Поверь в свою звезду! [Гульжиан Павловна Садыкова] (fb2) читать онлайн

Помнить! Верить! Побеждать!

Повесть в шести книгах

Посвящается моему сыну

Книга первая

Основано на реальных событиях

«Мама, а ведь у тебя такая интересная

и яркая жизнь, напиши об этом книгу!»

Руслан

«…А пуще всяких благ свобода мне мила.

Уснувший дух людей свобода пробуждает,

Она в них мужество и твердость возрождает,

Она толкает их на славные дела!»

Альфред де Мюссе,

Отрывок из поэмы «Уста и чаша»

В мире много возможностей, выбери лучшее для себя, пой, танцуй, веселись, смейся, радуйся, верь в успех!

…Весенним вечерком я засиделась у экрана телевизора в ожидании сына с работы. Вернувшись, как и всегда поздно, он завел разговор, так, между прочим:

– Сегодня болтали с ребятами, я рассказывал им о тебе…

– И что?

– Они восхищались тобой, сказали – у тебя классная мать! Да ей при жизни надо памятник ставить! Слушай, мам, а ведь у тебя такая интересная и яркая жизнь, а напиши об этом книгу…

– Хм… Думаешь, это кому-то будет интересно?

– Еще каааак!

– Да не вопрос!

– Что, слабо?!

– Легко…

* * *

…Совсем маленькой я помню себя смутно. Как и все дети, очень любила сладости, которые, впрочем, перепадали мне не часто. Может в шутку сказано – «трудное детство», но это не совсем так, в том есть свои плюсы и минусы.

*

…Моя милая, добрая мамочка, но, увы, не далеко счастливая. Как сильно мы, твои детки, перед тобой виноваты. Как много хлопот, неприятностей, бед и обид досталось на твою долю и от самой жизни, и от непутевых деток. Как жаль, что ошибки осознаются очень поздно…

О себе мама рассказывала не так уж и много. Она была последним ребенком в их многодетной семье. В далекие 20-е годы ей, как и многим другим, довелось познать и голод, и болезни; постепенно уходили один за другим из жизни ее братья, эпидемии и недостаток не щадили никого. Так умер и ее отец, в первый же год, после рождения единственной дочери, который приходился дядей для всех предыдущих детей ее матери.

После смерти своего первого мужа наша бабушка вышла замуж за брата покойного супруга. Отец мамы недолго радовался своему счастью – рождению ребенка, через год он умер, а из всех детей выжили только лишь наша матушка и ее старший брат, который и помогал в воспитании сестры, заменив ей отца, так как был старше ее почти на 30 лет.

Айтбай, как звали его, был человеком суровым и смелым. Мы в свое время называли его просто – ата, то есть дед. Но я его немного недолюбливала, и было за что. По молодости он был грозою своего края, работал тогда, еще в только что рожденной милиции, громил банды, жестоко расправлялся с людоедством. В те тяжелые 30-е годы много сгинуло людей от недоедания, но, тем не менее, мама свое детство всегда вспоминала с благодарностью. Ее брат, получавший продовольственный паек, каждый вечер приносил домой буханку ржаного хлеба и чашку какой-нибудь каши, вот так и выживали.

Из рассказов мамы…

Будучи малышкой, на улице она любила дразнить, как и другие дети, пожилую старушку странного поведения, как окажется в будущем, мою прабабушку по линии отца. А дразнила она ее очень забавно: «Кийбат, Кийбат умбаган», что означало – Кийбат ненормальная. Просто старушка была со странностями, по ночам бичевала себя плеткой и обладала даром предвиденья, была очень боевой по натуре женщиной; садясь на коня, с нагайкой в руке гоняла и громила баев – зажиточных людей, которые, в свою очередь, очень побаивались ее смелых похождений. В свое время Кийбат вышла замуж за человека, который доводился родственником моей мамы.

Айтбая я знала, лишь человеком старым; в год моего рождения ему было уже далеко за семьдесят.

Наши дома, то есть наш и семьи брата моей мамы, стояли рядом, через дорогу, общались мы не часто, но по праздникам родители, взяв меня с собой, ходили туда в гости.

Помню, там всегда было слишком жарко от натопленной печи, и мне было крайне скучно. У деда Айтбая была странная черта характера, которая в свою очередь передалась и к одной из его дочерей, он очень любил до боли кусать детей, получая от этого удовольствие, и таким образом выражая свою любовь. Вопреки желаниям, эта участь коснулась и меня.

На одной из вечеринок старец попросил мою маму подвести меня к нему. Будучи еще малышкой и предчувствуя какую-то тревогу, я не совсем хотела подходить к родственнику, но мамуля не могла перечить своему брату. После его дикого укуса в мою щеку, я сильно плакала, а мама стояла молча, не в состоянии что-либо сказать и сделать, обычай и воспитание не позволяли этого. Мне же, было жутко обидно.

…Окончив школу – семилетку мама какое-то время работала учителем русского языка в школе. Ну а вскоре, по наставлению ее брата, ей пришлось выйти замуж за представительного человека, имеющего положение в обществе, по тем временам это было и необходимостью и обязанностью. Она не любила рассказывать о своем первом муже и никогда не называла его по имени, хотя я знала, что он был человеком хорошим, очень любил и баловал ее. Совместных детей у них не было. Прожив какое-то время вместе с любимой, он покинул этот мир, болезнь сделала свое «дело», не помогли даже и московские специалисты. Тот человек был намного старше своей любимой подруги, но она с большим уважением относилась к нему и была крайне благодарна за все. Он умер в послевоенные годы, мама тогда работала в райкоме партии, была настоящей коммунисткой и патриоткой, продолжая активную работу, как и в военные годы. Так что к тому времени, когда скончался ее первый муж, она смогла добиться встречи со Сталиным, и в свою очередь по его указанию был выделен самолет для перевоза на Родину и захоронения тела покойного.

В свои годы мама была человеком решительным, твердым в убеждениях, уверенной в действиях.

Я не совсем точно знаю, где и когда она вновь повстречалась с моим отцом, ведь в детстве им не раз доводилось вместе играть и жить по близости, так как по существу они были просто родственниками, что впоследствии всегда скрывали от нас.

Отец моего отца, то есть дед Сапар, был двоюродным братом моей матери. Хотя она и доводилась нашему отцу тетушкой, но рождена была на два года позднее его. Вот такая сложная арифметика.

Думаю, по началу, между родителями была какая-то любовь, мне, как ребенку любопытному доводилось украдкой читать их письма, мама долгие годы хранила у себя среди документов пожелтевшее письмо отца. В 1955-м году они сошлись, и отец увез ее из Казахстана в Барнаул, где проживали многочисленные родственники со стороны его матери.

Моя бабуля по отцу была татаркой, звали ее Магрифа, и я очень любила ее, хотя на протяжении всей жизни между ней и нашей мамой мира никогда не было, но по–своему, каждая из них была близка и дорога моему сердцу, любя каждую, я немного страдала от их ссор.

В Барнауле мама уже носила своего первого ребенка. Отцу тогда с работы, как специалисту, на пару с его родным братом Николаем, дали двухкомнатную квартиру в центре города. Но выживать маме в тех условиях становилось очень сложно. Отец со своей матерью, братом и моей мамой, приютили у себя еще и семейство сестры нашей бабушки – Латифы, у которой в свою очередь был муж Кадыр и четверо детей: двоюродные брат отца – Рашит и три сестры, Рашида, Рауза и Мюнира. В их семье никто не работал, поэтому всех содержал, по сути, мой отец, а маме приходилось готовить, убирать и стирать за всеми, поскольку девицы-родственницы были просто с «ленцой».

Наш отец, прошедший всю войну, был человеком суровым, любил выпить, и в свое время не страдал от недостатка женского внимания, одним словом любил погулять.

Мама в свою очередь была несколько ревнива, часто упрекая, перечисляла поименно всех его гражданских жен. А получалось все, как-то складно и забавно: «Фаима, Фатима, Ольга, Лиза, Лида…».

Вот так, однажды и неожиданно, она, будучи уже в положении, встретилась случайно лицом к лицу с его первым ребенком – сыном Геной, которому тогда было от силы 2-3 года. Несчастный малыш, рожденный женщиной легкого поведения, по сути, был никому не нужен. Маму естественно взяла досада, бросив все, она вернулась домой к своей матери, тогда, еще в только что начинающий строиться г. Серебрянск. Там устроилась работать в библиотеку, где ей выделили комнатку для проживания.

Хотя мир частенько не брал мою бабулю по отцу и маму, но что-то подтолкнуло тогда бабушку, может быть все тот же дар предвиденья, и она поехала вслед за моей матерью в Казахстан.

Тогда уже родился мой старший брат Нуртай, то был май 1956 года. Ему исполнился только месяц, когда бабушка и мама вместе с ним пошли в фотоателье, что было позволительно не многим, одним словом не по карману.

… После обработки той самой фотографии, спустя годы, портреты моих милых, бабули и мамочки, как нечто святое заняли почетные места в нашей квартире…

У отца, конечно, дрогнуло в груди, получив снимок сына – младенца, он не задумываясь, бросился строить новую жизнь, навсегда покинув Барнаул и оставив квартиру родственникам.

В Серебрянске появились первые бараки и дома, началась стройка грандиозной Бухтарминской ГЭС. Под строительство частного сектора выделялась земля. Отец с легкостью построил дом, который до боли слез остался в моем сердце.

Через год родилась моя сестра, которую назвали Шолпан.

В эти дни уже умирала наша другая бабушка, по линии мамы, она прожила очень долгую жизнь, соблюдая все обычаи и традиции, но, как и любая мать, всегда старалась помочь своей дочери и стояла на ее стороне в минуты неприятностей и негодований. Напоследок, успев поцеловать тогда только что родившуюся внучку, бабуля искренне пожелала ей счастья.

Брат мамы всегда был противником брака моих родителей, ругал ее, выгонял из дома, когда они с отцом, будучи еще не женатыми тайно встречались. Пытаясь запустить в дом оставшуюся на улице дочь, ее древней матери приходилось в потемках вставать и открывать дверь. Вот так однажды встав, она упала, что-то повредив себе внутри, что сказалось впоследствии. Прожить бабушка могла и больше. Мне не предстояло ее знать, но мама о ней отзывалась всегда с большой теплотой.

Отца своего я вспоминаю с болью в душе, жаль, что мы не понимали друг друга. Мне известно, что он приписал себе год или два, после окончания школы-семилетки поступил в танковое училище, а к началу 41 года был уже офицером, под его началом был танковый взвод.

Его отец Сапар воевал в пехоте, прошел всю войну и скончался от полученных ран в дни Победы.

Нашего отца звали Файзрахманом, но по жизни он был, просто Пашкой. Пройдя войну, имел награды, воевал в войсках второго Белорусского фронта. Повидал много горя, зла и насилия, может поэтому, был несколько человеком замкнутым, озлобленным и в какой-то мере жестоким. Частенько пил, зачастую поднимая руку на маму. Мои старшие братья и сестра тогда, как-то пассивно и равнодушно к этому относились, но мне было очень жаль мать, и я ничего не понимала.

Помню, как-то отец закрыл дверь в комнате с ней, мама сильно кричала, он ударил ее маленькой табуреткой, потом вышел из комнаты очень злой, а мамуля плакала и по руке ее стекала струйка крови. Спрятавшись от обиды где-то во дворе, она не отзывалась на мои крики. Выбежав за ней следом, с тревогой, я долго звала, мое детское мышление опасалось потерять ее.

Сама я росла ребенком тихим и забитым. Большую часть времени проводила у своей бабушки, и, несмотря на частые ссоры с мамой, все равно очень любила ее.

Все, говорят, возвращается «на круги своя», что я пойму после. А пока я ребенок, и во мне копится злоба, развиваются мысли. И как бы ни были наказаны по жизни отец и его мать, мне все равно искренне жаль их, каждого по-своему.

Уметь прощать ошибки, не каждому дано, но главнее всего осознать и признать их.

Ошибки родителей… Может тому виной древние традиции, жаль, что все это осознается потом, будет много горя, слез, обид и печали…

*

Своего первого сына Нуртая, родители, как и положено, баловали и лелеяли, все лучшее отдавая ему, это было в порядке вещей. С годами все копилось в нем в нечто эгоистичное, подлое, злое и гадкое.

В пятилетнем возрасте катаясь на санках, он вместе со своим сродным братом Бахытом, жившим через дорогу от нашего дома, попал под колеса машины. Получив сотрясение, дети всполошили всех. Последствия трагедии оказались непредсказуемыми, и скажутся в будущем, как нельзя, остро. Нуртай рос беспечным и пассивным ребенком, копил в себе зло и агрессию.

*

Припоминаю, будучи подростком, как мама купила небольшую палочку вареной колбасы, по тем временам, продукт редкий, роскошный и вкусный. В ту пору у меня была дикая мечта: «вот вырасту, пойду работать и с первой же зарплаты куплю себе колбасу, съем сама и никому не дам». Сейчас это кажется забавным, но от воспоминаний в душе очень больно.

Тогда, я так и не могла понять, для чего же был куплен тот злосчастный деликатес, который съесть никто не смел, кроме старшего брата! К тому же, мама так ничего из нее не приготовила, даже и не помню о «ее» дальнейшей судьбе, скорее всего она так и досталась, как и положено – любимцу. Тот день навсегда врезался в моей памяти; где-то боль и обида, а где-то и стыд.

В доме у нас не было ни холодильника, ни какой другой, более-менее нормальной обстановки. Мне было известно, что в кладовке, на гвозде висит колбаса, которую очень хочется, если не съесть, то хоть кусочек попробовать. Я долго и упорно выжидала момент, чтоб пройти незаметно туда. В мыслях было лишь одно: «ну хоть немножко откусить». Было очень стыдно, и я не решалась. Наконец, как-то не осознано, все же схватила соблазнительную «палку» и было уже поздно отступать. Отломив второпях кусочек грамм на 70, я убежала за дом, на ходу жуя и давясь от страха и наслаждения. А через некоторое время была обнаружена пропажа. Боже, сколько было шума и крика! Мама, со злостью бросив продукт на пол, очень ругала нас, в роде того, что мы нехорошие и подлые. Я же тогда, так и не созналась в содеянном. Все думали, что это дело рук среднего брата Амантая, так как ему по жизни ни подлости, ни эгоизма было не занимать, он в свою очередь, конечно же, думал на меня.

Однажды родители вместе со мной, тогда еще малышкой, пошли в гости к своим друзьям Морущенко. Возвратились домой поздно. Оставшиеся дома дети уже спали.

Нашу бабулю почему-то раздражали такие похождения, хотя жила она отдельно от нас, а отец мой по мере возможности всегда ей помогал. Во время нашего отсутствия бабушка зачем-то надоумила Нуртая напакостить родителям, что тот и сделал, не задумываясь с превеликим удовольствием.

В дальней комнате стоял недавно купленный у соседей старенький шифоньер, который я считала супер вещью. Вот на его-то дверце братец и выразил гвоздем все свое недовольство. Кроме того, он выбросил в помойное ведро мамины касешки (пиалушки), что были памятью о ее покойной матери.

Я стояла и смотрела на это молча, но с большим сожалением и огорчением. Мама тоже была расстроена, но было тихо, никто не стал ругать и упрекать бабушку и Нуртая, а я своими маленькими ручонками пыталась отмыть посуду, как могла и еще долго смотрела на дверные царапины, которые со временем отец более-менее замазал полировкой.

В доме продолжалась обыденная жизнь. Родители очень рано вставали, отец чистил двор, заносил в дом дрова и уголь, чистил сараи, кормил скотину. Мама топила печь, готовила завтрак на скорую руку, в лучшем случае это была жареная картошка. Ну а мы наперебой с Амантаем, пытались поскорее позавтракать, потому, как после его зверского аппетита и скорости, был риск полуголодным идти в школу с испорченным настроением. А ему было просто плевать на всех и на все, он жил своим умишкой только для себя, злобным и гадким, нас с ним никогда не брал мир. В памяти лишь одни постоянные оскорбления в мой адрес. Я для него была никто и ничто. Попросту, при всех, и при родителях тоже, он запросто называл меня толстой, жирной, тушей безобразной, его нечеловеческой ненависти ко мне не было предела. Но его никто за это не одергивал, а жаль. В свою очередь и я, тоже ненавидела братца, желая в душе ему всего самого плохого. А однажды захотелось вообще избавиться от него раз и навсегда, но, не зная, как это сделать, подложила ему в постель иглу. Походив и подумав, что мама будет страдать, изменила свой план, поймав себя на мысли, что все решится само собой.

Но в душе было очень досадно, от того что отец не пресекал вовремя отвратительное поведение сыновей, не делал им замечания. Одним словом, воспитания-то ни какого и не было. Хотя родителей тоже можно было понять, им было очень тяжело и просто не до нас.

*

Помнится, я еще дошкольница, как и обычно, иду в район площади, к своей бабуле. Мои ноги сдавливают старенькие и уже совсем тесные сандалии. Каждый шаг причиняет боль, в голове единственная мысль – снять башмаки и идти босиком, хоть будет и стыдно. Возможно, вокруг подумают, что малолетка просто бродит босой, потому что тепло. Дойдя до дома бабули, огорчившись ее отсутствием и подумав, что она ушла торговать на базар, я зашла в общественный деревянный туалет, что стоял рядом, и с превеликим удовольствием скинула с ног ненавистную обувку. Возвращалась домой бодрая и довольная, предоставив отдых сдавленных ножкам, на ходу сочиняя оправдания перед мамой. Хотя особо придумывать было нечего. Просто вернувшись босой, я сказала, что сандалии больно сдавили ноги, они мне давно малые. Мама вовсе не ругалась, сама об этом прекрасно понимая. Новую обувь я уже не выбирала, просто радовалась тому, что имела.

В начале лета 66 года, волей случая я попала в инфекционную больницу. Помню только вечер дома и мой неожиданный крик, боль в горле, температура, скорая. Мама рассказывала, что тогда я находилась в критическом состоянии, и врачи упорно боролись за мою жизнь, не понимая причину болезни. Приезжали специалисты из Москвы. Манонуклеоз, как сообщили позже медики, оказался в то время явлением редким и не всегда излечимым. Родители переживали за мою жизнь, так как я часто находилась без сознания. Маме приходилось в течение долгого месяца разрываться между мной и семьей. Отец тогда говорил, что если выживет Галя, то он устроит большой той, то есть пир, и заколет барана. Так и вышло. После успешного моего выздоровления, он действительно устроил угощение среди близких.

Потеряв по своей вине четвертого ребенка, рожденного до меня, они с мамой тяжело переживали очередное несчастье. В будущем мамуля не принужденно расскажет нам о маленькой сестренке Жибек, которая прожила всего четыре месяца. После ее смерти появилась я.

Пьющий в то время отец, не известно, по какой причине ударил беременную мать в живот. В результате девочка родилась калекой, она совершенно не держала свою крохотную головку. А в последние минуты жизни, задыхаясь, глядела умными глазами на родителей, как бы осуждая их за страдания. У мамы тогда отнялись ноги, а отец плакал и страдал, осознавая свою вину. У вырытой могилки, он пытался кидаться вниз, кричал, рыдал и каялся. Похоронив ребенка, они старались не говорить более на эту тему, и тем более посвящать в это нас. Но терпению бывает предел. Вот так, случайно, не выдержав очередной ссоры, у мамы вырвались осуждения и гнев за боль и утрату. Тогда я спокойно относилась к сказанному и ни кого не осуждала, лишь просто жалела маленькую несчастную малышку.

Мы росли, познавая мир как-то сами по себе, каждый на свой вкус и понимание. Было мало радости. Долгое время не было даже телевизора. Играть мне приходилось с тряпочными самодельными куклами, фантиками, импровизировать и мечтать.

Мне было лет пять, когда в нашей полупустой комнате подключили радио, заиграла какая-то музыка. Сколько же было радости, помню, я закричала, заплясала и дико смеялась.

Со временем появился черно-белый маленький телевизор, к нам по вечерам сбегались посмотреть кино или мультик родственники и соседские ребятишки, которые от души угощались домашним молоком. А мама иногда рассказывала о моих смешных детских проделках…

Как-то она везла меня годовалую на старенькой коляске в обувной магазинчик, и, купив там мне красные башмачки, решила положить их рядом со мной. Я же, увидев обновку, заворчала, сняв с себя старую обувь, и выбросив ее на землю, возмущаясь и пыхтя, пыталась нацепить на себя новые ботинки. Мама говорила, что сценка была очень забавной, ну а я, все же осталась в новой обуви.

Более смешной и трагикомичный эпизод из детства, мне и самой помнится отлично, словно, все было вчера. Я тогда ходила в младшую группу детсада, в доме присутствовал явный недостаток. Одним морозным зимним утром, мама, опаздывая на работу, поручила сестре со средним братом отвести меня в детсад. Носок у меня не было, поэтому наспех, как попало, обмотав мои ноги в портянки и одев сверху кирзовые сапоги, старшие повели меня в садик. На полпути я сильно расплакалась от щемящей боли, размотавшиеся портянки ноги не грели, от кирзы жутко отмерзли пальцы, идти не было сил. Сестра, тут же усадив меня на придорожный бугорок, стала вновь укутывать мои онемевшие ноги, запихивая их в сапоги. Тогда я еще не испытывала чувства стыда, не понимала недостатка, просто всегда хотелось, чтоб в кармане были сладкие карамельки или ириски с печеньем. А иногда брала зависть, что у сверстниц есть сладости, платья красивые и яркие, отсутствие коих для меня было совершенно непонятным, иногда от обиды хотелось плакать, и я плакала, не в состоянии объяснить причину, своей и без того загруженной проблемами и заботами маме.

Первый стыд и позор, казалось, испытала еще тогда, в младших группах детсада, когда в один из теплых дней, мама привела меня в садик с разными носками, вернее на одной ноге был носок, а на другой гольф и оба вдобавок были еще и разного цвета. Как назло в этот день у кого-то из детей пропал толи носок, толи гольф, меня, как преступницу затаскали по группам, представляя всем на обозрение и сравнивая мои чудо – носки с пропажей. Убедившись в моей непричастности, воспитатели, испытывая к моей персоне некое осуждение, с понятным мне тогда ощущением стыда, отпустили в свою группу, но чувство неловкости, навсегда заселилось в моем подсознании.

В будущем, я твердо знала, что мои дети всегда будут обутыми – одетыми и обязательно опрятными, им никогда не будет отказано в сладостях, их детство будет счастливым и прекрасным, а детей у меня будет много, и я им всем придумывала звездные имена. То были лишь детские мечты…

Очень смутно помню нашу семейную поездку на строительство какого-то канала в Казахстане. Редкие домишки среди песков, кругом пусто и обыденно. Родители на работе, мы, ребятня, днями были полностью предоставлены самим себе.

Как-то по радио оповестили о надвигающейся буре, мама спешила к нам домой, волнуясь и опасаясь надвигающейся стихии. Но мои старшие братья и сестрица тем временем уже предприняли кое-какие меры безопасности. Услышав от соседей слово «смерч», они бросились в дом, закрыв на крючок дверь. Меня, тогда еще малышку, связав по рукам и ногам мамиными чулками, запихнули под кровать, как бы оберегая от надвигающегося ненастья.

Уже в 4-5 летнем возрасте, я неосознанно убежала из дома, вместе с соседским мальчиком Васей Рязановым, который был на год младше меня. Впрочем, убегать мы тогда вовсе и не собирались. Заигравшись вдвоем на улице, решили прокатиться на тележке соседа, проезжавшей мимо и запряженной на наш взгляд интересной лошадкой. Безотказный соседский дедуля позже, конечно пострадает за свой необдуманный поступок, ему здорово досталось от наших родителей.

Пропавшие вдруг, на целый день дети, взбудоражили всю соседскую округу. Нас тщетно искали. Мы же тем временем, грязные и чумазые, с удовольствием доехав до самой площади, спустившись к пляжу, пошли гулять по берегу, собирая желтые одуванчики, а чуть позже уставшие, вместе с Васьком, направились в гости к моей бабушке, проживающей тогда в том районе, в офицерском доме. Удивленная и немного взволнованная бабуля, понимая, что нам этим днем немало достанется, и чего мы совершенно не понимали, поскорее накормив нас, голодных, отправила домой, немного поругав, припугнув, и объяснив нам наше положение. Испуганные не на шутку, мы спешили домой. Как я узнала позже, «Васька» надрали тогда по полной программе, я же отделалась легким испугом. Мама очень доходчиво припугнула меня милиционером и поставила в угол, из которого я тайком выглядывала, посматривая с надеждой на дверь – «а не придет ли действительно дядька, и не заберет ли меня?».

Последний выпускной утренник в детсаде я ждала, как знаменитое событие, в ожидании непредсказуемых подарков, впереди школа, первоначальный интерес. Но утренник не совсем понравился мне. Всем девочкам дарили маленькие пластмассовые игрушки, что ни как не совпадало с моим желанием.

А на первую школьную линейку пришлось идти одной, с тоской поглядывая на других учеников, идущих под руку с родителями, в ярких формах и с цветами. Школьной формы у меня, конечно, не было, я тихо и одиноко стояла в стороне, совершенно ничего не понимая. Единственно, что тогда сообразила сделать, так это подойти к учительнице спросив, где и у кого мне предстоит учиться, а получив непонятный ответ, все же пришла на следующий день к тому же преподавателю, в тот же кабинет, и как оказалось, правильно. Ни кому ненужная и не интересная, я чувствовала себя тогда почти «гадким утенком», в душе где-то даже завидуя одноклассникам, белой детской завистью.

Помнится, по парикмахерским мы не ходили, мамуля этим делом в совершенстве не владела, а мальчишек стриг отец, под машинку. В память врезались два случая, когда меня постригли налысо. Теплым, летним днем я играла с импровизированными игрушками в нашем огороде, рядом с домом. Собравшаяся куда-то по делам мама, мимоходом второпях, прямо там обстригла меня под ноль. Спокойно относясь к процедуре, я продолжила свою игру. Но уже, будучи школьницей, во время летних каникул, перед отъездом по бесплатной путевке в пионерский лагерь им. Гастелло, мне вновь пришлось пройти неприятную процедуру, было очень стыдно чувствовать себя обстриженной наголо, находясь среди ребятишек в косыночке и слыша вслед издевательские насмешки, типа «лысая башка». Но более неловкое положение пришлось тогда испытать от старенького чемоданчика, в совершенстве разодранного, который я пыталась тщательно прикрыть своей курточкой.

Наряду с этим, были и интересные события. Чуть постарше, вместе с сестрой и ее подружками мы ходили в горы за ягодами, было очень интересно и забавно, а земляника попадалась удивительно вкусной. Забравшись вглубь гор, и с удовольствием поедая ягоду, мы вдруг попали под проливной, но теплый дождь. Промокшая, но довольная компания, с неохотой возвращались по домам, с приятными мыслями о походе. Я любила наши горы, постоянно имея желание сходить туда с кем-либо, но по натуре своей, была слишком одинокой. Поэтому часто уходила туда одна, или со своими собачками – Дигом и Аргоном. Иногда, взяв кое-что из еды, просто уходила на поляну и скалки, а порой забиралась далеко в горы, встречая там нашу пасущуюся корову Машку, и от встречи с ней становилось крайне весело на душе, как от встречи с близким и родным существом. Поговорив с ней и покормив ее хлебом, я вновь, одиноко возвращалась домой.

Соседские девочки играли со мной, но не более того. Подруг у меня, тогда еще ученицы начальных классов, совсем не было. Было грустно, скучно, и уныло.

По утрам мама, уходя на работу, оставляла нам хлеб и молоко. Жарить картошку почему-то было всем лень, поэтому мы предпочитали жарить яйца, но для этого приходилось, услышав кудахтанье курицы, бежать наперегонки в курятник за теплыми яйцами, иногда везло забирать у несушек и по 2-3 штуки. Таким образом, завтрак или обед был обеспечен. Порой мы дрались со средним братцем, отстаивая свое право, на уже приготовленную пайку.

Я совершенно безразлично относилась к своему старшему брату, недолюбливала сестру, и жутко ненавидела среднего, постоянно желая ему в душе всякие гадости. Обожала подолгу находиться в нашем саду, сидеть под яблоней, напевая при этом тут же придуманные глупые песенки, вдоволь объедаясь наивкуснейшими яблоками и сливами. Часто играла с поломанными машинками, наедине с собой, разговаривая с яблоней, могучей как дуб.

По просьбе мамы, мы собирали созревшую малину и смородину, которые частично шли на продажу, а из оставшейся ягоды, готовили на зиму варенье. За труд нам давали мелочь, которую я тут же бежала тратить в ближайший магазин, покупая грамм 100-150 конфет, чрезмерно радуясь этому.

Отец же, приучал нас убирать в сарай привезенные на зиму дрова – срезку, что не очень-то нравилось делать под палящими лучами солнца. А по осени мы славно убирали хороший урожай картошки, нашей основной пищи.

Будучи школьницей, я училась, как могла, относясь к занятиям несерьезно. Среди одноклассников одета была наихудшим образом. Даже однажды наша замечательная и славная учительница начальных классов, она же и дочь подруги моей бабушки – Александра Хусаиновна Иштерекова, сделала мне в присутствии всего класса замечание по поводу моего внешнего вида. До того момента я даже не понимала, что выглядеть опрятно, это хорошо, а маме почему-то было не до нас.

Перед школьными занятиями, мы с сестрой пытались расчесать свой длинный запутанный волос, обычной загнутой алюминиевой вилкой, глядя в отражение стеклянного буфета, так как зеркала у нас долгое время не было, да и единственный мамин гребешок, мы не всегда могли найти. За отсутствием часов, времени ни когда не знали, приходилось узнавать у соседей, которым все изрядно поднадоели своей беготней. Готовить и убирать в доме, как-то никто не любил, было всегда грязно и неуютно. Вполне обычно ходили по комнатам в уличной обуви, щелкали на пол семечки, могли запросто плюнуть или харкнуть в любом месте.

Огород держался на родителях, мы, детки были с «ленцой», хотелось вкусно поесть, но ничего не делать. Мечталось в будущем иметь хорошую квартиру, и чтоб ни каких огородов. А мама всегда говорила: «Погодите, вырастите – поймете, без огорода будет очень дорого все покупать». И, конечно же, она была права.

За нашим домом находился отличнейший палисадник, в котором было очень уютно, летом мы с соседскими ребятишками любили играть там за столом в карты. Но большую часть времени я, все же проводила в излюбленном месте, под яблоней, постоянно чувствуя себя человеком одиноким и «забитым». Любила трясти и сбивать с яблонь яблоки, подолгу сидеть в саду, мечтая и распевая песни.

Наш отец в свою очередь был заядлым рыбаком, коптил пойманную рыбу, рядом с домом, и мы все уплетали ее с наслаждением, за обе щеки.

Одно время, начали держать в доме кроликов, и я их сильно любила. Собирала для них траву, кормила. Маленькие крольчата были крайне забавными и игручими. Но, за все то время, что мы держали кроликов, мне так никогда и не захотелось прикоснуться к приготовленной из них пище. Увидев однажды сценку, как отец одним взмахом забил несчастное животное, содрав кожу, я болезненно отнеслась к той процедуре, жутко жалея своих подопечных. Но вскоре из шкурок нам сшили шапки-ушанки, от которых я все же не отказалась, нося с удовольствием, в моем понимании это была роскошь.

По вечерам нам предстояло в обязательном порядке ходить на поляну за коровой и теленком, пасущихся днем в табуне. На поляне было очень здорово, рядом высокие красивые горы, которые мы облазили не один раз, теплый ветерок, над головой ярко-голубое небо, все крайне живописно и красочно.

Иногда мне нравилось с одноклассницей и соседкой Натальей сидеть на берегу Иртыша, слушая всплеск воды, просто с наслаждением погружаться в мысли и мечты о далеком и прекрасном будущем, дальних странах, морях – океанах.

В один из летних отпусков, к нам в гости из Харькова, приехала тетя Зоя, сестра отца, с сыном Артуром и троюродной сестрой из Барнаула, Ларисой Любарской. Я очень радовалась их приезду. Тетушка тогда осталась в моей памяти добродушной, но крайне вспыльчивой, она много нервничала по любому пустяку. И особо запомнилась мне своим странным отношением к сыну, которого наказывала по любому поводу жестоко. Иногда, я даже жалела Артура, получавшего незаслуженно «тумаки», а все из-за капризов привередливой и бессовестной Ларисы. По ее вине озорному мальчугану часто приходилось страдать. Но, несмотря на негативные моменты, я все же радовалась их присутствию в гостях и даже начинала к ним привыкать. Нам нравилось, как готовила обеды тетя Зоя, и хотелось, чтоб они не уезжали обратно. Артур рос ребенком добродушным, толковым и любознательным. Мы запросто находили общий язык, он казался забавным и смешным. Как-то после очередного незаслуженного наказания его матерью, глядя в его обиженные глаза, я ненароком подумала, что он вырастет, и не забудет своих обид. Подумала, и надолго об этом забыла…

Пройдут годы, мы встретимся совершенно случайно с Зоей в Томске. Заканчивалось лето 2001 года. Наша встреча окажется слишком короткой и случайной. Постаревшая тетушка будет горько сожалеть о прожитых бесцельно и бесполезно годах жизни, о личной беде, семейной драме…

Отслуживший в свое время в Афганистане Артур, домой вернулся далеко другим человеком, неуравновешенным, нервным и дерзким. Зоя долгие годы скрывала ото всех свое проклятие и несчастье. Для каждого Артур был пареньком воспитанным и деликатным. Высокого роста и с приятной внешностью, как, оказалось, дома был другим. Тиран, в человеческом обличии, он жестоко и постоянно издевался над матерью, систематические пьянки изводили на нет несчастную мать. Она страдала от боли позора и унижений, часто избегая побоев, убегала из дома, и подолгу дрожала от холода, пережидая очередные выходки сына, стоя в подъезде или на улице.

Все это тетушка рассказывала на ходу, во время расставания на вокзале, пытаясь хоть как-то и с кем-то поделиться своим горем. Мне было искренне жаль несчастную постаревшую Зою, просто неудачливого по жизни человека. В своих редких письмах она изливала душу, но очень боялась последствий. Поэтому, отвечая на ее письма, я всегда писала, словно ничего не зная о проделках ее сына, подбадривая их теплыми пожеланиями. Расставаясь на томском вокзале, Зоя долго махала мне рукой из тамбура вагона и очень сильно плакала. Я в тот год, и сама-то еще находящаяся в затруднительном положении, без угла, приютив при этом еще и приехавшего с нами из Серебрянска племянника Женьку, все же хоть как-то пыталась помочь своей родненькой Зое. Делая вид, что у меня все в норме и достатке, на последние деньги покупала ей в дорогу кое-что из продуктов. Наша переписка не заканчивалась никогда.

…А в 1997 году, в первый год нашего пребывания в Томске, мне пришло письмо от Зои, где она сообщала о негативных и непорядочных упреках и высказываниях в мой адрес, моей сестры. Не понимая, кто из нас двоих прав, кто виноват, но, все же веря больше мне, Зоя, осуждая Шолпан, за долгие годы впервые написавшей тетке, с целью очернить в ее глазах мою персону, переслала это письмо мне. Было больно читать. Сестра, обвиняя меня, сообщала, что я уехала в Россию, обобрав свою мать до нитки, прихватив с собой все, вплоть до постельного белья…

Простив ей все, в будущем 2005 году, мы с сыном подарим той самой моей сестре, квартиру нашей мамы, доставшуюся Руслану по завещанию. Вот так просто, удивляя и приводя в негодование и недоумение своих знакомых и друзей, особенно Людмилу Дацько, в будущем подругу, которая при каждом удобном случае вспоминала, укоряя меня за необдуманный поступок, мол, как ты можешь, после стольких обид, еще и квартиры дарить?! В ответ я всегда отвечала: «Люда, ты же сама учила – умей прощать». Я, конечно, тоже особого склада характера. А простила сестре потому, что увидела в ее глазах пережитую боль и осознание. Хочется верить, что второй раз она не предаст! Прощать, конечно, можно и нужно, но не каждого. Тем принципом я живу и мыслю…

…Еще в классе пятом, вернувшись, домой со школы, я застала дома отца, раньше времени вернувшегося с работы, распивающего что-то на пару с незнакомым мне мужиком. Их выпивка заканчивалась, но расходиться и прекращать мероприятие они не собирались. Поэтому, отец, совершенно не подумав, послал меня без всяких обсуждений и согласия, за очередной бутылкой. Взяв деньги, я побежала в указанный магазин, объясняя продавцу, что меня попросил отец. Но там меня очень пристыдили и унизили, ничего не оставалось, как идти в другой магазин. Совсем не понимая и естественно не смысля в разборе спиртного, я купила первое предложенное продавцом, не дорогое вино. Вернулась домой позже положенного времени. Заждавшийся и обозленный отец, да еще вдобавок увидевший в моих руках совсем не то, чего хотел, чуть не зашиб меня на месте. Оказалось, моя ошибка испортила им вечер. Самой мне было жутко обидно, чуть ли не забившись в угол дальней комнаты, я тихонько утирала слезу.

В летние каникулы я очень радовалась приезду в гости к родственникам, живущим через дорогу, их внуков. Любила играть с Айман и ее братом Аскаром, а так же их сестренкой, тогда еще совсем малышкой, Шолпан. Они росли детьми обеспеченными. Отличные дефицитные вещи, а иногда и импортные, навевали на меня грусть – тоску и некую зависть.

Иногда из далекого аула приезжал брат Айдын, младше меня года на три. Мы всегда дружно и забавно общались, с трудом изъясняя свои мысли. Я говорившая только по-русски, пыталась, на ломанном казахском языке, хоть как-то объясняться с ним. А он всегда потешно, вполне толково, но все-таки понимая меня, передразнивал все мои старания, каждое неправильно произнесенное мною слово. И, тем не менее, мы дружно играли, ходили вместе по магазинам, просто гуляли по нашему городу.

Еще я очень любила наших дворовых собак, Аргона и Дига, самых верных и преданных псов. Диг был серьезный, черного окраса, с белыми отметинами на груди, не велик, но грозен, очень походил на лайку. Аргон, в противоположность ему, был белым, толстым, пушистым, глупым, красивым, игручим, но очень ответственным песиком. Они добросовестно выполняли свой долг, отстаивая защиту двора. Даже мои редкие подруги не могли пройти в дом без моего присутствия рядом.

В одну из смен моей подработки на почте после девятого класса, я как-то позвала с собой в сопровождение наших собачек. Радость, так и светилась в их глазах, они очень любили прогуляться с хозяевами, но не всегда и не каждый звал их с собой. На прогулке дружки вели себя крайне прилично, ни на кого из прохожих не лая и не кидаясь, просто приплясывая задом, забегая немного вперед, играя друг с другом, вопросительно посматривая на мою реакцию, бежали рядом, довольные, охраняя мой покой. Вечерами было страшновато шестнадцатилетней школьнице бродить в незнакомых местах по доставке телеграмм. А с моими неразлучными и верными собачками, было всегда спокойней.

Иногда задумываешься, как вообще родители допускали столь не безопасные ночные подработки!

Вот так, однажды днем без боязни я вошла в тихий двор, покричав немного но, не дождавшись хозяев, решила зайти в полуоткрытую дверь. Заглядывая в прихожую, но, не слыша ответ на свой зов, думая, что хозяева вздремнули, и вместо того, чтобы развернувшись уйти, я смело прошла в комнату. Холодок пробежал по спине. Бежать было поздно и бессмысленно. На меня вопросительно уставившись, глядел здоровый, грозный пес, но наверно умный, так как стоял совершенно спокойно, понимая, что с моей стороны не последует, ни какой угрозы. То был урок, на всю жизнь – не заходить в непрошенные места. Пес спокойно смотрел на меня, я осторожно пятилась назад, пытаясь не спровоцировать неловким движением хищника. Захлопнув за собой наконец-то дверь, как ошпаренная, бежала прочь, обдумывая на ходу преподанный мне самой судьбой урок, словно сама природа мне шептала: «будь разборчива и осторожна».

В один из последующих дней, я вновь позвала с собой на дневную смену Дига, Аргон этим днем, видать где-то заигрался. Довольный пес шел важно рядом, явно выражая свою гордость. Я зашла через парадную дверь на почту. А выполнив свои дела, вышла через определенное время, через служебный ход, забыв, о поджидавшем меня Диге. Да и вообще, я тогда подумала, что песик, не дождавшись, обязательно вернется домой. Каким же было мое удивление и благодарные чувства к верной собаке, когда обходя здание почты, мне предстала следующая картина. Невоспитанные мальчишки закидывали Дига камнями, он, взвизгивая, отбегал и снова возвращался к двери, в которую зашла я, не кидаясь на подростков, проявляя истинное благоразумие. Он просто ждал, не обращая внимания на обидчиков, разумно терпя их хулиганские выходки, не отвечая на провокации. Эмоции переполняли мои чувства. Крикнув ему: «Диг!», я увидела, как удивленный песик вприпрыжку с радостью, кинулся ко мне, не понимая, как же это мне удалось оказаться в другом месте, ведь он тщательно отслеживал мой выход обратно.

Мои верные, благородные песики, как жаль, что больше не повторятся те прекрасные мгновения общения с вами. Грустно и больно вспоминать, они погибли одним днем. Об их утрате, мы переживали всей семьей, но больше всех страдала от разлуки с ними, я, так как больше всех была привязана к ним.

Машина из спецхозяйства осенним днем выполняла запланированный отлов брошенных собак. Как жаль, что в нынешние времена, к действительно бездомным и обозленным псам, рыщущим по городу и бросающимся на прохожих, особо не принимают определенных мер. Что немало приводит к трагическим последствиям. Но в те времена, у нас брошенных собак, как правило, не было, все были более чем сыты и довольны. Не было случая, чтоб так вот просто, собака бросилась на прохожего, или того хуже, покусала. Наши собачки играли возле дома. Работник спецслужбы, заприметив собак без ошейников, хорошо зная, что в дневное время в частном секторемало кто бывает дома – взрослые на работе, дети в школе, смело погнался за нашими питомцами, что ему совсем не удалось с первого раза. Дига он зацепил, накинув на него сетку, у наших ворот, и сразу закинув в машину, а Аргона, застрявшего в заборе, проткнул с ходу металлическим ломом. Все это видел старший брат, но не успел помочь и среагировать. Аргон на его глазах уже умирал в конвульсиях, и Дига увезла машина, с той же участью. Увидев обозленного выбежавшего хозяина дома, испугавшийся ничтожный наглец, лишь рассеянно развел руками, мол, ну извини. Казалось, я возненавидела тогда весь мир, было очень больно и обидно за подобную жестокость. Долгие годы эта досада, так и не утихала в моих мыслях. Я до сих пор с любовью рассказываю своему сыну о наших, самых лучших и верных дворняжках, которых любила всем сердцем. Так точно и правильно написанные строки Эдуарда Асадова, очень кстати подходят нашим дорогим и классным, Дигу и Аргону: «Ведь может быть тело дворняги, а сердце – Чистейшей породы!».

Мой отец, был человеком далеко не разговорчивым, за исключением моментов, когда язык легко развязывался под «градусом». Пока мы были маленькими, я его не побаивалась. Из любопытства, на пару с братцем, просила рассказать о войне. Тот не очень любил эту тему, видать дикой болью остались у него в душе те далекие и неприятные воспоминания. Его отец погиб, пройдя всю войну в пехоте, от полученных смертельных ран, через месяц после Победы. Наш отец – офицер-танкист, рассказывал о многочисленно им уничтоженных фашистских солдатах, сожженных деревнях, поваленных столбах и свисающих на оборванных проводах внутренностях погибших мирных людей. О голодных детях, которым он отдавал свою пайку хлеба, намеревавшуюся поменять на махорку.

Нам было больно и страшно слушая, представлять правдивые истории эмоционально измученного, с годами не забывающего трагедии прошлой жизни отца, прошедшего войну, с июня сорок первого, по май сорок пятого года. Иногда за рассказом он тихо плакал, я молча, растворялась из поля его зрения, давая волю его чувствам.

Обдумывая услышанное, иногда представляя себя на поле битвы, я хотела сделать добро бедным людям, биться с врагом. По ночам видела сны, в которых мне предоставлялась возможность стрелять из непонятного и не мысленного оружия по врагам, освобождая землю от захватчиков, и просыпалась я довольной в предвкушении Победы, вспоминая из сна, заслуженные награды на своей груди. Я чувствовала себя маленькой героиней, но, то был всего лишь сон, под впечатлениями.

Иногда отец рассказывал о своем трудном детстве, когда родители посылали их с братом в рабочую баню для шахтеров, где тем тогда выдавали по маленьким нарезанным кусочкам хозяйственного мыла. После помывшихся работяг, всегда оставались маленькие обмылки, которые дети, с усердием собирая, лепили в комок, тем самым принося домой уже солидный кусочек, столь необходимого и недостающего мыла.

Познавая прошлое, осознаешь ценность настоящего. Тот, кто не испытал тягот жизни, никогда в полной мере не оценит по истине радость грядущих дней.

Уже, будучи подростком, я попала неожиданно и случайно в нелепую ситуацию. К нам домой очень часто приходили друзья и знакомые старшего брата, которых мы уже немного знали. Но также, нам было известно, что все они далеко не порядочные ребята, и которых в будущем ожидали совсем не романтические приключения, а скорее неволя. Тем не менее, отец не запрещал сыну общаться с такими приятелями. Многие из них, уже давно спились, имея за плечами потерянные годы на зоне, кого-то уже нет в живых. Но один из таких, запомнился мне надолго.

Я еще бестолковой девчонкой, находясь в своей комнате, перебирала что-то в своем портфеле, брат находился на дворе. Неожиданно за моей спиной появился его завсегдашний дружок, Саша Кеберле. Он тогда не дурен был собой и старше меня лет на семь. Взрослый парень, с дерзким взглядом закоренелого преступника, просто сжал меня в своих львиных объятиях, я замерла от страха, не понимая, что делать в такой ситуации. Бороться и дергаться было бессмысленно, кричать стыдно, я чувствовала себя, словно мышка, задавленная в зубах кошки. Мне даже не понятны были движимые им эмоции, я лишь ощущала от него негативную энергию, испытывая животный страх. Но речь входящего со двора брата, вмиг развеяла непонятные намерения его дружка, который засмеявшись, молниеносно испарился из комнаты, уверенно зная наперед о моем молчании. Позднее, через несколько лет, я узнаю, что тот самый Саша, отбывший не один срок, однажды вернувшись домой, изнасиловал свою старенькую мать, от чего та повесилась у себя в подполье. О дальнейшей судьбе закоренелого «зека» и отъявленного подонка я ничего не знала, слыша лишь проклятия в его адрес от знакомых людей.

И вновь о детстве. Какое-то время наша семья совершенно не общалась с родственниками, живущими через дорогу, и тому была серьезная причина.

Некогда жившие вместе под одной крышей в далекие 30-е годы, моя мама со всей семьей ее старшего брата и с их матерью, были очень дружны.

Уже во времена моего детства, наша семья, имея корову, всегда делились с родичами молоком, а когда отец колол скотину, то безотказно угощал их свежениной. Все праздники проходили не без участия обеих семей. Но однажды, именно после такой вечеринки, когда давно разошлись все гости, моя мама, оставшаяся там по просьбе ее снохи – Даметкен, для продолжения разговора, неожиданно и совсем не заслуженно получила резкий удар тяжелым предметом по лицу. Не понимая причины подлых действий опьяневшей родственницы, с глубокой обидой она покинула стены дома своего брата. Наутро, мы не узнавали маму, на которую было жалко и смешно смотреть, из-за огромного синяка. Она напрочь запретила нам ходить через дорогу к родичам, не объясняя на то причину. Мы понимали, что они поссорились, отец молчал.

А чуть позже мама «издалека» объяснит причину не приятной ситуации. Нашей тетушкой Даметкен по непонятным причинам правила необузданная ревность ко всему. Прожившая обыденную жизнь, она несколько завидовала природной красоте своей золовки, и, не скрывая негативных чувств, выместила эмоции тем злополучным вечером, не осознавая своих действий. И мы действительно надолго перестали общаться с ними всеми. Но, время лечит раны. Все хорошее еще впереди!

Еще школьницей – малолеткой я часто и неосознанно шалила. Любимым занятием было порыться в маминой сумочке с документами, днем, когда дома ни кого не было. Уже наизусть зная ее содержимое, все равно с интересом перечитывала старые пожелтевшие письма моего отца к маме, удивляясь, неужели и между ними была любовь и какие-то еще чувства. Казалось, что они просто, мои родители, вот есть и все, что так должно быть. Среди прочих документов хранились денежные облигации. Мне и в голову не приходило осознать их назначение, но подумав, что это все же какой-то денежный знак, решила одну из купюр взять себе, не понимая даже для чего. Прошло время, я забыла о своем хулиганстве, а мама тем временем говорила что-то о погашении облигаций, и тщательно искала пропавшую бумажку. Меня, словно обожгло огнем позора, но сознаться в содеянном не хватило смелости. А мама, твердо убежденная, что это сделал кто-то из детей, сильно ругалась, называя нас последними словами. Вскоре, когда все поутихло, я незаметно вернула пропажу на прежнее место, с чувством стыда и самоосуждения. Мамуля, конечно, потом вновь найдя облигацию и поменяв ее на деньги, больше ни словом не напомнит о происшедшем. В этом была ее правильная тактика.

В седьмом классе, в самом начале учебного года, в наш класс перешла новенькая девочка из другой школы. Немного не уверенная школьница, представилась Людмилой, ее сразу усадили за парту рядом со мной. Несмотря на постоянное чувство одиночества, с Людой мы нашли быстро общий язык и интересы. Она была частым гостем в нашем доме, впрочем, в свободное время, я тоже бежала к ней. Но, если видела ее в общении с другими девочками, то переносила это крайне ревностно. Хотелось заявить, что она только моя подруга, и должна общаться лишь со мной. Из-за этой нелепости мы иногда ссорились, причем Люда не понимала причин ссоры и очень болезненно переносила мои капризы, при этом каждый раз прощая мне мое непонятное поведение. Она вела себя так, будто ничего плохого между нами не было, и являлась девочкой крайне общительной и веселой, а я не могла подчинить ее себе, сделать такой же замкнутой и уединенной. В отличие от нашего быта, меня всегда восхищала чистота и порядок в их квартире. Ее строгая мама была человеком требовательным и порядочным, никогда не мешающим нашим дружеским отношениям. Находясь в нашем доме, мы с подругой стояли чуть ли не на ушах, вытворяя неописуемые проделки. То варили большую чашку манной каши, а объевшись, чудили в комнате за столом, то барабанили ложками и тарелками под импровизированные напевы, во все горло распевая несуразную тарабарщину, и довольные своими затеями, от души хохотали. Гуляли вечерами по улицам, мечтали. Так прошел год.

Летом я познакомилась с соседской девочкой, приехавшей в гости к своим родственникам на неопределенное время. С Лилией Ковалевой мы тоже легко сдружились, а так как жили рядом, виделись каждый день. Вечерами допоздна сидели на скамейке возле наших ворот, наслаждаясь теплом тихого городка, любуясь звездным небом, загадывая желания и мечтая о будущем. К осени мы с Лилей были уже близкими подругами. Настала пора в этот год перейти мне в новую школу, что построили рядом с нашим домом, туда пошли и Людмила с Лилей. Решив окончательно, я попросила маму перевести меня в ту же школу. Люда с пониманием отнеслась к моей очередной подруге, мне же, еще предстояло подумать, как их делить. И словно назло, нас троих определили в один класс. Пока я в нерешительности после школьной линейки раздумывала, за какую парту, и с кем из подруг присесть, они недолго думая, уселись довольные вместе, как бы предавая меня. Я вновь ощутила себя одинокой. Мною правили на тот момент лишь эмоции. Я словно ничего не видела и не слышала, новая школа потеряла для меня интерес, друзья словно предали, обида затмевала разум. Тогда в памяти всплыла точность формулировки: «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь». Надо уметь быть проще, чего на тот момент мне не хотелось понимать. Было лишь одно желание, подальше бежать от обеих подруг, не видеть их, не общаться, и как можно сильнее, обидеть их самих, чтоб помнили – «вот она, я, зря вы забыли обо мне!». Мои гнусные мысли, словно кто-то прочитал свыше. Через день – два, нас с Лилей неожиданно перевели в параллельный класс, так как в этом был перебор. Люда осталась одна в новом коллективе. Я же носила в себе лишь одну мысль, чтоб и Лилю тоже оставить одну, дав им возможность на себе прочувствовать одиночество и предательство, считая себя правой. Учеба мне тогда давалась легко, директор школы, он же и учитель физики, даже заметил мои способности, коих совершенно не замечалось за мной ранее. Тут уж не зря и согласиться, что многое зависит от преподавателя. Проучившись в школе более месяца, я больше не хотела там задерживаться, все было чужим, да и моя обида принужденно давила на мое подсознание. Находя отговорку и вполне обоснованное оправдание перед мамой и директором школы, я убедила их, что не в силах находиться в чужом коллективе, скучаю по прежнему родному классу. Выхода иного не было, как вернуть меня назад, в прежнюю школу. Помню зареванные голубые глаза Лили, она искренне плакала изо дня в день, умоляя меня остаться и не оставлять ее одну, среди чужих. Я же была эгоистично неумолима, и, чувствуя победу, злобно торжествовала. Обиженная Лилька, все же продолжала со мной общаться. А я, вдобавок ко всему, совсем не порядочно, перестала общаться с Людмилой, тем самым оставив ее в недоумении.

Моя сестра тогда очень удивлялась моему необузданному дикому характеру, но делать было нечего, казалось, я была не исправима. Вернувшись в свой класс, мне представилась возможность познакомиться с новенькой девочкой, которую посадили за мою парту. С Наташей мы тоже легко сдружились. Она жила далеко от школы, у бабушки. Девочка была не плохая, но единственным, что мне в ней не нравилось, а порой и отталкивало, это совершенное отсутствие понимания гигиены, постоянные неприятные запахи, на которые наши не равнодушные девчата, делали ей замечания. И у всех была тема, о чем поговорить и кого обсудить. С Наташей, пока она училась с нами этот год, я общалась, но друзьями мы так и не стали.

Очень часто, после школы я уходила к бабушке, относя ей молоко и овощи, любила просить у нее одну – две карамельки, не понимая, что она не получает пенсию, хотя бы за погибшего мужа, а подсказать ей тогда об этом никто не додумался. Отец мой не всегда мог помочь ей в финансовом плане. А бабуля, вопреки всем препятствиям, умудрялась что-то кому-то продать на базаре, что-то связать, посидеть с чьим – либо ребенком, вот так и выкручивалась. Но меня она любила и делилась, чем могла.

Однажды отец, получив очередную зарплату, решил «гульнуть», оставив себе, как в порядке вещей «3-62» на бутылку, все остальное он отдавал маме. Мы же, как назойливые мухи слетались в попытке выпросить рубль или 50 копеек, иногда это удавалось, и радости не было предела. В тот самый раз, на пути в магазин отец встретив нашу маму, сказал ей, что деньги он положил под швейную машинку. Сколько же было в тот день слез и шума, деньги пропали, а надо было тянуть семью до следующей зарплаты.

Сейчас я очень хорошо понимаю «тот» поступок своей бабули. Маму тоже было жаль, она очень сильно ругала и проклинала бабушку, причитая, что дети остались без ничего. Но что оставалось делать бедной бабуле; вдова фронтовика, тогда ей было уже лет 80, она сама как-то пробивалась, жила и ухаживала за собой, ну не было у нее средств, так уж получилось, взяла и все! И за это ее нельзя судить, она была бедной и несчастной, одинокой женщиной. Откуда-то, брались силы. Запросто и самостоятельно, она еще каким-то образом, могла навещать всех своих «непутевых» детей. Даже в свои 90 лет, этот удивительный человек, умела фантастически преодолевать любые дороги, будь то из Казахстана в Россию, или из России на Украину, трясясь по несколько суток в общих вагонах, с пересадками. По истине, то была Великая и самая классная бабуля!

– Милая моя, я помню тебя, люблю и преклоняюсь пред тобой! Прости, что осознание было поздним, прости, что во время не помогла, не уберегла! Прости за все!

Пройдут годы. Мы с бабушкой встретимся после долгой разлуки, уже лишь в 80 годы, в Харькове. Я тогда с почти семилетним сынишкой, по какому-то внутреннему зову, полечу навестить ее, и, в общем-то, напоследок. Зоя, ее дочь, тогда писала нам, что бабушке уже за 100 лет, что она давно слепая и безумная, но, то был лишь всего обман самосознания. От долгого одиночества, а бабушка подолгу оставалась в квартире одна, действительно можно не только потерять разум, но и веру…

К тому времени немало досталось и на мою долю. Я ехала в Харьков, в надежде сменить что-то в своей жизни, просто устала от безвыходности. Продав свой удивительной красоты ковер, взяла два билета на самолет и в путь, не сообщив о своем приезде заранее тете Зое.

Как ни странно, но моя бабуля, обладая даром предвиденья, уже знала все наперед. В день нашего приезда она еще ранним утром стала преставать к дочери с вестью, что к ним приедет хорошая девушка с мальчиком и, что она, бабуля, их очень любит и ждет. Зоя все услышанное восприняла, как бред сумасшедшей старушки. И каково было ее удивление, когда она вечером того дня увидела нас двоих у себя дома!

Дорога была сложной, задержки, пересадки в Москве, пришлось почти всю ночь простоять на ногах, по очереди уступая с сыном место на дорожной сумке друг другу, чтоб хоть как-то отдохнуть. Я, уже тогда отметив выдержку и стойкость своего малыша, думала: «ну, этот пробьется по жизни, и дай-то Бог!».

К двенадцати часам дня мы с сынишкой уже были у двери, разделявшей нас с бабушкой до вечера, на долгие шесть часов. Тетя Зоя была на работе, ее сын Артур тоже. Я позвонила и постучала в дверь. Бабушка, которая к тому времени была практически не ходячая и полуослепшая, все же добралась до двери, но открыть ее так и не смогла. И начался долгий, долгожданный, чувственный разговор, по обе стороны двери.

Она помнила все! Очень радовалась и плакала, пела долго все свои любимые татарские песни, и даже было слышно и понятно, что бабуля умудрялась на радостях плясать, и это все притом в сто с лишним лет!

У тетушки мы пробыли чуть меньше месяца, тогда я поняла, что никто мне не сможет помочь, надо самой пробиваться по жизни. На Украине мне не светили, ни работа, ни жизнь, да и вообще ни какого будущего.

И как теперь я понимаю, думала я тогда правильно. Ох, как сложно теперь, в нынешних условиях выживать Зое, там, уже далеко не в советской Украине.

За проведенное в Харькове время, мы с бабушкой много общались, вспоминая все хорошее; о том, как ходили вместе в кино на арабские и индийские фильмы, как часто я писала под ее диктовку письма родственникам, так как она, в свое время, была обучена только арабской грамоте, как ходили к ее подругам татаркам, и о ее твердых позициях – всегда стоять на моей стороне. Даже первые навыки на кухне я тоже познала от нее, когда бабушка попросила меня, тогда еще наверно первоклашку, почистить две картофелины, что оказалось для меня очень мучительным и неприятным делом. Даже не зная, как правильно держать нож, но с горем пополам, я все – же почистила один клубень, а от запаха крахмала, не понравившегося мне, очень разболелась голова. После, не раз предстояло наблюдать, как бабуля готовит альбу – смесь обжаренной муки с сахаром и маслом, на мой вкус, очень славной. Также вместе с ней готовили неудачные петушки, и я пару штук несла в школу, чтобы похвастать перед ребятами, хотя у других деток всегда были деньги на буфет. Мне же тайком, иногда приходилось приносить с собой в стареньком затертом портфеле, с пуговицей вместо застежки, обычный кусок хлеба, который, с неким стыдом съедался втихушку. Хотя, однажды, одна из сестер – тройняшек нашего класса, будучи из семьи обеспеченной, заметив мое «занятие» стала смеяться надо мной и унижать, будто я чуть ли не нищенка и ем хлеб вместо булочек. С тех пор появилась настойчивость просить у мамы 10-20 копеек, так как мое осознание принуждало меня к тому. Иногда удавалось скопить копеек 30 и спрятать в портфеле, с надеждой, что дома они не пропадут. Сколько же было слез и обид, когда однажды мои сбережения спер старший брат, как в порядке вещей, даже не оправдываясь, как будто я ноль, меня просто нет! Родители тогда его не ругали. Мама спокойно возместила мне мою пропажу…

…Из Харькова мы с сынишкой уезжали глубокой осенью, на поезде, с большой тоской на душе. Было очень тяжело расставаться с бабушкой, а помочь ей я не могла.

Брат Артур, вообще был человеком беспечным и эгоистичным, я где-то в глубине души подумывала, что хоть он поможет перевезти бабушку в Казахстан, но не тут-то было.

Отец мой к тому времени сам уже был стар и бессилен, единственно, что он мог, так это с каждой своей пенсии в 120 рублей, высылал матери по десятке.

Родители от души радовались нашему возвращению с Украины, зная мою авантюристическую натуру, они боялись навсегда потерять из виду своего внука-любимца. Отец даже всплакнул подвыпивши от радости, что хоть один из правнуков навестил его мать.

По приезду домой, я рассказывала о безысходности бабушки, что она плоховато видит, как однажды пошла из своей комнаты в туалет, а на обратном пути заблудилась, загнав себя в угол, в промежуток между стеной и стоявшим там телевизором. Там, так и простояла до вечера, до прихода Зои, плача, крича, и взывая о помощи.

Мой отец слушал и рыдал, мама сочувствовала, но они и сами были уже в возрасте, и помочь были не в состоянии. Отец причитал: «были бы у меня силы, забрал бы мать сюда, привез бы доживать здесь», да вот беда, сил-то уже не было. А его сыновьям – подонкам, судьба бабушки была просто безразлична.

…Еще подростком Нуртай, окончив кое-как восьмилетку, пошел в местное ПТУ, но по окончании его работать не очень-то хотел, вел себя скверно, мог запросто хамски нагрубить матери, просто так, как найдет на него.

Однажды мама накрутила фарш на пельмени, а Нуртаю, как старшему из детей, отдельно поджарила несколько котлет, от запаха которых бежали слюнки, но мы не просили, знали, это не для нас. А каково было удивление, когда «любимчик» придя домой не в настроении, просто взяв тарелку, выкинул в помойное ведро все котлеты. Для нас это был удар, для него обычная норма.

Думаю именно тогда мама и начала понимать, что из ее сыновей получились сущие негодяи, как-то неожиданно начали исчезать предрассудки, вдруг вспомнили и обо мне. Но, это все потом. После она скажет вслух мысль обиженной женщины-матери: «Все! Все уже взрослые, тем более что никто и никогда из детей не пытается помочь хоть как-то ни мне, ни отцу! Буду помогать только Гале, она последняя». Я в тот момент даже как-то ожила, воспрянула: «ну вот, слава тебе Господи, вспомнили и про меня…».

Ну, а старший братец все также по-прежнему продолжал дурить. Как-то вскользь я сделала ему необдуманно мимолетное замечание, и в ответ, не успев увернуться от кинутого им в меня сухаря, схлопотала больнючий удар прямо под глаз. Первая обида, неприятная боль и неделя посещения школы с небольшим синяком, на который из домашних никто не обратил и внимания.

Но зло во мне уже кипит, формируется характер, проявляется и пробивается на свет мое собственное «Я»!

*

Я уже подросток, почти вошли в привычку частые домашние скандалы и пьянки отца. Изрядно поднадоела ежедневная уборка по дому, которая практически большей частью лежала на моих плечах, не хватало времени на уроки. К вечеру в доме порядок и чистая посуда, на утро, как всегда бардак. Перед появившимися школьными подругами было стыдно упасть лицом в грязь.

С отцом мы мало общались, он был малоразговорчив, лишь по пьяни настолько успевал за ночь всем надоесть, что хотелось бежать, куда подальше от этого дома.

И вот обыденный вечер, очередная пьянка, шум, скандал. Отец вновь, как и ранее в моем детстве поднимает руку на мать. Это слышат все, но ни каких действий, обычный эгоизм и пессимизм. Мои нервы на пределе. Поднимаясь, следую на кухню, она же одновременно прихожая и спальня родителей. Вступаюсь за мать. Это первая стычка отца и дочери – малолетки. Во мне бушевали сильные эмоции, что называется «проснулась». Это был удар по всей жизни. Я укоряла, ругая отца за все, за мать, за бесцельно прожитые годы. Фронтовику, пьяному мужлану и просто, на тот момент неразумному человеку, явно не понравились мои действия. Разъяренный и злой он поднялся, кинувшись на меня со словами: «Ах ты, проститутка!». Мама стоит онемевшая в стороне с округленными глазами. В ярости я бросаюсь на него, надрывая горло, выкрикиваю: «Чтоб ты сдох, да я на твоей могиле шейк плясать буду!».

Жаль, конечно, и стыдно, что я так сказала, но это было именно так.

В тот момент не могу сказать, что не осознавала своих действий. Вместо меня словно был другой человек, больше не было Гали – тихушницы, забитой и несчастной дурнушки.

Это был далеко не спектакль, то была драма всей нашей жизни. Мы сцепились с отцом почти в смертельной схватке, он на меня с кулачищами, а я разъяренная со стулом и большими фабричными ножницами в руках. Разнимали нас мама с Шолпан, казалось, все произошло как-то молниеносно и одновременно тянулось очень долго. Меня било в истерике, ножницы как бы срослись с пальцами. Я допоздна кричала, проклиная отца, издевательски провоцировала его и унижала. Нервный срыв, но только с моей стороны. Отец для меня умер на тот момент, я просто его вычеркнула из своей жизни.

За исключением меня в доме воцарилась гробовая тишина. Отец как-то вмиг отрезвел, и на замечание мамы: «что же ты наделал?», вдруг все понял и осознал, он терпел и слушал мою несуразную брань, слушал за долгие годы все, что никто ему не мог ни когда сказать. Так слышать он мог только свою мать, которую, толи по обычаю, либо по традиции или по глубине души, почитал и уважал, терпя от нее любые упреки, но только лишь от нее.

Наутро я спокойная, но с опухшими глазами собиралась в школу. Было тихо, молчала сестра, молчала и мать. Отец, словно пролистав иными глазами свою жизнь, вдруг что-то осознал, понял, что жизнь-то преломилась, теперь будет что-то по-другому.

Я продолжала жить, училась давать отпор обидчикам, огрызаться. С отцом, при всех его попытках, не разговаривала вообще, проходила мимо, не отвечая на его обращения, его просто не было в моей жизни.

Да, ему было очень больно, но он терпел, ждал и надеялся…

Пьянок в доме со скандальным исходом теперь, практически не было. Он иногда приводил домой своих товарищей, немного выпивали, по-тихому общались. А если я заходила вдруг в дом, его друзья здоровались со мной, на что мне, проходя мимо молча, приходила мысль дать им понять – «вали отсюда!». Отец втихушку говорил им: «у-у-у, это моя «доча», она грозная, и еще пробьется, это Галина Павловна»… Я, конечно, слышала все это, немного было смешно и забавно, но простить не могла, он по-прежнему был для меня ноль.

Иногда приходили и ко мне подружки. Отец, зная мой характер, терпел услышанные в его адрес насмешки и выходки. Подружкам я говорила, что отца у меня нет, а что там сидит, так это пьяница – Павел Степанович, до которого мне нет дела.

Я взрослела. Мама чаще стала давать мне на карманные расходы. И, как обычно, мне хотелось чаще покупать сладости, в обязательном порядке, съедая их самостоятельно. Делиться с родичами, тем более работающими, и не дающими мне, школьнице ни копейки, я тоже не желала. Наверно отъедалась конфет, так не достающих в детстве, что большей частью перепадали только под Новый год, и как, казалось мне тогда, неравномерно делились между нами, из-за чего я просто плакала от обиды.

По окончании 9 класса мне уже очень хотелось выглядеть как-то хорошо, ведь среди одноклассников меня воспринимали замкнутой, неприметной тенью.

На летние каникулы устроилась на почту доставщиком телеграмм. Тогда я стала понимать, что такое труд. Радости моей не было предела, за впервые, заработанные 90 рублей. Но и живого места на ступнях тоже не осталось, все было сплошной мозолью, наступать было очень больно, но перетянув бинтами на туго ноги, я вновь шла на работу. К осени почти приодела себя. По тем временам, можно сказать выглядела уже привлекательно, сменила свой имидж, сшила новые наряды. Ребята стали обращать внимание, девчата, приоткрыв рты, стали немного с завистью коситься. Одна неприятность, вот на парфюм то денег и не было, а так хотелось иметь хоть какой-нибудь ароматный флакон. Изредка пользовалась мамиными, за всю ее жизнь единственными духами в маленьком пузырьке «Красная Москва».

Так и по сей день, для меня всегда самый желанный подарок – это духи, почему-то только им я больше всего радуюсь.

В старших классах я немного подтянулась, стала лучше учиться, и впервые поняла, что совсем не равнодушна к своему однокласснику Сергею, хотя знала, что это было взаимно. Но как-то не мог он подойти, переломить себя, хотя пытался заигрывать, мой сложный характер было сложно предугадать. То была первая, скрытая и долгая любовь. Я знала, что он всегда интересовался по жизни обо мне через моих братьев и друзей, но так и не смог переступить какой-то невидимый барьер, чего-то боялся. Может это и правильно…

Спустя годы я узнала, что человеком он оказался слабым, не пробивным, пошел после школы на стройку, там запил. Так и не женившись ни на ком, он часто при встречах печально смотрел с досадой в мою сторону, а… в 40 лет его просто не стало…

…Мне 14 лет. И вновь в доме очередная драма. Нуртай, которого полгода назад призвали в Армию, не выдержал первые испытания на прочность, дала о себе знать та злополучная авария и сотрясение мозга в детстве. Он служил в ракетных войсках на Эмбе. Первая стычка, не выдержали нервы, «нежный ребенок» потерял над собой контроль. Просто оставил на посту свое оружие и ушел в пустыню, куда глаза глядят, без воды, без еды.

По телеграмме отец срочно выезжает в часть. Как фронтовик, он добивается полного мед обследования сына, через военный госпиталь. После лечения брата комиссовали, дав инвалидность, и началась его «развеселая» жизнь.

Родители слишком желали ему добра, но видать перестарались, это его и сгубило…

С госпиталя братец вернулся очень смешной и толстый, чего лично я просто не ожидала, так как он ни когда не был склонен к полноте. Через месяц его формы вновь восстановились, как прежде. А через некоторое время, всем на удивление, он вернулся в Северный Казахстан, где проходил лечение и познакомился с девушкой Джамилей. Возвратившись, он представил ее, как невесту, обращаясь к ней забавно, величаво – Матжанова Жамиля Салимовна.

Родители готовились отпраздновать свадьбу, хотя и неофициально. Отец заколол бычка. А беспечный сынок, и вовсе не задумывался о расходах. Просто решив жениться в 19 лет, поставил их перед фактом.

Через месяц после свадьбы Джамиле исполнилось 16 лет, она попросту еще играла вместе со мной иногда в куклы.

Старшая сестра Шолпан к тому времени работала в детсаде няней, туда устроилась и наша невестка. А избалованный братец тем временем стал проявлять свой характер, дурить, издеваться над несчастной девчушкой, у которой кроме младшего брата не было ни кого.

За небольшое время она ему просто поднадоела, и, выгнав ее из дома, он, угрожая, гнал несчастную вообще из города, обратно к себе домой.

Джамиля была безобидной, кроткой, спокойной и хорошей девушкой, мы с ней быстро сдружились. Она никому не мешала, просто хотела остаться жить в нашем Серебрянске, сняла комнатку у бабушки, не далеко от нас, работала и ни к кому не имела ни каких претензий.

Но Нуртая такая позиция не устраивала, ему было просто в удовольствие поиздеваться над беззащитной девушкой, в конце концов, он извел ее угрозами и вынудил вернуться в свои края.

Провожали ее до поезда, моя мама и сестра.

На вокзале Джамиля очень сильно плакала и говорила: «мама, я так не хочу уезжать…».

А мама тогда ответила, что хоть и не желает ни кому на Свете зла, но Нуртаю отольются ее слезы, что жизнь его накажет.

Пророчества сбылись, но об этом позже.

Поезд ушел. Сложилась ли судьба несчастной Джамили, но мы всегда помнили ее, желая ей добра и счастья…

После расставания с ней, Нуртай неожиданно решил жениться на новой подруге – Шамсие Галиевой. Он часто приводил ее в дом, невестка мне казалась интересной и общительной, она была старше брата на три года. И вновь свадьба, затраты на плечах родителей. Мама добилась для молодых отдельное жилье, им бы жить да жить, и все было бы замечательно. Я с подругой не раз приходила к ним в гости, и все-то мне там нравилось. Бабуля тоже иногда захаживала, а порой и жила у них. Но всему наступает конец, особенно у людей бестолковых и беспутных. Братец вновь стал дурить. Пьянство, скандалы вошли в привычку в их семейной жизни. Мы все воспринимали это очень болезненно. У Шуры, так мы называли Шамсию, состояние было критическим. Не раз, по вине братца, приходилось вызывать скорую помощь. Но после известия о ее беременности он поутих, все ждали первенца.

Алия родилась недоношенной, весом 1,2 кг. После роддома, где ее продержали еще два месяца, забирали малышку весом уже в 1,8 кг. Мы все души не чаяли тогда от маленького чуда. И кто бы мог подумать, что дурные гены так отразятся на любимой всеми малышке, что когда-то из нее вырастет монстр, с дьявольскими, беспутными и нечеловеческими мышлениями…

…После летней подработки, бодрая и полная надежд, я села за парту с подругой Танюшкой. То был последний 10 класс. Нас было шесть подруг, мы как-то легко сдружились меж собой с 7 класса, Наташа с Леной, две Людмилы и я с Татьяной. Были общие интересы и взгляды.

Почему-то, в мою память врезались мысли Натальи Морозовой, брошенные случайно в мой адрес, но показавшиеся для меня не приемлемыми. А сказала она о будущем: «Вот вспомнишь, Галя, ты еще испортишься, как только уедешь из дома, и даже курить будешь!». Это меня несколько возмутило. Как же я тогда с ней спорила!

Не маловажный след в моей жизни оставила и Татьяна. Мне нравился их домашний быт, ее гостеприимная мама. Жили они вдвоем. Тетя Тася была очень порядочной женщиной. Мы часто гурьбой приходили к ним домой, и Танина мама всегда поила нас чаем, угощая домашним печеньем. В душе я немного завидовала им, огорчаясь, что моя мамуля не умела делать выпечку, даже блины, но в том ее вины не было, и это, конечно, мне хорошо было понятно. Танюшка росла и жила в строгости, училась почти отлично, превосходно рисовала и вязала. По окончании школы нас ненароком судьба сведет вновь, через год, на железнодорожном вокзале Усть-Каменогорска.

Последний школьный год как-то пролетел быстро, куча экзаменов, и вот долгожданный аттестат и выпускной.

Захожу к Наталье домой, она радуется покупкам – новое выпускное платье, белые туфли. А мои родители даже и не вспомнили про мой выпускной вечер.

Сижу на лавочке возле дома, слезы текут по щекам. Сегодня выпускной вечер, все придут красивые и нарядные, а мне нечего одеть. Сестре в свое время брали и бальное платье и туфли, про меня же, просто забыли, даже на словах никто не поздравил с окончанием школы.

Подходит Наталья и говорит: «Брось, плюнь на все, выпускной один раз в жизни, пошли, как есть, а то потом будешь жалеть». Я подумала и пошла, надев зеленый костюм сестры и ее туфли. Было конечно не совсем хорошо, но на торжественной части вечера я все же присутствовала. А на застолье засиживаться не захотела, все казалось скучным и неинтересным, ребята были подвыпившими, я их не понимала и вообще мне это совсем не нравилось. Так закончилась моя школьная пора.

Впереди неизведанные дороги, всевозможные открытия.

Я совершенно не была готова к новой жизни, не задумывалась всерьез о будущем, и тут вдруг встала перед фактом – что же дальше? В уме перебираю разные варианты. Вдруг осенила мысль пойти учиться на фотографа или киномеханика. Но, так, не определившись, уехала в Усть-Каменогорск, поступив в училище при КШТ, на контролера качества готовой продукции, и окончив его, почти с отличием.

Но как прошел тот первый студенческий год вдали от дома! Да, права была Наталья. Студенткой я была положительной, даже выбрали в Совет общежития. Но по вечерам мы немного буянили, хотелось почувствовать себя взрослыми и самостоятельными.

Однокурсницы, практически без исключения умели курить, мне это категорически не нравилось. И не то, чтобы чувствовала я себя белой мышкой, а какой-то интерес взял надо мной верх. Девчата предложили – «Галка, попробуй», ну я и не устояла, втянулась, понимала, что это не хорошо, но остановиться не могла и не хотела.

Как-то со стипендии решили сложиться и «посидеть». Не имея ни какого понятия о спиртном, я купила, бог знает какое, дешевое, и как оказалось самое некачественное вино. Любопытство вновь взяло надо мной верх, и, не дождавшись прихода девчат, живших в одной комнате со мной, решила начать снимать пробу самостоятельно, а к их приходу была уже изрядно подвыпившей и буйной. Смеху, радости и веселью не было предела. Я стала среди подруг чуть ли не авторитетом. Что было на следующий день, ну конечно стыд, самокритика, угрызения совести и головная боль.

… Началась производственная практика на комбинате. Таких огромных производственных помещений никогда ранее мне видеть не приходилось, много станков, шум. От пыли началась аллергия, что часто бывает на ткацких предприятиях. Очень чесалось лицо и нос, я стала призадумываться о другой работе.

Однажды, нарушив технику безопасности, неловким движением задев рычаг, уронила на себя металлический валик с тканью. В результате, металлическая спица, что соединяет концы материи, вонзилась глубоко в ногу. От неожиданности, боли я не почувствовала и резко выдернула спицу. В ноге дыра, а крови нет, так, говорят, бывает при испуге. Первую помощь естественно никто не оказал, сказали и так пройдет. Я немного похромала, может, поверила в сказанное, но со временем действительно все прошло.

С девчатами по комнате поначалу жили дружно и весело, по соседству сдружилась еще с сестрами двойняшками, Галей и Валей Чуриковыми, вечерами пели песни.

Как и большинство студентов экономили на желудках, чтоб после купить что-то необходимое. Я предпочитала самостоятельную кухню, так как питание соседок мне не нравилось. Все готовили на обычных плитах со спиралью, кто во что горазд.

Как-то девчата поставили варить суп из пакетиков, прямо на полу, рядом с моим шкафчиком, куда я и полезла по необходимости в тот момент, а спрыгивая со стула, не удержавшись, упала на горящую плиту. Такую боль и шок испытать пришлось впервые. Из-за перевернувшейся плиты, шнур сам выдернулся из розетки. Еще горящая спираль свалилась мне на ногу, вдобавок весь суп, кипящий и бурлящий добавил остроты… На дикий крик сбежались все однокурсницы, но как и предполагалось, особой помощи мне никто не оказал, а мои соседки по комнате с сожалением смотрели лишь на опрокинутый обед, досадуя, что остались голодными. Им было далеко плевать на нечеловеческую боль, было чуждо сострадание.

Со слезами, болью, обидой и огромными волдырями, перетянув ногу, я вновь продолжала жить и работать. Ожог заживал долго, кожа облезла, но с божьей помощью мне удалось пережить тот кошмар, очередную трагедию своей жизни.

Наконец, поняв, что это все-таки не мое место, я решила вернуться домой. Близился день моего совершеннолетия. Хотелось отметить его дома, с близкими и друзьями.

К тому времени уже вернулся из Армии средний брат, с которым у нас за прошедшие два года, наконец- то, наладились отношения, как мне это казалось. Я сама попробовала пойти ему «навстречу», еще тогда, в 10 классе…

Были проводы его в Армию. Он веселился с друзьями, меня к столу никто не пригласил. Было одиноко и грустно, я весь вечер не находила себе места.

Когда пришло со службы его письмо, я ответила ему первой, желая всего наилучшего. Он вроде как оценил, завязалась переписка. Иногда мне удавалось отправлять ему бандероли со сладостями, в ответ, получая письма с благодарностью. К дембелю приобрела для него хорошие туфли, потратив на них половину своей стипендии. Думала, ну вот у меня есть надежный и хороший брат, которым я буду просто гордиться, к тому же он был просто красив и девчатам очень нравился.

А каково было наше всеобщее удивление, когда он поставил всех перед фактом, что женится на Катерине Кусаиновой, с которой они поддерживали связь, и как нам тогда казалось, была совсем не пара ему.

…Третьего июля, в свой день рождения я приехала домой вместе с подругой Дианой. С отцом до тех пор мы совершенно так и не общалась. Мама готовила стол для гостей. Как раз, вернулся из Приморья и долгожданный братец. Мы с подругой сидели в комнате, я представляла предстоящее веселье и меньше всего думала об отце. Предугадать мысленно его поступки не возможно. Вот уж стратег! Слышу, мама говорит ему: «ты иди, поздравь ее», мол, попробуй. Но как-то вскользь услышав, не придав значения, я это не восприняла всерьез.

Просто сидим, беседуя с Дианой. Вдруг, совсем неожиданно рядом появляется отец, потихоньку встает на колени и со слезами на глазах произносит: «Дочка, с днем рождения!». Мне не очень приятна была эта сцена, а у подруги округлились глаза. За годы молчания я впервые выдавила из себя слово – спасибо. Отец ушел к себе, радостный и счастливый. А я как-то вздохнула по-другому, но отцом так и не могла его больше называть, он на долгие годы остался для меня просто, Павлом Степановичем. Отец и этому был очень рад, воспринимая происходящее, как должное.

Сам день рождения прошел обыденно и не интересно. Амантай не оправдав наши надежды, напился до «поросячьего визга», и большего ему от жизни ничего не было нужно. Я, конечно, была в шоке, очень досадуя, угасала вера в человека.

По возвращению в Усть-Каменогорск, все взвесив и обдумав, мне окончательно захотелось вернуться домой. В то время бабуля жила вместе с нами. Она-то и предложила тогда поехать в Барнаул, уж очень ей хотелось почему-то познакомить меня со всеми своими родственниками, может, в действительности обладая даром предвиденья. В детстве бабушка много рассказывала обо всем и всех, что мне, конечно, пригодилось в жизни. Именно поэтому, в отличие от братьев и сестры, я в какой-то мере знала свою родословную.

Заканчивался август 79 года. Нам с бабулей предстояла пересадка поездом на вокзале Усть-Каменогорска, надо было часа четыре пережидать. Там я и встретила свою одноклассницу Танюшку. Отойдя в сторону, мы стали общаться. Она усиленно звала меня с собой на Дальний Восток, в Находку, учиться, с дальнейшими планами заграничного плавания. Я категорически отказывалась, хотя в душе, подсознательно закралась мысль – это мое! Но почему-то не верилось Татьяне, да и бабуля нервничала, обижаясь на меня и отворачиваясь. Прикупив сладости и беляши, я вернулась к бабушке, а та даже и говорить–то не хотела, так ей не понравилась Татьяна.

Подошел поезд, мы уехали в Барнаул, и наши пути-дороги с бывшей одноклассницей практически разошлись. Бабуля моя немного отошла от плохого настроения. Как казалось, на ее взгляд, она выводила меня в Свет. Я благодарна ей за все. Но тогда мне это было не понятным, до меня совсем не доходило, что бабушка уже слишком стара, ей одиноко, хочется внимания и общения. А я во время учебы, по приезду домой, лишь иногда немного могла перекинуться с ней пустой болтовней, угостить мало-мальски и дать по необходимости денег. Но как же она этому немногому радовалась! Как мало человеку надо для счастья, только чуточку внимания, которого ей дома кроме меня практически никто и не уделял.

Барнаул, серый и мрачный, как-то сразу мне совсем не понравился. Дядя Коля, средний сын бабушки, жилнеподалеку от вокзала, и мы, не раздумывая пошли к нему. Дома мы застали только его жену Раису, женщину невоспитанную, скандальную и сильно пьющую, как мне показалось на тот момент. Встретила она нас не очень радушно. В их жилище было грязно и не уютно. Старший сын Файзулла (Павел) отбывал срок по собственной глупости, взяв по малолетству чужую вину на себя. Дома были еще два сына – средний Наиль и Юра. Младший был спокойным мальчиком, а Наиль казался очень нервным и несчастным, и было почему! Постоянные нервотрепки, пьющие родители дали сбой в его сознании и развитии. Хотя сами по себе мальчики были вовсе не ветреными, а вполне нормальными и жаждущими внимания и достатка. Меня несколько удивил и огорчил их быт, детям на ужин мать сварила целое ведро компота из набранных в саду ранеток, впрочем, не ухоженный участок ни чем не радовал. Сами же родители на вечер себе купили сетку вина, бутылок восемь. Мы с бабушкой кое-как провели кошмарную ночь. Тетя Рая много кричала по – пьяни, била себя в грудь, доказывая, что она Семенова, крещеная татарка, и так всю ночь. Дядя Коля, напившись, просто молчал, а Наиль очень нервничал, умоляя мать замолчать, заткнуться, от безысходности кидаясь на нее кулачками, обзывая пьяной дурой. Но остановить ее было катастрофически, невозможно.

В свое время мой отец с братом существенно роднились, вместе работали. Но вот, как-то разошлись их пути-дороги. Он изредка приезжал в Барнаул, иногда навещая их семью, несмотря, что по жизни, они были не очень гостеприимными. А наш отец был человеком прямым, что на уме, то и на языке. Да еще и почему-то дядя Коля вдруг приревновал к брату свою жену. Отец, как-то по приезду из Барнаула, возмутился: «Да, было бык чему, ревновать – грязная, оборванная женщина, да и еще в три раза больше меня, ой, боже упаси!».

Лишь спустя много лет, дядя приедет к нам в Серебрянск, уже на могилу к старшему брату, вместе со своими взрослыми сыновьями, бросит горсть земли и навзрыд попросит прощения…

…На следующее утро мы с бабулей уходили к другим родственникам, в квартиру, полученную когда-то моим отцом, в которой, на тот момент проживали сестра бабушки с супругом и детьми.

Я гуляла, знакомилась с городом, и ничего-то там мне не нравилось. Моя бабуля очень переживала от того, что мне все не интересно, обижалась на своих родственников, что по обычаю, ее любимой внучке не подарили ни какого платья. Уходя от них через недельку плакала, говорила, что ее сыновья слишком много сделали и помогли им, а те плохо встретили, обозвала их жадными татарами, тем самым рассмешив меня. А я ей ответила: «бабуля, так ты же сама татарка». Но тут она возразила: «нет, я казач*ка». Я снова от души захохотала, а она продолжила: «раз у меня муж был казах, значит и я такая же».

…Каково было мое удивление, когда через много лет, в 96 году, работая в паспортном столе при ОВД, я вдруг обнаружила карточку покойной бабушки. Ушла из жизни она весной 94 года, ну а в графе данных, с указанием национальности, с ее слов было написано – казашка. Я понимала, душой она всегда была больше с нашей семьей, семьей своего старшего сына…

…Еще несколько дней мы вновь гостили у дяди Коли, так как билет на обратную дорогу я сразу не смогла купить. Ну а бабушка решила еще ненадолго задержаться, погостив у сына.

По осени прошла как-то стихийно свадьба Амантая с Катериной. В день свадьбы скончался старший брат Кати, так что сразу, после застолья, ранним утром молодожены уехали на похороны. Тогда многие говорили, что жизнь у них не будет счастливой и удачной.

Молодые жили в отдельной комнате, а Амантай все усерднее выпивал.

Бабушка вернулась из Барнаула, жила тихо, скромно и спокойно.

Я поступила на работу в детсад няней, неоднократно возвращаясь к мысли о Дальнем Востоке. Написала письмо Татьяне. Та ответила, как ей там изумительно хорошо, но на мои конкретные вопросы дала уклончивые ответы. Мне оставалось только самостоятельно сходить в городскую библиотеку, взять справочник и уточнить все меня интересующие вопросы. После чего сделав запрос в Находку, и получив соответствующую информацию, я начала откладывать средства на дорогу, в новое неизвестное. Работала по 12 часов, с 7 утра до 7 вечера, питание для работников было не плохим и не дорогим, так что за девять месяцев работы мне удалось скопить приличную сумму, ну а летом следующего года я поставила маму перед фактом, что купила билет и уезжаю в Приморский край. Взволнованная мамуля, конечно, сильно переживала, но знала, что отговаривать бесшабашную дочь бесполезно. Проводив меня до вокзала, долго плакала, глядя вслед уходящего поезда, желая мне счастья, просто она верила, что все будет хорошо.

Долгие девять дней в пути с постоянными пересадками меня очень утомили. Я скучала по маленькой Алие, к которой к тому времени сильно привязалась. Я любила ее, нянчилась, играла, дарила игрушки. Но отношения ее родителей основательно ухудшались. А у Амантая с Катериной по весне появилась первая дочь Галия. *

Приморье для меня было загадкой, очень красивый, дивный, милый край.

Приехав в Находку, я сразу попыталась найти Татьяну, но сильно огорчилась, узнав о ее беде…

В комнате общежития, куда нас поселили, кроме меня жили еще четыре девчонки, которые по сей день в моей памяти; часто вспоминаю наши студенческие забавные деньки с улыбкой на губах. Ох уж и озорными мы были по тем временам.

Танюша Устюгова приехала учиться на повара из далекого Кызыла, тогда ей было 20 лет. Человеком она была безвредным, но глубоко рассеянным и немного глуповатым, как нам тогда казалось. Жизнь ее сложилась не совсем удачно. Закончив мореходку с горем пополам, она пошла в местную столовую мойщицей посуды, потому, как сама понимала, что на большее не тянула. После случайной связи с очередным партнером, ей пришлось покинуть Находку, вернувшись в Томск, к своей единственной сестре, где она и родила сына. Какое-то время мы с ней еще поддерживали переписку, но все как-то вдруг оборвалось. И через много лет, попав в Томск по стечению обстоятельств, я буду пытаться найти там Татьяну, встретиться, пообщаться. Но следы ее бесследно исчезли.

Наталья Гнилицкая была родом из Калмыкии, очень забавная, добросердечная, но слегка с характером взвинченным. Она одной из первых произвела на меня впечатление весьма, положительное, одним словом, мы как-то разом сдружились.

Перед началом занятий всех будущих студентов направили отрабатывать на колхозные поля, помогая собирать картошку. Целый месяц мы жили в бараках, вкалывали с раннего утра до позднего вечера, в полном смысле слова. Ну а после работы, уставшие, но счастливые взбирались на сопку, пели песни, или просто общались с малочисленным местным населением. Рядом находилась войсковая часть, откуда ребята почти каждый вечер умудрялись наведываться в наше временное поселение. Были забавные дивные вечера. Вокруг неописуемо красивые места.

Как-то, наслушавшись через девчат, о ряде моих достоинств, к лагерю подошел паренек, и как передали мне, очень жаждущий познакомиться. Я поступила, конечно же, совсем не красиво, пройдя мимо, не ответив ни на один вопрос, и вообще не взглянув в его сторону, просто проигнорировав, будто человека нет вообще.

Сейчас это можно объяснить всего лишь стеснительностью и неподготовленностью, не достаточным воспитанием и глупостью. Алик, как звали того служивого паренька, был первым обиженным мною человеком.

– Ты прости меня, дорогой, прости за высокомерность и невежливость, жаль, что осознание бывает запоздалым.

Ну а с Натальей мы как-то запросто могли понимать друг друга почти с полуслова. Но в свою очередь, каждая по-своему была своенравна и заносчива, что собственно и послужило нам обеим только во вред. Незаметно наша дружба перешла почти в откровенную вражду, отчего мы, в общем-то, обе немного страдали, понимая, что взаимно неправы.

Еще пройдет немало времени, пока нас вновь не сдружит, но на этот раз несчастье, постигшее другую Наталью, тоже жившую вместе с нами в одной комнате. Ее мы как-то от души называли цыганочкой, ведь она в действительности была слишком похожа внешностью и манерами на цыганку, а родом была из Иркутска. В Находку Наташа приехала вместе со своей закадычной подружкой Валюшкой, человеком незаурядным, неспокойным и с весьма вольным характером.

Наша цыганочка была по жизни веселой и жизнерадостной, со временем нам с ней предстоит очень сдружиться…

По окончании полевых работ мы приступили с усилием к занятиям. Жизнь в общаге оказалась очень жестких правил – строгая самоподготовка по вечерам, по утрам обязательная зарядка, режим, дежурство, вплоть до того, что приходилось отдраивать сортиры. После десяти вечера строгий отбой, и частые проверки строгого замполита, короче почти военная дисциплина.

Совершенно от посторонних людей я узнала о своей однокласснице Татьяне, очень сочувствовала ее несчастью, не хотела верить сказанному и услышанному. Мне казалось, она очень строгих правил, и ее ни что не изменит, но я ошибалась…

Приехав в Приморье, Таня почувствовала волю, так не хватавшую ей там, дома. А здесь в дали, оторвавшись от материнских забот и хлопот, она начала, что называется, отрываться по полной программе. Вела беспорядочную связь, забросила учебу, ушла жить к местному пареньку, а незадолго до моего приезда в Находку, Танюша показала своему спутнику свой нрав и характер, заявив, что уходит к его другу. Ревности не было предела. Взяв топор, ее неформальный супруг стал наносить ей удары. Таня закрывалась, как могла, остановить разъяренного мужчину было невозможно, она кричала и звала на помощь. После двух-трех нанесенных вскользь ударов по голове, озлобленный партнер отсек Тане кисть правой руки. Что было потом, мне до точности не известно, но та трагедия сыграла огромную роль в судьбе несчастной школьной подруги. Паренька, конечно же, осудили. А Татьяне, познавшей стыд и унижение, не хотелось возвращаться обратно домой, к матери.

В течение года мы изредка случайно встречались с ней, мне было жаль смотреть на ее беспомощность, немного неопрятный вид. Как-то встретившись в очередной раз, я пригласила ее в кино, на наш излюбленный в детстве индийский фильм. После практических занятий у меня было полно всяких вкусностей, чем я и угощала подругу детства. Впрочем, от чего она совершенно не отказывалась. Так со временем разошлись наши пути-дороги и интересы.

По своей глупости, я сообщила об ее проблемах своей старшей снохе Шуре и брату, живших рядом по соседству с матерью Татьяны. Бедная женщина еле пережила такой силы удар, и еще долгие годы не могла смотреть в мою сторону, ей казалось, что я причина большого несчастья. Но со временем все расставится по своим местам, и мы еще долгие годы будем общаться с тетей Таисией, сетовать, вспоминать и мечтать. Но это все потом, а впереди пока еще всех нас ждут огромные перемены, тяжелые испытания и очень-очень много интересного и объяснимо-необъяснимого…

Ну вот, и долгожданная весна, большая практика в пионерском лагере на берегу моря, а после, экзамены. К тому времени мы всей группой основательно сдружились, сменилась наша мастер производственного обучения, всеми уважаемая и приятная личность, с ней было весело, интересно и прикольно. Надежда Ивановна, как звали ее, как-то сразу отметив мои качества среди многих, впоследствии даст отличную характеристику, зарекомендовав меня в ДВ пароходстве.

Однажды, мы всей группой собрались в поход на природу, пешком за несколько километров от города, к морю. Сколько было перепето веселых песен и частушек, а как задорно мы жарили на костре сосиски, что по сей день в удовольствие вспоминается тот озорной выход на природу!

Уже после неоднократно вместе с девчатами, мы различными путями пробовали ознакомиться с окрестностями края, по разные стороны Находки. В голове полно романтики, риска и неосознанности. Просто, уходили куда-то очень далеко, веселились, пели, иногда встречали восторженных путников, было интересным на берегу моря приложиться к стопке-другой, появлялся необъяснимый интерес.

Как-то вот также, собравшись в очередной раз, изрядно «поднабравшись», мы с сокурсницей Светланой Лысенко решили сократить путь в безлюдном месте, через сопки. Преодолев какое-то расстояние, вдруг почувствовали тревогу на душе, хотя сами были пьяны, бодры, и веселы. Предчувствие не обмануло, прямо перед нами открылась жуткая картина – возможно тигр задравший лошадь, просто был сыт, так как мы наткнулись на половину только что обглоданной, еще свежей туши. Боже, и куда только подевалось все наше похмелье, тогда я наверно впервые за все годы, точно сдала все нормы ГТО, бежала, опередив подругу через сопку со скоростью Света, с учетом того, что в горах сие занятие сделать было, куда проще. Ноги, то и дело проваливались сквозь толщу листьев, но мы сделали это! Очнувшись и присев, перевели дух у первых окраинных домов города. И лишь только тогда начали осознавая радоваться, что нас самих не съела «киска», петь, плакать и смеяться.

А впереди Пионерский лагерь, огромная работа, ответственность, проявление самой себя. Нашу группу разделили на две. Одни уехали под Владивосток, нас всей комнатой направили в «Лебединое озеро», рядом с Находкой.

Работали с раннего утра и до позднего вечера. Меня все чаще ставили на более ответственную работу, в качестве бригадира, так как от других видно было, что толку не будет ни какого, а кормить предстоит детей до 400 человек.

Вечерами и в свободное время, как и обычно мы сидели на берегу, иногда покуривая сигареты с ментолом, обязательно пели, купались и загорали.

Рядом с лагерем находилась войсковая ракетная часть. Ребята каждый вечер спускались с сопок к нам в гости. Кое-кто нашел там и свою судьбу…

Подруга Гуля Ишимбаева, встречалась с Володей Алисовым, и как я узнаю позднее, они уедут вместе к нему на родину, после появится дочь Владислава, и у них будет счастливая, крепкая семья.

Валентина с Натальей – цыганочкой за время практики успеют сильно повздорить, так как Валя любила, как и обычно общество мужчин, а Наташа, ее просто по-дружески ревновала. Из-за этой причины мы с Натальей в то время, напротив, сильно сдружились. В свободное время ходили по нескольку километров до остановки, чтоб съездить в Находку, просто пройтись по магазинам, сходить на почту, в кино. А вечерами, в тишине любили по пустынным дорогам делать пробежки, любуясь красотой ночного, звездного дивного края.

Однажды в лагере вдруг появилась мама Натальи из Иркутска. Это теперь я знаю, что не вдруг. Человеком она была не старым, но видать предчувствовала свою кончину, вот и приехала, якобы просто навестить свою дочь, на деле, конечно же, попрощаться. Пробыв несколько дней в одном с нами бараке на 20 человек, она собиралась в обратную дорогу. Мы с Наташей пошли провожать ее до станции Угольная. До отправки поезда оставалось время, и нам предстояло целый день развлекаться, знакомясь с Владивостоком, от которого все были в полнейшем восторге. Построенный среди сопок, он блистал старинными живописными зданиями и постройками, очень понравилась набережная с многообразием кораблей, патрули, чистота и порядок закрытого города. Нагулявшись за целый день, уставшие, мы пошли на морской вокзал ждать утреннего поезда. Проводив маму Натальи, вновь поехали в свой лагерь, через Находку, от усталости я просто засыпала на ходу. А на следующий день наша смена. Но девчата не подкачали, подменяя нас безо всяких разговоров.

Как-то в один из вечеров, точно так же, как и в предыдущий раз, будучи наслышанным о моих достоинствах, а для девчат я представлялась человеком интересным, общительным и незаурядным, к нам пришел служивый паренек с намерениями серьезного знакомства, родом он был с Кавказа. Выйти к нему на встречу, наверно, не хвалило храбрости. Я избегала любых встреч, не зная и не понимая сама, почему. Наверно на тот момент все-таки где-то внутри была трусость, забитость, нерешительность. И до сих пор, называя себя частенько заядлым раком, думаю, что причиной тому мой очень сложный характер.

Вот уже середина лета, скоро закончится второй сезон в лагере, и нам всем пора сдавать заключительные экзамены, что собственно для меня было не проблемой. Тогда я считала свою профессию не призванием, а так, мол, в жизни пригодится, просто надеялась и мечтала повидать моря – океаны. Скорее всего, это была просто моя судьба.

По окончании работ в Пионерском лагере мы все вновь, по осени встретились вместе в своей общаге, но расселяли нас, как второкурсников кого – куда. Жили, как солдаты в окопах, много суеты, забот, неизвестность, уверенность и неуверенность в завтрашнем дне. Учеба мне давалась легко, в отличие от других, которые почти ничего не понимали в кулинарии, организации и оборудовании, и очень страдали от этого. Я готовилась к долгожданным зимним каникулам, собираясь съездить домой, в свой любимый Серебрянск.

В один из вечеров к нам в комнату вошла комендант, как все ее звали Марго, взглянув печально в сторону Натальи, она ошарашила всех протянутой телеграммой. Мамы нашей Наташи – цыганочки больше не было, надо было как-то ей помочь, поддержать. Вот, тогда-то, безоговорочно, молча, без слов, словно смирила нас чужая беда, находившиеся еще в ссоре я и Наталья из Элисты, просто взглянув друг другу в глаза, словно ничего-то и не было, ни какой ссоры, просто собрались и поехали проводить свою горемычную подругу до аэропорта. Сначала ночь в общем вагоне, затем целый утомительный день в ожидании билета, слезы и отчаяние цыганочки. Проводив Наталью, вернулись обратно в училище, где нас обеих лишили частично стипендии за один день прогула… Чужая беда ни кого не интересовала.

Прошло еще немного времени, и все мы разлетелись, кто куда. Авиабилет в те времена было достать трудновато, но вот как-то именно из Владивостока я всегда и запросто могла улететь до Новосибирска. Впервые, сев на самолет, мне понравилось ощущение полета, хотя на душе было страшновато. Я больше года не была дома, очень скучала по всем и всему.

По приезду в Серебрянск вместе с сестрой вечерами ходили в гости к ее подругам в общежитие, Вале и Оле. Там очень весело и забавно проводили время. Как-то пошли в больницу навестить их знакомых ребят, служивших в местной войсковой части. Одного из них я сразу заприметила. Родом он был из Дагестана, и звали его Абдурахман. Парень он был веселый, сразу смело и решительно подошел ко мне, пытаясь установить контакт, завязался небольшой разговор. Чуть смущаясь, я, как и обычно, почти замкнулась в себе, лишь изредка молча улыбалась, хотя понимала, что этот человек мне симпатичен, но какая-то сила словно замыкала и удерживала меня. Наступала та самая пора ломать барьер своих непонятных опасений. Незаметно пролетели каникулы.

Шура и Нуртай к тому времени уже разошлись, а я с удовольствием навещала маленькую Алию. У Амантая с Катериной родился второй ребенок, сын Тулеген. Оба моих братца постепенно спивались.

Как и всегда, провожать меня до поезда пошли мама и сестра. Вот тогда-то я впервые, переступив свои страхи и пороки, сделала первый решительный шаг, написав письмо Абдурахману, которое передала через Шолпан. Так завязалась переписка, обмен фотографиями, желанный интерес. До Владивостока я доехала слишком уставшая и грязная, оставалось сделать последнюю пересадку до Находки. Сдав вещи в камеру хранения, решила немного привести себя в порядок. Зайдя в туалет, лицом к лицу встретилась с Наташей – цыганочкой, недавно похоронившей свою мать. Мы обнялись, как два самых близких человека, потом вместе ехали поездом, общаясь всю ночь.

По приезду в училище, и окончании формальностей в документах, нас вновь направили во Владивосток, в ДВ пароходство, для дальнейшего распределения. Я заранее знала, что Виза мне уже почти открыта, в отличие от других, ждавших ее годами, тогда это было сложной задачей. Мы все попали к разным инспекторам и по разным направлениям, практически теряя связь, друг с другом. Меня в тот же день направили в Находку, на судоремонтный завод, на т/х В.Мордвинов. Помирая от страха, я очень боялась подняться по трапу на первый в моей жизни сухогруз. Но с коллективом сдружилась быстро, появился азарт и интерес к чему-то неизведанному, что называется романтикой и мечтой.

Там, на судне сдружилась с Ольгой Эмрих, тоже практиканткой, но другого профиля, она обучалась на бортпроводницу, могла одним словом работать от дневальной и уборщицы до буфетной. Вечерами к нам в каюту заходили ребята, мы весело проводили время за анекдотами, песнями и болтовней.

Вскоре я обратила внимание на паренька из Казахстана, звали его Александром. В коллективе его недолюбливали, но мне он нравился, и мы запросто общались. Постепенно это стало входить в привычку и затягивать, вечер без ребят казался скучным.

Стихийные отношения Ольги с ее дружком Игорем, перешли в небольшой роман.

Я впервые, в свои двадцать лет испытала первый страстный поцелуй Шурика, который, впрочем, и запомнился навсегда. Но на этом наши отношения оборвались, так как ровно через месяц меня вызвали вновь в пароходство, направляя на т/х С. Есенин.

Там мне не совсем все нравилось, казалось каким-то чуждым. Но я работала, училась, набирая опыт, и в течение месяца уже получила паспорт моряка. Радости не было предела. Дорога в загранку была открыта. В то же время меня быстро и незамедлительно направили в первый рейс, на теплоход «Пионерская правда».

Я в душе побаивалась всех и всего, ни чему не веря, прислушивалась и присматривалась. В первый же день судно пошло на Сахалин, в порт Корсаков, где грузилось несколько дней.

В свободное время мы бродили по городу, с не привычным для меня климатом. Ветра буквально сдували и сбивали с ног. Жизнь на острове мне показалась не интересной, пустые прилавки, блат. А я, как и всегда любила ходить в кино. Тогда шел впервые показ фильма «Мужики», от которого все были просто в восторге.

На «Пионерской правде» сдружилась с поваром, Светланой Курносовой, которая тоже не малому научила в делах кулинарии, хотя по годам мы были ровесниками, но у нее за плечами была не первая практика на судах. Человеком она была безвредным, но по природе своей вспыльчивой и очень нервной, могла не в настроении запросто швырнуть ногой любую кастрюлю, и бог знает что еще. Мне, в моей ситуации приходилось просто подстраиваться под каждый характер, чтоб как-то пробиться и продержаться, зарекомендовав лучшие морские качества.

Иногда проводили вечера в общении с другом, в полном смысле слова, Олегом Владленовичем Пшенниковым, вторым помощником капитана. То был очень порядочный, воспитанный, интересный и весьма привлекательный джентльмен, одним словом, дамский угодник. Его обожали все девчата экипажа. С ним было очень интересно общаться, и мы просто знали, в трудную минуту на него всегда можно положиться.

После Корсакова нас направили в Северную Корею. Я впервые увидела и ощутила всю суть загадочного мне моря, восторгу и впечатлениям не было предела. Очень нравились и запомнились живописно-сказочные берега Кореи.

В один из дней нас пригласили на природу. Мужчины занимались шашлыками, не допуская нас к столь ответственному искусству. Но мы и сами-то не горели желанием, просто хотелось отдохнуть, взглянуть хоть одним глазом, а как живут-то другие? Моему любопытству не было предела. Я бродила по удивительно чистому лесу, восторгаясь трудолюбию корейского народа. Неподалеку от леса, на многие километры пролегали поля, на которых работали все, от мала до велика, с большим упорством, оптимизмом и ответственностью. Да, нам бы у них поучиться! Черно-зеленые полосы были видны, насколько хватит глаз, все чисто, ни одной травинки!

Неожиданно я наткнулась, чуть ли ни лицом к лицу на молодежный отряд, который выполнял какую-то странную не то игру, не то задачу, очень похожую на нашу «Зарницу» из детства. Смотреть на них было забавно и интересно. Но они немного не комфортно чувствовали себя в моем присутствии, поэтому старались избегать и не попадаться на глаза.

Вечером нас пригласили в Интерклуб. Для меня это было новинкой, довольно уютное помещение, легкая музыка, и в основном показ по телевидению только тогда еще здравствующего Ким Ир Сена. Наши ребята долго и много довольствовались пивом, ну а мы с девчатами просто присутствовали, грызя орешки, пили какой-то сладкий напиток и просто радовались жизни. За столом кто-то из комсостава подшутил с корейскими друзьями в мой адрес, что, мол, я кореянка. После чего симпатия и уважение к нашему составу, как бы увеличилось, как нам показалось. Было, конечно же, смешно и забавно.

Из Кореи нас направили в Индию, моему счастью не было предела, сбылась детская мечта, я боялась что-то лишнее сказать вслух, сглазить. Ну, хоть глазком глянуть на зовущую меня мечту. Во время перехода постепенно менялся климат, погода и качка. Я быстро привыкала ко всему. В свободное время часами стояла на верхней палубе, наслаждаясь красотой неописуемого и столь полюбившегося мне моря, дуновением легкого морского ветерка, той незабываемой сказкой.

И как часто порой я тоскую и мечтаю вновь вернуться туда, хоть на мгновение. Да, тогда я была поистине очень довольна и счастлива.

В Бомбее нас возили на экскурсию по городу, водили в кино и Океанарий. Было все незабываемо интересным. Жаль, что тогда не всем еще было возможно, вот так запросто, как сейчас что-либо снять на видео, запечатлеть все то, важное для жизни.

В Гоа мы загружали цемент, стояли долго, времени свободного было много. Я ежедневно ходила, порой одна, через обжитые людьми джунгли на пляж, то был просто красивый, песчаный берег океана, где мы купались и загорали. Плавать я не умела, поэтому просто барахталась в воде и пищала от удовольствия. Мы с интересом изучали местный быт, старую крепость, ветхие постройки, блеск и нищету доселе, не известной мне Индии. В магазинах на положенную нам валюту взять было практически нечего. Я покупала лишь открытки на память, агатовые бусы и заколки для волос. От жары, очень много хотелось пить, кока-колой не напивались, а мороженое индусы тогда делать не научились, хотя в Бомбей стекались люди со всего Света, оно там было лишь жалким подобием. Купив однажды, мы его практически не успевали съесть, слегка охлажденная смесь за мгновения вытекала из рук. Но одно то, что сбылась моя мечта, и я побывала в загадочной стране, вознесло и возвысило меня на вершину счастья, хотелось поделиться радостью с близкими и друзьями.

Переписка с Абдурахманом не прекращалась. Поделившись своими впечатлениями, я с нетерпением ждала от него ответа и чувств, но сын гор был чем-то озадачен и ущемлен, это чувствовалось с первых строк его письма. Он писал, как бы в укор, мол, если ты и видела красоту различных стан, то я видел зарево боевой ракеты, и это тоже неописуемое зрелище. Видит Бог, не имея на душе ни какого умысла, как-то обидеть его, а лишь просто поделиться эмоциональной радостью, я в свою очередь сама оказалась обиженной. Абдурахман просто прервал со мной переписку, не отвечал на письма, от чего несколько огорчив меня, я была подавлена.

И лишь только мама, как мне казалось, понимала все мои эмоции, необычайно радуясь за меня и молясь в душе.

Из Гоа нас вновь направили в Корею. Путь лежал через Сингапур, город-капиталист, город-спекулянт, и государство, от которого я также обалдевала на каждом шагу. Там была неописуемо наикрасивейшая природа, огромные небоскребы изящной архитектуры, множество джонок на воде, много разных людей, разнообразие лавок. И это все мне очень и очень нравилось. Мы бегали от магазина к магазину, глаза разбегались от изобилия различных вещей и дешевых цен, хотелось успеть все посмотреть и запомнить. Где-то в душе даже была зависть, что люди живут намного интереснее нас. Наконец, очень уставшие и обессилившие, мы ждали на причале прихода за нами транспорта, который должен был доставить нас к судну. Неподалеку от нас стояли китайцы, японцы, малайцы, бойко споря по поводу моего происхождения, что было видно и понятно невооруженным глазом. В те годы для них видать было дико увидеть среди советского экипажа, похожую на них девчонку, один утверждал: «малай», другой спорил: «джяпан»… А наши ребята шутили: «Смотри, Гульжан, на счет тебя спорят, малайка ты, японка или кореянка!».

Позади Индия, Сингапур, Корея. Впереди таможня, три часа ночи, 3 июля, Владивосток. Мне исполнился 21 год. По радио, в мою честь, длилась долгая музыка, стараниями наших радистов. Вечером, в кругу друзей мы немного посидели в моей каюте, отмечая чуть важное для меня событие. Тогда за столом один из ребят, Толик Никитин, заострил внимание, мол, ну вот, Гульжан, теперь жизнь твоя полетит, как мгновение, не успеешь и оглянуться.

Через какое-то время Светлана Курносова уехала в отпуск, домой в Феодосию. Я осталась за нее, днем готовила на весь экипаж, вечерами общалась с двумя Олегами. Иногда на судно приходила в гости Наталья – цыганочка, с которой мы вновь случайно встретились.

Как оказалось, на тот момент у нее и Валентины Шевченко была общая и неразделенная любовь – смазливый парень, знающий себе цену, берущий от жизни все. Наталья была уже беременной, списалась со своего судна, не зная, как ей поступить в данной ситуации, просила моего совета. Но что я могла ей тогда подсказать, еще не познавшая близких и откровенных отношений, сама проявляя интерес через Наталью о сокровенных таинствах и секретах, а она, как старшая подруга, пыталась как-то объяснить и научить. В те времена считалось неприличным пояснять что-либо подобное в школе, выспрашивать у родителей, вообще табу, познавательные программы, передачи и издания вообще запрещены. Провоз из-за рубежа, определенной литературы и иллюстрации, преследовался по Закону. Наташа объясняла, как следует красиво, правильно и привлекательно вести себя в определенной ситуации. Я слушала и вникала, воспринимая все очень и очень всерьез.

Вспоминаю, как однажды, в один из зимних вечеров, будучи еще учащимися, я с Наташей и еще другими девчатами решили сходить в кафе. Мы стояли на остановке в ожидании автобуса, нежданно туда подошли ребята, курсанты местной мореходки. Один из парней, родом с Украины, подошел ко мне с искренним желанием познакомиться. В глазах его горел доброжелательный огонек. Но я и в этот раз повела себя очень грубо и не тактично, чем конечно обидела его. Именно тогда Наталья Велисевич, первая и единственная в моей жизни обратила внимание на мое неправильное поведение, объясняя, что он тоже человек, и ничего плохого не сделал, что мне следует проще и человечнее обходиться с людьми.

– Спасибо тебе, дорогая подруга, спасибо за все те уроки и подсказки!..

Тот вечер был отлично проведен в кафе, играла приятная музыка, мы пили шампанское, танцевали и веселились. А ребят, морячков, все же потянувшихся за нами, так туда и не запустили, так как вошедший патруль попросил их просто покинуть заведение…

…Некоторое время Наталья со своей проблемой находилась у меня в каюте, пока наше судно стояло на берегу. Я жила повседневной жизнью, готовила различные вкусности, вечерами гуляла по Владивостоку.

В один из вечеров, проходя мимо открытой двери каюты старпома Александра, я обратила внимание на находившегося там гостя, на вид лет сорока. В тот же вечер ко мне зашла в гости бывшая сокурсница, Раиса. Мы даже с ней толком не успели пообщаться, как в мою дверь постучали. Чиф вежливо пригласил нас в свою каюту. Глупые и бестолковые мы восприняли это за должное, на душе было даже весело и интересно.

На столе у старпома стояло спиртное и легкая закуска. Он представил нам своего товарища, старательно пытаясь ухаживать за Раисой. Ну, а Иван, оказался человеком грубым и невоспитанным. Было видно, он брал от жизни все, что хотел, не было предела его наглости и хамским намекам на неизбежную связь. Я, чувствуя неладное, пыталась прервать знакомство и вечер, ссылаясь на усталость и предстоящий трудовой день. Самолюбие гостя было задето.

На следующий день, подзабыв о прошедшем вечере, я сидела уставшая после работы в своей каюте. Считалось в норме, что экипаж, это одна семья, никто не посмеет обидеть. Открылась дверь, на пороге Иван. Он прошел без приглашения и резко опустился рядом со мной, на диване, давая волю своим рукам. Это совсем мне не нравилось, я попросила его удалиться. Но грубый и неотесанный мужлан, не привыкший себе в отказе, стал жестко выражаться, выкинув фразу: «сказал трахну, значит трахну…», только на более грубом жаргоне. Мне не приятен был и он, и его речь и манеры. Рванув, я выскочила из каюты, оставляя нерадивого поклонника одного, спускаясь на нижнюю палубу к артельщику, Серову Олегу, с которым была в товарищеских отношениях. Он был порядочным пареньком, но на тот момент находился в компании своей подруги Натальи. Я не хотела им мешать, поэтому поспешила за помощью к Олегу Пшенникову, дав понять ему наспех о неладном. Олег был глубоко понятливым человеком, и, успокоив меня, оставил в своей каюте, а сам, как порядочный мужчина ушел разряжать обстановку. Возвратился он с улыбкой, тихо посмеиваясь, такой добрый и приветливый, олицетворяя нежность и уют. Я слушала его с округленными глазами, а он еле сдерживая смех, пытался рассказать увиденное. Оказывается, что как только я постучала в его дверь, в тот же самый момент Олег Серов был уже у дверей моей каюты. Пареньком он был крепкого телосложения, собственно и Иван был тоже человеком далеко не мелким. Подошедшему Олегу Владленовичу предстала следующая картина – артельщик Олежка, взяв за грудки непрошенного гостя, выкинул очень ловко того за дверь. В ответ «поверженный» пригрозил ему, что, мол, ты не знаешь, с кем связываешься, на что Олег грубо ответил: «да будь ты хоть министром обороны!». На том инцидент был исчерпан, Иван навсегда забыл дорогу ко мне. А Олег Владленович через некоторое время проводил меня до каюты.

Они оба, два Олега, навсегда остались в моей памяти, оставляя яркий след и теплые воспоминания…

Близилось к концу лето, я собиралась в отпуск домой, прихватывая с собой заморские безделушки, в подарок близким.

Родители были очень рады моему приезду. А я душой, уже рвалась обратно, к зовущему и любимому моему сердцу морю. Но приехав домой, как раз подоспела на свадьбу своей сестры. Теперь в доме было тесновато. Небольшую комнату занимал средний брат со своей семьей. Родители жили в прихожей, которая одновременно была и кухней и гостиной. Большую комнату, как бы напополам, делили мы с сестрой, но так как я теперь бывала дома редко, то сестра полностью чувствовала там себя хозяйкой.

Бабушка к тому времени уже с нами не жила. В одну из зим, от безысходности, чувствуя себя лишней и ненужной, она покинула наши края. В свои девяносто с лишним лет, она, своим ходом, отправилась на Украину к дочери. Отец, конечно же, допустил неисправимую ошибку, отпустив мать, вот так, просто и необдуманно, не по-мужски.

Сейчас больно вспоминать бедную и несчастную бабульку, и ни у кого тогда не шелохнулось сознание. Сколько же ей предстояло пережить и выстрадать. В том есть вина каждого из нас…

Для старшего брата мама к тому времени выхлопотала неблагоустроенную квартиру, в бараке на четыре семьи. Он жил отдельно, практически никому не мешая. Женился вновь, на случайной девице, с которой в дальнейшем у него отношения не сложились. Иногда он работал, навещал Шамсию с дочкой.

Свадьбу сестры планировали провести во дворе нашего дома, гостей пригласили не много. В день регистрации пришла помогать и Шамсия, она деловито и грамотно готовила, накрывая столы, расставленные под свисающими гроздьями винограда. Я большей частью ходила беззаботная, но на регистрации не присутствовала, немного помогая снохе, но от будущего брака молодых была не в восторге, и даже высказала ненароком фразу сестрице: «Да что же ты в нем нашла?». Он был щупленьким пареньком, на три года младше ее, выглядел, как забитый жизнью мальчуган. Средний брат тоже высказал реплику, мол, погодите, «он вам еще покажет…». Но, тем не менее, отговаривать молодых никто не собирался. Я подарила сестре косметический набор, привезенный из Сингапура, в те времена вещь редкая, также босоножки и японский трикотин.

Свадьба предвещала хороший веселый вечерок, но, увы…

К тому времени наша сноха Катерина, уже успевшая родить двоих детей, и ожидавшая появления третьего, из-за своего стервозного характера, пытаясь выместить непонятную злобу, зная буйный и дурной характер мужа, устроила ему скандальную сценку. Ей, конечно, тоже хотелось от души повеселиться вместе со всеми, но мешали дети. Согласно, ее мнения, с ними должна была сидеть «бабка», то есть наша мама. Но мама устыдила ее, поставив на «место»:

– Своих детей я сама поднимала, мало того, что вы живете вместе с нами, мы с дедом кормим вас на свою пенсию, а вы смеете еще норов свой показывать!

Гости были навеселе, когда изрядно подвыпивший и обозленный средний братец, в самый разгар вечера неожиданно устроил дебош. Он подошел к отцу, и махом сбил его с ног, выбив передние зубы.

Большинство из гостей были людьми военными, но участия в данной сцене никто не хотел принимать, все просто молча наблюдали за происходящим. Отец от безысходности забежал в предбанник, слезы обиды текли по его несчастному лицу. Я бросилась на его защиту, преградив собой проход в дверях. Отец тихо стонал: «За что же ты, сынок!?»…

Я и не ожидала, что Амантай, совсем законченная мразь и подонок. Он неожиданно, вновь, рывком бешенного пса, умудрился из под моей руки пнуть в лицо стоявшего за мной отца. Ему показались малыми «выступления», поэтому решил показать всем, какой он супер «герой».

Катерина и с места не сдвинулась, чтоб хоть как-то предотвратить гнусные действия мужа.

А старший брат Нуртай, вдруг решил заступиться за престарелого старика, завязалась драка. По двору катался «клубок», яростно дерущейся и изрядно подвыпившей тройки, в том числе и меня. Гости молча смотрели. Огорченная сестра, со слезами убежала в дом, осознавая, что ее свадьбу с умыслом расстроили брат со снохой. На том веселье и закончилось. Я, оказавшись меж двумя братьями, и пытавшаяся их разнять, вела себя не наилучшим образом, маты и ужасная брань летели с моих уст во все стороны, новая кофточка разорвана, босоножки имели жалкий вид. Всех нас кое-как разнял подбежавший, новоиспеченный зять Василий.

А на следующий день мне было очень стыдно вспоминать произошедшее накануне. Но оглядываясь назад, я думала и немного успокаивала себя тем, что я, не будучи мужчиной, хоть как-то, но пыталась остановить сумасбродство, и не им, здоровым мужикам, стоявшим в бездействии, осуждать меня!

Удивляюсь, как после того случая, семейка братца продолжала оставаться жить под крышей стариков, оставаясь на их же иждивении, ни сколько не чувствуя угрызения совести?! Впрочем, совести-то у них никогда и не было, недостаток воспитания и разума, невежество, вот то единственное, чем они и подходили друг к другу.

А родители продолжали им помогать, так как любили и жалели внуков, но обида так и осталась.

У меня появилось отвращение и ненависть к брату и его семье.

…Утром следующего дня, вновь пришедшие гости, решили продолжить не состоявшуюся вечером свадьбу, но все было как-то грустно и невесело.

Вот тогда-то старший брат, уже не живший со своей очередной женой, предложил молодым перебраться жить в его квартиру, заявив, что «Катька с Амантаем вам не дадут житья…».

Барак находился неподалеку от нашего дома, так, что мы с сестрой вручную стали переносить ее вещи, пока Василий находился на службе. Мама успокоилась, радуясь, что у молодых все идет ладно и дружно. Так, на этой ноте мы расстались, и я вновь уехала в Приморье.

Вернувшись обратно на судно, застала свое рабочее место уже занятым, возвратившейся из отпуска Светланой, наши отношения были немного натянутыми, терпеть ее иногда невыносимый характер было не в моих силах, мы чувствовали, что скоро расстанемся навсегда, и от этого в жизни я, ничуть не потеряю и не огорчусь…

Меня временно поставили вахтенным матросом у трапа. Днями я с удовольствием отсыпалась после ночного дежурства.

Одним из вечерков, гуляя вблизи порта, я случайно зашла в магазинчик, где неожиданно встретилась с Шуриком, знакомым с т/х В.Мордвинов. Как-то екнуло в груди, да и он, было видно, растерялся в присутствии своих товарищей. Мы мельком перекинулись парой фраз, и я, почти мгновенно исчезла, о чем после немного жалела, вспоминая огонь его глаз. Но, все проходит…

В один из будней я отдыхала в каюте после очередной ночной смены. В тот день на судне была запланирована учебная пожарная тревога. Во время рейса у нас не раз проводились подобные занятия, мы надевали спасательные жилеты, спускались в шлюпках на воду, все казалось просто игрой.

В этот раз услышав рев пожарной серены и не предав этому особого значения я продолжала спать, не осознавая, что учения по стечению обстоятельств на самом деле обратились в настоящую катастрофу. На судне полыхал пожар, горела нижняя палуба. Трагедия началась именно с каюты Серова Олега, где на тот момент находилась его подруга.

На теплоходе вмиг воцарилась необъяснимая тишина. Что-то внутри подсказывало проснуться, предвещая беду. Неведомая, пугающая сила заставила меня подняться и открыть дверь. К моему ужасу судно уже покинули, как оказалось все, кроме меня одной. Огромные клубы едкого черного дыма ворвались в каюту, в коридоре стояла непроглядная мгла, электричество было отключено. В мгновение, захлопнув дверь и осознав ситуацию, я кинулась к иллюминатору, откуда повалил белый густой дым. Подумав, что в воду прыгать бессмысленно, несколько встревожилась, так как, не научившись плавать, и с учетом того, что был уже глубокий ноябрь, рядом стоящие катера-спасатели в такой суматохе меня просто бы не заметили. За какие-то доли секунд стала обдумывать – что же делать? Становилось страшно, очень хотелось жить. Благо, чток тому времени, на судне я была человеком уже не новым, хорошо ориентировалась в обстановке. Схватив большой кусок марли, смочила его водой, обмотав лицо и голову. Накинула пальто, чтоб хоть как-то защититься на случай поднимающегося пламени огня на верхнюю палубу, закрыла глаза от едкого дыма и на ощупь не дыша, пошла к выходу, сквозь огромные черные клубы. Осмыслив все, было решено бороться, оставшись в каюте, я рисковала глупо погибнуть, единственный шаг – только вперед.

Расстояние от каюты до ближайшего выхода было коротким, но бессмысленным – данная дверь была технически не исправна. Техника безопасности на судне явно желала лучшего, в чем минус капитану А. Топоркову, который изрядно любил приложиться к спиртному, не всегда уделяя должного внимания к своим прямым обязанностям, хотя человеком был далеко не глупым.

Со слезами на глазах, испачканная в копоти, затаив последнее дыхание, я из последних сил с надеждой и упорством пробиралась к очередному выходу. Было досадно, больно и обидно оказавшись на наружной палубе осознавать, что ты ни кому не нужна, про тебя все забыли. Весь состав метался в панике на берегу, кто одетый, кто полураздетый. День совпал с дежурством второго помощника капитана Пшенникова Олега. Ему, как ни кому другому тогда, как ответственному по судну, конечно, досталось больше всего. Он метался по палубе с отчаянием в глазах. Я спускалась по трапу на берег, слезы текли ручьем по щекам, была и боль и обида и радость в том сумасбродном состоянии.

Потушив пламя огня на нижней палубе, не дав огню уничтожить всю надстройку, все постепенно начали приходить в себя. Было очень много работы, копоть большим слоем осела на переборках и потолках, в коридорах и столовой команды. Всей гурьбой приходилось устранять последствия пожара. Ну а судно ожидал огромный ремонт и долгая стоянка в порту. Мы продолжали жить и работать. Весть о нашем бедствии мигом разнеслась по всему пароходству и судам. А я неожиданно получила вызов в отдел кадров, к своему инспектору, для дальнейшего направления на очередной теплоход…

16 ноября 1982год. Я стояла на палубе рейдового катерка, чувствуя себя неуверенно в ожидании, когда только что прибывший из рейса экипаж т.х. Л. Михеенко сойдет с трапа, чтоб подняться самой на судно. Но как скажет мне в будущем Сергей: «Ты была привлекательной в своей белой паутинке, необычной и интересной». Я, конечно же, на тот момент, не замечая его, буду лишь знать, что эти молодые парни, все работники моего будущего экипажа. А Сергей в свою очередь обратит тогда на меня внимание, отметив бестактность ребят, не пропустивших меня вперед на судно.

Немного обустроившись в своей каюте, я стала знакомиться с оставшимся на сухогрузе составом, приняв оборудование и инвентарь на камбузе, приступила к работе. Поселили меня на средней палубе. На тот момент я была вполне довольна. Написала письмо матери, о случившейся неприятности на т/х Пионерская Правда, и вновь рвалась в море, романтика брала верх над страхом и разумом. Мама, в свою очередь, получив письмо, сильно переживала, звала вернуться домой, хотя знала, что переубедить меня очень не просто. Но, имея дар предвидеть, она просто знала, что со мной ничего не случится.

В тот день, я вышла из камбуза в столовую команды, там находились страховые агенты, предлагая свои услуги. Тогда я впервые и обратила вскользь внимание на паренька невысокого роста, коренастого, и на первый взгляд, приятного в общении, то был Сергей. В течение рейса он был для меня хорошим товарищем, но с самого начала знакомства мной не воспринимался, как серьезный мужчина.

Было очень забавно услышать его ответ на вопрос страхового агента: «А почему ты не женат, ведь тебе уже 23 года, почему нет детей?». На что Сергей ответил: «Я же маленький, меня никто не любит», сказано было с иронией и шуткой.

Ну, а я в тот момент обратила внимание на сидящего за столом паренька – Виталия Толчина, в тот миг, подумав: «этот будет моим». Он был красив и обаятелен, физически сложен.

И вот очередной выход в море, впереди Вьетнам и Северная Корея.

В пути мы легко сдружились с Сергеем, вечерами вместе проводили время на палубе, общались, шутили, веселились, постепенно привыкая, друг к другу. Он для меня был, все равно, что подружка, только в брюках, мы подолгу и много могли говорить с ним на любую тему. В тот момент у меня и в мыслях не было, что Сергей смотрит на меня, прежде всего, как на девушку.

А я, все с большим интересом посматривала в сторону Виталика, и ждала походящего случая, решив сделать шаг навстречу первой. И этот миг настал.

Мы стояли во Вьетнаме, в порту Дананг. Вновь сбывалась моя детская мечта. Ступив на землю, на тот момент измотанного, обедневшего и отсталого народа, я была счастлива от общения с ними, мне интересно было все. Мы часто ходили с экипажем на пляж. Я вела себя, как беззаботный шаловливый ребенок, отставала от всех, любопытничала. Сергей, как истинный товарищ, не оставлял меня одну. Иногда мы с ним сбегали в ночное время, вопреки запрету, посмотреть на быт местного населения. Любопытство и интерес брали верх над сознанием. А с пограничником Ли Ван, постоянно дежурившим на нашем судне, были в очень хороших дружеских отношениях. Он всегда закрывал глаза на наши с Сергеем похождения, верил и любил нас, и вообще, мне казалось, что вьетнамцы с уважением относились к советским людям.

В один из вечеров всех желающих пригласили в Интерклуб. Я пошла с удовольствием, Сергей остался на вахте. В Дананге, в отличие от поселка, куда наше судно пойдет чуть позже, люди жили более интересной и активной жизнью, помнятся кое-какие постройки и здания, магазины, в которых можно было купить амфоры и вазы, а также украшения. В Интерклубе нас усадили за один общий длинный стол, на котором из закуски были, как мне помнится, лишь лук, нарезанный кольцами, помидоры и сладкий перец, без соли и специй, и много различного спиртного. Но поскольку наш экипаж был сытым, мы просто пришли развлечься и отдохнуть морально от повседневных забот. Зал был большим, где стояло много столов, за которыми отдыхали моряки с других судов, городов и различных стран Мира.

Раздалась интересная и громкая музыка, под которую вошли в зал человек двадцать, местных очень красивых и изящных девиц. Их как-то быстро востребовали мужчины, но не с нашего судна, кто танцевал, а кто ушел в уединение… Как мне объяснили наши ребята, что это здесь в порядке вещей, страна бедствует, законы не нарушаются, а государство при этом еще что-то имеет. Я смотрела, удивлялась, но в душе не было ни капли укора и осуждения. Наши парни сидели скромненько, их денег хватило бы разве что на обычный танец с местной красоткой. Зато веселью наших подвыпивших ребят, ну ни как не занимать. Девчонки с нашего теплохода вели себя скромно и прилично. Я же в свою очередь, что называется, оторвалась по полной программе. Как потом рассказывали Сергею ребята: «Ой, там Гульжан, так зажигала!» Выпив и изрядно захмелев, я пошла в пляс, извиваясь, удивляя и забавляя наших парней.

Не заметно для себя, мы с Виталиком, бросив всех, ушли на прогулку-экскурсию, по огромному зданию Интерклуба, в котором было много мелких магазинчиков и каких-то контор. Нам было в интерес наблюдать, как ужинают, ловко орудуя палочками, местные симпатичные девчата, которые в свою очередь очень стеснялись нашего присутствия, улыбались, избегая с нами встреч и общения.

Уже была глубокая ночь, когда мы, в конец, уставшие и подвыпившие должны были возвращаться на судно. За исключением девчат, все парни были пьяны в «ураган». Свое поведение я помню едва смутно. Ребята, почти из рук в руки перенесли меня с катера на трап нашего судна, при большом волнении и качке, был риск свалиться в воду. Я уже ничего не чувствовала и не осознавала, и лишь сильные руки подхватывали, удерживали и оберегали меня в тот вечер, тогда еще совсем бестолковую, но очень счастливую.

Что было потом, головная боль, тошнота. Втихушку, пробравшись в подсобку, я долго склонялась над раковиной, ругая себя «на чем свет стоит». Ну а после в моей каюте, мы еще какое-то время весело общались с Виталей и его напарником, пареньком тоже весьма симпатичным, и совсем не желающим покинуть наше общество. Сидя с Виталькой слегка в обнимку, беззаботно беседовали о глупостях, не заметив, как вдруг открылась дверь. Почти ворвавшийся Сергей, радостный и веселый, с восторженным криком: «Гульджан», вдруг помрачнел и резко развернувшись, кинулся прочь от каюты. Я не понимала его поведения и крикнула вслед: «Сергей, Сергей!». До меня просто не доходило тогда, что он может испытывать ко мне обыкновенные человеческие чувства, что это ревность и боль обиженного паренька. Но я этого не осознавала и не хотела понимать, просто знала, что наступит завтра, и мы будем вновь обычными друзьями. О чем, собственно и сам Сергей, также подумал. Он принял увиденное за должное, решив не мешать, просто оставаясь приятелем.

Ну а мне было радостно и весело в душе, от общения и близости с Виталием. Мы стали с ним чаще встречаться, не скрывая своих отношений. Все даже как-то стали привыкать к этому, воспринимая за должное. Но в наших беседах и общении не было искреннего увлечения. Да, он был симпатичен мне, но познавая его, я как-то больше отдалялась от него, далее поцелуев у нас ничего не получилось. Позже, когда мы уже будем близки с Сергеем, я так и не отвечу на его вопрос: «почему между нами с Виталиком ничего не было?». А я на тот момент, просто не хотела унизить Виталика в глазах ребят. Так мы и расстались с ним, стихийно и незаметно. Но в душе был осадок. Виталик ничего дурного не говорил обо мне при разговоре с Сергеем, я в свою очередь не говорила лишнего в его адрес. А Серегу в ту пору брала ревность, недоверие и непонятный интерес.

Сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю с легкостью те деньки и понимаю, что непредвиденные обстоятельства и моменты могут случаться с любым и каждым, это вполне нормально, это жизнь. Просто на тот момент мы с Виталей, может быть, были несколько безграмотны. Искусству любви порой учишься всю жизнь. И по собственной глупости два интересующих друг друга человека, в миг просто отдалились, неосознанно, необдуманно. Ну а Сергей в свою очередь, как мне покажется тогда, станет первооткрывателем моих интересов, моей жизни, моих познаний. Мне стало с ним занятно. И мы уже не расставались практически никогда, каждое свободное время проводили вместе, гуляли по Магадану и Владивостоку, ходили в кафе, с удовольствием поедая мороженое и радуясь жизни. Виталик ушел в сторону, замкнулся в себе и больше нам никогда не мешал. Но это все после.

…Помнится необычный случай, как-то подошел ко мне старпом и попросил приготовить обед на 20 человек, чтоб покормить местных рабочих вьетнамцев. Я немного озадачилась, а он пояснил, что трудяги запросто сделают работу за день, что нашим ребятам под силу выполнить, возможно, за месяц. Предстояло за время нашей стоянки в порту очистить судно от налипших ракушек и ржавчины. Вьетнамские парни были невероятно ловкими, трудолюбивыми и жилистыми ребятами. Подвязавшись наспех веревками, они действительно как-то очень быстро и ловко выполнили свою работу. Приготовив им ведро перловки с хлебом, было жаль, вот так просто отдать пустую, ни чем не заправленную еду, и я подлила туда масла, добавив мясные консервы. Потом с любопытством наблюдала, как те усевшись в рядок на корточках рядом с судном, очень бережно и поровну поделив крупицы каши, кто в платочек, а кто в бумажку, ели с таким аппетитом! После увиденного проявился всплеск эмоций и уважения. В таких ситуациях, действительно станешь ценить все, радоваться жизни и всему вокруг, чистому мирному небу.

Мира тебе и процветания, измученная земля Вьетнама, счастья тебе, не поверженный стойкий народ!

С Ли Ван было необычайно интересно и забавно общаться. Я всегда очень любила ириски, постоянно имея их при себе в кармане. Вместе с Сергеем мы общались с Ли на языке жестов, а в глазах позитивного вьетнамца светилось искреннее уважение. Он не мог правильно и вежливо изъясниться, впрочем, как и мы сами, а увидев меня, очень забавно и радостно произносил: «Гюльдзан, илиску дай», я, весело смеясь, всегда угощала его.

Близился Новый год. Местное население, кто как мог, готовились по своему к празднику. Многие жили в хижинах из тростника, спали на циновках, и кроме кое-какой посуды и одежды, не имели ничего. В одном из жилищ меня угостили самодельной конфетой. Других у них не было, после мне стала понятна причина симпатии Ли Вана к «илискам». Засунув в рот псевдо конфету, я не знала, куда бы поскорее сплюнуть и избавиться от нее. То была леденцовая жгуче-горькая смесь. Это говорило, конечно, о недостатке, но сам народ был очень дружелюбным, и мы с Сергеем все чаще приходили в деревню, сникая уважением к местному населению. Он лазил на пальмы в попытке сорвать для меня лист, что не так-то просто было сделать без ножа, тем самым, легко выдавая свои ночные похождения, чреватые последствиями.

Однажды, играя с местными в бадминтон, Сергей пошутил с ними по поводу моего происхождения, намекнув обо мне, сидевшей рядом, мол, я вьетнамка, мы женаты, и у нас есть бой – сын, маленький. Меня очень забавляли такие шутки, хотя на тот момент, Сереем было предсказано будущее.

– Мысль материальна!

На тот момент Сергей знал о моем увлечении к курению, даже пытаясь пристыдить, но указывать мне не мог и не смел. Наша связь была не достаточно крепка, он боялся не ловким поведением сломать еще непонятные, но доверительные отношения. Приближался тропический Новогодний праздник. Мы все ближе становились друг к другу, и было не понятным, ни мне, ни ему – толи любовь нас связывала тогда, или просто взаимная привязанность и общие интересы. Каждый вечер, сломя голову, мы мчались, друг к другу на встречу.

Экипаж не удивлялся таким веселым и не озабоченным отношениям, позитивно воспринимая наши действия, нормально реагируя на пару, запросто сидевшую в обнимку, за просмотром ежедневного кино в столовой экипажа. Стармех, человек в возрасте, которого все с уважением называли дедом, как-то обратил в нашу сторону фразу: «все у вас будет хорошо, и вы поженитесь».

Но, кое-кто из состава, от недостатка женского внимания в длительных рейсах, ревностно кидал реплики в адрес Сергея, на что тот давал решительный отпор. Ему дважды пришлось по-мужски решать вопрос, сначала с одним из ребят, а после, яростно сцепиться в настоящей схватке со своим непосредственным начальником. Электромеханик невежливо бросил упрек Сергею, по поводу его общения с «чернью». Тогда мой друг доказал свое «Я», и в свою очередь мною обуревала гордость за его решительные мужские действия. Но он был чуточку ревнив, мог случайно и не навязчиво разбудить во мне ревность своим поведением, от чего я злилась и страдала. Мы ссорились и вновь мирились.

После Вьетнама наш путь лежал на Филиппины. За время пребывания там нашего судна, я удивлялась жизни местного населения и всему окружающему. На борту нашего теплохода постоянно находились с десяток военных, так как рядом находилась военная база. Наверное, со стороны нас веяла «советская угроза». Но для меня лично, ничто не было чуждым, пограничники казались такими же обычными людьми, мы пытались объясняться и общаться. Покидая берега Филиппин, в моих мыслях осела некая неудовлетворенность. Эта страна, где нам не разрешалось ничто и никак, так и осталась для меня не изведанной загадкой. Но помнится, меня очень удивляли местные ребята-подростки, подплывавшие близко к нашему теплоходу на джонках. Своим пакостными действиями сексуального характера, изображая непристойные движения, они все же вызывали смех и улыбку.

На обратном пути вновь предстояла очередная встреча с Вьетнамом, после Северная Корея, где Сергей решил пойти в Интерклуб, мне почему-то не захотелось больше туда идти, не было настроения.

Вечером, сидя в своей каюте, я услышала веселый и взбудораженный голос вернувшегося Сергея. Он сразу зашел ко мне, довольный и отдохнувший, неся с собой купленный на берегу, первый для меня подарок, красивую неваляшку. Его внимание было приятным.

После Кореи нас направили на Японию.

Встреча с Токио, Осака и Нагоя оставили в моей памяти навсегда незабываемый восторг от столь развитой жизни. Мы гуляли в портах, Сергей, имея навыки фотографа-любителя много фотографировался. Но меня захватывал в кадр не часто, от чего было немного досадно. Но меж тем, как все старались поскорее обежать магазины, где был в изобилии любой товар, я пыталась как можно больше все увидеть, интересным было все. Но от загазованности, к вечеру появилась сильная головная боль. Тут уж призадумаешься – как же люди-то там живут? Ведь это так тяжело.

Приближалось 8 марта. Большую часть валюты я тратила на различные сувениры. Приобрела большой альбом для фотографий, что у нас в Союзе был в большом дефиците, и, который до сих пор, единственной памятью о Японии, хранится у сына. Очень нравилось мороженое, не шедшее ни в какое сравнение с тем, что мне приходилось отведать по жизни.

Нам на каждого члена экипажа во время рейса ежедневно выдавалось тропическое довольствие – белое вино. Иногда я брала его, так на «всякий случай», порой меняла на сок, который шел в охотку из-за жары и постоянной жажды. В каждом из переходов, всем выдавали по ящику яблок или апельсин, а так же бананы, мороженое, арбузы и манго, по тем временам не слыханная роскошь. Моему наслаждению не было предела.

На праздник всех женщин на судне заменили в работе ребята, предоставив день на отдых, как бы в подарок. Вместо меня работал судовой доктор, которого мы ласково величали «Василич». Нас торжественно поздравили, подарив живые цветы и грамоты, а Сергей не подарил мне ничего. Мы начинали понемногу ссориться.

А впереди Магадан, от которого я была не в восторге, город мне совсем не понравился, грязный, с постоянно жуткими и пронизывающими ветрами.

Мы вместе с ребятами иногда ездили в кино. Как-то на пути нам повстречался спекулянт, он торговал тюльпанами, которые держал в дипломате. Сергей замешкался, несколько раз останавливаясь, не решаясь купить, так как цена неизмеримо кусалась – 8 рублей за три цветка, в то время как во Владивостоке цена держалась от трех рублей за отличный букет. Было не очень приятно наблюдать сцену его действий. Лучше бы он тогда просто прошел мимо. Потянув за руку, я отговаривала его от покупки, но наконец, решившись, он все же купил цветы. Мне было как бы и приятно, но в душе остался какой-то необъяснимый негативный осадок. Про что шел тот фильм, куда все пошли, уж не помню. Мы с Сергеем сидели на заднем ряду, казалось, кроме нас двоих ничего не существовало. Не обращая внимания на сидевших рядом зрителей, сжимая от нежности и ласки руки, мы не сводили глаз друг с друга. Тогда Сергей как-то неожиданно для себя отметил вслух, что я самая лучшая, что он меня обожает. Возможно, то была необъяснимая любовь.

Там же, в Магадане нам предоставили возможность отдохнуть в «Солнечной долине». Мы, как и всегда, сидели рядом в автобусе, а на одной из остановок Сергей вышел. Вернувшись, протянул мне маленькую шоколадку за 20 копеек. Было приятно, но в тот же миг он вынул из кармана еще несколько штук и угостил остальных девчат. Стало немного обидно и неприятно, его умысел был ясен – чуточку ущемить мое достоинство. Мы вновь поссорились.

В этот же период я значительно подорвала свое здоровье, подолгу ожидая на остановках автобус. Сергей, как мог, обнимал и согревал меня, стоя рядом, а я чуть не плакала, промерзшая от холода, проклиная чуждый мне Магадан.

После мы какое-то время стояли в Находке. То ссорились, то мирились с Сергеем по любому пустяку. Он иногда укорял меня Виталиком. Я обижалась на его, иногда невыносимые, мелкие и характерные выходки, которые, к удивлению, самой природой передались моему шаловливому и такому же пакостному, в хорошем смысле слова, сынишке.

Находку я любила, часто гуляя по городу с Сергеем, а он иногда очень заботливо и внимательно относился ко мне, понимая, что мы не можем быть друг без друга.

Как-то вечером, освободившись от своих дел, я пошла вопреки всем запретам в машинное отделение, навестить сердечного друга. Просто разбирало любопытство, как это, находиться на судне, и не побывать у мотористов! Сергей был несказанно рад моему неожиданному визиту. Наверно, то было судьбой писано. Мы улыбались друг другу, я слушала на половину, он показывал технику, рассказывая о работе и своих полномочиях, и вдруг, подойдя близко, спросил: «Пойдешь за меня замуж?». Не будучи готовой к такому повороту событий, весело рассмеявшись и ничего не ответив, я убежала, а вечером написав письмо сестре, засунула в конверт наши фотографии с Сергеем. В сообщении был сделан акцент на наши взаимоотношения, с пояснением, что это Сергей, ему 23 года, и по приходу во Владивосток мы подаем заявление. Вот так, сама не ожидая, я вдруг неожиданно дала согласие, не осознавая серьезности своего шага.

По окончании дежурства Сергея, мы вновь встретились в его каюте, болтая о мелочах. Между делом, как бы невзначай, мне пришла мысль сообщить о своих откровениях с сестрой, и не более. Но он, никогда не интересовавшийся и не лезший в личное, стал настойчиво просить письмо. Почти наотрез отказываясь на просьбу, я все же не устояла, не однозначно реагируя на четкие утверждения друга: «ведь теперь у нас нет секретов!». Мой ответ для него, теперь был ясен и понятен. Я не могла произнести вслух то, что он хотел услышать, но изложила все верно и правильно на листе бумаги, то был верный ход. Теперь все наши дальнейшие планы по поводу будущего плавания вмиг рухнули. Перед нами стояла задача, взять отпуск, списаться с судна, подать заявление и сыграть сразу три свадьбы, официально во Владивостоке, после в Якутии, у его родителей, ну а потом в моем Серебрянске. На этом и решили.

Скоро на судно пришла замена из кадров. На море было заметное волнение, а на завтра мы должны были покинуть теплоход, своим ходом добираясь до Владивостока, к родственникам Сергея и в пароходство, для оформления длительных отпусков, у меня на четыре месяца, у него на положенные восемь. К тому времени Сергей уже успел подписать свое заявление у стармеха и мог смело уезжать. Приходилось ждать меня, без подписи моего заявления капитаном, отсутствующим на судне, я не могла ехать в отдел кадров.

…Как-то, еще находясь во время очередной стоянки во Владивостоке, Сергей хотел вместе со мной прийти в гости к его родственникам, как бы представляя меня им. Тогда я еще не воспринимала его всерьез, не придав значения его приглашению.

В определенное время он, нарядно одевшись, искал меня по судну, и нашел на камбузе, беззаботно увлекшуюся какой-то выпечкой. Приятель удивленно возмутился тем, что я еще не собрана. Тогда он считал меня своей девушкой, ну а я со своей стороны не осознавала его своим парнем, поэтому необычный тон друга, казался для меня удивительным, заставляя призадуматься в очередной раз, что ты кому-то всерьез нужна. Отказавшись идти, ссылаясь на всякие глупости, я осталась на судне, а Сергей ушел с испорченным настроением. Он мне потом объяснял, что очень хотел хвастануть перед своими родственниками, самоутвердиться…

В последний наш вечер на т/х Л. Михеенко мой друг вместе с ребятами устроил небольшую отходную, вина было много, скопилось тропическое довольствие, большей частью и мое. Сергей, практически человек не пьющий и не курящий, несколько отдающий внимание спорту, в этот вечер решил как-то расслабиться. В пьяном состоянии я его видела за шесть месяцев всего два раза. Он был смешной, но не буйный, просто провалился в сон. Ребятам ничего не оставалось делать, как втихушку от начальства завести его ко мне, заменив на вахте. Серега спал, я думала о предстоящей перемене в жизни, верила в него, и наверно любила.

– Ты еще не знаешь, Сергей, что когда-то, будешь читать эти строки, вспоминать, и возможно, сожалеть о совершенных ошибках, но это все еще впереди…

Ну, а у меня на пути жизнь, еще полная азарта, испытаний, тревог и проблем…

Наутро следующего дня Сергей очень нервничал, ему надоело ждать меня, не терпелось поскорее покинуть теплоход, что-то гнало его, будто какая-то усталость.

Я долго не могла дождаться возвращения капитана на судно. А мой сердечный друг, буквально лишь чуток не дождавшись его прихода, взяв свои вещи, ушел. Встретившись по дороге с капитаном, на заданный вопрос: «почему без Гульжан?», ничего не ответил, и за мной обратно не вернулся.

Уже заметно штормило, на душе было не спокойно. Объявили штормовое предупреждение, судно отошло на рейд, а мне пришлось еще на ночь остаться на корабле. Но стихию не предугадаешь, на несколько дней стало невозможным попасть на берег. Курировавшие на рейде катера не могли близко подойти к судам, оставалось только пережидать.

Сергей каждое утро бегал в пароходство, узнавать о причине задержки наших ребят и меня, так и не приехавших вовремя во Владивосток.

Наконец стихия поутихла, я перегруженная чемоданом и вещами сошла на берег, не взяв с собой подарок Сергея – неваляшку, так как не хватило рук, а игрушка бы попросту сломалась в пути. Оставив ее своей соседке и напарнице Галине, чувствовала, словно оставляю там частицу нашей любви. Сергей впоследствии, конечно же, обиженно огорчится.

Поезд отходил с вокзала Находки поздним вечером. Я к тому времени уже бросившая практически курить, находясь в стрессовом состоянии, чувствуя себя покинутой, купив по дороге пачку сигарет, закурила, решив, что с Сергеем все кончено. Думала, что по приезду в Пароходство оформлю отпуск, и сразу же поеду отдыхать домой.

Наутро следующего дня поезд прибыл во Владивосток. Сдав вещи в камеру хранения, я налегке подалась в отдел кадров. Там было много знакомых ребят, все спрашивали о причине нашей задержки на судне. Сидя на стуле, среди огромной толпы моряков, мне предстояло ждать своей очереди. Сходив в туалет, от тоски скурила еще одну сигарету. Вернувшись и только присев, чуть не охнула от неожиданности, когда рядом подсев и обняв меня, появился очень веселый, скучающий и переживающий за меня, мой Сергей. Я не на шутку заволновалась по поводу находящейся в сумке злосчастной пачки сигарет. Быстро соскочив, якобы по нужде, поскорее избавилась там от своего «компромата», который очень кстати пригодился к зашедшим туда девицам.

После оформления необходимых документов, мы с Сергеем, сев на такси, поехали на вокзал за моими вещами, после чего сразу же отправились, по вдруг возникшему моему желанию, в специализированный магазин для работников морфлота, куда вход был разрешен строго по удостоверениям. Я сказала, что пока есть чеки, надо купить ковер, так как они в то время были в большом дефиците. Новую жизнь надо было с чего-то начинать. Выбрав самый большой и красивый бельгийский ковер, попросив продавца его упаковать, стала отсчитывать чеки. Сергей, немного подумав, выдал следующую фразу:

– Ладно, давай напополам. И, как бы с иронией прокомментировал: «Если будем расходиться, поделим его напополам».

Он добавил мне ровно половину суммы стоимости товара, а у меня вновь появился неприятный осадок, по поводу его не очень красивой мысли. Из магазина мы направились к такси. На пути, встретившиеся нам прохожие, улыбаясь, сказали, что мы будем счастливы.

На пороге квартиры тетки Сергея, нас встретила его доброжелательная и очень обходительная, замечательной души, бабуля. Она называла меня Жанной или Жанночкой.

В моем чемодане было полно всяких гостинцев, о чем я позаботилась заранее, зная, что у тети Вали есть два сына двойняшки, Ромка и Аркашка, лет десяти.

У меня сильно разболелась голова, приняв душ, я прилегла. Сергей ходил довольный, гордый и веселый.

К вечеру в квартире появилась, вернувшаяся с работы тетушка Валентина, ей было от силы, чуть за тридцать лет. То была стройная, изящная, высокомерная, со знанием вкуса, особа, которой я не понравилась с первого мгновения, по причине происхождения. Поздоровавшись, а находились мы с ней в зале наедине, она спросила сразу:

– А зачем тебе замуж, что ты ждешь от замужества?!

Ошарашенная неожиданным вопросом, я не могла дать хоть какой-то вразумительный ответ, а та, не дав мне попросту ответить, сходу намекнула, что мы с ее племянником совсем не пара, и хорошего из нашей затеи ничего не выйдет.

Настроение мое было на ноле.

В квартире Валентины мы прогостили две недели. За это время я получила сообщение от Натальи – цыганочки, что дела у нее идут плохо. Их судно стояло неподалеку от Владивостока. Было решено съездить и навестить подругу. Сергей проводил меня до парома, мы расстались на двое суток.

Найти местонахождение теплохода Натальи было не сложно. Она встретила меня весьма радушно, хотя чувствовала себя не лучшим образом, сказывались последствия аборта. За вечерним разговором Наташа очень удивила меня. Оказалось, что у них на борту временно работает Олег Серов, тот, что сильно пострадал от последствий пожара на т/х «Пионерская правда», так как вины с него никто не снимал. Из разговора с ним я поняла, что ему еще предстоит выплачивать частично возмещение ущерба, хотя и сам-то он практически остался без ничего. Мы доброжелательно пообщались, и простились, теперь уже навсегда. Вечерком с Наташей прогулялись по местным окрестностям. А на утро, пожелав друг другу удачи, расстались, стихийно и бесследно. Более мы не встречались с ней никогда, лишь изредка поддерживали какое-то время переписку.

Вернувшись раньше времени в квартиру Валентины, я не застала там своего друга, на душе было тревожно.

Он как-то ранее рассказывал о своих бывалых похождениях и встречах. В голову лезли смутные подозрения. Никто из домашних не сообщил мне о его нахождении. Через некоторое время Сергей вернулся. На мои вопросы давал уклончивые ответы, из которых было понятно, что уезжая из города, он действительно встречался со своей бывшей подругой.

Однажды за разговором я спросила его, об их родословной:

– В вашем роду были татары или якуты? – фамилия у бабушки необычная.

– Да русский я, русский, смутился Сергей, явно что-то не договаривая.

По утрам мы, хорошо выспавшись, завтракали и шли гулять по городу и набережной, иногда ходили в кино, заходили перекусить в кафе. Как-то даже, вдоволь нагулявшись, решили перекусить прямо на площади, в центре города. Очень хотелось копченой рыбы и мороженого. Купив по моей инициативе обычной селедки, с большим удовольствием и аппетитом уплетали ее на глазах у прохожих, усевшись на лавочку. Нам обоим и в голову не приходила мысль, что это первые признаки моей беременности. Сергей почему-то стал часто фотографировать меня, как будто чувствуя расставание.

Близился первомайский праздник.

Бабушка с Валентиной накрыли стол, пригласив своих друзей. Там же была старшая сестра Сергея, Валентина, со своим мужем и дочкой. После парада, вернувшись измученной и насквозь промерзшей, я чувствовала себя среди всех чужой, гулянка была не в радость. Сергей тоже находился не в особом настроении, было видно, что он колеблется.

Оставшись с ним наедине в комнате, я завела разговор первой, спрашивая причину его грусти. Он почти со слезами на глазах, ответил, что имел разговор с теткой, и она против нашего брака, говорит, что мы не пара, я не их рода-племени. Очень задела ее фраза: «Сергей, подумай, какие у вас будут дети! Да и сама Гульжан какой станет, она и сейчас не дюймовочка!».

В действительности, во время студенчества и практических занятий, мои размеры весьма впечатляли, но после моря и переживаний, к тому времени составляли не более 55 кг.

Сергей, как-то оживившись немного, вдруг поднял меня над головой, но я, попросив не кружить, остановила всплеск эмоций, почему-то эта затея мне не нравилась.

Вдруг в комнату зашла бабуля, выждав момент, пока в квартире кроме нас троих ни кого не будет. Она была далеко не согласна с мнением своей младшей дочери, но спорить с ней не могла, находясь там, собственно на птичьих правах. А подойдя ко мне и бережно обняв, добавила: «Никого не слушайте, не обращайте внимания, раз любите, то женитесь, и вы будете счастливы!».

Я очень благодарна этому прекрасному, отзывчивому человеку, единственному, кто был добр ко мне. Но задето мое самолюбие, стало обидно за неуверенное поведение Сергея, чувствовалась его отдаленность, предательство и нерешительность, терялась вера в него. Он далеко не по-мужски метался меж двух огней. Если ранее расхваливал передо мной Якутию и родных, то теперь почти отговаривая меня от поездки туда, утверждал, что отец его – пьяница, и не потерпит там моего присутствия. Слушать это было весьма неприятно. Рушились планы, в то время как от моей мамы пришел ответ, очень легкий, приятный и понятливый. В этот раз она писала, обратившись к нам обоим: «Дорогие мои, Сергей и Галочка, мы от души поздравляем вас, желаем вам огромного счастья!…».

Как попало, наспех все обдумав, я предложила Сергею на время отпусков разъехаться по своим домам, отдохнуть и подумать, при этом поддерживая связь. Он, не задумываясь ни на мгновение, сразу согласился. Чувствуя, что это конец, купив билет на самолет, я стала собираться в дорогу. По иронии судьбы, ковер был уже отправлен почтой ко мне домой.

С Сергеем, решившим меня проводить, мы просидели всю ночь на Морвокзале, в ожидании раннего утреннего рейса на автобус до аэропорта. Говорили с ним так, ни о чем, разные глупости. Возле автобуса он как-то с холодком, словно прощаясь навсегда, обнял и поцеловал меня в губы. Я заняла свое место, помахав рукой в окно. Соседка по сиденью поинтересовалась, не муж ли это мой, я ответила: «нет», и замкнулась в себе. Слезы текли по щекам, не хватало воздуха, сжимало в горле и груди. Было обидно, что вот так некрасиво, просто усадил в автобус, избавляясь от меня. Даже не хватило терпения проводить до аэропорта.

В моем чемодане находился настоящий индийский чай для мамы, а отцу японские виски, роскошь по тем временам. Расставшись с Сергеем 7 мая, на 9 число я уже была дома.

Родители радовались моему приезду, не понимая причины отсутствия моего спутника. Но лишних вопросов по этому поводу никто не задавал. Ну а я первым долгом побежала к сестре, посмотреть на маленького малыша.

Шолпан вышла из комнаты на встречу ко мне с малюткой на руках, радости у обеих не было предела. Я часто нянчилась с Женькой, а во время его сна, сидя рядом, училась вязать носочки, которые, ему же и подарила. В тот год мы с сестрой были очень дружны.

Во время плавания мне не однократно удавалось пересылать домой на ее имя всякие сладости, то шоколадные конфеты, то сгущенку, то блоки с жевательной резинкой, с надеждой, что она со всеми поделится. Как оказалось, зря я так думала…

Совсем отвлекшись от своих личных проблем, мне стало в удовольствие проводить большую часть времени своего отпуска рядом с племянником. Но что-то внутри меня менялось, чувствовалось что-то новое, грядущее. После некоторых замешательств, я все же решилась сходить в женскую консультацию. Каково же было мое удивление и состояние, после подтверждения о беременности. Больше не раздумывая о морских романтических похождениях, авантюристка и интриганка по натуре, в тот момент превращалась в будущую любящую мать. Мне казалось, что именно в этом и состоит моя миссия на Земле.

Из поликлиники я почти бежала, но не домой, а к сестре, со слезами радости на глазах, очень желая этого ребенка, не задумываясь о предстоящих и ждущих впереди тяжелых испытаниях. Никого кроме сестры не хотела извещать о новости, считая это своим личным, касающимся только меня.

Шолпан, услышав первой и единственной известие, реально обрадовалась, сказав: «конечно, рожай, это здорово, все будет хорошо».

После, узнав, что ее муж Василий собирается продавать свои свадебные туфли, не зная почему, я вдруг приобрела их у него за тридцать рублей, якобы для своего Сергея, будучи теперь уверенной в нашей предстоящей свадьбе. Наспех собрав бандероль, отправила их в далекую Якутию, где уже гостил Сергей, вместе с Ромкой и Аркашкой, там же вкладывая письмо, с радостной вестью о ребенке, добавив – «люблю, целую, жду».

Потихонечку стала покупать кое-какие детские вещички, для будущего малыша, но на душе немного тревожась. Почему-то припомнился случай, когда мы с Сергеем, гуляя по Владивостоку, зашли в ЦУМ. Тогда, из более приличного парфюма, считались духи «Елена», производства Москва-Париж. Я просто балдела от их аромата. Подойдя к прилавку, неожиданно для самой себя, намекнула другу о подарке, как невесте и будущей жене. Но от последующего ответа обомлела: «они же дорогие, зачем?». Мне ничего не оставалось, как купив духи, сделать самой себе подарок. А чуть позже, проходя мимо бабуль, торгующих цветами, Сергей вдруг приобрел самый дешевый и слегка увядающий букетик из трех тюльпанов, который, по сути, был мне не приятен. На следующее утро лепестки тюльпанов уже осыпались рядом с вазой…

… Заканчивался мой отпуск. Я долго ждала ответ из Якутии, и все же достала из почтового ящика долгожданный конверт, но распечатав который, просто ахнула. Кроме нескольких фотографий, на которых мы были вместе в последний раз, не было ни единой строчки. Замкнувшись в себе, теперь я знала точно, Серега просто «слинял», он предал меня, как последнее ничтожество. Но поступок его был более омерзителен тем, что он струсил черкануть пару прямых строк. Подумав, я решила не сходить с начатого пути, продолжая просто жить.

Наступала пора ехать в пароходство и увольняться.

Как-то, перед самым отъездом, сходила в детский магазин, где мне приглянулся конверт для новорожденного, в коробке с нарисованной куклой. Купив комплект, на обратном пути встретила Шамсию, направлявшуюся по делам к нам домой. Смекнув, глядя на покупку, она улыбнулась, расспросов и лишних слов быть не могло.

Из калитки дома, к нам навстречу вышла мама. Она, как человек престарелый, и далекий от всяких новшеств, увидев коробку, спросила: «Галочка, ты что, себе куклу купила?». А сноха засмеялась и прокомментировала за нас двоих с акцентом: «Ага, купила себе «куклу»». Мама, все поняв, улыбнулась, но зная мой взвинченный характер, не стала комментировать сей факт, оставаясь, как и всегда, молодцом! Любой психолог мог позавидовать ее проницательности и действиям, то была стратег, на 100% знающая свое дело. Она просто знала и верила, настанет время, и все будет так, как должно быть, а указывать и советовать было просто излишним.

Я готовилась в дорогу, к концу августа изрядно похудев. О моем положении, кроме сестры, снохи и мамы не знал никто, так мне хотелось.

Из-за отсутствия билетов на самолет, впереди предстоял долгий путь поездом. До причала меня пошли провожать Нуртай и мама, а напоследок она сказала: «Возвращайся домой». Я сама так и собиралась сделать, еще не зная, какой кошмар ждет меня впереди, под крышей родного дома.

К концу пути, джинсы, сидевшие на мне перед отъездом вплотную, теперь болтались, обещая просто свалиться с ног. Сойдя с поезда, я наспех протерла с себя дорожную грязь и пыль в туалете Морвокзала, переоделась и без выбора подалась к Валентине, тетке Сергея, на недельку – другую, с целью увольнения из пароходства. Мне просто не куда было идти, я как-то верила еще, что она меня не выгонит.

А на душе был какой-то осадок, результат моего эмоционального восприятия на попутчиков в поезде, ехавших по соседству в плацкарте.

…Рядом ехала молодая женщина с грудным ребенком, по всему было видно, как ей крайне тяжело. У нее от первого брака был сын, Руслан, белокурый худощавый парнишка, лет девяти. Он хорошо помогал матери и маленькому братику, сильно уставал, казалось у него не было детства. Для меня стало несколько удивительным его имя, которое в моем понятии сопоставлялось лишь со сказкой «Руслан и Людмила». Со временем я забуду о той маловажной встрече на поезде, 1984 год мне напомнит о ней…, но об этом чуть позже.

Подойдя ранним утром к дверям Валентины, и увидев ее изумленной к своему ужасу на пороге, я быстро, не дав ей опомниться, обратилась с вопросом – можно ли мне провести у нее какое-то время, на время моего увольнения. Не успев обдумать, Валентина ответила: «Ну, проходи, поживи». Мы мало общались с ней, все больше по пустякам, моя судьба ее не волновала, о Сергее вообще не заговаривал никто из нас, как будто ничего и не было.

Тем временем, после моего отъезда дома, собравшись вечером за ужином, мой средний брат Амантай по наущению Катерины, каким-то образом вызнавшие о моем интересном положении, решили вновь навредить, теперь уже мне, сделав что-либо мерзопакостное.

Братец, как-то издалека начал: «Как теперь Галка будет рожать без мужа?».

Ход их мыслей был ясен, мое возвращение стало нежелательным, означая некий дискомфорт в, без того, тесном доме. А хлопотать и добиваться положенного жилья, как многодетной семье, им далеко было не под силу. Он умел только «закладывать за воротник», она в свою очередь любила сплетничать и скандалить, остальное было не по плечу, им, бессовестным обывателям, все еще сидящим на шее у родителей. Они осознавали, что теперь мама будет помогать мне и ребенку, а им, возможно, придется тоже нести какие-то расходы, так как родители неоднократно предупреждали их – «терпению придет конец, питаться будете за свой счет».

Отец воспринял известие, как гром среди ясного неба, чуть не подавившись за столом. Позабыв про свою молодость, и своего первого, брошенного им сынишку, был чужд понять, как это, дочь, не замужняя, беременна!

Катерина с мужем, в предвкушении нужного исхода событий, не скрывая своего восторга, ожидали решительных действий отца, в надежде, что путь домой мне будет закрыт. Но надо было видеть на тот момент мою маму! Эта, казалось, беззащитная, маленькая, хрупкая женщина, над которой я не раз подшучивала по поводу ее роста, вдруг встала из-за стола, в миг, закрывая всем рты. Она сказала, как отрезала, жестко и понятливо: «Если хоть кто-то,хоть что-то по приезду Гали скажет ей, или, ты, (она обратилась к отцу) который сам сделал много ошибок, только попробуйте, ей, хоть слово сказать! Всех выгоню из дома! Помогать буду только Гале!..».

Речь маленькой, стареющей мамы, как игла вонзилась в слабые умишки, богом проклятой молодой семейки и грозного отца. Он сидел мрачный. Больше никто и слова не проронил в мой адрес. А отец еще долгое время, почти до самого рождения моего малыша, будет молчать, делая вид, что ничего не случилось.

… Ну, а пока я еще у Валентины. Уходя в отдел кадров, оставляю поверх своей сумки, как бы случайно, но все-таки специально, свое заявление об увольнении, с указанной причиной о беременности, зная, что она, из любопытства его обязательно прочтет. По моему возвращению из пароходства, у нас состоялся не большой, полу-навязчивый диалог. Она интересовалась – что я собираюсь делать. Услышав, что буду рожать, и просто продолжать жить, очень огорчилась. Пыталась убедить избавиться от далеко не нужного им, но так желанного для меня ребенка.

В пароходстве по своему отнеслись к моему заявлению, категорически отказывая в увольнении, а узнав о моих проблемах и причине, предложили жилье. Но еще попросили сообщить информацию об отце ребенка, утверждая, что таким ребятам не место в пароходстве, чего я не стала делать, отказываясь от их услуг, со слезами и мольбой.

Наконец, добившись своей цели, вновь поехала в специализированный магазин, тратить оставшиеся чеки. Купила второй ковер, блок американских жвачек, и еще массу разных вещей.

Вернувшись как-то днем в квартиру Валентины, застала там паренька, лет двадцати трех – двадцати шести на вид, как оказалось, ее нового воздыхателя, которого она, как мне показалось, осознанно не предупредила обо мне и моем временном присутствии на данной территории. Он спросил у меня – кто я, в ответ я спросила – а кто он? Молодой человек ответил: «Ну, допустим, я родственник». Я ответила: «Ну, допустим, я тоже».

Немного поболтав в напряг, мы не уступали друг другу в сарказме. Я поняла женскую тактику Валентины, желавшую специально, хоть как-то скомпрометировать мое поведение.

Отпустив своих детей в Якутию, и тем самым озадачив Сергея, а также отправив свою престарелую мать на подработку в одно из городских общежитий, Валентина свободно развлекалась, понимая, что в квартиру в любой момент мог вернуться ее бывший муж, имеющий право на жилплощадь, и до сих пор неровно дышащий к ней. Зная его характер, она играла с огнем. Тем временем мне предстояла обратная дорога.

Через две недели пребывания у Валентины, я улетела самолетом до Новосибирска, окончательно простившись с Владивостоком.

Вернувшись, домой, к своему ужасу начала осознавать, забытые мной за время учебы домашние проблемы, ощущать не уют и дискомфорт. Амантай со своей семьей заняли большую комнату, мне пришлось делить маленькую комнатку напополам со старшим братом, который к тому времени стал вести себя не адекватно. Жизнь ему казалась не интересной, он все время искал каких-то приключений и развлечений. Мало того, что к своему несчастью не ценил себя, но еще, практически не давал покоя своей бывшей жене, всячески досаждая ей. Мы с Шурой были вполне в дружеских отношениях. Приезжая домой из Приморья, я не забывала про нее. Частенько наведываясь, дарила кое-какие заморские подарочки. Она встречала меня всегда очень радушно.

По осени я вернулась на работу вновь в детсад няней-санитаркой ясельной группы. Было тяжеловато работать по 12 часов, но выбора не было. Заведующая не раз предлагала, как бывший медик со связями, оказать мне услугу, избавившись от нежелательной на ее взгляд беременности, на что я наотрез отказалась. К тому времени мама стала чаще болеть. А однажды ее доставили по скорой в больницу, где она пробыла до утра. От давления хлынула носом кровь, но медики вовремя оказали помощь. В тот вечер я бежала к ней, сильно переживая в душе, чувствуя и осознавая, что роднее ее и ближе у меня нет никого. Мне не на кого было надеяться, и я искренне молила Бога, о ее спасении и здравии.

Тем временем жить под одной крышей с двумя нерадивыми братцами, постоянно пьющими, с вызывающим поведением, стало жутко не выносимо. В один из вечеров, старший, изрядно подвыпив, пошел в поисках приключений.

По дороге встретив идущую в ночную смену Шуру, остановил ее с расспросами. На его пьяный бред – «куда ты идешь?», она необдуманно, полушутя ответила: «на б-ки». Что было потом! Об этом я в точности узнала лишь на суде, который состоялся, уже в суровые зимние дни… Он бил ее жестоко на протяжении долгого времени, потом догонял убегающую и подползающую к ступеням крыльца барака, где жили Шолпан с Василием, в поисках защиты. Догнав бывшую супругу, варвар истязался и там, разбивая голову о каждую ступеньку. Его злобе не было предела. То был тиран и дьявол воплоти. После, его надолго поместили в изолятор под следствие. Но мама все равно очень жалела сына, страдая от безумных поступков несчастного.

На суде, как свидетель, я должна была дать показания против брата, о его в действительности, гнусных поступках. Но пожалев мать, и взяв грех на душу, поступила не лучшим образом, скверно и не достойно. Оправдывая его, я понимала, что поступаю подло, но отступить, значит сделать больно матери. Было очень стыдно. И, тем не менее, братец получил заслуженный срок, на какое-то время, дав нам возможность жить в более нормальной обстановке. Шура на долгое время перестала с нами общаться. Я готовилась к грядущим переменам, шила белье и детскую одежду, приобрела новый шифоньер и стол. Мама купила мне хорошую кровать с полированными спинками, а отец, напополам со мной, помог купить детскую кроватку. Ближе к январю на отца опять что-то снизошло, он вдруг, как сломался, начал пить и буянить, не давая спать по ночам. Меня это очень злило. Я стала ругаться с ним, в самой грубой форме, а он никак не мог угомониться, в пьяном бреду все больше причитая: «вот, родится внук скоро, я так сильно буду его любить…». Меня это сильно раздражало. Его пьянки, вдруг резко прекратились, как и начались. Может, был очередной душевный разговор с мамой.

Новая жизнь

«А где-то там, за горизонтом,

За этой зримою чертой

Живет неведомое что-то,

Что называется, мечтой…» (автор неизвестен)

В один из январских суровых вечеров, как и обычно, я прилегла на кровать, наблюдая и радуясь за движениями внутри себя, поглаживая живот, разговаривая самыми ласковыми словами со своим малюткой, который иногда просто бушевал внутри, от чего чувствовался некий дискомфорт. Но продолжая терпеливо ждать его появления на Свет, с надеждой, верила в лучшее.

Полежав немного и почувствовав усталость, решила вздремнуть. Что-то внутри беспокоило, нарастая и переходя в невыносимую боль, к которой я была морально и психологически не подготовлена. Не понимая, что происходит, нервничала – почему все так ломит внутри, ведь роды должны быть еще только через неделю, так утверждала гинеколог. Хотя по своим подсчетам, рассчитывала на 24 число. Не понимая практически ничего, зациклилась, настроившись на другую дату. Но природа брала свое. Уже стало невыносимо ни лежать, ни сидеть, в голову лезли непонятные глупости. Дома все спали, был двенадцатый час ночи. Потихонечку поднявшись, я пробралась на кухню к спящим родителям, позвав маму и попросив вызвать скорую. Через считанные минуты зашедшая медсестра, предложив быстро собрать вещи и документы, забрала меня с собой. Мама поехала вместе снами, что меня немного радовало. С благодарностью вспоминаю, как она терпеливо ждала окончания всех процедур, возвращаясь в морозную ночь пешком, в душе молясь за меня и ребенка. Мы расстались на некоторое время. Она вернулась домой, уже к трем часам ночи, измотанная, уставшая и сильно переживающая. Вместе с отцом, они так и не заснули до утра. А на следующий день бесконечно часто, мама бегала к соседям узнавать о новостях.

Меня же тем временем, сразу положили в предродовую палату одну. Не находя себе места, я не могла лежать и сидеть, от боли ломило внизу живота. От переполнявших эмоций, потихонечку плакала, жалея себя, было очень обидно, что страдать приходится мне одной, а кое-кому об этом даже не известно. К утру боль была уже настолько невыносимой, что не хотелось жить, я стояла и думала, неужели придется, вот так терпеть еще целую неделю! Проходившая мимо женщина, видать недавно родившая, смотрела на меня с чувством сострадания. Нервы мои не выдерживали. Спросив у подошедшей акушерки – сколько же мне еще предстоит терпеть, сил больше нет, удивленно успокоилась ответом, что к обеду, уже рожу. Неуверенно, я переспросила: «это правда, сегодня?». Наконец, решив, что пора, меня положили на кресло, обступив со всех сторон, но, не подсказав, когда и как следует правильно тужиться. На лице уже не было живого места, от неправильных потуг потрескались все капилляры, оно представляло собой кроваво-ужасающее зрелище, глаза полностью залились кровью, из-за чего я плохо видела. А медики при этом, продолжали свое пассивное участие. Наконец, к концу моих мучений, в родовую палату зашла дежурившая врач, Ананьина Ольга Викторовна, которой я бесконечно благодарна. Замечательной души человек, с добрыми глазами, подойдя ко мне, ласково сказала: «сейчас миленькая», а своих подчиненных отчитала за нерадивость: «что это, вы, так довели девчонку, измучили, не помогаете?!». Подсказав, что и как де6лать, скрестив руки с акушеркой она стала помогать выдавливать ребенка. А я, превозмогая боль, и испугавшись за его жизнь, хваталась руками за все возможное, упиралась ногами, как могла, пока не услышала первый крик малыша, с трудом рассматривая его. Он не плакал, просто лежал рядом довольный и спокойный, лишь изредка по очереди едва приоткрывая вприщурку глаза, как бы присматриваясь и оценивая новый Мир. Я лежала счастливая и довольная, радости не было предела. Вмиг растаяли все горести и переживания, был только любимый малыш, разговаривая с которым, я гордилась, называя его самыми сладкими словами. Мне хотелось кричать на весь Мир: «я мама, у меня теперь есть сынок и я самая счастливая!»

Вот уж когда вспомнились, когда-то понравившиеся мне строки не известного автора:

Мы огни любовных объятий,

Мы началом своим горды,

Мы зачаты в траве высокой,

Под неверным огнем звезды.

Что скрывать – ревнители веры,

Так повсюду, в любом краю,

Миллионы мужчин и женщин,

Утоляют жажду свою,

Ибо лучший залог бессмертья,

Наши дочери и сыны,

Значит боль греха и позора,

Боль раскаянья и стыда,

В самом первом крике ребенка,

Растворяется без следа!..

Через часа два меня перевезли в послеродовую палату. Девчата с ужасом смотрели в мою сторону. В глазах что-то очень мешало, не понимая причины, я потянулась к тумбочке за зеркальцем, и к своему ужасу отчаялась, увидев свое обезображенное лицо. Немного взгрустнув, решила – будь, что будет, даже если придется остаться такой, все равно подниму ребенка, и он будет счастлив! А чуть позже ко мне подошла врач, сказав ласково, что бывает и хуже, но через месяц все рассосется и пройдет. Я, сомневаясь, поверила.

Тем временем мама, изрядно набегавшись по соседям, прибежала домой с радостной вестью о рождении внука. Отец, естественным образом начал обмывать событие. Вместе с мамой они стали обдумывать варианты имен. На следующий день меня пригласили к телефону. Мамуля с радостным голосом поздравила меня, справляясь о здоровье и услышав, о проблеме с лицом, стала успокаивать, не представляя себе на самом деле серьезности ситуации. После она начала перечислять имена, которые, по их мнению, я должна была выбрать для малыша:

– Муратиком назови!

– Нет!

– Болатиком назови!

– Нет!

…Утром того же дня, я уже впервые кормила своего малютку, ласково прижимая к груди. Долго любуясь им, называя самыми невероятными и необъяснимо милыми словами, считала, что лучше его нет ничего на Свете. В этот день ожидался приход сотрудника ЗАГСа, поэтому все с усилием пытались поскорее придумать имена своим деткам. Ну а я, ожидавшая рождения девочки, заранее придумав имя, Венера, теперь сидела в растерянности. В мыслях пробегало множество разных имен, и ни одно не подходило. В палату вошла женщина, которая стала записывать данные других рожениц. Но я, словно отсутствовала, находясь где-то в пространстве, наедине со своими мыслями. Незаметно очередь дошла до меня. На вопросы отвечала почти неосознанно и машинально. И в мгновенье, очнувшись на вопрос – имя ребенка, протяжно, гордо и красиво произнесла: «Р-у-с-л-а-н», поймав себя на мысли, что удивлена до бесконечности от сказанного. Сама того не ожидая, словно что-то свыше мне подсказало решение, ощутила, что за меня кто-то мыслит. После, я не раз утверждала – имя Руслану дано Богом, наверное, ему предначертана какая-то важная миссия на Земле!

…А на вопрос мамы, как же я все-таки назову ребенка, ответила, что уже назвала, Русланом! Через трубку телефона было слышно, как заголосила радостная бабуля. На пару с отцом они очень веселились, радуясь прекрасному имени внука.

Дни летели, близилось время к выписке из роддома. За эти дни меня в основном навещала мама. В последнее время я немного обижалась на сестру, чувствуя, что та как-то отдалилась от меня, становясь скуповатой, а может по жизни была такой…

Во время беременности мне изрядно хотелось яблок, которых не было в магазинах, но их легко доставал Василий из воинской части. Мне было стыдно сознаться по поводу моих частых визитов к сестре, в надежде, что она угостит меня яблоком. А просить не позволяла гордость.

Вот и теперь находясь в больнице и получив от нее передачку – два маленьких яблочка, стало обидно. Я и сама съесть не могла, было неудобно не поделиться с другими, и угощать тоже не было смысла, нас в палате было пять человек.

Всех, забирать из роддома приходили мужья с цветами и на машинах. Стояли лютые морозы. Я смотрела из окна больницы, в которой сама когда-то и родилась, надеясь увидеть что-то неисполнимое. А издали показались силуэты моих престарелых родителей, шагающих друг за дружкой. Я глядела на них и плакала. Мне было жаль и их и себя. Мама несла небольшой тортик для врачей, а отец, мою сумку с вещами. Поднявшись наверх, где мне предложили переодеться, от неожиданности мама ахнула, увидев мой дивный лик. Но взяв себя в руки, тут же смирилась, боясь спугнуть и расстроить меня. Принесли Руслана. Медсестра очень ловко и быстро запеленала его, и, передав в руки бабушки, пожелала удачи. Переодеваясь, я немного нервничала, так как сестрица моя успела «навести» порядок в моей подготовленной сумке по своему усмотрению, вынув все лишнее на ее взгляд. Ее беспардонность по жизни, порой, просто шокировала. Спустившись вниз, я обратила внимание, как напугала своим видом не только мужчин, ожидавших своих жен, но и своего отца. Он, молниеносно взглянув в мою сторону, сделал вид, что ничего не случилось, опустив глаза. Но я видела, знала и понимала, что и он тоже страдает и переживает за меня. А Руслан начал сильно кричать и плакать, неуютно почувствовав себя закутанным, к тому же он хотел есть. Отец быстро договорился со знакомым водителем «скорой», и мы поехали, с божьей помощью домой. Дедуля, бережно взяв ребенка на руки, первым переступил порог дома, с молитвой и благословением.

Так началась новая жизнь.

В этот неспокойный високосный год, мне очень сильно и во всем помогала мама. В первый же вечер после нашей выписки, она, как могла, устроила небольшой домашний праздник. Специально для меня купила небольшой торт. Отец на радостях выпил. Немного посидели за столом сестра с Василием и десятимесячным Женькой, который уже, вовсю ходил по дивану, не признавая меня. А средний брат весь вечер заглядывал в нашу с Русланом комнату, каждый раз, дико восклицая, и возмущаясь, на последствия тяжелых родов. Он как бы с сочувствием заглядывал в мое обезображенное лицо, и маты летели с его уст непонятно в чей адрес:

– Галя, ну – ка покажи глаза, н-у-у ни …фига себе…!

Ну а Василий все поглядывал на Руслана, безмятежно дремлющего в коляске, и иногда приоткрывающего глазки. Зятьку было в интерес, что Русланчик родился беленьким, с зеленоватым оттенком глаз, который со временем переменился в светло-карий цвет.

Мама ежедневно помогала нянчить и купать малыша. Я сильно уставала, не всегда успевая поесть, и она стала откладывать часть приготовленной пищи, унося в нашу комнату, утвердительно настаивая, чтоб я обязательно покушала, с большим пониманием относясь ко всем моим выходкам. А я, укачивая Руслана, иногда придавалась воспоминаниям, очень тянула в море.

Вспоминалось, как между переходами, с удовольствием наблюдала, в свободное от работы время, за летающими рыбками, на фонтаны китов, а вечерами стоя на корме теплохода, за звездным блеском планктон, сверкающих разнообразием цветов в морском отражении у работающих винтов.

Спустя месяц после родов, у меня стало пропадать молоко, приходилось переходить на искусственное питание. Иногда Руслана кормила грудью сестра, если я отлучалась ненадолго по делам, а порой и Катерина проявляла заботу, на что, ревностно реагируя, ворчала моя не спокойная натура, высказывая маме свои недовольства, позволявшей прикасаться к моему ребенку. Но увидев, что Руслан спит, довольный и сытый, я успокаивалась. Мама, тайком, тоже подкармливала ребенка, и у нее это отлично получалось.

А у меня к тому времени начались по настоящему, первые проблемы. Не прислушиваясь к советам, не убереглась, в результате обратилась к хирургу с маститом. После операции, прошедшей прямо на приеме, сразу отправилась домой, хотя была возможность лежать в стационаре. Нервы не выдерживали, от боли я рыдала в истерике. Мама с сочувствием пыталась хоть как-то помочь. Послеродовая депрессия дала о себе знать. Я по любому поводу срывала свою злость, усталость и обиду на ком-либо, могла запросто от души выругаться, откинуть пинком таз. Мама в такие минуты очень тонко и деликатно находила ко мне подход, успокаивала, и сама очень уставшая, еще находила силы, поддерживая нас с сыном и морально, и физически. Отец очень злился на мои выходки, считая меня эгоисткой.

Как-то по зиме, взяв в руки лист бумаги, я черканула небольшое письмецо Сергею, сообщая о рождении сына, тяжелых родах, о том, что испытываю некоторые трудности. Неожиданно для себя, получила ответ, с обвинением в мой адрес, во всем случившемся. Элементарно, даже не поздравив с рождением ребенка, он тем самым, огорчил меня. А на последок, как бы между прочим, спросил, нужна ли его помощь. Я ответила, что если считает нужным, то пусть помогает. И он посчитал нужным… За все время на мое имя от него почтой поступило трижды по 50 рублей, то есть когда Руслану было шесть месяцев, восемь и десять. На этом миссия, забота и активность Сергея угасли.

Мой отец очень переживал по поводу моего одиночества и ребенка, растущего без отца. Он пытался воссоединить вновь наши отношения с Сергеем, не понимая, что нить уже оборвана. Но, не теряя надежды, как-то привел в дом знакомого фотографа-любителя, попросив сделать несколько снимков внука. Оплатив все расходы, он уговорил меня отправить фотографии Руслана в Якутию, Сергею. Не понимаю, почему я тогда запросто поддалась на его просьбу, ведь знала, что это бессмысленный шаг. Но просьбу отца исполнила.

Получая и в последующие годы фотографии Руслана, Сергей никогда не отвечал и не проявлял ни каких действий и интереса.

А мой отец, которого я стала называть просто, дедом, как-то свыкся с мыслью и понял, что былого уже не вернуть. Где-то внутри, он так же, как мама страдал за нас двоих.

Так шло время. К весне мама добилась от исполкома для семьи среднего брата отдельную квартиру, в которую те не сразу и не с особым желанием хотели переходить. Родители просто устали содержать всех, к тому же им приходилось самим сажать огород и ухаживать за ним, чего не хотели делать сыновья.

После переезда семьи Амантая, в доме стало просторно, чисто, уютно и тихо.

По весне нам позвонили родственники из поселка, сообщая, что скончался мамин брат, Айтбай. Родители уехали на похороны. Мы с Русланом впервые на несколько дней остались одни, спокойные от наступившей тишины. В тоже время я получила ответ на свое письмо, которое отправляла в Комитет Советских женщин, на председателя В.В.Терешкову, с просьбой о содействии в выделении квартиры для отца, как участника и инвалида войны.

Шло время, Руслан подрастал, но мы все чаще с ним стали попадать в больницу, он был слабеньким и постоянно болел. У него был низким гемоглобин и слабый иммунитет, но как всегда, помогала и выручала мама, тайком от меня подкармливая его на свое усмотрение, предвидя заранее мои недовольства и ворчание. От усталости и изнеможения я иногда ревела, при этом напевая песни засыпающему сынишке.

Руслан рос забавным ребенком, мои родители его очень любили, и как казалось мне, обожали больше всех внуков. А мама, не скрывая своих чувств, открыто заявляла, что у остальных есть отцы, а этот наш! Вечерами, сидя за столом с родителями, мы по очереди подкармливали Руслана, очень важно сидящего на своем стуле, и успевающего поедать почищенную нами от косточек рыбу обеими ручонками. Старики наблюдали за ним довольными и добрыми глазами.

Однажды к нам на «смотрины» зашла соседка, подруга моей бабушки. Баба Наталья взглянув на Руслана, гордо сидевшего на своем стульчике, и совсем не обратившего внимания на вошедшую гостью, отметила: «н-у-у, это татаренок», желая ему счастья и удачи. Так же приходила с поздравлениями и другая подруга бабули – Хажяр Гизятова, с которой мы были в дружеских отношениях долгие годы. Она подарила Руслану нитки, по обычаю, на долгую длинную жизнь.

Забавно было наблюдать за играми и действиями маленького Руслана, его первыми шагами. Я обожала его и радовалась всем его шалостям. С наступлением лета мы все чаще гуляли с ним по городу. Он важно и спокойно сидел в коляске, с интересом озирая по сторонам.

К зиме следующего года нам выделили наконец-то долгожданную квартиру в новом доме. Выбрав одну из наиболее подходящих комнат, я поскорее переехала туда вместе с сынишкой. В новой квартире обставила нашу комнату на свой вкус, при этом мечтая о самостоятельной, независимой жизни. Но отец был упрям по этой части, никоим образом не воспринимая вопрос о разделе квартиры.

А до того момента я уже вновь приступила к работе в детсаде. Мама согласилась на некоторое время водиться с любимым внуком. Вечерами они вдвоем за ручку встречали меня стоя на дороге. В ожидании, только завидев, Русланчик очень радовался моему приходу. Я брала его на руки, такого милого и бесконечно прелестного.

Долго сидеть с ребенком мама не смогла, она просто не выдерживала физически. Я, не совсем понимая ее и не осознавая, немного обижалась. Выход был один, Руслан пошел в ясли.

Столь привыкший к домашнему быту, малыш ни как не мог смириться с новой обстановкой и переменой, он подолгу стоя у двери, плакал и звал меня. Находясь по соседству с его группой и разрываясь между работой и им, я пыталась в свободное время сбегать к сынишке, чувствуя себя в безысходности. Каждый раз душа обрывалась от боли, слыша, как он зовет и кричит.

Тем временем наша новая квартира превращалась, в проходной двор. Приходили все, кто помыться, кто постирать, но убирать за собой никто и не собирался. А мама, как обычно, пыталась, как могла, еще всех и накормить, всем угодить. Меня же все это раздражало, начинала надоедать роль «Золушки».

Наступило теплое время, родители вновь уехали к родственникам в поселок, и вновь кошмар и моя безысходность…

В тот вечер я случайно открыла дверь пьяному Амантаю, но выгнать его уже не смогла. Он нагло занес в квартиру мешок дурно пахнущей травы, от которой, еще долгие несколько дней стояла невыносимая вонь и кружилась голова. Прошел на кухню, и до неприличия гадко стал с жадностью уплетать напеченные мной пироги, при этом громко чавкая, и гадко ругаясь непонятно в чей адрес. На мое замечание вообще среагировал, как бешеный зверь. Кинувшись на меня, и вполне осознанно угрожая, в самой грубой и гнусной форме заявил: «вот возьму и трахну тебя сейчас в …». В моей душе стало гадко и противно. Не связываясь с ним, мы закрылись с сыном в своей комнате. Я очень ждала возвращения родителей.

Ответ мамы по жалобе безобразий братца – подонка, меня сильно расстроил. Она мне просто не поверила, попросив не выдумывать. Обозлившись, я перестала с ней делиться своими личными делами и мыслями.

Условия работы в детсаде были мне не по душе, я пыталась подыскать для себя что-то новое и подходящее.

Вскоре самостоятельно освоила азы техника БТИ и стала работать одна на весь район, и техником, и бригадиром в одном лице. Все рабочие моменты казались интересными и занимательными, появились новые друзья и подруги. Но в связи с большой нагрузкой, я не в состоянии была успеть выполнить всю работу по району. Приходилось обслуживать еще и поселковые заявки.

Однажды поутру, заехал мужчина, лет пятидесяти. Оставив машину у крыльца, он уверенным шагом прошел в отдел, поздоровавшись, присел, сообщая, что машина готова и пора ехать. Недоумевая, я еле поняла, что надо срочно сделать заявку в поселке Октябрьск для родственницы заведующей горОНО А.Н.Туембаевой, которую я совершенно не знала и вообще о ней даже не слышала, мне не было до нее ни какого дела. Этим я очень удивила собеседника: «Как, Вы не знаете Александру Накасымовну?!», словно речь шла о ком-то особенном человеке, будь то Бог, царь или герой. Но, тем не менее, было немного забавно общаться с солидным мужчиной, который с виду напоминал актера Микеле Плачидо, комиссара полиции Коррадо Каттани, из нашумевшего тогда фильма «Спрут». Вскоре девчата по горОНО, где мне еще предстоит работать, будут подшучивать надо мной: «вон «Колорадо» пришел…».

По дороге в поселок мы говорили с ним ненавязчиво обо всем. Он рассказал о своей бывшей жене, которую зарубил партнер-любовник, также поведал о сыне Сергее, которому не везло по жизни. Но лично про себя старался пропустить, недосказать. И как-то мимолетом спросил, сколько мне лет – «хоть 30-то есть?». Я ответила: «нет, пока еще только 25». Но, тем не менее, он не навязчиво предложил встречаться, на что я никак не отреагировала. Его звали Геннадием. Пройдет немного времени, и наши пути случайно пересекутся. Но эта случайная встреча сыграет немаловажную роль в моей дальнейшей судьбе…

Как-то из Администрации меня попросили подготовить Акт о состоянии жилого дома престарелой женщины, жившей на окраине города. По этой причине, я в составе комиссии, поехала на объект, где и познакомилась с водителем горФО, с виду лет сорока. Олег был мне симпатичен и приятен, мы стали встречаться. Родом он был из этих мест, но какое-то время жил тоже, как и я, в Приморье. Детей у него не было, жизнь не удалась, и они с женой вернулись в Серебрянск. Он часто возил меня на служебной машине по заявкам, но наше общение не выходило за рамки дружбы.

Вскоре нашему отделу выделили здание в центре города, с множеством кабинетов. Мне и новой напарнице Людмиле Мельниковой было разрешено жить и работать там. Недолго думая, я заняла одну из комнат, чувствуя себя довольной и счастливой. Людмила расположилась по соседству, с ней мы были поначалу в очень хороших отношениях. От бригадирства я отказалась, предоставив эти полномочия ей.

Вечерами мы продолжали встречаться с Олегом, который много рассказывал о себе и своих неудачах. Теперь он работал рядом, так как перешел в пожарную охрану. Наши здания находились в пяти минутах ходьбы. В один из вечеров мы засиделись с ним допоздна за бутылкой шампанского. Людмиле Олег явно не нравился. Я же, чувствуя себя одинокой, хотела простого общения и внимания, новоиспеченный приятель казался мне интересным и азартным. Да и фамилия у него была под стать – Азаркин. Но чем ближе я узнавала его, тем больше появлялось чувство дискомфорта и разочарования, пропадал всякий интерес к собеседнику. А его визиты в пьяном угаре, стали вообще отвратительны. Резко оборвав наши натянутые отношения, я дала понять, что ничего нет и быть не может между нами. Он же в свою очередь, какой-то надломленный, так ничего и не добившийся в своих личных планах, неожиданно уехал обратно в Приморье.

С появлением новых сотрудников, в отделе – Людмилы и Светланы Внуковой, стало веселее и задорнее в работе. Я всегда легко и запросто перевыполняла план, так как была финансово заинтересована.

Мои родители очень скучали без Руслана. Иногда он оставался там с ночевкой на выходные. Ну а на новом месте с не меньшим удовольствием играл в игрушки, катался на пластмассовом тракторе во дворе, и забавно задрав ножки, съезжал по дорожке вниз. Я смотрела на него, смеясь и радуясь его проделкам и шалостям. Отделившись, мы жили в уюте и спокойствии.

Однажды отец возвращался со свиданки с осужденным старшим сыном из Павлодара. Дорога лежала через Барнаул. Вернувшись, домой и, переступив порог, он был словно сам не свой. Мы с мамой, чувствуя что-то не ладное, проследовали за ним в комнату, в ожидании чего-то необычного. Отец, присев на старенький диван, разрыдался у нас на глазах. Мама спросила: «Что случилось?». И тут он поведал нам горечь своей души.

Прогуливаясь по перрону в ожидании поезда, он вдруг ощутил необъяснимое чувство к мимо проходящему молодому человеку. Но странным было то, что они оба, одновременно поравнявшись, остановились, словно какая-то сила их внезапно притормозила, и казалось, долго смотрели друг другу в лицо. У отца отнимались ноги. Через какое-то время они, молча, пошли, каждый своим путем, слов не было, как не было и сомнения. В том человеке, как две капли воды, похожем на Нуртая, его старшего сына, от которого отец, по иронии судьбы только что возвращался со свидания из зоны, он, бесспорно, признал своего первого сына Гену, от первого гражданского брака, так и выросшего в приюте без любви и ласки. Что тогда, на перроне, мог испытывать он, его сын, и какая сила остановила тогда отца, известно лишь одному богу. Но он искренне плакал, изливая нам душу, и виня себя за ошибку молодости, повторяя раз за разом:

– Гад, я, гад, ведь это сын мой, ой как больно!

И слезы текли ручьем по его бледным щекам, а мама, сочувственно стоя рядом переживала, ей тоже было жаль ни в чем не повинного паренька.

…Гена был рожден от финки, женщины легкого поведения, и именно это стало причиной семейного раздора. Ее мать-старушка говорила тогда на ломанном русском языке с акцентом: «Моя дочь пластитутка». Ребенку было годика три, когда отец создал новую семью, его мать, не желавшая самостоятельно воспитывать малыша, отдала Гену в приют. О дальнейшей судьбе мальчика никто уже не знал. Лишь годы спустя, судьба свела пути – дороги сына и отца.

Вернувшийся из заключения к тому времени старший брат, стал жить с родителями. По началу, даже устроился на работу, слесарем-сантехником. Я случайно познакомила его с Людмилой, которой тоже было слишком одиноко. Она была очень высокого роста, но довольно симпатичная. Личная жизнь не сложилась, она приехала с матерью и ребенком в Казахстан, из Ленинграда, где работала на стройке. До этого они жили в Грозном.

Познакомившись с Людмилой, Нуртай остался у нее с первого же вечера. После, я не раз высказывалась: «родственников надо любить на расстоянии…».

Близился Новый год. В праздничный вечер мы все вместе сходили в гости к родителям, а после ушли к себе продолжить событие. К нашей компании присоединился дружек братца, Валера, которому на вид было лет сорок пять. Мне он не понравился, но Нуртай охарактеризовал его с самой лучшей стороны, как человека одинокого и глубоко порядочного.

Наши с ним недолгие отношения нельзя было назвать серьезными, это была просто случайная связь. Меня совершенно не тянуло к нему, а встречаясь, я наверно пыталась как-то заглушить свое одиночество. Но встречи с ним становились все более не приятными. Он был в совершенстве бестактен, одевался не самым лучшим образом, всегда грязный и помятый, чаще в подвыпившем или не адекватном состоянии. И естественно со стороны его ни какого знака внимания. Я, недолго думая, очень понятливо объяснила о нецелесообразности наших встреч, на что он легко ушел с моего пути, больше не появляясь. Вычеркнув его из своей жизни, мне вновь хотелось легко воспринимать жизнь такой, какая она есть, верить и надеяться.

Со Светланой общались мало, я хорошо помнила ее еще по школе, из параллельного класса. В начале мая она пригласила меня, Людмилу и Нуртая на день рождения ее мужа Александра, который в свою очередь был в дружеских отношениях с моим братцем, заочно мы знали друг друга.

Их дом находился далековато, пришлось, не в привычку идти в горку. Мы подошли как раз к столу, где находились родственники Светланы – ее мама с сожителем, сестра Лена с мужем, и брат Виктор. Играла ненавязчивая музыка. В доме было очень чисто и уютно. Я обратила внимание, что все, за исключением Светы, с удовольствием припадают к рюмке-другой, но особого значения этому не придала, ссылаясь на праздничный повод. Через какое-то время мама Светланы, Валентина, уже лежала без сознания в кладовой. На мои возгласы о том, что ей плохо, никто и внимания не обратил, в порядке допустимого. Братец мой за разговором с Шуриком, не забывал о присутствии Людмилы, ну а я, оставаясь на тот момент свободной и счастливой, больше проявляла интерес к музыке и танцам, на пару со Светой, и естественно несколько заинтересованно и целеустремленно поглядывая на ее брата. На него-то я обратила внимание сразу, только переступив порог дома. Мне ничего о нем не было известно, да и это было не так уж важно, он был просто в моем вкусе. Наше веселье длилось допоздна. Наконец, распрощавшись с хозяевами, мы начали расходиться по домам. Виктор пошел провожать меня. Мне это льстило, я шла, напевая что-то себе под нос, мечтала и строила планы. Мы не говорили с ним ни о чем серьезном. И даже позже, на протяжении долгих лет, во время наших случайных и редких встреч, наше общение проходило просто и непринужденно. Говорить о чем-либо не получалось. Мне казалось, что именно в этого человека я влюблена до беспамятства, и готова ждать его всегда, бежать за ним, куда и когда угодно, словно сходя с ума. И было совершенно не важно, как он одет, как выглядит, не бралось во внимание его, зачастую подвыпившее состояние. Он никогда не дарил мне цветов и не то, чтобы оказывал какое-то внимание, а очень запросто мог в моем присутствии обнимать другую. Собственно он никогда и ничего не обещал. Было больно, но я терпела и чего-то ждала.

Мне казалось, что и со Светланой то мы сблизились и сдружились одним разом и надолго, только лишь из-за него. Она, понимая мои чувства, пыталась не раз отговорить от ненужных встреч, давая понять, что человек он пустой. Но тогда я не хотела слушать ничего, что могло рушить мои надежды. Мне было очень одиноко.

Близился мой день рождения. Свои двадцать шесть лет хотелось отметить веселым застольем.

Еще до знакомства с Виктором, ко мне случайно зашел средний брат со своим товарищем. Юрий, с которым мы познакомились, был невысокого роста с приятной внешностью. В его семье была какая-то неурядица, что меня абсолютно не задевало. Но я приняла его дружбу и общение легко. Он умело говорил красивые слова, но по всему было видно, что даже если и имел серьезные намерения на мой счет, то сам был человеком далеко не серьезным и даже несчастным. Особого внимания от него ждать не приходилось, он сам был, еще тот «подарок». Мне как-то чертовски по жизни везло на пьяниц, я их прямо притягивала к себе. Наша мимолетная связь очень резко оборвалась, масла в огонь подлила и Людмила, унизив нерадивого поклонника в моем присутствии, уж очень ей было плохо, когда кому-то хоть чуточку было хорошо. Ну а мне оставалось лишь смотреть вслед уходящему Юрию, ни сколько не сожалея об этом.

В свой день рождения я от души накрыла праздничный стол. Кроме Люды с Нуртаем, пришли мои родители, сестра с мужем, Светлана с Сашей, хотелось надеяться на появление Виктора. Он работал водителем ПАТП и в тот день был на смене. Тем не менее, покинув ненадолго гостей, мы со Светланой отлучились до ближайшей остановки, в надежде пригласить его на вечер. Но, увы, он был абсолютно безразличен к данному событию. А мы продолжили плясать и веселиться от души.

Случайно на пороге появился Юрок. Приличия ради, я его пригласила к столу, по всему было видно, что гость голоден. Немного поев и выпив, он все же посчитал нужным уйти. Впоследствии ему вновь предстоит помириться с семьей, и мы, словно не зная друг друга, будем молча проходить мимо при случайных встречах, каждый думая о своем.

Шло время. Виктор то появлялся в моей жизни, то исчезал. Но я все ждала его, мечтала, строила планы.

Неподалеку от нашего барака, на территории милиции, в то время проживала бригада строителей на поселении. Я не знала причину их судимости, хотя не раз была наслышана о них. Все они работали в бригаде Саши, мужа Светланы, и заочно знали меня.

Мое общение завязалось с самым бойким из ребят, которого звали Байзулла. Я очень жалела их всех, порой подкармливая за своим столом, или просто угощая чем-либо, за что они мне были безмерно благодарны. Байзулла имел привычку завираться, я делала вид, что соглашаюсь и слушаю его, хотя его болтовня не всегда была интересна, впрочем, как и он сам. Но с Русланом они запросто нашли общий язык, и мой малыш, частенько не слушая меня, убегал к нему в гости, проползая под большими металлическими воротами на территории милиции, зная, что там его не достать. Вдоволь наигравшись, возвращался домой довольный и восхищенный. Встречаясь с Баем, я понимала, что это далеко не тот человек, который мне нужен и интересен, и знала, мы скоро расстанемся, достаточно малейшего повода. И все же, еще какое-то время продолжала с ним общаться. А он, прибедняясь, находил средства и возможность приходить подвыпившим.

Поздним осенним вечером горемычный поклонник, находясь в здании общежития бывшего ясли-сада, вместе со своим знакомым, изрядно выпив, спорили о разных глупостях. Молодой паренек, не полных восемнадцати лет, вдруг вполне осознанно, конкретно и уверенно заявил: «Вот выйду сейчас на улицу и завалю первого встречного!».

Трагедия той ночи не обошла стороной супруга, моей знакомой Любаши, которой став вдовой, пришлось одной поднимать двух дочерей. Ее мужа, мужчину крепкого сложения, тридцати с лишним лет, постигло несчастье совершенно неожиданно. Не предвидя коварства и беды от малолетнего подонка, истекая кровью, от удара ножа в спину, он умер почти рядом со своим домом.

Первыми под подозрение, конечно, попали мои знакомые ребята. А Байзуллу сразу определили в изолятор, за отсутствием того на месте, на момент трагедии. Опасаясь последствий, что на него вот так просто навесят преступление, он сообщил следователю, что тем злополучным вечером был моим гостем, после чего неприятности не обошли стороной и меня. После этого случая мы резко расстались. А ребята и Бай, разъехались по своим домам, когда наступил такой момент.

В одну из поездок со Светланой в Усть-Каменогорск, с намерениями закупить необходимые вещи, на причале меня вновь поджидало необычное знакомство. Легко и с улыбкой в мою сторону направлялся симпатичный паренек, физически прекрасного телосложения, не навязчиво зашел разговор. Досымбек, или просто Дима, как представился молодой человек, без лишних слов, запросто предложил встречи, свидания, общение. С виду он был пареньком уверенным, знающим себе цену, возможно, никогда не испытывающий недостатка женского внимания. Я была польщена, и, конечно, он мне очень понравился. Не могу сказать, что слыла влюбчивой натурой, нет, скорее, была просто одинока, не давая отчет своим действиям от безысходности и скуки. В каждом новом знакомстве познавала что-то новое, остановить меня было уже невозможным. От ласк и нежности одного, я просто сходила с ума, от пассивности другого, сразу теряла интерес и гнала проч.

Ну а на этот раз, было непонятное влечение, никакой взаимной душевной заинтересованности. Мы понимали, что не пара друг другу. Внутренний мир его был для меня далек и непонятен, равно как и мой для него. Мы расстались без лишних слов. Но месяц спустя встретились вновь. Он постучал в окно, проведенный вечер не укрепил наших взаимопониманий. А спустя еще какое-то время, встретившись мимоходом на мосту, приветствуя и взаимно улыбаясь, мы просто прошли мимо друг друга.

Я полностью погрузилась в работу.

Люда, став бригадиром и чувствуя власть над нами, стала вести себя не по-товарищески. Днями она отсыпалась в объятиях моего брата, взвалив всю основную работу на меня, чего я терпеть не собиралась. Но сделав ей предварительное замечание, продолжала работать, общаясь с ней. Людмила в совершенстве не представляла себе, чем чреваты последствия ссоры со мной, хотя брат не раз подшучивал над ней по этому поводу. Я знала обо всех ее негативных действиях и нарушениях, выполняя свою работу безупречно.

Однажды Люда просто вывела меня из терпения, взбесив до той степени, что хотелось на месте рвать ее на части. Сидя рядом, самодовольная и высокомерная, она запросто унижала в моем присутствии брата, оскорбляя и задевая национальные достоинства. Этого я не могла и не хотела прощать. Между нами завязался невидимый бой, нападкам с моей стороны не было предела. Эмоционально возбужденная в тот вечер, оставив сынишку у мамы, изрядно выпив вина со Светланой, возмущенная и разъяренная, я вернулась в барак, посылая в адрес Люды всевозможные упреки и угрозы, обещая ей вскоре предстать перед судом. На что Людмила, молча, игнорировала все мои негодования. Спустя некоторое время я отправила докладную в область, а также подала заявление в ОБХСС. Начались разбирательства, которых побаивался брат, имея судимость, но с Людой не смотря ни на что, расставаться не хотел. Суд долго ждать себя не заставил, все доказательства были на лицо. Но взяв во внимание, что подсудимая являлась одинокой матерью, ей назначили два года условного наказания, с выплатой 20% из зарплаты в течение двух лет. Обязанности бригадира, в силу обстоятельств, мне вновь пришлось взять на себя. Самым забавным было то, что после этого случая, Люда еще открыто и утверждала, что теперь она именно меня уважает больше чем других. Нам еще недолго пришлось терпеть присутствие друг друга, мне было неприятно находиться в одном помещении с ней. Наш отдел расширялся, приходили новые работники, пришлось освободить комнату и возвращаться к родителям. Мама была этому только рада, мне это совсем не нравилось. Вскоре я подала заявление на увольнение.

Руслан подрастал, самостоятельно катался с горки на санках, играл с девочкой из своей группы посадику. Отец с улыбкой на губах, наблюдая за ними из окна, любил подшучивать над внуком: «Что, ушла твоя Наташка?», – «уся», опечаленно отвечал малыш.

К тому времени Русик забавлял меня своими прикольными выходками, а может находчивостью. Он частенько бегал через переулок к моей сестре, поиграть с Женькой и Олесей, которая была младше Руслана на два года, но росла очень бойкой и задиристой девчушкой. Городок наш был небольшим, тихим и спокойным, практически, порайонно, многие были заочно малознакомы. Поэтому я спокойно относилась к похождениям сынишки до тетушки.

Однажды, вернувшись домой возбужденным и озлобленным, он ворчал и грозился, что как только вырастет, всех «их» сразу перебьет, объяснив нам, «бестолковым», что его обидела семейка «Аддамсов», детей из не благополучной семьи, где папаша совершенно не занимался их воспитанием, хотя на людях выставлял себя человеком, чуть ли не гениальным и важным. В народе его прозвали – «мешок с дерьмом». А у их не работающей матери, на полном серьезе не дружили голова с телом. В их квартире было почти пусто, всегда шумно и очень грязно.

Эти беспутные детки, превосходя Руслана в количестве и по возрасту, проходя мимо него, подняв с земли прут, и поковыряв как следует в коровьем дерьме, с удовольствием вымазали им малыша, который пытался с ними бороться. Жаловаться матери этих невоспитанных подростков было бесполезно, она находилась словно сама в себе, ничего не слушая и не понимая.

А мой сынок все не мог угомониться: «Казаки, эти Садибековы!», видать, уже слыша их фамилию на улице. Мы с мамой, переглянувшись, засмеялись, объясняя ему: «Ты же сам казах, нельзя так…», на что наш маленький воин ответил: «Нет, у меня молда не казацкая!», и еще очень долго возмущался. Подумать только, и ведь ему было только четыре года!

Помнится случай, еще не зная соседей, мы с мамой крайне удивились смышленостью Руслана. Играя на улице, он неожиданно забежал домой, сообщая, что на лестнице лежит бабка Кулитина. Удивленно подумав – «ну надо же, мы еще ни с кем не знакомы, а он уже знает соседей по фамилии», я спросила его: «Откуда знаешь, что она Кулитина?», Руслан уверенно ответил нам: «Да потому, сто она кулит!..». Вот смеху то было!

Возвращаясь обратно домой из помещения БТИ, где мы временно жили с сынишкой, я опасалась, что не уживусь с братцем, который все больше стал прикладываться к бутылке и совершенно не хотел работать. Ему было легче и интереснее отнять, выпросить или просто ограбить.

Уволившись с работы, я почти сразу устроилась в горОНО, бухгалтером по расчетам за детсады и музыкальные школы. Там же стала подрабатывать секретарем-машинисткой на полставки.

Отец мой, вечерами ходил недовольный, по взгляду было видно, что хочет что-то сказать, но не решается. А я, возвращаясь с работы, чувствовала в своей комнате какой-то дискомфорт. И после пришла к мысли, что во время нашего с сыном отсутствия, братец, которому не хотелось водить собутыльников в свою пустую комнату, вел всех проходимцев, в наши апартаменты. Там устраивал систематические пьянки, как попало, убирая за собой следы. Но запах вина, курева, мусор, не могли быть не замеченными. Возмущаясь, я стала упрекать родителей, на что мне ответил отец: «Вини свою мать, это она «его» покрывает, не хочет скандала дома». Моему гневу не было предела. Я стала требовать от отца немедленного размена квартиры, так как жить под одной крышей с подонком не хотела, опасаясь пагубных последствий его влияния на маленького Руслана. Но отец был непоколебим, ему было очень жаль делить четырехкомнатную квартиру, и он предложил другой вариант, врезать замок в нашу дверь. Выхода другого не было, новый замок отец тут же установил.

Тем временем, преуспевая на новом рабочем месте, легко освоив работу бухгалтера, я проявляла себя с самой лучшей стороны. Казалось бы – живи и радуйся. Но завистников и недоброжелателей хватает везде…

Нас находилось восемь человек в одном кабинете, все дружно работали, шутили, общались.

Как-то в отдел вошел мужчина, поздоровавшись со всеми, мельком взглянул в мою сторону, и неожиданно резко покраснев, быстро прошел к зам. главного бухгалтера. Отдав ей наспех документы, поскорее удалился. Девчата не равнодушно смотревшие ему вслед, неоднозначно-вопросительно смотрели в мою сторону. И как будто черт какой дернул меня спросить: «А это кто?». На что все дружно ответили, что это не формальный муж заведующей А.Н.Туембаевой. Без всякой фальши, необдуманно, я вдруг выложила ненужную информацию: «Вот, врунишка, а мне говорил, что холостой, до дома не раз подвозил, предлагал ненавязчиво встречи!». Но хоть звали – то его действительно Геннадием. Сказанная реплика без особого умысла была просто машинальной. Но кому-то из присутствующих в отделе стало на руку, быть в милости и пресмыкаться под началом властной, жесткой, и далеко не соответствующей своей занимаемой должности, заведующей горОНО, по истине, не женщиной, а тираном! Не могу утверждать, что ее кто-то тогда вообще уважал, скорее, терпели, боялись и ненавидели. Высказав реплику, я как-то осеклась, услышав мнение Маши, сидевшей в углу, напротив меня: «Ну, все, Галка, теперь держись, Туембаева не потерпит соперницу, тем более молодую!». А я тут же ответила, что не боюсь ни каких угроз, и что касается работы, то к моей безупречности просто не подобраться, «зубки пообломаете». Продолжая жить и мечтая о чем-то личном, я почти забыла о том случайном инциденте. Дома хватало своих забот и проблем.

Тем временем Нуртай стал общаться со своим школьным товарищем Юрием и его братом, Толиком. Совершенно случайно я оказалась гостем у них дома вместе с братом, где нас очень радушно встретили их родители. За столом меня познакомили с Ильфатом, товарищем Толика, он был татарином. Слегка выпившие и веселые, мы все пошли гулять по ночному Серебрянску. Новоиспеченный знакомый Игорь, как он представился, провожавший меня до дома, рассказывал о неудачах в семейной жизни, я слушала его без особого интереса. По всему было видно, что и он любитель подвыпить. От наших не значительных встреч остался негативный осадок и разочарование. Близилось время моего отпуска, решив съездить к родственникам в Алма-Ата, я предполагала посмотреть город, и если понравится, то может быть там и остаться.

Купив наспех билет на самолет, мы с Русланом поехали в аэропорт Усть-Каменогорска. Родственников в столице нашла легко. Сам город нравился, но невыносимая жара просто сводила с ума. Руслан почти на ходу засыпал. Надя, сродная сестра по линии матери, встретила нас радушно. Как-то выделив время, она пошла гулять с нами, знакомя с достопримечательностями. Но жизнь в столице меня несколько утомила и показалась не интересной. А Руслан вновь удивил своей выходкой. Во время контакта с моим судимым братом, он преуспел набраться от него различного негатива…

В прекрасном настроении, мы вместе с Надей, прогуливаясь возле красивейших фонтанов, забавлялись, о чем-то весело вспоминая. Руслан, уверенно шедший бойким шагом, взглянув на большой плакат с изображением В. Ленина, на стене высокого здания, закричал: «Ленин-Голбачев!», и вдруг споткнувшись, упал, сильно поранив колено. Я собиралась приласкать его, успокоив, но от удивления, мы с Надей потеряли дар речи!

Проходившая мимо женщина из сочувствия стала успокаивать малыша, сожалея ласковыми словами: «Ой, маленький, да такой сладенький, да так сильно ударился…». А милый ребенок резко и неожиданно ответил, как отрезал, словно бывалый уголовник: «Сука траханная, блядь…». Было стыдно перед женщиной, пришлось объяснять его поступок, и успокаивать самого Руслана.

Шокированная Надюха от стыда, не останавливаясь, шла медленно стороной, словно плыла, как будто нас не знает. То была действительно забавная история. Пробыв в столице не более двух недель, я решила вернуться домой. Изнурительная непривычная жара, пыльные ветра, землетрясения, все это вместе вынудило нас так быстро покинуть город, с которым толком мы ознакомиться не успели.

Дома тем временем своими выкрутасами вновь во всю удивлял отсидевший очередной срок Нуртай. Он все чаще приводил к себе грязных блудниц и пьяниц, не работал, устраивая родителям душераздирающие концерты. Его злости и гадостям не было предела, казалось, от этого он получал огромное удовольствие.

Однажды я имела ошибку, попав под его буйное настроение, упрекнуть бедолагу, при этом огрызаясь и ругаясь с ним. Неожиданные действия братца меня повергли в шок. Он с яростной злобой и бешенством в газах, вынув неожиданно острый нож из своих носок, замахнулся над моим оцепеневшим телом. Еще мгновение, и конец… Стоявшая рядом мама бросилась между нами. Закрыв собой меня, она кричала: «Меня убей, не трогай Галю, умоляю-ю-ю…». И как-то подействовало, нож замер в сантиметрах, от грозившей трагедии, а Нуртай резко развернувшись, взревев как дикий зверь, выскочил на улицу. От неожиданности, я зарыдала в истерике. Угрожая ему, поставила мать в известность, что это дело так просто не оставлю, подам на него заявление. В этот вечер мы не выходили с Русланом из своей комнаты, я горевала, обдумывая свои действия, а мой малыш очень чутко жалел и обнимал меня, понимая и чувствуя какую-то тревогу и беду.

А братец той ночью, поразмыслив и посоветовавшись с матерью, решил на время бежать к родственникам в Абай. Он просил о моем прощении через маму и очень боялся очередной судимости. Во мне боролись злая ненависть к нему и жалость к матери. Было решено, что время нас рассудит.

Жить в Абае Нуртай не смог, как и предполагалось. Терпеть его действия там никто не намеревался, тем более безработного и не знающего родного языка, просто необходимого для той местности. Он вернулся домой.

Мы не общались. Я обратилась к властям с заявлением, предупреждая о неизбежности трагедии. Меня попросту никто не слышал. А начальник милиции так и заявил: «Ведь он же никого еще не убил и не покалечил!», и развел руками. Оставалось только ждать, когда тот действительно кого-либо изувечит. «Ждать» пришлось не долго. Ему под стать была поговорка – «шкодлив как кошка, труслив как заяц». Он, то и умел делать, что обижать слабых.

А в очередной раз, напившись, братец решил поиздеваться над старым отцом.

В тот вечер мы не стали открывать ему дверь, предчувствуя очередную беду. Руслан, обнявшись, прижался ко мне ручонками. Случайно заметив через окно, как богом проклятый родительский сынок взбирается на балкон второго этажа, с ярыми угрозами в адрес отца, я едва успела крикнуть: «Дед, беги!», с болью в сердце увидев, как престарелый седой отец едва дыша, побежал к соседу Николаю Лиханову, работнику милиции, с просьбой о защите. Тот не заставил себя долго ждать. Он был человеком решительным и уверенным, коренастым, не высокого роста. В считанные секунды он скрутил Нуртая, да так что наш шкодливый горе-герой резко переменился, захохотал, полушутя с Николаем, в обличии хамелеона и серьезно побаиваясь его. А сосед, отпуская выродка, пригрозил тому: «Обидишь отца или женщин, прибью на месте!». Бедолага на время поутих. Но спокойствия в нашей семье теперь не было никогда.

Однажды, вернувшись с работы, я застала брата сидящего в комнате родителей у окна, с усилием затачивающего огромный тесак на кабана. Стало жутко, а он приговаривал себе под нос: «Вот сейчас кого-нибудь запорю». Мы с Русланом затихли в своей комнате, родителей дома не было. А наш горе-мерзавец, успев сбегать в магазин, изрядно попивал вино. Рядом лежала сетка, в которой было не менее восьми – десяти бутылок спиртного. Нуртай был уже практически невменяем, я молила бога, чтоб беда обошла стороной наш дом. Был морозный вечер. В нашем небольшом городке вино-водочная продукция продавалась лишь в единственном магазине, где обычно всегда стояла большая очередь. Вот туда-то и направился на свои «промыслы» праведный «герой». Поздней ночью мы узнали о случившемся…

…Подойдя к огромной очереди, находясь почти в бессознательном состоянии, братец внезапно для всех стал наносить резкие удары ножом в окружающих его людей. Все бросились врассыпную. От неожиданности таких действий, никому и в голову не пришло обороняться или предпринять какие-либо действия. Ранив троих, а одного с серьезным проникающим ранением, Нуртай бросился и сам бежать прочь, опасаясь последствий содеянного.

Наконец-то, после случившейся трагедии, которой ну так не доставало нашей доблестной милиции, братца изолировали и от общества и от нас. Казалось бы, мы на долгое время вновь облегченно вздохнули. А я, не переставая, надоедала отцу с просьбой о размене квартиры. В противной случае, обещая уехать куда-либо с Русланом насовсем. Иногда, в расстроенных чувствах, просто сидя на кровати в комнате, ревела от безысходности, а Русланчик, осознавая, что причиной тому дед, бежал к нему с игрушечным пистолетом, и на половину играя, требовал не обижать его маму, стрельнув пластмассовым шариком прямо в лоб деда. И сам, испугавшись действий рассерженного дедули, скорее убегал от него, было немного забавно.

А тем временем, подруге Светлане и ее мужу дали квартиру в новом доме, рядом с нами. Выходя на балкон, мы всегда махали друг другу рукой.

Как-то приболел Руслан, из-за простуды он немного капризничал, а я нервничала, предполагая, вечером пойти в гости к Светлане. Был повод. Там находился ее брат, который хотел меня видеть. Уговорив Руслана и попросив маму присмотреть за ним, я ушла к подруге, где мы просидели не так уж и долго. А после Виктор позвал меня прогуляться до дома его мамы, которая всегда очень любезно относилась к моей персоне. Я прекрасно знала, что на завтра, все будет, как и было, но ничего не могла поделать со своими чувствами. В доме тети Вали чувствовала себя не уютно, хотя мама Светланы была крайне приветлива. Был поздний час, в душе было не спокойно за Руслана. Стоял выбор – либо бежать домой, либо остаться с Виктором до утра, в ожидании очередного упрека сердитого отца. Оставшись наедине с другом, я была несколько взвинчена, постоянно думая о ребенке, а Витек хотел ласки и взаимности, но был слишком пьян. Еле уговорив его и практически мгновенно усыпив, резко собравшись, я бежала домой поздней зимней ночью. Руслан уже спал, но мама жаловалась, что он чувствовал себя плохо и плакал, а отец, как я и ожидала, злился, ворча в мой адрес.

Виктор, как представлялось мне, проснувшись поутру, был несколько ущемлен и обижен. Он все чаще уезжал на заработки в Россию, а я продолжала в тайне скучать и ждать его.

Близилась осень. Брата осудили, но потерпевшие были недовольны сроком его наказания. И это было понятно.

А я, взяв очередной отпуск, решила уехать из Серебрянска окончательно, перед этим сделав развязку «боем». Наспех собрав кое-какие вещи, продала свой большой ковер, тем самым окончательно убедив отца в своих намерениях, а заодно сильно расстроив его этой продажей, он очень чувствительно и болезненно переживал мою очередную выходку.

Наша поездка в Харьков дала неожиданный толчок в мышлении отца. Он, опасаясь потерять общение с Русланом, стал серьезно призадумываться о размене квартиры, да и мама постоянно упрекала его в том, что если мы уедем, во всем будет виноват лишь дед.

Понимая, что победа не за горами, я усиленно искала варианты размена квартиры, часто вывешивая объявления на улице, при этом зная о злости и недовольстве семьи среднего брата и волнении сестры, их всех устраивала данная позиция, в том были свои удобства и интересы.

…Вернувшись из Харькова, я с новыми силами принялась за работу.

А в нашу квартиру тем временем стали приходить люди с различными вариантами обмена, которым в мое отсутствие, отец всячески отказывал, ссылаясь на различные причины.

Жившая не далеко от нас уже не молодая семья, все же оказалась более настойчивой, решив вновь поговорить на тему обмена в выходной день, тем самым застав дома и меня. Очень радуясь, я соглашалась на обмен и любые условия, как говорится, брала «кота в мешке». Родители успевшие посмотреть вариант предлагаемого размена, были не очень довольны, так как предстояло менять новостройку улучшенной планировки, на квартиру без балкона с маленькой кухней, в старом доме. В свою очередь, я даже и не собиралась знакомиться с вариантом будущей квартиры, соглашаясь на все.

Кое-как уговорив и убедив отца, мы подали документы в администрацию. А так как наш городок был сам по себе не велик, то и особых сложностей по оформлению в те времена не было. Получив ордер, я с волнением, «как бы кто не сглазил», старалась все делать без особой огласки. Впереди предстоял переезд, была нужна машина. Ничего не оставалось, как обратиться к среднему брату, с просьбой, договориться со своим дружком – водителем, Виктором М., живущим в соседнем с ним доме, который, в какой-то мере был мне симпатичен. Где-то в душе я даже радовалась предстоящей возможности знакомства и общения с ним, хотя заочно мы были давно наслышаны друг о друге. Он был крепкого телосложения, с приятными чертами лица, хотя не высокого роста. Зная, что девчата со вздохом посматривают в его сторону, я совсем не представляла кто он, каков его внутренний мир.

Наспех погрузив вещи в машину, мы поехали с божьей помощью к месту нашего нового жилья, даже не зная в точности, с какой стороны туда подъезжать, чем удивила всех, заявив, что сделала обмен, не глядя. Квартира меня, ровно, как и брата привела в восторг, очень радовала большая и светлая комната, просторная кухня, шестиметровая лоджия и отличная планировка. На скорую руку накрыв стол из всевозможных закусок, отлично понимая, что братец, «за так просто» ничего не делает, я пригласила парней к столу, от чего они естественно не отказались. Но Виктор, едва перекусив, выпить совсем отказался, находясь за рулем, обещая вечером продлить и отметить важное событие.

Переезд родителей намечался на следующий день.

А вечером того же дня, забрав ребенка из садика и успев расставить кое-что из вещей, я приготовила стол к приходу своих первых гостей. Брат зашел уже в порядочно подвыпившем состоянии, для храбрости «набрался» и его дружек. Не плохо угостив их, что, впрочем, было свойственно мне всегда, я наблюдала, как Руслан носится по квартире довольный и радостный. Чуть позже, Амантай, пользуясь моей беготней на кухне, незаметно удалился, а Виктор, оставаясь за столом, не знал как себя вести, но пытался, намекая на любой предлог, остаться. Захмелев окончательно, он уже не давал оценку своим действиям, проявляя себя не с самой лучшей стороны. Находясь в шоковом состоянии, осознавая, наконец, его внутренний мир, я была жутко разочарована и расстроена по поводу неудачного, но столь желанного ранее знакомства. Выгонять на улицу, в мороз, его, пьяного я не стала, для себя решив, знакомство прервать – «этот парень не для меня!». Видно было и невооруженным глазом, что воспитания ему не было дано никакого, он был неряшлив и неопрятен, от одежды и самого дурно пахло. Его отец жил в другой семье, не принимая участия в воспитании сына. По происхождению он был казахом, а мать Виктора была русской. Обычно в результате смешанных браков рождаются красивые дети, но правильно говорят – «с лица воду не пить…».

Не предпочитая нормально учиться в свое время, по окончании школы, пройдя курсы водителей, он временно устраивался на работу, особое предпочтение в жизни отдавая выпивке и пьяным разборкам. А в тот вечер со мной, вел себя грубо и не тактично, в совершенстве не понимая значимости ласки с женщиной. Одним словом, не был мужчиной моей мечты.

На следующий вечер, в предчувствии его визита, я подготовила на моральном уровне сына. Выключив свет в определенное время, мы притаились, делая видимость, что нас нет дома. Вскоре в дверь начали стучать, долго и требовательно, после послышались маты. Меня разобрала злость не только за хамское поведение своего случайного ухажера, но и от его наглости привести с собой кого-то еще. Не «соло нахлебавшись», он ушел восвояси. Стараясь забыть о нем, как о дурном сне, я продолжала жить, работать, общаться с друзьями. Со Светланой и Сашей мы немного отметили событие, по случаю квартиры, они от души радовались за меня. А через некоторое время мне предстало ощутить необдуманные последствия, случайной встречи с Виктором. Взяв направление в единственное женское отделение по району, я поехала в близлежащий поселок.

На тот момент, практически все женщины были хорошо осведомлены о проделках злобной «Агамировны», местного гинеколога, женщины деспотичной, грубой, ненавистно глядящей на все и на всех. Одним только взглядом она вселяла ужас и страх. Поговаривали, что неудавшаяся семейная жизнь, удаление груди, дали отпечаток в ее дальнейших действиях и сознании. Армянка по национальности, она ненавидела русских и казахов, с ненавистью не скрывая своих эмоций и срывая свою злость и несостоятельность на несчастных пациентках.

Очередь у двери операционного кабинета, предвещала какой-то негатив и недоверие к медику. Светлана Агамировна сделала все, чтобы навредить моему здоровью, операция практически производилась на живую, без обезболивающих средств. В течение долгих двадцати минут, грубо выражаясь, она ругала и оскорбляла всех женщин, на чем Свет стоит, угрожая мне наперед, вернуться к ней…

С возмущением недопонимая, зачем таких озлобленных людей, совершенно не соответствующих занимаемой должности, допускают до, столь ответственных постов, собираясь вернуться домой через день, я осталась в больнице, как и обещала «Агамировна», на целый месяц, всячески ругая себя при этом за безответственность и случайную связь.

По возвращению домой, мне хотелось спокойно продолжать свою обыденную жизнь.

Руслан ходил в нулевой класс, я помогала ему в учебе.

Но Виктор не мог забыть дорогу ко мне, периодически пытаясь наведываться. На мою критику по поводу его внешнего вида и состояния, иногда реагировал, пытаясь привести себя в порядок. Но приличной одежды у него никогда не было. Всюду виднелись дыры, а из обуви имелись только заношенные грязные тапочки. И в таком виде ему совершенно не стыдно было ходить по городу, не то, что в гости к женщине. Иногда мы общались, но разговор никогда не клеился, так как в круг его общения ранее входили лишь пьяницы, как и он сам, и неряшливые блудницы, среди которых речь всегда шла лишь о выпивке, драках, разборках. Я всячески пыталась ему объяснить о случайности нашего знакомства, что мы совершенно разные люди, но он не слышал меня и очень злился, давая понять, что «прибьет» любого, если такой появится в моей жизни.

Однажды, вернувшись с работы, мне предстояло выслушать на лестничной площадке соседку, жалующуюся на поведение Виктора, заявившегося в дом задолго до моего прихода, который буянил, пытаясь выломать нашу дверь, при этом скверно ругаясь. Недолго думая, мы вызвали наряд милиции, а скоро прибывшие ребята, скрутив бедолагу, забрали его с собой до утра, с предупреждением не повторять своих необдуманных действий. Я в свою очередь, написав заявление, навсегда избавилась от его «внимания».

Почему-то именно в тот момент, как-то усиленно взялась за чтение различного рода литературы. Очень любила читать о приключениях, а также произведения, из жанра – «страсть, шарм, влечение». С запоем читала «Марианну», «Катрин» и «Анжелику», и все это мне слишком нравилось. Хорошие книги были почти в дефиците, поэтому брав их по очереди друг у друга на работе, мы наспех перечитывали полюбившиеся тогда всем, «Королек, птичка певчая», «Поющие в терновнике», «Унесенные ветром» и так далее.

Мама с отцом преспокойно поживали на новом месте, в доме, находящемся в десяти минутах ходьбы от нас. Руслан практически безвылазно большую часть времени проводил там, а я, возвращаясь с работы, заходила навестить родителей, забирая своего забавного малыша домой. Он любил много рисовать, а играя, импровизировал, что-то бубня себе под нос. Игрушками была усыпана вся комната. Я в это время что-либо готовила на кухне. После ужина мы любили смотреть телевизор. Малыш очень бережно относился к своим вещам, и старательно убирал за собой все игрушки, аккуратно размещая их по своим местам. У нас всегда было чисто и уютно. Иногда, по его просьбе, я рассказывала свои жизненные истории, каким забавным малышом был он сам. Он слушал с интересом и очень внимательно.

Вспомнился случай, как однажды, еще только начинающий сидеть в подушках Руслан, взяв игрушку – погремушку, решил детально изучить ее содержимое. Вероятно, его интерес вызывал маленький дед мороз на пружинке. Он с усилием и усердием яростно колотил погремушкой обо все, что придется, пока не сломал ее. Довольный своим добившимся успехом, Руслан, очень внимательно заглянул вовнутрь, и не обнаружив там ничего интересного для себя, откинул игрушку прочь. Но наблюдать за этим занятием было смешно и забавно.

Близился мой тридцатилетний юбилей, на который я пригласила девчат с работы, родственников. Светлана с мужем и детьми на тот момент уехали на Север, на заработки. Вечер прошел не особо весело, так как все очень быстро разошлись по домам, мне вновь стало скучно и одиноко.

Близился август 91 года. После моего дня рождения мне привиделся вещий сон. Снилась наша Серебрянская самая большая и высокая гора, вся усыпанная ягодами, которые неприятной на вид, слизистой кроваво-квасной смесью, ручьями стекала с ее вершины. Выслушав содержание моего сна, мама как-то проницательно заголосила, при этом сплевывая и читая молитву. Она, разгадывая мой сон, сообщила, что скоро весь народ постигнет одна большая беда. Не хотелось в это верить, но я знала, сказанное ею, всегда сбывается.

Вскоре, 17 августа у сестры родился третий ребенок, Алешка, а через день Путч. Мы так и прозвали Леху – путчистом. Настали тревожные и беспокойные времена. А мы с Русланом, почти ежедневно забегали к сестре, навестить малыша и полюбоваться им. Лешу от души любили все. К осени их семье выделили трехкомнатную квартиру в новостройке. Я со своей стороны, как могла, старалась помочь в переезде, так как сестра была полностью загружена домашними делами.

Почему-то вдруг вспомнилась обида, на момент рождения Руслана, когда при всем дефиците, Шолпан принесла мне кусок колбасы, одновременно при этом обрадовав меня и расстроив. Ведь я на мгновение восприняла это с ее стороны, как внимание, но услышав: «ты должна мне три рубля», стало очень досадно и неприятно. Ну а в данной ситуации, я, конечно, поступила иначе. Предстояло накормить помогающих при переезде солдат-срочников, а также и всех остальных. Леша не сходил с рук сестры, поэтому принесенные мною кое-какие продукты, в том числе и колбаса, оказались очень кстати, только почему-то этого никто не заметил и не оценил, все было принято как в порядке вещей.

Сестра с семьей обустраивались на новом месте. Ну а у среднего брата к тому времени было уже шестеро детей.

Наш отец все чаще болел, иногда проходя курс лечения в стационарах.

Тем временем мама собиралась навестить своего старшего сына, отбывающего очередной срок на зоне. Она набирала продукты, словно готовилась кормить его чуть ли не месяц. На критику отца не реагировала, жалея непутевого бездельника, часто повторяя: «какой он у меня не счастливый».

Мы вместе с Русланом тоже однажды решили съездить и помочь маме везти тяжелый груз. Свиданку дали на три дня, но мы с сынишкой зашли лишь часа на два, мама осталась на дня три. Казалось, что брат, в действительности меняется и исправляется, подавая многообещающие надежды. Мамуля, покидая заведение, сильно плакала и страдала. Тем временем близился срок его освобождения, и отец, начиная нервничать, не однозначно переживал.

С начала нового учебного года я устроила Руслана в музыкальную школу, на отделение фортепьяно, купив у соседки инструмент за 800 рублей, деньги не малые по тому времени. Вечерами мы вместе с ним подбирали на слух различные мелодии, пели песни, иногда приводя в восторг своих соседей. Время шло, Руслан учился с желанием, уже хорошо наигрывая заданные по теме мелодии. В школе иногда проводили небольшие показательные выступления учеников и преподавателей, на которых я не всегда могла присутствовать, хотя сейчас мне кажется, что просто не вполне серьезно к этому относилась.

В горОНО работа шла ладно. Получив благодарность за успешную и активную деятельность, я продвигалась вперед, теперь уже работая бухгалтером материальной группы. Стала больше общаться с завхозами и учителями, а иногда и с теми, у кого сама когда-то сидела за партой. Но то были рабочие моменты. Не испытывая дискомфорта, мы общались в атмосфере взаимовежливости.

А в магазинах не было практически ничего, все распределялось по талонам, либо по месту работы. Меня назначили заняться делением товаров для работников народного образования всего города и района, раскладывая вещи и продукты по школам, детским садам и для сотрудников горОНО. При том дефиците, делить старалась поровну. Вот здесь и проявила свою истинную сущность наша заведующая, А.Н.Туембаева.

Обращаясь ко мне, находящейся в специально выделенном кабинете по учету товара, она попросила в приказном тоне оставить лично для нее кое-какие вещи и в определенном количестве. Та наглость меня поразила, это означало, что кому-то чего-то не хватит, но ее это совершенно не волновало. Я обратилась за советом к главному бухгалтеру, Акимхановой Газизе Тусупбековне, человеку грамотному, порядочному, обходительному, пользующейся большим уважением в коллективе, и просто хорошей знакомой моей мамы. Она вполне толково пояснила и объяснила, что лучше выполнить указания заведующей, не споря с ней. Я так и поступила, взяв себе на заметку неприятный инцидент. Время шло, к нам поступало все больше необходимых товаров, которые я все также продолжала делить… А к новому году, в паре с методистом по физической культуре, Зиной Кайгородовой, мы занялись распределением конфет на детские подарки. И здесь, изрядно «подзаправившаяся» Александра Накасымовна, дала волю своим амбициям… С ее разрешения, немного сладостей перепало и коллективу горОНО, которые были нам несколько признательны.

А с Зиной мы вполне сдружились. По весне вместе с ней и группой ребятишек, посещающих спортивную секцию, а также с Русланом и Женькой неоднократно ходили в турпоходы, далеко в горы. Всегда было очень весело и забавно. Уставшие, но довольные дети вновь просились в очередной поход. Вечерами Зина преподавала аэробику, где с удовольствием и от души занималась и я.

Близился юбилейный день рождения нашей заведующей, все сотрудники горОНО должны были присутствовать на праздновании ее торжества, отсутствие кого-либо означало попасть «в немилость», было чревато последствиями.

Не с особым желанием, но все пошли по особому случаю в дом, где нас вполне интеллигентно и галантно встречал спутник ее жизни, Геннадий. За столом чувствовалась напряженность, было совсем не весело, танцы и шутки, вообще не предусмотрены. Геннадий очень обходительно старался всем услужить, на правах единственного мужчины иногда обращался ко мне, стараясь ни как не выдать своего поведения. Я заметила, как именинница очень ревностно поглядывает за ним, при этом пытаясь держать на высоте свой статус. В ее взгляде в мою сторону чувствовался назревающий план, не предвещающий ничего приятного.

Среди коллег ходили негативные слухи, как в молодые годы Александра Накасымовна приухлестывала за еврейским пареньком красавцем, который, как и многие из его родственников, был не в здравом уме, что и передалось по наследству их дочери. Перешептываясь меж собой, коллеги излагали мысль, что заведующая таким образом наказана самой жизнью, за свой скверный характер и нечеловеческие отношения, всегда унижая достоинства любого из подчиненных.

Шло время, мы дружно работали, общаясь меж собой в отделе бухгалтерии, порой скромно отмечали дни рождения за чаем с тортом, рассказывали о своих проблемах, событиях. Я была довольна своей работой.

Иногда девчата подшучивали над участившим свои визиты в наш кабинет, Булатом А., учителем истории, человеке одиноком, но порядочном. Постоянно сватая заочно его ко мне, намекали о неоднозначной заинтересованности им моей персоной. Мне не совсем нравились те безобидные подколки в свой адрес, и я старалась избегать подобных разговоров, хотя лично к нему ни каких претензий не имела и отрицательных эмоций не испытывала. Просто не нравилась назойливость наших неугомонных женщин.

Однажды, к концу рабочего дня ко мне подошел работник УПК, Бигозинов, протягивая неверно оформленный Акт на списание. Каким образом он вообще занимал свою должность, для меня и других работников бухгалтерии было загадкой. Человек абсолютно безграмотный в ведении документации, не тактичный, безответственный, грубый и неопрятный. Он просто положил лист бумаги на стол, поставив меня перед фактом, мол, списывай и помалкивай. В мыслях я тогда еще подумала – «О, еще один подхалим-прислужник».

Вернув неправильный Акт, я пыталась объяснить его верное оформление. Но не став меня слушать, он тут же побежал с жалобой к заведующей. Было ощущение, что его, как марионетку целенаправленно наставили выполнить данное указание, а может я ошибалась, и все получилось само собой. Но, тем не менее, через минуту, вбежавшая к нам в отдел секретарь, сообщила, что меня срочно вызывает в кабинет Александра Накасымовна, и это впервые за четыре года безупречной работы. Она предупредила, что заведующая в очень плохом настроении. Бодро поднявшись, я подошла к кабинету, и, постучав, спокойно вошла. Шел январь 92 года.

Сидя с важным видом за длинным столом, начальница искоса и агрессивно взглянув в мою сторону, обратилась ко мне, как к ничтожеству, указывая не тактично пальцем:

– Ты, сядь, вон там!

Ее небрежный жест, словно указывал место бездомной собаке. Для меня это было конечно столько же оскорбительно, равно как я была в недоумении от ее недостойного поведения. Спокойно присев и пересилив эмоции, я спросила:

– Вызывали? И продолжила свой диалог – «А почему так грубо?!».

Что было потом! Изо рта заведующей полетели и слюни, и брань. Пользуясь тем, что мы наедине, она наконец-то решила морально меня раздавить и уничтожить. Не давая сказать ни слова, крича, она грозила мне увольнением, без всякого на то основания. Посыпались глупые и нелепые угрозы:

– Ты, ты сейчас вылетишь отсюда, я тебя уволю в пять секунд!

Слушать брань, далеко не воспитанной, на мой взгляд, и в совершенстве не соответствующей своей занимаемой должности начальницы, я просто не стала, а молча поднявшись, подалась к двери. Не ожидавшая от меня подобных действий, заведующая совсем потеряла самоконтроль, дурно ругаясь мне вслед. Теперь ее выступления и бесплатный цирк слышали все, находящиеся в приемной. А я, обернувшись, ответила:

– Не стоит утруждаться моим увольнением, я уволюсь сама и сейчас, а Вам, придется ответить за самоуправство и произвол!

Моих слез она уже не видела, и лишь вдогонку был слышен надрывающийся от крика ее вопль: «Ну-ка, немедленно вернись, слышишь ты, вернись!..».

Уже в течение последующих десяти минут в моей трудовой книжке появилась запись об увольнении. Весь коллектив забросил на время свою работу, не однозначно переживая за меня и последствия, бойко обсуждая и осуждая поведение Туембаевой А.Н. Но все они где-то в глубине души были и рады тому, что все таки нашелся хоть один человек из тысячи, который смог противостоять и поставить на место «тирана».

Главная бухгалтер в ужасе и переживаниях бегала между кабинетом заведующей и нашим отделом, так как, осознав свои действия и опасаясь последствий, Александра Накасымовна хотела через Акимханову Г.Т. уладить обстановку, мол, чего не бывает… Но было поздно.

Газиза Тусупбековна умоляла меня одуматься и остаться по причине назревающего громкого скандала. Да ей и самой, как человеку порядочному, хотелось решить проблему тихо и мирно, к тому же она переживала о предстоящем и сложном мне поиске подходящей работы, в столь тяжелые для всего народа времена. Но разговор был окончен, я была неумолима. Было задето самолюбие. Остаться, значит не уважать себя. Собрав вещи, я покинула здание горОНО, проклиная в душе заведующую, и ее подхалимов.

Тем временем, переживая, дома меня очень ждала мама, узнав обо всем, от позвонившей ей Газизы Тусупбековны.

В квартиру родителей я вошла эмоционально-возбужденной, со слегка припухшими глазами. Мама, сделав вид, что ничего не знает, нашла ко мне чуткий подход, и мы разговорились.

Я знала, что сказанные ею проклятия, обязательно сбываются. Просить ее об этом было практически невозможным, потому, как она не желала людям зла никогда. Но на что только не пойдет любящая мать, на что не отзовется любящее сердце!

…Я навсегда запомнила тот случай, когда боясь в одно мгновенье потерять меня, из-за выходки своего дурного сына, занесшего надо мной нож, она не выдержав и вознеся руки к небу, все же прокляла тогда своего первенца. Нет ничего хуже материнского проклятия. А я, находясь на грани истерики, причитала: «Мама, прокляни эту суку, прокляни!».

Вот и сейчас, глядя в мои глаза, она вновь взмолилась к небесам, с надеждой, что это хоть как-то успокоит меня.

Вернувшись в свою квартиру, я уже четко и уверенно приступила к письменному обращению к главе администрации нашего города, Л. Королевой, с жалобой на заведующую горОНО. Второе письмо было адресовано к тогда еще здравствующему прокурору района, т. Плешкову.

Следующий день в Администрации оказался не приемным, и секретарь наотрез отказалась запустить меня к главе города, тем более без предварительной записи. Но, увы, остановить меня и мои решительно настроенные действия было невозможно. Ответив секретарю, что именно меня и именно сейчас т. Королева примет непременно, я уверенным шагом прошла в большой кабинет, встретив недоуменный взгляд от моей самоуверенности, вполне интеллигентной, образованной и тактичной главы Администрации. Поставив ее в нелепое положение, я протянула свое заявление, настоятельно потребовав прочесть и принять необходимые меры.

Отложив все свои дела, глава города действительно принялась за изучение моего обращения в несколько листов, меняясь в лице, но стараясь при этом оставаться спокойной и рассудительной. Изучив все бумаги, она немедленно пригласила в кабинет юриста, объясняя ему ситуацию, и пообещав мне приложить все усилия по разрешению данного вопроса.

На обратном пути домой, я встретила девчат из бухгалтерии, они находились в шоковом состоянии, с восклицанием и наперебой объясняя, что на работе творится что-то необъяснимое, все в панике и на «ушах». Заведующая всех вызывала в кабинет на «разговор», но при этом, вела себя очень сдержанно и даже тактично, спрашивая обо мне и прося каждого, кто вдруг меня увидит, передать, что она лично, просит вернуться на работу, признавая за собой неправомерность, при этом, неоднократно высказывая и подчеркивая благодарность в мой адрес. Мне, конечно же, был ясен ее деловой ход, она переживала за свою уже очень пошатнувшуюся репутацию. Ей тогда, конечно же, досталось и немало, пришлось нести ответ в Администрации, и прокуратуре, но главнее всего, она низко пала перед лицом всего коллектива, и как говорили, поубавила свой «гонор».

В деле Туембаевой А.Н. моей конечной целью был не сам факт ее наказания, жизнь сама всех рассудит, важнее было достучаться до нее, думаю, это у меня получилось…

Только слабый или закомплексованный человек, способен самоутвердиться за счет подавления других людей!

В свою очередь, мне предстоял новый поиск работы.

Кто-то случайно сказал, что на швейную фабрику требуется кассир. С большим нежеланием, опасением и осторожностью, зайдя в отдел кадров и объяснив, что имею навыки бухгалтера материальной группы с четырехлетним стажем, я предложила свои услуги на их усмотрение. А по настоятельной просьбе Туембаевой А.Н., мне давали характеристику на любое место работы с самыми положительными качествами.

Начальник отдела кадров фабрики, Смертина Лидия Михайловна, на первый взгляд показалась человеком вполне грамотным и вежливым. Она настойчиво стала упрашивать меня попробовать свои силы в качестве кассира. Я немного побаивалась ответственности, но хорошо поразмыслив и посоветовавшись с мамой, решила освоить еще одну должность. В основы работы вникла очень легко, работала аккуратно и добросовестно, всегда стараясь идти ко всем на встречу. А ситуация на фабрике близилась к критическому исходу, все поступающие средства шли на уплату налогов, денег на зарплату не хватало, рабочие находились в самом затруднительном положении.

Бывали случаи, когда находясь в безвыходной ситуации, работники цехов со слезами на глазах обращались к директору с просьбой о выделении хоть каких-то средств, при этом получая категорический отказ. Ничего не оставалось, и они подходили ко мне с мольбой о помощи, и я помогала, как могла, шла к главному бухгалтеру, объясняя ситуацию, прося за людей, как за себя саму. Не было случая, чтоб мне отказали. Сама работа мне была интересной, выбросив из головы все бывшие проблемы, я устроилась вновь в БТИ, на подработку, а по вечерам и в выходные вместе с сыном ходили по участкам на замеры. Допоздна засиживалась за чертежами и копированием.

С Русланом мы были очень дружны, он не был капризным ребенком, лишь иногда в меру шалил, как это бывает со всеми детьми.

А наш отец, всегда переживая за внуков, упрекал Амантая за тунеядство, пытаясь заставить его садить картошку для своей семьи, на выделенных ему, как фронтовику, участках земли.

Коллектив управления фабрики был дружным и азартным, мы вместе отмечали все праздники, веселясь от души. Как-то стихийно и незаметно для себя я познакомилась с программистом, Людмилой Дацько. Отношения наши были обыденными, мы здоровались, очень мало общались, и практически не обращали внимания друг на друга. На первый взгляд, Людмила казалась строгой и неразговорчивой, поэтому я не особо желала идти на контакт.

К тому времени вернувшаяся в Серебрянск подруга Светлана с детьми, нигде не работала. Ее муж, побыв какое-то время в городке, вновь уехал на заработки. Мы по-прежнему с ней общались и дружили. Я, понимая, что ей тяжеловато, и, несмотря на то, что у нее есть муж, жалея ее, старалась делиться с ней продуктами, давала деньги, постоянно советуя устроиться хоть куда-нибудь на работу, но очевидно, ее устраивало такое положение. Она хвалила меня в ответ за доброту, и называла самой лучшей подругой.

Наш отец тем временем все чаще болел. Он периодически ложился в больницу, заставляя нас переживать за его здоровье. Мы с Русланом часто навещали его, принося что-нибудь вкусное, но он все больше отказывался, есть практически не мог, лишь иногда просил домашние булочки.

…Вспоминались эпизоды из детства, как вместе с ним ездили на сенокос и весело проводили там время, собирали ягоды,я все больше сразу в рот, сидели, отдыхая у шалаша, попивая воду из ручья, довольные и счастливые…

Однажды мне и родственникам, предстояло сажать картошку под селом Александровка, что в пятнадцати минутах езды от нашего городка.

Мы с Русланом на двоих посадили одну сотку, сестра с мужем на свою семью засадили участок чуть больше, а Амантай, для своей многодетной семьи, как и всегда, взявшись за работу с «ленцой», посадил участок, всего в три сотки. Тогда я в шутку приговаривала: «Расти картошечка, побольше, да покрупнее!». По осени было забавным собирать плоды своего труда. У сестры был урожай средний, у брата, практически не уродился, ну а у нас с Русланом был словно заговоренный картофель, мы собрали 11 мешков, в каждом по 4-5 больших ведер, притом и сами клубни были большими и ровными, что нас очень радовало. Я знала, что этого нам хватит за глаза, и в подсознании думала поделиться с братом и подругой. Призадумалась над тем, где мне его хранить, куда ссыпать. Варианты, конечно же, были, но тут братец вдруг предложил ссыпать в его погреб весь урожай, и брать по мере необходимости, сказав, что ему хватит и своего, а волноваться не стоит. Что я и сделала без всякой задней мысли.

Заканчивался 92 год. Цены неимоверно росли, был во всем дефицит, а в магазинах большие очереди.

Одним из осенних вечеров к нам в гости зашел Амантай со своим школьным товарищем Толиком. Мы мало общались с братом, поэтому их приход даже несколько удивил, но так как я знала Толю еще с детства, предложила пройти, пригласив их к столу. Немного пообщавшись и проведя весело время, мы на дружеской ноте распрощались. Мне вновь стало грустно и одиноко. А через несколько дней на моем пороге вдруг вновь объявился Толик, по виду не уверенный в себе. Мы понимали, что каждый из нас, одинок сам по себе, и нуждается в чьем-либо внимании. Он был не дурен собой, коренастый, крепкого сложения, но невысокого роста. Вот так стихийно и продолжилось наше общение. Но на тот момент, я в совершенстве не представляла себе его внутренний мир, чем он живет, о чем думает и мечтает. Но, увы, он, как и другие оказался совсем не тем человеком, каким я его представляла. Весь его интерес сводился к пьянке, о близких отношениях не было и речи, на это у него просто не было сил. Неуверенный в себе, и самим собой пристыженный, Толик стал избегать встреч со мной. Я в свою очередь, облегченно вздохнув, перестала о нем думать.

Глубокой осенью я пошла в квартиру Амантая, чтоб впервые воспользоваться своим урожаем, оставленным на хранение.

Тот день и та разыгранная им сценка запомнились мне на всю жизнь. Подходя к дому брата, и встретив выходящую на встречу Катерину, его супругу, спросившую меня о причине визита, несколько удивилась.

Ее вопрос сам по себе как-то не очень мне понравился и насторожил, я ответила, что пришла за своей картошкой. И каково же было мое удивление, когда сноха, без зазрения совести, запросто глядя в глаза, ответила мне, что картошки нет, что она уже сгнила. Я стояла в шоке. Как так, за два месяца в погребе, и сгнила?! Такой ход наглости меня поразил. Ведь я же собиралась с ними делиться! Вот же наглецы! Да чтоб вам по жизни всем подавиться в собственном негативе! Вот же сволочная семейка.

Катерина скорее пошла прочь, дав намек поговорить с братцем, переваливая всю вину на него.

Входная дверь была открыта. Я вошла в прихожую. Амантай лежал на диване в зале, с явно не добродушным лицом. Обратившись к нему объяснить их странный и непорядочный поступок, я еще более ужаснулась, и не только их бесчеловечным действиям и наглости, но сам факт был просто неприятен, что такое могло произойти именно со мной.

Уходя прочь от их дома, я в ужасе воссоздавала полученный в ответ плевок, решив для себя навсегда вычеркнуть из своей жизни и брата, и всю его неблагодарную семейку.

Было больно услышать от него на мой вопрос – «Где моя картошка?», ответ – «Сгнила твоя картошка, а ты иди на «х» отседова!». И это все, на что была способна его пустая голова. Несчастная семейка…! Народив шестерых детей и не в состоянии их прокормить, супруги в совершенстве не пытались хоть как-то решить свои проблемы, на нормальном человеческом уровне, попытаться найти подработку, посадить огород и тому подобное. Им было легче отнять, украсть, а ему, еще лучше, пропить.

Я не стала скандалить, а уходя лишь уверенно ответила: «Я, конечно, уйду отсюда, ну а ты, это свое «отседова» будешь помнить всю свою гадкую, подлую и никчемную жизнь!». Бог вас еще накажет. Вспомнишь еще этот день, и не только!

Было понятно, что достучаться до его сознания дело бессмысленное, он конченный подлец, но в моем понимании, никак не укладывалось поведение Катерины. Ни каких извинений, ни каких угрызений совести. Ведь я сама, одна поднимаю ребенка, почему же вот так запросто, они взяли и нагадили в душу! Вот уж не зря говорят: «муж и жена – одна сатана».

А в моих мыслях бурлят жуткие возмущения: «Почему же я-то должна кормить их детей?!».

С того момента мне больше не хотелось общаться и с Катей, и с детьми.

Время шло, но боль осталась в сердце.

Продолжая работать на фабрике, и одновременно перевыполняя план работы в БТИ, я могла иметь солидную зарплату. Отец, конечно, очень радовался за нас с Русланом, но все же, было видно, что ему все уже совершенно не в радость, он умирал и, понимая это, все же на что-то надеялся, пытаясь верить. Надеялись и мы…

Перед новогодним праздником мама видела сон, который после рассказала вкратце нам, дав понять, что отец очень плох, и что это уже конец. Верить в плохое не хотелось.

В Новогодний вечер мы с Русланом пошли в больницу поздравить деда с праздником, но он ни чему не был рад. Сидя рядом и просто общаясь, я пыталась его подбодрить и поддержать морально. Чуть позже пришла и сестра с маленьким Лешей, которому шел второй годик. Он был всеми любимым малышом. Превозмогая боль, дед через силу радовался его приходу, и сквозь слезы улыбался первым неуклюжим и очень забавным шагам кудрявого Леши.

Новый год каждый встречал у себя, на душе было грустно, праздника не получилось.

Но на следующий день, навестив отца, у нас даже немного поднялось настроение от его оптимизма. Он был белее уверенным и с хорошим настроем утверждал: «Ну вот, теперь я точно буду жить, мне надо было только Новый год пережить, а раз пережил, то все, теперь точно все будет хорошо». Мы с Русланом довольные ушли домой.

Шестого января, я, как и обычно, ранним утром шла мимо дома родителей на работу, а мама, как всегда махала мне рукой из окна, я ей в ответ. И на душе от этого было тепло и приятно.

В этот день было предчувствие, что сегодня меня точно уволят с работы, так как накануне вечером я должна была в обязательном порядке принять в кассу деньги, доставленные из других фабричных филиалов района, но не смогла. В тот момент мы вместе с сыном находились в больнице, рядом с отцом, у которого практически отнялись ноги, отказывал язык, говорил он с трудом, но было понятно, что ему невыносимо плохо. Он очень хотел домой. Оставлять его, вот так просто, было нельзя, так же как и нельзя не выполнить свои обязанности по работе. Раздумывать в такой ситуации не стоило. Найти машину было проблематично, поэтому оставалась надежда лишь на зятя, которого, настойчиво умоляя, я просила помочь перевезти отца из больницы домой. Стоит отдать должное Василию, с благодарностью вспоминая его позицию, он, по сути, выполнял обязанности вместо неблагодарных сыновей нашего отца, нашел машину, договорился с ребятами и всеми силами, мы перевезли несчастного старика на носилках домой, где его очень ждала переживающая и страдающая мама. Она весь вечер с надеждой в глазах ухаживала за ним, успокаивала, разговаривала. Он даже немного повеселел, сказал, что дома и дышится-то легче, чем в больнице. Я долго не хотела уходить домой, словно какая-то сила держала меня, сидела с Русланом и мирно общалась с родителями. Наспех попивая чай, подшучивала в свой адрес: «Ну вот, завтра навряд-ли оправдаюсь, точно, уволят!».

Я и не знала тогда, что после нашего ухода с Русланом домой, отец сказал маме, что это конец, все кончено. А мама ему ответила, мол, прекрати собирать всякую чушь, все будет хорошо.

Утро рабочего дня началось с неприятностей, как я и ожидала. Директор сразу вызвал меня в кабинет, и, не дав сказать ни слова в свое оправдание, просто поставил перед фактом, что я уволена. Спорить не хотелось, в душе было сплошное безразличие, в голове одна неспокойная мысль: «Лишь бы отец выжил». Писала у себя в кассе заявление об уходе, а у самой слезы градом.

Начальник отдела кадров засуетилась и забегала, понимая, что нельзя сгоряча делать спешные выводы, и объясняя директору причину моего поступка. А я сидела в полном безразличии, в ожидании какого-то звонка.

В двенадцать часов почти все работники управления разошлись на обед. Мне хотелось побыть одной, закрывшись в кассе. Наталья, бухгалтер расчетной группы, продолжала свою работу за компьютером. Также в своем кабинете находилась и кадровик, Лидия Михайловна.

Через некоторое время в бухгалтерии раздался пронзительный телефонный звонок. Наташа позвала меня; подбегая к аппарату, я предчувствовала что-то неладное.

Мама сказала тихо и спокойно: «Галя, иди домой, папе очень плохо».

Положив трубку и взвыв от горечи в душе, понимая, что отца больше нет, я, бросив все, наспех закрыв кассу, сломя голову мчалась домой, к маме, морозным январским днем. По лицу стекали ручьем слезы.

Взбежав по лестнице на второй этаж, толкнула не запертую дверь. Мама стояла в коридоре, с виду спокойная, но в душе конечно сдерживая страдание и горе, чтобы сразу не спугнуть нас.

Отец лежал на своей кровати, полностью накрытый белой простыней. Рыдая, я присела у его изголовья. Мне было бесконечно и искренне жаль старика. Мама, молча, стояла рядом. Я спросила ее о том, как умер отец. Она ответила, что все время была с ним рядом, и лишь недавно, на несколько минут спустилась в магазин, что в их доме, на момент, когда дед заснул. Вернувшись, стала с ним разговаривать, а он уже не отвечал. Мама вызвала «скорую». Когда медики подтвердили факт смерти, собираясь забрать покойного с собой, она категорически запретила это делать, ссылаясь на мусульманские обычаи, просто не позволила резать и без того измученное тело.

Лишь спустя много лет, уже в Томске, я в точности узнаю, как умирал отец и что чувствовал.

Встретившись случайно, за одним столом со своей тетей Зоей, сестрой отца, мы заведем разговор, именно о последнем дне его жизни. Зоя тогда нам поведает, как старик из последних сил добрался до телефона, во время отсутствия нашей мамы, и дозвонился в Харьков. Услышав из телефонной трубки голос своей сестры, он спросил: «Зоя, мать жива?!», та ответила взволнованно: «Да, жива. Павлик, да что с тобой?!». И отец ей ответил: «А я умираю…». Трубка упала из рук, кровь пошла носом, отец рыдающий добрался до кровати и закрыл свои веки, уже навсегда.

А на другом конце телефонного провода были слышны истерические крики в горе напуганной Зои, от безысходности и бездействия она просто рыдала и не знала, что предпринять, не знали и мы…

Я уже почти спокойная, сидела с опухшими глазами рядом с телом отца, с сочувствием недопонимая причины оставшегося небольшого следа крови и еще не высохшей слезы на его лице. Мне было бесконечно жаль его, на душе было и пусто и грустно.

Резко раскрылась дверь, в квартиру ворвалась, словно ураган, сестра. С рыданиями она пронеслась в спальню, припав к голове отца, обнимая и целуя его.

Впереди предстояли похороны. Вся ответственность легла на наши плечи, на братьев надеяться не было смысла. Старший еще отбывал срок на зоне, а средний уехал за пределы нашего района, не то на заработки, не то порезвиться по полной программе. Даже узнав о смерти отца, он так и не появился на похоронах, впрочем, его присутствие было бы совсем некстати.

Мы с сестрой бегали от магазина к магазину, одновременно выбивая в быстром темпе средства через Собес. С оградкой и памятником помогала администрация ГЭС, где раньше работал наш старик. А нам с Шолпан предстояло готовить большой обед для поминок. Ночами мы варили в больших казанах мясо, пекли баурсаки, лепешки и булочки.

В день похорон пришло много людей. Мы едва успевали готовить чай, столы ломились от разнообразия сладостей и мясных блюд.

Мама говорила, что по обычаю, женщинам не положено ездить на могилки. Но для нас, выросших в советские времена, некоторые условности казались всего лишь предрассудками. Хотя ко многим вещам в этом плане мы относились вполне серьезно, уважительно и солидарно. Мама с родственниками осталась дома, мы с сестрой и детьми поехали вместе с мужчинами на кладбище. Веки распухли от бесконечных слез, в душе было холодно и пусто.

Тело отца положили на ритуальный стол недалеко от вырытой могилы. Все мужчины, соблюдая обычай, стояли чуть в стороне, слушая долгую молитву муллы, после чего, завернутого полностью в многометровую белую ткань, покойного спустили на полотенцах в специальный подкоп, и все стали кидать горсти земли. Сердце щемило от боли.

Поминки провели вполне достойно, пожилые уходили из-за стола вполне довольными. По мнению мамы, наши родственники со своей стороны оказали посильную помощь и содействие.

Прошло сорок дней. Тяжесть, усталость, горечь, все практически позади. Но мама осталась одна. Она словно угасала на глазах. Днем у нее ежедневно после школьных занятий находился Руслан, вечерами заходила я. Мы с ней всегда заводили о чем-либо разговор, иногда вместе пили чай, угощая друг друга чем-нибудь вкусным. Постепенно жизнь вновь входила в свое русло, надо было жить, поднимать детей, верить в лучшее и не сдаваться, вперед и только вперед!

Со смертью одного человека, жизнь не кончается…

Земля тебе пухом и вечная память, дорогой, наш Отец!

…Могилки наших родителей всегда ухожены, не покинуты, не забыты. Заботливые руки сестры, с честью и совестью выполняют свой долг…

После похорон отца, на фабрике мне сразу предоставили отпуск. Морально окрепнув, я вновь приступила к своей работе.

Коллектив управления был довольно дружный, за исключением начальника отдела кадров, она одна могла запросто испортить настроение любому и каждому. По натуре, будучи человеком скандальным, она единственная, не пользовалась уважением всего коллектива. Но жизнь брала свое, мы вместе работали, вместе делились радостями, отмечая дружно и весело любые события и праздники. Со стороны девчат я всегда чувствовала к себе расположение, они достаточно уважительно относились к моей персоне, ласково называли меня, просто, «Галчонок».

Прошло полгода. Я возвращалась с работы домой. По пути, как и обычно, зашла к маме, где неожиданно застала приезд родственников из Барнаула – брата отца и его сыновей, Пашку и Наиля. Они не смогли приехать зимой на похороны, так как тогда дядя Коля лежал в больнице, где ему делали операцию на глаза. Спустя время, он все же решил навестить могилу своего старшего брата. Сопроводить их до кладбища предстояло естественно мне. Нуртай в то время отбывал срок на зоне, Амантай был неизвестно где, Шолпан занималась коммерцией. Кладбище находилось за городом, специальный транспорт туда не ходил, поэтому пришлось идти пешком.

Вместе с нами пошли и ребятишки, Женька с Русланом. Стоял жаркий день, извилистая дорога порой круто поднималась вверх, так как наша местность являлась горной. Дети шли бодро и даже резвились, радуясь шуткам новоявленных родственников. А бедный дядя Коля, еще не совсем старый, но давно отвыкший от столь необычных походов, уставший и обозленный, из последних сил все-таки шел, плача и браня распроклятую жизнь, власть и политику, самыми не пристойными словами.

С большой горечью он бросил горсть земли на могилу брата, попросив прощения за ошибки. Видно было, что его очень гложет боль и досада, что не нашлось слов и подхода друг к другу, еще тогда, когда Павлик был жив. Могила отца была ухожена. Поднявшись на пригорок, вздохнув, дядюшка искренне разрыдался, коря себя за прошлое. Мы, молча, стояли рядом. Помянув, молча думая каждый о своем, проведя за воспоминаниями какое-то время, все возвращались назад, в квартиру мамы.

На обратном пути, по просьбе родичей, зашли навестить семью нашего среднего братца. Сноха Катерина не смогла подняться на встречу, лежа уже долгое время в постели, с неясным для нас недугом, едва поддерживая разговор. Общение с неизвестным родственничком со стороны мужа, было ей совсем не интересным и неуместным, тем более что при этом пришлось присутствовать мне. Мы уже долгое время не общались и на то были веские причины. Ненависть к Амантаю и его семье бушевала во мне сильным пламенем. Что ждет нас всех впереди, одному богу известно. Всему свое время…

К нашему приходу мама уже накрыла стол, в обычном традиционном стиле. Как и всегда, это был бесбармак (бешпармак) и жука-нан, то есть очень вкусные кусочки вареного тонкого теста с мясом и бульоном. Для гостей, давно забывших, а для младших, вообще не знающих наших традиций, это показалось весьма необычным, оригинальным, вкусным и восхитительным. Вечером того же дня, приезжих пригласила в гости и Шолпан, от приема которой гости тоже остались довольны.

А мне было неприятно вспоминать свой давний приезд в Барнаул, в далекие 80-е годы, где наряду с пьянством и бранью, в доме дяди Коли, росли недоедающие дети, среди постоянного беспорядка и грязи. Моя бабуля, впервые вывозившая меня, что называется «в Свет», очень переживала за своего непутевого сына Николая и внуков. Но больше наверно, за меня, и не оправдавшуюся надежду обрадовать внучку от знакомства с близкими родственниками.

Следующим днем гости были приглашены и ко мне.

С раннего утра и до обеда я готовила свои традиционные угощения, от которых они были в полнейшем восторге. За столом говорили обо всем, играла легкая и не навязчивая музыка. В целом родственники и гости остались довольны приемом, даже немного удивляясь нашему всеобщему гостеприимству, что было не приемлемо в их быту.

Не достаточное воспитание детей со стороны их родителей в свое время, все-таки, дало свои плоды. Немного подвыпив за столом по случаю, Наиль теряя самоконтроль, стал неприлично вести себя, дергаться, высказывать не приемлемые пожелания вслух, типа: «Я бабу хочу, мне трахаться хочется…». Было видно, что он страдает нервно–психическими расстройствами. Его отец видать давно уже свыкся с этой проблемой, а Пашке было крайне неудобно перед нами за выходки своего среднего брата. Поэтому все они постарались поскорее уйти, дабы не портить никому настроения. На следующий день мама рассказывала, что Наиль так и не спал ту ночь, не давая отдыха старшему брату, который пытался того держать в руках и успокаивать. Ранним утром им всем пришлось уехать к себе, не дожидаясь не предвиденных последствий, от действий непредсказуемого паренька.

В Серебрянске наши чудо-гости пробыли не долго, так как прибыли туда с определенной миссией. Но и от этого их недолгого пребывания, все же был хоть какой-то результат. Пашка нашел время сходить с ребятишками до Иртыша. Дети резвились и бултыхались на опустевшем пляже. Необычайная красота местного колорита очень изумила приезжих. Паша кинулся в воду, удивляя пацанят своим атлетически красивым телом, но очень уж «пострадавшем», после горьких лет томления на зоне, где он в свое время отбыл срок, взяв по глупости вину другого человека на себя. Шрамы и ожоги говорили о многом, но сам, как личность, Павлик не был сломлен, напротив, он был полон уверенности и вдохновения на пути к истине… Увлекая пацанов забавными историями и прибаутками, шутками отвлекая внимание, он неожиданно и запросто в одночасье научил Руслана плавать, о чем тот случайно попросил, но не ожидал, что все вот так, запросто и получится. А ведь получилось, хоть был большой страх и риск!

Удачи вам, дорогие мои барнаульские братья, Пашка (Файзулла), Наиль и Юрик!

*

Как-то под зарплату привезли на фабрику свиней. Я сначала сомневалась, стоит ли мне брать свеженину, и куда девать столько мяса, но послушав убеждения девчат, согласилась. Нас с Людмилой Дацько записали в паре. Пришлось впервые идти к ней домой, так как я сама понятия не имела, кто и как будет разделывать тушу. Мне пришлось присутствовать при неприятной процедуре, в ожидании конечного результата, от которого стало очень дурно. При визге убегающей свиньи, становилось жутко не по себе, но отказываться было уже поздно. Родственники Людмилы, собрав всю стекшую кровь, спросили, нужна ли мне своя половина. А мне уже ничего не хотелось. Не приученная к таким деликатесам, я отказалась от всех внутренностей, печени, легкого, сердца и головы тоже. Людмила сердобольно приглашала меня в дом, но находясь во дворе, мне не хотелось стеснять ее своим долгим присутствием.

К тому времени уже вернулся из мест заключения старший брат, который жил вместе с мамой, и поначалу вел себя довольно не плохо. Он же тогда, вместе с родственниками Людмилы помогал колоть свинью. А вечером того же дня, я запросто поделилась с братом свежениной, и тот вполне довольный ушел домой.

Наутро следующего дня, я, собрав полную сумку свинины, отправила Руслана к своей подруге Светлане В., зная, что у них дома практически пустой стол, было жаль ее детей, хотелось помочь. В ответ, как и обычно, были слова благодарности, от которых было конечно приятно на душе.

Время шло, Светлана так и не устраивалась на работу, от Саши долго не было помощи, она все чаще жаловалась на свою безысходность, я со своей стороны, помогала безвозвратно продуктами, занимала деньги. А подруга всегда повторяла одни и те же слова: «Вот скоро Саша приедет, я верну тебе деньги, ты самый желанный гость, самая верная и лучшая подруга!». Улыбаясь в ответ, хотелось ей верить.

Как-то вечером, проходя мимо одного из подъездов маминого дома, я в недоумении, совершенно обалдевшая глядела на проходившую почти с безразличием мимо меня веселую компанию, изрядно подвыпивших и жизнерадостных – Светлану с Сашей, ее братом Виктором, и другими людьми. В душе моей было вновь гадко и больно. Развеселая подруга отмечала в своем кругу от души приезд супруга. Обо мне она, конечно же, даже и не вспомнила, а встретив неожиданно, так, мимолетно кликнула: «Привет». Все они пошли мимо, будто меня нет, и просто, никогда не было, я ноль, пустое место. Обида острой занозой засела в моем подсознании, я больше никогда не хотела ее видеть, слышать и знать. В голове вертелась лишь одна мысль: «А ведь дружбы-то у нас совсем и не было никакой, никогда!», все обман, предательство. Подшучивая над собой, я самокритично пришла к выводу, что обладаю уникальной и удивительной способностью притягивать к себе, либо пропащих пьяниц, либо особ, далеко недобропорядочных.

Тем временем моя сестра вместе с Василием всерьез занялись коммерцией, и мы постепенно начали отдаляться друг от друга, становясь чуждыми в общении. Мне стало вновь скучно и грустно. А на пороге уже хмурая осень, середина октября, падают первые снежинки. В управлении фабрики все бурлит и кипит от событий и страстей.

Людмила Д. отмечая в кабинете профкома вместе с коллективом свой сорокалетний юбилей, к вечеру пригласила к себе домой самых близких ее сердцу людей, куда, совершенно случайно пригласила и меня, ненароком оказавшуюся рядом, в ее компании, да при хорошем настроении. Естественным образом, извиняясь и напрочь отказываясь от мероприятия, я ссылалась на неловкость и неудобство, но Людмила была неумолима, а напротив настойчиво требовательна и вежлива. Отступать было невежливо, и я согласилась. Так зарождалась наша долголетняя дружба, которая косвенным образом повлияет в будущем на ход событий в моей жизни.

Вечером того дня мы веселились в компании друзей и родственников Людмилы. Мне было интересно слушать ее, чему-то даже и учиться, познавать что-то новое. Люда была старше меня на восемь лет, но разницы в годах мы не замечали. Поначалу меня заводили и удивляли ее рассказы о личной жизни и невероятных событиях. Где-то я недоумевала, где-то недопонимала, что-то осуждала и считала низким, но от этого наша дружба и общение не заканчивались. Мы все чаще приходили вместе с Русланом к ним домой, вместе делились печалями-радостями. Слушая ее, даже начинала понимать, что в сексуальном плане я несколько не грамотна, и виной тому была, может быть не только закомплексованность и воспитание, но и, конечно же, нерадивые партнеры…

Людмила всегда была загружена домашними делами, при этом преуспевая в работе, и в личных делах. А я никогда не отказывала ей в помощи, если была в том необходимость. Мы вместе сажали картошку, вместе собирали урожай, и отмечали праздники, а по вечерам, под свежий салат и жареный картофель, пробовали домашнее вино, обсуждая житейские проблемы, мужчин, различные похождения, разговорам не было конца. Люда, с виду была невысокого роста, худенькой и стройной, пользовалась вниманием мужчин, от чего ее не очень-то праздновали женщины в коллективе, но она на все смотрела с оптимизмом, была очень бойкой, но порой не всегда сдержанной, за что после, сама же и страдала, осуждая себя. А в трудную минуту на нее всегда можно было положиться, она была не из тех, кто просто отвернется, и не протянет руку помощи. Каким бы ни было ее настроение, подруга в душе все-таки была человечной, ее просто надо было понять, а понимал, далеко не каждый. Она очень уважительно относилась к моей маме, и при случае всегда передавала ей свежеиспеченные пирожки, от чего и моя мама была крайне довольна.

Однажды от швейной фабрики меня с Людмилой выбрали в счетную комиссию на выборах. Кроме нас от управления было еще человек пять. Директором избирательного участка тогда назначили всеми нам знакомого заочно, Булата М.А., работающего в то время в городской администрации.

Был зафиксирован факт нарушения, впрочем, вину и ответственность за который, понес сам Булат, без вины виноватый. Но дело обстояло совсем иначе. На завершающем этапе голосования, по указанию свыше, его попросили в добровольно–принудительном порядке отметить соответствующие голоса в пользу нужного кандидата на чистых бланках, за безответственных граждан, не пришедших на выборы. Что было и сделано. Но трагичнее был факт подтасовки от того, что навязавшие свои незаконные действия чиновники, сами же «виновного» после и наказали, за якобы проступок, вследствие которого, Булата больше не допускали впредь в комиссию по выборам, сообщив ему о якобы поступившей на него жалобе. Не ожидая подвоха, он, конечно же, терялся в догадках. Мне было жаль его, и было непростительно стыдно за очередную бессовестную выходку Людмилы, которая в любой ситуации усматривала лишь свою выгоду. Будучи человеком в некотором роде завистливым и алчным, она любой ценой могла навредить любому и каждому, ради собственного благополучия и карьеры. Вот и тогда, она запросто созналась мне, что специально заявила в Администрацию о якобы факте нарушения, прекрасно зная, что указания шли именно оттуда. Хорошо понимая последствия, что во избежание скандала Булата тихо снимут, а на его место директором следующей избирательной комиссии безоговорочно поставят саму Людмилу, таковы были ее условия, чего она и добилась, полностью в том уверенная. А после того случая, она очень спокойно и мило улыбаясь, смотрела в глаза Булата. Но ужаснее всего было то, что совершив свою выходку, она совершенно не чувствовала угрызения совести.

Жизнь становилась труднее, политика и экономика рухнувшего Союза давала о себе знать. Людмила по мере возможности делилась со мной дарами своего огорода, а я всегда чувствовала себя чем-то обязанной, и поэтому в ответ тоже старалась ей чем-то помочь в физическом плане. Наша дружба крепла, а впереди еще много проблем, нерешенных вопросов и масса приключений.

В один из вечеров Руслан сообщил мне, что следующим днем в музыкальной школе состоится показательный концерт. Необходимо было выглядеть наилучшим образом, к чему мы были совершенно не готовы. От отчаяния упало настроение, для выступления необходимы приличные туфли, одолжить их негде, да и стыдно. Эта проблема была оставлена на завтра.

Подзаняв денег, я металась по магазинчикам, в поисках покупки, но, увы, результаты мои не увенчались успехом, подходящую обувь так и не подобрали, да и ко времени, просто не успели. Больно было смотреть на раздосадованного сынишку, а ведь ему еще предстояло оправдание перед преподавателем музыки.

Притупив свое негодование, мы продолжали жить, стараясь забыть про неприятный конфуз. Но случайно, днями позже, мне довелось встретиться с Еленой Евгеньевной, учительницей Руслана. Она была человеком глубоко порядочным и понятливым, добрым и отзывчивым, любой серьезный разговор, переводя в шутку. На свой иронический с акцентом вопрос, подчеркивая важность мероприятия, об отсутствии ученика, думая мысленно о наших серьезных семейных проблемах, она явно хотела услышать оправдание – виноватых. Надо было видеть ее лицо воспринятым от меня ответом! Извинившись, я просто сказала: «Нам нечего было одеть». В ответ сочувствие в глазах, взгляде, и пожелание большой удачи и уверенности во всех наших начинаниях. Кратко обменявшись небольшой информацией, мы испытывали, как казалось, огромную симпатию и взаимоуважение, искренность взаимопонимания. С бодростью духа хотелось верить в лучшее, уверенней идти вперед, дарить радость людям!

Ну а пока жизнь идет своим чередом. На фабрике началось сокращение штатов, средств на зарплату не хватает, часто всем приходится брать продукты под запись на работе, в том числе хлеб и одежду. Люди становились более озлобленными и агрессивными. Сокращались рабочие часы, но добавлялась нагрузка. Рабочие, без того уставшие от недостатка и невзгод, страдали и от бессовестного самоуправства, совершенно не прислушивающегося ни к чьим обращениям директора и его соратницы, всеми нелюбимой Лидии Михайловны. Она и дня не могла прожить, чтоб кого-то не обидеть, не довести до слез, не нагадить в душу. В их адрес ежедневно лились бурные потоки проклятий. А Лидия, оставаясь человеком не исправимым, «достав» за последнее время практически всех и каждого, дошла и до меня.

В своей работе я была безупречна. И все же с ее стороны появились необоснованные и незаконные указания по роду моей деятельности. Мне совсем не нравился ход подобных мыслей и поступков, и, будучи человеком принципиальным, я поначалу спорила с ней, давая отпор, а когда с ее уст начали слетать реальные маты, с упоминанием «матери», то попросту грубо остановила ворчливую коллегу: «А вот мою мать, не смей трогать!..». В конце концов, долго не размышляя, я обратилась с заявлением за самоуправство и произвол в местную прокуратуру, после чего спесь нашего злобного кадровика немного поубавилась. Но люди из цехов увольнялись одни за другими из-за отсутствия самой работы и невыплаты зарплаты. Фабрика находилась на грани банкротства, но держалась из последних сил. А мне в нагрузку добавили обязанности инспектора отдела кадров. Приходилось в основном увольнять с работы, готовить приказы, изучать КЗОТ, оформлять документы пенсионеров в Собес и прочее. Не хватало времени, я очень уставала. Людмила к тому времени перешла работать в Администрацию, но наша дружба не прекращалась.

Со Светланой В. при встрече, мы теперь просто проходили, молча мимо друг друга. Я как-то легко пережила ту обиду и «утрату», но при встрече с ней понимала и чувствовала, что Светлана страдает, и может где-то в душе осознает свою вину. Но простить ее была не в силах, а возможно и не готова. Лишь через какое-то время, рано поутру, Света окликнула меня, спешащую на работу. Оглянувшись, я остановилась. Подойдя ко мне, она протянула деньги, которые когда-то брала в долг, сказав: «спасибо». На этом диалог и закончился. Я развернулась, и пошла прочь, так ничего не сказав ей в ответ.

После, через годы, я узнаю от нее самой, как тогда, она уходила в другом направлении со слезами на глазах, обиженная и задетая до боли в душе…

Несмотря на все проблемы, я не забывала о матери. Она всегда радовалась моему приходу. А со своей скудной пенсии, еще пыталась как-то помочь нам. Мы, как могли, помогали друг другу. Но я всегда недолюбливала ее общение с семьей Амантая, вычеркнув их всех из своей жизни и возненавидев, категорически прекратив с ними всякое общение. Мы встречались лишь изредка, когда Катерина с детьми приходила к маме помыться в ванной, что меня несколько возмущало и раздражало. Я постоянно ворчала по этому поводу, а бедная мама разрывалась между нами. Катя и дети всегда сидели, молча, видя мое настроение и отношение к ним. Она понимала, что лучше просто промолчать, тем более что где-то в душе все же признавала и свою вину. Ну а я в свою очередь, просто игнорировала их присутствие, обращалась к маме, словно рядом в квартире нет никого, стараясь унизить их, раздавить саму их сущность. Моей ненависти и агрессии не было предела. И мама конечно от этого страдала, как бы и меня, понимая, с моим необузданным характером, и внуков, от своего непутевого сына, ей тоже было очень жаль. Она всегда повторяла: «Галя, живите дружно, когда-нибудь ты поймешь меня».

В конце лета сестра с Василием затеяли в своей квартире небольшой ремонт, кое-где заменяя обои. Я с удовольствием и воодушевлением почему-то запросто взялась им помогать. На своей площади был полный порядок, личного времени предостаточно, поэтому с легкостью принялась за дело.

Вечером выходного дня, заканчивая обклеивать стены коридора их квартиры, и напевая что-то себе под нос, обернувшись, обратила внимание на неожиданно вошедших гостей, одноклассников сестры, Сергея и Александра, с которыми была немного знакома «заочно», помня их еще по школе, но они не знали меня совсем. Слегка подвыпившие, друзья долго говорили за столом втроем о разных пустяках. Докончив работу, я приобщилась к их компании, приличия ради. Александр, бегло взглянув в мою сторону и взяв на заметку наши родственные отношения с сестрой, необычно, и чертовски приятно стал вести себя, вызывая к себе симпатию. Интересный собеседник, как бы в шутку и в серьез заявил, что «Галка ему очень нравится, и он непременно на ней женится, даже пить вообще бросит». Вот на такой забавной ноте и рассталась наша веселая компания. Мы с Русланом пошли домой, унося с собой приятные воспоминания о случайной и забавной встрече. Немного подумывая на эту тему, хотелось мечтать и фантазировать. А через несколько дней, услышав стук в дверь, я поспешила открыть ее, в ожидании прихода сынишки, заигравшегося на улице. Словно прочитав мои мысли, на пороге стоял Саша, забавный и уверенный. Чуть позже, он по-свойски повел Руслана на свою дачу за фруктами и овощами, как в порядке вещей, что для меня покажется необычным. Они легко нашли общий язык и понимание. Алекс полностью положительно расположил к себе подростка. Мне была приятна завязавшаяся дружба с Сашей, вел он себя тактично, приходил не часто, но с гостинцами для сынишки, был приятен в общении. Ну а я его просто ждала, верила и надеялась…

Все закончилось очень резко, грубо, и крайне неприятно для нас обоих. Он реже появлялся, задумываясь о причине, я не знала, как реагировать в данной ситуации. А в один из вечеров, открыв ему дверь, ужаснулась, пораженная на повал. Саша еле стоял на ногах, по всему было видно, что буйная пьянка продолжалась не один день, выглядел не лучшим образом, а дурной запах и неопрятный вид, вызывал мгновенное отвращение. На пороге еле держась о косяк, пребывал, совершенно невменяемый в противоположность, мною придуманной сказки, Сашок, словно, его никогда и не было. Разговор был коротким. Выставив за дверь горемычного поклонника, я одним разом поставила точку на наших отношениях, в душе немного страдая, так как почти начала привыкать к этому человеку. Что касается его, то он, конечно же, тоже был в отчаянии, на коленях умоляя о прощении, и даже с ноткой угрозы, в плане того, что либо покончит с собой, либо уйдет на контракт, с «дальнейшими последствиями». Но мне все чаще доводилось видеть его в безобразном состоянии, то лежащего на лестничной площадке, в подъезде моей мамы, то бессознательно гадящего всем и всюду… Отвращение и ненависть вмиг перечеркнули все то, что было миром иллюзий и страстей.

Мама знала о моих случайных встречах и связях, но никогда не лезла в мои личные дела, и не указывала. Лишь изредка пыталась дать по необходимости чуткий и своевременный совет.

Годовщину отца мы провели также, достойно его памяти. Столы ломились вновь от всевозможных продуктов.

А по весне, в апреле, зайдя к маме вечером после работы, я застала ее несколько огорченной. В зале вновь вполне тихо присутствовали Катерина с маленькой Танюшкой. Я спросила маму: «Что случилось?», в ответ она протянула телеграмму из Харькова, где сообщалось о смерти бабушки, прожившей более ста лет и пережившей смерть своего сына ровно на год. Мама знала, что из всех внуков, я более чем кто-либо была к ней привязана и любила ее, поэтому очень чутко отнеслась к очередной беде. Я тихо плакала и причитала, мама, стоя рядом на кухне, сожалела.

Из последующего письма от Зои, мы узнали, что бабушка умирала в полном здравии ума. Она всегда знала то, что ей никто и никогда не говорил, может сердце подсказывало, а может, то природный дар. Зоя, глядя на умирающую мать, просила простить ее, если что было не так. А бабушка лишь спокойно сказала: «вот есть у меня сын, Коля с детьми, и сын Паша, а ведь он уже умер», и еще очень много правильных слов она поведала, перед уходом в мир иной. Было больно и жалко несчастного и очень близкого человека, давили угрызения совести за беспомощность и бессилие, как-то скрасить последние годы ее жизни, ведь она это заслужила. От слез сжимало в горле. Зоя не смогла даже захоронить свою мать. Уехав на Украину, она словно оказалась отрезанной от нас навсегда. Чтобы забрать прах бабушки, необходимы были документы должного образца или определенные денежные средства, что ей было не под силу, и она обратилась с просьбой ко мне.

Напечатав необходимые справки, с указанием захоронения праха покойной на Родине, где проживают ее родные и близкие, заверив их на работе, я отправила документы на Украину. А через какое-то время, Зоя самостоятельно захоронит прах своей матери в Барнауле, рядом с захоронением покойной сестры бабушки, Латифы.

Тем временем, вернувшийся вновь из заключения брат, совсем не желал работать, его устраивала раздольная жизнь тунеядца. На пару с Амантаем они частенько приводили в квартиру матери, своего рода, различный сброд. Проходимцы, пьяницы, неряшливые и чрезмерно неопрятные тетки, практически ежедневно проводили весело и от души там свой досуг. На замечание несчастной матери никто не реагировал. В свою очередь сама она тщательно скрывала от нас, дочерей, свое скверное и незавидное положение. Конечно же, чтоб не расстраивать нас, ну и с другой стороны, опасаясь последствий, зная дурной характер своих бессердечных сыновей.

Ну а я все также продолжала общаться с Людмилой. Иногда заходила к сестре, покупала у нее кое-какие вещи, из закупленных ею с Василием на оптовых рынках, для их коммерческой деятельности.

Отношения на работе с Лидией Михайловной становились более натянутыми и невыносимыми. Кадровик, как могла, выживала с работы одного за другим, вела себя крайне агрессивно, грубо и не тактично. Сколько же проклятий сыпалось ей вслед! Но она была, по сути, неисправима, продолжая свои гадкие действия везде и всегда. Мне, как и многим другим, стало неприятным видеть ее, слышать, и тем более общаться. Оставаться на фабрике уже не было смысла, зарплату рабочие не получали месяцами. Хорошенько все взвесив и обдумав, я подала заявление на увольнение.

А к тому времени Николай, супруг Людмилы, уже обживался в Томске, пытаясь обустроить жизнь и основательно обосноваться в Сибири, ради своего старшего сына Александра, уехавшего тоже туда на учебу. Люда с Колей очень любили сына, ради него шли наперекор своим желаниям.

А у меня появился какой-то неосознанный интерес к пока еще неизвестному городу на Томи.

Уволившись с фабрики, как-то резко и вдруг, я почувствовала себя совершенно одинокой, покинутой и несчастной, деньги заканчивались, новую работу найти было крайне сложно. Недостаток сказывался и на настроении моего сынишки. Но он с большим пониманием относился к происходящему, держался ответственно и стойко, пытаясь хоть как-то морально поддержать меня в минуты отчаяния.

Случайно заехавший в гости к маме, по роду своей работы, дальний родственник, Толкын Данияров, который неоднократно помогал ей, снабжая продуктами, пообещал помочь мне в устройстве на работу, где работал сам. Так я через некоторое время уже работала приемосдатчиком в ПЧ. Запросто сдружилась с девчатами, но на работу шла, как на каторгу, было совершенно не интересно попусту отсиживать и терять время без дела, лишь изредка убирая территорию. Я понимала, что это не мое место, и навряд-ли здесь задержусь надолго. Даже положенную небольшую зарплату было как-то стыдно получать, зная, что я их не заработала, и получаю деньги ни за что.

Но находились и те, кто готов был, невзирая, на совесть и приличия, ради собственного благополучия, любым путем выпихнуть, столкнуть с пути любого. Кому-то помешала и я. Уволить родственницу дяди Толи, вот так просто было нельзя, можно было лишь все подвести к тому, чтоб это произошло само собой добровольно. За отсутствием какой-либо работы мне неожиданно добровольно-принудительно предложили принять под свою ответственность, поступивший, на склад товар неизвестного характера. Так как это не входило в мои обязанности, то я естественным образом отказалась выполнять указание, понимая, что за этим кроется какой-то подвох. В ответ мне незамедлительно предложили уволиться, по собственному желанию. Облегченно вздохнув, я легко освободила свое место, возможно для кого-то, более нуждающегося в том…

А в ближайшие дни мне предложили временную работу по договору в Собесе соцработником, по уходу за одинокими и престарелыми пенсионерами. В течение дня было необходимо обойти шесть-восемь домов, каждый из которых находился в разных районах нашего городка. Для кого-то из них надо было принести из колонки воду, с запасом на неделю, у кого-то прибрать и навести порядок, для кого-то сходить в магазин или аптеку, а с кем-то просто чисто по-человечески поболтать, составить компанию, а может где-то и поддержать морально. Иногда, на пару с работником милиции, я разносила пенсию по домам. Домой возвращалась уставшая, но очень довольная, так как за эту работу оплачивали отдельно, в зависимости от моей скорости и внимательности.

По вечерам и в выходные дни мы с Русланом стали усиленно заниматься спортом. Он немного страдал морально от постоянных насмешек со стороны, по поводу лишнего веса. Но для меня оставался самымнормальным ребенком, я его просто любила и обожала. А за своим внешним видом всегда старалась следить, и по мере возможности больше заниматься физически.

Занятия аэробикой как-то резко прекратились, так как Зине отказали занимать помещение, ссылаясь совсем на несерьезные причины. Ничего не оставалось делать, как продолжать свои занятия дома. Сама того не замечая, я вскоре вошла в нужную форму.

Что касалось Руслана, то он принципиально, очень упорно и настойчиво занимался со своим другом Димой на байдарках. За короткий промежуток времени он из «пончика», как его частенько дразнили, превратился в худенького и жилистого мальчугана. Знакомые едва узнавали его, а обзывания в его адрес, пропали сами собой.

Ну а наша уставшая мама, наконец-то, немного свободно вздохнула. Хоть ей было и жаль своего старшего беспутного сынка, но очередной срок его отбывания на зоне был очень кстати.

Руслан не сразу сознался мне о том, что знал и слышал в квартире бабушки от нерадивых «дядьев», может, не хотел огорчать меня, а может, об этом его попросила бабушка. Он лишь сказал после, что когда вырастет, то обязательно все им припомнит. Было больно слышать от ребенка о гадких проделках двух подонков. Бедная мама, сколько же ей пришлось выстрадать! Руслан рассказал, как однажды, уставшая бабушка хотела разогнать разбуянившуюся в ее квартире толпу пьяниц, в ответ на это старший из братьев указал среднему: «Заткни этой суке пасть!». И Амантай, очень запросто и правильно воспринял указания…

Ненависть и зло кипели во мне с каждым разом все сильнее.

Среди этой ненависти и отчаяния утверждался, креп и продвигался вперед с высоко поднятой головой, и мой славный малыш!

Я верила, что его не сломят ни ложь, ни обман, ни лишения, он был единственной целью и радостью моей жизни. Ради его будущего, я вскоре должна буду сделать решительный шаг, резко переменив все в своей и его жизни. Но это все еще впереди.

А пока, по настоятельной просьбе мамы, нам приходится носить передачки в ИВС, находящемуся под следствием Нуртаю. Нам с сестрой такая затея конечно же не в удовольствие, но в противном случае это придется делать нашей, и без того утомленной матери, у которой в последнее время совсем пошатнулось здоровье. Она частенько принимала лекарства, но приступы боли изводили ее порой на нет. Приходилось вызывать скорую. А маме становилось все хуже, причиной тому был отказывающий работать кишечник. Казалось, что жизнь мамы потихоньку угасала.

Близилась осень 96 года. Мне не всегда хватало средств на оплату коммунальных услуг, росли долги, в холодильнике было почти пусто. Но в нашей квартире было всегда чисто и уютно. Руслан с пониманием относился к временным неудобствам, терпеливо перенося тяготы того времени. Иногда было настолько трудно, что приходилось самой печь хлеб, варить простенькую кашку, заправляя ее бульонным кубиком. А иногда я просто шла к маме и просила помочь, так как совершенно оставалась с пустыми карманами, сильно переживая за своего ребенка. Мама из своей скудной пенсии, как могла, пыталась нам помочь. Она очень страдала и волновалась за нас с Русланом.

С сестрой наши отношения уже были натянутыми. Но, несмотря, ни на что, я все же, попросилась к ним на подработку в магазин, на выходные, получая при этом сущие гроши, 150 тенге за день. В душе становилось больно и обидно, но другого выхода не было. Иногда в их магазин заходила мама, покупая какую-либо крупу или макароны. Было до боли души стыдно, гадко и неприятно перед ней за сестру, наблюдая сцену купли-продажи, о которой я, впоследствии, обязательно упомяну в своем прощальном письме к сестре, осуждая и упрекая ее, уезжая и навсегда покидая свой родной город.

…В голове не укладывалось – «Да как же так можно, ведь это же родная мать! Ты же коммерсантка, ну насыпь ты чего-нибудь так, просто, не через весы, и уж тем более не за деньги, ведь это же так гадко и грязно!».

А однажды кто-то из знакомых по фабрике мне пожаловался: «Видели вчера твою маму в очереди за молоком, а за ней стояла твоя сестра, у матери рубля не хватило на литр, попросила взаймы у дочери…». Не зная нужды, неужели так сложно просто купить самой и принести, старушке чуток молока! Я знала, что когда-нибудь, все это выскажу и выплесну наружу, но навряд-ли, меня поймет тот, кто не прошел школу выживания, кто чужд понятия людских бед, лишений и негодований! Когда-то я скажу: «Близок локоть, да не укусишь, все возвращается бумерангом, придет время, и ты все поймешь и осознаешь, горько рыдая, будет очень больно и стыдно». Ну а пока затуманенный разум, жажда наживы и стремление в процветании далеко не преуспевающего бизнеса, словно непроглядной стеной, стали между нашими отношениями. На душе было гадко, скверно и очень досадно.

Людмила тем временем пыталась продать свою квартиру, в строении на двоих хозяев, а так же дом своих родителей, в дальнейшем планируя переехать на постоянное жительство в Томск, поближе к сыну. Уже практически все вещи были отправлены контейнером, оставались небольшие формальности. Я немного с грустью в душе расставалась с ней, но где-то в подсознании была уверенность, что наше знакомство и дружба не случайны, и мы еще встретимся. Перед ее отъездом, часто ходили за фруктами, в старый дом их родителей, а вечерами вместе с детьми, дружно проводили досуг.

В один из теплых осенних дней, мы с Людмилой отправились далеко за окраину города, выкапывать их картошку. Участок находился неподалеку от дома ее сродной сестры, Катерины Плотниковой. В надежде, и на тот случай, что нам все-таки кто-нибудь поможет, взяли с собой спиртного. Уже надвигались тучи, помощи ждать было не от кого, и мы продолжали работать. Окончательно уставшие и промокшие, все же, через силу волокли по земле мешки с собранным картофелем к воротам Катерины, которой на тот момент не оказалось дома. Закончив работу и оставив урожай во дворе особняка, решили отдохнуть, немного перекусив на берегу нашего несравненного Иртыша.

Слегка захмелев от горячительного и усталости немного взбодрились, и, повеселев стали петь наши любимые завсегдашние песни, каждый на свой маневр, было забавно и наверно смешно со стороны. Вновь полил дождь, и ничего не оставалось, как залезть и спрятаться под лодку, лежавшую на берегу, где мы незамедлительно заснули, просто, на какое-то время. Скорее всего, это был всего лишь полусон. Очнулись от шума всплеска воды, кто-то, усиленно подгребая веслами, приближался к берегу. Мы с Людмилой по очереди, потихоньку стали выползать из-под лодки, ошарашив, и немного даже вспугнув подплывших к берегу немолодых мужчин, наспех удалившихся от необычного зрелища. Нас охватил в свою очередь изрядный смех. Выглядели мы, конечно, не самым лучшим образом, промокшие, в грязной одежде, с запачканными лицами. Возвращались домой уже поздним вечером, по линии железной дороги, сокращая дорогу и одновременно стараясь избегать встреч с кем-либо, дабы, не попасть в неловкое положение.

Позднее в Томске, мы часто будем вместе с Людмилой вспоминать тот развеселый день, и как всегда, смеху не будет предела.

До своего очередного дня рождения Люда не успеет уехать в Томск, где ее очень ждали дети и муж. Поэтому она вместе с работниками Администрации отметила его чисто символически, но достаточно весело. А перед отъездом, Людмила через свои связи, договорилась с руководством ОВД о посильном содействии с их стороны в моем трудоустройстве.

Провожали подругу с вокзала всей гурьбой. На душе было немного тоскливо, она даже немного всплакнула и обещала писать. А ее оставшийся верный пес, Дозор, еще очень часто будет при каждой случайной встрече провожать меня до дома, получая в благодарность что-либо вкусненькое.

Время шло, все сильнее страдало мое подсознание, нарастающий недостаток, пустеющий холодильник, недоедание, неуверенность в завтрашнем дне, изводили меня на нет.

В один из вечеров, от безысходности, мы с сынишкой наспех собравшись, просто пошли к маме. Просить у нее что-нибудь, было также практически нечего, но идти больше не к кому. Мама, радуясь нашему приходу, засуетилась, но кроме чая и каши, сама ничего не имела. Ничего не оставалось, как откровенно сознаться, что у нас совсем нет денег, и нам попросту нечего есть. Мама сильно переживала и страдала, не зная, как и чем нам помочь. Я взяла у нее последние 50 тенге, понимая, что этого хватит всего лишь на два дня, вернее на две булки хлеба. Мама осталась у себя, наедине с переживаниями, а мы брели спокойные, не спеша по своей улице, по пути купив свежий хлеб, от которого шел обалденный наивкуснейший запах.

Мы шли с Русланом, запросто отламывая куски, и ели его с превеликим удовольствием, а по щекам моим тихо стекали слезы горести и печали. Руслан, прижавшись ко мне, успокаивал меня, уверяя, что все у нас будет хорошо. Тогда я подумала – «Пусть, даже если мне придется испытать стыд и солгать, я больше не позволю нам испытывать пережитые неудобства!».

Я твердо верила, мы встанем на ноги!

В ближайшие дни мне передали сообщение, о приглашении меня на работу в паспортный отдел. Неуверенная в достоверности информации, я все же поднялась в кабинет начальника милиции.

Разговор был короткий, просто мне дали понять, что принимают меня временно, по просьбе Людмилы Дацько, и что штат без того переполнен.

На следующий день я уже вышла на работу в качестве паспортиста, работы действительно было мало, и от безделья пришлось приняться за чистку архива. Запросто вошла в контакт с девчатами, но более общалась с Тоней Коноплевой, она была человеком простым и разносторонним, приятна в общении, очень разговорчива и весела. Из ребят, сразу как-то отметила Мишу. Он был тоже интересен в общении, запросто находил подход к любой и к каждому, забавно шутил.

Мама вновь стала чувствовать себя хуже.

Однажды я вдруг решила с ней посоветоваться, по поводу перемены нашего места жительства, так как оставаться в Серебрянске уже не было смысла, люди покидали дома и квартиры, с надеждой уезжая на заработки в Россию. Мама поначалу пыталась отговорить меня от подобной затеи, но понимала, что и здесь оставаться тоже крайне сложно, боялась за неизвестность в чужом краю.

Работа в паспортном мне казалась не совсем по душе, было вновь неловко чувствовать себя от безделья. Иногда, мы вместе с девчатами дружно занимались вязанием в рабочее время, пили чай, вприкуску с дольками шоколада, которым иногда нас кто-либо угощал из посетителей. Свои дольки, я старалась незаметно оставить Руслану.

Миша, неоднозначно давал намеки практически всем девчатам, но меня это не задевало. Понимая, что человек он семейный и многодетный, я все же с симпатией посматривала в его сторону, но распространяться об этом не хотела.

С начальником отдела Оразом, мы были знакомы чуть ранее. Наши пути пересеклись по роду моей деятельности на фабрике, при оформлении пропусков для водителей в приграничные зоны. Я помнила взволнованный, неспокойный и стеснительный взгляд Оразбека, но общалась с ним запросто, как с товарищем.

В один из вечеров, после небольшой очередной посиделки, весело расходясь по домам, мы запросто, но с подколками шутили меж собой. Миша неожиданно, полушутя напросился ко мне в гости вместе с Оразом и Катюшей, которой тогда не было и восемнадцати лет. Я легко ответила согласием, но при этом предупредив компанию, что дома на счет закуски, пусто. Так что, если их это не смутит, то милости просим. Мужчины тем и отличаются, что их дважды приглашать не надо. Вот так нежданно и нелепо, они оказались у меня в гостях.

Руслан занимался своими делами в комнате, с удовольствием уплетая шоколадку, ну а мы, весело сидели на кухне. Времени прошло немного, но я не заметила, как Ораз оставив нас наедине с Мишей, тихо ушел. Так стихийно начался мой очередной роман, но встречались мы крайне редко, я понимала, что причиной тому семья и дежурства, но всегда была рада его визиту. Не ожидая от него цветов и подарков, понимала, он не из тех, кто их дарит, он такой, какой есть, и воспринимался именно таким. В общении с ним я познавала, что далеко заблуждаюсь в своих понятиях о мужчинах, перечеркнув все в моем понимании, чувствовала себя совершенно безграмотной и несколько закомплексованной. С момента его прихода, и до рассвета, не было и речи о сне, он был очень ласков и разговорчив, подшучивал, что выспится дома. Ну а я все более душевно привязывалась к нему. На работе тем временем уже поговаривали о сокращении.

Как-то зашла к маме, она вновь жаловалась на недомогание, не находя себе места. Мы решили вызвать «скорую». В больницу она попадала уже не впервые, но на этот раз все было гораздо серьезней. Пролежав несколько дней под капельницей, мамуля совсем обессиленная, похудевшая и уставшая, была на грани безразличия к жизни. Стали необходимы дорогостоящие лекарства, средств на все не хватало. Свою пенсию она доверила получать мне, от чего сестра была на грани истерики. Выйдя из больницы, после очередного ее посещения, встретившись с сестрой, мы прошли мимо друг друга, почти как чужие. Я услышала в свой адрес кучу упреков, по поводу присвоения денег матери, и что медикаменты все теперь приходится покупать только ей. Спорить не было желания. Мы не понимали друг друга.

После выписки из больницы мама пожелала какое-то время пожить у старшей дочери, отказать ей в этом, конечно было нельзя. Я не хотела лишний раз заходить в квартиру сестры, но делала это в силу необходимости. Навещать маму старалась в отсутствие хозяев, дабы избежать очередных упреков и скандала.

Получив в очередной раз за нее пенсию, зашла к маме поговорить и отчитаться. Но каково же было мое изумление, когда она, глядя в мои глаза, стала укорять меня в краже из ее серванта чая и чего-то еще. От обиды я немного сорвалась, даже начав грубить. Ушла домой подавленная, но на следующий день вновь пришла к маме, пытаясь выяснить причину и объяснение ее странного поведения. Она, словно ничего и не было, пыталась замять разговор, сказав, что все нормально. Вновь состоялся душевный разговор. Ничего не понимая, я чувствовала, что скоро потеряю работу. Оставаться в городе, означало просто пропасть, уезжать в неизвестность, тоже не решалась, опасаясь ошибиться.

И вновь мама на ногах, уже в своей квартире, почти в полном здравии. Она запросто, уверенная в своей речи, неожиданно для меня и самой себя вдруг заявила:

– Галя, забери мой холодильник, продай его, покупай билеты, и уезжай с Русланом в Томск, к своей Людке, здесь вы пропадете…

Это были практически последние слова напутствия матери, сказанные ею мне в полном здравии ума. Все, что будет сказано потом, станет сущим кошмаром, бредом. Я совершенно не понимала разносторонние, и совершенно противоположные мнения своей матери, с ней что-то происходило, словно, раздвоение личности.

Мы вместе с Русланом ежедневно навещали ее, принося с собой готовую пищу. Она, то радовалась нашему приходу, то ворчала и упрекала меня, бог знает в каких грехах, иногда хвалила старшую дочь, что та ее кормит, что внуки ее не забывают и приносят покушать. А однажды ошарашила нас настолько своей уверенной мыслью, что возвращаясь домой мы с Русланом были в недоумении, то-ли бабушка шутит, то-ли всерьез говорила, то-ли совершенно не дает отчет своим словам. Глядя на нас в упор, она совершенно серьезно начала, как бы раскрывать для нас засекреченную информацию:

– В военные годы я была разведчиком и снайпером, у меня имеется именное оружие, оно лежит в надежном месте. Скоро за мной должны подъехать, на черной «Волге»…, и что-то еще в этом роде.

Нас разбирал смех, – «а бабуля-то у нас, снайпер»!

Лишь немногим позднее я пойму причину всего происходящего. Нам и в голову не могла прийти мысль о том, что после передозировки трехдневного приема капельницы, слабый организм матери не выдержал, тем более что в те злополучные дни, она вообще не принимала пищу. В результате в некоторых частях головного мозга образовались блямбы, они-то и стали причиной сбоя в ее сознании. Мама, временами приходя в себя, хорошо понимая, что это конец, знала, что теряет рассудок, и пыталась бороться, противостоя себе, другой. Чудом, в один из дней, она все-таки дала добро на наш отъезд.

В душе я чувствовала, что уезжала из родного города с полного благословения своей матери.

Ну а пока, еще не закончен учебный год, позади тяжелая зима.

Мама делает завещание на квартиру в пользу Руслана, чем окончательно подрывает, без всякой на то мысли, наши отношения с сестрой. Я несмотря ни на что, как и прежде навещаю мать, по мере необходимости навожу у нее порядок, и все чаще подумываю об отъезде, опасаясь очередной ошибки, постоянно все взвешивая и обдумывая.

Не раз была наслышана о том, что многим уехавшим, не удалось, не только обосноваться в России или найти работу, а то и просто, возвратиться домой, не имея возможности проехать через условную границу в Барнауле. Паспортов почти ни у кого не было, а казахские удостоверения тогда были действительны только на территории Казахстана. Было над чем призадуматься и чего опасаться.

Муж моей знакомой Лидии Пермяковой, имея востребованную специальность электрика, от безнадежности, как и многие другие, решил тоже уехать в Россию, в Барнауле его развернули обратно, а по возвращении домой, он накинул на себя петлю…

То был ужасный период для большинства населения Казахстана, наш Серебрянск рушился и гиб на глазах, из некогда бывшего населения в двадцать тысяч, оставалось чуть менее половины.

Как-то сразу вспомнилось предвещание мамы.

Она давно, еще только начиналась строиться вторая очередь нашего завода СЗНП, под строительство которого сносились казахские могилки, сказала, что это большой грех, не будет покоя на этой земле. Словно сбывались сказанные ей пророчества.

Я очень переживала за больную мать, боясь оставить ее, и вот так запросто уехать в неизвестность с малолетним сыном. Но с другой стороны, понимала, что оставшись без работы, и даже продав холодильник, если не куплю билеты, то денег от продажи хватит лишь на месяц-другой, а что потом – неизвестность, и навряд-ли, будет другой шанс. Отчаяние, боязнь пересудов, наговоров, сплетен и осуждений знакомых, бросить мать в трудную минуту, все то, чего я боялась и предвидела, и поэтому просто плыла пока по течению. Продолжала жить, занималась спортом, худела, любила и хотела быть любимой.

Сама того не ожидая, как-то стихийно помирилась со Светланой, будто ничего плохого не было, не упоминая ссору и обиды, просто заново начали общаться. Но наши отношения стали уже слегка натянутыми, а разговор в общении, более серьезным.

В один из дней меня поставили перед фактом, о сокращении. Искать другую работу не было смысла, ее просто не было. А Светлана к тому времени, наконец-то случайно устроилась на работу, по знакомству, в военкомат, рассказав мне о неприятном «спектакле» у дверей учреждения.

Оказалось, из оглашенного по местному радио объявлению, срочно требовался тех. работник, для уборки служебных помещений горвоенкомата. Наутро следующего дня толпы женщин с высшим образованием, спозаранку стояли в надежде получить хоть какую-то надежду на подработку, созерцая собой жалкое зрелище. А выбрали, как и полагалось одну, первую попавшуюся на глаза. Лицезреть эту сцену было унизительно и неприятно, становилось жаль безнадежно несчастных и упавших духом женщин.

Я разрывалась на части – как же поступить, где правильный путь? На весах противостояли два самых близких мне человека – мама, которая с каждым днем все более угасала, и сынишка, которому здесь я теперь ничего не могла дать. Нам нечем было даже платить за учебу в школе.

По непонятной причине, не известно по чьему указанию, но в тот год директор школы, Яковенко Галина Михайловна, издала приказ об оплате за текущий учебный год, из которого следовало, что документы на ребенка из школы я могу и не получить. Приказ был шокирующим и более чем подозрительным.

А мама совсем занемогла, ей постоянно было холодно. Вновь попросившись пожить к Шолпан, в «теплую комнату», где жила Олеся, словно, это было завороженное место, она почему-то чувствовала себя там более спокойно и чаще спала.

Стояли первые дни мая. Мамуля вновь жила у старшей дочери. Теперь я была более спокойна за нее, зная, что как бы не злилась сестрица, но все же она не такая, как братья, и не выгонит мать на улицу, успокоится, пусть даже горы гадостей будут брошены в мой адрес. Я это уж как-нибудь переживу. А сама тем временем начала развешивать объявления в нашем районе, о продаже своего паласа и маминого холодильника, так как у своего уже давно перегорел мотор, и направлять его не было смысла, да и средств тоже.

Вечером одного дня, находясь с Русланом дома, услышав громкий и настойчивый стук в дверь, я впустила в не угоду себе чрезвычайно разгневанную, озлобленную, словно сорвавшуюся с цепи сестру. То было подобие бушующего вулкана. Такой ее мне никогда прежде видеть не приходилось. Она прямо с порога обрушила на меня водопад грубой брани, ругательств и гадостей, заявляя, что я самая последняя дрянь на Земле, которая прибрала к рукам мамин холодильник, квартиру, а саму мать бросаю на ее попечение. Я, молча, слушала, это была последняя капля, которой мне возможно так не хватало для основательного решения. Иначе говоря, то был подходящий «пинок», в смысле убираться прочь, с глаз долой, подальше ото всех, никого не видеть и не слышать, все забыть и ничего не знать! Да и как ей объяснить, родимой, что уезжаем-то мы от безнадежности, зная, что ни она сама, ни кто другой, нам не в состоянии помочь. Может ей чуточку больше повезло на данном этапе, ее дети сыты и обуты, им всем чуждо понятие недоедания. И дай-то бог, может ты когда-нибудь, да поймешь меня.

Руслан, находясь в комнате, молча, слушал скандал. Выпалив все, что накипело на душе у сестры, она, учащенно дыша и находясь в истеричном состоянии, от души выругавшись, наконец, оставила нас в покое, унося с собой ненависть и злобу. Этот, ее поступок, действительно был последней каплей на чаше весов.

Я подошла к сыну и сказала:

– Все, теперь мы точно уезжаем, завтра я продаю холодильник за любую цену и покупаю билеты. И тебе даже не придется учиться до окончания учебного года!..

Реакция сына была молниеносной, он радостно прыгал и ликовал:

– Ура! Мы уедем отсюда, из этих проклятых мест, у нас, мама, все получится!..

Очень хотелось в это верить.

На следующий день я заказала билеты поездом, на 25 число. Документы из школы нужно было забирать раньше, но табеля успеваемости, почему-то на правах хозяйки выдавались через завхоза, Елкину Людмилу, которая по природе своей всегда вела себя грубо и крайне неадекватно.

В свое время, ей не раз приходилось по роду своей работы отчитываться передо мной по учету материальных ценностей в горОНО. Но конфликтных ситуаций, и даже повода для этого никогда не было. Может просто, в свое время было задето чем-то ее самолюбие. Так что теперь, не имея необходимых средств, для оплаты за табеля успеваемости сына, пришлось нести в школу из дома мебель. Венские стулья, как нельзя, кстати, подошли завхозу по вкусу. Взамен, мне вернули документы Руслана по седьмой класс.

Вечером того же дня я зашла к Светлане, сообщив ей о нашем отъезде, а также попросив передать лично в руки письмо, адресованное сестре. Руслан никому не говорил, и ни с кем не делился о нашем решении, да и я сама, особо тоже. Только лишь зашла попрощаться в паспортный отдел, там же мне и сделали справку, вместо паспорта, якобы за отсутствием бланков паспортов. Впрочем, это был мой первый, и единственно верный пропуск в Россию, путь в новую жизнь.

Я не могла проститься с мамой, так как знала, что на порог теперь меня сестра не запустит, и от этой мысли становилось очень больно, горько и досадно, но решение было принято окончательно. Оставалось взять ручку, расставив все точки над «и».

Мне казалось, что это будет последнее послание к сестре. Хотелось изложить все, о чем думаю, чтоб она поняла меня, а может где-то и осознала свои неверные действия. Писала долго, слезы застилали глаза. Я знала, что сделаю ей очень больно, но считала это необходимым, четко и отчетливо отметив ее алчность, и временами несправедливое отношение к маме, как вот так, запросто, она отвернулась от меня в трудную минуту, позабыв обо всем хорошем, что было прежде.

Напомнила ей сценку, чтоб было хоть чуточку стыдливее о том, как однажды мы зашли с Русланом к ней, с просьбой занять немного денег, и обратилась я к ней тогда лишь от безысходности. А она, так и не предложив пройти в комнату, ответила нам, стоящим у порога отказом, ссылаясь на различные нужды, при этом уплетая свежеиспеченные пирожки, и даже не предложив ребенку. Мелочи, вроде этой, вспоминались легко и не принудительно, строки лились сами собой. Осуждая ее за беспечность, я называла ее злой и жестокой. Припомнила даже сцену из детства, когда стоя рядом с ней у киоска «Союзпечать», желая приобрести фото одного из любимых актеров, долго выпрашивала в долг восемь копеек, так как она уже работала, а я была еще школьницей. Но так и не получив этих злополучных монеток, очень осерчала и пожаловалась маме, требуя к себе внимания. Мамуля понимала меня, и с тех пор, я всегда имела свои 10-20 копеек, а иногда и до рубля, которые с удовольствием тратила на сладости.

Я знала, что читая письмо, сестра не воспримет его всерьез, будет даже где-то истерично смеяться, и может проклинать меня, потом просто уничтожит, а в душе станет пусто и больно.

Но поздно, мы уже будем далеки друг от друга. Тоска, осознание своих поступков и действий, волей судьбы, в свое время, каждый разрешит, как тому и должно быть.

В гневе и отчаянии, в последних строках своего письма, упрекая сестру в подлом образе жизни, были добавлены совсем ненужные пожелания. Отметив все ее недостатки и ошибки, я дописала: «Будь ты проклята», словно предвещая ей наказание и несчастье. И, конечно же, в этом я была не права. А полоса невезения началась не только у сестры, но и у меня самой. Прав тот, кто говорит: «Не желай зла ближнему».

Теплым майским утром, собрав в дорогу только самое необходимое, а это: немного летней одежды, предметы туалета и продукты на дорогу, мы с тревогой на сердце, присев перед дорожкой, с молитвой в мыслях, покинули стены своего жилья, и как оказалось, навсегда. Впереди переживания и неизвестность. На вокзал нас пришли проводить муж Светланы, Саша, и ее брат, Виктор. Вот уж чего я совсем не ожидала, но было приятно.

В пути мысли работали в усиленном и сумасшедшем режиме, переживала и за маму, и за оставленную без присмотра квартиру, и за неведомое что-то, ожидающее впереди.

Наутро третьего дня пути мы уже были в Томске.

Вмиг отбросив все переживания, я твердо решила, любыми силами пробиться и утвердиться на новом месте. В мыслях я была согласна на любую работу, любое жилье, и даже может на не совсем приемлемые условия. Диктовать, был не тот случай.

Ну, здравствуй, Томск!

Здравствуй, Томск!

«Если жизнь с тобой поступит грубо,

Станет твердо на твоем пути

Ничего, покрепче стисни зубы,

Не сходи с начатого пути…» (автор неизвестен)

27 мая 1997 год.

Первое, что мы услышали от Люды: «Здесь три месяца холодно, и девять месяцев, очень холодно…». Реплика была не понятна, но принята.

…Зайдя в здание ж.д. вокзала, мы с Русланом были немного ошеломлены многообразием магазинчиков, заставленных различными продуктами и фруктами, но цены там сильно кусались. Обменяв свои деньги еще в Казахстане, по курсу 1 к 12, я имела в кармане всего лишь 400 тыс. рублей, это было даже меньше, чем обычная средняя зарплата рядового рабочего. Подойдя к телефону автомату, я набрала рабочий номер Людмилы.

Получая от нее письма, за те полгода, что мы не виделись, я все же надеялась и верила, что не останусь совсем брошенной. Люда звала в Томск, сообщая, что работы там полно, и бояться ничего не надо.

…Подруга, не поняв, откуда звонок, сходу мне почти прокричала: «Галя, приезжай!».

Каково же было ее изумление на мой спокойный ответ:

– Я приехала! Авантюристка и интриганка уже в Томске!!!

Далее смех, Людмила советует, как правильно доехать на маршрутке к их общежитию. Но, совершенно не ориентируясь по началу, и даже не понимая, что это за «маршрутки», поскольку у нас, в Серебрянске их просто никогда и не было, мы с сынишкой зашли в троллейбус, попросив кондуктора подсказать остановку «Телецентр».

Томск оказался городом не таким уж огромным, каким я его представляла. Напротив, с полумиллионным населением, он был компактен, и даже красив, не принимая в счет закоулки и отдаленные улицы. Здесь все напоминало чем-то Владивосток. Очень много старинных зданий и построек.

Сойдя на нужной остановке, я обратилась к первой встречной женщине, с просьбой подсказать правильное направление. Изумленные, мы получили толковый ответ, как, оказалось, от иностранки, с миловидным ломаным русским языком, приятным голосом и доброжелательной улыбкой. Вот так, совершенно посторонний, мимо проходящий человек, запросто поднял нам настроение.

Мы быстро нашли общежитие, запросто прошли через вахту, лишь сообщив вахтеру, в какую комнату направляемся. Ключи лежали в условленном месте. Зайдя в комнату, просто ахнули, это надо было умудриться, так виртуозно разместить все в одной комнате, что ранее было расставлено в четырех комнатах и на кухне. Причем, еще оставалось место для приема гостей. Коля, конечно же, в мастерстве превзошел самого себя.

Нам с Русланом предстояло первоначально ютиться, стесняя, без того сложное положение Людмилы и ее семьи. Кроме всех нас, там обычно ежедневно бывало немало студентов, друзей Саши, а также знакомые и друзья самих хозяев. Чувствовала я себя тогда крайне неловко.

…Вечером встретились с Людой и Колей, много говорили и обсуждали за приятным ужином, даже немного пели, под настроение. Я не знала, с чего начинать. А Людмила, только что устроившаяся на работу, не могла естественным образом уделить мне какое-то время по ознакомлению с городом. Но кое-как уловив суть, взбудораженные и уставшие, все провалились в глубокий сон. Удивительно, но мы еще умудрились вчетвером уместиться на одном диванчике – я, Люда, Аленка и Руслан. Над головой назойливо и непривычно звенел комар. А на завтра предстояла беготня и поиск.

Из далеких воспоминаний мне припомнилось, что вроде именно в этом городе, согласно, пожелтевших записей отца, должен проживать его сродный брат, родителям которого мой отец помогал в былые времена, и о котором я немного была наслышана в свое время от бабушки. Мы никогда с ним не виделись и не были знакомы, поэтому, случайно высказав вслух мысль о родственнике, я сразу же попыталась выкинуть затею о встрече из головы. Но Люда, будучи человеком настойчивым и принципиальным, твердо убедила, что мне необходимо все же встретиться с дядей, а там, как будет судьбе угодно. Взяв у меня номера телефонов, она решила пробить, и узнать их точный адрес. Я чувствовала себя совсем неловко.

Наутро следующего дня, оставив спящих детей, мы пошли по своим делам.

…Более недели мне пришлось бродить по городу в поисках работы. Было неудобно и стыдно стеснять своим присутствием и без того обремененных своими проблемами земляков. А после, по совету подруги, я решила съездить в миграционную службу, по возможности, став на учет, а также познакомиться со своими родственниками.

Так, доехав до нужной остановки, и одновременно знакомясь с городом, я обратилась в центр миграции, где мне очень просто отказали в помощи, ссылаясь на тот факт, что коренные жители Казахстана, не могут являться ни беженцами, ни переселенцами, а экономические проблемы в счет не брались. Мне просто посоветовали снять жилье, и устроиться самой на любую работу. Но что значит, устроиться на работу, не имея прописки. Это была проблема № 1. Понурая, я вышла в коридор, и немного возмущаясь, заговорила с посторонней женщиной, стоявшей рядом, но очень внимательно слушающей меня. Она и сама находилась там, в силу своих проблем, но как говорится, «мир не без добрых людей». Незнакомка вполне доходчиво объяснила мне и посоветовала пойти в общежитие ТИСИ, где был нужен работник на вахту с совмещением работы по уборке коридоров и туалетов. А взамен, сразу предоставлялась прописка и жилье. Зарплата не высокая, но была возможность подработки. Я бежала безоговорочно по указанному адресу, в надежде – «только бы взяли». Бог с ними, помою и туалеты, лишь бы угол выделили, хоть какой-то!

На мое удивление, то, что я искала, находилось рядом с общежитием Людмилы, в десяти минутах ходьбы. То ли судьба так пошутила над нами, то ли стечение обстоятельств, но мы вновь стали жить рядом, встречаясь почти каждый вечер. Устроившись с ходу на работу, мне предстояло уже в тот же день отмывать полы и драить туалеты.

У Людмилы мы прожили чуть более недели, но я всегда была ей благодарна за первоначальный прием и терпение, в этом стоит отдать должное.

К вечеру первого трудового дня, нам выделили уже комнату, где даже были две кровати, шкаф и стол со стульями. Люда поделилась кое-чем из посуды и постельного белья.

Я рано вставала, мыла коридор и туалет, выносила мусор, удивляясь неряшливости, нечистоплотности и непорядочности студентов, проживающих в общежитии, и получающих высшее образование. И чего нам только не пришлось насмотреться, возмущению не было предела.

Выполнив свои обязанности, уже к часам 12 дня, я была практически свободна, за исключением дней дежурства на вахте. В свободное время мы с Русланом ходили по городу, в поиске подходящей школы. Но его почему-то никто, и никуда не хотел брать. В престижных школах требовались отличные показатели успеваемости, и соответственное положение родителей в обществе, чем мы не располагали.

Но я неустанно бегала в поисках, запросто обращаясь с расспросами к прохожим, и к жильцам из общаги Людмилы, в надежде, что хоть кто-то подскажет, посоветует. Так и случилось, одна из ее соседок, одинокая женщина моих лет, указала на учреждение, находящееся совсем рядом, в нашем же районе, уверив, что директор там, вполне порядочный человек, проблем не будет.

Директор 31 школы, Гуленко Людмила Владимировна, в действительности оказалась человеком очень тактичным и порядочным. Руслана запросто приняли в школу, несмотря на то, что на руках у нас имелся табель лишь за седьмой класс.

Так началась наша Томская жизнь, наш тернистый путь к достижению намеченной цели.

В один из выходных дней, мы все же настроились, и пошли по найденному Людой адресу, знакомиться со своими родственниками. Кое-как сориентировавшись и отыскав наконец-то нужный дом, поднялись на восьмой этаж солидной многоэтажки. Я тогда еще не знала, кем работает дядя Миша, и какую должность занимает у себя на предприятии.

Дверь нам открыла его добродушная и очень приветливая супруга, Светлана. Наспех объяснив причину своего визита, мы были приглашены в помещение. После небольшой беседы, она угостила нас чаем, а вскоре появился двоюродный брат моего отца. Немного поговорив и пообщавшись с ним, для себя я отметила, что не преследую ни какой цели. Просто чисто человеческие отношения либо имеют место быть, либо я, исходя из своих соображений, приняла бы решение, чувствуя к себе соответствующее расположение, стоит ли надоедать людям, навязывая свое присутствие. Беседа между нами прошла, как бы в рамках приличия, из чего следовал вывод – без особой нужды лишний раз не обращаться. Распрощавшись с родственниками, мы направились к Людмиле и Коле, у которых на тот момент находился в гостях их давний товарищ по томскому Политеху, Николай. Он был невысокого роста, и сразу показался мне человеком далеко не симпатичным. Но я запросто общалась с ним, в рамках приличия, считая, что товарищ моих друзей, попросту может стать и моим другом, не более того.

Комендант нашего общежития сразу отметила меня, среди других работниц, так как те постоянно выпивали и прогуливали. Поэтому, мне, одной из первых предложили подработку, которая была как раз под стать.

С собой из Серебрянска мы взяли очень мало вещей, можно сказать делали «разведку боем», предполагая возможное возвращение домой. И теперь перед нами стояла первостепенная задача, одеться к зиме, а также собрать Руслана к школе.

Я крутилась сразу на трех работах – с утра своя основная работа, после, уборка в комнатах, предназначенных здесь же под гостиницу, в которых всегда был наиполнейший бардак. Зачастую приходилось убирать там после бурно проведенных блудных ночевок различного контингента людей. Удивлению не было предела. От разбросанных в номерах вещей было неприятно и противно. Каждые четвертые сутки, я неотступно стояла на вахте, проверяя документы, постоянно шныряющих в обоих направлениях студентов и гостей. К 12 часам ночи уже валилась с ног, очень хотелось спать. Многие из студентов относились ко мне с неким уважением или симпатией. Понимая наше незавидное положение и трудности, они частенько приносили мне пакеты, полные бутылок, зная, что я не откажусь. В приемный пункт стеклотары, сдавалось и то, что доставались после уборки в гостинице. На вырученные деньги мы брали хлеб, чай и даже мороженое.

Постепенно жизнь начала налаживаться. Я экономно расходовала средства, при этом стараясь не ущемить в чем-либо своего сынишку. К осени мы уже были, что говорится, обуты и одеты. Но это все потом…

А пока, еще разгар лета. Мы часто встречаемся все у Людмилы, проводя там дружные и веселые вечера, поем по полной программе наши задорные, а то и блатные песни, которые, в удовольствие слушали дежурившие через стенку ребята, участковые.

Одним из вечеров, мы с Русланом, Людмилой и ее Колей решили прогуляться по излюбленному нами месту, вокруг Белого озера, где было всегда многолюдно, весело и интересно. Пройдя за разговором почти полностью круг, подошли к стоящей компании, с удочками в руках. Коля, по-мужски, чем-то интересовался.

Подошедшая сзади я, как-то глупо и наивно спросила: «А для чего вы рыбачите, что, потом эту маленькую рыбку кушать будете?!». Развернувшийся мужчина, неоднозначно взглянувший на меня, от души рассмеялся, поясняя, что ловят здесь рыбку, просто, для души, а потом, либо отпускают, либо отдают на корм кошкам. В глазах незнакомца блеснул огонек, и было понятно, знакомство наверняка продолжится. Мы пошли своей дорогой, а он, пошел вслед за нами, не отставая. Завязался разговор, наше знакомство продолжилось. Арсен, как он представился, был родом из Грузии, и жил недалеко от нас, рядом с остановкой «Телецентр», и даже сразу позвал всех в гости.

Расставаясь, он как-то запросто и не навязчиво пригласил меня встретиться следующим днем, в тоже время и на том же месте, несколько смутив. Попрощавшись с ним, мы пошли своей дорогой, а Коля, от души смеясь, говорил мне: «Ой, Галя, и чем это ты его зацепила?!». Но Люда почему-то загрустила, помрачнела и занервничала. Было видно, что настроение ее на ноле.

Мы разошлись по своим общагам, а подруга моя предложила мне перед завтрашней встречей с незнакомцем, зайти за ней, мол, так будет веселей и надежней, от чего, впрочем, не стоило отказываться.

После работы следующего дня, в положенное время я зашла за Людмилой, но она, хоть и обещала, не была собрана вообще. Волнуясь и поторапливая ее, немного огорчилась ее ответом: «Ничего, подождет, если захочет!». Сильно нервничая, так как с момента намечавшейся встречи уже прошло более двух часов, с отчаяньем я подумала, что человек не дождавшись, естественным образом ушел. Мне в совершенстве было не понятно поведение Людмилы, а впрочем, и вообще не знаком ее настоящий внутренний мир. В мире мужчин, она была другим человеком, считая всегда себя лидером, никогда не признавая за собой поражений, и в этом была ее суть.

Мы молча подходили к остановке, я немного мрачная, и она, напротив, в приподнятом настроении, и обе, уже совсем не ожидавшие появления навстречу нам, все же дождавшегося, но счастливого и веселого Арсена. Он чуть с ноткой досады и легкого упрека, с ходу хотел пожаловаться: «Вот, почти три часа вас жду», и не успел закончить свою речь, как на пару со мной был ошарашен и поражен на повал выходкой Людмилы. Она резко, прервав обращение, и однозначно вставив явно подготовленную мысль, изумила не только меня, но и унизила, раздавливая его достоинства с легкостью сказанного:

– А Вас, никто и не желает видеть, мы вообще здесь гуляем сами по себе, чего вы себе возомнили, идите своей дорогой! И что-то еще в этом роде.

Потеряв дар речи, я в растерянности смотрела с округлившимися глазами по очереди то на Люду, то на униженного и оскорбленного мужчину. Хотелось оправдаться, сказав что-то доброе и извиниться. Но было поздно. Гордый и порядочный человек, резко развернувшись, пошел своей дорогой с осадком на душе. Я чувствовала себя скверно, хотелось остановить его, броситься за ним. Ну а Люда, очень спокойно и уверенно, глядя мне в глаза, заявила:

– Да, я никогда не позволю, чтоб кто-то был впереди меня, чтоб на тебя обратили внимание в первую очередь. И пусть, даже будет на то хоть сестра родная или мать, ради принципов я переступлю через любого!

Я была сбита с толку, эмоции путались в голове, хотелось выругаться и просто уйти. Но мысль о том, что ты чем-то обязан человеку, давила на меня, принуждая быть благодарной. Во мне боролись смятения чувств. Стоило над чем призадуматься – а друзья ли мы вообще после этого?! Это был поступок некрасивый, гадкий и подлый. Мы, молча, расстались.

Больше я никогда не встречала этого человека, хотя надеялась на это, иногда возвращаясь на место нашей случайной встречи.

Это был первый удар гостеприимной Людмилы.

Прошло время, мы вновь общались, но отношения были уже не те. Но для нее все было в порядке вещей, поэтому она чувствовала себя совершенно спокойно и обыденно. А я для себя отметила, что больше никогда и ни с кем не делиться и не советоваться о чем-либо личном, решая свои проблемы самостоятельно.

Как-то ранним утром в нашу дверь постучали. Мы еще спали. После ночного дежурства, полусонная, открыв дверь, я в недоумении взглянула на представившегося передо мной во всей красе высокого светловолосого, атлетически сложенного красавца, в светлом костюме, с виду похожего на татарина. Извиняясь, он попросил выслушать его. Недопонимая и удивляясь, я чувствовала себя неловко, словно пойманная врасплох. Незнакомец тем временем представился, что он родом из Узбекистана, зовут его Гайбулла, проще Володя. Случайно заприметив меня где-то на улице и выяснив наше место жительства, он запросто пришел познакомиться, предлагая общение. В такой ситуации я оказалась впервые, не зная, как себя вести в данном случае. Кое-как объясняя, что отдыхаю после бессонной ночи и, пообещав о непременной встрече, переложила продолжение нашего знакомства на вечер. К вечеру того же дня интригующий поклонник вновь стоял на пороге нашей комнаты, вполне располагающий ксебе. Протянув Руслану шоколадку и запросто познакомившись и с ним, он пригласил меня в гости к себе, в стоявшее по соседству общежитие, где снимал временно комнату.

Не могу назвать наши отношения с ним очередным увлечением, наше многообещающее знакомство резко оборвалось, как и началось, и как-то не по-человечески.

В первый же вечер, у меня пропал всякий к нему интерес. Смазливый мужчина, очевидно, привык считать, что женщины во всем должны подчиняться мужчине. Человеком он был семейным, жена и двое сыновей остались на родине. Здесь, в России Гайбулла занимался каким-то бизнесом, по поставке древесины. Он в совершенстве не владел умением ухаживать за женщиной, и тем более быть внимательным к ней, в моем понимании оказавшись человеком далеко не интересным. Поэтому расставшись с ним, я сразу решила для себя, что мы совершенно разные, и наше дальнейшее общение ни к чему хорошему не приведет. Ну, а сам он, вдруг разом исчез, не подав ни какого знака. Спустя неделю, вдруг объявился, как ни в чем не бывало и в порядке вещей, предлагая очередное свидание. Мы вышли из комнаты в коридор, где никого не было, для продолжения разговора. Он попытался обнять, но я однозначно заявила о бессмысленности наших несерьезных отношений, очевидно, тем несколько огорчив его и озадачив. Мне даже подумалось, что ему, вот так никто и никогда наверно не отказывал. Я не стала объяснять причины, но, тем не менее, немного удивилась его реакции, и может даже пожалела о скоропалительном выводе, увидев, как он, взглянув в мои глаза, лишь тихо спросил: «Почему?», а навернувшиеся на его глаза слезы, которые я ни как не ожидала от мужчины, и которые его совершенно не портили, меня сильно задели. Он нежно наклонился, поцеловав ласково в щеку, развернулся и навсегда исчез из моей жизни. Я, конечно же, после об этом жалела, виня себя за взбалмошный характер.

А в один из вечеров, Людмила вдруг обратилась ко мне с необычной просьбой, составить ей компанию с поводом посещения Николая Барабанова, друга ее мужа. Я не понимала истинной причины, и почему это мы должны идти к нему, да еще и без ее Коли, а по дороге Люда пояснила, что это всего лишь предлог, объяснить супругу, о якобы необходимом ближе знакомстве меня с Николаем, против чего ее муж естественно не возражал. На деле преследовалась иная цель. Как пояснила она сама, ей давно хотелось близости с другом семьи, и вот, наконец, решилась, есть повод. Подруга была нарядно одета в отличие от меня. На мне были обычные дешевые джинсы и невзрачный свитер. Составляя Людмиле компанию, я как бы проявляла некую женскую солидарность.

Нас как будто ждали. Стол был накрыт, угощение почти по вкусу, но спиртного мне совсем не хотелось. Чувствуя себя неловко, я хотела поскорее уйти, оставляя их наедине.

Вскоре Люда повела себя необычно странно, ссылаясь на усталость, она прилегла на диван, закрыв глаза. Я не знала, а что же мне-то делать, может пора встать и уйти! Дальнейшие действия, как мы после шутили над Колей, «полового гиганта», не столько удивили меня, сколько были неприемлемы вообще. Не воспринимая его как мужчину, я и в мыслях не допускала, что этот маленький человечек, вот так запросто начнет распускать руки. Люду вновь охватили ярость и гнев, все получилось наперекор ее намерениям. Чувствуя себя без вины виноватой, я пыталась все перевести в шутку. Но Коля был не умолим, словно не замечая ничего вокруг, он настойчиво пытался вновь и вновь обнять меня и поцеловать, объяснений и недовольств, в совершенстве не воспринимая.

На улице уже темнело, и мы с Людмилой решили возвращаться домой. Люда, хоть и была не в настроении, но с удовольствием принимала поцелуи Коли, объясняя мне, что этот человек всегда был для нее желанным, еще со студенческих лет. Я не хотела лезть в ее личные дела, и тем более осуждать, считая, что каждый волен жить по своим правилам и понятиям.

Поскольку Людмила жила чуть ближе от дома Николая, чем я, то сначала провожать предстояло ее. А она долго не хотела отпускать нас. Ее супруг уже давно спал. Я побаивалась идти к себе одной темной улицей, поэтому неохотно, но все же ждала не желанного провожатого. Проводив меня до двери, он многообещающе улыбнулся, как самодовольный кот. Мне он в совершенстве не нравился, в нем все противоречило моему представлению об идеале мужчины. Но что-то все же притягивало к нему, наверно то было чувство тоски и одиночества, в чем я категорически не хотела сознаться даже самой себе.

Мы начали тайно встречаться. Не было любви и обещаний, наши интересы были крайне разносторонними. Было мимолетное ненавязчивое увлечение, и совсем не серьезное.

Я уже не раз отправляла письма в свой родной Серебрянск, так ни разу ни от кого не получив ответ. Надежда была, узнать хотя бы весточку от Светланы. Иногда обращалась с просьбой к Людмиле, так как, имея возможность созваниваться со своими знакомыми и близкими, она могла что-либо узнать. Мне же самой, звонить было некуда, поэтому, находясь в неведении, я сильно страдала, переживая за маму, очень скучая по ней, да и по маленькому Алешке тоже.

Был конец июля. В один из свободных дней мы с Русланом зашли вновь в гости к моей незадачливой подружке, с намерением предложить ей прогуляться по Белому озеру. Настроение было отличным. У них дома застали только Сашу, который срочно засобирался по делам, и вел себя как-то необычно и не спокойно, словно что-то хотел нам сказать, но не решался. Не дождавшись хозяев, мы пошли гулять вдвоем с сыном, купив по дороге по мороженому и пачку орешков. А после прогулки решили вновь заглянуть к своим друзьям-товарищам.

Поговорив немного о пустяках, между разговоров я спросила, а не звонила ли Люда домой, и не известно ли ей о состоянии моей мамы. Как вдруг, Людмила, поникнув головой, сострадающе взглянула на меня, ответив: «Галя, я даже не знаю, как тебе сообщить…». Объяснений больше не требовалось. Слезы катились по моим щекам. Я зарыдала, плакал и Руслан. Маму уже похоронили, а нам даже и не было известно об этом. Потихоньку поднявшись, мы молча, пошли к себе. В душе было пусто и скверно.

Продолжая работать, заботясь о сыне, я ни словом не заикнулась на работе о своей беде, все держа в себе. Никуда не хотелось идти, ни с кем не хотелось общаться. Руслан тоже немного замкнулся в себе и загрустил.

Спустя несколько дней, мы отвели небольшие поминки в своем кругу, вместе с Людой, двумя Николаями, детьми и новыми знакомыми Людмилы по Казахстану – Виктором и Людмилой Сучковыми.

Возвращаться домой в Серебрянск теперь не было смысла. Поставив перед собой цель, я должна была начать жизнь на новом месте с ноля, подняться, добиться, самоутвердиться.

Начался новый учебный год. Я сильно переживала за сына, боясь, что его кто-либо может обидеть на новом месте. Стоя рядом с ним на школьной линейке и сравнивая его с будущими одноклассниками, отмечала, что те далеко не слабые ребята, в сравнении с невысоким и худощавым Русланом. Но прочитав в душе молитву, все же надеялась на лучшее.

Теплыми осенними деньками мои земляки, наконец, приобрели жилье, купив домик в другом районе города, по вполне приемлемой цене. Предстоял переезд. Люда совсем не хотела терять комнату в общежитии, полученную Колей от завода Сибкабель, и поэтому попросила меня срочно заселиться туда, уверяя, что никто об этом не узнает, и оттуда нас никто не попросит. Я сомневалась, не зная, как правильно поступить. Но Людмила все более настойчиво и убедительно упрашивала меня. Призадумавшись, нам не хотелось терять уже имеющееся жилье и прописку. После переезда друзей на новое место, я вновь ощутила себя грустной и одинокой, ездить к ним теперь было далековато.

Случайно проходя мимо дома культуры, что на площади Соляной, я обратила внимание на афишу с объявлением, что туда требуется повар для ресторана. Быстро смекнув, что это шанс, я подумала, если устроиться туда, то наверняка из общежития «Сибкабель», нас уже не выгонят, так как предприятие шефствовало над домом культуры. Но возвращаться к уже давно забытой специальности было страшновато. Казалось, прошло много лет, я ничего не смогу и не вспомню, и вообще, навряд-ли справлюсь. Вновь советуясь с Людой, все же твердо убедилась в правильности своих действий.

На работу меня взяли почему-то запросто, без опыта и гражданства.

Подав заявление на увольнения из ТИСИ, и одновременно освобождая свою комнату, я очень рисковала, поспешно заселяясь без разрешения в комнату своих земляков, понимая, что в любую минуту могу оказаться на улице, с новыми проблемами и поисками. Но решение уже было принято. Договорившись с комендантом своего бывшего общежития, я решила оставить за собой часть работы, в качестве подработки.

В ресторан была принята временно, на испытательный срок, дневным поваром. Насмотревшись там различного рода негатива, была несколько разочарована сервисом их обслуживания, в свое время нас учили другому… Цены там кусались, но оформление блюд было стоящим, вот только качество и состав их возмущал меня порой и даже шокировал. Боже, какое там было мясо! – с душком, заветренное и хранилось в ненадлежащем состоянии, в большой массе стекшейся крови. А из чего мне приходилось варить уху – жуть! В конце концов, не найдя общего языка и взаимопонимания с директором ДК, я забрала свои документы, даже не получив вообще ни какой компенсации и оплаты за свой труд. Теперь я точно понимала, что жилье мне придется освободить, а прежнее, потеряно уже безвозвратно. Как же я тогда винила себя.

Впереди предстоял разговор с администрацией завода, где меня незамедлительно попросили освободить занимаемую жилплощадь. Начался отопительный сезон, и нас не могли вот так просто выпроводить на мороз с малолетним сыном. Но на конфликт идти не хотелось, просто убедительно объяснив свою ситуацию, попросив войти в наше положение, я нашла полное понимание. На время поиска нового жилья, нам пошли на уступки, с пониманием и сочувствием.

Обращаться за помощью к Коле Б., одиноко проживающему в своей квартире, не хотелось. Пресмыкаться и упрашивать его, заранее зная сто процентный отказ, не было ни малейшего желания. Надоедать повторно Людмиле со своими проблемами было неловко.

Предстоял вновь долгий поиск выхода из положения и ежедневные мытарства по всему Томску, в поиске жилья, работы и прописки. Везде отвечали отказом, по причине отсутствия регистрации. Дико переживая, я очень пожалела, что послушала Людмилу. Потеряв разом все, сильно волновалась за Руслана.

Из случайного объявления в газете, мимолетно обратила внимание, о приеме на работу поваров и лоточниц. Поскольку поварская деятельность меня больше не прельщала, то решила попробовать свои возможности и умение в торговле. Зарплата там была не высокой, но прописка не требовалась, тем более что хозяин ОРСа «Томскгазстрой», т. Бугаев Д.М., пообещал помочь нам с жильем. Раздумывать не было смысла. Отдав документы, на следующий день я вышла на работу лоточницей. Но технолог, вдруг очень убедительно и навязчиво стала упрашивать меня оказать им услугу, перейдя на должность повара, так как в одну из пищеблоков школ, находящихся в аренде у предприятия, не хватало кухработников. Положение было критическим, надо было выручать коллектив. Времени на раздумье не было, ждала работа. Получив мое согласие, меня тут же повезли в столовую школы № 28, в машине, загруженной продуктами.

Поднявшись в помещение, одним из первых, я обратила внимание на молоденькую посудомойщицу Светлану, с виду очень симпатичную и доброжелательную. Наспех познакомившись со всеми, быстро приступила к работе, словно работала здесь всегда. Мигом вспомнилась сноровка, скорость и технология, все то, чему когда-то учили в Приморье. Закончилась первая перемена, стихли голоса, ко мне подошла зав. производством, Раиса Федоровна. Как оказалось, она была мамой Светланы. В бригаде, каким-то образом создавая видимость работы, суетился восемнадцатилетний Денис, совершенно не приспособленный к жизни. Все мы запросто сдружились.

Не смотря на разницу в возрасте между мной и Светланой, мы отлично ладили, в совершенстве понимая друг друга с полуслова. Наши интересы в общении с ней совпадали, было, всегда, о чем поговорить. С Раисой были вполне в хороших отношениях, но она по началу, как мне казалось, очень ревностно относилась к нашему общению со Светланой, не понимая нас, немного обижалась и нервничала. Но мы сработались почти сразу, не было ни каких проблем, одни задачи, одни цели и требования, поставленные перед всеми.

По утрам мне приходилось вставать очень рано. Часа в четыре, я бежала в свое бывшее общежитие мыть полы. После, делала пробежку от остановки «Телецентр», до поворота за улицей 1905 года, на перекрестке с улицей Ленина, тем самым экономя рубль в беспересадочном пути, и к шести часам уже стояла на остановке, в ожидании первого троллейбуса, так как с половины седьмого мы приступали к работе в школе. Вечерами, после трудового дня, уставшая, я вновь шла убирать в общаге оставшуюся территорию. Силы были на исходе, иногда подменял Руслан, запросто и без стеснения помогая мыть полы и выносить мусор. Спать ложилась часов в двенадцать, а то и позднее. Бросать подработку побаивалась, но разрываться на двух-трех работах было крайне сложно, тем более в итоге, это сказывалось и на качестве. Ничего не оставалось, как все-таки отказаться от дополнительного заработка.

С Людмилой встречались все реже. Еще по лету, мы вместе ездили к ним на дачу, где я помогала собирать ягоду, полоть траву. А по осени вместе копали картошку.

В самые холода, за месяц до Нового года, хозяин предприятия, наконец, дал добро на заселение мною одного из старых помещений полуразрушенного офиса, в районе улицы 1905 года. Впрочем, офисом это здание было трудно назвать, ветхое снаружи и внутри, оно более напоминало доживавшую, свой век трущобу, бывшие когда-то кабинеты были разбиты и захламлены, от стен веяло холодом.

Злобная с виду главбух, совсем не дружелюбно приветствовала там наше появление и заселение.

Выбора у меня не было; мы, с сынишкой собрав вещи, которых было совсем немного, переехали одним разом с помощью Светланы и ее товарища Фезули. Стало жутко от всего пережитого и пройденного. Сравнивая с теперешним жильем и вспоминая свою квартиру, я призадумывалась, до чего же довела меня моя безысходность! От таких мыслей, становилось даже как-то, жаль саму себя.

Наше общение с маленьким Колей прекратились, поссорившись с ним, и изливая на него все свое негодование, я не хотела его больше видеть.

Однажды, возвращаясь после работы к месту нашего временного обитания, я услышала оклик Людмилы. Проезжая мимо на машине и увидев меня, она не могла не остановиться, и вмиг отбросив все свои личные дела, прямиком направилась к нам в гости.

Руслан, как и обычно, занимался своими делами. Я, наскоро организовав стол, провела с Людмилой за печальной и душевной беседой не один час, вспоминая все былое и хорошее. Слегка захмелевшие, мы затянули песни на грустный лад. Людмила, не скрывая слез, тихонько всплакнула, как бы сострадая в солидарность.

Близился Новогодний праздник. В нашей комнате, бывшей в прошлом большим кабинетом, становилось холоднее день ото дня. Котел находился давно в аварийном состоянии, батареи грели с перебоем, иногда местами прорывало трубы, и бьющая оттуда вода, вмиг застывала, превращаясь в ледяную корку на полу. Спать приходилось одетыми, укрывались всем, чем могли. Бесперебойно работал обогреватель, но в помещении была почти минусовая температура, изо рта шел пар. Мне не хватало средств, чтоб снять жилье, а попроситься до весны к Людмиле, было очень стыдно, поэтому, решив с Русланом все же перетерпеть суровую зиму, как испытание на прочность, мы продолжали преодолевать все тяготы жизни, в раз навалившиеся на наши плечи, в тот тяжелый для нас, 1997 год.

Я благодарила Бога и судьбу за терпение, понимание и поддержку подрастающего сына. И конечно, сильно страдала, за его прерванное радостное детство, а он, напротив, утешая меня, повторял: «Это для меня хорошая школа жизни…».

Понимая, что так продолжаться не должно, я искала другие пути и возможности, обдумывала различные варианты, в надежде встать на ноги.

Одним морозным вечером, возвратившись к себе после работы, я застала картину, от которой было жутко, страшно, и до слез обидно за незаслуженные страдания своего ребенка.

Вернувшись со школы, он оказался наедине с проблемой, несопоставимой в сравнении ни с чем. В комнате стоял настоящий мороз, батареи больше не грели, и хозяину фирмы, конечно же, не было до нас ни какого дела. Пища, оставленная Руслану на обед, была не пригодной к употреблению, так как представляла собой ледяную массу. Дозвониться до меня не было возможности, идти ко мне на работу и беспокоить, отрывая от дел, Руслан не посчитал нужным. Оставалось лишь одно, двигаться, чтоб совсем не замерзнуть.

Представшая передо мной картина, разрывала мое сердце на части. Руслан, одетый, катался по гладкому ледяному полу из стороны в сторону, не давая себе передышки, и не сдаваясь. Я не знала, то ли ужасаться, то ли кричать от безысходности. Боясь за него и возможные последствия, лишь с глубоким сочувствием обняв его, укорила тихо: «Надо было срочно бежать ко мне, ведь ты же мог здесь закоченеть!». И далее, не задумываясь о неловкостях и приличии, вместе с ним отправилась вновь в дом Людмилы, отогревать и обогревать Руслана. Я знала, морозной ночью, нас, конечно же, примут, ну а после, мы будем искать другие пути решения в создавшейся ситуации.

Попросив у своих друзей приюта на некоторое время, я обещала не мешать и не стеснять их своим присутствием, в душе ощущая себя крайне подавленной. Позволяя Руслану там ужинать, сама старалась поскорее прилечь на выделенный нам на двоих небольшой диванчик, чувствуя себя униженно, хорошо понимая, что наше присутствие не совсем приветствуется. Ощущая это, хотелось как можно скорее бежать оттуда, безоговорочно и, не оглядываясь.

Выбрав время, я целенаправленно пошла на встречу к дяде Мише. Зная, что когда-то мой отец усиленно поднимал и обеспечивал всю семью его родителей вместе с ним, подумала, что в критической ситуации он все же хоть как-то поможет нам и не отвернется, тем более, занимая такую солидную должность и имея три квартиры в центре города. Являясь заместителем директора НИИПП по строительству, он мог запросто подсуетиться, имея возможность влияния при выделении жилплощади в общежитии своего предприятия, если конечно сам в этом был бы заинтересован. Именно таким образом мне представлялась та ситуация. Ну, уж мой-то отец, точно помог бы им.

Сойдя с автобуса, я направилась к проходной завода, в надежде встретить его там и переговорить. Увидев меня, родственник даже не остановился, ссылаясь на занятость. Он, мимоходом воспринимая, успевшие выпалить мною слова: «Дядя Миша, у нас беда, нам негде ночевать, трубы в комнате лопнули, мы замер-за-ем, помоги-те…», почти не дослушав, с явным нежеланием ответил на ходу, мол, извини, помочь ни чем не могу, и пошел прочь, даже не пригласив в дом, хотя бы переночевать ребенку. Ему чужда была наша беда, впрочем, как и мы сами. Подавленная, я больше никогда не хотела обращаться к нему ни за какой помощью.

Рабочий день еще не закончился, хотелось плакать, и мне ничего не оставалось делать, как подойти с просьбой к Раисе.

Светлана очень болезненно и с сочувствием отнеслась к нашей проблеме, пытаясь содействовать в моем обращении к ее маме.

Раиса, проникнув чувством сострадания и взяв на себя всю ответственность за случайные последствия, соглашаясь, разрешила нам с Русланом потихоньку пожить до весны в помещении школьной столовой, так, чтоб об этом никто не знал.

А вечерком, еще до прихода Людмилы с работы, наскоро собрав свои вещи, мы с Русланом, ушли из их дома, ни с кем не объяснившись – зачем и куда. Просто от всего пережитого было больно и гадко чувствовать себя, ровно побитой собаке, слыша скользкие упреки в свой адрес.

Куда же пропала наша дружба? Я понимала, что Людмила порой ревностно относилась к нашим взаимоотношениям с ее Колей, хотя, она постоянно и открыто, упрекала его по любым мелочам и пустякам, казалось, совсем не испытывая к мужу ни каких чувств. Хорошо зная ее принцип: «Пусть плохое, но мое», спорить с ней не хотела, да и оправдываться, не было ни малейшего желания. Ну а наш резкий и неожиданный уход, сильно захлестнул ее самолюбие. Она всерьез рассердилась. Мы на время перестали общаться.

Перебравшись в школу, словно мышки, на пару с Русланом, вели себя вполне тихо и спокойно. Днем я работала, а вечерами закрывая наружную дверь, мы занимались своими делами, словно жили вовсе и не в столовой. Уходили в комнатушку-раздевалку, там ужинали строго своими продуктами, никогда, не прикасаясь к чужому, я вязала, слушая радио, Руслан делал уроки. А иногда мы вдвоем, просто, задушевно пели, и благодарили Бога, за тепло, утверждая, что остальные мелочи преодолимы. Руслан ложился спать на полуразваленную раскладушку, которую нам временно выделила знакомая учительница, Елена Александровна. Я же, сдвигая две лавочки ближе к печи, закрывала глаза под шум непрерывного грохота моторов холодильного агрегата, долго не засыпая, думала, верила, продолжала мечтать. И вновь понемногу занималась спортом в узком коридорчике.

Одним из вечеров, находясь в ностальгическом настроении, взяв лист бумаги, решила черкануть письмецо старшему брату на зону, от которого не слышала давно ни каких вестей. Писала, а у самой от боли разрывалось в груди. Воспоминания и неприятности, одни за другими вставали перед глазами. Рассказывая ему обо всем, надеялась, что хоть одна родная душа поймет меня и откликнется, а веки очень скоро разбухли от слез. Хотела верить, что все образуется, и встанет на «круги своя».

Вскоре от Нуртая пришел холодный ответ, где он набросал, словно скуки ради, несколько строк, давая понять о своем скором освобождении. Помня наставления мамы, и зная, что теперь в ее квартире никто не живет, но осознавая все же полновластным владельцем жилья своего Руслана, я посоветовала брату жить там, сколько будет душе угодно. Мне хорошо был ясен ход маминых мыслей. Еще при жизни она верила, что Нуртая мы не выгоним на улицу, ну а сам он, никогда не сможет при желании, ни продать, ни пропить ту квартиру. На этом наша переписка резко оборвалась, и я подумала, что его досрочно освободили. А письма он умеет писать, только лишь имея ограниченную свободу…

На новой работе мне довелось случайно, и почти стихийно познакомиться с пареньком из Таджикистана. Он был грубым и неуклюжим в общении, невзрачным и неопрятным с виду, но всякий раз пытаясь завести отношения между нами, которые бы сводились по его усмотрению лишь к выборочным встречам по желанию, и только в его интересах. Вот такое странное восточное воспитание. Поведение и характер подобного рода были для меня чужды и неприемлемы, я общалась с ним, так как по роду своей работы это было неизбежно, «коллега» являлся одновременно грузчиком и экспедитором. Но его присутствие и нагловатые выходки, порой очень раздражали. Судя по нему, и глядя на него, создавалось мое отрицательное впечатление и восприятие, по поводу обычаев и мировоззрения его народа, настолько не уважающих себя, что я об этом, открыто, высказывала ему, но не в обиду. Наши случайные общения не предвещали ничего серьезного, тем более положительного и благоразумного.

Общаясь со Светланой, мы запросто и откровенно обо всем делились и говорили.

От Людмилы я теперь пыталась скрывать все свои неудачи и неприятности, стараясь больше говорить о хорошем.

Руслан заканчивал восьмой класс.

Казалось, самое тяжелое уже позади.

В прежней комнате, куда нам предстояло вновь вернуться по весне, еще было довольно прохладно, но жить какое-то время стало возможным.

В школьной бригаде мы работали дружно, сдружились с некоторыми из учителей, строили грандиозные планы.

Но я стала замечать, что директор школы косо посматривает в мою сторону. Вела она себя всегда несоответственно своему статусу, нагловато и грубо. Однажды я застала ее совсем не в подобающей позе, находясь в кресле своего кабинета, и имея весьма солидные габариты, развалившись самым неприличным манером, она закинула свои толстые и короткие ножки прямо на рабочий стол. Картина была не из приятных. При виде меня, с ее стороны не последовало и намека на телодвижение.

В столовую она заходила, словно к себе домой, за свои дорогостоящие обеды особого заказа и объема, оплачивала по заниженной стоимости.

Многие из преподавателей увольнялись, не выдерживая ее гнусного и скверного характера.

А однажды, подойдя к окну раздачи и подозвав к себе Раису, она запросто заявила: «Уберите отсюда, из школы, эту черную!».

Возмущениям Раисы и Светланы не было предела. Они даже намекали мне о необходимости обращения к губернатору с жалобой. Но я не стала обращать внимание на вздор невоспитанной сумасбродки. Жизнь сама всех нас рассудит.

И, тем не менее, ее указания коим образом смогли повлиять на нашего руководителя. Одного я не понимала, как он-то повелся на ее капризы, ведь сам, Джалиль Михайлович, был родом из Дагестана, и по природе своей, был почерней меня, а так низко и не по-мужски пал, позволив вытереть об себя ноги. По отношению ко мне, это было гадко и некрасиво.

Меня незамедлительно перевели на работу лоточницы. А сам работодатель, вдруг срочно попросил меня освободить занимаемое нами с сыном помещение, но абсолютно, никому не нужное в ближайшее время. Господи, да сколько же вокруг слабаков с грязными руками и темными душами!

В усиленном темпе мы со Светланой искали подходящий вариант жилья.

Свою неоценимую помощь тогда нам оказала, неожиданно, работница зала при столовой, Любовь Васильевна, с которой мы общались, относясь к ней с уважением, а в течение года не раз изрядно угощали и подкармливали. Она пристроила нас с Русланом к своей знакомой на время, в летнюю кухню. Там было тесновато, но стояло две кровати, стол и шкаф. Нам никто не мешал, и оплата оказалась не высокой. Удобства были на улице, а за водой приходилось идти далеко. Но я соглашалась и на эти условия.

А на работе, нас, лоточниц, каждое утро развозил по городу с выпечкой новый водитель. Лишь вскользь успев с ним познакомиться, я попросила помочь его перевести вещи на новое место.

Тахир произвел на нас со Светланой очень приятное впечатление. Будучи человеком воспитанным, порядочным и опрятным, он сразу и легко расположил всех к себе вниманием. Приехав сюда из Азербайджана, как и многие другие, искал выход из сложившихся сложных жизненных ситуаций, пострадав, как и большинство из-за распада бывшего Союза. Поэтому, помочь ближнему, для него было вполне приемлемым и обязательным. Взглянув на него впервые, я почувствовала, что привяжусь к этому человеку всем сердцем. Его глаза искрились, излучая свет и доброту.

…После рабочего дня, мы со Светланой ждали прихода нового друга, вполне уверенные в его помощи с переездом. Тахир, будучи человеком обязательным, нас не подвел. Он ловко и быстро помог перебраться на новое место, взамен ничего не взяв.

Между нами завязались теплые дружеские отношения. Порой, казалось, что общение с этим удивительным собеседником и мужчиной, меня просто сводят с ума. Я бежала на работу, сломя голову, в надежде взглянуть на него, а увидев, не находила себе покоя, словно пожирая глазами его нежный и ласковый взгляд, который он тщательно скрывал от остальных. Вечерами, мы по возможности, как безумные встречались, а после не хотели расставаться до следующего дня. Имея семью, Тахир не мог их оставить, а как мужчина, не находил в себе силы определиться в наших отношениях. Я очень скучала по нему, а он в свою очередь, опасался всерьез увлечься, привязавшись ко мне.

Произошедшие в работе изменения, сильно ударили по моему карману. Зарплату теперь платили с выручки. Вновь возник вопрос о подходящем трудоустройстве. К тому же, стоять целыми днями на улице, при любой погоде, мне не особо нравилось.

По объявлению из газет, было принято решение устроиться в столовую железнодорожного техникума, с пятидневным рабочим графиком и стабильной зарплатой, при неполной загруженности. К трем часам дня, я всегда была свободна. Этот вариант вполне устраивал, но работать приходилось в бешеном, ускоренном темпе. Работы хватало, а хозяйка всегда делилась продуктами и оставшейся выпечкой, за что я ей была очень благодарна.

С Тахиром мы теперь виделись редко, и это меня угнетало. Я очень скучала и ждала его.

Однажды, увидев сон, и разгадав его, я сообщила Светлане, что наверно мы вновь скоро переедем, как оказалось, я была права.

Буквально следующим днем меня навестила Любовь Васильевна, которая сообщила, что договорилась со знакомой комендантшей в общежитии лесотехшколы, и та пообещала нам выделить комнату, года на два-три, при коммерческой оплате, но это было гораздо ниже, чем за жилье у частников. Эта весть меня сильно обрадовала, так как я хорошо понимала, что до зимы, нам любым способом необходимо перебираться куда-либо. Но, в то общежитие не так-то легко было попасть, оставалось только молиться в душе – только бы получилось! А Любовь Васильевна, подбодряя и обнадеживая, просто поставила меня перед фактом, всего-то, что требуется, это только «проставиться», и иногда делать знаки внимания хозяйке «положения», что мы и сделали. Наскоро купив две бутылки водки, шоколад и кое-что из закуски, я на пару со своей выручательницей, направилась в гости к столь важной и востребованной персоне, коей являлась Светлана Михайловна.

Значительных габаритов женщина, выслушав скользь мою предысторию, и вникнув в суть сказанного, почти прониклась состраданием, пообещав помочь. А на следующий день я уже имела на руках ключи от комнаты в четырнадцать кв. метров, с необходимой мебелью, от чего хотелось прыгать и плясать от счастья.

Через Светлану я попросила вновь помочь нам с переездом Тахира, который естественно, без всяких отговорок был в нужное время на пороге нашего прежнего временного жилища, покидая которое с восторгом и надеждой, мы верили в грядущие перемены.

Наша новая комната обживалась и обустраивалась легко, быстро, но в меру возможностей. Светланка была нашим частым и желанным гостем.

Я продолжала работать в столовой у Ирины. Вновь безнадежно верила и ждала появления близкого моему сердцу друга, который в свою очередь не был готов к принятию каких-либо решений и действий, был зависим от семьи, работы, и всех окружающих его обстоятельств. Но я все же ждала, и как мне казалось, продолжала любить.

Тем временем, дела хозяйки арендуемого помещения столовой, пошли по наклонной. Нам всем предстояло неизбежное увольнение с работы, в виду упразднения данной точки. Ничего не оставалось, как вновь продолжать поиски новой работы. Неустанно, обзванивая по любому объявлению, ежедневно вскользь пробегала глазами газеты и прочую информацию.

Через Людмилу узнала о вакансии с интересным предложением на фирму «Пирс». В обязанность повара входило приготовление комплексных обедов для сотрудников офиса. Не раздумывая, я дала скорое согласие, хотя опыта работы именно в этой сфере пока еще не имела, но надеялась, рассчитывая на свою фантазию и интерес к работе. Меня вполне устраивала обстановка и сам режим работы, во время выплачиваемая зарплата, поощрение и масса свободного времени.

Хозяин фирмы был не привередлив и вполне тактичен в общении. Но на ту пору его дела шли наверно не совсем ладно, были, как он сам утверждал, лишь временные неудобства. Но, тем не менее, началось сокращение штата, а мне было неловко чувствовать себя, по отношению к другим, не задетой данной проблемой. Побаиваясь сокращения, а также, в некотором роде, проявляя солидарность, чисто из уважения к коллективу, отработав на фирме месяца три, я подумывала вновь подыскивать себе работу. Близилась осень, и подстраховаться было не лишним.

Понимая и осознавая, что могу очень пожалеть, потеряв очередную и совсем не тяжелую работу, в душе не хотела признаваться самой себе, что истиной причиной такого решения были всего лишь личные мотивы. Просто, чувствуя негативное отношение ко мне некоторых работников офиса, так и не настроившись на самоутверждение, я «сдалась», практически без боя, наверно просто устала от скандалов и конфликтов, постоянно преследовавших меня, в моих не всегда успешных продвижениях.

И вновь поиски. Случайный звонок, и уверенно-многообещающий мужской голос обнадежено привел меня в восторг. С радостью, ускоряя шаг, я почти бежала в назначенное место, навстречу к неизвестности, но очень надеясь, что это именно то, что я ищу.

Местом нашей встречи было левое крыло Дворца Спорта. У барной стойки поджидал молодой человек, представившийся мне Артемом, родом он был из Армении. Веселый, с виду опрятный, спортивно-атлетического сложения, с приятными чертами лица, он сразу положительно расположил к себе вниманием. Молодой человек уверил и убедил меня в правильности моего выбора, пообещав полную свободу претворения моих фантазий в работе, предоставляя полномочия ответственного лица. Поверив в его уверенную и грамотно сформулированную с легким акцентом речь, в обещания и стабильную зарплату, я решила попробовать свои силы и умение в новом направлении.

С легкостью приступив к новой работе, больше в качестве пекаря, полностью загрузила себя чужими проблемами, взяв большую ответственность. Каким-то образом, проявляя способности, обратила со стороны на себя внимание, как на работника нужного и незаменимого. Работая по двенадцать часов ежедневно, с одним выходным, при этом частенько задерживаясь до двух-трех часов ночи в концертные дни и выступления цирковых артистов, очень уставала, нервы были на пределе. Иногда, в поздние часы, приходилось готовить бесплатные угощения приезжим гастролерам, не корректно и нагло ведущим себя, попросту говоря господам «жмущимся», не желающим оплачивать даже за дешевую газировку.

Также меня очень разбирал психоз за бестактность и самой администрации Дворца, по капризу которых, приходилось по ночам готовить различные блюда и деликатесы.

Артем при этом, меня не обижал, и как обещал, всегда оплачивал за переработку. Радовало только одно, что Руслан был напротив, очень доволен, так как имел возможность постоянно смотреть любые концерты и выступления приезжавших артистов и певцов, турниры и тому подобные мероприятия, что ранее нам было не по карману.

При всем том, Артем как бы давал возможность подзаработать и Руслану, который в удовольствие помогал продавать пиво на разлив при барной стойке. При этом, чувствуя самоуверенность за первые заработанные деньги, он вполне уважительно относился к работодателю. Довольный во всем, сынок часто забегал ко мне на работу.

Одной из первых наших покупок, стал телевизор. Теперь было спокойней, при мысли о занятых вечерах сынишки. Мы стали призадумываться о его возможности, заняться каким-либо видом спорта, несмотря на кругленькую сумму по оплате за данную услугу.

Тахир со временем совсем редко появлялся в поле зрения, а маленький Коля, напротив, очень даже запросто и нагловато навязывался якобы на встречу, а сам просто под предлогом, всякий раз с удовольствием пробирался через наш служебный ход во Дворец Спорта, со своей малолетней дочерью, в надежде на бесплатный просмотр циркового представления. Бессовестно напрашиваясь, он при этом совсем не отказывался от угощений. Уплетая свежеиспеченные беляши, маленький Коля даже не стеснялся запивать их при этом оплаченной мною же за это газировкой или кофе. Было омерзительно и противно лицезреть на бестактность этого низкого и самонадеянного человечка.

Артем, наблюдая такую сцену, был стопроцентно ошарашен, так как сам вел себя как джентльмен, по отношению к дамам. Не находя слов, по окончании представлений и уходу Коли, он с возмущением обращался ко мне: «Галя, он хоть цветы-то дарит, или какие-нибудь подарки?!». «Да что ты!» – отвечала я, – «он сам, как подарок, за десятку для себя и то зажмется»! Про таких, говорят: «Все для себя, весь день в своем дупле, и жил один, и умер одиноко…». Возмущениям, репликам, а также смеху между нами не было предела. А Артемушка, мне сквозь смех и слезы посоветовал от души: «Бросай его, Галя, это не мужик, это тряпка!..». Соглашаясь, я отвечала: «Да, это так, между нами уже давно нет ни каких отношений, да и что было, нельзя принимать всерьез, а общаюсь с ним, чисто из уважения может быть, к своим друзьям, которым, впрочем, он в некотором роде приходится псевдо товарищем, да и то, под большим вопросом».

Вот так и продолжались мои приключения на период работы в Дворцовом комплексе. Было много хорошего и интересного. Предстояло знакомство с Юлькой, веселой, немножко глуповатой, но хорошей девчонкой, постепенно сдружившейся со мной и Светланкой, к тому времени тоже уже работающей вместе со мной. С их приходом, мы весело проводили рабочее время, шутили, отпуская вслед друг другу безобидные реплики, при необходимости всегда помогая, и заменяя друг друга.

Весело общался с нами и Артем, но, как-то не особо доверялся нашей дружной компании, и это чувствовалось. Он всякий раз пытался, на свой манер, немного «приструнить» и припугнуть нас, давая понять, что держит между нами определенную дистанцию, а мы и не пытались возражать, это было его правом.

Руслан со своих первых заработанных денег подарил мне перстенек. И мне, конечно, было приятно, я радовалась за взрослеющего сынишку.

К Новому году Артем всем нам сделал небольшие подарки. Его внимание и предусмотрительность была приятна. Иногда по вечерам, под наши веселые и неугомонные песни, он развозил всех по домам, мы были вновь дружны.

К 8 марта вновь подарки и внимание, но огромный объем работы, собственная инициатива и фантазия, все больше изводили и изнуряли меня. Иногда хотелось бежать «сломя голову», но помощи ждать, как и всегда, было неоткуда.

Неприятность пришла для всех нас нежданно и неожиданно.

Артем взял временно на работу одну из своих прежних знакомых девиц, слишком самоуверенную, нагловатую, и неприятную личность. Не обращая внимания, мы продолжали работать, а не признанная «особа» создавала постоянные проблемы, запросто присваивая себе что-либо по ее прихоти. Артем закрывал на это глаза.

Как-то, он все же решил отыграться на нашем самолюбии, но недооценив ответную реакцию, полушутя, как бы укорил меня, намекая на небольшую пропажу, а именно пачку сигарет, зная при этом, что их пропажа связана непосредственно с появлением вновь прибывшей дамы. Но ход его мысли сводился к отношениям между нами всеми, далеко не с дружеским настроем. Такая тактика может и уместна в сфере торговли, но только не в нашем случае. Артемушка на сей счет просчитался. Было задето самолюбие, боль и обида затмила вмиг мой разум. Подсознание подсказывало – «успокойся, все перемелется, подумай о предстоящем». А эмоции брали верх над сознанием. Я больше не могла и не желала работать у этого человека, не хотела слушать, вдруг, осознанные извинения и убедительную просьбу все принять за шутку. Собрав наспех свои вещи, мне осталось добавить ему: «Я ухожу, ты меня не удержишь». Он стоял потерянный, еле осознавая, какую не поправимую ошибку допустил, лишь упрашивая остаться поработать, хоть на время поиска нового работника. Иногда свою роль играет и не официальное трудоустройство. Но ситуация была не поправима. Одновременно, было задето и его самолюбие, мы расстались не дружно. Светлана в тот день была на выходном, поэтому приняла мой уход, как удар, но при этом она продолжила работать у Артема.

Резко подчинившись эмоциональному срыву, я все же осознавала свою беспомощность и бессилие в завтрашнем дне, стремительно заканчивались средства. Пытаясь найти новую работу, что оказалось крайне сложно, немного сожалела о необдуманном поступке.

Одалживая поочередно деньги, то у Светланы, то у Людмилы, все больше загоняла себя в тупик. Нам нечем было платить за жилье, практически нечего было есть.

Выкручиваясь подвернувшимися подработками, я страдала и морально, и физически. Наконец, испробовав все свои возможности, обратилась на фирму по продаже мороженого, куда была принята очень даже запросто. Стажировка продлилась два дня, а после начались, ежедневные изнурительные смены по 12-13 часов, с редкими выходными и мизерной зарплатой. Ночные смены изматывали, добивая и без того пошатанные нервы, но зная, что помощи ждать не откуда, я продолжала упорно работать, при этом сама же добровольно выпрашивая подработку в выходные дни. Ближе к осени вновь стала подумывать о смене работы. К началу нового учебного года меня ожидали очередные негативные обстоятельства.

Первого сентября, во время школьной линейки, с Русланом произошла неприятная история. Его одноклассники очень низко гадко и подло обошлись с ним в тот день, решив просто поиздеваться, проявляя свою гнусную сущность, невоспитанность и безнравственность. Напав на него ввосьмером, они наверно пытались сломить его сущность, и уж совсем не ожидая решительного отпора.

Вечером, того дня, вернувшись с работы и застав его спокойного, но с многочисленными ушибами и синяками, с возмущением, я засыпала сына допросами. Гордый парень, но твердый в своих убеждениях и нравах, он не позволил унизить себя и свои достоинства.

Моей ярости и обиде не было предела. Было желание пойти в школу, и просто давить одного за другим этих, гнусных подонков, в корень ломая и искореняя зародившееся зло.

Частые визиты в школу и в милицию, заявление о привлечении к ответственности малолетней, но уже группировки, долгие беседы, бездействие работников Октябрьского РОВД, показали и дали понять мне, что в мире насилия, лжи и бесчестия, прав и выживает, либо сильный духовно, либо кто по наглее, что называется – «рука руку моет…».

Время шло, передряги поутихли. Руслан неоднократно повторял о своем желании заняться вновь спортом, но уже в силовой структуре. Мы вместе стали задумываться над этим, вопрос пока что упирался лишь в средства, но было великое желание, а это главное. Чуть позже, нам предстояло посетить спорткомплекс для подростков.

Выбор был сделан, уроки самбо приносили свои плоды, формировалось самоутверждение, спортивно подтянутый паренек с удовольствием посещал все занятия, извлекая выводы из наставлений опытного тренера, который учил ребят помимо всего, еще и просто правильным поступкам, урокам жизни. Меня разбирала радость за постепенные успехи своего сынишки.

По осени, перебрав ряд вакансий, я решила вновь испробовать свои силы и возможности, но уже в качестве бригадира пищеблока школьной гимназии с немецким уклоном. Работы, как и везде, было предостаточно, мы едва успевали готовить, обслуживая во время коротких перемен учащихся и преподавателей. Зарплата была не высокой, гарантированное трудоустройствоне имело места быть.

Работодатели вели себя не всегда порядочно и тактично. Повысить голос или просто не довезти продукты в столовую, согласно фактуры, было в порядке вещей. Да и сам директор школы не всегда вел себя достойно своей занимаемой должности. Его высокомерность и явное невежество, порой угнетали и бесконечно удивляли наш небольшой коллектив, который стихийно начал распадаться. Покинув рабочее место не первой, я не комментировала свой уход ни кому и ни как, просто поступила так, как того требовала обстановка. Тем более что документально и юридически нас никто не мог задержать. В этом плане предприниматели как бы наказывали сами себя – каждый из нас мог уйти с работы в любое время, под угрозой был явный срыв рабочего момента.

И вновь поиск. Я неоднократно пробовала свои силы поваром в кафе, но двенадцати часовой график, не стабильная зарплата, безделье, в ожидании очередного клиента и просто не интерес, к подобного рода работе, так же сподвигли меня к новым и неустанным поискам. *

Знакомство с автосервисом «Рашит», ставшее тогда в интерес, было сопоставимо чему-то неизвестному и необычному.

Новое здание офиса, в цокольном этаже которого разместилась столовая, привели меня в некий восторг. Я неуверенным шагом обходила солидную площадь предполагаемого места работы. Предстояло впервые самостоятельно открывать столовую, планируя рабочее место, закупая необходимые оборудование и инвентарь, составляя меню и калькуляцию. На тот момент я была восьмым кандидатом на должность шеф-повара, о чем меня поставила в известность молоденькая и довольно привлекательная родственница хозяина, Флора. Мы запросто вошли с ней в контакт, хотя я не была уверена в утверждении вакансии за мной.

Встреча и знакомство с хозяином фирмы прошли стихийно. Его выбор однозначно и утвердительно был сделан в мою пользу.

Начались рабочие будни. Едва успев приготовить разнообразный обед из расчета до пятидесяти человек, откормив всех, я молниеносно приступала к приготовлению не менее интересного ужина. В праздничные дни организовывала и обслуживала запоминающиеся банкеты. Многие из ребят автосервиса относились ко мне с большой симпатией и уважением. Сам хозяин фирмы, иногда поощрял меня в виде премий, вел себя уравновешенно и порядочно, завсегда любив пошутить.

А тем временем, в далеком Серебрянске, дела моей сестры были уже далеко не хороши. Неприятности и неудачи, неотступно преследовавшие по пятам, и в конец, изнуряющие, довели ее до отчаяния. Василий, став на путь измены, изрядно выпивал, поднимая на нее руку. Их отношения были разорваны. Сестра очень страдала от его жестокости и бесчеловечности. Какое-то время, находясь на грани развода, проводя свое жалкое и никчемное существование во временном жилье, Василий по воле настроения, находясь изрядно «навеселе», под предлогом навестить детей, мог запросто ворваться на пролом и непрошено, в уже чужую для него семью, устраивая там погромы и скандалы. Здорово доставалось и малолетним детям. Бойкая в былые времена, сестрица, вдруг сникла духовно, появился страх и опасение за себя и детей. Доведенная до отчаяния, прервав общение с прежними порядочными подругами, она иногда стала проводить время в обществе псевдоподруг, за рюмкой-другой. А в одну из поздних ночей, вновь опасаясь непредсказуемых действий непрошено появившегося у дверей Василия, не имея возможности докричаться о помощи и дозвониться до дежурного милиции, находясь в безысходности и отчаянии, Шолпан спрыгнула босиком с высокого подоконника на каменистый фундамент, сильно ушибив и разбив себе ноги. Не обращая внимания на боль, босоногая, темной ночью, она бежала через весь район в дежурку за помощью.

Их совместная коммерческая деятельность окончательно развалилась. Иногда оставляя детей одних, ей приходилось, решая проблемы, подолгу проводить время в поездках, по закупке товара для дальнейшей продажи. Тем временем дети, предоставленные самим себе, взрослели раньше своих лет.

А Василий, поступил как самое последнее ничтожество, оставив ее, детей, а также свой не выплаченный долг по коммерции, скрывался с похищенными средствами с предприятия Лесозавода, где проработал какое-то время руководителем. Он наспех покинул некогда приютившие его края, навсегда оставляя в сердцах близких и знакомых ему людей неизгладимые и неприятные воспоминания о себе. Это была самая большая ошибка в его жизни.

Я и понятия не имела тогда о настигших сестру бедах, впрочем, и сама, находясь не в лучшем от нее положении. Зачастую, на пару с сыном, вечерами мы затягивали долгие песни на грустный лад, вспоминая все то, доброе, чем дорожили, во что верили и надеялись. Слезы, бегущие по моим щекам, ни сколько не шокировали рядом сидящего и подпевающего мне Руслана. Он толково и понятливо относился к моим эмоциональным порывам, сочувствуя и стараясь поддержать меня морально в часы отчаяния и страданий.

Его, вполне мужские самостоятельные действия, очень радовали своим итогом. Впервые врезанный в дверь замок, беспрекословная помощь при переездах и тому подобные мелочи, поднимали настроение, убеждая в правильности и верности выбранного нами, пусть и не легкого пути.

А однажды, взяв ручку, подчиняясь не понятно каким эмоциям, или может все-таки влияло ностальгическое настроение, я решила написать несколько строк в родные края, в душе все равно, скучая и тоскуя по прежним, хоть и не всегда дружным общениям. Сомневаясь, что сестра вряд ли захочет читать мое послание, после трех лет разлуки и нашего не радушного расставания, по-прежнему веря в благополучное процветание их бизнеса, я не стала обращаться непосредственно к ней, и возможно допустив в этом, очередную ошибку. Ведь было бы куда проще вновь попросить об одолжении Светлану Внукову, что та, конечно бы сделала беспрекословно. Но по не понятным мне самой причинам, начала свое не очень длинное послание со слов приветствия, обращаясь к снохе Катерине, которую в свое время недолюбливала, но по истечению времени была готова простить. Обращаясь к ней, я просила об услуге, передать письмо Шолпан, с пожеланиями добра и удачи, при этом, объясняя и признавая свои ошибки, пытаясь наладить наши отношения, напрямую, убеждая и излагая о неверных и ошибочных действиях, касающихся всех нас. Очень сожалея о своих необдуманных дурных пожеланиях сестре в минуты отчаяния, забирая слова проклятий назад, я пожелала счастья ей и ее детям.

И словно почувствовав облегчение, как будто вмиг снялось, гнетущее ее заклятие, еще совсем не знавшая о моем письме, сестра вдруг, как вновь ожила, появились новые пути из безвыходного положения, вера в завтрашний день, жить стало как будто легче.

Но спустя годы, я узнаю, что получить мое письмо ей так и не довелось, Катерина его просто не передала, а лишь на словах, вскользь изложила малую суть по своему усмотрению. От этого ее поступка не совсем весело и приятно на душе.

Ответ на свое послание я так и не получила, но следующим летом планировала наконец-то, поднакопив немного средств, все же съездить в родные места, навестить могилы матери и отца, проверить свою оставленную квартиру и имущество, а по возможности, может быть и продать, некогда ценную недвижимость.

Все, мною задуманное, рухнуло в одночасье. Неожиданно, уже совсем не ожидая вестей ни от кого, кроме, как тетушки, я вдруг получила письмо от сестры, содержание которого повергло меня в отчаяние, став очередным ударом.

Вновь и вновь перечитывая строки, я не могла и не хотела поверить в суть изложенного сообщения, которое подбило меня под самый корень, разбив и без того изболевшуюся душу. Сестра, как-то запросто, будто ни каких ссор между нами вовсе не было никогда, легко и мимолетно приветствуя нас, тем самым давая понять о положительном ко мне духовном расположении, сообщала, что вернувшийся из заключения старший брат, в сговоре со средним, самым бессовестным образом взломали и ограбили нашу квартиру. И было бы кого грабить, пробивающуюся сквозь тернии, младшую сестру!

С трудом взломав прочную дверь, теперь, уже нашего бывшего жилья, проникнув внутрь с наглыми и самоуверенными намерениями, они выносили оттуда в течение трех дней все до мелочей, начиная с мебели, одежды и аппаратуры, заканчивая посудой и нижним бельем. В ход пошли даже раковины, унитаз, ванна, краны и напольное покрытие. Квартира была разворована, разбита и разгромлена окончательно. Но невероятным было то, что продавая на лево и на право, за гроши вещи, нажитые посильным трудом, братья-тунеядцы увлекшись, без разбора, совершено не осознавая своих гнусных действий, остались уже ни с чем через дня три-четыре. Проданного имущества им хватило на бурные, веселые, но не продолжительные попойки всего их сброда, кишащего тогда в нашем гибнущем городке и липнущего как на мед, в апартаменты разгульно устроившихся в квартире мамы двух жалких подобий братьев.

Где же была наша доблестная милиция в течение тех трех злополучных дней? Где были мои друзья? Это большой вопрос…!!!

Больно было осознавать, что даже свои ребята из паспортного, в кого я верила, кому доверяла и оставила на хранение ключи от квартиры, попросту не приняли ни какого участия в данном инциденте. Осознавая последствия, ответственность и проявляя пассивность, они, в конечном счете, предвидели мои осуждения. Бог им всем судья!

Мне предстояло начинать все с ноля.

Сестра сообщила, что кое-какие вещи она перевезла к себе, при этом неоднократно обращаясь в милицию, где ее заявление и просьбу совершенно не приняли во внимание. Беспредел и бездействие местных властей, безвыходность отчаявшихся людей, все это постепенно приводило к полнейшему развалу, нашего некогда процветающего городка, который теперь больше походил на разгромленные руины Чечни. А на замечания и упреки сестры в адрес братьев, те хамски грубили ей и посылали бранным словцом во все части и стороны, на что только была способна их бурная и неуемная фантазия. Обо всем этом Шолпан будет мне рассказывать при нашей встрече. Мне тогда и в голову не приходило, что наравне с Амантаем и Нуртаем, она тоже не постеснялась погреть свои руки в моей разгромленной квартире, оправдываясь перед знакомыми и передо мной, что якобы «спасала» оставшиеся вещи. А спасала ли?! Она, ровно, как и моя бывшая «хорошая» соседка, в прошлом подруга моей мамы и преподаватель русского языка в нашей школе, также не упустила момента что-то прибрать к своим рукам. Зоя Андриановна, при нашей случайной встрече, тоже много интересного рассказывала мне по приезду, когда я заглянула к ней ненадолго. И что же я там увидела?! – свою посуду! Боже, да где же у людей совесть?! И, конечно же, годами позже, оформляя на своей странице в Одноклассниках альбом – «Лента Почета», куда вошли самые светлые и достойные лица, помня ее прежние заслуги, я все же исключила этого человека из списка, испытывая теперь к ней, как и к ее вороватой дочери Светлане, огромное неуважение. С той дамой тоже приходилось иметь дело, и она-то, тоже не блистала своими положительными качествами. Если брала деньги в долг, то никогда не возвращала, а в детсаде, где мы вместе работали, тащила все, и полотенца, и игрушки, и подцветочники, и детскую пищу. Все в свой пустой дом, где недоедающая орава детей не видела особого воспитания от мамы – воспитателя. Лишь бы самой было прибыльно и сытно, а дети чужие – перебьются. Пайки урезать у детей в группе и нести себе, это норма! А уж как сына своего старшего – Володьку, колотила, матерь божья! Вот так, одно к одному, и в памяти всплывают подобные негативные моменты. А тем временем и моя родная сестрица на санях тащила к себе из моей квартиры посуду, мебель и одежду. Мебель, естественно до моего приезда использовалась ею по назначению и при их небрежном «употреблении», после имела удручающий вид, в том числе и телевизор. А уж посуда-то моя на что была похожа! – столько грязи, хотя в доме две женщины. Засранки, только и всего. И ведь как ей совесть-то позволяла еще мне и доказывать, что это ее вещи, будто я своего не узнаю! И после всех этих неприятных историй я прощала им все, протягивая руку. А стоило ли!

…Прочитав письмо, приняв все к сведению, я, конечно же, отчаялась, осознавая, что все потеряно. Вновь предстоящие планы и усиленный труд, больно ударили по самосознанию. Было омерзительно гадкое настроение, но слез не было. Досадуя и отчасти бранясь, мы с сыном, словно зомбированные, повторяли лишь одну мысль: «Хоть бы фотки сохранились». Ведь уезжая в Россию, практически не захватили с собой ничего, и даже ни одного фото, о чем после жалели. Немного погоревав, обозлившись, я в конец возненавидела тех, кого теперь не могла больше называть братьями. Вычеркнув их из своей жизни, со словами проклятия, мне очень захотелось навсегда исчезнуть из их жизни, не видеть их, не слышать, не знать, сделав им больно. Было желание наказать всех, и не только законным путем, в чем я теперь вообще сомневалась, но и морально, дав им прочувствовать боль и стыд за содеянное. Поэтому мое желание сводилось лишь к одной цели – навсегда потерявшие нас, не ведающие о нашем положении и местонахождении, они должны были каяться, чувствуя свою вину.

Набросав небольшой текст, так, чтоб было больно и скверно всем им, я попросила Светланку, переписать письмо своей рукой на адрес сестры, и отправила по назначению. Тактика, как и предполагалось, сработала. Сестра, со слезами восприняла на полном серьезе, всю придуманную мною на тот момент историю, о якобы моем резком и внезапном исчезновении, в виду помутнения рассудка, в результате пережитого потрясения, виной которым были упомянутые не добрым словом родственнички. В дополнение излагалось неведение о судьбе якобы и Руслана.

Мой поступок, конечно же, был не правильным. Заранее программировать свою судьбу на глупости нельзя, и в скором будущем, поняв это, я постаралась все исправить. Тогда, мне и в мысли не приходило, что вскоре я увлекусь учением Фен-Шуй.

Но одного Шолпан тогда не учла, как обо всем изложенном ей мог сообщить совершенно посторонний человек, и главное, зачем? Ее адрес и точные сведения могли навести на сомнения. Но тогда сестрой полностью овладели лишь эмоции. Зная ее психологию, я стопроцентно предвидела все дальнейшие действия, таким образом, немного поиграв на их нервах и чувствах, если таковые вообще имели место быть.

И все же, чуть позже, я решила принять серьезные ответные меры, громить, наказывая виновных, чисто принципиально, до победного конца, ведь сломить меня морально, все равно было нельзя.

Я была и есть, словно сталь, прочной закалки!

Одно за другим, уходили мои письма с заявлениями и обращениями с соответствующими доводами в различные инстанции и города Казахстана. Неоднократно обращаясь в областное УВД, и в Прокуратуру, я настойчиво продолжала писать, требуя незамедлительных и решительных мер с их стороны по отношению к виновным. Осознавая безрезультатность действий, обращалась с жалобой в вышестоящие инстанции столицы. Понимая безнадежность сложившейся ситуации, пассивное безразличие к моей проблеме безнравственных чиновников, я окончательно потеряла всякий интерес и веру в справедливость. Казахстанский быт, бюрократизм, подхалимство и хамство, все сливаясь воедино, подталкивали меня к опрометчивым поступкам. Терялась вера и надежда в Казахстан, он низко падал в моих глазах. Обидно было осознавать, что во время возрождения и процветания быстрыми темпами второй столицы Астаны, одновременно гибли и разрушались наикрасивейшие и прекраснейшие небольшие города и поселения, родные края превращались в руины, гиблые и проклятые места, одним из которых, был некогда наш прекрасный и милый город на Иртыше, наш горный город Серебрянск.

Зачем говорить голословно красивые слова о политике и экономике страны, если даже коренное население бежит оттуда, словно с тонущего корабля, в надежде на надежное плечо и руку помощи, в надежде только на Россию!

И это должно быть больно, больно и стыдно, Вам, «великие» правители моего исстрадавшегося, но в корне справедливого народа в целом!

От безысходности, уходя один за другим из жизни, земляки-казахстанцы проклинали и быт, и землю и политику и Правительство. Было больно смотреть, как по кирпичику разбираются совсем недавно построенные и вполне нужные строения, заводы и объекты. Ища выход из тупика, люди бежали, в не зависимости от национальности и народностей далеко за пределы Казахстана, в надежде на поддержку территорий бывшего Союза. *

…Думая о предстоящей поездке в свой родной городок, подыскивая при этом для себя временную замену на работе на время отпуска, я стала перед выбором серьезного решения. Перед нами стояла значительная задача в выборе гражданства. Долго обдумывая, советуясь, все тщательно взвешивая и оценивая, понимала, обратного пути назад уже, нет, и не будет никогда. Ради будущего сына я должна принять важное решение, верный шаг.

Мы вместе подали заявление на гражданство, приложив все необходимые документы. И совсем, неожиданно, вскоре, а точнее через месяц, получив подтверждение о нашем теперь уже Российском гражданстве, я словно вновь почувствовав себя полноценным человеком и гражданином, была бесконечно счастлива вместе с сыном, и радости нашей не было предела.

Продолжая работать в автосервисе, я неустанно старалась удивлять и радовать ребят результатом и разнообразием постоянной и неуемной фантазии.

Находясь с Рашитом в хороших отношениях, чувствуя его уважительное отношение к себе, зная о его поступках помогать и выручать, а также спонсировать при необходимости кого-либо, я попробовала обратиться к нему с просьбой о содействии в решении жилищного вопроса, зная о его возможностях, связях и положении в обществе.

Мои договорные отношения с директором общежития Лесотехшколы близились к завершению, а он сам, будучи человеком бесчувственным и не благодушным, в достаточно преклонном возрасте, не вникал и не желал усугублять себя чужими проблемами. Выставить на улицу женщину с несовершеннолетним сыном, для него не составляло ни какого труда. Не действовали на него ни какие мольбы и просьбы. Сумки, полностью набитые продуктами, как бы, не считались взяткой, и запросто принимались комендантом, без зазрения совести. И, тем не менее, проблема не была решена.

Рашит, как то очень даже осознанно и просто подошел к решению моей проблемы. Договорившись по своей линии, он временно помог заселиться нам с Русланом в общежитии ГРЭС-2, тем самым обнадежив и уверив в стабильности завтрашнего дня. Несмотря на усталость, я была довольна и работой и положением.

Руслан заканчивал одиннадцатый класс, близился выпускной вечер. Впереди новые дороги, новые цели и задачи. Экзамены шли к завершению. Мне очень хотелось, чтоб окончание школы, ему запомнилось, как красивый праздник, достойное и радостное событие, в противоположность моих неприятных воспоминаний о школьных годах.

Выпускной вечер проходил в одном из центральных кафе города. Тот вечер запомнился нам обоим, и останется неизгладимо в памяти, как интереснейший и замечательно удавшийся праздник, не было конца веселым песням, играм, шуткам и танцам. Уставшие и полусонные, мы расходились по домам лишь к утру. Наша жизнь и быт постепенно налаживались.

Прошло четыре года, с тех пор, как мы покинули родные края. Сердце щемило в предвкушении встречи с друзьями, знакомыми и просто дорогими и милыми местами. Отсчитывая каждый день до начала отпуска, планируя отдых, мы мечтали о теплых встречах, в моей душе также таилась надежда на продажу своего жилья, если представится такая возможность. Я себе и представить не могла, что же нас ждет на самом деле в родном городе…

Взяв билеты на автобус, время которого в пути составляло почти сутки, наспех собравшись, захватили с собой только самое необходимое. И, наконец, когда транспорт тронулся, переглянувшись с сыном, мы готовы были прыгать и кричать от переполнявших нас радостных эмоций. Глаза горели радостным огнем, улыбка не сходила с губ почти в течение всего пути. Вымотавшись в дороге, к утру следующего дня мы уже были в областном центре. Кроме сумок и небольших запасов с продуктами, у нас было два венка на могилы моих родителей.

Подъезжая к окрестностям своего городка, во все глаза рассматривали скалистые горы, ярко голубое небо с белоснежными облаками, разнообразие зелени, все то, о чем так давно скучали. Еще не доехав до автостанции, обратили внимание на значительные разрушения, совсем недавно построенных зданий и объектов, от чего были в полнейшем недоумении, и становилось как-то не по себе. Быстро доехав до конечной остановки, удивленно взглянув на опустевший район бывшего кинотеатра, взяв багаж, направились к своему дому.

Немного поднявшись вверх по центральной дороге, встретили давнего друга детства Руслана, Димку. Ребята, поздоровавшись между собой, чувствовали себя как-то сконфуженно. На мой вопрос по поводу нашей квартиры, Дима с восклицанием ответил, словно удивляясь нашим неведеньем: «А квартиры вашей давно уже нет, то есть ее давно уже разграбили, остались только одни стены, и вообще, почти все жильцы дома поуезжали в Россию, дом почти полуразрушен!». Это было для нас ударом. Куда же мы ехали!? Ведь нам теперь особо даже и остановиться то негде, а возвращаться обратно, вот так сразу, не очень-то и хотелось. С испорченным настроением и тяжелыми мыслями, мы все же шли по направлению к своему, теперь уже бывшему дому, хотя бы просто взглянуть на него.

Тем временем Дима, шедший рядом, пояснял, что в бывшей нашей девятиэтажке, кое-где, все же живут люди; квартир три или пять еще заняты. Доживает последние деньки в своем жилье наша соседка, жившая этажом ниже, и собирающаяся переехать к дочери в Россию. Ну, а именно нашу квартиру теперь временно заняла пожилая женщина, которая вселилась самовольно в пустующее и разгромленное помещение от безвыходности, и ее оттуда никто не выгонял. Беспокоить пенсионерку теперь не было ни какого смысла. Только зло брало и непонимание от всего происходящего.

Поднявшись с вещами на четвертый этаж, мы постучали в дверь своей бывшей соседки тете Зое, бывшей учительнице и когда-то хорошей знакомой моих родителей в прошлом. Зайдя к ней за порог, и попросив на время присмотреть за вещами, были приглашены к чаю, от чего не отказались. Я предложила хозяйке кое-что из гостинцев, имеющихся в запасе. Завязался небольшой разговор. Боль, досада, ненависть, неопределенность, сильно давили по нервам. Наконец, выслушав ее версию обо всех происшествиях городка на время нашего в нем отсутствия, решили пройтись по знакомым местам, навестить сестру и Светлану Внукову, если та еще по-прежнему живет у себя, в чем я уже не была уверена. А тетя Зоя нам очень просто между разговором предложила, при необходимости остановиться у нее и жить сколько потребуется. Поблагодарив ее за гостеприимство, но все же с неким осадком в душе по поводу присвоения ей, вот так, запросто моих вещей, которые я сразу заметила и признала, мы бодро зашагали к дому моих родителей, где теперь волочил свое жалкое существование Нуртай. Совсем не хотелось смотреть в прожженные глаза законченного подонка, но объясниться и высказать ему все накипевшее на душе, казалось было необходимостью. Подходя к дому, я почувствовала скачок давления, учащенно билось сердце. Встречающиеся на пути давние знакомые, теперь казались, едва узнаваемыми. Мы шли уверенным и ускоренным темпом, словно испытывая необходимость в завершении чего-то очень важного и нужного.

Поднявшись на второй этаж к квартире мамы, стучать в дверь не стали, настрой был не тот. Просто, в эмоциональном порыве, резко толкнув отвалившуюся дверь, держащуюся, только на честном слове, и насмерть перепугав своим грозным видом, ужасно неряшливую с дурным запашком, босоногую блудницу, оттолкнув ее в сторону, и ругаясь самой грубой бранью, мы прошли в комнату, где обитал паскуда.

От обстановки, представшей нашему обзору, становилось жутко неприятно, горько и обидно. Квартира мамы представляла собой жалкое зрелище, бомжатник был более похож на помойку и свалку. От былого жилья не осталось уже ничего, стекла на окнах давно были разбиты, и почти отсутствовали, из мебели остались лишь две старые кровати, на полу валялись грязные рыболовные сети, коробки, вещи, посуда и различный мусор. Кругом бегали тараканы, летали мухи, стоял дурной запах перегара. На бывшей кухне было грязно и пустынно, отсутствовала даже раковина и газовая плита. Было понятно с первого взгляда, что пользуются здесь в нужных и любых целях водой из унитаза, да и та была как-то ловко и не законно подключена к трубам. Тошнило только от одной мысли, представшего кошмарного зрелища и прозябания в этих трущобах. Изрядно опьяневший и потерявший контроль самообладания, обросший братец, в грязной одежде отсыпался глубоким сном, среди груды не свежего почерневшего постельного белья и тряпья.

Первое, что вырвалось в порыве гнева с моих уст, это нескончаемая брань и упреки в его адрес, словарный запас которых, бесхитростно таился где-то глубоко внутри моего сознания, бог знает с каких времен, поражая своим содержанием. А едва проснувшийся и не вполне понимающий ситуацию, виновник наших неприятностей, как-то вяло и омерзительно неприятно попытался протянуть ко мне свои, гадкие, грязные ручонки, якобы обнять горячо любимую младшую сестру, произнося вслух: «Сестренка, ты приехала».

– Сука ты, и конченная тварь! Гнида, это так ты отблагодарил меня за все хорошее, что для тебя делалось долгие годы, мы ведь помогали тебе, гаду, гнившему на зоне! А ты, сволочная мразь, вот так запросто смог грабануть сестру и малолетнего племянника!

В ответ, абсолютное безразличие и непонимание.

Моим эмоциям не было предела. Ругаясь нескончаемой бранью, я вдруг, как когда-то это делала мама, вскинув руки ввысь, взмолилась к Всевышнему о возмездии, в сердцах выплескивая крик души:

– Господи, если ты есть на Свете, если ты меня слышишь, накажи ты его, этого подонка, забери его подальше от мирской жизни, этому ублюдку нет места среди простого люда, пусть не пройдет и трех лет, как сбудутся мои слова, накажи его, Боже!

Оттолкнув резким движением от себя этого неприятного мерзавца, я пару раз нажала на газовый баллончик, направив струю в его сторону. А покидая жилище, добавила:

– Дыши, сука, задохнись и не попадайся на нашем пути!

Руслан, стоявший рядом, еле сдерживая порыв эмоций, понимая мое состояние, все же трезво оценив обстановку, не стал в довершение ко всему применять физический подход, понимая никчемность затеи. Это не стоило того, чтоб позднее отмывать свои руки от грязи.

Спустившись во дворик маминого подъезда, мы увидели ожидавшего Димку, который с недоумением, удивленно спросил нас: «Что вы сделали с проституткой? Она, как бешенная, полуодетая выскочила из подъезда с выпученными и испуганными глазами и убежала прочь!».

Все еще находясь под впечатлением, и не сразу успокоившись, нам все же стало немного смешно от произошедших и не спланированных действий. Марать руки об ничтожество, совсем не входило в мои планы, я верила, жизнь сама нас рассудит, правосудие свершится! А Амантая, Нуртая и прочих, жизнь сама накажет, ох как накажет, в слезах захлебнутся.

Мы молча шли прочь от проклятого дома, унося в сердце боль и досаду. Поднимаясь вверх по дороге, решили заглянуть к Светлане, было видно по обжитому балкону, что там кто-то проживает, я надеялась, что это все же хозяева.

Поднимаясь без прежней привычки на пятый этаж, едва отдышавшись и стуча в дверь, я увидела на пороге Светлану с удивленно неуверенным взглядом, словно она не ждала нашего возвращения вообще никогда. Возгласы, эмоции, объятия, радость встречи и продолжительные разговоры. Света беспрекословно, не ожидая нашего обращения, предложила с ноткой радушия в голосе, использовать ее апартаменты, как само собой разумеющееся. Одним словом, разрешила нам погостить в комнате дочерей, в неограниченно необходимом времени. И это было приятно. Я не ожидала от подруги такого хода действий. Посидев там немного, мы ушли за вещами, а вернувшись, продолжили встречу небольшим застольем, отмечая наш неожиданный приезд. Ближе к вечеру решили навестить Шолпан, на тот момент, еще совсем не ведая о ее бедах. Решили, будь что будет, даже, если укажут нам на порог, все равно зайдем туда.

Постучав, я приоткрыла не запертую дверь, и мы вошли. В прихожей появился Алешка, которому шел десятый год. Увидев нас, он восторженно и радостно воскликнул: «Тетя Галя приехала!», и кинулся к нам навстречу. Обнимая его, мы услышали радостные и развеселые крики Олеси, тут же бросившейся к нам на шею.

Появился Женя, понурый, невысокий и худощавый, наголо подстриженный, искоса, хмуро и даже отчасти злобно посматривающий в нашу сторону. Его глаза совершенно не скрывали явную ненависть к нам. Не среагировав на протянутую руку Руслана и на наши приветствия, он на долгие годы, словно повесив занавес между нами, и испортив и без того гадкое настроение, разбил наше отношение к нему лично, глубоко изменив мнение, понимание и саму суть наших отношений. Хотелось, развернувшись, как когда-то, вновь уйти и не возвращаться в стены, где тебя не ждут и не любят, а то и просто ненавидят. А заявленная реплика Женька, вообще добила мое самообладание. Дав понять – «катитесь вон!», он просто сказал:

– Мои кумиры, это мои дядьки – Нуртай и Амантай!

Женек больно задел тогда мои чувства, и смотрел в нашу сторону исподлобья, цинично добавляя совсем необдуманные мысли.

Тогда мне подумалось – «Ведь я его на руках носила, а он вместе с ними, подонками на пару, пропивал нашу квартиру! Это подло, больно и гадко…!».

Переборов неожиданное и негативное обращение Жени к нам, видя нежелание Руслана более оставаться в стенах этой квартиры, я все же спросила Лешу:

– А где мама, и вообще, как вы?

В ответ наперебой посыпались объяснения. А Леша спокойно, словно давно привыкший к атмосфере прозябания и постигшим их неприятностям, ответил:

– Мама ушла на дачу, должна скоро вернуться, но дача не наша, а папа нас бросил…

Олеся громогласно пыталась объяснить, какой он подонок, их отец, и что им теперь очень тяжело, а на данный момент они вместе с Женькой собираются на рыбалку, но денег у них нет даже на хлеб. Попросив при этом у меня 50 тенге, как бы на покупку хлеба, она выбежала в магазин, и как оказалась за сигаретами. Ложь и вранье были словно заложены в ней изначально.

А Женя вообще удивил своими доводами. Словно во всех грехах обвиняя нас, он сиплым голосом, как бы осуждая, просто и злобно выдавил из себя: «Да нас батя б-р-о-с-и-л!!!», не зная и не понимая, что нам и самим-то хватило по горло разных проблем.

Да разве объяснишь восемнадцатилетнему пареньку, изрядно изливающему свои помыслы и действия в компании пьющих до умопомрачения и близких его духу, как утверждал он сам, но столь неприятных мне, потерявших место в моей жизни братцев. Бог вам судья, подумала я, уходя, и задержавшись, сказала Леше, чтоб сообщил маме о нашем визите, и что мы обязательно к ней заглянем.

Алеша, оставшись один, просто ждал возвращения матери, что пугало меня и шокировало. Олеся с Женей действительно уехали с друзьями отдыхать на выходные в прибрежные места, не спрашивая разрешения матери.

Вернувшись к Светлане, мы решили в компании ее брата Виктора, навестить их маму. Тетя Валя теперь жила в этом же районе, несколькими домами ниже. Взяв по пути спиртное, по совету Светланы, мы стали очень желанными гостями в квартире их мамы. Но поведение некогда совсем не пьющей подруги, несколько меня насторожило.

Чувство особого расположения к себе тети Вали, было всегда приятным. Вечер затянулся за душевным разговором. Я затянула свои печальные песни, о чем просила настойчиво Светлана. Пожелав спокойной ночи хозяйке, мы пошли все вместе по направлению к дому Светы. Но объясняя ей необходимость отлучиться, с поводом навестить сестру, развернувшись, я пошла в соответствии своих мыслей, провожаемая Виктором, которого, как мне казалось, когда-то ждала и любила. Меня по прежнему тянуло к нему, но здраво рассуждая, я понимала, что мы далеко разные по духу люди, с противоположными интересами и возможностями, наши случайные и редкие встречи, всегда резко и надолго обрывались и, увы, без объяснений. С годами мне стала понятна вся нелепость и никчемность влечения. А дойдя до подъезда сестры и прощаясь с поклонником, попыталась все же дать понять ему, что продолжения вечера не будет, никогда…!

Еще долго искоса поглядывая из окна, я наблюдала за сидевшим на скамье, некогда неравнодушным для меня человеком, возможно так и ушедшим к себе домой с осадком в душе.

А тем временем Леша удивлял меня своей самостоятельностью. Ведь в последний раз я его видела в пятилетнем возрасте, и мне казалось, что он по-прежнему мал и беззащитен.

Не дождавшись возвращения мамы, и оставшись наедине со своими проблемами, племяш со знанием дела, набрав в небольшую кастрюльку воды и поставив ее на плиту, начал варить гречку, но норме подсолив. После приготовления пищи, он, отрезав себе кусок хлеба, и положив в тарелку дымящуюся кашу, ни чем не заправленную, предложил угоститься и мне. Я ответила отказом, объясняя, что только из-за стола, а сама во все глаза с удивлением смотрела на болезненно-трогательную сцену. Леша с удовольствием, и очень аппетитно поедая свой ужин, вполне важно запивал его чаем. При этом с интересом общаясь со мной и объясняя грамотно тяготы жизни:

– Сам помню, жили мы классно, а теперь нам тяжело. Но мы ничего, мы терпим.

Я слушала его, смотрела и думала: «За что же ты-то так страдаешь, малыш?!».

Уходить от Алешки не хотелось, время было позднее, оставлять его одного было просто жалко. А он по-взрослому меня успокаивал: «Это не в первой…».

Подкрепившись, малой захотел идти на встречу и поиски своей мамы, я естественно составила ему компанию. Мы бродили по улицам, Леша неустанно кричал: «Ма-ма, Па-но-ва, Шол-пан!». Но на пустынных темных улицах было очень тихо, но не спокойно. В городе не осталось ни единого фонаря, люди давно привыкли к карманным фонарикам. Вернувшись обратно, мы решили просто ждать. Уговорив племянника лечь спать, поскольку время было поздним, сама прилегла в одежде на диван, в ожидании встречи, в мыслях ища возможность помочь сестре, исправить хоть как-то их трудное положение. Сон не шел, притворившийся Лешка тоже не спал.

В три часа ночи послышался шум. Соскочив с постели, мы подбежали к двери. Из темного коридора, с огромным булыжником в руках, в прихожую ввалилась полупьяная сестрица, но от ее вида, напоминающего разъяренного орангутанга, нам стало забавно и смешно. Боясь сразу выразить вслух шутку, без умысла обидеть ее этим, я лишь слегка улыбнулась. А она, уже знавшая о нашем приезде, просто, со слезами на глазах, обняв меня, предложила продолжить общение за чаем.

Мы прошли на кухню. Наша беседа была долгой и мучительно печальной, в эту ночь нам не спалось. Оказалось, что Шолпан не шла домой допоздна вполне сознательно, пытаясь избежать встречи со мной, к этому она еще не была готовой. Весь ее вечер прошел в общении с давней знакомой, где изливая душу, сестра пыталась, как бы успокоить свой внутренний мир, найти нужную поддержку и совет. Мы присели за стол. Поначалу наступила продолжительная пауза, после которой сестрица произнесла просто и не принужденно:

– Вот видишь, как я теперь живу…! Давай чаю попьем!

А на столе кроме заварки, гречки и хлеба больше ничего и не было. Поискав по шкафам, она отыскала небольшую баночку варенья. Составив ей компанию, содрогаясь от переполнявших эмоций, вновь затянув очередную сигарету, чтобы немного успокоиться, я лишь добавила тогда ей: «Ну что, теперь ты понимаешь меня, ты ведь все испытала на себе…?».

В ответ, очень спокойно: «Да, теперь понимаю».

Нам больше не хотелось говорить о пережитом, словно ничего плохого между нами никогда и не было, просто надолго закрыв эту тему, старались забыть обо всех прежних проблемах. Лишь единственная реплика с ее стороны и слезы, дополнили незабываемую встречу: «Близок локоть, да не укусишь». Забыв о наших ссорах, просто изливая накипевшее, сетуя на несчастья и неудачи, она упомянула вскользь, что от безысходности, даже хотела накинуть на себя петлю, да Женя помешал…

Что же творится-то вокруг! До чего довел народ произвол политиков и чиновников! Народ морально опустошен, потеряна вера в завтрашний день. Не пора ли над этим задуматься?

Впрочем, жизнь все расставит сама по своим местам.

Далее наш разговор сводился к единому вопросу – «Что же ей делать, как жить дальше?».

Я смотрела на нее, несчастную и потерянную, а нескончаемые слезы текли по ее увядающим щекам. И мне было бесконечно жаль уже стареющую не по годам сестру.

В миг созревшие в моем сознании планы, вдруг уверовали меня в необходимости претворения их в жизнь. Я знала, что при способности и умении сестры хорошо торговать, и при моих знаниях правильного и практичного подхода к технологии приготовления пищи, вместе мы найдем выход из создавшейся ситуации. Предложив ей свою версию и обнадежив, я услышала в ответ: «Учи меня, давай начнем, попробуем…!».

Уже светало, я сказала, что должна уйти, так как Руслан станет беспокоиться, но позднее обещала вернуться.

Предстояли грандиозные планы, но первейшим делом, хотелось навестить могилу мамы.

Светлана с Шолпан безоговорочно решили составить компанию нам с Русланом.

Вернувшись к подруге и немного перекинувшись с ней информацией, я заглянула в спальню, где до сих пор безмятежно отсыпался мой сынок. Приготовив завтрак, я предупредила Свету, что до обеда буду находиться у сестры. Светлана тем временем собиралась на работу в БТИ, где мы вместе когда-то работали. В связи с необходимостью, ее пригласили туда временно, но за очень низкую зарплату.

Вернувшись к Шолпан, я захватила с собой кое-что из круп и макароны, купленные уже в местном магазине, хотелось помочь ей по мере возможности.

Закупив в долг необходимые продукты на выпечку для продажи, сестрица решительно приступила к делу на пару со мной, так и не спавшая прошлой ночью, с надеждой, ожидающая мой повторный визит. С верой и азартом в глазах она ждала начала действий и претворения в реальность наших наполеоновских планов, и очень хотела верить в конечный успех. Подробно и очень доходчиво показав и объяснив ей, как правильно, вкусно, и качественно, надо заводить тесто, предлагая различные варианты начинок, вмиг позабыв о наших похожих проблемах, я весело наблюдала за увлекшейся с большим интересом сестрой, в своей новой роли, немного сомневающейся в успехе начатого дела.

К обеду были готовы ее первые, пышные, очень вкусные, соблазняющие запахом беляши и пирожки. Завернув выпечку аккуратно в емкость, и оставив меня в квартире в ожидании результата, она отправилась торговать. Я подумала тогда, что в первый день дело пойдет медлительно, пока-а-а это люди распробуют, но ошибалась. Не прошло и часа, как веселая и счастливая, Шолпан вернулась домой с пустой тарой. Удавшуюся выпечку расхватали разом, а кое-кто их клиентов, даже сделал поспешный заказ на следующий день. Подсчитав приблизительные затраты на использованные продукты, электроэнергию, воду и затраченное время, она пришла в восторг. Прибыль за минусом затрат из выручки, составляла вполне реальный доход, для первого раза это было очень даже здорово. Сестра тогда сказала, что на заводе, где она работает, за смену получишь в два раза меньше.

Теперь вполне уверенная в завтрашнем дне, с интересом взявшись за новое дело, возрождаясь с огоньком в глазах, Шолпан хотела идти только вперед, с великой надеждой и верой в успех.

Она ежедневно ждала моего с Русланом визита.

А Женя тем временем, наблюдая за нашими, теперь уже явно дружескими отношениями, стал более добродушно посматривать в нашу сторону. Но дома он бывал редко, больше проводя время в компании своих друзей, и как не прискорбно, был очень пристрастен к спиртному.

Олеся вела себя, как-то грубо и вызывающе, совершенно несопоставимо ее возрасту. В ответ на мой вопрос по этой теме, сестра отвечала, что от безысходности, во время ее отсутствия, связанного с коммерческими поездками, дети были слишком рано предоставлены самим себе. Вот и результат.

А Лешка был очень спокойным и отзывчивым, и часто просился на прогулку вместе с нами, видимо сказывался недостаток в общении.

В один из дней мы все вместе пошли навестить могилы родителей. Шли пешком, было очень жарко, иногда останавливались. Впервые за долгие годы, обратив внимание на окружающую нас красоту, мы фотографировались, шутили, и уставшие вновь шли дальше.

Я тем временем переживала за свою оставленную работу, так как заменила меня, на время отпуска, не вполне ответственная знакомая, с которой мы вместе, когда-то работали. Зная о ее пристрастии к спиртному, все же надеялась, что все обойдется.

За четыре года, после нашего отъезда из Серебрянска, местное кладбище сильно увеличилось. Проходя мимо могил, удивляясь и глубоко сочувствуя, мы узнавали о безвременной кончине, среди многих захоронений, своих знакомых. Незаметно подошли к могиле мамы. Шолпан, словно потерянная сказала:

– А вот и могилка мамы, здесь она и похоронена.

Резко перехватило в груди, сдавило виски. Одновременно зарыдавшие, мы с сестрой, вглядывались в небольшой портрет на памятнике. Каждый в душе думая о чем-то своем, молясь, просил прощения и благословения, теперь стоя у оградки, окончательно осознав свои ошибки и поступки, словно дав клятву. Мы были вновь близки, духовно и морально, а может даже и сильнее, чем когда бы то ни было. Руслан тоже тихо утирал слезу, бабулю он помнил и любил. Светлана, солидарно стоя рядом, сочувствовала, думая может и о чем-то своем личном, накипевшем.

Чуть повыше, на холме, был захоронен наш отец. Постояв у его могилы, погоревав, немного всплакнув, все дружно, но большей частью Шолпан, стали наводить порядок в оградках, бурно заросших травой. Помянув родителей, мы затянули в голос одну из любимых маминых песен, припоминая, как когда-то она, обратившись ко мне, заметила: «Галя, ты вырастешь, и специально для меня споешь песню…». Почему-то тогда, будучи подростком, я не очень понимала значение тех слов. Но сейчас, мы словно исполняя гимн, с болью в душе, были, как никогда едины и близки, наши голоса дрожали, слезы бежали по щекам, и было бесконечно жаль своих безвременно ушедших стариков, с болью прожитые годы, и еще многое другое.

Возвратившись с кладбища и прощаясь с сестрой до следующего дня, я видела в ее глазах боль и досаду, словно ей хотелось сказать – «останьтесь», но всему было свое время.

Постепенно, потихоньку разбирая кое-что из почти уцелевших вещей своей бывшей квартиры, я была все же несколько раздосадована к безразличию и безучастию сестры в их хранении.Брошенные как попало на ее лоджии вещи, загнивая и пропадая, наверно ждали моего появления. И все же, мы были рады находке своего альбома с фотографиями. Особенно буйно ликовал Руслан, для него это была единственная память и ниточка с детством. Жаль, но от боевых наград отца, что достались на хранение от бабушки Руслану, остались только памятные медали, по случаю праздников Победы.

Боевые медали были безжалостно и нагло просто проданы и пропиты нашими братцами–ублюдками, Нуртаем и Амантаем.

С собой в Томск ничего больше забирать не захотелось, кроме как оставшихся наград деда и альбом. Это все, что осталось от нашего прежнего жилья. Кое-что из вещей, белья и одежды я оставила у сестры, а свой некогда дефицитный цветной телевизор, сразу отдала Светлане, очень нуждающейся в нем на тот момент.

Забыв принципиально обо всех проблемах, мы все-таки решили немного отдохнуть, целенаправленно планируя каждый ценнейший день отпуска, получить который мне удалось лишь спустя четыре года.

Вместе с Русланом упорно покорили самую высокую и скалистую гору, часто взбирались на скалки, обжаривали на костре сосиски, с удовольствием уплетая их вприкуску с домашними помидорами, пели, как и всегда задорные песни, просто радуясь жизни, нашему приезду домой и, конечно же, возобновлению теплых отношений с сестрой.

Узнав о нашем приезде, надеющаяся на мирные взаимоотношения сноха Катерина, решилась зайти к Шолпан, в надежде там нас и увидеть.

Встретились мы стихийно и спокойно, но не как самые близкие люди, а просто, свободно и без напряга начали общаться. Навязчиво и постоянно повторяя, Катя утверждала, выгораживая себя и свое участие за вину мужа, что он сильно кается в глубине души и страдает.

– А есть ли вообще у него она, эта душа? Да и у нее тоже! Но, если так сильно кается, пусть идет и вешается!

Вопреки порядочности, она, словно зомбированная, неустанно при любом удобном случае, повторяла свою заученную мысль. А мне было все же противно осознавать и ее определенное соучастие, в том злополучном погроме нашей квартиры.

…Во время отсутствия Амантая в своем жилище, мы с Русланом как-то зашли навестить детей. Переглядываясь, конечно же, признали на полках маленькие игрушки Руслана, которые вместе с другими вещами похитив, братец не постыдился принести своим деткам…

По ушам резало вранье Катерины, якобы о том, что все это закуплено ею лично.

Да уж, вот у кого совести совсем не было – ну чисто семейка Адамсов!

Одного она не учла, что кое-каких вещиц не было никогда в нашем Серебрянске, я их просто привезла в свое время из Дальневосточного азиатского региона…

– Ведь мы не стали бы забирать их назад у вас! Что же ты делаешь, Катюха?! Должно быть стыдно и противно! Бог вам всем судья! Эх, как бы не пришлось вам всем локти свои кусать за грехи! Но вот свою тетрадь, с рукописью и трудами, некогда созданную еще в студенческие годы, мне было немного жаль. Но вернуть их, Катя упорно не желала, считая их уже собственностью своего сына Амантухи. Ну, дела!

– Да, конечно, может он и состоялся, как повар, возможно, помогли ему когда-то мои записи, а иначе, зачем он их хранил у себя?! Да только вряд ли будет в радость ворованное счастье!!!

А в один из вечеров, проходя с Русланом мимо дома мамы, к своему ужасу мы увидели возле машины бывшего нашего соседа, стоявших рядом «полуживых» братцев. Нуртай, отвернувшись, пытался обойти нас стороной, а Амантай, не сообразив, в неожиданно сложившейся ситуации, не зная как себя вести, имел наглость неуверенно, почти на полусогнутых ногах, протянуть свою грязную пятерню Руслану, слегка отворачивая лицо и сильно краснея.

Злость и ненависть, обуревавшие меня, дали волю моим неуемным эмоциям. Резко ударив мерзавца по протянутой руке, скверно ругаясь, я обрушила в его адрес все, чего он был достоин:

– Гнида, да она же у тебя грязная, куда тянешь – су-у-ка?! Ну, расскажи теперь моему взрослому сыну, как это ты и куда собирался меня от*****ь!

Пятясь от нас и определенно видя, как еле сдерживается Руслан, он едва слышно бормотал, словно потерянный: «Чего это она, че это она болтает?».

И вновь безудержный поток брани и ругательств в адрес стоящих рядом, уже с безразличием, давно пропивших свою совесть, озверевших нелюдей. Мне очень хотелось, чтоб все знакомые, соседи и просто прохожие, взирая на них, твердо знали гнусность этих жалких существ, и никак иначе. Уходя прочь, больше не хотелось и в мыслях держать о них воспоминание, просто забыть все дурное, жить и думать только о хорошем.

Тем временем новое дело сестры шло с успехом, и я теперь была за нее спокойна. Мы много общались, она очень внимательно слушала меня о личных успехах, но рассказывать ей о пережитых нами трудностях, вот так сразу и запросто, мне пока не хотелось. Всему свое время.

А Женя все больше в задумчивости, загадочно молчал, было видно, что он прислушивается к нашим разговорам, извлекая из этого некий для себя смысл.

Мы с Русланом все чаще гуляли по городу, сидели на берегу Иртыша, с удовольствием поедая местную копченую пелядь. Казалось, что вкуснее этой рыбы и нет нигде на Свете.

Прогостив у Светланы почти две недели, я была несколько обескуражена обращением сестры к нам, с просьбой перебраться к ней незамедлительно. В данной ситуации она чувствовала себя неудобно перед знакомыми. Легко согласившись на обращение, мы с благодарностью оставили апартаменты Светланы, понимая, что все равно, хоть и временно, но вероятно стесняли их удобства своим присутствием.

Случайно встретив в один из дней своего знакомого по паспортному отделу Ораза, мы чисто на дружеской ноте решили вместе отметить наш приезд и весело провести время. А к вечеру, накрыв в меру возможности небольшой столик в компании Оразбека, его товарища и ребятишек, уже изрядно развеселые, под шутки и смешные истории, запросто и в разнобой распевали свои любимые застольные песни. Наш праздник продолжался допоздна. Чтоб не мешать детям, по предложению коллеги, было решено продолжить общение в его доме, где я никогда прежде не была. Нас немало удивила стерильная чистота и порядок хозяев квартиры, все было расставлено со вкусом и усердием. Мы весьма засиделись, настала пора и расходиться. Но гостеприимный хозяин все упорнее продолжал нас развлекать своими необычными песнями, ловко наигрывая на домбре. Сестра оставила наше общество почти незаметно, но в сопровождении новоиспеченного знакомого.

Ораз не очень хотел отпускать меня в тот вечер, не понимая, что в моем восприятии он всегда был и есть лишь коллега, веселый товарищ, совершенно не интересовавший меня как мужчина. И, тем не менее, я осталась. Уже светало, а в душе было пусто и неприятно. Совершив очередную глупость, я в конечном итоге пожалела: «Кто он теперь мне, не друг, не любовник, не товарищ…». Наши отношения стали натянутыми, общение не интересным, но мне хотелось старательно скрыть свои ощущения и эмоции, чисто по-человечески не обидеть человека, и без того, не особо довольного своей судьбой.

Отпуск близился к концу. В те замыкающие деньки сестра радушно принимала нас, радуясь возобновленному общению. А мы с Русланом все чаще уходили вдвоем, прогуливаясь по родным местам. Самым излюбленным был пляж, один из красивейших берегов нашего несравненного Иртыша. Здесь, забираясь в одну из лодок, мягко покачивающуюся на легкой волне, просто сидели, наслаждаясь неповторимостью живописного края, иногда запевали на лирический лад любимые песни. И конечно, про запас, всегда имели с собой излюбленную местную рыбку и помидоры.

Уже почти перед самым нашим отъездом, вдруг неожиданно подсев ко мне рядом, Женя завязал разговор, как бы издалека. Он словно невзначай интересовался Томском, работой, перспективой и прочим, отлично понимая, что в родных краях будущее не светит.

Прокручивая в голове информацию, он словно серьезно обдумывал и решал свои задачи. А чуть позже, обратился ко мне с просьбой, помочь первоначально переехать в Россию, и хоть как-то там обосноваться, устроиться по возможности на работу, с обещанием вести себя прилично, добросовестно и ответственно, без всяких осложнений и, естественно не сидеть у меня на шее.

Внимательно выслушав его, я объяснила, что по жизни, сама везде и всегда пытаюсь пробивать себе дорогу, ни на кого не надеясь. Но в данном случае, отказать не могла, пообещав принять посильное участие в его намеченных планах, постараться пристроить его на работу без документов, с условием, что Женя будет сам искать себе жилье и прописку, ну а первое время поживет вместе с нами, в без того тесной комнатушке. Многое зависело еще и от решения моего начальства. Стопроцентно заверив меня в положительности своих действий, что мне не придется за него краснеть, Женя, очень быстро собрав свои вещи, был готов в дорогу, вместе с нами, навстречу к неизведанным испытаниям.

Пожелав всем счастливого пути и удачи по жизни, Шолпан со слезами на глазах, смотрела нам вслед, уезжающим на легковушке до областного центра.

На душе у меня было вновь не спокойно. Я понимала, какую ответственность и обузу взваливаю на свои плечи. Ведь сестра и та, была не в состоянии справиться и обуздать не всегда разумные действия и поведение своих детей. Что же ожидало нас? У меня и без того всегда хватало проблем.

Нам предстояла длинная дорога. Устав, я незаметно заснула, предоставив своим мыслям отдых, и решив, будь что будет. Все-таки надо верить в лучшее!

Подъезжая к границе, волнуясь за Женьку, сомневалась – пропустят ли его. Ведь документы были далеко не в порядке, да и он сам имел привычку вести себя вызывающе, почти дерзко. Но почему то, Женька сидел абсолютно самоуверенно и через-чур спокойно, будто ему плевать на все преграды. Лицо его выражало полное безразличие ко всем и всему, и мне это совсем не нравилось. От его пофигизма веяло нагловатостью, и хотелось сказать ему: «Сделай лицо попроще».

Уставшие от дороги, раним утром мы прибыли на автовокзал своего, теперь уже родного Томска.

Женя радостно торжествовал от удачного пересечения границы и первого впечатления знакомства с городом.

Наше общежитие находилось недалеко от вокзала, поэтому шли пешком, любуясь утренней красотой, разноцветно сияющего огнями города.

Руслану впереди предстояло подать документы в училище, где он хотел продолжить свои способности по работе с деревом, имея на руках свидетельство с отличием об окончании курсов резьбы по дереву.

Ну а мы с Женей, уже через день шли вместе ко мне на работу, с молитвами в душе.

Поговорив с хозяином фирмы и уверив его в необходимости помочь парню, объяснив сложную ситуацию в родных краях, я получила положительный ответ, при условии строжайшей дисциплины. После решения данного вопроса со спокойной душой и в хорошем настроении мы приступили к работе.

Женя с усердием обучался новой специальности, при этом еженедельно получая ученическую доплату. Жил беззаботно вместе с нами, и ни о чем, как о продвижении в своей работе, больше думать не хотел. Моему терпению наступал конец. Стало тяжело тянуть троих на свою небольшую зарплату, а племянник, словно и слышать ничего не хотел, или делал вид, что ничего не понимал. Было неудобно объяснять ему свое положение, он же тем временем тратил свои средства на сигареты и пиво. Мне приходилось после работы, еще и готовить, убирать грязную посуду, а иногда стирать его одежду. На мои упреки по поводу его небрежности и неопрятности, он ни как не реагировал, натянув наушники, просто наслаждался музыкой. Продолжая укорять, я требовала и заставляла его, хоть иногда стирать свое белье и носки, от запаха которых становилось невыносимо. Так прошло четыре месяца. Его воспитанием мы были, более чем шокированы.

Он не искал, и даже не пытался найти себе подходящее жилье, словно было нормой содержать его и ухаживать за ним. На протяжении долгого времени мне приходилось самой, после работы, взяв газету с объявлениями, искать подходящие для него варианты, от которых парень постоянно увиливал. Наконец, пристыдив его, договорившись по телефону о предстоящей сделке, я решительно повела Женьку сама на новое место жительства, полностью предоставляя его самому себе. Результата долго ждать не пришлось.

В гостинке, снятой в центре города, где проживал Евгений со своими новыми дружками по работе, начались буйные пьянки и безобразия. Хозяйка жилья, неоднократно ругаясь, предупреждала их о выселении. Но бессовестное и безответственное поведение моего племяша шокировало теперь не только меня. Было очень стыдно за последствия моего необдуманного поручительства. На работе уже стоял вопрос об его увольнении за неоднократные прогулы и пьянство. Было неприятно слышать себе в упрек осуждение от работодателя о напрасном содействии, что племяш мой не исправим. Рашит так и сказал:

– Пусть бы и оставался у себя в Казахстане, со своей мамой…!

Ругаясь крепким бранным словом, я вновь пыталась вразумить, все же испугавшегося не на шутку, и всего лишь на время, Женьку, которому совершенно не хотелось возвращаться обратно домой. Да и на работе, поверив в его обещания и пожалев, вновь пошли навстречу. Хотелось верить, что все уладится и Женя образумится.

Но невольно вспоминались его гордые слова: «Мои кумиры – Нуртай и Амантай…!». И это вполне понятно, ведь те всегда безотказно наливали рюмку другую, при том, никогда не попрекая.

– Что же от тебя ждать, очередных сюрпризов…?

Тем временем у меня самой появились непредвиденные проблемы. Предоставленную нам временно комнату, необходимо было срочно освобождать. Идти практически некуда, зарплаты на аренду любого жилья не хватало. Рашит, как тогда казалось, с уважением и пониманием относился ко мне самой, и моим проблемам. Обдумав и наметив кое-какие личные планы, он уверенно начал скупать квартиры, в рядом стоявшем с автосервисом деревянном доме, с целью дальнейшего использования выкупленной территории под застройку, чего и сам не скрывал. Но чтоб квартиры за зря не пустовали, он впустил в одну из них на временное проживание сотрудника автосервиса с супругой, а в другую предложил вселиться нам с Русланом, с условием оплаты нами всех последующих коммунальных услуг.

Словам благодарности с нашей стороны, конечно, не было предела.

Переехав в предоставленное жилье, мы по возможности стали обзаводиться лишь самым необходимым. Поначалу приходилось спать на полу, наши вещи какое-то время лежали не распакованными. В ближайшие два месяца уже были приобретены диван, стол и шкаф для одежды. Я продолжала с усердием работать, стараясь угодить хозяину.

К весне вновь нашла очередное жилье для Евгения, со сравнительно не высокой оплатой. Хозяева дома были преклонного возраста, но люди порядочные и добродушные, к Жене относились с симпатией и уважением. Дед, татарин, бывший фронтовик, человек требовательный. Он был категорическим противником спиртного, поэтому моему племяшу ничего не оставалось, лишь как изредка попивать пивко, при этом стараясь не попадать на глаза хозяина.

А Руслан, проучившись не большое время в училище и поняв, что это вовсе не его направление, решил пойти работать на любую работу, чтоб попусту не терять время, да и помочь за одним мне.

Обзванивая ежедневно различные вакансии, мы все чаще получали отказ, то не подходил возраст, то образование требовалось. Большей частью были востребованы парни с Армией за плечами. Обратившись в платное агентство и объяснив ситуацию, мы, наконец–то, получили приглашение на собеседование. Предполагаемая работа предстояла в службе охраны офиса «Томлад», где Руслан с первых же дней зарекомендовал себя с самой положительной стороны. С усердием и упорством утверждаясь на работе, с азартом делясь о любых мелочах пройденного дня, он все больше убеждался сам в правильности выбора своей будущей профессии, постоянно повторяя, о его желании идти в силовые структуры.

Про безобразия Жени теперь стало слышно гораздо меньше, он вечерами или в выходные дни заходил к нам в гости, я всегда его угощала и кормила от души, а иногда мы все вместе жарили шашлыки, прямо во дворе дома.

И все же наш неисправимый Женька продолжал изрядно припадать к спиртному. А к новогоднему банкету на фирме, приготовление, оформление и обслуга которого полностью возлагалась на меня, он хотя и был приглашен, но одновременно и наказан в финансовом плане. За свое неоправданное поведение его вычеркнули из списка поощренных сотрудников.

На мои неоднократные письма и доводы к сестре, с жалобой и упреком по поводу воспитания и поведения ее сына, естественно никаких действий не последовало. Я просто считала нужным поставить Шолпан перед неоспоримым фактом, но она была не в состоянии что-либо изменить. Лишь горько страдала в душе, по возможности пытаясь вразумить своего сына.

А хозяин квартиры, неоднократно прощавший Жене ошибки и промахи, уставший об отсрочках по квартплате и пустых обещаниях, стал часто названивать мне на работу, с просьбой принять меры к своему родственнику, просил содействия по возвращению его задолженности за жилье. И вновь ссоры и упреки с моей стороны, которые Женька всегда выслушивал молча. Осознавая и соглашаясь, он все же был неисправим, и как я поняла, с женщинами вообще, даже если и был прав, никогда не спорил, это было не в его правилах.

После устройства Руслана на работу, я реально почувствовала поддержку, настала возможность осуществлять свои задумки. Появился цветной телевизор, музыкальный центр и видеокамера, о которых раньше приходилось только мечтать. После была намечена очередная поездка в Серебрянск.

В свободное время мы с удовольствием гуляли по городу, отдыхали у берега Томи, продолжая пешком свои длительные прогулки и получая массу удовольствия.

В один из таких дней, мне предстала возможность случайно встретиться вновь с давним, и почти забытым, но все же несколько близким сердцу, Тахиром. Он шел, улыбаясь и очень радуясь нам на встречу. Узнав о нашем переезде и существенных изменениях, в обязательном порядке пообещал зайти в гости. Казалось, вновь вспыхнули чувства, и я, конечно, ждала его визита.

Светланка, моя пакостная томская подруга, которую в шутку иногда хотелось назвать Саулешкой, тем временем уже став человеком семейным, ждала своего первенца. Вышла замуж, как-то неожиданно, объясняя мне, что, как бы – пора. Да и то, как говорится, за первого встречного, и, как не странно, их познакомил ее отец. Свадьба прошла, вроде тихо, по ее рассказам, но нас туда, почему-то не пригласили. Она часто приходила к нам в гости, спрашивала совет на случай непредвиденных ситуаций. Мы с Русланом всегда были рады приходу ее и Юльки, весело общались за радушно накрытым столом, а Руслан неожиданно снимал нас на видео. Как и всегда, нас связывали очень теплые и дружеские отношения. Светлана была, пожалуй, единственно знакомым человеком, которая всегда верила в меня, в мои силы и возможности, духовно поддерживая на протяжении долгих лет. Для нас она стала истинным и забавным товарищем, одним словом другом семьи.

Приближался очередной отпуск, я вновь искала для себя временную замену на работе.

Руслан, впервые сталкиваясь и осознавая негатив и несправедливость рабочих моментов, стал призадумываться, целенаправленно принимая настойчивые и упорные решения. Впереди нас поджидал осенний призыв, от которого я была совсем не в восторге.

Наш очередной и неожиданный приезд в Серебрянск, был воспринят с явным одобрением. Мы дружной компанией отметили веселым застольем нашу встречу, песни сменялись танцами и шутками. Впереди намечались интереснейшие мероприятия, вновь ежедневные прогулки по родному городку, отдых на берегу Иртыша, шашлыки, поход в горы, встреча с друзьями.

В один из таких дней мы навестили Катерину Плотникову, сестру Людмилы. И вновь радость встречи, продолжительные разговоры, песни у костра, веселье и мечты о будущем. Катюша всегда была интересным собеседником, гостеприимным человеком, хорошей матерью и примерной хозяйкой. Имея огромную загруженность в домашнем хозяйстве, успевала при этом работать, содержать в чистоте свой огромный особняк. Ее упорству можно было только удивляться и восхищаться.

Веселые деньки отпуска пролетали очень быстро. Из подруг, я чаще всего встречалась и общалась со Светланой Внуковой.

Случайная встреча с Оразом, воспринималась, не более чем короткое общение друзей. Я была далека и холодна в чувствах к нему, считая его обычным коллегой, при этом стараясь не обидеть. Возможно, он понимал мои мысли, но вел себя достойно и не навязчиво. Мы стихийно и тихо встречались, особо не придавая этому значения.

Набрав, как и обычно, в обратную дорогу с собой, завсегда любимой пеляди, на пару с Русланом готовились к отъезду. Накануне вечером, к нам пришли, как бы на проводы, Саша со Светланой и сноха Катерина. Моя сестра, теперь ставшая очень ранимой и слишком эмоциональной, не переставая, утирала слезы, переживая вновь о предстоящей разлуке.

Впереди дорога, родной Томск, привычная работа и масса нерешенных вопросов.

Ребята из автосервиса вполне удивили меня своими искренними и доброжелательными признаниями по поводу возвращения, жалуясь, словно малые детки на непорядочность заменившей меня на время работницы, изрядно выпивающей и не добросовестно относящейся к своим обязанностям. Я же, в свою очередь, с новыми силами и отличным настроением приступила к воплощению своих новых идей и фантазий.

Обещанный визит Тахира не заставил себя долго ждать. Он появился в один из теплых осенних дней, неподдельно и искренне радуясь перемене нашей жизни, но при этом жалуясь на свои неудачи и невезение. Мне не совсем было приятно, при его участившихся визитах, выслушивать постоянные вопли несостоявшегося мужчины. Восторгаясь нашими поступками и делами, он одновременно сетовал на свою горькую жизнь, поясняя, как тяжело ему с двумя детьми и неработающей женой. Я пыталась, как-то сгладить наши натянутые отношения, подбодрить его и поддержать морально, давая толковые и дружеские советы. Но наскучившие и не интересные беседы, становились бессмысленно-надоедливыми. Слабый мужчина, потерявший веру в себя и свои силы, не верящий в успех, ищущий сострадания от женщины, в моих глазах стал терять интерес, а порой и раздражать своим плачевным, не мужским поведением.

Наши отношения оборвались резко, суровым зимним вечером, за случайным спором, на тему его неудач. В силу их обычаев, жены у них работать не должны. Но почему бы и не поработать, если в доме явный недостаток, а мужчина бессилен самостоятельно найти выход из тупика! Мне неприятна была сама мысль, по отношению к судьбе его дочери. Их традиционные понятия сводились к одному решению – «Школу девочке заканчивать совсем не обязательно, достаточно, что она умеет читать и писать, все равно выйдет замуж», словно на этом жизнь и заканчивается. Дальше, как по сценарию, словно в средневековье. А ведь девочка еще не закончила даже и семи классов. Холодно распрощавшись, но соблюдая некий этикет приличия, мы все-таки расстались, он с обидой на меня, а я с осадком на душе.

Получив очередную повестку в военкомат, Руслан решительно готовился в дорогу. Прожив вместе с ним все эти двадцать лет неразлучно, преодолевая невзгоды, радуясь жизни и веря в лучшее, я все же боялась грядущих перемен, разлуку и предстоящее одиночество на время его службы.

Морозным утром мы вышли из дома. С моего благословения, с рюкзаком на плечах, тревогой, но надеждой в глазах, Руслан шел на встречу с новыми испытаниями, впереди мужская закалка, ответственность, уверенность в своих делах.

Я знала, что перед отправлением призывников на место назначения, есть еще дня три, и мы обязательно увидимся, но на душе уже было грустно и тревожно.

Вечером того же дня он вернулся домой по не предвиденным обстоятельствам, но на утро вновь расставание. Хорошо перекусив, сынуля крепко заснул перед предстоящей дорогой.

Женя, обещавший его проводить, так и не зашел даже попрощаться, от чего мне было досадно и обидно. А глубокой ночью он все-таки пришел. Услышав стук в окно, и открыв дверь, я ужаснулась от его вида. Едва державшийся на ногах, в пьяном угаре, Женька даже не осознавал который уже час, и какой вообще день. Упрекнув его за очередную выходку, я не стала будить сына, потакая прихотям бесцеремонного и бесшабашного племяша. Не очень расстроенный, по всей видимости, он, развернувшись, пошел продолжать свое незаконченное мероприятие. На улице его ждали дружки.

А на утро, пожелав счастья и удачи, обняв нежно и поцеловав сына, я проводила его в добрый путь, с надежной, что этим вечером мы еще увидимся на месте сборного пункта призывников.

По окончании рабочего дня, наспех собравшись, я бежала на рейсовый автобус.

В комнате ожидания, куда все прошли, уже находилось много провожающих. Дежурный по очереди приглашал на свидание призывников, наконец, очередь дошла и до нас. Руслан вышел очень спокойный, но немного потерянный, в глазах его светился огонек тревоги и волнения. Мне показалось, что он смотрит на меня, как на самую лучшую, прекрасную и милую маму, впрочем, о чем и сам позднее именно так и напишет.

Мы расстались внезапно. Вместо обещанного направления в Новосибирск, его следующим днем, вместе с другими ребятами, посадив на самолет, и не дав возможности попрощаться с родителями и предупредить об изменении места службы, отправили на Камчатку.

Долгие две недели я не находила себе места. По возвращению с работы, разбитая морально и уставшая, усаживаясь на диван, словно потерянная, долго рыдала и никак не могла успокоиться. Слезы не произвольно бежали по щекам, а я, словно обиженный ребенок, не могла найти себе утешения. Не хотелось есть и пить, но со временем, вновь появился интерес к физическим занятиям. Веря только в самое лучшее, все же взяла себя в руки и ждала возвращения сына. Мы часто писали друг другу письма, любые мелочи радовали и обнадеживали. Я старалась любым способом поддержать его советом и ласковым словом, уберечь от ошибок. Думая только о нем, сама и не подозревала, что впереди, меня ждут еще какие испытания…!

Живший через стену сосед, паразитического образа жизни, превративший свое жилье в жалкое подобие разгромленного сараюшки, завсегда пьяный, на пару с женой устраивал постоянные скандалы и драки, от которых было совсем не весело. А однажды, изрядно «поднабравшись», этот неряшливый, вонючий бугаина, здоровенного роста и мешковатого сложения, грубо бранясь, попытался притеснить и меня, зная, что рядом нет мужской опоры.

Недолго думая, и не ожидая исполнения его ядовитых угроз, я обратилась за помощью к Сайфулле, работнику нашего автосервиса, которого мы в шутку называли «пузырем». Он был не высокого роста, плотного телосложения, но по жизни, был всегда уверен в своих действиях, не признающий страха и преград. Вмиг откликнувшись на мою жалобу, в одночасье поставил точку в неприятной для меня ситуации.

Уже находясь дома, я услышала шум и брань во дворе. Стало забавно наблюдать сцену, как небольшого роста, «круглый» мужичок, натиском и уверенно-жестким действием валит здоровенного мужика, а тот, как последнее ничтожество, трепеща от страха, опасаясь, что его действительно сейчас закопают, извиняясь, божился и клялся обходить меня стороной.

Прошло три месяца службы сына в части ПВО Петропавловска – Камчатского. Я вновь строила планы, понемногу откладывая средства на счете сбербанка, из своей мизерной зарплаты, с надеждой о покупке будущего жилья. В это просто хотелось верить, ведь любая мысль материальна.

Теплым весенним выходным деньком, я вышла погулять по городу, по еще не растаявшему чистому снегу, в своих красивых белых новых сапожках и новой куртке, с отличным настроением. Навстречу из соседнего подъезда вышла Наталья, супруга работника автосервиса, на руках державшая маленькую Соньку, от которой мы всегда были в восторге. Пообщавшись, я обратила внимание на не особо хорошее настроение соседки, так обычно присущее ей. А она, напротив, была даже удивлена моей бодрости, и как бы невзначай спросила, что это я так весела, когда все обстоит очень даже плачевно, и, поняв о моем неведении, не совсем уверенно решила все-таки поставить меня в известность неприятным сообщением.

Я и не ведала, что почти как месяц, хозяин арендуемого нами жилья, предупредил их об освобождении помещения, в виду решения личных планов. Это автоматически касалось и меня. Наталья с Лешей, вот уже который день решали проблему в поисках. У меня на это практически не оставалось времени. Стало обидно, что никто об этом не пытался заранее даже предупредить, поставить в известность, с моим мнением просто не считались. За меня все уже было решено, словно я ноль, никто и ничто. И лишь при случайном разговоре на работе с хозяином, уже за неделю до освобождения жилья, Рашит поставил меня в известность, что принято решение о беспрекословном переселении меня в дом его матери, словно моего согласия и не требовалось.

Наверно не зря, мама Светланы Бересневой иногда меня в шутку называла рабыней Изаурой. Как я понимала, на правах служанки, чуть ли не под конвоем, мне предстоит приезжать на работу, и уезжать вместе с хозяином, однозначно с его же слов. Со своей стороны он понимал это, как хороший жест. Мной такое решение воспринималось как удар, пощечина и унижение. Стало обидно, что вот так запросто можно выставить на улицу мать солдата, и, в конце концов, просто хорошего работника. Переезжать в дом его мамы я, конечно же, не собиралась, и тем более потакать ее капризам, о чем меня предупреждали родственники самого Рашита и Сайфулла.

Начались поиски, появилось отчаяние и не уверенность в завтрашнем дне. Заканчивая работу, я сломя голову, неслась на очередную встречу, с надеждой найти не дорогое временное жилье, а по ночам собирала и упаковывала вещи в коробки, не о чем не сообщая сыну, до тех пор, пока не решу все свои проблемы в положительную сторону. Осматривая квартиру за квартирой, комнату за комнатой, я была на грани срыва. То не хватало средств, то не подходило жилье, из-за мизерности жилой площади.

Но вот, удача улыбнулась мне, кажется и в этот раз. Молоденькая новобрачная пара сдавала на долгий срок недавно купленную секционку, с помесячной оплатой в три тысячи рублей. При таком ходе, у меня могло остаться еще и на личные расходы около двух тысяч. Прикидывая, было разумным согласиться на этот вариант. Заключив договор, я надолго осталась без средств, так как все деньги ушли на аренду и машину для перевозки вещей.

С трудом разбирая поздней ночью мебель, надрываясь, раня руки и пальцы, я со слезами думала о завтрашнем дне – «Как же мне все перевозить, у кого просить помощь?». Женя, позабывший обо всем хорошем, но все еще работающий на фирме, с которым мы виделись ежедневно во время обеденных перерывов, словно и не замечал меня.

Следующим днем, после заключения сделки по аренде жилья, я была приятно удивлена абсолютной солидарностью ребят автосервиса, которые одновременно прекратив свою незаконченную работу, пришли помогать мне с переездом. Все, кроме племянника, это было несколько неприятно.

Поздним вечером, когда вся арендуемая мной комната была почти полностью заставлена вещами, и негде было развернуться, наконец-то объявился и Женька, мрачный и недовольный, оправдывая свой поступок срочностью заказа клиента. Я, конечно, ему не верила. Он со своим товарищем помог развернуть тяжеленный сервант, в спешке поставленный лицом к стене, и ушел, пообещав вернуться следующим днем, чтобы вставить замок в дверь. Оставшись вновь одна, наедине со своими мыслями и проблемами, уставшая, я с трудом расставляла вещи и мебель в совершенно тесной комнатушке, и лишь совсем обессилев, заснула, на едва «отвоеванном» месте, с усилием устанавливая огромный диван, который ребята в спешке умудрились поставить боковушкой на пол, вторая, естественно почти упиралась в потолок. Засыпая, думала об одном – отработав в офисе более четырех лет, приложив немало усилий при открытии столовой, я сменю место работы. Оставаться здесь больше не было желания. Эмоции брали верх.

Наконец, кое-как обустроившись на новом месте, я приступила к поиску работы.

Женя стал изредка наведываться в гости, иногда интересовался делами Руслана, передавая очередные приветы, но писем никогда не писал, объясняя, что и матери-то своей пишет очень редко.

А моя напарница Раиса, удивляясь моему терпению в столь не благодарной работе, как ей казалось, просила меня при возможности, забрать ее с собой на новое место работы.

Мы чаще стали встречаться со Светланой и ее маленькой Танюшкой. Света, уставшая сидеть постоянно дома, рвалась на любую работу, ее угнетало одиночество.

Как это не звучит забавно, но у меня вновь появились очередные проблемы. И здесь, вечно пьяный сосед, отвратительного и небрежного вида, от которого всегда несло «душком» от всех известных мест, начал вызывающе вести себя в коридоре секции, на правах, чуть ли не «хозяина тайги». Нажравшись в очередной раз, буйно бранясь, он бродил по нашей темной полуразваленной секции, тарабаня во все двери. Я к тому времени самостоятельно занималась спортом и, находясь не в настроении, агрессивно настроилась против нерадивого соседа и его образа жизни. И, тем более не собиралась терпеть его присутствие, не то, что в своей комнате, но и вообще, даже рядом со своей дверью. Сердитая и уставшая от повседневных проблем, приоткрыв дверь, и увидев перед собой представшего во всей красе пятидесятилетнего пьянчугу, более похожего на дряблого старика, была готова кинуться на него, только бы больше никогда не видеть этой не приятной физиономии. С грубой бранью сделав шаг вперед и не выпуская из рук гантели, сама, того не ожидая ударила его ниже колена, после чего сосед, слегка присев, покачнулся и оглядываясь в мою сторону, немедленно удалился на свою территорию, до следующего утра не давая о себе знать. В коридоре вновь стало тихо и спокойно. Никто из соседей не проявил ни малейшего интереса в столь драматично-комедийном обстоятельстве. Но тем не менее, ситуация еще до конца не была разрешена. Сосед на какое-то время поутих, пытаясь при виде меня, пресмыкаясь угодить, от чего становилось еще более противно. Но, как говорится – «Горбатого могила исправит». Так оказалось и в этом случае.

А его неопрятная, невзрачного вида женушка, частенько пропадала на своем земельном участке, изредка появляясь у себя с зеленью и мелкими клубнями картошки. Она с нескрываемой злостью посматривала на мои вкусно пахнущие кастрюльки на общей плите, что-то бормоча себе под нос, словно ненавидя все вокруг. А ее муж, как и всегда, во время отсутствия ворчливой хозяйки, умудрялся, собрав сборище местных бомжей, устраивать жуткие попойки, вновь ища себе на дурную голову приключений. Он совершенно не понимал и не слышал предупреждений. Боже, но как от них всех несло душком! Жуть!

Перекинувшись на работе с Женькой парой слов, я попросила его по-мужски разобраться в ситуации, на что тот безотказно кивнул, его хлебом не корми, только дай вволю руки почесать…

Вечером того же дня Женя не стал заходить ко мне в гости, а просто, позвонив моему назойливому соседу, вызвал того в коридор, для «толковых» объяснений, чего пьяный бедолага понимать не желал, он был глубоко безразличен и далек от понимания. Уверенный удар крепкой руки паренька в челюсть, наконец, вразумил потерявшего интерес к жизни пропойцы. Едва держась на ногах, он пообещал вести себя тихо, никому не доставляя проблем. А днями позже этот бездельник вновь принялся за свое. Его жена была совершенно безразлична и спокойна к паразитическому образу жизни. Так получилось, что кроме «тумаков», они ничего не понимали, впрочем, как и их дочь, также пьющая, чрезмерно грузного телосложения, с далеко безнравственными устоями, но имеющая малолетнего сына. Частенько «поднабравшись», она запросто позволяла себе рыгать на кухне, надолго склонившись над общей раковиной, и чуть ли не обнимая ее. Едва держась на ногах, в короткой юбке и обтянутой блузке, выставляя напоказ свои излишние складки, она то ли пыталась таким образом привлечь внимание, то ли стремилась сделать вызов всему обществу. Молодая особа своим поведением провоцировала всех на очередной скандал, на что я старалась не обращать внимания, дав всем им «погоняло» – «семейка Адамсов». Но всякому терпению наступает конец.

В ожидании прихода в гости Женьки, я готовила и мыла посуду на общей кухне. Услышав в секции убеждающие слова появившегося племяша к проблемному соседу, уставшая от скандалов, я молча, но уверено и сходу ударила по пьяной физиономии соседа, после чего, естественно не удержался и Жека. Визжащая жена пыталась кинуться в драку, в то время как у ее мужа абсолютно отсутствовало чувство самосохранения. И, несмотря на угрозы в наш адрес, никто из числа злополучной семейки, так и не отважился на жалобу, понимая в конечном итоге безуспешность своей сущности.

Время шло. На моей еще прежней работе появился новый интерес. Сама того не замечая ранее, я вдруг стала понимать, что совершенно не интересующий никогда ранее человек, с которым мы общались непосредственно по работе, стал несколько волновать меня. При встречах чувствовалась взаимная симпатия, неоднозначные взгляды, намеки, шутки.

Лето близилось к концу, продолжался поиск подходящей работы.

В один из вечеров на кухню заглянул Виктор, которого я зачастую угощала вкусными пирожками, и от чего тот, впрочем, никогда не отказывался. Так, за разговором, запивая чаем выпечку, он издалека намекнул о заманчивом предложении, зная, что предлагаемая работа меня заинтересует. Слово за слово, и я решилась.

Встретившись с хозяином нового места работы, обсудив с ним все вопросы, мы пришли к обоюдному согласию. А на следующее утро, известив Рашита о своем уходе, и тем самым задев не преднамеренно, а лишь в праве на свой интерес, его самолюбие, я со спокойной душой и совестью, но немного с грустинкой, уже думала о завтрашнем дне. Женя оставался в автосервисе, я уходила в «Колер», где собиралась работать вновь в паре со Светланой.

Конечно же, уважение к Рашиту останется на долгие годы в моем сердце, но относясь к нему с благодарностью, с обидой приняла его необдуманные слова, что жестко обожгли мою душу. К тому же, меня больше не могла удерживать зарплата в неполные пять тысяч рублей. На что хозяин фирмы очень колко выговаривал мне: «Ну, ведь ты же здесь ешь». Мое символическое питание в счет не шло.

Получив трудовую книжку и мизерную компенсацию при расчете, я вновь надумала съездить в гости к сестре, недельки на две, пока была возможность. Сообщив об этом только лишь Руслану, собрав гостинцы, вполне довольная добытым билетом, следующим днем я уже мчалась намеченным маршрутом, засыпая в пути с мечтой и большими надеждами. А подъезжая на такси к подъезду сестры, была в восторге от переполнявших эмоций родственников. Алешка, выбежав навстречу с возгласом радости: «Тетя Галя приехала», кинулся обнимать меня, а следом за ним его мама и Олеся. Леша заносил сумки, а мы, со слезами радости на ходу бурно обменивались информацией. Распаковывая вещи, я дарила всем гостинцы и подарки, радуя сестру привезенными продуктами. А она, уже настолько привыкшая к неудачам и бедам, уставшая от безысходности, как-то запросто, потерянно и обыденно говорила об обычных проблемах, и между делом, сама того не замечая, сообщила, что Садыкова, она уже похоронила. Скрестив на коленях свои руки, сестра глядела на меня спокойно и устало.

К горлу, словно подкатил комок, мне стало трудно дышать. Взглянув на нее, я неуверенно переспросила:

– Какого Садыкова, ты это о чем?

Она, где то, даже немного удивляясь, тихо и просто ответила:

–Так, Нуртая схоронила, умер он…

Ничего не замечая, ни о чем более не думая, я вдруг зарыдала. Слезы непринужденно текли ручьем по моим щекам, а моя уставшая от всех доставшихся на ее долю проблем сестренка и ее дети, с удивленными на выкат глазами, вопросительно смотрели в мою сторону, не понимая и не осознавая взрыва неожиданных эмоций. Олеся подала мне поминальный платочек, которого едва хватило утереть горькие слезы. Немного успокоившись, я тихо сказала: «Нуртай, конечно же, был подонок, но мне все же очень жаль его; прожив жизнь впустую, он был глубоко несчастен и одинок…».

Чуть позже мы помянули его и добрым словом, и горькой правдой. Шолпан рассказывала о последних днях существования и прозябания нашего старшего братца, так рано ушедшего в мир иной. Постоянные пьянки и паразитический быт сделали свое дело. В свои сорок восемь лет, он выглядел словно старец, седой и невзрачный. Не выдержавший организм дал сбой, словно изнутри съедая самого себя.

Как-то, при встрече с ним, сестра была шокирована увиденным. По его телу непроизвольными струйками местами стекала кровь. Он, словно помирал на ходу, возможно уже и сам это осознавая. Хоронить брата никто не хотел. Хотя Нуртай загодя не раз хвалился, что его похоронит «братва», как «пахана», и памятник поставят мраморный. Средний брат Амантай, как того следовало ожидать, легко и просто отвернулся от проблем. Все хлопоты взяла на себя сестра. Только вот на похороны никто из братвы не пришел, а престарелые знакомые, соседи и родственники мамы, помянув добрым словом и молитвой, поддержали, без того уставшую, печальную и несколько опустошенную сестру, нашу Венеру, как некогда ее называли в детстве.

Слушая рассказ, я вспоминала то далекое и доброе, где все мы были вместе, немного добрые и счастливые. Ведь было же что-то и хорошее, человек не рождается сразу плохим! Утирая слезы, я спросила неожиданно для себя самой, о месте захоронения, предложив вместе все же навестить последнее прибежище несчастного страдальца, бросив горсть земли.

По стечению обстоятельств, но наверно так было угодно свыше, брата похоронили не на местном кладбище, как было намечено, рядом с родителями, а совершенно в отдаленном пустынном месте, словно кто-то хотел сжалиться над покоем наших навечно заснувших родителей. Какая сила руководила тогда мыслью могильщика, остается догадываться. И, тем не менее, следующим днем, было решено навестить все три могилки.

Подъезжая к новому полупустому кладбищу, стало жутко и неприятно на душе, и от нахлынувших воспоминаний, и от прочих тягостей жизни. Мы молча подошли, к еще не заросшему холму, положив цветы. Слов было мало, лишь горсть земли и слезы. Не было оградки, не было памятника и никакой надписи, словно не было такого человека и памяти о нем. Пожалуй, к месту те самые слова, из прекрасной поэмы Сергея Острового…

… А годы все катились под уклон,

И нет друзей и все однообразно.

И в день твоих унылых похорон,

Наверно будет холодно и грязно.

Кого любил, что строил на земле?

О чем мечтал без отдыха, без срока?

Все для себя, весь день в своем дупле,

И жил один, и умер одиноко…

И все жежаль не сбывшиеся мечты и надежды, бесцельно прожитые, загубленные годы. Земля тебе пухом, старший брат, Бог тебе судья. А я все прощая, хочу забыть, оставив в памяти лишь только хорошее и светлое.

Постаравшись в скором времени сбросить весь негатив, мы все просто продолжали жить, верить, любить…

Тем временем, Светлана В. упорно хотела познакомить меня со своим, как она утверждала, очень хорошим приятелем. Я не вполне уверенная в необходимости такой идеи, неохотно согласилась на встречу, которая вообще оказалась, не запланирована, а сходу спровоцирована моей боевой подружкой. Проведя с ней вечер за болтовней, мы решили прогуляться по ночному Серебрянску. Дойдя до магазина, Света предложила заглянуть к ее знакомому, жившему рядом, и который, конечно же, будет очень рад нашему появлению, так как уже заранее извещен о нашем визите. Не ловко себя чувствуя, думая о каком-то приличии, неуверенно, я все же пошла вместе со Светланой к подъезду, где жил ее приятель. На входной двери стоял кодовый замок, попасть в подъезд не было возможным. Потянув подругу за руку, я звала ее обратно, ссылаясь на неловкость нашего появления. Но хуже всего оказалась непредсказуемость неуемной Светланы, от ее последующих действий было стыдно и хотелось бежать. Стоя у лоджии первого этажа, она пыталась докричаться до пятого. Как бы сама, навязываясь в гости, объясняя по ходу действий причину нашего визита, просто подставила меня, крича:

– Токен, вот Галя пришла с тобой познакомиться…

Было жутко неприятно от такого подвоха, хотелось бежать, куда глаза глядят. Но слегка подвыпившая Светлана, никак не унималась. Рядом с нами появился вдруг, откуда не возьмись еще один ее знакомый, которого звали Борисом. Вот так, втроем мы и оказались непрошенными гостями гостеприимного хозяина квартиры. Быстренько организовав стол, он предложил продолжить знакомство. Нам было уже весело и забавно. Запел Токен, поддержала и я. Светлана вся светилась от счастья, но истинные причины ее эмоций были не понятны. Это уже после она мне объяснит, о своих бесконечных романах, сексуальных партнерах и новом взгляде на жизнь. А я слушала тогда и удивлялась – а как же муж? Ближе к рассвету мы все разошлись, оставляя осадок на душе. Я не позволила себя провожать, так как уже заметно светало, да и дом сестры находился рядом. Продолжать знакомство с человеком далеким от моих пониманий, не из моего мира, не было смысла. Хотя, в неком роде, он был мне немного симпатичен. Встретившись однажды, в навязчивой форме, при совсем не соответствующих обстоятельствах, мы были обречены расстаться навсегда. Разные люди, разные вкусы, разное мировоззрение и цель. Все было забыто очень и очень быстро.

Мой отпуск близился к концу. Впереди ждала новая работа. Олеся этим летом вела себя необычайно спокойно, чем даже радовала всех нас. Ее ранняя беременность никого не удивляла, оставалось только верить в лучшее.

Пожелав всем удачи, я возвращалась к своим повседневным делам. На душе было тепло и приятно, пусть от небольшой, но радости, доставленной мною сестре…

По совету Руслана, я отказалась от причитающихся мне денежных средств, оставшихся от мамы по наследству, в пользу сестры, чем обрадовала ее и немного поддержала. А впереди, еще предстояла задача о судьбе квартиры родителей, которая после смерти брата находилась в самом плачевном состоянии. Шолпан, как-то издалека задела эту тему, как бы, не претендуя на завещанное мамой имущество, лишь предлагая варианты, чтоб жилье не пропадало совсем.

А ответ Руслана из далекой Камчатки, удивил и обрадовал не только меня, но и всю семью моей сестры. Запросто отказавшись от наследства бабушки в пользу своей тетки, он заявил: «Нам с тобой, мама, Бог все дает, а квартиру пусть забирает тетя Шолпан». Несколько позднее мы оформили сделку нотариально, оказав некую поддержку сестре, чувствуя ее безмерную радость и благодарность, при этом понимая недовольство и отчаяние со стороны семьи Амантая. А на что же надеялся он?! – вечно сеющий вражду, ложь, ненависть и предательство! Вот и впору сказать: «Что посеешь, то и пожнешь…», чего достоин, то и получай!

Вернувшись в Томск и получив массу писем от Руслана, я довольная и счастливая, с новыми силами приступила к своим очередным обязанностям. Новый коллектив, другие законы, впереди интересные предложения, полная свобода мысли и фантазий, решения, встречи, свидания, расставания.

Впервые и Виктор оказался ненавязчивым визитером в гостях у меня. Еще стояли теплые осенние дни. Инициатором, как не странно, была я сама. Попросив по-дружески уладить возникшую проблему с электричеством, своего рода сделала намек на приглашение. Что же скрывалось за моим чувством? Наверно одиночество, недостаток общения и внимания.

Ну, а «маленький» Коля, при наших случайных встречах у Людмилы, стал более омерзителен и неприятен, со своими навязчивыми и нежелательными поцелуями. Иногда хотелось просто послать его очень далеко и надолго…

Встречи с Виктором были приятными и желанными, он казался человеком ответственным, уверенным, серьезным и достойным. Несмотря на небольшую с ним разницу в возрасте, он все же выглядел намного старше своих лет. Рядом с ним, я чувствовала себя озорным ребенком.

Светланка была в восторге от наших не афишированных встреч, похоже, ее очень забавляло романтическое отношение, уже не молодых партнеров. Она уважала наши чувства, и в шутку высказывала свои, чуть завистливые эмоции, сочувствуя немного самой себе. При каждом удобном случае, мы старательно поддерживали друг дружку с иронией и веселым азартом.

Я не ждала от своих поклонников, как говорится – ни цветов, ни денег, потому, как заранее уже была на это настроена. Наверно по жизни так задумано, что суждено мне, в плане общения, лишь легкий флирт, и не более.

Но что греха таить, ведь каждая женщина в душе, впрочем, как и любой мужчина, все хотят любить, быть любимыми и желанными. Внимание и подарки, они приятны всем…

Мое очередное увлечение оказалось обычной ошибкой, обманом самой себе. Казалось, что люблю, но не любила, хотелось верить, но не верила. Мы были далеко чужими друг другу и в общении, и в мышлении. Редкие встречи становились скучными и не интересными.

Обмениваясь мыслями с Людмилой, я на подсознательном уровне все больше отдалялась от Виктора. Люду возмущало и раздражало поведение моего партнера, как выражалась она, совсем не мужское. Мы стали реже встречаться с ним, иногда он звонил, говоря о сущих пустяках. Иногда, в знак внимания, мне перепадала шоколадка или коробочка конфет, что подругу мою окончательно выводило из себя. Казалось, что Люда, действительно в чем-то права. Виктор был из тех, кто хочет быть желанным, но при этом боится потерять, то единственное, что у него было и есть. Ни кем и никогда, по сути не любимый, он обречен, так и остаться наедине со своими мечтами и желаниями. Его скупость, редкие встречи, все более отдаляли нас друг от друга.

Тем временем Руслан продолжал писать мне свои задушевные и желанные письма, в одном из которых невзначай намекнул о сотовой связи, о которой я тогда, не то, что мечтать, даже и думать-то не хотела. Почему-то казалось, что подобного рода роскошь достойна людей только состоятельных, а мы, обходившиеся без нее все эти годы, и дальше, с таким же успехом проживем, без всяких мобильников. Была ли занижена моя самооценка на тот момент? Возможно. Но намек сына все же осел где-то в подсознании. Денег, конечно, не хватало, а на покупку, пусть даже самого не дорогого «Suemensa», требовалось не менее двух тысяч рублей. Но услышать родной голос было куда важнее. Так что, позабыв обо всех проблемах и желаниях, я приступила к поиску столь необходимой «игрушки». Обойдя со Светланкой не один из магазинов, мы остановили свое внимание на более простой модели доступного мобильника.

А зашедший на выходные в гости Женька, очень задорно смеялся надо мной, узнав и выслушав мои возмущения по поводу неумения пользоваться сотовым. Он вполне доходчиво и толково объяснил, что к чему, убеждая, что подзаряжать телефон просто необходимо, что для меня казалось совершенно излишним и не интересным.

Дела у Евгения шли как-то не понятно. Он так же, как и я ушел от Рашита, и устроился к нам на фирму по своей специальности, переманив за собой еще нескольких ребят, но не в плохом смысле. Вышло все неожиданно и даже через обиду, было задето мужское самолюбие Жени. В трудную минуту, Жека, уверенный, в безотказной поддержке Рашита, обратился с просьбой одолжения небольшой суммы денег, чтоб хоть как-то помочь своей матери. Собственно и речь-то шла всего лишь о десяти тысячах рублей. Отказ и ненужные отговорки бизнесмена, словно пощечиной обожгли молодого и взрывного паренька. Но, а на новом месте тоже не все ладилось и получалось. Разный принцип работы автосервисов, противоположные навыки, практика и подход, сказывались в общем плане в атмосферу непонимания. Женька, словно искал самого себя, оглядывался, оступался, но все же верил в свой завтрашний день. А из родного Серебрянска пришло долгожданное сообщение, о появлении на Свет еще одного желанного человечка. Девочку назвали Кариной, а Олеся со своим Димой, наконец-то расписались.

Наши отношения с Виктором становились все более натянутыми, он почти перестал звонить, тем самым давая понять, что он человек семейный и занятой, а и наши общения, как бы должны иметь место, но так, слегка, меньше, чем запасной аэродром. Его случайный, и уже нежданный звонок, не столько удивил, сколько возмутил и без того мои агрессивно настроенные чувства. Удивляла его беспечность и самоуверенность. Короткий разговор, резкие обоюдные реплики, безразличие в моем тоне и неуместные лишние слова, вот и финал, чего больше хотел он, опасаясь серьезности увлечения. Его не интересный внутренний мир, словно в противоположность его внешней оболочке, на сей раз разбили наши и без того сложные отношения, уже навсегда.

Напарница с прежнего автосервиса, удивляясь, заостряла мое внимание еще тогда, на беспечно нагловатое поведение Виктора. Он запросто и зачастую мог заглянуть в столовую, на бесплатные обеды и пироги. Я же на это поначалу мало обращала внимания, но со стороны, наверно было видней. Иногда, я делилась своими впечатлениями со Светланкой, в частности о проведенных вечерах с Виктором. После чего мы обе обратили внимание на закономерность, стало даже смешно и противно. Стоило моему «другу» заявиться ко мне в гости с коробкой конфет или шоколадкой, то обязательно на следующий день он объявлялся в столовой, зная, что его здесь непременно угостят и накормят до отвала, словно возмещал свои затраты на сладости. Наш случайный и неудавшийся роман закончился, да и был ли вообще?! Скорее было мимолетное, несерьезное, пустое влечение.

Близился к концу срок службы Руслана в Армии. Мы все чаще перекидывались с ним сообщениями, просто болтали о пустяках, иногда он просил спеть песню, и я, бросая все, как ненормальная, пела его любимые песни по мобильнику, которые слушали и другие ребята, тоже скучающие по родному дому и близким.

Я ежедневно с усердием и настроением продолжала заниматься физ. занятиями, следила за своим питанием, и как могла, старалась держать форму. Вечерами любила смотреть «видик» или слушать диски, много вязала, особенно детские вещи, для маленькой Карины. Жизнь в чужой секционке, да еще в полуразрушенном строении, где все гниет, течет и ржавеет, была не в радость. Потеряв все, что имела ранее в родном Серебрянске, я потеряла и веру на возвращение в родные края. Оставалось все начинать сначала. Накопленных за два года денег, собранных с усилием со своей скудной зарплаты, не хватало даже на первоначальный взнос ипотечного кредита. Но я все же верила и надеялась, что в ближайшее время мы с сыном, обязательно решим этот первостепенный вопрос.

А Женя так и не смог остепениться на новом рабочем месте. Считая несправедливым многие рабочие моменты и негативное отношение к нему лично кое-кого из ребят, да и начальства, он одним днем, заявив о своем решении, ушел в другой автосервис, теперь уже имея за плечами большой опыт. Мы все реже встречались.

Однажды захотев все бросить, он вновь вернулся к себе домой в Казахстан, но прожив там чуть менее месяца, понял, что в родном городе делать больше нечего. Работы нет, деньги закончились, а сидеть на шее у матери не было желания, да и совесть не позволяла. Взвесив все и обдумав, Женя затосковал вновь по России, и сестра моя, поняв грусть в его душе, благословила сына вновь, понимая, что это единственный выход в сложном создавшемся положении.

Вернувшись назад, в Томск, Женька словно ожил. Но тяжелая работа очень изматывала его, отсутствие своего угла угнетало. Дни проходили бесцельно, иногда брала обида за не совсем порядочно и соответственно оплаченный труд. Подумав и приняв к сведению мои советы, Женька решил принять Российское гражданство, на оформление которого не всегда хватало времени. Эту роль на себя взяла я, подолгу выстаивая в очередях, оформляя и заверяя, нужные ему документы и справки. Результат был не за горами. Впереди у Жени новые грандиозные планы и цели. Все еще только впереди, успеха тебе в твоих творческих начинаниях, забияка-парень!

Близилась зима. Я со дня на день ждала возвращение из Армии своего сына, переживая за его обратную дорогу. За время его службы, неоднократно обращаясь к главнокомандующему ВС РФ, как одинокая мама, просила о переводе сына на службу по мету жительства, волнуясь за его судьбу. Но я не согласна с теми, кто придумал это зловещее название, мать-одиночка! У меня есть сын, и я уже не одинока!

В ответ на мои запросы в Москву приходили убедительные и вполне вразумительные ответы от главнокомандующего Тихоокеанским флотом, тут уж я была бессильна, закон был не на моей стороне. Но от обиды, скандаля с местными военкомами, конечно, понимала, что свой долг надо выполнять, кто-то должен защищать рубежи Отечества. Очень жаль, что не все это понимают, особенно беззаботные детки чиновников, разбалованные беспечностью своих родителей. Так вот, ворча и страдая, я все же признала, что эти два года испытаний, все же принесли положительный результат. Мы с Русланом забрасывали друг друга письмами каждую неделю, я как малый ребенок, шла от главпочтамта всегда с кучкой писем, радуясь и мысленно пританцовывая.

Однажды, вернувшись, домой с работы усталой и разбитой, сразу прилегла на диван, ничего делать не хотелось, тянуло вздремнуть. Мой сон нарушил уже поздний звонок в дверь. Чуть сонная, приближаясь к двери, вдруг почувствовала, что за дверью стоит Руслан. Открыв дверь, я была просто счастлива, что мой ребенок вернулся, стоит рядом, промерзший, и смотрит добрыми глазами. Тихо обняв его озябшего и продрогшего, чувствуя себя на вершине счастья, лишь простонала: «Родной, мой», и слезы радости текли по щекам.

Мой малыш вновь со мной. Почти с самого порога, раздеваясь на ходу, Руслан пытался восполнить, поедая, не достающие во время службы сладости, запихивая в рот одну за другой конфеты и шоколад. Успевая при этом излагать массу информации и за одним, расспрашивать и слушать меня. Проговорили мы почти до утра.

Впереди новые заботы и задачи. Решив дать все-таки отдохнуть какое-то время сыну после Армии, мы одновременно подыскивали подходящую для него работу. Сменив паспорт по сроку, нам предстояла задача о постоянной прописке, без которой было сложно устроиться на желаемую должность. Ничего не оставалось, как вновь, набив до отказа полные сумки всевозможными продуктами, мы в четыре руки, шли с просьбой к знакомой паспортистке, которую коллегой назвать язык не поворачивался.

Наталья – паспортист НИИПП, беззаботно и открыто, с нагловато-настойчивым хамством, принимала дары, как должное, хорошо понимая последствия своих действий, так как знала, что я являюсь родственницей заместителя директора завода, у которого она была в непосредственном подчинении. Но хуже всего было то, что сделку паспортистка добросовестно выполнять сильно-то и не рвалась, старалась тянуть время, от чего мы теряли подходящие варианты при выборе работы. Но Наташе было глубоко плевать на наши проблемы, похоже ей близок был принцип – «Кто хочет взять от жизни слишком много, пусть не боится ни людей, ни Бога…».

Наконец, когда все формальности были уже позади, я все же попыталась убедить сына попробовать свои силы и возможности в автосервисе, где проработала к тому времени уже более года. После положительного разговора с хозяином фирмы, Руслан, 24 января вышел в свой первый, после Армии день на работу. Это был его день рождения, о котором он вслух говорить не хотел. Тем не менее, я была очень рада за него, поздравляя с утра с днем Ангела и желая огромного счастья. Чуть позже мы вместе бодро и уверенно шагали навстречу новому дню, новым делам.

Наш автосервис находился рядом с общежитием, с которого начинались наши приключенческие скитания в 97 году. Поэтому, встреча с прошлым, настроила на ностальгические воспоминания.

Мне нравилась моя работа. Я чувствовала себя на своем месте. Но глядя на Руслана, далеко не веселого и понурого, приходящего на обед одним из последних, не с особым аппетитом и настроем к приему пищи, понимала, что ему здесь плохо, это не его место, не его мечта. А сказать об этом вот так сразу он не может, но то, что работа ему не по душе, видно и не вооруженным глазом. Так прошел месяц, в течение которого состоялась мимолетная встреча с Женькой и его отъезд в Серебрянск к матери. К тому времени в автосервисе освободилось место ночного сторожа, при небольшой зарплате. Но от подработки Руслан отворачиваться не стал, понимая наше финансовое положение. А в одну из пятниц, по которым выдавали зарплату, он сообщил мне, что с работы уходит, и это окончательно. Спорить мы не стали, при этом подработка осталась на время за ним.

Отучившись на курсах и получив лицензию охранника, Руслан твердо решил идти в инкассацию, убеждая меня, что ему интересна работа лишь в силовых структурах. Переубеждать упрямого сыночка я не стала, полагая, что все будет так, как и должно быть, то есть, замечательно! К тому же хотелось психологически воздействовать на последствия вспыльчивости его характера после армии, чтоб он постепенно сам, осознавая и успокаиваясь, входил в нормальное русло повседневной жизни и ее задач. Давить на него было не в моих правилах. Часто вспоминая тактику и терпение своей мамы, и не всегда верные действия и поступки с моей стороны, я с пониманием относилась к любой мелочи, пытаясь вновь найти контакт с сыном, после двух лет разлуки. Хотелось верить, все образуется и наладится, лучшее только еще впереди.

И вот, первый день стажировки Руслана в «Росинкас», первое знакомство с работой. С самого утра странное состояние, в голове непонятный сумбур, во рту неприятное ощущение, дискомфорт во всем теле. Едва схватывая на ходу информацию, не радуясь ни чему, к вечеру он вернулся домой разбитый, бессильный и очень расстроенный, предчувствуя, что на следующий день уже не сможет выйти на работу. Силы его покидали, тело ломило, Руслан мучился и стонал от боли. В безысходности страдало и подсознание, с вероятным последствием потерять столь нужную, необходимую и интересную работу.

Вернувшись с работы, и застав его в постели в полубреду, с высокой температурой и тяжелым дыханием, я больше всего боялась лишь за его состояние, а работа и все прочее, было делом второстепенным и наживным. Бегая многократно между домом и аптекой, постоянно замеряя его температуру, поначалу думала, что Руслан просто отравился. Но, ни лекарства, ни другие народные средства ему не помогали. Наскоро все обдумав, я все же набрала 03, в панике объясняя ситуацию. Время тянулось утомительно долго. Позвонив в «скорую» в 7 часов вечера с просьбой о помощи, мы дождались ее лишь к 12 часам ночи.

Вошедший медик, замерив давление и температуру, ощупав с состраданием бледного паренька, сделал предварительный диагноз – острый аппендицит, срочно в больницу. Через считанные минуты, мы уже мчались на «скорой» во вторую медсанчасть. Я волновалась за здоровье сына, а он переживал за работу, так как по натуре был человеком ответственным и обязательным.

Уверив его, что все улажу и извещу где надо о непредвиденных обстоятельствах, я с надеждой смотрела вслед прихрамывающему сыну, готовящемуся к предстоящей сложной операции. Присев в коридоре, решила ждать, а утром прямо отсюда на работу. Но медработники настойчиво посоветовали ехать домой, что все образуется, а утром можно будет позвонить. Шел третий час ночи, я ехала на такси по ночному Томску с несколько разбитым настроением. Так и не заснув в эту ночь, лишь молилась о здоровье и благополучии своего сынишки, а утром, первым делом дозвонилась до дежурного, где мне сообщили, что операция закончилась недавно, парень спит, навестить его можно только после обеда. Наконец можно было облегчено вздохнуть после бессонной и утомительной ночи. Впереди рабочий день и решение некоторых проблем, связанных с работой Руслана, но это не самое главное. Гора с горой не сходятся, а человек человека всегда понять сможет, вот на этой ноте я и направилась с объяснениями улаживать все дела в «Росинкас».

Вполне вежливый и порядочный с виду мужчина средних лет провел меня к кому-то из старших, где объяснив ситуацию и непредвиденный казус, произошедший так неожиданно с сыном, наконец-то я и сама несколько успокоилась, получив в ответ одобрительное понимание.

Операция оказалась очень сложной, Руслан почти месяц пролежал в больнице.

Ежедневно, в скором темпе заканчивая работу, я сломя голову бежала навестить сына. В первый послеоперационный день застала его еще очень слабым и бледным, вставать он не мог, пил очень мало, и первым делом спросил о работе. Успокоив сына и видя в его глазах огонек радости и надежды, бодренько рассказывала ему очередные новости. Через дня три разрешили приносить не тяжелую пищу. Я старательно готовила деликатесы, фантазируя по ходу дела.

В одно из посещений, заглянув в палату, увидела Руслана уже бодрого и веселого, понемногу начинающего ходить, это несколько радовало. Рядом, через кровать, я обратила внимание на вновь поступившего пациента, с виду моих лет. Из разговора с Русланом стало понятно, что он и является причиной хорошего настроения всех выздоравливающих, развлекая молодежь всевозможными рассказами, историями и анекдотами. Чуть позже днями Руслан мог самостоятельно спускаться ко мне навстречу, где я старательно кормила его, между делом болтая обо всем и мимолетно поглядывая по сторонам. Ненароком обратила внимание на идущего по коридору мужчину, соседа Руслана по палате, высокого роста, крепкого сложения, с добрыми и приветливыми глазами. Камиль, как представил его мне заочно Руслан, словно магнитом запал мне в душу. Я будто взлетев на крыльях, порхала бодрая и счастливая, уверенная, что это именно тот, «единственный».

Дело близилось к выписке, после которой предстояли перевязки в той же медсанчасти.

В выходной, мы с сыном вновь ехали на очередную обработку. В дверях больницы случайно встретили Камиля, собирающегося выкурить на улице сигарету. Поздоровавшись, я зашла в помещение, ожидая Руслана, оставшегося на улице поговорить со своим, теперь хорошим знакомым. Через минут пять услышала их голоса. Первым, переступив порог, заглянул Камиль, остановившись, он взглянул на меня, задержав необычное внимание. Мы глаза в глаза взглянули друг на друга, слов не было нужно, сердце билось и рвалось от переизбытка чувств. Я понимала, что мы очень далеки, и от этого было немного досадно на душе, а подсознание подталкивало на коварные мысли.

Логичнее всего рассуждал Руслан. Он понимал мои чувства, но разбивать сложившуюся семью, из порядочных соображений, было не в его правилах.

Так и остался в моих мыслях и мечтах, тот самый, единственный и неповторимый. Наверно именно такого я и искала всю свою жизнь. Наряду с ним, в сравнение не шел ни кто другой, из тех, кого знала, все меркло и становилось не интересным. Думая о нем, я категорически исключала возможные встречи и знакомства. Время шло. Понимая, что мои надежды бессмысленны, пыталась подавить в себе все мысли о придуманной сказке.

Руслан со временем окреп и подтянулся, вновь увлекся спортом, сменив самбо на Джиу-Джицу. Новая работа радовала и увлекала. Глядя в его счастливые глаза, была довольна и я.

Вскоре скопив часть капитала на первоначальный взнос ипотечного кредита, мы настойчиво взялись за всевозможные поиски вариантов подходящего жилья. Цены росли изо дня в день, а состояние какой-либо недвижимости не соответствовало требованию банка. В отчаянии, страдая и нервничая, я продолжала свои упорные поиски. Снимать чужой угол больше не было желания. Варианты за вариантами отходили за ненужностью на задний план, то жилье было старым и ветхим, то внутреннее состояние требовало лучшего качества, то цена очень кусалась. Совсем отчаявшись, вдруг, случайно обратила внимание на мало заметное объявление в газете, где предлагалось именно подходящее нашим возможностям предложение, но через коммерческую фирму, которой, лишь за одну информацию полагалось оплатить почти две моих зарплаты. Но выбора не было, оставалось рисковать, полагаясь на необходимость и надежду. Результат оправдал мои ожидания.

После оформления, мы с риэлтором поехали осматривать жилье в новостройке. Район вполне устраивал, малогабаритные гостинки выглядели очень впечатляюще, радуя глаз. Из двадцати семи квартир трехэтажного дома, выбор пал сначала на две квартиры, но чуть позже мы все-таки утвердили более подходящий и интересный вариант.

Предоставив в банк перечень необходимых документов, оплатив частичные расходы, я словно забившись в сеть, попала в принеприятнейшую ситуацию. Банк, заманивая обещаниями, ставил клиентов почти в безвыходное положение, принуждая брать одновременно там же второй денежный кредит для первоначального взноса, но уже под большие проценты. Вот где позавидуешь политике Таиланда, с его мизерными банковскими процентами и налогом.

В начале сделки в кредитном отделе была оговорена сумма первоначального взноса в 10% от стоимости жилья, но после всех формальностей, когда отступать было поздно и некуда, банк потребовал оплатить уже 30 %.

Хотелось взвыть, круто и грубо выругаться в адрес менеджера кредитного отдела, Анны, которая ко всему еще и вела себя нагло, грубо, бестактно, не только по отношению к клиентам, но явно угнетающе и вызывающе общалась со своими сослуживцами по работе на правах старшей, не скрывая свой ядовитый характер.

Исход задумки теперь зависел только от успеха моих действий и решений. Состояние было подавленным, настроение на ноле.

Руслан, несколько озабоченный очередными проблемами, был мрачен, сердит и недоступен, словно, его эти проблемы не касались. Стало трудно говорить и объяснять необходимость его содействия, найти правильный подход в неуправляемом поведении и настроении сына. До него было просто невозможно достучаться. Он немного злился и не хотел слушать о негативности очередных задач, словно очень уставший от всего. И в ответ, лишь неприятные и до боли обидные слова: «Да по фигу, мне все по барабану». Хотелось взвыть от безысходности и обиды. Настал момент вновь взяться за сигарету.

На тот момент я знала, что Людмила, и сама разменивает свою квартиру, собираясь к переезду. Так что надеяться на ее помощь не стоило. Маленький Коля, с которым мы очень редко встречались, и в основном на даче у Людмилы, как товарищ, конечно же, мог выручить, имея стабильный и приличный доход. Но и он тоже, по стечению обстоятельств, в то же самое время, решал свои жилищные проблемы. Так что и рассчитывать-то практически было не на кого. Идти к родственникам, зная наперед об отказе, не было смысла. Вот так, по иронии судьбы, наша святая тройка, то есть я, Коля и Люда, надумали не только в один год, но и в один месяц, и даже почти в один день решить квартирный вопрос.

Одним из вечеров, беседуя с Людмилой, я в сердцах высказала свое негодование. Мы мирно сидели за столом, у Люды на тот случай было припасено не плохое винцо. За разговором, к нашей компании приобщился и маленький Коля, неожиданно приехавший навестить своих однокашников. Подбадривая друг друга, пришли к решению проблемы, полагаясь что, Люда с Колей обещали одолжить часть не достающей суммы. Все остальное зависело от Руслана.

Не совсем уверенная, но с надеждой и эмоциональным настроем, вернувшись, домой я планировала внушительный, серьезный и четкий разговор с сыном, несмотря на все его отмашки и увертки, убеждая в необходимости и правильности наших намеченных действий. Подходя с разговором очень плавно, как бы из далека объясняя в деталях, о всех мелочах и самой сути, я наконец-то облегченно вздохнула. Обстоятельства, давящие на сына, как-то вмиг отступили. Просто, устав от всех проблем и не совсем веря в предстоящую удачу, он и не хотел связываться с подобной затеей, я его хорошо понимала.

А на утро, мы вдвоем уже бойко шагали навстречу решения своих первоочередных задач. В душе я молилась, только бы все получилось, лишь бы сам банк не подвел. У нас оставалось мало времени, я соглашалась на любые проценты по второму кредиту. Руслан тоже немного нервничал. Наконец, переждав негативные моменты в действиях очень медлительной девушки по работе с населением, мы, получив все же одобрительный ответ, частично решили свою проблему, при этом все же очень рискуя. Нельзя было быть уверенным во всем, сбой мог произойти в любую минуту и на любом этапе сделки.

Более месяца я находилась в напряженном, эмоционально-стрессовом состоянии, пропал аппетит, не замечая ничего и никого вокруг, ложилась и просыпалась с одной мыслью и одной задачей в голове.

К этому времени наш Женька уже служил в Армии под Красноярском, и был доволен наконец-то в выборе своей цели.

Нам же вновь предстоял переезд.

В очередную субботу был запланирован переезд Людмилы, куда мы активно всей компанией направились помогать, иронически шутя, и подбадривая друг друга, а к вечеру уже валились с ног от усталости. На завтра предстоял наш переезд, но от предстоящих забот унывать не приходилось. Жизнь, начатая с нового листа после всех испытаний, вновь придавала сил и энергии, радуя и удивляя. Но мы неуклончиво шли к своей цели, уверенные в правоте своих замыслов.

Почти до двух часов ночи на пару с Русланом собирали вещи и разбирали мебель. Немного вздремнув, вновь принимались за дело, зная, что на утро подъедет заказанная «газель», и на помощь, как обычно, подъедут двое друзей, Николай и Коля, изрядно уставшие от предыдущего переезда. А уже в понедельник, предстоит переезжать и нашему невезучему Коле, из Томска в Северск, где мы ему помочь уже не сможем, при всем желании, за отсутствием возможности проезда в закрытый город.

Вовремя подъехавшая машина быстро и четко загружалась под руководством Николая, имеющего огромную практику при неоднократном переезде их кочевой и романтической жизни. К двенадцати часам дня, мы, вчетвером уже весело сидя на куче вещей и коробок в нашей новой квартире, кто и что найдет в суматохе, наскоро распивали чай с различными вкусностями. А впереди у каждого многодневная работа в своем новом жилье, но это только радовало, самое трудное было уже позади, и оглядываться назад уже совсем не хотелось. Впереди много запланированных задач и идей.

Повеселевший Руслан, поверивший просто в успех, завтрашний день, вновь радовал своими стремлениями и намереньями. Он много работал, читал, усиленно занимался спортом, заинтересовался учением Фэн-Шуй. Полная гармония взаимопонимания вселяла надежду в успех предстоящих задач. Но заработанных средств не всегда хватало, поэтому переходя на новое место работы, и как оказалось, в том же судьбоносном банке, он с грустью и тоской покидал «Росинкас», накрепко сдружившись с коллективом. Тут уж уместно сказать – «Все что ни делается, к лучшему!».

Плыви по течению, сынок, верь в свою победу, свою мечту, свое желание!

Поверь в свою Звезду!

Теперь, мы, частенько распевая по вечерам под караоке свои любимые песни, радуемся жизни, продолжаем жить, любить, строить новые планы, и верить в лучшее!

Руслан большой любитель сходить в кино. В свое время, как кинолюбитель, пропадая в кинотеатрах по два-три раза на неделе, сейчас большее предпочтение я уделяла домашнему ДVД. Но больше любила просто гулять по городу с сыном или Светланой и ее маленькой Танюшкой. Очень любили покупать различные сладости, фрукты и мороженое. Колю и Люду выманить из дома для очередных прогулок было всегда проблематично, их дача отнимала немало времени. Но, тем не менее, мы всегда находили время для встреч и общения. В благодарность за их услугу и поддержку в трудный период, я всем и по возможности сделала значимые безобидные подарки.

Впереди осень. Очередная поездка в Серебрянск к сестре окрыляет и радует.

Маленькая Каришка, уже подраставшая к тому времени, удивляла своими чудными выходками, о которых мы узнавали из писем Шолпан. Я все чаще с усердием и настроением вязала ей различные детские вещички, от которых и сама приходила в восторг. Помогая сестре по приезду, то продуктами, то вещами, чувствовала ее бесконечную благодарность и радушный прием. Между нами больше не было стены размолвок и разногласий. Мы теперь вновь стали просто родными сестрами.

Оставляя за себя на работе незадачливую сменщицу, я словно предчувствовала ждущие впереди неприятности. Тем не менее, отбросив прочь все проблемы, активно принялась за отдых, устав от повседневных проблем, решив морально отдохнуть и расслабиться. Руслан не смог поехать вместе со мной, так как совсем недавно устроился на работу.

Я вновь встречалась с добродушным Оразбеком, который, как и обычно, всегда устраивал небольшой пикничок на природе. На этот раз мы на пару с его другом и Светой В. отдыхали на берегу вечернего Иртыша; было свежо и уютно. Вновь живописные родные берега, горы, река; все радовало глаз, и было неописуемо красиво, казалось, в сравнение с нашим дивным краем не шли даже берега Сингапура и Бомбея. Лишь уезжая далеко и надолго из родных мест, начинаешь понимать истинную и незаменимую роскошь своего родного края.

Веселый вечер в радушной компании, под звуки хорошей и приятной музыки, предвещал отличное продолжение. Но я была, как и раньше, в своем репертуаре. По жизни небольшой любитель «составить компанию», а только лишь в некоторых случаях – в дни рождения или по праздникам, отрываясь, что говорится по полной программе, впоследствии очень страдала от переусердия, упрекая и ворча на себя. Вот и в этот раз все получилось не совсем удачно. Ребята и Светлана веселились от души, сидя у пылающего костра, совсем не ожидая от меня чего-то непредсказуемого. А я, с бодрым настроем, и как казалось, вполне осознающая свои действия, вдруг потеряла самоконтроль, в глазах потемнело, ноги не слушались. Поддерживаемая с двух сторон, почти в бессознательном состоянии, вновь и вновь валилась с ног. Вечеринка оборвалась, ничего не оставалось, как везти меня домой к сестре. Наутро, конечно же, было стыдно и неприятно. Одно утешало, что Ораз был, как бы свой, и не бросил бы вот так запросто, а иначе, разве могла бы вообще состояться подобная встреча! Только вера всегда вселяла надежду на итог.

А Каришка тем временем развлекала нас своими проделками, все время, поднимая настроение. Ее первые шаги были смешными и забавными. При каждом удобном случае я старательно снимала на камеру наиболее интересные моменты моего пребывания в родном городке. Друзья и знакомые из далекого прошлого, интересуясь нашими продвижениями, восторгались, удивлялись, а то и просто радовались за перемены в моей жизни.

В замыкающие дни пребывания в Серебрянске было запланировано навестить могилки родителей. Как и обычно, вместе со мной собиралась идти сестра с Алешкой. Светлана и на этот раз решила составить нам компанию. Дорога до кладбища не близкая, но мы, уже привыкшие к таким походам, совершенно спокойно и без проблем решили пройтись пешком, как это делали и раньше. Но Света предложила свой вариант, предлагая услугу знакомого, с которым уже обговаривала эту тему.

К положенному времени все вышли во двор, к подъехавшему на новой иномарке другу Светланы, Айхату, как она его представила нам. Невзрачного и далеко не привлекательного вида сухопарый паренек наших лет, произвел не самое приятное впечатление, так как исходящий от него неприятный запах, скорее вызывал отвращение, чем интерес, в чем прежде нас интригующе убеждала Светлана.

Но, тем не менее, он довез нас до кладбища, и, подождав какое-то время, что мы провели за небольшими церемониями, и даже приняв в неком роде солидарное участие, после вновь отвез обратно до дома. Собираясь расплатиться, я протянула приготовленную купюру, от которой Айхат категорически отказался. Было как-то неловко, чувствовать себя обязанным. Из чувства приличия в таком случае, ему было предложено принять участие в нашей намечающейся вечеринке, где мы собирались по-свойски отдохнуть с сестрой, Светланой и снохой Катериной, хотя не совсем верили в его визит.

Вечером того дня, организовав стол, мы вновь от души веселились, шутя и дурачась, снимая на видео свои очередные проделки, уже давно позабыв о приглашенном госте, так как время было уже поздним. За громкой музыкой не совсем был расслышан стук в дверь. Бдительный Леша запустил запоздавшего визитера. Чисто из уважения к нему и зная, что он товарищ Светы, мы общались с ним, как с давним знакомым, предлагая различные угощения.

Довольный, засидевшийся гость, совсем не хотел уходить. Хотелось сказать – «пора и меру знать», но было как-то неудобно обидеть человека.

Олеся тем вечером вела себя немного скверно и по хамски, всячески стараясь испортить всем настроение. Оно было понятно, молодая девятнадцатилетняя мамаша, не очень хотела сидеть дома, со своей малышкой. Во дворе веселились ее сверстники, к которым хотелось бежать. Сорвать свое настроение – этому ее даже не стоило учить.

В результате было решено продолжить свой душевный вечер в здании рядом стоящей музыкальной школы, где Катерина подрабатывала, дежуря по ночам. Мы с удовольствием, как умели, играли на фоно, рассказывали смешные анекдоты, пели веселые и задорные песни, а Айхат все не хотел покидать наше общество. Наконец подуставшие, все начали расходиться. Катерина осталась на дежурстве. Проводив Светлану, мы отправились домой. Поднадоевший дружок неотвязно плелся сзади. Сестра зашла в подъезд, а мы еще какое-то время общались, я скорее из чувства благодарности, он исходя из интереса или самоутверждения. Айхат был не из тех, кто нравился женщинам, но вел себя вполне самоуверенно и не совсем тактично. Из чего следовал вывод – он не простой, а очень близкий друг Светланы, только вот я-то тут причем?! Наконец расставшись, и ничего не обещая, вернувшись к себе, я с удовольствием запрыгнула в кровать сонная и уставшая.

Следующим днем мы просматривали наше вчерашнее видео, падая со смеху от комичных движений Катерины в танце, записывали проказы Карины, а вечерком прогулялись до Иртыша. Уставшие и счастливые, проходя мимо дома Светланы, чисто символически попрощались с ней, так как следующим утром я собиралась уезжать обратно в Томск. Но предчувствие подсказывало, что наш вчерашний «воздыхатель» вновь появится на горизонте, что было не желанным. Хотелось отдохнуть перед длинной дорогой. Сидя у телевизора, мы с сестрой притихли, услышав шум подъезжающей к подъезду машины, предчувствие нас не обмануло. Наблюдая из-за шторки за незадачливым женатым «ухажером», шутя и похихикивая, вновь катились со смеху. На стук, к двери подошел заранее подготовленный Леша. На вопрос: «Где Галя?», он ответил, что мы с Шолпан ушли далеко и надолго, в гости. Немного успокоившись, посмеиваясь с ядовито-безобидными подколками, мы решили, что на этом дело и закончилось. Да не тут-то было. Неуемный поклонник продолжил поиски, поехав к дому Катерины. Не унимаясь, он курсировал от дома к музыкальной школе и так далее. Мы, уже давно заснувшие, среди ночи слышали возмущение Олеси, сидевшей во дворе с ребятами. Та негодовала на Айхата, как на ненормального, от того, что тот вновь подъезжал, не унимаясь в поисках. Было и смешно и грешно, и в каком-то смысле даже немного жаль бедолагу. Собственно его настойчивость требовала и некого уважения. Но, увы, ранним утром, Леша с мамой провожали меня в путь-дорогу.

Мой отпуск заканчивался. Уезжая, как и всегда с улыбкой прощалась с сестрой, постоянно плачущей при очередном расставании. На прощание, я ей всегда что-либо дарила.

Новая работа Руслана больше радовала его и совсем не утомляла. У меня же напротив, начались лихие проблемы.

Кто-то из ребят автосервиса, бывших работников Рашита, скорее неудачников по жизни, и что обиднее всего, попавших в «Колер» не без участия Женьки, ну просто из завистливых побуждений, не разобравшись в сути нашей, по их мнению, удачи, разнесли сплетни и недовольства о неправомерности наших доходов. Никому и в голову не приходило поразмыслить, как имея небольшую, в сравнении сними зарплату, я все же осуществила ипотечный кредит. Чем собственно и досадила вечно не расстающимся со стопкой ребятам нашего сервиса. Зависть не самая хорошая спутница, но это дано не каждому понять. Несчастен тот, кто за пеленой зависти, гложет себя изнутри. Но это была лишь маленькая зацепка.

Основной причиной негодования ребят было негативное отношение некоторых заводил, непосредственно к быту и возможностям хозяина фирмы. Ровный уклад жизни, самоутверждение, достаток, ставшие результатом усердия и непосильного труда, все это вызывало ревностное, завистливое, переходящее в ненависть отношение работников к собственнику сервиса. Недовольные необъяснимыми причинами, зарплатой, они пытались негативно воздействовать на настроение работодателя. Поначалу срывали коллективно обеды в столовой, на которые все же приходили ребята, но только самые ответственные и сознательные, что говорится, не поддающиеся на провокации. Но главного они не понимали, ведь все, что делал хозяин, предлагалось исключительно для их же блага. Построив столовую и устроив там не дорогие, качественные и своевременные обеды, он проявлял лишь заботу, по отношению к ним. Но всякому терпению наступает конец.

Я понимала, что моя трудовая деятельность на данной фирме подходит к финалу, и не без участия все тех же парней, неоднократно бывавших у меня в гостях вместе с Женькой, знающих мой быт и проблемы, которых я часто угощала всевозможной пищей.

Директор, понимая ситуацию, до последнего молчал, не предпринимая никаких действий. Я осознавала, что он не может запросто закрыть столовую, оставив меня без работы, чувствуя себя в данной ситуации крайне неловко. Это был тот самыйслучай, когда мне ничего не оставалось, как подойти именно самой к хозяину фирмы и разрешить ситуацию окончательно. Не чувствуя обоюдно за собой вину, мы с ним пришли к единому согласованному мнению, решив продолжение работы на пищеблоке бессмысленной. Я подала заявление об уходе.

Это потом мне станет известно, что устроив стихийный бунт, ребята проявили необдуманную и неисправимую ошибку. И все же я не судила всех по одной мерке. Двое из ребят, такие как Миша «высокий» и «Рашиденек», посещали столовую до последнего дня, как бы в солидарность и моральную поддержку мне, за что я была безгранично признательна им, за их доброту, радушие и благородство души. Удачи вам, мои понятливые парни, и в Добрый путь!

Закрыв столовую, директор легко снял с себя излишние проблемы, от чего сам ни сколько не пострадал. Хуже обстояли дела у ребят, теперь им предстоял выбор, обедать в дорогом кафе или «забегаловке», не со свежей выпечкой и в лучшем случае с кофе, при этом тратя еще и свое время, кто-то приносил обед с собой. Осознав свою ошибку, возвратить прежние устои было поздно. Обратной дороги не было, как устойчиво об этом заверил хозяин заведения, и в чем-то он был прав.

Теперь все мои надежды временно легли на плечи Руслана. Мне предстоял усиленный поиск подходящей работы.

Светлана училась заочно в Вузе, я частенько забегала к ней. Вместе мы обсуждали проблемы и различные варианты, вместе собирались продолжить и работу, так как и сама она была на тот момент в затруднительном финансовом положении.

Случайно заинтересовавшись заманчивым предложением, по настойчивому уговору работодателя, я решила попробовать свои способности в качестве пекаря.

Две сестрицы, Катерина и Татьяна, арендовавшие помещение пищеблока ресторанного типа предприятия «Элеси», оказались далеко не порядочными и воспитанными особами. Подписание нашего трудового соглашения постоянно откладывалось, изо дня в день. На рабочем месте не соблюдались санитарные правила и требования, имело место грубому обращению с подчиненными.

Однажды, наша Танюшка, симпатичная девчонка, стоящая на бутербродах и супах, в сердцах сказала некую фразу: «Вот насколько эти сестрицы гадкие, настолько их и Бог наказывает, а ведь еще и в церковь ходят, молятся, грехи свои замаливают, безбожницы! Не зря им послано наказание, убирать нечистоты из-под больного неподвижного отца…».

Какое мнение было о работодателях в коллективе, такие они были и в жизни, жадные до беспредела, и меж собой частенько спорили, вполне соответствуя самому негативному отзыву о них. Терпеть их выходки и грубое отношение я не собиралась. При первом же не тактичном ко мне обращении, порвав с ними всякие отношения, я решила наказать бессовестных сестриц, дав волю докладным в соответствующие инстанции. На завизированные обращения в Роспотребнадзор, инспекцию по труду, налоговую, в каждом конкретном случае приходили лишь отписки.

А Татьяна с Катериной намекали, мол «рука руку моет». Впрочем, тогда и им досталось не мало, пришлось побегать, понервничать, и кого-то «убалтывать». А на соответствующее постановление инспекции по труду, с указанием возмещения мне положенной компенсации, беспечные работодатели не обратили внимания, не выполнив требований, нарушая законодательство, пренебрегая Указами.

Вот такие люди и по сей день занимают у нас соответствующие посты и должности, непонятно, за какие такие заслуги! Правда, работники там, все так же плохо держатся. Хочется добавить, Бог вам судья!

Выбросив из головы прошлые проблемы, я вновь принялась за поиск очередной работы. Звонки за звонками, объявления и предложения, все было безрезультатным. В первые майские дни решила попробовать свои способности и умение в дневном кафе Кировского рынка.

Хозяйка, арендовавшая небольшое помещение, очень грузного телосложения, неряшливая и неопрятная с виду, с сигаретой и чванливым разговором, убеждала в необходимости и полезности работы на этой точке, обещая, как и многие другие, соответствующую зарплату, официальное трудоустройство, и прочее. Меня очень удивляло ее взаимоотношение с продавцом барной стойки, умело набивающей свои карманы из не зафиксированной выручки. Оксана была также не всегда опрятна, выглядя намного старше своих лет. Впервые увидев ее, всю помятую, и лицом и всем внешним видом, отметив для себя, что это человек сильно пьющий, я подумала, что она моих лет. Как я ошибалась, напарница была ровесницей Светланы, тоже временно устроившейся сюда на работу, помощником повара. Наряду с Оксаной, Света смотрелась, словно малый ребенок, и, узнав о возрасте проблематичной Оксаны, она, как и я, очень удивилась. Хозяйка заведения, Людмила Дмитриевна, конечно же, все знала и понимала о действиях своей давней знакомой, Оксаны, с которой они общались уже очень много лет. Поэтому так просто и закрывала глаза на ее проделки, так как была уже не в состоянии работать, и тем более находиться на рабочем месте.

Сама работа и атмосфера нашего небольшого коллектива мне была не по душе. Всюду хозяйничали мыши, посуда и оборудование выглядели удручающе сострадательно. Продукты хозяевами зачастую доставлялись не доброкачественными, очень многое делалось не по технологии и из испорченных продуктов. Если я готовила плов, то старалась сделать это быстрее, до появления работодателя, но в любом случае любое блюдо завершалось не без ее участия. Она запросто доливала в плов, суп или кашу старое, многократно использованное масло, от чего у нас со Светланой портилось настроение. Всюду грязь, отсутствие вентиляции, тяжелый воздух, бесконечные очереди клиентов, которым хотелось крикнуть: «Не ешьте этого, это совсем не безопасно…». Но оглядываясь назад, и уже имея за плечами практику общения с бездействующими чиновниками, безответные меры по поводу моих неоднократных обращений, оставалось плюнуть на все безобразия. Решив доработать до августа, уходя, я точно понимала причину такой текучки кадров в данном кафе. К тому же назревала атмосфера предстоящего скандала. Оксана, чувствуя угрозу с моей стороны, боясь потерять свое прибыльное место, всячески за рюмкой-другой, высказывала всевозможные и невероятные негодования хозяйке в мой адрес, к чему та, с удовольствием прислушивалась. Сама же Оксана, зачастила на рабочем месте пьянки, бутылка-другая, и она запросто отсыпалась за столом на кухне, среди окурков, грязной посуды и закуски.

Ну а тем временем, свой очередной день рождения, который совсем не собиралась справлять, я все же отметила чисто символически, по просьбе Людмилы и Светланы, которые собственно и были моими гостями, вместе с ними явился и Коля. Супруг Людмилы прийти не смог, так как в этот день был на дежурстве, впрочем, как и мой Руслан. Поэтому, в компании четырех человек, мы, неплохо провели время, угощаясь разнообразными блюдами, приготовленными мною собственноручно, пели под караоке, плясали. Очень радовало настроение Светланы, веселящейся и пляшущей от души. Сняв на видео тот праздничный день, я даже несколько удивила Руслана, тем, что и в такой малой компании, можно так задорно веселиться. Люда пробыла не долго, и ушла засветло, так как следующий день был рабочим, впрочем, как и у меня. Светлана и Коля были свободны в действиях, поэтому мы еще долгое время продолжали свое неугомонное веселье.

В один из июльских дней, закончив свою смену, мы со Светой решили оставить разом неудачную забегаловку, вспоминая о ней, как о кошмарном сне. Подойдя перед уходом к Оксане, уверенно подав ей ключи, я добавила: «Передай хозяйке, я ухожу…, без комментариев…!», и спокойно развернувшись, не оборачиваясь, ушла, оставляя Оксану с открытым ртом в недоумении и предстоящими проблемами. Найти так просто в ближайшее время подходящего повара, да еще на такую не завидную работу, задача не из легких. Как говорится – «Что хотели, то и получили…». «Успеха» вам в ваших непорядочных «творческих делах».

Через денька два я уже ехала вновь автобусом в родной Серебрянск. Сестра, как и прежде, была очень рада моему приезду. Мы весело проводили время, устраивали дружные вечеринки, допоздна пели и танцевали. Я, как и обычно, навезла много нужных вещей и кое-что из продуктов.

В этот раз Шолпан все больше жаловалась на поведение Олеси, которая вот уже который раз резала себе вены, вела себя не адекватно, часто по ночам пропадала в кабаках, за чужой счет. По утрам возвращалась домой невменяемая, помятая, с душком, а порой побитая. Воспитание и уход за Кариной полностью повисли очередной проблемой на плечи моей сестры. Иногда Олеся приводила домой, как в порядке вещей, своих воздыхателей, забыв о приличиях и маленькой Карине, видеть эти безобразия было крайне неприятно. Изрядно поседевшая Шолпан страдала от безысходности. Поведение Олеси изводили на нет и Алешу, который тоже немало страдал морально от бессовестных выходок непутевой сестрицы.

А неподражаемый и прикольный Ораз, как и всегда, вновь появлялся на горизонте. Встречи с ним, даже иногда радовали и поднимали настроение, с ним было просто легко, весело и забавно общаться. Отказываться от приглашения на шашлыки, не было причины. На этот раз компанию вновь составила Светлана В., а Ораз был с новоиспеченным товарищем по службе. Сестра, которую я тоже приглашала с собой, поехать вместе с нами не смогла, так как Карина вновь осталась без присмотра своей чудной матери, но которую впрочем, как и многие дети, все же любила, несмотря ни на что.

Оразбек вновь удивлял нас, увозя на этот раз подальше от людских глаз, ближе к горам. Прожив столько лет в этих местах, мы совсем не замечали окружающую красоту столь чудесного и дивного края. На пару с подругой, мы просто отдыхали в гармонии с природой, в то время, как наши компаньоны искусно готовили шашлыки, на умело и быстро разведенном костре. Ораз пел задушевные народные песни на родном языке, от которых больше всего приходила в восторг Света. Уже темнело, оставшиеся шашлыки, манящие запахом, больше не лезли в рот, не под каким предлогом. Было целесообразнее вовремя возвращаться назад, пока совсем не стемнело, так как на пути сюда, мы умудрились застрять почти на ровном месте. Домой возвращаться не хотелось никому. Поэтому решили по совету Светланы, уверявшей нас в успехе задуманной затеи, поехать на их дачу.

Добравшись по темну, почти наугад, да еще по едва приметной дорожке к участку, мы продолжили веселье. Немного пели, рассказывали различные истории, шутили. Время было поздним, первым сдался товарищ Ораза. Покинув нас, он уединился, скорее от усталости, решив вздремнуть в машине. У меня жутко разболелась голова. Хотелось просто лечь и отдохнуть, забыв обо всем. Оставив наедине Ораза со Светланой, я ушла в домик, где почти сразу погрузилась в сон, сквозь который были иногда слышны смех и разговор неуемных полуночников. Часа в три ночи все-таки решили расходиться по домам. Света, изрядно подвыпившая к тому времени, едва держалась на ногах.

Сев в машину, и прислушавшись к совету хозяйки дачного участка, Ораз двинулся по совсем не знакомой ему дороге. И лишь волей случая, забуксовав вновь, он остановил машину, как раз почти у края небольшого обрыва. Как оказалось, дальше дороги вовсе не было. Ничего не оставалось, как идти домой пешком, впрочем, наши дома были почти рядом.

Впервые за долгие годы знакомства, мне не понравилось поведение Светы, которая шла рядом, вызывающе привлекая к себе внимание, и от этого было жутко неприятно.

Ребята тем временем ушли в поисках подмоги, так как оставленную машину вдвоем было и сложно и невозможно сдвинуть с места.

Вернувшись, домой к сестре, анализируя, я вновь прокручивала в голове, прошедший вечер. Все было не так уж и плохо, за исключением лишней болтовни Светы, из-за которой было не только неприятно, но даже в некотором роде и стыдно.

Чуть позже, осознав все-таки свою некую бестактность, Светлана поспешила ко мне с извинениями. Наши отношения были натянутыми, мы общались чисто символически.

Через день я уже вновь возвращалась к себе домой. Как и обычно, ранним утром меня пошли провожать Леша и Шолпан. Карина еще спала в своей кроватке. Олеся, после буйно проведенной ночи, отсыпалась в своей комнате, невменяемая, с жалким и удручающим видом. Запах перегара отбивал всякое желание проститься с племянницей перед очередным расставанием.

Уезжала я с неприятным осадком на душе. Возвращаться следующим летом в Серебрянск, уже не было ни какого желания. Жаль было только маленькую Карину, у которой почти всегда глазки были на «мокром» месте, при общении с матерью. Олеся совершенно не занималась ее воспитанием, лишь изредка уделяя ей внимание. Она большей частью кричала на ребенка, при этом запросто поднимая руку на беззащитную малышку, вызывая к себе со стороны лишь отвращение и некую жалость. Что же осталось от прежней, всеми нами любимой, разбалованной Олеси? Жаль ее, за безразличие к жизни, отсутствие мечты, разбитые надежды, бесцельно загубленные годы.

А уже через месяц, наконец, и Руслан смог, уладив все свои дела, навестить свой родной Серебрянск, где не был уже более трех лет, и который, в отличие от меня, остался доволен поездкой и приемом тетушки. Вернувшись домой, он убедительно доказывал мне, что Олеся на пути исправления, что она действительно встретила, того единственного и неповторимого, что все у них в полнейшем порядке. Хотелось в это верить.

Август подходил к концу, а я вновь приступила к поискам работы. С Людмилой мы встречались не часто, в делах ее семьи появились новые планы, была задумка на переезд в Московскую область, поближе к сыну, жившему теперь в Москве.

Близился день рождения Коли Барабанова, который убедительно попросил меня помочь в организации и проведении его пятидесятилетнего юбилея, в чем я естественно не отказала, понимая, что проблемы с его дикцией весьма усложняли общение с незнакомыми людьми. Одновременно помогая ему, упорно продолжала искать подходящую работу, заметив при этом закономерность, что в любой ситуации, я обычно нахожу нужный вариант в течение двух недель, что получилось и в этот раз.

Предложенная работа на фирме меня вполне устраивала, так как за плечами уже имелся огромный опыт, умение, фантазия, большой интерес и желание.

Первый рабочий день в «Промтехе» начался с хорошего настроения. Единственное, что не совсем устраивало, это добираться до работы, далековато и с пересадками.

За исключением некоторых избалованных и невежественных лиц, коллектив был доволен моим появлением, о чем многие неоднократно и одобрительно высказывались вслух. Было конечно приятно, и радостно, хотелось творить и удивлять.

В день рождения Коли, мы прежней компанией, вновь, как в былые времена, собрались в небольшом кафе с подарками и поздравлениями. Но пришли не все, ссылаясь на занятость. Было вполне понятно, что виновник торжества давно уже потерял интерес и уважение в глазах бывшей и практически распавшейся, некогда дружной компании. Тем не менее, все веселились, шутили, читали стихи, немного пели и плясали. Сам Коля вел себя несколько вызывающе, чем все сильнее рушил и без того натянутые отношения. Получилось так, что к концу вечеринки, он оставался один, в окружении подарков и плакатов. Все разъезжались, имея на это кучу причин. Сама я, совершенно не довольная его поведением, все же осталась помочь, понимая, что едва державшийся на ногах именинник, мог попасть вполне в нелепую ситуацию. Вызывая такси и одновременно останавливая проезжавшие мимо машины, я едва смогла договориться с очередным водителем, так как время было поздним, и ехать в закрытый Северск мог не каждый. Ну а Коля, тем не менее, продолжал удивлять меня своей наглостью, неопрятностью, бестактным и отвратительным поведением. Иногда просто хотелось послать его очень далеко и надолго. Тем временем, моя томская подруга, Светлана, напротив, проявляла особый интерес к маленькому Коле, и мы с Людмилой сочувственно понимали ее целиком и полностью.

В один из выходных дней Людмила вновь позвала меня на шашлыки, которые мы временами устраивали на даче. Люда готовилась к переезду, мне было понятно ее состояние и тоска. Почему-то казалось, что расставшись этой осенью, мы навряд-ли еще увидимся когда-либо. Посидев немного в гостях у Людмилы, за болтовней мы неожиданно решили пообщаться с природой, оставалось только немного пройтись, обойдя их дом, стоящий на окраине. Наскоро сообразив все необходимое и пригласив с собой Колю Б. и Свету, вышли на дорогу в ожидании всей компании. Коля, выражая свой очередной каприз, идти с нами категорически отказался, чем наказал лишь только себя. Светлана вновь удивляла всех нас, своей молодой энергичностью, плясала от души под импровизированную нами на ходу музыку. Мы веселились и смеялись от души, поедая наспех приготовленные шашлыки. А из разговоров, было понятно, что Люда уезжает не совсем с большим желанием. Ей, конечно, было очень жаль покидать обжитый край, милые сердцу места.

Близился ее день рождения, который она впервые отмечать не собиралась, поясняя: «Кто посчитает нужным, тот и сам придет». В этот день их гостем была я, чуть позже, ее пришли поздравить друзья дочери Алены, Наташа К. (Энька) со своим другом, молодые и небезызвестные таланты нашего Томска. Они славно и мило, то поочередно, то в один голос напевали нами любимые песни. Небольшой праздник удался. В этот вечер я подарила Людмиле свои первые томские стихи, в знак уважения.

Людьми мила

Знакомы с тобой уже мы давно,

Случайность ли это, а может судьба!

Пути не простого по жизни звено,

Намечена цель, и девиз в ней – борьба!

Решение задач, без тревог и потери,

Стремление жить, а не прозябать,

В душе, как и в доме – открыты всем двери,

Учила детей верить и побеждать!

И мне помогла ты в лихую годину,

И словом и делом была ты под стать,

Хлеб с солью делили в ту суровую зиму,

Спасибо, что ты научила мечтать!

Быть милой людьми, было Богом дано,

Вновь новая цель – поезда, города.

Застолье, друзья, за тебя пьем вино,

Желаем тебе быть счастливой всегда!

Желаю гармонии в добрых делах,

Семейного счастья, блаженства, везенья,

С улыбкой смотреть на себя в зеркалах,

Пусть радуют душу благодатные звенья.

Подруга моя, в добрый путь, в добрый час,

Желаю во всем твоим мыслям цвести,

Ты помни друзей, помни дружбы окрас,

Побед и Удачи в дальнейшем пути! 14.10.2007.

В начале ноября, наконец, уладив все формальности и неотложные дела, Николай с Людмилой надумали отметить свой прощальный вечер, в кругу знакомых и друзей, в квартире Людмилы Сучковой, у которой они проживали свои оставшиеся замыкающие деньки перед отъездом.

Вечер оказался не плохим, но немного натянутым, веселья было мало, предстоящая дорога и расставание больше навевали грусть-тоску и ностальгическое настроение. Супруги с радостью принимали памятные подарки и пожелания. Хозяин квартиры, Виктор, как и ранее, остроумно шутил, Коля Б. немного нервничал. За столом было сказано немало теплых слов. Я пришла со Светланой, зная наперед, что Людмила будет только довольна таким вниманием. А за поднятым бокалом и очередным тостом решила прочитать на прощание свои стихотворные пожелания, нахлынувшие прошедшим вечером, ко Дню согласия и единства.

Прощальный вечер

Друзья дорогие, не будем прощаться,

А так же сегодня не будем грустить,

В столь значимый день лучше всем улыбаться,

Былые ошибки будет проще простить.

Конечно, тоскливо немного в душе,

На то есть причина, в дорогу уже,

Мы дружно друзей провожаем вновь в путь,

Людмила и Коля, добра вам, и пусть,

Пусть впереди будет новая жизнь,

Удача, здоровье, веселье, улыбка.

Дерзайте, творите, будет жизнь – лишь держись,

Исполнит желанья Заветная рыбка!

Что было, прошло, хоть грустинка в душе,

А жизнь-то идет, и судьбу не изменишь,

Желаю всем счастья, терпенья в борьбе,

Ведь новую жизнь в один миг не замеришь.

Ну, что ж, будем помнить, мечтать, побеждать,

Любить, веселиться, и главное верить!

Быть может кому-то совсем не понять,

Понятие, Дружба, ни чем не измерить!

Людмила и Коля, в добрый путь, в добрый час!

Пусть вера и надеждой вас согреют в пути,

Вы верьте в добро и помните нас!

А лучшее ждет вас, всегда впереди!!! 04.11.2007.

На следующий день проводить в дорогу семейную пару я не смогла, так как была на работе. Так, можно сказать в одночасье, одним днем и распалась вся наша, некогда развеселая компания. С отъездом Николая и Людмилы мы все перестали общаться, словно между нами стояла непреодолимая стена непонимания.

Ну а со Светой, мы, как и раньше были неразлучными друзьями, выручая друг друга всегда по необходимости.

Я часто перезванивалась с сестрой, иногда отправляя письма. Этот год для нее был юбилейным. Свой день рождения она отмечала в кругу близких, весело, задорно. Мне хотелось хоть как-то украсить, уделяя особое внимание, ее праздник. Назрела идея, и я отправила ей свои поздравления, уже в своем привычном стиле. Получив письмо, она искренне радовалась и плача, читала вслух мои пожелания, посвященные к ее пятидесятилетию.

Вдохновение

Прошли года, и вот душой мы вместе,

А, что уж было, то давно прошло,

Сестра родная, в этом благородном жесте,

Созвучным пожеланиям время подошло.

Я очень рада, что мы обе изменились,

Умеем понимать и сострадать,

Простить, понять ошибки научились,

Дарить добро, надеяться и ждать.

Что говорить, прошли мы путь не малый,

И всякое бывало на пути.

Твой взгляд душевный, и чуть-чуть усталый,

Без слов гласит по-доброму: «прости».

Твоя Карина, просто чудо неземное!

И сблизит всех, поднимет настроение!

Я очень рада, что для нас с тобою,

Дарует Бог очарованье – продолжение!

В удачу верю, жизнь идет по плану,

Молюсь всегда за нас, и деток наших,

Просить прощенье в душе не перестану,

У наших стариков, безвременно ушедших.

В твой юбилей от всей души тебе желаю,

Идти до цели стойко и упорно.

На позитиве неустанно повторяю -

Пусть внучка веселит тебя всегда задорно!

Сегодня все тебя мы поздравляем!

И посвящаем в радость строки эти!

Добра, удачи, упоения желаем!

И пусть прибудут в счастье твои дети! 07.11.2007.

Работа на фирме поначалу меня не удручала, я с легкостью бралась за любое задуманное дело. Но ближе к Новому году стала постепенно понимать и ощущать некий дискомфорт. Хотя большинство сотрудников были очень довольны и результатом моих творений и просто взаимопониманию, все же, как это бывает везде и всюду, находятся те, завистливые и злобные, не замечающие грешков за собой, несущие в душе агрессию и негатив. Внести в чьи-либо отношения раздор и ссору, было их обычным повседневным делом, если не сказать, даже задачей. Вот так, я стала замечать, наблюдать и анализировать поведение двух особ из бухгалтерии, коими являлись Марина и Татьяна. Не особо пользующиеся уважением коллектива, не представляющие собой людей блистательных и интересных, они олицетворяли собой некое подобие зла. Не было такого случая, чтоб во время обеденного перерыва они не обсудили бы кого-либо из коллег.

Одним днем директор фирмы строго настрого запретил всем пользоваться раковиной на кухне, согласно, санитарных правил он был прав. Несмотря на запрет и следующие за ним штрафные санкции, Татьяна пренебрегая моим замечаниям, действовала по своему усмотрению, словно в порядке исключения, добавляя при этом: «Да идет он на хер, этот директор, хи-хи-хи». Наверно не зря, чуть позже, увольняясь из бухгалтерии, Лена прямо в глаза ей выплеснула: «Делом надо заниматься, а не кофе попивать и п****ть».

Особым даром обладала и Марина. Она, как и Татьяна, тоже была большим любителем пожаловаться по любому поводу, «постучать», о чем знали все, и что, в общем-то, приветствовалось самим руководителем. Пожалуй, это и было его отрицательной чертой, как мужчины и хозяина фирмы.

Еще работая у Рашита, я отмечала в нем с уважением, одну положительную черту, достойную мужчины, он на сей счет имел всегда свое четкое мнение, и никогда не шел на поводу болтунов и склочников. Помнится, однажды кто-то из ребят решил высказать ему свои недовольства по столовой, при том, что стоимость обедов была значительно занижена, так как основные затраты нес сам хозяин. В ответ на замечание сотрудников, Рашит четко и убедительно отметил: «Повар будет работать в любом случае, даже если придется готовить только лишь для меня, а кому не нравится, могут идти в ресторан». Вот на такой ноте тема была закрыта раз и навсегда.

Ну а в данном случае, дела обстояли иначе. Марина очень редко посещала тридцатирублевые комплексные обеды, пожалуй, самые дешевые в сравнении с другими пищеблоками. В обеденный перерыв она шла в столовую со своей едой, подогревая при необходимости в микроволновке. Усаживаясь за стол, не оплачивая, без зазрения совести с легкостью пользовалась хлебом, компотом, не стесняясь, брала со стола майонез и, выдавливая, как в порядке вещей себе на тарелку треть пачки, удивляла, раздражая рядом сидящих. Делать ей особые замечания почти никто не решался, зная и помня наперед горькие и плачевные последствия. Шел слух, что повара, в этом сформировавшемся клане, держались очень не долго, кто недельку, кто месяц, кто чуть подольше. Получалось, что мне за выдержку, уже полагалась медаль.

Предпоследняя повар, как-то обговорив подобный факт, с главным бухгалтером Светланой Борисовной, получив от нее прямые указания и заверения по поводу действий Марины, допустила, как оказалось ошибку, сделав замечание нагловатой личности. За что и поплатилась следующим днем. Не разобравшись в ситуации, директор уволил с работы ни в чем не повинного человека, и Светлана как бы осталась не причем. А Марина и по сей день продолжала удивлять всех своими хамскими поступками.

Иногда на обедах появлялась Светлана Веденеева, старший менеджер «Промтеха». Коллеги всегда недоумевали, как директор мог вообще поставить на ответственную должность человека, даже без среднего образования, которая по складу своего характера, на протяжении вот уже более чем года, вынудила уволиться с работы не один десяток менеджеров, не желающих терпеть ее гадкий характер. Многие из уходивших, проклиная ее, высказывали вслух свое мнение о том, что Светлану не зря Бог наказывает, ни мужа, ни детей, ни друзей, ни подруг. За все время ее работы в офисе, лишь единственная Ксюшка, заканчивающая вечернее отделение, уроженка Казахстана, веселая и бойкая девчонка, смогла дать ей вполне вразумительный отпор, что, конечно же, не пришлось по вкусу Свете. Она всеми способами стала выживать Ксению из коллектива, почти ежедневно выписывая ей необоснованные штрафы, что, впрочем, тоже приветствовалось руководством.

Также в коллективе не особым уважением пользовались два «товарища», «Лелик и Болик», как их называли не то в шутку, не то в серьез. Колю, более молодого паренька, не раз «застукивали», по его же глупости, во время его гадких доносов, о чем он и сам не подозревал. Ну а Александр, человек близкий к сороковнику, давно разведенный, неопрятный, грубый и невоспитанный, вел себя более чем уверенно и нагло.

По моим понятиям, казалось, что в этом коллективе все именно так заведено, поэтому я старалась, просто плыть по течению, делать свое дело, не обращая внимания на недостатки и негативные моменты, пока злобные зацепки не стали обходить стороной и меня.

Я всегда знала и понимала, что та работа, которой занимаются Саша и Коля, их вполне устраивает, в том плане, что кроме своих непосредственных обязанностей, они еще раз в неделю, ездили за продуктами для столовой, смешно сказать, в которой отсутствовали элементарно весы. Впрочем, я и без них знала о бессовестных действиях ребят. Продукты не довозились, кое-что из товара не всегда было качественным или вообще не пригодное к употреблению, цены завышены. Большей частью Саша, совершенно не желал отчитываться за потраченные средства перед материально ответственным лицом, то есть перед поваром. Отчет шел строго через кассу, где работала их подруга Наталья – взял деньги – отдал простую отписку. Поначалу я не требовала, а просто просила чеки и отчет, на что Саша реагировал неадекватно, нервничал и злился, считая меня человеком бестолковым и безграмотным. Заходя в столовую, он специально не здоровался. Благодарность, как это делали все, от него исходила очень редко, но с сарказмом. Всех удивляло общение Натальи с Александром. Молодая, симпатичная, образованная, но глуповатая девчонка, что их связывало? Ее неопытность была понятна. Но это насколько надо себя не уважать, чтоб в твоем присутствии грубо и унизительно выражались! Этого мне не понять.

Рядом с фирмой действовала автозаправка, вместе, это как единый сервис. Руководил заправкой Николай, ну «настоящий полковник», из бывших военных, с виду человек воспитанный, но очень избалованный. Из пищи он не признавал ни супы, ни крупы, ни салаты, ни компот. Его устраивали только натуральные мясные блюда и выпечка, под которые я не вольна была подстроиться, так как, прислушивалась к указаниям своего директора – готовить только комплексные обеды, из чего следовало не угодить хозяину заправки.

Тем временем Светлана, главный бухгалтер, с которой я была вполне в нормальных отношениях, стала чаще делать мне вполне понятные и ощутимые замечания, в виде подколов. Я понимала, что это с ее легкой подачи, директор стал не вполне одобрительно относиться к усердию моего труда. Света, будучи человеком избалованным, не стеснялась мнения коллектива, а намекнув на индивидуальные обеды, лишь вызвала недовольство коллег.

Близился Новый год. Банк, где работал Руслан, предоставил возможность отпраздновать коллективу мероприятие в одном из помещений Политеха. С банкета он вернулся веселым и довольным. Песни, пляски, игры, все оказалось очень интересным, тем более что ему еще предстояло какое-то время побыть в смешном образе снегурки, выделывая забавные выкрутасы.

Идти на мероприятие со своими коллегами я не захотела. И не очень-то об этом жалела. После празднования, на кухне, как и предполагалось, начались бурные сплетни и осуждения, о том, кто и сколько чего съел и выпил. Обсуждали все, вплоть до неуместного серого облачения директора, в коем он пребывал в повседневной жизни.

После новогодних праздников неожиданно позвонил Женька. Он сообщил о своем приезде в отпуск, чем нас очень удивил. После работы я поскорее вернулась домой, в ожидании племяша, приготовила ужин. Вернувшийся поздно с работы Руслан, ожидавший увидеть Жеку у нас дома, не очень удивленный его отсутствию, лег спать, так как впереди ранний подъем на работу. Женя, как бывало и раньше, нагулявшись с друзьями от души, появился у нас уже под утро, его беспечность и пофигизм иногда раздражали. Некоторое время он пробыл у нас, но его больше устраивало находиться в квартире дружка, где была полная свобода действий. Из разговора с ним я поняла, что большую часть отпуска он проведет в Томске. Домой Женек не рвался, хотя там его очень ждала мать, объясняя свое нежелание ехать лишь одной причиной: «А что там делать?». Ожидая сына, сестра извелась на нет, находясь на грани срыва. Чтоб она не волновалась, я дала ей ложное объяснение, будто Женька приехать не может, так как автобусы не ходят из-за сильных морозов. Это как-то ее успокоило. Пристыдив парня в бессердечности к матери, я все-таки убедила его в ближайшее время съездить домой, а за одним прихватить гостинцы для сестры.

Наступивший год крысы, был годом моего сына, поэтому его очередной январский день рождения отметили дважды.

Сначала мы с Женькой на пару приготовили на праздничный стол всевозможно – разнообразные угощения. Женя очень славно нажарил горбушу в кляре. Ну а по приходу Руслана с работы, мы весело посидели за столом, под бурные разговоры об Армии, работе, и конечно о личном. Парни с удовольствием поедали всевозможные лакомства, немного даже пели, я, сказав небольшой тост, уже в привычку стала читать стихи, которые Руслан может и заценил, но слушал немного скованно, а Женя, напротив, слушал весьма внимательно, и было видно, что его мои слова тронули. Сама не понимаю, как, но строки слагались легко и просто, словно их диктовал кто-то свыше.

Какие песни, такие мы 24.01.2008г.

Мой славный, дорогой сыночек,

Рожден ты, чтоб счастливым быть!

В твой день немного добрых строчек,

Хочу с благословеньем подарить.

Пусть счастьем светит звездочка твоя!

Пусть детским смехом добрый дом наполнится!

Пусть будет нежною подруга верная твоя!

И все желания твои исполнятся!

Тернистый путь прошли с тобой вдвоем,

В закалке стали мы сильны с тобой!

Под настроение всегда споем,

И счастье нам даровано судьбой!

Ты назван славным именем от Бога!

Твой путь идти вперед и побеждать!

С тобой у нас одна, прекрасная дорога,

Девиз наш – добиваться, достигать!

В твой День рождения тебе желаю,

На жизненной волне держаться прочно!

Упорства, мужества, настойчивости, знаю,

Всего ты сам добьешься, это точно!

Будь счастлив, неотступен в убеждениях,

Вперед шагай уверенно и бодро!

Удача пусть сопутствует во всех решениях,

И к счастью приведет твоя правдивая дорога!

Будь мудрым, справедливым, терпеливым,

Спортивным, позитивным и красивым,

И все же на пути к своей мечте,

Мой славный, Человек, держись на высоте!!!

На следующий день, собрав сумку с продуктами и всем необходимым по случаю именин, Руслан ушел на работу, с намерением продолжить свой праздник в кругу коллег и товарищей. Веселье прошло, как и было задумано, очень славно.

Вернувшийся из дома и славно отдохнувший Женька, остановившись у нас, очень удивил меня, вновь встречаясь и общаясь с бывшими дружками, на которых я была в некой обиде. Но удивлял больше тот факт, что когда-то, он сам убеждал меня, что Миша, парень далеко не порядочный, и что он, Женя, ему никогда руки не подаст. Их общение, это их дело, но видеть того самого Мишу у себя дома мне не хотелось. Поэтому предупредив об этом племянника, я спокойно ушла на работу. Каково же было мое разочарование по возвращению домой, при виде выходящего от нас вместе с Жекой Мишу, бессовестного и наглого паренька.

Безответственность Женьки всегда удивляла и огорчала. В этот раз обида, как заноза, неприятно давила на подсознание. Племяш был неисправим. Вскоре он уехал. Расстались мы холодно, хотелось вновь пожаловаться сестрице, да только это ничего бы не изменило. Любовь к сыну, каким бы он ни был, была сильнее любых пересудов. Зная о его планах, остаться после службы на контракте, она желала ему, как и любая мать, лишь благополучия и удачи, потихоньку украдкой утирая слезу.

Наступила весна. Директор фирмы выделил небольшую сумму для поздравления женщин. По усмотрению главного бухгалтера было решено пойти в кафе, куда пришли далеко не все. Скудный стол, более чем удивил. Из горячего, как оказалось, предстояло порцию делить на двоих. Это было унизительно и не красиво. Скупость директора и Светланы, еще долгое время обсуждалась бурно во время обеденных перерывов. Зато поведение Татьяны из бухгалтерии на мероприятии, очень всех удивило. Уже не молодая женщина, вела себя крайне безобразно и некрасиво, дергалась, сшибая на ходу различные поделки в заведении, залазила в маленький макет дома, не предназначенный для этой цели, выкрикивала несуразные реплики. В общем, вечеринка наша не совсем удалась.

Из всего коллектива я больше общалась с кладовщицей Галиной и Женечкой, а также с менеджером Ксюшей и другими ребятами. Мы запросто шутили и добродушно общались. Из предупреждений Галины было понятно, что я следующий кандидат на увольнение с данного предприятия, по крайней мере, кое-кто пытался от туда меня изжить.

Некий Александр, ее непосредственный начальник, даже по этому поводу затеял опрос среди сотрудников о моей компетентности. Результат для него оказался плачевным, но какой интерес при этом преследовал он сам, редкий гость на кухне, так как в офисе бывал не часто. Чуть позже Галина мне сообщит, что уже ищут нового повара, а я просто приелась и надоела начальству. Было конечно и обидно, и унизительно слышать о себе такое мнение. Хотелось все бросить и бежать подальше от такой прославленной компании. Но взяв себя в руки, продолжила работать, откинув прочь все нахлынувшие эмоции. Наступило лето. Уставшая за пройденный год от проблем, забот и ответственности председателя домкома, я хотела вновь съездить Серебрянск.

Несмотря на личные проблемы, все же находила время для улаживания дел в пробелах при сдаче нашего дома. Бегая от инстанции к инстанции, от руководителя до депутата, мы все же добились разрешения назревших задач. Победа, как и полагается, всегда за правыми, и это точно сказано: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет…».

В начале июля намечался отпуск Руслана. Собрав свои вещи и прихватив, ворча, подсунутые мной подарки домочадцам сестры, он довольный и счастливый уехал в родные края, поплавать в родном Иртыше, повидать верных друзей.

Оставшись дома на две недели одна, я решила, как и раньше, отметить свой очередной день рождения, пригласив Свету с Колей, Людмилу Сучкову и своих родственников, дядю Мишу с супругой Светланой. Поднявшись ранним утром и наготовив разнообразие блюд и угощений, я под веселую музыку находилась в ожидании праздничного дня и вечера. Первыми пришли в гости Светлана и Коля, которые встретились друг с другом у входной двери дома. Малость переговорив, мы подождали прихода моих родственников. Людмила прийти отказалась, ссылаясь на занятость. Перезвонив ей, я услышала унылое оправдание и вялое поздравление в свой адрес. На этом наша связь практически оборвалась, разные интересы, разные стремления, не хотелось никому навязывать свою дружбу и присутствие.

Дядя Миша с супругой очень удивили нас своими необычными манерами, с виду можно было понять и расценить их действия, как едва запланированное времяпрепровождение. Одеты супруги были далеко не празднично, приехали на своей машине. Было понятно, что задерживаться они не собираются, а уж «крепкое» употреблять и подавно. Как не странно, но и к угощениям тоже мало притрагивались, будто спешили на более важное и нужное мероприятие. Впрочем, их поведение ни сколько не отразилось на нашем настроении. Была бы подходящая компания, а настроение зависит от нас самих. Пробыв самую малость в мало присущей их быту компании, но вполне бодром и хорошем настроении, мои дальние родственники, как это они утверждали сами, удалились по своим делам.

Оставшись втроем, мы продолжили веселье, хотя Коля вел себя развязано и некрасиво. Переболев по весне, он совсем перестал следить за своим внешним видом. Мало того, что пришел обросшим, не расчесанным, с лохматыми и грязными прядями волос, неопрятно свисающими на глаза, так вдобавок ко всему вновь с дурным запахом. Было ощущение того, что он очень давно не мылся. На замечания даже иронически не реагировал, зато в присутствии дяди Миши, пытался нарочно вставить свое «умное словцо», чуть не испортив застолье, не по делу хихикал и ерничал. Мы со Светой понимали, что это последствия его второго инсульта, но терпеть его пожизненные выходки, тем не менее, не собирались, поэтому вовремя его одергивали и ставили на место. Коля понимал это по-своему и продолжал веселиться вместе с нами. Светлана, как и всегда, была не заменима, неподражаема и на высоте. Ее умению грациозно плясать, можно было и позавидовать. Вечерело. Расставаться совсем не хотелось, но напряженные отношения Светланы с мужем, к тому принуждали. Коле ничего не оставалось делать, как проводить мою подругу до дома, и самому после отправляться домой, в Северск.

Впереди нам со Светланой предстояла очередная дорога, мне в отпуск в родные края, ей, в любимый Сочи, где она отдыхала уже дважды. Из ее рассказов о проведенных отличных деньках в различных поездках, я находила что-то общее и с собой. Она, как и я, любила романтические путешествия, и ради таких затей была готова терпеть определенные обстоятельства семейной жизни. Маленькая, худенькая, шустрая и веселая, с красивыми чертами лица, и глазами «Валерии», Света была интересна и чудна в общении со мной и друзьями, а среди прочего окружающего мира, немного скована и замкнута. Но, в общем, она была и есть, классный и прикольный товарищ!

Удачи тебе, Светик, наша забавная «Саулешка»!

Из рассказов Светланы о прошлогодней поездке в Таиланд, на меня вновь нахлынули ностальгические воспоминания, хотелось хоть одним глазком, вновь увидеть море, взглянуть на неизведанный мир. Есть цель и желание, значит все еще впереди, главное в это верить! И я верю!

Вернувшись из отпуска, Руслан бодрый, довольный и загоревший, рассказывал о своих классных похождениях по родному краю. Запечатленные на мобильник отдых, рыбалка и ночевка на «белых камнях», встреча с друзьями, похождение в горы, шашлыки, все это радовало и воодушевляло.

Через две недели родной город встречал и меня своим теплым гостеприимством.

В первый же день моего приезда, неожиданной стала весть и о пребывании в очередном отпуске, теперь уже контрактника Женьки, с которым по зиме мы не очень дружелюбно расстались. Дома он находился очень мало, большую часть времени проводил среди своих друзей, не вникая в проблемы матери. Да и та, сильно загружать и расстраивать сына своими заботами не хотела, просто радуясь его очередной побывке. Женька вновь взялся за рюмку, можно было сказать, что за те деньки, он практически не «просыхал», объяснением на мое мимолетное замечание, было лишь одно, что он устал и решил на время расслабиться. Там, на контракте этого не будет, ни при каких обстоятельствах, хотелось в это верить. Мы планировали все вместе организовать шашлыки, а Женя намечал на обратном пути заехать ненадолго в Томск, к Руслану. Но все задуманное вдруг оборвалось. Восьмого августа его срочно вызвали в часть. Провожая его, сестра сильно плакала, мы тогда еще не знали о военных событиях, спровоцированных грузинской стороной.

– Береги себя, Женька, будь достоин чести и памяти своего великого деда и нашего отца!

Леша сильно изменился за прошедший год, стал более крепким, но вспыльчивым. Шолпан, как и всегда, работала не покладая рук, неся на себе все заботы и проблемы. Карина стала капризной и менее послушной. Во всем сказывалось воспитание Олеси, которая в этом году еще больше удивляла всех своим скандальным характером.

Как-то в сердцах сестра мне поведала, что Олеся вновь вскрывала себе вены, но на этот раз уже вдоль вен, кидалась под поезд. В обоих случаях ее спасла лишь случайность. Разговаривать с упертой девицей было бесполезно, впрочем, и говорить-то по-человечески она совсем не умела и не желала, вместо речи, лишь крик и ругань взбесившейся, необузданной и эгоистичной девицы. Вот, уж что по ней плакало, так это «хороший» ремень. Даже не понятно, кому больше доставалось, маленькой Карине, или все терпящейШолпан.

Несмотря на запланированные мероприятия и активный отдых, я все же не смогла игнорировать бессовестное поведение своей двадцати двух летней племянницы, к тому подтолкнула почти бессонная ночь, в которую Олеся устроила грандиозный скандал матери, укоряя ту во всех неудачах и грехах, высказывая ей незаслуженные обиды и оскорбления. Тут совести места и близко не было. Сестрица молча все терпела и выслушивала, а на мой вопрос следующим днем: «Почему?», ответила тихо и просто, что боялась очередного суицида своей несчастной дочери.

Днем предстоял разговор на чистоту между мной и Олесей, который она завела первой, видя не доброжелательный взгляд с моей стороны. Мы ругались, как две скандалистки. Выслушав исчерпывающий ответ, недовольная, но всегда считающая себя правой, она, хлопнув дверью, удалилась в свою квартиру, которую снимала временно на пару с очередным другом Виталиком, пареньком на удивление порядочным и терпеливым. На наш вопрос, что же он нашел в этой эгоистке и как ее терпит, Виталя отвечал с улыбкой: «Не знаю, просто люблю наверно».

Несмотря на негативные моменты, мы с сестрой, забывая обо всех неудачах, продолжали свои запланированные мероприятия. Излюбленным местом был опустевший пляж. Местные здесь бывали редко. И то понятно, людям далеко не до веселья, когда стоит проблема о завтрашнем дне. У многих нет работы, денег, собственного угла, а впереди лишь неизвестность.

Тем не менее, мы с Шолпан и снохой Катериной, провели чудных полдня на берегу загадочного Иртыша, в окружении зелени и гор, под тихий всплеск волны.

Вечерами частенько ходили на дачу, пекли молодую картошку, жарили сосиски, а иногда и шашлыки из окорочка. Довольные и измазанные, допоздна под ярким звездным небом, под треск разгорающегося костра, в компании Леши и Карины, подолгу распевали свои до боли любимые и задушевные песни. Карина прижималась ко мне поближе, что-то радостно бормоча и с удовольствием поедая кусочки прожаренного окорочка.

В один из последующих деньков, вместе с сестрой мы зашли в гости к моей подруге Светлане, ставшей в конце прошлого года бабушкой, что меня немного удивило.

Помнится, как-то давно, в середине 90-х годов, между нами состоялся неприятный спор. Тогда Света рассказывала о своем муже Александре, что его вырастила бабушка, муж которой был казах. Мама Саши трагически погибла, когда тот был еще маленьким. Выходя замуж за Сашу, Света как бы опасалась, что родословная его деда может отразиться на ее будущих детях. Меня ход таких мыслей тогда несколько возмутил, хотя, каждый волен рассуждать в меру своих убеждений. Но когда у Светланы уже подрастали две дочурки, четырех и пяти лет, я по возможности объяснила ей закономерность генетики, что это еще не факт, ведь последующее поколение – внуки и правнуки, вполне возможно могут быть другими. Подруга моя восприняла тогда сказанное мною, как удар, не на шутку испугавшись, тем самым оставив в моей душе неприятный осадок.

И вот прошли годы. Природа брала свое. Переступив порог их жилья, я с удивлением наблюдала картину, как Светлана с нежностью и лаской прижимала к груди маленькое чудо – Алину, которой на тот момент было месяцев семь. Она являлась ребенком Ольги, старшей дочери Светы. Неудачная связь, но огромная цель и желание иметь свое собственное дитя, не остановили Олю от предстоящих проблем, но на данном этапе, были восприняты всеми солидарно и одобрительно.

Тем не менее, моя подруга решила сознаться мне, рассказав предысторию событий, до селе никому не поведанную. Может тем самым, снять с себя небольшой грех, чувствуя свою вину перед Олей.

А дело обстояло так, во время моего прошлогоднего визита в Серебрянск, я, конечно же, заметила изменение в поведении Ольги, ее раздраженность и озабоченность, и мне это совсем не нравилось. Тогда еще никто не знал о ее увлеченных встречах с командировочным пареньком. Общение с Канатом, ни к чему серьезному в их отношениях не привело, он уехал, зная о беременности подруги. Оля очень страдала, скрывая свое положение, не зная как сообщить об этом близким, и как это воспримут. Ужаснее всего было то, что в конце концов, лишь Светлана приняла весть в «штыки», ругая, укоряя взрослую дочь и принуждая ее к аборту, а однажды даже отхлестав по лицу мокрым полотенцем.

Вспоминая себя, я прокомментировала Светлане с укором: «Да уж, это совсем не по-человечески, ну и дура ты, это не на мой характер, на месте Ольги я бы не стала терпеть унижений и обид, просто ушла бы со своими проблемами, решая их самостоятельно любым путем!». «Да» – ответила Светлана, какая я была тогда дура, и теперь стыдно за свой поступок, и Ольгу жаль, а внучку свою, казашечку, люблю и обожаю, она наша, и плевать, если кто, что-то скажет».

А Ольга, тогда терпя боль и обиду, очень кратко, четко и серьезно ответила: «Аборт делать не буду, если мешаю, уйду, сниму жилье, ребенка буду воспитывать одна!». Ее оптимизм восхищал и был достоин уважения. Но больше удивил всех, вечно спокойный Сашок, тот без всяких передряг утвердительно отметил: «Пусть рожает, сколько родит, столько и воспитаем». Восхитительный мужик удивил своим убеждением больше всего Светлану.

Сейчас счастливая Ольга, нашедшая свое счастье в ребенке, уверенно и целенаправленно идет вперед, и никакие преграды ей не помеха, на пути к свершению задуманных идей. Что и говорить – «Девчонка – полный вперед!».

Тоня, с которой мы некогда работали в паспортном отделе, теперь работала в миграционной службе, так что наша ежегодная встреча оказалась не случайной. Ораз к тому времени был уже уволен со службы в милиции, считаясь пенсионером, но продолжая работу, совершенно не соответствующую его интересам. Выбора не было, на плечах лежала ответственность перед семьей, предстояло поднимать четырехлетнюю дочурку.

Миша, которого в свое время я боготворила, с радостью воспринимая наши мимолетные и редкие встречи, теперь со слов Тони, совершенно «запустил» себя, сошелся с пожилой женщиной, почти потеряв интерес к жизни. Увидев его случайно, проезжая мимо, я и сама была крайне удивлена. В поседевшем и сильно располневшем мужчине, едва признавался тот самый Михаил. Да уж: «Года, года, где ваша радость…?».

При встрече с Тоней мы, как и всегда бурно перебрасывались информацией, на ходу заполняя бланки. Тонечка, некогда пережившая непоправимое горе, держалась молодцом. Ее не сломала беда. Потеряв дочь, она, как и всегда, оставалась человеком. Переговорив наспех, мы решили прежней компанией встретиться на природе, при том, что на этом вновь настаивал Оразбек, который частенько заглядывал на прежнее место работы, скучая по привычному делу. Встречу наметили на выходные возле дома подруги. С собой я позвала Шолпан, которая была немного одинока, хотелось как-то взбодрить ее, отвлечь от повседневной суеты. Неуверенная в необходимости идти со мной, но все же довольная, она, конечно же, согласилась.

В назначенный и очень жаркий день мы вместе бодренько шагали к дому Тони, по пути опустошая магазинчики, идти в гости с пустыми руками было не в моих правилах. По дороге я случайно встретила свою одноклассницу, Людмилу Волохову, дочь всеми уважаемой учительницы математики – Нины Прокопьевны, которая очень многому и грамотно учила нас в свое время. Года два назад, кто-то случайно болтанул о ее кончине. Те, кто знал этого прекрасного педагога, с явным огорчением вспоминали ее, хорошим и добрым словом. И каково же было мое удивление, когда на мое соболезнование, Людмила ответила, что мама ее очень стара, но жива. Не зря говорят: «Слухами земля полнится…». Извинившись и немного посмеиваясь от нелепости ситуации, мы продолжили разговор. Людмила вкратце рассказала о своих неудачах, тяжелой жизни, низкой зарплате. А между разговоров, подбадривая меня, отметила: «А ты, Галя, все в той же форме, совершенно не меняешься, приходи в гости, мама будет очень рада!». Но время поджимало, были куплены билеты домой, все расписано по дням. Единственно, чем я пооткровенничала, так это рассказала, что заканчиваю писать свою первую книгу. Удивленная Людмила очень рассмешила меня, спросив первой, но хорошей мыслью, что пришла ей на ум: «А про меня там будет что-нибудь написано, а про маму?». Улыбнувшись, я неоднозначно полушутя, попрощавшись на время, пожелала им большой удачи.

– Да, Людмила, твоя мама, как никто другой, действительно достойна уважения. Я всегда ее знала, как человека приличного, ответственного и глубоко порядочного. Счастья вашему дому, дорогая моя одноклассница!

…К назначенному времени мы с сестрой были у ворот дома Тонечки. На наши оклики вышел ее приветливый супруг Саша, настойчиво приглашая пройти в дом. Я уже настроенная на встречу в привычных прибрежных местах Иртыша, настаивала сразу, не теряя времени, собираться на природу. Но гостеприимные хозяева все же убедили нас в целесообразности встречи под крышей дома, под хорошую музыку и ветерок вентилятора, взамен стоящей на улице 40 градусной жаре. Спорить было бесполезно. Заранее накрытый и прекрасно сервированный стол, делали честь и уважение к хозяевам уютного и ухоженного дома, где царили порядок, чистота и наиполнейший лад в семейных делах. Мы провели очень здорово незабываемый вечер, а Тонечка удивляла всех своими классными кулинарными фантазиями. Саша, веселый и порядочный семьянин, поражал своей изысканностью, серьезный в работе и в общении с людьми, он оставался и обычным озорным собеседником. С Тоней, они были словно созданы друг для друга, подходящая верная пара, словно голубки, вселяли радость и надежды.

– Дорогие, мои, у вас еще очень много хорошего впереди, вы, достойно этого заслужили!

Отлично проведенное время, вкусный арбуз, караоке и забавные танцы, все это мы будем помнить всегда. Моя сестра была очень довольна приемом доброжелательных хозяев, испытывая уважение и желая им в душе искренне, удачи и огромной веры в успех и достижение намеченных целей.

Ораз, изрядно подуставший, довез нас до дома, пообещав в ближайшее время съездить со мной в поселок к Катерине Плотниковой, с которой мы давно не виделись. Одной мне было не совсем комфортно навещать ее. Их особняк находился совсем не близко от нашего городка, а идти одной туда совсем не безопасно, оставалась надежда только на Оразбека. Но я хорошо понимала его нынешнее моральное состояние и быт. Потеряв работу, он усиленно искал выход из сложившейся ситуации, а выставлять напоказ свою безвыходность, не в правилах мужчины. Поэтому ссылаясь на занятость, он как бы находил некое оправдание, впрочем, которого вовсе не требовалось.

Одним из последних вечеров, возвращаясь с дачи, мы c Шолпан встретили по дороге тетю Тасю, маму моей подруги и одноклассницы Татьяны, у которой в жизни не все получилось гладко, как хотелось бы. Окликнув ее, ненадолго остановились, расспрашивая друг друга о новостях. Уставшая и поседевшая женщина, не раз битая ударами судьбы, но вполне стойкая и выживающая в тяжелых условиях, нехотя плакалась на нерадивость властей, очень низкую пенсию, недостаток. Немного жаловалась на безысходность в общении с сыном, которому было уже далеко за пятьдесят, а он усердно продолжал вить и тянуть веревки из постаревшей матери. От Татьяны много лет не было вестей.

Тетя Тася всегда радовалась нашей встрече, относясь ко мне с неким уважением, по-видимому, из всех Таниных одноклассников, ее помнила только я, за что она была весьма признательна. Как и ранее, радуясь за наши успехи и продвижения с Русланом, искренне удивляясь, что я по сей день не старею, она даже в шутку возмущалась. Говоря о ней, хотелось отметить доброту и порядочность этого позитивного человека. Я весело вспоминала ее знаменитые пряники и бублики, которыми она очень часто угощала всех нас, тогда еще школьников. Тетя Тася слушала с болью и тоской в сердце…

Где же та, ее маленькая и послушная дочь, где годы и мгновения счастья…?

Расставаясь, я все же поделилась с ней, что пишу книгу, чем изумила и обрадовала, почти отчаявшуюся в жизни, постаревшую женщину. Она попросила меня, наспех подбирая подходящие слова, хоть что-то написать и о ней, как о человеке простом, и никогда не сделавшем ничего плохого в своей жизни, что она ветеран труда, и просто хороший собеседник. А напоследок, пожелав нам с сестрой и нашим детям, лишь огромного человеческого счастья и удачи, добавила: «У тебя, Гала, все получится, успеха тебе!».

– Долгих лет и доброго здравия и тебе, дорогая наша, тетя Таисия, почет и уважение!

Вспоминая о ней, вдруг припомнился эпизод из школьных лет, то был примерно пятый класс. Тогда мне не совсем нравилось учиться. Признавая только уроки географии, русский язык и литературу, физкультуру, труд и рисование, в особенности, обожала математику, которая давалась мне легко и просто. Я быстрее всех в классе могла решать задачи, к физкультуре относилась не серьезно, очень не любила физику и химию, и уж совсем не воспринимала историю, к урокам которой приходила всегда, совершенно не подготовленной. Вяло слушала рассказы преподавателя, иногда даже срывая ему уроки. Он никогда не жаловался на учеников и не наказывал, относился к нашему эгоизму просто, и не напрягаясь, а может с пониманием.

Так прошел учебный год, за который из приблизительно пяти–семи учеников, безразличных к данному предмету, никто ни разу не ответил, ни на один вопрос преподавателя во время занятий. Мы на принципиальном уровне совершенно не хотели готовиться к уроку, среди прочих мальчишек, естественно была и я. Задавая вопрос на очередную тему, Виктор Дмитриевич поднимая одного за другим ученика, не получал не только исчерпывающего ответа, но и вообще, диалог происходил в полном молчании. После очередной паузы, наш предприимчивый педагог, как и обычно, разрешал нам вновь садиться за парты, и вместо заслуженной двойки, всегда ставил твердо – три. Совесть нас не мучила. Но следующий учебный год начался с сюрприза.

Мы, как и раньше, были настроены не серьезно к уроку истории. После первого занятия по данному предмету, у нас была 100% уверенность, что на следующий раз будут опрошены лучшие ученики.

Спокойный и вполне уверенный историк, начал урок с обычного опроса пройденной темы. Класс замер в ожидании. Как гром среди ясного неба, я услышала нечто, несопоставимое с моей моралью и моими понятиями. То, что сказал учитель, одним махом заставило меня пересмотреть, осознать и переосмыслить поведение и суть моей жизни. Стало мучительно стыдно, хотелось спрятаться подальше от глаз, убежать и не видеть своих ребят – одноклассников, падающих со смеху под парты. Но тогда, для меня ситуация оказалась не из лучших. А дело было так…

Виктор Дмитриевич произнес название прошлой темы и добавил:

– А сейчас, на этот вопрос – пауза,

– нам ответит – пауза,

– партизанка Садыкова!

Меня, словно обожгло огнем позора. Все хватались за животы, а учитель спокойно тем временем продолжал:

– Ну вот, что я говорил, молодец, стойкая разведчица, молчит, слова не выбьешь, своих не сдаст! Садись…, и поставил мне тройку.

Такого стыда, мне еще не приходилось испытывать, пожалуй, никогда. Но что было дальше! Я понимала правильность действий преподавателя, осуждая себя за лень и безразличие, ценя его тонкую психологию. Далее учитель продолжил, и класс замер в ожидании.

– А сейчас, на этот же самый вопрос ответит ее сообщник по отряду, помощник, партизан Глядковский!

Что тут было! Все ребята буквально катались возле парт, давясь от смеха, а мне и моему сообщнику, все как-то больше хотелось скулить и плакать. В таком чудно–юморном настроении прошел весь урок, а к вечеру, наверное, уже вся школа была оповещена о нашей позорной капитуляции, узнал об этом и мой злобный братец, который не преминул далее, перед родителями представить все в своем свете.

На следующий урок истории я, конечно, пришла подготовленной, более того, предмет мне показался на удивление интересным. Одноклассники сидели, молча в напряжении, в ожидании очередного спектакля.

– Стоп, друзья, спектакля больше не будет!

Я была твердо уверена, что первой, на принципиальном уровне, обязательно спросят меня, и не ошиблась. Ребята пооткрывали от удивления рты, наконец, услышав мой толковый, четкий и уверенный ответ по теме. Удивительным казался вообще тот факт, что я, оказывается, еще и говорить умею… Результатом моего старания, в журнале красовалась твердая пятерка. И больше никогда не было дня, чтоб я не взялась за учебник Истории.

На выпускных экзаменах 1978 года, когда еще была обязательна для всех сдача восьми предметов, я с успехом сдала историю и обществоведение. Преподаватель истории старших классов, крайне строгая Антонина Николаевна, гроза всех учеников, по окончании экзамена по предмету, собрав все три параллельных класса в одной аудитории и подводя итог, четко и значимо подчеркнула, задев при этом самолюбие отличников и любимчиков:

– Одной из лучших и вообще поразившей экзаменационную комиссию своим грамотным ответом, оказалась Садыкова Галина.

Благодарность и хвала в мой адрес, удивленные и радушные взгляды ровесников, немного окрылили, взбодрив меня.

Тогда я точно и четко понимала, что исторический поворот в моем подсознании, а может и в будущей жизни, произвел все-таки в свое время, тот самый, спокойный и всеми уважаемый, Виктор Дмитриевич Крайников, которому я по сей день, безгранично благодарна!

…После встречи с тетей Тасей, мы с сестрой окрыленные и самодовольные шли домой. А к вечеру следующего дня дружной компанией собрались у берега Иртыша. Кроме меня с сестрой и Карины, пришли Катерина с дочерью Танюшкой и ее мужем Дауреном. Мы в охотку, под хорошие песни и звуки гитары с удовольствием поедали поджаренные на костре сосиски, вприкуску с домашними помидорами. Даурен пел красиво поставленным голосом интересные народные песни, а также и своеобразные современные и ретро. Каждый на свой лад старался подпевать ему, Шолпан с Катериной пустились в пляс. Катя от души хохотала, а проходящие изредка мимо компании люди, одобрительно улыбались нам, подбадривая и хваля наше чудно–веселое общество. Возвращаясь назад поздней ночью, под сияние полной луны, мы весело и задорно подпевали нашему обаятельному гитаристу: «А ты меня любишь? – Ага, а ты со мной будешь? – Ага…», и, похоже, это нравилось всем, не спящим в тот поздний час.

Через день мне предстояла обратная дорога, короткий отпуск заканчивался, но перед отъездом хотелось вновь собраться в кругу друзей и близких. Пришли вновь, Катерина со своими домочадцами, Светлана с маленькой Алиной, а Алешка ради вечера, отказался от встречи на аллейке со своими сверстниками. Крайне удивило действие Олеси, которая без предупреждения уехала в Усть-Каменогорск, оставив маленькую дочь на усмотрение Виталия. Об ее отъезде мы узнали лишь следующим днем, когда он привел к бабушке расстроенную Карину. Большей сверх наглости от Олеси никто и не ожидал, она просто жила и строила свою жизнь, словно ребенок, это проблема бабушки. А за отсутствием мест в детсаде, действительно возникала ощутимая задача. Сестре предстояло не только поднимать и воспитывать внучку, что, впрочем, она и делала на протяжении этих лет, но еще стоял не разрешимый вопрос по уходу за ребенком в ближайшее время, так как каникулы Леши заканчивались, и малышку не с кем было оставлять дома.

Переплюнув очередную сцену Олеси, мы просто и душевно собрались за столом. Забавная Алина махала ручонками и что-то верещала, под славную песню, звонко поющего Даурена, а он вновь и вновь запевал: «Маленькая девочка, маленькому мальчику задает вопрос, что такое солнце, что такое счастье, что такое любовь?!». В незнакомой компании малышке было интересно и весело, а Светлана ей тщательно пережевывала кусочки мяса, которые та уплетала с превеликим удовольствием. Веселились мы и плясали допоздна, запечатлев на память самые интересные моменты на фото. А поздней ночью, вместе с сестрой, собирали и упаковывали мою дорожную сумку. На прощание я подарила ей свою новую блузку, от чего она была вполне довольна. Через два часа мне вновь в дорогу. Я уже успела соскучиться по своему Руслану и по дорогому теперь, мне Томску.

Иногда меня немного осеняло воспоминание об Алие. Где она и что с ней? Из мало толковых пересудов и разговоров я, приблизительно узнала, что из маленькой, некогда всеми любимицы, получилось некое невразумительное создание. Бросив своего первенца в роддоме, она вела безрассудный образ жизни. Не обиженная и не обделенная внешними данными, племянница совершенно не следила за своим видом, вечно неопрятная, подвыпившая, обкуренная и грязная, вела аморальный образ бытия, устраивая ночлежки, где придется. Второго сына, которого она все же не бросила, но и не зарегистрировала, за годы его пяти или уже семи летнего не существования формально, постоянно тянула за собой, вечно грязного и голодного, нередко со следами побоев. Алия иногда останавливалась на время пожить у отца, пока тот был еще жив, в полуразваленной квартире нашей мамы. На пару с Нуртаем они пили, на пару воровали, причиняя много вреда и хлопот всем, рядом живущим. После смерти своего отца, Алия, словно в воду канула. Больше ее почти никто не встречал в нашем городке, говорили, что она, как и прежде прозябает в областном центре. Очень жаль, что не оправдались надежды и мечты, некогда любящих ее, наших стариков, желавших ей, как первой внучке, счастливого будущего и огромных удач.

По окончании отпуска, к своим обязанностям я приступила не с особым желанием, предчувствуя, что с работой придется скоро распрощаться. Это был не правильный Фэн-Шуй. Многие из сотрудников искренне радовались моему приезду, жалуясь, что эти прошедшие две недели кушали, что попало и очень соскучились по моим вкусным обедам. Я, как могла, все же старалась и ответственно относилась к своим обязанностям. Но каждый раз мое настроение подпорчивала Светлана, наш главный бухгалтер. Избалованная, капризная в прихотях, она, пожалуй уже сама того не замечая, все больше придиралась без оснований ко мне по любым пустякам, хотя прекрасно знала и понимала, что для нее обед готовится индивидуально. Кроме того, Сашок – «Лелик», к тому времени совсем обнаглел, будучи уверенным в своей безнаказанности. Он, как и ранее, привозил не качественный товар, завышая в отчете стоимость, вес и количество. Светлана Борисовна, уже дважды говорившая со мной на эту тему, обещала поговорить с директором и принять необходимые меры. Почему она этого не делала, для меня оставалось подозрительной загадкой. Сама я не однократно собиралась подать докладную на имя директора, но была более чем уверена, зная горький опыт предыдущих коллег, что все останется без изменений. То ли там так было заведено, то ли они все были настолько «свои». Терпеть капризы и не уважение мне было не в привычку, и поэтому я все же подала директору заявление об уходе, чем удивила и ошеломила многих. Светлана приняла это на свой счет как обиду, так как узнала о моем решении не первой. Директор, в свою очередь, как и предполагалось, так и не предпринял ни каких мер по внесенным мною предложениям и вопросам в докладной. Поиск нового человека на должность повара, был почти безрезультатным. Ничего не оставалось делать, как принять на кухню совершенно не дееспособного человека в данной специфике, далекого от кулинарного мастерства. Чуть позже девчата наперебой, то ли в солидарность мне, то ли из других побуждений, сообщили, что вычеркнули свои фамилии из списка на обед, потому, как новый повар их в совершенстве не устраивает. Троим попались в супе пучки волос, чего и требовалось ожидать, так как новоиспеченная дама ходила с распущенными лохмотьями на голове, и категорически не собиралась их убирать, как того требовали правила. Ребята возмущались, что ей, как повару, не к лицу бегать за угол на перекур, вследствие чего, они объявили ей бойкот, многие выкидывали в помойное ведро салаты, от которых в буквальном смысле слова «проносило». А в пятницу, в день моего увольнения, обед вообще представлял собой нечто. Неправильно заведенное тесто, сырой фарш, незнание технологии – результат полученных пирожков, от которых отказались все. Какие эмоции тогда испытывал директор на пару со Светланой, история умалчивает, а до вечера, только и было разговоров между сотрудниками, как о столовой, смех и приколы в адрес начальства и прочих особ, что вот мол, так им и надо, что хотели, то и получили. А Галина Николаевна, так прямо и сказала мне на прощание:

– Да, Галя, зато ты красиво ушла, кто-то должен был их остановить, впредь будут делать все обдуманно и не обижать не заслуженно других!

В пятницу, после обеденного перерыва, я подъехала к офису за документами и расчетом. Саша с Колей, по всей видимости, все-таки не миновали беседы с директором, и, судя по их лицам, получили нагоняй, так как, увидев меня не стали здороваться и не подошли с объяснениями или хотя бы с разборками, что доказывало мою правоту. Встреча с главным бухгалтером, на которой вообще лица не было, тоже выражала факт недовольства. Впрочем, Бог им всем судья, жизнь штука сложная, все расставит по своим местам. Но более всего удивило последнее действие Светланы, не находя другого способа, как и чем мне досадить, она дала указание кассиру, выдать мне лишь часть оставшейся, белой зарплаты, компенсацию и сам расчет я не получила. Сама же она поспешила удалиться из офиса, ссылаясь на неотложные дела, тем самым избегая разговора и объяснений со мной. Не сказать, что меня это сильно задело, я наперед уже была предупреждена девчатами, о ее не всегда верных, но повторяющихся манерах. Затевать скандал из-за двух тысяч рублей, конечно не стала. Но в душе появилось желание заявить в налоговую инспекцию за нарушения по отчислениям в бюджет, что доказать было не сложно, так как под заявлением собирались подписаться не один десяток коллег, а в коллективе всегда шли не здоровые разговоры по поводу черно-белой зарплаты. Я, конечно же, могла сделать решающие действия, но помня бездействие после дважды поданных мною обращений в налоговую службу по предыдущим событиям, и понимая, что в этом мире многое продается и покупается, попросту рука руку моет, выбросила эту затею из головы. Впереди предстояли другие задачи. Хотелось найти не просто подходящую работу с соответствующей оплатой, но и чтобы само пребывание там, было желанным, интересным и полезным. Теперь все в моих руках, остается только верить, надеяться и неуклонно идти вперед, к воплощению своих идей.

*

Я всегда относилась с величайшим уважением к создателям телепрограммы «Жди меня». Иногда, даже запросто могла дать волю эмоциям, не стесняясь пустить слезу. Меня все больше осеняла мысль, поданная некогда покойным отцом. Он, как мне казалось, всегда жил в самоосуждении за ошибку, допущенную по молодости. И вот однажды, поразмыслив, я написала впервые на передачу свое длинное повествование, о нелегкой судьбе и испытаниях Гены Варланова, первого сына нашего отца. Излагая все подробности, и как бы выполняя волю покойного, преследовала лишь одну цель, если паренек найдется, то не думаю, что ему будет совсем без интереса узнать свою родословную, хотелось как-то реабилитировать в его глазах вину отца, понимая, что через столько лет, этому навряд-ли найдутся оправдания. Изложив суть печальной истории, трагические сцены из жизни отца–фронтовика, мотивы распада предыдущей семьи, и, конечно же, глупую безответственность перед лицом безвинного малолетнего ребенка, вспоминая со слезами на глазах все тяготы и невзгоды, я все же дала ход своим изложенным на листах бумаги мыслям. Оставалось только ждать. Жизнь сама расставит все точки над «и». Хочется верить, что в жизни Геннадия, все сложилось хорошо и удачно. Он, как никто другой, может быть заслужил то лучшее, что так не хватало ему в далеком, трудном детстве.

Анализируя свой пройденный тернистый путь, я полностью осознаю, что за все в жизни следует платить по счетам, в дом беда просто так не приходит, и зло не бывает безнаказанным, природа сама диктует свои права и законы. Пройдено много дорог, сделано немало ошибок, которые я частично признаю, а в коих, и просто раскаиваюсь. Но знаю твердо одно, что помыслы мои чисты, действия уравновешенны, есть вера и надежда в лучшее. Впереди ждут грандиозные дела, неизведанные загадки жизни. Если и жалею о прошлом, то лишь частично, ибо, несмотря на все проблемы и неудачи, я бы никогда не отвергла ту нашу судьбоносную встречу с Сергеем, потому, как главной целью и смыслом моей жизни, был и есть, как и для любой матери, только лишь единственный и желанный ребенок, посланный Всевышним! И хочется верить, что именно для него, определена особая и славная миссия на Земле.

Будь счастлив мой малыш!

Подводя итог частицы своей жизни, твердо знаю, в душе я не предала ни свой народ, ни свои традиции, ни родной край, ни саму страну. К неизбежным переменам привели лишь обстоятельства. Нельзя связывать воедино святое с определенными негативными проявлениями.

Народ России и Казахстана едины, вместе, мы мощная сила!

Ведь не зря же, рожденные сыновья двух народов в едином – Женька и Руслан, отдавая свой долг в рядах ВС России, тем самым подтверждают нерушимость и неделимость братского Союза двух миролюбивых и Великих держав!

Цвети, процветай и развивайся, мой родной, Казахстан!

Чистого, мирного неба над головой и ясных дней тебе, Великая Россия!!! 2008 год г. Томск.

*

Правильно ли я поступила, излагая о некоторых фактах из жизни своих друзей и коллег?

Все они в курсе моих идей, прекрасно понимая, что часть их жизни неразрывно переплелась с моей.

Я предупредила, что буду писать все в точности, как было, как это понимала и чувствовала. Никто меня не остановил, не сказал: «Стоп, не надо этого делать, не пиши обо мне».

Я спросила сестру: «Как ты воспримешь все, о чем напишу, ведь там будет изложено обо всем, и даже наша ссора!». Смеясь, она ответила:

– Ну и ладно, что было, то было, пиши!

– Стерпишь?

– Стерплю!

– Ну, смотри!

– Все нормально, удачи тебе!

– И тебе тоже!

Впереди, еще самые невероятные истории и приключения, экзотический Таиланд, звездные планы и гармония с ФЭН-ШУЙ.

Продолжение следует.

На изображении фотография моего сына. Обложка сделана на заказ у частного лица. Оплатив за оказанную услугу, имею полное право на использование данной обложки.

Оглавление

Новая жизнь

Здравствуй, Томск!