗ: пи = ти =?
или
ФЗ: пк = тк =?
— Но почему бесконечность заменена на знак вопроса? — не поняла Мэла.
— Потому что все члены этого уравнения подвержены изменениям, — предположила Лана. — Они созданы в результате заблуждений и зависят не от истины. Это создаёт условия для свершения идолов. Ведь таково свойство молодым цивилизаций — постоянно свергать старое и возводить новое. Иначе не было бы Эволюции.
— Прекрасно, — кивнул профессор. — Я полностью согласен. А вы? — Оглядел он аудиторию.
— Ну, это понятно, — согласилась Мэла. — А как будет выглядеть УФС при дефиците БВЛ? Если к Любви, например, примешан страх перед Творцом. Ведь именно это чувства создаёт все религии.
— Назовём его — с, или — н, ненависть, — снова вызвалась ответить Лана. — Эти чувства у молодых цивилизаций проявляются не только к Творцу, как к владеющему мирами, но и к врагу и сопернику, претендующему на часть мира. Страх и ненависть, диктуемые инстинктом самосохранения, вытесняют в их сердцах любовь, искажая и образ Творца. Он, деформируясь, опять же становится тварным кумиром или идолом — тк и ти. То есть:
ФЗ: с = ти =?
или же:
ФЗ: н = тк =?
что одно и то же.
— Почему же сразу — ненависть? — удивилась Мэла. — К самому Творцу?
— Мне думается — страх сродни ненависти, — проговорила Лана. — То, что способно испугать, подсознание обозначает, как врага. Поскольку, по его представлению, эта вещь или явление способны причинить вред.
— И что в итоге? — спросила Танита. — Нельзя исключить из Заповедей и СНиПа ни одной буквы? Правильно?
— Именно так! Чтите СНиП и, в особенности — ЭСЗ! — сказал Сэмэл. — Они плохому не научат!
— И не допустят к СЗ незрелые цивилизации — проверено на опыте, — кивнул профессор Натан, — А чтобы примерно знать возможности цивилизации, существует очень простая вещь — График Жанэля, созданный этим академиком. Он чётко отражает зависимость от уровня деБВЛ соответствия Заповедям. Взгляните на него — чем меньше дефицит, тем гармоничнее кривая. И это всё очень важно: УФС, принцип БВЛ, СниП и ЭСЗ. Ведь даже одна не соблюдаемая цивилизацией Заповедь способна, в случае её доступа к СЗ, привести к катастрофе.
— Жаль, что не все это понимают, — подмигнул Лане Сэмэл.
— Я понимаю! — отмахнулась Лана. — Но ведь можно сделать и по-другому. Не снижать требований УФС, соблюдения принципа БВЛ, СНиПа и ЭСЗа к кандидатам! А подойти к ней с другой стороны! Просто помочь цивилизации лишь немного не соответствующей этим требованиям, ускорив её совершенствование и достижение соответствия Графику Жанэля.
— Мне бы и самому этого хотелось. Но как? — развёл руками профессор. — Думается, это не так уж легко.
— Просто надо немного подтянуть цивилизацию до нужных норм! — не отступала Лана.
Подтянуть цивилизацию
— Подтянуть? Но каким образом? — улыбаясь, спросил Натэн.
— За уши! И тянуть до тех пор, пока не оторвутся, — пошутил Сэмэл. — Или уж — за что найдётся.
— За хвостик, например, или за плавничок, — поддержал его кто-то из аудитории, посмеиваясь.
— В Сообщество никто и никого не тащит, — строго возразил профессор. — Это великая честь, а не принуждение. И её надо заслужить. А не добиться сочувствием.
— Но любое разумное сообщество имеет право на то, чтобы вступить в КСЦ! — не сдавалась Лана. — Ведь так?
— Да! И это право прописано в Кодексе КС с самого основания, как и ЭСЗ и СНиП — подтвердил профессор. — Добро пожаловать!
— Остаётся мелочь — проскользнуть сквозь эти ЭСЗ и СНиП и бесконечные требования Приёмной Комиссии! — вздохнула Лана. — А если у цивилизации имеется лишь малю-у-сенький недочёт, мы же можем немного ускорить процесс её до-совершенствования?
— Возвращаемся всё к тому же вопросу: насколько малюсенький недочёт? — спросил профессор. — И как, уважаемая, вы бы ускорили процесс? — спросил профессор. — Даёшь Эволюцию досрочно? Так, что ли? Научите-ка и нас своим новшествам.
— Ну, неважно — какой недочёт, — оживилась Лана. — Любой! Важно — как! — Профессор лишь вздохнул в ответ. — А как ускорить? Во-первых, я бы создала для таких, почти готовых цивилизаций, школы. Назовём их ШкоСи — Школы сознательности! — размечталась она. — И в них разъяснила им УПВ — Универсальные Принципы Вселенной, обучим правилам ЗЕсПа — Законов Единения с Природой, растолковала важность соответствия СНиПу и Заповедям. После этого, я думаю, претензии Комиссии и несоответствие Графика Жанэля будут успешно преодолены. Затем кандидаты успешно вступят в КСЦ. Всё.
— И всё? — переспросил Натэн.
— Ну, потом ещё можно немножко понаблюдать за выпускниками ШкоСи, — неуверенно сказала Лана. — Чтобы, если что — помочь им… разобраться. Всё просто, досточтимый профессор.
— Ого! Действительно просто, — рассмеялся Сэмэл. — Научи, помоги, проследи, поводи за ручку. Да это не школа, а какой-то детский садик, подружка! И ты этим деткам собираешься доверить доступ к СЗ?
— Контролировать цивилизацию после её вступления в КС — это действительно новое слово в отборе достойных! — усмехнулся профессор. — Я повторяю — в Сообщество входят только совершенные цивилизации, равные меж собой в правах и обязанностях. Уместно ли продолжать их курировать? Скажи, Лаонэла, став выпускницей нашего университета, ты ждёшь, что я, как профессор, или ещё какой академик продолжали тестировать твою работу? Согласись, после присвоения тебе пятого ЛЗ на «Звезде Знаний», ты уже должна быть готовым специалистом? И твои дальнейшие успехи на пути освоения навигации и исследований космоса будут зависеть только от тебя. Но не от качества нашей слежки за тобой и вовремя поданной помощи? — Та в ответ лишь согласно кивнула. — Кроме того, уважаемая Лаонэла, ты забыла один очень важный момент!
— Какой, досточтимый профессор?
— Как ты предлагаешь «подтягивать» в цивилизациях БВЛ? — улыбнулся профессор. — До полного отсутствия дефицита.
— Научим! — бодро пообещала Лана. — Надо лишь… — задумалась она.
— Ну-ну! — подбодрил тот.
— Ну, литература, лекции, видео… что ещё?… — растерялась она, сама уже понимая, что несёт околесицу. — Личный пример…
— То-то и оно! Любви, а уж тем более — Безусловной, научить невозможно! Она — дар длительной Эволюции Духа. А в Душу к каждому, уважаемая, с указкой не заберёшься, — развёл руками профессор. — Это слишком тонкая субстанция, зачастую не зависящая от стороннего воздействия. Даже — от личного примера.
— И что же делать? — приуныла Лана. — Как помочь им ускориться?
— Никак. И продолжать подавать личный пример, — развёл руками профессор. — Это будет полезно — хотя бы для подающего пример. Остальное, как говорится — в руках Творца и их выбора. И путь будет, что будет. Эволюция умеет «подтягивать» лучше нас. Хотя, увы, иногда бывает строга и даже отсекает необучаемые Виды. Естественный отсев, так сказать. Просеивающей через своё собственное сито Эволюции.
— Отсев? Про это мне даже думать не хочется, — вздохнула Лана. — Разрушить, чтобы начать с чистого листа?
— Работа над ошибками, — кивнул профессор. — У Творца много времени.
— Вы хотите сказать, что цивилизации, которые уже входят в КС, настолько совершенны? — озадачилась Мэла. — О, Древние Мудрецы! В каком же идеальном мире я живу!
— Хотел бы так сказать — да, но пока не имею права, — покачал головой профессор Натэн. — Эволюция уходит в бесконечность. По крайней мере — для нашего зрения. Но бывают и исключения.
— Вы меня пугаете, досточтимый профессор! — озадачилась Мэла. — Опять исключения? Даже из КС возможен отсев?
— Вполне. Путь цивилизаций, входящих в КС, тоже не окончен. И неоднозначен. Ведь совершенен только Творец, к которому мы стремимся через БВЛ, — развёл руками Натэн. — Вспомните знак бесконечности в УФС:
УФС: БЛ))) = ТВ))) = бесконечность.
— Ещё к совершенству? Это при соответствии всем Заповедям? И куда же? — озадачилась Мэла.
— Какова цель полного совершенства? — спросила Лана. — Ведь мы же не способны уподобиться Творцу?
— Мы — нет, а Безусловная Любовь, согласно формуле УФС, стремится именно к Нему. И когда-нибудь, наверное, способна приблизиться максимально, — заметил Сэмэл.
— Это в идеале, — возразил кто-то. — А реально?
— И реально тоже, — задумчиво проговорил Натэн. — Ещё раз взгляните на УФС. БЛ, через познание Творца, стремится к бесконечности:
УФС: БЛ))) = ТВ))) = бесконечность.
По моему, это означает… — сказал Натэн и, замявшись, огляделся.
— Что? — озадачились студенты. — Иную жизнь? Вечность вселенных?
— Но и ещё что-то, более безупречное, чем КСЦ, — вздохнул профессор.
— Это возможно?
— Мне кажется, что — да. И где-то там, на запредельном уровне реальности, есть… назовём его — Новое Сообщество. И у него тоже есть свои Заповеди. Или, скорее, она всего одна. Но для нас, членов КСЦ, пока недостижимая.
— Например — что это? Какая? Вы догадываетесь? — зашумела аудитория. — Скажите, досточтимый профессор!
— Стоит ли? — огляделся Натэн. — Ведь это всего лишь мои догадки…
— А почему — нет? — заявила Лана. — Это ведь обсуждение, Полемика, так сказать. Спор и выработка возможных версий. Это ваша версия. Мы можем с ней и не согласиться.
— Ну, хорошо. Поспорьте со мной, если хотите, — уступил Натэн. — Я думаю, Новое, более совершенное, Сообщество будет состоять уже не из цивилизаций, а из Совершенных Душ, — проговорил он, — абсолютно абстрагированных от собственных интересов. И их главной Заповедью станет — «Дари миру Любовь!» А значит, как и Творец Вселенных — создавай новые Миры.
— Ничего себе! Здорово! Это прекрасно! — зашумела аудитория. — Махрово! Я бы тоже создал чего-нибудь!
— Ваша догадка, досточтимый профессор, вызывает восхищение! — воскликнула Лана. — Я её полностью поддерживаю!
А Сэмэл заметил:
— Возможно, эта версия и верна. Ведь УФС и говорит о чём-то подобном:
УФС: БЛ))) = ТВ))) = бесконечность.
Тут каждый символ — обещание… чего-то запредельного, подобного вашему Новому Сообществу! Скорее всего, УФС для НС будет выглядеть так:
Бесконечность = (((БЛ (((ТВ))) =БЛ))) =НС))) =БВЛ))) = бесконечность.
— Благодарю! — подняв верх руки и похлопав, сказал профессор. — Твоя формула замечательна, Сэмэл! Я беру её в свой багаж. — Аудитория подхватила его овации.
— О, это, наверное, очень непросто — создавать новые миры, — вздохнула Танита. — А Совершенная Душа — это почти что Творец Вселенных! И действительно, наверное, способна своей Любовью творить миры.
— Ты права — почти что Творец, — согласился Натэн. — Потому что обладает индивидуальностью и Душой, которой нет у Творца. У Него — Он безличностный Дух. И УФС Сэмэла будет выглядеть немного иначе:
Бесконечность = (((БЛ (((ТВ))) БВЛ))) НС))) БВЛ))) = СТ))) = бесконечность.
— Да, это, похоже, так, — согласился Сэмэл. — Так что, Мэла, у нас ещё есть к чему стремиться.
— Согласна. Но нам пока хотя бы с существующим положением дел разобраться, — вздохнула прагматичная Мэла. — Судите сами: тех принять, этих завернуть, а третьи — даже уже принятые в КС — не хотят соответствовать… Ну… Чему? Нормам? Кодексу? Так с этим всё ясно — графики, СНиПы и Заповеди не дадут и икринке маули проскочить. Что не так? И с кем? И почему?
— Да-да! Что вы хотели нам сказать, досточтимый профессор? — поддержала её аудитория. — Неужели есть цивилизации, которые вошли в Сообщество и затем были исключены из него?
— Оступаются — да, бывает. Для исправления ошибок существуют ВЗ — Временные Запреты и карантин. Но чтобы исключить! Было такое? — спросила Лана.
— Да. Одну — к счастью, пока только одну — цивилизацию пришлось исключить, — отозвался Натэн, будто возвращаясь мыслями откуда-то издалека.
— О! За что? — зашумели голоса. — И кого? Кто дал слабину? И в чём?
— Это давняя история, — проговорил Натэн, — но вы должны о ней знать.
Исключённые цивилизации
Это случилось ещё до нашего вступления в Сообщество. Двести пять тысяч витков назад из него была исключена саанунская цивилизация. Санунцы были тогда легендой Сообщества и одной из десяти цивилизаций-Основателей, создавших КСЦ, СниП, ЭСЗ и написавших его Кодекс. Его основным пунктом было полное равноправие всех разумных Видов, входящих в Сообщество. Кстати, сами Основатели также сдавали Приёмной Комиссии все тесты и экзамены. Но спустя пятьсот витков после этого саанунцы вдруг потребовали пересмотра Кодекса КСЦ. а именно: внести туда поправку — о превосходстве рептилоидов над другими Видами. Это автоматически вело к ущемлению прав остальных Видов. Конечно же, Иерархи и члены Совета КС в ответ на вопиющее нарушение Кодекса потребовали исключения саанунцев из Сообщества. Тогда Правительство саанунцев, явившись в полном составе на экстренное заседание Совета, объявило, что, в случае невыполнения их требований и непризнания саанунцев единоправными властителями КСЦ, они считают себя вправе применить оружие. И заявив, что смещают и распускают Совет, расстреляли членов заседания. Часть Иерархов и членов Совета при этом погибли. Началась война. Оказалось, что саанунцы уже создали армию, экипированную мощнейшим оружием.
— Ого! — удивились студенты. — С чего это их так забурлило? Мозги замутились?
— Позже поясню, — заметил профессор и продолжил: — В ответ Цивилизации Сообщества аврально создали Коалицию ЗКР — Защитников Кодекса Равноправных, и спешно укомплектовали Армаду Воинов.
— Это та самая «Армада», которая потом была преобразована в Службу ВНК — Выявления Нарушителей Кодекса? — спросил Сэмэл.
Натэн кивнул и продолжил:
— Между саанунскими войсками и Армадой началась война. Можешь нам рассказать, Сэмэл, как это было? Я вижу, ты уже изучил этот вопрос? — улыбнулся Натэн.
— Да. Здесь пишут… — начал Сэмэл, быстро долистывая видео-библ.
— Война? В КСЦ? — воскликнула Мэла. — Мы воевали с саанунцами? Это же шаг назад по Эволюционной шкале! Это нарушение абсолютно всех Заповедей! А как же наша БВЛ?
— Война была односторонней, — ответил Сэмэл. — Мы только пытались их утихомирить, неся при этом потери. Наша Армада использовала только парализующие средства, — говорил Сэмэл, демонстрируя это. — Ну, вы знаете эти установки, так называемые ПарСы — Парализующие Средства, которые иногда применяются нами, чтобы остановить военное единоборство и самоуничтожение низших Видов. Они позволяют обездвижить их и включить ПоПиГаПпы — Походные Пирамиды Гармонизации Психо-Поля. Армада Воинов КСЦ просто захватывала саанунцев в плен, — говорил он, демонстрируя эти военные баталии. Выглядели они страшновато: взрывы целых караванов космических судов Армады, хитрые обходы и захваты, отступления и ловушки Воинов. — В этой войне погибло около миллиона Воинов Армады. Но, даже неся потери, они ни разу не нарушили принципа БВЛ. И сожалели, когда некоторые саанунцы, не желая сдаваться, уничтожали себя и своих соратников. Иногда прихватывая и Воинов.
— Ужас! — воскликнула Мэла. — И что было потом? Куда дели этих парализованных сумасшедших саанунцев?
— Никуда не дели! — отозвался Сэмэл. — Им дали возможность исправиться. Представьте — сейчас саанунцы вновь входят в Сообщество!
— Их простили, что ли? — удивилась Мэла. — За такое? Я бы их наказала, как следует! Поднять оружие на братские цивилизации!
— А как следует? — ехидно спросил кто-то. — Где же твоя БВЛ? Сама же сказала — сумасшедших. А таких лечат.
— Правильно. Речь шла не о прощении или наказании, а об исправлении, — сказал Натан. — И саанунцам потребовалось на это десять тысяч витков пребывания в жёстком карантине.
— Что значит — в жёстком? — спросила Мэла. — Надеюсь, им было там несладко? Поняли, что вели себя как… доисторические звери.
— Можно я поясню? — вызвался Сэмэл: Жёсткий карантин это, действительно, несладко. При обычном карантине — кстати, он был применён всего к двум цивилизациям за всё время существования КСЦ — разрешается использовать только низкие по мощности источники энергии. Например — примитивное углеводородное топливо или энергию природных объектов. СЗ — Сверх Знания, из её памяти изымаются. А если цивилизация вновь осваивает высокие технологии и выходит в космос, то СКоСл — Специальные Космические Службы Сообщества, этому не препятствуют. Поскольку моральные принципы данной цивилизации, как правило, соответствуют вселенским законам. Ну и далее её развитие идёт по обычной схеме. Если все нарушения исправлены: Приёмная Комиссия, вступление в КСЦ и прочее. Или же, если экзамены забульканы — она продолжает работу над собой.
Теперь — что такое жёсткий карантин, в который и были помещены саанунцы? Всё те же ограничение, но и ещё несколько ограничений.
Во-первых: категорический запрет на выход в дальний космос, пока они снова не вступят в КС.
— Как? — возмутилась Мэла. — Без космоса жить невозможно!
— А что ты хотела? — пожала плечами Танита. — Они были опасны своей непредсказуемостью.
— Для выполнения этого пункта, когда саанунские космические корабли вновь вышли в космос, им не позволили проникнуть далее орбиты собственной планеты и трёх её спутников, — продолжил Сэмэл.
— Там стоял шлагбаум с Воинами? — озадачилась Мэла.
— Почти что, — кивнул тот. — У их космонавтов постоянно возникали поломки, сбои и нештатные ситуации, нарушающие все планы. Это случалось из-за того, что СКоСл установили в Поле планеты специальные программы, влияющие на их автоматику. Постепенно они забросили космические программы, занявшись более близкими и успешными задачами. Это и требовалось.
Во-вторых: за развитием этой цивилизации осуществлялся постоянный жёсткий контроль. На Саануне присутствовали Наблюдатели КС — как среди населения, так и во всех её властных и общественных структурах. Негласно, конечно. Это позволяло вовремя реагировать на уклонение в правильном направлении.
И в третьих — на Саануне по рекомендации учёных-психологов были установлены огромные стационарные ПГП — Пирамиды Гармонизирующие Пространство, которые раньше применялись лишь в отсталых цивилизациях. С помощью Пирамид в саанунской цивилизации осуществлялась психологическая коррекция и подавлялись агрессивные вибрации.
— Да-а уж, — протянула Лана. — И это называется — исправление? Мне кажется, что это больше похоже на наказание. ПГП — ещё ладно, а вот не выпускать в космос… Мне кажется, для разумного Вида это самое большое наказание — оказаться в изоляции. Они наверняка считали, что вселенная необитаема? Это так… безысходно.
— Это была вынужденная мера, — развёл руками профессор. — Надо же было спасать саанунцев от самих себя. И, вы знаете — получилось. И как только очередное тестирование показало, что с ними всё в порядке, карантин отменили. А саанунцам разрешили вновь вступать в КСЦ. Они сдали все тесты с первого раза. ГПП на Саануне были отключены, хотя сами Пирамиды остались. Стоят там и сейчас — как напоминание об ошибках. Кстати, они сами об этом попросили. Кстати, Иерархи, подумав, приняли решение больше никогда не допускать в состав Совета КСЦ представителей Саануна. Для бывших Основателей это было унизительно. Но они приняли это со смирением.
— Ещё бы! Погубить столько КаэСовцев! Да, кстати, СЗ и память о прошлой истории была им возвращена, — заметил Сэмэл. — Пишут — это сделало саанунцев мудрыми и дальновидными рептилоидами. Некоторые члены Сообщества сожалеют, что их голос не учитывается в Совете. Но неофициально он всегда учитывается.
— Вот так просто — взяли и вернулись? И даже их голос имеет теперь вес? — недовольно сказала Мэла. — А вдруг с ними опять что-то не так?
— Всё теперь под контролем! — заверил Натэн.
— Но вы говорили, что в КС никто и никого за ручку не водит! — заметила Мэла. — Где гарантия, что они снова что-то не замутят?
— Вспомни — саанунцы успешно сдали все экзамены и тесты, — напомнил Сэмэл.
— Но и в первый раз они их сдали! — не уступала Мэла. — Помогло это?
— Дело в том, что… — начал было Натэн.
Но Танита, извинившись, перебила его.
— Ох, ничего себе! А в библе пишут, что часть саанунцев сумела скрыться от Воинов в другой галактике! И когда их нашли, то нейтрализовали! Представляете? — воскликнула она.
— Это как? Что значит — нейтрализовали? — спросила неугомонная Мэла. — Их убили?
— Это значит — обнулили все воспоминания, — покосился на неё Сэмэл. Могла бы так же в библ заглянуть, если интересно.
— На мой взгляд, это жестоко, — сказала Лана. — Ведь обнулять воспоминания, согласно Нормам и Кодексу, разрешается только примитивным Видам, не достигшим сознательного космического возраста. Поскольку в их воспоминаниях практически нет пока ничего ценного для Эволюции. А тут… Бывших Основателей!? Обнулили?
— А что в их воспоминаниях ценного для Эволюции? — заметил Сэмэл. — Ужасающее нарушение Кодекса? Атавистические наклонности? Война с собратьями по разуму?
— Всё не так плохо. Тех саанунцам, которых обнулили, потом поселили на одной из свободных планет, позволив им заново начать Эволюцию, — возразил профессор Натан.
— Заново? И что в этом хорошего? — подозрительно спросила Лана.
— То, что их не рассеяли среди неразвитых рептилоидных цивилизаций в обширном космическом пространстве. Ведь бывает и такое.
— Ну, да. Это когда на одной планете проживают несколько рас одного Вида? — спросила Танита. — И обладающих — при идентичном строении и форме — особенностями скелета, цвета кожи, роста и психо-типа? Когда встречаешь такие планеты, тут и гадать нечего — это, как правило, представители разных проштрафившихся цивилизаций, переселённых туда с других планет или даже из отдалённых галактик. Они лишь смутно помнят о своём былом величии и откуда пришли. Этим расам дают возможность исправиться, в первую очередь, избавившись от расизма и шовинизма, и стать единым обществом.
— Вот видите? — кивнул профессор. — Случай, под который могли подпадать и саанунцы. Но им подарили немалый бонус за их былые заслуги. Особенно, учитывая то, что они натворили.
— Да уж. Круто с саанунцами замутили! — вздохнула Танита. — Жёсткий карантин, обнуление, неусыпный контроль, изоляция от космоса. Мне их даже жаль.
— А мне — не очень! Я бы их и оставила там, где стоят их Пирамиды и, слава Мудрецам, есть Наблюдатели, — заявила Мэла. — И в КСЦ их не приняла бы! Странно это — были Основателями, и вдруг такое! Что с ними случилось? Вернулись в первобытное состояние? Ведь только на заре цивилизации морально незрелые существа убивают, делят власть и уничтожают иные племена и Виды.
— Ты права — саанунцы вернулись в первобытное состояние, — кивнул профессор Натэн. — И это установленный факт.
— Даже так? Но почему? — удивилась Танита.
— Это называется: прорыв из подсознания ИСВ — Инстинкта Самосохранения Вида.
Инстинкт Самосохранения Вида
Что такое ИСВ? — проговорил Натан.
— Это наработанные способности Вида эффективно защищать себя в процессе его выживания. Он необходим, пока каждый представитель Вида должен был бороться за выживание. Для того, чтобы Вид, в конце концов, стал совершенным и разумным. А когда он уже достиг звания развитой цивилизации, необходимость в МСВ отпадает. Ведь каждая ей особь постоянно и гарантированно находится в безопасных и комфортных условиях, благодаря общим достижениям Вида, бороться за жизнь и безопасность личной территории уже не нужно. Однако мы с вами, рассматривая задержавшиеся на нижних ступенях цивилизации, не раз видели, как Инстинкт Самосохранения цепко держится за свои позиции, продолжая защищать собственное пространство, хотя в этом уже нет такой необходимости. Эти функции перенимают уже отдельные государства, защищая, например, национальные интересы, территориальные границы, право на лучший кусок планеты, используя всё более совершенное оружие. И в таких случаях очень велика опасность самоуничтожения, как самого Вида, так и цивилизации, им созданной. Всё идёт идеально и по замыслу Творца, если только ИСВ в индивидах вовремя уступает место общественным моральным принципам, оберегающим весь Вид и его достижения. А цивилизация, объединив с помощью Заповедей и вселенских законов, двигается к следующему этапу Эволюции Вида — Безусловной Любви ко всему сущему. И переходит к Эволюции Духа, которая, в условиях идеального общества, преобразует каждый индивид, сближая его с Творцом и Безусловной Вселенской Любовью. В незрелых цивилизациях мы часто наблюдали. Цивилизация долгие годы может высоко нести моральные принципы, но однажды что-то с нею происходит, и в ней начинают преобладать самые низменные инстинкты. И это государство, теряя авторитет и завоевания, деградирует, а на смену ему приходит новое. Но иногда, если Вид слишком долго и упорно боролся за своё выживание, его ИСВ затаивается в самой глубине подсознании индивидов. Всё это проделки ИСВ. С разным успехом и скоростью, эта болезнь роста преодолевается. Цивилизация, объединяя государства и постигая важность Любви и роли Творца, двигается по пути улучшения дальше. ИСВ исчезает за не востребованностью. Внешне всё может выглядеть благополучно — ЭД совершенствуется, дефицит БВЛ уменьшается, она выходит на высочайший уровень. Но иногда однажды он почему-то выскочил оттуда, пытаясь занять руководящие позиции, и превращает в подобие монстра даже высокоразвитое существо, и заставляет, снова вступив с миром в единоборство, отвоёвывать утерянные позиции и совершать ужасающие поступки. Как это произошло с саанунцами. Как, например, саанунцев, которые были резко отброшены по шкале Эволюции назад. Учитывая СЗ и доступ к власти и высоким энергиям, это ужасная трагедия. Которая и произошла в КСЦ тридцать пять тысяч витков назад, С чем это связано — вопрос, который выходит далеко за пределы нашей беседы. Задайте этот вопрос космо-психоаналитику, профессору Данэну, он пояснит. А пока примем как факт: иногда такое случается.
— Ого! — прошептала Мэла, ощупывая свой лоб. — Ау! ИСВ! Где ты? Кыш! А его что, надо оттуда с помощью вскрытия и операции выгонять? — спросила она.
— А как с ним бороться? — тоже заинтересовалась Лана. — Ведь, получается, что этот ИСВ даже СниП и сита ЭСЗ не вылавливают.
— И где гарантия, что монстр ИСВ не проявится ещё в какой-нибудь цивилизации Сообщества? — с опасением спросила аудитория. — Как-то страшновато стало жить в Сообществе после такой информации.
— Будьте уверенна — в КСЦ такое больше не повторится ни с кем и никогда, — обнадёжил их профессор Натэн. — Наши специалисты вскоре после этих событий выяснили причину — ИСВ. Нашли и средство, с помощью которого его можно выявить. Все члены КСЦ прошли проверку. И те, кто вступал с тех пор в Сообщество проходят дополнительный тест. Проводится он с помощью весьма надёжного оборудования.
— О, это какие-то пытки! — усмехнулся Сэмэл. — Да и правильно! Монстров подсознания ведь иначе не проймёшь, кроме как хорошенько их шуганув.
— Не совсем пытки, но близко к тому, — улыбнулся профессор. — Иной сон, и правда, бывает сродни пытке. Это так называемые кошмары, выявляющие наличие в подсознание этого монстра.
Аудитория удивлённо ахнула:
— ИСВ ловят на наживку кошмарных снов? Вы шутите?
— Ничуть. Напомните — какое требование к цивилизации при её приёме в КС является основным? — сказал профессор.
— Соблюдение принципа БВЛ, — сказала Танита. — Любовь ко всему сущему вытесняет все пороки Вида — склонность к убийству, зависти, не почитание Творца и так далее.
— Ну, вот. Эти пороки, присущие деБВЛ, и надо выявить, разбудив ИСВ. Но он слишком глубоко прячется — в подсознании личности, и, угнетённый моральными принципами общества, может в обычных условиях не проявляться. Поэтому наши учёные решили проникнуть непосредственно в это подсознание. Оказывается, дефекты подсознания лучше всего проявляются в то время, когда наше сознание спит. Обнаружив эти уши, легко вытащить и зверя — ИСВ. Сны — это и есть та методика, которая теперь помогает протестировать представителей цивилизации на присутствие ИСВ.
— Но сон — это всего лишь образы, навеянные дремлющим сознанием? — удивилась Танита. — Как они могут нам помочь?
— Ещё как могут! При дремлющем сознании на первый план личности выходит её под-сознание, — сказал профессор. — И оно продолжает защищать субъект вместо него. Как, например, поступает особа, для которой самое ценное это её физическое тело, находясь на низком этапе Эволюции, если кто-то пытается её убить?
— Ею управляет мощный ИСВ, Инстинкт Сохранения Вида. И этот инстинкт самозащиты срабатывает мгновенно и автоматически, — сказал Сэмэл. — Поэтому, спасая свою жизнь, индивид старается убить врага всеми возможными средствами.
— А если это уже совершенная и высокодуховная личность, которая живёт по принципу БВЛ?
— В первую очередь она стремится не причинить нападающему противнику вреда, — ответила Танита. — Ведь для неё главное — проявить Любовь и помощь.
— Даже если этот противник опасен и агрессивен, — добавил Сэмэл. — Мы не раз проходили подобный тест на уроках самообороны.
— Расскажи нам, пожалуйста, что у вас тестировали? — спросил Натэн. — Умение поразить противника и защитить себя?
— О, нет. Нас учили, при встрече с представителем иного Вида, оптимально решать опасную ситуацию с наименьшим ущербом для него.
— И как это сделать, если он физически сильнее и очень агрессивен?
— Во-первых — необходимо выяснить уровень развития этого существа. Есть много методов, но основной — телепатическое общение с ним. Хотя он почти воспринимает это как угрозу. Если существо мало развито — успокоить его, сохранив его жизнь. Ведь он — вершина, итог своей Эволюции Вида. А если оно разумно — попытаться вступить с ним в контакт. Способов также немало. Если, всё же, существо продолжает проявлять агрессию и представляет опасность — надо усыпить его на небольшое время. Но ни в коем случае не причинять ему вреда. Или же внушить ему направление дальнейшего движения — в другую от тебя сторону. И делать всё это надо практически мгновенно.
— И если б тобой управлял ИСВ, учитывая твои возможности, этой вершине Эволюции Вида явно не поздоровилось бы. Не так ли?
— Ну да. Если жизнь существа зависит от ИСВ, то побеждает самый быстрый, — согласился Сэмэл.
— То же происходит и во сне: пока разум спит, а субъекту угрожает воображаемый враг, который в этом состоянии воспринимается как реальный, ИСВ, защищая его, срабатывает автоматически. И личность пытается убить во сне мнимого противника, — сказал профессор.
— Но это только методика. Она… оригинальна, но не осуществима. Как же экзаменатор может заглянуть в подсознание тестируемого? — спросила Лана. — Как удаётся подсмотреть чужие сны? И — как сделать, чтобы этот сон развивался по нужному сюжету?
Шлем Морифея
— Всё это возможно. Учёные создали уникальный прибор, получивший название «Шлем Морифея» — по фамилии его изобретателя Тонэла Морифея. Он работает, как излучатель и приёмник. Сначала индуцирует в сознании у спящего нужный сюжет — в виде фиктивной реальности, граничащей с состоянием сна — в которой ему необходимо сделать выбор: спасая себя, кого-то убить или же найти иной выход. Например — убежать, попытаться заговорить, подружиться, закричать. Или же перед ним возникает выбор: украсть что-то ценное или нет? И так далее — пороков немало, как и сюжетов тестов. Остаётся только в виде определённых импульсов считать ответные реакции мозга, погружённого в сонное состояние, — пояснил Натэн. — По ним «Шлем Морифея» безошибочно ставит диагноз: есть ли в подсознании тестируемого ИСВ? Ошибки исключаются. Во сне соврать невозможно. Разум там отключён.
— И сколько же особей из цивилизации тестируется?
— Абсолютно всё её население. Радиус воздействия прибора не ограничен, схема чётко отработана. И даже при выявлении одной особи с неудовлетворительным результатом цивилизация отклоняется от дальнейших испытаний. Ведь в таком случае ИСВ может генетически возникнуть и у других.
— Этот тест делается по согласию со спящим? — спросила Лана.
— Для чистоты эксперимента, испытываемые ничего о нём не знают..
— Он проводится под гипнозом?
— Нет, зачем. Да и вообще — как оказалось, гипноз и телепатическое тестирование не эффективны — они не дают полного доступа ко всем уголкам подсознания.
— Ничего себе! — воскликнула Мэла. — Оказывается — сны способны разоблачить дефекты личности, о которых она даже не знает? И с их помощью решаются судьбы целых цивилизаций!
— Это ужасно! Выходит — пока твоя парадная личина спит, ты можешь стать этаким саанунцем, тихо снимающим маску? — проговорила Танита. — Неужели ИСВ так легко может, покинув своё сонное царство, снова захватив власть над разумом? И реально начать убивать? Как саанунцы.
— Этого в КСЦ опасались раньше, до Шлема Морифея, — ответил профессор. — Сейчас у нас есть прибор и методика, охраняющих нас от происков ИСВ. Всё под контролем. Даже подсознание.
— А я не очень одобряю проведение таких экспериментов над разумными существами! — вздохнула Лана. — Это же нечестно! Есть в подсознании ИСВ или нет его, а они при тестировании испытывают настоящий стресс. Переживают угрозу смерти, хоть и не реальной! А как же принцип — не навреди?
— Тесты «Морифея» не причиняют вреда, — возразил профессор. — По запросу Иерархов Совета психологи многократно провели доскональное обследование психического состояния испытываемых после теста. И оно подтвердило его безопасность. Как правило, просыпаясь, тестируемые ничего не помнят или очень быстро забывают.
— А, по-моему, уж лучше нанести кандидату кратковременную психологическую травму, поискав у него в рюкзачке ИСВ, чем потом спасать галактики от разбушевавшегося монстра, получившего доступ к СЗ, — сказал Сэмэл.
— Верно. Кроме того, уважаемая Лана, — усмехнувшись, продолжил профессор, — могу тебя порадовать: благодаря «Шлему Морифея», сейчас значительно сократился период ожидания кандидатов перед вступлением в КС. С его помощью эти цивилизации периодически тестируются. И, если ИСВ не обнаруживается, она сдаёт экзамены в КС. То же самое — если ИСВ вытесняет в сознании всех индивидов положительные эмоции, а сны превращаются в бесконечные бои и катастрофы — цивилизация находится на грани катастрофы. И тогда Службы КС активно с ней работают, пытаясь помочь.
— Как? — заинтересовалась Лана.
— Ну, например, с помощью Шлема Морифея представителям творческих профессий внушаются некие художественные идеи. И там вскоре появляются фильмы ужасов или книги о маньяках и кровавых преступлениях.
— Это и есть помощь? — ужаснулась Лана.
— Да. Ведь по реакции на них более точно определяется нравственный коэффициент цивилизации — по Эволюционной шкале БВЛ. Если он критический — спасают её лучших представителей. Но более всего радует, если подобная тематика вообще не находит у населения спроса. У такой цивилизации ещё есть возможность выжить. — После этих слов профессор оглядел аудиторию и сказал: Ну, что ж, мы неплохо поработали. Продолжим нашу беседу после перерыва.
Тут же зазвучал зуммер и Натэн, посмеиваясь над привычным удивлением студентов на его безошибочное ощущение времени, удалился в преподавательскую, расположенную за кафедрой.
Перерыв
Перерыв предстоял недолгий — ведь каждый студент при необходимости мог в любой момент выйти из аудитории, телепатически наблюдая лекцию в онлайн-режиме. Или же вообще слушать её из дома. Хотя почти все предпочитали быть в аудитории — ведь участвовать в Полемике можно было, только находясь здесь. Поэтому почти все остались на своих местах: кто-то переговаривался по онлайн-связи, кто-то делился мыслями с друзьями, а некоторые, достав из рюкзака контейнеры, перекусывал или пил подкрепляющие коктейли.
— Ну и что ты думаешь обо всех этих СНиПах и Заповедях? — спросила Лана у Сэмэла, жующего питательную палочку и одновременно просматривающего на стационарном видео-библе какую-то информацию. Он, как всякий отличник, был немного повёрнут на беспрерывном усвоении разнообразных знаний. И, как известный объедала — на поглощении всяких вкусняшек.
— А? Что? — переспросил тот, с трудом отрываясь от того и другого. — А-а, ты про это? Что ты прицепилась к ЭСЗ и СНиПу? Они досконально выверены за миллион витков практического использования. Неужели ты думаешь, что ты умнее предыдущих поколений КаэСовцев? Что тебя не устраивает?
— Всё! — выдохнула Лана. — ЭСЗ и СниП слишком… ну, не знаю… застывшие формы, что ли. Никакой жизни. И перемен. Стоят как утес. В нашей Хрустальной Скале и то больше жизни — актинии шустрят, меняют картинку, свет по-разному падает. А СниП и Заповеди… как вырубили их сотни тысяч витков назад, так и стоят нерушимо. От сих и до сих! Микрон в сторону — шлагбаум на замок!
— А ты что хочешь? Отколоть от Заповедей кусочек, как ты уже предлагала? С какого края? Или сделать их текучими, как океаническое течение? То так растолковать, то этак? И куда этот поток принесёт? То-то заживут всякие недозревшие до БВЛ и не-до-подтянутые до СНиПа цивилизации! Такой фейерверк из галактик устроят — любо-дорого смотреть. В космическую пыль всё разнесут, — проговорил Сэмэл, с недоумением уставившись на неё. — И вся Эволюция — заново? Этого ты хочешь?
— Не разнесут! Если мы будем их контролировать! — упорствовала Лана.
— Ну, ты даёшь! Опять за своё? Ты же прекрасно понимаешь, что это невозможно! И как велика опасность доступа Видов, с неконтролируемыми эмоциями и подверженным влиянию ИСВ, к высоким энергиям? Миг — и нет звездной системы. Никакой контроль не поможет. С этим не шутят, подруга! Как потом держать ответ перед Творцом за подобную инициативу? Жалостливая ты наша! Где не надо.
— Может и так! — согласилась Лана. — Но Творец дал нам разум для того, чтобы мы его использовали, а не кивали на застывшие формы.
— Интересно ты понимаешь назначение разума, — хмыкнул Сэмэл. — Лучше намутить побольше, чем поверить опыту других? Детский сад!
— Ты слышал — жизнь это есть Эволюция. Где в СНиПе написано про Эволюцию? От сих и до сих! Надо дать возможность… подтянуться тем, кто уже почти готов к этому. Поторопить Эволюцию.
— Значит — вмешаться. Это нарушение ЗоНа, ты же знаешь. Заповеди это и есть призыв к Эволюции!
— На мой взгляд, ЭСЗ и СНиП, да ещё «Шлем Морифея» — идеальные инструменты, чтобы избежать ошибок, — заметила Танита. — И ничего больше не надо. Никаких нововведений! Хватит нам саанунцев с их новым Кодексом!
— Возможно. Но это так скучно! — не отступала Лана. — Представь: прилетела ты в галактику, где нашлась пара троечников и одна очень даже приличная цивилизация — на пять с ма-а-леньким минусом. Мы что, сверив параметры, должны поставить галочку в графе: мол — ничо так планетка, но самую малость не дотянула до «чо». И улететь? Зная при этом, что она практически готова быть в КС. Не жаль?
— Ну, почему — сразу улететь? — почесал макушку Сэмэл. — Вот я тут читаю в библе — в таких случаях существуют разные варианты.
Во-первых — за ними будет вестись обязательное наблюдение: тесты «Шлема Морифея», поэтапное прогнозирование событий и, в случае позитивной тенденции — даже привлечение соответствующих энергий. Тех же ГПП — Пирамид. Так сказать — для улучшения психологического климата на данной планете. Ты возьми библ, почитай после лекции по этой теме — узнаешь много интересного.
Во-вторых, на случай трагического развития событий на одной из троечниц, проводится отселение части её Видов. Для сохранения и дальнейшего развития. После их корректировки, конечно же. И в третьих — насовсем мы не улетаем никогда. Так и будем вертеться рядом — для этого и созданы специальные Службы, ты же знаешь. А в случае пяти с минусом, на той планете ещё поселят наших Наблюдателей. Негласно, конечно, закамуфлировано и замулляжировано — в каких-нибудь катакомбах. И опять же — «Шлем Морифея»! Что тебя не устраивает?
— То, что мы не помогаем!
— ЗоН, милочка, — развёл руками Сэмэл. — Хотя, возможно, и помогаем. Есть всякие хитрые поправки, исключения и дополнения к ЗоНу. Думаю, профессор Натэн обязательно о них расскажет на следующих лекциях. Ты же знаешь — он информацию выдаёт порциями, дождавшись, чтобы все хорошо разжевали. И, как всегда, немного интригует — чтобы заинтересовать. А чтобы мы лучше разобрались, развязывает Полемику. В которую ты, Лана, как всегда, ввязываешься в числе первых. Ну, и я не отстаю. Кстати, вот посмотри — троечников тоже вниманием не обходят. Целый комплекс экологических мероприятий — чтобы они не отравили себя раньше срока. Авось выживут и поумнеют. БВЛ — она обязывает, други мои. Всех мы любим — и зрелых, и не очень. Мы же мудрые! КаэСЦовцы! Носим тяготы других миров, если уж пересеклись с ними на звёздных дорожках.
— Скучно всё это! Наблюдать, прогнозировать, тестировать, соблюдать, — пробормотала Лана. — Я бы вот эту, почти готовую цивилизацию, начала бы обучать в ШкоСи. А потом…
— Лана! — перебила её Мэла, с усмешкой слушавшая их разговор. — О чём ты? Кто тебе это позволит — школы, эксперименты и тэдэ? Ты что, ещё не поняла, где живёшь? В КаэСЦэ! Всюду сплошные рамки и ЗоНы! Это наш досточтимый профессор Натэн немного вольнодумец, потому и позволяет нам спорить. А попадёшь на звёздные маршруты, окунёшься в рутинную работу исследователя или навигатора — и всё! Вольнодумство быстро из тебя выветрится. Правила, осторожность и ограничения — вот твой удел, дорогуша! Иначе — дисквалификация, жизнь на родной планете и просмотр видео о космических приключениях. Индивидуальный карантин. А что тут поделаешь? Мы же не можем доверять психически неустойчивым навигаторам? Как и недозрелым Видам — мощные энергетические игрушки!
— Наверное, так и будет — личный карантин, да! Но я же не могу не высказать собственное мнение! Даже если оно не совпадает с общепринятым! — вздохнула та. И заявила: — Вот уйду в науку, как профессор Натэн. Он в своё время, говорят, большие надежды подавал. Даже пару цивилизаций привёл в КС. А потом вдруг оказался здесь и занялся космогонией. И я его понимаю.
Мэла пожала плечами:
— А чем наука лучше? В ней всё то же — устоявшиеся авторитеты, проверенные временем и практикой теории и взгляды. Стоят как скала. Попробуй, подвинь. Вон даже наш академик, досточтимый госик-медузон Паанэн Пошон — почти невидимый из-за собственной идеальности — и тот не может сломать стереотипы! И научить своей прозрачности другим. «Не постигаю его!» — передразнила она чей-то голос, прозвучавший на лекции. — Не смеши мои умы! В учёные она пойдёт!
А Сэмэл, указывая на видео-библ, сказал:
— А я предпочитаю пользоваться уже готовыми знаниями. Их — море! И мне очень интересно по нему плыть! Жаль, сутки маловаты! — И он снова уткнулся в экран.
Лана подперев рукой щеку, задумалась. Ей, всё же — несмотря на то, что разумом она понимала опасность этого — хотелось что-то изменить в привычной картине мира. Здесь всё так… логично и предсказуемо. А мир… он… загадочен. Даже открытие новых цивилизаций здесь стало привычной рутиной, обставленной «Шлемами», тестами, нормами, службами… А все категории цивилизаций разложены по полочкам. Их участь запрограммирована, их путь прописан большими буквами — светлое будущее, долгое прозябание или же гибель. И всё. А ей хотелось… многовариантности, что ли, чуда. Чтобы и те цивилизации, что пока в муках ищут правильную дорогу, вдруг её обрели. Почему нельзя в это вмешаться? Зачем в КС придумали ЗоН? А БВЛ? Ведь это всегда так непросто — идти по пути Эволюции, не спотыкаясь. И так хочется ощутить поддержку. Жаль тех, кому неумолимые космические законы перекрывают дорогу к будущему и предлагают начинать всё сначала. Они просто заблудились, заигрались. Почему всё так… сурово? Ей хотелось что-то сдвинуть, улучшить. Жаль, друзья её не понимают. «Они думают, что я спорю из чувства противоречия, — вздохнула Лана. — Или желаю покрасоваться. Какое уж тут красование, — вздохнула она, — даже Мэла читает мне нотации. Впрочем, она их всем читает».
Прозвучал сигнал зуммера и на кафедру снова вошел Натэн. Оглядев аудиторию, он сказал:
— Ну, что — передохнули? Со свежими силами продолжим. Следующая тема…
Магические фокусы
Оуэн вспоминал тот день, когда его едва не съели акулы, стараясь ничего не упустить. Ведь от этого зависела и его нынешняя судьба.
Тогда его шансы уйти от стаи акул были равны тому самому нулю. Без всяких единиц.
Оуэн, выбравшись к вечеру из пещеры, не спеша брёл по дну, ища сигнал отдрейфовавшей невесть куда стаи планктона. Он был погружён в философские размышления. Делается это просто: берёшь интересующее тебя понятие или явление и начинаешь о нём философствовать. Иногда приходят очень занятные мысли. Но тогда философствования Оуэна были прерваны появлением белых акул, выскочивших из-за дальней скалы. Две свернули, отсекая ему путь назад, к спасительной пещере, а две ринулись ему наперерез. Криптит не почувствовал опасности заранее, по агрессивному запаху, исходящему от них потому, что задумался. Да и привык, что округа безопасна. Наверняка, залётные. И это были настоящие морские убийцы, а не какие-нибудь Стивен с Мэйтатой с сеткой для ловли селёдок. И всё же Оуэн сумел быстро отреагировать. Мгновенно выпустив реактивную струю, он помчался к скальной гряде сбоку, зная, что там есть пещера с узким ходом. Он как-то случайно её обнаружил. Теперь она его выручит.
Но обманулся. Приплыв к ней, Оуэн её не обнаружил входа. Он исчез под завалом. Такое бывает — сейсмические подвижки. А над тем местом навис широкий козырёк, под который с разбега поднырнул осьминог. Теперь он перекрывал ему путь верх. Назад тоже нельзя — акулы, окружив, приготовились его атаковать. Оуэн угодил в ловушку. Но он решил задорого отдать свою древнюю жизнь, и, развернувшись, выставил конечности. Но долго повоевать ему не удастся. С одной или двумя он бы справился, но не с четырьмя.
Оуэн вспоминал, как он тогда прикрыл зрачки, чтобы не видеть кровожадные морды, продолжая слышать их ликующие мысли о скором обеде. И с отчаяньем подумал о своей пещере, которая тогда была так далеко от него: «Эх! Если бы сейчас я был там! А не здесь!» «Да-да, именно так: «Если бы сейчас я был там!» — повторил он. И вдруг что-то вокруг него изменилось. Исчезли акулы, вернее — их запах. Как и их плотоядные эмоции. В чём дело?
Оглядевшись тогда, Оуэну обнаружил, что находится… в собственной пещере! Как и почему это произошло, Оуэн не смог понять ни тогда, ни потом.
«Я уже умер?» — удивлённо подумал в тот момент Оуэн.
Но перед смертью он должен был ощутить хоть какую-то боль, но этого не было. Или просто уснул и видел сон? И тут он услышал, как вдали беснуются акулы:
— Куда он делся? Это ты его упустил! Нет, ты! У, гад! Загрызу!
Оуэн с радостью и недоумением наблюдал издали за их суетой. Акулы обшарили тогда каждую щель. Как будто гигантский осьминог мог вдруг превратиться в морскую змею. От ярости передрались между собой. Не могла же их аппетитная добыча вдруг растаять? Не почудился же он им? Но их мозг был слишком мал, чтобы вмещать в себя столь странные мысли, и акулы, переключившись на более привычное дело — уплыли на поиски очередной жертвы.
Оуэн, не найдя объяснение случившемуся и пытаясь разгадать эту загадку, даже заглянул в ИПЗ. Он обозначил это, как внезапное перемещение предмета в пространстве. И нашёл.
Такие явления можно было разделить на четыре категории:
1-я. Бывали случаи, когда в экстремальных ситуациях некоторые существа обретали невероятные способности, совершая гигантские прыжки, развивая запредельную скорость, поднимая неподъёмные тяжести, за короткий срок, преодолевая огромные расстояния и в одиночку побеждая множество врагов. Опасность пробуждала в них некие силы и умения, о которых они сами раньше не подозревали.
Но Оуэн, сбежав от акул, не пошевелил ни одним щупальцем, ни с кем не боролся и никуда не плыл, неведомым образом, сразу переместившись на тысячу метров в свою пещеру. Так что этот вариант не подходил.
2-я категория. Имелись люди, называющие себя престидижитаторами, фокусниками и иллюзионистами — от слова: иллюзия, обман зрения, хитрая манипуляция — которые совершали чудеса с предметами и живыми существами, создавая иллюзию их невидимого перемещения. Происходило это благодаря наработанной ловкости рук фокусника и специальному оборудованию, скрывающему его манипуляции. Совсем как это произошло с ним, гигантским криптитом, внезапно исчезнувшим из кольца акул. Но где же тогда был сам фокусник и его оборудование? Оно ведь должно было иметь приличные размеры, учитывая вес и размеры криптита.
Нечто подобное такому обману зрения делал и сам Оуэн, выбрасывая светящийся состав, а сам тем временем унося подальше ноги. Это был его личный наработанный и оборудованный чернильным мешком фокус. Но в данном случае он в нём не участвовал.
Так что и этот вариант тоже отпадал.
3-я категория. Есть люди, именующие себя магами, экстрасенсами, колдунами, знахарями, ведьмами. На протяжении всей истории человечества о них сложено множество легенд, сказок и баек, уверяющих, что они без всякого оборудования могут лишь усилием мысли поднимать и перемещать предметы. Или даже себя самих. В современных фантастических романах этот феномен назывался телепортацией. Обычно такие способности магов бывали врождёнными. Но маг способен был их развить или значительно усилить. Для этого он начинал прак-ти-ко-вать-ся. То есть — упорно тренировал себя, начинал с малого — поднимал взглядом шарик или коробок спичек, постепенно наращивая вес предмета и свою магическую силу. В итоге это практикование иногда увенчивалось успехом.
«Не мог же я без прак-тико-вания поднять и кинуть свою многотонную махину сразу на километр? — усмехнулся спрут. — Или мог? Неужели я маг?»
Но, как правило, маги и колдуны это очень неприятные личности. Поскольку чаще всего используют свой дар для самых неблаговидных целей — обретения власти, личного обогащения, причинения вреда соплеменникам. А он, Giant Octopus, и малька не обидит. Да и власть ему не нужна. Кем стать? Морским владыкой? Так уже есть — Нептун. Хватит уже.
«Может, я просто не пробовал? — с иронией подумал тогда Оуэн. — Надо бы проверить».
И проверил. Для начала он попытался усилием мысли приподнять валяющуюся неподалёку ракушку. Но упрямая ракушка, как он ни старался, даже не шелохнулась. Выходит — никакой он не маг.
Оуэн тогда сам себе показался смешным: сидит гигантский древний реликт и пучит глазки, пытаясь согнать с насиженного места бедную ракушку. Глупо это! А что если его магические способности проявляются только в стрессовых ситуациях? Как в первой категории чудес? И что? Не искать же акул, снова нарываясь на неприятности? Даже ради научного эксперимента ему этого не хотелось. Оуэн поёжился. Нет. От этих зубастых тварей лучше держаться подальше.
А может, просто место у заваленной пещеры было аномальное?
И это — в четвёртых. То есть — четвёртая категория чудес.
Давно известно, что на планете есть странные места с необъяснимой энергетикой и всякими казусами времени и пространства: тектонические разломы земли; турбулентные вихри источников; мегалиты, заряженные энергетикой аномальных месторождений; места неведомых древних Сил, история которых утеряна и рядом с которыми происходит всякая чертовщина — уж лучше держаться от них подальше. До этой поры он так и делал, хотя и знал некоторые. Например — глубоководный обрыв у Сопун-горы, где он когда-то жил.
Оуэн и эту версию проверил — побывал у пещеры. Ничего особенного. Место как место — ни разломов мантии, ни залежей металлов или урана. Даже козырёк обвалился, будь он неладен.
В общем, ничего так и не выяснив, Оуэн бросил попытки разобраться в этом фокусе с перемещением. Даже практиковать больше не пытался. А надо было.
Кстати, из-за всей этой суеты с ловцами и акульими воспоминаниями, Оуэн даже забыл про Жёлтую Звёздочку. Её появление в Ночь Полнолуния казалось ему теперь сном или трансом, вызванным неким небесным гало зелёного цвета. Его голова была напрочь забита мыслями о том, как поскорее унести ноги от Стивена с Мэйтатой и их каверзного сонара с боковым обзором.
«Но как же быть? Как отсюда выбраться незаметно длят сонара? — вздохнул Оуэн, прячась среди камней, мимикрировав под их цвет, и так и не добравшись до планктона. — Жаль, если сонар нащупает меня, древнейшего головоногого, нет, скорее — голово-рукого моллюска, мирно пробирающего перекусить, — посмеивался он, прислушиваясь к коварному попискиванию зловредного прибора наверху. — Может, начать практиковать прямо сейчас — с сонара? Чтобы потом закинуть его куда-нибудь подальше. Но, увы, это не спичечный коробок, быстро не получится.
И тут Оуэн вдруг решил попробовать практиковать с себя. Ведь один раз ему это уже удалось, может, и сейчас проявятся эти способности, просыпающиеся в стрессовых ситуациях?
«Я хоть и покрупнее сонара, но нахожусь гораздо ближе к практикующему, — усмехнулся он. — Вдруг получится? Итак, начнём!»
Оуэн прочно угнездился на камне и, прикрыв зрачки, сосредоточился:
«Так. Теперь надо всё сделать так, как тогда. И сказать ключевую фразу. — Оуэн сосредоточился и вдруг чётко представил себе местность, где когда-то жил. — Если б сейчас я был там!» — мысленно воскликнул Оуэн.
И внезапно почувствовал порыв холода, тисками сдавивший его…
* * *
«Что это?! — удивлённо огляделся он. И его взгляд уткнулся в… знакомую курящую гору! — Неужели получилось?!»
Оуэн увидел, что сидит уже не на камнях у скалы, а на открытой площадке, на песке среди буйных зарослей водорослей. А вокруг него бодро плавали разноцветные стаи рыб.
«Вот это фокус! Ведь я подумал именно об этой местности! Я — маг?»
Но как получилось, что он за один миг перенёсся на тысячу километров? Однако ощущения подтверждали, что он оказался именно там, где хотел. Холод больших глубин, высокое давление и знакомый пейзаж — всё здесь было так же, как и пятьсот витков назад. Выходит, корабль с сонаром вместе с ловцами редкостей остались далеко. А Сопун-гора, как обычно мирно курящая чёрными клубами, вот она. А ведь, когда они расстались с ней, превратилась в грозный вулкан, рядом с которым, находясь в здравом рассудке, никто не пожелал бы оказаться. Оуэн, наконец, поверив в реальность происшедшего, вышел из ступора. И радостно подскочил.
«Слава Творцу! Мне опять удалось «улизнуть»! — возликовал он.
От него тут же метнулась в сторону большая макрель.
«Что это за чудище? — прошелестели её испуганные мыслишки. — Откуда оно взялось? Хоть бы меня не схватило!» — И шустро удрала от него в густые заросли.
Оуэн усмехнулся:
«Кажется, Стивен с Мэйтатой тоже меня уже не схватят. Ловко я попрактиковался!»
И осьминог не спеша отправился в другую сторону.
«Пусть пугливая тётенька макрель не беспокоится за свою макрельную жизнь! — добродушно посмеиваясь, подумал он. — Пусть сегодня все живут и радуются жизни!»
Новое, но старое
Место, где таким необычным способом оказался Оуэн, было ему хорошо знакомо. Здесь, у подножия Сопун-горы, он прожил когда-то около пятисот витков. И за струйки чёрного дыма, постоянно поднимающиеся из вершины, прозвал подводную сопку Сопун-горой. Люди называют такие подводные пики, дымящиеся из-за вялотекущей в них вулканической деятельности, чёрными курильщиками. Сейчас, уютно куря, Сопун-гора как бы говорила ему:
«Не бойся, гигантский спрут. Я уже не бешусь и здесь всё тихо, как и прежде».
«Оправдываешься за буйство? — хмыкнул Оуэн. — Надеюсь, на твоё благоразумие, — Гора в ответ лишь благодушно выпустила тёмный клуб и притихла. — То-то же!» — сказал криптит.
А ведь пятьсот назад эта гора, разбудив среди ночи всех местных обитателей, показала свой истинный норов. Грозные силы, дремлющие до этого в её недрах, вдруг проснувшись, забурлили огненной лавой и, раскидывая огромные камни, превратили эту местность в ад. Вода и пепел вздыбилась на многие километры вверх, почва и камни превратились в стекло, местные обитатели — кто успел — покинули эту местность, стремясь оказаться подальше от пылающего варева. Оуэну повезло — ему подвернулась коряга, которую он оседлал. И, на волне цунами, он с комфортом промчался на ней тысячу километров, оказавшись у далёкого острова. Там, в его лагуне, он и прожил последние двести витков. И дальше бы жил, если б на его головоногую голову не свалились ловцы с сонаром. Как говорят моряки — анкерок им в бок. И вот, волею Творца, он снова у Сопун-горы. И здесь снова тишь и благодать. Как будто и не было того светопреставления, погубившего всю флору и фауну, а он будто и не уплывал отсюда, восседая на коряге, сопровождаемый грохотом и пламенем.
«Надо бы осмотреться, — решил Оуэн, отправляясь на обход Сопун-горы. Ему хотелось убедиться, насколько теперь это место пригодно для мирного проживания морского философа. М-да. Гора, как ни странно, стояла, как и прежде — не раскололась тогда на куски и не улетела в стратосферу. — Если б я лично не был тогда здесь, ни за что бы не поверил, что старик-Сопун способен такое выкинуть! — подумал Оуэн, бредя вдоль её подножия. И усмехнулся: М-да, удачный каламбур — уж выкинул, так выкинул! Вместе со мной. Еле ноги унёс!»
Оуэн убедился, что вся живность и растительность прекрасно здесь восстановились. Безмятежно покачивались многоцветные ламинарии, посидонии, зостера, макроцпистисы, порфира, фуксовые и красные водоросли; красовались пышные актинии и филлоспадикс. Всюду оживлённая суетились местные обитатели: проносились косяки разноцветных рыб — колюшка, морской конёк, рыба-игла, карась-барабан, сельдь, тунец — нет им числа, и стайки беззаботных мальков% по своим неотложным делам ползли куда-то по дну клешнястые крабы. Всё было как прежде и даже лучше.
Кажется, он, наконец, снова дома, а этих двухсот витков как не бывало…
Но что это? Невероятный голод вдруг охватил Оуэна. Он едва не потерял сознание. Такого с ним ещё не бывало. Ведь его подкожных жировых запасов хватало надолго и, медитируя и философствуя, он мог пару-тройку дней сидеть в пещере, не вспоминая о еде. Но только не сейчас! Казалось — если он в этот же миг что-нибудь не съест, то скончается на месте. Теряя над собой контроль, Оуэн пошарил руками вокруг себя и чуть не схватил подвернувшуюся рыбину. И — тьфу ты! — опять это оказалась всё та же любопытная макрель, увязавшаяся за ним подглядывать. Что это с ним? Негоже обижать новых соседей. Ещё прослывёт тут рыбоедом, разбегутся от него, нарушится мирная красота этого места.
«Никаких зверств! Я ем только планктон! — приказал он себе. И с отчаяньем воскликнул: Но где же он? Подайте сюда немедленно планктоновые стада! Если я сейчас же их не найду, то умру от голода!»
Но, успокоившись и прислушавшись, Оуэн с радостью обнаружил неподалёку жужжащую стаю планктона. Включив реактивную струю, он ринулся к ней. Тётя-макрель, тем временем благоразумно убравшаяся в заросли, увидев, что этот гигант всего лишь любитель планктона, снова осмелела и потащилась вслед за ним — не каждый же день здесь можно увидеть такого великана. Да ещё эдакого дураковатого — подпрыгивает, мечется туда-сюда. Рыбу не ест. Как с Луны упал!
Добравшись до планктона и вволю наевшись, Оуэн весело подмигнул макрели — теперь уже старой знакомой — с любопытством наблюдавшей за его трапезой, и направился вдоль горы — продолжать исследование местности, прерванное приступом аппетита.
Рельеф дна, из-за разлившихся потоков лавы, заметно изменился. А сама Сопун-гора стала более пологой. И даже спуск в глубоководную впадину — куда Оуэн так и не удосужился спуститься, чувствуя там некую аномалию — заметно сгладился. И всё же, последствия той бурной вулканической эпопеи для постороннего взгляда были уже практически незаметны. Морская флора и фауна быстро освоили некогда сожжённую территорию. Мурен и акул раньше здесь почти не водилось. И есть надежда, что буйство Сопун-горы разогнало их окончательно. Непуганая макрель своим поведением эту версию явно подтверждала. Его прежняя пещера, конечно же, бесследно исчезла тогда в потоках лавы. Ещё бы! Но это не беда. Ведь новую ему долго искать не пришлось. Оуэн обнаружил на другом склоне Сопуна отличную базальтовую пещеру, расположенную среди завалов вулканического стекла. На неё никто и не позарился — что не удивительно: к стекловидным стенкам не прикрепишься — скользки и колки; икринки нигде не скроешь, поскольку ил почти отсутствует; и в стекляшки от врагов не зароешься. Да и рядом с пещерой на голом базальте также почти ничего не росло, не привлекая сюда мелкую живность, которой можно бы поживиться, аккуратно высунувшись из пещеры. Следовательно, она не интересовала и более крупных обитателей дна. А он с удовольствием здесь поселится — тихо и спокойно.
Оуэн очистил пещеру от острых осколков, натаскал и расположил вокруг неё огромные валуны — чтобы отдыхать, сидя на них, любуясь на округу. Да и маскировка для входа. Затем нашёл и притащил плоский камень, который прекрасно годился на роль входной двери. Заодно и внутри, в извилистом ломаном ходе, положил несколько плоских камней — закрываться в случае нападения внезапных мурен или иных хищников, охочих до его телес. Пещера стала уютной, чистой, и при этом сверкала, будто рубка лайнера. Ничего, жить можно. Оуэн за хлопотами даже забыл о коварных ловцах Мэйтате и Стивене, устроивших в его жизни такой переворот. Да и зачем их теперь вспоминать? Его приключений в тёплой лагуне как будто и не бывало. Всё началось заново, хотя и слегка на старом месте. Возможно, ему даже будет Полезна эта встряска — засиделся, обомшел. Новый этап, новые ощущения. Да и стая планктона, обитавшая поблизости, была весьма великолепна — гораздо аппетитнее прежней. Или ему с голодухи так показалось? Да, кстати вспомнил о ней! Подкрепившись ещё разок от её щедрот, Оуэн, наконец, облегчённо вздохнул и отправился отдыхать в своём новом благоустроенном жилище.
«Что ни говори, а денёк сегодня выдался необычайно волнительный. Но ещё более — удачный! Для меня, по крайней мере. Пусть Мэйтата со Стивеном не обижаются — обойдётся их музей без реликта», — улыбаясь, подумал он, смежив зрачки и быстро засыпая.
* * *
Вскоре Оуэн привык к своему новому-старому месту и прекрасно здесь обжился. Лишь немного докучали ему местные дельфины, жаждущие полакомиться осьминожьим мясом. Они наивно полагали, что большой стаей им удастся одолеть этого гиганта. И, мелодично пересвистываясь, часто кружили дружной ватагой неподалёку от входа в его пещеру. Радовались поначалу такому неожиданному подарку, свалившемуся к ним невесть откуда. Впрочем, у них и без того всегда было отличное настроение. Но Оуэн сумел им его немного подпортить. Ведь он уже хорошо освоил телепортацию, или, как говорят маги — напрактиковался в этом деле. Если Оуэн находился вне пещеры, то, едва завидев спешащую к нему стаю дельфинов, мгновенно телепортировался в другое место. Чаще — поближе к планктону. Поскольку такое перемещение всегда вызывало у него приступ голода. А подкрепившись, он уже своим ходом не спеша возвращался в пещеру. К этому времени потерявшая его стая дельфинов, заскучав, уже мчалась куда-то, забыв о нём. Ведь эти весёлые существа постоянно жаждали игр, соревнований, приключений и погонь за кораблями. А вскоре умные дельфины и вовсе утратили к гигантскому осьминогу интерес, как к объекту охоты. Не получается, ну и ладно. Найдутся дела и поудачнее, а главное — повеселее.
Оуэн любил этих странников моря — игривых, общительных, живущих дружными стаями и способных к взаимовыручке. У них, щедро одаренных природой, было много талантов. Они тоже в какой-то степени обладали телепатией и, после того как перестали воспринимать его как пищу, не раз пытались выйти с Оуэном на контакт. Но он этого избегал. Слишком уж разные они были — одинокий отшельник моря, предпочитающий глубокие пещеры, и весёлые бродяги, играющие с волнами и кораблями. Хотя, как считал Оуэн, дельфины вполне способны были создать собственную цивилизацию. Но у них не было для этого движущих мотивов. Ведь они имели всё необходимое для комфортного существования — благоприятную среду обитания, неограниченные источники питания, отсутствие серьёзных противников и отличные физические возможности, позволяющие им легко растить детей и весело изучать мир. Зачем напрягаться? А если мир был к ним иногда недобр, например — при нападении акул, то они сбивались в стаю и давали отпор. Потеря одного, другого соплеменника их, конечно же, огорчала, но ненадолго. Они быстро забывали о любых невзгодах и весело устремлялись по волнам дальше — навстречу новым приключениям.
«Чтобы умницы-дельфины начали ещё больше умнеть, им необходимы очень большие неприятности, — думал Оуэн. — Например: долговременное ухудшение климата, недостаток источников питания, беззащитность перед естественными врагами и суровой природой. Как это случилось, например, с людьми. Трудности и физически слабая конституция тела научили их бороться за место под солнцем с помощью сметки и изобретательности. Но ведь в море всегда было легче выжить, чем на суше. Вода — естественный защитный барьер перед капризами природы и внешнего мира. Поэтому дельфины и остаются всё теми же весёлыми и умными существами с задатками высокого интеллекта, резвящимися в кильватерах чужих кораблей. Вот и возникает резонный вопрос — жестока ли вселенная, посылая бедствия и катастрофы своим созданиям? Или же в этом проявляется её величайшая мудрость? Иногда, отбирая почти всё, она щедро одаряет, а не в меру одаряя — лишает будущего великолепия. И иногда отнимает вместе с разумом и жизнь — если Вид по собственной вине забредает не туда, куда нужно, — вздохнул Оуэн. Умом он это понимал, а вот сердцем… — Впрочем, я не буду сегодня думать о грустном. Впрочем — совсем не буду. Никогда».
Ему в его большую голову и войти не могло, что скоро он будет не только вспоминать об этом самом грустном, но и подробно рассказывать…
Лекция Донэла
Сто девяносто девятая аудитория была уже заполнена, мало того — переполнена до предела, под трещавшую завязку. Сюда всегда забредала ещё масса любопытствующих студентов с других факультетов и курсов — сколько кураторы их за это не гоняли, толку не было. На лекциях почтенного доктора Донэла Пиуни всегда был полный аншлаг. Так что задержавшиеся в буфете Мэла с Ланой едва нашли себе местечко наверху. И то Мэле пришлось шугануть пару шумных первокурсников.
— Идите-ка отсюда по своим мальковым делам! — высокомерно предложила им Мэла. — И не мешайте старшекурсникам серьёзными делами заниматься! Это наша лекция! Поняли?
— Ага! Поняли! — миролюбиво отозвались те и уселись тут же рядом, на подоконник.
И вот раздался сигнал зуммера. Почтенный доктор минералогических наук Донэл Пиуни быстро вышел из преподавательской и поместился на кафедру.
— Приветствую вас на пути к знаниям! Будьте радостны! — сказал он. — Сегодня мы обсудим с вами, друзья, тему о «Влиянии минерального состава почв и входящих в мантию планеты элементов на Виды организмов и вид жизни, возникающей на ней».
Он остановился на кафедре, удовлетворённо осмотрел переполненную аудиторию и весело заявил:
— Отлично! Я вижу, этот вопрос интересует практически весь университет. Ну, что ж, что смогу, разъясню. За недостающим — милости прошу в библио-архив. Итак:
С этого дня мы с вами переходим на новую ступень познания, — сказал он. — Если ранее мы изучали влияние типа энергий, разнонаправленностей магнитных Полей и временных кривых на строение минералов, то теперь, напротив — вы узнаете, как эти самые минералы, взаимодействуя с энергией Космоса, влияют на самое загадочное явление во Вселенной — на разумную и прочую жизнь. Хотя, вы уже, конечно, знаете, что жизнь не разумной не бывает. Да и само деление на живую и неживую материю довольно условно. Поскольку и минералы, если уж быть откровенными, живут своей особой жизнью. Ведь, как известно, всё, что изменяется во времени и пространстве, можно отнести к живой материи. Минералы же, как известно, постоянно меняют своё физическое и химическое состояние, реагируя на внешние воздействия. И, выходит, что всё во Вселенной, да и сама Вселенная — это некая живая материя, мыслящая субстанция. Другой вопрос — насколько эта разумная материя осознаёт себя таковой. И как всегда, этот вопрос затрагивает категории времени. Рано или поздно, конечно — она осознаёт. И то, какой период времени займёт этот переход минералов в живую разумную материю, является, зачастую, решающим фактором в вопросе — какой она будет. То есть — какой её вид, какая форма будет преобладать на планете? Углеродный, силиконовый, кремниевый и так далее. С подробным перечнем металлов, газов и прочего. Кроме инертных, конечно. Они — основа зарождения прочих элементов. Заполните, пожалуйста, такую шкалу…
И он повернулся к доске со старинной пишущей указкой — его личной причудой, которая сама мгновенно преображала мысли лектора в затейливые зигзаги шкал и графиков на ней…
Все внимательно слушали и наблюдали. Конспект сам возникал в их
головах и в любой момент каждый из них мог вспомнить всю лекцию почтенного доктора Донэла дословно. И по рисунчато, если так можно выразиться. Хотя на экзаменах этого от них совсем не требовалось. Экзаменатор всегда хотел услышать личные комментарии и выводы студента, желательно — с живыми примерами, почерпнутыми из других источников. Если же экзаменуемый просто цитировал услышанную им некогда лекцию, экзаменатор мог просто отправить его доучиваться и творчески осмысливать материал. Так что получалось, что лекция доктора, профессора или академика была только первым шагом на пути к истинному знанию о предмете.
Аудитория, казалось, была совершенно пуста, настолько тихо в ней было, несмотря на переполненность. Доктор наук, почтенный Донэл, умел захватить внимание аудитории. И при этом умел демократично пошутить, чтобы разрядить наэлектризованную атмосферу.
К концу своей блистательной лекции он, как обычно, обратился к слушателям со словами:
— Есть вопросы?
— Да! — отозвался Сэмэл Сиуни. — Может быть, это не совсем по теме… Скажите, почтенный Донэл, что науке известно о кремниевой цивилизации планеты Моэма? Я слышал какие-то странные комментарии об ожившей каменной скульптуре Моэме.
— Что ж, поговорим об этом. Тем более, в чём-то этот вопрос согласуется с темой нашей лекции — о живых природных структурах, — ответил доктор Донэл.
Малышка Моэмы
— О цивилизации планеты Моэмы нам действительно мало что известно. Потому что трудно подобрать критерии цивилизованности того, с чем невозможно вступить в диалог и классифицировать беспорядочные, необъяснимые и разрозненные проявленные им факты. Причём, даже само слово — цивилизация, здесь вызывает сомнение. Ведь понятие — цивилизация, довольно сложно точно сформулировать. Общефилософское значение этого слова — социальная форма движения материи, обеспечивающая её стабильность и способность к саморазвитию путём саморегуляции обмена с окружающей средой. Историко-философское — единство исторического процесса и совокупность материально-технических и Духовных достижений. Локализованное по времени… Впрочем, не будем уклоняться — это тема для отдельной лекции.
— Но контакт же с планетой Моэмой был! И звание — «утерянная древняя цивилизация», ей было присвоено, — удивился Сэмэл. — Иначе — откуда же мы о ней знаем?
— Был и было, — согласился доктор. — Но, как это ни обидно признать — контактом это назвать сложно. Как и заявить, что мы о ней что-то знаем. Ни социальные формы, ни исторические процессы, бытующие некогда на Моэме, нам не известны. Впрочем, давайте я немного опишу вам порядок событий, предшествующих оживлению… , вернее — самостоятельному оживанию скульптуры.
Итак:
Планета Моэма была обнаружена триста тысяч витков назад нашими космолётами, с помощью которых в то время происходило освоение Космоса. Те ещё горелки были, не то, что нынешние — использующие гипер-скачок. Эта планета с тремя спутниками находилась в четырёхстах парсеках от Итты, в звёздной системе класса «А» с двумя светилами. Выяснилось, что планета состоит в основном из кремния, остальные минералы представлены в гораздо меньшей степени. Прошу взглянуть на сравнительную таблицу, — повёл он указкой. — Температура её поверхности около двухсот градусов по Тиуну. Поэтому вода на ней практически отсутствует. А, следовательно — отсутствуют и материки. Вернее, она вся — один большой материк, представленный раскалённой каменистой поверхностью. — И перед взором аудитории возникла описываемая планета, летящая через космическое пространство вместе с тремя спутниками. — И, что интересно — при полном отсутствии городов и признаков, какой бы то ни было, цивилизации — астронавты обнаружили на Моэме невероятное количество памятников. Ну, или скульптур. Это были и огромные, и средние по величине, и совсем ещё малыши-монументы, изваянные из цельных каменных кремниевых глыб. Сюжет был один — полулежащий лев со странным гордым лицом. И все эти скульптуры, большие и маленькие, пристально смотрели за горизонт, туда, откуда поочерёдно восходили светила, освещавшие и раскалявшие Моэму почти круглосуточно. Прошу взглянуть на это, — сказал Донэл, демонстрируя аудитории ярко освещённую панораму Моэмы с множеством скульптур, рядами восседающих среди холмов и высокомерно глядящих в одном направлении.
— Довольно необычно! — заметил кто-то.
— О, да! — согласился доктор Донэл. — Астронавты решили, что это уцелевшие следы некой древней цивилизации, по какой-то причине не оставившей после себя ничего, кроме этих странных кошек с надменными лицами. В общем, Моэма оказалась ещё одной планетой, затерявшейся в бескрайнем Космосе, которая так и осталась для Сообщества загадкой. Да ещё какой! — как выяснилось потом. Астронавты и исследователи, проведя стандартные изыскания и плановые обследования планеты-пустыни, не нашли на ней больше ничего интересного. И, заполнив ряд официальных формуляров, и составив отчёт, завершили свои дела, — Студенты взглянули на таблицы с периодом обращения светил, температурным режимом планеты, составом почв и атмосферы. — Затем в космолёт были погружены образцы и пробы — для архива. В том числе была прихвачена одна небольшая скульптурка весом около ста килограмм — как образец, подтверждающий факт существования некой безвестной цивилизации на планете Моэма, соорудившей подобные идентичные образчики разной величины.
Всё это добро они доставили на Таиту — в Главный Космопорт Галактики Тиуана. А оттуда, как обычно, наградив всё это бирками, всё это добро, запаянное в контейнеры, позволяющие хранить образцы в идеальных условиях, направили в архив. А малышку-скульптуру — в Межгалактический Музей. На бирке и в записях её, не долго мудрствуя, назвали «Малышка Моэма», тем самым намекая, что на Моэме есть экземпляры и побольше. Отчёт об этой ординарной экспедиции в архиве положили на дальнюю полку, отнеся цивилизацию на планете Моэма к категории утраченных. И тут же благополучно о ней забыли. Как и о малышке-скульптуре, прихваченной с безжизненной — как был определён её статус — планеты. Есть дела и поважнее — спасать гибнущие, тестировать подающие надежды, обнаруживать перспективные цивилизации.
О Малышке Моэме вспомнили лишь спустя двести пятьдесят три тысячи витков.
— Что с ней произошло? — не выдержал кто-то. — Она ожила?
— Что произошло? Сенсация! Фурор! Переворот в науке! Малышка Моэма, засунутая на илистую полку, проснулась подросшей и знаменитой! — ответил доктор, блеснув глазами. — Хотя, возможно, эту сенсацию прошлёпали бы, если б не один дотошный стажёр-архивариус, горящий нерастраченным служебным рвением. Он решил провести ревизию в дальних уголках Межгалактического Музея и обнаружил там нечто странное. Это была огромная не учтённая скульптура, а не малышка с планеты Моэмы, как значилось в книге регистрации. Она весила сто килограмм, а стала — двадцать тонн!
— Ого! Ничего себе! — ахнула аудитория.
— Именно так! Архивариусу с трудом удалось протиснуться в помещение, куда эта небольшая скульптурка и ещё несколько образцов камней с Моэмы были изначально помещены. Чтобы понять, что там находится, ему пришлось по ней карабкаться! Малышка Моэма заполнила собой всю площадь зала, в углу которого когда-то сиротливо стояла. Она даже слегка выгнула при этом негнущиеся стены помещения!
— Как же это произошло? И почему? — раздались вопросы. — Неужели всё это время она никого не интересовала?
— Почему? Об этом знают лишь Древние Мудрецы! — пожал плечами доктор Донэл. — И — да, не интересовала. Ведь с тех пор, как Малышку привезли на Таиту, прошло двести пятьдесят три тысячи витков, но никто в Музее не забил панику. Похоже, за всё это время в этот зал никто не заглядывал, кроме автоматической уборочной техники, разумеется. А зачем? Цивилизация-то утрачена, кому она интересна? Посетители шли к более интересным артефактам. Подумаешь — какой-то высокомерный и всеми забытый представитель кошачьих! Брошенный на произвол судьбы. О Моэме даже не было написано ни одной диссертации, поскольку исходных данных для достойного научного труда было явно недостаточно.
— И что предпринял тот любопытный стажёр?
— Он немедленно подал взволнованный рапорт в Архивный Комитет Таиты — о расшалившейся Малышке Моэме, вздумавшей непомерно подрасти. И тут закрутилось!
— Да-да, именно это я и читал, — заметил Сэмэл. — Стажёра звали Пошэн Асиуни. А обнаруженную им многотонную громадину продолжали официально называть — Малышка Моэма. Как и в архивных записях музея.
— Хороша Малышка! Юмористы! — хмыкнул кто-то.
— Пошэн Асиуни? — удивилась Лана. — Тот самый — прославленный историк прошлого? Академик, лауреат и участник Ассамблей?
— Да. Но всё это было потом, — кивнул Сэмэл. — А тогда он был никому не известный рядовой архивариус.
— Кстати, именно Пошэн Асиуни написал первую диссертацию о Малышке Моэме. Весьма туманную, надо заметить, но довольно занимательную — одни предположения. Потом о ней много писали и другие, и тоже одни предположения. Моэмская тема — просто сплошной ребус, даже сегодня. А Пошэн Асиуни потом ещё много чего интересного накопал в археологии и истории. Ему везло и он всегда делал потрясающие находки там, где никто ничего не искал. Как и с малышкой. Клёво, не так ли? — подмигнул аудитории доктор Донэл.
— Просто рыба-таран! — согласился Сэмэл.
— Махрово! Усато! — подтвердили студенты.
— Махрово, конечно, о чём разговор! — усмехнулся доктор Донэл. — Так что учитесь, молодёжь, как надо относиться к своей работе! Даже в музее есть место подвигу и прорыву в неизведанное! И безвестный стажёр может далеко пойти, благодаря любознательности и энтузиазму! Впрочем, как и найденная им скульптура! — Ещё раз подмигнул он.
— Скульптура? И куда же она пошла? — озадачился кто-то.
— И в чём причина её роста? — зашумела аудитория.
— Она что, живая? Но вы же говорили — каменная! Кремниевая?
— Ещё раз повторяю — во Вселенной всё живое, что меняется! — поучительно поднял руку доктор Донэл. — Вот, кстати ещё один повод усомниться в правомерности деления материи на живую и неживую. Была скульптура, неживой камень, а потом — раз и, подобно растению, взял и вырос, поразив всех нестандартностью размеров и не банальностью поведения.
— Но как же это произошло?
— Сложный вопрос, — развёл руками доктор Донэл. — Даже вовсе неразрешимый, как оказалось. Чтобы разгадать тайну взбунтовавшегося музейного экспоната и объяснить этот феномен, множество талантливых учёных изучали его вдоль и поперёк. Но тщетно — не разгадали и не объяснили. Вот, взгляните.
И студенты увидели каменного гиганта, вернее — кошку-гигантку, упирающуюся мощными формами в стены и потолок помещения, и с бесстрастным видом взирающую вдаль. Вернее — в стену, но всё равно казалось, что это даль. Затем, когда габариты помещения были срочно расширены, а вокруг подросшей Малышки спешно соорудили смотровые галереи, облепленные сложной аппаратурой и оккупированные ордами озадаченных учёных. А сверху, сквозь прозрачный купол, на этот внезапно разросшийся осколок безвестной цивилизации взирали толпы любопытных. Казалось, вся Итта — а может и вся галактика Тиуана — прибыла посмотреть на это чудо.
— Ого! Народу-то! — восхитилась аудитория. — Как рыбы на нересте! А приборов-то! Будто гальки на берегу! И всё это попусту? Тайну Малышки Моэмы так и не разгадали? Почему?
— Наука оказалась бессильна изрекать что-либо при полном отсутствии информации, — усмехнулся доктор Донэл. — Ведь Малышка Моэма, несмотря на все усилия учёных заставить её открыть свою тайну, осталась безмолвна, — развёл руками Донэл. — Обследование и сканирование всех её подросших форм и окружающего пространства никому и ничего не дали. Кроме невыразительных цифр, неспособных прояснить происшедшие перемены. Ведь первоначально её никто не изучал. А в настоящий момент изнутри, как и снаружи, был один только камень. Кремний с незначительными примесями. У статуи полностью отсутствовали аномальные пси, электро и магнитные излучения. Не было к ней и притока энергии извне или от чего бы то ни было из окружающего пространства, способствующего её росту. Как и подозрительной убыли минералов и микроэлементов. И хотя её масса выросла в двадцать тысяч раз, она, очевидно, для этого процесса не нуждалась ни в ком и ни в чём. Росла себе тихо и мирно, сама по себе, по неведомым скальным законам в музейной тиши.
— Из чистой вредности, наверное! — хихикнул Сэмэл.
— Ага! — поддержала его Танита. — Чтобы насолить забывчивым архивариусам!
— Именно так — забывчивым! Осмыслите это, друзья! — воскликнул доктор Донэл. — Почти триста тысяч витков! При отсутствии какого-либо общения, глядя в стену, никому не нужная и не интересная Малышка Моэма вдруг взяла и вымахала в тысячи раз! А может и не вдруг. И потом, когда она, наконец, получила в избытке общения и невероятного внимания, она вдруг взяла и… ушла. Исчезла!
— Как? Куда исчезла? — вскричала аудитория.
— Да-да, так и написано, — подтвердил Сэмэл, — «артефакт неизвестной цивилизации Моэмы утрачен необъяснимым образом и в неизвестном направлении».
— Как — утрачен? — возмутилась Мэла. — А куда музейные работники смотрели?
— Как всегда — они всё прозевали. А куда исчезла? Этого не знают даже лучшие умы галактики! — пояснил довольный эффектом доктор Донэл. — А как… Это хороший вопрос, но также очень непростой.
— Скульптура? — всё ещё не верила Мэла. — Но… зачем?
— Об этом надо бы у неё самой спросить, — улыбнулся доктор Донэл. — Но, боюсь, она не ответит. Характер у неё не общительный.
— Жаль! Вот бы её увидеть хоть разок! — размечталась Лана.
— Может, и увидишь. Ведь сенсации от Малышки Моэмы ещё не закончились! — заявил, усмехаясь, доктор Донэл. — Кое-кто всё же видел её.
— Где? Когда?
Странники Моэмы
— Вы не поверите — в тысячах парсеках от нашей галактики, на одной малоизвестной малюсенькой планетке по имени Марс! И спустя всего лишь каких-то две сотни витков после её исчезновения. То есть — практически мгновенно, если брать временные масштабы, в которых существуют загадочные скульптуры с Моэмы.
— Где же эта планетка зависает? — задал вопрос Сэмэл. — Может, наша Лана слетает туда к Малышке Моэме в гости?
— В галактике под названием Млечный Путь, в рукаве Ориона, в системе жёлтого карлика — звезды по имени Солнце. Марс — древняя планета, на которой, из-за потери атмосферы, уже нет жизни. Я привожу здесь названия, принятые разумными обитателями солнечной системы, поскольку своих мы не изобретаем — за отсутствием времени и необходимости. Для далёких небесных объектов, как известно, у нас имеются только безликие цифровые обозначения.
— Карлика-Солнца? — удивилась Танита. — Но зачем? Чем он лучше нашего Фоона? И как Моэма там оказалась?
— Как — неизвестно, зачем — тем более. Эта Малышка весьма неразговорчива, — усмехнулся Донэл.
— Далековато забралась! — прокомментировала Танита. — А как её там обнаружили, почтенный доктор Донэл?
— Случайно. В солнечной системе, на спутнике планеты Земля, Луне, существует наша НБ — Наблюдательная База. Поскольку Земля является планетой, представляющей для Итты особый интерес. Вот во время одной из плановых экспедиций к ней, мы и обнаружили Малышку Моэму на соседнем Марсе.
— И что она там делает? — спросила Танита.
— Как всегда — сидит, — развёл руками доктор Донэл. — Или, скорее — лежит, — пожал он плечами. — И смотрит в сторону восхода уже другого светила. Прошу взглянуть: — И студенты увидели пустынную панораму незнакомой планеты, с восседающей посреди песков задумчивой махиной-Малышкой, с гирляндой проводов и датчиков на шее. Как будто это была Гирлянда Героя, какими награждали на Итте особо отличившиеся моллюсков. А что ж — заслужила.
— О, Святые Мудрецы! — воскликнул Сэмэл. — Ей везде дом! Как будто там она и была!
— А как поживают остальные скульптуры на Моэме? — спросила Мэла. — Ведь их там было много. Возможно, изучив их, учёным бы удалось разгадать феномен Малышки.
— Да, когда-то их было очень много. Но каких и сколько именно, увы — никто не удосужился не только изучить, но и посчитать, — кивнул доктор Донэл. — Никому это даже и на ум не пришло. Считалось, что они не представляют особой художественной ценности и для изучения достаточно одного экземпляра. Но после странной находки в музее и её исчезновения о планете Моэма вспомнили. И туда слетала наша вторая экспедиция.
— Как — вторая? Всего-то спустя двести пятьдесят тысяч витков? — удивилась Лана. — Почему не раньше?
— Но вы же знаете — в КС входят сотни тысяч цивилизаций, требующих внимания. И как много задач у наших Космических Служб, — вздохнул Донэл. — А за его пределами неизученных ещё больше. Трудно объять необъятное.
— И что же было дальше? — спросили слушатели. — Изучили? Посчитали? Выяснили?
— Ничего этого сделать не удалось.
— Что, древний космолёт-горелка не долетел? — хмыкнул Сэмэл.
— Долетел-таки, — улыбнулся Донэл. — Но компания скульптур его не дождалась. Наверное, обиделись на невнимание, покинув планету раньше. На Моэме теперь нет Моэм — там не было обнаружено ни одной! — гордо заявил Донэл, как будто сам только что успешно спрятал их от любопытных учёных.
— Не может быть! — ахнула аудитория.
— А вот взглянете сами!
И Донэл продемонстрировал им пустынную панораму, заснятую этой экспедицией. Перед взором зрителей раскинулась лишь раскалённая каменистая пустыня, однообразно расстилающаяся во всех направлениях.
— И даже завалящего малюсенького Младенца Моэмчика не нашлось? — удивилась Мэла.
— Увы! — развёл руками доктор Донэл.
— Жаль! — вздохнули все.
— Согласен. Но не расстраивайтесь, это ещё не все приключения Моэм! — заверил лектор. — Некоторые скульптуры потом, всё же, нашлись! Но не все! И не сразу! И не близко!
— Ого! Как это? И где?
— Да-да, я и об этом читал! — воскликнул Сэмэл. — Забавные такие скульптурки. Странники Моэмы!
— Именно так — Странники Моэмы, — кивнул Донэл. — Это теперь их официальное название. Оригинальнее ничего не смогли придумать: Моэмы с Моэмы, — улыбнулся он. — Этих Странников обнаруживают теперь повсюду: на планетах, на астероидах, на безвестных спутниках. И всегда он находится в гордом одиночестве. А между точками, где они найдены — сотни и тысячи парсеков. Для отображения их миграции в Космических Службах существует даже специальная карта, названная она так же оригинально: «Странники Моэмы». На ней астронавты отмечают координаты каждого найденного Странника, а также — его габариты, местоположение, направление и скорость движения объекта. Но эта карта мгновенно устаревает, ведь Моэмы там долго не задерживаются, неожиданная исчезая. Иногда за ними даже устанавливалось автоматическое видеонаблюдение — чтобы зафиксировать скорость роста и дату его исчезновения. Или, скорее — дату фиксации регистрации этого события. Но тщетно. Потому что ещё ни разу, даже с помощью автоматов наблюдения, не было зафиксировал: как и когда это происходило.
— Вот так фокус! — раздались удивлённые голоса. — Бульбистые плясуны!
— Ещё какие бульбистые! — согласился доктор Донэл. — Так что из научных данных о Странниках Моэма в настоящее время есть две константы — они растут, непонятно как, и исчезают неизвестно куда и также непонятно как.
— Но почему же камеры не фиксируют их исчезновения, почтенный доктор Донэл? — удивилась Лана. — Автоматы ломаются?
— Нет, они исправны. Но, как правило, приборы продолжают транслировать картинку присутствия Моэма даже после его исчезновения. Почему так, тоже неизвестно.
— И сколько Странников Момов обнаружено? — спросила Лана.
— Стоянок Моэмов! Причём — временных, — поправил её доктор Донэл. — И, вполне возможно, один и тот же странник фиксировался на разных стоянках неоднократно. Ведь их габариты и вес всё время меняются. Только Малышка со своими проводами отличается. Лишь потом догадались ставить на них метки. Но, похоже, они исчезают. И пока таких сомнительных стоянок не менее сомнительных Странников Моэма на одноимённой карте зарегистрировано около двухсот.
— А всё же — сколько их было на Моэме? Хотя бы примерно? — спросила Танита.
— Увы! Это даже приблизительно неизвестно, — развёл руками Донэл. — Никто ж не думал, что они способны оттуда… улетучиться. Эти милые молчуны Моэмы нас, как всегда, оставляют в дураках. Сейчас некоторые учёные полагают, что всего их было около пяти сотен. Но это тоже сомнительно.
— А где же остальные, почтенный доктор?
— Вселенная велика, — развёл руками доктор Донэл. — Иногда Моэмов встречают летящими даже на кометах, не имеющих постоянной траектории! Возможно, это и есть их транспорт, доставляющий Моэмов в разные точки Вселенной. Так сказать, их грузо-кабинки.
— И каждая из Моэм путешествует одна?
— Именно так! Это их традиция — быть в одиночестве. Массовое присутствие Странников на планете Моэма теперь является ещё одной загадкой этой… м-м-цивилизации, — пожал плечами Донэл. — Или, может… . сообщества индивидуумов, так сказать. Зарегистрирован лишь один случай, когда два Моэма оказались не то чтобы поблизости, но, по крайней мере — в одной звёздной системе. И тут опять отличилась наша Малышка Моэма. В то время как она находилась на Марсе, рядом, на Земле был обнаружен ещё один Странник. Это уникальный случай. Хотя Странник, находящийся на Земле, был в сотни раз меньше нашей марсианской Малышки. Крошка Моэм — такое название присвоили ему на карте Странников Моэмы, Земляне назвали его Сфинксом. И это самая большая скульптура на их планете. Они до сих пор гадают, кто же его создал.
И он показал аудитории Крошка Моэма — Сфинкса. Он невозмутимо восседал в пустыне, как бы неся охрану нескольких пирамид, будучи со всех сторон облеплен множеством любопытствующих землян. Совсем как Малышка Моэма когда-то в Межгалактическом Музее.
— Похоже, наши Моэмы везде привлекают внимание! — усмехнулся Сэмэл.
— У этого их Сфинкса что-то с лицом, — расстроилась Мэла. — Что они с ним сделали? Он поранен? Да и сам весь в шрамах. Что это с ним?
— Земляне — отсталая цивилизация. И это следы их активного внимания к своей ценной реликвии. Поскольку за него периодически спорили их конкурирующие религии, — пояснил доктор Донэл. — Одни ненавидели и боялись Сфинкса — Крошку, откалывая от него куски и нанося удары. Другие хотели, чтобы он был похож на их местных царей, и приделывали ему их атрибуты — бородки, короны, а также раскрашивали его в цвета власти. Третьи, кому не удалось его разрушить, засыпали песком. Иногда о нём забывали на целые века. А потом откапывали. Хотя, кто знает — может на эти века Крошка Моэм просто покидал Землю.
— А почему он совсем не улетел оттуда? — сердито воскликнула Лана. — Ну, или что они там делают. Зачем терпел всё это? Весь в шрамах!
— У него, как видно, свои планы. Сфинкс попросту игнорирует землян, как когда-то Малышка Моэма — наш музей. И невозмутимо продолжает смотреть в ту сторону, откуда поднимается их Солнце. Ведёт себя как взрослый, не обращающий внимания на ужимки прыгающих вокруг него детей.
— Я хочу попасть туда — на Марс и Землю. И познакомиться с Моэмами! — заявила Лана.
— Увы! К одному ты уже опоздала. Неизвестно, дождётся ли второй, пока ты окончишь университет, — усмехнулся доктор Донэл.
— Кто сбежал? Сфинкс?
— Нет, пока только Малышка Моэма. Сфинкс на месте.
— А земляне знали о Моэме? — спросил кто-то. — Или они ещё не имеют выхода в космос и не посещают соседние планеты?
— Пока только делают попытки. Но у них есть телескопы и они успели заметить на Марсе нашу Малышку, посчитав её ещё одним Сфинксом. И страшно из-за этого запаниковали.
— Чем же она их испугала?
— Своей идентичностью с их Сфинксом, — пояснил доктор. — И теперь у них добавились весьма неприятные для них версии. Они ведь так и не поняли его предназначения и до сих пор спорят о его происхождении и возрасте. Как видно, Моэмы и у них интуитивно вызывают недоверие. Одно время они даже пытались поклоняться Сфинксу, но вскоре, не ощутив никакой помощи, разочаровались в нём. Вот тогда-то они и засыпали Сфинкса песком.
— Не ощутили помощи? И не они первые! От них всегда одни лишь загадки и ребусы! — фыркнул Сэмэл.
— А что же их напугало в нашей Малышке? Ведь она была от них довольно далеко, — спросила Танита.
— Земляне посчитали марсианского гиганта, которого видно даже в телескоп, творением инопланетян, наблюдающих за ними из космоса и строящих планы о захвате их планеты.
— Вот ещё! — фыркнула Мэла. — Кому нужна их планетка? Чем она богата?
— Да ничем, особо. Но таковы уж эти земляне — всех подозревают. Ничего удивительного — ведь это ещё довольно молодая цивилизация! — пожал плечами доктор Донэл. — О БВЛ там ещё и не помышляют. Кстати, напомните, есть некоторые моменты, которые вам нужно знать об этой планете. Уделим ей как-нибудь часть лекции.
— А Малышка Моэма, пока была на Марсе, ещё подросла? — спросила Лана. — Мы успели это выяснить?
— О, да! Это у неё хорошо получается, — кивнул Донэл. — Теперь она настоящий гигант. Сохранились её последние снимки и замеры. Но пока учёные собирались установить за Малышкой постоянное автоматическое наблюдение, она исчезла, — вздохнул он. — Непоседа. Эта звёздная система находится от нас довольно далеко и экспедиции бывают там не часто, — оправдывающе пояснил он. — Не успели довезти оборудование.
— Но мы ведь и есть инопланетяне? И вправду наблюдаем за землянами, — усмехнулся Сэмэл. — Выходит, не зря они нас боятся?
— Ага! Эй ты, инопланетянин, какой ты жу-у-уткий! — хихикнула Танита, сделав большие глаза Сэмэлу.
— Да, наблюдаем, — кивнул Донэл. — Это связано с нашей особой миссией. И для их же блага.
— Опять везде опоздали! Как так можно? — с досадой воскликнула Лана. — Ведь Моэмы — это космический феномен! Он требует особого внимания! И разгадки!
— Требует? Не заметил, чтобы Моэмы что-то требовали, — хмыкнул Сэмэл. — На мой взгляд, они не против того, чтобы мы оставили их в покое. И отстали от них со своими проводами-приборчиками и навязчивым научным любопытством.
— Да! — увело Лану в противоположную сторону. — Наверное, у них своя космическая миссия! А ЗоН не позволяет вмешиваться в чужие дела. И препятствовать их задачам.
— Попробовали бы им препятствовать! — усмехнулся Сэмэл. — Просочатся сквозь любые преграды!
— Так что, вот такие они — Моэмы с Моэмы, — сказал доктор Донэл.
— Понятно лишь то, что ничего непонятно, — разочарованно отозвалась аудитория. — И после этого Малышку больше не встречали?
— Пока нет, но не унывайте, друзья! — обнадежил из Донэл. — Зная её характер, можно смело предсказать — она ещё нас удивит. Кстати уходя, Малышка Моэма опять отличилась: она оставила на память свою визитку, если это можно так назвать — в лаве Марса теперь можно увидеть отпечаток её лица. Ну, или морды — в зависимости от того, как её воспринимать — кошкой или разумным существом. И… это лицо смотрит теперь вверх, в космос, а не на восходящее светило, как это всегда было. То есть — на Землю.
— Вот так фокус! Это, наверное, космический юмор — от Моэмы! Она пошутила над землянами, которые её боялись! — засмеялся кто-то.
— Ага, помните, что я всегда за вами слежу!
— А бедные земляне теперь гадают — кто же украл их марсианского Сфинкса? — предположила Мэла.
— Именно так! — кивнул Донэл. — Теперь он почему-то стал им очень дорог. И они по-прежнему боятся — теперь уже этого отпечатка. Земляне космических шуток не понимают.
— Жаль, что Малышки на Марсе больше нет. Я бы туда слетала — познакомиться! — заявила Лана. — Мне кажется, мы бы нашли с ней… короче — контакт.
— Многие мечтают разгадать загадку Моэмов, — отозвался Сэмэл. — Я бы тоже слетал!
— А я пожелаю вам удачи! — улыбнулся доктор Донэл. — Дерзайте и, возможно, вам удастся то, что не удалось другим.
— А что! — фыркнула Мэла. — Лана и Сэмэл встретятся с Малышкой Моэмой, немного с ней пошепчутся и, окаменев от счастья и новых знаний, станут такими же, как они. Тайны — страшная сила! — И она спроецировала в аудиторию мумифицированные и усохшие тела друзей. — Взгляните — какие красавчики! Таким ни корабль, ни скафандр не нужен! — посмеиваясь, сказала она.
— А что? Будем на попутных кометах по вселенной мотаться! — подхватил Сэмэл. — Только вы нас и видели! И я тоже начну расти, поглощая нейтрино, вопреки законам сохранения массы и энергии. Клёво?
— Махрово! — одобрила Танита. — Неплохой вариант! Топливо и припасы не нужны. А это экономия для КС, у которого и без них уйма дел и задач!
— Нейтрино? — заинтересовался доктор Донэл. — Интересная версия! — Он оглядел аудиторию и подытожил: — Вот такой расклад, раскинутый перед нами Малышкой Моэмой и её сородичами с Моэмы, На данный момент это всё, что нам известно о так называемой цивилизации Моэмы. Пока всё.
— Постойте! Но, как, всё же, учёные объясняют этот феномен? — спросил Сэмэл. — Каковы версии?
— А никак не объясняют, уважаемый Сэмэл, — усмехнулся доктор Донэл. — Тут у нас полное фиаско. Уж очень непредсказуемы эти космические Странники. А вот версий — множество. Согласно одной из них — Моэмы настолько далеко ушли вперёд в своём развитии, что утеряли с реальным миром всякий контакт. Они не способны или не хотят нас слышать. Говорят, возможно, цивилизация Моэмов возникла ещё при зарождении Вселенной. У них другие масштабы времени и пространства. Другие источники жизни. Другие формы общения. Тут всё — загадка и другое. Откуда они взялись? Почему имеют такую… форму? Зачем путешествуют по Вселенной? Как передвигаются? И на все эти вопросы только один ответ — неизвестно! Сейчас предполагают, что на планете Моэме наши Странники просто ненадолго задержались. Опять же — с какой-то неизвестной загадочной целью. Ненадолго — это в их понимании. А для нас, может — тысячи, миллионы витков.
— Возможно, у них там состоялся научный симпозиум, некий глобальный обмен информацией, — предположил Сэмэл. — Или планирование — на пару миллиардов витков, эдак, вперёд. А дальше они разлетелись осуществлять их.
— И малыши? — усмехнулась Мэла.
— Да! Сознание этих малышей в разы выше нашего. И няньки им не нужны. Их воспитатель — вселенная.
— Славно придумано, — кивнул Донэл.
— А может, это цивилизация одиноких Странников. Каждый изучает Вселенную самостоятельно, — предположила Мэла. — А иногда, допустим — раз в миллиард лет, они собираются и делятся знаниями. Как представители наших цивилизаций на заседаниях Совета КСЦ. Только каждый из них это и есть отдельная цивилизация.
— Очень хорошая версия! — кивнул доктор Донэл.
— А наша Малышка Моэмчик просто ненадолго, на каких-то триста тысяч витков, задержалась на Таите, поизучала наш музей и прилегающие к нему мирки, подросла от бурных впечатлений и свильнула оттуда восвояси, — предположила Танита — В гости к жёлтенькому карлику: подглядывать за пугливыми землянами. Они ей не понравились — медленно растут и мало понимают. И витков, этак, через двести она и оттуда улетучилась. А лицо своё им на память оставила. Чтобы помнили и не расслаблялись. И вырабатывали мужество.
— Сурово ты с этими землянами, — усмехнулся Сэмэл. — Возможно, они ещё возмужают и вступят к нам в КСЦ?
— Да пожалуйста! — отозвалась та.
— А вдруг Странники — это мощные роботы-ретрансляторы! — выдвинул новую версию Сэмэл. — И где-то есть сверх-цивилизация, которая всюду рассылает этих Моэмов-роботов. Она изучает с их помощью Вселенную, а потом…
— Тогда почему они растут? Если это роботы? Зачем? — поинтересовалась Мэла. — И откуда берут энергию?
— От бурных впечатлений! От ионизирующего излучения восходящих светил! — выкрикнула аудитория. — От радиации светил!
— Они напитываются от сил гравитации! Это же очевидно! — воскликнула Лана. — Или от торсионных Полей!
— Возможно, что и так, — посмеиваясь, кивнул доктор Донэл. — Вы, мои дорогие, можете не стесняться в своих бурных фантазиях. Ведь, возможно, именно версия одного из вас и есть единственно верная. Только вот как мы об этом узнаем? Многотонные Странники неуловимы, они просачиваются, будто песок в решето, сквозь время и пространство, не зная преград. Может быть, вы с ними когда-нибудь встретитесь и немного пошепчитесь, — покосился он на Лану. — Хотя бы на тему того — живые ли они? Или, может, они только притворяются камнями? — хитро подмигнул Сэмэлу доктор Донэл. — А моя скучная лекция на этом завершена!
И тут действительно заныл зуммер.
— О-о, как он не вовремя! — огорчились студенты. — Так хорошо замутили!
— До встречи, друзья! — раскланялся доктор Донэл. — Успехов вам на пути к знаниям! Озарений и открытий!
— До встречи! Добрых намерений! Пребывайте в мире и здравии, почтенный доктор Донэл! Да пребудет с вами мудрость! — вразнобой отвечали студенты, неохотно поднимаясь и направляясь к окнам аудитории.
Часть 3
Голос
Этот был необычный день — впервые за многие витки у Оуэна появился… собеседник. Да-да, настоящий собеседник. Правда, немного странный.
Оуэн мирно дремал в своей сверкающей пещере — как это с ним часто бывало в дневные часы, когда вдруг услышал голос, зовущий его… по имени.
— Оуэн! Оуэн! — прозвучало в тишине.
Криптит от неожиданности чуть не взмыл под потолок, но солидный вес и расслабленное состояние позволили ему лишь слегка подпрыгнуть.
«Кто тут?! — подумал он, оглядываясь по сторонам. — Хотя — кто тут может быть? Ведь я сам накрепко перекрыл вход четырьмя крепкими дверями. Но как?»
Ведь его имени очень давно никто не знает. Ну, допустим, даже если кто-то и узнал — что невозможно, но в пещеру он проникнуть не мог. А если он произнёс его, находясь снаружи, обычному существу услышать это невозможно, поскольку ни один звук в пещеру не мог проникнуть через толстые стены. Да и в его мозг — тоже. Ведь, засыпая, он всегда ставит на свой внутренний телепатический слух блок — чтобы не мешали фоновые шумы обитателей дна. Что же это тогда? Сон или наваждение? А, может — призрак? В магию он уже поверил, остаётся поверить в привидения. И, кажется, до этого уже недалеко.
Оуэн внимательно осмотрелся: никаких туманных сущностей и аномалий поблизости не наблюдалось. И тут снова раздался голос:
— Оуэн! Отзовись! Я знаю, что ты слышишь меня!
— Кто это? — воскликнул осьминог, чувствуя, что сходит с ума.
— Это я — Юрий, — раздалось в ответ.
— Ю-юрий? Где ты? — побелев от волнения, вскричал Оуэн. — Ты призрак?
— Нет, я — человек. Хотя, я знаю — ты не очень жалуешь людей. А где я… Есть такой город — Москва. Там я живу.
— Какая ещё Москва? Я, наверное, сплю? — пришёл в ужас осьминог. Он не понимал — зачем разговаривает с этой иллюзией?
— Это наяву. Не волнуйся, пожалуйста. А — какая Москва? Столица России. Есть такая страна на другой стороне земного шара.
— На другой стороне? Ты шутишь? — теряя силы, пробормотал Оуэн. С ним явно что-то не так.
— Не паникуй, пожалуйста, — отозвался голос. — Я и сам волнуюсь. Поверь, для меня тоже было непросто — пойти на контакт с тобой. Уверенность мне придаёт только то, что я давно тебя знаю. И понимаю.
— А я не понимаю — как тебе удалось преодолеть мой защитный блок? Этого не умеет никто! — воскликнул Оуэн. И сам себя поправил: Или — раньше не умел никто.
— Твоя защита для меня не преграда, Оуэн, — спокойно продолжал голос. — А — как я связался с тобой? Это просто — ведь я такой же телепат, как ты. Ну, может, немного сильнее. Правда, я не пользоваться этим раньше. Не люблю контактов. Но с тобой можно.
— Спасибо за доверие, Юрий, — усмехнулся Оуэн, постепенно приходя в себя. Этот Юрий говорит вполне разумные вещи. Как бы то ни было — он не сходит с ума. Потому что даже в бреду придумать, что он вдруг начал общаться с неким человеком, просто невозможно. Зачем? — Как тебе удалось преодолеть такое расстояние? — всё ещё недоверчиво спросил он.
— Это не сложнее, чем настроить шкалу прибора, — пояснил Юрий. — Надо только захотеть.
— Да, ты прав. Хотя на дальние расстояния я уже давно не пробовал настроиться. Я, как и ты, не люблю пользоваться телепатией, — сказал Оуэн. И усмехнулся: — Вернее — у меня не было такой необходимости. Я привык к одиночеству. А своё имя я не слышал уже… много лет. Ты необычный человек, Юрий. Если ты действительно человек, конечно.
— Увы, я человек, — ответил Юрий. — Хотя мне иногда за это стыдно. Впрочем, ты тоже довольно необычный криптит, Оуэн — Octopus vulgaris или, скорее, Giant Octopus — очень древнее морское существо…
— Это даже из Москвы заметно? — спросил Оуэн, почти вернувшись в норму. Коли уж начал шутить. — О, Боги, как же я стар, наверное!
— Видно. Я знаю это потому, что давно слышу твои мысли, Оуэн. Извини. Но они очень странные… для криптита, — задумчиво проговорил Юрий. — Путешествуя по астралу, я не мог не заметить тебя. Знаешь, по сути, наша планета довольно пустынное место для мыслящего человека. Извини, лучше скажу так: для мыслящего существа. Мне всегда хотелось пообщаться с тобой, но ты не очень общителен. И не любишь людей. А я — человек. И, по моему, люди заслуживают такого отношения.
— Люди — как и всякое творение природы, достойны восхищения. Мне не нравятся лишь… некоторые тенденции в развитии вашей цивилизации, — вздохнув, пояснил Оуэн. — Неверные нравственные ориентиры, что ли. Потому я и стараюсь держаться от людей подальше.
— Я тоже стараюсь держаться от них подальше, — вздохнул Юрий. — Лучше уж быть криптитом, чем некоторым из них.
— О, ты плохо знаешь криптитов, Юрий! — усмехнулся Оуэн. — Они иногда тоже бывают далеки от совершенства.
— Расскажешь как-нибудь?
— Посмотрим, — отозвался Оуэн, мгновенно замкнувшись. Он, как и все осьминоги, был осторожен и пуглив. Откуда взялся этот Юрий? Из какой ещё Москвы? Зачем? И что ему нужно от него? — И всё же, Юрий, почему ты вдруг заговорил со мной? — спросил он. — Разве мало на свете людей? Ведь я для тебя как инопланетянин. Мы очень разные — по-разному выглядим, обитаем в разных стихиях, имеем различный жизненный опыт. Это странно…
— Но мы живём на одной планете, хоть и на разных сторонах. И цель у всех одна — совершенствование.
— Шутка мне понравилась, — усмехнулся Оуэн. — Да и то, что стороны планеты противоположные.
— Мы с тобой — мыслящие существа, — продолжил Юрий. — Ведь мыслящее и разумное — это не одно и то же.
— Я предпочитаю быть мыслящим, — заметил Оуэн. — Разумность сродни расчётливости.
— Верно. Я, как и ты, тоже люблю философствовать. И всё это время не хотел нарушать твоё одиночество. Меня радовало хотя бы то, что ты, такой разумный и мудрый, есть. И иногда я могу тебя слушать…
— И что же случилось теперь? — с недоумением спросил Оуэн. Было странно, что всё это время он не ощущал чужого присутствия.
— На тебя напали акулы. Если б ты погиб тогда, мне бы вновь стало одиноко. И я пересмотрел своё отношение к миру…
— Ты что видел это? — насторожился Оуэн. — Ты был там?
— Да. И мне пришлось вмешаться, — вздохнул Юрий. — Это впервые. И я не мог по-другому.
— Каким образом — вмешаться? — всё более волновался Оуэн.
— Я телепортировал тебя в твою пещеру. Как ты и хотел.
— Находясь в Москве? — с ужасом воскликнул Оуэн. — Но как?
— Это так же легко, как сдвинуть рукой камень, только мысленно, — пояснил Юрий. — Для мысли нет расстояния. Правда, в твоём случае камушек оказался тяжеловатым, — усмехнулся голос.
— Тонн пятнадцать, — виновато пояснил Оуэн. — Такие габариты свойственны моему Виду. Уж извини.
— Да ладно, — отмахнулся Юрий. — Главное — эти габариты не достались акулам. Просто твой вес был для меня неожиданностью, а времени на раздумья не было. Я, чтобы компенсировать энергию, потом опустошил весь холодильник. Зато теперь, если б захотел, я мог бы, наверное, гору сдвинуть, как Магомет. Но пока мне не довелось это проверить.
— Так вот в чём разгадка фокуса! А я голову сломал, пытаясь разгадать его! — задумчиво сказал Оуэн. — Спасибо тебе, Юрий! Без тебя я бы точно к акулам на обед угодил. В качестве обеда.
— Я рад, что помог, — улыбнулся Юрий.
— Да. Но, ведь был ещё один случай! — спохватился Оуэн. — Я, без практикования, сам не смог бы этого сделать! Слишком большое расстояние.
— Ты про Стивена с Мэйтатой? — усмехнулся Юрий. — Те ещё клоуны! Ну, это мы уже сделали вместе. Я тебя лишь подтолкнул, дальше ты сам. Талантливый ученик!
— И ещё раз спасибо! — с облегчением проговорил Оуэн. Кое-что становилось на свои места.
— За что? Не мог же я допустить, чтобы из морского философа, Giant Octopus, сделали музейное чучело, пугающее детей! Там лучше быть посетителем, а не экспонатом.
— Да, Стивен с Мэйтатой те ещё клоуны. Но против маленького резонансного сонара даже гигантский реликт кажется пигмеем, — вздохнул Оуэн. — Пришлось позорно уносить свои древние ноги и руки. Ещё раз спасибо тебе, Юрий.
— Я рад, что у нас всё получилось! — отозвался Юрий. — Хотя, что такое сонар, Оуэн? Всего лишь прибор с ограниченными функциями и возможностями. А каждое творческое разумное существо способно изменяться и менять мир безгранично. Ты и сам в этом убедился, научившись телепортироваться. Сейчас сонар показался бы тебе смешной железякой, не стоящей внимания. А он таким и останется. Не люблю технику. От неё столько шума и вредных последствий. Что толку, что человек ускорился во времени и пространстве? Это даёт ему возможность натворить больше глупостей при его неразвитой Душе.
— Ты прав, но это особый разговор. А после твоего толчка, Юрий, я на многие сложности жизни смотрю по-другому, — заметил Оуэн. — Например — на слишком интересующихся мною, как источником
питания, дельфинов. Не могу же я без конца бегать от всех — от ловцов, акул, дельфинов, приборов? Пора остановиться. Теперь вот не бегаю — телепортируюсь. Благодаря тебе. Чем я мог бы отблагодарить тебя, Юрий? Хотя — о чём это я? Чем может быть Полезен головоногий моллюск, хоть и гигантское морское чудище — человеку? Разве что в музейном зале постоять, попугать детей.
— Обойдутся! Просто не гони меня, хорошо? А чудище не ты, а те люди, которые ради денег готовы уничтожить уникальное творение природы. Я бы их тоже запулил куда-нибудь. Например — в Антарктиду.
— Ты, я вижу, максималист! — недовольно заметил Оуэн. — Но ведь таков ваш мир. Всех не запулишь, Юрий, поэтому надо жить рядом с теми, кто выпал тебе по судьбе.
Два философа
— Но я не таков! И тоже понимаю это, — отрезал Юрий. — Поэтому и предпочитаю философствовать вдали ото всех.
— Извини, если обидел, но эти понятия — философ и максималист, несовместимы. Философ это мирный наблюдатель. И осмыслитель. Фило — любовь, софия — мудрость. Любящий мудрость. Но не воитель. Философ живёт в области идей, постижений и озарений, а претворять их в жизнь — удел других. Может — тех же максималистов. Которые, всё же, скорее разрушители, чем созидатели.
— Иногда я склоняюсь к мысли, что лучше быть максималистом, — сказал Юрий. — Больше пользы — если надо разрушить ветхое и негодное. Или вразумить безумных. И даже мечом помахать, одолевая мельницы.
— Безумных вразумить невозможно. А кого — одолевая? — не понял Оуэн.
— Не кого, а что, Оуэн. Мельницы. У нас есть такой книжный герой — Дон-Кихот, который напал на ветряные мельницы, мечтая поразить их мечом, считая злыми великанами.
— А-а. Я, конечно, Giant Octopus, но прекрасно знаю вашу литературу, Юрий. Поскольку имею доступ в ИПЗ — Информационное Поле Земли, — заметил Оуэн. — И с Дон-Кихотом, и романом «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» Мигеля де Сервантеса Сааведра, хорошо знаком. Ваша литература, как самовыражение господствующего Вида, меня интересует. Однако считаю, что воевать с мельницами, крыльями которых управляет ветер, не стоит. Ведь против ветра меч идальго не эффективен. Разные стихии.
— Как неэффективен одинокий максималист против стихии человеческих заблуждений и векторов сообщества? — сказал Юрий. — Как и разить отдельных индивидов, являющихся простыми статистами — отправляя их в Антарктиду? — усмехнулся его голос. — Ведь у мельницы появятся новые крылья?
— Примерно так! — согласился Оуэн. — Надо, чтобы изменился ветер, сами законы общества, а затем и все эти статисты-лопасти начнут вращение в нужную сторону. Но мельницы до поры останутся. Эти глобальные процессы неподвластны романтикам с мечами и красивыми лозунгами, — произнёс Оуэн, понимая, что его собеседник ещё довольно молод, хотя и называет себя философом. Впрочем, по сравнению с ним всё человечество — дети.
— И всё же, я с тобой не согласен! — возразил Юрий. — Да! Дон-Кихот не способен остановить вращение крыльев мельницы и поразить злых великанов. Зато его безумный пример изменил мир. Как крик петуха, помогающий взойти солнцу! Слабость всегда побеждает силу, а добро одолевает зло!
— Вот как? Всегда? Да ты романтик, Юрий! — улыбнулся Оуэн. — Не скоро взойдёт Солнце, если петух проснётся и запоёт раньше времени. А Дон-Кихот не изменил мир! Он — рыцарь-неудачник. А петух поёт только когда чувствует восход солнца. А не наоборот. Он вестник, а не преобразователь.
— Нет, преобразователь! — не уступал Юрий. — Каждый наш поступок влияет на окружающий мир! Это неразрывная цепочка событий: петух-восход-солнце-уходящая ночь. Как и: Дон-Кихот-шпага-мельница-поверженные силы тьмы. Крик петуха, хотя это и не явный закон мироздания, но он работает! Тут вся штука — в петле времени. Причину опережает следствие. Также иногда и явные законы в этой петле не работают. И в таких случаях говорят об исключениях из правил. Всё в мире гибко — временная шкала изгибается, события наезжают друг на друга, петух побеждает ночь. В прошлое можно вернуться, дважды войдя в одну и ту же реку! Как-нибудь мы это обсудим подробнее. И я приведу тебе доказательства.
— Интересно, — заметил Оуэн. — Это поистине гимн романтикам: петухам, рыцарям и любителям пересекать реки дважды…
Сейчас в его душе царило смятение. Зачем он болтает сейчас о пустом? Он — реликт, анахорет, осколок великого рода! К лицу ли ему такое мальчишество? Да, его жизнь слегка однообразна. Но ничто не отвлекало его от скрытого разговора с неким идеальным миром, где царила привычная логика. И постоянное, выверенное направление мысли, что ли. А теперь в них появились рыцари, петухи, мельницы, бредовые утопические теории…
И ещё, по вине Юрия в душе Оуэна зазвучали забытые голоса и чувства, разбуженные звуком его имени. Зачем поселять в душе надежду на… перемены? Её не было там уже тысячи тысяч витков. А люди… Они приходят и уходят. Их век слишком короток, а волны цивилизаций слишком часты и непрочны. У них, этих миллиардов, своя короткая жизнь, у него, одинокого криптита, своя. Длинная. Они не пересекаются. Человечеству нет дела до головоногих моллюсков. А Юрий… Это сейчас он критикует своих сородичей — что говорит лишь о том, что он ещё слишком молод — а скоро и он переменится. Социум оболванит его, как и всех, втиснув в свои узкие рамки: заказ — исполнитель. Там нет места одинокому философу, сидящему глубоко под водой в своей пещере. И представляющему для них интерес, лишь, как природный казус. Стоит ли начинать это общение? Не слишком ли больно будет потом? Расставаться или разочаровываться.
Юрий, очевидно, почувствовав его настроение, тихо проговорил:
— И всё же, ты не любишь людей, Оуэн… Я тебе неприятен?
— Дело не в этом, Юрий. Извини, если дал тебе это почувствовать. Просто я боюсь находить, чтобы потом не потерять, — вздохнул тот. — Причина не в тебе, а во мне. Я излишне консервативен и привык к одиночеству. Нет, скорее — к своей изолированности.
— Я тоже устал от одиночества, Оуэн. И от изолированности тоже.
— Но моё одиночество вынужденное, — удивился криптит. — А ты — часть огромной цивилизации, состоящей из миллиардов особей. Неужели среди них может быть одиноко?
— Да, может. Я всегда один, — тихо сказал Юрий.
— Почему? Тебя не понимают? Не хотят с тобой общаться? — спрашивал Оуэн. Ему хотелось понять — что с этим мальчиком не так?
— Это я их слишком хорошо понимаю. И это я не хочу с ними общаться, — резко ответил Юрий. — Мы по-разному смотрим на мир.
— Это временно, — вздохнул Оуэн. — Ты изменишься, Юрий, и станешь думать как все. Таков закон стаи. Одиночки в ней не выживают.
— Но я не хочу меняться! — возразил Юрий. — И не хочу быть в этой стае! Законы человеческого общества бесчеловечны, а его перспективы… бесперспективны. Да ты и сам это знаешь.
— Будущее всегда многовариантно, Юрий. Не всё так однозначно, — возразил Оуэн.
— Но, поверь — между тобой и мной гораздо меньше отличий, чем с ними.
— Ты уверен? — пытался разобраться Оуэн. — Чем тебя привлёк морской житель? Мыслями? Но в мире есть множество уникальных людей, мыслящих не ординарно: философы, писатели, просветители, религиозные деятели. Неужели ты не заметил их, путешествуя по миру в астрале? Вы — родственники по Виду. Я — другой. Например, думаю не только головой, но и ногами. У меня голубая кровь. Мы с тобой живём в несходных стихиях и на разных сторонах планеты. Что же нас объединяет?
— Одиночество, например. И то, что ты — не человек.
— Я не понимаю тебя, — отозвался Оуэн. — Они обижают тебя, не хотят общаться? Поверь, я не против общения с тобой. Но мне кажется, что, считая так, ты теряешь корни, основу. Ведь сам ты — итог длительной Эволюции человеческого рода. Нельзя отрицать и отвергать самого себя. Надо найти… общее. Я, например, сожалею о том времени… Впрочем, это неважно, — прервал он сам себя. — Расскажи мне о себе.
Но тут Юрий вдруг заявил:
— Извини, Оуэн, поговорим в другой раз. — И его голос исчез.
Оуэн осел в своей нише. Ему казалось, что он только начал подыскивать к мальчику ключик. Но вдруг спугнул его. И он был недоволен собой. Вёл себя как… угрюмый анахорет. Но ведь он такой и есть. Не стоило приставать с расспросами — захочет, сам о себе расскажет.
Оуэн хотел было извиниться, но, попытавшись выйти на телепатическую волну, чтобы связаться вновь, не сумел этого сделать. Юрий закрылся. От него? Силён мальчик!
«Он очень мощный телепат. И осторожен, — одобрил Оуэн, как истинный криптит. — Даже сильнее меня, причём — во многом, — признал он. — Хотя, чего удивляться — я давно утерял навыки. Не с кем. Попробовать, что ли, на дельфинах? Смешно, — Оуэн, вспомнив беседу, покачал головой. Странно было услышать вновь своё имя, да ещё от незнакомой человеческой особи. — И чего я принялся поучать его? Хочет человек общаться с криптитом? Пожалуйста! Любит одиночество? Это его выбор. Я и сам такой же… нелюдимый, — вздохнул Оуэн. — Или не моллюсковый. И недельфиний. А ведь он спас меня! Вдруг он обиделся и больше не вернётся? И опять тысячи витков я буду говорить сам с собой? Глупый трусливый Octopus vulgaris! — Оуэн положил голову на руки, одна из которых непроизвольно бдела за окружающим пространством, ища врага. Но волноваться было не о чем — его пещера комфортна и безопасна. — Как Юрий сказал? Он слишком хорошо понимает людей и потому их не понимает? — размышлял о своём странном собеседнике Оуэн. — У меня они тоже частенько вызывают недоумение своей… неоправданной агрессивностью. Но недостатки человеческого общества можно исправить. Свободу воли, данную Творцом, никто не отменял. Если, конечно, сами люди этого захотят. А пока каждый индивид, даже ушедший вперёд, вынужден подстраиваться под несовершенства своей цивилизации. А не наоборот, как хочет Юрий — мир не таков, пусть станет таким, как я хочу. Совершенствование общества — процесс долгий. И махать сабелькой, воюя с мельницами, бесполезно. Чтобы мир изменился, нужны многие факторы, а главный из них — время. И этот процесс не соразмерим с масштабами жизни человека, поэтому и кажется медленным. Хотя каждый хотел бы, как Юрий, при жизни увидеть небо в алмазах. Хотя, есть, конечно, варианты быстрой смены уклада общества — для нетерпеливых — это революционные преобразования».
Оуэн наблюдал немало революций, происходящих в человеческом сообществе. Но они скорее разрушали то, что имелось, чем способствовали его реформированию и прогрессу. А делали это такие, как Юрий, не умеющие остановиться — нетерпеливые максималисты, верящие, что крик петуха будит солнце. Но иногда, как ни странно, нечто подобное происходило — революция непостижимо быстро реформировала общественные устои. Иной раз, обойдясь даже без жертвоприношений на её алтарь. Петля времени? Может, это иногда случается — когда перемены назрели и это единственно возможный путь?
«Юрий сказал — «Крик петуха — не явный закон мироздания, но он работает?» Чудак. А, может, он и прав. Иногда это бывает, как исключение из правил».
Удивительно, но Оуэн, уже тысячи витков беседующий только сам с собой, сейчас незаметно вступил в некий виртуальный диалог. Выходит, у него теперь есть не только помощник-инкогнито, но и собеседник-инкогнито? Виртуальный друг, так сказать, по переписке. А может и не только виртуальный. Если, конечно, Юрий не обиделся на осьминога, не желающего признать их явную похожесть — человека и осьминога…
Под эти мысли Оуэн незаметно смежил зрачки и задремал. Перенесённый стресс требовал компенсации.
* * *
Прошла не одна неделя, но Юрий так и не появился. Но Оуэн всё также продолжал спорить с ним. И даже привык к тому, что у него теперь есть с кем спорить. И о ком думать. Его беспокоила судьба юноши.
Почему он чурается людей? Что с ним не так? Может, ИПЗ подскажет? Там имелась информация обо всём, что когда-нибудь происходило на Земле, надо было только уметь подобрать ключик. Криптит умел. Но, заглянув туда, Оуэн не обнаружил историю Юрия. Такое с ним было впервые. Тоже блок Юрия? Или он не с Земли? Смешно. Но как ему это удалось? Ведь это практически невозможно. Но, выходит, не для Юрия. Интересно, что он ещё умеет?
Почему же с такими талантами Юрий одинок в мире людей? Хотя, может, именно поэтому.
Оуэн задумался:
«Что же делает моего знакомого — забытое словечко! — таким одиноким? Инвалидность? Многие особи — и не только человеческие — не любят инвалидов. Им кажется, что это заразно, даже если это просто травма. А некоторые почему-то считают, что общаться с убогими зазорно. Типа — их могут принять за таких же ущербных. Однако среди любых видовых групп встречаются и милосердные особи. Но, с другой стороны — не каждому инвалиду приятно ощущать себя объектом чужой жалости. И, всё же, Юрий не похож на инвалида. Скорее — на супер-героя, образ которых так популярен сейчас в человеческой цивилизации. Они там всюду — в книгах, комиксах, фильмах — которые спасают в одиночку мир, феноменально превосходя своими способностями и возможностями других представителей вида. И не только своего, — пришлось признать Оуэну. — Юрий, преодолевает духом огромные пространства, из другого конца планеты усилием мысли передвигая многотонного криптита, и разговаривая с ним через материки и океаны. Даже ставит блоки на планетарном информационном потоке. И это лишь то, с чем поневоле столкнулся криптит. Наверняка он умеет ещё многое недоступное другим. Тогда почему один? Может, у него трудный характер? Не все же хотят приспосабливаться к причудам другого, особенно если он в чём-то значительно их превосходит. Но у кого-то и это получается. Да и не все же вокруг него так глупы. Да и не только вокруг. Ведь Юрий нашёл меня в другом конце мира. А ещё у него есть близкие, которые просто обязаны применяться к его характеру. Хотя, уровень этики человеческого сообщества сейчас катастрофически падает, а родственные связи становятся всё слабее. Да и родственники бывают разные».
Оуэн терялся в догадках, забыв о всяком философствовании и еде.
Его заинтриговал этот неожиданно возникший из ниоткуда… товарищ? собеседник? друг? Человек-инкогнито. Таков же был и он сам, древний криптит — загадка природы, посланец веков, никому не открывающий своих тайн. И от природы наделённый невероятной осторожностью. Выходит, всё же, Юрий прав — они с ним очень похожи.
Оуэн изучил информацию о городе Москве, где жил Юрий — её историю, статистику, описания и виды. Это был настоящий мегаполис. И вот там, среди двадцати миллионов людей разной степени разумности, жил одинокий Юрий?
«Ему не с кем там поговорить в Москве? — хмыкнул Оуэн. — Где проживают признанные гении, лауреаты, учёные и творческие личности? Философы, в конце концов, которым он подражает. А в мире их ещё больше. Почему же Юрий, как Диоген, ищет в этой толпе человека? Или, как он исправил себя — мыслящее существо? И нашёл его только здесь, под толщей воды? Как он сказал? «Наша планета довольно пустынное место для мыслящего существа»? Вот и нашёл… восьмирукого криптита. «Мы похожи», — хмыкнул Оуэн, немного гордясь этим заявлением Юрия. — Космополит, однако. А с другой стороны, зачем мне ломать над этим голову? Мне под этой толщей воды — вдали от Москвы, человеческой суеты и их проблем — и так хорошо и уютно. Но и тут меня нашли».
И всё же он уде чувствовал привязанность к Юрию. Он был ему интересен. К тому же — он спас его, научил телепортации. Оуэн не сомневался — голос его нового знакомого вновь зазвучит на океаническом дне под толщей воды. Но почему этого не происходит? Хотя Оуэн был уже готов к любому варианту развития событий. Он слишком долго жил на свете и привык всё принимать с пониманием и иронией.
Планы
Лана с Мэлой, ожидая начала лекции, обсуждали планы на выходные.
Лана предлагала погулять в ЗоОхе — Зоне Отдыха, кольцом окружающей Поон. Там имелись всевозможные диковинки и растения, завезённые со всего мира, украшали чудные беседки, часто проводились различные выставки, и — для желающих перекусить, таких, как Мэла — многообразные кафе и магазинчики. Также там была галерея с вольерами-аквариумами с редкими животными, особо привлекающая Лану. Приходя сюда, она вновь ощущала себя беззаботным ребёнком. А, погрузившись в одной из беседок — своей любимой, из фиолетового камня аметиста — в медитацию, быстро восстанавливала силы и спокойствие.
Мэла же, как всегда, хотела остаться дома и вволю поваляться в сонном кубе или на любимой софе, на террасе — с завлекательной книжкой или видео, потягивая любимые коктейли. Дома, среди многочисленных братьев и сестёр, ей редко удавалось побыть в тишине, поэтому она так ценила подобный отдых. А парки и ЗоОхи, этого ей, как старшей сестре, хватило и в юные годы, часто по долгу сопровождающей туда малышню на прогулки.
— Ну-у, не знаю, — протянула она, — всякие вкусняшки мне и на дом пришлют, а красивые виды и выставки я могу посмотреть онлайн и из дома. Хочешь, ты мне транслируй. С удовольствием полюбуюсь.
— Как ты не понимаешь? — как всегда возмутилась Лана. — Ведь это совсем другое — лично телепатически пообщаться с существами с других планет, расспросить их, посмотреть их воспоминания. Они такие… необычные и свою планету и мир видят совсем не так, как мы. А как это здорово — побродить по парку, полюбоваться новыми экземплярами растений. Личное общение с живой природой ничто не заменит. А ты всё — видео, книжка. Да и для профессии это полезно — узнаёшь много нового о мирах. Как же ты думаешь потом осваивать космос? Тоже из куба?
— Как-нибудь освою! — отмахнулась та. — А что, есть другие варианты? Надо подумать. Может, и правда, подыщу надомную работку? Штурман космолёта удалённого доступа, — хихикнула она. — Безопасно и комфортно.
— Эгей, подружки! — окликнул их Сэмэл, сидящий рядом. — А у меня есть предложение по бульбистей. Айда вместе с нами на Наору! Вот уж где с природой наобщаетесь!
— Это та Наора, где очень много водопадов, — пояснила Танита. — Ну, ещё рекламируют её часто — и близко, и необычно. Особенно для нас, моллюсков, способных обитать в двух стихиях.
— Вот где экстрим! Набираешь в себя побольше воды и, прямо на скуте, ух! — вниз, в пропасть, в омут, до полного головокружения. Аж Душа вылетает! Пузыристо?
— Можно так наобщаться с природой так, что просто восторг! — добавила Танита. — Мы туда впятером летим, с нами будет ещё моя подруга, Тионэла, со своими братьями. Они к ней с Осны прикатили. Кстати — тоже космо-навигаторы.
— Будем их развлекать. Может, что интересное расскажут! — заметил Сэмэл. — Давайте с нами! Весело будет!
— Я - пас! — отозвалась Мэла. — За квадру учебных дней я и так накрутилась, что в самый раз остановиться. На софе.
— Да я уже и выставки наметила, которые хочу посетить, — с сожалением сказала Лана. — Потом некоторые могу не застать. Да и вы скоро на каникулы пойдёте, а я — в экспедицию с доктором Донэлом. Приключений мне и там хватит, надеюсь.
— Да ну вас! — сказала Танита. — Скучные вы!
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Сэмэл. — Какая ещё экспедиция? Или ты пошутила?
Лана, спохватившись, лишь отвернулась.
— К тому же вы после вашей Наоры ещё квадру дней будете свою закрученную голову на место ставить, — хмыкнула Мэла. — Учёба в универе это вам не маниолу есть и не на скут сесть, — поучительно заявила она. — Знаете эту поговорку?
Сэмэл только покосился на неё: мол, знаем мы — как ты учишься! Из романов клюв не кажешь! И снова принялся теребить Лану:
— Что за экспедиция? Куда она отправляется?
— Это…
Но тут прозвучал сигнал зуммера и в аудиторию вышел профессор Натэн.
— Ладно, потом поговорим! — произнес Сэмэл.
Оо-но-тэн
— Приветствую вас на пути к знаниям! Мира и гармонии Душе! — сказал Натэн, осматривая аудиторию.
Студенты дружно, хоть и вразнобой, ответили:
— Света познания вам! Любви и просвещения, досточтимый профессор. Доброго дня!
— Сегодня мы поговорим с вами о самом прекрасном явлении во вселенной — о Любви, — сказал он, поднимаясь на кафедру. — Взгляните, вот перед вами символ нашей планеты Итты — три голубых сердца, — спроецировал он его. — Что вы можете о нём сказать? Что он означает?
— Ну, это все знают — это три сердца головоногого моллюска, — подняв руку, сказала Танита. — Основное находится в голове, рядом с мозгом, и два — возле жабер. Прокачивая голубую кровь по нашему телу, разнося полезные вещества и удаляя ненужные, сердца дарят нам жизнь. Также они олицетворяют буквы — БВЛ, то есть — Безусловную Вселенскую Любовь, которую мы, моллюски, дарим миру и Творцу. Любовь это то, что делает мир осмысленным, — сказала она.
— Верно, — кивнул профессор. — Любовь это совершенство, к которому стремится каждый Вид, идя по пути Эволюции. Вы уже знаете, как велика связь между БВЛ, проявляемой цивилизацией, и её нравственным уровнем. Теперь мы обсудим…
— Досточтимый профессор, а можно ещё один вопрос по этой теме! — спросила Мэла. Профессор кивнул. — Я недавно прочитала отчёт одной экспедиции, побывавшей на планете Оо-но-тэн из галактики Кук-чи-каан. Странное местечко. Там, похоже, даже не знают, что такое БВЛ. Но, зато, какова технизация! И, похоже, их Эволюция остановилась. Что с ними будет?
— Оо-но-тэн… А, да. Очень хороший пример, Мэла, — заметил Натэн. — Действительно, как раз по нашей теме.
Должен отметить — столь серьёзный перекос между высоким уровнем технизации цивилизации и почти полным отсутствием БВЛ, как у оонотэнцев, случается очень редко. Ведь такие цивилизации, как правило, погибают от своих же достижений. Причина… кто скажет?
— Потому что, не избавившись от пороков и не освоив БВЛ, цивилизация не имеет разумного решения своих разногласий? — сказала Мэла. — Но войн там нет уже тысячи витков и с виду всё вполне благополучно.
— Возможно. Но, поскольку ЭВ завершена, а деБВЛ не даёт им вступить на путь ЭД, оонотэнцы зашли в тупик, — пояснил профессор. — Их техника развивается, а они нет. — И перед взором слушателей появилась цивилизация Вида кошачьих с великолепными технологиями и умной техникой, обслуживающей оонотенцев, живущих в великолепных дворцах, и управляющих жизнью своей цивилизации, даже не выходя из домов. — Их планета — техничный рай. Но их График Жанэна, отражающий соответствие БВЛ и Заповедей, выглядит плачевно, это практически горизонтальная линия, приближенная к нулевой отметке, — прокомментировал его профессор. — Основной принцип существования для жителей Оо-но-тэна: бесконечное, доведённое до совершенства или, скорее — до абсурда, потребление и удовлетворение желаний тела. А их духовность — на нуле.
— Мы им чем-то помогли? — поинтересовалась Лана.
— Наша экспедиция, обнаружив планету Оо-но-тэн триста витков назад, не смогла не только спуститься туда, но даже войти с этой цивилизацией в контакт. Нас туда не впустили, — усмехнулся Натэн, — даже краем щупальца. Оонотэнцы закрылись от нас энергетическим щитом, восприняв агрессорами, претендующими на их достижения. — Тут уже усмехнулась аудитория. — Нашим астронавтам, конечно же, ничего не стоило преодолеть их щит, но мы чтим ЗоН и даём каждому право на выбор. Ведь оонотэнцев ничто, не имеющее отношения к их личным запросам, не интересует. Хотя, будучи уверенны в собственном превосходстве, агрессии они не проявили.
— Они сделали смыслом своей жизни бесконечное наслаждение. Вырабатывают гормоны личного счастья и излучают беспредельное самодовольство, так сказать, используя для этого даже психоделики. Унылая атмосфера, — заметил Сэмэл, листая свой видео-библ.
— А разве это плохо? Ведь они никому не причиняют зла, — сказала Мэла. — Их мир комфортен и избавлен от неприятностей. В этом что-то есть, а? Я б так пожила. Ещё бы видеотеку и магазинчик с доставкой…
— Ну, и зачем такая жизнь? — отозвались голоса из аудитории. — Я, например, с тоски б забульбила.
— Они похожи на кервей, сидящих в плодах буруши и поедающих её изнутри, — сказала Танита. — Буруша упадёт с дерева и разобьётся, а вместе с ней и кервь пропадёт. Также и оонотэнцы — проедают ресурсы планеты, ничего не давая миру взамен. Бессмысленное существование.
— Я тоже так считаю, — согласилась аудитория. — И зачем Духу Планеты на эту бессмысленную оранжерею-пустоцвет тратить природную энергию? Они любят только себя. Действительно — тупик. ЭВ закончена, а ЭД и не начиналась.
— Они излучают счастье, — возразила Мэла. — Разве этого мало?
— А если подумать? Вдруг этого мало? — прищурился профессор. — Возможно, такое счастье не устраивает Творца?
— Конечно, мало, — заметила Лана. — Оонотэнцы счастливы? А как же одиннадцатая Заповедь? «Счастлив тот, кто посвятил жизнь совершенствованию Духа своего, а не запросам тела. Стремись к совершенству Творца и совершенство Творца будет с тобой. ТВ = оо. И двенадцатая Заповедь: «Счастлив тот, чей Дух не останавливается, стремясь к совершенству Творца». Творец создал этот мир единым, — сказала Лана. — И истинного счастья, как и совершенной Любви, можно достигнуть лишь всем вместе. Вид, достигший относительного комфорта, который желает блага только для себя, отгородившись от вселенной, отказывается от Творца. Ведь Его Любовь распространяется на всю вселенную, объединяя его с ней. А всё, что замкнуто на себе, автоматически отвергает Любовь Творца. И те, кто не стремится к БВЛ, останавливаются в эволюционном развитии.
— Верное всё, что прекращает совершенствоваться и идти по пути Эволюции, мертво. Таковы вселенские законы. Как растение, не выбрасывающее ростков, древеснеет и засыхает, так и цивилизация, остановившаяся в росте, обречена на вымирание. В чём причина? Как вы считаете?
— Там, где нет перемен, нет и Творца, — сказала Танита. — Ведь для Его творений самое важное — это Эволюция. И, в первую очередь — Эволюция Духа. Оонотэнцы, замкнувшись на себе, забыли о Творце, тем самым нарушая первую и одиннадцатую Заповеди. О почитании Творца и о совершенствовании Духа.
— Следовательно, с четвёртой Заповедью у них тоже нелады? — предположил Натэн. — Да и с седьмой.
— О том, что не стоит увлекаться телесными радостями в ущерб Духу и о необходимости часть своего времени посвящать Творцу?
— Да. Ну и, самое главное, оонотэнцами нарушается вторая Заповедь. О чём она? — спросил профессор.
— «Не создавай себе кумира, существующего лишь в тварном мире. Не поклоняйся и не служи творению твоих дел или творению твоего разума. Творец Вселенных превыше всего», — процитировала Лана.
— Кумир оонотенцев они сами? — удивилась Мэла.
— И их собственные желания, — отметила Танита, листая свой библ. — Их уже не интересует, чего хотел Творец, создавая их. Оонотэнцы заигрались в погоне за удовольствием — счастьем, как они это называют — и считают, что мир существует, чтобы вертеться вокруг их персон.
— А как для них будет выглядеть Универсальная Формула Совершенства? — спросил Натэн.
И она тут же написала:
пк = тк =?
Так? Их совершенство — они сами, себе, как тварному кумиру, они и поклоняются, — вместо Безусловной Любви к миру и Творцу. И всё это ведёт к полной неизвестности. Это и есть их тупик.
— Именно так! — кивнул профессор Натэн. — Вопрос лишь в том, как долго оонотэнцы в нём задержаться? И найдут ли выход? Пока им это не удаётся. И, несмотря на высокий технический уровень, цивилизация оонотэнцев движется к закату.
— К закату? Но в чём это проявляется? — спросила Мэла, которой, очевидно, нравилась жизнь оонотэнцев. — Внешне всё выглядит довольно неплохо.
— В первую очередь — в суицидных наклонностях оонотэнцев. Они не желают жить, хотя имеют для жизни всё. Кроме цели. Кое-кто из разочарованных в ценностях этой цивилизации — так называемые пустынники — уходят в поисках смысла жизни в пустыню. Но это лишь ещё одна форма самоубийства, поскольку многие уже не умеют выживать без машин и благ цивилизации. Лишь некоторые, применившись к лишениям, обретают понимание — мир существует не ради них, а ради Любви. Но число таких просветлённых слишком незначительно, чтобы изменить общую ситуацию на планете — энергетически и психологически.
— А со стороны всё выглядит так… заманчиво, — удивилась Мэла. — Живи и радуйся, наслаждайся жизнью. Отдыхай и пей коктейли.
— Отдыхай от чего? — хмыкнул кто-то. — Действительно — уж лучше в пустыню.
— Как это печально! — сказала Танита. — Что будет с оноотэнцами, когда ресурсы будут исчерпаны, а планета потеряет атмосферу? Они ведь не думают о будущем.
— А ничего не будет, — отозвался кто-то. — К тому времени их Вид, скорее всего, исчезнет.
— Жестоко так говорить, — посетовала Лана. — Оонотэнцы могут ещё исправиться.
— Ты ж наша жалельщица! Но это же правда! — сказал Сэмэл. — А на правду нельзя закрывать зрачки! Романтизм и либерализм — не самые эффективные средства против ошибок цивилизаций.
— Вот именно! — отозвалась Танита. — Зарыться в песок, не значит решить проблему.
— Да, как ни жаль, но ситуация на Оо-но-тэне за триста витков только ухудшилась, — сказал профессор. — Без Творца они не имеют источника духовной силы для развития. КСЦ не может получить даже пару экземпляров этого Вида кошачьих, чтобы сохранить в случае гибели их цивилизации. Ведь мы имеем право на изъятие без разрешения лишь неразумных Видов. Сейчас наши специалисты пытаются получить личное согласие на переселение у пустынников. Однако эта цивилизация внушила своим представителям стойкий страх к иным мирам, якобы забирающим их Души в ад. Туда, где нет комфорта телу.
— Вот вам и сверх-цивилизация! — заметила Танита.
— Это вниз-цивилизация! — сказал Сэмэл. — В смысле — направленная от Творца к деградации Духа.
— Итак, на данном примере можно сделать вывод: высокий технический уровень это не самый важный показатель развития цивилизации, — сказал профессор Натэн. — И даже — вообще не важный. Умение управлять энергиями и материей, это лишь сопутствующее проявление творческих талантов Души на пути Эволюции Духа.
— Не важный? — удивилась Мэла. — А на чём же должен совершенствоваться разум тех, кто создаёт цивилизации? Если не на управлении энергией и материей? Да и цивилизации ли это?
— На совершенствовании Души. Цивилизация это всего лишь сообщество особей одного Вида, идущего по пути развития ЭВ к Эволюции Духа и к осознанию значения БВЛ для вселенной. Вспомните Заповеди, — сказал профессор Натэн. — В них есть хоть слово о городах, технике или умении овладевать энергией?
— Ну, разве только в контексте: не трать энергию бесценной Души на увлечение материальными и недолговечными игрушками, — согласился Сэмэл.
— Как звучит Универсальная Формула Совершенства? Напомните нам, пожалуйста, — предложил профессор.
Сэмэл ответил:
— УФС: БЛ = ТВ = бесконечности. Безусловная Любовь и есть Творец Вселенных и Он превыше всего.
— Где тут материя, уважаемые? Лишь безупречность Духа и Безусловная Любовь ко всему сущему, созданному Творцом. Только они ведут к бесконечности, то есть к Творцу. Это и есть главная цель Эволюции.
— А как же тогда творчество? — спросила Мэла, очевидно, становясь на защиту любимых романов. — Оно учит нас… всему!
— Это точно! — ехидно отозвался Сэмэл. — Всему понемножку и ничему конкретно.
— Творчество сродни творения мира Творцом, — возразил Натэн. — Давайте-ка разберёмся сначала: что значит — творить? — спросил он.
— Делать, созидать что-то для других с вдохновением, любовью и стремлением к совершенству, — сказала Лана. — Проявлять способности и таланты, достигнутые благодаря ЭВ и Творцу, и из желания поделиться знаниями и умениями с соплеменниками.
— Да, в творчестве очень важно намерение, порыв индивида к совершенству. А техника и её возможности являются при этом лишь подручными средствами. И жёсткая материя — глина, камень, металл — в умелых руках творца помогают ему проявить любовь к миру. Как к тварному, так и духовному. Нет ничего мягче и нежнее Души, управляющей этим процессом. И для Творца, созидающего миры с помощью творящей Любви, главное — Эволюция Души со-творца, творящего нечто новое, а не метаморфозы материи в его руках. И даже…
— Не обязательно — материи? Но как совершенствоваться Душе без творческой работы над материей и энергиями? — спросила Мэла.
— Материя — не ключ к высшему сознанию, а наоборот: сознание — это ключ ко всем загадкам материи. И главное для Души это её уровень проявления БВЛ. Но — не материи, в которой развивается тварной, но не вечный мир. Вечна только Любовь, от Творца нисшедшая и к Нему вернувшаяся.
— Непонятно, — протянула Мэла.
Госики-медузоны и азалии
— Хорошо, перейдём к примерам, — сказал профессор Натан. — В КС, как известно, входят цивилизации, чей технический уровень не высок или даже вовсе отсутствует. Некоторые из них, вступив в Сообщество, категорически отказались от доступа к Сверх Знаниям о материи и энергиях. Им это ни к чему. Поскольку они находятся в области освоения Духовных энергий, что гораздо выше, — улыбнулся профессор. — Их цель — не брать, а делиться с нами Знаниями, даря Любовь и гармонию.
— Да-да! Например — госики-медузоны, — воскликнула Лана. — Они живут на абсолютно девственной, не затронутой технизацией планете Гос. И довольствуются тем, что даёт им её природа, — И перед взором студентов прошли кадры, повествующие об этой планете и её обитателях, живущих в морях и океанах. — Смысл жизни госиков — осмысление законов мира и вселенной. И они многого в этом достигли.
— О, они бесконечно мудры! — подтвердила Танита. — Лекции по ЭКо — Этике Космоса, которые нам читает госик-медузон, почтеннейший академик Моокун, просто бесподобны!
— Они клёвые! Мы гордимся, что учимся у великого Моокуна! Прославленный ум! Классный препод, — отозвались из рядов. — Улётно! Клёво строчит! Фейерверк! Махровый прицеп!
— Действительно махровый, — улыбнувшись, кивнул профессор. — Госики-медузоны славятся невероятным интеллектом. И при этом никогда не возводили городов и космических кораблей. Зато достигли оглушительного проникновения в суть законов вселенной. Галактики и далёкие миры они посещают телепатически, познавая окружающий мир силой своего интеллекта. И охотно делятся своими познаниями.
— О да, лекции Мокуна фееричны! — снова восторженно отозвалась аудитория.
— Но мы его иногда не постигаем, — заметил Сэмэл.
— Не удивительно, — улыбнулся профессор Натэн. — Почтеннейшего академика Моокуна не всегда постигают даже сами госики-медузоны. Например, он сказал: «Раздай всё, что имеешь, ветру и обретёшь Вселенную». Сколько в этом мудрости!
— Хочется процитировать и дальше! — сказал Сэмэл. — «А если ничего не имеешь — раздай ветру Вселенную! И обретёшь себя».
— Вот тут и я не постигаю, — заявила Мэла, вызвав смешки.
Кто-то шепнул: «Это посложней романов».
— Ничего, постигнешь, когда обретёшь просветлённость почтеннейшего академика, — сказал кто-то. — Жаль, это будет не скоро. Ведь нас ещё сильно отвлекают забавы с энергиями и игры с материей.
— Кстати, вы заметили — почтеннейший Моокун иногда становится почти невидим? — сказала Танита. — То ли это госик-медузон, читающий лекцию по ЭКо, то ли утренняя звезда, исчезающая в лучах восходящего Фоона, — чуть не стихами проговорила она.
Сидящие в аудитории снисходительно похлопали ей.
— Очевидно, Моокун уже практически раздал себя, — отозвался Сэмэл. — Или на грани того. Эх, а мне этакое не по клюву — люблю свои изящные щупальца. Не скоро раздам их ветру и вселенной.
— Ишь, какой самолюбивый! Смотри, не переметнись к оонотэнцам, — хихикнула Мэла.
— О, нет! Я не люблю пустыню! — отмахнулся тот. — Ведь мой многоуровневый ум сразу заскучает во дворцах и уведёт меня в колючие пески.
— А ещё есть азалии — разумные растения с планеты Мотуи, — заметила Танита. — Не скажу, что они имеют махровые умы. Но они так… умеют успокоить…
— О, да! Безграничная Любовь азалий ко всему сущему согревает нам сердца, — улыбнулся профессор. — Их растительное сообщество считается самым высокодуховным среди цивилизаций нашей галактики. — И он продемонстрировал им девственные тропические леса, населённые высоченными голубыми азалиями, способными освобождать из почвы свои корни-присоски и перемещаться по своей планете. Они очень любили посещать друзей и устраивать диспуты. — Азалии просто необходимы нам — для повышения вибрационного и энергетического уровня КСЦ, — рассказывал Натэн. — А на Мотуи, как известно, нет городов и техники. Впрочем, в этом райском местечке есть всё необходимое для азалий — чистая вода, тёплое фиолетовой светило, плодородная почва. И ещё — уйма времени, которое они посвящают духовному совершенствованию и гармонизации своего общения со вселенной. Азалии излучают в мир БВЛ, и помогают нам постичь любовь Творца! — восторженно воскликнут профессор. — Извините, но они так прекрасны, — светло осмотрелся он. — Как замечательно, что мы встретили их на вселенских пространствах!
— Наш досточтимый Натэн лично открыл планету Мотуи, — тихо шепнул друзьям Сэмэл. — И, говорят, именно после этого он ушёл в науку.
— А что, после такой удачи любой бы ушёл — лучшего достичь уже невозможно, — заметила Танита.
— Совершенству нет предела! — возразил Сэмэл. — Мы найдём ещё лучших!
— Да ну тебя! — махнула рукой Танита. — Мечтатель!
— Махровые романтики и мечтатели — лучшие навигаторы НИКСа — Научно-исследовательских Космических Служб! То есть такие, как я и Лана! — Танита в ответ лишь ткнула его кулачком в бок.
— А что? Должен же я хоть немного ей польстить? Глядишь — возьмёт нас с собой в экспедицию?
— Доктору Донэлу льсти, это он решает! — улыбнулась она.
— О, да легко! Тем более — что бы я льстивого о нём не сказал, всё правда! — Танита, покосившись на Лану, снова ткнула его в бок.
— Госики и азалии, не ведающие технических чудес, уже вплотную приблизились к пониманию БВЛ и основам существования вселенной, — говорил тем временем Натэн. — И мы с нетерпением ждём итога этих изысканий. А пока с интересом слушаем их лекции и изучаем научные труды. Ведь госики-медузоны — лучшие преподаватели этики и философии. А азалии… Достаточно их незримого присутствия в КСЦ и еженедельных галактических онлайн-лекций по нравственности вселенной, которые нам телепатически даёт сообщество азалий — в виде вибраций и мелодий, которые пользуются большой популярностью.
— О, да! Хорошо бы транслировать их и кандидатам в КСЦ! — снова взялась за своё Лана. — Надо бы восторженным госикам и безупречным азалиям заняться и их воспитанием. Чтобы кандидаты — по возможности, оставшись видимыми для Комиссии — мгновенно просочились сквозь сито Заповедей и Норм и успешно сдали тесты на вселенскую любовь.
— Надо спешить! — хихикнула Мэла. — Пока сами госики не раздали себя вселенной. А азалии, окончательно оторвав корни от почвы, не ушли в область Духа.
— Да это не беда — ведь кандидаты, увидев такое чудо, быстренько дозрели бы до кондиции и, постигнув БВЛ, обрели истинное совершенство, — поддержал кто-то.
— Чудо потрясает умы, но не меняет сердца, — заметил профессор. — И способность познать истины зависит лишь от степени развития самого индивида, а не от уровня духовности его наставников. А уж Любовь постичь умом и вовсе невозможно. Она приходит к нам через сердце, которое разуму неподвластно. И если оно не достаточно открыто для Любви, толку не будет.
— Ой-ё! — пробормотала Мэла. — Тот — невидим от Любви, у этих — сердце её не впускает. Как всё в мире непросто, о, Творец!
— А есть ли цивилизации, которые вообще не способны к Любви? — спросили из рядов. — Уж не знаю — сердце у них не то или сознание подкачало?
— А если я скажу, что дело даже не в наличии сердца или сознания, — улыбнулся профессор. — Любовь была, есть и будет всегда. И везде. До существования вселенной и после её исчезновения.
— Это как — везде? Как — после? А роль БВЛ?
— Но БВЛ это… не совсем Любовь, — сказал Натэн. — Это её итог, Любовь, уже не имеющая границ.
В аудитории наступила вопросительная пауза.
— Не Любовь? Вы шутите? — недоверчиво протянул кто-то.
— Отнюдь! А пока небольшой перерыв, — с улыбкой проговорил профессор.
И зазвучал зуммер.
Любовь без границ
— Любовь, не имеющая границ. Что вас в этой фразе смущает? — сказал Натэн после перерыва. — Кстати, это и есть тема нашей сегодняшней лекции — «Любовь как сила, сотворившая в мире всё» или «Любовь, основа вселенной». Как, впрочем, и — «Любовь, как первопричина жизни во вселенных». Так называются подзаголовки данной теории, разработанной почтеннейшим академиком Пошоном Панэном.
— Всё сотворившая? — удивились студенты. — Первопричина? И что значит, Любовь — сила? Сила это вектор, энергия? А любовь — это чувство, эмоции. Что общего? Откуда и куда направлен этот вектор Любви? Вернее — к кому? И от кого? А в БВЛ тогда где этот вектор? Во все стороны?
Кто-то отозвался:
— К Творцу от вселенной! От Творца к сущему! А среди сущего — куда?
— Я имею в виду то, что сказал: Любовь сотворила миры. А насколько она сила, надеюсь, вы скоро поймёте.
— ТВ = БЛ = бесконечности.
Творец, сотворивший мир, и Его Любовь равны и едины, — с недоумением проговорил Сэмэл. — Но я считал это метафорой. И в основе её, всё же, Творец, Любовь проявляющий. А не сама Любовь, им проявляемая. То есть:
БЛ = ТВ = бесконечности.
Пошон слегка намудрил, мне кажется.
— А как ещё проявлен Творец? Кроме Любви? — задал ему встречный вопрос Натэн.
— В виде Заповедей, — неуверенно проговорила Танита.
— Заповеди важны для нас, сущих, созданных Творцом и данных нам — чтобы правильно идти по пути Эволюции, — сказал Натэн. — Они не для Него, а о Нём. Творец это, скорее, знак бесконечности. Он Непроявленный и Безвидный. Слово Творец это также лишь символ, никого конкретного не
обозначающий. А для нас Творец проявляется лишь в виде Любви и как Любовь, созидающая вселенные. Может ли она не иметь силы или не быть вектором?
Впрочем, это уже тема углублённой лекции Моокуна о Творце.
А мы поговорим о тот, как проявляется в нашем мире Его Любовь?
Итак, согласно теории Пошона, Любовь создала вселенную. И она существовала ещё до сотворения миров, поскольку была проявлена Творцом, обитающим в вечности. Любовь была и есть. Она будет, даже если мир исчезнет. Поскольку после этого грустного события вернётся к Творцу, частью которого является.
А Универсальная Формула Совершенства это подтверждает:
УФС: ТВ = БЛ= бесконечности.
Как вечен Творец, также вечна и Любовь. И наоборот. В этом уравнении, как видите, нет материи. Поэтому до сотворения вселенной, созданной Творцом, присутствовал только Он в виде самодостаточной бесконечности. И только Его Безграничная Любовь, проявленная в виде творческой энергии, и есть первопричина и источник создания вселенных. Поэтому можно смело сказать, что Любовь стала причиной зарождения первого атома.
— Вы шутите? — поразилась Мэла. — Любовь в атоме? Но это лишь заряды.
— Так и есть! Которые возникли из энергии Поля Любви Творца, — кивнул профессор Натэн. — Нейтрино и протон притянуло друг к другу и соединило. Вы думаете это не любовь? Или, по крайней мере, не чувство.
— Ну, да. Где-то похоже, — с сомнением проговорил кто-то.
— А я бы с вами поспорил, — упрямо возразил кто-то. — Как бы мы это взаимодействие не назвали, но заряды не обладают чувствами. Это просто обмен частицами и энергией.
— Хорошо. Взглянем на этот процесс с другой стороны, — гнул свою линию профессор. — Что же такое Любовь? Как говорят — древо берушу узнают по плодам. Каковы же результаты взаимодействия тут? Как оно изменяет эту материю на микро и на макро-уровне?
— Она, действительно, и на микро-уровне проявляет себя, — проговорил Сэмэл задумчиво. — Например — при возникновении зародыша и делении клеток после оплодотворения яйцеклетки семенем. Но это происходит лишь в живых организмах.
— Этот процесс весьма сложен и таинственен, мы не будем в него сильно углублять. Но ты же не хочешь сказать, что в живых клетках и организмах нет атомов и простых химических элементов? Например — водород, кислород и углерод? — спросил профессор. — Которые также участвуют в акте Любви и зарождении новой жизни?
— Есть, конечно, и элементы. Но причём тут они?
— Они — основа жизни. Их участие во всех жизненных процессах делает её прекрасной. А когда-то мир состоял только из элементарных частиц. Которые, создав пары и содружества, создали материю, а потом и живую вселенную. Тебе это ничего не говорит? И почему сперматозоиду, чтобы оплодотворить яйцеклетку, отдавать свою жизнь, если он не испытывает к ней Любви? А некоторые головоногие и рыбы даже погибают сами — лишь для того, чтобы в нескольких икринках зародилась новая жизнь. Они возвращают в мир Любовь, которую получили от него для того, чтобы жить.
— Но этот посыл Любви идёт не от клеток, а от самого высшего организма, проявляющего Любовь. Элементы и клетки лишь выполняют его, — предположил Сэмэл.
— А от кого элементарные частицы получили посыл Любви, когда создавалась материя? — задал вопрос Натэн.
— Думаю — от Творца, — сказал Сэмэл. — Нет, не думаю, уверен!
— Значит, можно сказать, элементарные частицы передали этот посыл Любви дальше — первым атомам, молекулам, первоматерии. А она, сформировавшись в звёзды, планеты, созвездья и галактики, продолжая сублимировать и преобразовывать посыл Любви Творца, способствовала зарождению жизни. Ведь энергия и материя, как известно, никогда не исчезают бесследно. Так?
— Выходит — так, — вынужден был согласиться Сэмэл.
— А затем возникшие Виды, пройдя все этапы Эволюции развития и, перейдя от инстинкта продолжения Рода, диктуемого делением клеток и взаимодействием полов и ИСВ, обретают Душу — сосуд для Любви, и осваивают Безусловную Вселенскую Любовь. И возвращают этот бесценный дар Любви Творцу. Кругооборот Любви и жизненный цикл Вида не завершается, но не останавливается.
— А плоды Любви, о которых вы, досточтимый профессор, говорили, упомянув берушу, это что? И есть Душа? БВЛ? — спросили слушатели.
— В высшем проявлении — да. Но и не только. Плоды это всё то, что со-творяет Любовь Творца в нашем мире. Любовь всегда дарит материи и Духу улучшение, совершенствование, трансформацию и преобразование. Главное свойство Любви — создавать новое, небывалое, продвигать материю и Дух к совершенству по пути Эволюции. Ведь именно ради этого и проявил её Творец, создавая миры. Любовь это и есть Творец миров, а мир произошёл от Него.
— В таком случае надо любить даже камень, перегородивший дорогу и поранивший ногу, луч света, ослепивший при бегстве, и врага, мешающего тебе радоваться жизни. Ведь всё это — дар и творение Творца, — с недоумением проговорил Сэмэл.
— Любить за то, что они помогают тебе совершенствоваться так, чтобы ты умел обходить препятствия, реагировать на опасность и предвидеть козни недоброжелателей, — проговорил профессор.
— Ну, вот, выходит, что моя БВЛ ещё не настолько совершенна, — усмехнулся Сэмэл. — До благодарности камням я ещё не дошёл.
— Ты же знаешь — хотя ты и совершенен, но твоему совершенству нет предела, — поддела его Мэла.
— Впрочем, это уже тема другой лекции, — улыбнулся профессор, — о духовных путях. А сейчас вернёмся к нашей.
Итак — «Любовь — как источник жизни во вселенной». Как возник наш мир и вселенная?
Сначала был Творец — Единый, Безукоризненный, Без-видный и Не-проявленный — Абсолют, во всех смыслах этого слова. Но потом возникла мысль. Он решил проявить себя, обособившись от Своей проявленной части — Любви. И возникло Поле Любви Творца к Своему будущему творению. И от этой Любви явился Свет, Сила — энергия Его желания создать его. И эта Любовь — от безвидной энергии к материальным объектам, от простого к сложному — начала создавать тварной мир. И все эти процессы пребывали в Поле Любви Творца, наблюдающего это чудо — проявленную часть Творца.
— Ну, да, от простого — к сложному. Но станет ли Творец тратить свою Любовь на такую малость, как атом? — спросила Танита. — Это была Его общая установка, а процесс уже шёл сам по себе. И что такое — Поле Любви Творца?
— Это сила Его намерения. Он не может проявлять себя иначе, чем Безусловная Любовь, — предположила Лана.
— Пока это сложно представить, — отозвался кто-то. — Только Сила намерения? И возник мир?
— Попробуем взглянуть на Любовь с точки зрения формул, — предложил профессор. — Наш мир, когда его ещё не было, существовал как вечность, Творец, Абсолют — безвидный и непроявленный. Его можно обозначить как знак бесконечности — оо. Затем, когда Он пожелал проявится, вне Его бесконечной нейтральности возникла Его совершенная Любовь к сущему. Пока в виде Поля невероятной энергии. Она рассеялась в виде посыла творящей Любви, обладающей этой энергией. Взгляните, вот так это выглядит в представлении наших математиков и научных аниматоров, восстановивших то время: — В сознании студентов замелькал поток математических расчётов и зависимостей, графиков и таблиц. А также — грандиозные космические картины. — Сначала это было совершенное Поле высших энергий — Бесконечная Любовь Творца Вселенных ко всему сущему и своим будущим творениям. Затем, материализуясь от невероятной полноты проявлений, возникли заряды любви или элементарные частицы Поля, образуя разные потенциалы — Любовь проявленная. Из них, в результате любовного соединения и слипания разных зарядов, зародились совершенные и устойчивые частицы — пока ещё лишь как крохотные островки изолированной энергии, — пояснял Натан. — Это уже была почти материя. Далее Любовь Творца впервые явила свои материальные плоды. И в этом Поле энергий произошло совершенно новое явление, до этого не существующее — реакции между частицами.
Элементарные частицы — электроны и нейтрино, со своими античастицами, а также протоны и нейтроны — осуществили синтез ядер дейтерия, гелия, лития, водорода. И это было невероятно. — облако ядер, усложняясь и сгущаясь, создало атомы и молекулы. В Поле Любви возникла Тьма творения — в виде облаков ядер и частиц, озаряемых разрядами их соединения и отталкивания, и в тоге — первичная материя. Которая затем и преобразовалась в звёзды и планеты.
Вы можете более подробно ознакомиться с теорией процесса возникновения вселенной, заглянув в библио-архив и изучив математические и физические выкладки, сделанные учёными. И, так сказать — исход Любви Творца из бесконечности и наш возможный возврат вместе с Ним в бесконечность.
Впрочем, что же такое бесконечность — ;? Что это за значок? Кто скажет?
— Это и есть сам Творец? — предположила Лана. — А Его Любовь, как проявление Творца, существует только в нашем материальном мире. Поэтому в наших Заповедях и сказано: Творец Вселенных и Его Безусловная Любовь едины и равны бесконечности.
БЛ = ТВ = бесконечности.
Едины, потому что так проявлены для нас, находящихся в этом мире, через Его Любовь. И — Творец вселенных превыше всего. Истинная формула Творца, который Несущий и Непроявленный, это:
ТВ = бесконечности.
То есть, Он замкнут сам на себе в своей достаточности и находится за пределами нашего понимания. Мы можем постигнуть только Его Любовь. Ну, или должны — это уж в зависимости от ступени, где мы находимся на пути Эволюции Духа.
Да поэтому простой знак бесконечности заслуживает особого внимания, — проговорил Натэн. — Если в его начертание поместить стрелку, то она, выйдя из любой его точки, вернётся в неё обратно. Так проявляется и Любовь, посыл Творца в наш мир. Впрочем, это уже тема другой лекции — почтеннейший академик Моокун в этом разбирается лучше. А мы ещё раз взглянем на то, к чему привело возникновение Поля Любви Творца, создавшее наш мир.
Картина, которая тем временем продолжала разворачиваться перед взором студентов, была великолепна:
В насыщенном невероятной энергией пространстве соединялись нейтрино и протоны, возникали ядра, атомы и молекулы. Сгущаясь, они преобразовывались в пылевые облака первоматерии. Вспыхивали звёздные системы, разбегались во все стороны сияющие галактики и туманности, отлетали по собственным траекториям кометы и астероиды. И весь этот прекрасный и ужасный в своей непостижимости процесс сопровождали вспышки, взрывы преобразования материи и гармоничная симфония невероятных и непостижимых звучаний — какофония творения. Зарождалась жизнь вселенной…
— Здорово! Восхитительно! — восклицала аудитория. И, конечно: Обвально! Клёво! — Согласен, — кивнул профессор. — А сейчас небольшой перерыв, — объявил он, сходя с кафедры.
Кое-кто, споря на ходу о роли Любви в создании вселенной, цитируя другие теории и выдвигая свои, направился в буфет. Лана и Мэла тоже решили перекусить. А Сэмэл, одолеваемый бесконечным и неутолимым интеллектуальным голодом, уткнулся в свой видео-библ. Танита за компанию открыла свой.
Перерыв пролетел быстро.
Любовь безгранична
И вот профессор Натэн вернулся на кафедру под звук зуммера. Аудитория, с плеском приняв последних опоздавших, затихла.
— Итак, мы взглянули, как, по новейшей теории, благодаря взаимодействию частиц, возникла наша вселенная, — сказал он. — Каково впечатление?
— Фонтанисто! Махрово! Но спорно. Мне кажется — это слишком смело. А я считаю — эта теория справедлива!
— Да. Выглядит всё красиво, но каковы доказательства? — спросила вечный скептик Мэла. — Творец гениально запустил процесс создания вселенной, предусмотрев всё и дав нам свободу выбора и многовариантность событий. Но причём же тут Любовь? Поначалу это было просто взаимодействие разно полюсных зарядов и свободных радикалов. Химия и физика. А Любовь возникла лишь потом — у высших существ, на пути Эволюции приобретших Душу, вместилище Любви, и осознавших роль Творца.
— А как и почему возникли, например, разнополюсные заряды? — спросил кто-то.
— Ну, таким Творец создал наш мир — в нём всегда есть свободная энергия и причины для борьбы и объединения противоположностей, — пожала плечами Мэла.
— Зачем?
— Для ускорения Эволюции.
— Откуда же им взяться? — спросил Натэн. — Взглянем внимательно на основное уравнение:
БЛ = ТВ = бесконечности.
Тут нет борьбы противоположностей, только Творец и Его проявленная Любовь. И оно справедливо и в таком прочтении:
БЛ))) = ТВ))) = бесконечности.
И в таком:
бесконечность = (((ТВ))) = (((БЛ))).
А, значит, и в таком:
бесконечность = ТВ))) = БЛ))).
Поскольку влияние Творца, как и Безусловной Любви не имеет ограничений, как во вселенной, так и в бесконечности, Творец обнаружился и проявился именно как Любовь к миру, который вознамерился создать. Не так ли?
— Да, но любовь в материальном мире это же совсем другое, — возразила Мэла. — Это не ограниченные пространственно минусы и плюсы. И во-первых, Любовь здесь не бесконечна…
— Но как ей ещё проявиться? Для чувства Любви нужны двое — объект и субъект, — задумчиво проговорила Лана. — Поэтому, наверное, Творец и создал этот мир. И также нужен третий участник — конкурент, наблюдатель, а также свидетель. Должен быть выбор, варианты. Иначе это и будет простая реакция. А то, что в материальном мире Любовь конечна, тоже спорно — ведь роль вектора, стрелки на символе бесконечности, выполняет Эволюция — и Вида, и Духа — которая передаёт посыл Любви практически нескончаемо. Жаль, что вектор иногда поворачивает вспять. Или останавливается. И тогда эта эволюционная ветвь на древе жизни обламывается, утеряв связь с Творцом. То есть — если вектор направлен к Творцу, она непостижимым образом объединяет нас с Ним и даёт энергию жизни. Поэтому мне кажется, что и Поле Любви существует, поддерживая всё, что с ним совпадает в… вибрациях. В этом же Поле были и первичные заряды, и элементарные частицы. Мне кажется, всё это можно прекрасно выразить и математически. В виде уравнения вселенной и её пространственной модели в Поле Любви… — мечтательно проговорила она. — Красиво…
— Очень интересно! — отозвался профессор, с удовольствием выслушав её. — Я обязательно процитирую эту часть лекции, где уважаемая Лаонэла высказывает своё пожелание, учёным нашего университета. Возможно, кто-то из них напишет это математическое уравнение и оно прекрасно дополнит данную теорию.
Ну, хорошо. Идём по теме дальше.
Так каковы же проявления Любви среди биологических Видов с точки зрения существующих наук: биологии и психологии. Наша Мионэла, например, считает, что Любовь знакома только высшим Видам. Надо разобраться — может, проблески Любви управляют и животным миром? Коли уж даже элементарные частицы взаимодействуют парами, проявляя Любовь, возможно, что-то подобное происходит и с ними, — усмехнулся он.
— Если Мэла разрешит! — пошутил Сэмэл.
— Правда, это, скорее, инстинкт продления рода, но и он способен творить не меньшие чудеса, чем зарождение первоматерии, — сказал Натэн. — И как бы мы не называли это явление — реакция, инстинкт или Любовь, она всегда даёт плоды и создаёт нечто новое. Практически в каждом таком случае природа заново повторяет творческий порыв Любви Творца. И создаёт новую жизнь, отправляя её в будущее.
— Это верно, — согласился кто-то. — Если оценивать по результатам, то и инстинкт продления рода — тоже проявление Любви Творца в низших Видах.
— И также сопровождается вспышкой энергии, — сказал профессор. — Что предваряет любовное соединение двух существ в животном мире? Какими эпитетами можно охарактеризовать первоначальный этап любовных отношений в нём?
— У животных возникает непреодолимое влечение друг к другу, которое сродни мании или лихорадке. У некоторых даже поднимается температура и пропадает аппетит, — проговорила Мэла. — Так проявляется природный цикл, наступающий в самый благоприятный климатический период. Так звучит голос Эволюции и Рода. Начинается период ухаживания. Чаще самца за своей избранницей. Так задумано Природой. Ведь наилучший из них должен иметь множество самок и многочисленное потомство. Его задача — произвести хорошее впечатление на самок, и продемонстрировать свою ценность, как носителя лучших видовых качеств — красоты, роста, силы, смелости, выносливости. Доказать это помогают отчаянные турниры и жестокие бои, происходящие между самцами, в которых побеждает сильнейший. Иногда слабые или менее опытные самцы в этом ристалище погибают, но таковы правила отбора, выработанные Эволюцией, чтобы потомство было сильным и способным выжить. Они осознанно идут на это испытание, в надежде на победу и передачу потомству своих качеств. Зато то потомство, которое рождается от победителя, является на данный момент наилучшим для этого Вида.
— Итак — особи, желающие спариться, охватывает влечение, самопожертвенность, азарт, жажда состязаний и достижения побед ради избранника. Это похоже на Любовь?
— Да. В брачный период в животном царстве проявляются благородные и самопожертвенные чувства, нехарактерные для остальных этапов его жизни. И, я считаю — иногда они сродни тем, что проявляются в разумных Видах. Любовь — это всегда озарение. Кое-кого сильно опаляющее.
— Любовь для высших Видов тоже озарение? — задал вопрос Натэн.
— Ну, да. И у разумных особей Любовь также может характеризоваться состоянием жара, восторга, преклонения, готовности к подвигу. Да, и это вспышка эмоций. Не всегда комфортных и адекватных, часто толкающих на необдуманные поступки. — Мэла выразительно покосилась на Лану, а та лишь виновато вздохнула — да, там, у Хрустальной скалы в Ночь Полнотуния, она вела себя, как сумасшедшая оригиналка. Как влюблённая студентка. Но она уже излечилась от этого безумия, слава Мудрецам и Серому Гиганту. — Говорят — запылали чувства, вспыхнула страсть, возник непреодолимый огонь желаний, — говорила Танита. — Пылкие чувств, безусловное, необоснованное восхищение кем-то, горение Души восторгом — это всё про Любовь. Такое впечатление, что разумное существо вдруг подменили — оно становится примитивным, чувствительным, но и благородным, преданным объекту влюблённости до самопожертвования. Если честно, мне кажется, что у них отключаются мозги и остаются одни лишь примитивные инстинкты. Некоторые вполне разумные особи даже могут устраивать разборки с соперниками. Пока разумный Вид всё ещё подвержен влиянию инстинктов и дефицита БВЛ, такие единоборства могут оканчиваться трагически. Да, я не согласна с Мэлой — Любовь проявляется во вселенной повсеместно. И все живые существа живут в Поле Любви и проявляют её — в той или ной мере. Возможно и не живые тоже — в виде бурных реакций и взаимодействия электронов. Надо подумать, — заключила Танита.
— А теперь обобщим. Огонь, жар, пылание, озарение — в живых организмах, в органической материи — разве это не проявление энергии? Любовь пылает в субъекте, заставляя его совершать невероятные поступки до тех пор, пока он не соединится — духовно или физически — с объектом своих чувств. Для низших Видов это сезонный акт продолжения рода, а для высших — духовное соединение на всю жизнь. Если же Вид находится посредине эволюционного пути и им управляет инстинкт, то любовный пыл проявляется по двум типам: сезонно, временно, как влюблённость, и, гораздо реже — как истинная Любовь, сохраняемая в паре на всю жизнь. Но одна Любовь, максимально приближённая к Безусловной, объединяет всех — это родительская Любовь. Она подобна любви Творца, к своим творениям, к детям, также в порыве самоотдачи создавшего миры, наполнившего их своей Любовью и заселившего существами, идущими по пути Эволюции к совершенству.
— И как отличить влюблённость от Любви? — спросила Лана.
— Это очень просто, — ответил Натэн. — Влюблённый желает безраздельно и диктаторски обладать предметом своей любви, как тот самец-победитель, стремящийся передать потомству только свои качества. А любящий предоставляет любимой право свободного выбора и стремится в первую очередь к единению Душ, и если она изберёт другого, он не будет возражать. Ведь для него главное — это её счастье. Как и КСЦ, согласно ЗоНу, исполняя принцип БВЛ, позволяет цивилизации делать свой выбор. Даже если он ошибочен.
— Никогда этого не пойму, — вздохнула Лана. — Из чувства Любви позволить нанести себе вред?
А про себя подумала:
«Ведь я, приревновав доктора Донэла к Сионэле и слегка обезумев, сама едва не погибла. И всё же это было лучше, чем, если б, на виду у всех я вступила с ней в… единоборство. Но это всё в прошлом. Я выздоровела. Не хочу больше влюбляться! А любить?» Ответа не было…
— Итак — в том случае, если объект влюблённости также пылает Любовью, испытывая такое же влечение, — продолжал Натэн, будто услышав мысли Ланы, — что же происходит в результате слияния этих двух энергий?
— Вспышка огненной страсти! Счастье! Лучшие моменты жизни! — отозвалась аудитория. — Единение Душ на всю оставшуюся жизнь! Безмерная благодарность Творцу за этот подарок! Любовь — смысл жизни! Праздник! Счастье!
«Не случилось, — опять вздохнула Лана. — Да и хорошо. Это помешало бы мне окончить институт. А уж о практике в космосе и речи не было бы. Осталась бы с ним здесь. Впрочем, о чём это я? Долой Любовь, берись за учёбу!»
— Так и есть — праздник! — сказал Натэн. — Поэтому к Любви и стремятся все. Поскольку она дарит блаженство, эйфорию достижения цели Эволюции Вида на личном этапе! Продление Рода, которое позволяет идти ему дальше, к завершению Эволюции, к единению с Творцом. Ведь в результате любовного соединения всегда зарождается новая жизнь. И на свет появляется плод Любви — новое существо, объединяющее в себе лучшие качества обоих родителей. Это ли не чудо? Не напоминает ли это то, что мы видели в начале сотворения мира? Когда протон и нейрон, объединившись, создали первый атом. Такой необычный, ставший первым камнем в здании вселенной. И это всё благодаря посылу Любви от Единого Творца, который создал цепочку: частица — атом — молекула — клетка — живое существо.
— Да, — кивнул Сэмэл. — Действительно — Творец Вселенных превыше всего…
— Идём далее. А какие эпитеты могут охарактеризовать этап отношений, когда два существа разлюбили друг друга? Или, например, период любовного влечения, согласно природным циклам, закончился? — спросил профессор.
— Наступает охлаждение, угасание, остывание чувств, даже скука, — ответили из рядов.
Лана снова тихонько вздохнула — да, электричество закончилось. Но ведь она этого не хотела. Всё вышло само собой.
— Они друг друга больше не любят. И не хотят соединения энергий, как и чувств, тел и Душ. Действительно — как будто плюс и минус частиц больше не притягиваются из-за отсутствия должной энергии, — заметил кто-то. — Даже наоборот — отталкиваются.
— То есть, можно сказать: огонь Любви, нет, скорее — влюблённости, погас и между субъектами прекратилось притяжение и обмен энергией? Энергия в отношениях этой пары сходит на нет. Какие плоды это даёт миру?
— Никаких. Они расстаются и, если на это хватает времени и сил, ищут новую пару, — вздохнула Лана. — Потому что разлюбили друг друга.
— М-да, у низших видов это норма, — сказал Сэмэл. — Потому, что самец, например, к следующему сезону спаривания может по разным причинам утратить лучшие качества. И ему на смену справедливо приходит новый лидер. В природе всё разумно. Но это уже не разумно у высших Видов. Ведь их задача — жить по высоконравственным правилам и принципам БВЛ. Для Безусловной Любви важны не физические данные, а духовное совершенство. И в приоритете — духовное единение пары.
— Верно, — согласился Натэн.
— Вечной Любви в материальном мире не бывает? — спросила Танита. — Ведь пара духовно совершенных особей, нашедших друг друга, всё равно умирает. Рано или поздно. А с ними и их Любовь.
— Почему же? А БВЛ, которая становится для Вида на пути ЭД смыслом существования? Любовь пары, очевидно, усиливает положительную энергию Вида, продвигая его к совершенствованию. Любовь это сила. Я не знаю, в чём тут причина. Вспомните азалий, они с помощью своей БВЛ повышают вибрационный уровень всего Сообщества. Возможно, Любовь, когда её вибрации становятся очень высокими и приближенными к БВЛ, резонирует с Полем Любви Творца, влияя на окружающую энергетику?
— Очень интересная версия, — удивился профессор. — Я её также предложу к вниманию моих коллег. Возможно, и это удастся подтвердить математически. По крайней мере, практика подтверждает верность этого предположения.
Сэмэл хлопнул Лану по плечу и торжествующе поднял руку. Мол, знай наших!
— Только не сильно зазнавайтесь, будущие академики! — хмыкнула Мэла.
— А что, заметно? — хихикнул Сэмэл. — Даже без звёздочек? Вот получу, тогда зазнаюсь, — пообещал он.
— Вечная Любовь существует, как известно, — сказал Натэн. — Это Творец и Его Безусловная Любовь к сотворённому Им миру. И, согласно уравнению:
ТВ = БЛ = бесконечность, она не иссякает никогда, поскольку Эволюция развивается, благодаря Любви, и стремится к познанию БВЛ, которая и есть Творец. А именно:
ТВ = БЛ = ЭВ > БВЛ > (ЭД + БВЛ) >> ТВ = бесконечность.
Итак, Любовь, согласно этой формуле, и есть Эволюция Вида, которая несёт эстафету Любви к Творцу. И ведёт Род через постижение БВЛ к ЭД и в бесконечность. Но уже дополнив личностным опытом и благодарностью к Творцу.
И в итоге ЭВ и ЭД — Эволюции Вида и Духа, достигается Безусловная Вселенская Любовь, приближающая его к совершенству Творца, к вечности и бесконечности.
— Да, всё так. Но, досточтимый профессор, мы говорим то о влюблённости, то о Любви, — сказала Мэла. — В чём их отличие? Хотя я уже догадываюсь. Влюблённость временна и характерна для незрелой Души, имеющей черты примитивного существа. Она приходит к нему ненадолго, периодично сменяя партнёра, поскольку в природе этап притяжения полов возникает циклично. А истинная Любовь постоянна и не зависит от внешних факторов — лишь от степени совершенства Души. А к более совершенным особям, которые на духовном пути приближаются к БВЛ, Любовь приходит на всю жизнь. А чем далее Вид находится на пути ЭД, тем Любовь в нём становится безличностней. Души, подобно Творцу, дарят свою Безусловную Любовь всем без исключения, — неуверенно проговорила она. — Ну, мне так кажется. Только вот — как в таком случае происходит Эволюция? Ведь в такой цивилизации, достигшей БВЛ и, практически — Сознания Творца, уже нет семейных пар. И, по идее, нет потомства. Значит — Эволюция закончена?
— Да, совершенно верно. Чувство Любви в материальном мире постепенно трансформируется, преобразуясь из неосознанной Любви, диктуемой природными циклами и закономерностями, в осознанную и Безусловную Любовь, не зависящую от внешних факторов и правил и ограничений материального мира. Сознание, Душа, Дух каждого индивида становится совершенным и теряет индивидуальные отличительные черты, способствующие выбору и выделению кого-то, для создания пары. Но это и не требуется. Поскольку освоение Вечных Истин и присутствие Творца, делают это сообщество бессмертным, входящим в вечность. Среди ваших знакомых есть те, кто приближается к этому рубежу. Кто, как вы думаете?
— Наверное, это азалии и госики, — предположила Танита. — Насколько известно, азалии выращивают потомство отростками. И делают это очень редко. Как они говорят — для Души и радости. Ведь в основном они посвящают жизнь познанию вселенских истин и передаче своих знаний желающим их выслушать. А срок их жизни… — задумалась она, — никто не знает. Они, наверное, и вправду уже приблизились к вечности и Творцу. Как и госики-медузоны. Некоторые из них становятся всё прозрачнее. И только помощь нам, думается, удерживает их, наверное, от полного исчезновения в вечности.
— А, так вот что имел в виду академик Моокун, рекомендуя раздать себя ветру! — отозвалась Лана. — Как он сказал? «Раздай всё, что имеешь, ветру и обретёшь Вселенную. А если ничего не имеешь — раздай ветру Вселенную! И обретёшь себя». Ветер это, очевидно, и есть беспрерывный и замкнутый вектор бесконечности — оо? То-есть — стремись к совершенству, не увлекайся материей. Ведь раздавать себя проще всего, когда не имеешь привязок к миру и обязательств перед кем-то. Как госики.
— Ну да, — покачала головой Мэла. — Госики в основном живут парами, объединёнными общими духовными интересами, но не имеющими потомств. Поскольку, как они считают — нет ничего выше дружбы, не знающей претензий на чьё-то личное пространство. Подобные отношения госики и называют истинной Любовью. А духовные озарения для них превыше всяких физических радостей, отнимающих энергию Души и понижающих её вибрации. Я где-то об этом читала.
— Наверное — в очередном романе, — тихо шепнул Сэмэл Таните.
— Ну, вот, кое-что о Любви, сотворившей вселенную и ведущей нас по пути Эволюции, нам уже известно, — кивнул профессор. — Но я бы ещё хотел сказать несколько слов в защиту влюблённости. Мне показалось, что её пренебрежительно отнесли лишь к низшим Видам. Да и вообще — это не эстэтично: полигамия, бои за самку, убийство соперника Это, мол, всё примитивное зверство, проявление инстинкта. Отсвет, чадящая искорка от той истинной Любви, которую знают лишь высшие Виды, имеющие Души. Именно поэтому мы так недоверчиво воспринимаем эту теорию — «Любовь, как первопричина жизни во вселенной». Как? Атомы проявляют Любовь? Бессмысленные клетки и примитивные Виды передают Эволюции Любовь по эстафете? Это всего лишь примитивная и временная влюблённость. А ведь именно благодаря этой влюблённости, мир и наполнен разнообразным великолепием совершенных существ, способных достигнуть БВЛ и Творца. Что произошло бы, если бы этих искорок Любви не было? А притяжения в атомарных и звёздных процессах не стало?
— Прекращение Эволюции. Но до этого бы не дошло. Поскольку ранее произошёл бы распад вещества. И, как следствие — гибель звезд и звёздных систем, созданных в результате союза первичных элементов, материй и энергий, — предположила Танита.
— Только Любовь способна превратить звёздную пыль — в материю, а материю — в живой мир разумных существ. Задача которых — вернуть посыл Любви Творцу в виде БВЛ.
— Действительно, благодаря Любви, и элементарная частица походит свою Эволюцию, — заметил Сэмэл. — От крохотной материи — к живой клетке? И затем, преобразуясь и одухотворяясь, достигает Творца вместе с Душой? И снова превращается в Любовь? Непривычная теория, — заметил он. — Кто её автор, досточтимый профессор? Неужели вы?
— О, её автор — сам Творец! — улыбнулся профессор. — Но озвучил эту теорию почтеннейший академик, госик-медузон Паанэн Пошон, — сказал он. — Теория называется, как я уже говорил: «Любовь, как первопричина жизни во вселенных». И она уже имеет немало сторонников. В том числе и я полностью разделяю её выводы.
— О, я нашёл обсуждение этой темы в библе! — отозвался Сэмэл. — Одни считают, что академик Паанэн — гений, а некоторые пока сомневаются в том, что частицы могут проявлять Любовь, а значит быть живыми.
— Некоторые просто в шоке! — улыбнулся профессор. — Ведь речь не просто о том, что частицы, проявляя Любовь, создали вселенную, но и что эта вселенная живая!
— Даже так? — вздохнул Сэмэл. — Так, значит, мне всё же придётся теперь испытывать Любовь к камню, о который я спотыкаюсь?
— Я думаю — да. И я считаю, что за теорией Паанэна Пошона большое будущее, — заметил профессор. — Возможно когда-нибудь он станет одним из ОЗ — Основателей Знаний. Но, как говорится, это решит время.
— Ого! Тут даже величайший химик современности, один из ОЗ — почтеннейший академик Маонэн считает, что теория Паанэна верна. И согласен, что химические реакции это проявленная любовь частиц, — сказал Сэмэл, потрясённо глядя в видео-библ. — Его… слегка не одобряют. Предлагают предоставить доказательства. Он в ответ написал стих, посвящённый любви частиц. Назвал его — «Водород, начавший род». Прочитать?
— В другой раз, — улыбнулся Натэн. — Да, Любовь это всегда перемены и явление в мир чего-то иного. Она всегда изменяет тех, кого коснулась. И из двух частиц возникает водород и другие атомы, а из них — химические элементы и соединения. А затем — растворы, аминокислоты и липиды, ставшие основой биологической жизни.
— Почтеннейший академик Маонэн не поторопился? Химические соединения — это плоды любви? — удивлённо проговорила Мэла. — Теория ведь ещё не доказана.
— У гениев, помимо доказательств, существует интуиция, сверхчутьё, помогающее прозреть истину. Поэтому среди великих учёных-ОЗ нередки озарения, позволившие совершить величайшие открытия, которые только потом получают бесспорные доказательства, — возразил ей профессор. — Думаю, почтеннейший академик Маонэн из них.
— Выходит — есть не только биологическая жизнь, но и химическая? — продолжала недоумевать Мэла. — Это что-то слишком мудрено!
— Для тебя всё мудрено! — шепнул Сэмэл. — Ты больше читай специальных текстов и меньше — романов. Многое узнаешь! — Мэла только отмахнулась.
— А укажите — где же грань между химическими и биологическими процессами? — спросил профессор Натэн. — Биологические организмы и растения существуют благодаря чему? Разве не них химическим реакциям, постоянно происходящим в них и поддерживающим их жизнь? Кровь и лимфа — что это? Химические соединения или живые субстанции? И что, например, важнее для жизнедеятельности клетки — её химические или биологические компоненты?
— Химические! — сказал кто-то из задних рядов. — Они основа всего! Из них выстроены все ткани биологических субъектов. Кроме того, химические реакции высвобождают энергию, поддерживающую в каждом организме энергию и нужную температуру.
— Нет! Биологические важнее! — возразил другой. — Ведь клетка живая. Причём тут химия?
— Ну, не знаю… Кровь, например, это раствор, в котором содержится немало химических элементов, — проговорила Танита неуверенно. — У нас, моллюсков, в ней есть медь, дающая ей голубой цвет, цинк, азот, кислород, позволяющий окислять всё. Да, практически, в ней есть вся таблица элементов. Кроме того, кровь содержит и биологические субстанции — белки с аминокислотами…
— Которые также состоят из химических элементов! — добавил Сэмэл. — И получены они в результате химических реакций. Вспомните биохимию — чего-то больше, чего-то меньше, по-разному соединяются цепочки, но и это, по сути, химия.
— С помощью ферментов и кислот из пищи извлекаются Полезные химические элементы, а также белки и жиры, — продолжила Танита. — И они также должны быть разложены на составные химические элементы, которые клетки способны усвоить. Сами клетки, кстати, также взаимодействуют между собой — делятся веществами, энергией, информацией. Помогают друг другу вывести токсины и балласт.
— То есть — проявляют любовь или, хотя бы, взаимопонимание? — улыбнулся Натан.
— А ведь и верно — основой всего являются простые химические элементы! И эти организмы и субъекты — будущие носители БВЛ! Которая станет тем, что объединит их с Творцом! И, следовательно — благодаря посылу Творца, любовное взаимодействие существует между всеми участниками вселенной — начиная от частицы и заканчивая совершенным Видом в Эволюции, соединившимся с Творцом. Знак бесконечности замкнулся! Ё-моё! — воскликнул Сэмэл.
— Ты прав, Сэмэл, именно «ё-моё», — рассмеялся Натэн. — Как видите, никаких границ между химическими, биологическими и энергетическими процессами в существующей вселенной нет. Эти границы выстроены лишь в нашем сознании. Как и границы между живой и неживой материей.
— Вы хотите сказать, что машины тоже живые? — удивилась Мэла.
— А ты как считаешь? — прищурился профессор.
— Н-не знаю, — растерялась Мэла. — А где же у них находится Душа?
— Но ведь и они меняются и совершенствуются! — хитро прищурился профессор. — И в их развитии просматривается Эволюция. А то, что они служат другим, разве не сродни любви? Как, например, домашнего животного к хозяину?
В аудитории зависла тишина.
— М-да. Не думал я, что вопрос о любви способен завести нас в такие дебри, — проговорил Сэмэл, почесав макушку.
— И это только начало, — весело заметил профессор Натэн. — Полезем-ка в эти дебри дальше.
— Ё-моё! — снова почесал в макушке Сэмэл.
— Зачем всё это? — воскликнула Мэла. — Миры, галактики, жизнь?
— Ради возникновения Души. Творец ждёт от каждого возникшего прекрасного Вида следующего шага в своей Эволюции — возникновения и возрастания Души, Духа. И ведёт каждое своё творение по пути от телесного совершенства к Духовному. То есть — переходу от пути Эволюции Вида к пути Эволюции Духа.
— И всё же, сложно назвать любовью то, что служит лишь продлению рода! — заявила Мэла. — Какая тут связь с БВЛ? С любовью Творца?
— Ну, может быть, на уровне примитивных существ, это ещё не любовь, а, скорее — влюблённость. Поскольку у них в этом чувстве нет постоянства. Даже родительская любовь у них быстро проходит, сменяясь инстинктом самосохранения, когда дети подрастают и могут уже сами постоять за себя. Хотя бывают и исключения, и некоторые пары даже у низших Видов сохраняются на всю жизнь. Но, как правило, период влюблённости в животном мире быстро заканчивается — чтобы Эволюция получала несколько лучших вариантов продления рода. Это, кстати отрегулировано и на биологическом ритме. Влюблённость проходит. Наступает период вынашивания, рождения и выхаживания потомства, и этап родительской любви. В природе всё происходит по чётким и разумным законам. Когда наступит новый этап для продления рода, конкуренция среди претендентов повторяется. Ведь лидер за это время мог постареть или получить травму. И снова побеждает сильнейший и достойнейший быть повторённым для Вида и Рода. Поэтому в мире низших видов царствует временная влюблённость, а не постоянная любовь. Иногда, кстати, это непостоянство, как рудиментарное явление, как отголосок примитивного прошлого, проникает и в высшие виды. Так сказать — любовь, как быстро гаснущая вспышка, а не постоянное горение Безусловной Любви, присущее Творцу.
— Влюблённость существует, благодаря безусловной любви Творца, разлитой во вселенной? А в чём её отличие от любви? И, как и когда она становится Безусловной Вселенской Любовью? — спросили в аудитории.
— Чем влюблённость отличается от любви? Ну, например — отношением к предмету обожания. Любви или её проявлениям, по замыслу Творца, подвластны все живые организмы. Любовь всегда приносит чудесные плоды — новые чувства, новое потомство, новые возможности рода и вида. Любовь это всегда шаг в будущее. Но у каждого вида и организма качество её проявления соответствует уровню его развития. Любовь или влюблённость — это в немалой степени зависит от наличия и развитости у субъекта Души. Душа это и есть основной сосуд любви.
Душа
— Что такое Душа? — спросили из рядов. — Как она возникает? Есть тело, в нём инстинкты, сохраняющие его жизнь. Что дальше?
— Душа, это сосуд, способность индивида вмещать любовь Творца. Возникает она, благодаря Эволюции Души, идущей параллельно Эволюции Вида. И проявляется, как способность личности проявлять качества Творца к внешнему миру и другим существам. Чем слабее и эгоистичнее Душа, тем меньше она вмещает любви Творца. Каждый Вид, совершенствуясь, начинает проявлять интерес к окружающему миру не только как к объекту, поставляющему нужное телу. Так возникает любовь и благодарность к соплеменникам, а затем — понимание красоты, благодарности, а затем и любви ко всему миру.
Конечно, у примитивных организмов любовь связана лишь с функцией продления рода. Это инстинкт, присущий Эволюции Вида, тела, нежели Души. Но и он уже имеет творческое начало, поскольку каждое существо слышит зов Творца и стремится к воспроизводству и совершенствованию своего Вида. Этот процесс энергетически затратен и опасен, вплоть до гибели индивида. Но Души, вместилища любви, у низших творений пока нет. Далее, с усовершенствованием и развитием существа, любовь Творца проявляется всё ещё лишь как временная влюблённость, поскольку сосуд их Души пока невелик. Но и влюблённость дарит миру прекрасные плоды — новое потомство, движущееся вперёд по пути Эволюции. Которое, когда-нибудь, обязательно обретёт душу, способную постигнуть истинную любовь, и приблизится к Творцу.
Настоящая любовь проявляется в Душе как поиск своего вечного духовного спутника. Как и Творец ищет тех, кто способен навсегда раствориться в БВЛ, которая есть венец Эволюции. Любовь между высшими существами, обладающими развитой Душой, возникает в результате родства и притяжения Душ, а не физического влечения. Такая любовь остаётся в их Душах на всю жизнь, вне зависимости от красоты или молодости тела, способного, или уже не способного, производить потомство для дальнейшей Эволюции Вида. Потому что Эволюция Души в данном случае важнее и становится на первое место. Такая пара — прообраз БВЛ, соединения Души и Творца.
— А как отличить настоящую любовь от влюблённости?
— Настоящая любовь подобна БВЛ. Она не эгоистична и не стремится получить объект своих чувств в личную собственность, в безраздельное владение, а наоборот — готова отдать себя, свою жизнь. Любовь дарит, а не забирает. Истинная любовь, объединяя пару, оставляет любящих свободными. Она ничего не требует взамен. И способна даже отпустить того, кого любит, на свободу, если он проявит такое желание. Её цель не в том, чтобы произвести потомство. Их цель — сама любовь, дарящая радость от одного лишь существования объекта любви. Впервые, заметьте, Эволюция вида остаётся в стороне. И на первый план выходит Эволюция Души. Такая любовь сродни любви Творца, дающего свободу выбора и самостоятельного пути развития нам, его детям.
— А какая же цель у Безусловной Вселенской Любви? — спросили из рядов.
— Как всегда — объединение, — ответил профессор. — Объединение смысла твоей жизни с замыслами
Творца Вселенных. Любовь Безусловная, Духовная, вызванная стремлением Духа к объединению со всем миром, с Творцом Вселенных. Это уже и не любовь, а горение Души. Пылание высшей энергией творения. Венец Эволюции и творения мира.
— Как всё просто! — покрутил головой Сэмэл. — И как непросто. Но, что меня удивляет, Эволюция никогда не терпит поражения. Ведь количество видов на различных планетах бесконечно. И у всех одна задача — БВЛ. Кто-нибудь, но достигнет успеха.
— И тогда окажется, что вся вселенная его достигла, — кивнул профессор. — Ведь все мы — едины в Поле Любви Творца.
И так, подведём итог Эволюции живой материи во Вселенной под воздействием Любви Творца:
Эволюция организма: от Любви Творца, ЛТ, — к частице света — молекуле — клетке — организму — Душе — Духу — БВЛ.
Эволюция Духа: притяжение, сообщённое от ЛТ — инстинкт размножения — влюблённость особей — любовь Душ — Безусловная Вселенская Любовь.
— Двойная Эволюция? — отозвалась аудитория. — А как соотносится ИСВ — Инстинкт Сохранения Вида и БВЛ — Безусловная Вселенская Любовь? Между ними постоянная вражда?
— О, нет. Хотя можно подумать, что — их цели противоположны. Задача ИСВ — сохранить и улучшить тело, Вид, задача БВЛ — создать в личности Душу, которая, забыв о себе, посвящает жизнь другим. Что подразумевает сопротивление ИСВ. Но это не так. Получается, что без ИСВ не было бы Эволюции Вида, создающей разумные творения. И выходит, что сопротивляясь БВЛ, ИСВ ей помогает. Как говорится — единство и борьба противоположностей. И это явление мы видим во всех процессах, происходящих во вселенной: свет творения и тьма небытия, смешиваясь, создают миры; позитроны, отталкивая или притягивая электроны, создают атомы и молекулы; галактики и планеты, разбегаясь и сбегаясь, взаимодействуя и отталкивая, создают живые миры; живые существа, любя и ненавидя, творят Виды. А Любовь Творца, присутствуя во всём этом, созидает Души, Дух, БВЛ, которые возвращаются к нему обновлённые т помудревшие. Во всём гармония, несмотря на кажущийся хаос. И ИСВ — одна из составляющих, задуманных Творцом.
— Вселенная живая? Непривычно! Очень оригинальная теория! — прокомментировали студенты.
— А почему профессор Моокун раньше не рассказал нам о теории Таануна? — спросила Танита. — Мне кажется, она многое проясняет. Я даже изменила своё отношение к ИСВ. Это не монстр, это… инструмент, оттачивающий всё живое. А это бывает больно, но необходимо. Как работа хирурга.
— Среди госиков-медузонов по отношению к этой теории существуют разногласия. Некоторые считают, что многие цивилизации пока не готовы её воспринять. Ведь тогда получается, что вся жизнь, которая существует во вселенных повсеместно, достойна восхищения и уважения, а не только та, что в высших формах. Это требует пересмотра многих наук и проектов. Поэтому теория почтеннейшего академика Таануна пока существует лишь как гипотеза. Учёные думают, как всё это соотнести.
— Да уж, неожиданно. Не думал, что даже молекулы требуют уважения, как живые существа. Ведь и они проявляют к нам любовь, создавая нас, — покачала головой Мэла. — Но, с другой стороны, всё это просто фантастично… Ведь кислород — газ, после взаимодействия с водородом — который тоже газ, превращается в воду. Происходит чудо творения. В этой существуем мы, моллюски, и множество других Видов. А сам газ бесследно исчез, отдав свою жизнь ради нас. Что бы с нами было, если б этого не произошло? Ведь я, моллюск, не выживу в газовой среде.
— Ты была бы, может, частью Творца, — хмыкнул Сэмэл. — Чем плохо? Хотя это сомнительно.
— Тут поневоле согласишься, что кислород, слипнувшись с водородом, проявил при этом любовь, — не слушая его, продолжала Мэла. — Хотя бы ко мне. Не говоря уж об остальных и Видах, населяющих все водоёмы вселенных. И я верю академику Таануну, что Творец Вселенных уже тогда, при сотворении мира, знал это, посылая нам свою любовь. Через кислород.
— Оригинальная трактовка, — улыбнулся профессор Натэн. — Я передам её академику.
«Ну, конечно, — посмеиваясь, подумала Лана, — Мэла любую теорию проверяет, учитывая, в первую очередь, пользу для своей персоны. Эффективнее доходят любые науки».
— Вся наша Вселенная — это проявленная любовь Творца. Его Безусловная Любовь присутствует везде. И само наше существование есть величайшее чудо.
— Теперь мне понятно, почему кандидаты необучаемы, и почему Творец, не вмешиваясь, смотрит, как гибнут цивилизации. Это был их выбор, или даже так — итог их выбора. И принцип, на котором базируются Заповеди и СНиП, — вздохнула Лана, — нельзя нарушать, как нельзя перепрыгнуть через определённый этап в Эволюции. Как тела, так и Души должны завершить цикл. Невозможно произвольно увеличить маленькую душу и вместить в неё огромную БВЛ. А, следовательно, и правильное понимание Заповедей и Норм.
— Да, Видам можно до бесконечности цитировать ЗЕсП и УПВ, втолковывая им невероятную красоту и ценность БВЛ, но если Душа не готова, это будет пища лишь для ума, а не для сердца.
— Да, и вправду — научить БВЛ невозможно, пока Душа не сможет её вместить. Уф! — выдохнула Мэла. — Как всё это сложно! Я и не думала.
— Если б всё было просто, Эволюция бы стала не нужна! Как и экзамены на зрелость. В КС вошли бы все цивилизации, которые бы встретились нам на пути. Как и предлагает нам уважаемая Лаонэла Микуни, — улыбнулся ей Натэн.
— А как бы это было здорово, — вздохнула Лана.
— Это не всегда здорово, — заметил профессор. — С некоторых пор Сообщество руководствуется при отборе новых членов КС основным правилом — «Не навреди». А чтобы вам было понятно почему, загляните в библио-архив и изучите информацию о пяти цивилизациях, которые были приняты в КС с недочётами. Это Мокуна, Даота, Свэми, Юкая и Протея. И это, под грифом — «Последствия отступлений от СНиПа», будет одной из тем следующей лекции. А сейчас, уважаемые, наша лекция окончена, — сказал профессор Натэн и тут же прозвучал сигнал зуммера.
— Всех вам благ! Доброго вам вечера, досточтимый профессор Натэн! — отозвались студенты. — Пребывайте в мире и здравии, досточтимый профессор Натэн! Да пребудет с вами мудрость! — говорили они, быстро прошмыгивая мимо него к окнам. — Бодрости вам, досточтимый профессор! Мира и согласия! До встречи!
Молодёжи, как всегда, надо было куда-то срочно плыть, лететь и всё успеть. В них кипела энергия и задор, которым надо было найти применение.
— Успехов вам на пути к знаниям! — ответил им профессор, уходя в дверь преподавательской за кафедрой.
Юрий и Оуэн
Оуэн, подкрепившись планктоном, умиротворённо сидел рядом с пещерой на камне, мимикрировав под его бурый цвет, и наблюдал за жизнью морских обитателей:
Вдали, жужжа, дрейфовала огромная стая планктона, на которой паслись два огромных ската. Эти существа, обладая завидным аппетитом, откармливаются до невероятных размеров, выглядя довольно угрожающе, хотя они практически безопасны. Если их не трогать, конечно. Парят себе, как огромные гипертрофированные пасти, задумчиво пропуская через себя тонны воды и выцеживая из неё драгоценный планктон. Наслаждаются, поглощая свою немалую суточную норму. Но вот эту трудолюбивую компанию пополнил ещё один великолепный экземпляр — пятнистая китовая акула, похожая на огромный подводный корабль. Тоже решила подкрепиться. Эта разновидность акул, не в пример своим кровожадным сородичам, вполне безобидна, предпочитает благородную планктоновую диету. А эта особь раздобрела на ней неимоверно, достигнув веса, наверняка, раза в два больше Оуэна. Её появление даже слегка насмешило криптита — он привык считать себя самым большим в округе, а выходит, что, по сравнению с некоторыми, он ещё малыш. Забавно.
По дну пробегали солнечные зайчики. Высоко наверху волновалась бирюзовая поверхность океана, по которой проносились ажурные тени облаков. Столбы солнечных лучей высвечивали красоты морского пейзажа. Вокруг Оуэна деловито суетились разноцветные рыбы — серебристые, голубые, жёлтые, красные, зелёные. Они уже поняли, что этот гигантский осьминог не опасен и едва не заплывали ему под щупальца, выискивая растения повкуснее. Уступы скал и песчаные поляны украшали заросли многоцветных кораллов, водорослей и актиний. Сквозь них сосредоточенно пробирались клешнястые крабы. В гуще растений суетились резвые мальки, играя в догонялки. А неподалёку притаилась в расщелине жутковатая на вид каракатица. Терпеливо ждёт свою добычу. Иногда здесь разыгрываются нешуточные баталии — не на жизнь, а на смерть. Но до этого никому нет дела — каждый занят своим выживанием. Жизнь есть жизнь. Будь начеку…
Оуэн слегка досадовал, что скоро ему придётся ходить от пещеры за пропитанием всё дальше — стая планктона, попав в тёплый подводный поток, довольно быстро дрейфовала от неё. Да ладно уж, не стоит унывать. Зато у него появится повод размяться, прогулявшись по дну за обедом. Направление движения стаи он уже знал. Медитации и философствования хороши в меру — увлекшись, можно однажды заблудиться в высоких эмпириях и забыть о том, что надо двигаться. К тому же мирному морскому философу у Сопун-горы ничто не угрожало. И он чувствовал себя здесь, как в родном доме.
Оуэн прикрыл зрачки, задремав… Но тут услышал знакомый голос, зовущий его по имени:
— Оуэн, проснись! Это я! Не помешал?
«Как будто это мог быть ещё кто-нибудь», — хмыкнул Оуэн. А все три сердца криптита радостно дрогнули.
— О, здравствуй, Юрий! Секунду, я лишь вернусь в пещеру. Телепортируюсь магически, так сказать. — И в один миг Оуэн оказался в своём жилище.
— Рад, что ты снова здесь, Юрий, — сказал он, устраиваясь в нише поудобней. — Я вспоминал о тебе. Как твои дела?
— Я думал о нас, — ответил тот. — Ты говорил, что мы с тобой разные, Оуэн.
— Это неважно!
— Да, но давай мы это обсудим. Я ведь тоже люблю пофилософствовать.
Мне кажется, что для разумных существ важна не только и не столько внешность или принадлежность к одному Виду. Ведь всё это условно и важно лишь низшим существам. Всё живое на Земле произошло от… единого источника. Может, от одной клетки, занесённой сюда из космоса. И жизнь, рассеянная по галактикам, также родственна нам. Мы все разные, но мы едины. И получается, что все мы братья и сёстры. Ты мне брат, Оуэн, я это чувствую. И весь животный мир — наши родственники по Эволюции.
— Это так, Юрий, — подхватил его мысль Оуэн. Он был рад самой возможности поговорить с кем-то, а не с собой. — Но, к сожалению, не все это понимают, что приводит к печальным последствиям. И — да, несмотря на небольшие отличия, мы с тобой похожи, — усмехнулся он. — Ты — Homo sapiens, так сказать — человек разумный, представитель земной цивилизации, и я — Octopus vulgaris, осьминог обычный, и даже немного криптит, морской скиталец. Эволюция развела нас слишком далеко друг от друга. Но разум и сочувствие сблизили.
— Но главное: мы оба — мыслящие существа, — заметил Юрий.
— А как же люди, Юрий? — спросил Оуэн. — Они с тобой ещё более близки, чем я. Почему ты одинок?
— Я с ними не общаюсь, — сердито ответил Юрий. — Потому что — не с кем!
— Странно! Ты как ваш Диоген, живёшь в бочке-пифосе и даже не ищешь человека с фонарём? И у тебя есть свой?
— Мне уютно в моём пифосе, Оуэн. Как и тебе — в твоей пещере. Диоген Синопский тоже предпочитал общество собак, презираемых людьми. И предложил императору Александру Македонскому, пообещавшему выполнить любую его просьбу, отойти в сторону и не заслонять ему солнце. И я его понимаю.
— Благодарю за столь высокую оценку! — улыбнулся Оуэн. — Я тоже уважаю собак, это искренние и преданные существа.
— В человеческом сообществе и сейчас полно патрициев и императоров, а поговорить не с кем, — проговорил Юрий. — Ищу человека! Нет, вернее — ищу разумного собеседника. Но легче изменять мир, чем сделать человека разумнее, Оуэн. Чего-то в этом мире не хватает. И мне кажется — что доброты.
— Мир многогранен, Юрий. Ты хочешь его поменять? Для кого? Все ли захотят жить в твоём мире? — сказал Оуэн. — Ваш писатель Ричард Бах — когда его герой хотел изменить Вселенную, чтобы помочь людям — сказал ему: «Ты уверен, что находишься с ними в одной Вселенной?»
— Ну… Бах считал, что всё в этом мире вообще иллюзия. А, на мой взгляд — для иллюзии в нём слишком много острых углов, — хмыкнул Юрий.
— Возможно, эти углы лишь в твоём сознании? Ты слишком категоричен, — сказал Оуэн и спросил, хотя обещал себе не донимать мальчика расспросами: — Расскажи мне о себе, Юрий. Всё же странно говорить с обезличенной тенью. Может, ты тоже лишь иллюзия, плод моего воображения? Ведь даже в ИПЗ — Информационном Поле Земли, я не нашёл о тебе никакой информации.
— Я не иллюзия. Я — человек-инкогнито, — улыбнулся Юрий. — В этом я немного похож на вас, головоногих моллюсков, весьма недоверчивых особ. Я всегда был таким — закрытым от мира. И от ИПЗ.
— Мы, осьминоги, вынуждены быть такими, ведь наша Вселенная полна опасностей. А чего опасаешься ты?
— Я просто осторожен, — отшутился Юрий.
— И всё же.
— Что я могу рассказать о себе? — вздохнул тот. — Ничего интересного. За исключением моей… некоммуникабельности. Но это качество есть и у тебя. Хотя одно незначительное, на мой взгляд, отличие между нами есть.
— Одно? И незначительное? — восхитился Оуэн. — Что же это такое? Ты меня заинтриговал, Юрий.
— Возраст. Я младше тебя.
— Эк, удивил! Я догадывался об этом! — усмехнулся Оуэн. — Претендовать на то, чтобы быть старше меня, в этом мире могут немногие.
— Я знаю что ты — очень древнее существо, а мне всего лишь семнадцать. И всё же душой я, наверное, старше Мафусаила, — решительно заявил Юрий.
— Вот как? Не слишком ли ты округлил? — удивился криптит. — Ведь Мафусаил, насколько известно из Библии, прожил почти тысячу лет. Это такая фигура речи?
— Ну, да, отчасти фигура. А ты знаешь нашу Библию?
— Мне, как мыслящему существу, интересна любая информация. А история человечества особенно. Правда, в ваших источниках реальная информация всегда сильно искажено. И трудно не заметить там Библию — это древнейший манускрипт последней цивилизации, хотя и в нём есть много спорного. И всё же, почему ты считаешь себя старше Мафусаила?
— Его жизненный опыт не сравним с моим.
— 17 больше 969? Оригинально! — сказал Оуэн.
— Дело не в цифрах. А в возрасте Души. Мафусаил жил тысячи лет назад. Что представлял тогда собой мир? Это было натуральное ведение хозяйства при полном отсутствии техники. И что требовалось тогда знать и уметь? Как пахать землю? Как растить скот? Ткать пряжу и делать лодку?
— А ещё он был непорочен перед Богом, — заметил Оуэн.
— Непорочность подразумевает аскетизм и нелюбопытство, — сказал Юрий. — А это ведёт к утрате связей с реальным миром. Как известно, к старости Мафусаил не помнил даже всех имён своих внуков и правнуков.
— Ну, к старости многие теряют связь с окружающей действительностью — изношенный организм отсекает ненужное для его выживания. Но до этого Мафусаил был великим пророком, управляющим стихиями и народами, — возразил Оуэн. — И в духовной области достиг совершенства, признанного Богом. С его уходом из мира живых связывают приход на Землю Великого Потопа. Бог разочаровался в остальном человечестве и решил его уничтожить, как это было не раз. Так почему же ты считаешь Мафусаила ничего не знающим?
— Потому что если б он знал то, что запихнуто в голову современного средне образованного человека, то вряд ли дожил бы до своих 969 лет. Одряхлел бы раньше от стресса, — заявил Юрий. — И утерял бы непорочность перед Богом.
— Меня здесь не устраивает слово — средне. Ты считаешь себя средне образованным человеком? — спросил Оуэн. — Образование — не признак ума, а уж тем более — мудрости, которую приписывали Мафусаилу. К тому же, информированность не является признаком образованности субъекта. Иная информация — просто бесполезный мусор. А современные знания человечества зачастую ошибочны. И постоянно претерпевают инфляцию и пересмотр.
— Ты прав. Но в общепринятом значении этого слова я действительно средне образован, — сказал Юрий. — Поскольку имею лишь школьный аттестат о среднем образовании. И даже не собираюсь получать высшее.
— И все ваши средне образованные школьники умеют общаться с криптитами, находящимися на другой стороне земного шара? — усмехнулся Оуэн.
— Об этом знаешь только ты. В остальном, поверь, я… лишь Диоген, сидящий в своём глиняном пифосе.
— А что мешает тебе выбраться из него и стать высокообразованным человеком, имеющим диплом? — спросил Оуэн. — Ведь успех в вашем обществе и работа, дающая материальное благополучие в немалой степени зависят от наличия этого… документа. Что ждёт тебя, средне образованного школьника?
— Я об этом пока не думал. Мне уже и так известно об этом мире слишком много. Гораздо больше, чем это возможно вместить человеческому разуму. И мои знания не подвержены уценке. Ведь я черпаю их из источника, который не претерпевает инфляцию.
— Надеюсь, это не ваш интернет? — поинтересовался Оуэн. — Та ещё свалка!
— Нет. Это ИПЗ. Ты придумал хорошее название для Информационного Поля Земли, Оуэн. Люди ещё его ещё называют — Хроники Акаши. Но ещё царь Соломон говорил, что «во многой мудрости есть много печали и кто умножает познания, тот умножает скорбь». И он прав — многие знания также лишают молодости, наивности и оптимизма. Поэтому я считаю, что в мои семнадцать лет я старше Мафусаила.
— Извини, Юрий, но я повторюсь — избыток информации не является признаком мудрости. Мудрость это другое. И, в первую очередь — спокойствие. Чтобы беспристрастно осмысливать и понимать истоки и последствия событий.
— Согласен. С этим у меня пока сложно, — вздохнул Юрий. — Не понимаю многого. Например — почему мир так жесток?
— Трудно в этом разобраться, если оставаться одиноким узником бочки, Юрий.
— Кстати, не только ты пытаешься меня оттуда выманить. В последнее время идёт некая странная слежка за мной и попытки выкрасть. Даже забавно.
— Может, это просто твои фантазии? Ты слишком погрузился в некий вымышленный мир, — озадачившись, предположил Оуэн. — Зачем ты им, Юрий? Разве у вашей семьи много денег, чтобы заплатить выкуп пиратам?
— Отнюдь, — усмехнулся Юрий. — Это не фантазии. И мы — обычная семья.
— Так выкинь это из головы. И я рад, что ты нашёл хотя бы одного собеседника, отвлекшись от своих вымыслов, — заметил он.
— Пытаюсь выкинуть. Иногда вместе со следящими, — отозвался тот. — Да это всё ерунда, не стоящая твоего внимания.
— Отлично. Тогда вернёмся к нашей теме. На мой взгляд, духовный возраст Мафусаила не поддаётся измерению, коли он так долго жил, — задумчиво проговорил Оуэн.
Ему хотелось бы развить эту тему, делая выкладки из высказываний великих и приводя примеры из личного опыта. Ведь и он — своего рода Мафусаил… Но нужно ли забивать голову мальчику подобными фантазиями? Он и так довольно странен.
— Ты прав, — согласился Юрий. — Дело не только в знаниях. Мафусаил, согласно Библии, посетил край Земли. То есть — видел иные миры. Я тоже его видел. И, если уж верить Ричарду Баху, посещал многие вселенные. Я слышу мысли людей, Оуэн. Знаю, что чувствует нищий или миллионер, солдат или проповедник, врачующий и убивающий. Легко проникаю в мысли вора, способного на всё ради наживы, или политика, который ничем не лучше.
— Но как тебе это удаётся?
— Это свойство я имею с рождения. Я — аутист, Оуэн! — заявил Юрий. — Тебя это не пугает?
Сидящий в пифосе
— Вот оно что? Нет, — ответил Оуэн, хотя на самом деле был удивлён. Мальчик не был похож на аутиста, замкнувшегося только в своём мире. — Я и сам в некотором роде аутист, Юрий, и избегаю с некоторых пор любого общения. А наш Вид тоже от природы обладал способностями к телепатии. Действительно, мы с тобой кое в чём похожи, — улыбнулся он. — Но ты, всё же, особенный. Например — я не могу проникнуть в твои мысли. И потом, мне кажется — аутисты не ищут собеседников, проникая через полмира. Как случилось, что тебе поставили этот диагноз? — спросил Оуэн.
— Я сам себе его поставил, — ответил Юрий. — Я ведь считал, что родители слышат мои мысли, как и я их. А они обратились к медикам, пожаловавшись на мою неразговорчивость. И мне поставили диагноз: задержка развития. А потом, защищаясь от негатива, который я считывал с окружающего мира, я уже намеренно отгородился от него. И позже стал уже для всех аутистом. И пока не хочу их в этом разочаровывать. Ты по-прежнему хочешь общаться с инвалидом детства, Оуэн? — спросил он.
— О! Меня никогда не интересовали чужие бирки, — улыбнулся Оуэн. — Я люблю вешать свои.
— Мне повезло, — хмыкнул Юрий. — Для людей важны именно чужие. Хотя мне всё равно, что они обо мне думают! Я научился закрываться от чужих мыслей! И от словесного и морального мусора. Ставлю блок, как ты это называешь. И он меня спасает. Иногда мне кажется, что вокруг не люди, а дикие животные, всё ещё живущие в лесу. В нашей цивилизации по-прежнему правят законы джунглей.
— Я бы так не обобщал, Юрий. Даже я иногда слышу разумные мысли некоторых людей и нахожу среди мусора жемчужины. Несомненно, твоя ранимость связана с твоей повышенной чувствительностью и замкнутостью, — заметил криптит. — Люди разные и у каждого своя вселенная. Иные близки к идеалу. Ты не хотел бы, чтобы твой диагноз отменили, Юрий?
— Нет! Мне нравится жить в пифосе. Это моя вселенная и я в неё никого не впускаю. Ну, может, теперь в ней есть ещё и ты.
— Но мир существует, Юрий, хочешь ты этого или нет. Может, пора взять в руки фонарь и поискать… ну, если уж не человека, то смысл жизни?
— Я подумаю об этом. Но пока я выбрал путешествия в астрале, исключающие личный контакт. И познакомился с ИПЗ. Я полюбил процесс чистого познания, не имеющего искажений… влиянием чужих вселенных. И я могу многое. Например — проникнуть в любую информацию и поменять её, энергетически или уж бог-весть как, воздействуя на любые процессы в технических средствах. Даже пару раз, ради потехи, пополнил счета нескольких благотворительных фондов, переведя деньги со счетов военных ведомств. Поддержал тех, кто находится в сложной жизненной ситуации. Хотя это, конечно, капля в море. Причём — быстро испаряющаяся.
— Но, Юрий! Ты ведь считаешь себя философом! — заметил Оуэн. — Подобные воровские действия недостойны этого звания! Философ не вмешивается и не принимает ни чью сторону. Лишь наблюдает и делает выводы. Он живёт в области эмпирий и рассуждений.
— О, ведь я этим и занимаюсь! Но какой от этого толк, Оуэн? Хотя и от моих вмешательств его не больше. Никакие деньги не могут изменить общую ситуацию в обществе! Исправлять надо самих людей, Оуэн. Но как? Я не знаю. И потому мне всё больше нравится мой пифос. Я живу в мире бесстрастной информации, чистых наук и астральных путешествий. Да, я — философ, Оуэн. И я больше не пытаюсь исправить мир с помощью перераспределения денежных средств. Изучаю то, что снаружи моего пифоса, но никого не впускаю внутрь него.
— Возможно, твои способности могли принести обществу пользу?
— Ты сам в это веришь? — усмехнулся Юрий. — Что я могу? Махать сабелькой на ветряные мельницы? Хотя те люди, что крутятся возле меня, считают, что могу. Но я не хочу танцевать под чужую дудку. Хочу изобрести свою.
— Но как ты думаешь жить дальше? — спросил Оуэн.
И вдруг с грустью подумал, что себе он таких вопросов давно не задаёт. И сам уже вряд ли мог бы принести кому-то пользу. Разве что — в виде лакомства или музейного чучела?
— Так и будешь жить в бочке, как Диоген? Он тоже питался подаянием. Такова цена свободы.
— Именно так, — усмехнулся Оуэн. — У меня такая пенсия, что Диоген пожал бы мне руку. Даже одну собаку прокормить не удалось бы. Хотя у моей мамы всё равно аллергия на шерсть.
— А скажи, Юрий, аутизм лечится? — спросил Оуэн. — Возможно, ты, зная эту проблему изнутри, мог бы помочь таким детям?
— Медицина не имеет чёткого представления о причинах аутизма, а, следовательно — не может его лечить. Но дело не в медикаментах и методиках. Дело в несовершенстве общества, которое и создаёт аутистов, — сказал Юрий. — Некоторые специалисты считают, что эта болезнь — дефект генома или психики. Но я знаю аутисты — детекторы изъянов общества и мира, в который они слишком рано пришли. Эти дети слишком совершены, а мир полон зла.
— Неожиданно! Но в чём же их совершенство?
— В развитой экстрасенсорике. Их чувствительность гипертрофирована и эмоционально они живут как бы с ободранной кожей. Каждый негативный взгляд или мысль глубоко ранит их и причиняет боль. Поэтому, защищаясь, аутисты прячутся в собственный мир. Который, как им кажется, более совершенен. Или, по крайней мере, привычен и защищён.
— И все аутисты таковы?
— Кроме тех, у кого по какой-то причине действительно нарушена психика. Таким иногда помогает психотерапевтическое и медикаментозное лечение.
— Но ты же другой, Юрий? Ты ведь учился в школе? Сам же говорил, что средне образован.
— Я сделал это ради родителей, — отмахнулся Юрий. — И это была специальная школа для проблемных детей. Я, чтобы не привлекать внимание, ходил в неё целых десять лет, хотя мог бы получить аттестат за пару недель.
— И что же ты там делал? Витал в астрале?
— Поначалу мне было интересно. Я научился считывать нужную информацию с учителей. Жаль, что при этом я прихватывал и личную информацию. Ведь негативная энергия гораздо сильнее впечатывается в личное информационное поле. А это… довольно неприятно на вкус. Особенно для юного сознания. Годам к восьми я научился быть глухим и не зрячим, закрываясь от ненужной информации. То есть — обрёл то, чем люди обычно владеют от рождения. И научился использовать речь, которая помогает скрыть истинные мысли. К этому времени я уже получал информацию непосредственно из ИПЗ. И вскоре для окружающих я приобрёл статус почти нормального человека. Хотя и с корочкой спецшколы. На всякий случай там имелась пара четвёрок, — усмехнулся Юрий. — Отличник лесной спецшколы — это нонсенс.
— Как ты считаешь — кто ты? — спросил Оуэн. — И кем станешь? Какие области знаний тебя привлекают?
— Пока не знаю, — ответил Юрий. — Мне интересно всё.
— А не хотел бы использовать свои способности? Ведь для чего-то они тебе даны.
— Я и сам хотел бы это понять. Но мне трудно выбрать профессию. Ведь нет такой области, которая бы служила только благу.
— Ни одной? А медицина или образование?
— Медицина и фармацевтика наживаются на страждущих, не стремясь к их излечению, — отмахнулся Юрий. — Образование зиждется на заблуждениях. А наука обслуживает военных, исполняющих волю политиков. Политики же, которых менее всего интересует благо общества, стремятся к лишь власти и личному обогащению. Религиозные конфессии и искусство, призванные пробуждать в людях духовность, также рвутся к материальным благам, прислуживая безнравственной власти. А военное ведомство я тоже приравнял бы к религии.
— Вот как? Почему?
— У них одинаковые методы — или ты с нами, или против нас. При этом религии захватывают в плен Души, лишая свободы их воли, а военные — тела, которые, в случае сопротивления, лишают жизни. Согласись, мировая история доказывает, что в религиозных конфликтах, делящих зоны влияния, погибло людей не меньше, чем в кровавых войнах, захватывающих чужие территории. И проповедники, и военные служат власть имущим. А простой народ — лишь марионетки в руках безнравственных политиков и религиозных фанатиков, выдающих свои заблуждения и желаемое за истину.
— М-да, с тобой не поспоришь, — вздохнул Оуэн. — Но это односторонний взгляд на мировую историю были и другие люди, искренне служащие добру.
— Или думающие так, — вздохнул Юрий. — Что есть добро? Сегодня это одно, а завтра — противоположное. Даже убийство оправдано религиями, если оно направлено против инакомыслящих. Как видишь, выходит, что любые направления человеческой деятельности аморальны. Единственные монстры, не подчиняющиеся политикам, это банковские структуры — они не хотят служить власть имущим, они сами стремятся стать ею. А поскольку наш мир любит деньги, это удаётся им всё чаще. Пойти, что ли, в банкиры? Но деньги никогда не делали людей лучше. Нужно что-то другое.
— Но Бог… — начал Оуэн.
— Бог создал наш мир и забыл о нас! — прервал его Юрий.
— Им дана свобода выбора. Почему Бог должен делать его за вас? — возразил Оуэн. — Или, по-твоему, жизнь вообще не имеет смысла?
— Я подумаю на эту тему. Но мой выбор повлияет лишь на мою вселенную.
— А ты разве живёшь в другой? — усмехнулся Оуэн. — Кстати, а почему ты искусство причислил к религии? — спросил Оуэн.
— Искусство частенько возводит своих собственных идолов. А, кроме того, люди искусства также хотят есть, а значит — продаются. Прославляя тиранов и пряча пороки и язвы общества. И усыпляют мир развлечениями. В ход идёт всё — представления, увеселения, бои зверей, гладиаторов, показательные казни, коррида, бои без правил и прочее. Потому бесконечно стремящиеся к наслаждениям люди хотят хлеба и зрелищ. А не… ну, не знаю — мира в душе, что ли.
— Но это просто детские болезни Эволюции. Душа зверя хочет кровавых боёв и развлечений, а душа, ищущая духовного совершенства — видеть благо для других.
— Слишком медленно она совершенствуется, — вздохнул Юрий. — А, может, мне стать монахом? — вдруг заявил он. — Буду наблюдать благо в лице бессмертного Бога. Но это скучно. И какая от этого польза людям? Может, когда-нибудь потом? Когда потеряю надежду увидеть что-то из области блага здесь, на Земле?
— Да, ты прав — надо или найти своё место в этом мире, или оказаться вне его.
— А скажи, Оуэн, а где философы? Посредине? Они и не в этом мире, и не в ином. Их не причислишь к отшельникам? — сказал Юрий. — Философ, значит — любомудрый, мыслитель. Ему ведь ничего не нужно, кроме познания и истины?
— Отшельник потому так и зовётся, что отошёл от мира навсегда, — ответил Оуэн, — Мир, как и его истины, отшельника больше не интересуют. Философ же, хоть и не участвует в событиях мира, ищет… объяснения им. Но более всего он стремится к познанию истинного мироустройства этого мира. Можно сказать: философ, отстранившись сам, максимально приближает мир к себе — для его осмысления. Он подобен независимому судье, беспристрастному наблюдателю. И остаётся таковым до тех пор, пока не возомнит себя единственно познавшим истину. И не пожелает перейти из мира Духа в реальный мир, пожелав исправить его, воздействовать на мир своими идеями. Это уже не философ, а революционер.
— То есть, пока не захочет изменить чужие вселенные? Как Платон, например? — отозвался Юрий. — Истинный философ свободен и открыт только для диалога. Он сидит в своей бочке, пока ученики сами не придут к нему почерпнуть мудрость. Смешно звучит, да?
— Да, но верно, — сказал Оуэн. — Общество само должно быть готово к восприятию философских идей. Смысл жизни философа — прозревать истины. Как и религии, впрочем. Которая должна заботиться только о чистоте Души. Как только они выходит за эти рамки, то начинаются революции и религиозные войны.
— Как, например, идеи Ницше или философов-материалистов — Гегеля, Фейербаха, Энгельса и Маркса — изгнавших из мира Бога? И на первое место поставили материю, а не Дух.
— То есть — философы утеряли свободу Духа? Я бы поставил знак равенства между понятиями: философ и свобода, — заметил Оуэн.
— Ну, только если это не вседозволенность, — внёс свою поправку Юрий. — Иначе это уже будет хаос и анархия.
— Верно, — согласился Оуэн. — Философ не насаждает свои идеи, не создаёт армии, не борется с существующим порядком с высот разума. Он лишь констатирует и наблюдает. Иначе это уже не философ, а полководец или адепт новой религии.
— О, я понял! Это камешек в мой огород? — отозвался Юрий. — Но я пока лишь думаю, в какой лагерь мне войти, Оуэн. Взвешиваю все за и против.
— Нередко бывает — если разумных аргументов нет, выбирают не разумные, — вздохнул Оуэн. — Я давно предпочитаю не вмешиваться и, может, уже на пути к отшельничеству.
— Подожди меня! — воскликнул Юрий. — Ведь отшельник это практически анахорет. То есть — одиночка.
Оуэн вздохнул:
— Одиночество — удел сильных. И тех, кто ушёл вперёд. Иногда, освобождаясь от несовершенств и стереотипов, отшельник теряет и соратников. Да ты и сам говорил, что мир, где царит свободный разум, гораздо интереснее мира привычек, условностей, и бесконечных ограничений. Многие философы именно так провели свою жизнь, жертвуя многим ради свободы и познания.
— Да. Сократ, например, даже пожертвовал самой жизнью и, умирая, исследовал свои новые ощущения. Он навсегда остался в сфере разума, не снизойдя до сопротивления.
— Ты считаешь это достоинством? — хмыкнул Оуэн. — По-моему, сдаваться не надо никогда. Хотя бы чтобы защитить возможность мыслить далее. А жизнь прекрасна хотя бы тем, что несёт с собой перемены.
— Духовные или физические? Я — за духовные, Оуэн. Но, согласись, такой поступок достоин уважения? Сократ никогда и ничего не требовал от жизни лично для себя. «Живешь ты так, что даже ни один раб при таком образе жизни не остался бы у своего господина, — сказал один его знакомый. — Еда и питье у тебя самые скверные. Плащ ты носишь не только скверный, но один и тот же летом и зимой. Ходишь всегда босой и без хитона». «Попытайся понять, — ответил ему Сократ, — что, по моему мнению, не иметь никаких нужд есть свойство божества».
Философ Эпиктет, римский стоик и бывший раб, знавший славу и дружбу императора, тоже был неприхотлив, — продолжил Юрий. — На своей могиле он велел выбить эпитафию: «Раб Эпиктет, хромой и бедный, как Ир, друг бессмертных». И даже не упомянул об императоре. И, наконец — Сиддхартха Гаутама, будущий Будда Шакьямуни, который был сыном богатого раджи, избрал жизнь нищего аскета, ради познания истин.
— Но, согласись, Сиддхартха Гаутама, чтобы достичь просветления истиной, всё же, ушёл из своего золочёного пифоса. Истина не придёт к тебе сама, Юрий, если ты сам не ищешь её. Философы общались с людьми разного круга. А Диоген ходил среди толпы с фонарём. Нужен личный опыт познания мира, Юрий. Не пора ли и тебе прогуляться с фонарём? Возможно, тебе навстречу попадётся не только одинокий морской отшельник.
— Я и сам чувствую, что мой пифос тесен мне по всем швам, — улыбнулся Юрий. — А тут ещё эти… агенты. Но куда шагнуть? Где выход из пифоса? Зато я уже знаком с древним морским криптитом. Даже Диоген не может этим похвастаться.
— Благодарю! Но такое общение сродни твоим виртуальным путешествиям, Юрий. А Бог хочет испытать тебя и пополнить твой опыт. И не только виртуально.
— Почему ты так думаешь?
— Иначе б ты явился в этот мир без ног и без рук, — усмехнулся Оуэн, — А уж сколько их, как говорится — как Бог дал. И наделил тебя необычными талантами в придачу.
— Ноги это хорошо! — хмыкнул Юрий. — Но я просто сажусь в позу и, благодаря своим талантам, путешествую по всему миру. Без ног и рук. Может, в этом и есть смысл моего существования?
— Но где в это время ты сам? — усмехнулся Оуэн. — Где твоя реальная личность? Она всё так же привязана к твоему телу. Ты можешь от него избавиться? Нет. Поскольку оно призвано служить тебе для каких-то неведомых целей. И, сколько б твоя душа не путешествовала, ты снова вернёшься в своё тело. И мне кажется — пока оно не участвует в неких реальных событиях, в твоей собственной жизни так и не произойдёт ничего нового.
— Почему же? — возразил Юрий. — Я, например, могу совершать банковские махинации. Разве внешняя жизнь от этого не изменилась? У больных детей, например.
— Деньги, да ещё чужие… — задумчиво проговорил Оуэн. — И ты этим гордишься? И чего в этом деянии больше: добра или зла? Да и причём тут философия? Ты не Сократ и не Диоген, ты Аладдин, у которого случайно оказался на побегушках Джин-воришка. Или меткий Робин Гуд, грабивший одних, чтобы одарить других. И что из этого вышло? Ты слышал, чтобы кто-то из облагодетельствованных им стал творить добро? И ты считаешь, что обладаешь мудростью, которая выше той, что владел Мафусаил? — спросил он. — Это всё, чему ты научился, заглянув в ИПЗ?
— Я сказал — могу, но не хочу! Я лишь ищу место, где могу применить себя, но пока не нахожу его. И пока понял лишь одно — не знания и даже не опыт обогащают Душу, а выводы из них.
— И как их сделать, если твой личный опыт мал и ограничен? Кроме скепсиса ты ничего пока не почерпнул, — подзадорил его криптит. — Мир и ИПЗ развивается по своим законам, а мы — по своим.
— Но ты же говорил — наблюдай, не вмешивайся, будь философом! — усмехнулся Юрий. — Но с моей точки зрения такой выбор слишком похоже на белый флаг. Ты, проживший долгую жизнь, можешь быть философом и лишь наблюдать. А мне пока рано сдаваться.
— Ты прав — сдаваться не надо никогда, — согласился Оуэн. — Но не вмешиваться в драку, это не значит — сдаваться.
— А как же быть, если драка, за которой я наблюдаю, нечестная? А у меня есть хорошая палка? Тоже не вмешиваться? — вздохнул Юрий. — И, кажется, я уже немного вмешался. Но расскажу об этом позже. Пока я и сам не очень понимаю — зачем всё это?
«Мир не меняется, — задумался Оуэн. — И этот талантливый мальчик явно впутался в какие-то баталии. Тоже решил помахать палкой. Как и протейская цивилизация, находящаяся на несравнимо высоком уровне, он не нашёл лучшего аргумента. А ведь можно было и по-другому…»., — бормотал он про себя, забыв, что Юрий слышит его мысли.
— Протейской цивилизации? — воскликнул Юрий. — Ты с планеты Протея? Где это? Что там случилось?
— Что? Извини, я устал! — испуганно заявил Оуэн. — И, кажется, начал заговариваться. Задремал…
— О, извини! Хорошо, отдыхай. До встречи, Оуэн! — согласился Юрий.
— Да-да, — глухо пробормотал криптит.
Наступила тишина и Оуэн обмяк в своей нише.
«Глупец! Болтун! Я сказал это? Упомянул Протею? — потрясённо думал он. — Как я мог? То время для меня табу. Где Протея, а где я? Разболтался, разбулькался, как старая… Сопун-гора! Дуплистая трухлявая коряга! Мешок для сыпучих опилок! Расклеился, как медуза на солнце!»
Его сердца ныли, стихийно наполнившись воспоминаниями, которые, стронувшись, потекли по его сознанию горячим потоком лавы.
«Протея! Атея! Друзья! Мои родители? Где вы? Где мой мир, такой светлый и радостный? Зачем я здесь?» — ныла его Душа.
Оуэн знал из опыта — с этим приступом нет смысла бороться. Надо выждать, отвлечься, подремать, пока жгучие мысли сами не улягутся. И уйдут туда, откуда достать их вновь будет очень сложно…
Но он уже чувствовал — на этот раз они выбрались надолго. Появление Юрия разбередило эту рану. Он был слишком взволнован иллюзией перемен… Может, отказаться от встреч с мальчиком? Но, с другой стороны — Юрий был честен с ним, не побоявшись признаться в своём страшном диагнозе. И теперь прогнать его? Обидеть? Не лучше ли быть честным и ему? Рассказать ему о трагедии? О гибели своей цивилизации? Это будет для него уроком. Или ударом? Не станет ли мальчик от этого ещё большим пессимистом? Да и хватит ли у Оуэна сил на такой разговор?
Часть 4
Человек без примет
Встретив его на улице, любой прошёл бы мимо, не обратив внимания и даже не взглянув на него. Да и глянуть не на что — невзрачный такой человек без особых примет и возраста, органично сливающийся с серой толпой. Никакой, одним словом, мелкая сошка, лопух, массовка — подумал бы прохожий. И ошибся бы. Перед ним был сверхчеловек, супермен с красивой фамилией — Елисеев. Хотя вот фамилия-то как раз и была из массовки, а не его.
Александра Петровича Елисеева в своё время сильно позабавили фильмы о Джеймсе Бонде, суперагенте 007. Да какой же из этого Бонда агент, ребята, да ещё супер? Не смешите! Ещё не приступив к заданию, он уже был обречён на провал. К разведшколе такого красавчика и близко не подпустили бы — сильно приметен. Не кондиция для разведчика, одним словом. Максимум на что он годился — в актёры, на роль любовников, кем он и был на самом деле, этот Шон Коннери или Дэниэл Крейг. И — на роль мелкой сошки в дипломатической кадрили. Там таких выпендрёжников обожают — чтобы и лицом, и статью, и харизмой сшибал с ног посольских жён и таких же, как он, марионеток-дипломатов, пуская пыль в глаза залётным делегациям. Ноту сдал, ноту принял. Выслал отчёт — отдыхай на софе, кури кальян с сигарой.
А Александр Петрович Елисеев в совершенстве знал восемь языков: английский, немецкий, французский, испанский, итальянский, польский, чешский и венгерский. И не просто знал, он жил в этих странах по много лет, будучи агентом внедрения и полностью соответствуя взятой на себя роли. Работал… да кем угодно работал — продавцом, фермером, работягой, чиновником и тэ-дэ, схватывая на лету любую специальность. Да хоть клошаром. Он всё умел. Выписывал местные газеты, читал здешнюю классику, любил — якобы — своих жён, растил — якобы — своих детей, имел — якобы — множество друзей, водил дружбу с коллегами, пил с ними пивко в пабах и коньяки у камина и светских приёмах. Обсуждая тонкости рыбного лова, охоты, международной политики. Или скверный характер собственной или соседской жёнушки-пилы. И все считали его своим в доску — безобидным, честным, хитрым, умным, а нередко и малость дурковатым малым. Настоящим немцем (венгром, Поляком, французом и т. д. — согласно легенде). Хотя всё в нём было насквозь фальшивое: его жёны не были ему жёнами, его дети были ему чужими, его биографии были поддельны от первой до последней буквы. Только документы были самые настоящие — с подлинными печатями. Ну, ладно — тоже липовыми. Но доказать это не сумел бы никто. Зато его семьи действительно были образцовыми, а сам он — ни языком, ни поведением, ни привычками — ни разу не вызвал сомнений или подозрений. Годами, десятилетиями ломал он эту комедию, вытворяя невесть что и выполняя невероятно сложные задания Родины — СССР. Какой ещё 007 на такое способен? Нарисовался б павлин, запомнился всем
навеки, накуролесил и сбежал бы, преследуемый стаей ищеек, вооружённых множеством его ярких примет и особенностей. Всё! Агент спалился! Можно отправлять его на ферму — племенных бычков растить или на фазенду — писать мемуары на тему: «Каким не должен быть агент».
Александр Петрович был невероятно банален, скромен и неприметен. Довольно худой, ростом чуть выше среднего, он мог, ссутулившись и присогнув ноги, реально превратиться в коротышку. Распустив живот, напялив свитер, жилетку и бесформенные штаны, он сходил за довольно упитанного. Имея невыразительное лицо, мог слепить из себя кого угодно — брита, немца, индуса, араба и даже красавца-китайца. Стать древней развалиной или бравым молодым парнем. Немного специальной краски, и его лицо становилось сморщенным, смуглым, бледным, а волосы песочного цвета делались седыми, рыжими, каштановыми, чёрными — по желанию. У него быстро отрастали естественные усы и борода — это вообще незаменимая вещь, если надо за неделю поменять тип лица. Парики и наклейки он не признавал, хотя иногда ими пользовался. Его глаза — болотного цвета, могли волшебным образом приобретать серый или чайный оттенок. И даже карий. Мастерски изображал он акцент, заикание и дефекты речи. Он часто был смешон — мешковатой одеждой, нескладной походкой, забавными привычками, дурацкими народными прибаутками, которых знал множество. И при этом его плохо запоминали даже соседи, иной раз, относясь к нему, как к недоразумению или весьма недалёкому человеку. И когда он однажды исчезал — якобы переезжая куда-то вместе с семьёй, чайниками, фикусами, любимыми собачками и кошечками — никто этому не придавал значения. А потом вдруг на местном с виду неприметном заводике происходила серьёзная авария. Или из бронированного сейфа некой засекреченной фирмы исчезали архи-секретные документы государственной важности. А бывало — поблизости находился убитый человек, оказавшийся ценнейшим специалистом военного ведомства или руководителем некоей тайной группировки. Да мало ли что случается на свете! И причём тут обывательская семейка местного пьянчужки, обожавшего кошечек и попугайчиков?
Александр Петрович за свою резидентскую деятельность ни разу не прокололся и не провалил задания. Да и с чего бы вдруг? Работал профессионал! И потому, как только он покидал со своими чайниками и кошечками городок, посёлок, деревню все о нём тут же забывали. А если б какой-нибудь Алекс, Кшиштав или Ежи заикнулся: мол, а не замешан ли в этом деле Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер и прочее из кучи агентурных имён — всех не упомнишь)? Он всё крутился со своей противной собачонкой возле того дома. Такого шутника просто засмеяли б. Кто? Этот недотёпа Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер)? Агент? Да ты с дуба (сливы, вяза, клёна) рухнул! Он же правый ботинок с левым путает! Рубашку навыворот надевает! Ложку мимо рта проносит! Куда уж ему свистнуть секретные документы из бронированного сейфа с супер сигнализацией?! Иди, проспись, Пинкертон доморощенный! А если б этот Кшиштав и проверил бы — куда ж подевался этот нескладный Вацлав со своей противной собачонкой? — то, даже хорошо поискав, никого не нашёл бы. Бедный Вацлав, оказывается, скоропостижно умер от пневмонии (гриппа, ботулизма, атипичной свинки) и покоится теперь на кладбище под натурально траурной табличкой. А его несчастные дети затерялись в детских приютах, в то время, как безутешная вдова — о, женщины, неверность ваше имя! — бросив этих малюток, выскочила замуж и, сменив фамилию, где-то шастает по свету.
А Александр Петрович — бывший Вацлав, тем временем вполне живой и здоровый (ну, разве что зуб иногда ноет под пломбой с встроенным микрофоном) уже в ином образе — с новой верной женой и любящими детьми, со свеженькой, достоверной во всех деталях легендой наперевес, выныривал в другом месте. И это был уже действительно совсем другой человек. Бдительный Кшиштав, даже столкнувшись с ним нос к носу на городской площади, ни за что не признал бы вахлаковатого Вацлава в этом подтянутом и деловитом чиновнике. Этакой интеллигентской косточке, зануде и снобе.
Да, Александр Петрович был крут и он знал это. В Москве в сейфе особого ведомства, называемого иногда Конторой, хранилось его досье — захватывающее личное дело этого супермена, где были нудным канцелярским слогом досконально записаны все его подвиги. Туда же стабильно подшивались и приказы о присвоенных ему очередных званиях и наградах, а где-то на особый счёт в банке капала его немалая зарплата. И об этом скромном герое, как и положено, страна ничего не знала. И никогда не узнает. Лишь несколько высокопоставленных генералов имели к этому сейфу особый доступ. Но они были неразговорчивы. Ни к чему бойцам невидимого фронта слава! Даже после смерти. Ведь он завязан на других героях и международных скандалах.
Родители Александра Петровича давно померли. Кстати его покойный отец отнюдь не был Петром, а самого его звали совсем не Александром. Но родственники давно забыли о нём, считая его погинувшим где-то в Сибири на комсомольских стройках. А своей семьи у него никогда не было. А зачем? В случае чего — гибели, провала, утрате доверия — никто не пострадает.
Итак, разменян пятый десяток, а у него — ни имени, ни семьи, ни собственной биографии. Только папка в бронированном сейфе, бесчисленные вымышленные легенды и фиктивные имена и… столь же безымянные и временные соратники. Господин Никто, вечный слуга народа, совершенный и безотказный винтик системы.
Что заставляло его так жить?
Сначала — идеи и образы, которые внушали ему с детства: всегда быть готовым к добрым делам юным октябрёнком и пытливым пионером, потом — патриотичным и героическим комсомольцем. Ну и, конечно же, не забывать о мудрой и заботливой руководящей роли партии в будущем планеты. Он верил в светлые идеалы: его страна самая лучшая, люди в ней — образец чести и совести, а руководство — гении современности, ведущие мир к счастливому коммунистическому обществу. И, как всегда знало подрастающее поколение — светлое будущее их страны не в последнюю очередь зависит от нейтрализации человеконенавистнических планов империалистов. А помогают ей в этом сильная армия, доблестная разведка и героическая агентура. Его идеалом был Рихард Зорге и Зоя Космодемьянская. Он и пошёл по их стопам, став разведчиком. Обучаясь в разведшколе и вкладывая в учёбу и тренировки все силы, он поражал упорством даже многоопытных преподавателей. И был лучшим среди лучших, сразу попав на заметку руководства.
А дальше…
Естественно, было потрясение от разницы уровня жизни в странах гниющего капитализма и развитого социализма. Но он знал: это лишь из-за бесконечной гонки вооружения, навязанной капиталистами России, обескровленной двумя войнами. Не в его правилах было выбирать — где лучше. Не в его силах было что-то изменить в паритете: социализм — капитализм, и исправить чьи-то перегибы и ошибки. Это была большая политика, игры титанов, а его дело — помочь Родине выжить, не стать добычей врага. Плоха она или хороша, богата или бедна, это его Родина. Он просто хорошо исполнял порученное ему дело. И потом — он не продаётся, и не выбирает, где дороже платят. Он — умелый воин, разящий клинок, зоркий глаз и преданное сердце, честно служащее своей стране, не жалея себя… А потом его увлёк сам процесс состязания и противостояния контрразведок — кто умнее, находчивее, лучше? Он, без сомнения, был лучшим и полюбил эту игру, бесконечную импровизацию, от которой получал драйв хорошего игрока. Он превратился в сильного и опасного зверя, всегда успешно выслеживающего и хватающего свою добычу. И благополучно скрывающегося затем в джунглях жизни. Драйв, восторг, чувство превосходства! Это было здорово!
Но со временем и это стало надоедать…
Он устал. Устал жить чужой жизнью, исполнять чужую волю, скрываться и обманывать, не зная, что его ждёт завтра. И он решил уйти в отставку, полностью сменив эту картину жизни. Ушёл. И, как оказалось — вовремя.
Дома
Едва адаптировался дома, как он зашатался. Произошло невероятное — страна, которой он верно служил, скитаясь по миру, исчезла. СССР — Союз Советских Социалистических Республик, российская империя, рухнула, развалилась, погребя под развалинами жизни и судьбы своих граждан. А военное противостояние систем завершилось ничем. Да и всё в стране, потеряв под собой основу, хребет системы — недремлющую коммунистическую партию — превратилось в ничто. Монстр, который на протяжении почти века держал в напряжении полмира, оказался колоссом на глиняных ногах. А всё построенное за годы героического труда миллионами граждан мгновенно рассыпалось, как карточный домик. Промышленность и сельское хозяйство бездарно загнулись. Пошатнулся рубль, а за ним накренилась и банковская система. От безденежья задышали на ладан образование, культура, медицина, армия. Границы провисли и издырявились. Все отрасли, где партия десятилетиями расставляла кадры, карая и премируя, определяя цели и задачи, превратились в неуправляемые ладьи без парусов, болтающиеся в штормующем море неопределённого социума. А люди, скреплявшие собой это ранее казавшееся невероятно прочным сооружение — СССР, превратились в никому не нужный строительный мусор, хлам. И остались валяться на обочине жизни, как пловцы, выброшенные штормом на пустой безжизненный берег. Огромное имущество, потерявшее хозяина, принялись разворовывать и растаскивать на свой страх и риск наглецы или, как это было принято называть — новые русские, рисковые люди. Истинно рисковые. Ведь не было никакой гарантии, что партия и социалистический строй окончательно сдулись. И что вскоре к этим новым русским потом не заявятся до боли знакомые неприметные люди из прежних времён — с браунингами и наручниками…
Общие деструктивные процессы затронули и всесильную Контору. Кто-то, сдав своих, переметнулся на благополучный Запад, кто-то, запаниковав, пустил себе пулю в лоб, иные, пользуясь доступом к сверхсекретным документам, принялись их растаскивать, сдавая агентуру. Своих — чужим! Да и кто теперь разобрался бы — где свои, а где чужие. Картотека, в которой хранились списки секретной агентуры, за бесценок была продана противнику крысами Конторы, бегущими с этого корабля. Налаженная с невероятным трудом сеть агентов за рубежом рухнула, погребая под собой жизни и судьбы уникальных кадров, подло преданных своей Родиной.
Но Александру Петровичу повезло — он успел вовремя вывернуться из свистопляски этой камарильи. Впрочем, как и всегда. Он хотел успеть вырастить детей, пока его не настигло безразличие старости, устав носиться по миру, как шхуна без руля и ветрил. Не было уже того драйва, что раньше. А это в его профессии опасно. И, к тому же, он давно почувствовал что-то неладное «в датском королевстве». Затылком, кожей ощущал веянье некоего холодка, предвестья шторма и перемен в политических сферах. Напрягали какие-то путаные шифровки, бесконечная чехарда в кадрах, участившиеся провалы. Кто-то куда-то сбегал, кто-то кого-то выдавал. Положиться было не на кого. Чувствовалось какое-то чужое леденящее дыхание в затылок, мучили кошмарные сны. И тогда он понял — пора сматываться…
1987 год. С того момента, как он ступил на борт авиалайнера, отправлявшегося в Россию, он стал Александром Петровичем Елисеевым, впервые получив на руки… ну, почти настоящие документы. Страна и Контора встретили его гостеприимно. Елисееву предложили возглавить элитную разведшколу, но он отказался, даже не взяв паузу на раздумье — хотел уйти с этой сцены навсегда. Настаивать не стали. На такое место всегда найдутся желающие. Его накоплений на счету, как предполагал Александр Петрович, должно было хватить на всю жизнь. Пенсию ему назначили тоже неплохую — согласно генеральскому статусу. А чуть позже ему предложили работу консультанта по особо сложным уголовным делам при одной областной структуре, а также должность преподавателя по международному праву в местном юридическом институте. Александр Петрович согласился, получив чудную четырёхкомнатную квартиру в центре областного города и славную дачку в пригороде. А вскоре он женился — на Наташе, Наталье Павловне, преподавательнице иностранного языка того же института, милой и скромной девушке слегка за тридцать, засидевшейся в девках. У них родился сын Ваня, потом дочка Машенька. Жизнь наладилась. Иногда, в суете заседаний, лекций, детских ангин и цыганистых выездов на дачу — конечно же, с кошечками и собачками — ему начинало казаться, что вот так он и жил всегда: светло и праведно…
Но однажды прошлое вдруг настигло его в самый неожиданный момент:
Как-то его дети, светлые и милые как ангелы, Ваня с Машей, вместе заболев ангиной и не жалея лечиться, подняли дружный рёв… Александра Петровича, попытавшегося их утихомирить, вдруг окатило с головы до ног таким ужасом… Он как будто заглянул в бездну…
«Нет! Этого не было! Никогда! — внутренне вскрикнул он, вскочив и выронив кружку с горячим молоком. — А если и было, то так было надо! — сник он, не обращая внимания на вбежавшую Наташеньку. — Да! Я сделал это, но лишь потому, что по-другому было нельзя! Ради страны!» Он побледнел и пошатнулся, едва не упав и не потеряв сознание.
— Уведи их! Прошу! — прошептал он помертвевшими губами.
Наташа отреагировала мгновенно, унеся детей в другую комнату. А потом, одев их, уехала на такси к матери. Она понимала, что толком ничего не знает об этом отставнике-военном, но, любя его, интуитивно почувствовала, как надо поступить.
Александр Петрович, немного придя в себя, приплёлся на ватных ногах в кухню, достал из холодильника бутылку коньяку и вдрызг напился. Помогло. Стёр память о том случае. С тех пор так и повелось. Если дети капризничали, Наташа их тут же уводила — погулять, в детское кафе, к маме. Она знала, что муж почему-то не выносит детского крика.
Это было много лет назад в Германии, тогда ещё Западной. Он жил со своей дружной фиктивной семьёй во Франкфурте-на-Майне, поселившись по соседству с человеком, которого необходимо было убрать. Он был перебежчиком, вывезшим из России некие важные военные тайны. Александр Петрович — Вильямс, Вилли тогда, попытался с ним подружиться, придя к нему в дом с собачкой в руках. И отравой в кармане, которая вызывала инфаркт. Но тот почему-то начал нервничать, хотя повода не было. Стал кричать: «Кто ты такой? Кто тебя прислал? Ты оттуда?» На ломанном немецком. Очевидно, нервное напряжение и страх перед возмездием сделали его невротиком. Пришлось его убрать немедленно и без подготовки, инсценировав самоубийство. Мало ли — стукнет куда не надо, начнутся выяснения. Жена перебежчика и двое его детей — светленькие такие мальчик и девочка — оказались ненужными свидетелями. Он не мог тогда поступить по-другому. Пришлось зачистить место. И тоже убрать их… Обычно он этим не занимался, для этого имелись специально обученные люди. Дети сильно кричали, на помощь звали папу. По-русски. Хотя — кого им ещё звать? Дома располагались далеко друг от друга и их крики никто не мог услышать.
Дело было сделано…
Задание он выполнил успешно, хотя и немного грязно. Его похвалили, присвоив очередное звание. И Александр Петрович не испытывал тогда особых угрызений совести. Он не был обычным человеком, он был исполнителем, рукой государства, карающего и милующего своих неразумных граждан.
Вилли с семьёй еще около года прожил в доме по соседству — чтобы не привлекать внимание своим скорым отъездом. Они с женой даже прошли в этом деле свидетелями. Мол — да, слышали вечером какой-то шум, но решили, что это по телевизору идёт боевик. Нет, они почти не знали эту семью, только недавно переехав сюда. Жена — учитель, он — юрист. А что случилось? Ах, вот оно что! Как жаль! И детей убил? Ужасное несчастье! У человека крыша, наверное, съехала. А выглядел Нормальным.
Он вскоре забыл об этом случае. Жизнь Александра Петровича была слишком насыщена неординарными событиями. И лишь теперь его настигла эта беда. Слыша, как плачут его собственные дети, он стал испытывать ужас. Были и другие случаи, когда ему тоже приходилось убирать детей — такая у него работа. Да и иных детей, специально обученных шпионить, детьми-то не назовёшь. Но не этих. Эти были свои, русские, чистые, почти ангелы. Почему ему вспомнился именно тот случай, с диссидентом? Может его дети были похожи на Ваню с Машенькой? Или потому что тот человек был всего лишь жертвой системы, канувшей сейчас в небытие? Но тот Вилли не мог поступить по-другому! Иначе это был бы не он — суперагент, не знающий поражений. И не ведающий ненужных рассуждений. Он так был проштампован, свинчен — надёжно и без малейшего люфта. Слабина пошла лишь сейчас, когда исчезли удерживающие гайки. И когда Контора исчезла из его жизни.
Казалось, что она исчезла навсегда.
* * *
Александр Петрович, как и вся бывшая страна Советов, пережил очень трудные времена перестройки. И чего строили-то? В основном ведь разваливали.
Все сбережения, собранные на счету за его долгую службу, обесценились в один миг денежной реформой девяносто восьмого. Их просто экспроприировало государство, долгие годы защищаемое им на дальних рубежах, одним махом закрыв дыру в собственной опустевшей разворованной казне. Его генеральскую пенсию не выплачивали по полгода, как и доцентскую зарплату. Жить семье было не на что. И Александру Петровичу пришлось вспомнить профессии, приобретённые на агентурной работе. Это оказалось надёжнее начисляемых ему ведомством невидимых чинов и не ощущаемых теперь зарплат. Как говорится — спасение утопающих агентов, дело рук самих агентов. Тем более — успешно выживших, несмотря на все происки БНД, АНБ и ЦРУ. Да и собственных предателей из Конторы. У него ведь было немало прекрасно освоенных профессий. И Александр Петрович стал подрабатывать — часовщиком, автомехаником, строителем. А потом придумал растить с Наташей на даче клубнику, цветы и ранние овощи — на продажу на рынке. Подросшие дети — Ваня и Машка — помогали, как могли. И хотя Александр Петрович не стал новым русским — слишком уж он устал от криминальной жизни — ему удалось даже дать детям высшее образование. Они были талантливы и выучились на бюджетном отделении. Сын Ваня пошёл по стопам отца и стал юристом, Машка избрала профессию бухгалтера-экономиста. Это были надёжные и нужные профессия. А если что, как любил шутить Александр Петрович — наш Ванечка нашу Манечку всегда отсудит. Александр Петрович предпочитал, чтобы его дети занимались мирным трудом. А про себя иной раз думал: «Уж лучше б я всю жизнь работал скотником. Чище был бы». Сейчас он не хотел даже думать — почему так вышло с соцлагерем. Не зря его, видать, лагерем именовали. Как оказалось, никого это учреждение не устраивало — ни лагерников, ни вертухаев. И не хотел ни вникать в политические дрязги, ни прикидывать — что же будет с его страной дальше? Пусть всё идёт, как идёт, и будет, что будет. Хватит, что когда-то он просчитывал свою жизнь на десять ходов вперёд. И что из этого вышло?
Постепенно его жизнь налаживалась.
Госимущество благополучно растащили и поделили. Новообретённые собственники, оказавшись при больших деньгах и неисчерпаемых кормушках, престали складировать кубышки за рубежом и пытаться прижиться там — чужой менталитет не грел их и даже раздражал. Да и не умели они там зарабатывать, простору не хватало. Их потянуло на родину. А чтобы без опаски жить здесь, вспомнили, наконец, о законе, который должен охранять собственность и жизнь от таких же беспредельщиков, как они. И что всё общество нуждается в моральных устоях — чтобы не бояться выйти на улицу без охраны. Кое-кто из них прочитал умные книжки и понял, что всё это возможно лишь при условии, когда и остальные люди владеют чем-нибудь ценным. Люмпенам законы не нужны, как говорится — им нечего терять. И те, кто живёт в свинарнике, ведут себя по-свински. Пора почистить стойло. Поэтому новые богатеи стали делиться, участвуя в социальных программах, оказывая благотворительную помощь, поднимая образование и культуру. Кое-кто даже пробрался в законодательные органы — надо ж создать себе благоприятный режим в экономике. Их полууголовные хари вдруг обрели человеческие черты. Да и окружение претерпело изменение — братков заменили почти интеллигентные люди, имеющие высшее образование. Бывшие военные и уцелевшие разведчики стали их цепными псами.
Александр Петрович мог бы очень хорошо устроиться, согласившись работать начальником охраны какого-нибудь большого босса. Связи были и ему это не раз предлагали, но он отказался. Зачем снова лезть под дуло пистолета? Живи себе и радуйся жизни, какая есть. Преподавал в юридическом за сущие копейки — таксист больше получал, консультировал областную администрацию в вопросах уголовного права, которое знал в совершенстве — здесь платили немного больше. Кайфовал на окончательно отстроенной даче, выращивая великолепные сорта клубники и помидор — оптовики охотно у него их покупали. Денег хватало и душа была спокойна.
Задание
Всё было хорошо, пока однажды на дачу не заглянул мужчина, похожий на доброго дедушку.
— Здравствуйте! Я ваш сосед, меня зовут Матвей Алексеевич, давайте знакомиться, — протянул он ему руку.
Александр Петрович вгляделся и обмер… Он сразу понял, что этот мужик — засланный казачок. Шкурой, звериным нутром он в любой толпе чувствовал своих коллег. И хорошо знал этот добродушный прищур, скрывающий истинный, холодный как сталь взгляд разведчика. Привычная широкая улыбка рубахи-парня, расслабленная походка бойца, бывшего всегда настороже и чувствующего обстановку даже затылком, тоже помнил. Клубника у него и удобрения не те… Такой вот разговор ни о чём. Сам был таким же компанейским балагуром. Уж слишком гость хотел понравиться Александру Петровичу. Но не очень верным был его вариант игры.
Матвей Алексеевич тем временем, указывая в сторону проулка, рассказывал ему обычные байки садовода. Мол, я вон там живу, в проулке, подскажите, какую клубнику лучше посадить? Да чем вы её удобряете? Усами не поделитесь? Говорят, у вас есть хорошие сорта…
Александр Петрович хмыкнул. Какая клубника, какие усы среди лета? Сам он, скорее всего, изобразил бы разозлённого соседа, ищущего свою сбежавшую шавку. Этот приём у всех автоматически вызывает сочувствие. Да и к тому проулку не надо было свой образ привязывать. Он всех знал в округе и такого сивого перца тут сроду не водилось. А собачка могла убежать хоть с края света — добрый хозяин весь посёлок перевернёт, чтобы вернуть загулявшего любимца…
Матвей Алексеевич всё ещё что-то рассказывал про свою несуществующую скудную почву, а Александр Петрович уже не слушал его. Он лихорадочно размышлял: «Пришёл убрать? За что? Ведь я давно отошёл от дел. Хотя за Контору на этот счёт никогда нельзя быть спокойным — мало ли с кем я был знаком в своём боевом бесславном прошлом и где этот человек сейчас? Или мог, хотя бы случайно, знать что-то несущественное о каком-то гнилом деле и этого достаточно. Да, не хотелось бы именно сейчас, когда жизнь так хороша, вот так расстаться с ней ни за понюшку табака. Хотя, может быть это и есть наилучший момент? На взлёте. Детей поднял, имущество и документы в порядке. Наташа не останется без денег и приюта…».
Александр Петрович мгновенно прикинул — где путь для отступления? Его не было. Вдруг у этого перца пистолет? Надо его убирать. О! В кармане есть ключи, этого достаточно… Он сунул туда руку, крепко сжал связку и исподтишка оценивающе прикинул расстояние до лица своего, якобы, соседа.
И вдруг тот резко сменил тактику.
— Перегной недавно завёз… — прервался гость на полу фразе. И сказал: — Ну, ладно, перейдём к делу, — назвав кодовое слово и его последнюю агентурную кличку, — Джон. Я вижу, ты хватку не потерял. В Конторе так и сказали — лучшего агента у нас не было и не будет. И неважно, сколько времени прошло.
— Так уж и не будет? — прищурился Александр Петрович, не вынимая руки из кармана. — Пошли, что ли, выпьем? Расскажешь, чего от меня надо твоей Конторе.
— А пошли! Чего это — моей? Твоей тоже. Бывших агентов не бывает, ты ж знаешь.
— Да я уже и забыл, что это за фрукты такие — агенты?
— Ага! Так я тебе и поверил! Вон — глаз как алмаз! Чего в карман полез? Ствол заханырил?
— А як же, панове, я завсегда на стрёме. Стечкин при мне даже в сортире. Вдруг яка крыса вылезет. Тут ей и укорот.
— Крыса? Да рядом с тобой и таракан не пробежит. Тот ещё кот.
И, балагуря, они двинулись к распахнутой двери дома, по дорожке обсаженной флоксами. Александр Петрович быстро расставил рюмки, нарезал незатейливую дачную закуску — огурчики-помидорчики, и сел напротив непрошеного гостя.
— Я думал, Конторе уже каюк, — сказал он.
— Все так думают, — усмехнулся гость. — Только необходимость беречь нашу страну от внешних проникновений никто не отменял.
— Ага, — тоже усмехнулся Александр Петрович. — То-то, я смотрю, в России английский стал вторым языком. А, может, и первым. Ладно, давай выпьем-закусим и о деле. О, кий? Ну, её, политику!
— Чин-чин! — поднял гость рюмку.
— Он, родимый! — отозвался Александр Петрович, поднимая свою.
— Интересно бы послушать, господин доцент, что ты студентам внушаешь на лекциях. Неужели против, э-э… отсутствующего ныне строя призываешь?
— Отнюдь, — нахмурился Александр Петрович. — Излагаю только предмет — международное право, согласно принятым в иных землях законам, биллям, поправкам и приложениям. Никаких досужих домыслов и эмоциональных комментариев. А что, есть претензии?
— О, нет! Я к слову, — замахал Матвей Алексеевич вилкой с огурцом.
— Жизнь у нас была непростой: у тех одни законы, у этих — другие. А мы посредине. Но сейчас я действую только по букве. И ни шагу в сторону. Так-то вот. Как там тебя сегодня — Матвей Алексеевич?
— Пусть будет так, — кивнул тот, закусывая помидорчиком. — Я предполагал, что разговор у нас будет непростой, но не думал что настолько. Не агент, а ёрш просто.
— Так ведь и разговора ещё не было, — проговорил Александр Петрович, разведя руками. — Так — одни турусы на колёсах. То клубника, то коты, то ерши… А вообще, помнится — с Конторой ни у кого не бывало простых разговоров.
Матвей Алексеевич откинулся на стуле и, помолчав, сказал:
— Хорошо. Давай о деле. Тебя просят вернуться.
— Это и есть твоё дело? — поднял бровь Александр Петрович. — Куда? Зачем? Я — ветхий пенсионер! Заслуженный! Забыл?
— Погоди, — поднял руку гость. — Всего одно задание. И всё. Но очень сложное — как раз по тебе. Просто другие не справились.
— Что вы там, обезлюдели совсем? — усмехнулся Александр Петрович. — Что там вам не по зубам? Статую Свободы выкрасть для музея монстров? Или вернуть на место недоразвитый социализм? Это и мне не по силам. Чего невыполнимого хотите от меня?
— Это здесь, не за границей. Всего лишь понаблюдать за человеком. За мальчиком.
— Ба! За мальчиком? — совсем развеселился Александр Петрович. — Вы и этого уже не умеете? Без ветерана не можете за ребёнком уследить? Дожились! — чуть не расхохотался он. — Кто у вас там разведшколой заведует? Любимая тёща Главного? Наймите частных сыщиков, что ли! Некоторые ничего, научились уже — и с мальчиком как-нибудь справятся. Короче, знаешь что, м-м… Матвей Алексеевич, недосуг мне! Пора грядки поливать.
— Погоди, — замялся тот. И полез в карман своей куртки. — Тут ещё кое-что для тебя есть. Интересное.
— Надеюсь, не компромат на меня, грешного? — отмахнулся Александр Петрович. — Сейчас эти бирюльки никого не интересуют. Наигрались. Раскроют моё инкогнито? Чтобы с работы меня погнали? Это вряд ли. Наоборот — звездой института стану. Студенты скажут — класс, нам сам Штирлиц лекции читает, — потешался Александр Петрович.
Но тут перевёл взгляд на стол и мгновенно умолк. Он увидел на нём Машкино фото! Она стояла на некоем полустанке, а рядом чемодан. И кто-то пожимал ей руку… Это был Матвей Алексеевич!
— Поясни, — упавшим голосом потребовал Александр Петрович. — Она не уехала в Питер на семинар?
— Не доехала, — сухо проговорил гость. Теперь это был уже совсем другой человек — жёсткий и неприятный. — Случилось так, что ей позвонили из офиса фирмы и попросили сменить маршрут, чтобы провести срочную внеплановую проверку в одном из филиалов. Звонок организовал, конечно же, наш человек. Поэтому адрес филиала тебе узнать не удастся.
— Что ты с ней сделал? Где она? — посерел Александр Петрович. — Да если что…
— Пока ничего. Она спокойно проводит ревизию и у неё всё Нормально. Пока. Дальнейшее зависит от тебя. Расслабься.
— Да, расслабился я, даже слишком, — покачал головой Александр Петрович. — Забыл что такое Контора и каковы её инквизиторские методы. Думал, шугану тебя и дело с концом…
— Выходит, ошибся. Забыл? Сам же был таким. Как говорят классики: методы не главное, главное — цель, — развёл руками Матвей Алексеевич, подражая интонациям Александра Петровича. — Страна наша, как ты изволил отметить, со строем ещё не определилась, — то ли неразвившийся социализм, то ли незрелый капитализм, — поэтому работаем пока по старинке. Без поправок и корректив.
— Докажи, что это не фотомонтаж, — не сдавался Александр Петрович.
— Позвони в Питер и узнай — доехала ли туда Елисеева Мария Александровна? Телефончик дать?
— Обойдусь, — буркнул Александр Петрович.
Он позвонил лично директору фирмы, где работала Маша. Тот подтвердил, что его дочь Мария Александровна Елисеева сейчас находится на семинаре и дал номер телефона Питерского головного офиса, где он проходил. А там ему ответили, что Марии Елисеевой на семинаре нет — начальство отозвало её на внеплановую проверку. И безответные гудки на Машкином номере…
— Кстати — заметил из угла Матвей Алексеевич, доедая бутерброд с колбасой, — номер телефона у Марии Александровны сейчас другой. Старый телефон вместе с симкой и деньгами у неё ещё в поезде стырили. Но звонить она всё равно не может — там с сетью что-то уже второй день. Так что, Александр Петрович — абонент временно не доступен. Вот выполнишь задание, тогда и получишь доступ к абоненту.
— Да пошёл ты…
— Прям щас? — фиглярски привстал гость. — Дело ваше, господин хороший, если что — не обессудьте.
— Сядь! — буркнул Александр Петрович. — Говори, чего надо?
— Вот теперь — речь не мальчика, но мужа! — ехидно усмехнулся тот. — А речь, опять же — о мальчике.
Александр Петрович зябко передёрнул плечами…
Отступления от норм
Сегодня был очередной, насыщенный новыми знаниями день. Кто-то сосредоточенно всматривался в продемонстрированные графики и таблицы, ища закономерности. Кто-то листал библ. Иные, встав, прогуливались с края, у окон, продолжая слушать. Лекция близилась к завершению и все уже подумывали об ужине и мероприятиях, намеченных на вечер.
Натэн удовлетворённо оглядел аудиторию и сказал:
— Ну, что ж, мы с вами сегодня неплохо поработали. А теперь, уважаемые, когда основная тема нашей лекции изучена, перейдём к той, что была намечена ранее, как дополнительная — «Отступления от СНиПа при приёме и последствия этого». Поговорим о нескольких цивилизациях, которые были приняты в КС с небольшими, как тогда казалось, недочётами, — сказал он. — Кто-нибудь готовился и может нам их перечислить?
— Можно я, досточтимый профессор, — вызвалась Танита, подняв руку. — Это четыре цивилизации: с планет Мокуна, Даота, Свэми и Юкая. Есть ещё Протея, но доступ к ней оказался ограничен — только для узких специалистов. Поэтому о ней мне сказать нечего. К каждой из этих цивилизаций у Комиссии имелись те или иные претензии, но в итоге они были приняты в КС.
— Да, Протея — это особая тема и ей мы уделим полностью одну из лекций. Давайте пока поговорим об остальных, — заметил Натэн.
— Хорошо, — кивнула Танита. — Итак, цивилизация Даоты. Она не соответствовала восьмой Заповеди: «Не считай себя распорядителем того, что сотворил твой Творец, ибо тебе не принадлежит в этом мире ничего тварного. А принадлежат тебе только лишь плоды Духа твоего. Творец Вселенных превыше всего».
— В чём это проявлялось?
— Даотцы не ограничивались разработкой полезных ископаемых на необитаемых планетах, но ещё делали ловушки для комет и метеоритов, превращая их в полезные руды. Тем самым нарушая замысел Творца, направляющего этих космических странников в разные части Вселенной с определённой, только Ему ведомой целью. Как известно, каждое такое небесное тело играет важную роль в судьбе планет и планетарных систем, изменяя гравитационные влияния и внося поправки в ход их развития.
— Понятно. Далее.
— Цивилизация с Мокуны нарушала пятнадцатую Заповедь, гласящую: «Счастлив тот, чей Дух дарит мир всему миру, и мир возвратится ему, ведь так поступает Творец». У них ещё сохранялись архаичные суды, в которых разрешались споры и конфликты между мокунцами. Что говорило о неком дефиците БВЛ. Ведь личная совесть индивида и есть высший суд, а любой конфликт разрешается, если проявить друг к другу Любовь. В КС считается — судьи нужны лишь тем, кто сам нарушает законы.
— Что в итоге?
— Обе эти цивилизации исправили свои недостатки и затем, оправдав доверие, благополучно адаптировались в Космическом Сообществе.
Даотцы включили в свою Космическую Программу пункт, запрещающий изменять траекторию и целостность метеоритов и болидов. Теперь они называют их — Посланцы Творца.
Мокунцы упразднили суды и переименовали их в Дома Диспутов, где обмениваются мнениями, — рассказывала Танита, демонстрируя кадры о Даоте и Мокуне.
— Даотскую цивилизацию, — говорила она, — как вы знаете, представляет разумный Вид паукообразных, населяющих комфортные подземные города-пещеры. И даотские космо-пилоты сегодня являются лучшими в Навигационных Службах, а и их космические корабли — в виде огромных шаров — самые маневренные в КС.
— О, да! — отозвалась аудитория. — Вот бы попасть к ним в стажёры!
— Мокунская цивилизация, созданная разумным Видом птиц, расселена в высотных городах, похожих на деревья, с удивительными домами-коконами. Она тоже довольно известна в КС, благодаря певческим талантам мокунцев, — поясняла Танита. — При восходе их розового светила, а также в вечерние часы, они все вместе возносят хоровые пения-благодарности Творцу, выходя на балконы своих жилищ и слаженно распевая гармоничные хоралы. В КСЦ очень популярны их записи. Я тоже часто с удовольствием их слушаю, — сказала Танита с улыбкой.
— И я! О, мои родители включают их в выходные для праздничного настроения.
— Слава Творцу! В этих цивилизациях Сообщество не ошиблось, оказав им доверие, — кивнул профессор. — Но не всё так радужно с остальными. Кто нам расскажет о них? Например — о Свэми?
— Я, досточтимый профессор, — вызвался Сэмэл. — Увы, такой планеты — Свэми, больше не существует. Эта развитая цивилизация разумных двоякодышащих амфибий была почти идеальна и прошла почти все рогатки, сита и тесты. — И аудитория увидела красивых и гордых амфибий, с помощью техники творящих чудеса на прекрасной и благоустроенной планете. — Но это «почти» свэмцев и погубило.
— И что же это?
— Они не соответствовали простенькой двадцатой Заповеди — «Радуйтесь, поскольку велик ваш путь и неоценима награда — достижение Истины и Мудрости Творца». Не умели свэмцы радоваться. Да и с двенадцатой Заповедью у них не всё было ладно. Она гласит: «Счастливы те, кто не останавливается на достигнутом, стремясь к совершенству Творца. Творец Вселенных превыше всего». Со счастьем у них тоже как-то не заладилось. Всё больше были недовольны тем, что имели.
— А это так плохо? — спросила Мэла. Она, конечно же, в отличие от Ланы, не была вчера в библио-архиве, поскольку считала, что это не очень нужная ей информация, и посвятила свой досуг очередной романтической саге о завоевателях космоса. — Я, например, не так уж часто ощущаю счастье. Хотелось бы больше, конечно. Что ж меня за это — выгнать из Сообщества?
— Вопрос стоит более глобально — о благодарности Творцу за то, что имеешь, — пояснил Натэн.
— Твоё не-счастье заключается, наверное, в том, что твои желания не все и не быстро исполняются. Но у тебя нет глобального недовольства, например, тем, что ты моллюск, а не поющая хоралы мокунская птица. Или тем, что твоя планета не похожа на ту, что есть у свэмцев, — заметил Сэмэл.
— Мне нравится Итта и ещё больше то, что я — моллюск. У мокунцев на планете слишком сухо, да и взбираться, чтобы в дом попасть, надо очень высоко. А у меня крыльев нет. Да и я петь я не умею. Мне и в нашем мокром океане хорошо.
— Ну вот, видишь — ты уже почти счастлива, — усмехнулся Сэмэл. — А свэмцы вообще не умели радоваться. Жаль, что Комиссия не оценила опасность и глубину их депрессии. Она определила, что свэмцы недостаточно оптимистичны. А те объясняли это своим природным благоразумием и здоровым скептицизмом. Комиссия лишь порекомендовав свэмцам бодрее смотреть в будущее.
— Их любимые поговорки звучали очень странно, — заметила Танита. — Например: «Готовься к худшему и будешь защищён», «Хочешь мира, готовься к обороне». Хотя ни войн, ни природных катаклизмов на Свэми не было тысячи витков. И ещё — «Счастлив лишь тот, кто за миражом не плывёт». Каким миражом? Ведь их там никогда не было. Возможно, это фигура речи. Или, уж, что они там считали миражом.
— Что же их не устраивало? — спросила Мэла, любуясь цветущей планетой и чудесными видами Свэми. — Я так понимаю — хоралов они никому не пели? Хотя и было за что.
— Вот именно! Это совершенно не их стиль, — сказал Сэмэл. — Я прочитал в архиве несколько произведений свэмцев… Одно могу сказать — очень познавательно, но в них полностью отсутствовали юмор и романтика. А также — там не было и слова о Творце.
Как дальнейшие события показали — свэмцы… как бы это выразить поточнее — не доверяли Творцу.
— Ого! — ахнула Мэла.
Лана, вздохнув, покосилась на неё — её подруга никогда не умела скрывать свою… любознательность.
— И, как следствие — недооценка Эволюции. Перед гибелью свэмцы оставили Сообществу Цивилизациям Послание, в котором предлагали последовать вслед за ними.
— Последовать куда? — продолжала веселить аудиторию не попавшая в библио-архив Мэла.
— В никуда. Свэмцы взорвали свою планету и себя с ней, — пояснил Сэмэл.
И перед взором присутствующих возникла бирюзовая Свэми, затем превратившись в огненный шар, она разлетелась на осколки и чёрную пыль.
— Сами взорвали? — тихо прошептала Мэла. — Но зачем?
— Расскажи об этом событии подробнее, — предложил профессор Сэмэлу. — Те, кто не слушал Послание свэмцев, могут прослушать его полностью позже.
— Да суть его проста, хотя и вызывает недоумение. В Послании было примерно следующее: дальнейшая жизнь на этой планете свэмцев не интересует, поскольку она слишком предсказуема, — пояснил тот. — Дух Планеты своими бесконечными благами и комфортом якобы умышленно привязывает их к ней. И всё для того, чтобы они не смогли захотеть другого и, выбрав свой собственный путь, измениться — стать не такими, как задумал за них Творец. Свэмцы опасались, что никогда не выйдет за рамки привычного мира, продиктованного Эволюцией — их и Духа Планеты. Им казалось, что у Творца в их отношении есть какие-то тайные планы, в которые их не посвятили. Ода они им и не интересны. Свэмцы считали, что такая Эволюция заводит их в тупик. Они хотят сами решать свою судьбу.
Короче — свэмцы взорвали свою планету, чтобы не было пути назад.
— Это был их выбор, хотя и ужасный, — вздохнула Лана. — Но почему Творец допустил это? Почему не остановил свэмцев?
— Потому что это был их выбор, — ответил профессор Натэн. — Любовь Творца к своим творениям безгранична. Поэтому Он всем даёт право на выбор. Даже на такой.
— Но Душа каждого свэмца, вместилище БВЛ, не может исчезнуть! — воскликнула Мэла. — И планета тут не причём. Она жива, но где она и как существует?
— А, может, у них уже нет никакой БВЛ? — возразил Сэмэл. — Шутка ли — такое заявить! Ведь тот, кто не любит Творца и удалился от Него, удалился и от БВЛ. А в остатках его выжженной Души теперь наверняка присутствует нечто противоположное БВЛ.
— Может, Творец позволит им начать всю Эволюцию сначала? — спросила Танита.
— Не лучший вариант! — отозвался кто-то.
— Возможно всё, что угодно. Особенно ценен вариант, если свэмцы осознают, что ошибались, — сказал профессор Натэн. — В этом случае Творец даже может принять их обратно, вернув восстановленный сосуд Души, как утраченный самоцвет. Он поступит с ними, как отец с потерявшимися детьми. И не ранее того. За принятые решения надо отвечать, если уж тебе дана свобода воли. Но, думается, двадцатая Заповедь не так проста — впрочем, как и каждая из них — и на осознание ошибки у них уйдёт немало времени, — заключил профессор. — По крайней мере, в настоящее время это просто болиды, путешествующие по космосу, не имея курса. Есть время на раздумье.
— «Радуйтесь и веселитесь, поскольку велик ваш путь и неоценима награда — достижение Истины и Мудрости Творца», — процитировала Мэла. — Разве это, трудно понять?
— У каждого своя мера осознания, — развёл руками профессор.
— Я тоже считал, что радоваться — не так уж важно, — заметил Сэмэл. — Что это слишком по-детски — просто веселиться. Пока не узнал о судьбе свэмцев. Творец никого не зовёт к Себе против воли. Об этом нам прямо говорит четырнадцатая Заповедь: «Счастливы ищущие путь ко Творцу, поскольку и Он идёт к ним навстречу. Творец Вселенных превыше всего», — процитировал он. — Свэмцы ошибались, что их принуждают идти по пути Эволюции. Так сложилось только лишь благодаря их воле. И причинно-следственной связи событий. По-другому было бы, если б они были другие. Теперь они другие, но связь с собой — итогом Эволюции, они утеряли.
— Может быть, найдут и всё исправят. Ведь Творец не выходит навстречу, если ты сам не идёшь к нему. Есть такие цивилизации, которые считают, что Творец оставил их голыми и нищими, но при этом пренебрегают Его мудростью. То есть — не идут к Нему за помощью.
— Я после таких событий боюсь
и спрашивать — что же натворили жители Юкаи и Протеи, — задумчиво проговорила Мэла. — Они тоже погибли?
— Поэтому в следующий раз готовься, пожалуйста, к лекции! Да. Цивилизаций на Юкае больше нет, — ответил Сэмэл. — Но сама планета уцелела.
— Ты меня порадовал, Сэмэл! — вздохнула Мэла. — Что за напасть с этими недозрелыми цивилизациями?
— Напасть называется: ранний доступ к СЗ, а также — дефицит БВЛ у тех, кто получил доступ к СЗ и СЭ — Сверх Энергиям, — ответил профессор Натэн. — Как видите, подтягивание отстающих некоторыми реформаторами, — покосился он в сторону Ланы, — преподносят иногда неприятные сюрпризы.
— Я готова пересмотреть некоторые пункты своих предложений! — решительно отозвалась Лана. — За исключением создания Школ Сознательности. Разве это плохо — учить представителей цивилизации космическим законам? Глядишь, таких сюрпризов, как со Свэми, станет меньше. Их можно даже обучать во сне. Ведь у нас есть замечательный «Шлем Морифея». Надо сделать так, чтобы его размерчик подходил для населения целой планеты, и потихоньку перевоспитывать их во сне. Это вполне в духе КС и ЗоНа — тихо и не привлекая внимание.
— Ну, что ж, это уже прогресс! — улыбнулся профессор. — Остановимся пока на ШкоСи и обучающих снах. Так сказать — искусственных тепличках для недозрелых кандидатов, где они будут доходить до кондиции. А пока вернёмся к теме нашей лекции. Есть желающие поведать о судьбе планеты Юкая?
Не навреди
— Разрешите мне, досточтимый профессор Натэн! — вызвалась Лана.
— Да. Прошу!
— Думаю, судьба Юкаи сложилась бы намного удачнее, если бы там…
— Были ШкоСи! — съязвил кто-то.
— … почитали десятую Заповедь, — не обращая внимания, продолжила Лана, — которая гласит: «Не простирай свои помыслы на то малое, что достигнуто другими. Это обкрадывает Дух твой». Юкайцы, как и свэмцы, считали что судьба — то есть Творец — слишком сурово с ними обошлась. И условия на их планете не так уж хороши, как им хотелось бы. Да и сами они не так красивы, как им мечталось. То есть, по сути, все эти претензии предъявлялись к Творцу, который, как им казалось, не так распорядился их судьбами. Но, несмотря на это, Комиссия приняла юкайцев в КС. Но с условием — пересмотреть отношение к… Ну, проще говоря — избавиться от недовольства собой и окружающим.
Перед взором присутствующих возникла планета с довольно пустынным ландшафтом. Населяли её очень странные существа — то ли энергетические шары, то ли носимые ветром растения, питающиеся элементами почвы, воздуха и солнечным светом. Они были удивительно красивы — переливающиеся всполохами света сгустки энергии и интеллекта. Это была, скорее, энергетическая цивилизация, чем физическая. И в этом была её неповторимость. Достижения юкайцев относились, скорее, к световой, волновой и магнитной научной сфере, позволяя без космических кораблей и технических приспособлений — на волнах определённой пульсации — осваивать космос и проникать вглубь своей планеты, меняя её пульсации так, что условия для цивилизации были комфортными, несмотря на высокие температуры воздуха и почвы. Юкая не могла похвастаться особыми красотами ландшафта, но зато там были прекрасные восходы и закаты, сияющие всеми красками, и часто происходили загадочные явления, похожие на миражи, созданные раскалённым маревом.
— Как красиво! — восхитилась аудитория. — А какие необычные миражи! И восходы! Лучше всякой светомузыки! Какая необычная цивилизация!
— Но юкайцам всё это казалось слишком скучным и привычным, — сказал Лана. — Они хотели кардинальных перемен. Получив доступ к СЗ и познакомившись с мирами, входящими в Сообщество, юкайцы решили изменить всё — и себя, и планету. Они окончательно убедились, что Творец обошёл вниманием их планету, создав её такой скучной, а их самих — не удачным экспериментом Эволюции, так сказать. К тому же СЗ Сообщества могли позволить им любые генетические и энергетические эксперименты. Учёные Юкаи, активно используя их, принялись экспериментировать над пульсациями и ритмами своей планетой и над генотипом юкайцев — одно добавляя, другое убавляя, а что-то улучшая. В результате какие-то преобразующие реакции у них пошли не так. На возмущённой планете проснулось множество вулканов. Атмосфера Юкаи наполнилась пеплом, газом и избытком хаотического электричества. В результате энергия, поступающая от светила — источник жизни юкайцев, из-за выбросов в атмосферу резко снизилась. Тонко организованная энергетическая структура юкайцев, проходящих в тот момент очередной этап адаптации Вида к новым физическим формам, не выдержала, и все представители цивилизации мгновенно погибли, — заключил она.
— Сейчас генетики Сообщества пытаются восстановить этот Вид, — заметил Сэмэл. — Ведь юкайцы действительно были уникальны. С чего это они возомнили, что это не особенность, а дефект? Юкайцы так увлеклись экспериментированием над собой, что первоначального генома не осталось. И учёные говорят, что восстановить этот Вид едва ли удастся.
— Вот вам и простенькая десятая Заповедь: «Не простирай свои помыслы на то малое, что достигнуто другими. Это обкрадывает Дух твой». Выходит — не только Дух, но и тело, да и саму жизнь, — заключила Лана.
— Досточтимый профессор! Из этого списка, очевидно, выпала ещё одна цивилизация! — заявила Танита. — Вы, наверное, забыли о цивилизации летающих ящеров с планеты Зунон? Они даже были исключены из Сообщества.
— Об этой истории даже снят фильм — «Зунянское иго», — сказал Сэмэл. — Я, копая информацию по данной теме, тоже вышел и на них.
— Рад это слышать! — отозвался Натэн. — Кто-нибудь ещё «откопал» зунян? — спросил он.
Аудитория не отозвалась. Только Танита нерешительно проговорила:
— Я не сама «откопала» эту информацию. Сэмэл поделился со мной.
— Прекрасно! — улыбнулся Натэн. — Сэмэлу Сиуни по этой теме самозачёт — за любознательность. Но давайте послушаем, что же он такое откопал?
— Суть этой истории такова, — просияв, начал свой рассказ Сэмэл, — полмиллиона витков назад цивилизацию зунян приняли в КС с небольшим недочётом, который посчитали несущественным — они проявляли некоторое высокомерие к другим Видам. В основном к тем, что в дикой природе являлись их естественными врагами. Зуняне клялись, что исправятся и даже добровольно взяли под свою опеку три молодые цивилизации, пообещав следить за их экологией. В КС это восприняли с одобрением. О зунянах забыли. Но, как выяснилось через пять тысяч витков — зуняне нарушили все Правила КС, захватив власть над этими мирами и превратив их в своих рабов.
— О, я тоже смотрела этот фильм! — воскликнула Танита. — Ими были порабощены цивилизации планет Монтея, Алокот и Смуник. На Монтее и Алокоте проживали теплокровные существа — еносы и кураи, едва освоившие примитивные технологии и энергии. Им досталось больше всего. А жители Смуника, такие же ящеры, как и зуняне, только не летающие, были х использованы, как воины и охранники при создании диктатур зунян на Монтее и Алокоте. Они использовали мулляжирование, приняв личину небесных богов. И те тысячи витков слушались каждого их слова.
— Да. Тот ещё цирк, хотя и не смешной, — кивнул Сэмэл. — Цивилизацию зунян исключили из КС и поместили в карантин. Несчастным жителям Монтеи, Алокота и Смуника пришлось стереть память о временах рабства. Все технические новшества зунян на этих планетах были уничтожены, а цивилизации начали свой путь сначала, потеряв пять тысячелетий. На всё это, было потрачено немало ресурсов, которые были отняты от более важных задач Сообщества. Естественно нам не удалось уничтожить на этих планетах все артефакты, относящиеся к эпохе диктатуры зунян. Да и вероятность прорыва из подсознания еносов и кураи памяти о временах рабства, невозможно было полностью исключить. Поэтому на Монтее, Алокоте и Смунике периодически проводились акции по выявлению рецидивов и стиранию памяти. Ведь некоторые считали, что сходят с ума. Как и по уничтожению обнаруженных там странных артефактов. И все эти печальные события и суета — из-за досрочного приёма зунян в КС.
— Хочу отметить — зуняне в этой истории тоже пострадали, — заметил профессор. — Досрочный приём в КСЦ дал им доступ к знаниям и технологиям, способствующих успешному захвату чужих планет. И нарушению хода развития самой этой цивилизации. Они деградировали, а ведь могли пойти по пути ЭД. Они также потеряли пять тысяч витков и даже более. Ведь был ещё многовитковый карантин, отодвинувший их в развитии.
— Они просто монстры! — возразила Танита. — На Дисциплинарном Заседании Совета зуняне нагло утверждали, что действовали только в рамках закона. И что получили согласие вождей этих планет на их колонизацию. И даже предъявили таблички с оттисками печатей вождей. Уверяли, что несли этим цивилизациям благо, дав им новые знания и ускорив техническую революцию. Проще говоря — они изменили направление их Эволюции. И нарушили все Нормы КС?
— Грубо нарушив ЗоН, — заметил профессор Натэн. — Никто и никогда, даже ради самых благих целей, не может вмешиваться в ход чужой Эволюции! Таблички и печати не были подделкой, но ведь они считали их богами. Зуняне присвоили себе роль Творца! А что принесли этим цивилизациям? Они использовали их. Монтейцы, алокоты и смуникане доложны были идти своим собственным путём. И, возможно, достигли бы иного совершенства. Есть ведь немало других ключей к материи — с помощью внутренних энергий, например. Я уже не говорю о Духовном Эволюционном пути, который не требует особого технического совершенства в цивилизации.
— Как-то Сообществу всегда не везёт с этими рептилоидами, — заметила Мэла. — То саанунцы, реформаторы Кодекса, то зуняне…
— Ты ошибаешься! — ответил профессор. — Загляните в статистику. — И перед аудиторией замелькали сравнительные сводки и таблицы. — Рептилоидов в Сообществе сотни. И это лучшие из лучших.
— Да, не повезло цивилизациям, порабощённым зунянами, — заметила Лана. — Возможно, не надо было стирать их память? Они ведь действительно получили немало знаний.
— Согласно Кодексу, никто не имеет права перекраивать чужую Эволюцию. Так задумал Творец, — ответил профессор. — Поэтому Совет дал возможность этим цивилизациям вновь пойти по их собственному пути.
Увы, есть один факт, который исправить невозможно. Даже нашим учёным. Это память планеты и её деформация на уровне тонких планетарных энергий. Она навсегда отложилась в Информационном Поле планеты. В нём возникли так называемые Осколки, частицы энергии, укутанные в блокирующие внешний доступ волны. Что иногда негативно сказывается на дальнейших причинно-следственных связях при развитии Видов. Но это уже совсем другая история.
Впрочем, подробнее об Осколках вы узнаете на соответствующих лекциях.
Я же лишь повторю — главное правило, которое необходимо соблюдать всем — и исследователям космоса, и членам КСЦ: «Не навреди!» Помните — каждая цивилизация и каждый индивид имеют право на свой собственный выбор. Вмешательство — даже во благо — недопустимо.
— Но разве члены КСЦ — кстати, согласно все тому же праву — не имеют право на ошибку? — спросила Лана.
— Имеют. Но только если она неумышленная. И причины нарушений Кодекса, Норм и Правил КСЦ в любом случае строго исследуются, виновные наказываются, а последствия таковых исправляются. Если это ещё возможно, — ответил профессор Натэн. — И ещё раз напоминаю: основное правило СНиПа: «Лучше не принять совершенную цивилизацию, чем, приняв незрелую, погубить её». Этот пункт особо важно помнить особо упрямым реформаторам!
— Лучше быть перестраховщиком? — прищурилась Лана.
— Лучше. Чтобы потом по твоей вине кто-то не погиб. Цивилизация — итог длительной Эволюции и не надо играть с нею в богов, — сказал профессор.
— Я согласна с вами, досточтимый профессор! — кивнула Лана. — Извините меня. Я слишком увлеклась полемикой. Зунон, Свэми и Юкая, — вздохнув, перечислила Лана. — Я буду помнить о них всегда.
— И ещё Протея. О ней мы поговорим на следующей лекции, — добавил профессор. — Четыре погибших цивилизации. Много это или мало для правильных выводов?
— Очень много, — вздохнула Лана. — Ведь это миллионы погибших существ, которые стремились к совершенству, но так его и не достигли.
— Это так. Сообщество, дорогие мои, это не клуб развлечений, куда можно пригласить из симпатии. Это величайшее доверие! И ответственность. За тех, кто получает доступ к Сверх Знаниям, наработанным сотнями тысяч цивилизаций. Этого достойны только те, кто стремится не к собственным благам, а к самоотверженной работе ради тех, с кем пересекаются наши пути на просторах вселенной. БВЛ выражается не только в Любви ко всему сущему, но и в умении проявить к ним твёрдость. Ради блага тех, кого мы любим.
Аудитория внимательно слушала. Ни один из этих задиристых реформаторов и всезнаек не возразил ему. Это радовало.
— И ещё, — оглядев их, сказал профессор Натэн. — Уважаемые друзья! Придёт время, когда вы станете славными представителями Навигационных и Исследовательских Служб Сообщества, открывая цивилизации и решая их судьбы. Это великое доверие и большая ответственность! Будьте мудрыми и дальновидными! Помните, что желание помочь иногда приводит к обратным результатам. А жёсткость помогает уберечь от ошибок! Соблюдайте ЗоН, СНиП и Кодекс! — съехал он опять к привычной уже фразе.
— О, да! Мы вас услышали! — отозвалась аудитория. — Всё на якоре! Мы вас не подведём, досточтимый профессор Натэн! Не замутим!
Натэн удовлетворённо осмотрелся и отметил кивок Ланы. Не зря клешни ломал, так сказать.
— Прекрасно! — сказал он. — А теперь — желаю вам успехов на пути к знанию! Наши занятия окончены! — И под звук зуммера направился в преподавательскую.
— Добрых вам мыслей, досточтимый профессор Натэн! Света разума и любви! Совершенства! Благодарим вас за лекцию, досточтимый профессор! — вразнобой отозвалась аудитория.
Все устремились к окнам. Только Лана осталась сидеть на месте.
— Ты же не будешь ждать здесь завтрашнюю лекцию о Протее? — ехидно спросила Мэла, стоя возле неё. — Может, всё же, сходим домой?
— Послушай, неужели всё так ужасно? И ничего нельзя сделать? — устало проговорила Лана.
— По ком теперь твоя скорбь? — хмыкнула Мэла, снова садясь рядом с ней.
— По себе! Я мечтала о… Да много о чем! Всем хотела помогать! Проталкивать их в прекрасное будущее. Думала вокруг одни ретрограды и консерваторы. А выходит — что? Нельзя торопить отстающих! И моя задача — при малейшем подозрении упорно отпихивать их на дозревание? Жалко мне себя.
— А Юкаю, например, не жалко? — спросила Мэла. — Я и сама в растерянности, — призналась она. — Скучно это как-то. И занудно. ЗоН, СниП и прочие рогатки всю жизнь! Выходит мы не вершители судеб, а всего лишь равнодушные регистраторы и наблюдатели.
— Вот и я о том же, — вздохнула Лана.
— И что? Домой больше не поплывём? — хмыкнула Мэла. — Будем тут пузыри пускать?
— Поплывём, — вздохнула Лана, поднимаясь. — Пузыри я уже выпустила.
И, взявшись за руки, подруги направились по опустевшей аудитории к окну.
Объект «пятьдесят восемь»
Александр Петрович был сосредоточен и невероятно спокоен.
Голову терять нельзя — Машку надо выручать. Жене Наташе он сказал, что администрация области отправляет его в длительную командировку — на север, по сверхважному уголовному делу. Намекнул, что в нём затронуты высшие круги — чтобы сидела тихо и не искала его, если что. И, мол, звонить туда нельзя — секретный объект и не менее секретное дело. Наташа была мудрая женщина — раз муж говорит, значит так и есть. Собрала ему чемодан, чмокнула на прощание в щёку и сказала, что всё будет хорошо. А что тут ещё скажешь? У Александра Петровича за их почти тридцатилетнюю супружескую жизнь не было ни одной длительной командировки. Тем более — на север. Что там своих консультантов нет? Впрочем, муж лучше знает, что и как.
В Москве Александра Петровича встретил Матвей — его фиктивное имя он ему сразу обкорнал. Много ему чести именовать его ещё и фиктивным отчеством. Тот, усадив его в машину, проинструктировал во время поездки: мол, сейчас они сразу едут на объект «пятьдесят восемь» — в квартиру, откуда он будет вести наблюдение за пятьдесят восьмой квартирой в доме напротив. Чёткой задачи пока ему не ставят. Сказал, что пока надо просто понаблюдать и присмотреться. Никаких действий не предпринимать. Остальные инструкции он получит позже.
Более бестолкового задания Александр Петрович ещё не получал. И именно для этого его сорвали с заслуженного пенсионерства и держат в заложниках Машку? Хотелось сразу сказать этому старому придурку всё, что он думал о нём и его Конторе. Желательно — нецензурно, хотя Александр Петрович и не жаловал нетрадиционную лексику. Но он лишь скучно зевнул в ответ. Сказал:
— Извини, не выспался. Спешил, переживал — справлюсь ли с таким сложным заданием? Боюсь — туго мне придётся, а? Выжить бы. Любимой печёнкой чувствую — там, в этом «объекте», в маленькой душной квартирке, живёт злобный маньяк-людоед.
Матвей лишь, молча, поёжился в ответ и отвернулся.
Собственная квартирка оказалась весьма просторной и располагалась напротив дома, где, на пятом этаже проживала семья Громовых — объект наблюдения.
С ним в команде находились ещё двое — Вадим, технарь, отвечающий за состояние видеокамер и компьютеров и, заодно, доставляющий продукты из магазина. По совместительству — для любопытных соседей — он был его сыном, недавно снявшим эту квартиру. А Александр Петрович, типа — папа, приехал погостить к нему из другого города. У Александра Петровича, конечно, была теперь и «жена», приехавшая к «сыну» чуть раньше — дама бальзаковского возраста с внешностью учительницы начальных классов. Звали её соответственно — Анна Ивановна. Он её сразу так по-школярски и прозвал — Анна-Ванна. Тон с ней взял шутливый, свойский. Мог даже приобнять эту строгую даму за талию, намекнув ей о супружеском долге. Она очень мило смущалась, не обижалась, в лад отшучивалась. Мол, Анна-Ванна и водопроводчик Петрович — сладкая парочка. По опыту он знал, что такой тон в отношениях наилучший — быстрее сближал, ломал рамки, позволяя чувствовать себя в дружеской компании.
Но Анна Ивановна была та ещё штучка — врач-психиатр, кандидат наук и не менее того. В её задачу входило подтверждение или опротестование диагноза молодого человека из пятьдесят восьмой квартиры, Юрия Громова. По документам: объект «Ю». Диагноз, как она считала, был верным. Юноша постоянно жил на какой-то своей волне и с миром почти не взаимодействовал. Александр Петрович за пару дней досконально изучил характер, привычки, особенности и пристрастия каждого из членов семьи Громовых. Когда человек думает, что он находится в собственной крепости, не подозревая о камерах наблюдения, то с него моментально слетают маски и социальная шелуха. Ведь все разговоры в этой квартире записывались, а в каждой комнате и даже на лестничной площадке, как, впрочем, и у подъезда, работали многочисленные видеокамеры.
С ума сойти! Объект «пятьдесят восемь»! Ради чего вся эта буча? Наблюдение — как за английским посольством во время обострения отношений с королевой и её парламентом. Такую б технику да во времена его молодости! Половина нудной агентской работы отпала бы. Да и вообще… Александр Петрович не мог понять — что или кто мог заинтересовать Контору в этой семейке из объекта «пятьдесят восемь»? Что там за ерунду говорил Матвей при знакомстве? «Очень сложное задание? Другие не справились?» У них там, в Конторе, совсем, что ли, обезлюдели и с ума посходили? Обычные люди, семья как семья. Если, конечно, считать обычным, что мальчик с детства страдает аутизмом. А это что теперь — зона государственного интереса? Секретное сверхоружие против НАТО? Зачем его сюда выдернули, лекции отменили, Машку похитили? И, заполонив всё тут супер техникой, держат его тут как сверхэффективное оружие против банды террористов. Бред!
И так. Что мы имеем? Александр Петрович открыл досье, заведённое на каждого:
Громовы
Первая папка: глава семейства, Громов Илья Степанович, объект «И».
Славный представитель русской вымирающей интеллигенции. Всерьёз вымирающей, кстати. Во времена СССР Илья Степанович — сын тех-то и внук таких-то, интеллигент в бог-весть каком поколения и потомок обедневших дворян, не имеет, не был, не привлекался — окончил технологический институт, семнадцать лет проработал инженером на кондитерской фабрике. Во времена перестройки, из-за порушенных поставок сырья и общего бардака в стране, эта прославленная кондитерка канула в небытие. И Илья Степанович — как и все потомственные интеллигенты — поначалу пытался подыскать себе на оскудевшем рынке труда работу в интеллектуальной сфере. Полгода прокантовался инженером за пять копеек в квёлой фирмочке, пекущей на списанном оборудовании вафли и ещё что-то такое же малосъедобное. Да и эти копейки ему платили через раз — когда удавалось реализовать продукцию. Ну, или — ешь эти вафли сам. И приходилось. Когда дефолт разорил и эту фирмочку, Илья Степанович с год помыкался учителем химии в школе. Но и там ему почти не платили. Съехавшее со всех катушек государство очевидно полагало, что и система образования должна встать на капиталистические рельсы. И научиться продавать свой продукт, то есть знания, школьникам. Желательно — за доллары. Кое-кто научился, но не Илья Степанович — голубая кровь не позволяла ему сдирать деньги за то, что государство должно было давать ученикам бесплатно. Семейный бюджет Громовых без ежемесячных вливаний отца-кормильца почти усох, скудно подпитываясь лишь редкими заработками жены. Впору грядки под окнами девятиэтажки разбивать, как в войну, и картошку с морковью в буйно разросшейся сирени сажать. Но пока ещё того урожая дождёшься, а есть-то хочется каждый день. И не только несъедобные вафли, которыми они на два года вперёд запаслись. И тогда Илье Степановичу, как всякому порядочному человеку времён перестройки, пришлось пуститься во все тяжкие. Где он только не подрабатывал — и расклейщиком объявлений, и маляром на стройке, и охранником на левой авто стоянке. Даже пытался торговать чем попало, устроившись реализатором на Черкизовский рынок. Но там ему, по традиции тех времён, тоже почти не платили — то штраф наложат за подпорченный невесть кем товар, то обворуют — и хозяин, и покупатели — как последнего лоха. Но вот, наконец-то, Илья Степанович нашёл свою нишу в этом обезумевшем мире — по совету соседа стал таксовать на своей старенькой Ладе. Москва это ведь большой вокзал, через который постоянно вся страна куда-то едет и не может остановиться. Пассажиры имелись в достатке всегда и круглосуточно — только знай, крути баранку. И Илья Степанович крутил её день и ночь. Поседевший, потрёпанный жизнью, как и его видавшая лучшие времена машина, он, бывший интеллигент, услужливо распахивал все дверцы своей шестёрки и был рад каждой копейке, брошенной каким-нибудь молокососом за сервис. В том числе и за бутылку водки или блок сигарет, предоставленный среди ночи. Домой он приходил не столько есть, сколько спать. Вернее — отсыпаться. А иногда и крепко выпить. Вместе с распадом СССР тихо распадалась и его интеллигентная личность. Илья Степанович — превосходный инженер, некогда получавший на кондитерке премии и похвальные грамоты за рацпредложения и отличную работу — потух, сдулся как лопнувший шарик. Не стало любимого дела, не стало и смысла в жизни. Остались только обязательства перед семьёй.
Так, вторая папка. Объект «О» — Ольга Владимировна Громова.
Бывший преподаватель английского языка, давно перебивающаяся подработкой и переводами на дому. После рождения сына, признанного аутистом, она ушла из вуза, где до этого преподавала, на вольные хлеба, поскольку ему требовался особый уход и внимание. Когда-то Ольга Владимировна была очень интересной женщиной, но сейчас запустила себя: небрежный пучок на затылке, какие-то вылинявшие тряпки — старенькие джинсы, растянутые свитера и футболки. А впрочем, при таких-то доходах… Если б её привести в порядок и одеть в приличные шмотки, она б была очень даже ничего. Но и Ольга Владимировна, зациклившись на сыне, не видела вокруг себя ничего. Даже любимого мужа Илюшу. Да и нагрянувшую перестройку, и обвал империи она едва ли заметила. Все её мысли были сосредоточены на сыне. Диагноз Юрия она восприняла как свой личный провал и превратилась в его глаза, руки и разум. Так, по крайней мере, она считала. То, что не додала ему природа, она старалась компенсировать собой.
И, наконец, третья папка. Младший Громов — объект «Ю».
Юрий Ильич Громов — так значилось в досье — семнадцать лет, образование среднее, адрес проживания. Надо же, мальчишка даже в школу ходил — при таком-то диагнозе.
Матвей наплёл ему что-то насчёт того, что с мальчишкой не справились агенты? С чего бы это? Это ведь всего-навсего юный недотёпа, кое-как окончивший спецшколу. Пятёрки этого заведения, конечно же, никто всерьёз не воспринимает. Ребёнок признан аутистом и с детства живёт в своём иллюзорном мире. Ему, наверное, из жалости и для поощрения ставили в этой школе, рассчитанной на инвалидов и дебилов, хорошие оценки. Хотя всем же ясно, что с аттестатом такого заведения, даже отличным, Юрия не возьмут ни учиться, ни работать. И тогда тем более странно — зачем он взят в разработку Конторы?
Или, всё же, его родители? Ещё чуднее.
Александр Петрович, задав вопросы, внимательно выслушал все объяснения Анны-Ванны об аутизме и его причинах. И понял — Юрий нужен только своим несчастным родителям. Пока, конечно, они способны о нём заботиться. Дальше — спецбольница или дом инвалидов. А сейчас он пока, изображая из себя индийского йога, большую часть времени просиживал в своей комнате на коврике в позе лотоса. То ли спал, то ли грезил. Очевидно, Юрий увидел какую-то передачу о йогах по телевизору и впечатлился. Теперь именно в этой позе он и погружается в свой иллюзорный мир. Аутист, одним словом, что с него спросишь? Бедняга.
Так Александр Петрович считал до того момента, когда случайно вступил с объектом «Ю» в близкий контакт. Произошло это на третий день наблюдений.
Александр Петрович, благодаря прослушке знал, что «И» и «О» ушли трудиться на благо семьи. «Ю», оставшись дома один, тут же погрузился в нирвану. Объект «пятьдесят восемь» надолго затих, как считал Александр Петрович. Вскоре ему надоело любоваться на доморощенного йога и он, от скуки, решил сам сходить в магазин — за молоком к кофе. Заодно прогуляться и косточки размять — ему явно не хватало дачных грядок. А возвращаясь, он неожиданно столкнулся во дворе с «Ю», вывернувшимся из-за угла дома. Они тогда всего лишь соприкоснулись локтями…
И тут Александра Петровича будто током шарахнуло. Он своим шестым чувством мгновенно понял, что перед ним… отнюдь не дефективный юноша. Этот его талант — чувствовать людей при контакте — у Александра Петровича был всегда и он его часто выручал. Какой же Юрий аутист? Ему впору быть… чемпионом мира по шахматам. Александр Петрович мгновенно представил его сидящим в позе лотоса перед доской, расчерченной на чёрно-белые квадратики, и решающего некие сверхсложные… задачи, теории, вопросы. И видящего очень далеко, на много ходов вперёд… Большего он пока понять не смог.
А Юрий вдруг приостановился и так странно взглянул на Александра Петровича, что у того мороз по коже прошёл. Будто из-за дымовой завесы проявилось… нечто иное… Явно — не мальчик с комплексами и пожизненным диагнозом.
Александр Петрович вяло извинился перед ним. Он талантливо изображал в этот момент трясущегося подагрика с палочкой в одной руке и с собачкой породы чихуа на поводке — в другой. Кстати — питомицы Анны-Ванны.
— Пойдём, пойдём, Жуленька! — пробормотал он, таща упирающуюся собачонку к своему подъезду. Вернее — временно своему.
А Юрий, отвернувшись, быстро ушёл от него по улице. И Александру Петровичу от этого почему-то стало легче. Как доложил потом наружный агент, дежуривший во дворе и изображающий отвязного рэпера, в наушниках и на мопеде — Юрий ушёл в парк. Сидел там, на лавочке, битый час и смотрел на облака. Мол, совсем не в себе этот «Ю».
Анне-Ванне, а уж тем более — Матвею, звонившему по пять раз на дню, Александр Петрович ничего не сказал. Решил получше присмотреться к парню. И подумать. Хотя и сам не знал — о чём? Обычно решения он принимал мгновенно.
М-да, мальчик далеко не прост, как оказалось. И он совсем не аутист. И что же из этого следует? Узнав об этом, Анна-Ванна отменит свой диагноз? Ну и что с того? Нынче даже мальчики без диагноза и с наилучшими дипломами никому не нужны — ни стране, ни, тем более — Конторе. Или ложные аутисты, всё же, нужны? Но зачем он им? Что-то тут явно не так. В более глупой и мутной ситуации Александру Петровичу ещё не приходилось бывать. За кого его здесь держат — как говорят блатные? Что он должен сделать? Чего Контора хочет от семьи Громовых?
Он ещё раз перелистал досье.
Теоретически Илья Степанович, как бывший инженер, мог знать чьи-то военные секреты.
«Как, например, забросать нашими соевыми батончиками «Рот-Фронт» Америку? И этим нанести урон их кондитерскому престижу? — усмехнулся Александр Петрович. — Или же он поневоле мог участвовать в чьей-то агентурной работе, перевозя на своей потрёпанной Ладе залётного агента или секретную информацию? Но зачем тогда устанавливать наблюдение за его квартирой? Да ещё такое плотное. Зачем весь этот сыр бор с камерами и агентами?
Ольга Владимировна… Она могла переводить чей-то нехороший текст и стать опасным свидетелем. Ну и что? Контора таких просто убирает со сцены, а не заморачивается со слежкой. Весьма недешёвой, кстати. И потом — сказано было, что какие-то агенты уже не справились с заданием. Уж не замочила ли их эта дамочка маникюрными ножницами? И потом в лимонной кислоте растворила? Водевиль какой-то.
Юрий… Не совсем обычный мальчишка. Ну и что? Он аутист с детства, хотя и окончил спецшколу на «отлично», что не является показателем большого ума при таком-то диагнозе. Но что-то с ним явно не так. Александр Петрович кожей это чувствовал. «Ю» слишком умён для несчастного и одинокого обитателя пятьдесят восьмой квартиры, видящего сны наяву на своём коврике. Чем этот странный ребёнок мог заинтересовать и испугать Контору? Скорее, её подозрение мог бы вызвать Илья Степанович, разочаровавшийся в жизни и, возможно, продавшийся иностранной разведке. Но не вызвал, судя по всему. Да и какие могут быть сегодня у этой страны секреты? Всё, что хоть кого-то интересовало, давно уже продано. Интересно, а за таксистскими рейдами бывшего инженера-кондитера по столице, кто-нибудь следит? Хотя бы маячок на него подвесили? Чтобы выяснить повторяющиеся эпизоды по пассажирам и адресам?».
Александр Петрович лишь вздохнул и с досадой кинул папки на полку. Он не сомневался — здесь идёт какая-то сложная игра, в которую его не посвятили. Но где же большой куш? И почему его — суперагента взятого на прочный Машкин кукан — до сих пор водят за нос?
Александр Петрович вышел в другую комнату, заглянул в видеоэкраны через плечо упитанного Вадима — их с Анной-Ванной незаконного «сына». И недоумевающе вздохнул: объект «Ю» неподвижно сидел в своей комнате на коврике в позе лотоса, витая в неких мечтах, а суперсовременные конторские камеры неотступно бдели за этим вполне законным, хотя и слегка странным действом, накручивая многометровые записи. Ради чего? Более бессмысленной охоты за более бессмысленной добычей Александр Петрович ещё не видел.
У Кости
Вечером в квартире раздался звонок и незнакомый голос, назвав кодовое слово, сказал Александру Петровичу, что Матвей Алексеевич в отъезде, и что он за него. Не голос, конечно, а этот абонент, знавший кодовое слово. А затем абонент-заместитель пригласил Александра Петровича к двадцати ноль-ноль в ближайший ресторан со свойским названием — «У Кости». Заверил, что он сам его узнает и подойдёт.
«Ну, хоть какие-то сдвиги в этом мутном болоте, — обрадовался Александр Петрович, — узнает, подойдёт, может, что путное скажет этот абонент-заместитель».
В назначенное время, заняв «У Кости» указанный официантом столик, Александр Петрович взял себе безалкогольный коктейль и, по привычке, принялся незаметно изучать обстановку и посетителей — обычная публика, заурядный ресторан, есть чёрный ход и ещё один — на кухню, а там, явно, ещё одна дверь — во внутренний дворик. Кроме третьего — главного входа. Пути для отступления есть. Затем Александр Петрович уделил основное внимание коктейлю. Абонент-заместитель невежливо задерживался.
Но вот в зал торопливо вбежал и тут же деловито уселся напротив него молодой мужчина — светловолосый, в отлично сшитом светлом костюме, чем-то похожий на дипломата: такая же вышколенность и холодность в каждой чёрточке и движении. И находящийся от него на расстоянии, примерно, как Нептун от Земли.
«Ещё один агент 007 детективов в детстве обчитался» — усмехнувшись, подумал Александр Петрович. И покосился на свои поношенные джинсы, потёртую куртку и далеко не новый свитер.
— Ну, привет, абонент. Не эпатирую своим прикидом? — прищурился он на своего визави, скинув на стол потрёпанную бейсболку.
Ему очень хотелось вывести из себя этого несостоявшегося дипломата и увидеть его истинное лицо. Кажется, это будет нетрудно.
— Ничего, — улыбнулся ему блондин, став немного человечнее, — вам идёт. Привет! Итак, давайте знакомиться — я Альберт.
Кто б сомневался! Затейливое имя и явно с чужого плеча не сделало его хотя бы на парсек доступнее. Он так и остался от Александра Петровича на расстоянии, примерно, чуть ближе Марса.
* * *
— Моё имя вам знакомо, Альберт, — кивнул Александр Петрович. — Но я повторю его специально для вас: я — Александр Петрович Елисеев. Бывший.
— Ошибаетесь! Как известно — бывших разведчиков не бывает, — снова почти «тепло» улыбнулся ему Альберт. — Итак — о деле.
Нам с вами, уважаемый Александр Петрович, предстоит непростая работа, — заявил он, — которая по плечу только такому, как вы. Легенде!
— Да что вы? — понизив голос, всплеснул руками Александр Петрович. — Неужели аутиста «Ю» замочить? Или его папу «И»? Про маму «О» я уж и не говорю. Она и сама помрёт, когда это безобразие увидит.
Альберт криво усмехнулся и чуть напрягся. Теперь, снова заледенев, он опять был дальше Нептуна.
— Говорите скорее — чего вы все от меня хотите? — не давая ему передышки, продолжил атаку Александр Петрович. — Я на всё готов! Только Машку мою не трогайте, уроды! Дурдом какой-то! У вас там совсем, что ли, одни маразматики остались и самовлюблённые юнцы? Чего вы привязались к мальчишке? И зачем вам такая легенда, как я? Больному мальчишке диагноз уточнить?
— Успокойтесь, Александр Петрович! — холодно остановил его Алик — так теперь про себя называл его Александр Петрович: всё равно ведь имя не настоящее.
А тот, щёлкнув пальцами, подозвал официанта и заказал ему кофе-экспрессо — как и положено рафинированному продвинутому дипломату.
— Машку вашу никто не тронет, — скривившись, бросил он. И огляделся — ресторан жил своей жизнью, не обращая на них внимания. — Если, конечно, вы будете вести себя правильно. А вы, пока, не в теме. От вас ничего такого зверского вовсе и не требуется. Пока что.
— А что требуется, Алик? Я теряюсь в догадках! Просветите! — продолжал ёрничать Александр Петрович. — Какой интерес у Конторы к этой семье? Чисто научный? Но я не психиатр. Я, как вам известно — не первый день служу, но более бессмысленного задания ещё не получал! Как там? Подтвердить диагноз инвалиду детства? Обалдеть, как это непросто! Растерянная медицина, вся в слезах восторга, с радостью примет от вас, Алик, сей исторический вердикт!
— Выслушайте меня сначала, Александр Петрович, а потом решайте — просто это или нет. Договорились? — закурив тонкую и изящную — а как же, статус! — сигаретку, продолжил Алик. — Я понимаю ваши чувства.
— Да что вы? — умилился Александр Петрович. — Растроган. Польщён! — Привстав, он даже попытался щёлкнуть каблуками. Но поношенные кеды свели эффект этой сцены на нет.
— Сам бы, наверное, так же вёл себя на вашем месте, — снизошёл, наконец, до его места Алик. — Но мы были вынуждены обратиться за помощью именно к вам. В надежде на ваш немалый опыт и феноменальные способности к преображению.
— Что вы говорите! — усмехнулся Александр Петрович. — Никак решили меня лестью взять? А зрители моих преображений кто? Анна-Ванна? Аутист и его родня? Не боитесь, что они разоблачат меня? Жалобу в ЖЭК подадут. Или в Страсбургский суд? За розыгрыш и обман их доверчивых чувств. О, надо не забыть записать — внести новый пункт в уголовный кодекс: статья за обман чувств!
— Причём, — не обращая внимания на его паясничание, упорно продолжил Алик, — как нам говорили — вы преображаетесь в своего персонажа не только внешне, но и внутренне. Акцент появляется, иные привычки, внешность неузнаваемо меняется, причём — без грима. Не знаю уж, как вам это удаётся. Я, кстати, когда увидел вас сегодня во дворе в роли подагрика с собачкой, честное слово — едва признал. Как будто даже в росте убавились и седым мхом обросли.
— Понравилось? Я рад! — усмехнулся Александр Петрович. — В следующий раз изображу старушку. Уверен — в этот раз вы точно меня нет узнаете! Особенно мне удаются цыганки. Даже неведомо как научаюсь гадать. Вам не погадать?
— Нет, Александр Петрович! Обойдусь, — пуская кольца дыма, сказал Алик. — И прошу вас — больше так не рискуйте! Не подходите близко к «Ю»!
— Что так? У него чума, холера? Да объясните же мне, наконец, что происходит? Перед кем я цирк устраиваю? Староват я уже, снова выходить на подмостки! Перед «Ю», что ли, фиглярничать? — разыгрывал возмущённого пенсионера Александр Петрович — так, от скуки. — Ему пофиг, он в нирване. Перед «О»? Хороша дамочка! Но она несвободна, да и у меня уже жена есть. Хотя очень интересная женщина! Очень! Эх, если б годков так двадцать назад…
— Да всё вы отлично знаете, — вдруг отбросив эпатаж, оборвал его Алик. — Вы же матёрый волк, Александр Петрович! Почувствовали?
— Что? — прикинулся тот непонимающим, но насторожился.
— Что у аутиста есть второе дно? Я же вижу! Не простой мальчик, а?
— Ах, второе дно? — не сдавал свои позиции Александр Петрович. — Раздвоение личности аутиста? Два аутиста, так сказать, в одном флаконе! Ну да, что-то с ним не так, наверное. Вот и великолепно — поставим ему ещё один диагноз. Новое слово в медицине, так сказать — двойственность натуры больного аутизмом! Но у аутистов и не такое бывает. Сложный контингент, так сказать, непознанная область медицины. Может, Контора считает, что «Ю» трудоспособен, но не желает работать? Вот такой пофигист-аутист уродился! А не наскучило ещё вам уличать мальчишку? Пусть себе медитирует на коврике и раздваивается дальше, сколько хочет. Да хоть рас-траивается! Вам-то что?
— Александр Петрович! Остановитесь! — покраснев, сердито окликнул его Алик, придавливая недокуренную сигару в пепельнице и уже почти растеряв свой лоск. — Я ваши протесты внимательно выслушал. Теперь выслушайте вы меня! Нам было важно ваше беспристрастное мнение, поэтому мы и не сразу открыли вам всю имеющуюся информацию. И то, что вы сами почувствовали вторую личность в Юрии, очень ценно. Значит, можно работать дальше.
— Далась вам эта вторая личность! — с досадой проговорил Александр Петрович. — Объясните толком, чего вы от меня хотите?
Алик закурил вторую тонкую сигаретину и решительно сказал:
— «Ю», возможно, не совсем аутист! Вернее — совсем не аутист. А, может, и аутист, но особенный.
— А, может, мы с вами картишки раскинем? — усмехнулся Александр Петрович. — Авось, определим — кто он такой? Что вы тут гадаете: любит-не любит, аутист-не аутист? Агент ноль-ноль без семи, японский бог!
— Короче — кто-то в этой семье является уникальным телепатом! — сердито заявил Алик. — И мы пытаемся выявить — кто это?
— Уникальным? Да что вы? Что-то мне не верится! — усмехнулся Александр Петрович. Но его сердце ёкнуло, а ему-то он верил. — Откуда у вас такие данные? Я лично ничего подобного не заметил. Никакой аномальщины.
«Вру, заметил!» — сказал ему внутренний голос.
— Данные проверенные! — сухо проговорил Альберт.
— Кем?
— Нашими наблюдениями.
Альберт неприметно выложил на стол коробочку, похожую на пачку сигарет. Теперь можно было говорить смело — она, как известно, издавала специфический, неслышный человеческому уху шум, заглушающий речь и препятствующий любой внешней записи.
«Ого! — удивился Александр Петрович. — Дело, похоже, действительно серьёзное».
Суперприбор
— Суть такова, — тихо начал рассказывать Алик. — Создан прибор, разработанный одним секретным НИИ ещё во времена Джуны Давиташвили. Называется — «Суперприбор-1», сокращённо — СП-1. Принцип его работы, как вы понимаете — государственная тайна. Что-то там заумное — нам с вами всё равно этого не понять. Да и незачем.
«Интересно, а эту заумь уже успели продать «за бугор»? Или только прицениваются?» — усмехнулся наученный горьким опытом распада СССР бывший агент.
— СП-1 предназначен для выявления аномальных полей и излучений от природных и прочих объектов, в том числе — от людей, обладающих сверх способностями, — вещал Алик. — То есть — экстрасенсов, магов и колдунов, энергетика которых выходит за пределы нормы.
Александр Петрович прямо-таки представил себе этот приборчик — компактный такой ящичек, способный работать от аккумулятора автомобиля. А на его изящной шкале рисуночки, обозначающие градацию: лучи, волнистые излучения, зубчатые аномалии, человек — в виде безликого контура. Засекает, ловит ведьм, подмигивает зелёным глазом. Красота! Ну, держитесь маги и колдуны! Не скроетесь теперь от Конторы! Будете служить ей, как Бобики!
— Один такой прибор недавно
передали Конторе — для обкатки и пробных испытаний. Мы проверили его возможности в Москве, — тихо говорил Алик. — Вы же слышали о секретной программе ЦРУ, согласно которой они давно готовят спец агентов, обладающих уникальными экстрасенсорными способностями? Которые умеют, преодолевая сознанием большие расстояния, считывать секретные документы, воздействовать на психику людей, ну и так далее?
«И у нас таких спецов уже давно готовят-выпекают, — усмехнулся Александр Петрович. — Да, видать, не больно-то наготовишь, если Бог человека при рождении в макушку не поцеловал. Ведьм теперь вот ищут им в подмогу».
— Слышал о таком, — кивнул он. — И что?
— Ну вот, мы с помощью СП-1 и проверили столицу на предмет таких засланных казачков. Особенно тщательно ревизовали посольства, гостиницы, территории, прилегающие к военным объектам. Да и аномальные зоны, о которых в народе болтают, тоже вниманием не обошли. Искали и мощные излучения — вдруг и у них уже есть подобные установки, создающие негативные поля, которые они разместили здесь.
— И что, обнаружили что-нибудь? — зевнул Александр Петрович.
— Поначалу всякую мелочь, — отмахнулся Алик. — СП-1 выявил в Москве прорву экстрасенсов, ведьмаков и ясновидящих. Никогда не думал, что этих чудиков здесь так много. Некоторых мы… уговорили работать на Контору. И чтобы избежать обвинений в шпионаже и работе на ЦРУ, почти все согласились.
Александр Петрович понимающе хмыкнул:
— Остальные подумали и тоже согласились? — спросил он ехидно.
— Ну, что-то типа того, — тоже усмехнулся Алик. — Но это всё мелюзга. Потому что потом нам попалась настоящая щука, нет даже кит! СП-1 уловил такое! Мы чуть не чокнулись от ужаса, когда среди всей этой шушеры вдруг забил просто фонтан — невероятно мощный источник психической энергии!
— Чем невероятный?
— Его воздействие распространяется не только на территорию Москвы и её пригород! Аж за МКАД ушёл! — зло проговорил Алик-Альберт. — Возможно, этот источник охватил область и дальше, но такие масштабы СП-1 пока не способен охватить — мощности маловато. Да и нам хотя бы в столице разобраться! В Конторе сразу впали в панику, решив, что её обрабатывает каким-то негативным воздействием вражеская психо-техника. В том числе — и правительство. Наши генералы были вынуждены сообщить эту новость наверх. И члены правительства с семьями тут же приняли меры — укатили за границу в отпуска, приказав объявить в стране всеобщий аврал. Мы объявили готовность номер два, подняли спец войска и всех поисковиков. Но что толку? СП! Ведь у нас один — вот такой каламбур. В стране повсюду ездили и бродили поисковики, но так ничего и не нашли, кроме старых аномальных зон — хроно миражи, старые дома, кладбища, геопатогенные зоны и прочая нечисть. Поэтому вся ответственность опять выпала на нас с Матвеевичем. Нам было приказано не есть, не спать и лечь костьми, но найти этот источник излучения. Donnerwetter! Будь он не ладен! Мы трое суток мотались, как sie Pappnast, по всей Москве без сна — наперевес с этим чёртовым СП-1! Трижды Donnerwetter! Оперативности поиска мешало то, что объект, генерирующий психо-поле, работал хаотично — то ночью, то днём, то вообще затихал почти на сутки. В конце концов, идя в сторону увеличения на шкале прибора, местоположение этого die H;llenbrut сузилось до границ одного квартала, а потом и того дома на Чка… , ну, ты знаешь, а затем — и объекта «пятьдесят восемь», где и живут эти «Г», die H;llenbrutеп! Именно там и находится источник излучения, — закончил своё повествование Алик. А его идеальная причёска от бурных воспоминаний слегка взлохматилась. — Нам за оперативность и успех лычку дали. Но что толку? Теперь вот требуют выловить этого das Scheusal, кто бы он ни был. А мы которую неделю бьёмся вокруг, как рыбы об лёд, и никак не можем взять его за жабры.
— Вы хотите сказать, что рационализатор «И» собрал у себя в гараже чудо-машинку, накрывающую целую область? Из аккумулятора и микроволновки? — усмехнулся Александр Петрович. — А аутист «Ю» теперь иногда ею балуется? Или же — «О». А? скучно ей.
— Интересная идея! — вздохнул Альберт, приглаживая макушку. — Надо будет подкинуть нашим стратегам. И гараж проверить.
— Ерунда! «И» никогда звёзд с неба не хватал! Скорее — он бы реквизировал её, когда все и всё тащили с предприятий — если б в «ящике» работал. Но, во-первых, сделать такое ему дворянская кровь не позволит. А во-вторых, он не работал в «ящике». Самое большее, что можно было стырить из кондитерки, это сахар, когда его по талонам давали. Но и на это он неспособен.
— Вы правы, Александр Петрович! «И» тут не причём. Мы уже выяснили, кто является источником аномального поля. И сделали это с помощью наших космо-поисковиков.
Александр Петрович криво усмехнулся:
— А шаманов не пробовали? Чёрного петуха, там, обезглавить? В берцовую кость посвистеть?
— И шаманов привлекали, — не моргнув глазом, согласился Алик. — И сновидцев тоже. Они описали нам отнюдь не прибор и не староватого «И», а молодого человека. Который, возможно, и является источником фантастического психо-поля.
И это объект «Ю». Он… , как бы сказать — экстрасенс, колдун, маг. Короче — исчадие ада, die Hllenbrut! Внешность бывает обманчива.
Объект «Ю»
— Не может человеческое поле охватывать территорию Москвы! — возразил Александр Петрович. — В специальных учебниках специальнейших служб сказано: максимальное биополе человека составляет не более сорока метров. Да и то — у величайших уникумов. А сознание тренированного и натасканного на такие вещи спеца, чтобы достигнуть отдалённого объекта, должно выйти из тела. И само приблизиться к объекту. Как у космо-поисковиков, например. Но не расшириться, накрыв собой город и его округу.
— Мы и это обсуждали. Но этими спецами был составлен фоторобот, — развёл руками Алик. — И на нём именно «Ю».
— Даже так? — недовольно уставился на него Александр Петрович, лихорадочно ища — как бы защитить мальчишку. — Но это невозможно! Он же ещё ребёнок! Да и зачем ему это? Что и зачем он может излучать? И куда? Он же ни с кем не общается, кроме своих родителей!
— Вот вам теперь и надо это выяснить — как, куда и зачем, — расслабившись, откинулся на стуле Алик, разжигая ещё одну длинную сигаретку. И снова входя в образ супер героя, агента «ноль с хвостиком». — Может — туда? — указал он большим пальцем за спину.
Что предполагало, конечно же, забугорье. Далось оно им!
— Ясненько. Но, насколько помнится, кто-то уже пытался сделать эту работу? — наморщил лоб Александр Петрович. — Мне было сказано — «другие не справились». Кто? И с чем? С наблюдением? С ликвидацией? Объясните!
— Да. Не справились, — пряча глаза за дымом, ответил Алик. — Но это уже другая и довольно трагичная история. В ней наш бедный мальчик выглядит отнюдь не беспомощной овечкой.
— Выражайтесь яснее, — потребовал Александр Петрович.
— Извольте! Все агенты, которые следили за объектом «пятьдесят восемь» и пытались взять «Ю», просто исчезли, — понёс какую-то галиматью Алик. — Как и куда — до сих пор не выяснено. Причём, один из них — девушка, медсестра.
— Ч-чёрт! Что значит — исчезли? — возмутился Александр Петрович. — Как это возможно? Не мог же мальчишка их ликвидировать! Тогда где же тела и каковы следы от воздействия на них?
— Повторяю — их нет, они просто пропали: как с экранов камер видеонаблюдения, так и из визуального наблюдения, — скучным голосом проговорил Алик, вертя в пальцах дымящуюся сигаретку. — Причём — мгновенно. Маячки, которые были на них, сразу отключились и молчат уже две недели. То есть — с момента исчезновения.
— Так. Значит — как и куда делись неизвестно? И кто их дел — тоже? Ведь не мальчишка же их «дел»? Отлично! — проговорил Александр Петрович. — Уже хоть какая-то ясность. Хотя и весьма туманная. И где \ это произошло?
— Да где угодно! — развёл руками Алик и за его сигаретой потянулся тонкий дымок. — В парке, на улице, в подъезде. И всегда рядом был объект «Ю». Поэтому мы сейчас изменили тактику — просто наблюдаем и за этой семьёй издал. И пока все наши агенты целы. А то прямо чертовщина какая-то! Donnerwetter! Удивительно что «Ю» и вас не отправил к чёрту на кулички, когда вы толкнули его, — покачал он головой. — Толкнули! Этого пока не удавалось никому! Мы все чуть не обделались от страха. Такого агента потерять! С нас бы потом и все лычки, и головы поснимали! Хотя бы за то, что сразу вас не предупредили, насколько он опасен. Скажите, а вы что-нибудь ощутили тогда? Опасность, например? Такие, как вы, шкурой её чуют.
— Нет, — пожал плечами Александр Петрович. — Просто удивился, что он мне в глаза глянул. Аутисты, говорят, не выносят тактильных контактов, а особенно — прямых взглядов. И глянул он как-то… разумно, что ли, — слегка сдал он позицию глухой обороны.
Он не хотел делиться с Аликом своими ощущениями контакта с Юрием. Каким-то внутренним чутьём он чувствовал себя, скорее, на одной баррикаде с ним, чем с этим лощёным субчиком и Конторой. Но совсем не признать, что что-то было не так, нельзя. Фальшь проявится. Александр Петрович сделал это автоматически. Зачем он так поступал, он и сам не знал. Было какое-то ощущение — наверное, из-за Машки — что облава идёт и на него.
— Теперь, когда вы знаете всю информацию, присмотритесь к объекту «Ю» с этой новой позиции, — сказал Алик, провожая заинтересованным взглядом прошедшую мимо блондинку.
— Ну, что ж, присмотрюсь, — задумчиво проговорил Александр Петрович, делая вид, что озадачен их общей проблемой. — «Ю» ведёт обычный для аутиста образ жизни. Это и Анна Ивановна подтверждает. Он почти никуда не выходит, ни с кем не общается, ни с кем не разговаривает. Парень явно не в себе, хотя его болезнь не проявляется в агрессивной форме, как у некоторых аутистов. И что дальше? Какова наша цель?
Алик помялся и заявил:
— Вы как-то должны его… подобраться к нему, что ли. Надо заставить его работать с нами. А лучше — переехать с ним в…
— В «ящик»? Лабораторию? Виварий? Будете исследовать его, как лабораторную мышь? — понимающе усмехнулся Александр Петрович. — Не жаль мальчишку?
— Нет! Это же феномен! — воскликнул Алик. — И он является государственной собственностью, принадлежа своему народу и стране! — пафосно заявил он, помахивая сигарой, за которой опять потянулась тонкая струйка дыма. — А вдруг зарубежные службы выявили его раньше нас? И уже используют его? А мы даже не знаем пока, на что он способен! Кроме, конечно, того что люди вокруг него исчезают за «будь здоров». А его психо-поле толком и измерить невозможно. Вы понимаете, как он важен для Конторы?
— Да ладно вам, Алик Батькович! Никакому народу он не принадлежит! Кроме себя самого, — отмахнулся Александр Петрович. — Да и народа у нас теперь никакого нет. Так — свободные от обязательств личности на свободном бизнес-пространстве. И, мало ли, кому он интересен? Такие действия незаконны! Вы, Алик, и сами прекрасно это понимаете. Согласно Конституции, он может участвовать в ваших экспериментах только по собственной воле. А он этого не хочет, судя по отсутствующим в обозримом пространстве агентов, пытавшихся его заполучить. Зачем вы ему нужны со своим народом? Людей он на дух не переносит. Деньги — как аутиста, его, живущего в собственном изолированном пространстве на коврике — не интересуют. Слава — тоже навряд ли. Да и какая слава ждёт секретного узника вивария Конторы, вы тоже знаете. Имя своё и то забудет. Да и вообще — если он действительно аутист, то просто хочет, чтобы его оставили в покое. По какому праву вы хотите проводить над мальчиком эксперименты? Кому-нибудь его психо-поле нанесло вред? Есть информация, подтверждающая это? Даже про исчезнувших агентов мы ничего не знаем. Может, они все неожиданно в отпуск подались, забыв написать заявление?
— Шутник вы, однако! В отпуск! Donnerwetter! Вам бы так отдыхать, не к ночи будь сказано! И его психо-поле в любом случае необходимо изучить! Вдруг всё происходящее это только цветочки? — высокомерно заявил Алик, провожая взглядом очередную девушку, теперь уже брюнетку. — А когда «Ю» сведёт с ума наше правительство, будет уже поздно.
— Наше правительство давно умом не блещет, Алик! Оно это и не почувствует. И вы не можете закрывать человека в «ящик», исходя лишь из любопытства! Даже научного. Конституция…
— Да-а, Александр Петрович, испортила вас вольная жизнь, — перебив его, покачал головой Алик. — Какая ещё Конституция? Какие права? Забыли, где вы работаете? Мы с вами и закон, и конституция в одном флаконе! Да и не всё ли равно вашему Junge «Ю», где ему сидеть в позе лотоса?! В своей каморке — на коврике, или в лаборатории — на проводах. По-моему, разницу он даже и не заметит. Он же постоянно в какой-то нирване и ничего вокруг не замечает.
Александр Петрович с любопытством воззрился на него.
— Не замечает? — усмехнулся он. — А как же ваши агенты? Почему они исчезли? Самоликвидировались? И что, в том случае, если вам удастся вывезти «Ю» в виварий, будет с его родителями? — поинтересовался он. — Он, хоть и неудачный, но, всё же, их сын, а не казанская сирота. За мою жизнь я по приказу родины сделал немало не очень этичных поступков, но здесь, у себя дома, отвык от подобного.
— Там уже всё продумали, — указал Алик пальцем куда-то вверх, явно не имея в виду бога. — Им скажут, что этот шизанутый бездельник — meschugge der Faulenzer, включён в некую оздоровительную программу для инвалидов детства. И что он будет получать лечение в лучшем санатории страны, — усмехнулся Алик. — Якобы государство выделило квоту на лечение таких больных — die Kranken. И этот самый «Ю» попал в число счастливчиков. Ну, там, например, была открыта чудодейственная сыворотка, уникальная методика, чудесно вразумляющая этих meschugge аутистов. И бла-бла-бла! Для правдоподобия ещё десяток-другой подобных щизо-Kinder наберут и направят куда-нибудь в Сочи. Наш Junge там, в пальмах, случайно и затеряется. А на крайний случай мы уже нашли ему двойника-детдомовца. Он нормален, только вдруг память слегка потеряет. «Г» получат во владение полноценного и почти здорового юношу. Они будут счастливы!
— Вы уже и крайний случай предусмотрели? — нахмурился Александр Петрович. — Вот муд… рецы!
Да, подзабыл он за эти мирные годы немирные методы и основной принцип работы родной Конторы — лес рубят, щепки летят. Это когда из-за щепки и весь лес вокруг валят. И он никак не ожидал, что ради каких-то «Г» Контора разыграет столь крупномасштабную акцию. И даже выкинет кульбит с двойником. Хотя… возможно, ставки столь велики, что даже Контора не поскупится. Кое-какие деревья уцелеют. А что это за ставки? Об этом он подумает потом. А то вон Алик и так смотрит филином. Будто правительственную ноту Риббентропу хочет зачитать.
— Ну что ж, — неохотно кивнул Александр Петрович, — вы неплохо всё продумали. Дело за малым — надо выманить этого… Junge в… Сочи, — криво улыбнулся он.
— Я знал, что вы разумный человек, — сказал Алик, ответно и по-дипломатически широко улыбнувшись. — Не хотите что-нибудь ещё заказать? — радушно спросил он. — Тут неплохая кухня.
И, щёлкнув пальцами, затребовал у официанта ещё чашечку кофе. Ну, не жалеет парень своё сердце! Александр Петрович, отказавшись от ресторанных изысков, не спеша выпил ещё один безалкогольный коктейль.
Он ощущал себя в западне.
От него не отстанут, пока он не подаст им мальчика на блюдце с каёмкой. А имея у них в заложниках Машку, Александр Петрович не посмеет даже рыпнуться или выставить свои условия. Хотя он прекрасно мог бы немедленно закончить эту грязную историю, уйдя прямо сейчас — выходов целых два. Не считая запасного, главного. Граница — не преграда. И никакой блондинчик с замашками лорда-сибарита вместе со всеми Конторами мира его не остановят. Но он уже не один на белом свете — чёрт бы вас всех побрал! — ему есть что терять. И семья, которая недавно так радовала и умиляла его, вдруг повисла на его ногах неподъёмными пудовыми гирями. Но кто же знал, что его снова призовёт эта потрёпанная временем труба? А мальчишку жаль. Если Александр Петрович откажется, они, возможно, просто уничтожат его. Нет носителя аномального психо-поля, нет проблемы. Было уже такое, проходили. Этот мальчик… феноменален. И уникален. Уж Александр Петрович-то разбирался в тонкой психологии и физиогномике. Да ещё эти стёртые в порошок агенты! Не говоря уж о психо-поле, накрывшем целую область. Хотя он почему-то думал, что ничего трагичного с агентами не случилось. Как и был уверен — если Юрий попадёт в руки эскулапов, он больше из них не вырвется. Мальчишка для них лишь объект «Ю» — мишень для экспериментов, а не живой человек. И не ребёнок. Хотя Александру Петровичу было почти всё равно, насколько необычен этот мальчик. Его способности — это его личное дело, никого не касающееся. Впрочем, лучше б они были обычными — целее был бы. И всё же в момент их контакта какая-то искра понимания или родства проскочила между матёрым суперагентом и мальчиком-аутистом. Он это чувствовал.
Что же он может сделать для него? Вернее — для них: для Юрия и Машки. Так, чтобы и Машка была цела, и Юрий не пострадал. М-да, задачка.
— Чего вы от меня конкретно хотите? — спросил он, наконец, у блондина. — Что я должен сделать? Связать его? Увезти? Договорится?
— Это на ваш выбор. Предложите свой вариант, мы на всё согласны, — сказал тот, отставляя пустую чашечку. — Думайте! Вы же агент, который ни разу не провалил задания. Справитесь и с этим. Не так ли?
— Дайте мне пару дней, — задумчиво сказал Александр Петрович. — И покажите видеозаписи о том, как исчезли эти агенты. Я должен знать, где тут подводные камни. И их, я чувствую, в этой истории немало.
— Schоn, — кивнул Алик. — Записи вам покажет ваш оператор. Я дам указание. Но вряд ли вы по ним что-то сможете понять. Нам, по крайней мере, это не удалось. Сплошная мистика. Есть лишь догадка, что кто-то действовал со стороны. Поскольку мальчишка и пальцем не пошевелил. Может ещё кто-то стёр людей без следа какой-то установкой, что ли. Тот же «И», например? Куда ein Sohn, туда и его Vater. Подумайте на эту тему.
— Уже подумал. Думаю, Vater «И» в этом вряд ли участвовал. У него ведь в руках всё время руль от его Kraftwagen, если вы заметили, — снова принялся ёрничать Александр Петрович, обозлённый ситуацией. — Это слегка мешает, не правда ли? Скорее, это die Mutti «О», она за своего ein Sohn «Ю» любого в порошок сотрёт.
— Встретимся через два дня, Александр Петрович. Здесь же и в то же время, — снова заледенев, приказал несостоявшийся лорд Альберт. Ему хотелось бы говорить с этим суперагентом на равных или даже свысока, но тот всё время сбивал его с нужного тона.
— Как знать, как знать, — продолжал посмеиваться Александр Петрович. — Может, раздвоившийся юный телепат «Ю» вместе с жестокой «О» сотрёт и меня?
Алик лишь окатил его холодным взглядом.
Знал бы он, что в этот момент видит Александра Петровича в последний раз, может, не так бы замораживался, спрятавшись за свой Нептун.
Итта-Протея-Земля
Как всегда, немного опередив сигнал зуммера, досточтимый профессор Натэн вошёл в аудиторию — опоздавшие тут же уселись по местам, делящиеся новостями замолкли на полуфразе. Наступила тишина.
— Приветствую вас на пути к знаниям! — сказал профессор. И выслушав ответные пожелания, объявил: — Тема нашей лекции: «Освоение дальних пределов космоса».
Как вы знаете, процесс познания мира, как и освоения космоса, не имеет пределов. Он ограничен лишь рамками нашего сознания и техническими возможностями. Вот об этих изученных пределах мы сегодня и поговорим. Надеюсь, вы мне в этом активно поможете — в пределах тех границах, которые были достигнуты вами в местном библио-архиве. А в конце лекции, как я и обещал, в рамках особого проекта «Итта-Протея-Земля», мы продолжим изучать последствия досрочного приёма цивилизаций в КС.
Итак, приступим… — сказал он.
И аудитория включила все свои сенсоры и резервы памяти. Процесс изучения новой информации развернул перед ними все свои флаги — подробные виды планет и созвездий на окраине дальних галактик, сводки, графики и таблицы, характеризующие состояние обнаруженных там цивилизаций и их перспективы. Аномалии и особенности, ловушки и нормы…
Кто-то пыхтел, не поднимая головы. Иным периодически требовалась передышка и они, поднявшись, прохаживались по аудитории туда-сюда вдоль окон. Или же, вылетев наружу, делали там небольшую зарядку. Сэмэл, как всегда, отдыхал, переключая своё внимание и, ныряя в видео-библ, искал там что-то понятное и интересное только ему. Танита — та ещё зубрилка, лишь иногда отвлекалась, заглядывая ему через плечо. Лана и Мэла пару раз вылетали в буфет — за подкрепляющими коктейлями. И слушая лекцию онлайн. Казалось, даже вода в аудитория повысила свой градус, напитавшись огромным количеством информации.
— Фух! — сказала Мэла, снова садясь после очередной прогулки на своё место. — Ещё немного и я останусь в буфете насовсем. Лучше уж потом ночь в библио-архиве посижу и послушаю всё это медленно и вдумчиво. Я уже не помню некоторые даты и цифры!
— Ничего! Ты потом чудесным образом всё это вспомнишь, со мной так всегда бывает, — возразила Лана. — А ночью надо спать. Мозг требует настоящего отдыха! А не этих компенсирующих и бодрящих микстур-коктейлей, которыми ты увлекаешься по утрам, начитавшись в кубе романов.
— Я жилистая! Я всё могу! Лучше, уж, и правда, почитаю вечером романы, — заявила неунывающая Мэла. — Всё нормально! — приободрила себя она. — Ещё пара сравнительных графиков и мы перейдём к дебатам. И к этой славной Протее. Её таблицы и сводки, надеюсь, не доконают меня окончательно. Ведь это дополнительный материал, а, значит — он должен быть лёгонький.
Как будто услышав её слова, профессор Натэн, сказал:
— На сегодня, думаю, достаточно.
Теперь поговорим о Протее. «Истории и перспективы развития цивилизаций на планете Протея» — так будет звучать наша тема.
— Вот как? Цивилизаций? Там их что, несколько? — удивилась Мэла. Ей не улыбалась перспектива изучать их все. На горизонте опять замаячила ночь в библио-архиве и полное отсутствие доступа к романам и космическим сагам.
— Что это ещё за Протея? — спросил кто-то. — Почему вы ей уделяете такое внимание? При этом в архиве даже доступ к информации о ней закрыт.
— Где это — Протея? Я и не слышал о такой. И я! — отозвалась аудитория.
— А я слышала! Правда, случайно. Сейчас эта Протея почему-то называется Земля, — сказала Мэла, — и недавно на заседании Совета Итты обсуждался вопрос о подготовке и отправке туда научной экспедиции. Почему ей такая честь, досточтимый профессор? Ведь, насколько я поняла, эта цивилизация даже не входит в КС.
— Мэла, похоже, перед тобой уже наш Совет отчитывается? — поддел её Сэмэл. — Так ты теперь — чтимая? Или как вас теперь называть?
— Отстань! — отмахнулась Мэла. — Чтимая, это моя мама — член Совета Итты. Она говорила мне — в шутку, конечно — что не хотела бы, чтобы я отправилась на Землю, когда стану стажёром. Говорит, что эта планета слишком далека от нас.
— Если уж экспедиция к Протее удостоилась обсуждения на Совете Итты, то почему бы ей не стать и темой нашей лекции? — улыбнулся профессор.
— А, так это и есть Земля! — обрадовался кто-то. — О ней недавно говорил нам доктор Донэл! Именно там поселился Странник Моэма — Сфинкс!
— Итак, отчасти Протея, а ныне — Земля знакома вам, — заметил Натэн, — но её судьба и история достойна более пристального внимания. Она действительно находится очень далеко от нашей галактики — на расстоянии около ста тысяч световых лет. И расположена в звёздной системе жёлтого карлика по имени Солнце в рукаве Ориона галактики Млечный Путь. Названия и термины, как всегда, я привожу те, что приняты там.
— Млечный Путь? Какое красивое название, — отозвался кто-то. — Путь, залитый белым молоком звёзд… — И этот кто-то был, конечно, неисправимый романтик Лана.
— А теперь ознакомимся со сводками и таблицами, характеризующими это место во вселенной и данную планету, — предупредил Натэн.
И вновь перед взором студентов замелькал информационный калейдоскоп: карт, таблиц, графиков и цифр, отображающих параметры галактики, звёздной системы, планеты, а также — состав её атмосферы, воды и тверди, период обращения, полевые значения и прочие-прочие премудрости. Мэла только охнула от очередного натиска знаний, свалившихся на неё, но стоически восприняла и этот поток информации. Тут же пошли ещё и сводки о ныне существующих формах жизни, получивших на Земле развитие — органическая, углеводородная — с демонстрацией многообразных Видов.
— Богатая планетка, — заметил кто-то. — Да это ж целая природная лаборатория! Неужели там столько… всего?
— На Земле в настоящий момент обитает более восьми миллионов Видов, — почему-то с гордостью заметил Натэн.
— Именно это многообразие и заинтересовало наших учёных, досточтимый профессор? — спросила Танита. — Поэтому туда летит наша экспедиция?
— И не только поэтому, — ответил тот.
— А причём тут Протея? И что там за цивилизации? Их несколько? А кого тогда досрочно приняли? Ведь земляне не входят в КС?
— Не входят. И вряд ли скоро войдут, — сказал профессор.
— Тогда почему к этой планете такое внимание? Кого приняли?
— Кто был принят, тех уже нет. Давайте-ка заглянем в прошлое этой планеты, и вы поймёте — почему иттянам приходится помнить о Протее уже шестьсот тысяч витков.
— А я о ней не помню! — сказала Мэла.
— Так ты и не иттянка! — тихо хихикнул Сэмэл. Мэла в ответ показала ему кулак.
— Можно подумать — ты иттянин! — мстительно шепнула она. — В отличие от меня, ты о Протее даже и не слышал, хотя и первый студент курса! — съязвила она, разглядывая очередные виды планеты. — Ох, ничего себе! Красота-то какая! А вот и моря-океаны! Вдали от суши всё выглядит почти как на Итте! Только вместо белого неба и голубого Фоона на голубом небе светит их жёлтое… как его? А, Солнце!
— Но если нам, иттянам, так надо помнить о Протее, тогда почему же информация о ней закрыта? Это не логично! — обиженно спросил Сэмэл. Кажется, слова Мэлы задели его гордость отличника.
— Доступ к информации о Протее-Земле ограничен узким кругом специалистов, — ответил профессор. — Это лишь те, кто ведёт работу с этой планетой — учёные, занятые её проблемами, Космические Службы, осуществляющие туда рейсы, а также руководство Итты и КСЦ, контролирующие выполнение программы «Итта-Протея-Земля». Почему так сложилось? Чтобы понять это, давайте заглянем немного назад, во времена, когда эта планета ещё называлась Протеей. Вот такой она была около шестисот тысяч витков назад, — сказал он, демонстрируя новые виды, таблицы и графики.
Мэла даже не охнула, упорно запоминая всё увиденное. Чего не сделаешь, ради того, чтобы открыть перед сном новый роман?
— Протея тогда была покрыта единым Океаном, — пояснял профессор Натэн, — который населяли гидробионты: планктон, нектон, бентос. То есть, если проще — моллюски, скаты, рыбы, ракообразные, планктон и так далее. Под водой произрастали гидрофиты — микроорганизмы и водоросли. Лишь кое-где имелись небольшие островки суши, являясь приютом для небольшого числа амфибий и птиц, которые особой роли в формировании биосферы Протеи не играли.
— Но кто же её называл Протеей? — спросила Танита.
— Это протейцы, представители очень развитой цивилизации, основанной разумным Видом осьминогов, — ответил Натэн, показывая некие подводные сооружения, очень похожие на иттянские. И моллюсков, тысячи моллюсков…
— Они такие, как мы? — удивилась Мэла.
— Да, протейцы были очень похожи на нас. Они были представлены двумя расами, это панинцы — большие серые моллюски, и коричневые танинцы — гораздо меньшие по размеру. Цивилизация, соответственно, делилось на два государства — Панину и Танину.
— Какие они милые! — отозвался кто-то.
— Этот, вертлявый — прям копия моей сестры! — приостановил кто-то кадр.
— А тот, серый — похож на моего школьного учителя! Такой же брудастый и суровый, — весело заметил кто-то.
— Будто наши родственнички! — загомонили все. — Протейцы — это звучит гордо! Почти как — иттейцы!
— Звучало, — поправил их Сэмэл. — Судя по всему, с Протеей тоже случилась беда и Земля — это уже не их угодье.
— Увы! — развёл руками профессор.
А Лана сидела не жива, не мертва, не веря своим глазам. Она видела… множество Серых Гигантов. И один из них — или кто-то очень похожий — учил её в Ночь Полнотуния древнему Танцу Силы! Неужели он был панинцем с Протеи? Она видела привидение?
— Да, это очень редкий случай идентичности Видов, — заметил Натэн, — существующих в далёких уголках вселенной.
— Да уж! — отозвался кто-то. — С нами лишь отдалённо схожи моллюски с Буниаэлы.
— Но их руки расположены на теле отдельно от ног, которых всего четыре. И помимо того буниаэльцы — позвоночные, — возразил другой. — Они больше похожи на гоминидов, чем на моллюсков, хоть и обитают в воде.
— Есть и ещё моллюски: госики — медузоны. И разумные актинии с Пуэнты.
— Да-да, но они тоже лишь отдалённо похожи на нас, — проговорила Танита. — Не то, что протейцы…
— Это нас и подвело, — вздохнул Натэн, демонстрируя протейские города расположенные как на дне океана — танинские, так и под поверхностью почвы — панинские. А также — высокоразвитую промышленность, транспорт, энергетику, космические корабли и порты. — Взгляните — насколько высоко была развита их цивилизация.
— Почему — нас? — удивился Сэмэл.
— Я бы там пожила! — заявила Мэла. — Жаль, что слегка опоздала.
— Причём, вполне сошла бы за свою, — отозвался кто-то из рядов. — Даже мулляжирование не потребовалось бы.
— Кроме, конечно, расцветки, — возразил другой. — Мэла любит лиловое и голубое. А они — явные консерваторы и ортодоксы. Только серые все или коричневые. Скукота!
— Однообразные расцветки были протейцев вызваны почитанием признаков только своей расы, — пояснил профессор. — Что должно было насторожить. Однако ускользнуло от внимания.
— Опять — были? — грустно вздохнула Лана. — Протейцы погибли как юкайцы и свэмцы?
— Да. Это случилось вскоре после того, как они были приняты в КСЦ. Но планета, к счастью, уцелела.
— Но почему? Что произошло? — спросила Танита. — Они не соответствовали Нормам? Их БВЛ страдал дефицитом?
— К сожалению, да. Нельзя было доверить СЗ и торопить развитие, это погубило протейцев. — И Натэн показал кадры, на которых планета озарилась яркой вспышкой, погрузившись затем в облако пепла.
— О, нет! — вскричала Лана, вообразив, как в этом огне пылает её друг — мудрый Серый Гигант. — Этого не может быть!
Все удивлённо обернулись в её сторону? А Мэла — которую, из-за опасения быть высмеянной, Лана так и не посвятила в историю о Сером Гиганте — даже толкнула её в плечо. Мол, хватит, подруга, привлекать к себе внимание! Все и так знают, какая ты у нас сердобольная.
— Но это случилось! И в результате этой катастрофы погибло около девяноста восьми процентов существ, населяющих планету. Как видите — досрочный приём в КСЦ — это недопустимо. И как гласит основное Правило СНиПа: «Лучше не принять совершенного, чем, приняв недостойного, погубить его».
— Согласен, что либеральничать с недозрелыми цивилизациями недопустимо. Теперь мне это ясно, как день. Но, досточтимый профессор, объясните — почему же мы, иттяне, должны особо помнить эту трагедию?
— Потому что именно мы ходатайствовали о досрочном приёме протейцев и даже поручились за них перед Советом КСЦ, — пояснил профессор. — Следовательно, это мы и виноваты в их гибели. Может быть они, если б мы не вмешались, сами постепенно избавились от своих недостатков. И вступили бы в КС позже, избежав, таким образом, гибели.
— Как это — мы? — зашумела аудитория. — Ведь иттяне выше волн океана превозносят все эти Заповеди и СНиПы! А «Шлем Морифея» считают лучшим мировым достижением!
— Потому что очень поумнели с тех пор, — вздохнул профессор. — К тому же, соблюдение всех требований СНиПа и ЭСЗ при приёме кандидатов в те времена не всегда соблюдались и Комиссией и членами Совета. Ведь совершенных цивилизаций было так мало! Но нас, иттян, это совершенно не оправдывает! Понимание того, что при приёме цивилизаций нельзя поддаваться симпатиям, пришло только после трагедий с такими, как Юкая, Протея и Свэми. Сверх Знания это ведь не только благо, но и испытание. И даже наказание — за беспечность. Для протейцев оно оказалось смертельным.
Дорогие мои! — Оглядел аудиторию Натэн. — Не сочтите меня за ретрограда. Но здесь мы с вами ещё можем спорить. Сомневаться. Искать другие пути. Пытаться что-то покритиковать или изменить. Это тренирует мозг и умение выстраивать доводы. А также это — свойство молодых и неравнодушных: стремиться к переменам и бороться с консерватизмом. Но это допустимо лишь в стенах учебного заведения. Здесь мы пока не ошибаемся, здесь мы учимся. И не беда, если иногда слишком увлекаемся слегка утопическими идеями. Ведь наша задача — понять свою ответственность за принятые решения. И что в некоторых вопросах надо полагаться не на эмоции, а на опыт предыдущих поколений. Тех КаЭСовцев, которые уже шли по этому пути до вас, и поняли, как горько принимать поспешные решения и совершать непоправимые ошибки. Ощутите эту горечь в своих сердцах! О протейцах, их утраченном совершенстве, о несбывшемся, о непоправимом. И, выйдя за стены университета, будьте мудры! Не повторяйте этих ошибок! Последствия их ужасают и не поддаются никакой оценке!
— Да, досточтимый профессор! — грустно отозвалась Лана. — Мы всё поняли: Кодекс, ЗоН, Заповеди и СниП — основа основ. Они не подлежат пересмотру, ни при каких обстоятельствах!
— Я уже так полюбила протейцев! — чуть не плача, сказала Мэла. — И буду всегда о них помнить!
— Мы скорбим о безвременно ушедших наших братьях! — отозвались в рядах.
— Я рад, что вы меня поняли, — удовлетворённо кивнул профессор. — А сейчас, друзья, давайте отдохнём, — предложил он, как всегда опередив сигнал зуммера. И сошёл с кафедры.
* * *
Через некоторое время аудитория почти вся опустела — народ побежал в буфет или выбрался на балкон — освежиться. Казалось, всех угнетала сама атмосфера аудитории, насыщенная трагедией Протеи. Лишь несколько моллюсков, в том числе и Лана с Мэлой, остались сидеть на местах. Да Сэмэл поодаль всё ещё упорно листал свой библ.
— Ойё-моё! — сердито воскликнула Мэла, оборачиваясь к подруге. — Мне ещё никогда не было так грустно! Бедные протейцы! И чего им не хватало? Зачем они зафинтили свою планету в облака?
— Твой вопрос не имеет смысла, — пожала плечами Лана. — Не зачем, а — почему. Потому что при дефиците Любви конфликты всегда выливаются в хорошую драку. ИСВ только так умеет решать спорные вопросы. И предпочитает, чтобы противник улетел в облака. Он не признаёт полумер.
— Ну, наконец-то, я слышу слова разумной особи, а не романтические бре… гм, извини — мечтания! — заметил Сэмэл, отрываясь от библа. — Жаль протейцев, конечно. Но я думаю, что случившееся с ними было предопределено. Тем, хотя бы, что условия приёма в КСЦ были ещё чётко не сформированы и допускались послабления. Будь иначе, никакие ходатайства за собратьев не помогли бы.
— Что бы мы ни говорили, это уже ничего не меняет, — вздохнула Лана. — Надо намотать на ус и действительно свято чтить Заповеди и СниП. Только вот… — задумалась она.
— Что? — спросил Сэмэл.
— Ты веришь в привидения? — шепнула ему на ухо Лана.
— А я всё равно слышала! — усмехнулась Мэла. — Неужели к тебе явился дух протейца? И приказал тебе закрыть все ШкоСи пока не поздно?
— Типа того, — вздохнула Лана. Она так и знала, что Мэла поднимет её на смех.
— В привидения? — задумался Сэмэл. — Есть разные теории на этот счёт. Например — что это энергетический отпечаток астрального тела умершего…
— И оно может с тобой говорить? — спросила Лана.
— Да что случилось? — не выдержала Мэла. — Мне кажется, тебя уже пора отвести к психиатру. Ты переутомилась.
— Смотря, что оно тебе говорит, — задумался неисправимый теоретик Сэмэл. — Ведь это может быть и твоё подсознание.
— Ага, проявился твой таинственный ИСВ в маске! — хихикнула Мэла. — Надеюсь, он не подговаривал тебя устроить из нашего Океана небольшой костерок с фейерверком?
— Да ну вас! — отмахнулась Лана.
И даже отсела от них подальше — чтобы не мешали думать. О Сером Гиганте, вдруг вновь явившемся к ней уже в образе протейца. Бред какой-то! Но как Лана не пыталась, она не могла собрать эту странную головоломку воедино. Если это был погибший панинец, то, как его астральное тело достигло Итты? Или для астрального тела нет расстояний? То, что его, кроме неё, никто не видел, делало эту версию наиболее жизнеспособной. Хотя — ха! — как же может быть жизнеспособным привидение? Но откуда астральный протеец, живший сотни тысяч лет назад, знает правила иттянского Танца? Может это и правда была лишь шутка её подсознания, вдруг неожиданно напомнившего то, что она когда-то слышала? Но почему оно приняло именно форму серого панинца? Причём в точности повторив все его параметры. Ведь Лана никогда раньше не видела протейцев, даже во сне. А наяву — информация о Протее была строго засекречена. Что ещё? Нет, больше ничего толкового ей в голову не приходило. Хотя и то, что уже пришло, толковым назвать сложно.
Тут прозвучал сигнал зуммера, который слегка опередил профессор Натэн, и аудитория заполнилась слушателями. Лекция продолжилась.
— Досточтимый профессор! А что именно случилось на Протее? — сходу спросила его Танита.
— И что за недочёты были у протейцев? — спросила Лана.
— О том, как и почему случилась сама трагедия, нам почти ничего не известно, — развёл руками профессор. — Ведь на Протее погибли все, в том числе и наши представители, помогающие осуществлять реформы. Известен лишь примерный эквивалент энергии взрыва — он идентичен той сверх энергии, которой в тот момент обладала вся цивилизация. Есть лишь предположения.
Впрочем, давайте я вкратце расскажу вам, как развивались события на Протее. А выводы делайте сами.
Встреча с Протеей
Около шестисот тысяч витков назад у корабля КоСлИс — Космических Служб Исследований, произошёл сбой навигационной системы и в результате он оказался в весьма отдалённой галактике Млечный Путь. Тогда из-за несовершенства космического оборудования подобные казусы случались нередко. Корабль, для ремонта, причалил к небольшому спутнику, который кружил вокруг планетки класса А — ну, все параметры Протеи вы уже знаете. И экипаж вскоре обнаружил на ней высокоразвитую цивилизацию головоногих моллюсков. Ну и закрутилось.
Была приглашена Комиссия. Протейцы прошли тестирование почти идеально. За исключением пары недочётов. Например — небольшое несоответствие одиннадцатой Заповеди. Кто её напомнит? — обратился Натэн к аудитории.
— Я могу! — вызвалась Танита и процитировала: «Счастлив тот, кто посвятил жизнь свою совершенствованию Духа, а не запросам тела. Поскольку стремится к совершенству Творца и совершенство Творца живёт в нём. Творец Вселенных превыше всего».
— Ну и ещё нелады с тринадцатой Заповедью, — заметил Натэн, взглянув на Лану. — О чём она, Лаонэла?
— «Счастлив достигнувший мирности Духа, и мир Творца будет с ним. Творец Вселенных превыше всего», — ответила она.
— Не понимаю, досточтимый Натэн. Судя по всему, с другими Видами эко сферы, как и между самими танинцами и панинцами, там была полная идиллия, — заметил Сэмэл. — Так в чём же заключались нарушения тринадцатой Заповеди?
— Во-первых, это само существование на планете двух государств, — ответил профессор. — Единому Виду, избавившемуся от влияния ИСВ и проповедующему БВЛ, не нужны разделяющие границы.
— Ну да, сложно назвать миром лишь отсутствие войны, если при этом границы на замке. А что было не так с одиннадцатой Заповедью? — спросил Сэмэл. — Они слишком любили себя и не чтили Творца?
— С этим всё в порядке. Дело опять, казалось бы, в мелочи. Протейцы всё ещё увлекались пропагандой идеального тела, что характерно лишь для идущих по пути Эволюции Вида. Они с пафосом и гордостью проводили конкурсы красоты и спортивные состязания. Но всегда отдельно — панинские и танинские.
— Но что в этом плохого? — удивился кто-то.
— Хотя бы то, что эталоны красоты и параметры идеального тела у панинцев и танинцев заметно отличались. А это благоприятная почва для… ревности и насмешек, — говорил профессор, демонстрируя аудитории протейские шоу и состязания. — Это не сочетается с БВЛ. Да и вообще — неэтично создавать у других комплекс неполноценности, соревнуясь в размере клюва или форме щупалец, навязывая недостижимые стандарты. Ведь если цель Эволюции — совершенный Дух, а не форма тела. О чём это говорит? — спросил профессор.
— О задержке в ЭВ.
— Именно! Ведь что дала нам Природа, то дал и Творец. Мы знаем, что у входящих в КСЦ Видов внешность весьма и весьма разнообразна. И кто должен стать их культовой моделью? Гоминид? Членистоногое? А может — перепончатокрылое? Мы все дети Творца, создавшего нас такими разными, но объединёнными Его Любовью. А внешность важна лишь для идущих по пути ЭВ.
— Но, досточтимый профессор! — обратилась Мэла. — У нас тоже часто проводятся конкурсы — математиков, физиков и так далее. А также — соискателей на преподавательские должности и ответственные посты в администрациях. Это тоже основание для конкуренции и зависти. И нарушение каких-то там Заповедей?
— О, нет! — улыбнулся Натэн. — Цель интеллектуальных конкурсов — не возвеличивание победителей, хотя и это не возбраняется, а стремление к совершенствованию своих знаний. А также — к отбору достойного наставника и руководителя. То есть — они способствуют прогрессу и максимальной пользе обществу. А если победителю кто-то и завидует — что ж, пусть развивает свой интеллект. Общество от этого только выиграет. А какая польза обществу от многочасовых выматывающих тренировок спортсменов или
многократных операций по совершенствованию внешнего вида участниц конкурсов красоты? Ведь их тела со временем увядают, а жизнь проходит зря. Телом надо заниматься с целью сохранения его здоровья и способности без помех вести по пути Эволюции к совершенству Духа. Молодая цивилизация, конечно, может ещё играть в эти детские игрушки, важные для ИСВ и Видового отбора, но для развитых цивилизаций важны совсем другие ориентиры и приоритеты.
— Верно, — кивнула Мэла. — Внешняя красота, как и физическая сила, приятна для глаз и привлекательна для противоположного пола, срабатывая на уровне инстинкта. Но для совершенной Души стандарты совсем другие — духовные, основанные не на внешних параметрах.
— И во все времена достойна восхищения красота Природы, существующей в рамках физической вселенной. По замыслу Творца, её цель — учить совершенству, идущих по пути Эволюции Вида и Духа, — заметила Танита.
— А для тех, кто идёт по пути ЭД, главное — достичь БВЛ. Она превыше всего. Как и Творец Вселенных, — сказала Мэла. — И неважно — в каком теле эта Любовь обитает.
— Ну, Мэла, не ожидал! Уважуха! Махрово! — похлопал ей Сэмэл.
— Комиссия была в сомнении. Ну, два государства ещё можно слить в одно. Учитывая многовитковое сотрудничество панинцев и танинцев в области космоса, экологии, совместные проекты по освоению близлежащих планет, это не вызвало бы осложнений. Но конкурсы и состязания… «Шлема Морифея» у нас в то время ещё не изобрели, но, судя по ним, и так было ясно, что с ИСВ протейцы ещё не расстались. И он мог сыграть с ними нехорошую шутку. И, видно, так и случилось. Комиссия склонялась к решению — дать протейцам отсрочку. Но тут не вовремя вмешались мы. Совет Итты обратился в Совет КСЦ и поручился, что иттяне окажут протейцам помощь в исправлении недочётов. И ходатайствовал о досрочном приёме.
— Почему они так поступили? — спросила Мэла.
— Их, как и вас, впечатлило наше сходство с протейцами, — ответил Натэн. — Нас охватило чувство — обратите внимание на это слово — чувство — солидарности с родственным Видом. Ох уж эта внешность! Опять шалости ИСВ? — покачал головой профессор. — Действительно во Вселенной очень мало цивилизаций, основанных разумными головоногими. И иттяне хотели обрести… друзей. Вопрос — зачем? В Сообществе все друзья — и моллюски, и рептилии, и членистоногие, и чешуекрылые, и паукообразные. В общем, на нашу беду, Совет КС уступил нам и незрелая протейская цивилизация вошла в состав Сообщества. Ей был открыт доступ к СЗ. Далее вы знаете.
— И вскоре Протея погибла?
— Нет, какое-то время мы, иттяне, совместно с протейцами проводили реформы. Правительства Панины и Танины преобразовали в ЕПП — Единое Правительство Паниты, так теперь называлось государство протейцев. Куда отбирали согласно конкурсу и строгому тестированию. Пограничные и военные ведомства Панины и Танины перепрофилировали в КосСлПан — Космические Службы Паниты. В школах и вузах Паниты ввели дисциплины, способствующие скорейшему усвоению Сверх Знаний и равное обучение обеим языкам, — рассказывал Натэн, демонстрируя аудитории эти преобразования. — С нашей помощью был создан КоФлПан — современный космический флот Паниты, способный совершать сверхдальние перелёты, возведены станции, сублимирующие сверх-энергии. Ну и так далее. Конечно, всё это было непросто. Общество перестраивалось, стереотипы рушились, рамки раздвигались. И на этом фоне, очевидно, проявился дефицит БВЛ, спровоцировав некий конфликт. Возможно — из-за расовых трений, недовольства высших чинов, получивших отставку. Причиной могло стать что угодно.
В общем, в результате применения сверх энергий, мантия планеты сдвинулась, повсеместно проснулись вулканы, океан взлетел в стратосферу, возникли гигантские цунами. Почти всё живое на Протее погибло. Когда всё стихло, там наступила планетарная зима.
И аудитория увидела то, что осталось от некогда прекрасной планеты и супер-развитой цивилизации — тьма, холод, бескрайние ледники и безжизненная снежная пустыня…
— Для Сообщества, а особенно для иттян, это стало полной неожиданностью и трагедией. Совет Итты обратился к Иерархам КСЦ с просьбой — назначить их кураторами, ответственными за дальнейшую судьбу Протеи. Однако, во избежание негативного воздействия на дух нашей цивилизации и учитывая впечатлительную и мнительную натуру моллюсков, информацию о происшедшем решили оставить в тайне. И уже несколько сотен тысяч витков эту миссию несут только те, кто непосредственно участвует в проекте «Итта-Протея-Земля». И с тех пор нет более строгих членов Приёмной Комиссии и Исследователей Космоса, открывающих новых миров, чем мы, иттяне.
Слушая этот рассказ, Лана всё ниже опускала голову. Если б она знала о Протее раньше… Но ей и вправду казалось, что отстающих можно подтянуть и всему ускоренно научить. Может и можно, но не всех. Да и незачем. Пусть всё идёт, как идёт, и пусть будет, что будет. ИСВ, который помогает выжить Виду на ранних этапах Эволюции, иногда проникает и далее, в почти совершенное сознание, заставляя совершать аморальные поступки. Нельзя давать ему играть в смертельные игры со Сверх Знаниями.
— Что это значит — быть ответственными за судьбу Протеи? — спросила Танита. — А как же ЗоН?
После Протеи
— ЗоН соблюдается нами неукоснительно, — ответил Натэн. — Мы лишь Наблюдатели, хотя это дело СНС — Специальных Наблюдательных Служб. Они контролируют открытые цивилизации, периодически тестируя их, и кое в чём подправляя. Но ЗоН касается лишь судеб цивилизаций. А мы очень долгое время посещали почти мёртвую планету, лишь помогая ей выжить. Например — восстановили стабильность мантии и полюсов, очистили на Протее атмосферу, создав условия для восстановления благоприятного для биологической жизни климата. Но это процесс не быстрый. Однако через сотню тысяч витков мы с радостью обнаружили, что на планете активно начала возрождаться жизнь. Практически там произошёл полный абиогенез — зарождение её заново.
Далее было ещё несколько цивилизаций, но, по разным причинам они тоже погибли. Но сейчас не о них речь. Сегодня на планете, после протейской, существует уже пятая цивилизация. И она пока стабильна, хотя и далека от совершенства.
— Пятая? Но как же случилось, что и им мы не помогли? — Натэн выразительно и молча посмотрел на неё. — Впрочем, извините, я всё понимаю. ЗоН. И пусть всё идёт, как идёт?
— Именно так.
— У нас есть на этой планете наблюдательные базы? — спросила Мэла.
— Есть. Но с некоторых пор, по причине секретности нашей миссии, базы на Земле законсервированы. Теперь мы посещаем их лишь иногда, по особой необходимости, доверив надзор автоматике. А основные наблюдательные пункты перенесены на спутник — Луну. Там построен и подземный город — Луноон, в котором наши экспедиции бывают через каждые восемь витков или четыреста земных лет. В промежутках наблюдение за Землёй ведёт автоматика, периодически отсылающая на Итту отчёты. С их помощью составляются прогнозы и разрабатываются проекты — помощи, координации и прочие.
— Для чего всё это? — удивился кто-то. — Ведь вмешиваться в дела цивилизаций на Земле мы не можем.
— Зато, в рамках программы: «Итта-Протея-Земля» и по согласованию с Советом КСЦ, мы периодически корректируем природные процессы на планете и корректируем экологические сбои.
— А что там теперь за цивилизация? — поинтересовалась Мэла.
— Гоминиды! — заявил Сэмэл. — Помнишь, доктор Донэл показывал нам Сфинкса и рассказывал об обитателях земли — двуногих позвоночных гоминидов, устроивших вокруг него мемориал?
— А, точно! — хлопнула себя по макушке Мэла. — Я пока ещё не связываю воедино Протею и Землю! Надо же — сухопутные и примитивные позвоночные там, где некогда были восхитительные подводные города великолепных протейцев!
А Лана вздохнула — какое-то время она всё ещё надеялась, что Серый Гигант живёт на Земле. И он не привидение, явившееся с канувшей в огненный вихрь Протеи.
— И там теперь нет головоногих моллюсков? — спросила она.
— Почему? Сколько угодно! Моллюски встречаются на Земле почти повсеместно — в морских и пресных водах, на суше, в океанах — до максимальных глубин, в горах — до линии вечных снегов. Нет моллюсков только в песчаных пустынях. Сейчас на земном шаре обитает не менее 130 тысяч видов моллюсков. Они делятся на семь классов: брюхоногие, моноплакофоры, панцирные, желобобрюхие, двустворчатые, лопатоногие и головоногие. Но моллюски уже не создают цивилизаций.
Последняя, пятая цивилизация основана на Земле гоминидами — позвоночными прямоходящими двуногими существами, — показал он им эту особь. — Знакомьтесь: человек разумный — Homo sapiens, Вид рода — Люди — Homo из семейства гоминид в отряде приматов. Ныне главенствующий представитель наземно-воздушных обитателей этой планеты. Именно человек и дал планете последнее наименование — Земля. И выглядит она уже совсем иначе, — сказал Натэн, демонстрируя современные кадры. — Протея, на языке протейцев, означала: планета-океан. А Земля, значит — твердь, почва, основание. И это справедливо. Как видите, теперь в безбрежном океане на планете появились обширные участки суши — пять больших материков. На них и возникла эта цивилизация. Хотя надо отметить, что жизнь на планете сегодня распространена повсеместно во всех четырёх природных стихиях: в воздухе, воде, почве и в наземно-воздушной среде, — напомнил профессор. И теперь уже всем было понятно, почему он так гордится многообразием Видов на этой планете. Ведь иттяне в немалой мере способствовали восстановлению жизни на ней. — И особую роль в создании благоприятных условий на планете теперь играет атмосфера, а не вода. Привожу сводки, таблицы и сравнительные графики, подтверждающие это, — заметил профессор, демонстрируя их. — Насытившись азотом, кислородом, озоном и другими газами, атмосфера этой планеты достигла высоты семисот и даже тысячи километров от поверхности почвы, являясь источником дыхания и обменных процессов для всего живого. Как, впрочем, и неживого. Она — реактор для формирования воздушных потоков и климата планеты. А также — отличный защитный экран — от метеоритов, жёсткого излучения, солнечного ультрафиолета и проникновения космического холода. В Протее роль такого щита выполняла толща воды, а её атмосфера была на много беднее. Но когда жизнь вышла на сушу, умная планета перестроилась и создала для неё прекрасные условия.
— Да, очень красивая природа: леса, горы, реки, цветы, разнообразные плоды, — заметила Мэла. — И какие там яркие краски! Но всё же Протея мне нравилась больше. Она была так похожа на Итту! И жили там такие же, как мы, головоногие моллюски — обитатели вод, а не суши, так иссушающей нашу кожу.
— Не зацикливайся на внешности, дорогая! — посоветовал ей Сэмэл. — Надо любить всех и всё! Обитателей суши особенно — им так трудно выживать без воды. Им приходится носить её внутри и постоянно восполнять. Иногда они даже умирают от жажды.
— Ужас! Замолчи! — ответила Мэла. — Я всё равно поеду туда в отпуск! Когда он у меня будет.
— Но всё же — почему программа «Итта-Протея-Земля» так законспирирована? — поинтересовалась Танита. — Ведь мы наблюдаем за Землёй уже шестьсот тысяч… .сколько это на земные годы? А многие о ней и не знают.
— Это по земным меркам — тридцать миллионов лет, — отозвался профессор. — Повторяю — Совету не хотелось травмировать мнительных иттян, которые могли утратить веру в себя. Поэтому на всю информацию о Протее наложен код секретности. Специалисты и учёные, которые занимаются этой программой, конечно, по мере сил и возможностей стараются её выполнять тайно. И пока это удавалось. Не подведите и вы. — Студенты переглянулись и, по серьёзности их лиц, профессор понял — они действительно не подведут. — Вот и чудненько. Хочу вас порадовать — за прошедшие после этой катастрофы витки иттяне полностью реабилитировали себя, — заметил Натэн. — Нами были открыты и рекомендованы для вступления в КС ещё тридцать две цивилизации и с ними всё благополучно.
— Не понимаю… — протянула Танита. — Чего добились те, кто уничтожил Протею?
— Любое убийство бессмысленно, — сказал Сэмэл. — Остаётся надеяться, что цивилизация землян будет разумнее.
— Увы, тенденции и этой человеческой цивилизации неутешительны, — сказал профессор.
— Жаль! Неплохая планетка! — вздохнула Мэла. — Я-то хотела там побывать.
— И не только ты! — кивнул профессор. — На Земле проводят отпуск многие представители Космического Сообщества. Инкогнито, конечно — под видом каких-нибудь местных существ. Выбор для мулляжирования очень велик. Взгляните!
И перед взором студентов вновь появились картины природы с самыми разнообразными животными, птицами и рыбами, населяющими Землю. А также — таблицы и сводки, отображающие межгалактический туризм.
— Роскошно! — вздохнула Мэла. — Я бы выбрала для мулляжирования вон того, полосатенького, — продемонстрировала она тигра. — Хотя я не очень люблю эту мерзкую программу по смене внешности, — добавила она. — Мне моя нравится, я же не трансфил какой-нибудь. Или вон того можно: с рогами во рту и большими ушами. Он такой неуклюжий и милый! — показала она слона.
— Ага! Губчато! Милашка! — восхитилась аудитория.
А кто-то заявил:
— А я бы хотел полетать. — И показал величественного аиста.
— Вы не сильно увлекайтесь мулляжированием! — посмеиваясь, предостерёг их Сэмэл, листая библ. — А то вот, согласно статистике, некоторые туристы так зачаровываются земной жизнью, что, заигравшись, не хотят оттуда возвращаться. Их увлекают непривычные ощущения, необычные приключения и новые друзья. А что ж — никто и не возражает. Свобода воли. Хотя, конечно, жаль, что все СЗ и сверх способности у них при этом обнуляются. Дух Планеты сам нивелирует чужаков, которые надолго задержались.
— А почему же моллюски не создали вновь цивилизацию на Земле? Ведь их там так много, — продолжала выспрашивать Мэла.
— Хотя некоторых из головоногих моллюсков, например — спрутов и кальмаров, я бы поместил на шкале разумности лишь чуть ниже человека, но их совершенный многоуровневый ум, считывающий энергии планеты, слишком подавлен происшедшей на Протее катастрофой. Информация о ней внедрилась в их ДНК. И на нынешнем этапе Эволюции спруты предпочитают жить поодиночке. А цивилизацию, как известно, в одиночку не создашь, — заметил профессор Натэн. — Мало того — продлив род, осьминоги, например, вскоре умирают.
— Почему?
— Они прекращают есть, поскольку, помня ту катастрофу и опасности мира, в котором придётся жить их детям, впадают в депрессию. Как известно — все осьминоги ранимы и впечатлительны.
— А люди знают, что спруты и моллюски разумны? — спросили в аудитории.
— Они с удовольствием едят их мясо, считая его изысканным лакомством. А кого интересует интеллект еды, если им управляет ИСВ? — пожал плечами профессор. — Хотя некоторые земные головоногие могли бы поменяться с человеком местами, став главенствующим Видом. Но, как я уже говорил, они считают, что всякая цивилизация обречена на вымирание. Гибель протейцев глубоко внедрилось в их подсознание.
— Это наверняка можно было бы исправить с помощью генной инженерии, — заявил Сэмэл. — Ведь генетика восстанавливает любые функции организма и убирает из памяти блоки. Жаль что Кодекс — с большой буквы, само собой — и ЗоН не позволяют вмешиваться в такие дела на Земле. Даже если это наши ближайшие родственники — «низзя!».
— Ты угадал, — улыбнулся профессор Натэн. — Выбор каждого принадлежит только ему.
— А какие ещё Виды на Земле имеют развитый интеллект? — спросила Танита.
— О, их немало, этих запасных вариантов Эволюции — киты, дельфины, слоны, некоторые домашние животные, достигшие неплохого уровня. Например — кошки, собаки и даже свиньи, являющиеся основным источником питания человека, — ответил профессор, демонстрируя новые кадры.
— Они их тоже едят? — ужаснулся кто-то.
— Да, человек до сих пор хищник. И это ещё раз подтверждает, насколько глубоко в нём засел ИСВ. Люди сейчас много говорят об иных разумных существах, но ищут их только в космосе, не зная, что уже давно вступили с ними в контакт на Земле. В основном пока — вкусовой, — усмехнулся профессор. — Ведь космос практически заселён однотипными Видами, находящимися на разных ступенях Эволюции. Но они этого не знают. Или не хотят знать.
— По-моему, некоторых из земных Видов я видела у нас в вольерах зоо-парка космо-порта Осны, — заметила Мэла. — Наша семья иногда посещает его. Мама считает, что знакомство с обитателями других миров полезно и познавательно.
— Это не удивительно. Ведь некоторые Виды на Земле находятся на грани вымирания, — кивнул профессор. — Их вывозят в целях сохранения. Ведь на этой планете случалось немало природных катастроф, из-за которых погибали цивилизации и животный мир, да и её экология сейчас не в лучшем состоянии. К тому же неограниченный промысловый лов, а также варварская рыбалка и охота, являющихся для людей развлечением, быстро сокращают численность животных на планете.
— Похоже, эти гоминиды не умнее протейцев, — решила Мэла. — К тому же у них так мало мозга…
— Я бы так не акцентировался на размере мозга, — возразил Сэмэл. — Ведь что такое ум? Чистый расчёт. Вся беда в том, что в своём развитии ум людей опередил сердце. То есть — оно всё ещё не вмещает БВЛ.
— Да. Тот, кто способен со-переживать беззащитным существам, не станет решать разногласия с помощью взрывов. Ведь при этом гибнут и правые, и виноватые.
— Невиновны все, даже те, кто взрывает, — задумчиво возразил Сэмэл. — Это ИСВ делает человека жестоким и отнимает у него разум. Надо просто не давать им в руки то, что взрывается. Как детям.
— Но у землян уже есть, что взрывать — у них даже имеется атомное оружие, — заметил Натэн.
— Атомное? Но кто им позволил? — вскричали слушатели.
— Они сами. Их мозг мал, но очень изобретателен, — развёл руками профессор. — Взгляните, как много средств для убийства себе подобных ими создано.
И аудитория увидела невероятное количество накопленного оружия: ракеты и снаряды, пушки, танки, военные корабли и самолёты, а кроме того — химическое, биологическое и даже климатическое оружие.
— Ужас! Бедная планета! Что с ней будет? — расстроилась Танита. — Они хоть не понимают, как это опасно?
— Пока не очень, судя по увеличению на планете числа атомных боеголовок.
— Дикари, — заметил кто-то.
— А вот это — неправильно! — строго сказал профессор. — Относиться к представителям иных цивилизаций надо корректно. Каждый, кто проходит трудный путь Эволюции, заслуживает уважения. Независимо от того, на каком её этапе он находится, и с каким успехом его проходит.
— Извиняюсь. Был не прав! — отозвался проштрафившийся студент.
— А что ждёт те земные Виды, которые вывезены? — спросил кто-то.
— Их, как и многих других, расселят на подходящие планеты и дадут возможность продолжить Эволюцию. Нами были вывезены и спасены даже давно исчезнувшие на Земле реликты — динозавры, мамонты, саблезубые хищники. И сейчас они прекрасно себя чувствуют. А некоторые, например — земные питекантропы и гигантские морские черепахи уже создали свои цивилизации. Особенно интересных результатов достигли йети — человекообразные гиганты-гоминиды. Они — один из немногих Видов в КС, освоили прямую межгалактическую телепортацию через кротовые дыры, не используя при этом никакие технические приспособления. И, говорят, даже посещают свою далёкую прародину-Землю, пытаясь ей помочь — через силы Природы, которыми научились управлять. Ведь требования ЗоНа на них не распространяются, поскольку йети родом с Земли. Но это очень опасная миссия — люди настроены к ним недоброжелательно, пытаясь убить или пленить. Как диковинных зверей.
— И как же они защищаются? Неужели нанося людям вред?
— О, нет! Согласно Кодексу КС йети, с помощью телепатии, внушают преследователям сильнейший ужас и омерзение. Или, если ситуация критическая — мгновенно телепортируются. А иногда — безо всякого мулляжирования — меняют свою внешность, адаптируясь под окружающий ландшафт, — рассказывал профессор, демонстрируя эти удивительные кадры. — У них повсюду во вселенной и на Земле есть свои порталы и тайные тоннели, но люди об этом не догадываются.
— Ух! Неужели их порталы это просто соединённые вершины нескольких деревьев? — восхитился Сэмэл. — Виртуозы! Нам для этого нужны целые установки и энергетические врата.
— Йети подобны духам природы и она им помогает, — улыбнулся Натэн.
— И столь удивительные создания чуть не исчезли на Земле? Почему?
— ИСВ. В древности человек охотился на них, считая конкурентами. Они же были очень миролюбивы и почти не сопротивлялись им, пытаясь телепатически войти в контакт. В результате их остались единицы.
— Человек? Расскажите нам о нём подробнее, досточтимый профессор, — попросила Лана. — Почему он ведёт себя так… странно? Учитывая технический уровень человеческой цивилизации, это некая аномалия.
— Да, так и есть, — согласился профессор. — Как мы уже говорили — не всегда высокий уровень технического развития цивилизации является показателем её совершенства. Напомните, какой показатель самый важный?
— Уровень БВЛ, — ответили ему.
— А человек — что? Он убивает! И не только живых существ, годящихся для еды, но и себе подобных! — ответил Натэн. — Что говорит о… ну, кто продолжит?
— О дефиците БВЛ, — сказала Мэла. — Но почему?
— Да, это очень странно, — проговорил Сэмэл, листая библ. — У человека двойная мораль. Да что там — полное её отсутствие! С одной стороны, мол — убивать нехорошо, преступно. Но если это нужно и выгодно определённым социальным слоям, то это даже является геройством, достойным почёта и наград. Самые великие люди у землян это завоеватели, которым удалось погубить целые народы. Не врачи, нашедшие спасительные вакцины, или учёные, ускорившие прогресс, а монстры-погубители, которые не щадили никого. О них, восхищаясь и стремясь повторить их деяния, люди помнят тысячи витков. Вот некоторые: Тэмуджин Чингис-хан, Тамерлан, Александр Македонский, Карл Великий — Великий, заметьте — Наполеон Бонапарт. Что может быть ужаснее и отвратительнее? Правда, есть один погубитель народов — Адольф Гитлер, которого все, даже его собственный народ, прокляли. Может, поумнели?
— Это вряд ли, — заметил Натэн. — И на это оптимистической ноте мы и закончим нашу беседу. Чудесных вам озарений! Успехов на пути знаний.
И тут прозвучал зуммер.
Оглавление
Часть 1
Древняя традиция
Подруги
Ожидание
Танец со Скалой
Серый гигант
Танец с Донэлом Пиуни
Дружба — не любовь
Познакомились
Оуэн и Луна
Ловцы
Часть 2
Буфет
Натан Бишоп
Заповеди совершенства
Подтянуть цивилизацию
Исключённые цивилизации
Инстинкт Самосохранения Вида
Шлем Морифея
Перерыв
Магические фокусы
Новое, но старое
Лекция Донэла
Малышка Моэмы
Странники Моэмы
Часть 3
Голос
Два философа
Планы
Оо-но-тэн
Госики-медузоны и азалии
Любовь без границ
Любовь безгранична
Душа
Юрий и Оуэн
Сидящий в пифосе
Часть 4
Человек без примет
Дома
Задание
Отступления от норм
Не навреди
Объект «пятьдесят восемь»
Громовы
У Кости
Суперприбор
Объект «Ю»
Итта-Протея-Земля
Встреча с Протеей
После Протеи
