закончишь — скажи, я вызову врачей, только трупа нам в доме и не хватало.
Именно так и начались злоключения четы Дурслей. Чем только не болел их племянник, проще было перечислить то, чем он в итоге не заболел. За прошедшие пять лет настоящего ада его мед. карта из тонкой тетрадочки на двенадцать листов, два из которых занимала метрика, а оставшиеся уведомления о прививках, разрослась до полноценного четырёх томиков. Отиты, рахиты, бронхиты, невриты и много ещё чего. Мальчишка угасал, а перепуганные возможной местью где-то там скрывающихся «этих» Дурсли делали всё и ещё немножко, только бы парень не помер. Постоянные больницы, почти всё на свете нельзя. Собственный сын практически заброшен. Точнее, нет, не так. Дадли был радостью. Здоровый нормальный, в начале он не понимал, капризничал, а потом, потом он просто привык. Привык помогать родителям, кузену. Кузену особенно, столь резко и безвозвратно заболевший мальчик пугал, и боящийся, что это всё из-за него, Дадли старался как мог. Больше этого он боялся только того, что тоже вот так заболеет, вчера здоровый, а сегодня бац — и уже нет.
Год, второй и, наконец, пятый, когда вернувшийся из прихожей Дадли принёс столь долгожданное в этом доме письмо, Петуния разве что джигу не станцевала. «Почти отмучались, почти, ещё чуть-чуть», — бормотала она, расставляя перед домашними тарелки с завтраком, и наблюдающий за тем, как и что именно употребляет кузен, Дадли в очередной раз постановил, что ему такого и задаром не надо. Следующая неделя была очень тяжёлой. Эйфория сменилась тяжестью понимания. В письме было сказано прислать ответ с совой.
— С совой! — не унималась взведённая до предела Петуния. — Они хотят получить ответ с грёбаной, мать её, совой. Да где же я её вам достану, твари вы ненормальные. — На следующее утро писем стало в разы больше. Петуния пробовала давать их Гарри, просила его прочитать. Увы, не работало, видимо, вправду только сова и поможет, но именно её-то у Дурслей и не было. Вообще никаких животных, и даже бульдоги сестры Вернона и те в случае, когда она у них гостила, оставались у неё в питомнике, даже её любимец Злыдень. У Гарри была аллергия практически на всё. И дабы не спровоцировать и не превратить встречу родственников в ад, его оберегали.
— Может, уехать? — неуверенно спросил смотрящий на монотонно извлекающую из яичной скорлупы письма Петунию Вернон.
— Куда? Давно по больницам не бегал? Да это же чудо чудное, что этот уже почти полгода как дома. Тьфу, тьфу, тьфу, — поплевала через плечо Петуния и тут же постучала по подвернувшемуся дверному косяку.
— Прости, Тунни, конечно же, ты права.
— Ждать будем, не нервничать и ждать, к Лили они пришли на день рождения, будем верить, что и сейчас будет так же.
Тридцать первое июля отметилось тем, что едва прилёгшая после подключения племянника к системе вливания Петуния подскочила, едва стрелка на часах перепрыгнула отметку двенадцать. Немилосердный громогласный стук в дверь, огромный лохматый великан и весьма громкие разборки. Итог был неутешителен, но, по крайней мере, визит на Косую отложился до утра, а если точнее, то до одиннадцати, и она буквально с боем выбила то, что Гарри в Лондон они доставят сами. Утро ознаменовалось очередным стаканчиком, полным таблеток, и полными переживания сборами.
— Гарри, дорогой, помни при любом недомогании, даже самом слабеньком, сразу же сообщай. Устал — не иди, ты у меня умница и сам все это прекрасно знаешь.
— Да, тётя, — ответил непонятно на каком упрямстве стоящий на ногах ребёнок. Куда-либо идти и что-либо делать ему не хотелось, он вообще почти ничего не хотел, но тётя говорит, что надо, и доктора улыбаются и тоже говорят, что надо. Гарри уже привык к этому их вечному «надо». Надо систему, надо кислород, монитор тоже надо и лекарства их тоже надо. Так и жил, не спрашивая и не думая. Вот и сегодня, можно сказать, за ручку с тётей до машины и в специальном детском кресле до самого Лондона. В «Дырявый котёл» его провожали как на войну и при этом почему-то со смесью не очень понятного ребёнку умиления.
Странный великан не понравился сразу, от него пахло… В общем, пахло, и шерсть, на нём была шерсть. Мальчик закашлялся и тут же схватился за ингалятор. А этот, этот не придумал лучшего, чем хлопнуть его по спине. Как не пришиб, одним богам ведомо. Так и ходили за покупками. Гарри то хватался за ингалятор, то мотал головой. В банке, к примеру, едва лишь завидев тележку, ребёнок перепугано попятился.
— Простите, сэр, мне нельзя, я заболею мне будет плохо и я умру, — залепетал перепуганный перспективами предстоящей поездки спаситель магического мира. Как итог, в подземелья Хагрид спускался один, а за Гарри присматривал оставшийся рядом с ним гоблин, тогда как другой, такой же, и был тем, кто вёл тележку. В ателье мадам Малкин всё обошлось, даже раздеваться не потребовалось. А на выходе выяснилось, что Хагрид либо совсем тупой, либо до безобразия непонятлив, он встретил Гарри клеткой с совой. Сова
