Счастливое число Кошкиной (СИ) [Лана Муар] (fb2) читать онлайн

1. Трямс, здрасьте

Издав чавкающе-шипяще-булькающее предупреждение, лейка душа выплюнула последние капли воды и плевать хотела на мои мольбы, угрозы и даже удары по кафельной стене. Не сжалилась, не разродилась даже самым жалким напором, оставляя меня стоять в ванной в том самом промежутке процесса мытья, когда вроде как пора смывать пену.

— МА! — крикнула в пустоту квартиры, кое-как смахнув ползущую в глаза пену и уже не стесняясь выматерилась в голос, услышав лишь тарахтение холодильника на кухне.

Надежда, что родительница ещё не свинтила к своим подружкам и сможет дозвониться до аварийки или куда там обычно звонят, испарилась теми самыми каплями, которые с шипением исчезают, попав на раскаленную сковороду, и я, оставляя на полу шлепки пены, поскакала в комнату за телефоном.

— Лялька, у вас вода есть? — выпалила в трубку мобильного, пропуская приветствие — Лялечка не обидится и у меня тут вселенский кошмар как бы, — и после утвердительного ответа выдохнула с облегчением в телефон. — Открывай!

Тех секунд, которые потратила, чтобы цапнуть халат, обмотаться полотенцем и проскакать по площадке, стуча зубами — водичка у нас и так шла еле теплая, а в подъезде температура давно как на улице, потому что стекла вышибли ещё летом, — должно было с лихвой хватить всему управляющему составу управляйки, забивавшей болт на жалобы жильцов по поводу стояков и напора воды. Обматерила всех и каждого по самую тыковку, нажелала им чирьев на все места, куда только можно. Только залетев в уютную прихожую квартиры напротив, разом обо всем забыла. Ноздри защекотало витающими и очень вкусными ароматами домашней еды, а слух порадовал звук включенного Люлькой душа. Да-да. Люлькой. Лялечка всеми правдами и неправдами пыталась затолкать младшего брата в комнату, а он, жердина та ещё, упирался как мог. Ещё и присвистнул — где нахватался? — по своему оценив мое появление в его родных хоромах:

— Да ладно!? Лялька, отвали! Это мое желание сбылось! — поднырнув под руку сестры, попытался цапнуть край моего полотенца и зашипел, огребая вполне заслуженный подзатыльник. Сперва от меня, а потом и от Ляли. — Я зря что ли давился этой жженой бумагой, когда девушку себе загадывал?

— Обломишься, Сморчок Серый! — я показала язык подростку и закрылась в ванной комнате, подальше от его эротических фантазий с моим участием.

Встала под упругие горячие струи и застонала от блаженства. Шикарнейший, практически с массажным эффектом, напор в любое время суток — вот о чем давно забыли и даже мечтать не мечтали жильцы правой половины шестнадцати подъездного дома, разделенного двумя управляйками ровно по стояку идущему в нашей с мамой квартире. И не живи мы с Корюшкиными на одной площадке, куковать мне в пене до второго пришествия. Такой вот трубоводный пердимонокль.

Вдоволь наплескавшись на неделю вперёд, я выплыла из ванной счастливая, будто не душ принимала, а миллионы, свои миллионы, пересчитывала. Поправила тюрбан полотенца на голове, запахнулась в мумию, потуже затянула пояс на халате и пошла на аромат кофе, который Серёжка варил мастерски. Взяла поданную им кружку и показала кукиш на предложение встречаться. Сморчок в свои четырнадцать хоть и оставался ребенком, уже возомнил себя взрослым и вместо того, чтобы кадрить одноклассниц, замахнулся на девушек постарше. Видите ли ему с ними интереснее, а с малолетками — сам-то не малолетка? — поговорить не о чем. Ага. Знаем мы его интерес и единственную тему для разговоров. То полотенце сорвать пытается, когда я примерно так же как сегодня влетала домыться, то заглянуть в разрез блузки. Вымахал лбина под два метра, а в тыковке ни капли уважения к той, кто с ним в песочнице куличики лепил. Одни гормоны. Если бы не дружила с Лялькой и Люлькой, давно прибила, но окинув критичным взглядом тощего скелетину, расценившего мое внимание опять же по своему, передумала казнить и скривилась демонстрации намеков на бицуху:

— Не светит, Сморчок, — отрицательно помотала головой и повторила это движение на просьбу показать татуировку. — Обломись и сдрисни!

— Гелька, ну хотя бы кусочек покажь. Ну Гель! Жалко что ли? — взмолился Серёжка. — Я ж тебе кофе сварил…

— И что? — резонно заметила я. — В интернете татух хоть усмотрись.

— А мне твоя нравится. И там такой не было. Я гуглил.

— Угу. Знаю я что ты там гуглишь и на что пялишься, — сделала глоточек, жмурясь от вселенского счастья, а когда открыла глаза, увидела рядом с блюдцем свою любимую шоколадку — и вот когда успел подложить? Покачала головой со вздохом и оттянула край воротника, обнажая шею и дорожку следов от кошачьих лапок, идущую вдоль позвоночника. — Смотри уже, онанист.

— Круть!

Правда счастье Сережки оказалось скоротечным и попытка борзануть закончилась так и не начавшись. Лялька с Люлькой синхронно припечатали брательника по ладоням, в одной из которых сам собой материализовался телефон с запущенным приложением камеры.

— А ну брысь, глиста, если не хочешь узнать, что отец с тобой сделает, когда я ему расскажу по каким сайтам ты шарахаешься! — Люлька зыркнула на младшего Корюшкина снизу вверх и для пущего эффекта позвала старшего. — Паааа!

— Только попробуй! — пригрозил Серёжка, но сквозанул с кухни раньше, чем на ней материализуется не меньшая по росту фигура.

Правда дядя Игорь, в отличие от своего сына, был ого-го каким. Даром что работал физруком в школе. Мощный, рельефный, ни капельки лишнего жирка — все на своих местах и в объемах, на которые слюни пускало все женское население, начиная от одноклассниц Сморчка и заканчивая бабульками во дворе, ежедневно прожигающих взглядами старшего Корюшкина, вышедшего на свою неизменную утреннюю разминку. Дождь, ветер, мороз — без разницы. Не мужчина, а мечта. Только сколько бы ни пробовали увести эту мечту из семьи, ни у кого не получилось. Любовь у дяди Игоря с тетей Леной — мурашки по шее и спине бегут. Посмотришь, как они разговаривают и друг на друга смотрят, и всё. Финиш. Такую же хочется. Ну или хотя бы в половину такую. Чтобы и мурлыкать, и фырчать, и диваны в труху. Не то, что у моих родителей. Гавкали друг на друга, сколько под одной крышей жили, разбежались и дальше гавкаются, хотя вроде как уже и не за чем.

— Ну? — спросила Ляля, закрывая дверь на кухню. — Мы идём?

— А Фил будет? — вдогонку поинтересовалась Люля.

— Идём, не будет, — ответила обеим подругам, распечатывая шоколадку, и вместе с ними вздохнула. — Ну глупо же было надеяться. И Клейстер сказал, что там без вариантов.

— И все равно, Фил — моя ван лавочка! — Лялька подперла подбородок кулачком и приобняла Люльку, собирающуюся разреветься. — Не реви, Юлька.

— Не буду, — тряхнула головой Люля, а через мгновение захлюпала носом. — Ну почему-у-у-у? Мы же его так люби-и-им. Он же такой классны-ы-ы-ый!

И вот с этим мы трое, а ещё и несколько десятков тысяч других девчонок, вряд ли могли поспорить. Ну как можно не влюбиться в парня, когда от одного только взгляда его серых глаз сердечко срывалось вскачь, а если ещё включить и послушать песни, которые он писал… Полнейший финиш и сердечный раздербай во всех смыслах. Особенно, если ты лучше других знаешь, что ни мне, ни Ляльке, ни Люльке, ни какой-либо другой фанатке ничегошеньки не светит — Фил улетел отдыхать со своей девушкой. И как показывает практика и фотографии, которые мы втроём нарыли в соцсетях, подвинуть Маргариту у нас не получится. Вот и остаётся, что лить слезы и думать, как быть — то ли радоваться, что у Фила любовь любовная, то ли рвать душу и сердце, что эта любовь не ты. И даже не Лялька. И не Люлька. Мы бы как-нибудь договорились.

С Люлькиной подачи захлюпала Ляля, а за ней уже и я. Даже любимый "Кит-кат", которым пытался подкупить меня Сморчок, не смог подсластить эту горькую и обидную пилюлю. Лялька включила на телефоне последние песни, Люля притащила планшет со всеми фотографиями Фила… Уревелись втроём до красных глаз и появления на кухне дяди Игоря, а потом и вовсе завыли в голос — Корюшкин старший отобрал и телефоны, и планшет, буркнув, что мы занимаемся фигнёй вместо того, чтобы идти оторываться в клуб, как планировали.

"Feelings" — единственный, вне зависимости от того сколько их было разбросано по городу, клуб, который существовал для фанатов и особенно фанаток Фила. Место притягивало. Даже тех, кто в принципе не слушал рэп — все же клуб с первого дня своей работы запулил такую планку по крутости, что остальным нечего было ему противопоставить. Оно появилось немногим раньше, чем Фил выпустил свой первый трек в сеть, а после того, как догадливые совместили обложку с фотографией вывески и саму вывеску, превратилось в место паломничества. А когда мы узнали, что клуб ещё и обитель кумира, а потом и увидели его самого среди посетителей… О-о-о… Нас уже ничего не могло остановить. Даже стоимость входного билета не отпугивала от того, чтобы при первом удобном случае рвануть в "Feelings" на пару часов. Ни нас, ни других фанаток. Но только у нас троих был доступ к сокровищу, узнай о существовании которого остальные, поубивали бы и нас и друг друга — секретный чат с пиар менеджером Фила, Клейстером. В него-то я и отправила сообщение, что мы с девчонками приехали и стоим у входа в клуб. Пока ждали, когда нам махнет охранник, поржали над мелюзгой, решившей размалеваться под взрослых и наивно полагающих так просочиться внутрь клуба, потрещали с девчонками, состоящими в фан-группе и договорились с ними устроить какой-нибудь флешмоб при первом удобном случае, а после короткого свиста поскакали к дверям, на ходу разворачивая паспорта, чтобы секьюрити убедился в том, что пропускает действительно Кошкину и двух Корюшкиных.

— Не бузить, ясно? — уже не в первый раз, как бестолковкам, повторил бугай, открывая дверь в святая святых.

— О-о-о!!!

Кто бы со стороны посмотрел, сказали бы, что мы три идиотки, но разве можно удержаться, если из колонок на танцполе звучал ремикс на последний хит Фила, где текст закрученный Мистиком в запредельный по скорости речитатив, едва успевал отпечатываться в сознании. И такого варианта этой песни у нас не было.

Лялька с визгами рванула на этаж танцпола упрашивать Мистика скинуть ей запись, Люлька не долго думая полетела за сводной сестрой, чтобы та не отчеблучила что-нибудь дикое, а я сперва шагнула за ними, но, глянув на часы, пошла к чил-аут зоне, где договорились встретиться с Клейстером. Сфотографировала вечно забронированный столик за бархатными канатами на возвышении в ВИП-зоне и дернулась от сдавленного смешка, раздавшегося чуть не в самое ухо:

— Гелька, ты сколько его фоткать собралась? — Макс, тот самый Клейстер, которого ждала, толкнул меня в спину, обхватив одной рукой за талию. Подвёл вплотную к канатам и показал на центральное место. — Вот тут он сидит.

— Очуметь!

От близости к святому месту у меня затряслись руки, а перед глазами возникла виденная уже картинка — Фил, сидит на этом самом диванчике, неторопливо затягивается сигаретой и выпускает дым через нос.

— Очуме-е-еть!!!

— Да ладно? — парень снял один крючок со столбика и приглашающе повел ладонью. — Плюхайся. Перетереть вопросик надо.

— Глыть… Э-э-э… Да?

— А близняшки где?

— Там, — махнула я в сторону танцпола, опускаясь с опаской на край диванчика. — И они не близняшки. Сводные сестры, — поправила Клейстера, не сразу догадавшись, что он шутит.

— Ха-ха-ха! Гелька, выдохни уже, это просто диван! — захохотал Макс, щёлкнул пальцами свободному официанту и спросил. — Чё пить будешь? И сестричек зови. Им тоже в тему будет.

— Ага! Да! Сейчас! — закивала, давя на иконку дозвона, выбрав Люльку. — Люля! Давай вниз!

— Чего!? Не слышу нифига!

— Вниз идите! — проорала я, безуспешно силясь перекричать гремящую в динамике музыку. — Фил!

Кодовое и волшебное слово сработало на раз-два. Вызов сбросился, и уже через пару минут около столика застыли двумя статуями Корюшкины с открытыми в изумлении ртами.

— Это… это же… — первой отмерла Лялька, с жадностью смотря на диванчик, меня на нем и три бокала с бутылкой шампанского. — Люля, я сейчас кончу! Ущипни.

— Потом, — захохотал Макс, кивая щипающим друг друга девчонкам садиться. — Разговор к вам есть.

— Ага… Да… Глыть… — синхронно повторили они, аккуратно протискиваясь между столом и диванчиком, стараясь не касаться того места, которое было обозначено Клейстером едва ли не святыней. — О-о-о!

Хлопнула пробка, по тонким стенкам бокалов поползли первые пузырьки, а мы, ну три дуры одним словом, не нашли ничего лучшего, как сделать селфи. Такого у нас ещё тоже не было.

— Алло, гараж, — хохотнул Макс. — Завязывайте. Ещё не хватало после вас обивку менять.

2. Тарелочный фреш, девочки!

Я уж не знаю каким чудом утром смогла оторвать свое тельце от дивана с первыми трелями будильника, дотащить его до "Прованса", в котором работала посудомойкой, и не опоздать. Не самая престижная работа для кого-либо. Но потерять единственную, где не требовалось диплома и при этом неплохо так платили, чтобы потом снова зависеть от мамы и ее настроения, мотивировало очень сильно. Тем более, в ресторане можно было прихватить смену-другую официанткой, а это уже чаевые. Иногда очень щедрые. Шик же! Правда, предложи мне кто сегодня подмениться, не согласилась бы и сама доплатила. Халява, в виде свалившегося шампанского под переговоры, а потом и вторая бутылка, для закрепления хорошего настроения и договоренностей, в купе с пустым желудком сыграли со мной злую шутку. Да, признаюсь, напилась я до состояния еле ползающего поросёнка, и выключилась где-то в промежутке между Лялькиным предложением пойти танцевать и Люлькиным: "Ляля, вызывай такси!" Наверное, именно прозвучавшие буквы слова "такси" и стали тем самым воспоминанием, после которого организм решил, что на сегодня ему эмоций с перебором, и резко перешёл в состояние анабиоза. Выключилась я по щелчку, а вот проснулась вроде как тоже по щелчку, но с такой гудящей головой, что минут двадцать не могла понять как попала к Корюшкиным, почему рядом с диванчиком надувной матрас с дрыхнущим без задних ног Сморчком и куда делась память, где уже давно пора высечь прописную истину о моей непереносимости шампанского и последствиях его распития. Такой вот прикол — два глоточка я ещё нормально переношу, но стоит добавить поверх хоть каплю и все — утро и половина следующего дня с треском внутри черепушки обеспечены. И ведь как назло никакие таблетки не помогали. Хотя я очень надеялась и до победного верила в силу "Нурофена", принесённого Лялькой. Лучшайшие подруги на то и лучшайшие, чтобы сперва и в огонь, и в воду, и в медные трубы, а потом думать зачем нам все это было нужно, если можно обойтись и без таких последствий.

Я ещё раз зареклась пить шампанское. Домыла очередную гору тарелок. Подняла гудящую голову и чуть не разревелась — слева стояла точная копия той, которую только-только отправила в полоскание, и ещё Павел Николаевич. Его Императорское Величество "Прованса". Хотя по должности — старший менеджер. И это Угребище с маниакальной фобией и паникой на каждую пылинку протянуло свою длань — чтоб она у тебя отсохла! — к намытым тарелкам. Выбрало одну из середины и принялось изучать на наличие тех самых пылинок, растягивая процесс до неприличия и мешая мне слинять на перекур. И вот что-то мне подсказывает, что гаденькая улыбочка на его роже возникла ни разу не просто так. А через секунду прочувствовала каждой клеточкой и без того раскалывающегося мозга, насколько омерзительным и болезненным бывает простейшее движение — Павел Николаевич изволил провести пальцем по мокрой тарелке, а та издала такой звук, что все мое нутро сжалось в одну точку и заныло.

— Как праздники, Ангелина?

Чего? Какие, блин, праздники? Я сдохну сейчас!

Сдохнуть не получилось, но и выдавить улыбку тоже. Вернув тарелку обратно, их Скотинейшенство решило не останавливаться и пытать до победного. Теперь уже бокалом.

Уй, твою ж, свинота-а-а-а!

Если бы не шапочка, под которую я убирала дреды, стояла бы сейчас с торчащими из головы палками — волосы дыбом вставали от "поющего" бокала. И после такого издевательства в меня даже силой не получится залить ни глотка шампанского. Даже за миллион. Который Павел Николаевич не предложил, но включил заслуженного инквизитора всея Европы — вернул бокал и вцепился уже в блюдо.

— Неплохо, Павел Николаевич! — выпалила я, уже догадываясь, что пищать и скрипеть посудой это чудовище будет до посинения. Естественно, моего. — Пришла домой после смены и спать легла.

— Да? — спросил, а сам с издёвкой решил своим "отрубитеемуктонибудьпалец" повозюкать по фарфору. — Даже не отмечала? И с друзьями не собиралась?

— Нет! Устала очень.

Да что ж ты творишь-то… Уй-й-й… Два-то раза зачем проверять? Два? Ага. Три не хочешь, Ангелина?

— Перемой, — смилостивились их Дотошность, булькнуло блюдо в раковину и, показав на ещё одну принесенную гору посуды, постучало пальцем по запястью с часами. — Пошевеливайся!

Нет, я конечно понимаю, что праздники и "будьте добры" только для посетителей ресторана, а у его работников — работа и старший менеджер смены чуть не бог… Но так-то зачем? Ладно бы я косячила и била посуду. Видит же, Глистогонка подлизная, что мне плохо. Очки ж ещё носит, без диоптрий к слову. Были бы силы и куда уйти, треснула этим самым блюдом по башке и перчатки в усы сутенерские до полноты картины бросила. Таракан-орденоносец тапком не додавленый!

Да сам шеф Искаев над своими подчинёнными так не глумится. А он Шеф! Орет, конечно, за дело, но чтобы издеваться только потому, что может себе это позволить? Да ни в жисть. А этому Таракану Николаевичу будто медом намазано везде крутиться и скрипеть своей культяпкой. Ещё и платочком “испачканный” измеритель микробов протер…

Курить от такой “справедливости” захотелось в разы сильнее, а к двум горам посуды добавилось ещё с десять тарелок. Ненавижу шампанское! Ненавижу!

Через два часа я все же умудрилась выскочить на перекур. Взглядом спросила у зашедшего Влада, официанта, что там на поле боя в зале, увидела три пальца — считай три столика, — и кивнула на служебную дверь, спрашивая ждать его или нет. И хотя парень в ответ пожал плечами, решила не торопиться. Поставила отмокать новую партию тарелок, прополоскала на второй раз уже намытое и перегрузила в сушилку, чтобы уж наверняка отпали претензии. Только-только стянула и повесила перчатки, и здрасьте-спасибо. Принесло ведь снова на мою больную голову.

— Ангелина, а… — начал, а сам глазками своими поверх очков шкрябает.

Так и подмывало ответить "бэ", но сдержалась. На столешнице, куда составляли грязную посуду — ни тарелочки, в полоскательной раковине тоже, сушилочка сушит, отсчитывая таймером время до окончания. В "грязную" его Усатость не полезет — побрезгует. А сквозь пену при всем желании ничего не рассмотришь. Я ж щедрая и бабахнула в нее столько моющего средства, будто знала куда его Докопательность заглянет.

— Павел Николаевич, разрешите я на десять минуточек отойду?

Спросила — аж самой тошно как заискивающе прозвучало, а сама глазками ему хлопаю — ну дура дурой. Умел бы Таракан Николаевич мысли читать, позеленел от того, что в его адрес крутила. Я уж про себя так разошлась, что асфальтоукладочный каток надувным шариком покажется. Но это же мысли. И вслух я их не сказала, а попросила. И вежливо даже. На всякий пожарный снова ресничками хлопнула и смотрю — ну вот любовь у меня прямо вселенская к мазохизму и к Павлу Николаевичу особенная. Люблюнькаю, сил нет как. И усишки эти. И даже очочки — такие модненькие. Лет триста назад были. А уж платочек из кармашка торчащий так вообще — мой фетиш. Гы-гы-гы!!!

— Десять минут? — переспросил, сам себе кивнул — ну Царь во дворце до холопки снизойти решил. Только этим кивком мне выделил в два раза меньше времени. — Пять. Полный зал гостей, а ты, Ангелина… Могла бы и бросить курить, если дорожишь работой.

Еще как дорожу. Так дорожу, что раз за смену под руководством Таракана выскочить на улицу уже счастье.

— Бросаю, Павел Николаевич. Плавненько, — и хлоп-хлоп глазками. Я ж такая идиотка, а вы Императорство на меня время свое тратите.

— Оттягивание неизбежного только добавляет мучений, — решил сумничать Владыка. Очки свои стянул и платочком стерильным протер. Ну профессор. Нет, академик! — Если решила бросать, то бросать стоит резко.

— Хорошо, Павел Николаевич. Спасибо за совет. Я попробую обязательно.

Ответила, а сама бочком, бочком к служебной раздевалке за курткой. И глазками ему для поддержания идиотства хлоп-хлоп, чтобы Тараканище это Экспертное не передумало. Дверь за собой закрыла и выдохнула. Тоже мне Специалист нашелся по всем вопросам, блин. От чистоты тарелок до борьбы с вредными привычками. Хоть бы раз попробовал на своей шкуре как это его "резко" по нервам шарахает. Если бы я и решила бросать, то с таким же успехом могла сразу заявление на увольнение писать — к концу смены ни одной живой тарелки не нашли бы, а Таракана Экспертовича на органы расчекрыжила. Вот кого не тронула бы — Владку, Ростика, тоже официанта, Леночку-сушефа пальцем не задела бы и Искаева. Он крутой повар. И покормит всегда, если за старшего не Таракан. А вот остальных и бухгалтершу особенно без сожалений в расход пустила бы — любит наша Белла Антоновна мозг пропесочить перед тем как ведомость на подпись дать. И волосы-то у меня сосульки для вшей, и нос только коровы прокалывают… С ее слов я чуть не шлюха приблудная — с моей фамилией, Кошкина, так точно шалава, а она — сама невинность. Нафталинка заплесневелая. У-у-у! Вот доведут, специально курить брошу. Резко! И узнают все как Таракан с Нафталинкой у холодильников "организационные вопросы" решают. Чуть в голос не хохотала, когда они вопросы своих органов утрясти не могли. Может, стоило подсказать? Мне же не жалко, а эта парочка, глядишь, и подобрела бы. Всё ж после секса порцию гормончиков радости получили оба.

Сунув руки в рукава пуховика, попыталась представить себе стыковку Таракана и орбитальной станции Нафталин… и сорвалась в хохот. Невпихуемость полнейшая. Вот совсем. И по росту и по весу. Я даже про шапку забыла — так увлеклась прокручиванием вариантов, — и на улице пришла к единственному решению, которое вряд ли понравится заинтересованным сторонам. Без сотни другой умников из Центра управления полетами никак не получится состыковать шлюз Нафталинки и то, что в него пытался пристроить Таракан.

Невпихуемость. Абсолютная.

За те пять минут, которые мне щедро выделили, я успела выкурить сигарету и немного поболтать со старшим братом. Узнала как там мои проглотики-племяшки и Леська, пообещала заскочить на днях в гости и побежала обратно к своим тарелкам. Дюшка когда-то тоже работал в “Провансе” и застал пришествие Тараканыча — от Андрюшки и прицепилась кличка к Николаевичу. Правда братик с ним долго не смог проработать. Цепляло его Святейшество за каждый чих, может, похлеще меня. А окончательно рассобачились из-за того, что одна подвыпившая девушка полезла к Дюшке обниматься и он ей отказал. Вежливо и тактично — братик у меня умеет, — объяснил, что ресторан — это про еду, а не про публичный дом. На что эта овца закатила истерику. Ну Тараканыч тут и выскочил конфликт улаживать — его смена была, — и со своим “клиент всегда прав” в приказном порядке потребовал обнять пьяньку. Дюша и обнял. Но Тараканыча. В морду. И в этот же вечер до кучи свалил из дома. Пришел с Леськой, чтобы познакомить ее с мамой, а она выоралась, будто не сын с девушкой пришли, а папка любовницу привел и сказал, что она будет жить с нами. Дюшка вытерпел минуту и пошел паковать вещи в сумку. Скидал свои пожитки, ключи от квартиры на тумбочку в коридоре выложил и махнул на прощание мне одной.

До возвращения к своим тарелкам глянула на страничку фан-группы, которую создали с Лялькой и Люлькой, отстрочила комментарий к новому посту с тем самым ремиксом, который Улька-Ляля вчера выпросила у Мистика и на правах одного из трёх администраторов написала новый — про флешмоб. Зря что ли мы фанатки? Не успела куртку снять, а вопросов, сердечек и радостных визгов в комментариях насыпало под две сотни — вот она настоящая любовь к кумиру. Закрепила свой комментарий, что подробную информацию распишу вечером, и дописала:

"Всем откликнувшимся поцелуйчики! Девчонки, вы лучшие!"

3. Разделяй и властвуй

Сидя на полу перед диваном, откидываюсь лопатками на его край и скрещиваю ноги по-турецки, медленно массируя трещащие виски. Голова снова гудит, но уже не от выпитого шампанского — отпустило ещё неделю назад, а от осознания того на что мы с Корюшкиными подписались. Прикольная идея Клейстера так грамотно упала на озвученное перед дверями клуба предложение устроить флешмоб, что три идиотки согласились раньше, чем дослушали до конца. Ещё и в группе растрещали до того, как обсудили все на трезвую голову. Сидим вот теперь на коврике и чешем тыковки, ощущая великолепие свалившейся на наши плечи ответственности. Порознь и одновременно с этим вместе.

— Ляль? — спрашиваю Ульку и вздыхаю ее взметнувшимся вверх плечам. — Люль? — Юлька под копирку повторяет движение сестры. — За-ши-бись…

Выдохнув и без того понятное описание нашего состояния, со стоном запрокидываю голову назад и, ни к кому конкретно не обращаясь, тяну:

— И как мы всех проконтролируем, а? Там же не все адекватные будут.

— Не все. И никак.

Лялька, вздохнув, пристраивается справа, Люлька слева. Обе роняют макушки на диван и ещё раз синхронно вздыхают. Вот закрой глаза на то, что они не похожи от слова совсем, и ведут они себя как самые близнецовые близнецы. Такие вот внутренние сестры-близняшки. Только у Люли мама не тетя Лена, а у Ляли папа не дядя Игорь. И лишь Сморчок может похвастаться тем, что в нем есть гены обоих старших Корюшкиных, а не по половинке.

— Может, обратно отыграем как-нибудь?

Ляля и сама прекрасно понимает, что ничего уже не отыграется и машина фанатского движения раскрутилась на полную катушку гораздо быстрее, чем можно было открутить все назад, но не озвучить вопрос не смогла. Как и я, удержать пальцы, когда печатала пост в группе. К вечеру от количества комментариев под ним рябило в глазах, и все как один захлебывались от счастья оказаться внутри такой движухи. На следующий день их стало ещё больше, а потом случился эпикфейл — особо настырные принялись написывать нам в личные сообщения. У меня телефон глюкнул от количества уведомлений о непрочитанных. Набрали, блин, одной записью такую армию, что можно войну ближайшему торговому центру объявлять, а как ею управлять не знаем. Вот только и войны никак не надо. Надо все наоборот. Очень мирно и культурно. Хорошо хоть догадались посмотреть скинутые Клейстером записи. Правда на три раза пересматривать пришлось. Сперва, потому что фыркали на пафосность и блеск ювелирки на шее и пальцах какой-то жалкой пародии Фила. Потом на свиту этой пародии, и лишь в конце допенькали, что смотрим не туда. Чернокожий рэппер мог из кожи лезть, но в подметки не годился нашему кумиру! Фил, если его и видели на улице, не пыжил и не увешивался золотом и платиной, как новогодняя ёлка. Не прятался за толпой охраны и ездил на "Патрике". Сам, а не с водителем на длиннющем лимузине. А этот его плащ? А ботинки? А взгляд из-под капюшона, скрывающего лицо? У-у-у-у! Ванлавочка наша скромняшная. И мы, три дуры, его подставим? Не! Не бывать этому!

— Думаем, девчонки.

— Ага.

И ведь честно полчаса думали. До того, как не заурчали желудки, а на часах не пикнуло одиннадцать вечера.

— К нам? — предложила Ляля, и я кивнула.

Все честно. Мы уже совершили налет на наш с мамой холодильник — с обеда голову ломали. Теперь вот пришла очередь проредить похожий, но уже у Корюшкиных. Всегда так делали. Поэтому перебежали по площадке из одной квартиры в другую и оккупировали кухню, выгнав из нее булькающего своей протеиновой болтанкой Сморчка и сопроводив его строенным:

— Брысь, глиста!

Дверь за ним прихлопнули и дружненько настрогали бутербродов. Разлили чай по кружкам и уселись думать снова, посматривая друг на друга каждые десять секунд и пожимая в ответ на вопросительные взгляды плечами. Тупняковый пердимонокль какой-то.

— О, привет нашествию саранчи, — хохотнул на наше заседание дядя Игорь. Утянул один бутерброд с блюда и, откусив от него половину, поинтересовался. — Чего кислые такие? В клуб больше не пускают или парня делите?

— Хуже, пап, — вздохнула Лялька, тряхнув рваной челкой с розовой прядью.

— Девчонку что ли? — не моргнув глазом, спросил Корюшкин-старший и захохотал, когда мы дружно скривили лица. — Уже плюс, — уселся во главе стола, проглотил остатки бутера и нахмурился. — Совет нужен или сами?

— Нужен, пап, — кивнула Люля и подскочила наливать отцу чай, параллельно с этим вываливая ему наше проблему вселенского масштаба. Все от и до. Даже про шампанское не умолчала, будто оно имело какое-то значение.

Дядя Игорь лишь крякнул и почесал подбородок. Потом долго ржал над новогодней ёлкой в кольце охраны — мы ж видео показали, — и пару минут хмыкал себе под нос, задумчиво потягивая чай с пятью ложками сахара в нем и шоколадной конфетой вприкуску. А мы втроём сидели мышками, не мешая его мыслительному процессу.

— Армия фанатов, значит, уже собралась? — спросил дядя Игорь, отставляя кружку.

— Ага, — кивнули мы.

— Плакатики и культурная встреча?

— Ага.

— Ох, узнаю, что вы там отчудили что-нибудь, всех троих выпорю, — Корюшкин погрозил всем пальцем, не оставив и меня без внимания, и когда мы снова закивали, соглашаясь, продолжил. — Если у вас армия, то и иерархию оттуда берите, — обвел нас, продолжающих смотреть с просьбой продолжать и не томить, вопросительным взглядом и вздохнул. — Ой, блин, молодежь… Как же с вами туго. Эх. Если вы не можете всех контролировать, сделайте так, чтобы эта ваша армия сама себя контролировала. Юлька на себя пятерых возьмёт, Улька пятерку и ты, Гелька. Разделяйте и властвуйте, — развел руками, словно очевидное сказал, и заулыбался.

— Пап, так это всего восемнадцать человек, — быстро посчитала Ляля. И огорчённо вздохнула — А у нас уже больше пятисот.

— И что? — искренне удивился дядя Игорь. — Я вам инструмент и принцип действия дал? Дал. Шурупьте извилинами теперь, генеральши.

И мы зашурупили, складывая один и один и отнимая от пятисот восемнадцать. Минут пять старательно шурупили, шушукаясь и поглядывая на давящегося в кулак Корюшкина, и в итоге ни до чего не дошурупились. Не наш конек эта арифметика. Особенно применительно к управлению толпами и армией в частности.

— М-да… — протянул дядя Игорь. — Двойка каждой за догадливость, — покачал головой и смилостивился. — Вы смотрите за пятерыми, они в свою очередь, каждый, тоже отвечают за пять человек, те снова за пять. И так до самого конца. Вы — генералы, у вас полковники, у них майоры, у них капитаны, лейтенанты и дальше по нисходящей. Ферштейн? — посмотрел на наши падающие вниз челюсти и хлопнул себя ладонью по лбу. — Ой, мать, народили тугодумок… Листочек дайте, нарисую, если на пальцах не понимаете.

Люлька мигом слетала до комнаты за своим блокнотом и ручкой, подсунула его отцу, а он начал чертить какие-то точки, линии, под ними снова точки и линии — ну вылитая ёлка получилась. Звёздочки только не хватает.

— Внимательно смотрим на эти точки, — тоном учителя класса для умственно отсталых произнес Корюшкин-старший, обводя ручкой три верхние. — Это вы. Линии — те пятеро счастливчиков, которых вы контролируете. Они тоже контролируют пятерых… — ведя по изображению все ниже и ниже, поднял на нас взгляд и спросил. — Теперь понятно?

— Ага! — радостно протянули мы в ответ.

— Тогда с вас ещё один бутерброд, кружка чая и помытая посуда. Выполнять!

— Есть!

Ух, вот знала, что дяде Игорю не за красивые глаза каждый год грамоты в школе давали!

Наш генеральский состав, окрылённый и воодушевленный открытыми ему принципами военной иерархии, сразу же переместился обратно ко мне в квартиру. А что? Мама до утра на инвентаризации, квартира пустая, и не к Корюшкиным же тащить ночью пятнадцать человек! Почему ночью и зачем нам сдалась такая массовка? Все потому что мы решили не откладывать на завтра то, что должны были сделать ещё неделю назад — бросили клич в группе и первым пятнадцати откликнувшимся на него я отправила в личные сообщения свой адрес. Разделили так сказать.

Лялька с Люлькой захихикали, что у нас намечается настоящий полуночный шабаш, и стали обзванивать все пиццерии города, чтобы узнать где будет самая быстрая доставка — не на голодную же обсуждать важные дела с теми кто после генералов идет? Правда мы не представляли, что подконтрольные нам ведьмочки начнут слетаться раньше, чем привезут пиццу. Первая прилетела уже через пятнадцать минут, следом за ней в дверях приземлилось ещё двое, а там и другие потянулись. И каждая с какой-нибудь вкусняшкой или бутылкой вина в руках. Я только успевала открывать двери и показывать куда проходить, а когда вошла в комнату с привезенными курьерами коробками с угощениями не успела понять в какой момент времени оказалась выдвинутой на должность самой главной и той самой ответственной за все и сразу. Сидящие на полу кружком девчонки вытолкнули меня в центр и разом притихли, а мне стало не по себе от того, что семнадцать человек смотрят на меня, готовые внимать каждому слову. У Ляльки и Люльки и до этого глаза горели, а тут вообще — хоть в пожарную звони. Мало того, что шабаш, так ещё и среди таких же, как мы, самых преданных фанаток. Оглядела я свое притихшее войско и неуверенно пролепетала:

— Девчонки, если мы накосячим, — сглотнула слюну, глянула на подруг, показавших мне большие пальцы, вроде все правильно говорю, и уже уверенно припечатала. — Нас выпорют. Всех.

— Кто? — тихонько спросила одна из прилетевших ведьмочек.

— Наш папа, — с гордостью ответила Лялька.

— Игорь Петрович Корюшкин, — внесла ясность Люля.

— О-о-о, — мечтательно протянуло пятеро или шестеро девчонок с таким блаженным выражением на лице, будто в их фантазиях уже не раз присутствовал дядя Игорь с ремнем в руках.

Что там, в их фантазиях, происходило после порки догадаться никакого труда не составляло.

— Не "о-о-о", — поправила я, — а "ай, ой, Игорь Петрович, пожалуйста, хватит, мы больше не будем!" Дядя Игорь Сморчка за найденный порножурнал так ремнем отфигачил, что тот две недели на жопе сидеть не мог!

Кто такой Сморчок объяснять не стала, но судя по вмиг испарившимся мечтательным улыбкам и не стоило — проняло и явно пересмотревших "50 оттенков серого, и остальных. Только мне этого показалось мало. Протянула ладонь к висящему на стене плакату с Филом и, вздохнув, тихонечко прошептала:

— Нельзя нам нашу Ванлавочку подвести. Ну вообще никак. Мы же его любим.

И знаете на что способны восемнадцать влюбленных в одного кумира фанаток под предводительством троих самых влюбленных? А я вам отвечу — на всё. Развернулись так, как любые другие фан клубы не разворачивались. Чтобы порадовать Ванлавочку, смотрящего из-под капюшона на наше планирование его встречи.

В день "Д" и час "Икс" вся наша братия, хотя правильнее сказать сестрия — девчонок все ж было в разы больше парней, — прибыла в аэропорт. Очень организованно и культурно. Никаких воплей, визгов и прочей дурости, за которые нас могли выпнуть из зала ожидания или, что еще хуже, пришлось бы отвечать Филу. Растеклись вдоль стен небольшими группками — человек по сто в каждой, — и стали ждать, когда объявят о посадке самолета. Опять же максимально спокойно. Чтобы ни у одного работника аэропорта и особенно у его охраны не возникло намека на желание нас вытурить. Мы же ничего страшного, экстраординарного или подозрительного не задумали. Подумаешь приехало неожиданно семьсот человек встречать одного. Вон у стойки целое семейство уточняет время прилета. Тоже ведь встречают. А мы чем хуже? Такие же встречающие. Ну, может, чуть-чуть большей компанией приехали. Совсем чуть-чуть. Но те же плакаты раньше времени разворачивать не собирались. Вот выйдет Фил с самолета, пройдет к лестнице, а тут уже…

Мобильный трямкнул входящим сообщением, и я, прочитав его, заулыбалась панике Клейстера.

Клей: Пожалуйста, постарайтесь без косяков! Охрана уже на ушах стоит.

Отбила ему в ответ, чтобы не переживал, в общий чат встречающих отправила команду готовиться, а сама запоздало задергалась — как все пройдет?

Лялька с Люлькой, стоящие каждая во главе своих отрядов, подняли вверх ладошки с соединенными колечком большим и указательным пальцами. Я, окинув быстрым взглядом моих подопечных, в ответ показала такой же жест и перекрестилась. На всякий случай. Очень хотелось верить в то, что дядя Игорь не зря нам схему-елочку чертил, и мы не накосорезили, когда разбивали на пятерки изъявивших желание встретить кумира. Вот только нет ничего хуже, чем ждать. Хорошо хоть не долго пришлось, а то на нервах сгрызла бы себе ногти.

Кажется, когда Фил вышел на балкон и остановился, откидывая с головы капюшон, время превратилось в резиновое. Я успела воочию представить себе самый худший расклад, в котором кто-то из девчонок сорвется вперед за автографом, а следом понесутся и остальные, но как же иногда приятно ошибаться. Пропустив первую волну прилетевших и оставив для следующих небольшой коридор вдоль стены, наши отряды стеклись в один, заполняя центр зала. Люди, которым было непонятно происходящее, смотрели на нас, не скрывая своего удивления, а мы задрали головы вверх и начали скандировать:

— Фил! Фил! Фил! Фил! Фил!

Сперва негромко, словно боясь, но с каждым следующим повторением все смелее и громче. На пятом девчонки подняли над головами плакаты, на шестом поймала себя на том, что громкость задаю я, а не кто-то другой, на десятом, когда уже начало казаться, что наше приветствие развалит здание аэропорта до самого основания, Фил вскинул вверх сжатый кулак, и мы разом стихли. Сотни глаз прикипели к своему кумиру, сотни сердец билось будто одно, а Фил не опуская руки о чем-то спросил Клейстера. Тот пожал плечами в ответ. Мистик, буквально через несколько секунд, сбросил на пол свой рюкзак и начал отбивать ритм, который мы подхватили не жалея ладоней.

На тех видео, что нам с девчонками прислал Клейстер, чернокожая пародия Фила никогда бы не догадалась сделать ничего подобного. Он просто махнул рукой, кому-то расписался маркером на футболке и уехал в лимузине по своим делам. Но то была пародия, а не наша Ванлавочка. Фил прикрыл глаза, покачивая ладонью, а потом выдал фристайлом ответную благодарность всем нам, приехавшим его встретить. И если до этого момента кто-то еще сомневался в том, что наш кумир лишь кажется простым парнем, чтобы таким образом выделиться среди сотен других рэпперов, то после мало кто смог бы его в этом упрекнуть. И в ответ на вновь вскинутый вверх кулак, мы подняли свои. Жест, ставший коронным для Фила. Жест, как никакой другой, показывавший его отношение к нам и наше к нему.

4. Тикающая бомба

Просыпаюсь до будильника от того, что на меня смотрит мама. Даже не открывая глаз могу сказать, что она стоит в дверях нашей с Дюшкой комнаты, скрестив руки на груди, и молча сверлит мою голову сквозь одеяло и подушку, которой я глушила звуки, проникающие внутрь двушки с картонными стенами. Каждый шаг по лестнице, каждый лязг открывающихся дверей лифта, попав в нашу квартиру, стократно усиливался и не давал спокойно спать. Раньше, когда мы жили вчетвером, так не было. Появилось после того, как ушел папа, и усилилось, когда Дюшка оставил ключи. Будто уходя они забрали с собой ряд кирпичей или слой бетона, и теперь можно услышать даже звук упавшего на лестничную площадку фантика. Тремя этажами ниже. И ещё этот мамин взгляд. Усталый после очередной ночной инвентаризации и злой из-за двух пакетов мусора, которые я собрала, выставила в коридор и забыла, выскочив на работу, на которую нельзя опаздывать.

— Мам, я выкину, — виновато бурчу, а сама завожусь от того, что в последние дни не высыпаюсь и сегодня, видимо, тоже.

Уснуть после такого пробуждения при всем желании не получится. Еще и мама принципиально не ляжет до тех пор, пока два пакета, притулившиеся к обувной полке в коридоре, не исчезнут в мусорном бачке.

— Мам, я же сказала, что выкину!

Повторяю, обреченно вздыхая и поднимаясь с кровати — не отстанет ведь. Сую ноги в тапки и шлепаю в ванную умываться под непрекращающееся немое осуждение в провожающем меня взгляде, которому без разницы одеяло, подушка, стена или дверь — прошибет, не заметив, и будет дальше сверлить голову.

Когда Дюшка жил здесь, было гораздо легче.

Все было совсем по-другому, пока не ушел папа.

И мама тоже была другой. Она не цеплялась к нам с Дюшкой по мелочам, а сейчас пакет с мусором выбешивал ее одним своим присутствием.

— Наведи порядок в своем свинарнике! — первая фраза с утра.

Она прилетает в спину, и я спешу завязать шнурки быстрее, чтобы не выпалить как хочу свинтить куда-нибудь — хоть в комнату общаги, —лишь бы не слышать этого гавканья. Кутаясь в куртку, иду с пакетами на улицу к мусорным бакам, грохаю их внутрь, чувствуя затылком взгляд провожающий этот всплеск.

— Вот накоплю ещё немного и свалю!

Шепчу себе под нос, будто мама может услышать, и топаю обратно, рыча на исчезнувшую из кармана пачку сигарет и зажигалку — снова ползала по карманам и забрала. Не потому, что курить в двадцать нельзя, а потому, что курил папа, и мы с Дюшкой повторяем его привычку. Которая раньше не бесила. Раньше все было совсем по-другому. Сейчас, с каждым новым днем, становится только хуже. И стены в квартире становятся тоньше.

С поганым настроением еду на работу в “Прованс”. С поганым настроением иду переодеваться в подсобку, но там, увидев на крючке вешалки пальто Таракана, оно ухает еще ниже. Сегодня должна была быть смена Ани, второго менеджера, только ее нет. Зато есть Таракан. И один только факт его присутствия, упав на “приятное” утреннее пробуждение и мусорный конфликт, подбешивает раньше, чем увижу гаденькую улыбочку под сутенерскими усишками и не менее гаденький взгляд за стеклами очочков. Спрятав дреды под шапочку, беру перчатки и фартук, топаю к своим раковинам набирать в них воду. Зло плюхаю в левую остатки моющего средства из бутылки и вздрагиваю от неожиданности, когда решаю сходить за новой и выскочив из складского помещения чуть не влетаю в грудь шефа Искаева.

— Ой! Здравствуйте, Владимир Дмитриевич. Извините.

— Привет-привет, ангел Чистоты, — широко улыбаясь, мужчина отходит в сторону, чтобы я могла пройти на свое рабочее место, но посмотрев мне в глаза начинает хмуриться. — Что-то ты сегодня мне не нравишься. Пойдем-ка это исправим.

— Я… Владимир Дмитриевич… Павел Николаевич же…

— Идем-идем, — положив ладони мне на плечи, Искаев разворачивает меня в сторону кухни, мягко подталкивает к дверям в свои владения и кивает на небольшую коробку рядом с ними. — Бахилы надень, грустный Ангел. Сейчас я тебя вылечу.

Сам Искаев переобувается из тапок, в которых ходит исключительно от своего кабинета до кухни, в белые кеды, тщательно моет руки, как хирург перед операцией, и вытирает их бумажным полотенцем. После кивает приветствию сушефов и поваров и показывает мне на столик в углу его царства вкусов:

— Садись.

Только я, как и он, сперва мою руки. Маниакальная мания чистоты у шефа Искаева давно стала одной из его визитных карточек. Но самая главная — вкус его блюд. Даже самая простая яичница превращается в изысканный деликатес, если эту яичницу приготовил Владимир Дмитриевич. И он, обойдя своих подчиненных и проверив каждого, несколько секунд смотрит на меня, чтобы потом щелкнуть пальцами и улыбнуться:

- “Крок-мадам” и… карамельный кофе. Женя!

— Есть карамельный кофе, Шеф! — громко ответил су шеф.

На моих губах появилась невольная улыбка, а Владимир Дмитриевич увидел ее и подмигнул мне:

— Вот так уже гораздо лучше.

И я улыбнулась шире. Ну как можно не улыбаться, когда твое настроение решил поднять ни кто иной, а сам шеф Искаев? Мог ведь пройти мимо или просто что-нибудь сказать, отмахнувшись, но вместо этого привел в свою святая святых и готовит завтрак какой-то посудомойке, будто ему есть дело до ее настроения. Только почему-то верилось, что есть. И даже факт того, что девушка Фила была дочерью Искаева грел душу — у такого отца могла быть только самая лучшая дочь. И представить рядом с Ванлавочкой другую уже сложно. Э-э-эх…

Неисчезающие и возникающие из ниоткуда на столешнице рядом с раковиной горы посуды, суета официантов и мелькающий то тут, то там Тараканище. Полная посадка в “Провансе” не была чем-то из ряда вон выходящим. Скорее наоборот. Ресторан располагался в центре города, в нем работал лучший шеф, официанты обеспечивали лучший сервис, а поставщики привозили свежайшие продукты — залог успеха и достижений каждого из причастных, к коим я естественно причисляла и себя. Хоть и была посудомойкой. Поэтому каждая тарелочка или бокал отмывались мной до скрипа, тщательно выполаскивались в чистой воде и сушились в сушилке, чтобы на поверхностях не осталось даже намека на развод или какой-нибудь микробинки. Перед тем, как на тарелку торжественно возложат мраморную говядину, ее, конечно же, еще раз протрут, только я драила все с такой тщательностью, будто в любой момент в служебное помещение “Прованса” может войти какая-нибудь принцесса или королевна. А у них нюх на плохо вымытое и аллергия на недостаточный блеск у приборов. Как у Таракана Николаевича. И естественно он периодически возникал у раковин, контролируя скорость моей работы и ее качество. Переставлял несколько уже высушеных тарелок или бокалов к грязным с гадкой улыбочкой и испарялся в зале. И ведь не было в этом ничего удивительного. Только сегодня каждая такая перестановка капала на нервы. И больше всего злило, аж до трясучки, когда идеально чистая посуда опускалась не рядом со стопкой, а обязательно в самую жирную тарелку. Потому что ничего ты на это не скажешь — старший менеджер же, и ему виднее как и куда ставить. Молча провожала взглядом, снова мыла, полоскала и сушила, давя растущее, как на дрожжах, желание спросить что именно не так. Но сейчас пикнешь хоть слово и автоматом вылетишь с работы — Тараканыч церемониться не будет. И что потом? А ничего хорошего. После маминого молчаливого фырканья на невынесенный вовремя мусор, мечта свалить и снять себе хоть какой-нибудь угол, где буду сама себе хозяйкой, пустила такие глубокие корни, что я всерьез принялась размышлять о переезде. Благо, что работа позволяла думать о чем угодно, а думалось мне очень плодотворно. В голове сам собой нарисовался список требований, достаточно скромный, и на перекуре, на который Тараканыч меня великодушно отпустил, я полезла гуглить объявления о сдаче жилья в аренду. О покупке квартиры с моей зарплатой речи идти не могло от слова совсем — если уж Дюшка с Лесей ипотеку взяли, то мне-то одной куда?

Вот только и с арендой я такой облом словила, что реветь захотелось. За меблированную и не самую хорошую однушку в жопе мира просили всю мою зарплату и сверху коммуналку, а то, что я хоть как-то могла потянуть, по фотографиям вызывало стойкий рвотный рефлекс — клоповники, куда заходить страшно, не то что в нем оставаться и жить. Такой вот реализм в его самых лучших проявлениях. Можно конечно подбить Ляльку с Люлькой скинуться и снять уголок на троих, но и тут птичка обломинго заклекотала своим клювиком — у Корюшкиных университет и стипендия каждую сессию под угрозой исчезновения. Одна троечка и все, прощай денюжка. Больше для самоубийства, чем ради интереса, глянула на цены у хороших квартир и обреченно потопала к своим вилкам-тарелкам — хренушки мне, а не переезд с вольницей.

До конца смены я провалилась в какую-то прострацию. Не замечая ничего вокруг и Тараканыча, зачастившего к раковинам, мыла посуду, как автомат, а не человек. И когда потянулась за очередной стопкой, но не обнаружила ее на столешнице, залипла. Хлопнула ресницами, после еще раз. На автопилоте помахала ладошкой двум официантам в куртках и шапках и только потом дошурупила, что смена закончилась и тарелок до завтра больше не будет. Выпала, называется, из реальности. И возвращение в нее, честно говоря не особо радовало.

Пока намывала раковины и убиралась на своем рабочем месте, взвешивала мысль податься в гости с ночевкой к Дюшке. Пока переодевалась, догадалась кому мама позвонит и вставит по первое число, если я не приду домой. Вышла на улицу с поникшей головой, прошла несколько метров по скрипучему снегу и остановилась, как вкопанная, уперевшись макушкой во что-то мягкое.

— Ангелина… Может, тебя подвезти?

Вот представьте себя на моем месте. И так тошно, а тут Тараканычево тело на пути с предложением покататься на ночь глядя. Как будто у меня проблем мало или мозгов. Видимо, все же да. Мало. Пожала плечами, заглянула внутрь машины… и села в нее, назвав свой адрес и грустно улыбнувшись. Сорок рублей сэкономленные на автобусе ничего не изменят в плане своего жилья — капля в море или травинка в поле. А вот приторно-сладковатый аромат марихуаны, появившийся внутри автомобиля, менял все и кардинально.

Я вмиг забыла о квартире и конфликте на ровном месте с мамой, медленно повернула голову к Тараканычу и потянулась к ручке двери. Только этого счастья мне не хватало.

— Геля, Геля, Гелечка, — улыбаясь в тридцать два зуба, пропел Таракан и снова затянулся. Выдохнул дым в потолок и отрицательно помотал головой, нажав кнопку блокировки дверей. — Какая-то ты сегодня напряжённая. Будешь?

Спросил, протягивая косячок, и засмеялся моему паническому дерганью заблокированной двери:

— Не бойся. Довезу я тебя до дома без приключений. А если захочешь, то и с приключениями.

Выделив последнее слово многообещающей интонацией и пугающим похотливым взглядом, Таракан заскользил по моей куртке глазами, будто не было на мне ее, а я сидела перед ним голая и заранее согласная на эти самые обещанные “приключения”.

— Павел… Николаевич… — едва ворочая языком произнесла имя и отчество Таракана, протолкнула застывший в горле комок и закашлялась, вдохнув струю дыма, которая прилетела мне прямиком в лицо. — Вы что делаете, Павел Николаевич?

— Я? — спросил с ухмылочкой. — Ничего такого, Геленька, — посмотрел на мои пальцы на ручке двери и засмеялся. — Что же ты так от меня шарахаешься, а?

— А зачем вы двери закрыли? — без особого результата я еще раз дернула за ручку, боясь посмотреть в ее сторону.

— Чтобы ты не замерзла на улице, Геленька. Здесь же тепло, — Тараканыч зажал кнопку на центральной консоли, добавляя температуру, и с придыханием добавил. — А может стать очень и очень жарко… Ты же горячая штучка?

Я отрицательно мотнула головой, чувствуя как деревенеют от страха руки и ноги. Затравленно посмотрела на идущих по тротуару со стороны водительской двери поваров и одними губами произнесла:

— Я… я… я закричу.

— Глупенькая Гелечка, — сально улыбнулся Павел Николаевич. — Можем и покричать, если захочешь, но не здесь, — нажал кнопку разблокировки и захохотал, когда я пулей выскочила из машины и полетела догонять ребят.

5. Все вокруг через одно место. POV Денис

Мало кому из мужчин нравится, когда его машину называют хламом. Ещё меньше, если довод "мне нравится" не слышат и распинывают его несоответствием статусности, современности и, пиздец полнейший, соответствию трендам. Но хуже всего, когда первое совмещается со вторым, и делает это Крис.

— Ещё раз повторяю, не продам! — чеканю, пытаясь вдолбить очевидное, и мысленно луплю себя ладонью по лицу, слыша в ответ:

— Денис, как минимум, твоя рухлядь не безопасна! — Крис кривит губы и щелкает плафоном, чтобы найти в своей косметичке, больше похожей на приличную сумку, помаду. — Я могу договориться с начальством и тебе сделают приличную скидку, — отогнув козырек, всматривается в отражение зеркала и бесится, когда я выключаю свет. — Денис!

— Небезопасно отвлекать водителя за рулём, Крис! А ты своей болтовней мало того, что отвлекаешь, так ещё и светом слепишь!

— Это потому, что у тебя рухлядь без каких-либо минимальных систем безопасности, а ты в нее вцепился, как не знаю кто! У нас в салоне такие кроссоверы стоят… — снова щёлкнув плафоном, Крис поднесла помаду к губам и начала визжать истеричкой, когда я резко дёрнул руль в сторону.

И вот тут я впервые за вечер был с ней полностью согласен. Сердце ухнуло вниз, когда боковым зрением заметил метнувшийся наперерез и под колеса красный пуховик. Не видя дороги из-за включенного в салоне света, на каких-то инстинктах едва успел вывернуть руль в сторону обочины и выматерился в голос, тараня слежавшуюся корку сугроба силовым бампером. Не самая страшная преграда для старичка "Бронко", но пиздец катастрофичная по последствиям авария для Кристины. На ее лице, повторяя рельеф и траекторию движения автомобиля по внезапно пересечённой местности, остался жирный красный след от помады. Учитывая сколько времени моя девушка убила на макияж, сколько нервов мне стоило дождаться… Трагедия века. Но я не поддержал ее заполошные визги, а заржал. Даже не пытаясь сдерживаться или хотя бы предупредить Крис, что сейчас психовать и выходить из машины — такая себе затея. Новый визг подтвердил мою догадку о глубине сугроба и маленьком несоответствии ожиданий Крис, решившей что снег способен выдержать шпильки ее зимних сапогов ровно так же, как асфальт. Ушла чуть не по пояс, матеря всех вокруг и меня особенно, а я замолотил ладонью по рулю, не в силах остановить рвущийся из груди истеричный хохот:

— Гы-гы-гы-гы!!!

— Денис, блядь!!! ДЕНИ-И-И-ИС!!!

Отстегнув ремень, я переполз на пассажирское сиденье и встал на подножку, чтобы протянуть руку размалеванной помадой Кристине. Втянул ее внутрь машины и плюнул в сторону удаляющегося обладателя красного пуховика, когда очень точно определил степень жопы, в которую попал:

— Пиздец.

Телефон. Два гудка до начала матерной тирады в мой адрес — да, я в курсе, что опаздываю. И уже не такое красноречивое:“Сейчас будем”. После того, как объяснил почему задержусь еще больше, если буду ждать эвакуатор или начну просить владельцев проезжающих мимо паркетников дернуть “Бронко”. Хрен там они дернут, ссыкуны. У половины нет даже нормального троса в багажнике, что уж говорить про лопату и хайджек…

Уже в баре Филыч просит рассказать подошедшему к стойке Мистику про “вспышка света — красный пуховик — сугроб”. Оба ржут, и я вместе с ними. Профессия бармена научила видеть в любой трешнятине юморную составляющую и перефигачивать историю именно в поржать, а не "блядь-пиздец-разбил тачку". Этой депрессухи я нажрался досыта, слушая заливающих свое горе клиентов. Одного бросила девушка, второго на работе не ценят, третьего кинули… Но и первый, и второй, и третий ползут бухать, когда можно немного перевернуть ситуацию вверх тормашками и получится найти в ней плюс. Бросила? Чувак, да это ж круто! Можешь гулять и отрываться с телочками, не парясь по поводу возможных истерик дома. Не ценят? А тебе надо, чтобы ценили? Найди работу, где твой опыт будет в кайф начальству. Я — живой тому пример. Кинули? Бабки — фантики, и жизнь тебе это ещё раз показала. Не, если кидают постоянно, то ты лошара, конечно. Тут уже ржать можно только над собой. Был у меня в клиентах один такой "вечно кидаемый". Забавный и вполне безобидный тип, если пропускать мимо ушей девяносто девять процентов его соплей и вовремя вызвать такси.

— Мораль? — Фил вопросительно смотрит на меня и начинает гоготать, когда я выношу вердикт:

— Помада в машине — геморрой для мужчины.

— С-с-сука-а-а!!! — Мистика согнуло пополам, и на его захлебывающийся ржач обернулись все посетители в радиусе нескольких метров. — Помада-а-а-а! Гы-гы-гы!!! И ведь не поспоришь… Ха-ха-ха!!!

— Все, завязывай мне бармена отвлекать и шуруй диджействовать, — Фил сгреб своего кореша со стойки и пихнул его в сторону лестницы ведущей на второй этаж клуба. Цепким взглядом пробежался по стене с бутылками за моей спиной и ткнул пальцем в “окно”. — “Чивас” выставь.

— Выставлю, босс, — я вскинул к виску одну ладонь, второй изображая шапку.

— Не выеживайся, Ден. Втащу, — Фил продемонстрировал сжатый кулак и заржал, отмахиваясь от моего:

— Ой, боюсь-боюсь!

— Зайду еще.

На самом деле мне было грех жаловаться на место работы и тем более на начальство. "Feelings" с самого своего старта работы хапанул корону лидера, а то, что им рулил Фил обеспечивало клуб нескончаемым потоком клиентов. Возможно, кого-то бы напрягли угрозы получить пиздюлей, которые звучали через раз, но одно дело угрожать и совсем другое их огребать. Позубоскалили, поржали и дальше каждый делает свою работу. Фил рулит клубом, а бармен обеспечивает гостей напитками и развлекает байками желающих их послушать. Если что, бокал для чаевых стоит у кассы. И с ними никто меня не нагревал и даже не требовал процент, чем грешили жлобы-начальнички тех забегаловок, в которых пришлось поработать до.

— Касса сошлась? Недостачи нет? Держи пару косарей сверху в бокальчик.

Не каждую смену, конечно, но даже раз в неделю приятный бонус.

Вложив пару купюр в литровый коньячный бокал — для затравки и намека недогадливым, — переставляю его на видное место, “Чивас” занимает пустующее “окно”, располагающая улыбка уже и так на лице. Вперед!

Пару раз до двух ночи телефон, брошенный у кассы и переведенный на беззвучку, вспыхнул экраном, но мне было не до него. Да и все, кто меня знали, в курсе, что на работе трепаться и отвечать не стану. Даже если есть свободная минута. На работе — работа, все остальное — за дверями клуба и вне рабочего времени.

— За счет заведения, красотка! — опускаю перед грустной блондинкой коктейль и подмигиваю ее удивлению. — Забей и отпусти. Жизнь слишком крутая штука, чтобы убиваться из-за какого-то козла.

Банальщина, но она отзывается легкой улыбкой. Хочешь, не хочешь, рано или поздно научишься считывать настроение и его причину. А у этой девчули на лбу написано:”Бросил мальчик”. Стоимость ее коктейля беру из чаевых и, пробив в кассе “Бьянко Санрайз”, иду к постукивающему карточкой парню в дальнем конце стойки. Недомажор окруженный девушками, которые его разведут на пару коктейлей и сольются. Ржу про себя, но зачем портить ему попытку?

— Добрый вечер! Рад снова видеть Вас. Вам как обычно?

Побольше раболепия в голосе, двойной виски и вуаля — парень протягивает руку первым:

— Дела, Ден. Организуешь девушкам что-нибудь незабываемое?

— Не вопрос, — взглядом оцениваю “постоянного клиента” и его спутниц — не светит ни с одной, но почему бы не помочь? — Девушки, вы когда-нибудь пробовали “Зомби”? Любите ананасовый вкус?

Вешая лапшу на уши про тропики, наливаю в шейкер лаймовый и грейпфрутовый соки, сироп корицы, темный ром и сверхкрепкий. Чуть больше, чем требуется в классическом рецепте, но не перебарщивая. Сверху лед. Взбиваю и переливаю в тики-бокалы:

— Обещаю, этот коктейль вы не забудете, — улыбка девушкам, подмигнуть парню, положить косарь чаевых в бокал.

Если парень не дурак, сольет халявщиц раньше, чем они намекнут о повторении. Ну а если дуры они, то второй такой коктейль станет последним воспоминанием о сегодняшнем вечере. Незабываемый же просили.

Телефон снова вспыхивает экраном, и я успеваю увидеть что это снова сообщение от Крис. Смахиваю уведомление, подливаю паре реальных постоянных посетителей тот самый “Чивас” и меняю им пепельницу на чистую — мужики приходят раз в неделю потрындеть о своем и посмотреть на молодых девчуль, но всегда отбривают охотниц. На вид обоим тридцатка. Судя по кольцам — женатики, по патине на них — уже не первый год. На кой им такое счастье? Не понимаю. Хотя, по большому счету, мне без разницы. Я не собираюсь в ближайшем десятилетии. Сперва нагуляюсь, созрею, пойму на кой мне жена, а там уже можно и думать. Новая вспышка экрана, но и ее я игнорю, улыбаясь шумной компании, спустившейся передохнуть после отжигания на танцполе.

— Бармен! Спаси нас! — хохочет одна из девушек, обмахиваясь ладонью.

— Кто звал Бармена? — спрашиваю, упирая руки в бока на манер супер-героя, и вся компания начинает хохотать.

— БА-А-АР-МЕ-Е-ЕН!!!

Веселый зов подстегивает дурить на полную, и я с самым серьезным выражением на лице пару раз взмахиваю барной ложкой, подражая звукам лазерного меча.

Обожаю свою работу! Вжух!

После закрытия смены и сдачи кассы беру телефон, чтобы прочитать ворох сообщений от Крис. Пролистываю их, практически не вчитываясь. Неторопливо затягиваюсь сигаретой и запиваю черным кофе угрозы уйти, если не отвечу “сейчас”, потом “прямо сейчас”, а после “сию минуту”. Все это мы уже проходили не раз и не два. Даже не помню сколько разбегались “всерьез” за прошлый год. Наверное, ровно столько же, сколько и мирились, если до сих пор вместе. Ради интереса отматываю переписку на полгода назад и начинаю ржать в голос — один в один. Либо Крис шлет заранее написанный текст, подставляя в болванку текущую причину для обид, либо просто повторяется. В соцсетях рядом с ее аватаркой горит зеленым значок онлайна, и в тех, где зарегистрирован я, статус изменен для того, чтобы я оценил масштабность:

“Я не обижена на мужчин, просто они все козлы!”

— О, да, — козел внутри меня давит лыбу и тоже меняет статус на:

“Женская логика — сама придумала, сама поссорилась, сама обиделась, сама помирилась=)”

Ржу свалившемуся сообщению от Луки:

"Понеслась… стабильность, ёпт…"

Перед тем как убрать мобильный, отбиваю ему просьбу записать на диагностику подвески — старичка "Бронко" не испугать сугробами, но лучше посмотреть заранее, что с ним, чем разгребать потом.

Крис не спит. Все окна квартиры, выходящие во двор, светятся холодом светодиодных ламп — странная такая получается экономия на электричестве. Сама “экономит”, сама и “жжет” — женская логика. Я достаю из пачки ещё одну сигарету. Курю, выдыхая дым в морозную ночь, и настраиваюсь на "серьезный разговор", которых было хрен знает сколько, но результат всегда неизменен и один и тот же — каждый останется при своем. Крис начнет перечислять мои минусы, я соглашусь, что минусы мои. На этом разговор зайдет в тупик. Перечислять в ответку ее недостатки? А смысл? Если они не вымораживают, значит и не минус. Такое себе, конечно, мнение. Только оно мое. И с ним гораздо проще жить. Циклиться на чужих недостатках — бред. Ломать свои привычки под желания партнера в отношениях — зашквар полнейший. Все равно что добровольно напялить ботинки сорокового размера, когда у тебя сорок пятый, и после уговаривать ноги, что им удобно.

Глушу двигатель, короткой перебежкой перемещаюсь в подъезд, чтобы не застегивать куртку. Через две ступеньки поднимаюсь на пятый этаж по лестнице. И как всегда на третьем, вспоминаю, что иду один, а не с Лукой. Вызывать лифт сейчас, когда осталось четыре лестничных пролета — бред. Просто у супергероя Бармена сотни приятелей и знакомых, но друг один. И его клаустрофобия давно воспринимается как своя. А вот квартира за глухой дверью не особо. Хотя по документам очень даже моя.

Ключ в замочную скважину, два оборота. Понеслась!

В коридоре два чемодана и поверх них объемная сумка. О да, мы снова съезжаем. Мы ж обиделись.

Прыскаю в кулак. Заезженная до дыр комедия с порога сбивает весь настрой не ржать, а силуэт Крис, застывшей на диване с выражением вселенской скорби и печали, окончательно сметает остатки. Пальцем подцепляю выложенные на тумбочку ключи, заглядываю в комнату и спрашиваю, пролетая полтора часа монолога про "ты меня не слышишь, а я для тебя лучшие годы своей жизни":

— С сумками помочь?

Сейчас психанет, проорется, что я сволочь. Потом вспомнит, что грехи не озвучены, и отмотает назад.

— Сама справлюсь, Денис, — Крис поднимается на ноги, проходит в коридор и надевает свою шубку. — Позвонишь, когда поймешь ЧТО ты натворил. Сейчас нам говорить не о чем.

— Ух!

Привалившись плечом к косяку, наблюдаю за сборами, слушаю уже не раз слышанное “Дербенникова десять, третий подъезд” и ржу на выразительный взгляд, в котором читается немое:”Я ведь сейчас уйду.” А после уже злое:”Я что сама потащу всё, осел?”

Подхватываю чемоданы и сумку, вызываю лифт и игнорирую презрительное фырканье за спиной. Да-да-да, я знаю и помню, что тебе не нравится Лука и особенно его фобия. Только это мой друг. Мой. И у него такая вот болячка. У твоих подружек Инстаграмная зависимость, у тебя — непереносимость “Бронко”. Но продавать его я не буду. Как и менять друга.

Закидываю чемоданы в багажник, достаю из пачки сигарету и мысленно считаю до пяти.

— Денис, тебе стоит подумать о том, как мы будем жить дальше.

Йу-ху-у-у! Ровно пять.

— А если я не хочу об этом думать? — спрашиваю, а мужик-таксист — свидетель ночной “разборки” показывает мне большой палец.

— Что? В смысле, не хочу? — Крис взрывается, сжимая губы в плотную линию.

Ну же, детка, мы все это проходили. Хочешь поиграть в серьезный разговор, тогда я тоже выскажу все серьезно:

— В прямом. Прямее некуда, Крис, — взглядом показываю на такси. — Езжай, если решила.

— Я ведь уеду, Денис, — угрожающе, но не пугающе ни разу.

— Вперед, — улыбка сама ползет на губы и от нее Крис сдувается из злой обиженки в наивную:

— Пообещай подумать, Денис.

— Я не обещаю того, чего не могу сделать.

— Ради меня.

— Даже ради тебя нет, — жму плечами — такая вот я сволочь. — Пока-пока? Или встретимся через неделю?

— Не дождешься! — снова вспыхивает. Садится в машину, грохает дверями, что и у меня и у таксиста вызывает гримасу боли и зубовный скрежет. Приопускает стекло — не, ну последнее слово всегда должно остаться за Крис, — и зло выплевывает. — Позвонишь, когда поймешь!

— Не уверен. Пока-пока. До встречи через неделю, — машу рукой вслед отъезжающему автомобилю и срываюсь в ржач.

С неделей я, конечно, борщанул. Через три дня напишет первая, что нам стоит обсудить произошедшее. Я отморожусь еще на два, но потом все повторится в обратной последовательности. Чемоданы поедут вверх, экономия электроэнергии и кастрюлька супа на плите… Бр-р-р-р. Вот нахрена готовить, если это не твое?

6. Хитрая рожа

По возвращении домой меня снова ждали в коридоре. Но на этот раз я опустился на корточки и улыбнулся без всяких издевок или попыток зацепить своим весельем.

— Привет, хитрованка! — почесав за ушами корги Текилу, решившую не отсвечивать во время человеческих и непонятных ей разборок, скормил ей косточку-печенье, которые были неизменным и самым любимым лакомством хитрой рожи с лисьим хвостом, и поманил за собой на кухню. — Пойдем, посмотрим чем нас кормят?

Вопрос, мягко говоря, странный. А с учетом поварских способностей Крис — попахивающий идиотством. Хотя, нет. Запах обнаруженного на плите супа отозвался болезненным спазмом внутри желудка. Задержав дыхание, я перетащил пятилитровую кастрюлю отвратного даже на вид варева в туалет и без капли сожаления перевернул над унитазом. Вот на кой хрен портить продукты, если решила уходить? И не лень ведь варить свою зожную отраву. Женская логика — отсутствие логики.

Ароматы “здоровой” пищи после небольшого забега с туалетным освежителем по квартире, сопровождающегося цоканьем коготков Текилы, поутихли, но не исчезли полностью. Поэтому я переглянулся с довольной Текилой, занявшей свое излюбленное место на кухонном диванчике, с которого ее постоянно гоняла Крис, достал из холодильника неприкосновенный запас пельменей и показал собаке:

— Мужская еда?

— Гав!

— Будешь ночью пердеть, пойдешь дрыхнуть в коридор. Договорились?

— Гав-гав!

Как и говорил, стоило лишь немного перевернуть ситуацию, и она начинала играть совсем другими узорами. Пересыпав в кипящую воду пельмени и добавив пару листиков лаврушки, открыл форточку и испытал что-то сродни пьянящего ощущения очень желанного и наконец начавшегося отпуска. Целая неделя, семь дней, сто шестьдесят восемь часов отпуска от Крис и ее "не кури в квартире", "объясни собаке, где ее место" и "с Лукой встречайтесь в баре". Последнее подбешивало больше всего, а так как Лука полуночничал у себя в гараже, предпочитая возиться с тачками, чем слушать нотации маман об отсутствии личной жизни, я недолго думая отбил ему сообщение.

Ден: Отметим?

Галочка о прочтении и сразу же ответное.

Люк: Говно вопрос! Цапну по пути пельменей, которые ты, сволота, сожрал с Теклой. С тебя бухло.

Я сфоткал все свои запасы, с которыми проводил эксперименты дома, отправил другу, добавив к фотографии один знак вопроса, и заржал, увидев ответ в виде восклицательного. Понеслась!

Спонтанный мальчишник под запись матча женского американского футбола, компания лучшего друга и храп обожравшейся пельменями Текилы, окончательно убедили меня в том, что отпуск от Крис подарила мне сама судьба. Наши с ней отношения очень хорошо представлялись и объяснялись, если представить перед собой график синусоиды. Вверх, вниз, вверх, вниз. Через плюс-минус равные промежутки времени. И на вершине каждого взлета обыкновенно случалась какая-нибудь малозначительная жопа, после которой Крис паковала вещи и грозилась съехать. Будем честными, раз пятнадцать даже выходила на площадку со своими чемоданами и пять или шесть “всерьез” съезжала. На несколько дней. Потом в ее “жопе” наступало озарение, телефон оживал входящими сообщениями, в которых она мирилась сама с собой. Дальше обратное чемоданное настроение, пара недель полета вверх по кривой отношений, где мои минусы не казались ей минусами, и первые звоночки, больше похожие на очередную попытку установить диктатуру. Не кури, объясни собаке, где ее место, с Лукой встречаетесь в баре.

— А если не вернется? — Лукашика после выпитого несло порассуждать об отношениях, и я пожал плечами, не углубляясь в дебри:

— И что в этом плохого?

— А что хорошего?

— Люк, не грузи и не грузись, — пихнул его в бок, махнул в сторону грудастых девчонок на экране, после показал на табурет с несколькими бутылками, стоящий перед диваном. — Вот плюс отсутствия Крис.

— Не, с этим я даже не спорю, но…

— Все “но” нарисуются и без нашего с тобой на то желания, — я принюхался, повернул голову к дрыхнущей между мной и Лукой корги и покачал головой. — Вонючка хитрожопая.

— Фу-у-у! — скривился Лука, зажимая ноздри пальцами и разгоняя ладонью дошедшую до его рецепторов волну ароматов. — Ден, ты чем Теклу кормишь? Термоядерными отходами?

— Ее реактору фиолетово, что в него попадает, — заржал, поднимаясь, чтобы проветрить, и заодно предложил Люку перекурить. — Пойдешь?

— Ага. Куртку только цапну.

Пока Лука ходил за своим пуховиком, я открыл дверь на балкон, впуская в квартиру свежий воздух. Пару раз открыл и закрыл, принюхиваясь, дёрнул подбородком, спрашивая у друга достаточно ли снизилась концентрация Текиловой газовой атаки и задохнулся от хохота, когда Лука, довольно хмыкая, достал из кармана освежитель-елочку. Подобный хлам в ателье тюнинга, где работал Люк, никто не считал — желающие попасть на полки магазинчика тюнячек приносили и дарили такую мелочевку с символикой пачками, а Лука уже на автомате цеплял несколько штук. И одна, видимо завалявшаяся и никому не нужная, под наш сдавленный ржач заняла вполне правильное место — на хвосте Текилы.

— "Ванильный бриз", — прочитал название освежителя Лука.

— Ага. Текла этот бриз своим "Дыханием смерти" перекроет и не заметит, — загоготал я, выходя на балкон. Охлопал карманы и запоздало вспомнил, что оставил свои сигареты на кухне. — Угостишь сигаретой?

— Говно вопрос, — на автомате ответил Лука, протягивая мне раскрытую пачку. Глянул сквозь стекло на проснувшуюся Текилу, настороженно принюхивающуюся к елочке на своей заднице, и заржал. — Это “Ванильный бриз”, детка!

Выгулять Текилу, сварганить очередной шедевр мужской еды, от вида которой Крис приходила в полуобморочное состояние — яичница с салом и помидорами, пиздец, какой шок, — закинуть Луку в "Dark Style", оставить на парковке старичка "Бронко", и вызвать себе такси. Ни угрызений совести, ни капли сомнений. Даже наоборот. Ощущение прогрессирующего отпуска с небольшой головной болью после вечеринки по поводу его начала. С которой легко справился "Анальгин". Крис говорила, что я циник, но вряд ли она догадывалась насколько. Посчитав когда закончатся трое суток ее тишины, поставил в телефоне напоминалку с визгом свиньи вместо привычных звуков и окончательно провалился в отпуск от отношений.

В клубе фактически было два бара, но для меня существовал только один. Тот, что находился на этаже танцпола больше смахивал на разливайку или склад прохладительных напитков, где мог работать любой прохожий, а вот основной, на первом, в зоне чил-аута являлся моим царством, где я сам себе царь, бог и свита. Ну и иногда мальчик для битья у развлекающегося начальства. То чайник ему принеси, то сок, то еще какую-нибудь хрень. И ведь с момента открытия в зале тусовалась пара официантов, готовя столики, но ни Фил, ни его кореша-партнеры в упор не видели никого, кроме меня. Не самая обидная работа с учетом того, что “капризы” моего Величества коктейлей Фил закрывал без лишней херни и не требовал соблюдать дресскод.

— Надо новые шейкеры? Пальцем в каталоге ткни или лучше купи сам, бабки не вопрос. Кофемашина? Сколько на нее надо? Рабуста? Ден, не еби мозги. Чек принесешь, переведу.

Приятно работать для такого начальства? Как по мне, очень. Поэтому и чайник принесу, и сок, и хрень какую-нибудь. Ясен пень, поворчу, чтобы не борзели в край, но не выгребая за берега. Когда работа приносит моральное удовлетворение и хорошую зарплату, ей дорожат. А я еще и любил. Каждая бутылка стояла ровно на своем месте, каждый бокал блестел, как первоклассный бриллиант, каждое…

— Ден, дай вискарь.

Поднимаю взгляд и присвистываю, увидев на щеке всклокоченного Клейстера, одного из корешей Фила, смачный отпечаток ладони:

— Ого! Что с рожей, Клей? Не дала? — спрашиваю и по перекосившемуся от злости лицу понимаю, что шутка юмора сегодня не в тему. И вряд ли зайдет завтра.

— Иди на хуй! — огрызнувшись, Клей проводит пятерней по волосам и кивком торопит. — Вискарь дай и свали в туман.

— Фил сказал, что ты в завязке… — видимо уже был.

— Да пошли вы все!

Перепрыгнув через стойку, Клей цепляет две бутылки вискаря со стаканом, бросает свой кошелек, бурча под нос непонятную кашу из раздражения и злости, и, не видя ничего перед собой, топает в самый темный угол зала. Прикольно начинается сменка. Но проблема Клея с алкашкой ни разу не моя. Достаю из кармана мобильный и звоню Филу:

— Филыч, короче Клей похоже сорвался.

— Сейчас спущусь.

Пару минут спустя в зале показался Фил, взглядом спросил куда уперся Клей, сгреб две бутылки, которые я выставил, чтобы закрыть “окно”, и пошел в темноту, матерясь сквозь зубы.

“Оба сорвались что ли?” — подумал, всматриваясь в происходящее за столиком.

— Ден! Притащи ещё бухла и организуй нам пожрать, — крикнул Фил, отвечая на мой неозвученный вопрос, а появившийся Мистик только подтвердил шальную мысль, что сегодня вискарь лучше придержать и держать охлаждённым.

Так, как бухает эта троица, мне лучше даже не пробовать — печень раньше отъедет в цирроз.

Около стойки пара клиентов и скучающая девушка. Коньяк первым, ей за счёт заведения "Лонг-Айленд". Отрицательно мотает головой и протягивает пластиковую карточку, жадно отпивая половину коктейля, как оказывается для смелости:

— Давно тут работаешь? Что-то я тебя не помню, — всматривается в бейджик и тянет мое имя с придыханием. Так, словно мы только что потрахались и наконец решили познакомиться. — Денис.

— С открытия.

— Упс, — смеётся, виновато разводит ладонями в стороны и достает из сумочки пачку сигарет с зажигалкой.

Кладу, возвращая, карточку поверх чека, рядом пепельницу, а сам взглядом нахожу столик в углу зала, где Фил с Мистиком накачивают Клея в состояние трупа. Однако…

— Денис, не поможешь?

Отвлекаюсь на девушку показывающую на зажигалку, которая "совершенно случайно" не работает, на автомате достаю свою. Подкуривается, накрывает поломкой пачку тонких сигарет с ментолом. Не дешёвые. А вот зажигалка дрянь. Похожая была у Крис. Практически копия. Всматриваюсь в рубленые линии буквы "W", заключённые в окружность и губы растягиваются в улыбке:

— Спички работают безотказно, — кладу к пачке обозначенное с символикой клуба. — Привет от Игнатовой? Или проверочка?

— Не знаю такую, — выгибает бровь и через мгновение, проследив направление моего взгляда, смеется. — Зажигалка?

— Не понимаю о чем Вы. Приятного вечера.

Отхожу к кассе, боковым зрением наблюдая за девушкой. Взгляд на меня, телефон в руке, что-то торопливо отбивает и, получив ответ, уходит. Точно, проверочка. Смешно. Циник и внутренняя сволочь напевают отправить Крис что-нибудь вроде "А она симпотная", чтобы позлить сильнее. Тянусь к телефону, но не беру. У меня отпуск. В отпуске каждый отрывается по-своему, и я не пишу первым.

— Ден, дай ещё вискаря, — Мистик падает на стул, выдыхая сквозь зубы и массируя виски. — Пиздец.

— "Включатель"?

— Лучше "Выключатель" Клею намешай, — косится себе за спину, — хлещет, как воду.

— По поводу? — спрашиваю, не особо рассчитывая услышать ответ, но он меня убивает своей простотой и абсолютной нелогичностью в плане Клейстера:

— Еля какая-то. Нашел ведь где-то на свою голову.

— Бывает, — выставляю две бутылки на стойки и добавляю к ней третью, догадываясь, что Клей высосет их раньше, чем выключится. — Лед ему не клади, развезет быстрее.

— Да хрен там. Сигареты есть?

Протягиваю пачку “Captain Black” для Клея и легкий “Parliament” для группы поддержки. Провожаю взглядом Мистика и зависаю на убитом лице Клейстера. Интересно посмотреть кто такая эта Еля, если из-за нее нажираются ТАК.

7. На адреналине. POV Ангелина.

Если бы меня спросили когда я так бегала в последний раз, не вспомнила. Наверное, в школе. Эстафету на девятое мая. Чтобы дядя Игорь закрыл глаза на мои прогулы и не сданные вовремя нормативы. Ух, как я там летела свой участок! Не мастер спорта, конечно, но рядышком. Ещё бы пара таких забегов, и четверку вместо трояка точно можно было выклянчить. Правда наша школьная команда тогда один фиг слила, а вот после того, как выскочила из машины Таракана, моя несостоявшаяся карьера легкоатлетки сразу проснулась и раскрылась на полную. Стартанула я так, что не заметила, как пролетела остановку и выскочила на проезжую часть проспекта.

— Мама! — заголосила, перепуганная тем, что вокруг меня откуда-то появились истерично гудящие машины, голову в плечи вжала и драпанула дальше.

Нео из “Матрицы” за те кульбиты и увороты, которые я исполняла оказавшись в потоке, отдал бы свой плащ с очками. Лично. Только в тот момент мне было не до Киану Ривза и тем более не до мыслей о его одобрямсах моих способностей. Наадреналиненое тело несло меня вперед, нарушая все законы физики и гравитации, но перед тем как выскочить на противоположную сторону, едва успело оттормозиться перед массивным угольно-матовым кенгурятником. Я заорала так, что внедорожник с визгом тормозов откинуло на снежный бруствер, а ноги с места в карьер рванули сквозь образовавшийся просвет между машинами дальше. В сторону родимого дома. Но на родненькой площадке свернула не направо — к себе в квартиру, а налево — к Корюшкиным. Хоть где-то голова включилась и подсказала, что дома же я одна-одинешенька буду до возвращения мамы, а у Корюшкиных дядя Игорь, Лялька с Люлькой и даже Сморчок. Вдавила кнопку звонка и не опускала пока Сережка не открыл. Никогда не думала, что буду так рада его увидеть. Смела парня в охапку, влетая в коридор с шальными глазами. Трясущимися руками позакрывала все замки. Даже накинула на крючок цепочку, которой Корюшкины никогда не пользовались. И только после этого, выдохнув, сползла по двери на пол. Подняла глаза на офонаревшего Сморчка и его выскочивших на шум сестер и разревелась.

— Надо тебе, Гелька, работу менять, — хмурясь произнес дядя Игорь, когда меня успокоили, раздели и напоили чаем с мятой.

— И Таракану этому вломить пиз… э-э-э, — Сережка потупился под суровым взглядом отца и ойкнул, получив подзатыльник.

— Поговори мне, — погрозил сыну Корюшкин-старший. — Но мысль здравая. За такое по морде стоит проехаться пару раз, а потом причиндалы вырвать с корнем.

— И меня сразу уволят, — пискнула я, сворачивая разговор в сторону потери работы. Догадалась, что, не тормозни сейчас настрой дяди Игоря, и Таракана повезут в ближайшую травматологию, а самого дядю Игоря в отделение полиции. И никому от этого лучше не будет. — И в трудовую гадостей каких-нибудь напишут.

— Глупостей не говори, — отмахнулся Корюшкин-старший. — Заявление о домогательствах напишешь, Таракана этого вмиг упекут. Еще и наркоту ему пришьют. Опера сейчас ого-го какие пошли. И технологии у них тоже передовые.

— Пап, это в сериалах только, — осторожно вставила свои пять копеек Лялька. — Что-то полицейские не очень торопились, когда у Трофимовой телефон из сумки сперли, а у нее отчим заместитель мэра если что.

— Не, Ляль, — вступилась за отца Люля. — Трофимовой с такими деньжищами этот ее “Айфон” даром не усрался. Сходила и новый купила. А отчим просто шумиху поднимать не стал, потому что в мэры метит. Я слышала, как Ленка со своими в курилке трепалась. И вообще, может, она насвистела про кражу, чтобы новую модель купили.

— Ну да, — согласилась Ляля. — Я тоже слышала, как Трофимова жаловалась, что всем ее подружкам купили, а ей нет.

— Вот же дрянь!

— И не говори.

Лялька с Люлькой синхронно фыркнули, выражая этим свое презрение к Трофимовой и методам ее манипуляции, и захлопали ресницам, услышав деликатное покашливание:

— Кх-м… Ничего не смущает? — дядя Игорь взглядом показал дочерям на меня, но я включила полную дуру, подыгрывая:

— И чего? Купили что ли? — спросила, не замечая нарастающее изумление на лицах мужчин Корюшкиных, а Лялька с Люлькой закивали:

— Прикинь, да! — Люля что-то быстро отстучала в телефоне и развернула его экраном ко мне. — Вот такой.

— Розовый!? Фу-у-у!!! — скривилась я. — Других цветов что ли не было?

— Как не было? — Лялька поелозила пальцем, перелистывая изображения, и ткнула в ровно такой же “Айфон”, но красный. — Во! Круть же?

— Вау!

— Серега, пошли отсюда, — поднялся дядя Игорь, увлекая за собой сына и отмахиваясь от нас, как от полоумных. — Вместо того, чтобы заявление писать, они о телефонах трещат… Нарожали тугодумок…

— Ага, — поддакнул Сморчок. — Идиотки, пап. Ай!

— Поговори мне!

Лялька, продолжая сравнивать цвета последней модели “Айфона” по степени их крутости, взглядом проводила мужскую половину, и когда она скрылась в комнате, подскочила и закрыла дверь.

— Гелька, ты совсем сбрендила о таком папе рассказывать? — зашептала она. — А если бы он поехал?

— А он бы поехал! — кивнула Люля. — И мамке твоей рассказал. Хрен тебе потом, а не работа где-то кроме ее магазина.

— Да знаю я! Просто так что ли про увольнение лапшу вешала? — выгнула я брови. — Не глупее некоторых! Просто пересралась и на эмоциях вырвалось.

— Это-то понятно, что на эмоциях, — вздохнула Лялька, опускаясь рядом со мной и заглядывая в глаза. — Я бы там вообще зайцем скопытилась.

— И я, — закивала Люлька. Склонилась над столом и тихонько прошептала, — Но Сморчок прав. Надо этому Таракану лапки повыдергать. Как-нибудь так, чтобы и тебе не досталось, и чтобы ему мало не показалось, — потерла переносицу и предложила. — Давай Андрюхе с Владкой скажем?

— Совсем кукухой тронулась! — я покрутила пальцем у виска. — У Дюшки Леська и дети, плюс ипотека! У Владки с Лизой тоже скоро малыха родится и еще медовый месяц на носу. Давай, обломаем им все, — выразительно посмотрела на подруг и подтянула колено к груди, буркнув без особой уверенности. — Сама разберусь как-нибудь, только придумаю как, — нахмурилась и выдала первое пришедшее в голову. — Марку скажу! Он колеса Таркану проткнет и сахар в бензобак насыпет!

— Даже не вздумай без нас на такое идти! Прибьем! — пригрозили мне Лялька с Люлькой, обнимая с двух сторон. — Мы на стреме постоим и если что орать будем!

Такие вот у меня лучшайшие подруги — и в огонь, и в воду, и воронку подержат, чтобы сахар мимо не сыпался.

Маркушу Морковина — главаря местной банды скутеристов из четырех человек, к слову, — мы даже не искали. Тупо спустились на первый этаж и позвонили в дверь, рядом с которой ещё виднелся замазанный свежей побелкой силуэт выцарапанного на стене летящего по трассе мотоцикла. Арт-объект, символизирующий местообитание главы байкеров, нанесенный им ключом и через неделю лично замазанный. После полученных трындюлей от Пуалины Родионовны. Мама Морковина, выдающаяся во всех проекциях женщина, бдила за увлечением сына со свойственной ей наседковостью и зарубала на корню любые выкрутасы, несущие деструктивный посыл. Естественно Марка такое внимание подбешивало, но спорить с родительницей не спорил — скутер сам себя не заправит и не починит. Тот ещё кадр и лентяище, круглый год расхаживающий в косухе с нашивками всех более-менее известных мотоклубов. Даже дома Морковин таскал ее не снимая. В чем мы втроём ещё раз убедились, когда зевающая и растрёпанная гроза ночного города в куртке и вытянутых на коленках трениках открыла нам дверь. Окинул осоловелым взглядом, услышал про серьезный разговор и возможность закрыть один должок и мигом втянул всех троих внутрь несвойственно чистой для байкеров квартиры с ароматами свежей выпечки и корицы.

— Здрасьте, Пуалина Родионовна! — хором поздоровались мы с Морковиной, критично зыркнувшей на нас поверх своих очков.

— Девочки, — кивнула, убедившись, что к сыну пришли соседки, а не прошлындовки, каждой сунула в руки по куску штруделя и расчёской пригладила топорщащиеся во все стороны волосы Марка. — Совести нет!

— Мам, блин!

— Не мамкай!

— Хорошо, мам, — мигом сдулся Морковин, но затворив дверь своей комнаты первым делом навёл на голове хаос и только после этого нагловато спросил. — Чё надо, чики?

— Морковка, зубы не скаль, — осекла его Лялька.

— Покататься летом дашь? — Люлька в секунду оказалась за спиной "байкера" и оседлала его скутер в стикерах, стоящий у стены.

— Про должок помнишь? — я окончательно сбила с настроя пыжить Маркушу и для того чтобы освежить ему память заверещала, изображая панический испуг на лице. — Снимите меня! Мама! Снимите меня отсюда!

— Да тише ты! — покраснел, подтверждая небезосновательность происхождения своей фамилии, парень. — Ты обещала, что никто…

— Ага, — кивнула я. — Лялька с Люлькой не никто.

— Садистка. И врунья, — обречённо вдыхонул Маркуша, падая на диван. — Говори уже, что хочешь.

— Обещанную за молчание услугу, — ещё раз напомнила о цели визита и, внося ясность, добавила. — Четыре проколотых колеса и сахар в бензобак. Кажется, "Мерседес". Сможешь сделать?

— Ого! — присвистнул Марк. — А за что так жестоко? Топливную ж после сахара замахаешься промывать.

— А это не твоего ума дело, Морковка! Раз прошу, значит есть за что, — посмотрела на Люльку, во всю гашетку несущуюся по воображаемой трассе под надрывное "Дры-ы-ы-ынь!", и перевела взгляд на парня. — Ну?

— У меня сахара нет, — потупился он, махнув ладонью в сторону кухни. — Мамка весь извела на свои пироги.

— Принесу, — отсекла я. — Что ещё?

— И денег на бенз тоже нет, — пожал плечами Морковка. — А так я в теме.

— Писец, — протянула Лялька, шмякнула себя ладонью по лбу и уже не сомневаясь, что от Морковки никакого толку не будет, спросила. — Нож тоже принести?

— Зачем нож? — подорвался на ноги парень. Раскрыл железный ящик с инструментами, стоящий рядом с его скакуном, и, пошерстив в нем, вытащил на свет какую-то отдаленно напоминающую шило загогулину. — Во!

— Эт что? — ради интереса спросила я.

— Дырки в покрышках заделывать, — ответил Марк, но видя наши погрустневшие лица заулыбался шире. — Чикули, не кипишуйте! Такое решето наковыряю, никакой шиномонтаж не спасет!

— Уверен?

— Ага! — кивнул Морковин. Глянул на дверь и шепотом попросил, заискивающе смотря на меня и Ляльку. — Только давайте вы попросите у мамки машину, а? Она мне не даст.

— Ой, все, — Люля спрыгнула со скутера, закатила глаза и выдвинулась идти на переговоры. — Одевайся, Морковка. Гроза, блин, улиц.

М-да… Знали бы, что Маркуша пойдет в отказ, увидев какую машину мы просили его покурочить, лучше бы и не заикались. Помощи от него ноль. Ну, может, только подсказывающий шепот и предупреждающее о прохожих шиканье, с которым справится даже Сморчок.

Пока я под покровом ночи самозабвенно дырявила колеса, превращая их в решето, Лялька с Люлькой, хихикая двумя идиотками, раскурочили крышку бензобака и высыпали в горловину два килограмма сахара. Чтоб уж наверняка.

— Гель?

— Ещё две дырочки, — ответила я, заканчивая с передним колесом. Оценила результат своих трудов — немец буквально на глазах осядал к земле, — и подскочила, когда он неожиданно завелся. — Валим!

И не успели мы скрыться в темноте подворотни, как двигатель "Мерседеса" поперхнулся, кашлянул, закряхтел и стих.

— Готов, — довольно потёр ладони Морковка. — А я говорил!

— Ой, все! Говорил он, — Лялька с Люлькой помотал головами, спрятали в карманы бумажные пакеты из-под сахара, а я протянула Маркуше его шило:

— Отпечатки сотрешь. И не трепли об этом никому, если не хочешь, чтобы я рассказала, как ты визжал! — глянула на его угасающую счастливую улыбочку и выдохнула. — Лучше бы оставила тебя тогда верещать… Никакого толка от тебя, Морковка. Вот вообще никакого.

8. Милота и Сволота

POV. Геля

Как говорили в любимом сериале дяди Игоря:”Все преступники попадаются, потому что рано или поздно возвращаются на место преступления.” Но ни я, ни Лялька с Люлькой не собирались переться смотреть на результат наших ночных шалостей. Да и какой в этом смысл? Спущенные колеса не видели что ли? А внутрь топливной системы, которую мы загубили сахаром, как посмотришь? Рентгеновского зрения пока мы не выработали. Поэтому девчонки с утра ускакали разбираться со своей университетской программой по менеджменту, а я прямой наводкой полетела к станции метро. Тратить свой законный выходной на глупости и рисковать попасть в лапки правоохранительных органов мне не хотелось. Хотелось немного другого — адреналина и экстрима. За ним я и поехала в спортивный комплекс “Богатырь”, где в прошлом году отгрохали настоящий скалодром с десятком разных по сложности подъемов. Про тренажерные залы, бассейн и прочую лабуду в виде секций по всему и вся я промолчу. Скалодром же! Вот она настоящая кайфушечка, когда твоя фамилия Кошкина и в кармашке сумки лежит безлимитный абонемент, который я выхватила в день открытия нового развлечения. А все почему? Потому что не надо подбивать меня на слабо. Залезть на самую верхотуру по детскому маршруту со страховкой? Серьезно? П-ф-ф-ф! Легко. Ведущие мероприятия просто не видели куда мы с Корюшкиными ползали в детстве. И без страховки на минуточку. Заползла, заслуженный абонемент получила, попросила разрешения сползать еще разочек, но по другому, более взрослому, маршруту, и влюбилась без памяти в ощущение непередаваемой волны адреналина, когда ладонь касалась черты, обозначающий конец подъема.

Переодевшись в раздевалке, я пошла к администратору Левке, отвечающему за безопасность на скалодроме. Поджарый парень в бермудах и майке, открывающей женскому взгляду приятную и без перегибов в жесть мускулатуру, подставил мне раскрытую ладонь, по которой я хлопнула, здороваясь.

— Без меня ползал, Барсик? — спросила, улыбаясь от уха до уха выбитому облачку белой пыли.

— Тебя ждать что ли, Кошка? — хохотнул Лева, забирая протянутый мной ключ от шкафчика.

Сунул журнал по технике безопасности и ручку, а сам развернулся к стеллажам с инвентарем. И так как я очень хорошо общалась с парнем, выдал мне не потасканные посетителями, а чуть ли не новые обвязку и каску с силуэтом кошки нарисованным маркером на правой стороне.

— У-у-у-у!!! Люблюнькаю тебя, Барсик! — запищала я от восторга. Чмокнула парня в щеку и привычно вывернулась из-под его руки, пытающейся заключить меня в уже не приятельские обнимашки. — Не шали! У тебя тут толпы девчонок шарахаются.

— А мне ты нравишься, — пряча за улыбкой разочарование, Лева помог мне с обвязкой, уже не распуская руки. Проверил каждую петлю и пристегнул к карабину мешочек с магнезией. — Иди гуляй Кошка.

— Давай я тебя с Люлькой или Лялькой познакомлю? — предложила ему и причмокнула губами. — Красотки обе!

— Я уже выбрал Кошку, которая гуляет сама по себе, а она этого не видит, — пожал плечами Левка, изображая вздох разочарования. — Ну ничего. Подождем еще.

— Ну и дурак!

— Чего это? — удивился парень.

— Пока ждать будешь, ссохнешься и всю свою рельефность потеряешь, и тогда я тебя в два счета обскачу! — показала пальцем на таблицу с лучшим временем восхождения за спиной Левки с его фамилией на первых местах у всех “взрослых” маршрутов и мечтательно закатила глаза. — И пригласят меня сюда работать, а ты будешь ходить посетителем.

— Не дождешься, — рассмеялся он, напрягая бицепс. — А вот я тебя дождусь.

— Договорились, — кивнула я. Сунула ладонь в мешочек с магнезией и подставила ее для хлопка. — Раз, два, три…

— К облакам! — со звонким хлопком и небольшим облачком магнезии от него закончили нашу приколюху и пошли к стене, по которой по разным маршрутам уже взбиралось несколько человек.

POV. Денис

Спортзал два раза в неделю вне зависимости от "отпуска" и писков Крис на мое тело. Без лишних загибов в перекачанного. Больше для поддержания формы. Не спорю, конечно, прикольно видеть КАК вспыхивают глаза у девчонок на пляже, когда я скидываю футболку, но с тем же успехом можно просто грамотно проехаться им по ушам и получить ровно тот же самый секс на одну ночь. Было бы желание, а работая в баре клуба выбирать можно на любой вкус и цвет.

Бросив взгляд на свое отражение в зеркале в раздевалке, сравниваю его с плакатом гипертрофированного идола большей части тягающих железо под долбящую басами подборку музыки. Подмигиваю тестостероновому сгустку и иду к шкафчикам, чтобы переодеться в плавки и немного поплавать в бассейне. Плавание само собой вошло в привычку, когда рядом с домом открылся нормальный спортивный комплекс с широким выбором услуг и крайне привлекательными ценами, если брать абонемент на год. За смешные деньги в одном месте можно было позаниматься с профессиональным тренером, поплавать в бассейне или распариться в инфракрасной сауне и даже посидеть в фито-кафе на первом этаже за кружкой травяного чая, который становился бесплатным бонусом при выборе двух и более услуг. И отдать должное, “бесплатный” чай тут был очень даже хорош. Настолько, что, попробовав пару раз, уже не смог отказать себе в удовольствии заскочить после тренировки и не торопясь выпить кружечку.

Сполоснувшись в душе, я вышел и показал инструктору-спасателю, бдящему за порядком и безопасностью в бассейне, браслет. Всмотрелся в яркие шапочки и направился к пятой дорожке, где в гордом одиночестве неторопливо рассекал кролем Лука. Нырнул с тумбы, проплывая под водой треть расстояния от борта до борта, и вполне ожидаемо вынырнул в паре метров от друга. Пристроился рядом — благо ширина дорожки позволяла, — и поплыл с его скоростью. Лука приезжал в “Богатырь” чуть раньше меня и до какого-то одурения ползал по искусственным скалам, игнорируя привычную мне тренажерку. Поэтому чаще всего мы пересекались с ним либо в бассейне, либо уже в фито-кафе, где Лука заказывал неизменный зеленый чай с мелиссой. Даже не знаю что было нереальнее — уговорить его попробовать что-то другое или перебороть страх замкнутого пространства и войти в лифт. В любых кафе и забегаловках он заказывал исключительно зеленый чай с мелиссой, хотя у себя дома или у меня в гостях без каких-либо загонов спокойно пил и черный, и ароматизированный, и кофе, и пародию на кофе, которую привозила доставка. Такой вот прикол, подбешивающий Крис каждый раз, когда мы собирались отмечать что-то компанией. И это она еще не в курсе слегка матовых стеклянных дверей в туалете и ванной в квартире Луки. Вот была бы ржака, окажись она у него в гостях.

Нарезав несколько заплывов туда и обратно, мы практически синхронно развернулись в обратном направлении и, доплыв до середины, легли на спины отдохнуть.

— Чего, как? — спросил я, удерживая равновесие легкими движениями рук и ног.

— Соревы, дрянь, — ответил Лука. Помолчал пару минут, будто собираясь с мыслями, и развил в удобоваримое. — В апреле что-то вроде турнира для любителей тут будет.

— Заявишься?

— Командные, Ден. Не получится.

— Дрянь, — согласился я.

— Это не все, — хмыкнул Лука. — Самая дрянь в том, что команда обязательно должна быть смешанной. Два человека. Мальчик и девочка. А где я им девочку возьму?

— У-у-у. Попадалово.

— Вот-вот.

Взмахнув рукой, Лука перевернулся на живот и поплыл к краю бассейна. Оперся о него ладонями, рывком выбрался и, развернувшись, протянул мне руку. Отмахнувшись, я повторил его маневр, взглядом спросил:”Душ или сауна?” и на автомате произнес раскрывшему было рот инструктору:

— Извините, мы больше не будем.

— Молодые люди…

— Ну я же сказал, что не будем, — остановился я и практически дословно процитировал инструкцию. — Вылезать из бассейна можно только по лестнице, держась за нее двумя руками, во избежания падения. Мы нарушили этот пункт и приносим за это свои извинения. Давайте не будем раздувать из мухи слона?

— В следующий раз, — надвинулся на меня инструктор, но я снова его перебил:

— Следующего раза не будет. Извините.

— Хамло, — хохотнул Лука, когда мы оказались в душевой.

— Полностью согласен, — кивнул ему. — Никакого уважения к клиентам.

— Я так-то про тебя, Ден.

— Да ладно? Приди ко мне в клуб, посмотришь где и кому я там хамлю, — пихнув гыгыкающего друга в плечо и увернувшись от ответного тычка, воздел палец вверх и ткнул им в закрепленную на стене заламинированную бумажку. — В душе запрещается находиться без тапочек, толкаться и бегать, во избежания падения.

Лука перевел взгляд на наши босые ноги и ровный ряд тапочек вдоль стены, попробовал стопой кафель на скользкость, а после поднял глаза на меня и заржал, спрашивая:

— И на кой хрен ты все это читал и, главное, зачем запомнил?

— Феноменальная память, друг мой. Или, как сказала бы моя мама, ничего удивительного, когда сочетаются наследственная предрасположенность, наличие каких-либо особенностей в развитии мозга, обучение по ранним методикам, которые предназначены для развития детей, и феноменальная работа головного мозга.

— Ден, знаешь что я тебе скажу? Ты — уникальное по своей масштабности хамло с феноменальной памятью. Так пойдет? — расплылся в широкой улыбке Лука и захохотал, когда я кивнул:

— Не могу с этим не согласиться, Люк.

Закинув сумки на плечо, мы вышли из раздевалки и пошли в сторону второй лестницы ведущей прямиком к входу в фито-кафе на первом этаже. Проходя мимо скалодрома, мой взгляд зацепил девчонку на самом конце балкона, выдающегося под отрицательным углом метра на четыре. Я стопорнулся, остановил Луку и показал ему на фигурку в леопардовых лосинах и аляповатой майке, висящей над пропастью на пальцах правой руки. Левой она перецепила один хвост страховки чуть выше, освободила второй и не выпуская его схватилась за крохотный выпирающий камушек. Качнулась в сторону раз, второй, будто набирая необходимую амплитуду, и на третьем, зацепилась за край балкона носком кроссовка, прилипая к нижней части мухой.

— Лукашик, а чем тебе вон та лазутчица не вариант? — спросил я, не отрывая взгляда от девчонки.

— Кошка? — Лука тяжело вздохнул и помотал головой. — Не вариант. Ее уже Барский зазвал.

— А Барский этот кто? — зачем-то решил уточнить и нехотя перевёл взгляд от девчонки на парня, в которого ткнул пальцем друг. И этот пацанчик, будто по лестнице, а не скале, поднимался вверх с приличной такой скоростью. — Хренасе Карлсон.

— Левка? Да он здесь инструктором работает. Каждый день может тренироваться. У него рекорд по подъему на всех маршрутах.

— А у этой? — снова вернулся глазами к девчонке, каким-то образом уже оказавшейся метра на два выше балкона.

— Кошка ему в затылок дышит, — окончательно погрустнел Лука. — Вот и получится, что первое место уже ясно за кем будет.

— М-да… А ты спрашивал у нее или, как обычно, отморозился?

— У Левки поинтересовался.

— Понятно, — кивнул я. — То есть вариант, что эта твоя Кошка его послала, не рассматриваешь?

— Ден, вот давай без этих твоих! — вспылил Лука. — Левка с Кошкой постоянно вместе тренятся. Просто так что ли?

— Ну я хрен знает. Но раз нет, так нет, — оторвавшись от наблюдения за девчонкой, взобравшейся до конца маршрута, шагнул к лестнице и через два шага обернулся, услышав панический окрик.

Девчонка, как оказалось, не остановилась, а перелезла со "скалы" на ферму, к которой были закреплены барабаны автоматической страховочной системы, и, выбрав пару метров из своего, со счастливым визгом прыгнула вниз.

— Ребанный йод! — выдохнул я, чувствуя как волосы на загривке встают дыбом и стынет кровь. — Суицидница.

— Кошка? Да не. Она так развлекается, — не моргнув глазом, отмахнулся Лука, будто это шоу для него не впервой.

Пролетев несколько метров в свободном падении, полет хохочущей девчонки замедлился, смягченный щелкающей страховкой и сдобренный матом того самого инструктора-Карлсона. Только мое сердце не спешило возвращаться на свое место, пока я не увидел, что эта суицидница-экстремалка аккуратно приземлилась на ноги, не переломав себе при этом кости. Даже прическа особо не растрепалась.

POV. Геля.

Окрик Барсика не остановил меня, а наоборот, подтолкнул двигаться дальше. Что я и сделала. Подтянула ленту страховки, на этот раз выбрав не два метра, а четыре — автоматика все равно сработает, так зачем мелочиться, — и с визгом прыгнула с фермы, расправляя руки, словно крылья. Меньше секунды полета до мягкого рывка, начала работы автоматической страховки, но и этого времени хватило, чтобы по венам разлилась безумная волна адреналина, разом смывшая и усталость в теле, и намеки Барсика провести вечер где-нибудь вдвоем. Ну как ему втемяшить в голову, что место в сердце у меня уже занято? Даже с учётом того, что Ванлавочка встречался с другой и мне ничего не светило. Максимум, Макс-Клейстер. Только и он что-то не спешил приглашать меня снова, подтверждая свой статус "необыкновенного кобеля". Почему Ляльке с Люлькой и не стала рассказывать ни про его приглашение в ресторан, ни про то, что случилось после.

Приземлившись, я захохотала пуще прежнего — Левка с истерикой в глазах и дрожащими губами подлетел ко мне, ощупывая руки и ноги, будто не доверял страховке. Выдохнул, упираясь ладонями в колени и снова выматерился. Уже не так громко, но достаточно витиевато, чтобы я уже не в первый раз попросила:

— А можно повторить? Я запишу.

Левка уставился на меня, как на форменную идиотку, даже пальцем у виска покрутил, подтверждая мою догадку, но повторять ничего не стал и показал на большой щит, на котором очень крупными буквами были написаны правила пользования скалодромом:

— Иди изучай, Кошка! Пока от зубка отлетать не будет, хрен тебе, а не скалодром! — зло зыркнул из-под бровей и сплюнул себе под ноги, когда я оцепила карабин страховки и пошла не к щиту, а к стойке.

Скинула на нее снятые каску и обвязку, игнорируя сменившийся с требовательного на заискивающий тон окликнувшего меня Левки, и направилась к раздевалке, отсчитывая шаги. На десятом моего запястья коснулись пальцы Барсика, но я не остановилась и сбросила их, взмахнув рукой.

— Гель, — виновато произнес парень, обгоняя меня и преграждая путь. Шагнул в ту же сторону, что и я, не давая пройти, и снова повторил, — Гель, блин! Ну куда ты?

— Приду, когда выучу, — ответила, пытаясь обойти Барсика с другой стороны. Только он тоже шагнул в ту же сторону. — Лева? — посмотрела на него, окончательно поникшего, и захохотала. — Вот ты трусливый заяц, Барсик!

Парень хлопнул ресницами, явно не понимая, что именно меня рассмешило, нервно улыбнулся и спросил:

— А если бы она не сработала?

— Но она же сработала.

— Ну а ты представь, что не сработала.

— Не могу. Сработала же.

— Гель!

— Лева! — передразнила я его набирающий очередную порцию гнева тон.

И снова настрой Барсика прочитать мне нотацию сбился. Взмахнув рукой, Левка заглянул мне в глаза и чуть не шепотом попросил:

— Не делай так больше, Гель.

— Почему? — включила я дурочку. — У вас же есть “Прыжок в пропасть”. Это же тоже самое.

— Черт! Тебя хрен переспоришь, да? Кошка, которая гуляет сама по себе.

Левка посмотрел на мою расползающуюся улыбку и неожиданно улыбнулся сам. Взял меня за руку и, приложив палец к губам, повел к стойке. Перегнулся через нее, что-то ища, и через мгновение распрямился, протягивая мне небольшую красочную листовку:

— Заявишься со мной на парный турнир?

Бегло пробежав по тексту, почему-то застопорилась на повторяющемся слове “любительский” и дальше уже не вникала в смысл и тем более правила турнира. Левка не так давно хвастался, что сдал на разряд по скалолазанию, и, если бы не этот факт, я бы скорее всего согласилась. Но в листовке же писали про любителей. Подняв взгляд на парня и увидев его довольную улыбку, мне почему-то стало противно заявляться с ним в паре. Это же обман чистой воды и никакой интриги. Вообще ни капельки. Поэтому я отложила листовку на стойку и отрицательно помотала головой:

— Нет, Барсик.

— Почему? — удивился он моему отказу.

— А ты подумай, — подождала несколько секунд и вздохнула. — Лева-Лева, ты же сам говорил, что я кошка и гуляю сама по себе.

9. Семейные баталии

POV. Геля

В нашей квартире кухня уже давно перестала быть местом, где за ужином собиралась вся семья. Когда ушел папа, мы с братом постоянно косились на осиротевший пятачок во главе стола и каждый день выкладывали на него салфетку, отказываясь верить в то, что нас теперь трое. Потом, устроившись на свою первую работу, папино место занял Дюшка и мама нашла в этом повод для цепляний, а в Дюшке новую жертву. Ругань, которую раньше выслушивал папа, снова зазвучала во всей своей красе, но обрушилась уже не на мужа, а на сына. Не было ни одного вечера, чтобы мама не срывалась на Дюшку по мелочам. Только он трепел, терпел, терпел и все таки не выдержал, ушел. Кухня осиротела во второй раз, а мы с мамой тогда больше месяца не разговаривали. Вообще. Молча проходили мимо друг друга, молча ужинали и молча расходились по своим комнатам. Да и потом наше общение не вернулось к нормальному. Свелось к каким-то бесцветным фразам вроде “сходи в магазин”, “вынеси мусор”, приберись в комнате”, “учи уроки”. Будто мы никогда и не были родными. После окончания школы я очень хотела поступить в университет, но вместо этого устроилась в “Прованс” посудомойкой, чтобы не просить у мамы деньги и не слушать упреки на каждую такую просьбу. Как сейчас помню свой первый рабочий день и мамин ор вечером, что я, как папа, ни на что не способна. Только я не уволилась, как ей хотелось, а она психанула. Бросила остатки алиментов и стала больше пропадать на работе. Даже на день моего рождения не отпросилась. Зато с утра вошла в комнату, выложила на стол квитанции и прямым текстом "подарила" половину оплаты за коммуналку:

— Взрослая? Привыкай.

Не таким я себе представляла свое взросление, но с первого его дня решила жить так, как мне кажется правильным. И что только я не творила со своей внешностью и комнатой. То красила волосы в ядерно-розовый и переклеивала обои в кислотные, то носила исключительно черное и превращала комнату в склеп с голыми бетонными стенами…

Дичала на полную катушку пока однажды Лялька и Люлька не уговорили меня сходить в “Feelings”, где я первый раз услышала песни Фила. И они что-то во мне перевернули. Ударили своими словами прямиком в сердце, открыли глаза и показали кто я есть на самом деле. Речитатив парня с пронзительным взглядом серых глаз не просто понравился мне своей новизной или цепляющим сочетанием музыки и текста. Песни Фила отзывались внутри меня. В каждом слове, в каждой строке чувствовала, что парень в толстовке понимает меня больше, чем кто-либо другой, и что я не одинока. Нас много, очень много. А взорвавшая чарты “Молитва” — наш гимн.

Нацепив наушники, чтобы отгородиться музыкой от давящего ощущения пустоты кухни, я приготовила ужин, поела и помыла за собой посуду. Оставила на холодильнике записку, что запеканка в духовке, и поехала в гости к брату, заскочив по пути в магазин за Лесиным любимым “Наполеоном”.

И если дома ощущение семьи давно испарилось и превратилось в сосуществующее проживание под одной крышей двух человек с одинаковой фамилией, то у Дюшки, наоборот. Еще в подъезде я почувствовала усиливающийся с каждой пройденной ступенькой аромат свежеиспеченных пирогов, а когда вошла в квартиру, увидела заставленный обувью коврик и полностью завешанную вешалку, заулыбалась брату и, взвизгнув, полезла обниматься, одновременно сбрасывая сапоги.

— Гелька пришла, — оповестил всех Дюшка, забирая у меня коробку с тортом и куртку. — Есть хочешь?

— Неа, — помотала я в ответ. — Чаю хочу, — принюхалась и, сглотнув слюнки, добавила, — и Леськин пирог! Огроменский такой кусманище! С творогом, да?

— Ага. И не только с творогом, — хохотнул брат, подталкивая меня в сторону ванной комнаты. — Иди руки мой и шуруй в зал, мы там засели. Я чайник поставлю.

И повторять дважды мне не пришлось. Я быстрехонько полетела по коридору в ванную, а потом в зал, где попала в обнимательно-целовательную церемонию, без которой уже не представляла своего появления в гостях у Леси и Дюшки. Друзья брата и его жены весело смеялись, когда я крепко обнимала и чмокала в щеку каждого, перешагивая за их спинами по дивану. Только Лизу, жену Владки, сидевшую в уголке, приобняла с осторожностью, стараясь не задеть ее округлившийся живот, но на Владке оторвалась за двоих.

— Дурка, задушишь же, — притворно захрипел он, закатывая глаза и поднимая меня над диваном.

— Не задушу, — хихикнула и завертелась ужом, увидев ползающих в перенесенном в зал манеже племяшек. — Владка, отпусти! Я с котятками ещё не поздоровалась! Привет, мои малышочки!

Васька и Руся заулыбались, стоило только протянуть к ним руки. Обоих подняла, потискала за щёчки и вернула обратно к игрушкам, пока близнецы не начали реветь, деля и перетягивая внимание на себя. И я бы с удовольствием повозюкалась с ними и дольше, но потом карапузы обязательно вытреплют нервы обоим родителям — руки и спины отвалятся их укачивать. Ещё и Дюшка вернулся с большой кружкой чая со смородиной и тарелкой, на которую переложил кусок пирога с творогом и три слойки:

— Вовка, передай Гельке, — попросил, протягивая угощение, и Вовчик заулыбался, кыская:

— Кис-кис-кис! Кому вкусняшек?

— Мяу-мяу, мне! — ответила я, впиваясь зубами в свежайший и вкуснейшие пирог. Проглотила и закатила глаза. — Леся, я остаюсь у вас жить!

— Хорошо, — кивнула она. — На завтрак у нас геркулес.

— Не, — скривилась, — С детства эту размазню не перевариваю.

— Вот это я понимаю, пришли к консенсусу, — подмигнул Лизе Гришка, подначивая ее на поспорить.

Соня, Гришина девушка, захихикала, потирая ладошки в предвкушении, а я навострила уши — мне до ужаса нравилось слушать такие шуточные баталии. Особенно, когда они разростались с какой-нибудь мелочевки, вроде этого консенсуса, до таких масштабов, что хоть записывай логическую цепочку, чтобы не запутаться откуда что и почему. И судя по улыбке Владки и его негромкому: "Размотай его, Принцесса", сказанному Лизе, шоу начиналось.

— В третьем раунде? — уточнила она, отпивая чай из кружки с жирафом, и засмеялась кровожадному:

— В первом, — Влад обвел компанию взглядом, выбрал на роль судьи Катю и сделал приглашающий жест своей жене. — Прошу.

Лиза опустила кружку на стол и пожала плечами:

— Гриш, прости. Я не хотела, — потерла переносицу и произнесла чуть ли не профессорским тоном. — Консенсус в переводе с латыни означает согласие или единое мнение. Применительно к ситуации Гели и Леси оно не имеет смысла, потому что у них нет разнополярных представлений по поводу возможности Гели остаться на ночь. Леся, — показала на хихикающую жену Дюшки, — не имеет ничего против и обозначила Геле, — ладонь сместилась на меня, — следствие своего согласия, а Геля его не приняла и отказалась от идеи ночевать. То есть, простыми словами, мы не увидели истинного значения примененного тобой слова. И получается, что кто-то, а именно Гриша, пыжит.

— Нокаут! — вскинула руки Катя, и вся компания весело засмеялась.

Соня пихнула Гришку в бок, скривив растроенную моську, и он моментально переобулся:

— Принимается, — кивнул Гриша. — Но тогда, Лизаветта Михайловна, добивайте до конца. В чем проблема найти консенсус?

— Для Гели и Леси? — прыснула Лиза.

— Да. Мы же с них начали нашу баталию. Ими же и закончим, — хитро улыбнулся Гришка.

Переглянувшись с Владкой, Лиза прыснула в кулачок прозвучавшему:

— Мочи его, Принцесса. Раз не понял, добивай.

— Ладно, — согласилась девушка и спросила у Леси. — Лесь, ты можешь приготовить на завтрак то, что любит Геля?

— Могу, — кивнула Леся.

— Гель, — обратилась ко мне Лиза. — Проглотиков спать уложишь?

— Легко! — заулыбалась я. — И даже накупаю.

— Стороны удовлетворены предложенными уступками? — Лиза посмотрела на нас с Леськой, хихикающих, и мы одновременно кивнули. — Консенсус достигнут. Андрюшка, звони маме и предупреждай, что Гелька ночует у вас.

— Зашибись, — выдохнул Дюша. — Почему консенсус у них, — показал он на нас, — а отдуваюсь я?

— Потому что ты мужчина и несёшь ответственность, — широко улыбнулась Лиза. — Влад всегда звонит и моим, и своим родителям. А ты что, испугался?

— Мелкая, вот ты коза, — покачал головой братишка, а потом щёлкнул пальцами. — Консенсус же, да? Лады. Я позвоню, но Гелька отпускает нас всех в кино!

— Согласна! — кивнула я. — Тогда на завтрак я хочу омлет с сыром и сосисками.

— Договорились, — захохотала Леся, обвела всю компанию взглядом и спросила, — Ну что? Кто уже посмотрит на какой фильм мы идём?

POV. Денис

Стоило только отстегнуть поводок, Текила бодренько стартовала на поиски Гумперта — кота родителей.

— На кухне ищи, — подсказала ей мама, и Текла, радостно тявкнув, рванула в указанном направлении. — Умничка. Не то что Граф у Крюквиных.

— Опять это чудовище обоссало подъезд? — спросил, целуя подставленную щеку.

— Это чудовище, как ты его называешь, вчера устроило такой сольный концерт, что мне пришлось вызывать полицию и пить “Анальгин”, а потом до двух часов ночи корпеть над тетрадями мерзавчиков, пытаясь разобрать их каракули. Невозможная собака.

— И невозможные мерзавчики, — добавил я, улыбаясь до невозможности ласковой характеристике ее учеников, половина которых заслуживала совсем другие эпитеты. — Папа дома?

— В кабинете. Разбирает свою ежегодную стопу Валентинок от влюбленных в него студенточек, — взмахнув ладонью, мама поправила прическу и вздохнула. — Ничего не меняется. Совушкин, что в молодости, что сейчас — звезда университета и мечта красоток. Даже боюсь представить какая бойня началась, если бы ты пошел по его стопам. Ректорату бы пришлось вводить чрезвычайные меры или, что еще хуже, военное положение, чтобы поддерживать порядок.

— Зато какая бы была посещаемость, мамуль, — закатил я глаза и захохотал, получив ладонью в лоб:

— Знаю я вашу посещаемость. Один коллекцию Валентинок собирает, второй, слава Богу, пока вкладышами ограничился. Кстати, папа там тебе пару каких-то редких выменял.

— Каких? — мигом заинтересовался я, торопливо скидывая куртку на вешалку. — Мам, скажи что там есть “Starlet”!

— Без понятия, Денис. Я не лезу в ваши увлечения, мне мерзавчиков с их “Анна Каренина была ровной чикой” хватает. Сам спроси, а лучше зови отца ужинать, пока я не устроила ему единственно верную сортировку его ежегодных охов и ахов.

— Сейчас придем, — выпалил, чувствуя как предвкушение будоражит нервы. Влетел в кабинет отца, пожал ему руку и огорченно вздохнул, посмотрев на два выложенных им вкладыша. — Черт!

— Дубль? — поинтересовался папа и понимающе пожал плечами, когда я кивнул:

— Он самый. Неделю назад ровно такие же выменял.

— Я могу отыграть обратно.

— Не надо, пап. Продам или махну на что-нибудь другое, — опустился в кресло и взглянул на приличную стопу открыток с сердечками. — А у тебя как?

— Три новых из пятидесяти семи. Очень неплохо, — улыбнулся отец, продемонстрировав мне Валентинки, аккуратно вложенные в альбом. Поставил его на полку, а остальные, повторяющиеся, открытки убрал в коробку.

Если бы кто-то в мире озадачился вопросом праздника письменных признаний в любви и захотел посмотреть вживую на самую большую коллекцию Валентинок, то ему однозначно стоило заглянуть в кабинет отца. Такая вот немного странная направленность в филокартии, а совсем не коллекционирование охов и ахов, как иногда называла увлечение папы мама. Хотя слова по поводу влюбленных в Кима Яковлевича студенточек и имели под собой почву, притом основательную — отец в свои пятьдесят при желании с легкостью мог вскружить голову любой женщине, — но для него существовала одна единственная — моя мама.

— Любушка, душенька моя, а вот и мы, — широко улыбаясь маме, папа перешагнул через Текилу и Гумперта, развалившихся на пороге кухни, повел носом и протянул. — М-м-м! Какое счастье, что тридцать лет назад твоя сумочка упала мне под ноги. Даже не представляю, как бы жил без тебя!

— Ровно так же задирал нос, — рассмеялась мама. Переставила в центр стола суповник и притворно заворчала, когда отец приобнял ее и мягко коснулся губами виска. — Ким, хватит! Остынет.

— Пускай. Главное, чтобы наша любовь не остыла.

— С тобой остынет, как же.

— Понеслась, — хохотнул я и кашлянул, привлекая к себе внимание родителей. — Очнитесь, влюбленные. К вам пришел сын и он голоден, как волк.

— А что же случилось, что волка не кормят дома? — тут же поинтересовалась мама.

— У волка очередной кризис в личной жизни и перерыв в гастрономических извращениях в виде брокколи на пару, — произнес я, кривясь от одного только упоминания этой зожной еды. — А все потому, что ваш отпрыск плохо воспитан и не умеет сдерживать свои эмоции.

Переглянувшись, родители критично посмотрели на меня, словно примеряли озвученное, и рассмеялись.

— Любушка, солнышко мое, у нашего отпрыска на лицо острая нехватка мяса, — вынес свой вердикт папа.

— Полностью с тобой согласна, Кимушка. Больший бред себе представить сложно, но, слава Богу, это легко поправить, — мама до краев наполнила мою тарелку солянкой и вложила в ладонь ложку. — Денис, ешь! Как чувствовала, что сегодня без лечебной солянки и запеченного мяса не обойтись. И не вздумай заниматься самолечением пельменями! С собой положу.

— То есть варианта остаться на стационар нет? — спросил, поднимая взгляд на родителей.

— Я же говорю, острая нехватка мяса, — подмигнул, обнимая маму, отец. — Разве невоспитанные дети ведут себя так?

— Не знаю, Ким. У нас таких не было, — родительница с любовью провела ладонью по моей шевелюре и вздохнула. — Лопай уже, голодайка.

После крайне плотного и вкусного ужина, закончившегося маминым пирогом с вишней, я кое-как дополз до своей комнаты и аккуратно упал на кровать. Щелкнул выключателем ночника стоящего в изголовье, наощупь взял книгу, которую начал читать в прошлый раз и сдвинул ноги ближе к стене — отдувающаяся и закормленная не меньше моего Текила запрыгнула следом, вытянулась колбасой и блаженно выдохнула, когда у нее под боком свернулся клубочком Гумперт. Два рыжих и хвостатых попугая неразлучника, стоило им только встретиться, не отходили друг от друга ни на минуту, в пух и прах разбивая теорию непереносимости кошками собак и собаками кошек. Эти двое мало того, что играли вместе, так еще и ели из одной миски. Сперва хрустели кормом Гумперта, потом трескали еду Текилы. Опустив пальцы на холку собаки, почесал ее, решая стоит ли начинать читать перед сном или лучше раздеться и просто поваляться, ни о чем не думая. Стянул с себя футболку и джинсы, бросил их на стул и вырубился раньше, чем укрылся одеялом.

10. Пердимонокль. POV. Геля

Честно говоря, выходить на смену после того, что отчеблучил в своей машине Таракан, было немного страхуевенько. Но то ли в его головушке что-то, наконец, щелкнуло в сторону адекватности, то ли ему резко наскучило до меня докапываться — не знаю. Одно точно, в последнее время присутствие Таракана у раковин свелось к минимуму, а спустя неделю его персона и вовсе перестала наблюдаться поблизости. Вот только этот факт сегодня почему-то добавлял мне нервозности, а не счастья. Ещё и пятая точка с самого утра подсказывала, что светит мне жопа таких эпичных размеров, что реши я найти на нее трусы, придется расчехлять пару Боингов — по одному чехлу на каждое полужопие. Ну и ко всему этому "счастью ожидания не пойми чего" Софочка, второй администратор, по секрету сказала, что мой личный тиран оказывается внезапно захворал и сел на больничный, а Нафталинка с утра приперлась раньше всех и кружила коршуном, выискивающим одну вечно опаздывающую Кошкину. Только я, к слову, не опаздывала ни разу, но это разве докажешь? Плохо быть подчинённой, у которой из прав лишь перчатки и фартук, а обязанностей вагон и две тележки прицепом. Вроде пришла, каквсегда, минут за пять до начала смены, переоделась и просто чуточку зависла в телефоне, мониторя объявления о сдаче квартир. И похоже хорошо, что зависла. Когда я вышла из подсобки, через служебный вход на панике влетела владелица "Прованса", сгребла понятно кого ждущую у раковин Нафталинку под локоть и потащила ее за собой решать свои начальственно-вселенские вопросы. И пердимоноклевый пердимонокль надвигающейся задницы уже не просто зашкрябал, предупреждая, а заголосил во всю свою глотку. Взгляд Беллы Антоновны очень недвусмысленно намекнул мне, что ее персона еще объявится и исключительно по мою душу. Думаю, даже Сморчок со всеми своими портубертатными проблемами допенькал бы, что когда через два часа меня пригласили в кабинет бухгалтера, то явно не для того, чтобы обрадовать выписанной премией. А могли бы.

— Гелечка, присаживайся, — елейно пропела Нафталинка, сдвинув по столу лист бумаги, на котором красивым росчерком красовалась подпись Дианы Семёновны, владелицы "Прованса". — Прочитай и подпиши.

Я честно прочитала первый абзац про какую-то оптимизацию расходов, а на втором — там, где рядом со словом “уволить” поставили мою фамилию, подняла глаза на бухгалтершу. И ой зря она так гаденько улыбнулась и протянула мне ручку. Знаете ведь, когда терять больше нечего, внутри просыпается такая стерва, которой только дай повод, ответочка прилетит мама не горюй. А Нафталинка, дура, не смогла сдержать своей радости:

— Будешь знать, проститутка… — начала она и поперхнулась, когда я бросила свои перчатки ей на стол и кровожадненько улыбнулась в ответ:

— Так-то по Трудовому кодексу за две недели уведомить об увольнении должны, Белла Антоновна.

— Не умничай! — вспыхнула бухгалтерша, пальцем-сарделькой ткнула в место, где очень хотела увидеть мою подпись, и поторопила. — Подписывай и выметайся!

— А с какой радости? — спросила я, хлопнув ресницами а-ля идиотка. — По закону я имею право отработать две недели с момента уведомления об увольнении, а тут даже не увольнение, — придвинув к себе приказ, процитировала дословно, — “сокращение штатной единицы”, - подняла глаза на багровеющую женщину и поинтересовалась. — А на счет сокращения за сколько должны предупреждать? — снова глянула в текст и заулыбалась шире. — Ой! Так я могу еще два месяца работать, если не согласна? А я не согласна, Белла Антоновна. Поэтому хрен вам, а не моя подпись!

Внутренняя стерва с гордостью посмотрела на кукиш, который я скрутила и показала бухгалтерше, а она почему-то побелела, потом снова побагровела и замахала руками, хватая воздух:

— Ты! Ах ты! Шалашовка! Шлында! Шлюха! — разродилась Нафталинка для пущего эффекта грохнув кулаком по столу и срываясь в визг. — Подписывай!

— Выплатите зарплату за те два месяца, которые я имею право отработать, подпишу. Или пойду в комиссию по трудовым спорам, — припечатала я и достала из кармана мобильный. — Вы же не против, что я сфоткаю?

Судя по тому, что приказ испарился со стола раньше, чем я навела на него объектив камеры, Белла Антоновна была очень против. И такой поворот только убедил меня в правильности и законности своих требований. Хотите уволить? Увольняйте. Но по закону! Или на моих условиях. За два месяца я себе точно новую работу найду, вот пусть и выплачивают, если так не терпится свою оптимизацию провести.

— Так, значит? — прошипела Нафталинка, и я кивнула:

— Только так, Белла Антоновна, — разблокировала смартфон, включила приложение диктофона и нажала кнопку записи, продиктовав в микрофон, — Я, Кошкина Ангелина Ивановна, уведомляю Беллу Антоновну Пуцкину, что все разговоры буду вести исключительно под запись…

— Убери, шлю… — прохрипела Нафталинка, но увидев мою расползающуюся улыбку, резко захлопнула рот и для верности запечатала его ладонью, зыркая на индикатор записи, который я любезно ей продемонстрировала.

— Шлю-у-у, — протянула, делая приглашающее движение рукой договаривать до конца. — Ну же, Белла Антоновна. Шлю-у-у…

— М-м-м, — промычала она, сверкая разъяренным взглядом.

— Белла Антоновна? — спросила и, не выпуская телефон из рук, написала на верхнем листочке стопки стикеров размер своей зарплаты за три месяца. Показала бухгалтерше и пояснила, — За февраль, который я отработала, март и апрель, которые имею право отработать.

Мыча себе под нос сквозь прижатую ко рту ладонь что-то сильно напоминающее разговор прораба на стройке, а никак не речь культурного специалиста по бухгалтерии, Нафталинка прижгла меня злющим взглядом и развернулась к сейфу. Скрежетнула ключами, заевшими в такой деликатный момент, и быстро отсчитала указанную мной сумму. Но не положила на стол — показала, — и после зажестикулировала, намекая убрать телефон и подписать приказ.

— А как же ведомость? — поинтересовалась я. Выслушала новый поток мычания и спросила. — Чтобы вы мне потом воровство припечатали? Нет уж. Ведомость, Белла Антоновна.

Не знаю, что бы мне сказала на такое мама, но внутренняя стерва возликовала и отбила себе ладоши, когда бухгалтерша застучала по клавиатуре, охнула, отправила на печать требуемую мной ведомость и добавила к зарплате ещё несколько купюр:

— За неиспользованный отпуск! — выплюнула она, бросив лист на стол.

— Как приятно, когда бухгалтер помнит о таких мелочах, — улыбнулась я, вызывая новый приступ смены цвета лица у Нафталинки. Подписала ведомость, пересчитала и спрятала в карман протянутые деньги, а после убрала телефон и подмахнула приказ. — До свидания, Белла Антоновна.

Только в ответ не услышала ни слова. Видимо мой финт с диктофоном все же произвел гораздо более сильный, чем ожидала, эффект. Правда ликующая стерва резко стихла, когда до нее дошло, что победа победой, а работу я все же потеряла. Да, мне выплатили компенсацию. Но толку от нее с гулькин нос. Мама узнает, что меня поперли, и гарантированно начнет промывать мозги с утроенной силой, повторяя: "Бестолочь ни на что не способная. Как отец!" И вот тут никакие оправдания и доказательства своей невиновности не помогут. Потому что их не станут слушать.

Наверное, любой другой человек, попав в похожую ситуацию, в первую очередь начнет искать себе новую работу, а никак не съемное жилье. Всю сумму, которую получила в виде расчета, я сразу же положила на карту, решив потратить ее на переезд. Куда угодно, согласилась бы даже в тот клоповник, лишь бы не слушать маминых рассуждений по поводу моих способностей. Вернее их отсутствия. Из-за этого и домой не пошла. Села на автобус и поехала к университету, где учились Лялька с Люлькой, чтобы покумекать втроем. На остановке скинула им сообщение, что подожду у входа, и улыбнулась, когда спустя две минуты обе Корюшкиных выскочили на крыльцо, на ходу натягивая куртки и шапки.

— Рассказывай! — потребовала Ляля, подхватывая меня с одной стороны.

— К нам! — кивнула Люля, обозначая единственное место, где мне помогут, не вникая в подробности. Вцепилась в локоть с другой и потащила к остановке.

И знаете, у меня на душе сразу полегчало. Гора с плеч, конечно, не свалилась, но дышать стало все таки легче.

По пути к дому я рассказала подругам про приказ о сокращении и о том, как поставила на место Нафталинку, а они, не особо выбирая выражения, подтвердили, что бухгалтерша в "Провансе" — редкостная дрянь, и предложили ночью проколоть ей колеса. Правда на этот раз обойтись без Морковки.

— Пусть живёт, — отмахнулась я. — Я себе в сто раз лучше работу найду, а она так и будет по углам с Тараканом обжиматься.

— Да! — согласились со мной Лялька и Люлька. — И ночевать у нас будешь. А еще с папой поговорим, чтобы он спросил в школе. Может, им уборщица нужна. Пойдешь?

— Пойду, — кивнула я.

— Ну вот! — повеселела Ляля. Махнула Люле, чтобы она прикрыла глазок на двери в нашу с мамой квартиру, и буквально втянула меня за собой в свою.

Три часа спустя с работы вернулся дядя Игорь, и я снова рассказала о своем увольнении. Корюшкин-старший даже спрашивать не стал, что я собираюсь делать. Притащил на кухню, где мы засели с девчонками, газету с объявлениями о работе, а сам начал обзванивать своих знакомых. И уже через пять минут поднял ладонь, привлекая наше внимание:

— Спасибо, Любовь Михайловна. Одну секундочку, — прикрыв микрофон, дядя Игорь спросил у меня. — Гелька, техничкой пойдешь? Зарплата, конечно, минималка, но на первое время хоть что-то.

— Пойду, дядь Игорь, — закивала я.

— Любовь Михайловна? Всё, мы согласны. Когда там место у нас освободится? Две недели? — посмотрел на меня кивающую, — Да. Подождем, конечно. Если что изменится, сразу позвоним. Спасибо, Любовь Михайловна. Я ваш должник. Ещё раз спасибо, — дядя Игорь отложил телефон и потёр ладони. — Ну вот и славненько. На первое время пристроили, но ты, Гелька, все равно работу ищи. Считай, техничка — твой запасной вариант. Поняла?

— Ага, — кивнула я. — Спасибо дядь Игорь!

— Было бы за что, — отмахнулся Корюшкин. Глянул на часы и засобирался. — Так, девчонки, я за матерью, а вы тут ужин сварганьте. Ферштейн?

— Сделаем, пап, — Лялька с Люлькой чмокнули отца в щеки и захлопотали у плиты, распределяя обязанности.

Ляля взялась варить макароны, Люля жарить котлеты, а мне досталось резать салат.

Клей: Два билета в Вип-зону на концерте, плюс новый диск с автографом из ограниченной партии. Интересует?

Я подскочила на кровати и хлопнула ресницами, не веря в то, что только что прочитала. Перечитала ещё раз пришедшее в личные, а не в чат, сообщение, посмотрела на часы и забарабанила по экрану, отбивая ответ.

Геля: Кого убить? Говори, что нужно сделать!

Подождала две минуты и застрочила следующее.

Геля: Клейстер!!!

Ещё через три отправила вместо текста кучу истерящих смайликов и чуть не сгрызла ногти, дожидаясь ответа.

Клей: Флешмоб.

Геля: И все?

Клей: Подписываешься?

Геля: Да!

Клей: Забеги в клуб к одиннадцати, потрещим что и как. Заодно покажу студию Фила.

Геля: А-а-а!!!

Последнее сообщение вряд ли отражало хотя бы сотую часть моего счастья. Я скакала по кровати, вскинув руки вверх, стараясь удержать рвущиеся визги.

— Сломаешь кровать, новую на свои покупать будешь, — недовольно пробурчала мама, заглянув ко мне в комнату. — Сама не спит и другим не даёт. Лучше бы завтрак приготовила — хоть что-то полезное сделала.

— Сейчас приготовлю, — потупилась я.

— И в комнате уже приберись. Свою квартиру купишь, живи в ней, как заблагорассудится, хоть свинарник устраивай.

Спорить и доказывать, что у меня порядок, я не стала. Надела халат и пошла на кухню ставить чайник, жалея, что вчера не осталась ночевать у Корюшкиных. Пока варились яйца, открыла на телефоне сайт с объявлениями о сдаче квартир в аренду и, снова не найдя ничего по карману, закрыла. Пердимонокль, блин! Да когда же ты закончишься!?

11. Теория ссор имени Лукашика. POV. Денис

— Я просто посмотрел погоду на завтра, — хохотнул я, откладывая телефон в сторону, когда Лука, возвращаясь в комнату из туалета, застукал меня проверяющего мессенджеры.

— Не свисти, Ден. По любой снова чекал личку, — глотнув пива, Лукашик плюхнулся рядом и тютелька в тютельку перечислил очередность соцсетей, в которые я ползал, проверяя в них сообщения от Крис. — Инста, ВК, Телега, Вацап, Вайбер. Ты делаешь вид, что тебе пофиг, а на самом деле бесишься, что Крис впервые продержалась дольше недели и до сих пор не написала, сломав твои шаблоны. Можешь написать сам, но не напишешь, потому что ушла она, а не ты. Вот, — отсалютовав мне бутылкой, допил остатки и кивнул на грудастых девчонок-футболисток на экране. — Тебе в кайф с ними цапаться. А не цапаться ты не можешь.

— Не притягивай писю к носу. Я смотрел погоду.

— Поверю, если ты перестанешь отрицать тот факт, что ни с одной не прожил без ругани больше двух месяцев. Текила не в счёт. Да, Вонючка? — Лука почесал пузо дрыхнущей собаке и многозначительно воздел вверх палец. — О! К слову, Кристина с ее ухожу-прихожу только подтверждает эту теорию. Правда она ебнутая на голову, если до сих пор не поняла, что ваши ссоры по пустякам никогда не закончатся. Ты просто не создан для длительных отношений. У тебя эта, как ее, филофобия. Во!

— Сам ты филофобия. Все ругаются, Люк, — не самый убедительный факт, но я озвучил его как окончательный в нашем затянувшемся споре и дёрнул подбородком, показывая на стройный ряд пустых бутылок. — Ещё по одной или стопоримся?

— А давай.

Взяв из холодильника два пива, протянул одно другу и предупреждающе замотал головой, видя расползающуюся на его лице улыбку:

— Все, Люк, завязывай свою психологию. Разбежались и разбежались. Не фиг мне мозг пылесосить. Я даже скажу, что действительно проверял сообщения, только отъебись от меня со своей филофобией.

— А хочешь я тебе докажу, что все это правда?

— А хочешь я тебе скажу все, что об этом думаю? — спросил, уже догадываясь, что Люк, сев на конька выстроенной теории, не успокоится, пока не договорит до конца. — Хрен с тобой. Валяй.

— Крутяк! — Лука свернул пробку с бутылки, подцепил пальцами пару луковых колечек из тарелки и завис с ними, не донеся их до рта. — Ёпт! Точняк!

— Что? — напрягся я, стараясь не заржать. — Я марсианин? Нет! Я нептунянин! Точняк! Гы-гы-гы!

— Хренотянин ты, Ден, — захохотал Лука, но подтверждая мою догадку все таки предложил. — А давай эксперимент проведем, а? Чисто ради прикола. Чтобы ты сам убедился.

— Мне в принципе не нравится быть подопытной крысой, но так и быть выслушаю твои бредни, психолог-самоучка. Выслушаю, но не факт, что соглашусь.

Только вместо того, чтобы продолжать бредить, Лука достал свой телефон и начал что-то считать, листая нашу с ним переписку, неторопливо отматывая ее в прошлое. Минут пять он загибал пальцы, улыбаясь все больше и больше, а когда отложил мобильный в сторону, кивнул, резюмируя:

— Как и говорил, два месяца плюс-минус.

— Чего два месяца? — осторожно переспросил я.

— Интервал твоих расставаний, Ден. Не мешай! — отмахнулся Лука и снова провалился в размышления, потягивая пиво и бормоча себе под нос. — Тогда надо брать три. Точно, три. Чтобы наверняка словить момент криза и не перегнуть.

— А чего не четыре? — хмыкнул я и заржал в голос крайне серьезному тону друга:

— Четыре ты не вывезешь. И не лезь в психологию, если не шаришь в ней хотя бы на уровне пациента.

— Хренасе у тебя перестановки начались! Сперва подопытная мышь, теперь уже пациент, — проржавшись, посмотрел на Луку и провел пальцем по губам. — Молчу-молчу, доктор Лука. Назначьте мне пилюльки с процедурами и закончим лечение.

— Пилюльки в психологии не используются, а вот на счет процедур ты прав. И для чистоты эксперимента мы возьмем рандомную девушку.

— Ого! А вечер внезапно перестал быть мучительно психологическим, — ухмыльнулся я. — Блондинка, брюнетка, рыжая?

— Рандомная! — повторил Лука. — В этом весь прикол, что ни ты, ни я не будем знать кто она.

— А если она страшная?

— Да какая разница, Ден? Ты все равно не проживешь с ней три месяца под одной крышей, — вспылил Лука.

— Не понял! С хера ли я должен с кем-то жить? Еще и непонятно с кем!? На кой?

— Чтобы убедиться, что ты разосрешься с любой девушкой раньше, чем пройдет три месяца! — припечатал Лука. — Никакой разницы страшная она или красотка нет. Ты один хрен вытуришь ее раньше. Поэтому-то в объявлении о сдаче комнаты и напишем, что срок фиксированный — три месяца. А чтобы исключить всякие договоренности, добавим еще больший фактор рандомности — объявление выложу я, на левый номер естественно, и сдам комнату первой позвонившей. За пять тысяч. Рублей, — уточнил Люк и протянул ладонь. — Ключи давай.

И в этот момент в моей голове щелкнуло, что мы однозначно перебрали с пивом. Мои глаза полезли на лоб, а челюсть поехала вниз. Уровень бредовости предложения Луки в одну секунду пробил все возможные планки неадекватности. Но друг продолжал держать ладонь, будто всерьез считал меня таким же неадекватом.

— Нет, — выдохнул я. Залпом допил пиво и еще раз, но уже тверже, повторил. — Нет!

— Да, Ден. Да! Гештальт-терапия.

— Хренальд-терапия, Люк! — огрызнулся я. — Иди в жопу! Я нормальный, а это твоя… — повертел в воздухе ладонью, — гештальдятина — бред!

— Сам ты бред! — вспылил Лука. — Если бы не она, я бы до сих пор в туалет ходил под успокоительным!

— Блядь, Люк, не путай теплое с мягким! У тебя клаустрофобия, и это нормально. Ну в плане того, что… Короче не путай меня! У меня все нормально с бабами! Если они ебнутые, то почему внезапно ебнутый я!?

— Вот! Еще одно подтверждение. Отрицание, — щелкнул пальцами Лука. — Ключи давай!

— Не дам!

— Зассал?

— С хрена ли зассал? — охренел я от очередного кульбита. — Ты сам хотя бы понимаешь какую херь несешь?

— Абсолютно, — кивнул Лука. — Поэтому хочу тебе помочь.

— А мне оно надо?

— Надо! — снова кивнул Лука и медленно процедил. — Ссыкло.

— Сам ты ссыкло! — огрызнулся я.

— Ссыкло-ссыкло, — продолжил подначивать меня Люк. — И ссышься не того, что кто-то будет жить в твоей квартире, а то, что я окажусь прав и ты не протянешь три месяца. Филофоб!

— Ссссука! Я тебе говорю, что нет у меня никакой филофобии!

— Докажи.

— Люк, блядь!

— Ну же, ссунишка, докажи!

— Лука!

— Трусики уже обмочил? — Лука принюхался и захохотал. — Пись-пись-пись!

— Блядь! Я тебе докажу! Три месяца!? — подскочив на ноги, я слетал в прихожую и вернулся с комплектом ключей. — Любая! Похуй какая! Три месяца!? Да хоть четыре! — бросил связку Луке и оскалился. — Ссыкло он нашел. Психиатр доморощенный.

— Психолог. Не путай.

— Да похуй! Жги свою терапию, Люк.

— К родителям переезжать нельзя!

— Сука!

— А ты думал, я наивный чукотский мальчик? Хрен тебе! Я ещё проверять буду.

— Да хоть упроверяйся!

— Вот и договорились. Ещё спасибо скажешь.

— Угу. Обломишься!

Упав на диван, я выдул пиво Люка и заржал в голос, когда он пошел фотографировать комнату и вернулся с двумя бутылками.

— За твое лечение, Ден.

— Пошел ты, психолог.

На трезвую голову идея Луки окончательно трансформировалась в бредовый бред, но отыграть все назад или хотя бы забрать ключи я не смог — доморощенный психолог-клаустрофоб свинтил с утра пораньше, не забыв оставить мне записку-напоминание, что отказываться поздно.

— Пиздец, — выдохнул в сердцах, боясь даже представлять на какую авантюру подписался.

Надеялся ли я на благоразумие друга? Лелеял ли надежду, что он все же пошутил на счёт квартиры и квартирантки и вечером привезет ключи? Естественно. Такие приколы очень слабо смахивали на адекватный юмор даже с учётом всех тех приколов, которые мы отмачивали. Поэтому, на всякий пожарный прошерстил сайт о сдаче жилья и… выдохнул. Моя квартира там не мелькнула, сколько бы я не играл с фильтрами по цене и району. Поржал с того, как легко развел меня Лука и того, что повелся. Выгулял Текилу, позавтракал и поехал в клуб, отправив сообщение, что вечером жду психолога на просмотр “Куба”, если он не зассал. Ответное лишь убедило меня, что пьяные бредни про психологию все же оказались бреднями, а не реальностью, в которой мне придется три месяца терпеть пристутствие непонятно кого в своей собственной квартире, доказывая отсутствие несуществующей болячки.

Люк: С меня пельмени, с тебя бухло!

Пельмени, бухло, кино — жизнь прекрасна! На автомате пробежался по соцсетям, поражаясь выдержке Крис, и едва удержался, чтобы не поменять статус на что-нибудь намекающее написать. Сама свинтила, пусть сама и пишет первая. У меня отпуск от зожной пищи. И то, что он продлился, не могло не радовать. Вечером сниму себе девочку в баре и… Черт, облом. Вечером же приедет Лука. Тогда завтра сниму себе ночной антидепрессант и оторвусь с ней по полной. Может даже повторю с утра и приглашу куда-нибудь сгонять. Филофобия у меня. Ага. Как же. Я даже загуглил, что означает эта хренотня, и проржался с причин, которые ее вызывают.

— Вот ты психолог, Люк! Лапшу на уши навесил, а сам не шаришь.

Скопировал ссылку на статью в Википедии и отправил психологу-шарлатану.

Ден: В следующий раз хотя бы прочитай, что ты мне собираешься диагностировать, до того как это ляпнуть))))

Люк: О-о-о! Мальчик смог в Гугл))) поздравляю!

Ден: Пошел ты, психолог)))

Люк: Сам пошел, пациент)))

— Ден, завязывай в телефоне залипать и поставь чайник.

Я отложил мобильный к кассе, щёлкнул кнопкой на чайнике и посмотрел на ржущего Фила:

— Бороду отростить или сбрить? — спросил, готовясь услышать очередной баян по поводу своей щетины.

— Оставь так, — расщедрился начальник, на автомате проходясь ладонью по своей щеке. — Хотя… сбрей.

— Угу. Завтра, — кивнул я. Выставил на стойку кружку и коробку с чайными пакетиками. Про себя выматерился на пролитый мимо кипяток и промокнул лужу полотенцем. — Лучше бы сам налил.

— Не выебывайся.

— Куда мне.

— А в зубатку?

— Хрен тогда я побреюсь, — я вернул разговор в начальную точку, и Фил заржал:

— Черт! Один — один, — забрал кружку и пошел к лестнице, ведущей в его квартиру, расположенную на последнем этаже клуба.

Вполне ожидаемый обмен любезностями, повторяющийся чуть ли не каждое утро и явно не собирающийся заканчиваться. Но через пол часа в клубе объявился Мистик с ровно таким же: "Поставь чайник" и следом Клей с какой-то девчонкой. Ее он усадил за столик, а сам направился ко мне. И, блядь, я думал, что прибью его, уже в третий раз услышал:

— Ден, поставь чайник.

— Как вы меня затрахали со своим чайником! — прошипел я сквозь зубы, щёлкая кнопкой и выставляя на стойку пару кружек и коробку с чайными пакетиками. — Один с утра выполз — ставь чайник, второй припёрся — ставь чайник. Ещё и ты теперь. Нашли себе мальчика на побегушках.

— Тебе в падлу что ли? — заржал Клей.

— Да заебали уже! — процедил со злостью. — Клей ты бы намекнул Филу, чтобы он в студию чайник купил.

— Так сам и намекни.

— Угу. Станет он меня слушать.

— А меня станет? — вполне резонно спросил Клей и щёлкнул пальцами. — Риту попроси намекнуть.

— Риту?

Я завис на несколько секунд, а потом выложил на стойку два шоколадных батончика "KitKat", улыбаясь от уха до уха:

— Точняк!

— Босяцкий подгон за умные мысли? — кивнул Клей на шоколадки.

— Типа того.

— Ништяк! — сгреб все на поднос и пошел в зал.

Я проводил его взглядом до столика и помахал в ответ на приветствие обернувшейся к бару девчонке, мысленно прикидывая ее внешний вид на Елю, из-за которой Клей накачивался алкашкой до бессознанки. Вполне себе красивая. Но вряд ли Еля. Почему-то в моей голове сложилось впечатление, что Еля вряд ли станет бегать за Клейстером, не вызывая у него даже интереса, а эта девчонка его явно не вызывала. Хотя мордашка у нее очень залипательная. Я даже поймал себя на мысли, что где-то уже ее видел. По крайней мере дреды точно показались мне знакомыми. Вот только где именно мы могли пересекаться, не смог вспомнить. Что-то крутилось на подкорке, но дальше этого ощущения "видел" не сдвинулось ни на миллиметр. Глянул снова, вглядываясь, и забил — девчонка и до этого сидела ко мне спиной, а тут склонилась над столом. Ещё и мобильный трямкнул входящим сообщением от Крис.

Кристина: Ты подумал, Денис?

Та-дам!

Смахнув уведомление, я расплылся в улыбке. Ну и кто у нас филофоб? Я? Ага. Как же.

12. Упс… POV. Геля

Я не собиралась реветь, но слушая рассказ Клейстера про сюрприз для его девушки, слезы сами подступили к глазам и покатились по щекам. Увольнение, мама, квартира, отсутствие парня — все сложилось в одну огромную кучу и смело меня, даже не заметив. Оставило лишь один вопрос: "Почему?" И ведь, действительно, почему? Я же не уродина. Ведь не уродина я!

— Э, ты чё? Гель? Геля, — тряхнув меня за плечо и протянув платок, Клей снова спросил. — Ты чё ревешь-то?

— Да иди ты в жопу! Почему мне такие сюрпризы никто не делает? Один раз плюшевого медвежонка подарили, и то по ошибке, — шмыгнув носом, я подняла на парня слезящиеся глаза и спросила. — Я чё, страшная что ли?

— Да не. Нормальная.

— Угу. Все вы так говорите, а сами вон чё, — кивнув на лист бумаги, я высморкалась и снова захлюпала. — На других женитесь.

— Да что ты ревешь-то постоянно?

— Я тоже так хочу! Вот что! — выпалила я со злостью. — А вы только лапшу на уши вешаете!

— Э, стопэ, родимая! — завелся Клей. — Я тебе ничего не обещал. И вроде никаких разговоров о встречаться не заводил. Так!?

— Ну так! — кивнула, притихнув от ответного напора.

— Тогда какого хера ты мне предъявы за всех кидаешь? А? Я за свой косяк извинился и реально чувствую вину, а не просто так спизданул, чтобы по ушам проехаться! За других отвечать не буду. И ещё… — выложив билеты на стол, сдвинул их от себя. — Бери. Просто так. Диск тоже привезу, как обещал. Только не реви больше. И это… Ты, вообще, огонь! Красивая, движушная… Вон что в аэропорту замутила с полпинка. Извини, если ты подумала, что у нас что-то будет. Я сам не знал, что втрескаюсь по уши, Гель! Извини, сердцу не прикажешь кого любить. И ты тоже влюбишься, по настоящему. И он тебя любить будет. Короче, бери билеты. Спасибо, что вообще помогала. Дальше я сам.

Выоравшись в ответ, Клейстер достал из кармана пачку, сунул сигарету в зубы и нервно прикурился, жадно затягиваясь дымом, а я смотрела на него с открытым ртом и хлопала своими ресницами. Правда что ли красивая?

— Да, мы такие козлы, — добавил Клей, вдавливая окурок в пепельницу. — Извини, что так получилось.

— Завтра в семь, да? — спросила я.

— Я сам. Спасибо, Гель. Реально, спасибо, но лучше я как-нибудь сам.

— Угу. Вот именно, что как-нибудь! — подхватила со стола злосчастный лист, спрятала его в кармашек и уверенно кивнула. — Все. Опоздал. Я согласна, только с одним условием.

— Ну?

— Познакомишь с этим барменом?

— Геля, бля!

— Ну он правда симпотный.

Обернувшись к стойке, я смахнула слезы и еще раз посмотрела на парня, приславшего мне мои любимые кошколадки. Вроде как ляпнула про знакомство, чтобы не выглядеть полной дурой, и залипла. А бармен, будто специально ждал этого момента, улыбнулся чему-то своему и провел пальцами по темно-пшеничной шевелюре от лба к затылку, вроде поправляя и одновременно с этим внося в нее такую притягательную небрежность, что у меня рука невольно потянулась поправить. И ладно бы он сделал это специально, видя мой к нему интерес. Фигушки. Настолько между прочим, что половина голливудских звезд, увидев как должен выглядеть такой жест, обрыдалась бы от зависти.

— Очуметь, красавчик, — выдохнула я, разом забыв про слезы. Высморкалась в платок и не поворачивая головы спросила у Клейстера, — А у него есть кто-нибудь?

— У Дена? — хмыкнул он. — Вроде да и в то же время нет.

— Это как?

— Ну-у-у, — протянул Клейстер. — Из того, что знаю я, у него есть девушка, Кристина. Но они то разбегаются, то снова сходятся. Короче, Санта-Барбара отдыхает.

— Ага, — кивнула я. Достала телефон и украдкой сфоткала бармена, чтобы показать его Ляльке и Люльке, чем изрядно рассмешила Клейстера:

— Гелька, ты сейчас на маньячку похожа! — проперхал он, давясь от смеха. — Если бы не видел сейчас, что ты делаешь, не поверил бы. Ха-ха-ха!

— Ну и дурак! — обиделась я. — Сам сказал, что я влюблюсь.

— И хочешь сказать, что я сказал, и оно вот так сразу на тебя и свалилось? — захохотал сильнее Клейстер. — Гель, блин, так не бывает!

— А вдруг у меня бывает, а? — буркнула я. — Так и скажи, что знакомить не хочешь.

— Пф-ф-ф… Да не вопрос. Сейчас позвать или минут через десять?

— А зачем через десять? — не поняла я, но увидев многозначительный взгляд парня и палец описавший круг напротив его лица, вытащила из сумочки зеркальце и зашипела, увидев в нем свое отражение. — Проклятая тушь!

— Она самая, Гель, — кивнул Клей и предложил подвести меня до дома, чтобы не пугать прохожих темными подтеками.

— Обещаешь познакомить? — напомнила я. — Я вечером приеду.

— Да познакомлю я вас, если тебе так уперлось. Только ко мне никаких претензий.

— Как будто они у меня были, — фыркнула я.

— Да ладно!? Хренасе у тебя с памятью веселуха.

— Ой, все, — подхватив сумочку, бросила еще один взгляд в сторону бара и парня за стойкой и вздохнула. — Скоро познакомимся, красавчик.

Лялечка: Дербенникова десять, третий подъезд, пятый этаж. БЕГОМ!!!

Трямкнувший эсэмэской телефон тут же разразился мелодией входящего звонка, и я чуть не выронила его из рук.

— Ляль, а что за…

— Бери ноги в руки, пять тысяч и скорее дуй по адресу, который я тебе скинула! — оборвала меня Лялька. Прощебетала кому-то в сторону, — Сейчас она приедет, — и снова затараторила в трубку, — Гелька, ты себе не простишь, если сейчас же не приедешь! Мы тебе квартиру нашли!

— Лечу!

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я полетела в сторону стоянки такси, так и не дойдя до подъезда, и скорее всего неслабо так напугала таксиста. С моей моськой со следами потекшей туши сейчас можно было смело заявляться на кастинг фильмов ужасов, а срывающимся голосом озвучивать главную героиню, за которой гнались зомби в моем же лице:

— Дербенникова десять, третий подъезд, пятый этаж! — повторила я адрес из сообщения Ляльки и, вспомнив про пять тысяч, смачно хлопнула себя по лбу. — И ещё остановочку у банкомата, пожалуйста.

Водитель дернулся от меня, прижимаясь к рулю, икнул, кивая, и всю дорогу косился в зеркало заднего вида. Видимо, боясь, что я его укушу. Хорошо хоть дождался меня, рванувшую к банкомату, но сорвался с места, стоило мне только выйти из машины и расплатиться за поездку.

— Бегом! — вцепилась мне в руку Люля, оставленная сестрой дожидаться меня внизу. — Лялька там парню зубы заговаривает, чтобы он никому квартиру не показал!

— А пять тысяч зачем? Аванс? — спросила я, перескакивая через две, а то и три ступеньки.

— Дура что ли!? Аренда! Вся аренда за три месяца пять тысяч стоит! А там квартира — такая конфетка!

— В смысле, вся аренда? Вся-вся? — застыла я, но Люлька рванула меня за собой:

— Сама посмотришь и спросишь, если не веришь!

И вот кто бы что ни говорил, ну не верила я в то что кому-то в голову придет сдать жилье в приличном районе за такие копейки. Тут, судя по чистоте в подъезде, одна коммуналка больше будет, и скорее всего пять тысяч — это стоимость недели аренды, а никак не трех месяцев. Только пришпаренная Люлькой, я летела вверх по лестнице, и чуть не скопытилась, когда две Корюшкины втолкнули меня в квартиру, сопроводив это громким:

— Вот она! Гелька отдай деньги!

И я, ошалев и даже толком не отдышавшись после забега, сунула руку в карман и протянула пятитысячную купюру вышедшему с кухни парню. А увидев его улыбку, зашлась хохотом:

— А-ха-ха-ха-ха! Это розыгрыш такой да, Лукашик? — хлопнула я по плечу парня, с которым достаточно часто виделась на скалодроме. — Скрытая камера? Куда смотреть?

— Нет, — ответил он, посмотрел на Корюшкиных и спросил. — Это вы для нее что ли комнату просили придержать?

— Ага! — закивали Люлька и Лялька, пихнули меня, ржущую в бок, и зашипели. — Гелька! Завязывай ржать, дура!

Только меня согнуло пополам, а рвущийся наружу истеричный хохот никак не собирался заканчиваться. Кое-как успокоившись, я поднимала глаза на Луку, обводила рукой коридор и срывалась в новый гогот:

— Пять тысяч!? Гы-гы-гы!!! Пять? А-ха-ха-ха-ха!!! Не верю-у-у-у!

— Вы только не подумайте, она так-то нормальная, — осторожно тронув Луку за руку, произнесла Ляля.

— Ага, — кивнула Люля. — Просто от счастья немного того.

— Девчонки… гы-гы-гы, — задыхаясь смехом, проблеяла я. — Вы откуда… га-га-га… Лукашика знаете!?

— Кого? — спросила Люля, и перевела удивленный взгляд на Луку:

— Меня, — парень показал на себя и протянул руку. — Лука.

— Ляля, то есть Уля или Ульяна, — представилась Лялька.

— Люля, Юля, — не осталась в стороне Люлька и показала на меня, — А это Геля, Ангелина.

— Да я как бы ее знаю, — улыбнулся Лука, загадочно осматривая меня.

— Что? — спросила я, поперхнувшись от такого странного внимания.

— Короче, Кошка. Это не прикол и не розыгрыш. Аренда комнаты действительно стоит пять тысяч за три месяца, но есть одно условие.

— К-к-какое?

— Все три месяца ты живешь здесь и никуда не съезжаешь. Такой вот закидон у владельца.

— А он что, маньяк какой-то? — поежилась я.

— Нет. Он мой… — Лука замялся и широко улыбнулся. — У моего клиента это единственное условие. Если согласна, то ключи вот они, — показал он связку. — Если нет, то я ищу других съемщиков.

Нет, так дела, конечно, не делаются, и в любой другой день я вряд ли бы осталась и стала слушать такую откровенную бредятину, но смотря на Луку, почему-то кивнула. Вернее, сперва попросила показать, что за уголок мне причитается за пять тысяч, и чуть не завизжала от восторга, когда в коридор выскочила корги с платком на шее, завязанным на ковбойский манер.

— Ой! А это кто? — опустилась я на корточки. — А погладить можно? Лукашик, можно ведь?

— Это Текила. Можно, — разрешил Лука, и мы с Корюшкиными чуть не передрались за очередность погладить собаку.

— Гелька, блин, отвали! — толкнула меня Ляля. — Ты еще начешешься!

— Лялька, ну дай мне! Моя очередь, — простонала Люля и взвизгнула от счастья, запустив пальцы в холку. — Ой, какая ты пушистая, милаха! А что это за порода?

— Корги, — одновременно с Лукой ответила я, и парень, улыбнувшись, поманил меня за собой.

— Смотри, Кошка, это твоя комната, — показал он мне светлую комнату с диваном, шкафом-купе, небольшим столом и широченным подоконником за тюлью. — Там кухня, посудой и техникой можно пользоваться. Ванная, туалет.

Краткая экскурсия подсказала, что пять тысяч можно было брать только за просмотр такого сокровища, но, как сказал Лукашик, у его клиента свои заскоки. И снова показал ключи на правой ладони и купюру на левой. Морфеус-искуситель, блин. Ну и ясен пень я выбрала ключи. Сцапала их и трижды уточнила о маньячных наклонностях своего арендодателя и соседа на ближайшие три месяца.

— Кошка, я тебе клянусь, никакой он не маньяк, — заверил меня Лука. — Но, если тебе не сложно, сделай мне одолжение — переедь сегодня. Очень прошу тебя.

— Ты шутишь? — изумилась я и закивала. — Да я уже через два часа тут обживаться начну! Лукашик! Ты просто чудо! — взвизгнула и бросилась на шею парня.

— Кошка, не души! — взмолился он. — Отпусти, пожалуйста! Давай я тебе с переездом помогу, только отпусти!

Нет, ну кто в здравом уме разбрасывается такими щедрыми предложениями? Только идиотки. А я идиоткой себя не считала. Сгребла сюсюкающих с Текилой Корюшкиных и на пороге обернулась, чувствуя себя если не на седьмом небе от счастья, то на пятом точно.

— Ну, здравствуй, дом, — произнесла я, звякнув ключами. — Не волнуйся, я скоро вернусь.

Погладила Текилу и поскакала догонять девчонок и Луку.

С двумя часами, за которые пообещала Луке собрать вещи и переехать, я, конечно, немного погорячилась, но в одиночку провозилась бы гораздо дольше. В три пары рук мы с Корюшкиными перекидали мои вещи в сумки, отдавая их Луке по мере заполнения. И такой переезд из одной комнаты в другую можно было заносить в книгу рекордов Гиннесса, как самый спринтерский, если бы там существовала такая номинация.

К семи вечера я полностью сменила свое местообитание и даже развесила плакаты по стенам — естественно с разрешения Луки. Правда немного удивилась его просьбе ничего не говорить владельцу о том, что мы с ним знакомы. Но, блин, это же такая мелочь, в сравнении с собственной комнатой, где я сама себе хозяйка. И осмотрев свое великолепие, а после и содержимое пустого холодильника, собралась со своей группой поддержки в магазин. Если уж я собиралась здесь жить, то стоило узнать его расположение и ассортимент. Но даже тут фей Лука не оставил нас в беде — показал супермаркет за углом и, как положено всем настоящим феям, исчез, напомнив, что мы не знакомы.

Только знаете, куда я поскакала, когда мы с девчонками приготовили ужин и отметили новоселье? В ванную! Не знаю, сколько времени я в ней плескалась, пробуя все возможные режимы гидромассажа этого навороченного чуда техники, но когда выскочила в коридор в накинутом на голое тело халатике, столкнулась нос к носу с тем самым барменом, которого видела в клубе и ляпнула первое пришедшее в голову:

— Упс…

13. Упс? POV. Ден

Открыв дверь, я щелкнул выключателем в коридоре и малость охренел от того, что на моей вешалке висел пуховик. Не мой. Женский. И красный. Под ним, на коврике, полусапожки. Тоже не мои. И снова женские. А на полке шапка. С двумя огромными мохнатыми помпонами.

— Не понял, — произнес я.

Зачем-то вышел на площадку и посмотрел на номер квартиры, будто мог по запаре подняться на этаж выше или не дойти до своего. Только и номер на двери и сама дверь однозначно были мои. Чего нельзя было сказать о вещах в прихожей. Они, даже при очень сильной натяжке, не могли принадлежать Луке. И Крис. Первому размерчик явно маловат, вторая раньше удавится, чем наденет на себя подобное. Особенно шапку с помпонами. Больший ступор на меня накатил, когда из комнаты лениво выползла зевающая Текила. Вильнула хвостом и посмотрела таким взглядом, что я с легкостью прочитал в ее глазах вопрос:”Хозяин, ты кукухой поехал в дверях стоять?” И да, единственное объяснение появившимся в квартире вещам могло легко объясниться галлюцинациями на фоне какого-нибудь стресса или недосыпа, только, если я хотя бы немного понимал в глюках, они никогда не отличались материальностью. Но я отчетливо ощущал как шуршит под пальцами шероховатая ткань пуховика и не менее отчетливо слышал это шуршание. Те же помпоны вполне реалистично смялись и вернули свою форму, когда мне пришло в голову проверить и их реальность. Но хрен с ними с вещами! Откуда в моей квартире появился запах еды? Вкусный такой и очень домашний. Принюхавшись, я готов был поклясться, что кто-то жарил картошку, и, зайдя на кухню, к удивлению и одновременно с этим охреневанию обнаружил на плите сковороду, в которой еще осталось чуть больше трети золотистой соломки и, блядь, три котлеты рядом. Котлеты!!! Жареные!!! Что тут происходит? Неужто Лука реально не шутил на счет этой своей гершальд-, пернальд-… тьфу!.. гештальт-терапии? Вынув мобильный, набрал Луку и матюгнулся, услышав, что абонент находится вне зоны действия сети:

— Сука! — подцепил пальцами пару соломинок картофеля, сунул их в рот и, распробовав, повторил уже в разы злее. — Сука!

Желудок, получив крохотную порцию крайне вкусной еды, буркнул, требуя продолжения пиршества, но заткнулся, когда меня понесло в комнату, которую вчера фотографировал психолог-смертник. И это точно была не моя комната. Вернее моя она была с утра, но сейчас уже не была моей. На стенах красовались какие-то постеры и плакаты, на одном из которых я узнал Фила. На расправленном диване поверх одеяла лежала пара носков с все теми же мохнатыми помпошками, а на полках шкафа-купе ровными стопочками возникли вещи. И снова не мои.

— Пиздец тебе, Лукашка-Промокашка! — прохрипел я, сатанея от того великолепия, которым меня обрадовал и наградил на три месяца друг.

Развернулся на пятках, собираясь прокатиться к нему с визитом вежливости, вышел в коридор, едва увернувшись от распахнувшейся навстречу двери ванной и застыл с отвисшей челюстью, когда в меня практически впечаталась та самая симпатяшка с дредами. Распаренная розовощеким поросенком, она выскочила, запахивая халатик, хлопнула ресницами, явно не меньше моего удивлённая столкновением, а потом выдала тихое:

— Упс…

И это "Упс" снесло мне крышу.

"Упс? Упс, блядь!? Какой в… мать вашу упс!? Это моя квартира! Моя!" — проорал про себя, а вслух спросил, едва сдерживаясь, чтобы не поубивать Лукашку и эту… дредовую упсалку. — Упс!? Ты кто?

— Геля, — снова хлопнула ресницами девчонка. Проскакалавзглядом по моему лицу и ее губы выдали что-то похожее на протяжное. — О-о-о…

— Геля? — переспросил я, вытаскивая из кармана оживший мобильный, не глядя нажал иконку ответа и прорычал в трубку. — Молись, сволота! Я тебе за такие приколы полуось от “Бронко” вместе с мостом в задницу затолкаю! — схватил за шкварник девчонку, намереваясь протащить ее в комнату, чтобы втолкнуть туда, заставить переодеваться и выметаться, но застыл услышав:

— Денис, ты охренел со мной так разговаривать?

Прогрессирующее со скоростью света сумасшествие решило поменять голос Луки на женский? Это что, прикол такой? Да ну на! Вжав трубку в ухо, вслушался в тишину и почти записал себя в двинутые, когда из динамика раздалось тревожное:

— Денис?

— Крис? — окончательно охренел я.

— А кого ты хотел услышать? — ответила она вопросом на вопрос. И не дождавшись моего внятного ответа прочеканила, докидывая на вентилятор ещё одну порцию счастья. — Я тебе позвонила узнать, что ты решил.

— Перезвоню. Не до тебя сейчас, — буркнул в ответ и рявкнул громче выворачивающейся из захвата квартирантке. — Геля, твою мать, замри!

— Геля!? Кто такая Геля, Денис? Ты кого привел в нашу квартиру!? — истерично завопила в ухо Крис, но я не стал отвечать, сбросил звонок, и встряхнул девчонку, вцепившуюся обеими руками в расползающиеся края халата. — Стоять, Упс!

— Ой! Чего ты такой грубый? Я же тебе картошку оставила. И котлеты, — пропищала она, — Ты же голодный, наверное? — снова ойкнула и жалобно всхлипнула. — Я же и салат сделала.

Я не знаю что на меня больше подействовало — всхлипывание или упоминание о картошке на сковороде. Медленно разжав пальцы, выдохнул, показал гостье топать на кухню и пошел следом, на автомате оценивая фигуру со спины.

“На очень твердую четверочку,” — удовлетворённо хмыкнуло внутри. — "Хорошо, что не страшилка."

“И картоха на пять!” — решил подать голос желудок.

А девчонка, будто услышала эти переговоры, плотнее задрапировалась в свой халат и ускорилась. Выложила на тарелку остатки картошки и все котлеты, сунула разогреваться в микроволновку, а из холодильника, в котором я заметил весьма заметное пополнение продуктовых запасов, достала салатник, накрытый тарелкой.

— Тебе чем заправить, майонезом или маслом? — подала голос девчонка, и у меня в голове отчетливо защелкало, словно какие-то шестеренки слетели со своих мест и никак не могли встать обратно.

— Ты… это… майонез.

Ответил и сам охренел от того, что мямлю почему-то я, а не она, хотя квартира моя, а не ее. Глянул на процесс заправки салата и содержимое салатника, вдохнул усилившиеся ароматы разогревающейся еды, сглотнул заполнившую рот слюну и решил немного отложить разбирательства. Хрен с ней, с этой упсалкой. Выпнуть ее я всегда успею.

Взял поданную тарелку с дымящимся ужином и задушил радостные вопли вновь осмелевшего желудка рычащим:

— Едой меня не купишь.

— А я и не собиралась покупать, — с вызовом ответила девчонка. — Выкидывать что ли, если уже приготовила?

— Не дерзи!

— А ты слюни подбери и ешь уже, — не снизив ни на градус своего тона, сверкнула глазами и открыла дверцу под мойкой. — Или выкинь, если не голодный.

Бессмертная что ли? Подняв взгляд на решившую поборзеть там, где не стоило, девчонку, я медленно подцепил вилкой картошку и отправил ее в рот. Отрезал кусочек котлеты и принялся жевать, чувствуя не злость, а нарастающий лавиной голод. Сука, ну почему так вкусно, а?

“Потому что это не брокколи на пару,” — заботливо подсказал желудок, и я кивнул, соглашаясь.

— Пиво дай! — буркнул, не собираясь менять интонацию.

И когда девчонка повернулась и наклонилась, чтобы взять с нижней полки холодильника две бутылки, поперхнулся. И нет, не от наглости. Край ее халата задрался чуть выше, открывая моему взгляду очень стройные ножки и россыпь родинок над правым коленом. Я попытался протолкнуть кусок, вставший поперек горла, закашлялся сильнее. Ударил себя ладонью в грудь и снова забухал.

— Встань!

— Раскомандовалась! — хотел бы ответить, но горло издало лишь сипение и хрип.

— Да встань ты!

Девчонка подскочила мне, поднявшемуся, за спину, обхватила руками и со всей дури рванула на себя, ввинчивая кулак в желудок.

"Мама!" — завопил он в ответ, и из моих глаз брызнули слезы.

Но следом последовал новый рывок и ещё два, после которых я выплюнул застрявший кусок котлеты и жадно втянул в лёгкие воздух.

— Спасибо, — просипел, опираясь ладонью на стол, а второй зашарил по нему, ища что-нибудь жидкое.

Пшик. Пальцы наткнулись на прохладное стекло бутылки, и я присосался к ней, глотая пиво. Утер слезы, выдохнул и снова припал к горлышку пока не допил до конца.

— Твою мать…

— Жевать не учили?

— Заглохни.

— А ты не пялься.

— Больно ты мне сдалась.

— Не нравлюсь?

И видит бог, я в этот миг растерялся. Что, блядь, происходит? Почему это происходит со мной? И почему я не нашел ничего лучше, как поставить опустевшую бутылку на стол и уставиться на девчонку? Проскользил по ней взглядом и расплылся в едкой улыбке:

— Нет.

"Да!" — отчётливо прозвучало в голове, но я снова повторил:

— Нет!

— А ты сейчас минус на минус умножил или…

Выгнув бровь, девчонка скрестила руки на груди и фыркнула.

Да, блядь! Какого хрена происходит!? Это что, часть этой гештальт-терапии или пиво с галлюциногенами?

Изучив этикетку на наличие в составе наркотических веществ, я опустился на диванчик и уронил голову на ладони:

— Лука, я тебя убью.

— А кто такой Лука?

— Изыди! — взмолился я. — Только тебя мне для полного счастья не хватало!

— А может меня как раз и не хватало, — снова фыркнула девчонка. — Холодильник пустой, ешь одни пельмени и пиво. В ящиках кроме спиртного…

— Я бармен! — ударив кулаком по столу, поднял сатанеющий взгляд и прошипел сквозь зубы. — Бармен, а не алкаш!

— Докажи!

— Да твою ж мать…

Вскочив на ноги, распахнул ящики с теми самыми запасами алкоголика, в которых меня записали, быстро пробежался пальцами по бутылкам и смешал простейший коктейль:

— "Скользкий сосок", — с вызовом протянул шот девчонке, а она проглотила его и зажмурилась:

— Вкусненько.

— Еще бы не вкусненько, — не удержался я.

— Геля, — протянула ладошку. — Временно безработная и твоя соседка.

— Денис, бармен, — на автомате пожал, представляясь, и тут же одернул руку, будто обжегся. — В смысле, моя соседка?

— В прямом, — задумчиво побарабанила пальцем по губе и добила. — До восьмого июня. Ты есть-то будешь, Денис, или я выкидываю?

Отобрав у девчонки шот, наполнил его самбукой, выпил. Снова наполнил и проглотил, отказываясь верить услышанному.

"Это ж что получается? Лука всерьез? И мне терпеть три месяца рядом с собой Это? Чтобы доказать ему, что я не филофоб?"

Ещё раз окинув соседку с головы до ног критичным взглядом, повторил шот самбуки и помассировал гудящие виски:

— За-е-бись.

— Мне тоже квартира нравится, — весело кивнула девчонка. — И ты.

— Как там тебя…

— Геля, — подсказала она.

— Короче, Геля, — поморщился, будто не самбуку, а косторку из горла хлестал, — Я сразу предупреждаю, что был против. Мне даром не усралось твое соседство и тем более присутствие в моей квартире.

— Эй-эй, за буйки не заплывай! Я так-то деньги заплатила!

— Пять тысяч!? — вспыхнул я. — Ты не охренела? Да у меня квиток на шесть приходит!

Хлопнул себя по карманам, ища бумажник и обречённо вздохнул — Лука только этого и ждет. Устроил, сволота, эксперимент. Взял на слабо, а я повелся. И сейчас, выгоню эту Гелю, самолично распишусь в филофобии и ещё какой-нибудь мути из области психологии. Три месяца? Хрен с тобой, золотая рыбка! Хрен тебе, Лукашик!

Отодвинув девчонку в сторону, я подошёл к холодильнику, маркером обвел на магнитном календаре, прилепленным на дверцу, восьмое июня и добавил к кругляшу фейерверк. Корявенький, но похрен. Вот он мой праздник. Повернулся и елейно произнес:

— Добро пожаловать, Геля. Надеюсь, эти три месяца пролетят максимально быстро.

— И незабываемо, — добавила девчонка. Щёлкнула ноготком по бутылке и хихикнула, доводя меня до бесячки. — Отмечать новоселье будем?

— Обойдешься! Это, — показал на самбуку и остальное спиртное. — тренировка. Моя тренировка. Ясно?

— Ясно, — кивнула она. — Ясно, что ты жмот, а не бармен.

Фыркнула, задрала нос, и потопала в мою, тьфу, свою комнату, поманив за собой Текилу.

— Это моя собака! — крикнул ей в догонку, на что в ответ прилетело уже слышанное:

— Жмот!

14. Упс!!!

POV. Денис

Зевнув до хруста челюстей, но не проснувшись до конца, поднимаюсь с кровати и иду в туалет в какой-то тающей полудреме или прострации. И только положив ладонь на ручку двери и дернув ее на себя без особого успеха, просыпаюсь окончательно. В мозгу, размахивая красной тряпкой, вспыхивает злость, а кулак, вымещая ее, впечатывается в полотно:

— Давай быстрее! Не тебе одной приперло!

— Не могу!

— А ты как-нибудь надави! — с утра я и без внешних раздражителей завожусь с полоборота, а тут сам бог велел.

— Сам надави! — раздалось не менее раздраженное из-за двери, а следом едкое. — В ванной раковина есть, если что.

— Что-о-о?

— Что слышал! Будешь орать и стоять под дверью, у меня вообще ничего не получится.

— Да твою ж мать! — схватившись ладонями за голову, все же ползу в ванную, решая стоит ли превращать раковину в писуар или организм потерпит. Не потерпит. — Ненавижу тебя! Свалилась на мою голову! Оккупантка борзая! Чтоб тебя понос пробрал!

— Я тогда тут надолго засяду!

Хихиканье за стеной взорвало остатки моего самообладания, и я щелкнул выключателем, оставляя соседушку куковать в темноте — детская, по сути, выходка, но хоть что-то.

— Ой, боюсь-боюсь!

— Зараза.

— Жмот!

Обмен любезностями мог бы продолжаться ещё черт знает сколько. Ощущение, что на каждое сказанное мной слово у навязанной Лукой соседки найдется в ответ три, крепло с каждой минутой. Как и раздражение от того, что за окном март, а не июнь. Только оно резко стихло и сошло на нет, когда я зашёл на кухню и обнаружил на столе тарелку с горкой блинов.

— Вот же…

Язык отказался заканчивать начатую фразу. Желудок, капитулировавший ещё на картошке, буркнул и тихонечко намекнул, что не против попробовать и это, а рот наполнился слюной от одного только предвкушения, как я возьму ноздреватый блин, сверну трубочкой, обмакну его в сметану — специально ведь рядом поставила, — и откушу.

— Нашла себе собачку Павлова, — прошипел сквозь зубы и решительно развернулся, направляясь в комнату.

Оделся, свистнул Текилу и пошел с ней на улицу, прикидывая как можно свести к минимуму наше общение с, как ее там, Гелей. Временно безработной. Этот факт подбешивал в разы сильнее, обещая присутствие девчонки в квартире на постоянной основе. И получасовая прогулка с попыткой дозвониться до Луки очень непрозрачно намекнула, что выгребать мне придется в одиночку. Люк демонстративно не брал трубку, хотя гудки проходили, и не отвечал на отправленные сообщения. Зато Крис, кажется, задалась целью задолбать меня своими, написывая во все мессенджеры без исключения. Первые, ещё адекватные, я прочитал. Оставшиеся тупо удалил — истерить по поводу и без Крис умела и любила. Только мне от ее истерик сейчас было ни горячо, ни холодно. Хотя кому я вру? Бесили, конечно, отвлекая от мыслей, которые так или иначе возвращались к появлению в моей квартире соседки и вынужденностью с ней как-то просуществовать до восьмого июня. И ведь самый смех — сам себя загнал в угол, согласившись на это мракобесие. Выгоню — Лука победил. Смоется сама — Лука снова на коне, а я филофоб с подтвержденным экспериментом диагнозом. Приплыл так, что куда не сунься, везде жопа. И закончится она в июне. Раньше никак. А если никак, то надо придумать как бы так исхитриться, чтобы и Лука не подкопался, и я кукухой не отъехал.

Идеальным решением стало бы трудоустройство этой временно безработной Гели на такую работу, чтобы ее график не пересекался с моим от слова совсем. Или пересекался, но по самому минимуму. Пару часов в день я бы вытерпел. А если она еще это время будет молчать и сидеть в комнате… Мечты, блин. Хрен она станет сидеть и молчать.

Возвращаясь к дому, я накидал примерный список правил для своей соседки, соблюдение которых вполне логично вписывалось в сам факт ее проживания в моей квартире. Не я же к ней переехал? Вот пусть и соблюдает. Сам себе кивнул и сам себе их проговорил, когда не обнаружил девчонку в квартире. Будто чувствуя, свинтила в туман, оставив после себя цветочный аромат духов в прихожей и накрытую салатником стопу блинов на кухонном столе с запиской рядом:

“Вернусь поздно. Купи кефир, если хочешь на завтрак оладьи. Геля”

Смяв и выкинув послание в мусорное ведро, я схватил тарелку с блинами, собираясь отправить их следом, но решил попробовать один, умял второй, поделившись с Текилой и очнулся, когда проглотил последний. Посмотрел на свои шарящие по тарелке пальцы, на облизывающуюся и довольную собаку и спросил:

— Вот на кой хрен она так вкусно готовит, Текла?

И в башке вспыхнуло озарение, что эта Геля просто боится, что я ее выпну. Нет, ну логично же! Пять тысяч за три месяца, хороший район, чистая квартира. Где еще такое счастье свалится? Вот и трясется, задабривая своей стряпней. То есть получается, что в этом у нас с ней небольшое совпадение интересов и мы можем выстроить некое взаимовыгодное проживание? Я придержу свои наезды, она будет готовить — оба в плюсе. Не пельмени же мне жрать, когда под боком повар живет? Сам же говорил, что стоит только немного перевернуть ситуацию, и она заиграет совсем другими красками. А с этого ракурса я не смотрел.

— Текла, поздравляю, у нас теперь есть штатный повар! — потрепал собаку и пошел собираться на работу.

POV. Геля.

— Ну? Съел?

Ляля и Люля, встретив меня на остановке, выжидательно смотрят и требовательно дёргают за руки, пока я не кивну, расплываясь в широкой улыбке.

— Ещё бы! Мама!

Радостно взвизгнув, Лялька подпрыгнула на ходу и начала визжать уже от страха, отчаянно размахивая руками. Вцепилась в мой локоть, ища опоры, но я, как и она, тоже потеряла равновесие. Люлька, пытаясь удержать нас обеих, схватила меня за другую руку, но и это не помогло — через минуту коровьих танцев на льду мы втроем оказались на тротуаре с отбитыми задницами.

— Дурка! — беззлобно захохотала Люля, — И корова!

— Сама корова! — хихикнула Ляля, срываясь в хрюканье. Сумочкой припечатала ноги сестры и, поправив съехавшую на глаза шапку, на коленках поползла к заборчику подниматься.

— А ещё я испекла блины и закрылась в туалете, — выдала я, повторяя Лялькин способ перемещения.

— О-о-о! Съел?

— Не знаю, — поднявшись на ноги, отряхнула снежное крошево с куртки и джинс и помогла встать доползшей до забора Люле. — Я свинтила, когда он собаку выгуливать пошел, чтобы не перебесить.

— Съест, — без капли сомнений припечатала Люлька. — Как миленький съест!

— А сметану оставила? — спросила Ляля и, увидев мой кивок, снова запрыгала зайцем. — А-а-а! Гелька, ты просто ужас какая!

— Сама ты ужас! Я ночью нашла страничку его Кристины. Посмотрела чем она моего Денчика кормила. Вот где ужас. Брокколи на пару, прикинь! И подпись: "Романтический ужин для любимого мужчины".

— Бе-е-е! — скривились обе Корюшкины.

— Ещё бы травы ему надергала, овца, — передёрнула плечами Люлька и вместе с Лялькой изобразила рвотный рефлекс, когда я, хмыкнув, достала из кармана мобильный и показала им фотографию пророщенной пшеницы на тарелке. — Пипец!

— Ага, — снова кивнула я. — Вообще безмозглая. Моего Денчика и травой… Убила бы.

Ляля отобрала мой телефон и, пролистав фотографии на страничке травоядной Кристины, ткнула пальцем в одну, на которой бывшая пассия Дениса улыбалась на фоне автосалона:

— Ой, вы посмотрите, где эта фифочка работает… А давай ей жалобу накатаем, а? Сходим туда, вроде как машину покупать собрались, и ка-а-ак нажалуемся. Пусть ей выговор влепят.

— Ага, — фыркнула я. — Где мы и где покупать машину? Голову включи, Ляль.

— А если в кредит?

— Не вариант, — обрубила Люля. — И Денчик, если узнает, хрен станет Гелькину еду есть.

— Чего это? — удивилась Лялька. — Он тормоз что ли после котлет на траву возвращаться?

— Тормоз… Мужская психология! — ответила ей Люлька и закатила глаза. — Как маленькая, блин.

— Чего-то я не поняла, — Ляля хлопнула ресницами, и Люля вздохнула:

— Ой, блин, дурка… Мужиков хлебом не корми, дай кого-нибудь позащищать. Мы на эту овцу нажалуемся, она Денчику расскажет, и он сразу за свою бывшую вступится.

— А-а-а… — протянула Лялька и кровожадно улыбнулась. — А если просто подловим и того?

— Еще лучше, — фыркнула Люлька. — Хочешь, чтобы Денчик этой Крыске апельсины в больницу носил?

— Блин.

— Блины были сегодня, завтра будут оладьи, — озвучила я свои планы по гастрономическому обольщению. — Конечно, если Денчик купит кефир.

— А откуда он узнает, что его надо купить? — осторожно поинтересовалась Лялька.

— А я ему записку оставила.

— О-о-о! — снова протянули Корюшкины.

— Ага. Пусть сразу привыкает.

— К запискам? — прыснула Ляля.

— К тому, что я кормить его буду на убой! Вкусно, сытно и калорийно. Вы бы видели его плечи… М-м-м… Всего бы затискала, — вздохнула мечтательно, вспомнив свою ночную вылазку в соседнюю комнату, и потащила подруг в кафе, где мы должны были встретиться с девчонками, которых посвятили в предстоящий флешмоб.

POV. Денис

Сам над собой ржу, но после смены все же еду через полгорода покупать кефир. Еще бы не ржать — невольно подслушал краем уха треплющуюся парочку женатиков, и не понял почему оба мужика рассуждают об обязаловке ломиться не пойми куда после работы и даже делятся опытом, смакуя сомнительное счастье этих забегов, как личное достижение:

— В ”Птице-рыбе” мясо не брал? Возьми. Свежайшее!… Зелень на рынке у Семеновны…

— У Ашота дешевле…

— Картошку у деревенских закажи…

— Телефончик скинешь?

— Лови. Бери мешок, если не понравится, я заберу.

— Извините. А не подскажете где кефир на оладьи купить? — спросил, вроде как поржать над подкаблучниками в костюмах, и охренел от внезапно появившейся подозрительности в их взглядах, будто я не про кефир, а за расположение золотовалютного резерва интересуюсь. — Девушка попросила. Только жить начали, а я как бы не эксперт, — причесал дополнительными факторами свой вопрос и развел руками, мол, профан я в этом деле, а подставляться не хочу.

— Молочку я в “Ривьере” беру, — посоветовал один, явно самый прошаренный и скилловый.

— На оладьи лучше трехдневный, — добавил второй. — Пышнее получатся.

— Трехдневный, в “Ривьере”, - повторил я. Налил обоим вискаря и сделал ответный реверанс. Как никак у мужиков пройден квест "Помоги лошаре". — За счет заведения. Спасибо, мужики.

Поржал? В тот момент нет, проникнувшись всей серьёзностью допуска в игры взрослых дяденек, а по пути в "Ривьеру" накрыло. Пиздец, реально что ли они гоняют по всему городу, чтобы купить кусок мяса посвежее? И видимо, да. На мой вопрос про трёхдневный кефир для оладьев продавщица не обложила меня матом, а показала пустой стеллаж холодильника, на котором в гордом одиночестве стояла упаковка того самого "Кефира Оладьевича". И когда я ее сцапал, услышал за спиной крайне огорченное:

— Блядь!

Хрен знает зачем, но я сам себе повесил ачивку "Добытчик первого уровня" и попер на кассу, распираемый гордостью, будто не кефир приехал купить, а только что самолично завалил мамонта. Голыми руками. Не меньше. И за такое достижение обещанные утренние оладьи уже не казались чем-то мелочным. Добыл? Добыл! Кормите. Правда на обратном пути снова проржался, представляя что и в каких словах услышит мужик, которого я опередил.

Пролетев третий этаж, меня запоздало осенило, что я второй день подряд пролетаю фанерой мимо своих же планов. Вчера подкинул проблем и не приехал Лука, сегодня этот кефирный квест вместо того, чтобы снять антидепрессант.

— Да плевать, — негромко произнес, вставляя и поворачивая ключ в замочной скважине.

Шагнул в коридор и полетел плашмя на пол, запнувшись ногой о какую-то хрень, возникшую поперек моего пути.

— Твою мать, Геля! — взревел я в сердцах и зажмурился от резанувшего по глазам света.

— Геля, значит?

Перед моим носом материализовались черные лаковые туфельки, из которых вверх поднимались до боли знакомые ноги в до боли знакомых чулках. Но почему-то сейчас их обладательница вызвала не ожидаемое ею проявление возбуждения, а злость. Поднявшись на ноги, я скрипнул зубами, рассматривая продолжение ног, скользнул выше по трусикам и бюстгалтеру, выполняющих чисто номинальную функцию, перескочил на злющие глаза и спросил:

— И откуда у тебя ключи, Крис?

— Откуда? А ты догадайся! — прошипела она, поднимая с пола пакет. Встряхнула его и выгнула бровь. — А это я так понимаю тот самый кефир, который тебя попросила купить Геля? Оладушек захотелось?

— Не понял, — опешил я, состыковывая в голове Гелю, оладьи, кефир и записку о нем, которую выкинул, едва прочитал до конца. — Ты что, в мусорку ползала что ли?

— Какой догадливый. Представь себе мое удивление, когда я приехала, чтобы сделать тебе сюрприз, а в квартире чужие шмотки! Не хочешь объясниться?

— А ты не хочешь объяснить какого хера ты вломилась в мою квартиру? — вспылил я, отнимая пакет с кефиром. — Я тебя не звал.

— Сюрприз! — пропела Крис.

Правда ее лицо что-то не очень источало радость от произведенного эффекта и моей реакции на нее.

— Короче, Совушкин, — снова зашипела она, — шмотки этой Гели, — скривилась, произнося имя, — я собрала и, как ты уже успел заметить, выставила в коридор. Она отправляется туда откуда приперлась, а я, — ткнула наманикюренным пальцем себе в грудь, — возвращаюсь туда, где должна быть. Точка!

— Многоточие, — огрызнулся я.

Скинул ботинки и куртку, отнес кефир в холодильник, морщась от одного только вида “романтического ужина”, приготовленного Крис, и вернулся в прихожую, чтобы взять сумки и вернуть их в комнату.

— Я не поняла, — вопросительно протянула Крис, цокнув каблуками. — Совушкин, а ты ничего не попутал?

— Ровно на такой же вопрос я очень хочу услышать ответ, — рявкнул я, открыв первую сумку и перекладывая стопку вещей на полку. — Я жду, Игнатова.

Вернул вторую стопку, третью, четвертую. Запихнул опустевшую сумку в угол шкафа и принялся за вторую, а Крис продолжала молчать, провожая перемещение вещей, которые так старательно упаковывала, все более непонимающим взглядом.

— Я жду! — поторопил я, закончив и развернувшись. Вышел из комнаты, сдвинув Крис в коридор, закрыл дверь и снова повторил. — Я жду, Крис!

— Ты что, с ней живёшь? — не веря и чуть ли не шепотом спросила она.

— Какая догадливая, — вернул обратно шпильку и, добивая, прошептал. — И буду жить дальше.

— В смысле? — запнулась Крис. — В смысле, буду жить!? Совушкин! А я? А меня спросить? Стой!

— С какой радости, Крис? — спросил, щёлкнув кнопкой чайника. — Квартира моя. Это раз. Кто в ней живёт, решаю я. Это два. Где в этих двух предложениях фигурирует Кристина Игнатова? — повернулся и опёрся бедрами на столешницу. — Внимательно слушаю.

15. Крыстина и правила сосуществования. POV. Геля

— …моя. Это раз. Кто в ней живёт, решаю я. Это два. Где в этих двух предложениях фигурирует Кристина Игнатова? Внимательно слушаю.

Застываю с ключами в прихожей, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Подслушивать чужие разговоры нехорошо, но меня подмывает подойти ближе. Приперлась ведь, лохудра, когда ее не ждали. И судя по услышанному обрывку, Денчик сам не рад появлению Крыстиночки.

— Крис?

Гремящий злостью вопрос и следом за ним неразборчивое заискивающе-томное воркование, от которого у меня в груди полыхнуло до искр из глаз.

"Вот же ж сколопендра поганая! Мое трогать!? Я тебе волосы выдеру!!! Сейчас я тебе устрою…"

Развернувшись к дверям, открываю их и грохаю, закрывая, одновременно с этим оповещая Крыстиночку о том, что ее попытки соблазнить моего Денчика закончились и терпеть или закрывать на них глаза я не собираюсь:

— Денис, я дома! Поставь чайник, пожалуйста. Умоталась сегодня — жуть!

— Денис!? — возмущенно и обижено.

“Ага! Выкуси, травоядное! Нефиг к моему Денчику липнуть!”

Скинув сапожки и куртку, прямой наводкой топаю на кухню и едва сдерживаюсь, чтобы не засветить пакетом с куском мяса по вытягивающейся моське полуголой белобрысой шлындры, решившей устроить дефиле.

Что тут у нас?

Туфли, чулочки, кружавчики…

Р-р-р!!!

Р-Р-Р-Р-Р!!!

— Ой! У нас новая соседка? — спрашиваю, выделяя слово “нас”. — А она из Сибири приехала что ли? Не замерзнет?

— Геля!

“Я тебе порычу на меня! Я тебе так порычу!”

Шмякнув пакет на стол, с вызовом смотрю на блондиночку, взглядом обещая ей проредить растительность на голове и поменять расположение рук и ног, если в ближайшее время не сдриснет туда, откуда нарисовалась. В ответ прилетает похожий посыл, но я прекрасно слышала, что Кристина Игнатова не фигурирует в предложениях. А раз не фигурирует она, фигурирую я!

Беру с полки кружку, чувствуя спиной испепеляющий взгляд, наливаю себе чай и достаю из холодильника лимон.

— Денис, ты опять что ли доставку заказал? — взглядом кошу на тарелку с чем-то несъедобным даже на вид и качаю головой. — Я же говорила, что приготовлю. Ох… Ладно бы нормальное заказал… Ты кефир купил?

— Купил.

— Денис!?

“У-у-у!!! Не нравится, да? Это я еще даже не разогрелась, Крыстиночка.”

Взяв в руки тарелку, принюхиваюсь и брезгливо переставляю к раковине, мысленно ликуя появляющейся улыбке на губах Дениса и уже нескрываемому шипению за спиной.

"Пошипи мне, кобра доморощенная."

— Денис!

"Заклинило тебя что ли? Денис, Денис, Денис. Сейчас расклиню!"

Подтянув рукава свитера к локтям, беру принесенное мясо, выкладываю его на разделочную доску и чуть не слепну от вцепившихся в волосы пальцев.

— Выметайся отсюда!

— А-а-а-а!!!

— Шлюха подзаборная!

— А-а-а-а!!!

“Люлька, я тебя убью, если не сработает твоя мужская психология! Убью-у-у-у!!!”

— Игнатова!

Моя голова еще несколько раз вихляется из стороны в сторону, только я, услышав подтверждение Люлькиной теории, все же умудряюсь развернуться, вцепиться в ответ в белобрысую гриву и дернуть ее со всей дури, прежде чем Денис оттащит от меня верещащую Крысу и вытолкает ее в коридор, рыча что-то очень злое и гремящее.

Как бы мне не хотелось посмотреть на выдворение Крыски из квартиры, я осталась в кухне, довольствуясь руганью, сопровождающей процесс сборов сибирской травоядины в родные сибирские дали. Улыбка на моих губах становилась шире и шире — ну комедия одним словом, и окончательно прилипла, не собираясь никуда исчезать, когда грохнула дверь. Правда приближающиеся шаги и демонстративно-привлекающее внимание покашливание за спиной явно не сулили ничего хорошего.

— Сибирь, значит? — прогремело у меня за спиной. — Чайник поставить? Доставка!?

Я вжала голову в плечи и зажмурилась, тихонько пролепетав:

— Ты мясо-то будешь?

— Мясо? Мясо!? — зло прилетело в затылок. — Ты… Гр-р-р… С-с-с… Нет!!!

Шарахнул, словно не словом, а кувалдой приласкал, и потопал к себе в комнату, не забыв и там шандарахнуть дверями.

— Псих, — прошептала я, слушая доносящиеся отголоски всего того, что осталось не озвученным.

Посмотрела на Текилу, шкрябнувшую меня лапой по ноге, и скормила ей кусочек мяса.

По всем правилам я могла бы и не готовить, тем более на кого-то кроме себя, но если уж сходила и выбрала кусок мяса, исходя из того, что капустно-травяная диета и мужчина в доме — два нестыкуемых, то и нажарила на двоих. К мясу накрошила салат из остатков овощей и сделала вид, что не заметила, как затрепетали ноздри у Дениса, когда он все же созрел зайти на кухню и приготовить себе бутерброд. Дурак гордый. И ведь на кого обидеться решил? На меня? За что? За то, что спасла его от пытки непонятной дрянью? Хорошо хоть одну сам выгнал, а вот вторая — так и стояла у раковины. Я могла и очень хотела ее выкинуть — запах того, чем собиралась накормить моего Денчика Крыска, мало напоминал то, что можно есть добровольно. Особенно, если рядом, на сковородочке, отдыхают сочные ломти мяса, а в салатнике огурчики, помидорчики, перчик и редисочка. Не купился. Зубами поскрежетал, Крыстинино творение в мусорку отправил и рявкнул, чтобы не кормила собаку со стола, когда я поделилась с Текилой. Порычи, порычи. Завтра оладушки приготовлю, вечером запеканку сделаю. Раньше слюной захлебнешься, если не допенькаешь, что пытки вкусной едой до восьмого июня тебе обеспечены. Глянула на календарик на холодильнике с двумя крестиками и фейерверком, посуду за собой помыла и пошла в ванную. Отказывать себе в удовольствии поплескаться, да ещё с гидромассажем? Ага, сейчас.

Ночью я проснулась от звука крадущихся шагов и цоканья коготков Текилы, замеревших около дверей моей комнаты. Прислушалась, не открывая глаз, и заулыбалась, когда лазутчики-диверсанты убедились, что я сплю, и направились на кухню, где выдали себя с головой, брякнув крышкой сковороды. Перевернулась на бок, подбила подушку и счастливая до нельзя провалилась в сон, чтобы с утра подскочить по будильнику и столкнуться ровно с той же проблемой, которую создала Денису.

— Денчик! Денчик, я тебя умоляю, — пританцовывая у туалета, я постучалась в дверь и услышала ехидное:

— Я не могу быстрее, и если что, в ванной есть раковина.

— Ты издеваешься? Я же не ты! Как ты себе это представляешь?

— Даже не собираюсь ничего такого представлять, — рассмеялся в ответ парень и посоветовал. — А на счёт как… Ты как-нибудь надави!

Я дернула за ручку соседнюю дверь и взмолилась пуще прежнего:

— Денчик, ну будь ты человеком! Ванная же закрыта!

— Ага! Я знаю, — даже не подумал скрывать своей причастности хохочущий садист, которого я собиралась побаловать оладьями. Но и этого ему показалось мало. Парень медленно спустил воду и начал приговаривать, — Пись-пись-пись. Пись-пись-пись.

— Дени-и-и-ис!

Я пнула пяткой дверь в туалет, дернула ручку в ванную комнату и под провоцирующее науськивание поскакала на кухню, где не обнаружила ни одной банки или кастрюли. Денис все попрятал, а скорее всего перенес в закрытую на ключ ванную, не в пример мне продумав ответное наказание и не оставив шанса его избежать. И вот тут-то я почувствовала, что такое настоящая безысходность. Вернулась под двери туалета и обречённо спросила:

— Что ты хочешь, шантажист?

— Завтрак и ужин каждый день. И чтобы не было никакой капусты и травы.

— Согласна, — выпалила я, скрещивая ноги. — Открой!

— В ванной никаких волос, — продолжил выдвигать свои требования парень.

— Я поняла!

— Все полки и шнуры для белья не занимать.

— Да не буду-у-у я, Денис! Не буду! Я сейчас описаюсь и это уже не шутка!

— О! Тогда полы тоже тебе мыть, — припечатал, щёлкая замком.

— Да согласна я! — рванула на себя открытую дверь и не смогла протиснуться мимо застывшего в проёме парня. Дернулась слева, справа и взмолилась. — Ну что ещё?

— Не зови меня Денис. Только Ден.

— Хорошо! — выкрикнула, срываясь, выдернула его в коридор, захлопнула за собой дверь и… — Го-о-спо-о-ди-и-и…

— Не Господи, а Ден, — напомнил парень и рассмеялся, когда я в ответ расписала ему в красках, кто он на самом деле.

И боюсь среди всех тех слов, которые пришли мне на ум, не оказалось ни одного о причастности к божествам. А с учетом того, что первым занял еще и ванную, напомнив про обещанные на утро оладьи — р-р-р!!! — злости у меня хватило на еще одну обвинительную речь. Только что я могла поделать? Правильно. Идти и наводить тесто, а потом старательно делать вид, что меня абсолютно не интересует появившийся на кухне парень и я на него обижена до глубины души.

Хотя кому я вру… Обижалась я ровно до того момента, как Ден спер одну оладушку и, слопав ее, промычал что-то восхищенное. Прихватил вторую, разделил ее

с Текилой, и принялся наблюдать за тем что я делаю, оперевшись задницей о край столешницы. И ведь, блин, выбрал же такое место, что волей-неволей мне приходилось на него смотреть, тихонечко пуская слюни.

Босой, в низко сидящих свободных спортивках, подчеркивающих две впадинки у бедер и, будто вырезанный из камня, пресс. Выше, не менее рельефные руки, скрещенные на груди… Мама. Шея с капельками воды. Подбородок с ямочкой и улыбающиеся губы. Мамочки. Я подняла взгляд выше и демонстративно фыркнула, увидев вопросительно взметнувшиеся над хитрющими серыми глазами брови.

— Оладьи мои не сожги.

— Глаза свои не сломай на меня пялиться.

— Чего? — ещё выше взлетели брови.

— Того. Встал тут, Аполлончика из себя строит, а сам только и делает, что на мою задницу пялится, — выпалила я и снова фыркнула. — Апполон Рахитович.

— А ты у нас кто тогда? — прищурившись, Ден самым наглым образом проигнорировал мою грудь и бедра и хмыкнул, задержав взгляд на расцарапанных коленках. — Детский сад, штаны на лямках?

— С какого перепуга? — моментально вспыхнула я и, проследив направление насмешливого взгляда, не нашла ничего лучше, чем ещё раз фыркнуть и упереть руки в бока. — Глазенки свои поднял пока я их тебе сама не подняла.

— А там есть на что посмотреть? — в очередной раз хмыкнул парень и, выдохнув, словно сделал мне одолжение, посмотрел в глаза. — Ну поднял.

И снова проскочив мою грудь! Р-р-р!!! Я зря что ли под футболку лифчик не надевала!? И если уж сравнивать, то моя и без всяких кружев Крыстиночки смотрится в разы лучше. Поэтому, поиграв в гляделки с минуту, расплылась в ехидной улыбке и отвернулась к плите, прошептав:

— Любитель досок… Столяр, блин.

— Кто? — прохрипел Денис, рывком разворачивая меня к себе лицом.

— Ещё и глухня, — фыркнула и, уже разогнавшись крошить и убивать, спросила. — У Крыстиночки же вместо выпуклости идеальная впуклость, чтобы твои на ее фоне эффектнее смотрелись.

— Чего!? — сквозь зубы прошипел парень, мазнул таки взглядом по моей груди и скривился. — К твоему сведению, идеальная грудь — та, которая помещается вот сюда, — поднял к моему лицу свою сложенную лодочкой ладонь и вскинул бровь.

— Ну да, — кивнула я и прищурилась, рассматривая ладонь. — Мелковата. Я бы и не заметила, если бы не показал.

Как и маленькую татушку на запястье в виде двух скрещенных бокалов мартини. Рассмотреть правда не успела. Одернув руку, Денис выстрелил в меня злющим взглядом, сдвинул в сторону и размашисто зачеркнул вчерашний день на календаре, продемонстрировав ещё две татуировки на лопатках. На левой в старомодном бокале шампанского, приподняв вверх одну лапку с красными коготками, балдела сова, а на правой красовалась мордаха Текилы. В сомбреро, с длиннющими мексиканскими усами, моноклем и стопкой текилы в правой лапе и лаймом в левой.

— Прикольно!

Взвизгнула и тут же вцепилась в плечи парня, впечатывая его в холодильник и разворачивая к себе спиной, чтобы рассмотреть получше. Ткнула кулачком в стопку текилы, представляясь:

— Геля, — в ответ прогнусавила, — Гильермо дель Корги, — после прищипнула кончик крыла совы и с придыханием пропела, — Совинта Бреллучи. Девушка, не мешайте.

Денис, застыв на мгновение, повернул голову и заржал:

— Кто? Гильермо дель Корги? Ха-ха-ха! Совинта Бреллучи? Гы-гы-гы!

— А что? — спросила. — Им очень подходит.

— Наверное, — согласился. Стряхнул мои ладони, прижавшиеся к его ребрам, и развернулся. — Руки не распускай.

— Пф-ф-ф, — фыркнула я. — Было бы на что распускать, — мазнула взглядом по плечам, вздохнула про себя: "Красавчик" и отошла к плите, бросив с надеждой на ответный интерес. — У меня тоже татуировки есть.

— Да? — хмыкнул парень. — Какая-нибудь хрень на пояснице или иероглиф на лодыжке?

— Представь себе нет, — отрезала и посмотрела на улыбнувшиеся губы. — Чего скалишься?

— Жду.

— Чего? — показала на тарелку с оладьями и подтолкнула ее к парню. — Ешь.

— Попозже. Татуху покажи.

— Обойдешься.

Тряхнула головой и не заметила, как оказалась вжата в стену, а ворот моей футболки поехал вниз.

— Эй!

— Да не рыпайся ты! Я просто посмотрю.

Дыхание обожгло мое ухо, а по позвоночнику, вслед за осторожными прикосновениями пальца, прижимающегося к следам кошачьих лапок, побежали мурашки. Все мое напускное сопротивление испарилось в дым, глаза непроизвольно прикрылись и резко распахнулись, когда сзади раздалось повторение моей оценки татуировок парня:

— Прикольно. По всей спине идут?

Правда ответить мне не дал. Подцепил край футболки и снова хмыкнул:

— Прикольно. А кошка где?

Ответить снова не получилось. На этот раз из-за звонка в дверь.

16. Проверка. POV. Денис

Звонок повторился, а после за дверью раздалось приглушенное:

— Сова, открывай. Медведь пришел.

— Принесло же, — прошипел я, нехотя отпуская футболку.

Прошлепал в коридор, щёлкнул замком и не успел сцапать за грудки ржущего Луку.

— Мимо кассы, Ден. Я с проверкой, как и обещал. А чего у тебя такая морда лица странная? Я тебя отвлек от утренней зарядки? — хохотнул он, уворачиваясь от моей руки. Принюхался к ароматам и чиркнул в воздухе пальцами, будто поставил первую галочку в длинном списке. — Пахнет едой. Плюс, — глянул на куртку, висящую на вешалке и повторил движение. — Не выгнал. Плюс.

— Ещё громче ори, чтобы все узнали, — прервал я друга. Отступил в квартиру, приглашая его проходить, и поинтересовался. — Где пропадал, если не секрет?

— Дал тебе возможность облажаться, — не скрывая улыбки, ответил Лука. — И честно говоря рад, что ты справляешься. Пока.

Не самое лестное уточнение, но я проглотил его, махнув другу идти на кухню, а сам заскочил в комнату за футболкой, бросив критичный взгляд в зеркало. И где Лука увидел странное выражение лица? Все как обычно. Ну, может не все. Организм отчаянно семафорил выпирающим бугром в области паха, что девчонку с острым язычком и нежной кожей на шее лучше держать максимально далеко от себя или прижать так, чтобы уже никуда не вывернулась. Перед глазами сразу же поплыли картинки, как я задираю футболку, освобождая упругие полушария грудей с острыми пиками сосков и впиваюсь поцелуем в пухлые губы…

— Твою мать! — мотнул головой, отгоняя это наваждение, и попытался переключиться на Крис.

Хрен там плавал. Танцующая в кружевом белье блондинка продержалась всего пару секунд, а потом трансформировалась в мою соседку. В этой своей безразмерной футболке и шортиках. И, черт побери, в них она была в разы сексуальнее Крис. Особенно, когда поджимала пухлые губки. И стоило о них вспомнить, бугор в спортивках потребовал выпихнуть из квартиры Луку и продолжить изучение следов кошачьих лапок. Желательно в горизонтальном положении.

Чтобы не выходить с таким великолепием из комнаты, пришлось натянуть джинсы и влезть в рубашку, но даже такие методы маскировки не особо спасали.

— Прихорашиваешься? Ещё один плюс, — заржал за спиной Лукой и поймал брошенную в него футболку. — Нервишки все же шалят. Минус.

— Проверил? Все живы-здоровы? Когда следующий визит?

— Э, нет, — покачал головой Лука. — Я тебя предупреждать не собираюсь. Облокотился плечом о двернойкосяк и взглядом скосил в сторону кухни. — И как?

— Никак, — огрызнулся я. — И давай без этих твоих намеков. Мне вчера истерящей Крис хватило.

— Ого, — присвистнул Лука. — Разборки устроила?

— Типа того. Сперва дефиле и собранные сумки, потом истерика, попытка устроить драку на кухне, а напоследок новая истерика, но уже в комнате. Спасибо, Лука, подкинул ты мне геморроя.

Я чиркнул ребром ладони по горлу, обозначая количество созданных другом проблем, только Лука пожал плечами, многозначительно заметив:

— А я не говорил, что будет легко. Кто кого отмудохал? Крис Кошку или Кошка Крис?

— Да не успели, разнял, — отмахнулся я и меня шандарахнуло. — Как ты ее назвал, Лука?

— Кого? Гелю? — запоздало спохватился Люк. Выставил перед собой ладонь и помотал головой. — Ден. Это не то, о чем ты подумал.

— Кошка, значит? — прошипел я, вспомнив и девушку со скалодрома и ее кличку. — Первая, кто позвонит? Чтобы все по-честному?

— Ден, я тебе клянусь, что ее подруги позвонили первыми! — закрыв за собой дверь, Лука достал из кармана два мобильных, один из которых оказался раритетным кнопочником, и протянул мне. — Держи, проверяй.

— Подтертую историю звонков?

— На кой? Закажи детализацию, если не веришь. Я сам охренел, когда Кошку увидел.

— Да-да-да, — кивнул я, листая списки звонков. — Поэтому она и готовить начала сразу, и выеживается постоянно.

— И конечно же обо всем этом попросил я, — усмехнулся Лука. Плюхнулся на диван и огорошил меня вопросом. — А на кой черт мне об этом было просить, Ден? Нет, со вторым, я как бы догадываюсь, что так тебе накидываю проблем, чтобы ты проспорил, а вот на счёт первого извиняй. Я о таком даже не догадался просить. И как она готовит? Видимо, лучше, чем Крис.

— Лучше, — согласился, бросив, — Посиди-ка минутку.

Вышел на кухню, посмотрел на три кружки на столе, охреневая от того факта, что их три, и попросил:

— Гель, дай, пожалуйста, телефон.

Догадывался ли я, что ее номер высветится, как неизвестный, на двух телефонах Луки? Скорее всего да. Если бы друг всерьез решил устроить мне эксперимент с участием подставной девушки, было бы глупо оставлять его у себя не стертым. Но то, что ни один не был внесён в список контактов Гели…

— Блядь, — выругался я сквозь зубы, положил мобильный на стол, и пошел к Луке. Протянул ему телефоны и произнес, — Извини.

— Проехали, Ден. Я не меньше твоего охренел, когда увидел Кошку. И тоже не поверил бы.

— Она в курсе нашего спора? — спросил и почувствовал себя последним мудаком, увидев отрицательное движение головой. — Ну да. Лучше бы не спрашивал, — упал на диван, откинул голову назад и резюмировал. — Кукуха отъезжает?

— Не парься. Подозрительность — нормальное явление во время таких экспериментов, — хлопнул меня по плечу Лука. — Твоя психика столкнулась с осознанным вторжением в зону комфорта и бессознательно ищет подвох во всем. Было бы странно, если бы ты повел себя по-другому. Первые сутки всегда идёт стадия отрицания, но будет полегче, если найдешь во всем этом плюс.

— Какой? То, что она готовит лучше Крис?

— Хотя бы этот, — согласился Лука и подбодрил меня. — Поверь, это очень охренительный плюс.

— М-да, — протянул я, помассировал виски и пихнул Луку в бок. — Кажется, есть ещё один плюс.

— Какой, — поинтересовался Люк.

— Пошли. Сейчас покажу.

Зайдя на кухню, показал ему садиться на диванчик, а сам посмотрел на девчонку, взвешивая адекватность своего шантажа.

— И чего глаза таращишь, если твой идеал…

— Ты же на скалодром ходишь? — перебил я.

— Хожу. И что с того? — фыркнула в ответ.

— У вас там вроде соревнования для любителей намечаются.

— И?

Мне показалось, что девчонка на секунду даже вздернула нос повыше, но услышав про соревнования, навострила уши.

— Запишись с Лукой в команду, и я пойду на уступки.

— Какие, например? — вскинула бровь и подняла вверх палец, когда Лука начал протестовать. — Лукашик, цыц!

— Да ты просто не понимаешь, — начал было он, но притих после нового:

— Цыц! Ешь оладьи, пока взрослые разговаривают.

— С каких это пор ты взрослая? — хмыкнул я, а девчонка фыркнула в очередной раз и сделала шаг в сторону коридора. — Ладно! Ладно! М-м-м… Давай я буду покупать продукты…

— Согласна! — выпалила она и вскинула руки вверх. — Йу-ху-ху!

Мой взгляд лишь на мгновение скользнул со счастливого лица соседки чуть ниже, но она тут же прикрыла предмет моего интереса скрещенными руками и грозно произнесла:

— Глазенки свои поднял и номер телефона на базу!

— Зачем? — опешил я.

— За тем, что я тебе список продуктов скидывать буду, — прижгла гневным взглядом и фыркнула. — На Крыстиночку свою пялься.

— Да сдалась ты мне! Было бы на что пялиться.

— Не на что? — вспылила девчонка, повернулась к Луке и спросила. — Лукашик, у тебя вроде со зрением все в порядке. У меня грудь лучше, чем у Крыстиночки или нет?

— Что!? — поперхнулся оладьей Лука и закашлялся, переводя ошалевший взгляд с Гели на меня и обратно.

— Ну! — поторопила она его.

— Кошка… я как бы… — замялся Лука.

— Не свисти, ты не гей. Отмазки не принимаются. Я видела, как ты на Ленку пялился, когда она разминалась, — Геля расправила плечи, натянула футболку так, чтобы грудь стала видна отчетливее и Луке, и мне и повторила. — Ну? Или мне футболку снять?

— К-хм… — Люк замотал головой, посмотрел на меня и виновато развел руки. — На мой вкус… — прошептал, заливаясь румянцем, — твоя лучше.

Потупил взгляд и покраснел до корней волос.

— Выкусил? — довольно усмехнулась девчонка, придвинула к Луке тарелку с оладьями и как ребенку, правильно ответившему на вопрос, пропела, — Умничка ты мой.

— Интересно, каким образом этот факт влияет на мои предпочтения? — с вызовом произнес я. Упер оладью и, обмакнув в сметану, откусил половину. — Пересолила, кстати.

— Не свисти, — рассмеялась мне в лицо соседка. — Если бы я хоть что-то пересолила, хрен бы ты ночью мясо тырил и требовал завтраки. Кстати.

Вздернула нос и гордой походкой пошла в комнату, оставляя меня обтекать под сдавленный ржач Луки.

— Без комментариев, — прошипел я, стараясь придумать хоть что-то похожее по едкости в ответ.

— А они тут как бы и не нужны, Ден, — проперхал Лука и заржал в голос.

После обмена номерами, я демонстративно-показательно нашел в интернете завывания мартовских котов и поставил их мелодией вызова на новый контакт “Придурочная Кошка”. В ответ услышал булькающее уханье совы и заскрипел зубами на не менее демонстративно продемонстрированную гифку с пучеглазой птицей. Где моя соседка нашла такую ободранную уточнять не стал и скорее всего поржал бы, покажи мне ее не она, а Лука, но вместо этого забил в поисковике “долбанутые кошки” и самую шибанутую из картинок сделал фотографией “Придурочной Кошки”, не забыв показать ее девчонке.

— Сам ты придурочная, — обиженно поджала губы Геля и спрятала свой мобильный в карман, когда я предложил показать как она окрестила меня. — Облезешь, придурок.

— А мне один хрен пофиг, — усмехнулся я. Вопросительно посмотрел на Луку, помотавшего головой, и пошел собираться на работу, оставляя новоиспеченную команду стыковать расписание совместных тренировок.

Спустившись на первый этаж, достал мявкнувший мобильный, прочитал прилетевший и очень внушительный список продуктов, которые мне надо было купить, и все же стёр первое слово в контакте соседки, оставляя ее просто "Кошкой". Только появившееся ощущение, что я — перегнувший палку идиот, никуда не пропало. Даже подумал сделать скриншот и послать его девчонке, но в последний момент догадался, что ничего от этого не изменится. И внутри стало в разы поганей. Еще и всю дорогу до клуба перед глазами стояли поджатые губы обидевшейся на меня девчонки… Пиздец.

17. План “Капкан”. POV. Геля

Одного единственного слова хватило, чтобы я обиделась. Очень. Скинула список продуктов на неделю, договорилась с Лукашиком на счёт тренировки и, проводив парня, разревелась, как последняя дура.

— И ладно бы просто поставил эту идиотскую мелодию и фотографию кошки, так нет же. Придурочной Кошкой назвал. А я его — "Совунчик". Ещё и с сердечками, — пожаловалась Корюшкиным, прискакавшим после пар с тортиком.

— Вот же гад! — в сердцах выдала Люля и пихнула Ляльку, тискающую разомлевшую от почесушек Текилу.

— Я все слышу, — отозвалась Ляля. — И не гад он, а сволота последняя. Гелька его кормит, поит по доброте душевной, мог бы хоть капельку уважения проявить. Даром, что красавчик.

— Ага, — согласилась я, — красавчик, — отрезала кусочек тортика и уже в сотый раз спросила, — Может зря я ему столько продуктов в список фиганула?

— Ничего не зря, — отрезала Люля. — Пусть привыкает по магазинам ходить. Тебе что ли сумки таскать? Жирно ему не будет?

— Да, — поддакнула сестре Лялька. — Ты, значит, и в магазин, и приготовь вкусненькое, и полы помой, а он что?

— Что? — спросила я.

— Так и будет ходить, задирая нос, — припечатала Ляля, показала на календарь на холодильнике и помотала головой. — Гелька, времени совсем мало осталось. Форсировать надо, а то это Крыса-белобрыса снова заявится и тю-тю твой красавчик.

— Сплюнь, дурка! — скривилась Люля. — Этой чайки нам только не хватало, — посмотрела на меня и вздохнула. — Вот не могла попроще кого-нибудь выбрать, а?

— Кого? — вскинулась я. — Морковку?

— А чего сразу Морковку, — напряглась Лялька и замотала головой. — Нечего на Морковку свои планы строить! Если что, он мне скутер летом пообещал дать покататься! И вообще, только суньтесь к нему! — выпалила и для пущей уверенности погрозила кулачком.

— Да ладно!? — выдохнули мы с Люлькой, а Лялечка вспыхнула, прошептала:

— Блин, — и захлюпала носом.

— Ляль? — осторожно произнесла Люлька.

— Отвянь! Гельке вон ее этот бармен нравится, а мне, может, Морковка. И что? Гельке его теперь отдавать, потому что она этого своего гада охмурить не может? Фигушки! Не отдам! Даже временно не отдам! Как кофточку, так у Ляли возьмём. Берите, не жалко. Конспект списать тоже к Ляле. Теперь парня отдать? Жирно не будет?

— Да мы как бы и не просим, — Люлька под столом пихнула меня, ошалевшую от новостей, и я замотала головой:

— Ляль, честное кошкинское! Я ж просто так первого, кого знала, ляпнула.

— Точно? — недоверчиво спросила Лялька, и мы с Люлькой закивали:

— Точно-преточно!

— И только попробуйте меня Морковке сдать, — шмыгнула носом Лялька. — Я его с этим скутером третий месяц окучиваю.

— А он что? — спросила я.

— А он, как твой гад, моську воротит, — снова захлюпала Лялька. — Типа он байкер и никого катать ему нельзя.

— Да какой он бай… — начала было Люлька и захлопнула рот, спохватившись после моего пинка. — Какой он тогда байкер, если такую красоту отказывается катать? — выкрутилась и выдохнула, когда Ляля хлопнула ресницами и кивнула:

— Вот именно! — достала из сумочки зеркальце, поправила макияж и по секрету поделилась. — А еще я решила весной на права идти сдавать. Вот!

— На мотоцикл? — не на шутку перепугалась я, помня как Лялька летала по двору с велосипеда. Не на, а именно с.

— Нет, конечно! На категорию “B”. По новым правилам с ней на скутере тоже можно ездить, — заважничала Ляля. — Мне права так-то не нужны — только для того, чтобы Морковку позлить. Представляете я и на машине! Прикиньте, как обзавидуется!?

— Стоять! — подскочила, опрокинув табурет, Люлька и зашикала на нас и без предупреждения молчащих. — Тихо! У меня мысль! Сейчас… сейчас-сейчас… Я же точно помню, — нахмурилась и запрыгала счастливой козой. — Да! Лялька — ты гений!

— Э-э-э… а в чем? — неуверенно спросила Ляля.

— Смотри! — Люлька подняла табурет, плюхнулась на него, хихикая, и ткнула пальцем в меня. — Гельке тоже нужно Денчика пробесить.

— Ага, — фыркнула я. — И меня автоматом с квартиры того. Первым же рейсом. А Крыстиночка тебе только спасибо скажет. Фигушки.

— Да ты не поняла! — замахала ладонью Люлька. — Не здесь.

— А где? — за меня спросила Ляля.

— Где-где? В баре!

— Чего-о-о? — окончательно потеряв ход мыслей, протянула я. — Мне в бар придти и там его пробесить?

— Дурка! — скривилась Люля. — Ты к нему в напарницы пойдешь. Вот! И работа, и Денчик рядом. Двух зайцев одним выстрелом!

Изобразив тот самый выстрел, которым я убью двух зайцев, один из которых как бы и не заяц вовсе, Люлька со счастливой моськой отрезала себе кусок торта и принялась его уплетать, абсолютно не придавая значения тому, что подробности ее хитрого плана ни мне, ни Ляльке не понятны от слова совсем.

— Гофподи, — с полным ртом произнесла она, — Ты же фама рассказывала, что Клей говорил, что Фил искал второго бармена.

— И?

— Я что-то там никого новенького не видела, — пожала плечами Люля. Жадно глотнула остывший чай и решительно произнесла. — Сходим и тебя устроим. Там же ничего сложного. Мешай себе коктейльчики, стаканчики протирай и улыбайся клиентам. П-ф-ф. Легкотня!

— Ага, сейчас, — фыркнула я. — Ты мне об этом рассказывать будешь? А ничего, что у меня Дюшка бармен? И там как бы очень дофига всего надо знать.

— Вот! — подняла вверх палец Люлька. — Дюшка тебя и поднатаскает.

— Бред.

— А вот и не бред, — с какой-то радости подхватила Люлькину идею Ляля. Отбила в телефоне сообщение и завизжала от радости, когда сперва трямкнул ее, а через мгновение и наши с Люлей. — Вот! И Клейстер написал, чтобы мы подошли на счет вакансии!

Я заглянула в секретный чат, куда отбила свой вопрос по поводу меня Лялька, и схватилась за голову. Чем она думала, когда писала, что у меня охрененский опыт? Не знаю. А чем думала я, поддавшаяся на уговоры хотя бы съездить и спросить? Ну точно не головой.

На мое счастье Фил встретил нас у служебного входа и не повел в бар, где обыкновенно устраивал встречи Клейстер. Провел по лестнице в студию, показал на диванчик, а сам опустился в кресло у пульта:

— Слушаю.

Правда ни я, ни Корюшкины не смогли произнести в ответ ни слова. Раскрыв рты, мы уставились на нашу Ванлавочку, до которого при желании можно было дотянуться, и принялись пихать друг друга локтями, подбивая начинать первой. И Фил, смотря на все это, достал из кармана толстовки пачку, выбил сигарету и, подкурив ее, откинулся на спинку.

— Гелька, так-то тебе надо, — шикнула мне Люля, ловя каждое движение Фила.

— А ничего, что это ты придумала, — прошептала я в ответ.

— И чего? Мне твоего Денчика бесить не надо, а тебе как раз очень, — выразительно округлив глаза, Люля взглядом показала мне на Фила и ойкнула, когда он рассмеялся:

— Колитесь уже. Если тема за побесить Дена, который бармен, то я очень внимательно слушаю.

— Да идите вы! — неожиданно громко выпалила Лялька. Встала и сдала нас с потрохами, — Фил, возьми Гелечку в бармены, а? Он ее дома игнорирует и вообще не замечает, а она ему и готовит, и ведет себя нормально, а он, козлина, ее в телефоне забил как Придурочная Кошка, а Гелька его ласково Совунчиком, — жадно вдохнула и застыла с открытым ртом от раздавшегося хохота:

— Стоп-стоп-стоп, я сейчас малеха вкурю кто кого и почему… Ха-ха-ха!!! Совунчик? Гы-гы-гы!!! Ептыть, Гелька, ты жжошь! Совунчик!!! У-у-у, бля!!! Совунчик!!! Гы-гы-гы!!!

— И чего!? — взвилась я. — Если он Совушкин, как мне его было ласково записать?

— Не знаю!!! Гы-гы-гы, — утерев слезы, Фил поднял на меня взгляд и снова захлебнулся хохотом. — Твою мать, Гелька, ты пиздец жгешь!!!

— И ничего я не жгу! Тебя вот Маргарита как зовет? — спросила с вызовом и вжалась в спинку дивана от тихого рыка:

— А вот тут притормози, если хочешь, чтобы я тебе помог.

— О-о-о, — восхищенно протянули обе Корюшкины и резко затихли, когда парень перевел ледяной взгляд в их сторону.

Лялька с Люлькой тут же составили мне компанию вжавшихся в спинку дивана и изо всех сил делали вид, что их нет, но видимо я со своим вопросом действительно полезла не туда. Фил пару минут рассматривал меня, уперев локти в колени и изредка затягиваясь сигаретой. Если бы ее вспыхивающий кончик мог говорить, то сейчас мне было страшно от того, о чем он молчал.

— Покажешь диплом бармена, и место помощника твое. Три месяца стажировки за ноль семьдесят пять ставки. Чаевые твои на сто процентов, если они будут, — усмехнулся Фил. — И ваши разборки не мешают работе.

Откинулся назад, подкуривая вторую сигарету от остатков первой, и выпустил дым в потолок, вроде как разрешая отмереть. Корюшкиных тут же сдуло с диванчика, а я уцепилась за одно маленькое несоответствие и решила уточнить:

— Обещаешь?

— Слово пацана, Геля, — кивнул Фил.

— Если я сегодня принесу диплом?

— Завтра выходишь на первый рабочий, — ответил он. Развернулся на кресле, нашел в завале на столе маркер и блокнот, чиркнул на листе номер телефона, вырвал его и протянул мне. — Наберешь.

— Ага, — кивнула я. Мельком глянула на цифры и четыре буквы под ними и подняла удивленный взгляд на Фила.

— Ты спросила, я ответил, — негромко произнес он и махнул ладонью в сторону двери. — Твоя очередь меня удивить.

— Я скоро!

Подскочила на ноги, вцепилась в Ляльку с Люлькой и потащила их на выход.

— Гель, а мы куда? — спросила Люля, когда я впихнула ее с сестрой в такси и назвала адрес кофейни, в которой работал брат.

— К Дюшке.

— А зачем? — подала голос Ляля.

— За дипломом.

— А?

— Потом, — отмахнулась я, боясь озвучивать бредовую идею, возникшую у меня в студии. — Расскажу, если получится.

Не удивительно, что Дюшка, услышав мою сбивчивую просьбу, покрутил пальцем у виска. Только все же принес пакет документов, которые хранил в сейфе кофейни. Достал диплом, посмеиваясь над моим шитым белыми нитками планом, и к нему добавил три стаканчика с кофе.

— Если возьмут, с тебя простава, Гелька, — крикнул мне в спину и пожелал удачи. — Ни пуха!

— К черту! — ответила я. Проскакала до такси и назвала водителю адрес клуба, скрещивая пальцы.

И на что я надеялась? Наверное на то, что бред сработает.

— Это что? — спросил Фил, поднимая на меня глаза.

— Диплом бармена, — кое-как шевеля языком, ответила я.

— Это я и так вижу, — парень опустил лист на стол и добавил с улыбочкой, — Андрей.

— Так-то ты ничего не говорил про то, что диплом должен быть моим, — выпалила, как на духу. — Я диплом показала? Показала. А ты мне что сказал? Покажи диплом, и место твое.

— Борзо, — хмыкнул Фил. Подтянул к себе диплом Дюшки, посмотрел на него, на меня и снова добавил. — Андрей.

— Фил, ты так-то слово дал, — выложила я единственный козырь, на который и рассчитывала, когда ломанулась к Дюшке за его дипломом.

— Дал, — кивнул парень, — Андрей.

— Может, хватит? — попросила и опустила глаза в пол. — Я не Андрей. И не надо меня этим тыркать. Ты сказал показать диплом. Если бы у меня был мой, я бы принесла его. Но ты же не сказал, что диплом должен быть моим.

— Подловила? — усмехнулся Фил и опять, издеваясь, добавил, — Андрей.

— Ну и не бери, — пробурчала, поднимаясь и опустилась, едва услышала холодное:

— Сядь, я не закончил.

Вместо того, чтобы продолжать говорить, Фил выбил из пачки сигарету и молча ее выкурил. После, так же молча, ещё раз изучил диплом Дюшки и минут на десять завис в своем телефоне, будто меня вообще не было и парень находился в студии в гордом одиночестве. Лишь пару раз он поднял на меня глаза, вроде как намекая, что не забыл о том, что я существую.

— Короче, Геля, — неожиданно оборвал тишину Фил, продолжая листать что-то на экране своего мобильного. — Я задам два вопроса, и советую очень хорошо подумать, прежде чем ты на них ответишь.

— Ага, — кивнула я.

— Первый. Ты уверена, что оно тебе так надо? И второй. На что ты готова ради этого?

— Да. На все, — ответила, не раздумывая, и уже тише, увидев удивление в глазах Фила, добавила, — Я бы не пришла, если бы это было не так.

— Понятно, — хмыкнул он, прижал к уху телефон и весело поздоровался. — Здоров, Лысый. Дело есть. Обойдешься, — посмотрел на меня и помотал головой. — Короче, Лысый, я к тебе отправлю девочку. Пристрой ее в группу. Если окажется полной нулиной, гони взашеи. Давай, — снова поднял на меня взгляд и потянулся за сигаретами. — Значит так, Геля. Сейчас едешь по адресу, который я тебе дам. Не ссы, это курсы барменов. Днём ты там учишься, вечером впахиваешь в клубе. Вылетишь из группы, прощаемся. Три месяца испыталовки, как и говорил. Потом будем смотреть пожалею я о том, что взял тебя или нет.

— Правда!? — не поверила я.

— Правда, — подтвердил Фил. — Дуй к Лысому и пока он мне не отзвонится, что ты не бестолочь, хрен я тебя к стойке подпущу. Все.

— Я… Фил… Спасибо!!!

От переизбытка счастья я рванула обнять парня, но на полпути осеклась, увидев его отрицательное движение головой. Схватила листочек с адресом школы барменов и поскакала обрадовать девчонок.

18. Расплата за косяки. POV. Ден.

В принципе, я не собирался извиняться за утреннее, и лоток мороженого, отсутствующий в списке, но присутствующий в одном из трёх пакетов, больше покупал для себя. Только войдя в квартиру и вдохнув витающие в ней ароматы, на меня накатило поганое чувство вины за произошедшее. Никаких слов и напоминаний, один лишь запах, от которого в желудке заурчало, а рот наполнился слюной, и все. Накрыло по самую маковку. Сразу вспомнились и поджатые губы, и моя усмешка, и брошенная фраза, что мне похрен.

— Ну да, похрен, — пробурчал себе под нос, разуваясь.

Прошел с пакетами на кухню, разложил покупки по полкам холодильника. Подцепил край фольги, накрывающей стоящий на плите поддон с запеканкой, и, вздохнув, вытащил только что убранный в морозильную камеру пломбир. Хрен с ним, куплю себе еще.

Как тормоз, потоптался у дверей в комнату соседки, прислушиваясь и решая стоит ли стучаться или в своей квартире можно войти без этих вежливостей, и все же пару раз ударил костяшками в дверное полотно. Разрешения не получил, но вошел. Посмотрел на демонстративно отвернувшуюся к окну девчонку, обложившуюся какими-то тетрадями, и Текилу дрыхнущую у ее ног, поставил мороженое на подлокотник расправленного дивана и молча пошел ужинать. Хрен с ней, не гордый. Правда от всей этой молчанки кусок в горло не лез, и я больше ковырял запеканку вилкой, чем ел.

М-да… А чего я ждал? Привычную истерику, которую закатила бы Крис, и потом не менее привычное примирение? Хрен знает. Подцепил немного картошки, отправил ее в рот и, не поднимая головы от тарелки скосил глаза на вошедшую в кухню Гелю. Взглядом скользнул по ее безразмерной футболке и штанам пижамы — задрапировалась ведь по максимуму, чтобы не отмочил что-нибудь по поводу фигуры, — кое-как протолкнул еду по горлу и снова посмотрел на девчонку, доставшую из холодильника упаковку сметаны и поставившую ее на стол. Явно не для себя. И от такого молчаливого проявления заботы стало в разы поганее. Даже захотелось, чтобы Геля фыркнула или ляпнула что-нибудь обидное, но вместо этого она налила себе в кружку кофе, взяла ложечку и ушла в комнату, не проронив ни звука. Если девочка хотела добить, то у нее это получилось. Крайне доходчиво показала кто из нас двоих мудак, и почему-то я с ней полностью согласился. Доел, помыл за собой тарелку, убрал оставшуюся запеканку в холодильник и пошел к себе в комнату, надеясь, что к утру девчонка подостынет. И как оказалось, очень зря.

Голодные глаза и скулеж Текилы, тарелка с драниками на столе и отсутствующая в квартире соседка — не самое лучшее сочетание для начала радостного утра, но достаточное для того, чтобы внутри закипело от злости. И что вообще не укладывалось у меня в голове, в первую очередь снова на себя. Я всерьез подумал, что существуют курсы по манипуляции чувством вины у мужиков, на которых моя соседка отхватила красный диплом с отличием. Других логичных объяснений происходящего со мной не нашлось. Неоправдавшееся ожидание нормального диалога наслоилось на вчерашнюю молчанку и запеканку с заботливо подсунутой сметаной, сверху упали безумно вкусные драники, но вишенкой на торте стала обнаруженная под тарелкой записка с подчеркнуто вежливой просьбой купить молока на блины. Естественно, если захочу их на завтрак.

— Да твою ж мать! — выорался я.

Скомкал послание, теряясь в догадках на кой черт нужна была эта канитель с бумагой и ручкой, если мы договаривались, что список продуктов соседка станет скидывать мне на телефон. А когда догадался, что так она решила завуалировать время своего исчезновения и до кучи в очередной раз показать кто кого обидел, взорвался.

— Да сколько, блядь, можно-то? Да, я перегнул! И в свое оправдание могу сказать, что ты первая меня пробесила!

И ровно в этот момент решила позвонить Крис. Не раньше и не позже. Если до сегодняшнего дня я считал, что закон подлости — всего лишь выдумка оправдывающих стечение обстоятельств неудачников, то сегодня… Сегодня явно был не лучший день для звонков Крис, и тем более для ее заискивающего сюсюканья, от которого меня окончательно сорвало:

— Денисочка, я тут подумала, можно…

— Нет! — рявкнул я, одновременно давя на иконку завершения звонка и шипя сквозь зубы, — Как же вы все меня затрахали!

Набрал номер соседки, чтобы высказать все, что о ней думаю, и сперва не понял, что произошло, когда в трубке раздались короткие гудки. Позвонил ещё раз, теперь уже догнал, что меня сбросили, и психанул. Двукратное подтверждение отсутствия желания со мной разговаривать поставило на и без того испоганенном настроении жирный крест. Ровно такой же, какой я старательно намалевал на календаре, отрываясь на ни в чем не повинном квадратике с числом. Выплюнул сквозь зубы самое лаконичное и всё объясняющее в любой ситуации:

— Да пошли вы, идиотки!

Прицепил поводок к ошейнику Текилы и пошел с ней на улицу, чтобы хоть немного остыть до работы, где все с первой минуты моего появления за стойкой пошло наперекосяк.

Привычный стёб Фила по поводу чайника, кажется, никогда не бесил меня настолько сильно. И хрен знает каких усилий мне стоило не вылететь в своих ответах за границы. Скорее даже не перешагнуть за волосинку, за которой маячило вполне резонное увольнение.

Дальше брякнул Лука и спросил почему Кошка сегодня позвонила и перенесла их тренировку. На мой ответ, что я ей не папочка, чтобы контролировать каждый шаг, друг посоветовал принять антиозверин, а лучше пройти реабилитационный курс сексотерапии с Крис. Тоже не раз слышанное, но сегодня все шло через задницу и видимо не собиралось заканчиваться. Стоило мне вспомнить грудь подружки в поролоновых чашечках лифчика и сравнить их с двумя упругими полушариями под футболкой, меня выхлестнуло снова. Та, с кем я был бы очень не против пройти реабилитацию, слиняла из дома до того, как проснусь. И до полноты картины отзвонилась Луке, но не ответила мне. Кайф, блядь! Лучше не придумаешь! Лука у нас хороший, а Денис — кусок дерьма. Бинго, ептыть! И как большинство нажравшихся до определенного состояния, я не нашел ничего лучшего, как позвонить Крис. А она, в отличие от соседки, ответила сразу:

— Да, Денис.

— Сегодня после работы заеду за тобой, Малыш, — выдал ей пулеметом и, выдохнув, открыл было рот, чтобы добавить какой-нибудь пурги про тяжёлую работу и стресс, но не смог. — Я… Крис… перезвоню.

Мои глаза выхватили девушку стоящую ко мне спиной у дальнего конца стойки. Прилипли к ее густющей копне собранных в хвост волос, которые едва удерживала резинка с черной пластиковой кошкой с бусинками-глазами. Сдвинулись ниже на клетчатую рубашку, не вписывающуюся ни под один из возможных нарядов для клуба. И полезли на лоб, когда к девушке подошел Фил, показал на меня и она развернулась.

— Ден, принимай стажёра. Геля, знакомься, Денис. Денис, Ангелина, — представил нас Фил и ушел, бросив через плечо, — Объясни что и где, Ден, и не обижай.

— Здравствуйте, Денис.

Я помотал головой, посмотрел на протянутую для приветствия ладошку, снова тряхнул башкой и прошамкал что-то отдаленно напоминающее на:

— Здравствуй, — пожал руку и, не выпуская ее, зажмурился, чтобы открыть глаза и убедиться — со зрением у меня проблем точно нет. — Кошка?

— Кошкина, — уточнила соседка, высвободила ладошку и поинтересовалась, — Можно я осмотрюсь.

— Смотри, — кивнул в ответ, а сам замотал головой, будто так смогу вытряхнуть из нее вспыхнувшие, словно после полученного прямого удара в челюсть, звездочки.

Однозначно это была моя соседка. И в то же время совершенно не моя. Я смотрел на нее и никак не мог понять она это или все же нет. Искал сходство с девчонкой с острым языком и дредами и видимо сходил с ума.

— Геля? — спросил, когда наши взгляды пересеклись, и чуть не вскинул руки в победном жесте, услышав плохо скрываемую едкость в ответе:

— Денис?

В ее серо-зеленых глазах, лишь немного тронутых косметикой, увидел несколько тонн яда, готовых вылиться на мою голову, реши я ляпнуть хоть что-нибудь, и столько гордости за саму себя и произведенный на меня эффект, что у меня появилась невольная улыбка, а ладони хлопнули пару раз помимо моей воли — уделала подчистую, не оставив даже шанса на ответку.

— Денис, Фил сказал, что сегодня мне лучше не мешаться и понаблюдать, но я могу делать простенькие коктейли.

"Твою ж мать… Убей меня полностью!"

— Кажется, мы договаривались, что не Денис, а Ден, — напомнил я, улыбаясь все шире и шире.

— Денис, — отчеканила с упрямством соседка и сверкнула глазами. — На работе я работаю. Можно мне готовить коктейли или нет?

И тон, которым она задала этот вопрос, отрезвил меня, словно вылитый за шиворот ушат ледяной воды.

Я нашел в ящике чистый бейджик и протянул его Геле, дождался пока она его подпишет и нацепит на карман рубашки. Показал на фартук и… включил последнюю сволочь — а не стоило меня бесить вчера, уходить не поговорив с утра и так хреначить сейчас.

— Работать? — спросил, критично рассматривая девчонку. — Какие коктейли ты можешь сделать, стажёр?

В последнее слова я влил всю свою злость и криво усмехнулся, услышав в ответ десять классических названий, которые по силам приготовить даже однорукому и одноглазому.

— Пивной кран — вот где ты сегодня будешь работать.

— Хорошо, Денис. Спасибо, — не моргнув глазом, Геля встала к указанному мной месту, протёрла стойку полотенцем и оглушающе громко свистнула, сунув два пальца в рот, чем сразу привлекла к себе внимание. — Мальчики! Кто ещё не пробовал пиво из рук симпатичного ангелочка!?

— Самооценочку пониже, стажёр, — усмехнулся я.

— Возьму на заметку, Денис, — широко улыбнулась в ответ и томно посмотрела на первого подошедшего. — Привет, красавчик. Темненькое, светленькое?

— На твой вкус, Ангелочек, — расплылся парень, мазнул взглядом по бейджику и залип на груди моей соседки. — Геля? Ангелочек Ангелина, значит. А я Демид. Для друзей Дёма.

— Один отдыхаешь, Дёма? — поинтересовалась Геля, поставив бокал с темным пивом перед парнем.

— Да нет, с компанией корешей. Если хочешь, присоединяйся.

— Может, попозже, — многообещающе улыбнулась и скосила на меня взгляд. — Не отпустит. Я ж типа стажёр. За мной смотреть надо, а то намешаю в "Маргариту" водку вместо текилы и все. Прощай работа.

— Строгий надсмотрщик, — понимающе кивнул Дёма, просверлив в моем виске дыру размером с кулак. Обернулся к своему столику и крикнул, — Братва, тут у нас феминист нарисовался. Я чёт лучше по пиву сегодня.

— Дёмыч, хер ли тогда тормозишь, бери на всех! — донеслось в ответ, и парень, подмигнув Геле, стукнул по стойке карточкой:

— Давай для начала еще семь темного, а там мы и светлое попробуем.

— Дёмчик, ты такой лапуля!

— Будет обижать, брякни, — рассмеялся парень, сунул в карман угнетаемой стажерки визитку и купюру, не забыв намекнуть мне, что веду себя не по-пацански.

— Завязывай с этим, — пробурчал я, подходя к Геле и заскрежетал зубами от ее очередного елейного "приветика" для нового любителя пива.

За два часа до конца смены градус моего бешенства успел пробить планку адекватности и расколошматить два бокала. Я пробовал демонстративно игнорировать хихиканье и ответные заигрывания Кошки и в то же время постоянно косил взглядом в сторону ее клетчатой рубашки. Чтобы осечь себя и пробеситься снова. Я бесился на то, что она болтает с каждым подошедшим. Бесился, что процент выручки от банального пива "из рук ангелочка" давно перекрыл треть суммарной. Но больше всего крышу рвало от подчёркнутой вежливости в мою сторону:

— Денис, помоги, пожалуйста, поменять кегу.

— Денис, пробей, пожалуйста, четыре "Эля".

— Денис, а где у нас орешки? Спасибо.

Взмах ресниц — не для меня, улыбка — опять не для меня, и елейная патока имен. Демочка, Сашенька, Пашенька, Глебушка и бесцветное Денис. Кошка будто специально ластилась к каждому, но не ко мне. И меня разрывало от желания схватить ее за шкварник и выпнуть в подсобку, чтобы она там посидела на ящиках и подумала что творит. В первую очередь со мной. Клиентам бара явно нравилась эта игра в "новенькую, которую обижает старший", но старшему едва хватало сил, чтобы всерьез не обидеть новенькую. И когда она подошла и попросила обслужить за нее клиента, моя крыша слетела:

— Доигралась? — усмехнулся я, посмотрев на пижона в костюме, который плохо скрывал свои намерения продолжить вечер с понравившейся ему стажеркой. Впихнул ей в руки чистый пивной бокал и подтолкнул к крану. — На работе работа? Вот иди и работай, Ангелина.

— Денис, пожалуйста.

— У меня клиенты, — показал ей на трёх девушек, ждущих свои коктейли и показательно отвернулся к ним. — Красотки, слышали байку почему "Секс на пляже" приятнее секса на пляже? От него не скрипит песок на губах.

И естественно они о ней не слышали, а в конце двое втихаря от своих подруг и себя тоже оставили номера телефонов, которые я с улыбкой сунул в задний карман джинс. Посмотрел на пижона в костюме, зависшего неподалеку со своим светлым в бокале, перевел взгляд на потускневшую улыбку стажерки и снова взбесился.

“Блядь, да каким образом у тебя получается в любой ситуации выставить козлом меня, а!?”

Я плохо помню как закрывал смену и сдавал кассу, как показывал девчонке правильную очередность действий перед тем как выпнуть ее переодеваться и собираться домой. Помню лишь свои трясущиеся от злости пальцы и первый глоток кофе под жадную затяжку сигаретного дыма. Меня бесило все, что было с ней связано, и все, что она делала. Волны жгучей ненависти прошлись и по расплетенным, чтобы побесить, дредам, и по вынутому, опять же для того, чтобы пробесить, колечку из носа, и утопили меня окончательно, когда затянулся едким дымом тлеющего фильтра. Я даже не понял, когда успел выкурить сигарету. Не понял, как вышел через служебный вход, но стоило только увидеть на парковке "Мерседес" и того пижона в костюме, вся моя ненависть и злость в одно мгновение перекинулись на него.

— Геля, я тебя прошу, дай мне объясниться.

Я уловил его голос, на автомате прислушиваясь и всматриваясь в движения — нет, не его, а Кошкиной. Увидел ее ладошку, удерживаемую пижоном и поникшие плечи, которые он пытался приобнять, уводя девчонку к своей машине.

"Доигралась, блядь!" — прохрипело внутри, и тело зазвенело от вмиг пробившего его напряжения. Два шага к ним. Ладонь достает из кармана ключи, вторая рывком дёргает плечо девчонки, высвобождая ее ладонь и одновременно толкая в сторону "Бронко".

— В машину села! — рык и следом второй, клокочущий и впечатывающийся в удивленную морду пижона сжатым кулаком. — Отвалил!

19. Теория Люльки… POV. Геля

— В машину села!

Денис рявкнул так, что ноги сами полетели в направлении его старенького внедорожника. Правда не прятаться, как поступили бы все адекватные девушки, из-за которых началась потасовка, а за чем-нибудь весомым для поддержки. Я понятия не имела занимался ли мой Совунчик боевыми искусствами, но очень отчётливо запомнила, как на Новогоднем корпоративе Таракан хвастался тем, что ходит на занятия рукопашкой, и даже показал то ли вертушку, то ли крутушку. Поэтому-то, раскрыв дверь, первым делом бросила сумку на пассажирское сиденье и запустила руку под водительское. Нащупала какую-то холодную загогулину, в свете фонаря оказавшуюся ключом-балонником, и рядом с ним — о чудо! — бейсбольную биту. И она показалась мне более действенным оружием, чем какой-то там ключ. Подняла ее над головой и с воплем рванула назад. Несколько мгновений пыталась разобрать в мутузящейся куче-мале кто есть кто, чтобы случайно не огреть Дениса, а потом повернула голову и, хищно улыбнувшись, с первого удара отхреначила боковое зеркало "Мерседесу". Господи, какой же кайф я испытала в этот момент, кто бы знал. Размахнулась снова, приласкала фару, следом боковое стекло, хрустнувшее и пошедшее паутинкой трещин от поцелуя кончика биты. Вскинула ее в очередной раз и взвизгнула от окрика:

— Стой, дура! Тачка-то при чем?

Три бугая-охранника в считанные секунды оказались в эпицентре событий. Один в прямом смысле поднял меня за шкварник, тряхнул, как половую тряпку, и поставил на землю, отобрав биту. Два других похожую процедуру повторили с Тараканом и Деном. Правда первому прописали дополнительный удар в грудь, когда он увидел результат моих развлечений с его машиной и, озверев, рванул на меня, а рычащего Совушкина уложили лицом в снежную кашу.

— Гуря, слезь, твою мать! — прохрипел он, извиваясь ужом под тушей охранника.

— Остыл! — прорычал тот в ответ и уже спокойнее спросил, — Чего тут устроил? У нас все на камерах, — посмотрел на кашляющего Таракана с бланшем под глазом и хмыкнул. — Короче, мужик. Варианта два. Первый, мы вызываем ментов и сдаём им запись, где ты тащишь девчонку в машину. Второй, ты съябываешь и забываешь о своих претензиях. Что выбираешь?

— Вто-рой, — проперхал Таракан, посмотрел на меня и отмахнулся от помощи амбалов-охранников. — Сам!

Сел в машину и не зажигая фар порулил к выезду.

— Царапина, но дома обработай и залепи, чтоб не раздуло, — произнес Гуря, подняв Дениса на ноги и осмотрев его лицо. Повернулся ко мне и спросил, — И на кой хрен тачку херачила? — ткнул пальцем в висящие на стене камеры и покрутил пальцем у виска. — Дура.

— Может и дура, но надо будет, повторю, — пробурчала себе под нос, стряхивая с плеча руку охранника, который совсем недавно тряс меня за шиворот.

— Лучше ори, ниндзя, — хохотнул амбал, а Гуря показал битой на внедорожник и спросил:

— Намек понятен?

— Более чем, — кивнула и поплелась к машине.

Уселась на сиденье, поправила сбившуюся шапку и попыталась угадать по движению губ о чем говорит Денису охранник. Вряд ли что-то приятное, судя по его серьезному выражению лица, но, наверное, не очень критичное в плане последствий, если я правильно поняла хлопок по плечу и возвращенную биту. Бугаи пошли обратно в клуб, а парень, бросив на меня короткий взгляд, сплюнул под ноги и достал сигареты. Честно говоря, я бы тоже не отказалась сейчас покурить, но решила остаться в машине и не лезть с распросами, когда Денис сел на водительское место и завел двигатель. Правда надолго меня не хватило. Увидела сочащуюся из рассеченной брови кровь и полезла в сумочку за салфетками.

— Вот только не надо меня сейчас трогать! — взвинтился парень, стоило только мне потянуться к нему, вырвал салфетку из пальцев, скомкал ее, намереваясь выбросить, и сморщился, когда я прижала вторую к его брови.

— Да больно мне нужно тебя трогать! Сидит тут, морду лица воротит, как будто я ему дохлую лягушку подсунула! — не менее эмоционально выпалила в ответ, отвела ладошку в сторону и снова промокнула выступившие капли. — Защитник, блин, нашелся. Я тебя просила?

— О, да мы поговорить решили? — съехидничал Денис. — С утра, значит, мы, блядь, гордые, в баре нос воротим, а тут в санитарку поиграть решила? — оттолкнул мою руку, посмотрел на красные пятна на салфетке и вернул ее обратно. — Что это за чертила был?

— Не чертила, а Таракан, — поправила я. — Старшийменеджер с "Прованса".

— Да похуй мне кем работает этот твой Таракан, — огрызнулся парень. — Что он от тебя хотел?

— Поговорить по поводу кое-чего, — уклончиво ответила, отвернулась к окну и достала телефон. — Тебе какая разница? — нашла в списке контактов номер такси, нажала и не успела произнести название клуба, как мобильный у меня отняли. — Эй!

— Не эй, а Ден! — припечатал Денис. — В одной квартире живём, если не забыла.

— Представь себе, не забыла! — фыркнула и протянула ладонь. — Телефон верни.

— Дома верну, — изобразил улыбку и демонстративно спрятал мой телефон во внутренний карман куртки. — Пристегнись.

— Да пожалуйста.

Еще раз фыркнув, я щёлкнула замком ремня безопасности и не менее демонстративно стала разглядывать небольшой сугроб за стеклом. А он сместился вперёд, отдаляясь, и пропал из виду. Только поворачиваться к парню все равно не стала. Лишь подула на озябшие пальцы, и спрятала их в рукавах куртки.

— Как же нам сложно сказать, чтобы сделали печку потеплее, — прозвучало слева.

— Как же нам сложно догадаться, что в машине холодно, — ответила в том же тоне и инстинктивно упёрлась ногами в пол, а руками схватилась за ручку двери, увидев приближающийся холм лежачего полицейского.

Правда меня не подкинуло на сиденье, как подумала. Машина лишь мягко качнулась вверх-вниз, проскочила препятствие, словно его для нее не существовало и ускорилась, а я скосила глаза на лежащую на руле ладонь. Расслабленно-спокойная и в то же время успокаивающе-уверенная она лишь немного смещалась, сжимая обод и направляя автомобиль туда, куда хотелось ехать его владельцу. Вторая, сжатая в кулак, подпирала подбородок с небольшой ссадинкой справа. И мне до одури хотелось подуть на нее. Так сильно, что даже развернулась на сиденье. Уже не скрываясь, посмотрела на лицо парня и осторожно промокнула капельку на брови, негромко сказав:

— Спасибо, что заступился.

— Не за что, — так же негромко ответил Денис, перехватил руль левой рукой и правой выкрутил на максимум регулятор температуры, направив дефлекторы на меня. — Сейчас движок нормально прогреется и будет теплее.

— Угу, — кивнула, снова поднесла салфетку к брови и вздохнула. — Не останавливается. У тебя перекись дома есть?

— Вроде нет. Не помню. Сейчас в круглосуточный по пути заедем, там аптечный киоск есть, куплю, — свернул на перекрестке и уже примирительно спросил. — Кроме молока что-нибудь ещё купить надо? Только давай без фырканья, ладно?

— Ладно, — согласилась я. — Кошколадку тогда ещё.

— Чего? — улыбнулся, повернув ко мне лицо. — Кошколадку? Это что?

— "KitKat".

— А почему кошколад?

— Потому что похоже на "Kitikat". Только не корм, а шоколад.

Мотнув головой, Денис улыбнулся шире и рассмеялся:

— Кошколад. Ха-ха-ха! — кивнул, поднес ладонь к дефлектору и с любовью погладил руль. — Прогрелся, старичок.

Одно движение и всего два слова, а у меня в груди стало тепло. В детстве папа ровно с такой же нежностью разговаривал с тогда ещё нашей старенькой Маздой. Так же, словно под копирку, Дюшка говорил их с Лесей Фольксвагену. И теперь Денис. Я посмотрела на него, улыбнулась и невольно повторила про себя: "Старичок".

Часы на духовом шкафу показывали четвертый час ночи, и мне, по уму, чтобы хоть немного поспать и успечь испечь обещанные блины перед тем как ехать на курсы, стоило идти в комнату и укладываться в постель. Только я, переодевшись, убрала в холодильник купленное молоко, достала вчерашнюю запеканку и, выложив большой кусок на тарелку, поставила разогреваться ужин в микроволновку. Такое смешное требование, выбитое угрозой не пустить в туалет, а на самом деле — приятное, мне приятное, занятие. Щёлкнула кнопкой чайника, выложила на стол салфетку и вилку с ножом. Рядом поставила остатки сметаны и хлебницу. Налила чай и невольно заулыбалась звукам поворачивающегося в замке ключа и следом цоканью коготков Текилы — после гулянки она первым делом прискакала на кухню, сунула нос в миску и шкрябнула лапой мне ногу, поскуливая и выпрашивая кусочек запеканки. А следом за собакой в кухню вошел Денис в расстёгнутой до середины куртке. Вошёл, словно вспомнил и торопился что-то сказать, но замер, доставая из кармана свой телефон. Посмотрел на экран, на стол с ужином. Сжал губы и, выложив на край мой мобильный, развернулся, отвечая на звонок:

— Да. Я помню, что обещал. Нет, не заеду…

Я сразу догадалась кто мог звонить Денису ночью. По сердцу заскребло, царапая, а после, услышав имя и звук притворямой двери, оно заныло все сильнее и сильнее. Закусив губу, я почесала понимающе заглядывающую в глаза Текилу, вернула на место чашку и побрела к себе в комнату, оставив кошколадку нетронутой. Плюхнулась на постель не раздеваясь, завернулась в одеяло с головой, чтобы не слышать даже отголосков разговора за стеной. Я не слышала о чем говорит Денис, только в голову все равно полезли подлые мысли, что сейчас он выйдет из комнаты, наденет ботинки и уедет. И не остановит его разогретый ужин, ничего не остановит. Сядет в своего Старичка и укатит к Крысе, а там… Она-то уж извернется и вылезет из кожи, чтобы он остался. Всхлипнув, уткнулась лицом в подушку и чуть не завыла в голос, когда из коридора раздались шаги. Правда почему-то сперва к дверям, а потом на кухню, где парень зло хлопнул дверцей холодильника, видимо убирая запеканку, которую я для него приготовила.

“Еще и в салон красоты понеслась, как последняя дура… Лучше бы по башке ему битой влупила, чтобы забыл про свою Крыстиночку…”

Словно издеваясь, в голове снова закрутилось всё сказанное про меня Денисом и такое искреннее: “Ты тоже влюбишься, по настоящему. И он тебя любить будет” Клейстера. И от того, что этого со мной никогда не случится, и я всю жизнь буду никому не нужна, стало так обидно, что из глаз потекли горькие слезы. Я не услышала звук открывшейся двери и только почувствовав запрыгнувшую на постель Текилу, замерла. Прислушалась к окружающим звукам и затаила дыхание пока собака топталась у меня в ногах и устраивалась поудобнее. Кажется, она никак не могла решить как и где ей лечь — свернуться клубочком или вытянуться у меня под боком, — а я не знала что мне делать и как отреагировать на то, что Денис стоит в дверях. Текила ткнулась, будто проверяя, мордахой в край одеяла около моей головы, фыркнула и, перепрыгнув через меня, затихла, привалившись спиной к животу. И я сделала вид, что давно уснула и крепко сплю. Не пошевелилась, когда парень поправил сбившийся угол одеяла. Не выдала себя, когда он на мгновение тронул мое плечо, и не раскрыла глаз, услышав тихое:

— Спасибо, было очень вкусно. И извини.

Он вышел, приоткрыв окно и шикнув Текиле лежать, а я ещё несколько минут не могла поверить в то, что услышала. Лишь когда в ванной зашумела вода, не удержалась и выглянула из-под одеяла. Обняла Текилу и с улыбкой на губах провалилась в сон.

20. Филофобия? Нет, не слышал. POV. Ден.

Если бы меня спросили что отличает холостяцкую квартиру от той, в которой появилась девушка, то первым пунктом в длинном списке я бы внес далеко не аромат еды, а трусы. Первое, что ты видишь с утра, зайдя в ванную, и последнее перед тем, как начнется горизонтальная, самая приятная, стадия отношений. Только в моем случае отсутствующая сексотерапия обострила восприятие нарочно лезущих в поле зрения нежно-зеленых шортиков, которые я не снимал, но наблюдал в отражении зеркала все время пока чистил зубы. И ладно бы они висели на дальней веревке, нет же — на первой, что кипятило мозг и раздражало. Косяк был в том, что, обозначив соседке не занимать все веревки, я не уточнил на каких именно она может развешивать свои трусы-лифчики — на дальних. Там они не бесили. Хотя кому я вру, бесили, даже если были закрыты задернутой шторкой. А на первой… не мной снятые…

— Геля!

Я не собирался ругаться и даже повышать тон — просто хотел внести ясность в распределении веревок, — но… Мой голос с утра и так мало походил на адекватный, а с учетом того, что мне снилось и кто мне снился — скорее хрипящий рык голодного льва, рядом с которым все жрут мясо. Его мясо. И ладно бы прочистил горло и рыкнул один раз. Нет.

— Геля!!!

Второй рык получился раз в десять злее, и я сам охренел от этого. Не меньше соседки, влетевшей в ванную ровно в тот момент, когда мои руки сорвали ее трусы с веревки — о-о-о, кто, блядь, живёт в моей голове и рисует эти фантазии, в которых нежно-зеленые шортики медленно сползают по аппетитной попке? Вопрос, оставшийся без ответа. Как и прозвучавший:

— Что!?

Распахнувшиеся в удивлении серо-зеленые глаза. Собранная в два хвоста, копна вьющихся волос. Пухлые губки с красной матовой помадой…

С-с-с-сука-а-а!!!

Ровно то, что мне снилось. С поправкой на то, что во сне звучала одна последняя буква слова "что". Такая протяжная и сладкая, что у меня, увидевшего как выглядит это "о" вживую, прохреначило все нервы разрядом в пару тысяч вольт.

Мать вашу!!!

Сжав в ладони трусы соседки, я тряхнул ими перед ее лицом и проревел зверем:

— Вешай! Это! На дальнюю!

Развернулся, закинул на обозначенную верёвку, не заботясь тем, как они там повисли, и получил вполне заслуженную оплеуху, прилетевшую в затылок.

— А ничего, что я до дальней не достаю!?

— А ты как-нибудь достань!

— Как!? Каком кверху!? В прыжке!?

— Как-нибудь!!! — повторил, заводясь сильнее. Глянул на полочки и путаницу из шампуней и гелей на них. — И это что!?

— Где?

— В пи… в… на полках! — едва удержался, тыча пальцем в аккуратную выставку женского рыльно-мыльного рядом со своим.

— И что тут не так? — выгнула брови соседка. Зыркнула на полочки и скрестила руки на груди, фыркнув с презрением. — Ты мне ни одну не освободил. И куда я должна была все ставить?

— Куда-нибудь!

— Куда!? — вспылила Геля.

И понеслась душа в рай…

Пока делили три полки, переорались до звона в ушах. Потом рванули на кухню, с которой понесло горелым, и повторили с утроенной силой. Сгоревший до состояния угля блин вместе со сковородой полетели в раковину, следом за ними остатки теста и контрольный в голову:

— Хрен тебе, а не блины!

— Стопэ! Мы договаривались…

— Да! Но если ты не выполняешь свои договоренности, то с какого хрена их должна выполнять я!? — сжавшиеся в линию губы изогнулись в подобии улыбки и выплюнули ещё один выстрел, как будто лишения блинов мне было мало. — Хочешь ужин? Выдели мне полку и верни трусы!

— Я не перевешу твои труселя на первую верёвку! Три у стены твои, и точка!

— Не эти, фетишист!

— Кто!? — опешил я.

— Фе-ти-шист! — медленно повторила соседка. Наставила на меня палец и произнесла. — Свободная полка в ванной, трусы, которые ты слямзил, на полочке, и только тогда увидишь ужин. Понял!?

— Да не брал я твои трусы!

— Тогда где они!? — вцепившись в мою руку, Геля протащила меня за собой в комнату, сдвинула дверцу шкафа в бок и показала на две стопочки нижнего белья. — Розовые с киской видишь? Ну!?

— Нет, — дёрнул подбородком и поперхнулся от озвученной перспективы:

— Пока не увижу, готовишь себе сам. Пельмени или свои любимые брокколи! Придурок!

Соседка презрительно фыркнула, тряхнула хвостиками и хлопнула дверями. Сперва межкомнатной, а через минуту и входной, оставляя меня обтекать в гордом одиночестве. Текилу, наблюдавшую за этим шоу с дивана соседки, я в счёт не брал, но как у единственного кроме меня живого существа спросил:

— Эт чё сейчас было, Текла?

Правда ответа на свой вопрос я не услышал. Собака широко зевнула, спрыгнула на пол и потрусила к дверям, намекая, что опоздание на прогулку ее волнует в разы больше, чем человеческие разборки.

Кто там говорил, что к хорошему быстро привыкают? Спасибо, блядь, тебе, сволота! Из-за тебя, тварина, пара бутербродов прошлись наждаком по горлу и легли кирпичами в желудке. Блинчики, оладушки, драники… Хер там плавал. Батон с куском сыра. Идеальное подтверждение того, что трусы, которые я даже в глаза не видел, разом перечеркнули завтрак и вкусный ужин. Возможно, не один.

Злющий, как последняя собака, я не поехал в "Богатырь", как планировал, а порулил в ближайший торговый центр. На поиски трусов. С ещё одними трусами в кармане. Чтобы не наколоться с размером.

— Девушка, у вас есть розовые трусики с киской?

— Здравствуйте, трусы с киской есть?

— Г-р-р-р, у вас есть трусы с кисками?

— Блядь, да где ты их купила, стерва!?

Обойдя все бутики одного торгового центра, я поехал во второй. Потом в третий, четвертый, пятый. И нигде — нигде, блядь, — не было этих розовых трусов с кисками. Розовые? Пожалуйста. С киской? Пожалуйста. Но чтобы розовые и с киской — хрен. С психу купил в последнем бутике семь разных по оттенку розового и три с кошками, но нихуя не розовые. Бросил все в пакет и еле удержался, чтобы не выораться на улыбающихся продавщиц. Весело вам? Бабский сговор, блядь! Одна пролюбила свои труселя, другие ржут, когда им показывают какого размера нужно белье, а меня, блядь, завтрака лишили! И не факт, что ужин будет. Скажет ведь, что не то. И хер объяснишь, что не нашел. Как можно найти то, чего не видел? В жизни не покупал женских трусов и хер ещё раз пойду! Хватило. С-с-суки!!!

Приехав в бар, швырнул откупные трусы под стойку, сделал себе кофе и заблаговременно щёлкнул кнопкой на чайнике, с какого-то перепуга вспомнив про закон подлостей. Даже морально настроился на стёб нарисовавшегося с проверкой Фила, чтобы не слететь с катушек от классики жанра в виде: "Поставь чайник".

— Морду покажи, — вместо приветствия буркнуло начальство. Критично осмотрело залепленную пластырем бровь и резюмировало. — Нормас. Гельку не зацепило?

— Ее хрен зацепишь, — буркнул в ответ, выставляя чайник с кружкой на стойку.

— Как первая смена?

— Никак. Ноль полный. Ты на кой ее вообще взял?

— Хлеборезку прихлопни и предъявы в другом месте кидай, — осек меня Фил. — Раз взял, значит так надо. И не пизди, что ноль. Сколько вчера пива ушло? — решил напомнить, давя на мозоль. Придвинул к себе пепельницу, опускаясь на стул, и подтолкнул ко мне свою пачку. — Вопросик один обкашлять надо, Ден.

— Ну, — взяв сигарету, подкурился от зажигалки Фила и закашлялся, услышав последовавшее распоряжение:

— Натаскивать начинай.

— В смысле натаскивать? С какой радости?

— С той самой, что я так сказал, — припечатал Фил. Затянулся, выпустил дым в потолок и показал на пивные краны. — Если девчонка на пиве выручку делает, оставишь пока на нем, но потихоньку своими премудростями делишься. Ясно? Коктейльчик там какой приготовить дай, чтобы практиковаться начинала. Начнёшь с простого, но каждую смену чтобы новый делала. Я Лысому деньги не просто так плачу. Журнал кассовый дай.

Ни разу не странное требование, но я заскрежетал зубами, ведь сумма выручки за вчерашний день прилично отличалась от предыдущих в плюс. И как бы мне не хотелось, она в пух и прах разбивала мои слова про полную бестолковость соседки. Не ноль. Да, нихрена не шарит, но это пока. Если ее учит Лысый, то бармен из девчонки получится толковый. Особенно с ее подачей. Не радужная перспектива. Только с Филом хрен поспоришь. И его довольное хмыканье крайне недвусмысленно подтвердило, что от практических занятий с Кошкой, я не отверчусь.

— За наставничество к окладу десять процентов сверху накину, плюс двадцать от чаевых Гельки. С тебя — натаскать. Будет тупить, скажешь. Напиздишь, уволю. Работайте.

— Заебись пряник, — процедил сквозь зубы, смотря вслед довольному Филу.

Знал бы он, что мы живём под одной крышей, сто раз подумал, прежде чем такое предлагать.

— Здравствуйте, Денис. Мне сегодня на пиве?

Скрежеща зубами на повторение дистанцирования и абсолютное абстрагирование от утренней перепалки, поднимаю взгляд на Гелю, чтобы так же сухо поздороваться и кивнуть:

— Здравствуй, Геля. Пока да.

— Спасибо.

Тряхнув своими дурашливыми хвостами, тянет с полки под стойкой фартук… Кто там орал про закон подлости? Спасибо тебе, козлина! Спасибо, блядь! Надо ж было этому фартуку зацепить пакет, ему полететь на пол, вытряхивая из себя содержимое, и всем этим трусам с кошками и без оказаться ровно под ногами девчонки.

Твою ж мать!

Мне захотелось влупить себе ладонью по лицу. Желательно посильнее. И меньше всего хотелось поднимать взгляд выше. Только он один хрен полез вверх по джинсам, рубашке, скользнул по шее и приоткрывшимся губам. Дальше, сглотнув, я посмотрел на округлившиеся от удивления глаза и…

— Я не брал твои трусы. Розовые с кисками не нашел. Ну нет их нигде. Нет!

Наклонился, чтобы поднять купленное и все по тому же закону подлости это движение повторила Геля. И ясен пень — комедия, одним словом, — мы вхерачились лбами. До звёздочек.

— Уй!

— Бля!

Оба схватились за головы, оба сказали, что надо приложить холодное, и оба заржали, как укурки на конопляном поле, по которому кто-то щедрой рукой решил разбросать трусы. Розовые. И с кисками.

— Отдаю нижнюю полку и половину средней, — произнес я не самую примирительную речь, собрал трусы и протянул пакет соседке и стажерке. — С веревками… — пожевал губу, соизмеряя степень своего дискомфорта от выставки нижнего белья и присутствие вкусной еды, и выбрал второе, — забирай первые три.

— До дому подвезешь? — улыбнувшись самыми краешками губ, спросила Геля.

— Не вопрос. Если не будешь называть меня Денисом. Бесит.

— Денчик?

Не Ден, конечно, но и тут кивнул, решив, что такое обращение лучше, чем коробящее официозом Денис.

— Мир?

Я протянул ладонь, увидел девчачий жест — отогнутый мизинец, — и со вздохом уступил и в этом. За что, видимо, и получил награду.

— Пицца и пиво? Чур я выбираю пиццу! — застолбила право выбора Геля, добавив многообещающее, — Тебе понравится.

— Договорились. Тогда с меня пиво. Ты какое пьешь?

— То, которое мне понравится.

— Пиздец. И тут квест? Я с трусами мало натрахался? — спросил, не расцепляя пальцев.

— Почему сразу квест? Возьми то, которое, как тебе кажется, может понравиться мне. Я же не знаю какую пиццу ты любишь?

— Хм… Ну да. А если не попадём?

— Закажем другую.

— Принимается.

— Спасибо за трусы… Денчик.

Выдох. Вроде все снова нормально.

"Черт, а когда меня стало это парить?"

Странное дело, но я выбираю из заказов первый коктейль, который доверю Кошке. Отсекаю банальщину, которую она сможет сделать самостоятельно. Минусую многослойные — здесь с первого раза хрен получится запоминающееся, а меня кроет, что ее первый коктейль должен быть таким. Запоминающимся для нее. Что-то несложное и в то же время редко заказываемое в барах. И готовя посетителям их заказы, я ворошу в голове список коктейлей, прикидывая каждый на два простых и в то же время не стыкуемых — лёгкий в приготовлении и запоминающийся. Первых — вагон, вторых — не так много, но тоже достаточно. Каждый по-своему уникален. Только меня плющит от того, что Кошка уникальна сама по себе и ее первый коктейль просто обязан запомниться всем. Ей особенно. Как первый секс. Чтобы никогда его не забыть.

Секс… секс… секс…

"Секс на пляже" — банальщина, которую я ещё и запоганил, когда вчера отправил ее разбираться с пижоном… Блядь.

"Блоу Джоб" — пошлятина.

"Прямо в постель" — кошу взгляд в сторону пивных кранов и понимаю, да. С ней хочу. Не вариант. В корзину.

"Ангельские сиськи"? О да! У нее шикарные. Насвистел, чтобы зацепить. Зацепить не удалось. И снова поганый подтекст.

"Невинный секс"… С ней не получится. И не вижу я Кошку стесняшкой. От одного взгляда кровь бурлить начинает.

Секс… кровь… Первый коктейль… Первый секс…

Твою ж мать, я осел! Пиздец, ослина.

Подойдя и ударив в рынду висящую около стойки, повторяю эту процедуру, чтобы большинство посетителей, повернулось к бару. Половина уже в курсе, что означает этот звук, вторая сейчас узнает.

Я залезаю на стойку, ударив в рынду последний раз и теперь уже на меня смотрят все. И Кошка тоже. Не хер любезничать с пьянью! Бесит, что ты им улыбаешься чаще, чем мне.

— Дамы и господа, добро пожаловать на аукцион! — произношу с пафосностью достаточной для того, чтобы у народа появились улыбки. О да. И у Кошки тоже. — Сегодня на наших торгах выставляется единственный и неповторимый лот, который несомненно станет самым ярким воспоминанием в вашей жизни.

Поворачиваю голову, жестом подзывая подойти Гелю. Если она сейчас начнет ломаться и мне придется ее упрашивать, все пойдет по бороде, но девчонка задумалась лишь на мгновение. Вцепилась в мою ладонь, поданную ей, чтобы и она оказалась стоящей на стойке, поправила бейдж и тряхнула своими хвостиками, добавляя происходящему тот самый настрой, когда любая дичь зайдет на ура.

— Итак, дамы и господа, имею честь вам представить Ангелину, — пихнув ржущую девчонку, чтобы она поздоровалась, срываюсь в гогот от ее приветствия:

— Свет вам в дом, господа и дамы.

Мало того, что подхватила мое обращение, так ещё и добавила к нему поклон в землю, заражая хохотом подтягивающихся поближе к эпицентру шоу людей.

— Тише ты, стажёр! — шикаю и в то же время показываю на нее. — Ангелина, стажер-бармен. И сегодня наш бар имеет честь предложить вам поторговаться за первый коктейль, который она приготовит. Дамы и господа, — снова повторив показывающее движение ладони, цепляю Гелю за палец и поворачиваю вокруг оси. — Кто желает лишить барменской невинности этого ангелочка?

— Что? — внезапно оробела Геля.

— Не дергайся. Первое правило бармена: любой херовый коктейль может исправить пиздатая подача, — шепнул ей на ухо и повернулся к людям. — "Английская девственница", дамы и господа. Стартовая цена тысяча рублей, — я наклонился к коньячке со своими чаевыми и вытащил из нее купюру. — Кто даст больше?

— Полторы!

— Тысяча шестьсот!

— Две!

— Две сто!

— Масик, иди в жопу, я хочу! Три тысячи!

По залу покатился хохот, но ставки не закончились. Они прыгали то на сто рублей, то сразу на пятьсот, и Гелина ладонь в моей начала ощутимо подрагивать, когда сумма перевалила сперва за десять, а потом и за пятнадцать тысяч. Я сам не ожидал такого ажиотажа, но на правах ведущего торгов все повторял и повторял вопрос, кто даст больше. И к моему удивлению девушка, пославшая своего Масика, постоянно повышала сумму. Она же и победила в аукционе, завизжав от радости на весь зал. Сомневаюсь, что ее Масик разделял это счастье. Тридцать две тысячи пятьсот рублей за коктейль — тот ещё повод для веселья. Как девушка станет отрабатывать этот каприз, мне было фиолетово. Закончив с торгами, я спрыгнул на пол, помог спуститься Геле и поставил перед ней шейкер и бокал:

— "Английская девственница" — один из лонгов. Сладкий и крепкий. Наполни винный бокал кубиками льда. Не трясись. Теперь возьми гранат и половину зёрен высыпь в шейкер…

Подсказывая правильную очередность приготовления, я подал Геле мадлер, лимон, сироп и джин. Показал на втором шейкере как взбить, и помог перелить коктейль через стейнер и ситечко, протянул слайс граната для украшения и выложил на стойку салфетку, обращаясь к победившей девушке, снимающей все приготовления на телефон:

— Давайте, я запечатлю этот момент. Только не забудьте, как себя ведут девственницы после первого… гхм… глотка.

— Да-да-да! — захлопала она в ладоши, передавая мне свой мобильный.

— Геля, трубочки, — подсказал последнее и направил видоискатель на бокал, выкрикнув. — Лишение девственности, дамы и господа. Поддержите!

Зал загудел аплодируя и подбаривая, а девушка отпила глоток и застонала, прикрыв глаза, будто ее на самом деле только что лишили невинности. Подняла вверх салфетку с капельками коктейля и засмеялась, когда народ одобрительно заревел.

— Не трясись, — негромко шепнул я Геле.

— Ну ты и придурок, — ответила она. Тряхнула хвостиками и улыбнулась.

21. (Не)свидание. POV. Геля

После посиделок с самыми активными и отзывчивыми девчонками из фан клуба у меня в галерее телефона появилось несколько фотографий понравившихся пицц и коробок с логотипами пиццерий. Такая вот своеобразная записная книжка, где хранились сотни снимков, посмотрев на которые я сразу же вспоминала какой фильм хотела посмотреть, что понравилось из еды или одежды… Привычные всем заметки меня не устраивали потому, что я могла часами ломать голову, вспоминая что означает та или другая запись. Поэтому по пути из клуба домой я первым делом зарылась в фотографии и не долго думая позвонила в "Pizza House", чтобы заказать "Двойной мясной сыроед". Три штуки. Бурчащий желудок подсказал, что брать меньше нельзя — одну я слопаю сама, а две остальные умнет Денчик. Я готова была отдать руку на отсечение, что сырно-мясная пицца, в которой начинки в два раза больше, чем теста, стопудово зайдет любому парню. А так как готовить ужин не планировала, но с первого дня совместного проживания приняла решение о вкусной и сытной еде, чтобы напрочь отбить у Денчика возможные попытки слинять за вкусняшками к Крыстине, то и с пиццей мой выбор должен был закрепить в его мозгах правильную мысленную связь "Геля — вкусно". Ещё бы втемяшить ему, что "Геля навсегда" и "Геля единственная", а "Крыстина — никто" и "Пуговки Крыси не идеальная грудь"… Эх… В ладошку она должна помещаться… Сперва бы посмотрел на свою ладошку, дурашка. В ней же моя, а не Крысина, тютелька в тютельку… Ничего. Дай мне только время, сам убедишься.

Разобраться с этой белобрысой доской и тем, что она натворила с моим Денчиком своими травоядными пытками, с наскоку, к моему сожалению, не получилось. Очень хотелось, чтобы вжух и она испарилась, но почему-то не сработало. Мало того, что не поняла намека, так ещё и названивать по ночам решила. Только и я отступать не собиралась. И с каждым новым крестиком на календаре для Крыси все явственнее светило, что к концу этой баталии, а точнее восьмого июня, я не обломаюсь и найду каток, чтобы тупо вкатать ее в асфальт, если сама не догадается, что для нее безопаснее исчезнуть с горизонта и забыть о моем Денчике, чем пытаться вернуть того, кто никогда не был и уже никогда не будет ее. Пакет с трусами, лежащий у меня на коленях, только подтверждал правильность моих мыслей и грел душу. Любимые розовые шортики с киской, конечно, было жалко — самую малость, — но и тут я увидела хороший знак — раз Денчик упер мои любимые трусы, значит они ему понравились. А раз понравились они, то и я понравлюсь. А потом ещё чуточку побрыкается и влюбится. Клейстер, хоть и посмеялся, все же сказал, что у меня тоже будет любовная любовь, как у него с Елей? Сказал. Глупо? Фигушки! Ничего не глупо. Я могла привести в пример, как минимум, ещё три пары, подтверждающие слова парня: дядю Игоря и тетю Лену, Дюшку и Лесю и Владку с Лизой. И такое количество счастливых и влюбленных вокруг не могло не сказаться на мой очень боевой настрой или опровергнуть ту самую заветную и наивную мечту, о которой никому не рассказывала — встретить самого классного парня и влюбиться в него с первого взгляда. Чтобы раз и навсегда. А она, мечта, просто чуточку затупила и не понимала, что Геля Кошкина уже по уши втрескалась в парня с темно-соломенными волосами и забавными татушками на лопатках. Другого, тем более попроще, мне даром не надо. Вот не хочу другого и точка! Тем более Морковку, на которого, к слову, уже запала Лялечка. Ссориться с подругами из-за парня я не собиралась. Как и они со мной, хотя обе, как и я, считали Денчика красавчиком.

— Посиди, я быстро, — загадочно улыбнувшись, Денис небрежно поправил волосы и пошел к дверям, над которыми горела неоновая вывеска с названием крафтовой пивоварни.

"Beer-лога", — прочитала я и зажмурилась от предвкушения. В пиве, тем более крафтовом, я абсолютно ничего не понимала, но сам факт того, что Денчик решил купить для меня что-то особенное, а не отделался обычным, приятно радовал. Шажочек тут, шажочек здесь — тихонечко, хоть и не так быстро, как хотелось, мы все же двигались навстречу друг другу, и от этого мое сердечко забилось быстрее, а желудок, зараза такая, решив напомнить о своем существовании, громко заурчал. Не самые приятные звуки, особенно сейчас, когда у меня вот-вот начнется свидание, подсказали достать мобильный и ещё раз позвонить в пиццерию, чтобы уточнить можно ли забрать заказ самим и когда он будет готов. Услышала, что мои пиццы уже готовят, и заулыбалась от уха до уха, когда девушка-оператор обрадовала:

— Можете подъехать минут через десять.

— Спасибо! — поблагодарила я ее и тихонечко присвистнула, увидев вышедшего из дверей пивоварни Дениса с двумя объемными пакетами в руках. — Это все нам? — поинтересовалась.

— Пусть лучше останется, чем не хватит, — усмехнулся парень, сложил покупки на задний диван и спросил, согрев мое сердце одним словом. — Домой?

Мамочки, вот оно счастье, от которого я растаяла мороженым и едва смогла прошептать:

— В пиццерию.

— Адрес? — вполне безобидно уточнил Денис, а меня от его тона окончательно размазало по сиденью.

Кое-как назвала улицу и номер здания, где находилась пиццерия, и всю дорогу до нее, а потом и до дома, пыталась не улыбаться и собрать себя обратно. Без особого результата. Не получилось. А то, что смогла слепить из лужицы, снова расплылось, когда парень сам понес все купленное к подъезду, ничего не оставив мне.

Я пропустила его вперед, подержав двери, поднялась следом, вздыхая на широкие плечи Денчика, и открыла квартиру, вновь пропустив его вперед. Щелкнула выключателем и завизжала — свет вспыхнул на мгновение и сразу же погас. И в квартире, и в подъезде, и в соседних, как оказалось после, домах. Правда в тот момент мне и в голову не пришло, что погасший свет — вполне себе логичное следствие аварии. Подумала, что мое счастье закоротило проводку и меня обязательно шандарахнет током. В родной квартире такое случалось не раз, поэтому мой вполне обоснованный страх получить двести двадцать и вылился в визги, рассмешившие Денчика.

— У-у-у, — протянул он, — Кажется кто-то боится темноты? А Бабайку ты тоже боишься? — опустил коробки и пакеты и неожиданно для меня развернулся и схватил за ногу, добавив, — Хвать!

— А-а-а!!! — снова заверещала я.

Размахнулась сумочкой, обрушила ее на голову Бабайки и, видимо, попала.

— Кошкина, блин, — обиженно прозвучало рядом со мной. А после я ощутила новый щипок и услышала у самого уха очередное пугающее и издевательское. — Хвать!

— Дура-а-ак! — взвизгнула, пару раз добавив Денчику-Бабайке сумочкой, и расхохоталась от его попыток увернуться и одновременно с этим пощипать меня.

К слову, в очень странных для того, кому я не нравлюсь, местах. Пальцы парня каким-то невероятным образом нашли мою попу и щипали ее ни разу не издеваясь над моей паникой, а будто решили пощупать интересующее их, замаскировав это действо под попытку испугать еще раз. И это было очень и очень приятно. Правда не долго. Опять же, скорее всего, чтобы я ничего такого себе не надумала. Наивный. Я ущипнула Денчика в ответ, чтобы не рушить его теорию, взвизгнула от нового щипка и снова щипнула — не ему одному хотелось потискаться, если что. Рассмеялась громче от попытки пощекотать и вспыхнула огнем, когда разошедшиеся ладони парня невзначай накрыли и сжали мою грудь сквозь куртку.

“Мама!” — пронеслось у меня в голове, а с губ сорвался рваный выдох. Рядом раздался похожий, опаливший нервы, и следом угрожающе-громкое бурчание моего желудка, которое поддержало такое же, но уже Дениса.

— Ого! — хрипло хмыкнул он.

— Угу! — выдохнула я. — Предлагаю заключить временное перемирие.

— Временное? Согласен.

Если Денис думал, что я не догадаюсь, что он улыбался, пусть так и думает.

Мы разбежались по комнатам переодеться в домашнее и снова встретились уже на кухне, куда Денис принес из кладовки найденную им свечку. Поставил ее, зажженную, в центр стола, посмотрел на скулящую в темноте коридора Текилу и, вздохнув, пошел снова переодеваться, бросив, как мне показалось, огорченное:

— Мы быстро. Текла, гулять!

Я, конечно же, догадалась о причине расстройства. И нет, это была не остывающая пицца, и даже не пиво. Взгляд, которым напоследок скользнул по мне Денис, оказался в сотни раз красноречивее любых слов. И я, согретая им, поскакала со свечкой к зеркалу проверить, что у меня творится с волосами после нашей возни в темноте. Привыкнув к тому, что с дредами проблема прически автоматически отпала, мне очень тяжко давалось обратное — волосы, почувствовав свободу, словно задышали с новой силой. Мало того, что к удивлению парикмахера, убившего несколько часов, на расплетение, не оказались висюльками-полудохликами, так ещё и решили превратить меня в одуванчик.

— Первый раз такое вижу, — сказала девушка, когда просушила мою обещанную пасть безжизненной паклей, даже после восстанавливающей маски, гриву. — Невероятно! Просто невероятно!

Поохала, выдала на всякий пожарный какой-то хитрый бальзам, не взяв за него ни копейки, и отпустила, попросив не портить мое великолепие экспериментами с окрашиванием или, не дай бог, очередными дредами. И я пообещала, но там, где стилист восхищалась чудесам, мне пришлось ежедневно воевать с собственными волосами. Вот и сейчас они, всклокоченные потискушками, топорщились петухами и плевать хотели на все усилия пригладить их расчёской. Сколько бы я не расчесывала, сколько бы не пыталась собрать в новый хвост, мои собственные волосы будто назло не собирались лезть в кольцо резинки. Трижды заплеталась, трижды расплеталась обратно и в итоге плюнула, оставив их распущенными. С психу ещё и взъерошила. А они, сволочи, взяли и легли такими локонами, будто я только что вышла от стилиста.

— Все с вами понятно, — погрозила я своему отражению и пошла на кухню доставать тарелки и бокалы под пиво.

Достала одну полторашку с языколомательным названием на этикетке, оставшиеся унесла на балкон, чтобы лишний раз не открывать оставшийся без электричества холодильник. Принесла из комнаты плед, в который завернула две коробки с пиццей и заулыбалась цоканью коготков Текилы. Правда моя радость немного поутихла, когда из прихожей раздалось:

— Геля… я не один.

В голосе Дениса только глухой не услышал огорчения, но на веселое:

— Привет, Кошка, — которым поприветствовал меня Лукашик, я ответила облегченным выдохом и радостным, что это не Крыса:

— Привет, поползням! Пиво с пиццей будешь?

— Ого! А у вас я смотрю праздник? — поинтересовался Лукашик и что-то шепнул Денису.

— Не мог завтра припереться? — сокрушенно спросил он злым шепотом, а я, задумавшись на секунду, весело выдала:

— Ага! Праздник. Денчик меня сегодня барменской девственности лишил.

— Что? — поперхнулся друг Дениса. — Вы что уже того? — спросил, явно не расслышав о какой именно девственности я говорила, неуверенно зашёл на кухню, оценил романтичность ужина и мое улыбательное настроение и, кажется, окончательно смутился. — Наверное, я лучше действительно пойду. Не буду мешаться.

На самом деле присутствие третьего вообще не входило в мои планы. Скажем честно, сегодня мне очень хотелось посидеть с Денисом вдвоем и посмотреть к чему приведет наш первый мирный ужин, но в словах Лукашика было столько неподдельного огорчения, что своим визитом он испортил нам вечер, что я расстроилась и принялась уговаривать парня остаться. Раз уж пришел, значит на то была какая-то причина. И Лука — друг Дениса. Значит, рано или поздно мы все равно начнем общаться чаще, а начинать дружбу с выдворения? А если бы пришли Лялька с Люлькой? Так же бы их выпнула? Да ни за что! Кто так с друзьями поступает? Если только Крыся.

— А как же пиво? А пицца? — открыв коробку, я переложила кусок на тарелку, сунула ее в руки опешившему Луке и показала на диванчик. — Садись. Денчик столько пива купил, что нам вдвоем с ним не справиться. Давай не тупи, Лукашик. Как не родной, — посмотрела на застывшего парня и хмурого Дениса за его спиной и пальцем ткнула на диванчик. — А ну сел быстро! Взял бокал и разливай пиво, а то…

Что именно я сделаю, не сказала. Развернулась к ящикам, чтобы достать ещё одну тарелку и бокал, и демонстративно покашляла, когда Лукашик обернулся к Денису, будто спрашивая у него разрешение:

— Сядь, кому говорю. И ешь! Придумали тоже "приду-уйду", — посмотрела на Денчика и повторила пиццеподталкивающее напутствие, втянув и подтолкнув обоих парней к столу. — Оба голодные, а тут столько всего вкусного.

— Садись уже, — вздохнул Денис, опускаясь и показывая пример. — Если уж приперся, гнать тебя что ли, проверяльщик хренов.

— Да я же не знал, — начал было Лука и замолчал, посматривая на друга, когда я спросила:

— А зачем проверять Дениса? Он что, болеет что ли?

— Э-э-э…

Оба парня замялись и принялись показательно-усердно уничтожать пиццу, словно я спросила в пустоту. Вот только кого они этим хотели провести? Меня? Ага.

Я опустилась на табуретку, отпила глоточек пива из своего бокала, обвела взглядом обоих тихушников и негромко произнесла, будто бы себе самой, а не им:

— Э-э-э, значит… Ага… Значит что-то смертельное или стыдное, о чем мне нельзя рассказывать, — глянула на притихшего Луку и невзначай предположила. — Сердце? — не увидела ни одной эмоции на его лице и дальше ударила по самому больному для любого нормального парня месту. Тому самому, которым они думают чаще всего. — Импотенция?

И хотя мой шепот и тон вообще не намекали на веселье, Лука поперхнулся, едва не перевернув бокал с пивом, и заржал дикой лошадью, а Денис так и вовсе завис с отвисшей челюстью.

22. Запрещенные методы. POV. Денис

Захлебываясь гоготом, Лука поднял на меня слезящиеся глаза, а я только и мог, что молча обтекать, переваривая услышанное и ни разу не верные предположения. С сердечком у меня проблем не было, как и с потенцией. Но если первое пролетело мимо ушей, не зацепив, то второе… Херакнуло так, что я забыл как меня зовут.

Протолкнув недожеванную пиццу по горлу, я скосил глаза вниз, на свой пах, и перевел их на Кошку, еле выдохнув вопрос:

— Что?

И Лука загоготал с новой силой.

— Уй, бля, твою ж мать! — ржал он, хлопая ладонью по бедру. — Га-га-га!!!

— Кто импотент? — прошипел я, чувствуя как внутри рвануло и понеслось по нервам и венам то самое ревущее и требующее спросить за прозвучавшие слова уязвленные и очень сильно задетые чувства гордости и собственного достоинства. — Я импотент?

— Нет? — вскинула брови Геля, — Я очень рада, что ошиблась.

Откусила кончик от треугольника пиццы и принялась его жевать с таким видом, будто не импотенцию мне только что инкриминировала, а ангину с ОРЗ. Только это “я рада, что ошиблась” не компенсировало и не перекрыло ровным счетом ничего. Стало в разы обиднее и в голове бабахнуло закономерное желание прямо сейчас вытолкать девчонку из-за стола, втащить ее к себе в комнату и без слов, на деле, продемонстрировать, что у меня с потенцией и как она у меня отсутствует на эту занозу. Раза три, минимум, а то и устроить марафон на всю ночь. Чтобы вытрахать из ее головушки не только мысли о моем половом бессилии, но и саму возможность думать на ближайшие несколько часов. Потом дождаться, пока сможет что-то адекватно ответить, и повторить экзекуцию еще раз.

Все это время девчонка не скрываясь смотрела мне в глаза и с улыбочкой щедро подлила бензина в огонь:

— Если ты подумал прямо сейчас доказывать, что у тебя все в порядке, извини, — виновато пожала плечами, бросив быстрый взгляд на красного, как варёный рак, Луку.

— Лука, — прорычал я, поднимаясь, — извини, но, кажется, ты сейчас уходишь.

— Почему? — удивлённо выгнула брови Кошка, — Думаешь то, что мы останемся одни, что-то изменит?

— Так, значит? — спросил, едко оскалившись, и процедил, сделав глоток пива. — Как ляпнуть хрень, так смелая, а как убедиться в том, что ляпнула хрень, в кусты?

— Почему сразу в кусты? — словно издеваясь, включила она дурочку. — Других мест что ли нет? — поднялась, поправила волосы и протянула мне ладонь. — Пойдем, если тебя не отвернет, что у меня месячные.

— Врешь, — выплюнул я, поднимаясь.

— Хочешь проверить? Пошли, — с вызовом ответила Кошка. Сверкнула глазами и спросила, — Сам проверять будешь?

— Думаешь не смогу или отвернет? — вернул девчонке ее же слова и поднял ладонь, отсекая попытку Луки влезть в наш разбор полетов. Дернул подбородком в сторону ванной и прилашающе повел рукой. — После дам.Кончено же если дамы не соблаговолят здесь и сейчас сказать, что они только на словах смелые.

— На слабо меня взять хочешь? — вскинулась Кошкина и после моего неопределенного движения плечами — мол, думай, что хочешь, — с не меньшим вызовом в голосе произнесла, — Пошли.

— Эй-эй-эй! Ребята! — подскочил на ноги Люк. — Давайте без перегибов? Ден, все же понимают, что Кошка тебя протроллила. Забей, Ден!

— Я очень сомневаюсь, что это был троллинг, — усмехнулся я, не отводя взгляда от серо-зеленых глаз. Смотрел в них не отрываясь и ждал тот самый момент, когда девчонка допенькает, что шутки шутками, но мой настрой залезть к ней в трусики ни разу не шутка.

— Гель, да скажи ты ему, что неудачно пошутила, — Люк попробовал призвать к благоразумию мою соседку, только и она не собиралась отступать.

Даже взгляд не отвела. Так и продолжала сверлить, подначивая меня сдаться первым:

— Я? — спросила она и тут же фыркнула, отрицательно дернув головой. — Облезет, — хлопнула ресницами и расплылась в улыбке. — В ванную или сразу в комнату?

— На твой выбор, Кошатина.

— Совятина! — не оставила без ответного укола и гордо пошла к ванной, оттолкнув преградившую путь руку Луки. — Лукашик, попей пивка пока взрослый дяденька попытается оправдать свои угрозы.

— Смотри как бы взрослый дяденька не устроил одной кошке Варфоломеевскую ночь! — прошипел в спину девчонки и покачал головой на очередную попытку друга остановить уже меня. — Люк, не лезь.

— Придурки, — вздохнул он.

Только ни меня, ни Кошку это не облагоразумило.

Мы вошли в ванную, и я прикрыл за собой дверь. Достал из кармана мобильный и посветил фонариком на край штанов пижамы, намекая их снимать.

— А сам что? Забоялся, что покусают?

Девчонка с вызовом вздернула подбородок и скривила губы в подобии улыбки. Настолько едкой и наглой, что я поднес к ее лицу ладонь, после, усмехнувшись, положил пальцы на живот и нарочито медленно двинул вниз, наблюдая за сверкающими глазами. И ведь не испугалась, мелкая зараза! Ни одной пугливой искорки или попытки отстраниться. Стоит, думает, что я последняя сволота, а она жертва обстоятельств. Ага, сейчас. Думай что хочешь, только хрен я сегодня попаду в эту ловушку. Дойдя до края штанов, опустил ладонь еще немного вниз поверх ткани, а потом сгреб ее в кулак и рванул девчонку на себя с такой силой, что затрещали швы. Ойкнула, впечатавшись мне в грудь, но снова вздернула подбородок. Правда все же испуганно захлопала ресницами, когда я отпустил ее штаны, прихватил пальцами за загривок и прошипел в губы:

— Развлекаешься, да? Знаешь, что пальцем тебя не трону, поэтому и стервозишь, — чуть сильнее надавил на ее шею, вынуждая приблизиться ближе, практически коснуться губами моих губ, и усмехнулся, почувствовав ее рваное дыхание. — Я поверю тебе на слово, Кошка. Потому что если бы не твои месячные, ты бы не рискнула молоть чушь про мою импотенцию.

Я разжал свою ладонь, поправил девчонке волосы, вернув их на плечо и маняще-тонкую ключицу, и первым вышел из ванной, решив не перегибать палку с брошенной напоследок фразой о помиловании.

“Хренушки ты меня сегодня подловишь. Нет уж. Трусов хватило. Теперь посмотрим, как ты запоешь, оказавшись на моем месте. Импотента она нашла. Ага, сейчас.”

Лука как застыл у стола, когда мы с Кошкиной прошли мимо него в ванную, так и остался стоять. С тревогой посмотрел на меня и выдохнул с облегчением, когда на свой немой, но понятный и без слов вопрос, увидел отрицательное движение головы. Я не настолько конченный, чтобы лезть в трусы и проверять идут у девчонки месячные или нет. Ясно же что несет ересь из-за буянящих гормонов. Правда эта ересь, хоть и вызванная гормонами, всекла так, что мою крышу прилично сдвинуло и едва не сорвало.

Я залпом выпил свое пиво и снова наполнил бокал. Открыл форточку и, закурив, бросил пачку на стол — не самое удивительное из того, что мог сделать, но Лука скосил глаза на коридор и дверь в ванную, из которой все ещё не вышла Кошка, и замер, не решаясь закурить. Крис давно бы вытрахала мне мозги за курение в квартире, но Кошка даже в таких мелочах почему-то не пыталась ущемить мои привычки. Скорее всего потому, что сама курила и понимала как иногда не хочется выходить на балкон или идти на улицу. А мне никуда не хотелось идти.

— Да кури уже, она тоже не святоша, — произнес я, выпустил пару колечек, а остатки дыма выдохнул так, чтобы стереть их или хотя бы разорвать схожесть с буквой, которая мне снилась ночью.

В две затяжки прикончил сигарету и потянулся за следующей — признаться самому себе, что все время пока губы девчонки находились в миллиметре от моих, меня выкручивало от желания их поцеловать, не хватало смелости. И то, что звенящие нервы не отпустило после первой сигареты, ударило по мозгам. С Крис было в разы проще. И мне было с ней в чем-то легче. Посрались, разбежались, помирились — как-то похрен и не цепляло. А с Кошкой выламывало до боли. Даже сейчас, я вроде как и прав, могу стоять и строить из себя оскорбленного до глубины души, но почему, блядь, как последний идиот, кошусь на коридор и хочу вернуться в ванную? Зачем? Извиниться? За что? За то, что девчонка меня оскорбила, а я ответил? Хрен ей! Хрен! И кто бы ни пытался мне сейчас сказать, что накосячил я, а не она, услышит вполне закономерное напутствие идти в пешее и весьма эротичное.

"Кошка, ну где ты?"

Я курю, уже не скрывая своего взгляда направленного в темноту коридора. Жду, когда откроется дверь в ванную и девчонка выйдет с очередной подколкой — она обязательно что-нибудь придумает и подъебет так, чтобы у меня не нашлось ответа. Только вторая сигарета выкурена, а ее все нет и нет.

"Выйди!" — с психом тяну третью и смотрю на Луку, понимающе пожимающего плечами — он тоже ни черта не понимает, но как и я не идёт проверить, что там могло задержать мою соседку так долго.

— Ден? — то ли вопрос, то ли намек сходить проверить.

Я жму плечами — сам не догоняю где и в чем мог накосячить. Прокручиваю заново весь наш не сильно длинный разговор, потом ещё раз и ещё. На пятом повторении снова ничего критичного не нахожу, только внутри становится погано. Настолько, что победа в этой перепалке теряет весь свой смысл. Словно не с равным по силе воевал, а у ребенка леденец отобрал. Ещё и глоток пива, которым попытался смыть мерзкое послевкусие, встал поперек горла — не лезет. Зная, что девчонка все ещё сидит в ванной из-за меня и скорее всего ревёт…

"Да твою ж мать! Было бы с чего слезы лить!"

Выдохнув, мотаю головой на предложение Луки сходить и посмотреть что там с Кошкой и иду сам. Текла, спрыгнув с диванчика, скачет вроде как следом, но пролетает мимо ванной и скрывается в моей комнате, а я, стукнув в дверь костяшкой, захожу внутрь и чувствую какое-то облегчение от того, что девчонка не ревёт. Сидит на краю ванной, зависнув стеклянными глазами в экране телефона, на котором виднеется край сообщения и поле для ответа, в котором набрано три слова: "Мама, я не". Дальше пустота. Будто Кошка сама не решила, что она не. Опускаюсь на корточки, вздохнув, тяну мобильный и удивляюсь тому, что отдает. Читаю сообщение от родительницы, где яда в каждом слове в сотни раз больше, чем можно представить в переписке матери и дочери.

Мама: Где ты шляешься!? За квартиру кто платить должен?

Два предложения, а девчонку выстегнуло на раз-два. Поднимаю взгляд на ее лицо, провожу тыльной стороной ладони по щеке, будто хочу убедиться, что не ревела, а сам злюсь на ее мать и себя — идиота. Пазл в голове моментально складывается, что Кошка сбежала из дома, не выдержав соседства с такой маман, вцепилась в первую подвернувшуюся квартиру за копейки — куда угодно, лишь бы не дома, — а тут я. Здрасьте, жопа вам только снилась, лопайте теперь полными ложками.

— Сбежала? — спрашиваю и стискиваю зубы, увидев кивок в ответ.

От такого простого и в то же время обречённо-доверительного движения меня выстегивает едва ли не как девчонку. Смотрю на нее, а внутри клокочет от противоречивых чувств — вроде я ей никто, как и она мне, и лезть в ее семейные разборки не имею права, а с другой стороны, если сейчас я ей не помогу, то кто поможет? Не просто так сбежала. Да, характер у девчонки не сахар, но и у меня не лучше. Только я тут в шоколаде, а она скорее всего отдала последнее, чтобы свинтить. Сама же говорила, что безработная. Ещё и готовит, чтобы не передумал и не выгнал. Сволота последняя, вот кем я буду, если не помогу!

— Деньги есть за квартплату эту перевести?

— Есть, — тихий ответ, от которого в груди свербит, а в голове…

“Блядь, от меня убудет что ли, если помогу?”

— Переводи и забей болт, — возвращаю телефон и повторяю с нажимом, когда серо-зеленые глаза поднимаются и удивленно смотрят в мои. — Переводи! Ты на чаевых бармена больше заработаешь.

— Я не бармен.

— Не свисти, — злюсь на эти никому ненужные препирательства и снова повторяю. — Переводи! Крыша над головой у тебя есть, еды полный холодильник. Что не так? — спрашиваю и тут же отвечаю до того, как она ляпнет какую-нибудь ересь. — Мы договорились, что ты готовишь, а продукты покупаю я. За аренду ты оплатила. На остальное и особенно это, — кошу взглядом на экран мобильного, — забей болт. Выгребем. Переводи деньги и пошли ужинать.

Не перевела. Скосила глаза на приоткрывшуюся дверь и снова уткнулась в свой телефон.

За моей спиной негромко фыркнула Текла, плюхнулась рядом со мной на задницу и положила к ногам девчонки свою игрушку — резиновую курицу. Подтолкнула ее носом к Кошке и завиляла хвостом, шкрябнув лапой по ноге Гели.

— Вот и Текла говорит, чтобы ты не парилась, — улыбнулся я. Снова потянулся к щеке Кошки и провел по ней большим пальцем, спускаясь к уголку губ. — Улыбнись, Кошка, не расстраивай Текилу. Переведи деньги, пусть подавится. Завтра на смене отобьем, обещаю.

Несколько секунд она смотрела на меня, будто не могла или боялась поверить в то, что я сказал, а потом запорхала пальцем по экрану. Лишь на подтверждении перевода зависла.

— Твою мать, Геля! — негромко выругался я, отбирая телефон и нажимая на иконку. — Все. Проблема решена, пошли ужинать. Текла, бери свою курятину и дуй на кухню.

Вильнув хвостом, собака сцапала игрушку и бодро поскакала в указанном направлении, а я вернул Кошке телефон, пальцами коснулся уголков ее губ и подмигнул:

— Улыбнись или я позову Бабайку.

Секунда, вторая, третья. Да! Робкая улыбка все же появилась и стала немного шире, когда я легонько щелкнул девчонку по носу и зловеще-пугающим тоном протянул:

— У-у-у! Кто боится темноту и Бабайку?

— Дурак! — прыснула Кошка и пихнула меня в плечо.

И почему я кивнул? Почему заулыбался и зачем провел подушечкой пальца по улыбающимся губам? Наверное, потому что все же дурак. Дурак, которому до жути хотелось прикоснуться к ним снова. К ней хотелось прикоснуться. И еще поцеловать. Неторопливо попробовать ее губы, запустив пальцы в волосы на затылке, чтобы не смогла отстраниться, а потом зацеловать до последней капли кислорода в легких.

“Твою мать, Ден! О чем ты думаешь?”

23. Проблемы и их решение.

POV. Денис.

Я кое-как разлепил один глаз и тут же закрыл его обратно, застонав от боли. Башка в прямом смысле слова взорвалась от резанувшего по зрачку света и явно не собиралась склеиваться обратно. Попытался сдвинуть руку, чтобы нащупать вторую подушку и накрыть ей лицо, и не понял, что ее держит. Тело будто отказывалось меня слушаться и даже на простейшее движение шарахнуло по нервам болючим предупреждением:

— Лежи и не рыпайся.

Лежу. Не рыпаюсь. И мысленно мечтаю сдохнуть. К треску в голове добавился адовый сушняк, к нему через несколько минут плюсанулась пульсация в затекших руках и ногах, а еще спустя какое-то время что-то уперлось мне в грудь и упало на нее с нечеловеческим хрипом, в котором больше угадал, чем услышал слово “мама”. Где я? Кто я? Что я?

В памяти зияющая дыра размером с вселенную, и единственное воспоминание, которое смог выскрести — мы втроем сидим на полу перед телевизором, смотрим американский футбол, ржем и хлещем текилу за очередной фол и потасовку. Кошка стопку, мы с Лукой две. Чет вроде чтобы по справедливости и чтобы не накидаться раньше времени. Что было до и что было после — не помню. Снова пробую разлепить глаза и пошевелиться, но то ли я вчера набухался до того, что забыл как это делать, то ли меня спеленали по рукам и ногам и бросили связанным на диван.

— Мама, — раздалось болезненное шипение в ответ на мои попытки вернуть себе свое тело.

Перед глазами поднялось какое-то расплывчатое пятно, пригрозило мне, что оно больше со мной не пьет, и рухнуло обратно, застонав от удара о мою грудь. Правда и я застонал, составляя компанию, а через мгновение дуэт превратился в трио.

— Ден, я тебя ненавижу, — прохрипело справа, а сверху угукнуло и добавило:

— Лукашик, я с тобой полностью согласна.

— Заглохните оба, — сморщился я. — Башка и так трещит.

— Кошка, пни это хамло.

— Не могу.

— Чего так?

— Хреново мне, Лукашик.

— Как я тебя понимаю, Гель, — Люк едва ощутимо ткнул костяшками мое плечо, потратив на это последние силы, и тяжело вздохнул. — Хотя бы укуси эту сволочь.

— Сейчас попробую.

Сверху что-то зашевелилось, шеи коснулись сухие губы, и до меня только сейчас дошло почему не мог пошевелиться и кто на мне лежит.

— Кошка, даже не рискуй, — прохрипел я, не в силах сделать ничего больше.

— Заглохни, садист, — обожгло мое ухо, а после в шею снова ткнулись губы. — Лукашик, я укусила, а ему пофиг, — пожаловалась девчонка.

— Кусай сильнее.

— Сейчас, — новый "укус" и сокрушенное. — Все. Я больше не могу. Кто-нибудь дайте водички.

— И мне, — прохрипел я. Поднял освободившуюся руку и попросил, — Бармен, счет, пожалуйста.

Шуточку оценили. Сперва захрюкала Кошка, следом гоготнул Лука, а я прикрыл глаза, проваливаясь в обострившееся и крайне приятное ощущение от улыбающихся в шею губ.

С похмелья вообще не хотелось спорить и даже что-то говорить. Каждый лишний звук рвал всем троим головы, поэтому мутные джентльмены уступили право не менее мутной даме посетить туалет и ванную первой. Сами поползли по стеночке на кухню, где к всеобщей радости нашли на нижней полке холодильника три полторашки минералки. Свою мы с Лукой вылакали и даже немного ожили. Третью, оставленную Кошке, решили не открывать, справедливо решив, что раз бухали на равных, то и с похмельем выгребать без ущемления по половому признаку.

— Пиздец мы вчера дали, — просипел Лука, обводя взглядом ряд пустых полторашек.

— Еще бы вспомнить кому, — шутканул я и зашипел от болезненного взрыва в голове на смех друга.

Поставил вариться кофе и приложил к пульсирующим вискам смоченное холодной водой полотенце. Второе протянул Луке и поддержал его блаженное мычание, стараясь не думать, чтобы мозг хоть немного оклемался перед тем, как начнет восстанавливать утраченные воспоминания. Правда мне особо и не думалось. В башке медленно крутилось как меня “кусала” Кошка, и это воспоминание, зациклившись, действовало похлеще любых таблеток. Минут пять спустя, я уже потянулся за сигаретами и смог сделать глоток крепкого кофе.

— Терминатор херов, — прокомментировал мое воскрешение Люк, дополз до раковины прополоскать полотенце и снова застонал от блаженства.

— Это скил, детка, — ухмыльнулся я.

— Это называется профессиональным свинством, Ден, — выудив сигарету, Лука посмотрел на меня и помотал головой. — Бухали поровну, а отходняки у меня одного.

— Пошел ты.

— Сам иди.

— Сволота.

— Слабак.

— "Анальгин" лучше дай.

— Сейчас я тебе средство получше намешаю.

"Включатель" придумали задолго до меня, но я его малость переработал. Поэтому получившееся зелье очень хреново выглядело по цвету. Что-то больше похожее на варево из использованных подгузников в перемешку с ошметками непонятного происхождения. Только эта мешанина очень эффективно прочищала мозги и снимала похмельный синдром. В баре такое подавать я бы не рискнул — клиенты воротили нос от одного только вида “Включателя” и предпочитали похмеляться пивом, — но Луке протянул, посоветовав не вникать в рецептуру и довериться. Зажав нос, будто от содержимого стакана несло помоями, Люк залпом выпил все до последней капли и растекся по диванчику. Пару минут изображал расплющенный овощь, а после хмыкнул:

— Прикольная дрянь.

— С вас две пятьсот.

— Хрена лысого не хочешь?

— Как-нибудь обойдусь. Кофе?

— Угу.

И пока друг отпивался кофе, я намешал ровно такой же коктейльчик для Кошки и понес его в ванную. Пару раз стукнул в дверь, зачем-то потянул ручку и малость прихренел от того, что девчонка не удосужилась закрыться. Она стояла под струями душа за практически прозрачной шторкой, сквозь которую я мог видеть лишь ее силуэт, но и этого хватило, чтобы по телу покатилось крайне жгучая волна. Мой взгляд прикипел к изгибам тела, кадык дернулся, а в области паха заныло, подтверждая полную безосновательность выдвинутых соседкой обвинений. Если мне и грозила импотенция, то явно не с этой девчонкой. Как и вероятность в ближайшее время избавиться с ней от обета безсексия, возложенного на себя самолично. Я снова провел взглядом по аппетитной попке и не менее аппетитной груди, потянулся было сдвинуть шторку и посмотреть на все это великолепие без муара шторки, но что-то стопорнуло руку на полпути и развернуло меня к дверям. Вышел, аккуратно прикрыл за собой дверь и выдохнул, пытаясь включить мозги и выключить взбеленившееся либидо. Только оно плевать хотело на все усилия и истерично требовало вернуться обратно. Перед глазами стояли и никак не исчезали плавные изгибы, к которым хотелось прикоснуться и повторить их. Манило прочертить по ним пальцами, поднимаясь выше и целуя след за следом отпечатки кошачьих лапок. Мог ли я себе представить, что одна и та же девчонка сможет пробесить меня до скрежета зубов, а потом завести, ничего при этом не делая, до состояния, когда на один только ее силуэт у меня будет колом вставать член? Я посмотрел на стакан в своей руке, помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя морок, и выпил залпом “Включатель”, надеясь, что он справится не только с похмельем, но и с тем, что со мной натворила Кошка.

POV. Геля.

Я не услышала как открылась дверь, но по шелохнувшейся от движения воздуха шторке догадалась, что уже не одинока в ванной. Замерла, боясь пошевелиться. Испуганно подумала, что Денис каким-то образом услышал мои мысли и вошёл ровно в тот момент, когда я улыбалась, вспоминая свои "укусы" и то, что все были малость не в состоянии адекватно воспринимать происходящее. Только не я. И не после того, как поцеловала шею парня, на котором проснулась. Подлая мысль напоить его еще раз, чтобы вот так же уснуть и проснуться, мелькнула на подкорке и испарилась, когда я почувствовала взгляд на своей коже. Голодный и цепкий, он поднимался по моим бедрам выше и выше, будто между нами не было шторки, а вслед за ним по телу появлялись приятные мурашки, от которых закружилась голова. Ягодицы, живот, грудь… Денис мог твердить мне сколько влезет, что я ему не интересна, только один этот взгляд выдавал его с потрохами. Так не смотрят на тех, кто не влечет и не нравится. Так смотрят на ту, к кому очень хочется прикоснуться, а лучше прижаться всем телом, как я прижималась ночью, проснувшись на груди Дениса. Если бы в тот момент он проснулся… И так хорошо, что он спал, как убитый. Ведь я смогла подуть на ссадинку на подбородке, поцеловать ее и после коснуться губ, которые упорно твердили мне, что между нами никогда ничего не может произойти. Да, не этими словами, но только он ошибался. Как и сейчас ошибается, считая, что я ничего не заметила. Думая, что я не почувствую его присутствие и взгляд, под которым ноги начинали подрагивать, а низ живота закручивало в тугую спираль.

И решись Денис сейчас сдвинуть разделяющую нас шторку, он бы увидел, как ошибается, думая, что между нами ничего не может быть. Может. Еще как может. И оно уже есть. Просто ты не хочешь этого увидеть. Не хочешь поверить. Не хочешь принять. Просто сдвинь шторку, посмотри в мои глаза, а потом… Просто поцелуй. Ты же вчера так хотел поцеловать. И когда шипел на меня за обвинение, и после, успокаивая. Я же все видела. Я же все чувствовала.

В кусочке зеркала мне было видно, как поднимается рука Дениса, как она тянется ко мне и замирает, не решаясь коснуться шторки и завершить начатое, чтобы началось что-то другое, гораздо большее. Я видела его дрогнувшие и после сжавшиеся в кулак пальцы. Услышала за шумом воды хриплый выдох, невольно закрыла от его вибрации глаза и почувствовала, что Денис вышел. Шторка снова шевельнулась от движения воздуха, а у меня задрожали губы. От обиды, что ушел. От того, что он дурак. От того, что этот дурак даже не догадывается что со мной творится, когда он рядом. И кто бы мне ни говорил, что не бывает любви с первого взгляда, я не поверю. Теперь не поверю. И вряд ли когда-нибудь смогу объяснить как так получилось, что одного взгляда мне хватило для того, чтобы сердце запело и забилось чаще. Это просто взяло и случилось так внезапно и назло всем насмешкам и шуткам про давно вымершую любовь с первого взгляда. Нет, она не вымерла. И я могла с уверенностью сказать, что так бывает, а любовь с первого взгляда не шутка — она существует и случается. Не со всеми и не с каждым. Она выбирает себе кого-то, тщательно отбирая правильных и подходящих кандидатов. Может быть, только меня выбрала случайно. По ошибке. Но даже если это случилось так, то оно уже случилось. Со мной случилось.

Я вышла из душа, натянув на лицо счастливую и идиотскую улыбку человека, который только что восстал из пепла, словно птица Феникс. Все для того, чтобы Денис даже не догадался о том, что его появление в ванной комнате было замечено — мной замечено. Все, чтобы не знал и не смог догадаться как скребут кошки мое сердце, когда он хмуро посмотрел в мою сторону, но сквозь меня, и пробурчал что-то про сваренный кофе.

— Лукашик, дуй отмокать и не забывай, что за буйки нельзя заплывать, — весело прощебетала я, сделала глоточек крепчайшего напитка и на правах ответственной за завтраки нырнула в холодильник. — Та-а-ак, и чем бы мне вас покормить?

Дура дурой и идиотка, которую я сейчас так старательно изображала, про себя выла белугой и заламывала руки от бессилия пробиться сквозь глухую стену недопонимания между мной и Денисом. Те кирпичики, что мне удавалось разбить, он упорно возвращал обратно, заливал толстым слоем цемента, а после возводил ещё и забор из прутьев. На что я надеялась, когда вчера ночью услышала его “выгребем” и подумала, что мы уже не я и он по отдельности, а мы вместе? Наверное, на то что запас кирпичей и арматуры закончился. Как оказалось, нет. И тот взгляд, которым Денис смотрел на меня сейчас, даже близко не стоял с тем, каким обжигал сквозь шторку в ванной. Снова это прохладное отчуждение. Снова эта ощутимая стена с выведенной красной краской надписью:”Мы просто соседи!” И долбанный частокол забора, сквозь который едва проглядывалось свежее пятно цементного раствора. Еще бы колючей проволокой обтянул… Г-р-р-р!!!

Мне хотелось развернуться, заглянуть ему в глаза и спросить почему он так упирается и не дает мне даже шанса. Лишь жалкое мгновение, которого не хватает нам обоим, а не мне одной. Хотелось выораться на него, влепить пощечину, чтобы разозлился на меня и выпалил все что обо мне думает. Конечно же, соврав. В каждом слове обманет, но я пойму все, что он чувствует. Потому что уже видела его взгляд и как его ко мне тянет. Мне так хотелось сделать все это, только повернулась и вместо того вопроса, на который хотела получить ответ, задала другой:

— Будешь омлет с сыром и сосисками?

Спросила, заглянула в серые глаза и не удержалась от того, чтобы не пробесить — взяла сигарету из пальцев парня, стряхнула с нее столбик пепла и затянулась. Правда не подрассчитала, что курим мы разные, и мои намного, очень намного легче. Едкий дым крепкого табака прошелся напильником по горлу — сперва вниз в легкие, а потом, с кашлем, обратно. К глазам подступили слезы, и я задохалась мотая головой и отвешивая себе подзатыльник за подзатыльником. Ну дура же! Как ни крути, дура.

— Вот ты… — вздохнул Денис, наливая мне в стакан воды.

— Кто? — спросила, проглотив два или три глотка.

— Кошка, вот кто! — оторвал бумажное полотенце, промокнул им мои слезы и показал на свое место. — Сядь, кухарка. Так и быть у тебя сегодня освобождение от наряда по кухне. В виде исключения. Омлет с сыром и сосисками, значит? Сама-то его ешь?

— Ем, — кивнула. — А ты?

— Да я всеядный, если это не трава, — хмыкнул парень, доставая из холодильника упаковку яиц и сосиски. — Как же с вами бабами тяжело, — вздохнул, записав меня в бабье, и меня с этого понесло во вполне объяснимое:

— Чего!? Сам ты баба! Я так-то девушка, а ты слепошарый упырь, если не видишь разницы!

— Не гавкай, тебе не идёт, — огрызнулся Денис и зло сверкнул глазами, когда я запустила ему в спину влажное полотенце, которое само попало под руку.

— Ой, — пролепетала, съезжая по сиденью вниз, будто так смогу спрятаться от надвигающейся бури.

А буря не просто надвинулась. Она хрустнула костяшками пальцев, рывком сдвинула стол в сторону и вцепилась мертвой хваткой в ворот моего халата, поднимая меня выше, вынуждая встать на цыпочки. Наши лица оказались в такой близости друг от друга, что мы могли почувствовать на губах, как сталкиваются его и мое дыхание, как они сплетаются и опаляют что-то гораздо глубже. Нависнув надо мной скалой, Денис прищурил и без того злющие глаза и распахнул их в удивлении, когда я не отстранилась, вымаливая пощадить, а сделала все наоборот. Мои пальцы прошлись по шее парня, запутались в его темно-соломенных волосах, не давая уже ему шанса отстраниться, а губы коснулись его плотно сжатых губ, целуя их так нежно, словно я боялась, что они могут разбиться от другого, более напористого поцелуя.

Мое сердце бабахнуло, разгоняя по телу сладкую негу, и забилось раз в сто чаще, а мгновение спустя, когда хрустальные губы простонали что-то неразборчивое и ответили, понеслось куда-то вприпрыжку.

Где я? Кто я? Не знаю. Не помню. Подумаю позже.

24. Без комментариев… POV. Геля.

— Нет.

Прохрипело сквозь туман у меня в голове, а после прозвучало уже увереннее:

— Нет!

— Что? — спросила я, недоумевая от того, что целовавшие меня губы превратились в упрямо сжатую линию, от которой вновь приморозило до самых пяток:

— Я сказал нет, — Денис рывком отрвал свою ладонь, пролезшую мне под халат, после убрал мои руки, отшатываясь назад выдохнул, тряся головой, и лёд его тона, кажется, остановил мое сердце. — Это не самый лучший способ удержать комнату, Геля. Нет! — провел пальцами по своим губам, посмотрел на календарь на холодильнике и снова замотал головой. — Мы уже договорились, что до восьмого июня ты здесь живёшь. И я… Я вроде никуда тебя не гнал!

— Что? При чем здесь квартира? — сорвавшимся в шепот голосом спросила и шагнула к парню.

— Стой! — выкрикнул он, выставляя перед собой ладонь. — Стой и не подходи!

— Денчик, ты дурак? — растерянно выдохнула я, не понимая какая муха могла укусить его за задницу. — Ты… ты что… ты подумал… что я… из-за квартиры?

Мои губы задрожали, к глазам подступили слезы и потекли по щекам, когда парень мотнул головой а потом кивнул.

Где и что сделала не так, я не понимала. Шагнула было к Денису, заглядывая ему в глаза и ища в них ответ на один единственный вопрос — при чем тут квартира и договоренности, если мы — это мы, а квартира — всего лишь бетонная коробка, — и отступила назад, вцепляясь заледеневшими пальцами в ворот халата. Не нашла. И судя по всему объяснять свои слова парень не намеревался. Он развернулся, чиркнул маркером по календарю, ставя крест на квадратике с числом, а у меня от этих движений заныло сердце. Две черточки, словно ржавый скальпель, распороли крест накрест мою грудь и всунули в нее кусок льда.

— Ты идиот? — спросила, всхлипнув и тут же размазав по щекам слезы. Вздернула подбородок повыше, будто так смогу достучаться до него, и на последних каплях выплюнула уже уверенное. — Ты идиот! И козел! И кобелина! — оскорбления срывались с моих губ одно за другим, но отскакивали от непрошибаемой стены горошинками, а мне так хотелось ударить побольнее, чтобы Денис хотя бы на секундочку почувствовал то, что почувствовала я, когда услышала это на голову раненое “нет”. — Теперь все понятно! — выпалила и изобразила насмешливую улыбку.

— И что тебе понятно?

— Почему от тебя Крыся сбежала! — ответила, увидела в серых глазах протестующую вспышку, но не дала даже шанса оправдаться или вставить хоть слово. — От таких козлов все бегут! А ты — козлина та еще! — хватанула воздуха, дернула подбородком в сторону плиты и выплюнула едкое. — Вызвался готовить? Готовь! Я тогда, так и быть, выгуляю за тебя Текилу.

— Кто козлина? — прошипел Денис. Двинулся в мою сторону, скрежеща зубами и застыл, услышав мое:

— Ты! — развернулась и на негнущихся ногах поковыляла в свою комнату, свистнув собаку. — Текла, гулять!

Проходя мимо приоткрытой двери в ванную, грохнула ими, закрывая. Услышала испуганный вскрик, следом гремящее и злющее:

— Открой дверь, Кошка! У Луки клаустрофобия, дура!

Приласкал так, что волосы на загривке встали дыбом, но я все же вернулась и приоткрыла дверь, зачем-то заглянув в ванную, где побелевший Лукашик с полотенцем на бедрах уже отстукивал зубами частую дробь, шальными глазами ища выход.

— Извини, — выдохнула ему и чуть не умерла, когда с кухни донеслось убийственное:

— Крис? Привет, малыш. Приезжай вечером. Кажется мы затянули с войной.

Я разревелась лишь дойдя с собакой до пустыря, куда топала на каком-то автопилоте. Плюхнулась на пенек, отцепила карабин поводка, отпуская корги побегать, и завыла в голос. Где и что я сделала не так? При чем тут квартира? И зачем, зачем он позвал Крысу?

Последний вопрос стал единственным, на который я нашла ответ — добить. Добил так, что мое сердце размазало тонким слоем по полу и я ослепла. Как дошла до пустыря, как с него возвращалась обратно — не помню. Ничего не видела, когда собирала сумку, чтобы пойти на скалодром. Да и там не смогла выкорчевать себя и собрать ошметки обратно. Кажется, ко мне, сидящей на матах у первой трассы, подходил Барсик. Кажется, Лукашик его послал и сидел рядом. Кажется я снова ревела навзрыд, пугая посетителей и спрашивая Луку почему Денис такая сволочь. Если любовь с первого взгляда и выбрала меня по ошибке, то она, видимо, решила отыграться на мне по полной за свою ошибку. А мне хотелось умереть. И меньше всего — возвращаться в квартиру, куда Денис позвал свою Крысу. Я бы что-нибудь придумала, чтобы доказать кто для меня важнее, но после звонка Крысе ничего доказывать уже не хотелось. Вообще ничего не хотелось.

Фил перехватил меня в подсобке, где я стояла и никак не могла решиться идти в бар или нет. Вообще не представляла себе как смогу отработать смену и стоит ли идти работать или проще написать заявление на увольнение и уехать. Собрать вещи, попросить Корюшкиных помочь их перетащить обратно в мою комнату, перетерпеть трепанацию мозгов, которую мне устроит мама, а потом устроиться той же техничкой в школе или сдаться и пойти продавщицей в магазин. Чтобы от меня отковырялись и не трогали.

— С моськой что? — спросил меня Фил, выдергивая из не самых радостных мыслей. Пальцами взял за подбородок, развернул к себе и хмыкнул. — Жопа?

— Полная, — обреченно вздохнула я.

— Делать что думаешь, Гелька?

— Не знаю, — пожала плечами и опустилась на коробку, чтобы не смотреть на Ванлавочку.

— Херовый вариант, — снова хмыкнул он. Достал из кармана сигареты, покрутил ее в пальцах и убрал, негромко, но очень обидно рассмеявшись. — Ошибся я в тебе, Гелька. Нихрена ты не боец.

— Ну и пусть, — пробурчала я.

— Вот то-то и оно, что пусть, да не пусть, — произнес Фил. Тронул меня за плечо и негромко спросил. — А ты что думала, что все легко будет? Пальцами щелкнула и все — счастье, любовь-морковь и небо в звездочках?

— Я на дуру похожа? Нет, конечно, — фыркнула и подняла глаза на парня. — Ты просто не знаешь, что он мне сказал.

— А ты знаешь, что я говорил Ангелу, чтобы сейчас этим предъявы кидать? Может, ты свечку держала, когда я ее бухой на хер посылал? Или думаешь, что мы встретились и сразу мир, дружба, жвачка?

— Что!? — опешила я. — Ты… Риту… Как ты мог!?

— Да, — кивнул Фил. — Прикинь, посылал, — развел руки и рассмеялся. — Только она не пошла. Любая другая давно бы свинтила, а Ангел уперлась. Она меня другим видит. Не всю эту шелуху, — парень обвел руками себя и помещение вокруг. Снова достал сигареты и сунул одну в зубы. — И знаешь в чем прикол, Гелька? Если завтра все к херам исчезнет — клуб этот, выступления, — между нами ничего не изменится. Я знаю, что она не уйдет и не бросит. И я уже не смогу без нее, как и она без меня. А ты?

— Что, я?

— Ты сказала, что на все готова, а сама сидишь и сопли на кулак мотаешь. Насвистела мне, значит?

— Кто!? Я? — я подскочила на ноги и замотала головой. — Он… Он… Он сказал, что я с ним только из-за квартиры, а еще Крысу свою позвал!

— А ты из-за квартиры? — будто издеваясь поинтересовался Фил.

— Совсем больной что ли?

— Так иди и докажи, что это не так! — рявкнул парень. — Сидит тут, как валенок. Крысу позвал? Разъеби ее так, чтобы нос свой сунуть боялась!

— В смысле? — сжала кулак и изобразила удар. — Избить?

— Гелька, ты идиотка или просто дурой прикидываешься? — заржал Фил. — Я тебе про то, что за свое до последнего бороться надо, а ты сразу морды чистить собралась. Других методов что ли нет? Ты ж девчонка, а у вас эта ваша логика когда надо так варит, что всем вокруг пиздец, а вам в плюс. Вот и включай ее на полную катушку. Тем более, если Крыса. Ненавижу крыс.

— И я, — кивнула, посмотрела на дверь ведущую в бар и снова кивнула, услышав негромкое напутствие:

— Давай, разъеби всех, Гелька.

— Ага.

— Только не забудь, что ваши разборки не должны касаться работы.

— Я помню, — перевела взгляд на Фила и спросила. — Ну я тогда пошла?

— Давай, Гелька, — сжав кулак, парень вскинул его вверх. — Устрой ему Хиросиму и Нагасаки!

— Я-то устрою. Так устрою, что мало не покажется. Из-за квартиры я с ним… Как же!

Выдохнула, вдохнула полную грудь воздуха и решительно направилась крошить. Правда голос все же немного дрогнул, когда произнесла бесцветное:

— Здравствуй, Денис. Мне сегодня на пиве?

Наскипидаренная по самую тыковку Филом, я всерьез задумалась как устроить Денису ту самую Хиросиму и Нагасаки, о которых говорил Ванлавочка. Только не в лоб и не подумав что и как буду делать, а все же проведя рекогносцировку. Единственное умное словечко, которое я вынесла из школьного курса истории, вспомнилось и заискрило едва ли не ярче солнца. И что я сделала в первую очередь? Естественно вспомнила его и свои слова про работу и отработала смену так, будто Денис мне просто коллега и ни разу не сосед, с которым целовалась с утра, а потом была подло признана виновной в немыслимой ереси. И как только ему в голову пришло, что я с ним из-за квартиры? Мухоморов что ли ночью где-то нашел? Или с этого зубодробительного пива ему кукуху вверх тормашками перевернуло? Не знаю. Одно точно поняла и после еще и увидела — свистел мой Совунчик дальше, чем видел. Как в первую смену бесился на мое общение с клиентами, так и сегодняшняя не стала исключением. Он мог не поворачиваться в мою сторону только один фиг косил глаза. И взгляд, которым Денчик прижигал мой затылок и клиентов бара решивших попить пива, все эти его “не буду и не хочу” испепелял гораздо быстрее и качественнее. Ну не смотрят так на того, кто тебе не нравится. Не смотрят. Не верю. Как и в то, что целовал он меня только потому, что растерялся от моего прыжка в неизвестность. Не целуются испуганные люди так, как целовал меня Денис. И уж точно они никогда не станут отвечать на поцелуй. А у нас… Эх… Будто душу согревал своими губами и шептал в самое сердечко такие нежности, что оно таяло и практически превратилось в лужицу. Из-за квартиры я… Ладно… Думай что хочешь, Совунчик, но хрен я теперь тебя сама поцелую. Взвоешь, когда допенькаешь что был не прав, а я потом еще и Крысу тебе припомню. Такую Хиросиму получишь, что мало не покажется.

Из слез и “ничего не хочу” меня перекинуло в рычащее и очень опасное состояние. Для всех окружающих, и Денчика особенно. Уперся в соседство? Получишь его по полной программе. Я хоть и обиделась, а значит могла забыть о своих обещаниях, забывать ничего не собиралась. До конца смены расписала целый список завтраков и ужинов, которыми нацелилась бить по желудку своего Совуненка. Даже Крысиному присутствию нашла применение — пусть она ему готовит свою траву, пусть даже Денчик с ней, доской белобрысой, тискается, — лучшего контраста и придумать сложно. Идеальная грудь у нее. Ага. Как же. А то я не услышала ничего, когда своей ладошкой мою нашел. Идеальная впихуемость. Аж до дрожи в коленках. Тютелька в тютельку поместилась, как и говорила. Но и ее теперь хрен получишь. А чтобы настроиться на начало боевых действий, после закрытия смены взяла и вызвала такси. Демонстративно. Правда поехала не домой, а в магазин — объявление войны я решила начать с убийственного и очень вкусного выстрела. Запечённое мясо по рецепту тети Лены у всего подъезда вызывало приступ неконтролируемого слюноотделения и иногда даже маленький потоп. Что произойдет с Денчиком я побоялась представлять, но сам дурак. Был бы умнее, не стал морозить чепуху. А раз сморозил, получит партизанскую войну. Кошкина, вперёд!

25. Полный пиздец.

POV. Денис.

Если бы у человечества была возможность несколько раз в жизни поставить произошедшее событие на паузу, отмотать кусочек в пару минут назад и запустить его снова, чтобы переиграть, то я, похоже, одним днем решил спалить весь свой лимит. Сперва этим своим категоричным “нет”, хрен знает каким образом состыковавшим у меня в голове трехмесячную аренду комнаты за пять тысяч, готовку, чтобы не выгнал, эсэмэс от родительницы Кошки и поцелуй в крайне логичное и железобетонное:”Девчонка отдала последние деньги и теперь готова даже на интим. Лишь бы не выпнул. Ахтунг!!! Ахтунг!!! Рвите стоп-кран, пока поезд не улетел с обрыва!” Чем я думал, когда вывалил этот бред? Спинным мозгом? Копчиком? Левой пяткой? Явно чем-то из этого списка, но точно не головой. Она включилась гораздо позже. Тогда, когда в пору было отматывать назад еще два куска своего “идеального” утра. Звонок Крис и торжественное вручение ключей от квартиры в ее руки. Гений, пиздец просто. Еще и поцеловал на прощание. Аплодисменты!? Погодьте, кажись еще рано. И да, рано. Один кретин сам, своими собственными губешками произнес сакральное и максимально безумное в свете всего совместного проживания с Игнатовой:

— Малыш, приготовь что-нибудь. Я так соскучился по твоей еде.

Ну и в завершение феерического идиотизма можно записать то, что ожидаемая обида Кошки никак себя не проявила. Девчонка приехала на работу как ни в чем ни бывало. Ожидаемо сухо поздоровалась, снова обозначив приоритет работы на работе и царапнув полным именем. После без споров встала за пивной кран и всю блядскую смену миловалась и сюсюкалась с каждым решившим подойти и попить пивка. И чью башку это взорвало? Естественно не ее, а мою. Все. Вот тут можно начинать аплодировать, а лучше достать дробовик приставить к затылку этого самого гения и нажать на курок, избавляя человечество от индивида с единственной извилиной в голове. Видимо той, которой к ней крепятся уши.

Кажется я впервые ехал домой окружными дорогами и радовался каждому красному сигналу светофора — возвращаться в квартиру, куда сам позвал Крис и куда вернется Кошка, не было никакого желания. Первую тупо не хотелось видеть, а второй, после того что натворил на психе, вряд ли смогу смотреть в глаза. А смотреть в них хотелось. До ломоты тянуло заглянуть в эти серо-зеленые омуты, наплевав на все и забыв обо всем на свете. Будто опоили приворотным зельем и все девушки вокруг перестали существовать. Что уж говорить, если целуя Крис, меня передернуло ещё до того, как коснулся губ, и я обрадовался тому, что ее окликнули. О том как сегодня лягу с ней в одну постель, старался не думать. Воротило от одной мысли об этом. Ровно так же, как воротило от того, что она приготовила. Ну кто тянул меня за язык? Зачем просил приготовить ужин, если сам прекрасно знал, что не смогу его втолкнуть в себя, не переплевавшись? Полный пиздец, который сам себе устроил, а теперь не представляю, как его разгрести.

От ароматов, встретивших меня в прихожей, желудок болезненно скрутился и попытался свалить, прихватив с собой пару жизненно-важных органов.Текла, увидев меня в дверях, рванула из квартиры на площадку, проскакала лестничный пролет и только там остановилась, оборачиваясь и смотря на меня с нескрываемым призывом бежать сломя голову.

— Крис, я дома. Пойду Теклу выгуляю, — крикнул в сторону кухни, взял поводок и поспешил за собакой, на ходу доставая сигареты и зажигалку.

Вдохнуть дым, задержать его, чтобы вытравил ароматы предстоящей пытки из лёгких и рецепторов, и выдохнув повторить ещё раз. Не помогло. И видимо не мне одному. Текла, пробыв в квартире все время пока Крис готовила "вкусненькое", безостановочно носилась с открытой пастью, то ли проветривая ее, то ли проветривая всю себя. Застыла около куста, обнюхала его и принялась блевать, издавая такие отвратительные звуки, что меня самого замутило. А Текла, облевав один куст, поскакала ко второму и почему-то у меня в голове очень отчётливо прозвучало, что собака, надышавшись ароматами здоровой пищи, решила продемонстрировать уготованную мне участь. И после такого зрелища возвращаться домой расхотелось окончательно.

Пять этажей. Как на казнь. Ни я, ни Текила не спешили подниматься и тем более радоваться возвращению. Я посмотрел на вешалку, тронул забытую соседкой шапку с помпонами и разделся, изображая вселенскую радость от вида выпорхнувшей с кухни Крис.

— Привет. Голодный? — спросила, целуя в щеку, и поспешила "обрадовать", — А я тебе сделала котлетки и картошечку.

— Спасибо, — пробурчал в ответ и пошёл в ванную мыть руки.

К тому моменту, когда я зашёл на кухню, Крис уже успела приготовить пыточное место. Тарелка с размазней пюре перебитого блендером и две явно покупные и приготовленные на пару морковные котлеты…

"Твою мать! Ну на кой хер я просил что-то готовить? На кой!?"

Опустившись на диванчик, взял в руки вилку, подцепил кончиком "картошечку" и положил в рот. Чтобы проглотить, пришлось уговаривать себя и представить, что на планете пропала вся нормальная еда и осталось только это. Желудок не поверил, а я, услышав звук открывающегося замка, невольно посмотрел в коридор и скрипнул зубами, увидев в руках Кошки пакет. Покоробило от того, что не скинула список продуктов, но ещё больше разозлило то, что она вошла на кухню и поздоровалась разом со всеми и ни к кому конкретно не обращаясь:

— Привет. Ужинаете? Приятного аппетита.

Вполне себе обычная и вежливая фраза для меня прозвучала чуть не с издёвкой. Скрежетнув зубами, я отрезал треть морковной хрени и решительно отправил ее себе в рот, стараясь прожевать и проглотить до того, как почувствую вкус.

— М-м-м, — простонал, закатывая глаза. — Великолепно, Крис.

— Правда? А я боялась, что тебе не понравится, — удивилась она, но не растерялась и подложила ещё две, улыбаясь во все тридцать два. — Кушай, Денис.

"С-с-с-сука-а-а!!!"

Прикусив язык, чтобы не ляпнуть ещё чего-нибудь такого же восхитительного, после чего на тарелке может добавиться дополнительный стимул молчать, я посмотрел на спину соседки и кусок вырезки, который она выложила на доску, перевел взгляд на свое буйство вкусов и вздохнул. Попал. И это только ужин. Чем решит порадовать Крис утром лучше даже не представлять. А о том, чего она захочет ночью… Пиздец. Полнейший.

Кружку кофе желудок принял едва ли не с распростёртыми объятиями. Чего нельзя было сказать о том, что лежало на моей тарелке. Я даже позавидовал Текиле, крутившейся у ног Кошки. Ей то и дело перепадал кусочек мяса, которые собака ловила на лету и лопала, жмурясь от счастья. Большего предательства с ее стороны было сложно представить, но если бы я мог выбирать к кому так же поластиться, чтобы получить вкусняшку… Это была бы не Крис. И, блядь, я хотел попробовать то, что готовила Кошка. Каким образом она умудрялась кухарить, что у меня от одного только предвкушения рот наполнялся слюной? Как!? За все время пока сидел и давился зожной едой, соседка ни разу не посмотрела в мою сторону, но я нутром чувствовал как ее распирает от того, что мне приходится давиться дрянью, а она будет есть мясо. Судя по включенной для разогрева духовке, ещё и запечённое. Красный диплом по манипуляции. И золотая медаль. Заслуженно.

Чтобы не травить себе душу и хоть немного смыть привкус ужина, я достал из холодильника бутылку пива и пошел в комнату, где понадеялся хотя бы немного посидеть в тишине. Угу. Забыл, что Крис уже здесь, а она видимо решила на полную катушку напомнить, что я ее позвал сам. Села сзади, пробежалась пальцами по рукам к плечам и замурлыкала как она соскучилась и рада тому, что я одумался. Половина ее слов пролетала мимо моих ушей — чему-то кивал на автомате, кажется даже вовремя и в тему, — а сам мысленно закапывал себя и искал повод докопаться до Крис, чтобы отправить ее домой. И как назло ничего подходящего не нашлось. Ключ я ей дал сам, сам же попросил приготовить. Даже Геле она ничего не сказала, будто приняла неизбежность ее присутствия в квартире. Черт!

— Крис, — перехватив руку, массировавшую плечо, я помотал головой. — День сегодня какой-то ёбнутый. Извини, но я чего-то замотался.

— Давай тогда иди в душ, а я расстелю постель?

— Давай, — кивнул, взял полотенце и слинял в ванную.

И лучше бы я туда не ходил. Вышел через полчаса, втянул божественный аромат и побрел в свою комнату, решив не звать Текилу, терпеливо дожидающуюся своей порции вкусного.

Я не мог уснуть. Лежал с закрытыми глазами и слушал как ходит по кухне Геля. Снова и снова вдыхал до безумия манящий запах ужина, которого сам себя лишил, и представлял его вкус. После вслушивался в шум воды из ванной и видел каждую каплю, скользящую по нежной коже девчонки, чувствовал ее тепло на кончиках пальцев. Лежал в постели с одной и думал о другой. О том, что хочу оказаться рядом и прикоснуться к ней, вдохнуть аромат ее губ, ощутить дыхание. Хочу и не могу. Потому что идиот. Пытка похлеще морковных котлет на пару.

"Как я ненавижу всю эту хрень!"

Перевернувшись на бок, спиной к Крис, открыл глаза и снова слушал. Практически бесшумные шаги и вслед за ними цоканье коготков Текилы, прикрывшаяся дверь и едва слышный шелест. Легла и ворочается. Мне очень хотелось, чтобы Кошка смогла уснуть. Только она крутилась в своей постели, словно никак не могла прилежаться. И в этом тоже была моя вина.

До того как за стеной воцарилась тишина, прошел час, а может и больше. Я прислушался уже к дыханию Крис, аккуратно сдвинул ее руку со своего плеча и минут десять ждал, чтобы встать с дивана и выйти из комнаты. Сделал несколько шагов, замер у дверей в комнату соседки и не удержался — посмотрел сквозь щёлочку. Чтобы после пойти на кухню, смеясь над тем, что с какого-то перепуга надеялся рассмотреть ее силуэт в кромешной темноте. Правда мое веселье оборвалось, когда увидел рядом с плитой накрытую фольгой тарелку и половину приготовленного мяса в ней.

— Салат в холодильнике, — раздалось у меня за спиной, а я не смог даже повернуться.

POV. Геля.

Как бы я не злилась на Совунчика и как бы тошно не было видеть Крысю и ее довольную улыбочку победившей и вернувшейся в свои владения королевы, я не могла без слез смотреть на мучения парня. Он до победного давился и делал вид, что без ума от Крысиной кулинарии, и в тоже время не сводил глаз с куска мяса, которое я собиралась запечь. Выпил кружку кофе и сбежал, оставляя меня на кухне, чтобы под утро прокрасться обратно.

— Салат в холодильнике, — прошептала я, войдя за ним следом.

Только Денис, застигнутый врасплох, не повернулся и кажется проглотил язык. Вернул фольгу обратно, протянул руку к графину с водой, будто не за мясом пришел, а попить воды, и дернулся от моего прикосновения. Только я тронула его за плечо снова, подтолкнула к столу, чтобы садился, поставила перед ним тарелку и достала салат из холодильника. Никакая война не стоила того, чтобы Совунчик, мой Совунчик, голодал. Я протянула ему вилку и чуть не силой заставила ее взять:

— Ну хватит уже. Ешь.

Сама опустилась на табуретку и отщипнула небольшой кусочек, показывая парню пример. После того, как я приготовила мясо и разделила его поровну, скормила свою половину Текиле — не смогла заставить себя поесть, — а теперь, сидя за столом с Денисом, почувствовала, как сильно проголодалась. Отправила кусочек в рот и улыбнулась прискакавшей и запрыгнувшей на диванчик Текиле. Хитрованка сразу же почувствовала, что можно ещё немного поклянчить и скорее всего ей что-то да достанется. Заискивающими и голодными глазами она посмотрела на меня, потом на Дениса и довольно зажмурилась, когда я почесала ее за ухом.

— Не клянчи, — погрозила пальцем и поднялась, чтобы не смущать парня.

— Посиди со мной, Геля, — глухо попросил он, не поднимая головы, только я закусила губы, но не села обратно.

Такой жестокий с утра и убитый сейчас. Мне очень хотелось провести пальцами по его щеке и взъерошить волосы, чтобы Денис улыбнулся, но побоялась, что он опять все не так поймет. Придвинула салатник и снова повторила:

— Ешь. Мне рано вставать.

Шагнула к дверям и на пороге остановилась, услышав вопрос:

— Почему ты все это делаешь?

— Мы договаривались. И по-другому я не умею. Спокойной ночи, Денчик.

— Спокойной ночи, Кошка.

26. Правила ведения войны. POV. Геля.

То что Крыся рано или поздно начнет козлить, было ясно как дважды два — четыре. И она выбрала рано. Очень рано. В шесть утра. Сучка.

Того, кто эту белобрысину научил вставать в несусветную рань и громыхать на кухне соковыжималкой и кофемолкой, я бы лично прикопала. Предварительно расчекрыжив на нестыкуемые запчасти. Встала, так и не поспав толком — час подремала и поняла, что под звучащий с кухни аккомпанемент уснуть не получится, — поплелась в туалет и столкнулась с тем, что белобрысая доска заняла его раньше, хлопнув дверью у меня перед самым носом. Только что на кухне была и хлоп — занято. Благо не устроила там посиделки, как Совунчик. Но выходя, одарила таким брезгливым взглядом, словно не человека спящего на ходу увидела, а ожившего мертвяка. Скривила свой нос и закрылась уже в ванной. Теперь надолго.

Того времени пока ее Крысейшество плескалось, наводя красоту, мне с лихвой хватило оценить буро-зеленую жижу в стакане, воняющую очистками и ещё какую-то, похожую по цвету, но уже погуще, и щедро намазанную на прошловековые хлебцы. С отрицательным количеством калорий, судя по количеству "бутербродиков". Не удивилась я и тому, что на морду лица выплывшая и, к моему сожалению не утонувшая, Крыстина нафигачила ровно такую же дрянь. Зыркнула на меня с пренебрежительной ухмылочкой королевы всего мира и уселась завтракать, листая гламурный журнальчик о моде. Жертва глянцевых изданий, из которых видимо и вычитала, что пить, есть и мазать на рожу надо одно и тоже.

Ванная удивила меня выставкой кружевных изделий разной степени прозрачности. На дальних верёвках я насчитала четыре пары трусов и примерно столько же лифчиков, вывешенных с крайне простой и вполне понятной целью — с первой секунды задавить меня морально и ещё раз показать кто здесь Королева, а кто приблудная кошка. За одно только это "намекание" я бы полетела на кухню, где с превеликим удовольствием задушила Крысу ее же собственными трусами и выдрала, как минимум, половину волос. Но помня о теории Люльки, пришлось стерпеть и ограничиться мысленным удушением. Правда оно, спустя мгновение, чуть не переметнулось из области виртуального убийства во вполне реальное — моих трусов, в отличие от Крысиных, на верёвке не оказалось. Я отчётливо помнила, как вчера принимала душ последней и повесила их на первой верёвке за шторкой, а сейчас в упор не видела и не могла найти. Ни на первой, ни на второй, ни на третьей. Чьи ручки подрезали мои трусы я догадалась с пол пинка. И ладно бы Крысятина ограничилась демонстрацией своих и выселением моих — вместе с бельем исчезла вся моя косметика, а ее место заняла не менее показушно-демонстративная "королевская коллекция". Мне пришлось изрядно поползать по ванной, чтобы найти каждую пропажу, а когда обнаружила место, куда их припрятали, настрой убить белобрысую стерву давно перемахнул за все разумные пределы терпения. Шортики нашлись завернутыми в половую тряпку. Гель, шампунь и бальзам для волос — в ведре. Все остальное случайным образом оказалось заброшено в самый дальний угол под ванной. Последней каплей стало то, что травоядная сучка выдавила содержимое каждого флакончика. Не оставила ничего, даже грамульки зубной пасты. Тварь!

— Люля, это уже ни в какие ворота! — прошипела я, решая что сделаю первым — уничтожу косметику Крыси или разрежу на мелкие ленточки ее белье забытыми на краю раковины маникюрными ножничками.

Схватила их и первый попавшийся под руку намек на трусы, истерично хихикнула и застопорилась, смотря на ножницы, которых в принципе не видела в ванной ни разу. Тем более на раковине. Еще и так вовремя появившиеся, будто их оставили на самом видном месте специально.

— С-с-сучка-а-а!!! Так значит!? Войны хочешь, травоядина!? Я тебе, глистогонка ходячая, устрою войну!!! Слезами умоешься, анорексичка прозрачная!!!

Скрипя зубами вернула кружева на веревку, а ножнички на раковину, включила воду и решительно выдавила на палец пасту Дениса. После намылась до скрипа мочалкой и гелем Совунчика, воспользовалась его антиперспирантом и замотала на голове тюрбан, чтобы Крыся удавилась от созерцания несостоявшейся попытки выставить себя жертвой. Депортированные трусы и пустые баночки я собрала в охапку и выкинула в мусорное ведро на кухне. Естественно, демонстративно зевая. А дальше, игнорируя присутствие выдры-альбиноса, принялась готовить завтрак. Себе и Совунчику. Во-первых, это наша с ним договоренность, которую уже и так ничего не изменит, а во-вторых, допускать повторение пытки его желудка непонятной хренью на сушеных кирпичах я не собиралась. Нажарила батон в яйце, сварила на двоих кофе в турке и едва удержалась, чтобы не захохотать в голос от вида перекосившегося от изумления лица Крыстины, когда Денчик, зевая кашалотом, на автопилоте зашел на кухню, буркнул обезличенное “привет”, и, сцапав кружку и мой, а не ее хлебушек, поплелся курить на балкон. Думал ли Совунчик, что он сделал или приоритеты за него выставил желудок — не знаю. В любом случае расцеловала бы. Крысино настроение ухнуло вниз, а вот мое, наоборот, вверх.

— Ты… — зашипела она на грани слышимости, и меня заулыбало от уха до уха:

— Денчик? — громко окликнула парня. — Ничего, что я взяла твой гель? Мой случайно закончился, — выделив интонацией мне и Крысе понятную причину этой случайности, сделала глоточек кофе и показала сатанеющей грыже фак, когда и она, и я услышали:

— Угу. Не вопрос.

— Ты… — белобрысина снова начала свою змеиную песню, и опять же поперхнулась от моего крайне миролюбивого тона:

— Первое и последнее предупреждение, Кристина, — произнесла я, поправляя полотенце на голове. — Не трогай мое. Иначе…

Чиркнула ногтем по горлу, обозначая всю серьезность своих намерений, и пошла в коридор за курткой, чтобы и тут утереть Крысе нос. Конечно, если Денчик пустит меня на балкон.

На курсах барменов я старательно записывала в тетрадь все, что рассказывал нашей группе преподаватель, а сама крутила в голове далеко не правила приготовления коктейлей — накидывала себе список самых подлых гадостей, которые гарантированно будут, и то, как их можно предотвратить или вывернуть себе в плюс. Крыся прямым текстом заявила, что мое проживание в квартире — вопрос времени, я ей недвусмысленно ответила, что в корне не согласна с такой перспективой и консенсуса не предвидится. Мирного решения, которое устроило бы обе стороны, не существовало, в принципе, что автоматом превращало квартиру в поле боевых действий. Правда для меня был один вариант обойтись без лишней крови. Тот, где Крыся пакует чемоданы и выметается в туман. Только хрен она их запакует. Как и я хрен съеду. Денчик, дурилка психованный, своим звонком хоть и обидел меня, но вряд ли собирался мириться со своей Крысой всерьез. Притащил ее, чтобы зацепить меня побольнее, увидел, что из этого ничего хорошего не вышло, и уже сам не рад тому, что натворил. Своей ночной вылазкой и утренним выбором Совунчик лишь подтвердил мое умозаключение, и этот фактор я поставила во главу угла, когда мысленно вывела главное правило, которому собиралась следовать несмотря ни на что:”Отвечать на провокации так, чтобы Крыса сама загнала себя в список улетающих”. Конечно же, все можно было решить гораздо проще и прозаичнее — оттаскать белобрысую анорексичку за волосы и рассказать Денису, что она сама напросилась (доказательств в мусорке хватало), — только Люлькина теория почему-то намертво въелась в голову и никак не давала себя игнорировать. Правда строить из себя бесхребетную жертву я тоже не собиралась. Ну не мое это молча терпеть издевательства, не мое. Как и сдаваться без боя, когда я права.

27. Дурдом. POV. Денис

"Жареный батон — вкусно. Хлебцы с дрисней — полезно, но желудок наотрез отказался принимать полезное. От Крис воротит. Кошка… Кошка с полотенцем на голове заводит одним своим присутствием. В ванной кружева на верёвках, на которые раньше член делал стойку. Сегодня даже не шелохнулся, а рука потянулась к шторке провести эксперимент. Эксперимент пошел по бороде — трусов Кошки я не увидел. Зато вспомнил. Шортики, изгиб ее попки за шторкой, нежные губы и пьяные серо-зеленые глаза с поволокой… Стояк. Адовый.

На полочках стало больше косметики. Ее стало слишком много. Кошка такой не пользуется. Где гель Кошки? Вроде сказала, что закончился. А шампунь? Тоже закончился? Был ещё какой-то флакончик. Тоже нет. Зато дохера всего чужого. Чужого? Да. Чужого. И от него тоже воротит."

— Бать, привет. Совет нужен. Можешь говорить?

— Вводная будет или огорошить хочешь, Денис?

— Эм-м-м… — тру переносицу, формулируя мысли в удобоваримый слова. Получается хреново. — Люк подбил меня ради прикола сдать комнату первой позвонившей. Кажется, у меня Стокгольмский синдром.

Смех в трубке и в сторону:

— Любушка, нашего сына похитила симпатичная террористка. Она ведь симпатичная? — вопрос уже ко мне, и я киваю:

— Мягко сказано, бать. Очень.

— У-у-у… Тогда слушай совет. Усыпи бдительность и обезоруживай. Методику… кхм… не маленький, знаешь.

— Бать… есть ещё одна проблема. Я позвал Крис, чтобы позлить Кошку.

— М-да, — минута тишины убивает. Как и последовавший после нее вопрос. — И как тебе результат?

Прокручиваю в голове ассоциативный ряд и признаюсь:

— Хреново.

— Раз хреново, думай кто останется, а кто уезжает. И не затягивай, сын. Иначе твоя квартира превратится в поле боевых действий. Крайним останешься ты. В любом случае. Дальше сам.

— Спасибо, бать.

— Обращайся. И террористке привет.

— Ага.

Заканчиваю разговор и свищу Текиле, что нам пора домой. Она нехотя плетется за мной с поникшей мордахой, а в квартире прямой наводкой скачет в комнату Кошки.

Выбрала.

А я?

На кухонном столе тарелка с четырьмя хлебцами и пустая в раковине.

— Не понял…

Хотя кому я вру? Все я понял — война началась раньше, чем мог себе представить. Жареный батон нахожу в мусорке. Там же куча бутылочек и трусы.

— Блядь! И какого хрена молчала?

Выматерившись, фотографирую этикетки и перед работой еду на поиски “внезапно закончившегося”. Благо хоть мотаться не приходится долго — в первом же торговом центре находится все внезапно закончившееся.

Ден: Что-то надо купить?

Пишу первым, помня как со мной общается Кошка в рабочее время и сомневаясь, что ответит. Скорее всего нет. Из принципа. Дурка.

Кошка: Охлажденная курица, рукав для запекания, болгарский перец, 200 г ветчины, небольшой кусочек сыра, огурец, луковица, зелень. И кефир, если хочешь оладьи на завтрак.

Меня улыбает ее сообщение и уточнение — “если”. Точно дурка. Очень хочу. И оладьи, и ужин. И еще отмотать свой звонок Крис.

В баре кладу пакет с покупками поверх фартука, а на него кошколадку.

"Я накосячил," — такое крайне запоздалое, но искреннее послание.

Очень хочется мира с Кошкой и докопаться до Крис. В принципе, уже хватает.

Звоню и понимаю насколько сильно вляпался.

— Денис, ты с ума сошел? Я ничего не выкидывала! Зачем?

— Наверное, чтобы Геля съехала, — усмехаюсь очевидности ответа и теряюсь от раздавшегося вздоха:

— Совушкин, ты совсем с головой не дружишь? Я с первого раза поняла, что эта Геля не уедет, а ты решил дать мне второй шанс и так проверить. И знаешь, хоть мне и не нравится такая проверка, я очень благодарна тебе за то, что ты позвонил. Хочется тебе сдавать комнату, сдавай. Квартира твоя. Только не надо меня обвинять в том, чего я не делала. Не знаю, что там тебе напели, но я ничего не выкидывала. Можешь не верить. Все, мне некогда оправдываться. Думай, что хочешь.

Кладу телефон к кассе, пытаясь соединить в голове увиденное и услышанное. Не стыкуется. Как и то, что Кошка с какого-то перепуга могла высвиснуть мой завтрак в помойку. Или все же могла? В памяти как по заказу всплыла первая встреча и брошенная девчонкой фраза:”Если не хочешь, выкинь”. Тогда я съел картошку и котлеты, а сегодня пошел гулять с Теклой. И, видимо, Кошка сделала вывод.

“Да, блядь! Я собаку выгуливал! Это же не означало, что не собираюсь есть ее батон! Дура!”

— Ой, спасибо! А в пакет можно заглянуть сейчас или там что-то интимненькое?

Оборачиваюсь к хихикающей Кошкиной, уже шуршащей оберткой, и вместо ответа спрашиваю в лоб:

— Кто выкинул твои шампуни-гели? Крис?

— Я, а что? — откусив кусочек шоколадки, все же заглядывает в пакет и после переводит удивленные глаза на меня. — А ты зачем купил? Мы же только про продукты договаривались.

— Мы договаривались, что ты будешь скидывать список того, что нужно купить! Закончился гель, напиши. Шампунь надо? Напиши. Что сложного?

— Прокладки тоже писать? — выгнув бровь, кивает, достает из заднего кармана телефон и что-то в нем быстро печатает. — Написала. Только не бери тампоны. У меня на них личная непереносимость.

Мой мобильный трямкнул входящим сообщением, и я, посмотрев на отправителя и текст, в котором первым словом фигурировали прокладки, окончательно вылетел из понимания происходящего.

— Это прикол что ли?

— Нет. Ты же сам сказал, чтобы я присылала, что нужно купить, — хлопнув ресницами, будто я идиот, девчонка раскрыла свою сумочку и показала мне два конвертика. — Вот. Последние. Хотела после работы заехать…

— Блядь, это какой-то пиздец! — выпалил я в сердцах, хватаясь за голову.

— Сам ты пиздец, — надула губы Кошка. — Извини, конечно, но ты сам предложил. Я не виновата, что у меня месячные идут. Хочешь внесем прокладки в список моих покупок? Я, кстати, могу и презервативы купить. Не обломаюсь. Надо?

— А-а-а!!!

Где и в какой вселенной со мной могло произойти такое, я не представлял, а девчонка на серьезных щах принялась уточнять мои предпочтения в контрацептивах. После первых вариаций — обычные, с ребрышками, с пупырышками, — моя челюсть полетела вниз, а на более экзотических — с усиками, — выпалил, чтобы не шокировать себя и подошедших клиентов такими обширными познаниями:

— На твой вкус! Я вообще против презиков, если что!

— Заметано. Но я все же куплю. Чтобы ты дрянь какую-нибудь не подцепил, — кивнула Кошка и нахмурилась, ткнув пальцем в область моего живота. — Денчик, а там у тебя сколько кубиков?

— Чего? — опешил я, кося вниз.

— Да просто понять никак не могу, — пуще прежнего нахмурилась девчонка. — Ты по гороскопу кто?

— Близнец.

— Ага. Близнец, значит. Тогда все понятно.

— Да что понятно!?

— Все! У вас с этой твоей "девушкой" — обозначив в воздухе кавычки пальцами, девчонка начала вещать тоном профессора, — разные агрегатные состояния.

— Чего?

— Того! Вот ты близнец. Значит воздух. А эта твоя Крыся кто?

— Вроде стрелец, — задумался я. — Или скорпион. Да какая к черту разница?

— Большая! Ты сам не видишь, что она — фригидная ледышка? Вы же вчера вместе спали, а я что-то не слышала криков и стонов. Значит что? Значит фригидка!

— Кошкина, блядь! Завязывай!

— А ты завязывай слюни на фригидку пускать. Я на нее сегодня смотрела и знаешь что? Тебе правда нравятся такие плоские жопы? С твоими-то кубиками?

— Да при чем тут мои кубики и Крис!? — взвыл я, потеряв не то что нить, а сам смысл и суть разговора.

— Пожалей девку, а, — неожиданно тихо попросила Кошка. — Она одних только трусов для тебя за ночь сколько перемеряла, а ты что?

— Что? — не понял я.

— На ее трусы пялишься, а тыришь мои.

— Да не брал я твои трусы! Не брал! — сорвался я в крик. — И я откупил тебе те, которые не брал. Закрыли тему! И гель тебе купил, и шампунь!

— А мне твой понравился, — мечтательно закатила глаза Кошка, снова сбивая меня сменой градусов. — Можно я им иногда буду пользоваться? Такой аромат, м-м-м-м… Так сколько у тебя кубиков?

— Кошка, отъебись, а. Сколько ни есть, все мои.

— А потрогать дашь?

— Нет!

— Ну и дурак, — сморщила носик и захохотала. — Люблюнькаю, когда ты такой.

— Какой?

— Вреднючий. Спасибо за кошколадку, Денчик.

Изобразила воздушный поцелуй и пошла к пивным кранам, расплываясь в широкой улыбке.

— Дёмчик! Привет, лапулечка! А у тебя сколько кубиков на прессе?

— Привет, Ангелочек, — захохотал парень, облокачиваясь на стойку. — С какой целью интересуешься?

— Социологическое исследование о влиянии пива на количество кубиков пресса, — не моргнув, выдала Кошка. — Тем, у кого меньше четырех, пиво не продаю.

— Да? — хмыкнул парень, задрал край футболки и подмигнул. — Считай, красотка.

— Вау! — протянула девчонка и позвала меня, — Денчик, ты только посмотри какая красота! Дёмчик, ты просто бог! Аполлон! А богам у нас положено самое лучшее пиво. Темненькое, светленькое?

— На твой вкус, Ангелочек.

— Тогда темное, — выбрала Кошка и промурлыкала, показав парню что-то на телефоне. — Дём, а кто красивее? Она или я?

— Ты, конечно, — хмыкнул Дёмчик. — Без сомнений.

— Ты мой лапуся! Орешки будешь?

Я схватил оставленный без присмотра телефон Кошки и ошалело уставился на фотографию Анджелины Джоли. Думал, что увижу Крис, и охренел от того, что увидел не ее.

— Эй, парниша, — включил быка-защитника Демочка, — манерам не учили? Так я могу объяснить.

— Дёмчик, не трогай моего наставника, — нахмурилась Кошка. Погрозила парню пальцем и приобняла меня за талию. — Денчик хороший. Просто ему с утра очень хотелось вкусненького, а его накормили сельдереем. Прикинь?

— Мерзость, — понимающе скривился парень. — У меня бывшая эту дрянь жрала. Слава богу разбежались.

— Вот! — поддакнула Кошка. — Я ему тоже говорю, что нормальные девушки таким парня кормить не будут. Ты вот мне скажи, Дёмчик, если бы я тебе предложила на выбор запеченную курицу или сельдерей, ты бы что выбрал?

— Конечно курицу.

— Кошка, завязывай, — пробурчал я, высвобождаясь из ее рук. — Работать кто будет?

— Я, — кивнула девчонка. Вскинула ладонь к виску и подмигнула парню. — Строгий пипец, но я его люблюнькаю ужас как.

Моя башка взорвалась и отказалась воспринимать происходящее адекватно, списав все на гормональные бури и прочую ересь во время месячных. Только Кошка, видимо, не просто вошла в раж, а понеслась со скоростью локомотива и останавливаться не собиралась. Каждому желающему попить пива втирала про свой социологический эксперимент и даже записывала количество насчитанных ею кубиков на салфетке. И, блядь, на это мракобесие чуть не толпами повалили, казавшиеся раньше адекватными, парни. Задирали футболки или рубахи, получали свое пиво и мурлыкающую улыбочку и громко ржали, когда двоих Кошка развернула, сказав, что они не прошли пресс-код. Правда потом все же смилостивилась. И выдала безалкогольное, показав на меня. Типа она стажер и все претензии не к ней.

— Завязывай, стрелочница, — пробурчал я, налив неудачникам вискарь за счет заведения.

— Покажи свои кубики и я завяжу, — усмехнулась она.

— Обойдешься.

— Как хочешь, — фыркнула и полезла на стойку.

И почему в этот момент я жопой почувствовал, что надвигается полный пиздец и лучше было показать девчонке эти блядские кубики? Наверное потому, что она громко свистнула и крикнула:

— Девчонки! Голосование за самый классный пресс объявляется открытым!

28. Кубики. Слюнки. Сучка. POV. Геля.

Внутренняя стервочка потерла ладошки в предвкушении, когда в ответ на мой призыв раздались счастливые визги.

— Кошка, даже не думай. Фил тебя убьёт за такое.

Совунчик попытался меня остановить, только я, повторяя его маневр с привлечением внимания, ударила в рынду и поскакала к сцене со своими записями — зря что ли мальчиков заголяться заставляла?

— Мистик, дай микрофон, пожалуйста, — попросила ди-джея и захохотала, когда парень задрал футболку, показывая свои кубики, и с вызовом спросил:

— Годится для участия?

— Годится, — кивнула и потянула его за собой к краю сцены, поднося микрофон к губам. — Раз-раз. Девчонки, как слышно? Посмотрим на самых сладких мальчиков? Я вам таких нашла, закачаетесь.

Подняла над головой исписанные салфетки и заулыбалась очередным счастливым визгам. Посмотрела на Совунчика — самый сладкий мальчик демонстративно игнорировал мое представление, — и начала вызывать тех, чьи кубики могли заинтересовать девчонок. Первым вытащила Лёвочку, потом Костика и Тимура. Дальше, поглядывая на Дениса, позвала ещё четверых парней, а Дёмочку оставила на потом. Произнесла имя и сама себе зааплодировала. Денчик с нескрываемой ненавистью зыркнул в спину парню и заскрипел зубами, когда он шутливо приобнял меня и попытался поцеловать.

— Демочка, не шали! — рассмеялась я, выворачиваясь. Выстроила в линию всех участников и приложила палец к губам, чтобы разошедшиеся не на шутку любительницы подкачанных мальчиков перестали визжать. — Девочки! У нас серьезное голосование.

— А приз будет? — спросил Мистик.

— Обязательно, — кивнула я. — Одну минуточку!

Спрыгнула со сцены, добежала до стойки и схватила флаер с маркером. Вернулась и показала столпившимся девушкам:

— Что мы им предложим за шоу, девочки?

— Смотря что они нам покажут, — раздалось в ответ. — Может там и смотреть не на что.

— Воу-воу-воу! В смысле не на что? — завелся Дёма, подбивая и остальных парней возмущаться. Первым стянул через голову футболку, подавая пример, засмеялся, когда его не поддержали, и бросил ее под ноги. — Все ещё не на что?

— А-а-а-а!!! — завизжали девчонки.

— Дёмочка, — погрозила я парню, а он поиграл мускулами и с вызовом предложил:

— Поцелуй? Только взрослый, а не отмазки в щечку.

— Девочки? — переадресовала я вопрос к зрительницам. — Кто согласен подарить победителю немного ласки?

— Я!

— И я!

— Мы!

— Тогда записываемся, — рассмеялась я. — Имя и номер телефона.

Пустила флаер по рукам и повернулась к кашлянувшему Дёме.

— Что?

— А ты? Запишешься или сливаешься? — спросил парень и расплылся в улыбке, когда я попросила дать мне лист. — Ангелочек, я знаю чей поцелуй потребую.

— Сперва выиграй! — прогремело у меня за спиной.

Денис запрыгнул на сцену, рванул с себя футболку и бросил ее в сторону ржущего Мистика, а я… Я и без этого конкурса выбрала победителя. Правда чуть не спалилась при всех, когда потянулась к парню. Вовремя догадалась, что прозвучавший громкий выдох — мой, и он, усиленный микрофоном не остался незамеченным. Притихли и девчонки у сцены, и парни стоящие на ней. Даже Совунчик обернулся, забыв о Дёмочке. И слава богу. Парень втянул воздух с такой жадностью, будто пытался вдохнуть мое вырвавшееся восхищение. Не к нему, но явно принятое исключительно на свой счёт.

— Девочки, — прошептала с придыханием, судорожно придумывая как теперь выворачиваться из неловкой ситуации. — Вы только посмотрите какие мальчики, — повернулась к залу и помахала на лицо ладонью. — Мне одной стало жарко? Остальных смотреть будем?

— ДА-А-А-А!!! — сорвались в визг голодные до обнаженки девчонки, и я выдохнула.

Отошла подальше от того, на кого все время косилась и махнула рукой:

— Мальчики, убейте нас полностью!

Каждая снятая футболка встречалась такими громкими воплями и слюноотделением, будто большая часть девчонок — красивых, к слову, — месяца три, а то и больше провели на необитаемом острове без секса. Нет, я бы наверное тоже визжала, как резаная, но чтобы так… А парни, упиваясь этими криками, поигрывали мускулатурой и заигрывающе подмигивали самым смелым — тем, кто пытался дотянуться до их тел.

Дав вдоволь насмотреться одним и покрасоваться другим, свистнула и произнесла в микрофон:

— Девочки, голосуем аплодисментами, кто победил, а кто покидает наш конкурс.

Я подходила к каждому парню, обводила, не касаясь, ладонью его торс и пресс, ждала оценки аплодисментами и шла к следующему, оставив самое сладкое для себя напоследок. С Совунчиком, со стороны, повторила ровно те же манипуляции, но как я могла оставить его кубики без своего внимания? Накрыла их ладонью и повела, лаская каждый. Идеальные, будто высеченные из камня и такие манящие. Самые лучшие на свете. Я не удержалась. Провела по ним снова, легонько царапая кожу, и чуть не поубивала девчонок за то, что моему Совунчику достались не самые громкие аплодисменты. Нет, они были громкие, очень громкие, но все же чуть тише, чем те, которыми наградили Дёмочку. Писец. И сверкнувшие ледяной яростью серые глаза подтвердили, что писец очень и очень катастрофичный. Ещё и Дёма, хмыкнув, притянул меня к себе и с едкой усмешкой произнес, не смотря на Дениса:

— Вот и посмотрели, кто выиграл, лузер, — прижал меня к себе и впился в губы.

Устроила, блин, конкурс. Дура.

За барную стойку я возвращалась побитой собакой. Мне было стыдно смотреть на Дениса, не то чтобы подойти и сказать ему что-нибудь успокаивающее. Ну кто мог знать, что эти идиотки выберут не моего Совунчика? Ведь только он мог и должен был победить в конкурсе. Он! С его-то кубиками.

Глянула на плечи злющего парня и поежилась от той ярости, с которой он взбивал коктейль в шейкере. Лёдяные кубики в нем давно превратились в крошево, только Совунчик никак не останавливался и продолжал трясти шейкер, будто вымещал на нем все то, что не сказал, но очень хотел бы выпалить мне в лицо. И ничего хорошего там точно не было. Тем более после поцелуя Дёмы.

— Можешь быть свободна. Тем более тебя очень ждут, — прорычал, не поворачиваясь, и я окончательно поникла.

Только не пошла переодеваться, а нацепила фартук и встала к пивным кранам, натягивая на лицо улыбку. Тот, кто меня "очень ждал", надеялся, что после победы продолжит вечер в моей компании, и не собирался этого скрывать.

— Темное или светлое, Демочка? — спросила я и вжала голову в плечи от громкого удара шейкера о стойку.

— Понравилось, как я целуюсь, Ангелочек? Хочешь, повторим, но уже наедине?

— Это всего лишь конкурс. Не придумывай себе большего, Дёма, — ответила так, чтобы услышал Совунчик, и повторила вопрос. — Темное или светлое?

— Темное, Ангелочек, — перевел насмешливый взгляд на Дениса и громче, чем стоило, произнес. — Ух какие мы нервные. Мальчика не научили проигрывать?

Мне показалось, что я очень отчётливо услышала скрежет зубов, но ответа на вопрос не прозвучало. Денис молча поставил приготовленный коктейль на стойку, спросил у пары мужчин стоит ли им подлить виски и поменял пепельницу на чистую. Лишь по вздувшимся венам на руках я догадалась чем может закончиться обмен "любезностями", если не остановить его прямо сейчас.

— Орешки? — предложила я. — Демчик? Ау!

Поставила пиалку перед ухмыляющимся парнем, который решил потешить свое самолюбие, и ещё раз попыталась переключить внимание на себя. Только с тем же успехом могла вообще ничего не делать. Дёма упивался своей победой в идиотском конкурсе, а я не знала что мне делать и как оправдываться перед Совунчиком.

— М-да, — протянул Демид, поворачиваясь ко мне. — И как ты с ним работаешь?

— Дёма, я тебя прошу не надо.

— Как скажешь, Ангелочек. Но на твоём месте я бы подумал стоит ли здесь работать. Коллективчик так себе.

— Не поняла? — я выгнула бровь и повторила последнюю фразу парня. — Коллективчик так себе? А тебя не смущает, что я как бы часть этого коллективчика?

— Малыш, — отмахнулся Дёма. — Вот не надо передергивать.

— Ангелина, — поправила и показала на свой бейджик. — Видишь имя?

— Вижу, — кивнул, не понимая причины моего кардинально сменившегося в секунду настроя.

— Сверху что написано?

— Эм-м-м… Клуб "Feelings".

— Умничка. Шикарный клуб?

— Ну да, — растерялся парень.

— Вот и я считаю, что это шикарный клуб. А в шикарном клубе не может быть такого себе коллективчика! Усёк?

— Малыш, я что-то не понял.

— Пиво за счёт заведения, Демид. Приятного вечера.

Кинув злой взгляд в спину Дениса, я сорвала фартук, бросила его под стойку и направилась в подсобку. Быстро нацепила куртку и чуть не снесла девочку-подростка в поварском халате каким-то образом успевшую вжаться с подносом в стену. Выскочила на улицу и полетела к отъезжающему со стоянки клуба автомобилю с шашечками на крыше.

Наверное, я все же не зря ушла к себе в комнату и притворилась спящей после того, как приготовила обещанный Денису ужин. Ждать его со смены на кухне в обществе кривящей свою моську Крыси мне не очень-то и хотелось, а грохнувшая входная дверь только подтвердила — писец не утих и по уму лучше переждать его где-нибудь в безопасном месте. Натянула на голову одеяло, будто оно меня может спасти, и зажмурилась от рычащего:

— Что тебя смущает Крис? Прокладки? А труселя на верёвке тебя не смущают? Давай все, блядь, ими завесим! Руки помыть зайдешь… Одни трусы твои везде. Бесит! Нет! Все замечательно! Лучше не придумаешь.

Что отвечала и спрашивала у Совунчика Крыся я не слышала, но услышала ее удивлённое и оскорбленное:

— Ты это собрался есть? Это?

— А что мне есть? Траву? Спасибо, но я эту отраву в себя пихать не собираюсь! Задолбало, что ты из меня зожника пытаешься сделать. Только попробуй выкинуть! Я сказал поставила мою курицу на место!

— Совушкин!

— Внимательно!?

— Ты… ты… — выдох и до бесячки елейное, — Хорошо. Я поняла. Можно было просто сказать, что тебе не нравится то, что готовлю я.

— Да ладно?

— Денис! Я не собираюсь терпеть… — новый выдох. — Пиво достать?

— Первая здравая мысль, Крис, — съехидничал Денис.

— Совушкин, я так понимаю, что у тебя что-то стряслось на работе. Если ты хочешь, мы можем об этом поговорить.

— Нет, не хочу.

— Хорошо. Наверное, тебе лучше побыть одному. И… приятного аппетита, Денис.

— Спасибо.

Через несколько секунд дверь в мою комнату приоткрылась и в голову прилетело что-то шуршащее, а следом шипящее:

— Тебе конец, сучка!

29. Кто есть ху. POV. Денис

Проигрывать гораздо больнее, чем получать в морду. И ничто в сравнении с убивающим зрелищем, когда целуют ту, которую хочешь целовать ты. Я так хотел рассмеяться в лицо этому Дёмочке, когда он назвал меня лузером — перекачанный дебил даже не понял, что Кошка не прикоснулась к нему, ни к кому кроме меня не прикоснулась. Хотел выплюнуть ему, что лузер не я, а он. И не смог. Задыхаясь от злости и полосующей нервы ревности, я смотрел на чужую ладонь, скользнувшую на талию Кошки, и не смог отвести от нее взгляда. Слова застыли комом в горле, голова зазвенела, будто наковальня, по которой влупили молотом, и все происходящее вокруг заволокло плотной пеленой. Лишь эта рука на талии и звенящее повторяющимся эхом "лузер".

Магазин, список на экране телефона и тележка. Я бросал в нее продукты, чтобы дома отыграться на Кошке. За то, что устроила этот блядский конкурс, за то, что целовалась со своим Демочкой, за то, что меня, блядь, это пробесило и продолжало бесить, не отпуская. Даже прокладки купил — хотелось посмотреть в глаза девчонки, когда она увидит, что я ничего не забыл, купил и принес. Потому что мне похрен на этот конкурс и ее имбецила Дёмочку! Только почему тогда меня выхлестнуло от того, что она сама сходила в магазин и приготовила ужин? Почемузацепило, если мне должно быть похрен? Почему зашёл в ванную и от количества трусов Крис в ванной меня сорвало со стопоров и понесло.

Третья или четвертая сигарета подряд. Я не хочу возвращаться в комнату и тем более ложиться в постель, где меня ждёт Крис. Я знаю, что она не спит, знаю, что полезет, и от этих мыслей воротит. Пробую распутать клубок из наших ссор и примирений, только запутываюсь в нем сильнее. Щелчок зажигалки, горло першит от дыма, в голове пиздец и повторяющийся вопрос: "Зачем я ее позвал?" Зацепить? Зацепил так, что возвращение Крис превратило мою жизнь в какой-то изощренный ад из ругани с Кошкой, невысказанных претензий, что Кошка живёт в квартире, и приступов тошноты. На все, что связано с Крис. И она не уйдет сама. Будет упираться. Уже уперлась. Раньше хватило бы простого повышения голоса, чтобы начались сборы чемоданов, а сегодня проглотила и мой ор, и то, что ел приготовленное не ею, а Кошкой, и ждёт, когда лягу в постель. Воротит. Щелчок зажигалки, затяжка, в голове пиздец.

Ден: Люк, у меня едет крыша. Меня бесит все. Абсолютно все! Я согласен, что филофоб. Я согласен!

В ответ приходит ссылка на какую-то статью по психологии и фобиям. Читаю ее и строчу следующее сообщение.

Ден: Я не выдержу, Люк. Блядь, я же согласился с тем, что филофоб!

Люк: Выдержишь. Пошла стадия принятия. Дальше будет легче.

Пиздец.

На кухонном столе стоит пять бокалов с загубленными коктейлями. Я смотрю на них, свои скачущие пальцы, выливаю в раковину “неудачные попытки”, мою бокалы и уже по третьему кругу начинаю заново. Многослойные всегда требуют твердости рук и концентрации, а у меня все через одно место и с первым, и со вторым. Три слоя даются без проблем, дальше начинается жопа. То дернется ложечка, то струя из дозатора начинает течь с большей, чем нужно, скоростью, то все вместе и сразу. Мой сегодняшний максимум — шесть слоев. Если можно назвать слоем почти перемешавшееся с предыдущим нечто. Семь никак не получается, но я упёрся рогом и решил, что не лягу пока не добьюсь своего. Так меньше хочется курить и мозг хотя бы немного переключился.

Снова два загубленных на четвертом и пятом слоях. Только я ставлю перед собой чистый бокал, разминаю и встряхиваю пальцы, будто им это поможет. Неторопливо выкуриваю сигарету и аккуратно ложу на дно гренадин. Дальше крем-де-какао, мараскино, апельсиновый кюрасао, зеленый крем-де-мент и парфе амур. Остаётся коньяк, но я понимаю, что налажаю. Раньше, чем возьму бутылку в руку. Тяну сигарету из пачки и зависаю с ней в губах, мысленно повторяя простую очередность действий, уже не раз произведенную сегодня. Осторожно опустить пятку ложки на самую верхушку слоя и аккуратно пустить по ней коньяк. Пятка, верхушка, коньяк. Пятка, верхушка…

— Совунчик, ты когда-нибудь видел Храпозавра?

Поднимаю взгляд и роняю сигарету прямиком в бокал. Она рушит мой коктейль, только я тру ползущие на лоб глаза и никак не могу понять прикалывается сейчас Кошка или всерьез спросила о каком-то Храпозавре. Допустить его существование все равно, что поверить в инопланетян, только Геля делает шаг к столу, протягивает мне ладошку и произносит без намека на шутку:

— Пойдем? Я покажу тебе Храпозавра. Если ты пообещаешь, что ляжешь спать.

— Кого? Храпозавра?

— Храпозавра. Но потом ты пойдешь спать, — повторяет условие, разворачиваясь, и манит меня за собой интригующим. — Пойдем. Только тихо. Храпозавры очень пугливые.

Поднимаюсь, иду на цыпочках к дверям в комнату Кошки и киваю, увидев поднесенный к губам палец. Понятия не имею кто этот Храпозавр, но задерживаю дыхание прежде чем пересечь порог. Ладонь Гели находит мою и легонько тянет обойти край расправленного дивана практически по стене, чуть сжимает пальцы, когда со стороны подушки раздается негромкое чавканье и следом за ним что-то очень похожее на храп.

— Храпозавр, — больше угадываю по движению ее губ и снова делаю шаг к постели за Кошкой. — Хочешь его потрогать?

— Ты кого притащила?

— Ш-ш-ш! Спугнешь!

Пальцы девчонки накрывают мои губы, а ладошка требовательно толкает уже обратно к дверям. Только я упираюсь и шепчу, что мне обещали показать Храпозавра, а не дать его послушать.

— Ляжешь спать — с утра покажу.

— Пообещай!

— Обещаю!

— Точно?

— Совунчик, я тебя хоть раз обманывала?

Простой, казалось бы, вопрос, только он загоняет меня в тупик, и я стопорюсь на пороге, разворачиваясь к Кошке. Смотрю в красные от недосыпа глаза, невольно опускаю взгляд ниже, на губы и ворот безразмерной футболки, которую девчонка надевает вместо ночнушки. Тонкие ключицы манят прикоснуться, а о том, что хочется сделать с топорщащей ткань грудью, лучше даже не начинать думать — снесет и захочется большего. Когда в соседней комнате спит заранее согласная на все Крис. Всегда кружевное и дорогое белье, пеньюары, комбинации, а меня шарашит от того, что скрывает под собой не кружево, а простая футболка. Бред какой-то. Как и Храпозавр. Я мотаю головой. Гоня от себя воспоминания о том, как прошило разрядом позвоночник, когда моя ладонь нашла и накрыла упругую грудь Кошки, и одновременно отвечая на вопрос. И Кошкин, и свой. Нет, не хочу. Крис не хочу. Мириться с ней не хочу. Даже в одну кровать ложиться с Игнатовой не хочу. Хочу другую. Ту, которую на моих глазах целовал другой, а меня выламывало от этого зрелища. Пусть даже это был дурацкий конкурс, а я в нем проиграл, целовать Кошку можно только мне.

Чуть наклонив голову, она не отстраняется от моих пальцев, скользнувших к кончикам ее волос. Прикрывает глаза и сглатывает, когда я шумно выдыхаю, отпустив шелковистый локон. Бред. Все, что со мной происходит — бред. И то, что говорю — бред.

— Ты пообещала.

— Да, — тихий, чуть дрожащий голос. — Покажу, если пойдешь спать.

— Договорились.

Через силу делаю шаг в сторону комнаты, в которую не хочу даже заходить. Второй, третий. Открываю дверь и поворачиваю голову к застывшей на пороге своей комнаты Кошке:

— Он маленький?

— Кто?

— Храпозавр.

— Утром покажу.

— Ты пообещала.

— И не обману.

— Спокойной ночи, Кошка.

— Спокойной ночи, Совунчик.

Я просыпаюсь от того, что Текла прыгает на кровать и скачет по ней, чтобы спрыгнуть и нырнуть в промежуток между диваном и стеной. Там, в ее нычке, давно возник склад из собачьих игрушек, и Текила, довольно фыркая и размахивая хвостом, семенит на кухню с зажатой в зубах резиновой курицей. Провожаю ее сонным взглядом и смеюсь, когда в голове всплывает идиотская ассоциация — Текла собралась намекнуть Кошке на бартер. Игрушка в обмен на вкусняшку, запах которой приятно щекочет ноздри. Я вдыхаю его и улыбаюсь шире. Оладьи! О-о-о!!! Рот наполняется слюной, а поскуливание собаки только усиливает предвкушение охренительного завтрака. В жопу Крис с ее сельдереевой повернутостью. Я хочу оладьи. И блины. И курицу. Я хочу все, что готовит Кошка. Подскакиваю, натягиваю спортивки и спешу в ванную умыться.

— С добрым утром, Денис, — Крис, перехватив меня в коридоре, тянется поцеловать в щеку, но оборачивается на раздавшуюся из кухни злую матерную тираду и с широкой улыбкой спешит к дверям, передумав целовать. — Опаздываю. До вечера. Пока-пока.

— Угу, — бурчу в ответ, радуясь тому, что смогу позавтракать без ревнивых взглядов и угрозы получить истерику.

Закрываю за ней дверь и чуть не на крыльях лечу на кухню. Тянусь к тарелке с оладьями и одергиваю руку, получив по ней болезненный хлопок.

— Не трогай!

Пробую умыкнуть оладью еще раз, но как и до этого, снова получаю по руке, а мой завтрак отправляется в мусорное ведро. Какого хрена!?

— Э-э-э, — тяну я, не понимая что нашло на Кошку. — Гель?

Только она не отвечает и начинает хлопать дверцами шкафчиков, переворачивая их содержимое. И когда в одном из них находит почти пустую банку с солью, срывается в угрожающее шипение.

— Купить соль? — спрашиваю и отшатываюсь от разъяренного:

— С-с-сука-а-а!!! Так значит?

Где и в чем я успел накосячить, если толком ничего не сделал? Кошусь на Теклу, жадно глотающую воду из миски, перевожу взгляд на злющую, как черт, Кошку.

— Гель?

— Совунчик, дай мне минуточку, пожалуйста.

— Да не вопрос, — осторожно обойдя рычащую соседку, наливаю в кружки кофе из турки и протягиваю ей одну, спрашивая, — Может, перекурим?

— А? — будто вынырнув, смотрит непонимающим о чем я говорю взглядом на кофе, на меня с кружками в руках. — Что?

— Перекурим? — повторяю и через мгновение снова тяну удивленное, — Э-э-э…

Кошка с какой-то радости отбирает у меня обе кружки, делает крохотный глоток из одной и, скривившись, выливает кофе в раковину. Туда же отправляются остатки теста в плошке, сковорода и лопатка. Я наблюдаю за происходящим с открытым ртом. Охреневаю, но отхожу и сажусь за стол, когда шипящая пуще прежнего Кошка разрождается очередной тирадой, в которой “сядь уже” звучит так, что спорить и уточнять причины становится, как минимум, опасно для здоровья. Звяканье чистых кружек, щелчок кнопки чайника, шелест упаковки с чайными пакетиками и хлопок дверцей холодильника. В каждом звуке раздражение и злость, а блеснувший в руке соседки нож и появившаяся на губах кровожадная улыбка очень недвусмысленно подсказали, что лучше не рыпаться и помолчать в тряпочку, если не хочешь проверить остроту заточки лезвия на своем горле.

— Ешь!

Киваю и откусываю половину бутерброда с ветчиной, чтобы не взбесить соседку сильнее, а сам кошусь на раковину — оладьи мне нравятся больше.

— А? — проследив направление моего взгляда, Кошка нервно усмехается. — Рецепт новый решила попробовать. Не получился… с-с-сука. Насвистели, уроды. Поубивала бы нахрен!

— А кофе?

— Остыл, — новый смешок. — Прикинь? Остыл, тварина!

— Вроде как го… — начинаю и запинаюсь под наливающимся яростью взглядом. — Остыл, так остыл.

— Умничка. Я сейчас что-нибудь другое приготовлю. По своему, блядь, рецепту.

Снова грохот посуды и крохотный глоточек из моей кружки. Я дожевываю бутерброд, оставляя небольшой кусочек ветчины Текиле. Только она с опаской принюхивается к угощению прежде чем взять его в зубы, а потом трусит к миске с водой и с какой-то маниакальной подозрительностью начинает медленно жевать. Вообще ничерта не понятно, что происходит, но то, что происходит, мне однозначно не нравится. Я сам с опаской пробую чай, тяну с подоконника оставленную на нем ночью пачку и подкуриваю две сигареты. Одну оставляю зажатой в губах, а вторую протягиваю Кошке:

— Гель?

— А?

— Нет, так не пойдет.

За плечи утягиваю ее на диванчик, переставляю к ней свою кружку и опускаю рядом пепельницу. Сам сажусь напротив и спрашиваю:

— Мне очень хочется понять какого хрена тут происходит, но сперва я хочу узнать кто такой этот твой Храпозавр?

Улыбка. Взгляд из-под ресниц. И вопрос:

— А ты спал?

— Спал. Меня почти сразу вырубило. Я свою часть выполнил? Выполнил. Где обещанный Храпозавр?

Снова улыбка. Уже шире и гораздо теплее. Серо-зеленые глаза смотрят в мои. Ладошка поднимается и подпирает подбородок. Взмах ресниц и новый, безумно долгий взгляд, который я сам не хочу разрывать.

— Осторожно поверни голову вправо, чтобы не спугнуть, — шепчет и начинает сдавленно хрюкать, когда я скашиваю глаза, а потом срывается в хохот на мой разочарованный возглас:

— Это Текла что ли Храпозавр?

— Ага! Ха-ха-ха!!! Храпозаврище!!!

30. Я мстю и мстя моя страшна. POV. Геля.

Бухнуть в кофе и тесто для оладьев пол банки соли — по-детски глупая и крайне опрометчивая гадость. И я бы даже поняла Крысю, утвори она это исключительно с моей едой. Честно говоря, ждала от нее чего-то с утра, только поумнее что ли. Вроде на вид идиоткой не казалась. Шампуни свои проверила, щетку новую принесла — мало ли она мою в унитазе искупать решит, а она вообще в детский сад ударилась. Того и гляди язык показывать начнет и рожу свою корчить. Нет, ну какой же идиоткой надо быть, чтобы пытаться подгадить мне, а испоганить завтрак Совунчику? Его-то с какого перепуга решила втягивать в наши разборки? Еще и оставлять голодным из-за того, что у нее подгорело? На меня крысишься, мне и гадь, а моего Совунчика лучше не трогай! Я с тобой за это такое сотворю, сучка белобрысая, на раз запомнишь! Совунчика без оладьев оставила. Совунчика и без оладьев!!! Р-р-р-р!!! Хотя сама тоже хороша, оставила эту глисту на кухне без присмотра. Но кто ж знал, что она настолько дура? Я не знала. Теперь знаю и хрен куда уйду во время готовки. А вот Крыся у меня, наоборот, побегает. Очень так быстро и с выпученными глазами. Зря я что ли перед тренировкой с Лукашиком в аптеку заскочила? И слабительное взяла, и шприц, чтобы сельдерей накачать ускорителем обмена веществ по самую тыковку, и даже перчатки одноразовые, чтобы отпечатков не оставить. Обо всем подумала, вот что значит мозг! Правда этот хвалёный мозг чуть на запчасти не развалился, пока регламент проведения соревнований пытался переварить. Понаписали правил, что первая половина из головы вылетела раньше. А не надо зубодробиловкой писать! Не все гении. У Лукашика тоже моська на третьем подпункте четвертого пункта скривилась так, словно мы с ним не регламент читали, а лимоны жрали.

— Это какой-то пиздец.

— Полностью согласна, — кивнула я, откладывая в сторону два листа подальше. Посмотрела на Луку и после перевела взгляд на взбирающихся по пятому маршруту Барсика и Ленку. — Вот же сволочь!

— Кто? — решил уточнить Лукашик и удивлённо вскинул брови, когда моя ладонь показала на зависшего в верхней точке парня. — А с чего это вдруг?

— С того, что у Барсика разряд по скалолазанию есть, а он, сволота, под любителя косит. И кто он после этого? По-моему, ответ очевиден. Сволочь.

— Сволочь, — согласился с моим утверждением Лука и спросил крайне логичное и очень импонирующее моему первоначальному порыву, когда увидела пару Барских-Симиряева в списках, — А чего оргам об этом не скажешь?

— А я на его честность понадеялась. Как видишь, зря.

— Давай, я скажу?

— Пф-ф-ф! — фыркнула я. — Мы и так их сделаем.

— Ну да, — кивнул парень без особой уверенности.

— Лукашик, не переживай! — подбодрила я. — У них что? — спросила и сама же ответила, — Вынужденная связка. А у нас с тобой подкрепленная текилой! Это, считай, уже половина победы.

— Ну да, — рассмеялся Лукашик. — Тебя послушать, так два раза вместе нахлопаться до отключки и море по колено станет.

— По щиколотку! — поправила и, подмигнув, предложила. — А может повторим? Только вы мне сперва объясните правила, а то я в этом вашем футболе вообще ничего не поняла. В обычном еще знаю где пас, а где ворота, в американском ноль.

— Не ты одна, — заулыбался, а потом и рассмеялся, увидев мое удивление, Лукашик. Развел руки в сторону и подтвердил только что произнесенное. — Мы с Деном тоже в нем не шарим.

— А чего тогда смотрите? — спросила и щелкнула пальцами, вспомнив в чем носились по полю футболистки. — На сиськи пялитесь, да? — пихнула пожавшего плечами парня в бок и захохотала. — Ах вы дрочунишки великовозрастные! Фу-фу-фу!!! А я-то думаю, что это вы за всех подряд болеете? А вы, оказывается, и не болеете вовсе, а сиськами любуетесь! Хитро! И кто из вас первый предложил такую занимательную порнушку смотреть? Совушкин? — я снова ткнула Лукашика уже в плечо и заулыбалась от уха до уха. — А кто еще мог. Вот же свистун! Идеальная грудь в ладошку. Да-да-да!!! А сам только и делает, что на буфера пялится. Ха-ха-ха!!!

— Кошка, я тебе ничего не говорил, — хохоча, мотнул головой Лукашик. — Твои выводы — это только твои выводы. Я ничего не подтверждал.

— Но и не отрицал, так?

— Так, — согласился повеселевший друг Совунчика и показал на дорожку, по которой мы с ним уже взобрались раз десять за сегодня. — Еще раз повторим?

— Легко, — кивнула я и подскочила на ноги. — Вперед, Лукашик! Сиськи не ждут!

Смех смехом, но я всерьез нацелилась обойти Барсика. Каждую тренировку наблюдала за тем, как он поднимается со своей напарницей, как они работают и страхуют друг друга в паре, и все отчетливее убеждалась в том, что нифига они не связка, а ведущий и ведомая. Сильный ведущий и средняя ведомая. Была бы Ленка чуть увереннее, я бы даже не мечтала отхватить первое место, второе — потолок. Только что на прошлой тренировке, что сейчас, Ленка хоть и шла на пределе своих возможностей, продвигалась недостаточно быстро, чтобы просто успевать за темпом и не тормозить Барсика. Чувствовала себя якорем, а не частью связки, поэтому постоянно путала какие уступы можно занимать, а какие нельзя, оставляя их для ног Барсика. Один раз он уже практически отдавил ей пальцы, и сейчас не переставил ногу, как сделал бы, а посмотрел вниз, убеждаясь, что “камушек” не заняли. Кажущееся мимолетным мгновение, но даже такая мелочь в сумме всех трасс могла склеиться в секунду, а то и две. И это не могло не радовать. В нашей же связке Лукашик шел чуть медленнее меня, поэтому я без раздумий и поставила его первым. Конечно, же тут был и второй, не самый маловажный аспект — ведущая связку девчонка, то есть я, гарантировала бы летящие в наш адрес насмешки, — только и он, моральный настрой, играл на руку нам.

— Давай попробуем первую треть как раньше, дальше, от красного выступа, смещаемся вправо, — я показала Луке направление, — и после снова возвращаемся влево. Забираешь себе желтые, а я посмотрю что и как.

— Вроде у нас и так нормальное время, Кошка. Зачем придумывать что-то новое? — засомневался он и скосил глаза на Барсика.

— А мы проверим и заодно попутаем профессионалов, — хлопнула его по каске, оставляя белый отпечаток своей ладони и подмигнула. — Просто доверься мне, Лукашик.

— От красного вправо? — уточнил он и после моего утвердительного кивка “полез” по стене глазами, выстраивая для себя новый маршрут. Хмыкнул и показал на следующий после запланированного для смещения на первоначальную траекторию камушек. — А если мы с него влево? У тебя как раз получится нормальный шаг.

— А давай, — согласилась я.

Сунула пальцы в мешочек с магнезией и попросила наблюдающего за скалодромом инструктора обнулить и заново запустить таймер на нашей дорожке.

Похоже, я очень переоценила свои возможности и запас сил. Школа барменов и работа выматывали меня едва ли не полностью. Вечером меня еще хватало на то, чтобы приготовить ужин и перечитать перед сном то, что давали на курсах, и состыковать это с записями Дюшки, которые он мне отдал. Только я уже давно забыла, что такое нормальный сон и когда в последний раз высыпалась. Сверху легли нервы из-за цапанья с Совунчиком и появления в его квартире Крыси. Плюс на сегодняшней тренировке наползалась до трясущихся рук. Не поняла даже, как вырубилась в машине Лукашика, но догадалась, что надо просить выходной, если не хочу свалиться. Вошла в клуб со служебного входа, переоделась и прямой наводкой направилась на поиски Фила. Нашла его в баре и только раскрыла рот, чтобы озвучить свою просьбу, так сразу же и закрыла.

— Привет. Промежуточный экзамен. Вперед, — обрадовал меня Ванлавочка.

Махнул ладонью на злющего Совунчика, а сам уселся на барный стул и выложил перед собой сигареты, без слов намекая, что за ходом экзамена собирается смотреть лично.

— А чего так рано? — тихонько поинтересовалась я у Совунчика и растерянно захлопала ресницами, услышав злое:

— Мне не отчитываются, но с меня спрашивают.

— Совунчик, ты чего? — сказать, что удивилась тону и настроению — ничего не сказать.

— Ден, Ангелина. Мы на работе, — негромко процедил сквозь зубы, протянул фартук и уже громче перечислил, с ходу врубая тирана, — “Маргарита”, “Дайкири”, “Текила Санрайз”, “Английская девственница” и последнее… Что вы готовили на курсах из того, что у нас чаще всего заказывают?

- “Космополитен”, - ответила и вздрогнула от окрика Фила:

— Время пошло, лентяи! Где мои коктейли?

Отбросив на потом мысли о том, что могло стрястись с Совунчиком и его настроением, я схватила два шампанских блюдца, хайбол, винный бокал и бокал для мартини, выставила их перед собой в очередности, которую мне задал Совунчик, посмотрела на него, спрашивая взглядом не перепутала ли чего-нибудь. Только он постучал пальцем по запястью, поторапливая, и в то же время сомкнул веки, подтверждая правильность ряда.

— Я вам там попереглядываюсь! — рявкнул Фил. — Ден, ещё одна подсказка и наш разговор по душам станет далеко не разговором!

"Разговор?”

Одного слова хватило, чтобы я прокрутила его в голове до все объясняющего:”Влетело за меня." А как докрутила, по мозгам шваркнуло так, что разозлилась уже я. Мало того, что Крыся с утра Совунчика оладьев лишила, так еще и тут на него налетели? Коктейли надо? Я вам сейчас сделаю такие коктейли, что извиняться за разговор придется!

“Маргариту” и “Дайкири” смешала и выставила на стойку, едва не расплескав. На “Текиле Санрайз” вспомнила про подачу и назло всем заулыбалась. Даже напевать себе под нос принялась, словно не экзамен сдаю, а себе и Ляльке с Люлькой коктейли готовлю. С “Девственницы” так вообще заулыбало от уха до уха — вспомнила, как Совунчик мою барменскую девственность продавал. И с этой улыбкой самой счастливой девушки на свете обернулась на насмешливое:

— Девушка, нам бы кофе, — Фил внимательно посмотрел на меня, на Совунчика и пихнул в бок сидящего рядом с ним Клейстера. — Закажешь, Клей?

— Да не вопрос, — расплылся он.

— Добрый день, какой желаете? — спросила я, широко улыбаясь. — Привет, Макс.

— Привет, — кивнул Клейстер и повел пальцем по кофейной карте, — Капучино и макиато сможешь забубенить?

— Конечно.

Кивнула, поставила две кружки на площадку кофе-машины, выбрала в программе эспрессо, на основе которого готовились напитки, и вернулась к последнему из экзаменнационных коктейлей — “Космополитен”. Если Фил и хотел меня напугать приготовлением кофе, то тут у него ничего не получилось бы при всем желании — я у Дюшки в кофейне просто так что ли штаны просиживала? Все что можно перепробовала еще до открытия. Поэтому и не переживала. Ни за “Космополитен”, ни за капучино, ни за макиато. Закончила с коктейелем, сделала заказанные напитки, протерла полотенцем стойку перед парнями и все с той же широкой улыбкой произнесла:

— С вас двести пятьдесят.

— Сдачу оставь себе. Типа первые чаевые, — подмигнул мне Клейстер, доставая из кошелька пятисотку.

— Благодарю, — повернулась к Совунчику и попросила. — Денис, пробей, пожалуйста.

— Сама, — ответил он чуть добрее, но все же зло.

Сама, так сама. Положила деньги в кассу, сдачу в бокал для чаевых, а чек в небольшую папочку, которую придвинула для отчета Клейстеру — кто платил, тот пусть и смотрит. Подошла обратно к своему экзаменатору, переставила “Космополитен” к четырем уже готовым коктейлям, повернулась, чтобы сказать Совунчику, что я закончила и зацепила локтем дозатор одной из бутылок. Дернулась, чтобы подхватить, но не смогла — пальцы Дениса вцепилась в мои джинсы и рванули на себя, не давая поймать летящую вниз бутылку. Осколки брызнули во все стороны, я подняла взгляд на Совунчика, собираясь спросить зачем он меня дергал, и хлопнула ресницами, увидев подмигивание. Э-э-э… Ну допустим.

— Фил, а я говорил, что она что-нибудь расхерачит! — тоном искавшего и наконец нашедшего до чего можно доколупаться педанта-тирана проорал Совунчик, снова подмигивая.

— Если бы кто-то не гундел и не лез под руку со своими перестановками, не разбила бы! — огрызнулась я, надеясь, что именно этого от меня и ждут. Наклонилась к полу собрать осколки и зло добавила. — Козлина!

— Да ты сама коза! Это мой бар, что хочу, то и делаю!

— Твой!? — с полпинка поймав куда нужно клонить, распрямилась и с вызовом выплюнула. — Как же! Корона не жмёт?

— Что?

— То!

— Оба притихли! — рявкнул Фил и подойдя ближе спросил. — Что расхерачили?

— Расхерачила! — делая акцент на последней букве, произнес Денис, довольный как слон. — "Чивас Регал" за пятерку.

— И хер ли ты скалишься? — пророкотал Фил, переводя взгляд на меня, схватившую тряпку, — Геля, твою мать! Как!?

— Он мне ее специально под руку поставил, Фил! — ляпнула я. — зыркнула снизу вверх и прошипела под нос то, что ни одна нормальная девушка не скажет вслух.

— А глаза тебе на что!? — не унимался Фил. — Ты бармен или рукожоп с полотенцем? Ну!?

— Бармен! — с вызовом ответила ему, продолжая затирать лужу виски.

— Короче, оба торчите мне по бутылке "Чиваса"! Ты, — палец Фила ткнул в меня, — за то, что разбила, а ты, — переключился на Дениса, — за то, что не досмотрел! Ты старший в баре, значит за все косяки с тебя первого спрашиваю! Сегодня оба на смену выходите и пашете, как проклятые! Ясно!?

— Фил, я с ней не буду работать! — заерепенился Совунчик. — Она ещё что-нибудь разобьёт…

— Будешь! Как миленький будешь! — оборвал его Фил. — А если разобьёт, то снова торчать оба будете! До тех пор, пока не вкуришь, что бар мой, а не твой! Всем все ясно!?

— Ясно, — пробурчал Денис, матерясь сквозь зубы.

— Ага! — кивнула я.

— Тогда оба тряпки в зубы и начали наводить блеск! — приморозил обоих ледяным взглядом и все же обозначил кто мы на самом деле. — Не бармены, а рукожопы! — махнул рукой, едва не сметя мои коктейли, и снова повторил, — По бутылке “Чиваса” чтобы отбили! Гелька… — скрипнул зубами и помотал головой.

— Да поняла я, — кивнула, и вздохнула с облегчением, когда Фил одобрительно хмыкнул на результат моей экзаменовки.

Ни слова не сказал, и я нырнула под стойку затирать остатки виски. От греха подальше.

— Что это было? — прошептала я, когда Совунчик вернулся из подсобки с ведром и шваброй.

— Забудь и не переживай, — отмахнулся он.

— В смысле, не переживай? Фил на тебя за меня наорал, а я не переживай? Совунчик, ты кукухой поехал?

— Что? — застыв на мгновение, которого мне хватило, чтобы убедиться в правильности своих слов, Денис опустил швабру в ведро, отжал ее, плюхнул об пол и рассмеялся. — Не было такого.

— Не свисти! — вспыхнула я. — Как будто я с утра тебя не видела.

— Мало ли что ты видела, — попытался увильнуть. — Лучше подумай, как "Чивас” отбивать будешь.

— П-ф-ф, — фыркнула, сполоснула руки и пошла в подсобку.

“Нашел тоже, чем пугать,” — подумала, доставая из потайного кармашка пятитысячную купюру, оставленную в кошельке на всякий пожарный.

— Отбила! — хмыкнула я, продемонстрировав деньги.

— Убери! — рыкнул Совунчик, кося взглядом на камеру над кассой, и я поспешила спрятать “откупные” в карман. — Хочешь, чтобы меня уволили?

— За что?

— Есть за что.

— Рассказывай!

— Кошка, не лезь, куда не просят.

— Слушай, Совунчик, либо ты сам расскажешь, либо я поднимусь к Филу и спрошу какого он до тебя доколупался! — шагнула к проходу, обозначая, что не шучу, и взвизгнула, когда меня рывком вернули обратно.

— Стой уже! — снова завелся Совунчик. Поставил две кружки на поддон кофемашины и негромко буркнул. — Сам виноват, что кассу оставил без присмотра.

— Вчера?

— Вчера, — подтвердил.

— Не поняла, — нахмурилась я. — То есть я конкурс устроила, а виноват ты?

— Сама слышала, что я отвечаю за все происходящее в баре.

— А бутылка? — спросила.

— Отвлекающий маневр, — протянув мне кружку с кофе, сделал глоток из своей. — Молодец, кстати.

— Ничего не понимаю, — помотала я головой.

— Вот и не парься. Побушует неделю и забудет. Надо будет, еще что-нибудь разобью.

— Молодец! Давай постоянно что-нибудь бить будем? Хочешь, я “Абсолют” шарахну?

— Зачем? — удивился Совунчик.

— А вот нравится мне бухлокапец устраивать, не понимая зачем его устраивать, — сделала шаг к парню и провела пальцем по обозначенной бутылке, спрашивая, — Бью или расскажешь?

— Бей, — не моргнув глазом, ответил Денис и рванул ловить бутылку, которую я ровно так же, не моргнув глазом, смахнула с полки. — Совсем что ли?

— Ой! — округлив глаза, потянулась за следующей и качнула ее за носик-дозатор. — Упс!

— Кошка, блядь! — взревел Совунчик, поймав и эту бутылку. — Тебе работа не нужна что ли? Раскидалась она… — вернул все на свои места и захохотал. — Вот ты…

— Ага. Я такая, — улыбнулась я. — То есть ты мало того, что за меня получил, так еще и за мою работу переживаешь?

— Допустим, это получилось случайно.

— Не свисти!

— Да даже, если и нет, то что!? — с вызовом рявкнул Совунчик и застыл с открытым ртом, когда я выпалила:

— А то, что мне нахрен не сдалась работа такой ценой! Я с тобой работать хочу! И если Фил тебя попробует уволить, я сама уволюсь!

— Дура что ли? — еле слышно выдохнул Денис. — Ты-то тут при чем, если это я хреново работаю?

— Не свисти! Я дурой буду, если из-за меня тебя уволят! — посмотрела по сторонам, увидела на одной полке стопку бумаги для принтера и выдернула один лист. — Пиши!

— Что? — опешил Совунчик.

— Жалобу на меня пиши! Чтобы у нас одинаково все было! У тебя же выговор?

— Э-э-э…

— Вот и пиши! — повторила с нажимом. — Не напишешь, я сама напишу, но заявление на увольнение.

— Ау, Кошка, это что за шантаж?

— Сам ты шантаж, дурак! — надулась я. — Ты за меня вон что, а я что? — подняла глаза на камеру и выругалась. — И надо было ему смотреть… — снова подняла взгляд и расплылась в довольной улыбке. — Совунчик?

— А?

— Кружку поставь.

— Зачем? — напрягся Денис и отшатнулся от меня назад.

Ровнехонько туда, куда смотрела камера. И только он уперся бедрами в полку, я рванула вперед, бросилась ему на шею и впилась в губы поцелуем.

— Кошка… ты… дура? — попытался оттолкнуть меня Совунчик.

— Да! — кивнула, а сама с новой силой прижалась к парню и принялась задирать его футболку вверх.

— Ты сбрендила! — взвыл Денис, расцепляя мои руки и заправляя выбившийся край футболки в джинсы. Показал на камеру, покрутил пальцем у виска и выставил ладонь перед собой, когда я снова шагнула к нему. — Стой где стоишь! Маньячка!

— Ага, — кивнула. — Вот это и напиши в жалобе.

— Тебя же уволят, дура!

— Тебе же без разницы? — спросила, — Или все же разница есть?

— Допустим, есть! А ты — дура! Все же на камерах будет!

— Будет. А ты напишешь на меня жалобу. Фил на первый раз меня простит или выговор запишет, а к тебе докапываться меньше станет, — подошла еще на шаг ближе и посмотрела в лезущие на лоб глаза. — Совунчик, ну не ломайся, а. Напиши ради меня, что я до тебя домогалась, а? Все равно тебя Фил спросит, что тут было.

— Геля, ты на всю башку раненая или да? — решил уточнить Совунчик и замотал головой. — Не буду я ничего писать.

— Тогда напишу я. В конце смены. Думай, Совунчик.

Вряд ли за все время до закрытия смены мы перекинулись с Денисом хоть словом. Я взглядом показывала ему на лист бумаги, он отрицательно мотал головой. Дурак. Я же девочка и Фил меня, максимум, отругает за то, что накосячила с разделением работы и личного. Но и тут он сказал, что работе не должны мешать разборки. Разборки, а не поцелуи. Если уж с дипломом прокатило, то тут вообще Совунчику переживать и упираться глупо. Только он уперся бараном, хоть и близнец по гороскопу, а когда я после сдачи кассы взяла лист в руку, вырвал и выкинул, скомкав. Я взяла еще один, он снова выкинул. Половину упаковки перевели в пустоту. Вернее в мусорку.

— Я не буду ничего писать, — прохрипел Совунчик, перехватывая мою руку.

— Да? Я тогда на работу не выйду, учебу прогуливать начну, — зевнула демонстративно и потянулась. — Хотя бы отосплюсь.

— Я сказал нет!

— Денис! — вырвав руку из захвата, я показала на ровные ряды бутылок на стеклянных полок и медленно проговорила. — Это твой бар. Твой, Совунчик. Я сюда только из-за тебя устроилась. Понял? Из-за тебя! И если тебя из-за меня уволят, я себе этого не прощу. Поверь мне, не уволит меня Фил, а если и уволит, то пойду в школу техничкой полы мыть или еще куда-нибудь. Мне не страшно. А знаешь, что страшно? Если ты любимую работу из-за меня потеряешь, — взяла чистый лист из похудевшей стопочки и протянула ему. — Напиши, пожалуйста. Просто поверь и напиши.

Кажется, мы в первый раз поругались всерьез. Молча и так, как не ругались до этого. Вроде бы и вместе доехали до дома, вместе поднялись на пятый этаж, только в квартире сразу разошлись по своим комнатам. Я к себе, а Совунчик к захлопотавшей и до безумия счастливой Крысе. Ни он, ни я не пошли на кухню. Совунчик даже пиво пить не стал. Слышала только его хмурое бурчание за стеной на попытки Крыси расшевелить и выпытать, что такого стряслось. Оладьев у Совунчика с утра не было! Вот что стряслось! Мне было больно слушать, как он мыкается то на балкон, то с балкона. Только я знала, что эта жалоба ничем мне не аукнется. Ну посмеется Фил и все. Лежала поверх покрывала, слушала шаги и ждала, когда уляжется и рявкнет, чтобы к нему не лезли. Потом снова ждала. Чтобы наверняка никто не проснулся и не пошел на кухню, куда я прокралась с перчатками на руках и слабительным с шприцом в пакете. Накачала сельдерей Крыси, вернула его обратно и негромко прошептала увязавшейся за мной Текиле:

— Бумажку ей что ли положить в дорожку?

31. Когнитивный диссонанс. POV. Денис

С утра я не хотел идти на кухню, чтобы лишний раз не пересекаться там с Крис. Ждал, когда она свалит на работу, чтобы остаться один на один с Кошкой и попытаться как-то поговорить. Сам не знал о чем, даже представления не было как и с чего начать разговор — за то, что поддался на шантаж и под диктовку написал жалобу, на утро все больше хотелось тупо встряхнуть девчонку за шиворот и выораться. Желательно матом. Чтобы поняла какую дурость натворила. Ну и о каком нормальном разговоре могла идти речь, когда все нутро выворачивало наизнанку от того, что эта — слов не хватает, — идиотка сама себя подвела под увольнение? Как с ней разговаривать? Ну как!? Отмазали? Сиди ты ровно и не отсвечивай. Нет же. "Пиши жалобу или уволюсь!" И что? Написал — тоже идиот, нашел кого слушать, — Фил девчонку турнет, а дальше что? Ну вот что ты, дура, натворила!?

Я валялся в постели, все глубже проваливаясь в эти нерадостные мысли. Думал, как можно отыграть все назад, и ждал когда же хлопнет входная дверь. Смотрел на часы, мысленно поторапливая Крис, и в то же время крутил в башке фразы, с которых получится начать и провести воспитательную беседу, не срываясь с первых слов в банальную ругань. Мне хотелось достучаться до Кошки и объяснить ей, что я не маленький мальчик, знаю и понимаю что делал и зачем это делал, и заступаться за меня не надо. Мой косяк — я за него и отвечаю, а теперь, выгораживая меня, сама вляпалась по полной, и получилась какая-то полнейшая задница.

Дождался когда хлопнет дверь. И после того как в замке повернулся ключ, я встал, натянул спортивки и пошел на кухню, так и не придумав с чего начать разговор — как пойдет, так и будем разговаривать. Даже если и придется орать, то выорусь, но достучусь до Кошки, чтобы… чтобы…

— Это, блядь, что? — спросил я, увидев на столе тарелку с блинами и Крис в припыленном мукой фартуке у плиты.

Зрелище, мягко говоря, крайне невероятное. Можно сказать, что из какой-то очень параллельной реальности, но никак не из этой, в которой то, что готовила Крис, невозможно было съесть без угрозы получить изжогу или расстройство желудка. А то все вместе и очень надолго.

— Блины. Подумала, что ты захочешь. Нашла рецепт, и вот, — Крис показала ладонью на ровную стопочку ноздреватых блинов, достала с полочки кружку, налила в нее кофе и протянула мне, улыбнувшись. — Знаешь, я кажется поняла почему у нас в последнее время все идёт наперекосяк. Потому что мы оба не были готовы к компромиссам. Мы даже не пытались их искать, просто разбегались и психовали друг на друга по отдельности, но ни разу не попробовали сесть и спокойно поговорить.

— О чем? — опешил я.

— Да обо всем. О том, что не устраивает тебя, о том, чего хотелось бы видеть мне, о том, как это можно решить, — Крис стянула фартук, повесила его на крючок и с гордостью посмотрела на блины. — И с едой ты прав. Пока не увидела, чем ты тут питался без меня, — фраза прозвучала подозрительно спокойно, и я напрягся, готовясь к возможному выносу мозгов. Как оказалось зря, — и как тебе нравится такая еда. Вот я и решила первой сделать шаг навстречу. Только сильно не ругайся, если что-то не так получилось. Я не уверена, что с первого раза сделала все правильно, но Текиле вроде понравилось.

Я с удивлением посмотрел на собаку, лежащую под столом, на блины и Крис, взял кружку и развернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы перекурить на балконе и попытаться переварить в принципе нестыкуемое и несвязываемое. Крис же не остановила меня, как сделала бы раньше, хлопнула дверцей холодильника и через минуту до меня донеслось визжание блендера — единственный адекватный и понятный звук. Наверное, не услышь я его, точно решил, что тронулся башкой. Крис и блины сходились, словно две параллельные линии — никогда. А после озвученного мне озарения о компромиссах — себе, как всегда, готовит свой сельдерей, мне блины, — параллельки показались мне не такими уж и параллельными. Но Крис и блины!? Вряд ли они окажутся такими же вкусными как у Кошки, но… Блядь, а какого хрена блины пекла Крис, а не Геля!? Мы же договаривались!

Затушив недокуренную сигарету, я рванул обратно на кухню и окончательно выпал в осадок.

— Денис, мы с Гелей поговорили, нормально и без претензий, как взрослые люди, — решила уточнить Крис, — и пришли к тому, что наши с тобой отношения — это про нас с тобой, а ее проживание здесь совсем не обязывает девушку тебе готовить, — улыбнулась и отпила из стакана сельдереевый фреш. — Я понимаю, что она готовила, пока мы не сошлись — любая нормальная девушка готовила бы такому красавчику, а сейчас это уже лишнее. Сам подумай, как это для нее выглядит? Она же тебе не рабыня. Или ты думаешь, что все, кто снимает комнату, обязаны готовить тем, кто им эту комнату сдал?

— Нет, — помотал я головой. — Просто…

Что "просто" закончить я не смог. Как и объяснить себе почему от новостей о мирных переговорах настроение ухнуло вниз.

— Ну вот, — кивнула Крис, допила свою зелёную жижу, промокнула салфеткой губы и провела ладонью по моей щеке. — Завтракай и не переживай. У нас все обязательно устаканится. И, может, раз мы начали искать компромиссы, позовешь вечером Луку в гости? Вы, наверное, давно не общались.

— В смысле, сюда? Не в бар? — поперхнулся я.

— Ну а куда ещё? — рассмеялась Крис и предложила. — Давай сделаем вот что. Ты позвони Луке, договорись с ним, что сегодня у вас мальчишник, а я поеду с работы и куплю вам пиццу и какой-нибудь вашей мужской гадости. Посидите, поболтаете, — посмотрела на меня, окончательно потерявшего дар речи, и помотала головой. — Господи, вот что с тобой не так, Совушкин? Я действительно хочу, чтобы ты позвал Луку, пытаюсь изменить наши отношения в лучшую сторону, а ты смотришь на меня так, будто я инопланетянка. Ты же не будешь против, если я как-нибудь позову девчонок с работы?

— Как бы нет, — мотнул головой, а сам уставился на блины, будто они могли дать исчерпывающий ответ на вопрос что произошло с Крис и почему от этих изменений я чувствую себя болваном.

— Вот и договорились. Я побежала. Не провожай и обязательно напиши как тебе блины.

Чмокнула в щеку и выпорхнула из квартиры, оставляя меня переваривать произошедшие с ней изменения. Только они никак не переваривались.

Блины я пробовал с опаской. Честно говоря, очень хотел и надеялся, что они окажутся отвратительными, чтобы можно было их не есть, но первая попытка приготовить что-то человеческое у Крис получилась. К сожалению. Я пытался докопаться до мелочей и с огорчением констатировал, что докопаться не получилось. Блины — все, как один, — тоненькие, без пригаров, в меру сладкие и соленые — слишком идеальные и по форме, и по вкусу для первого раза. И меня это взбесило. То есть я мог питаться нормально и раньше, но пока в квартире не появилась Геля, Крис даже не рыпнулась готовить что-то человеческое. Кормила меня своей травой, как будто так и надо, а сама… Закипело до скрежета зубов, только больше меня бесило то, что блины, которые приготовила Крис, оказались не отвратительными, как вся ее стряпня до. Я даже дернулся было позвонить Кошке, чтобыспросить не она ли подсказала рецепт Кристине, но, посмотрев на часы, вспомнил о курсах барменов и решил подождать с распросами до смены. Скормил пару блинов Текле. Снова заскрипел зубами — уже на то, что она схомячила их с довольной и счастливой моськой. И, выгуляв предательницу, поехал в клуб, где Фил оборжал "мою" жалобу укуренной гиеной и отправил в бар, намекнув купить себе пояс верности.

— Фил, не увольняй девчонку, она…

— Пиздуй в бар, жертва. Гы-гы-гы! Без тебя разберусь.

— Фил…

— Пиздуй в бар, говорю. Никого я увольнять не собираюсь. Два отморозка и оба у меня в баре. Гы-гы-гы!!! С-с-сука! Сексуальные домогательства! Гы-гы-гы!

Кошка: Шампиньоны, сметана, лук репчатый, молоко. Я сегодня не выйду.

Сообщение со списком продуктов рвет мою и без того ничего не понимающую голову. Крис договорилась с Кошкой, что готовит она, а не Геля. Кошка шлёт список, но готовить больше не будет и не придет… Почему? Из-за меня? Но зачем тогда слать список? Запарилась и скинула по привычке? А-а-а-а-а!!!

32. Доктор Текила или Шерлок Корги.

Смена для меня прошла под девизом "А где сегодня Геля?" Каждый первый интересовался за мою напарницу, вздыхал на самый адекватный ответ, который пришел мне в голову — "на выходном", кивал, заказывал пиво и уступал очередь следующему. Который будто не стоял рядом и не слышал, что только что спрашивали где Геля. И ладно бы только посетители донимали меня вопросом — я оборвал телефон, пытаясь дозвониться до Кошки, и сломал голову, ища хоть какое-то мало-мальски логичное объяснение тому, что она не отвечает. Сколько раз набирал ее номер, столько же слышал длинные гудки в динамике. Сперва не придавал этому значения, на пятом звонке взбесился, что отправила список, но не отвечает, на десятом в башке заколошматило, что случилась какая-то хрень. И, блядь, стоило только об этом подумать, ничего хорошего мне на ум не пришло. Я дёргался и проверял мобильный чуть не каждые полчаса, потом — через десять минут, к концу смены практически не выпускал телефон из рук. Сколько раз набрал Кошку, сколько эсэмэс ей отбил, чтобы она перезвонила, не сосчитать. Три звонка в морги, около десяти в больницы, больше пятнадцати в ментовку… Крыша ехала от того, что не привозили, не поступала, молодой человек вы уже заебали! Только эти ответы, которые вроде бы должны были успокоить, нихрена не успокаивали, и поселившаяся паника к концу смены превратилась в сущий пиздец. Я рванул домой, наплевав на скинутый список продуктов, влетел в квартиру и, только увидев на вешалке куртку Кошки, выдохнул:

— Дома.

— Денис? Что-то случилось? — удивлённая моим появлением, Кристина вышла из кухни и поперхнулась, когда я скинул ботинки и, оттеснив ее в сторону, приоткрыл дверь в комнату Гели.

Заглянул, увидел ее в постели. Но и этого мне показалось мало. Я зашёл в комнату, шикнул завозившейся под боком у спящей Кошки Текле, поправил одеяло, накрывая им плечи вымотавшей мне все нервы девчонки, и взял в руки ее лежащий на полу телефон. Беззвучный режим. Я в одно мгновение умудрился вспылить и тут же успокоиться — живая, дома, спит, все хорошо. В одно мгновение стало так легко на душе, что я забыл про все мои звонки и нервяки. Поставил телефон на зарядное и посмотрел на Крис в дверях.

— Денис? Ты ничего не хочешь объяснить? — с плохо скрываемым раздражением спросила она, скрещивая руки на груди.

— Нет. Объяснять я ничего не хочу и не буду, — отмахнулся и пошел раздеваться, закрыв за собой дверь в комнату Кошки.

— Знаешь, мог бы хоть ради приличия спросить как прошел мой день, как я себя чувствую, а потом уже бежать к этой…

— К кому? — я повернулся лицом к Крис, посмотрел на нее и фартук со следами муки.

Внутрянку царапнуло, что Кошка умудрялась делать блины без фартука и я не замечал на ее одежде муки. Сковородку на плите видел, плошку с остатками теста видел, а сегодня их не было даже в раковине. Зато был фартук и мука.

— Ты что-то готовила?

— Представь себе да, — кивнула Крис с гордой и какой-то показушно-вымученной улыбкой. — Мне весь день было плохо, но тебе же нет до этого дела. Я стараюсь наладить наши отношения, а ты…

— Что я? — спросил, радуясь назревающей ссоре. — Ну же, Крис. Что, я? Проверил, как дела у напарницы? Не позвонил? Я никогда не звоню на работе. Не спросил, что с тобой случилось? Ну так расскажи сейчас. Я весь во внимании. Ноготь сломала? В степлере скрепки закончились? Клиент скидку попросил и отказался покупать коврики? Сельдерей в магазинах закончился?

Едкая улыбка поселилась на моих губах, когда Крис позеленела. Сжала губы в тонкую линию и молча проглотила каждое озвученное предположение. Я видел, как ее порывает ответить, и очень хотел, чтобы она ответила. Чтобы рассказала какую-нибудь хрень, которая вряд ли стоит выеденного яйца.

— Я приготовила тебе плов, а ты даже этого не ценишь, — с обреченностью жертвы выдохнула она, разворачиваясь. — Иди мой руки.

— Нихрена ж себе! Плов!? А по какому поводу у нас праздник? — усмехнулся я и пошел на кухню посмотреть что по мнению Кристины называется пловом.

Увидел на плите ковшичек, в котором иногда варил себе яйца на завтрак, приподнял крышку и малость охренел. Обещанный плов внешне действительно выглядел пловом, а не чем-то другим, и судя по запаху не собирался превращаться в зожную отраву. Правда количество немного смущало детской порцией.

— Не понял, — повернувшись к Крис, я показал ей на ковшик и спросил, выделяя каждое слово. — Это ты приготовила?

— Нет, конечно. Само приготовилось! Я же безрукая! — все же вспылила Игнатова. Подняла на меня глаза и разревелась. — Денис, сколько можно так себя вести? Я же стараюсь для тебя, для нас, а ты, с порога туда, — махнула в сторону комнаты Кошки, и спрятала лицо в ладонях. — Ты даже не представляешь, как мне больно каждый день видеть чужого человека в квартире. Тем более девушку. Хотя бы на секунду подумай каково мне все это чувствовать!

— Я уже сказал, что Геля не съедет! — прорычал я в ответ. Ткнул в календарь на холодильнике и процедил сквозь стиснутые зубы. — Кажется, мы этот вопрос закрыли.

— Закрыли! — всхлипнув с надрывом, Крис опустилась на диванчик и зарыдала громче. — Мы с тобой эту тему закрыли, а она…

— И что она?

— А ничего! — подскочив на ноги, Крис сунула руку в карман фартука и бросила на стол розовые трусики. — Это ведь ничего, да? Хорошо потрахались, да? Так торопились, что трусы за диваном оказались? И как? Понравилось?

— Игнатова, ты охренела? — опешил я. Двумя пальцами взял розовые шортики, развернул и заржал, увидев на них принт с кошачьей мордой. — Нашлась пропажа.

— Нашлась? Ты даже не отказываешься? Совушкин! У тебя совести хватает так спокойно реагировать!? Ты…

— Что!? — рявкнул я, убирая трусы Кошки в задний карман. — Что, Игнатова!? Даже если я скажу, что не спал с Гелей, ты мне не поверишь! Поэтому, думай, что хочешь!

— Да!? А что тут еще можно подумать!? Я как раз все очень правильно думаю, Денис! Очень сложно думать о чем-то другом, когда ты находишь чужие трусы за нашей кроватью!

— Кровать моя, а не наша!

— Пусть так! — согласилась Крис. — Пусть! Но эта твоя “напарница”… - ткнув пальцем в сторону комнаты Кошки, обозначила кавычки и после театральной паузы выпалила, — она меня отравить пыталась! Просто так, да!? Что ты на это скажешь?

— Что еще придумаешь? — захохотал я. — Я тебе рога наставляю, Кошка тебя травит… Ха-ха-ха!!! Бред. Игнатова, ты бы поменьше свой сельдерей жрала, может тогда плющить не будет. Гы-гы-гы!!!

— Бред!? Бред!? — заголосила Крис. — Я сегодня на работе из туалета весь день не выходила, а ты ржешь!?

— Уй, бля!!! — задыхаясь от хохота, я помотал головой. — Я не ржу-у-у-у!!! Я угораю-у-у-у!

— С чего!? С того, что мне плохо было!?

— С того, что такая хрень только тебе могла в голову прийти… Гы-гы-гы!!! Кошка и отравила? Кошка? — вытерев слезы, попытался успокоиться, но не смог и снова заржал. — И с какой радости ей надо тебя травить? Сельдерей не поделили? Гы-гы-гы!!!

— С той, что она тебя увести хочет, идиот!

— Увести? Куда? Я баран что ли, чтобы меня уводить? Игнатова… — я посмотрел на Текилу, проскочившую у меня под ногами к пустой миске, выдохнул, успокаиваясь, закрыл дверь на кухню и поднял взгляд на внезапно притихшую Крис. — Кажется, ты говорила, что мы не разговариваем и не ищем компромиссы? Что ж, давай поговорим.

— Может, ты сперва поешь? — резко включила заднюю и засуетилась Кристина. — Я сейчас тебе все разогрею, ты поешь спокойно, а потом…

— Нет, мы поговорим сейчас! — обрубил я и снова посмотрел на требовательно заскулившую собаку, шкрябающую лапой по дверце под раковиной. — Текла, фу!

Насыпал ей корм, поставив пакет рядом с плитой, взглядом показал Крис садиться и достал себе бутылку пива из холодильника.

— Короче, Крис, — сорвав пробку, я облокотился на край столешницы, сделал глоток и как на духу произнес то, что следовало сказать уже давно. — Собирай свои вещи и уезжай, — поднял ладонь, прерывая попытку меня переубедить и рыкнул на взбеленившуюся Текилу, которой похоже попала вожжа под хвост. — Текла, я сказал фу!

Только она хоть и прижала уши, но ткнувшись носом в щелку между стеной и дверцей, за которой стояло мусорное ведро, принялась жадно втягивать носом воздух и шкрябаться с утроенной силой.

— Да твою ж мать! Текла, фу! Крис, что ты туда выкинула?

— Я? — побелела Игнатова. Сглотнула, скакнула взглядом на кастрюльку с пловом и еле слышно выдохнула. — Ничего. Давай, я схожу и выкину мусор?

— А хрен ли тогда раньше не выкинула? Ждала, когда Текла в помойку поломится? Ты ее не кормила что ли?

— Я? — кивнула, после нервно мотнула головой и подскочила, как ужаленная. — Я сейчас ее покормлю, Денис! Садись ужинать.

Щелкнув ногтем по пакету с кормом и показав на полную миску Теклы, я покрутил в пальцах пробку и потянулся к ручке дверцы, смотря за реакцией Крис. Не знаю, что мной двигало — скорее всего это стало неосознанным движением на ее все сильнее белеющее лицо, — но я открыл дверцу и не стал орать на собаку, с каким-то упоением перевернувшую ведро и зашуршавшую пакетом. Разворошив мусор, Текила выудила из него пластиковый лоток и с гордостью положила к моим ногам. Гавкнула и завиляла хвостом.

— Денис… Это не то, о чем ты подумал, — севшим голосом прошептала Кристина. — Я… Я…

— А что я подумал? — поинтересовался я, опуская глаза на лоток. Повернул его ногой и прочитал название логотипа, — "Домашняя кухня. Плов по-узбекски", — поднял взгляд на Крис и помотал головой. — Не, Крис, это не домашняя кухня. Собирай вещи и уезжай. Сейчас. Я позвонил тебе, чтобы позлить Кошку, а не потому, что хотел вернуть.

— Но, Денис, я же…

— Я все сказал. Компромиссов не будет. С тобой не будет, — собрал мусор в пакет, в него же отправил плов из кастрюльки и свистнул довольную Теклу. — Гулять, Храпозавр.

С двумя чемоданами в руках и сумкой на плече я спускаюсь к приехавшему такси. Номер автомобиля кажется мне знакомым, как и водитель. Присматриваюсь чуть дольше и узнаю мужика — с ним Крис уезжала в прошлый раз.

— Странная вы пара, парень, — негромко произносит, помогая сложить мою ношу в багажник. — Не мое дело, конечно, но разбежались бы уже с концами что ли. И сам не живёшь, и ей жизни никакой.

— Да вроде как уже, — протягиваю купюру. — До квартиры поднять поможете?

— А чего бы не помочь, — улыбается и подмигивает, пряча деньги в карман. — Не бухай, главное. Найдешь себе по душе.

— Да вроде как уже, — повторяю я. Жму ему руку и открываю дверь спустившейся поникшей Крис. — С чемоданами помогут, не переживай. Звонить не звони, смысла нет — это уже принятое решение. Мной принятое, Крис, и я не передумаю. Спасибо за все и извини.

— Что? — замирает, поднимая на меня удивлённые глаза с проблеском надежды. — Совушкин, ты что, извиняешься? Ты? Может…

— Крис, я тебя прошу не начинай, — морщусь. — Единственный компромисс, который может быть — закончить все сейчас. Дальше каждый сам по себе. Хватит. Самой не задолбало туда-сюда бегать?

Сам понимаю, что порыв успокоить и хоть раз расстаться по-человечески вот-вот превратится в ненужные мне попытки и уговоры все вернуть назад, поэтому с благодарностью киваю пришедшему на помощь водиле.

— Девушка, по какому адресу едем?

— Одну минуточку, — Крис за каким-то чёртом тянется поцеловать, но я мотаю головой и отхожу назад:

— Крис, всё. Езжай. Я устал и хочу спать.

— Совушкин, ты же позвонишь, — несколько долгих и мучительных секунд смотрит мне в глаза, а потом садится, хлопает дверью и опускает стекло. — Ты позвонишь, а я не отвечу! Идиот!

Выплюнув напоследок ещё пару ласковых, которые пропускаю мимо ушей, закрывает стекло, а я достаю из кармана мобильный и стираю ее номер телефона в списке контактов. Не позвоню. Даже если пробешусь — номер Крис станет последним, который наберу.

Достаю сигареты и отхожу под козырек подъезда. Неторопливо курю, пытаясь разобраться почему не принял это единственное правильное раньше. В башке пустота и пьяная эйфория. Очень похожая на ту, что видел в глазах Кошки во время нашего поцелуя. Может именно она, эта поволока, и помогла? Увидел то, чего не видел раньше и наконец открыл глаза на то с кем я живу? Пока не сравнил с Кошкой, не понимал, что не хочу так жить? Вопрос, в котором не разобраться без бутылки. Только бухать не хочется. Даже разбираться не хочется. Снова тяну из кармана телефон, ищу уже запись Кошки, переименовываю в Кошечку, меняю фотографию на пушистого котенка с зелёными глазами и открываю нашу переписку, где с полсотни моих истеричных сообщений и список продуктов.

Кошечка: Шампиньоны, сметана, лук репчатый, молоко. Я сегодня не выйду.

Перечитываю, застегиваю молнию на куртке и иду в магазин. Молоко — это блины. Я люблю блины Кошки. И оладьи. И драники. И мясо.

Домой возвращаюсь с двумя пакетами, забитыми под завязку. Не понимая зачем, брал все, что попадется под руку, но понимая почему, сгреб все кошколадки у кассы.

"Блядь, так косякнуть… Так косякнуть и позвонить Крис… Совушкин, ты не идиот. Ты гораздо хуже."

Снять постельное, сунуть его в стиралку, принять душ и переставить на полочках гели и шампуни — верхняя моя, нижняя — Кошкина, посередине путаница из ее и моих принадлежностей. Розовые шортики с кошкой, собственноручно выстиранные и повешенные на первой верёвке, вызывают какую-то неадекватную улыбку — десять трусов в обмен на те, которые не брал и увидел только сегодня… Пиздец, конечно, но ржачно. Давясь от смеха, поправляю трусы так, чтобы зайдя с утра в ванную, Кошка увидела из в первую очередь, а после на цыпочках иду к ней в комнату. До утра не терпит, хочу узнать сейчас правда ли она траванула Крис.

— Гель… Геля… Кошка, — мягко касаюсь ее плеча и тормошу, пока не приоткроет глаза.

— Совунчик? Уже утро?

— Нет. Я быстренько спрошу и спи дальше, Гель. Ты правда траванула Крис?

— У? Угу… слабительное в сельдерей… — улыбнувшись сквозь сон и широко зевнув, переворачивается на бок и вздыхает. — Пожаловалась, да? Давай утром поругаемся, Совунчик? Она сама виновата.

— А за что?

— У?

— За что, Гель?

— Совунчик, ну какая разница? Хр-р-р… нефиг было соль в твои оладьи сыпать… Ложись уже… Я тебе утром… испеку…

Поправив одеяло, я несколько мгновений смотрю на копну разметавшихся по подушке волос, на Текилу, дрыхнущую у стенки Храпозавром, на свободную подушку…

"Ложись уже… Ложись уже… Ложись уже…"

33. Билет в один конец

POV. Геля.

Разлепив глаза, я улыбнулась хитрющей и счастливой мордахе Текилы, которая видимо уже давно проснулась и терпеливо ждала моего пробуждения. Рыжий хвост радостно залетал из стороны в сторону, и пока я зевала в поле моего зрения появилась намекательная на вкусняшку курица, которую принесла собака. Продемонстриров и опустив игрушку на подушку, Текила подползла ко мне поближе, лизнула в щеку и толкнула мокрым носом в шею. Раз, второй, третий. Сперва я подумала, что так она намекает мне побыстрее вставать и идти готовить завтрак, но стоило мне только потянуться и начать поворачиваться на бок, Текла перепрыгнула через меня и принялась фыркать, засовывая мордаху под край одеяла, накрывающего вторую подушку.

— Что ты там ещё спрятала, хитрованка? — спросила я, откинула одеяло и, икнув, вернула его на место. — Э-э-э…

Осторожно сдвинулась к стене, где пролежала без движения несколько минут, пытаясь успокоить заколошматившееся сердце. Вот только оно и не подумало успокаиваться и продолжало колошматиться как припадочное. А виляющая хвостом Текла снова сунула мордаху под одеяло и громко фыркнула, вроде как намекая не тянуть и убедиться воочию, что мне не показалось. Правда меня почему-то сковало каким-то оцепенением, и я никак не могла решиться потянуться к уголку. Я-то не смогла, а собака по своему поняла мое замешательство. Цапнула зубами одеяло и потащила его рывками вниз, открывая мне сперва макушку с темно-соломенными волосами, а после плечи и спину с татушками. Фыркнув, Текла встала передними лапами на спящего в моей постели Совунчика и негромко тявкнула, будто спрашивала подойдет ли такой обмен на вкусняшку.

— Мама, — еле слышно выдохнула я, не веря тому, что вижу.

Зажмурилась, снова открыла глаза и принялась тереть их с удвоенной силой, не понимая каким образом в моей постели оказался Совунчик, но прекрасно осознавая, чем может и обязательно обернется его появление, застукай нас Крыся. Я даже на всякий пожарный проверила на месте ли мои трусы и есть ли они на Совунчике, будто это что-то изменит.

— Гав!? — вопросительно гавкнула Текила, не забывая изображать хвостом вентилятор. Наклонила голову набок, будто спрашивала чего я выпендриваюсь, и повторила уже недовольно и чуть громче. — Гав!?

— Ш-ш-ш! — я дернулась, вжимаясь спиной в стену, приложила палец к губам и спросила. — Ты как его сюда притащила, хитрюга? А если нас Крыся застукает?

— Гав-гав!

— Да иди ты в пень! Не тебя, а меня Крыся прибьет!

— Р-р-р-гав!!!

— Текла, гм-хм-вать, — хрипло пробурчал Совунчик, подтверждая свою реальность еще и голосом.

Нашел ладонью край одеяла и потянул его на себя, переворачиваясь с живота на бок. И ладно бы он на этом остановился. Нет ведь. Нащупал меня, и без того ошалевшую от одного его присутствия в моей кровати, и по-хозяйски так прижал к себе, лишая возможности незаметно выскользнуть из постели. Да что там выскользнуть, я даже собраться с мыслями и подумать как он тут вообще оказался и что теперь делать не могла. Аккуратно приподняла обнимающую меня руку и только собралась перекатиться обратно к стенке и слинять, как оказалась снова прижатой к Совунчику — пискнуть не успела. А он ещё и заворчал на мою попытку отодвинуться что-то недовольно-бурчащее. Будто ему мешают спать. Я окончательно растерялась и пропустила момент, когда ладонь парня скользнула мне под футболку и накрыла грудь. Опять же очень по-хозяйски. И самое страшное для меня — сделал это Совунчик мало того, что сквозь сон и незаметно, так ещё и наплевав на Крысю за стенкой и мой настрой не допускать до себя. Последний аспект я как вспомнила, так тут же и забыла конечно — приятное тепло и сладкое посапывание в макушку растопили его, даже не заметив, но Крыся-то никуда от этого сопения не исчезла. Ровно так же, как и ладонь с моей груди. Вот влипла, так влипла. Отпросилась, блин, отоспаться…

Несколько минут я пролежала, прислушиваясь к тишине в квартире и прикидывая что лучше сделать, если в комнату с вполне резонным вопросом зайдет Крыся. Оправдываться — не вариант. Тут и без слов все понятно. Значит, наплевать на все эти теории Люльки и первой вцепляться в белобрысую шевелюру. Своя как-то дороже. И уже давно хочется.

Приняв для себя лучшую тактику защиты, я все же несколько раз пыталась сдвинуть ладонь Совунчика и обречённо вздохнула, когда она, как приклеенная, снова и снова возвращалась обратно. Ну не спорю я, что приятно. Не спорю! Но писать-то от этого меньше не хотелось. Наоборот, прижимало с каждой секундой все сильнее. Мне бы не нежиться в постели, а в туалет как-нибудь.

"Я ж потом вернусь, честное Кошкинское. И даже сама руку твою на место верну… Совунчик, ну будь ты человеком!"

Простонала все это мысленно и завозилась активнее — силы терпеть как-то резко сошли на нет, а прижимало так, что уже никакие ладошки и нежности не могли меня удержать. Кое-как вывернулась, подскочила, пока обратно не сгребли, и поскакала в коридор, наплевав на халат и умоляя всех богов сразу, чтобы они смилостивились и заветный туалет оказался свободен. Мне ж на минуточку.

— Господи-и-и-и…

Перед возвращением в постель я решила посмотреться в зеркало и хотя бы по минимуму привести себя в порядок. Зашла в ванную, глянула на свое отражение и зависла, увидев трусы на верёвке. Мои. Розовые шортики с киской. Других не было. Вообще ни одних. Как и косметики ее Крысейшества на полочках. Моя, аккуратно расставленная по нижней, есть, а ее нет. Я даже на секунду подумала, что счастье свалилось, когда его не ждала, и Крыся свалила, но верилось в это с трудом. Только две, а не три, щетки с пастой в стаканчике толкнули проверить мелькнувшую и очень бредовую мысль: "А вдруг все же свалила?"

На цыпочках дошла до комнаты Дениса, заглянула в нее и не поверила своим глазам. Не знаю, что я там хотела увидеть — ну не табличку же "Крыси нет" на видном месте, — но диван с выложенным на него комплектом постельного, пара подушек и одеяло на краю как бы намекали на то, что Крыси действительно нет. А раскрытый шкаф с опустевшими полками, на которых остались только вещи Совунчика, это утверждение подтвердил… Я только и смогла, что хлопать ресницами и еле слышно выдохнуть не верящее:

— Да ладно!?

Сходила к вешалке, чтобы убедиться, что мне не мерещится и на крючках остались только наши с Совунчиком куртки, и снова захлопала ресницами. Это что ж такое могло произойти пока я спала, чтобы Крыся испарилась из квартиры, будто ее и не было?

POV. Денис

Я не знаю на что рассчитывал, когда не пошел спать к себе. Не знаю чем думал, а может и не думал вовсе. Услышал "ложись уже" и лег, не отдавая себе отчета как такое самоуправство будет расценено с утра. Поэтому особо и не удивился тому, что проснулся один. Не удивился и тому, что Кошка задумчиво помешивала кофе, а сигарета в ее пальцах практически истлела до фильтра. Даже тут, вроде бы и не собирался делать ничего противозаконного, умудрился если не испоганить, то оставить крайне неприятный осадочек от произошедшего. И снова по моей вине. Это ведь я, а не Кошка, улёгся в чужую кровать без приглашения. Да и вряд ли сказанное сквозь сон могло расцениваться как приглашение. Только дошло это до меня с утра, а не тогда, когда должно было.

— Гель, я думаю нам надо поговорить, чтобы… В общем… — признавать ошибки оказалось сложнее, чем совершать, но не признать их сейчас, когда сам завел разговор, стало уже невозможно.

Еще и по глазам Кошки догадался, как она отреагировала на мою выходку — такого растерянного взгляда я не видел ни разу. Нет, ну а каким он должен был быть? Спал себе человек, никого не трогал, а тут с утра обнаруживается по соседству второй. И вот вроде как да, надо бы объясниться, расставить все по полочкам, чтобы не накосорезить и не наворотить дел больше, чем уже натворил. Правда с чего начать не знаю. Поэтому налил себе кофе, взял с подоконника свою пачку и опустился на диванчик, собираясь с мыслями. Которых как назло не было.

— Я… Короче…

Помотав головой, снова взял паузу, чтобы сунуть сигарету в зубы и закурить и мысленно обложить себя самыми ласковыми синонимами слова ссыкло. И это ссыкло даже не стало отказываться.

— В общем… блядь…Мы с Крис расстались, — вывалил как на духу и тут же зачастил. — Нет, мы с ней и не сходились, ты не подумай, что я… Хотя нет, думай, что хочешь, только я все таки скажу!

В два глотка ополовинил содержимое кружки, вдавил недокуренную сигарету в пепельницу и сразу же потянулся за следующей, чтобы суетой забить тот раздрай, который с каждой секундой тишины рос снежным комом. Затянулся, выдохнул, стряхнул пепел и на мгновение поднял взгляд на Кошку.

— Гель, я просто расскажу все как есть, а ты сама реши где и в чем я накосячил. Я согласен, что косячу, со всем согласен. Только тут такое дело, что ты не знаешь кое-чего, а это, наверное, хоть что-то сможет объяснить в моем поведении и в том, что я делал, — новая затяжка, проглотить остатки кофе и снова жадный вдох дыма, чтобы впервые признаться в лицо человеку, — В общем, у меня похоже филофобия. Нет, не из-за тебя. Я сам об этом не знал. Просто мы с Лукой не так давно бухали и он подбил меня на эксперимент. Дело в том, что мы с Крис постоянно ссорились. По пустякам или нет, не знаю. Для меня все было как-то фиолетово что ли, пока Лука мне не ляпнул про то, что у нас все повторяется с равными промежутками в два месяца. Я естественно не поверил, а он решил доказать мне свою правоту. Короче, я не планировал и не собирался сдавать комнату. Мне это было ни к чему, но тут меня переклинило и я согласился, что выдержу прожить с девушкой под одной крышей три месяца…

Я рассказывал ей все, тушил сигарету, брал новую и давил, недокурив, чтобы хоть как-то скрыть свое состояние от того, что выписал себе билет в один конец и скорее всего этот разговор станет последним. Только остановиться и не рассказать Кошке всю правду не мог. Я сбивался, скакал изо дня в день, злился на то, что путаюсь и никак не могу выстроить адекватный и последовательный рассказ, который хотя бы немного объяснит Геле, что лег в ее постель не из-за квартиры или того, что хотел напоследок самоутвердиться и что-то доказать Крис. Мне было похуй на Крис. Похуй на ее закидоны, истерики и наши ссоры. Мне не было разницы уйдет она или останется. Все это время было без разницы позвонит она мне или нет, я даже не парился ее звонками в первые дни после ссоры. Потому что было плевать потеряю ее или нет. Потому что ее у меня не было так, чтобы понимать что я потеряю.

— Я больше не зайду в твою комнату без приглашения, Гель. Это было первый и последний раз. Просто… Блядь, я не оправдываюсь, Гель, и понимаю, что перегнул с этим, только не… не у… Блядь! — я рывком поднялся, сгреб в ладонь пачку и зажигалку и рявкнул, — Текла, гулять!

34. Храпозавры, Бабайка и Жирафик

Чудом не растаявшему сугробу на пустыре досталась вся моя злость. Я распинывал его с такой жестокостью, будто не в сугроб, а в себя самого раз за разом впечатывал ботинок. По ребрам, в живот, по почкам, в челюсть — куда придется, — хрустящая от ударов корка снега только подстёгивала эту вспышку звуком ломаемых костей, и я с каким-то упоением крошил, давил подошвой крупные куски в труху и отпинывал ее в стороны. Выдохнул, лишь разметав сугроб до земли. Посмотрел на результат, выматерился, не стесняясь ни выражений, ни того, что проходящие мимо люди могли и скорее всего слышали каждое слово.

- Сам попей, мудила! До хрена, смотрю, понимаешь!? — выорался я вслед одному мужику, решившему посоветовать мне попить успокоительного.

Поднял и зашвырнул подальше принесенную Текилой палку, достал сигареты и больше по инерции сжал одну губами. Курить не хотелось — на кухне выкурил столько, что пары затяжек хватило бы, чтобы дым встал поперек горла и меня вывернуло наизнанку. Только один хрен поднес огонек зажигалки к кончику сигареты, затянулся и ожидаемо задохался до слез. Спрашивается, и зачем закурил, если прекрасно знал, чем это закончится? И почему сбежал, не договорив до конца одного слова, которое могло все изменить?

Кашляя в кулак, я огляделся по сторонам и с удивлением уставился на хмурого Луку и скачущую вокруг него Теклу с палкой в зубах.

— Апорт!

Собака полетела вслед за брошенной другом палкой, а Лука подошел ко мне и негромко спросил, кивнув на снежное крошево:

— Ты?

— Кого-то еще рядом видишь?

— Кроет?

— Адово.

— Поговорить не хочешь?

— О чем? — я посмотрел на Луку и повторил вопрос. — О чем, Люк? О том, что у меня блядская филофобия? О том, что я вчера высвистнул Крис из квартиры потому что видеть ее не могу? Или лучше поговорим о том, что ночью я завалился спать к Кошке в кровать, а утром не смог нормально объяснить зачем это сделал? С чего начнем, психолог? — сплюнув под ноги, я опустился на корточки, медленно выдохнул и уже спокойнее произнес. — Извини. Ты вообще как меня нашел?

— Скажем так, я решил не вламываться без предупреждения и позвонить с подъезда. Трубку взяла Кошка и сказала, что ты ушел гулять с Текилой.

— И нахрена тебе сдались эти проверки, если я уже признался в филофобии? — я помотал головой, взял принесенную Теклой палку, поднялся и бросил ее. — Апорт!

— Признать заболевание — это половина успешного лечения, Ден. Ты же читал статью, которую я тебе скинул.

— Читал, — кивнул и усмехнулся. — Больной признал, что он болен, ты оказался прав, спор закончен. Что дальше?

— Пойдем завтракать, — улыбнулся Лука. Хлопнул меня по плечу и ошарашил просьбой. — Разобраться с регламентом соревнований поможешь? Я больше за этим приехал. Проверка так — скорее дополнение, — свистнул Текилу и направился в сторону дома.

Кажется, я выдохнул, когда увидел на вешалке в прихожей куртку Кошки. Снял свою, повесил рядом и, будто освобождая место для кроссовок Луки, переставил ее ботинки на верхнюю полочку обувной этажерки.

— Текла, сидеть, — скомандовал собаке и, торопясь убедиться, что не только в прихожей все так же осталось на своих местах, пошел в ванную с лапомойкой. Пробежав пальцами по бутылочкам на нижней полке, выдохнул снова, поменял воду и уже спокойнее вернулся обратно, чтобы намыть собаке лапы. — Беги.

Махнул Луке в сторону кухни, а сам специально замешкался, чтобы проходя мимо комнаты соседки хоть на мгновение заглянуть и туда. Заправленный покрывалом, но не сложенный диван, отсутствующая на видном месте сумка… Новый выдох. И ступор от тарелки с блинами на столе. Ровная стопочка тоненьких и идеально круглых блинчиков — точь в точь таких же, что делала для меня Крис. Я завис у порога, пытаясь въехать, что с ними не так, и с немым вопросом посмотрел на Кошку с туркой в руках.

— Садись, Совунчик, — улыбнулась она краешками губ, подтолкнула Луку к диванчику и уже веселее поторопила. — Налетайте, пока горячие!

Отчетливо слыша, как скрипят мои мозги, пытаясь перемолоть свалившееся на них отупение, я подошёл к столу. Взял один блин, скрутил в трубочку, понюхал, удивляя этим и Луку, и Кошку, и откусил краешек, сравнивая его вкус со вкусом тех, что напекла Игнатова. Проглотил и одними губами выматерился.

— Совунчик? Что-то не так? — Геля оторвала кусочек от моего блина, неторопливо прожевала и пожала плечами, спросив, — Сахара что ли не хватает? — оторвала чуть больший и снова предположила. — Соли много?

— Нет, всего хватает, — кое-как ответил я и мысленно влупил себе по лбу.

Идиот! Вот же идиот! Игнатова и блины? Игнатова и блины!? Как же сразу не догадался? Как!? Рецепт она нашла в интернете, ага! У Кошки готовые блины подрезала, а не рецепт искала. Вот же… Крыся.

Уже смелее откусил нормальный кусок и пробубнил с набитым ртом:

— Великолепные блины, Гель! А у нас сметана есть?

— В смысле, есть? Ты же вчера купил, — заулыбалась она в ответ и достала из холодильника упаковку, подмигнув Луке. — Ты бы лопал быстрее, а то эти Храпозавры лупасят так, что моргнуть не успеешь как уже все закончилось.

— Кто? — удивился Лука, а я закашлял, подавившись.

— Храпозавры, — улыбаясь от уха до уха, Кошка посмотрела мне в глаза и засмеялась. — Не квартира, а какой-то дом с привидениями. То Бабайка заглянет, то Храпозавры приходят.

— Чего? — протянул Люк, поворачиваясь ко мне. — У вами тут что, слёт нечисти что ли?

— Забей, — прокашлял я, сделал глоток кофе из протянутой Гелей кружки и поспешил перевести тему разговора в другое русло. — Что там у тебя с регламентом, Люк?

Где и что в нем показалось ему непонятным, я честно говоря так и не понял. Вполне себе адекватные правила проведения соревнований, в которых четко и лаконично было прописано все от и до. Время и место проведения, прохождение регистрации и получение номера, обязательные предметы экипировки, которые, в случае отсутствия их у участников, организатор предоставлял в пользование на время соревнований. Даже рекомендации по одежде и те были прикреплены к регламенту, что, по моему представлению, никоим образом не могло ввести в заблуждение тех, кто занимался скалолазанием всерьез или посещал скалодром хотя бы пару раз.

— Люк, ты шутишь? — спросил я у Луки, перечитав два листа регламента и список рекомендаций на три раза. — Тут же ничего сложного.

— Да? — удивился он, притянул к себе отложенный мной регламент и ткнул пальцем в один из подпунктов. — А это что?

— Где? “Обязательным условием участия в соревновании является смешанность пары: мужчина и женщина,” — процитировал я, увидев первое слово. — И? Ты — мальчик, Кошка — девочка, вы в одной паре. Что тут непонятного? Издеваешься, Люк?

— Упс, — хохотнул он и ткнул пальцем в соседний подпункт. Вот. “Участники все время обязаны быть соединены страховочным стропом, длина которого составляет два метра на маршрутах с первого по пятый включительно и два с половиной метра на последующих.” А если меня припрет? Мне что, в связке в туалет бежать?

— Люк, ты сейчас всерьез или так стремно прикалываешься? — опешил я.

— Очень всерьез, Ден, — кивнул он и обмакнул блин в сметану. — У вас так каждое утро кормят?

— Почти, — прыснула Геля, бросила в мою сторону быстрый взгляд и уточнила. — Еще бывают оладьи и драники.

— Омлет с сыром и сосисками, — вставил я, и она кивнула:

— Ага. Еще могу горячие бутерброды сделать. Тоже с сыром, но с ветчиной. А что?

— Нехило! — Люк отправил в рот остатки своего блина и с огорчением посмотрел на пустую тарелку. — Ден, слушай, а можно я к вам перееду?

— У нас двери непрозрачные и комнат свободных нет, — отрезал я и пальцем ткнул в заголовок подпункта, — Читай, засранец. “Во время прохождения маршрута”. Не до, не после, а во время!

— То есть вариантов никаких? — снова завел свою песню Лука, но уже смотря на Кошку. — Гель? Может я тогда просто заезжать буду? С ночевкой не напрашиваюсь, но на ужин бы остался.

— Мяско с грибочками или тушеная капуста с острыми сосисками, Лукашик? — зачем-то спросила она смотря на Луку, но в ответ ей прозвучало сдвоенное и очень твердое:

— Мясо!

— Договорились. Список продуктов я скину, кто что будет покупать решите сами, — кивнула Кошка. — Я переодеваться и на курсы. Посуду помоете. Лукашик, ты меня не подкинешь?

— Легко!

“В смысле, Лукашик!?” — опешил я, провожая Гелю удивленным взглядом. — “А почему не я?”

— Денчик, а мне сегодня куда?

Я улыбаюсь тому, что каждый раз приходя на смену Кошка умудряется подловить меня и появиться за спиной. Улыбаюсь прозвучавшему Денчик, а не Денис, и веселому тону в голосе. Улыбаюсь, оборачиваясь, и расплываюсь в улыбке от уха до уха, когда вижу, что сегодня высокий хвост она сменила на два фонтанчика, делающие Кошку похожей на инопланетянку или жирафика. Если учитывать желто-коричневый разброс в цвете огромного количества резинок удерживающих волосы, точно жираф. Еще и футболка с его изображением, завязанная узлом на животе, только подтверждает мои мысли и подмывает забить на все и просто веселиться.

— Денчик? Ау! — она наклоняет голову и срывается в смех. — Совунчик, ты здесь?

— Э-э-эм… Мисс Жираф?

— Ого! — серо-зеленые глаза распахиваются шире, а ноготок начинает постукивать по губе. — Ладно… Мистер Совун? — кивок, — Мистер Совун, мне сегодня на пиве или где?

— А где бы хотела сегодня работать мисс Жираф?

— О-о-о! У меня появилось право выбора? — снова постукивание ноготком по губе и хитрый взгляд мне за спину. — А что у тебя там такое лежит?

— Где? — спрашиваю, оборачиваясь, и хохочу довольному возгласу:

— Попался!

— Ладно, — киваю и в ответ тоже решаю подшутить. Ставлю на стойку пустую бутылку, на горлышко кладу заманушную пятисотку из коньячницы для чаевых и придавливаю ее край четырьмя монетками, оставляя болтаться две трети. — Вытащишь купюру, не трогая и не уронив монетки, работаешь где хочешь и я мою посуду. Уронишь, пивной кран и мытьё полов в баре твоё.

— П-ф-ф-ф! Такое себе предложение, конечно, но я попробую, — пихнув меня в бок, Геля подходит к бутылке и пару раз без особого успеха тянет за свободный край купюры, а после, облизнув палец, щелкает по ней и с довольной улыбкой протягивает мне. — Та-дам! Мистер Совун, подвиньтесь. Мне сегодня чего-то так поперло. С самого утра.

Мне показалось, что последнюю фразу Кошка даже не произносила — она прозвучала значительно тише, практически шепотом. Только последовавший вопрос не внёс ясности, и я завис, пытаясь состыковать его и наш утренний разговор.

— Как думаешь, Денчик, если поцеловать спящего Храпозавра, он сбежит или станет появляться чаще?

Блуждающая улыбка на губах, прямой взгляд серо-зеленых глаз, а я не знал что ответить.

35. Инициатива наказуема. POV. Геля

Я не особо рвалась работать на равных с Совунчиком. Чтобы с такой же скоростью, как он, готовить коктейли мне не хватало ни опыта, ни знаний. Ну не получалось у меня, услышав название заказа, сразу же брать нужные напитки и бокал, в котором его стоит подавать. И к своему огорчению тупить я начала практически сразу и очень сильно. И это бросалось в глаза не мне одной. Совунчик хоть и помогал, подставляя бутылки и подсказывая что и в каких пропорциях мешать, только скорости мне это добавило ровно настолько, чтобы клиенты не закипели и оплатили стоимость заказа. О чаевых разговора вообще ни шло.

— Мистер Совун, все. С меня хватит и я пошла на пиво, — сдалась я после очередного тупняка на озвученный “Гимлет”, который отдала за счет заведения.

— Не расстраивайся, с практикой все придет, — подбодрил меня Денис.

Только мое упадническое настроение поползло еще ниже, стоило только увидеть в зале Демида и Таракана. Оба, будто сговорившись заранее, подошли к стойке с разных сторон и терпеливо ждали, когда я подойду к ним.

— Добрый вечер, что желаете? — я постаралась не показывать свое “счастье” от такой радостной встречи и остаться приветливой с обоими, поэтому выложила перед каждым по подстаканнику и поставила между ними пиалу с орешками.

— Как обычно темное, Ангелочек, — Демид, в отличие от меня, даже не пытался скрывать своего игривого настроения и того, что уходить, получив свой бокал, не собирается.

— А вам? — поинтересовалась я у Таракана и поморщилась отпущенной Демидом шутке про пресс-код:

— Вангую, что под рубашкой хватит только на безалкогольное, — насмешливо произнес парень, забирая орешки. Кинул пригоршню в рот и хмыкнул на вежливое:

— Молодой человек, я бы попросил вас не решать за меня, — Таракан ослабил галстук, смерил надменным взглядом Демида и повернулся ко мне. — "Хайнекен", пожалуйста, — выложил на стойку купюру и негромко произнес, — Без сдачи, Гель. Мы можем отойти и поговорить?

— Купить время хочешь? — засмеялся Демид и, понизив голос, добавил, — По-другому уже никак? Все только через бабки решаешь?

— Молодой человек, я бы попросил вас оставить свои замечания для тех, кто подходит вам по уровню развития, — Павел Николаевич даже не повернул головы к парню, кивнул мне в благодарность за бокал с пивом и снова повторил, — Геля, я не займу у тебя много времени. Может, отойдем на пару минут? Я бы хотел прояснить то, что между нами произошло.

— Не думаю, что это хорошая идея, Павел Николаевич. Я на работе и не хочу ее потерять.

Разговаривать ни с одним, ни с другим я не хотела. Поэтому поставила перед Тараканом пиалку с орешками и посмотрела на Совунчика с надеждой, что он подойдет и как-нибудь все разрешит. Только кто ж знал, что Демид воспримет мой взгляд за страх перед наставником.

— Слышь, дядь, шел бы ты, — недобро произнес он. — Не видишь, у девочки нет желания с тобой общаться. Не создавай ей проблем, если не хочешь, чтобы проблемы нарисовались у тебя.

— Демид! — я попыталась остановить парня, но это его лишь раззадорило.

Протянув руку ко второй пиалке, он демонстративно медленно сдвинул ее к себе и с вызовом посмотрел на моего бывшего начальника:

— Такого намека достаточно, дядя, или выйдем и поговорим по-другому? Так, чтобы дошло.

— Молодой человек, вас случайно в зоопарке не заждались? — все так же не поворачивая головы, спросил ПавелНиколаевич. Посмотрел на часы и негромко рассмеялся. — Вашим сородичам уже принесли бананы. Успеете, если поторопитесь.

— Повтори, планктон.

Для полного счастья мне только разборки из-за меня на смене не хватало. Ведь за нее в первую очередь спросят с Совунчика. Я снова посмотрела на него, умоляя взглядом подойти и помочь успокоить Демида, пока тот не наворотил делов, а он только подмигнул в ответ и показал какой-то брелок в ладони. Сжал его в кулаке, отогнул три пальца и начал медленно их загибать обратно, показав глазами куда-то в сторону выхода из зала. Я как завороженная посмотрела туда и ничего не увидела, а Демида несло со все большей скоростью. Его лицо перекосило от услышанного сравнения и с губ сорвалось требовательное:

— Я сказал, повтори.

— Не уверен, что в вашем случае повторение поможет, молодой человек. Хотя, если вы настаиваете.

— Мудила, тебе борзометр давно не подправляли?

Два.

— Может, попробуете выражаться немного яснее? — Таракан достал из кармана платок, снял очки и нарочито педантично протер линзы, перед тем как надеть их обратно и повернуться к закипающему парню, — Не силен в сленге приматов.

— Что ты вякнул, планктон!? — прорычал Демид, поднимаясь на ноги.

Один.

— Проблемы, Ангелина?

На прозвучавший вопрос появившегося из ниоткуда Гурия Демид рявкнул, что проблемы если и есть, то явно не у меня, и ему точно не потребуется помощь, чтобы с ними разобраться. Кажется, парень всерьез намеревался выволочь Таракана за шиворот и даже глазом не моргнул на двух амбалов охранников, подошедших и вставших так, чтобы любая попытка начать или спровоцировать драку потухла раньше, чем вспыхнет. Только к моему удивлению Таракан и не подумал вестись на предложение выйти и поговорить по-мужски. Со спокойствием сфинкса он поднес к губам бокал, сделал небольшой глоток и протянул руку к пиалке, которую у него забрал Демид:

— Не понимаю о каких проблемах может идти речь, господа. Небольшое недопонимание на фоне пропасти в уровнях интеллектуального развития…

— Что ты сказал, сучара!? — взревел Демид.

И не успел он даже дернуться в сторону Таракана, как охранники тут же скрутили его, заломав руки за спину, и без лишних слов потащили на выход. Кажется, никто толком не успел понять что произошло — так быстро сработали подчинённые Гурия. А он посмотрел на потягивающего пиво Таракана и покачал головой:

— Мужик, ты видимо не въезжаешь, что нарываешься и вынуждаешь меня пожалеть о том, что пропустил тебя.

— Я пообещал вести себя спокойно, но не могу отвечать за всех остальных посетителей, — Павел Николаевич показал Гурию на свой бокал и спросил, — Могу я спокойно допить пиво и извиниться перед девушкой? Нет, если вы настаиваете, я могу это сделать и при вас, но все же попрошу проявить каплю уважения. Не ко мне, а к вашей сотруднице.

Честно говоря, услышав такое заявление от Таракана, я подвисла и не сразу поняла за что именно он хочет извиниться — тем более передо мной, но для подстраховки кивнула в ответ на предложение Гурия постоять рядом.

— М-да, крайне нелепая ситуация, но видимо в этом я виноват сам. Что ж, пусть будет так, — усмехнулся Павел Николаевич. Снял и убрал очки во внутренний карман, посмотрел на меня и неожиданно мягким, несвойственным ему тоном произнес, — Геля, я догадываюсь, что своей выходкой в машине напугал тебя и мне стоило извиниться за свое поведение сразу же. Я имел неосторожность сделать неправильные выводы о том, чем и как можно привлечь к себе твое внимание, и искренне об этом сожалею. Как и о том, что случилось уже здесь на парковке. Я собирался всего лишь извиниться, но твой коллега видимо неправильно меня понял, — взгляд Таракана лишь на мгновение мазнул по Совунчику, но этого хватило, чтобы Денис заиграл желваками. — Я искренне сожалею о том, что случилось, Геля. Надеюсь, ты не будешь против, если я иногда стану заходить в бар?

— Эм-м-м, — растерялась я, не представляя какая муха могла укусить Таракана и куда она его укусила, чтобы в мой адрес прозвучали извинения и просьба разрешить приходить в "Feelings". — Наверное… Я же не охрана, чтобы решать кого впускать, а кого нет, — съехала, лишь бы не озвучивать никакой конкретики, и показала на паренька, который замер с пустым бокалом в руке и не решался вклиниться в наш разговор. — Павел Николаевич, я все же на работе… Добрый вечер, вам повторить?

— Конечно-конечно, Геля, — кивнул он. Сдвинулся в сторону, освобождая парню место у стойки, а потом, к моему удивлению, попрощался и ушел.

И честно говоря, я безумно обрадовалась этому событию. Как и тому, что на пареньке, который так вовремя подошёл и спас меня от продолжения разговора, закончилась кега светлого пива — замечательнейший повод ускользнуть в подсобку, чтобы там хотя бы пару минут побыть наедине со своими мыслями и не улыбаться вечно счастливой дурой.

По закону подлости те кеги, что стояли у подсобки, оказались пустыми и за полной мне пришлось топать к холодильной камере у кухни, а потом и поиграть в тетрис, переставляя ящики с бутылочным пивом друг на друга и куда придется, чтобы хотя бы добраться до первой полной, которая все по тому же закону “порадовала” не тем названием на этикетке. Зачем и кто упихал ходовые кеги в самую задницу холодильника и ещё завалил их так, что я взмокла, как мышь, пока просто добралась до нужной и выволокла ее в узкий проход, не знаю. Одно точно — выбесило меня это очень сильно. Поэтому я дернула кегу со всей дури и заорала, как резанная, когда она краем врезалась в нагроможденную пизанскую башню из ящиков и обрушила ее. Верхние, полетев вниз, чудом не приласкали меня по голове. Просвистели буквально в двух сантиметрах от моего виска, громко хрустнули ломаемым пластиком об пол, а потом шарахнули во все стороны, окатывая все вокруг и меня с головы до ног пивом.

— Бля-а-а-а-адь!!! Бля-а-а-а-адь!!! Бля-а-а-а-адь!!! — выоралась я, оценив масштаб устроенного бухлокапца и примерную его стоимость. Смахнула ладонью текущее по лицу и шее пиво и потопала в сторону раздевалки для поваров, где, кажется, должен был быть душ.

Чем он мог помочь, когда из сухого на мне остался лишь один носок? Да ничем. Только выходить в таком виде к Совунчику, чтобы обрадовать его свалившимся на голову счастьем, или идти искать Фила и признаваться ему первому в своей рукожопости я бы не пошла. В голове очень отчётливо звучали слова Ванлавочки про ответственного за мои косяки, а накосячила я сегодня очень и очень сильно — на одну только уборку в холодильнике предстояло угробить часа два, если не больше. И ползать по нему с тряпкой в пивной пене показалось мне далеко не самым приятным занятием. Поэтому схватила с вешалки первый попавшийся халат и чьи-то тапочки-шлепки, скинула сырые вещи, подхватила скатерть из стопки чистых, чтобы вытереться ей вместо полотенца, и потопала отмываться в душевую, рыча на всех и себя криворукую.

Единственное, что меня порадовало после душа — тапочки. Они оказались моего размера, чего нельзя было сказать о халате. Я едва смогла застегнуть его на груди, но после первого же вдоха пуговица отлетела куда-то, открывая всем желающим попялиться такой вид, будто они пришли не в бар, а на съемочную площадку фильмов для взрослых. С моим непосредственным участием. Я попробовала прикрыть “декольте” распущенными волосами и этим лишь усугубила образ порноактрисы.

— Да пофиг! — прошипела я, посмотрев в зеркало.

Собрала два хвоста по бокам — ну такая вот я дура на всю голову, — и пошла в бар, решив сперва признаться в маленьком хаосе Совунчику, а уже потом, подумав сообща, идти на казнь.

36. Преступление и наказание. POV. Денис

— Совунчик, кажется, у меня проблема.

— Одну секунду, Гель, — опустив в бокал пару трубочек, отдаю заказ и поворачиваю голову. — Что у тебя-а-а…

Кажется проблемы не у Кошки, а у меня. Со зрением. Я тру глаза, с каждой секундой все больше охреневая от того, что вижу и как это на меня действует. А меня бросает то в злость, то в пульсирующее до боли возбуждение. И последнее шпарит по мозгам, отключая их напрочь. Глупо отрицать факт, что большая часть парней сможет ими думать, когда напротив окажется девушка в ничего не скрывающем халатике, который только номинально можно считать одеждой. Только злость от того, что Кошке пришло в голову вырядиться в такое сейчас, хлестанула по мозгам плетью, и я прохрипел, едва ворочая языком:

— Это… это что?

— Совунчик, я тебя очень прошу давай попозже, а? — подойдя вплотную, Кошка заглянула мне в глаза и покашляла, пытаясь отвлечь меня от прикрытого руками крайне откровенного выреза на груди, из которого я при всем своем желании не смог вынырнуть. — Совунчичек… Давай ты попозже попялишься, если очень хочется.

— Ч-чего? — я рывком поднял взгляд и без особой уверенности констатировал, — Не очень-то и хотелось.

— Да ладно? — выгнув бровь, Геля вдохнула и довольно хмыкнула, когда мои глаза снова нырнули в ложбинку между ее грудей. — Глазоньки поднять не хочешь?

— А я и не смотрю! — попытался взять себя в руки. Скрипнул зубами, понимая, что нихрена не получается, и со злостью процедил. — Ты на что рассчитывала, когда нацепила это!?

— Ни на что! Голову включи, Совунчик! Стала бы я по пустякам без трусов и лифчика перед тобой красоваться?

— Что!? В смысле без трусов? — голос предательски сел, а взгляд проскользил по натянувшейся на бедрах до предела ткани и подтвердил услышанный факт отсутствия белья. — Кошка… ты… Ты хоть понимаешь как вот это все на мужиков действует? Ты так мне мстишь что ли? Или приключений на задницу поискать решила? Не все себя в руках держать могут!

— Хочешь сказать, что на тебя не действует? — будто издеваясь, она тряхнула хвостиками, игриво провела ноготками по моей шее и томно спросила. — Совунчик? Ни капелюшечки?

— Геля! — отшатнулся я, ища взглядом хоть что-нибудь, чем можно было бы замотать этот концентрат порнографии в чистом виде.

— А ты скажи действует или нет? — снова приблизилась вплотную, загоняя меня в угол и потянулась повторить царапок. — Совунчик, как я на тебя действую, а? Ну хоть немножечко возбуждаю?

— Уйди ты! Мы на работе вообще-то! Ты сама сказала, что на работе работа, а не это все! — выпалил я.

— Ага! Значит действует, да? — радостно воскликнула Геля, а меня от ее близости прошило разрядом.

Не знаю в какие игры она решила поиграть и зачем ей сдалось делать это в баре, но мои мозги планомерно отключались, оставляя пульсировать одно единственное желание. И оно никак не вязалось с работой, но легко сочеталось с барной стойкой. И халатиком. И вздымающейся под ним грудью. От созерцания которой у меня пересохло горло.

— Что случилось, Ангелина? — жалкая и смешная попытка спастись от возбуждения, шпарящего с невероятной силой, могла бы оказаться успешной, если бы рядом со мной стояла не Кошка.

Я ее хотел. Безумно. Так, как не хотел никого раньше, а она… Черт, она словно чувствовала этот не собиралась останавливаться или дать мне шанс продышаться. Каждое ее движение, каждое произнесённое слово звучало для меня с таким подтекстом, что мышцы скручивало в тугой узел, а перед глазами плыло пьянящее и ни разу не романтичное действие, где мы оба… Бля-а-а-адь!!! Что со мной происходит???

— … и они упали, а на меня столько пива вылилось, что можно улизаться до отключки!

— Что!? — выдохнул я пересохшим губами.

— Ау, Совунчик! — Кошка пощелкала пальцами у меня перед глазами и медленно повторила ту суть, которую я пропустил. — Я разбила два ящика пива. Фил меня убьет.

— Что? — снова спросил и как дебил посмотрел в серо-зеленые глаза. — А халат зачем?

— Ау! Меня пивом облило с головы до ног! Совунчик, ты меня вообще не слушаешь? Вынырни из своих похотливых фантазий! Нет, я бы очень даже их послушала, но может потом?

— Что!? — опешил я и помотал головой. Покажется ведь такое. — Что ты сказала?

— Про что именно? — решила уточнить Кошка и лукаво улыбнулась. — Про то, что я облилась пивом, или про то, что на мне нет трусиков? Что из этого мне повторить?

— А-а-а-а!!! — схватившись за голову, я решил, что окончательно слетел с катушек, и мысленно досчитал до десяти, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. — Ещё раз. Что ты натворила? Только без пошлостей, Геля!

— М-м-м… — улыбнувшись, она подергала пуговицу на моей рубашке и пожала плечами. — Ну, если ты так просишь… — тряхнула хвостиками и выдохнула. — Я разбила два ящика пива.

— Все?

— А что, нужно ещё что-то кокнуть?

— Зачем?

— Ну вдруг этого мало, чтобы…

О чем она умолчала, я решил не уточнять. И на каких-то остатках здравого смысла догадался выпихнуть Кошку идти убирать осколки и разлитое пиво, пообещав подойти и помочь, как только договорюсь с Филом, чтобы он прислал бармена с танцпола. Можно было бы, конечно, просто рассказать всю правду и отправить Гелю домой, а убираться уборщиц, но лишний раз бесить начальство по пустякам не хотелось. Тем более когда у него лежит моя жалоба на Кошку. Выкуплю два ящика пива, уберемся и никто ничего не узнает. Надеюсь.

Передав Вовчику бар, я зашёл в закуток прачечной, где пару минут перебирал стопки с майками и джинсами, которые Фил ввел вместо униформы для официантов. Выбрал подходящие по размеру и с каким-то сожалением понес чистую одежду Кошке. Я бы с удовольствием пялился на нее и дальше — белый халатик в облипочку смотрелся крайне сексуально и очень залипательно, — только крышу рвало от похотливости взглядов, которыми облизывали Гелю парни, ставшие свидетелями ее возвращения в бар. Сам, конечно, не лучше, но все же предпочел одеть Кошку, чем позволять кому-то кроме меня таращиться на ее формы. Ревность от того что кто-то будет пускать слюни и по любой начнет клеиться и намекать на что-то гораздо большее, чем простой флирт, хреначила по мозгам раскаленной плетью. Только новый, более жестокий удар я получил, когда завернул к холодильной камере и увидел Кошку, собирающую с пола осколки разбитых бутылок. У меня перехватило дыхание от вида ее попки и до неприличия задравшегося края халатика. В висках заколошматило по нарастающей, пальцы сжали ткань принесенных джинс, а уровень возбуждения скаканул куда-то за пределы допустимого. Ещё и эти ее дурашливые хвостики…

— Кхм… Геля, — прохрипел я, услышал что издало горло, сдавая мое состояние, и кашлянул, пытаясь вернуть себе голос. — Я тебе принес одежду. Чистую. И нормальную.

Вторую часть получилось произнести немногим лучше, но вряд ли Кошка не заметила мой первоначальный тон. Заметила и подколола так жестко, что я завис и не сразу нашелся с ответом.

— Тебе не нравлюсь я в халате или то, что под ним ничего нет? — хитрющие глаза в одно мгновение нашли мои, а на губах заиграла лукавая улыбка, когда я сперва кивнул, а потом замотал головой. — Совунчик, а можно я тебя кое-что спрошу?

— Что? — вцепившись в принесенные джинсы, я отшатнулся назад, прикипев взглядом к пальцам неторопливо расстегивающим пуговку.

— Ты хочешь посмотреть как я переодеваюсь? Хочешь ведь, Совунчик? — пальцы скользнули к следующей пуговке и я судорожно сглотнул, слыша лишь гул в ушах. — Я же тебе нравлюсь. Очень нравлюсь. Да? — потянув из моей руки майку, развернулась, вздохнув, и медленно повела плечами, оголяя спину. — Можешь не отворачиваться, если нравлюсь.

Вряд ли я отдавал себе отчёт и смог отвернуться или хотя бы закрыть глаза. Я смотрел, как завороженный, на обнажившиеся лопатки. Забыв обо всем на свете, даже о том как дышать, смотрел на появляющиеся из-под ткани новые следы лапок на позвоночнике и не мог отвести от них взгляда. Меня тянуло прикоснуться и провести пальцами по позвонкам, спуститься прикосновениями ниже. Тянуло подойти и вдохнуть запах ее кожи и волос Скользнуть по плечам к груди и снова почувствовать ее упругую тяжесть. Тянуло попробовать ее тепло, прижаться к ней губами, чтобы потом поцеловать ещё раз и еще. Я чувствовал, знал, что одним поцелуем не смогу притупить давно зашкалившее чувство голода. И дело не в том, что у меня давно не было секса. Нет. Этот голод вызывала Кошка. Так, как никакая другая, она провоцировала меня сделать хоть что-нибудь, только я не был уверен, что разрешит подойти и попробовать поцеловать, не вывернув все в какой-нибудь жёсткий прикол. А мои ноги отказывались слушаться, будто налились свинцом, собственное тело застыло, ловя каждое движение ее рук, вслушиваясь в тихий шелест майки. Кажется я не услышал шепот Кошки, попросившей подать ей джинсы, просто протянул руку и снова застыл, пожирая взглядом уже ее ягодицы, бедра, россыпь родинок над сгибом колена…

— Совунчик?

— Я… — помотав головой, я закрыл глаза и попытался досчитать до десяти. Потом повторил снова. Открыл глаза и не смог ничего сказать, утонув в серо-зеленом омуте.

Все время пока мы наводили порядок в холодильнике у меня перед глазами стояла статья, которую мне прислал Люк. Я помнил в ней каждое слово, каждую запятую, все симптомы и проявления филофобии. Чёртово проклятие или феноменальная память на прочитанное хоть раз сейчас сыграла со мной злую шутку. Я примерял приведенное в статье на себя и злился, находя подтверждение прочитанному. Все сходилось. Абсолютно все сходилось и объясняло абсолютно все. И наши недоотношения с Крис, и наши ссоры каждые два месяца, и то, что я с лёгкостью про них забывал. Ведь подсознательно знал, что пройдет время, случится какая-нибудь мелочь и дальше мы обязательно поссоримся. Вот только ссорились мы не из-за мелочей, а потому что я хотел поссориться. Хотел пожить несколько дней в гордом одиночестве, надышаться свободой и отсутствием обязательств. Понимал ли тогда? Нет. Не задумывался. А сейчас? Что изменилось сейчас? Прочитанная статья ничего не изменила. Даже Кошка ничего не изменила. Изменилось мое отношение. К тому, что может произойти между мной и ей. То, после чего отношения начнут душить, и я снова начну искать причины посраться. Вот только примеряя на себя эту несостоявшуюся ссору, я не хотел ссориться. Не хотел, чтобы Кошка паковала чемоданы и уезжала. Не хотел. Я хотел другого. И в то же время догадывался чем закончится это другое.

"Страдающий филофобией стремится разрушать все отношения, которые возникают с привлекательными для него людьми. Он делает это осознанно или подсознательно, причем в основном в самом начале симпатии. Комфортнее всего филофобу с человеком, к которому он не рискует привязаться."

А я привязался?

Бросив быстрый взгляд на Кошку, протирающую мокрой тряпкой последние бутылки, отвел глаза раньше, чем заметит и посмотрит в ответ, и скрежетнул зубами. Привязался. Ещё несильно, но уже достаточно для того, чтобы совсем скоро все пошло под откос. Я начну докапываться, стану стебать жёстче. Сам того не понимая, а может и понимая, буду намекать, что лимит выбран и кому-то пора собирать вещи и валить. Хотя бы на неделю. С Крис мне хватало недели, чтобы продышаться. Только Геля не Крис. И я не уверен, что Кошка вернётся. Даже больше — знаю, что не вернётся, если ее выгоню я. Пиздец. Полнейший пиздец.

— Завязывай, Гель. Слишком хорошо — тоже плохо, — забираю тряпку из ее рук и подталкиваю на выход. — Иди в бар и сделай нам кофе. Уже дрожишь вся. Я закину твои вещи в стиралку и приду.

— Совунчик? Ты чего, Совунчик? — тревожный взгляд бьет куда-то под сердце, и я отвожу глаза первым, бурча в ответ:

— Гель, не упирайся и будь аккуратнее в следующий раз. Ты могла порезаться.

Под самое закрытие смены пробиваю и вкладываю в кассу стоимость разбитого Кошкой пива из чаевых. Ставлю две кружки на поддон кофемашины и невольно кошусь в сторону натирающей стойку девчонки.

"Можешь не отворачиваться, если нравлюсь."

Нравишься. Гораздо больше, чем просто соседка или напарница. Настолько, что впервые задумываюсь смогу ли не разрушить ещё не начавшиеся отношения. И есть ли вообще эти отношения или все происходящее для Кошки не больше, чем веселье. Я не знаю. Не знаю, но выкладываю кошколадку на блюдце, половиню оставшиеся чаевые и вкладываю их в бокал Гели.

— Убери, Денис.

Полное имя режет слух, только я мотаю головой.

— Денис! — повторяет с такой концентрацией яда в каждой букве, что меня корежит до зубовного скрежета.

— Мы напарники и я так решил!

— Смена закончилась и мы уже не напарники!

— А кто мы?

— Не знаю. Я знаю кто мне ты, а кто тебе я… — Кошка замолкает на полуслове и со злостью смотрит на деньги в бокале. — Это твои чаевые, Денис. Хочешь меня обидеть?

— Я сказал…

— Нет! — отрубает и чуть не по слогам вдалбливает мне в мозг. — Мы напарники на смене. Смена закончилась. Да даже если и на смене подложишь хоть копейку…

— То что? Обидишься? — спрашиваю с вызовом и скрежещу зубами от простоты и очевидности шантажа:

— Уволюсь!

— Только попробуй.

— А ты оставь в бокале свои чаевые, Денис, и завтра увидишь попробовала я или нет, — сверкнув глазами, Кошка потянулась к стопке бумаге и тихо произнесла. — Если ты хочешь, чтобы я осталась, просто забери свои деньги. Или не мешай мне уйти.

— Ты хочешь уйти?

— А ты хочешь, чтобы я ушла?

— Геля!

— Не ори! Просто ответь, Денис! — вспылила Кошка. — Сколько раз мне ещё назвать тебя Денисом, чтобы до тебя наконец дошло, что тебе нравится Совунчик, а не Денис!? Нравится?

— Да! Нравится! — выпалил я, перевернул бокал, вытряхивая из него купюры, забрал свои и со злостью прорычал. — Этого хотела? Молодец! Добилась! Я даже не думал тебя этим обижать, а ты…

Закончить фразу я не успел. Теплые и нежные губы аккуратно коснулись моих и прошептали на выдохе:

— Совунчик.

37. Вместо тысячи слов

POV. Геля

Я отстраняюсь раньше, чем Совунчик снова вспомнит про камеры и оттолкнет меня. Отхожу на два шага назад, после еще на шаг, но и на таком расстоянии боюсь посмотреть ему в глаза. Смелости хватает лишь на быстрый взгляд на приоткрывшиеся и застывшие в удивлении губы и дернувшуюся к ним ладонь.

“Сейчас проведет пальцами, стирая поцелуй, и все… Не задумываясь, проведет…”

Сердце от этой мысли запинается, леденея, а глаза закрываются и опускаются в пол, чтобы обмануться и не увидеть этого движения. Самого страшного для меня движения. Если увижу, не смогу убедить себя в том, что его не было. Для меня не было.

— Ничего не говори, Совунчик, — прошу срывающимся шепотом, снова делая шаг назад. — Просто… — я кусаю губы и мотаю головой.

На выдохе все же поднимаю взгляд выше и замолкаю, натолкнувшись на застывшую у губ ладонь и замешательство в серых глазах. У меня нет и не найдется столько смелости, чтобы сейчас, глаза в глаза, сказать Совунчику, что для меня этот куцый поцелуй — глоток воздуха, а я не могу не дышать им. Не смогу признаться, что с каждым днем меня тянет к нему все сильнее, и я ничего не могу с собой сделать. Он сможет. Одним движением, одной усмешкой или убийственной фразой:”А меня к тебе нет”. Я после такого точно не выживу и снова делаю шаг назад, боясь увидеть то движение, которое перечеркнет все и убьет меня.

— Просто забудь, Совунчик. Пожалуйста, забудь. Это… — язык не поворачивается произнести банальное “ошибка” или еще более глупое “не то, что ты подумал”. Я уже сама не знаю о чем думать, повторяя, — Забудь, пожалуйста…

Пячусь назад, мысленно умоляя подождать когда уйду в подсобку и только после этого стирать мой поцелуй. Если увижу, умру. Как умерла бы, не поцеловав. Лучше пусть останется эта непонятная неопределенность, чем узнаю, что снова не нужна. Ему не нужна.

“Пусть все останется, как есть. Пожалуйста,” — прошу взглядом, а сама разворачиваюсь подойдя к дверям и срываюсь за своей курткой в подсобку так быстро, будто смогу убежать от себя самой или того, что разрывает сердце.

И зачем я поверила в то, что одного моего желания влюбиться хватит, чтобы в меня влюбились в ответ? О чем думала, когда решила, что у меня может быть хоть что-то похожее на любовь тети Лены и дяди Игоря? Они — исключение. А я…

Я размазала по щекам слезы, натянула куртку и не застегивая ее пошла к служебному выходу, на ходу доставая телефон.

“Вызову такси и поеду к Корюшкиным.”

Кивнула своим мыслям, глянула на время на экране мобильного и сразу же отмела эту затею, как бредовую. В три часа ночи ломиться в гости, чтобы прореветься, а я проревусь… Ну да… Всех поставлю на уши, а у дяди Игоря с утра работа и у тети Лены тоже. У девчонок учеба…

— Геля…

Я украдкой прошлась по щекам, смахивая слезы, и только после этого повернулась к Совунчику с пакетом в руке.

— Ты забыла. Вещи, — подняв пакет чуть выше, Денис собрался было сделать шаг в мою сторону, но остановился, прикипая взглядом к моим щекам. — Ты… Ты что, плакала?

— Я? Нет, конечно. В глаз что-то попало. Соринка, — попыталась рассмеяться и придать себе веселый вид. Уже в открытую прошлась по глазам ладонью и пожала плечами. — С чего мне слезы лить, Совунчик? С пива что ли? Ха-ха-ха!!! Да плевать я на него хотела. Знаешь сколько всего я перекоцала? Если из-за этого реветь… На Новый год даже люстрокапец устроила — пробкой от шампанского прямиком в люстру засветила. Дома и у брата. В один день дважды, прикинь! Знаешь, как ржали все?

— До слез, наверное, — не веря ни единому моему слову фыркнул Совунчик, и я поперхнулась своим смехом, опуская глаза:

— Типа того. И так-то это правда.

— Угу. Такая же, как сейчас про соринку, которая в глаз попала, — снова фыркнув, помотал головой и кивнул на молнию. — Застегнись. И хрен ты куда сбежишь, пока мы не поговорим. Соринка… как же… Лепишь хрень, а сама мне говорила, что всегда говоришь правду.

— Что!? — вскинулась я. — Где я тебе соврала!? В чем?

— Застегнись говорю! — прорычал Денис, в два шага подходя в плотную и самолично застегивая молнию. — Замерзнешь же.

Вжикнула молния, а я почему-то испугалась и без особого успеха дернулась назад — пальцы Совунчика не отпустили язычок замка, даже наоборот, притянули меня за него ближе. Так близко, что мне пришлось поднять голову, чтобы не тюкнуться носом ему в грудь.

— Куда намылилась? — прошипел Денис, сверкая глазами. — И только попробуй соврать! — тряхнул и поторопил, — Ну!?

— К… к девчонкам думала… и передумала, — честно призналась и судорожно сглотнула от новой вспышки ярости в смотрящих на меня глазах. — Ч-ч-честно передумала. Сразу же… Ночь же…

— Ночь? Ну да… А поцелуй? Опять решила меня прикрыть!? Мало одного выговора?

— Я так-то… — начала было, пятясь назад.

— Правду! Говори! — рявкнул Совунчик, и я зажмурившись прошептала:

— Захотелось…

— И!?

— Что и? — уточнила, не открывая глаз.

— Больше… больше… блядь! Р-р-р! Больше не хочется?

— Что? — прошептала я, не веря своим собственным ушам. Открыла глаза и едва смогла повторить вопрос. — Что ты сказал?

— Ты… — Совунчик запнулся и заскрипел зубами. — Я… блядь… Ты… — разжав пальцы, он посмотрел на них и замотал головой. — Сейчас… Я… Ебучая филофобия, блядь! БЛЯДЬ!!!

— Хочется, — кивнула я, отвечая раньше, чем спросит. — Очень хочется, Совунчик.

— Да? В смысле??? — отшатнулся и тут же снова вернулся обратно, поднимая ладонь к моей щеке. — Я же все… к херам… — коснулся на мгновение, одернул руку и вновь задел, скрипя зубами так, словно малейшее прикосновение ко мне жжет ему кожу. — Я… Гель… у меня… и ты… уйдешь… а я… — дернул подбородком, наклонился к моим губам, осторожно тронул их своими и обреченно выдохнул. — Не уходи.

— Нет, — ответила осторожному поцелую. — Нет, — повторила, боясь пошевелиться.

— Я… — прихватив мою губу своими, Совунчик прохрипел что-то невнятное и, словно заклинание, прошептал. — Только не уходи.

Не знаю кто из нас боялся больше — я или Совунчик. Он едва касался моих губ, замирая на мгновение. После отстранялся на вдох и снова целовал. Чуть смелее. Чуть напористей. Чуть тревожнее. Будто привыкал ко мне и моим губам, новым для него ощущениям, тому, что отвечаю ему той же робостью. Целовал, но никак не мог поверить, что я едва дышу, потому что рядом со мной он и я боюсь его потерять.

Только с каждым новым поцелуем меня все сильнее колотило от их неторопливости и осторожности, которые никак не вязались с той жаждой и напором на кухне. Я одновременно ждала их и боялась. Боялась, что слечу с катушек раньше, чем Совунчик поймет — я люблю его поцелуи, люблю его губы, люблю его руки… Люблю его.

Новый вдох. Новый поцелуй. Пьяный дурман, от которого подкашиваются ноги.

Я едва стою, но боюсь обнять первой. Боюсь, что все испорчу.

— Не уходи, Гель, — заклинание.

— Не уйду, Совунчик.

Выдох.

Взгляд.

И поцелуй.

Так похожий на тот, которого ждала и боялась. И так не похожий на него, что я, осмелев, тянусь к Совунчику первой.

Трогаю его скулы, черчу по ним пальцами и целую чуть напористее — умру, если не поцелую по другому.

На мгновение его губы сжимаются, и я опускаю руки. Закрываю глаза. Так легче прошептать его губам, что люблю их. Без слов, ласковыми прикосновениями. Так проще попросить поверить и разрешить мне поцеловать так, как чувствую. Так, как хочется целовать.

Выдох.

Сперва его, а следом мой. Когда ладонь Совунчика, едва касаясь, находит мои пальцы и скользит по ним выше, поднимаясь к плечу.

Моя повторяет. С опаской. И отставая.

Я тянусь к его губам. Снова грею их, едва дыша. Снова прошу поверить мне.

— Поцелуй меня, Совунчик, — шепчу, — Ты же хочешь поцеловать. Так поцелуй.

POV. Денис.

Удар в груди.

Чувствую каждый свой нерв и мускул.

Новый удар.

Слышу лишь гул от все растущего напряжения, которое почему-то до сих пор не порвало меня в клочья.

Снова удар и тихий шепот ласкающий мои губы. Я не слышу ничего, но чувствую, что мое тело тянет к нему. Оно забыло обо всем на свете. О том что было и есть. О том, что будет если…

Я тянусь к шепчущим губам, пробую их раз за разом.

"Я соскочу. Только почувствую где эта грань, за которой уже не получится остаться собой, и сразу же соскочу…"

По позвоночнику росчерком тепло. Сперва осторожное, словно прикосновение ветерка, после — чуть теплее и больше. Как облако. Только внутри. Нежное. Ласковое облако.

Оно наполняет меня и греет. Кажется, оно мурчит. И мне не хочется назад. Я хочу вперёд. Вдохнуть ещё капельку этого тепла, ведь от него под пальцами искрится и, кажется, вспыхивает воздух.

В груди снова удар. Губы чертят по губам, ища подвох.

"Я соскочу. Только ещё немного…"

Вдох.

Нет ни слов. Нет ни мыслей. Только все растущий гул и такое приятное тепло. Оно появилось где-то внутри. Слишком внутри, чтобы понять от чего. Можно лишь чувствовать. И я хочу его почувствовать. Ведь я успею понять и соскочить. Я успею…

Под пальцами давно закончилась ткань куртки. Под пальцами искрятся мурашки. Каждая что-то мне шепчет. Что-то неслышное и дурманящее. Так же, как шепчут губы, и я прихватываю их снова и снова. Пробую их нежность. Пробую их услышать. Ведь я успею соскочить. Только пойму что именно они шепчут и почему от этого шёпота внутри расцветает теплое облако.

— Поцелуй меня, Совунчик… Ты же хочешь поцеловать… Так поцелуй…

Шепот.

Сквозь гул.

Куда-то глубже чем в грудь.

Прямиком в эпицентр тепла.

И от этого шёпота сердце ударяется громче. Так сильно, что меня толкает вперёд. Навстречу этому шёпоту. Ближе к шепчущим мне губам.

"Поцелуй… Всего один поцелуй… Я соскочу… Я успею соскочить до того, как все пущу под откос… Я успею."

И я целую. Целую, дурея от того, как под подушечками пальцев вспыхивают мурашки на шее Гели. Глохну от гула нервов и мышц. Вспыхивая от раздувающегося и наливающегося огнем облака. И оно шпарит сильнее, раздуваясь под кожей так, что мне становится мало чувствовать мурашки кончиками пальцев, а губам уже не хватает того мгновения, которое я им отвел. Оглушающий удар сердца и голодное, урчащее:

"Поцелуй! Да! Поцелуй! Ещё поцелуй!"

Мой жадный вдох. Следом такой же вдох Гели.

Пьяная поволока в ее серо-зеленых глазах и еле слышное, но такое дурманящее:

— Ещё, Совунчик…

Приоткрытые губы.

"Хочу."

Трепещущие ресницы.

"Хочу!"

И ревущее пламя внутри:

"Ещё? Да! Ещё! Ещё! Ещё!!!"

Снова целую.

Нет, не целую.

Я пью ее губы. Уже без оглядки на то, что сорвался. Наплевав, что перешагнул ту грань, за которой уже не получится остановиться и захочется только большего. Ведь я хочу этого большего. Да хочу! Пусть будет это большее, а с филофобией что-нибудь придумаю. Как-нибудь вылечусь, чтобы она не порушила все к чертям, а я смог снова и снова целовать эти пьяные губы. Чтобы мог вдыхать их тепло, от которого внутри рвутся нервы и мышцы.

Гулкий удар. Жадный вдох. Рваный выдох.

Чей? Мне не важно. Все мысли давно исчезли. Кроме одной. Той, что шепчу перед тем как снова сорвусь в пьяный угар поцелуев:

— Не уходи… Кошка, только не уходи…

38. Бессмертная. POV. Геля

Яркий росчерк света мазнул по стене и пригвоздил нас с Совунчиком в самый неподходящий момент. Я не особо понимала что произошло, лишь жадно вдохнула воздуха, чтобы снова с головой нырнуть в омут поцелуев, как бац, меня ослепило и губы опалило не голодым поцелуем, а злым шипением, в котором только и смогла разобрать:

— … Люк, блядь!

— А? — растерянно протянула я, одновременно щурясь и смрагивая пелену перед глазами.

Она медленно, будто нехотя, отступала, и сперва я увидела разочарованное лицо Совунчика и его плотно сжатые губы, после за ним две фары и силуэт автомобиля, а через мгновение темное приближающееся пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказалось Лукашиком со свертком в одной руке и двумя продолговатыми коробками в другой.

— Как знал, что успею! Привет, Кошка, — весело поздоровался парень, — а я в магазин э-э-эм… — поперхнулся, увидев мои осоловелые глаза и суетливо одернутые руки Совунчика, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, торопливо зашагал обратно. — Меня не было и я ничего не видел. Заеду… когда позвоните.

— Да стой уже, — рявкнул Денис и протяжно выдохнул, перед тем как отойти от меня и наклониться за выроненным им пакетом с моими вещами. — Позвонить не мог? — спросил и уже тише попросил, — Гель, ты не замерзла?

— А? — снова не поняла чего от меня хотят и пару раз хлопнула ресницами переводя взгляд с Совунчика на стоящего ко мне спиной Луку и обратно. — Что?

— Застегнись, — одними губами прошептал Денис, глазами показывая на молнию, какими-то образом оказавшуюся на треть расстёгнутой.

— Ой…

Нащупав неслушающимися пальцами собачку, я дернула ее вверх и торопливо попыталась привести себя в порядок. После вцепилась в протянутый пакет и чуть ли не пулей запрыгнула в машину на заднее сиденье, не понимая что такого предрассудки тельного мог увидеть Лукашик и почему вдруг Совунчика это стало волновать.

— Сейчас прогреется и станет теплее. Посиди, — негромко произнес он, заводя двигатель и выкручивая регулятор температуры печки на максимум.

Хлопнул дверью, оставляя меня в машине, а сам отошёл к другу и что-то со злостью начал ему выговаривать, отрицательно дёрнув подбородком в ответ на предложенную пачку сигарет.

И ведь вот что странно. Меня не ни капли не волновало то, о чем разговаривали парни — определенно это касалось меня, Совунчика и того, что Лукашик нас увидел. Больше меня поразило другое — с каким раздражением Денис отчитывал своего друга, а тот — вообще непонятно почему, — лишь виновато пожал плечами и даже засобирался куда-то идти. И ведь всерьез пошел бы, не окликни его Денис.

— Люк, блин! — донеслось до меня сквозь громкий шум вентиляторов, и парень с поникшим выражением лица поплелся к пассажирской двери.

Уселся на сиденье, не зная куда пристроить свои коробки и свёрток, а когда я предложила отдать их мне, так и вовсе превратился в молчаливую и очень виноватую статую.

— Лукашик, а я сегодня два ящика пива расколошматила, — произнесла с гордостью, пробуя разрядить неловкую тишину своим крайне сомнительным "достижением".

— Угу, — кивнул парень.

— "Гиннес", прикинь, — уточнила и пихнула Луку в плечо. — Эй, ну хватит, — после повторила это с Совунчиком и надулась. — Чего как маленькие-то? Ну подумаешь увидел, что мы целовались. Пф-ф-ф. Мы же не любовью на капоте Старичка занимались, — улыбнулась раздавшемуся перханью обоих парней и мечтательно протянула. — А вот интересно… Это вообще удобно?

— Геля! — взрыкнул Совунчик, бросив крайне выразительный взгляд на меня сквозь зеркало заднего вида.

— А что? Ну вот интересно же, — не обратила внимания и снова похлопала Лукашика по плечу. — Признавайся, Лукашик, ты пробовал на капоте интимиться?

— Я? — закашлялся, краснея, и так отчаянно замотал головой, что я бы в жизни не поверила, что сейчас это движение отражает реальную действительность.

— Да ладно!? Что, вот вообще ни разу? Да не поверю. И как? Удобно? — принялась допытываться с вполне себе живым интересом, а не просто так, чтобы разболтать обоих молчунов. Обняла ткнула за шею Совунчика и прошептала ему на ухо, слегка куснув за мочку. — А я знаю, что Лукашик свистит. Вот уверена, он раза два или три точно чпокал кого-то на капоте. Я следы от ногтей на нем видела. Значит что? Значит девочке это понравилось. Вот!

— Да нет там никаких следов! — вспыхнул Лука. — Я спецом проверял! — выпалил, одновременно оправдываясь и сдавая себя с потрохами, а Совунчик взорвался хохотом, мотая головой:

— Люк, как тебя развели!? Га-га-га! И как ее звали? Случайно не та с Феста, с бодиартом, которой ты так старательно заливал про "кэнди"?

— Да идите вы оба! — окончательно зарделся парень, отворачиваясь к окну. — Много вы понимаете. Придурки озабоченные.

— Ага! — повеселела я, громко чмокнула Совунчика в щеку и еле слышно прошептала. — Я бы с тобой попробовала.

И стоило это произнести, как через мгновение меня буквально вдавило в спинку водительского сиденья, а Лукашик что-то испуганно вскрикнул, одновременно хватая полетевшие с колен коробки и упираясь ладонью в панель над бардачком.

— Ден, блядь! Ты совсем!? — повернулся и, шумно выдохнув, спросил. — Ты чего в пол тормозил? Дорога же пустая!

— Кошка… выскочила, — едва шевеля губами ответил Совунчик, посмотрел на меня ошалелыми глазами и, кажется, никак не мог понять, показалось ему или я действительно сказала то, что он услышал.

— Какая смелая и дерзкая кошка, да? — выделила самой двусмысленной интонацией свое прозвище и выгнула бровь. — Тебе же именно такая нравится?

— Кто? — окончательно оторопел Денис.

— Кошка, — повторила я, улыбаясь. Царапнула его ноготком по шее и фыркнула, едва касаясь губами губ Совунчика, чтобы он не услышал но почувствовал. — Фыр-р-р.

Кажется, нас обоих в этот момент шандарахнуло так, что мы напрочь забыли обо всем на свете. Я прикрыла глаза, фыркнула снова и чуть не растаяла от опалившего мои губы рваного выдоха и вспыхнувшего в глазах Совунчика возбуждения.

— Фыр-р-р, — повторила, ластясь к дрогнувшим губам и с огорчением вздохнула, услышав деликатное покашливание.

— Эм-м-м… Может, я лучше того, а?

— Неа, — ответила я, не разрывая взгляда с Совунчиком. — Просто Совунчик не догадывался, что Кошка может быть такой, да?

— Да, — нервно кивнул Денис и прошипел сквозь стиснутые зубы, когда мои ногти вновь царапнули ему шею, — Бессмертная… гр-р-р!

— Какой же ты злой, Совунчик. Наверное, потому что голодный.

— Оч-ч-чень.

— Я тебя покормлю. Хочешь?

— Кхм-кхм! — снова закашлял Лукашик. — Ден, я все же лучше домой, а то чего-то поздно уже и вы… кхм… устали с работы.

— Да, — прохрипел Совунчик, отвечая мне и Луке, и заскрежетал зубами, стирая эмаль, когда я прижалась к его губам чуть сильнее и сразу же рывком отстранилась, невозмутимо обозначив:

— Тогда мы едем в магазин.

Очень сомневаюсь, что мне одной послышалось, что за взревевшим на оборотах двигателем прошипела злая и крайне раздраженная характеристика того, что я вытворила с Совунчиком. Только и он не мог представить себе масштаб того пожарища, который разбудил во мне своими поцелуями.

Скорее всего Лялька и Люлька покрутили бы пальцем у виска и небезосновательно окрестили меня дурой. Узнай они, что я завела Совунчика и завелась сама досостояния кипения, но вместо того, чтобы ехать домой и заняться тем, чего нам обоим очень хотелось, решила отложить это на потом, убили бы. Я даже могла с лёгкостью представить выражение их лиц, реши рассказать им про свою дурость. Только вряд ли Корюшкины догадывались, что воевать за Совунчика мне придется совсем не с Крыстиной, а с тем, что при всем желании не увидишь и не пощупаешь. И эта война могла растянуться далеко не на месяц, два или три. Я нигде не нашла даже приблизительных сроков и хоть каких-то гарантированных методов лечения, но твердо решила, что между мной и Совунчиком филофобии нет и не может быть места. И сегодня, увидев и почувствовав первый шажок навстречу, дала себе слово, что теперь пойду на все. Если поймала Ванлавочку на слове ради того, чтобы просто работать рядом с Совунчиком, то для его выздоровления сделаю и не такое. Правда не поняла даже половины методов лечения, о которых бегло прочитала в интернете по пути с курсов барменов в клуб. Не поняла, но уяснила главный — волшебной таблетки нет и не существует, а Денис должен сам захотеть отношений. И мне, если хочу помочь, можно лишь показывать, что на самом деле любовь — совсем не страшно. Быть честной во всем, не обманывать даже в мелочах. Чтобы он видел настоящую любовь и захотел, смог снова в нее поверить. И если я уже пообещала ему готовить ужин и завтрак, то стану готовить каждый день. Тем более, когда воочию видела чем его кормила Крыся. Убила бы! Вот убила бы!!!

— Я ведь правильно понимаю, что никто ничего не покупал из продуктов? — спросила, рассмотрев таки название и изображение каких-то железяк на коробках, которые Лукашик бережно придерживал после экстренного торможения на каждой даже самой крохотной ямке.

— Ну-у-у, — протянул он, скосив взгляд на взвинченного Совунчика, и кивнул, тут же пускаясь в витиеватые объяснения. — Я как бы не особо понял какое именно нужно мясо и где его лучше брать, поэтому взял вот что, — развернув свёрток, Лука продемонстрировал мне бутылку вина и извиняющимся тоном добавил. — Ну я правда в готовке ноль. А вот за вино, зуб даю, что оно точняк крутое. Мне эту бутылку Генриховна подарила.

— С какой такой радости? — хмыкнул Совунчик.

— Захотела и подарила, я спрашивать что ли обязан? — огрызнулся Лука. — Не хочешь, не пей!

— Эй! Хватит! Нашли из-за чего цапаться, — отмахнулась я. — Так даже лучше. Уж я-то знаю что брать и без списка, — тронула за плечо Совунчика и попросила, — Давай заедем в "Гипер" за мясом? Там ещё и грибы можно выбрать и овощи.

— За мясом мы поедем в другое место, — процедил Денис в ответ, сжимая обод руля так, словно хотел раздавить его.

— А куда? Просто "Гипер" по пути и…

— Я сказал, за мясом мы едем в другое место и точка! — снова процедил, даже не дослушав до конца, где я собиралась намекнуть, что с "Гипером" не придется тратить время на ненужные разъезды, и то, чего мы оба хотим случится раньше.

— Так куда мы едем-то, Совунчик? — повторила свой вопрос и замотала головой, услышав название магазина:

— Мы едем в "Птицу-Рыбу".

— Совунчичек, он же не по пути совсем! Совунчичек, давай куда угодно, только не в "Птицу-Рыбу"! — взмолилась я.

— Там самое свежее мясо! Все! — отрезал и зыркнул на решившего было что-то спросить Луку так, что он резко передумал.

— Писец, — выдохнула я, лихорадочно вспоминая график работы мамы и леденея от того, что вывеска магазина показалась намного раньше, чем смогла придумать хоть что-то, чтобы избежать возможной встречи. — Может… Может, тогда я скажу, что именно купить, а вы сходите сами?

— Я в мясе не шарю, Люк тоже, — прорычал Денис тоном судьи, выносящего мне приговор за грехи перед всем человечеством.

Нашел мои глаза в отражении зеркала заднего вида и я поняла, что отвертеться и подождать в машине не получится, если не хочу переругаться прямо здесь и сейчас. Писец… Влипла.

39. На грани срыва. POV. Денис

"Один припёрся не вовремя, вторая… Блядь, как вы оба меня бесите!!! Ещё это: "В магазин, но сама не пойду"… Нет уж! Пойдешь! Как миленькая пойдешь! И выберешь кусок мяса, если уж решила с какой-то радости обломать меня по полной! Поцелуй, Совунчик… Повелся как малолетка спермотоксикозная… И не смотри на меня так!!! Хрен теперь прикоснусь к тебе!!!"

Бросив злющий взгляд сквозь зеркало заднего вида, я направил Бронко к парковке перед магазином и выскочил из машины первым.

— Что именно нам нужно? — прорычал, вцепляясь в руку Кошки, столо ей только оказаться рядом.

— Свинина.

— Будет тебе свинина, если тебе так хочется свинины!

Рывком притянул к себе и потащил к дверям, а самого из неконтролируемой злости бросило в выкручивающее мышцы желание побыстрее приехать домой и там вытрясти из Кошки душу за это многообещающее фырканье и двусмысленные намеки. Хватило одного прикосновения и взгляда в робеющие глаза, чтобы по венам понеслось рычащее:

"Голодный я… Очень, блядь! Только боюсь мясом этот голод ни хрена не утоляется! Ничего… Останемся вдвоем, покажу как я голоден и что мне нужно, чтобы его утолить! И хрен отвертишься!"

— Ну! — подтолкнув Кошку к прилавку с охлажденкой, стиснул зубы и ничего не смог с собой поделать.

Взгляд упорно лип к поджатым припухшим губам, как бы не старался на них не смотреть. И в голове снова загудело. Теперь от того, что никак не могу стереть шарашащие ощущения от фырканья. Блядь! Какой-то детский сад, а меня прохреначило до спазмов. Так, что, кажется, обеспечило мне вечный стояк, который требовал срочно свести время дальнейшего воздержания до минимума, чтобы не обескровить мозг полностью. Только самый смех я никак не мог понять как у Кошки это получается — ни черта не делая, она выкручивала меня наизнанку, словно тряпку, и я при всем желании не мог сказать, что мне не нравится. Сука, нравится ведь.

"Дофыркаешься, стерва! Ой, дофыркаешься! Поиграть решила? Поиграем. Так поиграем, мало не покажется!"

Не церемонясь, протащил за собой внутрь магазина и кивнул на прилавок:

— Какой? — спросил, одним только тоном намекая, что медлительность с выбором ни к чему хорошему сейчас не приведет, и тут же задохнулся от ощущения ищущей защиты ладони, буквально вцепившейся в мою. — Гель? Ты что? Что-то случилось?

Мой голос резко переметнулся из рявканья и злости в осторожный, но подозрительный шепот, который буквально сразу же нашел подтверждение — пальцы Кошки дрогнули, переплелись с моими и неуверенно сжались, без слов отвечая на все вопросы сразу.

Случилось. Что-то. Херовое.

Секунды хватило, чтобы внутри меня взревело и выстегнуло в клокочущее состояние рвать и метать.

"Кто!?" — зверея, сам не понимая с чего, я пробежал взглядом по двум продавщицам за прилавком и, просканировав обеих, сделал то, что не вызвало никаких вопросов у меня, но обозлило одну из них.

— Люк, выберите, — прохрипел я, задвигая притихшую Кошку себе за спину и прижигая женщину, решившую поиграть в презрительные гляделки сперва с Гелей, а потом и со мной. — Смена, смотрю, скучная и заняться нечем? Может, тогда разродитесь подойти и обслужить?

— Может тебе ещё спасибо сказать, что зашёл? — с вызовом спросила она. Подошла и, игнорируя меня, уставилась на Кошку, расплываясь в презрительной ухмылке. — Мясца на ночь глядя захотелось? Ну давай, посмотрим, что тут у нас есть, — перевела взгляд в мою сторону и не глядя ткнула пальцем в прилавок. — Есть петушок. Не гамбургский, конечно. Наш. С местной птицефермы, — после посмотрела на Луку и едко улыбнулась. — Есть еще индюк. Такой себе. На троечку. Под кого-то определенного лечь решила или сразу под двоих, чтобы наверняка пристроиться?

— Ма… — с какого-то перепуга замялась Геля, скручиваясь в вопросительный знак.

Только меня выхлестнуло не от этого, а от намеков охреневшей в края продавщицы.

— Нам бы свининки. Пожирнее, — процедил ей. — И язык курицы поболтливее. Смотрю, у вас и такая есть.

— Ох ты посмотрите! А петушок-то с амбициями попался, — прошипела женщина, стрельнув глазами на Кошку. — Как чей-то папашка. Сам ничего из себя не представляет, а как покукарекать, так сам не свой.

— Люк, как думаешь, она только сегодня такая недоебанная или по жизни? — усмехнулся я, опираясь на прилавок. Не мигая уставился на багровеющую продавщицу и повторил, — Кусок свинины, будьте добры. И перчаточки не забудьте надеть. Не хочу травануться. Язык, так и быть, для мужа оставьте. Хотя… Если он у вас есть, я ему не завидую.

Раньше я вряд ли стал докапываться до перчаток или количества пакетов, в которые "попросил" завернуть кусок мяса. Сегодня… Сегодня меня несло с такой скоростью, что Люк не рискнул влезать и пытаться сгладить углы или притормозить мой настрой отыграться за намеки. Как замолк, пришибленный услышанным в свой адрес "индюком", так и не проронил ни слова — ни по пути в следующий магазин, ни по дороге до квартиры. Да даже и после, зайдя в прихожую, больше жестами показал, что пойдет выгулять собаку. Протянул мне бутылку, выдохнул что-то наподобие: "Пиздец ты…" и пошел догонять рванувшую вниз Текилу, забыв про поводок. А я… Полетел с катушек снова. Но уже из жести в диаметрально противоположное.

— Гель, — притянув к себе Кошку, я приподнял ее подбородок, увидел тусклый взгляд в серо-зеленых глазах и сорвался.

Коснулся губами ее губ, не целуя. Просто прижался, едва касаясь, не зная почему именно такой поцелуй показался мне правильным и таким необходимым ей сейчас. Подушечкой пальца прочертил по щеке и попросил:

— Фыркни, пожалуйста.

Взметнувшиеся вверх ресницы. Мои пальцы скользят дальше, лаская. В груди шарашит от предвкушения тех самых ощущений. После которых нервы снова зазвенят, а мышцы скрутит до предела.

— Кошка-а-а, пожалуйста, фыркни, — прошу, прихватывая ее нижнюю губу. Целую чуть настойчивее и отрицательно дёргаю головой, когда губы щекочет:

— Фыр-р-р…

Фыркнула. Но не так. Совсем не так. Хочу, чтобы как в машине. Когда сквозь губы бьёт в позвоночник и сердце срывается вскачь.

— Кошка, фыркни, — снова прошу, усиливая свой поцелуй, закапываясь пальцами в волосы на затылке и довольно рыча, чувствуя ладошки, скользнувшие по моим плечам вверх. — Фыркни.

— Фыр-р-р-р-р…

Обжигает губы дыханием, а вибрирующее "р-р-р", словно спусковой механизм.

Щелчок.

Все выкручено на максимум и секунда длинною в час. Дальше уже знакомые мелкие искры разрядов по нервам и бурлящие капельки по венам. Они то сплетаются, то разбегаются по моему телу, чтобы заполнить его и шарахнуть так, что пересыхает горло и становится трудно дышать.

— Кошка-а-а… — выдыхаю, улыбаясь. — Доиграешься, Кошка.

— Нравится? — шепот покалывает затылок, и я киваю, чтобы задохнуться от нового, — Фыр-р-р… Фыр-р-р… Фыр-р-р…

— С-с-с-с…

— Сучка?

Я снова киваю, ведь в вопросе нет ни капли обиды. Есть насмешливая улыбка и царапающие шею ноготки, которые обостряют и без того выламывающее:

— Фыр-р-р-р-р…

Кажется, у меня отказывают тормоза, и я рву молнию на куртке. Кажется, она сползает на пол и шуршит, а Геля шумно выдыхает мне в губы, выгибаясь навстречу. Только я не слышу и не вижу ничего. Есть лишь яркие слайды и обрывки звуков.

Вспыхнувшие ярче глаза и жадный поцелуй. Мой хрипящий рык на блядскую ткань майки и срывающийся стон Кошки. Гулкий удар в груди и треск рвущегося ворота. Пьяный блеск глаз и дрожащие ресницы. Закушенные губы. Вырвавшийся на волю задушенный стон. Пальцы, впившиеся в волосы на загривке, и мои губы. Дорвавшиеся и сошедшие с ума.

Кажется, я рычал, когда целовал и кусал Кошке шею.

Кажется, я хрипел, задыхаясь от подстегивающего: "Ещё, Совунчик! Ещё!" Снова и снова впивался в ее грудь, ласкал языком и втягивал в рот тугие соски, захлебываясь от своих ощущений и рваного дыхания.

Вырванная с мясом пуговица джинс и раскаленной плетью по нервам:

— Совунчик… Подожди… Совунчик… Лукашик же…

Сквозь вату в ушах, которая пропускает только наше дыхание: "Лукашик". Сквозь пелену перед глазами пьяный угар внезапно зелёных глаз и малиново-алые губы.

— Что? — хрип.

Сквозь надсадный выдох.

— Лукашик… он же придет, а мы…

— Что мы? — мозг медленно щелкает релюшками, включаясь, и отказывается понимать при чем тут мы и Люк.

— Два раза за один вечер застукать… Я же обещала вам ужин.

— Кто? — мотаю головой и судорожно одергиваю руки. — Блядь…

Проморгавшись, увидев то, что натворил с одеждой Кошки и с ней самой по позвоночнику снова хлестануло, но уже ледяной волной. Одна только разорванная майка и засосы на груди пугают меня, и я кошусь на свои руки, не зная как все объяснить.

Воздержанием? Тем, что фыркнула, а меня сорвало с катушек?

Стремительно трезвея замечаю более травматичное — следы от укусов на шее.

— Гель… — отшатываюсь назад и делаю единственно здравое — щелкаю замком, чтобы Лука случайно не вломился. Ему сегодня просто медом намазано оказываться не в том месте не в то время. — Извини, Гель.

— Совунчик, ты дурак? — очень своевременный вопрос, только я туплю и жму плечами в ответ. — Точно дурак! А ничего что мне очень нравится!? Очень! Просто Лукашик придет и…

— Что? Я же… Это же… — тянусь к разорванной майке запахнуть края, но пальцы сами смещаются, едва касаются засоса. — Больно?

— Совунчик, блин! Да что ж ты такой тупой-то у меня!?

Вспыхнув, Кошка тянется к молнии на джинсах. Шипит и рвет ее, заевшую, с каким-то остервенением, чтобы после вцепиться в мою ладонь и, заглянув в глаза спросить:

— Сам проверишь или, как в ванной, испугаешься?

Стоило только понять, что именно она имела в виду, как у меня по новой загудело в висках. В разы сильнее, чтобы смог остановиться, если получу подтверждение. Я судорожно сглотнул и замотал головой, выдергивая ладонь:

— Не надо проверять. Я верю. Верю! Гель, не надо.

— А если я хочу, чтобы ты это сделал?

— С-с-с-с…

— Договори, Совунчик, — не разрывая взгляда, Кошка делает шаг назад и еще один, чтобы упереться лопатками в стену. — Договори, — в глазах нет ни намека на стёб — одни бесенята. — Ты же хочешь сказать, Совунчик. Так скажи, — пальцы медленно проходят по груди, полностью захватывая мое внимание и срывая дыхание. — Ты же хочешь это сделать. Так сделай.

Я мотаю головой и стискиваю зубы, но взгляд, как приколоченный, прилип и ползет вслед за ноготками Кошки. По шее. По груди до конца порванного моими руками "разреза". Дальше перескакивают на впадинку пупка — гул в висках уже превратился в ревущее горнило.

Только оно меркнет перед тем, что вытворяют со мной пальцы, коснувшиеся и провоцирующе-медленно отводящие в стороны края расстёгнутой ширинки. Пересчитывают зубчики…

"Бля-а-а-а-адь!!!"

Словно в бреду тянусь к нежной коже, скрежеща зубами от того, насколько сильно хочу просто прикоснуться, и как боюсь, что сорвусь по новой.

Может, совсем немного провести по ней…

Буквально пару миллиметров…

Бархат…

"Блядь!!!"

— С-с-су-чка-а-а, — все же цежу, не выдерживая и срываясь.

Пара миллиметров превращается в сантиметр, потом в два. Только Кошке даже этого кажется мало. Я и так, как наркоман, дорвавшийся до дозы, но она решила выкрутить меня полностью. Накрыв пальцы своей ладонью, толкает их ниже, не давая мне разорвать эту пытку. И мне, уже почувствовавшему и принявшему как данность, что, убери она сейчас руку, я не уберу своей, по мозгам хреначит наотмашь.

Снова бархат под подушечками пальцев.

— Скажи, Совунчик, — шепот губ и пьяный блеск в глазах ломают меня, словно спичку.

— С-с-сучка… — язык отказывается двигаться, но мозг туманит с каждой секундой, с каждым миллиметром бархата все сильнее.

— Да, Совунчик. И мне это нравится… с тобой нравится… Очень…

Сжав сильнее мои пальцы, отставляет ногу в сторону — спазмом сводит горло, и я хриплю, теряя способность понимать. Могу лишь видеть как затягивает поволокой зелёные глаза. Могу лишь слышать, как рвется выдох на мною зацелованных губах. Могу лишь чувствовать, как ее ладошка прижимает мою к ее пылающим губкам и давит на палец. Давит, чтобы он погрузился в пульсирующий жар, и прижимает, не оставляя, стирая все возможные сомнения.

— Мне… — всхлип, когда я впечатываю ее в стену и проталкиваю палец глубже. — Нравится… — жадный вдох и выдох. — Поверь…

— С-с-су-чка-а-а-а… Я же… сдохну, — голова идёт кругом от всего происходящего и выжигающего, заполнившего вены, возбуждения.

— Нет… Я хочу… Тебя… Потерпи… Лукашик же…

— Ну да… Лукашик, — кивнул и не удержался — заскрипел зубами, услышав звонок в домофон. Дёрнул подбородком в сторону трезвонящей трубки, силой отлепляя себя от Кошки, и нервно рассмеялся. — А вот и он. Предупреждает. Замок уже месяца три не работает.

— Он же пешком подниматься будет? — спросила Геля, нажала на кнопку бессмысленного открытия дверей и загадочно улыбнулась, увидев мой кивок. — Это хорошо.

— И что в этом хорошего?

— А вот что! — подняв руку, Кошка хихикнула, проводя пальцем по моим, лоснящимся от ее смазки. — Как же я от тебя утекла… Как мартовская кошка, — заглянула мне, в миг охреневшему, в глаза и окончательно выключила мозг, втянув один палец себе в рот, жмурясь и, кажется, мурча от удовольствия. — Хочу уже посмотреть на твои кубики… и кое-что ещё. Как бы я со всем этим поиграла-а-а… Чуточку… наверное, — лукаво улыбнулась, облизав второй палец и сорвалась к себе в комнату, пока я не передумал пускать Луку в квартиру.

40. Последствия. POV. Геля

Когда все мысли в голове даже близко не стоят с готовкой и крутятся совсем в другой плоскости, готовить, разделывать мясо, да даже просто орудовать ножом — то еще веселье. Я бы сказала, что крайне рискованное и небезопасное получается занятие. Особенно если хочется сохранить собственные пальцы целыми и невредимыми — все, а не несколько, — и закончить вечер не в больнице, а в постели. Желательно под одеялком и в объятиях Совунчика… Или там же, но после того как эта самая постель превратится в труху… Лучше даже превратить в труху постель в одной комнате, а спать идти в другую… Если дойдем, конечно…

И стоило только представить себе то, чего очень хотелось, где и как это будет, мои глаза уже не в первый раз поднялись от разделочной доски и заглянули в серые-серые Совунчика, где я увидела ровно такие же мысли. Может, лишь самую малость расходящиеся с моими в плане очередности, но ни разу не отличающиеся в общем настрое устроить в квартире эпицентр вспышки сексуального терроризма. Со мной и им в главных ролях. “О-о-о… Хочу-у-у!!!”

Совунчик шумно выдохнул, будто прочитал мои мысли, копирующие его тютелька в тютельку. Бросил взгляд на уже сто раз пожалевшего о своем визите Лукашика и заскрежетал зубами. А у меня по всему телу табуном побежали волнующие мурашки. Они в одно мгновение проскакали до кончиков пальцев, шарахнули в них, рассыпаясь звёздочками, и я дернулась, едва не отчекрыжив себе фалангу.

В последний момент мою дрогнувшую руку остановила ладонь Совунчика. Только и тут все пошло через одно место. Простое, казалось бы, прикосновение шарахнуло в разы сильнее — ну кому ещё, как не мне, могло прийти в голову сравнение, что ровно так же Совунчик перехватит мои запястья, а потом начнется такое…

Я выронила нож и заглянула в глаза Дениса, умоляя потерпеть ещё чуточку:

“Совунчичек, ну не смотри ты на меня так! Я же специально напялила спортивки и самую страшную футболку, чтобы тебе было полегче…”

Только хоть я и подумала и даже целенаправленно переоделась в то, что по-моему мнению ну никак не могло вызывать никакого подтекста или лишний раз чем-то спровоцировать Совунчика, он не скрываясь продолжал раздевать меня взглядом, скрежеща зубами от того, что не может сделать это прямо здесь и сейчас.

Пиздец…

Но я бы соврала себе, если бы сказала, что не хотела того же.

С ним хотела.

Очень.

“На столе? Да! Хочу!”

— Я все же, наверное, до дома, — еле слышно произнес Лука, поднимаясь с диванчика и стараясь смотреть куда угодно, но не на нас с Совунчиком.

— А как же ужин? — спросила я. Осторожно высвободила запястье из плена пальцев и виновато прошептала. — Совунчичек, я же обещала…

— Да сдалось тебе это, Гель, — замахал руками Лукашик. — Подумаешь, пообещала. Поздно уже. В следующий раз как-нибудь. Через недельку. Да! Давайте я брякну дней через десять и там договоримся? — предложил, кивнул сам себе и замер, когда Совунчик прочистил горло и помотал головой, то ли спрашивая меня о времени готовки, то ли решив узнать сколько ещё ему предстоит проверять предел своего терпения:

— Долго ждать, Гель?

— Ч-часик. Максимум, полтора, — ответила, запинаясь на последнем слове.

— Люк, я тебя сегодня пиздец как ненавижу, — прохрипел Совунчик. Посмотрел на друга и, выдохнув, щелкнул ногтем по горлышку бутылки. — Возьми уже штопор, если встал. И бокалы. Хоть попробуем, что тебе твоя Генриховна подогнала. Психолог, блядь, доморощенный.

— Так кто же знал, что у вас… — Лукашик виновато пожал плечами, скосил взгляд на проход в коридор, куда не мог попасть пока я не отойду в сторону, и снова произнес. — Ден, я все же домой. Ну, сорян, тупанул.

— Гель, дай ему по башке, чтобы завязывал тупить, — попросил меня Совунчик и рассмеялся, когда я, не раздумывая ни секунды, звонко шлепнула Луку по лбу. Посмотрел на него, ошарашенного, и, кажется, чуть спокойнее сказал. — Штопор, три бокала и приземляй свою задницу обратно, — перевел взгляд на меня и помотал головой. — Я сам не знал, что у нас тут.

Только по его глазам я прочитала совсем другое. Кивнула, соглашаясь с молчаливым обещанием отыграться за каждую минуту, и не смогла сдержать улыбки — меня ни капли не пугали такие угрозы. Даже наоборот — радовали и будоражили не на шутку разошедшиеся мысли.

- “Дел Дуква Амонтилладо”, - прочитала я название на этикетке и подняла глаза на рассмеявшегося Совунчика. — Что? Я так-то в школе английский изучала, а не французский.

— Испанский, — улыбнувшись, поправил меня Совунчик, забирая бутылку. — “Дель Дук Амонтильядо”, тридцатилетний, — хмыкнул и с каким-то трепетом понюхал содержимое своего бокала, больше похожее по цвету на коньяк. — Производится с восемнадцатого века в провинции Андалусия, Испания. Наименование происходит от названия города Монтилья в винодельческом регионе Монтилья-Морилес и означает «в стиле Монтилья», потому что именно оттуда ведёт своё происхождение способ производства. Вино приготавливают достаточно долго, чтобы дрожжи, которые определяют его вкус, погибли, поэтому напиток приобретает более тёмный цвет. В Монтилья-Морилес амонтильядо изготавливают, в основном, из винограда Педро Хименес. Дорогая штукенция, — посмотрел на Лукашика и рассмеялся. — Ты чем старушку так порадовал, что она тебе такие напитки подгоняет, а?

— Чего!? — протянули мы одновременно с Лукой.

Правда он, удивляясь вопросу с подтекстом, понятным каждому, а я тому, что Совунчик выдал энциклопедическую справку, лишь мельком глянув на этикетку.

— Так-то она мне сама подарила, когда я спросил, что она пьет, чтобы купить в благодарность! — выпалил Лукашик. Понюхал янтарную жидкость и поперхнулся, услышав ценник того, что собирался проглотить одним махом. — Сколько-сколько? — переспросил и присвистнул от “стартовой”:

— От восьмерки и выше, Люк. Поэтому прояви уважение к амонтильядо и щедрости Генриховны и не хлещи его залпом, — покрутив напиток в бокале, Совунчик снова понюхал его и блаженно промычал. — Как хорошо, что я не сомелье и мне пофиг на тонкости букета, — пригубил чуть ли не каплю и поцокал языком. — М-м-м, какой богатый и выразительный вкусовой профиль. Нотки темных фруктов, — снова понюхал, — кураги… палочек корицы… ароматного дуба и орехов, — пригубил еще каплю и кивнул. — Точно! Фундук, грецкий орех и засахаренный миндаль.

— Чего!? — уже во второй раз протянула я, не мигая уставившись сперва на “как хорошо, что я не сомелье” и после на ржущего Лукашика. — Ты-то чего гы-гы ловишь?

— Га-га-га! — захлебнулся хохотом он. — Ви… “Википедия” же?

— Она самая, — кивнул Совунчик. — И сайты про алкашку.

— Уй, бля-а-а! Гы-гы-гы!!! Я не могу-у-у!!!

— Да что происходит-то? — попыталась добиться причины непонятного мне веселья у одного и хитрой улыбки у другого. — Совунчик, ты что, еще и сомелье?

— Фе… фе… — прохрюкал Лукашик. — Феноменальны-ы-ы-ый! Гы-гы-гы!!!

— Да вы скажете мне или нет!? — вспыхнула я. Зачем-то понюхала амонтильядо в своем бокале и не почувствовала ничего из того, что перечислял Совунчик. — Оно поганое на вкус что ли? Или его пить как-то по особенному надо?

— Гы-гы-гы!!! Хуже! Не пиши ему ничего! — Лука показал пальцем на Совунчика, помотал головой и снова заржал. — Га-га-га!!! Он, сука, все запомнит! Все, блядь! Джонни Мнемоник! А-а-а-а!!!

— Чего? — уже не в первый раз за последние пять минут повторила я и выжидательно посмотрела на Совунчика, пожавшего плечами в ответ на мой взгляд:

— Память такая. Все прочитанное сюда, — костяшками коснулся своего виска, — намертво вбивается, — развел ладони, смотря на мою ползущую вниз челюсть, а потом процитировал, прикрыв глаза. — Четвертый подпункт пятого пункта: “Участники все время обязаны быть соединены страховочным стропом, длина которого составляет два метра на маршрутах с первого по пятый включительно и два с половиной метра на последующих.” Пункт седьмой:”Участники-победители награждаются медалями, памятными призами и дипломами организаторов соревнований. Команды-победители в общекомандном зачёте награждаются кубками и дипломами организаторов соревнований. Также участники-победители и участники, установившие новый рекорд прохождения маршрута на одном или нескольких трассах дополнительно могут награждаться памятными призами и дипломами организаторов соревнований.

— Ик! — опешила я и подняла ладонь. — Я сейчас… Я буквально на секундочку…

Сбегала в комнату за распечатанным регламентом, нашла в нем названные пункты и подпункты и ошалело захлопала ресницами, прочитав два кусочка, которые Совунчик запомнил слово в слово. Для проверки попросила вспомнить еще три, выпадая в осадок после каждого, а Лука загоготал в голос, грохнул ладонью по столу и замотал головой:

— Только не спрашивай у него ничего про бассейн!

— А что с ним не так? — протянула я, и Лукашика порвало с первых, цитируемых Совунчиком, правил безопасности при посещении бассейна:

— А-А-А-А!!! Гы-гы-гы!!! Хватит! Ден, блядь! У меня живот уже болит и щеки!!!

Мой мозг с какого-то перепуга категорически отказывался принимать уже подтвержденный факт фотографической памяти у Совунчика. И до того как запищал таймер духовки, я только и делала, что носилась из кухни к нему в комнату, брала первую попавшуюся книгу, называла страницу и истерично хихикала, слушая дословное цитирование. С указанием сносок, если они были, и знаков препинания. В одной, принесенной мной последней, на странице, номер которой назвала раньше, чем открыла, был оторван уголок, но и тут Совунчик убил меня:

— Если прижать, то будет видно “ись”, ниже “жа” и под ними край буквы “ё” со следующего листа.

— Пи-и-пе-ец… — протянула я, поднимая глаза на Совунчика и спрашивая, — Ты как с этим живешь? Это же… вообще пипец!

— Нормально, не жалуюсь, — пожал он плечами. — Я — бармен, и такая память мне только в плюс.

— Пипец, — повторила снова и посмотрела на Лукашика. — Ты тоже гений?

— Слава богу нет, — помотал он головой. — Я обычный человек и немного клаустрофоб.

— Ага, — нервно хихикнув, я отложила книгу на подоконник, достала из духовки поддон с мясом и принялась разворачивать фольгу, пытаясь увязать в логическую цепочку место работы и память Совунчика.

С такими возможностями ему стоило идти куда-нибудь в науку, но никак не работать в баре. Это же, как минимум, глупо. Я бы, наверное, так и поступила, поэтому и спросила:

— Совунчик, а почему ты решил стать барменом?

— Потому что это интереснее, чем всю жизнь чахнуть на кафедре. Ну и чаевые в баре пока никто не отменял, — усмехнулся он, подмигивая мне.

— В смысле, на кафедре? — переложив мясо на блюдо, я опустила его на стол и уселась на табуретку, подпирая ладонью подбородок.

— Ну-у-у, — протянул Совунчик, — меня приглашали преподавать, но я отказался.

— Почему?

— Гель, а ты представь себе год из года слышать и повторять одно и то же, — отрезав толстый ломоть, положил его на тарелку и передал Лукашику. — Один раз прикольно, два — уже такое себе, пять — задолбает, — еще один кусок опустился и перекочевал уже ко мне. — А бар… Блин, там всегда новые люди, общение…

— Чаевые, — вставил свои пять копеек Лука, и Денис кивнул:

— Да. Чаевые на кафедре никто не оставляет, а то, что приносят в конвертиках, называется взяткой и за это светит вполне себе нехилый срок, а я люблю вкусно поесть и не люблю вставать спозаранку. Поэтому и пошел в бармены. График, люди, общение…

— Чаевые, — снова вклинился Лукашик и зашипел, обжегшись о мясо.

— Спасибо, Люк. С первого раза мы не догадались, что я — меркантильная сволочь, — хохотнул Совунчик, подул на отрезанный кусочек мяса, отправил его в рот и замычал. — М-м-м-м… Шик!!! — отпил из бокала и спросил, смотря мне в глаза. — Это что-то изменило?

— В смысле? — я хлопнула ресницами, сперва покосившись на блюдо, решив, что он спрашивает про рецепт, а после, допенькав, что мясо ни при чем, покрутила пальцем у виска. — Совунчик, ты совсем дурак? Просто у меня парень — гений, а я об этом только узнала.

— Не гений, — отрицательно качнул он головой. — Помню чуть больше, чем хотелось бы, — нахмурился и произнес тоном профессора, — "Дезоксирибонуклеиновые кислоты — нуклеиновые кислоты, молекулы которых имеют вид двойной спирали и в состав которых входят фосфорная кислота, дезоксирибоза и азотистые основания — аденин, гуанин, цитозин и тимин. Содержатся главным образам в клеточном ядре, являясь основной составной частью хромосом. Материальный носитель наследственности.” — снова посмотрел на меня и спросил. — Вот зачем мне это на постоянку после девятого класса? А вся история из учебника? А то, что прочитал помимо школьной программы ради интереса? А правила переноса слов с примерами этого самого переноса?

— Охренеть, — выдохнула я, не найдя ничего более подходящего. — Пипец полнейший!

— Вот именно, — кивнул Совунчик. — Поэтому, бар, люди, общение и… чаевые, — произнес, опережая Лукашика, и засмеялся. — Да-да-да, я — меркантильная сволочь.

— И ничего ты не меркантильный! — надула я губы. — Меркантильные, если ты не знал, комнату за пять тысяч не сдают и за разбитое пиво из своих чаевых не платят.

— Ну да, — согласился он, улыбнувшись. — Сдал бы за десять, хрен бы ты меня так кормила?

— Вот ты… Храпозавр! — засмеялась я.

— Приятно познакомиться, мисс Жираф, — кивнул Совунчик, изображая полупоклон. Скосил взгляд на, торопливо уплетающего свою порцию мяса, Луку, и шепотом, будто по секрету спросил. — А он у нас тогда кто?

— Лукашик? — повернувшись к застывшему с поднесенной ко рту вилкой парню, посмотрела на него, прищуриваясь, и предложила. — Поползень?

— С какой, блин, радости? — поперхнулся он.

— С той, что иногда приползаешь очень не вовремя, — засмеялся Совунчик и остановил поднявшегося было друга. — Да сиди ты уже. Вы посмотрите какой обидчивый Поползень попался. Да, мисс Жираф?

— Полностью согласна, мистер Храпозавр! — кивнула я и придвинула к Лукашику салатник. — Да ешь ты спокойно, Поползунчик. Никто тебя никуда не гонит.

— Но и задерживаться не просит, — негромко пробурчал Совунчик и посмотрел так, что у меня вспыхнули щеки.

И вроде бы ни я, ни Совунчик больше не подтрунивали над Лукой, только он торопливо проглотил ужин и засобирался домой. Даже зачем-то предложил забрать с собой Текилу, ускакавшую со своей резиновой курицей в комнату Дениса. Схватил куртку, пулей выскочил за дверь в тапках, вернулся после окрика переобуться и снова выпрыгнул за порог, бросив короткое:

— Пока.

Щелкнувший замок.

Голодный взгляд, от которого внутри меня полыхнуло так, что стало душно, а руки сами потянулись к краю футболки, но сразу же поднялись вверх, наткнувшись на ладони Совунчика.

41. Срыв. POV. Денис

Что и куда летело не знаю. Мы не снимали одежду, мы рвали ее, торопясь дорваться друг до друга. С каким-то упоением и остервенением. Словно сумасшедшие. Не видя и не слыша ничего вокруг. Треск рвущейся ткани и шумное, по нарастающей учащающееся дыхание. Грохот упавшей вешалки за спиной, которую не заметил, свернул и отпнул в сторону. Все смешалось в какую-то мешанину из вспышек, где каждый звук только сильнее распалял нас обоих.

Мой задушенный обжигающим поцелуем хрипяще-восторженный рык. Ее острые ногти, оставляющие росчерки на затылке и плечах. И пьяный угар, когда подхватил и впечатал Кошку спиной в стену, вдыхая ее срывающее с тормозов:

— Фыр-р-р-р-р!

— С-с-сучка-а-а! — прошипел я, чувствуя как и что делает со мной вибрирующая "р".

Впился в улыбающиеся губы поцелуем, чтобы заткнуть их и Кошку, провоцирующую меня и без фырканья, но только оторвался от нее на жадный вдох, как снова повторилось это пришпаривающее нервы:

— Фыр-р-р-р-р!

— Кошка, блядь!

Сатанея, я вдавил ее сильнее в стену, грубее чем стоило провел головкой по влажным губкам, раздвигая и размазывая по ним смазку и застонал. От ее количества, от судорожного движения навстречу и опаляющего пульсирующего жара, в котором оказался вогнанный одним рывком член.

Кажется, от одного только этого ощущения, меня прохреначило до искр из глаз. Но стоило им немного померкнуть, а мне продышаться, я крепче сжал упругие ягодицы выгнувшейся Кошки, почти полностью вышел из нее и повторил свой рывок снова. На всю длину. Насаживая и вдавливая до предела.

Грубее, будто хотел отыгрыться за то, что повелся на ее уговоры. Жёстче, словно решил наказать за то, что пришлось столько ждать.

Только в ответ услышал не болезненный вскрик, а протяжный стон. И новое:

— Фыр-р-р-р-р!

— С-с-сучка-а-а!

— Да, Совунчик! Ещё! Фыр-р-р-р-р!

И это "да", подкреплённое, подписанное разрешающим все фырканьем, выщелкнуло меня окончательно.

Я снова и снова вдалбливался в Кошку и летел с катушек от ее рваного дыхания. Отстранялся, резко останавливаясь, чтобы впиться ей в губы, грудь и шею, или прижимал к себе плотнее, чтобы войти как можно глубже, почувствовать полосующие плечи ногти и услышать подстегивающее продолжать:

— Да! Да! Да!

И меня несло, захлестывая с головой. От приоткрытых на выдохе губ и пьяного блеска в зелёных глазах. От аромата ее кожи и упирающихся в мою грудь и царапающих ее сосков. От их вкуса и рвущихся моих и Гелиных стонов, когда я рыча втягивал каждый сосок по очереди в рот и дразнил их языком или прикусывал губами. Меня шарашило от всего, но больше от звучавшего все тише и тише, но неизменно повторяющегося и раз за разом разрешающего:

— Фыр-р-р-р-р!

Услышав его я замирал на мгновение. Смотрел в осоловелые и лихорадочно блестящие глаза. Дергал подбородком, сдавливая ягодицы Кошки, и с остервенением начинал вдалбливать член в ее все сильнее распаляющееся лоно.

Бесстыжий хлюпающий звук при соприкосновении наших бедер. Пульсирующий и пронизывающий все тело жар. Усилившийся и заполняющий лёгкие на каждом вдохе пряный аромат. Я впитывал все это. Каждой клеткой своего тела. Каждым нервом.

С рычанием встречал уже не слышимое за стонами, фырканье. И ждал его. Ждал. Ждал! Чтобы ещё раз впиться в опухшие от поцелуев губы. Чтобы снова впечататься в бедра и смять ягодицы ладонями. Чтобы после услышать самое пошлое хлюпанье, увидеть распахнувшиеся до предела ресницы и почувствовать, как пробивает спазмом и выгибает тело Кошки.

А следом и мое.

Ее ногти, нащупавшие и впившиеся в мои нервные узлы.

Ее губы и срывающийся в протяжный крик стон.

И следом уже мой.

А потом… искрящаяся темнота, сквозь которую слышен только гул в ушах и частые глухие удары в виски. И дрожащие губы, к которым я тянусь раньше, чем пойму, что хочу почувствовать и запомнить их тепло именно сейчас. Когда всё ещё не полетело к чертям.

42. Эксперименты. POV. Денис

Сквозь гулкие удары сердца слышу фыркающее хихиканье и фразу, после которой сам срываюсь в хохот.

— Идеальная впихуемость. Идеальная.

— Кошка, ты всегда такая… мхм… прямолинейная? — спрашиваю, повернув голову на подушке.

— Ага, — кивнув, переворачивается со спины на живот и, приподнявшись на локтях, нависает надо мной, щекоча грудь, шею и лицо кончиками своих всклокоченныех волос. — Совунчик, вот только не свисти, что тебе не нравится.

Пьяные зелёные глаза, зацелованные губы с царапинками от моих зубов на нижней. Тянусь к ним, аккуратно касаюсь, обводя подушечкой пальца, и, кажется, впервые смущаюсь своих слов:

— Нравится.

— А грудь? — чуть наклонив голову и прикрыв глаза, только добавляя сходства своему прозвищу, Кошка ластится к моей ладони и требовательно шлёпает меня ладошкой по животу, то ли предупреждая, то ли угрожая, — Совунчик, не буди во мне зверя!

— Хомячка? — спрашиваю и срываюсь в хохот, когда оказываюсь придавленым к дивану, а сверху раздается совсем и ни разу не хомячковое:

— Мяу! Так понятнее?

— Мхм, — хмурюсь, изображая бурную мыслительную деятельность на лице. — Морскую свинку?

— Совунчик! Я тебе покажу морскую свинку! Я — Кошка!

Новый шлепок. Возится, усаживаясь на мне поудобнее. Откидывает волосы назад, открывая взгляду свою грудь, и хитро улыбается, кивнув:

— Точно! Нам нужен эксперимент. Срочно. Прямо сейчас.

— Какой?

— Щупательно-трогательный. Глаза закрой.

— Не буду, — мотаю головой, отказываясь лишать себя возможности рассмотреть упругие полушария с розовыми сосками и следами от засосов.

— Хорошо. Тогда, — хмурится, поднимая мои ладони выше, — тогда это щупательно-трогательно-смотрительный эксперимент. Ассистент Совунчик, приступайте.

— Спасибо, ассистент Кошка, — срываюсь в хохот, но накрываю грудь ладонями, всем своим видом изображая исключительно исследовательский интерес. Даже начинаю подбивать что-то вроде промежуточных результатов собственных наблюдений. — Мхм… Вес… На пятерочку.

— Это плохо?

— Наоборот.

— Ага, — ноготок чиркает по моей груди, ставя галочку. — Дальше?

— Упругость, — сжав пальцы, сглатываю и прочищаю горло перед тем как смогу произнести оценку. — Пятерочка. Очень твердая пятерочка.

— Ага, — новая галочка и следом вопрос. — Соски?

Взгляд прикипает к обозначенному, а в висках отчётливо барабанит нарастающее желание облизнуть и подразнить. Я даже делаю попытку приподняться, но Кошка вдавливает мои плечи обратно, нависая и спрашивая:

— Ассистент Совунчик?

— Очень. Очень залипательные, — выдыхаю и извернувшись все же втягиваю один в рот. — И мозгоотключательные.

— Ага, — выдох, губ касается второй. — А этот?

— М-м-м… — мозг выключает. — Кошка, я тебя прибью…

— Угу…

Снова выдох. Ладонь давившая в плечо смещается на подушку. Тихий стон и вялый протест, больше похожий на просьбу не останавливаться и продолжать, когда моя рука скользит по изгибу попки, приподнимает ее выше, а пальцы направляют вздыбившийся член туда, где его снова окутывает влажное пульсирующее тепло:

— Совунчик… Это мы потом… проэкспери… Мы же про грудь…

А сама опускается вниз, приоткрывая губы.

— Совунчи-и-ик…

— Идеальная впихуемость, — хриплю, прижимая ее бедра плотнее и вдавливаясь до упора снизу. — Может… другой… эксперимент?

— Поступательно-пихательный?

— Да.

— Люблюнькаю… — приподнявшись, медленно опускается, — с тобой… тебя… — шумный выдох, — экс… перименты… Совунчик…

Я никак не могу уснуть, плавая на пограничье яви и дремоты. Выныриваю, вслушиваюсь в разморенное сопение Кошки, поправляю одеяло и прислушиваюсь уже к себе. К тому я, которое сейчас купается в послевкусии сумасшествия и хочет его продолжения, а после — через месяц, может два, —начнет медленно сходить с ума и разрушать все.

В голове строки статьи, следом за ней другой, третьей, четвертой — блядское проклятие. Я не могу их забыть при всем желании и в то же время радуюсь, что помню каждое слово. А в них слишком много совпадений с тем, что уже случалось не раз и не два, и так мало того, как не допустить этого хотя бы единожды.

С Кошкой.

С ней мне хочется другого. Хочется этого безумия. Этого фырканья и тепла ее губ. Хочется видеть как смеются ее глаза, спрашивать какую-нибудь чепуху, чтобы просто услышать ее голос. Хочется засыпать, чувствуя ее дыхание. И просыпаться, зная что она никуда не ушла.

И нет никакого рецепта как застыть в одном дне, чтобы повторять его снова и снова до бесконечности. Чтобы оттянуть по максимуму, а лучше вообще не приближаться к точке, когда все полетит к чертям с моей подачи.

Пальцы скользят по вновь оголившемуся плечу, тянут на него одеяло и замирают, нащупав росчерк-царапок. Я даже не помню как кусал ее сюда. Не помню и половины того, что делал. Зато сейчас могу нащупать и увидеть то как это делал я и то как это делала она.

“Идеальная впихуемость.”

Настолько идеальная, что меня снесло в одну секунду так далеко, что мозг отключился полностью, а память отказалась фиксировать происходящее. Не выдержала натиска захлестнувших с головой и слишком ярких ощущений. Тех, которые попробовал, прочувствовал и прожил, разделяя с Кошкой. Тех, которые уже не хотел отпускать. Ее не хотел отпускать.

Только придется. Если не найду способ разобраться в себе самом и ту самую первопричину этой блядской филофобии.

Меня все же выключило. По щелчку провалился в темноту и так же резко проснулся, почувствовав исчезнувшую ладонь. Всю ночь она лежала у меня на животе, а потом исчезла. Я раскрыл глаза, боясь увидеть пустоту справа, и в то же время не мог не повернуть головы.

Медленно повернул ее и выдохнул, увидев всклокоченную копну волос привалившейся к стене Гели с телефоном в руках. Она что-то увлеченно печатала, улыбаясь и покусывая губу, но заметив мой взгляд посмотрела поверх мобильного и заулыбалась шире:

— Совунчик, а можно я девчонок в гости приглашу? Я тут им девичник вроде как должна. Обещаю, мы будем тихо, — спросила, проследила куда скользнули и где остались мои глаза после кивка и угукнула. — Значит, все таки нравятся, да? А какая больше, левая или правая?

— Обе.

— Так и запишем, — хихикнула она, сдвигая с меня одеяло ногой и одновременно отбивая что-то в телефоне. Отбросила его, критично осмотрела утреннее великолепие моего стояка и покашляла. — Ну-у… кхм… что я могу сказать… Шикардосный вид. Очень залипательный, — придвинулась ближе, с лукавой улыбкой коснулась пульсирующей головки подушечкой пальца и резко одернула его, втянув воздух будто обожглась. — У-ф-ф-ф… Аж прям вопрос вопросов возникает.

— Да? И какой же? — я закинул руки за голову и потянулся до хруста позвонков.

— Понимаешь, тут такое дело, что я одному соседу, — облизнув губы, стрельнула глазами в мои, — завтраки обещала… вкусные, — снова прикоснулась к члену и пробежалась по нему пальцами, протянув, — О-о-о… какой ты у меня магнитящий… так о чем я? А-а-а… Вот и думаю, убьет он меня, если я тут немножечко задержусь или поймет, что иногда девочке можно простить ее слабость.

Последнее слово Геля выдохнула, прикусывая мне живот и царапая бедро.

— Кошка… твою мать… — прошипел я, заводясь с каждой секундой все больше и больше.

— Покормлю… наверное, — новый укус, гораздо ниже предыдущего, скрученные в узел нервы и выдох блаженства и облегчения, когда горячие губы коснулись головки члена и прошептали, — себя.

Двумя покачивающимися призраками с горящими глазами мы все же добрались сперва до ванной, а после и до кухни, где решили позавтракать едой, а не сексом. Я старательно игнорировал выглядывающие из-под футболки ягодицы в розовых шортиках и топорщащиеся под тканью соски Гели. Она так же старательно игнорировала мой стояк. Только оба один хрен косились на стол и сглатывали, встречаясь голодными взглядами.

Нам было мало. Катастрофически мало. Может именно поэтому мы не сговариваясь ограничились кофе с бутербродами? Может именно поэтому сорвались друг к другу, едва не перевернув стол, а потом, оценив устроенный погром, ржали, как припадочные?

— Я так опоздаю на курсы, Совунчик.

— Я отвезу. Только Теклу выгуляю.

Сказал, а сам не смог встать и отойти пока не поцелую…

Я ненавижу свой телефон. Он начал верещать в самый неподходящий момент и оборвал наш поцелуй.

— Совунчик, — с сожалением выдохнула в губы Геля. Уперлась ладонью мне в грудь, надавливая, и помотала головой. — Нам надо остановиться. Я же тоже никуда не хочу, но если опоздаю, меня уволят.

— Все, останавливаемся, — кивнул, коснулся ее губ на мгновение и нехотя выпустил Кошку из объятий.

Голодным взглядом проводил удаляющуюся аппетитную до зубовного скрежета попку и россыпь родинок. Шумно выдохнул, пытаясь включить голову, и все таки заставил себя встать и пойти на поиски телефона.

Уже не удивляясь погрому в прихожей, поднял и повесил на место вешалку, вернул на крючки куртки и поправил обувь. Вот только в кармане, где обычно лежал телефон, я ничего не обнаружил.

— Гель, набери меня, пожалуйста, — попросил и мысленно влупил себя по лбу после первых завываний, раздавшихся из ботинка. — Гель, я прямо сейчас поменяю рингтон! — пообещал, судорожно выуживая мобильный и давя иконку сброса звонка.

— А не надо, Совунчик, — раздалось из комнаты. — Пусть такой будет.

— Чего? — протянул я, удивленно посмотрев на дверной проем, из которого раздался веселый смех, а через мгновение показалась Геля забирающая волосы в хвост:

— Ну это даже прикольно. Правда у меня так не получится. Я больше по фырканью, — сверкнула глазами и послала воздушный поцелуй.

— И почему я не сомневаюсь, — улыбнулся в ответ и посмотрел на экран с уведомлением о пропущенном звонке и сообщении, которое открыл первым.

Фил: У Гельки сегодня днюха. Скидываемся как обычно.

43. Сюрпризы. POV. Геля

Серые глаза медленно поднялись от экрана мобильного, нашли мои, и я поежилась от того, что вспыхнуло в них. Кожей почувствовала растерянное недоумение и следом полыхнувшую злость.

— Совунчик? Что-то случилось? — спросила, делая шаг к парню и растерялась сама.

Он торопливо сунул телефон мимо кармана домашних брюк, резко дёрнул подбородком и нагнулся за упавшим на пол телефоном, прошипев сквозь зубы:

— Нет! — окинул меня колючим взглядом и повторил. — Нет, но случится, если ты опоздаешь. Одевайся, я быстро, — свистнул Текилу и накинув куртку на голое тело ушел выгуливать собаку. В тапочках.

Не понимая какая муха его укусила, несколько мгновений смотрела на ботинки и дверь, а после рванула к окну на кухне и прижалась лбом к стеклу, высматривая фигуру Совунчика.

Первой из подъезда выскочила и понеслась в сторону пустыря рыжая стрела, следом за ней показался разговаривающий по телефону Денис. Даже не слыша о чем он говорит и не зная с кем, увидела что парень зол, как черт — резкие рваные движения руки взметнувшейся к волосам, а после хлопнувшей по карману в поисках оставленных дома сигарет, широкие печатающие шаги и взгляд, которым, развернувшись, прижег меня, застывшую в окне.

— Одевайся! — прочитала рявкающий посыл, кивнула и поскакала в комнату на одной ноге, запнувшись второй о табуретку.

Странная вспышка злости без причины, когда уходил и блуждающая, но не менее странная улыбка на губах по возвращении.

Я решила ничего не спрашивать, чтобы не злить Совунчика снова и даже перевела, тренькающий уведомлениями каждые две минуты, телефон в бесшумный режим. Стандартные поздравления и стандартные пожелания всего и побольше, потому что в соцсетях появилось уведомление, что Ангелина Кошкина сегодня празднует день рождения, и эта загадочная улыбка всю дорогу до "Школы барменов", а после поцелуй. Нежный и сладкий. Такой, что захотелось прогулять курсы и вернуться домой.

— Опоздаешь, Кошка.

— Угу, — киваю, а сама продолжаю сидеть и не отстраняюсь, тянусь за ещё одним поцелуем, потом за следующим.

— Кошка!

Щелчок замка, отстегнутый ремень безопасности и демонстративно открытая дверь.

— Иди! Или я напишу заявление на увольнение.

Выскочила, рассмеялась тому, что Совунчик решил шантажировать меня моими же методами, и погрозила ему кулачком:

— Это подло!

— Кошка, брысь! — снова улыбнулся и чиркнул большим пальцем по горлу, когда я решила подурить и мяукнула, изображая ладонью царапающее движение кошачьей лапки. — Геля!

— Все, ушла-ушла, — послала Совунчику воздушный поцелуй и поскакала, перепрыгнув через лужу, увидев по глазам, что лучше даже не рисковать проверять чем может закончиться попытка фыркнуть.

И все же мое деньрожденное настроение было далеко от идеала. Сердце скребли те самые коготки, которые показывала Совунчику, и мысли так или иначе возвращались к тому, что я вроде как должна была, но так ничего ему и не сказала о своем празднике. Про девчонок подумала и спросила — обещанный еще в том году девичник мне припомнили обе Корюшкиных с самого утра, сразу после сообщения с поздравлениями, — а о Совунчике…

Я бы, узнай, что у моей любимки день рождения тогда, когда уже накрыт стол и пришли гости, точно обиделась бы. Как минимум на то, что не успела приготовить подарок. И даже тот факт, что случившееся ночью, а потом и с утра, стало для меня самым лучшим подарком, ничего не поменяет. Обидится. Как пить дать, обидится и будет иметь на это полное право. Я же не сказала и даже не намекнула. Только как можно было намекать?

“Доброе утро, Совунчик, а у меня сегодня день рождения. Сюрприз!”

Мозгоклюйный такой сюрприз получается.

Посмотрев на вновь вспыхнувший уведомлением экран мобильного, подумала было добавиться к Денису в друзья в какой-нибудь соцсети — вроде как и ничего необычного, и в то же время уведомление увидит. Только как подумала, так и передумала — опять же получается как-то подло и даже меркантильно. Раньше почему-то не добавилась, а сегодня внезапно прозрела и уведомлением намекаю, что хочу получить подарок. И ведь самый смех — мне ведь и до сегодняшнего дня в голову не пришло намекнуть или предупредить. Пока Корюшкины своими требованиями девичника не огорошили. Только и тут заковыка получилась бы, а Совунчик записал бы меня все в те же меркантильные сучки. Мрак! И как назло ни одной мысли как выкрутиться, чтобы не обидеть. Скажешь напрямую — обидится, что не сказала раньше. Промолчишь — обидится, что вообще не сказала. Если не сказала, значит, наплевала. А если наплевала, то… Мра-а-а-ак!!!

— Добрый день, а Ангелина Кошкина кто?

Я вынырнула из своих мыслей, подняла взгляд на парня с букетиком бледно фиолетовых полевых цветов в руке и потянула ладонь вверх:

— Это я.

— Ага, — кивнул парень.

Быстро протиснулся к стойке, за которой сидела группа таких же как я будущих барменов, протянул мне цветы с широкой улыбкой на лице, после подал планшет и ручку, а напоследок вручил небольшой конвертик.

— До свидания. И поздравляю от лица компании.

— Спасибо, — кивнула я в ответ, ошалев от свалившегося на голову счастья и ещё одной проблемы.

Как объяснять Совунчику появление цветов и тем более от кого они я не знала.

Положила букетик перед собой и перевела взгляд, изображающий готовность дальше записывать теоретическую часть приготовления многослойных коктейлей, на преподавателя. Только он с улыбкой покосился на конвертик и поинтересовался:

— Даже не посмотрите от кого?

— А? — спросила, кивнула и окончательно растерялась, увидев небольшую карточку с одной единственной буквой.

Той самой, которую только что произнесла.

Я даже заглянула в конверт, но в нем не обнаружилось ничего. Букетик, карточка и буква "А".

— Подарок от тайного поклонника? — снова поинтересовался мужчина.

— А? Да. Наверное. Я чего-то… Извините. Просто у меня сегодня день рождения, — сбивчиво попыталась объяснить появление курьера с букетом и свое состояние, только преподаватель заулыбался шире, а группа зачем-то зааплодировала.

— Поздравляем, — произнес он. Нырнул под стойку и через мгновение опустил передо мной длинную коробочку с изображённой на ней барной ложечкой. — Поздравляем! — повторил ещё раз и хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине. — Итак, мы остановились на том, что слои должны различаться по плотности…

Я честно пыталась вникнуть в лекцию, но все мои мысли постоянно возвращались к букету, лежащему передо мной, карточке и тому, как стану объясняться перед Совунчиком. Мало того, что не предупредила, так ещё и цветы от кого-то притараканила. Мрак мало того, что не рассеивался, он становился только гуще.

"Выкину," — приняла решение, сдвигая букет в сторону.

И только я это сделала на пороге учебного класса, стилизованного под бар, вновь появился курьер с похожим на мой букетиком полевых цветов в руках.

— Ангелина Кошкина. Это снова для вас!

Парень прямой наводкой подошёл ко мне, протянул букет и планшет с ручкой, и пожал плечами в ответ на вопрос об отправителе:

— Не знаю. Я просто развожу заказы. Ещё раз поздравляю, — улыбнулся и положил рядом с первым конвертом второй. — До свидания.

Мрак!!!

И буква.

Теперь уже "С".

— Ангелина, мы продолжаем? — посмеиваясь, спросил преподаватель.

— Да-да! Извините, пожалуйста.

— Тогда дописываем и попробуем сделать классический трёхслойный "Б-52".

Я выкинула оба букета по пути к остановке. Без сожалений отправила их в урну, следом выбросила конвертики с карточками и коробку от ложечки — рука не поднялась ее выкидывать, хотя в голове не было ни одного здравого объяснения почему она у меня появилась. Покрутила ее в руке и сунула в сумочку, решив оставить, как памятный сувенир с курсов, а не подарок на день рождения. Сомневаюсь, что кому-то доставалось подобное на память, но объяснение показалось мне более чем логичным и максимально далёким от повода для возможной обиды Совунчика.

Села в маршрутку, снова проваливаясь в мысли о том, как сказать про день рождения, и застонала, увидев сообщение от Павла Николаевича.

Таракан: Поздравляю с днём рождения, Ангелина! Надеюсь хорошее настроение этого дня будет идти рука об руку с тобой до следующего. Заранее прошу прощения, не удержался.

В одно мгновение в голове щелкнуло озарение, что букетики и Таракан — звенья одной цепи, а принятое решение выкинуть их — единственно верное. Нести домой то, что будет напоминать о бывшем начальнике я бы не понесла, а говорить Совунчику от кого получила цветы было равносильно тому, чтобы самой его разозлить. Как будто без этого мне не хватает проблем.

Вышла на остановке рядом с клубом, прошла по парковке к служебным дверям, переоделась и чуть не разревелась, увидев под стойкой уже знакомый букетик полевых цветов с конвертом, рядом с ним второй — охапку бархатных роз, — и скрежещущего зубами Совунчика.

Раньше, чем случится непоправимое, я схватила оба букета и затолкала их в мусорное ведро. После набрала полную грудь воздуха, чтобы на одном дыхании рассказать о собственном дне рождения, о том что не знала как о нем сказать и на остатках кислорода выпалить, что свой самый лучший подарок я уже получила, и застыла от немого удивления у Совунчика на лице и раздавшегося с другой стороны стойки радостного крика:

— Сюрприз! С днём рождения! Ура! — словно чертики из табакерки, выскочили все те, кто работал в клубе. — С днём рождения! С днём рождения!

У каждого на голове был праздничный колпачок, а в руках хлопушка, свистулька или и то, и другое сразу.

Бах! Бах! Бах! Гу-у-у-у! Ви-и-и-и! Бах! Бах! Бах!

Сверху, засыпая все вокруг и нас с Совунчиком, падали разноцветные конфетти и искрящиеся в свете ламп ленточки серпантина, только я не видела и не слышала ничего. Смотрела в его глаза, прикипевшие к мусорному ведру, и, кажется, зажмурилась, когда Денис начал поднимать взгляд вверх.

— Совунчик… я… — прошептала, и разревелась, заметив в его руке небольшую коробочку, перевязанную лентой. — Ты… Совунчик! Совунчичек ты мой!

Бросившись ему на шею, я захлюпала носом, а после негромкого:

— С днём рождения, Кошка, — разревелась в голос.

— Совунчик, я не знала как сказать. Совунчичек, я правда не знала! Я подумала, что ты, — всхлипнув, заглянула ему в глаза и снова зашмыгала носом. — А ты… ты сам! Люблюнькаю тебя! Совунчик! Как я тебя люблюнькаю!

— Букеты-то за что, Гель?

— Я… я подумала, что это от Таракана. Он мне написал, что не удержался, — вытащив телефон из кармана, я нажала иконку мессенджера, и протянула мобильный Совунчику. — Вот! Я подумала, что ты обидишься, а ты… Совунчичек!

— Дурка ты у меня, Кошка! — рассмеялся Денис, обнимая и прижимая меня к себе. — Вот же дурка.

— Ага, — кивнула я, сорвалась в слезы и не сразу заметила, что целую Совунчика.

Мало того, что наплевав на данное Филу обещание, так ещё и у него на глазах. Ну и у всего коллектива клуба. Притихшего и деликатно отводящего взгляды в сторону.

— Упс, — выдохнула я, отлипая от Совунчика. — Спасибо за поздравление Денис!

Похлопала его по плечу, будто с каждым поздравляющим в свой день рождения целуюсь исключительно так и никак иначе, скосила глаза на Фила и без слов догадалась, что убедить Ванлавочку во внезапной эмоциональности не получится. Слишком откровенным и недвусмысленным получился наш с Совунчиком поцелуй. И слишком много свидетелей стояло вокруг.

— Ну вы, блин, и кадры, — негромко произнес Фил, окидывая нас подозрительно внимательным взглядом.

— Фил, это мой косяк, — твердым голосом сказал Совунчик, оттесняя меня себе за спину. — Я отвечаю за бар, с меня и спрашивай.

— Ты с дуба рухнул! — выкрикнула я, выворачиваясь и вставая перед Совунчиком, закрывая от увольнения. — Я целовала с меня и спрашивай.

— Кошка, блядь! — меня рывком снова спрятали и в воздухе прогремело, — Она стажёр, Фил. Косяк мой! И я отвечу.

— Сам ты косяк! — я завертелась ужом, но Совунчик каким-то макаром прижал меня к своей спине так, что я едва смогла дышать.

— Фил, я отвечаю за бар.

— Ду… Ду… — попыталась вклиниться и, ойкнув, притихла от рычащего:

— Кошка, не лезь, блядь!

Вжатая в спину гораздо сильнее, я стояла и боялась услышать одно единственное слово, после которого Совунчик потеряет свою работу. По моей вине. Только шли секунды, они складывались в минуты, а катастрофическое “уволен” не спешило звучать, будто Фил решил придумать что-то гораздо хуже. И судя по его усмешке, придумал.

— Значит так, — произнес он. — Оба сдаете смену в одиннадцать и валите домой…

— Фил! — прорычал Совунчик.

— Завали варежку, Ден! Я сказал, вы валите! Оба! Вовчик за вас доработает, а вы, два, блядь, нетерпеливых, едете домой, отмечаете и занимаетесь тем, что вам в голову взбредет. Дома! — повторил Фил. — Первый и последний раз. Ясно, Ден?

— Ясно, — кивнул Совунчик, ослабляя тиски своих рук.

— Гелька?

— Я все поняла, — пропищала я, осторожно выглядывая из-за своего укрытия.

— Свалились, блядь, на голову, — вздохнул Ванлавочка и протянул мне открытку с вложенным в нее конвертом. — От лица всего клуба поздравляю с днем рождения, Гель. Пусть у тебя сбываются все мечты.

— Спасибо, — улыбнулась я.

— Не дай бог увижу вас после одиннадцати в клубе, уволю нахрен обоих! — рявкнул Фил и пошел к служебным дверям, бормоча себе под нос про двух барменов-идиотов.

Лишь спустя полчаса, которые я провела, не отходя от пивного крана, смогла позволить себе робкую мысль, что нас с Совунчиком действительно не уволят. Аккуратно, стараясь сделать это максимально незаметно для камер, глянула в сторону Дениса, увидела в ответ улыбку и потянулась к хвостику красной ленточки, чтобы развязать бантик и посмотреть, что скрывается в коробочке.

Дернула за кончик и отвлеклась, чтобы поздороваться и налить подошедшему парню бокал пива, снова дернула и снова налила — клиенты будто почувствовали, что у меня проснулся дикий интерес к чему-то, но не к ним, и поперли нескончаемым потоком. Я едва сдержалась, чтобы не зарычать на шестого — того, кто подошёл первым, успел выдуть свое светлое и вернуться за добавкой, — только вся моя злость внезапно сконцентрировалась не на любителе пива, а на парне-курьере. Теперь уже с тремя букетиками в руках и сопровождении в виде Гурия, показавшего на меня и отошедшего в сторонку.

— И снова здравствуйте, Ангелина Кошкина, — заулыбался курьер, кладя букетики на стойку и протягивая мне планшет с прикрепленными к ним конвертами.

— И вам не кашлять, — огрызнулась я. Чиркнула роспись и спросила заглядывая в каждый конверт, надеясь хотя бы в одном найти подсказку, кому отправить венок. — Надеюсь, это последняя наша встреча?

“С”, “К”, снова “С” и никаких намеков на отправителя, но очень сильное желание не просто заказать венок, а своими руками придушить шутника, после веселого и подкрепленного улыбкой:

— Я не могу сказать, извините.

Парень потянулся за своим планшетом и протестующе вскрикнул, когда я не отдала его ему, а сделала шаг назад, увеличивая расстояние и принялась вчитываться в фамилии и адреса.

— Девушка! Девушка, это же коммерческая тайна!

— Коммерческой тайной будут координаты одной могилки! — огрызнулась ему в ответ.

И повела пальцем ниже по списку. Нашла свою фамилию и адрес клуба и ниже еще — с часовым интервалом доставки какого-то котовника в количестве трех букетов в каждую, — и потом ещё четыре, но уже перечеркнутые.

— Или двух! — внесла поправку количеству могил, уставившись на парня злющим взглядом. — Это что за приколы!? Кто все это заказал!? — зыркнула ему за спину, когда он пожал плечами, и рявкнула, вроде как попросив, — Гурий, можешь сломать ему руку, чтобы он мне имя заказчика сдал?

— Что? — опешил курьер, отшатываясь подальше от хрустнувшего костяшками охранника.

— Геля, что тут у тебя? Гуря, я разберусь, — раздалось справа, и я показала Совунчику на парня, букеты котовника и конверты:

— Он меня с самых курсов преследует!

— И? — протянул Совунчик, оценивающе осмотрев курьера. — Чего ты на него взъелась? У парня работа…

— Да, — кивнул курьер.

— … ему адрес и фамилию дали, он повез, а ты на него взъелась.

— Да, — еще раз кивнул парень, косясь на кашлянувшего в кулак Гурия. — Я вообще только третий день работаю.

— Ну вот, — приобняв меня за плечи, Совунчик вернул планшет и перехватил меня за руку, которой я собралась отправить букеты и конверты туда, где им было самое подходящее место — в мусорное ведро. — Кошка! Ты с какой ноги сегодня встала? У тебя день рождения, а ты что?

— Что? — спросила и сама же ответила. — Так-то я не хочу, чтобы ты меня к кому-то ревновал! И я знаю от кого этот котовник! — выплюнула название цветов.

— И от кого же? — поинтересовался Совунчик.

— От Таракана, от кого ещё! Сволочь! Ещё и написал: "Извини, не удержался." Ненавижу! — выпалила в сердцах. — Знала бы, что розы от вас…

— Нет, ну если от Таракана…

Удерживающая мою руку ладонь исчезла. Я с садистской улыбкой грохнула букеты в ведро, завершая начатое, и погрозила курьеру кулаком:

— Лучше не приезжай больше, а этому Таракану передай, что мне его цветочки не понравились! Вот!

— Я… — начал было парень, ища взглядом путь для отступления. — Извините, — выдохнул и поскакал, пришпаренный моим улюлюканьем и негромкой усмешкой Совунчика.

— Странно, — хмыкнул он, — вроде котовник. Вроде кошачий. Странно, — пожал плечами, не внося никакой ясности, и приветливо поздоровался с парой девушек. — О-о-о! Какие люди! Немцева, тебя как Ковалева в клуб вытащить умудрилась?

Я скосила глаза на контрастную пару блондинка-брюнетка, где первая была идеалом эротический фантазий любого мужчины, а вторая той самой оттеняющей эту красоту подружкой, и принялась искать что-нибудь потяжелее на случай, если хоть одна начнет строить глазки моему Совунчику.

Сама заявила, что не хочу, чтобы меня к кому-то ревновали, и сама же приревновала до зубовного скрежета и сжатой в ладони рукоятки молотка для колки льда.

"Прибью! Только попробуйте позаигрывать… только попробуйте, сучки." — прошипела мысленно, не отрывая взгляда от весело болтающих с моим Совунчиком, и очень "приветливо" улыбнулась блондочке, дернувшейся от моей улыбки, как от огня.

"Он мой!" — припечатала взглядом белобрысую конкурентку и выдохнула, когда она, прихватив подругу и коктейли, решила сдриснуть и не проверять чем может закончиться продолжение заигрываний. А через час снова потянулась к молотку, решив что будет проще грохнуть курьера, чем втемяшить ему простую истину: "Не надо бесить Кошкину!"

44. Сюрпризы. POV. Денис

Мне было больно смотреть на отправленные в мусорку букеты, только эта вспышка справедливости по отношению к цветам “от Таракана” и рядом не стояла с тем, чем могла и гарантированно нацелилась наградить курьера закипевшая с пол пинка Кошка. Ее пальцы нащупали и сжали рукоятку молотка, а на губах заиграла такая кровожадная улыбка, что захотелось заорать, предупреждая парня валить побыстрее и подальше, наплевав на остатки перенесенного заказа. Сюрприз с самого начала пошел не в ту степь, дальше поломился в глухомань Тмутаракани и выруливать в правильное направление не собирался.

Я опустил заказанные коктейли на стойку, бросил “за счет заведения” и едва успел перехватить взметнувшуюся вверх ладонь.

— Тихо-тихо! Отдай мне эту штукенцию, — максимально спокойно произнес я, обняв и тем самым обездвижив Гелю. — Зачем тебе эта фиговина? Давай я ее заберу? — медленно и очень аккуратно потянул из ее пальцев молоток, продолжая шептать на ухо первые приходящие на ум успокаивающие слова. — Ш-ш-ш, моя маленькая. Сейчас мы дождемся Вовчика и поедем домой. Купим тортик по пути. Хочешь тортик?

Увидев появление уже в моих руках молотка, курьер с последними букетиками котовника в руках быстро сообразил кому предназначалась такая “теплая” встреча, отшатнулся назад, белея и прижимая к себе цветы.

— С клубникой, — кивнула Кошка.

— Найдем с клубникой, — пообещал и взглядом показал парню на край стойки. — Сейчас я тебя отпущу, быстренько поставлю роспись в планшете и мы поедем домой. Хочешь домой? Там ведь будет тортик с клубникой, девичник…

— И свечки?

— Обязательно купим и задуешь. Что ты хочешь задуть? Я могу их поставить как всегда, сердечком, квадратиком…

Меля подобную ересь и отвлекая внимание на себя, я чиркнул роспись в планшете, кивком поблагодарил парня и пулей метнулся обратно — судя по вновь появившейся улыбочке, Кошка потянулась к блендеру с целью взбить содержимое невиновного парня в равномерное пюре.

— Тихо-тихо-тихо! — зашептал я, обнимая и заслоняя собой траекторию полета колюще-режущего. — А мы знаешь что забыли?

— Что?

— Бантик!

— Какой? — Кошка все же перевела взгляд на меня и повторила вопрос. — Какой бантик?

— На коробке, — ответил я. — Ты же его так и не развязала. — Не разжимая объятий, дотянулся до своего подарка и протянул его Геле. — Поздравляю с днём рождения, Кошка.

Я одновременно ненавижу Вовчика и радуюсь тому, что он пришел пораньше. Делаю шаг в сторону, пропуская его за собой, а сам не отрываясь смотрю за тем, как Кошка треплет мне и себе нервы. Я бы давно сдвинул уже развязанную ленточку и сорвал подарочную упаковку, но нет. Геля аккуратно снимает ленту, убирает ее в задний карман джинс и ноготком подцепляет край бумаги, а меня поколачивает от волнения и сомнений — понравится или нет мой подарок.

Я хочу, чтобы понравился, и в то же время начинаю придумывать объяснения зачем и почему выбрал именно его. Правда все они глупые и сводятся к тому, что "увидел и подумал о тебе".

Под первым слоем бумаги оказывается второй, под ним третий. Я сам попросил девушку упаковать небольшую коробочку в разные по рисунку обертки — не смог выбрать ту, которая понравится больше Геле. Сверху простая и нежно розовая, под ней белоснежная с черными силуэтами кошки, последняя — следы кошачьих лапок. Почему-то именно на ней Кошка начала хлюпать носом и замотала головой. Почему-то именно ее аккуратно сложила и убрала в карман к ленточке перед тем как потянуть вверх крышку. Так медленно, что я почувствовал и успел подумать, что вместе с крышкой она тянет и мои нервы. До звона, до панического "блядь!" и стиснутых зубов. И уже нет сомнений кто волнуется больше. Это я. Стою, проклинаю себя за порыв, за то, что увидел на бархатной подложке браслет с крупными бусинами-шармами и уже не стал искать ничего другого. Ещё и эти бусины выбирал, примеряя на Кошку, ища в каждой отголосок, что-то общее с той девчонкой, которую сперва увидел в клубе, а вечером едва не вытолкал в халате из квартиры.

— Этот первый, — севшим голосом показываю на мешочек со спрятанным в него браслетом и словно обухом по голове:

— А у тебя трясутся пальцы, Совунчик.

Шмыгнув носом, Геля заглядывает мне в глаза — ее блестят от слез, — разворачивает мою ладонь и переворачивает над ней мешочек. Сперва с браслетом, а потом и с бусинами.

— Совунчичек…

И снова шмыганье. Крупные слезы по щекам, а я не могу понять понравилось или нет. Все время пока Кошка перебирает бусины и надевает их на браслет, она то плачет, то срывается в смех. Первой идёт плоская с оттиском лапки, дальше четырехлистный клевер, бусина-кошка, а за ней сердечко, дальше сова, снова сердечко и кошка — я не смог выбрать какие ей понравятся больше, а Геля нацепила все. Последний шарм с рисунком котовника. Он и подсказал мне какие цветы заказать.

— Застегни, пожалуйста, Совунчик.

— Мне сказали, что можно докупить другие шармы и менять их, — голос срывается от волнения, а пальцы не слушаются и лишь с третьей попытки удается застегнуть замочек.

— Ты дурак, Совунчик. Какой же ты у меня дурак, — шепчут, касаясь моих, солоноватые губы. — Люблюнькаю тебя, Совунчик. Люблюнькаю! Фыр-р-р-р-р…

Кажется, это похоже на выстрел. Только он не смертельный, а наоборот. Сперва отдается вибрирующим "р" на губах и потом по венам и нервам бьёт в сердце. Всегда попадает и никогда не промахивается. Словно выпущенная пуля снайпера, который выстрел за выстрелом кладет ее исключительно в центр мишени. Только мишень не разрывает после выстрела. На ней не остаётся даже отверстия. По ней волной разливается тепло. Во все стороны сразу. И я зажмуриваюсь от нее, чувствую как встают дыбом волосы на загривке и шепчу:

— Фыркни ещё раз, Кошка.

— Фыр-р-р-р-р…

Я снова растворяюсь и тону в новом и таком приятном, невероятном по ощущениям:

— Люблюнькаю тебя, Совунчик. Фыр-р-р-р-р…

Откуда-то издалека раздается деликатное покашливание Вовчика. Сперва чуть слышимое, после уже вклинивающееся в мозг инородным звуком.

— Ден, вы бы свалили в подсобку что ли.

— Тебя спросить забыл, — огрызаюсь в ответ, но все же тяну Кошку к дверям, бросив злой взгляд на ржущего недобармена и огорченный на цветы.

Как я так умудрился с ними лопухнуться? С какого перепуга Кошка записала "кошачью мяту" в подарки от Таракана? Мысли царапают мозг, а резко остановившаяся Геля и ее "Стой!" взрывают его окончательно.

Она хмурится, подносит запястье с браслетом ближе, быстро перебирает бусины-шармы и застывает, коснувшись пальцами той самой, с которой меня понесло в "Flower'енцию".

— Совунчик! Это что? Это от тебя!?

Я слышу как удивление в ее голосе сменяется виноватыми и расстроенными нотками. Вижу опускающиеся в пол глаза и жму плечами:

— Ну кто ж знал, что этот Таракан тебе напишет?

— Я могла бы и догадаться, а ты даже не намекнул.

— А как ты себе это представляешь?

— Не знаю, но мог! — вспыхнув, Кошка тянется к букетикам, зарывается в них носом и огорченно вздыхает. — Блин, ну как так-то, Совунчик?

— Да забей, — отмахнувшись, забираю один и выкидываю его в мусорное ведро, чтобы осталось пять. Глушу протестующий возглас поцелуем и протягиваю конверты. — Проблема решена.

— Не вся! — косится взглядом на ведро и, вскрикнув будто вспомнила что-то, скачет к салфеткам.

"А", "С", "С", "К", "С" — пять салфеток ложатся рядом на стойку, а к ним выкладываются карточки, вложенные в оставшиеся и уцелевшие конверты.

“С”, ”У”, ”С”, ”С”, ”Ч” и “!”. Кошка тасует буквы, меняя их расположение местами, и шипит от того, что никак не может сложить их в что-то удобоваримое и понятное.

— Совунчик? — взгляд с мольбой помочь, только я отрицательно мотаю головой.

— Сама.

— Ну хоть чуточку.

— Если только совсем чуточку, — соглашаюсь и ставлю вперед две “С”, а в самый конец восклицательный знак. — Все. Дальше сама.

— Вот ты… Совунчик одним словом.

Меня смешит ее злость, но интересно посмотреть на реакцию.

Снова мельтешащие карточки и салфетки, хмурящиеся брови и постреливание глазами. Каждый такой намек помочь наталкивается на мое отрицательное движение головы.

— Да блин! Хоть подскажи какая последняя буква?

— Хм-м-м… Одна из тех, которая пришла первой.

- “К”? Нет? “А”? Совунчик! Я тебя затряхну! — вспыхивает и взвизгивает, когда показываю пальцем на салфетку с буквой “А”. — Люблюнькаю тебя, Совунчик!

И меня пришибает звучанием этого “люблюнькаю”.

Да, это практически тоже самое “люблю”, и в то же время нет. Потому что оно гораздо больше, легче и не так пугающе. А самое главное — Кошка не скажет люблю. Кошка может только люблюнькать. И захохотать в голос, сложив буквы в правильной очередности.

Звонкий хлопок ладони по бедру и после хихикающее:

— Вот ты все таки свинтус, Совунчик!

— С какой радости? — спрашиваю, улыбаясь тому, что ладонь после хлопка так и осталась лежать у меня на ноге.

— С той самой, что я чуть голову себе не сломала! — снова хихикнув, Геля посмотрела на меня и ойкнула, когда я свернул к парковке перед кофейней “Четыре”. — А мы сюда что ли?

— Ну да. А что?

— Блин… Блин-блин-блин!!! Да как так-то?

Ничего не объясняя, Кошка откинула солнцезащитный козырек и посмотрелась в зеркало. Быстро переплела хвост и после переключилась уже на меня, оттирая с губ оставшуюся после поцелуев помаду.

— Гель, — протянул я вопросительно. — Может объяснишь что происходит?

— У меня брат тут работает, Дюшка, и его друзья. Он такой… м-м-м… слишком опекательный. Очень-очень! А Владка так вообще пипец! — протараторила Кошка. Критично осмотрела меня, поправила воротник куртки и, скрестив глаза и зажмурившись, прошептала, — Божечки, пожалуйста!

— Гель, — улыбнулся я ее панике на ровном месте. — Все будет норм.

— Ага. Ты просто Дюшку не знаешь! Как начнет докапываться, не остановишь.

— Ну вот сейчас и узнаю, — распахнув дверь, я спрыгнул на асфальт и спросил, — А Влад тоже твой брат?

— Нет, — мотнула головой и через мгновение пожала плечами. — Но опекает не меньше, а то и больше.

— Ага… Что мне еще нужно знать, кроме того что, как минимум, два человека могут захотеть меня грохнуть?

— Чего!? — уставилась на меня не мигая, и вцепилась в ладонь, быстро выскочив из машины и обойдя ее спереди. — Я им убью! Как захотят, так и перехотят.

— Тогда идем? — спросил и рассмеялся решительному:

— Идем!

Несколько шагов до дверей все же поубавили решительности Гели, а мелодичный звон колокольчика, кажется, вогнал в состояние немого ступора. И ее, и меня.

Слишком непривычным показалось мне то, что в зале кофейни два стола оказались сдвинутыми и за ними сидела большая компания, синхронно повернувшая головы в нашу сторону.

— Привет, — пропищала Кошка, сжимая мою ладонь сильнее. — Дюшка, это Денис. Денис, это Дюша, Вовчик, Гриша… и Влад.

Последнее имя она буквально проглотила, когда четыре парня синхронно поднялись со своих стульев и встали плечо к плечу в метре от нас.

— Прикольное знакомство, — хмыкнул один, рассматривая меня с головы до ног.

— Не то слово, — кивнул второй.

— Андрюха, и как тебе? — спросил третий, тот самый Влад.

— Смазливенький какой-то, — ответил брат Кошки и захохотал, протягивая ладонь для рукопожатия, когда я заскрипел зубами, прицениваясь как лучше ему втащить, чтобы сразу догнал, что со "смазливеньким" стоит выбирать слова. — Не парься, Денис, мы просто прикалываемся. Андрей, — представился еще раз и крепко сжал мою ладонь. — Приятно познакомиться.

— Влад.

— Вовчик.

— Гриша.

Обменявшись со мной рукопожатиями, парни представили своих девушек и придвинули к столу два стула, приглашая посидеть с ними. И пока я помогал снять куртку нервно хихикающей Кошке, ее брат куда-то ушел с Владом, а по возвращении покашлял, привлекая внимание к себе и двум коробкам, одну из которых — с пышным бантом, — он протянул сестре, а вторую — звякнувшую при соприкосновении с полом, — опустил перед Кошкой Влад.

— Дамы и господа, попрошу минуточку внимания. — официально и пафосно начал свою речь Андрей. — Сегодня моя сестрёнка стала на целый год старше и, блин, это трагично! Мелкая, ты охренела так быстро расти? — спросил и сорвался в хохот, заражая им всю компанию. — Где, блин, моя младшая сестренка?

— Тута я, — заулыбалась Геля, поднимая ладонь вверх.

— Да ладно!? — изображая удивление, Андрей помотал головой, будто не веря в услышанное, и обнял Кошку. — С днём рождения, сестричка! Мы тебя очень любим и чуть не посрались, выбирая подарок. А так как ты у нас взрослая девочка и уже встречаешься с мальчиком, — не упустил возможности подколоть меня, — то и подарок взрослый. С намеком. Открывай.

И если мой подарок Кошка открывала аккуратно, то этот распатронила в секунду и завизжала от счастья, заглянув внутрь коробки.

— Да-да-да! — широко улыбнулся ее брат. — Все, что потребуется и персонально твое. С гравировкой, чтобы никто не спиздил. А тут, — стукнул в бок второй, звякнувшей стеклом, коробки, — тренировочный материал и расписка, где все мы добровольно согласились стать подопытными кроликами. С поправкой на положение некоторых, — хохотнул и скосил глаза на девушку Влада.

— Спасибки! Дюшка, вы все такие крутянские!

Я невольно заулыбался, наблюдая за тем как Кошка обнимает и чмокает в щеку каждого, и не удивился, когда ее брат встал рядом со мной и негромко, чтобы никто кроме меня не услышал его слов, произнес:

— Обидишь ее, убью, — хлопнул по плечу и как ни в чем ни бывало спросил у сестры. — Ну и чего стоим, Гелька? Отмечать будем или зажала?

45. Борозота. Компромиссы. Гадалка Ляля. POV. Геля

Корюшкиным не пришлось ничего объяснять или извиняться за смену места проведения девичника.

— Гелька, мы скоро! Отвали! — с какого-то перепуга взрыкнула Люля и после я услышала смачный шлепок. — Тебя никто не приглашал, Сморчок! Отвянь, малолетний кобель, у Гельки парень есть! Ляля!!! Лялька, эта скотина подарок отжала! Стой, сволота! Папа! Папа! Сморчок борзеет!

Я сбросила вызов, оставляя разборки между Корюшкиными им самим и хихикая от одного только представления каких трындюлей огребёт Серёжка, если к этим самым разборкам подключится дядя Игорь. Сунула телефон в карман и взвизгнула, испугавшись внезапной темноты вокруг. Вроде только стояла и горел свет, и БАЦ — хоть на ощупь возвращайся к столикам.

— Совунчик? Совунчичек? — протянула я, выставив вперёд руки, чтобы не впечататься во что-нибудь, что обязательно окажется у меня на пути.

Сделала шаг, аккуратно сдвинув стопу вперёд, за ним второй и захлюпала носом, когда из проема ведущего в подсобное помещение показался торт с горящими свечками и раздалось нестройное на первой строке пение:

— С днем Рожденья тебя! С днем Рожденья тебя! С днем Рождения, Геля! Поздравляем, любя!

Я зашмыгала громче, увидев, что торт несет не Дюшка, а Совунчик, и разревелась от негромкого:

— Пост сдал, — брата.

— Пост принял, — с широкой улыбкой на лице произнес Денис, подходя ко мне ближе. — Загадай желание изадуй свечи, Кошка.

— Придурки, — беззлобно обозвала обоих.

Размазала слезы по щекам и зажмурилась, загадывая каждый год встречать день рождения так же. Набрала полные легкие воздуха и дунула.

Кажется, слишком сильно.

Ребята захохотали раньше, чем я поняла почему Совунчик стоит зажмурившись и все его лицо, шея и плечи усыпаны кокосовой стружкой.

— Упс… — виновато прошептала я, а Денис произнес то, что было понятно нам двоим и рассмешило меня до колик:

— Третий “упс” я не переживу.

Корюшкины все же приехали втроем. Не знаю как Сморчок уломал дядю Игоря отпустить его на ночь глядя с сестрами, но в “Четыре” Сережка вошел первым. Первым поздравил, вручив огромную связку шариков, и неприкрыто набычился, когда Совунчик очень ревнивым тоном предупредил парня, что если он не перестанет меня лапать под видом обнимашек, то останется без рук. Лялька и Люлька, хихикая двумя дурками, оттеснили брата и тоже полезли обниматься, а Сережка сунул руки в карманы и с вызовом принялся рассматривать Совунчика, будто всерьез нацелился с ним закуситься за право со мной встречаться.

— Сергей Игоревич! — впервые обратилась я к Сморчку по имени и отчеству, чтобы он если и не услышал меня, то хотя бы проникся серьезностью того, что собиралась ему сказать. — Либо ты сейчас же заканчиваешь эти гляделки, либо останешься без торта, но со следами ремня на жопе! Я тебя люблю, конечно, только от подсрачников тебя это не спасет. Я не буду с тобой встречаться, потому что ты для меня слишком мелкий и люблюнькаю я Дениса.

— И что!? — фыркнул Сморчок. — Я не всегда буду мелким.

— Для меня всегда! — припечатала я и протянула ладонь Совунчику. — Денис, дай, пожалуйста, ремень и не рычи! Ещё не хватало, чтобы ты с Серёжкой драться начал.

— Один хрен я его ушатаю, — усмехнулся Сморчок и скивился, получив оплеуху от Люльки. — Уй!

— Ты папе что пообещал, козлина мелкая? Я ведь ему позвоню, — пригрозила Люля.

— Чуть что, сразу "позвоню", — по-детски обиженно спаясничал Сережка, уворачиваясь от новой затрещины. — Чего размахалась-то? Может у меня любовь всей жизни.

— Ага, — хихикнула Ляля. — Поэтому ты за школой с Лилькой Соломатовой обжимался? Тренировался, да?

— Могла бы и не палить. Сестра еще, — пробурчал парень. Хмуро посмотрел на меня и пошел к столу, демонстративно толкнув Совунчика плечом. — Не договорили еще, если что.

И если бы меня спросили повлияла ли раздувшаяся до неприличия борзота Сережки на мое настроение, я бы ответила: "Нет". Она меня даже не удивила — Серёжка борзел всегда и мне это в нем нравилось, хотя иногда изрядно подбешивало. Удивило меня совсем другое — взгляд, которым Совунчик проводил парня. Мелкого по возрасту и не конкурента, в принципе. Только Совунчик всерьез приревновал. К Сережке и тому, что он меня обнял, но больше к тому, что малолетний мальчишка обозначил свой интерес и озвучил его в открытую, как взрослый. И вроде слышал, что я ему сказала, но все равно ревновал. Будто Серёжка не четырнадцатилетний брат моих подруг, которого знаю всю свою жизнь, а двадцатичетырехлетний парень, решивший подкатить и не заметить, что я занята.

— Совунчичек, — прошептала я, прижимаясь к груди Дениса и проводя ладонью по его щеке, чтобы он перестал испепелять взглядом затылок Сморчка и посмотрел на меня. — Нашел тоже к кому ревновать.

— Я не ревную, — ответил и даже отрицательно мотнул головой, только мне по одному тону голоса стало ясно — ревнует.

— И правильно, — кивнула, обнимая крепче и поднимая лицо. Коснулась его губ своими и улыбнулась, выдыхая еле слышное. — Фыр-р-р-р?

В подрагивающем свете свечей, которые притащила с собой самопровозглашенная гадалка с двухлетним стажем Ляля на скатерть медленно опустилась новая карта. Посмотрев на нее, Ляля подняла взгляд на сидящих напротив нее Влада с Лизой и продолжила вещать:

— Вижу дорогу.

— Ещё бы, — насмешливо фыркнул Сережка и уйкнул от звонкой встречи Люлькиной ладони с его затылком. — Улька, блин! Чего размахалась-то?

— Завянь, Сморчок! — шикнула на него Корюшкина и придвинулась ближе к сестре, спрашивая. — Хорошая или плохая?

Рядом с предыдущей легла новая карта и Ляля нахмурилась:

— Непонятно, — пожала плечами она. Выложила ещё одну и сразу же следующую. — Карты говорят, что будет и сложно, и легко, — вынула из колоды новую карту, положила ее на стол и помотала головой. — Ничего не понимаю, — потерла переносицу и растерянно посмотрела на улыбающуюся Лизу и намекающего продолжать гадание Влада. — Вы куда собрались, а? Карта говорит, что вы знаете о том, что будет сложно, но все равно туда поедете, потому что хотите этих сложностей.

— Очень хотим и обязательно поедем, — кивнул Влад. — Мы уже и билеты купили. Да, Принцесса?

— Ага, — кивнула Лиза и сорвалась в хохот от фыркающего замечания Сережки, что только придурки ломятся искать себе приключений на задницу.

Он ловко увернулся от затрещины Люльки и показал ей язык, забыв, что сидит рядом со мной и Совунчиком, который с молчаливого разрешения бдящей за порядком Корюшкиной отвесил парню такого смачного леща, что тот едва не пропахал носом торт в своей тарелке.

— Ну ты, конь педальный! — взвинтился Серёжка.

Подскочил на ноги, сжимая кулаки, и отпрыгнул от стола подальше, когда вместе с Совунчиком поднялись Дюшка, Влад, Гриша и Вовчик.

— Раз на раз зассал, да? — косясь на парней, спросил Сморчок. — Думаешь, впятером заломаете? Хрен вам! Задолбаетесь пыль глотать!

— Предлагаю выпороть. А чтобы доходчивее было, пороть его же ремнем, — предложила Леся, и Серёжка ошалело уставился на поддакнувших ей Лизу, Соню и Катю:

— Чего? — протянул он, не веря своим ушам. — И вы туда же?

— Можно ещё рот с мылом вымыть, — хихикнула Соня. — Гришка, у вас же тут найдется кусок хозяйственного мыла?

— Найдем, — кровожадно улыбнулся Гриша. — Надо будет и два найдем.

— Э! Чё началось-то!? — занервничал Серёжка, озираясь по сторонам затравленным зверем.

— Воспитательная работа над поведением, — хмыкнул Влад. В одно мгновение оказался рядом с Корюшкиным и скрутил его в букву зю. — Голосуем: мыло или ремень.

Оба варианта набрали равное количество голосов, и мы никак не могли определиться какой из них будет более действенным. Трижды голосовали, уговаривая друг друга поменять ремень на мыло или мыло на ремень, только Серёжка с лютой ненавистью смотрел исключительно на Совунчика, предложившего не париться и сперва выпороть, а потом закрепить экзекуцию мытьём рта.

— Только рискни! Слово пацана даю — попробуете хоть что-то из этого сделать, выцеплю тебя! — прошипел Корюшкин и резко притих, когда Влад встряхнул его, поставил на ноги и спросил:

— Хочешь сказать, что твоему слову можно верить, мелкий?

— А ты рискни и узнаешь! — огрызнулся Серёжка, растирая суставы.

— Борзый, — одобрительно хмыкнул Владка, с подозрительным интересом рассматривая Корюшкина с ног до головы. Повернул голову к Ляльке с Люлькой и больше утверждая, чем спрашивая, произнес. — Всегда такой, да?

— Ага, — кивнули Корюшкины. — Задолбал уже.

— Это хорошо, — кивнул Влад. — Очень хорошо, — снова осмотрел парня и спросил уже его. — Доказать сможешь или только на словах пацан?

— Легко! — фыркнул Сережка. — Говори как.

— Замечательно, — заулыбался Влад. — Я тебе предлагаю компромисс. Если ты докажешь, что твоему слову можно верить, тебя никто пальцем не тронет. Нет — сам выберешь мыло или ремень. Согласен?

— Пф-ф-ф. Не дождешься такого! Что сделать надо?

— Отходить год на рукопашку. К моему бывшему тренеру, — уточнил Влад, протягивая ладонь Сережке. — Я даю слово, что буду звонить ему исключительно поинтересоваться о твоей посещаемости. Забьешь хотя бы на одну тренировку — ты не пацан и твоё слово ничего не значит. Согласен?

— Год? Легко, — фыркнул Сморчок и скрепил договоренность рукопожатием.

— Лучше бы я за мыло проголосовала, — надула губы Лялька. — Хотя бы что-то. А тут…

— И не говори, — кивнула Люля. — Зря только телефон достала.

Обе Корюшкины посмотрели на своего избежавшего прилюдного наказания брата и скривились кажущейся "гуманности" компромисса, а он показал им в ответ язык, плюхнулся на свое место и с наглой рожей упёр кусок торта, который Лялька собиралась съесть после гаданий.

Если бы девчонки знали к кому Влад отправил Сморчка и заметили довольные ухмылки ребят, особенно Дюшки, догадались бы, что через год уровень борзоты Сережки гарантированно станет в разы ниже.

Выдав свои последние предсказания всем желающим, Ляля уже не в первый раз с надеждой посмотрела на меня и принялась собирать карты. Уж кто-кто, а я не раз убедилась на собственной шкуре, что все сказанное подругой сбывается. При чем всем вокруг карты обещали что-то приятное, а мне какую-то жесть. Вспомнить только ее первое предсказание хромать пол лета. Посмеялись тогда втроём, а через два дня я споткнулась на ровном месте и сломала ногу. Почти два месяца проскакала на костылях и в первый раз зареклась гадать. Правда после Нового года Лялька снова умудрилась уговорить меня на погадать, выдала что-то вроде "берегись кипящего котла", и я в этот же день чудом не обварилась, перевернув на себя кастрюлю борща. Уже тогда надо было сделать выводы, но мне потребовалось ещё четыре "добрых напутствия", чтобы дошурупить, что лучше до победного отбрыкиваться, чем услышать новую предупреждалочку.

Поэтому-то я и помотала головой, увидев Лялькин взгляд. А после вопроса Совунчика замотала с утроенной силой.

— А мы? — поинтересовался он. Посмотрел на меня, показал на Ляльку и уже тише спросил. — Мы не будем что ли?

— Ни за что! — отрубила я. — Я тебе потом расскажу почему.

— Это же всего лишь карты, — попытался успокоить и одновременно с этим уговорить, только я снова наотрез отказалась:

— Даже не проси. Не буду и точка!

— Ну ладно. Нет, так нет, — пожал плечами Совунчик. — А мне можно или тоже нельзя?

Я на несколько секунд задумалась и без особой уверенности кивнула:

— Можно.

Пересела поближе к обрадовавшейся возможности попредсказывать Ляльке, а Совунчик опустился напротив подруги и задумчиво поднял глаза, услышав ее просьбу загадать вопрос, на который он хочет услышать ответ.

— Загадал, — кивнул Денис и огорошил меня тем, на что он хотел услышать предсказание. — Пусть будет про личную жизнь.

— Ага, — ещё больше обрадовалась Лялька, выкладывая первую карту. Посмотрела на нее и произнесла. — Вижу сильную любовь, — подмигнула мне, мол зря паниковала и ничего страшного не происходит, опустила вторую и заулыбалась шире. — Яркая и жаркая, как огонь!

— Да? — бросив на меня быстрый взгляд, Совунчик с растущим интересом придвинулся ближе, а я буквально затаила дыхание, смотря на новую карту, которую Ляля положила к двум предыдущим.

— Тут непонятно. Эта может означать и бесконечность — то есть любовь надолго, а может и повторение чего-то.

— В смысле, повторение? — внезапно напрягся Совунчик. — Повторение чего?

— Сейчас узнаем.

Лялька покосилась на меня, прикипевшую взглядом к колоде, с опаской подняла карту и замычала, когда я увидела какая она, а моя ладонь заткнула ей рот, чтобы подруга не проронила ни слова.

— М-м-м! — протестуя попыталась что-то произнести Ляля, только я усилила давление и зашипела:

— Только попробуй что-нибудь ляпнуть, прибью! — зыркнула на удивлённое лицо Совунчика и не успела остановить его движение.

Он выхватил карту с изображением смерти, посмотрел на нее и севшим голосом спросил:

— Что это значит, Гель?

— Ничего! Ничего она не значит! — выкрикнула я и взвизгнула от болезненного укуса.

— Гелька, блин, она же… — едва успела протараторить Лялька и снова замычала, пуча глаза. — М-м-м!

— Я сказала прибью! — повторила, снова запечатав подруге рот. — Ты мне уже нагадала гадостей, а теперь ещё и Совунчику решила!?

Осознав, что именно только что выпалила, я с хлопком припечатала уже свои губы и чуть не разревелась, когда Денис медленно опустил карту к уже лежащим на столе и поднялся. Он хлопнул себя по карманам, вытащил пачку сигарет и пошел на улицу, а все вокруг — даже Серёжка, — внезапно притихли, смотря на изображенную на карте Смерть с косой, и вздрогнули, когда в тишине мелодично тренькнул прикрепленный над дверью колокольчик.

46. Калейдоскоп. POV. Денис

"Любовь, бесконечное повторение и смерть…"

Первое — да, хочу.

Второе — не хочу!

Третье…

От одной мысли о последней карте волосы на загривке встопорщились дыбом, и я передернул плечами, чтобы стряхнуть с себя явственно ощутимые ледяные пальцы той самой изображенной старухи с косой в руках.

— Блядь, да не может этого быть! Не может! Хуета полнейшая!

Вытащив из пачки и отшвырнув в сторону урны сломавшуюся в пальцах сигарету, я развернулся на дилинькнувший колокольчик и замер, увидев выскочившую из кофейни Гелю.

В распахнутая курточке и с сумочкой в руке, она рванула в сторону припаркованного Старичка и резко остановилась, крутя головой из стороны в сторону.

— Гель, — я поднял руку с пачкой сигарет и вышел из тени, обозначая свое местоположение раньше, чем она сорвётся не пойми куда.

Увидел на лице и в ищущих меня глазах панику похлеще той, что шваркнула меня, и напустил в голос побольше беззаботного веселья, чтобы не портить настроение именинницы больше, чем уже испортил.

— Кошка, и далеко ты собралась? От меня свинтить собралась?

Я улыбнулся, но улыбка сползла раньше, чем мы столкнулись взглядами. В секунду прочитали мысли друг друга, увидели, что шваркнуло обоих, и отвели глаза в сторону, не зная что сейчас сказать. Только и молчать было нельзя.

— Застегнись, замёрзнешь, — пробурчал я первое пришедшее в голову.

— А? Угу.

Кивок, только вместо того, чтобы застегиваться, Кошка сделала шаг ко мне и всхлипнула, а меня накрыло с головой какой-то безысходностью. Крохотное и пугливое движение. Шажок, совсем не вяжущийся с той девушкой, которая несколько часов назад всерьез собиралась приласкать молотком курьера за цветы или выскакивала из подсобки в одном халате. Будто не асфальт у нас под ногами, а тончайший лёд, и расстояние друг до друга увеличилось с пары метров до той самой нагаданной и блядской бесконечности.

— Это все пиздеж и полная хрень! — процедил я сквозь зубы, доставая сигарету из пачки. Только сам не поверил в то, что произнес.

Не поверил, но хотел, чтобы поверила она. Слишком спокойно Кошка слушала "хрень" предсказаний для всех других, а на моей…

Блядь, лучше было даже не заикаться. Ведь видел, как ее накрыло от одного моего вопроса. Она испугалась, будто чувствовала чем все обернется, а я вместо того, чтобы прислушаться, ещё и выбрал то, о чем вообще не стоило заикаться. Лучше бы промолчал.

Первые две карты "любовь" и "жаркая, как огонь". Появившаяся на плотно стиснутых губах улыбка… Все же так хорошо начиналось. Я даже успел подумать, что Ляля понятия не имеет насколько яркий и жаркий этот "огонь", но, сравнив происходящее между мной и Кошкой этим словом, попала в точку. Ведь так и есть. Да блядь, то что мы творили не попадало под определение "заниматься сексом" или "заниматься любовью". Язык не поворачивался назвать сексом вспыхивающее между нами по щелчку. Мы именно горели. Вспыхивали, как порох, и горели. Вместе.

Две карты. За ней третья. И в одну секунду, все вывернулось в какой-то ебучий кошмар, где блядская филофобия получила подтверждение "бесконечным повторением", а последняя, неозвученная карта оказалась понятной уже без слов.

И мне, и Кошке.

Новый шажок.

За ним второй и уже мой навстречу. Треск льда асфальта…

Похуй!

Я выкидываю сигарету. Сгребая в охапку, прижимаю Гелю к себе и рычу, когда она начинает хлюпать носом.

— Кошка, это все пиздеж! Я не верю! И ты не верь! — повторяю раз за разом, убеждая ее, а не себя.

Только выходит настолько хреново и так погано, что Геля не успокаивается, а наоборот, начинает реветь сильнее. И каждый новый ее всхлип рвет меня на клочки, бьёт куда-то в грудину, проламывая ребра, что сам не понимая что творю, хватаю ее на руки и несу к машине. Чтобы усадить на сиденье и увести домой.

Туда, где нет ебучего льда под ногами.

Туда, где все можно и получится исправить.

Главное — найти способ как это сделать.

И я найду. Потому что знаю с чего стоит начинать любые поиски.

Ноутбук на коленях, больше тридцати открытых вкладок в окне браузера, храпящая у стенки Текла и нервно кусающая губы Кошка.

Прочитав очередную статью про гадания на картах Таро, я тру переносицу, радуясь тому, что с легкостью вспомню все прочитанное и могу не выписывать совпадающее или расходящееся в текстах об одном и том же.

— А тут что?

— Все то же самое, Гель. Практически слово в слово.

— Может, еще кофе? Будешь?

— Буду.

— Я сейчас.

Подскочив на ноги, Геля летит на кухню, где щелкает кнопкой включения чайника и открывает воду, чтобы сполоснуть кружку, из которой мы уже выпили литров сто кофе. И пока она наливает новую, я успеваю прочитать ещё одну статью — последнюю из вкладок, которым можно доверять по количеству положительных отзывов и благодарных комментариев новичков.

— Держи, Совунчик.

Протянув мне кружку, пристраивается рядом и снова спрашивает, заглянув в экран ноутбука:

— А тут?

— Та же ботва.

— Это плохо?

— С точки зрения статистики, нет.

— А с другой?

— И с другой тоже нет. Если в двадцати восьми из тридцати случаев пишется одно и тоже, к этому можно прислушаться.

Я делаю глоток и передаю кружку Геле, чтобы она тоже попила и отвлеклась от дерготни. Хотя бы на то, чтобы поплеваться.

— Четыре ложки, да? — спрашиваю, откладывая ноутбук и придвигаясь спиной к стене.

— Пять бабахнула. И сахар закончился. И молоко. И сгущенка, — нервно прыскает и кривится, зачем-то повторяя издевательство над собой. — Буэ-э-э! Вот же дрянь!

— Это вам не “Нескафе”, - ляпаю давно забытый и так вовремя всплывший слоган из рекламы и начинаю ржать, недовольному всхрапыванию Теклы — единственной, кому по барабану карты, их значение и расклады.

Просмеявшись, закрываю глаза на несколько секунд. Тяну к себе и обнимаю хихикающую Кошку. Чтобы посидеть, опустив подбородок на ее плечо, и обдумать прочитанное, а после, когда она успокоится, прижаться губами к макушке и попросить:

— Гель, давай сейчас абстрагируемся и посмотрим на все без нервов?

— Я попробую.

Неуверенный кивок, за которым начинается возня. Кошка в буквальном смысле пытается закутаться в меня — вжимается в грудь спиной, плотнее обнимает себя моими руками, — и после, спрятавшись, снова кивает:

— Я готова.

Готова… а сама, никак не может определиться что ей делать с подрагивающими пальцами: то ли переплести с моими, то ли сцепить в замок или спрятать под мои ладони.

Жду, когда ладошки успокоятся, и медленно озвучиваю все что делала Ляля, проводя параллель каждого ее движения и произнесенного слова с только что прочитанным. И получающаяся картинка — особенно если обезличить себя, участвовавшего в этом гадании, — уже не так плоха или катастрофична, как могло и показалось нам обоим. Она приобрела диаметрально противоположное значение, только там, где я смог посмотреть с другого ракурса, Кошку колотит от одного упоминания о карте Смерти. И это начинает бесить.

Мне приходится взять паузу, чтобы не сорваться на ор, а Геля подуспокоилась и смогла услышать самое главное, каким бы страшным это не показалось — Ляле надо было плясать не от первой, хорошей, карты, а от последней. И не потому что она плохая, а потому что старшая. Все остальные, хоть и были выложены раньше, лишь дополняют и уточняют смысловую нагрузку. Только достучаться до Кошки получается далеко не с первого раза.

— Кошка, блин! Да поверь ты мне! Здесь Смерть нихрена не про смерть!

Я злюсь и не нахожу ничего лучшего, как усадить ее на бедра, развернув к себе лицом.

— Давай ещё раз с самого начала! Я на что гадал?

— На отношения. Наши.

— Правильно! — киваю. — На отношения, а не на что-то другое. Так!?

— Так.

— Уже хорошо. Хоть какой-то прогресс, — выдыхаю и в сотый раз завожу пластинку, наплевав на обезличивание и смягчающие формулировки. — Мне выпала карта Смерти, так?

— Так.

— У нее есть основное значение — изменения, завершение чего-либо, и дополнительные. Так?

— Ну так.

— Не “ну так”, а так! — не выдерживаю я. — Нас интересуют оба. И основное, и дополнительное, которое трактуется исключительно и применительно к заданному вопросу. Так?

— Ну да. Но там же…

— Стоять! — рявкаю, останавливая попытку уехать в дебри. — Я спросил про отношения и услышал бы нифига не про смерть, а о том, что что-то изменится или уже изменилось, — смотрю во все еще не верящие глаза и, скрежетнув зубами, пальцем тычу в ноутбук. — Блядь, Кошкина! Открой и прочитай сама, если не веришь и думаешь, что я тебе вру или мог что-то перепутать и забыть! Это принцип гадания и не я его придумал!

Может, мне все же и не стоило срываться в ор, но результат превзошел ожидания — Кошка в одно мгновение вскинулась и наехала в ответ:

— Думаешь, я не помню, что у тебя память что ли!?

— А ты реально помнишь? — не останавливаясь, завожу ее еще сильнее и ликую, услышав язвительное:

— Прикинь, помню! Я склеротичка что ли!? — выгнув бровь и скрестив руки на груди, она сверлит меня взглядом, требуя ответить, и хмыкает, когда я отрицательно мотаю головой. — И чего тогда орать?

— А чтобы ты меня выслушала.

— Так ты говори.

— А я и скажу!

— Ну так скажи!

— А я что делаю!? — выжидательно смотрю и уже спокойнее продолжаю. — Пляшем от первой карты и ее значения. Так?

— Так!

— Аминь, блядь! — вскинув руки вверх, опускаю одну и начинаю загибать пальцы. — Что мы имеем бонусом к главной карте? Первое — любовь. Так?

— Совунчик, блин! Я тебя по башке тресну, если ты не перестанешь постоянно “такать”!

— Так!? — повторяю и киваю едкому фырканью:

— Нет, блин! У нас все что угодно, но конечно же не любовь!

— С первым разобрались. Второе, — демонстративно загибаю палец, — жаркая, как огонь. У нас же жарко, так?

— Совунчик… — замахнувшись, Кошка снова фыркнула и закатила глаза. — Ты меня задолбать решил, да? Ладно… у нас жарко. О-о-очень жарко!

— И последнее, — загибаю третий палец. — Повторение или бесконечность. Напомнить тебе сколько раз мы вчера “повторяли”?

— Напомнить тебе, что я не склеротичка? — передразнив меня, Геля посмотрела на мои губы и ползущую на них улыбку и улыбнулась сама. — Ну и что тогда все значит?

— А то и значит, что в моей жизни произошли изменения и появилась любовь, с которой у меня будет много, часто и о-о-очень жарко, — не удержавшись, я закатываю глаза и причмокиваю губами, чтобы после этого задумчиво спросить. — Интересно, с кем?

— Совунчик, ты охренел!?

Полыхнувшие глаза и сжавшиеся в линию губы. Только я рывком переворачиваюсь, подминая под себя брыкающуюся Кошку.

— Нет, не получится! — улыбаюсь шире и наклоняюсь ниже, шепча, — Кошка, поздняк метаться. Мне тебя нагадали, — касаюсь губами ее губ, — любовь нагадали, — целую чуть настойчивее, — и то, что она жаркая будет, нагадали. И если все, что мне сказали карты — правда, то просто фыркни, Кошка.

Наши губы едва касаются, но я не могу не улыбаться улыбке и негромкому:

— Фыр-р-р-р, Совунчик. Фыр-р-р-р! Фыр-р-р-р! Фыр-р-р-р!

47. Любовь. Огонь. Бесконечность. Смерть.

POV. Денис

Убедить кого-то в собственной правоте всегда проще, чем себя самого. Бусинка за бусинкой нанизываешь факты на нить логики и после показываешь получившийся узор. Ему обязательно поверят. Особенно если хотят поверить. Только с собой этот трюк не проходит.

Ты знаешь, что в ладони остались крохотные шарики, которые осознанно не показывал. Знаешь, что они не так критичны, как большие, но даже маленькая ложь во благо — все равно ложь. И ее размер не изменяет сути. А когда ты сам осознанно умалчивал о том, что способно с лёгкостью разрушить и узор, и всю логику целиком, то убедить себя вовсе невозможно. Хочешь поверить, но не веришь. Потому что в ладони остались шарики. Потому что их не один и не два. И потому что помнишь о каждом.

Раз за разом крутишь в голове уже все факты. Снова и снова выстраиваешь их в новую логическую цепочку, ищешь в ней слабые звенья и проваливаешься в полудрему, чтобы вынырнуть через несколько минут. Потому что цепочка рвется и ты не веришь ей до конца. Надеешься, что выстроишь новую и окажешься прав, но все равно не веришь, не можешь заснуть и крутишь, крутишь, крутишь…

Когда зазвенел будильник и проснулась Геля, я не спал. Услышал первую трель, последовавший за ней сладкий зевок и закрыл глаза, делая вид, что все ещё сплю. А Кошка, потянулась к телефону, выключила звук и, шикнув на встрепенувшуюся и подскочившую Текилу, решила не вставать. Подремать или понежиться в моих объятиях до следующего сигнала будильника — не знаю что именно. Я решил не открывать глаза и не проверять. Просто лежал, обнимая ее так же как и до этого. И кажется задремал.

Новая трель и через мгновение снова тишина.

Я все ещё крепко сплю и не просыпаюсь.

Не просыпаюсь и когда Кошка потянулась, и когда снова шикнула на Текилу. Даже когда она разворачивается лицом ко мне, я сплю.

Чтобы через пару минут почувствовать едва ощутимое, практически невесомое прикосновение подушечек пальцев к виску, а за ним и новые.

Отводит волосы назад.

Скользит по щеке к уголкам губ.

Трогает, обводя.

И целует.

Нежный. Долгий. Улыбающийся поцелуй.

Только я снова не проснулся и буду спать практически до завтрака. Именно этому улыбается Кошка, когда снова касается моих губ и осторожно убирает руку со своего бедра.

Практически неслышимые шаги и следом за ними цоканье коготков Текилы. Щелчок кнопки чайника и шум воды в ванной. Только я все равно не встаю. Мысленно беру тонкую ниточку в руку и ещё раз пробую собрать тот самый узор, в который поверю так же, как Кошка поверила мне.

POV. Геля.

Выскочив из душа в одних трусах и с полотенцем на голове, я поскакала на кухню, прикидывая что успею приготовить за пятнадцать-двадцать минут. А с учётом того, что сама пообещала вкусные завтраки, то тратить секунды и размениваться на "надеть футболку" не стала. Провалялась до победного, забыв обо всем на свете, вот теперь полетаю по квартире ужаленной в задницу. Опять же сама.

Я распахнула дверцу холодильника, схватила упаковку яиц с одним яйцом внутри. После дернулась было к тому месту, где стояли пакеты с молочкой, и зашипела, возвращая на место яйца, вернее, яйцо. Полюбившиеся Совунчику оладьи и блинчики отменялись из-за отсутствия и молока, и кефира, на драники не хватит времени, а что ещё вкусного и главное быстрого в приготовлении можно сделать в голову мне не пришло. Как на зло.

— Гхм… — прозвучало сзади, и я обернулась, не сразу дошурупив к чему и почему Совунчик вскинул одну бровь и присвистнул, осмотрев меня голодными глазами. — Розовая Киска в розовом с киской? М-м-м… С добрым таким утром, Кисонька.

— Я сейчас что-нибудь придумаю, Совунчик, — протараторила в ответ. Чмокнула в щеку, выворачиваясь из объятий, и прыснула от смеха, когда состыковала что к чему и почему. — Дурак! Я просто опаздываю и не успела ничего надеть.

— И не надо, мне все очень нравится и так, — Денис улыбнулся шире, посмотрел на часы на микроволновке и кивнул. — Ага. Значит так. С меня завтрак и доставка одной Киски в розовом с киской, а с тебя — собраться, порвать всех к херам и поцелуй.

— Согласна! — кивнула я. Начала с последнего и взвизгнула от ускоряющего шлепка по заднице.

— Кошка, не увлекайся и дуй собираться! Текла, гулять!

Хихикая дуркой, я полетела в ванную сушить волосы, а Денис вздохнул и пошел в комнату одеваться.

— И все равно самая вкусная шавуха продается в вагончике у "Мирославки"! — повторила я, не забывая отодвинуть свою подальше от загребущих рук Совунчика.

Наш спор, начавшийся ещё в квартире, перетек вместе с двумя шавермами и термосом с кофе в Старичка "Бронко". И судя по всему никак не собирался заканчиваться. В отличие от шавермы. Свою Совунчик успел дотрескать, пока выруливал к спорткомплексу, и уже дважды за последние пять минут пытался отжать остатки моей. Про которую я сказала, что она не такая вкусная, как та, что продается в Мирославском парке. По версии же Совунчика, эта была не настолько шедевральна, как шавуха в забегаловке рядом с заправкой около Усть-Зареченска, но точно в тысячу раз вкуснее "Мирославской". И если устроить голосование, то "Мирославская" однозначно заняла бы третье место. Второе он бы отдал той, которую купил, а первое — исключительно "Усть-Зареченской". Последнюю я ни разу не пробовала, только и отдавать ей пальму первенства без личной дегустации не собиралась. Поэтому снова повторила:

— А я тебе говорю, что для меня "Мирославская" круче, чем эта! И пока ту не попробую, мой выбор за ней.

— О'кей, — кивнул Совунчик. — В выходные едем тестировать. Купим все три и будем выбирать. И я тебе говорю, что после "Усть-Зареченской" ты от своей "Мирославки" плеваться начнёшь.

— Вот и проверим, — согласилась я и хлопнула Дениса по бедру, вспомнив про обычный и сырный лаваш. — Только тогда надо брать все. Чтобы по честному.

— Обожремся же и в машину не влезем, — улыбнулся Совунчик и сперва захохотал, а после моего крайне недвусмысленного намека прочистил горло.

— Если ты думаешь, что меня разнесет, то я знаю один шикарный способ похудения, — царапнула ногтями по его напрягшейся в одно мгновение ноге и промурлыкала: — Там же где-нибудь найдется укромное местечко? Я бы с тобой поделилась, — многозначительно подняла ладонь выше и придвинулась ближе. — Очень действенный способ. Калории горят… адово.

— Кошка, если мы сейчас впилимся в "Крузак", — прохрипел Совунчик, — я водиле так и скажу, что у меня кровь из мозга ушла по твоей вине, а в протоколе попрошу указать "адовый стояк", как смягчающее обстоятельство.

— Да? — хихикнула я и не удержалась, прошептала ему на ухо томным голосом: — Тогда тебя оправдают.

— С-с-с-сучка.

— О да, — кивнула и фыркнула. — Фыр-р-р-р!

— Кошка, нарываешься!

— Фыр-р-р-р!

— С-с-с-сучка!!!

Денис бросил быстрый взгляд в зеркала, резко выкрутил руль, прижимая машину к обочине, и вдавил по тормозам, чтобы через мгновение впиться в мои губы одновременно злым и голодным поцелуем.

— Дразнишь, да? — прорычал и усмехнулся, дёргая завязки на моих спортивках. — Я же тебя тоже могу подразнить!

Запустил ладонь мне в трусики и хрипло задышал, когда я дернула бедрами навстречу его пальцам.

— Блядь! Кошка… Я тебя прибью!

— Прибей! — выдохнула я, кусая ему губы и прижимая его руку своей рукой. — Прибей, Совунчик!

POV. Денис.

Я едва смог остановиться, не доводя начатое до конца. Хотел, видел, что ещё немного и Кошку выгнет дугой, но стоило ей только начать жадно хватать воздух, рывком убрал руку и прошипел сквозь стиснутые зубы:

— Что ты со мной творишь?

— Я? А? Ты! Гад! Гад! — задыхаясь прошептала Геля и захохотала, откидываясь на спинку сиденья. — Раздразнили киску Киске, нырнув в розовое с киской! Ха-ха-ха!

— Дурка, — улыбнулся я и заржал в голос. — Пиздец! Га-га-га! — посмотрел на смеющуюся Кошку и спросил: — И как там киска у Киски в розовом с киской? Обиделась?

— У киски Киски в розовом с киской есть единственное желание — довести начатое до конца, а потом повторить. Раз десять, — прыснула Геля и замотала головой: — Садюга! Садюга ты, Совунчик!

— О да, — кивнул я и, наклонившись к ее уху, фыркнул. — Фыр-р-р-р.

— С-с-сучка! — захлебнулась хохотом Кошка. — С-с-сучка! Как же я тебя люблюнькаю, Совунчик!

Угорая до слез, мы доехали до спорткомплекса и с трудом нашли свободное парковочное место. Буквально втиснувшись между пузотерками, я едва смог вылезти из машины, чтобы не поцарапать дверью соседнюю легковушку. Обошел Старичка, помог выбраться Геле и задохнулся от брошенной вроде бы себе одной, но с намеком на нас двоих фразы:

— Срочно надо худеть.

— Вечером начнем или как любое великое дело — в понедельник? — спросил и захохотал, получив ощутимый хлопок по плечу. — Ладно. Как скажешь. Я что ли отказываюсь?

— Да даже если и откажешься, я знаю как тебя уломать, — Геля хитро улыбнулась мне и сорвалась, визжа и убегая в сторону главного входа, к которому стекались люди.

Наверное, даже оказавшись внутри холла и увидев в нем толпу, мы не обратили на нее внимания и продолжали хохотать. Я нашел ладонь Кошки, притянул ее к себе поближе и пошел не по указателям, а в противоположном направлении.

Подняться по свободной лестнице на второй этаж, повернуть и пройти уже в сторону скалодрома, где нас поджидал Лука с двумя эластичными повязками и скрученными в трубочку бумагами в руке.

— Вы где, блин, шарахаетесь!? — пожав мне руку, Люк сунул Кошке листы и ручку, чтобы она поставила свою подпись в уже заполненной им форме участника и махнул в сторону раздевалки. — Давай, быстрее. Через пятнадцать минут заканчивается регистрация! Ден, блядь, не мог пораньше приехать?

Показал куда идти и сорвался с бумагами в самую гущу толпы.

— Кажется, у кого-то шалят нервишки, — усмехнулся я, провожая друга взглядом. Повернулся к Геле, отдал ей сумку и спросил: — Есть какое-нибудь поверье на удачу?

— М-м-м? — задумчиво подняв глаза, пожала плечами и хихикнула, разворачиваясь ко мне спиной. — Есть. Хлопни на удачу.

— Как и куда?

— В смысле как и куда? — протянула Кошка и намекающе покрутила попкой. — Я жду волшебный хлопочек и ещё что-нибудь такое, после чего очень сильно захочу не просто победить, а порвать всех.

— Хм… Окей… — кивнул я, звонко хлопнул по подставленной ягодице и прошептал ей на ухо: — Продуешь, сжигать калории с тобой не буду месяц.

— Чего!? В смысле, месяц!? — вспыхнула Геля, разворачиваясь. — Совунчик! Ты охренел!? Я ж сдохну!

— Ты же сама попросила сказать то, после чего захочешь всех порвать. Вот и порви их, Кошка, — улыбнулся, мягко коснулся сжатых в линию губ и подтолкнул в сторону раздевалки. — Ты сейчас одним своим видом всех деморализуешь. Иди.

— Совунчик, — прошипела, сверкая глазами. — Я… и месяц… У-у-у!!!

Развернулась и решительной походкой полетела переодеваться.

Я в наглую пролез в первые ряды зрителей и помахал рукой Кошке, показывая где буду сидеть. В ответ она улыбнулась, взглядом показала на уже получившие снаряжение пары и чиркнула пальцем по горлу.

— Порви их, — произнес одними губами и заулыбался уверенному кивку в ответ.

Порвет. Без сомнений порвет. И дело даже не в угрозе остаться без секса. Кошка слишком сильно выделялась среди всех девушек своей уверенностью и полным отсутствием нервов или переживаний. Что уж говорить, если рядом стоящий Люк дерганно озирался по сторонам и что-то у нее постоянно спрашивал. И она — гордая, уверенная, обманчиво расслабленная. Только в каждом движении ощущается, что Кошка сейчас в своей родной стихии.

Вот она что-то говорит Луке, на автомате надевая страховочный пояс, подтягивает стропы и проверяет удобно ли расположен мешочек с магнезией. По очереди опускает в него ладони и подтягивает повыше. Снова проверяет и оборачивается к подошедшему с коробкой судье, чтобы вытащить из него номер пары и заулыбаться, показывая его мне.

Восьмерка.

Я киваю, поднимаю вверх большой палец, а сам не понимаю как ещё стою и могу улыбаться, когда Кошка лепит восьмерку на повязку Луке вертикально, а себе повёрнутой в горизонт.

— Блядь…

Два первых маршрута рассказали мне, что среди нормальных людей есть сумасшедшие психи, которые могут вскарабкаться практически по голой стене.

Два следующих окончательно убедили в этом, и я записал Кошку и Люка в самые отмороженные. Эти идиоты улыбались какой-то сотой доле секунды на табло, когда я искал глазами того, кто может отстранить пару под номером восемь под любым предлогом.

Пятая… Лучше попытаться залезть самому и без страховки, чем смотреть как это делает Кошка. Я на собственной шкуре узнал что такое страх и услышал сдавленный стон справа, когда вцепился в руку сидящего рядом.

Шестая. Я ничего не знал про страх. Ничего.

Спину проморозило от одного только объявления, что зеленые уступы на ней и следующей теперь штрафные, а любое касание их с целью опоры или перехвата добавит к времени восхождения секунду.

Секунду, блядь! Наплюй на нее!

Только пока я взглядом умолял Кошку обернуться и отказаться нахрен от этой затеи, она с Люком обсуждали как полезут вверх. Полезут!

"Кошка, блядь! Ты дура! Ты больная на голову идиотка! Повернись!"

И уже через несколько минут раздался сигнал, а в голове осталась одна единственная мысль: "Убью! Сука, я тебя из мертвых воскрешу и убью лично!" И после паническое: " Держись!"

Я нервно смеюсь, пряча лицо в ладонях, а эти идиоты снова радуются. Блядь, они радуются двум сотым разницы с временем двадцать седьмой парой. Идиоты. Убью обоих… убью…

Седьмая…

"Только попробуй встать и кивнуть судье!"

"Я тебе ногу сломаю! Нет! Обе сломаю!"

Кажется, у меня остановилось сердце, когда Кошка на мгновение замерла, чтобы после прыгнуть в сторону и вверх, а глаза полезли высматривать маркировку на барабане страховочной системы, чтобы узнать какую нагрузку на разрыв она выдерживает.

“Кошка весит где-то пятьдесят, Люк под восемьдесят. Ускорение свободного падения 9,8, плюс рывок…”

Я ничего не знал про страх, а эти придурки снова прыгнули…

Восьмая.

Можно использовать только красные уступы.

Семь пар снимаются.

Среди них нет пары Кошка-Люк.

Два идиота лежат на матах, задрав вверх ноги, будто загорают на пляже.

"Бесконечность — это восемь на боку."

"Бесконечность — это повторение."

Страх — это когда ты боишься дышать, чтобы не шелохнуть дыханием воздух.

Страх — это когда ты давишь в горле крик, чтобы не отвлекать.

Страх — это когда не можешь не смотреть, потому что взглядом можно передвигать предметы или хотя бы попытаться сдвинуть крохотную красную шишку-уступ ближе к пальцам в белой пудре магнезии.

Хотя бы на миллиметр. Хотя бы на микрон.

"Сдвинься, сука!!!"

Девятая.

Пары снимаются. Даже те, кто поднялся по восьмой, снимаются.

Для этого достаточно расстегнуть защелку на каске или отстегнуть карабин троса между участниками пары.

Люк идет к судейскому столу и что-то спрашивает.

Снимает каску и кладет ее на стол.

Выдох.

Сердце срывается в галоп и застывает, когда Лука тянется к бутылке с водой и выливает ее себе на голову, наклоняясь над подставленным ведром.

Ржет, когда одна из девушек с секундомером на шее вытирает ему лицо, и снова надевает каску, чтобы отдать честь.

Взглядом сверлю затылок Кошки, а она с улыбкой показывает на табло, где восьмая пара идет второй с суммарным отставанием в три сотых секунды от лидера — двадцать седьмой. После подмигивает и шлет воздушный поцелуй.

— Я тебя убью, — шепчу одними губами.

— Люблюнькаю! — читаю и отрицательно мотаю головой, повторяя заново:

— Убью!

Смеется. Касается пальцами груди в области сердца, оставляя на майке белый след, а я чиркаю ребром ладони по горлу — у меня уже не осталось сердца.

Кивает.

— Дура! Я тебя убью, а не прошу порвать двадцать седьмых!

— Молодой человек, может вы присядете?

— А может, вы заглохните!?

Рычу, оборачиваясь назад, а когда возвращаювзгляд к Кошке, она уже заполняет свой мешочек и встряхивает руки и ноги, растягивается, что-то показывая Луке.

Девушка в двадцать седьмой паре пристально смотрит за тем, что показывает Люку Кошка…

Десятая.

Массовый сход.

Пары снимаются одна за другой.

Психов нет. Вернее есть.

Четыре пары.

Кошка и Люк снова “загорают”.

Организаторы о чем-то шепчутся.

Мудак в двадцать седьмой паре пялится на грудь Кошки.

“Лучше сам ебнись со своей скалы!”

Я прожигаю ненавидящим взглядом его черепушку и кошусь на организаторов, которые о чем-то рассуждают, посматривая на трассу с отрицательным уклоном и балконом.

— Дамы и господа, в связи с большим количеством сходов нами было принято решение перейти сразу к последнему маршруту. Так как между оставшимися участниками разрыв минимален, мы решили максимально усложнить задачу и предлагаем преодолеть ее только со страховкой внутри пары и одним страховочным тросом…

Дальше не слышу.

Отголоском удара остановившегося сердца гул в ушах.

Три пары подходят к столу и кивают.

Четвертая снимается.

Тридцать шестой номер.

Не восьмой.

Почему не восьмой?

“Кошка! Откажись! Я тебя умоляю!”

Блеск серо-зеленых глаз.

Сложенные колечком пальцы и неуслышанная, но прочитанная по губам просьба, от которой подкашиваются ноги:

— Лукашик, просто доверься.

Кажется, у меня на зубах не осталось эмали. Стер и ее, и зубы по самые десны.

Кажется, у меня давно оборвались все нервы, но нет — Кошка нашла еще один и, играючись, рвет его, повисая на пальцах левой руки на самом краю балкончика.

Еще один — пальцы правой отстегивают карабин страховки, которым она только что страховалась.

Десять разом, когда отпускает его болтаться вдоль тела и не цепляет за кольцо в двух сантиметрах правее своей же руки.

Взгляд на Луку.

Взмах свободной рукой. За ним второй, набирая амплитуду.

После третьего Кошка срывается вниз, а я подскакиваю со своего места и лечу вперед, сшибая всех на своем пути.

Чтобы подхватить…

Чтобы поймать…

Чтобы обмануть судьбу.

48. Преступление и наказание. POV. Геля

Десятая трасса — сложная для подъема в одиночку и практически нереальная для парного. Я едва уговорила Лукашика не отказываться и поверить моему предчувствию и опыту. Только парень продолжал наотрез отказываться, уже согласившись.

— Хватит! Я иду первой, ты вторым, — произнесла я, отрубая дальнейшие препирательства. Нервно стерла с пальцев скатавшуюся в комочки магнезию и опустила их в мешочек снова, чтобы по максимуму подсушить кожу. — Смотри, я пойду через одну…

— Кошка! — опешил Лука, смотря на меня, как на сумасшедшую, но я мотнула головой и продолжила с нажимом в голосе:

— … через одну! И первая! Подниматься как раньше не получится, но мы поднимемся! Смотри и запоминай!

Я подошла к стене и негромко, практически шепотом, стала пояснять свои перемещения, не показывая на выбранные выступы и одному Лукашику понятно уточняя их расположение, чтобы максимально убедить Барсика и его напарницу, что мы будем подниматься "как обычно". Правда обычный маршрут нам не подходил от слова совсем. Поэтому-то и решила огорошить соперников и навязать им повторить наш маршрут восхождения. Единственный, на котором мы с Лукой могли вырвать секунд пять, если все получится.

— … дальше от зеленого на девять часов видишь? Он тебе под левую руку просится, но от него на двенадцать мой. Не занимай его, пока я от него не оттолкнусь. Это единственный выступ, который ты займешь вторым. До него и после — все так же, через один. Понял?

— Кошка, ты на всю голову больная, — выдохнул Лука, “поднявшись” по стене взглядом. Задрал голову, посмотрел на нависающий выступ-балкон и придвинулся ближе, спрашивая. — А тут как?

— Тут тебе придется просто довериться, Лукашик.

— Геля!

Лука попытался настоять на озвучивании всех нюансов и снова выдал характеристику моих умственных способностей, когда я помотала головой и “на удачу” грохнула своей каской о его.

— Лукашик, просто доверься!

Скажи я ему о том, что задумала, и все. О победе можно будет забыть и проще идти сдаваться сейчас, даже не пробуя. Только мне нужна была именно победа, а если точнее, исключительно первое место. Второе я не рассматривала. Больше из-за угрозы Совунчика, но и не без того, чтобы утереть нос Барсику, который еще на этапе жеребьевки смилостивился и расщедрился “уступая” право подниматься первым отстающим.

— Удивишь меня, Кошка? — насмешливо спросил он, уже празднуя победу, и вскинул брови от моего намека:

— Думаешь, что побегу рассказывать оргам что ли? Больно надо.

Фыркнула презрительно и повернулась к своему напарнику, чтобы еще раз проверить как затянут карабин на его страховке. Дернула пару раз и выдала последнее наставление:

— Запястья магнезией посыпь.

— Что? — не понял Лукашик.

— Просто сделай это, — попросила и показала судьям жест готовности.

“Спорный” выступ мы прошли как по нотам, даже не остановившись. И это накачало меня уверенностью по самую маковку. Не самое сложное место в маршруте, но еще раз подтверждающее, что Лука услышал меня и не забыл то, о чем его попросила.

Отвела в сторону мешающий переставить ногу трос страховки, отметив по отсутствующему в нем натяжению, что Лука не отстаёт, и полностью сосредоточилась на выступе балкона.

Я поднималась, не отвлекаясь на усталость в мышцах, не слыша подбадривающие крики снизу. Словно робот, действующий по четкой и продуманной до последней мелочи программе: "Перенести ногу на камушек, крепко вцепиться пальцами в следующий и перецепить карабин страховки выше." Перенесла, вцепилась, перецепила. И дальше снова и снова, по программе, приближаясь к краю балкончика.

На последнем перед ним "камушке" по очереди вытерла ладони о бедра и макнула их в магнезию, вцепилась пальцами левой руки в камушек на балконе и отцепила карабин правой. Бросила быстрый взгляд на Луку и его запястье, услышала щелчок и взмахнула рукой, раскачиваясь. Ещё раз — нет, не хватит, новый взмах… и, оказавшись в верхней точке, отпустила камушек.

В одно мгновение кровь в венах превратилась в кипящий адреналиновый коктейль, и мозг, выпив его, защелкал, выдавая новые команды телу.

"Немного сгруппироваться и согнуть ноги, чтобы уменьшить сопротивление."

Щелк. Сделано.

"Раскрыть ладонь и повернуть ее."

Щелк. Сделано.

"Начать обхватывать предплечье вытянутой в попытке поймать руки Луки."

Щелк. Сделано.

И крикнуть, чувствуя сжимающиеся вокруг запястья пальцы и сжимая свои:

— Качни. По диагонали. Сильно!

Вспышка в глазах, стирающая панический страх.

Тело, найдя новую точку опоры, летит, меняя траекторию.

А затем, практически впечатавшись в стену, снова взмывает вверх. Как на качелях.

Я снова разжимаю пальцы, отпуская запястье Лукашика. Он разжимает свои, забрасывая меня на балкон.

Ровно туда, куда мне было нужно.

Щелчок пойманного в полете карабина страховки — правой рукой, когда левая цепляется за красный камушек, а ноги находят опору в виде двух других. Тоже красных.

Снова адреналин и протянутая Лукашику ладонь.

Его нервный хохот и метнувшаяся, в расфокусировавшемся на краю поля зрения, тень.

— К-к-кошка, блядь, ты…

— Потом! — обрубаю ненужную сейчас болтовню и прикипаю взглядом к кнопке, нажав на которую я остановлю время на таймере.

Меня сшибло раньше, чем ноги коснулись пола. Снесло, заваливая и роняя на маты. После встряхнуло с жестокостью, как тряпичную куклу, прижало к себе и снова встряхнуло.

— ДУРА! ИДИОТИНА! ДУРА! — прорычал Совунчик, встряхнув ещё раз, видимо напоследок, и зашептал, ощупывая мои руки, плечи и ноги дрожащими пальцами, — Геля, где? Геля, блядь! Хуйли ты молчишь и ржешь!? Сучка ты ебанутая, где!?

— Что "где"? — спросила и чуть не оглохла от рявкающего:

— В ПИЗДЕ, БЛЯДЬ!!!

Совунчик выдохнул, рванул меня за лямки страховки на себя и зашипел, сверкая озверевшими глазами:

— Если ты сейчас же не скажешь где болит, я богом клянусь, сам переломаю тебе все ноги и руки, чтобы ты, идиотка… Что ты ржешь!? Что ты ржешь!?

Только я захлебнулась хохотом и захохотала громче, мотая головой:

— Не болит… ничего не болит. У меня получилось. Получилось, Совунчик!

— Получилось!? Получилось, блядь!? — проревел он. Встряхнул ещё раз и снова запорхал по моим ногам, стягивая с них кроссовки и носки. — Идиотина… идиотина долбанутая…

— Ты прям здесь хочешь что ли? — загоготала я в голос и вжалась спиной в маты от шипящего:

— Здесь? Здесь!? Ты у меня не то что месяц, на год нахрен без секса останешься! Я к тебе, дуре, пальцем не притронусь, чтобы дошло! Ясно!?

— Угу, — кивнула и захихикала, когда пальцы Совунчика принялись ощупывать мою ступню.

— Чего ты ржешь!?

— Щекотно.

— Потерпишь!

— И ты меня трогаешь, а сам говорил что не будешь… хи-хи-хи!

— Да пошла ты!

Отпустив мою щиколотку, Денис подскочил на ноги и со злостью пнул кроссовок, схватился руками за голову и, посмотрев на меня стеклянными глазами, опустился на корточки:

— Какая же ты дура, — зло выплюнул он, пряча лицо в ладонях. — Дура, я там чуть не сдох! Как ты не понимаешь, что я сдохну, если ты… если бы с тобой… Дура… Идиотка… Упёрлось, блядь, лезть…

Его голос становился все тише и тише, а ругательства злее и обреченнее.

— Совунчик, — прошептала я, обнимая его за плечи, — я же все просчитала…

— Отвали! — рявкнул он, стряхивая мои руки, и тут же, сгребая в объятия, прижал к себе со всей силы. — Кошка, ты… Кошка, я… ненавижу тебя! Ненавижу! Я же тебя… а ты… Сучка!

— Угу, — кивнула, ища губами его губы. Прижалась к ним, успокаивая, и прошептала. — Люблюнькаю тебя. Люблюнькаю, Совунчик.

— Просчитала она…

— Да, — снова целую и тихо шепчу, — Люблюнькаю. Очень-очень. Не ворчи. Я же Кошка. И обещала тебе завтрак. Каждый день. И ужин.

— Только попробуй не сделать, — прохрипел Совунчик, стискивая меня до хруста костей. — Я клянусь, я сам тебя убью, если ты хоть раз…

— Фыр-р-р-р?

— Не беси меня.

— Фыр-р-р-р?

— Кошка…

— Фыр-р-р-р?

— Фыр-р-р-р.

Я не стала отнекиваться и доказывать Совунчику, что могу самостоятельно передвигаться. Обняла его за шею, когда он подхватил меня на руки, и отрицательно помотала головой организаторам, решившим, что у меня какая-то травма. Нет, одна у меня была. Хроническая и очень приятная — "Острое Совунчиковое Люблюньканье", — только лечиться от нее я бы не согласилась ни за что на свете. Как и сползать с колен Дениса на свободное место рядом. Устроилась поудобнее и зажмурилась от счастья, когда Совунчик прислонился лбом к моему виску и покачал головой, шепча:

— Была бы моя воля, хрен бы ты куда отсюда рыпнулась.

— А как же готовить завтрак? — хихикнула я.

— Кошка, не тупи!

— Я не туплю, а интересуюсь, — улыбнулась я и постучала ноготком по обнимающей меня руке, привлекая внимание. — А можно последний очень глупый вопросик?

— Ну?

— Ты же не всерьез про год говорил? — спросила, заглядывая в глаза Дениса котом из "Шрека". — Просто я столько ну никак не вытерплю. И месяц не вытерплю. И неделю тоже.

— Дурка, — рассмеялся он, прижимая меня к себе, и строго произнес. — Дома поговорим. Ты наказана.

— М-м-м, — протянула я мечтательно и принялась перечислять что могла бы приготовить, чтобы загладить свою вину и сократить срок наказания.

— Не прокатит. Ты все равно наказана, — повторил Совунчик и показал на пару Барсика и Лены, приготовившиеся подниматься по последнему в зачётной сетке маршруту. — И не отвлекай, я смотрю.

И он начал смотреть. Так старательно, что совсем забыл о своих руках, которые то и дело, обнимали меня, стоило мне чуть-чуть сдвинуться. Забыл и о своих губах, целующих мой висок. И о том, что вокруг люди, тоже забыл. Хотя тут я ему немного помогла. Самую малость. Виноватым тоном призналась, что розовым с киской пришел конец, и я их оставила в сумке, а потом "случайно" поерзала на коленях, устраиваясь на них поудобнее, и стала смотреть за поднимающейся парой. Очень старательно ерзая и сокрушенно вздыхая.

— Кошка, тебе пиздец, если не успокоишься, — прохрипел Совунчик.

— Да? — спросила я.

Притихла на минуту и снова начала ерзать.

"Острое Совунчиковое Люблюньканье", как оказалось, очень страшная болячка, выключающая инстинкт самосохранения. О чем и сказала Денису, когда он попытался отодвинуть меня на край колен.

49. "ОСЛ", "ОСВ" и “ОКР”. POV. Геля

Если до объявления результатов я лишь могла догадываться, что Совунчик перенервничал намного сильнее, чем показывал, то после — убедилась и прочувствовала на собственной шкуре насколько велико это самое “намного”. Брошенная на нервах угроза воздержания оказалась ни разу не пустыми словами, и Денис решил наказать меня всерьез. Тем самым обещанным и озвученным.

— Неделя без секса, — процедил он, обнимая меня, прискакавшую с церемонии награждения.

От суровости его тона у меня из рук выпали кубок, грамота и все пакеты с подарками за первое место, а от строгости ледяного взгляда, который только подтвердил, что услышанное мной ни разу не слуховая галлюцинация, резко захотелось отмотать последние несколько часов обратно.

— Неделя. И ни секундой меньше.

Показал на свои часы, чтобы прониклась по полной, выставил на них таймер на сто шестьдесят восемь часов и нажал кнопку запуска.

— Наказана.

— За что!? — возмутилась я, не понимая причины такой жестокости, когда я победила и со мной все в порядке.

— За все, — поднял выроненное мной, и хмыкнул. — И для профилактики повторения.

— Совунчик, блин! Мы так не договаривались!

Я поскакала за Денисом, пытаясь втолковать ему про то, что все просчитала заранее и страховка у Лукашика была пристегнута — то есть мне вообще ничего не грозило. Ну может, если бы Лука не удержался, сорвались оба и повисли на тросе, слив восхождение, но страховка же была. Была!

— Вот поэтому всего лишь неделя, а не месяц, — припечатал Совунчик, разворачиваясь и показывая мне на дверь раздевалки. — Марш переодеваться и в машину. Ясно?

— Не ясно! — я надула губы и встала в позу.

Не проняло. Как смотрел злыдней, так и продолжил смотреть.

— Хорошо. Отдай мои призы, я их верну и ты выключишь свой таймер, — предложила я компромисс.

— Хренушки, — едко улыбнулся Совунчик, а когда я попыталась вырвать у него из рук пакеты с подаренным мне снаряжением, осек ледяным, — На две недели хочешь нарваться? Или сразу на три?

— Так, значит? — спросила, поджав губы.

Дважды попробовала включить кота из "Шрека", потом, осознав, что нифига не получается, игриво пофыркала и попыталась куснуть за шею. Только это тоже не принесло никакого результата и меня перекинуло в противоположную и очень опасную для всех крайность.

— Так-то мы договаривались, — медленно и угрожающе прошипела я, а Совунчик кивнул и добил:

— Договаривались. О том, что если ты проиграешь, секса не будет месяц. Разницу между неделей и месяцем объяснить?

— Совунчик, блин! — психанула я, — Это не честно! Я же сдохну!

— А я по-твоему там от счастья прыгал, когда ты все "заранее просчитала"? — показав ладонью на пустеющий зал скалодрома и выступ-балкон на десятом маршруте, Денис помотал головой и снова ткнул пальцем мне за спину. — Марш переодеваться. Я жду в машине. Неделя и точка!

Сказал, как отрезал, и потопал на выход, а меня переклинило от злости.

— Так, значит? Так!? — зашипела ему вслед. — Неделя, да? Я тебе такую неделю устрою, триста раз пожалеешь!

Развернулась, зашла в раздевалку и грохнула дверями, выпуская клокочущий внутри пар. И это была единственная вспышка, которую позволила себе в тот день.

После того как приняла душ, переоделась и вышла из раздевалки, я, без вины виноватая, направилась к Старичку Бронко и курящему рядом с ним Денису. Ткнулась лбом ему в грудь и поникшим голосом произнесла:

— Извини, я не подумала, что ты будешь нервничать.

Нерешительно подергала за язычок собачки и все же расстегнула молнию, чтобы сунуть руки под куртку Совунчику.

— Замёрзла?

— Чуточку, — кивнула, прижалась плотнее и подняла голову. — Мы же домой заедем перед работой?

— Заедем, если надо, — пожал плечами Денис.

— Надо. Очень надо, — вздохнула я. — Одной Киске хочется переодеться и надеть что-нибудь, чтобы не терло другую киску.

— Дурка, — улыбнулся Совунчик, мягко целуя меня в губы.

— Не дуйся, пожалуйста. Я очень хотела победить и правда не подумала как все может выглядеть со стороны.

— Забей, — отмахнулся и кивнул, когда я спросила:

— Ты же меня простишь?

— Уже, Гель, — снова прижался губами и рассмеялся, открывая дверь. — Поехали, Киска без розового с киской.

— Сам их угробил, — я шутливо надула губы и заканючила. — Мои любимые, с киской, розовые…

Дома выбрала из ровной стопочки шортики с киской — одни из тех, которые мне купил Совунчик, и всем своим видом и поведением показала, что ни капли не собиралась соблазнять или тем более просить обнулить таймер. Вообще никаких намеков — я же осознала свою вину и полностью согласилась с наказанием. А то, что попросила помочь застегнуть лифчик и пару раз пролетела полуголой из ванной в комнату — это же не считается. Я ведь впопыхах собиралась и потом наделась — вышла в коридор уже в джинсах и рубашке, завязанной узлом на животе. Ну покрутилась перед зеркалом — а какая девушка не смотрится? Подкрасила губы и сделала вид, что не заметила каким взглядом Совунчик скользнул по моей попе.

— Я все, — улыбнулась, торопливо нацепила кроссовки и схватила курточку, надеясь, что до конца смены Совунчик остынет.

Наивная…

Не остыл. Ни на градус. Ни на полградуса.

А я решила подождать до утра.

Чтобы "совершенно случайно" проснуться голой и прижавшейся попой к очень твердому и крайне выразительному намеку, что новый день начнется с приятного.

Ага… как же.

Фигушки, а не приятное пробуждение.

Фигушки, а не дурашливая возня в ванной.

И фигушки, а не приставания на кухне во время готовки и после завтрака.

И просто полнейшая задница вечером.

Если бы мне кто-нибудь сказал, что начну пускать голодные слюни, судорожно перебирать в голове все возможные и невозможные способы совращения и пялиться на вышедшего из душа парня, с которым через пять минут окажусь в постели бок о бок… не поверила бы. Да не могло такого быть! Не могло! И верить в такое я не хотела. Да какое там верить!? Даже представлять себе такое не хотела, а тут…

Кубики пресса будто специально стали в разы рельефнее и залипательнее. Капельки воды, оставшиеся на груди, нарочно заблестели бриллиантами, а полотенце так многообещающе держалось на бедрах на честном слове, что хватило бы одного касания, чтобы оно упало. И вот кажется протяни руку и все твое, и фигушки. “Острое Совунчиковое Люблюньканье” лоб в лоб столкнулось с “Обострением Совунчиковой Вреднючести”, которое, видимо, подсказало Денису, что дойти до шкафа и выбрать трусы лучше голым, а не в полотенце.

— Эти? — спросил, показывая мне одни боксеры и сразу же за ними вторые, — Или эти?

— Ч-черные, — помогла с выбором, а сама мысленно орала, смотря на то, что мне не достанется: "А-а-а-а-а! Я же сдохну, если не потрогаю и не перецелую тебя всего! Я же не усну! А-а-а-а-а!!!"

И ведь действительно не досталось и не уснула. Прокрутилась до самого утра, как уж на раскаленной сковородке, а встала злая на весь мир и чуть не завыла от вселенской несправедливости, когда за попытку стянуть трусы со своего, казавшегося спящим, палача, получила по ладошке и увидела слишком медленно отсчитывающий секунды таймер на часах.

— Девушка, "Дайкири" и телефончик вашего напарника.

— Простите, что?

Поперхнувшись, я подняла охреневший взгляд на размалеванную куклу Барби с буферами размером с мою голову, а она, не понимая что могло вызвать вопрос, медленно и по слогам повторила:

— "Дайкири", — стрельнула глазами в сторону Совунчика и расплылась в томной улыбке, когда он повернулся посмотреть как я справляюсь. — И не забудь, про номер телефона этого красавчика.

— Одну минуточку.

Едва сдерживаясь и уговаривая себя дышать спокойно, я приготовила заказанный коктейль. Поставила его на стойку, вместо того, чтобы вцепиться в волосы борзеющей и явно пересиликоненой кукле, и пожелала ей приятного вечера. Мысленно, а не вслух, добавив: "В реанимации!". Только Барби не притронулась к бокалу и выгнула бровь:

— Девочка, ты меня не услышала или не поняла, что именно мне надо!? — с вызовом произнесла она и ткнула ноготком, безошибочно показывая на моего Совунчика. — Номер телефона где?

— К сожалению, это не входит в коктейльную карту клуба, — ответила я с улыбочкой, больше похожей на плохо замаскированный оскал, и покосилась на шейкер, когда Барби прошипела:

— Номер телефона дала! Быстро!

— Кабанчиком метнуться или как? — все же сорвалась и зашипела в ответ. — С какой такой радости?

— Наверное, с той самой, что клиент всегда прав? И потому, что клиент сейчас я! — решила сумничать Барби. — Но так как я очень благодарный клиент, то с радостью подкреплю свою просьбу маленькой радостью и для тебя.

Она раскрыла сумочку, выудила из нее две тысячных купюры и сдвинула по стойке ко мне.

— Девочка, давай ты окажешь мне маленькую услугу, возьмешь это и мы обе останемся довольными? Дай мне номер телефона своего напарника.

— Нет, — отрезала я, представляя как прореживаю ей волосы.

— Нет? — удивилась Барби. Посмотрела на мой бейдж и кровожадно усмехнулась. — Ха! Да что я с тобой сюсюкаюсь, стажёр Ангелина? Не хочешь по-хорошему, тогда послушай как будет по-плохому. Я накатаю на тебя такую жалобу, что ты вылетишь отсюда раньше, чем я допью свой "Дайкири"! И мой тебе совет, стажёр: если не хочешь вылететь и потерять работу, лучше со мной договориться по-хорошему. Поняла, стажёр!?

— Договориться? — вспыхнула я.

Огляделась по сторонам, ища чем бы таким огреть по башке эту "клиент всегда прав" Барби — тем более, когда она сама так настойчиво на это напрашивалась, — и заулыбалась, увидев на одной из полочек строительную каску.

Ядерно красная, с наклейкой от бутылки текилы на передней части и мишенью, от которой расходились пепельно-серые мазки, имитирующие взрывную волну, на макушке, она в одну секунду подкинула моей головушке идею, как я могу безнаказанно втащить — еще и не один раз, — а потом, что бы Барби ни пела, ни она, ни кто-то другой не смогут до меня докопаться и что-нибудь предъявить.

— Действительно, что это я? Давай, договоримся.

Я переложила каску на стойку, купюры сдвинула в одну линию, а поверх них поставила низкие бокалы с толстым дном. Правда трёх моей кровожадности показалось мало, и я добавила ещё два, пожав плечами:

— Мне жалко что ли?

— Эм-м-м, — протянула кукла, переводя удивленный взгляд с выложенного реквизита на меня и обратно. — Это что?

Спросила и захлопала ресницами, когда я, не поворачивая головы скосила глаза на висящую над кассой камеру:

— Видишь что там висит? В курсе зачем она? — прошептала я, изображая самую приветливую улыбку.

— Ну как бы догадываюсь, — кивнула Барби и резко заулыбалась, повторяя мое внезапно радостное настроение. — Сразу бы и сказала, что палево. Ха-ха-ха! Ой, вот ты юмористка, — разошлась, изображая смех, и все с той же улыбочкой спросила. — А чего сразу не сказала? Я бы поняла.

— И как ты себе это представляешь? "Привет. Номер? Да не вопрос." И денюжку в карман?

— Поняла-поняла, — закивала силикоша. — У вас, как у гаишников, свои приколы, видимо?

— Типа того, — подтвердила я и показала на каску. — Надевай. Мы с тобой сейчас что-то вроде постановки барменского спора разыграем.

— А номерок?

— Я тебе на салфетке чиркану в конце.

— А делать что?

— Пить, — протянула ей ладонь и заботливо поинтересовалась, — Ты к текиле как?

— Фу! — скривилась Барби.

— Поняла. Лью чисто для камеры тогда, — скосила глаза в ее сторону и поторопила. — Руку пожми, а то спалят.

— Ага.

Пока любительница покачать права напяливала на свою головушку каску, я взяла с полки бутылку текилы и "Спрайт" из холодильника, ударила в рынду и проорала во всю глотку:

— Время "Текилы Бум"!!!

Если мне не изменяла память, то Дюшка умудрялся еще и принимать ставки на такие приколы, но сегодня я решила ограничиться исключительно удовлетворением своей кровожадности — ни о какой меркантильности речи не шло. Накапала на донышко первого бокала алкоголя, сверху, на два пальца, осторожно влила газировку и прикрыла получившийся коктейль подстаканником, поясняя правила для Барби и подошедших поглазеть на бесплатное шоу:

— Я ударяю дном по каске, ставлю на стойку, ты скидываешь подстаканник и выпиваешь залпом, — подмигнула кукле, что мы с ней одни в курсе постановки, и, после ее кивка, легонько тюкнула бокалом ровно в центр мишени. — Текила?

— Бум! Пей! Пей! Пей! — начали скандировать рядом стоящие, и Барби, хихикая, выпила первый "Бумчик".

А я приготовила второй, в котором текилы совершенно случайно стало больше. В разы.

— Готова?

— Да!

— Текила? — проорала я и, когда в ответ услышала ревущее: "Бум", грохнула по мишени на каске уже со всей дури.

— Это, блядь, что за нахуй!? Сучка, ты охуела в края!? — заверещала, явно не ожидавшая таких приколов, Барби, а в ответ, перекрывая ее вопли, снова зазвучало:

— Пей! Пей! Пей!

И Барби, вместо того, чтобы дошурупить, чем может и обязательно закончится шоу, выпила. Правда не успела скривиться и что-то еще сказать, как снова получила по башке.

— БУМ!!! — заорали со всех сторон, и кукла со злостью прошипела:

— Сучка! Я тебя, блядину, по судам затаскаю!

— Удачи, — усмехнулась я, выкладывая на стойку салфетку. Чиркнула на ней четыре цифры и показала маркером на пузырящееся в бокале. — Если хочешь получить приз, надо выпить.

— Сука!!! — сорвалась в визг Барби, поправила сползшую на глаза каску, опрокинула в себя коктейльчик и зажмурилась от моего вопля:

— Текила?

— БУМ!!! Пей! Пей! Пей!

— Тва-а-а-арь!!!

— Текила?

— БУМ!!!

В пятом "буме" я не пожалела ни текилы, ни газировки, ни сил. Мне даже показалось, что смогла пробить стаканом каску и голову, позарившейся на МОЁ, насквозь. Но, к сожалению, она выдержала. Чего нельзя было сказать про Барби. Выпив последний коктейль, она сползла с барного стула, прошипела что-то про гарантированные для меня проблемы и пошла в сторону охраны.

Ну как пошла… Первые три шага еще шла…

Дальше курс и траекторию движения немного подкорректировал алкоголь, смешавшийся с газировкой и очень быстро всасывающийся в крочь.

Силикошу качнуло в сторону столика, за которым среди парней я увидела знакомого, помахала ему и послала воздушный поцелуй, показав на Барби. А она взмахнула руками, пытаясь поймать равновесие, как сделали бы все нормальные люди. Только зачем-то снова шагнула… Чтобы через мгновение грохнуться на колени, удивившемуся такому щедрому подарку, Демиду.

— Это что сейчас было? — негромко поинтересовался Совунчик, подходя ближе.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Скорее всего кто-то поймал вспышку вируса "Острой Кошачьей Ревнючести", — хихикнула и спросила. — Как думаешь, эта овца запомнит какие чудесы творят газики с адской концентрацией текилы или придется еще пару раз повторить?

— Дурка, — рассмеялся Денис, развернул и посмотрел на мою ладонь, покачал головой и протянул полотенце, в которое завернул пригоршню льда. — Приложи, Ревнючесть, болеть будет.

50. Голодные игры. POV. Денис

И все бы ничего, если бы на утро в клубе не объявилась та овца, которую на прошлой смене Кошка под завязку накачала текилой. Кто она, как ее зовут и где окажутся все работники "Feelings" и Фил в их числе, мы услышали раньше, чем госпожа Ирина Синицына с целой сворой адвокатов, их помощников и охраной пересекли порог клуба. Явно не протрезвевшая до конца, истеричка влепила пару пощёчин, охреневшему от развернувшейся свистопляски, Гуре. После попыталась выцарапать глаза попавшему ей под руку Мистику, неудачно и очень не вовремя решившему спуститься из студии попить кофе. А дальше пиздец переместился к стойке бара и развернулся на всю катушку.

Голосящая до звона барабанных перепонок, дочь "того самого Синицына, который всех натянет жопами на глобус" понесла какую-то полнейшую ахинею из угроз и требований, что я даже не сразу понял, что она вообще хочет: опохмелиться, найти телефон парня, с которым уехала вчера, поменять ориентацию и трахнуть всех или всё вместе, сразу и вчера. И этот поток визгов с брызганьем слюной не прекратился до появления Фила.

— Заглохла, пока я тебе фонтан не заткнул! — рявкнул он. Обвел сатанеющим взглядом группу поддержки и застывшую с открытым ртом истеричку и прошипел. — Гуря, выпиздни всех отсюда. Будут выебываться и качать права, пропиши успокоительного по почкам, — снова посмотрел на собравшуюся было начать новый концерт по заявкам и предупреждающее помотал головой, прорычав. — Не советую. Пикнешь и, бля буду, сама на глобус сядешь и ещё спасибо скажешь.

— Да я тебя…

— Ден, найди и принеси вазелинку. Девочка не поняла, — кровожадно улыбнулся Фил и показал грозе всех и вся на ближайший диванчик. — Села и начала говорить по делу. Спокойно.

Что и в каких красках наплела Синицына Филу я мог догадаться и без доносящихся до меня обрывков фраз.

"Напоили, избили, отобрали деньги, стажерка Ангелина виновата во всем."

— Ден, подойди!

Не предвещающий ничего хорошего тон, сузившиеся и злые глаза и вопрос:

— Что вчера произошло?

Показав на "жертву обмана", я вкратце обрисовал то что видел:

— Девушка сделала заказ. Кажется, "Дайкири", но точно не скажу. После чего на стойке появились купюры. Сути разговора я не слышал, но по каске догадался, что девушка решила заказать "Текилу Бум". Геля ударила в рынду, подтянулся народ — все как всегда. Девушка выпила и ушла. Деньги Геля внесла в кассу, а сдачу положила в бокал для чаевых. Все.

— Прикольно, — усмехнулся Фил, поворачиваясь к презрительно скривившей губы девушке. — И кто из вас двоих пиздит?

— Он, — не моргнув глазом, ответила она. — "Дайкири" запомнил, а все остальное забыл. Друг друга покрывают.

— Окей, — кивнул Фил. — Сейчас проверим, — повернул голову и крикнул. — Гуря, запись с камер из бара принеси.

Честно говоря, я даже обрадовался тому, что Фил решил посмотреть запись и разобраться во всем до конца. Только все же напрягся, мысленно прокручивая то, что могло и попало в объектив камеры. И хотя стоял у столика со спокойным лицом, перекрестился пяткой, увидев подтверждение своих слов не с самого удачного ракурса.

На картинке не было видно лица Кошки, но безошибочно угадывалась подошедшая к ней девушка. Та самая, которая пришла с "обвинениями".

— Ты? — спросил ее Фил, ткнув пальцем в экран.

— Есть какие-то сомнения? — с усмешкой ответила она. — Вот сейчас и увидишь, как она меня избила, а потом отобрала кошелек.

Вот только запись показала совсем не ту действительность, о которой говорила девушка. Камера "поймала" и зафиксировала выложенные на стойку деньги, пожатые руки, и тот самый удар в рынду, после которого Кошка пять раз шарахнула по каске. И слава богу запись велась без звука, но и я, и Фил по губам прочитали все, что безмолвно выорала девушка.

— У меня никаких вопросов не осталось, — произнес Фил, останавливая видео после того, как покачивающаяся на нем девушка отошла от стойки. — Хочешь сказать, что тебя грабанули и избили? Вперед. Только предупреждаю сразу, готовь вазелин. В моем клубе я отвечаю за каждого сотрудника, и если ты решила покатить бочку на кого-то из них, значит покатила на меня. Усекла?

— Но… — потеряла дар речи девушка.

— Научись пить и не спорь с моими барменами, если не вывозишь, — Фил поднялся с диванчика и бросил Гуре холодное, — Вышвырни ее и передай всем, что для швали мой клуб закрыт. Ден, отойдем.

Кажущееся спокойствие, чуть ли не классическое требование поставить чайник и дать пепельницу с кассовым журналом, а за ним и каску. Я выложил все затребованное на стойку и коротко кивнул, услышав вполне резонный и ожидаемый вопрос:

— Наш разговор помнишь?

— Помню.

— Я в ваши разборки и игрища лезу? — спросил Фил, пошкрябав ногтем по трещине, разделившей нарисованную мишень на две неравные части

— Нет.

— Мне одному показалось, что Гелька эту Синицыну по башке приласкала не с пустого места? — сдвинув каску в сторону, Фил выбил из пачки сигарету и посмотрел на меня, а когда я не ответил, сухо повторил свой вопрос. — Ден, мне показалось или нет?

— Нет, не показалось, Фил, — процедил сквозь зубы.

— Я вас обоих предупреждал. И тебе, и ей говорил, что в баре вы бармены, а ваша Санта-Барбара не касается работы и остаётся за порогом. Так!?

— Так.

— Оба уволены, — прорычал Фил, смяв сигарету и бросив ее в пепельницу. — На неделю, — добавил, услышав и оборвав мой протестующий возглас. — И либо вы, два долбоеба, за эту неделю каким-то образом договариваетесь между собой, либо мы попрощаемся окончательно, Ден. Ясно?

— Ясно, — кивнул я, выдыхая с облегчением.

— И не хер расслабляться. Вы торчите мне по каске. Оба, — уточнил Фил. Щёлкнул по наклейке и помотал головой. — Пиздец… Два долбоеба, и оба в моем клубе.

— Какие есть, — кивнул я, соглашаясь. — И тебе в кайф, что они работают в твоём клубе, — попытался начать издалека, но раньше, чем Фил рявкнул в ответ, въехал что неделя не срежется:

— Не выебывайся, Ден! Вали домой и лучше промой мозги Гельке, чтобы и она, и ты усекли, что это был последний раз, когда я не уволил вас к хуям! Понял?

— Понял, — кивнул я.

Выставил на стойку две кружки, для Фила и Риты — догадался, что ночевали в квартире в клубе, — и добавил шарик связанного чая, который понравился девушке Фила, из запасов "для самых важных гостей".

— Пользуетесь моей добротой, — рассмеялся Фил, забирая кружки и чайник, но не притронувшись к чаю. — Ангелу он не понравился.

— Я запомню.

— Запомни, — кивнул и пошел к лестнице, выдохнув, — Блядь, как вы меня оба заебали. Долбоебы.

И все бы ничего, не самое страшное наказание, если бы не те оставшиеся дни недели воздержания, которым наказал Кошку…

— Совунчик, а ты точно перекрыл батареи? Жарко, пипец как.

— Перекрыл, — процедил я сквозь стиснутые зубы.

Потянулся к коробке за куском пиццы и мысленно выматерился, когда Геля поставила на паузу видеоурок о подаче коктейлей.

И ведь я прекрасно понимал, что сейчас увижу, знал зачем все это будет сделано, но все же прикипел взглядом к Кошке, а она…

Потянулась, демонстративно повернувшись ко мне лицом. Так же демонстративно и мучительно медленно потянула вверх край футболки, сквозь ресницы наблюдая за моей реакцией. Чтобы вскипятить мне кровь призывно манящей грудью, и плюхнуться обратно на живот, оставшись в одних шортиках. Которые, судя по всему, тоже исчезнут. Чуть позже. Когда у меня окончательно зашкалит уровень спермотоксикоза.

"Твою мать, Кошка! Хватит! Хватит!!!"

Нет. Не хватит.

Даже этого ей показалось мало, и не для того она отпросилась на неделю с курсов, пообещав заниматься дома.

Садистка клацнула ноготком по кнопке ноутбука, запуская видеоурок обратно, и принялась что-то записывать в тетрадь, покачивая согнутой в колене ногой.

Вперед, назад. Вперед, назад. Неприкрыто намекая на то, что мне достаточно протянуть руку и сдернуть шортики вниз, чтобы потом раз за разом впечатывать ее своим телом в кровать тем самым продемонстрированным движением, которого хотел не меньше чем она.

Но я не потянулся. Скрипнул зубами и снова попытался найти в предложениях о продаже вкладыш, которого мне не хватало для полной коллекции.

А Геля стрельнула по мне взглядом, подперла подбородок ладошкой, скрестила ступни, и снова выдохнула:

— Жарко.

— Пиздец как, — прорычал я.

Силой заставил себя перевести на экран своего телефона, вновь прилипший к упругой заднице Кошки, взгляд. Перескочил со страницы форума на прогноз погоды и заскрипел зубами. Нихрена хорошего в ближайшую неделю не предвиделось. Хотя для всех вокруг солнце и скакнувшая за двадцатку температура была далеко не таким уж и хреновым событием.

— Может, я балкон открою?

— Нет! Смотри свои уроки! Я сам все открою!

Я подорвался с кровати, поправляя болезненно пульсирующий от напряжения член — Кошка уже не просто провоцировала, она осознанно доводила меня до состояния каления, каким-то хером подбив себе в помощники и ЖКХ-шников, и сошедшую с ума погоду, — дошел до балконной двери и приоткрыл ее на проветривание. Повернулся.

И заскрипел зубами.

Уже от "невинного" покусывания кончика ручки.

"Да твою ж мать!"

Последние два дня в паху и так все ныло от постоянного и непрекращающегося адового стояка, а теперь и вовсе свело до боли. И ведь можно было остановить эту пытку прямо сейчас. Одно единственное слово, да даже просто рвануть ее шорты вниз, и все — конец мучениям и издевательствам. Только я стиснул зубы, вернулся на расправленную кровать и залпом осушил бутылку пива. Чтобы уткнуться в страницу форума, пытаясь сконцентрироваться на объявлениях о продаже вкладышей, а не на мыслях о том, чем сейчас можно было заниматься.

"Хрен тебе! Я сказал неделя, значит неделя!"

Правда моя упертость дала трещину и начала стремительно таять, когда из динамиков ноутбука раздались характерные звуки и стоны.

Геля врубила порно и повернула экран так, чтобы я даже не желая того, краем глаза постоянно видел все происходящее на экране. И хрен бы с ним, с порно. Чтобы до меня дошло, насколько сильно я встрял, Кошка пустила в ход ничто иное, как тяжёлую артиллерию. Прогнувшись, она оттопырила попку вверх, провела по ней ладошкой и, томно выдохнув, потянула шортики вниз — ничто иное, как открытое заявление, что не дотерпит сама и не даст этого сделать мне, а если продолжу, то дальше будет только хуже. И почему-то я был уверен, что Кошка сделает все, чтобы я сорвался раньше срока.

— Все! Хватит! — взорвался я.

Подскочил на ноги, захлопнул крышку ноутбука и решительно направился к кладовке, где начал перетряхивать дальние полки, выбрасывая в коридор все то, что могло пригодиться на природе.

— Совунчик? — удивленно протянула Кошка, увидев и отскочив в сторону от пролетевшего и врезавшегося в стену баула с палаткой. — А мы что, куда-то едем?

— Едем, — рявкнул я. — Туда, где нет блядского интернета! У нас же не увольнение на неделю, а внезапный отпуск. Вот и проведем его внезапно! И без интернета! — я хохотнул найденному решению проблемы и повернул голову на подозрительно радостный визг и раздавшийся за ним торопливый топот.

А через пять минут, которые потратил на поиски спальников, охренел от того, что Кошка, уже переодевшаяся в спортивный костюм, выскочила из комнаты с рюкзачком и толстовкой в руке. Бросила их в кучу на полу и полетела на кухню, крикнув мне:

— А мы на сколько дней? Вдвоем или Текилу с собой возьмем?

— В смысле, на сколько? — ошалел я, провожая взглядом сперва Гелю, а потом и проскакавшую за ней хвостиком Теклу.

— А может тогда сразу и шавуху купим? Чего выходных ждать?

— Ну-у-у… Купим.

Яперешагнул через валяющееся на полу снаряжение и, дойдя до кухни, ущипнул себя, охреневая от скорости сборов и того, что Кошка в принципе собирается, а не закатила истерику по поводу: “А куда? А зачем? А что там делать? Не хочу, там скучно! Денис, у меня маникюр!”

Если Крис начинала открещиваться от малейшего намека махнуть на природу, а потом, когда удавалось ее уломать, два часа выбирала то, в чем можно поехать, Геля уже переоделась, выложила на стол продукты и поставила рядом пакет с кормом Теклы.

Не веря своим собственным глазам, я уставился на нее и еле слышно спросил:

— Ты что, всерьез вот так?

— Ага! — кивнула Кошка, улыбаясь от уха до уха. — А что? Что-то не так?

— Да нет, просто… — начал было и помотал головой, отгоняя не самые приятные воспоминания о Крис. — Забей.

— Ага, — снова кивнула и щелкнула пальцами, предлагая. — А давай еще ящик пива возьмем!? Мы же с ночевкой?

— Давай, — улыбнулся я и спросил. — А ты любишь суп со звездочками?

— О да-а-а! — протянула Геля, закатывая глаза. — Это же просто шик!

51. Кошки-мышки

Что такое поход и с чем его едят, я знала не понаслышке. Ещё когда мы с Дюшкой были совсем маленькими, папа брал нас, палатку и рюкзак, и поход начинался. Правда сперва были автобус, потом два часа на электричке и несколько километров пешком от полустанка в какой-нибудь глухомани в самые дебри этой глухомани. Уже не втроём — мама с нами ни разу не ездила, — а с папиными друзьями и коллегами — геологами. Если кто-то думает, что геологи в свои выходные лежат на диванчике и наслаждаются благами цивилизации, хренушки вам. Те, которых знали мы с Дюшкой — папа и его друзья, — чахли в городе и начинали дышать полной грудью на богом забытой полянке в лесу. Обязательно на берегу никому, кроме геологов и нас, неизвестной речушки. И сколько бы мама не ругалась на папу по поводу того, что детей лучше сводить в цирк или на худой случай парк, как делают все нормальные родители, он спрашивал куда мы хотим больше и загадочно улыбался, собирая в свой рюкзак нехитрые продукты.

Поэтому-то, стоило только Совунчику обозначить, что палатка в кладовке хранится не на случай апокалипсиса, а для очень правильного и интересного отдыха, меня сдуло в комнату собираться.

"Комплект сменного белья, удобная обувь и запас продуктов на три дня, если идёшь на сутки," — с детства известная истина, объяснять которую мне не было никакой необходимости. Вот только я внесла крохотные изменения в то, что папа имел в виду под сменным бельем. Нет, то, что я кинула в рюкзачок, очень даже было сменным и точно бельем. Только совсем не тем какое берут с собой туристы. Особенно опытные, а я себя к таким могла причислить на вполне законных основаниях и серьезных щах. Но не с Совунчиком. И не тогда, когда дожать его “я сказал наказана и точка” оставалось самую капелюшку. Сам мучается, меня мучает, и что в итоге? Ни-че-го!

И ровно это самое ничего я и оставила от своей футболки. Ножницами отчекрыжила от нее большую часть, положила в пару к получившемуся недотопику шортики, которые мне на прошлое первое апреля подарили Корюшкины — простенькие и без выкрутасов, но с надписью "Посторонним вход запрещен!" и в такую облипочку, что надевать их раньше почему-то не решалась. И лишь для Совунчика выудила из запасов, хихикая дуркой. Он же мне совсем не посторонний, и вход ему не то что не запрещен, а очень даже разрешен. Еще бы дошурупил, что еще немного, и одна Киска полезет на стену совсем не фигурально, а вполне себе очень натурально.

Подурив и убрав комплект "сменки" в рюкзачок, я надела вполне безобидную и свободную футболку и спортивный костюм, сцапала с полки толстовку на всякий пожарный случай и полетела на кухню собирать продукты.

— А мы на сколько дней? Вдвоем или Текилу с собой возьмем? — выпалила на бегу, мысленно составляя список обязательных в походе блюд.

"Картошка в углях, суп в котелке, макароны с тушёнкой — все с дымком от костра и такое вкусное!"

— В смысле, на сколько? — раздалось за спиной удивленное уточнение, только меня уже понесло и остановить не получилось бы при все желании:

— А может тогда сразу и шавуху купим? Чего выходных ждать?

— Ну-у-у… Купим, — почему-то все с тем же удивлением ответил Совунчик.

— Круть! — взвизгнула я, быстро проредила полки холодильника и переключилась на шкафчики, выкладывая на стол все, что попадало под определение походного.

Нырнула в нижний ящик за кормом Текилы, поставила его к пачке с макаронами и уже сама немало удивилась, увидев изумлённое лицо застывшего на пороге кухни Совунчика.

— Ты что, всерьез вот так? — спросил он, обводя взглядом меня и собранное мной.

— Ага! — кивнула я, улыбаясь и не понимая как можно в поход и не всерьез. — А что? Что-то не так?

— Да нет, просто… — Совунчик помотал головой, снова посмотрел на меня, зажмурился и отмахнулся, открывая глаза. — Забей.

— Ага, — снова кивнула я и предложила купить ящик пива. — Мы же с ночевкой?

Знал бы Совунчик зачем мне столько пива, не согласился бы, но если уж мне поперло, то поперло во все.

— Давай, — кивнул он. — А ты любишь суп со звездочками?

— О да-а-а! — протянула я, закатывая глаза. — Это же просто шик! На костре же!

Рот буквально сразу наполнился слюной, а в мыслях защелкал простой, но крайне действенный план: походная еда, пиво и я — накормлю, задабривая, напою, чтобы не брыкался, и потом, в палатке, замёрзну. Очень сильно замёрзну.

"Совунчик, и только попробуй заерепениться и вспомнить про свои угрозы, прибью!" — подумала, а вслух произнесла совсем другое и ни разу не агрессивное: — Тогда надо в магазине обязательно тушёнку взять и пакет картохи. И ещё воду.

— Возьмём. Все возьмём, Гель, — заулыбался Совунчик.

И у меня от его улыбки настроение прыгнуло так высоко, что сложно даже представить.

Судя по тому, что я увидела на полянке, куда мы приехали с Совунчиком, это место было известно очень и очень узкому кругу людей. Скорее всего трем небольшим компаниям, а то и двум. Об этом говорило количество и размеры вычищенных от кустарников и камней площадок, на одной из которых Денис начал ставить палатку, отказавшись от помощи и выпнув меня “погулять и осмотреться”.

— Ну и зря, — обиженно произнесла я, показав ему язык.

Надула губы, подождала еще пару минут и снова вызвалась помогать. Чтобы все же пойти осматриваться, услышав рычащее:

— Кошка, не лезь!

— И все равно зря! Я так-то умею, — пробурчала себе под нос.

Свистнула, подзывая к себе Текилу, и пошла с ней “погулять”.

В подтверждение тщательно охраняемой таинственности месторасположения поляны я внесла сделанные из бревен скамейки у костровища, обложенного булыжниками, стол, под которым на прожилинах лежали наколотые с запасом чурбачки, вырезанные в земле четыре ступеньки, ведущие к дощатому мосточку, с которого можно было набрать воду или нырнуть в озерцо, ну и конечно же дорогу. Сперва еще хоть как-то напоминающую привычную лесную просеку или зимник, а дальше уже условную и все больше переходящую под определение направления. С такими буераками и оврагами с идущими в их низинах ручейках, что не зная как и куда сворачивать, добраться сюда не представлялось возможным. Нет, при желании, конечно, можно. Правда пришлось бы изрядно поплутать пешком — задолбаешься топать и потом сушиться, — или на очень и очень серьезно подготовленной машине. Обычный городской автомобиль не проехал бы и десятой части того маршрута, который уверенно прополз Старичок, и то место, куда он нас привез, однозначно нравилось мне с каждой минутой все больше и больше. Как и машина Дениса.

И дело даже не в том, что Старичок чем-то походил на машину Фила. Нет. “Патриот” Ванлавочки скорее был для него частью стиля или каким-то атрибутом. Больше выглядящим агрессивно и пугающе, чем являющимся таковым. В то время как машина Дениса не вызывала у меня таких ассоциаций. Старичок не пугал видом своих колес или бампером, они подходили ему, были той частью, без которой он не был бы самим собой. И если бы меня спросили какой из двух автомобилей — "Патриот" Фила или Старичок Совунчика, — мне нравится больше, я бы без раздумий выбрала машину Дениса. Пусть старую, пусть не такую навороченную, но крутяцкую и удобную — на тех же буераках Старичок не пытался выкинуть меня из сиденья, когда "Патриот" Клейстера "козлил" на каждом лежачем полицейском. И да, этот аспект тоже стал немаловажным в плане выбора. По городу ездило три агрессивных "Патриота" — Фила, Клейстера и Мистика, — а Старичок один.

Спустившись к озеру, я потрогала воду и с довольной улыбкой пошла обратно. Посмотрела на Совунчика, обустраивающего спальные места в палатке, сперла у него из под носа топорик, которым он забивал колышки оттяжек, и выбрала из импровизированной поленницы четыре чурбачка.

— Я тебе сейчас по рукам надаю! — услышала за спиной грозный рык после первого же удара топором, но не остановилась. — Кошка, положила топор!

— Совунчик, иди в задницу! — огрызнулась в ответ, тюкнула, раскалывая сухое полешко ещё раз, и зашипела на попытку отобрать топор: — Денис! Я умею! Умею! Отколупайся от меня и не мешай!

— Умеешь? — усмехнулся он.

— Да! — выкрикнула и с вызовом предложила: — Спорим, разожгу с одной спички!?

— На что? — тут же подхватил Совунчик.

— На кошколадку.

— Легко, — кивнул он.

Вытащил из кармана коробок, вытряхнул из него все спички себе на ладонь и вернул мне, выбрав одну — с самой большой головкой.

— Подойдёт? — спросил, выгибая бровь и оторопел, когда я мотнула головой и взяла самую кривую и тощую. — Гель, ну не дури.

— Я умею, — процедила сквозь зубы.

И с упоением принялась половинить чурбачки на все меньшие и меньшие части, одну из которых все тем же топором расфигачила в щепочки. С гордостью посмотрела на наблюдающего за мной Совунчика, распушила пару щепочек "ёлочкой" и не удержалась от улыбки, услышав довольное хмыканье за спиной.

— А я говорила, что умею, — произнесла, складывая небольшой шалашик из щепочек.

— А я не против купить две кошколадки, если скажешь откуда научилась, — улыбнулся Совунчик.

Присел на корточки, наблюдая за моими приготовлениями и перестал дышать, когда я чиркнула спичкой. Она вспыхнула и едва не потухла, но разгорелась сильнее, стоило только перевернуть ее вверх ногами. Облизнула своим язычком распушенную щепочку и, словно распробовав, перекинулась на нее, разгораясь из маленького огонька в небольшой костерок, который я аккуратно обложила новыми, более толстыми дровинами.

— И!? — с вызовом спросила я, показывая на результат своих трудов.

— Где ты научилась? — изумлённо протянул Совунчик, переводя взгляд с костра на меня.

— С папой в походы ходила, — пальцем коснулась своей щеки и подставила ее для поцелуя. — Гони аванс. Что-то я не вижу поблизости ни одного магазина и кошколадок.

— Да не вопрос, — рассмеялся Денис.

Коснулся губами уголка моих. Замер на мгновение, сместился и поцеловал уже в губы. Снова застыл и поцеловал, поднимая ладони к моим щекам. Коснулся их, лаская, прихватил нижнюю губу и выдохнул, отстраняясь.

— Все равно наказана, — хрипло произнес он.

Только через мгновение шагнул вперед, прижал меня к себе и впился в губы с таким жаром, что у меня не осталось никаких сомнений — не я одна считаю оставшееся до конца этого наказания время.

— Наказана! — повторил Совунчик. Прочистил горло и прошипел, прислоняясь лбом к моему лбу: — Кошка, блядь… Прибить тебя мало…

— Фыр-р-р? — я фыркнула, проверяя насколько еще хватит остатков его упертости, и мысленно возликовала, услышав рычащее и категоричное:

— Нет! Я сказал наказана, значит, наказана!

— Ну и ладно, — вздохнула и спросила: — Мне хотя бы что-то можно делать или костра мало?

— Можно, — кивнул Денис.

Потянулся, но так и не коснулся губами моих губ. Застыл, выдыхая и проводя кончиками пальцев вниз, чтобы после рывком отстраниться и пойти к машине, шипя себе под нос что-то нечленораздельное, но очень похожее на повторяющееся и злое на себя самого:”С-с-сучка!”

При всем моем желании сделать вид, что наказание на меня не действует, а если и действует, то не так, как хотелось бы Совунчику, я едва удержалась, чтобы не ответить на его поцелуи так, как хотелось и мне, и ему. Сколько бы Денис не бычился, сколько бы не повторял, уговаривая в первую очередь себя, а не меня, наказал-то он нас двоих. Жестоко лишил и себя, и меня того, чего хотели оба. И вроде выпалил свое злое "наказана" мне одной, но тут же сам разделил его поровну. Чтобы потом рычать, ругаться, отнекиваться и отказываться замечать очевидное. То, что было ясно без слов, а после только подтверждено картами и гаданием Ляльки — мы горели друг от друга, вспыхивали от малейшего прикосновения и поцелуя. Только не плюнули на издевательство над собой и друг другом, а принялись докручивать, доводя до предела, и проверять, кто не выдержит и сорвётся раньше.

Два мазохиста.

Два придурка.

Два идиота.

И два барана, упершиеся и показывающие друг другу, что голосование за звание самой вкусной шавермы, то занятие, которого ждали, как праздника.

Ага. Так ждали, что оба постоянно косились на, слишком медленно отсчитывающие секунды и минуты, часы.

— Все, больше не могу.

Отодвинув от себя тарелку, я икнула и пригубила пива. Скормила оставшийся кусочек шавермы Текиле и развернулась на скамейке, чтобы можно было упереться спиной в край стола и немного перевести дух.

— Хорошо, что целиком не ели и ничего больше не готовили, — выдохнула и прикрыла глаза, игнорируя Текилу, вновь шкрябнувшую меня по ноге. — Ответственно заявляю, "Усть-Зареченская" вкуснее. Потом та, которую ты покупал. "Мирославская" — буэээ.

— И стоило спорить? — довольно хмыкнул Совунчик.

— А я и не спорила. Я сказала, что пока не попробую, не могу сделать выводы, — оттянула пояс спортивок и тяжело вздохнула. — Пипец я обожралась.

Снова вздохнула, а сама скосила взгляд на довольного Дениса и улыбнулась, когда он допил пиво и открыл новую бутылку.

"Третья пошла," — отметила я про себя.

И стала прикидывать хватит ли ее по времени, чтобы не вызвать никаких подозрений или лучше поизображать неповоротливого тюленя дольше. В принципе, мне играло на руку и то, что Совунчик подопьет сильнее, и то, что "подопью" сама — потом можно будет съехать на состояние опьянения и откреститься от возможных претензий. Только даже это, не самое длительное время тянулось слишком долго и капало по мозгам, а Совунчик — садист! — будто издеваясь, принялся цедить пиво крохотными глоточками.

"У-у-у! Хоть связывай тебя и насилуй!" — прорычалась мысленно, но с благодарностью кивнула на протянутую Денисом сигарету и привалилась к его плечу, констатировав то, чего на самом деле не было: — Я пережрала.

— Да ты толком и не ела, — усмехнулся Совунчик, и я не на шутку напряглась:

— В смысле "не ела"? Три половинки шавухи, до этого пицца дома. Я половину слупила так-то, — принялась перечислять все съеденное и с облегчением вздохнула, услышав и подхватив сменившуюся тему:

— Кстати, про пиццу. Охрененная!

— А то, — зажмурилась я, затянулась и вернула сигарету Совунчику. — Не лезет. Уровень пережратости зашкаливает.

— Откуда ты все это берешь? — рассмеялся Денис. — Пережратость, впихуемость, кошколадки те же.

— Не знаю. Само как-то поперло и прет, — я пожала плечами и спросила: — А знаешь, что такое эпик-центр?

— Неа, — помотал головой Совунчик. — И что же такое твой эпик-центр?

— Это когда случается что-то офигенное. Вот как сейчас.

— Три половинки шавухи и бутылочка пива?

— Угу. Это самое офигенное. Особенно с тобой.

Вздохнув, я подняла глаза на Совунчика и улыбнулась его улыбке, руке, обнявшей меня, и губам, коснувшимся макушки.

— Тогда три половинки шавухи, две бутылочки пива и одна Кошка, — прошептал он, — это мой эпик-центр.

Как бы ни было приятно сидеть обнявшись, мне все сильнее хотелось большего. Того самого, после чего наступит полнейший эпик-центр.

Я аккуратно вывернулась под предлогом поправить и подложить пару поленьев в практически потухший костер, но после того, как сделала то, о чем говорила, пошла не к Совунчику, как он думал, а от него.

— Гель? — окликнул меня Денис, только остановить не смог бы и не успел.

Я на ходу расстегнула и отбросила куртку. После, подгоняемая новый окриком, стянула кроссовки и следом за ними спортивки с носками. И рванула по мосткам пришпаренная угрожающим:

— Кошка, блядь, прибью дуру!

— Я сама тебя скоро прибью, — пробубнила себе под нос и прыгнула, завизжав раньше, чем окажусь в не самой теплой воде.

Мало того, что ее температуру с очень большой натяжкой можно было назвать подходящей для купания. Но то, во что я погрузилась, в секунду вышибло воздух из лёгких и проморозило меня до самых костей. Я вынырнула, проклиная себя самыми последними словами, и погребла к мосткам, на которые выбежал полуголый Совунчик.

Когда он успел раздеться? Зачем раздевался, если я уже все поняла и осознала? Не знаю. Не успела даже подумать об этом, а Денис успел все и сразу. Сигануть в воду рыбкой, вынырнуть, подхватить меня на руки, встряхнув, как котенка, и потащить на берег, матерясь на чем свет стоит:

— Геля, блядь, тут ключи по всему озеру! — проорал он мне в ухо и резко замолк, когда на его запястье запищали часы.

52. Ваша киска купила бы…

POV. Геля.

Пик-пик-пик…

И меня захлестнула волна огня. Она выжгла вены, превращая кровь в бурлящую лаву, спалила все, до чего могла дотянуться. Но не успокоилась, а загудела в висках зашкалившим пульсом, захрипела вспыхнувшим в легких воздухом и рванула по горлу навстречу жадным губам. Только они, голодные и ненасытные, прижгли мою шею и, окончательно обезумев, впились в грудь. Втянули, прихватывая, сосок. Сдавили его до боли и тут же с рычанием переключились на второй. И только сейчас заметив, что я в футболке, Совунчик зашипел на нее и меня в ней. Подкинул выше, задирая прилипшую ткань и кусая живот. Захрипел, услышав мой стон. И издал какой-то невообразимо утробный животный рык, оттянув в сторону перешеек трусиков и смяв пальцами лоснящиеся от смазки губки.

— С-с-сучка! — прошипел он, впиваясь зубами мне в шею. Скользнул к клитору и надавил на него, выдыхая в ухо злое и хрипящее от возбуждения: — С-с-сучка!

— Да! Да! ДА!!!

Я обхватила бедра Дениса ногами, когда он широкими шагами полетел со мной на руках к машине. Вскрикнула, протестуя, почувствовав отрывающие от себя руки. И застонала раньше, чем к коленям слетели трусики. Они врезались в кожу, а я, нетерпеливо и грубо развернутая лицом к капоту Старичка, прогнулась дугой, чтобы ослепнуть и захрипеть от первого же вколачивающего рывка.

— С-с-сучка-а-а, — прорычал Денис сквозь зубы, вжимая меня в себя.

Смяв ладонью мою грудь и укусив за плечо, мощным движением выбил новый хрип, за ним ещё один и ещё. Не замедляясь, а наоборот, лишь наращивая темп.

Я не успевала сделать ни вдоха и урывками хватала жалкие крохи воздуха, а Денис и их выбивал из горящих огнем лёгких. Надсадно дыша, он врывался в меня, с хлопком впечатывал себя, вдавливая мои бедра в свои и оставляя зубами отметины на плечах и шее.

Грудь, живот, лобок и… клитор… Всегда он. Пальцы Совунчика терзали грубыми ласками все, что попадало ему под руку, и в то же время порхали по клитору, дразня его, кружа по нему, надавливая на него. Будто Денису не хватало моих хрипящих стонов или он решил свести меня с ума. То ли наказывая, то ли отыгрываясь за каждую секунду своего и моего воздержания.

И я хрипела. Стонала. Задыхалась.

Захлебывалась обрушившимся на меня безумием. Рвалась ему навстречу, не видя перед собой ничего, кроме пульсирующих и гудящих звёздочек. Выгибалась, подставляя шею под новый укус, упиралась ладонями в капот, чтобы проскользить по нему от очередного рывка, и повторяла как сумасшедшая:

— Ещё… ещё… ещё…

— С-с-сучка!

Шипящее, клокочущее, изголодавшееся.

А после очередной рывок, скрип моих ладоней по металлу, укус и рык. Животный, утробный, ненасытный.

Распаляющий и без того нестерпимый пожар внутри.

Отзывающийся в каждой клеточке моего тела ревущим гулом.

Разметавший меня на те самые искрящиеся перед глазами звёздочки.

Я упала, жадно хватая воздух и подрагивая от бьющих по телу и внутри него спазмов. Растеклась по капоту, придавленная сверху надсадно дышащим Совунчиком, и нервно рассмеялась его хрипящему и севшему в ноль:

— Сама виновата…

— Да, — кивнула, облизала пересохшие губы и прошептала, прерываясь на вдох и выдох: — Ещё. Плохо наказал. Мало. Очень мало.

— С-с-сучка, — рассмеялся Денис, прикусил мочку моего уха и спросил: — Ты как, Гель? Я чего-то с катушек слетел.

— Ага. И я, — снова кивнула и повторила, — Ещё. Только отдышусь.

— И я, — услышала в ответ, и попросила, когда Совунчик начал подниматься:

— Полежи так. Это мой эпик-центр.

— И мой, — выдохнул Денис, приподнимаясь и подсовывая под меня руку.

Снова придавил грудью, уже не так сильно, но достаточно, чтобы я чувствовала, как гулко бьется его сердце.

— Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый…

Лёжа на спине Совунчика и нашептывая слова томным и разморенно-намекающим голосом, я чертила ноготком по его плечам, спускаясь по ребрам все ниже и ниже, и сорвалась в хохот раньше чем засмеялся Совунчик:

— Гель! Кошатина ты ненасытная! Пять минут, может десять. Пожалуйста.

Приподнявшись на локтях, он посмотрел на меня, делающую ничего не понимающее лицо, и уткнулся лбом в руки, давя рвущийся ржач на мои показушно надутые губы.

— Ну так не честно, Совунчик. Ну ещё разочек. Чтобы я уже точно запомнила. Ну накажи. Накажи. Накажи.

Канючила, хотя сама уже не могла пошевелиться и забралась на Дениса "понежиться и погреться" больше из опасений, что повторение ещё одного такого "разочка" в ближайшие пару часов выключит меня напрочь. Все, на что у меня хватило сил, это прижаться щекой к исцарапанным лопаткам Совунчика и, прикрыв глаза, "драконить" своего сладко-мучительного палача, понимая, что его состояние ушло не далеко от моего.

Полнейшая впихуемость и вытраханность.

Кайф!

Я сбилась со счета, да не особо-то и считала сколько раз "наказывал" меня Совунчик, сколько "наказывалась" я его и сколько "наказывали" друг друга. Кажется, последнего все же было больше, и мне, продышавшейся и проморгавшейся, хотелось ещё и ещё, а Совунчик, похоже, если и не собирался затрахивать меня до смерти, то до полусмерти точно. И это у него явно получилось.

Только прозвучавшая угроза повторения через десять минуточек не остановила меня. Я продолжила свои поцарапывания, мурча себе под нос "рельсы-рельсы", и захихикала, увидев испуг в глазах Текилы, заглянувшей с проверкой причин подозрительной тишины.

Она недовольно тявкнула и потрусила обратно в свое убежище, под машину, куда умудрилась перетащить свою лежанку, понимая, что начавшееся и не собирающееся прекращаться "сумасшествие людей" может закончиться крайне плачевно, а подремать в ходящей ходуном палатке ей мало того, что не получится, так ещё и не дадут. Дорвавшись друг до друга, мы отрывались и наверстывали упущенное, иногда совершая такие кульбиты, что с лёгкостью могли задавить собаку.

— Текла, мы больше не будем, — рассмеялся Совунчик. — Честное слово. Текла!

Свистнул, зовя Текилу, и рывком перевернулся, подминая меня под себя, когда я попыталась пискнуть, что будем и ещё не раз:

— Кошка! — рыкнул он, — Я сказал, на сегодня хватит. Наказывалка сломалась.

— Совсем-совсем сломалась? — поинтересовалась я, хмуря брови. — То есть завтра тоже не будем?

— Совсем, но не совсем, — хохотнул Совунчик и утвердительно кивнул: — Завтра будем.

— А завтра у нас когда начинается? Просто мне кто-то обещал десять минуточек поотдыхать, а сам… — ещё сильнее нахмурилась, дуя губы, а Совунчик, тронул экран своих часов и загоготал в голос, сбивая весь мой настрой подурить напоследок. — Эй! Это что за наглость!?

Развернула запястье с часами экраном к себе и тронула его, включая.

"Только сегодня в сети магазинов "Парус" скидки на корма для ваших питомцев и сосиски," — прочитала последнее по времени уведомление и захохотала до слез.

— Покормил… Ха-ха-ха… Киску, — кое-как выдавила я.

— Ага, — кивнул Совунчик, — сосиской. Гы-гы-гы!

POV. Денис.

Гелю выстегнуло на полуслове.

Вымотавший до предела секс, обоих взбодрившее окунание голышом в озеро, "случайно" найденные любимые кошколадки к горячему чаю, костер и спальник — рецепт, сработавший на раз два. Счастливая донельзя, Кошка что-то начала рассказывать про походы, в который ходили с отцом и братом, зевнула и вырубилась, проваливаясь в сон.

— Дурка, — улыбнулся я, укладывая ее в палатке.

Закутал плотнее и, перед тем как выйти и затушить угли, повернулся. И залип.

Кое-как расчесанные волосы, улыбающиеся, мною зацелованные и опухшие губы, крошка шоколада на щеке и… Больше ничего не надо. Никого не надо. Оставьте мне одну такую Кошку, с ее придурью, словечками, блеском хитрых глаз и острым языком — я буду счастлив. Я уже счастлив.

Эпик-центр. С идеальной впихуемостью во всем.

— Текла! — я шикнул на собаку, решившую перебраться со своей лежанки под спину Кошки, а потом махнул рукой. — Спи.

Залить угли, проверить машину и застегнуть молнию клапана палатки, чтобы лечь рядом с шибанутой на всю голову дуркой, обнять ее и вырубиться, когда она сквозь сон переложила голову мне на грудь и засопела маленьким Храпозавриком.

53. Экспериментаторы. POV. Денис

Три недели спустя.

— Люк, блядь, завязывай уже! Пиво стынет, — пнув носком кроссовка по подошве торчащего из-под "Фиесты" ботинка, я присел на корточки и, вздохнув, вложил в шарящую по полу ладонь прокладку. — До утра не терпит что ли?

— Знаю я ваше "стынет", — пробубнил Лука. — Лучше трещотку с головкой на двенадцать дай и рожковый, — угукнул, сжав ключи, и даже не подумал ускоряться или торопиться.

— Люк! Не беси!

— Иди в жопу, Ден, — раздалось из-под машины. — Пока не закончу, хрен куда поеду. А к вам вообще не поеду!

— Долго ещё? — спросил я, проигнорировав последнюю фразу.

— Минут двадцать. Минимум.

— Час назад ты говорил, что осталось десять, — напомнил я.

Посмотрел на играющую с котятами Кошку, кивнул в ответ на ее вопросительный взгляд и пошел за вторым лежаком, чтобы помочь Луке и не дать ему придумать ещё какую-нибудь отмазку.

— Давай подержу, — прорычал я, оказавшись под машиной. Подпёр ладонями трубу прямотока и негромко спросил: — Ты спецом гасишься что ли?

— Ден, у меня сроки. И иди на хуй.

— Не заливай, Люк. Это не клиентская тачка, а твоя, — глянув на Луку, я попросил: — Люк, это в последний раз.

— Иди на хуй, — упрямо повторил Лука, поочередно подтягивая гайки. — Лучше зацепи банку на кронштейн, а то потом всю трассу разбалчивать и перепротягивать придется.

— Ссыкло! — прошипел я, подвешивая глушитель на специально переваренные под него крепления.

— Сам ссыкло, — огрызнулся Люк. — Я после Гелькиного "приходи на пельмени" сутки с больной башкой отлеживался. Потом что было? "Чебуреки". И снова день из жизни вылетел. "Беляши" напомнить? — мотнув головой, Люк поправил прокладку между фланцами и спросил: — У меня по вашему печень резервная есть что ли?

— Просто кто-то не умеет пить и мало закусывает, — гоготнул я.

— Ты охренел, Ден!? — Лука повернулся на бок и со злостью зашептал: — Я пол кастрюли пельменей в одно рыло сожрал, закусывая Гелькины эксперименты! Я все понимаю, но может вы кого-то другого найдете?

— Скажи еще, что не понравилось, — усмехнулся я.

— Иди на хуй! К вам в гости опасно приходить! Либо закормят и набухают до полусмерти, либо просто набухают, но уже до отключки! — Люк покачал трубу выхлопа и затянул гайки до упора. — А сегодня по любой набухают так, что все эти беляши-чебуреки вместе взятые цветочками покажутся. Я вам не лабораторная мышь!

— Я и говорю, что ссыкло!

— Ден, блядь!

— Задолбал ломаться, — процедил я сквозь зубы и позвал Гелю: — Кисунь! Этот упырь сказал, что ехать не хочет!

— Чего-о-о!? — закипела Кошка, в одно мгновение забыв про игры с котятами. — Лукашик, ты охренел!?

— Ден, знаешь ты кто!? Ты, блядь, сволота последняя! — прошипел Люк и, вскрикнув, вцепился руками в только что подвешенный глушитель, когда Кошка, не церемонясь, рванула его за ноги, с пол пинка, врубая стерву:

— Я зря что ли на кухне гробилась!? А ну вылазь! У меня защита диплома завтра!

— Геля! Мне всего две гайки осталось! — попытался было отбрыкаться Люк, но сперва прозвучало грозное:

— Завтра докрутишь!

А потом и я сдал друга без зазрений совести:

— Гель, он пиздит! Все уже прикручено!

— Сволочь! — выкрикнул Люк и зло добавил, обречённо разжимая пальцы. — Гады! Оба!

— Я тебе покажу гадов, — прошипела Кошка, сурово глянула на Луку и погнала его в душ. — Пять минут у тебя, Лукашик! И только попробуй там зависнуть!

— Я ещё Ветошь не кормил, — Лука попытался свернуть к коробке с прибившейся кошкой и заметался по гаражу, ища любой мало мальский вариант слинять. — Геля, что началось-то!? Набухивай своих подружек!

— Лукашик! Хватит ломаться! Они столько не вывозят. А я тебя покормлю. И Ветошь вашу покормлю, и весь ее выводок, — заверила она моего друга. — Лукашик! Я корм на месяц принесу!

Я заржал в голос, когда увидел какими пендалями Кошка придала ускорение Люку, меняя направление движения:

— Лукашик, блин! Я так-то на бармена сдать должна! И все равно тебя напою! Лучше по-хорошему соглашайся.

— Идите оба в задницу! Я ещё "Бронепоезд" Дена не забыл! — выкрикнул Люк. — Я не буду с вами бухать!

— Будешь! Как миленький, будешь! — угрожающе сверкая глазами, Кошка показала ему на лестницу и зашипела: — Если через пять минут ты не спустишься, я в тебя два "Бронепоезда" на сорок вагончиков волью! Понял!?

— Я дверь забаррикадирую!

— Угу, сто раз поверила! Как забаррикадируешь, так сразу же и выпрыгнешь, — фыркнула Геля. — Марш мыться! И только попробуй не выйти! Я тебя за язык не тянула, когда ты помочь вызвался!

Со злостью запустив в спину Луки промасленную тряпку, Кошка пошла кормить мяукнувшую Ветошь и ее котят, а я глянул на время в углу экрана вибрирующего телефона и отошёл подальше, отвечая на звонок:

— Привет, пап. Что-то случилось? — спросил с тревогой и удивился тону отца.

— Это я хочу тебя спросить, что случилось, если час назад сбросил тебе ссылку о продаже вкладыша со "Starlet", а объявление до сих висит? — произнес он с нескрываемым волнением. — Денис, ты в порядке?

— Ну да. В полном. Просто у Гели на носу экзамен, и мы Луку приехали забрать, — ответил я, не понимая причину такой паники.

— Сын, ты слышал, что я тебе сказал? Продают вкладыш со "Starlet". - медленно произнес папа и после минутной паузы с удивлением спросил: — Я что, звоню не своему сыну?

— Пап, если у тебя есть ещё один сын, — рассмеялся я, — то, думаю, этим сперва стоит обрадовать маму. Правда, что-то мне подсказывает, она таким новостям не особо порадуется.

— Так, — протянул отец. — Дай мне секундочку, я что-то потерял нить…

— Освежу. У Гели на носу экзамен в школе барменов. Мы с ней приехали за Лукой, потому что он пообещал ей быть подопытным кроликом. Сейчас он выйдет из душа, и мы поедем домой готовиться к экзамену. Ты позвонил по поводу ссылки на объявление о продаже "Starlet". Спасибо, кстати, я завтра обязательно позвоню, — произнес я и хлопнул себя раскрытой ладонью по лицу, когда из динамика раздался уже переполошенный и взволнованный вопрос мамы:

— Сына, у тебя температура?

— Нет. Я здоров, как бык, мам.

— Ничего не понимаю… А… А как же "Starlet"?

— Ма, я же сказал папе, что позвоню, но не сейчас, — произнес я, стараясь не выдать растущее раздражение. — Если хотите, я могу позвонить прямо сейчас, но вы время видели? Ау, родители? У вас самих все в порядке?

— Я не поняла? — выдохнула мама и охнула, услышав папино:

— Та террористка. Других объяснений у меня нет.

Он снова взял трубку, покашлял и, будто подбирая слова, поинтересовался:

— Сын, а как ты смотришь на то, чтобы нас познакомить?

— Сейчас!?

— Ну, не прямо сейчас. Нам с мамой, как минимум, нужно одеться и приехать.

— Пап, ты прикалываешься или всерьез? — рассмеялся я. Глянул на возюкающуюся с котятами Кошку и хлопнул себя по лбу, не веря своим ушам.

— Ну… Если мы вам не помешаем, то почему бы и нет. Тем более, ты сам сказал, что спать в ближайшее время вы не собираетесь.

— Пап… — снова посмотрев на Гелю, улыбнулся и кивнул своим мыслям. — Пап, мне тут пришла в голову одна шикарная идея. Вы как на счёт того, чтобы немножко выпить? С собой брать ничего не надо, у нас все есть. И на счёт закуски не переживайте — Геля наготовила столько, что Люк при всем желании не осилит. Пропустим по паре бокальчиков, а я вас познакомлю с Гелей. А?

— Выезжаем! — синхронно ответили родители, и в трубке зазвучали короткие гудки, а я подошел к Кошке и расплылся в улыбке:

— Гель, кажется, я нашел тебе ещё двух подопытных.

— Круть! — взвизгнула она, повисая у меня на шее. — А они что пьют?

— М-м-м… — я нахмурился, вспоминая предпочтения родителей в алкоголе, и пожал плечами: — Под настроение.

— Ага, — кивнула Геля, потерла ладони и сложила их в молитвенном жесте, закатывая глаза. — Пожалуйста, пусть они придумают что-нибудь позаковыристее!

— Поверь, эти придумают. Обязательно придумают, — рассмеялся я, представляя, что сейчас творится у родителей дома.

К моменту, когда на пороге появились мои родители с Гумпертом в переноске, двумя бутылками вина и тортиком, Люк уже перестал сопротивляться и отбрыкиваться. Обречённо смотря на стройные ряды бутылок, занявшие все свободное место на столешнице от раковины до холодильника, он потянулся к тарелке с нарезкой и тяжело вздохнул, озвучивая новый запрос без какой-либо конкретики:

— Что-нибудь отратительное на вид и позабористее. Желательно, на раз выключающее.

— Лукашик, обойдешься! — помотала головой Кошка. Постучала ноготком по губе и улыбнулась: — Ой! "Обезьяньи мозги"! Совунчик, они же подойдут?

— Очень, — кивнул я, поднимаясь, чтобы открыть дверь, и посмеиваясь над другом.

— Да твою ж мать, — простонал Лука, роняя голову на ладони. — Когда все это закончится? Какие ещё мозги? Вы свои включите или нет?

— Лукашик, я тебе обещаю, сдам экзамен и больше не буду над тобой издеваться, — пообещала Геля, наливая в шот перемешанную с лимонным соком водку.

— Не верю! Этот… — ткнув в меня пальцем, Люк с надеждой посмотрел на входную дверь и моих родителей, ущипнул себя за руку и нервно хохотнул, подскакивая с табурета: — Ким Яковлевич! Ну хоть вы ему скажите! Я уже не могу пить! — глянул на мою маму и показал на застывшую с коктейлем в руке Гелю, — Любовь Витальевна, спасите меня от этой садистки!

— Садистка!? — хмыкнул папа, окидывая Кошку взглядом. Улыбнулся и кивнул: — Разберемся. Но после знакомства. Ким Яковлевич Совушкин.

— Здрасьте, — еле слышно выдохнула Геля, переводя на меня ошалевший взгляд.

— Папа, — показал я на отца, — и мама. Любовь Витальевна.

— Здрасьте, — снова повторила Кошка. — Очень приятно.

— Взаимно, — кивнул папа, выпустив Гумперта, к которому тут же полезла Текла. — Если можно, мне бы что-нибудь лёгкое для начала, а Любушке можно и посерьёзнее. Так сказать, с места и в карьер.

— А… я… Совунчик?

Геля растерянно покосилась на меня и, икнув, осела на диванчик, когда мама без лишних прелюдий уточнила может ли она попробовать приготовленный для Люка коктейль. Кивнула, передавая ей шот, и судорожно оттянула ниже край своей футболки, услышав одобрительное:

— Если бы у меня были такие ноги, Кимушка, ты бы меня ни на шаг от себя не отпустил.

— Геля занимается скалолазанием, — решил уточнить я.

— Так и запишем, — рассмеялся папа. — Садистка, террористка и альпинистка. Чем не тост?

POV. Геля.

Более нелепый вариант знакомства с родителями Совунчика сложно было представить. Я, в какой-то вытянутой футболке и шортах, на кухне куча бутылок со спиртным, по квартире носятся кошка с собакой, играющие в догонялки, и единственное адекватное во всем этом кошмаре — два салатика и тарелка нарезки на столе. Про ополовиненый Лукашиком и Совунчиком противень с мясом по-французски я вспомнила, когда увидела его в руках Дениса.

— Пап, мам? — предложил он, а я икнула и покосилась на предвкушающе потирающего ладони Кима Яковлевича:

— Мне два! Любушка? — поинтересовался он, поворачиваясь к супруге, и я икнула второй раз, услышав:

— Обязательно!

— Геля замечательно готовит, — улыбнулся Совунчик, перекладывая мясо на тарелки и рассмеялся на замечание матери:

— То-то, смотрю, перестал совершать набеги на наш холодильник.

Любовь Витальевна отрезала небольшой кусочек, отправила его себе в рот, и я икнула в третий раз.

— Кимушка, оно великолепно. Как бы прискорбно не звучало, но, кажется, мы потеряли сына. Геленька, — глянула на меня женщина и то ли в шутку, то ли всерьез произнесла: — Этим мясом вы покорили сразу троих Совушкиных.

— И меня, — добавил Лукашик.

Правда почему-то поперхнулся от прозвучавшего:

— Опоздал, — произнесенного обоими родителями Совунчика едва ли не одновременно.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, а после перевели взгляды на сына и меня, очутившуюся у него на коленях и икнувшую гораздо громче от прикосновения губ к шее.

— Денис, — с укоризной покачала головой Любовь Витальевна. — Не смущай девочку. Ей и без тебя неловко.

— Ма, у меня острая нехватка этой смущающейся девочки, — обняв меня под грудью, Совунчик снова коснулся губами моей шеи и спросил: — Как думаешь, это лечится?

— Все, я домой, — подскочил Лукашик. — Ким Яковлевич, Любовь Витальевна, был рад встретиться, — посмотрел на нас с Совунчиком и покачал головой: — Две сволочи.

— С учётом того, что ты в отца, — будто и не заметив прилетевшее в наш адрес, Любовь Витальевна помахала ладонью Луке и вздохнула: — Хроническое и так не лечится, а тебя ещё и мясом кормят.

— А Совунчику что ли нельзя? — встрепенулась я. Развернулась лицом к Денису и треснула его по затылку: — Ты охренел о таком молчать!? Я тебя сколько мясом кормила!? Ты тормоз!?

— Да можно мне все! — выпалил он, поймав мои руки и прижав меня к себе так, что я не смогла даже рыпнуться. — Кошка! Завязывай!

— Иди в задницу! — прошипела ему в ответ и покраснела от негромкого смеха Совушкиных.

— И он ещё спрашивает лечится или нет, — покачала головой Любовь Витальевна. Тронула мужа за плечо и показала ему взглядом на дверь. — Кимушка.

— Денис, не забудь позвонить про "Starlet", — поднимаясь из-за стола, произнес Ким Яковлевич.

— Пап, все завтра, после экзамена Кошки, — ответил Совунчик, неохотно ссадил меня с колен и пошел провожать родителей

А я икнула на всю квартиру, услышав не предназначавшееся для моих ушей:

— Позвони, как пройдет экзамен, и лучше уложи свою Кошку спать. Как будто не понимаешь, что девочке надо выспаться, а не полуночничать. — негромкий вздох и еле слышное: — Совести у тебя нет, Денис.

Мне даже не пришло в голову отбрыкиваться и сопротивляться, когда Совунчик вернулся на кухню и, привалившись плечом к стене, показал взглядом на ванную.

— Мыться и спать, — произнес он. — Даже не думай, — помотал головой на попытку убрать посуду в раковину и обнял, притягивая к себе. — Дурка. Нашла ведь из-за чего стучать зубами.

— Ты мог хотя бы предупредить? — кое-как прошептала я, закапываясь в объятия глубже. — Я хотя бы привела себя в порядок, а то стою, как не знаю кто.

— Да? —Совунчик отодвинул меня от себя, критично осмотрел и снова обнял, вздыхая: — Какая же ты у меня все таки дурка, — поцеловал в макушку и замер, не отрывая губ. — Все. Спать, — прошептал спустя минуту и негромко добавил, спрашивая: — Как думаешь, Киска уснет, если Совунчик ее поцелует?

— В смысле, если? — опешила я, поднимая голову и улыбаясь смеющимся глазам Дениса. — Как минимум, стопятьсот раз.

— Обещаю стопятьсот один.

— И обнимашки?

— Обязательно, — кивнул Совунчик. — Без обнимашек одной Киски не усну уже я, — улыбнулся, коснулся губами моих и показал загнутый палец. — Один.

— Ау! Совунчик! Так-то мы договаривались на поцелушки и обнимашки в кровати!

— Ну так чего ты ждешь? Особого приглашения? — с лукавой улыбкой Совунчик отошёл на пару шагов назад и закыскал: — Кис-кис-кис!

54. Приоритеты. POV. Геля

— Кошка, я тебя придушу! Геля, твою мать! Ты скажешь мне или нет? Кошатина! Ты сдала?! Нет? Блядь, да сколько можно-то?! — схватившись за голову, Совунчик со злостью пнул по колесу Старичка и процедил пару витиеватых выражений, а потом, выдохнув, радикально и резко поменял тактику выпытывания ответа на один единственный вопрос: — Кисунь… Кошатинка… Гелечка…

Я шмыгнула носом, опуская глаза — ну а как могло быть иначе, когда на тебя уже не орут? — тюкнулась лбом в грудь Дениса и обняла его, слушая все ещё рычащее, но нежное и уже успокаивающее:

— Все будет нормально, Кис. Я с Филом переговорю и натаскаю тебя. Не расстраивайся, Кисунь, — поцеловав в макушку, Совунчик плотнее обнял меня и спросил: — Что попалось в задании?

— Да там… легкотня, — отмахнулась я, поднимая взгляд и обречённо вздыхая. — Сперва по теории погоняли, потом по стандартным коктейлям прошлись. У меня даже пятислойка получилась с первого раза. А потом уже задали пару лонг дринков и что-нибудь убойное. Я "Ginja Assassin" и "Mea Culpa" сделала, а на убойку "Глубинную бомбу" с абсентом выбрала.

— А подача? Подачу сделала? — напомнил Совунчик то, что втемяшивал мне последние несколько дней до экзамена в баре, дома и, в принципе, каждую свободную минуту.

— Ага, — кивнула и, поджав губы, принялась дергать замочек у сумочки, когда Денис с ненавистью посмотрел на выходящих и счастливых новоиспеченных барменов.

Его буквально перекосило от их радостных возгласов "пока, Гель" и "приходи вечером, отмазки не принимаются", а ладонь, поднявшись по моей спине, принялась баюкать и поглаживать.

— Забей. Сдашь. Ты у меня самая лучшая, — прошептал Совунчик, гася рычащие и злые интонации.

— Правда?

— Правда, — уверенно кивнул, целуя, и поперхнулся, меняясь в лице, когда я снова вздохнула и негромко произнесла:

— Вот и они сказали, что я лучшая ученица в группе.

— Кошкина, блядь! — закипев с полпинка, Дениса буквально взорвало и сорвало с катушек.

Он отстранился, рывком дернул меня к себе и зашипел, скрежеща зубами:

— Кошка, блядь! Ты охренела?! Ты… Ты… Ты сдала или нет?!

— А как я могла не сдать, когда меня пригрозили оставить без секса? — спросила я, хихикая дуркой, достала из сумочки диплом и показала его Совунчику. — Вот. Русским по белому написано, что меня нельзя лишать секса.

Вырвав из моих рук корочку, Совунчик пробежался быстрым взглядом по строчкам и, заскрипев зубами, впихнул обратно, выплюнув злое:

— Сучка! Я, блядь, тут за нее переживаю, а она… Весело?! — мотнул головой и процедил, срываясь в крик: — Я тебя нахрен не на неделю без секса оставлю, а на месяц в соседнюю комнату выселю!

— А я ночью к тебе прокрадусь, — подлила я масла в огонь и зажмурилась, срываясь в хохот от рычащего:

— Я замок врежу! Два!

— Тогда я… я порнуху буду врубать на полную громкость, — прошептала и снова захохотала, кивая на шипящее:

— С-с-с-сучка!

— Ага. Я такая. А ещё я тебя люблюнькаю. Очень-очень.

— Ты не меня, а мой мозг насиловать люблюнькаешь! — выорал Совунчик и ошалело уставился на меня, услышав игривое и ни разу не испуганное:

— А ты накажи меня. Как тогда. Я же после этого не вредничала.

Пару минут глаза Совунчика пытались высверлить мне мозг, а потом он сгреб меня в охапку и загоготал в голос:

— Дурка! Я же поверил, а ты…

— А я хочу свой приз за диплом, — хихикнула я и заканючила: — Ну накажи, Совунчичек. Я же тебя снова бешу. Очень сильно бешу.

— Бесишь, — кивнул Денис. — Иногда в край бесишь. Вот так! — задрав голову, он провел по самому краю подбородка: — Понятно?

— Ну-у-у… Так-то я тебя ещё и люблюнькаю.

— Тоже в край? — спросил Совунчик, заглядывая мне в глаза, и я помотала головой:

— Неа. Люблюнькаю я без краев, — выгнула бровь и, улыбаясь, спросила: — Ну так что там на счёт наказать одну очень бесячую Киску?

— В розовом с киской? — захохотал Денис, уточняя.

— О, да! — закивала я. — Эту особенно. Она вообще безбашенная. Но сперва меня.

— Нарываешься, да?

— Очень, — кивнула и захихикала, когда Совунчик подхватил меня, закинул себе на плечо и шлёпнул по заднице: — Ещё! Я тебя больше бешу, Совунчик! И я нарываюсь! Очень нарываюсь!

Взвизгнула, получив новый шлепок, и заулыбалась от уха до уха, услышав смех Совунчика и обещание продолжить начатое немного попозже.

Правда мы поехали не домой, как я планировала, а на набережную, где Денис купил четыре стаканчика мороженого. Торжественно вручил их мне, а сам взял плед из машины и потащил меня за собой в сторону газона, на котором уже загорало несколько парочек.

— Гель, ты зачем написала заявление? — спросил Совунчик, когда мы, устроились в тени дерева и уничтожили мороженое.

— Сдал, — фыркнула я и надула губы уже всерьез. Правда обиделась не на Дениса, а на Фила.

— Не сдал, а предупредил, что у меня с седьмого числа не будет напарника.

— И все равно сдал! Я по-человечески попросила не говорить. Сама собиралась все тебе рассказать.

— Когда?

— Когда все узнаю на счёт новой работы и точно договорюсь, — перевернувшись на живот, я приподнялась на локтях и посмотрела в требующие ответа глаза. — Ну не ругайся только. Я Фила попросила придержать заявление, если у меня ничего не получится.

— И? — протянул Совунчик, намекая продолжать. — Получилось? Я вроде не ругаюсь.

— Да блин! Ты сейчас на меня так смотришь, что уже и ругаться не надо, — пробурчала я. Села, взяла ладонь Дениса в свою и попросила: — Пообещай не ругаться.

— Обещаю, — кивнул он, тоже поднимаясь, — при условии, что ты расскажешь мне всю правду.

— А то я тебе когда-то не все рассказывала или врала, — фыркнула и потупилась, когда мне напомнили и про экзамен, и мое представление. — Ну я же рассказала?

— Гель! С темы не съезжай. Что с работой-то?

— Я так-то никуда не съезжала.

Увидев новый выразительный взгляд, я прикусила язык и внезапно поняла, что объяснить причину своего увольнения Филу мне было гораздо проще, чем сказать о ней Совунчику. Потому что увольнялась из-за того, что ревновала его к каждой симпатичной девушке, которые подходят к нему в баре. Особенно сильно, до жгучего желания убивать, к тем, кто строил ему глазки. А глазки Совунчику строили. И хихикали. И клеились. Каждую смену. И я ничего не могла с этим поделать. Все, что оставалось, это смотреть, улыбаться и сдерживаться, чтобы не вцепиться в волосы самым наглым. Спрашивающим у меня номер телефона Дениса.

У меня.

Номер моего Совунчика.

И так каждую смену.

Бессмертные что ли?!

Я видела, что Денис всех отбривает, но один фиг ревновала и чувствовала, что слетаю с катушек. Как и то, что еще неделя-две и “Текила Бум” покажется цветочками.

Всем.

Правда потом Фил уволит не меня одну, а вместе с Совунчиком. Именно поэтому я и выбрала самой написать заявление и уволиться. Тем более, когда сама собой наклюнулась работа.

— Кисунь, что случилось?

Я посмотрела на Совунчика и, вздохнув, рассказала ему все. Только начала не с заявления, а с того дня, когда Лялька с Люлькой предложили устроиться на работу барменом и мне в голову шарахнуло принести диплом Дюшки.

— Они на тебя пялятся, как не знаю на кого, а я их поубивать хочу. И Фила получается я обманула, а это неправильно, — закончила и потупилась, увидев удивленный взгляд Совунчика. — Ты обещал не ругаться, — напомнила и растерялась, услышав негромкий вопрос:

— Поэтому утром в телефоне у меня рылась? Думала, что я с кем-то тебе… изменяю?

— Нет, — помотала головой и принялась кусать губы.

— Гель?

— Я… я… я хотела посмотреть что такое Старлет, про которую тебе говорил папа, — прошептала часть правды и зажмурилась, боясь услышать ругань за то, что не спросила напрямую.

Только вместо этого Совунчик притянул меня к себе, выудил свой мобильный из кармана и вложил его мне в ладони, разблокировав экран и открыв сообщения, а потом и список вызовов.

— Смотри, дурка.

— Дурка, — кивнула, соглашаясь. — Просто я ревную. Очень.

— А я тебя не ревную? — хмыкнул Совунчик. — Один только твой Таракан чего стоит. А Демид? Остальных, кому ты улыбаешься, напомнить?

— Так-то он не мой! А Демиду я сразу сказала, что ему ничего не светит, — фыркнула в ответ и, повторяя движение Дениса, протянула ему свой телефон: — Вот! Смотри, если не веришь.

— Верю, но тоже ревную, — усмехнулся Совунчик, коснулся губами моей макушки, а через мгновение прорычал, показывая мне всплывшее уведомление: — И куда ты намылилась, Кошатина?!

— Э-э-э…

— Э-э-э?! Какое нахрен собрать вещи?! — не на шутку разозлился Денис. Развернул меня к себе лицом и процедил сквозь зубы, печатая слова: — Куда?! Блядь! Собралась?!

— Я не собралась, — замотала я головой. — Правда-правда, Совунчик. Просто тут такое дело…

— Какое?! Ты охренела, Кошатина?!

— Я ничего не хренела! — выкрикнула, заводясь не меньше Дениса: — Просто восьмое уже послезавтра и у меня заканчивается срок аренды, а мы не говорили, что будет дальше! И вообще я забыла, что его поставила! И не ори на меня! Я что, могу взять и так в лоб запулить: "Ой, ну раз мы спим, то я остаюсь"? Так что ли?

— Нет, блядь! Конечно же лучше промолчать и свинтить втихаря! Аренда у нее закончилась. Аренда, блядь! — прорычал Совунчик. Шумно выдохнул и помотал головой: — Только попробуй куда-нибудь сдриснуть восьмого, я город вверх тормашками переверну и пизда твоей заднице! За шкварник домой притащу и буду по заднице лупить, пока до тебя не допрет, что я тебя люблю.

— Что?! — спросила я шепотом.

— Что слышала! — огрызнулся Денис. — Аренда у нее, блядь… А я? А мы? Ты охренела?!

— Правда любишь? — прошептала дрожащими губами и всхлипнула. — Правда-правда?

— Нет, блядь, прикалываюсь, — зло прошипел в ответ Совунчик, повторяя и передразнивая, кажущийся ему ехидным, тон текста уведомления: — "Собрать вещи." Я тебе соберу. Так соберу, что хрен куда свалишь! Ещё и в день рождения?! Заебись! Только попро…

Я не дала ему договорить. Впилась в губы, заваливая на плед и зашептала, целуя и всхлипывая:

— Люблюнькаю тебя! Люблюнькаю! Люблюнькаю!

P.S. POV. Денис

Все время, сколько проработал барменом, я не вставал раньше обеда. И в свой день рождения не собирался делать исключений. Специально, чтобы проваляться в постели до победного, с вечера врубал на телефоне бесшумный режим и отключал все будильники. Вот только звонок в дверь заставил меня оторвать голову от подушки и продрать глаза, нарушая планы выспаться, потом позавтракать и снова плюхнуться в кровать.

Аккуратно переложив руку Гели и натянув шорты, я глянул на часы и мысленно пожелал стоящему за дверью суициднику-мазохисту, выбрать себе надгробие до того, как открою. Кому, как не ему, могло взбрести припереться и трезвонить в шесть утра, когда все нормальные люди спят, а у меня ещё и законный выходной, мне не пришло в голову. Любому адекватному человеку, работающему в моем графике, скорее всего захотелось бы убить такого идиота. А с учетом того, что мы с Кошкой улеглись спать буквально полчаса назад, то мой настрой, грохнуть и потом грохнуться на кровать очень быстро превратился в очень уверенный план. Зевнув, я повернул замок, открыл дверь и оторопело уставился на улыбающегося паренька.

— Совушкин Денис? — спросил он, сверяясь с планшетом.

— Угу, — кивнул и добавил. — Сегодня твою смерть зовут так.

— Это вам, — протянув мне конвертик с силуэтом кошки на нем, паренек испарился.

А меня начали терзать смутные подозрения, что этот конвертик — ответная шпилька за кошачью мяту. И они окрепли до уверенности после того, как я достал из конверта небольшой листочек крафтовой бумаги с выведенной чернилами строкой:

"Они парами стоят, уйти из дома не хотят.”

— Гель?! — протянул я возвращаясь в комнату. Посмотрел на довольно хихикающую в кровати Кошку, показал ей конверт и карточку и, улыбаясь, спросил: — Это что за шарады?

— А вот, — ответила она и пожала плечами: — Ничего не знаю. Думай сам, Совунчик.

— Гель, — повторил с нажимом, но в ответ услышал ровно тоже с небольшим уточнением:

— Думай сам, Совунчик. Никаких подсказок не будет.

— Коза!

— Эй! Так-то Кошка.

— Один хрен коза! — рассмеялся я и взял мобильный.

— В Гугле ответа нет, — захихикала пуще прежнего Кошка.

— Я знаю кого-то поумнее Гугла, — усмехнулся я и набрал отца, переводя звонок на громкую связь: — Пап, привет.

— О-о-о, ранняя пташка! С днем рождения!

— Спасиб. Я к тебе с вопросом. Мне тут с утра решили мозг повзрывать шарадами.

— Случайно не террористка? — хохотнул папа, и я кивнул:

— Она самая, — глянул на давящуюся от смеха Кошку и прочитал: — Они парами стоят, уйти из дома не хотят. Это что за хрень может быть?

— У-у-у. Секунду подожди, нам нужен эксперт. Любушка, можно тебя на минутку? — в динамике на мгновение повисла тишина, а потом раздались голоса мамы и отца, обсуждающих, что может попасть под такое определение.

— Так-то это нифига не честно, — надула губы Геля, а когда с ней поздоровались мои родители, попросила. — Ким Яковлевич, Любовь Витальевна, доброе утро. Не помогайте ему, это сюрприз! Пусть сам думает.

— Ну раз сюрприз, то мы не знаем, — рассмеялся папа и сбросил звонок.

— Хренасе вы сговорились, — ошалел я, смотря на потускневший экран телефона.

И загоготал, увидев на нем сообщение:”Тапки. Сдашь нас террористке, мы будем отрицать все. Вечером ждем в гости.”

Чтобы не спалить родителей, я несколько минут изображал мучительные размышления под усиливающееся хихиканье, а потом пошел в коридор к подставке для обуви, где в одном из тапков нашел знакомый конвертик. В который снова был вложен листочек со строчкой-подсказкой.

“У тебя есть друг Лука, а на кухне есть…”

Новая шарада оказалась гораздо проще, но и хохот Кошки, смотрящей за тем, как я переворачиваю, просеивая сквозь пальцы, муку в банке, стал в разы громче.

— Ой, кто-то нарывается, — процедил сквозь зубы, стараясь придать голосу строгости, только и сам захохотал, не найдя в банке конверта. — Кошка, какого хрена! Это же была мука! Лука-мука

— Мука, — кивнула Геля. — Ищи.

— Коза!

— Кошка!

— Считай, что уже нарвалась, — рассмеялся я и, вспомнив, что на нижней полке одного из ящиков стоит пакет с мукой, хлопнул себя ладонью по лбу.

— Совунчик, блин! — прыснула Геля, мотая головой. — Ты не Совунчик, а поросенок!

Только я уже вошел в азарт и, найдя конверт, издал победоносный возглас.

- “Кто-то смотрит на весы, а ты ищи там, где трусы.” — прочитал новую строчку и понесся в комнату, чтобы перевернуть вверх дном полку и проорать: — Кошатина, здесь нихрена нет! Это подстава!

— Сам ты подстава!

— Трусы на полке? На полке! Что не так? У нас где-то еще есть трусы? — спросил, выглядывая из комнаты, и рванул в ванную, где на веревке за шторкой нашел те самые розовые с киской шортики, из-за которых, как дурак, носился по магазинам.

Новый конверт, лист и строчка:”У тебя есть Старичок, у него есть…”

— Гель? — я посмотрел на хохочущую до слез Кошку и помотал головой, прикидывая сколько в машине деталей, которые можно зарифмовать со “старичком”: — Ты издеваешься, да?

— Неа.

— Я вижу, — сунул ноги в кроссовки, взял ключи и поскакал к машине, проигнорировав совет умыться.

И ведь была у меня мысль заглянуть в бардачок, но уже наученный двумя загадками, я облазил всю машину, прежде чем решил проверить самое подходящее и очевидное место. В нем нашелся небольшой сундучок и прилепленный к нему скотчем новый конверт.

“Есть замочек? Где-то ключик… Его хранит зверь фыркучий.”

— Ну все Кошатина! — захохотал я и, перепрыгивая через три ступеньки, влетел обратно в квартиру. — Кис-кис-кис, фыркучий зверь, — позвал и пошел на доносящееся из комнаты хихиканье.

Вошел и застыл на пороге, не веря своим глазам.

Нет, я понимал, что у Гели было достаточно времени, чтобы переодеться и нарисовать на щеках усы кошки, но меня застопорило не это, а комплект белья, который она выбрала. Ажурные трусики, такой же лифчик — то, что никогда не видел на ней, но увидев, не мог понять почему не надевала подобное раньше.

— Тебе нравится? — спросила меня Геля, смущаясь и поправляя ленточку с бантиком на запястье.

Я кивнул, делая шаг вперед, чтобы рассмотреть и прикоснуться к кружеву.

— Тогда тебе осталось последнее задание.

— Какое.

— Если хочешь ключ забрать, зверя нужно приласкать, — прошептала Геля, заглядывая мне в глаза. Улыбнулась и прочертила ноготком по моей груди. — Фыр-р-р?

— Ты мой эпик-центр, Кошка, — выдохнул я.

— А ты мой, — ответила она. Подняла вверх ладонь с бантиком и показала на небольшой ключик. — Фыр-р-р-р, Совунчик.

Когда я все же добрался до сундучка, то обнаружил в нем два вкладыша. Первый — та самая “Starlet”, за которой гонялся черт знает сколько, а второй — из жевательной резинки “Love is…” с надписью:

“Любовь это… клуб для избранных”.

И лишь годы спустя я узнаю, что Геля выменяла их на диск Фила с его автографом.

P.P.S:

Три года спустя.

— Кошатина! Я клянусь, сейчас приеду и выпорю тебя, если не слезешь с этой верхотуры! — проорал я в телефон, сгребая куртку и надевая ее на ходу. — Ты совсем шибанулась?! Мало того, что за каким-то чёртом полезла на эту блядскую высотку, так ещё и решила там пофоткаться?!

— Упс. Я Люльке хотела показать какой тут вид и, кажется, перепутала кому отправить фотографию, — услышал в ответ и следом за ним довольное хихиканье.

— Упс?! Упс?! Прибью тебя!

— Нет. Ты меня люблюнькаешь.

— Прибью, Кошатина. Ещё как прибью, — пообещал, заводя двигатель и срывая машину в сторону небоскреба, в котором располагался офис "Holiday every day".

— Совунчик, на нас нельзя ругаться, — проканючила Геля и захихикала, услышав мое шипящее:

— Лучше слезай оттуда, Кошатина!

— Неа. Мы тебя тут подождем.

— Кто мы?!

— Узнаешь, — рассмеялась и сбросила звонок.

А я вдавил педаль газа в пол и уже через пятнадцать минут пролетел по холлу высотки к лифтам. Нажал кнопку последнего этажа и, поднявшись по лестнице на смотровую площадку, ошалело уставился на счастливую до нельзя Гелю с двумя парами пинеток на ладони.

— Как думаешь, Совунчик, у нас будет мальчик или девочка? — спросила и кивнула, когда мой взгляд опустился на ее живот.