Юноша с пепельными волосами смотрел в разбитое на части зеркало. В осколках стекла играли отблески горящего позади города, а юноша стоял и улыбался, глядя на свое искаженное отражение.
Он уже сбился со счета, сколько прожил в этом ненавистном месте. Бывший в своих землях сыном знатного человека, здесь он стал лишь рабом, дешевой вещью, с которой творили все, что вздумается. А теперь он стоит на храмовой горе и радуется разгорающемуся пламени.
– Легаре! – в памяти юноши всплыло его имя, вернее фамилия. Своё имя он забыл много зим назад, – Легаре, мы сделали это!
Он обернулся, чтобы посмотреть на бегущих к нему освобожденных рабов. Перемазанные кровью и сажей, они несли в руках оружие, отрубленные головы своих прежних хозяев или же еду и напитки, которых им так не хватало в их прошлом существовании.
Они не были для него друзьями. У Легаре в принципе не было ни одной живой души, которую он с уверенностью мог назвать другом. Для него поднятое им же восстание рабов было не больше чем инструментом его мести. Ему было все равно, что с ними случится завтра или уже сегодня. Он сделал что хотел, а это главное.
Он повернулся к ним, откидывая назад свои прекрасные волосы. Его молодое, гладкое, словно у девушки лицо, было перемазано кровью. Но он улыбался. Той счастливой улыбкой на которую способен человек, скинувший ярмо рабства. О, это был долгий путь к свободе.
Легаре помнил тот день, словно он был вчера. День, когда умер наследный бронирильский нобиль и родился безжалостный убийца, не знающий понятий чести и морали.
Это был прекрасный летний день. Он как раз закончил обучение грамоте и шел в сады своего отца, чтобы украсть парочку яблок. Замок был погружен в безмятежность. Солнце стояло высоко на небосводе, щедро даря свои лучи всем, кто находился внизу. Стража у ворот спряталась в тень привратной башни и с ленцой поглядывала на въехавшие в замок повозки с сеном. Тогда юноша не обратил внимания на лица несчастных крестьян. А может это его превратная память исказила его воспоминания.
Зато он отчетливо помнил, как из сена выскочили вооруженные длинными палашами и маленькими арбалетами воины, закутанные в плащи из шкур морских змиев. Они в мгновение ока перебили стражу и протрубили в рог. Легаре помнил, как он со всех ног бежал в башню отцова замка, но арбалетный болт вошел ему в ногу в бедро выше чуть выше колена и он с воплем шлепнулся в пыль. Он попытался встать, но тяжелая нога придавила его к земле.
– Ну что, сученыш, ножка болит? – поинтересовался грубый мужской голос, а затем ногу рванула ужасная боль. Скорее всего, его пленитель или кто-то ещё начал шевелить вошедший в кость арбалетный болт.
От боли он потерял сознание. Последнее что он видел, как милосердная тьма накрыла его, так это как парочка одетых в странные одежды воины насиловали замковую служанку прямо недалеко от входа, а чуть поодаль ещё один заживо снимал с её сына кожу. Тот истошный визг въелся в его память, словно кровь в шерстяную тунику.
Открыл глаза он уже на корабле в трюме с остальными выжившими. Тогда Легаре считал себя счастливчиком, как и все остальные там. Но это было лишь первое впечатление.
Сначала все думали, что это были корсары темных эльфов, так как обычно это они носили такие плащи, но как позже выяснилось, это были не они. Это были пираты Эрика Сигурдсона по прозвищу Рыжий, которые грабили все побережье, а награбленное свозили в свою крепость Бедгам.
Эрик получил своё прозвище отнюдь не за цвет волос. Он был эталонным северянином: белые волосы, голубые глаза, высокий словно мачта и широкий как скала. Рыжим его звали из-за того, что во время налетов его парни творили все что хотели, поэтому обычно если и приходила подмога, то находила лишь залитые кровью пепелища.
Тем же, кому не повезло показаться ценным или просто пережить бойню, оставалась только одна дорога – их свозили в Бедгам, морскую крепость, строящуюся трудом тысячи рабов.
Первую неделю все было более-менее сносно. Люди Эрика даже ухаживали за раненым юношей и тот убедился, что за него хотят взять выкуп. Хоть его и небольшой лорд, однако выкуп за сына он сможет собрать. Однако его лечили не за этим.
Однажды ночью, когда рана затянулась и не кровоточила, несколько парней Эрика спустились в трюм и жестко вытащили парня наружу. Легаре был недоволен и попытался было воспротивиться, но тут же получил тяжелым кулаком в лицо и затих.
Притащили его непосредственно к капитану корабля. Он сидел в своей каюте на шкуре горного медведя, одетый в восточный халат. Рядом стояли тарелки и кубки с некоторыми яствами, от которых у юноши потекли слюни. Заметив это, морской волк криво усмехнулся и жестом выпроводил своих воинов прочь.
– Что, жрать хочешь? – спросил Эрик, ловко отрывая своими огромными пальцами кажущуюся крошечной в его руках виноградинку, – Ну так на, пожри.
С этими словами он бросил ягоду прямо юноше под ноги. В нем сейчас боролось два желания: поднять с пола ягоду и быстро съесть или же игнорировать это, поскольку это было ниже его достоинства. Однако слабость и голод, а также относительно скромный паек сделали свое дело. Юноша, постояв несколько десятков секунд постарался с максимальной грацией и изяществом на которое он был способен подобрать плод, однако на деле он просто грубо плюхнулся на одно колено и попытался дрожащими пальцами поднять виноградинку.
– Я сказал жри! – при попытке поднять руками ягоду юноша получил по ним ножнами, которые оказались достаточно тяжелыми, – а жрут животные. Жри или я тебя накажу.
Легаре поднял на Эрика взгляд, полный ненависти. Великое пламя, пусть скорее его родня соберет этот выкуп и тогда, когда он будет на свободе, он все расскажет отцу и приложит сам все усилия, чтобы эта тварь была распята вдоль королевского тракта.
– Что, не нравится как к тебе обращаются, ваше жопейшество? – северянин сделал что-то отдаленно похожее на поклон, а затем смачно врезал юноше с ноги по лицу. – Только вот ты никто и звать тебя никак. Сраное животное, – мужчина взял юношу за шиворот как котенка и начал тыкать его лицом в виноградину, размазывая несчастную ягоду по лицу Легаре и полу, – жри я сказал! Жри и благодари меня за щедрость!
Легаре хотел вскочить, но рана на ноге не дала ему это сделать. Он неуклюже поднялся, пошатываясь от того, что его укачивало. Перед ним стоял Эрик, только вот халата на нем не было, а его мужское достоинство было подобно копью.
– Что, сопляк, убить меня хочешь? Это даже лучше, люблю, когда животные брыкаются, – Легаре проследил за взглядом Эрика и увидел лежащий на столе нож, – да, правильно, бери его, повесели папочку!
Юноша схватил нож и сделал замах, однако это все, на что ему хватило времени. Эрик одним гигантским прыжком оказался возле него и единственным движением выбил нож, который брякнул по полу. Затем Легаре будто лошадь лягнула в живот, с такой силой ему врезал Эрик. Юноша согнулся пополам и повалился на пол. Северянин не терял времени даром. Он спокойно обошел юношу, отработанными движениями содрал с Легаре все тряпки, поставил раком и принялся насиловать паренька. Все потуги Легаре хоть как-то сопротивляться, казалось, ещё больше заводили Эрика, отчего он начинал щедрее огуливать парня по спине и ягодицам.
Нагого и полуживого его без всяких церемоний и аккуратностей бросили в трюм к остальным. Остальные пленники пытались хоть как-то помочь, сооружая из остатков своей одежды хламиды для парня. Он был подавлен и уничтожен в моральном плане. Первые сутки от пролежал почти без движения, глядя на мелькания света между досок палуб. Вечером снова пришли люди Эрика, но в этот раз Легаре не дался им без боя.
По его мнению, он был подобен дикому зверю, что брыкался и дрался до последнего, дав последний славный бой, перед тем, как тьма накрыла его. На деле же он попытался ударить одного из воинов Эрика кулаком в лицо, но тот без труда отбил удар. За тем последовал очередной удар в исполнении юноши, который в очередной раз был издевательски легко отбит под хохот соратников северянин. Воин нанес мощную пощечину юноше, от которой он быстро поник.
С той ночи остаток пути до Бедграма для Легаре превратился в личный план Бездны. Эрик и его люди издевались над юношей как могли, при этом насилуя его чаще прочих рабов почти каждую ночь. Видя все большую озлобленность в глазах парня, Эрик только больше веселился. Особенно его забавляла та часть, где он оставлял небольшую лазейку для того, чтобы Легаре смог его убить, а потом в последний момент он или один из его воинов обезвреживали юношу.
– Земля! Бедграм! – однажду утром услышал юноша.
Он с трудом разлепил глаза, и принялся тормошить остальных рабов. Если они не будут бодрствовать, то воины Эрика оторвутся на них по полной программе.
Бедграм оказался совсем безрадостным местом. Небольшая каменная крепость, окруженная сначала каменной стеной, а следом и частоколом. Было видно, что вокруг много карьеров и вырубок, однако берег был покрыт мелкой галькой. По дороге в порт были развешаны тела, скорее всего провинившихся рабов, чьи останки нещадно клевали чайки и гаргарки. Огромные морские падальщики выдирали из ещё живых тел самые лакомые кусочки – глаза, язык, печень.
Только тут Легаре понял, что Эрик это не просто пират, который грабит ради наживы. Он строит собственное королевство, начиная со строительства собственной цитадели.
Как оказалось, под рукой Рыжего было более трех тысяч воинов и десятки кораблей. Пока несколько из них находятся в походе за рабами и богатствами, остальные заняты тем, что охраняют рабов и крепость. А рабов тут было порядка нескольких десятков тысяч.
Смертность среди рабов была чудовищна. Каждый день сотни из них умирали от тяжелого труда, недоедания, ужасных побоев или же во время боев на рабской арене. Арена была единственным местом, где рабам позволяли применять инструменты не только для того, чтобы добывать камень или дерево. Воины и офицеры Эрика делали ставки, кто же из них продержится, пока жизнь не покинет последнего выжившего.
Сначала Легаре был что-то вроде ручной обезьянки Эрика. Он подавал еду и напитки, не сразу, но крепкие побои и время, проведенное в сырой яме быстро добавили юноше сговорчивости, убавив его максимализм. Его кормили хорошо относительно прочих рабов, но его статус любимой игрушки был не вечен.
После очередного пира юноша вылез из главного помещения Бедграма, потирая свежий синяк. Легаре, озираясь, подобрался к одному из помещений с рабами и передал им несколько плохо обглоданных костей, рыбных тушек и надгрызенных кусков хлеба.
– Храни тебя пламя, юноша, – сказал Ворик, один из самых крепких рабов, который присматривал в бараке за юношей, – мы благодарны тебе.
– Тише, не ори так, – шикнул Легаре, – охрана может услышать. Так что ты слышал в гавани? – Юноша сел около стенки барака, потирая синяк.
– Один из офицеров Эрика привез ему диковинную игрушку. Вроде как какая-то ведьма из эльфов. Вроде как он смог захватить их корабль.
– Да быть такого не может!
– Может, я видел этот корабль. Меня вытащили с такого же, это точно корабль друхиев. И доспехи трофейные ихние. А также в других бараках появились новые рабы. Самых строптивых сегодня пороли на площади, – на этих словах Легаре передернуло и он инстинктивно потянулся к своим собственным шрамам на спине. Этот отличительный знак он получил за третью попытку побега. Юноша на себе знал, что палачи Эрика мастера хлестать так, что за один удар слезает кожа, а потом мясо натирают солью. А если вместо обычного бича надевают гарпуны, то с эшафота снимают уже труп, почти лишенный плоти.
– Что ещё слышал? Я слышал, что они говорил про какие-то игры.
– Это кровавые игры, парень. Тебе повезло, тебя в поймали в конце судоходного сезона и ты тут только четвертый месяц. Скоро сюда будут прибывать работорговцы, дабы купить лучших рабов. Ну, или уже отслуживших свое.
– А почему последних покупают? – в душе юноше зародилась надежда, – Их пытаются выкупить их родные?
– Оставь надежду всяк сюда входящий, – горестно сказал Ворик, – может оставить свои надежды на выкуп. Эрику плевать на твой титул, мы все тут равны. Если тебя купят гномы, значит тебя несколько подкормят и отправят на флот веслом махать. Если совсем повезет, то возьмут рабом при офицере. А тех, что выживает в бойцовых ямах берут в федераты, там жизнь почти вольная. Если же брессонцы, то тебя скорее всего купят как личного раба какому-нибудь старикашке, либо чтобы тебя на арене сожрали какие-нибудь твари на потеху толпы.
– Слушай, помнишь, ты сказал, что можешь договориться с охраной, чтобы нужных рабов отправляли в ямы?
– Допустим.
– Попроси чтобы отправили меня.
– Зачем парень? Ты там умрешь! Если Эрик тебя выставит, то просто доживи до торговцев и тебя возьмут личным рабом, каким ты был при Эрике.
– Он надо мной надругался. Много раз.
– Это можно потерпеть, особенно если ты ешь досыта, тебя не бьют палкой или чем похуже, а тем более смерть не стоит над тобой каждый день. Так что не вороти нос, лучше уж так, чем быть мертвым.
– Прошу тебя.
– Я попробую, но ничего не обещаю.
Как и предполагали Легаре и Ворик, после приобретения Эриком эльфийки юноша сначала пошёл по рукам офицеров пиратского короля. И тут он понял, как хорошо ему жилось под Эриком. Офицеры пускали его по кругу, ради забавы тыкали в него раскаленными прутьями, метали в него ножи и топоры, почти отрубив Легаре пару пальцев и ухо. А потом они решили перейти к более изощренным пыткам.
Юношу привязали к стулу и принялись ему по очереди выворачивать пальцы. Сначала они просто проверяли, насколько далеко они могут гнуться. Но после того, как один из офицеров не сказал: “Ой, я случайно” и не сломал указательный палец юноше. Его крик боли утонул в хохоте дюжины мужчин. Сломав ещё пару пальцев, им это надоело. Тогда они принялись забивать небольшие иглы под ногти юноше. Каждый его крик был лишним поводом для смеха и одобрительных возгласов. В конце концов они содрали с руки юноши небольшой кусок кожи, отчего последний потерял сознание не смотря на все старание знахарей Эрика.
Очнулся юноша в общем бараке рабов. Сначала охрана хотела его добить, но стараниями Ворика и желанием Эрика посмотреть на смерть юноши не постфактум этого не произошло. В день, когда прибыли несколько кораблей работорговцев, король пиратов устроил кровавые игры.
Как сообщил Ворик, ему вообще не стоило больших трудов договориться о месте для парня в бойцовых ямах. Сегодня его выпустят против Свеабальда, одного из любимчиков Эрика. Этот огромный детина родом откуда-то с севера развлекался в свободное от работы и набегов время убийством различного количества рабов в яме. Если против него ставили всего одного-единственного раба, то обычно это для последнего означало лишь одно – долгую и полную боли смерть.
Легаре не помнил весь прошедший день, зато прекрасно запомнил вечер. Его буквально вытолкали на арену, что находилась в глубокой яме, окруженной железной сеткой, откуда на него уставились десятки глаз. В основном это были воины Эрика и команды кораблей работорговцев.
Юноше бросили под ноги небольшой клинок. Напротив него стоял огромный северянин, который в броне казался в разы меньше. Он стоял, криво ухмыляясь и поигрывая огромной секирой. Легаре прекрасно знал, как этот северянин обращается с этим инструментом. Он мог одним ударом располовинить быка, что уж говорить про небольшого парня.
Легаре поднял клинок под улюлюканье толпы. Меч, хоть и не был большим, оказался на удивление тяжелым. Юноша сразу же смог определить, что клинок из черного чугуна. Он имеет отличительный цвет и вес, обычно из него делают себе оружие орки в Арневерде и какой-то горной стране Валагрия.
Видя, что клинок тяжеловат, северянин только расширил свою улыбку и в вразвалочку направился к юноше. Тот, видимо собрав все силы, сделал пару взмахов перед собой, отгоняя противника, словно муху. В ответ на эти действия северянин лишь толкнул парня своей секирой, отчего тот упал в нелепом подобии замаха. Он уже навис над ним и собрался медленно и методично разделаться с жертвой, как Легаре метнул короткий клинок прямо в лицо врага. Среагировать, а тем более отразить такой бросок, совершенный с не пойми откуда взявшейся у парня силой было невозможно, потому черное лезвие без помех вошло в лицо северянина. Он что-то пробулькал и завалился набок.
– Лучники! – взревел Эрик, но один из гостей остановил его.
– Не стоит, – он мягко опустил руку пиратского короля, – я его куплю. Мой знакомый хорошо заплатит за подобных бойцов в арсенале своей арены.
– Нет, эта мразь умрет!
– Семнадцать сестерциев, – сухо сказал мужчина. Это была по истине огромная сумма. Сестерций был золотой монетой, что была в ходу в Брессонской империи и равнялась ста серебряным динарам. На один сестерций можно было вести безбедную жизнь в столице не меньше месяца, а тут семнадцать.
– Что в этом мешке с дерьмом такого, что ты готов столько за него заплатить.
– Воля к жизни.
На следующее утро Легаре, Ворик и ещё две дюжины рабов плыли в сторону таинственной и загадочной Брессонской империи, что безраздельно властвовала над большей частью земель на континенте.
Как позже юноша выяснит, их привезли в город Нурцерия, что славилась своим аренами. Бойцы местных арен довольно часто отправлялись в столицу, дабы радовать брессонскую публику своим кровавым ремеслом. А также отсюда часто брали рабов, чтобы использовать их в армии.
Легаре с Вориком попали в школу Кадмея, что славилась своим жестким нравом и свирепым отношением к своим бойцам. Кормили здесь хорошо, но с утра до вечера гоняли на плацу. Упражнения, физическая подготовка, а также театральное мастерство, дабы бойцы школы могли как можно сильнее впечатлить толпу.
За время нахождения в плену у Эрика, юноша привык к изнасилованиям. Тут же на него глаз положил сначала торговец, а потом и владелец школы. Но в отличие от Эрика и его людей, это даже приносило выгоду парню. Его угощали лакомствами, давали больше еды и отдыха, а также отправляли к нему слуг, чтобы те помогали ему оставаться все также прекрасным.
В школе сначала проявился, а потом и развился талант парня к бою парным оружием. Его смертельный танец на арене завораживал огромное число людей, а его метросексуальность создавала ему базу почитателей. Многие богатые люди в городе платили хозяину школы, дабы провести с юношей время, что шло владельцу только на пользу.
Как оказалось, гладиаторы в брессонских ямах редко бьются насмерть. Все-таки они были дорогим и штучным товаром. В основном бои насмерть шли против приговоренных к смерти преступников, потерявших всякое уважение толпы или сильно провинившихся гладиаторов или экзотических монстров. Так что юноша даже не заметил, как пролетели три года. Его тело оставалось все также юно и прекрасно, ведь все его раны обрабатывали лучшие врачеватели города. Но примерно в это время пришло и осознание, что юноша – всего лишь вещь. Дорогая, экзотическая, красивая, но вещь.
Особенно ярко это выразилось, когда Ворик сильно провинился и юноша попытался за него вступиться. За то, что он сказал поперек слова хозяина школы ему выдали двадцать плетей и бросили на несколько часов в яму с оголодавшими по телу рабами. Даже из этого наказания его хозяин извлек выгоду, позвав на сие действие всю знать города. Пока юношу насиловали опоенные наркотиками и афродизиаками десять крепких рабов, с трибун он слышал спокойные и восхищенные комментарии. Они оценивали его как вещь, а не как человека.
После этого юношу выставляли лишь на поединки с гладиаторами, которые провинились. Их нужно было убивать, притом что они были из одной с парнем школы. За отказы его били, подвешивали вниз головой, кидали в ямы плоти, пытали щекоткой. Также его каждый день опаивали разными наркотиками, делая его зависимым от мира грез, а потом выставляли его ломку на всеобщее обозрение. В конечном итоге, юноша спокойно убивал того, против кого его выставляли. Последним его соперником, которого требовал убить хозяин, был Ворик.
Хозяин арены потребовал долгой и мучительной расправы. Напрасно старый друг взывал к голосу разума. В его глазах, затуманенных дурманом давно уже умер тот парень из Бедграма. Перед ним стоял убийца, который ради новой дозы и отсутствие боли был готов на все. Так что юноша выполнил все требования. Сначала он отрубал Ворику пальцы. Один за одним. Мастерство владения клинком достигло такого уровня, что даже под дурманом он мог спокойно отсекать палец по фалангам. Затем он начала наносить мелки порезы. Легаре четко контролировал происходящее, чтобы случайно не нанести смертельную рану или чтобы его противник сам не прыгнул на клинок. В конце концов он вспорол живот, выдрал внутренности и принялся наматывать их на клинок, пока Ворик не испустил последний вздох. С тех пор убивать для Легаре стало также просто, как и дышать. Ведь юноша внутри тела убийцы протестовал против происходящего, а когда все кончилось он не почувствовал ничего, даже угрызений совести.
Вскоре после этого боя его как раба-стража для своего сына купил правитель города, некто Архидам. По городу ходили разные слухи, о которых даже Легаре был в курсе. Что мол этот уважаемый человек настолько подвержен декадансу, что занимается соитием с гноллами. И говорят, что его старший и уже единственный сын Искендар был рожден не от законной супруги, а от рабыни-гноллихи. Дети от подобного союза не рождаются в принципе, но а если и рождаются, то мертворожденные. Но видимо сыну правителя города повезло и он выжил.
Так это или нет, для Легаре было не важно. Да и никто точно не мог сказать. Едиснтвенное, что он точно знал, что юноша имеет один дефект, из-за чего на людях появлялся только в золотой полумаске, скрывающей нижнюю часть лица.
Архидам был одним из поклонников Легаре и последний часто бывал на его вилле. Он много раз позволял вытворят похотливому старикашке все что угодно со своим телом, научившись спустя годы обстрагироваться от происходящего. Скорее всего, считал юноша, его купили не только как телохранителя Искендара, но и как раба для удовлетворений желаний старого правителя города.
Его привели в сад, выдали красивую одежду и два парных клинка, с которыми он буквально сроднился за время, проведенное в гладиаторской школе. Вокруг цвели яблони, от которых шел прелестный аромат, особенно после казарм гладиаторской школы. По краям сада стояла стража, лениво держа свои копья. Юноша прикинул, что пожелай он сбежать, то убить этих олухов не составило бы труда.
Через некоторое время со стороны хозяйского помещения послышался шум и во двор вошел юноша в золотой полумаске, скрывающей нижнюю часть его лица. С ним была стража, человек десять. Все они были облачены в позолоченную броню и носили розовые плащи.
– Так ты и есть мой телохранитель? – прошепелявил юноша в полумаске.
– Да, господин, – Легаре низко поклонился, – я здесь, чтобы служить Вам.
– Не называй меня господин, – юноша прочитал в глазах своего хозяина не столько усталость, сколько грусть, – твой хозяин – мой отец. А я лишь просто его сын. Меня зовут Искендар, а тебя?
– У меня нет имени, хозяин, – не поднимая головы ответил юноша.
– Как нет? У всех есть имя.
– У меня его нет, хозяин. Ведь я не человек, а вещь.
– Ты не вещь, ты слуга моего отца. Вернее, – Искендар почесал свои пышные локоны, – наверное, уже мой. А значит у тебя будет имя. К тебе же как-то твои друзья в гладиаторской школе обращались?
– У меня нет друзей, хозяин.
– Да распрямись ты, что ты как старуха! Мне не удобно так разговаривать! Стой ровно.
Легаре выпрямился и посмотрел в упор на своего хозяина. Искендар был крепким юношей примерно его лет, только несколько ниже самого мечника, зато шире его в плечах. В нем не виделась грация, зато четко прослеживалась сила и выносливость, которую не спрятать за горой тряпкок, что были на юноше. Единственное, что было странное в юноше, так это маска и шепелявость. А ещё было отчетливо слышно, когда Искендар облизывал губы.
– Мой господин, в гладиаторских школах и на арене я известен как Легаре, так что можете меня так называть, коль вам будет угодно. Если же нет, то можете называть меня как вам заблагорассудится.
– Ну Легаре так Легаре, че бубнить-то. А вы что тут забыли? – Искендар повернулся к страже. – Кажется у меня теперь есть телохранитель, так что вам не обязательно мозолить мне глаза.
– Милорд, наша задача охранять Вас, – сказал один из стражников. Из-за глухого шлема его голос был похож на голос разгневанного подземного духа.
– Так делайте это так, чтобы я вас не видел и не слышал. Видеть я вас должен при официальном выходе в город или на прием. В остальное время мне будет хватать Легаре, – Искендар указал на стоящего словно камень юношу, – и если мне что-то будет нужно или он меня не устроит, то я вам сообщу. Так что теперь оставьте меня.
С тех пор юноша стал тенью Искендара. Как оказалось, у юного хозяина тоже нет друзей, потому что с простолюдинами общаться нельзя, а в среде знати с ним стараются не общаться, считая его проклятым. Некоторые слова, в том числе и его собственное имя для него оказалась либо почти, либо совершенно невыговариваемыми. Так что Легаре начал называть Искендара Лисару.
Благодаря даже своему начальному образованию Легаре мог поддержать беседы на многие темы. Сначала они разговаривали о поэзии, потом перешли к более простым вещам. День за днем Лисару проводил все больше времени в сопровождении своего телохранителя. В конце концов он смог выторговать у отца вольную для Легаре.
Правда последнее было не столько заслугой Лисару. Его отец довольно часто после заката звал Легаре в свои покои, где его похотливый разум и развратные старческие ручонки могли в полной мере насладиться молодой плотью юноши. Но Легаре уже к этому привык, тем более что за то, что он спал с хозяином, ему выделили сначала отдельную комнату, затем он начала питаться как полноправный воин дома, а затем у него завелись дорогие одежды и личные деньги.
Но все это юноша получил не только за прекрасные волосы и упругую задницу. Отец Лисару почти сразу распознал в юноше потенциал убийцы, так что Легаре отправляли на задания по устранению неугодных. Возросшая жажда убийства из-за того, что юноше нужно было куда-то деть свой гнев, вкупе с мастерством владения оружием превратили юношу в настоящий кошмар. Скоро по подворотням и темным углам таверны заговорили про некого Арлекина, танцующего убийцу. Мол, он в кружится в танце свистящих мечей и каждый, кто видел этот танец, умирал в ту же ночь.
Помимо постоянной боевой практики Легаре так же начал спарринговать с Лисару после того, как прежний учитель фехтования попытался обокрасть хозяина дома, а после бесследно исчез. В сыне хозяина чувствовалась некая звериная мощь, которая с лихвой компенсировала некую неуклюжесть и деревянность юноши. С каждым разом Легаре приходилось быть серьезней и серьезней, так как его подопечный делал большие успехи. Любимым же оружием Лисару были орочьи парные сабли, что больше напоминали два огромных мясницких ножа.
Так юноша не заметил, как пролетели три года. За это время он сошелся с домашней прислугой, по большей части состоящей из гноллов. Узнал, что мать Лисару действительно была из гноллов, а после того, как смогла родить мальчика была убита. Также стало известно, что ни одна другая женщина не смогла родить хозяину дома мальчика. За что умерщвлялась с ребенком в ту же ночь.
Юноша мог бы даже назвать Лисару своим другом, настолько хорошо они общались. Но что-то мешало ему это сделать, может быть из-за того, что внутри него клокотала ярость. Он хотел убить всех, кто был причастен к тому, что он здесь и сейчас, в положении чуть выше раба.
Но в Лисару он видел родственную душу. В основном все вопросы решались за спиной у юноши и ему остается только подчиняться воли отца. Что ему постоянно приходится носить маску, чтобы никто не видел его звериной пасти, в три ряда усеянной тонкими и острыми клыками, что постоянно ранят его язык. Из-за чего он постоянно облизывает губы. Также Легаре узнал, что юноша ненавидит своего отца за то, что он делает, но вынужден подчиняться. Потому что в противном случае его будут пороть. А также он узнал про пристрастие юного господина к сырому мясу, в особенности свежему, ещё пропитанному кровью своей жертвы.
Однажды ночью Легаре залез по виноградной лозе в комнату Лисару. Охрана на это не обратила никакого внимания, так как парень делал так довольно часто и все считали их с юным господином любовниками. На руку этой теории играла внешность Легаре, который был женственней некоторых наложниц хозяина дома.
– Лисару, ты спишь? – юноша уселся на мраморный подоконник.
– Да, так что говори быстрее, – услышал он бормотание из-под балдахина.
– То, что ты мне говорил сегодня. Ты это серьезно?
Днем юноши как обычно спарринговали. Легаре был слегка вялым, так как ночью ему пришлось зарезать какого-то клеветника, а его охраняли трое бронированных амбалов. Но в каждой броне есть щель, в которую можно засунуть клинок. Но тем не менее бой выдался жарким, отчего юноша не выспался как следует, из-за чего пропустил первую часть разговора.
– И тут я понял. Я убью отца и сбегу. Ты пойдешь со мной? – эта фраза пробилась сквозь звон тренировочных клинков в разум юноши.
– Ты хочешь сделать что? – юноша настолько сильно удивился, что пропустил удар и повалился на песок.
– Ну он меня хочет женить на этой сраной Делевейн. Он жирная, отвратительная и презирает меня. Лучше убить отца и сбежать, чем жить так. Давай, вставай, – Лисару утер пот со лба и протянул руку Легаре.
– Да, я с тобой. Но я знаю способ, как сделать это эффектно. Чтобы все знали, что мы такого не потерпим, – Легаре хищно улыбнулся, утирая кровь с губ.
Через восемь недель состоялось торжество бракосочетания между Лисару и Лафур Делевейн, дочкой одного из самых знатных дворян во всем герцогстве. Праздник вышел на славу, а денег на него было спущено словно на небольшую военную кампанию. Дорогие напитки лились рекой, еды было столько, что до слуг порой доходили всего наполовину съеденные блюда.
– Жена моя, пройдем в спальню, – мягко сказал Лисару, насколько это позволяла ему сделать его слюнявая пасть и золотая полумаска.
– Ну пойдем, уродец, – тучная, словно овца перед стрижкой дама весом под полторы сотни килограммов с трудом встала из-за стола пошла вслед за своим мужем. – Слышь, уродец, – она откусила огромный кусок мяса от ноги жареного кабана, – будешь делать все что я скажу. И не снимай эту маску, ты и без того уродлив и ничтожен.
– Да, жена, – тихо сказал Лисару и посмотрел на шедшего сзади с безмятежным видом Легаре, – все будет как ты хочешь.
Они зашли в богатую спальню, просто завешенную золотом и дорогой тканью. Огромная кровать с балдахином, выполненная из слоновой кости и украшенная золотом и изумрудами, султанатские ковры и благовония, а также золотые кубки, все это было здесь.
– Так, уродец, я буду жить здесь и это все будет моим, ясно? – она ткнула в Лисару костью словно мечом.
– Да, жена, как пожелаешь, но сначала не хочешь выпить этого дорогого вина, что отец приготовил для нас.
– Для меня, – Лафур буквально вырвала золотой графин из рук слуги, – этот праздник для меня и моей семьи. Мой отец просто пожалел таких нищих выродков как вы, – с этими словами она принялась опустошать сосуд с горла.
– Как скажешь, жирный, никчемный кусок вонючего мяса, – ловкими движениями Лисару отстегнул полумаску, как только его жена закончила пить.
– Да как ты смеешь… – Лафур хотела ещё что-то сказать, но её веки уже наливались свинцом.
– Все-таки темные эльфы знают толк в ядах и снотворном, – Легаре пнул храпящую тушу. – Эй, слуги, тащите её в подвал для пыток. Её муж обещал быть с ней нежен, – кровожадно улыбаясь, Легаре положил старшему рабу-гноллу две серебряные монеты в лапу.
Очнулась женщина уже прикрепленная к кривому кресту, а рядом сидел Лисару и точил ножи. В комнате стоял запах крови. Вскоре она увидела, что это пыточная, а её воины лежат на полу в лужах собственной крови. А рядом сидит Легаре и осматривает свои сабли.
– Ну что, женушка, – Лисару встал и улыбаясь во всю пасть, двинулся к Лафур.
– Что ты делаешь, грязное животное! Если мой отец узнает…
– О, я надеюсь, что он узнает. Я что, зря попросил своего слугу, – Лисару кивнул на Легаре, – подбросить твои вещи и украшения в его комнату. Благо, он вхож в его окружение и не только. Так что ты станешь такой необходимой жертвой, ты станешь той искрой, от которой начнется пожар, в котором сгорит мой отец! – парень приблизился почти вплотную к лицу женщины.
– Ты вроде говорил, что не любишь жареное мясо, – без особого интереса поинтересовался Легаре.
– Для моей дорогой женушки я сделаю исключение, – Лисару облизнул свои окровавленные десны.
Лафур кричала достаточно громко, чтобы доставить удовольствие и Лисару, и Легаре. Сначала с её ног сняли кожу и принялись намазывать мясо солью. Легаре строго смотрел за тем, чтобы жертва не умерла или отключилась от боли, давая ей зелья. Лисару, попробовав её кожу, сказал, что слишком жирная и бросил в жаровню. Следующим действием он отрезал у неё грудь и принялся пожирать её прямо у Лафур на глазах. Со второй он не церемонился и просто отгрыз её. Следом за грудью юноша принялся отрезать девушке пальцы, сначала сдирая кожу и сжигая её в жаровнях. В конце концов, он сделал небольшой надрез на её животе и потихоньку принялся вытаскивать внутренности Лайфур и поджаривать на той самой жаровне. Стены подземелья ещё около восьми часов слушали крики бедной Лафур, которую до момента её кончины Лисару успел сожрать чуть ли не наполовину.
– Ну что теперь? – Легаре крутил на руке шлем стража Лафур.
– Все по твоему плану, – утирая рот от крови, улыбаясь сказал Лисару.
Через час отец Лафур получил её изуродованную голову с письмом в остатках её рта, закрытое печатью отца Лисару. Уже через несколько десятков минут обе крупнейшие партии с удовольствием резали друг друга, ведь Легаре предупредил, что несколько телохранителей Лафур прирезали невестку и попытались прикончить и Лисару по приказу отца невесты, поэтому все были готовы к резне.
Легаре повел наплечником, залитым кровью. Он был ранен, но раны были не сильно значительными. Последние несколько недель до свадьбы он занимался тем, что передавал рабам оружие и ключи от загонов. Так что когда войска фракций сошлись в уличных боях, к ним присоединились тысячи рабов. Легаре крутился волчком на улицах, вырезая лигийцев десятками. Ему было плевать, кому его убивать: старики, воины, женщины или дети. Настало время резни и парню это нравилось. А убивал он уже давно всех без особых зазрений. Также он пару раз видел, как Лисару расправляясь с очередной семьей, сожрал нескольких детей, в том числе младенцев.
К его удивлению, гноллы и прочие рабы почему-то следовали за ним. Возможно, именно из-за того, что именно он договаривался с главарями рабов, выдавая им оружие и ключи. Сам же Лисару безоговорочно следовал советам своего друга, в первый раз в жизни наслаждаясь тем, что делает.
Возглавляя толпу в несколько сотен рабов, Легаре прошёлся огнем и мечом по всему городу. Сначала их действительно было несколько сотен, но уже к храмовой горе они подходили в количестве нескольких тысяч. Город горел почище сигнальных огней. В воздухе стояла вонь гари, крови и испражнений тысяч живых существ. Легаре уже и забыл, когда он с Лисару с сожелением стояли над трупом отца последнего, потому что не они разделались с ним. Не долго думая, Лисару отрезал отцу первичные половые признаки и сожрал их под одобрительное улюлюканье обезумевшей от убийств, грабежа и насилия орды рабов. А Легаре не стал сильно задумываться и просто помочился на труп своего бывшего хозяина.
По храмовой горе словно метеоритом ударило. Все храмы сгорели, жрецов пытали, насиловали жриц, разграбляли хранилища, а всех мирных жителей, в том числе детей, убивали. Правда, там резали всех, кто не был рабом.
И вот сейчас Легаре стоял и смотрел на горящий город, который он сам, своими руками уничтожил. Лисару и его личная стража полностью перешли под управление Легаре. Юный сын рабовладельца не горел желанием управлять чем либо, его тянула свобода. Свобода убивать и не делать то, что не хочется. Так что Легаре стал одним из лидеров рабского восстания, про которое он даже не слышал. Правда, он не собирался воевать за свободу и ещё какие-то идеалы. Его отряд будет убивать и уничтожать все, что связано с рабством. И если они умрут, то лигийцы не скоро забудут разрушения, что причинит его отряд.
– Легаре, что нам делать? – спросил один из бывших рабов.
– Убивать лигийцев, – лицо юноши расплылось в кровожадной улыбке, – убивать всех и везде, убивать как можно больнее и жестче. Мы не ищем освобождения, мы несем опустошение!
