Пусть верят (СИ) [Северный Орех] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Комментарий к Часть 1

Данный оридж полностью выдуман. Автор не намерен кого-либо оскорбить или обидеть.

***

— Ну что, согласен?

— Да.

— Тогда вот, держи. И не забывай про него. Каждая мелочь важна. Запомнил?

— Да запомнил, запомнил.

— Ну ладно… Пусть верят. Только это, Алим… Ты там это… ну, подготовься, что ли. Поответственней как-то, ладно? Не ужинай, например. Или не завтракай…

— Слушай, Сань, вот тут я уж точно без тебя разберусь. Тем более, особо прикидываться-то и не придётся…

***

— Блин, Яр, ну я просто предложил! Чего ты орёшь-то?

— Да потому что ты херню предлагаешь! Как ты себе наш поход в этот сраный кинотеатр представляешь? Вы меня туда на руках затащите, как ребёнка? На костылях я не поднимусь, а лифта там нет. Или, может, ты хотел меня снова в инвалидку усадить? Как при первом переломе? Ты вообще нормальный? — орал я на лучшего друга, не в силах контролировать свой гнев. Стыдно, но отчасти я даже кайфовал от выплеска своего негатива. Конечно, Костик не заслужил, но что уж поделать… Подвернулся под горячую руку. — Как я, по-твоему, буду выглядеть? Как калека?!

— Ну извини! Не подумал! Я просто предложил развеяться! Ты дома сидишь и на улицу носа не кажешь! Ещё немного — и мы все забудем, как ты выглядишь!

— А ты не заметил, что я не по своей воле тут торчу? А из-за хирурга этого криворукого, который кости с первого раза собрать не может!

— Да знаю, знаю! — ошарашенно и немного удивлённо откликнулся Костик. — В общем, в кино ты с нами не идёшь. Ладно. Яр, я, наверное, пойду… И ты уж извини, но если ты и дальше так на людей рычать будешь, то скоро останешься совсем один.

— Я и так один, — огрызнулся я, начиная искать в себе силы, чтобы извиниться.

— Ну, пока у тебя есть я. Пока, — то ли подчеркнул, то ли попрощался лучший друг и ушёл.

Я устало сжал переносицу и с силой зажмурился. Когда моя жизнь стала так стремительно скатываться вниз? Почти полгода назад, когда мой партнёр объявил, что уходит к другому? Или получасом позже, когда я, дурак, гнал по мокрому от дождя асфальту? Или спустя ещё немного времени, когда МЧСники разрезали зажавший меня металл? Нет, наверное, больше всего меня подкосил перелом голеностопа. Точнее, неверно сросшаяся кость. Которую пришлось ломать повторно и заново проходить малоприятные процедуры.

Казалось бы, обычный перелом — что такого? Но бытовые неудобства, постоянные боли, особенно при перемене погоды, ограниченная площадь передвижения и неудовлетворённость меня выматывали. Сидеть месяцами в крохотной двушке — это, оказывается, тяжело.

В прошлом году, когда весь мир сидел на изоляции, я только удивлялся возросшим процентам домашнего насилия и конфликтов — об этом кричали из каждого утюга. А потом, начав понемногу дичать, я и сам ловил себя на мысли, что становлюсь истериком. Одиноким психопатом.

Осознав этот печальный факт, а также то, что толпившиеся первое время друзья куда-то исчезли, я призадумался. Возле меня остался только Костик. Он пытался меня расшевелить, помогал по хозяйству и подбадривал. А я лишь рычал на него, вымещая своё раздражение. Кажется, сейчас меня покинул и он. Мой лучший друг с детского сада. Который понимает и принимает меня.

Глубоко вздохнув, я потыкал в мобильный.

— Алло.

— Костян… Прости, брат. Я был неправ. Достало всё, а сорвался на тебе. Прости. Я исправлюсь.

— Да фигня, Ярик! Не парься. Я заскочу на днях. Лёлька хотела шарлотку намутить. Вот мы и заедем на чай, — Костик никогда не дулся долго. На моё счастье.

***

Я заметил его ещё пару дней назад, когда курил возле окна. Худощавый мальчишка, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, осторожно заглядывал в мусорные баки.

Обычно жильцы ближайших домов несли свои отходы с видом царей, благодетельствующих своим присутствием убогие угодья. А выкинув синие пакеты, поспешно удалялись, делая вид, что они ни при чём.

Этот же парень внимательно изучил каждый контейнер и даже пошебуршил там длинной палкой, но ничего стоящего не нашёл.

Несмотря на это, он пришёл на следующий день. И в этот раз мне удалось рассмотреть его поподробнее, когда он брёл по асфальтированной дорожке под моим окном на втором этаже.

Одетый в какой-то несуразно-короткий, но очень широкий пуховик и коротковатые джинсы, он производил двоякое впечатление. То ли модно одетый мальчик, который ради «стайла» в мороз сверкает голыми щиколотками и поясницей, то ли бедолага в шмотках с чужого плеча. Наверное, я никогда не пойму современную моду, но учитывая, что он искал наживу в мусоре, парень явно не был мажором.

Стройный, чернявый и смуглый, как турок, он зябко ёжился и пытался отогреть покрасневшие руки в карманах. Тёмно-русые вихры выбивались из-под нелепой вязаной шапки. И даже с высоты нескольких метров я видел, что у него летние допотопные чёрно-белые кеды — не самая подходящая обувь для января.

«Турок» приходил примерно в одно время, которое как раз совпадало с моим перерывом от работы. Несмотря на больничный, кушать что-то надо было, и начальник перевёл меня на удалёнку. Программировать можно в любом месте, лишь бы скорость интернета позволяла.

Через несколько дней я заметил, что мальчишка помогает каким-то новосёлам вытащить к бакам старую мебель. А ещё через день он уже бодро махал лопатой, раскидывая выпавший за ночь снег — помогал дворничихе тёте Тане. Неужели вступает в должность вместо неё?

Когда сидишь безвылазно дома и общаешься только с телевизором, начинает просыпаться любопытство. Наблюдая, как мальчишка отдаёт лопату и исчезает в январских сумерках, я доковылял до балкона и открыл окно.

— Добрый вечер, тёть Тань! — дворничиха у нас мировая. Знаю её всю жизнь, сколько себя помню.

— Здравствуй, Ярославушка! Как твоя нога? — она опёрлась на лопату, закинув голову вверх.

— Да заживает. Через пару недель гипс должны снять. Спасибо. Как ваши дела, тёть Тань? Как здоровье?

— Ой, да ничего. Помаленечку. Спину вот только прихватывать стало! Купила мазь дорогущую, которую по телику всё показывают. Щиплется, зараза, а толку никакого! Дурят народ, как могут, изверги! — как большинство людей в возрасте, она обожала обсуждать свои и чужие болячки.

— Поправляйтесь! Вы нам здоровая нужны! А я смотрю, помощник у вас появился?

— Алимка-то? Ну, можно и так сказать. Жалко парнишку. Бродяжка. Не от сладкой жизни мне снег грести помогает. За любую копейку благодарен. Так-то… Я ему вчера помимо ста рублей пирожок с вишней сунула — так Алимка его в один миг в рот запихал и проглотил, не жуя. Мне аж неудобно стало, — тётя Таня огорчённо вздохнула и покачала головой.

— Что же с ним случилось? Я раньше его тут не видел.

— Да он не говорит особо-то. Спросит, чем помочь, оплату возьмёт, глазищами своими улыбнётся и уйдёт. Наверное, в другие места. Подрабатывать.

— Понятно. Ну ладно, всего хорошего, тёть Тань. Берегите себя!

— До свиданьица, Ярославушка! — ласково попрощалась дворничиха и стала очищать лопату от прилипшего снега. Она продолжила беззлобно бубнить, не думая, что я слышу её через открытую фрамугу. — Какой Ярик стал вежливый! Всегда поздоровается, про самочувствие спросит… Хороший мальчик! И не смотри, что «не такой»… А в детстве-то? Шумный, весёлый, озорной ребёнок. А сейчас серьёзный да вежливый. Ох, жизня-жизня…

***

— Ну я же заплачу! Тут же ступенек тридцать всего! Второй этаж!

— У вас лифта нет. И вообще, не положено. Жду вас внизу, возле подъезда.

Я швырнул смартфон на диван рядом с собой и с силой ударил по поролоновому сиденью. Знал бы, что в этой пекарне доставки до двери нет — никогда бы заказ не сделал!

Хотя, я сам дурак — об этом написано на сайте, а я просто поленился изучить. И вот теперь, когда курьер уже приехал, я понимал, что мне нужно взять костыли и спуститься вниз. Конечно, можно забить и просто не забирать продукты, но, во-первых, я их уже оплатил, а во-вторых, курьер-то в моей невнимательности не виноват!

Пребывая в крайней степени раздражения, я неуклюже запрыгал в прихожую. Взяв деревянные костыли, я уже почти открыл дверь, морально готовясь к сочувствующим соседским взглядам, как раздался звонок. Да ну неужели?! Неужели у курьера проснулась совесть, и он принёс мой заказ?

— Вот так бы сразу! А говорили, что… — открывая дверь, завёл я возмущённо-благодарно, но заткнулся на полуслове. Передо мной стоял «турок» с плотно упакованным крафтовым пакетом в руках. По обшарпанной лестничной клетке плыл восхитительный аромат свежей выпечки. Судя по яркому аромату, солировали чесночные пампушки.

— Здравствуйте, Ярослав. Меня зовут Алим, — произнёс он вежливо. — Тётя Таня отобрала вашу посылку у курьера и попросила меня отнести, — продолжил он, не дождавшись от меня реакции.

— Кхм… Да, она и не такое может… Лет двадцать назад могла и уши надрать, — я прочистил горло, изучая своего гостя.

Вблизи сразу стало ясно, что мальчик нуждается. Вся его полинявшая одежда, которая была мало того, что не по размеру, так ещё и не по сезону, буквально кричала об этом. Худощавое телосложение и тени под глазами только подтвердили мои догадки. Но, несмотря на это, «турок» производил впечатление своей необычной внешностью.

Ровная, смуглая кожа и густые тёмные волосы выдавали в нём восточные черты. Широкие брови и длинные чёрные ресницы ярко выделялись на нежном безбородом лице. Но главное — глаза. Карие, влажные, безумно выразительные… Сама собой вспомнилась золотая антилопа из одноимённого мультфильма. И мальчик, который её спас.

Наверное, я и правда слишком долго просидел дома, если обычный чернявенький парень в тусклом свете лампочки Ильича показался мне таким красивым и необычным. По факту стандартная внешность. Противоположность мне — рослому шатену с трёхдневной щетиной.

— Так вы заберёте заказ?

— А? Да-да. Спасибо, — я взял пакет, неуклюже переступив на пятку и, бросив на Алима ещё один изучающий взгляд, закрыл дверь.

Только разобрав продукты, я понял, что тормознул. Наверное, ему нужно было дать денег. Или накормить, ведь наверняка у Алима от запаха свежих чесночных булок желудок от голода подвело.

***

За следующие пару дней я мысленно возвращался к образу Алима несколько раз. Было в нём что-то такое, что меня зацепило. То ли, несмотря на то что он бродяжка, гордо вздёрнутый подбородок, то ли глубокая печаль в выразительных, словно подведённых глазах — не знаю. Мысли текли в фоновом режиме и особо не меняли мой сложившийся уклад жизни. Я понимал, что такую реакцию вызвало появление нового человека. Если подумать, я живых людей, кроме Костика, особо и не видел за последние месяцы.

Снова вспомнить об Алиме мне пришлось через несколько дней, когда по полу в ванной неожиданно разлилась вода. Сначала я подумал, что сломалась стиралка, которая как раз пошла на отжим, но потом понял, что протекают не шланги, а слив. Кое-как я умудрился перекрыть воду, убрать потоп, не намочив гипс, и заглянуть под ванну. Поломка ерундовая, вот только сам я со своей ногой подлезть не смогу.

Конечно, можно было пригласить нормального, квалифицированного сантехника, а не бродяжку. Но я захотел увидеть Алима ещё раз. И дать ему повод заработать.

Пришлось подождать, пока нелепый пуховик замелькает на горизонте. Дождавшись его приближения, я открыл окно и высунулся на мороз. Какая-то шальная снежинка кольнула в глаз.

— Эй! Парень! Алим!

— Здравствуйте, Ярослав. Вы мне? — он остановился и поднял голову.

— Да. Привет. Хочешь подработать?

— Хочу, — моментально откликнулся Алим. — Что нужно делать?

— Сифон в ванной поменять. Сможешь? — я дождался кивка. — Тогда поднимайся.

Объяснив цели и задачи, я отправил его в магазин. Алим вернулся совсем скоро, аккуратно передав мне пакет с новым сифоном, чек и сдачу. Я объяснил, что нужно сделать, а он только сосредоточенно кивал.

Пока «сантехник» на четвереньках корячился в тесной ванной, я поставил чайник и позволил себе немного понаблюдать. Алим работал несуетливо и обстоятельно. Но делал на совесть. Судя по его лицу, ему приносила удовлетворение проделанная работа. Есть такие люди — которые любят и ценят почти всё в этой жизни. Кто-то бы кривился, прикасаясь к элементам старой канализации, покрытым вековой ржавчиной, а Алим только улыбался одними глазами, не спеша ремонтируя слив.

Пользуясь моментом, я рассматривал и самого бродяжку. Несмотря на мои опасения, от него ничем противным не пахло, и никаких насекомых в волосах я не заметил. Не скажу, что у меня есть знакомые среди бомжей, но, думаю, душ они принимают редко и вши у них в порядке вещей.

Поняв, что «турок» не обладает подобными богатствами, я с облегчением выдохнул. Конечно, я заплачу ему за работу. Но ещё хотелось и накормить. Я не сноб, но будем откровенны, сесть за один стол с человеком, в волосах которого ползают насекомые и висят гниды, я бы не смог. А предложить принять душ с дезинфекцией мне казалось слишком грубо. Был ещё вариант дать еды с собой. Как раньше, когда ещё в моём детстве по незащищённым домофонами подъездам ходили цыгане и побирушки, а жильцы давали им еду с собой в какой-нибудь ненужной посуде.

Я понимаю, что в жизни может всякое случится — что сострадание прежде всего, что все мы люди-человеки и прочую правильную муть — и хорошо размышлять об этом, сидя на диване с книжкой в руках, но, я думаю, все мы понимаем разницу между тем, чтобы сунуть нищему сотню или купить продуктов и помыть его в своей ванне, дать свои полотенца, пустить в свой дом.

Хорошо, что Алим не производил такого гнетущего впечатления. Мне вообще не казалось, что он бродяжка. Слишком воспитан и самодостаточен. Вытирает пол так, словно это чрезвычайно почётно. Я бы так не смог.

— Я закончил, — отвлёкшись на свои размышления о границах сострадания, я не заметил, что Алим завершил работу и навёл за собой порядок.

— Да. Спасибо! Возьми, пожалуйста, деньги, — я сунул ему новенькую тысячную купюру. — Ты голодный? Поешь со мной?

Алим посмотрел на меня в упор своими невозможными глазами и медленно кивнул, чуть улыбнувшись. Я пропустил его на кухню, ковыляя следом, и старался не обращать внимания на зачастивший пульс. Как-то само собой вспомнилось, как он стоял на коленях, заглядывая под ванну и оттопыривая свой ладный зад. И оттенок карих глаз что-то напоминал, но я никак не мог понять, что именно.

— Ты любишь солянку? Садись вон туда.

— Я всё люблю. Спасибо вам, Ярослав! — Алим сел на самый краешек стула и, не отрываясь, следил за мной взглядом. Признаюсь, это оказалось неловко. Неужели ему было так же неуютно, когда я наблюдал за его работой? Нужно учесть на будущее.

— На здоровье. И прекрати мне выкать. Я же не старый. Всего тридцать три, — я поставил перед ним парящую тарелку и заметил удивлённое лицо. — Что, ты думал я старше?

— Эм… Немного.

— Да? И на сколько же?

— Тридцать четыре, — Алим опустил голову. Маленькие смуглые ушки залила краска.

— Ну, судя по твоему стеснению, диагноз был никак не меньше сорока, а то сорока пяти? — я беззаботно рассмеялся, хотя эпизод не сказать, что приятный.

— Вы просто очень строгий, — грустно отозвался Алим. — Поджатые губы, опущенные уголки губ, взгляд исподлобья, нахмуренные брови и сцепленные зубы — это всё отражается на мимике и добавляет возраст. Плюс верхнее освещение даёт неправильные тени. Если расположить источники света под другим углом, то вы… ты можешь выглядеть на восемнадцать. И это только свет! — неожиданно выдал запальчивую тираду Алим. Его глаза увлечённо вспыхнули.

— Откуда ты это знаешь?

— Читал где-то, — отмахнулся он и сменил тему. — Солянка наивкуснейшая! Ты сам готовил?

— Да. Было, знаешь ли, время потренироваться, сидя полгода дома, — я вкратце рассказал «турку» свою историю, умолчав о разрыве с партнёром. За солянкой последовали макароны по-флотски и чай. — А ты? Кто ты?

— Хороший вопрос, — улыбнулся Алим и сделал небольшой глоток. — Я Алим Каримов. Жил в одной из мусульманских республик с русскими родителями. Не так давно они умерли. А я остался один. Вот и вся увлекательная история, — в карих глазах залегла глубокая печаль. Алим явно что-то не договаривал, но я залип на его миндалевидные глаза. Несмотря на то, что Алим из русской семьи, он явно имел кавказских родственников.

— А как ты оказался тут? Далековато от ваших краев.

— Я поступил в институт и отучился на первом курсе. Хотел поехать на лето домой, но родителей не стало. Я остался здесь. Правда, меня отчислили и из общежития выгнали. Поэтому пока перебиваюсь, как могу, — он крепко обхватил горячую кружку. Смуглая кожа на кистях рук даже на вид была сухой и огрубевшей.

— Но у вас же кровные узы, многочисленные родственники. Кто-то же остался в родном городе, несмотря на то, что семья русская? Менталитет никуда не денешь.

— У меня никого нет, — отрезал Алим. — Все, кто были — все умерли.

— Как скажешь. И на что ты живёшь в чужом городе?

— Подрабатываю там, где берут. В основном на рынке. Иногда грузчиком, иногда дворником, иногда овощи чищу и перебираю. Что скажут, то и делаю, — спокойно отозвался Каримов, будто иметь такой непостоянный заработок молодому парню, у которого нет близких, нормально.

— А где ты живёшь?

— А там же. На рынке. Ахмед сдает койко-место. Не гостиница, конечно, но жить можно. Знаешь, какое у меня любимое выражение? «Человек ко всему привыкает».

Комментарий к Часть 1

Работа завершена. Продолжение будет опубликовано завтра 🤗☕☕

========== Часть 2 ==========

На улице не переставая мело и пуржило. Погода словно сошла с ума, и сугробы достигали солидной высоты к огромной радости соседских детишек.

Алим по-прежнему приходил к мусорным бакам и помогал тëте Тане разгребать выпавший за ночь снег. К счастью, он сменил свои чёрно-белые кеды на весьма потрëпанные ботинки, и риск отморозить пальцы временно отпал.

Я ещё несколько раз звал его помочь с делами по дому. Неожиданно мне потребовалось переставить шкаф, убраться на антресолях и подтянуть гардины. Естественно, сам я этого сделать не мог, а потому приглашал Каримова снова и снова.

Я понимал, что просто ищу повод и хочу затащить бродяжку к себе — не только, чтобы скрасить свой день сурка, но и чтобы покормить его и дать денег за проделанную работу. Мне нравилось слушать благодарность Алима, нравилось наблюдать за его плавными, неспешными движениями. Несмотря на свой юный возраст, Каримов оказался спокойным, уравновешенным парнем.

А ещё меня не покидало ощущение, будто я давно с ним знаком. Я уже угадывал, когда Алим кивнёт в знак согласия, когда заливисто рассмеётся, вскидывая гладковыбритый подбородок, а когда сведёт к переносице чёрные брови, напоминая молодого ворона.

Меня угнетала лишь тоска в карих глазах, но Алим наотрез отказывался говорить об этом, ловко меняя тему. Сначала я ещё пытался узнать, что случилось с родительским домом и вообще, предложить свою помощь, но он только отмалчивался и рассказывал о себе крайне неохотно. Мне пришлось отстать. А смысл настаивать? Захочет — сам расскажет.

Я надеялся, что Алим не заметит мой интерес, а все мои порывы спишет на сострадание. Несмотря на то, что он из семьи русских, вырос-то он на востоке. А там, насколько я знаю, крайне строго с однополыми отношениями. Мне бы очень не хотелось увидеть презрение и отвращение в его глазах.

Наши встречи проходили по одному сценарию: я ждал его прихода к мусорным бакам, предлагал заработать, приглашал к себе, где объяснял план работ на сегодня, и помогал по мере возможностей. А потом мы ужинали, разговаривали за чашкой чая, и Алим уходил. Сытый, отогревшийся и с деньгами в кармане.

Иногда мне казалось, что всё дело именно в них. Стоило Алиму услышать про возможность заработать, как он мгновенно отвечал согласием. Не мог отказаться. И сначала я не понимал, как так — согласиться неизвестно на что, не уточнив даже размер оплаты. Но со временем меня покинули такие мысли. Наверное, когда живёшь на птичьих правах в закутке на рынке, вместо постели используешь брошенный на пол матрас и ешь не тогда, когда хочется, а когда выпадает возможность — начинаешь думать другими категориями.

Помня об этом, я начал готовить на ужин что-то более питательное, чем обычно. И обязательно покупал сладкое. Как выяснилось, Алим большой сладкоежка. Он с таким упоением рассказывал мне о сладостях, окружавших его в детстве, что я невольно заражался его позитивом.

— Рахат-лукум с розовой водой, пастила, чурчхелла — это всё очень вкусно, Ярослав! Но если тебе доведётся побывать на востоке, то обязательно попробуй халву! — воодушевлëнно посоветовал он, а я залип на его жëсткие пальцы, греющиеся о кружку.

— Так халва и у нас есть. И подсолнечная, и арахисовая, и кунжутная — каких только нет! — я закинул в рот конфету и свернул шуршащий фантик несколько раз, превратив в тонкую полоску.

— Это немного не то, — с долей снисхождения и ностальгии отозвался Алим. — Настоящая, традиционная халва продаётся только на рынках! Ни в коем случае не в магазинах или супермаркетах! И готовится та халва из топлёного масла и карамелизированной муки. Она тает во рту, и всегда кажется, что ещё кусочек, пусть и самый маленький, но обязательно влезет, — в такие моменты, когда Алим вспоминал своё детство, он весело и беззаботно смеялся. Только вот печаль в глазах норовила пролиться слезами, которые он успешно прятал. Наблюдая такое противоречие эмоций, мне в голову приходило выражение «пир во время чумы», и дело было вовсе не в еде.

Через пару недель наших встреч случилось то, чего я опасался. Я уже не помню, чтó в большей степени послужило поводом. Перемена погоды и ноющая боль в ноге, раздражение, косяк по работе с частью утерянных файлов, перенос приема у врача и избавления от гипса — всё это сложилось в кучу.

Я наорал на медсестру из регистратуры, швырнул трубку куда-то в угол и резко обернулся к подошедшему со спины Алиму. Я не знаю, что было написано у меня на лице, но Каримов отшатнулся и инстинктивно закрыл голову руками, как будто я собрался его бить. Мой гнев потух, как спичка от ведра воды.

— Эй? Ты чего? Алим? — я сделал к нему шаг, но тот шарахнулся в сторону, с испугом глядя на меня чуть расфокусированным взглядом. Мне почему-то показалось, что он видит не меня, а кого-то другого, безусловно опасного и жестокого. Из его груди вырвался неясный полузадушенный звук — не стон, не мычание, а что-то среднее. Так, мне кажется, хрипит испуганный зверь. — Алим? Это я, Ярослав… Ты меня слышишь? Не бойся. Всё хорошо. Прости, если напугал. Алим?

В карих глазах начали проблёскивать искры узнавания, а взгляд стал осмысленным. Каримов моргнул и по щекам пробежали две кривые дорожки.

— Алим? Ну что ты? Что такое? — я даже не задумался о чистоте его одежды или последнем ду́ше — притянул к себе, желая лишь успокоить и дать понять, что его никто не обидит. Каримов вцепился в мою футболку с отчаянием утопающего и уткнулся куда-то в шею. — Всё хорошо. Прости, прости меня. Я не хотел тебя напугать, — бубнил я, не зная, что ещё сказать. Рука рефлекторно блуждала по спине, легко пробегаясь по выступающим позвонкам.

Алим отстранился от меня спустя пару минут и ничто не указывало на его срыв, кроме покрасневших глаз и сырого пятна на моей футболке. Он ничего не стал объяснять, только заверил, что всё в порядке, и поспешно ушёл. Наверное, застеснялся и не хотел рушить свою гордость ещё больше. Он же почти джигит, хоть и не по крови, — сильный, независимый, выносливый. И хрупкий — но, надеюсь, это вижу только я.

Алим пришёл к бакам на следующий день, как ни в чём не бывало. И согласился подработать — так же, как обычно. Мы оба сделали вид, что вчерашней сцены не было. Вот только впредь я уже контролировал своё раздражение и не позволял ему выходить за рамки. Чтобы не напугать.

***

Спустя неделю после того случая Алим снова пришёл ко мне под высосанным из пальца предлогом. У меня уже заканчивались работы, которые я не мог бы сделать сам, а нанимать его, чтобы помыть посуду или ради других повседневных занятий, я не желал. Несмотря на то, что все превратности судьбы он принимает стойко, мне не хотелось унижать его, превращая в домработницу. Но видеть Каримова у себя, хотя бы недолго, я хотел, а потому продолжал просить о помощи.

Сегодняшний ужин отравляла моя головная боль. Затылок ныл весь день, а к вечеру разболелся окончательно. Я уже выпил таблетку и ожидал, пока она подействует, но Алим всё равно заметил перемену в моём настроении.

— Ярослав? Что у тебя болит? — он с тревогой всматривался в меня и, не буду врать, его забота оказалась приятной.

— Голова болит весь день. Но это ничего, скоро пройдёт, — отозвался я и убрал пустые тарелки в мойку, осторожно ступая на пятку. — Я уже принял обезболивающее.

— В большинстве случаев головная боль происходит из-за недостатка кровообращения — так говорила моя бабушка. С этим прекрасно справляется массаж, — спокойно произёс Каримов. — Давай я помогу тебе?

— Массаж? Ты хочешь сделать мне массаж? — тупо переспросил я, не зная, как реагировать.

— Массаж головы для улучшения кровотока, — уточнил Алим и придвинулся на стуле ближе, почти касаясь меня коленом. — Давай, вот увидишь, тебе станет легче. Нас бабушка ещё с детства научила нужным движениям.

Я мимоходом отметил, что Алим сказал «нас», а значит, у него, скорее всего, были брат или сестра, но дальше думать уже не хотелось. Каримов поднял огрубевшие от ежедневных встреч с лопатой ладони и легко сжал мои виски. Глаза закрылись сами собой, и я обмяк на стуле.

Алим что-то делал, разминал, гладил и массировал кожу, а я качался на волнах удовольствия. С детства люблю подобные прикосновения и готов мурчать, как кот, от подобной ласки. В такие моменты у меня можно просить всё, что угодно!

Я не знаю, сколько прошло времени, по моим ощущениями минут двадцать, но боль и правда прошла. Хотя я всё же приписывал это таблетке, а не ласковым поглаживаниям. Но мир заиграл яркими красками.

— Ну как? Лучше? — миндалевидные глаза наивно смотрели в ожидании чуда.

— Вай! Зачэм спрашиваэшь? — в шутку спросил я с акцентом. — Конечно, лучше! Волшебное средство! Спасибо, Алим, — я с удовольствием заметил смущение и благодарность.

— Ну и хорошо. Я же говорил, что дело в кровотоке, — он поморщился и машинально потёр свой лоб.

— Ты что, кудесник, забрал мою боль себе?

— Да нет, просто на погоду реагирую. Ты видел, какая метель на улице? — словно подтверждая его слова, за окном завыл ветер. — Говорят, январские осадки бьют все рекорды.

— Тогда я тоже обязан сделать тебе массаж. Кровоток, и всё такое… Я запомнил, как ты делал, — улыбнулся я, мимоходом удивившись, где Алим услышал прогноз погоды. И не успел он возразить, а я подумать над тем, что зря всё это затеял, как я зарылся пальцами в тёмные вихры и приподнял их из обычного положения. В юности, когда у меня была стрижка, такое нехитрое действие могло вызвать щекотные мурашки на шее. Интересно, у Алима схожая реакция?

Почувствовав моё прикосновение, он с наслаждением выдохнул, прикрыв глаза, а я понял, что мурашки есть, но совсем не у него. И не на шее.

Пытаясь отвлечься от такой побочки, я сосредоточился на своих действиях. Взъерошить волосы. С усилием провести по коже вверх. Размять затылочную часть. Несколько раз пройтись холмом Венеры по основанию и перейти к вискам…

Каримов какой-то необычный бродяжка. Его волосы чистые, даже без перхоти, и пахнут каким-то сладким шампунем. А подбородок гладко выбрит. Покажите мне оборванца, который регулярно избавляется от щетины?

Лицо Алима как-то неуловимо изменилось. Я ожидал, что он расслабится. Я, например, чуть амëбой не растëкся. Но происходило явно что-то другое. И так как Алим не протестовал, я продолжил.

Медленно размяв кожу головы, я не спеша спустился к шее, поглаживая и пощипывая напряжённые мышцы. Под затылком, на самой линии роста волос, я заметил пятнышко белоснежной кожи. Как это называется, когда кожа без пигмента? Витилиго? Вроде довольно редко встречающаяся штука. Я не удивлëн. Алим не обычный. Во всём… Размышляя об этом, я провел подушечками пальцев под челюстью и скользнул рядом с ушами.

Алим заломил брови, будто ему стало больно, но по-прежнему молчал. Его дыхание потяжелело, а скулы украсили два розовых пятна.

Я запустил в его шевелюру широко расставленные пальцы, оттянул за волосы назад, заставляя немного запрокинуть голову, и начал массировать максимально возможную площадь. Я чувствовал, что голова Алима полностью в моих руках и он бесконечно мне доверяет, если позволил прикоснуться таким образом.

Большими пальцами я случайно задел мочки его ушей и заметил, как тонкие крылья носа затрепетали, а дыхание на миг прервалось. Проверяя свою догадку о чувствительных участках, я плавно перешёл от головы к ушам. Обвёл горячими пальцами изгибы, погладил их с обратной стороны, помассировал нежные мочки…

Алим рвано выдохнул и его губы непроизвольно разомкнулись, демонстрируя самую кромку ровных зубов. У меня всё смазывалось перед глазами. Кровь грохотала в голове, спутывая мысли. Хотелось податься вперёд и поцеловать алеющие губы, но я продолжил ласкать его, совсем забыв о том, что хотел сделать просто массаж головы. Я ещё раз медленно огладил изгиб и невесомо провёл указательным пальцем по ушному отверстию, прекрасно осознавая, что этот шуршащий звук произведёт нужный эффект.

— Яросла-а… — с му́кой выдохнул Алим и перехватил меня за запястья, сдерживая дальнейшие ласки. Он распахнул помутневшие глаза, в которых карий сменился иссиня-чёрным, и посмотрел на меня так, что перехватило дыхание.

Это был очень подходящий момент для поцелуя — я видел его возбуждение и чувствовал своë, но что-то меня остановило. Есть сотни вопросов, которые я мог задать в этот момент. Но вырвался один, самый важный:

— Алим, ты… гей? — я даже не успел подумать, как мягче об этом спросить или о последствиях, если Каримов вдруг оскорбится и проявит агрессию.

Но он только отшатнулся, словно я его ударил, вскочил на ноги и скрылся в ванной. Послышался звук льющейся воды. А я пытался успокоить колотившееся о рëбра сердце.

Алим вышел через несколько минут. Мокрые волосы прилипли ко лбу — кажется, он очень рьяно умывался. Каримов сел обратно на стул и ссутулился, как старик. И без того тонкие черты лица заострились ещё больше.

— Алим… Ты не ответил, — мягко напомнил я о себе и своём вопросе.

— А это важно? — горько отозвался он и грустно усмехнулся. — Или бить будешь? «Мочить пидаров» — так у вас говорят?

— Да мало ли, что и где говорят! — рассердился я. — Я тоже не по девочкам. Не афиширую, конечно, но и не скрываю.

— Я знаю. Точнее, догадывался, — он стëр стекающую по щеке каплю и посмотрел на меня в упор.

Точно! Финики! Те самые, что я обожал в детстве! Глаза Алима были цвета свежих иранских фиников. С золотистыми медовыми искрами.

— Кхм… Алим, ты хочешь мне о чëм-нибудь рассказать? О чëм угодно. Я выслушаю и не буду осуждать… Ты слышал про эффект попутчика?

— Слышал. Только ты не попутчик, Ярослав, — едва слышно произнёс Каримов, опустив взгляд.

Я молчал, решив не давить и предоставить право выбора. Стрелка настенных часов громко отсчитывала секунды.

— Я родился в русской семье, ты знаешь, — наконец послышался его охрипший голос. — Мы не мусульмане, но человек зависим от среды, в которой обитает. На востоке очень уважают женщин. Своих, имеется в виду. Тех, кто правильно одевается, правильно себя ведёт и не демонстрирует особых эмоций. К приезжим женщинам, особенно к тем, кто надевает брюки или смеет заговаривать с мужчинами, отношение другое. Мусульмане могут быть очень жестоки — зависит от ситуации, — Алим ссутулился и обхватил себя руками.

— Да, я наслышан, — нейтрально отозвался я. В каждой нации есть свои устои, герои и негодяи.

— Но главное, нам с самого детства вдалбливают, что идеал — это мужчина. Он сильный, смелый, справедливый, принципиальный и так далее, и тому подобное… Понимаешь? Я с детства знал, что Мужчина — самый лучший. Но я хотел не равняться на него, а быть рядом. Чувствуешь разницу?

— Чувствую. Нет, правда, я понимаю, что ты хочешь сказать.

— Я с подросткового возраста боролся с собой — как только осознал свои желания. Но не смог искоренить. Зато нашел такого же, как я, — голос Алима совсем затих, и он долго молчал, прежде чем продолжить. — Мы встретились летом, после моего первого курса. Но слишком далеко зайти не успели. Нас увидели мои родственники. Меня просто сильно избили, а с ним… я не знаю, что с ним. Отдали семье. А таких, как мы, могут просто убить. Чтобы не позориться… Мать пожалела меня и уговорила отца отпустить, с условием, что я больше их не потревожу. Для всех остальных я учусь в Москве. Хотя сейчас уже, наверное, объявили о смерти. Это считается лучше позора.

— Как же так… Двадцать первый век на дворе, — мне было дико. Одно дело гомофобы, а другое — безумства под влиянием традиций. И кажется, теперь я понимаю, кого во мне увидел Алим, когда я психанул на медсестру по телефону — отца или других родственников, которые его били.

— Ну вот так. Поэтому я теперь действительно сирота. Пидорас и сирота, — он замолчал и только через минуту я понял, что он задыхается от сдерживаемых слёз.

Да что ж такое-то…

— Алим… кхм-кхм… Ты человек. Можно обзывать себя бесконечно грубо и обидно, но суть не изменится — ты человек. Разумный и свободный. Ты вправе любить и хотеть любого — лишь бы это было взаимно и не нарушало закон. Таких, как мы, много, просто не все говорят об этом вслух. Всё наладится… И если я могу чем-то помочь, то…

— Нет. Я сам. Я справлюсь, — он упрямо шмыгнул опухшим носом и кулаком вытер покрасневшие глаза. — Мне пора идти. Время уже позднее.

Я смотрел на закрывшуюся дверь и чувствовал себя последней сволочью. Мысли и эмоции сбивались в кучу, перемешивались, переплетались между собой и рассыпались в пыль.

========== Часть 3 ==========

Возможно, дело было в том, что у меня уже съезжала крыша от постоянного нахождения дома? Не знаю. Но я зациклился на Алиме и каждый день с нетерпением ждал, когда дурацкий пуховик замелькает на горизонте.

Меня интересовало всë: чем он живёт, чем дышит, но моё любопытство никого не волновало. Нет, он подпускал меня ближе и охотно разговаривал, но только не на темы из прошлого.

Например, к февралю я уже знал, что Алим обожает долму с виноградными листьями и планирует когда-нибудь попасть на море, чтобы услышать плеск волн, зато терпеть не может морозы и комариный писк.

А вот о его семье, первой любви и детских мечтах он не говорил. Или молчал, или уходил от ответа. И я не настаивал. Если ему больно вспоминать счастливые и безмятежные годы, то я обойдусь и без этих знаний.

О своих буднях Каримов рассказывал скупо. И в них довольно активно фигурировал тот самый Ахмед, который сдавал койко-место на рынке. Хотя иногда мне казалось, что Алим просто отговаривается от меня.

— Где ты работаешь ещё, кроме помощи тёте Тане?

— У Ахмеда.

— Ты сегодня ел?

— Да, перехватил орехов. Ахмед дал.

— Новые перчатки?

— Да, Ахмед подарил.

Я понимал, что этот Ахмед играет пока только положительные роли в жизни юного бродяжки. Но я сам хотел быть опорой и помощником! Чтобы это меня, а не какого-то кадра с рынка благодарил Алим. Я чувствовал иррациональную ответственность за этого парня, но почему-то мою помощь Каримов не принимал. Все предложения найти ему работу, какие-нибудь обучающие курсы или более подходящее жильё он встретил прохладно и всё осталось по-прежнему: Ахмед герой, а я «так».

К тому же этот Ахмед представлялся мне старым жирным извращенцем с золотыми зубами и древним мобильником в чехле на ремне. В моих опасениях он не всегда будет равнодушным к зависящему от него бродяжке и однажды принудит к какой-нибудь мерзости. С чего он начнет? С сальных намëков? С шутливых шлепков по заду? Или пойдет ва-банк и заставит расплачиваться за помощь минетом, а за койку телом?

А может, извращенец — это я?

Тем не менее, с каждым днём меня всё больше тянуло к Алиму как магнитом. И временами мне казалось, что этот интерес взаимен. Мелькало что-то в финиковых глазах такое, что заставляло меня замирать в ожидании.

А ещё он начал приходить ко мне просто так. Всё началось с того, что я позвал его достать какую-то ерунду с антресоли, заодно пригласив остаться на ужин. Телевизор тихо бубнил в углу, мелькая кадрами американского ретро-кино.

— Хичкок? Никогда бы не подумал, — улыбнулся Алим, выразительно кивнув на телевизор. Мы расслабленно сидели на кухне и цедили чай маленькими глотками. Мне не хотелось, чтобы он уходил, а он… я не знаю, чего он хотел на самом деле.

— А?

— Я говорю, ты смотришь «Окно во двор». Никогда бы не подумал. Хотя, наверное, логично, — он хитро стрельнул глазами, словно сказал остроумную шутку.

— Я не знаю, что это за фильм, — признался я. — Включил что-то для фона и всё. А что, хорошая картина?

— Этот фильм считается одним из лучших среди мирового кино. И на твой вопрос о том, хорошая картина или нет, однозначно ответить нельзя. Лучше не просто сказать, нравится или нет, а объяснить почему, — Алим откинулся на спинку стула и задумчиво обвëл окружность кружки подушечкой пальца. — Вот как ты смотришь фильмы?

— Э-э… ну… обычно. Сажусь перед телевизором, беру в руки пульт. Еду иногда, попить там… — я замялся с ответом на такой простой вопрос. А как на него ответить? Обычно спрашивают, «какие фильмы ты предпочитаешь?», а не «как ты их смотришь?».

— Это пассивное восприятие, — улыбнулся Алим. — Так фильмы смотрят ради развлечения, чтобы забыть через пару дней — и это неплохо. А есть активное восприятие — это когда фильмы не смотрят, а можно сказать, читают. Начинают анализировать, чтобы проникнуть на уровень авторской задумки. Понимаешь?

— Наверное, — я пожал плечами. Кажется, я примитивен, но бродяжка Алим интересовал меня куда больше великого Хичкока. Уж простите.

— Вот, например, «Окно во двор» — картина о метафизическом восприятии фильма. Лента снята так, что зритель вместе с главным героем прикован к инвалидному креслу и ограничен в площади, а весь мир воспринимает через окно, которое похоже на рамку киноэкрана.

— А почему он в инвалидке? — я не мог не зацепиться за наше с ним сходство и уставился на экран. Правда я на кресле сидел совсем немного и только после первого перелома.

— Так у него нога сломана. Ярослав, ты совсем не смотришь, да? — Алим весело рассмеялся, скрестив жилистые руки на груди. — Ну, надеюсь, ты закончишь не так, как Джеймс Стюарт, — глаза цвета иранских фиников мягко улыбнулись.

— А как он закончил?

— Выпал из окна и сломал вторую ногу. Так что аккуратнее. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось… Так вот, про фильмы. Рассказать, как нужно смотреть, чтобы развить активное восприятие? — дождавшись моего кивка он продолжил: — Во-первых, ленту нужно посмотреть дважды. Первый раз для того, чтобы понять сюжет. А второй…

Алим рассказывал что-то про путь от идеи до формы, про дистанцию между тем, что мы видим и тем, что понимаем. Его речь лилась, как хорошо подготовленный доклад, а я смотрел на изгиб губ и сходил с ума. Хотел подмять под себя его смуглое тело и скользить губами по влажной от пота коже. Хотел почувствовать, как Алим луком выгибается в моих руках и содрогается от удовольствия. Хотел целовать его сонного и подтыкать под спину одеяло, чтобы не замёрз…

— Ярослав? Ты меня слушаешь?

— Кхм… Да. Конечно, слушаю. Прости, задумался.

***

Возможно, со временем наше общение переросло бы во что-то большое, чистое и искреннее. Я бы хотел этого. Но мне не хватало толчка, а потому мы буксовали на месте, ограничиваясь ужинами и просмотром фильмов.

За эти недели я узнал кучу подробностей про мировые ленты, актёров и различные киноляпы. Последнее оказалось самым забавным. Что стоит только по-разному нарисованная татуировка в виде лампочки в «Джентльменах удачи». Я эти кадры видел десятки раз, но никогда не замечал разной формы.

На мой закономерный вопрос о таких познаниях Алим просто усмехнулся, сказав, что просто любит кино и читает разные статьи, а потому может бесконечно долго вести дискуссии на тему кинематографа. И я был не против. Пусть говорит о чём угодно, лишь бы был рядом…

Всë было неплохо. Но я сам всё испортил. Я и тарелка борща — кто бы мог подумать?

14 февраля — я надолго запомню этот день. Алим пришёл по обыкновениюпосле того, как помог тёте Тане почистить тротуар. Румяное с мороза, это чудо с блестящими глазами ввалилось в прихожую в вихре зимней свежести. Такой контраст — южный мальчик и северная зима.

Взбудораженно о чëм-то болтая, он проследовал за мной на кухню, где помог накрыть на стол. Моя задумчивость и неловкость сыграли злую шутку и в результате я опрокинул на Алима полную тарелку борща. Хорошо ещё, что не слишком горячего.

К чести Каримова, он отреагировал абсолютно спокойно. Даже о чём-то пошутил, собирая картофель и свёклу с колен.

Одежду пришлось поставить стирать, и пока я искал что-нибудь переодеться, он сходил в душ. За то время, что стиралка жужжала, а мы всё-таки ужинали, я не мог отвести от него взгляд. В моих домашних штанах и футболке он совсем не выглядел как бродяжка. Наоборот, чуть застиранные шмотки придали ему некую одомашненность. А зачёсанные назад влажные волосы лишь подчеркнули восточную красоту и чистую кожу. И мне очень нравились эти перемены.

Пока одежда Алима сушилась, мы успели посмотреть какой-то фильм, но я даже не запомнил, о чём. Мои мысли были безнадёжно далеко — на соседнем сиденье дивана. Хотя я по-прежнему слушал мнение Алима про съёмки и актерский состав. Мне просто нравилось слушать его голос.

Лишь когда Каримов надел свою высохшую одежду и собрался уходить, я понял, что снова всё вернулось на круги своя. Словно старые тряпки олицетворяли суровую реальность, в которую Алим должен вернуться. И если я хочу хотя бы со временем хоть что-то изменить, то нужно сделать первый шаг. Или сейчас, или никогда.

— Кхм… Алим… Я тут подумал… — адреналин шарахнул по венам, и внезапно все мои мысли о том, что я хочу сказать, исчезли, а язык онемел. — Ты… ты мне нравишься. И я подумал, что мы могли бы… Ну, попробовать. У тебя же никого нет. И ты говорил, что у тебя почти нет опыта. Поэтому, если хочешь… Вдруг это будет полезным…

Кажется, это был мой самый бездарный, неромантичный и вообще ужасный подкат за всю жизнь! Лучше бы я даже и не начинал. Кто вообще о таком спрашивает?! Алим молча изучал моё лицо взглядом. Мне казалось, он что-то взвешивает и решает для себя.

Как гром среди ясного неба меня пронзила догадка: ему же нужны деньги! Неужели он колеблется, потому что нужда заставляет его оценивать себя? Иначе бы сразу согласился или отказался. Вспомнился первый месяц нашего знакомства — ещё тогда мне показалось, что Алим не может отказаться от заработка.

На мгновение стало мерзко, что своё время и внимание Каримов может продавать. Но, с другой стороны, пусть уж лучше ему буду платить я, чтобы он смог продержаться на плаву, чем какой-нибудь Ахмед выебет его за горсть кураги или орехов — и не факт, что это будет по доброй воле. Алим слишком красив, чтобы к нему не подкатывали, особенно учитывая свободные нравы того слоя населения, в котором он обитает. Хотя я и сам себя сейчас ощущал не лучше, особенно когда смог выдавить склизкое:

— Я заплачу. Сколько нужно?

Алим дёрнулся, как от пощёчины, но по-прежнему молчал и не двигался с места. На смуглом лице начали зреть эмоции, но я не смог понять ни одну из них.

— Алим? Если хочешь, мы начнём с малого. От тебя ничего не потребуется и я никогда не сделаю ничего, что ты не захочешь. Мне просто нужно, чтобы ты был рядом, если честно. Я не перестаю о тебе думать. Как наваждение, — неожиданно даже для самого себя признался я. — Ну не молчи, пожалуйста! Ты согласен?

— То есть, ты решил, что если я нищий, то можешь меня купить со всеми потрохами? — медленно произнёс Каримов и опасно блеснул глазами. А я вдруг вспомнил, что он рос среди гордых и вспыльчивых мусульман. Нет, конечно, я сильнее его даже с загипсованной ногой, но всё равно на какой-то миг мне стало не по себе.

— Нет! Конечно нет! Я просто подумал, что тебе нужны деньги. Но главное, повторю, что ты мне нравишься. Давай назовём это не заработком, а как-то по-другому? Например…

— Блядством? А меня — проституткой? Или подстилкой? — со злостью выдохнул Алим и вскочил, словно его подбросило пружиной. Наконец-то я понял эмоции, написанные на его лице. Обида, злость, ярость… Куда делся уравновешенный и спокойный Алим?

Через пару секунд Каримов уже оказался в прихожей. Судорожно вжикнула молния нелепого пуховика. Что-то упало с тумбочки.

— Алим! Подожди! Да подожди же! — я со своим гипсовым балластом не мог так быстро перемещаться, а потому убого поскакал следом, но не успел. Дверь хлопнула, и наступила тишина.

Я устало прислонился к дверному косяку. Догонять бессмысленно — я просто не смогу. И время вспять не повернуть. Лучше бы я молчал! Ну что за чушь я нагородил? Ведь я так не считаю! Нужно было объяснить нормально, а не так, словно я и правда хочу сделать из него шлюху! Нужно было сказать, что я просто не хочу, чтобы он нуждался и попал из-за этого в неприятности! Что я не прощу себе, если с ним что-то случится из-за того, что не хватило лишней сотни. Какой же я дурак! Дебил!

В подъезде послышалась возня, и я с надеждой вскинул голову. Дверь приоткрылась, и хмурый Каримов снова зашёл в прихожку.

— Я передумал. Пусть будет так. Для чистоты эксперимента, да? Ведь именно так поступил бы бродяжка? — в его голосе послышались отчаяние и горькая ирония. — Только без секса. И деньги вперёд, — он требовательно протянул смуглую руку.

Я переступил на пятку и дотянулся до кошелька на тумбочке. Неприятно, что он решил продаться. Но ведь я сам это предложил. А если продаётся — значит, нужно покупать.

— Сколько?

— А сколько дашь? — с каждым словом этого абсурдного диалога я чувствовал себя всё гаже.

— Алим, послушай… Я неправильно выразился! Я имел в виду…

— Деньги вперёд. Или я ухожу, — процедил Каримов. — За сегодняшнее — три тысячи. Ты сам хотел начать с малого, — его губы изогнулись в невесёлой ухмылке, а я молча отсчитал требуемую сумму. Шуршащие купюры исчезли во внутреннем кармане куртки.

— Алим…

— Я готов. Что нужно делать? — он повесил верхнюю одежду на вешалку и скинул ботинки, продолжая сверлить меня взглядом.

А я растерянно замер. Слишком уж необычная ситуация. На здоровые отношения это точно не тянуло, но и на покупку проститутки не похоже. Не думаю, что ночные бабочки любого пола с такой болью смотрят на своих клиентов.

Мы вернулись на диван.

— Хочешь вина? — я решил пойти проторенной дорожкой. — Или чего-нибудь покрепче?

— Я не пью, — отозвался Алим насмешливо. Казалось, он ни капли не хочет помочь мне преодолеть ту неловкость, которая возникла между нами.

— Послушай, я не имел в виду, что…

— Давай по делу, — он прервал меня и дёрнул воротник растянутой футболки, будто она его душила.

Ещё час назад он сидел на этом же месте и рассказывал какие-то казусы при съёмке фильмов. Расслабленный и умиротворённый, в домашней одежде… А сейчас похож на маленького и очень колючего ёжика. Я потянулся к нему, решив начать хоть с чего-то, но Каримов только увернулся.

— Поцелуи не входили в сегодняшнюю программу, — пояснил он, отводя взгляд.

— А что входило? Ты не озвучил перечень.

— Я не знаю. Это же ты хотел дать мне опыт. Ты был прав. Я ничего не видел вживую и ничего не знаю. Покажи мне.

Силы небесные, как всё дико и нелепо! Кто я? Извращенец, сволочь или благодетель? И кто Алим? Необычный бродяжка или начинающая проститутка? Что им движет? Кто из нас что продаёт? Он — своё тело, или я — свою совесть? Я не понимаю.

— Алим… — я хотел объяснить, исправить свои же слова, чтобы не было так дурно, но мысли спутывались. Несмотря на всю дичь, я почувствовал возбуждение. Слишком близко мы оказались друг к другу.

— Время идёт. Ты можешь начинать. Что мне сделать? Массаж головы хочешь? Нет? Ладно… Тогда просто приспусти штаны, Ярослав. Покажи мне, как ты себя ласкаешь, — произнес Алим медленно. В глазах цвета иранских фиников снова заплясали медовые искры, гипнотизируя и лишая меня воли. — Многие практикуют такое перед вебкамерами. И тоже за деньги. Так что будем считать, что у тебя эксклюзивный вебкамщик.

Как во сне я приподнялся и спустил на колени мягкие домашние треники вместе с трусами. Почти вставший член привычно лёг в руку. Интересно, в какой момент я сам стал товаром, а не покупателем?

— Алим…

— А теперь смотри на меня. Смотри, Ярослав. Ты же этого хотел, — голос Алима стал ниже и глубже, отдаваясь во мне жаркой волной.

Я перестал размышлять о том, что сижу на диване перед бродяжкой и дрочу, утопая в глубине карих глаз, и отдался ощущениям. Слишком долго я был один. Слишком соскучился по присутствию живого человека в такой откровенный момент.

— Постони для меня, — попросил я, чувствуя, как потеют ладони, а напряжение туго скручивается внутри.

— Ну уж нет. Так я притворяться не умею, — слабо ухмыльнулся Каримов. Он пытался выглядеть по-прежнему иронично, но, кажется, не мог. Его глаза потемнели, а дыхание стало напряжённым. Алим не отводил взгляд от моих пальцев, а я — от его губ. Хотелось попробовать их на вкус, ворваться языком, услышать тихий стон…

Оргазм прошил острой, неприятной иглой. Скрюченные пальцы свободной руки с досадой царапнули обшивку дивана. Секунда, две — и тело расслабилось, будто после неприятной процедуры. Всё было не так, как хотелось. Суррогат и притворство.

— Отлично. Я отработал свои деньги? — хрипло спросил Алим, поднимаясь с дивана и поворачиваясь ко мне полубоком. Я в ответ только кивнул, не в силах собраться в кучу. Мозги оплавились, как желе возле костра. — Ну и хорошо. До свиданья, Ярослав.

Дверь за ним закрылась тихо и аккуратно. А я остался сидеть на диване с ощущением, что это меня купили и трахнули за горсть кураги или орехов.

========== Часть 4 ==========

Сказать, что я чувствовал себя отвратительно — не сказать ничего. Моя совесть и здравый смысл вынесли мне весь мозг, а тишина в квартире многократно усиливала эффект. Даже работой отвлечься не получалось. Я что-то механически делал, сохранял, печатал, а сам думал о том, как по-дурацки вчера всё получилось.

Весь день я прокручивал мысли о том, как буду извиняться и что скажу Алиму в своё оправдание, но всё это не пригодилось. Потому что он не пришёл. Ни на следующий вечер, ни после. Я ждал его всю неделю, поставив для удобства высокий стул у окна, но нелепый широкий пуховик не появлялся на горизонте.

— Добрый вечер, тëть Тань! — я открыл окно на балконе и приветственно махнул дворничихе. — Как ваше здоровье? Как спина?

— Спасибо, Ярославушка! Вроде полегче. Как морозы прошли, так кости ныть и перестали. Может, весной ещё поноет, а летом, надеюсь, красота будет! — она заправила под платок прядь поседевших волос. — Хотя, наверное, скоро и сам узнаешь, почём фунт лиха — нога-то тоже небось к перемене погоды болеть начнёт.

— Да, наверное.

— Когда тебе гипс-то снимут?

— Завтра, надеюсь. А потом с костылями еще буду ходить… Тëть Тань, а Алим к вам больше не приходит? Раньше я каждый день его видел.

— Да, пропал куда-то. Может, работу нашёл? Он вроде говорил, что скоро перестанет приходить. Но точно не знаю. А что?

— Нет, ничего. Спасибо.

Я закрыл окно и поковылял на кухню, поставить чайник. Значит, Алим знал, что перестанет приходить в наш район? И ничего не сказал? Обидно… Хотя я, несомненно, обидел его куда больше.

***

Я ехал из больницы на такси и с удовольствием осматривался по сторонам. Жить без гипсового балласта — сплошное удовольствие! И даже необходимость ходить с костылëм, а потом и палочкой, регулярно разминать ногу и разрабатывать сухожилия не портила мне настроение. Так бывает — после прошедшей боли или дискомфорта первое время необычайно ярко чувствуешь свободу. Как в том анекдоте про большое семейство и купленную, а потом проданную козу.

Под мерное бормотанье магнитолы я закемарил на заднем сиденье. А проснулся от плавного толчка, когда такси остановилось на светофоре, уже почти возле дома.

Мое внимание привлекла старенькая Шкода Практик, стоявшая на встречке. От всех остальных машин на дороге её отличала большая наклейка обычного кактуса на капоте. Кто вообще украсит такой картинкой на машину? Может, у владельца фамилия Кактусов? Или Колючкин? Дурацкие озорные мысли так и лезли в голову, и я с любопытством вгляделся в водителя уже отъезжавшей Шкоды.

Молодой парень в белоснежной рубашке, так оттеняющей его смуглое лицо. Широкие брови, восточные глаза… за рулём старушки, украшенной кактусом, сидел Алим. Или нет? На мгновение мы будто встретились взглядом, а потом он проехал мимо.

— Остановите! — я машинально хлопнул по водительской спинке ладонью и оглянулся назад, стараясь рассмотреть номера. Как назло, стоявшая сзади Газель загородила всё, что можно, а встречный поток двинулся дальше, как ни в чём не бывало.

— А?

— Остановите! Срочно!

Недовольно бубнящий водитель свернул на обочину, и я чуть не выскочил наружу, на миг позабыв о костылях. Старая Шкода к тому времени уже исчезла с горизонта, а я так и не понял, был это Алим или моя зацикленность исчезнувшим бродяжкой перешла на следующую ступень.

***

Звонок раздался почти в девять вечера. К этому времени я уже успел поужинать, сходить в душ и припасти одежду и рабочие бумаги на завтра. Наконец-то вырвусь из этих стен и окунусь в рабочую атмосферу! Уж лучше ездить на работу на такси и скакать с костылем, чем сидеть дома! Зато среди людей!

— Здравствуй, — на пороге стоял Алим, вцепившись пальцами в отворот расстëгнутого широкого пуховика.

— Привет.

Я не видел его всего неделю, но ужасно соскучился! Если честно, я вообще не думал, что он когда-нибудь придёт. Я бы не пришёл.

— Я просто так. Ненадолго. Можно?

— Да! Проходи! — я отмер и подвинулся в сторону, пропуская его в квартиру. Дверь закрылась с мягким щелчком. — Ты голоден?

— Нет, спасибо. Но от чая не откажусь. О, тебе сняли гипс? Поздравляю!

— Да, теперь восстановительный период. Массажи, упражнения, растяжка… Не особо приятное, но необходимое время.

Я быстро залил заварник кипятком и жадно уставился на свою потерю. Тени под глазами, упрямо сжатые губы… Что он говорил про мимику, которая негативно отражается на лице?

— Алим, у тебя всё в порядке?

— Да, — он испытующе уставился на меня, словно чего-то ожидая.

— Я тебя сегодня видел, — произнёс я, внимательно наблюдая за его реакцией.

— Меня? На рынке? А я тебя и не заметил, — ничего, кроме удивления.

— Нет, в машине. В старенькой Шкоде с наклейкой кактуса.

— Ты ошибся. Я не ездил в машине с кактусом, — Каримов улыбнулся и облокотился на столешницу локтями. — Я весь день помогал на рынке. Разгружали две фуры с пацанами.

— Ты был за рулём. Я видел.

— Я не умею водить. Хотел бы, но пока нет возможности научиться. Да и автомобиля нет. Хотя, если бы у меня были права, то я бы радовался и кактусу, — глаза цвета иранских фиников мягко улыбались.

— Понятно, — блин. Может, я и правда обознался? Я видел того парня долю секунды и не могу утверждать наверняка. К тому же, если бы у бродяжки была машина, то вряд ли бы он жил на рынке и ходил в одежде, отданной добрыми людьми.

— Ярослав… Я много думал о нашей прошлой встрече. И я хочу повторить. На тех же условиях. Ты платишь и ни на чём не настаиваешь, — неуверенно прервал тишину Алим. — Кажется, в прошлый раз ты хотел поцелуй?

— Помню. Я согласен, — куда делись все мои доводы и объяснения? «Я скучал. Прости меня. Ты бесценен, Алим» — где вот это всё? Целую неделю я обдумывал, как буду извиняться, а сейчас согласился, едва почувствовал возможность снова быть рядом. — Сколько?

— Пять тысяч. Нормально?

Какое нормально, глупый? Разве за то, что я чувствую, платят?

— Кошелёк в прихожей. Пошли, — я вытащил портмоне из куртки и протянул оранжевую купюру. — Алим, если тебе нужны деньги для чего-то определенного, то ты можешь сказать мне об этом. Ты не обязан…

— Спасибо, Ярослав. Всё честно. Я продаю, ты покупаешь. Это такой вид заработка у нищих, и мне вообще повезло, что есть такая возможность. Нужно ловить момент.

— Алим, я не…

— Если дорого, то скажи, — Алим в ожидании замер, настороженно рассматривая эмоции на моем лице. А я вспомнил его слова с прошлой встречи, что он уйдет, если я не заплачу, и покачал головой. Может быть, со временем нам удастся преодолеть эту стену из дензнаков?

— Всё в порядке.

Алим кивнул и сделал порывистый шаг вперед, оказавшись совсем рядом и начиная сверлить взглядом мою переносицу.

— Я никогда не целовал парня, — признался он негромко.

— А девушек?

— Девушек целовал. Но хотелось почувствовать, как это с парнем. С тобой. С мужчиной, что старше и опытнее меня, — едва слышно выдохнул Алим мне в губы.

— Техника та же. Расслабься, — его присутствие в такой близости волновало и тревожило. — Я могу прикоснуться к тебе?

Дождавшись кивка, я устроил костыль поудобнее и, положив руки на его плечи, начал разминать напряжённые мышцы. Отчасти это походило на тот памятный массаж головы, только в этот раз у меня были козыри. Во-первых, я уже наверняка знал, что Алим гей. А во-вторых, я имел право поцеловать его. Разница между этой встречей и прошлой всего в две тысячи, а мои полномочия значительно расширены.

Мельком скользнув подушечками пальцев по чувствительным ушам, я притянул Алима к себе и аккуратно прикоснулся к его губам, решив начать с мáлого. Несколько секунд ничего не происходило, но потом он со стоном выдохнул через нос и крепко сжал мои плечи. А через мгновение впечатал меня в стену прихожей так, что зазвенело в затылке. Костыль, оказавшись ненужным, упал с громким стуком.

Но я едва обратил на это внимание, потому что растворился в ощущениях. Обычно спокойный и уравновешенный Алим распалялся с каждым движением. Словно прорвало ту дамбу, в которой плескалось его годами накопленное желание. Настойчивые губы ласкали меня, заставляя забывать, что мы всё ещё в прихожей, а наглые руки исследовали торс.

На какой-то миг сгоревшей кометой полыхнула мысль, что мне тоже это позволено, и я притиснул подавившегося воздухом Алима ещё ближе, отбирая инициативу обратно.

Он вскинул свои смуглые руки мне на плечи и начал потираться о бедро стояком, постанывая сквозь поцелуй. Его глаза были прикрыты, а лицо максимально расслабленно. Это показалось мне добрым знаком, и я решил рискнуть.

Чуть отстранив Алима, я развернул его к себе спиной, обнял и с силой вжался своим стояком в круглый зад. Правая рука легла на топорщившуюся ширинку, а губы нашли горящее ухо.

От этой рокировки и новых ощущений Алим всхлипнул и взмахнул руками, будто пытался уцепиться за воздух.

— Яр… Яр… — только это я смог разобрать сквозь сбитое дыхание.

Решив пойти дальше, я потянул собачку молнии вниз, желая избавить Алима от тесных джинс, но он перехватил мою руку и вернул на прежнее место.

Через пару минут всё кончилось. Крупная волна прокатилась по его телу и, закусив губу до крови, он откинул затылок мне на плечи. Под пальцами стало влажно.

— Алим? — позвал я осторожно через минуту. — Давай поговорим?

— Ты… Ты тоже всё?

— Да, — я соврал, не желая говорить, что подобных обжиманий, которые больше уместны для старшеклассников, мне мало.

— Хорошо, тогда я пойду, — пробормотал Алим, отстраняясь и подавая поднятый костыль. Без тепла и тяжести его тела стало неуютно.

— Куда? Да и одежду постирать надо. И поговорить.

— Ерунда. Дойду и так. Мне недалеко, — замутнëнные карие глаза постепенно обретали прозрачность. Меня насторожило это «недалеко», но Алим уже обувался, а потому я снова отвлëкся.

— Ты ещё придёшь? На каком из городских рынков ты живёшь? Как я могу тебя найти?

— Я не хочу тебе врать ещё больше. До свидания, Ярослав, — и за ним закрылась дверь.

***

Жизнь постепенно начала возвращаться в свою колею. На работе меня встретили тепло и радостно. Новые сотрудники, которые пришли во время моего больничного, держались вежливо и отстранëнно, что естественно.

Родная игровая клава, с которой мы срослись в офисных условиях, привычно легла под пальцы. По-весеннему яркое солнце слепило и испытывало терпение сквозь просветы жалюзи. У местного кулерного водопоя традиционно обмывались чьи-то кости. Всё как и несколько месяцев назад. Только теперь у меня нет машины, налаженной личной жизни и убавилось количество друзей.

Хорошо, что всё это время у меня была возможность работать удалённо. Иначе я бы долго въезжал в рабочий процесс. А так я через пару дней уже начал забывать о своём вынужденном затворничестве.

Время шло. Корпоративным чаепитием отметили 23 февраля, а через пару недель и 8 марта. Самые активные офисные работники уже начали строить планы на майские праздники, а я лениво пролистывал путëвки в Турцию.

Костыль сменила трость, а дома я обходился даже без неё. Конечно, до долгих пеших прогулок было ещё далеко, но прогресс, определённо, был.

Алим не появлялся ни в нашем дворе, ни в моем доме уже больше месяца. Первое время я постоянно ждал его. Верил, что придёт. Но когда этого так и не случилось, я пошёл на городские рынки. Хромал по выходным между прилавками с рубленным мясом, копчëной рыбой и горами овощей и высматривал Алима. На рынках сновали толпы молодых людей из ближнего зарубежья, но среди них не находилось того, кто мне был так нужен.

У таких прогулок был единственный плюс: я как-то незаметно для себя накупал много непривычных, но вкусных лакомств, вроде копченой щуки. Даже попробовал варенье из шишек — ожидал большего, если честно.

Но для моих поисков это было бесполезно. Алим ушёл и не собирался возвращаться. Я его понимал и принял это решение. Вот только внутри всё сжималось от глухой тоски.

***

Звонок раздался традиционно под вечер, когда я, включив свет, смотрел старый испанский боевик. Только один человек мог прийти ко мне в такое время, если никто не ошибся адресом, конечно. От этой мысли сердце пропустило удар, и я поспешил открыть дверь.

— Здравствуй.

— Алим! Привет! Заходи, — я посторонился, пропуская его внутрь. Кажется, он стал выглядеть ещё печальней, чем в прошлый раз. Нелепый широкий пуховик сменила тонкая ветровка. — Ты голоден?

— Нет. Я… Я и сам не знаю, зачем пришёл, — произнес он растерянно, запустив руку в чистые, рассыпающиеся волосы.

— Проходи в комнату. Что случилось? Я могу помочь? Расскажи, что происходит. Тебя не было столько времени! Я скучал… Давай уже поговорим! — я был полон решимости выяснить всё именно сегодня.

— Не хочу признаваться, — едва слышно произнёс он и прочистил горло. — А вообще, у меня всё хорошо, Ярослав. Просто я никак не могу выкинуть тебя из головы. Всё время думаю, прокручиваю… Понимаю, что заигрался, но остановиться не могу.

— Алим…

— Я… Можно я тебе кое-что покажу? Я десятки раз представлял это. Хотел увидеть, как ты будешь смотреть… Только мне потребуется твой комп.

— Пожалуйста, — я махнул рукой в сторону стола. — Ты сам знаешь, что и где.

Алим легко поднялся со своего места, быстро набрал что-то в поисковой строке и развернулся ко мне, мерцая глазами. Из закрепленных на стенах колонок полилась медленная, бархатная музыка и мой гость начал двигаться.

Плавные, неспешные жесты завораживали и приковывали взгляд. Идеальная осанка, гордо вскинутый подбородок и невероятно чувственно скользящие по телу руки. То, что танец оказался стриптизом, до меня дошло только тогда, когда Алим откинул толстовку и майку. Смуглая, подсвеченная светом из прихожей кожа мягко поблескивала в темноте. Меня тянуло к нему с непреодолимой силой, но я не мог даже пошевелиться, очарованный его движениями.

Музыка стихла одновременно с тем, как Алим оказался передо мной на коленях и положил руки на бедра. Это прикосновение обжигало сквозь ткань.

— Где ты этому научился? Ты двигаешься, как профессионал, — я запустил руку в его волосы и погладил большими пальцами зардевшиеся скулы. Это было самое безопасное движение из всех возможных. А на самом деле хотелось просто наброситься на этого провокатора. Валить и трахать.

— Это неважно. Тебе понравилось?

— Очень! Ты с ума меня сводишь, если честно.

— Тогда… Твоё предложение все ещё в силе? Мне не помешают деньги. И я… Я хочу лечь под тебя, — выговорил он очень чëтко, а у меня сердце забилось в гортани.

— Нет, Алим, дело не в деньгах! Послушай меня…

— Так ты заплатишь мне? Сколько? — прошептал он мне почти в губы. Этот хриплый шепот лишал и разума, и воли.

— Если тебе нужны деньги, то бери всё, что есть в кошельке. Ты знаешь, где он. Если этого мало, то…

— Я понял. Пожалуйста, давай поговорим завтра. Я не могу больше терпеть. Пожалуйста, Яр… Поцелуй меня, — попросил он и прикрыл глаза.

***

Я проснулся ночью от жажды. Алим спал рядом, доверчиво прижимаясь к моему боку, и мирно сопел во сне. Свет уличного фонаря заливал угол комнаты, позволяя рассмотреть смоляные волосы и подрагивающие во сне веки.

Легко поцеловав Алима в висок, я максимально осторожно выбрался из постели, стараясь не разбудить. Выпив залпом стакан прохладной воды, я собрал обратно, смакуя подробности вчерашнего вечера.

Алим загорелся, как спичка, и поджёг собой меня. Я старался выложиться по полной, чтобы у моего мальчика остались хорошие воспоминания о первом разе. Смею надеяться, что получилось, учитывая то, как чувственно он стонал, подавался навстречу и судорожно цеплялся за меня пальцами.

Единственная деталь удивляла меня весь вечер. Алим явно следил за собой, что нетипично для бродяг. Его тело было подтянуто и слегка накачано, словно он сознательно занимался спортом. А ещё он был чист и гладко выбрит во всех стратегически важных местах.

В прихожей мне снова попалась на глаза его ветровка. Лëгкую ткань кармана что-то оттягивало, и я уже почти прошёл мимо, но заметил пластиковый угол чего-то, похожего на телефон. У Алима появился мобильный? И он не дал мне свой номер?

Руки действовали быстрее сонного разума. Передо мной появился тонкий пластиковый прибор с пятью кнопками. Несколько секунд залипания, и я понял, что это диктофон. Любопытство и все мелкие тайны, окружающие Алима, сделали своё дело и я, убавив громкость, воспроизвёл первую запись. Сквозь шорохи и какие-то скрипы послышались голоса незнакомой женщины и Алима.

— И комод вон туда подвинь. Ага, туда. Осторожнее, чучмек, не царапай мне линолеум!

— Я не чучмек!

— А кто ты, с таким-то именем? Русский что ли? Знаем мы таких, как же! Давай толкай уже, некогда мне с тобой лясы точить!

Снова послышались шорохи и пыхтенье.

— Всё, спасибо. А теперь вали.

— Валентина Петровна, вы обещали заплатить.

— Да, держи. И проваливай!

— Но это пятьдесят рублей! Вы же обещали пятьсот за сливной бачок и ещё двести за перестановку.

— Поговори мне ещё! Держи полтинник и радуйся! Или ща в ментовку звякну. Скажу, что ты меня ограбить хотел. Или изнасиловать. Вам, обезьянам, лишь одного и надо!

Очередные шорохи и звук шагов сменили неприятную беседу. Я переключил на следующую запись и немного перемотал вперёд.

—… рыбный. Будешь? — спросил дедок, судя по голосу.

— Спасибо, Сергей Николаевич. Я всё люблю. А ваш сайровый супчик выше всяких похвал!

— Ну, Алимка, скажешь тоже! Кто ж суп с консервой-то любит? Но на что пенсии хватает, тем и балуемся. Да ты ешь! От меня не убудет, а у тебя хоть пупок к позвоночнику не прилипнет!

— Спасибо. Давайте потом всё-таки посмотрим ваши окна, а? Затыкаем по-быстрому, а потом проклеим. Так сильно задувать не будет. И вам, и Муське потеплее.

— Спасибо, Алимка! Хороший ты парень!

Я перемотал ещё пару записей. Алим зачем-то записывал свои будни и общение с жильцами, которым помогал. Интересно, для чего ему это? Или он просто нашёл рабочий диктофон и записывал всё происходящее ради развлечения?

Мы поговорим об этом завтра. Я объясню Алиму, что мои чувства искренни и деньги тут ни при чём. Предложу поселиться у меня, как уже собирался, но не решился. А заодно вытяну из него объяснения о том, что происходит. И, если повезёт, то мы проведём всю субботу вместе и повторим вчерашнее безумие. А вечером можно будет прогуляться или куда-то сходить. Ведь теперь я без гипса и полностью свободен.

С этими мыслями я лёг обратно в постель, обняв теплого Алима со спины, и провалился в глубокий сон.

А проснулся уже один. Мой кошелек оказался нетронутым, а рядом лежали восемь тысяч. Алим оставил те деньги, что я платил за близость, и ушёл.

========== Часть 5 ==========

На моей кухне теперь всегда была заначка из сладостей на случай неожиданного визита. А себя я поймал на том, что стараюсь принять душ сразу после работы — чтобы не пропустить вечерний звонок в дверь.

Но Алим так и не пришёл, сколько бы я его ни ждал. Он как сквозь землю провалился, даже не попрощавшись! И это было особенно неприятно, ведь меня предсказуемо посещали мысли о своей вине. Вдруг я сделал ему больно? Или оказался груб? А если ему не понравилось и он разочаровался?

Хотелось получить от него ответы на все вопросы, но я не знал, с чего начать поиски. Да и нужны ли они вообще. Если он так сбегает, значит, есть причина. Но меня в неё не посвятили.

Я старался отвлечься и даже провёл несколько интересных вечеров за общением в Грайндре, но всё было не то, всё было не так. Даже загулявший бывший, из-за злости на которого я и попал в аварию, объявился смской, но был послан сразу и без раздумий.

С одной стороны, моя жизнь играла яркими красками. Я жив, здоров, молод, свободно передвигаюсь на своих двоих и планирую всё-таки поездку в Турцию. А с другой, мне не хватало наших встреч с Алимом. Тоска по бродяжке с глазами цвета спелых иранских фиников обесцвечивала все краски, делая мир вокруг монохромным.

***

В начале июня я бесцельно гулял вечером по окраине нашего района. Страсть к прогулкам появилась, как только я избавился от палочки, а нога стала легче переносить нагрузки.

С самого детства я не был в этой части района, и как же вокруг всё изменилось! На бывшем пустыре куцые гаражи сменили новые здания, которые выросли, как грибы после дождя. Даже сквер разбили и фонтан построили.

Выйдя на перекресток, я направился вдоль торговых рядов. В лëгких сумерках глаз что-то царапнуло, и я даже не сразу понял, что именно. На парковке стояла старая Шкода Практик с кактусом на капоте, вызывая противоречивые флешбэки.

Я обошёл машину, запоминая на всякий случай номера, и уставился на украшающую дверь наклейку «Экспресс доставка цветов». Что-то будто толкнуло меня в спину. Может, интуиция?

Развернувшись к огромной блестящей вывеске «Цветы», я всмотрелся через панорамное окно внутрь. За прилавком возился Алим, упаковывая красиво собранный букет в обëрточную бумагу. Закончив с букетом, он отдал цветы угрюмому мужчине, повозился за кассой и устало выгнул спину, когда посетитель покинул магазин.

Я во все глаза рассматривал новый образ Каримова. За зиму я привык к коротким джинсам, широкому пуховику и вытянутым футболкам. Сейчас же он очень стильно выглядел в синих джинсах и белоснежной рубашке. Тëмно-русые волосы красиво и опрятно спадали на лоб. Но я помню, как ещё красивее они рассыпались по моей подушке. А идеальный образ Алима — совсем без одежды. Хватило одного раза, чтобы запомнить, а потом смаковать каждую деталь.

В голове мельтешили радостные мысли сделать что-то глупое, но романтичное. Подарить огромный букет из этого же магазина, заказать доставку по телефону на свой адрес, или перевернуть табличку «Открыто» и… И что? Разложить его прямо на прилавке? Перед панорамными окнами? Все идеи были бредовые, но настойчиво лезли.

Не давая себе время передумать, я толкнул дверь. Над головой звякнул колокольчик. Алим поправлял узкие вазы с цветами в стоящем позади холодильнике, и я оставался незамеченным, пока не приблизился.

— Здравствуйте! Что жела… — Алим закрыл рот на середине приветственной фразы. Его лицо переменилось, а в карих глазах мелькнул испуг. Неужели подумал, что я пришёл ругаться?

— Алим… — я поймал его холодные пальцы и крепко сжал, не собираясь отпускать. Я не видел себя со стороны, но почувствовал, как губы исказились в дурацкой, но совершенно счастливой улыбке. — Я тебя нашёл!

— Ярослав. Послушай, это…

— Нет, это ты меня послушай! Ты всю весну не давал мне сказать ни слова! Поэтому выслушай меня хотя бы раз! Давай поговорим и выясним, что между нами происходит!

— Алим? Всё в порядке? — со стороны неожиданно послышался женский властный голос. Статная, смуглая женщина, которую я сначала не заметил, расставляла открытки на круглой стойке.

— Да, тётя Зайнаб, всё хорошо, — Алим слабо улыбнулся, не делая попытки освободить руку.

— Это он? — она с интересом посмотрела на меня, и я в замешательстве приветственно кивнул в ответ. — Кхм… Знаешь, ты можешь идти на сегодня. Я сама тут закончу, — произнесла она с улыбкой и вновь занялась открытками, как ни в чём не бывало.

— Спасибо. О чём ты хочешь поговорить, Ярослав? И где?

— Можем зайти в кафе. Пройтись. Или пойдём ко мне. Как захочешь!

— К тебе. Лишние уши ни к чему. Садись в машину.

Словно само собой разумеется, мы сели в старую Шкоду с наклейкой кактуса, и Алим уверенно порулил в сторону моего дома.

***

— Спрашивай.

— Кто ты? — мы сидели на кухне и грели руки о никому не нужный чай. Привычка, выработанная поколениями.

— Алим Каримов.

— Я не про это. Хотя то, что имя настоящее — уже неплохо. Расскажи нормально?

Алим тяжело вздохнул, смотря в окно и барабаня пальцами по столешнице, будто решаясь. Я не торопил, лишь жадно блуждал взглядом по ставшему родным лицу.

— Хорошо. Я расскажу. Ничего такого нет. Просто наше общение началось с обмана.

— Это я уже понял, — я нервно рассмеялся, начиная паниковать. Вдруг он сейчас скажет, что участник в банде террористов?

— В моей семье всегда царили суровые нравы. Мы русские, христиане, но родственников у нас много, включая мусульман. Понимаешь?

— Конечно. Смешанные браки давно стали нормой.

— Верно. Так вот… Я всегда хотел стать актёром, но в наших краях это не престижно. Быть лицедеем, кривляться за деньги, наносить грим и красить волосы — это недостойно настоящего джигита, — Алим усмехнулся с горькой иронией. — Поэтому, когда я объявил, что уезжаю в Москву поступать в театральный, разгорелся жуткий скандал. Я не знаю, каким чудом мне удалось отстоять своё мнение, но я оказался в столице и без особых проблем поступил на первый курс.

— Так ты актёр? — я улыбнулся, представив Алима в свете софитов. А что, ему пойдет! Играть юного принца Османской империи, например. Или наложника падишаха. Кхм… Интересно, а я бы мог стать актёром? Например, тем самым падишахом?

— Будущий. После первого курса я вернулся домой, на каникулы. Знаешь, большие города раскрепощают людей. Я за тот год насмотрелся всякого. Одно метро как лотерея: каждый раз гадаешь, кто зайдёт в вагон: обычный человек, неформал или фрик. Но мои каникулы в отчем доме закончились побоями, запретом обращаться за помощью к соседям и пожеланием сдохнуть в выгребной яме — родственники слишком болезненно пережили ту минуту, когда увидели меня в обнимку с парнем. У меня отобрали телефон и личные вещи. Оставили только документы и три с половиной тысячи рублей. Ровно столько, сколько стоит билет на плацкарт до Москвы. Даже на постельное и обед не хватило. Хорошо, что проводница поняла и подсунула мне пару лепëшек… Пришлось добираться через пол страны до студенческого общежития в той же одежде, в которой меня били. Правда, кровь удалось замыть на вокзале в туалете. Но все равно странно, что нигде ППС не остановили.

— Да уж, — едва выдавил я. Грудь сдавило от жалости. Какими же зверями нужно быть, чтобы отправить родственника в таком состоянии в никуда?

— Когда вернулся сюда, стало легче. Устроился помощником коменданта, и мне позволили жить в своей комнате до второго курса. Остаток лета я приводил общагу в порядок: красил перила, стриг газоны, мыл двери — в общем, помогал. Вечерами работал грузчиком и на подхвате в магазине. Получал копейки, но хотя бы не умирал от голода. Потом начался второй курс и снова потребовались деньги. Не на развлечения даже, а просто чтобы выжить и учиться, чтобы перейти на третий курс. Я не афишировал свою ситуацию, но самые близкие приятели всё равно собрали мне вещи. Даже сумка, с которой я ходил на лекции, это не моя, а подаренная соседом по комнате.

Я слушал молча и не перебивал, подавляя желание обнять Алима, а ещё лучше, накормить.

— Ещë тяжелее стало к новому году, — продолжил он. — Отчего-то я решил, что осенней куртки мне хватит и на зиму. Не хотел тратить деньги на тëплые вещи. Но в итоге я простыл, валялся с температурой. Я не мог ни работать, ни учиться. И пришлось покупать лекарства. А потом, чтобы наверстать пропущенный материал и не вылететь с бюджета, пришлось отказаться от работы. Последние деньги я потратил на пуховик из секонда. А ещё я хотел есть. Постоянно. Стоило мне оказаться на улице и хоть немного замёрзнуть, как голод вгрызался в меня, как дикий пёс в сахарную косточку. Какое-то время я питался только пустыми макаронами с хлебом — самой дешёвой и сытной едой. А из сладкого был бесплатный чай в институтской столовой. Пару раз буфетчица спрашивала, почему я не ем, и нахваливала то плов, то голубцы… Наверное, думала, что я брезгую… А мне приходилось притворяться, что я просто не голоден. Она верила — я же актер, сумел отыграть свою роль перед простодушной женщиной. Но запахи из общажной кухни сводили меня с ума. Особенно когда соседи заказывали куры-гриль. Запах поджаренного мяса со специями разливался по коридору, а у меня урчал желудок и текли слюни. Но я не мог просто налить супа у соседей или стянуть котлету, пока никто не видит! Я же не вор! А кушать хотелось. Я был уже почти в отчаянии, Ярослав! — Алим запустил пятерню в волосы и с силой оттянул. Глаза немного затуманились, словно он погрузился в картины прошлого.

— Я понимаю. Всё хорошо, Алим. Всё хорошо, — я успокаивающе сжал его пальцы и пожалел, что заставил это всё вспоминать. Что там врачи советуют после болезни, особенно молодому растущему организму? Свежие фрукты, овощи, мясо, творог, морепродукты и витамины? Ну-ну…

— Был, конечно, вариант взять в долг. Но долги нужно отдавать, а мне было нечем. Я полностью согласен с выражением «Берёшь чужие и ненадолго, а отдаешь свои и навсегда». В общем, когда появился Саня, я уже был согласен на почти любой заработок.

— Что за Саня? — ревность уколола меня ржавой иглой. Был Ахмед, теперь вот Саня…

— Это старшекурсник с психфака. Он пишет какую-то крупную работу и собирает для неё материал. Тему точно не скажу, что-то про социальную адаптацию незащищённых слоёв общества. Вот он и предложил мне, как актёру, подработку. Нужно было выбрать тихий район на окраине города и притвориться нищим. Записывать всё, что происходит, на диктофон и после надиктовывать свои ощущения и эмоции. Саня потом работает с этими записями, анализирует. Я не вникал. Моей задачей было максимально вжиться в роль. Утром я студент, а вечером лазаю по мусорным бакам. Естественно, никакой работы на рынке и Ахмеда не было. Всего лишь часть легенды… Я специально подобрал «рабочую» одежду, старался соответствовать. Только грязным ходить не мог. Понимал, что выбиваюсь из роли, но не мог допустить, чтобы ты видел меня вонючим, с грязными волосами и с нечищенными зубами.

— А почему не в центре? — только и спросил я, пытаясь уложить всё по полочкам.

— Потому что Сане нужно было статичное общество, а на вокзалах и площадях контингент постоянно меняется. А ещё, там несанкционированного нищего могут просто побить.

— Ясно, — я пытался наложить полученную информацию на свои воспоминания. «Пусть будет так. Для чистоты эксперимента, да? Ведь именно так поступил бы бродяжка?» — всплыли в памяти слова Алима, когда я так нелепо предложил сблизиться. А ещё стало понятно, откуда он знает в деталях про мимику, метафизическое восприятие фильмов и Хичкока.

— Уже под конец моей подработки меня разыскала тётя Зайнаб — ты видел её в магазине. Она ещё в юности взбунтовалась и вышла замуж за совершенно неподходящего, по мнению её семьи, человека. Вдрызг разругавшись с родственниками, она сбежала сюда и начала жизнь заново. Я даже не знал о ней толком, только слышал, что среди дальних родственников есть «паршивая овца». Но она, видимо, поддерживает какие-то связи с родней. Оттуда и узнала, что родителивыгнали меня из дома, и начала искать. Когда встретились, я решил больше ничего не скрывать и сразу объявил о том, что мне нравится мужчина. Удивительно, но она поняла и приняла меня. Дала денег на первое время и устроила в свой цветочный магазин продавцом и доставщиком. Теперь те голодные времена в прошлом.

— Когда ты уходил от меня и сказал, что тебе недалеко идти, ты имел в виду магазин?

— Да. Само вырвалось, подумать не успел. Но и общага тут недалеко. Новый корпус ближе к центру, а старый тут. Поэтому я и выбрал ваш район — чтобы на дорогу много времени не тратить.

— Значит, ты записывал всё на диктофон и передавал это дальше? — по идее, я должен был злиться, но почему-то не мог. Не после того, что рассказал Алим.

— Ну, почти. Но наше общение я записывал только в первые две встречи — когда я поднял тебе заказ с обалденно пахнущей выпечкой и когда менял слив у ванны! Остальное… Ярослав, я больше не записывал, честное слово! Я просто не включал диктофон… Прости меня, — голос Алима задрожал от эмоций, и он до побелевших костяшек стиснул кружку.

— Поэтому ты не хотел поговорить со мной? Ты же видел, что нравишься мне! Что я хочу не покупать тебя, а помочь? Но ты не давал мне объясниться! — теперь это объяснение стало логичным.

— Да. Прости, Ярослав! Я чувствовал себя очень виноватым! За то, что обманывал тебя с самого начала, за то, что, можно сказать, продал запись наших первых встреч, за то, что продолжаю обманывать, прикидываясь нищим и заставляю тебя чувствовать вину! Но я очень боялся рассказать! Мне становилось дурно, стоило представить твоё презрение. Я начал эту ложь, но никак не мог закончить. Я пытался расслабиться, отвлечься и забыть. Но не мог выкинуть из головы то, как ты на меня смотришь! А когда у нас начался курс пластики по хореографии, я двигался только с мыслями о тебе. Преподаватель советовал представить того, ради кого хочется танцевать, соблазняя. И я в совершенстве освоил этот навык. Представлял, как ты раздеваешь меня взглядом, и не мог сосредоточиться ни на чём другом. Прости! Несмотря на всю ложь, мои чувства искренни!

Мы помолчали.

— Ну ты хоть немного побаловал себя после того, как получил гонорар? Кстати, он был авансом или по факту? — почему-то мне было интересно.

— Двумя частями. Получив аванс, ещё до того, как приступить к работе, я… да, побаловал. Себя и соседа.

— Чем же? — я ощутил укол ревности, когда на ум пришли эротично-романтичные картины.

— Курицей-гриль, о которой мечтал весь второй курс. Купил сразу две штуки в тонаре. В пропитанном маслом лаваше и обмазанную чесночным соусом. Мы умололи обе тушки за один присест. Очень хотелось поесть досыта, — прошептал Алим и опустил глаза. — Прости меня.

Я встал и потянул его на себя, заставляя подняться. Не в силах бороться со своим желанием, я обнял его, уткнулся в шею и глубоко вдохнул запах, по которому так скучал.

— Нужно было давно рассказать. Ты не представляешь, какие мысли только не посещали меня за это время!

— Ты не злишься? — я почувствовал тонкие ладони на своей спине. Алим робко обнимал меня, словно сомневаясь, позволено ли ему это.

— Сложно сказать. Мне досадно, что ты не рассказал мне сразу или хотя бы со временем. И конечно, мне неприятно, что ты ушёл в прошлый раз, даже не попрощавшись. Но если моя бестолковая болтовня обывателя помогла тебе заработать на кусок хлеба, а ещё лучше, на куриное крылышко, то я только рад.

— Правда? Спасибо, — выдохнул Алим с облегчением. — Тогда теперь я буду прощаться. Если захочешь, — он прильнул ко мне всем телом, прижимаясь плотнее. Настолько правильно, что я не сразу понял, о чём он говорит. А когда понял, сердце ухнуло вниз.

— Прощаться? Ты хочешь уйти?!

— Утром. Я буду прощаться по утрáм. Если ты захочешь, чтобы я приходил, — в финиковых глазах промелькнуло веселье. Вот же хитрюга! Наверняка специально сказал так двусмысленно!

— Нет. Я не хочу, чтобы ты приходил, — отзеркалил я его приëм в ответ. Но увидев переменившееся лицо и почувствовав, как замерло его тело, передумал выдерживать мхатовскую паузу. — Ты уже пришёл. Ты тут. И я хочу, чтобы ты остался. Насовсем.