подножия, трогая, закручивая у кромки воды несколько потрепанных, уже сероватых перьев. Тело Элики пропало, проглоченное волной и жадными водоворотами на дне залива. Упрямый пеликан, вероятно, отправился следом за ней в холодную глубину.
Стерх резко встал и подошел к высоким окнам. Город-порт ожил, принарядившись разноцветными флажками и пушистыми букетами. Замок деятельно шумел, но леди Элику отчего-то до сих пор никто не пригласил спуститься к ужину. Синие дымные змеи за день угомонились и висели теперь почти неподвижно.
Лай моргнул и заинтересованно приподнял голову. От взмаха его черных крыльев стопка бумаг на столе накренилась и начала медленно осыпаться на пол.
Доктор фамильярно подмигнул грифону и протянул руку к оконной створке, коснувшись стекла лишь кончиками пальцев…
Бумаги вдруг застыли в воздухе ступенчатой дорожкой – от стола к пестрому узору на ковре. Город-порт, треугольный замок, люди, аляповатые цветочные гирлянды на планшире ведущего корабля; холодный залив ровный, будто глазурь, и багряное солнце… все превратилось в декорацию. Обезличенную. Тихую.
Тишина. Мгновенная и абсолютная.
Лай понял, что для него есть смерть – это тишина. Остановившееся время. Грифон навострил уши, подергивая блестящими вихрами, напряженно принюхался – было пресно, и вскочил на ноги.
Нечеловек смотрел на него неподвижно, оценивающе, холодно. Черно.
Грифон, не выдержав подобного рода гляделок, отвел взгляд, съежившись, а когда снова выпрямился, Стерха у окна уже не было.
Звуки вновь хлынули со всех сторон – оглушительно, давяще, жестко. Стопка бумаг с громким шелестом обрушилась на пол. Треугольный замок вдруг загомонил так, что Лай ошалело заметался по комнате. Визг, испуганные возгласы, полные отчаяния крики…
Откуда-то снизу чувствительно потянуло кровью.
Грифон мотнул головой, прогоняя госпожу, отказывая ей в себе, и с шипением ринулся к винтовой лестнице. Окончательно разогнав синих змей, он молнией пролетел полутемную галерею, жадно втягивая по пути наполненный свежим металлом воздух.
В золотистой, очень светлой гостевой зале творились хаос и толпа, но хрупкие людишки мгновенно расступились перед стремительным черным зверем.
В центре белоснежного ковра, неестественно вывернув шею, лежала тощая, блеклая девица. Ее пышное алое платье, расшитое драконьими головами, напротив, было безупречно.
Остывающая гостья неподвижно уставилась куда-то в сторону. Грифон рыкнул и с любопытством повернулся в «указанном» ей направлении…
Весь правый угол просторной комнаты будто затопило неожиданным кровавым приливом. Небольшой серый дракон принцессы лишился головы и не только – его упитанный, отброшенный хвост валялся в стороне от красной лужи и еще чуть подрагивал острым кончиком.
Двери бокового выхода загрохотали. В зал ворвался побагровевший, задыхающийся господин Акон.
Лай заинтересованно прищурился на него.
Господин сделал несколько шагов, опустился на колени у тела дочери и замер. Его лицо приобрело еще более нездоровый вид – у обтянутого алым шелком, бледного плеча принцессы лежал чуть примятый платок. Вышитый на нем особый именной символ задорно поблескивал и был вполне узнаваем.
«Пеликан».
Лай выдал долгий, восторженный клекот. Задуманное нечеловеком увлекательное превзошло все ожидания черного зверя.
Маленькая бухта за ремонтными доками вытянулась длинными тенями и утонула в синеватом сумраке.
Мокрый халат неприятно хлопал по коленям ледяным подолом, но выбравшемуся на берег юноше было совсем не холодно. Ему казалось, что в груди полыхало сухое сено. Пушистое, хрустящее, целой охапкой.
Серый песок маленькой бухты впивался в босые ступни, словно мелкое стеклянное крошево. Было непонятно куда идти, поэтому юноша остановился и заторможено огляделся вокруг. Справа были только голые черные утесы, зато слева, вдали…
Треугольный замок был объят ослепительно-рыжим заревом. Боевые корабли господина Акона поливали город-порт жидким огнем, затопив узкие кривоватые улочки жаркими волнами и тучами еще раскаленного пепла.
Юноша попятился, но тут же остановился, резко обернувшись. Стерх кивнул ему, приветствуя, и осмотрел бухту. Вид на треугольный, уже местами обвалившийся факел, не заинтересовал его ни разу.
– Ваше имя, – хрипловато выдавил из себя юноша. – У вас ведь тоже был… фамильяр? Альтер эго?
– Да. Белый журавль, – улыбнулся ему доктор. – Очень давно. Он отдал за меня жизнь. Я остался в этом теле, хотя предпочел бы его. Летать я все же могу. Далеко, преодолевая горизонты. Правда, только во сне, Элика.
– Рихард, – решительно поправил его молодой визави и продолжил. – Знаете, я бы тоже предпочел его тело. Как ни странно, оно более привычное для меня.
– Увы, – пожал плечами Стерх. – Пеликан отдал себя тебе, а не наоборот. Преданность. Он бросился на выручку, даже не догадываясь о существовании красивого слова «долг». Оно было ему без надобности. Зачем все эти лишние
